Без воздуха [Андрей Владимирович Загорцев] (fb2) читать онлайн

Андрей Загорцев Без воздуха

Посвящается морякам-разведчикам рассвета Великой Империи

Часть первая

Глава 1

Вот если у балерины, примы Мариинки и блестящего флотского офицера родится сын, как вы думаете, какая судьба его ждет? Насчет судьбы, это все философия, но в детстве и юношестве призвания обоих родителей попили моей молодой кровушки изрядно. Я был нормальным пацаненком, родился за три года до кончины отца народов Сталина, игрался на палубах малых торпедных катеров и ездил на спинах матросов, дергал ленточки от бескозырок словно поводья. В то же время я уже примерял пуанты и трико, отрабатывал по несколько часов в день у станка.

Матушка моя вышла из простой деревенской семьи, в девять лет осиротела и попала в детский дом, но смогла добиться того, о чем грезила еще в деревне. Она попала на большую сцену.

Отец — потомственный дворянин, и такой же офицер. Дед мой и бабка родили его, вколотили ему в голову стойкое убеждение в том, что он должен стать блестящим моряком и продолжать морские традиции семьи Вяземских, а перед началом войны просто исчезли. Может, сгинули в лагерях или выполняли какое-нибудь задание партии. Это мне абсолютно неведомо.

Папаня мой в сорок первом, шестнадцатилетним салагой, начал вкушать все прелести войны и закончил ее двадцатилетним капитан-лейтенантом, командиром подразделения лихих моряков-разведчиков. Несмотря на авантюрную натуру и выдающиеся физические данные Владимир Тимофеевич Вяземский после окончания различных высших военных заведений женился на блестящей балерине. Она пыталась убедить меня в том, что я не абы кто, а отпрыск от искусства и древней дворянской морской фамилии. В результате я обзавелся двойной фамилией, что весьма было удобно. То я Иванов, то Вяземский. Обе ее части вместе упоминались редко.

За пару лет до моего окончания школы отец был отправлен в длительную служебную командировку в маленький и уютный казачий городок. Там строился мощнейший алюминиевый завод для нужд оборонной промышленности. В одном из его цехов налаживался выпуск корпусов малых высокоскоростных десантных судов. Поле деятельности для отца было обширнейшее. Матери же не имело смысла бросать выступления и гастроли и уезжать в местечко, где не было даже филармонии.

Поэтому я разрывался между Ленинградом и Белой Калитвой, а по окончании девятого класса, согласно обоюдному решению родителей, переехал на юг, к отцу. Тем более что тот, благодаря своей зарплате, премиям и авторским гонорарам за научные работы, смог купить небольшой красивый домишко на окраине.

Вот тут бы мне и забыть про балет, однако не получилось. Даже когда мы переезжали из одного гарнизона в другой, с Северного флота на Черноморский, матушка находила время, возможности и преподавателей, которые выматывали мне все жилы и нервы. Она и в Калитве нашла какой-то кружок бальных танцев в местном дворце культуры металлургов, где я продолжил занятия, срывая вместо бурных аплодисментов ухарские посвисты местных казачат и восхищенные шепотки девчат.

Однако здесь мне нравилось больше, чем в Ленинграде. Благодаря связям отца я устроился в ДОСААФ и вскоре уже имел на счету несколько десятков парашютных прыжков. Вскоре я разговаривал с тем же «Г», что и местные жители, спокойно переплывал речку Северский Донец туда и обратно и ходил стенка на стенку с поселковыми. В драке я весело размахивал ногами и вспоминал кое-какие приемчики, которым меня учили в различных гарнизонах бравые морячки и морские пехотинцы.

Да вот незадача — десять школьных лет вдруг закончились. Отец убеждал меня в том, что я должен поступать в военно-морское училище, а матушка решила, что ее сын посвятит себя балету. Ну а раз она решила — то все, балетные трико и пуанты на ближайший десяток лет мне обеспечены. Мать видела во мне еще одного Мариуса Петипа, отец — курсанта Ленинградского ВМУ им. Орджоникидзе, а у меня за двором уже парни с девками, с семечками и баяном. Девчатам из моего класса очень нравилось когда я танцевал с ними вальс. Тут мне не было конкурентов во всем нашем районе.

Отец думал одно, мать другое, родственники третье. А что же я? А я задумал свое. Не буду говорить, что я делал, как кого обманул. Не интересно. Но в один прекрасный момент, неожиданно для всех, даже для родителей, я пропал. Хотя отец, подозреваю, все прекрасно знал. А может быть, даже посодействовал.

Батайск. Военкомат. Нет чуба, я острижен налысо.

Через десять дней Дальний Восток. Учебка. Здравствуй, морская пехота!

Но на самом деле все оказалось совсем не так, как хотелось бы не только мне. В один день красавцами в черной форме и в беретах того же цвета мы не стали. О принадлежности к флоту напоминали только пряжка с якорем на «деревянном» ремне и тельняшка с темными полосами.

Вот и все флотские атрибуты. Даже вещмешки РЧ — рюкзак чмыря — как у простой пехоты. Не положено нам ни хрена. Курс молодого матроса у нас. Этим все сказано. Романтики абсолютно никакой, и даже моря мы никакого не видим.

С утра изматывающий бег в неподъемных яловых сапогах. Я ведь неплохо раньше бегал — и три километра, и сто метров, не висел сосиской на турнике. А тут как в один день отрубило: ни бегать, ни прыгать, ни подтягиваться. Сам не пойму, что случилось.

Старшина роты, старший сержант-сверхсрочник держится во главе колонны, с первым взводом. Мы бежим в хвосте. Сзади нас подгоняет Хромов, командир нашего взвода. Он сержант, а должность него офицерская или прапорщицкая. Но у нашего сержанта опыт и авторитет в делах воспитания подрастающего поколения морских пехотинцев.

Когда мы прекратим эти бега, никто толком не знает. Плетемся как вялые лошади, отхаркиваясь и задыхаясь, выпучив глаза и еле подымая ноги в тяжеленных сапогах. Сачковать бесполезно. Такого вот сачка понесет его взвод на плечах. Некоторые пытались. Не получилось.

У нас вообще все не так, как мне представлялось. Я кое-что видел в частях морской пехоты. Там здоровенные матросы в черной форме на занятиях играючи ломали кирпичи ребром ладони, ловко стреляли с обеих рук. На марш-бросках они неслись слаженным монолитом, на парашютных прыжках без страха шагали в открытый люк. Сколько раз я бывал на вождении, стрельбах, испытаниях новой техники — уже и не упомнишь.

А здесь все по-другому. Коллектива как такового в нашей роте молодого пополнения еще не образовалось. Ведь мы здесь всего две недели. Знаем соседа по койке и по столу, командира отделения из постоянного состава. А мы — переменный. С утра зарядка — где уж тут знакомится! — потом завтрак. Надо успеть закинуть в себя всю пайку каши да выхлебать кружку чаю. Хлеб с маслом можно дожевывать и на ходу.

А потом понеслось. Все занятия все на бегу. Даже уставы мы изучали в строю, на плацу. Огневая подготовка, тактика все больше ползком или бегом и нескончаемая физика, но совсем не та, что была в школе.

В субботу генеральная уборка. В воскресенье спортивный праздник. Потом можно поспать, раздеться полностью, залезть на шконку под одеяло и дремать до ужина. Но это если командир отделения позволит. Наш сержант разрешал. Мы ему хлопот не доставляли. Слушали его, открыв рот, мчались, куда он прикажет, делали то, что велит.

На меня сержант Синельников обратил внимание, когда всем нам выдали хлопчатобумажное обмундирование, по два подворотничка и рассадили на баночках, то есть табуретках, на центральной палубе. Она же центральный проход, взлетка и т. д. Жизнь у нас пехотная, мотострелковая, но бытовые, обиходные названия все морские. Так же как и мы сами вовсе не рядовые, а матросы.

Синельников объяснил нам, как надо подшиваться, заявил, что делать это нормально, по-морпеховскому, мы будем уже у себя в части, когда туда попадем.

Пока он все это рассказывал, я уже подшился, сидел и клевал носом. Опыт по этой части у меня был весьма впечатляющий. Отец научил. Мы с ним иногда соревновались, кто быстрее подошьет его китель. Мать при этом возмущенно фыркала. Вместо этого вот увлекательного занятия она загнала бы меня на станок или заставила бы вновь и вновь зубрить английский язык, повторять нудные сопряжения и глаголы. Лучший результат у меня был минута сорок секунд. Поэтому новенький хлопчатобумажный кителек я подшил минуты за две.

Синельников закончил рассказ-показ, начал ходить между рядов, увидел меня с качающейся головой и полуоткрытым ртом и рявкнул:

— Матрос, встать! Ты какого?.. — Договорить он не успел.

Я вскочил и бодро гавкнул:

— Товарищ сержант, я уже подшился!

— Хватит пиздеть! Я сам так быстро не подшиваюсь! Китель к осмотру!

Осмотрев китель, он с удивлением хмыкнул, одним рывком отодрал воротничок и заявил:

— А ну-ка давай при мне! Еще раз подшейся.

При сержанте я повторил свой личный рекорд, управился за минуту сорок секунд.

Синельников ухмыльнулся.

— Волокешь, однако. Где научился?

— Друзья из армии пришли, показывали, товарищ сержант.

— Правильные друзья у тебя. Так, давай остальным помогай, показывай, бери на себя первые два ряда.

К моему немалому удивлению в роте у нас не было ничего похожего на те страсти, о которых так много говорили на гражданке. Сержанты пугали, что все это нам предстоит на своей шкуре испытать в частях, в которые попадем, а пока мы в роте молодого пополнения, в учебке. Кто-то из нас после курса пойдет сразу в части, другие останутся здесь, будут обучаться на сержантов, радистов и саперов. Но это будет потом, а сейчас только изматывающий бег и занятия с перерывами на сон и принятие пищи.

Вскоре на занятиях по инженерной подготовке, когда мы всем скопом изготовляли зажигательную трубку, я снова отличился. Отрезал огнепроводный шнур под углом, для удобства чуть вспорол его, обломил спичку и засунул ее в надрез так, чтобы серная головка плотно лежала на срезе.

Прапорщик-инструктор, ходивший вдоль взводной шеренги и проверявший правильность изготовления трубки, остановился возле меня и спросил:

— Это что за самодеятельность, матрос?

— Товарищ прапорщик, но ведь так тоже можно. Пальцем неудобно спичку прижимать.

— Можно, не спорю. А дальше что делать, знаешь?

— Так точно.

— Давай, показывай.

Я взял у прапорщика капсюль-детонатор, приладил его на другой конец шнура, попросил обжимы и соорудил трубку.

— Быстро у тебя, матрос, получилось. А как на время поставить, сообразишь? — осведомился инструктор.

— Так точно! Товарищ прапорщик, угостите сигаретой.

Хромов, стоявший рядом, услышал мою просьбу, встрепенулся и хотел было высказать свое командирское «фи», но прапорщик махнул ему рукой, достал пачку «Друга» и протянул мне сигарету.

— Дальше показывать? — спросил я.

— Нет, все понятно. Как твоя фамилия, матрос?

Прапорщик записал мою фамилию в блокнот, отправил меня обратно в строй и продолжил занятия.

Кроме одобрительного тычка от Синельникова, которому отдал честно заработанную сигарету, я получил еще пару недоуменных взглядов сослуживцев. Дело изготовления зажигательной трубки было для меня совсем немудреным. Отец и не такие штуки показывал. А уж что я с друзьями изобретал!

Развыебывался! — прошипел кто-то в строю.

Наплевать, пусть шипит, я его запомнил. Парень откуда-то из Казахстана. Вечно ему все хреново, все не так. Вчера ни за что ни про что толкнул на выходе из столовой моего соседа по койке, молчаливого и тихого паренька из Москвы. Синельников увидел это и, не задумываясь, отвесил пенделя инициатору. Тот порычал сквозь зубы, так, чтобы никто не слышал, и начал теперь постоянно наступать в строю на пятки моему соседу.

Глава 2

Был у меня дружок в одной части в Ленинграде, матрос Конкин, здоровенный, чубатый и вечно веселый.

«В гальюн веди, — советовал он мне. — А там сперва в морду и сапогом по яйцам. Потом по ногам ему хреначь как можно сильней. Одного снес, остальные бояться будут. Если и замесят толпой, то от страха уже. Так что, малой, не ссы, давай ноги тренировать».

Ох, как он мне отбивал ноги! Страшно вспомнить и о том, как я сам наколачивал подъемы ступней об его бедра, твердые как стальные чушки. Бывало, что к станку в балетной школе еле подползал. Здесь, в учебке, мне его наука пока еще ни разу не пригодилась, хотя один и тот же удар я тренировал постоянно, то на деревьях, то просто так, оттачивал скорость и углы атаки. Прежде, в Белой Калитве, это была моя короночка. Я часто использовал ее в драках с поселковыми.

Вечером в гальюне я все-таки встретился с тем парнем из Казахстана. Фамилию его я забыл. Помню только, что он любил хвалиться, что сам из Семска. Мол, мы там постоянно квартал на квартал бились. Не знаю, как они это делали.

В тот момент, когда я заходил в гальюн, мой сосед-москвич уже выхлестнул своего столовского обидчика одним ударом. Самой атаки никто и не заметил. Лишь только тело с закатившимися глазами, сползающее по стеночке. Вот тебе и тихоня. Народу в это время в гальюне было предостаточно.

Я помог москвичу Славику поднять отрубившегося матроса и привести его в чувство, побрызгал ему в лицо водой.

Паренек очнулся, помахал головой и произнес только:

— Ох, ни хуя себе. Вот это я довыебывался.

Потом он встал и, пошатываясь, побрел в кубрик. Дальше этот тип вел себя вполне нормально, никого не задевал.

О драке в туалете каким-то образом стало известно Хромову. Кто-то настучал. Нет, не парень из Семска. Этот не из той породы, даже если получил в морду, то воспринял это правильно. Стучать такой не будет. Когда меня и моего соседа утром вывели из строя и начали иметь в хвост и в гриву, он выглядел недоуменно. Потом, на завтраке сам подошел ко мне и сказал, что это не его рук дело. Я ему поверил, и Слава тоже.

А вечером нам торжественно сообщили, что мы представляем первую роту молодого пополнения на соревнованиях по рукопашному бою. Ротный, старший лейтенант огромного роста, виденный нами всего три раза, громко зачитал наши фамилии, и мы вышли из строя. Меня начал колотить озноб, Слава был безучастен. Сто двадцать молодых матросов смотрели на нас с ужасом. Взводник Хромов теребил на груди плечевой ремень портупеи и кусал губы. Синельников делал страшные глаза. Ротный сказал еще пару фраз, которые я абсолютно не слышал.

Очнулся я в ленинском кубрике.

— Матросы, вы попали по полной программе, — проговорил Хромов. — Раньше, когда мы сами набирали личный состав, в роте и борцы были, и дзюдоисты, и самбисты. Теперь вот флотская профессионально-техническая комиссия вас сюда прислала, и пришла нам полная жопа! Вы понимаете, с кем будете биться? Во второй роте набор нормальный, полно хороших бойцов. Там Семенов чемпион, на флотские в прошлом году ездил, второе место взял. Мне вас жалко, ей-богу. Плакаться можете кому угодно — замполиту, главному комсомольцу, хоть Брежневу. Если ротный сказал, что пойдете биться, то так оно и будет. Чего молчите?

— А что надо сказать? — осведомился Слава и опустил голову.

Меня снова начало трясти.

— Синий, короче, сейчас берешь их. Давай в санчасть, потом к начфизу, в спорткомитет части, оформляй заявки комиссии, проходи с ними взвешивания, на всю неделю их от занятий освобождай, с утра и до вечера в нашем ротном спорткубрике запирай и тренируй, как уж можешь. Ты же сам в прошлом году дрался.

— Ага, — гордо сказал Синельников. — В финал даже почти вышел! Я примерно знаю, кого против них выставят. Будем думать.

Следующая неделя у нас была адской. Мы вместе со всеми бегали по пять километров три раза в день. Это нормально. Мелочи. Синий буквально убивал нас на матах. Мы одевали на себя всю защиту, какую только возможно, прыгали, носились по периметру и держали град ударов, наносимых неистовым сержантом. Славе он делал упор именно на ударную технику. Мне — ни на что. Главное, чтобы в первом раунде меня не унесли санитары. Потом хватай противника за шею, вцепляйся в него как бультерьер и виси на нем.

За два дня до воскресенья мы заниматься перестали, сходили в соседнюю роту, посмотрели на тренировку будущих соперников, ужаснулись и были выдворены из казармы пинками тамошних сержантов.

В утро выступления я мандражировал больше обычного. Славик был невозмутим. По приходу в спортзал голова моя пошла кругом от суеты, повторных взвешиваний и составления каких-то списков.

А потом я резко успокоился. На ринг я выходил первым из нашей двойки, выступления других участников не видел. Мы сидели в раздевалке и тихонько переговаривались. Дальше выхода Синий нас не пустил. Я даже не знал, кто мой противник.

— А тебе не по фигу? — сказал мне Синий, схватил за руку и повел в зал, к рингу.

Мое появление в синих флотских трусах, под которые я одел свое старое балетное трико, чудом сохранившееся в моем гражданском вещмешке, лежавшем в баталерке, борцовской куртке и защитном шлеме вызвало бурю эмоций. В зале раздались свист, смех, улюлюканье. Кто-то предложил мне исполнить «Лебединое озеро». Слабые крики поддержки летели только из рядов первой роты молодого пополнения.

Комментатор что-то пробубнил в микрофон, и я с ужасом узрел своего соперника. Это был сержант из постоянного состава, такого же роста, как я, белобрысый, с тугими жгутами мышц. По-моему, боксер. Вот и все. Сейчас он пришлепнет меня как муху. Мой противник был даже без шлема, в одних старых штанах от повседневной формы, с голым торсом. Всем своим видом он пытался выразить полнейшее равнодушие ко мне.

Почему-то я вспомнил, что видел этого сержанта на взвешивании в трусах. У него очень тонкие ноги.

Рефери проговорил все, что положено, ощупал мои перчатки и махнул рукой. Гонг.

Мне тут же прилетело крюком в бороду. Я чуть не вырубился. Слава богу, успел махнуть головой, и удар пришелся вскользь. Трибуны засвистели, заржали. А я, как заяц, начал носиться вдоль канатов от своего соперника. Один раз даже проскользнул у него под рукой и схватил сзади за пояс. Однако мне тут же прилетело с разворота в ухо локтем. Да, больно. А это что такое? Гонг! Ура! Раунд прошел, а я на ногах.

Я не так и не понял, что мне говорили Хромов и Синельников, смотрел на своего соперника. Он полоскал рот и… тяжело дышал. Я прислушался к себе и с удивлением заметил, что дышу как обычно, не напрягаясь и не хватая ртом воздух.

Ага! Да здравствуют наши старшина, взводник и командиры отделений! Вот как отдаются ежедневные пробежки по пять километров и прочая физика. Я абсолютно не запыхался и не устал, чувствовал себя так же, как и перед началом схватки.

Хотите «Лебединое озеро»? Ладно, сейчас исполним!

Второй раунд я начал с того, что встал в первую позицию и сделал поклон сопернику. Зал грохнул со смеху. От первых ударов я ушел, начал вытанцовывать в квадрате ринга как на сцене, в бешеном ритме, не снижал темп. Мой соперник крутился волчком, пару раз срывался за мной в галоп, а зал хохотал. Чтобы меня не засудили за пассивное ведение боя, я пару раз бросался в ноги и на плечи противника, был отброшен как котенок, но ощутимых ударов не получил. Гонг!

Я сидел на табуретке и прислушивался к себе — нормально! Чуть, самую малость запыхался, но мой противник в другом углу ринга дышал как паровоз.

— Ты его что, умотать решил? — заорал мне в ухо Хромов.

— Так точно! — ответил я.

— Ну, ты блин, танцор. Я чуть со смеху не лопнул. Давай, молодцом!..

Третий раунд. Я опять носился по рингу как заведенный, прыгал из стороны в сторону. Сержант уже двигался медленнее и старался держать меня на расстоянии.

На последней минуте я ринулся вперед, чудом уклонился от удара правой и обеими руками вцепился в шею противника. Слева мне прилетело в голову, но не сильно, спасли вовремя поднятые плечи. Сержант не смог удержать меня на себе и постарался упасть сверху, уже абсолютно не напрягаясь. Я чуть довернул, и мы грохнулись на пол. Я оказался на боку, со спины сержанта, обхватил его шею ногами и давил со всей силы. В зале ревели, мой противник сипел и шлепал ладонью по настилу ринга.

«Вот и все. Ему пиздец!», — промелькнуло в мозгах.

Я разжал захват, откатился в сторону и вскочил. Сержант с трудом поднялся, пошатнулся и побрел в свой угол.

Первый поединок мой.

Когда мы вышли на объявление и пожатие рук, мой противник шепнул мне на ухо:

— Жди меня в своей раздевалке.

Сейчас мне реально достанется.

Возле ринга ко мне подскочили Синий и Хромов.

— Что он тебе сказал? Грозил?

— Да нет, сказал — жди.

— Пойдем, не ссы. Мы с ним быстро разберемся. У нас через бой Москва идет.

Соперник пришел в раздевалку через пару минут, с удивлением посмотрел на моих отцов-командиров и спросил:

— Вы думаете, что я разборку с карасем решил устроить?

— Хрен тебя знает, но это наш матрос, и мы тебе за него матку вывернем.

— Да он, по-моему, и сам может. Я по другому вопросу. Нормально все будет, Михалыч, ты же меня знаешь, — обратился он к Хромову. — Дай минуту с моряком перебазарить!

— Базарь. Мы идем второго готовить. Ежели что, я тебя сам здесь уложу, — пообещал мой взводник и утянул за собой Славика и Синельникова. Москвич был в прострации перед боем и мало на что реагировал.

— Садись, — сказал мне мой недавний соперник.

Я с опаской присел на лавочку.

— Не менжуйся, все путем! Ты меня по чесноку отрубил, на дыхалке взял. Тебя, кстати, как зовут?

Я представился.

— Женя, — назвался мой оппонент и протянул мне руку. — Короче, слушай. У тебя следующий спарринг с Климом. С ним я всегда бился, а вот теперь ты будешь. Меня курево подвело, а у тебя дыхалка нормальная. Да и носитесь вы как олени. Вот и умотал ты меня. К тому же ты ведь артист какой-то, да?

— Угу, балет, — ответил я.

— Мощная школа, — совершенно серьезно заметил Женя.

— А Клим-то что? — осведомился я.

— Он борец, да и ногами здорово машет. Я тебе сейчас все его связки расскажу. Ты ни разу не видел, как он бьется?

— Да откуда? Раз пришли посмотреть — нас выперли из спортзала.

— Ну, ясно. Он сразу же после гонга в ноги бьет со всей дури. Лоу-кик называется. Потом идет на захват через бедро. Это у него основная манера. Руками он почти не бьет. Если успеешь от ног уйти, то так же бегай, но на захваты не иди. Он тебя переиграет легко. Ручками его попробуй. Он удары в голову слабо держит. Я его на этом брал.

— Да, постараюсь, — уныло ответил я.

Настроение мое опять резко упало.

Мы еще раз пожали друг другу руки, и мой неожиданный союзник удалился. Я побежал смотреть на бой Славика.

Да, там было на что посмотреть. Москва обрабатывал соперника методично, словно отбойный молоток, и держался на ринге великолепно. Он ловко уклонялся от ударов, шел на сближение, короткими сериями в два-три удара отрабатывал в корпус, отходил и начинал все заново. Во втором раунде Слава взял победу за явным преимуществом.

Хромов ликовал, вся наша рота вопила от восторга.

— Караси, вы по паре увольнений взяли, — орал нам возбужденный Синий.

Вот и подошло время второго спарринга. То, что говорил мне Женя, конечно, было важно, но я придумал совсем другое, решил, что надо опередить Клима. Я выиграл у него буквально доли секунды.

Тот удар в бедро, который мне когда-то поставил матрос Конкин, теперь очень пригодился. Врезал я со всей дури, с достаточно высокого угла. Ох, не зря я не забрасывал это дело.

Боковой вышел просто сказочный. Клим перекосился в лице, запрыгал на одной ноге, выставил руки вперед. Я бросился в атаку, ушел от захвата влево, по инерции крутанулся вокруг своей оси и успел со всей дури влупить в правую ногу противника точно такой же боковой со своей правой.

Теперь Клим не мог пользоваться ногами во всю мощь. Я ему их отсушил. Интересно, сильно я его приложил? Подъем голени у меня чувствительно ныл.

Клим попытался сделать мне подкат в ноги, я отпрыгнул и снова врезал ему в правую. Он упал на колени, уперся руками в настил, попытался встать.

— Добей! — орали из зала наши.

Но я отошел и стал ждать, когда мой соперник поднимется.

Во втором раунде Клим попытался меня таранить и взять в жесткий захват. Этот номер у него не прошел. Двигался он вяловато и уже механично. В третьем, сразу же после гонга, я из первой балетной позиции задрал ногу выше головы и ударом в плечо припечатал соперника к полу.

После объявления победителя, на рукопожатии он так же, как и предыдущий соперник, прохрипел мне на ухо:

— Бля, ну у тебя и гачи! Молоток, карась!

Я лег в четвертом поединке. Завалил меня борец, такой же молодой матрос, как и я. Устал он со мной жутко, но все-таки вцепился в меня как клещ. Несмотря на ноги, отбитые мною, этот парень перевел борьбу в партер и там уже взял меня на удушающий. Я хлопать по ковру не собирался, тихонько терял сознание, а потом отключился. Очнулся от едкого запаха нашатыря и хлопков по щекам.

Я почему-то не чувствовал себя проигравшим. Синий одобрительно похлопал меня по плечу, Хромов показал большой палец.

А Слава на ринге добивал очередного соперника. Оказалось, что этот тихий парень — чемпион Москвы и области по боксу в каком-то там весе. Наши ежедневные лошадиные скачки добавили ему дыхалки и крепости в ногах. Вот и попробуй победить такого. Сразу после присяги Славик уехал на флотские соревнования, оттуда — прямиком в сборную флота и в учебке уже больше не появлялся.

Глава 3

Прямо с занятий меня вызвали к командиру роты. Я взбледнул с лица и поперся к нему под чутким руководством Синего. Ничего страшного не случилось. Ротный направил меня на какую-то дополнительную комиссию.

Какой-то флотский дядька, очень знакомый на лицо, в погонах капитана третьего ранга для начала полюбопытствовал, знаю ли я какие иностранные языки, задал пару вопросов на английском.

Услышав мой ответ, он хмыкнул и пробормотал себе под нос:

— Калифорнийский акцент, однако!

Потом кап-три поинтересовался, как я отношусь к прыжкам с парашютом, не боюсь ли? Я сказал, что в моей учебно-послужной карте должна быть парашютная книжка. После непродолжительных поисков ее вытащили на свет божий.

— Шестьдесят два прыжка, вполне нормально. Вы где прыгали товарищ матрос?

— В ДОСААФ, товарищ капитан третьего ранга. Теперь насчет водолазных спусков. У меня дома акваланг «Украина» есть, сам обслуживаю и заправляю. Погружения на речке Северский Донец глубиной до десяти метров.

— С чего ты решил, что меня интересуют спуски? — осведомился флотский со знакомым лицом.

— Хотя бы потому, что вы служите в разведке.

Мой ротный и этот офицер недоуменно переглянулись.

— Товарищ капитан третьего ранга, вы меня, наверное, не узнали. Вы еще на Черном море служили, в гости к моему отцу заходили в научно-исследовательскую группу флота.

— Епть! — воскликнул капитан третьего ранга Чернокутский. — Вот тебе на! А я смотрю и думаю, на кого ты похож! Ты что тут делаешь?

Я скромно промолчал. Вопрос о моем переводе к другому месту службы в течение нескольких недель после принятия присяги дальше уже решался без меня.

Услышав о моем переводе, Хромов сперва заскучал, потом довольно крякнул и заявил:

— Каких кадров не для себя растим. Будешь ты теперь не морским пехотинцем, а водолазом. Крепись, там у них такая жопа!..

Оставшиеся недели в учебке со мной носились как с писаной торбой. Особист оформлял на меня какие-то бумаги, я с Синельниковым ездил во флотский госпиталь на медкомиссию.

При этом меня начали гонять еще больше. Бега не убавилось, а прибыло. Теперь вся рота бегала с нагруженными вещмешками.

После занятий я шел в класс инженерной подготовки и там занимался с прапорщиком-инструктором, разбирал и устанавливал макеты мин, изготавливал сосредоточенные заряды и исчеркал всю школьную доску формулами для подрыва. Ни одну из них прапорщик не разрешил мне записывать в тетрадку, приходилось все заучивать. Все эти плотности сухого дерева, сырого, бетона, железа, контактные и бесконтактные заряды так плотно засели в голове, что даже потом, спустя годы, я, абсолютно не напрягаясь, извлекал их оттуда.

Откуда-то приезжала худосочная тетенька весьма преклонных лет и занималась со мной индивидуально английским языком, в основном разговорной практикой. Из-за стараний матушки я и так довольно неплохо владел ею. Эта дама тоже заявляла, что у меня английский американского типа, с калифорнийским акцентом.

Синельников даже немного мне завидовал.

— Конечно, у них там и полная жопа, и гоняют их не по-детски. Но будь я молодым, как ты, не раздумывал бы. Подготовочка у них дай бог, в лесу выбрасывают на выживание с одним ножиком, они там то кору жрут, то на коз охотятся. На боевое дежурство в загранку мотаются, звери, короче. Так что ты там хвост пистолетом держи, не припозорь нас.

Поэтому, чтобы «нас не припозорить», меня отдельно от всех стали гонять еще и в полном комплекте химзащиты. Старшина залез в баталерку, она же каптерка, вытащил откуда-то из недр огромный резиновый рюкзачище с клапанами для спуска воздуха и торжественно вручил его мне.

— Будущему водолазу от командного состава роты! — провозгласил он под тихий смех моих сослуживцев.

Эта штуковина под названием МГ — мешок герметичный — оказалась куда вместительней обыкновенного вещмешка. Теперь я везде таскался с этим рюкзаком, снимал его только перед походом в столовую. Набит он был щебенкой, клапана стянуты стропой и опечатаны мастичной печатью старшины роты. Облегчить груз я никак не мог и тихо ненавидел всю флотскую разведку, из-за которой теперь выглядел таким клоуном. Нашли Олега Попова!

Ротный иногда вызывал меня к себе и спрашивал, не прошло ли мое желание служить в водолазах. В ответ я уныло мотал головой. Мне очень хотелось сказать: «Да ну его на х… товарищ старший лейтенант! Оставьте меня здесь. Я как выучусь, буду сержантом не хуже Синего! Ну, оставьте, пожалуйста». Наверное, это и хотел услышать статуеподобный ротный. Однако я молчал, уже был обречен. Через неделю весь наш призыв передавался в другие подразделения и части, а мое место наверняка было уже определено. Из-за капитана третьего ранга Чернокутского я теперь не надену черную форму.

Мне становилось непомерно грустно, в голову даже закралась мыслишка позвонить или написать отцу, чтобы он запустил в ход свои старые флотские связи и вернул все в нормальное русло. Учебка и рота молодого пополнения как-то уже влились в сознание, притерпелись, стали немножко своими, а теперь снова все менять. Грустно и тяжело.

Перевод затянулся. Я все шарахался с рюкзаком, а мой призыв уже убыл в части. Кто-то остался на учебу. Я ходил вместе с курсантами на занятия, так же получал люлей от Хромова и ротного, а меня все не забирали. Я стоял, как мне сказали, за штатом.

Как-то раз я сидел в инженерном классе, разбирал учебную мину на шарики-ролики, по совету англичанки озвучивал свои действия на этом самом языке и вдруг с ужасом почувствовал, что на мне нет сапог! Я покосился на прапорщика и осторожно заглянул под стол. Да нет же, вот они, на месте. Родные яловые, необрезанные — офицерские, как нам говорили сержанты — сапоги. Но я их абсолютно не чувствовал, как будто их и не было. Дожился, однако! Теперь мне в сапогах намного удобнее, чем в балетках.

Дальше — больше. Утром меня вызвали в штаб. Я снял рюкзак, привел себя в порядок, бодро затопал к месту назначения, отдавая честь сержантам, офицерам, прапорщикам, проходящим мимо, и вдруг всей спиной ощутил невыносимый дискомфорт. Почему испытывал неудобство, я понял только возле штаба, где меня уже поджидал ротный. У меня за спиной не было рюкзака. Вот ведь ерунда какая! Я шел по штабным коридорам за старлеем и все мучился этими вопросами.

Отмучился!

Оказалось, что на меня пришли какие-то выписки, и завтра меня увезут к новому месту службы. Опять все сначала. Здесь я хотя бы курс молодого матроса прошел и дедовщины никакой не видел. А что меня ждет там?

Глава 4

Я снова бегу, однако уже не так, как в учебке. Мне намного легче, чем остальным. Легкие ровно пропускают воздух, ноги поймали нужный темп, а голова отключилась на посторонние мысли. Ой, не дураки у нас в роте молодого пополнения были командиры. Пятнадцать-двадцать километров бега в день оказались абсолютно не лишними.

Тут все одного призыва, комсомольцы-добровольцы, спортсмены, почти все приехали откуда-то из специализированной учебки. Я моложе всех и пришел из «сапогов» — так здесь называют морскую пехоту. Тут нет взводов по двадцать восемь человек, как было у нас. Каждая группа меньше ровно вдвое. Уже есть коллектив, сложившийся без меня.

О том, как я попал в эту часть, меня никто не спрашивает. Все и так знают, что через Чернокутского. Меня не чморят, не наезжают, просто смотрят.

Командир группы — полная противоположность прежнему ротному, невысокий, сухощавый капитан-лейтенант Поповских, брюнет с правильными чертами лица, тридцати лет от роду. Все занятия с нами проводит сам. Кажется, нет той области военной науки, которой он не знает. Рассказывает очень увлекательно, с юмором и шутками. Приятно послушать, да и просто смотреть на такого человека. На службу приходит в гражданском костюме, а потом переодевается. Служит с интересом, как шепчутся матросы, иногда любит «покататься на синем дельфине», однако в пьяном виде никогда к подчиненным не лезет.

В первое же утро меня, еще не переодетого в морскую форму, погнали на пробежку. Я ожидал худшего, однако все прошло гладко, бежал ничуть не хуже остальных. В конце, когда была подана команда «максимальное ускорение», я рванул в своих яловых сапожищах так, что последние триста метров за мной стояли тучи пыли, а на землю сыпалась мелкая щебенка.

Мичман, заместитель командира, проводивший с нами зарядку, довольно заржал и сказал, чтобы я зашел к нему после завтрака в баталерку — переодеться. Он выдал мне новую форменку, воротник под названием гюйс, черную пилотку и почти невесомые короткие хромовые ботинки, два кругляша нашивок, именуемых на флоте «штат», и объяснил, что куда прикрепить.

Командир группы, зашедший в баталерку, сказал, что видел мою парашютную книжку. Он задал мне пару вопросов по этой части, остался доволен моими ответами, залез в шкаф, открыл ящик и сунул мне в руки парашютный значок.

— Вот тебе «прыгунок», носи на форменке, у нас разрешается. Спрашивать никто не будет, просто так у меня ни один человек его не наденет, но учти, спохабишься на прыжках, сдеру значок перед строем.

Минут сорок я приводил себя в надлежащий вид, пришивал «штаты» на положенные места, отглаживал брючины, заминал, как положено, пилотку. Мою старую форму мичман положил в вещмешок, с которым я прибыл. Сапоги я сам привязал к ремешкам, предназначенным для крепления химзащиты. Эта форма очень пригодилась мне для нарядов по камбузу и всяких строительных работ. А о преимуществе на зимних выходах хороших необрезанных яловых сапог перед короткими флотскими ботинками даже и говорить нечего. Правда, все это я узнал потом, а сейчас был совсем юный карась, водолаз-разведчик.

Служить и учиться здесь было очень интересно. Пока мы были в статусе молодой группы, проходящей боевое слаживание, не ходили ни в какие наряды и не привлекались на подсобные работы. Нам предстояло освоить всю программу обучения, совершить несколько прыжков, учебных спусков с аквалангом, поучаствовать в учениях. Только после этого мы станем полноценной группой специального назначения.

Надо сказать про одну интересную особенность нашей группы. Она была «английской». Занятия по заморскому языку проводили несколько преподавателей. Мы заучивали американский военно-морской слэнг, команды. Некоторые занятия по материальной части стрелкового вооружения проходили на английском языке. Матросы поговаривали, что есть еще группы «японцев» и «французов». С расспросами, как я понял, лучше ни к кому было не лезть. Значит, так надо. Мне-то что?

Как ни странно, с физической подготовкой мне здесь было намного легче. Бегать я не переставал, выпросил у своего мичмана поношенный рюкзак десантника образца пятьдесят четвертого года, забил его песком и носился на утренних кроссах с ним за спиной. Для занятий мы переодевались в маскировочные халаты, уже порядком потрепанные и выцветшие, получали оружие и снаряжение, макеты тротиловых шашек, выпиленные из дерева и залитые для веса свинцом, учебные гранаты, по нескольку автоматных рожков с холостыми боеприпасами, малогабаритные радиостанции «Сокол» и со всем этим добром летали по окрестным сопкам.

Больше всего мне нравилась тактико-специальная подготовка и топография. Мы ходили по азимуту, искали заместителя командира группы, изображавшего из себя вражеского разведчика, пытались, разбившись на пары, скрытно подойти к нему и бесшумно захватить. Командир постоянно экспериментировал с составом пар, смотрел за перебежками, переползаниями, развертыванием группы в боевые порядки и вечно был всем недоволен.

Иногда мы, навьюченные по самое не могу, спускались к морю, заходили в него по грудь, а потом долго и упорно шли вдоль берега. Это выматывало нас куда больше, чем утренние пробежки. Каждый из нас делал петлю из троса и накидывал ее на плечо бойца, идущего сзади. Мы тащили друг друга паровозиком.

Как-то раз мы прошли больше трех километров и свернули за скальный выступ. Каплей дал команду на разворачивание в линию и выход на берег. Пока мы суетились, с берега по нам открыли огонь матросы старшего призыва, обеспечивающие проведение занятий. В нашу сторону полетели несколько взрывпакетов, специально приготовленных для срабатывания в воде. Кто-то попытался нырнуть, и его тут же контузило.

Я кое-как сорвал автомат с плеча и дал несколько очередей в сторону берега. Куда там! Из-за камней нас поливали несколько стволов. Матросы-разведчики служили уже достаточно долго, и обнаружить кого-либо из них не было никакой возможности. Полный провал!

Мы выползли на берег и побежали по азимуту, даже не слив воду из ботинок.

Вечером был разбор полетов. Командир посмеялся над нами, особенно над теми, кто попытался уйти под воду, сравнил их с рыбами. Но нам было как-то не смешно.

Перед отбоем я возвращался из гальюна со свежевыстиранными носками и наткнулся на двух парней из моей группы, которые шли сегодня со мной в связке. Они меня не пропустили.

Один толкнул плечом, а второй процедил сквозь зубы:

— Куда прешь, салага?! Ты мне, падла. сегодня чуть ухо не отстрелил!

Ну вот, началось. Все нормально, со всеми ровные отношение, и тут на тебе — какие-то нелепые предъявы. Я моложе я их по призыву, не спорю, но все равно мы здесь все одинаковые. Чего ерепениться-то? Наш командир как-то сказал, что в группе нет явных лидеров. Эти два брата-акробата услышали его слова и теперь пытались исправить такую вот недоработку. Я как раз вариант вполне подходящий, самый молодой по призыву, тем более из «сапогов». Можно и с меня начать.

Я стоял и молчал. Сзади подошли еще два матроса и со скучающим видом стали прислушиваться к разговору.

— Короче, сапог, ты мне за ухо должен. Сейчас идешь на камбуз и шаришь нам что-нибудь похавать! Тебе ясно?

Прямо как лагерник какой-то. «Похавать», «шаришь»!..

Я промолчал и потихоньку отступил назад.

В казарме у нас кубриковая система. Вся группа живет вместе. Других сейчас нет. Они уехали на ночные занятия или стоят в наряде. Каплей и заместитель командира группы уже уехали домой. Дежурный по части если и заглянет, то только на отбой. Старшина второй статьи Федосов, оставшийся за старшего, ушел в другую роту к землякам.

Обстановка что надо. За меня здесь никто не встанет, я новенький. Все оставшиеся будут смотреть и не вмешиваться. Я пока еще ни с кем не сдружился, так, перекидывался парой слов, не более того. Короче, попал. В учебке такого не было, а здесь вот оно. Почему-то именно в нашей группе.

Старослужащие из других рот на нас внимания вообще не обращали. Принято здесь так. Мы еще никто. Заговорить с молодым, озадачить его чем-то — это будет ниже достоинства разведчика-водолаза.

— Слышь, баклан, чего ты пятишься как краб?!

— Сюда иди! — зашипели на меня уже два голоса.

Но на этот раз провидение спасло меня. Появился дежурный по части, которого наш командир попросил за нами присмотреть. Пришлось строиться, считаться. Вахтенный сбегал за Федосовым.

Мы целый час стояли в строю, отжимались, прыгали на шконки, марафетили кубрик и палубу. Когда дежурный ушел, сил ни у кого уже не осталось. Я понял, что разборки со мной отодвинулись в недалекое будущее.

С утра пришел хмельной командир группы. Мы бежали очень долго и далеко. Сперва по берегу, потом по пояс в воде. После этого каплей построил нас в три шеренги на площадке для отработки приемов рукопашного боя. Мы начали откатывать обязательные комплексы и какую-то несложную связку из ударов, которую показал командир. Потом он посадил всех нас полукругом и предложил нам поспарринговать.

После первого короткого боя меня осенило. Командир сам выдергивал кого-либо из круга и приглашал любого из нас схватиться с ним. Я до поры до времени сидел смирно, а когда капитан-лейтенант выцепил одного из вчерашних матросов, пытавшихся меня напрячь, недолго думая, выскочил в песочный круг.

— Итак! — заорал капитан-лейтенант. — Сапог против Киева. Внимание!.. Бой!

Мой соперник даже ухмыльнуться не успел. Я сделал с ним то же самое, что и с Климом в учебке, врезал ногой со всей дури и ненависти, под максимально острым углом, попал шнуровкой ботинка в бедро. Второй удар пришелся в плечо и откинул моего соперника в сторону.

На площадке стало тихо.

— Ты что творишь? — удивленно сказал командир. — Если бы ты сейчас ему в голову попал, то убил бы его!

Я улыбнулся, стараясь не скорчить гримасу от боли в подъеме.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите мне самому выбрать из круга, — пошел я ва-банк.

— А надо ли? — засомневался командир, потом махнул рукой. — Давай, только осторожней, вполсилы работай.

— Так я сейчас в одну треть бил, — нагло соврал я и кивнул второму вчерашнему обидчику. — Гоу-гоу, май свит сэйлор!

Каплей хмыкнул.

Все молчали и тихо смотрели на побледневшего матроса. Сегодня про этот случай будет знать половина части. У других парней здесь земляков хватает. У меня пока ни одного. По слухам, есть несколько, но познакомиться с ними из-за бешеного ритма занятий мне пока не удалось. Да и захотели бы они общаться со мной? Так что поддержать меня сейчас некому.

Буду рисковать. Надеюсь, мой единственныйнатренированный удар уже произвел какое-то впечатление.

— Ну что, зайчик, станцуем, — дивясь своей наглости, громко сказал я и встал в свою любимую первую позицию, которую, ради хохмы, решил использовать вместо всяческих там боксерских стоек.

Матросы все как один заржали и начали подбадривать моего соперника хлопками и улюлюканьем.

— Бой! — крикнул каплей.

Я прыгнул к сопернику и не успел ничего сделать. Он отскочил от меня, запутался в ногах, упал на спину, закрыл живот и лицо руками. Продолжать бой смысла не было.

Глава 5

Никто мне ничего потом так и не сказал. А на следующий день, на топографии, при хождении по азимуту по контрольным точки на время, каплей назначил меня старшим двух пар. Первая — я и старшина второй статьи Федосов, вторая — мои вчерашние соперники.

Почему командир назначил не Федоса, а меня, было и так ясно. Ну а этих двух он сунул ко мне для проверки характера, что ли.

Когда первая четверка убежала, мы еще стояли на месте. Я крутил карту, считал дирекционные и магнитные углы.

Федос начал меня поторапливать:

— Давай, не менжуйся. Первая четверка по старой электролинии побежала. Нормальный ориентир. Прямо до первой точки доскачем.

— Не доскачем. У меня в карточке азимут другой. Электролиния к востоку уходит. По ней мы в другую сторону уйдем. Сейчас, чуть осталось. Ориентиры на местности намечу.

— Бля, да ты в кого такой, а? Первая четверка уже, наверное, на точке, а мы тут стоим.

Я не придал значения его словам и продолжал считать. Ага, если мы полезем на сопку, а потом резко заберем на восток, на старый тригонометрический пункт, то значительно срежем путь.

— За мной! — наконец-то скомандовал я, и мы побежали совсем в другую сторону.

Вчерашние мои соперники молчали, Федос тихо матерился, шуруя за мной.

Залезли. Где тригопункт? Несколько градусов на восток по компасу, должен быть совсем рядом. Вот он стоит, родимый, ржавеет. Теперь от него прямо вниз.

Мы покатились под горку через заросли густого кустарника и вылетели прямо на Поповских, сидящего на пеньке. Каплей мирно попивал чаек из термоса и лениво распекал матроса-радиотелеграфиста, разворачивающего антенну.

— Ох ты, елки-палки! Кто к нам пришел! — ненатурально возрадовался он, отхлебнул чаю и рыкнул: — А ну-ка представься как положено!

— Товарищ капитан-лейтенант, подгруппа номер два прибыла на первую контрольную точку, — отрапортовал я и протянул карточку-задание для отметки.

— Нормально Вяземский-Иванов, Петров-Водкин. Вовремя появились. Доложись по связи на вторую контрольную точку и вперед. Кстати, вы первую подгруппу не встречали?

Федос улыбнулся словно сытый котяра.

— Нет, товарищ каплей, они по электролинии пошли, заблукали, наверное.

— По связи докладывают, что вот-вот подойдут, да что-то не видно их. А вы молчали всю дорогу, думал, сейчас помощь попросите.

— Нет, у нас все пучком, — ответил старшина второй статьи и протянул мне головные телефоны станции, спаренные с микрофоном.

Я вышел на связь со второй точкой, зачитал контрольную группу цифр, которую мне записал на карточке командир, получил подтверждение и новый азимут.

Минуты я три сидел, разбирался с картой. Меня уже никто не торопил. На этот раз мы топали дольше, но пришли все равно первые.

На вечернем разборе занятий каплей меня не похвалил, но назначили в пару с Федосовым. Старшина довольно хлопнул меня по плечу. На следующих занятиях я работал с ним.

Мои недруги больше никакого интереса ко мне не проявляли. Одному из них пришла посылка. На мое удивление, он одарил меня пачкой весьма вкусного печенья и небольшим кусочком сырокопченой колбасы. Инцидент был исчерпан. Впоследствии мы очень крепко сдружились.

В общем, мы продолжали слаживаться и заниматься. Плотным потоком пошли занятия по воздушно-десантной подготовке. Мы днями напролет занимались укладкой куполов, висели в стапелях в воздушно-десантном городке, отрабатывали наземные элементы и действия парашютиста в воздухе и при приземлении, изучали не только наши парашютно-десантные системы, но и вероятного противника.

Одна из групп нашей части куда-то исчезла. Федос по большому секрету поведал мне, что она ушла на боевую задачу. Куда и зачем — известно только большому флотскому начальству.

Вскоре я понял, что наши роты не были одинаковыми. Первая, в которой оказался я, и вторая были разведывательными, а третья — минеров-подводников. Ребята там служили очень серьезные, ни одного молодого. Подготовка у них была намного серьезнее нашей — больше водолазных спусков, каких-то специальных дисциплин, минно-подрывного дела. Матросы третьей роты всегда держались чуть особняком. Ее группы были постоянно задействованы на каких-то учениях и дежурствах.

В роте минеров служило очень много сверхсрочников, как матросов, так и старшин. Это были матерые усатые дядьки. Такой перешагнет тебя и не заметит, сам себе на уме.

Наконец-то мы выехали на прыжки.

Я не подвел командира, прыгнул три раза без каких-либо проблем и попросился на четвертую попытку, уже с оружием. Наша группа считалась начинающей. Первые прыжки мы делали без автоматов. Поповских спросил разрешения у заместителя по десантной подготовке и выпустил меня на четвертый прыжок. После раскрытия парашюта я расконтровал спусковой крючок, дал пару очередей холостыми, довольный как слон плюхнулся на землю и чуть не выбил челюсть о затыльник своего АКСа.

Я собрал купол в сумку, закинул автомат на плечо, и тут меня вдруг передернуло.

«Что же ты делаешь? Вместо нормальной жизни, учебы на факультете хореографии, службы на штатной сержантской должности в учебке ты дерешься с кем ни попадя, бегаешь по сопкам с тяжеленным рюкзаком, прыгаешь с парашютом и автоматом и осознаешь, что тебе здесь нравится.

Трындец, успокойся! Ты отслужишь ровно столько, сколько положено, не больше».

Глава 6

На пункте сбора Поповских увидел ссадину у меня на подбородке, ухмыльнулся и заявил:

— Раззявился при приземлении? Давай в строй! Начальство подъехало.

Группы уже стояли в колонну по четыре. На флоте строятся и так. Перед строем ходили заместитель по воздушно-десантной подготовке и кап-три Чернокутский в невиданной мною раньше странной светло-песочной форме с накладными карманами на брюках и кармашком под стропорез.

Мы пересчитались. Начальство поздравило молодых матросов с совершением первых прыжков. Чернокутский лично всем вручил по «прыгунку» и вместе с замом по десантной подготовке ушел на линию старта. Флотское начальство, прибывшее к нам, сегодня тоже прыгало.

Поповских выстроил группу в колонну по одному и позвал к себе нашего мичмана. Они схватили парашютную сумку с обеих сторон, покрутили ее как качели. Понятно, сейчас будут поздравлять. Такие номера я видел в десантно-штурмовом батальоне в бригаде Черноморского флота.

— Первый пошел! — скомандовал капитан-лейтенант.

Федос, стоявший в строю первым, положил правую руку на воображаемое кольцо, левую — на запаску и раскорячил ноги.

Он получил толчок, пролетел чуть вперед, зажмурился и громко проговорил:

— Пятьсот двадцать один, пятьсот двадцать два, пятьсот двадцать три. Кольцо! Пятьсот двадцать четыре. Купол, контрольный осмотр, контрольный разворот, задние, земля! — Сумка крутанулась и лупанула Федоса под задницу.

Он чуть не клюнул носом в грунт, но все-таки устоял и заявил:

— Старшина второй статьи Федосов землю принял!

— Второй пошел! — в один голос заорали командир и заместитель.

И понеслось.

Я шел замыкающим, да еще и с автоматом. Поэтому мне пришлось еще и изображать стрельбу в воздухе, прежде чем получить парашютной сумкой под зад. Все! Ритуал пройден. Можно грузиться.

На следующий день случилось то, что потрясло некоторых матросов до печенок. К нам прибежал мичман с прыжковой ведомостью, заставил нас всех расписаться в ней, после чего выдал деньги.

У меня получилось двенадцать рублей. При ежемесячном денежном довольствии в семь рублей это весьма ощутимая сумма. Куда теперь их потратить?

Часть я сразу же сдал на тетрадки, ручки и мыльно-рыльные принадлежности. Теперь мне надо было заслужить увольнение и прокутить остаток где-нибудь в городе.

Вечером, после занятий по техническому обслуживанию и приведению в порядок своих парашютов, когда командир группы убыл, в кубрик зашел ответственный, наш мичман, и предложил купить на всех магнитофон с катушками и радиоприемником.

— Можно взять в третьей роте неплохой американский. Они его с боевого дежурства приволокли, но говорят, что он им без надобности. Будет лежать в баталерке, в свободное время включайте его в кубрике да слушайте сколько влезет. Он еще и от батарей работает.

— Товарищ мичман, а почему его в кубрике держать нельзя? — тут же спросил кто-то.

— Да потому, что придет замполит, увидит его, сразу же внесет в опись как средство технической пропаганды, и будет он на роте числиться. Вот тут нам ротный и старшина такое спасибо скажут! Ротный заберет его себе в кубрик или старшина в свою баталерку — и хрен вы магнитофон увидите. А так заявите, что мой. Я вам дал послушать. Никто возражать не будет.

Мы немного помялись, узнали цену — пятьдесят рублей. По пятерке с носа. Дороговато, однако под нажимом мичмана согласились.

Пока все ломались, я тихо офигевал. Да такое чудо, как магнитофон, даже двухголовочный, рублей двести стоит, не меньше, а тут полтинник. Видимо, заместитель нашего командира имел свой шкурный интерес в этой сделке.

Собрали деньги, меня и Федосова выделили в представители. Конечно, мы были горды оказанным доверием, но если купим какую-нибудь ерунду, то все шишки и претензии повалятся на нас. Мы выслушали кучу советов и наставлений от сослуживцев и побрели за мичманом.

В третьей роте обстановка разительно отличалась от нашей. Вахтенный матрос не стоял, а вольготно восседал на баночке и занимался тем, что метал шкерт с хитро завязанным узлом на конце в швабру-«русалку», стоявшую у противоположного борта.

Извиняюсь за «борт». Это была обыкновенная стена. Издержки терминологии, так сказать.

Только мы зашли, мимо носа мичмана просвистел шкерт, узел закрутился вокруг ручки «русалки». Последовал резкий рывок, и швабра оказалась в руках у вахтенного.

Матрос увидел нас, довольно ухмыльнулся, кивнул мичману.

— Здорово, — весьма фривольно обратился он к нашему «первому после бога». — Надумали брать? Покупатели уже были, но Дитер вроде тебе обещал, отшил их пока.

— Вот, привел своих карасиков, пусть смотрят да берут. А что, Дитер его с собой не забирает на "берег"? Вроде аппарат неплохой.

— Давайте в кубрик, там братва ждет уже.

Мы осторожно, стараясь не наследить на надраенной палубе, потопали в кубрик за мичманом. Мимо меня просвистел шкерт. Узел обмотался вокруг ножки табуретки, стоявшей сбоку, и она как по волшебству исчезла из глаз.

«Ловко! Мне бы так научиться», — подумал я на ходу.

В кубрике негромко звучала музыка, знакомая еще по гражданской жизни — «Битлы». Несколько здоровенных парней в спортивных костюмах и тельняшках вольготно бродили по кубрику. Кто-то пил чай, кто-то оформлял парадную форменку для торжественного схода на берег, то есть демобилизации. Два матроса в крутых спортивных костюмчиках с гербом Союза на спине, кепочках и очках-лисичках стояли друг напротив друга. Они то ли занимались рукопашкой, то ли просто дурачились. Потом до меня дошло, что парни пытались танцевать твист, который к тому времени уже благополучно вышел из моды. Его заменил американский топрокинг.

— Здорово, минеры! Я к вам покупателей привел. Дитер, показывай технику, — заявил наш мичман, здороваясь с каждым за руку.

Мы с Федосом скромно топтались у входа и пялились по сторонам.

Один из стиляг подошел к мичману, сдернул с головы кепочку, снял очки, поздоровался и сказал нам:

— Проходите. Не топчите комингсы, смотрите технику.

Интересно, почему его зовут Дитер. Наверное, Дмитрий. Явно выраженный арийский блондин, аккуратная зализанная причесочка, прямо фашист из кино.

Магнитола была что надо, мечта всей модной молодежи тех годов. А фирма так вообще «Сони»! Черно-серебристый аппарат с двумя отстегивающимися колонками, прозрачной крышкой над катушками, с тремя головками, таким же числом скоростей, да еще и с радио. Совсем еще новый, не царапанный.

Я с видом знатока начал отстегивать колонки, крутить катушки, нажимать кнопки, покрутил настройки радио и тумблера. Нормальная рабочая техника. Я в школе о таком мечтал, однако мне досталась модель попроще — «Грюндиг», привезенный отцом из заграничной командировки, что для меня в те годы было тоже очень неплохо.

— Нормально, — наконец возвестил я и толкнул Федоса, чтобы тоже смотрел.

Старшина нажал пару кнопок, испуганно отдернул руку и закивал.

Тут меня начали корежить инстинкты. Я имел опыт сделок по покупке и перепродаже всяких модных и дефицитных штуковин, полученный на многочисленных гастролях со своей танцевальной группой.

— Пятьдесят — нормальная цена, — заявил я. — Может, еще катушек на эту цену дадите?

Мичман пнул меня под ребра, матросы в кубрике заржали. Дитер залез под шконку, вытащил картонную коробку с бобинами.

— Бери штук десять, какие хочешь.

Я сразу же вцепился в ящик и начал перелопачивать кассеты. Надо же, все приличные TDK, нет ни одной нашей «Тасма» или «Свема». Ух ты, что я нашел! Целая бобина «Мелодий и ритмов зарубежной эстрады». Написано карандашом. А ну-ка поставим. Что тут у нас?

Я цапнул катушку, заправил ленту и нажал кнопку воспроизведения. Да это же «Манкис»! Класс, вот она, нормальная музыка для ценителей!

— Слышь, ты что, танцевал на гражданке? — спросил меня Дитер.

— Да так, вертелся помаленьку.

— А можешь показать, как сейчас на танцах твист пляшут?

Я хотел сказать, что твист уже не пляшут, слушают Кальмера Теноссоара и «Лайне», но благоразумно промолчал.

— Давай как в «Твисте круглые сутки», — загорелся белобрысый Дитер. — У меня даже музон с этого фильма есть!

— Тут тесно для простого твиста, — пытался я отвертеться, но уже чувствовал, что попал.

— Идем в спорткубрик, — заявил Дитер, подхватил магнитофон со стола и потащили нас за собой.

— Довыебывался! — прошептал мне на ухо мичман. — Оно тебе надо было, танцор?

Места в спорткубрике было много.

— Малой, не тушуйся. — Дитер шлепнул меня по спине, напялил на себя кепочку, перчатки и кивнул своему напарнику.

Тот включил музыку.

Матросы третьей роты, набившиеся в кубрик, начали в такт хлопать. Очень уж ладно у них все получалось. Видно было, что парни не в первый раз развлекаются танцами. Понеслась!

Я слушал музыку и прихлопывал вместе со всеми. Меня начал одолевать настоящий танцевальный азарт.

Они исполняли какую-то смесь твиста и рок-н-ролла. Видно, что танцевали раньше, ритм и слаженность есть, но композиция вялая, движения однообразные, часто повторяющиеся. Свободнее надо быть, товарищи матросы. Тогда все будет выглядеть намного естественней.

Гимнастический рок-н-ролл, конечно получше, хотя берут силой, а не техникой. Законченного сальто с опорой на партнера я так ни у кого и не увидел. Да и подбросы вперед так себе — мощные толчки и гулкое хлопанье руками.

Еще стоя в кругу, я начал приплясывать, когда Дитер кивнул мне, шагнул на середину, сделал легкий поклон и перешел в твист. Сразу же сальто назад, разогнавшись и оттолкнувшись ногами от переборки. Так легко мне этот сложный элемент еще никогда не удавался. Сказались ежедневные многокилометровые забеги. Тут главное — техника группировки и толчок ногами. Что бы не упасть на спину, я перешел на фляк с опорой на руки, вышел в стойку, помахал ногами в воздухе и пружинкой встал. Отработанный номер, я его еще на фестивале в Паланге танцевал.

— Ништяк! — заревели матросы. — Молодцом, карась! Твистер, епть!

Мне пришлось задержаться. Мичман и Федос потащили к нам в роту магнитолу и катушки, а я показывал правильное исполнение сальто с опорой.

Через час я вернулся к своим, прикупив заодно в третьей роте за рубль высоченные парусиновые кеды, хоть и не новые, но очень прочные и ноские. Дитер отдал мне свои кожаные перчатки и подарил американскую кепочку-бейсболку с надписью «Navy». Откуда она взялась, я благоразумно не спрашивал.

После танцев в роте минирования ко мне прилепилась кличка Балет. Пусть так. Это все же намного лучше, чем Сапог.

Теперь наш мичман без проблем мог наслаждаться музыкой. Из баталерки частенько доносились напевы Майи Кристалинской и Ларисы Мондрус. Мы же слушали музыку изредка и частенько недоумевали — на хрена нам нужен был этот магнитофон?

Глава 7

Занятия продолжались. Немалая их часть теперь посвящалась международной обстановке. Командир группы приносил политические карты и рассказывал нам про американскую агрессию во Вьетнаме, зачитывал списки военных баз, указывал их местоположение, говорил о предполагаемом характере военных действий. Конечно, было интересно послушать и про Тетское наступление вьетнамцев, и про политику Линдона Джонсона, но многих больше интересовало, как идет подготовка советских космонавтов к высадке на Луну. Кто будет командиром отряда — Гагарин или Титов? Мы почти каждый вечер смотрели по телевизору программу «Время», а по воскресеньям — «Служу Советскому Союзу».

Неожиданная проблема появилась у меня с водолазной подготовкой. Раньше я частенько погружался с баллонами на Черном море и в Донце, особого страха под водой не испытывал, был допущен врачами-спецфизиологами к водолазным спускам. А теперь вот не смог проплыть без снаряжения трубу в бассейне.

В «свободной воде» я чувствовал себя вполне нормально, как по так называемому первому комплекту — маска и ласты — так и с баллонами. Однако теперь, когда Поповских начал прогонять группу через трубу, имитирующую узкое жерло торпедного аппарата, меня словно застопорило. Диаметр трубы был таков, что ее можно было бы спокойно проплыть, не растопыривая локти и не расставляя руки.

С другой стороны трубы стоял матрос с фалом, пропущенным внутри, с петлей на конце. Парень, выполняющий упражнение, крепил ее карабином на поясе и нырял в трубу. Надо было преодолеть всего-навсего несколько метров. Для дополнительной страховки внутри был пропущен фал с поплавками, по которому можно было перебирать руками.

В первый раз я провентилировал легкие и спокойно нырнул. А в трубе мне мигом стало не по себе. Скорость скольжения, набранная перед заходом, снизилась. Я попытался сделать мощный гребок руками, чтобы быстрее выбраться на открытую воду, и ударился локтями об стенки. При обратном движении руками я вообще застопорился, застрял на середине трубы. Голову сдавил стальной обруч. Мне стало ужасно страшно. Я в панике попытался развернуться в трубе, чем еще больше ухудшил свое положение, поставил тело чуть ли не поперек и поджал колени.

При выбросе адреналина запас кислорода в крови расходуется намного быстрее. Я трепыхнулся, забил ногами, головой ударился о стенку и проехался лицом по внутренностям трубы. От страха и недостатка кислорода я совсем перестал соображать и даже не понял, что матрос-спасатель тащит меня за фал наружу.

Очнулся я от собственных рвотных позывов, лежал, перекинутый через скамейку, и истошно блевал водой из бассейна. Морда и локти жутко саднили, меня всего трясло.

Сверхсрочник-санинструктор в звании главстаршины сидел рядом на скамеечке, спокойно покуривал сигаретку и с презрением смотрел на меня.

К нему подошел наш мичман и спросил:

— Что он, очнулся? Жить будет?

— Марков, вспомни, как я тебя откачивал после тренажера. Живешь ведь. И этот будет. Он всю морду себе ободрал и локти, пока его тащили. Упирался почему-то. Теперь бумажки на него пиши. Дай бог, чтобы заместитель командира по водолазной подготовке это дело за происшествие не посчитал.

— А с матросом-то что теперь делать?

— Да ничего. В воду не пускай. Я ему морду сейчас продезинфицирую, пусть зеленый походит. Вечером шефу доложу. Тот решит. Если этот карась даже по нулевому комплекту трубу не прошел, то на хрен он нужен.

Все услышанное меня не очень порадовало. Ни хрена себе расклады! Могут списать в береговые или в экипаж какой-нибудь лайбы. А я-то думал, что у меня все идет как надо. Значит, бегать, прыгать да ногами махать здесь еще не самое главное.

Вечером меня посмотрел главный медик, задал какие-то вопросы, ничего толком не сказал, почеркал что-то в медицинской книжке. В кубрик я вернулся совсем в безрадостном настроении, после ужина бездумно бил ногами по груше. Мне ничего не хотелось. Даже слушать магнитолу, которую мичман Марков выделил нам на час для поднятия боевого духа.

