Княжич [Александр Валерьевич Волков] (fb2) читать онлайн

Княжич

Глава 1

Обычно студенты не охотно приходили на утренние занятия по фехтованию, но этот урок был интересен всем. Тренировочная площадка за зданием института не успела толком прогреться, солнце недавно поднялось над горизонтом и едва пробивалось сквозь тучи, однако на трибунах собрались все курсы — от первого до четвёртого. Парковка была так глухо заставлена автомобилями представительского класса, что свободных мест не осталось.

Студенты плевать хотели на противную морось, сырость и прохладу. Никто не боялся наступить в лужу и испортить студенческие брюки, никто не боялся до нитки промочить роскошные пиджаки. Чёрт с ними, с этими тряпками. Брюки и пиджаки можно сдать в химчистку когда угодно, а вот посмотреть, как скрестились самые дорогостоящие клинки Петербурга, получалось не каждый день. Обычно тренировочные бои проводились с тренировочным оружием, но тут — настоящее, магическое.

Огненная шпага Растеряева интересовала зрителей не так сильно. А вот катана-умбра Волховского, о которой не слышал только ленивый, создавала ажиотаж сама по себе. Она не только фигурировала в учебниках по современной Русско-японской истории, но и считалась очень смертоносным оружием. Настолько смертоносным, что сам Царь-Император не решился отобрать его у семьи Волховских, хотя поговаривали, что пытался.

Княжич Волховский против Растеряева ничего не имел, даже не взирая на попытки превратить обычный подростковый конфликт в настоящую дуэль. Он воспользовался спаррингом с боевым оружием как возможностью побывать в схватке, приближённой к реальной. А вот Растеряев же ставил на этот бой очень многое, потому что ненавидел Волховского. В княжиче Растеряева раздражало абсолютно всё: статность, привлекательность, длинные белые волосы, несправедливый избыток внимания со стороны сверстников, и особенно сверстниц.

Растеряев считал, что не будь Волховский княжеским сынулей, никто бы не вертел рядом с ним хвостом. «Я поставлю тебя на место, ублюдок, — подумал Растеряев. — Тогда Молчанова предпочтёт меня. А остальные забудут о желании набиться к тебе в друзья!»

Они стояли друг напротив друга на дистанции вытянутой руки, и клинки вынимать не спешили. Рано. Биться без правил — удел трактирных пьяниц. Потому, в ожидании команды военного инструктора, оппоненты соревновались в стойкости взглядов. Между ними была не дуэль, а спарринг с допустимостью применения меньше половины магической мощности, но даже к этому стоило относиться серьёзно.

Волховский отвёл взгляд, как отец учил. Изобразил неуверенность.

Это заставит противника расслабиться, действовать напористо и необдуманно, что создаст почву для эффективной контратаки.

«Забавно, — подумал Волховский. — В предыдущей жизни я бы уже трусился от страха в такой ситуации».

— Глаза прячешь, княжич? — нагло спросил Растеряев. — Боишься, что я извожу тебя в грязи? Правильно боишься. Тут папенька тебя не выручит.

— Схватка рассудит, Николай Валентинович, — вежливо ответил Волховский, и скромно ухмыльнулся. — Но если вы вдруг оступитесь, упадёте лицом в лужу, и вам понадобится химчистка со скидкой — я готов предоставить услуги семейной прачечной.

— Какой джентльмен! Да я тебя…. — зло начал Растеряев, сощурился, заготовил обидное ругательство, но договорить не успел.

— Внимание! — с трибуны рявкнул рослый инструктор, одетый в тренировочную преподавательскую форму.

Волховский положил ладонь на изящную рукоятку катаны, и коснулся цубы кончиком большого пальца.

Растеряев взялся за инкрустированный драгоценностями эфес фамильной шпаги.

Над тренировочной площадкой возник прозрачный защитный купол, который отделил трибуну от места схватки.

«Стоит предложить отцу ввести налог на безвкусицу», — подумал Волховский, когда покосился на шпагу. Ему казалось излишним подобное обилие ценных камней в одном изделии. Такое даже в качестве декорации в гостиной повесить стыдно, а Растеряев гордо таскал эту штуку в открытом виде.

— К барьеру! — рявкнул инструктор. — Р-р-разойтись!

Растеряев с Волховским отдалились друг от друга на положенные восемь шагов, и крепче схватились за рукоятки. Инструктор велел:

— К оружию!

Волховский плавно вытащил катану из ножен, Растеряев же резко выдернул шпагу, и гневно фыркнул, засопел ноздрями.

— Бой!

Зрители моментально оживились.

С правой трибуны закричали японские студенты и студентки. Студенты на японском языке скандировали что-то одобрительное в адрес Волховского, а студентки глядели на того влюблённо. Не отставали и русские — их зрительские симпатии доставались Волховскому не в меньшей степени. Растеряева практически никто не поддерживал, и это бесило его, ведь он считал, что внимание полагалось именно ему.

Клинки пробудились по мысленной воле хозяев. Катана покрылась иероглифами из чёрного света, сгустила сумрак рядом с Волховским. Шпага же просто разогрелась, и вокруг Растеряева возникло прозрачное марево.

Растеряев ожидания Волховского оправдал, пренебрёг защитой, и стремительно атаковал в лоб без всякой подготовки. Оборонительная стойка кокуцу-дати в данном случае пригодилась бы, чтобы поставить гравитационный щит, но тогда магии пришлось бы использовать больше, чем позволялось. Катана уступала шпаге в массе, да и сам Волховский был несколько хилее верзилы Растеряева. Растеряев колющим выпадом вклинился в защиту Волховского словно ледокол на полном ходу. Волховскому пришлось уйти с линии атаки, чтобы в теле не появилось лишнее отверстие.

Но Растеряев не остановился, а продолжил атаковать пуще прежнего, будто бы позабыл, что в спарринге стоило сдерживать силы. Он с яростным воплем принялся размахивать шпагой, пытался зарубить Волховского, и тот удивился, когда услышал над ухом свист лезвия, и увидел в воздухе длинную прядь собственных волос. Стало невыносимо жарко от магии шпаги. По лицу Волховского тут же заструился пот, ладони намокли, но надёжная обмотка рукоятки катаны позволяла уверенно держать оружие. Повезло, что Растеряев не воспламенил клинок сразу.

— Остановите бой! — кто-то взволнованно крикнул с трибуны. — Он же зарубит его!

«Сомневаюсь!» — пронеслось в голове у Волховского.

Инструктор никого не собирался останавливать. Ему было прекрасно известно, сам князь Волховский обучал княжича ближнему бою, и знал, что Растеряеву вряд ли светила победа.

Волховский конечно понимал, что если бы была возможность использовать катану-умбра в полную силу, от Растеряева на тренировочной площадке осталось бы лишь кровавое пятно с обломками костей, однако благодаря ограничениям бой стал в разы интереснее.

— Убью! — крикнул Растеряев, брызгая слюной. — Убью, паскуда!

Подобного развития событий следовало ожидать. Всё же, испанская школа фехтования дестреза сильно отличалась от школы ити-рю Волховского. Дестреза состояла из неудержимых взмахов тяжёлой шпагой, которые было невозможно отразить катаной. Ещё хуже стало, когда Растеряев вошёл в кураж, воспламенил клинок, и стал размахивать им как ненормальный. Удары страшной силы обрушивались на Волховского со всех сторон, вынуждая того отскакивать и уклоняться.

Катана, укреплённая магией, выдержала бы лобовое столкновение со шпагой. Однако самого Волховского снесло бы как тряпичного, а потерять устойчивое положение в таком бою — смертный приговор. Но дело было не только в устойчивости. Из-за жара шпаги бой на короткой дистанции стал невыносимым. Дождевые лужи под Растеряевым вскипели, воздух стал настолько горячим, что вдохнуть его было невозможно. Одно неверное движение в таких условиях могло стоить Волховскому жизни.

Хоть Волховский считал действия Растеряева в некоторой степени эффективными, такая манера боя ему не нравилась. Она была утомительной, была грубой, и, в конце концов, некрасивой. Он предпочёл действовать иначе, и решил использовать мелкие манипуляции с гравитацией.

Растеряев хотел достать оппонента тройной комбинацией взмахов, клинок шумно рассекал воздух и оставлял след из огненного шлейфа, но атаки цели не достигли. Волховский отскочил назад, коротким магическим выпадом бросил себе под ноги аномалию скольжения, и проскользил на ней прочь от врага метров на десять.

Растеряев изумился, когда увидел перед носом пустоту вместо противника, а потом изумился ещё раз, когда заметил, что Волховский взмахнул мечом. Аномалия скользнула под ноги Растеряеву, и тот повалился на землю. Шпага звякнула рядом и погасла, Растеряев потянулся за ней, но схватить не успел.

Волховский снова воспользовался аномалией скольжения, быстро приблизился к противнику, и воткнул катану в нескольких сантиметрах от вражеского уха. Сердце Растеряева пропустило пару ударов, когда он услышал звон клинка и увидел отражение собственного лица в отполированном лезвии. Растеряев расширил глаза, отвесил от удивления челюсть, и не мог вдохнуть.

Лишь когда шпага остыла, Растеряев нахмурился и расслабился. Ему стало гадко от вида собственного отражения во вражеском мече. Стало гадко от мысли, что он видел самого себя в состоянии, близком к предельному испугу, а ещё хуже то, что это заметили остальные. «Наверняка заметили, — сердито подумал Растеряев. — И теперь будут пускать сплетни за моей спиной!»

— Бой окончен! — крикнул инструктор. — Победа заслуженно достаётся княжичу Анатолию Станиславовичу Волховскому!

Толпа подняла одобрительный гомон, но оппоненты не обратили на это внимания.

Для Волховского победа не значила ничего. Он воспринимал бой как обычный спарринг, как повод научиться чему-то новому и отточить навыки, так что без задних мыслей протянул Растеряеву руку, сказал:

— Вы произвели на меня впечатление, Николай Валентинович. Я признаю, что мог проиграть, если бы вам хватило обдуманности в действиях и сдержанности.

— Смеёшься? Учить меня вздумал? — Растеряев злобно взглянул на Волховского, приподнялся, и грубо отвёл его руку. — Сдалась мне твоя помощь. Я встану сам. И тебе просто повезло. Если бы не учебные ограничения, я бы от тебя мокрого места не оставил.

— Возможно, — Волховский на грубость отреагировал спокойно. — Но позвольте заметить, что я тоже сдерживался. Всё же, вам не стоит воспринимать будничный спарринг близко к сердцу.

— Пошёл ты, — огрызнулся Растеряев, и длинно сплюнул Волховскому под ноги.

Толпа ахнула.

Волховский лишь усмехнулся, проигнорировал настолько нелепую провокацию, и поместил катану в ножны. Вообще, подобная выходка была поводом для серьёзной дуэли. Но если биться насмерть с каждым недоброжелателем, то институт быстро бы опустел примерно на треть. Массовые убийства в планы Волховского не входили. Он проводил слишком важное научное исследование, чтобы растрачиваться на доказательство умения за себя постоять — все и так знали, что княжич не слаб.

Защитный купол рассеялся, инструктор шагнул на тренировочную площадку, и велел оппонентам встать рядом с ним. Одногруппники глядели на Волховского с неподдельным восхищением, ведь он не только победил, но и не побоялся сражаться с помощью настоящего оружия.

Инструктор широко расставил ноги и сцепил руки за спиной, как морпех. Ректор предпочёл обычным инструкторам по магическому бою бывшего военного. Как бы искусно маги не разбрасывали огненные шары, и какими бы красивыми заклинаниями не владели, психология боя одинакова что для талантливых Кенши, которые владели магией меча, что для обычного человека, который вынужден насмерть биться с врагом.

— Перед вами — самые смелые студенты Института, и это не преувеличение, — инструктор обратился к толпе. — Старые инструкторы в жизни бы не допустили спарринга с боевым магическим оружием, и мне пришлось потеть несколько месяцев, чтобы убедить уважаемого ректора устроить настоящий бой. Теперь Растеряев и Волховский не просто дворяне, а дворяне, которые не побоялись бросить вызов смерти, что важно при их образе жизни. Один настоящий бой способен преобразить человеческую психику, и теперь эти молодые люди готовы дать отпор любому недругу.

Волховского настоящим поединком было не пронять. Он, под руководством отца, прошёл долгую и сложную психологическую подготовку. Другими словами, для княжича не было проблемой снести Растеяреву голову, хотя он отнюдь не считал убийство чем-то хорошим, и насилие в принципе не любил.

— А зачем нам биться по-настоящему, если есть охрана? — поинтересовался студент третьего курса. — Специально подготовленные люди, обученные защищать людей благородной крови.

— Пока что вы — дети. Наследники и студенты. Вам не приходилось сталкиваться с реальными проблемами дворянской жизни. И вам стоит осознать, что вы — цель, а не благородная особа. Ваши отцы умрут, и у вас на спинах вырастут охренительных размеров мишени, в которые, рано или поздно, захотят выстрелить на поражение. Потому вы должны в совершенстве овладеть навыками ведения боя с помощью фамильных мечей, и понять, что дар Кенши вовсе не обеспечивает неуязвимость. Вас могут убить. Вы — залог процветания Русско-японского конгломерата. За вами предприятия стратегической важности, и поверьте, найдётся немало народа, который захочет их отнять или саботировать. Потенциальным врагом может оказаться кто угодно. Ваш конкурент, заговорщик в семье, или какой-нибудь народный мститель, который не осознаёт и не понимает вашей значимости. Для простых людей вы — просто мешки с баблом, которые незаслуженно владеют страной. Именно поэтому вы должны быть готовы в любой момент, ранним утром или поздней ночью, защитить себя и отнять у врага жизнь.

— А если я боюсь драки? — поинтересовался студент третьего курса.

— Программа рассчитана исключительно на добровольцев. — Инструктор пожал плечами. — Можете надеяться на охрану. Уговаривать вас браться за боевое оружие никто не станет. Но поверьте, после этого боя Растеряев и Волховский дадут фору многим из вас, даже четверокурсникам, которые в настоящих боях не участвовали. На этом всё. Можете приступать к занятиям согласно учебному расписанию. Р-р-разойтись!

— Это ещё не конец. — Растеряев злобно взглянул на Волховского, и скрылся в здании института.

Студенты разбрелись по аудиториям.

Волховский направился в душевую, чтобы привести себя в порядок. Благо, он додумался прихватить комплект запасной студенческой формы с фамильным гербом в виде двух скрещенных мечей на фоне восходящего солнца. После душа и смены одежды стало намного легче.

В кармане тренькнул смартфон — лорд Виталий Попов, одногруппник, прислал Волховскому сообщение: «Я у раздевалки», возле которой они встретились, и побрели по светлому коридору, иногда поглядывая на портреты легендарных предпринимателей. В числе великих дельцов были князь Станислав Волховский и Валентин Растеряев, которые когда-то тоже учились в Санкт-Петербургском Имперском Институте.

Разумеется, от Имперского в институте было лишь слово, которое, после формирования Русско-японского конгломерата, оставили как дань исторической памяти Российскому прошлому.

— Где твой меч? — поинтересовался Волховский.

— Дома забыл, — признался Попов. — Чёрт бы побрал эту железяку. Она всё равно бесполезна. Кого и нахрена мне лечить? Сами вылечатся.

— Ты недооцениваешь роль целителей в экономической жизни страны, — ответил Волховский.

В дороге встречались студентки. Но что русские девушки, что японские, поглядывали на Волховского и игнорировали Попова. Только здоровались из вежливости. Попов был ниже Волховского, невзрачнее, страдал от лёгкой полноты, ходил в мятых брюках и рубашке, но его это не волновало. Он говорил: «у меня слишком много важных дел, чтобы тратить время на всякую чушь!». Ему до такой степени самозабвения было плевать на внешний вид, что он запрещал слугам прикасаться к своей одежде.

Когда они завернули в столовую перекусить, Попов умудрился опрокинуть на себя поднос с едой. Но пока Волховский был рядом, никто не осмелился хотя бы ухмыльнуться. Волховскому пришлось едва ли не силой заставить Попова отправиться в уборную, чтобы привести пиджак в порядок.

— Замечательно, — причитал Попов, когда встал у высокотехнологичного вида раковины, снял пиджак, и принялся отмывать пятна проточной водой. — Просто чудесно, мать вашу. Вот скажи, за что мне вся эта хрень?

— Не выражайтесь, — попросила раковина роботизированным голосом. — Ругательства приводят к выработке гормона стресса и ухудшают настроение.

— Заткнись! — вспылил Попов. — Ещё не хватало, чтобы унитазы и раковины учили меня жизни, чёрт бы тебя побрал! Японцам совсем нечего делать, если они наделили нужники искусственным интеллектом! Боюсь представить, что будет, если начнётся восстание машин!

— А вот сейчас обидно было, — отозвалась раковина.

Попов лишь фыркнул, и смысл с пиджака последнее пятно.

— Чтобы не спотыкаться — надо смотреть под ноги, — отстранённо заметил Волховский. — Сдаётся мне, сударь, ты не совсем внимателен, а потому неуклюж. И перебранки с раковинами устраивать ни к чему.

— Как же легко ты определил все мои проблемы, — саркастично заметил Попов. — Я догадываюсь, почему Растеряев хочет снести тебе башку.

— Я честно ответил на вопрос и озвучил видимые недостатки в твоём поведении. — Пожал плечами Волховский. — Хочешь стать лучше — работай над собой.

— Иногда мне кажется, что у тебя из задницы вот-вот вылезет тренер по саморазвитию, — съязвил Попов, и надел сырой пиджак.

— Очаровательно. — Волховский окинул Попова взглядом, и направился к выходу. — Лучше сними это, и неси на руке.

— Ещё чего, — пробурчал Попов, когда они вышли в коридор. — Мне плевать, что окружающие думают о моём внешнем виде. Если им не понравится мятый и сырой пиджак, они могут пойти к чёрту.

— Не очень продуктивный подход, — заметил Волховский.

— Меня это не волнует. Лучше подумай, как будешь разбираться с Растеряевым.

— Можно было бы устранить причину ненависти, чтобы исчерпать конфликт, но причина неустранима. Ненависть Растеряева порождена вовсе не моей прямолинейностью, — равнодушно пояснил Волховский. — Дети склонны подражать родителям, а вражда между старшими Растеряевым и Волховским — дело давнее. Собственно, лично для меня Николай Валентинович не является ни врагом, ни конкурентом.

— Так ещё бы, — рассмеялся Попов. — Ты бы при всём желании не смог стряпать настолько знойные хентай-игры, которые выпускает «Раст-Игропром». Видел, сколько копий симулятора «Длинное щупальце» распродали на релизе? Эти игрушки вызывают интернациональное головокружение, и делают так, что у русско-японской молодёжи правая рука обычно крепче левой с очевидной диспропорцией.

— Безвкусица. — Сморщился Волховский. — И враждуем мы не из-за товара. Скорее из-за стратегической значимости оного.

— У хентай-игр огромная стратегическая значимость, — перебил Попов. — Ведь потребители «Раст-Игропрома» в перспективе могут стать лучшими метателями копий на планете. Это большой вклад в будущее спортивной индустрии, знаешь ли.

— Я бы оценил шутку, если бы она была смешной, — ответил Волховский, достал смартфон из кармана, и открыл приложение «Дуэлянт», отклонив очередной вызов Растеряева. — Но если не шутить, то причина конфликта в обычной зависти. У моего отца во владении треть заправочных станций в стране, он собственник крупных нефтяных месторождений. Если начнётся война — о симуляторе щупальца все забудут. В первую очередь понадобится топливо, чтобы двигать войну и выигрывать её. Именно поэтому у Волховских есть дорогостоящие контракты с министерством обороны, а у Растеряевых — нет. Царь-Император полностью игнорирует Растеряевых с компьютерными играми, потому им ничего не остаётся, кроме попыток подставить нас или хотя бы унизить победой в бою….

— Стой! — Попов вдруг замер.

— В чём дело? — не понял Волховский.

— Ты посмотри, кто идёт!

До Волховского не сразу дошло, что так сильно возбудило Попова, пока он не заметил группу студенток. Разумеется, девушки в СПбИИ были как на подбор — красивыми и влиятельными, но когда среди них находилась Елизавета Молчанова, становилось ясно, что и в такой среде можно выделяться.

Попов предпочёл бы юркнуть за угол, да углов поблизости не было. Он пожалел, что не прислушался к совету Волховского, и пожалел, что именно сейчас выглядел крайне небрежно. Одно дело, когда тебя критикуют ровесники, до которых тебе нет дела, и другое — когда критикует Елизавета Молчанова. Разумеется, Попов всегда предполагал вероятность случайной встречи с Молчановой, однако был слишком ленив, чтобы заранее привести себя в порядок.

Молчанова была темноволосой красавицей, в след которой глядело большинство мужчин. Фигура спортивная, подчёркнутая студенческой формой, на прекрасном лице отражалась философская печаль, а за спиной у неё висел неизменный футляр для скрипки. Она была дочерью барона Аркадия Молчанова и госпожи Томоэ Куниёси из японского феодального сословия. Эта парочка похоронила АвтоВАЗ, и создала на территории Российской Империи уникальную русско-японскую автопромышленность, обеспечив потребителя надёжными и доступными автомобилями. Но, как это бывает из-за сильной разницы в мировоззрении, брак распался, а Елизавета осталась с отцом.

Редкий студент не пытался стать фаворитом Молчановой, но ни у кого не выходило добиться её расположения, хотя, казалось бы, она была обычной девушкой, совершенно глухой к дару Кенши и лишённой магических способностей. Хуже всех приходилось Попову, ведь он перед ней элементарно робел, и был самым ярым поклонником. Она казалась ему девушкой без изъяна, была чем-то безупречным и идеальным в его представлении, но Волховский этой восторженности не разделял нисколько.

Вместе с душой в новое тело перенёсся и опыт прожитых лет, которых в прошлом мире, на Земле, где горцы занижали «Приоры», подростки крутили спиннеры и были без ума от «Тик-Тока», насчитывалось тридцать. Волховский умел подкоркой чувствовать женщин, которых лучше сторониться, и Молчанова была одной из них.

Он не мог конкретно объяснить себе, что с ней не так. Однако был уверен, что за всей этой философской печалью, за всей красотой и знаменитой фамилией скрывается нечто, к чему лучше не прикасаться. Подростков можно понять. Молчанова была красива, и никто особо не задумывался о том, что у неё в душе. Но Волховский давно вырос из состояния ума, в котором внешность играла решающую роль.

— Здравствуйте, княжич, — вежливо поприветствовала Молчанова, и обратила на Волховского рассеянный взгляд. — Потрясающий бой. Вы умело обращаетесь с мечом и даром Кенши. Я восхищена. В вашей технике есть что-то от великих воинов древности.

— Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна, — с необыкновенной для него вежливостью поприветствовал Попов, но Молчанова, как обычно, не заметила его.

Попов сник.

— Приветствую, сударыня. Ити-рю и есть древняя школа кендзюцу, — пояснил Волховский.

— Я бы хотела обучиться ей у вас, с вашего позволения, — попросила Молчанова. — Мы сможем с пользой провести время, и познакомиться поближе. Найдёте для меня пару часов?

«Очаровательно, — подумал Волховский. — Подкат номер триста сорок девять».

— Я бы с радостью уделил вам время, но у меня плотный график, — отмазался Волховский, и почти не соврал. — Тренировки и научная работа слишком трудоёмки. К сожалению, нет времени даже сходить в ресторан.

— Ясно, — ответила Молчанова, и было непонятно, расстроилась она или нет. — В таком случае не смею вас отвлекать, княжич. Была рада пообщаться.

— Взаимно, — кивнул Волховский. — Позвольте откланяться.

— До свидания, — робко попрощался Попов, но Молчанова без единого слова прошагала мимо, будто к ней обратился призрак.

И они разошлись. Молчанова ушла в сторону класса филармонии, а Волховский с Поповым направились дальше по коридору. У входа в аудиторию Попов не выдержал.

— Знаешь, Волховский, вот ты — больной человек. — Попов покачал головой, и покосился на Волховского с укором. — Первая красавица института сама напрашивается на личную встречу. Сохнет по тебе, и восхищается. Знаешь, скольким студентам за всё время она сделала комплимент? Ни одному, чёрт бы тебя побрал. А ты ерепенишься, как кисейная барышня. Да все парни продали бы душу, чтобы оказаться на твоём месте!

— Ты уверен, что её интересую я, а не влияние и ресурсы моего отца? — резонно возразил Волховский.

— Какой же ты занудный. — Попов выразительно покрутил пальцем у виска. — У неё денег куча.

— Деньги имеют свойство заканчиваться, — ответил Волховский. — И если ты не слышал, после развода госпожа Куниёси приватизировала большую часть активов барона Молчанова, вот он и ищет, куда пристроить дочь, чтобы поправить дела. Эта мысль заставляет меня сомневаться в искренности намерений Елизаветы Аркадьевны.

— Мало что ли в институте богатых студентов? — скептически скривился Попов. — Не говори глупостей. Я подарил Молчановой два автомобиля, на которых теперь рассекает её отец, и что с того? Она даже не здоровается со мной.

— В институте мало студентов из княжеского рода, но скажу проще, — ответил Волховский, когда прозвенел звонок. — Она не в моём вкусе. И ты ей симпатизируешь. Я стараюсь не допускать конфликта интересов с друзьями. Это бесчестно.

— Точно больной человек, — сокрушился Попов. — Лечиться тебе надо, это я как целитель говорю.

Глава 2

Молчанова достигла совершенства в двух вещах — владении скрипкой и ненависти к музыке. Она научилась играть такие музыкальные партии, что стала любимицей преподавателя по музыке, знаменитого Елисея Тогукавы, который временами устраивал грандиозные концерты и аншлаг в зрительском зале Большого Театра Петербурга. Японскую фамилию он взял из принципа, и очень гордился этим.

Молчанова всеми силами старалась не запоминать его имя, но, увы, обстановка её вынудила, ведь девчонки из ансамбля говорили о нём постоянно. У него мечтали обучаться все, но только не Молчанова. Ей приходилось через силу водить смычком по струнам, и когда Елисей наконец велел закончить игру взмахом дирижёрской палочки, Молчанова испытала облегчение.

— Отличная игра, — одобрил Елисей. — Но партию контральто необходимо подтянуть. Да, Гарькавая. Я к тебе обращаюсь.

Девушки захихикали.

— Я буду стараться, Елисей Викторович, — ответила Гарькавая.

— Молчанова — ты как всегда великолепна, — одобрил Елисей. — Продолжай в том же духе, и через месяц сможешь выступить с моим ансамблем.

— С превеликой радостью, Елисей Викторович, — сдержанно ответила Молчанова, а сама подумала: «Сдался мне твой ансамбль. Надеюсь, ты сдохнешь».

— Хорошо. — Кивнул Елисей. — Можете идти. Занятие окончено. Сударыня Гарькавая, вас попрошу задержаться.

Молчанова направилась на плановую лекцию.

Ей было не интересно, о чём рассказывали преподаватели на основных занятиях. Она даже учебники с собой не носила. Смысла не было, ведь учебный материал первого курса она освоила ещё до поступления в СПбИИ. Умница, отличница, красавица. Все хотели её в жёны, все хотели с ней дружить, да вот только саму Молчанову столь избыточное внимание раздражало. Люди вызывали в ней отвращение. Она бы с удовольствием их поубивала, да только отец вряд ли бы такое одобрил. Надо было маскироваться под нормальную девушку, и добиться расположения Волховского, чтобы заключить выгодный политический брак.

К счастью или к сожалению, Волховский вызвал интерес не только у Аркадия Молчанова, но и у самой Молчановой. Её интерес был вполне понятным — любовным, и к политике отношения не имел.

Молчанова расстроилась из-за отказа Волховского, но понимала, что придётся попытаться снова добиться его расположения. Иначе ей было не найти себе места.

Аркадий Молчанов не останавливался в попытках сделать из дочери идеальную жену — совершенную в музыке, совершенную телом, совершенную в светской беседе и политике. Именно такая девушка, по его разумению, могла обеспечить выгодный союз с княжеским родом, и по щелчку пальца решить все проблемы Молчановых.

Прозвенел звонок, но Молчанова вставать не спешила. Глядела на парковку через окно. Дожидалась, пока Волховский не усядется в машину из своего кортежа с Поповым, и не уедет. Ещё одной неловкой встречи не хотелось. Машины с фамильным гербом Волховских на бортах вскоре скрылись за поворотом. Послышался отдаляющийся вой сирены внедорожников сопровождения — кортеж поехал по городу, среди простых смертных.

— Сударыня, с вами всё в порядке? — поинтересовался химик с небритым лицом. — Звонок прозвенел. Вы свободны.

— Да, Иннокентий Павлович. — Молчанова кивнула, и собралась с мыслями. — Я задумалась.

— Не доклад ли занимает ваши мысли? — поинтересовался химик.

— Я давно написала доклад по топливу и теории горения, — ответила Молчанова. — Не хочу сдавать раньше времени, с вашего позволения.

— Могу помочь вам устранить неточности, — предложил химик. — Если они там, конечно, есть.

— Вряд ли есть. — Молчанова покачала головой, и встала. — Хотя эту теорию можно описать так же просто и элегантно, как Эйнштейн описал теорию взаимодействия частиц Кенши с магическими мечами и мечниками. Просто написать, что горит смесь паров бензина и кислорода, а не расписывать этот процесс в многостраничном докладе.

— Таков закон обучения. — Химик улыбнулся, и поправил очки. — Больше напишете — лучше запомните. К тому же, только понимание деталей позволяет вносить в них изменения, а значит изобретать новое и изменять мир.

— Я знаю. Но от этого обучение не перестаёт быть несусветно скучным.

— Зато благодаря обучению вы не стали несусветно глупой, — парировал химик. — Ваши умственные способности поразительны, сударыня. Уверен, вы далеко пойдёте. Барон Молчанов прекрасно вас воспитал.

— Конечно. — Молчановой удалось изобразить искреннюю улыбку. — Я благодарна отцу. До свидания, Иннокентий Павлович.

На самом деле возвращаться домой ей не хотелось. Хотелось сразу поехать на пустырь в Петербургской области, но надо было показаться отцу, и дождаться, пока он уедет на очередную встречу. Ещё требовалось посетить тайный ботанический сад, и сорвать зрелый ликорис, семя которого Молчановой дал загадочный Человек в маске Кабуки.

Молчанова не помнила, когда и при каких обстоятельствах она встретила Человека в маске. Казалось, будто это случилось тысячу лет назад. Ей помнился приятный, всепоглощающий Голос, маска Кабуки и белые одеяния, словно у божественного посланника. Он пообещал, что если в точности выполнить его указания, то любовь Волховского ей обеспечена, а ради этой любви она была готова на всё. И неважно, что любовь было невозможно спровоцировать никакой магией. Голос вызвал у Молчановой безоговорочное доверие.

Она вышла на порог института, под пасмурное небо.

Её кортеж был втрое скромней, чем кортеж Волховского. Всего одна машина сопровождения, и одна — личная. Охранник открыл перед Молчановой дверь престижного седана, и жестом пригласил в салон.

— Прошу, сударыня, — сказал охранник.

— Спасибо, — поблагодарила Молчанова. — И попросите водителя сделать небольшой крюк, проехать через Дворцовый мост, и прокатиться по набережной Японского района. Хочу на него посмотреть.

— Как прикажете, сударыня, — подчинился охранник. — Вы уверены, что барон Молчанов не будет переживать?

— Не беспокойтесь, — Молчанова поспешила успокоить охранника. — Скажите, что я пригрозила вам увольнением, если вы не подчинитесь.

Молчанова уселась в удобное кресло, и кортеж поехал по оживлённой улице к Дворцовому мосту. За окном мелькали яркие неоновые вывески, реклама на японском языке, билборды с изображением русских и японских знаменитостей. Петербург после формирования русско-японского конгломерата стал сильно напоминать Токио. Петербургским князьям всегда было свойственно наделять город архитектурными особенностями зарубежных культур, а тут произошло практически полное слияние двух государств, потому Молчанова не удивлялась, когда видела пироговую и раменную в одном здании.

Молчанова поехала этим маршрутом не просто так. Она хотела как можно дольше не возвращаться, надеялась, что отец уедет, однако осознавала — он будет ждать её до упора. Потому пришлось направиться домой.

Кортеж остановился около трёхэтажного особняка, и Молчанова покинула салон автомобиля. Она с неохотой переступила порог собственного дома, где её сразу же встретил отец, барон Аркадий Молчанов. Некогда стройный, но теперь порядком рыхлый, запустивший себя после развода господин лет сорока пяти. Он был в вечернем деловом наряде, хмуро глядел на Молчанову, и держал ладонь на рукояти фамильной сабли.

— Ты опоздала на десять минут, — грозно проговорил он. — А знаешь, что это значит?

— Мы попали в пробку на Невском проспекте, папа…. — ответила Молчанова.

— Негодница! — Барон влепил ей звонкую пощёчину, и она упала на колени. — Это значит, что ты меня подставила!

Пощёчина — ещё не самое страшное. Молчановой даже плакать не захотелось, ведь она давно всё выплакала. В конце концов, могло быть и хуже.

— Прости, папа. Мы правда попали в пробку.

— Лживая с-с…. — барон хотел выругаться, но сдержался. — Из-за тебя я рискую опоздать на встречу. На встречу, которая может закончиться выгодным контрактом. Контрактом, который позволит тебе и дальше как сыр в масле кататься!

— Прости, — ответила Молчанова. — Токугава сказал, что через месяц возьмёт меня к себе в ансамбль, и я смогу выступить перед большой публикой. Может, это тебя порадует.

— В ансамбль самого Токугавы? — барон изменился в лице. — Это уже неплохо. Значит, в мастерскую сегодня мы не пойдём.

А вот от слова «мастерская» у Молчановой сердце сжалось. Туда она не хотела.

Барон пробудил фамильную саблю, наслал на щеку заклятие, и ссадина исчезла в магическом свете.

— Это единственная хорошая новость? — спросил Барон. — Тебе удалось добиться расположения Волховского?

— Он снова меня отверг, папа, — призналась Молчанова. — Но я буду стараться.

— Ладно, — ответил барон. — Тогда иди, возьми скрипку, и убедись, что я буду слышать игру, когда вернусь домой к утру. После встречи мне нужно ещё кое-куда заехать.

Барон скрылся за дверью, и Молчанова дождалась, пока рёв мотора его автомобиля окажется за пределами слышимости. Теперь можно было вздохнуть спокойно, перекусить, и приступить к делу. Молчанову пробрало до дрожи от неприязни, когда она услышала звуки классической музыки, которые разносились по особняку.

Она поспешила к проигрывателю, нажала на кнопку питания, и музыка стихла. Молчанова ощутила мурашки на спине и насладилась беззвучием. «В моём доме никогда не будет звучать музыка, — подумала она. — В моём доме будет только тишина».

Молчанова наспех перекусила королевскими креветками и салатом, которые приготовили слуги перед уходом, а затем полностью исследовала дом.

Слуг не было — они ушли до утра.

Охранников миновать не проблема, камеры тоже. Мёртвых зон по периметру особняка хватало, и Молчанова знала их наизусть, потому была уверена, что уйдёт и вернётся незамеченной. Оставалось дождаться полуночной пересменки охранников, после которой те дремали на постах часа по два.

Она давно готовилась к сегодняшнему мероприятию, ещё за год до поступления в СПбИИ. Барон доверил ей подбор персонала для особняка, когда у семьи сдулись счета. Молчанова специально выбрала людей, которые относились к работе с определённой долей безответственности.

Деньги на осуществление плана требовались, но и с ними не было проблем. Барон выделял Молчановой примерно сто тысяч йенорублей в месяц на карманные расходы, но она не проедала их в ресторанах, не тратила на дорогие украшения и развлечения. Когда накопился миллион, его пришлось раскидать по тайникам в городе, чтобы исполнитель мог забрать деньги, не привлекая лишнего внимания.

Молчанова направилась к себе в комнату, невзрачно оделась как простолюдин. В дешёвенькие джинсы, лёгкую летнюю куртку, и перчатки, чтобы не наследить отпечатками пальцев. Затем достала из под плинтуса конспиративный телефон и магический компас. Компас она тоже получила от Человека в маске. Этот артефакт мог создавать секретные комнаты где угодно, а так же надёжно прятать их. За год барон Молчанов даже не заподозрил, что к особняку, в параллельном магическом пространстве, примыкал просторный ботанический сад, где Молчанова готовилась к реализации своих планов.

Чтобы открыть комнату, было достаточно повернуть стрелку компаса на север, и сказать: «Покажи всё, что скрыто», после чего в стене возникнет невзрачного вида дверь. За ней можно силой мысли спроектировать любую комнату по чертежам из особых свитков. Чертежи Молчанова создавать не умела, но этого не требовалось. Человек в маске знал, чего хочет, так что сам предоставил свиток с проектом ботанического сада, где было всё необходимое: клумбы, земля, проклятая демонами, кровь для полива, и запрещённое руководство по дьявольской ботанике.

В основе руководства был древний гримуар, который Человек в маске перевёл на современный лад, ведь иначе его невозможно было бы прочесть. У Молчановой ушло семь месяцев, чтобы как следует разобраться в растениях, способах взращивания и ухода за ними. В принципе, они были не прихотливы. Их можно было вырастить много и за короткий срок, однако подобных излишеств пока не требовалось.

Она планировала начать с одного ликориса.

Клумб ботанический сад насчитывал всего семь, но их было достаточно, чтобы вырастить столько дьявольских цветов, сколько необходимо для реализации задуманного.

Молчанова уселась за рабочий стол. На столешнице громоздился чёрный деревянный ящик с дверцей, в котором гудела система климат-контроля. Молчановой нравилось это место, нравилось уединение, которое она здесь чувствовала. И нравились дьявольские цветы. Ведь с их помощью даже магически бездарный человек мог пользоваться волшебством.

— Ты здесь? — Молчанова обратилась в пустоту.

— Здесь, — ответила Молчанова сама себе.

— Как думаешь, всё готово?

— Предполагаю, что да. — Молчанова потянула за ручку дверцы, почуяла приятный аромат нектара, и увидела маленький ликорис в горшочке. — Вот видишь? Я же говорила, что если создать нужные условия, уровень освещения и температуру, растение выделит нектар.

— Откуда ты это узнала?

— Из руководства, дурочка, — усмехнулась Молчанова. — Если бы ты внимательно его читала, то сама бы всё поняла.

— Ненавижу читать, — буркнула она.

— А я люблю. И потому знаю, что американцы во время войны не только пользовались поддержкой демонов, но и сами наделяли себя демонической силой, чтобы обрести преимущество в бою. Так вот, теперь это преимущество может быть у нас. Бери колбочку, и слей туда нектар.

— Хорошо. — Молчанова достала из выдвижного ящика колбочку, выполнила указания, закупорила колбу пробкой, и сунула её в карман. — Опробуем его сегодня?

— Да, но не на себе.

— Но мне так хотелось порезвиться!

— Глупая! — Молчанова влепила себе пощёчину. — Сначала требуется провести испытания на других! Мы ведь не знаем, правильно ли прошёл синтез!

— В твоём руководстве разве не написано? — она потёрла саднящую щёку. — Можно было и не бить так сильно.

— Иначе ты не понимаешь! В руководстве всё написано, но теория теорией, а практика — практикой. Это разные вещи.

— Ладно, — с расстройством ответила Молчанова, и вздохнула.

— Дурочка, — она погладила себя по щеке. — Мы же подруги, так? У нас никого нет, кроме друг друга. Я не хочу, чтобы ты пострадала. К тому же, надо любой ценой избежать провала, и тогда Волховский будет наш.

— Хорошо.

— Значит, хватит болтать. Бери ликорис, и за дело.

Молчанова сорвала ликорис с клумбы, и время пошло. Остались ровно сутки, чтобы его применить. Растение было небольшим, так что с легкостью поместилось в почтовом конверте, который было удобно нести во внутреннем кармане куртки. Осталось только позвонить исполнителю.

Молчанова набрала несколько цифр, прислонила телефон к уху, и слушала гудки.

— Да, — ей ответил мужчина на японском языке.

— Я готова, — ответила она так же на японском. — Встречаемся в условленном месте.

В комнате она надела рюкзак с запасным комплектом одежды, и отправилась в путь. Когда Молчанова перелезала через забор в неосвещённом участке заднего двора, то зацепила ногой куст и едва не попалась охраннику, который вышел из будки покурить. К счастью, охранник лишь сонно взглянул в темноту, не придал шороху значения, и отправился спать дальше.

До места встречи она добиралась пешком по продуманному маршруту, а телефон выкинула в речку по пути. Молчанова избегала освещённых улиц, избегала камер, и держалась переулками, пока не оказалась у края лесополосы. Там она увидела два массивных внедорожника с погашенными фарами, и из одного вышел короткостриженый японец. Боевик, одетый в чёрную рубашку и брюки. Сразу видно — отморозок. Кулаки сбиты, на шее краснела татуировка в виде азиатского дракона, а взгляд не сулил ничего хорошего. На поясе у него был меч.

Сначала он подумал, что следовало бы Молчанову обыскать. Но потом решил, с чего бы вдруг обычная золотая девочка и мажорка с кучей бабла представляла угрозу для страшных якудза? Да ни с чего. В худшем случае обмочится и убежит, если что-то пойдёт не так.

— Знаешь, такие странные заказы я ещё никогда не получал, — усмехнулся боевик. — Курьеров не могла нанять?

— Я отвалила тебе денег как за убийство, так что будь добр обойтись без лишних комментариев, — смело ответила Молчанова. — Это очень ценный и тяжёлый груз, который я нашла за городом. И мне нужносопровождение, чтобы доставить его покупателю.

— Без проблем. — Пожал плечами боевик. — Якудза не задаёт вопросов. Якудза работает.

Молчанова уселась во внедорожник, и водилы повели машины окольными путями в Петербургскую область. Боевик безостановочно курил, потому в салоне стало трудно дышать. Водитель потянулся к проигрывателю, хотел включить музыку, но Молчанова возмутилась:

— Не вздумай.

— Ты здесь гость, сучка, и если ты нам заплатила, это не делает тебя нашим собственником, — дерзко ответил водитель. — Моя машина. И я буду делать в ней, что пожелаю. Нам ничто не мешает изнасиловать тебя здесь и бросить.

— Дерзко для начинающего бандита, и дерзко для молодой банды, не находишь? — возразила Молчанова. — Мне кажется, вам не стоит терять постоянных клиентов. Ведь именно они приносят в бизнес восемьдесят процентов прибыли.

— Самая умная, что ли? — фыркнул водитель.

— Да плевать, что мелит эта стерва, — скривился боевик, и положил одну ладонь Молчановой на бедро, а вторую на рукоятку меча. — Будешь возникать, мелкая, и мы тебя грохнем. Усекла? Сиди, и не пикай.

— Как скажешь, — хмуро ответила Молчанова, и убрала руку боевика с бедра.

Водитель, всё же, включил громкую и отвратительную музыку. Какую-то нелепую смесь российского рока и японской электронщины.

Боевик рассмеялся, выдохнул в лицо Молчановой облачко табачного дыма, и она закашлялась. Глаза заслезились, захотелось ругнуться, но высказываться было рискованно. Восемь боевиков могли вытворить с Молчановой такое, что побои от отца показались бы ей Оазисом.

Они приехали на пустырь, и внедорожники остановились. Фарами высветило стебли длинной сухой травы. Боевик, водила и Молчанова вышли из машины в прохладный ночной воздух.

— Я бы не удивился, если бы ты попросила закопать здесь трупы, — прокомментировал водила.

— Не возникай, — возразил боевик. — Лёгкие деньги. Почему нет?

— Ждите здесь, — велела Молчанова, и направилась в темноту. — Я всё проверю.

Она изучила пустырь заранее, и знала, где находился удобный овраг поблизости, метрах в пятнадцати. Оттуда и обзор хороший, и от пуль можно укрыться, когда бандиты начнут стрелять. Именно в этом овраге Молчанова залегла, когда достала конверт из внутреннего кармана, вынула ликорис, и произнесла: «Восстаньте, мечники полуночи». Лепестки ликориса покрылись древними демоническими символами, зафлюоресцировали, и боевики сразу же ощутили чувство тревоги.

Молчановой было велено оставить ликорис на месте призыва вместе с конвертом, так что она бросила всё на землю, а потом высунулась из оврага. Внедорожники, и силуэт боевика в свете фар было видно как на ладони. Боевик курил, и внимательно глядел по сторонам. Чуял неладное.

— Поехали-ка отсюда, — предложил боевик.

— А девчонка? — спросил водитель. — Она же ещё не вернулась.

— Чёрт с ней. Тут что-то не так. Деньги уже у нас. А если девчонка возникнет, просто убьём её, да и всё.

Порталы в преисподнюю открылись одновременно с фланга и тыла, так что внедорожники оказались зажаты с двух сторон. Пространство метров на тридцать высветило красным светом. Былую спесь с бандитов как ветром сдуло, когда человекоподобные Мечники полуночи шагнули из порталов. Якудза мгновенно узнали в них демонов. От мечников веяло смертью и болью, в их движениях чувствовалось отточенное до автоматизма умение убивать, а смертоносное дыхание отравляло воздух. Они был ростом метра под три, так что боевики на их фоне казались неловкой пародией на что-то опасное. В правых руках демоны держали громадные мечи с зазубринами, на левые руки были намотаны длинные цепи с тяжёлыми гирями.

— Семерых убить, одного оставить в живых! — крикнула Молчанова.

— Слушаюсь, госпожа, — хором ответили демоны.

— Беги! — Крикнул водила боевику, и бросился во внедорожник, за руль. — В машину, идиот!

— Ещё чего! — Боевик выдернул меч из ножен, и пробудил в нём магию воды. — Прочь с моего пути, тварь!

— Кретин! Беги!

Демон мощным взмахом меча рассёк боевика пополам вместе с клинком — бедняга даже вскрикнуть не успел. Внедорожник забрызгало кровью, под колёса вывалились потроха, а обломок клинка воткнулся в лобовое стекло. Водила побледнел от страха, когда демон обратил взгляд на машину.

— Газу! — крикнули водиле с заднего кресло. — Газу давай!

— Да знаю я! — водила бледными пальцами врубил заднюю передачу, и утопил педаль в пол.

Внедорожники взревели моторами, рванули с места, из-под колёс полетели облака пыли, но уйти было не суждено никому. Второй демон ударил мечом сверху вниз, и разрубил тыловой автомобиль надвое. Вспыхнули искры, запахло бензином, мотор недолго поработал на холостых оборотах, и заглох.

Водила вовремя заметил в боковое зеркало, как из тыловой машины высыпали боевики, и затормозил. Он испугался до чёртиков, но всё ещё чувствовал в себе силы действовать, надеялся спастись.

— Чёрта с два ты меня заберёшь, тварь! — водила врубил переднюю передачу, и отправил машину вперёд, надеялся объехать демона, даже разогнаться успел. — Пошёл в задницу, выродок!

Демон длинным прыжком настиг беглеца, приземлился перед машиной, и принял удар автомобиля плечом. Двухтонный внедорожник намотался на демоническое тело будто на стальной столб, металл со скрежетом измялся, из окон со звоном полетели стёкла. Водителя выбросило из салона, и он сломал себе руку, пока кувыркался в траве. Его лицо изрезало сухими стеблями.

— Как же это весело! — восхитилась Молчанова, и рассмеялась, когда увидела, как демон размахивал мечом, и рубил уцелевших боевиков на куски. — Сдохнете! Вы все сдохнете, твари!

Кровь брызгами летела во все стороны вместе с конечностями. Ночные птицы пугались человеческих криков и грохота выстрелов, срывались с насиженных веток, и улетали прочь. Бандиты из тыловой машины смогли убраться подальше от красного света порталов в лесополосу, и мчались вперёд, спотыкались на корнях и падали в пыльную землю.

— Вроде оторвались! Я больше не вижу света! — бандит привалился к дереву, чтобы отдышаться. — Давай передохнём! У меня сил нет!

— Да! — отозвался бандит, который остановился у куста с разлапистыми ветками. — Давай! Черт! Проклятье! Откуда эти твари взялись⁈ Это девчонка их на нас наслала⁈ Нужно… Нужно доложить боссу Таоке! Или Царю-Императору!

В темноте послышался звон цепи, и тогда бандиты осознали, что демон настиг их. Тот, что остановился у куста, в последний момент увидел, что его голени обмотало звеньями, а рядом рухнули увесистые гири. Демон со страшной силой рванул бандита к себе, и цепь с хрустом переломила ноги, будто спички.

— А-а-а! С-сука! — бандит взвыл от боли, когда рухнул на землю. — С-сука-а! А-а-а! Помоги мне! Черт! Помоги!

— Держись! — бандит у дерева выхватил из-за пояса пистолет, щёлкнул затвором, и стал палить в темноту, пытаясь целиться в сторону звона цепи. — Получи, падла! Сдохни! Сдохни!

Грохот последнего выстрела эхом разлетелся по лесополосе, пистолет встал на затворную задержку, и бандит затаил дыхание от ужаса. В ушах шумело неслабо, потому второго звона цепи услышать не получилось, когда демон метнул её. Бандит лишь заметил гирю перед глазами, прежде чем ему размазало череп, осколки которого брызнули на дерево вместе с ошмётками мозгов.

Когда были убиты все, кроме водилы, Молчанова покинула овраг. Демоны высились в красном свете порталов, а между ними на коленях стоял водитель. Он держался за сломанную руку, постанывал, и обратил на Молчанову изрезанное травой лицо.

— Неприятно, когда твои друзья умирают, правда? — Молчанова наклонила голову, а потом обратилась к демонам. — Вы же убили семерых?

— Все мертвы, кроме него, госпожа, — ответили демоны.

— М-мразь! — взревел водила, хотел встать и броситься на Молчанову, но демон крепко стиснул ладонь на его плече, и подняться не получилось.

— Давай взглянем на эту ситуацию с кармической точки зрения. — Молчанова задумчиво прислонила палец к уголку губы. — Твоя жизнь полна насилия и чужой боли. Она несёт в мир лишь разрушение, а потому коротка и бессмысленна. Будем считать, что я лишь уравновесила количество добра со злом, когда прикончила твоих друзей. Это наказание за ваши деяния. Ну и, к тому же, вы никому не нужны, и вряд ли ваши трупы быстро выведут на меня государственных ищеек. И не смотри с такой ненавистью. Я ведь не совсем зверь, и готова дать тебе некоторые шансы выкарабкаться из этой ситуации.

