Жизнь в нелюбви [Евгения Черноусова] (fb2) читать онлайн

Евгения Черноусова Жизнь в нелюбви

Глава первая,

в которой Вика дважды исповедуется совсем не близким людям

В их отделе работало четыре человека. Ну, это не считая начальника, который сидел в отдельном кабинете. Именно сидел, делал ли он хоть что-нибудь — Вика очень сомневалась, ведь по должности старшего специалиста она чаще других в этот кабинет была вхожа и ни разу за работой его не заставала. Он спускал задания на отдел, отдавая ей устное распоряжение и дублируя его на почту. Так у них повелось с тех пор, как однажды он подставил её перед начальством, утверждая, что дал задание, которое на самом деле не давал. Ну, ему же хуже, теперь вынужден хотя бы внятно формулировать поручение, а то при его косноязычии это звучит как «Пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что». Так вот, из этих четырёх только Вика тупо заполняла таблицу, шурша клавиатурой, остальные с присоединившейся к ним Элиной из бухгалтерии обсуждали увольнение в кредитно-депозитном отделе новенькой. Там начальник был гаже Викиного, он, говорят, ни одну не пропускал, вернее, пропускал в свой отдел новеньких только через постель. Вот коллеги теперь оживлённо обсуждали, чем ему эта бедолага не угодила, что он её уволил до истечения испытательного срока. Но это были только предположения, в ногах-то никто не стоял.

— Вика, а ты что об этом думаешь?

— О Кобзеве? Он плохой человек.

Некоторое время все молчали, таращась на неё. Потом Элина спросила:

— И что?

— И всё. Одна моя соседка утверждает: «Говорить о плохом — множить его в мире». Не будем множить зло.

— А Наташа?

— А Наташа молодая девушка, которая в чём-то ошиблась. Подробности мне неизвестны.

После некоторой паузы возмутилась Злата:

— То есть Кобзев плохой, а Наташа белая и пушистая?

— А что, Кобзева уволили? Или он в больницу попал после того, как его практикантка изнасиловала?

Дима хрюкнул и вернулся на своё рабочее место. Звякнул телефон.

— Отдел аналитики и отчётности, старший специалист Виктория Дейна… да, этим Дима занимался, но я ещё не смотрела… хорошо, он сам отчитается вам… хорошо, передам. Дима, завтра с утра к начальнику с аналитической запиской и всеми расчётами.

— Но я ещё не доделал!

— А почему? Срок тебе был до вчерашнего дня. А ты сегодня ещё даже компьютер не включил.

— Но я тут не понимаю…

— Мне до завтра надо статистику свести. Злата тебе в помощь.

— Но у меня свои дела!

— Не вижу, ты же тоже сегодня к работе ещё не приступала. Но, даже если так, можешь ведь ему по-дружески помочь? А завтра после банного дня у босса он с твоими делами тебе поможет.

Все разбрелись по своим местам, и даже Лидия Михайловна, очень полная дама пенсионного возраста, сказала, вздохнув:

— У меня, конечно, тоже не безделье, но дедлайн ещё не подгребает. Так что, Димка, могу тебе парочку позиций обсчитать.

Все занялись делом, Элина пошла на выход, но тут в дверь заглянула секретарша управляющего и спросила:

— Кто из вас на поминки идёт?

— Какие поминки? — удивилась Вика.

— Ну, здрасьте! Полгода по вашему Горностаеву.

— А мне никто не сказал…

— Вик, не было тебя, когда Варвара звонила, — повинилась Лидия Михайловна. — А потом и из головы вон. Я бы пошла, но мне внуков сегодня привезут. А хоть один человек от отдела нужен.

— Ну конечно, я пойду!

Элина хихикнула. И тут терпение Вики лопнуло.

— У тебя потрясающее чувство юмора, Элина! Найти повод поржать о смерти коллеги — это же предел благородства!

Девушка не сразу нашлась с ответом, но потом опомнилась и выпалила:

— А я не над покойником, а над тобой засмеялась! Все ведь знают, что ты в Никника как кошка была влюблена!

Вика обежала взглядом присутствующих. Лидия Михайловна уже уткнулась в монитор, по лицам Димы и Златы проскочили ухмылки, а секретаршины глаза горели восторгом в ожидании скандала.

— Вот что я скажу вам, дорогие, хоть и не близкие, коллеги. Николай Николаевич по отношению ко мне всегда проявлял отеческую заботу, хотя по возрасту до отца не дотягивал. Он был очень хорошим человеком, замечательным специалистом и опытным руководителем. А ещё он был идеальным семьянином. Я всегда умилялась, как он относился к своим девочкам… я имею в виду дочерей и его красавицу-жену. Он не лез под юбки к молодым сотрудницам как его коллега Кобзев. Злата подтвердит… что молчишь, или это не так? Ты через постель в отдел попала?

— Нет, он ко мне не приставал, — нехотя пробурчала она.

— Мой отец умер, когда мне было четыре года. И в дальнейшем в моей жизни никогда не было старшего мужчины, покровителя, заступника. Так что босс стал для меня эталоном семейного человека. А вы вообще жену его видели? Она же красавица, ни одной бабе рядом с ней соперничать не светит!

— Да, — подхватила секретарша. — Горностаев с неё пылинки сдувал. И за все годы, что он здесь работал, ни одна сплетня о нём не возникла. Ладно, Вика, тогда в половине пятого спускайся на стоянку.

Когда она захлопнула за собой дверь, Лидия Михайловна развернулась на кресле и сиплым голосом сказала:

— Ты знаешь, Вик, спасибо тебе за эти слова, я ведь вспомнила, как Коля после института к нам пришёл. Мы тогда все на шинном заводе в плановом отделе… наш бывший управляющий, который теперь в Москве, заведующим был, я уже ведущим экономистом несколько лет была. А он сопляк необученный. Но через месяц мы его все зауважали. Обучался с полпинка, на цифры у него вообще нюх сверхъестественный… вот так посмотрит на документ вполглаза и говорит: «Тут где-то лажа». И точно, пересчитаешь и повинишься. Тогда ещё компьютеры в диковинку были, на калькуляторах все считали, а старухи на деревянных счётах предпочитали. Он росточка небольшого был, но краси-и-вый! Мать его артистка, в драмтеатре до сих пор играет. Величественная такая, голос глубокий. И жену оттуда взял. Наши девчонки многие ему глазки строили, но он только на Барби эту глядел. Она и сейчас ничего, а уж тогда! Ну кукла! Ты передай им всем от меня соболезнования, скажи, непременно позже зайду.

Примерно это Вика повторила на поминках, о нём как о главном учителе в профессии, как образце для подражания, что знает она его семью по фотографии, которая всегда стояла на его рабочем столе. Вдова, действительно красивая, но уже сильно увядшая, в отличие от заплакавших дочерей, не прониклась, а раздражённо откликнулась:

— Слова, слова, слова! Что-то вы ни разу не появились в этом доме, ни копейкой не помогли семье уважаемого вами человека!

Кажется, с прошедших выходных Викино терпение иссякло. Коме того, в отличие от остальных своих коллег она к столу присела после того, как помогла девочкам и двум соседкам Горностаевых перемыть посуду от предыдущей смены поминающих, накрыть на стол по новой и выпытать у них нынешние обстоятельства их жизни, уже с порога показавшиеся ей подозрительными, и пришла в ужас, поэтому сухо ответила:

— Как вы знаете, в прошлые выходные у меня сороковины по матери были…

— Откуда ж мне знать!

— Ну вот, а претензии предъявляете. А она до этого почти год не вставала. Так что спасибо вам, что помогали мне в уходе за ней и в расходах.

— Мы до этого дня незнакомы были. Я не обязана!

— А я?

Вдова засопела и не нашлась, что ответить. А Вика, увидев, что все её коллеги разошлись, и за столом остались только члены семьи, плешивый мужик, который неотлучно находился при хозяйке дома, и всё те же соседки, сказала:

— Я примерно представляю, сколько Николай Николаевич получал и сколько скопил для своих девочек, чтобы обеспечить им образование, в случае необходимости даже платное, и достойную жизнь. Вы своему новому другу эти деньги отдали, а теперь ещё именем детей побираетесь!

— Это не ваше дело! И вообще, я деньги вложила в дело, и скоро у нас их будет достаточно!

— Я полагаю, это сделано без формализма? Никаких расписок ваш друг не давал?

Единственное, чего добивалась Вика, это чтобы Варин альфонс признался при свидетелях, что получил от неё деньги. Но он очень технично ушёл от её вопросов, изобразив смертельную обиду, и унёсся в ночь. Вдова помчалась за ним, умоляя не гневаться. Соседки засобирались домой, сожалея, что, по всей видимости, с деньгами семье придётся распроститься.

Мать Николая Николаевича возмущённо, но не выходя за рамки культурного общения, сказала Вике, что не стоило затевать разборки на поминках, проявляя неуважение к покойному, на что Вика резко возразила:

— Ксения Владимировна, я уважала Николая Николаевича как никого другого, и для меня главное — исполнить его волю. Он хотел, чтобы его семья была обеспечена, а его вдова всё отдала проходимцу. Это ли не унижение, что на его поминках сидит хахаль вдовы, а она выпрашивает у гостей деньги, которые тоже ему отдаст. Вы о внучках подумайте, на что им жить и в каких условиях. Старшая только на первом курсе, а он наверняка её за попу щиплет…

Пожилая дама поглядела на покрасневшую внучку и наконец-то вышла из состояния безучастной тоски:

— Ксюшенька, внучка… да я убью эту тварь! И куклу эту бездушную!

— А может, Варвара девочкам не родная? — вырвалось у Вики.

— Да с чего вы взяли?!

— Знаете, я на днях выяснила, что по вине матери оказалась в подобных условиях… и даже хуже, потому что жилья лишилась. Давайте займемся наведением порядка, а я о себе расскажу, чтобы вы осознали, что может быть ещё хуже…

Они снова таскали посуду, переставляли мебель, пылесосили и протирали поверхности, а Вика, яростно орудуя шваброй, рассказывала о своей семье.

Её растила одна мать. Отец умер, когда Вике было четыре года, она его не помнит. Жили они в Заводском районе в квартире, доставшейся Викиному отцу от его родителей. У матери это был второй брак, от первого у неё осталось два сына, которые ко времени её второго брака были подростками. Сейчас обоим уже за сорок, старший живёт в родительской квартире, у него дочь-студентка, младший — в той, что унаследовал от родителей отца, у него двое дошколят. В общем, обычные семьи, из тех, что не шикуют, но и не бедствуют, могут позволить себе отдых, лечение, учёбу детей, однако изменить свои жилищные условия могут только ценой отказа от выше именованного и с ипотекой в тридцать лет. Сколько помнила себя Вика, мать мучилась виной перед сыновьями, что оставила их ради новой семьи. Каждую лишнюю копейку совала им. Поэтому Вика с первого курса подрабатывала, копила на магистратуру. Но, когда пришла пора платить за учёбу, из школы с весьма слабыми баллами, не позволяющими поступить на бюджет, выпустилась дочь старшего брата, и мать потребовала: «У тебя есть диплом, а ребёнку нужно учиться!» Стала Вика снова копить, а тут мать заболела, и опять планы на учёбу сдвинулись в отдалённое будущее.

Последние полгода дались особенно тяжело. За лежачей ухаживать было невыносимо, братья в этом участия не принимали, «они же мужики», как матушка говорила, невестки, по её словам, «чужие люди, не обязаны», внучка — «она же учится». Помогала тётка, материна сестра, почти ежедневно в середине дня наведывающаяся к ним в дом, чтобы переодеть, накормить и дать лекарства, пока Вика была на работе.

Через некоторое время после похорон как-то одна из пожилых соседок, смущаясь и запинаясь, всё-таки сочла нужным сообщить подслушанный разговор. Группка студенток обсуждала предстоящую свадьбу Викиной племянницы. Невеста делилась планами о том, что её отец будет вступать в наследство и выкупит доли брата и сестры, и молодая семья начнёт свою жизнь в отдельной квартире!

— Как же так, — перебила Вику Ксюша. — Братьям досталось жильё от их отца, а это квартира твоего отца, которому они никто!

— Да, по-человечески так, — хмыкнула Вика. — А по закону мы все трое материны дети и её наследники первой очереди. И те, кто мужики, и жёны их чужие, и дочь занята учёбой, и я, которая абсолютно свободна, но первым владельцам этой квартиры единственная родня.

Вика отношения с роднёй выяснять не стала, только у нотариуса попыталась узнать, были ли заявления братьев о вступлении в наследство. Да, были, и сразу после похорон. То есть Вика выгребала из-под матери экскременты, а братья в это время уже мысленно делили её жилплощадь…

И вот тогда она совершила свой первый шаг в пропасть. Взяла кредит в своём банке и внесла первоначальный взнос за студию на Московском проспекте. Была у них такая программа для сотрудников — полгода без процентов. Ну, а потом условия кредита менялись… но она надеялась прикопить за это время, а ещё получить деньги за треть квартиры и вернуть кредит до изменения условий. А ипотеку, хоть и с трудом, она будет тянуть.

В прошедшие выходные Вика пригласила пожилых соседок на сороковины. В субботу после уборки и готовки решила до банкоматов метнуться, коммунальные услуги оплатить. Что-то в квитанциях было плохо пропечатано, полезла по ящикам предыдущие искать и наткнулась на документ о праве собственности на квартиру. Не оригинал, правда, а только копию. А в ней числилась единственной владелицей не Оболенская Татьяна Сергеевна, а Оболенская Тамара Сергеевна, то есть материна сестра. Да, сёстры гордились своей звучной фамилией, и не меняли её, выходя замуж. А инициалы собственницы в квитанциях не вызывали подозрений.

И сидела над этими квитанциями Вика в полной прострации. Не имеет значения, каким образом тётка этого добилась, обещала ли матери что-то или просто оформила от её имени доверенность на какие-то действия, а сама по ней на себя квартиру переоформила. Нет квартиры, не будет у неё даже трети её стоимости, меньше чем через полгода ей помимо ипотечных выплат придётся платить ещё по кредиту, а зарплата её меньше, чем эти две выплаты.

— И как прошли поминки? — спросила Ксения Владимировна.

— Вы спрашиваете, были ли разборки с проявлением неуважения к покойной? Безусловно! И все присутствующие внесли свою лепту!

Начала тётка, которая попеняла, что до сих пор Вика не поменяла треснувший унитаз. Вика сдержалась, не высказав сразу, что делать это должна владелица жилья, а не жиличка. Очень ей хотелось сначала братьев ущучить. Потом брат, который моложе, высказался о скудости поминального стола, на что Вика ответила, что может отчитаться за каждую копейку, внесённую им на организацию поминок. Но брат с недоумением выкатил глаза, не поняв прикола. Зато жена старшего брата сразу взвилась: «Это ты намекаешь, что мы должны были оплачивать это застолье?» «А вы считаете, что уход за матерью и расходы — это моё, а наследство — это ваше?»

Вика не могла не отметить, что братья смутились. Но старший опомнился первым: «Разве это незаконно?» «А что ж я от вашего отца ничего не унаследовала, а вы квартиру моего отца на части рвёте? Да, законно, но подло!» Тётка, которая обычно своим криком всем пасть могла заткнуть, на этот раз жалостно простонала: «Ребята, ну, не при посторонних же». Вика громко выдохнула: «Тётя Тома, что так скромно-то? И почему не при посторонних? Ты что, стесняешься, что эта квартира твоя?» И выкинула братьям по ксерокопии той копии.

Далее разразилась настоящая буря. Братья ошарашенно молчали, а вот их жёны и примкнувшая к ним невеста, которая оказалась без места, орали на тётку. Но и она, понявшая, что тихой сапой утвердиться в собственности не удастся, стала отвечать привычным для неё визгливым криком. Пожилые соседки только головами качали. Воспользовавшись минутой тишины между истерическими выкриками родственниц, Вика обратилась к соседям: «Вот скажите, за что меня мама так не любила? Я же с детства была и послушная, и по дому всё делала, и училась отлично. Я не то, что в клубы и рестораны, даже на школьные вечера не ходила! Я деньги зарабатывала, а она их сыновьям отдавала, да ещё и жилья меня лишила!» И у одной из старух вылетело: «Вика, неужели не знаешь? Ты же им не родная».

Да, вот так. В прошлое воскресенье Вика узнала, что родная её мать умерла, когда ей было два годика, а на Татьяне отец женился за несколько месяцев до собственной смерти. И взял с жены обещание, что не бросит она сиротку. Она и не бросила…

Как ни странно, от этой информации Вика почувствовала облегчение. Она сказала: «Я рада, что вы мне чужие. Вы все плохие люди, и та, которую я звала мамой, ещё хуже вас. Потому что хорошая женщина не могла бы не привязаться к ребёнку, которого воспитывала с младенчества». Вышла из-за стола, прошла в свою комнату и занялась альбомами, уже подготовленными к переезду: быстро пролистывала их, вынимая только те фотографии, на которых присутствовала сама, и складывая на стол, а просмотренные альбомы отшвыривала в угол. Тётя Тома, картинно держась за сердце, простонала «Вика, она же вырастила тебя, а не отдала в детдом!» «Зато выпускники детдомов имеют право на жильё, — ответила Вика. — Вот эту фотографию она просила перенести на памятник, держите». «Ты что, не собираешься памятником заниматься?» — возмутился младший брат. «А зачем мне чужая могила? Мои родители на другом кладбище похоронены».

— Вот и порядок, — с удовольствием оглядываясь, сказала Вика. — Девчонки, последнюю порцию посуды сами домоете. Мне ещё на Московский проспект добираться.

Глава вторая,

в которой Вика преступает закон, участвует в драке и прижимает к себе настоящего мужчину

— Подожди, Вика, — сказала Ксения Владимировна. — Присядь в зале, я сейчас.

Из спальни Вари она вышла буквально через несколько минут, держа в руках какие-то бумаги. Она разложила их на столе и попросила:

— Ты же у нас банковский работник, посмотри, пожалуйста.

Мельком просмотрев документы, Вика охнула и вернулась к началу, вчитываясь в каждую строку. Да, вклады в двух банках, счета разделены, доля супруги изъята и, надо думать, потрачена. Получен кредит на две трети оставшейся суммы, ну, значит, знает, что до денег младшей дочери, поскольку она несовершеннолетняя, добраться не удастся.

— Значит, вы, Ксения Владимировна, на наследство не подавали? А когда полгода?

— В четверг. Завтра с утра схожу и заявлю о вступлении.

— Правильно. Это, конечно, восьмая часть казны, но всё-таки. Ксюша, а ты маме какие-нибудь бумаги подписывала?

— Я написала отказ от наследства в пользу мамы.

— Завтра пойдёшь с бабушкой и перепишешь в пользу её. Будет уже четверть.

— Но… как? Как маму обидеть?

— Я так понимаю, на себя тебе плевать, а сестру обидеть ты согласна? Ну, соображай! Заболеет Олечка чем-нибудь серьёзным — деньги на лечение на паперти будем собирать? Не пройдёт в вуз на бюджет — и фиг с ним, с образованием, на которое папа накопил, да мама про… да тьфу на вас, так и ругаться начнёшь! Скажу культурно: прогуляла с плешивым ухажёром. Будет Оленька в супермаркете на кассе работать, а дома её мамин приятель будет в углах зажимать.

— Он меня за грудь трогал! Я маме пожаловалась, а она на меня наорала, что я перед этим старикашкой задом верчу!

— Ребёнка тронуть! Я раздавлю их обоих, — зашипела старая актриса. — Вика, я умоляю тебя именем покойного сына, помоги! Вот что я вытащила из портфеля этого негодяя, — она кинула на стол картхолдер. — Пароли в блокноте. Я со всем этим дела не имела. Придётся тебе.

— Вы предлагаете мне совершить уголовное преступление?

— А куда ты денешься с подводной лодки?

Вика посмотрела на Ксению Владимировну и вдруг поняла, что согласится. Как бы ни было плохо ей, но она молодая и сильная. А девочки Никника выросли в тепличных условиях и вдруг оказались без защиты. Бабушка против этого негодяя с потерявшей голову матерью — кто победит? Старуха продолжала уговаривать:

— О камерах не думай, мы тебя загримируем хоть под Шрека, хоть под Джулию Робертс. Ну? Если дело выгорит, твой кредит я погашу, для меня это не критично.

— А я согласна. Только сирот грабить грех. Ваши деньги — это их деньги. От помощи я не откажусь, но в долг.

Оказывается, Ксения Владимировна в её-то возрасте уверенно водила автомобиль. К удивлению, привезла она Вику не в театр, а какое-то здание, напоминающее больницу. Рассмотреть Вика его толком не успела, она бежала за актрисой по лестнице на второй этаж, а потом по длинному коридору, по обе стороны которого располагались двери. В ответ на вопрос что это, последовал лаконичный ответ «Общага». В конце коридора на двери висела большая вывеска с крупной надписью «Общежитие», а под ней ещё много текста мелким шрифтом.

Войдя в эту дверь, они попали в продолжение коридора с такими же дверями по обе стороны, только нумерация здесь была другая. И без стука вошли в одну из них, оказавшись в тесном тамбуре, а там уже Ксения Владимировна постучала и ворвалась в небольшую комнатушку, где царил немыслимый бардак. Хозяин этой свалки, которого Ксения Владимировна представила «Макс Корецкий, посредственный актёр и гениальный гримёр», очень мелкий, почти лилипут, неопределённого возраста, не то подросток, не то старичок, уставился Вике в лицо, потом обошёл вокруг и сказал: «Я угадал! Силикон, каркас на семидесятый размер — и мама родная не узнает. Вы свободны часа на полтора, моя королева!»

Пожилая актриса унеслась, сказав Вике, что ей надо серьёзно поговорить с внучками и заодно узнать, не вернулась ли домой невестка и её мерзкий хахаль. Вику хозяин свалки усадил в кресло, опустив его спинку так, что она оказалась в почти лежачем положении, и начал колдовать с её лицом. В один из тех коротких промежутков времени, когда Макс что-то смешивал в мисочке, а ей разрешал пошевелиться и даже говорить, Вика спросила, знает ли он, для чего её гримирует? И Макс спокойно ответил, что Ксения Владимировна предупредила, о том, что они пойдут грабить банк.

— И как вы эту идею оцениваете?

— Ксения — королева, кто я такой, чтобы её поступки оценивать? Сказала, что надо ограбить, значит, ограбим!

— А вы с нами собираетесь?