На следующее утро я сидел на теоретических занятиях по водолазному делу, записывал факторы, влияющие на человека при погружении. До обеда мы занимались теорией, поэтому я немного отвлекся от грустных мыслей. Во второй половине дня мы изучали материальную часть индивидуальных дыхательных аппаратов, разбирали массо-габаритный макет, крутили вентили, стравливали баллоны.

Пока мы занимались баллонными аппаратами типа АВМ, более сложные, с регенерацией воздуха будем изучать в следующем периоде. Может, кто-то и не будет. Не допустят меня даже к сдаче зачетов на погружения и вышибут отсюда. Это как пить дать.

Могут отправить обратно в учебку? Надо будет у Чернокутского спросить. С другой стороны, как-то не хочется вернуться с виноватым видом. Наверняка поймут и не засмеют, но самому будет стыдно. Не смог. Хромов и Синельников откровенно гордились мною. Вот, мол, каких матросов выращиваем и отдаем в другие части. А я, как побитый пес, обратно. Трубу не смог одолеть.

Вечером, когда пришла наша очередь заниматься в бассейне, я сидел на бортике рядом с обеспеченцами и смотрел, как мои сослуживцы в одних трусах лениво ныряют в эту злосчастную трубу, учатся выходить на воздух, не выпуская загубника. Санинструктор не допустил меня до занятий в бассейне из-за морды и локтей, измазанных зеленкой.

Так продолжалось три дня ровно. Потом я все-таки был запущен в бассейн. Марков и Поповских долго инструктировали меня, давали советы, как вести себя при проходе.

А я так и не смог даже забраться в трубу. Перед самым входом меня снова обуял невыносимый страх тесноты и давящих стенок. Еще на воздухе, не уйдя под воду, я начал задыхаться.

Я даже чуть не заплакал от стыда. Мне пришлось поводить челюстями и выходить на сушу.

Поповских посмотрел мне вслед и что-то сказал Маркову. Наверное, они решали, как будут меня списывать. Зачем им матрос, который не имеет водолазного допуска? Я бегаю, прыгаю с парашютом, хожу по азимутам, но все равно не буду полноценным матросом-разведчиком. Вдруг группе придется выходить в тыл противника с борта подводной лодки, а я возьму да и загнусь в трубе торпедного аппарата? Вот всем радости-то будет!

Да и не допустят меня наверняка уже под воду. Доктор сказал, что физиологически я здоров. У меня проблемы с психикой, боязнь тесных пространств, клистирофобия. Название какое-то идиотское.

Вопрос со мной решался еще где-то неделю. Поповских и Марков отдавать меня из группы не хотели, но врач и заместитель командира по водолазной подготовке встали дыбом. Дескать, в боевом подразделении мне делать нечего.

Командир части по просьбе Чернокутского дал распоряжение найти мне место в подразделениях обеспечения. Марков задался целью пристроить меня помощником к мичману, начальнику продовольственного склада. Тут он имел свои интересы. Работая на складе, я и в самом деле мог бы приносить большую пользу матросам и офицерам своего бывшего подразделения.

Да и мичман со склада был вполне согласен с моей кандидатурой. Ему нужен был молодой, не обросший кучей знакомых и земляков матрос, которого можно было выдрессировать так, как хочется. Пребывание данного матроса в боевом подразделении — тоже плюс. Он знаком с флотским начальством, хоть и небольшим.

Когда наши узнали, куда мне грозит попасть, они начали одобрительно похлопывать меня по плечу и просить их не забывать, подкидывать что-нибудь с барского стола. Даже Марков, сообщивший мне эту новость, намекнул, чтобы помнил, кто помог мне устроиться на такую хлебную должность. Один лишь мой напарник Федос почему-то не радовался.

Какое-то время я еще буду числиться в группе, но работать на складе. Потом меня официально переведут в обеспеченцы, а на мое место возьмут какого-то старшину второй статьи, служившего на камбузе коком. У него вроде все допуски и водолазные спуски есть. Он участвовал в нескольких учениях в качестве разведчика и очень неплохо себя проявил. Я так и не понял, как такое могло быть, не вникал в разговоры и наставления, был просто подавлен. Меня меняют на повара! Скорее всего, это инициатива Поповских.

На следующий день меня прямо с утреннего построения забрал мичман, начальник склада. Этакий хитрый толстенький колобок с аккуратной бородкой. Дрессировать меня он начал сразу по приходу на склад. Целый час я выслушивал наставления и предупреждения о суровых карах, которые могут обрушиться на мою голову в случае пропажи чего-либо. Потом я бегал по складу и запоминал, что где лежит, расписание и нормы выдачи продуктов на камбуз. Через пару часов у меня голова опухла.

Потом мичман выдал мне видавшую виды робу. Я таскал мешки с крупой, неподъемные сетки с картошкой, мерз в рефрижераторе, отдирая заледенелые туши. Пришла камбузная вахта во главе со старшиной второй статьи и начала получать продукты.

Так прошел целый день. Вечером, когда прапорщик опечатал склад и сдал его под охрану, я был грязный как черт, злой на себя, шатался от усталости. Помыться можно было только в ротном гальюне под самодельным холодным душем.

Но я не успел дойти туда. По дороге меня встретил водитель, матрос Ярик, который тоже частенько работал на складе, мотался с моим мичманом в город для получения всяческих продуктов.

— Слышь, карась, ты же сейчас на складе помощником? — сразу же взял быка за рога Ярик.

— Ага, — ответил я и напрягся.

Сейчас начнется. Достань то, завтра к утру роди это. Интересно, смогу я его сейчас завалить с парочки лоу-киков или нет? Кабан здоровый, откормленный. Даже если и завалю, то через несколько минут все водители прибегут со своими гаечными ключами и домкратами, и начнут меня метелить. Бежать за помощью глупо. Группа, которая пока еще формально оставалась моей, сегодня целый день маялась в воде, в то время как я, по мнению парней, загорал на складе. Им нет нужды связываться со старшим призывом. Эх, покатилась жизнь моряцкая на глубину. Сам опустишься — никто тебя не подымет.

— Тебя Мотыль на камбуз вызывает, давай мухой, салажонок, — заявил Ярик. — Он ждать не любит. Шуруй, а то еще и мне за тебя влетит!

Кто такой Мотыль, и на хрена я ему сдался? Мне все это очень не нравилось. Куда лучше быть в группе, однородной массе, монолите и не выделяться как теперь. Помощник рундука! Вот он я, во всей красе! Прошу любить и жаловать.

А что будет, когда меня в каюту к матобеспеченцам переведут? Там ведь нет одного призыва, как в группе, даже пара грузин служит. Других кавказцев в части нет. Как в плохой сказке — чем дальше, тем страшнее.

Раздумывая о дальнейшей своей печальной участи, я добрел до задней двери, ведущей в столовую-камбуз, и дернул за ручку. Закрыто. Постучать? Ага, высунутся матросы с кухонной вахты, настучат мне в бубен, а потом припашут палубу или котлы драить.

Может, все-таки ну его, этого Мотыля? Кто он вообще такой?

Стоп! На мое место в группе вроде должен прийти какой-то старшина-кок с камбуза. Уж не этот ли самый Мотыль? Скорее всего, он. Зачем я ему тогда сдался? Да, вопросов множество.

А вот и кнопка. Была не была.

После моего звонка дверь открылась, высунулась голова в черной пилотке набекрень.

— Бля, карась, ты кто?

— К Мотылю. Он меня вызывал. Я новый помощник с продсклада.

— Ясно, заходи. А что, семерочку трудно было отзвонить? Мы тут панику устроили, думали, ответственный или дежурный прутся, — продолжал балаболить матрос, пропуская меня внутрь.

Сегодня в наряде по камбузу стояли связисты, а у них вечно свои какие-то непонятные дела. К примеру, что это за семерочка? Семь раз позвонить надо было?

— Давай, шуруй в варочный. — Связист взмахом руки указал мне путь и исчез в коридорах камбуза.

Где-то неподалеку очень вкусно пахло жареной картошкой и мясом. Я, глотая слюни, поплелся на этот аромат. Парадокс, работал на продскладе, а за день толком и не поел. Мичман даже банкой тушенки не угостил. Процесс дрессировки молодого матроса, однако!

В варочном цеху метались два матроса в белых халатах и поварских колпаках. Они подбегали к котлам, смотрели давление на манометрах, мешали длинными деревянными поварешками рис, залитый водой в огромных кастрюлях, при этом еще ухитрялись чистить лук и вареную свеклу. Дирижировал кухонным балетом невысокий сухощавый матрос, сидевший на баночке посередине варочного цеха. Причем очень умело. Он замечал все, что происходило вокруг, без крика делал замечания. Один раз встал и буквально в три секунды очистил большущую свеклу.

Заметив меня, он обернулся и коротко бросил:

— Кто?

— Меня старшина Мотыль вызывал. Я с продсклада.

— Я Мотыль, жди. — Он коротко свистнул.

Тут же откуда-то появился еще один старшина второй статьи, наверное, старший наряда на камбузе.

Мотыль вполголоса что-то ему говорил, тот согласно кивал.

Кок закончил постановку задачи и махнул мне.

— Давай за мной.

Мы подошли к двери с совсем сухопутной табличкой «Комната отдыха поваров». Старшина Мотыль выбил по ней дробь морзянки и стукнул ногой. Дверь распахнулась. В нос мне ударили ароматы картошки и мяса. Я снова захотел есть.

За небольшим столом расположилась весьма внушительная компания. Два здоровенных матроса, по-моему, из второй роты, грузин-главстаршина, кто-то из водителей, Дитер и его напарник по рок-н-роллу.

— Женя, это кто такой? — спросил без малейшего акцента грузин.

— А это наш пацан, нормальный карась-танцор, — ответил Дитер.

— Садись. — Старшина Мотыль кивнул мне на скамейку рядом со столом. — Шамать хочешь?

Я поскромничал и отрицательно помотал головой.

— Ладно, не выебывайся. — Мотыль достал чистую ложку, кинул мне в руки, ткнул пальцем на сковородки с жареной картошкой и мясом и горку нарезанного свежего хлеба. — Ешь! Если у мичмана Сахно на складе целый день вкалывал, то наверняка жрать хочешь. Этот рундук хрен чем накормит. Пацаны, объясните ситуацию салажонку. Я сейчас рис в котел заложу и подойду. — Мотыль ушел.

Матросы-минеры посоветовали мне не стесняться и налегать на еду.

Грузин достал из-под стола бутылку с яркой этикеткой и начал разливать по кружкам.

— А тебе еще рано, рыба. — Он ухмыльнулся, глядя на то, как я встрепенулся и повел носом.

— Ладно Балет, не ссы, — встрял Дитер. — Мы тебя по делу нашли, тут ситуация вырисовывается не без твоего участия. Но ты, как мы дотумкали, не при делах, молод еще и глуп, от тебя тут ни хрена не зависит.

Старослужащие подняли кружки, и один из них роты произнес тост:

— Так, братва, чтобы количество взлетов равнялось количеству приземлений, а количество спусков — числу подъемов.

Все чокнулись, выпили и дружно выдохнули.

Интересно, какая такая ситуация и при чем здесь я? Ладно, лупить и воспитывать меня тут наверняка не будут. Пока есть возможность, жри, карась, от пуза и слушай во все жабры.

— Слушай, Балет, тебе нравится, как на камбузе у нас готовят? Есть можно? Блевать не тянет? — спросил грузин.

— По-разному. Иногда офигенно, от пуза, в другой раз тошниловка. Вчера борщ был зашибись, а сегодня не знаю. Я не был ни на обеде, ни на ужине.

— Понятно. Вчера готовил Жека Мотыль, а сегодня — поварихи из гражданских. Тут дела такие. Мотыль из нас, матросов, срочку тянет. В коки он попал из боевой группы, был случай. Своих матросов никогда не кидал и кок от бога. Вот сейчас ешь, вкусно тебе?

— Угу, — кивнул я с набитым ртом, выцеливая из плошки кольцо лука, маринованного в уксусе.

— Мотя ничего не тырит, все в котел. Добавка всегда есть, и братву уважит, если надо. Когда тетки дежурят, ты пробовал хоть раз еще порцайку взять?

Да, когда на камбузе хозяйствовали толстые гражданские тетки, добавки ни разу не было.

Речь продолжил водитель из обеспеченцев:

— Одна из теток — жена твоего мичмана Сахно. В доле они или еще как, но Жеку тетки давно хотят сплавить, а еще кого-то взять. На эту должность можно и гражданских ставить. Получается такая ерунда. Мотю ставят разведчиком на твое место. Тебя суют на склад. Вот и все. Представляешь, как вы вкусно питаться будете?

Я представил. Вечно есть размазню и вонючую рыбу мне как-то не очень улыбалось.

Дальше уже продолжал Дитер:

— С тобой ситуация как раз и нарисовалась. Марков ваш — жучила еще тот. Он с Сахно постоянно дела какие-то крутит. Теперь тебя переводят, соответственно, должность освобождается. Ваш каплей мужик нормальный. Он давно Мотю в группу к себе хотел. На позапрошлогодних боевых при недоборе разведчиков взял Мотыля с камбуза. Тот еще молодой был. Так они отработали на пятерочку. Замок тогдашний в ногу был ранен. Жека, самый молодой, подгруппой рулил, короче дал гари. Что они там натворили, тебе знать не надо. И вообще про то, что услышал, забудь. Потом Поповских его и на прыжки, и на спуски таскал, когда была возможность. Короче, наш кок отработал все нормативы не хуже любого водолаза. Разведчик он первоклассный, ну а повар — и так ясно. Теперь подумай, что будет, если вместо нашего матросского кока на камбузе появится еще одна тетка!

— Да, понятно.

— Так, теперь давай рассказывай и не вздумай пиздеть, из-за чего тебя из группы поперли. С физухой у тебя все нормально, вроде и прыжки есть, не тупой. Что за херня? Спорол что-то не то? С Поповских поцапался? Мы же в курсе, что у тебя лапа кап-три из флотского управления. Давай, колись.

— Водолазка, — промямлил я. — Клистирофобия…

Такого громкого ржача за все время своей короткой службы я еще не слышал.

— Биля! — сорвался на грузинский акцент главстаршина. — Клистирофобия!..

Они закончили смеяться, опрокинули еще по стакану и Дитер продолжил:

— Балет, есть клаустрофобия — боязнь замкнутых пространств. У тебя в чем проблема-то?

— В трубе застрял, начал шебуршиться, фалом вытащили, а теперь вообще не могу в нее зайти.

— Ерунда! Я тебя за два часа так обработаю, что будешь пролетать ее и в торпедном аппарате песни петь! Это я тебе говорю, водолаз первого класса Дитер фон Болев!

Так вот почему он Дитер! Неужто и правда немец? Да еще с приставкой «фон»! Интересные дела творятся в ВМФ СССР — в разведке немцы служат. А по-нашему шпарит без всякого акцента.

— Короче, Семен договаривается с нашим группером, чтобы тот с вашим каплеем пообщался. Они корешатся и вместе часто «синих дельфинов» гоняют. Мотыль сказал, что сам перетрет с Поповских насчет себя. На выходы и занятия он всегда с ним пойдет, но тут, как видишь, всем нам лучше, когда Жека в столовой. Но ты, как тебя еще раз смотреть будут, не заякорись.

У меня закружилась голова. Как он меня научит? Поповских с Марковым ничего не смогли со мной сделать. Доктор сказал, что у меня проблема с психикой, а тут — за два часа! Честно говоря, верится с трудом. Но выбора у меня нет абсолютно никакого. Если, как сказал Болев, заякорюсь, то мне действительно настанет капец. Подведу всех старослужащих. Да и старшина Мотыль вроде нормальный парень, без каких-либо выпендрежей.

Тут как раз Мотыль и зашел, неся в тарелке салат из свеклы с капустой.

Наелся я от пуза. Дитер попросил Мотыля, чтобы тот разрешил мне вымыться в тутошнем душе. Через сорок минут я со слипающимися глазами и полным брюхом завалился в своем кубрике на шконку и сразу же заснул, даже не совершив ежевечерний ритуал стирки носков.

Глава 8

С утра меня снова забрал Сахно. Можно подумать, что вчерашнее пиршество на камбузе мне только приснилось. Однако, бредя за мичманом, я заметил старшину второй статьи Мотыля, мирно беседующего о чем-то с нашим Поповских.

Через час, когда я заготовил продукты на выдачу, к Сахно пришел вчерашний грузин. Они отправили меня восвояси, сами же заперлись на складе и начали что-то обсуждать.

В роте на центральной палубе стоял вахтенный из старшего призыва и боролся за чистоту, пытался отдраить гуталиновые мазки от ботинок на светлом линолеуме.

— Опа, карасик приплыл! — обрадовался он и скинул мне в руки «русалку». — Ну-ка, давай, шурши, салажонок.

Приплыли. Да что за ерунда такая? Кто же меня теперь спасет от припашек? Стать в позу? Или…

Додумать я не успел.

Через комингс перелетел посыльный по штабу и затараторил:

— Бля, кто Балет, на второе учебное место к бассейну, дельфинчиком, быстренько. Там минер тебя ждет!

Наверное, тоже связист. Они тараторить любят.

Я откинул швабру к стенке, с сожалением пожал плечами и побежал к бассейну.

Сегодня там не было занятий. Фон Болев уже плескался в воде. На нем был легкий иностранный гидрокостюм с преобладанием зеленых и синих тонов. На груди возле клапана подкачки красовался шильдик с надписью «Kusto France».

Увидев меня, Дитер помахал рукой, ушел под воду, через несколько секунд вынырнул возле моего края и стащил с головы капюшон. Он, как ни странно, был в наушниках. Вот это вещь — даже под водой работает!

Увидев мое удивление, Дитер чуть ли не по пояс выскочил из воды и оставался в таком положении несколько секунд. На грузовом поясе у него болтался прорезиненный чехол.

— Видал?! Сам соорудил, чехол у связистов выпросил. Звук под водой охренительный, хотя приемник без антенны, — проорал он, вытащил наушники, после чего продолжал намного тише: — У тебя, матрос, есть два часа на все свои клистирофобии и прочую психологическую херню. Учить буду жестко! Семен и Мотыль уже все свои вопросы порешали. На следующей неделе зам по водолазной даст команду вашему каплею тебя еще раз посмотреть. Рундук со склада тебя пока трогать не будет. Все закрутилось. Люди старались, а это многое значит. Поэтому давай в воду.

Я начал раздеваться, но получил команду снять только ботинки и прыгать в бассейн прямо в робе.

— Вода и так уже грязная, а в одежде тебе намного теплее будет, — сказал минер, натягивая на голову капюшон.

Я стащил ботинки и носки, спрыгнул в воду и остановился рядом с фон Болевым, который сразу же начал меня инструктировать:

— Если в воду входишь в одежде, то она начинает курсировать между нею и телом, в результате чего нагревается. Поэтому тебе будет намного теплее. По такому принципу сшиты наши гидрокостюмы мокрого типа. Они берут забортную воду, и ты ею согреваешься. Ваш Поповских как группер очень даже ничего. По сопкам скакать да с парашютом прыгать он мастер, но водолаз никакой. Да оно и понятно. Он в Благовещенске училище заканчивал, там готовят офицеров морской пехоты. Наши же групперы — все водолазники из Питера. Вы первая рота, вам водолазки много и не положено, для вашего уровня сойдет. А у нас, минеров, с этим делом все по-другому.

Странно! Ни разу не думал, что наш Поповских хреновый водолаз. Не зря ли Дитер про него такие вещи рассказывает?

Он ушел под воду, в один гребок добрался до трубы, не выходя на воздух, пролетел по ней, развернулся, снова пронырнул и вышел на поверхность возле меня.

Дитер продолжал говорить совершенно спокойным голосом, как будто и не находился с полминуты под водой:

— Если ты начал мельтешить, дергать ластами и ручонками, то все! Ты пропал! Запас кислорода расходуется намного быстрее, мышцы непроизвольно забиваются, ты устаешь как после забега на десять километров. Короче, главное — не суетись! Сейчас продышись, и ложись на воду и опускайся на уровень входа в трубу.

Я задышал, стараясь насытить легкие кислородом. В голове заметались прошлые кошмары — тесная труба и я, застрявший в ней.

Пока я вентилировался, Болев продолжал говорить:

— Как нырнешь, ложись спокойно, руки вдоль тела. Я тебя за ноги буду держать и толкать потихоньку вперед. Ты вообще не дергайся, одну руку протяни вдоль тела вперед, ладонью веди по боку, потом назад. Так же другую и обе вместе. Все! На первое погружение достаточно. Идешь без маски, глаза не открывай, бассейн грязный.

Я поджал ноги, ушел под воду, выпрямился и вытянул руки вдоль тела. Дитер потихоньку толкал меня вперед. Я выполнил все его указания. Потом меня чуть потащило назад, и я всплыл.

— Нормально. Сейчас будешь делать короткие гребки, вот так, одними кистями, руки вдоль тела вытянуты. Давай, просто нырни. Я посмотрю.

Я снова погрузился и начал грести одними кистями. Если приноровиться, то гребки получаются довольно мощными, а кислорода расходуется намного меньше. Всплытие.

— Нормально. Сейчас еще раз, только уже без ног. Я тебя толкать буду по разным курсам.

Снова под воду. Толчок в ноги. Я гребу. Снова толчок, всплытие…

Черт, я на другой стороне трубы! Как?

Рядом абсолютно бесшумно всплыл Дитер и ехидно произнес:

— Ну и чего пялишься? Я тебя еще на первом погружении в трубу заталкивал, когда ты руки вытягивал, а сейчас ты ее сам прошел.

Вот тебе и педагог! Дитер фон Болев за пятнадцать минут сделал то, с чем не смогли справиться ни Марков, ни Поповских, ни доктор за несколько дней. Я выглядел ошарашенным, глупо улыбался.

— Не скалься, карасик! Все это полумеры и только начало. Держи. — Дитер отстегнул с пояса маску, протянул ее мне. — Одевай и под воду. Я тебя заталкиваю в туннель и держу за ноги.

Ух, а я-то думал, что мы на этом и закончим. Пришлось мне нацепить маску и начать вентилировать легкие. Надышался я до шума в голове, ушел под воду и вытянулся. Дитер мягко толкнуло меня в ноги. Перед глазами поплыли зеленоватые кафельные плитки, и я оказался в трубе. Сердце забухало, в низ живота скатился комок холода. Чуть вытяни руки в стороны, и вот они, стенки. Виски сдавило. Мне захотелось побыстрее сделать мощный гребок и вырваться наружу, на открытую воду.

Но я тут же вспомнил «не суетись», удержался от гребка и начал рассматривать мазки водорослей в трубе. Наряд старается, драит, скоблит, а они регулярно прорастают.

Отвлекшись на посторонние мысли, я судивлением ощутил, что мне не страшно, на виски уже не давит. Я чуть довернул кисти, сделал всего один гребок. Болев отпустил мои ноги.

Я заскользил в тоннеле, почти вынесся наружу и в этот момент вдруг всем телом ощутил давление воды снизу. В голове у меня явственно зазвучал голос диктора «Маяка». Я чуть не дернулся от страха. Буквально в паре сантиметров подо мной проскользнул Болев.

Я сделал еще один гребок руками, вышел на воздух, сдвинул маску на лоб и уставился на своего наставника.

Дитер увидел мою испуганную физию, довольно хрюкнул и произнес:

— Ну и чего вылупился? Нормально все, места в трубе полно. Не дернулся — молодец, хвалю. Давай снова. Теперь входи толчком и одолевай всю трубу на инерции.

— А у тебя радио сейчас работает? — поинтересовался я в паузе между глубокими вдохами.

— Да, новости какие-то, что-то там про пятилетку. Ты слышал под водой?

— Ага, думал, брежу.

Я снова ушел под воду, толчком отправил себя в трубу, пронесся по ней на довольно приличной скорости, не выныривая, развернулся и повторил этот номер.

Потом я еще минут десять одолевал тоннель на спине, боком, толчками, гребками, сразу за Дитером или перед ним, проныривал ниже или выше его.

Под конец занятия я прошел по трубе на одном вдохе четыре раза подряд, довольный собой, вылез на бортик, сел рядом со старшиной и спросил:

— Дитер, а откуда ты все эти штуки знаешь? Вас, минеров, наверное, не слабо гоняют по этому делу, да?

— Гоняют, конечно, да еще как! Врачи-спецфизиологи лекции проводят, занятия. Только я до службы на флоте в институте отучился два курса на гидрографа и со школы в клубе подводного плавания занимался у нас в Одессе. Ты думаешь, французские костюмы здесь выдают? Нет, это мне по блату корешки с института достали, они тут на практике были. Кстати, вижу, ты удивляешься насчет того, что я немец. Мне год был, когда мой отец в ГДР убрался из западной зоны. Оттуда его как специалиста в Союз отправили. Так что, несмотря на мои баронские германские корни, я полноправный советский гражданин, комсомолец. Ну что, удовлетворил я твое любопытство?

Я смущенно кивнул и промямлил, что тоже дворянского происхождения, пусть и наполовину.

Мы поболтали еще пару минут. Потом я отжал мокрую робу, обулся и побежал обратно в расположение роты, гордый своей несомненной победой над клистирофобией. В понедельник меня должны были допустить к занятиям, проверить мою пригодность к дальнейшей службе в боевом подразделении.

Глава 9

Выходные прошли для меня весьма неплохо. В воскресенье пришел Марков и увез всю группу в город на экскурсию. Несмотря на просьбы Федоса и мой умоляющий взгляд, заместитель командира меня со всеми не взял, посчитал, наверное, что я уже совсем отрезанный ломоть, и не стоит со мной возиться. Сперва я даже обиделся, но потом, оставшись в гордом одиночестве, неплохо выспался, написал пару писем.

Во время обеда меня выдернули на камбуз. Я бодро отрапортовал Мотылю о своих успехах, от пуза наелся хрустящего и отлично прожаренного минтая с картофельным салатом, напился киселя. Потом кок велел мне найти рубль и через пятнадцать минут быть в расположении у матобеспеченцев.

Пара бумажных рублей, завернутых в носовой платок, лежала у меня в форменке, потратить их в ближайшее время возможности не имелось, и расстаться с рублем было абсолютно не жаль. Ну что же, за хорошее отношение со стороны старших придется платить — такова нелегкая доля карася.

И как же я тогда жестоко ошибся! Рубль понадобился для того, чтобы попасть в святая святых. По дороге меня встретил Мотыль, забрал у меня мое состояние и повел за собой.

У обеспеченцев в ленинской каюте явно что-то затевалось. Это дело явно никак не совмещалось с требованиями различных уставов. Грузин, знакомый мне по ночному совещанию, выставлял дозорных на входе и инструктировал вахтенных матросов. Мотыль достал мой рубль, присовокупил к нему свой и передал все старшему мичману-обеспеченцу.

Тот рассадил всех нас на баночках, как в кинотеатре, предупредил о соблюдении тайны, мол, не дай бог узнает замполит, потушил свет, отодвинул в сторону школьную доску. Я чуть со стула не упал. За доской в нише шкафа был натянут белый экран, а на другой стороне кубрика как по волшебству появился портативный киноаппарат. Два моряка ловко развернули звуковые колонки.

— Первый фильм «Фантомас», второй — «Кавказская пленница», — объявил один из них.

Мичман запустил аппарат, экран засветился, и началось. Вот это выходной! Спасибо тебе, мичман Марков, что не взял меня со всеми! Мне и тут ой как неплохо!

После просмотра я, ошарашенный и горевший желанием с кем-нибудь поделиться впечатлениями, побрел к себе в роту. Старший призыв остался на месте. Скорее всего, сейчас, после нашего ухода они будут смотреть какую-нибудь американскую картину. Эх, я бы тоже поглядел, да не положено, и все тут.

Моя группа была уже в кубрике. Кто-то стирал носки, некоторые сидели на баночках-табуретках и вяло переговаривали между собой.

Ко мне подошел Федос, облаченный в трусы и тельняшку.

— Прикинь, Маркуша нас на экскурсию сводил! Мы полдня у его бабки на огороде всей группой убивались, сарай разбирали да копали! Она нам пол кулька барбарисок отсыпала да обратно отправила. Нас все встречные-поперечные патрули мурыжили. На хрен надо такие увольнения! А ты тут что вытворял?

Я помнил об обете молчания, данном в ленинской каюте обеспеченцев, однако не удержался и вполголоса рассказал Федосову о просмотре кино. Тот выслушал меня, скептически хмыкнул и посоветовал не заливать.

В понедельник после развода Поповских дал мне команду идти на занятия в составе группы. Через час я стоял в строю своего подразделения по грудь в воде и ждал своей очереди на преодоление трубы. Санинструктор сидел на стульчике возле бассейна, скептически смотрел в мою сторону и недовольно кривил губы. Ладно, пусть.

После того как я несколько раз прошел трубу, наш капитан-лейтенант подозвал его к себе и о чем-то с ним переговорил, кивая в мою сторону. Мне командир ничего так и не сказал, не похвалил, не расспросил, как я преодолел страх. Как будто ничего и не случилось. Меня это даже чуть задело.

Может, Поповских был недоволен тем, что Мотыль не попадет в его группу? Расспрашивать о чем-то и допытываться — не мой уровень. Вроде бы меня оставляют, и слава богу! Остальное не моего ума дело.

Служба и учеба пошли своим ходом. Мое возвращение явно обрадовало только Федосова, остальные матросы, по-моему, даже и не помнили о моей краткосрочной отлучке и работе на продовольственном складе.

Занятия продолжались и с каждым днем становились все напряженнее. Первую часть программы по водолазной подготовке мы отработали. Каплей провел с нами контрольные занятия, выставил оценки в журнал. Он сказал, что в следующем учебном периоде водолазка у нас станет посложнее. Мы будем работать с аквалангами, в гидрокостюмах, с автоматами подводной стрельбы, учиться ориентированию под водой, осваивать подводные буксировщики.

Теперь основной упор Поповских уделял тактико-специальной подготовке, топографии, английскому языку и стрельбе. Методика огневой подготовки у капитан-лейтенанта была своя, никем не признанная и не описанная в наставлениях. По слухам, гулявшим среди матросов, нашему каплею частенько влетало за самоуправство и нарушение правил техники безопасности.

Непреложной истиной в огневой подготовке для каплея было знание материальной части вооружения. Он абсолютно наплевательски отнесся к тем навыкам, которые мы получили в учебках.

— Меня не волнует, что вы там изучали и из чего стреляли! Снайперами-оленеводами вы были на гражданке или значкистами ГТО — абсолютно не гребет! Я пущу в свободное обучение лишь того, кто сможет сделать вот так!

Поповских стоял лицом к строю, АКМ-С висел у него на шее, руки свободно лежали на нем. Сзади него стояли два матроса-годка, помогающие в проведении занятий. Один из них без команды достал из подсумка картонную трубку ракеты и открутил колпачок.

Ракета по пологой дуге ушла в воздух.

До этого капитан-лейтенант даже не шевельнулся. После запуска он в доли секунды достал из подсумка магазин, на глазах у нас снарядил его двумя патронами, вынутыми из кармана, пристегнул и, не снимая автомат с шеи, короткой очередью сбил ракету на излете.

Никто из матросов в первые секунды ничего не понял. Только спустя несколько мгновений по всей группе прошел восхищенный вздох.

А Поповских спокойно продолжал:

— Кто сможет это повторить, огневую подготовку будет посещать только когда захочет. Кто пробует и не сможет, до конца всей службы таскает на стрельбы ящик с учебно-материальной базой на всю группу! Итак, желающие?

Никто не осмелился даже попробовать. Я точно знал, что у меня вряд ли так получится. Позже, когда я служил офицером, у меня так ни разу не получилось, сколько я ни тренировался. Лишь один раз, уже на войне, сверхсрочник-чукча услышал от меня про Поповских и точно так же сбил из своей СВД ракету, пущенную мной.

Теперь мы заново записывали в своих блокнотах, что такое выстрел, какова его физическая сущность, и наизусть заучивали все детали и механизмы автомата Калашникова, пистолета Стечкина, пулеметов, гранат, гранатометов, пистолетов. Разбирали мы оружие не только на столах в открытом учебном классе и на плащ-палатках. Мне запомнилась эта вот операция на ходу. Мы должны были распихать все железки по карманам, а потом собрать автоматы. Один матрос при этом потерял крышку ствольной коробки. Мы полчаса всей группой ползали, искали ее, воспитывались через коллектив.

Однажды вечером мы с Федосовым выпросили в баталерке у Маркова свои маскхалаты. Пока я его отвлекал, задавая глупые вопросы, Федос запихнул за пазуху форменки еще один халат и ретировался в кубрик.

Уворованный халат мы располосовали, вооружились иголками с нитками и пришили себе на грудь по два объемных кармана. Чтобы эти вот специально оборудованные костюмы не перемешались с остальными в общей стопке, мне пришлось наврать мичману, что командир дал распоряжение хранить маскхалаты в рюкзаках. Марков поворчал, вечером после ужина построил всю группу, выдал нам рюкзаки и приказал их укомплектовать. Позже он признал, что снаряжение группы на занятия стало происходить намного быстрее. Куда проще выдать матросу уже снаряженный рюкзак, чем возиться по нескольку минут с каждой военно-морской шмоткой.

На следующий день на занятиях по тактико-специальной подготовке, при выдвижении в район, командир на ходу по-английски приказал нам разобрать оружие. Мы с Федосовым, следуя друг за другом след в след, закинули ремни на шею и начали разборку. Детали мы сразу же складывали в нашитые карманы, потом доставали их в обратном порядке и собирали автоматы. Рацпредложение, так сказать.

Поповских отметил наши старания одобрительным хмыканием, осмотрел нашитые карманы. Хорошо, что не поинтересовался, из чего мы их скроили. Не царское это дело. Он никому не приказал сделать так, как у нас. По его мнению, личный состав должен прийти к этому сам, не через голову, так через руки и ноги.

Вечером нам пришлось отдать куски похищенного маскхалата на растерзание суровой общественности. Потом оказалось, что в эти карманы можно класть что угодно — детали автомата, пустые магазины, сухари, куски сахара, сигареты, спички.

Стреляли мы в тот период четыре раза в учебную неделю. Практически каждый день кроме пятницы. Обычно стрельбы занимали часа два, не больше. За это время группа проходила несколько учебных точек, выполняла разные упражнения. Боеприпасы на пункте выдачи мы получали сразу на все, снаряжали магазины на бегу.

А еще капитан-лейтенант заставлял нас так же вот учить условия выполнения стрельб.

Бежишь, ни о чем не думаешь, а тут команда:

«Группа, второе упражнение контрольных стрельб — хором!».

Мы на бегу начинаем скандировать:

— Цели: спешивающаяся группа пехоты, две грудные фигуры…

А потом то же самое на английском.

Однажды группа после длительного перехода рассредоточилась и приготовилась открыть огонь, а на поле вместо мишеней вдруг поднялись объемные, вполне различимые фигурки.

— Огонь! — металлическим голосом отдал команду Поповских.

Я сглотнул, отбросил все мысли и очередями по два патрона срезал троих. За мной начал стрелять Федос. Остальные медлили, старались прийти в себя. Всех их командир объявил убитыми. В живых остались только я и Саня.

— На досмотр! — Поповских был спокоен и чуть ли не меланхоличен.

А меня чуть ли не потряхивало от страха. По кому же я стрелял?

Я приставил автомат к плечу и побежал вперед. Рядом со мной спокойно трусил каплей. Федос прикрывал нас сзади.

Твою мать! Персонажи, убитые мною и Федосом, оказались в форме американских джи-аев. В сереющем свете заходящего солнца на груди у них ясно были видны пятна крови. Только лежали они все так, как будто уже закостенели. Вместо реальных у них в руках были деревянные штурмовые винтовки.

Я остановился возле одного из них и не успел ничего подумать, как каплей коротко скомандовал:

— Добей!

Я сорвал с лямки рюкзака нож разведчика и воткнул его в шею манекена. Лезвие пропороло пластик. А кровь, вероятно, была взята у свиньи Груни, убиенной сегодня на хоздворе.

— Обыскать! — не унимался каплей.

Я пошарил по карманам кителя, достал какую-то книжицу, всю в липкой крови.

Во второй раз группа уже сработала вся. В третий самый брезгливый из нас спокойно обыскивал окровавленный манекен.

В следующую субботу Марков опять попытался забрать всю группу на экскурсию. Услышав об этом, мы с Федосом нырнули в баталерку, где спокойно сидел заместитель ротного старшины.

— Товарищ старший матрос, нас группный прислал. Ему ротный задачу поставил по поводу матбазы для занятий, — затараторил Федос, вслушиваясь в крики мичмана, сгонявшего личный состав на построение.

Я стоял и глупо улыбался в надежде на то, что сейчас мичман уведет всех. У нас потом будет железобетонная отмазка. Баталер подтвердит, что во время построения мы были у него по поводу какой-то задачи, полученной от командования роты.

Старший матрос со шрамом на морде вылупился на нас, что-то обдумывая. Потом он молча налил в стакан воды, всунул в него самодельный кипятильник из двух бритвенных лезвий.

— Да, что-то припоминаю, — наконец произнес, тут же выдернул кипятильник из розетки, достал из ящика стола жестяную банку с надписью "Индийский кофе". — Вам, наверное, надо ящик сколотить для макетов местности и песок просеять?

— Так точно! — заявил Федосов. — Ящик и песок. Дай нам доски и инструмент, и мы пойдем делать!

— Ты очумел! Доски тебе и инструмент — сейчас, как же! Идите, делайте! Найдете все сами. Гвоздей и так мало. Могу вам сито дать для песка и мешок бумажный. — Старший матрос достал из-под верстака помянутое добро и всучил его нам. — Все, отчаливайте, караси! Через два часа жду результатов! Вашему мичману я сам скажу, что вы задачу ротного выполняете. В следующий раз, когда захотите зашхериться, всегда жду. У меня работы полно. — Он задавил довольную лыбу, закинул в стакан пару ложек растворимого кофе и начал яростно размешивать напиток, некультурно позвякивая ложечкой.

Вот черт! Мы сами себя загнали в ловушку. Теперь нам предстоит где-то искать ящик и просеивать песок. Баталер схитрил. Эта задача наверняка была поставлена ему, а тут подвернулись мы, два идиота, страстно желающих поработать.

Мы поплелись на выход из казармы и тут же наткнулись на заместителя командира, пышущего злобой.

— Так, выдреныши, вся группа в сборе, а вас нет! Вы где?..

Договорить он не успел, его бесцеремонно перебил баталер, высунувшийся из-за двери:

— Это по задаче ротного. Караси до утра ящик-макет на тактико-специальную подготовку должны родить.

Марков хмыкнул и отстал от нас.

Пошли мы со старшиной второй статьи Федосовым, ветром гонимые, искать какой-нибудь ящик или доски, из которых можно было бы его сколотить, и забрели на территорию столярной мастерской.

— Смотри, доски хорошие в куче валяются! — с радостью проговорил Федос. — Сейчас заберем и пойдем колотить. Только надо будет где-то пилу и молоток с гвоздями достать. Может, у кого из земляков спросить?

— Александр Палыч, а ну его на хрен! Сейчас возьмем эти досточки, а нам по башне настучат. Слышишь, в помещении циркулярка воет? Там наверняка кто-то есть. Наваляют нам!..

— Так все равно надо что-то делать. Ты предлагаешь попросить?

— А почему бы и нет? Ну пошлют нас подальше, так что с того? Идем?

Федосов помялся с ноги на ногу.

— Может, сам сходишь? А я тут потихоньку попытаюсь доски хапнуть.

Я подошел к двери, толкнул ее. За ней на циркулярной пиле распускал доски тот самый старший мичман, который подпольно крутил кинокартины.

Увидев меня, он остановил пилу.

— Тебе чего, матрос? Кто прислал?

— Товарищ старший мичман, я к вам по делу пришел.

— Ох, ни хрена себе! Матрос, какое же у тебя ко мне дело может быть? — Мичман грозно насупился.

Я, сбиваясь, начал ему рассказывать про ящик. Мол, не найдется ли у вас несколько старых ненужных досок вроде тех, которые валяются снаружи мастерской?

— Ящик для песка, полтора на полтора, высота двадцать, с крышкой, кармашками и ручкой. Такой, что ли?

— Так точно!

— Да я же сколотил его, даже покрасил! Уже месяца два никто не забирает. Ты из какой группы?

— Капитан-лейтенанта Поповских.

— Ну да, точно. Он же мне беленькой уже поставил. Видно, по пьяному делу позабыл, — пробормотал мичман, опомнился и погрозил мне пальцем. — Ты сейчас доски вот эти в стопку сложишь, потом ящик заберешь, а то ваш командир группы скажет еще, что я слова не держу.

— Есть, товарищ мичман! — радостно гаркнул я. — Разрешите, я напарника отпущу. Он снаружи.

— Две секунды, — буркнул мичман, включая циркулярную пилу.

— Саня! Федос! — заорал я, выскочив на улицу. — Вали за песком, я сейчас ящик буду делать! И давай рубль.

— На хрена тебе рубль? — начал возмущаться Федосов, осторожно разворачивая носовой платок и доставая желто-коричневую бумажку.

Это же надо! Он тоже свои сбережения в платок заворачивает! Не один я такой умный.

— Мичману! Он за просто так спину себе не почешет и досок не даст. Я ему вообще полтора рубля отстегиваю. Давай, не жмись.

Федос отдал мне рубль и, бурча что-то себе под нос, ушел в сторону площадки для рукопашного боя. Песка там было предостаточно.

Я сложил доски в штабель и получил из рук мичмана аккуратно сколоченный деревянный плоский ящик с ручкой и откидывающейся фанерной крышкой, на которой было приколочено несколько кармашков. Он, как и все на флоте, был выкрашен серой шаровой краской и имел очень приличный вид.

Получив ящик на руки, порадовавшись везению и забывчивости нашего командира, я все-таки решился и задал мичману вопрос, особо волновавший меня:

— Товарищ старший мичман, разрешите сегодня в вашей ленинской кино посмотреть?

— Матрос, ты чего несешь? Какое кино? Охренел совсем?

— Товарищ мичман, я уже смотрел, цену знаю. Я же не за так, еще матроса приведу, напарника с боевой пары, выручка больше будет.

— Вы, караси, охренели совсем. Служите без году неделя, а уже во все щели заныриваете. Иди, давай! После обеда подгребайте. Только смотри, молчок! Узнает кто, прекратятся просмотры!..

— Да я Зуру знаю, и Мотыль меня предупреждал, — блеснул я знакомствами с грузином и коком.

— Ну, все! Отчаливай, разболтался тут!..

После просмотра «Разведчиков» мы с Федосом завалились в кубрик, стирали носки и обсуждали фильм.

Группа прибыла только к отбою, голодная и уставшая. Нашего довольного настроения никто не разделял. Матросы опять целый день горбатились на огороде, и покормить их никто не удосужился.

На душе у меня стало как-то тягостно. Я немного подумал, вспомнил, кто сегодня дежурный кок, осмелился, прошел на камбуз и позвонил в дверь, как говорят радисты, семерочкой — «дай-дай-закурить». Теперь я знал, что это такое.

Из-за двери выглянул матрос из наряда.

— Чего хотел, кто такой?

— Балет из первой роты, к Мотылю по делу.

— Заходи, стой возле входа, сейчас доложу.

Через несколько минут из глубины камбуза мне кто-то свистнул и помахал рукой.

Мотыль как обычно находился в варочном цеху и дирижировал нарядом.

— Что там у тебя?

— Женя, дело такое. Матросы из города пришли, у мичмана на огороде работали, ужин профукали. Тут ничего не осталось, а то пацаны голодные?

— Пацаны в седьмом классе учатся. У меня в котлах каша рисовая осталась. Сейчас на электропечке ее разогрею, пару банок тушняка кину, с луком пережарю, хлеб возьмешь, чаю полно, сахару и масла нет. Дам две банки сгущенки с завтрашнего кофе. Через десять минут приводи.

— Столы сами накрываете, посуду за собой убираете и моете, — вклинился старший наряда.

Я убежал в расположение и сказал Федосу, чтобы он через десять минут вел группу на ужин. Сам метнулся обратно, накрывать столы.

Поужинать и убраться за собой мы успели до вечерней поверки.

Дежурный по части заглянул в зал, поинтересовался причинами нашего столь позднего визита, погрозил карами за опоздание на поверку и скрылся.

Глава 10

Ночью нас разбудил крик вахтенного:

— Группа капитан-лейтенанта Поповских — подъем! Всем строится на центральной палубе.

— Что случилось? До подъема еще три часа! — пробурчал Федос.

— Ваш пришел, на центральной ждет, косой в зюзю! Шевелитесь, — полушепотом пробормотал вахтенный.

На центральной палубе, широко расставив ноги, торчал наш капитан-лейтенант, облаченный в шерстяной спортивный костюм, и каким-то безжизненным взглядом смотрел на матросов, бегом становящихся в строй.

Через пару секунд старшина второй статьи Федосов скомандовал:

— Группа, равняйсь, смирно! Равнение на середину! — Он приложил руку к пилотке и двинулся к командиру.

Поповских выслушал доклад Федосова, склонил голову и прошипел:

— Где мичман Марков?

— Не могу знать! — гаркнул Федос.

«Чего он орет?», — подумал я и понял, что криком мой напарник тщательно маскирует свой страх перед капитаном.

— Группа, за мной, бегом марш! — просипел Поповских, развернулся и, чуть покачиваясь, выскочил на улицу.

Бегали мы до подъема и во время утренней зарядки, то есть несколько часов. Наверное, Поповских таким вот образом изгонял из себя хмель, а в одиночку гонять ему было скучно. Вот и поднял он нас на три часа раньше. Сперва мы бежали, спотыкаясь и путаясь в ногах, потом приноровились, вошли в темп командира, поймали ритм.

Вскоре мое сознание отключилось. Мне казалось, что так было всегда. Не было гражданской жизни, школы, балета, учебки, ничего кроме бега и сереющего неба. Спина матроса, бегущего впереди меня, существовала всегда.

Усталости и одышки никто не чувствовал. Группа дышала как единый организм. Очнулись мы уже возле своего расположения. Вот тут у нас заныли ноги, все стали тяжело дышать.

Совершенно трезвый командир махнул нам рукой, отпуская на утренние мероприятия.

— Ноги отваливаются, носки до завтрака не высохнут, — пробормотал Федос, стянул через голову куртку вместе с тельником и поплелся в гальюн.

Процесс умывания матросов, живущих в береговых казармах — вещь весьма занимательная. Вот идет парень в одних трусах, полотенце через шею, в руках кусок земляничного мыла, бритвенный станок и помазок, в зубах щетка с пастой, выдавленной на нее. Еще в учебке я задавался вопросом: почему надо выдавливать зубную пасту на щетку в кубрике, и нельзя это сделать в умывальнике гальюна? Понимание пришло довольно быстро, после многочисленных просьб выдавить чуток, а то свою в тумбочке оставил.

До завтрака мы успели вымыться, в быстром темпе простирнуть носки и даже чуть подсушить их, вертя словно лопастями вентилятора. Ноги у всех безумно ныли, хотелось спать, однако завтрак прошел на ура. Мы опустошили бачок с рассыпчатой гречкой, сдобренной жареным салом, луком и морковкой, чуть ли не вылизали его. Кофе со сгущенкой не осталось ни капли.

На подъеме флага Поповских стоял уже в форме, аккуратно выбритый и пахнущий одеколоном. О ночном происшествии ничто не напоминало.

С утра все пошло своим ходом. Только Марков, выдававший нам снаряжение из баталерки, был хмур и цедил что-то сквозь зубы.

Сегодня на огневой подготовке мы должны были изучать иностранное стрелковое оружие. Поповских взял с собой двух матросов и убыл на оружейный склад. Марков на занятия по непонятным причинам не пошел, обязанности заместителя выполнял Саня Федосов. Я помогал ему по мере возможности. Мы приготовились, распределили по парам ящики с материальной базой и построились на площадке. Мимо строя, не оглядываясь, прошел Марков и двинул куда-то в сторону продовольственного склада.

— Слышь, Федос, а кто каплею настучал о том, что наши у Маркуши на фазенде батрачили за карамельки?

— Да никто не стучал. Помнишь, когда вчера ужинали, дежурный приходил, расспрашивал, что почем? Он ночью нашему каплею позвонил и взгрел его, а тот дома водку жрал. Вот мы и бегали, когда он трезвел. Мне на завтраке вахтенный со штаба на ухо прошептал.

— Зашибись, а я-то думаю, что мичман такой, словно с цепи спущенный, того гляди и гавкнет.

— Не гавкнет, он каплея жутко ссыт. Все, командир идет!

От склада шагал Поповских, у которого за плечами крест-накрест висели какие-то иностранные автоматы. Следом за ним матросы за ручки тащили металлический ящик.

— Группа, смирно! Огневая подготовка! Тема шесть: иностранное стрелковое вооружение! Вольно! — скороговоркой выдал капитан-лейтенант. — Сегодня мы изучим американскую автоматическую штурмовую винтовку AR -15 / М-16, израильскую штурмовую винтовку «Галил», пистолет-пулемет «Ингрэм», пистолеты «Кольт М1911», «Вальтер», «Стар», «Чезет», «Беретту». После обеда стреляем из М-16, и «Кольта». Нале-во! Шагом марш в летний класс!

Иностранное вооружение было намного сложнее нашего. Разобрать М-16 так же быстро, как «калашников» или «стечкин», ни хрена не получалось. Частей намного больше, да и взаимодействие их не всегда понятно с первого раза.

Федос повертел в руках «эмку», бросил взгляд на каплея, отвлеченного каким-то вопросом, принял картинную позу и шепотом осведомился:

— Ну как, похож я на амеровского джи-ая?

— Нет, не похож. На плакатах у них в основном негры здоровенные, а ты белый как молоко и худой как велосипед, — ответил я напарнику.

До обеда мы возились в летнем классе, разбирали, собирали, оружие, записывали в блокноты тактико-технические характеристики с плакатов. На контроле мне попался вопрос про «Кольт». Тут только год выпуска привел меня в ступор. Насколько я помнил, на плакатах ничего про это написано не было. По классу уже ходил Федосов и собирал бумажки, на которых мы черкали ответы, а я сидел и чесал затылок. Эх, была не была, напишу…

Стоп! А почему "Кольт М1911"? Это число очень похоже на год. Точно! Так и напишу. Едва я успел это сделать, Федос выдрал листочек у меня из рук.

После обеда мы толкались возле оружейки, ждали дежурного старшину с обеда и вполголоса делились впечатлениями о занятии.

— Где дежурный? Скоро каплей придет, а мы еще оружие не получили, — переживал Федос.

— Да он, наверное, адмиральский час себе устроил, спит спокойно, — высказался какой-то матрос. — Лежит сейчас на шконочке, рассольник переваривает.

— Что за адмиральский час? — поинтересовался кто-то сразу несколько матросов.

— У нас в учебке был, у матросов на коробках тоже есть. Это когда после обеда весь личный состав прыгает на шконки и дрыхнет до приказа на построение. Красота!

— Хватит врать! Ты что заливаешь? Чтобы матросы-срочники после обеда дрыхли? Да где в советском флоте такое видано?

— Не верите, не надо…

Галдеж прервал рык дежурного:

— Для получения оружия становись! Старшина второй статьи Федосов, в оружейку на контроль бегом марш!

Федос метнулся вовнутрь. Выдача оружия пошла своим ходом.

Стрельба из М-16 какого-то особого впечатления на меня не произвела. Смотреть на мишень через ручку-прицел было непривычно и неудобно. Знакомой, уверенной тяжести «калаша» не ощущалось. Звук выстрела был совершенно иной.

Мое мнение разделило большинство матросов нашей группы.

Вечером каплей отправил троих матросов и меня в качестве старшего в столярную мастерскую. Тот самый старший мичман-обеспеченец озадачил нас складыванием досок в штабеля, уборкой опилок в мешки. Пока мы возились, он электролобзиком выпиливал из листов фанеры грудные и ростовые мишени. По окончании работ мы приколотили к уже готовым мишеням колья и покрасили их в темно-зеленый цвет.

— Вот все и готово. Старшой, иди сюда на пару слов. — Мичман поманил меня пальцем. — Командиру передашь — расчет как обычно. В субботу вечером кино хорошее буду показывать — «Гений дзюдо». Так что можешь с напарником своим приходить.

Я пообещал обязательно прийти, хотя денег на просмотр фильма ни у меня, ни у Федоса уже не было.

Интересно, а почему наш командир группы сам рассчитывается с мичманом за эти мишени? Ведь они ему не для себя нужны. Он не собирается ставить их в своем огороде или продавать на рынке. С чего это каплей должен из своего кармана покупать бутылку беленькой для мичмана-обеспеченца? Он ведь старше его по званию, командир боевой группы, а тут какая-то непонятная торговля идет.

Тогда мне еще было невдомек, что проще решить все через бутылку водки с мастеровым мичманом, у которого неучтенной фанеры сложено в столярном цехе несколько штабелей. Зарплата нашего каплея позволяла ему тратить свои кровные на нужды боевой подготовки своей группы. Но я этого абсолютно не понимал.

Глава 11

С утра несколько матросов старшего призыва взяли с собой наши мишени и ушли в сторону моря. Ну вот, мы делали все для себя, наш командир за фанеру рассчитывается лично, а они!..

Однако обижались мы зря. Сразу после завтрака начали экипироваться и получать оружие. Федосов с накладными убежал на склад за боеприпасами.

Видимо, наш командир задумал провести не совсем обычную стрельбу. Так оно и оказалось.

Боеприпасы мы получили в оружейной комнате, чему Федосов явно обрадовался. Ему теперь не надо было тащить два цинка на стрельбище.

Как только покинули расположение части, каплей дал команду на снаряжение магазинов. Мы в спешке разрывали бумажные пачки, ссыпали патроны в пилотки. На снаряжение пары магазинов нам отводилось всего две минуты. Тут уж надо было постараться, иначе будешь суетиться на бегу. По прибытии на место Поповских проверит наличие боеприпасов. Если хоть один патрон потерялся, все мы побежим обратно и будем ползать на пузе, разыскивать его.

Пока я раздумывал над этим, руки делали все сами, без меня. За две минуты группа успела без проблем набить магазины и распихать их по подсумкам рюкзаков. Норматив на отлично — сорок восемь секунд. Плюс еще несколько на вытаскивание магазинов, разрывание пачек, пересыпание патронов. Командир так загонял нас с этими нормативами, что мы уже абсолютно не задумывались о порядке действий.

После пары километров марша группа разделилась на две части. Поповских выдал командирам подгрупп конверты с карточками— заданиями. Старшим первой он назначил Федосова, сам остался во второй.

Как только мы удалились от второй подгруппы, старшина развернул конверт, почесал затылок и прогудел:

— А карты-то тут нету! Только карточка с азимутами.

Да, веселый у нас командир. Если мы неправильно посчитаем азимуты, то выйдем непонятно куда. Сеанс связи у нас предусмотрен на предпоследней контрольной точке и если заблудимся. Ракеты только на экстренный случай. Получается, что сейчас мы даже не можем связаться со второй подгруппой, чтобы помочь друг другу. Там находится командир, который держит все на контроле.

Ну что же, будем определяться с азимутами. Если мы ошибемся хоть с одной контрольной точкой, то выйти на пункт сбора уже не сможем. Тут надо быть предельно внимательными.

Мы со старшиной покрутили компас, определили стороны света, азимут и потихоньку-полегоньку двинулись, пытаясь соблюдать боевой порядок. От нашего Поповских всего можно ожидать. Матросы старшего призыва, привлеченные на занятия, наверняка где-нибудь устроили засаду. Так что от греха подальше.

На предпоследней точке мы вышли на связь. Вторая подгруппа тоже продвигалась нормально.

— Нормально, не сбились. Теперь валим в сторону бухты. Пункт сбора у моря, — заявил Федосов.

— Слышь, Александр Палыч, давай не торопиться, — сказал ему я.

Неясное предчувствие какого-то подвоха преследовало меня вот уже несколько минут.

— Давай тихо подползем да понаблюдаем за второй подгруппой. Мало ли что.

— Ага, давай! А то у меня чуйка такая появилась, что просто так дойти нам каплей не даст. Так, моряки, слушай мою команду!..

Минут пятнадцать мы на четвереньках и ползком перебирались среди нагромождений прибрежных камней, скрытно приближались к бухте.

— Есть! — прошипел какой-то матрос. — Сзади нас. Белая скала, правее сто.

Да, там двигалась вторая подгруппа. Метрах в тридцати за ней в одиночку шагал капитан-лейтенант.

— Смотрим! — дал команду Федос.

Подгруппа обогнула скалу и начала спуск к морю. За ней вдруг хлопнул взрывпакет. Матросы на пару секунд застыли как вкопанные, потом бросились врассыпную и начали падать между камней. Сверху летели взрывпакеты. Там грохотали холостые очереди.

Поповских присел на корточки и спокойно наблюдал за всем этим.

— Пацаны! — зашипел Саня. — Пока тут война идет, ползем дальше к бухте, а потом бегом! За вон тем скальным хребтом нас они хрен заметят.

Идея была вполне здравая и осуществимая. Пусть воюют, а мы в это время тихой сапой спустимся на пункт сбора.

Пока грохотала стрельба и бухали взрывпакеты, мы подобрались к спуску вплотную. Вниз вела только одна тропинка. Она тянулась как раз через то место, откуда велась стрельба. До прибрежного песка было метра четыре.

Пришлось мне сбросить с себя снаряжение, закинуть за спину автомат, спуститься метра на полтора, потом зависнуть на руках и спрыгивать на песок. Приземлился я довольно удачно. Рядышком со мной плюхнулся рюкзак. Я занял наблюдательную позицию, помахал товарищам рукой.

Надо было торопиться. Стрельба наверху прекратилась. Поповских, скорее всего, уже производил краткий разбор.

Все спустились на берег через несколько минут и вдоль скальной стенки последовали к месту сбора. Вторая подгруппа уже шла по тропинке. Мы построились, и, игнорируя удивленные взгляды своих сослуживцев, дождались командира.

— Товарищ капитан-лейтенант, первая подгруппа прибыла к пункту сбора без происшествий! — отрапортовал старшина второй статьи. — Время в пути — час восемнадцать минут.

— Как спустились?

— Нормально, без травм. Услышали стрельбу, обошли место засады. Вмешиваться не могли. Надо сохранить часть группы для выполнения основной задачи.

Капитан-лейтенант выслушал рапорт, склонил голову, осмотрел всю группу и дал команду на проверку боеприпасов и снаряжения.

Все у всех было на месте, никто ничего не прое… извиняюсь, не потерял.

На берег спустились матросы старшего призыва, обеспечивающие проведения занятия.

— Группа, садись! — скомандовал командир. — Тема занятия — огневая подготовка! Практическое выполнение упражнений стрельб с воды!

Вот это что-то новенькое. Вчера на занятиях мы с Федосом выпросили у каплея «Курс стрельб», перелистали его от корки до корки, но упражнения по стрельбе с воды не обнаружили. Значит, Поповских снова придумал что-то свое. Влетит ему, наверное, за это от командования. Хотя ему не впервой. Он жив-здоров и на своей должности.

— Стреляем по ростовым и грудным фигурам, расположенным на берегу. Оцепление от второй группы нашей роты. Боеприпасы — шестьдесят патронов. Первая стрельба — пятнадцать патронов. Стреляем группой в воде по пояс. Вторая — по грудь! Третья и четвертая — с моторной шлюпки. Она подойдет через час. Обращаю особое внимание на сохранность оружия и боеприпасов. Старайтесь не мочить автоматы и магазины.

Вот тут нам с Федосовым опять пригодились нагрудные карманы, нашитые на маскхалаты. Эх, знать бы заранее, мы засунули бы в карманы по полиэтиленовому пакету для лучшей сохранности боеприпасов.

Матросы второй группы выставили мишени на берегу среди скал и ушли наверх, в оцепление. Поповских проверил связь, закинул радиостанцию в герметичный мешок за спиной, нацепил головной телефон на ухо и повел нас в воду. Мы забрели в нее по пояс, развернулись в боевую линию.

— Внимание, группа! Стрельба сдвоенными! Контролируем расход боеприпасов! Распределение целей — по боевой линии от головного дозора! По береговому патрулю на месте высадки, огонь!

Захлопали выстрелы. Первыми двумя я попытался поразить мишень "пулеметчик в окопе", находившуюся в моем секторе огня. Не попал. Пули ушли ниже так, как будто цель сама отбежала дальше. А расстояние ведь ничтожное, даже ста метров нет. Пришлось брать выше, уже в середину мишени. И снова в землю.

Что за ерунда? Автомат пристрелян отлично, а тут попадание только на восьмом выстреле, когда я стал целиться в верхний обрез мишени.

Во вторую, ростовую, я уже целился выше, почти что в голову. Попал ровно в середину.

Мы отстрелялись, поставили оружие на предохранитель, в боевом порядке вышли на берег. Каждый матрос отсоединил магазин, извлек патрон из патронника.

Поповских дал команду на проверку результатов стрельбы. Все кинулись к мишеням, отмечали пробоины, затыкали их веточками.

— Слышь, у тебя как результат? — спросил меня Федос, когда мы возились возле мишеней.

— Хрен пойму! Автомат ниже стал бить. На крайней стрельбе каплей сам проверял пристрелку, все нормально было, а тут ниже бьет, хоть тресни! Я прицел на единичку ставил, тут даже ста метров нет, а попадания только с восьмого выстрела пошли.

— Такая же ерундень. Надо командира спросить, в чем дело, на сколько прицел ставить.

— На постоянный ставьте, — сказал каплей, услышавший наш разговор. — Вы забыли, что вода расстояние скрадывает, вот вам и кажется, что цель ближе, чем на самом деле дальше. Советую мушку подкоптить. Она бликует от воды и солнца.

Мы подкоптили мушки, переставили прицелы и снова полезли в воду. Теперь нам пришлось намного сложнее. Прибой ощутимо мешал передвижению. Целиться и стрелять приходилось, высоко задрав локти, чтобы не замочить магазин, и вытягивая шею. Плюс раскачивание из-за наката. Тут только и смотри, чтобы не уйти с головой под воду.

Отстрелялись мы еще хуже, чем в первый раз, но все-таки без происшествий. Для такой стрельбы нужна тренировка, с первого раза вряд ли что получится. Будем надеяться, что такое занятие у нас не последнее. Интересно, как мы отстреляемся со шлюпки? Надо, пока есть время, расспросить капитана об особенностях стрельбы с борта. Мы снова осмотрели мишени, заткнули пробоины, отжали форму.

Оцепление сообщило о подходе лодки. Поповских кратко рассказал нам об особенностях стрельбы с борта, еще раз довел требования безопасности и порядок посадки и размещения на борту плавсредства.

Из-за небольшого скалистого мыса, еле слышно гудя мотором, вышла шлюпка и, не сбавляя оборотов, двинулась к берегу. Старшина-сверхсрочник, стоявший у штурвала, задрал руку. Поповских вышел на берег и встал там, где наметил место для причаливания. На нос шлюпки вылез матрос и начал всматриваться в воду. Движок замолк. Посудина по инерции дошла до берега и мягко ткнулась в песок.

Матрос, облаченный только в трусы и тельняшку, спрыгнул в воду, осмотрел нос шлюпки и проорал:

— Степаныч, швартоваться будем или нет?

— Нет. Сейчас группу на борт примем. Здравия желаю, Владимир Семеныч, — сказал он нашему каплею. — Мы готовы. Вы своих в жилеты одевать будете? Замкомандира по боевой сказал, что вздрючит по полной и меня, и вас. За то, что на воде без спасательных средств занимаетесь.

— Приветствую, Андрей. Раз вздрючит, будем одевать. У тебя полный комплект?

— Да, полный. Инвентаризация недавно была. У меня ваши боевые, оранжевые я списал.

Мы снова построились. Матрос-шлюпочник вытащил на свет божий груду спасательных жилетов серо-зеленого цвета. Они использовались при высадке боевых групп с борта надводного судна и, в отличие от ярких спасательных, на воде были абсолютно незаметны.

— Не повредите имущество, караси, — наставлял он нас. — Лямочки на карабинчик под яйцами застегивайте. Шланги подкачки возле морды должны быть.

Мы снарядились, надули жилеты.