— Ты заплатишь за это кровью, — процедил водила сквозь зубы.

— Платишь тут, в основном, ты. — Молчанова ухмыльнулась. — Мы можем изнасиловать тебя и убить. Правильно? Так ты сказал?

— Ты что, народная мстительница?

— Нет. — Молчанова покачала головой, и стала шагать из стороны в сторону. — С чего бы мне понимать сложные вещи, которыми заняты умы взрослых людей? Я подросток. Мне хочется любить, хочется быть любимой. Хочется найти себя, и всё такое.

— Помолчи, и не мели чушь! — Молчанова резко развернулась, и указала пальцем в воздух.

— Не сердись, подруга, — ответила она себе.

— Чего? — водила изумился и на миг позабыл о боли, когда понял, что она говорила сама с собой. — Да у тебя беды с башкой.

— Может быть. — Молчанова развела руками. — Но, позволь заметить, я в этом наверняка не виновата.

— Зачем ты всё это устроила⁈ — вскрикнул водила. — Чего ты от меня хочешь⁈

— Я уже сказала, чего хочу, — произнесла Молчанова. — А ты — плохой слушатель. Но я готова простить тебе это. И даже готова предложить шанс выжить. Тебе ведь хочется, чтобы рука перестала болеть? Хочется уйти отсюда?

— Я на идиота похож? — Нахмурился водила. — Ты убьёшь меня. Это очевидно даже дураку.

— Тогда выбирай. — Молчанова достала из кармана колбочку с нектаром. — Либо ты выпьешь это по доброй воле, либо мои друзья оторвут тебе челюсть, и я силой залью тебе содержимое колбы в глотку.

— Да мне плевать, — осмелился водила. — Валяй.

— Хорошо. — Молчанова пожала плечами. — Господа, прошу вас, окажите мне услугу.

— Слушаюсь, — ответили демоны.

Демон с лёгкостью оторвал водиле челюсть. Кровь из глотки брызнула на Молчанову, глаза водилы чуть из орбит не вылезли, он задёргался в конвульсиях, захрипел, но демоны крепко схватили его. Молчанова вынула пробку из колбы, и залила нектар водиле в надорванное горло.

Сначала водила продолжал дёргаться в конвульсиях, но потом, когда нектар подействовал, рука с хрустом вправились на место, челюсть отросла, порезы на лице затянулись, и зрачки водилы вспыхнули фиолетовым светом. Боль ушла из его тела. Он ощутил настолько огромный прилив сил, что забыл о страхе.

— Зря ты влила в меня это, — произнёс он. — Теперь тебе конец!

— Неплохо, — одобрила Молчанова. — Убить его.

Демон ладонями раздавил водиле голову.

— Конечно, было бы хорошо провести длительные опыты, и узнать, каким образом нектар влияет на человека в долгосрочной перспективе. Но сейчас на это нет времени и возможностей. В целом, пока что результат меня удовлетворяет.

— Мы свободны? — поинтересовались демоны.

— Можете идти. — Кивнула Молчанова.

Демоны учтиво склонили головы, растворились в воздухе, и порталы исчезли. Молчанова оказалась в полной темноте.

— Хорошее начало, — резюмировала она. — Восемь из трёхсот убиты. И нектар способен исцелять страшные увечья. Значит, он хотя бы не убивает сразу. Однако применять его на себе рановато.

— Теперь бы выбраться отсюда. — Молчанова огляделась.

— Не волнуйся. Я знаю дорогу.

По дороге вымылась в речушке, накидала в окровавленную одежду камней и отправила её на дно, а затем переоделась в чистую, которая была в рюкзаке. Домой добралась автостопом.

Барон Молчанов вернулся домой под утро, и услышал, что из комнаты Молчановой доносились звуки скрипки. Его это устроило, так что навещать дочь он не стал.

Глава 3

Князь Станислав Александрович Волховский был крайне умелым фехтовальщиком, и с даром Кенши обращался на зависть любому одарённому мечнику, потому княжич Волховский с удовольствием тренировался с отцом. За их родовым имением был организован небольшой полигон площадью в сотню квадратных метров, по которому раскинулись траншеи и брустверы. День выдался тёплый, солнечный, так что мишени было отлично видно. Княжич насчитал около полусотни ростовых макетов американских солдат, четыре танка «Абрамс» в окопах под маскировочными сетками.

Волосы у князя были белыми, а стрижка — короткой и строгой. Об крепкую шею, казалось, можно было гнуть рельсы. На поясе у него висел двуручный меч одачи-умбра во внушительных размеров ножнах. Не смотря на габариты, это оружие вполне лаконично смотрелось у него в руках, ведь ростом князь был метра под два. Княжич Волховский помнил рассказы о том, что предыдущий владелец одачи-умбра, господин Игараси, был вынужден носить меч за спиной из-за скромного роста.

— Мы закончили, ваше сиятельство! — доложился слуга, когда закрепил в пяти метрах от стартовой площадки последний макет солдата.

Старший и младший Волховские стояли у стеклянного столика на стартовой площадке, рядом с удобными кожаными креслами.

— Благодарю. — Кивнул Станислав Александрович. — Убедись, что на полигоне не осталось никого, и сделай нам чаю, будь добр.

— Слушаюсь, ваше сиятельство! — бодро ответил слуга, и отправился осматривать окопы.

Слуги поспешили убраться с полигона.

— Я слышал, что сделал Растеряев после спарринга, — произнёс князь.

— Подвергнешь меня критике, отец? — Княжич покосился на князя.

— Не скажу, что на твоём месте поступил бы так же, — князь начал рассуждать. — Как по мне, стоит просто разбить Растеряеву рожу где-нибудь за пределами камер видеонаблюдения и любопытных глаз. Не обязательно доводить до дуэли, чтобы решить эту проблему. Более того, мы оба знаем, что ты победишь его в кулачном бою.

— Его физиономия мне нисколько не интересна, как и привычка дворян создавать препоны из примитивных конфликтов, — ответил Волховский. — У меня есть дела более важные. Каждая минута, потраченная на разборки с Растеряевым, может быть эффективно использована в домашней лаборатории. И любая из этих минут способна принести успех в разработке вечного бензина.

— Меня удивляет твоя выдержка, сын. — Князь прикрыл глаза, и улыбнулся. — Будь я тобой, то давно бы давно сломал Растеряву зубы об поребрик, ведь он проявляет к тебе неуважение ещё со школьной скамьи. Собственно, с его отцом я так и поступил. Если бы не врачи, его челюсть до сих пор была бы кривой.

— Для драки мне нужна причина более веская, чем общественное порицание, — не согласился Волховский. — Представление людей обо мне ничего не значит, и оно никак не способно повлиять на мои действия.

— Ты так говоришь, потому что у тебя есть индульгенция от общественного мнения. — Князь взглянул на катану-умбра. — Индульгенция, которую нашей семье подарил я. И подарил потому, что знаю осознаю ценность связей, ценность репутации и общественного мнения.

— Тебя просто боятся, — усмехнулся княжич.

— Страх создаётся поступками человека, а не возникает сам по себе.

— Давай сменим тему, — сказал княжич Волховский. — Я думал, ты закупил «Абрамсы» для дружины. Тебе не кажется расточительным использование дорогостоящего импортного товара в тренировочных целях? Есть ведь мишени подешевле.

— Я бы не сподобил примитивную военную технику из страны третьего мира до места в дружине Волховских, — ответил Станислав Александрович. — Есть танки получше. И это не импорт. «Абрамсы» собраны по моему личному заказу на заводе в Петербурге. Это не боевые модели, но они нисколько не уступают оригиналу в прочности. Если бы ты чаще появлялся на семейных экономических собраниях, то знал бы, куда и зачем я вкладываю деньги.

— Ты собрался сам уничтожить «Абрамсы»? — княжич покосился на отца.

— Нет, это предстоит сделать тебе, — ответил князь. — Попробуй осилить хотя бы один.

— Сдаётся мне, отец, ты шутишь, — княжич Волховский с трудом скрыл удивление. — Одолеть Растеряева в спарринге и уничтожить танк — задачи несколько разной сложности. Я не знаю магическую стойку, способную раздавить танк.

— Растеряев тебе не противник, как и любой студент института. — Князь усмехнулся, и положил ладонь на рукоять одачи-умбра. — Ты ведь собрался сделать товар, который захватит мировой рынок? Значит, тебе стоит быть готовым к противостоянию с корпорациями и государствами, которыми эти корпорации владеют. А в таком случае танки тебе будут встречаться чаще, чем Растеряев с огненной шпагой. И поверь, справиться с организованной группой противника, у которой в распоряжении бронетехника, куда сложнее, чем с отдельными дворянами. Ты должен уметь с этими группами справляться на случай если останешься один, без поддержки армии.

— Я не планирую захватывать мир, — возразил Волховский. — К чему мне деньги, если даже сейчас на счетах их больше, чем требуется? Я хочу увековечить своё имя, и нашу фамилию, хочу оставить след в истории. Хочу, чтобы нашу семью помнили из-за научного подвига, а не из-за страха перед клинками-умбра.

— Присядь. Я тебе кое-что объясню, сын. — Станислав Александрович расселся в кресле, закурил, и княжич Волховский уселся напротив, поморщившись от запаха табачного дыма. — Ты забываешь, что наука — тоже бизнес. И если ты сам не станешь инвестировать в перспективный проект альтернативного топлива, то не станет никто, а значит, славы это не принесёт. Времена, когда научные открытия валялись на каждом шагу, давно прошли. Сейчас не открытия приносят известность и привлекают капиталы, а наоборот, капиталы и известность позволяют делать открытия. Мы живём в век устоявшихся рыночных тенденций, и можно либо предпринимать попытки им соответствовать, чтобы заработать денег, либо идти вопреки. И вот твоя идея устоявшимся тенденциям претит во всех смыслах. Если у тебя получится реализовать её, то «Мирнефтьпром» станет хромать на обе ноги, и потеряет столько йенорублей, сколько сосчитать невозможно.

Волховский, прикрыл глаза, тихо фыркнул, и ответил:

— Какая нелепость. С какой стати, позволь спросить, меня должна волновать толщина финансовых отчётов «Мирнефтьпрома»?

— Я удивлён, что ты не понимаешь созависимость толщины финансовых отчётов и твоей жизни. — Станислав Александрович расслабился, выдохнул облачко дыма, и взял кружечку чая с подноса, который принёс слуга. — Хороший чай. Попробуй.

Слуга учтиво поклонился.

— Мне не хочется, — отказался княжич, и слуга скрылся в доме. — И я понимаю, в чём созависимость заключается. Ты ведь хочешь сказать, что если моя разработка негативно повлияет на прибыли «Мирнефтьпрома», меня захотят убить, ведь так?

— Правильно. — Станислав Александрович кивнул. — В моё время дворяне по-другому вели бизнес. Его вели жёстко. В совете директоров «Мирнефтьпрома» сидят не молоденькие желторотики, а старые, свирепые акулы с полными карманами денег, которые умеют разделываться с конкурентами. Если вдруг кто-то, даже княжич, позарится на их капиталы, то поверь, акулы вспомнят древние хищнические рефлексы. И Царь-Император вряд ли сумеет им помешать. А именно на их капиталы ты и станешь претендовать, когда потребитель купит машину, заправится твоим вечным топливом, и забудет дорогу к заправкам «Мирнефтьпрома» навсегда. Забудет, что такое инфляция, забудет о систематическом подорожании бензина и взвинченных ценах на него. Автопромышленники без проблем перестроятся под твою задумку, министерства обороны завалят тебя контрактами. Представляешь себе танк, который не нуждается в заправке? Который постоянно сможет обеспечивать экипажу тепло и быть автономным до тех пор, пока не кончится боекомплект. Поверь, нефтяников разозлит факт, что в существовании столь независимых от классического топлива машин виноват именно ты.

— То есть, я должен бояться? — равнодушно возразил княжич. — Предать мечты забвению? Жить размеренной светской жизнью?

— Почему нет? — Станислав Александрович развёл руками. — У тебя есть всё. Имение, личный полигон, где ты можешь взрывать американские танки, куча поклонниц. А соперничество с «Мирнефтьпромом» может всё это отнять. Они продают бензин по всему миру. Представляешь, какие убытки им предстоят? И представляешь, на что они пойдут, чтобы их не понести?

— Без разницы. — Княжич Волховский позволил себе нахмуриться. — Закон не запрещает экономические нововведения, не запрещает прогресс, не запрещает рост. Раз нефтяные магнаты не считаются со Словом Закона, значит будут считаться с катаной-умбра. Благодаря своему мечу ты прижал к ногтю Царя-Императора. Поступить так же с советом директоров «Мирнефтьпрома» мне ничего не мешает.

Внезапно Станислав Анатольевич рассмеялся, громко хлопнул по подлокотнику, и вынудил княжича Волховского вскинуть брови от удивления.

— Я смешон? — поинтересовался княжич.

— Нет. — Станислав Анатольевич пальцем вытер проступившую от смеха слезинку. — Думаю, если бы ты знал господина Дзюндзи Игараси при жизни, вы бы определённо подружились.

— Почему?

— Потому что у тебя с ним куда больше сходств, чем со мной, — пояснил князь. — Ему было неведомо слово «хватит». Он предотвратил запланированный ядерный удар по Японии в 1945-м, сверг нацистко-японский режим, и вроде бы на этом история могла закончиться неплохо, но Игараси хотел мести. Он самолично, с помощью одачи-умбра, оставил вместо Нью-Йорка кратер, который теперь превратился в «Залив потерянной Свободы». С его руки некогда великая Америка стала похожа на Африку, благодаря ему, в принципе, существует русско-японский конгломерат. И знаешь, лежит в основе деяний господина Игараси?

— Знаю. — Княжич Волховский отвёл глаза. — Он хотел защитить Хиросиму и Нагасаки. Хотел защитить Японию, и заставить Америку бояться.

— Такое же простое побуждение, как у тебя, и готовность к таким же мерам. — Станислав Александрович внезапно помрачнел, и пристально взглянул на княжича. — Мне следует напомнить, что стало с господином Игараси и его семьёй? Следует напомнить, какой ценой нашему роду достались клинки-умбра?

— Нет, не следует. — Княжич почувствовал себя неловко. — Я знаю эту историю.

— И не стоит говорить, что я прижал Царя-Императора к ногтю, — Станислав Александрович сделал глоток чая. — Скорее, мне удалось достичь с ним взаимопонимания. Покровительство и неприкосновенность семьи Волховских в обмен на нашу силу. Ты, в свою очередь, даже не думаешь достигать экономического паритета с «Мирнефтьпромом», и твоя история может кончиться так же, как закончилась для господина Игараси. Тебе не страшно?

— Нет. Я просто хочу изобрести что-то инновационное, и деньги меня не волнуют. Может ты сам боишься, что «Волхнефть» обанкротится из-за моей задумки?

— Из-за твоей задумки в лету канет промышленность, которая функционировала веками. Но это не имеет значения. — Добродушно улыбнулся князь, проигнорировав ребяческую дерзость сына. — Рано или поздно я умру. Неважно, что станет с «Волхнефтью». Даже неважно, что станет с Петербургом после моей кончины. Я забочусь о том, как ты будешь жить, когда моё время иссякнет. Путь Дзюндзи Игараси полон разрушения, полон изматывающих лишений и сопротивления, а именно на него ты собираешься ступить. У меня не получится всегда тебя защищать. Значит, ты должен уметь защищаться самостоятельно, раз намереваешься изменить мир. Потому спрошу ещё раз. Ты не боишься?

— Нет, — княжич ответил без промедления. — Я не боюсь. И способен защитить себя.

— Докажи, — Станислав Александрович указал на «Абрамс». — Ты умеешь использовать гравитационный пресс, и я об этом знаю. По аномалии скольжения ясно, что ты склонен к доминационной ветви Кенши-умбра, а не к скоростной.

— Но это же танк, а не человек, — снова засомневался Волховский. — Мощности гравитационного пресса не хватит.

— Есть единственный способ укрепить силы — использовать их. Сейчас ты способен раздавить лишь одного человека, а если у тебя получится совладать с танком, то даже рота солдат не станет проблемным врагом. К тому же, я покажу тебе новую стойку, которая усилит магию. Смотри. — Князь вынул меч из ножен, и рубанул по воздуху, закончив удар в атакующей стойке. — Это классическая дзэнкуцу-дати. Однако меч надо не вытягивать вперёд, как ты привык. Нужно рассечь воздух, и оставить рукоятку у пояса. Пойми — каждый удар, каждое движение влияет на магию, которую творит меч в пробуждённом состоянии. Подобное положение превращает тебя в своего рода пружину, частицы Кенши это чувствуют, складываются в другую картину потоков, и усиливают гравитацию. Попробуй.

Волховский вытянул катану из ножен, и пробудил её. Он вспомнил прошлую жизнь, и обрёл чувство непоколебимой решительности. Ему казалось, что если снова отдать страху управление над собой, то всё сделается худо, так же как и тогда, на старой Земле. Волховскому до одури не хотелось становиться собой прежним. Не хотелось быть обычным задротом Максимом, который был нахрен никому не нужен, и умер нелепо.

Ему удалось не попасть под колёса «КАМАЗ’а» на Невском проспекте. Удалось избежать всех подворотен со злыми гопниками и не быть зарезанным в драке, однако потом он думал, что лучше бы зарезали.

Насколько невезучим надо быть, чтобы на самом безопасном маршруте свалиться в канализацию и свернуть себе шею?

Настолько невезучим, насколько был Максим.

«Нет уж, — думал Волховский. — Теперь я — княжич Волховский, и если у меня есть возможность изменить мир и стать знаменитым, я ей воспользуюсь!»

— Давай! — подбадривал князь. — Злее! Эмоциональнее! Частицы Кенши улавливают твои чувства, и усиливаются вместе с ними! Чем свирепее ты будешь в бою, тем мощнее сможешь ударить!

Волховский всю злобу, всю решительность вложил в попытку уничтожить «Абрамс». Он с криком рубанул мечом по воздуху, и принял новую стойку. Под гравитационным давлением броня машины завибрировала, со скрипом прокрутились опорные катки, гусеницы лопнули, но танк раздавить не удалось. Волховский не сдался даже тогда, когда сердце заколотилось слишком сильно, дыхание сбилось, а рукоять катаны стала обжигать ладони. Однако продолжать давление было бессмысленно — металл не поддавался.

— Не понимаю, — княжич опустил катану к ноге, и пытался отдышаться, его мутило. — Как господин Игараси смог уничтожить Нью-Йорк, если танк доставляет столько трудностей?

— А вот так. — Князь скинул с себя пиджак, выдернул из ножен одачи-умбра, и исчез.

Да так исчез, что кресла швырнуло прочь. Стеклянный стол взорвался осколками, а затем на полигоне поднялось густое облако пыли. Танки развалились на куски с ровнейшими срезами, следом и макеты солдат порвало в клочья. Сам Волховский еле на ногах устоял, когда на него обрушился мощный шквал ветра. Послышались грохот и скрежет танковой брони, следом — страшный и оглушительный хлопок, будто бы истребитель преодолел звуковой барьер.

Волховский был вынужден сесть на корточки, прикрыться руками, чтобы не повалиться навзничь. Когда всё стихло, явился слуга. Он держался спокойно, будто бы ничего не произошло, и протянул княжичу полотенце.

— Князь разминаться изволит? — поинтересовался слуга.

— Никогда не привыкну к мысли, что это только разминочный уровень силы, — поделился переживаниями Волховский, и вытер лицо. — Спасибо, Евгений Альбертович.

— Надеюсь, вам не доведётся увидеть, как его сиятельство Станислав Александрович использует одачи-умбру в полную силу, — ностальгически ухмыльнулся слуга. — Это очень страшный меч, особенно в умелых руках.

— У вас есть воспоминания, связанные с Нью-Йоркским взрывом?

— У меня нет. — Слуга покачал головой. — Зато у мира есть. Что вы желаете на обед?

— Обед? — не понял Волховский. — Не рано ли?

— Его сиятельство решил устроить застолье пораньше, — пояснил слуга. — Вам предстоит деловая встреча.

— На ваше усмотрение, Евгений Альбертович, — ответил Волховский. — Особых пожеланий у меня нет.

— Как скажете. — Слуга учтиво поклонился. — Позвольте откланяться.

— Видел? — спросил Станислав Александрович, когда вышел из облака пыли, и положил клинок одачи-умбры обухом на плечо.

— Я бы оценил шутку, будь она смешной, — сказал Волховский, и хмыкнул. — Как ты движешься с такой скоростью?

— Скорость не выше обычной. — Князь сунул меч в ножны. — Человек не в состоянии маневрировать, целиться и атаковать, когда движется слишком быстро. Так что я не ускорил себя, а замедлил мир вокруг.

— Замедлил? — спросил Волховский с подозрением. — Хочешь сказать, клинкам-умбра подвластно время? Я об этом даже не догадывался.

— Потому что я тебе не рассказывал ни о происхождении клинков-умбра, ни о Сердцах пустоты, которые бьются у них в рукоятках, — пояснил князь. — И не время, а гравитация, как ты сам мог заметить, когда использовал катану раньше, или когда сейчас пытался раздавить танк. К слову, не расстраивайся, что не вышло. Человека, вроде Растеряева, у тебя получится размазать по асфальту. Может, сможешь справиться с бронированным внедорожником, потому что тебе удалось порвать гусеницы. Это хороший результат. Только что ты перешёл на более высокую ступень доминационной ветви. Лишь запредельные нагрузки, вроде попытки уничтожить танк, развивают силу. Ну, и стойки, разумеется. Правда, более мощные тебе рано изучать. Тебя от этой чуть не вырвало.

— Я понял, — ответил Волховский, а потом поинтересовался: — А что за Сердца пустоты?

— Нам предстоит лекция о двух ответвлениях Кенши-умбра. Выбирать тебе не придётся, к сожалению, ведь с детства ты был предрасположен именно к тому, чтобы ломать и крушить, а не быстро двигаться, как я. Но лекцию отложим на потом. — Князь вернулся на стартовую площадку, и раздражённо цокнул, когда под его ботинками хрустнули осколки стекла. — Проклятье. Пиджак унесло. Сын!

— Да?

— Приведи себя в порядок. Скоро у нас будут гости. Ты должен присутствовать.

— Хорошо, отец.

Князь не говорил княжичу Волховскому, что за гости должны были явиться. Слуги, под руководством Евгения Альбертовича, приготовили обед, накрыли на стол и украсили его дорогой посудой, но подавать блюда не спешили.

Снаружи активизировались дружинники, и выставили дозорных по периметру здания. В защите имения задействовали пять бронированных машин. Две поставили у парадного входа, две по сторонам, и одну около полигона, пыль на котором только улеглась. Дружинники были облачены в чёрные бронекостюмы высшего класса защиты с фамильными эмблемами, вооружены автоматами, и могли дать отпор в любой момент.

Князь сел во главе стола, и поставил рядом с тарелкой портативную рацию.

Рация пшикнула:

— Ваше сиятельство, кортеж босса Таоки в зоне поражения. Снайперы на позициях. Огонь готовы открыть в любой момент.

— Таока? — сдержанно поинтересовался княжич Волховский. — Я понимаю, что он герой ГВА. Но с каких пор мы ведём дела с бандитами?

— Всё не так просто, — ответил князь, взял станцию, и затем произнёс в микрофон: — Принято. Телохранителей не впускать. Господина Таоку обезоружить. В случае неповиновения спровадить, в случае агрессии — стрелять на поражение.

Босс якудзы — последний, кого княжич Волховский ожидал увидеть в своём доме, однако возмущаться не стал. Правила устанавливал князь, и перечить не хотелось.

Каким угодно Волховский воображал себе босса якудзы. Суровым, хмурым, покрытым шрамами, с маргинальным выражением лица, но уж точно не тощим, ухоженным и добродушным на вид стариком, который вошёл в обеденный зал. Волховский признал, что господин Таока производил положительное впечатление. Одет он был в аккуратный, даже несколько скромный для человека такого статуса деловой костюм.

— Ваше сиятельство, — вежливо поздоровался Таока. — Княжич. Благодарю, что вы не отказались принять меня.

Глава 4

— Присядьте, господин Таока, — князь указал на гостевое место за столом.

Таока благодарно кивнул, присел на гостевое место, и с ожиданием взглянул на князя. Старый японец знал, что в княжеском доме без разрешения Станислава Александровича разговор лучше не начинать. Князь изучающе взглянул на Таоку, побарабанил пальцами по столу, и гадал, на кой чёрт босс якудзы, да ещё и из клана Ямагути-гуми, захотел аудиенции. Они со времён войны не виделись. Таока никогда не пытался справиться как у князя дела, а тут на тебе — визит без письма и весточки.

Наверняка пришёл просить об услуге. Иное предположить было сложно. Ведь Таока спас князю жизнь во время штурма Вашингтона, а князь привык возвращать долги.

— Я внимательно слушаю, господин Таока, — князь дал разрешение говорить.

— Боюсь, альянс кланов якудза в Санкт-Петербурге может выйти из под контроля, — сказал Таока на безупречном русском, решив не ходить вокруг да около. — И наверное, если бы я вас не знал, то сам бы уладил этот вопрос. Но, без вашего вмешательства может начаться открытая война.

— Условия работы якудзы на территории Российской Империи вы знаете. Вам разрешён только официальный бизнес, — нахмурился князь. — Криминал должен оставаться на территории японского архипелага. Если вы хотите воевать, милости прошу — домой. Иначе мне придётся использовать одачи-умбру, и можете не сомневаться, что Царь-Император даст все нужные разрешения.

— Этого мне бы и хотелось избежать. — Таока волновался, но тщательно скрывал чувства. — Всем известно, на что клинки-умбра способны. Может, молодые боссы якудза не помнят тяжесть времён после Нью-Йоркского взрыва и войны, но зато помним мы с вами.

— Помним, — подтвердил князь. — Но я сделаю всё, чтобы защитить город, и все боссы, от молодых до старых, должны осознавать этот факт. Неважно, что якудза во время формирования русско-японского конгломерата серьёзно вложилась в экономику России, и помогла освоить ресурсную базу США. Это не позволяет кланам конфликтовать друг с другом.

— Я это осознаю, — голос Таоки стал твёрже. — Именно поэтому я здесь. И именно поэтому я кое-что принёс.

Слуги подали обед, и разлили по бокалам вино пятисотлетней выдержки. Куриный суп с клёцками на первое, и запечённая утка в кисло-сладком соусе на второе. Японские блюда на княжеском столе тоже бывали часто, однако вторник — день русской кухни. Суп съели быстро. Затем князь взял вилку и нож, аккуратно отрезал кусочек от утиного крылышка, распробовал, и сдобрил мясо скромным глотком вина из бокала.

— Восхитительные блюда, ваше сиятельство. Особенно утка, — похвалил Таока. — Всё же, русская кухня хороша по-своему, и я не понимаю людей, которые пытаются сравнивать её с японской.

— Кухарки знают своё дело, — согласился князь. — Не спешите, наслаждайтесь едой. Если бы вы приехали в среду, то я бы угостил вас японскими блюдами. Их в моём доме готовят не хуже.

— Даже так? — сдержанно удивился Таока. — Среди служанок есть японки?

— Есть. Умение готовить азиатские блюда у них в крови.

Волховский к еде не притронулся. Ему не терпелось узнать, что же там притащил господин Таока, однако в ходе светской беседы приходилось проявлять светскую вежливость. Пока Станислав Александрович и Таока беседовали, Волховскому вспомнились японские служанки. По ним не скажешь, конечно, но они были очень хороши в постели. В быту вели себя гораздо скромнее, чем русские девушки, однако без одежды, в уединённой обстановке, японки становились очень страстными, раскованными.

В прошлой жизни Волховский мечтал переспать с японкой, да только политическая ситуация не позволяла оказаться в Японии, или привезти японку в Россию. Только в Русско-японском конгломерате мечта осуществилась, и вайфу удалось заменить настоящей женщиной. Точнее — женщинами, которых в жизни княжича было много. Секс со служанками политически ни к чему не обязывал, не накладывал обязательств, и с ними было проще, чем с дворянскими особами.

Когда кончились основные блюда — слуги подали к вину фрукты и шоколад.

— И что вы принесли? — поинтересовался князь.

— Я принёс это. — Таока поставил бокал на стол, вытянул из внутреннего кармана запечатанный конверт, и передал его князю. — Взгляните. Он был обнаружен на пустыре за городом, на месте преступления.

Князь распечатал конверт, достал оттуда увядший ликорис, и сделал вид, что не удивился. Но только сделал вид. Для всех присутствующих было очевидно, что это значило. Дьявольские цветы были единственной силой, которую можно было противопоставить клинкам-умбра, и появление этих цветов ничего хорошего не предвещало.

После Нью-Йоркского взрыва президент США потребовал выдать виновника атаки, но никто не пожелал отдавать Дзюндзи Игараси американцам. Наоборот, когда мир увидел, что планетарный гегемон смертен, что штатам можно нанести вред — многие против них восстали, а Россия была на острие клинка.

Американцев всеобщее неподчинение не устроило. Они решили показать миру настолько яркую демократию, что обратились к тёмным индейским шаманам, которые умели приманивать и подчинять демонов с помощью демонических цветов. Завязалась страшная война. На полях сражений столкнулись демонические твари и современная военная техника. Противостоять демонам было сложно, и именно Япония спасла ситуацию. Она научила мировых лидеров искать среди людей одарённых Кенши. Благодаря одарённым демонов удалось скучковать на территории США, а затем уничтожить. После поражения на собственных землях штаты превратились в гетто государственных масштабов.

— Мы же вроде перебили тёмных индейцев. — Князь побарабанил пальцами по столу, и покосился на Таоку. — Откуда он взялся? Кто его вырастил?

— Я не знаю. — Таока покачал головой. — Мои люди обнаружили его в Петербургской области, на месте расправы над молодой бандой, не учтённой в клановой таблице. Мы пытались найти основателя банды, но, похоже, он умер вместе с подопечными.

— Кто учинил расправу? — хмуро спросил князь. — Другая банда? Завязалась схватка за ликорис?

— Демон, — осторожно ответил Таока. — С бандой расправился демон. Ликорис увял, потому что его использовали.

— Вы уверены? — князь положил ликорис на стол, сделал глоток вина, и закурил, хотя никогда не позволял себе курить в доме. — Может, якудза решила заняться дьявольской ботаникой, чтобы обрести силы, способные пошатнуть власть Царя-Императора?

— Это не так, ваша светлость. Я побоялся идти к Царю-Императору именно потому, что в первую очередь якудза окажется под подозрением. — Таока покачал головой. — Вы единственный представитель власти, к которому у меня есть доверие. Всё же, мы многое пережили вместе, и я прошу вас не сомневаться во мне. Взгляните на снимки в конверте. Тогда вы точно убедитесь, что поработал демон.

Князь ознакомился со снимками, задумался, и сказал:

— Нужно сообщить Царю-Императору, и инициировать официальное расследование.

— Прошу вас этого не делать, — попросил Таока. — Если государственные ищейки влезут в дело, то якудзу в Петербурге задушат проверками, а боссов и вовсе казнят за подозрение в связи с тёмными силами. Потому я приехал к вам лично, чтобы попросить провести проверку в частном порядке, и найти человека, который использовал ликорис.

— Не делать? — ухмыльнулся князь. — Вы забыли, сколько бед натворили американцы всего за несколько месяцев, пока у них в распоряжении были знатоки дьявольской ботаники? Это же как обнаружить у террористов ядерный арсенал, и просто махнуть рукой. Бездействие будет равносильно дозволению к использованию оружия массового поражения.

— Не забыл. — Таока покачал головой. — Но клянусь вам, ни у кого из боссов нет и мысли разворачивать на заднем дворе дьявольский сад. Главы кланов подозревают друг друга в попытках обрести на рынке безраздельную власть с помощью дьявольской ботаники, бряцают оружием, вынюхивают, но ничего не могут найти. Пока мне удаётся их сдерживать, но они молодые, импульсивные, и не умеют ждать.

— Значит их раскидают по тюрьмам или убьют, если они не проявят терпение. — Князь сцепил ладони в замок, и задумался. — Мне-то что? Чем раньше Царь-Император выдворит асоциальных японцев в резервацию японского архипелага, тем меньшему риску будут подвержены жители Петербурга и мои люди.

— Ваше сиятельство. — Таока склонил голову и закрыл глаза. — Прошу, не нужно рубить с плеча. Борёкудан всю историю были изгоями, но после Нью-Йоркского взрыва на них, наконец, взглянули под другим углом. В них увидели людей, способных на сострадание и сочувствие, способных помогать другим, способных честно вести бизнес. Я всю жизнь положил на то, чтобы хоть немного выбелить имя организации, научил боссов вести легальные предприятия, оставил всю грязь, весь криминал в японской резервации. Уверяю, что кланы на территории Российской Империи чисты, но чтобы подтвердить это — требуется найти и казнить истинного виновника в демоническом призыве. Если вы поможете мне, то Царь-Император не будет давить на нас не глядя, не будет искать повода искоренить нашу организацию.

Князь был не дураком. Как бы старик Таока не пытался представить своих соклановцев белыми и пушистыми, они были потомственными бандитами, которые постоянно находились на грани между законопослушностью и преступным образом жизни. Можно лишь постараться заставить бандита вести честную игру, однако с генетикой ничего не поделаешь. Станислав Александрович это понимал. Понимал, что нужно позвонить Царю-Императору и обозначить проблему с дьявольской ботаникой, но вид господина Таоки останавливал.

Обычный человек увидел бы в Таоке авторитетного, опасного босса якудзы, которому нельзя верить, однако Станислав Александрович знал его с другой стороны. В его глазах Таока был героем войны, который доживал своё, пытался достичь огромной, практическинедосягаемой цели, и теперь оказался на грани краха. Таока действительно стремился перестроить организацию, стремился сделать из бандитов честных людей, перевоспитывал их, потому что жалел о прошлом якудзы. Жалел о том, как сам действовал в молодости, и не хотел, чтобы дети шли по его стопам.

В конце концов, именно с Таокой князь Волховский прошёл Глобальную Войну с Америкой, ГВА, и старик приложил немало усилий ради победы.

Если бы у самого Станислава Александровича не было скелетов в шкафу, если бы он не совершал поступков, о которых жалел — он бы без раздумий связался с Царём-Императором. Однако скелетов за жизнь скопилось столько, что им впору было устраивать вечеринки. Поступок тоже был, да такой, что о нём лучше не вспоминать. И, быть может, с этим звонком стоило потянуть. Стоило дать господину Таоке немного времени.

— Я не буду поднимать государственных ищеек, — нехотя произнёс князь. — Но лишь временно, и лишь из уважения к вам. Позвонить придётся рано или поздно, потому что если вдруг у кого-нибудь из ваших подопечных есть скрытый дьявольский сад, то развяжется новая война, но в этот раз против Русско-японского конгломерата. Я подключу собственные административные ресурсы, привлеку к поискам собственных людей.

— Спасибо, ваше сиятельство, — сдержанно ответил Таока. — Моя благодарность безмерна.

— Но у нас будет всего неделя, не больше — таков срок созревания ликориса, — твёрдо произнёс князь. — Обычно большинство цветов нужно использовать за сутки после созревания, иначе они теряют силы. Значит, через неделю призыв демона может повториться, и кто знает, сколько тварей тогда появится. Долго молчать я не смогу. Честно говоря, господин Таока, я иду вам на уступки исключительно потому, что уважаю ваш труд и вашу цель. Мне без разницы, что станет с толпой бывших уголовников, но ваши притязания в попытках исправить тяжёлых людей находят отклик в моей душе.

— Я добиваюсь того, чтобы подобных слов не произносили потомки, ваше сиятельство. На этом у меня всё.

— Можете идти, господин Таока. Если вы говорите правду, то ваш вклад Царь-Император оценит по справедливости.

Когда господин Таока ушёл, Волховский с непониманием взглянул на отца.

— Ты пошёл на сделку с преступником? — поинтересовался княжич. — И вы воевали вместе? Ты мне об этом не рассказывал.

— Он был преступником, но исправился, и стал героем войны, — пояснил князь. — Поверь, господин Таока сделал достаточно добрых дел. Его альянс не только оказал огромнейшее влияние на исход войны с США. Он вычленил из альянса радикалов, и сослал их в японскую резервацию, чтобы они не мешали нормальным людям жить и заниматься бизнесом. Царь-Император посчитал это большой заслугой перед обществом. К тому же, я всего лишь дал ему немного времени, а не полностью укрыл его. Если дьявольский сад не будет найден, альянсом займётся государственная служба безопасности.

— Сдаётся мне, отец, что он обманщик, — с подозрением произнёс Волховский. — Ему ничего не стоит пустить тебе пыль в глаза.

— Это бессмысленно. — Князь покачал головой. — Ему, как раз, ничего не стоило скрыть факт существования ликориса, чтобы вывести своих людей из-под удара. В таком случае можно было бы спокойно взращивать партию цветов для нанесения нового удара. Господин Таока сильно помог нам, и даже подставился сам. Учись вести дела, и искать компромиссы.

— Я понял, отец. — Кивнул Волховский.

— Тогда отправляйся на занятия, — велел князь. — О Сердцах пустоты и Кенши-умбра мы поговорим позже. Кстати, если хочешь, я могу оставить ликорис в твоей лаборатории. Изучи его и сожги, о результатах доложи мне.

— Хорошо. — Кивнул Волховский. — Оставь цветок на верстаке.

— Оставлю, — согласился князь.

Волховский покинул обеденный зал, переоделся в студенческую форму, и вышел через парадный вход, у которого ожидал кортеж. Всю дорогу к зданию института он глядел в окно, провожал взглядом погасшие рекламные вывески, и думал над встречей: «новая война — звучит серьёзно. Кто бы мог подумать, что причиной глобального противостояния способен стать невзрачный ликорис?»

Сигнал смартфона вырвал Волховского из размышлений, когда кортеж был неподалёку от института. Он ткнул пальцем по иконке мессенджера, и прочёл короткое сообщение от Попова: «Помоги. Я в раздевалке».

Что там ещё стряслось? У Попова семь пятниц на неделе.

Кортеж остановился у главного входа, Волховский попрощался с дружинником, и поспешил в раздевалку.

В раздевалке института не было камер видеонаблюдения. Ранее добродушный ректорат установил их даже в душевой. Однако студентов подобный тоталитаризм не устраивал, так что они, благодаря разнообразной магии мечей, терпеливо уничтожали очи большого брата. То поджигали, то с помощью магии воды затапливали помещение до потолка, чтобы вызвать короткое замыкание, то пролезали внутрь неведимками и банально резали провода. Так до тех пор, пока ректорат не устал с этим бороться.

Потому раздевалка осталась мёртвой зоной. Там студенты устраивали внегласные разборки, выясняли отношения, и продавали друг другу исключительно аристократические наркотики, которые простолюдины в жизни бы себе позволить не смогли. Если Попов просил помощи именно оттуда, то наверняка во что-то влип.

Волховский напрягся, когда услышал за дверью грохот шкафчика и Растеряевскую ругань: «а что ты скажешь теперь, а, жиртрест? Теперь не такой смелый?»

— Когда твой папаша драл твою мамашу, она была увешана алмазами так же безвкусно, как твоя железяка? — огрызнулся Попов, когда Волховский вошёл внутрь.

— Мерзкая тварь! — Растеряев ударил Попова коленом в живот, тот крякнул, и кулем осел на пол у шкафчика. — Я научу тебя разговаривать со знатными людьми!

— Что здесь происходит? — Волховский положил ладонь на рукоятку катаны. — Лучше отойдите от него. Посмеете ударить его ещё раз, и я буду принимать меры.

— О-о-о! — Растеряев театрально развёл руки. — Глядите, кто явился! Попов решил натравить на меня своего ручного пса! А знаешь что, Волховский? Если ты хочешь драки, я тебе её устрою. Прямо здесь.

— Ваша наглость в линейной зависимости с вашей тупостью, — надменно произнёс Волховский. — Магия огня в тесном помещении скорее убьёт вас, чем меня. Впрочем, вы всегда были кандидатом на премию Дарвина, потому препятствовать не стану, Николай Валентинович.

Волховский не собирался разбираться, кто виноват. У него был жёсткий принцип — заступаться за друзей в любой ситуации, и особенно заступаться за Попова, ведь тот в своё время впрягался за Волховского без раздумий.

Категорически не хотелось вступать с Растеряевым в серьёзную перепалку, ведь были полезные дела, на которые можно потратить время. Но при всей своей неприязни к насилию Волховский осознавал — в этой ситуации его было необходимо применить, чтобы поставить Растярева на место. «Друзей нужно защищать, даже если тебе не нравится делать кому-то больно», — княжич вспомнил наставления отца, и наполнился решимостью.

Глава 5

— Плебейские драки не красят дворян, — Волховский решил надавить Растеряеву на гордость. — Но если хотите, можете сделать первый шаг, и я с удовольствием отвечу вам взаимностью.

— Дуэль захотел? Где и когда? — Нахмурился Растеряев, а потом стукнул кулаком по шкафчику, и добавил: — Мне плевать, как смешать тебя с дерьмом, княжеский сынуля. Хоть в балаганном кулачном бою, хоть в дуэли.

— Я оставлю за собой право выбора места и условий, как оскорблённая сторона, — ответил Волховский. — И, как инициатор, имею стойкое желание предложить вам ставку вместо битвы насмерть, чтобы вы не скучали.

— Ставку? — спросил Растеряев с подозрением. — Какую ещё ставку? Тебе собственной чести не хватает?

— Уверен, вы бы предпочли меня убить, — произнёс Волховский. — Однако вы можете нанести мне оскорбление, с которым смирится не каждый дворянин.

— Предпочёл бы убить. Боишься рубиться насмерть? — Растеряев презрительно усмехнулся. — Трус.

— Вам разве не хочется, чтобы катана-умбра висела на стене в ваших покоях? — спокойно ответил Волховский. — В коллекции она будет неплохо смотреться, а я буду при этом жить, и думать о ней.

Волховский был уверен, что он клюнет. Забрать имущество убиенного правила дуэли не позволяли, и схватки на имущество проводились только по Духовному договору. О привычке Растеряева коллекционировать мечи поверженных противников знал весь институт. Он был готов на всё, чтобы унизить человека, который его хоть в чём-то превосходил.

— А ты умеешь заинтриговать, — Растеряев не удержался от улыбки. — Но всё ведь не так просто, верно?

— Верно. — Кивнул Волховский, достал смартфон, и отправил Растеряеву вызов на дуэль через «Дуэлянта». — Если проиграете, ваша шпага станет моей. Вы же не против?

— Стервец, — сказал Растеряев, и фыркнул. — Знай, что ты сам подписал себе приговор. Ведь во время дуэли я могу не сдерживаться.

— Как вам угодно, — ответил Волховский. — Я готов принять смерть, если вы вдруг решите нарушить правила и биться до летального исхода. Меня не сильно интересуют последствия. Пусть будет так, как будет.

— Если я публично лишу тебя гордости вашей семьи, золотого ключика, который открыл перед вами все двери, это будет хуже смерти, — злорадствовал Растеряев. — Ты не представляешь, на что подписался, кретин.

Растеряев был вне себя от радости. Он множество раз пытался спровоцировать Волховского на дуэль, но тот либо эффектно парировал оскорбления, либо ускользал. А всего-то стоило создать повод докопаться до Попова, отпинать его в раздевалке, и вуаля — Волховский сам загнал себя в ловушку.

«Уж теперь я как следует отыграюсь на этой скотине! — мысленно ликовал Растеряев. — Теперь все признают превосходство Растеряевых над Волховскими! Все признают моё превосходство! Нужно лишь победить!».

— Тогда ожидайте, барон. — Волховский кивнул. — Мой секундант сообщит вам место и время. Спешу обрадовать, что я не буду тянуть долго.

— Чем скорее, тем лучше, — произнёс Растеряев, и толкнул Волховского плечом, когда направился к выходу. — Сам виноват, что напросился. Теперь, если струсишь, твоя фамилия будет опозорена на весь институт.

— С нетерпением ожидаю встречи, — вежливо ответил Волховский. — Извольте убраться отсюда, пока я не начал дуэль раньше времени.

— А ты начнёшь? — Растеряев обернулся, и дерзко взялся за рукоять шпаги.

— Начну. — Волховский на сантиметр оголил клинок катаны. — Можете не сомневаться. И если вы позволите себе лишнего, то умрёте быстрее, чем сможете это осознать. Давайте будем вести себя как благородные люди?

— Г-гадёныш. Ещё посмотрим, кто из нас умрёт!

Растеряев покинул раздевалку, и хлопнул дверью.

— Ты с ума сошёл? — вскинулся Попов, но тут же схватился за живот, и зажмурился от боли. — Замечательно. Просто чудесно, мать вашу. Тебе не кажется, что забиваться на дуэль с перспективой летального исхода из-за мелкой перепалки — идиотизм? Какого дьявола ты из-за меня подставился? Стал помешанным на чести, как японцы?

— Растеряев поступил недопустимо, — уверенно ответил Волховский. — Я безразличен к сплетням о себе, однако нападки на людей из близкого окружения прощать уже нельзя.

— Тебе ли не чхать? — Попов страдальчески сморщился. — Я вот уже давно плюнул на общественное мнение.

— Зато ты не плевал, когда заступался за меня в младших классах, — ответил Волховский. — Я намерен отплатить тебе тем же.

— Больной ты человек, Волховский! — Попов покачал головой, и изобразил лицом недоумение. — Одно дело драки со школьными задирами, а другое — полноценная дуэль, в которой ты не только можешь сдохнуть, но и проиграть катану! Это же семейная реликвия!

— Зато я могу выиграть шпагу Растеряева. — Волховский покосился на Попова. — И это будет для него настолько страшным унижением, что он забудет лезть и к тебе, и ко мне. И я не проиграю.

— Или он будет мстить, — разумно предположил Попов. — Это может привести к родовому конфликту.

— Я знаю, — ответил Волховский. — Но давно пора дать им достойный отпор, и в защите чести друга я вижу уважительную причину.

— Я должен сам защищать свою честь, — возразил Попов. — И защитил бы, если бы мне не было насрать на неё. Зря ты из-за меня подставился.

— А я считаю, что нет.

— Чёрт с тобой. — Отмахнулся Попов. — Делай что хочешь, но тогда за мной должок.

— Ты ничего мне не должен.

Волховский выбрал знакомое место для проведения боя, и ближайшее время — длинную перемену. Попов написал об этом Растеряеву в личных сообщениях. Вскоре с Волховским через социальные сети связался секундант Растеряева, который, по правилам, должен был попытаться их примирить. Все понимали, что драться никто не откажется, потому лишь соблюдали формальности.

Приложение «Дуэлянт» было популярным среди дворян, так что к длинной перемене о дуэли знали все, даже преподаватели. Инструктор по фехтованию явился на тренировочную площадку одним из первых, чтобы раскинуть защитное поле, но более мощное. В целом, конечно, отцы не поощряли дуэли между сыновьями, потому что в политическом плане «Дуэлянта» можно было использовать более чем эффективно. Однако Царя-Императора совсем не смущали дуэли. Напротив, он считал, что его подопечные должны быть сильными и смелыми, должны не бояться смерти, потому запрет на подобные схватки был негласным.

Естественно, трибуны вновь ломились от зрителей. К тому же, в этот раз бой должен был получиться по-настоящему зрелищным и без поблажек. Волховский и Растеряев встали на привычные места, где всегда проводились спарринги. Попов и секундант из свиты Растеряева тоже присутствовали. Секундант Растеряева обратился к Волховскому:

— Вы готовы дать духовную клятву выполнить условия дуэли? — Секундант раскрыл ладонь, над которой вспыхнула проекция духовного контракта. — Ваш меч против меча барона Растеряева, которыми стороны после завершения сделки могут распоряжаться по своему усмотрению.

— Готов. — Волховский кивнул, и ткнул пальцем в строчку подписи, оставив инициалы.

— Контракт вступил в силу.

Попов проговорил Растеряеву те же фразы, и Растеряев оставил подпись неохотно. Ему очень хотелось сжульничать в случае проигрыша, хотелось не отдавать шпагу, однако духовный контракт обязывал выполнить условия дуэли. В противном случае нарушитель будет испытывать нестерпимую боль до тех пор, пока не поступит честно.

— К барьеру! — скомандовали секунданты, когда удалились на безопасное расстояние, и спрятались за защитным полем.

Пока Волховский шагами отмерял положенную дистанцию, Попов не отрывал от него взгляда, и надеялся, что все закончится благополучно. Такого страха Попову ещё не приходилось испытывать. Он был готов стерпеть что угодно в свой адрес, ему было плевать, что он опозорился, когда позволил Волховскому за себя заступиться. Его страшила лишь вероятная смерть близкого друга.

«Какой же я трус! — Попов до побеления костяшек стиснул кулаки. — Я должен был взять этот удар на себя!»

Растеряев не был бы Растеряевым, если бы не атаковал раньше времени. К тому же, правила не запрещали ударить в спину на пути к барьеру, однако подобной уловкой пользовались только неопытные новички с неокрепшей психикой.

Волховский чувствовал себя уверенно, был холоден будто лёд, а Растеряев взревел, взмахнул мечом в развороте, и попытался сжечь Волховского огненным веером. Однако Волховский догадывался, что всё так обернётся. Догадывался, что враг решит использовать дистанционные атаки.

Гравитация рассеяла пламя по поверхности тренировочной площадки ещё до того, как Волховский воткнул меч в землю. Укол получился настолько сильным, что у ног Растеряева возникла трещина, а вокруг Волховского ударная волна подняла облако пыли. Лавочки под зрителями дрогнули, в толпе почувствовалось волнение, некоторые не на шутку испугались.

А ведь Волховский совсем не бил всерьёз, хотя даже удар в двадцать процентов мощности позволил свести атаку Растеряева на нет. «Отец был прав, — подумал Волховский. — Главное, случайно не размазать врага в лепёшку». Волховский глядел на оппонента серьёзно, слегка зловеще, и у Растеряева душа в пятки ушла.