— Ясен пень! Что ж я, беззащитных женщин одних на дело отпущу? Всё, не шевелиться!

Вика только глазами повела в сторону этого карманного бодигарда: такой всю охрану раскидает, а если не раскидает, так они сами от смеха попадают. Эта авантюра казалась ей всё более идиотской, и она решила дождаться окончания священнодействия Макса, похвалить его работу и отказаться от дальнейшего. Потом в комнату стал ломиться какой-то мужик, призывая Макса открыть дверь. Не отрываясь от работы, тот ответил:

— Отстань, Владя, я с дамой! Или ты настаиваешь на тройничке?

Дверь ещё некоторое время скрипела от навалившегося на неё мужика, потом он пробормотал:

— Не, я только выпить…

И шаги зашлёпали, удаляясь.

Закончив работу с лицом, Макс велел Вике подняться и стал напяливать на неё какую-то пластмассовую сбрую, потом обматывать её тряпьём. Когда через час с небольшим в комнату влетела Ксения Владимировна, он обиженно сказал:

— Сказал же, через полтора часа! Не люблю показывать незавершённый образ!

Но она чмокнула его в щёчку и стала перебирать тряпьё, кучей громоздящееся на кровати и помогать ему обряжать Вику. Затем рванула на себя дверцу шкафа, с внутренней стороны которой висело большое зеркало:

— Ну?! Скажи, что Макс не гений!

Из зеркала на Вику глядела очень толстая пожилая смуглая брюнетка с тройным подбородком, широкими редкими бровями, набрякшими веками, из-под которых глаза едва виднелись. И она поняла, что на дело придётся идти, прошептав:

— Люди искусства, я перед вами преклоняюсь!

Довольный Макс без стеснения разделся до белья и натянул на себя школьную форму, потом приложил к лицу какую-то тряпочку, разгладил её ладонями и натянул на голову вихрастый паричок.

— Бабуля, нас сегодня на продлёнке кормили рыбными котлетами, — пропищал он. — Пошли скорее домой!

В отличие от Викиного, его грим был грубоват. Он уловил её сомнение по взгляду и пояснил, что, поскольку близко к банкоматам подходить не будет, особой тщательности в гриме не требуется.

И снова бег! По коридору, по лестнице и по наклонной тротуарной дорожке к воротам, за которыми стоит автомобиль Ксении Владимировны. Она преобразилась за эти несколько часов. Где та несчастная пожилая женщина с застывшим выражением скорби на лице и осипшим голосом? Глаза горят гневом, пальцы нервно постукивают по рулю, звучное контральто заглушает все уличные шумы:

— Пока я скорбела о мёртвом сыне, чуть не потеряла живых внучек… да, да, Вика, не пытайся меня переубедить! Ты думаешь, эта сволочь неспособна на убийство? За Олей куш немалый, а в случае смерти ребёнка единственная наследница мать. Поговорила я с ними… ты знаешь, что Ксюшка не осталась совсем равнодушной к знакам внимания со стороны этого урода?

— Догадывалась…

— Ну да, тебя жизнь кой-чему научила. А они дети ещё… спасибо, пока он до конца Варьку не обобрал, поэтому в койку к девочке влезть поостерегся. А теперь я провела с ними обеими профилактическую порку. Что ж, по моей вине Ксюша ещё долго мужиков будет избегать…

— Боюсь спросить, моя королева, что вы такое им сказали?

— Эта сволочь пел девчонке, что они с матерью просто друзья. Я в гневе не побрезговала выпотрошить один из мусорных мешков и показала им сопутствующий продукт невинной дружбы. Оля, как ни странно, более цинична и информирована, она засмеялась. А Ксюшенька наша нежный цветочек, её вырвало.

— Жесть! — вырвалось у Вики.

— Не осуждай, моя дорогая. Жизнь жестока, и нежные цветы она затаптывает. Поэтому детей надо знакомить с реальностью и закалять. Но вернёмся к нашим финансам. Не знаю, сколько там у него на картах, но всё, что есть, будем выводить на счёт Оли. Пусть они станут недоступны до её совершеннолетия. Не волнуйся, женщина я не бедная, на жизнь нам хватит.

— А если там больше, чем у семьи украдено?

— Не верю в фантастику, но, если так, надо закрыть Варькин кредит.

Уже почти полночь наступила, когда они вошли в зону самообслуживания банка. Вика двинулась к терминалу, Макс, изображавший дитя, устроился на подоконнике и принял вид играющего на телефоне. Денег оказалось больше, чем даже было снято со счетов и взято в кредит. Похоже, этот мошенник обрабатывал не только Варвару, были в его послужном списке другие богатые вдовы. Но Вика действовала только в пределах оговоренной суммы.

— Ба-а, я спать хочу!

Так, Макс голос подал. Вика покосилась в сторону выхода. За стеклянными дверями маячили двое полицейских. Она тоненьким голоском отозвалась:

— Сейчас, Масинька, сейчас, мой золотой. Папка твой денежек попросил, надо же ему отправить.

— А ты не отправляй, бабуленька, он всё равно пропьёт!

Один из полицейских что-то пробубнил в рацию, и оба направились к выходу.

На обратном пути, а идти им было не близко, Ксения Владимировна высадила их у парка, где не было камер, и им предстояло перейти «зебру», а потом пересечь парк по сквозной аллее, они обсуждали это происшествие:

— А если бы они спросили документы?

— Дома остались!

— А задержали бы?

— Так я вам для чего? Женщину с ребёнком задерживать — это же днище!

— Ох, Макс, а если бы они к тебе пригляделись? Нет, впредь я буду законопослушной! Господи, только бы всё обошлось!

Но не обошлось. Едва они углубились в парк, как сзади послышался топот.

— Гопота, — сказал Макс. — Бежим! Карты давай!

Сумка у неё была потрёпанная текстильная, из реквизита Макса, с такими старухи за продуктами ходят. Вика на бегу вытащила из неё картхолдер и сунула его подельнику. Тот остановился и наклонился, она поняла, что в носок решил спрятать. Когда Макс её догнал, она приметила какой-то браслет, надетый на пальцы. Застрял, что ли? Только потом она поняла, что это кастет.

Убежать не удалось, их догнали и окружили. Первым делом сумку выпотрошили. Но там были только какие-то тряпки, которые служили для придания объёма, и не Викой туда были положены. Потом подступили к ней:

— Где карта?!

Значит, от банка вели.

— Где-где! Менты отобрали, — прогнусавил Макс, уткнувшись в Викину необъятную бутафорскую грудь.

— Двое с рацией заходили, — заныла Вика, обрадовавшись подсказке. — А у меня, как назло, паспорта нет. И карта на имя сына. Они сказали, завтра с утра в отделение… и чтобы с паспортом… и чтобы заявление от сына. А он в Москве на вахте, только через неделю будет.

А сама легонько подталкивала Макса, мол, беги. А он или не понимает, или задумал что. И тут ещё один из этой четвёрки голос подал:

— Обыщите её, бабы обычно или в лифчик, или в трусы деньги прячут.

— Вот ты и обыскивай, — отозвался второй.

Понятно, почему они так нерешительны. Была бы на её месте юная красотка, или даже не очень юная, или не совсем красотка, или даже сама Вика, но в натуральном виде, они бы тут соревновались за право добраться до её нижнего белья. Но обшаривать безобразно жирную старуху малолетним гопникам, конечно, западло. А придётся, деньги-то нужны. Вика представила себе, как они будут рвать тряпьё на ней, а потом отламывать пластмассовые фижмы, и похолодела, хотя до этого вспотела от бега в таком тряпичном коконе. Наверное, и Макс понял, что грабители сейчас уничтожат его произведение, и махнул в сторону ближайшего парня кулаком. Несмотря на разницу в массе, тот звучно шлёпнулся на дорожку и взвыл. Вика тоже закричала. Маленький Макс врезал кому-то ногой, и очень удачно попал, потому что ещё один голос присоединился к Викиному крику. И тут с противоположной стороны парка мигнули фары, а потом лучи скользнули по кустам. Вика посмотрела в ту сторону, откуда они шли, и увидела, что к ним бегут ещё двое. Непонятно, кому они собираются помогать, но, наверное, лучше бежать в сторону машины, там Ксения Владимировна. А может, это её машина?

Никуда она так и не побежала, потому что из автомобиля донёсся знакомый голос:

— Общага, ко мне!

Вика рванула заднюю дверцу, на застряла, зацепившись за неё своими искусственными формами. Макс подтолкнул её, что-то треснуло, он уцепился за спинку водительского сиденья, вскарабкался прямо на Вику и крикнул:

— Гони!

Автомобиль поплыл задним ходом, Вика, пытаясь продвинуться, видела, что преследователи бегут перед капотом почти вровень с машиной, Макс орал: «Почему не вперёд?», старуха отвечала ему: «Не на камеры же!», но потом вдруг остановилась и легонько подала вперёд, двинув кого-то из преследователей. Снова поехала назад. Больше за ними никто не бежал. Макс каким-то образом оказался у Вики на коленях и уже хлопнул дверцей. Они выехали из парка на уличный тротуар, чуть не сбив пешехода, развернулись и помчались по проспекту.

— Блин, номера, — охнул Макс.

— Заклеены, — лаконично ответила Ксения Владимировна и въехала в тёмный двор. Вышла и наклонилась к передним номерам, Макс открыл дверцу и рухнул наружу, наконец-то освободив Викины колени, и нырнув к задним номерам. Одновременно распахнулись передние дверцы, и артисты, усевшись, развернулись к Вике:

— Быстро раздевайся, лицо не трогай, им займётся Макс!

Макс шуршал пакетом, скидывая в него последовательно парик, маску и школьную форму. Старуха покрикивала на Вику, запутавшуюся в одежде. Та в ответ огрызалась:

— Наешьте такие бока, посмотрю, как вы будете в вашей коробчонке ворочаться!

Дело пошло быстрее, когда Макс, оказавшийся в джинсах, футболке и рубашке, стал сдёргивать с Вики её сорок одёжек, а потом шпателем с намотанным на него влажным бинтом отклеивать силиконовые нашлёпки с её лица.

Автомобиль проехал по двору и выехал на тихую безлюдную улицу, а потом вырулил через трамвайные пути на широкий проспект и устремился к Центральному району. Вылезая у своей общаги, Макс, взяв в обе руки многочисленные пакеты с их реквизитом, глянул Вике в лицо и охнул:

— Ох, какое раздражение, что ж я лосьон не взял, подождите минутку.

— Не надо, всё у меня дома есть, — отрезала Ксения Владимировна. И уже тихо и ласково добавила. — Спасибо, Максинька.

— Рад служить, — кивнул он. — Пока, Виктория, победа за нами!

— Пока, подельник, — ответила она невнятно, с трудом шевеля ободранными губами. — Никогда ещё я не вела такую грешную жизнь. Чтобы в один день и в краже участие принять, и подраться, и настоящего мужчину на коленях подержать!

Макс хохотнул и, подхватив своё добро, пошёл к крыльцу, без опаски горланя звонким тенорком:

— Вспоминай, коли другая,

Друга милого любя,

Будет песни петь, играя

На коленях у тебя!

Вика пробормотала, что её надо домой отвезти или высадить у стоянки такси, но актриса строго ответила, что об этом не может быть и речи. Надо непременно обработать лицо, иначе её завтра охрана на работу не пустит.

Был уже почти час ночи, когда они ввалились в квартиру Горностаевых. Девочки встретили их в дверях.

— Почему не спим? — строго прикрикнула на них бабушка. — Как я понимаю, мать не появлялась? Ксень, корейскую маску принеси. Оль, чайник вскипяти.

Она обработала Викино лицо лосьоном, потом нанесла на маску бальзам и наложила на лицо, предварительно уложив гостью на диван. А потом кинула в тарелку картхолдер и полила прямо из чайника кипятком. Девчонки только ахнули. А она взяла чемодан Вариного гостя, засунула эту простерилизованную вещичку под подкладку, откуда, вероятно, она её ранее изъяла, плеснула кипятком на дно чемодана и пробормотала:

— Где-то я тут хомут видела. Ксень, отвёртку подай.

Действительно, на отопительной трубе был хомут. Она плеснула на пол под ним кипятка из чайника, проследила, куда потекла вода, и поставила туда чемодан. Потом ослабила хомут так, что из-под него начало подкапывать, и объявила, что пора спать.

Вика думала, что после таких приключений ей гарантирована бессонница с бесконечным пережёвыванием произошедшего, но вырубилась сразу. Только через час проснулась от собственного вскрика. Сердце колотилось. Прислушалась, в квартире было тихо. Слава богу, хозяев не побеспокоила. Что-то страшное ей приснилось, наверное, вчерашние гопники. Нет, вспомнила. Ей снилось, что она не спит, а кто-то укачивает её на руках. Она уткнулась в плечо, пахнущее табаком, и в этом сне она почему-то уверена, что это трубочный табак. Она даже название его знает — «кепстен». А тот, кто прижал её к плечу, хриплым баском напевает:

— Нет на свете краше

Маленькой Наташи,

С нею нам не страшен

Серый волк в степи.

Спи, сомкни ресницы,

Пусть тебе приснится

Голубая птица,

Спи, Наташа, спи.

Ей уже прежде снился этот сон. Она тогда лежала в изоляторе инфекционной больницы, маленькой Вике было девять лет, и ей было скучно и страшно здесь одной. За стеной в общей палате шумели, ссорясь и играя, девчонки, у них, у счастливиц, была скарлатина, а бедная Вика единственная во всём городе умудрилась подцепить брюшной тиф. Целыми днями сидела она на подоконнике, ожидая, когда к ней кто-нибудь придёт. Мама приходила два раза в неделю, приносила яблоки. А одноклассники прибегали после уроков ежедневно, их школа поблизости была. Вика ребятам очень радовалась, махала рукой, вставала на подоконник, открывала форточку и переговаривалась, если медработников поблизости не было. А когда друзья уходили домой, становилось ещё тоскливее, и Вика плакала. Как-то в слезах уснула сидя на подоконнике, и тогда ей этот сон привиделся: этот мужчина, этот запах, этот табак, эта песня. А ещё большие такие красивые часы с треугольниками на циферблате, направленными остриём от центра. В том сне она знала, что это не часы, а корабельный компас, и называть его надо не кОмпас, а компАс. Потом они спросила у мамы, куда девалась эта красивая вещица, и мать, вечно Викой недовольная, но обычно только ворчавшая и бросавшая гневные взгляды на девочку, на этот раз заорала, что у Вики от дурной болезни шарики за ролики зашли, никаких компасов в их доме отродясь не было.

Этот сон сыграл роль переключателя. Вика долго не могла уснуть, но думала теперь не о последних событиях, а о том, что, наверное, он навеян детскими воспоминаниями об отце.

Наутро она сама не проснулась, а Ксения Владимировна разбудила поздно. Вика охнула:

— Мне же ещё домой надо заскочить, переодеться!

Но актриса кинула ей халат и сказала, что вся её вчерашняя одежда сохнет на лоджии, е если что не досохло, то утюг ей в помощь. И что лицо Викино не сказать, что совсем поджило, но выглядит вполне пристойно. Вике было стыдно, что она спала, а пожилая женщина приводила в порядок её одежду, но та отмахнулась, мол, стирала машина, а не она.

За разговорами они даже не услышали, как вернулась Варвара со своим хахалем. Эта Барби картинно встала в кухонных дверях, но кроме Вики на неё никто не посмотрел. Девочки продолжали завтракать и рассказывать бабушке что-то о какой-то их общей знакомой, видно, о матери наконец-то что-то поняли. И своё раздражение Варвара вылила на Вику:

— Что вы, милочка, забыли в моём доме?

— Вика, ты была в Варином доме? — подняла брови Ксения Владимировна. — Если так, то зря, она негостеприимная хозяйка, да и квартира её родителей тесная. А в моём доме ты всегда желанная гостья.

Варвара покраснела.

— Вы что, считаете этот дом своим? Но и мне как вдове принадлежит часть.

— У моего сына никогда не было никакой недвижимости. И эта квартира, и та, в которой я жила последние годы, и загородный дом — всё это я унаследовала от мужа и принадлежит только мне… ах, так вот почему этот альфонс тебя ещё не покинул! Ты держишь его своими мифическими домами!

— Варя, мне здесь не место, — ожил её любовник. — Пойду собирать вещи.

— Не прихватите чужого, — бросила ему вслед актриса.

Варвара задержалась, пытаясь достать свекровь:

— Почему вы говорите, что наследство от мужа досталось только вам! Коле от отца должна прийтись половина.

— Мой второй муж был ему отчимом. А отец… увы, актёр, красавец, талант, гуляка. Он мог оставить сыну только долги.

Тут из спальни Варвары раздался вскрик, явно гость обнаружил подтопление своих богатств. Он резво умчался с двумя чемоданами, Варвара не отставала от него ни на шаг, прозорливо полагая, что если потеряет его сейчас, то потом вряд ли найдёт. А прочие тоже стали готовиться на выход, кто на работу, кто на учёбу, кто к нотариусу. Уже обуваясь, Ксения Владимировна ответила на звонок:

— Служба безопасности? А что такое?

Вернулась за сумочкой, вытряхнула из неё вчерашние бумаги и сказала: «Диктую». И продиктовала номера и пароли обеих карт, тех, что были Викой вчера обчищены. Ещё и поблагодарила собеседника за проявленную бдительность!

— Ну вот, теперь этому прохвосту придётся долго разбираться, кто кому и чего должен. Только бы успели остатки снять, пока он до банка не дошёл!

— Успеют, эти действия у них по секундам отработаны, — махнула рукой Вика.

— Бабуля, ты у нас крутая, — хохотали внучки.

Вика почти успокоилась. Даже если путь денег проследят, выяснить, кто это провернул, едва ли удастся. И настроение девчонок ей понравилось. Кажется, их жизнь налаживается.

Глава третья,

в которой Вика стремительно съезжает вниз по карьерной лестнице и даже не решается сойти на повороте, а потом снова испытывает стресс у банкомата

На работе Вика появилась даже раньше, чем надо. И лицо её по сравнению со вчерашним выглядело вполне терпимо, разве что губа была слегка припухшая и красноватые пятна на лице хоть и побледнели, но были ещё заметны. На сочувственный вопрос Лидии Михайловны ответила, что задержалась у Горностаевых, чтобы помочь прибраться, и ей не зашло что-то из их крутой бытовой химии. Злата, которая сегодня выглядела очень нарядно, с ухмылкой заметила, что это больше похоже на последствие страстных поцелуев и плотного контакта с небритым мужским лицом. Вика вскинулась было, но вспомнила о настоящем мужчине, сидевшим вчера у неё на коленях, и прыснула. А в ответ на вопросительный кивок Лидии Михайловны сказала, что всплыла в её памяти поговорка её любимой соседки «Голодной куме всё хлеб на уме». Теперь уже пятнами пошло лицо Златы. Тем временем от заведующего вернулся со своей флешкой Дима и заявил:

— Ну вот, шеф не принял!

— Не принял работу или не принял тебя? — уточнила Вика.

— Вот, гляди…

Дальше пошли обычные рабочие будни.

Через часок Вика сказала:

— Димка, вот почему ты третий год у нас сидишь и волынишь? Вчера ты проделал не хорошую работу, а просто блестящую! Анализ сделан глубокий, подан легко и доходчиво, слог у тебя прекрасный. Я тебе больше скажу, на этот раз ты превзошёл Лидию Михайловну, а она на этих записках собаку съела, и никто из нас с ней даже рядом не стоял. Полгода висит вакансия менеджера проекта, мы запарились, и, если бы не твоё дуракаваляние, тебя бы давно уже туда поставили. Всё же у тебя есть, и образование, и опыт, и волосатая лапа!

— Да, а босс не принял…

Теперь уже Димкино лицо покрылось красными пятнами — от похвалы.

— А не принял он потому, что мы тексты под его возможности пишем. Если он этот начнёт зачитывать, любой дурак поймёт, что не им писано. Оно ему надо?

Лидия Михайловна попросила:

— Прям заинтересовали. Дай-ка почитать.

— Тогда заодно и поправьте.

Та читала и хихикала. И «перевела в общедоступную плоскую форму», как сама выразилась.

Перед обеденным перерывом секретарша позвонила и вызвала к заместителю управляющего Вику и Злату. А он сказал, что начальник отдела на Вику жалуется, мол, не тянет она, сегодня вот не проконтролировала молодого сотрудника, и он налажал. Поэтому он меняет вызванных местами. Вика молча пожала плечами. Она недаром сказала Диме о волосатой лапе, тут все были с протекцией кроме неё. Злату продвигали, а через чью голову это делать — без вариантов через Викину. На ставке специалиста делать Вике нечего, но кредит! Придётся пока работать. Но на слова «пишите заявление» ответила:

— Старший специалист — не должность, а квалификация. О чём писать заявление, что прошу снизить мне зарплату? Вы имеете право её снизить, но просить об этом я не буду.

Зам занудно принялся по полочкам раскладывать, какая она неполноценная по сравнению со Златой: та и магистратуру закончила, и на платных курсах финансовых аналитиков обучилась, но для Вики тут ничего нового не прозвучало, поэтому она слушала его без видимых эмоций, хотя в душе царило отчаяние при мысли о том, что расплатиться с долгами становится невозможно. Наконец он буркнул ей «свободна», а Злате кивнул на стул. Секретарша в приёмной попросила Вику расписаться в приказе, она прочитала, перечеркнула «Основание: личное заявление», написала сверху «распоряжение заместителя управляющего», расписалась и пошла на рабочее место. Секретарша сдавленно пискнула ей вслед.

Сразу после обеда её вызвал начальник отдела. Высказал своё возмущение по поводу плохо выполненной Димой работы и выдал очередное задание.

— А почему мне? Или отчёт пока отложить?

— Не маленькая, распределишь между сотрудниками.

— Вообще это менеджер проекта должен делать. Или старший специалист. А я рядовой сотрудник теперь, кто меня слушать будет? Злату прислать?

И покатилась «весёлая» жизнь. Хорошо, если им передавали пришедшие сверху бумаги. А если местное руководство кидало туманную идею, начальник корявенько формулировал запрос, а Злата пересказывала как поняла и запомнила? Не один раз Вика порывалась, чтобы набрать Ксению Владимировну и попросить денег на погашение кредита. Останавливало то, что все спасённые деньги на детском счете до совершеннолетия изъятию не подлежали, а у бабушки явно особых излишков не было. Да и светиться рядом было опасно. Они договорились сразу, что Вика обратится к ней ближе к истечению срока кредита.