— Ремни автоматов расслабить на полную длину, отцепить от ствола, карабины пристегнуть к кольцам на жилетах. Порядок посадки: первая подгруппа левый борт в боевую линию, вторая — правый борт! Ближние к берегу стреляют с упора, дальние — стоя через головы. Еще раз обращаю внимание на технику безопасности! Первый заход — без стрельбы. Просто тренируемся. Группа, по местам!

Мы не смогли занять свои места быстро, уложиться в расчетное время.

— Норматив «посадка на десантное средство» — два балла, — заявил шлюпочный матрос.

— Группа, на берег! Отрабатываем посадку! — скомандовал каплей.

Только через двадцать минут мы добились полной слаженности и быстроты, наконец-то расселись по местам. Старшина дал обратный ход. Шлюпка отделилась от берега, круто набрала скорость, повернула.

Поповских оторвал бинокль от глаз.

— Группа, береговой патруль на месте высадки! Огонь!

Только бы не сверзиться в воду и не влепить пулю в затылок матросу, сидящему у борта, обращенного к берегу. Шлюпку качает, цель убегает то вниз, то вверх и плавно смещается влево. Да как же стрелять-то при таких условиях!

Мы кое-как отстрелялись. По команде отстегнули магазины, еще по разу пальнули в воздух, чтобы освободить патронники. Оружие к осмотру, стволы вверх. Поповских мелкими шажками двигался вдоль борта. Осмотрено! На предохранитель.

Ничего хорошего у нас не вышло. Мы выпустили в песок да камни по пятнадцать патронов и успокоились. Хорошо, что никого из своей группы не пристрелили.

Шлюпка сделала резкий разворот. Старшина отрабатывал уход из-под обстрела.

Всплеск с нашего борта! Матрос второй подгруппы, недавно сидевшийв тыловом дозоре, высоко задрал ноги и, не выпуская из рук автомата, ушел в воду.

— Человек за бортом! — радостно воскликнул шлюпочный матрос и начал раскручивать в руке шкерт с поплавком и грузом на конце.

Старшина резко сбросил обороты. Разведчик, выпавший за борт, в спасательном жилете, съехавшем на уши, замахал обеими руками. Автомата у него уже не было. Шлюпочник ловко метнул шкерт, тот плюхнулся прямо перед носом очумевшего матроса, который инстинктивно вцепился в поплавок.

Матрос накрутил шкерт на небольшой Т-образный кнехт, ловко подтащил утопленника к борту и заорал:

— Степаныч, давай на берег! Он у меня на буксире!

Все это произошло буквально за какие-то полминуты, мы даже осознать ничего не успели.

Так вот для чего мы прицепляли автоматы ремнем к жилету! Умно, однако, а то сейчас ныряли бы, разыскивали бы ствол. А так матрос, буксируемый шлюпкой, за ремень вытащил автомат из воды.

Поповских по поводу ЧП и словом не обмолвился, только прочел нам своим скрипучим голосом лекцию о порядке наблюдения за берегом и своим напарником на борту. Мы должны были среагировать, принять меры к спасению, а вместо этого только рты пооткрывали.

После проверки оружия и боеприпасов Федос шепнул мне на ухо:

— Муйня это все! за борт выпал Зеленый, а у него школа мореходная за плечами. Они там на всяких шлюпках ходили, он КМС по плаванию! Не мог сам выпасть. Это его каплей подговорил. Я видел, как он вчера Зеленого инструктировал.

Да, так оно и было. Матрос Зеленов бултыхнулся за борт по заданию командира, решившего проверить нашу боевую слаженность. Через пару недель Зеленый сам признался в этом.

Вторая стрельба с борта шлюпки прошла без происшествий, хотя результаты ее были абсолютно не впечатляющими.

В часть мы возвращались уже без хождения по азимутам, просто бегом.

После обслуживания вооружения и обеда Федосов привел группу в летний класс для подведения итогов и следующего занятия. Мы ожидали разноса, но все обошлось.

Капитан-лейтенант сказал, что дал нам практику в стрельбе с воды и с борта плавсредства, а потом всех нас огорошил:

— Если разведчики при высадке начали стрельбу, то они превращаются в героическую морскую пехоту и гибнут, не выполнив своей основной задачи.

Как ни крути, а наш каплей прав. Ничего тут не поделаешь. Тем более что высадка с борта десантного судна в основном будет проходить ночью, когда что-нибудь рассмотреть на берегу практически невозможно. Если начнется бой, то высадка группы полностью провалится. На шум выстрелов немедленно прибудут дополнительные силы противника, и все. «Прощайте, скалистые горы».

Если уж все-таки придется применять оружие, так лучше бесшумные образцы. Такие стволы у нас в группе есть, как и ночные прицелы, но вот практики такой стрельбы с воды еще ни у кого из нас не было.

Командир сказал, что сейчас он как раз разрабатывает план стрельб с воды ночью с применением всех этих штуковин. Мол, такие занятия у американцев проводятся постоянно.

Как раз в этот момент в беседку заглянул главный «комсомолец» части, он же штатный замполит нашей первой роты, и попросил разрешения у нашего командира провести беседу с личным составом. Поповских скривился, дал ему пятнадцать минут и ушел в расположение, забрав с собой старшину второй статьи Федосова.

«Комсомолец» в звании старшего лейтенанта начал читать нам какие-то выдержки из речей генерального секретаря, раздал несколько газет. Про наших космонавтов ничего не было, про Вьетнам тоже. Скукота.

Вскоре старшему лейтенанту надоело с нами возиться. Он собрал газеты и заговорщицким шепотом сообщил нам, что по территории части гуляют слухи о том, что в каком-то подразделении происходит подпольный просмотр кинофильмов. Если кто-то что знает — пусть сообщит ему.

Надо же! Я активный комсомолец, но что-то совсем не хочу докладывать. Я бы с большим удовольствием сходил на фильм «Гений дзюдо», про который мне говорил старший мичман из столярной мастерской. Может, стоит рассказать ему? Хотя он, скорее всего, и так знает, что им интересуются офицеры-политработники. Странно, что его особисты еще не зацепили. Плохо будет, если подпольный кинотеатр закроется.

Но где же достать пару рублей на субботний киносеанс?

Глава 12

Вечером Федос рассказал мне, что командир поставил ему задачу принять у Маркова все имущество группы и баталерку. Мичман уже был в курсе и сложившимися обстоятельствами ничуть не печалился. По штату он оставался в составе группы, фактически же переходил в распоряжение заместителя командира части по тылу. Неплохо, однако, для столь молодого мичмана.

Теперь старшина второй статьи Федосов исполнял обязанности заместителя командира группы, заведовал всеми хозяйственными вопросами. Ответственность для первогодка не маленькая. Буду надеяться, что Александр Палыч Федосов теперь не зазнается.

После ужина, в личное время, мы с Федосом считали форменки, робы, бескозырки и прочие элементы снаряжения.

— Гляди! — пропыхтел Федос. — Это книга учета движения материального имущества в группе. Но каплей сказал, что надо сверяться с ротной. А еще тщательно проверить форму двадцать шесть. Ты не в курсе, что это такое?

— Наверное, какая-нибудь форма для выполнения особых задач. Сколько комплектов должно быть? Давай на верхних полках посмотрим.

— Каплей велел проверить форму двадцать шесть, а сколько их, не сказал. Я так подозреваю, должно быть на всю группу. Пойдем к Михелю, ротному баталеру. Он наверняка знает, что это такое.

Этот вальяжный матрос, готовившийся к демобилизации, постоянно торчал в ротной баталерке. Старшина роты, старший мичман Аничков, выдрессировал его до такой степени, что мог не обращать никакого внимания на свое хозяйство. Матрос Михель Михаил Михайлович знал, как проводить сверки в тыловых службах, какие ящики должны быть в ротной учебно-материальной базе, как списывать боеприпасы и другое имущество. Замена белья, получение формы на складах, выдача в группы — все это лежало на его плечах.

Михель в синих нарукавниках, тельняшке и шортах от тропической формы сидел за столом под светом лампы. Он, как Гай Юлий Цезарь, делал одновременно несколько дел: обрабатывал наждачной шкуркой деревянный макет автомата, пил чай из стеклянного стакана в металлическом подстаканнике, беседовал со старшим матросом, тем самым баталером, недавно озадачившим нас изготовлением ящика для макета местности.

— Разрешите на борт, товарищи матросы? — вежливо проговорил Федос.

После кивка матроса Михеля мы тут же отрапортовали:

— На рулях не стоим, артельщиками не работаем!

Для чего мы так говорим, никто толком пояснить не мог. В тех случаях, когда молодой матрос приходил к старшему для решения каких-то проблем, у нас почему-то было принято выдавать именно эти слова. В других ротах и подразделениях такого не было, только в первой роте. Откуда сия присказка взялась, никто не помнил, но традиция есть традиция.

— Михал Михалыч, мы к вам прибыли за консультацией, — начал Саня.

— Я думал вы за должность прибыли проставляться, — заявил Михель. — Это же надо, служите без году неделя, а уже в группной баталерке рундука подсидели.

— Проставимся обязательно, мне посылка скоро придет, — пообещал Федосов. — Мы хотели спросить, как из себя выглядит двадцать шестая форма. Все полки перерыли, а ее не видели. Думаем, может, наш мичманец домой унес?

— Ох, караси, ну и глупые же вы. Пойдемте в вашу баталерку. Я вам все по отсекам разложу.

Михель зашел в нашу баталерку, обозрел все полки и отсеки, вынул из-под мышки толстенную книгу, взятую с собой, и с хозяйским видом уселся за стол.

— Сперва рассказываю, — провозгласил он. — Матрос, чаю!

— Михал Михалыч, у нас нет ни чаю, ни кипятильника. Марков все забрал. — Я печально развел руками.

— Глухо как за переборкой. Ладно, сейчас слушайте, а завтра после отбоя вы меня чаем угощаете!

Матрос сказал, что все имущество, которое числится на роте, заносится в ту книгу, которую он принес с собой. Федосов теперь должен будет раз в две недели приходить со своей и сверяться с ней. Все выдаваемое имущество надо также фиксировать и брать роспись с каждого матроса. Кроме добра, находящегося в баталерке, заместитель командира группы отвечает за шконки, баночки, столы, тумбочки, находящиеся в кубрике.

Надо составить акт, мол, карась второй статьи Федосов принял ровно столько-то, и с него взятки гладки! Обязательно в трех экземплярах. Один будет в роте, второй — в группе, а третий пусть Федосов спрячет и сохранит до передачи баталерки кому-нибудь или до самой демобилизации.

У нас даже головы закружились. Федосов, высунув язык, делал пометки у себя в блокноте.

— Михалыч! — занудил он. — Скажи, пожалуйста, а форма двадцать шесть — какая она?

Матрос покачал головой, как бы сетуя на нашу глупость, подозвал нас к себе, развернул книгу, принесенную с собой.

— Смотрите, тут в углу что написано мелким шрифтом?

— Форма номер двадцать шесть! — хором прочитали мы.

Вот так! Оказывается в Военно-морском флоте СССР даже книги имеют свою форму.

Под руководством старослужащего мы составили три экземпляра акта, который должны были подписать Федосов, Марков, Поповских, командир роты капитан третьего ранга Леонова и ротный старшина Аничков. Михель поставил свою закорючку в нашей книге, напомнил, что завтра он у нас пьет чай вместе с баталером, и был таков.

С утра у нас было два часа общественно-политической подготовки. Мы сидели в летнем клубе, старательно делали вид, что конспектируем речи Брежнева о событиях в мире, в армии и на флоте. Рядом со мной мирно посапывал матрос Зеленов.

Пользуясь случаем, я тихонько толкнул его локтем и прошипел:

— Ну что, Зеленый, когда пятьдесят копеек отдашь?

Тот приоткрыл глаза, сладко зевнул и пробормотал:

— Чего? — Он снова заснул.

Я его толкал каждые пять минут, не давал спать. Зеленов дошел до такого состояния, что вытащил из кармана робы полтинник и сунул его мне, лишь бы я отвязался.

Половина взноса на «Гения дзюдо» есть. Надо найти еще полтинник. Надеюсь, что Федосов тоже что-нибудь придумает.

После общественно-политической подготовки мы носились по пляжу, таскали по нему всей группой надувную резиновую лодку. Потом заволокли ее в воду, переворачивались на ней, ставили нормально и снова забирались на борт. Неплохое занятие, похоже на водные аттракционы, но выматывает не хуже, чем бег.

Вслед за этим половина группы сидела внутри, а другая плыла, толкая лодку перед собой. Вроде бы куда как просто, однако лодка шла неравномерно, рыскала по курсу и раскачивалась. Тут все зависело от слаженности действий матросов, находившихся в воде. Нам пришлось тренироваться, слушать счет командира. Одной рукой надо было вцепиться в канат, другой загребать. Главное, чтобы гребки с обеих сторон были синхронные, одинаковой мощности. Вскоре у всех отваливались руки и ноги.

Хорошо, что занимались мы по нулевому комплекту, только в трусах да спасательных жилетах. А что будет дальше, когда нам придется бултыхаться в полном снаряжении, с рюкзаками и оружием?

Под конец занятия Поповских все-таки раздал нам ласты, и лодку толкала всего одна боевая пара. Последние пять минут мы всей группой шлепали в ластах по песку, тащили лодку и командира, мирно восседающего в ней.

На обеде я даже руку с ложкой поднять не мог, а когда меня кто-то хлопнул сзади по плечу, чуть не окунулся лицом в миску с гороховым супом.

— Балет, чего такой вялый, — спросил меня Дитер.

— Нас на занятиях каплей умотал, еле шуршу по палубе.

— Ваш может. Допивай компот, выходи на воздух. Расскажешь, что почем.

Я быстренько допил компот, отпросился у Федосова и выскочил на улицу. Фон Болев и его напарник стояли возле курилки, крутили на руках поясные ремни и о чем-то оживленно беседовали.

Я опасался получить бляхой по лбу, осторожно подошел к ним и встал в сторонке.

— Балет, с тебя поллитра шила! Мы тебе земляка нашли, из госпиталя вернулся, в роте связи служит, нормальный матрос-старшак. Он сказал, что сегодня на ужине сам тебя найдет.

— У меня нету шила, — заявил я.

Снова надо проставляться!

— Да шутим мы, сами знаем, что у тебя ни хрена нету. Сам как? В группе нормально все?

— Да, все по курсу. Мой напарник теперь заместителем командира группы стал. Вчера мы с ним баталерку принимали. С каплеем все хорошо, не придирается.

Мы поболтали еще минут пять, до выхода моей группы и, довольные друг другом, разошлись.

После обеда продолжались занятия.

На ужине на раздаче уже дежурил Мотыль. Когда я пошел за добавкой, он щедро сыпанул мне в бачок пару черпаков макарон, не пожалел красной подливы и подмигнул мне. Я ответил ему тем же и был тут же вытолкан из очереди страждущих добавки.

Вот черт! А я хотел попросить у него заварки. Саня Федос вроде бы соорудил кипятильник, и после ужина мы хотели его использовать.

Сухощавый парень с чубом, торчащим из-под пилотки, чуть прихрамывая, подошел к нашему столу посмотрел на нас и спросил:

— Пацаны, кто Балет?

Я улыбнулся, встал и пожал протянутую руку.

— Старшой, я его заберу? — спросил мой земляк у Федосова.

Саня, естественно, отказать не мог, но в глазах у него явственно проскользнула грусть. Я сейчас уйду с земляком, а ему придется добывать для Михеля чай и сахар.

Старшина повел меня за казарму, где стояли какие-то машины, от которых шли провода к недалекому антенному полю. Возле машин под грибком стоял молодой матрос с красной повязкой и штык-ножом на поясе. Увидев старшину, он с шиком кинул руку к черному матерчатому берету.

— Есть кто из рундуков или офицеров? — спросил мой новый знакомец.

— Никак нет, товарищ главстаршина! Все убыли.

— Хорошо, я с земляком у себя буду, если что — по второму коду. Вопросы есть?

— Никак нет!

Ух ты, как у них все отлажено — и отдание чести, и доклад.

Мы прошли по дощатому настилу между машин, укрытых маскировочными сетями. Главстаршина остановился возле одной из них, поднялся по металлической лестнице и постучал в дверь.

— Тебе сюда нельзя. Сейчас я проверю, как тут служба идет, и пойдем ко мне в хоромы. — Он кивнул на штабной прицеп, стоявший напротив.

Из-за двери высунулся какой-то матрос и сразу же схлопотал щелбан.

— А что это мы, товарищ старший радист, открываем дверь, пароль не спросив, а? Сколько вас учить можно?

— Товарищ главстаршина, я же видел, что это вы, — начал оправдываться радист.

— Не гребет! По концу смены — все резиновые коврики на палубе с порошком вымыть! Расслабились, пока я в госпитале валялся. Кто работает сегодня на центр?

— Обязательные сеансы отработали Кальмар, Китобой, Краб.

— Хорошо, дежурь, я у себя.

Мы по металлической лесенке поднялись к двери прицепа. Земляк открыл висячий замок, включил свет и пригласил меня зайти вовнутрь.

Там я открыл рот от удивления. Настоящая добротная каюта. Стенки аккуратно обшиты красиво обожженной фанерой. По бокам две металлические кровати с рундуками под ними, у задней стенки столик с дисковым телефоном, два металлических сейфа. Доски с документацией, полка с книгами, приемник, эмалированный электрический чайник. Вот это да! Вот так живет мой земляк.

Больше всего меня поразило, что на стенде, висящем над кроватью, было написано: «Документация начальника радиостанции». Начальник! Для меня это знакомство намного круче, чем с капитаном третьего ранга Чернокутским.

Земляка моего звали Николай Маслов. Он был родом не из самой Белой Калитвы, а из района. Поселок, в котором проживал до службы Николай, я прекрасно знал, мы туда постоянно ездили со школы на уборку яблок и помидор. А вот в ДОСААФ мы занимались вместе, в нашем городе. Только Маслов учился в классе радистов, заодно и в парашютном.

Я даже вспомнил, как его и еще одного парнишку провожали в армию. Я тогда только начинал посещать секцию после недавнего переезда к отцу. Чествование курсантов ДОСААФ, уходящих служить, было делом обязательным. Я даже выступил на торжественном собрании с речью. Мол, не посрамим, будем достойны…

Николай тоже вспомнил меня.

Второй парень, которого мы провожали, тоже служил здесь, во второй группе роты минирования. Сейчас он находился на боевом дежурстве. Маслов обещал познакомить меня с ним после его возвращения. Парни из нашего ДОСААФ попали в киевскую учебку, а потом упросили комиссию по распределению и вместе уехали на флот.

Вот такие дела! Повезло — не то слово!

Маслов во время разговора откинул крышку кровати, начал доставать из рундука различные свертки и коробки.

— Сейчас повечеряем, мне тут сальца прислали. Дома кабана закололи. Он меня дожидался, да я на сверхсрочную остаться, на учебу скоро еду. Отписал домой, чтобы забили. Нечего ему от старости околевать.

Я сглотнул слюну. Сала мне хотелось ужасно, но в баталерке сидел неприкаянный Федосов и с грустью ожидал Михеля на чай.

— Николай Сергеич, извини пожалуйста, я бы с удовольствием, но не могу, ей-богу.

— А что такое? В группе проблемы или напрягает кто?

Я, как уж мог, обрисовал ему ситуацию с напарником, приемом баталерки, чаем для Михеля.

— Михель, стало быть! Жох еще тот, но баталер неплохой. Я с ним пару раз пересекался. Сейчас мы к тебе пойдем, там и посидим. — Маслов начал крутить диск телефона. — Экипаж, строиться у кунга! — рявкнул он в трубку, отключился, покидал свертки в картонную коробку и скомандовал мне отправляться на выход.

Возле прицепа уже стояли три матроса.

— Экипаж, слушай задачу! — скомандовал Маслов. — Матрос Скиба, берешь эту коробку и бегом относишь ее в баталерку первой роты, в группу каплея Поповских! Там должен ее принять… — Он обернулся ко мне.

— Старшина второй статьи Федосов, — подсказал я.

Маслов передал матросу коробку и продолжал:

— Матрос Скиба-второй, в кунге на аппарате. Задачу поняли?

— Так точно! — ответили братья-матросы.

— Пляскин в резерве! Он же посыльный в случае отсутствия связи. Все, выполнять!

Матросы умчались в разные стороны.

Меня даже немного смущало знакомство с таким значимым человеком. Величина не большая, в подчинении экипаж из четырех человек, но слушаются его не хуже чем, мы своего каплея.

Неспешно беседуя, мы пошли к расположению нашей роты.

Я поглядывал на прихрамывающего земляка, набрался смелости и спросил:

— Николай Сергеич, а ты в госпитале с ногой лежал?

— С руками и с яйцами, в полном наборе, — схохмил тот. — Ногу сломал. Закрытый перелом был. Теперь вот расхаживаюсь помаленьку.

— На прыжках? С контейнером, наверное, прыгал? Или на боевом дежурстве?

— На прыжках с трапа кунгового. После дождичка как гребанулся!

В баталерке сидел Федос и с испугом смотрел на картонку с вкусностями.

— Прикинь, забегает какой-то годок, спрашивает, кто замкомгруппы, и шлепает на стол коробку. Сам через комингс и был таков. Я даже рта открыть не успел, — заявил он, заметил Николая, заходящего за мной, от греха подальше встал и гаркнул: — Здравия желаю, товарищ главстаршина!

— Вольно! — Маслов поморщился. — Чего ты орешь, как скаженный? Ну, карасики, накрывайте стол. Сальцо попластайте, хлебца, печенье песочное есть, карамельки, кофе растворимый. Давайте, шуршите воду! Есть в чем кипятить?

Федос поставил на стол четыре большие железные кружки и с гордым видом вытащил из ящика какой-то шнур с двумя железяками на конце.

— Вот, кипятильник сам соорудил. Еще не проверял, но должен работать, — с гордостью заявил он двинулся к розетке.

— Эй! Ты чего! — заорали мы с Масловым в один голос.

Даже я, ни разу не имевший дела с такими штуками, понял, что сейчас может произойти что-то неприятное.

— А чего, он хорошо сделан, провод нормальный, изолированный, вон толстый какой, — начал оправдываться Федос.

— Прослойка у тебя между головным люком и мозгами толстая, — обвинил Саню в некомпетентности Маслов. — Дай сюда свой бульбулятор! Один дуй за водой, второй показывай, что у вас за провода есть. И набойки на ботинки давайте, четыре штуки.

Я поплелся за водой, Саня начал шуршать в ящиках стола, извлекать на свет куски провода, металлические набойки и прочую хрень. Маслов быстро соорудил новый бульбулятор из четырех металлических набоек.

Магнитола была включена. Из динамиков летел голос Майи Кристалинской.

— Вот это дело, — удовлетворенно прогудел себе под нос Маслов, рассматривая пластины набоек. — Давай банку.

Честь первого испытания главстаршина взял на себя. Он сунул пластины в воду и спокойно воткнул вилку в розетку.

Я на всякий случай прикрыл глаза и переместился в угол баталерки, был готов спрятаться от разлетающихся осколков стеклянной банки. Ничего не произошло, только освещение стало чуть слабее и из банки послышался ровный гул. Буквально через пару минут вода в банке запузырилась, пошел пар. Кипяток был готов.

— Иди, воду сливай! В ней сейчас солидола от набоек да всякой грязи полно. Да банку под холодную воду сразу не суй, а то лопнет, — сказал мне Маслов. — Баталер, стол накрывай да котелок найди, чтобы воду удобнее было переливать.

Я обмотал банку ножным полотенцем и помчался в гальюн.

Вскоре мы ели бутерброды с салом, пили кофе с конфетами. В самый этого процесса в баталерку кто-то постучал условным сигналом. Мне пришлось встать и впустить Михеля и старшего матроса-баталера.

— Два кислых друга — хер и уксус! — поприветствовал их Маслов. — Федос, тащи баночки дорогим гостям.

Мы просидели до самой вечерней поверки. Михель остался доволен визитом, рассказал моему земляку, что мы с Федосом толковые караси. В роте нас никто не трогает, мы живем в свое удовольствие. Потом они разговаривали на какие-то свои темы, кого-то вспоминали, о чем-то договаривались. Маслов пообещал порешать вопросы с какими-то линейщиками и прислать завтра человека. С Михеля требовалось лишь достать какой-то тапик.

Во время разговора Федос подмигнул мне и похвастался, что достал еще один рубль. От «Гения дзюдо» нас отделяло только пятьдесят копеек.

— А на что вы деньги собираете? — поинтересовался мой земляк. — Требует кто из старшаков?

Я чуть помялся, но рассказал о подпольном кинотеатре и о том, что «комсомолец» части предпринимает попытки обнаружить этот притон.

— Тю! Удивил, — разочарованно протянул Маслов. — Ты думал, что про это никто не знает? Да ваш замполит сам киношки американские крутит в офицерском клубе. Он хозяина киноаппарата ищет, чтобы кассетами меняться. Ему наши в радиомастерской аппарат чинили японский. Он его у твоего же каплея покупал.

Михель спросил, сколько нам не хватает, и предложил занять нам пятьдесят копеек с отдачей долга через неделю.

— Земеля, не вздумай у этого жука хоть копейку взять! В долги по уши загонит. Я его породу знаю, — предостерег меня главстаршина. — На тебе рубль! Дома мне бутылкой отдашь.

— Это я-то жук! — возмутился Михель. — Сам рубль дает, а бутылку в отдачу требует!

— Это наше земляческое дело, — заявил Маслов и довольно заржал. — Правда, кум?

Мне пришлось уверить всех в том, что это действительно только наше дело. Я обязательно отдам бутылку главстаршине.

Вскоре Маслов ушел. Он оставил нам картонку с припасами и пообещал мне, что будет дрючить меня по-свойски, если я стану забивать на службу. С этим главстаршина нисколько не шутил.

Глава 13

Михель, как мне пояснил Федосов, договаривался с Масловым по поводу установки в ротной баталерке телефона. Оказывается, что там, как и во многих других помещениях нашей казармы, имелись телефонная проводка и розетки.

Нам тут же захотелось тоже заиметь у себя в баталерке телефон. После тщательного осмотра мы нашли там телефонный разъем возле самой палубы. Осталось только договориться с кем-то из связистов, чтобы проверили работу розетки, и достать аппарат.

Старшина второй статьи Саня Федосов с апломбом заявил мне, что тапик, это такой военный телефон с ручкой, которую надо крутить, а потом говорить в трубку. Тебя соединят с кем надо. Если знаешь позывные, то через узел связи флота можно дозвонится куда угодно. Среди матросов ходят байки о том, что некоторые продвинутые связисты чуть ли не каждый день звонят домой и подружкам, у которых есть телефоны.

Я тут же поумерил пыл Федосова, рассказал, что тапик — это телефонный аппарат образца пятьдесят седьмого года. У меня дома он валялся в ящике с игрушками.

На следующий день мы по подсказке Маслова подкараулили линейщика, старослужащего матроса с брезентовой сумкой через плечо. Он выслушал нас с нескрываемым удивлением. Это же надо, два молодых карася осмелились к нему подойти с какими-то предложениями! Однако презрение его было чисто напускное. Матрос был выходцем из Ленинграда, отчисленным из какого-то военно-морского училища, потомственным интеллигентом.

Он выслушал нас, соизволил в обеденный перерыв посетить баталерку, достал из сумки телефонную трубку с диском, воткнул какие-то проводочки в розетку, похмыкал, переговорил с кем-то на коммутаторе. Потом этот фрукт объявил, что связь он подключит. Про этот номер не будет знать никто. С нас за это всего десятка. Телефонный аппарат мы должны будем найти сами.

Перспектива установить аппарат терялась в далеком будущем. Найти десять рублей и аппарат было вообще нереально.

Но мы с Федосом имели два рубля. В субботу нас ждал «Гений дзюдо».

В ленинской каюте обеспеченцев вечером народу было не протолкнуться. Нам с Саней пришлось сидеть на палубе. Мы примостились у ног кока Мотыля и с нетерпением ерзали, ожидали начала сеанса.

Мичман, владелец подпольного кинотеатра, старался улучшить работу своего заведения. Перед показом фильмов матрос прокрутил нам кинохронику. Причем не ту, которую показывали в клубе. Джунгли, вьетнамские партизаны. Захват японских диверсантов на Курильских островах. Гибель нашего научного судна в Индийском океане. Общие фразы и отдельные кадры о подготовке советских космонавтов к высадке на Луну.

Потом начался фильм. На экране появились японцы в своих кимоно.

После него меня аж колотило от возбуждения. Мне хотелось немедленно опробовать пару бросков, увиденных на экране, в дополнение к своим приемам.

— Второй фильм на выбор, — объявил матрос, помощник мичмана. — Есть «Двенадцать подвигов Геракла» американский и про индейцев киностудии «Дефа».

«Геракла» я уже смотрел и голосовал за индейцев, хотя творчеством Фенимора Купера не сильно увлекался.

Вечером я тренировался в спорткубрике, набивал ногу, старался взять невидимого противника в захват и провести бросок.

— Саня, бросай свою штангу. Давай попробуем связку, — обратился я к заместителю командира группы.

— Ну тебя на хрен! Ноги отсушишь так, что до понедельника болеть будут! А потом Поп нас на тактико-специальной подготовке ухайдокает. Вон пацана с турника сдерни.

— Разогнались! — отозвался тот. — Он мне своими копытами ногу сломает. Пусть грушу колотит.

— Бить не буду! Мне связку попробовать, — канючил я.

Матрос поддался на мои уговоры, спрыгнул с турника, встал в стойку.

Я сначала работал в медленном темпе, лишь обозначал удары, потом ускорился, провел бросок. Вот бы в полную попробовать!

Мой спарринг-партнер заинтересовался связкой и начал отрабатывать ее на мне. Мы выполняли ее вместе, на счет, сперва медленно, потом быстро и под конец — в сумасшедшем темпе. На всю связку уходило буквально полторы секунды.

— А красиво, когда вы синхронно делаете, — заметил из-под штанги Федос. — Рукава на робе хлопают так же, как на кимоно. Я тоже попробую.

Мы начали работать втроем.

Вскоре в кубрик заглянул Зеленый.

— Ни фига себе! Я думаю, что тут хлопает. Молодцы, красиво получается. Типа танцуете, только без музыки.

Я хлопнул себя по лбу.

— Саня, а действительно, чего мы как плуги деревенские? Давай магнитолу притащим и врубим чего-нибудь. Все равно сейчас личное время. Да и суббота. Дежурный, думаю, не заглянет.

Сашка убежал в баталерку, приволок аппарат и несколько катушек.

— Чего поставить? Есть «Кружатся диски», Миансарова и Георг Отс.

Остановились мы на «Черном коте» Миансаровой.

Под музыку мы занимались намного энергичнее и веселее.

В спорткубрик подтянулись матросы из других групп, не ушедшие в увольнение. Они давали нам советы, некоторые просто смотрели. Кто-то тряс бритой башкой и пытался изобразить твист.

В азарте мы не заметили, что галдеж в спорткубрике вдруг прекратился. Все кроме нашей тройки услышали команду вахтенного. В спорткубрике тут же все снаряды оказались занятыми, только мы не останавливали движение и колотили воздух. Какой-то матрос кинулся к магнитоле, нажал кнопку, остановил музыку и застыл по стойке смирно.

На входе стоял старший лейтенант из второй роты, дежуривший в этот день по части. Рядышком наш старшина, старший мичман Аничков.

«Попали!», — пронеслось у меня в голове.

— Из чьей группы? — спросил дежурный у старшины, показывая в нашу сторону.

— Капитан-лейтенанта Поповских, — ответил старшина и показал нам кулак.

— Нормально, — спокойно проговорил старший лейтенант. — Чуть побольше приемов и ударов, и все будет просто отлично. Особенно под музыку. А я тут голову ломаю, кого еще включить в показательные выступления для штаба флота на ноябрьские праздники. Со всего пункта матросов собираю, а тут целых трое готовы. Аничков, перепишите мне их фамилии. Я с Поповских переговорю по поводу этих ребят. Все, матросы!

Ерунда какая-то получилась. Вместо того чтобы нам вдуть, дежурный одобрил наши занятия под музыку и даже упомянул про какие-то выступления. Интересно, как к этому отнесется командир группы?

На завтра, в воскресенье, в расположении роты появился Поповских, посидел в баталерке, проверил книги учета, осмотрел полки. Наши заначки были глубоко запрятаны за стенками шкафа, поэтому Федосов держался спокойно. Капитан-лейтенант похвалил его за акты и сверку с ротными книгами, проведенную вовремя.

Ему для собственных нужд понадобились два человека. Кандидатуры, предложенные ему заместителем, он отверг, сам выбрал меня и Зеленова. Наверное, нам придется работать на каком-нибудь огороде и лишиться обеда. Ну да ничего. У нас осталось кое-что от подарков Маслова, На камбузе сегодня дежурит Мотыль. Как-нибудь переживем.

Через час мы были возле гаража Поповских.

— Матросы, задача простейшая. Я недавно машину приобрел. Невеста моя, молодой коммунист-дипломат, помогла через своих японских товарищей. Надо ее вымыть. Не невесту а машину. Потом я вас покормлю в кафе. Дома у меня в холодильнике мышь повесилась. Ваши увольнительные записки при мне. Отпущу вас до ужина, можете погулять по городу, потом в часть. Вопросы есть?

— Никак нет, товарищ каплей!

— Открываем гараж.

Мы с Зеленым распахнули скрипучие железные створки и ахнули. Внутри стояла самая настоящая иномарка! Здоровенная, белого цвета, с массивной хромированной радиаторной решеткой, с короной на шильдике. Колеса на литых дисках, по две большие выпуклые круглые фары с каждого края.

Ни хрена себе! Сколько эта машина может стоить? Как Поповских ухитрился себе такое позволить? Интересно, какая невеста у нашего каплея, сколько же ей лет, что она уже дипломат-японист?

Вот бы мне такую… машину. Невеста пусть остается Поповских. Молод я еще для свадебных обрядов.

Капитан-лейтенант увидел наши открытые рты, довольно прижмурился, ловко открыл дверцу и запустил двигатель. Или нет? Ничего не слышно. Эта иномарка завелась?

Тут из машины донесся голос диктора владивостокского «Маяка». Огромный автомобиль мягко и бесшумно выкатился из гаража.

Каплей вылез наружу, оставив включенной музыку.

— Так, ребята, вытаскиваем из машины коврики. Я сейчас схожу в хату за губками и ведрами, принесу подменку, чтобы вы форменки не испачкали. Смотрите, не угоните мою тачку, — пошутил он и чуть улыбнулся.

— Никак нет! — испуганно гаркнули мы.

Салон автомобиля меня и Зеленого вообще привел в священный трепет. Руль находился совсем не с той стороны, как у наших машин. Педалей было всего две, на месте ручки переключения передач торчал рычаг с держаком. На коробке были написаны латиницей какие-то буковки.

— Автоматическая! Не надо дергаться, дави себе газ и тормоз! — восхищенно прошептал Зеленов.

Кресла велюровые, приятного бордового цвета. Ручек для подъема стекол нет.

— Смотри, — прошептал Зеленый, огляделся по сторонам и нажал какую-то кнопку на ручке двери.

Стекло бесшумно опустилось, потом поднялось.

— Стеклоподъемники, вещь! — пояснил Зеленый.

Вскоре командир принес два старых маскхалата непонятной расцветки, ведра, тряпки и пылесос «Вихрь». Мы переоделись в гараже и приступили к работе. Красоту навели идеальную — вымыли, высушили, пропылесосили, натерли корпус каким-то специальным воском. Машина заблестела как игрушка.

— Товарищ каплей, а как ваша машина называется? — осведомился я.

— «Тойота-Краун», — гордо произнес Поповских. — Теперь умывайтесь, чистите ботинки. Я иду переодеваться. Едем в кафе обедать.

Вот это да! На такой машине в кафе! Эх, видели бы сейчас нас сослуживцы, от зависти бы поумирали.

Мы привели себя в порядок, закрыли гараж.

Вскоре из подъезда вышел какой-то модно прикинутый молодой мужик в солнечных очках и направился к машине. Мы сперва даже и не узнали своего командира. Костюмчик, дорогущие туфли! Посмотришь — дипломат какой или актер.

— По местам! — скомандовал Поповских, уселся за руль и включил приемник на полную громкость.

Красота!

Хитрый Зеленый уселся на место пассажира рядом с водителем. Мне пришлось устроиться сзади.

Поехали.

К нашему удивлению, Поповских открыл свое окошко, достал из перчаточника пачку «Мальборо», вдавил в приборную панель какую-то круглую бомбошку, которая тут же выскочила обратно, прикурил и, крутя руль одной рукой, довольно выпустил дым в окошко. На службе мы никогда не видели капитан-лейтенанта с сигаретой, а тут курит. И как оно ему не мешает так здорово бегать?

В кафе мы уселись за столик и, стесняясь, начали мять бескозырки на коленях.

Подошла симпатичная официанточка, мило улыбнулась нашему капитану.

— Привет, Вова! Что заказывать будем?

Видно, что наш командир бывает здесь частенько.

Поповских с видом знатока развернул меню и, тыкая в него пальцем, делая заказ.

Наелись мы с Зеленым от пуза. Слопали по порции борща, шашлыку с запеченной картошкой, овощному салату, да еще на десерт по три шарика мороженого. Себе Поповских взял только шашлык и кофе.

Потом он нас отвез в центр города, приказал быть в части к вечерней поверке, вручил нам на прощание по три рубля вместе с увольнительными записками и укатил.

Часа два мы гуляли по проспектам, заглядывались на девчонок, отдавали честь патрулям. Хотели было сходить в кино, но афиши нас абсолютно не впечатлили, и мы засобирались обратно в часть. Нам не терпелось поделиться с товарищами впечатлениями об этом замечательном увольнении.

Зеленый напоследок решил попробовать дозвониться домой. Мы разыскали переговорный пункт и заняли очередь.

Пока мой приятель ждал объявления диспетчера, я болтал с двумя симпатичными девчонками в синих парусиновых комбинезонах и красных косынках. Мне пришлось вспомнить все свои гражданские привычки по завязыванию знакомств и поддержанию светской высокоинтеллектуальной беседы. Сердце местных красавиц, обучавшихся в рыбном техникуме, я поразил тем, что знаком с архитектурой Ленинграда и видел Эдуарда Хиля. Девчонки записали на тетрадном листочке номер телефона своего общежития, проинструктировали меня, что говорить и кого откуда звать, когда трубку возьмет вахтерша.

Зеленый наконец-то поговорил с родней и потащил меня в часть. Я простился с местными дивами и поплелся за ним.

По дороге я увидел будку телефона-автомата, нащупал в кармане двушку и предложил Зеленому позвонить в общежитие рыбного техникума. Просто так, ради проверки и от нечего делать. Автомат проглотил монетку. Я набрал номер, пошли гудки.

— Алло, — пробасил мужской голос.

— Здравствуйте. — Я опешил. — Э общежитие рыбного техникума?

— Какого техникума? Идите на хер! Это квартира.

Я с досадой повесил трубку. Вот поганки, надули бедного матросика, которому так хотелось любви и ласки!

С досады я залепил кулаком по ни в чем не повинному телефону-автомату. Он обиделся и съехал на один бок.

Надо отсюда уходить, пока никто не заметил, что я сломал общественную собственность. А то еще бдительные граждане милицию или патруль вызовут.

— Зеленый, валим отсюда! Я, по-моему, аппарат сломал, — сказал я и выскочил наружу.

Мы торопливыми шагами стали удаляться прочь.

— Рыбачки не надули? — поинтересовался Зеленый.

— Обманули! Мужик какой-то трубу взял, ругался. Зря я двушку потратил.

Мы проходили мимо какого-то магазина, возле которого громоздилась куча картонных коробок различных размеров. Может, взять пару? Все равно их выкинут, а нам они в баталерке пригодятся — шмотье складывать, всякие мелочи.

— Мадам! — окликнул я дородную тетку в синем халате, стоявшую возле кучи. — Вам эти коробки нужны? Не поможете ли парочкой, а то нам зарплату такую выдают, что деньги складывать некуда.

Тетка заржала и разрешила нам выбрать несколько коробок. В большую мы запихали матрешкой три штуки поменьше и, гордясь своей хозяйственностью, пошли дальше.

Через минуту мои ноги вдруг сами по себе развернулись и понесли меня в обратную сторону. Зеленый, гонимый за мной стадным чувством, шел сзади и что-то рассказывал, бубнил себе под нос. Очевидно думал, что я его слушаю во все уши. Так вот я и вернулся к телефонной будке.

— Балет, ты опять этим рыбачкам звонить собрался? — с удивлением спросил мой напарник, внезапно обнаруживший себя на прежнем месте.

— Зелень, ты когда-нибудь на шухере стоял?

— Ну, а то! Вот, к примеру, когда черешню воровали в школе.

— Я хочу телефон спереть. Становись справа и стучи мне в стекло, ежели что!

Зеленов не стал спрашивать, на хрена мне сдался телефонный аппарат.

Он сразу же вынул несколько маленьких коробок из большой, сунул ее мне в руки и заявил:

— На! Сюда телефон положишь. Сверху на него маленькие поставим. Смотри, он тяжелый. Я в доле. Половину двушек мне!

Я не стал объяснять, что этот аппарат мне нужен не из-за двухкопеечных монеток, а из-за того, что он телефон. Я поставил коробку на пол будки, огляделся сквозь мутные стекла, со всей дури вцепился в аппарат и, налегая всем весом, дернул. Телефон, и так висевший на одном шурупе, оказался у меня в руках. Необорванным остался только кабель. Еще рывок!

Я уложил аппарат в коробку, сунул туда же трубку и задом наперед вывалился из будки.

— Чисто! — по-военному доложил мне Зеленый.

Мы поставили на телефон небольшие коробки и быстрыми шагами, стараясь не оглядываться, покинули место преступления.

Если совесть меня и грызла, то совсем чуть— чуть.

Помощник дежурного по части, встречающий матросов, возвращающихся из увольнения, подозрительно покосился на нас, спросил, на хрена мы тащим весь этот хлам в роту, заглянул в коробки сверху и отпустил восвояси.

— Александр Палыч! — заорал я, ввалившись в каптерку. — Смотри, что я принес!

— Ух ты, коробки! — восхитился Федос. — В эту большую сухпай складывать будем, в те, что поменьше пилотки, а в эти…

— Достань те, которые сверху, и посмотри, что внутри, — заявил я, грохнув картонки на пол.

— Ни фига себе, аппарат! Сейчас мы его раскурочим, достанем монетки, на них купим…

— Саня, ты что, идиот? Думаешь, я под ментовскими пулями, под лай овчарок эту бандуру с будки срывал для того, чтобы монетки достать? Это телефон!

— Точно! А я чего-то и не сообразил, думал сейчас монеток наберем, линейщику десятку дадим, и еще на аппарат останется.

— Не ты один такой. Зеленый на шухере стоял, тоже, как ты, подумал. Стоп! А что у тебя на столе?

Там были разложены наши учебно— послужные карты, над ними развернута лампа. Кто-то совсем недавно здесь сидел и работал с нашими личными делами.

Федос потупился, отвел глаза в сторону и торопливо пробормотал:

— Да так, ерундень. Коробки ставь и сваливай как можно быстрее. Сейчас тут… Короче, иди.

— Что ты темнишь Александр Палыч.

— Скоро сам увидишь. Иди!

— Как знаешь. — Я сделал вид, что мне все равно, и ушел в кубрик.

Минут через пятнадцать по расположению пробежал Аничков, проверил матросов и запер всех в кубриках. Федосов остался в баталерке.

Я приник ухом к переборке. Судя по топоту и докладу старшины, в казарме явно кто-то появился. Я сгорал от любопытства.

Вскоре старшина открыл дверь. Особист части пересчитал нас по головам, сверил со списком и объявил, что вечерней поверки и прогулки не будет. Можно стирать носки и отбиваться.

Я для страховки проверил, ушли ли гости, и побрел в баталерку. Федос встретил меня молчанием и только пожимал плечами, намекая на то, что лучше ничего не спрашивать.

Глава 14

Мы попили кофе, рассортировали форму по размерам по коробкам, приготовили рюкзаки для завтрашней выдачи. Весело мне почему-то не было. Предчувствие чего-то непонятного угнетало меня. Не просто же так у нас появился особист.

По совету старшины я улегся спать поверх одеяла, не снимая формы. Вся группа поступила точно так же. Но ничего не происходило. Через час я даже заснул и очнулся от того, что вахтенный тихо будил Федосова. Я сразу же навострил уши.

Саня тихонько спрыгнул в брюки, надел ботинки на босу ногу, намотал на руку ремень и, крадучись, вышел из кубрика.

Я тут же спрыгнул со своего блатного второго яруса и начал спешно экипироваться. Рядышком со мной мягко приземлился Зеленый и мигом обулся. Я крутанул головой. Вся группа тихо, как мышки, снаряжалась и наматывала на руки ремни.

— Ну и что?.. — полушепотом спросил один матрос.

— Идем в колонну по одному. — Я махнул рукой на выход.

Вахтенный увидел нас, крадущихся в походном порядке, выпучил глаза и зашипел:

— Карасня, по шконкам! Куда без команды? Бегом марш в кубрик!

Зеленый приложил палец к губам.

— Не кричите, товарищ матрос. Карасня отрабатывает задачу. Вот закончим и вернемся вкубрик.

Вахтенный попытался еще что-то сказать, но увидел наши насупленные морды и бляхи ремней, постукивающие по ладоням. Он смутился, молча отошел в сторону, взял в руки «русалку» и, как будто не видя нас, начал надраивать палубу.

Федоса мы нашли на площадке для рукопашного боя. Наш второстатейный старшина стоял напротив пары каких-то громил и, немного склонив голову, слушал их. Неподалеку торчали еще несколько человек в серых десантных комбинезонах, покуривавших в кулак и делавших вид, что их ничего не касается. По моему разумению, они наверняка пришли сюда не сами по себе. Им кто-то приказал это сделать.

Мы показываться не стали, заняли выжидательную позицию за углом казармы.

Самый здоровый тип что-то высказывал Федосу, потом резко хлопнул Саню по ушам обеими руками. Тот присел и замотал головой.

Все, пора выскакивать.

Но тут Саня вдруг резко выпрямился и за какую-то секунду отработал на этом типе ту самую четверку ударов, которую мы тренировали накануне. То, что я представлял в грезах, свершилось наяву. Только вместо меня был Федос. Хлесткий лоу-кик в бедро, с правой в челюсть, этой же рукой с локтя и левой ногой в грудь. Быстро, мощно и эффективно! Ай да молодец!

После броска, завершающего связку, противник старшины отлетел на пару метров, рухнул на спину и не шевелился. Парни в комбинезонах враз побросали свои окурки и подбежали к сослуживцу, валявшемуся без памяти.

— Да ты охренел, выдра блядская! — заорал один из них и кинулся на Федоса, принявшего боевую стойку.

Вот тут мне, да и остальным стукнула моча в голову. Я краем глаза заметил, как Зеленый сорвался с места, и сам чуть ли не с низкого старта кинулся в сторону годков. Какой там на хрен страх! Наших бьют!

В два прыжка я обогнал Зеленого и со всей дури врезал лоу в бедро поганца, набросившегося на Федоса. Связка, которую я хотел отработать, мне не удалась. Сила моего удара была такова, что ногу того типа, которого я атаковал, вынесло вверх, и он грохнулся на песок, закрученный центробежной силой. Парень по инерции перевернулся, попытался встать на отсушенную ногу и заорал.

Я кинулся к Зеленому, который бился со вторым противником, махавшим перед ним ремнем. Бляха залепила Зеленову по черепу, соскользнула и раскровянила ему ухо.

Я ушел от медяшки с якорем, летящей мне в лицо, и она ударила меня по спине. Я выгнулся от боли, но все-таки упал на колени, захватил ноги противника, уперся башкой ему в живот и дернул на себя. Тот, заваливаясь, еще раз перетянул меня бляхой по спине. Зеленый навалился на него всем телом.

Пока мы так вот возились, наши товарищи уже завалили всех остальных супостатов и месили их ногами. Рядышком раздались чьи-то вопли. Я не успел отпраздновать победу, получил сильнейший удар в «солнышко» от непонятно откуда взявшегося старшака-матроса уже без комбеза. Мне пришлось резко прыгать на землю и кататься, уклоняться от ног, пытавшихся меня достать.

Нам конец! Сюда набежала куча старшаков, уже и не поймешь, из каких подразделений.

Что творится? По чьей команде молодую группу старики пытаются избить вусмерть?

Мля, помирать, так с музыкой!

Я краем глаза заметил Федоса, который лупил ту же самую связку кому-то из вновь прибывших. Через пару секунд он понесся к другому.

Я чуть не заревел от злости и от боли, получив ощутимый пинок по ребрам. Хорошо, что на флоте ботиночки, а не сапоги.

Да, в конце концов, Балет я или нет? Что за позорище?

Я разбежался, оттолкнулся от пожарного щита, сделал сальто назад. Два матроса, гнавшиеся за мной, получили ногами в спины и повалились. Я кинул ремень кому-то в лицо, влупил с ноги в пах другому противнику и все-таки протиснулся к Федосу. Тот чуть не отработал свои удары на мне, но кое-как распознал. Вдвоем мы пробились к Зеленому, катавшемуся в песке с каким-то здоровяком, и неплохо попинали чужака ногами, одновременно отмахиваясь от неприятелей, наскакивающих с разных боков противников.

Сзади нас раздался истошный крик:

— Поповские, сюда! Бля, в кучу пацаны!

Мы выстроились кругом, получая удары бляхами и ногами, затащили в него еще пару своих. Остальные подбежали сами.

Федос, отплевываясь от крови, стекавшей с губы, проорал:

— Считаемся — первый!

— Второй! — продолжил я.

— Третий!

— Четвертый!

Наши разведчики выкрикивали свои номера так, как будто находились в походном порядке.

В голове у меня уже гудело, кровь с рассеченной брови заливала глаза. Нас всего двенадцать, а сколько против? Черт! Ни хрена из-за крови не видно.

Дальше я уже все воспринимал весьма смутно. Какие там приемы и удары. Я молотил руками-ногами куда ни попадя, вертелся, собрал последние силы и влепил лоу-кик кому-то, зашедшему слева.

Знакомое лицо! Черт, это же Дитер! Извините, герр фон Болев. Вы первоклассный водолаз и человек неплохой, но драка есть драка. Не хрен лезть!

Крики и вопли внезапно прекратились. Я не понял, в чем дело, кое-как огляделся, обнаружил Федоса, Зеленого, еще пару наших матросов и, пошатываясь, побрел к ним. По дороге я помог подняться с карачек еще одному разведчику. Наша группа, как муравьи, сходилась, сползалась в кучу.

— Становись! — раздалась у меня за спиной громкая и властная команда.

Наша группа выстроилась в две шеренги. Я на инстинктах воткнулся на свое место, тяжело дыша и отдуваясь.

Напротив нас стояли старшаки и годки, рыл этак двадцать пять. Они начали разбираться по группам и подразделениям и тоже пытались изобразить некое подобие строя. Многие были в комбинезонах и в защитных шлемах.

Драку разнял дежурный по части, за которым тенью ходил особист. Мне показалось даже, что где-то за их спинами маячит наш командир группы.

— Охренеть! — пророкотал дежурный. — Вы тут какого хуя делали?? — обратился он к Федосову и при этом сделал слишком уж удивленный вид.

У меня сложилось такое впечатление, что этот кап-три и руководил действиями матросов, нападавших на нас.

— Товарищ капитан третьего ранга, докладывает заместитель командира первой группы первой роты старшина второй статьи Федосов! Группа занималась отработкой элементов рукопашного боя в ночных условиях!

— Толково брешешь, сученыш! — заявил капитан третьего ранга. — А эти чего тут делали? — Он кивнул на строй старшаков.

Некоторых из них поддерживали под руки соседи, другие шатались, сплевывали кровь и выглядели ничуть не лучше нас.

— Обеспечивали учебный процесс, товарищ кап-три! — отбрехался Федос.

Дежурный сначала хмыкнул, а потом в голос заржал. Делал он это так заразительно, что за ним начали ржать старшаки. Мне тоже стало смешно, и я глупо хихикнул. Даже особист, не проронивший ни слова, улыбнулся.

— Так, мля, мудозвоны-караси и охреневшие вдупель водолазы старшего призыва! О ваших ночных занятиях один хрен уже доложено командованию части! Старшим групп развести личный состав по кубрикам — умыть, осмотреть, нештатным медикам провести осмотр, перевязать, замазать зеленкой и поцеловать в лобик. Дежурный фельдшер уже ждет самых тупорылых калек. Старшие групп! Через час списки пострадавших с описанием характера повреждений! Заместители старшин рот уже получили задачу предоставить списки участников этого мероприятия, так что не вздумайте уйти под воду! Две секунды — разойдись!

Мы строем развернулись и убежали в кубрик. Настроение у меня, несмотря на боль от ушибов и синяков и завтрашнюю расправу над нами, было почему-то преотличнейшее!

Пусть на нас снова наедут, опять всей толпой поднимемся — не хрен с нами связываться! Все-таки неплохой экспериментатор наш каплей. Группа одного призыва — это сила! А дежурный кап-три! Как быстро он разобрался в ситуации и разложил все по полочкам. Ни нравоучений, ни визгов.

Жаль только, что я ударил ногой Дитера. Надо будет на завтраке извиниться.

Вахтенный увидел героев, возвращающихся с поля брани, сделал круглые глаза и заорал:

— Поповские караси!

Из кубриков донеслось:

— Прошли проверку формы три! — Матросы захлопали в ладоши.

Они награждали нас аплодисментами!

Что за проверка номер три? Может, все это подстроено? Недаром там особист терся как бы не при делах. Завтра посмотрим на действия каплея.

В гальюне мы долго умывались, застирывали тельники и робы от пятен крови. Пришел замстаршины, таща на плече укомплектованную медицинскую сумку, и вместе с нашим нештатным медиком начал осматривать нас прямо в баталерке под светом ламп, записывать фамилии пострадавших и характер травм. Гематомы, ушибы, порезы, рассеченные брови, губы, уши, разбитые носы. Короче, ерунда! Ничего серьезного.

Но что это за часть, если нас, целую группу, пытались избить под присмотром офицеров?!

На следующий день все мое тело нещадно болело и ломило. Бровь, замазанная медицинским клеем, опухла и мешала открыто и ясно смотреть на мир.

На разводе командир части что-то долго говорил офицерам, стоявшим перед ним в одношереножном строю.

Обрывки рыка капитана первого ранга доносились и до нас:

— Если бы нас во время войны так проверяли, хер бы я перед вами стоял! Что за блядство? — и много еще чего нецензурного.

После общего построения и развода на занятия и работы наша группа осталась стоять на площадке в гордом одиночестве. Командир роты увел всех остальных на политическую информацию.

Тут я увидел, что к нам идут командир части и Поповских. Что же нам сейчас скажут? А если кого-нибудь выпнут отсюда под задницу в береговые части? Хотя кого? Всю группу?

Поповских подошел к нам.

— Группа, равняйсь, смирно! Равнение направо! — Он приложил руку к фуражке и пошел навстречу командиру части. — Товарищ капитан первого ранга, первая группа первой роты по вашему приказанию построена! Командир группы, капитан-лейтенант Поповских!

Кап-раз, не отрывая руку от головного убора, строевым шагом подошел к нам.

— За отличную физическую подготовку, боевую слаженность и сплоченность коллектива объявляю всему личному составу группы двое суток дополнительного отпуска!

— Служим Советскому Союзу! — ответили мы.

— Вольно! — капитан первого ранга наконец-то опустил руку.

— Вольно! — продублировал Поповских.

— А теперь неофициально, сынки, не для всех ушей, — продолжал кап-раз. — Вас, мальчики, на убой никто и никогда не готовил. Помните, с любой задачи вы должны вернуться живыми. Родине дорог каждый матрос. Вы молодцы, на первом году службы выдержали такую проверку! Один призыв, черт бы вас подрал! Поповских, уводи своих на политинформацию, а я пойду определяться с разведывательным управлением по поводу твоего суточного выхода. Ох и скоро ты их к работе подготовил, каплей. Ударник, твою мать!

Каплей козырнул. Мы повернулись и затопали в клуб, ошарашенные тем, что сейчас услышали. А мне было обидно, что за слаженность и физическую подготовку нам дали только двое дополнительных суток к отпуску. Могли бы и побольше. Вон как доблестно мы бились!

После политинформации, когда мы собрались расходиться по местам занятий, меня отозвал в сторону Болев. Сердце мое екнуло. Он со мной возился, помогал, а я ему ногой врезал. Как неприятно-то. Что же сейчас будет?

— Слышь, карась, ты вчера все попутал! — взял быка за рога Дитер. — Я тебя лезу вытаскивать, а ты мне копытом со всей дури лупишь! Я теперь хромаю как раненная лошадь.

— Извините, товарищ старшина, я вчера перепутал. В драке народу было много, — потупившись, ответил я.

Болев хмыкнул и скептически осмотрел мой внешний вид.

— Короче, когда отойдешь, то есть в среду вечером, у нас в кубрике! Вопросы?

— Никак нет, товарищ старшина.

Вот и конец дружбе со старшим призывом.

— Будешь показывать мне, как с такой силой можно ногой лупить. Но, мля, в защите, а то вы, поповские, такие придурки — с вами только свяжись!

Глава 15

На обеде я получил земляческого леща от Маслова и полбачка жареной картошки на всю группу от Мотыля.

Женька подмигнул мне и полушепотом сказал:

— Пипец вам, пацаны. Поп теперь не слезет, сделает из вас лучшую группу. Скоро у вас суточный выход перед специальными флотскими задачами, вешайтесь! Редко какая группа на первом году такое делает.

После обеда у нас должно было состояться странное занятие, которое в расписании значилось как «ИА и ТВД». Зеленый стоял возле доски документации и в недоумении почесывал ухо, перемазанное зеленкой.

— Балет, это что за фигня такая — ИА и ТВД? У тебя же батя военный, ты знать должен.

— Ты думаешь, он мне каждый день только об этом и рассказывал? Вообще-то, Иа — это такой ослик был в книжке одного детского британского писателя про медведя Винни-Пуха. Этот ослик был жуткий тормоз, постоянно что-то проебывал.

— Слушай, на хрена нам изучать осликов-проебщиков? А ТВД — это что такое?

Вскоре страшная тайна была раскрыта. Занятие проходило в классе. Мы расселись, встретили командира группы и двух наших матросов, идущих за ним. Один из них тащил дерматиновый чемодан с тетрадями, прошитыми нитками, и раздавал их нам. Другой развесил в классе плакаты с какими-то схемами.

Про ослика Иа тут и помина не было. Название дисциплины расшифровывалось красиво: «Иностранные армии и театры военных действий».

Но вместо того чтобы рассказывать нам про супостата, капитан-лейтенант повел речь совсем о другом:

— Мы с вами сперва изучим штатную организацию Советской армии и ВМФ, потому что, не зная свои войска, изучать чужие — занятие абсолютно бессмысленное.

Мы, конечно, согласились с этим, потому что ни хрена толком не поняли. Потом каплей сказал, что тот матрос, который озвучит хотя бы штатную организацию мотострелкового батальона, будет приказом командира части поощрен одними сутками дополнительного отпуска. Ему останется отсидеть на губе всего двое суток, если он получит трое. Вот она, удача!

Когда я учился в шестом классе, мать уехала на гастроли в Болгарию. Поэтому мне пришлось каждый день приходить к отцу в часть. Чтобы я не слонялся без дела и не мозолил ему глаза, он сажал меня в штабе, в огромной комнате с кучей столов. Я вместе с молодыми лейтенантами учился рисовать схемы, писать тушью, работать со всяческими рейсшинами и прочими курвиметрами. За месяц лейтенанты здорово поднатаскали меня в рисовании и работе тушью и пером. Это дело я не забрасывал, в школе считался неплохим рисовальщиком.

Не подумавши о последствиях, я радостно вытянул руку вверх, получил позволение командира и пошлепал к доске.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите отобразить схематично, — сумничал я.

— Давай.

Так, мелки есть разноцветные. Сейчас я покажу, что умею. Тогда я был молод и глуп, не соображал, что делал.

Я нарисовал в верхней части доски несколько ровных черточек и оглянулся на класс. Матросы с недоумением смотрели на мои художества.

— Красивая схема, — сыронизировал каплей. — Это что, батальон морской пехоты или мотострелковый?

— Никак нет. Это организационно-штатная структура отдельного разведывательного батальона мотострелковой дивизии. Сейчас покажу. — Я несколькими взмахами соединил черточки.

— Ошс орб мсд, — вслух прочитал кто-то из группы то, что у меня получилось.

Мастерство не пропьешь! Конечно, тушью вышло бы красивее, но и мелом тоже неплохо. Я добавил чуть угловых завитушек — особый шик у офицеров-штабников, рисующих тушью на картах. Такой шрифт, по-моему, называется готическим. Потом я начал красным мелком рисовать кружочки и квадратики, соединял их линиями.

Я закончил, отдышался, кое-что подтер тряпочкой, белым мелком сделал в квадратиках надписи и начал докладывать, стоя с правой стороны от доски:

— Отдельный разведывательный батальон мотострелковой дивизии состоит из:

— управления;

— штаба;

— двух разведывательных рот;

— разведывательно-десантной роты;

— взвода разведки наблюдением;

— танкового взвода;

— взвода материального и хозяйственного обеспечения;

— ремонтного взвода;

— взвода связи;

— медпункта.

По окончании доклада я вытянулся по стойке смирно.

Поповских молча вывел в журнале боевой подготовки пятерку напротив моей фамилии, отложил ручку в сторону и беззвучно зааплодировал:

— Откуда ты это знаешь, я догадываюсь, — заявил он. В тактических знаках тоже соображаешь?

— Так точно! До уровня мотострелковой дивизии, — похвастался я. — А еще пером пишу, тушью.

— Очень хорошо. Надеюсь, об этом в роте и в оперативном отделении штаба никто не узнает! Так, матрос?

— Так точно, товарищ каплей!

— Группа, это так? — задал командир вопрос всему личному составу.

— Так точно! — прогудели матросы.

— Садись! Одни сутки ареста скостил, хотя их еще и не заработал! А теперь приступим к занятию.

За два часа с перерывом мы разобрали штатную организацию мотострелкового полка, сделав акцент на боевых подразделениях, не вникая в службы и всяческие там обеспечивающие и технические подразделения. Подробно, начиная от разведывательной группы, изучили штатную организацию своей части.

Теперь много из того, что нам было невдомек, потихоньку стало укладываться у нас в головах. Боевое предназначение разведывательных и обеспечивающих подразделений, задачи первой, второй роты, минеров, связистов стали нам понятны и ясны.

Честно говоря, после этого занятия армия, представлявшаяся нам огромным расплывчатым пятном, начала приобретать четкие очертания и контуры. Теперь мы знали, что мотострелковый полк — это не просто скопище военного народа, безликая масса, а очень хорошо организованная и сбалансированная самостоятельная структура, в которой есть отделения, взвода, роты, батальоны, дивизионы.

После занятия в класс зашел особист и провел беседу о необходимости сохранения государственной тайны. Он объявил нам, что нас всех будут проверять по линии КГБ, фотографировать, мы сдадим зачеты, получим допуск. После этого у нас начнутся еще более интересные и секретные занятия.

Я даже вспотел от чувства ответственности. Вот так дела! Мне будут доверять государственные тайны! Просто невероятно! Вот отец удивится, когда узнает.

Вечером, проклиная себя, я расчерчивал лист ватмана, отмачивал в воде старые металлические поржавевшие перья и прицеплял их к простым карандашам. К утру мне предстояло перерисовать из тетради Поповских на плакат план-схему проведения ночного занятия по стрельбе с плавсредства. Сам виноват. Минут двадцать я разгонялся, вспоминал, как держать перо, начертания некоторых букв.

Рядышком пыхтели Федос и Зеленый. Они раскручивали телефонный аппарат, украденный мною из будки.

— Тяжелый, — пропыхтел Саня. — Рублей сто, наверное, будет.

— Половина моя! — заявил Зеленый, пытаясь поддеть крышку отверткой.

Я от греха подальше перешел на другой стол вместе со всем своим хозяйством. Дернут за руку, мазну пером или тушь разолью. Где мне потом искать чистый кусок ватмана? Наконец я все расчертил простым карандашом и взялся за перо. Надписи — всякие там «Утверждаю» и «Согласовано» — получались у меня довольно медленно. Со всем прочим дело пошло гораздо быстрее. К моменту, когда Зеленый с Федосом все-таки отколупали крышку аппарата, плакат был готов.