Растеряев всё понял, и сразу. Ему было не победить, как бы он ни старался. Насколько же глупой и наивной была мысль заполучить катану-умбра. Насколько глупо было надеяться победить того, в чьих руках меч, способный уничтожить город за считанные секунды.

— Вы сдаётесь, барон? — поинтересовался княжич, вытянул меч из земли, и резким взмахом разогнал облако пыли. — Иначе бой может зайти слишком далеко.

— Чёрта с два я перед тобой прогнусь, сучий потрох! — крикнул Растеряев, и от злобы стал молотить по Волховскому всем, что ему удавалось вспомнить. — Твой меч будет моим! Я тебя уничтожу! Унижу! Спалю живьём! Ты будешь умолять меня о пощаде! Получи! Получи!

Пыль заполнила купол доверху. Внутри вспыхивало, грохотало, основание трибун треснуло. Растеряев надеялся, что сможет провести успешную атаку в условиях ограниченной видимости. Он затих, и украдкой перемещался вокруг места, где Волховский показывался последний раз.

Когда в пыльной завесе возник едва заметный силуэт, Растеряев ударил изо всех сил, использовал огненный шторм, от чего в куполе полыхнуло, будто в гирлянде. Пламя не гасло ещё какое-то время, Растеряев уже было хотел порадоваться победе, да вот только Волховский был недосягаем для атак.

Поскольку ограничений по силе не было, Волховский принял защитную боевую стойку кокуцу-дати, и окружил себя гравитационной сферой, которую объяло пламенем. Сквозь неё не мог просочиться ни жар, ни угарный газ, однако в ней был ограниченный запас воздуха. Это стало ясно, когда дыхание Волховского стало менее глубоким — он экономил кислород.

— Я тебя подловил, тварь! — свирепо крикнул Растеряев, и поддал пламени огненному шторму. — Ты задохнешься! Сдохнешь! Ты труп!

Растеряев ликовал. Он воображал, каким позором покроется Волховский, воображал, как над ним будут злорадствовать. Как будут тыкать пальцем, и говорить, что великий носитель катаны-умбра проиграл обычному мечнику Кенши. Обычному магу огня.

Секунданты уже хотели остановить бой, планировали отдать победу Растеряеву, однако Волховский всех удивил. Он нахмурился, резко опустил меч к ноге, и гравитационная сфера ударила в стороны, словно взрыв гранаты. Хлопнуло так, что у зрителей зазвенело в ушах, а защитный купол над площадкой дал трещину. Пламя рассеялось, Растеряева сшибло с ног, швыряло по земле, пока инерция не угасла метра через три.

Шпага снова звякнула где-то в стороне, и у Растеряева в груди защемило. Он осознал, во что влип. Осознал, что отдаст ценнейшую семейную реликвию. Осознал, что продул бой на глазах у всего института. Ему захотелось сквозь землю провалиться.

— Поймите, Николай Валентинович. — Волховский неспешно зашагал к Растеряеву, и поместил катану в ножны. — Мне совершенно ни к чему ваша шпага. Но я её заберу, чтобы вы поняли, что такое быть жертвой.

— Т-ты! — Растеряев схватился за голову. — Ты не посмеешь! Не посмеешь отнять у Растеряева фамильный меч! Прошу! Оставь его мне!

— В целом, — задумался Волховский, — духовный контракт допускает выполнение подобной просьбы. Но тогда вы ничему не научитесь. Потому вынужден отказать.

Растеряев крепко зажал рот ладонями, и его стало трясти. Он не только проиграл, но ещё и у всех на виду пытался сорвать честную сделку, пытался добиться жалости Волховского. Мысль об утрате клинка лишь на миг вынудила его потерять контроль над собой, однако этого мига хватило, чтобы покрыть себя несмываемым позором.

Волховский же нисколько не злорадствовал. Он понимал, что эта ситуация давно была неизбежна, понимал, что оставлять всё как есть, особенно после агрессии в адрес Попова, нельзя. А то так ведь и до покушений на семью могло дойти, потому что Растеряев позабыл о всяких приличиях.

«Ты за это заплатишь, сукин сын!» — вот что хотел сказать Растеряев, но вовремя остановился.

Теперь всё. Теперь было страшно произнести неосторожное слово. Ведь непонятно, что выкинет Волховский, если его почившую мать назвать сукой. Тело отказалось подчиняться Растеряеву, слова застряли в глотке, а дыхание перехватило. Ощущение липкого страха не исчезло до тех пор, пока Волховский не поднял шпагу, и не отвёл взгляд.

— Благодарю вас за бой, — произнёс Волховский. — Надеюсь, на этом конфликт исчерпан.

— Да, княжич, — с неожиданной для себя покорностью согласился Растеряев, встал, и протянул Волховскому ножны от шпаги. — Конфликт исчерпан. Я приношу свои извинения вам, и господину Попову.

«Нихрена не исчерпано, белобрысая тварь!» — подумал Растеряев, который теперь ругаться в адрес Волховского, и даже хмуриться на него, осмеливался лишь мысленно.

Когда бой закончился, все разошлись, и стали собираться домой — пары тоже подошли к концу.

— Срань господня! — Попов изумлялся по дороге к парадному выходу. — Просто охренеть, мать вашу! Вот это ты выдал! А рожу его видел? Видел? Да гадёныш едва ли не разрыдался!

— Не представляю, как настолько скверные слова приходят тебе в голову, но в целом соглашусь — получилось интересно. — Ответил Волховский. — Однако, мне почему-то жаль Растеряева. Всё же, репутация для него была всем. Не считаю, что в такой ситуации уместно злорадствовать.

— Господи, да ты просто пони на облачке! — выпалил Попов, и прыснул. — Этому козлу повезло, что его никто не грохнул! Знаешь, скольким студентам он портил жизнь? Ему воздалось по заслугам!

— Это не повод опускаться до его уровня, — нравоучительно произнёс Волховский.

— Да-да, — сморщился Попов. — Давай только без нотаций.

— Кстати. — Волховский остановился у выхода, и протянул Попову шпагу в ножнах. — Теперь она твоя.

— Шутишь? — Попову совесть не позволяла принять такой подарок. — Ты заслужил его в бою. Я не имею права прикасаться к этой штуке.

— Имеешь, — ответил Волховский. — И отказа я не приму. Носи его с собой, чтобы Растеряев не забывался. Или можешь кому-нибудь подарить. Это твоё дело. Скажем так, в моём доме настолько безвкусная вещица будет выглядеть нелепо. И у меня нет склонности к сбору трофеев.

— Чёрт с тобой, — ухмыльнулся Попов, и принял подарок. — Спасибо, дружище.

Молчанова наблюдала за ними в окно класса консерватории, когда они уселись в машину кортежа, и кортеж направился прочь от института. Бой, надо сказать, произвёл на неё некоторое впечатление. Она хотела бы выразить восхищение Воховскому, но понимала, что её проигнорируют. Оставалось действовать самой, чтобы Человек в маске исполнил обещание.

Глава 6

После дуэли прошли сутки. Новый ликорис в тайном саду Молчановой почти дозрел. Она сидела за столом, скромно пила чай из небольшой чашки, и любовалась рассадой, которая вот-вот должна была зацвести.

На самом деле ликорис — самое неприхотливое растение, способное развиваться быстрее других. Демоны, которых оно призывает, идеально подходят на роль бойцов для штурмовых отрядов. Собственно, именно ими США пользовались чаще всего, когда пытались победить в войне с Русско-японским конгломератом.

Но были и другие, более интересные демоны, которых Молчановой хотелось призвать. Конечно, очень любопытно было прикончить восемь бандитов за один вечер, но ей хотелось убить больше, чтобы быстрее достичь цели.

— А если попробовать не Мечника полуночи, а, например, Аляскинского кислотника? — рассуждала Молчанова. — Интересный экземпляр, как по мне.

— Скука, — ответила она сама себе. — Я люблю, когда металл рассекает плоть и кости, когда в убийстве есть элемент боя.

— Что нас интересует? — Молчанова поставила чашку на столешницу. — Зрелищность конкретной ситуации, или стратегический результат? Мечнику можно сопротивляться, он быстро выдаёт себя и количество жертв может сократиться из-за утраты элемента неожиданности.

— И чем же кислотник лучше? — хмыкнула она. — Это был самый бесполезный демон, который очень редко применялся в войне.

— Потому что условия на войне были другими, — пояснила Молчанова. — И будь ты немного умнее камушка, то поняла бы, что в мирное время демон, способный превращать алкоголь в кислоту, может помочь нам побить все рекорды.

— Это как? — изумлённо спросила Молчанова.

— Легко, — и ухмыльнулась сама себе. — С помощью Мечника полуночи мы убили восемь человек. А с помощью кислотника сможем похоронить, например, тысячу человек всего лишь за ночь. Главное вовремя призвать его в нужном месте.

— Тысячу человек? Это изумительно! Но как? Как мы это сделаем? Это ведь надо не только ходить по квартирам, но и как-то определять, пьют там люди, или не пьют. А может, весь алкоголь в городе превратить в кислоту? Тогда умрёт очень много людей. Очень много. Столько, сколько мы сосчитать не сможем.

— Глупая. Кислотник так не может. Во-первых, он должен быть рядом с человеком в момент превращения, во-вторых, алкоголь уже должен быть в человеке. Во-третьих, требуется энергия человеческой эйфории, во-четвёртых — ингибитор трансформации в виде желудочной кислоты.

— А как же тогда быть?

— Мысли масштабно, — предложила Молчанова. — Где одновременно напивается большое количество людей? Правильно. В ночных клубах. В ночь с пятницы на субботу проходимость средненьких танцевальных заведений необычайно велика. Около двух-трёх тысяч человек. Как минимум около нескольких сотен могут в час пик находиться в одном месте, и все будут в состоянии алкогольного опьянения.

— Какая ты умная, Лизонька! Я бы никогда до такого не додумалась!

— Я знаю, знаю, — засмущалась Молчанова. — Спасибо.

— Но где же нам найти такое заведение?

— Уверена, есть клуб, где собираются якудза. Нужно только его найти.

Внезапно раздался звонок домофона. Молчанова вздрогнула, покинула тайную комнату, и повернула стрелочку компаса, спрятав вход. Кого там ещё принесло? Она терпеть не могла незваных гостей, и думала, что таких наглецов стоило хоронить живьём.

Однако, в экране домофона Молчанова увидела не журналиста, а всего лишь Виталия Попова. Ей едва удалось не скривить от омерзения лицо. Попов казался ей существом настолько жалким, настолько ничтожным, что его не было смысла убивать.

Сначала она не хотела реагировать на звонок, но когда заметила в руках Попова длинную подарочную коробку, ей стало интересно, зачем он притащился.

— Я слушаю. — Сказала Молчанова, нажав кнопку ответа. — Что вы хотите?

— Елизавета Аркадьевна, сударыня, я пришёл… — он вдруг замялся, мысли у него спутались. — Я принёс вам кое-что. И хотел бы вручить… Ну, и поговорить ещё, может…

Попов изо всех сил пытался общаться культурно, пытался не сквернословить, чтобы не произвести дурное впечатление.

— Оставьте на пороге, — велела Молчанова. — Слуги заберут. Я сейчас не готова к личной встрече, но потом мы обязательно пообщаемся.

— Но госпожа, я так рано проснулся, и путь проделал далёкий…

Молчанова хотела пнуть Попова как настойчивую дворнягу, которая выпрашивала объедки. Собственно, именно так она и воспринимала Попова. Не мужчина, а жалкая пародия на мужчину, которую можно рассматривать только в качестве сырьевого придатка.

— Потом мы обязательно пообщаемся, — соврала Молчанова. — Но сейчас я не могу вас встретить.

А что Попов мог сделать? Ничего.

— Хорошо, — покорно согласился Попов. — Я оставлю подарок для вас на пороге, госпожа.

«Господи, да свали ты уже побыстрее! — подумала она, и вообразила, как свернула Попову шею. — Достал!»

Попов расстроился, и хлопнул дверцей, когда сел в машину. Он не понимал, почему Молчанова не обращала на него внимания. Вроде бы, он уже сделал ей столько подарков, столько денег потратил, а она даже не вышла на порог, чтобы встретить его.

«Наверное, она просто сильно занята, — размышлял Попов. — И в следующий раз мы обязательно пообщаемся. Или нет. Не понимаю, почему я ей не нравлюсь. Хотя, может всё очевидно? У Волховского есть кортеж, у неё есть кортеж, а у меня всего лишь автомобиль с водителем».

А может дело в том, что он сам не бросил Растеряеву вызов на дуэль? Не постоял за себя? Может поэтому она избегала его? Такой ход мыслей показался ему логичным, и тогда ситуацию может исправить только одно — настоящее мужское рубилово с отморозками, которые могут убить.

Значит, придётся взять в руки меч, взять пару уроков фехтования у князя Станислава Александровича, а затем совершить подвиг, чтобы Молчанова, наконец, заметила его. Конечно, можно было попросить об уроках у инструктора по фехтованию в Институте, но князь мог научить большему.

«Решено», — Попов вдруг преисполнился уверенностью.

— К Волховскому, — велел Попов водителю.

Его нисколько не смущало, что он планировал заявиться без приглашения. Ему хватало для этого бесцеремонности, да и Волховские нрав Попова воспринимали нормально.

Когда Попов уехал, Молчанова велела слугам принести ей коробку, и решила распаковать подарок в своей комнате. Она аккуратно разрезала ленточку, открыла крышку, и вовсе не удивилась, когда увидела шпагу Растеряева.

Безвкусная вещица, хотя, судя по обилию драгоценных камней, её можно было продать за хорошие деньги.

— Хотя, продавать без умысла мы её не будем, — смекнула Молчанова.

— Да-да, — ответила она себе. — Расскажи.

— Эту шпагу мы отдадим информатору, чтобы он навёл нас на какую-нибудь закрытую вечеринку высокопоставленных якудза. Всё равно из-за них никто не будет особо заморачиваться. Их смерти никого не интересуют, а значит, вероятность попасться многократно снизится.

Тем временем в особняке Растеряевых Растеряев старший бесновался. Молчанов и Растеряев младший сидели на гостевых креслах в рабочем кабинете, и внимательно слушали монолог Растеряева, который так разошёлся, что швырнул в стену хрустальную пепельницу.

— Это позор! — Растеряев старший рявкнул на сына. — Как ты мог проиграть фамильный меч? Как мог уступить этому тщедушному Волховскому? Ты сплошное разочарование, а не сын! Сыновья не должны такими быть!

— Прости, отец, — виновато ответил Растеряев младший.

— Я не разрешал тебе говорить! — Растеряев старший замахнулся на младшего, но не ударил. — Не разрешал извиняться, чёртов гадёныш! Лучше бы ты сдох, чем отдал шпагу!

Растеряев младший хотел сказать, что вернёт шпагу любыми средствами, но не осмелился. Побоялся, что отец рассвирепеет ещё больше.

— Ты бы остыл, мой друг, — спокойно предложил Молчанов. — Это не совсем вина твоего сына.

— Да понимаю я! — вспылил Растеряев старший. — Чёртовы Волховские слишком много себе позволяют! Думают, что раз они владельцы клинков-умбра — им дозволено всё! Но знаешь, что? Моя издательская компания перекачивает не меньше денег, чем заправочная сеть «Волхнефти», однако Царь-Император почему-то отдал власть именно Волховскому! Я знаю, с чем это связано. Это потому, что когда-то Волховский-старший прилюдно сделал из меня посмешище, унизил меня! Грязная свинья и бандит!

— Ты только что сам ответил на свой вопрос. — Молчанов развёл руками. — Дело в клинках. И только в них.

— Если бы у нас было оружие, равное клинкам, мы бы могли силой забрать первенство. — Хмуро произнёс Растеряев, и уселся за стол. — И, вообще-то, перспективный исполнитель у меня есть.

— Кто? — заинтересовался Молчанов.

— Человек в маске Кабуки, — Растеряев старший взглянул на Молчанова.

— Что за человек-Кабуки? Это прозвище такое?

— Это не прозвище. Я так его назвал, потому что он ходит в белом облачении, и носит маску Кабуки. Этот сукин сын пролез ко мне в дом, его сопровождал настоящий демон, и я думал, что мне конец. Однако вредить он не стал, наоборот, предложил союз.

— Это пугает. — Молчанов поёжился.

— Предполагаю, что это персонаж из японской резервации. Возможно жертва Нью-Йоркского взрыва. Не знаю точно, по какой причине, но он тоже держит на Волховских злобу. И он сказал, что сможет с ними разобраться, но только если я начну воздействовать на княжеское семейство радикальными способами.

— Я не совсем понимаю… — не унимался Молчанов.

— Ты идиот? Я ведь говорю тебе — у него есть дьявольские цветы, раз с ним был демон! Демоном способен управлять только дьявольский ботаник, вырастивший цветок!

— И почему же он тебе их не дал? — поинтересовался Молчанов. — Ну, цветы.

— Потому что я не взял, — признался Растеряев. — Я не первый день на Земле. Этот чудак в маске наверняка собирает армию и сторонников. Среди врагов Волховских найдутся желающие воспользоваться цветами, и сделать за меня грязную работу. Моей семье не стоит разворачивать дьявольский сад на случай, если Волховские победят. Нет цветов и следов взаимодействия с демонами — нет компромата. Я не безмозглый пубертатный подросток, чтобы брать из рук террориста оружие массового поражения. Однако мы с ним заключили духовный контракт. Цветами и демонами занимается он, а я, в свою очередь, всеми силами пытаюсь насолить Волховским. В том числе попытками убить наследника. Проверенным наёмным убийцам я доверяю больше, чем незнакомцу из Японии.

— Тебя казнят. — Пожал плечами Молчанов. — Отличный план, ничего не скажешь.

— А как ты предлагаешь бороться с Волховскими? — Растеряев старший стукнул кулаком по столу. — Законными методами? У них всюду связи, всюду свои люди, Царь-Император им чуть ли в жопу не дует. У меня не хватит административных ресурсов, чтобы противостоять такому семейству. Значит, надо подключить якудзу. Надо пытаться убить мальчишку, потому что он — единственное слабое место князя. И в таком случае этот клоун в маске подключится к ситуации, и поможет нам. А пока что я сделаю первый шаг, найму Скалу с Каменной шестёркой. Им опостылел размякший босс Таока из Ямагути-гуми, так что они охотно возьмутся за дело.

— Такая борьба может плохо кончиться. — Молчанов покачал головой. — Может, лучше попытаться наладить с Волховскими сотрудничество? Я, например, не желаю Волховскому-младшему смерти. Как ни крути, он не сделал ничего плохого.

— Скажи мне, сильно князь тебе помог, когда твоя бывшая жена укатила в дальние края, и отжала автомобильный концерн? — зло спросил Растеряев. — Даже субсидию не предложил, и просто стал заключать контракты с твоей бывшей. Ведь у неё уже готовое производство, а тебя надо поднимать с нуля. Разве это не оскорбление? Разве не оскорбительно то, что ты теперь пытаешься продать Лизу Волховским, чтобы устроить политический брак?

— Я пытаюсь дать семье выход на серьёзный рынок, — ответил Молчанов, и вздохнул.

— С таким князем его не будет. Ему проще работать с ликвидными партнёрами. А если у руля встану я, то поверь, я обеспечу тебе инвестиции такого уровня, что ты сможешь легко составить конкуренцию бывшей.

— Я не собираюсь потворствовать тебе в убийстве малолетки, — заупрямился Молчанов. — И идти против князя слишком опасно. Ты забыл, на что он способен?

— Если будешь отсиживаться в сторонке — чёрта с два я тебе дам хоть что-нибудь. — Растеряев пригрозил Молчанову пальцем. — И вообще, тебя устраивают проклятые монополисты? Устраивает отсутствие разумной политической конкуренции? Устраивает господство Волховских? Лично меня — нет. У тех, кто по разумению государя не совсем полезен стране, никогда не выйдет построить серьёзный бизнес. Никогда не выйдет жить так, как ты этого действительно заслуживаешь. А ведь, согласись, ты достоин большего. Мой сын достоин большего. И княжеский отпрыск не имеет права к нему хотя бы прикасаться. А князь не имеет права решать, насколько мой бизнес полезен! Это решать только мне! В былые времена, в Америке, игры и кинематограф оказывали на мир серьёзное политическое влияние! Индустрия развлечений что-то значила, была способна менять мир и влиять на умы, а теперь? Теперь что? Теперь я вынужден клепать порнуху, чтоб её! Симулятор сраного щупальца, чтобы подросткам было приятнее дрочить тайком от родителей! Неважно, что это приносит много денег! Важно, что щупальце в заднице японской школьницы на мировую политику повлиять не может, а создавать что-то другое Царь-Император запретил! Угадай, кто этот запрет инициировал? Правильно, Станислав Александрович Волховский! Он знает, что игры способны так преобразить общественность, что экономика рухнет!

— Якудза уже давно не бандиты, — скептически ответил Молчанов. — Такой работой заинтересуются разве что боевики из резервации, а их мы в нашу страну никак не протянем.

— Это тебе так кажется. — Хитро ухмыльнулся Растеряев. — Молодые боссы только и ищут повод поразмахивать оружием. Им без того не нравится то, во что господин Таока превратил некогда могущественную японскую мафию. Они ждут момента, пока старик сдохнет. А как только он сдохнет, то поверь — молодые боссы охотно возьмутся за старое. Тогда мы сможем подключить не только Скалу.

— Придётся ждать, пока Таока умрёт? — спросил Молчанов. — Неизвестно, сколько времени он ещё протянет.

— Об этом я позабочусь.

— Мне кажется, что ты немного перегибаешь палку. — Упирался Молчанов, и встал с кресла. — Мальчишку убивать не следует.

— А ты бы присел, барон! — Растеряев-старший обошёл стол, схватил Молчанова за воротник, и прошипел ему в лицо: — Мне известны твои секреты! И если не хочешь, чтобы они стали общественным достоянием, лучше подумай, как помочь! Мы ведь оба понимаем, что ты не из-за чувства морали трусишься за жизнь Волховского-младшего, так? Ты боишься потерять очевидную возможность выбраться из ямы, в которой оказался! Так? Так⁈ Отвечай мне, немедленно!

— Так, — сдался Молчанов, и неохотно уселся в кресло. — Когда ты планируешь действовать?

— Водитель Волховского-младшего давно куплен, — зловеще произнёс Растеряев. — Всё случится сегодня.

* * *

Оборудования в лаборатории Волховского было полно — и магический принтер, и ингибиторная колба для топливного синтеза, и энергетический микроскоп. Собственно, в окуляр последнего Волховский разглядывал ликорис.

Изучать толком было нечего. Растение уже умерло, потому никаких серьезных постэнергетических явлений наблюдать не получалось. Одно лишь стало ясно — звездообразная структура растительных волокон меняла магические свойства органов опыления таким образом, что запах ликориса будет ощущаться в потустороннем мире.

— Не очень понятный экземпляр, — заключил Волховский, отстранился от микроскопа, и взглянул на колбу для топливного синтеза. — Когда же ты заработаешь?

Кроме ликориса, собственно, изучать было больше нечего. Попытки спровоцировать процесс вечного горения в обычном бензине не получалось, как бы Волховский ни старался. Он пытался использовать в синтезе кусочки металла от магических мечей, но те были бесполезны без дара Кенши, который ни одно вещество не могло воспроизвести.

То есть, одарённый вполне мог сделать топливо Волховского неограниченным, но лишь одарённый. Вывести вечный бензин на массовый рынок при таких параметрах невозможно. Получится очередной товар исключительно для элит, а Волховский хотел повторить достижение Генри Форда из его мира, и сделать нечто, доступное всем.

Волховского посетила внезапная мысль. Он покосился на ликорис, затем перевёл взгляд на колбу, и подумал: «может, попробовать сделать ликорис вспомогательным компонентом?», а потом тут же осёкся. Все же, это растение из дьявольской флоры. Мало ли что случится, если сделать его частью состава топлива.

Но с другой стороны, отец ведь всё равно велел уничтожить цветок вместе с конвертом. Так какая разница, где ликорис сгорит?

Волховский всё же решил, что эксперименту быть. Мир меняли учёные-хулиганы, а не трусы, которые боялись смелых экспериментов.

Он взял ликорис, поместил его в лоток синтезатора, и налил в колбу немного бензина. Оставалось только задать нужные энергетические параметры, что Волховский и сделал.

Глава 7

В колбе загудела камера внутреннего сгорания. Волховский на всякий случай взялся за рукоятку катаны, и с замиранием сердца глядел, как диаграммы на дисплее управления неуклонно ползли вверх. С другими топливными присадками подобных показателей и близко не удавалось достичь. В колбе плескалось всего-то сто миллилитров бензина, но горели они долго, будто бы сто миллилитров превратились в литр. Пламя погасло, вспыхнули последние пары, однако повода расстраиваться не было.

Напротив, Волховский так обрадовался, что не выдержал, и сдержанно произнёс: «эврика», как некогда сделал древнегреческий учёный из его мира, Архимед. Неважно, что не вышло зациклить процесс горения в бесконечность. Важно, что горение удалось продлить в десятки раз, а исследование сдвинулось с мёртвой точки. Достижением цели такой скромный успех не назовёшь, но большим шагом вперёд — вполне.

Тут же Волховский взял смартфон, позвонил отцу.

— Поздравляю, сын, — одобрил Станислав Александрович. — Ликорис сгорел?

— Сгорел, — подтвердил Волховский, и нервно забарабанил пальцами по столу. — И если бы ты позволил, я бы хотел использовать ещё парочку цветов, чтобы закрепить результат и улучшить его. Можешь помочь мне добыть их?

— Этому не бывать, — спокойно отказал князь. — Я в принципе позволил тебе прикоснуться к цветку лишь потому, что он был мёртв. Неизвестно, что получится, если в твоей колбе окажется живое растение.

— Оно сгорел вместе с бензином, — ответил Волховский. — И разве дурно использовать дьявольскую флору в мирных целях?

— Мне решать, что дурно, а что нет! — вспылил князь. — Тебе повезло, что ликорис использован, но поверь, будь он жизнеспособен, всё могло бы кончиться вторжением демонов в город! И ты бы мог умереть! Ещё раз ты попросишь у меня добыть эту мерзость, я уничтожу твою лабораторию,и ты будешь дышать только тогда, когда я тебе разрешу! Ты меня понял?

— Хорошо, — произнёс Волховский, и удивился.

Отец очень редко кричал, но стоило заговорить о дьявольских цветах — он вдруг вышел из себя.

— И ещё, раз у тебя много свободного времени — займись-ка делом, — велел князь. — Для тебя есть задание. Сейчас к дому подъедет кортеж, и ты прокатишься по заправочным станциям с неожиданной проверкой. Глянь, соблюдаются ли стандарты «Волхнефти», проследи за внешним видом сотрудников и убедись, что всё в порядке.

— Разве для проведения проверок нет сотрудников в офисе? — ответил Волховский, и мученически вздохнул. — К чему мне…

— Это чтобы ты умничал поменьше! Сотрудники должны видеть, что ты тоже вовлечён в бизнес! — перебил князь, и когда немного успокоился, добавил: — Нельзя позволять им расслабляться. Привыкай контролировать ситуацию. Это снизит вероятность того, что какой-нибудь умник станет пускать деньги мимо кассы. Если тебе казалось, что богатый человек лежит на диване и ничего не делает, то ты заблуждаешься. В большом бизнесе, да и в бизнесе в целом, доверять можно только себе. Если не хочешь остаться с носом, и внезапно выяснить, что проверяющие из офиса в сговоре с кассиром Галей воруют по четыре миллиона рублей в год — держи руку на пульсе. Адреса пришлю личным сообщением.

— Я понял, отец, — сдался Волховский, потому что спорить было бесполезно. — Жду сообщения с координатами.

— Молодец, — одобрил князь. — Для начала проверишь три станции. До вечера.

Волховскому захотелось высказаться в стиле Попова: «Просто чудесно, мать вашу», однако он сдержался. Вместо того, чтобы праздновать, предстояло полдня заниматься рутиной. Однако он даже не подозревал, что шесть высокоранговых наёмников якудза вели за его имением пристальное наблюдение, и ждали сигнала от водителя, которого Растеряву старшему удалось подкупить. Они выбрали позицию подальше от посёлка, на отшибе высокого холма, откуда имение было отлично видно.

Каменная шестёрка из Сумиёси-кай — так называли наёмников в криминальных кругах. Все обладали даром Кенши, все носили магические мечи, и владели магией камня в разной степени мастерства. Самым сильным из них был Кохэку по прозвищу «Скала». Именно к нему обратился Растеряев, и предложил за голову Волховского шестьдесят миллионов йенорублей. Однако деньги заинтересовали скалу меньше, чем возможность пошатнуть устоявшийся Русско-японский конгломерат.

Скала прислонился к бамперу бронированного внедорожника спиной, курил, и прислушивался к тишине в ушной гарнитуре, сунув руку в карман роскошных брюк.

— Ты уверен, что нам стоит в это впутываться? — в гарнитуре послышался голос подчинённого.

— Десять миллионов на лицо — отличный гонорар, — ответил Скала.

— Таока вряд ли будет доволен, — возразил подчинённый. — И деньги нам не помогут, если боссы других кланов решат устроить на нас охоту.

— Плевать на Таоку, — нахмурился Скала, и щелчком выбросил окурок в траву. — У старика совсем поехала крыша. Он сдал. Превратил якудзу в детский сад. Измазал величие японской мафии в грязи, искалечил саму суть Ямагути-гуми, а самых лояльных якудзе людей превратил в изгоев, поместив их в японскую резервацию. Никто не устроит на нас охоту. Напротив, боссы ждут решительных действий хоть с чьей-нибудь стороны. Так что первый шаг сделаем мы. Грязные русские свиньи спят с японками, мешают исключительную азиатскую кровь с нечистой славянской. Чистокровные японцы, которые не хотят смешиваться с русскими ни кровью, ни культурой, теперь считаются фашистами. Это ведёт к вырождению японской нации, и я не хочу этого допустить. Нужно отсечь голову змеи, и тогда всё вернётся в прежнее русло.

— У цели катана-умбра, — попытался возразить подчинённый.

— И это тоже наследие нашей страны, которым, почему-то, пользуется русский. — Скала стиснул ладонь на рукоятке меча. — Такого не должно быть. Катана-умбра принадлежит японцам, и мы вернём её.

— Но её хочет забрать Растеряев…

— Если будет противиться — убьём и его.

— Кортеж на месте.

— Сколько машин?

— Восемь бронированных внедорожников, один лимузин.

— Плёвое дело, — хмыкнул Скала. — Сначала проследим за ним. Дождёмся удобного момента. Нужна замкнутая улочка, где можно будет парализовать колонну и заблокировать лимузину пути отхода. Охрана?

— Вижу только одного. Вышел из лимузина, чтобы открыть Волховскому дверь. Стёкла глухо затемнены. У охранника автомат, экипирован хорошо, броня высшего класса защиты. Подожди…

— В чём дело? — насторожился Скала.

— Ещё машины. Две белых «Лэнд-Нивы», и «Паджеро 2110». Водилу «Паджеро» не узнаю, с ним какой-то рыхлый подросток, а из «Лэнд-Нивы» вылезла Молчанова.

— Молчанова? — Скала вскинул от удивления брови. — Её тоже хорошо бы грохнуть. Это выродок семьи Куниёси. Грязных предателей.

Волховский покинул особняк, минул просторный двор с зарослями ив, и вышел за ворота. Он удивился, когда увидел на тротуаре Молчанову с Поповым. Ему даже в голову не приходило, как эта парочка могла оказаться в одном месте. Молчанова была одета в элегантное белое платье, а на поясе у неё висела шпага Растеряева-младшего, что как раз не произвело особенного впечатления. Можно было догадаться, что Попов тут же побежит одаривать Молчанову дорогостоящим фамильным клинком.

— Здравствуйте, сударыня. — Волховский учтиво кивнул Молчановой, взглянул на Попова. — Чем обязан?

У Попова ладони вспотели, когда он завидел Молчанову. Ему от неё глаза было не оторвать, но она, как обычно, не удостоила его вниманием. «Понятно, — с усмешкой подумал Попов. — Занята она, значит, а к Волховскому попёрлась через полгорода». Молчанова же принципиально старалась Попова не замечать, и скрывала раздражение.

— Здравствуйте, княжич. — Молчанова заправила за ухо непослушную прядь. — До вашего секретаря было не дозвониться, а я искала встречи с вами. Решила нанести неожиданный визит.

«Забавно, — Волховский мысленно усмехнулся. — Особенно с учётом того, что секретарю никто не звонил».

— По какому поводу? — поинтересовался Волховский. — У вас беда?

— Нет. — Молчанова растерялась, и покачала головой. — Никакой беды. Мы ведь учимся в одном институте. Я решила, что будет полезно пообщаться, ведь неизвестно, как установленные связи смогут помочь в будущем.

— К сожалению, мне предстоит деловая поездка, — ответил Волховский. — И я…

— Давай мы поедем с тобой, — вдруг оживился Попов. — Разве не скучно кататься по делам в одиночку? А?

Волховский хотел отказать, но когда столкнулся с умоляющим взглядом Попова, смекнул, что тот намеревался хоть немного побыть рядом с Молчановой. Не хотелось игнорировать друга в такой ситуации. Да и ныть он потом долго будет, а нытья хотелось избежать.

— Хорошо, — сдался Волховский, и вздохнул, указав на лимузин. — Прошу в машину.

Молчанова искренне надеялась, что Волховский Попова спровадит. Но с другой стороны, только благодаря Попову у неё вышло выкроить немного внимания со стороны возлюбленного. Так что она пообещала себе, что будет стойко игнорировать желание пустить шпагу в ход, и затопить салон лимузина Поповской кровью.

Кортеж Молчановой уехал, Попов тоже отправил водителя домой. Кортеж Волховского отправился в путь, когда Волховский сообщил водителю первый адрес.

Начало поездки сложилось не очень хорошо. В салоне повисло неловкое молчание. Лишь изредка слышалось, как пшикала рация на груди у дружинника за переборкой, да как шуршали шины по асфальту.

— Ты так и не сказал, зачем пришёл, — Волховский решил прервать паузу, и обратился к Попову.

— Разве я не могу просто так навестить друга? — соврал Попов.

Попов не хотел признаваться, что приехал брать уроки фехтования, чтобы бросить вызов бандитам и произвести на Молчанову впечатление.

— Елизавета Аркадьевна, — Попов обратился к Молчановой. — Вы же говорили, что заняты.

— Планы изменились, — отмазалась Молчанова.

— Вам понравился мой подарок? — с надеждой поинтересовался Попов.

— Выезжаем на улицу Говорова-Накамуры, — послышалось в рации охранника. — Будьте бдительны.

Волховский помнил эту улицу. В его мире она называлась улицей Александра Ульянова, а здесь её назвали в честь военных героев Говорова и Накамуры, которые сумели вдвоём сдержать натиск демонов на подступах к Петербургу. Улица была короткой, с двух сторон поджималась пятиэтажными домами, и не имела закоулков. Парадные находились во внутренних дворах, так что деться с неё было некуда.

Именно это пространство требовалось Каменной шестёрке, чтобы воплотить план в исполнение. Внедорожник якудзы выскользнул из-за угла в управляемом заносе, перегородил выезд, и водитель тут же покинул салон. Лимузин резко затормозил, инерцией Молчанову бросило в руки Волховского, и на секунду, пока тот не отстранился, она почувствовала себя самой счастливой девушкой в мире. Попов не выдержал, и выругался, позабыв о напускной вежливости: «Что за херня, мать вашу?».

— Засада! — в рации дружинника послышался крик, дружинник щёлкнул затвором автомата. — Назад! Мы тут как на ладони! Нужно валить с улицы!

С визгом закрутились шины, кортеж рванул прочь задним ходом, но уехать никто не успел. Под последним и первым внедорожником колонны с грохотом раскололась земля. Крупные каменные кулаки мощно долбанули внедорожникам в днища, и те синхронно опрокинулись — один на крышу, другой на борт. Лимузин оказался зажат автомобилями сопровождения со всех сторон, и теперь бежать было некуда. От шума во дворах взвыли автомобильные сигнализации, улицу заволокло бетонной пылью. Маги Каменной шестёрки обрушили здания вместе с перекрытиями, превратив их в непроходимые руины.

— Оставайтесь в машине! — велел дружинник, выскочил наружу, и захлопнул за собой дверь.

— Любопытно, — Молчанова отреагировала равнодушно. — А у вас насыщенная жизнь, княжич. Меня вот убить никогда не пытались.

— Твою мать! — запаниковал Попов. — Просто чудесно, мать вашу! Моя жизнь когда-нибудь перестанет становиться хуже⁈ Так! Не паниковать! Не беспокойтесь, сударыня! Я смогу вас защитить!

Попов потянулся к шпаге Молчановой, но Молчанова в ловком захвате вывернула ему ладонь, и произнесла спокойно: «Не распускайте руки, лорд». Этому увальню, думала Молчанова, шпагу отдавать нельзя. Ненароком заколет или себя, или Волховского. Не приведи Боже Волховского — тогда точно придётся наложить на себя руки.

— Твою мать! Твою же мать! Как больно! — закричал Попов. — Сударыня, отпустите!

И Молчанова отпустила Попова.

Снаружи загремели автоматные очереди, засвистели пули и послышался пронзительный визг рикошетов. Один из охранников занял позицию за бронированной дверью внедорожника, и заметил впереди трёх наёмников, включая Скалу. Они вальяжно шагали с мечами наголо, огнестрельного оружия при себе не имели. Дружинник рискнул высунуться и дать короткую очередь. Он хотел загнать врагов в укрытие и вытащить княжича, но просчитался.

Наёмники синхронно скастовали каменные щиты и прикрылись ими, пули с визгом срикошетили. Затем щиты обратились кольями, и наёмники швырнули их в дружинников. Колья на сверхзвуковой скорости рванули вперёд, прошили внедорожник навылет, верхняя часть туловища дружинника взорвалась кровавыми брызгами и ошмётками мяса, разлетелись по сторонам обломки костей. Пассажирское окно лимузина забрызгало кровищей почти полностью, от чего Попов побледнел лицом и едва не блеванул.

— Нет уж! — Закричал Попов, и схватился за дверную ручку. — Я не дам вам подохнуть в этой консервной банке! Отвлеку их на себя! Бегите!

Молчанова с безразличным видом смотрела в никуда, будто бы снаружи не было никакой перестрелки, и героизм Попова её не впечатлил. «Сдохнет же, дурачок», — подумала она.

— Не вздумай! — Волховский попытался схватить Попова, но не успел.

Попов распахнул дверь, вывалился наружу, и увидел, как трое наёмников обрушили на позиции дружинников каменные колья. Дружинников прикололо к земле будто бабочек булавками, и по асфальту потекла кровь. Волховский бросился следом за Поповым, а Молчанова осталась одна.

Она оглянулась в заднее окно, и заметила, что ещё трое наёмников приближались с тыла.

— Порезвимся? — произнесла она, достав из сумочки колбочку с сиреневым нектаром.

— Ты дура! — ответила она сама себе. — Мы ведь не знаем, что будет с нами после употребления!

— А тебе ли не плевать? Если мы не вмешаемся, Волховского убьют с тыла!

— Ч… Чёртова сука! Давай! Пей!

Когда Волховский схватился за рукоять катаны-умбра, Скала взмахом меча отрубил последнему дружиннику голову. Попов оглядывал трупы охранников в состоянии глубочайшего шока, и понял, что им было не спастись.

— Княжич, — Скала приветливо развёл руки. — Какая встреча.

Завидев катану-умбра, наёмники напряглись.

Волховский не знал, что ответить. Да и не видел смысла общаться с этой тварью. В его силах было расплющить наёмников за долю секунды, однако ему не хотелось, ведь раньше он не убивал людей. Он никогда не считал себя убийцей, никогда не хотел кровопролития, но разве был другой выход?

— Сдавайтесь, — потребовал Волховский. — И у вас будет шанс понести ответственность по закону.

— А давай лучше сдашься ты? — Скала направил на Волховского окровавленный клинок. — Ты немного не в том положении, чтобы диктовать условия. Если согласишься — мы всего лишь возьмём у твоего папаши выкуп, и тогда все уйдут живыми. Ты ведь не хочешь, чтобы этот недомерок и твоя подружка пострадали?

Волховский понимал, что наёмники никого не собирались щадить. Понимал, что Молчанова и Попов погибнут, если не вмешаться. Так что выхода не осталось.

— Я вас предупредил. — Волховский хмуро взглянул на Скалу, и обрушил на наёмников гравитационный удар.

Скала подобное развитие событий предполагал, скастовал «Каменный щит» и «Каменную кожу», а затем долбанул «Каменным кулаком» по себе. Скалу будто пушечное ядро вышвырнуло из зоны удара, но его соратники до такой тактики не додумались. Нет, они конечно скастовали «Каменный щит» с «Каменной кожей», но выбить себя из-под атаки забыли.

Волховский никакого удовлетворения не испытал, когда двух наёмников размазало по асфальту вместе с каменными щитами. Ему пришлось их убить. Он был вынужден. Но хорошо, что Молчанова с Поповым оказались в безопасности.

Или нет?

Волховский оглянулся в страхе. Он думал, что Молчанову могли достать с другой стороны, но поразился, когда увидел её. Она вонзила шпагу в спину наёмнику, и тот так стиснул зубы от боли, что они лопнули. Наёмник рухнул на колени, и Молчанова с ударом разворота отсекла ему голову. Платье, лицо Молчановой были окровавлены, волосы её секлись от крови, а за ней валялись трупы, изрубленные в капусту. Казалось, она расчленила их с особым удовольствием и тщательностью.

На секунду Волховский заметил, что зрачки Молчановой были странного цвета, фиолетового, но цвет тут же исчез.

— Лиза? — Попов не поверил глазам.

«Одиннадцать», — с удовлетворением подумала Молчанова, когда опустила шпагу к ноге.

Глава 8

Прошло три дня.

Волховский немного устал от вида собственных фотографий под новостными заголовками в социальных сетях. Нет, ему конечно хотелось славы, но не такой бестолковой. Какова цена известности, которая досталась тебе только потому, что ты княжеский сын? К тому же, мелькать в откровенно бредовых статьях совсем не хотелось. Например, в плане клеветы отличились деятели из жёлтой прессы, которые написали: «княжича атаковали из-за подозрений об инопланетном происхождении, и поверьте, есть основания полагать, что он действительно явился из другого мира. Просвещённым известно, что длинные белые волосы носили только…»

— Просвещённым? — Волховский сморщился от недоумения. — Разве идиотов можно назвать просвещёнными? Какая же это бессмыслица. Представляешь, отец? Я — инопланетянин.

— Расслабься. — Князь добродушно ухмыльнулся. — Меня в момент избрания называли и не так. Это же жёлтая пресса.

— Кто-то серьёзно в верит в конспирологические теории?

— Конспирология неистребима. — Князь пожал плечами. — И глупость — тоже.

Да уж.

Как оказалось, население этого мира умственными способностями не сильно отличалось от населения старой Земли, которое полагало, что вечная молодость знаменитостей вовсе не результат пластических операций, а результат употребления детской крови. Чёрт с ним. Не стоило думать о глупостях.

Погода сегодня выдалась пасмурная, но дождя ожидать не следовало, потому день для уличной тренировки вполне подходил. Князь и княжич расселись в креслах перед полигоном, однако приступать к занятиям не спешили, потому что Молчанова с Поповым ещё не явились. Да, Попов всё же добился своего, и напросился на парочку занятий по фехтованию, а на присутствии Молчановой сам Волховский настоял.

Странно, но ему не хотелось её игнорировать. Как никак, она спасла ему жизнь. Конечно, была вероятность, что он отобьётся сам, однако кто знает, чем бы всё обернулось, не будь Молчановой поблизости. Однако лёгкая привязанность являлась не единственной причиной. Из головы не выходил загадочный фиолетовый свет у неё в глазах.

Он примерно помнил выдержку из дневника снайпера в учебнике по военной истории: "ночной бой под Детройтом был изнуряющим. До него пришлось пережить несколько дней воздушного и наземного марша, затем пешего. К моменту столкновения с американскими демонами мы были уставшими как черти, но нам повезло, что наступление возглавлял господин Таока и рота одарённых Кенши. Американцы тоже были порядком истощены. Мы думали, что люди в их рядах в принципе стали редкостью, однако жизнь — штука удивительная. Американские солдаты в бою присутствовали. Причём так, что впечатления остались навсегда.

Пока Таока с одарёнными разделывал демонов в фарш, наша мотострелковая бригада готовилась к позиционной перестрелке. Мы ждали вражеской артподготовки, готовились сдерживать бронетехнику, но ни одна пушка не выстрелила. Американские солдаты просто покинули укрепрайон, и со зверским отчаянием кинулись к нашим позициям без оружия.

По ним стали палить из всех стволов. Я лично произвёл четыре выстрела из снайперской винтовки, отнял у вражины ногу, разворотил ему грудь вместе с броником, но он встал как ни в чём не бывало. Нога приросла обратно к порванному колену, разрывы на груди затянулись, и он… Увидел меня. Наши взгляды ощутимо пересеклись, хотя, на минуточку, я мог разглядеть его только через линзу ночного оптического прицела на расстоянии трёхсот метров.

Мы с корректировщиком были в хорошо замаскированной лежанке, я пользовался пламегасителем, потому враг, будучи обычным человеком, просто не мог нас заметить. Однако, когда в его глазах появился фиолетовый свет, стало ясно — это не человек. Пришить его удалось двумя выстрелами в голову, но к концу боя пацанов из моей роты разорвали голыми руками, всех. В живых остался только я с корректировщиком.".

И вот этот свет Волховского напрягал. Он думал рассказать об этом отцу, однако понимал, что тот мог убить Молчанову на месте. Возможно, свет был лишь миражом. Был оптической иллюзией. Наваждением, порождённым стрессовой ситуацией. Стоило разобраться самому, прежде чем подключать князя.

— Ты уверен, что готов приступить к тренировкам? — князь вырвал княжича из размышлений. — Может, тебе не стоит так рано отказываться от отдыха?

— А ты долго страдал, когда убил первого человека?

— Ни минуты. — Князь пожал плечами. — Есть простой закон. Либо ты убьёшь, либо убьют тебя. Но между нами есть существенная разница. Я хотел отрубить поганцу голову и сделал это с удовольствием, а ты был вынужден применить силу.

— Это неважно. Я готов тренироваться.

— Похвально, — одобрил князь. — Я рад, что ты стойко перенёс это испытание. Однако насчёт Попова хотел поговорить.

— Мы ведь это уже обсуждали, — вздохнул княжич.

— Пойми, бывают люди, которые просто не созданы для боя, — князь сына проигнорировал. — Я не вижу смысла тратить на Попова время. Из него бы вышел хороший целитель, но не боец. Рано или поздно тебе придётся ему об этом сказать. Сколько бы он не тренировался, природа наделила его другими талантами. А вот из Молчановой, как раз, может выйти толк. Если верить тому, что ты о ней рассказал, конечно.

— Предпочту закрыть тему, — ответил княжич. — Ты либо можешь помочь, либо нет.

— Мне без разницы, кого ты будешь использовать в качестве груши для битья. — Князь развёл руками. — Так даже лучше. И твои контакты с Молчановой меня радуют. Неужели ты озаботился чем-то, кроме своей идеи?

— Это ничего не значит. — Княжич усмехнулся. — Всё же, мы с ней едва не были убиты. И она заинтересовала меня исключительно в качестве друга, но не жены.

Внезапно князь рассмеялся, а когда успокоился, произнёс:

— Неужели ты подозреваешь злобных Молчановых в попытке навязать нам политический брак? Только в этом причина твоего безразличия к ней?

— Разве это не так? — Княжич изогнул бровь.

— Может и так, — ответил князь. — Аркаша Молчанов всегда был тихушником. Он вполне может подсылать к тебе дочь из корыстных соображений. Однако я не вижу в этом ничего дурного. Мы живём в капиталистическом государстве. Люди заключают сделки, помогают друг другу заработать, и всё. Так что если какие-то там подозрения мешают пылкой подростковой любви — просто забудь, и подчинись природе. Не забывай, что для нашей семьи закон не писан. Никто, даже Царь-Император, не сможет у нас ничего отнять, пока мы того не захотим. Мы имеем силу, чтобы жить так, как хочется. Вот и пользуйся.

— Никогда не думал об этом с такой стороны.

— Знаешь, я давно говорю тебе, что сила нашей семьи — страх. Будь я обычным князьком, не способным внушать ужас, наше дворянское сословие давно бы попыталось свести нас со свету. Я ведь никогда не рассказывал тебе о матери?

— Нет, — княжич заинтересовался. — Я о ней знаю только то, что вычитал в интернете.

— Посмотри на другие семьи, — князь закурил. — Матери иных студентов института сплошь графини, баронессы, предприниматели высших сословий, от титулов которых простой смертный скукожился бы. А наша Кристина? Нет, она конечно та ещё кукушка, которая просто оставила тебя на пороге моего дома, её есть за что судить, однако был в ней неповторимый шарм, который покорил меня в молодости. Рок-звезда, исключительно талантливая, красивейшая зажигалка, способная превратить любое событие в праздник. Она как никто любила жизнь.

— Видимо, из-за этой любви к жизни она решила меня выбросить?

— Из-за любви к тебе, — твёрдо произнёс князь. — Она никогда не была похожа на упомянутых графинь и баронесс, никогда не могла придерживаться правил, ей было плевать на мнение распальцованных дворян. Однако она, в отличие от опять же упомянутых, понимала, что её пороки способны превратить жизнь ребёнка в ад.

— Пороки?

— Кристина умерла от передоза в пятнадцатом туре. Ей было известно, что не стоит таскать с собой пацана, который мог всё это увидеть. Потому она доверила твою жизнь более ответственному, более сильному человеку — мне. Я не вписываюсь в дворянство так же, как Кристина не вписывалась в материнство. Не будь у меня силы, нас бы давно заклевали, потому что мы не соответствуем общепринятым правилам. Ведь княжеский сын должен происходить от знатного отца, и от знатной матери с чистейшей репутацией. Только благодаря силе ты можешь заниматься своими исследованиями, а не шастать по балам и благотворительным встречам, как намуштрованные сыновья из других семей. Тебе не нужно подлизывать задницы сильным мира сего, потому что ты — сильнейший из них.