А тут ещё одна знакомая позвонила, была у них прежде договорённость, что возьмёт она Вику к себе в отдел, если вакансия появится. Пришлось отказаться, объяснила, что льготный кредит. Та даже обиделась, мол, хотела иметь своего человека, и вот… придётся с улицы брать. Тут, кстати, от вас девушка одна приходила на собеседование, вроде, толковая, но запись у неё в трудовой нехорошая, испытательный срок в вашем банке не прошла. Не Наташа ли, удивилась Вика. Ну, рассказала, в чём дело, поручиться не поручилась, конечно, но подтвердила, что девочка старательная и неглупая, наблюдала её в работе. И в пятницу эта Наташа, придя за расчётом, заглянула к ним в отдел и поблагодарила её за протекцию.

Что тут началось! Первой возмутилась Лидия Михайловна: почему сама не пошла? Ну и пусть зарплата такая же, зато банк с государственным участием. Это же стабильность! Потом Дима губы надул: сама хвалила, а рекомендовала постороннюю. А там, говорят, начальница умная, после её школы в любой отдел с повышением возьмут. Схватив телефон, выскочила из кабинета Злата. Вышедшая следом Вика услышала, что их старшая предъявляла претензии кому-то, что не известил о вакансии. Да что там, мёдом намазано? А после обеда, зайдя в кадры, она услышала, как сетует на безлюдье заведующая их дополнительным офисом, что на Московском, у неё работать некому. И предложила свою кандидатуру:

— Да понимаю, что зарплата меньше у рядовой операционистки! Зато с домом рядом, мне на работу идти дворами двести метров!

— Нет, Вика, ты под колпаком у Мюллера, — ответила кадровичка. — Заместитель управляющего нипочём не пойдёт тебе навстречу.

— А вы предложите вынуждено откомандировывать по человеку от отдела на пару недель, пока вакансии не заполнятся. А первой — меня. Это получится не по моей просьбе, а принудительно.

Кадровичка хохотнула и пошла в верха.

— А поменяешь выходной с понедельника на субботу? — спросила её будущая начальница. — Мне завтра одной работать, а бабки косяком за пенсией пойдут.

— Да без вопросов!

— Вика, а грабителей не боишься? — спросила вернувшаяся с подписанным приказом кадровичка. — Там, говорят, часто пенсионеров караулят.

— Типун тебе на язык! Вика не пенсионерка, да и было такое не в этом году. Не бойся, через наш офис суммы проходят не аховые.

— А ещё грабили головной офис нашего банка в прошлом году, — поддержала её Вика. — А дважды в одну воронку… сами понимаете.

Первый рабочий день на новом месте оказался интенсивным. Одно радовало, что короткий, до двух часов. А работа для Вики не новая, она с третьего курса трудилась в подобном филиале, только другого банка. И в этом здании ей бывать приходилось, как-то она тут целую неделю в составе группы хронометраж проводила, а потом ещё посылали их в архиве помогать, который временно разместили в подвале этого здания. Дом старый, послевоенной постройки, вроде бы под почтовое отделение строился, в те времена здесь был пригород. Теперь он оказался в центре квартала, окружённый многоэтажными жилыми домами, и только рядом с ними было ещё одно двухэтажное здание — старинный особняк, занятый под музей кузнечного дела.

Заведующая одобрительно поглядывала на Вику, у которой очередь двигалась точно с такой же скоростью, как у неё. Как и ожидалось, в основном сегодня пенсионеры деньги снимали. Но после полудня народу стало меньше, сидело в ожидании очереди несколько человек.

— Дочка, не поможешь с терминала по квитанциям расплатиться? — попросила одна из бабуль.

Вика посмотрела на заведующую. Та кивнула ей. Ну да, в зале молоденькая толстушка с маленьким ребёнком, поразительно спокойной девочкой лет двух, пожилой крупный мужик и пара бабуль.

— Вот, женщину с ребёнком обслужу и выйду к вам.

— Ничего, — пропищала, покраснев, толстушка. — Мы подождём, нам бы… это самое… туалет…

Вика толкнула дверцу и вышла в зал, показав девушке перегородку из матового пластика, за которой пряталась дверь служебного туалета.

Зона самообслуживания была проходной, просто коридор, в котором вдоль стен стояли терминалы. Выходя в неё вслед за бабулей, она разминулась с направлявшимися в операционный зал мужчиной с двумя детьми и огорчилась: в упор до двух придётся работать. Не пытаясь обучать бабулю, Вика быстро сканировала квитанции, и уже отходила, напоследок скомандовав ей ввести телефонный номер, чтобы скинуть на него сдачу, когда звякнула входная дверь. Она с досадой оглянулась: кого несёт перед закрытием? Четыре парня! Вика даже не сразу поняла, что они в масках. В маскарадных, блин! А когда дошло, с матом вспомнила кадровичку. Накаркала, зараза!

— Дочка, всё, что ли? — спросила бабка.

— Эй, парень, погоди, бабулю выпусти! У неё недержание, — выкрикнула Вика и подтолкнула её.

Та или поняла её сразу, или Вика диагноз угадала, но послушно зажурчала по ногам. Впереди идущий с матом отскочил, оставляя мокрый след. А тот, что наматывал на ручки двери цепь, крикнул:

— Атас, менты!

Двое полицейских шли по тротуару мимо широкого банковского крыльца. И один и них глядел в сторону дверей. Он увидел маску на лице того, что закрывал двери, потому что толкнул напарника, и они разбежались по обе стороны крыльца.

— Боб, вытолкни бабку!

— А может, прибить её?

— Думаешь, от дохлой меньше вони будет?

Знакомый голос. Неужели из своих? И где остальные? Двое сразу прошли в операционный зал? В ступоре она уставилась в окно. Может, последний раз видит и солнце, и яркую майскую листву, и голубей на асфальте…

Очнулась только от грубого толчка в плечо. Разворачиваясь, увидела бабулю, лежащую на крыльце. Живая, слёзы рукавом вытирает. Повернулась и пошла к стеклянным дверям, ведущим в зал.

Дальнейшее ощущается то ли сном, то ли как финал студенческой пьянки, когда мозги выключены, соображалка не работает и память тормозит. Как будто в зале стало темнее, звуки приглушены и слова невнятны. Да… вроде бы она перевязывала Свету, свою новую начальницу, а потом перетаскивала её к стене, где прежде стоял длинный диванчик из кожзама… а где он? Налётчики за перегородку перетащили, оставив из мебели лишь банкетку, на которой сидят две старухи и пожилой здоровенный мужик. Рядом устроился прямо на полу, привалившись к стене, мужчина, зашедший последним. Мальчик лет четырех у него на коленях, подросток рядом сидит. Вика без опаски подходит к своему окошку и говорит:

— Эй, хоть кресло одно верни! Нельзя же детям и женщинам на полу сидеть!

— Ты охренела? (Этот, который сидел на её рабочем месте и выбирал из кассы банкноты, конечно, другой глагол употребил, замахиваясь на неё кулаком).

Но тут через её плечо кто-то рявкнул:

— Ты что, чудила, здесь устроил? Ты на кой мебелью проход загородил? Как тут прыгать будешь, когда менты на штурм пойдут? (Обращение, конечно, на другую букву, это Вика так для себя перевела, чтобы потом рассказывать).

Орал тот, что в красной маске. Похоже, он тут командует, мечась между кассовой перегородкой и стеклянной дверью, на которую он опустил жалюзи. Он уже ответил на звонок полиции по стационарному телефону, пока Вика искала аптечку. Она не очень расслышала, что он там требовал, но поняла, что требования его дурацкие, и никто их выполнять не будет. Но до того Вика успела увидеть через стекло, что второй диванчик, короткий, стоит у стены за крайним терминалом, и на нём лежит четвёртый налётчик с обрезом в руке, контролирующий вход, выглядывая в щель между стеной и терминалом. Так себе укрытие, лежать удобно, но пулю схлопотать очень даже просто, это даже невоеннообязанная Вика поняла. Здоровенный пожилой мужик, помогающий Вике вернуть диван, который выкинул из кассы сидящий на её рабочем месте бандит, тоже это понимает и бормочет под нос: «Гопота!» И это слово оживляет в памяти вечер после поминок Никника, и до Вики доходит, где она слышала голоса. Двоих, по крайней мере, тот, что в красной маске тогда сказал: «Обыщите её, бабы обычно или в лифчик, или в трусы деньги прячут», а коренастый отозвался: «Вот ты и обыскивай». Дежавю: и гопники те же, и два полицейских рядом, и банк, и кража денег. Лиц она не разглядела в темноте, а сейчас они в масках, но голоса теперь узнает всегда… если жива будет.

Свету укладывают на диван, в ногах усаживается мужчина с сыновьями, Вика планирует сесть на противоположном конце, положив голову коллеги себе на колени, но главарь в красной маске окликает:

— Эй, Виктория (это он на бедж поглядел), за бабкой своей убери! И здесь пол протри!

Да, замусорено изрядно. У стены валяется проволочная корзина, похоже, мусор из неё разлетелся. Неужели Света сражалась? Безумство храбрых, а ей она показалась разумной и выдержанной. Вика говорит:

— Сейчас веник и швабру принесу. А… туда как же?

Она кивает в сторону зашторенной двери.

— Гы! Подстрелят тебя — их проблемы!

Страшно. Чтобы отсрочить выход в зону самообслуживания, Вика говорит:

— Разреши людям ходить в туалет. А то как ни убирай, а нюхать тебе придётся.

— Борзая ты, — говорит он, впрочем, без особого зла. — Пусть сходят.

Ожидаемо, что первыми срываются с места старухи. Вика ждала оклика, чтобы шли по одному, но его не последовало. Да, преступники явно глуповаты. Вика опять замечает презрение на лице пожилого здоровяка. Когда старухи возвращаются, Вика ждёт, что пойдёт семья, но со стоном спускает ноги с дивана Света. И она помогает ей встать и тащит к дверям. А в туалете первым делом спрашивает, что за неожиданный всплеск эмоций с её стороны? А та объясняет, что вышел охранник Славочка, надеясь перед закрытием добежать до чебуречной. Он, естественно, был безоружным, поэтому она кинулась отвлекать нападающих, чтобы он успел укрыться за железной дверью своей каптёрки.

— Да, блин, никто не учится на чужих ошибках! В прошлом году по вине охраны наш банк ограбили, одного убили, другую ранили, а охрана продолжает лажать!

— Он же мальчишка совсем…

— Этот мальчишка получал зарплату за нашу безопасность. А в зале оказались в опасности два маленьких мальчишки по его вине.

Вика вернула Свету на диван, и вслед за мужчиной с сыновьями зашла в туалет.

— А? Не до стеснения, жизнь в опасности, пацаны, идите в кабинку, а вы слушайте, как вас там? Алексей? Так вот, под нами подвал, потолки там высокие, точно не скажу, но больше трёх метров. Там архив, склад всякой ерунды, ну, и коммуникации проходят, отопление, водопровод, канализация. Я была там один раз только, год назад. Есть дыра отсюда, но не уверена, что под ней не стоит мебель. Я боюсь за детей, они самые ценные заложники. Решайте сами, стоит ли вам спрыгнуть туда и отсидеться или остаться здесь?

— Где?

Лёгкая матовая перегородка отделяла от операционного зала узкую полоску, прикрывая дверь в служебный туалет и стоящий в конце этого загончика старинный однодверный шкаф для хранения тряпок, тазиков, бытовой химии, пылесоса и прочих принадлежностей для уборки. Вика нагнулась было и тут же распрямилась: висящие на гвозде, вбитом в шкаф, халат уборщицы и пальто шевелились!

Вика дёрнула эти тряпки и увидела толстушку с ребёнком на руках, о которых даже не вспомнила, а ведь сама показала им путь в туалет!

Страшным шёпотом призвав их молчать, она снова наклонилась, подняла тормозы мебельных колёсиков и легко сдвинула шкаф, под которым была небольшая четырёхугольная дыра в деревянной окантовке, прикрытый куском ДВП на одном гвозде:

— Плечи пройдут?

— Да, — уверенно кивнул мужчина и машинально полез в карман. — Эх, посветить нечем!

Да, их обыскали и личные вещи отобрали. Но толстушка вытащила из кармана телефон и подала ему. Он взглянул на дисплей и аж зашипел. Вика поняла, что эта идиотка даже звук не отключила. А если бы ей кто-то позвонил?

Вика навела палец на Алексея, потом на старшего мальчика, потом на младшего и следом на толстушку. И ещё шепнула ему:

— Если что, передашь полиции, что они знали о внесении наличных за квартиру на Московской.

Алексей легко провалился до подмышек, потом с трудом съёжился в плечах и протиснулся ниже, держась руками за край дыры. Некоторое время висел, потом рухнул вниз. Чтобы заглушить звук, Вика вышла из-за перегородки, грохнув об пол ведром.

— Ну, ты долго там? — рыкнул на неё главарь в красной маске.

— Да вот… сейчас ещё жидкость дезинфицирующую достану…

— Живей давай!

Вика вернулась к люку, в который уже лез подросток. Она ухватила его за руки и опустила вниз. Когда он разжал руки, шума от падения не последовало, видно, отец его подхватил. Точно так же она за руки спустила бесстрашного малыша, который не издал ни звука.

А вот толстушка в этой дыре застряла. Вика с силой выдернула её и показала молча на юбку: снимай! Принесла диспенсер с жидким мылом и полила её бёдра. Вроде бы, поглубже она провалилась, но всё равно застряла. От отчаяния Вика с силой нажала на толстушкины плечи, и она вдруг провалилась с чавкающим каким-то звуком. Через мгновение с облегчением услышала: «Давай!», взяла малышку под мышки, опустила в люк и разжала руки. Не обращая внимания на писк, она скинула вниз юбку, халат и пальто, прикрыла дыру, сдвинула шкаф на место и носком туфли опустила тормоза колёсиков. И тут же за перегородку заглянул один из налётчиков:

— Ты что копаешься?

— Да вот, я думаю, моющее что-нибудь или «Белизну»…

— Да хоть серную кислоту!

Он проскочил в туалет, а Вика замерла в ужасе. Зашумела вода сначала в бачке, потом из-под крана. Он вернулся к месту своего дежурства, к окну. Вика перевела дух. Не заметил, ура, он не заметил отсутствия мужчины с сыновьями!

Вика начала убираться в зале, а когда выметала из-под банкетки, предложила пожилому мужчине пройти освежиться. Он нерешительно посмотрел в сторону туалета, но она подтолкнула его. Вернувшись, он уставился на Вику, но она старательно отводила глаза, а потом решительно поволокла мешок с мусором, ведро, швабру и веник к выходу.

Ну, была не была! Распахнула дверь и вышла в проход между терминалами, постояла некоторое время, не решаясь отпустить дверь, пока сзади не послышался истерический крик: «Дверь закрой, дура!» Ну, не от глупости она её держала, просто дала возможность наблюдателям увидеть и её, и то, что напротив двери находится диван, на котором сидит Света.

Убрав шваброй лужу, она полила это место «Белизной». Не по необходимости, а из вредности. И ожидания её оправдались, лежащий на диване налётчик закашлялся и начал материться. А Вика стала с ним препираться, активно жестикулируя, чтобы полиция точно знала, где его укрытие. Увлечённая этой игрой, она не сразу услышала, что в операционном зале возник шум.

Вика не сомневалась, что связано это с обнаружением исчезновения заложников. Возвращаться не хочется, но надо. И этот, который на диване, уже грозит ей оружием. Вернуться она не успела. Выстрел, ещё выстрел в зале! И через мгновение грохнуло стекло и взвизгнул лежащий на диване, схватившись за ногу. Это они такие снайперы? Вика бездумно подхватила с пола выпущенное им из рук оружие и кинула его к окнам. А потом сама полетела туда же открывать дверь.

Её едва не размазали об пол влетевшие в банк через эту дверь полицейские или кто там они? Спецназ? Вику они отбросили в сторону, и она приземлилась на колени, шипя от боли. Кто-то подхватил её под мышки и протащил по полу, добавив ссадин. Ну да, не Дюймовочка она, лишнего веса в Вике килограмм пятнадцать. Но этот по долгу службы должен уметь тяжести таскать, или он как Славочка по блату на службу пришёл?

Ухватившись за отопительную трубу, Вика не дала своему спасителю добить её колени и с трудом встала. Потом она даже не могла вспомнить, как оказалась сидящей на скамейке у банковского крыльца на улице. Две тётки в синих костюмах кружились над ней, одна светила в глаза фонариком, другая обрабатывала стёсанные колени и голени. Потом мимо них стали по пандусу выкатывать носилки, первые она не успела разглядеть, а на вторых везли пожилого мужчину.

— Он живой? — крикнула она.

Ей не ответили. А следом уже везли Свету, но она шевелилась, поэтому спрашивать о ней Вика не стала. Потемнело в глазах, и она, боясь потерять сознание, сказала:

— Женщины, скажите полиции, что пятеро заложников в подвале.

— Угу, угу, — промычала медичка, продолжая мерить давление.

— Вы что, не понимаете? Там трое детей и двое взрослых.

— Что с этой? — спросил подошедший мужчина. Вроде бы, в форме, разглядеть его Вика не могла, прямо в глаза солнце светило.

— Да бредит она, заложники у неё в подвале…

— Идиоты, — вспыхнула Вика. — Идёмте, покажу!

Вскочила и скривилась от боли.

— О, хорошо, сама идти может, — спокойно прокомментировала медичка, выпрямляясь. — Пройдём в «скорую».

— Никуда я с тобой не пойду.

Вика ухватилась за перила и, постанывая, пошла в банк. В дверях стоял мужик в каске и бронежилете и преградил ей путь.

— Если там не опасно, так пропусти, — сказала медичка. — Подвал она нам показывать будет.

В операционном зале гулял ветер, под окном за кассовой перегородкой грудой лежали стеклянные осколки, на полу застывали две тёмные лужи, рядом с ними были обведённые мелом контуры тел.

— Много убитых? — спросила Вика.

— Сколько надо…

— Первый раз слышу, что медикам нужны трупы. Вы, барышня, в живодёрне не работали?

Присела, шипя от боли, на корточки, подняла на колёсиках тормоза, отодвинула шкаф. Полицейский оторвал фанерку и матюгнулся, мол не было на техпаспорте никаких выходов в подвал.

— А вы в вашем возрасте всё ещё бумажкам верите, — фыркнула Вика. — Значит, из начальства. Оперативные сотрудники обычно теорию практикой проверяют. И не вздумайте в эту дыру лезть, со стороны музея тамбур в подвал ведёт. Ключи? Понятия не имею, но можете спросить у нашего Аники-воина.

— Да не кати ты бочку на пацана, — примирительно сказал один из тех, кто пришёл вслед за ней. — Что он мог сделать?

— Действовать согласно инструкции.

Вот сидит теперь битый час и показания даёт. Дура, что от госпитализации отказалась. Тем более, допрос какой-то уж очень агрессивный. По четыре раза спрашивает одно и то же, в соучастии, что ли, подозревает? Кое-что всё-таки рассказал о том, что происходило в зале в её отсутствие. Самое обидное, что не бандиты заметили, что пропала семья, а одна из старух, и подняла шум. Вот на кой, спрашивается? Сосед по банкетке пытался её заткнуть, да куда там! Ну, он и сказал, что дверей здесь всего три: на выход, в туалет и к охране. И один из налётчиков, кто на Викином месте сидел и недоволен был малой поживой, стрельнул в стальную дверь. Пуля срикошетила и попала в экран, висящий над банкеткой. Стариков засыпало стёклами, снайпер через окно застрелил распсиховавшегося стрелка и не вовремя высунувшегося главаря в красной маске. Тот, что дежурил у окна, решил не рыпаться и лёг мордой в пол. Обидно, что пострадали все, кроме той бабки, что истерику закатила, вторая получила серьёзные порезы, а мужчина схватил пулю, его сейчас оперируют.

Глава четвёртая,

в которой Вика ненароком находит влиятельную родню и высокую должность

Первой на Викин телефон, час назад возвращённый полицией, позвонила жена младшего брата. Ну, это понятно, она чаще всего к ней обращалась, потому что работала в три смены и подкидывала ей детей даже тогда, когда мать уже была в полубессознательном состоянии. А теперь-то что? И начала она как-то уж очень агрессивно: почему не звонишь, да как там мои дети?

— А чего нам с тобой обсуждать, — спросонья удивилась Вика. — Люди мы чужие, делить нам нечего. И дети твои мне чужие теперь, так что мне всё равно, как они выглядят.

По правде, мальчишек Вике было жалко. Просто так детей из сердца не выковырнуть. Она возилась с ними с самого рождения, ведь пока мама была здорова, она не перечила невестке в желании спихнуть детей на неё, и та подкидывала их с завидной регулярностью, даже пока в декрете сидела. Конечно, и шебутные, и избалованные, но не чужие. Только ведь и Кристина, дочурка старшего, считай, росла у них и ходила за Викой хвостиком, но вот выросла — и даже не покраснела, собравшись оставить родственницу без жилья. Эти воспоминания как-то отключили её от вслушивания в монолог собеседницы, поэтому до неё не сразу дошло, что она считает, что дети у Вики.

— Ты что, пьяная? Я никого из вас с сороковин не видела!

Разъединение. Вика вздохнула и поплелась освежиться. С детсадовского возраста не спала днём, но тут, в больнице, после обеда просто делать нечего. А встаёшь после этого тихого часа как после пьянки, тупая и слюнявая. Так что она даже благодарна невестке, что разбудила, тем более, что она прервала сон, в котором отец пел Вике песню о маленькой Наташе, а это воспоминание, несмотря на отсутствие в сновидении чего-то пугающего, всегда наводило ужас.

Получив втык от дежурной медсестры за хождение по коридору в тихий час, она вернулась в палату и услышала нарекания со стороны соседок по палате за непрерывные звонки. Вот странно, теперь братец названивал! Вышла на лестничную площадку и ответила. С ужасом узнала, что этот придурок привёз детей в банк и отправил на второй этаж одних. А услышав, что она работает в другом месте, ещё и претензии предъявил, почему, мол, не сообщила.

— А что, должна была? Вас моя персона интересует только когда вам помощь требуется! Ты знаешь, где я живу? А где сейчас нахожусь? Ни фига тебе это не интересно. Так что давайте и дальше без меня. В полицию обращайся!