— Ого! — восхищались мои товарищи. — Мы же пересчитывать будем полночи.

В итоге у них получилось всего-навсего двадцать три рубля восемьдесят восемь копеек. Не густо, конечно, но нам и того хватит. Тем более что Зеленов после обещаний всяческих благ, скрепя сердце, согласился забрать треть вместо половины.

Теперь эту гору мелочи необходимо было поменять на бумажные рубли. В чипок, то есть матросское кафе, мы в будние дни попасть никак не могли, постоянно находились на занятиях. В субботу заведение не работало, а в воскресенье туда было не пробиться. Да и как мы там объясним, откуда у нас столько мелочи?

Линейщику вряд ли нужно было такое количество двухкопеечных монет. Скорее всего, он посмеется над нами, предложи мы ему эту вот оплату.

Решение по обмену золотого фонда в голову мне пришло на пробежке, с утра. Надо просто кому-нибудь за это заплатить рубля два, да и дело с концом! А поменять лучше в городе. Туда постоянно мотаются водители из обеспеченцев. У них наверняка есть такая возможность.

На завтраке я увидел Ярика, моего знакомца по продовольственному складу, и подошел к нему, когда мы вышли из столовой.

— Эй, ты чего? Не бей меня, не надо! — заявил водитель и заржал лошадью, когда я подошел к нему и открыл рот.

— Хорошо, не буду, — проговорил я, стараясь сделать серьезное лицо. — Давай отойдем на пару секунд, разговор есть.

— Пацаны, если он меня лупить будет, бегите в парк за домкратами, — продолжал хохмить Ярик, но в сторонку за мной все-таки отошел. — Чего ты хотел?

— Слушай, ты в город же часто мотаешься с Сахно. Сегодня не поедешь?

— Поеду. Привезти могу только катушки к магнитоле, сигареты и хавчик. По поводу водки надо к Зурабу, он по этим вопросам главный.

— Нет, у меня другая тема. Ты мелочь на бумажки поменять сможешь?

— Сколько мелочи?

— Десять рублей.

— Монеты какие?

— Двушки.

— Вы что, телефонный аппарат грабанули?

У меня сердце екнуло. Откуда он мог узнать? неужто по городу уже розыск идет? Потом по ухмылке Ярика я понял, что он спросил просто так, подначивая меня.

— Нет, карасю одному брат меньший прислал. Он в бутылке их собирал. Чего теперь с ними делать, матросик не знает, вот и попросил этот вопрос порешать.

— Да без проблем, два рубля с десятки — мне! Если расценки устраивают, после общего построения подгребайте к парку, к контрольно-техническому пункту. Мы там на инструктаж будем строиться. Гоните башли, а на ужине я отдам бумажки. Есть у меня киосочник знакомый, мелочь берет всегда. Но я-то за работу тоже должен иметь.

— Бери рубль. Мне, сам понимаешь, тоже с карася надо слупить чутка. Хочу в субботу к вам на киносеанс прийти.

— Хитер бобер. Ладно, давай рубль, тебе скидка.

На том мы и порешили. Сразу всю мелочь я отдавать не решился. Мало ли что, вдруг обманет? Потом придется разбираться, а то и драться, а мы от воскресных подвигов еще не отошли. Я его заинтересовал материально, намекнул, что мелочь не вся, наверняка придется менять еще.

После построения Поповских приказал мне взять плакат, нарисованный вчера вечером, и прибыть с ним к штабу. Он там будет меня ждать у входа.

Поэтому я вынужден был закинуть одиннадцать пакетиков с мелочью в противогазную сумку, а потом с озабоченным видом и бешеными глазами мчаться через всю часть к парку. Водители, собирающиеся возле КТП, мирно покуривали и на передачу золотого запаса не обратили никакого внимания. Что-то в этом роде здесь наверняка происходит постоянно.

Через пять минут я, весь в мыле, с плакатом под мышкой стоял возле штаба и как заведенный вскидывал руку к пилотке, отдавая честь офицерам.

Вскоре появился Поповских и потащил меня за собой. В штабе я был в первый раз и с интересом пялился на дежурного за стеклянной перегородкой, бравых матросов в парадных форменках, стоявших штабную вахту. Мы поднялись по трапу на второй этаж. Капитан-лейтенант завел меня в какой-то кабинет, уставленный столами и увешанный плакатами.

Какой-то офицер, работавший за столом, сказал моему командиру:

— Привет, Володя! Ну что, утверждать пришел? Давай, показывай свои мазилки. Сейчас шеф подойдет, смотреть будет.

У меня в животе захолодело. Поповских так и не удосужился проверить мою мазилку. А вдруг я сделал что-то не так? Подводить командира нельзя.

Каплей кивнул мне. Я дрожащими ручонками развернул плакат и вытянул руки повыше, чтобы всем было видно как следует.

Офицеры, находившиеся в кабинете, подошли ко мне и стали рассматривать плакат. Я начал мандражировать как перед парашютным прыжком.

— Зашибись! — произнес какой-то офицер. — Давай я согласую и пойдем к шефу. — Он выдернул плакат у меня из рук, разложил на столе, расписался, еще раз бегло осмотрел и приторно сладким голосом спросил: — Володенька, а кто это рисовал? Неужто ты сам? Ни за что не поверю. Ты обычно к штабной культуре всегда относился наплевательски.

— Да, сам неделю мучился, — ответил каплей и ухмыльнулся. — Весь по уши в ластиках и карандашах сидел.

— Ладно, пойдем к заму по боевой.

Поповских взял плакат, глянул на меня и скомандовал:

— Стоять здесь, у двери! Шаг влево-вправо — расстрел через повешенье! Вспоминайте занятие по иностранным армиям! Приду — спрошу! Поняли, товарищ матрос?

— Так точно, товарищ капитан-лейтенант! — браво гаркнул я.

Командир ушел.

Я же начал перебирать в памяти то занятие по иностранным армиям. Что там вспоминать-то? Мы же свои штатные структуры учили. На хрена он мне это напомнил?

Ко мне подошли два штабных офицера и начали осматривать, словно какое-то заморское диво.

— Маатросиик, а кто плакатик рисовал? Не ты случайно? — начал очень вежливо допрашивать меня один из них.

Сейчас, того и гляди, баночку под задницу предложат, чаем напоят. Вон у них какой красивый электрический чайник, а заварничек фарфоровый. Нам бы такой в баталерку.

— Матросик, не стой столбом, не бойся, твоего капитана еще минут десять будут мурыжить. — Тут же резкий переход к командному рыку: — Отвечай! Кто рисовал плакат?

Я от неожиданности вздрогнул, открыл рот, и, наконец-то догадался, что имел в виду каплей. Я ведь обещал ему, что никто!..

— Капитан-лейтенант Поповских всю неделю сидел в баталерке! Два листа ватмана испортил! — гаркнул я.

— А не ты это случайно рисовал или другой какой матрос? — продолжил допрос офицер.

— Никак нет! Капитан-лейтенант лично рисовал! Я вообще не видел, рукопашкой занимался и… — Я намеренно начал сбиваться и пучить в глаза, изображая усиленную мозговую деятельность.

— Ага, оно и видно. Вся морда вон как изрисована. Ты не пугайся, матрос, передай тому, кто рисовал, что нам чертежник нужен. Служба здесь — халява! Ни бегать, ни прыгать…

— Так точно! Я передам капитану-лейтенанту Поповских, что служба здесь — халява!

— Ты действительно в голову ударенный. Иди за дверь — жди там своего командира.

Я развернулся через левое плечо, строевым шагом вышел из кабинета, но краем уха услышал-таки:

— По-моему, матросик пиздит.

Глава 16

В той самой бухте, где мы проводили первые стрельбы с воды, уже находилась группа годков. Они выставили оцепление, надувавших баллоном акваланга резиновую лодку и потрошили какие-то мешки.

Спуститься по тропинке Поповских нам не дал. Всем опять пришлось лезть по скальному карнизу, спрыгивать на берег, сохраняя боевой порядок, ползать по песку и перекатываться. Все разведчики в группе постанывали, покряхтывали, словно столетние старички.

Чего добивается Поповских? Зачем он заставил нас снова напрягаться, когда можно было спокойно спуститься по тропинке?

— Сейчас махом спустились бы, если бы у нас шкертик какой был, — сказал Федос.

Да, точно! Второй раз здесь, а в голову прийти не могло, что мы легких путей не ищем. Сам Поповских, не снимая рюкзака, держа автомат в руке, просто спрыгнул на песок, сразу же перекувыркнулся и был уже на ногах.

На берегу мы надели спасательные жилеты, пристегнули автоматы по-морскому. Разведчики, имевшие ночные прицелы, поставили их на свое оружие, обернули полиэтиленовыми пакетами и обмотали изолентой.

Ничего другого мы сделать не могли. Я слышал, что есть штатные водонепроницаемые чехлы, да только не в нашей армии.

Мы снова забрели в воду по пояс. Я получил прибор бесшумной беспламенной стрельбы и бил по мишеням патронами уменьшенной силы. С попаданиями у меня опять ничего не вышло. Я помнил, что вода скрадывает расстояние, но промахивался.

Когда мы вышли на берег, один матрос взглянул на меня, ткнул пальцем сначала в свой глушак, потом — в прицельную планку.

Точно! У меня в нагрудном кармане лежала еще одна планка, завернутая в вощеную бумажку. Ее надо ставить, когда стреляешь с глушителем.

Я перекатился за камень и быстренько поменял прицельное приспособление.

Поповских приказал осмотреть мишени. А зачем? И так ясно, что не попал. Проковырять, что ли, дырку в фанере?

Все-таки, когда мы стреляли уже из положения по грудь, я попал. Получилось у меня это инстинктивно. Я старался привстать на цыпочки, не упасть от волн прибоя, вытягивал руки, чтобы не замочить магазин и в момент прицеливания просто повернул автомат боком, рамочный приклад положил на предплечье. Есть!

Выход на берег, к мишеням. На этот раз я с гордостью похлопал ладонью по листу фанеры и заткнул пробоины обломками веточек.

Следующий заход в воду. Теперь уже будут стрелять только разведчики, автоматы которых оснащены ночными прицелами глушаками. Зашли по колено, по грудь, по шейку. Когда же каплей нас остановит? Все, идти уже невозможно.

Мы положили автоматы на затылки, засунули пристегнутые магазины за воротники жилетов и поплыли. Хуже всех приходилось разведчикам с ночными прицелами. Попробуйте поплавать с такой бандурой!

Вот Поповских, все ему неймется! Сам он плывет на спине, высунувшись из воды по пояс и положив автомат на грудь. Ему хорошо — он в ластах, а мы босиком.

Мы вытянулись в линию и повернули к берегу. А там творилось что-то странное. Матросы из подгруппы обеспечения что-то кидали в воду, закладывали между камней и тихой сапой расползались по своим местам. Надо Зеленого предупредить, чтобы был осторожнее.

Мне стрелять не надо. Но задача у меня не менее ответственная. Я буду служить опорой для приятеля.

Я заплыл чуть вперед Зеленова, тот ухватился за пояс моего жилета. На плечо мне бухнулся ночной прицел, вода заливала лицо.

Сейчас мне настанет военно-морской трындец.

— Нормально, руки свободные, — не обращая на меня внимания, пробурчал Зеленый, начал прицеливаться, и моя физиономия полностью ушла под воду.

Я вынырнул, глотнул воздух и сбил напарнику прицел.

— Млять! Это мы еще не ночью стреляем и прицелы не включаем! Что будет, когда стемнеет? — заявил Зеленый. — Постарайся не шебуршиться.

Автомат на моем плече начал дергаться. Зеленый отстрелялся, а я каким-то чудом остался в живых. Давление на спину исчезло.

— Выход на берег! — приказал каплей.

— Осторожнее, старшаки, по-моему, береговую линию минировали, — пропыхтел я напарнику.

Вскоре мы узрели несколько поплавков малых противодесантых мин, обошли их, выбрались на берег.

Проверка оружия, патрон из патронника, к мишеням. Надо же, кто-то даже попал!

Все, перерыв.

Поповских снова схохмил над нами. Мы не побежали в часть на обед. Не приехал ротный старшина Аничков с термосами. Вся группа начала оборудовать дневку среди скал.

Я скреплял резиновыми жгутами плащ-палатки и вполголоса допрашивал Федоса:

— Саня, как мы без обеда будем? Я жрать хочу, капец! Желудок сводит! У меня во фляжке только чай с завтрака.

— Каплей запретил мне сухпайки из баталерки брать, велел их опечатать типа на случай войны или еще чего.

— Жопа полная! Надо было на завтраке хлеба припрятать по карманам.

Под выступом скалы мы натянули скрепленные плащ-палатки, придавили их камнями. Внутрь сложили рюкзаки и жилеты. Под надзором Поповских соорудили из камней очаг.

— Группа, разрешаю сушиться и обедать, — с ухмылкой оповестил нас каплей. — Старшине второй статьи Федосову выделить личный состав для поисков чего-нибудь съедобного и разведения костров.

Вот молодец! И где же мы здесь найдем продукты? Можно подумать, под каждой скалой лежит по палке колбасы и по бутылке лимонада.

Мне опять не повезло. Я угодил в «продовольственники». С дровами-то намного проще, вон на берегу сколько сушеного топляка, а где здесь еду брать? Старшаки, сидящие наверху, вряд ли чем поделятся, а до носа уже долетает дивный аромат разогреваемой тушенки.

Мы побродили среди скал в поисках пропитания, нашли только ветки, выброшенные на берег, да водоросли.

Я по тропинке пошлепал наверх. Старшаки сидели возле костра, курили, что-то друг другу рассказывали и громко смеялись. На огне стоял армейский трехлитровый бачок. Над ним тоненькими струйками вздымался ароматный пар.

— Картошка уже готова. Может, еще баночку тушняка закинем? — донеслось от костра.

Живот мой скрутила голодная судорога.

Старшаки, сидевшие возле костра, заметили меня.

— Смотрите, карась поповский хавчик ищет. Прячьте котелок и банки, он драться кинется!

— Что, карасик, не прошарили сами, теперь голодаете? Выживание, товарищ матрос, штука серьезная. Вали отсюда, не порть нам аппетит. Крабиков на берегу лови, тут их богато.

Я уныло поплелся вниз. Искать здесь абсолютно нечего.

Тут меня снова окликнули:

— Эй, карась, как там тебя?

— Балет, — подсказал я, радостно встрепенувшись.

— Один добрый совет вашей группе от мудрых пескарей. Когда жрать соберетесь, первую пайку — непременно командиру! И замку не забудь.

— Ага, не забуду, только нам все равно жрать нечего.

— Не ссы против ветра! С Попом не пропадете, обязательно пожрете.

Спускаясь к берегу, я в унынии пинал мелкие камешки. Странный юмор у старшаков. Вряд ли Поповских тащил в своем рюкзаке съестные припасы на всю группу. Не командирское это дело. Или, может, Федос чего не договаривает? Нет, если бы у него было что-то припрятано, давно бы раскололся.

Значит, будем жрать водоросли, если получится, поймаем какого-нибудь крабика. Может, другие «продовольственники» чего-нибудь нашли, пока я выслушивал старшаков? Увы, их поиски были еще более неудачными, чем мои. Я хоть пара от супа понюхал. Найденное старое дырявое ведро положение не спасало.

Поповских только улыбался и насухо протирал свой автомат.

Закончив с этим приятным занятием, он, как был, в трусах и тельняшке, закинул оружие за спину и подал команду:

— Группа, строиться! Форма одежды номер раз! Оружие на себя! Заместитель — на дневке, на охране имущества.

В одних трусах, с автоматами в положении «на ремень» мы построились лицом к морю. Сквозь шум прибоя пробивались стоны и визги наших пустых желудков.

— Агентурная подготовка. Тема — схроны и тайники, — объявил нам каплей, вышагивающий вдоль строя. — Товарищи матросы, разведчик должен не только бегать, прыгать с парашютом, выходить шлюзованием с борта подводного средства доставки. Прежде всего он обязан думать, анализировать всю информацию, которой обладает. Рихтер! — обратился он к нашему матросу. — Как думаешь, сколько разведывательных групп занимались на этом учебном месте до нашего прибытия?

— Много, товарищ каплей!

— Ответ правильный. Информация о том, что здесь постоянно проводятся занятия на воде, была у вас в мозгу. Расстояние до части большое. Что делали разведчики, чтобы обеспечить себя питанием? Зеленый, с тебя ответ!

— Брали пайки с собой! — выпалил тот.

— Так точно. А вот теперь тот из вас, кто отгадает, к чему я клоню, получит приз — сутки к отпуску, то есть минус от срока ареста!

К чему же он клонит? Мозги мои лихорадочно заработали. У нас сейчас агентурная подготовка, тема — схроны, тайники. Старшаки наверху сказали, что когда будем жрать…

Я вскинул руку, сигнализируя командиру о готовности дать ответ. То же самое сделали еще два матроса.

— Гобой! — аявил командир.

Матрос по кличке Гобой — производная от фамилии Дудкин — начал бойко отвечать:

— Скорее всего, на территории пляжа находится хорошо замаскированный схрон с продовольствием, оставленный разведгруппой, занимавшейся здесь до нас!

— Есть сутки к отпуску, минус от ареста, — обрадовал разведчика капитан-лейтенант.

— Служу Советскому Союзу! — радостно отрапортовал Гобой.

— Внимание, группа! В боевой порядок! Проводим досмотр пляжа!

Мы рассыпались в цепочку до самой кромки воды и начали прочесывание. Схрон обнаружил Зеленый. С виду это была просто кучка камней. Однако Зеленов заметил, что по своим очертаниям она напоминает пятиконечную звезду, и начал ее разбирать. Он обнаружил герметичный мешок и резиновый резервуар для воды. Недаром Зеленый был старше нас на пару лет, он не заорал и не запрыгал от радости — просто поднял вверх руку, привлекая внимание.

Герметичный мешок был туго набит банками с тушенкой, кашами, рыбными консервами. Еще там были провощенные бумажные пакеты с сухарями, рисом, сахаром, солью и специями, банка с консервированной картошкой.

Командир передал все это в распоряжение Федосова. Тот отобрал продуктов по количеству личного состава, коком назначил себя, меня определил в помощники. Остальные разведчики продолжали прочесывать пляж, собирать дрова и нести службу в дозорах.

Мы вскрыли трехлитровую банку с консервированным картофелем, слили из нее рассол, чуть промыли пресной водой. Федос начал варить суп с тушенкой. Хорошо, что комбинированный котелок с кружкой и ложкой всегда находился у нас в рюкзаках, являлся непременным элементом снаряжения на любые занятия. Я разогревал перлово-гречнево-рисовую кашу, перемешивал ее с той же тушенкой, кипятил воду для чая.

— Слышь, Саня, — начал я философствовать. — Мешок-то мы обратно положим, а он будет уже не полный. Надо добавить продуктов, воды долить. Матросы до нас старались, чтобы мы не голодали. Придется и нам пошуршать.

— Да, — отозвался Федос, попробовал суп и кинул в него щепотку соли. — Я так мыслю, что Поповских на других занятиях проверит, дошло до нас или нет, что схрон надо пополнить. Только где продуктов набрать?

— Я у Мотыля на камбузе картошки могу взять, лука, соли, перцу. Сухари можно насушить, чай и тушенку с кашами через Ярика купить за деньги. У нас еще же двушек на червонец осталось. Может, что-то у Маслова выпрошу. Пусть другие тоже пошевелятся, пошарят чего-нибудь.

— Да, кстати, когда Ярик десятку привезет?

— Сегодня должен был. Только вот мы до ночи здесь будем. По плану Поповских прибытие в часть в три часа ночи.

— Не обманет Ярик?

— Не должен, он лицо заинтересованное. Кипяток бурлит, давай чай, буду заваривать.

Вскоре обед из двух блюд и чая был готов. Надо давать группе сигнал на сбор.

Тут мне вспомнились слова старшаков про первую пайку. Я начерпал в котелок супа, в подкотельник наложил каши, налил чай в кружку. Приготовил еще одну порцию для Федоса.

— Саня, зови каплея! Скажи, ваша порция, мол, готова. Мне старшаки посоветовали так сделать. Вот твоя пайка, остальным потом наложим.

Федос кивнул и ушел за командиром. Тот ничуть этому не удивился, ухмыльнулся уголком губ. Каплей был доволен. Значит, мы все сделали правильно.

Мне пришлось раздавать матросам суп и кашу. Я не обидел никого, а главное — себя.

Обед удался на славу. Все молча молотили челюстями, размачивали сухари в супе, со свистом прихлебывали чай.

Федос отобедал первым, помыл котелок кипяченой водой. Потом он пошел прятать мешок и резервуар на прежнее место.

Когда Федос вернулся, Поповских приказал ему распределить личный состав на отдыхающие и бодрствующие смены. Одни должны будут спать, другие — стоять в дозорах. Старшина второй статьи быстро разобрался с этим и пошел выставлять наблюдателей.

Я был в отдыхающей смене, поэтому поддул воздухом спасательный жилет, уложил его в голову вместо подушки, лег на один край плащ палатки, другим укутался, прижал к себе автомат и мигом уснул.

Федос растолкал меня через два часа. Солнце уже далеко ушло на запад. Часа через два будет уже темно, и начнутся ночные занятия.

Я поменял на посту Гобоя, поудобнее устроился между скал и начал наблюдать за морем. Ничего интересного там не было.

Когда стемнело, снизу меня позвал командир. Начинались ночные занятия. Старшаки притащили на берег несколько консервных банок, заполненных опилками и воняющих соляркой, начали поджигать их, потом установили мишени.

Мы пристегнули оружие по-морскому, подкачали спасательные жилеты. Старший группы обеспечения раздал всем по зеленому картонному цилиндрику с проволочками на днище.

— Внимание! — подал команду каплей. — То, что вы сейчас держите в руках, называется сигнальный патрон, он же фальшфейер. Предназначен для подачи сигнала с воды. Если кто-то из вас свалиться за борт, и его не заметят, то этот счастливец разогнуть вот эти проволочки, держась за них, вытянуть вот это кольцо и дернуть за веревочку. — Сигнальный патрон в руках Поповских пыхнул ярко-желтым огнем, осветил всю группу и часть берега.

Он горел достаточно долго, где-то около минуты.

В это время я намекнул Зеленому, что матроса со спасательным шкертом на резиновой лодке нет, поэтому уходить за борт, пожалуй, не стоит. Зеленов хмыкнул и сказал, что все будет нормально.

Потом мы закрепили патроны на плечах спасжилетов и выстроились возле надувной лодки. По команде мы спихнули ее в воду, прыгнули внутрь, распределились по бортам и на веслах стали удаляться от берега.

Силуэты мишеней, освещаемые горящими консервными банками уходили все дальше. Вскоре огоньки превратились в мерцающие точки.

Наконец-то мы развернулись. Поповских, сидевший в середине лодки, вытащил из-за пазухи компас и приказал Федосову определить азимут на место высадки. Тот кое-как справился с этим. Потом азимут определял я и еще несколько человек.

После этого мы тихонько пошли на веслах к берегу.

Вскоре последовала команда:

— Вторым номерам за борт! Приступить к буксировке!

Я сунул автомат магазином за воротник, повел плечами. Вроде держится хорошо, на позвонок не давит.

Мы, стараясь не шуметь, спускаемся в воду, разворачиваемся лицом к борту.

А не очень-то и тепло. Прав был Болев, когда говорил, что в такую воду лучше входить в одежде.

Мы буксировали лодку, старались загребать руками как можно тише, без плесков.

Первые номера открыли огонь с лодки. Через глушители выстрелы звучали совсем по-другому. Хорошо различалось лязганье затворов.

По команде каплея мы развернули лодку.

Опять началась стрельба.

— К берегу! Вторые номера, осмотреть место высадки! — приказал Поповских.

Вскоре мои босые ноги ощутили дно. Теперь ножками к заветному берегу. Автомат из-за спины на грудь. Приклад на предплечье.

По по пояс в воде мы присели и побрели гусиным шагом, перестраиваясь в боевой порядок углом вперед. Я осмотрелся и понял, что оказался на острие угла. Значит, мне первым выходить на сушу.

Я встал на колено, чуть пошатываясь, повел стволом автомата туда-сюда, вгляделся в ночную темень. Мало ли что могпридумать Поповских.

Я выскочил на песок, плюхнулся под прибрежный валун, еще раз осмотрелся и поднял руку. Остальные пошли за мной.

Вскоре десантная лодка подошла к берегу. Первые номера выбрались на сушу. Готово, отработали, строимся.

Занятия закончились в час ночи. Старшаки спустились на берег, забрали лодку, фанерные мишени и исчезли в ночи.

После проверки оружия, снаряжения и наличия неиспользованных боеприпасов мы выползли наверх. Старшего призыва там как и не бывало. Даже места от костра не видно. Нет ни банок, ни окурков.

Если сейчас пойдем по азимутам, то вряд ли вернемся в часть к сроку, указанному в конспекте командира. Я лично прилег бы где-нибудь под камушком и, несмотря на зверский холод и мокрый маскхалат, задрых бы часов по пять на каждый глаз.

В казарму мы пришли к назначенному времени. Все-таки успели, одолели усталость и дикое желание спать. Обслужили оружие, сдали в баталерку имущество, развесили на спинках шконок мокрые маскхалаты и инстинктивно поплелись в гальюн стирать носки.

Я очнулся только от крика вахтенного «Подъем!». На наших матросов страшно было смотреть. Морды еще в синяках от воскресной драки, под глазами у всех синие круги. Зеленый вообще проснулся только в гальюне, перед умывальником.

Надо же, какой добрый наш командир! Он разрешил нам не выходить на зарядку. Неслыханное дело! Караси не бегают вместе со всеми и не висят на турниках, спокойно умываются и равняют по нитке синие одеяла с тремя полосками.

На завтраке мы до дна вылизали бачок с какой-то непонятной субстанцией, которая в меню значилась как рисовая каша с рыбными консервами. Так, если завтрак дрянь, то на смене явно не Мотыль, и добавочная пайка не светит.

Я размазал шайбу масла на толстенном куске белого хлеба, размочил кубик сахара в чае, растер его на бутерброде и с жадностью впился в него зубами. Не пирожное, конечно, но тоже весьма вкусно.

Когда я усиленно чавкал и с присвистом прихлебывал чай, к нашему столику развинченной походкой приблизился Ярик, подмигнул мне и проорал:

— Здорово, Балет! Как водичка вчера была? — при этом он протянул мне руку.

За руку с карасем — это что-то новенькое!

Я подскочил со скамейки.

Ярик шлепнул меня по ладони и несильно сжал ее. В руке у меня оказалась какая-то туго свернутая бумажка, и я тут же сжал кулак.

— Бывай! Где меня найти — знаешь, — сказал Ярик и скрылся из глаз.

Я снова сел за стол, положил руку на колено, разжал кулак. Десять рублей! Одной купюрой. Водитель не обманул. Рубль, естественно, он забрал себе. Итак, обмен медяков на бумагу налажен. Осталось найти линейщика и оплатить его услуги.

Глава 17

После общего построения и подъема флага, Федосов увел нас в летние классы. Поповских до обеда отдыхал, занятия проводил офицер из штаба части. Мы изучали виды карт, их номенклатуру, масштабы и прочее.

Потом мичман из роты связи провел занятие по радиоподготовке. Мы изучили несколько типов маломощных станций.

Мне очень понравился поисковый приемник Р-255ПП. Он был предназначен для поиска грузов, сбора группы после десантирования, выхода на берег по радиомаяку. Мичман надел на Федоса большую «пехотную» радиостанцию. Он бегал вокруг летнего класса и подавал нам команды, которые мы принимали и выполняли.

Перед обедом к нам пришел особист, раздал всем бланки анкет и показал, как их заполнять. Дело было ответственное. Мы боялись написать что-либо не так и задергали особиста различными вопросами.

После обеда появился командир группы и объявил, что оружие, с которым мы занимались, надо почистить и сдать на склад. Там же мы сразу получим новое, которое будет распределено и закреплено за каждым из нас сегодня же.

Провозились мы на складе довольно долго. Командир группы лично проверял все оружие, выдаваемое нам, о чем-то спорил с капитаном третьего ранга, начальником службы. Потом Зеленый с Федосом расставили на центральной палубе столы для чистки оружия. Все мы запаслись ветошью, открыли рты и начали ждать, что кому достанется.

Федоса и Зеленый получили АКМ. За ними в оружейку был вызван я. Там Поповских вручил мне ручной пулемет Калашникова. Вот это да! Отличная машина! Подсумок, конечно, на пояс не повесишь, он носится через плечо на ремне, а это не очень удобно. Придется что-то придумывать.

Но это было не все. Я получил еще и бесшумный пистолет ПБ. Матросы посматривали на меня с плохо скрываемой завистью. Даже Федосову, заместителю командира группы, такой не дали, а у меня есть! Впрочем, пистолеты получили еще Рихтер, в дополнение к снайперской винтовке СВД, и матрос по прозвищу Киев, основным оружием которого был мощный ПК. Гобою достались РПГ-7 и пистолет Стечкина.

Я в числе первых вычистил свое оружие, сунул его под нос Федосу на проверку и начал прилаживать кобуру с пистолетом на пояс, вешать на шею РПК. Я, прыгал, бегал, перекатывался по палубе. Со старым автоматом было удобнее, но ничего, привыкну и к этому. Как его транспортировать при покидании десантной лодки.

А пистолет? Теперь ведь и его надо крепить где-нибудь на уровне плеча.

Наше вооружение устойчиво к загрязнениям всякого вида, но все-таки лучше его лишний раз не мочить. Надо будет у кого-нибудь из старшаков поинтересоваться, как они поступают со своим оружием при мокрых высадках.

Сегодня среда. После ужина я должен прибыть в роту минирования для занятий с Болевым. Вот у него и спрошу. Думаю, в совете он не откажет.

После сдачи оружия Федос отправил меня на поиски матроса-линейщика. Я поплелся к связистам, надеясь, что Маслов мне поможет. Матрос, стоявший на вахте возле машин, спросил к кому я пришел, покрутил ручку полевого аппарата и вызвал главстаршину Маслова. Тот сказал мне, чтобы я шел к себе. Он сам пошлет линейщика к нам в баталерку.

Вскоре матрос появился у нас.

— Показывайте, что у вас, — с места в карьер начал он.

Мы с гордостью вытащили из тайника телефон-автомат.

— Ого, бандура! В городе сперли? — поинтересовался связист, роясь в своей сумке с инструментами.

— Да, вроде того, он уже отключенный был, — начал нести чушь Саня Федосов.

— Сейчас посмотрим, рабочий или нет.

Связист достал какие-то мотки проволоки со штекерами, начал их прикручивать к проводкам, торчащим из аппарата, ткнул штекер в розетку, поднес трубку к уху, подул, покрутил диск.

— Алло, Серега? Какая кислородная станция? Матрос, положи трубку! — Он недоуменно почесал за ухом отверткой. — Ерунда какая-то. Аппарат рабочий, только с диском непонятно что. Звоню на коммутатор, а попадаю на кислородку. Сейчас посмотрим, что у него там внутрях.

Линейщик буквально за одну минуту разобрал аппарат на детальки. Вот что значит опыт. Федос с Зеленым минут сорок вскрывали только монетоприемник, а этот, даже не глядя, тыкает отверткой, и аппарат чуть ли не сам разваливается на составные части.

— Понятно. Цифры на единичку на диске сместились. Кто-то по аппарату долбил, контакты скользящие съехали. Сейчас подкручу, и все будет зашибись. Кстати, давайте я вам диск прямо на трубку присобачу, как у меня. — Он показал нам гибрид трубки и наборного диска с проводками и маленькими «крокодильчиками» на концах. — Я все остальные внутренности заберу. Когда на вас будет вызов проходить, трубка станет трещать.

Мы дружно закивали. Все нас устраивало. Трубку с диском намного легче спрятать, чем громоздкий телефон.

Линейщик за десять минут исправил диск, вытащил его из коробки, прикрутил маленькими шурупами к трубке, перепаял контакты.

Он снова воткнул проводки в розетку, набрал номер.

— Алло, Серега! Ага, я! Как слышишь? Нормально? Ага, рабочая пара, номер какой? Дай на меня вызов.

Трубка затрещала.

— Итак, карасики, связь налажена. За работу с трубкой беру внутренностями аппарата, за подключение и номер, как договаривались, червончик.

Мятая десятка перекочевала из моего носового платка в карман линейщика. Тот хмыкнул и предупредил нас о необходимости соблюдения режима секретности. Если кто-то из офицеров и мичманов обнаружит нашу трубку, то мы ни в коем случае не должны его выдавать.

Теперь у нас был свой телефонный аппарат с номером 41–45.

Линейщик ушел. Мы, радостные, рассматривали это чудо техники и не знали, что с ним делать. Спрашивается, зачем я подвергал себя риску, тащил эту бандуру из города.

Черт! А ведь девчонки наверняка-то не соврали, когда давали номер общежития своего техникума. Просто диск был испорчен. Жаль, что я выкинул бумажку с номером.

Да и в город можно было дозвониться, только зная какие-то позывные.

В конце концов мы решили, что надо будет каким-то образом достать справочник абонентов части.

После ужина я ушел к минерам, оставив Федоса в баталерке с мечтами о звонке в его родной поселок Архипо-Осиповка, расположенный где-то на побережье Черного моря.

Болев находился в спорткубрике. Он пытался сделать сальто с толчком, гулко хлопался пузом на маты, снова задирал ноги к верхней переборке и пытался ими вертеть.

— Приплыл! — Он заметил меня. — Давай, мля, без предисловий. Показывай, как сальто делать! Не получается у меня ни хрена, сколько ни пытаюсь.

— А удар тренировать?

— Да подождет твой удар. Я на этом сальто зациклился. Никак!.. Прямо как ты в трубе. Ну-ка, показывай!

Я подбежал к стене, оттолкнулся от нее левой ногой толчок, сгруппировался, кувыркнулся в воздухе и мягко опустился на мат.

— Давай по разделениям. Как ты с левой-то начал?

Я начал разъяснять по разделениям, с самых азов. Болев был в хорошей физической форме и координацию имел неплохую. С третьего раза у него стало постепенно получаться. Через двадцать минут он уже вовсю кувыркался в воздухе.

— Ничего сложного, оказывается, — заявил Дитер. — Теперь свой удар показывай! Только на груше, а то у меня нога два дня болела. Синячище, капец!

Мы начали отрабатывать удар, силу и угол атаки, потренировались и решили передохнуть. Вот тут я и принялся донимать Дитера вопросами о креплении вооружения при высадке по-мокрому. Он свистнул кого-то из своих, помоложе призывом. Матрос притащил обыкновенный длинный пакет из плотного полиэтилена.

— У вас в баталерке таких нет? — спросил Болев, вертя пакет в руках.

— Нет. Мы с Федосовым все перерыли, но таких не видели.

— Странно, у всех есть, а у вас нет. Они ведь сразу списываются. Их охапками со склада парашютно-десантного имущества таскают. Наверное, ваш рундук все уволок. Вещь в хозяйстве полезная. Ладно, смотри. Всовываешь в пакет свой пулемет со снаряженным магазином, здесь затягиваешь. Потом можно резинкой от запаски перетянуть и стропой на карабинчик к жилету. Достань пару поплавков бальсовых, один на ствол, другой на шейку приклада привязывай. Пистолет тебе выдали?

— Ага, ПБ с кобурой! — похвастался я.

— Фигня, а не пистолет, — охладил мою радость Дитер. — У нас вооружение вообще другое. Автоматы подводной стрельбы, пистолеты четырехствольные. Вы их потом изучать будете. Оружие неплохое, стреляет под водой и на воздухе. Правда, на поверхности дальность у него никудышная, иглы кувыркаться начинают. Ты свой крепи повыше на груди, прямо в кобуре.

— А как из пулемета стрелять? Он же в пакете будет.

— Да через пакет и стреляй. Ни хрена с пулеметом не случится.

Мы поболтали еще немножко. Потом я взял с собой пакет для пулемета и пошел к себе.

Федос собрал в кубрике весь личный состав и проводил совещание по поводу пополнения схрона на берегу продуктами питания.

Я взял на себя обязательство достать сухарей, чаю, сахара и консервированной картошки в банках, договориться с водителями о покупке и доставке продуктов питания. Кто-то должен был раздобыть рыбных консервов и тушенки. Нескольким матросам во главе с Зеленым предстояло в субботу совершить марш-бросок к тайнику.

Нам пришлось создавать групповую кассу. Саня Федос расчертил страничку в школьной тетради, переписал фамилии. Каждый сдал, сколько мог. Сумма получилась незначительная, но на консервы да индийский чай хватало.

После собрания я засобирался было к водителям, хотел найти Ярика и договориться о новом обмене мелочи, но передумал. Хватит топтать ноги, и без того отбитые, надо уметь пользоваться благами цивилизации. Зачем, спрашивается, мы отстегнули линейщику целый червонец.

Я вытащил из тайника трубку и набрал номер казармы обеспеченцев.

— Слушает вахтенный…

— Быстренько позови Ярика, водителя с продсклада.

— Ярцева, что ли? А кто его спрашивает?

— Тебя гребет? Давай карасем! Его целый мичман тут ждет.

— Сейчас, — лениво отозвался вахтенный и заорал: — Ярик, вали к трубе! Тебя рундук какой-то зовет.

Абсолютно никакого уважения к мичманскому составу! Он ведь прекрасно знает, что я его слышу.

— Слушаю, матрос Ярцев, — солидно пробасил водитель.

— Здорово! Это Балет из первой роты.

— Привет! Чего хотел? Опять как вчера?

— Ага. Еще кое-что прикупить надо.

— С утра переговорим. Не хрен нашу вахту пугать, — пошутил водитель и положил трубку.

На завтраке Ярик обозначил место встречи и забрал у меня список продуктов. На этот раз мне пришлось выделить ему из общей кассы два рубля за обмен мелочи, покупку и доставку продуктов. Передача денег возле КТП прошла успешно.

Потом я помчался в свою казарму. Через пару минут начнется выдача оружия на огневую подготовку. Опаздывать мне не хотелось, а еще больше не терпелось пострелять из своего нового пулемета.

Пока матросы разбирались с полученным оружием и снаряжением, я приладил кобуру ПБ возле груди на лямке рюкзака, попрыгал и убедился в том, что она держится прочно.

До обеда мы носились по стрельбищу как угорелые. Поповских учил нас определять среднюю точка попадания, работать с мушководом. Вот морока! Стреляешь одиночными три патрона, бежишь к мишени, меряешь линейкой, несешься обратно.

Умотались мы ничуть не меньше, чем при стрельбе на плаву. Однако никто не бухтел и не возмущался, даже когда Поповских находился где-то далеко. Всем хотелось пристрелять свое оружие как можно лучше.

После нескольких забегов я плюхнулся на плащ-палатку и по команде выпустил три пули в черный кружок мишени. Результат — восьмерка, девятка, десятка. Прекрасно!

После пристрелки основного вооружения мы занялись пистолетами. Постреляли из них, похвастались друг перед другом своей меткостью. Все, собираемся. Занятия закончены. На этот раз в часть мы бежали даже с некоторой лихостью, гордые за себя и свое оружие.

Вечером вся группа вооружилась нитками и иголками. Мы начали перешивать старые рюкзаки десантника РД-54 на свой лад. Добрый пескарь Михель притащил из ротной баталерки всякого барахла и заявил:

— Порите и шейте, карасики. Вам скоро сопки с джунглями бороздить. Что останется, можно не сдавать, Аничков все уже списал.

Я нашел в куче два довольно потертых, но еще крепких подсумка, схватил пару потрепанных рюкзачков и, отпихиваясь от сослуживцев, налетавших со всех сторон, скрылся в баталерке. Так как Сашка Федосов убыл на склад парашютно-десантного имущества за теми самыми пакетами, которых у нас, в отличие от других групп, не было ни хрена, мне пришлось выскочить еще разок, влететь в кубрик и хапнуть на долю старшины рюкзак, какой-то брезентовый ремень и старый плащ от общевойскового защитного химического комплекта. Зачем он был нужен, я так и не понял, просто схватил первое, что попалось под руку.

Усовершенствование рюкзака и подсумков — дело творческое. Я начал вспоминать все снаряжение, которое видел на разведчиках в других группах. Сперва я хотел пришить снизу основного рюкзака еще один с обрезанными лямками. Потом одумался. Будет неудобно ходить и кататься по земле с такой штукой.

А если сшить их, наложив один на другой? Еще лучше обрезать на одном два боковых кармана и оставшийся большой пришить сверху. А ну-ка, начертим эскиз. На бумаге выглядит неплохо. Как же оно будет в реальности? Я вооружился ножницами и начал безжалостно кромсать старый рюкзачок.

Вскоре приплелся Федос с охапкой пакетов и ногой открыл дверь баталерки.

— Идите все в жопу! — заорал он, развернувшись. — Выдача будет только с разрешения командира группы. Не хрен ко мне сейчас лезть.

— Саня, ну а мне дашь пакетик? — спросил я.

— Ты от минеров себе уже принес. Мне и так мало дали. Сказали, что у нас их до хрена было. Наверное, мичман унес домой. Они же ни хрена не числятся ни за кем.

Вот что делает власть с людьми. Без году неделя замкомгруппы, а уже жадничает!

— Ну ты скряга! Я тут тебе и рюкзак отхватил, и ремень, и плащ ОЗК старый, а ты мне пакет жмешь!

— Хватит выкаблучиваться, надо будет, сам возьмешь. Рюкзак! Сейчас я его тоже перешью, уже придумал как. Слушай, а с плащом что можно сделать? — Федос запихнул пакеты на стеллаж, схватил рюкзак и начал распарывать его лезвием для бритья, не удосужившись даже нарисовать какой-нибудь чертежик.

Я уже отпорол лямки, наполовину обрезал боковые карманы и толстой суровой ниткой пришивал клапана. Приметав второй рюкзак к первому, я напялил его на себя. Ничего, неплохо смотрится. Будет ли удобно? Надо пришить уже полностью и потом опробовать.

Возился я с этим довольно долго.

После поверки мне еще предстояло идти к водителям за продуктами для тайника. Ярик оповестил нас о удачной поездке еще на ужине и назначил время передачи.

После вечерней поверки я сразу же побежал к Ярику. Он передал мне газетный сверток.

На обратном пути я расслабился, потерял бдительность и наткнулся на дежурного по части. Старший лейтенант с очень знакомым лицом, остановил меня и начал допрашивать. Мол, кто такой? Откуда и куда? Из чьего подразделения? А что же у нас газетном свертке? Надо же так нелепо попасться!

— Поповский драчун, значит. Разворачивай пакет, сокол ясный, не стесняйся. Что тут у нас? Консервы, чай. Голод замучил? Где взял?

— Старослужащие угостили, — обреченно промямлил я.

— У вас же суточный выход скоро, вот и запасаетесь как хомяки. С вами все ясно. Только мне не верится, чтобы пескари вас угощали. Лицо твое знакомое, где я тебя уже видел, а?

— Не знаю, товарищ старший лейтенант.

— Стоп! Сверток на землю! К бою! — ошарашил меня старлей.

Мне пришлось положить сверток на землю и встать в стойку.

— Вольные удары в связке на четыре счета начал!

Я, абсолютно не задумываясь, отработал на воздухе ту связку, которую мы тренировали перед побоищем.

— Да, точно, это вы в спорткубрике в тройке работали под музыку, — вспомнил офицер. — Так, матрос забирай свои консервы, дуй в кубрик. Отработайте еще пару серий. Ваши фамилии у меня есть в блокноте, с вашим командиром переговорю, будете на показных выступать!

— Есть выступать на показных, — обрадовано сказал я, радуясь, что так дешево отделался.

— Исчез!

Я испарился за какие-то доли секунды.

На завтраке все матросы с интересом пялились на связистов, прибывших в часть ночью. Среди них выделялись два худощавых высоких парня в обыкновенном армейском обмундировании.

— Блин, не дай бог к нам попадут, — переживал Федос. — Будем, как белые вороны.

После завтрака он увел нас на общественно-политическую подготовку. Поповских поздоровался с группой и ушел сначала в штаб, а потом в роту связи — беседовать с личным составом, подбирать себе разведчиков-радиотелеграфистов.

Ну вот, накаркали! Сухопутных связистов каплей взял в свою группу. Молодец! Как он их отбирал? Неужто не понимает, что они у нас будут как бельмо на глазу?

Когда мы построились перед получением оружия и имущества на тактико-специальную подготовку, на центральной палубе появился наш каплей. За ним следовали те самые парни в выцветшей армейской форме.

Командир представил нам этих матросов… тьфу, солдат:

— Старшина второй статьи… ой, младший сержант Смирнов — основной радист группы. Младший сержант Уткин — запасной. Теперь на все занятия они станут ходить с нами, только радиостанции и оружие получать будут у себя.

Ну, товарищ капитан-лейтенант, большое матросское спасибо за такое удачное приобретение.

Пока шла суета с выдачей оружия, я, пользуясь правом первого номера головного дозора, успел получить свой пулемет и пистолет и побежал в баталерку, загружать свой недавно пошитый рюкзачок. Запихал по карманам химзащиту, плащ-палатку, котелок с кружкой и ложкой. Места еще завались. Что бы еще прихватить?

Я взял с собой джинсовые кеды, купленные за три рубля, и сухую пару носков. Под резинки от запасного парашюта, пришитые поверх второго кармана, засунул малую саперную лопату. Потом вытащил из шкафа шкерт, приготовленный на всякий случай. Черную старшинскую сумку, подаренную мне Масловым, тоже принайтовал к рюкзаку, попрыгал — вроде нормально.

Так, а теперь пулемет попробуем сверху. Вполне удобно, но надо все-таки что-то придумывать с подсумками. Куда-нибудь на грудь их прикрепить?

В ходе выдвижения сухопутные связисты ничем не отличались от наших разведчиков. Основной держался возле командира, запасной — в тыловом дозоре, рядом с Федосовым. Бежали они так же, как мы и никаких проблем не доставляли.

На обустройстве дневки, пока мы строили из плащ-палаток односкатный навес, связисты, отбежали в сторону, быстро развернули антенны, присоединили станции к аккумуляторным поясам и начали что-то набирать на кнопках с листочка, переданного им Поповских.

Мой самодельный рюкзак держался с достоинством и не доставлял каких-либо видимых неудобств. Очень мешал подсумок, болтающийся на боку. Может, его тоже пришить на рюкзак? Хотя нет, наверняка будет неудобно доставать из-за спины магазины к пулемету.

Задумавшись, я чуть не прошляпил команду на свертыванье дневки и сбор группы.

Следующий переход был по карте. Мне предстояло вести группу. Я определил место стояния, покрутился с компасом, сверился с картой. Мы должны выйти к берегу моря неподалеку от нашей учебной бухты. Значит, надо наметить несколько точек, на которых я буду определяться дальше. Хотя места знакомые, можно идти даже с закрытыми глазами.

По команде мы неспешной трусцой побежали. Я не волновался, наметил ориентир — прибрежную скалу, — и старался держать ее в поле зрения так, чтобы она всегда была видна краем левого глаза. Мы достигли первого ориентира. Я сразу взял азимут на второй. После третьего группа вышла к берегу.

На песчаный пляж можно было спуститься, только спрыгнув с обрыва. Но после такого номера вряд ли можно будет продолжать движение и осмысленное существование. А точка, обозначенная на карте каплеем, находилась именно на берегу — старый деревянный морской знак в виде столба с вращающейся перекладиной.

Но мы уже не в первый раз на таких занятиях. Зеленый по моей команде достал из моего рюкзака бухту шкерта, пропустил один конец у себя за спиной, страховал. Я натянул на ладони рукава маскхалата и как обезьянка спустился вниз. Даже пулемет за спиной не мешал. А в перчатках было бы еще удобнее.

Я прыгнул в сторону, осмотрелся, перебежал к небольшому нагромождению камней, занял огневую позицию и принялся наблюдать за остальными.

Зеленый опускался медленно, постоянно проверяя ногами опору.

Интересно, а Поповских снова прыгнет? Тут гораздо выше, чем в бухте. На этот раз каплей спустился так же, как и все, последним, пропустив впереди себя тыловой дозор. Шкерт он замаскировал в камнях, отошел в сторону и знаками подозвал первых номеров. Сейчас задачу поставит. А как здесь — на узенькой полоске между скалами и прибоем — можно что-то отработать?

Связисты уже примостили свои радиостанции между камней и пытались как-нибудь пристроить штырь антенны в расщелинах скалы.

Задачу мы получили вообще непонятную — замаскироваться на прибрежной линии, наблюдать за морем, обеспечить высадку взаимодействующего подразделения. Какого? Очнись, каплей! Перед нами море, сзади нас — скалы! Посреди узенькой песчаной полоски пляжа стоит деревянная хрень, именуемая береговым знаком.

Спорить мы, конечно, не стали, с умным видом выслушали командира, подтвердили свои сектора наблюдения, повторили условные сигналы, включили станции «Сокол». В группе этих малогабаритных станций всего три. Одна у меня, вторая у каплея и третья у Федоса. Мы проверили связь, наличие средств наблюдения, то есть биноклей, и разбежались по своим местам.

На бегу я засмотрелся на связистов. Один из них стоял на плечах другого, пытался натянуть повыше антенну и вот-вот готов был грохнуться вниз. Вот им сейчас весело. Не дадут связь, каплей наверняка их взгреет, а то и поменяет на других, толковых.

Свое место наблюдения мы с Зеленым оборудовали с максимальным комфортом. Из плоских галек выложили площадку, накрыли ее плащ-палаткой, к большому валуну подтащили еще парочку камней посолидней и соорудили амбразуры. Сверху растянули еще одну палатку в виде тента. Теперь снять рюкзаки, уложить их в головах, и наблюдай сколько влезет.

Я нацепил наушник, оперся на рюкзак и начал наблюдать за морем. Зеленый рядышком тут же захрапел. Пусть его. Через тридцать минут он меня сменит.

Скучно, ничего интересного на горизонте нет, ни одного корабельного силуэта. Прибой мерно бьет в скалы. Изредка какой-нибудь наглый баклан проносится над волнами, не находит ничего интересного и улетает по своим делам, обматерив всех подряд на птичьем языке.

От скуки я достал из-за пазухи кусок хлеба с солью, заныканный с завтрака, и начал потихоньку жевать, запивая чаем из фляжки. В животе начинало подсасывать, время близилось к обеду. Да и не в этом дело. Почему-то всем молодым военнослужащим, что на флоте, что на сухопутье, всегда очень хочется есть.

От скуки я начал в бинокль высматривать свою группу и никого не увидел. Хорошо замаскировались. Так, вон на деревянном столбе знака болтается лесенка антенны. Связисты все-таки додумались, куда ее повесить. А где же остальные-то спрятались?

В наушнике раздался писк. Ага, каплей дает команду «Внимание».

Я снова развернулся к морю и приставил бинокль к глазам. Пусто. Никого. Может, капитан-лейтенант просто тренирует нашу бдительность?

Я осмотрел водную поверхность. Ничего. Только возле скал шевелится на волнах пучок зеленых водорослей. Я снова провел взглядом по линии прибоя и вернулся к ним. Что-то в них было не так. Я даже не понял, что меня насторожило. Просто сознание зацепилось за какую-то неправильную деталь в этой зеленой куче.

Пока я вновь разыскивал взглядом водоросли и пытался их рассмотреть, произошло нечто странное. Из зеленого комка уже торчала палка. Что за фигня? Я начал подкручивать бинокль и протирать окуляры. Пока возился, комок водорослей исчез.

По скале карабкался человек в гидрокостюме с зеленой коробкой дыхательного аппарата на спине. Через несколько секунд он исчез за камнями.

Нет, мне это не мерещилось!

Со скалы свесилась фигура в мокром гидрокостюме. Из воды выскочил еще один человек, схватился за протянутую руку и как ящерица вскарабкался наверх. За ним последовали еще двое. Я начал подавать сигналы по радиостанции, нажимая тангенту.

Каплей спросил, в чем дело. Я доложил, что в нашем секторе на сушу вышли четыре водолаза и вытащили один контейнер. Сейчас они находятся в направлении юго-восток, у скал. Поповских выслушал меня, приказал прекратить наблюдение, выйти на берег, обозначить себя.

Недоумевая, мы с Зеленым выползли из-под плащ-палатки и, вертя стволами по сторонам, начали осторожно приближаться к скалам. Я шел впереди, Зеленов сзади. Буквально шагов через пять он вдруг коротко вякнул. Я обернулся. Напарника моего и след простыл. Исчез, словно святой дух.

Тут же в голову мне уперлось что-то твердое и холодное.

«Наверное, автомат для подводной стрельбы», — как-то отстранено подумал я.

— Не шевелись! Пулемет на камни! — тихо произнес кто-то сзади.

Трепыхаться бесполезно, придется подчиниться. Я присел на колено и аккуратно поставил пулемет среди камней.

— Пой гимн пионеров.

— Кого? — Несмотря на обстановку, я удивился.

Люди, обезоружившие меня и напарника, заржали.

Я резко обернулся.

Передо мной стояли водолаз фон Болев и его напарник. Никакой ствол в затылок мне они не пихали. Это был просто-напросто палец.

— Здравия желаю, — растерянно пробормотал я.

— Здорово, салажонок! Профукали вы нас. Вам по одному надо было с разных сторон заходить, а вы парой поперлись!

— Ну да. — Я не знал, что ответить.

— Ладно, вызывай группного, — разрешили минеры и скрылись среди скал. Из-за большого валуна вылез смущенный Зеленый и с независимым видом начал отряхиваться от песка.

Вскоре подошел Поповских и подтянул за собой всю группу.

На открытый участок минеры выползли уже в сухопутном снаряжении и с обыкновенным вооружением. Они передали нашему каплею несколько опечатанных герметичных мешков, которые он тут же распределил внутри группы. Радисты отработали свои сеансы и уже сворачивали антенны.

Первыми наверх вскарабкались мы с Зеленым и начали обеспечивать подъем минеров. Те словно заправские циркачи чуть ли не забежали вверх по шкерту. Болев помахал нам рукой, все они убежали куда-то по своим делам.

Через пару минут начала подъем наша группа. Медленнее всех это делали радисты. Видно было, что опыта в этом у них нет никакого. Вдобавок радиостанции с аккумуляторами весят побольше нашего снаряжения.

Занятие закончилось привычным марш-броском.

На послеобеденном построении командир группы нам объявил, что в субботу будет торжественное вручение оружия. Мероприятие стандартное. Нам вручат то оружие, какое у нас есть. Надо будет просто постоять в строю, выйти строевым шагом, взять автомат, пулемет, пистолет, расписаться в ведомости и встать обратно в строй. Эта процедура будет иметь чисто формальный характер.

Командир сказал, что там же будут получать технику обеспеченцы. Водителям придется становиться на колено и целовать бампер своего ЗИЛА, кокам — докладывать тактико-технические характеристики черпака, вручаемого им, и так далее.

Я поначалу даже принял речь капитана всерьез, но когда представил Ярика, целующего бампер, и Мотыля с черпаком наперевес, начал подхихикивать. Наверное, командир все-таки шутил.

После обеда мы вытащили на плац столы, занялись тренировкой отхода-подхода, репетировали доклад о том, что матрос такой-то то-то получил. Вся эта церемония чем-то напоминала присягу, поэтому освоились мы быстро. Только Гобой все пытался поцеловать свой РПГ и всем рассказать о том, что он будет защищать Союз Советских Социалистических Республик, не жалея сил и самой жизни.

Глава 18

Вечером я снова сидел в баталерке с конспектом Поповских и переписывал какие-то планы из одной тетрадки в другую. Федос наглаживал клеши и пританцовывал под Ларису Мондрус. Стрелки на клешах у старшины второй статьи получались не очень впечатляющие. В отличие от моих, бритвенно-острых. Я еще на гражданке знал особый секрет глажки штанов и предложил Сане свою помощь, но тот гордо отказался и теперь мучился сам.

На завтра была запланирована операция по восполнению запасов схрона. Поэтому рядышком со мной примостился Зеленый и перебирал содержимое двух пластиковых пакетов с продуктами. После вручения оружия он должен был сбегать к бухте и провести закладку.

Закончив с конспектами, я заварил себе чаю и с удовольствием начал прихлебывать его.

Федос наконец-то сдался и попросил помощи в наведении стрелок на свои клеши. Секрет оказался очень прост. Надо натянуть леску в штанинах на месте стрелок, а потом снаружи прогладить. Леска расплавляется, и стрелки держатся довольно долго.

Обрадованный Федос убежал к Михелю за леской. Я начал черкать на бумаге схему крепления подсумков, одновременно посылая куда подальше Зеленого с его советами.

В дверь кто-то постучал. Мне пришлось в срочном порядке прятать банку с кипятком чай, сахар и печенье. У нас был свой условный стук, а тут прозвучала семерочка. Я схватил в руки тетрадки, Зеленый уцепил утюг и начал яростно наглаживать клеши Федоса.

— Разрешите? — В баталерку просунулась голова связиста Смирнова, за ним стоял Уткин.

— Черт, напугали, — проворчал Зеленый, отставл в сторону утюг, достал из шкафа кружку с чаем.

— Пацаны, а где нам найти сержанта Федосова? — спросил Смирнов.

— Заходите, не стойте на комингсе. — Я сделал барский жест. — Старшина второй статьи Александр Палыч Федосов сейчас будет.

Сухопутные связисты зашли в баталерку и с интересом начали оглядываться.

— Ну, пацаны, рассказывайте, как на флот попали, — сразу же пошел в атаку Зеленый, поперхнулся чаем, закашлялся и жестом попросил, чтобы я похлопал его по спине.

Мне пришлось подойти к напарнику и легонько врезать ему между лопаток правой ногой с высокого замаха. Парни не привыкли к моим выкрутасам и с удивлением покачали головами.

Я предложил им притащить баночки из кубрика и подождать Федоса. Ребята уже немного освоились с военно-морской терминологией, не бросились искать стеклянные банки, а притащили нормальные флотские табуретки.

Зеленый расщедрился, начал угощать радистов чаем, расспрашивая обо всем подряд.

На флот Смирнов и Уткин попали из учебки, готовящей специалистов для сухопутных частей, подобных нашей. Получилось так, что несколько человек из подразделения радистов в армии некуда было девать, вот они и угодили на флот.

Многое для них тут было в новинку, особенно названия предметов военно-морского обихода, воинские звания. Но средства связи оказались точно такие же. Мы тоже прыгали с парашютом. Морским дисциплинам парни еще не обучались, но оба были из Новороссийска, занимались подводным плаванием. У Уткина, как и у меня, имелся акваланг «Украина».

— Ха, Новороссийск! Так вы с нашим замком почти что земляки! — оповестил радистов Зеленый. — Он у нас с какой-то там Осиповки на Черном море.

— Есть поселок такой — Архипо-Осиповка. Там поблизости бухта Инал. Мы в ней спуски делали с аквалангами.

Тут как раз и появился Саня Федос с мотком лески в руках.

— Так, я не понял, почему здесь посторонние из роты связи? Что за чаепитие?! — начал он возмущаться начальственным голосом.

— Палыч, успокойся. Это наши радисты и твои земляки. Пацаны из Новороссийска, — начал я успокаивать Федоса.

— О! Что, серьезно?! — Саня сразу же перешел на нормальный тон Саня и начал забрасывать радистов вопросами.

Короче, Слава Смирнов и Никита Уткин оказались нормальными пацанами.

Пока Федос решал с основным связистом Смирновым какие-то вопросы, которые обозначил наш командир, я нарисовал эскиз, вытащил пулеметные подсумки, пару брезентовых ремней, вооружился ножницами и застыл в раздумье.

Уткин поглядел на мой эскиз, почесал нос и задал вопрос, поставивший меня в тупик:

— Ты лифчик хочешь сделать?

— Какой лифчик?! Ты о чем?

— Нагрудник из подсумков так называется. У наших разведчиков такие штатные были.

— Покажи, что да как, — заинтересовался я.

— Два подсумка сшиваешь, внутри них продеваешь ремень и вешаешь на грудь. Если надо, расстегнул и снял. Или на лямках карабинчики сделать, чтобы быстро снимать. Можно еще найти от пехотной снаряги такие наплечники, поролоном их проложить, чтобы груз не давил.

Уткин начал рисовать эскиз, я подбирал ремни и сшивал подсумки. Замысел стал мне понятен, осталось только воплотить его в жизнь.

Так мы провозились до ужина. После радисты снова прибежали к нам, таща в охапке полученную морскую форму. Федос нагладил до умопомрачительной остроты свои стрелки, с видом знатока помогал землякам приводить новую форму в порядок, давал дельные советы.

На вечерней поверке мы еще раз прогнали ритуал вручения оружия.

С утра после завтрака мы таскали на плац столы, раскладывали на них оружие. Федос глядел в какие-то ведомости, сверял номера автоматов, пистолетов, пулеметов и как обычно нервничал. Вскоре появился наш каплей. Принял доклад, поздоровался, подбодрил нас незамысловатой шуткой.

Вручение оружия прошло быстро и просто. Даже Гобой нас не порадовал, хотя мы надеялись, что он все-таки сольется в страстном поцелуе со своим гранатометом.

Часть вторая

Глава 1

Подразделение Тихоокеанского командования ВС США Det Bravo

Из тумана, окутывающего вечерние джунгли, вынырнули три человека в свободной одежде, размывающей силуэты. Первый огляделся по сторонам, закинул руку за спину, вытащил из планшета карту, развернул ее, достал из кармана фонарик с синим светом и начал определятся на местности. Двое заняли позиции для стрельбы лежа, страховали напарника.

Старший с планшетом наконец-то определил место стояния, поднял голову, посмотрел на звезды в клочьях тумана, обернулся к джунглям и поморгал фонарем. Один за одним, раздвигая папоротники, на открытое пространство начали выходить вооруженные люди.

Лейтенант Кинли сбросил рюкзак, закинул винтовку за спину и подсел к сержанту-радисту, разворачивающему станцию. Командир разведывательного отряда майор Тайвон уже набирал в шифроблокноте донесение для центра, изредка подсвечивая себе фонарем.

Он глянул на лейтенанта, подозвал его к себе и спросил:

— Ну и как в первый раз?

— Нормально, сэр. Пока сложновато, но я привыкну.

— Готовь доклад о позиционном районе для батареи. По-моему, место идеальное. К тому же этот непонятный туман, в котором время скачет как загнанная лошадь.

— А деревушка, которая поблизости?.. Там народу немного, но людей, лояльных к нам, по-моему, вообще не наблюдается. Мы два дня после визита туда от партизан уходили, пока в это марево не нырнули.

— Страшного ничего нет. Нам это даже в плюс. Главное — хорошая стартовая площадка между гор, источники воды. Есть две неплохих грунтовых дороги для смены позиций. Ну а вопрос с местными жителями будет решен через несколько дней.

— Тактика выжженной земли?

— К чему? Нет, просто все оттуда уйдут. Для них уже есть места в лагере переселенцев. Деревушку займут наши южновьетнамские друзья, которых мы уже неплохо натаскали. Там будет прекрасно замаскированная база снабжения и дополнительная охрана на внешнем периметре.

Кинли понятливо кивнул.

Радист подал знак. Майор отослал лейтенанта и перешел к нему.

Через три дня

Над седловиной двух небольших гор на очень низкой высоте прошло звено «Ирокезов». Они облетели небольшую деревушку и приземлились. Из них высадились военные в черных комбинезонах. Буквально через несколько минут вертолетов как не бывало.

Люди, высадившиеся у деревни, все как один были азиатами, ни одного белого или чернокожего. Старший группы, самый высокий и широкоплечий, созвал к себе командиров подразделений, быстро поставил им задачу. Южновьетнамские диверсанты вытянулись в одну шеренгу и молча засеменили к деревне. Их штурмовые винтовки были готовы к бою.

Вертолетное звено, освободившееся от десантников, сделало еще один круг и зашло на деревню с западной стороны. Винтокрылые машины открыли огонь по окраинам, связали боем немногочисленный гарнизон северян и партизан.

Мирные жители, в основном женщины и дети, молча, без криков и лишней суеты начали покидать деревню, выдвигаться на восток, к горам. Дело уже давно привычное. У подножья отрыты перекрытые щели и землянки.

Однако туда никто не добрался. Южновьетнамцы, вовремя залегшие в высокую траву, хватали всех без разбора, сноровисто связывали, а после обездвиживали ударами в голову. Всех людей, потерявших сознание, в том числе и детей, они сваливали в одну кучу. Партизан, не успевших опомнится, они просто и незатейливо убивали ножами.