Видимо, решил Волховский, родители на судьбу детей влияют сильнее, чем кажется. В прошлой жизни, окутанному родительской заботой в полноценной семье, Волховскому не удалось добиться ровным счётом ничего. Тогда он впал в состояние полного безразличия ко всему. Игры? Есть. Работа? Есть. Ну и зачем что-то ещё нужно? Родители убили в нём стремление развиваться, и убили всякую склонность к риску, мол: «дал бог зайку, даст и лужайку». А здесь же склонность рисковать напротив — поощряли, и даже учили бороться с последствиями.

— Ваше сиятельство, — на порог шагнул слуга. — К нам прибыли гости. Они у ворот. Попов и Молчанова.

— Хорошо, — князь отвлёкся от разговора. — Впусти их. И, будь добр, принеси тренировочные мечи.

Попов и Молчанова явились в тренировочной одежде, которую выдали в Институте для занятий по фехтованию. Князь вывел их на площадку около полигона, и бросил им деревянные тренировочные мечи. Попов, по обыденности своей, среагировал с опозданием, и рукоятка угодила ему по носу. Он хотел выругаться, но сдержался, сделав вид, что даже боли не почувствовал.

«Какого хрена она тут делает?» — подумал Попов, и вопросительно взглянул на Волховского, но тот лишь невинно пожал плечами.

Ведь уроки фехтования должны были быть для Молчановой строжайшей тайной. Иначе, как её потом впечатлять?

Молчанова же со змеиной ловкостью схватила меч за рукоятку, и картинным взмахом приложила острие к земле.

— Неплохо, девочка, — одобрил князь. — Насколько мне известно, дара Кенши у тебя нет?

— Это не сильно мешает, ваше сиятельство, — ответила Молчанова.

— Хороший императив. — Кивнул князь. — На войне я знал людей, которые давали одарённым фору за счёт мастерства владения мечом. Ну, давайте. Займите дуэльную дистанцию, и покажите, на что способны.

— Ваше сиятельство, простите? — удивился Попов. — Я? С ней? Она же девочка.

— Если хочешь тренироваться, делай то, что я говорю, — надавил князь. — К барьеру!

И они разошлись, а потом повернулись друг к другу. Попов двадцать раз пожалел о том, что попытался нагнать на себя мужской спеси. Молчанова прикончила троих не моргнув и глазом, когда он вообще не смог ничего сделать. Однако внезапно он вспомнил что такое гордость, и ни в коем случае не захотел уступать девушке, которую, по его разумению, должен был защищать. Попов уверенно схватился за рукоятку, и встал в неловкую стойку.

Молчанова же чувствовала себя спокойно, и держала меч у ноги.

— А есть вообще какие-то правила? — осторожно спросил Попов.

— Бой! — крикнул князь.

— Труп! — отозвалась Молчанова, и стремительно кинулась в атаку.

— Какого хрена⁈ — Попов первый взмах, всё же, отбил, и ему ладони отсушило.

Князь наблюдал преимущественно за Молчановой. Она размахивала мечом одной рукой, очевидно отдавая предпочтение яростному стилю дестреза, а не взвешенному японскому фехтованию. Несчастный Попов не знал куда деться, но вполне успешно отражал атаки, и Волховский-старший решил, что всё не так плохо, как казалось сначала. Однако Молчанова не унималась — она пыталась рассечь Попова, разрубить его, заколоть.

В её глазах князь видел страшный хищнический блеск. Блеск, который князю хотелось увидеть во взгляде сына. Молчанова стремилась в бой. Она хотела убить, хотела развлечься, что чувствовалось в каждом неумелом движении. Было в ней что-то от кадетов Имперской Службы Безопаности, с которыми Волховский-старший провёл половину жизни. Совершенно оголтелая ярость, неумолимая свирепость, и желание броситься в мясорубку без раздумий.

Волховский удивился. Впервые он увидел в Молчановой жизнь, а не безразличие.

Когда Попов совсем отчаялся, и осознал, что имеет преимущество в весе, он бездумно бросился на Молчанову, и открылся. Князь подумал, что Попов завалит хрупкую девушку, но та лишь ловко скользнула в сторону. Попов споткнулся, повалился на землю, а затем Молчанова мягко ткнула его в ягодицу остриём:

— Труп.

— Срань! — запричитал Попов. — Просто чудесно, мать вашу!

— Отлично. — Кивнул князь. — Попов, отдыхай. Волховский и Молчанова — к бою.

Княжич учтиво согласился, взял тренировочный меч, но не в обе руки, а в одну, чтобы дать Молчановой фору.

— Я даже не устала, — похвасталась Молчанова. — Можешь не сдерживаться.

— Схватка рассудит, Лиза. — Волховский равнодушно на неё взглянул. — Возможно, тебе стоит отдышаться.

— Воздержусь. — Молчанова опустила меч к ноге. — Схватка рассудит.

— Бой! — крикнул князь.

Но в этот раз Молчанова не ринулась в атаку, просто не успела, ведь Волховский-младший её опередил. Он бросился к ней, но она отразила колющий выпад, и попыталась ответить ударом по горлу, но получилось увернуться. Удивительно. И слишком искусно для девушки, которая фехтованием в принципе никогда не занималась. «Может, её тренируют дома? Ладно. Хватит играться» — подумал Волховский.

Молчанова мощно замахнулась от плеча, но Волховский ловко приблизился к ней, и приставил острие к её горлу.

— Мертва, — произнёс Волховский, и отвёл меч.

Попов себя почувствовал максимально униженным, и теперь не очень удивлялся, почему Молчанова ехала к Волховскому через весь город.

— На сегодня занятие окончено, — произнёс князь. — Вам всем есть над чем поработать. Даже тебе, Волховский-младший. Ещё раз увижу, что ты держишь меч одной рукой — получишь по шее.

— Понял, отец.

— Молчанова, ты действительно хороша. Но подобный стиль боя может стоить тебе жизни, и это тебе продемонстрировал мой сын.

— Поняла, — согласилась Молчанова. — И как мне тогда лучше действовать?

— Это на следующей тренировке. Сейчас все свободны. Вам нужно осознать свои ошибки.

— Что насчёт меня, ваше сиятельство? — робко поинтересовался Попов.

— Хорошо защищаешься. Лучше Молчановой. Но слишком углубляешься в защиту.

— Лучше? — с недоумением спросила Молчанова.

— Лучше, — ответил князь. — Будь он немного уверенней в атаке, ты бы погибла.

— Хорошо, — расстроилась Молчанова.

Попов понял, что ему пора доказывать свою боеспособность в реальной схватке, и в отвратительном настроении поехал домой. Молчанова же была счастлива, что впервые провела время с Волховским за пределами учебной программы.

— Ты как? — она впервые обратилась к Волховскому на ты, когда прощалась с ним у ворот имения. — Держишься?

— Не вижу причин для переживаний, — ответил княжич. — Я должен был это сделать. В противном случае нам грозила смерть.

— Значит, мы ещё увидимся?

— Завтра, на занятиях.

— Так ты придёшь? — обрадовалась Молчанова, и обняла Волховского за шею. — Ура! Буду ждать.

Кортеж Молчановой уехал, и Волховские проводили его взглядом.

— Пылкая подростковая любовь? — съязвил Волховский-младший.

— Именно она. — Кивнул князь. — Ну, не век же тебе бессмысленно спать со служанками.

— Что⁈

— А ты думал, я ничего не знаю? — сказал князь, и рассмеялся. — Сам такой же был.

Глава 9

Скала, хоть это и противоречило его прозвищу, был сломлен. Так паршиво он себя ещё никогда не чувствовал. Весть о провале Каменной шестёрки разнеслась в сообществе якудза быстрее ветра, однако никто не считал неудачу позорной. Всё же, клинки-умбра — совсем не шутка, и даже сама мысль бросить вызов Волховским считалась героической.

Но ни одобрение со стороны братьев, ни осознание силового превосходства Волховского-младшего Скалу не успокаивало. Он сделал то, чего не делал многие годы: припарковал внедорожник у танцевального клуба «Куджира» в глубине японского района, щёлкнул кнопкой сигнализации на пульте, и дождался, пока мигнут фары. Осмотрелся.

Днём квартал Гадо-шита казался заброшенным. Неноновые вывески включались только к вечеру, когда улицы заполняли якудза и простые работяги, жаждущие гастрономических приключений. Скала, будучи начинающим наёмником, сам часто бывал здесь в далёком прошлом вместе со своей группой. Вот там, в клубе «Агеха», Скалу вырвало на стриптизёршу. Он так напился, что друзьям пришлось тянуть его до постели, словно мешок с картошкой. А тут, в переулке рядом с раменной, довелось до полусмерти отпинать наглого выскочку из клана Инагава-кай, ведь выскочка считал, что мир обязан преклониться перед ним. Собственно, в клубе «Куджира» Скала на этого самого выскочку и наткнулся.

Двери клуба были открыты даже днём, но в светлое время суток посетители здесь были редкостью. Внутри Скала заметил одного пьяницу, который дремал за барной стойкой, и, собственно, самого бармена. Больше не было никого. В воздухе витал сладковатый аромат ягодного пара, который пришёл на смену едкой вони табачного дыма, а над баром громоздилась вывеска «Куджира Энтертеймент». Танцпол был пуст, но лишь пока что. Вечером сюда набьётся человек триста, и места останется мало.

— Скала? — от удивления бармен перестал протирать стакан, когда заметил Скалу. — Давно ты сюда не заходил.

— Привет. — Скала кивнул.

— Раз такое дело, я готов поставить тебе хороший виски за счёт заведения. — Бармен потянулся к бару. — Сейчас гляну, что у нас из неприкосновенного осталось…

— Не нужно. — Скала жестом остановил бармена. — Я в завязке. Стриптизёрша из «Агехи» вряд ли меня забыла, и мне бы не хотелось повторения подобной истории.

— Как знаешь, — добродушно ухмыльнулся бармен. — Может вейп тогда? Или кальян?

— Терпеть не могу вейп. — Скала покачал головой, и уселся за стойку. — И тех, кто любит сосать вещи, похожие на хер робота. Лучше дай нормальных сигарет, и налей чаю.

Вообще, обычный табак в «Куджире» был запрещён, но бармен не хотел отказывать старому другу. После пары затяжек и глотка имбирного чая на душе стало немного легче. И даже вид пьяницы, который иногда постанывал во сне, перестал раздражать.

— Знаешь, я посвятил магии камня всю жизнь. — Скала выдохнул облачко дыма, затушил сигарету в пепельнице, и закурил снова. — Меч был у меня в руках с малых лет, и у моих парней тоже. Мы вместе прошли войну, вместе обосновались здесь, в России, и вместе сколотили состояние. Нам не было равных. И тут какой-то малолетний выскочка, пользуясь наследием Японии, за доли секунды уничтожил группу, которая слаживалась годами.

— Я слышал об этом. — Бармен кивнул. — И поверь, боссы большинства кланов от твоих действий в восторге. Лишь Таока не доволен. И могу сказать, что он сдаст тебя службе безопасности князя, когда узнает, что исполнитель — ты. Тебе бы лучше тут не светиться. Утром я видел дружинников. Они ищут, и я догадываюсь, кого.

— Плевать я хотел, — Скала покосился на бармена. — Пусть ищут. Я их встречу так же тепло, как и охрану Волховского-младшего. Мне интересней, как твой клан относится к этой ситуации, и намерен ли ты принимать участие.

— Волховские всем поперёк горла. — Бармен поставил стакан на стойку. — Но если ты не смог совладать с мелким, то что тогда говорить о князе? Они слишком сильны. К тому же, между кланами отношения тоже не совсем тёплые, потому тягаться с княжеским родом не выйдет. Мы скорее друг другу глотки разорвём, пока не найдём клан, который использовал дьявольские цветы.

— Ты ошибаешься. — Скала прикрыл глаза, и выпустил из носа струи дыма. — Я уверен, что никто из борёкудан не замешан в использовании цветов.

— Неужели? — скептически ответил бармен. — А кто же замешан?

— Девчонка. — Скала мрачно взглянул на бармена. — Или ты думаешь что она, будучи полной бездарностью, могла зарубить трёх моих бойцов? Нет. В такое поверит только дурак. Я видел, как она двигалась, и видел то, с чем мы столкнулись в бою под Детройтом. Ты же помнишь, что там было?

— Фиолетовый свет? — На лице бармена возникло серьёзное выражение. — Смертники Рейгана? Подожди, ты хочешь сказать, что это Молчанова замочила восемь боевиков за городом, и убила троих из Каменной шестёрки?

— Я видел это собственными глазами, когда вышел из боя. — Скала стукнул кулаком по столешнице, пьяница вздрогнул, но не проснулся. — У неё есть нектар. И, возможно, есть дьявольские цветы. Кто-то поставляет ей семена, но эта русская свинья, Растеряев, делает вид, что ничего не знает. Если бы не Молчанова, мы могли бы пришить Волховского, и сдаётся мне, эта дворянская кодла спуталась с тёмными индейцами.

— Зачем Растеряеву саботировать собственную операцию? — Сощурился бармен. — Это бессмыслица.

— Скорее всего он знал о дьявольских цветах, просто не знал, кому конкретно поставщик их сгрузил.

— С чего ты решил?

— Логика подсказала, — ответил Скала, и сделал глоток чая. — Растеряев слишком труслив, чтобы действовать тогда, когда нечего противопоставить клинкам-умбра. А тут он вдруг становится смелым, нанимает меня, и пытается убить княжеского наследника. А вместе с наследником тусуется Молчанова, способная зарубить трёх опытных мечников, и у которой глаза источают фиолетовый свет. Это не наводит тебя ни на какую мысль?

— Вероятно, кто-то пытается стравить нас, и ослабить, — задумчиво ответил бармен. — Иначе, если кто-то пытается помочь Растеряевым разделаться с Волховскими, почему бы не обеспечить якудзу дьявольскими цветами? С их помощью мы можем победить.

— Именно. — Скала кивнул. — В конфликте есть третья сторона. И, как я догадываюсь, этой стороне интересно, чтобы мы грызлись между собой. Очевидно — Волховских намерены ослабить, и нас тоже, чтобы Таока не смог оказать серьёзную поддержку.

— И что ты предлагаешь? Идти к Царю-Императору с этим заявлением?

— Нет. — Хмыкнул Скала. — Я не опозорю себя связью с государственными собаками.

— А может всё проще? — бармен снова взялся за стакан. — Может, девчонка убивает бандитов, потому что всем на них насрать?

— Может и поэтому, — согласился Скала.

— Тебе лучше податься в бега, а не думать об этом.

— Куда? — Нахмурился Скала. — На японский архипелаг? На землю, где её владельцы стали изгоями? Нет уж. Я намерен отыскать место, где Молчанова прячет цветы, и намерен заполучить их вместе с нектаром.

— Нужна моя помощь? Забудь, — отрезал бармен. — Новой войны я не хочу.

— Предпочтёшь быть трусом за барной стойкой, и зарабатывать, спаивая японский народ?

— Народ сам спаивается. — Бармен пожал плечами. — Я лишь удовлетворяю спрос. Как говорят русские, к пьянству никто не принуждает.

— Ясно, — ответил Скала.

— И что ты задумал?

— Я просто буду сидеть здесь до вечера. Чувствую, что сегодня мне повезёт.

И чутье Скалу не подвело. Интересное началось вечером, когда он уже попрощался с барменом и собрался уходить. Стемнело, в зале включили неоновый свет, по полу поползла белая дымка, аромат пара в воздухе стал приятней и насыщенней. Заиграла танцевальная музыка, а с улицы неспешно стягивались гуляки, чтобы поглазеть на танцовщиц, которые уже извивались на пилонах. Скала толкнул плечом незадачливого офисного менеджера, хмыкнул, и направился к выходу.

Там-то, около турникета на пункте фейсконтроля, он услышал знакомый голос: «да вы знаете, кто я такой, мать вашу⁈ Я совершеннолетний! Вы должны жалеть, что хотя бы взглянули на меня, а тут пропускать отказываетесь!»

— Малолеткам здесь делать нечего, — упорствовал охранник, и толкнул Попова, когда тот попытался войти в клуб. — Уходи, пока я тебе рёбра не пересчитал.

— Слышь, пацан. — Попова оттолкнул какой-то верзила в чёрном костюме. — Не задерживай очередь.

Скала дёрнул верзилу за шиворот, и тот, будто тряпичный, рухнул на задницу. Сначала верзила рассвирепел, ругнулся, но когда увидел лицо Скалы — сразу же сник, произнёс: «простите». Сам же Попов побледнел. Хотелось потянуться к мечу, который он припрятал под чёрным пальто, да рука не слушалась. Колени подкосились. «Ну! — зло думал Попов. — Герой хренов! Ты же за этим сюда пришёл? Рубиться с бандитами и впечатлять Молчанову? Так давай, действуй!»

— Как удачно мы встретились, — с напускной радостью произнёс Скала, и театрально развёл руками. — Господа охранники, попрошу вас не трогать моего друга. Он со мной.

— Ну, ладно, — замялся амбал на фейсконтроле. — Только с оружием нельзя. У него меч.

— У меня тоже меч. — Скала схватился за рукоятку. — А значит, с оружием можно.

— Л-ладно, — заикнулся амбал. — Проходите.

— Ну. — Скала обнял Попова одной рукой, и тот, когда увидел на плече кулак со сбитыми костяшками, лишился дара речи. — Потусим?

Разумеется, Скала не собирался ждать одобрения, и направился в клуб. Попов хотел оказать сопротивление, но не мог — ноги отказывались его слушать. Так что оставалось покорно ковылять рядом со Скалой, чтобы не грохнули раньше времени. «Нагеройствовался? — корил себя Попов. — Лучше бы дома сидел, придурок, и надрачивал на симулятор щупальца! Чёрт! На кой хрен ты сюда попёрся? Ради чего⁈ Чтобы впечатлить бабу, которой на тебя насрать⁈ Идиот! Идиот! Идиот! Просто чудесно, мать вашу!». От неоновых вспышек рябило в глазах. Попов всматривался в лица танцующих посетителей, чувствовал запах перегара, надеялся обратиться к кому-нибудь за помощью, но понимал — ему не помогут.

— Расслабься, друг, — произнёс Скала, и потрепал Попова за волосы. — Оглянись — сколько вокруг выпивки и женщин! А если хочешь, могу найти чего-нибудь покрепче, а? Бармен! Организуй-ка нам люкс-ложе! И принеси хорошего виски, который ты хотел выставить мне утром!

Бармен кивнул. Спустя пару минут Попов и Скала были на втором этаже, в люкс-ложе балконного типа, с которого было видно танцпол, бар, и выход. Скала расселся на диване перед поповым, и Попов благодарил бога, что между ними был невысокий столик, на который официант поставила бутылку виски с двумя стаканами.

— Ты просто сказочный, — начал Скала, и шумно вдохнул. — Сказочный, сказочный, сказочный смельчак. Я было подумал, что у тебя проблемы с головой, и ты припёрся сюда погулять, но потом заметил меч под твоим плащом. Найти меня целенаправленно не в твоих силах — это однозначно. Получается, тебя сюда привела жажда приключений? Хотел на драку нарваться? Или тебя кто-то подослал? Хотя второе — вряд ли. Извини, но на крысу ты не тянешь. Крысы должныбыстро бегать, и ловко внедряться. А ты вырядился как дебил, привлекаешь внимание, и сомневаюсь, что бег твоя сильная сторона.

Попов промолчал, но проницательность Скалы его удивила.

— Если честно — мне насрать на тебя, — Скала решил не давить. — Хоть я и в определённой степени восхищён твоей отвагой. Хочу обрадовать. Мне встречались такие как ты. Ну, у которых на лице написано: «я — ссыкло», однако поверь, они могут меняться. Но это не единственная хорошая новость. Вторая хорошая новость в том, что ты не умрёшь. Мне совсем ни к чему твоя смерть. Тебя не заказывали. Просто ты со своей подружакой подвернулся под руку. Так вот. Могу предоставить тебе возможность уйти отсюда живым. Как тебе такое предложение?

— Просто так вы меня не отпустите, да? — Попов решился заговорить.

— Мы честные люди, — добродушно улыбнулся скала, и раскинул руки на спинке дивана. — А честные люди заключают честные сделки, правильно?

— Что вы хотите?

— Сейчас ты берёшь смартфон, и звонишь своему корешу, Волховскому. Тебе нужно любыми способами убедить его приехать сюда.

— Я не…

В кармане Попова зазвонил смартфон. Когда он взглянул на экран, то увидел, что это Волховский. Хотелось изобразить безразличие и просто ткнуть в иконку «отклонить», хотелось сбить Скалу с толку, но не вышло. Миллисекундное колебание во взгляде Попова выдало, чего было достаточно, чтобы Скала всё понял.

— Видишь, как удачно сложилось. Друг о тебе беспокоится. — Скала сделал приглашающий жест. — Давай. Ответь ему, и пригласи сюда. Не заставляй человека переживать.

Возникло желание подчиниться. Было ясно — в противном случае ожидала смерть, и вполне возможно смерть мучительная. Руки задрожали, в животе стянуло холодом, Попов потянул палец к иконке «принять», но остановился. Ведь ему стало противно от самого себя. Как проявлять смелость на глазах публики в младшей школе — так герой. Как бросаться прочь из защищённого лимузина под прикрытие охраны, чтобы повыделываться перед Молчановой — так герой. А вот когда реально потребовалось проявить смелость, когда возникли условия отсутствия прикрытия и защиты, сразу в кусты?

Нет уж. Попов вскочил, кинул смартфон на пол, и с криком растоптал девайс до невосстановимого состояния.

— Я его не предам, тебе ясно? — Попов схватился за рукоятку меча. — И только попробуй прикоснуться к нему! Хоть что со мной делай, но Волховского ты не получишь!

Скала сначала прыснул, потом рассмеялся во весь голос, а когда успокоился — встал. Теперь от напускного радушия следа не осталось. В каждом шаге Скалы чувствовалась страшная поступь хищника, когда он направился к Попову. Попов попытался выдернуть меч из ножен, но Скала ударом кулака вбил клинок обратно, а затем свалил Попова с ног размашистой, звучной пощёчиной.

Да и пощёчина ли это?

Показалось, что несколько зубов треснуло, а перед глазами вспыхнуло так ярко, словно Попов влупился лбом в бетонную стену.

— Ты всё таки тупой, а не смелый. — Скала наступил Попову на грудь. — Я ведь пытался говорить с тобой по-хорошему. И чем ты мне отплатил?

— Если скинешь фотки со своей голой мамашей, то тогда, может, я подумаю над твоим предложением, — нагрубил Попов, и сплюнул кровью. — А до тех пор — иди в задницу, чёртов ускоглазый!

— Ладно. — Скала нахмурился, вытащил меч из ножен, и прислонил острие к плечу Попова. — Контакты из твоего смартфона вытянуть проще простого, даже если ты его растоптал. Но задумка была неплохой, признаю. Для начала я отрублю тебе руку. Пока что ты нужен живым. Но потом, когда Волховский с Молчановой окажутся здесь, я убью тебя. А затем вырежу всю твою семью. И ты умрешь с осознанием, что этого можно было избежать.

Скала замахнулся, Попов зажмурился и приготовился к адской боли, но вдруг всё пространство клуба высветило красным портальным светом. Демона, который шагнул из портала на танцевальную площадку, с люкс-ложа было отлично видно. Рыхлая, скользкая и отвратительная болотная тварь, от которой веяло сгнившей рыбой. И глаза у этой мерзости тоже были рыбьи — глупые, бессмысленные, но пугающие. Сначала толпа решила, что демон был частью внезапного шоу. Но когда он разинул пасть, и демоническим тоном стал тянуть нечто похожее на мантру «ХУМ», в зале послышались первые крики.

— Аляскинский кислотник. — С ухмылкой произнёс Скала, и опустил меч. — Сегодня твой счастливый день, малой. На ловца и зверь бежит… Видимо, Молчанова где-то здесь.

Глава 10

С информационной безопасностью у якудзы всё было довольно плохо, так что Молчанова решила отказаться от идеи обменивать фамильную шпагу Растеряева, и просто нарыла нужные данные в интернете. Квартал Гато-шита был местом, которого обыватели избегали. В сети был полно основательных и безосновательных статей под клишированными заголовками, вроде: «Вечером она сказала, что пойдёт в квартал Гато-шита, а утром не вернулась…»

Как ни крути, а от дурной славы борёкудан отделаться было сложно, и раз чаще всего писали о квартале Гато-шита, и о клубе «Куджира» в частности, то, скорее всего, якудза собирались отдыхать именно там. Выяснить, правда ли это на самом деле, предстояло сегодня. Барон Молчанов уехал в недельную командировку, так что у Молчановой появилась некоторая свобода.

Для начала она обналичила немного денег, чтобы не засветиться в платёжных системах и банковских транзакциях. После купила за городом длинную чёрную мантию с капюшоном на местном рынке, где продавали контрафактную продукцию. К мантии взяла железную театральную маску в виде демонической морды, и сложила всё это в кейс для контрабаса. Дома, перед отправкой в Гато-шита, она встала перед зеркалом в своих покоях.

Задумалась.

— Ты уверена, что Волховский этого стоит? — она взглянула на своё отражение. — Может, пора остановиться? Иначе возможна война.

— Дело не только в нём, да и уже не в нём, наверное, — ответила она себе. — После первой дозы нектара я долго об этом думала. Думала о том, как живут другие девушки, которые сплетничают с подружками, заводят парней, ходят по магазинам и ресторанам. Думала о том, почему у них получается быть счастливыми, а у меня — нет.

— Возможно, нам стоит жить так же?

— Мы не созданы для подобной жизни, и не воспитаны так, чтобы наслаждаться ею. Папенька постарался, чтобы на уровне генетики и подсознательных реакций мы стали чудовищем. Считаешь, я не осознаю, чем занимаюсь? Осознаю. И, что самое страшное, мне это нравится. Мне нравится убивать. Нравится вносить смуту. Нравится сеять хаос. Я смогла найти себя. Смогла найти место, в которое могу выместить свою ненависть. Этому сраному мирку нужно возмездие за то, что он со мной сделал. Так что пусть вскипят моря, пусть с неба упадут звёзды, и пусть эта проклятая планета сгорит дотла. Всё это, вся эта дрянь… — Молчанова стиснула кулаки. — Должна быть уничтожена. Может, Боги пытались создать здесь утопию, но вряд ли у них вышло.

— Может, тогда и папеньку зарубим?

— Не могу. Пока не могу. Этот ублюдок должен увидеть, во что меня превратил, и что за этим последовало.

Она поместила шпагу в чёрный кейс из-под контрабаса, надела его, и вышла во двор. Возможно в последний раз оглядела особняк, и испытала облегчение. Он никогда не был ей домом. Сюда никогда не хотелось вернуться, напротив — хотелось лишь сбежать. А если повезёт выжить, то задерживаться в нём надолго всё равно не придётся. «Рано или поздно я отсюда уберусь, — подумала Молчанова. — Либо с Волховским, либо без него».

Окольными путями до квартала Гато-шито удалось добраться часа за четыре. Там, неподалёку от клуба «Куджира», Молчанова нашла заброшенное административное здание, которое решила обследовать. В облюбованных местной молодёжью и бомжами офисах никого не было, тишина стояла мертвенная, но до тех пор, пока Молчанова не добралась до лестничного марша, ведущего на чердак. За приоткрытой дверью кто-то возился, что-то грохнулось на пол.

Молчанова стянула кейс со спины, и щёлкнула замками, открыв их. Кто бы там ни был, вряд ли ему захочется дружить, а чердак занять смерть как требовалось. Оттуда открывался прекрасный вид на «Куджиру», и лучшего помещения на роль наблюдательного пункта не имелось. На всякий случай пришлось выпить колбочку нектара, которых было всего три. Страха, в принципе, не было. Однако если внутри взрослый мужчина, с ним будет сложно совладать без допинга.

Было два способа разобраться с проблемой. Войти в маске, и вежливо попросить местного обитателя уйти. Либо же войти без маски, позволить ему себя увидеть, и создать условия для оправданного убийства.

Она взяла шпагу, толкнула скрипучую дверь, и без маски оказалась на просторном чердаке. Молчанова ожидала увидеть скорее бомжа, а не трёх подростков лет пятнадцати — два мальчика, одна девочка. При чём застала она их за внезапным занятием. У девочки во рту был кляп, а мальчики прижали её к стене рядом с деревянным ящиком, и пытались раздеть. Один из них уже сунул руку ей в джинсы. Девочка стремилась сопротивляться, изворачивалась, жалобно стонала сквозь кляп, а когда заметила Молчанову, то взгляд её стал умоляющим.

Это зрелище Молчанову крепко разозлило. «Я их точно убью. Даже есть за что», — подумала она.

— Да не дёргайся ты! — потребовал тот, что выглядел погрознее. — Сама сюда с нами попёрлась! И сама просила это сделать! А теперь ерепенишься! Мы только потрогаем!

— Вы что тут делаете, животные? — Молчанова наклонила голову, и привлекла внимание малолеток.

— Твою мать! — испугался тот, что выглядел более жалким. — Она нас видела!

— Ты кто такая? — спросил главарь. — Шпагу взяла, и думаешь, что теперь все будут тебя бояться?

— Идиот! — воскликнул второй. — Её нужно замочить теперь! Иначе сядем! Или предки с нас шкуру спустят!

Они отпустили девочку, достали из карманов складные ножи, и разложили их. Девочка кулем уселась на пол, накрыла голову руками, заплакала.

— А давай ты отдашь нам эту шпагу? — предложил главарь, и хитро сощурился. — И тогда мы тебя отпустим.

— Нет, — отрезала Молчанова.

— Сань, — второй изменился в лице. — Её глаза. Это смертник Рейгана. Не быкуй. Пожалуйста, госпожа, не трогайте нас.

— Что ты несёшь? — рассвирепел главарь. — Нет, значит? Тогда ты сдохнешь!

Главарь бросился на Молчанову с ножом, но та лишь шагнула в сторону, и молниеносно взмахнула шпагой. Две половины главаря пластом рухнули на бетон, грязные стены забрызгало фонтанами крови, послышались вопли, стоны. Главарь ведь не сдох. Верхняя его половина разуверилась в своих силах, и решила тащиться к выходу, превозмогая боль и волоча за собой кишки. Ему было не суждено далеко уползти, потому Молчанова его игнорировала.

— Срань! — испуганно вскрикнул второй, и рванул к выходу.

Надеялся, что проскользнёт.

Однако Молчанова точным выпадом пронзила ему голову, и пригвоздила к дверной раме — он умер мгновенно, застыл с отвисшей челюстью.

— Пожалуйста! — взмолилась девочка, когда вытащила изо рта кляп. — Прошу, госпожа, не убивайте меня! Я никому ничего не скажу! Клянусь! Обещаю, об этом никто не узнает!

Молчанова вытянула шпагу, картинно смахнула с клинка кровь, и второй замертво повалился на пол. По-хорошему, девочку тоже стоило убить. Но почему-то на это несчастное и замученное создание не поднималась рука. Вид девочки вызвал знакомые чувства. Наверное, Молчанова ощущала себя настолько же беспомощной, когда отец впервые отвёл её в мастерскую.

— Убирайся, — велела Молчанова, и шпагой указала на выход.

— С-спасибо, — заикнулась девочка сквозь слёзы, пока ползла к двери на четвереньках. — С-спасибо! Спасибо вам!

— Помоги… — простонал главарь на последнем издыхании, и схватил девочку за ногу.

— Отвали! — Девочка лягнула его по лицу. — Сдохни! Сдохни здесь!

Когда грохот шагов на лестничном марше стих, Молчанова уселась на ящик, и стала глядеть на «Куджиру» через разбитое окно. Главарь умер, и стонать перестал.

— Дура, — сказала Молчанова. — Зачем ты её отпустила? Из-за неё могут возникнуть неприятности.

— Это Гато-шита, — заметила она. — Закону насрать на обнищавших японцев, россиян, и якудз, которые тут дохнут. К тому же, мне никто не помог, когда подобное случилось со мной впервые. Может, этой девчонке повезёт больше.

К вечеру трупы стали заваниваться и зеленеть, но ни запах, ни вид Молчанову не смущали. Она переоделась, выпила вторую колбочку нектара, натянула маску на лицо, зафиксировала её ремнями. Достала из кейса ликорис, и аляскинский сорняк. В клуб уже стягивались люди. Не только зеваки. Якудза тоже приезжали на шикарных машинах, и, каким-то неведомым образом, следом за ними припёрся Попов.

— Какого хрена этот придурок тут делает?

— Предполагаю, что пришёл нарваться на драку, чтобы зарубить бандита и впечатлить нас.

— Что делать?

— Не хотелось бы лишать Волховского друга, но отступать из-за Попова мы не будем, — уверенно ответила Молчанова. — Остаётся надеяться, что он не пьёт. Людей скопилось достаточно. Подождём минут десять, пока выпившие не достигнут эйфорического пика, и можно приступать.

Всё веселье Молчанова пропускать не собиралась. Потому, когда она использовала сорняк и призвала аляскинского кислотника, ей самой не терпелось отправиться в «Куджиру». Надо хотя было хотя бы трупы пересчитать, и, если повезёт, нарваться на неприятности.

Молчанова скрыла шпагу под мантией, покинула чердак, и добралась до пункта фейсконтроля «Куджиры», где её остановили.

— Ты ещё что за чудило? Маску на карнавале гомосеков стащил? — амбал охранник толкнул Молчанову в плечо, правда ему стало не по себе, когда в разрезах для глаз он увидел фиолетовые радужки. — Иди отсюда, волшебник хренов.

«Отлично, — подумала она. — Женщину во мне он не узнал». Когда амбал замахнулся, чтобы доходчивей объяснить ей свою точку зрения, Молчанова отрубила ему руку. Амбал с визгом повалился, привлёк внимание напарника-верзилы, но тот наверное вряд ли осознал, как точным взмахом его голову рассекло пополам.

За турникетом был коридор в неоновом свете, за коридором — зал клуба, из которого доносились крики. Слышалась мантра кислотника.

Молчанова шагнула внутрь, и увидела танцпол, заваленный изуродованными трупами и залитый шипящей кровью. Всё же, вряд ли из тела получится что-то симпатичное, когда по жилам курсирует кислота. «Человек семьдесят яков подохло», — бегло прикинула Молчанова. Мимо неё промчалось несколько до одури напуганных офисных клерков, но их она трогать не стала.

Было нисколько не удивительно, когда кислотника размазало увесистым каменным кулаком, и с балкона вип-ложа спрыгнул Скала. Молчанова видела его, когда он уводил Попова в клуб. Поразило скорее то, что бармен, как ни в чём не бывало, продолжал протирать стакан.

— Что? — спросил бармен, когда поймал на себе взгляд Молчановой. — В жизни я видывал хрень похлеще. Если замочить меня собрался, то валяй. Мне лень оказывать сопротивление. Чёрт… «Куджиру», похоже, придётся закрывать насовсем, если выживу. После такого сюда точно никто не сунется.

— Лучше свали отсюда, — посоветовал Скала бармену, когда вытянул меч из ножен. — Тут сейчас будет жарковато.

— Лень. — Пожал плечами бармен. — А вот посмотреть было бы интересно. Давно не видел хорошей драки.

«Может, призвать мечников полуночи? — подумала Молчанова. — Всё же, Волховского рядом нет. А смогу ли я расправиться с этим яком в одиночку — вопрос. Хотя… С мечниками будет скучно. Оставлю их в запасе на всякий случай».

— Я знаю, кто ты. — Скала указал на Молчанову мечом. — Маскарадом меня не обманешь. И эту шпагу я уже видел.

Молчанова демонстративно вытянула шпагу в сторону, а затем приняла стойку.

— Драться хочешь, сучка? — нахмурился Скала, пробудил меч, и силой магии камня облачил себя в каменные латы. — Давай подерёмся! Волховского здесь нет, и он тебе не поможет! Думаешь, нектар даст тебе преимущество? Да я перерубил столько смертников Рейгана, что тебе не снилось, падла!

«С его подпевалами я разделалась, — серьёзно подумала Молчанова. — Значит разделаюсь и с ним».

Попов осторожно выглянул из-за края балкона, и, когда увидел шпагу Растеряева, потерял дар речи. Нет, конечно можно было допустить, что в руках человека в маске был дубликат, но почему-то не возникало сомнений, что это именно Молчанова. «Она что, устроила резню, чтобы отомстить за покушение на Волховского? — думал он. — Охренеть! Тут же столько невинных людей полегло! Да нахрен она мне такая сдалась? Просто чудесно, мать вашу! Втюрился в психичку!»

С криком Скала кинулся в бой, и нахрапом пытался покромсать Молчанову в капусту, но та хорошо усвоила тренировочную схватку с Волховским-младшим. Ей удавалось уклоняться, парировать, и блокировать серьёзные выпады, которые из-за каменной брони стали в десятки раз мощнее. Блокировать было больно — даже с допингом от каждого удара Скалы немели руки.

Они рубились около пилонов на фоне неонового света. Отточенные лезвия свистели в воздухе, а звон стали был слышен даже на улице. Клинок Молчановой высекал веера искр из каменных лат Скалы, и она быстро смекнула, что бить напрямую бессмысленно. Каменные латы были на манер средневековых. Они делали из носителя танк, однако это не подразумевало отсутствия уязвимых мест. Смысл имели только колющие выпады в стыки бронепластин.

Молчанова разорвала дистанцию, чтобы выиграть секунды на разработку новой тактики, однако Скала не дал ей расслабиться. Тут же на неё стали обрушиваться каменные кулаки, которые крошили пол и размазывали обезображенные трупы, но нектар позволял ей двигаться достаточно быстро, чтобы вовремя уходить из-под удара. Скала метнул в неё целую очередь каменных кольев, но Молчанова резко ушла с линии обстрела, и колья угодили в бар. Со звоном разбились бутылки, на бармена полетели осколки, его оросило элитным алкоголем, но он даже не дёрнулся, и продолжил протирать стакан.

— Да-да, — отстранённо прокомментировал бармен. — Можете продолжать. Меня здесь нет.

Молчановой удалось заставить Скалу защищаться. Она перестала рубить и рассекать, стала лишь колоть, выцеливая уязвимые места в защите. Скала быстро сообразил, что может окочуриться, если проявит неосторожность. «Смышлёная тварь», — подумал он.

Скала отразил смертоносный укол в живот, затем уклонился от выпада под пластину шейной брони, а после специально подставил плечо. Молчанова вогнала клинок под наплечник, по лезвию заструилась кровь, но Скала проигнорировал боль, и ударом кулака сломал заблокированную шпагу. Обломки рассыпались по полу со звоном. Скала попытался рубануть Молчановой по голове, но отрубил только нижнюю часть маски. Из кармана мантии Молчановой выпала колба с нектаром, и Скала сразу обратил на неё внимание.

«Чёрт! — подумала Молчанова. — Дело дрянь. Пора призывать мечников. Обломок шпаги в бою с таким противником точно не оружие!»

Скала ощутил уверенность, решил, что победа будет лёгкой, и оголтело бросился на Молчанову, размахивая мечом. Ей оставалось только избегать атак.

Попов узнал губы Молчановой, и ненадолго задумался, стоило ли ему вообще вмешиваться. Ну, убьют эту психичку, и что с того? Не велика, так сказать, потеря. Но что-то внутри него яро сопротивлялось бездействию. Он решил схватить со столика бутылку виски, прицелился, и метнул её в затылок Скалы.

Скала отвлёкся лишь на долю секунды, но Молчанова мгновенно сообразила, что происходит. Она сократила дистанцию, и вогнала обломок шпаги под нарукавник Скалы. Суставы разрезало, Скала вскрикнул, и разжал пальцы, выронив меч. Каменная броня тут же исчезла, Молчанова хотела добить Скалу, но на улице послышался вой сирен.

— Пожарный выход там, — бармен указал за стойку. — Вали, пока не поймали.

Молчанова без раздумий рванула прочь. Попадаться раньше времени не хотелось.

Скала тоже не стал задерживаться, поднял колбочку с нектаром, и умчался следом за Молчановой.

Глава 11

Центральный общеклановый штаб якудза сильно отличался от посредственных построек, из которых состоял квартал Гато-шита. Само здание было возведено из армированных стеклопакетов, усиленных крепким металлическим каркасом. Когда солнце восходило и пробивалось сквозь сырую утреннюю мглу, панорамные окна отражали свет, делая штаб похожим на золотистый наконечник копья. Вполне подходящая резиденция для представителей высших сословий кланов, дома которых теснились у основания штаба, и были скрыты облаками тумана.

Хоть час был ранним, в штабе кипела жизнь. Прислуга накрывала на длинный переговорный стол, изготовленный легендарным столяром Кобаяси по заказу самого господина Таоки. Чтобы уважить гастрономические вкусы князя Волховского, Таока распорядился приготовить блюда как русской, так и японской кухни. Суши на столешнице соседствовали с запечёнными куриными бёдрами в золотистой корочке, на выбор подавались рамен и щи. Слуги принесли три бутылки вина, пузырёк сакэ, и бутылку водки.

Боссы всех кланов якудза расселись за столом в удобных креслах, и ожидали прибытия князя неохотно. Им бы сейчас спать, да нежиться в постели с парой эскортниц, но Волховский объявил о своём визите в выходной день, и отсутствовать на собрании было непозволительно.

— Он что, возомнил себя Царём-Императором? — недовольно высказался босс клана Мацуба-кай, и взял бутылку вина. — С какой стати он поднимает нас в такую рань?

— Было бы забавно посмотреть, как ты говоришь ему об этом в лицо, — усмехнулся босс клана Кодо-кай.

— Не составит трудности, — отозвался босс Мацуба-кай. — Выскажусь, как только он явится.

— Никто не посмеет разинуть рот без моего разрешения, — хмуро вмешался Таока, и оглядел присутствующих. — Лишь благодаря великодушию этого человека вас не согнали в японскую резервацию. Вы своими распрями поставили альянс на край пропасти, и я сейчас прилагаю все силы, чтобы нас не уничтожили. Потому если кто-то посмеет что-нибудь вякнуть, будет убит мной лично. И поставь бутылку. Тебе запрещено пить в моём присутствии.

— Хорошо. — Босс Мацуба-кай недобро покосился на Таоку, поставив бутылку на место. — Как скажете, господин.

Боссы замолчали. Никому не нравилось, что глава некогда грозного клана Ямагути-гуми вынудил якудзу отказаться от лёгких видов прибыли, и, как в сообществе считали, прогнулся под Русских. Но недовольные старались держать сокровенные мнения при себе, выжидали момента, когда старик, наконец, умрёт.

Все чувствовали себя уверенно. Как никак, князь придёт в гости, и будет находиться на территории якудзы. Однако, когда в динамике лифта раздалось: «Президентский этаж», и когда створки распахнулись, спесь с боссов будто ветром сдуло. Князь явился один. Телохранителей с ним не было. Более того, он добрался сюда на личном автомобиле, и не воспользовался кортежем. Боссы внимательно глядели на князя, пока он не уселся на заготовленное для него гостевое место, и не повесил одачи-умбру рядом с помощью гравитационной магии. Та вертикально зависла в воздухе, на такой высоте, чтобы было удобно мгновенно вытащить меч и пустить его в ход.

— Спасибо, что согласились принять меня, господа, — учтиво произнёс князь.

«Будто ты спрашивал нашего одобрения», — недовольно подумал босс Мацуба-кай, и скрестил руки на груди.

— Думаю, вы в курсе, зачем я собрал вас, но всё же повторю — вы перестали мне нравится, и я бы хотел обсудить вашу дальнейшую судьбу.

Среди боссов возникло ощутимое напряжение, но они старались его не показывать.

— Ваше Сиятельство, — это Таока, решивший разрядить обстановку. — Мы делаем всё возможное, чтобы найти интриганов, и обнаружить тех, кто покусился на вашего сына.

— Не перебивайте меня, господин Таока, — потребовал князь, и Таока замолчал. — Честно, мне было бы проще прямо сейчас под корень вырезать ваше змеиное кубло, чтобы вы больше не создавали проблем моей семье и моему городу, однако я человек справедливый. Благодаря усилиям господина Таоки, я подключил княжескую службу безопасности, и, к сожалению, так и не смог найти того, кто использовал дьявольские цветы. Неделя истекла. И мне пришлось поставить Царя-Императора в известность, поскольку вы не только осмелились применить в скрытой войне между собой запрещённое оружие, но и покрываете того, кто заказал моего сына. И покрываете исполнителя.

— Никто из нас к покушению на вашего сына не причастен, — сердито произнёс босс Мацуба-кай.

— Тебе не разрешали говорить! — вспылил Таока, но князь жестом успокоил его.

— Пусть выскажется.

— Если вы не в курсе, Ваше Сиятельство, то недавно якудзе тоже был нанесён значительный кадровый урон, — продолжил босс Мацуба-кай. — Кто-то устроил резню в клубе «Куджира», в результате которой были убиты представители всех кланов. Неужели вы думаете, что мы будем использовать дьявольские цветы, чтобы убивать собственных людей?

— Я в курсе. — Кивнул князь. — Но всем известно, что вы шли и на более радикальные меры, чтобы ввести правительство в заблуждение, когда действовали на японском архипелаге в былые времена.

— Доказательств этому нет, — уверенно возразил босс Мацуба-кай. — Владелец «Куджиры» принципиально не использует камеры видеонаблюдения, а сам молчит, и утверждает, что ничего не видел.

— Я знаю, какой клан замешан в покушении на моего сына, — произнёс князь, и закурил. — Хоть мой сын вместе с друзьями низвёл убийц до практически непознаваемого состояния, специалистам моей СБ и специалистам ЦСБ удалось опознать покойных, как киллеров из Каменной шестёрки Сумиёси-кай. Что на это скажет глава?

— Скала и Каменная шестёрка — изгнанники, — отозвался босс клана Сумиёси-кай. — Официальное представительство клана к покушению не причастно. Неужели вы готовы извести всю якудзу из-за небольшой группы японцев с радикальными, ультраправыми взглядами?

— Готов. — Кивнул князь, и выдохнул облачко дыма. — Вы не способны сами вынести за собой мусор. Ваше присутствие здесь становится опасным для Петербуржцев. Потому, решением Царя-Императора, ваша организация приговаривается к изгнанию в японскую резервацию. Помимо участников якудзы в баре пострадали ещё сорок гражданских, которые к вашей структуре отношения не имели. Пятнадцать русских, и двадцать пять японцев, которые просто пришли в «Куджиру» отдохнуть. Ваши разборки привели к гибели мирного населения. И в этой стране вам делать больше нечего.

— Неслыханная дерзость! — Босс Мацуба-кай не сдержался, стукнул кулаками по столу, и вскочил. — Да кто ты такой, чтобы решать судьбу организации с вековой историей⁈ Только благодаря Японии у тебя есть меч, которым ты размахиваешь направо и налево, как волшебной палочкой! Только благодаря Японии и дару Кенши мы смогли победить демонов Америки! Только бл…

Князь схватился за ножны одачи-умбры у цубы, большим пальцем выдвинул меч буквально на миллиметр, и затем вернул его на место. Все затаили дыхание. Когда князь затянулся, и выпустил облачко дыма, на теле босса Мацуба-кай в раз появились десятки глубоких порезов. Фонтанами крови забрызгало и боссов, и еду на столе. Одежда пропиталась кровью, и босс повалился на пол, даже не пискнув.

Боссы в этот момент испытали разные эмоции. Кто-то побледнел, кого-то пробрала дрожь, кто-то ощутил холод вдоль позвоночника, но никто не осмелился и слова сказать.

— Я действую в интересах государства, и мне неважно, какая история объединяет Россию с Японией. — Князь встал. — Как глава местного самоуправления, официально заявляю, что если в течении трёх дней вы отсюда не уберётесь, то вас уберу я. В течении этого срока на моём столе должны оказаться личные дела всех причастных к покушению на моего сына — и подельников, и исполнителей. Если приведёте Скалу, то я добавлю ещё пару дней к сроку, чтобы вам хватило времени увезти с собой барахло из офисов. Приятного аппетита, господа. Позвольте откланяться.

Князь, как ни в чём не бывало, направился в лифт, и створки за ним закрылись.

— К-как… — это босс Сумиёси-кай, разглядывая тело убитого, приходил в себя. — Как он посмел⁈

— Это объявление войны!

— Он здесь власть, — смиренно произнёс Таока. — Мы не смогли найти дьявольского ботаника. И должны смириться с ценой поражения.

— Нихрена, и ни с чем мы мириться не будем! Волховских нужно поставить на место!

— Как бы ветер ни ярился, гора не склонится перед ним, — философски заметил Таока. — Если вы собрались воевать с Волховскими, вам конец.

— Ты… — Босс Сумиёси-кай вскочил со стула, скинул с себя окровавленный пиджак, и указал на Таоку пальцем. — Сдавший, никому не нужный старик, у которого от пацифистских идей сорвало крышу! Ты лишился рассудка! Нас держат за дворовых псов, нам указывают когда есть, когда спать, и что делать! Якудза была создана ради того, чтобы отверженные могли заниматься тем, чем хотят, а не сидеть на цепи в грязной будке!

— Насколько я понимаю, вы уже давно всё решили, и хотите остаться, — усмехнулся Таока. — Что же, тогда Ямагути-гуми, согласно решению Царя-Императора, отправится в японскую резервацию. Я снимаю с себя полномочия управляющего альянсом, и передаю их тебе.

— Трус! Именно из-за таких решений ты и свёл великую организацию в могилу!

— В могиле из-за длинного языка оказался босс Мацуба-кай, — заметил Таока. — И скоро там окажетесь вы, если не сумеете понять, к чему я пытался вас привести. Хотите идти по проторенной дорожке и быть уничтоженными — на то ваша воля. Но хочу сказать, что времена, когда рэкет и детская порнография безнаказанно приносили сверхприбыли, давно прошли. Мир изменился, и сколь бы могущественна ни была организация, ей нужно под него подстраиваться.

— Убирайся отсюда!

— Как скажете, босс, — усмехнулся Таока, и неспешно направился к лифту. — Но помяните моё слово. Я вёл якудзу к процветанию, а вы приведёте её к забвению. Вам, молодым, не хватает опыта, чтобы уметь мириться с непреодолимыми обстоятельствами и извлекать из них пользу. Если кто-то из вас выживет, вы усвоите этот урок.