От волнения опять чёрные мушки в глазах поплыли. Ох, как бы снова не свалиться! Она ведь после того, как показала дыру в подвал, ещё дождалась приезда дежурного бухгалтера и охраны из головного офиса, вместе подсчитали всё после того, как полиция всё засняла и описала, и только потом отправилась в полицию давать показания. Потом нудный допрос, от которого голова кругом шла. Потом под дверью комаром зазвенел тоненький голосок, а потом в кабинет ворвалась толстушка из заложников:

— Виктория с восьми часов работала, а вы её даже не накормили!

Вместе с толстушкой Асей в кабинет ворвался запах съестного. Она сунула Вике в руки сэндвич с тёплой котлетой, расплавившимся сыром и листиком салата и, поставив на соседний стул сумку, достала оттуда термос. Поглядела на нервно сглотнувшего хозяина кабинета, и протянула второй сэндвич ему. Дальше в кабинете звучал только её голос. Следующий гамбургер Вика уже не заглатывала кусищами, а вдумчиво жевала, запивая мятным чаем. Её сотрапезник тоже смаковал, но от чая благородно отказался, достав из стола железную банку с кофе и включив чайник. На запах нервно отреагировали его коллеги, то и дело заглядывавшие в двери, но он взмахом руки отправлял их назад, бурча:

— А вот не завидуйте!

Зато в один из таких визитов в кабинет вслед за должностным лицом просочился Асин муж, тоже блондин, тоже небольшого росточка, только худенький в отличие от пухленькой жены. Глядя на то, какими они взглядами обмениваются, как бережно он усаживает жену на стул, поправляет ей волосы, перехватывая сумку, подливает Вике чая и протягивает ей и жене салфетки, а потом протирает стол, полицейский вздыхает, а у Вики тоже вырывается:

— А вот не завидуйте!

А тот, нисколько не обидевшись, ответил:

— Да знаю я, что такого счастья редко кто заслуживает!

Вот в ходе этого неформального общения он выдал, что у пожилого мужчины пулю извлекли, и жизни его ничего не угрожает, а внешне не сильно пострадавшая Света только что на операционном столе скончалась. И тут перед глазами Вики чёрные мушки заплясали, а в себя она пришла только в машине скорой помощи, а рядом с ней сидела испуганная Ася, а сопровождала их полицейская машина, которая везла её сотрапезника и прицепившегося к нему Асиного мужа.

Четвёртый день она тут лежит с диагнозом «Гипертонический криз», и только Ася навещает её. Сегодня с утра принесла куриный бульон и пирожки с печенью. Вика уже много знает о ней, кончила Ася кулинарный лицей, с мужем они и там, и в старших классах учились вместе, успела поработать в садике поварихой, сейчас в декрете. Муж — су-шеф в крутом ресторане «Тихая Ряса». Вика не жаждала суеты вокруг своей особы и предполагала, что никто её не достал из-за того, что она без телефона. Однако сегодня ей вернули телефон, а на нём ни единого вызова! Ладно, коллегам на неё плевать, но начальство хотя бы в интересах дела могло бы пожелать ей здоровья.

Ну вот, прорвало. Господи, только бы не выбрались эти сорванцы из банка на проезжую часть! Мальчишки большие, о себе и о тётке, которой их подсунули, рассказать в состоянии. Почему никто из банка ей не позвонил? Звонок, номер незнакомый, но теперь она вынуждена отвечать на все. Полиция. Слава богу, мальчики у них, и их родители тоже. Тогда к ней какие вопросы? Ах, вот оно что, отец утверждает, что сдал детей с рук на руки тётке. То есть тётка оставила детей в опасности, а не их наглые родители? Так вот, можете проверить хоть в регистратуре, а хоть и у своих коллег из Московского района, что с субботы Виктория Дейна в стационаре неотлучно. Да-да, из того самого банка после происшествия доставлена. И да, не призываю вас отбирать детей у этих бессовестных людей, родители они любящие, но постращать опекой и приютом не мешало бы, потому что они реально подвергали детей опасности.

А теперь можно выдохнуть. И пора, наконец, навестить товарищей по несчастью.

Бабулю, оказывается, даже не госпитализировали. Зашили порезы и отправили домой. А мужчина лежит в хирургии. Подумала, взяла из холодильника банку киселя, что Ася ей вчера принесла, и пошла отдать долг вежливости прооперированному.

Рядом с дверью палаты сидел мрачный мужик, лениво поглядывающий вокруг. Странно, такие типы, если ждут кого, так в телефон пялятся. Она почти столкнулась с вышедшими из палаты высокими мужчинами, один седой, с резкими чертами лица, в медицинском костюме, другой в накидке посетителя смуглый, сутулый, помоложе. Вика постучала в только что захлопнувшуюся дверь и зашла. Ого, хирургия богаче терапии, тамбур с санузлом, палата двухместная, кровати хирургические с электроприводом. Вторая кровать застелена, поверхность тумбочки пуста, то есть мужик лежит здесь один. Курорт!

— Здравствуйте, Пётр Николаевич, — начала она.

— Да просто дядя Петя, — улыбается он и берёт с тумбочки джойстик, чтобы поднять изголовье. — Рад видеть тебя, Виктория.

— Просто Вика, — улыбается она в ответ, радуясь, что узнал, и что встретил дружелюбно. — Я зашла узнать, как вы себя чувствуете, и от имени руководства Новогорского облкомбанка принести свои извинения за причинённый вам ущерб. Вам сегодня должны были вернуть ваши личные вещи…

— Присядь, Вика, — говорит он, а она чувствует, что сзади кто-то придвигает стул.

Оказывается, сидящий в коридоре громила вошёл вслед за ней. Он усадил её и устроился сам на другом стуле. Дядя Петя спрашивает, откуда она знает, что именно сегодня ему вернули вещи, на что она отвечает, что и ей их вернули сегодня перед обедом.

— Так какого… не знаю даже, на какой овощ сослаться… в общем, почему ты извиняешься от имени руководства банка?

— Потому что, мне кажется, что они и не подумали вами поинтересоваться. А я участвовала в инвентаризации, и мне важно знать, всё ли вам вернули.

— Это удивительно, но вернули всё, даже деньги, что эта гопота вытряхнула из бумажника, вернули точно в той же сумме и тех же купюрах.

Вика радостно объясняет, что когда налётчики стреляли пейнтбольным ружьём по камерам, то не заметили две: одну на информационном экране, другую над её рабочим столом, так что при возврате украденного они могли свериться с видео, что и откуда было взято. Впрочем, в банке оставались только те, кто ещё не успел снять наличные, так что серьёзные деньги были у дяди Пети, причём пятитысячные исключительно только у него, а ещё значительно меньше у Светы и у мужчины, который с сыновьями пришёл. У остальных — копейки. Пока они это выясняют, возвращается один из вышедших из палаты, смуглый, садится на свободную койку и точно так же как громила в разговор не вмешивается.

Потом они вдвоём просто болтают, дядя Петя с удовольствием пьёт кисель, хвалит его, спрашивает, не мама ли Викина его варила.

— Нет, это Ася, она профессиональный повар.

— Сестра?

— Да нет же! Помните, хорошенькая такая пухленькая блондинка с маленькой дочкой?

— Погоди, она что, не ушла?

Приходится всё по новой рассказывать.

— Вика, а тебе ничего не показалось странным в этом ограблении? — спрашивает дядя Петя.

— Да всё там странное! Это вообще какое-то ретро, сейчас гораздо выгоднее компьютерное преступление, наличности в обороте всё меньше, всё уходит в онлайн, у нас штаты сокращаются. Наш головной офис грабили в прошлом году, но грабители были в возрасте, неоднократно сидевшие. А эти, как вы говорите, гопники, они же абсолютно неподготовленные! Камеры не вывели из строя, охраннику дали возможность закрыться. Где это видано, чтобы заложникам было позволено свободно ходить, запираться в туалетной кабинке? Меня вообще никто не контролировал, когда я копалась в шкафу уборщицы. Я могла воспользоваться хлоркой, щёлочью для прочистки труб…

— А почему не воспользовалась?

— Была такая мысль, но это на крайний случай. Пока они нас не обижали, не стоило их провоцировать. Вы сами пострадали из-за самодеятельности заложницы. А я действовала, считаю, что безошибочно. Вывела из-под удара половину заложников, а главное — детей.

— Согласен, что ты действовала рискованно, но тебе всё удалось. Что ещё странного?

— Я думаю, что это ограбление в любом случае бы не удалось. Тот, кто их послал, рассчитывал на что-то другое. Похоже на операцию прикрытия, но, насколько я знаю, в это время никаких других серьёзных преступлений не произошло.

Асе потом сказала, что дед от её киселя в восторге. И она кинулась его навещать. Вот прямо завидки берут, лет на пять её моложе, а какая открытость и доверчивость, похоже, жизнь не пинала.

В конце недели Вика выпросилась на выписку. У собственного подъезда она столкнулась с Максом и страшно удивилась:

— Какими судьбами?

— Ксения Владимировна просила передать тебе пригласительный. Сегодня в нашем драмтеатре московская антреприза даёт «Гамлета», а наша королева будет играть королеву. У них звезда, что Гертруду играет, того… приболела.

Вика кивнула, про московскую звезду, красивую моложавую женщину, ходили слухи, что она запойная. Идти в театр не хотелось, но обижать Ксению Владимировну тоже не хотелось. И Вика позвонила Асе, не желает ли она с мужем выйти в свет. Ася даже застонала от разочарования, попасть на этот спектакль она мечтала, но заранее купить билеты не удалось, потому что не было денег, а когда деньги появились, не было уже билетов. А теперь, когда ей предложили билеты, уехала в гости свекровь, и ребёнка оставить было не с кем.

Тут веское слово сказал её муж: девочки будут развлекаться, а он остаётся на хозяйстве. И девочки отправились в свет.

Вика с детства в театре не бывала. Учёба с работой, помощь родственникам — и не то, что её из дома не отпускали, но как-то было неловко даже представить себе, что она отпросится с работы, уйдёт из дома… а как же дела? Ну вот, сподобилась. Ася была в восторге, настроение ей не удалось испортить даже навязчивому соседу восточной внешности. А Вика просто попросила билетёршу посодействовать, и та без вопросов привела на их места двух пожилых театралок, проводив девушек из партера в амфитеатр. В общем, Ася задыхалась от восторга при виде живых артистов, знакомых по сериалам, а Вику подбешивало по малости всё: и сокращение пьесы, и доведение до минимума числа действующих лиц, и лазерное шоу взамен декораций и действующих лиц, ладно бы призрак, а то ведь и актёрская труппа с её «Мышеловкой», и Розенкранц, и Гильденстерн, и корабль, и даже Лаэрт! Фехтование Гамлета с мечущимся изображением выглядело неубедительно. Ну не театралка она, но телеспектакли смотреть приходилось, и пьесы она читала. Не такого она ожидала от столичных артистов. Но неожиданно её тронула игра Горностаевой. Кажется, через эту роль она попробовала осознать мотивы своей невестки, не только осквернившей память мужа, но и предавшей детей. И Вика в одном месте даже прослезилась. Кажется, местная публика тоже прониклась, потому что цветов королеве досталось больше, чем Гамлету.

Утром в субботу она проснулась поздно и подумала, что, пожалуй, нужно позвонить в банк и узнать, начал ли работать офис на Московской, и не отменили ли её откомандирование в связи с нынешними обстоятельствами. Хотя после смерти Светы там, кажется, вообще один работник остался. Или просто дойти до отделения? Но дойти она не успела, ей позвонила кадровичка.

— Что это вы в выходной названиваете? — вырвалось у Вики вместо приветствия.

— Какой выходной, чёрная суббота сегодня. Ты на больничном? По сегодняшнее? Прийти сможешь? Тогда ноги в руки — и к двенадцати как штык. Правление собирается.

Ничего хорошего Вику там не ожидало, но и отказываться явиться, на что формально имела право, себе дороже. Поэтому она переоделась и поспешила на автобус.

Пока сидела в приёмной и наблюдала, как мимо проходят высокие лица, слышала их разговоры, вспоминала некоторые расчёты, которые у них запрашивали, она всё больше понимала, что неправа была, хвалясь дяде Пете, что действовала безошибочно. Картинка сложилась, и была она безрадостной. Света приняла смерть от рук близких людей и по наводке коллег. Женщина на копеечной зарплате погибла за бабки этих толстосумов.

А когда через приёмную прошёл тот самый восточный человек, что накануне в театре лапал Асю, она вообще запуталась. И испугалась. Вытащила телефон и почему-то вспомнила щенка, который ко всем кидался на соседской даче: «Не оставляйте меня, я же хороший!» Так и Вика родне в глаза заглядывала, понимая, что не оценят. Поэтому чужим даже и не пыталась понравиться. Вот контакты, всё по делу, близких нет. И послала СМС Асе: «Вызвали в банк, нахожусь в приёмной, кажется, знаю, кто организовал нападение».

Заседание началось, в приёмной остались томиться Вика и Славик. Чувствуя себя не в своей тарелке, он пересел к ней поближе. Она спросила:

— Похоронили Свету? Отчего она померла, от ранения?

— Обширный инфаркт, — ответил он и с вызовом добавил. — Вас я на кладбище не видел.

— А меня только вчера из больницы выписали.

— Но вы же участвовали в ревизии после всего этого.

— Ну да, а потом ещё допрос. А потом гипертонический криз. Женщины, знаешь ли, слабый пол.

Наконец секретарша получила какой-то сигнал и сказала:

— Проходите.

Вика зашла первой, Славик держался за ней. Прошла, остановилась. Сесть никто не предложил. Вика огляделась, несколько свободных мест было за длинным столом, за которым большие люди сидели, ведь теперь она знала, почему далеко не все пришли. И у стены ещё стулья стояли. Ну, решила подождать, может, пригласят. Через паузу управляющий буркнул:

— Рассказывайте.

Глядел он при этом в стол. Вика обозлилась так, что даже испуг прошёл. Повернулась, хлопнула Славика по плечу:

— Давай!

И села на стул у стены.

По кабинету пронёсся шорох, это уважаемые люди повернулись к Вике. Один из них, сидевший на том конце длинного стола, что примыкал к столу председательствующего, сказал:

— Вообще мы вас хотим послушать.

— Вас — это множественное число или вежливое обращение? А то поставили как двоечников перед педсоветом и обращаетесь в пространство.

— Вы — Виктория Дейна? Расскажите о происшествии в офисе на Московской.

— Я уже столько раз об этом рассказывала, что текст заучен, он длинный и нудный. Оно вам надо — такие подробности? Может, вы уточните, какие моменты вас интересуют?

— Нас интересует всё.

— Ох, это надолго. Тогда я буду сидя. Итак, работу отделение начало ровно в восемь ноль-ноль…

— Нет, давайте, действительно, по конкретным вопросам, — к ней повернулся сидящий по другую сторону от председательствующего театрал восточной внешности, судя по занимаемому месту, гость из Москвы. — Скажите, во-первых, кому вы много раз рассказывали о происшествии?

— Допрашивали несколько раз, причём разные полицейские, а также обсуждала с товарищами по несчастью.

— Насколько я знаю, ни с кем из коллег вы не разговаривали и на работе не появлялись? Почему?

— Никто не звонил. А я вообще-то с того дня и по вчерашний находилась в стационаре. Больничный закрыт сегодняшним днём.

— А самой позвонить не судьба?

— Э-э… кому?

— Непосредственному начальству.

Вика представила себе, как она звонит начальнику отдела, и прыснула.

— Я сказал что-то смешное?

— Начальство у меня, скорее, посредственное, — сорвалось у неё с языка, да и чёрт с ними со всеми, сгорел сарай, гори и хата, хватит реверансы макать перед почти бывшим начальством. — Я вообще-то работала в отделе аналитики и отчётности. А на Московскую откомандирована временно, и работала первый… ох, и последний день.

— И какую же должность вы занимали в отделе?

— Самую что ни на есть рядовую. В штатном расписании числюсь специалистом. И давайте уже к делу. Решайте, отбарабанить вам репортаж с места события — первый вариант, не расходовать время впустую и ответить на возникшие вопросы, ведь вы наверняка с предварительными итогами расследования знакомы — второй вариант, а лично я предпочла бы третий. Есть записи с двух неиспорченных камер. С одной, которую преступники приняли за светильник над моим рабочим местом и поэтому не тронули, я очень плотно знакомилась, потому что мы по ней с бухгалтерией распределяли деньги, сваленные на стол из рабочих касс и бумажников клиентов и сотрудников…

— Как это распределяли?!

— Нормально распределили, касса сошлась, ограбленным всё возвращено, претензий нет. Вы в курсе, что ущерб банка только в разбитых стёклах, порушенной мебели и испорченной оргтехнике?

— А у клиентов?

— А людям всё вернули, у них всё сошлось, претензий нет.

— Вам в полиции об этом сказали?

— Нет, я человек ответственный, всех обзвонила, принесла извинения за причинённый ущерб, попросила подтвердить, что материальных претензий нет.

— Не кажется ли вам, что вы много на себя берёте, рядовой специалист, — язвительно подчеркнул обращение сосед по партеру.

— Не-а, мне кажется, что моё руководство мало на себя берёт, и уже не первый раз, — отрезала Вика. — В прошлом году сотрудников и их семьи, пострадавших в результате ограбления, ни материально, ни по-человечески не поддержали, а получившую тяжёлое ранение кассиршу ещё и уволили. Поэтому я не ждала, что моим здоровьем кто-то поинтересуется, а клиентам выразила поддержку сама. Ну так вот, вторую запись, которая с вмонтированной в информационный экран камеры, я не видела. А она писала всю середину зала, от касс и почти до перегородки. С удовольствием бы просмотрела вместе с вами в быстрой перемотке. Если нужно, буду комментировать, а нет — сами останавливайте, когда вопросы возникают, а я поясню.

Управляющий пробрался за спинами сидящих и сунул председательствующему свой телефон. Тот поднял глаза на Вику:

— Вы знакомы с Милоновым?

После секундной заминки Вика решила, что вряд ли речь идёт о преступнике, знакомая какая-то фамилия. Лучше соврать:

— Ну, есть у меня такой родственник…

Имя-то не назвали, в крайнем случае скажет, что у неё в родне другой Милонов, не Иван, к примеру, а Василий. Судя по тому, как некоторые на неё покосились, Милонов этот был из начальства. А что, у нас тут все с волосатой лапой!

Решили смотреть запись. Иногда останавливали, просили прокрутить ещё раз или замедлить просмотр. Для себя Вика отметила два эпизода, подтверждающих её версию. А сидящие за столом придирались, например, что Вика говорила грабителю, сидящему на её рабочем месте? Да ясно что, диван требовала вернуть, смотрите дальше. Ну, и всё в таком же духе. Большая свара началась по поводу подвального люка. Но Вика эти претензии пресекла:

— По мне, так дыра эта нас от большой беды уберегла, жизни человеческие спасла. С точки зрения безопасности — конечно, нарушение. Но это не моя епархия, за это охрана отвечает.

Глава службы безопасности пронзил её злобным взглядом. И это вместо того, чтобы радоваться, что Вика не сказала, кто эту дыру пробил. А ведь это был он! Год назад, когда перемещали в подвал из главного офиса архив, «бычок», на котором бумаги вывозили, не смог проехать к тамбуру, ведущему в подвал, и рядовым сотрудницам, посланным в помощь архивистке, предстояло таскать связки бумаг от стоянки вокруг здания, а потом вниз по ступенькам, Вика посетовала, что, мол, раньше, когда охрана в подвале располагалась, они через шахту грузового лифта ребятам в обеденный перерыв пирожки передавали, как жаль, что после реконструкции здания люк заделан. Этот глава, который тогда был не главой, а заместителем, пошёл да какой-то железякой выломал то, чем строители дыру забили, а потом он же приделал мебельные колёсики к шкафу уборщицы и, пока они несколько дней грузились, использовали шкаф, чтобы скрыть дыру в полу. В том, что никто и не подумает восстановить разрушенное, Вика не сомневалась, только не её это дело. А ему бы следовало озаботиться!

С тем её и отпустили. Вика прошла по безлюдным коридорам, узнала, что отделы сегодня не работают кроме начальства и кадров, занесла больничный в бухгалтерию, подтвердила, что выйдет в понедельник, и отправилась на выход.

На большом крыльце банка её поджидал смуглый дяди Петин посетитель. Она бы не обратила на него внимания, но он окликнул её по имени и вежливо попросил доехать до дяди Пети. Как он узнал, что она здесь? Вика озадачилась, но спрашивать не стала. Не дёрнулась она и тогда, когда увидела, что везёт он её совсем в другую сторону. Наверное, на сегодняшний день она свой эмоциональный ресурс полностью истратила.

Машина проскочила Промышленный район и понеслась по пригородной улицечастной застройки, потом по участку Ефимовского шоссе, окружённому соснами, и остановилась у высокой ограды.

— Это же онкологическая больница?

Смуглый угукнул и повёл её к одному из небольших зданий, стоящих среди сосен.

У дяди Пети и здесь была палата ВИП, даже круче предыдущей.

— А мне Асенька позвонила, сказала, мол, тревожится она за тебя. Вот я Руслана и послал, да ещё Сергея Аркадьевича озадачил, чтобы он тобой поинтересовался у руководства банка…

Точно! Это крутой адвокат Сергей Милонов, его часто на местном телевидении показывают! Вика засмеялась:

— Меня спросили: вы с Милоновым знакомы? А я на всякий случай ответила, что мы родня.

— Ну, к делу. Давай, Виктория, что ты о грабеже прознала.

— Дядя Петя, мне недаром показалось, что это была операция прикрытия. Только целью истинного преступления те самые деньги и были. А прикрытием — гопники, которых по законам жанра должны были убить. И нас бы за компанию, наверное…

В пятницу пожилая чета, покупающая большой загородный дом, должна была внести наличные, чтобы не платить за перевод с карты на карту, а банк принять и зачислить на карту продавца. В пятницу они не пришли, зато появились утром в субботу. Света зашла с ними в третью кассу, которая прежде занималась валютой, драгметаллами и юбилейными монетами, поэтому была со стальной дверью и бронированным окошком, теперь там охрана отсиживалась. Славика выставила и занялась подсчётом и оформлением, а Вика обслуживала клиентов одна, поэтому скопилась изрядная очередь.

— Славик информатор, — кивнул дядя Петя, соглашаясь.