Гарнизон еще вел огонь по «Ирокезам», когда диверсанты просочились в деревню и ударили с тыла. В течение тридцати минут бой был закончен.

Командир подразделения южновьетнамцев выпустил в воздух две ракеты. Из-за вершин гор, тяжело гудя винтами, медленно выплыли три громадных конвертоплана Сикорского в сопровождении вертолетов огневой поддержки. Из первого начали выбегать вьетнамцы в простой крестьянской одежде и сразу уходить в сторону деревни. Их подбадривали диверсанты, оцепившие посадочную площадку. Высадка заняла всего пять минут.

Второй конвертоплан завис над седловиной гор. С него по тросам высадились с десяток парней из Det Bravo, быстро разбежались по обширной площадке, осмотрелись. Потом авианаводчик дал команду на посадку. Сразу два конвертоплана, тяжело покачиваясь из стороны в сторону, осторожно, словно большие кошки, плюхнулись на землю. Из открывшихся рамп выехали подвижные платформы для ракетных комплексов. Погрузочные команды начали вытаскивать ящики с оборудованием.

Глава 2

Штаб группы советских военных советников в ДРВ

Капитан первого ранга Полянский с наслаждением скинул с себя флотскую форму, вытащил ноги из тесных форменных туфель и переобулся в легкие плетеные сандалии. Надев шорты и оставшись в одной тельняшке, он растянулся в полотняном кресле под вентилятором.

Ему необходимо было побыть одному, обдумать несколько вопросов, появившихся после совещания у генерала Прудникова, начальника разведывательного отдела группы.

Четыре дня назад Ил-20 из состава отдельного разведывательного авиаотряда, проводивший электромагнитную съемку местности, пропал без вести вместе с парой сопровождения. Дежурная эскадрилья, поднятая по тревоге, подверглась атаке с земли и погибла в полном составе. Из боя сумел выйти только командир. Он вкратце доложил обстановку и пропал вместе с воздушной машиной.

В район северовьетнамской деревни, обозначенной на русских картах как Курояровка, была выведена группа специального назначения с местными проводниками. Ее командир капитан Черепанов должен был организовать взаимодействие с местным штабом самообороны и начать поисковую работу. Однако и он вместе со своими подчиненными канул в неизвестность.

Полянский задумчиво рассматривал карту, изредка покачиваясь в кресле. Массированную поисковую операцию проводить смысла не было. Разведка южных, подстегиваемая иностранными консультантами, в последнее время значительно активизировалась. Перемещение усиленного пехотного батальона северных вряд ли останется незамеченным. Его снятие с фронта может привести к непредсказуемым последствиям.

Три группы,оставшиеся от роты специального назначения, в связи с поступившей директивой о подготовке наступления были распиханы по участкам и непрерывно находились в деле. Специалистов, умеющих работать в джунглях, катастрофически не хватало. Штаб флота из Владивостока советовал подождать до подхода кораблей и разведывательного отряда подводных лодок. В состав корабельной группировки для решения задач охраны и обороны побережья советских морских баз в ДРВ входили транспорты с усиленными батальонами морской пехоты из состава Курильской бригады и Владивостокской дивизии. В каждом из них одна штурмовая рота была подготовлена к действиям в джунглях. Вполне можно подождать прибытия морских пехотинцев из Союза, организовать полнокровную пеленгаторную сеть из морских и наземных постов в районах баз и постараться провести поисковую операцию.

Каперанг встал, прошелся по кабинету, вызвал по селектору своего старшего помощника, налил в стакан минералки и снова уселся под вентилятор.

— Разрешите? — сунул в дверь голову подполковник Юдаков.

— У вас, сухопутных всегда сперва голову без стука пихают, а потом позволения спрашивают? — осведомился Полянских, жестом разрешая войти.

— Нет, Степан Иваныч, у нас обычно головой и стучат, — схохмил подполковник. — Готовы свежие справки и материалы по обстановке на участках. Инициативу одну аналитики подкинули.

— Чего там наши юноши институтские опять нафантазировали? — пробормотал каперанг, отхлебнул из стакана и принял папку.

— Да все по задачам с индексами первого приоритета. Излагаю вкратце, товарищ каперанг. Южные создали неплохую базу на нашей территории. Американцы ее оборудовали, расположили в районе несколько разведывательных постов, наладили снабжение. Там предположительно расположено несколько передвижных зенитно-ракетных батарей, плюс противокорабельная…

— Стоп! — перебил подполковника Полянский и подошел к карте. — Привязку к местности аналитики дают?

— В том-то и дело, что привязываются они к району пропажи самолета-разведчика и месту гибели дежурной эскадрильи.

Каперанг почувствовал азарт охотника и резко осведомился:

— Обоснование!?

— Полтора месяца назад американцы и южные пробили воздушный коридор и удерживали его в течение нескольких суток. Работа наших постов оповещения и наблюдения была подавлена силами РЭБ штатовцев.

— Было дело, припоминаю. Тогда на нескольких участках линии соприкосновения возникли очаговые бои. У Фунга и Головлева даже фронт прорвали силами до батальона рейнджеров и усиленной роты парашютистов.

— Так вот, зенитчики наши, курирующие местное ПВО, где-то с полгода назад в целях эксперимента оснастили пару выносных постов автоматическими кинокамерами, снимающими в ночном режиме.

— Молодцы, что сказать, идея занятная. Ты дальше давай, не томи!

— Некоторые посты были уничтожены. На одном из них находился наш лейтенант, который как раз и занимался установкой той самой камеры. Не получалось никак у него включить автоматический режим. Когда все началось, он залез на самое высокое дерево на котором была оборудована площадка наблюдения, начал снимать все, что происходило вокруг, был ранен осколками. По окончанию заварухи сил у него хватило только с дерева слезть. Не выжил он, скончался по дороге в госпиталь. Камеру подобрал один ушлый местный солдатик, думаю, хотел присвоить, но абсолютно не знал, как ею пользоваться. Помучил он ее и обратился к нашему военспецу-зентичику. Тот, не будь дуриком, увидел, что на камере есть отснятый материал, да и отдал ее в лабораторию. После обработки пленки он удосужился взглянуть на материал, сообразил, что снято, и переправил через фельдъегерей к нам. Вот тут-то наши и зачесались.

— Петя, — чуть ли не заорал Полянский. — Я тебя когда-нибудь просто по-дружески отлуплю, чисто как старший товарищ, а не как начальник подчиненного. — Где материал!?

Подполковник ехидно усмехнулся и выкатил из шкафа портативный киноаппарат, совмещенный с диапроектором.

Полянский вскочил с кресла и развернул на противоположной стене экран.

Первые кадры. Взрывы, рыскающий объектив, земля под ногами бегущего человека, расчет ЗУ, ведущий огонь непонятно куда. Потом трупы, горящие здания, исковерканные орудия. Ствол какого-то дерева с поперечными планками, прибитыми к нему. Наконец-то объектив зафиксирован. Скорее всего, офицер сумел вставить камеру в специальный обзорный станок, закрепленный на дереве. Картинка пошла ровная.

Вскоре далеко в небе появилась ровная цепочка каких-то летательных аппаратов.

— Конвертопланы Сикорского в сопровождении вертолетов огневой поддержки, — проговорил Юдаков. — Курс в район, обозначенный у нас как треугольник Вахапетовка, Куроярово и Простоквашино. Заметьте, Степан Иваныч, сейчас пройдет еще одна партия. На последних минутах видно, что в обратном направлении двинулось только звено прикрытия.

— Ага. Они ушли и не вернулись. А сведения от постов наблюдения за воздушной обстановкой с контролируемой территории не поступают?

— Никаких намеков!

— Значит, аналитики предполагают, что большая группа винтокрылых аппаратов, как грузовых так и огневой поддержки, обосновалась у нас за спиной, в треугольнике, который мы для простоты называем курояровским?

— Именно так они и считают.

Полянский подошел к карте.

Мысли, прыгающие в голове, цепляющиеся одна за другую, постепенно начали выстраиваться в определенный порядок.

— Так, пусть та же группа просчитает возможности по переброске, количество, состав, предполагаемую организацию подразделений американцев и южных, — начал он отдавать команды. — Все источники переориентировать на добычу любой информации по курояровскому треугольнику справку переработать с учетом новостей, оформить для подачи в Главное разведывательное управление, в текущие сводки пока ничего не включать.

— Товарищ каперанг, может, прощупаем все участки фронта? Ведь если в одном месте прибыло, то в другом наверняка убыло.

— Да, готовь предложения по разведке и специальным мероприятиям. Прибытие новых подразделений американцев ожидается только через три месяца, никак не раньше. Надо запросить смежников, глубоких бурильщиков, резидентуру с континентов. Неплохо бы отработать по внешнему кругу, сопоставить фактики.

— Степан Иваныч, главному еще нужны предложения по совместным действиям сил и средств не только разведки, но и остальных воинских структур, в которых сидят наши советники и инструкторы.

— Ага, ясно. Ты мне оформи на машинке, положи в папку на доклад. Я сейчас еще над картой покумекаю. На большом совете, думаю, начнем вырабатывать замыслы, раскрывать умыслы, мешать помыслам.

Глава 3

Невысокий сухощавый майор государственной безопасности принял папку с документами у секретчика, посидел над ней несколько минут, освежая память. Потом он подошел к массивной дубовой двери и нажал на звонок селектора.

— Кто? — глухо донеслось из динамика.

— Майор Чалый, — представился офицер и усмехнулся.

Неужто здесь, в самом центре Москвы, да еще в недрах первого управления КГБ могут ползать шпионы?

Сухо щелкнул электрический замок. В небольшом предбаннике за узким столом, уставленным кучей телефонов и селекторов, сидел порученец главного, пожилой старшина-сверхсрочник. В отличие от других генералов, имевших в адъютантах от лейтенантов до майоров, нынешний шеф таскал за собой еще с войны сержанта, с которым начинал службу при Ежове и побывал во многих переделках.

— Здравия желаю, товарищ майор! Ждут вас. — Старшина поднял руку в приветственном жесте.

— Как он? — Майор повел головой в сторону двери, ведущей в кабинет начальника.

— Нормально, сегодня с утра расчувствовался, вспоминал партизанщину, отряд «Победителей». Сам-то как? В Болгарию когда махнешь, спину лечить? Ходишь как палка прямой. Больно ведь, да?

— Побаливает, Семен. Шутка ли — пятнадцать лет британскому флоту отдать, а там и спинку держи, и монокль цепляй…

— Вечерком позвони. Моя Маргарита тебя с супружницей в гости ждет. Давно договаривались.

— Хорошо, вечерком созвонимся. Ну, я пошел.

— Давай, дорогой товарищ! Ни пуха, семь верст под крылом, — заявил порученец, нажал кнопку селектора и торжественно провозгласил: — Майор Чалый!

Генерал встал из кресла и вышел из-за стола. На ногах у него вместо форменных туфель были мягкие войлочные тапки.

— Дай закурить! — потребовал он.

— Товарищ генерал, вам же вроде как врачи запретили. Да и порученец ваш постоянно на посту, выскажет мне потом.

— Да и хер с ними, — бросил генерал. — Я им подопытный больной, что ли? В конце концов, кто легендарный разведчик, я или они? Я все-таки до фашистского генерала дослужился, с Гитлером ручкался, сам вождь народов меня в уста сахарные расцеловывал, усами щекотал. Давай сигарету, не жмись, британская морда!

Майор покачал головой, полез за отворот кителя и достал красивый серебряный портсигар.

— Приз за победу в командном первенстве по конному поло среди офицеров британского флота, — с усмешкой проговорил генерал, выуживая тонкую сигарету.

Чалый утвердительно кивнул, дал начальнику прикурить.

Генерал присел на краешек кресла, воровато смахнул в сторону дым и с наслаждением затянулся.

Он закинул ногу на ногу, прищурившись, посмотрел на майора и осведомился:

— Так ты говоришь, что наш Гонконг собирается посетить театр боевых действий?

— Да, товарищ генерал. На него вышли американские военные. Он сперва думал, что будет простая агитационная поездка с выступлениями, однако все пошло по другому сценарию.

— Нашему товарищу Чженю не привыкать. Как у него дело с «Уорнер Бразерс» продвигается?

— На сегодняшний момент решен вопрос о съемках телесериала «Лонгстрит». Наши товарищи из китайского подполья используют Гонконга как живой символ. Национальная культура, корни, философский путь и прочее.

— Да, вот родился мальчик у нашего нелегала, и его жизненный путь определен заранее. Конечно же, философия! Как Борис Орсынбаевич Лисенбаев, потомок одного из видных казахских коммунистов, мог стать Чжэнь Фанем, китайцем, а потом актером Брюсом Ли? Кстати с псевдонимом он не перемудрил?

— Нет, товарищ генерал, все нормально, Боря в Союзе ни разу не был, путь в нелегалы начал прямо с Сан-Франциско, с роддома. Он на встречах чуть ли не слезы льет. Двадцать восемь лет мужику. К нам просится.

— Ладно, хватит лирики. Посмотрим. Скорее всего, его придется выводить из работы годиков через пять. А пока пусть держится, поднимает американский игровой кинематограф. Что дальше по военным? Говори сам. Не люблю читать с казенной бумажки.

— Нашего Гонконга привлекли для тренировок оперативников ЦРУ. Занятия интенсивные, проводятся в бразильской сельве, то есть в местности, похожей на Вьетнам.

— Ага, база «Гранд-Канарис»?

— Да, она самая. Бразильские военные прекрасно знают, что это не завод по переработке древесины, но делают вид, что их это не касается никаким образом. Позиция страуса, прячущего голову в песок.

— Продолжай.

— Гонконг уже больше трех месяцев тренирует своих подопечных в приемах рукопашного боя, передал нам списочный состав группы. Военные радиоразведчики подкинули нам интересные материалы. Это расшифровки заявок на получение имущества и вооружения. В общем, двенадцать — четырнадцать человек находятся в стадии подготовки. От военных к нам пришла инициативная справка. Они хотят организовать взаимодействие между своими и нашими добывающими органами.

Кузнецов докурил сигарету, бросил ее в урну, резко встал и прошелся по кабинету.

— Материалы, полученные из ГРУ, я изучал. В принципе, Полянский пришел к правильному выводу о создании американцами хорошо укрепленного района в тылу северовьетнамских войск. Группа из «Гранд-Канариса», скорее всего, будет ориентирована на проникновение в этот район. Как там военные его называют?

— Курояровский треугольник, по аналогии с Бермудским.

— Не мудрено. Ил пропал, истребители, группа спецназа. Я так думаю, что они уже там неплохо обосновались. Закажи карту, посидим, подумаем.

Через десяток минут в дверь бесшумно вкатился Семен, расстелил на большом столе карту, втянул ноздрями воздух, пропитанный дымом, укоризненно покачал головой и исчез.

— Смотри, вот он треугольник этот чертов. — Генерал очертил карандашом район. — Местечко выбрано очень и очень удачно. Новейшие американские ракеты класса земля-воздух-море спокойно могут бить из глубины территории по любым надводным целям. Наши корабельные системы и посты наверняка даже не успеют среагировать. Противник создал хорошо укрепленный район, для уничтожения которого нужна реальная армейская операция с большим отвлечением сил и средств от фронта. Американцы могут спокойно работать с агентурой, собирать информацию, постепенно наращивать свое влияние в этом районе. Мы вряд ли сумеем помешать им провести несколько точечных ударов на разных участках фронта, перебросить в этот район еще несколько аэромобильных батальонов и дальше уже бить с тыла. Потери в нашей агентуре и среди местных сил самообороны, где у нас немало специалистов по партизанской борьбе, будут для катастрофичны. Плюс реакция китайцев тоже может быть неоднозначной. Сам знаешь, какие настроения у них сейчас. Наши братья навек начинают играть в непонятные игры со штатовцами. Ну а те, как кокетливые дамочки, стреляют глазками и завлекательно смеются. Сам знаешь, что наш восточноазиатский отдел сутками не спит, прокачивает варианты событий.

Чалый только утвердительно кивнул.

Глава 4

В ночь после возвращения с полугодовых скачек с Сахалина поспать мне так и не удалось. Я еще катался на заднице по бамбуковым зарослям, как меня кто-то бесцеремонно сдернул со шконки.

— Ого! А куда это вы меня тащите? — подал я голос и с удивлением посмотрел на двух совсем незнакомых матросов.

Надо же, сам во сне оделся, зашнуровался и теперь только понял, что меня куда-то ведут. Бить будут? Опять проверка КГБ, новые методы воспитания?

Хотя нет, не пинают, не угрожают — просто поддерживают под руки.

— Проснулся наконец-то, — сказал один из этих парней. — Давай сам ножками пошевеливай, времени в обрез.

Я ничего не понял, но галопом понесся за посыльными. В роте минеров они сразу же затолкнули меня в кубрик.

— Во и верблюдик прибежал, — заявил Дитер и кивнул на стол, стоявший посередине кубрика. — Собирайся давай, сейчас выписку принесут для ознакомления.

На столе был разложен набор из американского сухого пайка. На Сахалине мы частенько употребляли такой на выходах, по сравнению с нашим — редкостное дерьмо. Там же я увидел серый флотский китайский комбинезон и многофункциональную пехотную лопатку, американский маскхалат, мотки саперного провода, подрывную машинку, противопехотные мины «Клэймор», гранаты и набор сапера в наших стандартных кожаных подсумках, но с иероглифами.

Мне пришлось, не задавая вопросов, сверять имущество с описью, лежавшей тут же, перематывать провод на катушку.

Прибежал матрос из штаба, сунул мне какие-то бумажки для росписи. За ним прибыли наш каплей и Федосом. Саня тащил на себе мой видавший виды чудо-рюкзак. За спиной у него висел мой пулемет, на поясе — пистолет «Кольт». Поповских нес книгу выдачи оружия.

Федосов пучил глаза и пытался задать мне какие-то вопросы, командир группы многозначительно молчал. Они передали мне оружие и снаряжение и ушли.

Сгорая от любопытства, я упаковал имущество, набил нагрудник магазинами с боевыми патронами, повесил моток реп-шнура на рюкзак, переоделся, как и минеры, в комбинезон. Маскхалат я принайтовал к рюкзаку.

Болев осмотрел меня и еще нескольких матросов, у кого-то что-то подправил, подтянул, погрозил мне пальцем и вышел. Все молчали, а меня просто распирало от любопытства. Интересно, зачем я понадобился в роте подводного минирования? Водолаз из меня никудышный, тут все на две-три головы выше.

Вскоре мы вышли из казармы, погрузились в автобус с зашторенными окнами и выехали в неизвестность. Через полтора часа я снова спал, свернувшись калачиком на груде имущества, в брюхе огромного транспортного самолета.

Вертолет завис буквально в паре метров от поверхности воды. На волнах уже качался большой надувной плот, на который вскарабкалась первая пара. Я подтянул лямки жилета, проверил прочность стропы, связывающей его и ручной пулемет, получил пендель пониже спины и рухнул солдатиком в волны. Хорошо, что высадка проводилась с зависания. Иначе я ощутимо приложился бы спиной о воду.

В воде я привычным движением сунул пулемет за шиворот, магазином за воротник, ощупал под жилетом кобуру с пистолетом. Все на месте. Рядом со мной плюхнулся на волны мой рюкзак.

Метрах в трех от меня в воду плавно вошел Дитер. Прыгал он без всяких вспомогательных средств и жилетов.

Вот и плот. Я сделал пару взмахов ластами, уцепился рукой за фал, подтянулся, закинул ногу, перекатился через туго надутый борт, затащил рюкзак.

Болев, словно летучая рыба, вынырнул возле борта и сразу залетел вовнутрь, не цепляясь ни руками, ни ногами.

Я пополз на нос, снял со спины пулемет, достал из-за пазухи бинокль в герметичном чехле и, согласно боевого расчета, начал вести наблюдение, пытался узреть хоть что-нибудь. Буквально через минуту меня мягко толкнуло вперед, и я навалился на дутый нос плота. Матросы принялись грести.

Я до сих пор находился в прострации. Никто ничего мне не рассказал и не пояснил. Только перед посадкой на вертолет, после многочасового перелета на гражданском транспортнике, Дитер поставил задачу на приводнение, кратко проинструктировал и довел номер и место в боевом расчете.

Неужели начались те самые боевые выходы, которыми я так грезил? Но почему не в составе моей родной группы? Поповских все-таки решил от меня избавиться. Чем же я ему помешал? Ведь на Сахалине ко мне никаких претензий не было. Я постоянно ходил в головном дозоре, без зазрения совести и внутренних содроганий гонял остальных, когда исполнял обязанности заместителя командира группы вместо Федосова.

Разведчики гребли молча и слаженно. Дитер развернул антенну, нацепил на одно ухо головной телефон и что-то прослушивал.

Я всматривался в бинокль, надеясь узреть хотя бы линию берега. Как-то страшновато. Высадились мы в открытом море. А вдруг шторм унесет нас черт знает куда? Не выгребем, не выплывем и подохнем от голода!

Однако я переживал зря и минут через пятнадцать все-таки увидел береговую линию. Она оказалась намного ближе, чем я предполагал, среди облаков, прямо по курсу.

Мы высаживались в маленькой бухточке посреди скал. Я снова повесил пулемет через плечо и спрыгнул в холодную воду, доходившую до пояса, уцепился за фал и, словно буксир, подтащил резиновый плотик к берегу. Оказывается, минеры здесь уже бывали. Мы поволокли плотик по камням куда-то наверх и вскоре забрались в довольно обширную скалистую пещеру с песчаным дном, усыпанным сухими водорослями.

За время перехода никто так и не сказал мне ни слова, я же предпочитал помалкивать и не задавать глупых вопросов. Надо будет — сами расскажут.

Разведчики-минеры начали потрошить свои герметичные мешки, вытаскивать снаряжение, проверять оружие.

Мы с Болевым забрались на скалу выше пещеры, развернули и замаскировали антенну.

— Ну что, карась Балет, боевые будни начались у тебя раньше всех. Да ты только не ссы! Мы — группа первой очереди. Твои могут через две недели пойти. Так что вполне успеешь еще и с ними сбегать.

— Товарищ старшина! — обратился я вполне уставным порядком к Дитеру. — А на хрена меня выдернули из родной группы? У нас ведь только-только учения прошли.

— Мысли шире! У нас сейчас нормальных водолазов мало. Здесь всего две пары да я — командир, заодно и радист. А еще нужен тот человек, который на дежурном приеме будет сидеть, базу охранять, жрачку готовить, когда мы на задачу пойдем. С этим и ты можешь справиться. Под воду не полезешь заряды ставить, а мы, минеры, сейчас на вес золота.

— Ага. Вот почему ты меня верблюдом назвал.

— Ну да, вроде носильщика. П полудурок и неумеха тут тоже не нужен. Я своему штатному командиру твою кандидатуру двинул, ваш каплей поддержал, сказал что ты толковый матрос, в головняке бегаешь. Так что гордись.

— Блин! А я думал, что он меня спихнул перед боевым дежурством.

— Хреново думал! Ваш каплей нормальный мужик. Некоторые, когда группы минирования дополняют, суют нам идиотов — мучайся с ними потом. А ваш понял, что этот район потом вам же достанется, поэтому разведчик, уже прогулявшийся по побережью ножками, ой как нужен будет! Тут тебе, наоборот, доверие оказали.

— Ни хера себе. Вот это доверие, — буркнул я, закрепляя растяжку антенны.

В пещере уже горел костер из невесть откуда взявшегося плавника. Дым уходил куда-то вверх. На выходе был сооружен светоотражающий экран из плащ-палатки.

— А нас не заметят береговые патрули из-за дыма? — спросил я старшину.

— Все уже давно сделано. Дым в дырку идет, его потом к морю сносит. Так что если только по запаху.

Пока матросы проверяли индивидуальные дыхательные аппараты, готовили свои мины, я взял два котелка, наполнил их водой, вскрыл пару банок тушенки и начал варить суп. В пещере, как и на месте наших береговых занятий, тоже была закладка. Там нашлась картошка, уже довольно сморщенная, дряблые луковицы, несколько пакетов с крупами и рисом, маркированных иностранными надписями. Вполне неплохой набор для супа и каши.

Пока я занимался приготовлением пищи, командир достал из непромокаемого планшета сразу две карты, собрал возле себя разведчиков и начал что-то им объяснять. Мне было безумно интересно, но пришлось сделать отсутствующий, независимый вид и с интересом наблюдать, как пережаривается лук в котелке на жире из-под тушенки.

Мы плотно поели.

Дитер распределил время дозоров наверху, возле выставленной антенны и повел меня первого на место, всучив мне малогабаритную станцию. На этот раз мы залезли гораздо дальше и выше.

— Станцией работаешь только тонами, если что-то серьезное. Сразу один длинный на всю мочь. Не вздумай вызывать базу и баловаться с тангентой.

— Слушай, а как я передам, что тут, наверху? Будет же непонятно.

— Один длинный, и все! Я сам приползу! Мы в режиме радиомолчания. Знаешь, что за часть рядом с нами стоит?

— Так связисты какие-то. У них же там антенн куча.

— Хрена там связисты! Это такие же морские разведчики, как и мы, только другого профиля. Короче, слухачи эфира.

— Ага, понятно. А здесь что?

— А то, что у местных военных есть еще комплексы на машинах. Раскрываю тебе военную тайну. Мы должны тут на бережке кое-что заминировать и тихо эвакуироваться. А эти самые машинки слухачей дружественной нам страны уже работают. Засекут наш выход в эфир, сразу навалит толпа китайцев, а оно нам надо?

— Ага, понял, один длинный! Укажи мне направление наблюдения, — попросил я командира.

Тот сделал это и исчез.

Я устроился поудобней среди камней, накрылся плащ-палаткой и принялся вести наблюдение в указанном секторе.

Интересно, а где же нас высадили — на островах или все-таки на материке? Судя по долгому перелету, мы сейчас находимся где-то в Тихом океане. Если Поповских знает, что наша группа тоже будет работать в этом районе, то, может стоит все-таки получше осмотреться?

Так, сзади меня море. Впереди какие-то сопки, покрытые буйной растительностью. Я сидел в распадке между высоким выступом и спуском к морю. Кругом один камень. Песка, кустов и травы нет.

Минут через пятнадцать мне надоело лежать на одном месте. Я решил вскарабкаться повыше, закинул станцию на спину, повесил пулемет на грудь и стал потихоньку взбираться на близлежащую скалу. Пыхтел минут пять, подрал локти, но все-таки вылез на вполне удобный выступ с хорошим обзором.

Ого! Справа от меня буквально в нескольких километрах виднелось множество огней как в море, так и на берегу. В бинокль рассмотреть что-либо было трудно, но и так ясно, что мы высадились неподалеку от большой бухты с причальными сооружениями. Видна длинная перемещающаяся цепочка огней, скорее всего, двигающаяся автомобильная колонна.

Весело мы устроились — и объект под боком, и пещерка неплохая. До бухты совсем близко. Можно незаметно пройти вдоль берега. Потом минеры уйдут под воду и доберутся до объекта диверсии.

Интересно, как нас будут отсюда эвакуировать? Офицер, проводивший расчет высадки нашей группы, был отличным специалистом. Он вывел нас сюда комбинированным способом. Через охрану района мы прошли на веслах совсем незамеченными. Оказывается, у минеров не все так просто. То ли дело у нас — прыгнул с парашютом или с борта на берег и побежал по сопкам.

Назад я спускался довольно долго. Потом промаялся еще час, наблюдая то за сектором, то за звездным небом с цепочкой лениво бегущих облаков. В голову мне вдруг пришла мысль о том, что если Дитер со своими водолазами на береговых занятиях взял меня и Зеленого без каких-либо затруднений, то он и сейчас может преподать урок спящему карасю. Наверное, стоит обезопасить себя на всякий случай.

Немного помозговав, я соорудил куклу из камней под плащ-палаткой. В темноте ее вполне можно было принять за дремлющего дозорного. Ну что же, посмотрим, прав я или нет.

Вскоре послышалось еле слышное шуршание. Рядышком с куклой появилась темная фигура и склонилась над ней.

Я как можно тише шагнул из-за камня, за которым прятался, накинул на шею разведчику ремень от пулемета, повернул его в руках, уперся магазином в позвоночник, пнул в сгиб колена.

Матрос захрипел и замахал руками.

Я тут же сдернул ремень и вывернул пулемет.

— Свои! Ты меня, чуть не придушил, — заявил мой сменщик.

— А чего ты крадешься? Командир же говорил, что надо тихонько пошипеть!

Это боевой выход! Не надо шутить со мной, выполняющим задачу по охране базы.

Матрос растер шею, махнул рукой.

— Ладно, давай показывай, что тут где. Палатку оставь, на моей поспишь.

Я вкратце обрисовал обстановку, показал, где находится скальный выступ, с которого отлично просматривается бухта. Мы шепотом поговорили еще минуты две, и я потихоньку пополз вниз, в пещеру.

Разведчики спали вокруг костра на плащ-палатках, обнимая оружие. Меня встретил Дитер, угостил чаем из котелка, твердокаменной карамелькой, расспросил обстановку, очень внимательно выслушал про бухту и в приказном порядке отправил спать.

С утра я поднялся раньше всех, костер разжигать не стал, принялся готовить завтрак на спиртовых таблетках. Разогрел сваренную вчера американскую рисовую кашу, приправил ее тушеной говядиной с овощами и поставил кипятиться воду.

Командира группы в пещере уже не было.

К началу завтрака все разведчики встали самостоятельно, начали умываться из фляжек и чистить зубы.

Один из них увидел мой удивленный взгляд и проговорил:

— Ты когда закончишь с чаем, тоже умойся. Сразу самочувствие улучшается, да и чушком нечего ходить.

— Так мне мыльно-рыльные собрать не дали, к вам в роту сонного притащили, — опечалился я.

— Ничего, мыло и зубную пасту я тебе дам, а бивни пальцем почистишь, — заявил матрос.

— Ты над ним не прикалывайся, а то придушит на хрен, — сказал мой ночной сменщик. — Вчера чуть не прикончил меня на фишке.

— Дмитрич, а чего это на тебя карась кинулся?

— Да я с дури решил его бдительность проверить, а он сразу в драку полез, так старательно меня душил, что я уже звездочки увидел.

Матросы посмеялись, расставили котелки, но есть не начинали, ждали Дитера. Надо же! Мы тоже без командира не приступаем, хотя у нас целый капитан-лейтенант, а тут всего-навсего старшина.

Сверху спустился довольный Болев.

— Грести вам не перегрести, товарищи матросы, ударники-комсомольцы, — приветствовал он своих минеров.

— Такими веслами. — Матросы подняли ложки. — Твои слова да коку в уши!

«Ого! Да тут целый ритуал принятия пищи», — восхитился я, зачерпывая ложкой рис и размачивая сухарь в чае.

— Балет, благодаря твоей наблюдательности нам не придется скакать по берегу, подставляться под патрули, — пробубнил Дитер с набитым ртом. — Я сейчас полчаса высматривал подходы к бухте. Действительно можно по бережку дойти, вдоль линии скал, потом перебраться через косу. Оттуда до объекта десять минут ходу на ластах. После завтрака все наверх, на рекогносцировку, Балет — на охране. После того как все позавтракали и уползли наверх, я перемыл котелки, умылся сам, пальцем почистил зубы, вытерся об футболку. Мое самочувствие и вправду резко улучшилось.

Глава 5

Матросы вернулись с рекогносцировки и начали готовиться к предстоящим действиям. Резиновый плотик они вытащили к линии прибоя, погрузили на него имущество, подлежащее эвакуации. Минеры Дмитрич и Саныч переоделись в гидрокостюмы, проверили индивидуальные дыхательные аппараты, подводное снаряжение, мешки с минами и свои радиостанции для связи под водой. Командир назначил наблюдателей, которые будут приглядывать за передвижением минирующей пары по берегу и давать им указания.

Я начал паковать рюкзаки и снаряжение для действий на суше.

Через час наблюдатели уползли наверх, к скальному выступу. Водолазы-минеры перебрались на берег и стали потихоньку продвигаться между камней.

Я сидел в пещере, охранял рюкзаки и жутко нервничал.

Минут через пятьдесят ко мне спустился Дитер, достал из-за пазухи листок с уже зашифрованным донесением и начал набивать кнопками радиограмму.

— По моей команде несешься наверх и свертываешь антенну, — коротко приказал он мне.

Я только кивнул в ответ и буквально через несколько минут уже выдергивал штырь антенны и сворачивал провода. Мимо меня вниз проскользнула наблюдающая пара.

— Как там? — не удержался я.

— Отлично, — ответил один из разведчиков. — Идут обратно, мы навстречу.

Саныч и Дмитрич вошли в нашу бухту под водой на ластах и и выскользнули на берег как два больших тюленя. Я с разрешения командира принайтовал антенну к рюкзаку и тоже побежал встречать минеров. Водолазы уже содрали с себя маски и глубоко дышали, вентилируя легкие.

Дмитрич посмотрел на меня с укоризной и заявил:

— Балет, ты ж меня чуть не удушил ночью! Если бы я помер, ты сам полез бы под воду.

Я недоуменно пожал плечами и протянул ему фляжку с заранее приготовленным чаем. Закладку водолазы выставили, никем не замеченные, проползли по самому дну к объекту, прикрепили заряды, выставили время на взрывателях, оставили для отвода глаз пару разорванных браслетов своих американских коллег и спокойно ушли. Видно было, что противодиверсионная служба и охрана водного района на месте причальных сооружений у наших китайских друзей была толком не налажена.

Начало темнеть.

Дитер вызвал всех в пещеру и проговорил:

— Довожу до всех — сеанс связи отработан. Сейчас пара Дмитрич-Саныч уходит в море. Маркерный передатчик включить в миле от берега. Лодка за вами вышла, вашу частоту они знают. Все остальные спускаются со скалы с той стороны и идут наводить шухер. Подъем, на выход!

Мы взвалили на себя рюкзаки с тем, что требовалось для войны на суше. Все остальное имущество уже было сложено на плотике. Водолазы, уходившие морем, залегли на нем в ожидании времени выхода.

— Балет, ко мне! — скомандовал Дитер на берегу, и я пополз к нему.

— Вот карта. Смотри и запоминай! Мы здесь. В пяти километрах от нас береговая часть подвижного пункта управления экспедиционной бригады морской пехоты. Намечай ориентиры, бери азимуты и дуй вперед! Удаление — расстояние прямой видимости. Все разговоры в эфире, при встрече с противником и огневом контакте только по-английски.

Так, ага, будем посмотреть. Вот здесь граница китайского лагеря. Напрямую по дороге мы, естественно, к нему не пойдем. Значит, надо быстренько прикинуть маршрут, причем скрытный и не сильно протяженный. Что у нас тут есть? Вот, холм с раздвоенной вершиной. Если мы двинемся прямым курсом от моря, то через сорок минут окажемся на его траверсе. Ориентир даже по сгущающейся темноте отличный. Потом забираемся справа, от верхушек — слева. Дальше с северо-западной стороны идет понижение местности, заросшее кустарником. Ага, грунтовка, потом перелесок. На опушке эвкалиптовой рощи должны начинаться границы лагеря.

Я отдернул рукав, посмотрел на компас. Да, все! Можно убирать карту.

— Готов? — спросил командир.

— Давно, — бодро ответил я, хотя мне стало немного не по себе.

Могу ведь и заблудиться. А паре водолазов, уходящих морем, шум на берегу нужен позарез.

Ладно, потопали. Шли мы в колонну по одному на расстоянии прямой видимости. Иногда я оглядывался назад, останавливался и чуть поджидал.

Где-то в районе лагеря, уже совсем недалеко, взлетела ракета. Секунд пятнадцать я вслушивался, потом получил приказ двигаться дальше! Вот она — раздвоенная вершина.

— Группа, в круговую! Балет — антенна! Работаем сеанс!

Я привычными движениями отвязал антенну от рюкзака, начал ее растягивать и разворачивать аккумуляторный пояс. Потом я забрался на одну из верхушек холма, удобно уселся, оперся спиной на рюкзак и начал обозревать дальнейший маршрут. Грунтовка совсем уже недалеко. Придется ее перебегать. Дальше одиночные деревья, за ними эвкалиптовая рощица, переходящая в полноценные джунгли. Отсюда полтора километра топать. Не больше. Именно над лесом небо гораздо светлее. Этот факт указывает на наличие там множества освещенных объектов.

Я хлебнул из фляжки чая, схрумкал сухарь и почувствовал себя гораздо лучше. Странно, а ведь судя по ощущениям, почти что и не устал. Вот вам и методика нашего каплея. Не зря он нас гонял. Сижу и сухарями хрумкаю. Это с грузом килограмм под тридцать, чуть ли не в полуприсяде протрусив шесть километров за сорок минут.

Послышался посвист фон Болева. Я подбежал к нему, начал помогать сворачивать антенну и пояса, упаковывать станцию в чехол.

— Отличненько идем! Еще один сеанс на зачет, — порадовался старшина. — Карасик, тебе Маслов приветы передавал, велел, чтобы не забижали сиротинушку. Эх, придем, расскажу ему, как ты Дмитрича душил!

— Я не нарочно, — вяло отбрехивался я.

— На первичном опросе смотри не ляпни про свои приемы рукопашного боя.

— А что такое первичный опрос?

— Как придем, так узнаешь! Группа, движение через две минуты! Головняк, вперед!

Я потрусил вперед, старательно обходя кусты и высматривая мины. Вот она, грунтовка. Переходили мы ее согласно всех правил. Сперва я перебежал, споткнулся, со всей дури влетел в кустистый кювет, расцарапал морду, вскочил, занял позицию для стрельбы стоя, осмотрелся, помахал, посвистел.

Перебежали остальные. Выстроились. Пошли.

Я начал углубляться в лес, иногда сверяясь с компасом. Так, вот и широкая тропинка, которую я видел на карте. Какая-нибудь малогабаритная техника по ней вполне пройдет.

Совсем стемнело, ни хрена не видно. Фонарик со сменными светофильтрами приторочен к рюкзаку, но, думаю, лучше про него и не спрашивать, а то сглуплю. Засмеют потом.

Ой, а что это за запах? Показалось? Нет! Хоть и слабенько, но тянет дымком костра. Группа, стоп!

Я один пошел вперед, судорожно втягивая в себя воздух. Запах стал явственнее. Ага, вижу! Проблеск огня среди деревьев.

— Товарищ старшина, влево от курса костер! — доложил я Болеву.

— Досмотреть! Снаряжение снять! Время — пять минут! Главное, обратно пойдешь, не заблудись!

— Делов-то, — заявил я, скинул рюкзак, взял по компасу азимут и помчался вперед среди деревьев, стараясь не шуметь. Запах и отблески стали вполне различимы. Вскоре я уже перебирался от дерева к дереву, пригнувшись и переступая через лианы, а потом пополз.

На небольшой полянке уютно расположилось четверка каких-то военных в черных комбинезонах. На головах у них были сдвинутые на затылок матерчатые шапки, что-то вроде наших старинных буденовок. Автоматы составлены в пирамиду, каски и ременная пехотная снаряга брошены возле костра. Перед ними стоят огромные вещмешки. Из одного торчит антенна радиостанции. Они о чем-то оживленно беседуют между собой на непонятном птичьем языке. Возле костра несколько открытых разогревающихся банок. Все четверо поочередно отхлебывают что-то из маленьких глиняных плошек, крякают, закусывают.

Странно! Из курса иностранных армий я помню, что распитие спиртного в китайской армии под строжайшим запретом. Это чуть ли не расстрельная статья.

Значит, мы столкнулись с отъявленными нарушителями дисциплины, вышли на один из секретов, охраняющих подходы к береговому лагерю.

Время выходит, пора назад. Я быстренько отполз, взглянул на компас, двинулся и едва не пробежал мимо, потому что по своей глупости шаги не посчитал, но кто-то дернул меня за штанину.

— Докладываю! — Я подполз к Болеву. — Секрет! Четыре человека! Пьют спиртное, есть радиостанция.

— А если есть радиостанция, значит, имеется и какая-нибудь таблица позывных, — закончил мою мысль Дитер, чуть подумал, потом скомандовал: — Американские маскхалаты на себя! Сейчас Балет ведет нас к секрету! На месте скрытно смотрим, вяжем допрашиваем, досматриваем, грабим, пускаем в расход! С тем, что делать дальше, определимся после, хотя мысли на сей счет у меня уже есть.

При словах «пускаем в расход» я встрепенулся, холодный комок скатился в низ живота, но скоро исчез.

Мы быстренько переоделись, и я повел группу за собой. Из-за огня костра и спиртного китайцы нас не узрели. Минеры скинули рюкзаки, распределили цели и расползлись в стороны. Я занял позицию для стрельбы лежа и приготовился прикрывать их.

Я даже толком не успел заметить, как они обработали секрет. Только что китайцы сидели, тонко гоготали, курили длинные вонючие сигареты. И вот они уже лежат со своими буденовками во рту, лицами вниз.

— Серж, ко мне! — негромко приказал Болев с хорошо поставленным калифорнийским акцентом.

Кому это он? Ага, дошло. Это же мне!

Я выскочил из-за костра, обернулся назад, и чуть громче, но не менее театрально отдал команду:

— Альфа — по правому флангу! Браво — левый! Чарли — посредине!

Мы перевернули лицом вверх человека, узкие глаза которого, то ли от страха, то ли от ненависти, стали почти что не видны. На черных матерчатых погонах пришиты серебристые угловые лычки. Ага, китайский сержант первого класса, два года уже отслужил. Скорее всего, старший секрета.

Болев начал довольно бегло допрашивать его. А старшина-то у нас полиглот, оказывается. Надо же, по-китайски шпарит!

Я тем временем потрошил рюкзаки, все более-менее ценное перекладывал в свой. Ничего необычного: банки с консервами, носки в упаковке, пара пачек сигарет, запасные аккумуляторы.

Плененный сержант что-то хрипит, наверное, обзывает нас последними словами.

Дитер не выдерживает и велит мне:

— Серж, разговорите его!

— Есть, сэр! — бодро отвечаю я, поднимаю с земли буденовку, достаю из кобуры на груди «Кольт», медленно прикручиваю глушитель, не смотря в округляющиеся глаза сержанта.

Потом я перекладываю пистолет в левую руку, держу шапку так, чтобы она закрывала его, и стреляю пленному в ногу. Пуля чавкает, вырывает клок мяса. Китаец открывает рот, но не успевает заорать. Я всовываю ему в пасть его же шапку, в которую он вцепляется зубами и мычит от боли.

Дитер выругался с техасским акцентом и уставился на меня еще более круглыми глазами, чем у пленного.

Сержант молча пялился на меня. Я вытащил у него из пасти шапку и молча приставил ствол «Кольта» к мошонке. Пленный, стараясь не выть, что-то медленно забормотал. Дитер вслушивался, иногда кивал.

Я, придерживая пистолет, обнаружил в боковом кармане штанов пленного несколько листов, бесцеремонно вытащил их на свет. Какие-то схемы и иероглифы. Наверное, пригодится.

Я показал листки Дитеру. Тот всмотрелся в них, хмыкнул и что-то сказал пленному, который морщился от боли.

— У этих позывной «Тцань», запомни на всякий случай. — Болев покрутил в руках трофейную станцию, разбираясь с ней, включил, надел наушник и забубнил в микрофон по-китайски.

Сержант, валявшийся на земле, возмущенно заерзал. Мне пришлось придержать его ногой, наступить на голову.

Дитер снова запихал буденовку ему рот и отвел нас за костер на краткое совещание. План у него созрел еще раньше, а теперь немного подкорректировался. Сейчас пара минеров и командир устроят огневой налет на лагерь. Они стреляют, шумят, наводят панику, по возможности выводят из строя узловые объекты. Наши водолазы, эвакуирующиеся морским путем, уже должны выходить на связь с моря. Я остаюсь на охране имущества и пленных, которых должен кончить по первой команде. После шухера все уходим.

Тут я подал идею, даже не сообразив, что болтаю по-английски:

— Сэр, а может, путь отхода заминируем не только «Клэйморами», используем и Си-4? На растяжку и батарейку…

— Серж, не неси… хотя ты сможешь заряды заложить и на растяжки выставить? Будет неплохо, если наши загонщики пару раз поднимутся на воздух.

— Сэр, я лучший выпускник инженерной школы! Батарейки возьму от станции китайцев. У них две запасных есть.

— Серж, нашу станцию держи на приеме со мной! Их станцию слушай! Заодно пытайся минировать. Не забудь, где заряды заложил. И кончай этих алкоголиков!

Минеры оставили на себе только подсумки, взяли по несколько гранат, попрыгали и, словно тени, умчались сквозь лес. Мне пришлось с двумя станциями и пулеметом за спиной в спешном порядке доставать мины и пластит, завернутые в промасленную бумагу. Деревянный пенал с электродетонаторами и катушку с проводами за ремень! Все, готов! Еще раз проверить связанных пленников. На всякий случай громко поставить задачу на охрану невидимым подчиненным и бежать в лес! В том направлении, откуда пришли.

Итак, поехали! Мы двигались вдоль этой тропинки. Так же пойдут и наши преследователи. Скорее всего, по десять-двадцать человек слева и справа от тропки. Расстояние пять-шесть метров, прямая видимость.

У меня десять «Клейморов». Пять на один участок, столько же на другой, в глубине. Думаю, этого будет вполне достаточно. Плюс пластит на стволы деревьев для создания завала.

Итак, сооружаем цепь. Кусок пластита лепим под ствол дерева, детонатор на провод, скрутить концы, засыпать листвой. Такеще три раза. Готово. Мины выставлены.

Черт, на китайских станциях аккумуляторы неудобные! Проще было взять батарейки от фонариков с разгибающимися контактами. Хорошо, что в сумке минера есть моток черной изоленты. Прикручиваем один контакт. Второй аккуратно на веточку кустика, чтобы потом плотно лег на клемму. Теперь леска. Аккуратненько, между деревьев, на уровне ног. Готово!

Теперь вторая цепь, в глубине, метров через пятнадцать-двадцать. На этот раз я вспомнил слова прапорщика-инструктора из учебки о том, что после первого подрыва и потерь личный состав, сорвавший растяжку на уровне ног, будет смотреть вниз. Поэтому леску натянул на уровне шеи. Должно сработать. Вроде все по правилам.

В районе лагеря послышалась автоматная стрельба и неясные крики. Ночное небо осветилось сигнальными ракетами. Где-то в районе берега завыла сирена, бухнула пара взрывов.

Китайская радиостанция заныла сигналами вызова.

Тут же на меня вышел Дитер. Ему уже было наплевать на режим радиомолчания:

— Серж, обстановка?

— Норма, чиф.

— Конфет накидал? Мы скоро будем. Тут весело.

— Накидал! Жду. Пассажиры в норме, сейчас отправлю. Старший решил не отъезжать.

Китайцы хоть и елозили по земле, но были крепко связаны надежными морскими узлами и лежали мордами вниз. Я намеренно выронил одну красную ракету и поставил рядом с ней включенную китайскую станцию. Вздохнув полной грудью, я переборол сомнения и пустил троим связанным пленникам пули в затылок. В сержанта тоже выстрелил, но намеренно не попал. Пуля срезала ему ухо, голову заливало кровью. Он сообразил, что ему выпал шанс остаться в живых, очень натурально изобразил агонию и затих.

Вот пожалуйста! Матрос Иванов-Вяземский в первый раз кого-то пристрелил. Хрен с ним, что связанных пленных и не в честном бою. Каплей смог убедить нас в том, что задачи у нас такие. Заповедь «не убий» в наших делах смерти подобна. А прислушиваться к внутренним ощущениям абсолютно некогда, мы на задаче.

— Серж, принимай! — раздался в наушнике голос Болева.

— Готов, сэр!

Через пару секунд на полянку перед костром выскочила тройка минеров. Они начали молча водружать на себя рюкзаки. Дитер взглянул на «труп» сержанта. Я молча кивнул. С моей помощью разведчики были готовы к движению через пару минут.

Вскоре мы неслись среди стволов деревьев. Я вел группу по большой дуге, обходя минированные участки. Позади нас взлетела красная ракета. Снова послышалась стрельба и приближающиеся крики. Мы ускорились и через несколько сот метров пересекли грунтовку просто бегом, без соблюдения всяких правил.

Я с замиранием сердца прислушивался. А если мои заряды не сработают? Это же позор! Да и хрен бы с ним. Мы можем сами не выжить!

Мы перебежали дорогу, начали подниматься к раздвоенной вершине холма, продираясь сквозь колючие кустарники. И тут! Вот он, миг гордости самим собой! Пять взрывов с полусекундными интервалами. Бешеная стрельба, крики, ракеты. Слышны отрывки лающих команд и трели свистка. Надеюсь, наши загонщики купятся на то, что мы чуть ли не в показном порядке ушли в сторону тропинки.

Сержант наверняка умудрился подглядеть и освободиться. Скорее всего, он уже и пулю в лоб успел получить от своих за просранную фишку и гибель личного состава. У них с этим просто.

Они будут преследовать нас вдоль тропинки и уйдут в другом направлении. Надеюсь, и вторая линия подрыва сработает как надо. Вот уже и верхушки холма.

— Круговая! — командует Дитер.

Мы падаем, наблюдаем, слушаем.

— Балет, распакуй поисковый приемник у меня на рюкзаке и давай сюда.

Я подал командиру приемник и сам, сгорая от любопытства, плюхнулся рядом.

Дитер знал нужную частоту и сразу поймал переговоры китайцев.

— Хаос — не то слово! Они еще не прочухали, что переговорка с частотным планом у нас. Первый подрыв их озадачил. Когда поймут, что частоты надо менять, ой сколько времени пройдет.

Только он договорил, послышалась новая серия разрывов.

— Балет, ты там сколько заложил? Я тебя знаю, ты ведь стебанутый на весь башенный отсек! У нас не было задачи всю китайскую бригаду положить!

Я только хмыкнул. Все сработало, а остальное меня не волновало.

Дитер включил фонарик, вынул карту.

— Где точка? — спросил я.

Он указал мне место проведения сеанса, и я начал считывать ориентиры, запоминать и прикидывать маршрут. Километров шестьдесят получается. Мы должны быть там вовремя во что бы то ни стало. Придется топать как можно быстрее. Главное, не заблудиться в темноте и при дневном переходе никому на глаза не попасться.

Мы вышли к нужному месту с запасом в три часа. Последняя часть нашего пути оказалась неожиданно легкой. Сквозь заросли шла огромная просека. Видимо, китайцы заготавливали здесь лес и спиленные стволы таскали отсюда тягачами. Мы шагали словно по проспекту. Луна светила довольно прилично. К шести утра я вышел на небольшую полянку под высоченной скалой и поднял руку. Стоп!

Я разжег костер, начал кипятить воду для чая и разогревать банки с овощным рагу.

Один из минеров присел рядышком с костерком, прищурился от дыма и сказал:

— На соревнованиях у нас есть норматив — кипячение котелка воды. Три минуты! Потом вода булькает и шипит.

— Ого! А как это? Стенки у котелка сточены?

— Нет, все честно. Хочешь, спорнем на щелбан, у кого быстрее вскипит?

Деваться некуда, придется спорить. Щелбан мне он и так может дать.

Водолаз быстро собрал кучку очень сухого хвороста, наложил ветки под котелок и вокруг него, набулькал воды из фляжки и закрыл подкотельником.

— Слушай, так у меня уже ведь котелок стоит на костре, — попытался отбрехаться я.

— Ну вот, у тебя уже даже фора есть, — ответил минер, поджег хворост сразу с нескольких сторон и начал усиленно дуть в огонь.

Котелок у него закипел чуть быстрее, чем у меня.

— Вот так, карасик! — заявил матрос. — Давай рассчитываться за проигрыш.

Я подставил лоб и получил щелбан. Хрен с ним. Опробую эту методику на следующем привале, а потом можно будет и самому поспорить в группе. Зеленый заводной насчет этого.

Мы заварили чай, разогрели американских консервов и с аппетитом позавтракали. Пустые банки обжарили в костре, а после этого я их закопал. Зачем, не понял, но с расспросами не лез. А то еще за бестолковость пару щелбанов получу.

Все, снова идем. Кажется, идти куда-то входит у меня в привычку. Того гляди и во сне начну ходить туда сюда, бормоча про себя азимуты и ориентиры.

В распадке между гор мы наткнулись на небольшую речушку с холодной и прозрачной водой. На карте она обозначена не была.

Дитер растолковал мне, что тягачи, перевозившие лес, разъездили какой-нибудь ручей. Он двинулся по пути наименьшего сопротивления и нашел себе новое русло.

Я подобрал ветку, чтобы промерить глубину, но отбросил ее. Вода была чистейшая, дно прекрасно видно. Глубина где-то на десяток сантиметров выше щиколотки. Придется разуваться, чтобы не промочить ботинки.

Тут минеры снова удивили меня. Пока я стоял, открывши рот, Дитер махнул рукой и огромными скачками, не снимая ботинок, понесся прямо по воде, быстро выдергивая из нее ноги. За ним вслед стартанула пара водолазов.

Вот оно, стадное чувство! Я, не раздумывая, бросился вслед за ними, тоже часто дергал ногами и старался не навернуться на подводных камнях. Через пару секунд я уже был на другом берегу и с удивлением обнаружил, что ноги у меня сухие. Вода не протекла сквозь ботинки, попросту не успела.

До места сеанса мы опять дошли вовремя. Я самостоятельно развернул станцию, антенну, прикрепил клеммы от аккумуляторного пояса и доложил о готовности командиру. Дитер достал свой шифровальный блокнот и накрылся плащ-палаткой.

Этот сеанс наверняка очень важный. Командир от всех спрятался, шифрует чего-то там. Пойду-ка я на фишку. Во время таких сеансов охранение удваивается, а нас и так всего четверо.

Болев и на этот раз отработал все как положено, хотя сидел на связи дольше обычного. Наконец-то нам указали площадку эвакуации.

Я снова сидел над картой и забивал в голову ориентиры.

На переходе нам предстоял еще один сеанс. Надо было получить какую-то переводную группу. Что это за фигня такая?

Дитер сказал, что Саныч и Дмитрич благополучно эвакуировались морем и уже находятся на одном из транспортов, поддерживающих нашу работу. У нас, оказывается, есть целый оперативный офицер в какой-то группе советников, который держит нас на контроле, принимает данные, обрабатывает информацию и сообщает нам сведения о всяческих противниках в нашем районе.

Глава 6

Идти нам предстояло двадцать километров. Ориентиры и расстояние я помнил.

Дневку мы устроили на верхушке невысокой сопки. Оттуда все видно и связь качать легче. Снова антенна, аккумуляторный пояс, потом костер. Я с помощью минеров соорудил двускатный навес из плащ-палаток под деревьями, приготовил суп из пакетов и кашу с тушенкой. Вместо чая я сварил кофе, который таскал с собой один из водолазов.

У разведчиков из третьей роты я заметил множество различных вкусностей, не предусмотренных в наших и даже иностранных пайках. То конфеты какие-то, то колбаса копченая, то изюм. Сейчас к кофе они достали по маленькой шоколадке. Я изъял у китайцев пару банок концентрированного молока, поэтому на дневке мы пировали. Аппетит у меня на свежем воздухе и после длительных переходов проснулся зверский.

Наелся я до отвала, перемыл котелки, развесил портянки возле костра, подхватил пулемет и поплелся на фишку.

— Ты там не засни, а то уже ласты еле волочишь, — напутствовал меня один из водолазов.

— Ты его через тридцать минут меняешь, — подал голос командир. — Если хочешь повторить опыт Дмитрича, то можешь бдительного карася на фишке проверить!

Водолазы хохотнули и начали устраиваться поудобнее.

Я вылез на пригорок, осмотрелся, выбрал место под каким-то деревом, опутанным лианами, и плюхнулся на плащ-палатку. Видимость отличная. Внизу склон, заросший папоротниками. Вдалеке просматриваются какие-то хилые избенки, крытые непонятно чем.

Участок грунтовки виден вполне неплохо. Там пусто, никаких движений. Ага, как же!

На поворот выехал какой-то грузовичок, остановился, из кузова начали выпрыгивать какие-то люди. Я схватил бинокль, начал всматриваться. Да, человек десять, все в камуфляже. Морпехи китайские опять, что ли? Нет, форма не та. Да и парни какие-то здоровые. Похожи на американцев. Интересно, что они тут делают?

Судя по поведению, это какая-то группа прикрытия и контроля движения. Минут через пять люди в камуфляже разошлись по сторонам дороги, заняли позиции, а грузовик поехал дальше.

Вскорости на грунтовку выехали несколько грузовиков. Их кузова представляли собой какие-то странные, многоосные квадратные платформы. Я старался запомнить их и судорожно вспоминал картинки из наставления по иностранным армиям. Колонна скрылась из глаз, свернула с хорошо просматриваемого участка.

Подошел мой сменщик и сказал:

— Иди к дневке! Что-нибудь интересное наблюдал?

Я молча протянул ему бинокль и указал на дорогу, где еще стояли регулировщики.

— Кто такие? — спросил водолаз, ложась рядом со мной.

— Регулировщики, на американцев похожи, местность смотрели. Прошла колонна грузовиков с какими-то здоровенными кузовами.

— Бегом! Командиру доложи! Давай, пошевеливай ластами! Мало ли что.

Я стартанул на дневку и растолкал сладко посапывающего Дитера.

— Товарищ старшина! Докладываю! Наблюдал прохождение автомобильной колонны в направлении деревни! — Я подробно перечислил, сколько было машин и попытался описать их внешний вид.

— Большие, говоришь, зеленые? — спросил Дитер, доставая и разворачивая карту.

— Ага! Так, вот дорога, деревня, тут перекресток грунтовки. Похожа на ракетную батарею На вершине горки наблюдал в бинокль что-то вроде антенных мачт. Подъезды нормальные, недавно сделанные, многоосная техника вполне проползет.

— Группа, подъем! Балет, собирай шмотье!

Я начал сворачивать дневку и маскировать следы нашего пребывания. Дитер разбудил спящего минера и они вдвоем налегке умчались на доразведку. Я прикопал место кострища и пустые обожженные банки, еще раз осмотрелся. Пошел на фишку, предупредил дозорного минера. Оставалось ждать.

Вскоре пара пришла с доразведки. Дитер ухмылялся словно кот, обожравшийся сметаны.

— Еще одна попутная задача выполнена. Наш оперативный все карты от радости сгрызет! Полнокровная ракетная батарея, наверняка многоцелевая. Координаты я снял. Время для связи еще есть. Балет!

Я молча сорвал антенну с рюкзака, подхватил аккумуляторный пояс и начал развертывать станцию. Два разведчика тут же ушли в охранение. Дитер уже зашифровал сообщение. Я немного побегал с антенной, переставляя ее с места на место.

Все, командир начал качать связь. Через минуту он закончил работу и махнул мне рукой. Я принялся сворачиваться.

Теперь нам осталось только благополучно дойти до площадки эвакуации, сесть на вертолет и вернуться в часть. Надеюсь, все будет без приключений, и я не уведу группу куда-нибудь к черту на кулички.

Все-таки, помимо ответственности, у разведчика в головном дозоре есть кое-какие небольшие преимущества. Вон, к примеру, минеры по очереди тащат основную радиостанцию и пояса к ней. Я кроме своего рюкзака, станции, бинокля, поискового приемника, сумки минера, катушки с проводом, пайка, запасных боеприпасов, топора, лопатки, двух плащ-палаток и еще килограмм пятнадцати всякого имущества, больше ничего не тащу. Красота!

Проходя через распадок между сопками, я вдруг стопорнулся, замер как вкопанный и поднял руку.

Что меня остановило, так я и не понял. Точно такое же чувство, как было на суточном выходе, когда мы с Зеленым обнаружили место засады.

— Что там? — шепотом спросил меня разведчик, подошедший сзади.

— Не знаю, но какое-то предчувствие.

— Видишь кого?

— Нет.

— Тогда давай вперед.

— А командир что?..

— Он так сказал.

Но я вместо этого рухнул под развесистое дерево, опутанное лианами. Минеры, повинуясь стадному инстинкту, тоже залегли в папоротниках. Сверху донеслось стрекотание винтов. Через несколько мгновений над тем местом, где мы только что стояли, прошла на бреющем пара вертолетов.

Дитер подполз ко мне и пробормотал,

— Янки!

Валялись мы достаточно долго. Вертолеты совершали какие-то странные перемещения, словно прочесывали лес. Неужто по нашу душу? Интересно, куда это мы забрели? Почему тут такое движение?

Дитер вытащил карту из планшета, глянул на нее и пробормотал:

— Как так? Ведь это район северных. Откуда тут вертолеты, батарея? Нет, не могу я ошибаться!

Стоп! О чем это он? Каких таких северных? Мы что, во Вьетнаме? Ни фига себе!

Лежали мы еще около часа, пока обстановка не нормализовалась. Потом я вновь занял место в головном дозоре потопал вперед.

Еще один длинный переход на повышенной скорости и с максимальной осторожностью. Таким темпом мы отмахали два десятка километров, передохнули и поперли дальше. Болев гнал нас, словно заводных лошадей. Я мысленно уже обожествлял Поповских, не жалевшего свою группу на учебных переходах.

Я вдруг замер, вскинул руку и упал на колено. Минеры тут же перестроились в боевую линию уступом назад. Из-за куста мне навстречу вышли два человека в драных маскхалатах с огромными рюкзаками за спиной. Их лица были раскрашены камуфляжной краской.

«Тоже разведчики, из головняка», — отстраненно подумал я и навел на них пулемет.,

Они оторопело уставились на меня и прицелились из штурмовых винтовок.

— Привет, — брякнул один из них на английском и остался стоять столбом.

— Пошел на хер, вонючий ослоеб, — выпалил я модное мексиканское ругательство, вычитанное в какой-то американской книжке, которыми нас пичкал Поповских.

На мое удивление, незнакомцы облегченно вздохнули и начали подавать какие-то условные знаки в сторону лесного завала. Эти жесты были очень похожи на наши.

— Хвала тебе, господи, — скороговоркой затараторил один из них. — Пароли не поменяли.

— Привет, рейнджеры! — сказал Дитер. Давайте сюда своего чифа.

— Да, сэр, сержант Лепски, сейчас будет, — ответил парень, сразу признавшей в Болеве старшего.

Из-за кустов вышел высокий широкоплечий американец.

— Сержант Лепски, — буркнул он, подозрительно покосился на нас и повел стволом в нашу сторону.

— Полегче, сержант, — повысил голос Дитер. — Где ваш офицер?

— Сэр, наш лейтенант пропал два дня назад. Был бой…

— Где связь, почему вы на нашем маршруте?

— Сэр, мы попали в засаду при патрулировании. Вся связь вышла из строя, лейтенант исчез. Непонятно как, но мы сбились с маршрута и вот уже два дня пытаемся выйти в район базы «Обама».

— С кем был бой? Партизаны?

— Нет, сэр. Вы сами знаете, что район давно зачищен от них. Скорее всего, подразделение русского спецназа.

— С чего ты взял, сержант?

— Они кричали по-русски, после огневого контакта исчезли в джунглях, прихватив с собой нашего лейтенанта. Их снайперы вывели из строя наших радистов вместе со станциями и словно растворились. Чертовщина какая-то!..

— Лепски, вашему подразделению остается пройти буквально несколько миль, а вы никак не можете сориентироваться!?

Дитер в трех словах и в нескольких жестах обрисовал направление движения в район деревни, виденной нами, рассказал Лепски, что с ними будет если он и его рейнджеры хоть словом упомянут о встрече с нами. Остальные американцы подтянулись поближе и с интересом нас рассматривали.

Дитер и командир группы рейнджеров отошли в сторону.

Американец из головного дозора с опаской глянул на меня.

— Смотри Джим, эти парни ни хрена не из бедной конторы, — сказал он своему напарнику очень тихо.

Однако я разобрал его слова.

Рейнджер кивнул на меня и продолжил:

— Погляди-ка на этого техасца.

Интересно, почему техасец? Наверное, потому, что я обложил головной дозор мексиканским ругательством, которое оказалось паролем.

— У него русский пулемет, а мы с этим дерьмом шляемся, которое постоянно заедает.

Второй с опаской покосился на меня и добавил:

— Ага и джамп-бутсы у него с местным протектором. Я такие только у «тюленей» видел.

— Эй, ковбой, есть закурить? — крикнул мне один из них.

Я отрицательно покачал головой.

— Бычье техасское, — буркнул себе под нос американец.

Подошел Дитер и сказал вполголоса:

— Совет стаи!

Мы собрались вокруг него.