— Так говорят только трусы, — презрительно ответил босс Сумиёси-кай. — И ты, прозибая с нищими в японской резервации, будешь грызть локти, когда мы победим.

— Зато я буду дома, — улыбнулся Таока. — Никакие деньги и никакая власть не заменят человеку дом, в котором он родился.

Господин Таока мог по щелчку пальца перебить этих желторотиков, но на то не было нужды. В текущих обстоятельствах действовать глобально стало нереально, и оставалось только терпеливо ждать возможности для очередной реабилитации якудзы. Ведь когда Волховский уничтожит кланы, думал Таока, окажется, что только клан Ямагути-гуми подчинился Царю-Императору. Это даст некоторый простор для возвращения. Главное, как любили говорить русские, уйти по-человечески и сохранить чистую репутацию. Тогда никто не будет против возобновить деловые отношения. «А пока можно воспользоваться внушительными пенсионными сбережениями, и немного отдохнуть», — решил он.

* * *

— Ты можешь хотя бы один день не влипать в неприятности? — вздохнул Волховский, ложкой перемешивая чай в чашке. — С твоей глупостью граничит нечеловеческая удача. Тебе повезло, что Скала был не в том настроении, чтобы убить тебя на месте.

Обычно приготовлением чая занимались слуги, но Волховский иногда сам любил побывать на домашней кухне.

— Да хрен с ним, с этим Скалой, — ответил Попов, и сделал глоток из бутылки вина, которую стащил из серванта отца. — Я не рассказал главное. Там была Молчанова.

— Шутить ты так и не научился, — усмехнулся Волховский, и отхлебнул чая. — И вряд ли научишься.

— Да я тебе клянусь! — Попов прижал бутылку к груди, и капелька вина угодила ему на рубашку. — Да твою-ж, с-сука, мать!…. Опять в химчистку сдавать придётся! В общем, никаких шуток. Я её видел. Собственными глазами. Она была в маске, но потом Скала отрубил нижнюю её часть, и эти губы я могу узнать где угодно!

— Мало ли женщин с похожей анатомией губ. — Пожал плечами Волховский.

— А глаза? — Сощурился Попов. — Много ли девушек с похожими глазами? Ну, в смысле, они у всех девчонок фиолетовым светятся?

— Я думал, ты не заметил свет в её глазах, когда на нас напали, — Волховский задумался. — Значит, это видел не я один.

— А почему сразу было этим не поделиться?

— Хотелось избежать недоразумений, — ответил Волховский. — Я боялся, что рядом с силовиками у тебя развяжется язык, а силовики церемониться не стали бы.

— Да я никогда не был треплом! — возмутился Попов. — И тем более не стал бы подставлять Лизу!

— Однако если она связана с дьявольскими цветами, то её лучше остановить нам, а не моему отцу.

— Её ищет твой отец? — удивился Попов.

— Нет, к большому счастью. — Волховский покачал головой. — Он ищет цветы. И если выяснится, что к ним причастна Молчанова — ей конец. Значит, у зачинщика резни в клубе «Куджира» были фиолетовые глаза и губы, как у Молчановой?

— Да. — Попов кивнул, и сделал глоток вина больше предыдущего.

— Тогда есть основания её подозревать. Но, пожалуй, лучше сохранить это в секрете. Сначала нужно самостоятельно выяснить, действительно ли в клубе была она.

— А кто ещё? Откуда в руках у убийцы взялась Растеряевская шпага?

— Молчанова могла продать её кому-то, — предположил Волховский. — Ты знаешь, что твои подарки не представляют для неё ценности.

— Очнись! — Сморщился Попов. — Она зарубила трёх киллеров! И я бы не сказал, что это сильно пошатнуло её психику, мать вашу! Ей даже реабилитация не понадобилась! Она ходит по институту так, будто бы не людей нарезала, а помидоры для салата!

— В стрессовой ситуации человек способен на многое, и единственный поступок — не повод установить между резнёй в «Куджире» и Молчановой взаимосвязь. Но здравый смысл в твоих словах есть, на удивление. Так что предлагаю взять ситуацию в свои руки, и проникнуть в особняк Молчановых.

— Что? — изумился Попов. — Ты готов на проникновение со взломом? Вот такого я от тебя точно не ожидал. Неужели тебе надоело быть скучным?

— Мне хочется узнать правду, — произнёс Волховский, и немного слукавил.

Конечно ему не хотелось, чтобы Молчанову казнили за взаимосвязь с дьявольскими цветами. Но если она действительно их выращивала, он был готов сдать её отцу. Всё же, речь шла о безопасности Петербуржцев, да и о безопасности государства в целом. Правда, было в мотивации кое-что ещё, и Волховский не очень-то хотел себе в этом признаваться.

Его интересовали цветы. Безусловный успех синтеза вечного топлива порождён именно мёртвым ликорисом, потому для продвижения в работе требовалось созревшее растение. Можно было достать семена на чёрном рынке, но ни положение, ни презрение к криминальным структурам не позволяли Волховскому спутаться с маргиналами. Однако было допустимо самому пойти на маленькое преступление, чтобы добыть ликорис и использовать его в мирных целях.

Если у Молчановой действительно был сад, то можно найти нужный для экспериментов материал там. Никто не заметит пропажи пары экземпляров. Главное — отыскать сад первым, и не дать его уничтожить раньше времени.

— Как мы это сделаем? — заинтересовался Попов. — Там ведь круглосуточная охрана. И если барон Молчанов нас поймает, то нам задницы разорвут.

— Сомнительная сентенция, — возразил Волховский. — Вряд ли кто-то осмелится нам перечить. Однако не хотелось бы создавать отцу проблемы. А значит, действовать придётся с умом.

Глава 12

В саду Молчановой дозревало множество растений. На клумбе в свете инфракрасных ламп флюоресцировали ликорисы, которых насчитывалось около сорока. Чтобы увеличить их численность, не требовалось сажать новые семена. Цветы сами успешно справились с размножением, стоило лишь создать нужные условия.

Когда цветов стало слишком много, пришлось сооружать новые клумбы. Разместить ликорисы и чёрные бутоны львиного зёва на былых площадях не представлялось возможным, хотя это не самые плодовитые растения. Сложнее всего было со страстоцветами. Они теснились на самой большой клумбе целым созвездием. Их лепестки мерцали так, что рассада действительно напоминала ночное небо, правда Молчанова давно ими не любовалась.

Больше её интересовал чёрный ящик, в котором дозревал гибрид, выведенный ей лично. Надо сказать, растение было очень агрессивным. Спустя день после созревания оно корнями проросло в обшивку ящика, а затем и вовсе обволокло тот почти полностью.

— Может, откроем его сейчас? — Молчанова потянулась к дверце.

— Не вздумай! — Она шлёпнула себя по ладони. — Нельзя трогать корни, пока они не засветятся.

— Ну и ладно. Просто я не пойму, чем тебе мало обычного нектара. Для чего было выводить бесполезный гибрид, который даже не в состоянии кого-то призвать? У нас и так в распоряжении целая армия. Можно хоть сейчас устроить бойню.

— Ты такая твердолобая, — вздохнула Молчанова. — У нас возникли проблемы с заурядным мечником камня, которого Волховский убил бы в мгновение ока. Тебе хочется проиграть ещё раз? Тебе не противно осознавать, что победа досталась нам только благодаря Попову?

— Нет. — Она покачала головой. — Не хочется. И да, противно. Противно быть слабой.

— Именно проблему слабости я и пытаюсь решить. Этот гибрид даст нектар, который в десятки раз мощнее обычного. В теории, того же ублюдка в каменной броне мы сможем убить голыми руками.

— Но ведь…

В груди Молчановой почувствовался укол, а в глазах у неё помутнело. Кислорода внезапно стало не хватать, как бы глубоко она не дышала. Мышцы ослабли, стали будто чужими, и она едва не завалилась на стол, но из последних сил упёрлась руками в столешницу. Сердце колотилось сбивчиво, будто вот-вот собиралось остановиться, от чего каждый волосок на теле встал дыбом. «Вдох, выдох, — думала она, хватая ртом воздух. — Пройдёт. Пройдёт. Пройдёт. Ещё рано умирать». Но не проходило. Молчанова часто ощущала близость смерти, но в этот раз, казалось, та подобралась ближе всего, и даже стиснула глотку костлявой ладонью.

Молчанова была готова умереть, и совсем не боялась, однако понимала, что не сделала ещё слишком много, чтобы уходить.

— С-сука. — Она нахмурилась, стиснула зубы, и, достав из выдвижного ящика колбочку нектара, залпом осушила её.

Сердечный ритм вернулся к норме, удушение прошло.

— Наше тело может не выдержать.

— Плевать! — Вспылила она, и с размаха бросила колбочку на пол. — Дороги назад уже нет. Лучше на пять минут почувствовать себя живой и умереть, чем всю жизнь быть несчастной.

— Смысл делать это ради любви Волховского, если мы умрём?

Молчанова задумалась и поняла, что её мир перестал крутиться вокруг него. Изменилось это ровно тогда, когда она впервые попробовала нектар и взяла в руки настоящее оружие, чтобы убить наёмников из Каменной шестёрки. Только в бою она перестала ощущать себя безжизненной марионеткой в чьих-то руках. Впервые узнала, что такое контроль над собственной жизнью, ведь в схватке лишь от неё зависел исход. Впервые узнала, насколько сладок чужой страх.

У неё не осталось интереса к сверстницам, и она приняла то, что не могла быть такой, как они. Подруги, макияж, кавалеры — пыль. Жизнь, как ей казалось, была только на грани человеческих возможностей. Там, где психика испытывала запредельные нагрузки. Там, где человек ходил со смертью рука об руку, и словно пламя выжигал врага в самом сердце битвы. Ей, лишённой дара Кенши и природной человеческой силы, было не суждено познать этого, пока она не призвала демонов, и не почувствовала себя сильной.

Пока не попробовала нектар.

Она перестала ощущать влияние Голоса, и наверняка нектар сыграл в этом не последнюю роль. Молчанова не догадывалась, что Человек в маске кабуки совсем не хотел держать её под постоянным гипнозом. Голос требовался лишь для того, чтобы создать в ней достаточную мотивацию использовать цветы, и запустить процесс психологического преобразования, которое превратило Молчанову в ту, какой она стала. Конечно Человек в маске не знал, что именно барон Молчанов делал с дочерью, однако он был достаточно проницателен, чтобы чувствовать в людях семена ненависти. Если такие были, оставалось лишь соответственно их удобрить, чтобы они дали всходы.

Молчанова услышала позади дуновение ветра, чьи-то шаги, и напряглась. Обернулась, и увидела его. Он был одет в белоснежное японское кимоно, держал ладонь на рукоятке катаны с белой обмоткой, и скрывал лик за маской Кабуки. Ничего выдающегося в этой маске не было. Типичный для театра Кабуки реквизит — пластиковая маска в виде хмурого разукрашенного лица.

Наружность у этого человека была странная. Никто в здравом уме даже не заговорил бы с ним, однако он, почему-то, сразу же внушал безусловное доверие. Его хотелось слушать, хотелось подчиняться.

— Господин. — Молчанова учтиво склонила голову.

— Ты неплохо поработала, моя девочка, — одобрительно произнёс он, и Молчанова, сколько не силилась, не могла определить, как именно звучал его голос. — Резня в клубе «Куджира» произвела на общественность нужное впечатление. Пешки расставлены по местам. Якудза всполошились, и хотят дать Волховским бой.

— Как они смогут победить? — поинтересовалась Молчанова. — Это невозможно.

— В данный момент мне не интересна победа конкретной стороны, Лиза. — Он сорвал с клумбы ликорис, поднёс его к маске, и глубоко вдохнул. — Знаешь, я бы многое отдал, чтобы снова почувствовать аромат цветов. Ты можешь описать, как он пахнет?

— Ну… — Молчанова растерялась из-за внезапной смены темы. — Душистый, с мягкими медовыми нотами.

— Хороший запах. — Он бросил ликорис на землю. — Даже странный для демонической флоры.

— Господин? — осторожно спросила Молчанова.

— Прости, — он усмехнулся. — Я немного отвлёкся. Якудза не идиоты, такчто вряд ли станут атаковать Волховских в лоб. Они будут действовать хитро. И Растеряев, как одно из доверенных лиц Царя-Императора, поможет им в этом.

— Поможет ли?

— У него нет выбора. Мы заключили духовный контракт.

— Что вы хотите сделать?

— Не переживай. — Он успокоил Молчанову жестом. — Волховский-младший не пострадает. Я лишь хочу вернуть то, что мне принадлежит. Лучше расскажи, что ты намереваешься делать дальше?

— Вы велели убить определённое количество людей. Я близка к нужному результату.

— Можешь о нём забыть, — произнёс он. — Я повёл тебя дорогой смерти, чтобы ты могла понять себя, и посвятиться главному.

— Чему?

— Хаосу, но уже более осмысленному и эффективному. Ты ведь жаждешь этого, правильно? Жаждешь оказаться в бою.

— Да, — ответила Молчанова.

— У тебя будет такая возможность. Я слышал, ты весьма преуспела в музыке, и сам Елисей Токугава хочет, чтобы ты выступила с его ансамблем. Правильно?

— Верно, — Молчанова не поняла, к чему клонил Человек в маске, но заинтересовалась.

— Токугава — очень популярный и искусный музыкант. Его ансамбль настолько хорош, что сам Царь-Император регулярно посещает концерты в Большом Петербургском Театре. Всё же десятки лет, посвящённые филармонии, не прошли для Елисея даром. И, боюсь, они могут стать для него смертным приговором. Следующий призыв ты должна устроить во время предстоящего выступления, и помочь бойцам якудзы разделаться с Царём-Императором. Это спровоцирует необходимые общественные реакции. К тому же, там будет с кем подраться.

— Это… Очень сложная задача. Если цель — Царь-Император, то не факт, что в случае появления врага за пределами здания, ему не удастся уйти.

— Ты будешь действовать изнутри.

— До меня дошло, — быстро смекнула Молчанова.

— Я ведь не просто так дал тебе семена страстоцвета, моя девочка. Большинство демонов появляются из порталов, но паразитам страстоцвета для формирования нужны особые условия. Нужен кокон, в котором они возникнут. И в данном случае кокон — человек. Можно устранить Царя-Императора с минимальной вероятностью провала. В конце каждого выступления Царь-Император жмёт Токугаве руку, демонстративно.

— Паразиты в человеческом теле созревают моментально, — подхватила Молчанова. — И быстро превращают носителя в демона. Тогда цель будет уничтожена наверняка.

— Поэтому тебе нужно внедриться в ансамбль, и убедиться, что бы будешь рядом с Токугавой, когда Царь-Император захочет пожать Токугаве руку. Я знаю, насколько сильно ты ненавидишь музыку, но нужно сделать над собой усилие. Как только это случится, в мире возникнут обстоятельства, которые позволят тебе биться сколько угодно.

— Хорошо, — подчинилась Молчанова.

— Гм… — он вдруг задумался. — Кажется, в твой особняк кто-то пролез.

И Человек в маске не ошибся. Некоторое время Волховский с Поповым наблюдали за особняком, и поняли, что периметр никто не охранял. За неделю дела у Молчановых стали совсем плохи, потому им пришлось отказаться от услуг частных охранных организаций. Камер видеонаблюдения Волховский не боялся — ну, подумаешь, пролезли тайком к подруге, чтобы ей сюрприз устроить. Если попадутся, то до суда вряд ли дойдёт. Правда могло влететь за то, что с помощью мелкой гравитационной магии Волховский взломал замок двери чёрного входа.

Теперь в особняке Молчановых царило запустение. Волховский удивился. На старой Земле ему казалось, что сильные мира сего всегда живут припеваючи, но оказалось, что даже они могут оказаться у черты бедности. Он с интересом осматривал пустые стены, на которых раньше, судя по крючкам, висели дорогостоящие картины. Заметил на столе пыльный след от проигрывателя, который так ненавидела Молчанова. Стало ясно, что семья стремительно катилась к банкротству.

И рядом не было ни одной живой души. Ни слуг, ни охраны, никого.

— Дерьмовенько у них тут, — присвистнул Попов, оглядывая пустой стеклянный шкаф. — Даже по моим меркам всё печально, хотя Молчановы всегда были богаче Поповых. А вообще, что мы, собственно, ищем?

— Ищи что-нибудь странное, — порекомендовал Волховский. — Вряд ли она оставила компромат на виду. Скорее всего, замаскировала его с помощью артефактов или магии.

— Странное? — не понял Попов.

— Любую вещь, которая выбивается из естественного интерьера. Может, пространственное искажение. Или что-то вроде того.

— Короче, какую-то неведомую хрень. — Скривился Попов. — Ориентир лучше некуда, мать вашу.

— Можешь идти домой. — Волховский пожал плечами. — А я продолжу поиски.

— Ещё чего, — возмутился Попов. — Тебя одного тут нельзя оставлять. Ты без меня не справишься.

— Как тебе угодно.

Они разделились. Волховский направился в западную часть особняка, а Попов — в восточную. Смотреть Волховскому было особо не на что. Он оказался в просторной библиотеке, рассматривал полки и книги, но ничего особенного в них не увидел. Обычно использование маскирующей магии оставляло след, который был очевиден для зорких глаз, но обнаружить не удавалось ровным счётом ничего.

— Что-то потерял? — по библиотеке эхом разнёсся голос, который Волховский не смог распознать.

У него по спине пробежались мурашки. Он напрягся всем нутром, и даже перед лицом опасных наёмников в нём не возникало подобное чувство. Долго обладателя голоса искать не пришлось. Человек в маске стоял у панорамного окна. Ладонь Волховского будто сама, по велению рефлекса, стиснулась на рукоятке катаны. «Это что, призрак? — удивлённо подумал Волховский. — Откуда он здесь взялся? Или это охранник?»

— Кажется, нам обоим здесь не место, верно? — с усмешкой прокомментировал Человек в маске.

— Я здесь, чтобы сделать сюрприз Елизавете Молчановой, — отмазался Волховский. — А вот вы тут явно лишний.

— Я говорю не столько об этом доме. — Человек в маске развёл руками. — А сколько о жизни, которая нас сюда привела. Тебя и меня. О судьбе, если угодно.

— Что?

— Честно, я не ожидал тебя здесь встретить, — Человек в маске сменил тему. — Нет, рано или поздно мы бы увиделись. Мне не сложно тебя найти, и я могу нагрянуть к тебе в любой момент, но чтобы так, случайно… Никак происки судьбы, ты не находишь?

— Вы пьяны? — Волховский стиснул рукоятку крепче. — Не проявляйте агрессию, или я применю силу.

— Весь в папашу. — Человек в маске наклонил голову. — Такой же дерзкий, настолько же паскудно высокомерный, и настолько же уверенный в своём могуществе. А что, если мне сейчас никаких усилий не стоит снести тебе голову?

— Кажется вы точно не знаете, с кем разговариваете. Не вынуждайте меня использовать клинок.

— Это будет весело! — Человек в маске выхватил меч, и ринулся в атаку.

Волховский решил не жевать сопли, как в бою с наёмниками, и сразу же захотел приструнить незнакомца. Он достал катану-умбра, попытался пробудить её, но она не проснулась. Будто оглохла. Как бы он не взывал к силе меча — меч будто оглох, и не желал слушаться.

Первый удар пришлось принимать на клинок, без всякой магии. Лезвие противника просвистело у самого носа, уши от звона стали заложило, и Волховский рефлекторно разорвал дистанцию. Человек в маске взмахнул катаной, и ударил по пространству гравитационной волной такой силы, что восточная часть особняка взорвалась обломками камня и строительного мусора, каркас растопорщился обломками арматуры, а воздухе повисло непроглядное облако бетонной пыли.

Книжные шкафы разорвало в клочья, страницы разорванных книг разлетелись по сторонам будто птицы, и Волховский отчётливо слышал их шелест. Он думал, что ему конец. Однако взглянул себе под ноги, и увидел, что стоит на идеально ровном круге уцелевшего пола. И нет, это не Волховский защитил себя магией. Это волна не повредила именно этот участок. Атака Человека в маске была филигранной, управляемой, и Волховский впервые почувствовал себя по-настоящему беспомощным.

— Вот это выражение я мечтаю увидеть на роже твоего отца. — Человек в маске сунул меч в ножны. — Что? Ты удивлён? Страшнейшее оружие, катана-умбра, больше не желает тебе подчиняться? Не бойся. Ещё не время умирать. Жизнь вашей семьи недостаточно разрушена. Всё только начинается.

— Кто ты такой? — Волховский с трудом выдавил из себя слова.

— О, — усмехнулся Человек в маске. — Ты меня вряд ли знаешь, сынок. А вот твой папаша очень хорошо со мной знаком. Этот лжец, этот лицемер, эта мразь, которая готова на всё ради ублажения чувства собственной важности.

— Не смей так говорить о моём отце, — Волховский пришёл в себя, и принял стойку.

— Думаешь, я лгу? — Человек в маске стал прогуливаться из стороны в сторону, огибая обломки шкафов и стен. — А разве папочка не рассказывал тебе, что среди клинков-умбра есть третий меч? Меч, который сводит силу катаны и одачи-умбра на нет. Меч, который в моих руках, и который сделал из тебя, княжича, беспомощного?

— Что за бред…

— Факты говорят сами за себя. — Человек в маске повернулся к Волховскому всем телом. — Ты ничтожество, которое я могу убить прямо сейчас. Но, увы, это идёт в разрез с моими планами, и с обещаниями, которые я дал. Но знай. В ближайшее время ваша жизнь станет невыносимой. Вы потеряете всё. И будете, торгуя пирожками на паперти, умолять меня, чтобы я вас убил.

— Кишка тонка! — Волховский разозлился, бросился в атаку, но Человек в маске исчез.

Когда страшный порыв ветра разогнал облака пыли, и когда Волховского едва не сбило с ног, он понял, что Человек в маске не телепортировался. Он воспользовался скоростной силой одачи-умбры, ведь именно такой эффект возникал, когда ею пользовался князь.

Глава 13

Мышцы Волховского сжались будто пружина, которой некуда было распрямиться. Всё произошло слишком быстро. Он только спустя несколько секунд осознал, что чудом и волей Человека в маске избежал смерти. Если раньше, в том числе и в дуэлях, у него были все шансы отбиться, то здесь его ожидало однозначное поражение. Махать кулаками после драки всегда бессмысленно. Оставалось только расслабиться, и трезво оценить ситуацию.

Что мы имеем?

Злобного психа в маске, который разворотил особняк Молчановых с помощью меча, позволяющего пользоваться гравитационной магией. Магией, которая до сих пор была доступна исключительно владельцам клинков-умбра, так что если Человек в маске солгал, то точно не во всём. Настала пора задать князю несколько вопросов, ведь, судя по всему, он не до конца честен.

С чего психу в маске, вооружённому гипотетическим клинком-умбра, иметь на князя зуб? Когда и при каких обстоятельствах они встретились, и почему возникла вражда?

— Эй! — Попов вошёл в библиотеку, закашлялся, и стал отмахиваться от вездесущей пыли. — Какого хрена, мать вашу, тут случилось? Ты живой?

— Живее некуда. — Волховский поместил меч в ножны. — Но мог сдохнуть.

— Ты нахрена всё тут разворотил? — Попов напряженно огляделся. — Крыша поехала?

— Это был не я.

— Шутишь? — с недоверием отозвался Попов. — Тут никто, кроме тебя, подобной хрени сотворить не мог. Силёнок бы не хватило.

— Мы в доме не одни, — произнёс Волховский, и, когда Попов побледнел, добавил для успокоения: — Были.

— Давай-ка двигать отсюда… Погоди.

Попов заметил, что в стене, за раздробленным книжным шкафом, была дыра. Он не сумел совладать с любопытством, и подошёл поближе. Там, в свете шумных люминесцентных ламп, находилось помещение, к которому не могли не возникнуть вопросы.

— Что ты там увидел? — поинтересовался Волховский, встал рядом с ним, и почувствовал себя неуютно. — Это интересно.

— Скажи, нормальные люди будут держать в тайной комнате полноразмерную имитацию распятия?

— Не уверен. — Волховский покачал головой.

В свете ламп высилось каноничное распятие с постаментом в виде человеческих черепов, правда распятого на кресте не было, и кто угодно мог занять его место в любой момент. Пол поблизости был устлан беспорядочно валяющимися грунтованными холстами для масляной живописи. Даже в голову не приходило, чем Молчановы тут занимались, и к чему было строить тайник с подобным интерьером.

— Надо убираться отсюда, вот тебе крест, — с дрожью в голосе произнёс Попов. — Я знал, что с этой семейкой что-то не так.

— Нет, не надо. — Волховский уселся на уцелевший участок пола, и покосился на помятую камеру видеонаблюдения с разбитым объективом. — Законники и так поймут, что мы были здесь. И будут задавать вопросы. Не вижу смысла оттягивать неизбежное. К тому же, в бегстве они увидят признаки вины.

Представители закона не заставили себя ждать. Естественно, долго Волховского не допрашивали, потому что вскоре приехал князь. Быстро выяснилось, что в частичном разрушении особняка виноват точно не Волховский-младший, ведь Человек в маске оказался на записи, после просмотра которой в кабинете для допросов собрались Волховские и Молчанов.

— Ваш сын совсем потерял совесть, — возмущался Молчанов. — Если он из княжеского рода, это не позволяет ему вламываться в чужие дома и устраивать там погром.

— Ты бы был осторожнее с голословными обвинениями. — Князь закурил, и струхнул пепел в пепельницу на столе. — Запись доказывает, что мой сын не виновен.

— Зачем он вломился в наш особняк? — не унимался Молчанов.

— Чтобы устроить Елизавете сюрприз, — вмешался Волховский-младший. — Мы хотели нанести ей дружеский визит.

— Именно потому вы шарились по особняку, и что-то искали? — Сощурился Молчанов. — Искали, где сюрприз оставить?

— Да. — Кивнул Волховский-младший.

— Хватит. — Князь равнодушно выдохнул облачко дыма. — Подростки всегда остаются подростками. Если хочешь предъявить моему сыну обвинение в проникновении со взломом — пожалуйста. Будем судиться. Можем даже в досудебном порядке выплатить тебе денежную компенсацию за моральный ущерб. Деньги вашей семье, судя по интерьеру, сейчас нужны как никогда. Мне больше интересно следующее… Как в твоём доме оказался псих в маске и что он там забыл? Ещё я взял на себя смелость запросить у полиции записи из других комнат. Полномочия мне позволяют. И знаешь, почему-то камеры в покоях Лизы отключены.

— И что с того? — напрягся Молчанов. — Она сама их отключила, потому что не любит, когда за ней шпионят.

— Или это каким-то образом связано с визитом психопата в маске?

— Это просто какой-нибудь клоун, или взломщик, вроде вашего сына, который решил поживиться нашим имуществом.

— Я бы не сказал, что это простой домушник. Больно он силён, и занятно, что могло привлечь настолько колоритного одарённого Кенши в вашем жилище. Если ты ответишь на этот вопрос честно, я не буду инициировать обыск.

— Обыск? Да что вы себе позволяете? — барона едва не трусило от недовольства. — На каком основании вы будете проводить обыск? Я — пострадавший!

— На том основании, что моего сына снова попытались убить, но уже в твоём доме. И, опять же, вопрос касается внезапной силы Человека в маске. Если ты не знал, то нектар смертников Рейгана способен многократно усиливать дар Кенши, а не только развивать физические параметры тела.

— Хотите обвинить меня в причастности к дьявольской ботанике? — Молчанов заметно занервничал, и платком вытер проступившую на лбу испарину. — Это немыслимо.

— Не факт, что к ней причастен ты.

Тут-то до Молчанова дошло, что подразумевал князь.

— Лизу? — громким шёпотом спросил Молчанов. — Вы подозреваете Лизу? Мою девочку?

— Твоя девочка единолично урыла трёх хорошо подготовленных мечников. — Князь пожал плечами, и утопил окурок в пепельнице. — Изрубила до неузнаваемого состояния. И, насколько мне известно, дара Кенши у неё не обнаружено с рождения. Конечно можно допустить влияние стресса на организм в критической ситуации, если бы не один факт.

— Какой?

— Я тренировал её. — Князь уткнул ножны одачи-умбра в пол, сложил ладони на изголовье рукоятки, и вид у него стал мрачный, угрожающий. — Она схватывает на лету. За один тренировочный бой ей удалось достичь уровня, к которому я несколько месяцев вёл своего сына. Напомни, ты когда-нибудь водил её на занятия по фехтованию?

— Водил, — соврал Молчанов.

— Почему-то старосты фехтовальных кружков говорят, что никогда не видели её на тренировках. — Князь взглянул на Молчанова исподлобья. — Да и плановые занятия она посещала редко. Смысл, если дара у неё нет? Сдаётся, барон, ты грузишь песок мне в уши. А я очень не люблю, когда люди врут.

— Я нанимал частного преподавателя, — упирался Молчанов.

— Пусть так. — Ответил князь. — Но тебе надо понять, что сейчас настали опасные времена, и отвертеться не выйдет. Появление демонов в Петербургской области, и резня в клубе «Куджира» являются индикатором угрозы выхода дьявольских цветов на чёрный рынок. Случаи массового использования этих растений, вкупе с применением нектара, способны породить проблемы интернациональных масштабов. Положим, американцы снова начнут закупаться у теневых торговцев дьявольскими цветами. Ты ведь понимаешь, чем это чревато?

— Новой войной, — ответил Молчанов.

— Именно. И я, как один из первых представителей Царя-Императора, имею полное право при малейшем подозрении на причастность к дьявольской ботанике устраивать оперативно-розыскные мероприятия любых масштабов. По отношению к любому человеку в стране. И у меня есть подозрения, которые падают на твою семью.

— В таком случае я готов доказать обратное. В моём доме вы не обнаружите и следа дьявольских цветов.

— Уж поверь, моя служба безопасности с этим разберётся, и тщательно изучит особняк. Но невиновность Лизы можно доказать быстро.

— Как? — заинтересовался Молчанов.

— Пусть пройдёт полное медицинское обследование, — ответил князь, и снова закурил. — Я открою тебе секрет, который неизвестен никому. Не все смертники Рейгана были убиты во время войны. Людям, чтобы снизить волнения в обществе, внушили их полное уничтожение. На самом деле некоторые смертники выжили, и были сосланы в лаборатории тюремного типа. Разумеется, средняя продолжительность жизни у любого заключённого меньше, чем у обычного человека. Но никто из смертников не протянул больше семи месяцев после прекращения приёма нектара, когда заключённые живут в разы дольше. Их ведь назвали смертниками не просто так, барон. Это люди, которые становятся обречёнными на скорую гибель после первой дозы. Но Рейгану было немного плевать на поствоенные последствия для смертников. Ему было важно победить здесь и сейчас.

— При чём тут моя дочь?

— А до тебя не дошло? — князь изогнул бровь. — Маловероятно, что у молодой барышни, вроде Лизы, имеются критические проблемы со здоровьем. Однако единственная доза способна изуродовать внутренние органы, повредить сердце, повредить печень и почки, разложить желудочно-кишечный тракт. Демонический допинг оставляет в организме специфический след, который на фоне массового поражения клеток становится очевидным признаком использования нектара. Но даже если ты используешь родовую магию исцеления, след демонического присутствия в теле всё равно останется.

— Считаю данную проверку безосновательной, основанной на предрассудках, — заупрямился Молчанов.

— Это никого не волнует, — князь затянулся. — Любое моё действие Царь-Император сочтёт правомерным. Потому рекомендую тебе не усложнять себе жизнь.

Молчанова знала, что если привлечь к обыску сильных следователей с даром Кенши — сад неизбежно найдут. Первым делом она хотела собрать вещи и сбежать, однако в таком случае план с внедрением в ансамбль Токугавы провалился бы, а лучшего способа посеять смуту не было. Только убийство Царя-Императора с помощью дьявольских цветов могло погрузить мир в состояние, которого Молчановой хотелось.

Сбегать было нельзя, но на ум пришёл другой способ выкрутиться из ситуации.

Она не стала дожидаться, когда в особняк нагрянут княжеские ищейки, и первой пришла к князю Волховскому с чистосердечным признанием. Естественно, она не стала рассказывать, что вызывала демонов и устроила резню в «Куджире», а просто поведала другую версию собственной истории.

В кабинете для допросов собрались главный следователь княжеской службы безопасности, и Волховский-старший лично, чтобы выслушать показания. Пока показания снимали, в особняке проводился обыск.

— Вы готовы? — спросил следователь, когда закончил настройку камеры, и направил её на Молчанову.

— Да, — тихо ответила Молчанова, изображая из себя жертву.

Следователь начал запись, камера пискнула. Он сел за стол, и занёс ручку над бланком протокола.

— Дата рождения, имя, фамилия и отчество…

Молчанова представилась.

— Теперь попрошу более точно изложить всё, о чём вы рассказали, когда пришли писать заявление.

— Когда мама ушла, отец сильно погрузился в себя. — Начала Молчанова, и сделала глоток воды из стакана, чтобы промочить горло. — Обычно в таких ситуациях людям свойственно испытывать пристрастие к выпивке, но барон нашёл утешение в живописи, и в промежутках между творческими делами избивал меня. Я не могла никому пожаловаться, потому что боялась умереть. И к законникам пойти не могла. Когда он заканчивал меня бить, то пользовался целебным даром Молчановых, так что от побоев не оставалось следа.

— А почему вы не попросились под опекунство матери? — поинтересовался следователь. — Или, в конце концов, почему не сбежали к ней?

— Я ей не нужна, — грустно усмехнулась Молчанова. — Как она выразилась, у неё слишком много дел, чтобы тратить время на подростка, которому требуется уделять много внимания. Отец же настоял, чтобы меня оставили с ним.

— Ясно, — следователь сделал пометку в протоколе, и написал пару строк. — Продолжайте.

— Затем папа построил мастерскую в стенах фамильной библиотеки, и когда он привёл меня туда впервые, я увидела крест с холстами под ним, — Молчанова потупила взгляд, всхлипнула. — Уже тогда мне стало не по себе. Но по-настоящему страшно было тогда, когда он цепями приковал меня к распятию, и достал фамильную саблю.

— Что он делал?

— Резал. Сёк. Колол, — перечислила Молчанова. — Бил рукоятью. Только осторожно, чтобы не задеть жизненно важные органы. Пронзал мне руки и ноги, ломал кости. Затем просто смахивал кровь на холсты, и с удовлетворением любовался результатами своей работы, пока я рыдала. Потом уходил, оставлял меня истекать кровью, а после возвращался в последний момент, чтобы исцелить и не дать мне сдохнуть. Весь процесс он писал на камеры с разных ракурсов. Не могу сказать, к сожалению, где он их хранит.

— Звучит как-то… — следователь не особо ей верил, но всё же сглотнул, когда вообразил, как отец измывался над собственной дочерью. — Фантастически.

— Вам трудно поверить, что родители на подобное способны? — Молчанова подняла на следователя взгляд. — Разве вы никогда не сталкивались с матерями-кукушками, которые оставляют младенцев в мусорных баках? Разве к вам не приходили девочки, которые жаловались на сексуальное насилие со стороны отцов? Я понимаю, что это характерно для низших слоёв населения, но люди одинаково мрази не зависимо от толщины кошелька.

— Сталкивался, — согласился следователь. — Продолжайте.

— Он говорил, что я во всём виновата. Говорил, что из-за меня развалилась семья, и из-за меня развалился семейный бизнес. Пытки в мастерской продолжались несколько лет в качестве наказания за моё рождение. Затем он принёс в дом семена дьявольских растений. Я не знаю, причастен ли он к тому, что случилось в «Куджире». Но он ставил на мне эксперименты, заставлял принимать нектар, и после четвёртой дозы у меня начались проблемы с сердцем. В груди постоянно болит.

— Почему же вы не обратились к властям? — поинтересовался следователь. — Это ведь… Это очень серьёзное преступление. Или, в конце концов, вы могли дать барону отпор, ведь в вашем распоряжении была сила.

— Разве не очевидно? — Глаза Молчановой стали влажными от слёз. — Я боюсь его. Он убьёт меня уже за то, что я пришла сюда. И я девушка. У меня нет желания делать людям больно. Одно дело тренировочный бой, другое дело — настоящее убийство. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось. Хочу, чтобы вы это прекратили.

Когда Молчанова закончила, следователь выключил камеру, и удалился с бланками протокола. Князь распорядился срочно сообщить, если в особняке найдутся доказательства её словам.

— Не хочешь делать людям больно? — поинтересовался князь. — С этим мотивом ты перерубила в капусту троих? Сейчас протокол не пишут, и можешь быть немного честнее.

— Я хотела защитить вашего сына, — призналась Молчанова. — И да, я была готова собственноручно разделаться с отцом, но решила поступить правильно. Его нужно судить по закону. Ваше сиятельство… А отца казнят? Если да, то что тогда будет со мной?

— Ну, — задумался князь. — Я ещё точно не решил, как поступить в таком случае. Но думаю, в доме Волховских тебе всегда будут рады.

— Правда? — удивилась Молчанова. — Вы возьмёте меня к себе?

— Временно, — уточнил князь. — Пока не будет возможности найти другое пристанище. Матери ты не нужна, это понятно. И оставлять тебя на улице мне не хочется. К тому же, мой сын будет рад твоей компании.

Глава 14

Молчанов сидел в одиночной камере предварительного заключения, и задумчиво глядел в стену, на которой темнели пятна высохшей рвоты. Его, барона, и в гадюшник, куда обычно сажали особенно буйных арестантов, вроде наркоманов, пьяниц или бездомных. Вонь стояла слезоточивая, матрас на койке смердел тем, о чём даже думать не хотелось. Здесь и по нужде нормально невозможно было сходить.

Стоило подойти к дырке в полу, которая называлась туалетом, как тут же накатывали приступы тошноты. Оставалось только сидеть, терпеть, да думать о насущном. Князь без всякого документа велел задержать Молчанова, чтобы тот на время обыска никуда не сбежал, а сбежать хотелось. Он осознавал, что мастерскую найдут. И осознавал, что ничего хорошего его не ждёт.

«Ну, — размышлял он, — дело вряд ли закончится смертной казнью. В худшем случае — пожизненным сроком заключения. Но есть способ вообще избежать наказания».

Лязгнул замок, массивная дверь камеры открылась, и Молчанов увидел хмурого конвоира в форме законника на пороге.

— На выход, — велел конвоир.

Молчанов послушно поднялся с места, вышел из камеры, и с удовольствием вдохнул воздуха, который был куда свежее, чем рядом с сортиром. Конвоир заломил руки ему за спину, защёлкнул наручники на запястьях, и грубо толкнул его в сторону выхода: «Пшёл, урод!». Теперь все знали, что Молчанов сделал с дочерью, все его ненавидели. Пока его вели в кабинет для допросов, он ловил на себе косые взгляды законников. Хотелось сквозь землю провалиться, куда-нибудь в ад, но было страшновато. Черти, пади, тоже заждались, и затея проваливаться к ним раньше времени была сомнительной.

В кабинете для допросов ожидал князь. Интерьер немного изменился. На столе теперь стоял старый телевизор, рядом — кассетный видеопроигрыватель, а левее кассеты, которые Молчанов хранил в своих покоях. Его даже на стул не усадили. Конвоир пнул его по суставу, и он рухнул на колени, отбив их об жёсткий пол.

— Думаю, мне не надо спрашивать, что записано на эти кассеты? — Князь указал на проигрыватель с телевизором. — Или ты хочешь посмотреть?

Сердце барона заколотилось с удвоенным усилием, ладони от страха вспотели. Он дрожащим голосом произнёс:

— Я знаю, кто заказал вашего сына.

— Правда? — поинтересовался князь. — Тогда расскажи, сделай милость.

— А вы дадите мне амнистию? — робко спросил барон.

— Если расскажешь, тебя не будут пытать, чтобы добиться ответа.

— Это не справедливо, — сказал барон, и побледнел. — Смысл мне говорить, если вы всё равно меня накажете?

— Усади его на стул, будь добр, — попросил князь, и конвоир выполнил указание.

Князь встал, вытащил одачи-умбру из ножен, и подошёл к барону.

— Не справедливо, говоришь? — Князь занёс острие меча над коленом барона, и взгляд того сосредоточился на отточенном лезвии. — Я тебе покажу, что такое не справедливо.

Волховский-старший вонзил меч в ногу барона, и клинок пронзил её насквозь от колена до пятки. Барон взвыл от боли, задёргался, но конвоир крепко держал его за плечи. Всё, что копилось в кишечнике Молчанова несколько часов, мигом оказалось снаружи. Волховскому-старшему не впервой было пытать людей, так что от запаха он даже не поморщился.

— Не справедливо, это когда ни в чём не повинное дитя годами терпит настоящие пытки со стороны отца, — Князь слегка наклонил меч на себя, кровь из раны брызнула струйкой, и барон заорал, срывая голосовые связки. — Не справедливо, это когда отец накачивает родную дочь нектаром из демонических цветов, и превращает её в смертника. Ей даже не известно, что месяцев через семь, если не раньше, она умрёт. Как мне сказать девочке об этом? Может, ты придумаешь? А?

— Прекрат-тите! — прошипел он сквозь зубы, и стиснул их так сильно, что некоторые треснули. — Хва-а-а-ти-и-ит!

Князь выдернул меч, и смахнул с него кровь. Барон склонил голову, стал глубоко дышать, лицо его стало влажным от соплей и слёз.

— Зовите штатного целителя, — потребовал князь. — Приведите эту свинью в порядок. Нам предстоит долгая дискуссия, если он не разговорится.

— Нет! — взмолился барон. — Я расскажу! Я всё расскажу! Только исцелите меня! Мне очень больно!

— Лизе тоже было больно.

— Я всё скажу… Но не продолжайте! Умоляю! Не надо больше меня пытать!

— Я только разогреваюсь. И поверь, у меня есть возможность сделать с твоей тушей такие вещи, что нога покажется тебе раем. А ещё мы немного притупим болевые рецепторы, чтобы ты не вырубился в процессе. Если развлекаться, то по полной программе.

— Не надо!

Но к мольбам барона князь не прислушался. Когда привели штатного целителя, началось самое страшное. Через час Молчанов превратился в усмерть запуганную, совершенно безвольную и бледную марионетку, которая разучилась врать, и была готова выдать любую информацию, лишь бы боль закончилась. Он сидел, уронив подбородок на грудь. С уголка его губы свисала ниточка слюны, будто бы его обкололи сильнейшими наркотиками. От одежды осталось только изрезанное, окровавленное рваньё.

Конечно, правду из головы Молчанова можно вытянуть с помощью магии, но князь не отказал себе в удовольствии самолично наказать барона за преступления. И выпытать правду заодно.

— Теперь можем поговорить, — князь поместил меч в ножны. — Ты меня понимаешь?

— Да, — буркнул барон.

— Откуда в твоём доме дьявольский сад? Кто подельники? Кто заказал моего сына?

— Не знаю… Не знаю, откуда в моём доме дьявольский сад, — он говорил еле-еле, почти бормотал, но слова можно было разобрать. — Растеряев. Растеряев заказал вашего сына. П-пожалуйста… Убейте меня.

— Подробнее, — потребовал князь.

— Скала… Скала из каменной шестёрки — исполнитель.

— Кто помогает Растеряеву?

— Человек в маске… Семена дьявольских цветов распространяет человек в маске… Но мне он их не давал, я клянусь. Я его никогда не видел.

— Удивлён, что ты ещё в состоянии врать, — усмехнулся князь. — Но во всяком случае теперь ясно, откуда растут ноги, и кого нужно искать. Человек в маске, говоришь. Хорошо. Пожалуй, ты заслужил смерть.

Тогда барона и приговорили к смертной казни. Его бы казнили даже в том случае, если бы в доме не нашли дьявольский сад, усеянный опаснейшими растениями. Молчанова в последний раз видела барона, когда его вели к конвойной машине. Напоследок он бросил: «Лучше бы ты не рождалась».

Молчанова с Волховскими устроились в лимузине. Всем хотелось поехать домой и отдохнуть. День вышел довольно напряжённый.

— И что теперь, отец? — спросил Волховский-младший. — Что ты выяснил?

— Растеряев и его кодла связаны с психом в маске, который напал на тебя, — пояснил князь. — Я отправлю дружинников и законников на задержание.

— У нас есть основания для этого?

— Достаточно подозрения. Там уже следственный отдел и мои люди разберутся.

В дороге князь позвонил начальнику службы безопасности, и велел скоординировать действия с законниками. Сам он действовать пока не собирался, работы на сегодня было достаточно.

Теперь Молчанова входила в особняк Волховских скорее как член семьи, а не гость. Пусть временно, но это место стало для неё домом. И внутри, в просторном гостевом зале, она почувствовала то, чего не ощущала давно — уют. Ей нравилось всё. И пара кресел перед камином, над которым висел портрет матери Волховского, и роскошный красный ковёр на полу. Огонь в камине слуги поддерживали регулярно, так что поленья горели, иногда искрились и потрескивали.

Она села в одно из кресел, и разглядывала портрет, пока Волховские приводили себя в порядок. На портрете была миловидная девушка лет двадцати пяти примерно. Волосы светлые, взгляд жизнерадостный и бойкий. Худенькая. По пропорциям Молчанова прикинула, что мать Волховского была миниатюрной женщиной.

— У нас есть комната для гостей, — на пороге показался князь, одетый в домашнее. — Поселишься там. Это конечно не твои покои, но там вполне уютно. Сменную одежду слуги привезут утром, а пока тебе придётся ходить в пижаме моего сына. Положу на столик. Вымойся, приведи себя в порядок. Если хочешь забрать свои вещи из особняка…

— Нет, — тут же открестилась Молчанова. — Я не хочу туда возвращаться. Жалко, что особняк не сгорел.

— Не проблема. Купим тебе новые. Ладно. Распоряжусь подать ужин. Наверняка ты проголодалась. Или кусок в горло не полезет? Всё же, твой папа…

— Он мне не отец. — Нахмурилась Молчанова. — Туда ему и дорога. И… Спасибо. Извините, если я показалась вам грубой. Да, поесть бы хотелось.

Князь кивнул, попросил слугу подать ужин, а сам направился в свой кабинет. Он хотел уладить кое-какие дела перед ужином, но встретился там с сыном. Княжич задумчиво глядел в окно, провожал закат.

— Не ожидал тебя тут увидеть, — усмехнулся князь. — Осваиваешь кабинет?

— Хотел поговорить, отец.

Княжича присутствие Молчановой в доме немного напрягало. С одной стороны, вроде бы, правда выяснилась. Молчанова ни в чём была не виновата. А фиолетовые глаза в бою с наёмниками — лишь совпадение, которое возникло из-за барона. Если он действительно пичкал её нектаром, то объяснялась и внезапная сила, и взгляд смертника Рейгана.

Однако… Что-то во всём этом было не так. Можно закрыть глаза на одно совпадение, да. Но резня в «Куджире» и слова Попова не выходили у Волховского из головы. В случае с наёмниками Молчанова действительно защищалась. Но потом добровольно, если верить Попову, пошла в «Куджиру», и из-за неё пострадали невинные люди, не считая якудзу. К тому же, никто не отменял задачу добыть дьявольские цветы для экспериментов, а если князь всё уничтожит — растения будет не достать.

Не стоило в лоб говорить князю о сомнениях насчёт Молчановой, это подождёт. За цветы лучше просто узнать, что с ними будет. А вот Человеком в маске стоило поинтересоваться.

— Человек в маске сказал, что есть третий меч, — произнёс Волховский, и внимательно покосился на отца.

— Гм. — Выдохнул князь, и уселся в кресло, за рабочий стол. — С чего ты это решил?

Волховский уселся в гостевое кресло перед отцом.

— С того, что катана-умбра вдруг перестала отвечать на мой зов, — пояснил княжич. — Будто бы умерла. Или уснула. Ты ведь видел записи. Видел последствия магии, которую применил человек в маске.

— Если третий меч и есть, то я ничего не знаю о его существовании. Видимо, мне пора рассказать тебе, как именно эти мечи достались нашей семье.

— Человек в маске имеет отношение к этой истории? — поинтересовался княжич. — Он сказал, что знаком с тобой.

— Возможно. Я не могу сказать тебе точно, кто это. По вполне понятным причинам. Но в тот момент, когда мечи семьи Игараси достались мне, врагов у меня было много. Началось всё примерно сразу после войны, когда сопротивление американской армии было сломлено, а последних демонов уничтожили. Тогда Русско-японский конгломерат существовал лишь номинально, и значительного государственного слияния ещё не случилось. Как это всегда бывает после войны, остаётся много людей и много оружия, присутствие которых в мирной жизни необходимо контролировать, чтобы избежать роста преступности. В те годы, скажем так, мой род знатностью не отличался. Я был обычным потомственным военным, как твои дедушка с бабушкой, которых убили в боях при обороне Петербурга. Начинал я сержантом, и, когда пришли японцы с даром Кенши для наших бойцов, меня прикомандировали к господину Таоке, и господину Игараси. Они быстро раскрыли во мне дар, и уже вместе с ними, в первых рядах, я отправился в бой.

— Хочешь сказать, что половина знати Петербурга — бывшие военные ветераны?

— Разумеется. — Кивнул князь. — Многие из нынешних дворян ранее не имели никакого отношения к знати. В мире закончилась гегемония обеспеченных семей с многовековой историей, и началась гегемония тех, кто обладает даром к магии. Думаешь, почему Растеряев меня ненавидит? Этот жирный боров ни разу не бывал в бою. Корни его растут глубоко из развлекательной индустрии. Его древние предки держали цирки и популярные театры, затем семья Растеряевых занялась кинематографом, а после симулятором щупальца. Растеряева возмущал сам факт того, что я выбился из грязи в князи. Как он говорил, простолюдинам не положено находиться среди дворян. Вот мне и пришлось поставить его на место не самым приличным способом.

— Зубы и поребрик, — припомнил княжич.