— На девяносто девять процентов в этом уверена, сегодня на записи бросилось в глаза, как он помчался на выход, когда его из третьей кассы выставили. Если бы он в туалет так заспешил — это понятно. Или на улицу покурить — так он некурящий. А то народу в зале полно, ему бы последить за порядком…

А потом позвонили из головного офиса, спросили, нельзя ли у них наличкой разжиться, там одному клиенту потребовалась сумма даже больше, чем старички внесли, обычно такую заказывают заранее, по первому требованию не отдают. Света из-за того, что наличные на выходные зависли, нервничала, поэтому обрадовалась и обещала обслужить, кассу свою обчистила, чтобы добавить до требуемого. Когда клиент приехал, то Света завела его за стальную дверь и при Славике всю эту уйму денег через счётчик пропустила. Мужик понёс к своему автомобилю дорожную сумку с миллионами в окружении двух крепких парней, что его сопровождали и за дверью поджидали, Света села обслуживать оставшихся клиентов, Вика вышла помочь у терминалов. И тут вновь Славик выскакивает, чтобы предупредить подельников об отмене операции, утверждая, что в чебуречную! Но не успевает, грабители уже зашли. Света бросается спасать этого паршивца, который ей не то племянник, не то подружкин сын, не зная, что этой сволочи ничего не грозит, и получает травмы, которые впоследствии приводят к смерти.

— Так этот недотёпа Славик — организатор?

— Где там! Это кто-то из руководства решил урвать напоследок. Ну, из того, что я сегодня услышала, становится понятным, что лицензию у нас в ближайшее время отзовут. Не все, но кое-кто в банке об этом уже знали. В моём отделе, например, знали все кроме меня. Ну, может, ещё начальник не знал…

— А почему ты не знала?

— У нас пристраивают всех по знакомству, от знакомых и узнали. А я могла бы догадаться по статистике, ведь была тенденция, но моя голова не тем занята была. Был ещё звоночек: когда я отказалась от вакансии в другом банке, все очень обижались, что их не порекомендовала.

— Ну ладно, а как к организатору должны были деньги попасть, если грабителям не должны были достаться?

— Да через подвал! Славик должен был туда их скинуть.

— Нет, Вика, для этого он должен был расстрелять нас всех. Не думаю, что для него это в моральном плане неприемлемо, но как бы он от этого отмазался? Тут что-то другое. Но насчёт этого дрища ты права.

На обратном пути Вика спросила у водителя, почему дядя Петя из хирургии переместился в онкологию. Он ответил, что дед давно знал, что болен, но всё тянул, не хотел под нож ложиться. А когда попал с ранением в больницу, тут близкие успели доставить туда и документы, и специалиста. От одного лёгкого только верхушечка осталась, но медицина обещает, что пожить немного удастся. Вика тогда спросила, кто он вообще, этот дядя Петя?

— Просто пенсионер. Уважаемый человек.

Ну, не хочет говорить — и не надо. Зато дядя Петя создал для Вики виртуальную крышу в виде адвоката. Можно будет теперь начальнику говорить: «Я дяде пожалуюсь». Или брату? Надо, кстати, уточнить, в каком возрасте её крыша.

В понедельник Вика вышла на работу и узнала, что Лидия Михайловна сидит на больничном уже неделю. Не вызывало сомнений, что старая лиса, предполагая, что пахать ей теперь за весь отдел, решила жилы не рвать, учитывая шаткое положение банка. Начальник вызвал Вику к себе и пролил на неё бумажный дождь. На это она ему заявила:

— А назначьте-ка меня менеджером проекта, и буду я строгать ваших бумажных Буратин как папа Карло. В противном случае сыпьте это добро на Злату.

— А ты не охамела ли, голуба?

— Ни капли. Что старший специалист поручит, то и сделаю. Согласно нормативам времени.

Вика это не сгоряча сказала, а подумавши. Для офицерского состава тонущего корабля не критично кинуть матросу на погон звёздочку, она не со своих же эполетов. А ей лишний плюсик в резюме, когда придётся трудоустраиваться. Но начальник насильно впихивает ей в руки эти бумаги, и она отправляется на своё рабочее место. Злата глядит обиженно, Дима с любопытством. А пошло оно всё! Распределять обязанности ей не по чину. Вика плюхает эту стопку на стол, берёт верхнюю и начинает читать. Первый день проходит в гробовом молчании. На второй день начальник спрашивает её, не готова ли форма номер такой-то. Вика отвечает, что готовит материалы по запросу сякому-то, и работы над ними ещё дня три. В общем, итальянская забастовка. Через десять минут её вызывают к заместителю управляющего. «Что за люди, — думает она. — Корабль тонет, а они скандалят, что на камбузе котлы плохо начищены».

В дверях приёмной Вика почти сталкивается с управляющим, здоровается. К её удивлению, он обращается к ней по имени, спрашивает, не к нему ли она и по какому вопросу?

— Да вот, сюда вызвали, — тычет она ладонью на кабинет заместителя. — Одно из двух: или назначат на руководящую должность, или уволят.

— Интересно, — говорит он. — Пожалуй, я присоединюсь.

Надо же, чуть с ног не сбил, так спешил, и вдруг уже не торопится! Выслушал обе стороны и резюмировал:

— Значит, вы считаете, что достойны лучшего, а руководство считает, что вы никуда не годитесь. Кому верить?

— Мне, — говорит Вика. — Потому что я могу доказать. Дайте мне список исполненных отделом документов, ну, хоть за предыдущий месяц, и я отмечу в нём те, что делала я.

— М-да, — отрывает он глаза от списка и протягивает Викиным оппонентам. — Проверьте, всё ли так.

— Свободна, — цедит в её сторону заместитель.

— Возвращайтесь на своё рабочее место, Виктория, — мягко подтверждает управляющий.

Ещё через пятнадцать минут секретарша вызванивает её в кадры. По возвращению Дима спрашивает:

— Ну что?

— Назначена менеджером проекта.

У коллег вытягиваются лица. А Вика с тоской подумала, что не добросовестного работника повысили, а родственницу адвоката Милонова. И надо хотя бы запомнить его имя!

Глава пятая,

в которой Вика меняет всё

Гром грянул только через месяц. И много чего за этот месяц произошло.

Во-первых, в следующий раз, когда полиции потребовалось что-то в её показаниях уточнить, не её вызвали, а позвонил тот, которого Ася угощала гамбургерами, и вежливо спросил, может ли он её посетить. Выяснил, в какое время она приезжает с работы домой, и посетил. Опросил, записал, взял подпись. Заодно проинформировал, что задержаны два сотрудника банка: Славик и их банковский главный по безопасности. Вика сначала опешила, а потом сказала, что, действительно, преступление было организовано из рук вон плохо, а значит, организатор был глупый и безалаберный. На этой почве они с этим в общем-то неплохим мужиком поссорились, потому что у него возникло подозрение о том, что она что-то знала, но не сказала. Пришлось выкручиваться, не могла же Вика рассказать официальному лицу об истинном положении дел банка, это вам не дядя Петя. Поэтому только сказала о передвижениях Славика на видеозаписи, и что организатором он не может быть, мозги не те, значит, кто-то из своих. Ещё рассказала, кто выломал люк и поделилась предположением о том, как он мог быть использован.

Во-вторых, начался курс на сближение со стороны родственников. Первой прорезалась жена младшего брата, пытаясь сплавить Вике детей на выходные. Это следовало пресечь сразу, и она отключилась без сантиментов, бросив в трубку: «Я ничего не забыла и не простила, а вы забудьте мой номер». И в чёрный список её внесла. Потом соседка по той родительской квартире сообщила по телефону, что в пятницу вечером невестка звонила в дверь опустевшего жилья, а когда ей сказали, что Вика давно съехала, ушла, но через час вернулась с ключом и детьми, убедилась, что всё покрыто пылью, и долго ходила по соседям, выясняя её новый адрес. Потом позвонил старший брат и пригласил в гости. Ему она ответила: «Не в этой жизни», и тоже заблокировала. Но этот оказался настойчивее, и с дочерью явился к ней на работу. После долгих рассуждений вокруг да около всё же решился сказать, что пришёл выяснить насчёт кредита. И только ещё через длительное сотрясение воздуха выложил, что рассчитывает на беспроцентный кредит на её имя. А через полгода откуда у него появятся деньги на возврат? Они гордо удалились только после того, как Вика их дважды послала, и ещё Кристина на прощание сказала, что ей бы, старой деве, не оскорблять близких родственников, иначе кто будет покоить её одинокую старость? Лидия Михайловна, гревшая уши рядом, спросила: «Вик, а сколько этой козе будет, когда тебе девяносто стукнет?» «Восемьдесят пять», — засмеялась Вика. «Хреново её дряхлость будет покоить твою старость».

В-третьих, ей предложили подработку. В гостинице всего в двух кварталах от нынешнего Викиного жилья свекровь Аси по знакомству устроилась горничной, но собиралась бросить, потому что должность была подменной и большей частью приходилась на выходные и ночь. Она предложила поделить пока смены пополам, официально не оформляя, а там видно будет.

И вот, только Вика отложила денежки за первые полмесяца, как пришлось расписываться, что с приказом о ликвидации учреждения ознакомлена. Поскольку они входили в банковскую группу, на их базе головной банк открывал филиал. Естественно, у него был не столь большой штат, и, соответственно, вошли в него только самые перспективные сотрудники. Из их отдела Злата, кто бы сомневался.

Вика зарегистрировалась на бирже труда как безработная, продолжая убираться в номерах по чужой трудовой книжке, а в свободное время обходила банки. Несмотря на кудрявую должность в последней записи трудовой книжки, ей могли предложить только место операционистки, а этой зарплаты никак не хватало для своевременной выплаты долгов.

Совсем отчаявшись, взялась вести бухгалтерию двух ИП, но это совсем копейки.

Всё изменила случайная встреча в гостинице. Она пережёвывала безрадостные свои обстоятельства под шум пылесоса, и тут кто-то ткнулся ей в живот. Ребёнок какой-то. Вика выключила адский агрегат и услышала:

— Виктор-рия! Я тебе кр-ричу, кр-ричу…

— О-о! Я знаю, что твоя фамилия Черкасов, а вот по имени мне тебя не представили.

— Я Р-Рома!

Чувствуется, что молодой человек недавно освоил букву «р» и ещё не утратил радости по этому поводу.

— Здравствуйте, я Стас, — подошёл его старший брат. — Вы нас помните?

— А то! Вы очень смело прыгнули в тёмный подвал, и даже не пискнули.

— А Машенька пищала, — наябедничал Рома.

— Так она же маленькая. К тому же девочка, а девочки вообще пугливые.

— А ты же не пищала!

— Ну, так я же в подвал не прыгала…

— А почему?

— Понимаешь, люк там маленький, а я большая. Я бы не пролезла.

Поговорили, посмеялись, Вика узнала, что приезжают они в эту гостиницу уже второй раз, а живут они в Красноярске, что папа сегодня где-то задерживается, а мальчикам уже есть охота, обедают они обычно здесь в ресторане. Можно, конечно, пойти туда самим, у Стасика деньги есть, но что потом, папа один обедать будет?

— А давайте у меня чаю попьём, и потом вы до обеда продержитесь, — сказала Вика.

Они перекусили тем, что Вика с собой принесла, потом она продолжила уборку, а мальчишки взялись ей помогать. Пришлось выделить Роме швабру со сломанным древком («Как раз тебе по росту»), замотав сломанный конец изолентой, а Стасу поручить пылесос для чистки ковра в зоне отдыха.

— О господи, что это?

Блудный отец появился. Вика оглянулась и хотела огрызнуться, но не успела. Рома возмущённо сказал:

— Ты что, папа, грязными ногами здесь ходишь? Я тут работаю, работаю!

— Кем ты тут работаешь?

— Не видишь, что ли? Здесь люди пол моют!

— А тебя вместо швабры использовали?

М-да, как-то Вика увлеклась и проглядела, что её юный помощник забрызгал не только ноги, но даже шорты и футболку, балуясь с отжимом в ведре.

— Ох, извините, не уследила. Придётся, Рома, мне тебя теперь моющим пылесосом отчищать.

— Давай, только голову не надо!

Ясно, её племянники тоже голову мыть не любят.

— Это не шутки, будете моего сына отмывать, пока я обед в номер заказываю. Его в таком виде в общественное место не выпустишь, сразу опеку вызовут.

— Ты знаешь, почему этот душ называется тропическим? — спросила Вика. — Заскрипела дверь, это Стас сунул в санузел свой любопытный нос. — Заходи, ты тоже будешь каким-нибудь африканским животным.

Когда Вика вынесла из ванной завёрнутого в банное полотенце Рому, отец его изумлённо закатил глаза. Ещё бы, первый раз его сын после мытья не ревел, а смеялся!

— Папа, мы были афр-р-риканские звер-ри под тр-р-ропическим ливнем! Я был слонёнком, Стасик жир-р-рафом, а Вика бегемотом!

— Всё, теперь слонёнок сушит голову, а бегемот тоже пойдёт… куда пойдёт бегемот? Искать своё болото, заодно и забрызганную шкуру придётся сменить, — засмеялась Вика.

— Возвращайтесь скорее, Виктория, я заказал обед и на вас, — неожиданно любезно произнёс мужчина. — Если вы помните, меня зовут Алексей. Глазам не поверил, встретив вас здесь. Даже в банк позвонил… а тут вот что. В связи с этим у меня есть к вам предложение по трудоустройству.

А Вика думала, что он её не узнал. Насчёт трудоустройства сомнительно, не похож он на банкира. А пообедать — почему бы и нет.

Трудоустройство оказалось не айс, няней он предложил Вике стать. Зарплату обещал хорошую, даже больше, чем в банке получала, но Вика не теряла пока надежды устроиться по специальности. Пока она состояла на учёте как безработная и получала пособие, заключать с Черкасовым трудовое соглашение ей было не резон. Странно, что труд поломойки не казался ей унизительным, а вот нянькой стать было западло. Подозрительным у потенциального работодателя показалось многое. Он намекнул, что есть сложности в семье, что будет повышенное внимание со стороны опеки, что работа его будет связана с частыми командировками, а значит, находиться с детьми придётся неотлучно. Да и возраст у детей разный. Были бы погодки, как её племянники, ну максимум года три-четыре разницы, но Стасик подросток, не сегодня-завтра начнутся пубертатные взбрыки, и как ей справляться с ним? Словом, нет, нет и нет!

А через неделю Алексей явился к ней домой. Он сломил её сопротивление напором и откровенностью, воззвав к её мягкому сердцу и рассказав вкратце о сложностях в семье.

Дважды был женат. Первая жена умерла, когда Стас был дошколёнком. Пару лет они жили вдвоём, ребёнок ходил в сад, пожилая соседка была нянькой на подхвате. Потом он женился, глупо не по возрасту, по залёту. Тесть с тёщей уговорили его отдать Стаса им, мол, первый класс, нужно адаптироваться, к тому ведь и дома адаптация — молодая жена с токсикозом. Он не сразу заметил, как изменился сын, занятый собственными неприятностями: истерики жены, большие проблемы в бизнесе. Спасибо учительнице, она вызвала его в школу и деликатно спросила, не находит ли он, что у Стасика не в порядке нервная система, уж слишком болезненно реагирует он на учебные неудачи. Алексей возмутился: как, ведь его сын пришёл в школу, умея почти бегло читать и неплохо считать. Да и не ставят оценок в первом классе! На следующий день перехватил его, когда бабушка из школы забирала. Пошли в кафе, стал расспрашивать сына. Сын отводил глаза, но долго сдерживаться не мог, слишком маленький. Расплакался, пожаловался. Оказывается, этот солдафон дедушка устроил ему дома казарму. Строго регламентировал домашние обязанности, отобрал игрушки, проверяет тетрадки, опрашивает по пройденному материалу. Мальчик настолько боится его, что теряется и не может ответить на самые простые вопросы. Дед орёт, что он тупой и отпускает затрещины. Тёща под взглядом Алексея потупилась, пролепетала, что, мол, дед будущего мужчину воспитывает. Да, ответил он, Стас — будущий мужчина, а вот вы и в настоящем не женщина, вы людоедка. И к сыну я вас больше не допущу.

Установление причины — ещё не решение проблемы. В штыки встречает пасынка его беременная психически нестабильная жена. Спасибо соседке, она возвращается к обязанностям няньки, только категорически отказывается заходить в его квартиру к его жене, которая уже всех соседей настроила против себя. Соседка после школы забирает первоклассника к себе, кормит, играет с ним, выводит на прогулку. Мальчик быстро оживает, Алексей успокаивается, мечтает только о том, что жена родит, переключится на младенца и перестанет мотать нервы мужу. Как-то по звонку няньки покупает что-то для школьных поделок и решает не ждать вечера и завезти купленное сразу. И застаёт глубоко беременную жену в недвусмысленной ситуации, да ещё на супружеской постели. История получилась скверная, в дом он зашёл не один, вездесущие соседи тоже поучаствовали. Спасибо, что не вышла из квартиры и не выпустила своего подопечного самая близкая соседка. Жену он выгнал без сантиментов, сказал, что будет платить алименты, но только после генетической экспертизы. Кажется, эта связь длилась столько же, сколько семейная жизнь, и жена тоже сомневалась, что сын его. Ушла к любовнику, через месяц родила Рому, который оказался явным Черкасовым, и теперь любовник отказался её принимать, сказав, что чужие дети ему не нужны. И эта кукушка оставила ребёнка в роддоме.

Все четыре года, прошедшие с тех пор, Алексей не жил, а выживал. У него был крепкий бизнес, но его методично подтачивал бывший тесть, располагая немалым административным ресурсом. Алексей оплачивал двух нянек, потому что не мог допустить, чтобы хоть малейшее нарушение обнаружила опека. Спасибо школе, которая всегда была на его стороне. Но он устал. И тут умирает в Новогорске его отец, оставляя им с братом в наследство хорошую квартиру и небольшой счёт. И он решает сбежать. С весны он постепенно сворачивал свой бизнес, не давая просочиться слухам об этом. И вот последний рывок. Заканчивается ремонт в отцовой квартире, нашёлся покупатель на его красноярскую квартиру, осталось слетать туда, предъявить в опеку документы о равноценности для детей этих жилищ и оформить сделку. Конечно, тесть не оставит его в покое, но всё же связи у него здесь не те. И работу он нашёл, приличное место под руководством однокашника. Никакого больше собственного бизнеса, устал сражаться!

А к Вике он обратился, потому что она проверена в деле. Защитит его детей, не подведёт. Он знает о её кредите и согласен выдать ей всю сумму в счёт будущей зарплаты…

— Ничего себе банковская тайна, — горько вздохнула Вика. — И всё равно не пойдёт, у меня ещё и ипотека.

— Вы будете жить с нами, питаться опять же. А квартиру можно сдавать. И подрабатывать вы сможете, ведь дети будут ходить в школу и детский сад.

— Я могу подумать? — уже сдаваясь, спросила Вика.

— Мне завтра на рассвете улетать. Не хотелось бы брать детей с собой. Боюсь тестевых провокаций.

— Ну, так бы и сказали, что не собирались оставлять мне выбора…

Как ни странно, это была Викина лучшая неделя в году. Утром Алексей завёз к ней детей и умчался в аэропорт. Погода стояла необычно жаркая для конца августа, и было решено провести её весело, всё-таки впереди школа, сад, работа. Они с утра, позавтракав, отправлялись на пляж, в зоопарк, на экскурсию по городу, в верёвочный парк, на ярмарку с аттракционами — каждый день что-то новое. Но каждый раз Вика напоминала, что до первого сентября осталось столько-то дней, а с этого числа всё веселье прекратится.

В один из таких дней они проснулись позже обычного, потому что было пасмурно. Потом и дождик заморосил. Целый день находиться в её очень тесной студии втроём — после такого развлекательного марафона мальчишки взвоют. Немножечко покопалась в интернете, Вика объявила:

— Мы идём в театр на «Красную шапочку»!

Пацаны не очень-то обрадовались, подростку на эту шапочку и глядеть западло, и даже Рома сказал, что тысячу раз её слышал, но выбор стоял между культпоходом и отсиживанием в четырёх стенах, так что принарядились и отправились в ТЮЗ. И тут их огорошили аншлагом. Ну, не театралка Вика, не знала, что театр юного зрителя столь популярен. С ощущением вины подумала, что ни разу не сводила сюда племянников, а вон сколько маленьких детей заходят с родителями в главный вход. Вика огляделась. В кассовом зале на стенах афиши и портреты артистов. Знакомое лицо, это же Макс! А у неё ведь должен быть его телефон.

— Здорово, бабуля, какие проблемы? — откликнулся он тоненьким голоском ряженого школьника.

— Я в твоём театре, внучок, — ответила она. — Думала, что ты в драмтеатре служишь, а вижу твой портрет в ТЮЗе. Проблема у меня такая: привела детей, а билетов нет. Не посодействуешь с покупкой?

— Сейчас перезвоню на кассу, подходи к окошку. Извини, выйти не смогу, я уже в гриме. Встретимся после спектакля.

Несколько женщин с детьми топтались у кассы в надежде на отмену брони. Когда кассирша протянула Вике три пригласительных, один мальчик даже заплакал.

— Да ладно, пошли с нами, — сказала Вика. — Вас ведь двое? Возьмёте внука на коленки, я тоже Рому на руках подержу.

Спектакль неожиданно оказался очень интересным. Даже Вика с удовольствием его смотрела. Добротные красочные декорации, не то, что дрожащие всполохи в антрепризной постановке, яркие костюмы, сочетание актёрского и кукольного театра, очень натуралистично выполненные птички и пчёлы, летающие над сценой, и перламутрового окраса уж, сначала ползущий, а потом катящийся в бидоне. И актёры играли с душой. Малыши очень были увлечены действием, и даже грозили волку и лисе кулаками. А Стас хихикал над репликами: «Двоюродный волк!», «Мы не пугаемся, а храбро прячемся!»

После спектакля их в фойе догнал заяц Белоух, и дети с ним сфотографировались. Поговорить не удалось, Максу пришлось общаться и фотографироваться со всеми детьми, которые ещё не успели покинуть здание.

— Ох, не стоило тебе показываться, — посетовала Вика.

— Ничего, общение с детьми входит в наши обязанности как элемент рекламы.