— Докладываю, — едва ли не шепотом по-русски заговорил Дитер. — У них в группе есть интересный человечек, инструктор. Сам напросился на выход. Человечек весьма загадочный. Я его видел. Лет двадцать пять — двадцать восемь, здоровый кабан, выглядит лучше остальных, а знает намного больше. Нас пока не раскусили, но от греха подальше не разговариваем ни о чем, односложно бурчим. Сейчас совместный привал. Мы якобы ведем их на базу, на самом деле валим, инструктора оставляем в живых. Команда на открытие огня «Ни хуя себе!».

Минут через десять совместного марша мы и американцы расположились на небольшой полянке. По договоренности между командирами посты выставили мы, не так уставшие.

Я начинал понимать задумку Болева. Наши два минера расположились так, что могли скосить всех американцев парой очередей. Хитер старшина, словно змей.

Американцы, обрадованные отдыхом, распаковывали рюкзаки, довольно ловко и быстро организовали прием пищи, меняли носки, растирали ноги какими-то кремами и в полголоса о чем-то переговаривались. Они радовались отдыху и посмеивались над невысоким усатым крепышом, спрашивали его, как ему Вьетнам после Кореи. Мол, в рейнджерах, наверное, потяжелее чем в воздушных силах. Наверняка тот самый инструктор.

Потом рейнджеры попросили его показать несколько своих штучек. Он, подбадриваемый возгласами, вышел на открытое место и начал со скоростью ветра махать руками и ногами. Каратэ-до. Да уж, ловок американец, ничего не скажешь. Рейнджеры стали подбадривать его ритмичными хлопками. Инструктор разошелся еще больше и махнул рукой в нашу сторону, приглашая кого-то выйти на спарринг.

Тут-то Дитер и вытолкнул меня в круг.

На хрена? Пусть сам идет драться с этим каратэкой. Тут я понял, что надо полностью отвлечь внимание янки. Спарринг — самый действенный метод. Я краем глаза заметил, что минеры потихоньку начали расходиться в стороны, якобы увлеченные происходящим.

Дитер подскочил ко мне и заорал наподобие рефери:

— Итак, техасский тюлень Джонсон с улицы Вязов против оклахомского рейнджера Чака Норриса!

Американцы захлопали, наши сделали увлеченные лица и проскандировали что-то типа речевки.

Мне пришлось выйти в круг и поклониться противнику. Он сделал то же самое, причем весьма церемонно, стараясь проявить уважение ко мне.

По команде «файт» мой противник сразу встал в стойку. Мне в ногу тут же пошел мощный прямой. Я еле успел подскочить, в воздухе уловил движение плеча противника, вывернулся назад, приземлился на спину, сделал перекат и встал.

Рейнджеры заорали и захлопали.

Силен, однако, инструктор. Я начал носится зайцем, уворачиваться от ударов руками и ногами. Вот это мощь! Если попаду хоть под один, то он меня убьет на хрен или выстегнет на долгое время. Что за тип этот Чак Норрис? Кто его тренировал?

Наши на местах. Я еле успел блокировать верхний маваши. Блин, по рукам словно стальным прутом хлестнули!

— Ни хуя себе! — заорал Болев.

Несколько коротких очередей прервали крики азартных болельщиков. Я тут же со всей дури врезал по яйцам американскому каратэке. Он успел поставить блок, но я ведь тоже тренировался, прошиб голенью его скрещенные ладони, и тут же со всей силы хлопнул по ушам. Американец скорчился, замотал головой. Я подпрыгнул и ногой заехал ему в грудь.

Краем глаза я заметил, что минеры ножами добивают раненных. Дитер склонился над сержантом Лепски. Я стал вязать Норрису руки за спиной через палку. Ттяжелый, зараза!

Все кончено!

— Движение через две минуты! Пленного в центр колонны! — рявкнул по-русски Дитер и склонился над американским сержантом.

Грудь у него прострелена насквозь, но он жив.

— У тебя сейчас все вылетит из головы. Ты ничего не вспомнишь, но останешься жив. Уходи от войны. При следующей встрече с нашими ты уже не выживешь, — сказал Болев, глядя в глаза сержанта, потом коротким тычком куда-то в область виска отправил его в нокаут.

Через два дня я довел группу до площадки эвакуации. Дитер отработал еще один сеанс, подтвердил, что мы находимся на месте. Вертолет должен был подойти минут через пятнадцать. Мы еще раз проверились на наличие хвоста, обследовали местность.

Пленный вел себя на удивление смирно и никаких забот не доставлял.

Вскоре послышался шум винтов. Над поляной прошел двухвинтовой морской вертолет камуфлированной раскраски. Дитер выпустил в воздух зеленую ракету, бросил на землю сигнальный патрон оранжевого дыма для обозначения направления и скорости ветра.

Сигнал был замечен. Вертолет завис над площадкой, потом резко снизился и плюхнулся на шасси. Раскрылась боковая дверь. Наружу выпрыгнули пять матросов в комбинезонах с оружием в руках.

От неожиданности я чуть было не открыл по ним огонь, но вовремя опомнился.

Один из них с пулеметом ПК отбежал от вертолета и плюхнулся на пузо. Да это же наш Киев! А вон Зеленов. Гобой с гранатометом сидит в позиции для стрельбы с колена. А командует всеми Саня Федос с радиостанцией за спиной.

Ни хрена себе! Они что тут делают?!

— Посадка! — скомандовал Дитер.

Мы в колонну по одному, толкая впереди себя американца, кинулись к вертолету.

— Товарищ капитан! — К офицеру, вальяжно возлегающему под деревом, подошел прапорщик. — Вторая подгруппа прошла по маршруту. Туман везде.

— Вася, ты меня вечно расстраиваешь, — ответил Черепанов и отхлебнул кофе из изящной фарфоровой чашки, совершенно неуместной здесь, на дневке группы спецназа в джунглях Вьетнама. — Я, Вася, вообще человек непригодный к разведке. Я в строевой части должен сидеть, тетками рулить, несколько красивых любовниц иметь, а сам тут непонятно по чьей прихоти ошиваюсь. Связь с группой советников крайний раз была перед боем. Теперь глухо. Этот ополоумевший американец достал своим нытьем. Обидно ему, что его янкесом кличут, кричит, что он коренной ирландец.

— Командир, может, грохнем его? Измучил уже своим хныканьем, а пользы от него никакой.

— Нет, Вася, это наша палочка-выручалочка перед начальником управы. Постреляли, трофеи взяли, проходы к укрепрайону нашли, а толкового доказательства нет кроме этого рыжего мудака, — проговорил Черепанов.

Через час первая подгруппа убыла для ведения разведки сразу же вышла на связь.

Черепанов накинул на одно ухо головной телефон, зажал тангенту и заявил сержанту, командиру подгруппы:

— Малыш, очнись! Какие на хуй березы посреди Вьетнама?

— Я серьезно! Березы и дубы, как в средней полосе. Болотце какое-то гнилое!

— Ладно, давай направление, сейчас подскочу. — Черепанов записал координаты, отметил направление движения и свистнул своего порученца, разведчика огромного роста, урожденного тибетского китайца. — Афоня, пойдем прогуляемся, морда твоя узкоглазая, хватит дрыхнуть, победу коммунизма проспишь.

— Готов, товарищ капитан! — Советский китаец закинул за спину ранец с пулеметными лентами, повесил через плечо ПКМ и напялил на голову широкополую панаму.

Командир группы, сетуя на отсутствие какой-то загадочной мобилы, скрылся вместе с порученцем в буйных зарослях.

— Епть, действительно березки, — восхитился Черепанов, прибыв на место. — Красота, бля, неописуемая. Афошка, что думаешь?

— Красиво, как у нас под Вязьмой. — Порученец печально вздохнул.

— Таоварищ капитан, фишка сообщает о движении от нас на три часа, — подал голос сержант, командир подгруппы.

— Осторожно, соколы мои, смотрим, огонь только по команде! — приказал Черепанов и залег.

Вскоре мимо его людей протопал взвод в непонятной камуфлированной форме. Парни вяло переругивались между собой по-русски.

— Товарищ капитан, наши! У них «калаши», — ошеломленно пробормотал тибетский китаец Афошка.

— А, херня, — спокойно резюмировал ничуть не удивленный Черепанов. — Эти дятлы сейчас выйдут в Великую Отечественную, к фашистам. Фильм «Туман». Смотрите на ОРТ великолепнейшую шнягу с потугами на патриотизм. Забудьте все, что здесь видели. Это мираж. Сейчас идем обратно, не отклоняясь ни на шаг. Не хватало нам еще в дешевой похабщине сняться.

Вскоре подгруппа присоединилась к основному составу подразделения.

Через три дня сидения на одном месте туман рассеялся, и радисты наконец-то смогли прокачать связь. Оказалось, что вместо нескольких суток в эфире они отсутствовали чуть ли не две недели. Время загадочным образом скакнуло вперед.

Капитан узнал об этом и проговорил:

— Ерунда! Главное, что за нами Хищник не гонялся!

Через несколько часов группа была эвакуирована вместе с пленным лейтенантом Кинли.

Каперанг Полянский, сидя в кабинете под вентилятором, хищно потер руки.

Глава 7

Возле открытой рампы нас уже ждал автобус с зашторенными окнами. Рядом с ним стоял лейтенант из оперативного отдела и поторапливал нас. Он быстренько пересчитал поголовье, проверил по фамилиям, приказал рассаживаться в салоне и не открывать окна. Пленного американца Норриса сразу же забрали каких-то два типа в гражданке.

Я плюхнулся на сиденье, снял рюкзак, сразу же заснул и очухался, когда автобус уже заезжал в ворота части.

— Помнишь, что надо говорить и писать? — спросил меня Дитер. — Ничего лишнего, только факты. Ничего не утаивай. Про сержанта, командира рейнджеров, пиши, что я его добил. Вряд ли он выживет.

— Понял. А удар покажешь? — Я покосился на офицера, сидевшего впереди, возле места водителя.

— На тебе, что ли? — осведомился Болев.

Автобус подъехал к тыльной стороне штаба, где была развернута большая брезентовая палатка. Под грибком возле входа стоял вахтенный матрос в комбинезоне и пилотке, с автоматом на плече.

— Группа, на выход! — скомандовал офицер.

Мы лениво выползли с автобуса и построились.

Лейтенант ушел в палатку кому-то докладывать.

Дитер, игнорируя вахтенного, подошел к палатке заглянул за полог и кого-то позвал. Наружу высунулся матрос из штабных и начал выслушивать наставления Болева. Тот бросил ему несколько фраз, при этом пару раз указал на меня. Штабной покивал и скрылся из глаз.

Потом из палатки выскочил лейтенант.

Следом за ним оттуда же появился командир нашей части.

— Группа, равняйсь! Смирно! — громко скомандовал Болев, строевым шагом подошел к командиру и громко отрапортовал:

— Товарищ капитан первого ранга, группа номер один ноль два подгруппа два прибыла с выполнения боевой задачи! Все поставленные задачи выполнены! Отработано две попутных, проведено десять двухсторонних сеансов связи! Потерь и ранений личного состава нет! Оружие, средства связи, технические средства разведки, имущество в наличии! При проведении операции… — Дитер перечислил израсходованные боеприпасы.

У меня волосы встали дыбом. Это все, оказывается, надо держать в голове!

Старшина встал в строй.

Кап-раз улыбнулся, показав свои желтые, прокуренные зубы, и хрипло бросил лейтенанту:

— Я же говорил, что из распиздяев получаются отличные командиры! Вот старшинка шороху дал — операторы, разведчики из штаба флота и главной управы за башню хватались! — Он повернулся к строю. — Всему личному составу группы за отличное выполнение основных и попутных задач объявляю благодарность!

— Служим Советскому Союзу! — браво гаркнули мы.

— Все группу на опрос и отчеты! Потом по подразделениям! Сутки отдыха! — сказал кап-раз лейтенанту и ушел в штаб.

Первым в палатку попал я. Внутри все было перегорожено на небольшие кабинеты. Вахтенный матрос провел меня по узенькому коридорчику куда-то вглубь, открыл полог и втолкнул в небольшой фанерный закуток. Внутри стояли несколько самодельных стеллажей. За столом сидел тот самый матрос, которому Дитер показывал на меня.

Вахтенный скрылся.

Матрос молча помог мне разоблачиться и взгромоздить рюкзак на стеллаж. Мой ручной пулемет он прислонил к нему, пистолет сунул в шкаф и заставил меня расписаться в книге приема оружия на временное хранение.

— Слышь, а это не тебя в штаб блатовали? — спросил матрос.

— Угу, меня, — опасаясь подвоха, осторожно ответил я и чуть напрягся.

— А ты что ломаешься? В штабе чертежником тоже неплохо. У меня скоро дембель, сход на берег — замена нужна.

— Да я рисовать не умею.

— Ага, все вы не умеете! Хотя, если честно, в группу охота. На этих задачах уже не спим какие сутки, карт нарисовали, мама не горюй! — разоткровенничался матрос и предложил мне компоту из фляжки.

Я в откровенности не полез, компота из вежливости похлебал, про выход рассказал вяло. Да, высадились, шли, постреляли, и не более того. Гладко стелил этот штабной старшак. Может, тут методика такая проведения допроса?

К нам снова заглянул вахтенный матрос и повел меня в другой палаточный кубрик.

По дороге я встретился с Чернокутским.

— Здравия желаю, товарищ капитан третьего ранга! — бодро гаркнул я и осекся.

На погонах тужурки Чернокутского сверкали уже по две звезды.

— Виноват, товарищ капитан второго ранга! — поспешил я исправиться.

— Привет! — Чернокутский поздоровался со мной за руку. — Смотрю, уже в разведку бегаешь. В увольнении будешь, заходи, домой позвонишь, а то твои ругаются, что писем мало шлешь. Ну, давай, занимайся, — сказал он и удалился.

— Ишь ты, карась какой борзый! — восхитился вахтенный матрос. — Друзья у него из управы, минеры за него горой. Ох и салаги пошли. Ладно, не стой, шевели ластами.

На этот раз за столом, заваленным папками, журналами и листами, сидел офицер в расстегнутой тужурке.

— Садись, матрос, не стой, — бросил он мне и кивнул на стул.

Я аккуратно присел на краешек и пододвинулся к столу.

— У тебя пять минут. Вот листок, карандаши и ручка. В верхнем левом углу номер группы, фамилия, подразделение, дата. Можешь нарисовать схемы боевого порядка. Все, давай, поторапливайся.

Я высунул язык от усердия, начал писать отчет и рисовать схемы как можно корявее.

Офицер тем временем вызвал матроса, приказал принести чаю, заполнил еще несколько бумаг, прямо в кубрике с наслаждением покурил. Когда он затушил сигарету, я уже написал отчет и маялся ожиданием.

Моя писанина была проверена.

— Тебе бы штабной культурки и почерк чуть подправить — неплохой чертежник получился бы, — высказался, глядя на мое произведение, офицер и снова вызвал вахтенного. — Так, все! Этого моряка в роту! Вызывайте следующего.

Я снова оказался в кубрике со стеллажами.

Пока одевался и получал обратно оружие, туда прискакал Михель и сразу же набросился на штабного матроса:

— Ты тут рюкзак не шмонал? Моряка нашего не обижал?

Надо же, какой у нас ротный баталер заботливый!

— За него минеры мазу держат, — спокойно ответил штабной матрос. — И вообще, вали отсюда! Разорался тут, а у нас еще народу куча на очереди.

Я взвалил рюкзак за спину, подхватил пулемет с пистолетом и потопал за Михелем в роту.

— Ну и как отбегал, — спросил меня по дороге баталер. — Что с пайка есть или с трофеев?

Я осторожно ощупал трофейные часы, спрятанные во внутреннем кармане комбинезона, отданные мне минерами.

В роте я отдал Михал Михалычу несколько банок мясного рагу и пару пакетов крекеров. Больше он брать не стал, все же совесть имел.

Через двадцать минут я сдал в оружейку почищенные пулемет и пистолет, оставшиеся боеприпасы. Потом вахтенный известил меня, что баня для личного состава, прибывшего с задачи, через десять минут.

Я взял из тумбочки мыло, чистую тельняшку и трусы, закатал их в полотенце и побежал в баталерку одеваться.

Черт! Где моя форменка? Не понял?! Вот же она, а на погонах лычка старшего матроса! Это что, шутка такая? Кто посмел?

Пришлось мне одевать эту форменку и нестись в баню. На входе нас, прибывших с выхода, проверял старшина из обеспеченцев, поглядывал в какой-то список. Сверхсрочник-медик осмотрел меня на предмет потертостей, осколочных царапин, укусов всяческих гадов и прочих дефектов, спросил фамилию, тоже поставил отметку в какой-то ведомости и отправил в помывочную.

После бани я, заметно посвежевший, помчался в казарму. Успел вовремя. Михель уже строил остатки роты на ужин.

В столовой тоже было немноголюдно. Там сидели обеспеченцы, автомобилисты и парни, прибывшие с выходов. Я заметил нескольких матросов, которых совсем не знал. Они почему-то держались как-то робко, даже испуганно.

Минеры уже спокойно ужинали. Дитер кивнул мне и показал большой палец. Наверное, он хотел этим сказать, что на опросе все прошло хорошо. А в остальном я как будто и не ходил на задачу с водолазами третьей роты. Все по-прежнему. Они старшаки, а я карась.

Ужин был не очень — серая слипшаяся масса макарон, разваренная рыба да остывший чай. Был бы на дежурстве Мотыль, думаю, наверняка угостил бы чем-нибудь вкусненьким. Я даже не наелся. Хотя настроение мое от этого ничуть не ухудшилось. В баталерке лежат несколько банок консервов, есть чай, так что можно будет перед отбоем основательно подкрепиться.

В столовую, бодро топая, вбежала вторая половина моей группы, занятая на каких-то хозяйственных работах. Мы поздоровались, обнялись. Все уже были в курсе, что я был не в госпитале, как им говорил каплей, поздравляли меня с возвращением и с тем, что не опозорил первую группу первой роты.

Быстро, однако, новости по части расходятся. К чему тогда разводить такую секретность? Да, конечно, чтобы шпионы запутались.

А еще парни поздравили меня с присвоением звания старшего матроса! Оказывается, после выхода на задачу был приказ по части. Помимо меня старшего матроса получил еще и Зеленый.

В баталерке, только я вошел, послышался писк трубки, лежавшей в тайнике. Кто это звонит? Может, особист вычислил тайную телефонную линию? Идут боевые задачи, и бдительность сейчас повышенная?

— Алло, — осторожно сказал я, нажав кнопку на трубке.

— Чего ховаешься, трубку не берешь? — прозвучал чей-то знакомый голос.

— Ох, Николай Сергеич, напугал ты меня. Я думал, нашу линию вычислили, — обрадовано затараторил я в трубку, узнав главстаршину Маслова.

— Да на фиг оно кому надо — внутренние линии и проверять?! Не бзди, земеля, тут и без того забот полон рот. Ты сейчас в баталерке сиди, тебе матрос мой, с близнецов который, гостинец принесет — сальцо там, кофе, конфеты, пару катушек к магнитофону.

— Сергеич, может, тебе консервов каких дать? У меня с выхода остались.

— Нет, у меня такого добра дюже богато! Так что давай. Посыльный уже умчался. Только вот хлеба нету. Тут уж сам, землячок. Пока. У меня еще сеансов до хрена.

Маслов отключился и тут же кто-то семерочкой начал тарабанить в дверь. Сто процентов связист-посыльный, не иначе!

За дверью, зажав в руках чехол от чулков ОЗК, стоял матрос Скиба из экипажа аппаратной Маслова.

— Ты же Балет? Я от Масела!

— Я! Заходи, не топчи комингс.

Матрос зашел и принялся выгружать из чехла свертки. Копченое сало, кофе, сыр, конфеты! Ох, не расплачусь я за земляческую доброту. Маслову скоро на учебу ехать, надо ему какой-нибудь подарок сообразить. Пригласив Скибу присесть на баночку, я достал из тайника несколько банок консервов и запихал их в чехол.

— Это на хрена? У Сергеича их полно, — недоуменно проговорил посыльный.

— Да это тебе! Зря, что ли, носился?

— А, ну добро, — обрадовался матрос. — Ежели чего, забегай, чем смогу, помогу. — Матрос пожал мне руку и умчался.

Так, на ужин мы имеем американскую и нашу тушенку, кашу перловую и гречневую, чай-кофе, сыр, конфеты, а вот хлеба нет. Надо что-то придумать. Сухарей, галет и крекеров полно, но охота свежего хлеба.

На поверку мне идти не надо. Вахтенный записал в рабочую тетрадь, что должен меня разбудить перед самым завтраком. Спи не хочу! Целые сутки отдыха! Поэтому можно попировать. Наши из группы сказали, что Поповских еще с неделю будет за кордоном, поэтому гуляем. А вот хлеб надо все-таки искать.

Вопрос этот можно решить через моего знакомца Ярика. Насколько я знаю, он корешится с хлебовозом. А тот как раз в это время должен подъехать. Надо позвонить ему?

Я набрал телефон обеспеченцев и снова представился мичманом. Ярик находился на месте, только что прибыл из автопарка.

Узнав меня, он хохотнул и проговорил:

— Ага, вернулся наш карасик. Тебе опять поменять что-то надо? Пока вряд ли, мы сейчас на выводах работаем.

— Нет, я по другому вопросу. Мне бы хлеба свеженького булки три.

— Швили как раз на камбузе разгрузился. Ты же с выхода приперся, да?

— Из госпиталя я…

— Ладно заливать! Минеры тебя упоминали. Так вот, к чему я…

Я сообразил, что Ярик за просто так ничего делать не будет. Точно такой же, как наш Михель.

— Три булки — три пачки сигарет. Две китайские с цветами, одна «Лаки Страйк» штатовская. Пойдет?

— Три булки — три «Лаки»! С доставкой, хлеб горячииий, мягкий. Мы сейчас в баталерке чаек пить будем, мичманец разрешил.

Ох, ну и торгаш. Хотя хрен с ними, с сигаретами. Три пачки цветочных и две американских еще останутся.

— Добро, порешали! А кто доставит?

— Салажонок прибежит из молодых, не обижай там его.

— Из каких молодых?

— Совсем в морях с ума сошел. Салажат уже привезли нового призыва.

Вот это дела! Я что-то совсем выпал из режима реального времени. Ведь когда мы заканчивали учебку, кто-то уже шагал в военкомат. Когда я осваивал азы разведки, этот кто-то принимал присягу. Когда мы были на Сахалине, в части появились молодые матросы, которые не оканчивали учебок, а имели нужные специальности с гражданки. А я все думал, что самые молодые на разведпункте — мы. Нет, теперь есть и помоложе. Аж два призыва! Оказывается, мы уже давно не караси. Год прошел, осталось два.

— Ты что заглох? — прервал мою задумчивость Ярик.

— Все-все! Я согласен! Он найдет первую роту? Не спалится старшакам и офицерам?

— Этот все найдет! Жди, через пять минут будет. — Ярик отключился.

Я покачал головой и полез в шкафы за старыми газетами — застелить стол.

Кто-то осторожно постучал в дверь. За ней стоял невысокий, но необычайно широкий в плечах матрос, державший в руках сумку от запасного парашюта.

— Я к Балету от Ярика, — возвестил он, заходя внутрь.

— Показывай, что принес, — чуть ли не приказным тоном потребовал я, рассматривая салагу.

Матрос вытащил из сумки три буханки хлеба, еще горячих, источавших аромат свежей выпечки.

Не будем ссориться со старшим призывом, обижать младший и нарушать соглашения. Я достал из тайника три пачки сигарет и передал посыльному. Тот в мгновение ока спрятал курево, я так и не понял куда.

— Разрешите идти, товарищ старший матрос! — обратился он ко мне.

— Слышь, а как тебя зовут? — решил я позабавить себя беседой с молодым.

— Степан! Фамилия Падайлист!

— Крепкий ты парень.

— Я атлетикой занимаюсь, качаюсь, штангу таскаю.

— У нас замкомгруппы тоже на этом повернутый, все гантели переломал, — вспомнил я про увлечения Федосова. — Давай, матрос, к себе в расположение. Смотри, не засветись никому.

— Есть! — Степан козырнул и резво умчался.

Кашу было бы неплохо разогреть вместе с тушенкой. Сухой спирт от минеров у меня еще оставался, но он жутко вонял. Вот делать мне нечего — лег бы себе и спал спокойно. Сам себе проблем подкинул. Пойти, что ли, Михал Михалыча, ротного баталера расспросить насчет электроплитки. Я взял с собой оставшиеся пачки сигарет.

Миша самозабвенно копался в куче старого военного шмотья. Выслушав мой вопрос, он почесал нос и сказал, что это в принципе возможно. Увидев курево, достал из шкафа маленькую железную плитку на спиралях.

— Кстати, у меня тут кое-чего недостает из ротного имущества, а именно двух больших лопат. Могу сменять агрегат на эти самые лопаты. Караси вы толковые, товарец попридержу. С других групп баталеры уже подходили.

— А ты как без плитки?

Михель хмыкнул и вытащил из загашника точно такую, но уже новенькую и блестящую.

Я пообещал вернуть агрегат вцелости сохранности и в вычищенном состоянии и попрыгал к себе.

В кубрике меня ждали Дитер, Маслов и еще какой-то мичман, незнакомый мне.

— Вон оно прыгает! — возмутился Масел. — Его заслуженные старшины и мичман из штаба флота ждут, а он где-то ховается.

Я опасливо покосился на мичмана. Мало ли что. Я на всякий случай представился. Мичман неловко привстал с баночки, чуть прихрамывая, подошел ко мне, ссунул себе под мышку какую-то папочку и молча пожал мне руку.

— Мы, кстати, по делу, — каким-то официальным тоном сказал фон Болев, вынимая из-за спины небольшой кожаный портфельчик. — Давай лучше в баталерку пройдем, лишние глаза не желательны.

Черт, а у меня там магнитола, да ладно, ничего страшного. Я завел гостей в баталерку, сразу спрятал плитку в шкаф.

— Становись! — скомандовал вдруг мичман.

Я вытянулся в струнку рядом с Болевым и Масловым, принявшими строевую стойку. Что творится?

— Указом президиума Верховного Совета СССР старший матрос Иванов-Вяземский за выполнение специальных задач командования флота награждается медалью «За отвагу»!

Чего? Он что, смеется? Какая медаль? Я застыл, не веря в происходящее. Из ступора меня вывели Дитц и Маслов, одобрительно похлопвшие меня по спине.

— Поздравляю, — сказал мичман и подал мне развернутую папку с какой-то бумагой в которой я расписался.

Потом он достал из кармана коробочку, показал мне медаль, даже дал пощупать и приказал запомнить номер.

— Теперь твоя медаль в штабе будет хранится, и надевать ты ее не сможешь, — заявил Масел. — Если только война большая начнется или двадцать годов пройдет!

Блин, а ведь так хотелось бы покрасоваться, ну хотя бы перед зеркалом. Медаль, конечно, за выход с минерами, но почему так быстро?

— Не куксись, — заявил Дитер. — Все мы здесь в такой ситуации. Я свои железки только щупал да в стакан окунал. А то, что так быстро — это давно заведено. С первого сеанса связи на нас представления готовы были, ну а с эвакуации уже указ подписан. Так что, Балет, дай бог не последняя.

— Но замочить надо, — сказал Маслов. — Петрович, конечно, мичманец штабной, но из наших, должен поприсутствовать!

Ни хрена себе! А как замочить, в чае, что ли? Эту мысль я и высказал вслух, чем вызвал приступ веселья у Масела.

— Не тушуйся, малек, у нас все в порядке, — успокоил он меня, достал из-за пазухи белую пластиковую фляжку и потряс в воздухе.

— Не ссы, Балет! Мероприятие одобрено командованием части, все официально, даже особисты в курсе, — заявил Дитер. — Это старая традиция, так что давай, собирай на стол.

Под разговоры старших я быстренько начал вскрывать банки, разогревать их на плитке, резать сало и сыр, пластовать хлеб.

Пока я суетился, Маслов позвонил на камбуз. Примчался посыльный, опять же Скиба, притащил несколько пустых тарелок и пару плошек с салатами из капусты и солений. Все это было заготовлено заранее.

Пока я готовил, Маслов по какой-то своей методе разбавил спирт. Дитер покопался в катушках, поставил Кристалинскую и начал беседовать о чем-то с мичманом.

Штабной вел себя вполне естественно, попросил у меня тапочки, скинул туфли и нацепил их. Краем глаза я заметил, что на одной ноге половина стопы у него отсутствовала. Он снял тужурку и остался в одной тельняшке. Ручищи у него были перевиты узлами мышц, на предплечьях виднелось множество старых осколочных шрамов. Видно, что не по штабам службу начинал.

Наконец-то стол был накрыт. Мичман по праву старшего разлил разведенный спирт, вынул медаль из коробочки, отстегнул кругляшок от планки и опустил его в мою кружку.

— Товарищи моряки! — негромко подал он команду.

Мы встали, накрыли ладонями кружки, чокнулись по-разведчицки. Я выдохнул, опрокинул содержимое кружки в рот и схватил медаль зубами.

Я взял ее в руку и проговорил:

— Товарищи моряки! Старший матрос Иванов-Вяземский. Представляюсь по случаю награждения меня медалью «За отвагу»!

Во время представления мичман и старшины стояли по стойке смирно. После моих фраз они негромко похлопали в ладоши и разрешили мне закусывать. Я запустил в рот ложку горячей тушенки, откусил теплого мягкого хлеба. В желудке разлилось приятное тепло, проснулся зверский аппетит.

Но продолжить мне не дали. Оказалось, что официальная часть еще не закончена.

Дитер вынул из портфеля денежную ведомость и сберегательную книжку.

— Товарищ старший матрос, распишитесь здесь и здесь, — тоном завзятого бухгалтера оповестил он меня. — Вы получили полевые деньги с прочими полагающимися выплатами в сумме сто два рубля сорок копеек. Деньги будут лежать у вас на сберегательной книжке. Снять их вы сможете только по увольнению!

Вот это да — сто два рубля! А если у меня таких выходов будет за десяток в течение еще двух лет службы? Да тут под тысячу наберется! Вот бы накопить на такую машину, как у Поповских!

Мы выпили еще трижды, подчистили всю еду. Глаза у меня слипались, хотя опьянения я совсем не чувствовал. Вскоре старшие еще раз проинструктировали меня насчет сохранения государственной тайны и распрощались. Я кое-как прибрался в баталерке, закрыл ее и побрел в кубрик. Теперь можно спать сколько угодно.

Я продрал глаза часам к десяти с довольно свежей головой и сухостью во рту. В одних трусах и тельнике поплелся в баталерку, поставил чай. Пока вода закипала, яростно надраивал зубы и плескался в умывальнике.

В столовую было идти бесполезно. Я разогрел гречку с тушенкой, с аппетитом позавтракал, напился чаю с конфетами. Почистил электроплитку и отдал ее Михелю.

Потом я взял комбез, маскхалат и поплелся в роту минеров сдавать их. Вахтенный вызвал матроса из группы. Это оказался Дмитрич.

— Душитель пришел! — поприветствовал он меня. — Надо его бояться, он мне чуть кадык не сломал, — пояснил минер вахтенному матросу.

— Боюсь-боюсь, — сказал тот и сделал испуганное лицо.

Я передал ему имущество, поболтал минуты две и пошел восвояси. Меня так и подмывало спросить про эвакуацию морским путем, как у них все вышло, но я не решился.

По дороге мне встретился недавний знакомец, молодой матрос Падайлист.

Степан бодро мне козырнул, намереваясь пройти дальше. Чего это он честь отдает? Ах, блин, совсем забыл — я же теперь старший матрос! Мне, согласно уставу, младшие по званию должны честь отдавать, соблюдать воинский этикет.

— Стой, матрос! Куда идешь, — остановил я его просто от скуки, а не затем, чтобы поиздеваться.

— Да в клуб иду. У меня корешок там на музыке сидит, мне в роте сказали новых пластинок набрать да катушек записать.

— Веди! Познакомишь меня с главным музыкальным ведущим военно-морского флота Советского Союза.

Тут все понятно. Молодой идет по своим делам к корешу, который неизвестно как уже попал на хлебное местечко, а светить другана ему ой как неохота.

Мы прошлись по закоулкам клуба. За сценой обнаружилась дверца с надписью «звукорежиссерская». Внутри находился худосочный матрос в огромных очках, задумчиво ковырявшийся в чреве магнитофона чудовищных размеров.

— Шрайбикус! — заорал с порога Падайлист. — Меня прислали кассеты записать.

Матрос в очках подскочил с баночки и вылупился на нас, пытаясь разглядеть.

Интересно как его такого призвали? Ладно в армию, но на флот, да еще в разведку! Уму непостижимо. Он же, как слепой гусь, ближе двух метров наверняка ни хрена не видит.

— Привет, — произнес вполголоса клубный матрос и с опаской уставился на меня.

— Не боись, не обижу. Есть что послушать новенького?

В конце концов, я лично не вижу смысла как-то напрягать молодого карася и издеваться над ним. Да, в очках, ну и что? Может, он в музыке специалист неплохой.

Шрайбикус, он же матрос Шалин, оказался офигительным специалистом в музыке. Он сразу же нацепил мне на голову огромные наушники модной польской фирмы «Радиотехника», начал щелкать пультами и водить какие-то фишки, подбавляя то басов, то высоких частот. В голову мне ворвался вихрь звуков, да так, что я потерялся в пространстве. Шрайбикус менял пластинки одну за другой, колдовал тумблерами. Он подобрал мне несколько песен из самых модных сейчас, сразу же записал их на бобину, которую я пообещал отдать. Потом похвастался несколькими новыми аранжировками и подборками, которые сделал еще на гражданке. Короче, знакомство с клубным матросом оказалось весьма нужным и полезным.

Степан видел, что мы заговорились, забрал катушки и ушел. А мы еще два часа рассуждали о музыкальных новинках, танцах в домах культуры и девушках.

Под конец я все-таки задал ему вопрос о том, как он ухитрился попасть в нашу часть, где отбор по здоровью наижесточайший.

— Да я таблицу выучил с буквами наизусть по рядам, — сознался матрос. — Еще у меня первый дан по каратэ. Самый низкий.

— Чего? — удивился я.

Первый дан у этого хлюпика?

— Первый дан, — повторил Шалин.

Он стоял возле стены, абсолютно не напрягаясь, поднял правую ногу выше головы и аккуратно включил ею свет.

— Встречался я как-то с одним каратистом, — чуть помолчав, заметил я.

— Спарринг? Ну и как он? — спросил Шалин.

— Да какой там спарринг. Яйца у него слабоваты оказались, — ответил я, забрал бобины и пошел к себе.

Из донесения центра специальной службы разведывательного управления ТОФ

Это не было недоразумением. Налицо спланированная акция. Должностных лиц, участвовавших в проведении переговоров и допустивших досадные промашки, в результате которых курс партии может быть осмеян, подвергнуть высшей мере наказания. Все дальнейшие переговоры прекратить, эвакуацию начинать немедленно. Всех агентов, участвовавших в проведении основных и второстепенных операций подвергнуть высшей мере…

Из аналитической справки разведывательного управления группы советских военных советников в ДРВ

Прекращено оборудование укрепленного берегового района, подразделения морской пехоты в срочном порядке эвакуируются. В ходе эвакуации неизвестным подразделением проведена диверсия, в результате которой выведено из строя два десантных транспорта. Отмечено проявление активности разведывательных кораблей и палубной авиации США, совершающей активные маневры в близости прибрежных районов. Исходя из сложившейся обстановки и отсутствия каких-либо значительных сил береговой охраны северных и невозможности организовать переброску дополнительных сил с участков фронта, создается благоприятная обстановка для проведения десантной операции по захвату побережья в районе ранее оборудованного укрепленного участка.

Из служебного радиообмена

База «Обама»:

— Еще раз повторяю, фактор «Туман» на самом деле не столь и благоприятен. Вчера обнаружен сержант Лепски с тяжелыми ранениями. Опросить его пока невозможно.

База «Гранд-Канарис»:

— Поиски командира группы и инструктора свернуть в срочном порядке, патрулирование вести в строго обозначенном периметре. Активность до развертывания базы «Буш» на побережье прекратить.

От нечего делать я начал налегать на английский и иностранные армии. Командование части определило меня в сводную группу, где маялись такие же моряки, как я, ожидающие свой основной состав с боевых. Вечером я бегал по несколько километров с мешком, нагруженным камнями, подолгу сидел в классах инженерной подготовки и иностранного вооружения. В таком положении я зависал две недели.

Потом собралась вся группа. Матросы, которыми командовал Федос, получили сутки отдыха. Появился Поповских, сильно загорелый, в странной камуфлированной форме. В воздухе носилось предчувствие чего-то грандиозного. Еще неделю мы восстанавливали групповую слаженность, общались строго на английском.

Глава 8

В четыре утра началось. Закинув за спину автомат, я бегал с Зеленым по палубе казармы и таскал на выход ящики с имуществом группы. Мы забросили их в грузовик и понеслись на склады, где уже работали остальные разведчики. Грузились мы буквально пару часов, потом запрыгнули в автобус и помчались черт знает куда.

От навалившейся внезапно усталости я заснул. Очнулся, когда автобус остановился. Мы приехали на площадку погрузки, расположенную на территории военно-морской базы.

Команды выгружаться не было, и я от скуки уставился в окошко. Снаружи уже светлело. Рядом с нами стояли несколько грузовых автомобилей, вдалеке, у пирса, возвышались серые громадины кораблей. Наша колонна потихоньку двигалась вперед.

Каплей дремал на переднем сиденье, рядом с водителем. Около него сидел Федос с какими-то бумажками, что-то считал, с чем-то сверялся. Остальные разведчики спали или бездумно пялились в окно автобуса. Скукота.

К автобусу подбежал какой-то матрос и постучался в дверь. Командир вышел наружу, о чем-то переговорил с ним и подал команду на выход. Мы построили, взвалили на себя ящики, мешки и, нагруженные как восточный караван, пошлепали по территории береговой базы.

Мы продрались сквозь клочья тумана, стопки ящиков и вышли к огромнейшему кораблю, борта которого были облеплены толстенными шлангами, канатами и несколькими трапами. Возле одного из них стояла дощатая будка, в которой, восседал морской пехотинец, облаченный в черную форму и увешанный снаряжением. Вместо залихватского берета на голове темно-синяя каска с белым якорем. Рядышком стоял второй, с автоматом наперевес и радиостанцией за спиной.

Сопровождающий нас моряк подбежал к будке, отдал какие-то документы. Второй морпех что-то кому-то доложил по радиостанции, и мы гуськом начали подниматься на борт, таща на спинах имущество. Забирались довольно долго. Высота борта была приличная, наверное, с девятиэтажный дом. Наверху нас встретил прапорщик из морских пехотинцев, отдал честь Поповских, пересчитал всех и повел за собой.

Разместились в большой каюте, где прежде, по всей видимости, был спорт-кубрик для экипажа. В углу свалены спортивные маты, висит боксерская груша, у переборок шведская стенка и турники. Мы сразу же выставили караул возле входа. Поповских дал нам команду отдыхать и никуда не высовываться и ушел.

Иллюминаторы плотно закрыты светомаскировкой, усмотреть что-либо интересное нет никакой возможности. И что прикажете делать? Конечно же, спать. Но не тут-то было.

Так как с завтраком мы пролетели по полной программе, желудок начал срочно требовать какой-нибудь пищи. К нему присоединился старший матрос Зеленов, который предложил открыть баночку тушенки или паштета из сухого пайка. Идея, конечно, заманчивое, но помимо сухомятки охота горячего чаю хлебнуть.

В одном из баталерных ящиков, рядом с магнитолой, пластинками и бобинами, в моем планшете для карт спрятан кипятильник. Там же банка с кофеем, сахар, карамельки и копченое сало.

На дальней стенке виднеется надпись «220 В. Ответственный м-с Корякин». Это значит, что под надписью должна быть розетка. Воды во фляжках достаточно. Плюс к этому пластиковая канистра на двадцать литров, которую мы еще в казарме до краев залили из крана.

Попытка не пытка, пробуем. Я расщелкнул зажимы ящика и тут же услышал гневную тираду Федоса о том, что без команды. Мол, какого хрена, проглоты?! Я просто пообещал ему кружку горячего кофе с бутербродом. Саня сделал начальственный вид и, не ломаясь, согласился.

Опасаясь, как бы еще кто из группы не проснулся и не захотел кофе или чаю, я вытащил кипятильник, набулькал воды в котелок и начал пробираться к розетке среди тел, валяющихся на палубе. Черт! Вилка вошла в розетку только наполовину, а дальше не хотела. Не везет! Куда смотрит ответственный за розетку матрос Корякин?! Наверняка они в эту розетку тоже какой-нибудь плафон подключают, когда занимаются, а как узнали, что будут посторонние гости, так и сломали ее. Почему на кораблях все не так, как на берегу?

Тут до меня дошло. Вернее, вспомнилась экскурсия на противолодочный корабль. Как там нам рассказывали про безопасность? Розетка всегда должна быть защищены от попадания воды, будь она даже в каюте.

Я снова всунул вилку и осторожно повернул ее по часовой стрелке. В розетке щелкнуло, и вилка вошла до основания. Ура! Я быстренько кинул подковки кипятильника в котелок с водой. Тоненькая цепочка пузырьков со дна рванулась вверх.

Зеленый в это время увлеченно пластовал сало и вскрывал банку с паштетом.

Я засыпал в котелок кофе и сахар.

Запах разбудил других разведчиков. Мне пришлось выдать им кипятильник и немного растворимого порошка.

Я попивал кофе из подкотельника, закусывал бутербродом с паштетом, потом разлегся на мате, умостив голову на рюкзаке. Отлично проводим время. Интересно, где другие группы нашей роты, и почему на этом огромном десантном корабле только мы? Но думать об этом мне было лень. Я заснул.

Федос разбудил меня, когда пришел мой черед стоять на посту возле входа в кубрик. На верхней палубе в различных направлениях бегал всяческий военно-морской люд. Экипажные матросы появлялись из ниоткуда и исчезали. Иногда мимо меня пролетали по несколько морских пехотинцев, вооруженных до зубов.

Стальная палуба под ногами еле ощутимо вздрагивала. Слышался рев техники. Ветерок доносил смрадное облачко выхлопных газов. Погрузка еще идет? Сколько же народа и всякого имущества вмещает в себя эта махина?

Когда же мы закончим все эти погрузки и выйдем в море? Охота побороздить водные просторы на такой посудине. Эх, еще бы сфотографироваться. Так, мечтая о всякой ерунде и глазея по сторонам, я отстоял свою вахту и сменился.

Поповских так и не пришел, зато прибежал какой-то главный корабельный старшина, позвал с собой заместителя и куда-то его увел. Федос вернулся, поднял двоих разведчиков и снова ушел.

Оказывается, нам показали место расположения близлежащего гальюна и инструктировали по передвижению по кораблю. Дожили! Теперь по нужде будем ходить только по парам. На это отводится не больше трех минут. Интересно, а кормить нас здесь будут тоже по парам, или мы уже и с довольствия сняты и будем потихоньку, как корабельные крысы, банки с сухпаем догрызать?

Я проверил запасы в ящиках и откровенно заскучал. Спать уже не хотелось, а безделье выматывало покруче перехода по сопкам. Хоть бы командир пришел, дал карты маршрутов на задачу или пояснил, что мы будем делать в дальнейшем.

От скуки мы с Зеленым поперлись в гальюн. Не то что бы по нужде, а просто так, развлечься, посмотреть на окрестности. Однако ничего интересного мы не узрели. Все та же верхняя палуба, причал погрузки, бегающие взад-вперед матросы и морские пехотинцы. Теперь почему-то и члены экипажа были в касках, в спасательных жилетах и с автоматами за спиной.

Куда-нибудь в сторону завернуть или подойти к планширу и посмотреть с борта нам так не удалось. Как только мы вышли из каюты, за нами в кильватер прицепился какой-то морской пехотинец.

Только мы направились к борту, он сразу начал вопить:

— Эй, носочники! А ну-ка по маршруту рулями шевелите!

Пришлось нам спуститься к гальюну по скользкому трапу. Там пахло хлоркой, стены радовали глаз обилием серой и черной краски.

— Прогулялись, — ворчал Зеленый, застегивая боковые пуговицы клешей. — Здесь как на гауптвахте.

— Угу, того и гляди сейчас в какую-нибудь команду по найтовке техники или погрузке попадем. Не разведчики, а какие-то караси, — выпустил и я порцию праведного гнева.

— Эй, салажня, кончай дрочилы свои гонять! Бегом в свою кандею! — заорал морской пехотинец.

Не надо было ему так выпендриваться. Когда он просунул голову внутрь, Зеленый придавил ее дверью. Я прыжком очутился перед ним, ударил кулаком в образовавшуюся щель, попал под дых и вдернул морпеха внутрь. Зеленый в две секунды сорвал у него с плеча автомат, я — штык-нож с пояса и приставил к шее.

— Кто это у нас такой борзый и наскипидаренный?! — грозно рыкнул я на морпеха.

— Мы тебе плохого не говорили и ножками не пинали, — продолжил Зеленый, держа автомат на весу.

Он тут же он его разобрал. Пружина, затвор, газоотводная трубка со звоном покатились по палубе. Я отбросил в сторону штык-нож и отпихнул обалдевшего морпеха.

— Полундра! — заорал тот, кидаясь на палубу за штык-ножом. — Нападение! — продолжал верещать он, схватив нож и перекатившись на спину.

— Отдыхай, идиот! — пожелал ему я и выпрыгнул на трап.

Мы уже были на палубе, как из какого-то закутка выскочила пара черных фигур в спасательных жилетах и кинулась в драку. Не стоило им торчать в тесном проходе и лупить нас в спины. Зеленый развернулся и одним мощным толчком отправил эту парочку вниз по трапу, прямо на верещавшего про тревогу матроса, который уже высунулся из гальюна.

Ко мне сбоку, со стороны палубы, подскочил еще какой-то морпех и начал заламывать правую руку назад. Я расслабил ее, позволил выворачивать, ушел влево и со всей дури заехал ему локтем в ухо, чуть — пониже каски. Я тут же выдернул правую руку из ослабевшего захвата, добавил ребром ладони в шею и сразу же с ноги в грудь. Хотя хватило бы и первых двух ударов.

— Принимайте, хули орете! — завопил Зеленый и скинул моего противника к остальным.

По палубе к нам неслось еще двое в черном. Просто как быки в атаку. Я отпрыгнул от одного из них, пробил ему лоу-кик вдогонку и дернул назад за воротник жилета.

Противник Зеленого, бежавший чуть сзади, притормозил, резко развернулся. Зеленов успел поддеть его ногу, и морячок шлепнулся на палубу. Этих двоих мы тоже сковырнули вниз по трапу, навстречу поднимавшимся.

— Палево, мичман идет! — сообщил мне напарник.

Мы в два прыжка подскочили к своей каюте. Гобой, стоявший на посту, впустил нас.

— Ну и сходили мы в гальюн! — начал возмущаться я.

Рука, которую пытался вывернуть морпех, все-таки чуть ныла.

— Да ладно, зато развеялись! — заявил Зеленов. — Как мы морпехов покатали по трапу, красотища!

— Что там было? — Федос поднялся со своей лежанки.

Нам пришлось немного сгустить краски, выставить себя нас белыми и пушистыми, а морских пехотинцев — оголтелыми пособниками империализма. Они недостойны звания комсомольцев и прочее, прочее.

Тут же в каюту застучали. Федос выглянул в смотровое.

— Ну вот, походу на разборки пришли местные. Вроде сами, без офицеров и мичманцов.

Запускать к нам в каюту никого нельзя было, и поэтому Саня решил выйти сам. А мы его одного не отпустили. Короче, вышли мы трое. Остальные разведчики притаились у комингса, готовые выскочить в любую секунду.

Морпехов было трое. Патрульный, сопровождавший нас, другой тот, который выкручивал мне руку, с уже распухшим ухом. При них здоровенный сержант, то ли казах, то ли киргиз.

— Что за разборы на железе? Кто старшой? — лениво процедил он сквозь зубы.

— Я старшой! А своему салажонку скажи, чтоб не залупался на того, кого не знает, — так же пренебрежительно ответил Федос.

— Я залупался?! Да вы прихренели, носочники! — начал переходить на визг патрульный, зашибленный нами.

Парень с распухшим ухом ткнул в меня пальцем и заявил:

— Этого кренделя я точно знаю.

— Откуда? — спросил сержант.

— Он в нашей учебке был. Его прямо от нас в водолазы забирали, проверками мурыжили. Матросы из постоянного состава говорили, что он на рукопашке валил всех без разбора, а потом с рюкзаком резиновым, набитым камнями, вечно гонял. Я знаю, что один на сотню в водолазы попадает, вот его и запомнил.

Ни хрена себе! Этот морпех, которого я озвездюлил, из моей родной учебки!

Сержант хмыкнул и заявил:

— А я-то думаю, как они вдвоем пятерых повалили.

— Короче, старшой, инцидент замяли. Мои никого не трогали, твои про нас забыли. Надеюсь, ты понял, что нас не видел, не знаешь, что, кто и откуда, — проговорил Федос.

— Ясный красный, — сказал сержант и… козырнул, приложил ладонь к каске.

Федос ответил ему тем же.

— Давай, землячок, не тужи, — подбодрил я неожиданно нашедшегося сослуживца.

В каюте Федосов долго выговаривал нам с Зеленым за нарушение режима секретности и передвижения на борту транспортно-морского средства. Однако без особой злости.

Как оказалось позже, эта стычка принесла обеимм сторонам конфликта несомненную пользу. Наша группа должна была питаться из экипажного котла, плюс дополнительные порции мяса, масла, сгущенки и прочего. Поглощать все это мы должны были в каюте и в столовой не показываться.

Ответственным за доставку пищи с камбуза был наш Саня Федос. Он контролировал порции, заливаемые и засыпаемые в бачки, взвешивал печенье, шоколад, конфеты, считал банки сгущенки и расписывался в получении. Чтобы не светить разведчиков на камбузе, Федосов договорился с морпеховским старшиной, тем самым здоровенным сержантом-казахом, о помощи в доставке продовольствия. Палыч, жучара еще тот, каким-то образом указал, что личного состава у нас на несколько человек больше, чем на самом деле. Он сам потом пояснил, что сделал это в целях соблюдения режима секретности. Поэтому часть левых пайков Федос без зазрения совести отдавал морским пехотинцам. Взаимовыгодное сотрудничество было налажено.

Глава 9

Никто из нас и не заметил, как мы вышли в море. На это намекали только вибрация палубы и бортовая качка. Мы с Зеленым выбрались на палубу, с молчаливого согласия морского пехотинца, сопровождавшего нас, подошли к борту и осмотрелись.

— Охренеть! — восторженно высказался Зеленый по поводу того, что мы увидели.

Наш большой десантный шел в сопровождении нескольких кораблей поменьше, следовавших на значительном отдалении. Впереди виднелись огромнейшие силуэты противолодочников, подернутые белесой дымкой газовых выхлопов. Все в мельчайшей водяной взвеси, на которой играла тусклая радуга от лучей заходящего солнца. Сбоку, в нескольких милях от нас, корабли в походном строю, расцвеченные вымпелами. Вдалеке на берегу сопки под шапкой облаков, сквозь которые пробиваются лучи восходящего солнца.

— Красота здесь наверху, — обронил морпех, сопровождавший нас. — А внизу, в твиндеках, жопа полная. Десант в каютах как сельди в бочках. Литр воды в день на рыло.

— Что так, хреново? — с удивлением спросил Зеленый.

— Не то слово! Если с десантированием ходим, то капец. На погрузке даже какой-то процент смертных случаев запланирован. Ладно, давайте до ветру и обратно на каюту. Сейчас наш взводник по этому борту с обходом пойдет.

Да, все мои детско-юношеские мечты о службе в морской пехоте теперь разлетелись в пух и прах. С моря об землю и в бой! Нет, это не мое. Мне теперь нравится с моря об землю и в кусты.

Судя по всему, Зеленый думал о том же, о чем и я.

Когда мы снова разлеглись на палубе в каюте, он тихо пробурчал:

— Блин, я так в морскую пехоту хотел! Форма у них черная, больно красивая. Все мечтал сфотаться в ней. А теперь думаю, что дураком был? Лучше по сопкам носиться, чем на берег в плавающей железяке выбрасываться. Задохнешься на хрен.

Я вспомнил про свою клистирофобию, и меня передернуло.

Через неделю мы грузились со всем имуществом на катер. Затаскивали ящики и мешки, сто раз перепроверялись и считались. Через час оказались на каком-то недостроенном бетонном пирсе, пешком вышли в ночь и потопали по дрянной грунтовой дороге. По ее обочинам буйно разрослись джунгли.

Минут через пятнадцать мы вышли на перекресток грунтовых дорог, влезли в кузов грузовика, ожидающего нас, проехали еще несколько километров и оказались на небольшой поляне. В темноте там и сям виднелись грузовые машины и силуэты палаток. На соседнем холме торчали мачты антенн.

Федосов куда-то умчался вместе с Поповских. Потом прибежал, взял четверых разведчиков и опять ускакал. Пацаны вернулись, нагруженные одним большим свертком, кольями и веревками. Оказывается, они получили палатку, и теперь нам предстояло ее установить. Промаялись мы с ней минут сорок.

Потом оказалось, что нет еще какого-то барахла. Федосов пошел разбираться, прихватив меня с собой. Пока Саня лаялся с каким-то мичманом из вещевой службы, я бродил между кунгами и палатками, спер большую, но вполне подъемную катушку силового электрического кабеля и, пользуясь заминкой, быстренько отволок ее в расположение группы.

Пока я занимался этим, приперся Федосов, тащивший на горбу большой фанерный ящик.

— Балет, я тебя накажу, собака! — пропыхтел он.

— Товарищ старшина, попалась попутная задача, — отбрехался я и показал ему уворованное добро.

— Так это ты спер кабель. А там инженеры орут друг на друга, что на складе его оставили. А на хрена он нам нужен?

— Палыч, ты пока занят был, я по округе прошвырнулся. Рядом с нами наши водители стоят и ремонтники с обеспеченцами. А них там кое-что тарахтит.

— Да, у них движок есть, они свет на ЦБУ дают и на кунги штабные.

— Правильно мыслишь. Нам осталось только плафоны найти. Лампочки, если помнишь, я в ящики положил, а ты еще орал, на хрена я их запихиваю.

— Назвался груздем, так и вали свет искать. Данко, епть, горящее сердце.

— Короче, ставишь задачу?

— Ага, давай! Может что-то и сообразишь. Нашему каплею свет обязательно нужен, карты рисовать, оперативное дело оформлять.

Мы обсудили, как устроить персональную каюту командиру. Решили завесить угол плащ-палатками. Неплохо было бы найти машины с имуществом КЭЧ. Там столы, стулья и походные одноярусные шконки. На их поиски Федос отправил Зеленова и Киева.

Я поплелся искать электричество. Движок я нашел довольно быстро, ориентируясь на шум и тарахтение. Однако, как оказалось, пришел зря.

Возле здоровенного дизельного агрегата на колесах толпилась куча технического люда.

— И чтобы ни одна блядь свои сопли сюда не кидала! — слышался рев помпотеха, шкафоподобного усатого капитана третьего ранга. — Здесь пост выставить! Моряка, бля! С ружьем, бля! Вы, маслопупы гребаные, не дай бог хоть один скачок напряжения будет — всех урою!

Ясно, только меня тут и не хватало. Да еще с украденным кабелем. Придется уйти не солоно хлебавши.

Я поплелся обратно, на ходу придумывая отговорки для Федосова. На хрена я тогда этот кабель тащил?

Навстречу мне попался матрос с катушкой провода, который он разматывал, и телефоном через плечо.

— Скиба, ты?

— Привет! — обрадовался мой недавний знакомец. — Прибыли уже? А меня Масел отправил полевку кинуть от коммутатора на технарей. Линейщики, будь они неладны, вечно тупят. Как добрались? — Скиба присел на пригорок, явно намереваясь передохнуть и посудачить.

— Нормально. Как короли, морем шли. Тут неподалеку высадились.

— Блин, а мы транспортом-скотовозом в твиндеках. Чего здесь бегаешь? На фишку, что ли, отрядили?

— Электричества хотел надыбать, кабель есть. А возле движка, помпотех всех строит, орет благим матом. Хрен подберешься, да из электриков никого не знаю. Так что обломился по полной.

— Кабель, говоришь? А сколько?

— Да катушка примерно такая. — Я развел руками, показывая размер.

— Ха! Ну, если поделитесь, то с электричеством Масел порешает на раз-два отставить.

— Он что, с помпотехом или с электриками дружит?

— Не хрен в Тулу переться со своим самоваром и пряниками. Мы сами с усами. Пойдем. Я полевку докину, подцеплюсь, со старшинкой нашим переговоришь.

Я помог матросу дотащить кабель до палатки техников.

Там связист снял с себя телефон, установил его на раздвижной столик, подсоединил контакты, крутанул ручку вызова.

— Алло, «Святка», как слышишь? Даю отсчет: пять, четыре, три… ага.

Связисты действительно оказались сами с усами. В хозяйстве моего земляка Николая Сергеевича были две машины. Одна — сама радиостанция, вторая — силовая установка, предназначенная для выработки электричества.

Сергеич выслушал меня, покрутил головой и проговорил:

— Только чтобы ни один моряк ни слухом ни духом! Кабель маскируйте. Еще не хватало, чтобы помпотех или начальник связи засекли. Давай, тащи катушку. Плафонов нету, а патроны под лампочки есть. Абажуры сами склепаете из газеток. Ну, давай шустренько.

Я помчался за катушкой с кабелем. Навстречу мне попались Зеленый и Киев, тащившие в руках какие-то длинные трубы. Они вроде бы от кого-то убегали.

— Стоять! — заорал я. — Стрелять буду!

Разведчики остановились.

— Балет, ты, что ли? — спросил Зеленый.

— Ага, я! Чего прете, хулиганы?

— Да столы, кровати, пирамиду получили. Смотрим, печки стоят в палатке, под склад переделанной. Мы одну вытащили, за трубами пошли, а там уже вахту выставили. Матрос орать дурниной начал, шум поднялся. А ты как? Свету нашел?

— Сейчас приведу ее, — пообещал я и побежал за катушкой.

Кабеля вполне хватило и на связистов, и на прокладку линии от силовых установок до нашей палатки. Маслов присоединил его к своей электростанции, а я замаскировал, прикопал и засыпал листьями.

Разводку в палатке сделал Скиба. Он прикрутил розетку на дощечку на столбе и с моей помощью протянул под потолком кабель с патронами.

— Сейчас у вас будет свет, — громко возвестил матрос и умчался.

Через пару минут лампочки ярко вспыхнули.

— Ура! — вполголоса заорали наши разведчики. — Света пришла!

Вот если бы ее не было, упали бы мы на шконки, кое-как расставленные среди ящиков, и заснули. А теперь видно, что бардака в нашей палатке хоть отбавляй. Пришлось нам заниматься наведением порядка. Шконки мы расставили по линеечке. «Каюту» каплея аккуратно занавесили плащ-палатками, поставили туда стол, стул, койку. Над лампочкой соорудили абажур.

Еще одна головная боль — печка. Она есть, а дрова где? Любая инициатива на флоте наказуема. Так что товарищи, притащившие печку, вперед, на заготовку!

А Федосов совсем с ума сошел. Если есть печка, то должен быть истопник, инструкция и средства пожаротушения. Гобой со Смирновым отправились добывать огнетушитель. Я сидел за столом и со слов Федосова писал инструкцию для истопника.

Когда же мы спать-то ляжем? Александр Палыч никак не уймется.

Рихтер с Уткиным притащили откуда-то несколько досок и полную плащ-палатку песка, соорудили в углу макет местности. Интересно, а где нормально сколоченный ящик из ротной матбазы?

Потом матросы приволокли со склада оружейную пирамиду и нашли для нее место в палатке. Федос прилепил внутрь заранее припасенную опись и навесил замок. Мы сдали ему оружие, которое прежде громоздилось у стены палатки.

Надо Федосову по голове дать, чтобы он вырубился и не развивал такой кипучей деятельности. Если бы он нашел доски, то устлал бы ими палубу, которую мы потом с остервенением драили бы.

Эту мысль я от недостатка ума высказал вслух.

— Доски! — заорал Саня. — Они в кузове грузовика! Водила Симоненко, нашего призыва!..

Короче, до рассвета мы спать так и не легли.

Утром появился наш каплей с кучей карт под мышкой и остолбенел.

— Федосов, это точно наша палатка?

— Так точно, товарищ каплей! — бодро отрапортовал старшина.

В палатке настланы дощатые сосновые полы, уже надраенные и блестящие в утреннем свете. В углу аккуратным штабелем сложены ящики с имуществом. Стоит пирамида, закрытая на замок. Одноярусные койки выровнены по линеечке. Полка с шеренгой котелков. Посреди палатки стоит печка, на хрен не нужная в местном климате. Рядом с ней большой корабельный вентилятор гонит волны прохладного воздуха. Ящик с песком, лопата и красный огнетушитель. Он не заправлен, но кто об этом знает?

Капитанская каюта обставлена как положено. На шконке имеется матрас, подушка и одеяло. Все аккуратно заправлено.

Тихо разговаривает радио в магнитоле.

На столе стоит кружка, полная горячего кофе, на подкотельнике пара бутербродов с паштетом и салом. Вообще-то, все это я готовил для себя, но раз уж зашел командир и обратил внимание, то, конечно же, товарищ капитан-лейтенант, это для вас!

Поповских с яростным удовольствием сжевал бутерброды выпил кофе и потянулся.

В палатке кроме меня и Федосова никого не было. Остальные услышали сигнал с фишки, предупреждающий о подходе командира, ринулись наружу, принялись устраивать дорожки и окапывать палатки.

Поповских присел возле печки, достал из кармана кителя пачку сигарет и начал потрошить ее. Она оказалась пуста.

— Так, моряки, минут через пятнадцать командир части начнет обход. Что вам еще сказать?

Мы с Федосом пожали плечами.

— Правильно, а сказать вам и не хрен! Даже свет откуда-то притащили. После обхода мне разрешили отдыхать, я ночью на ЦБУ дежурил. Балет, клеишь карту, делаешь все надписи. Образец у меня в тетрадке есть. Карандаши, клей…

— У нас все в ящиках есть, — скромно потупив глазки, напомнил я.

— А, ну да, ты же прирожденный штабной! — хохотнул Поповских. — Я как лягу спать, мальчишек тоже отбейте, пусть отдохнут. Нас до вечера, трогать не будут, ни в какие команды, ни на охрану. Еще не все подразделения сосредоточились — в карауле пока вторая рота стоит. Фишку выставьте и организуйте связь в дежурном приеме с ЦБУ, таблицы у связистов уже заложены. Шмотье мое где?

— В вашей каюте, товарищ каплей.

— Ясно. Надо в камуфляж переодеваться, а то в этой тужурке как идиот. Кстати, Саша, группу тоже в комбинезоны американские наряжай. Черт, курить охота. Табак есть, а трубку дома забыл.

— Найти сигарет, товарищ каплей? — спросил Саня.

— Да к дьяволу эти сигареты! Я на боевых трубку курю и бороденку отращиваю. Табак взял, а трубку потерял, наверное, где-то с этими переездами. Все, давайте по плану.

— Есть!

Вскоре появился кап-раз со свитой. Мы с Федосовым как раз присоединились к другим разведчикам, усиленно имитирующим бурную деятельность по трассировке дорожек.

— Ага! — донесся из палатки рык каперанга. — А, бля! Ну почему, Поповских! Начальник штаба, да какого же хера?!

— Пипец, — пробормотал резко побледневший Саня. — За что? Мы же…

Мне тоже стало не по себе. Группа всю ночь не спала, обустраивала свой быт, старались, и тут такое. Все разведчики недоуменно переглядывались между собой.

— Замкомгруппы, ко мне! — раздался рык каперанга.

Федосов резко сжал скулы, застегнул верхнюю пуговицу комбеза, поправил пилотку и прямой, словно палка, чуть ли не строевым шагом вошел в палатку. Послышался его ровный, словно металлический, голос. Он представился командиру части, ответил на какой-то несложный вопрос.

— Ага! — снова заорал тот. — Слышишь, начальник штаба?! Заместитель командира группы у капитан-лейтенанта Поповских — старшина срочной службы! Срочной! Это пиздец на мои седые яйца! Почему, а?!

Плохо дело. За что Сашку-то песочат?