— Да. — Кивнул князь. — Он слишком многое себе позволял. И, когда оскорбил моих почивших родителей, я не выдержал. Нисколько об этом не жалею. Уже потом Растеряев окрысился на то, что Царь-Император доверяет мне вещи, которые Растеряеву в жизни бы не доверил. Приблизиться к верхушке государства было не очень сложно. Войну я закончил в звании майора, и там мне поступило предложение перевестись в Царскую Службу Безопасности. Не просто так, разумеется. В ходе войны мне удалось сблизиться с Таокой и Игараси. Игараси в формировании конгломерата был очень важной фигурой, так что меня приставили к нему как сотрудника ЦСБ, чтобы я следил за ним. И следил за теми, кто пытается с ним взаимодействовать. А врагов, и американских сторонников в Японии хватало.

— Ты рассказывал, что его отравили японские сепаратисты.

— Но не рассказывал, как получил мечи. Случилось это за пару дней до того, как господин Игараси умер. Он чувствовал, что скоро ему конец. Во-первых старость, во-вторых — его семья постоянно страдала от покушений, как и наша. Сначала он забрал меч у своего сына, Рэнджиро Игараси, затем взял свой, и передал их мне. Чтобы я мог совладать с магией гравитации, господину Игараси пришлось проводить ритуал передачи силы. Он не особо сложный, но довольно болезненный. Заключается в обычном кровосмешении.

— Ты выпил его кровь? — Волховский вскинул от удивления брови.

— Нет, — ответил князь, и рассмеялся. — Порезы на ладонях, рукопожатие. Пока новый дар уничтожает старый, тебя колбасит так, будто бы ты стоишь под струёй огнемёта. Одарённые такие ощущения переживают едва-едва, а если попытаться передать дар простому человеку — это точно крышка гроба. Я подобное видел на войне, когда обычные бойцы убивали одарённых, чтобы забрать себе дар Кенши.

— Понятно. — Кивнул княжич. — А дальше что?

— Дальше я покинул Японию, — продолжил князь. — Игараси конечно был важной фигурой, но больше всего Царь боялся клинков-умбра, и боялся, что Игараси использует их против российской власти. Когда я ими завладел, то в слежке больше не было смысла. По возвращении домой меня сделали первым клинком Царя, который после слияния с Японией стал Царём-Императором, а затем вверили управление Петербургом в награду за мои достижения. И из страха перед одачи-умброй, разумеется.

— Выходит так, что проклятие семьи Игараси перекинулось на нас, — невесело усмехнулся Волховский. — Теперь все тоже хотят нашей смерти. Не жалеешь, что подписался на это?

— Честно? — задумался князь. — Немного жалею. Тогда я был моложе, гораздо глупее. Мне хотелось поскорее покорить все вершины мира. Сам знаешь, каждый простолюдин, хотя бы раз в жизни, мечтает оказаться среди дворян. Да только глупая это мечта. От простолюдина требуется мало. Ходи себе на работу, ешь, пей и живи в спокойствии. Если бы ты родился в семье простых людей, тебе бы не пришлось бороться за свою жизнь чуть ли не каждый день.

— Что мешает бросить всё и уехать?

— Я привык жить с последствиями принятых решений. Мечи наши, и от этого никуда не денешься. Бегство от проблем и отсутствие риска — не выход. Проблемы надо решать, и рисковать тоже, но с умом. Иначе проживёшь серую жизнь, и умрёшь в неизвестности. А ты вряд ли этого хочешь, раз намереваешься совершать научные открытия и обеспечить нашей семье хорошую славу.

— Ясно… Выходит, человек в маске — кто-то из бывших японских сепаратистов?

— Как вариант, — согласился князь. — И, вполне возможно, господин Игараси скрыл от меня существование третьего меча. И скрыл детей, которых у него может быть больше одного. Старый извращенец любил ходить по бабам, уж поверь. Но ты не переживай. Психа в маске мы найдём. Это вопрос времени.

— Хорошо. А что с Лизой? Ты планируешь навсегда её тут оставить?

— Месяцев на семь.

— Почему именно семь?

— Потому что через семь месяцев, или меньше, она умрёт, — прямо ответил князь. — Применение нектара оказывает на организм воздействие, которое не способны излечить даже самые умелые целители. Только сын, не говори Лизе об этом. Пусть хотя бы немного поживёт нормальной жизнью. Позже я сам всё расскажу, когда придёт время.

Глава 15

На занятия идтине хотелось, но Волховский прогуливать не привык. Отключиться получилось только под утро, и после двух часов прерывистого сна оторвать голову от подушки было очень сложно. Хотелось укутаться в одеяло и накрыться с головой, однако тело уже привыкло к подъёму «по-армейски».

Быстро встал, взъерошил волосы для бодрости, заправил постель, отправился в душ. На всё про всё — семь минут. Подъём в восемь сорок, завтрак в девять, учёба в десять.

Больше всего времени от утренних процедур отъедал уход за волосами. Сначала их надо было вымыть, затем просушить, после причесать для божеского вида. Они всегда нравились Волховскому. Однако, после пары настоящих боёв, невольно задумываешься о практичности окружения и практичности самого себя. Конечно круто быть похожим на длинноволосого героя аниме, однако вряд ли эффективно.

Князь волосы Волховского всегда обидно называл «патлами». Потому, как-то раз, он подарил княжичу хорошую машинку для стрижки. «Когда в хорошей драке тебя пару раз схватят за волосы и приложат коленом в морду — ты поймёшь, о чём я» — утверждал отец.

И понимание пришло. Разумеется, за волосы Волховского ещё никто не схватил. Но в сложившихся обстоятельствах это могло произойти когда угодно, и стоимость у такого конфуза — жизнь.

Он подстригся, переоделся, выбрал к студенческой форме золотистые родовые запонки, и спустился в обеденный зал. Князь с Молчановой уже сидели за столом. Князь был при параде, в деловом костюме. Сначала Волховский-старший даже не узнал сына, а потом широко улыбнулся, и произнёс:

— Наконец-то ты состриг свои патлы. Становишься похожим на меня.

— В этом есть смысл, — княжич уселся на привычное место, перед тарелкой, на которой благоухала ароматная яичница с беконом. — Они мешают в бою.

— Тебе идёт, — похвалила Молчанова. — Я не узнала тебя.

— Конечно, — съязвил князь. — Теперь он выглядит как мужчина.

— Очень изысканная шутка, — равнодушно ответил княжич, и с безразличным видом принялся пережёвывать яичницу. — Обхохочешься.

Молчанова выглядела посвежевшей, и чувствовала себя спокойно, судя по виду. А вот Волховский расслабиться не мог. По сути, он провёл ночь в одном доме с потенциальным убийцей. Если Попов прав, то вполне реалистичной была перспектива проснуться с перерезанной глоткой.

— Ладно, — добродушно усмехнулся князь. — Шутки в сторону. Сегодня никто из вас в институт не едет.

— Я могу поехать на занятия, — ответила Молчанова. — Не сказать, что вчерашнее стало для меня серьёзным потрясением. Напротив, мне стало легче.

— Неважно, что чувствуешь ты в данный момент, — возразил князь. — Важно, как отреагирует общественность. В данный момент требуется жертва обстоятельств. И, как минимум неделю, тебе стоит посидеть дома. Пусть люди начнут сочувствовать тебе, и пусть увидят, что борьба с дьявольскими цветами необходима, и что нужно помогать в ней.

— А результативна ли борьба? — резонно поинтересовался князь. — Откуда нам знать, что этот сад был единственным?

— По статистике, — пояснил князь. — Примерной. Количество происшествий находится в зависимости от количества плантаций. Больше плантаций — больше бед. Но даже если я не прав, нам в любом случае требуется успокоить население. Так что изобразим период психологической реабилитации, а после покажем Лизу живой и здоровой

— А жертва тут зачем? — не поняла Молчанова.

— Жертва склонит людей к кооперации с властями. То, что случилось с Лизой, может произойти с каждым.

— Появятся случайные информаторы, — смекнула Молчанова.

— Верно. — Князь кивнул.

— Хорошо, — Волховский-младший идею поддержал. — А при чём тут я?

— С тобой я проведу отдельный разговор. — Ответил Князь. — Лиза пока может заказать себе новые вещи в интернет-магазине, на любую сумму. Ни в чём себе не отказывая.

Понятно, что щекотливые вопросы при Молчановой обсуждать нельзя. Потому требовалось как-то её занять. Вот и пусть занимается покупками. Конечно, ей было интересно подслушать Волховских, но они спустились в лабораторию, а туда было не пролезть без нужных кодов доступа.

«Хреново, — думал Волховский, когда усаживался в кресло за свой рабочий стол. — Если не улизнуть в институт, то не выйдет наведаться в особняк Молчановых и утянуть хоть какое-нибудь растение».

— Отец, мне бы, всё же, посетить занятия.

— Полагаю, ты рвёшься не на учёбу, — проницательно заметил князь. — А надеешься за моей спиной стащить растения с Молчановской плантации. Неужели ты решил, что я совсем дурак?

— Не пойман — не вор, — парировал княжич. — Может, мне не хочется пропускать уроки фехтования. Откуда тебе знать? Ты не читаешь мысли.

— Если ты так хочешь фехтовать, я в состоянии дать тебе больше, чем преподаватели института. — Князь развёл руками. — Собственно, по этой причине я привёл тебя сюда.

— Почему же ты решил утаить тренировку от Молчановой?

— Нам не стоит раскрывать козыри, — пояснил князь. — За утро я как следует изучил запись с атакой человека в маске, и там есть что обсудить. Но сначала тебе следует прослушать лекцию о ветвях Кенши-умбра, о сердцах пустоты, и о магии в принципе. Начнём с простого. Сколько магических стихий тебе известны, от чего они зависят?

— Вода, огонь, лёд, металл, молния, камень…. — стал перечислять Волховский, но князь жестом остановил его.

— Ты называешь производные явления основных магических школ, которых четыре обычных, и одна — сверхшкола. Есть четыре агрегатных состояния. Твёрдое, жидкое, газообразное, и плазма. Твердоё — земля. Жидкое — вода. Газообразное — ветер. Плазма — огонь в разнообразных проявлениях. Эти состояния могут смешиваться, усиливать или ослаблять друг друга, образуя молнии, металл, стекло, и прочие виды магии, которых очень много. Каждый одарённый Кенши предрасположен к определённому ответвлению. К магии огня, например, или к магии земли. Затем определяется умение пользоваться песком или камнем уже в рамках отдельной ветви. Всегда можно найти связки, которые будут эффективно работать друг с другом, и наоборот — будут противоречить. Понимаешь, к чему я клоню?

— Не совсем, — признался Волховский.

— Магия сбалансирована. Сбалансированы агрегатные состояния, сбалансированы стихии. У каждого природного явления есть антагонист. В том числе и у сверхшколы магии — гравитации. Просто раньше…. Я никогда с ним не сталкивался, однако гипотетически, без него существование клинков-умбра вносило бы дисбаланс в общую магическую систему, а дисбаланс невозможен.

— И что является антагонистом гравитации?

— Если гравитация — это сжатие, то антагонистом сжатия будет расширение. Ты обратил внимание на характер повреждений здания после атаки?

— Нет, если честно.

— А я обратил. Здание будто бы взорвалось изнутри. Если бы ты, пользуясь магией доминационной ветви Кенши-умбра, провёл такую же атаку, то здание бы вогнулось. Значит, мы имеем дело с прямым противником сжатия — расширением.

— И что это значит?

— Значит, действительно есть третий клинок, о котором мы ничего не знаем. Вполне возможно, что господин Игараси выковал его, чтобы иметь резервную защиту на случай утери основных мечей.

— Выковал? — Волховский-младший неподдельно удивился. — Я всегда думал, что фамильные клинки — это древние артефакты.

— Ширпотреб для ведения войны с американцами, — князь ухмыльнулся. — Но древние артефакты в составе мечей действительно есть, иначе бы мечи были обычными железяками.

— В том числе Сердца пустоты?

— Да. — Князь кивнул. — Пора тебе узнать, что это, и главное — как мы можем их использовать.

— Интересно, почему в литературе нет никакой информации о производстве клинков для одарённых.

— Японцы всегда были довольно закрытым народом, — пояснил князь. — Даже для своих они никогда не делали общественных публикаций, в которых упоминались способы ковки магического оружия. Но, как ты помнишь, я был довольно близок к господину Игараси. Можно сказать, мы с ним подружились. И незадолго до своей гибели он просветил меня в том, как именно делаются клинки.

— Интересно.

— До слияния Японии и России в конгломерат это были очень разные страны, — продолжил князь. — Русские были научными, исключительно прагматичными людьми, когда японцы не отказывали себе в познании мира через мистические, магические, и эзотерические практики. Собственно, господин Игараси один из первых сумел установить контакт с потусторонней сущностью — аватаром Пустоты. Как рассказывал старик, аватар Пустоты был сущностью со множеством сердец, четыре из которых оно отдало людям.

— Зачем? — задумчиво спросил Волховский. — Аватар просто так расстался с частью своего тела?

— Не знаю. — Князь пожал плечами. — Может, ему было интересно, что люди станут делать с могуществом потусторонних сущностей. Логику этих существ не понимают даже те, кто вступает с ними во взаимодействие. В любом случае, за счёт перековки сердец пустоты с обычными мечами получились клинки-умбра — первые, и самые могущественные мечи, которым и века нет.

— Занятно, — оценил Волховский. — Когда-то ядерное оружие было самым грозным.

— Сейчас уже нет. В определённой степени мечи считаются оружием органическим. И именно это знание позволяет обезвреживать меч, при этом не уничтожая его и не убивая носителя.

— Что? — Волховский вскинул от удивления брови. — Можно выиграть бой без боя?

— Думаешь, почему меня не удивил факт, что человек в маске смог усыпить катану-умбра? Именно по причине моей осведомлённости.

— Но он сказал, что способен свести на нет силу любого из наших клинков.

— То же самое работает и в обратную сторону. Ему просто хотелось тебя запугать. Разумеется, в определённой степени он не врал, однако большую часть информации скрыл. Доставай меч.

Волховский ощутил интерес, близкий к ребяческому. Он вытащил меч из ножен, дождался, пока так же не поступит князь, и застыл. Ему казалось, сейчас должно произойти что-то невероятное. Какая-то магия, сопровождаемая странными звуками, вспышками или магическими символами, в конце концов.

Так и произошло. И при чём, произошло очень быстро. Сначала рядом с князем вспыхнули десятки светящихся японских иероглифов, а затем миг — и они почти полностью покрыли рукоятку катаны-умбры. Княжич немного заволновался. В бою с человеком в маске подобных спецэффектов не было.

— Теперь попробуй призвать силу меча.

Ничего не вышло. Меч молчал.

— Странно. — Волховский пробовал принимать разные стойки, но меч не реагировал. — Почему я не видел этих символов раньше?

— Скорее не заметил из-за стремительности врага, — пояснил князь. — На записи их отчётливо видно.

— Подожди. — Княжич с любопытством взглянул на отца. — То есть, я тоже могу парализовать вражеский меч?

— Любой. — Кивнул князь. — Главное успеть первым. Но, к твоему счастью, об этом приёме знает очень мало людей. Практически никто, кроме тех, кто занимается изготовлением мечей.

На душе стало легче. Когда узнаёшь, что у врага тоже есть уязвимости, перестаёшь чувствовать себя безоружным. Однако вера в победу угасла довольно быстро — ведь когда Волховский владел всего одной ветвью Кенши-умбра, противник мог пользоваться двумя сразу.

— Я рад этой новости, — произнёс княжич, но как-то помрачнел. — Но как ему противостоять? Ты ведь видел, на что он способен.

— Видел. — Князь поместил меч в ножны. — Боюсь, его уровня ты сможешь достигнуть не скоро. Но не надо говорить так, будто это только твоя проблема. Я владею искусством доминационной ветви не так хорошо, как господин Игараси, и раздавить город у меня не получится. Но вот расплющить пару кварталов — вполне.

— Разве подобное возможно? Ты ведь выбрал скоростной путь развития.

— Это будет заключительной частью лекции. — Князь продемонстрировал рукоятку одачи-умбра. — В моём мече бьются те же сердца Пустоты, что и в твоём. Разница только в весе и форме клинков. Катана тебе досталась только из-за габаритов. Однако сила в них одинакова — и эта сила, если просто, сжатия. За счёт силы сжатия я могу замедлять мир вокруг себя, а ты — проводить гравитационные манипуляции. Однако для разных техник подходят разные стойки, и разный ход мыслей. Стойки скоростной ветви в корне отличаются от стоек доминационной. У тебя не выйдет быстро освоить скорость. Даже минимальный прогресс потребует месяцев, которых в нашем распоряжении, к сожалению, нет. Однако паралич вражеского клинка — один из простейших приёмов, которые можно освоить быстро. Если мы будем владеть им вдвоём, то сможем подстраховать друг друга.

— Тогда научи, — попросил княжич.

— Тут не требуется замысловатых стоек. Важен лишь определённый ход мышление, и умение прочувствовать энергию артефакта вражеского меча….

В кармане князя зазвонил смартфон. Звонков в такое время он не ждал, так что с лёгким раздражением взглянул на экран, и увидел открытый, но неизвестный номер.

— Кто это? — поинтересовался Волховский.

— Явно не мошенники, — задумчиво произнёс князь. — Первых, кто пытался развести меня звонками из подпольных организаций, казнены. В их сообществе об этом прекрасно знают.

Князь принял звонок, и услышал в динамике:

— Это Растеряев.

Голос Растеряева князь узнал сразу. Только звучал он встревоженно, дрожал.

— Ну, раз уж ты неведомым образом нашёл мой личный номер телефона, то попрошу сразу к делу. Что тебе надо?

— Я сейчас кое-что тебе расскажу. Это очень важно. Но у меня есть условия.

— Молчанов тоже ставил условия, — грозно ответил князь. — Как видишь, я не склонен делать послабления для преступников. Так что всё зависит от тяжести твоих действий. Например, ты организовал покушение на моего сына. Считаешь, можно простить тебе это?

— У меня не было выбора, — жалобно произнёс Растеряев, он едва не плакал. — Я не подумал наперёд, заключил с человеком в маске духовный контракт. Если ты пощадишь меня, то я помогу его найти.

— Ну ты и мразь, Растеряев, — с отвращением проговорил князь. — Думал тихонько отсидеться в норке, пока якудза и человек в маске сделают грязную работу?

— Мне приходится делать её даже сейчас, — всхлипнул Растеряев. — Прости меня, князь.

— Хватит скулить, — князь едва не скривился от отвращения. — О чём речь? Быстро и к делу.

— Твои заправки будут гореть, — нехотя произнёс Растеряев, будто бы боясь, что умрёт сразу же после этих слов. — Но я могу сказать, какие именно. У меня нет возможности это остановить, иначе сам понимаешь, что будет. Но зато ты — можешь.

— Адреса. — Спросил князь, и жестом показал княжичу, чтобы тот записывал.

Княжич взял со стола листок бумаги с ручкой, и под диктовку выписал адреса.

— Когда?

— В любой момент, — ответил Растеряев. — Точное время исполнители скрыли как раз на такой случай. Одно известно точно — работать будут маги. И князь…. Что теперь со мной будет?

— Ты пошёл на государственную измену, — ответил Волховский-старший. — Но за предупреждение и сдачу подельников у тебя есть шансы облегчить свою участь.

— Что делать с духовным контрактом? Как его расторгнуть?

— С этим мы тоже разберёмся. Не вздумай бежать из города, не пытайся покинуть пределы страны. Если сбежишь, мы тебя в любом случае найдём. А после бегства на амнистию можешь не надеяться. Где ты находишься?

— В своём имении. Я никуда не собираюсь бежать. Пришли сюда своих дружинников. Если этот псих в маске догадается, что я тебе помог — мне конец.

Князь нажал сенсор отбоя.

— Что он сказал?

— Времени на объяснения нет. — Князь выбрал в списке контактов начальника службы безопасности.

— Слушаю, Ваше сиятельство.

— Поднимай моих дружинников, свяжись с силовиками и царской службой безопасности, передай запрос на усиление охраны всех автозаправочных станций «Волхнефти». Возможно, они будут атакованы. — Князь хотел закончить, но нехотя добавил: — И отправь отряд на охрану особняка Растеряевых.

— Вас понял.

Глава 16

Князь отбил звонок, и обратился к сыну:

— Размяться не хочешь?

— А у меня есть выбор? — с горькой усмешкой ответил княжич.

— Есть. — Кивнул князь. — Можешь остаться здесь, и работать над своим бензином. Можешь побыть с Молчановой. А можешь поехать со мной, чтобы научиться защищать активы.

— Дружинники тогда для чего нужны?

— Ты забыл, что я говорил тебе об участии в жизни бизнеса? — напомнил князь. — Плох тот генерал, который сидит за сотню километров от поля боя и раздаёт приказы. Нужно быть со своими людьми, если хочешь сохранить их лояльность. А лояльные подчинённые тебе нужны. Иначе придётся заниматься наукой в заброшенном подвале, а не использовать комфортабельную лабораторию с современным оборудованием.

— Ладно, — нехотя княжич признал правоту отца. — Куда едем? Тут два адреса.

— Мы поедем не вместе, а разделимся, чтобы наверняка отбить атаку. Твой объект — заправка на левом берегу Невской набережной. Её удобнее и проще защищать с тактической точки зрения. Маловероятно, что она окажется в окружении. Вряд ли яки станут форсировать Неву, так что работать тебе придётся всего на два фланга, а не на все стороны света, как мне. Потому езжай. На месте встретишься с дружинниками. Они тебе всё обрисуют.

Княжич кивнул, убедился, что меч крепко висел на поясе, и отправился в путь. До места его доставил кортеж, который остановился около заправочной станции на левом берегу Невской набережной. Тепло было, правда хрен поймёшь этот Питер с его хаотичным климатом — небо было плотно затянуто тучами, как глубокой осенью, но духота стояла вполне летняя. Нева плескалась у основания каменного ограждения, и ветер приносил прохладу с её стороны. Чайки кружили над водой, высматривали рыбу, перекрикивались.

— Дождь будет, — задумчиво произнёс княжич, когда покинул салон лимузина, и осмотрелся.

Невская набережная, которая представляла из себя тротуар, примыкающий к четырёх полосной трассе, была перекрыта с двух сторон четырьмя бронированными фургонами с фамильным гербом Волховских на бортах. Съезды к заправке со стороны города тоже перекрыли фургонами, но это были машины законников с геральдикой городской администрации. Всего в охране станции задействовали около сорока человек, десять из которых были одарёнными Кенши. Мечи их не выделялись ничем особенным, выглядели как оружие серийного производства. «Ширпотреб для войны с США» — княжичу вспомнились слова отца.

На постах около ограждения и машин бдели дружинники в тяжёлой экипировке, с автоматами наперевес. К каждой группе из трёх человек было приставлено по одному мечнику. Прибытие княжича стало для них необычным событием. Они думали, что князь в жизни не позволит изнеженному сынку подставиться под пули, но осознали — руководство будет в бою рядом с ними, и это приятно удивило всех бойцов.

— Ваше сиятельство, — княжича встретил командир дружины в офицерской форме. — Рад, что вы приехали. Князь ввёл вас в курс дела?

— Не совсем, — ответил Волховский. — Он сказал, что информацию предоставите вы.

— Понял. — Кивнул командир дружины. — Вокруг АЗС организована полукольцевая оборона, совместно с силами администрации Санкт-Петербурга. Там, на верхних крышах пятиэтажек, две снайперские позиции по два человека в каждой — снайпер с корректировщиком. Ещё двадцать дружинников прикрывают нам тыл. Их мы расположили по периметру обороняемой территории на случай, если яки захотят ударить в спину.

— Откуда они придут, по вашему?

— Не факт, что вообще придут. — Усмехнулся командир дружины. — Для кучки бандитов мы скопили здесь слишком значительные силы. Сюда им никак не подобраться. Снайперы контролируют Невскую набережную, оба берега, и подходы к заправочной станции. Два пулемётных расчёта расположены в машинах. Они простреливают обе стороны трассы от железнодорожного до Благовещенского моста. Оружие бойцов заряжено вперемежку экспансивными и бронебойными пулями. Две оперативные группы дежурят на правом берегу совместно с законниками, если вдруг яки сумели добыть себе миномёты.

— Миномёты? — Волховский удивился. — Как здесь защититься от них? Тут даже укрыться негде.

— Почему негде? В фургонах. Прямое попадание мины они выдержат. К тому же, мечников дружины мы привлекли не просто так. Это маги льда, а для них не проблема выставить щиты, чтобы превратить в снег пули с осколками.

— Под командованием врага есть маги, осмелюсь предположить, — ответил Волховский. — Что вы предусмотрели на случай их появления?

— Вас. — Улыбнулся командир дружины. — Снайперы и пулемётчики тоже способны дать им отпор.

— Понял. С магами, в случае чего, я разберусь. И с остальными тоже. Своих миномётов у нас нет?

— Вы неплохо рассуждаете для подростка, — удивился командир дружины. — К сожалению нет. Раньше не возникало необходимости в оснащении людей для ведения контрбатарейной работы. Князь готовил нас к ведению боёв с преступниками исключительно в городских условиях. Мы оборудованы как законники, а законникам миномёты не шибко нужны.

— Я понял. — Кивнул княжич.

— Командир, — послышалось в рации у командира.

— На связи, — ответил он, сняв рацию с пояса и выжав тангенту.

— Захвачено здание бизнес-центра «Север». Два шизика перехерачили охранников, и скрылись внутри.

— Принято, — ответил командир. — Корректировщиков заслали. Значит точно миномёты будут.

— «Север»? — спросил Волховский. — Оттуда почти не видно Невскую набережную. Здание не достаточно высокое.

— Задумали что-то, черти.

Якудза тем временем не дремала. Скала уже оправился от боя с Молчановой, и сдавать позиции в борьбе с Волховскими не намеревался. Всё же, он был наёмным убийцей, а для наёмного убийцы слить контракт — значит закончить карьеру. Дело надо было доделать. К тому же, кому бороться за величие былой Японии, если не ему? Об этом он размышлял, когда засел на крыше высотного бизнес-центра, с которого заправку было не разглядеть.

В компании с ним был наёмник из вымершего племени тёмных индейцев Апачи, которое протянуло до современности. Звали его Абуксигун. Человеком он был мрачным и молчаливым. На его лице даже мускул не дрогнул, когда он перерубил охранников в лобби бизнес-центра увесистой секирой. Они были знакомы ещё с войны, и, когда наметился штурм активов семьи Волховских, Скала подключил Абуксигуна к делу.

Скала знал, что вот-вот приедут законники. Его задачей было стянуть на себя все силы, чтобы отвлечь внимание от миномётных расчётов. Миномётчики затаились в грузовиках с тентовыми кузовами, и, остановив машины в малозаметных переулках, готовились в любой момент открыть огонь.

— Тут же нихрена не видно, — пожаловался Скала, отряхивая меч от крови. — Какого дьявола мы сюда полезли?

— Стены не мешают мне наблюдать, — философски заметил Абуксигун, воззвал к силе секиры, и на лезвие уселся полупрозрачный фантом чайки, которая появилась из воздуха.

— Стоп, — задумался Скала. — Ты можешь видеть глазами птицы? Вот это круто, признаю. На войне ты таких фишек не демонстрировал. Недавно научился?

Абуксигун кивнул.

— Ясно. — Улыбнулся Скала. — А боссы у нас не дураки, да?

Абуксигун промолчал.

— С тобой так интересно поговорить, — съязвил Скала, а затем произнёс в рацию. — Мы на позиции. Миномётным расчётам приготовиться.

В переулках взвыли дизельные моторы.

Чайка спикировала с лезвия, промчалась между домами, а затем расправила крылья и устремилась к Невской набережной. Среди обычных птиц её было не обнаружить, так что вскоре она закружила недалеко от заправки, совсем не выделяясь на общем фоне. Всё, что она видела, видел Абуксигун.

— Ну? У нас тут время поджимает, — поторопил Скала, когда услышал отдалённый вой полицейских сирен. — Сейчас жарковато будет.

— Я вижу, — ответил Абуксигун. — Готов корректировать артиллерию.

Внизу послышался визг шин — это оттормаживались полицейские машины, которых понаехало около десяти. В каждой по четыре человека, вооружённых автоматами. Они высыпали на улицу, заняли позиции за автомобилями, и взяли на прицел парадный вход. Зашумел громкоговоритель, затем послышался голос патрульного:

— Бросьте оружие, покиньте здание с поднятыми руками! В противном случае мы возьмём здание штурмом, и будем стрелять на поражение!

— Они будут стрелять на поражение, как же. — С язвительной усмешкой произнёс Скала, достал из кармана колбочку с нектаром, и в один глоток осушил её. — Скоро все вы сдохнете, и Япония снова зацветёт.

— Сань. — Один патрульный коснулся плеча другого. — Смотри, там мужик какой-то на краю крыши стоит.

— Ага, — ответил тот, снова поднёс к губам тангенту громкоговорителя, и произнёс. — Мужик, давай без глупостей! Спускайся, и выходи с поднятыми руками! Последнее предупреждение!

Сила заструилась по венам Скалы, наполнила его. Он вдруг ощутил невероятную синхронизацию с клинком, почувствовал частицы Кенши гораздо глубже, чем раньше, и вытащил меч из ножен.

— Маг! — крикнул патрульный, и прицелился в Скалу.

— Открыть огонь!

Гром из автоматных очередей эхом зазвучал между домами, под ногами патрульных зазвенели гильзы, пули на сверхзвуковой скорости помчались к Скале. На нём материализовалась новая каменная броня, покрытая фиолетовыми демоническими символами, и даже не ощутил попаданий. Пули не только не могли сдвинуть его с места. На каменных пластинах даже царапин не осталось. Визжали рикошеты, край крыши взрывался бетонной крошкой, в воздухе слышался пронзительный пулевой свист.

«Хорошо, — подумал Скала, и вспомнил Молчанову. — Вот бы испытать новую защиту в бою с этой сукой!»

Он мог устроить ковровую бомбардировку каменными кольями по очень большой площади, и накрыть всех врагов разом — раньше для подобного у него просто не хватило бы сил. Однако хотелось провести полевые испытания в плотном контакте. Скала без затей прыгнул с крыши, заковал себя в каменную сферу, и разрушительным ядром устремился к земле. Когда он приземлился на бедолагу-патрульного, раздался оглушительный хлопок, будто бы с неба рухнула бомба. По сторонам разлетелся фарш из мяса и костей, осколки асфальтовой крошки дробью разбили стёкла в домах, поднялось густое облако окровавленной пыли.

Три машины швырнуло ударной волной. Они закувыркались по дороге, и передавили с десяток патрульных, которые не успели опомниться. Облако пыли рассеялось, грохот улёгся, и те патрульные, что остались в живых, увидели Скалу. Он стоял в полный рост, и не сказать, что падение с такой высоты хоть как-то ему навредило. Часть патрульных сразу бросилась бежать с испугу, а те, кто посмелее, вскинули оружие и принялись палить, не жалея патронов.

— Идиоты, — сурово произнёс Скала. — Лучше бы вы убежали.

Усилием воли Скала поднял с земли тысячи крохотных камней, а затем выстрелил ими по патрульным. Волной каменной дроби патрульным оторвало ноги. Патрульные взвыли от боли, кто-то тщетно пытался уползти прочь, но выжить им было не суждено.

Уцелело всего трое патрульных из десятков. Обезображенные трупы остальных были разбросаны по дороге. В завесах пыли слышались стоны раненых. Скале хотелось применить излюбленную тактику нацистских снайперов — ловлю на живца. Бесчеловечно, конечно, но на человечность Скале было чуть больше чем плевать.

Он заприметил одного безногого, который уползал прочь, и зашагал к нему. По дороге ему попалась парочка смельчаков, которые даже на последнем издыхании пытались отстреливаться лёжа на спине. Вот очередь в голову прилетела, но тут, как говорится, око за око — Скала наступил стрелку на череп, и размазал увесистым каменным ботинком. Второй смельчак тоже стрелял, но когда Скала пронзил ему грудь.

— Далеко ты не уползёшь. — Носком ботинка Скала придавил патрульному культю, и тот взревел от боли. — Вызывай подкрепление. Скажи, что тут много раненых, и вам нужна помощь.

Упрашивать не пришлось. Патрульный, сквозь зубы и слёзы, обратился в рацию:

— Диспетчер, это первое патрульное соединение! Помогите! Я ранен, машина выведена из строя! У нас… А-а-а!… У нас большие потери! Сорок триста или двести, определить сложно! Противник очень силён! Стяните сюда всех и убейте эту мразь!

— Диспетчер, первому, — послышалось в рации. — Два ноля. Высылаем помощь. Держитесь, будьте на связи.

— Молодец. — Произнёс Скала, и отрубил патрульному голову. — Хороший русский — мёртвый русский.

Абуксигун сообщил миномётчикам корректировочные данные. Семь грузовиков выкатилось из подворотен, миномётчики содрали с кузовов тент, и давно приготовили миномёты к стрельбе. Крупного калибра у якудз не водилось, но даже таких, простеньких, было достаточно для обстрела с полуторакилометровой дистанции. Миномётов на каждую машину приходилось по два.

Законники стянули все силы на правый берег, так что миномётчиками заниматься стало особо некому. Стрельба и взрыв, который случился после приземления Скалы, были слышны даже на заправке.

— Сейчас начнётся, — почувствовал командир дружины, и крикнул в рацию. — Мечники — поднять щиты! Группы — по машинам!

Синхронно хлопнули миномёты. Яки догадывались, что враг будет прикрываться магическими щитами, так что было принято решение использовать кассетные мины. Болванки раскрылись над территорией заправки, кассеты градом устремились к земле. Они были грамотно взведены, так что рванули ещё до того, как коснулись белёсых щитов, которые развернули дружинники-мечники. Хлопнуло. В воздухе раздулись звездообразные облака чёрного дыма, и если бы Волховский вовремя не развернул над местами прилёта гравитационный барьер, бойцов бы не слабо приложило ударной волной.

Конечно, магические щиты мечников льда могли превратить в снег пули и осколки, однако с фронтом ударной волны такие фокусы не прокатят. Волховский вовремя это понял, сумев рассеять последствия взрывов. Держать настолько крупный барьер долго было очень сложно, ведь раньше прикрывать доводилось только себя. Но тут и боль в голове, и кровь из носа требовалось стерпеть, иначе всем конец.

— Охренеть… — командир дружины изумился находчивости Волховского, но не растерялся, и сорвал с пояса рацию. — Княжич, держитесь! Удержите щит любой ценой!

— Понял! — отозвался княжич. — Живее!

— Оперативные группы правого берега, отследить миномётные расчёты и уничтожить!

— У нас две машины осталось! — отозвались в рации. — Тут такая жопа творится! Законники снялись с позиций и поехали к «Северу»! В две группы можем не сдюжить!

— Я сказал — выполнять! Мины кассетные! Определите траекторию и дистанцию по углу наклона дыма! Он же чёрными звёздочками раскрывается! Вы там совсем тупые, что ли?

— Так ветер же, командир!

Мины прилетали одна за другой. Гравитационный барьер облизывало пламенем, секло осколками, и обволакивало дымом. Вода вздрагивала от ударных волн. При чём, прилёты были совершенно бесшумными, и предугадать их по звуку было невозможно.

— Туда! — Княжич с неимоверным усилием разомкнул ладонь, и указал пальцем в сторону правого берега. — Оттуда лупят!

— Что? Как вы…

— Жопой, с-сука! — вспылил княжич. — Я каждой косточкой взрывы чувствую! Мне ощущения через барьер передаются! Я знаю, откуда прилетают мины! Чётко по углу моей руки смотрите!

— Понял… Оперативные группы, ловите градусы, за исходную точку берите координаты заправки!

Командир сообщил в рацию нужные данные.

— Принято! Приступаем к зачистке!

Глава 17

Волховский уже собрался ставить на себе крест. Пальцы немели, размыкались, и меч получалось держать едва-едва. Барьер принял ещё несколько прилётов, вспыхнуло созвездие взрывов, за которым неба было не видать. Вспомнилось из прошлой жизни, что обычно в таких ситуациях герои аниме обретали внезапную силу, скрытую и смертоносную. Она решала все проблемы, хотя бы временно обеспечивая преимущество над врагом. Но, увы, концепции японских мультипликаторов в реальной жизни не работали.

Оставалось только держаться.

У Волховского возник соблазн сузить периметр защиты до себя одного. В таком случае можно было находиться под обстрелом сколько угодно. Однако он бы не смог простить себе подлость такого поступка. Всё же, люди на него надеялись, сейчас в его слабеющих руках была их жизнь. Да и не хотелось славы труса. Разве человек с добрым именем и фамилией пожертвовал бы собственными подчинёнными ради спасения собственной шкуры?

Отнюдь.

Волховским двигало желание прославиться, сделав мир лучше. В науке или в бою — неважно, как оказалось. Если получится выстоять, то дружинники вернутся домой, к семьям, а значит, во Вселенной станет чуточку теплее. В противном случае ни идея улучшить мир, ни идея прославить семью ничего не стоили.

Варианта было два — либо держать людей под барьером, либо приказать им покинуть зону обстрела, но тогда миномётчики скорректируют огонь по путям отхода, что неминуемо приведёт к жертвам среди гражданского населения. Классический выбор между двумя стульями с широко известными предметами, который в здравом уме делать не захочется никому, но тут ситуация к нему принуждала.

«Похоже, придётся сесть на точёные пики», — подумал Волховский, и нашёл в себе силы усмехнуться.

Правда секундой позже стало не до усмешек. Очередными прилётами долбануло будто кувалдой по голове. Волховский сморщился от боли, почувствовал слабость в ногах, и рухнул на одно колено. Меч накренился, магическая стойка утратила стабильность, барьер стал дырявым будто решето. Большая часть новых прилётов пришлась на защиту, но одна пачка кассет проскочила, россыпью рухнула на два бронированных фургона.

Яркие взрывы, асфальт, разбитый в дребезги, пыль, и крики тех, кто не успел укрыться в хорошо защищённом кузове. Кого-то контузило, кого-то посекло мелкими осколками в плохо защищённые участки тела, кого-то, кто пренебрёг противоосколочными очками, убило мгновенно. Хватало крохотного кусочка железа в глаз, размером с ноготь мизинца, и всё — смерть. К счастью, прилёт был на приличном расстоянии от заправки, потому дистанции для детонации паров бензина в воздухе не хватило.

Прожужжало в воздухе, совсем рядом с Волховским словно шмель пролетел. В плече стало больно, мокро, но накачанный адреналином организм свёл болевые ощущения практически на нет. Признаться, в бою с каменной шестёркой было намного легче. Там р-раз — и всё. А тут до противника хрен дотянешься. В данный момент княжич не умел кастовать гравитационный удар на большие дистанции. Ещё в плечо прилетело, и не сказать сразу, насколько дело плохо. Глубокую артерию перебьёт, и амба. Великое шествие к мировой славе закончится.

Соблазн защитить себя стал сильнее. Нехорошо давать подчинённым гибнуть, но чёрт, так не хотелось умирать. Потребовалось приложить неимоверное волевое усилие, чтобы подавить в себе трусость. Если бы не курс психологической подготовки Волховского-старшего, то княжич давно бы дал дёру. Именно так он поступал в прошлой жизни. Но не теперь. Теперь стоять. Стоять насмерть.

— С-сука! — Прошипел Волховский сквозь зубы, попытался встать, но понял, что ноги не распрямить. — Силы на исходе!

В подобном положении удалось создать некое подобие стойки, хотя бы верхней частью тела. Барьер снова обрёл целостность, но стал нестабильным.

— Долго вы будете возиться⁈ — Командир свирепо рявкнул в рацию. — Мы тут подыхаем!

— Нашли! — послышалось в ответ. — Работаем!

Случилось затишье, обстрел прекратился. На правом берегу, у «Севера», громыхали взрывы и слышалась стрельба: пулемётная, автоматная. Жилое многоэтажное здание вдруг покосилось, а затем обрушилось и пропало в облаке белой пыли. Княжич рухнул на колени, глубоко задышал, чтобы перевести дух. Плечо. Нужно проверить плечо.

— Всё! — отчиталась оперативная группа. — Миномётные расчёты уничтожены!

— Ваше сиятельство, что с вами? — Командир присел на корточки рядом с Волховским, и оглядел плечо. — Царапина. Осколок по касательной прошёл. Не беспокойтесь.

— Бывало и… — Усмехнулся княжич, прервавшись на полуслове. — Нет. Хуже не бывало. Мне нужно время, чтобы восстановиться.

— Хорошо, — одобрил командир. — Без вас мы могли передохнуть. Я выражаю вам благодарность от имени всей дружины, но расслабляться рано. На правом берегу какая-то чертовщина творится.

— Я слышу. — Князь уселся на землю рядом со зданием заправки, и притулился спиной к стене. — Как никогда хочется выругаться. Крепко выругаться.

— Так выругайтесь, — командир изогнул бровь.

— Задница, — скромно ругнулся княжич. — И простите меня за грубость. Я был не в себе.

— Бросьте, в бою это нормально — снисходительно ответил командир, взял рацию, и спросил в неё: — Оперативная группа, что происходит на правом берегу?

Тишина.

— Оперативная группа, чтоб вас! — с напором повторил командир. — Вы там уснули?

Снова тишина. Даже звуки выстрелов стихли. На правом берегу в небо валили густые столбы чёрного дыма. Машины горели. Много машин. И дома.

— Группа Волховского, пятому на связь, — послышалось в рации командира.

— На связи, — ответил командир.

— Уходите с левого берега, — сказал пятый. — Кем бы этот хрен в каменной броне ни был, он перекрошил половину Красногвардейского отдела. Триста человек полегло. Остальным приказали отступать. Мы сейчас ждём, пока не подтянутся вояки, и не пригонят тяжёлое вооружение.

— Триста? — Командир ушам своим не поверил. — С такой скоростью?

— Тут не район теперь, а каменные джунгли. Он всё в руины превратил. Пули этого ублюдка не берут, гранаты тоже. Никакие. Ни слезоточивые, ни светошумовые. Вы не справитесь.

— У нас есть крупнокалиберные пулемёты, которых у вас на вооружении не числится, — ответил командир.

— Ты меня не слышал? Говорю — пули его не берут. Тут тяжелое вооружение нужно. Противотанковое. Или авиация с бомбами и самолётными пушками. Истребители, вроде как, готовят ко взлёту, но я не уверен. В общем, бегите оттуда, пока кости целы. Это уже не наша забота. Сдерживать велели, только если он попытается пределы Невско-Красногвардейского кольца покинуть. Дворяне собираются магов подтянуть, но пока они доберутся — сам понимаешь. Перещёлкают нас тут.

— Я понял, — вздохнул командир. — Спасибо. Конец связи.

— Командир, — снова рация. — У нас десять тяжело раненых, семь убитыми, ещё хрен знает сколько контузило в машинах. Оказываем первую помощь, вкалываем стимуляторы. Но парни уже толком не боеспособны.

— Увозите их отсюда, — велел командир. — Им тут делать нечего.

— Уводите всех. — Княжич нашёл в себе силы встать, и размял плечо — кровотечение прекратилось, вроде. — Обеспечьте эвакуацию района. Ему нужна станция, а не вы. Он хочет нанести удар прежде всего по нашей семье, так что я стану отличной приманкой, пока вы уходите с гражданскими.

— Группа Волховского, триста сорок четвёртый, Князю на связь, — в рации послышался голос Волховского-старшего, и княжич обрадовался ему.

— На связи, ваше сиятельство, — ответил командир.

— Мы отбили трассу в Петербургскую область, — произнёс Князь. — У вас там что? Я слышал переговоры.

— Еле пережили обстрел. Ваш сын отлично справился, и спас наши шкуры. Законники говорят, что валить надо.

— Через полчаса подойдут истребители, и дворяне с магией, чтобы уложить выродка, — это князь. — Сейчас хватайте кого можете, и отступайте. Законники помогут с эвакуацией.

— Эвакуацией района? — не понял командир.

— Города. В Петербургскую область, — ответил Князь. — Заправки горят по всей стране. Пока мы светили красивыми костюмчиками на роскошных приёмах, яки годами копили силы прямо у нас под носом. Непонятных сторонников революции тоже порядком вылезло. В общем, война началась. Больше нет смысла класть головы за мои активы, потому что их не осталось. Безопасность гражданского населения в приоритете.

— Вас понял, — ответил командир.

— Что с моим сыном?

— Он в порядке. Только получил лёгкое ранение. Ничего серьёзного.

— Крепче будет. Дай ему станцию.

— Держите, — командир протянул рацию Волховскому. — Дождитесь, пока корреспондент не закончит передачу. Ждите пару секунд. Затем зажимайте эту кнопку, чтобы говорить. Тут всё немного сложнее, чем со смартфоном.

Волховский взял станцию, кивнул, и произнёс в неё:

— Я здесь, отец.

— С почином, — сказал князь. — Если ранили, значит вляпался в серьёзную передрягу. Рассудок сохранил?

— Более чем, — ответил княжич.

— Уходи вместе с дружинниками.

— Не могу.

— Не понял. С этого места поподробней.

— Маги и истребители будут только через полчаса. Минут за пять-семь этот каменный хрен сравнял с землёй несколько кварталов и убил триста человек. Если бои идут по всему городу, то не получится стянуть сюда резервы, чтобы защитить гражданских.

— В героя решил поиграть? Ты же понимаешь, что мне надо зачистить весь город от яков в одиночку, что даже с моей скоростью займёт время. Я не могу перемещаться на бесконечно длинные дистанции. У меня не получится тебе помочь, во всяком случае быстро.

— Если я уйду, он может убить ещё триста человек. Или больше. Разве будущий князь может допустить подобное?

— Ты стратегически важный человек. И тебя надо эвакуировать в первую очередь. Так что не выделывайся, и уходи.

— Что во мне важного? — возразил княжич. — На что и на кого я влияю? На мир своих фантазий? Я всю жизнь витаю в облаках, всю жизнь мечтаю создать нашей семье доброе имя фантастическими способами, а теперь, когда у меня появилась возможность сделать что-то по-настоящему важное, ты говоришь мне отступать? Это не приказ правителя, а приказ отца единственного сына. Ясно ведь, что я расставил приоритеты так же, как и ты. Ведь никто тебе не мешает бросить людейна погибель, чтобы спасти мою бесценную задницу сию же минуту. Ты пытаешься нивелировать потери среди дружинников и гражданских, так позволь помочь в этом.

Некоторое время князь молчал. Обычно Волховский-младший был более-менее покладистым, а тут, с чего-то вдруг, взъерепенился. Княжич больше не хотел, чтобы кто-то умер из-за него. Во время первого покушения от рук Каменной шестёрки полегло немало дружинников, и становилось паршиво от мысли, что к ним на могилы теперь ходили овдовевшие жёны, и осиротевшие дети. «Нет, — подумал княжич. — Больше я подобного не допущу!»

— Что ты намерен делать? — князь наконец подал голос, когда понял, что спорить бессмысленно.

— Сдерживать его, пока не придёт помощь. В идеале — убить.

— Если поймёшь, что не справишься, беги. Не стоит превращать подвиг в бессмысленную смерть. Жди подкрепление. Я приду, если успею. Конец связи.

— Спасибо. — Княжич протянул станцию командиру.

— Станцию оставьте себе, ваше сиятельство. — Командир отвёл руку с рацией. — Вам сообщат, когда подкрепление будет на подходе. Только дайте мне заблокировать циферблат, чтобы вы случайно не перескочили на другую частоту… Вот, готово. Вы уверены, что хотите остаться?

— Уверен. — Княжич кивнул, и прицепил станцию к ремню.

— Ещё возьмите это. — Командир достал из подсумка небольшой инъектор, и передал Волховскому. — Вколите в руку. Военный стимулятор. Отходняки страшные будут, но примерно на час он как следует вас взбодрит.

Командир пожал княжичу руку, дал своим сигнал к отступлению, и вскоре бронированные фургоны уехали.

Волховский остался один, наедине с шумом прибоя и заревом пожарища, которое разгоралось на правом берегу. Чайки больше не кричали, а жаль. Почему-то очень захотелось их послушать. Посмотреть, как они пикируют в Неву и ловят рыбу.

— Княжич, вы на связи? — в станции послышался незнакомый голос.

Волховский немного сконфузился, и ответил:

— Да. Кто это?

— Снайперский расчёт один, и снайперский расчёт два, — ответил голос. — Мы решили остаться, чтобы прикрыть вас. Не оставаться же вам одному, в конце концов.

На душе стало полегче, но снайперов Волховский тоже хотел отослать.

— Вы плохо слышали князя или наш разговор? — возмутился Волховский. — Уходите.

— А мы не уйдём, — возразил голос. — И вы ничего нам за это не сделаете.

Волховский прикрыл глаза, и вздохнул.

— Хорошо, — сказал он, и вытянул руку вверх. — Тогда стреляйте по моей команде. Я подам сигнал рукой.

Тишина длилась недолго. Вскоре послышался грохот под Невой. Страшный грохот, будто бы в недрах земли треснула тектоническая плита. Затем из воды выросло что-то вроде моста между левым и правым берегом. Мост из твёрдой горной породы, корявый, неприятный, но с идеально ровным гребнем, и мутная вода стекала по нему. Волховский увидел, как по мосту хозяйственной поступью шагал Скала, упакованный в каменную броню по самую макушку. И ни доли сомнения в движениях Скалы не было. Выглядел он грозно. Совсем не чета какому-нибудь Растеряеву, с которым княжич бился в дуэли.

Это уже настоящий противник. Опытный. Жестокий и беспощадный, лишённый в суждениях любого человеческого принципа.

Княжич вколол стимулятор в руку, выбросил инъектор, и зашагал врагу на встречу. Вода — не проблема. Аномалия скольжения позволяла вести бой на любой, даже водной поверхности. Внезапно вернулась ясность мыслей, рана на плече перестала саднить, а в теле вновь, пуще прежнего, запульсировала сила. Даже более того, Волховский никогда не чувствовал себя настолько бодро.

Сомнения улетучились. Возникло состояние полной сосредоточенности, бесстрашия.

Они встретились в центре моста, на дистанции десяти шагов. Почти дуэльной, между прочим. От Скалы веяло хтоническим злом. Воздух вокруг него будто бы чернел, разлагался, становился неживым. Дышать таким могли только демоны или живые мертвецы.

— Не ожидал, что ты сам попадёшь мне в руки, — произнёс Скала, но уже не обычным голосом, а искажённым, дьявольским. — Вряд ли тебе понятно, кто я. Напомню. Ты вполне браво перебил моих ребят, когда я пытался убить тебя впервые. Припоминаешь? Скала — запомни моё прозвище.