Через пару дней вернулся Алексей, и они переехали в отремонтированную квартиру, которая была совсем недалеко от Викиной, на противоположной стороне проспекта. А новая школа Ромы в том же квартале. К сожалению, мест в детсаде, находящемся под окнами их дома, не оказалось, и они получили направление в отдалённый, несколько остановок на автобусе.

Постепенно всё стабилизировалось. Единственное, на что не пошла Вика — отказалась сдать в аренду свою студию. Собственный угол давал ей ощущение автономности и стабильности. Она ночевать предпочитала в своей квартире, оставаясь у Черкасовых лишь на время командировок хозяина. И всё равно с отчаянием понимала, что врастает в эту семью, воспринимая мальчиков как своих.

Немного напрягло Вику, когда Алексей, пряча глаза, попросил разрешения воспользоваться её счётом, чтобы перевести туда его деньги, оставшиеся от прежней жизни. Мол, слишком много у него недоброжелателей, он напуган тем, как агрессивно бывший тесть разваливал его бизнес, и он боится, что можно каким-то образом навесить на него фальшивые обязательства, которые будут закрыты с его счетов. А если, не дай бог, с ним что-то случится, дальние родственники, которых у него немало, кинутся бороться за опеку над детьми, а вместе с тем за наследство. Вика растерялась, но предложила ему перекинуть деньги на брата. Алексей кисло ухмыльнулся, мол, а то ты не видишь, что этот обормот родной и любящий, но его подставить ещё легче, да и сам способен на неразумные поступки. И Вика махнула рукой, только с тоской подумала, что в ней простушку малознакомые люди видят, если не задумываясь и банк зовут ограбить, и свои денежки доверяют. В честности Черкасова она не сомневалась, да и как можно подставить её, переведя деньги на её счёт? Через некоторое время он вручил ей три карточки и обещал не беспокоить с дальнейшими операциями, это резерв.

Младший брат Алексея был значительно моложе его, сверстник Вики. Все четверо Черкасовых как по шаблону деланы, смуглые кареглазые брюнеты. Только у Алексея взгляд бесконечно усталый, а у Сашки чёртики в глазах скачут. Первое время Вика легко общалась с ним, на что старший Черкасов поглядывал с раздражением. Но потом поведение Саши стало меняться. Какие-то ухмылочки, слова скользкие, ещё и приобнять пытается. Вроде, ничем не провоцировала. И Вика раздражённо высказалась:

— Александр, отныне и навеки держи дистанцию!

— И чего это тебе не понравилось?

— Неуважение. Удовлетворяй свои кобелиные инстинкты на стороне. Нормальная птичка не гадит у своего гнезда!

От этой вспышки гнева Александр даже растерялся. Но поведение своё изменил, подчёркнуто перестал обращать на неё внимание. Вика вздохнула с облегчением.

С утра Вика с детьми привычно вышла из дома без пятнадцати восемь. Она с Ромой сопровождали Стаса до школы, а потом шли до автобусной остановки. Следующая остановка была ближе к дому, но они всегда садились на этой. Первое время мальчик возмущался, отстаивая свою самостоятельность, но Вика убедила его:

— Эти законы об ответственности за несовершеннолетних, знаешь ли, такие неопределённые, что их как дышло вывернуть можно. Есть федеральные нормативы, есть региональные постановления. И не знаешь, как твой дед может это использовать. Давай держаться вместе!

Как всегда, при упоминании деда подросток насупился. Пять лет не общаются, за исключением считанного количества встреч в присутствии отца, но Стас по-прежнему его боится. И больше не пытается выйти из дома один, терпеливо ожидая, пока сонный Рома собирается в садик.

Вика напомнила детям, что завтра они приглашены на дачу к Горностаевым. Стас бурчит, что делать нечего на даче осенью, но она говорит, что им обещаны шашлыки и катание на лодке.

Она не уверена, что мальчикам понравится, но ей очень хочется увидеться с Ксенией Владимировной и её внучками, ведь они не виделись… да с тех самых пор и не виделись! А Алексей опять в командировке, и поехать одна она не может.

А за городом чудесно! Они сидят со старой актрисой на садовом подвесном диване, завернувшись в пледы, и наблюдают, как Стас с Ксюшей играют в бадминтон, а Оля учит Рому кататься на двухколёсном велосипеде. Рома не даёт им свободно поговорить, то и дело подбегая и задавая вопросы. Услышав, что Ксения Владимировна работает в театре, он важно сообщает ей, что у него тоже есть друг в театре, зовут его Белоух, он хороший, но бояка, поэтому в тёмный подвал бы не прыгнул. И рассказывает, что в подвале никто не боялся, только Машенька, но она ведь девчонка и вообще малявка. Что за подвал? И Вике в очередной раз приходится рассказывать эту историю.

— Вика, ты меня обидела смертельно, — возмущённо говорит Ксения Владимировна. — Подвергалась опасности, лежала в больнице, осталась без работы — и ни слова! Почему за деньгами не обратилась?

— Да вывернулась я, — оправдывается Вика. — Алексей Александрович погасил мой кредит в счёт будущей зарплаты.

— А ты не понимаешь, что это для тебя удавка и крест на личной жизни? Ты же нормальная в отличие от мачехи твоей! Ты уже привязалась к детям и не сможешь выкинуть их из своего сердца. И не возражай, что смогла выкинуть племянников. Посчитать, сколько раз ты их в разговоре со мной вспомнила?

Эмоциональный разговор прерывают соседи по даче с приятелями. Это они обещали прокатить их на лодке по водохранилищу. Парни малость выпившие, поэтому Вика уже хочет отказаться от водной прогулки, но Ксения Владимировна машет рукой, что, мол, приняли они слегка, и вообще, ребята они адекватные.

— Вик, это ты? — восклицает один из них.

Вика вгляделась: да, кто-то знакомый.

— Да Витёк я!

Одноклассник. Пришлось извиняться, мол, зрение неважное, да и подрос он за эти годы и вширь, и ввысь.

— Твои? — кивает на детей.

— Воспитанники, — отвечает она сдержанно. — Своих нет пока… как и мужа.

— А как же жених твой? Ну, этот, нерусский?

Вика смотрит в недоумении и говорит, что вообще у неё все знакомые титульной нации, а жениха и вовсе никогда не было.

— Ну как же, мать твоя ещё в девятом классе нам сказала, что у тебя жених с Кавказа, и если кого рядом с тобой увидит, то прирежет сходу, разбираться не будет.

— Серьёзно, что ли? Может, пошутила, а ты не понял?

— Какое «пошутила»! Она и родителей моих предупредила!

Вика недоумённо пожимает плечами. Тем временем компания направляется к берегу. Ксения Владимировна гневно шипит ей вслед:

— Ну, ты поняла? Она от тебя всех кавалеров отпугивала, сиделку себе растила!

— Да какие там кавалеры!

Но царапнуло душу. Ведь правда, умела мать отвадить её друзей от дома. Серёжка, с которым с первого класса за одной партой… с какого-то времени он вдруг отшатнулся и перестал общаться. Бойкая Ленка, которая вытаскивала её из дома на прогулки, можно сказать, силком, вдруг резко охладела и только здоровалась сквозь зубы. Позже однокурсник, который всегда садился рядом с ней на лекциях и находил общие темы для разговоров на переменках, и в которого она не то, что влюбилась слегка, но сердечко ёкало, зашёл как-то за методичкой, посидел немного на кухне с матерью, пока Вика на полке копалась, а назавтра просто перестал её замечать. Тогда она подумала, что ошиблась в его симпатии к ней, а очень может быть, что чем-то мать его припугнула. Зачем? Тогда она была очень пожилой, но вполне ещё крепкой женщиной, сиделка ей была не нужна, болезнь настигла её позже.

Лодки оказались и не лодками вовсе, а скорее, катерами. Яркие такие, не то металлические, не то пластмассовые, Вика в своих тяжёлых думах даже не приглядывалась. Детям очень понравилось. Рому пришлось держать, иначе он от восторга вывалился бы за борт. На обратном пути, прислушиваясь к трёпу ещё не окончательно протрезвевших парней, Вика спросила у одноклассника:

— А невесту этого весёлого Валеры не Кристиной ли случайно зовут?

— А ты её знаешь?

— Да и ты знаешь. Когда мы школу заканчивали, она в седьмом классе училась. За мной и Ленкой хвостом таскалась.

— Сестра твоя, вертлявая такая?

— Только не сестра, а племянница. Алчные родственники, которые препятствуют объединению любящих сердец в собственном гнёздышке — в их числе я, престарелая тётка, которая завидует её счастью, и поэтому отказалась взять на себя кредит на жильё для молодожёнов, когда выяснилось, что мою квартиру, планируемую порвать на части, единолично захватила бабкина сестра.

— Подожди, гнёздышко — это та квартира, в которой ты живёшь?

— Теперь не живу…

Она неохотно отвечает на его вопросы, уже жалея, что проговорилась о той постыдной истории. Надо же, в городе-миллионнике на двух соседних дачах оказалось столько гостей, имеющих общих знакомых!

— Вика, надо бороться, — говорит Витя.

— Нет, я уступлю это счастье моим бывшим родственникам. В этой борьбе они уже потеряли савраску, на которой было так удобно ездить. А теперь они теряют во взаимных претензиях кровную родню. Может быть, до них начнёт доходить, что взаимоотношения тоже имеют стоимость.

Прощаясь, он неуверенно спрашивает:

— Может, встретимся как-нибудь?

— Вряд ли.

После возвращения девчонки, естественно, стали расспрашивать Вику о молодом человеке. «Просто одноклассник», был её ответ.

— Но ведь было что-то у него к тебе, — сказала Ксения Владимировна. — Почему не дать ему шанс теперь, когда недоразумение выяснено.

— Нет, мне он неинтересен, — отрезала Вика. — Тогда, в ранней юности, когда гормоны играли, если бы он проявил интерес, я бы, может, и загорелась в ответ. Но теперь, зная, как легко он отступил, всерьёз его воспринять не смогу.

— Высокую планку ты ставишь…

— А зачем низкую ставить? — удивилась Вика. — Это не романтика, а простейший экономический расчёт. Если в этом безрыбье от меня даже рак откажется, как можно потом вообще планку устанавливать?

Только поздно вечером, когда уснули все дети, даже студентка Ксюша, они смогли завершить разговор. Оказывается, Барби после тех событий и исчезновения плешивого кавалера рассчиталась из театра и перебралась в соседнюю область, где устроилась в музыкально-драматический театр и, кажется, уже нашла себе высокого покровителя, потому что её ввели в большинство спектаклей. А ещё Горностаева делится:

— Ты знаешь, что некую толстуху цыганистого типа в розыск объявили?

— Да, я во второй или третий раз, вызванная какие-то показания уточнить, прямо упёрлась в эту картинку на стенде «Внимание, розыск!» Я так дёрнулась, что на это обратил внимание дежурящий на входе полицейский. Пришлось оправдываться, сказала, что при виде этой рожи у меня память прорезалась, я вспомнила, где видела двоих грабителей, тех, что застрелены. На торговой площади у Сиреневого сквера я их с этой цыганкой видела. Шли они, не поручусь, что вместе, но рядом.

— И что?

— А то, что нашлись ещё свидетели, которые их в той местности встречали. Без цыганки, правда. А меня больше не дёргают. Я им здорово помогла, хотя ошиблась в предположении, что Славик в люк должен был деньги сбросить. А тот, которому я это сказала, догадался ещё раз подвал с экспертом осмотреть, а конкретно тот отсек, что под третьей кассой. Ну, и обнаружили щель в перекрытии у внешней стены. А под ней труба отопления, и что в щель сбрасывается, за неё заваливается. Лежали там «куклы» — пачки бумаги, имитирующие денежные упаковки. То есть Славик должен был настоящие деньги туда зашвырнуть, но их клиенту отдали. И он от улик таким образом пытался избавиться. Да, со стороны кассы щель в полу прикрывал линолеум, а его прижимал к стене плинтус на двух гвоздях.

Даму преклонных лет больше волновала романтика, а не детектив. Она поинтересовалась, кого ещё из претендентов на руку и сердце мачеха отгоняла от Вики. Вика перечислила тех, о ком вспомнила, но с уверенностью заявила, что из них на руку и сердце не претендовал, на тело тоже, разве что на внимание.

— Какая ты холодная, Вика! Она вбила тебе в голову, что ты некрасивая, и ты абсолютно не следишь за собой. Да плевать на лишний вес! У тебя густые волосы, а ты заматываешь их в какой-то пенсионерский узел. Ты не пользуешься косметикой, одеваешься в скучные мешковатые тряпки, обувь у тебя без каблуков. Слушай, а твой наниматель, он какой? Ну, как мужик?

— Возраст за сорок, внешне привлекательный. По сыновьям можете оценить, они на него похожи. Но романтических чувств не вызывает, суховат и скуповат. Причём скуповат не только на деньги, но и на выражение эмоций. Я не набиваюсь на благодарность, то, что я делала, было, как бы сказать… должностными обязанностями. Но Ася, выйдя из подвала, понеслась меня кормить, да и в выражении признательности слов не жалела. Дядя Петя, которому я ничем не помогла, тоже поблагодарил, да и помог мне, когда Ася об этом попросила. А этот поблагодарил только при случайной встрече.

— Ох, как ты рассудочна! Может, это неплохо, от разочарований уберегает, но как-то неправильно в твоём возрасте. Ты когда-нибудь совершала глупости?

— Сколько угодно, но ради мужиков — нет, — засмеялась Вика. — Скажу вам больше, у меня не только никогда не было близких отношений, я ни разу не встречала такого, для которого я бы хотела глупость совершить.

— Что, не влюблялась?!

— В третьем классе. Я любила его три учебных четверти!

— Но это противоестественно!

Вика поглядела на старуху внимательно и удивилась: она была явно расстроена этим откровением. И почувствовала какое-то родственное притяжение. Чтобы успокоить, решилась на признание. Она обняла её за плечи, присев на подлокотник кресла:

— У нас в банке все уверены, что я была влюблена в вашего сына. Вряд ли это можно было назвать влюблённостью, ведь всё шло не от сердца, а от головы. В этом чувстве не было задействовано тело. Я восхищалась его профессионализмом, его любовью к семье. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, я в нём отца видела. Я как собачка отзывалась на его мягкое отношение ко мне. Я позволяла себе откровенность в разговоре с ним, он знал обо мне больше всех. Вы видите, что я всегда была одинока. Когда он умер, я потеряла самого близкого человека.

Чмокнула её в щёчку и пошла спать. Вот такой получился стриптиз — душа наизнанку. Никогда не думала, что сможет так обнажиться.

Глава шестая,

в которой многое происходит впервые

Приближались зимние каникулы. Вика прикидывала, чем она займётся с детьми. Хотелось замутить что-нибудь такое, чтобы обоим было интересно, но уж очень большая разница в возрасте. Ну, лыжи, коньки… сама она на лыжах кое-как, а на коньках вообще никак. Может, санки, ватрушки? Снежную бабу один раз слепить можно, и то Стасу это едва ли понравится. Он покладистый малый, для младшего брата постарается. А что ему самому нравится, Вика до сих пор понять не могла. Учился добросовестно по всем предметам, увлечений никаких не было. И приятелей как-то не завёл. Что-то с ним не то. Ой, да то же, что и с ней! Выбил из него дед желание искрить.

И тут Алексей ей между делом сообщил, что купил санаторные путёвки в Сочи, авиабилеты заказаны. Новый год они встретят там. Вика даже растерялась и честно заявила, что никогда не бывала в санатории, не летала на самолёте и даже на поезде не ездила. Да и за пределы Новогорска выезжала автобусом единственный раз от банка в Москву на четырёхдневные курсы.

— Вот и отлично, — слабо улыбнулся он. — Впервые в воздухе, впервые на море, в санатории впервые. Мальчишки мои на самолёте летали, а всё остальное, как и у тебя, будет у них впервые.

Как она ожидала, Стас при известии о поездке скривился, а Рома, который всегда за движуху, воспринял это с энтузиазмом. Там цирк? Конечно, пойдём! Органный зал? А это как? Такой большой? Пойдём! Дендрарий? Слово повторить не смог, но одобрил.

Вика боялась лететь: вдруг тошнить будет или ещё какая неприятность, но ничего, обошлось. А когда заходили на посадку над морем, у неё сердце забилось от восторга. Она сидела у иллюминатора, Рома у неё на руках, Стас рядом. И Стас вытянул шею в сторону иллюминатора. Она притянула его к себе поближе и сказала:

— Мальчики, мы с вами сегодня впервые увидели море!

— Давай папе покажем! — повернулся к нему Рома.

— Папа уже видел, он даже плавал в нём.

— И мы будем плавать?

— Летом как-нибудь поплаваем. Зимой море холодное. Ну, не куксись! В море будем камушки швырять, а плавать в бассейне.

Каникулы удались. Мальчики, привыкшие к сибирской зиме, слякотную новогорскую воспринимали с удивлением, а здесь им было интересно попасть вдруг в осень. И очень понравились два двухместных номера эконом класса, в которых они поселились по двое, сначала отец со старшим сыном, но Стас уже назавтра сбежал в номер Вики и Ромы, решив, что у них веселее. Вика убедила Алексея, что так лучше:

— Ты взрослый человек, а ребёнку надо раньше засыпать. И вообще, ты на отдыхе, а я на работе. Отдыхай!

И очень скоро он воспользовался её советом, активно общаясь с одной очень симпатичной блондинкой. С детьми встречался эпизодически, иной раз и в номер к ним не заходил, пересекаясь только в столовой. Вика улыбалась в ответ на его виноватый взгляд, всё нормально, мол.

А ей понравились медицинские процедуры, и даже детям некоторые пришлись по душе. Но больше всего им нравился лифтовая станция за цветником напротив их корпуса, а в ней кабина с всего двумя кнопками, которая долго спускалась, а потом ещё долго нужно было идти по туннелю, вдоль стен которого стояли скамейки, а в конце — стеклянные двери, которые открывались на пляж. А на пляже можно было долго бродить по крупногалечному пляжу, швырять эту гальку в воду, любоваться проплывающими вдали судами и даже иногда виндсерфингистами, а потом отдыхать на пластмассовых креслах и диванчиках на площадке перед тоннелем.

Культурную программу, намеченную Викой, они тоже выполнили. Был и цирк, и концерт, и экскурсии. Однажды, направляясь в парк, они вышли из автобуса не на той остановке и немного заплутали. И даже спросить было некого в этом безлюдном переулке. Но потом вышли на оживлённую широкую улицу и увидели, что у сквера на противоположной стороне клубится народ, стоят машины, среди них даже одна полицейская.

— Что, происшествие? — с опаской спросила Вика шедшую с той стороны по «зебре» пожилую женщину.

— Сказали, кино снимают, — с сожалением ответила ей она. — Интересно, но мне деда кормить надо.

— Пойдём посмотрим, — дёрнул её за руку Рома.

Вика оглянулась на Стаса. Он тоже оживился. Ну и ладно, можно посмотреть, а в парк они позже сходят. Или вообще в другой день, если здесь задержатся.

Они протиснулись к ленте, огораживающей часть сквера и тротуара вокруг него. Мужчина в бейсболке и наушниками на шее что-то объяснял полицейскому, а он с досадой отвечал, что это же придётся движение перенаправлять на Курортный. В общем, обычная бестолковщина, как в любом производстве. Мальчики разглядывали какую-то тележку с подвижным креслом на ней и уходить пока не собирались. Вика крепко держала за руку норовившего пролезть под огораживающую ленту Рому. Лучше бы в парке ей сидеть на скамейке и наблюдать, как мальчики бесятся на каких-нибудь аттракционах. Она подавила зевок, поправляя шапку на Роме. От группки киношников, стоявших на газоне вокругсидящего в кресле плотного мужчины, донёсся мат по поводу некой Сидоровой, которую носит неизвестно где с её такими-то и сякими-то детишками. Стас хихикнул. Вика не оставила это без внимания, буркнув:

— Кинематограф, знаешь ли, относится не к тресту бань и прачечных, а к министерству культуры!

В это время кто-то коснулся её плеча. Недовольно покосившись, Вика увидела красотку в едко-вишнёвой куртке и с проводочком, свисающим из уха:

— Вы не хотели бы сняться в эпизоде?

— «Девочка, хочешь сниматься в кино?» — фыркнула она, вспомнив старый фильм. — Нет, не хочу. И не могу, я тут с детьми.

— А мы вас с детьми задействуем, — быстро возразила она.

— Так бы и сказали, что нужно ими заменить детей Сидоровой, неизвестно где пропавшей. Нет, дети не мои, я няня, без согласия отца эксплуатировать детей нельзя.

— Вика, я хочу эспити… ну, в кино хочу, — обхватил её Рома. — Ну пожалуйста, ну разреши!

Стас, как всегда, отмолчался, но видно было, что тоже хочет. Господи, что с ребёнком этот гад сотворил, подросток даже желание своё высказать боится.

— Ладно, сейчас с родителем свяжусь, буркнула она, доставая телефон.

Их протащили под лентой и подвели к сидящему здоровяку.

— А что, годится, — буркнул он. — Размер почти тот же. Детей заснимем в своём, в мокром эпизоде сверху плащи эти прозрачные. Нет, старшему зонт дадим, плащик будет маловат. Молодец, Вилка!

— Я Виола, — сердито возразила красотка.

— Э, подождите, вы их дождём поливать собираетесь? — испугалась Вика, оглядываясь на незамеченную ею сразу поливальную машину. — Я не согласна!

— Да всё нормально будет, не промочим, — махнул в её сторону главный. — Давайте шустрей, свет уходит!

Подъехал на такси Алексей со своей блондинкой. Его сразу взяли в оборот две тётки и утащили в один из вагончиков. На Вику натянули длинную свободную юбку и балахонистый плащ, из-под которого юбка торчала сантиметров на двадцать. И усадили на грим. Что делали при этом с детьми, она не видела, но слышала, как Рома кому-то рассказывал, что есть у него знакомые артисты, заяц Белоух и баба Ксеня, только он, Рома, будет в театре медведем, потому что не боится даже в тёмный подвал прыгать. Стас при этом хихикал, так что дети были в порядке.

Взглянув в зеркало на своё грубо размалёванное лицо, Вика, пробормотав «Жуть какая!», вышла из вагончика. Гримёрша вслед ей сказала:

— Не волнуйтесь, на экране это будет выглядеть красиво.

— Да мне по барабану!