Федос, как ошпаренный, выбежал из палатки. За ним выскочил Поповских с улыбкой до ушей и показал нам большой палец.

Тут мы опять услышали сочные, рубленные фразы командира части:

— Видишь, начальник штаба?! Мальчишка-срочник! И посмотри — везде порядок! Палуба надраена, все по линеечке, даже свет у группера, капитан-лейтенанта, есть! И меня абсолютно не ипет, откуда они запитались! Помпотех, группа Поповских от дизеля запитана?!

— Никак нет! — рявкнул усатый кап-три. — Разводку на палатки рот и групп еще не делали. Я разберусь и…

— Помпотех, я тебе как коммунист коммунисту говорю — иди в жопу! Не вздумай эту группу тронуть! Я, бля, тебе говорю — на хер им твой дизель не нужен! Начальник штаба, гнать тебя надо отсюда поганой метлой вместе с помпотехом! Вон, бля, возьму каплея да его пацаненка-замка. Они в штабе порядок наведут, палубу с песочком и мылом надрают, мой кунг командирский наконец-то электричеством обеспечат! У него и каюта своя есть, где с секреткой поработать. Пирамида, бля, закрыта, опечатана! Печка, бля! С дровами! И огнетушитель, и инструкция истопнику, епть! Вентилятор! Противомоскитные сетки натянуты. А у тебя, бля, не штаб, а конюшня. Где места для работы и отдыха? Где свет?! Почему, бля?!

Услышав этот поток мата и криков, я словно под теплый весенний дождик попал. Блин, вот он для чего орал. Не в наш адрес.

Поповских откровенно улыбался. Федосов стоял, словно током ушибленный.

После визита каперанга группа улеглась досыпать положенное. Связисты со своими станциями расположились на улице возле входа, неся попеременно дежурство, заодно исполняя роль фишки. Смирнов, оказывается, уже знал о проблеме нашего каплея с курительной трубкой и обещал вырезать. Он вроде в этом деле специалист. Федос его даже отпустил поискать подходящую сухую деревяшку.

Мне же предстояло склеить карту и нанести на нее все надписи. Ну что же, как управлюсь, так и засну. Я тщательно протер стол, потом застелил его чистой плащ-палаткой, достал из ящика канцелярские принадлежности.

Ну что же, приступим. Я расстелил на столе листы карты, глянул на них и вдруг понял, что знаю эту местность. Вот она, та самая полянка, где я обнаружил позиции развертывавшейся ракетной батареи. Где-то здесь, чуть за обрезом, должен находиться укрепленный береговой пункт, объект диверсий. Вот грунтовые дороги, которые мы перебегали. Где-то здесь мы встретились с разведгруппой рейнджеров, которых по решению Дитера безжалостно уничтожили и взяли в плен Чака Норриса.

А ведь хитер наш каплей! Нам, судя по всему, предстоит работать в данном районе. Я уже видел эту местность и прошел ее ножками. Далеко наперед думал капитан.

Я закончил работу, отошел от стола, любовался на карту и был безумно горд собой.

Из-за плащ-палатки вышел Поповских в шортах и тельнике.

— Ну, граф Иванов-Вяземский, нарисовал? — обратился он ко мне.

— Так точно, товарищ каплей, — ответил я.

— Ух, мля, в лучших традициях штабной культуры и тактической графики, — восхитился командир. — Давай ко мне в каюту. Я там на стол выложил пакет с кофеем молотым, турку, сахар. Вскипяти мне водицы на побриться, заодно кофе свари. Могешь?

— Так точно! Дома варил в медной джезве.

— Вот и хорошо. Я, наверное, шкиперскую бороденку отращу. — Каплей почесал подбородок, начинавший зарастать рыжей щетиной.

Я принес пакет с бритвенными принадлежностями и зеркалом, маленькую медную турку и кофе.

— Товарищ каплей, на печке вода будет долго закипать.

— Ну так кипятильник свой в нее засунь, на мозги мне не капай, — ответил Поповских, разбирая бритвенные принадлежности.

Вот дела! Оказывается, он знает про кипятильник. Интересно, откуда?..

Вода вскипела. Я сполоснул турку, насыпал на дно горку кофе, потом сахара и поставил на печку. Капитан-лейтенант намыливал физиономию и с интересом наблюдал за моими манипуляциями. Я принялся потихоньку трясти турку. Сахар запузырился, начал приобретать коричневый оттенок и смешиваться с кофе. Вместокипятка я залил холодную воду. Когда она вскипела, я резко убрал турку с печки, подождал, когда осядет пена, и повторил свои манипуляции еще два раза. По палатке поплыл непереносимо вкусный кофейный аромат.

— Ишь ты! — восхитился каплей, скребя шею. — В первый раз вижу, чтобы так варили. Запах хороший. Вкусно должно быть.

Я сглотнул слюну и аккуратно перелил кофе в кружку. Аромат стал еще более пьянящим. Кофе получился темно-коричневый со светло-бежевой пенкой.

Каплей оставил на подбородке и щеках поросль рыжей щетины, плеснул одеколона на ладонь, растер лицо и довольно крякнул.

— Давай кофе. Ух и запах! Да не смотри так жалобно. Себе тоже можешь одну турку, но не больше, сварить. Эх, сейчас бы…

— Товарищ каплей, ваша трубка. — Смирнов появился как из ниоткуда.

Вот гад! Кофе унюхал и теперь тоже наверняка захочет ко мне присоединиться.

— Ох ты! Откуда такая прелесть? — восхитился каплей, взял в руки трубку, осмотрел ее и даже понюхал. — Из вишни, что ли?

— Так точно! На камбузе несколько чурок было сухих, я одну взял, из нее вырезал.

— Давай в мою каюту! Табачок на столе лежит, набивай. Знаешь как?

— Да, у меня отец трубку курил.

— Ну, услужил. От моего имени тебе одно ненаказание, — схохмил Поповских и отхлебнул кофе. — Балет, тебе тоже. Связисту кофе не забудь налить.

Вскоре мы со Славой сидели у входа в палатку, смаковали обжигающий кофе и исподтишка наблюдали за каплеем. Поповских с зализанными назад волосами, бритым затылком и висками, с куцей рыжей бороденкой, в одной тельняшке и шортах, попыхивающий трубкой, попивающий кофе и читающий газету, был похож на какого-нибудь капитана английского торгового судна прошлого столетия. Вскоре он переоделся в американский камуфляж, повесил на бок планшет, засунул в него карту, аккуратно свернутую по всем правилам, и убыл на ЦБУ.

Мы со Смирновым бухнулись на шконки и вырубились. Мне почему-то снился Зеленый, ворующий капитанский кофе и жующий его всухомятку.

Глава 10

В палатке хорошо — тепло, светло и магнитола играет. А все-таки на задачу в составе группы уж очень охота. Неужто все эти грандиознейшие боевые выходы мы просидим как вспомогательное подразделение? Так и будем охранять, обеспечивать вывод и работать на всех подряд. Обидно как-то. Зря нас, что ли, гоняли и готовили.

Хотя мне нет смысла обижаться. Я уже с минерами успешно сходил, но все равно это не то.

Зачем я тогда готовил карту для нашего командира группы? Он ведь на нее что-то потом наносил. Мы с Федосовым заполняли какие-то списки, черкали графики. Все зря выходит?

Вот в такой обстановке мы и жили. С утра бегали вокруг расположения, стреляли, учились ходить через джунгли. Доктора обкололи нас всяческими препаратами. Инструктор учил готовить из змей какие-то похлебки и бороться с мошкой.

Мы с Зеленовым попеременно ходили старшими в секреты.

Я слышал, что вторая рота успешно десантировалась и начала работать по разведке района.

В один из таких дней во временный лагерь прибыли какие-то интересные моряки не из нашей части. Они приволокли с собой здоровенные ящики, поставили себе отдельную палатку и огородились колючкой. Кто такие?

Да и хрен с ними. Мое любопытство угасло бы само собой. Кругом происходило много вещей поинтересней. Однако вечером на инструктаже я узнал от старлея, заступающего дежурным, что с моей подгруппой в секрет пойдут несколько этих людей. На развод они пришли в черных робах без знаков различия, без оружия, с огромными брезентовыми рюкзаками за спиной.

Тоже какие-нибудь водолазы-минеры. Наверное, от нашего раздолбанного пирса в море пойдут. Достанут из рюкзаков какую-нибудь чудо-технику да помчатся по волнам, пугая касаток и наших катерников.

Хотя какие они минеры. Ни ростом, ни статью не вышли. Наши-то вон какие лоси здоровенные, рюкзачищи таскают килограмм под пятьдесят весом. Эти уж больно хлипенькие. До пирса с нами не дошли, рухнули на дорогу, тяжело дышали и высунули языки.

— Старшой! — запричитал один из них. — Подожди. Видишь, идти невмоготу уже, будь человеком.

— Как тебя по званию? Под робой не видно.

— Лейтенант Фомин. Алексей.

Ого, чуть не нахамил офицеру! А по виду и не скажешь. Он от нас по возрасту недалеко ушел.

— Товарищ лейтенант, мне сеанс связи сейчас отрабатывать надо с дежурным и по проводу доложиться о том, что на позиции вышли. Ребят, которые сейчас в секретах, ждать заставлять неохота. Там мой напарник стоит, ввалит мне по самое не могу.

— Да аппаратура тяжелая, ее обычно на машинах возят, а тут ваши не дают технику. Доехали бы до пирса, а там бы уж затащили. Дай передохнуть, а то у меня морячки сдохнут от перегрузок, а им еще ночь с вами дежурить.

— Товарищ лейтенант, давайте мы потащим. В ваши тайны лезть не будем, поторапливаться надо.

— Буду весьма благодарен, — обрадовался лейтенант, пытаясь снять с себя огромный рюкзак.

Мои разведчики помогли гостям разоблачиться. В секреты мы заступали налегке, с оружием, подсумками под магазины, фонариками, осветительными ракетами и с радиостанциями «Сокол» на каждого. Плюс по паре банок консервов по карманам, по сухарю и фляжке с чаем. Только Смирнов был нагружен большой радиостанцией. У меня еще ПП, мой любимый поисковый приемник.

Я нацепил на себя рюкзак лейтенанта. Обычный, неудобный, конечно, в сравнении с нашими, но и не такой уж и тяжелый. Чтобы успеть вовремя, мы понеслись к пирсу галопом. Так гости и без груза чуть не подохли на бегу. Бегать они абсолютно не умели, темп не держали и дышали кое-как.

— Ой, ну вы даете! Куда нас прислали? — стонал сзади лейтенант. — Что за часть? Ой, помру…

Наконец-то мы прибежали. Мои разведчики сразу же разошлись по постам. Я оставил лейтенанта и его команду возле полуразрушенного кирпичного сарайчика, пошел к замаскированной точке связи.

— Пароль минус пять, — озадачил меня Зеленов, появившийся из темноты.

— Плюс двадцать, — ответил я не сразу. — Рехнулся ты, Зелень, я чуть голову не сломал, считая!

— Да ладно. Что там про задачу? Новостей никаких?

— Нет. Зато вон каких-то доходяг с рюкзаками, полными аппаратуры, нам сунули. Секретные какие-то кренделя, летеха у них старший. Доходяги!.. Чуть по дороге ласты не отдали.

— На хрен они тут нужны? Блин, когда же задача? Все учения на берегу просидели. Ты хоть с Дитером на задачу бегал.

— Фигня! Нам и тут неплохо, кормят сытно, напрягаемся не сильно, — ответил я, бравируя, хотя меня самого сосало чувство какой-то неполноценности.

— Ладно, давай о смене доложим. Горизонт чист, с моря шевелений не было. С утра тебя кто меняет?

— Да из третьей группы пацаны, которые на отдыхе были.

— Ладно, давай звонить.

Пока мы отзванивались и проводили контрольный сеанс с дежурным по части, лейтенант отдышался, собрал в кучку своих подчиненных и что-то вполголоса им говорил.

Зеленый забрал свою смену и увел ее в лагерь.

Я собрался пойти проверить сектора наблюдения и вместе с радистом забраться на свою лежанку, обустроенную заранее. Не успел. Лейтенант, который мне и на хрен не нужен был, остановил меня и начал расспрашивать про сектора наблюдения. Ему, видите ли, надо было установить свои аппараты в каком-то строго определенном порядке. Мне пришлось показать на его карте места постов наблюдения.

— Отличненько! — обрадовался летеха. — Грамотно расставлено! Давайте я с каждым вашим моряком рядом своего посажу с аппаратурой, а сам на НП обоснуюсь рядом с вами. Я как бы тоже старший смены и головной оператор…

— Хорошо, товарищ лейтенант, давайте располагаться, раз вам так удобно. Меня инструктировали о том, что я должен оказывать вам всяческую помощь.

Ну что тут поделать, не пошлешь же на хер офицера! Теперь ни фига по переменке со Смирновым не покемаришь.

Пришлось мне созвать разведчиков с постов, снова нагрузить их чужими рюкзаками и матросами. Мои парни уволокли гостей по своим позициям. Мы со Смирновым потащили лейтенанта к себе под навес. Там он вскрыл рюкзак, начал доставать оттуда какие-то громоздкие штуки в чехлах, кабели, все это соединять и прицеплять к аккумуляторам. Несколько раз летеха подсвечивал себе фонариком, ориентировал какие-то плоские штуки, похожие на антенны, в сторону моря. Потом надел наушники, начал пялится в какие-то окуляры.

— Вы со всеми постами связаться можете? Мне опросить своих надо, — обратился он ко мне.

— Да, сейчас вызову.

Ну и дали нам гостей! Сперва рюкзаки им тащи, потом связь обеспечь.

Лейтенант начал переговариваться со своими, давать какие-то указания по настройке приборов.

— Все, аппаратура работает, можно вести разведку и наблюдать за обстановкой на море, — сказал он мне через несколько минут.

— Товарищ лейтенант, а если не секрет, что за аппаратура? — поинтересовался любознательный Смирнов.

Вот еще один связист, любитель всяческой премудрости.

Лейтенант пустился в какие-то пространные объяснение, сыпал терминами. Я лично ни хрена не понимал. Однако Смирнов слушал с интересом, задавал вопросы про какие-то пеленги, частоты, радиолокацию.

— Получается, что ваша аппаратура типа наземного переносного комплекса разведки, только работает по объектам на море, — выдал Слава.

— Абсолютно в дырочку! — восхитился лейтенант. — Если есть желание, могу научить работать в течение пятнадцати минут, хотя операторов в учебках готовят несколько месяцев.

Смирнов и лейтенант возились с аппаратурой, щелкали какими-то тумблерами, о чем-то беседовали вполголоса.

— Балет, по траверсу всплытие лодки, — проговорил вдруг Слава.

— Ты чего херню несешь! Я только что в бинокль осматривал — пусто!

— Да-да, подтверждаю. Расстояние три с половиной мили, подъем судна зафиксирован, — сказал лейтенант, прильнул к окулярам и начал крутить какие-то ручки. — Отделяется еще один объект, классифицирую как резиновый плот для высадки диверсантов. Так, ага. Моторный ход. Лодка готовится к погружению.

— Смирный, связь! Срочно! Давай по таблице дежурному строчи, — прошипел я, схватил бинокль и начал осматривать поверхность моря. Ни черта не видно!

— Балет, дано подтверждение на прием объекта. Наши минеры с задачи. Вот паролевая группа для связи, вот частота. Я настраиваюсь. — Слава мигом включился в работу.

— Что еще?

— Удивились, что мы так быстро обнаружили. У минеров, сказали, фишка не проскочила. Что за фишка?

— Давай настраивайся, не бери в башню. Товарищ лейтенант, вы можете еще понаблюдать? Где шлюпка?

— Я же здесь для этого, — спокойно проговорил лейтенант и через пару минут выдал дальность до объекта.

А в бинокль по-прежнему ни хрена не видно.

Фишка минеров со скрытным проникновением при возвращении на свой пункт не сработала.

На резиновой шлюпке наверняка старшина Болев. Надо им тоже встречу устроить. А то опять возьмут в плен наши секреты, оправдывайся потом, говори, что всю ночь глаз не смыкал.

Время тянулось как резина. Наконец мне все-таки удалось засечь передвижение резиновой шлюпки в бинокль. Минеры уже шли на веслах, отключили мотор.

Смирнов начал запрашивать пароль. Со шлюпки отозвались. По позывному — группа, в которой работал Болев, однако командиром на этот раз офицер. Что-то у минеров случилось неординарное. Слава сказал, что они запросили на берег санитарный автомобиль, причем срочно. Черт, что у них стряслось?

Я побежал к пункту связи, по проводной линии вышел на дежурного и по таблице условных сигналов передал ему просьбу о санитарном автомобиле. Медики находились на постоянном дежурстве, поэтому буквально через пять минут неподалеку забегали лучи фар. Я выскочил на дорогу и замахал руками. Подъехали капитан-лейтенант медицинской службы, фельдшер-сверхсрочник и матрос-санитар, обвешанный сумками. Он сразу начал вытаскивать из задних дверей носилки.

Я по «Соколу» связался со шлюпкой. Меня попросили визуально обозначить место приема. Пришлось мне зажигать сигнальный патрон. С воды заметили огонь, скорректировали движение. Через двадцать минут минеры вытаскивали шлюпку на берег.

Медики кинулись к разведчикам, сняли с борта двух водолазов, аккуратно переложили на носилки и сразу же увезли.

Мои парни, прибежавшие с постов, обеспечивали охранение и наблюдение, залегли полукругом в радиусе нескольких десятков метров. Наши гости с аппаратурой продолжали вести наблюдение за морем.

Я увидел Дитера и подошел к нему.

— Здравствуй, Балет. Дежуришь? — сказал Дитер, подал мне свой рюкзак и развернулся ко мне спиной.

— Здравия желаю, товарищ старшина! — поприветствовал я водолаза и прижал рюкзак к его спине.

Дитер ловко продел руки в лямки, перевесил подводный автомат на шею.

— Видишь, как хреново у нас. Саныча зацепило под водой. Олегу грудь навылет. Он еще и переохлаждение хапнул. Мужик здоровый, будем надеяться на лучшее. На подлодке док все, что надо, сделал, но все равно стремно. Наш группер как в воду опущенный, хотя не виноват ни в чем.

Я молча кивал. Что я тут мог сказать? Наверняка Дитер что-то нарушал, рассказывая мне о происшествии, но накипело, охота кому-то душу излить. Между собой они уже все перетерли.

— Балет, в лагере спиртного можно достать? Не себе, а старлею нашему. Пусть хотя бы сотку залудит, а то его тремор ни хрена не отпускает.

— У Федоса, нашего замка, есть, он поделится.

— Вот времена! Уже и водяра у годков есть, — притворно сокрушился старшина. — Ладно, давай, неси службу. Надо было тебя снова на задачу вытащить. Ты у нас вместо талисмана был бы. В прошлый раз сходили — на три пятерки отработали, а сейчас!.. Эх, лажа. — Болев досадливо махнул рукой.

Я снял своих с охраны и снова отправил по местам.

Интересно, почему Дитер такой грустный, а группера водолазов бьет трясучка? Да, тут ничуть не лучше, чем у морпехов, бросающихся в море в своих железных коробках.

Пойду на пост, посмотрю на лейтенанта, что он там в море накопал. Полезная у них аппаратура. Этот литер спец в своем деле. Хлипкий, конечно, бегать не умеет, а так вполне ничего.

До утра ничего интересного больше не случилось.

Лейтенант подежурил немного, не выдержал и заснул на топчане Смирнова.

Под утро мне жутко захотелось есть. Я оторвал Славу от окуляров и наушников чужой аппаратуры и предложил перекусить. В заначке у меня была пара таблеток сухого спирта, так что банку рагу из баранины и фляжку с чаем подогреть вполне реально.

Так я и сделал. Можно завтракать, проверять посты и готовиться к смене.

Тут еще и лейтенант проснулся:

— Ой, а чем это пахнет так вкусно? — Он начал втягивать ноздрями аромат мяса.

Спал бы себе. Теперь придется делиться.

— Угощайтесь, товарищ лейтенант, завтракать пора. — Я протянул ему банку и сухарь.

— Ой, вот спасибо. А мы сами чего-то и не подумали об этом. А моих моряков покормят на других постах?

Я заверил, что покормят. Лейтенант не услышал в моем голосе ни единой нотки раздражения и с удовольствием съел всю банку, вообще-то, предназначавшуюся мне и связисту. Пришлось нам со Славой попить чаю с сухарями. Офицер ничуть не смутился, откинул в сторону пустую жестянку, достал из кармана робы пачку сигарет и закурил. Ну вот. Только этого мне и не хватало.

Подавляя раздражение, я ушел по постам.

Через полчаса нас поменяли матросы из третьей группы нашей роты. Локаторщики остались на своих постах. Пусть теперь несут службу со старшаками. Хрен у них этот лейтенант консервами разживется.

В палатке было тихо, не жарко и уютно. Рихтер с Уткиным играли в самодельные шашки и мирно попивали чаек. Из-за плащ-палаточной переборки капитанской каюты доносился интеллигентный храп.

— А где Федос? Кому доложить о смене? — спросил я, пересчитывая оружие в пирамиде.

— Себе доложи, ты опять за старшего. Замок на обеспечении эвакуации, каплей отдыхает после ночного, — ответил Рихтер. — Вы, говорят, ночью минеров принимали? У них потери? Болев тебе ничего не рассказывал?

— Да чего он мне рассказывать-то должен?

— Ты же с ними корешишься. В головняке у них бегал. У нас тут все в непонятках — что случилось? Каперанг, говорят, орал белугой на группера.

— Нет, толком ничего не сказали. Я Саныча знаю. Он на прошлой задаче закладку по-мокрому ставил. Водолаз опытный.

Пока мы дежурили, в палатке появилось еще одно новшество. На столе, рядом с радиостанцией, стоял полевой телефон. Поповских договорился о дополнительном канале связи. Теперь через коммутатор можно было дозвониться до всех подразделений в пункте временной дислокации.

Я тут же начал накручивать ручку.

— «Святка», — послышалось в трубке.

— Роту связи центровую давай, — как можно солидней пробасил я в трубку.

— Соединяю.

— Слушаю, Скиба.

— Ты, моряк, берега не видишь! Как положено представляться, а? — рыкнул я.

Уткин с Рихтером прикрыли открытые рты ладонями, чтобы не заржать и не испортить спектакль.

— Сперва должен представиться тот, кто вызывает. Так написано в наставлении, — очень борзо парировал Скиба.

— Капитан первого ранга Норрисов! С кем говорю?

— Адмирал Папанин! Хули те надо, каперанг?

Вот черт! Его ни хрена не проведешь, мигом смекнул, что звонит обыкновенный матрос.

— Балет, хватит выеживаться. Я сам вам в палатку линию тянул, — расколол меня матрос. — Чего звонишь?

— Как там Масел поживает?

— Отлично товарищ старшина поживает, несет службу бодро. Сказал, что если я сейчас не заткнусь, он мне уши оборвет. Тебе велел взять мыло, полотенце и подгребать к нам в аппаратную, только без хвостов.

Зачем мне к ним в аппаратную, да еще с мылом и полотенцем? Да ладно, думаю, земляк ничего страшного мне не приготовил.

Я сбрехал, что иду по срочному вызову, рассовал умывальные принадлежности по карманам комбинезона и пошлепал в расположение связистов. Оказалось, что они под руководством Маслова соорудили душ. Теперь им требовался испытатель. Своих моряков Николаю Сергеевичу было жалко, а вот земляка — нисколечко.

Душ представлял из себя нечто замысловатое и грандиозное. Рядышком с вечно заведенной силовой машиной стояла рама из свежесрубленных деревьев, обтянутая плащ-палатками. Наверху на деревянной площадке громоздился какой-то здоровенный резиновый пузырь. Вода в него заливалась из странного приспособления. Это была канистра в оплетке из прутьев, проткнутая насквозь металлической трубой. Вода нагревалась именно в этой канистре. Один конец трубы, протыкавшей ее, был насажен на выхлоп силового агрегата. Газы нагревали и трубу, и канистру, и воду, находящуюся в ней. Оплетка из прутьев нужна была, чтобы не обжечься.

— Ой, нет. Спасибо, я чистый, — пошел я на попятную, но связисты меня слушать не стали и запихнули в душ.

— Дайте выйти, раздеться, а то комбез замочу!

— Робу выкидывай, никто твои трусы не сопрет. Пацаны смотрите за ним, а то он шибко шустрый, ускачет как заяц, — разорялся Маслов. — Вверху краник есть, верти его.

Мне пришлось раздеваться и передавать форму наружу. Так, ну что же, буду лично опробовать изобретение связистов. Я встал на цыпочки, дотянулся до краника и повернул его. Чуть теплая вода тоненькой струей полилась мне на темечко. Я открутил кран на полную. Струя стала помощнее и даже немного погорячее.

— Ну и как там, земеля? Чего ты замолк? Ласты не откинул? — допрашивал меня из-за плащ-палатки Маслов.

— Вода отличная, — отвечал я, яростно надраивая себя мылом.

Вода начала иссякать.

— Николай Сергеич, воде кранты, а я только намылился! Сейчас пена засохнет! — возопил я.

— Скиба-два, еще канистру! — скомандовал главстаршина.

Матрос начал карабкаться по шаткой лесенке, таща канистру.

— Осторожно, заливаю! — предупредил он и повалился на меня вместе с канистрой, шаткой лесенкой и всей рамой душа.

Я заорал, чудом увернулся от канистры с трубой и выскочил наружу в чем был, то есть в мыльной пене.

— Херня какая-то получилась! — заявил Маслов. — Хорошо, что разведчика первого засунули. Мои тюлени разожравшиеся выскочить не успели бы. Скиба-второй, ты там жив или как?

— Товарищ главстаршина, я чуть жопой не сел на эту трубу из канистры!..

— Вылезай! Не хер плакать! Канистру тоже тащи. Вода в ней осталась?

— Да и не расплескалась почти, — ответил Скиба-два, выбираясь из-под завала и таща канистру за оплетку.

— Слей Балету, а то он весь в мыльной пене. Негоже его в таком виде отправлять. Они там все шизанутые, прибегуть и пиздить нас начнут за то, что мы ихнего матроса мордовали, мыться заставляли.

Пришлось мне ополаскиваться водой из канистры.

Тем временем Маслов с видом Наполеона под Москвой сидел на вертящемся стуле перед кунгом и что-то обдумывал.

— Спасибо, товарищ главстаршина, за баню. Разрешите идти? — поспешил я отпроситься.

Мало ли что еще в голову придет деятельному земляку.

— Иди. Что-то тут у нас не сработало. Думаю, надо душ в земле вырыть, канистру прямо сверху поставить, чтобы напрямую кипятилась, а воду из резервуара заливать. Повыше канистры его примостить, чтобы самотеком шло, а? Как кумекаешь?

— Отличная идея, Николай Сергеич! Разрешите, я побегу. С секрета сменился, отдыхать пора.

— Иди. Вечерком снова забегай. Еще разок помоешься, тебе Скиба-второй спинку потрет.

Я, стартанул в сторону своей палатки.

— Балет, ты купался? Молодца. А то жарища на улице! — проговорил Уткин, глядя на мои мокрые волосы.

Пришлось мне наврать с три короба. Мол, сейчас был в офигенном горячем душе у связистов и отлично вымылся.

— Повезло тебе с земляками, — завистливо протянул Уткин. — Я бы сейчас тоже под горячую воду залез. Потею как собака. Хрен знает, когда баня будет, чешусь уже весь.

Я тихонько пообещал Уткину договориться о его вечерней помывке, если представится такая возможность.

Вечером после ужина Маслов вызвонил меня и предложил прийти на второй сеанс. Дескать, у нас все отлажено как часики. Я предложил старшине равноценную замену в виде товарища Уткина, и он согласился. Сам я с оставшимися разведчиками убыл в полевой клуб для просмотра учебного кинофильма «Особенности ведения разведки в джунглях».

Каково же было мое удивление, когда Никита приперся, весь красномордый, чистый и благоухающий, и плюхнулся рядышком на скамейку.

— Красота! Блин, водичка класс! Нормально они придумали — душ выхлопной трубой греют. Ох, намылся и напарился. Балет, с меня причитается! — прошептал он мне на ухо.

— Я же обещал тебе помыться, только тсс! Больше никому, а то все захотят. Меня Масел потом на хер пошлет.

— Угу, все, я молчок. Главстаршина предупреждал.

Глава 11

Ночью вернулся Федосов, поужинал и завалился спать.

Под утро вахтенный поднял меня со шконки и отправил в капитанскую каюту. Поповских был одет по полной форме, с планшетом на боку, и явно собирался куда-то идти.

— Так, слушай внимательно! Замкомгруппы сейчас отдыхает, бери бразды правления в свои дряблые ручонки. Я на постановку задачи. Готовимся на выход. Паек подбираем иностранный на трое суток, но работу наверняка продлят. Сейчас тихо пакуем рюкзаки, все по списку номер раз, ничего советского, проверяешь по ведомости материально-технического обеспечения. Иностранные мины и боеприпасы получены давно. Останется только паек. Этим, как проснется, займется Федосов. На макете изображаете местность, вот тебе листы карты на головняк. Расписывайся.

Поповских отдал мне листы карт, я расписался в перечне документов.

— Имущество, вывезенное из баталерки, соберут без вас. Главное, чтобы ничего не потерялось! Есть вопросы?

— Никак нет.

Поповских ушел.

Я и бодрствующий матрос с фишки начали потихоньку будить личный состав, не трогали только Саню, умаявшегося за день К утру мы были полностью экипированы и снаряжены. Все имущество разложили по рундукам и ящикам.

Федос проснулся и начал возмущенно орать. Мол, почему меня не разбудили? По его словам выходило, что мы стремимся проебать и разбазарить все, что он нажил непосильным трудом. Саня начал закрывать все ящики на замки и опечатывать собственной печатью. Потом взял с собой пару матросов и умчался на склады, дополучать заграничное имущество.

Мы потихоньку завершили сборы, забрали все. Часам к десяти группа была полностью готова. Мы расселись вокруг импровизированного макета местности и тихонько судачили о своем. Всех помаленьку начал колотить предстартовый мандраж. Так частенько выражался Зеленый, кандидат в мастера спорта по плаванью. Все, о чем мы грезили, начало сбываться как-то буднично, без труб и фанфар.

Пришлепали наши во главе с замкомгруппы, таща в руках коробки с пайками. Федос все быстренько раздал, к своему рюкзаку принайтовал коробки, полученные на командира группы. Теперь Саня был обвешан как новогодняя елка, но никак не успокаивался, пытался парашютными резинками прицепить к американскому рейнджеровскому рюкзаку пластиковую канистру. Куда ему столько воды?

Я посоветовал Федосу не страдать ерундой и канистру отправить с остальным имуществом. Источники воды в районе выполнения задачи есть. Я даже через один собственными ножками перебегал. Да и фляжки все заполнены до отказа.

Федосов, немного подумав, согласился. С двадцатилитровой канистрой его рюкзак был совсем неподъемным.

Откуда-то появился ротный баталер Михель. Здесь, в пункте временной дислокации он был собран и деловит, забрал один экземпляр описи у Александра Палыча, проверил печати и замки.

Тут же подъехала машина, закрепленная за нами. Грузить добро нам не пришлось. Из кузова повыпрыгивали мальки карасей под предводительством Степы Падайлиста и начали споро тягать ящики.

— Степан! Поди сюда! — подозвал я молодого.

Он увидел меня, заулыбался, подскочил чуть ли не строевым шагом:

— Я, товарищ старший матрос!

— Слышь, штангист, в этой машине наше имущество. Мы на задачу, а ящички без нас едут. Понял, к чему я клоню?

— Понял. Все нормально будет! Я тут старший разгрузочной команды. Вы мне только скажите, кто на приеме будет.

— Даже не знаю. Мы баталерку закрыли, ключи у Сани Федосова. Сейчас спрошу. Михал Михалыч, удели пару секунд своего драгоценного времени, дай бесплатную консультацию старшему рабочей команды, скажи ему, куда имущество сгружаться будет.

— Ключи вы мне не оставили. Пусть пока в кубрик закинут. Хотя ежели Федос ключ даст, сгрузим в лучшем виде.

К разговору подключился Палыч, навостривший уши:

— Да! Ага, дай ключи! У меня там добра, числящегося за мной, не меряно. А пропадет что, кто потом отвечать будет?

— Федосов, не ссы, не пропадет! Вам лучше мне ключи отдать, а то, я как уезжал, Марков появлялся, все вокруг вашей баталерки крутился, хотел замок ломать. У него там, видишь ли, имущество не сданное хранится.

— Что? — испугался Федосов. — Какое на хрен имущество! Нет за ним ничего! Михалыч, давай отойдем.

Баталер и замкомгруппы вышли из палатки и вскоре вернулись, вполне довольные друг другом. Видимо, они пришли к какому-то решению.

— Саня, чего там? — поинтересовался я.

— Все нормально. Скажи своему корешку, пусть в нашу баталерку разгружают. Михель покажет, где она.

— Да он и сам знает. Да, Степан?

— Точно так, уже в курсах, — ответил Падайлист, взвалил на себя ящик с чем-то тяжелым и поволок его к кузову.

— Здоров, однако, морячок! — Федос покачал головой. — Блин, а чего в том ящике? Что-то не упомню.

— Я туда дрова оставшиеся закидал. Чурки хорошие, сухие, — сказал Зеленый, сидевший поблизости.

Пришел Поповских и вывел всю группу на строевой смотр, который прошел очень быстро. Начальники служб сверяли ведомости обеспечения с имуществом. Медики осмотрели нас и опросили на предмет самочувствия. Секретчик напомнил о сохранности топокарт и блокнотов у радистов. Особисты проверяли нас и имущество на наличие советских бирок и маркировок. Вооруженцы инструктировали по порядку использования иностранного вооружения. В основном это были пистолеты да мины. Остальное оружие было наше советское, куда более пригодное для использования в джунглях.

Связисты занимались в сторонке со Смирновым и Уткиным, проверяли аккумуляторные пояса и антенны. Они даже для чего-то вызвали Маслова, который что-то рассказывал с умным видом.

Заместитель командира части по боевой подготовке отвел меня и Зеленого обратно к макету местности и начал расспрашивать о всякой ерунде. Мы бодро рассказывали ему об азимутах и дирекционных углах. Он остался доволен, спросил нас еще о порядке действий при различных вариантах высадки, организации связи головного дозора с ядром группы, условных знаках. На том и остановился.

Строевой смотр закончился, каперанг со свитой убыл восвояси. Поповских ушел с ними.

Федосов увел группу в район ожидания посадки. Настроение у всех резко сменилось на приподнятое. Наконец-то и мы всем составом идем на задачу.

На площадку прибежал матрос-авианаводчик с радиостанцией и начал разворачивать антенну.

Я сидел на земле, опершись спиной о свой рюкзак, меланхолично перебирал содержимое сумки минера и вспоминал решение командира, отработанное мною на его карте. Вывод наш будет осуществляться воздушным путем, значит, до района доберемся с комфортом.

Матрос-авианаводчик начал говорить с кем-то по радио.

Тут же появился наш каплей в сопровождении оперативного офицера и еще парочки штабных. Поповских подбежал к группе, Федос и Зеленый нацепили ему на спину рюкзак и подали его автомат. Он, экипируясь, вполголоса начал доводить распоряжения до заместителя. Задачу нам не отменили, добавили еще одну, попутную. Сейчас мы полетим еще куда-то, оттуда нас выбросят в район выполнения. Вот почему наш каплей так долго находился у каперанга.

Из-за сопки, шумя винтами и чуть ли не задевая вершины деревьев, выскочила пара транспортно-десантных вертушек и прошлась над посадочной площадкой. Авианаводчик швырнул на землю сигнальный патрон оранжевого дыма для определения скорости и направления ветра. Тут же один вертолет резко пошел вниз, завис над площадкой и аккуратно опустился на стойки шасси. Открылся люк, оттуда выглянул летчик и призывно замахал нам рукой.

— Группа, на борт! — скомандовал каплей.

Летим уже больше часа и все над морем. Неужто нас сбросят по-мокрому? У нас ведь ни плавсредств, ни спасательных жилетов. Потонем к чертям и до берега не доберемся, даже если рюкзаки отстегнем.

Хотя нет. Возле самого горизонта, виднеются силуэты кораблей. Один из них кажется мне знакомым. Да, это тот самый большой десантный, на котором мы совершали переход морем.

Вертолет взял курс именно на него.

Интересно, нас снова разместят в спорткубрике или засунут в твиндеки к морпехам? Если в спорткубрике, то неплохо. Можно будет чайку сварганить. Хотя нет, кипятильник я упаковал в ящик. Да ладно, с бортовыми морпехами договорюсь. У них наверняка есть что-нибудь кипятящее. Да и аппетит разыгрался. Мы ведь не завтракали. А ожидание на свежем воздухе и перелет над морем только разожгли желание чем-нибудь перекусить.

Есть еще один насущный вопрос. Мы с Зеленым получали карты того самого первоначального района, азимуты движения отрабатывали применительно для той местности. Если нам сейчас добавили попутную задачу, то куда идти, какие азимуты брать, где поворачивать, как выбирать ориентиры, видимые на местности? Хотя зря переживать незачем. У нас есть командир группы. Надеюсь, он этим озаботится.

Стойки шасси коснулись палубы, и мы посыпались через открытый люк на корабельную площадку. Каплей вовремя предупредил нас, что высадка не по-боевому, а то мы начали бы всех пугать своими автоматами и перебежками. Лично я рванул бы куда-нибудь к камбузу, а Зеленый наверняка поддержал бы меня.

Вертолет ушел.

К нам подбежал кто-то из корабельных офицеров и повел за собой. Слава богу, не в твиндеки, а в уже хорошо знакомый спортивный кубрик.

Поповских озадачил Федосова кормежкой личного состава, выставлением вахты и ушел.

На этот раз палубу и борта контролировали корабельные матросы, бравых морпехов видно не было. Моряки, видимо, принимали нас за своих, поэтому отнеслись к нам вполне дружелюбно.

Мы с Зеленым выползли на знакомый маршрут кубрик — гальюн, встретили патрульного и начали его допрашивать. Бравый годок в темно-синей робе и оранжевом спасжилете сперва огляделся по сторонам, потом сопроводил нас до гальюна, вытащил из-за пазухи помятую пачку «Охотничьих», с наслаждением закурил и, выпуская дым в сторону вентиляции, принялся рассказывать нам всяческие ужасы о предстоящем десантировании.

Морпехи сейчас сидели по своим местам, перепроверяли готовность своих машин и собирались удариться об берег. Боцманская команда готовила к спуску на воду одну моторную шлюпку. Сегодня на борт вертолетами прибыли какие-то шишки из штаба флота и несколько красных фуражек, то есть сухопутчиков.

Матрос проводил нас до кубрика, пообещал за пару банок сгущенки достать у электриков кипятильник и вальяжно удалился.

Когда я заступил на вахту по охране кубрика, новый знакомец вернулся. Кипятильник оказался похожим на наш, только вместо подковок на провод были прикрученные какие-то непонятные пластины. Совершив обмен, я отстоял вахту и сразу же опробовал новый кипятильник.

Где же Федос шляется? Времени прошло уже достаточно, я даже часовую вахту успел отстоять, а его все нет. Может, заблудился в хитросплетениях металлических коридоров большого десантного? Морпехи вылезли из своих трюмов и утащили его к себе? Почему-то морские десантники сейчас у меня ассоциировались с чертями. Сидят в твиндеках, как черти в адских пещерах, все в черном, в готовности вырваться на волю и порвать всех на своем пути.

Только я вспомнил Федосова, он и появился. Никто его никуда не уволок. Саня тащил в одной руке термос, в другой бачок, вдобавок зажимал подмышкой две булки хлеба.

— Ваша мама пришла, макарон принесла, — грохнув термос и бачок на палубу, возвестил он. — Достаем котелки, Рихтер мойщик, Балет, придумай чаю, а то я устал, капец.

— Легко! Мне надо два котелка, воду сам принесу. — Я обрадовался своей предусмотрительности.

Пока я кипятил воду и заваривал чай, макароны и салат, сопровождавший их, были разложены по котелкам, в том числе и на долю командира. Вдруг его не покормят в местной кают-компании? Придет голодный и злой, а нам этого не надо.

Да, стоит мне кого-нибудь вспомнить, так он сразу же появляется.

Пришел Поповских.

— С пищей, смотрю, определились. Сейчас я перекусываю, потом головной дозор со мной! Будем определяться с направлениями после высадки. Федосов в готовности получить дополнительные боеприпасы и спасательные жилеты.

Вот это да! Теперь сопоставляем полученную информацию. Моряк-патрульный рассказал о том, что морпехи готовятся к высадке, плюс прилетели какие-то шишки. Да и само наше пребывание на большом десантном говорит о многом. Неужто мы вместе с морпехами на берег попрем? Ой, как неохота! Хотя боцманская команда готовит для чего-то моторную шлюпку.

Но мои сомнения снова развеял каплей.

— Итак, охламоны, вкратце довожу задачу. Высаживаемся впереди десанта с борта плавсредства. Уничтожаем береговой патруль. Проводим доразведку береговой полосы. После отходим на господствующие высоты, оттуда корректируем огонь палубной артиллерии, обеспечивающей высадку десанта. После занятия плацдарма основными силами, выводимся в район выполнения задачи по поиску сухопутным путем в пешем порядке. Огонь артиллерии корректирую я! Переговорные таблицы получены. Сейчас я выдам их связистам.

Ох, отпустило! Значит, все-таки знакомый вариант выброса на сушу с борта шлюпки, а не в железе с морпехами. Ладно, пойдем с командиром смотреть на береговые очертания.

Капитан-лейтенант быстренько перекусил, похлебал чаю и повел нас с Зеленым за собой.

То, что я увидел в рубке управления, надолго отпечаталось у меня в мозгах. Возле нескольких здоровенных планшетов суетились матросы-срочники. Рядышком стояли столы с кучей телефонов и проводов. За ними сидели офицеры, давали какие-то команды матросам, переговаривались между собой, ругались в трубки телефонов. В общем, шла напряженная работа.

Обилие больших звезд на погонах пугало меня. Не хватало в общей суете попасть под раздачу.

Поповских подтолкнул нас к полупрозрачному планшету, исчерканному различными надписями и цифрами. Видна береговая линия, синим цветом нарисованы позиции противника, черными квадратиками обозначены районы нанесения ударов артиллерией, красными значками — наши корабли.

— Три минуты на изучение обстановки и определение азимутов! — скомандовал Поповских и отошел к группе офицеров, стоявших у большого стола, на котором была разложена карта.

Мы быстренько стали определяться. Так, сперва откуда идем. В каком направлении будет находиться берег. Азимут на ориентиры, видимые с воды. Хотя высадка начнется затемно. На планшете видны несколько господствующих высот. На одну из них мы и будем держать курс.

Матрос с усмешкой глядел на наши манипуляции с компасами возле планшета.

— Течение смотрите возле берега и данные метео, — подсказал он нам.

— Ага, спасибо, — пробормотал я и уставился на планшетную карту.

Правильно, однако, этот парень мыслит. Вот стрелочка с указанием скорости течения. Она невелика, но снос шлюпки будет явственный. Поэтому надо скорректировать курс сразу после посадки в шлюпку.

Тут же Зеленый высказал здравую мысль:

— Где-то на уровне вот этой скалы, которая будет справа по борту, глубина ноль пять метра.

— И что нам это дает? — не понял я.

— Выйдя на траверс скалы под названием Флагман, мы сможем уже в пешем порядке продвигаться до линии открытия огня по береговым целям. Когда пойдем ножками, сразу проведем разведку инженерных заграждений на участке высадки морской пехоты.

— Зелень, я думал, что ты только жрать горазд!

— Время! — К нам подошел Поповских. — За мной шагом марш! Сейчас будете докладывать старшему офицеру главной управы действия головного дозора.

Вот как! У нас есть еще и представитель главного управления.

Каплей подвел нас к столу, за которым только что стоял сам. Офицеры разошлись, остались только двое, один из них с погонами каперанга, другой в американском комбинезоне, без знаков различия.

— Товарищ подполковник! — обратился к нему Поповских. — Головной дозор готов доложить!

Подполковник достал из командирской сумки пару карандашей и тетрадку, полистал ее, нашел нужную страницу, потом поелозил глазами по карте и заявил:

— Ну что ж, жду доклада.

Поповских толкнул меня локтем. Я выпучил глаза, пару секунд молчал, потом встряхнулся и начал:

— Товарищ подполковник, докладывает старший матрос…

Первые слова мне приходилось выталкивать из себя. Потом я разговорился, доложил порядок действий после посадки на плавсредства, азимуты, поправки на течения, влияние погодных условий на видимость береговых ориентиров. Не забыл про скалу Флагман и глубины. Порядок связи на высадке и оповещения по условным сигналам. Действия головного дозора при встрече с противником. Боевой порядок группы при ведении разведки прибрежной полосы.

Надо заметить, что этот подполковник слушал меня внимательно, не перебивал, удовлетворенно кивал, что-то отмечал на карте и делал пометки в тетради.

Мой монолог прекратил капитан первого ранга:

— Хватило бы про азимуты и поправки на движение. Остальное мне, командиру десанта, как козе баян! Со своими бы проблемами разобраться. Так, Виктор Борисыч? — спросил он подполковника.

— Нет, почему же? Я как старший офицер…

— Виктор Борисыч! Ты как представитель главной управы идешь на высадку с этой разведгруппой и объективно рулишь нашими действиями с берега.

Подполковник хмыкнул, начал собирать свои бумаги в планшет и проговорил:

— Ох, если бы с парашютом или через линию фронта как в Отечественную, то без проблем. А так я в первый раз буду высаживаться. За два года, отвоеванных на фронтах, ни одного моря не видел, а тут еще эти пацаны по берегу стрелять начнут или потопят меня к чертям собачьим.

— Да не бойся, все в первый раз бывает! — сказал ему каперанг.

— В головном дозоре, я так понимаю, лейтенанты под матросов залегендированы? — спросил командира десанта сухопутчик и настороженно посмотрел на меня с Зеленым.

Поповских, стоявший сбоку от нас, даже хрюкнул от удивления.

— Да я почем знаю, вон у каплея спрашивай! Я в дела разведчиков не лезу, мне своих хватает.

Поповских шагнул вперед.

— Никак нет, товарищ подполковник! Звания настоящие. Головной дозор — старшие матросы срочной службы.

— Мне там хоть жилет какой-нибудь дадут? — осведомился подполковник.

Шлюпку чуть-чуть подбрасывало на волнах. Мы с Зеленым лежали на носу. Он уже прикрепил на ствольную коробку ночник и теперь не отлипал от окуляра.

Мы шли уже больше двух часов. Я пялился в бинокль на верхушку сопки, ориентира, внезапно появившегося из-за горизонта, и постоянно сверялся с компасом. Мандраж прошел, уверенность росла с каждой минутой.

Подполковник сидел рядом с командиром и молчал.

Сейчас выходим к месту высадки. Мне предстоит покинуть борт первым. Если мы ошиблись с глубиной, то придется забираться обратно.

Я поправил жилет, проверил кобуру с пистолетом и запихнул пулемет за спину. Он заряжен, засунут в пакет, перевязан резинками, пристегнут к плавательному жилету. Все, пора! Бинокль в чехол и под жилет. Шлюпка плавно замедляет ход. Левой рукой за шкерт.

Я ногами вниз опускаюсь в волны. Ого, какая холодина! Вода чуть выше пояса. Я бреду вдоль борта, не отпуская шкерт.

С другого борта слышен всплеск и приглушенный мат. Все, Зеленый в воде.

Мы уходим вперед, включаем фонарики с красными светофильтрами, прикрепленные к воротникам жилетов. За спиной слышна серия всплесков. Матросы десантировались. Пора выстраиваться в боевой порядок. Мы с напарником оказываемся на острие угла, который образует наша группа. Шлюпка заякорилась.

Мы бредем к берегу. Я наблюдаю за левым флангом, Зеленый — за правым. Очень холодно и тихо. Только прибой шумит где-то впереди.

Зеленов находит какой-то поплавок красного цвета. В паре метров от меня такой же. Ага, группа, стоп!

Неслышной тенью, разрезая воду словно крейсер, к нам приближается Поповских, волоча за собой на буксире фронтовика-подполковника. Командирдостает из-за пазухи непромокаемый планшет, при свете фонарика на спине Зеленого что-то черкает, проводит опрос всей группы. Матросы обнаружили еще несколько поплавков, под которыми находятся мины. Они отмечены.

Бредем дальше, возле берега замечаем железные противотанковые ежи. Я такие только в фильмах про войну видел. Наверняка эти железки выставлены тут для защиты от плавающих танков. Они вроде бы есть на большом десантном корабле.

Поповских снова делает отметки на своем планшете, смотрит на часы и так, чтобы слышал подполковник, дает мне команду:

— После уничтожения берегового патруля и подхода шлюпки проделать три коридора в противотанковых заграждениях и минных полях. Время на замедлителях — шесть часов.

— Есть! — отвечаю я и вспоминаю — хватит ли мне запасов взрывчатки и замедлителей. Тут полоса прибоя, поэтому с электрической цепью для подрыва лучше не связываться.

Подполковника колотит от холода.

Он смотрит на часы и мычит:

— Надо уходить отсюда, но именно в это время патрули проводят проверку прибрежной линии.

— Две минуты! — говорит нам Поповских, и мы расползаемся по берегу.

Вот они идут! Так, главное — унять дрожь! Пакет с РПК уже давно сдернут.

Пулемет за спину, ползу вперед. Пистолет в руках, глушитель пристегнут. Не выползти бы на линию огня всей группы.

Я вижу двух морских пехотинцев в широкополых панамах. Это мои, головной дозор, идут парой. У одного из них за спиной торчит антенна станции.

Чуть подальше основные силы, человек восемь, идут скученно, без боевого порядка. Слышны вялые переругивания. Сержант пытается всех выстроить, но ничего у него не выходит.

Вот-вот, милые, так и идите. Будете прекрасной целью для автоматчиков с приборами бесшумной стрельбы.

Самые дальние — группа тылового прикрытия и огневой поддержки. Их трое, один с тяжелым пулеметом. Эти для снайпера, дальность для автоматчиков велика. Звуки прибоя и крики птиц заглушат шум выстрела. Вряд ли у основных береговых укреплений кто-то его услышат.

По-идее, тут еще должен быть джип с тяжелой пулеметной установкой, радиостанцией и медиком— санинструктором, по которому будет отрабатывать наш гранатометчик Гобой, сидящий в шлюпке. Но, как говорил Поповских, накладки и неразбериха свойственны всем армиям мира, особенно в зоне конфликтов. Наверное, машина поломалась.

Команду я даже не услышал, а почувствовал всем телом. Тут же заработали автоматы с глушителями.

Я встаю на колено и бью из пистолета. Есть двое! Я как чертик выскакиваю из воды и достреливаю остальные патроны по целям автоматчиков, скорее всего, добиваю раненых. Перезаряжаю пистолет, сую его в кобуру, перехватываю пулемет в готовности открыть огонь, меняю позицию. Про холод совсем забыл.

Все, конец. Досмотр.

За один раз положили тринадцать человек. Раненных у американцев нет, все мертвы. За оружие никто не успел схватиться. Они так и не поняли, что с ними произошло.

С трофеями разбираться некогда. Мертвых мы затаскиваем под камни. Поповских забирает только радиостанцию и переговорные таблицы. Быстрее, скоро начнет светать.

Подполковник из главка работал наравне со всеми, во время контакта вел огонь из своего «стечкина», перетаскивал и шмонал трупы. Видно было, что такая работа ему далеко не в новинку, все быстро, без лишних движений и суеты.

Шлюпка уже возле берега. Мы затаскиваем ее за прибрежные камни, маскируем, как уж можем, выставляем охранение, рассыпаемся по берегу.

Я ношусь вокруг железных противотанковых ежей и минирую их, укрепляю заряды в местах сварки. Мы с Зеленым ставим замыкатели, обозначаем время замедления.

Подполковник сидит возле рюкзака командира группы, смотрит по сторонам и трясется от холода. Я заметил краем глаза, как каплей подал ему плоскую металлическую фляжку. Подполковник с жадностью к ней присосался. Поповских сидит рядом со связистами и сам работает со станцией.

Все, с минированием я справился. Доклад.

Каплей что-то записывает у себя в блокноте, говорит нам, что движение через пять минут. Мы проверяемся, готовимся. Федос, разозленный тем, что не участвовал в огневом контакте, прикрывал нас со шлюпки, изредка порыкивает на матросов, словно цепной пес. С момента высадки, оказывается, и часа не прошло. Холод снова пробирается под мокрую одежду.

Мы с Зеленым бежим по ранее отмеченному курсу. Вот выходы с побережья. Мы достаем щупы, скручиваем их и метр за метром движемся вперед. Однако пусто! Прошли по радиусу — то же самое. Твою же мать! Нет тут минного поля. Скорее всего, американцы не успели создать полосу минирования. Это выйдет им боком.

Докладываю группному. Тот кивает и дает команду бегом. Отлично, хоть согреемся.

Подполковник бежит вместе с нами. Неужто и дальше выдержит? Хотя командир десанта говорил, что он будет при нас только на высадке.

Мы пробегаем мимо нагромождения скал. Рядом полоса джунглей, за которыми угадывается большое количество огней. Вдалеке, возле сопки, видна дорога, на которой вытянута колонна техники различного назначения. Ближе к морю заметны свежие профили земляных сооружений и окопов, даже угадываются фигуры часовых. На самой линии горизонта, к западу от нашего курса, еле-еле различимы антенные поля и какие-то вышки. Там наверняка оборудуется полевой аэродром.

Мы держим курс на сопку, откуда командир будет корректировать огонь артиллерии. Ходу туда часа два. По времени вполне укладываемся.

Я на бегу смотрю в свою карту. Вот сопка, к которой мы движемся, в самом углу, почти на обрезе. Ну а дальше — знакомая местность. Азимуты и ориентиры я до сих пор помню. Задача — поиск замаскированной укрепленной базы и ракетной батареи. Это наверняка та самая, которую мы обнаруживали раньше. Теперь, как я понимаю, она может понаделать шороху при высадке второй волны десанта и подходе кораблей обеспечения.

Когда узнал про поиск батареи, я чуть не подпрыгнул от радости. Я ведь знаю, где она располагалась. Потом, конечно, чуть остыл. Ракетные установки подвижные, вряд ли они стоят по нескольку дней в одном и том же месте. Плюс пункт управления скрытой базы. Где его искать?

Так в мыслях я добежал до возвышенности и стал карабкаться по склону. Вот и верхушка. Чуть ниже есть отличная полянка для выставления поста наблюдения и корректировки. Море и полоса высадки как на ладони.

Вон колонна бронетехники. Ее много. Американцы планируют серьезную операцию, хотят с тыла долбануть по северовьетнамцам. Да ладно, у нас задача — наведение артиллерии.

Мы организуем наблюдательный пост, выставляем охранение. Высадка начнется ровно в четырнадцать часов по местному времени, а сейчас только десять. Торопиться нам некуда. Смирнов и Уткин носятся со своими антеннами. Федос организует дневку. Мы с Зеленым распаковываем рюкзаки.

Тут от каплея поступила команда:

— Внимание, группа! Форма одежды номер восемь! Мокрое сушим, готовимся к переходу! Зам — чай, охранение!

— Что за форма восемь? — удивленно спросил я у Федоса, руководившего разбивкой дневки и одновременно потрошившего свой рюкзак.

— Что спиздили, то и носим, — сказал Саня, скинул с себя мокрый комбез и американскую футболку.

Он достал из недр рюкзака потасканные спортивные штаны, коричневый водолазный свитер, напялил все, а сверху надел сухой американский маскхалат.

— Ты когда с минерами носился, нам каплей сказал, что на выходах мы можем красоваться хоть в трусах и пилотках. Главное, чтобы удобно было и все не советского производства. Легендирование групп никто не отменял. Противник наш при длительных выходах тоже не очень форму одежды блюдет, — продолжил Зеленый, напяливая на себя широкополую панаму и переобуваясь в старые затасканные кроссовки.

Матросы переодевались кто во что. Один напялил поверх маскхалата драный пуховичок, другой щеголял в вязаной спортивной шапочке типа лыжной. Круче всех выпендрились связисты. У каждого из них при себе оказалось по комплекту зеленой формы из какого-то плотного материала с капюшонами и штанами на подтяжках.

— Горный костюм американских морпехов. — похвастался Уткин. — В учебке урвали.

Ну, я тоже парень запасливый, недаром с минерами общался, кое-каким советам внял. На дне рюкзака у меня припасен старый спортивный костюм, джинсовые кеды и бейсболка с велосипедными перчатками, подаренными Дитером. Спортивку я надел под низ, на нее напялил маскхалат. Ноги обмотал старыми добрыми портянками и обулся в кеды. Теперь черную бейсболку на башню и перчатки на руки.

— Вылитый янки! — сыронизировал Зеленый. — Ты бы еще очки-лисички напялил, и на любой деревенской дискотеке все девки твои.

— Молчи уж. Глянь, что за костюм у нашего командора.

Поповских переоделся в камуфляж странной расцветки, на голову водрузил широкополую шляпу, на шею повязал зеленую медицинскую косынку.

Замерзшего мы подполковника ни во что не переодевали, просто усадили у костра. Сушкой его камуфляжа и ботинок занимался Гобой, не участвовавший в высадке.

— Классно он с косынкой придумал, — сказал Зеленый. — Шею можно уберечь от натирания и на скорую руку перевязаться. Надо себе такую же найти, она вроде в комплекте в медицинской сумке идет.

— Ага, сумка у Федосова. Хрен у него что оттуда возьмешь, разорется белугой! Надо после выхода у медиков на что-нибудь выменять.

— Ну да. Пойдем на фишку. Местечко у нас нормальное. Заодно посмотрим, как артиллеристы гвоздить будут.

Чай с крекерами мы попили прямо на посту, наблюдая не только за за морем. Ближе к четырнадцати часам у американцев началась какая-то нервозная суета, загудели сирены и двигатели. В море появились силуэты кораблей.

Поповских был на постоянной связи с корабельными артиллеристами. Подполковник сидел рядом с ним и что-то высматривал в бинокль.

Мы с Зеленым смотрели во все глаза.

Возле колонны машин выросло черное облако, через несколько секунд до нас донесся грохот. Еще один снаряд ударил в хвост колонны. Потом все поле заволокло дымом. Артиллерия американцев начала гвоздить в ответ непонятно куда.

— В море смотри! — проорал мне Зеленый, протягивая бинокль.

Корабли были совсем неподалеку, полным ходом шли к берегу среди разрывов и снопов дыма. Аппарель большого десантного уже была распахнута. Из нее в море сыпались еле различимые коробки бронетехники, расходились веером и приближались к полосе прибоя, на ходу стреляя из башенного вооружения.

— Мля! Жаль, берега отсюда не видно! — проорал Зеленый, вырывая у меня из рук бинокль.

Артиллерия перенесла огонь в глубину. Вскоре обстрел прекратился. Из-за обрыва внезапно вынырнули вертолеты, скакнули вверх, отстрелили в разные стороны тепловые ракеты и прошлись над окопами и лагерем янки, поливая все вокруг огнем бортового вооружения. Потом они резко сменили курс и ушли к еле видимым антенным вышкам. Десантные машины зависли над землей. Из них посыпались морские пехотинцы, сразу же перестраивавшиеся в боевые порядки.

— Десантно-штурмовой батальон попер! — восторженно проговорил Зеленов.

Из-за обрыва по невидимым отсюда дорогам начали выползать транспортеры, на которых вовсю работали пулеметы. За техникой цепочками, в колонну по одному, бежали морпехи. Сейчас они выйдут на рубеж развертывания в боевой порядок и попрут напролом с криками «Полундра!». С одной стороны красиво, с другой — жутко. Не очень охота сидеть на бережку в окопах, когда на тебя такая мощь прет. Хорошо, что американцы толком не успели оборудовать позиции и укрепить береговую линию.

Досмотреть представление до конца нам не удалось. Поступила команда готовиться к отходу. Мы вскочили и побежали экипироваться.

Поповских уже в полной готовности. Он что-то говорил подполковнику и тыкал пальцем в карту. Штабной офицер пытался обуть свои высохшие ботинки, прыгал на одной ноге и слушал нашего каплея.

Связисты в скором порядке сматывали антенны. Меня Федос кинул на помощь к Смирнову. Уткин еще с кем-то вел переговоры, что-то орал своему напарнику и каплею. Смирнов выбежал в центр поляны, посмотрел вверх и кинул на землю патрон оранжевого дыма.

Из-за обратного склона сопки внезапно появился вертолет и плюхнулся на стойки шасси. Подполковник подбежал к нему, ловко запрыгнул внутрь, обернулся и показал нашему командиру большой палец. Вертолет тут же улетел.

Глава 12

Через полчаса я неспешной трусцой бежал впереди группы на расстоянии зрительной связи. Мы уже находились в знакомом мне районе. Если уйдем к востоку, то выберемся к морю и месту высадки группы под командованием Болева. Я намеренно взял курс в ту сторону.

Свои соображения я уже доложил командиру перед началом марша. Поповских немного подумал и согласился прочесать дополнительный район. Если место было удобным для расположения базы, то дело у нас может и выгореть. Там и бухта с причальными сооружениями есть, и коммуникации подведены китайцами. Наверняка они еще на месте.

Странно, вроде бы мы с ними в нейтралитете. Они оказывают помощь северным, а мы их… А ведь под боком у китайцев американцы обосновались.

Идти не столь далеко. Сзади пыхтит Зеленый. Он то предлагает мне кусочек сахара, то требует схряпать по галете. В общем, нарушает дисциплину марша как может. Ничего, до места дойдем, организуем поиск, а дальше его очередь группу вести. Надоела мне эта постоянная ответственность. Охота просто шагать и ни о чем не думать.

Ничего интересного на марше так и не случилось. Я вывел группу к холму с раздвоенной верхушкой, откуда просматривались подступы к береговому пункту. Вот дорога и эвкалиптовая роща, за которой были позиции и антенные поля. В этом лесу мы напали на китайских морских пехотинцев.

Группа у нас полного состава. Поэтому командир применяет совсем другую тактику, нежели минеры.

Мы организуем дневку. Я с Рихтером, Киевом и Уткиным ухожу на разведку. Все остальные готовы выдвинуться нам на помощь в случае контакта с противником.

Мы скидываем рюкзаки и идем налегке. В этот раз немного сложнее, потому что движемся днем. На дороге пустынно. В эфире тоже все тихо.

Ладно, идем дальше. Хорошо, что дорогу и тропинку, ведущую к постам охранения, я помню. Не торопясь, с соблюдением всех мер предосторожности мы пересекаем открытые участки местности и углубляемся в рощу, плавно переходящую в джунгли. Пусто, ни шума, ни криков. Вот тропинка. Мы осторожно передвигаемся по ней, видим заброшенное кострище, пустые консервные банки, чуть тронутые ржавчиной.

Жаль, что мои предположения не подтвердились. А ведь было бы неплохо сразу обнаружить базу. Мы сами не стали бы ее обрабатывать, навели бы авиацию или огонь корабельной артиллерии.

Мы выбрались на опушку леса и сразу же упали.

На небольшой площадке стояли два грузовика, один бронированный автомобиль с пулеметной установкой и машина-радиостанция. Возле нее два морпеха скручивали какие-то провода и вытаскивали из земли колышки.

Я выдернул из чехла бинокль и начал рассматривать этих ребят. Кто такие? Неужто опять китайцы? Нет, не они. Судя по форме, снова янки. Да сколько же их тут?

— Никитос, связь с Попом давай, — прошептал я, подползая к Уткину.

— На, держи. — Связист протянул мне головные телефоны. Я, стараясь не волноваться, предельно четко и ясно доложил обстановку, назвал координаты.

Поповских немного подумал и выдал:

— Одного пассажира сюда без шума! Связь постоянно! В случае чего красная ракета! Как понял?

— Понял, — ответил я и откатился в сторону.

Ну вот, хотел ответственности поменьше, а тебе команду дают захватить пленного и доставить на базу. Когда с минерами ходил, как-то меньше переживал. Там хоть и старшаки, но такие же матросы-срочники, как и ты. А здесь твой непосредственный командир, который на тебя возлагает большие надежды.

Хотя тут нет ничего особенного. Надо дождаться, когда кто-то из янки отойдет в сторону, и прихватить его без шума и крика. Так, смотрим. По нужде они вряд ли пойдут. Вон один прямо под колеса отлил. За дровами незачем. Уже палатки начали сворачивать, значит, пищу готовить не будут и греться тоже. Как же тогда кого-то выманить?