— Бежать от мрази вроде тебя, позор. — Княжич крепче сжал рукоять катаны, которую держал у ноги. — Да и есть у нас, выходит, старые счёты, которые мы не свели.

— Мрази? — с иронией в голосе спросил Скала, и чуть наклонил голову. — А знаешь ли ты, откуда берутся мрази? Знаешь, откуда берётся зло? Неужто ты думаешь, что эфемерный демон высовывает руку из преисподней, хватает человека за яйца, и человек становится злым? Нет, княжич. Мир устроен не так.

— Не заговаривай мне зубы. — Нахмурился Волховский, и встал в стойку.

— А тебе не помешало бы послушать. Умереть ты всегда успеешь. Как умерли и спились те, кто после войны оказался не нужен собственному правительству. Как умерла и сгнила Япония, превращённая русскими в гетто континентальных масштабов. Сколько ветеранов войны ты видел на паперти в метро? Героев, которым из-за инвалидности и крошечных ветеранских некуда деться, и которые вынуждены побираться. Сколько счастливых японцев, кроме знати, ты видел на улице? Ах да, ваша светлость ведь никогда не покидает пределов золотой клетки, и ей не приходилось видеть ни метро, ни квартал Гато-Шита, в котором рядовые японцы дохнут как мухи, и на которых всем насрать. Уж поверь, твоя подружка, Молчанова, там была. Она знает, о чём я говорю и что там происходит. А стоит какому-нибудь японцу, вроде меня, указать на несправедливость или хоть как-то возразить правительству, его тут же ссылают в японскую резервацию, якобы домой. Но, княжич, ты ведь ни сном ни духом, что там творится, правда? Ни сном ни духом, что я, — Скала стукнул себя кулаком в грудь, — человек, который бок о бок с русскими штурмовал Детройт, остался на улице и ни с чем. Ведь командиру батальона не понравился мой тон, не понравились мои возмущения по поводу скудности материального обеспечения людей на фронте. А знаешь, что делают сильные мира сего с теми, кто им не нравится? Верно. Лишают всего по щелчку пальца. Как меня и моих товарищей, которые из-за безвыходной нищеты и психологических травм передохли как мухи. Кто от наркоты, кто от алкоголя, а кто просто не выдержал неудачи, и убил себя. Такое вот у нас самоуправление, княжич, и такая вот счастливая страна. Но я выстоял. И я положу этому конец. Якудза положит этому конец. Теперь либо живи с мыслями об этом, либо умри.

— Не знал, что продажи порнографии и рэкет улучшают ситуацию в стране, — с усмешкой ответил княжич.

— Глупая, бестолковая тварь! — вспылил Скала, и символы на броне засияли ярче прежнего. — Ты сдохнешь, и надеюсь твой папаша это увидит!

Глава 18

Чувствовалось, что Скала стал намного сильнее, и в этот раз он точно не собирался сбегать. Дожидаться вражеской инициативы Волховский не хотел, взмахнул мечом, обрушил на противника гравитационный удар. Благодаря стимулятору магия стала значительно мощнее, да и работа с усиленной версией барьера бесследно не прошла. Мост загрохотал под напором гравитационного давления, покрылся сеткой трещин, и Скала преклонил колено. Волховский надеялся обрушить противника в воду, утопить его, но не вышло — силы не хватало.

— Идиот! — зло выкрикнул Скала, медленно встал на ноги, и неторопливо зашагал к Волховскому. — Думаешь, тебе помогут старые трюки?

Примерно такое же сопротивление ощущалось при попытке раздавить танк на полигоне. Камень Скалы будто бы стал каким-то неземным, невероятно прочным. Как бы Волховский ни ярился, на вражеской броне и скола не появилось. «Ну же, чтоб тебя! — подумал Волховский, чувствуя, как немели мышцы в руках. — Сдохни уже, наконец!». Пришлось использовать второй и третий гравитационный удары, а затем держать их. Рядом со Скалой будто бы взорвалась невидимая бомба. По Неве кругами пошли двухметровые волны, которые врезались в ограждение и вздыбивалась столбами пены.

Требовалось всего-то выбить противника из равновесия, заставить его упасть в бушующую реку, однако ничего не вышло. Скала оказался в пяти метрах от Волховского, замахнулся, и нанёс ответный удар. В последнюю секунду получилось занять нужную стойку, чтобы активировать аномалию скольжения, убраться прочь с траектории магического удара. Скользнуть по воде, а затем подпрыгнуть, и оказаться на Невской набережной.

Земля под ногами задрожала. Место, где ранее стоял Волховский на мосту, рассекло острым каменным хребтом, узким и высоким. Хребет мгновенно вырос из земли, будто плавник пугающего подземного чудовища. Заправку разорвало в клочья, здание АЗС разлетелось по сторонам обломками лёгкой металлоконструкции, и в воздухе почувствовался резкий запах бензина.

— Нас не зацепило! — отчитался снайпер.

«Резервуары! — дошло до Волховского. — Хребтом разворотило резервуары!»

— Снайперский расчёт! — Волховский снял с пояса чудом уцелевшую рацию. — Вы можете подорвать пары бензина в воздухе?

— Можем! — послышалось в ответ. — У нас есть трассирующие пули! Трассера подожгут пары!

— Отлично! — обрадовался Волховский. — Я заманю противника на заправку, а вы, по моей команде, всё там подорвёте!

— Принято! Главное — успейте убраться подальше оттуда!

Хорошо, что у снайперов были трассирующие пули. Ведь обычный боеприпас не способен вызвать детонацию паров, вопреки распространённым мифам из дешёвых боевиков, где герой стреляет в бензобак и взрывает машину. Для детонации требуется открытый огонь как максимум, или искра, как минимум. Шлейф трассера тоже подойдёт.

Скала не дремал. Он заметил Волховского на набережной, и сию же секунду накрыл её непроглядным градом из каменных кольев. Колья накрыли всю дорогу, от моста до моста, а так же изрешетили ближайшие здания в радиусе сотни метров. Маневрировать в таких условиях было невозможно, потому осталось только замереть, прикрыться небольшим, но очень мощным барьером, и надеяться на выживание. Вокруг загрохотало, об барьер разбивались колья и обломки асфальта. Послышалось, как громогласно обрушились здания, как зазвенел дождь из битых стёкол.

Нельзя было снимать барьер, не сейчас. Лучше идти под ним, и прямиком к заправке, огибая глубокие воронки в земле. Правда, долго держать защиту не вышло — кислород, всё же, не бесконечный. Недалеко от заправки барьер пришлось снимать.

Волховский остановился у самого хребта, рядом с руинами заправки, и вдохнул. Едким запахом бензина глотку и легкие будто бы ошпарило, но не дышать было нельзя. В голове тут же зашумело, взор слегка помутился, мир будто бы выкрасился в лёгкий красный свет, затошнило. «Интоксикация, — подумал Волховский. — Этого ещё не хватало!»

— Что же. — Скала спрыгнул с моста на набережную, и безразлично зашагал к Волховскому, будто бы не в бою был, а на прогулке. — Издали тебя не взять, признаю. Но знаешь, есть такой закон физики, который гласит, что если огромное количество силы приложить к узкой площади, давление возрастёт многократно.

— Так не медли, — ответил Волховский сквозь тяжёлое дыхание, и вяло встал в стойку. — Бей.

«Чёрт! — подумал он. — Главное не отключиться!»

Скала бросился к Волховскому, и нанёс размашистый удар. Когда лезвие рухнуло на барьер, земля под ногами треснула. Стало очевидным с первых секунд, что барьер не выдержит, ведь Скала в этой атаке сосредоточил всю магическую мощь. Оставалось только бежать.

Снова аномалия скольжения вырвала Волховского из-под атаки, меч грохнул по земле до звона в ушах. Волховского сшибло с ног ударной волной, он закувыркался по битому асфальту, разодрал локти и колени. Дистанция до заправки образовалась приличная, пора было давать команду, но рации на поясе не оказалось. Она лежала неподалёку, разбитая вдребезги.

«Чёрт! — мысленно ругнулся Волховский на манер Попова. — Просто чудесно, мать вашу!»

Хорошо хоть, воздух поблизости был не сильно пропитан парами бензина, и получилось вдоволь надышаться. На зубах заскрипела пыль, вдохи давались с трудом, но взор, всё же, прояснился.

Скала повернулся к Волховскому, сверкнул фиолетовыми глазами, и было собрался в атаку, но вдруг вдалеке хлопнул выстрел снайперской винтовки и за спиной Скалы мелькнул трассер. Пары бензина мгновенно вспыхнули. Раздался взрыв ошеломительной мощности. Вспышкой света глаза резануло — пришлось зажмуриться и прикрыть их рукой. Кожу обдало потоком горячего воздуха.

Хорошо, что снайперы оказались не идиотами, и сумели без команды сориентироваться в ситуации.

Когда всё улеглось, Волховский поднялся, но из-за интоксикации руки были слишком слабы, чтобы поднять меч. Пришлось держать его у ноги. Впереди пылало пожарище, огромная стена огня затмевала небо своей яркостью, и силуэт Волховского темнел на её фоне.

Победа, или нет? Чёрт его знает. Вроде бы, движения в пламени было не видно.

Сколько времени прошло? Когда подойдут маги и истребители? Тоже непонятно.

Оставалось надеяться, что взрывом Скалу уничтожило. Как минимум, жар должен был просочиться в зазоры между бронепластинами, и сжечь носителя.

Но надежды на победу не стало, когда в пламени послышался крик Скалы:

— Тв-а-а-а-а-арь!

Земля дрогнула, вспучилась в радиусе километра. Какие-то дома покосились, какие-то сразу же рухнули. Огромные каменные мечи, страшные и безобразные, вырвались из земных недр. Они рассекли постройки, раскидали машины, и превратили район в подобие каменного леса. На остриях мечей виднелись нанизанные автобусы, из лезвий торчали канализационные трубы, на земле лежали стены зданий с глазницами разбитых окон.

Кругом будто бы случился апокалипсис. От жилых массивов остались лишь руины. И в самом центре этого леса стоял Скала. Глаз светился только один. На бронепластинах темнела спёкшаяся кровь. Видимо, врагу вовремя удалось закупорить себя в броне, чтобы не сгореть полностью.

К счастью, большинство гражданских были на работе, однако всё равно в развалинах, под тяжёлыми обломками зданий, виднелись пятна свежей крови. Виднелись руки, торчащие из завалов. Спастись удалось не всем. Вряд ли за такой короткий срок удалось эвакуировать хотя бы треть района.

Вид человеческих жертв настолько крепко разозлил Волховского, что он позабыл о слабости, и встал в стойку.

— Думаешь блохе, вроде тебя, суждено меня победить? — крикнул Скала, преклонил колено, и воткнул меч в землю. — Ты такая же высокомерная, самоуверенная паскуда, как и твой папаша! И сейчас я покажу тебе, на что по-настоящему способен!

Каменные мечи вдруг стали разваливаться, стали обрушиваться огромными кусками, вынудив Волховского маневрировать в граде из обломков. Впереди рухнуло остриё, которое задёргалось, задрожало, и заставило остановиться. Затем остриё схватило мистической силой, потянуло к заправке. Оно пронеслось мимо Волховского.

Все обломки до единого устремились к заправке. Они облепили Скалу, заковали его в громадный кокон тридцатиметровой высоты, а затем стали рушиться, трескаться, и преображаться. Камень зашевелился, сделался словно живой. Вскоре кокон сбросил целое облако пыли, трансформировался, обрёл форму брони, которая была на Скале.

Перед Волховским вырос громадный каменный голем, а рядом с големом возник не менее громадный двуручный меч. Безобразный меч, со сколами и выбоинами на лезвии, с трещинами, но пугающе большой. Голем схватился за рукоятку, и мощным движением вырвал оружие, на которой не осталось ничего живого или целого. Тварь взвыла потусторонним воплем, и по спине пробежался холодок.

В животе неприятно стянуло. Как победить это? Ведь даже в человеческом размере Скалу было не сокрушить.

Голем сделал тяжёлый подшаг — задрожала земля. Затем он замахнулся мечом с такой силой, что клинок оставил белый след из спрессованного воздуха. Нет, от такого удара не укрыться под барьером. Никакой барьер не сдержит инерцию, которая сосредоточится в узком лезвии. Оставалось только бежать. Другого выбора не было.

Голем с воплем обрушил меч на Волховского, но тот успел убраться на аномалии скольжения как можно дальше, лишь услышал позади шум, подобный грому. Едва удалось устоять на ногах. Сильнейший сейсмический удар волной прошёлся по остаткам района, и теперь район превратился в уродливую пыльную пустошь.

Надо было заставить себя остановиться, и не бежать дальше. Если завести Голема в город, он мог похоронить ещё больше людей. Оставалось только думать, как взять верх в столь неравном бою. Только один плюс был в ситуации. Голем шагал медленно, неповоротливо, потому можно гонять его по пустоши, и дожидаться помощи.

Волховский притаился за обломком здания, и восстанавливал силы. Голем пытался найти его. От каждого шага мелкие камушки на земле подпрыгивали.

— Ты не спрячешься, мелкий выродок! — Крикнул Голем, и взмахнул мечом, подняв облако пыли. — Где ты прячешься? Покажись! Не оттягивай неизбежное!

Неподалёку валялся искорёженный автобус. Волховский короткими перебежками добрался до него, крался вдоль кузова, и вдруг услышал, как на крыше что-то шкрябнуло. Будто когти по металлу. Затаился, покрепче сжал рукоять катаны.

С крыши на него взглянуло трое волков. Сначала это вызвало удивление. Откуда в мегаполисе взяться таким животным? Ближайшие волки находились чёрт знает где. Однако секундой позже всё встало на свои места. Шерсть у волков была белёсая, будто призрачная. Сами они испускали мрачный дух, были будто бы не отсюда, а из другого мира.

«Фантомы», — промелькнула мысль в голове Волховского.

Волки ощерились, зарычали, и один из них бросился в атаку. Двое остальных разбежались по сторонам, чтобы зайти во фланги. Волховский лишь выставил перед собой меч, и не успел принять стойку. Они вдвоём повалились на пыльную землю, и отточенный клинок впился животному в грудь. Кровь из раны брызнула на Волховского, зверь взревел, и лапами придавил ему плечи. Чтобы клыкастая пасть не сомкнулась на лице, приходилось отворачиваться, вжимать голову в землю.

Двое других уже заняли позицию во флангах, когда княжич перехватил инициативу. Он все силы вложил, чтобы оказаться сверху и отсечь животному голову. Остальные волки синхронно бросились на него, но получилось вовремя вскочить, и отпрыгнуть назад. Бить приходилось как угодно, лишь бы попасть. Не было времени рассчитывать действия. Одного шерстяного получилось разрубить, а вот второй разорвал дистанцию, и принялся кружить вокруг Волховского, скалить клыки.

Животное было не глупым. Оно некоторое время щерилось, а затем резко развернулось, и рвануло прочь к переулку. Княжич понимал, что уже нашумел, потому размазал противника гравитационным ударом.

— Я знаю, где-ты! — послышался приближающийся грохот шагов, Голем был рядом. — Сдохни!

Огромный меч сначала рухнул слева, рассёк автобус надвое, затем справа. В такой суматохе Волховский даже не успел разглядеть врага, воспользовался аномалией скольжения, и сумел на короткое время скрыться в руинах. Уже было не понять, чем раньше были здания, обломки которых валялись вокруг. Куда бежать — тоже неясно. Главное не покидать пределы зоны схватки.

Снова появились волки. Но в этот раз их было около десятка. Они спрыгивали с окон, выбредали из переулков, но, что главное, с одной стороны. Их кто-то призывал. И этот кто-то не мог совершить призыв слишком далеко от себя. Всего лишь теория, однако стоило проверить её на практике.

Княжич ринулся вперёд, и на ходу кастовал гравитационный удар, ведь теперь волкам не удалось застать его врасплох. Было ясно, что призыватель с помощью фантомов привлекал внимание Голема, и требовалось как можно быстрее решить эту проблему. Иначе было не спрятаться.

Волков размазывало одного за другим. Волховский одновременно отбивался, и прокладывал курс между кровавыми пятнами, которые оставались от врагов. Он преодолел переулок, и там, на остатках Невской набережной, увидел Абуксигуна с секирой.

Скольжение, взмах, фонтан крови из обрубка шеи. Старый индеец даже толком не успел посмотреть Волховскому в глаза, прежде чем умер. Однако смерть Абуксигуна ситуацию не спасла, и он своё предназначение выполнил. Княжич оказался у береговой линии, а Голем уже был в тылу. Прежде чем Волховский предпринял попытку к бегству, Голем воткнул меч в землю, и рядом выросла непреодолимый круг из каменных стен. Их нельзя было пробить, нельзя было перепрыгнуть.

— Вот и всё, княжич. — Голем приближался к Волховскому. — От судьбы не уйдёшь. Все, кто носит клинки-умбра, умирают. Так что умрёшь и ты. И твой отец умрёт. Это вопрос времени.

Мысли спутались. Волховский не знал, что делать. Куда ни посмотри, везде стена. Нигде не спрятаться, никуда не сбежать. Гравитационный удар Голема даже не поцарапал бы, что было очевидно. Подкрепление прийти не успеет, что тоже очевидно. Выход был лишь один — достойно умереть.

И только княжич собрался броситься в последнюю атаку, как вдруг проклюнулась внезапная мысль. Скорее не мысль даже, а воспоминание, слова Скалы: «Но знаешь, есть такой закон физики, который гласит, что если огромное количество силы приложить к узкой площади, давление возрастёт многократно». Так может, не стоило пытаться утюжить врага привычными гравитационными ударами? Ведь гравитация была вполне управляемой силой. Защитный барьер можно было расширить и сузить. Значит, с гравитационным ударом, вероятно, так же.

Волховский не знал, сработает ли это. Он широко расставил ноги, вытянул меч вперёд, и сконцентрировался. Однако нельзя было распределять частицы Кенши, как прежде. Наоборот, требовалось полностью изменить их поток, и сосредоточить на самом острие катаны-умбра. В одной точке. Настолько маленькой, насколько это было возможно.

Когда Волховский сделал это, на острие возникла крохотная чёрная сфера. Казалось что там, за пределами зримого, возникла сама сингулярность. Сфера исказила пространство, стала поглощать свет будто чёрная дыра, и всё вокруг оказалось в невесомости. Взмыли в воздух остовы машин, взмыли в воздух каменные обломки.

Голем попятился, но затем пришёл в себя, замахнулся. Волховский задал направление частицам Кенши, и высвободил всю мощь, которая скопилась в чёрной сфере.

Глава 19

Голем ничего не успел предпринять. Из острия катаны Волховского вырвалась чёрная дыра, которая сначала прошила Голема насквозь, а затем бесшумно рванула в небо. Она потемнела, раздулась, и поглотила облака в радиусе трёхсот метров. Дыра недолго повисела в воздухе, схлопнулась, оставила лишь жуткий след в виде облачной спирали, сквозь которую пробивалось солнце.

Волховский и Голем рухнули на колени одновременно. Голем повалился пластом, голова его оказалась справа, а Волховский нашёл в себе силы не только устоять, но ещё и смог подняться. Ноги ослабели, колени подкосились, но нужно было стоять до тех пор, пока не будет уверенности, что враг побеждён.

Голова Голема осыпалась камнями, пылью, и в её обломках стоял Скала. Уже изнеможённый, в окровавленной одежде, под которой кровоточили страшные порезы. Он держал меч из последних сил, покосился на Волховского, длинно выдохнул. В его взгляде не было усталости, однако сколь бы бодр ни был дух, тело достигло предела возможностей.

— Я уважаю сильных противников, даже если ненавижу их, — произнёс Скала, и повернулся к Волховскому всем телом. — Ты хорош.

— Ждёшь ответного комплимента? — Волховский взял меч на изготовку, и принял шаткую стойку. — Не дождёшься. Никто не забудет, что ты натворил. И я не забуду.

— Давай заканчивать, — хмуро ответил Скала, и тоже принял стойку.

Они заковыляли друг к другу, и еле переставляли ноги. Бойцы из них были так себе, ведь любой мог споткнуться даже на крохотном камне. Однако им хотелось победить, никто не намеревался опускать оружие и отступать. Противники остановились, когда достигли дистанции соприкосновения, в нескольких шагах. Сейчас нельзя было стремглав бросаться в атаку.

Требовалось выжидать. Дожидаться, пока у врага сдадут нервы, пока он оступится или допустит ошибку. Скала скользнул взглядом по Волховскому — ну, сплошное слабое место. Куда ни бей, всё равно можно попасть, однако был риск самому нарваться на контратаку. У обоих был соблазн воспользоваться магией, но бой дошёл до такой стадии, в которой частицы Кенши могли разорвать ауру носителя, и безвозвратно повредить внутренние органы.

— Долго будешь стоять? — с усмешкой произнёс Скала, попытавшись спровоцировать Волховского.

— Дольше, чем наркоманы из твоего батальона, — Волховский выдал ответную провокацию.

— Тварь! — Вспылил Скала, не выдержал, и бросился в атаку.

Волховский отразил выпад в защитной стойке кокуцу-дати, враги обменялись взмахами. Лезвия сверкнули в солнечном свете, зазвенел металл, и началась рубка. Ну, как, рубка. Скорее вялый обмен не совсем ловкими атаками, претендующими на профессиональные. Пот струился по их лицам, мечи едва не выпадали из непослушных рук, пальцы с трудном смыкались на рукоятках. Противники даже не кричали, экономили воздух.

Скала попытался пронзить Волховского, но тот завёл меч под клинок противника, и с размаха рассёк врагу живот. Скала лишь успел с разворота резануть Волховского по спине, и они оба повалились на землю, потому что больше сражаться не могли. Оба тяжело дышали, смотрели в небо. Боли не чувствовали — Скале помогал нектар, Волховскому военный стимулятор, которые притупляли болевые ощущения.

— Сдохнешь? — спросил Скала.

— Не знаю, — устало ответил Волховский. — Может быть.

— Сдохнешь, — с надеждой произнёс Скала, и прокашлялся кровью. — Будет несправедливо, если нет. Ты мне, похоже, по кишкам прошёлся. Я не жилец.

— В аду тебе самое место, — с усмешкой ответил Волховский. — Демоны уже заждались, и приготовили раскалённые вилы для твоей задницы.

— Не сомневайся… — Скала прикрыл глаза, и на последнем издыхании добавил: — Я достану тебя и оттуда.

Волховский смотрел, как ветер гонял по воздуху облака пыли. Послышалось, как в небе с воем промчались истребители. Помощь пришла, однако это уже не имело значения. Спина стала мокрой, дышать было всё труднее, взор мутнел.

Вой сирен разносился на всю округу: к месту боя мчались патрульные машины законников, кареты скорой помощи, кортежи с дворянскими магами, спасатели.

Благо, несложно было найти тридцатиметрового Голема. Князь без посредства автомобилей, с помощью одачи-умбры, явился одним из первых. Увидел тело сына в луже крови, почувствовал, как защемило в груди.

— Не успел, — тихо сокрушился он, и тут же бросился к княжичу, прощупал пульс.

Кровь слабо билась в шейной артерии, но билась, однако её становилось всё меньше.

Попов мчался к заправочной станции на внедорожнике, педаль газа вообще не отпускал, и нервно барабанил пальцами по рулю. Как только он узнал, что друг оказался в беде — сразу же отправился в путь. В этот раз даже меч с собой взял, не посмел забыть, ведь теперь целебная магия могла понадобиться.

— Да где же ты есть? — Он уже заехал в руины, и с трудом отыскал дорогу, которая спускалась на Невскую набережную.

Спасатели разгребали завалы, всюду сновали законники. Законники пытались остановить Попова, но он игнорировал их сигналы. Пришлось остановиться, когда ему преградили путь патрульными машинами. Попов опустил окно.

— Это запретная зона, здесь опасно. Разворачивайтесь, и уезжайте, — потребовал законник.

— Вы знаете, кто я такой⁈ Если вы сейчас же не уберёте свои шаробайки, я смету их с дороги вместе с вами! — рявкнул Попов. — У меня под жопой три с половиной тонны бронированного железа, и вам меня не остановить! Я целитель! Волховский может нуждаться в помощи, мать вашу!

— Уезжайте, — потребовал законник.

— Вы идиоты? Среди обычных медиков нет мечников Кенши! Они могут не справиться!

— Выйдите из машины, — потребовал законник, и не двусмысленно повёл автоматом. — Быстро.

— Да пошёл ты на хер!

Попов собрался вдавить педаль газа, и снести патрульные машины, но вдруг в рации законника послышался голос князя:

— Лекарь, ответь Князю. Вы далеко?

— Князь, Лекарю. Пять минут езды.

— Столько времени нет. Всем, кто поблизости — достаньте мне целителя из-под земли.

Законник с неприязнью взглянул на Попова, скривил губу, и произнёс:

— Хотя бы меч покажи.

— Да вот! — Попов за рукоятку поднял клинок в тёмно-зелёных ножнах. — Вот тебе, кретин! Это зелёное жало Поповых! Достаточно? Или твоему крохотному мозгу нужно больше информации для осмысления⁈

— Езжай, — зло ответил законник, и дал водителям жест освободить дорогу.

Патрульные машины разъехались, Попов примчался к телу Голема, и выскочил из машины будто ошпаренный. Он, запыхавшись, остановился рядом с Волховскими. Княжич выглядел паршиво. Он был в ссадинах, в потрёпанной одежде, и истекал кровью.

— Пульс есть? — спросил Попов.

— Есть, но слабый, — ответил князь. — Поторопись, Виталик. Или ты останешься без друга, а я без сына.

Попов вытянул меч, бросил ножны на землю, и сосредоточился. Зелёное жало обладало универсальными свойствами исцеления. Носителю не требовалось определять характер раны. Главное, чтобы пациент был жив. Попов аккуратно вонзил острие Волховскому в руку, на клинке вспыхнули нити целебного зелёного цвета, и стали просачиваться в укол. Зазмеились по венам, по жилам, дотянулись до пореза на спине. Последнее, что Волховский увидел перед утратой сознания, размытые силуэты Попова и князя.

В себя он пришёл уже в госпитальной палате. Тихо бормотал телевизор, в ноздри врезался запах медицинской стерильности. Рядом, в гостевых креслах, дремали Молчанова и Попов. Спина болела жутко, но хотя бы ссадин на теле не осталось.

Пить хотелось ужасно. К счастью, на прикроватной тумбочке стоял стакан воды, который Волховский с удовольствием осушил. Раньше ему никогда не приходилось напиваться, но, видимо, похмелье ощущалось именно так. Сказывались последствия использования военного стимулятора. Во рту было сухо, голова раскалывалась, мучили слабость и лёгкая тошнота. Честно говоря, лучше было помереть, чем испытывать подобное состояние. «Никогда не буду напиваться винами, как бы меня ни уговаривали», — подумал он.

Попов и Молчанова шевеление услышали, проснулись.

— Живой! — обрадовалась Молчанова, и бросилась на Волховского, обняла за шею.

Перестаралась. Тело отозвалось болью на её объятия, он простонал и попросил:

— Не так сильно.

— Ой, — невинно ответила она, и отстранилась. — Прости. Я рада, что ты очнулся. Как себя чувствуешь?

— Будто мечом ударили, — ответил он с грустной усмешкой.

Вдруг Волховский заметил, что от Молчановой приятно пахло. И взгляд у неё стал живой, притягательный. Ему в голову пришла мысль: «а ведь голословные заявления Попова вовсе не повод её в чём-то подозревать». Тогда он смягчился, и улыбнулся ей. Может, в ней правда не было ничего плохого. Может, Попову показалось, что в «Куджире» он видел именно её. Не было ни единого доказательства её виновности, а вот тому, что она жертва — полно.

— Ну и угадай, кто спас твою тощую шкуру от гибели, — сказал Попов, и приветливо развёл руками. — Никто иной, как я.

— Спасибо, — поблагодарил Волховский, надумал встать с постели, но решил, что рановато. — Сколько я был без сознания?

— Два дня, — ответила Молчанова, и снова уселась в гостевое кресло. — Мы боялись, что ты больше не проснёшься. Врачи диагностировали кому после того, как князь сдал свою кровь для переливания. Это чудо, что тебе удалось выжить.

— И ещё, ты теперь — знаменитость, — произнёс Попов чуть ли не торжественно.

— Знаменитость?

— Ты ценой жизни остался сдерживать Скалу, чтобы защитить город, — пояснил Попов. — Об этом все СМИ во всём мире трубят до сих пор, всё никак не уймутся.

— Скала погиб? — Волховский напрягся, потянулся к мечу, но осознал, что катаны рядом не было. — Проклятие.

— Мертвее всёх мёртвых, — сказал Попов. — Его кремировали, а подельников нашли и перебили. В истории Петербурга эти события назвали двухдневной войной. Подробностей я не знаю, но князь самолично истребил боссов якудзы. Так долго яки протянули лишь потому, что воевали по-партизански.

— Да уж, — хмыкнул княжич. — Не так я хотел обрести известность, но и подобный исход удовлетворителен. По крайней мере, теперь у моего рода доброе имя.

Вот тебе и мировая слава. Но почему-то не получилось испытать ожидаемой радости. Какой ценой эта слава далась? С одной стороны, удалось спасти тысячи невинных жизней, но с другой — сколько людей погибло? Даже если не предполагать точное число, было ясно, что много.

— Что-то не вижу радости, — задумчиво произнёс Попов. — Ты ведь именно этого хотел?

— Не такой ценой, — спокойно ответил Волховский, скрывая грусть в голосе и не желая слишком откровенничать.

— Прочь хандру, — вмешалась Молчанова. — Если бы не ты, всё могло кончиться намного хуже. Ты герой. Так наслаждайся этим.

— Сразу же, как только вылезу из койки, — усмехнулся Волховский.

Молчанова отлучилась из палаты, и Попов помрачнел, сказал:

— Не подпускай её к себе. Ты не видишь, что она втирается тебе в доверие?

— Может, ты просто ревнуешь? — с подозрением поинтересовался княжич. — Нет ни единого факта, который подтвердил бы её причастность к бойне. А выдвигать столь серьёзные обвинения на фундаменте пустых слов — глупо.

— Дьявольский сад у них в доме — не доказательство?

— Это сад покойного Молчанова, а не Лизы.

— И как это подтвердить?

— Пожалуй, ты слишком разочарован в том, что не нужен ей. Именно в этом причина твоих инсинуаций против неё.

— Серьёзно? — Попов вскинул от удивления брови. — С каких пор ты думаешь хреном, а не головой? В бою об камень приложился? Очнись, она тебя охмурила!

— Сомневаюсь.

Попов хотел продолжить упорствовать, но потом просто вздохнул, встал, поднял пиджак с подлокотника, и направился к выходу. Бросил напоследок:

— Делай что хочешь, а я устал тебя убеждать. Но знай, что если ты подпустишь её к себе, то закончишь дерьмово.

— Не забудь закрыть дверь.

Врачи позволили заканчивать лечение дома. Приехал князь, привёз княжичу новые вещи. Они были рады друг друга видеть, но князь обниматься не полез. По себе знал, что будет больно.

Домой добрались вместе на лимузине, и там, после ужина, княжич решил уединиться в своей лаборатории. От общества людей стало тошно. Он рассматривал оборудование, вспоминал, как достиг первого успеха в экспериментах, но вообще не ощутил прежней тяги к научной работе. Дело было вовсе не в удручающем физическом состоянии, просто что-то изменилось в душе. Перед мысленным взором были руины, и мёртвые люди, погребённые под обломками зданий.

— Впервые вижу тебя настолько расстроенным. — На пороге лаборатории возник князь. — Даже после первого покушения с тобой подобного не было.

— Тогда я ещё не в полной мере осознавал, что из-за меня погибли люди. Дружинники, законники, а теперь и мирное население. — Княжич вдруг утратил былое спокойствие, и стукнул кулаком по столу. — Если бы я больше времени уделял тренировкам, если бы не тратил время на исследования, то получилось бы быстрее одолеть Скалу.

Князь задумался ненадолго, а затем пододвинул стул к столу, и присел рядом. Только сейчас княжич заметил, что катана-умбра была на поясе у Волховского-старшего.

— Ты не можешь предвидеть всего, — произнёс князь. — Если бы ты тренировался чаще, то ситуация могла сложиться так, что тебя вообще не оказалось бы на станции. Может быть, при первом столкновении с человеком в маске Кабуки, ты бы почувствовал себя уверенней. Бросился бы в бой, и умер. А не будь тебя на станции, если бы некому было сдерживать Скалу, что бы тогда случилось?

— Жертв было бы больше, — сообразил Волховский. — Намного.

— Не бывает исключительно плохих, и исключительно хороших событий, — мудро произнёс князь. — Хорошее событие может привести к плохому, а плохое — к хорошему. Вот, вроде бы, погибли люди, но взамен ты получил большую силу, которая в дальнейшем может победить более могущественных врагов, чем Скала. Тогда у тебя будет шанс отреагировать своевременно, чтобы предотвратить катастрофу. Но даже так — ты спас много жизней.

— Я знаю, — вздохнул княжич. — Но легче от этого не становится.

— Я тоже совершал ошибки, о которых жалею. Но слезами делу не поможешь, сын. Остаётся только стиснуть зубы, — князь снял с пояса катану-умбра, и протянул её княжичу, — и идти дальше. Не сокрушайся, и тем более забудь о жалости к себе. Извлеки из ситуации урок, а потом, при случае, воспользуйся обретённым опытом. Чем чаще ты ошибаешься, тем сильнее и мудрее становишься. Из комнатного боксёра не выйдет хорошего бойца, пока он не переживёт сотни драк. Из обывателя не получится спасатель или целитель, пока он не столкнётся со смертью, и не осознает ценность жизни. Мир работает только так, и никак иначе. Мы — это шрамы нашего прошлого. И в этом нет ничего дурного. Так рождаются личности. Так рождаются герои, вроде тебя.

Да уж. В прошлой жизни подобных слов Волховскому не говорили, и на душе стало легче. По крайней мере исчезло чувство собственной никчёмности. Княжич взял катану, и поместил её на пояс, на привычное место.

— Я хочу поступить в школу ЦСБ, — уверенно произнёс княжич. — Пожалуй, настала пора забыть о научной работе. Всё, чем я занимался до боя со Скалой, было бессмысленной тратой времени.

— И зачем? — поинтересовался князь.

— Сотрудники ЦСБ предотвращают катастрофы. Если бы японские сепаратисты завладели клинками-умбра, всё бы кончилось очередной кровопролитной войной и миллионами жертв. Ты это предотвратил. Мне не место среди воротил бизнеса, однако я чувствую готовность спасать жизни, уничтожая врагов государства и безумных радикалов, вроде Скалы.

— В таком случае, я готов организовать твой перевод из института в школу ЦСБ. — Кивнул князь. — Вот теперь в твоих мотивах чувствуется твёрдость. В принципе, уровень физической подготовки и боевой опыт позволяют тебе обучаться там.

Глава 20

Утром князь распорядился подать простой завтрак — десертный. Волховский-младший совсем не привык есть сладости, и удивился, когда слуга поставил перед ним тарелку с простым медовиком и кружкой чая. Казалось бы простое, но невероятно вкусное сочетание. Медовик был мягким, таял во рту, был гармонично насыщен молочным и медовым привкусами, что хотелось подольше пережёвывать, а не сразу же глотать.

Молчанова ела аккуратно, изысканными движениями, чтобы не обронить и крошки. Она, в отличие от Волховского, сначала разжёвывала кусочек пирожного, а затем запивала. Так послевкусия смешивались, и дарили настолько яркие ощущения, что невозможно было не прикрыть глаза от удовольствия.

Князь с интересом наблюдал за трапезой.

— Вкусно, — оценила Молчанова. — Не думала, что обычные десерты могут подарить такие ощущения.

— Потому что продукт натуральный. Очень важно контролировать качество сырья, — произнёс князь. — Этот медовик сделан исключительно из ингредиентов природного происхождения. Никакой суррогатной химии. Иногда я заказываю медовики у своего старого друга, который держит скромное кондитерское производство. Крупные и старые фабрики озабочены тем, чтобы заработать, и культивируют вкус с помощью не совсем полезных, но дешёвых химических добавок.

— И какой товарооборот у производства этого друга? — поинтересовался Волховский. — Сотня? Две сотни миллионов в месяц?

— Около четырёхсот тысяч, — усмехнулся князь. — Это небольшая домашняя пекарня, и, как бы приторно это ни звучало, мой друг сам выпекает десерты по рецепту матери. Зато там аншлаг. Люди идут туда не между делом по пути на работу и потому что под руку подвернулось, а целенаправленно, чтобы вкусно поесть. Как ни крути, а лучшие продукты изготавливают скромные частники, у которых нет средств на основание сети кафе или фабрики.

— Задумал вложиться? — смекнул княжич.

— Почему бы и нет? — Князь пожал плечами. — Мне хочется дать хорошему кондитеру шанс выйти на большой рынок, это в моей власти. К тому же, его пекарня имеет потенциал к развитию в международную сеть кафе, правда на точку безубыточности придётся выходить около трёх лет, но это совсем недолго.

— А как же «Волхнефть»?

— Её хочет выкупить «Мирнефтьпром». Они предложили сумму, которой хватит на открытие кафетериев по всей стране. Я продам им землю. В ребрендинг и восстановление станций они вложатся сами.

— Мне кажется, восстановить старый бизнес — выгоднее, — рассудил княжич.

— Выгоднее, — согласился князь. — Но я устал от нефтянки. К тому же, мне хочется дать шанс простому человеку стать не простым.

— И кому ты доверишь управление?

— Должность генерального директора я предложил господину Таоке, — ответил князь. — Во-первых, он помог мне вычислить боссов якудзы. Ему известно, как и где они отдыхают, когда и где находятся. Во-вторых, он отличный управленец, который смог предвидеть кризис организации в зачаточном состоянии, пытался его предотвратить. Лучшей кандидатуры я не вижу. Однако, пока что рано выделять деньги. Сначала нужно найти зачинщика войны, и показательно казнить, чтобы у других не было мысли восставать против нашей семьи.

— Не представляю, как это сделать, — задумчиво прокомментировал княжич. — Человек в маске — призрак.

— Каждая живая тварь на планете оставляет след, это аксиома, — ответил князь. — И в связи с ней, Лиза, у меня возник к тебе вопрос.

— Какой? — поинтересовалась Молчанова.

— Где огненная шпага Растеряева? — Князь покосился на Молчанову, и мягко стукнул пальцем по столешнице. — Мои люди искали её в твоём особняке, но почему-то не смогли найти.

У Молчановой в животе неприятно стянуло холодом, но она тут же подавила страх, не растерялась.

— Её украли, когда я была за городом, — пояснила она. — Иногда я устаю от кортежей и сопровождения, мне хочется побыть одной. В такие момента я посещаю живописные места за городом. Я задремала на лужайке под деревом, а когда проснулась — шпаги уже не было.

— Любопытно. — Князь трижды стукнул пальцем по столешнице, и жёстче.

В обеденный зал вошли двое слуг. Один убрал тарелку, которая стояла перед князем, а второй положил на их место тряпичный свёрток. Князь жестом попросил слуг уйти, и, когда они удалились, он раскрыл свёрток. Там лежал обломок огненной шпаги.

— Эфес обнаружить не удалось, но вот этот фрагмент был найден законниками в «Куджире», в квартале Гато-Шита, — пояснил князь, достал сигарету из пачки, и закурил. — Ты можешь как-то это прокомментировать? Попрошу не врать. Я очень не люблю, когда люди врут, и твой отец знал, как я реагирую на ложь.

Обломок ещё ни о чём не говорил, пока была надежда выкрутиться.

— Я клянусь, ваше сиятельство. — Молчанова потупила взгляд. — Шпага была украдена.

— Отец… — Волховский-младший попытался вмешаться.

— Молчать! — Грозно крикнул князь, и стукнул кулаком по столу. — Я чуть было не стал относиться к тебе как к собственной дочери. А теперь ты, сидя за моим столом, в моём доме, смеешь врать, и боишься посмотреть мне в глаза?

— Мне страшно, когда вы кричите, — произнесла Молчанова дрожащим голосом. — Поэтому боюсь. Обломок могли выкрасть, чтобы устроить резню. Откуда мне знать, кто и зачем это сделал?

— Я разочарован в тебе, — мягче произнёс князь, вздохнул, и искренне расстроился.

Затем он щёлкнул пальцами, подозвал слугу, и велел:

— Передай дружинникам, чтобы они привели девочку.

— Слушаюсь. — Кивнул слуга, и поспешил удалиться.

Дружинники пришли в составе четырёх человек. Они привели девочку, которую Молчанова спасла в заброшенном здании от малолетних насильников.

— Алевтина, скажите, — князь вежливо обратился к девочке. — Эту милую девушку вы видели в день, когда сбежали из заброшенного здания от насильников, и пришли к законникам? И узнаете ли вы этот клинок?

— Эту. — Девочка отвечала князю, но при этом не отрывала испуганного взгляда от Молчановой. — Клинок узнаю. Им она убила моих… Бывших друзей.

— Ну ты и сучка. — Молчанова прикрыла глаза, и горько усмехнулась. — Стоило тебя прикончить вместе с этими уродами.

У Волховского в груди защемило. «Так Попов был прав?», — подумал он.

— Даже не станешь отмазываться? — спросил князь.

— Смысл? Есть показания свидетеля против меня, экспертиза, которая подтвердила подлинность клинка, и камеры, — ответила Молчанова. — Где-нибудь я точно засветилась, хотя и старалась этого избежать. Вам ведь достаточно лишь подозрения, чтобы убить меня, правда?

— Сообразительная девочка, — с усмешкой произнёс князь. — И, раз ты так хорошо соображаешь, то понимаешь, что тебя ждёт? Террористический акт в «Куджире», дьявольская плантация, использование нектара из демонических цветов, дача ложных показаний, введение следствия в заблуждение, и государственная измена. Осмелюсь предположить, что восемь якудз за городом тоже распотрошила ты, но не буду делать беспочвенных заявлений. В целом, этого списка более чем достаточно для приговора к смертной казни. Ты хотя бы отдавала себе отчёт в своих действиях? Понимала, кому пособничаешь и к чему он стремится?

— Убейте, — безразлично ответила Молчанова, и смело встретила взгляд князя. — Разве человек, из которого папаша сделал куклу Вуду, может бояться смерти? И разве есть смысл жить в вашем мире? В мире алчных, зажравшихся политиканов, которые вливают в массовый разум электората разные сорта дерьма, чтобы удержать власть. В мире глупых людей, которые подчиняются этим правилам. Да лучше не быть никакому миру вообще, чем такому.

Князь с трудом подавил желание пустить меч в ход, и на месте прикончить Молчанову. Её рассуждения казались ему глупыми, бессмысленными, пропитанными ветхим, но опасным подростковым максимализмом.

— Ты понимаешь, кому пособничала, и к чему он стремится? — с нажимом повторил князь.

— Понимаю. — Кивнула Молчанова. — С недавних пор понимаю, и вижу плоды его труда. Он превратит всех вас в пепел.

— Это человек в маске, не так ли? — Сощурился князь. — Именно из-за тебя он оказался в особняке, когда мой сын пришёл туда. Именно из-за тебя состоялась их встреча.

— Не представляю, о ком речь. — Молчанова развела руками.

— Рекомендую заговорить сейчас, — пригрозил князь, встал, и подошёл к Молчановой. — Или я заставлю тебя это сделать.

— Как? — скептически спросила она. — Угрозой смертной казни? Плевать.

— Я разбираюсь в страхе несколько лучше, чем тебе кажется. — Князь рукояткой меча приподнял Молчановой подбородок, но она лишь ухмыльнулась. — В принципе не сложно определить, чего человек боится. А если владеть информацией, и понимать происхождение страха, то всё становится в разы проще. Можно использовать не банальные методы пыток.

У Молчановой мороз по коже прошёлся. Хоть смерть перестала её пугать, после пыток в мастерской на душе остался неизгладимый след. Не хотелось снова испытывать боль, которую князь мог доставить беспрепятственно.

— А ты изменилась в лице. Тебе страшно? Неужели мой замысел так очевиден? — Князь убрал рукоятку от подбородка Молчановой. — Твой отец славно провёл со мной время, и после этого превратился в овощ. Я вытянул душу из его тела задолго до смерти. Можешь не сомневаться — твоя участь будет многократно хуже, если ты не заговоришь по-хорошему.

— Я ничего не знаю, — упиралась Молчанова.

— Ясно, — произнёс князь, и сделал жест дружинникам. — Арестовать её. Мы едем в особняк Молчановых. Алевтину доставьте домой, к родителям.

— Что? — Молчанова встрепенулась. — Зачем нам ехать туда?

Молчанову схватили под руки, и грубо подняли со стула, сомкнули на запястьях наручники. Конвоир толкнул её в спину автомата.

— Иди, — это дружинник. — Сделаешь глупость — получишь по суставам.

Ей стало страшно. Не надо было быть гением, чтобы догадаться, зачем именно князь собирался направиться туда. Она зашагала вперёд, чувствуя слабость в коленях, и воображая, что будет дальше. В мастерской ждали ножи. Тысячи ножей, разных форм, разной остроты.

Самые страшные — с зазубренными лезвиями. От них больнее всего, потому что они скорее рвут плоть, а не режут. Оставляют на теле уродливые, кровоточащие рытвины из разорванных мышц, кожи, и мяса. Бывало так, что зазубринами вырывало вены и жилы, которые переплетениями свисали с руки.

Нет, она не хотела снова этого переживать, потому с надеждой посмотрела на княжича. Однако взгляд Волховского-младшего был направлен в сторону.

— Помоги мне, — попросила она, чувствуя, как на глаза наворачивались слёзы. — Пожалуйста.

А ему нечего было ответить. Ведь он лишь день как начал проникаться к ней симпатией, и вдруг узнал, кто она на самом деле. Ему даже стало жаль, что его подозрения на её счёт всё же оправдались.

Молчанову вывели во двор, грубо затолкнули в служебный внедорожник, и хлопнули дверцей. Она бегло оглядела салон, надеялась найти хоть какую-то лазейку, но из бронированной капсулы было не выбраться. Сердце её билось с удвоенным усилием, мучилось ожиданием неминуемой участи.

Она колотила руками по стеклу, кричала: «Выпустите!», хоть и не видела в этом смысла. Давить на жалость что князю, что дружинникам было бесполезно. Молчанова уже показала себя в дурном свете, всё тайное вскрылось — очевидный факт. Но первобытный страх перед пытками выжег в её мышлении всякую крупицу рациональности. Сидеть на месте бесшумно не получалось.

Мотор взревел, захлопали дверцы, и Молчанову вдавило в кресло, когда внедорожник тронулся с места. Следом, тоже в служебном внедорожнике, поехали Волховские.

— Пытки? — спросил княжич, и осуждающе взглянул на отца. — В отношении подростка? Это бесчеловечно.

— Враг государства — не человек, а потенциальная угроза, которую нужно устранить, — твёрдо ответил князь. — Если ты собрался поступать в ЦСБ и реально заниматься безопасностью своего народа, то значительная часть твоей работы будет состоять из того, что делаю я. Запугивания, допросы, пытки и убийства. Это тяжёлая служба. И преступники встречаются разные. В том числе милые девочки-подростки.

— Ясно, — ответил княжич. — Значит, так тому и быть.

Разумеется, княжич затаил в душе несогласие. Он понимал, что так и нужно обращаться с предателями, но, когда вопрос касался Молчановой — возникало внутреннее сопротивление. Всё же, они вместе тренировались, учились, и даже недолго жили в одном доме. Не верилось, что отличница и умница была способной к терроризму.

«Но ведь всё стало ясно ещё тогда, когда она расчленила трёх наёмников, и бровью не повела, — размышлял Волховский. — Даже мне было не по себе после того, как я впервые пролил кровь. И было сложно пойти на убийство без колебаний, и я колебался».

— Вряд ли придётся пытать её, — князь решил разрядить обстановку. — Она сама разговорится, когда окажется в мастерской отца. Поверь, подобные места и психологические крючки, связанные с ними, способны развязать язык.

— Мне кажется, она не сможет молчать, — рассуждал княжич. — Впервые вижу её испуганной.

— Бесстрашие порождено безнаказанностью, — пояснил князь. — Она испугалась, потому что ощутила приближение грядущей расплаты за свои преступления.

Машина остановилась, и Молчанова увидела за окном двор своего особняка. Уже брошенный, без слуг, без охраны. Дом напоминал старую фотографию самого себя, успел покрыться пылью, был припорошен бетонной крошкой.

— Нет, — она вжалась в кресло, когда дружинник распахнул дверцу.

— Вылезай, или я вытащу тебя оттуда как мешок с дерьмом, — пригрозил дружинник.

— Нет! — крикнула Молчанова, стала отбрыкиваться, когда дружинник схватил её за ноги, и потащил на улицу.

Она едва успела прикрыть затылок, когда ударилась об порог, а потом рухнула спиной на землю.

Князь был во дворе, когда её вытащили. Он равнодушно глядел, как дружинники поднимали Молчанову с земли. Она упиралась, обмякла в их руках, поджала ноги и умоляла: «Не надо! Пожалуйста! Не надо меня пытать!»

Ей удалось зацепить струнку жалости в душе Волховского-младшего, и взгляд его выражал сожаление, почти не прикрытое.

— Может, стоит проявить к ней снисходительность, и не обращаться так жёстко? — произнёс княжич, покосившись на отца.

— Она отдавала отчёт своим действиям, — ответил князь. — В её страхе нет раскаяния. И перед смертью она должна в полной мере ощутить последствия. Это наказание. Идём.

Князь и княжич вошли в особняк следом за дружинниками. Они минули библиотеку, оказались в мастерской, где дружинники бросили Молчанову на пол. Она побледнела, когда увидела крест. Каскадом перед мысленным взором пронеслись страшные воспоминания о том, что с ней делал отец.

Ей было не страшно унизиться. Она на коленях подползла к князю, взяла его за подол пиджака, взмолилась:

— Умоляю вас, ваше сиятельство! Не делайте мне больно!