Судя по макияжу, Вика изображала стерву. Это её нисколько не огорчило, больше заставило нервничать задание помощницы режиссёра: им следовало выйти из-за угла, пройти два квартала и войти в подъезд, причём не глядеть в камеры, одна из которых ехала перед ними по тротуару, а другая по проезжей части. Проход нужно сделать два раза, один раз в ясную погоду, второй — под дождём. «Максимально естественно!», — на эти слова Вика скривилась:

— Если сказать, чтобы Рома не смотрел в камеру, то он только на неё и будет пялиться. А Стасик — мальчик послушный, в камеру глядеть не будет, но будет скованный, как будто в кандалах. Я и сама такая, естественность под камерой — это не про меня.

Пройти по этому маршруту им пришлось не два раза, а больше десятка. В конце концов Вика предложила Виоле дойти до переулка, по которому они вышли к этому скверу, и набрать там во дворе каштанов, чтобы кто-нибудь исподтишка кидал их периодически рядом с ними то на газон, то в кроны деревьев, тогда дети будут отвлекаться и забывать про съёмку. А ещё она при этом рассказывала про метеориты, так что Рома каждый раз ждал, что это метеорит, и рвался подобрать, а Вика с трудом удерживала его за руку, утверждая:

— Это мышка бежала, хвостиком махнула.

В результате удалось нарезать проход из отдельных фрагментов. Зато проход под дождём удался с первого дубля. Они просто пробежали, поливаемые водой, и совсем не думали об естественности, а думали о том, как бы скорее добежать, поэтому выглядело это вполне естественно.

Вика рвалась в вагончик, чтобы скорее снять чужую одежду и умыть лицо, но Виола попросила её притормозить. Несколько человек столпились, просматривая что-то на компьютере, вероятно, отснятое, и обсуждали это. До неё доносились только отдельные слова, но смысл обсуждаемого она уловила. Намаявшись в ожидании, она двинулась к ним и сказала:

— Позвольте мне как зрительнице высказаться. Как я понимаю, я изображаю законную жену любовника главной героини. Это ведь она рыдает за деревом, наблюдая за семьёй, которую желает развалить? А вы считаете, что это зрелище её слёз не заслуживает? Я предлагаю приделать мне малюсенький живот, такой, знаете, ненавязчивый, который виден только в короткий момент, когда порыв ветра плащ к телу прижимает. Ну? Что обычно женатый мужик говорит, когда юную девицу охмуряет: «Мы с женой давно чужие люди, живём как…» И варианты: как соседи, как брат с сестрой, как пауки в банке. Дальше: «Всё это только ради детей. Мы с тобой будем счастливы вместе, как только…» И опять же варианты: вылечим младшего ребёнка, старший поступит в институт, выведу деньги со счетов, с меня эта корыстная особа не будет иметь права требовать алименты. А тут любовница видит, что, как говорили во времена моей бабушки, «между ними не было ничего, даже ночной сорочки». Но, что важнее, между ними не было даже латексной защиты. И, значит, семья защищена. А счастье отодвигается ещё на восемнадцать лет.

Пока Вика говорила, Виола дёргала её сзади за казённый плащ. Но сидящий в кресле толстяк вдруг тяжело поднялся, хватаясь рукой за поясницу, и сказал:

— А что, вариант. Вилка, пулей, солнце садится!

В вагончике те же тётки в четыре руки соорудили Вике маленький животик под плащ. Одна утверждала при этом, что не будет он виден, другая говорила, что под ветродуем очень даже будет смотреться. Вика вышла в сквер, где на скамейке сидели уставшие дети, подошла к ним и сказала, что придётся ещё раз пройти, на этот раз не под дождём.

— Я на вас освещение отрегулирую, — сказал присевший на тележку мужчина.

— Валяйте, — отмахнулась она.

Чтобы поднять мальчишкам настроение, а ещё чтобы Рома перестал спрашивать, зачем ей приделали живот, Вика стала рассказывать историю, которую слышала от Макса, когда он её под цыганку гримировал. В местном драматическом театре в «Дон Кихоте» Санчо играл очень тощий мелкий актёр. Ему делали накладки на руки, ноги и, конечно, на живот. В театре жарко топили, поэтому к концу действия он изнемогал в этих тряпичных доспехах, и поэтому в антракте первым делом всё снимал с себя и без сил валился на диван. А однажды даже уснул. Антракт кончился, актёрам по внутреннему радио объявили готовность, занавес открывается, а Санчо Панса не появляется. Кто-то из работников театра бежит за ним, будит его, помогает одеться. Впопыхах штаны ему напяливают задом наперёд, идти неудобно, но переодеваться некогда. Не совсем проснувшийся актёр решает, что сойдёт и так, выходит на сцену, начинает говорить, и тут штаны сползают. При этом лёгкий резиновый живот отстёгивается, отскакивает от пола и проваливается в суфлёрскую будку. Актёр говорит: «Ой, кажется, я что-то не то съел» и убегает, придерживая штаны. В кулисах он быстренько переодевает штаны с накладной задницей, но без накладного живота, возвращается и от стресса ляпает: «Во как похудел после отравления!» И чей-то пьяный голос из зала: «Это ж надо столько высрать!» Хохот стояли и в зале, и на сцене. Ну, детям Вика это слово заменила на «выкакать».

История Рому от её живота не отвлекла. Он встал, обнял её и спросил, погладив по животу:

— А тебе живот зачем? Ты мне сестрёнку родишь? Она там?

И прислонил ухо к животу. Вика со Стасом засмеялись. А мужик на тележке сказал: «Снято!» И зашагал к креслу, радостно заявив:

— Детей и кошек можно удачно снять только внезапно!

Вика пошла вместе с ним смотреть, что он там наснимал. Очень выразительная сцена получилась, дети сидят, Вика им что-то рассказывает, улыбаясь и сдержанно жестикулируя, мальчики смеются, потом Рома обнимает её, гладит живот, слушает. Как будто в самом деле семья обсуждает предстоящее прибавление.

— Вот теперь Наташкины слёзы оправданы, — весело говорит режиссёр. — Коля, ты гений, я тоже, хоть снимаем мы дерьмо.

В санаторий их всех пятерых отвозит киношный микроавтобус. Кажется, блондинка немного завидует Викиному кинодебюту. Во всяком случае, глядит как-то недобро. А Алексей говорит, что они участвовали не в массовке, а в эпизодах, а это стоит дороже. Деньги Вике перечислят на карточку, а детям — на карточку отца.

— Надо непременно на них купить детям что-то памятное. И документы для них сохрани, в старости хвастаться будут, — говорит Вика. — А может, вы в актёры пойдёте?

— Нет, я больше не хочу, — серьёзно ответил Рома. — Надоело!

Засмеялись все, даже водитель. Но Вика отметила себе, что Стас ни слова не сказал.

А следующий день стал последним перед отъездом, и отец изъявил желание сходить с детьми в парк «Ривьера».

— Тогда, может, без меня? — вырвалось у Вики.

— Конечно, — согласился Алексей. — Понимаю, что они таскали тебя туда не раз.

Ха, не раз! И не два, и не три! Вот погоняй за Ромой по дорожкам да откажи прокатиться на аттракционах, которые не по возрасту!

Вика решила спуститься на пляж и попрощаться с морем один на один. Она вышла из тускло освещённого туннеля на бетонную площадку, спрыгнула на галечный пляж и пошла вдоль кромки моря. Дошла до волнореза, хотела пройти по нему, но там вдали два подростка кормили нагло орущих чаек, а ближе к ней стоял мужчина, задумчиво глядя на воду. Ей тоже хотелось так постоять и тоже в одиночку. Вика решила дойти до следующего волнореза. Только развернулась, как услышала вскрик. Мужчина бежал к детям, она кинулась следом. Когда добежала, мужчина уже разделся и спрыгнул в воду. На волнорезе теперь Вика осталась одна.

Она поняла, что дети соскользнули в воду по мокрому слипу на конце волнореза, и что одному мужчине не справиться. «Во влипла», — подумала она, раздеваясь. Благо оделась легко, не собираясь здесь долго задерживаться: разулась, ветровку, футболку и брюки сбросила — и в обжигающую до удушья воду!

Там дальше слышны были выкрики и плеск воды. Плавала Вика неважно, но воды никогда не боялась. Подплыла, мужчина в очередной раз вынырнул и подтолкнул к ней ребёнка: «Держи!». А тот судорожно схватил её за шею и, кажется, даже оцарапал. Вика знала, что утопающих надо держать за волосы, но как оторвать его от себя? Она выгребала вверх, а он вновь и вновь утаскивал её под воду. В очередной раз вынырнув, она увидела в бетонной стене вбитую петлю из арматуры, то захлёстываемую водой, то вновь появляющуюся, и из последних сил рванулась к ней. Ухватившись, наконец-то смогла откашляться. Стала уговаривать:

— Пацан, не души, держись за плечо. Ну, ударю ведь!

Тут, к счастью, мужчина подплыл. Второй утопленник оказался и не ребёнком вовсе, а девушкой.

— Здесь не вылезем, — сказал мужчина. — Придётся плыть к берегу. Вы плавать-то умеете?

— Нет, и сын тоже, — пропищала девица.

— Берите пацана и гребите к берегу. Сможете потом за ней вернуться? Боюсь, я одна её не дотяну, — отфыркиваясь, прохрипела Вика.

Мужчина заставил девушку схватиться за железку, оторвал мальчишку от Вики, как-то умудрился держать его за куртку, не давая вцепиться в себя, и тяжело поплыл к берегу. Вика сказала:

— Надо двигаться, иначе сдохнем от холода. Давай попробуем плыть. Отпусти железяку, держись за моё плечо.

Доходило до рыдающей девицы туго. Но всё-таки минут за пять Вика убедила её держатся за плечи и болтать в воде ногами. Оттолкнулась от камня и поплыла. Ох, и наглоталась же она водички! В какой-то момент подумала, что всё, но тут послышался хриплый голос:

— Держись за меня.

Надо же, он уже вернулся! Вика сказала:

— Нет, давай вдвоём грести, она между нами.

Кажется, девушка более или менее пришла в себя и послушно переложила вторую руку на плечо мужчины. Так они и плыли, пока Вика не услышала: «Вставай». Оказывается, берег уже в трёх метрах. Мужчина тащил на берег утопленницу, обхватив за талию, а Вика неизящно выползала на четвереньках, поддаваемая под зад набегающей волной. Там уже толпилась группка зрителей, сочувственно охающая. Значит, больше её помощь не требуется. Стуча зубами, она пошла по берегу к волнорезу. Ей хотелось бы побежать, но сил хватило только с трудом переставлять ноги.

Не особенно задумываясь о том, как это выглядит со стороны, Вика натянула футболку, не засовывая руки в рукава, сбросила под ноги бюстгальтер и надела сверху ветровку. Потом скинула трусы и надела брюки на голое тело. Отжала волосы и обернула их футболкой. Только когда стала обуваться, до неё дошло, что рядом одевается мужчина.

— Михаил, — он попытался улыбнуться ей синими губами.

— Виктория, — представилась и она и зачем-то ещё спросила. — Вам далеко?

Он ткнул рукой в сторону здания, свечкой взметнувшегося в небо на полпути между пляжем и Викиным санаторием.

— А я на лифте.

— Я с вами доеду. Расстояние примерно то же, но зато под гору, — пояснил он.

Они выбрались наверх, прошли по бетонной площадке, увидев, что мать с сыном уже укутаны одеялами, и даже попить им что-то принесли.

— Куда в них лезет, — вырвалось у Вики. — Во мне не меньше ведра морской водички.

Поднялись на лифте, кивнули друг другу и спешным шагом разошлись, Вика — к входу, Михаил — к тропинке, ведущей вниз.

К ужину, когда вернулись Черкасовы, Вика уже согрелась под горячим душем, обсохла, успокоилась, даже поспала немножко. Забираясь под одеяло, с ухмылкой подумала: «Ну вот, первый раз в море искупалась». Провалилась в сон, но вскинулась, когда возникло видение с песней о Наташе, которое, как она поняла, приходило к ней всегда после стресса. А мальчики были очень оживлены. Вика с досадой подумала, что, конечно, неплохо, что Алексей отдохнул, но всё же стоило ему больше видеться на этих каникулах с детьми, ведь в будние дни они не так уж много общаются.

В общем, уезжали дети с сожалением, что так быстро закончились каникулы. Кажется, и отец об этом жалел, что неудивительно, он проводил блондинку накануне.

Впрочем, через несколько дней, возвращаясь утром из детского сада, Вика увидела её у гостиницы, в которой работала летом. Ну, или очень похожую, зрение у Вики небезупречное. К счастью, её долг по возмещённому кредиту почти отработан. А поиски работы она всё это время не прекращала.

И правильно сделала. Спустя месяц Алексей, смущаясь, сообщил, что вынужден пересмотреть их договор. Теперь, когда он почти женатый человек, ему нужна няня на случай форс-мажора, с почасовой оплатой, потому что его жена будет управляться с домашними делами и заниматься детьми. Что ещё месяц он просит Вику работать в прежнем режиме и подыскивать себе новое рабочее место, а потом выплатит ей выходное пособие. И будет благодарен ей, если она не откажется помогать ему в случае необходимости.

— Я не в претензии, имею небольшую подработку, есть и варианты основного трудоустройства, потому что нянькой я оставаться не планировала. Ты на меня сейчас обидишься, но то, что я тебе скажу, продиктовано заботой о детях. Теперь я понимаю, как ты женился второй раз. И призываю не наступать на эти грабли снова. Не спеши оформлять ваши отношения, поживите неофициально. Если бы речь шла только об имуществе, так и бог с ним! Но дети!

— Во, прямо мои слова, — воскликнул незаметно подошедший Александр. — Жить тебе с ней никто не помешает, приводи в дом. У тебя за спиной два брака, у неё один. Не юные. Притритесь, а потом уже обязательства друг перед другом берите. А то через полгода ты от неё на стенку полезешь, а у неё паспорт проштампован аж на трёх страницах!

— Как на трёх? — спросила Вика.

— О браке, о прописке и о детях, — фыркнул Саша, поглядел на покрасневшего брата и застонал. — Блин, Лёшка, ты что, ей уже киндера заделал? В твоём возрасте, если всё ещё контрацепцию не освоил, пора вазэктомией озадачиться!

— Яйца курицу не учат!

— Ну, мои яйца функционируют в согласии с головой, а вот твои что хотят, то и воротят. Вика права, о детях надо думать прежде всего, но о тех, которые уже есть. Говоришь, хорошо они общаются? А как она поведёт себя, когда своего родит?

До конца месяца Вика с ревностью следила, как проходит адаптация в семье Черкасовых. Точно так же следил Саша, который стал чаще появляться в доме брата. Вроде бы, нормальной оказалась эта Юля, с Ромой была ласкова, со Стасом суше, но, учитывая подростковый возраст, это было правильно. Алексей держался отстранённо, тот разговор он не простил ни брату, ни няньке. Но ей пришлось поговорить с ним наедине. Вопрос был такой: а как быть со счётами? Он ответил, что в этом смысле ничего менять он не будет.

— …И вы ведь с Сашкой на Юлину корысть намекали, вот и подстрахуемся.

— Детей бы подстраховать, а не имущество, — пробормотала она, хлопнув дверью.

Глава седьмая,

в которой карьера не мешает любви, а любовь замужеству, измена не отменяет свадьбы, а детей не аисты приносят

Работу Вике нашёл дядя Петя. Как и прежде, о ней позаботилась Ася. Вика поделилась с ней, что никак не ладится с трудоустройством, а та без всякого стеснения обратилась к общему знакомому. И он позвонил Вике, уточнив, так ли надо ей непременно работать в банковской сфере, пояснив, что есть вакансия в финансово-девелоперской компании «Новострой», что на проспекте Жукова, и её там будут ждать завтра в девять. Вика поблагодарила, но стала оправдываться, что не просила Асю надоедать дяде Пете по её проблемам. Он перебил её:

— Вика, о чём ты? Мне нетрудно помочь тебе, а Ася — это же такое солнышко. Я так благодарен тебе за то, что ты их с Машенькой спасла и со мной познакомила. У меня детей нет, а вот… внучки появились, — подкашливая, произнёс он.

Положив трубку, Вика вздохнула, позавидовав девчонке. Как не раздумывая она бросается на выручку, обращается за помощью, не боясь отказа, и получает её, при этом ещё вызывая симпатию у окружающих! А Вика боится отказа и предпочитает всё делать сама.

Но, если помогают, грех не воспользоваться.

Теперь она ежедневно вываливалась из переполненного автобуса на остановке у многоэтажной подковообразной стекляшки, где её компания занимала четвёртый и пятый этажи, и вливалась в поток офисных клерков, расползающихся ручейками по этому бизнес-центру. Вика старается, и, кажется, завоевала авторитет. Уже через пару месяцев заведующий отделом предложил ей стать заместителем. Она даже растерялась:

— Почему я? Я ещё даже в курс дела полностью не вошла…

— А кто, если не ты? Эти, что ли, которые с ноготочками? — он кивнул в сторону стеклянной стены, отделяющей его закуток от офиса опен спейс. — Они здесь давно, только в курс дела их вводить бесполезно.

Это так, здесь, как и на её прежней работе, всё держится на знакомствах и связях. И шепчутся за спиной у Вики, внезапно взлетевшей на место зама:

— Конечно, её сюда взяли по звонку Большого Босса!

— Любовница?

— Ну, вряд ли. Скорее, родственница. Некрасивая, толстая, вся в него.

— Да нет, я бы с ним замутила…

— Ещё бы, с такими-то деньгами! Но он на работе марьяжи категорически запрещает. Помнишь, у сметчиков? Попёр ведущего архитектора за гульки.

Вика старается, за такую зарплату стоит держаться. Даже домой берёт документы, чтобы некогда было тосковать. Скучает она по мальчикам, за два месяца только два раза виделись. Рома при встрече кидался обнимать, Стас держался скованно. Обидно, но, наверное, Юля постепенно вытеснит из их памяти Вику. И Алексей ни разу за помощью не обратился. Что ж, дело житейское, вот родственники бывшие давно уже её не доставали.

Как только о них вспомнила, так и достали. Смутно знакомый мужской голос спрашивает:

— Вика, что там с матерью?

— А… кто это?

— Ну, знаешь!

Возмущённый двоюродный брат сыпал злыми словами о её неблагодарности, забыла, мол, тётку. Сначала Вика пыталась вклиниться в его речь, потом замолчала, потом просто прервала разговор. Он перезванивал снова и снова и продолжал крик. Она всё так же скидывала звонок, потом написала: «Не ори, ты мне никто». И через пару дней он позвонил ей и уже спокойным тоном сказал:

— Давай поговорим. С каких пор я стал тебе никем?

— А ты с братьями разговаривал?

— А что толку? Никто из них матери не поможет.

— Я тоже не стану ей помогать. Ты знаешь прекрасно, что она украла моё жильё.

— Тётя Таня сама ей отдала квартиру!

— Ну так пусть продаст её и наймёт себе сиделку!

— Мама помогала тебе ухаживать за твоей матерью.

— Нет, это я бескорыстно помогала твоей матери ухаживать за чужой тёткой.

После первого звонка Вика позвонила одной из соседок и теперь была в курсе событий. Тётка по весеннему гололёду сломала шейку бедра, недолго лежала в травматологии, теперь сиднем сидела дома. Навещала её только социальная работница. «Ой, Вика, соседи говорят, что все твои обидчики наказаны. И Кристинка без жилья жениху оказалась не нужна, и младшая невестка с работы ушла, потому что малышей сунуть некому, и тётка одна осталась. Может, и к лучшему, что показали они себя. Так бы и пахала ты на них. Квартира стоит пустая, до сих пор она её ни сдать, ни продать не смогла!»

Тётку Вике было жалко, ведь она единственная в родне, кто ей сочувствовал и помогал. И всё же она подавила эту жалость и ей не позвонила. Оболенские — это болото, которое способно засосать в трясину своих проблем так, что на Викины ресурсов не останется. Тем более, что одна проблема прибавилась, сердечная.

Как-то у неё возникли сомнения по поводу одного документа. Как назло, заведующий накануне ушёл на больничный. И Вика заглянула в юридический отдел. Сидело там трое: красотка стервозного типа, грузная тётка среднего возраста и, как ей показалось, совсем молодой паренёк. В ответ на её робкое блеяние красотка вырвала бумагу из её рук и сунула в органайзер:

— Оставляйте! Срок исполнения — неделя!

Вика обозлилась:

— А мне нужно сегодня и только из моих рук. Верните документ!

Пока кураж не прошёл, пошла на приём к финансовому директору, но его не оказалось на месте. И секретарша буднично сообщила:

— Проходите к Генеральному. У вас десять минут.

Всё на том же кураже Вика высказала свои сомнения. Генеральный сказал:

— А вы въедливая, недаром о вас Пётр так хорошо отзывался.

И позвонил какому-то Сергею. А пришёл тот самый парнишка из юридического. Генеральный куда-то спешил, они вышли из приёмной и устроились в холле и проговорили часа два. Приглядевшись, Вика решила, что не такой уж он молодой, лет ему, наверное, столько же, сколько и ей, на пальце обручальное кольцо. В деле он ей очень помог, попутно рассказав много интересного. После этого они здоровались, если в кафе приходили в одно время, он подсаживался к Вике за стол. Потом, замещая своих заведующих, попали на открытие торгово-развлекательного центра, возведённого «Новостроем», и последующий банкет, где, конечно, держались вместе. Вика не заметила, как влюбилась. Сердце каждый раз сбоило, когда его видела. Не красавец, не атлет и не бог весть какой начальник, но компетентный, обаятельный, с хорошо подвешенным языком. Вёл себя дружелюбно, не выходя за рамки приличия, никаких поползновений на сближение не предпринимал, а, пожалуй, если бы посягнул на её тело, Вика бы не устояла. Посмеиваясь над собой, решила, что готова на глупости ради мужчины. И ещё прикидывала, какой по счёту любовью стал для неё Серёжа, первой или второй, если считать того второгодника, которого любила три учебных четверти?

Внезапно в её окружении появился ещё один субъект. Он нагнал их как-то в коридоре, где они по дороге в кафе с Сергеем обсуждали какую-то новость и сказал, что работает здесь в отделе финансового контроля и наблюдает за ней уже месяц, всё ждёт, когда она его узнаёт. Вика пригляделась:

— Кирилл? Кажется, ты учился на нашем курсе, только в другой группе? Ну, извини, годы прошли, ты изменился.