Пока я думал, из кунга радиостанции вылез еще один фигурант, чернокожий, но, скорее всего, не просто матрос. Наверняка сержант или офицер. Вон как покрикивает. Он даже навешал одному из лентяйничавших пехотинцев подзатыльников.

А вот теперь этот парень делает то, что надо! Он вытащил из кунга чехол, достал из него охотничье ружье, быстро собрал, отдал своим людям какие-то указания и пошел в лес. Перед отъездом решил поохотиться.

Живности тут хватало. На переходе мы следы диких козлов видели, пару раз уток вспугнули, вроде даже слышали рык леопарда.

Догнать американца абсолютно не проблема. Мы несемся за ним среди деревьев и лиан, вскоре замечаем и крадемся сзади. Видно, что он не очень опытный охотник. Идет, на ходу курит, ветки ломает, даже не подозревает, что происходит сзади него. Пусть отойдет подальше. Потом тащить эту тушу придется меньше. Ну все — пора!

Я забежал спереди, вышел на тропинку и медленно побрел навстречу клиенту. Он никак не ожидал меня увидеть, но действовал вполне адекватно, навел на меня ствол своей винтовки и попытался что-то сказать. Черт, не дай бог выстрелит!

Тут откуда-то сбоку вынырнул Рихтер и вырвал винтовку из рук американца. Киев материализовался с другой стороны, споро запихал в открытый рот этого фрукта свою лыжную шапочку и тут же скрутил брючным ремнем его руки. Готово!

А если бы он выстрелил? Успел бы я отпрыгнуть в сторону? Больше никогда спереди заходить не буду!

Мы бежим к месту базирования группы. Слава богу, на дороге никого нет. Я толкаю пленного в горку. Погон на черной штормовке не видно. Интересно, кого же мы взяли так удачно?

Скорее всего, морпехи долго не обеспокоятся отсутствием своего старшего, подгоняющего их и дающего подзатыльники. Пусть себе бродит с ружьишком.

Командир допросил пленного быстро, без всяких запугиваний и выстрелов в ноги. Да, пункт управления китайской бригады морской пехоты стоял здесь совсем недавно. Но он из-за чего-то был спешно эвакуирован отсюда.

Командование американцев долго не задумывалось, благодаря большой корабельной группировке с десантными силами успело высадить экспедиционную бригаду в тылу северовьетнамцев и постоянно наращивало усилия. Но буквально вчера появились сведения о том, что на подходе отряд советских десантных кораблей. Они движутся в этот же район. Их намерения пока не ясны.

Мы застали остатки квартирьерской команды и связистов. Лейтенант, которого мы пленили, знал, куда ему передислоцироваться в случае высадки массированного десанта русских и начала сражения. Вечером он со своей командой должен был быть на новом месте, которое и показал нашему командиру на карте. Двигаться ему было приказано по строго определенному маршруту и только в конкретные часы, опасаться какого-то фактора «Туман».

Теперь из-за пленного, мы попали в непонятную ситуацию. Если его отпустить, он сразу же доложит своему командованию о нас, и мы засветимся.

Этот парень так и не понял, что мы русские. Он принимал нас за патрульную группу, присланную на вертолетах с базы «Обама» для уточнения обстановки и ведения разведки.

Мы его отпустили. Он, пошатываясь, ушел, встряхивая свои штаны, обмоченные со страха, и даже добрался до своих машин.

Поповских не стал тратить боеприпасы на него и квартирьеров. Связь с корабельной артиллерией у нас еще была. Грохнуло вроде не особо сильно, но все машины накрыло наглухо, никого в живых не осталось.

Идти уже невозможно. Приходится ползти на четвереньках, упираясь руками в склон. Уже третий час мы скрываемся от патрульных вертолетов, появившихся так же внезапно, как и в прошлое мое пребывание здесь.

Я выбрался на небольшую ровную полянку и чуть не угодил в огромную лужу, невесть откуда здесь взявшуюся. Тайком, чтобы никто не видел, плеснул в морду более-менее чистой водицей и попер дальше. Ноги забиваются ужасно. Мышцы, как деревянные, рюкзак тянет спину назад. Хорошо, что надел велосипедные перчатки. Плохо то, что на них нет пальцев. Под ногтями полно глинозема. Если бы мы прыгали по каменным скалам, то капец пришел бы моим ногам в кедах, а так — вполне ничего, сойдет для горно-лесистой местности.

Я дополз до каменного козырька и рухнул на пузо. Дальше идти не было никакой возможности. Перед нами отвесная каменная стена высотой в два человеческих роста. Обогнуть ее никак нельзя. Этот скальный контрэскарп тянется по всему хребту. А на карте, как ни прискорбно, ничего не отмечено. Если обходить на запад, это будет огромный крюк.

Я останавливаю группу. Все валятся как шли, в колонну по одному.

Пыхтя, выползает к скале командир и бурчит:

— Приплыли, мля! Мысли какие?

— Товарищ каплей, у Федосова шкерт есть. Наверху, видите, вполне приличная такая пальма. М — ожет, попробуем? — выдает Зеленый.

Вот глупый! Предложил, так вперед — выполняй!

Зеленов скидывает с себя снаряжение и рюкзак, и ползет в конец группы к заместителю, берет у него веревку, возвратился обратно. Мы с ним начинаем раскручивать веревку и ломать голову над тем, как ее забросить.

Я вспомнил минеров, их упражнения по забрасыванию шкертов с грузиками. Надо было учиться раньше. Но разве я мог подумать, что данный навык так скоро пригодится.

Мы привязали к веревке кусок мощной коряги. Зеленый встал в полный рост и принялся раскручивать самодельное «боло». Опыта никакого, это видно. Он заехал себе в башню корягой, но героически стерпел.

Бросок. Шкерт улетает вверх, за что-то цепляется. Рывок. Коряга опять прилетает в многострадальную башню Зеленого. Он приседает и хватается за голову.

— Старый аргентинский гаучо сдох от зависти, — спокойно произнес каплей, набивая свою вишневую трубочку. — Балет! Рожай тубус от ракеты, распатронь ее вон в ту лужу внизу, из которой ты себе в морду плескал!

Вот черт! Да как он мог заметить, если шел в ядре группы?

Я выпускаю ракету в лужу. Она ныряет в мутную жижу и бурлит где-то на дне.

На хрена командиру пустой тубус? Что он с ним делать будет?

Поповских, мирно покуривая, забирает у меня тубус, рассматривает его и говорит:

— Давай из сумки минера черную изоленту.

Я отдаю ему моток и с интересом наблюдаю за действиями.

Командир накрепко прикручивает изолентой два увесистых камушка на конец тубуса, хитрым узлом привязывает к нему шкерт, взвешивает все это на руке и подбрасывает в воздух.

Интересная приспособа. Только на хрена она нужна?

Поповских встал в полный рост и долго рассматривал дерево на стене.

— Ага, вот туда мы эту фиговину и запустим, — сказал он и хмыкнул.

Каплей снял с автомата пламегаситель, надел непонятное приспособление на ствол, аккуратно кольцами уложил шкерт, включил режим одиночного огня и долго целился.

Бах! Тубус с камнями и шкертом сорвался со ствола автомата. Я успел увидеть, как он пролетел между ветками, об одну из них ударился и начал закручиваться. Поповских сразу же наступил на конец шкерта, который натянулся туго, как тетива, а потом резко ослаб.

— Делов-то, — поучительно сказал каплей.

Да, однако мастак наш группер — этакую штуку придумать! Интересно, выдержит нас веревка или нет?

Зеленый с печальным лицом начал карабкаться вверх, добрался без происшествий и радостно завопил:

— Вона поляна большая внизу! Там машины, броня и вертолеты здоровые стоят. Их даже без бинокля видно!

Через десять минут группа была наверху вместе со всем снаряжением и оружием. Замыкающим туда вскарабкался Саня Федосов, страхующий подъем товарищей и командира.

Далеко внизу и вправду виднелась огромная поляна, на которой стройными рядами были выставлены машины и палатки. С западной стороны, в распадке между сопками, тянулась посадочная полоса. От нее в джунгли уходила грунтовая дорога.

— Балет, бинокль, блокнот! Рисовать с привязкой к местности и квадратам на карте! Смирный, связь! Заместитель, проверить вооружение и имущество! — начал отдавать команды Поповских.

Я взял командирский планшет, бинокль, повесил за спину РПК и в сопровождении Зеленого отправился метров на триста вниз, к прогалу, видневшемуся на спуске. Там я взобрался на дерево, примостился поудобнее, разложил планшет и на двойном тетрадном листе принялся изображать полевой лагерь.

На хрена его рисовать? Разве нельзя в группы специального назначения выдавать какие-нибудь маленькие компактные фотоаппараты? Щелкнул себе несколько снимков с различных ракурсов, и готово! Проявил потом в фотолаборатории и рассматривай под лупой, что да как.

Рисовал я довольно долго. Палаток было больше двух десятков, машин столько же. Мне пришлось отмечать значками антенны, торчащие из аппаратных, позиции охранения, которые на моих глазах обустраивали человечки, еле видные с большого расстояния.

Начинало темнеть. Я спрыгнул с дерева и едва не попал на мирно похрапывающего напарника, к которому уже кралась какая-то змеюка.

— Зелень, шухер — менты! — Я толкнул его ногой в бок.

— А мне по фиг, я контуженный, — пробормотал Зеленый и нехотя встал. — Что ты там накалякал? Дай позырить.

Пока Зеленов рассматривал мои художества, я справил малую нужду под кустик и пришел к решению, что сейчас, пока еще немножко светло, можно посмотреть подступы к полевому пункту американцев. Напарник от греха подальше побежал спросить добро у командира группы и отдать ему рисунок.

Вместе с командирским согласием к нам пришел Киев с пулеметом, радиостанцией и моей сумкой подрывника.

— Каплей сказал, что у нас три часа. Там что-то с сеансом не ладится. Мы можем оставить где-нибудь радиомаркер для привязки нашей авиации.

Сверху полевой лагерь казался близким, а идти пришлось километра три, не меньше. Поперла нас нелегкая. От греха подальше я взял обратный азимут на дневку. Возвращаться придется в темноте, немудрено будет заблудиться.

И тут меня взял ступор. Из лощины со стороны полевого аэродрома набежал густой туман, закрыл белым крылом всю базу, а потом так же быстро исчез.

Базы как не бывало! Не стояло ее тут, почудилось вам, матросы-разведчики, бредите вы.

Когда мы приплелись на базу и доложили об этом групперу, он хмыкнул и проговорил:

— Фактор «Туман», значит. Да не ссыте бобики. Я отсюда все видел своими глазами. Исчезли янки как мираж, будто их и не было.

Сеанс связи состоялся только в три часа утра. Задержка была не по нашей вине. Что-то там у центровых связистов нашего пункта не заладилось, и нам пришлось ожидать так долго. Зато во время сеанса мы узнали, что отсутствовали на связи не несколько часов а целые сутки. Ни хрена себе времечко скакнуло!

В пять утра, пока еще не поднялась жара, я вышагивал по хребту, держа курс на знакомую мне деревню. К безымянному ручью я вывел группу к вечеру двухсуточного марша. Поповских приказал мне уйти чуть повыше и выбрать место для обустройства базы.

Небольшая полянка неподалеку от ручья подходила идеально. На возвышенности, рядышком сбегает с горы источник воды. Место закрыто от наблюдения стволами огромных лиственных деревьев.

Я развернул двухскатный навес, снял рюкзак и упал без сил. Все тело ломило, в горле першило. Неужели начал заболевать? Этого мне еще не хватало. Большой минус для группы. Надо подойти к Федосову и взять каких-нибудь таблеток из медицинской сумки. Может, полегчает.

Саня подошел сам, посмотрел на меня, пощупал лоб и отправился докладывать командиру группы.

Незаметно для себя я отключился. Проснулся от толчка в бок.

Федос протягивал мне два подкотельника.

— На! Хлебай сперва это, потом запей этим.

— Это что такое? — Я взял первый подкотельник и, не раздумывая, одним глотком выпил содержимое.

Горло тут же перехватило, из глаз брызнули слезы. Я судорожно начал глотать воздух.

— Спирт! Саня, да ты гребанулся! Меня командир грохнет!

— Не ссать! Спирт разбавленный, командир сам дал добро. Запивай.

Во втором подкотелькнике былз чай с какими-то травками, очень сладкий и горячий. Меня сразу же бросило в пот.

— Все, теперь всю форму на себя, укутывайся плащ-палатками и спи.

— Саня, а фишка?

— Каплей сказал спать, значит спать!

Меня и вправду начало клонить в сон с невероятной силой. Я натянул поверх маскхалата комбез, упал на кучу сухих листьев и напрочь забыл обо всем.

Утром я вылез из-под палаток, которыми меня кто-то укрыл, и огляделся вокруг. Туманно. Возле двухскатного навеса за защитным экраном тлеет костерок-нодья из двух здоровенных чурбаков, выдолбленных изнутри. На огне стоят несколько котелков. Тихо. Возле костерка на самодельном кресле тихо посапывает Федосов, нацепивший на одно ухо наушник от радиостанции.

Я начал прислушиваться к своим ощущениям. Дышится легко, в горле не першит, ломоты в теле никакой. Неужто выздоровел? Только вот есть хочется со страшной силой.

Я встал, покрутился на месте, попрыгал, размялся, достал из рюкзака туго свернутое полотенце с умывальными принадлежностями.

— О, нарисовался! Как, живой, здоровый? — пробормотал проснувшийся Федос.

— Вроде нормально, переболел. У нас тут как?

— Тройка с Зеленым чешет район, через часик должны вернуться. Если ты здоров, пойдешь командиром следующей тройки. Каплей приказал будить его по возвращению Зелени или по поступлению докладов.

— Пойду, конечно. Поп сам задачу и район нарисует?

— Угу. — Федосов так смачно зевнул, что чуть не порвал рот. — А ты купаться, что ли, идешь? Жарко, капец! И вообще — вышел в поле, живи как свинья!

— Нет, мне так неохота. Пойду рыло почищу да бивни полирну. Минеры советовали. Тонус повышается.

— Иди, заодно воды принеси. Надо будет завтрак готовить. У меня макарон американских полно, думаю с тушняком нашим сварить. Я пару банок втихую от особистов заначил. Капиталистический продукт — редкая дрянь.

Весь в мечтах о макаронах с тушенкой, я побежал к ручейку, сбросил тряпки и остался с голым торсом. Стараясь не кричать, я начал плескать на себя водой, оказавшейся ледяной, намыливаться и чистить зубы. Раздухарившись, снял кеды, размотал портянки, принялся намывать ноги. Правы минеры, самочувствие улучшается, только еще больше жрать охота.

Сзади кто-то подошел и начал возиться у меня за спиной.

— Место занято! — гаркнул, обернулся и узрел огромнейшего кошака, покрытого бурыми пятнами.

Этот наглец пытался умыкнуть мою пахучую портянку. Он злобно вылупился на меня, взмахнул в воздухе лапами и зашипел на меня.

Я совершенно не соображал, что передо мной дикое животное, где-то рядом могут бродить его друзья и родственники, и заорал со страшной силой:

— Пошел на хер отсюда скотина! Я тебе сейчас всю морду разобью!

Леопард проорал что-то еще, навалив на тропинке зловонную кучу и стартанул в кусты.

— Застрелю падлу! — проорал я ему вслед и, не обуваясь, побежал к месту дневки.

Навстречу мне уже летели Федос и Поповских с автоматами.

— Балет, кто? — проорал Федос, занимая позицию для стрельбы с колена и водя стволом из стороны в сторону.

— Поймали тишину! — негромко скомандовал Поповских и начал вслушиваться.

— Леопард, товарищ каплей! Здоровенный такой, — тихонько пробормотал я и поежился.

Поповских немного послушал лес. Где-то неподалеку раздавался треск сучьев. Там рычала большая кошка.

Мы в боевом порядке дошли до места моего умывания.

— Ого, куча какая! — восхитился каплей. — Балет, это ты навалил?

— Нет, товарищ каплей, это я его напугал, — отвечал я, быстренько обмыл ноги, вытер их полотенцем и намотал портянки. — Моюсь, слышу, сзади крадется, думал, кто из наших шутит, а тут бац, рыло такое мохнатое. Вот я и заорал на него.

— Не дай бог тройке Зеленова с ним встретиться. Сейчас все на базу.

Когда я уминал макароны с тушенкой и закусывал их крекерами, совсем неподалеку раздалось несколько автоматных очередей и послышались крики. Мы были готовы рвануть на выручку, но Зеленый сам вышел на связь. Оказалось, что они встретились на тропинке с леопардом и недолго думая пристрелили его.

Зеленов привел к нам своих матросов. Он нацепил на американскую кепку обрубок пятнистого хвоста леопарда, выглядел очень довольным и доложил командиру о ходе ведения разведки. Они вышли на трейлерную просеку, поднялись по ней в гору, полностью прочесали район, следов батареи не обнаружили. Значит, будем искать в других квадратах. Теперь делать это придется мне.

На переходе мы обнаружили основательную, крепкую хижину и решили передохнуть под крышей, с комфортом. Внутри было тихо и спокойно. Полы из грубо обработанных досок. Стены из бревен, щели заткнуты мхом. Большой глиняный очаг. Стол, лавки. По деревянным полкам стоят пакеты. В уголке мешок с рисом. Хижина довольно просторная, вся группа может поместиться. Вот где надо базу организовывать и жить припеваючи.

На отдых у нас было около двух часов. Уткин начал растапливать очаг, я принялся замачивать рис из мешка. Рихтер поплелся искать воду. Печка уже гудела и испускала жар. Я скинул комбез, маскхалат, шлялся по избе в одной футболке и трусах. Моему примеру последовали остальные.

Наконец-то приперся Рихтер с большим деревянным ведром воды.

— Тебя только за смертью посылать! Реальный прибалт — двадцать минут ходил! — начал возмущаться Уткин.

— Ой, да ладно, развопился! Я ручеек нашел. В кадушке на заднем дворе сухо, одни ветки да листья прелые, — отбрехался Рихтер и плеснул воды в медный котел.

— Сейчас согреем сполоснемся тепленькой, а потом и рис сварится, — обрадовался Никита и потащил котел к печке. — Ты где воду взял? Что за фигня? Соляра голимая! — через две секунды начал возмущаться он.

— Какая соляра, ты чего несешь? Я из ручья брал! — начал оправдываться снайпер и заглянул в ведро. — Твою мать, что за ерунда? Балет, глянь, что с водой.

Я пошлепал к ведру и увидел радужные маслянистые пятна.

— Точно, масло или соляра! Какой-то мудак воду испортил! — Я тоже начал закипать.

Теперь придется снова идти за водой.

— Ну вы и придурки, — вдруг посерьезневшим голосом сказал Уткин.

— А в ухо!

— Я тоже придурок, — сказал Никита. — Пойду связь с группером качать, вы, разведчики, подумайте, откуда в горном ручье посреди джунглей взялась соляра! Серьезно прикиньте! Это вам не леопардов пугать!

А ведь он прав! Я рывком вытащил из планшета карту. Мы здесь. Вот синий пунктирчик. Он проходит как раз неподалеку от той самой грунтовки возле селения. Это километров пять-семь от нас. Неужто все эти солярочные отходы могут так далеко проплыть по воде? Скорость небольшая, изгибов мало. Почему бы и нет. Наверное, все-таки стоит доложить. Пусть командир принимает решение.

Я скоренько накидал в блокнот радиста донесение командиру, слил воду из фляжек в чугунок и поставил рис вариться. Война войной, а обед по расписанию. Я оставил на хозяйстве Уткина и Рихтера, подхватил пулемет, сунул в карман комбеза магазин и побежал искать ручей. Не хватало мне еще по дороге опять встретиться с леопардом или патрулем янки.

По тропинке я довольно быстро выскочил к ручью и начал его осматривать. Вот небольшая запруда, откуда можно зачерпнуть воды ведром. Плавают листья, а если присмотреться, то можно увидеть радужные разводы.

Я пробежался вверх по течению. На карте, если идти к деревне, обозначен я небольшой подъем, да и на местности он чувствуется. А вдруг эта солярка появилась в ручье от того, что какой-то нерадивый вьетнамский механизатор не берег родную природу?

Но ведь дизельные моторы используются и у военных, как у нас, так и у янки. Сейчас бы сюда какого-нибудь водилу, разбирающегося в маслах и смазках. Он сказал бы, что это за топливо и как давно оно попало в ручей.

Кстати, американские ракетчики могли просто подъезжать к воде из любого другого места. Не обязательно им толпиться всей батареей возле ручья.

Ладно, пора обратно.

В избушке царила идиллия. Рихтер орудовал деревянной ложкой в котелке и что-то тихо напевал. Уткин крошил на столешнице луковицу для зажарки.

— Балет, вся группа сюда выдвигается, — сказал он. — Командир велел нам готовиться. Будем выдвигаться к деревне и осматривать те позиции, которые, по твоим словам, минеры на прошлом выходе обнаружили.

Глава 13

На горке под селом не было никаких стартовых позиций. Следы имелись, уже довольно старые, а вот сама батарея словно исчезла. Возле ручья мы заметили несколько наезженных колей с отпечатками шин. Там валялись несколько бычков от «Лаки», старое замасленное кепи и все! Больше никаких следов.

Зеленому тоже ничего не удалось обнаружить. Он начал наглеть и вплотную подошел к дворам на окраине деревни, возле грунтовки. Там обнаружилась некая странность. Не было слышно бреха собак и мычания коров и квохтанья кур.

Нет, деревня не была пустой. В ней жили люди, в основном мужики довольно молодого возраста, все в черных комбезах, широкополых соломенных шляпах и при оружии. Некоторые занимались хозяйственными работами, другие несли охранение. Из деревни в направлении горки стартанул военный джип и резво скрылся в джунглях.

Странная деревушка, больше похожая на военный лагерь. Домашние животные там вскоре обнаружились, но все они были заперты в загонах. Только к полудню несколько вьетнамок, тоже в черных комбезах, выгнали скотину пастись, а сами в это время зорко следили за местностью. Эти девчата тоже были вооружены и имели при себе бинокли.

А вот если джип ушел в сторону горы, то, может, и нам туда стоит прогуляться?

Командир помозговал над картой и быстро принял решение. Мы с сожалением покинули гостеприимную избу, предварительно заложив там американские мины. Двинулись дальше, вскоре зашли на вполне хорошо наезженную колею от многоосноых автомобилей и затопали гораздо быстрее, несмотря на сгустившуюся темень.

Вскоре мы уткнулись в ряд деревьев, растущих прямо поперек колеи. Значит, здесь не могла проехать автомобильная колонна. Мы шли по ложному следу. Но с другой стороны колея за деревьями продолжалась. Как тут могли проехать автомобили? А ведь другого места нет. Справа склон, слева обрыв.

А деревья-то эти весьма подсохшие. Я присел возле одного ствола и начал его осматривать. Так он же просто вкопан в землю! Она довольно рыхлая и свежая.

Мы обогнули стволы и с максимальной скрытностью стали двигаться дальше по колее, идущей под уклон. Буквально через километр спуска мы оказались в овраге, шли по нормально укатанной грунтовой дороге, которая на карте не обозначена.

Киев, шедший в головняке, зашипел и поднял руку. Мы упали сбоку от грунтовки и затаились. Впереди виднелись отблески огня.

Мы подкрались поближе. Два американца с винтовками за спиной жгли костер в бочке, кипятили что-то в большом чайнике, покуривали сигаретки и мирно беседовали друг с другом.

Мы обошли их по обочине и оказались на «проспекте» шириной метров сорок. Вот машина с кунгом. Рядышком маленькая палатка, возле которой кто-то сидит. Дальше развилки направо и налево. Идти становилось опасно.

Пользуясь темнотой, мы взобрались по крутому склону и пошли дальше вдоль оврага. Огромные многоосные автомобили — подвижные пусковые установки — загнаны в его ответвления оврага и укрыты маскировочными сетями. С воздуха или с того же самого холма они были бы совсем незаметны.

За полчаса мы прошли весь овраг, с западной стороны которого тоже имелся неплохой выезд.

Чуть дальше, на огромной природной площадке, стояли несколько вертолетов. Некоторые из них просто громаднейшие, размерами с дом, с небольшими крыльями, на которых стоят движки с винтами. Ага, конвертопланы Сикорского, новейшая модель. Нам про такие только рассказывали, но я их сразу опознал.

Поповских дал команду сворачивать поиск и выдвигаться к месту основной базы. Неужели все закончилось? Мы сейчас передадим координаты, дождемся появления нашей авиации, посмотрим на результаты ее работы и эвакуируемся отсюда? Или как?

Базу мы разбили недалеко от грунтовой дороги, в зарослях папоротника. Место так себе, далеко не та уютная хижина. Но сюда хрен кто подберется незамеченным — ни леопард, ни американские патрули. Будут ломиться через сухостой, шуму наделают, всех переполошит.

Поповских сориентировал нас на поиски датчиков движения, которые американцы начали недавно применять, сбрасывать их с самолетов. Датчик зарывался в землю, наверху оставались только лишь антенны. Теперь нам помимо мин приходилось высматривать среди зарослей и лиан еще и их.

Нельзя было даже костерок разжечь. Селение и дорога неподалеку. Отблески костра в темноте или дым днем могут заметить всяческие нежелательные для нас элементы.

На следующий день мы уже сворачивали базу, уничтожали малейшие признаки своего пребывания здесь. Не работал только основной связист Смирнов, сидевший неподалеку от кустов, под стволом раскидистой пальмы. Он ждеал начала сеанса. Рядышком с ним под плащ-палаткой, шебуршился Поповских. Он сейчас наверняка шифровал донесение.

Глубокой ночью группа в полном составе поднималась на вершину горы. Наше донесение было принято в центре. Координаты батареи уже, скорее всего, нанесены на карты. Нам оставалось только ждать команды.

На лысой верхушке мы стащили с себя рюкзаки, выставили посты. Радисты забегали с антеннами. До сеанса связи оставалось четыре часа. Нам укажут время подлета авиации или корабельных ракет. Артиллерия сюда не добивает.

Я начал подремывать, мечтая о тарелке наваристого борща и полноценной бане, такой, чтобы с головы до ног окатиться из шайки горячей водой.

К каплею подбежал Смирнов. Чего он? До сеанса еще полно времени, станции развернуты. Лежал бы да посапывал.

— Товарищ каплей, по «Ляпису» вызов пришел, досрочный сеанс! — протараторил связист.

«Ляпис» — еще одна станция из многочисленного набора наших

радистов. На передачу она не работает, только на прием. Если сигнал пришел, значит надо срочно организовывать полноценный сеанс.

Нет, не буду я получать смежную воинскую специальность радиста. Слишком уж ответственность большая, да и нет охоты постоянно таскать с собой пояса, приемники и антенные штыри. Я лучше еще на водителя выучусь, к примеру.

Пока я лежал и мечтал, мимо меня прошел командир, всматриваясь на ходу в свой планшет и подсвечивая себе фонариком.

После сеанса Поповских срочно собрал группу.

— Товарищиморяки-разведчики, довожу до вашего сведения, что первую часть задачи мы выполнили полностью и в срок. — Он сделал театральную паузу. — Но начались переговоры американской стороны с нашим правительством. Янки попытались возмутиться по поводу десантной операции, проведенной в том числе и нами, но быстро заткнулись. Они сами, скажем так, поступили не особенно красиво. Однако и наше правительство пошло на уступки. Наши корабли и десантные силы снова отходят в море на ведение боевого дежурства. Короче, набежала куча международных наблюдателей. В разведуправлении считают, что американцы пойдут на любые переговоры и уступки, чтобы сохранить базу «Обама» в тылу северовьетнамских войск. Ни одна ракета, ни единый самолет в воздух не поднимется. Такова политика ребята. Плюс непонятный фактор «Туман». Вы сами видели, база была на одном месте, пропала и очутилась в другом. Здесь недавно работали ребята из отдельной роты спецназа при разведывательном управлении группы советников. Они докладывают про фактор «Туман» то же самое. Скорее всего, он по непонятным причинам действует только в этом районе. Благодаря переговорам и специальной операции обстановка на фронте стабилизировалась. Но янки стараются не сдать свой основной козырь, базу «Обама». Кто что понял, поднимите руки.

Черт, меня опередил Зеленый.

— Налет своими силами, товарищ каплей? — спросил он.

— Так точно. Готовимся, товарищи разведчики!

Сердце мое ухнуло в пятки. Мне уже приходилось участвовать в боях, но налет на такую базу — это очень и очень волнительно, можно даже сказать, что страшно!

Вот в целом и вся ситуация. А нашего каплея это нисколько не разозлило. По-моему, он даже обрадовался, сидел возле костерка, закрытого со всех сторон, попыхивал трубочкой, внимательно рассматривал схему, нарисованную мною раньше, делал на ней пометки, сверялся с картой и непонятно чему ухмылялся.

Поповских, исходя из своего опыта офицерской службы, просек, что политики сейчас изворачиваются вовсю, торгуются за каждую позицию. А американцам того и надо. На хрена им развязывать большую войну. Они тут шухер устроят, в случае чего долбанут северных и наших советников с тылу, да так, что мало не покажется.

Да и туман этот гребаный янки наверняка сами придумали. Хороша маскировочка. Тем более что батарея была на колесах и в любой момент могла поменять дислокацию. Попробуй потом найти ее.

Каплей подозвал меня к себе, кивнул на схему и сказал:

— Ты обозначил второй выход из оврага на юго-западе. Какая там проходимость для машин?

— По одной пройдут, товарищ каплей. Колея слабо наезженная. С двух сторон сопки, склоны крутые, поверху не объехать. На них природные террасы, которые американцы использовали для стоянки техники.

— Ага, понятно. Значит, перекрыть юго-западный выезд можно без проблем?

— Так точно!

Капитан снова задумался, а я заерзал от нетерпения и любопытства. Что же он такое задумал?

Позже оказалось, что Поповских решил отказаться от штурма, лобовой атаки. И правильно сделал, потому что американцы уже наверняка сверили наличие некоторых признаков, проанализировали высадку нашего десанта и догадывались о пребывании разведгруппы где-то поблизости. Соответственно, командование базы «Обама» могло принять существенные меры против нашего нападения, увеличить количество секретов, усилить их, еще раз провести разведку местности, сменить переговорные таблицы. Там есть морские пехотинцы для охраны и рейнджеры для патрулирования. Народа у них в несколько раз больше, чем у нас.

Каплей решил провести засаду на самом первом заезде в овраг. Для того чтобы пусковые установки не ушли через юго-западный выход, он решил его перекрыть, не дать возможности янки воспользоваться им.

Завтра заканчивается последний этап отвода наших десантных сил с участка побережья, захваченного ими. Поэтому американцы наверняка вытащат пусковые установки на вершину горы, чтобы контролировать ситуацию в зоне досягаемости ракет. Может, они даже попытаются ударить по нашим транспортам.

Поэтому Поповских решил устроить засаду на подъеме, где-нибудь поближе к камуфляжным деревьям. Причем самую что ни на есть полнокровную, с максимальным использованием всех наших сил и средств.

После начала пальбы в воздух поднимутся вертолеты огневой поддержки. Нам придется не сладко, если они вскроют наши позиции, а потом будут гонять нас на отходе. Поэтому с вертолетами решено было покончить одним махом.

Гобою пришлось искать для себя огневую позицию. Кумулятивных гранат у него было всего шесть, а вертолетов у американцев — аж двенадцать. Поповских с Гобоем что-то долго решали и вычерчивали в блокнотах. По вертушкам они решили бить сверху вниз, прямо в ротор. Те стояли скученно, чуть ли не касались друг друга винтами. Если поразить одну машину, то, скорее всего, не смогут взлететь и соседние. Гобою, помощником у которого будет Уткин, придется действовать в отрыве от основных сил, но вертолеты необходимо уничтожить во что бы то ни стало.

До места эвакуации, координаты которого мы получили из разведывательного управления группы советников, топать чуть ли не сорок верст по джунглям. Неохота, чтобы на таком изматывающем пути нас еще подстегивали сверху.

На подъеме был один участок, который Поповских обследовал лично и весьма тщательно. С одной стороны склон был более-менее пологий, заросший густым кустарником. На машине вряд ли проедешь, а вот ножками пробежишь спокойно. Противоположный склон был покрыт только травой и имел значительное превышение. С точки зрения нормальной военной логики огневые точки надо было располагать с защищенной стороны, прятать в кустах.

Неординарность решения Поповских заключалась в том, что он решил поступить как раз наоборот. В этом был свой смысл, основанный на тонком расчете и знании психологии противника. Если американцы осведомлены о том, что где-то рядышком бродит русская разведгруппа, которая постарается устроить им какую-нибудь пакость, то перед выходом пусковых установок на стартовые позиции рейнджеры проведут разведку дороги. Они наверняка будут охранять выдвижение машин.

Самое удобное место для засады — именно в кустах. Там хоть роту по фронту можно вытянуть. Поэтому все внимание американцев будет уделяться именно тому склону. Мы же расположимся на противоположном, ближе к стартовой позиции, возле бутафорских деревьев. Группу можно будет раскинуть по тройкам вдоль всего участка подъема. Придется поработать над маскировкой.

Мне же предстояло заложить все имеющиеся в наличии заряды вдоль дороги и провести минирование двух основных путей отхода и места сбора. У меня даже мозги начали закипать при составлении расчета. Саперного провода и электродетонаторов вполне хватало.

Немного подумав, я предложил каплею вывести еще одну линию подрыва на дымовые патроны, которые надо расположить перед позициями троек. Дым замаскирует наш отход по почти что открытой местности.

Каплей поставку дымовой завесы одобрил. Со своей стороны он предложил установить американские «Клейморы» с обратной стороны дороги, напротив нас. Мысль командира до меня дошла. Если мы остановим колонну путем подрыва головной и тыловой машин и начнем обстрел справа, то противнику придется спешиваться и занимать оборону слева, как раз в том месте, где установлены мины. Теперь мне еще придется рассчитывать участок местности и время подрыва головной и тыловой машин.

Я доложил командиру, что первую мину установлю в ямках декоративных деревьев. Мое предложение каплей отверг.

— Подумай сам. Они пустят головной дозор за несколько сотен метров впереди себя. Тот подойдет к этим деревьям, начнет их вытаскивать, чтобы машины проехали, а тут провод. А куда он ведет? Да прямо к минеру! Нет, лучше метрах в десяти дальше деревьев установи. Тогда голова колонны втянется на подъем. Все машины окажутся на узком участке. Вот тут-то и надо будет рвать одновременно головняк и тыл.

Да, работы до следующего утра полно. Тем более что то место, которое мне определил Поповских, сильно проигрывало в тактическом плане. Мне придется сидеть ближе всех к колонне в огромном раскидистом кусте, росшем в самом начале склона, метрах в двадцати от дороги. Меня легко можно будет обойти сзади.

Однако чего это я раскис? Ведь эту самую еле видимую тропку, ведущую в обход куста, тоже можно заминировать. Точно, поставлю нашу родную Ф-1 на растяжку вместе с дымом. Нет желания попасть под раздачу с тыла. Когда дым сработает, я смогу быстренько выскочить из куста, поменять позицию и обстрелять противника, совершающего обход. Мне пришлось просчитать место установки гранаты. Не хватало еще своих осколков хапнуть.

Пока я этим занимался, Саня Федосов с тремя матросами прогулялся до юго-западного выхода из оврага. Там над узким поворотом нависал огромный земляной выступ. Разведчики просто подрыли его лопатками. Он начал тихо осыпаться и сползать вниз. Через час дорога была перегорожена оползнем, выглядевшим вполне естественно. Все это мероприятие прошло тихо, мирно, без каких-либо приключений.

К рассвету мы выбились из сил, но все позиции были оборудованы и замаскированы.

— Группа, по местам! Включили приемники! Все в режиме ожидания! — глухо скомандовал Поповских.

Я добежал до своего укрытия, осторожно раздвинул ветки, забрался внутрь куста, стараясь ничего не стронуть с места, аккуратно улегся. Расстегнул сумку минера, достал машинку, подсоединил провода. Раздвинул сошки пулемета, повернул козырек бейсболки назад и начал моститься, выбирать самое удобное положение.

Так я пролежал пару минут.

Потом в наушнике раздался голос каплея, говорившего по-английски:

— Довожу до всех! Сестренки готовятся к выезду на бал! Движение начнется примерно через час! У кого станции — подтвердить тоном!

Запикали тоны подтверждения. Мне командир тоже мог бы станцию дать. Хотя ну ее, от греха подальше! Все-таки вес дополнительный, а еще каплей начнет какие-нибудь указания давать и требовать доклада. Поэтому я и с приемником посижу.

Янки собирались в дорогу гораздо дольше, чем час.

— Внимание, выдвигается пеший дозор! — оповестил нас Поповских.

Накатывающий сон как рукой сняло. Ну, начинается. Где этот дозор? Почему так медленно двигается?

Вскоре он показался. Вот они, рейнджеры. Бинокль у меня есть, можно в подробностях рассмотреть, что за противник у нас. Солнца нет, оптика бликовать не должна.

Пеший дозор состоял из пятерых бойцов. По всей видимости, эти парни недавно сюда прибыли. Комбезы и каски новые, еще не сильно потертые. Ранцев за спиной нет, на всех жилеты с подсумками. Идут по-походному, в колонну по одному, винтовки за спиной, не торопятся. У одного за спиной коробка радиостанции с антенной-штырем. Непонятно, кто у них старший. Шагают, о чем то разговаривают. Остановились почему-то. Связист присел, снял с помощью других станцию. Ждут. Опустились на корточки, закурили.

Из-за поворота перед подъемом появился еще один человек, на вид гораздо интереснее всех остальных. Форма на нем другая, потертый маскировочный костюм. Несмотря на жару, он в куртке, поверх которой надет разгрузочный жилет. На голове вместо каски широкополая черная шляпа с хвостом леопарда, точно таким же, как у нашего Зеленого на кепке. Самое интересное, что даже в бинокль можно разглядеть лицо типичного североамериканского индейца.

Этот тип, скорее всего сержант, подошел к рейнджерам, ожидающим его и начал раздавать им удары в фанеру. С одного парня слетела каска. Он высоко задрал ноги и плюхнулся на спину. Чернокожий радист, сидевший на корточках и куривший, получил прикладом винтовки в каску, откинул в сторону бычок и резко вскочил.

Даже на таком расстоянии до меня долетали слова индейца:

— Черви, мать вашу! Группа Лепски вам не пример, а там были псы войны, не чета вам, ублюдки мамины!

Сержант построил своих людей и начал им что-то втолковывать. Все они снова начали движение, но теперь шли совсем по-другому. Рассредоточились с двух сторон дороги, расстояние между ними по пятнадцать-двадцать метров. Стволы смотрят в стороны склонов. Рейнджеры постоянно оглядываются назад, чтобы держать друг друга в зрительной связи. Старший с радистом идут в конце. Бойцы смотрят по сторонам и под ноги, постепенно забираются вверх. Сержант иногда останавливает разведчиков взмахом руки и сам внимательно оглядывается по сторонам. Какой-то непростой этот индеец. На матерого охотничьего пса похож.

— Пианист, смотри на того, что в шляпе с хвостом! Таких персонажей снайпер первым делом выщелкивать должен, — появился в эфире каплей.

Ждем, пропускаем. Снова мандраж. Будь рейнджеры одни, без своего непонятного сержанта, я бы даже не волновался. А этот тип ведет дозор осторожно, высматривает, вынюхивает, того и гляди вскроет наши позиции.

Постепенно американцы подтянулись до моего куста. Пыхтенье слышно вполне отчетливо. Первая пара прошла мимо, не заметив ничего. Вторая тоже. На мой уровень вышли радист с сержантом и ни хрена не прошли мимо.

Индеец остановил дозор, опустился на колено и начал пристально смотреть в сторону моего куста. Я заранее натянул капюшон маскхалата на голову и вжался в ветки. Сердце глухо застучало.

— Рэмбо, ну-ка бегом к вон тому кусту! Осмотри его со всех сторон! — приказал кому-то сержант. — Радист, на месте! Куда сорвался, канзасский выблядок?!

Я чуть приподнял голову, пытаясь разобраться в происходящем. Неужто меня сейчас обнаружат? Придется раньше времени вступать бой, а это провал всей засады.

Один из рейнджеров направил ствол винтовки на куст и начал медленно приближаться к нему. Индеец готов был стрелять в ту же сторону. Рейнджер подошел прямо ко мне и подвигал стволом ветки. У меня сердце замерло. Ни хрена он не увидел! Ему надо было самую малость опустить взгляд.

— С другой стороны посмотри! Быстрее шевелись! — скомандовал сержант.

Янки с типичным унылым лицом итальянца-макаронника начал обходить куст, пошебуршил ветками поверху, проводов не заметил. Потом до моего слуха донеслось журчание. Этот незадачливый Рэмбо решил заодно справить малую нужду.

— Сэр! — проорал он через несколько секунд.

У меня чуть сердечный приступ от его крика не случился. Неужто он провода нашел или леску растяжки увидел?

— Ты там уже первую кровь что ли пролил Джон? — отозвался сержант.

— Тут тропка! Можно с дороги этот куст обойти, а так никого нет. Я иду обратно?

— Давай.

Рейнджер вприпрыжку побежал к дороге.

— Рэмбо, макаронная твоя морда, только не ври мне, что в тебе, как и во мне, есть кровь индейцев! Если что не увидел, вечером в село к Нуенгу за пойлом пойдешь! У сержанта Виннету последний патруль сегодня, — выдал индеец и снова махнул рукой, приказывая начать движение.

Ох, господи! Вот это я страху натерпелся! Кто такой, в конце концов, этот Виннету? Правильно сказал Поп, что таких персонажей снайперам надо первыми щелкать.

Вскоре дозор рейнджеров дошел до бутафорских деревьев и начал их вытаскивать. Связист опять снял с себя станцию. Виннету отошел в сторонку, достал из кармана металлический портсигар, вынул папироску, облизал ее кончик и с удовольствием прикурил от зажигалки.

— Внимание! Первым едет «Хамви»! По всей видимости со старшим батарейным офицером. Пропускаем! — предупредил каплей.

Через пару минут из-за поворота выехал автомобиль. В бинокль мне удалось рассмотреть, что на переднем сиденье сидел какой-то важный янки с опухшей физиономией. Пулеметчик в люке крутил по сторонам тяжелым стволом М-60.

«Хамви» пропыхтел мимо моего куста и взобрался на подъем. Он ехал на первой или второй передаче, значит большегрузы будут идти еще медленнее. Командирская машина заползла на самый верх, в конец подъема.

Виннету забычковал свою папироску и засунул ее в портсигар. Потом он спокойно подошел к джипу, из которого уже вылез офицер, по все видимости, тот самый старший батарейный, представился ему, что-то объяснил, показывая рукой на дорогу. Офицер отрицательно помахал головой. Виннету отошел в сторону, собрал рейнджеров и повел их за собой вниз.

— Внимание! Голова колонны пошла! — говорит нам каплей.

Ну вот, дождались. Давайте, ребята. Мы вас уже очень давно ждем! Первым, натужно ревя движком, мимо меня прополз грузовик с морпехами и попер вверх. За ним лезло что-то здоровенное. Постепенно вся дорога заполнилась пусковыми установками вперемешку с броневиками. Не так уж их и много. Ну, командир, давай!

— Балет, делай раз!

Я не видел, где и как сработал первый заряд. Но после взрыва внезапно стало тихо, и колонна начала притормаживать.

— Два!

Внизу, возле поворота, грохнул второй взрыв. Как раз за крайней машиной. Земля и осколки начали осыпать кузова и кунги машин.

Кто-то в колонне успел запустить ракету. Тут же раздались вопли, отрывки команд, спонтанная стрельба.

Где-то вдалеке очень сильно громыхнуло сперва один раз, потом понеслась серия взрывов. Я понял, что Гобой с Уткиным начали работу. Но мне некогда было о них думать, у меня имелся свой участок работы.

— Три!

Со стороны наших позиций раздались длинные очереди. Парни не экономили патроны, не скупились, поливали противника от всей души. Колонна полностью встала. Некоторые машины горели, чадя дымом. Парочка взорвалась. Рядышком с моим кустом шлепнулся жуткий кусок человеческого мяса.

Американцы, как и рассчитывал наш командир, начали бить по противоположной стороне от засады. Кто-то просто метался по дороге. Другие выпрыгивали из машин и залегали под ними. Из горящего грузовика напротив меня вывалился водитель. Он пытался сорвать с себя дымящийся комбез и истошно вопил. Уже не таясь, я срезал его пулеметной очередью.

Наконец-то командование янки сообразило, что к чему. Послышались какие-то приказы. Личный состав начал забегать на левую сторону дороги, пытался занять оборону среди густого кустарника. А если кто-то налетит прямо на меня? Да ладно, уже все равно.

— Четыре!

Я уже успел перекинуть провода линии. Бах! В воздух взлетают ветки кустов. Крики усиливаются.

— Пять!

На фланге вверху мощно заработал ПКМ Киева.

— Завеса!

Я рву дымовые и в нетерпении привстаю. Мне жутко хочется ударить длинной очередью из своего РПК по морпехам, группирующимся на фланге, разворачивающим там легкий миномет. Наши позиции окутывают облака дыма.

— Шесть!

Я начинаю выдираться из кустов, снимаю пулемет с предохранителя. Все-таки дам очередь по минометчикам. Что я, хуже других, что ли?! Совсем рядышком громко грохает. Я еле успеваю нырнуть обратно в куст, под рой осколков, пролетающий надо мной. В метре от меня вспухает облачко оранжевого дыма.

Все-таки американцы попытались обойти меня. Я даже знаю, кто до этого додумался. Конечно, тот самый Виннету.

Я разворачиваюсь и выскакиваю прямо перед минометным расчетом. Из-за суеты янки не обращают на меня внимания.

Я чуть ли не в упор всаживаю полмагазина в мечущиеся фигуры, и, не рассматривая результаты своей стрельбы, бегу в обход. Никто из американцев так ничего и не понял. В облаке дыма, полностью окутавшем мой куст, трудно что-либо разглядеть.

Я со всех ног лечу вокруг своей позиции и оказываюсь в тылу у рейнджеров, совершавших маневр. Они валяются на земле, у кого-то нет лица, кто-то нашпигован железом и истекает кровью.

Только тот самый Рэмбо остался цел и растерянно смотрел по сторонам. Виннету преспокойно облокотился на камушек, сидел и придерживал ладонями вывалившиеся кишки.

Я широким взмахом, но стараясь не убить, луплю Рэмбо прикладом в голову. Тот безмолвно валится на землю и раскидывает руки.

— Так и знал, что этот урод прольет первую кровь.

Удивительно, но сквозь грохот выстрелов я прекрасно различал слова индейца.

Он с интересом посмотрел на меня и с иронией произнес:

— Ну вот, ты отправил меня в страну душистых прерий за два дня до отлета на континент. Все, беги, ты всех победил, говори с ветром. — Виннету закрыл глаза.

Все это произошло буквально в несколько секунд. Я сорвался с места и рванул вверх по склону, уже по открытому месту к спасительным клочьям дыма.

Глава 14

Старшего батарейного офицера взял в плен Киев, который вступил в перестрелку с пулеметчиком «Хамви», вихляющего по грунтовке. Точку в этой дуэли поставил Федосов, забросивший ручную гранату прямо в люк на крыше автомобиля. Офицер успел выскочить, но побежал прямо на позицию Киева, который снес его одним мощным ударом под дых.

— Я офицер, — просипел американец. — Отведите меня к командиру.

Ага, как же! Поповских на него даже внимания не обратил. Этот офицер нам теперь помеха, хотя и достаточно ценный источник информации.

Подтверждение места эвакуации Смирнов уже принял.

На пункте сбора выяснилось, что у нас есть раненые. Рихтер — осколочное, Зеленый — легкое пулевое, ляжка насквозь, Федос — осколочное, легкое, в лопатку. Кусочек металла пробил ремень автомата и вошел в кожу на пару миллиметров. Этот осколок я выдернул.

Не было вестей только от Гобоя и Уткина. По конвертопланам, пылавшим на террасе огромными факелами, мы поняли, что парни задачу выполнили, но где они сами?

Киев и Рихтер держали оборону. Наш снайпер изредка постреливал, снимал одного за одним командиров патрульных рейнджерских групп, пытавшихся выйти на высотку. Я минировал место сбора. Поповских качал с пленного все, что можно. С собой брать мы его не собирались, имели ровно десять минут для безопасного ухода. Дальше американцы начнут загонять нас всеми силами, которые у них остались.

Все мы видели, как единственный уцелевший вертолет совсем неподалеку от нас увернулся от реактивной гранаты, летящей в него с земли, и ушел зигзагом в сторону оврагов.

Смирнов, не выдавая своего волнения и беспокойства за Уткина, отстучал донесение в центр об успешном проведении спецмероприятия.

Славу увидел в прицел Рихтер. По команде Попа снайпер под неприцельным огнем американцев сорвался с места и буквально на себе притащил радиста и станцию на сборный пункт.

Так мы и узнали, как погиб гранатометчик Гобой — Игорь Геннадьевич Дудкин, комсомолец, сорок девятого года рождения, моряк-разведчик Тихоокеанского флота Союза Советских Социалистических Республик. Пулеметная очередь, выпущенная с американского вертолета, разорвала его в клочья.

Все, мы готовы, Поповских одним ударом в горло кончает пленного. Мы снова бежим по знакомому мне маршруту. Я даже начинаю узнавать некоторые участки местности. Иногда пропускаю группу вперед и по команде каплея выставляю растяжки. Одну гранату я на всякий случай оставляю для себя.

Подбирать нас будут с той же площадки, откуда эвакуировали минеров. Наши вертолетчики из авиаотряда разведывательного управления группы советников эту площадку и маршруты подлета к ней знают назубок.

Ну что же, выручайте меня, мои ноги! Память, ты только не подведи. Дорога знакомая, даже азимутов брать не надо.

Сзади в джунглях по нашему маршруту раздается взрыв и стрельба. Нашли американцы мои подарки. Молодцы, так держать!

Если бы не ранения и не контуженный радист, Поповских наверняка устроил бы на пути загонщиков еще одну засаду.

Ага, они все-таки подняли вертолет. Слышны винты. Идет очень низко, зигзагами, опасаясь обстрела из джунглей.

Время идет, и сил у меня уже почти не остается. За нами грохочет еще один взрыв.

Я выбегаю на полянку. Да, именно здесь я схватился с Чаком Норрисом, Дитер дурил голову группе сержанта Лепски. Вон консервные банки, обрывки картонок от пайка, россыпи стреляных гильз. Трупов не видно, значит янки все же вышли на это место. Некогда вспоминать.

Наш арьергард, который возглавляет Федос, уже слышит крики преследователей. Саня на скорую руку лепит стреляющую ловушку. Торофейная автоматическая винтовка, спусковой крючок привязан, затвору остается буквально пара миллиметров до крайнего положения. Мешает тонюсенькая веточка, привязанная к леске. Небольшой рывок, и автоматическая винтовка выплюнет одной очередью весь магазин. Главное, чтобы не заело, уж очень они капризные.

Через несколько эта самая протяжная очередь и раздается. Опять крики, стрельба.

Чуть ли не над головами проносится вертолет, поливая лес из пулеметов. Бортовой стрелок нас не видит. Все очереди ложатся метров на двести правее. Потом геликоптер ушел куда-то вперед.

— Балет! — орет уже по-русски, не стесняясь, командир. — Оба глаза на пути отхода! Американцы могут выставить блок.

Понятно. Я забираю чуть правее, чтобы в случае чего выйти на левый фланг противника, заодно не сильно отклониться от маршрута. Со мной Зеленый.

Тут-то мы прямо на бегу и нарываемся на фронтальный кинжальный огонь из-за стволов поваленных деревьев. Молот и наковальня, бля! Ногу обожгло и отсушило словно после хорошего лоу-кика. Мы с Зеленью падаем, откатываемся в разные стороны и во все горло вопим, предупреждая своих о засаде.

Нормально. Пуля скользнула вдоль бедра, разорвала маскхалат и пробороздила кожу. Из-за наших спин по кронам деревьев начинает лупить из автомата Федос. Зеленый из положения лежа ловко зашвыривает за стволы нашу советскую «эфку». Слышны вопли раненых. Сзади уже тоже подпирают. Передняя группа «наковальни» сейчас начнет обходить нас с флангов, и мы окажемся в клещах. Надо ломиться вперед.

К нам подползает Киев с ПК. Я меняю рожковый магазин на барабанный. Мы ждем команды, вяло постреливая для вида. Пора! Начинаем лупить длинными очередями, поднимаемся, бьем с колена, а потом и стоя, от бедра.

Зеленый под нашим прикрытием в два огромных скачка преодолевает расстояние до деревьев, запрыгивает на ствол, сдвоенными стреляет по невидимому нами противнику, целясь куда-то вниз и в стороны. Мы ведем огонь по флангам. Наша группа вкатывается в пробитую брешь. Зеленый однако молодец, где-то троих напластал.

Мы несемся за своими, держа под огнем фланги. Я обгоняю Федоса и Рихтера, тащащих под руки Уткина. Сзади слышны очереди и крики. Пули свистят над головами и сбивают ветки и листья.

И вдруг обстановка меняется. Крики сзади постепенно сменяются на команды.

— Всем охотникам отход на базу! — успеваю различить я и оглядываюсь на бегу.

На джунгли наплывает молочно-белый туман. Почему-то американцы жутко его испугались. «Наковальня», разбитая нашим штурмовым наскоком на две части, резко оттягивается назад, прекращает преследование и обстрел. Американцы пытаются уйти в обход тумана.

Если мы сейчас вернемся на маршрут отхода, проложенный ранее, то нам придется пройти через неширокую полосу туманной взвеси, рукавом выползающую вперед. Я, пригибаясь, уклоняясь от веток, бегу вперед, на свое штатное место при переходах. Зеленый догоняет меня. Поповских приказывает нам перезарядится и вернуться на маршрут. Мы падаем, я набиваю барабан патронами, проверяю «Кольт». Зеленый, перезарядившись, достает из индивидуальной аптечки шприц-тюбик с морфином. Его начал отпускать адреналин, и ранение давало о себе знать. Я делаю ему укол прямо через штанину. У самого начинает саднить бедро. Накладываю бинт прямо поверх обмундирования. Зелень видит, что меня тоже задело, и уколоть. Я отдаю ему свой шприц.

Пора, время. Мы быстрым шагом идем на маршрут. Криков американцев не слышно. Только какое-то гудение, еле различимое ухом.

Я оборачиваюсь на напарника, и меня разбирает от смеха. У Зеленого вся морда в разводах грязи и пота, американская кепка повернута козырьком назад, леопардовый хвост свисает шнурком над ухом. Зеленый смотрит на меня и ржет.

Хватит, надо идти. Мне тут компас не нужен, местность я даже в тумане помню.

Полоса тумана оказалась гораздо шире, чем я предполагал. Фигня! Главное, американцы отвязались, а до точки эвакуации осталось километров пять. Сущая ерунда.

На моем пути, из-за деревьев поднялась огромная полупрозрачная фигура, в которой отражались деревья и листья. Если бы не это движение, еле уловимое глазом движение, то существо можно было бы вообще не заметить.

Я оглянулся на напарника. На груди у Зеленова появились три красных точки в виде треугольника. Он рассматривал их и глупо улыбался.

«Хищник!», — почему-то всплыло в мозгу.

— Хищник, иди на хер, не до тебя сейчас! — заорал я.

Существо понятливо кивнуло огромной полупрозрачной башкой, высоко подпрыгнуло и умчалось по стволам и кронам деревьям в ту сторону, где по моим прикидкам сейчас находились американцы.

— Зелень, ну его на хер этот морфин. Мне тут какой-то инопланетянин привиделся, — сказал я напарнику.

— А сиськи у него были? — спросил Зеленый.

— Не знаю, но мы ему не понравились! Валим дальше, пока янки не опомнились! Каплею ни слова!

К назначенному месту эвакуации мы вышли вовремя. Я плюхнулся на задницу и вытянул ноги.

Из донесения Агентства национальной безопасности США

Теперь становится ясным, что фактор «Туман» не является какой-либо природной аномалией. Это одна из разработок русских по программе нестандартных вооружений. Работы по восстановлению базы «Обама» не проводить. Провести полномасштабную эвакуацию через линию фронта своими силами, оборудование и оставшуюся технику уничтожить на месте. Эвакуацию воздушным путем запретить. Выход к побережью для эвакуации морским путем запретить.

Майор Черепанов сладко потянулся и вытянул ноги под столом.

— Вот оно, все как надо! — Он крутанулся на новеньком офисном кресле. — Вот оно, мое место, строевая часть, — радостно пробормотал офицер.

— Товарищ майор. — В дверь кабинета засунула голову миловидная прапорщица. — Там сверочка сегодня с ротными по личному составу. Вы просили напомнить!

— Прапорщик Кураева! — ненатурально повысил голос майор Владимир Черепанов, потом продолжил чуть тише: — Лена, не люби мне мозги, а люби мне меня. Вы же сами все умете. Давай, занимайся.

Прапорщица хохотнула и захлопнула дверь.

Майор достал мобильный телефон и начал нажимать кнопки.

— Сейчас я все выскажу!.. — пробормотал он.

У абонента телефон лежал в кармане.

Он сперва слегка завибрировал а потом выдал голосом американского мультяшного персонажа:

«О боже мой, они убили Кенни!».

Каплей, мирно попыхивая так полюбившейся ему вишневой трубочкой, сидел рядышком с моим столом и давал ценные указания. Я расчерчивал ватман для написания заголовков, размачивал перья и открывал пузырьки с тушью.

— Что, граф Балет, печалишься? Или плакаты да конспекты рисовать надоело?

— Никак нет, товарищ каплей, все нормально. Болев сегодня письмецо из Анголы прислал. Весело у него там, крайний выход, потом оттуда кораблем ЧФ на Одессу идет. Документы его на увольнение в запас уже на острове Майском, под Очаковом.

— Да, толковый старшинка, очень даже. А ты-то чего надумал после увольнения?

— Ничего, товарищ каплей. Вообще не думал.

— А зря. Вон Зеленов — тот обратно в спорт. Сейчас уже его во флотскую сборную на выступления задолбали дергать. Саша Федосов в институт морской торговли и транспорта готовится, да и у остальных планов громадье.

— А я не думал. Не хочу я в институт. Год еще целый служить. Я пока погуляю дома.

— Ага, по тебе видно — погуляешь, побухаешь и заскучаешь. А потом тебе станет невыносимо грустно и захочется куда-нибудь обратно.

— Куда?

— Сюда Балет Иванов-Вяземский! На флот, в разведку, на выход в джунгли, в море, пить кофе из котелка, ночью не спать. Или на высадке парашютным способом попасть под оторвавшийся грузовой контейнер, как в крайний раз было.

— Я не знаю, товарищ каплей. Наверное, захочется.

— А иди-ка ты, дружок, в военное училище. По стопам, так сказать, батеньки своего и командира группы. Ведь мы с твоим отцом знакомы, между прочим. Он у меня в училище как-то был. Встреча с фронтовиками.

Вот это новость! А ведь отец действительно, служа в городе Ленина, частенько бывал приглашаем в различные училища на такие мероприятия.

— Ну так что, ты подумаешь, старшинка? — вывел меня из задумчивости каплей. — Сам знаешь, Ленинград — колыбель революции, морская форма, кондитерская «Север», пирожные буше, студенточки, комсомолочки!

— Пойду в училищеу, товарищ каплей, — брякнул я и, высунув от старательности язык, начал черкать пером по ватману.

Эпилог

Ленинград, 1974 год

Мы отработали дыхательные упражнения, и я пошел к тяжеленной груше, тренировать свой лоу-кик. Наш инструктор все задерживался. Сегодня начальник кафедры физвоспитания сам работал с нами. Инструктор по рукопашному бою обещал привезти из ВИФКА (военный институт физической культуры), пару каких-то суперпрофессионалов для проведения методических и показательных занятий. Я усиленно колотил грушу ногами из различных положений, добавив на утяжелители еще по полкило. Эти «мягкие гири» я начал таскать сразу же после поступления в училище.

В голове у меня почему-то засели мысли о большой войне, которая рано или поздно случится, а я через год уже лейтенант. Путь мой определен и без меня, еще на мандатной комиссии флота. Моих желаний никто не учитывал. В Тамбовском специальном училище кафедры морской разведки на момент моего поступления не было, и меня отправили дорожкой, когда-то проторенной моим командиром группы. Ленинград, подплав. Клаустрофобия осталась в далеком прошлом. Выход за борт шлюзованием теперь для меня сущая ерунда.

Так, размышляя обо всем подряд, я чуть не пропустил команду на построение.

Приехали приглашенные инструкторы. Один невысокий жилистый то ли казах, то ли еще кто из этих народов. Второй повыше, типичная усатая рязанская морда. Но мощь и скорость видны даже в скупых, экономичных движениях. А лицо-то уж больно знакомое. Где же я его видел?

Одного рукопашника представил сам начальник кафедры. Низкорослый казах — майор запаса Борис Орсынбаевич Лисенбаев. Видать из нелегалов. Когда рассказывал о цели занятия, проступал явственный акцент. Так на русском говорят янки откуда-нибудь из Сан-Франциско.

Лисенбаев представил своего товарища, латыша Криса Рейса. Вот, латыш! А я думал, русский. Этот тоже говорил с акцентом, но получше казаха.

Лисенбаев показывал удивительные вещи. «Трехсантиметровый» удар. Кулак инструктора находился возле груди спарринг-партнера. Незаметное глазу движение, и партнер летит на маты. Он рассказал о философии нового вида рукопашного боя «Джит Кун До», которому сейчас обучают оперативников специальных групп, посмотрел на наши спарринги, давал очень умные и дельные советы. На меня он глядел очень внимательно, изредка что-то говорил своему напарнику. Потом провел с Рейсом показательный бой. Такой техники я раньше ни у кого не видел.

Но вот усатый Крис Рейс кого-то мне напоминал. Убежденность в этом росла с каждой минутой, пока я наблюдал за ним на татами.

Он начал приглашать курсантов для спарринга. Лисенбаев судил и наблюдал за мерами безопасности при проведении учебной схватки.

После того как Рейс буквально в считанные секунды выстегнул пару спарринг-партнеров я решился выйти на татами. Церемонный поклон. И тут я словно предугадываю, что сейчас будет, высоко подпрыгиваю, пропускаю под собой ногу Рейса, изворачиваясь в воздухе, уклоняясь от удара правой, перекатываюсь и встаю на ноги.

Да, все понятно. Вот он, оказывается, где, а я все мучился, думал, что стало с оклахомским рейнджером. Помнит ли он сержанта Лепски и свою погибшую группу?

На Рейса словно ступор напал. Он меня узнал!

— Хай, Чак! — бросаю я ему по-английски и со всего маху луплю в промежность.

Повелся этот псевдолатыш, успел выставить жесткий блок. Знал, куда я ему влуплю. Но я голень так и не довел. Использовал маховое движение левой ноги, вскинул правую. Чак, как и в прошлый раз, ожидал футбольного удара в грудь, повел плечом, блокируясь, выставил ногу. Сейчас все напряжение у него в плече и в блоке на промежность, который он уже начал перемещать, уловив мах моей правой.

На! Если бы не психологическая обманка, я наверняка отсушил бы себе ногу об это железобетонное бедро. А тут я свалил Чака Норриса. Мои курсанты и инструкторы восхищенно охнули. Ведь дело происходило в какие-то доли секунды.

Лисенбаев выдал замысловатое американское ругательство, которое понял только я. Крис Рейс тяжело поднялся с татами. Казах тут же прекратил схватку. Мы церемонно поклонились друг другу. В глазах у Норриса-Рейса я увидел что-то вроде страха и примирительно ему улыбнулся. Борис Орсынбаевич отвел Рейса в сторону и обмолвился с ним парой слов. Потом он пригласил меня в кабинет начальника кафедры.

Там состоялся разговор, в ходе которого я клятвенно, чуть ли не под подписку, пообещал никому не рассказывать о том, где раньше встречался с Крисом Рейсом. Лисинбаев пригласил меня в ВИФК для индивидуальных тренировок. Ну что же, воспользуемся. Хотя мне кажется, что пуля быстрее всяческой руки и ноги в несколько раз.

Оглавление

Часть первая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

Часть вторая

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

Эпилог