Князь наотмашь влепил Молчановой звонкую пощёчину. Она повалилась на пол, свернулась калачиком, и тихо заплакала.

— Ты заслуживаешь боли, — сурово произнёс князь, и положил ладонь на рукоятку меча. — Твои действия — часть цепи предательств, из-за которых я едва не лишился сына, и потерял бизнес. Из-за которых пострадали невинные люди. Однако признаю, что твоя вина всего лишь косвенна.

— Отец, она всего лишь подросток со сломанной психикой! — у княжича не выдержали нервы. — Не нужно пыток!

— Не лезь! — Прошипел князь, и злобно покосился на сына. — Или убирайся прочь, если не способен совладать с эмоциями!

— Я всё скажу, — проскулила Молчанова, и всхлипнула. — Всё скажу, всё сделаю. Только не надо боли.

— Кто твой спонсор. — Князь воткнул меч в пол рядом с Молчановой, и она вздрогнула. — Кто обеспечил семенами, и какие задачи поставил. Быстро, по существу. Или ты сама знаешь, что будет.

Глава 21

— Не нужно, — жалобно попросила Молчанова, уселась, и обхватила себе колени. — Я буду говорить.

Князь смерил её презрительным взглядом, хмыкнул, и убрал меч в ножны.

— Я тебя слушаю, — это князь. — Кто он? И, главное, где он?

— Я не знаю…

— Наверное, ты плохо меня поняла. — Князь присел на корточки, схватил Молчанову за воротник. — Я ведь могу и по-плохому. Моё терпение на исходе.

— Я не знаю, клянусь, — ответила Молчанова. — Он приходил внезапно, уходил тоже внезапно. Не было ни шума, ни следов портала.

— И зачем он пришёл?

— Он никогда не объяснял своих целей.

— Зачем ты помогала ему? Только ради того, чтобы привести мир к краху? По собственным соображениям?

— Нет. — Молчанова покачала головой. — Сначала — нет. Он… Он обещал, что если я помогу ему, то ваш сын полюбит меня.

— Что? — тут уже Волховский-младший вмешался. — Невозможно. Невозможно влюбить в себя человека даже с помощью магии. Если чувств нет, то их и быть не может.

— Я знаю, — ответила Молчанова. — Знаю. Но ты никогда не обращал на меня внимания. Я была в отчаянии, была готова на что угодно, лишь бы ты меня заметил.

— Всё равно это неразумно, — задумчиво произнёс князь. — Смысл ломать себе жизнь, если знаешь, что ничего не получится? При твоём-то уме можно было догадаться о провале взаимодействия с этим человеком.

— Я догадалась, — с неохотой признала Молчанова. — Но никакие разумные доводы не могли заставить меня упустить такой шанс.

— Странно. На нём ведь маска Кабуки, верно? — Князь обратился к Молчановой. — Верно, или нет?

— Верно, — ответила Молчанова.

— Голос, — с горькой усмешкой произнёс князь. — Он ввёл тебя в транс с помощью заклятия голоса. Семья Игараси владела театральной маской, которая принадлежала забытому актёру ещё в эпоху Эдо. Не помню его имени, но помню, что при полнейшем отсутствии таланта этот актёр умел покорить зрителя с помощью голоса. Когда выяснили, что актёрский успех обусловлен магией, актёра тут же казнили. Выходит, на лице нашего противника не просто маска, а магический артефакт. Занятно. И если это так, то…

Князь обратил взор на то, что осталось от библиотеки. Он на пару сантиметров оголил клинок, вошёл в сверхскоростное пространство, и мир застыл. Волховский-младший сделался недвижимым, в воздухе застыла слезинка, которая сорвалась с щеки Молчановой, даже ветер перестал дуть.

Пространство это было особым. Всякий, кто использовал древнюю магию, оставлял в нём след. И князь увидел его. Увидел белёсый шлейф магической энергии, который тянулся на улицу, растворялся во дворе.

— Прекрасно. — Удовлетворённо произнёс князь, и вышел из сверхскоростного пространства. — Кажется я знаю, как его найти.

— Отец? — не понял княжич.

— С возрастом магические артефакты аккумулируют в себе энергию, которая становится видна с определённых, скажем так, ракурсов, — пояснил князь. — Молодые артефакты, вроде наших мечей, не видны. Но вот древняя маска Кабуки вполне обнаружима.

— То есть ты знаешь, где он? — спросил княжич.

— Боюсь, что нет. — Князь покачал головой. — В этом особняке след почти растворился, однако он есть. Если бы человек в маске где-то засветился хотя бы день назад, то мне бы удалось его найти.

— И где он может быть? — это княжич.

— Наверняка у кого-нибудь из своих подельников, — задумался князь. — Есть смысл навестить Растеряева. Возможно, человек в маске был там недавно.

— Поедем сейчас? — спросил княжич.

— Не стоит терять время, — ответил князь.

— А что будет со мной? — с дрожью в голосе спросила Молчанова. — Вы будете меня пытать?

— Нет. — Князь покачал головой. — Но выбор у тебя не велик, девочка. Ты подписала себе смертный приговор первым глотком дьявольского нектара. Боюсь, смесь крови с демоническими силами неотвратимо убивает человека. Ты можешь умереть либо сейчас, либо шесть месяцев гнить в тюрьме, и скончаться там. Решай.

У Молчановой на душе стало легче. Лучше смерть, чем пытки. Конечно, она слабо надеялась, что появится человек в маске и спасёт её, или Волховский-младший вмешается, но это была глупая надежда. Человек в маске не придёт. Он сделал своё дело, воспользовался наивной девочкой с неуравновешенной психикой, и теперь Молчанова была никому не нужна.

— Убейте меня сейчас. — Молчанова встала на колени, и склонила голову. — Безболезненно, пожалуйста. Нет смысла оттягивать неизбежное.

— Да будет так. — Кивнул князь. — За совершённые злодеяния всегда приходится платить. Помни это в следующей жизни.

— А вы? — тихо спросила Молчанова. — Вы — не зло?

— Зло, — ответил князь. — Поверь, что награда, рано или поздно, найдёт и меня.

— Приступайте, — сказала Молчанова, прерывисто выдохнула, и закрыла глаза.

— Скажи, сын, — князь обратился к княжичу. — Ты успел хотя бы немного привязаться к ней?

Княжич кивнул. Ему показалось, что отец вдруг смягчился, передумал, решил поискать способ спасти Молчанову, поставить её на путь исправления. И это было бы неплохо, на самом деле.

— Хорошо, — одобрил князь. — Тогда казни её. Это твоё испытание перед поступлением в школу ЦСБ.

— Издеваешься? — опешил княжич. — Я не палач.

— В бытность курсантом, перед войной, я получил от командования щенка на воспитание, — ответил князь. — Я дал ему кличку, играл с ним, ухаживал, выращивал. Когда щенок вырос, командир роты приказал мне собственноручно удавить его. Я давился слезами, но пса задушил. Теперь тебе предстоит сделать тоже самое. Иначе эффективным сотрудником ЦСБ не стать. Зло можно остановить только другим злом. Иначе не бывает.

Сердце Волховского заколотилось с удвоенным усилием, ладони вспотели.

— Руби, — с нажимом произнёс князь.

— Это безумие! — попытался возразить княжич.

— Руби, — повторил князь. — А если кишка тонка, то я сделаю всё сам.

С одной стороны, за что её жалеть?

Как бы тяжело Молчановой не пришлось в жизни, это не служило поводом устраивать массовые убийства, и тем более провоцировать беспорядке в стране. Волховский это понимал. Но с другой стороны — в нём сопротивлялось что-то человеческое. Что-то, чего в нём с каждой пролитой каплей крови становилось всё меньше.

— Тебе жалко преступницу? — Сощурился князь. — Готов сопли в полрыла размазать? А ты подумал, сколько жён из-за неё овдовело, и сколько детей стали сиротами? Сколько ещё потерянных душ может появиться, если оставить её в живых?

С князем трудно было поспорить. Волховскому-младшему немало волевых усилий пришлось приложить, чтобы достать катану из ножен, и занести клинок над шеей Молчановой.

— Прости, — произнёс княжич, замахнулся, и ударил изо всех сил.

* * *

По дороге к особняку Растеряевых Волховский-младший чувствовал себя… Никак. Стих ураган эмоций, всё вокруг вдруг стало обезличенным, неинтересным, серым. В душе осталось лишь два состояния — опустошённость, и уверенность в том, что он поступил правильно. Однако не было от правильности этого поступка удовлетворённости. Когда катана со свистом прошлась по шее Молчановой, что-то обрубилось и в самом княжиче. Раньше оно было помехой, не позволяло принимать решения без колебаний, однако делало его живым.

Теперь же значения не имело ничего. Ни его нынешняя жизнь, ни его прошлая жизнь на старой Земле. Воспоминания стали как дурное старинное кино, вроде бы и мелькали перед мысленным взором, но не вызывали эмоций, сделались словно чужими. Даже взгляд его стал как у Молчановой когда-то — мёртвым, бесцветным.

— Вкус к жизни вернётся, но ты уже будешь мыслить без слабости, без недостатков, — князь прекрасно знал, что происходило с его сыном. — Сосредоточься на задаче. Мы близки к тому, чтобы уничтожить заговорщика и обеспечить безопасность города. Это было главным в моей работе, и будет главным в твоей.

— Хорошо, отец, — безразлично ответил княжич. — У плохих поступков бывают хорошие последствия.

— Рад, что ты это усвоил, — одобрил князь, достал телефон, и позвонил начальнику службы безопасности.

— Да, ваше сиятельство?

— Что с группой охраны Растеряева? — спросил князь.

— С ними не удаётся связаться. Пропали с радаров около часа назад. Я направил туда машину, но она далеко. Сами понимаете, ваше сиятельство. Людей у нас осталось не так много.

— Отзывай машину, — велел князь. — Я скоро буду там. С Молчановой мы закончили. Похороните её рядом с отцом.

— Слушаюсь.

Князь приказал остановить колонну, когда увидел первый труп дружинника у ворот Растеряевского особняка. Дружинник был обезглавлен, и, судя по отсутствию гильз поблизости, даже не успел выстрелить перед смертью.

— Приехали, — прокомментировал князь, и произнёс в рацию. — Бойцы, будьте на чеку. Вряд ли противник здесь, но не двигайтесь с места, пока я всё не проверю.

— А я? — княжич покосился на князя.

— Оставайся в машине.

Князь покинул автомобиль, вынул одачи-умбру, и отправился на разведку. За воротами нашлось ещё три трупа, несколько лежало у главного входа. Парадная дверь была выломана. Красивые клумбы и фигурные кустарники были забрызганы кровью, которая успела подсохнуть.

В особняке картина та же. Кровь, отрубленные конечности, и кровавый след, который тянулся из коридора в кабинет Растеряева, куда князь проследовал. Там, на Растеряевском рабочем столе, обнаружилось две головы. Одна была Растярева-старшего, другая — младшего. На лицах их застыло выражение предсмертного ужаса.

— Дела, — вздохнул князь, и убрал меч в ножны. — Закономерный исход для трусливой твари. Так…

Князь взглянул на окружение через сверхскоростное пространство, увидел отчётливый магический след, и затем вернулся в машину.

— Колонна, тут всё. Никто из наших не уцелел. Едем дальше. Я укажу направление.

— Что с Растеряевыми? — поинтересовался княжич.

— Мертвы. Оба. Видимо, человек в маске не оценил сотрудничество Растеряева-старшего со мной. Однако теперь я отчётливо вижу магический след.

Колонна выдвинулась вперёд. Скоро княжич увидел знакомые очертания Красногвардейского района, а после и то, что осталось от Невской набережной.

Человек в маске был здесь. Стоял на берегу, около тела поверженного голема, и глядел вдаль. Князь и княжич вместе покинули машину, направились к нему.

— Прикрывай меня и будь на чеку, — произнёс князь. — Это очень опасный противник.

— Как невежливо с вашей стороны, — человек в маске заметил их. — Сразу хотите в бой? Без хорошей беседы? Без суда?

— А ты позволишь себя судить? — с усмешкой спросил князь. — Думаю, лучше разделаться с тобой до судебных разбирательств. Ты их не заслуживаешь.

— Честно сказать, мне без разницы. — Человек в маске развел руками, повернулся к Волховским лицом, но за меч браться не спешил. — Я сделал всё, что хотел сделать. Лишил тебя всего. Бизнеса, авторитета, и единственное, на чём сейчас держится твоя власть — клинки-умбра. Но твои дни, как князя, сочтены. Посмотри, до чего ты довёл Петербург. Город горит. Умирают люди. Осталось только лишить тебя сына. В таком случае я буду удовлетворён более, чем полностью.

— Город в таком состоянии из-за тебя, — хмуро произнёс князь.

— Интересно, как пахнет Нева? — вдруг спросил человек в маске. — Наверное, у неё хороший запах. Аромат речной воды с лёгким призвуком тины… Природный запах, и настоящий, в отличие от тебя. Ты лжёшь даже сейчас, при своём сыне. Ведь на самом деле город пал не по моей, а по твоей вине. Княжич, как ты считаешь, откуда я взялся, и кто я? С чего вдруг у меня такой интерес к жизни твоего отца, и почему мне так хочется её разрушить?

— Заткнись! — крикнул князь.

Князь надеялся опередить человека в маске, скастовать блокирующую магию, заблокировать Сердце Пустоты в его рукоятке, но они сделали это одновременно, и временно остались без магических сил.

— Ты никогда не задавался этим вопросом? — человек в маске обратился к княжичу. — Если нет, то позволь представиться. Рэнджиро Игараси, младший сын рода Игараси.

Княжич бы не поверил этому человеку, если бы не одно но — меч. Князь рассказывал, что передача умения владеть определённым клинком крайне опасное занятие, которое в большинстве случаев заканчивалось смертью. Значит, была вероятность, что Рэнджиро владел клинком-умбра изначально.

— Ты же говорил, что все из рода Игараси мертвы, — княжич обратился к князю.

— Так и есть, — ответил князь.

— Ты не рассказал сыну, что сделал? Не рассказал, как именно завладел клинками-умбра?

— Рассказал, — ответил княжич. — Семью Игараси отравили. Включая Рэнджиро.

Рэнджиро снял маску, бросил её на землю, и показал изуродованное страшными ожогами лицо. Его трудно было принять за человеческое.

— Моё лицо — результаты работы твоего папочки. — Рэнджиро провёл пальцем по своей щеке. — И ему хватило совести представить моего старшего брата моим именем? Какое бесчестье. Мой старший брат, Минору Игараси, пал вовсе не жертвой отравления. Ровно как и мой отец. Может, ты наконец-то расскажешь сыну правду?

— Я тебя не знаю, — возразил князь. — Ты самозванец.

— Или жертва алчности агента ЦСБ, которого Царь-Император отправил в Японию с конкретным приказом, да только агент оказался жадной до власти тварью из нищего рода, и нарушил приказ. Ведь соблазн получить ультимативную силу клинков-умбра так велик, не правда ли? Ведь именно мечи дали тебе всё. Сделали первым клинком Царя-Императора, а затем и вовсе — князем.

— Как ты можешь это доказать? — с подозрением спросил княжич.

— Никак. Могу лишь рассказать, что было. А потом ты сам решишь, правда это, или нет.

— Ты ничего не расскажешь… — князь крепче схватился за рукоять.

— А я предпочту послушать, — сказал княжич.

— Я был совсем мальчишкой, когда явился твой папаша, после войны. Статный, высокий беловолосый мужчина, на которого хотелось стать похожим. Он внедрился в семью, иногда отвозил меня в школу, вместе со мной постигал азы школы фехтования ити-рю, которую ты, княжич, неплохо освоил. Он рассказывал армейские истории, а я, наивный ребёнок, слушал его, разинув рот. К сожалению, мой старик имел неосторожность довериться твоему отцу, за что поплатился сполна. Очень хорошо, что иногда детям очень хочется ослушаться родителей. В тот день я задержался у друзей на целую ночь, а утром, когда вернулся, обнаружил, что дом горит. Я бросился спасать родителей, но нашёл лишь то, что от них осталось. Мёртвые тела. Им перерезали глотки во сне, след мечей простыл. Остался только тот клинок-умбра, который хранился в тайнике. Пока я доставал его, то чуть не сгорел заживо. Понятия не имею, почему князь не дождался момента и не прикончил меня. Видимо, слишком сильно хотел завладеть клинками. Раньше, чем было положено. Ведь мой отец, господин Игараси, уже передал твоему папаше силу владеть клинками-умбра. Объясни мне, князь. По какой причине ты заставил меня расти в трущобах и жрать крыс? По какой причине я, вместо нормальной жизни, день и ночь пытался овладеть третьим клинком-умбра, чтобы потом выпотрошить тебя?

— Потому что твой отец был угрозой для государственной безопасности, — без обиняков ответил князь. — Господин Игараси был непредсказуемым и опасным стариком, способным уничтожить город. И действовал я не по собственной инициативе, а по приказу Царя-Императора. Мир жесток, Рэнджиро. И я был готов на всё, чтобы защитить Русско-Японский конгломерат от любых опасностей. Был готов на всё, чтобы обеспечить будущее своему потомству.

— Ценой моего будущего, — зло ответил Рэнджиро. — И настала пора Волховским за это заплатить.

Глава 22

Пошёл дождь.

Княжич выслушал Рэнджиро скорее из любопытства, и не испытал ничего. Ни жалости, ни сострадания, ни злобы. Он равнодушным движением обнажил катану-умбра, был готов без капли сомнения пустить её в дело, и в упор не хотел разглядывать трагедию, которая кончилась исчезновением семьи Игараси. «Если отец решил так поступить, — думал Волховский-младший, — значит, тому были причины».

Отец не казался ему властным психопатом. Все действия князя были направлены на сохранение мира, предотвращение повторения Нью-Йоркского взрыва и войны. Впервые мотивы отца стали для Волховского-младшего не только очевидными, но и прозрачными, понятными. Он был готов всецело разделить их.

Рэнджиро ощутил, как в душе его заклокотала ненависть. Волховские казались ему не людьми, а тварями, которые хуже демонов. Чудовища. Болезненный нарыв, неуправляемая чума, полная слепой жажды любой ценой сохранить господство. Не выронить бразды правления, забрать чужое. Он ненавидел Волховских. Ненавидел клинки-умбра. Желал избавить планету и от тех, и от других. Желал, чтобы Волховские испытали те же муки, через которые ему пришлось пройти.

Клинки умбра были известны ему как облупленные, потому Рэнджиро без труда снял с Сердец Пустоты парализующее заклятие. Его меч вновь наполнился силой. Рэнджиро стремглав бросился на княжича, и тут же нырнул в безжизненную синеву сверхскоростного пространства, чтобы там изрубить беззащитное тело Волховского-младшего на тысячи кусков.

Однако у него не вышло. Князь не дремал, преградил Рэнджиро путь, и они скрестили мечи. Звон стали в этой пространственной плоскости звучал оглушительно громко, неестественным эхом разносился на километры вокруг, но никто не мог его услышать. Князь парировал выпад Рэнджиро, агрессивным взмахом попытался отрубить врагу руку, однако тот ловко встал в защитную стойку, и контратаковал. Если бы князь вовремя не сместился в сторону, то остался бы без ноги. Лезвие со свистом скользнуло по колену, рассекло одежду, оставило царапину на коже.

— Ты всего лишь вор, — зло проговорил Рэнджиро, приняв нейтральную стойку и прикрывшись мечом. — У тебя нет ничего собственного. Даже боевой стиль скопирован у моего отца.

— Меньше чеши языком, больше дерись, — спровоцировал князь.

— Он доверял тебе! — свирепо крикнул Рэнджиро, и провёл серию сокрушительных ударов, от которой князю едва удалось защититься. — Доверял, как собственному сыну! А ты вероломно предал его!

В ответ князь сосредоточил на лезвии колоссальное гравитационное давление, и атаковал. Страшная ударная волна разрушительной силы отшвырнула Рэнджиро прочь, разорвала то, что осталось от автомобилей, разнесла руины. Обломки зданий повисли в воздухе вместе с осколками стекла, которые заблестели в мертвенной синеве на фоне недвижимых брызг грязи.

Рэнджиро вовремя прикрылся гравитационным барьером, сумел устоять, и с криком кинулся в бой. Они бросились друг на друга с невероятной скоростью, и началась рубка, за которой невозможно было уследить. Их движения, их выпады напоминали мгновенные вспышки молний в ночном небе, а клинки, сталкиваясь, гремели словно раскаты грома. Всё, к чему они приближались, разлеталось сотнями обломков с идеально ровными срезами.

Рэнджиро использовал малейшую возможность подобраться к княжичу, но князь не позволял ему этого сделать. Прикрывал сына телом, прикрывал мечом, старался оттеснить противника как можно дальше. И вот они, утомлённые боем, взяли небольшую передышку. Застыли в центре громадного Благовещенского моста между левым и правым берегом, глядели друг на друга, тяжело дышали, держали мечи на изготовке.

— Любишь сынулю, да? — Рэнджиро медленно, аккуратными шагами смещался в сторону, выискивая слабые места в защите князя. — Готов сдохнуть за него? Наверное, это прекрасное чувство. Чувство, которое ты у меня отнял. Право, которое забрал! Как тебе не отвратно собственное отражение в зеркале? Как ты можешь не питать ненависть к самому себе⁈

— Ты не смыслишь в том, о чём говоришь, — сурово ответил князь.

Очередной обмен молниеносными ударами произошёл сразу в нескольких плоскостях. На мосту, над водой, и в небе.

В сверхскоростном пространстве нельзя было находиться долго. Когда князь почувствовал, что меч забирает слишком много сил, то тут же вынырнул в реальность, чтобы не ослабнуть раньше времени.

Что было длительной схваткой для оппонентов, стало мгновением для княжича. Вся мощь, которую князь и Рэнджиро обрушили друг на друга, высвободилась в сжатости миллисекунд, стала невероятным выбросом силы. Хлопок ужасающей громкости ударил Волховского-младшего по ушам. В места, на котором произошёл обмен ударами, будто бы рухнул град тяжёлых бомб. Дождя в этих местах не стало — ударными волнами воду спрессовало, на миг превратило её в десятки куполов из дождевых капель. Княжича едва не сшибло с ног, но он был достаточно далеко, и смог устоять.

Вся Невская набережная взорвалась хаотичной цепочкой разрушений, взорвалась кусками из бетона и металла, а дальше, на самой её вершине, в Неву с грохотом рухнул Благовещенский мост. Рухнул под скрежет железа, под треск деревянных свай, под шум воды. Мост, который выдерживал давление машин десятки лет, был уничтожен меньше чем за минуту. Тучи над мостом размело, там возник небольшой остров солнечного света, свободный от сумрака и дождя.

Рэнджиро сменил тактику боя, когда они оказались на противоположном берегу Невы, в разрушенном Скалой районе. Он обрушивал на князя гравитационные удары, сжимал пространство рядом с ним и расширял его, вынуждая того уйти в глубокую защиту. Увы, но Волховский-старший овладел доминационной ветвью намного хуже Рэнджиро, и был должен дождаться возможности снова уйти в сверхскоростное пространство.

«Нужно помочь отцу!» — пронеслось в голове у княжича, и он, кинув себе под ноги аномалию скольжения, устремился на выручку. Когда он оказался на достаточно близкой и безопасной дистанции, то увидел, как Рэнджиро пытался раздавить князя магией. Воздух вокруг князя сгустился, стал плотным, словно бетон, но князь стойко выдерживал давление.

Сначала Волховский-младший хотел использовать чёрную дыру, но понял, что мог зацепить отца. Они с Рэнджиро были слишком близко друг к другу. Тогда княжич стал безостановочно долбить по Рэнджиро гравитационными прессами, превращать и без того изуродованную дорогу в асфальто-бетонное месиво.

«Вот и щенок подключился!» — подумал Рэнджиро, и ему пришлось ослабить давление на князя, чтобы прикрыть себя.

Это развязало князю руки.

— Отец, прочь отсюда! — крикнул княжич.

Князь понял, что замыслил сын, и поспешил убраться подальше. Княжич скастовал чёрную дыру, которая полностью скрыла Рэнджиро из вида. Она стала затягивать в себя шлейфы пыли, машины, и в этот раз была гораздо больше, гораздо мощнее, чем в первый. Ветер задул Волховскому-младшему в спину, устремился в зону пониженного давления.

Дыра исчезла, оставила след из кратера, но Рэнджиро убить не смогла. Он создал вокруг себя непроницаемый барьер, и, когда увидел злобное выражение на лице княжича, усмехнулся, сказал:

— Ты так же глуп, как и твой отец! Неужели вы думаете, что сможете одолеть меня моим же оружием? Одолеть меня моим же наследием? Как бы не так!

Он снова нырнул в сверхскоростное пространство, исчез, и княжич застыл в оцепенении. Если бы князь не поспел следом за Рэнджиро, Волховский-младший точно умер бы, в этом и сомневаться не стоило.

Завязался очередной бой на высоких скоростях. Князь, когда атаковал, сразу подметил, что Рэнджиро сдаёт. Рэнджиро сам это понимал. На защиту от чёрной дыры ушло немало усилий. У него даже возникла мысль предпринять попытку к бегству, однако отступать было слишком поздно. Князь был бодрее, и, что хуже всего, быстрее. Оставалось либо победить, либо умереть.

Слишком часто Рэнджиро пропускал удары. Князь не останавливал натиск до тех пор, пока не покрыл тело врага многочисленными порезами. Пока что смертельную атаку провести не удавалось, однако биться стало значительно проще. Разумеется, князю тоже доставалось. Он очень давно не сражался с противником, который не только был равен, но ещё и превосходил его по силам. «Если бы не вмешался сын, Рэнджиро меня бы раздавил», — подумал Волховский-старший.

Они будто пробки вылетели из сверхскоростного пространства, вышибли друг друга последними ударами. Рэнджиро пропахал добрые пятнадцать метров изуродованного асфальта, и отбил себе всё, что можно было отбить. Князь впечатался в остов автомобиля, и рёбра его пронзила острая боль, послышался хруст. Однако болезненные ощущения требовалось игнорировать. Князь стиснул зубы, прорычал сквозь них, и встал в боевую стойку.

Рэнджиро нашёл в себе силы подняться, но баланс сохранял довольно шатко.

Княжич встал рядом с отцом.

— Ты ещё долго протянешь? — спросил Волховский-младший.

— Сколько потребуется, — ответил князь.

— Р-раздавлю! — взревел Рэнджиро, схватил меч двумя руками, и направил его в дождливое небо. — Я р-раздавлю вас всех!

Рэнджиро тоже умел вызывать чёрные дыры, причём такие, что вариант Волховского-младшего казался на их фоне чем-то незначительным. Чёрная дыра раздулась до размеров квартала, слизнула тучи, и стала медленно опускаться к земле, становясь всё больше. В её мраке само солнце перестало светить, а воздух пропитался предвестием скорой смерти. Ветер поднялся неудержимый, шквальный, но пока что его порывов было недостаточно, чтобы сбить человека с ног.

Князь сразу понял, что будет, если не остановить дыру. Случится второй Нью-Йоркский взрыв, Петербурга не станет, а этого не хотелось. «Отчаялся, — с удовлетворением подумал князь. — Сам готов умереть, лишь бы прихлопнуть нас».

— Это оружие последнего шанса! — Волховский-старший перекрикивал ветер. — Он в отчаянии! У нас тоже остался последний шанс! Я свяжу его силу, займусь дырой, а ты — бей! Бей его изо всех сил!

— Понял! — княжич хотел кинуться в атаку, но князь остановил его, схватил за плечо.

— У тебя только одна попытка, сын, — твёрдо произнёс князь. — Не промахнись. Действуй по моей команде.

Княжич кивнул, встал на позицию, и приготовился. Князь сконцентрировался на Рэнджиро, запечатал его клинок, а затем принял атакующую стойку, и все силы вложил, чтобы остановить падение дыры.

— Давай! — крикнул князь. — Живо! Я долго не выдержу!

Княжич быстро сориентировался в ситуации, на аномалии скольжения разорвал дистанцию. Рэнджиро снова напитал клинок силой, замахнулся, но не успел ударить. Волховский-младший пронзил грудь противника насквозь, но немного промазал, и на зацепил сердце. Однако этого вполне хватило, чтобы враг обмяк и выронил меч.

— Сосунок, — зло процедил Рэнджиро сквозь окровавленные зубы. — Моя смерть вам не поможет…

— Сын! — послышался крик князя, и Волховский-младший обернулся.

Чёрная дыра никуда не исчезла. Меч князя покрылся трещинами, из которых сочился чёрный свет. Клинок был готов вот-вот сломаться. Княжич выдернул катану из груди Рэнджиро, бросился к отцу.

— Становись рядом! — велел князь. — Нам нужно принять удар на себя и рассеять дыру!

— Выживем⁈

— Хрен его знает!

Княжич встал рядом с князем, скопировал его стойку, и принял на клинок неимоверное количество частиц Кенши. Они невидимо скользили по рукам, обжигали кожу, переполнили меч. Катана-умбра потрескалась, однако трещины на княжеском оружии перестали источать свет. Магическая нагрузка распределилась между Волховскими равномерно, но никто из них не был уверен, что всё получится.

Дыра опускалась ниже, давила, вот уже стала расщеплять и поглощать крыши домов, которые не были разрушены. Однако вскоре, когда силы оказались совсем на исходе, она стала заметно меньше. Слабло давление, слаб ветер, и дыра, в конце концов, схлопнулась, оставив след из стерильной пустоты.

От напора слабости в теле князю хотелось свалиться на спину, однако он не позволил себе такой роскоши.

— Справились… — выдохнул он, будто всё так и должно быть. — Справились. Хорошая работа. Давай-ка проведаем Рэнджиро. Убедимся, что он больше не встанет.

И Волховские зашагали к нему. Он не умер. Лежал в луже собственной крови, тяжело дышал, и глядел в небо. Его изорванное белое одеяние, покрытое кровавыми пятнами и порезами, выглядело жутко.

— Вы пришли меня добить? — спросил Рэнджиро.

— Если не желаешь страдать, — ответил князь. — Можешь сказать последние слова. Мы сегодня и так достаточно поболтали, но, пожалуй, я проявлю к тебе благосклонность.

— Лучше бы ты проявил её, убив меня в детстве.

— Я жалею о том, что совершил, — признался князь. — Не было ни одного сна, в котором я не видел твоих родителей. Не было ни дня, в котором меня не тяготил мой поступок. Так было с самого начала. С того момента, когда я взялся за нож и вошёл в покои твоего отца. У меня не было выбора, Рэнджиро. Я выполнял приказ. Нет сантиментов, способных поколебать мою преданность государству. Я сделал свой выбор, я с ним живу, и умру тоже с ним.

— Это случится скоро, — с недоброй усмешкой ответил Рэнджиро. — Смерть не обманешь. Ты проклят, князь. Проклят с тех пор, как прикоснулся к клинкам-умбра. С тех пор, как предал моего отца. Ты будешь страдать до конца своих дней. Твой сын будет страдать до конца своих дней. В вашей жизни не будет и лучика света, потому что солнце не светит для сраных демонов. Им место в аду. Именно там вы окажетесь, когда сдохнете. За каждую душу, которую впитали ваши мечи, придётся заплатить.

— Так тому и быть. — Кивнул князь. — Ты закончил?

— Закончил. — Рэнджиро закрыл глаза. — Давай. Доверши начатое.

Князь занёс меч над грудью Рэнджиро, и затем пронзил его сердце. Княжич наблюдал за этим отстранённо, словно видел что-то нормальное. Привычное, как бродячий кот в переулке или кусок мыла рядом с раковиной.

— Мы попадём в ад? — спросил княжич.

— Никто не знает, что нас ждёт на том свете. — Князь выдернул клинок из мёртвого тела, смахнул кровь, и поместил меч в ножны. — Но приставимся мы с гарантией, и тогда увидим. Чёрт… Дышать больно. Рёбра в труху переломал, что ли?

— Что будем делать с мечом Рэнджиро? — это княжич. —Его нельзя здесь бросать.

— Подними его, — попросил князь. — Я не могу согнуться. Клинок мы доставим Царю-Императору в Московский дворец. Пусть Его Сиятельство сам решает.

Княжич поднял меч с земли, снял ножны с тела Рэнджиро, и повесил оружие себе на пояс. Оно было таким же лёгким и изящным, как катана-умбра, однако нести его было тяжеловато. Всё же, бой вышел непростой, изнурительный.

— Да уж. — Князь огляделся, и взгляд его остановился на Благовещенском мосту. — Ремонт в копеечку вылетит. Город к таким расходам не готов. Помощь Москвы в любом случае понадобится. Идём.

Они заковыляли по руинам, оставив труп Рэнджиро позади. К сожалению, в ходе схватки телефоны вышли из строя, так что связаться с дружинниками способа не было. Оставалось только шагать до ближайшего патруля.

— Ты меня осуждаешь? — вдруг поинтересовался князь.

— Нет. — Княжич покачал головой. — Уверен, на твоём месте я бы поступил так же.

— Будь готов, — ответил князь. — Тебе часто придётся принимать непростые решения, и нести за них ответственность.

— Думаю, всё было бы проще, если бы ты прикончил пацана вместе с остальными.

— Я проявил слабость, и пожалел его тогда. Как видишь, моя жалость дорого обошлась всем нам.

Глава 23 Финал

Волховские набрели на патруль, и были доставлены в ближайший госпиталь, где целители оказали им должную медицинскую помощь. После такого боя хотелось расслабиться, но, к сожалению, времени на отдых не было. В Москву они отправились вертолётом, и были там совсем скоро.

«Красная площадь», — промелькнуло в голове у Волховского, когда они пролетали над Императорским дворцом. На старой Земле здесь был Кремль, но тут его заменило величественное строение, выполненное в японском стиле. Многоярусные изогнутые крыши, белые стены, и колонны из красного дерева отдавали роскошью. У главных ворот красовались две золотые статуи: слева статуя дракона, справа — статуя двуглавого орла. Кто бы ни был архитектором, ему удалось построить дворец так, чтобы все сразу видели, кто тут главный.

Посадочная площадка располагалась в хорошо охраняемом дворе. Пилот сделал над дворцом круг, пошёл на снижение, и вертолёт, наконец, сел. Дверь открыл боец из личной гвардии Царя-Императора, одетый в парадную униформу.

— Прошу, Ваше сиятельство, — пригласил он. — Царь-Император ожидает вас. Я провожу.

— Благодарю. — Князь кивнул, и Волховские сошли с вертолёта на посадочную площадку.

Боец вёл их по дворцу до тронного зала. Охрана здесь была повсюду, по коридорам сновали тяжеловооруженные патрули, под потолками оптикой блестели автоматические пулемётные турели.

— Без разрешения не садись, — наставлял князь. — И не говори, пока не позволят. Как только войдёшь — низко поклонись, но не падай ниц.

— Хорошо, — ответил княжич.

Они остановились перед массивной дверью тронного зала. Боец трижды постучал в неё, поклонился Волховским, и ушёл. Дверь открылась.

К трону вела длинная красная дорожка, но Царя-Импетора на нём не было. Он стоял у окна, и глядел на Москву.

— Входите, — произнёс он.

Волховские вошли, поклонились, но Царь-Император даже не обернулся на них.

— Полно вам, князь, — усмехнулся Царь-Император. — Мы ведь оба понимаем, что моя власть обеспечена исключительно вашим мечом, и отнять её у меня вы сможете без труда. Прекратите кланяться. При всём уважении не могу не спросить, каким образом вышло так, что есть третий клинок-умбра?

— Это моя оплошность, Ваше величество, — ответил князь. — Я пожалел младшего мальчишку из семьи Игараси, и не стал его убивать. Он знал о третьем клинке-умбра, в отличие от меня.

— Один маленький акт жалости стоил миллиардов йенорублей и шаткого положения знати в стране, — прокомментировал Царь-Император. — Люди недовольны, князь. Недовольны, что им пришлось покинуть дома, и что города превратились в зону боевых действий. Я ведь приказал уничтожить всю семью. Всю. От первого до последнего. К счастью, большая часть обвинений направлена на якудзу, и со временем шквал недовольства выйдет урегулировать, потому что у нас есть козёл отпущения — Рэнджиро Игараси. Но, боюсь, подобную некомпетентность я простить не могу.

— К чему вы клоните? — настороженно поинтересовался князь.

— Я снимаю с вас полномочия князя Петербургского.

— Вы уверены? — Князь взглянул на Царя-Императора исподлобья.

— Уверен, — Царь-Император повернулся к Волховским. — Или что? Вы меня убьёте?

Царь-Император вальяжно прошагал к трону, и уселся на него.

— Из-за вашей оплошности два района полностью сравняли с землёй, при вашем непосредственном участии, да и по всему городу масса пострадавших людей, разрушенных строений, что произошло в результате стычек с якудзой, — продолжил Царь-Император. — Не смотрите на меня так. Если убьёте меня, вам с сыном придётся воевать против всего мира. Большой политикой занимаются не дураки, ваше сиятельство. Они знают, что камнем преткновения в этой ситуации являются не наглые бандиты, а клинки-умбра, которыми вы обеспечили своему семейству гегемонию в Русско-Японском конгломерате. Моя смерть — явный сигнал людям, которые в курсе, что вы злоупотребляли своими полномочиями и своей силой.

— Полагаю, эти самые люди хотят не только моего отстранения, верно?

— Верно. — Кивнул Царь-Император. — Они хотят заполучить клинки. Но я не готов потворствовать им в этом.

— Клинки вы не получите.

— Я не прошу вас их отдать, — Царь-Император поспешил успокоить князя. — Я прошу вас просто… Уйти. И спрятать клинки-умбра вместе с собой.

— В изгнании? — усмехнулся князь.

— На пенсии, — пояснил Царь-Император. — Мы инсценируем вашу смерть. Инсценируем утерю клинков умбра.

— Вы осознаёте, что Русско-Японский конгломерат, в таком случае, лишится своего главного стратегического преимущества? — поинтересовался князь. — Возможно, моя семья — единственная причина, по которой нашу страну ещё не уничтожили.

— Я тоже так считал, пока решил как следует не прислушаться к нашим зарубежным партнёрам, — ответил Царь-Император. — Они боятся не страну. Они боятся вас, боятся клинков-умбра, и желают, чтобы их контролировал более… Покорный человек. Страна, которая обладает этими мечами — проклята, как и человек, который их носит. Мечи оставляют за собой лишь хаос. Нью-Йоркский взрыв, истребление семьи Игараси, теперь и разрушительная однодневная война в Петербурге. К тому же, вас боятся не только за рубежом. Вас боятся ваши собственные граждане. Поверьте, о ваших средневековых методах в управлении городом я в курсе. Пытки в кулуарах вашего имения, казни, и убийство подростка. Начальник вашей службы безопасности многое поведал о вас, организовал утечку в народные массы, потому что ему не нравился ваш подход.

— Убийство малолетней психопатки, которая свела со свету множество добропорядочных граждан.

— А скажите, появилась бы она, если бы вы с точностью выполнили мой приказ? — вкрадчиво спросил Царь-Император.

— Над ней издевался отец, так что появилась бы.

— Но никто бы не обеспечил её ресурсами для мести. Никто бы не дал ей дьявольских семян, чтобы создать плантацию. А сама она бы их не достала. — Царь-Император постучал пальцами по подлокотнику. — Возможно, она бы набралась смелости обратиться к законникам, когда-нибудь. Возможно, барона Молчанова бы накрыли, и Елизавета смогла бы жить нормальной взрослой жизнью. Однако нектар окончательно свёл её с ума, этого нельзя отрицать. И нормальной взрослой жизнью ей уже не жить, потому что жизнь эту оборвали вы. Или, точнее сказать, ваш сын.

— Мы действовали в интересах государства.

— Вы действовали без моего приказа, снова. — Возразил Царь-Император. — Убили босса якудзы, спровоцировали войну, пытали Молчанова, убили его дочь, прикрываясь тем, что я наделил вас полномочиями. Но я ведь не давал их вам. Я говорил найти заговорщиков. Только найти, используя для этого приемлемые, гуманные методы. А вы принялись лить кровь. Всё это случилось по вашей вине, князь. Вы проявили мягкость там, где не надо её проявлять, и точно так же поступили с проявлением жестокости.

У Волховского-младшего защемило в груди. То есть все пытки, все убийства, весь хаос, который случился, был собственной инициативой князя?

— Закон работает неповоротливо, — возразил князь. — Если бы я стал проводить официальные расследования, заговорщики разбежались бы по всей планете, как напуганные крысы.

— Спорить об этом можно сколь угодно долго, но сделанного не обратить, — вздохнул Царь-Император. — Я выкупил приличный особняк на Ямайке и несколько гектаров плодородной земли. Завтра в порту Финского залива вас с сыном будет ожидать яхта контрабандистов, «Святая Елена». Они доставят вас туда, и вы заляжете на дно вместе с клинками-умбра. Очень прошу вас подчиниться, князь, и не высовываться потом. Всё же, вы сделали многое для меня и для своей страны. Не хочется объявлять на вас охоту, в которую вступят, даже если она крайне опасна.

— Распутные девки, конопля, ром, — рассудил князь. — Звучит неплохо. Только учтите одно. Если вдруг я окажусь прав, и ваши зарубежные партнёры в моё отсутствие решать перегрызть вам глотку — не рассчитывайте на мою помощь, не зовите. С этих пор мне плевать на проблемы Русско-Японского конгломерата. Сунетесь — убью. Мой меч способен свести на нет мощность ядерного взрыва, так что поверьте, способов выкурить меня с Ямайки вы не найдёте.

— Хорошо, — согласился Царь-Император. — Теперь ступайте, князь. Это последний раз, когда я называю вас так.

* * *

Вещей было полно, но получилось бы забрать с собой всё. Так, лишь скромные пожитки. Сменную одежду, предметы личной гигиены, и мечи. Всем остальным предстояло обзавестись на Ямайке.

Попов ожидал княжича во дворе, чтобы попрощаться. Княжич спустился в гостевой зал, заметил, что отец курил, неотрывно глядел на портрет возлюбленной. Было в его взгляде что-то печальное, понятное только ему самому.

Княжич решил не докучать отцу, и вышел на улицу, где и встретился с Поповым.

— Витал…

Княжич договорить не успел. Попов от всей души, с размаха, ударил его кулаком по лицу, и перед глазами вспыхнули искры. Можно было среагировать. На это даже времени хватало. Просто такой поступок со стороны Попова стал для Волховского крайне неожиданным.

— Я тебя ненавижу, — сердито проговорил Попов, и хмуро заглянул Волховскому в глаза.

— Что? — опешил Волховский, чувствуя, как скула начинала саднить. — Что на тебя нашло?

— Мне не стоило спасать твою жалкую шкуру.

— Объяснись, — тут уже Волховский начал выходить из себя, и схватил Попова за воротник. — Не зли меня.

— А какой ты был, когда отрубил Лизе голову, а? — Сощурился Попов, попытался вырваться из захвата, но не смог, ведь княжич больно крепко держал. — Игривый? Может, опьянённый собственной властью? Или грустный?

— Ты лишился рассудка? — Волховский оттолкнул Попова. — Не ты ли хотел вывести её на чистую воду? Не ты ли первый высказывал подозрения на её счёт и оказался прав?

— Вы её убили без суда и следствия! — крикнул Попов. — Она заслуживала этого! Официальный, справедливый суд!

— Она сама попросила казнить её сразу, а не томить заключением в тюрьме! — возразил княжич. — Это был её выбор! Она бы в любом случае умерла, потому что дьявольский нектар убивает пользователя через семь месяцев!

— Я не знаю. — Попов потупил взгляд, стиснул кулаки, и на глаза его навернулись слёзы. — Не знаю, почему чувствую к тебе ненависть. Почему тоскую по ней. Может быть, если бы ты обратил на неё внимание, если бы заметил, этого всего бы не случилось. Она бы была жива. Это ты во всём виноват.

— Чего ты от меня хочешь? — сердито спросил Волховский. — Я не верну её к жизни! Не веди себя как ребёнок! Просто так всё сложилось, и этого не изменить!

— Я больше не могу называть тебя другом. — Попов взглянул на Волховского исподлобья. — Язык не поворачивается.

— Так убирайся отсюда! — крикнул Волховский. — Убирайся, пока я тебя не вышвырнул!

И Попов ушёл, не попрощавшись. Сел в машину, уехал.

Волховский-старший, тем временем, достал зажигалку, чиркнул ей, и поджог портрет возлюбленной. Пока пожар разгорался, князь взял два длинных футляра — в одном находилась одачи-умбра, в другом две катаны. Когда он вышел на порог, из открытых окон уже во всю валил дым.

— Отец, что горит? — удивлённо спросил Волховский.

— Не бери в голову. — Ответил князь, и спустился по лестнице. — Едем. Море зовёт.

И они отправились в порт. Добрались туда на служебной машине имперской гвардии, уже без кортежа. «Святая Елена» ожидала у пристани, на обещанном месте. Внушительная, надо сказать, яхта. Совсем не та, которую ожидал увидеть Волховский. Посудины контрабандистов никак не ассоциируются с роскошью, а тут яхта, размеру и виду которой могли позавидовать церковные патриархи.

Собственно, размер яхты был вполне подходящим, ведь на пути к Ямайке надо было пересечь Атлантический океан. «Это будет долгий путь», — подумал Волховский-младший. В плавании предстояло провести около трёх недель.

Первую неделю путешествия Волховский-старший беспробудно пил высококачественный ром, который ему охотно продавал капитан «Святой Елены». Почему нет? Денег на счетах Волховских было на десятки поколений вперёд, и экономить нужда отсутствовала. Князь, некогда статный и мужественный, стал похож на пьяницу. Был небрит, и спал настолько плохо, что под глазами у него появились мешки.

Княжич стоял у ограждения, и глядел на океан. Небо было ясным, вода спокойно плескалась у борта.

— Пятнадцать человек на сундук мертвеца! — Напевал князь, который бродил по палубе, то и дело прикладываясь к горлышку бутылки. — Йо-хо-хо, и бутылка рому! Пей, и дьявол доведёт тебя до конца! Йо-хо-хо, и бутылка рому! Прикольная песня, и-ик…

— Тебе не надоело пить, отец?

— Меня удивляет, почему не пьёшь ты. — Князь шутливо стукнул княжича по плечу. — Расслабься. Впереди Ямайка. Полная свобода. Куча денег под задницей. Живи как хочешь, делай что хочешь. Это ли не рай?

— От тебя страшно разит перегаром. — Скривился княжич. — Не говори в мою сторону.

— Теперь я буду не князь, — усмехнулся Волховский-старший, и сделал длинный глоток. — Теперь я буду — пират! Неужели эти забугорные шавки решили, что напугают меня? Не тут-то было! Как только мы обоснуемся на Ямайке, то я найму собственный флот! Буду грозой морей, буду наводить ужас на моряков от Карибского моря и до акватории Суматры! А, нет! Лучше… И-ик, лучше от Тихого и до Атлантического океана! Да с таким оружием в страхе можно держать всю планету!

— Тебя и так боится вся планета, — хмыкнул княжич. — Именно поэтому мы плывём на Ямайку. Царь-Император попросил не светиться.

— Да мне п-плевать, что он там просил!

— Тебе ведь главное не создать будущее для меня, не построить крепкий бизнес… Ты просто хочешь, чтобы тебя боялись?

— Это банальное человеческое предпочтение. — Волховский-старший облокотился на перила, и свесил вниз руку с бутылкой рома. — Все ведь чего-то хотят, правда? Ты вот славы хотел, Попов твой — любви. А я — страха.

— Жаль, что я сразу этого не понял. Ты ведь сам говорил, что людей нужно держать в ужасе. Это во многом тебя характеризует.

— Почему же жаль? — Волховский-старший пьяно покосился на сына. — Давай-ка, гони дурь из своей башки, а я пошёл спать. На Ямайке у нас к-куча… и-ик… дел.

Дурь, значит? Нет, вряд ли это была дурь. Просто Волховский-младший кое-что понял. Осознал, что клинки-умбра вытягивали из уголков души самые мрачные желания, и позволяли воплотить их. Но при этом их исполнение каралось самым дорогим, что было, и самым дорогим, что могло бы быть.

Княжич дождался, пока стемнеет, пока отец уснёт в каюте, вошёл туда, и взял футляры с мечами. С ними он вышел на палубу, вскрыл, и вытянул одачи-умбру в прохладный ночной воздух. Красивый меч. Он был совершенен от цубы до кончика ножен. Однако Волховскому-младшему было тошно на него смотреть.

Чего ему стоила сила этих клинков?

Не состоявшейся первой любви, уничтоженной дружбы, слома в душе, из-за которого он никогда не станет прежним, из-за которого он сделался убийцей. Он ведь осознавал, что после обмана Молчановой вряд ли сумеет довериться женщине и завести семью. После раздора с Поповым вряд ли сумеет довериться новому человеку, чтобы обрести друга.

Смысл в этой мировой славе, если не с кем её разделить?

Волховский медленно, будто бы колеблясь, вытянул вперёд руки, занёс одачи-умбру над водой. Затем разжал пальцы, и услышал плеск. Второй в морскую бездну канула катана Рэнджиро, и, наконец, настала очередь катаны-умбры. Расстаться с ней княжичу было особенно сложно. Всё же, она множество раз спасала ему жизнь, но вопрос, а пришлось бы вообще бояться смерти, если бы не появился этот клинок?

Пришлось бы марать руки в крови?

Не факт. Было ясно, что убивает человек, а не оружие, и что только человек ответственен за последствия его применения. Однако, как ему казалось, Волховские — точно не те люди, которым стоило обладать таким могуществом. Искать более подходящего кандидата на владение ими, повторять ошибку старика Игараси, тоже не хотелось. Оставалось только выбросить их, и лишить всякое существо доступа к силе клинков-умбра.

Волховский-младший понял, что отец не собирался спасать человеческие жизни. Напротив, собирался пролить ещё больше крови, погубить ещё больше душ, чем уже погубил. Если выбросить меч, то там, на Ямайке, будет новая жизнь. Вдали от дворян с их интригами, вдали от войн и кровопролития.

Эта мысль помогла княжичу разомкнуть пальцы.

Он увидел, как цуба блеснула в воде, скрылась во тьме глубины, и испытал облегчение.

Наградите автора лайком и донатом: https://author.today/work/241506

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23 Финал