Это был тот самый однокашник, что заходил к ней за методичкой. Надо же, когда-то он нравился ей, а сейчас даже не узнала.

— Ты тоже изменилась. Кто у тебя? Мальчик, девочка?

— О чём ты?

— О ребёнке. Ну как же, ты на первом курсе была беременная.

Кровь прилила к голове. Так вот чем мать отогнала его от Вики!

— Прости, кажется, ты меня с кем-то перепутал. Я с тобой никогда не состояла в отношениях. Это какая-то другая первокурсница залетела от тебя.

— Да не от меня! Твоя мама мне сказала о твоей беременности.

— Ну точно, ты меня с кем-то путаешь. Моя мама умерла, когда мне было два года. О, теперь я поняла! Это ведь ты оповестил весь институт о моём интересном положении? Ты и здесь планируешь обо мне всякие гадости распространять? Ребята, скажите мне как юристы, могу я на него в суд подать о защите чести и достоинства?

Это она обратилась к Серёже и Марго, занявшей для них столик в кафе, той самой красотке стервозного типа, которая, кстати, совсем не такой стервой оказалась, просто человек настроения.

— А говорят, что бабы сплетни разносят, — хмыкнула Марго. — Много гадостей по нашему зданию носится. Теперь будем знать, от кого исходят. Надо его отдел предупредить, чтобы при нём не откровенничали. А суд — всегда пожалуйста. Посодействуем.

Когда Кирилл отскочил от их стола, она кивнула Вике:

— Рассказывай. Юристу — как попу.

— В прошлом году встретила я одноклассника…

Уложилась она в пять минут.

— Цель? Сиделка ей, как ты утверждаешь, тогда была не нужна. Меня учили, что основные причины преступлений деньги, любовь и пьянка.

— Тогда деньги. Вернее, квартира.

Тыкая вилкой в салат, Марго выстреливала вопросы. Если Вика ничего не подписывала, как квартира могла оказаться в собственности её мачехи, которая не удочерила её, а лишь оформила опекунство? Выясняла ли она, когда и кем зарегистрирована недвижимость, сколько владельцев сменилось? Понимает ли, что, скорее всего, собственность оформлена с нарушениями и за неё можно побороться?

— Да ладно, — сказала Вика. — Неохота мараться. Пусть подавятся.

— Напрасно. И зло должно быть наказано, и деньги нам нелишние.

Вернувшись с обеда, она долго не могла настроиться на работу. Неприятно царапнуло то, что совсем не близкая знакомая восприняла её историю близко к сердцу, а Сергей в этой ситуации был поразительно молчалив.

Во второй половине лета как-то в гости зашёл Алексей. Вика, открыв дверь, некоторое время пребывала в ступоре. Выглядел он больным, резко похудел, бледный, окончательно потухший. Так бы и стояла в дверях, но он спросил:

— Что, и не пустишь?

Вика отступила. Он, не подымая глаз, монотонно заговорил, что Вика была абсолютно права, и ему не стоило жениться. Он просит прощения за то, что так обошёлся с ней. Теперь он хочет развестись.

— А как Юлин ребёнок?

— Не было никакого ребёнка.

Хотелось бы ей узнать подробности, но к откровенности Алексей не был расположен. Теперь он ещё и недвижимость собирался на Вику переоформить.

— Алексей, скажи честно, ты помирать собрался?

— Надеюсь пожить. Но если со мной что-то случится, что будет с моими детьми? Вика, я прошу тебя помочь Сашке оформить опеку. Никто моих детей не любит кроме тебя. Деньги брату отдавай постепенно, он безалаберный.

— А если я завтра попаду под автобус, твои деньги унаследуют мои гнилые родственники, — у Алексея зрачки расширились. — Да не волнуйся, я завещание на твоих детей написала ещё до того, как ты начал на меня вклады оформлять. Мне не хотелось, чтобы моя студия им досталась. А твоих мальчиков я люблю, это ты верно сказал.

Началось оформление недвижимости. Оказалось, Алексей собирался выкупить однокомнатную квартиру, которую снимал для брата. Почему не на Сашу сразу? Он замутил какой-то бизнес, и, если прогорит, у него не должно быть второй жилплощади. Да уж, опекун у детей будет аховый.

И с этим будущим воспитателем ей предстоит встретиться.

— Хорошо, что ты позвонила, — сказал ей Саша, выглядевший немногим лучше старшего брата. — Я на днях собирался тебя разыскать.

— Я уже поняла, что Алексей болен. А у тебя-то что случилось?

— Лёшка не просто болен, он умирает. Уже в больнице. Едва уговорил, что-то ещё он хотел сделать до госпитализации. Но ограничился завещанием. И знаешь, что и кому он завещал? Половину нашей от отца доставшейся на двоих квартиры сыновьям и им же акции гостиничного комплекса, но до совершеннолетия в доверительном управлении двоюродного брата, который основной владелец. Вика, я ведь у него просил взаймы, чтобы бизнес не потерять, и разругался! А у него ничего нет! Я так виноват, Вика!

— А если бы у него было, и он бы помог?

— Да слава богу, что не помог! Это было разводилово! Я осёл, Вика!

Из дальнейшего сумбурного рассказа Вика уяснила, что подставил обоих братьев тот самый однокашник, у которого Алексей работал. И компаньон, с которым Саша на деньги, полученные в наследство от отца, открыл фирму по перепродаже овощей, был ему этим прохиндеем подставлен, и блондинка Юля оказалась его сестрой и была направлена в Сочи в тот же санаторий, чтобы захомутать богатого вдовца. Только в оценке богатства вероломный друг ошибся, поэтому Саша потерял первоначально вложенные в дело деньги, а после того, как потребовались новые вложения, отступил и предложил объявит себя банкротом; и Юля не так много успела вытащить из семейного бюджета, а за наследство придётся судиться с детьми и не факт, что удастся что-то существенное отсудить.

— Вика, я одного боюсь, что в суд на установление опеки над Стасиком дед обратится. А я запятнанный, у меня и банкротство, к тому же холостой, и баб он найдёт, которым есть что обо мне гнусное рассказать. Выходи за меня замуж, а?

— Ни фига себе, ты прямо как сваха в пьесе Островского, сначала расхвалил жениха, потом предложение сделал.

— Вика, умоляю, брак на любых условиях! Денег я заработаю, всё тебе отдавать буду! Верность буду хранить! Я ради Лёшки и его детей на всё соглашусь!

Вика вздохнула и сказала:

— Твой брат в своё время так меня на работу взял. Кредитом припугнул, маленькую денежку обещал, на горькую жизнь посетовал — и я не смогла отказать. Одна моя знакомая мудрая женщина сказала, что его предложение — это мне удавка и крест на личной жизни. То, о чём ты сейчас меня просишь — это уже виселица и могильное надгробие. Но я настолько к детям привязана, что бросить их не могу. И не целуй руки, я ещё не всё сказала. Замуж я за тебя пойду, но это будет фиктивный брак. Никаких поползновений, будешь мне братом и больше ничего. Денег твоих мне не надо, на жизнь нам хватит. Чего смотришь, я небольшое наследство получила. Но, если ты мужик, то постараешься племянников обеспечивать. Блудить будешь так, чтобы ни одна собака не разнюхала. А с сегодняшнего дня и до решения суда ты свой член хоть на бантик завяжи, хоть гипс наложи, но никто не должен предъявить в суде доказательств твоего аморального поведения. Ты меня услышал? В это же время завтра заедешь за мной, съездим в загс, который на Московском, подадим заявление.

И назавтра, как только наступил перерыв, она спешно рванула к лифту. Догнавшей её Марго она сказала, что обед сегодня пропустит, у неё дела. Та только успела крикнуть ей вслед, что в следующую пятницу состоится корпоратив по случаю Дня строителя.

Сразу после подачи заявления Вика переехала в квартиру Алексея. Рома встретил её радостно, Стас настороженно. Со старшим мальчиком пришлось поговорить откровенно. На вопрос Вики о том, как он оценивает положение семьи, Стас расплакался. О том, что отец умирает, он догадывался и безумно боялся будущего. Когда она сообщила ему, что они с Сашей собираются пожениться, и она будет его тётей, то есть ближайшей родственницей, он снова заплакал.

— Не бойся, этому упырю, деду твоему, мы тебя не отдадим, — сказал растроганный Александр.

Дистанцию по отношению к Вике он соблюдал с трудом. Воздержание срывало ему крышу, и Вика от греха решила принять приглашение Ксении Владимировны и уехала с детьми на дачу. Только в пятницу предупредила, что заночует в городе, потому что допоздна будет гулять в ресторане по случаю профессионального праздника.

С обеда их отпустили почистить пёрышки, и она отправилась в салон красоты, где ей красиво уложили волосы и нанесли макияж. Дома Вика надела новое платье, покрутилась перед зеркалом и решила, что не так уж она некрасива. Саша вызвался её подвезти, и по его восхищённому взгляду она поняла, что сегодня не лишена привлекательности. Именно поэтому отказалась от предложения забрать её после гулянки, решив для себя, что лучше уехать на такси, а переночевать в собственной студии. Но сказала, что планирует от ресторана уехать с попутчиками на дачу, есть у неё коллеги, которые в дачном посёлке живут.

Первым, кого она увидела в фойе ресторана, был Сергей в обнимку с женой. Он радостно поздоровался и представил женщин друг другу. Вика была разочарована, жена его была совсем молоденькая, и не то, что некрасива, но, как говорится, ничего особенного. Но глядела на мужа восторженно, слушала его речи, можно сказать, с благоговением. Немного пообщавшись, отошла от них Вика в полном обалдении: супруга этого блестящего собеседника была, как большинство её поколения, довольно косноязычна, а ещё и глуповата.

— Поняла? — шепнула ей Марго. — Он никогда с ней не расстанется. И не потому что она дочь Генерального, а потому что дура и всегда будет от него в восторге. Серёжа нарцисс, он подпитывается восхищением окружающих, а влюбляются в него либо дуры, либо умные, но неуверенные в собственной привлекательности, такие, как ты. Но умные постепенно разочаровываются, а дура-жена будет ему в рот глядеть, даже когда у него все зубы выпадут.

— Ну да, Сергей блестящий собеседник, общаться с ним мне доставляет удовольствие, — раздражённо сказала Вика. — Но почему ты решила, что я влюблена? У меня, между прочим, свадьба в конце месяца.

— Серьёзно? Слушай, а это не тот красавчик, что в последнее время подвозит тебя на крутой тачке? Он? Вика, я так рада! Слушай, это не секрет? Тогда я, с твоего разрешения, подразню нашего нарцисса, что ещё одна умница не клюнула на его обаяние! Кем работает твой жених?

— Экономистом на Шинзаводе. Но машина не его, брата, по доверенности ездит.

— Всё равно круто! Сегодня коллеге праздничное настроение портить не буду, а в понедельник я на его самомнении потопчусь!

Корпоратив, от которого она ждала чего-то необыкновенно радостного, оказался бестолковым застольем с вручением премий, поздравлениями, танцами и дурацкими играми по команде раздражающе навязчивых ведущих. Сидела Вика за столом с Марго и двумя мужчинами из отдела закупок. Это Марго её сюда затащила. По правде, рассчитывала Вика на компанию с Сергеем, но они с женой, естественно, сидели среди начальства, ближе к эстраде. Компаньоны девушек оказались ничего, весёлые, но уж слишком много пили. Всё равно это было лучше, чем сидеть со змеюками из своего отдела.

Когда Вика решала, не будет ли заметным, если она покинет это мероприятие, её внезапно пригласил на медленный танец сам Генеральный. И хотя на небольшом пятачке перед эстрадой топталось довольно много танцующих, вокруг их пары образовалась пустота. Её очень большого роста и плотный партнёр двигался довольно легко, и, хотя Вике нечасто приходилось выходить на танцпол, она не спотыкалась и надеялась, что смешными они не выглядят. В танце партнёр ещё умудрился наговорить ей комплиментов, мол, выглядит прекрасно, цвет платья оживляет её необыкновенно; не обиделась ли она, что её нет в списке премируемых, это оттого, что работает она всего несколько месяцев; что заведующий отзывается о её работе только в превосходной степени, и у него будет с ней предметный разговор, на который её пригласят на следующей неделе. Вика не решалась поднять на него глаза, выдавливая в ответ на пространные реплики только «да» и «нет». Генеральный после танца проводил её к столику и отправился приглашать главбуха. Марго в восторге шептала, что смотрелась она в паре с главным холостяком компании очень гармонично, что её змеюки задыхались от зависти, и что она, Марго, надеется заиметь в качестве подруги строительную генеральшу. А на возражение, что он старый, ответила заезженной остротой, что Вике его не варить.

Отбившись от подвыпившей приятельницы с её дурацкими шутками, Вика вызвала такси и отправилась домой. Только рассчитавшись с таксистом, она спохватилась, что не собиралась ночевать в квартире Черкасовых, и решила уже пешком добежать до своей студии, но увидела, что окна квартиры не освещены. Понятно, Саша её так рано не ждёт, поэтому где-то развлекается. Вика решила здесь переодеться, собрать вещи на два выходных, а потом отправляться к себе.

Ну, ошиблась. Уже разуваясь, почувствовала присутствие посторонней бабы. Запах духов? Нет, запах предательства. Она рванула к кабинету Алексея, в который после переезда заселился Сашка, и окна которого смотрели не во двор, на улицу, о чём она почему-то не подумала. Распахнула дверь и увидела парочку, чересчур увлечённую друг другом, чтобы заметить её. Ну да, старая дева она, но фильмы для взрослых смотреть приходилось. По сравнению с кино выглядело это как-то противно и довольно натужно. А партнёрша кто? Блин, соседка со второго этажа! Которая знает, что они подали заявление. Привалилась к дверной притолоке, ожидая завершения процесса, разглядывая комнату, захламлённую разбросанной по ней одеждой. Когда Сашка отвалился от партнёрши, Вика щёлкнула их на телефон со вспышкой. Соседка сказала со злорадством:

— Могла бы за дверью подождать.

— Заткнись, шалава, — всхлипнул жених. — Вика, прости!

— Нет, Саша, как говорит индийская поговорка, хоботок увяз — всему слонику пропасть. Давай, провожай шалаву, потом поговорим. Только обязательно проверь её телефон, я не исключаю, что её нанял кто-то, скорее всего, Юля, они приятельствуют.

Соседка не успела вырвать у него из рук телефон, Вика ухватила её за волосы и сказала:

— Проверяй, я держу. А ты не дёргайся, а то будет больно.

Саша шёпотом матюгнулся.

— Что, порноселфи? Что и следовало ожидать. Ещё переписку проверь, вдруг она что-то из этих картинок заказчику переслала?

— Картинок не пересылала, но переписка с Юлькой… ну, сука!

— Скрины к себе отправь. А галерею просто очисть полностью, некогда разбираться.

— Нет, там дочкины фотки с рождения, — дёрнулась соседка.

— А ты их вместе с порнушкой хранишь? Хороша мамка!

Вика довела соперницу до входной двери и выпнула на лестничную площадку. Следом полетело её бельё и халат. Ошарашенной даме из квартиры напротив, выходящей с мусорным пакетом, она сказала:

— Представляете, лесбиянкой оказалась! Пришла за солью и решила показать мне стриптиз! Видите ли, я сегодня хорошо выгляжу!

Дама аристократического вида и с экзотическим именем Розалия Карловна, с точёной фигурой, чопорная, всегда безупречно одетая, вдруг выпалила совсем плебейскую фразу:

— Сука, всех мужиков в районе перетрахала, теперь за баб взялась! Убью курву!

Успевший натянуть штаны Сашка хрюкнул, привалившись к стене.

— Ну что, будем гипс накладывать?

— Вика, прости!

— Бог простит, а я никогда! Ради детей просила потерпеть! В крайнем случае, съездил бы в соседнюю область! Говорила тебе, нормальная птичка у собственного гнезда не гадит! Урод!

Ураганом пройдясь по квартире, она собрала вещи на выходные и отправилась в свою студию. От гнева долго заснуть не могла, и утром чуть не опоздала на первый автобус. Зато у калитки её ждали оба мальчика, и вслед за Ромой Стас её тоже обнял.

— Поговорила я с ним, — шепнула Ксения Владимировна. — Эта гадина напела Стасу, что ты их вовсе не любишь, а только за деньги с ними возилась, поэтому, как только зарплату платить перестали, так и ходить к ним перестала. А я его спросила, сколько ты денег получила за то, что их от пуль спрятала, а сама не спряталась, чтобы сверху люк замаскировать?

С утра в первый рабочий день после корпоратива Серёжа приветливо поздоровался, но в обед уже прошёл мимо как чужой. Вика огорчённо спросила Марго:

— Он что, всерьёз в гарем меня собирался зачислить?

— Говорю тебе, его интересуют только поклонницы. Он питается обожанием как вампир кровью.

Как-то гадко стало на душе. Неужели её влюблённость так заметна? И неужели этот незаурядный человек настолько погружён в самолюбование?

А потом её пригласили к Генеральному. Заговорил он о проекте, который вызывал у неё большие сомнения, которые только укрепил на корпоративе её собутыльник из отдела закупок. Она и на него сослалась. Проговорили с Генеральным минут сорок, итогом этой беседы стало предложение возглавить отдел. Вика решительно отказалась.

— Кому же, как не вам, — уговаривал её руководитель. — Ваш заведующий, который станет финансовым директором, вашу кандидатуру предложил. Молодая, компетентная, трудоспособная, не обременённая семьёй…

— В этом месяце я выхожу замуж, — перебила его Вика.

— Так в этом дело? Может быть, вы уже планируете ребёнка?

— Увы, дети на подходе. У меня родственник умирает, я собираюсь взять опеку над его двумя сыновьями.

Выяснив, в каком возрасте дети, он продолжал настаивать, мол, серьёзным препятствием карьере становится период до и после декрета, когда у женщины мозги настроены только на ребёнка. Вика подумала пару минут и согласилась. Не справится — уступит должность, вернувшись в отдел, а пока большая зарплата — ещё один плюс для опеки.

Глава восьмая,

в которой только суд да дело и немного слёз

Суд по установлению опеки состоялся, можно сказать, в рекордные сроки. Претендентов оказалось слишком много: кроме женатого Саши, деда Стаса и Юли ещё и двоюродный брат братьев Черкасовых, тоже Черкасов, тот самый владелец гостиничного бизнеса, упомянутый в завещании. Когда заинтересованные лица заняли места, маленький зал оказался почти заполненным. При каждом из четырёх претендентов по адвокату, Саша с Викой и Стасом, дед тоже с супругой, Юля с братом, тем самым вероломным другом. Их адвокат сразу предупредил, что «судьиха — зверь», а на вопрос, что это означает, мрачно предрёк, что сами увидят.

Внешний вид судьи симпатии не вызывал. Худенькая, сутулая, с короткой стрижкой и в очень сильных очках пенсионного возраста дама просеменила к креслу председательствующего, произнесла неприятным пронзительным голосом положенные слова, перечислила заявителей, окидывая каждого цепким взглядом и спросила:

— Дети живут по месту регистрации с дядей? Можноузнать, где младший?

— На прогулке тут неподалёку, — угодливо поклонился их адвокат. — Нужно пригласить?

— Да уж сделайте милость.

Вика позвонила Ксении Владимировне, которая приехала поболеть за них и гуляла с Ромой в сквере напротив здания суда. Тем временем судья выслушала представительницу опеки. Та говорила вполне объективно, ничью сторону не принимала, изложила условия проживания каждого претендента и взаимоотношения с детьми. По материальным возможностям самые слабые позиции были у Юли, всё ещё зарегистрированной в квартире Черкасовых, а самые сильные — у деда и двоюродного дяди, людей очень состоятельных. По взаимоотношениям… тут дама из опеки, которая, по всей видимости, судью знала хорошо, сказала, что есть заключение психолога, которое она может зачитать, но, может, стоит его представить судье для предварительного ознакомления?

— Давайте, — прозвучало резко.

Пристав передал бумаги судье, и она занялась чтением, почти водя носом по страницам. Тем временем в дверь протиснулись Горностаева с Ромой. Ксения Владимировна села рядом с Викой, Рома забрался к Вике на колени. Судья закончила чтение, промычала «М-да» и обратилась к Роме:

— Мальчик, тебя Рома зовут? Подойди ко мне. Если боишься, иди с дядей, или кому ты доверяешь?

— Я не бояка, — сердито ответил Рома и подбежал к трибуне. — Куда тут идти?

— Стой здесь. Как твоя фамилия? Сколько тебе лет? Где ты живёшь?

Он бойко назвал фамилию, возраст, адрес, название детского сада, как зовут его лучших друзей. Потом обошёл всё-таки трибуну, сел к судье на колени и печатными буквами написал: Рома, папа, Стас, Вика, Саша и почему-то Милана. На вопрос судьи махнул рукой:

— А! Невеста! Из нашей группы.

— А скажи-ка мне, Рома, кого ты из присутствующих здесь знаешь.

Он перечислил тех, кого записал, добавив «баба Ксеня». Потом огляделся и добавил: «Юля».

— А кого ты больше всех любишь?

— Я всех люблю!

И глядел при этом так радостно, что было понятно, что вправду любит всех.

— Ну, иди к бабе Ксене. Станислав, подойди сюда. Представься… ну, через год паспорт получишь. Ты понимаешь, по какому поводу мы тут собрались?

— Да, вы решаете, кто будет нашим опекуном.

— А кого бы ты хотел в опекуны?

— Вику и Сашу, как сейчас.

— Повернись и посмотри в зал. Кого ты ещё знаешь кроме нынешней твоей семьи.

— Кроме тех, кого Рома назвал, вот родители моей мамы Погодины…

— А почему ты их так назвал, а не бабушка и дедушка?

— Бабушка — это когда добрая, вот как Ксения Владимировна. Она внучек любит. Она с ними и посмеётся, и отругает, если надо, и поиграет. И с Ромкой играет, и меня жизни учит. А Погодиным нужен продолжатель дела, он мне всё время так говорил, когда я маленьким был. Играть нельзя, сиди зубри, не позорь наше имя, а то затрещину получишь! Не нужны мне они, и дело их мне не нужно! Я знаю, что братьев разлучать нельзя, а им только я нужен.

— Нет, они согласны взять опеку и над Ромой.

— Бить такого маленького, — сорвался Стас. — Не имеют права!

— Ты всех знакомых назвал?

— Дядя двоюродный. Мы никогда не виделись, но папа с ним по телефону разговаривал. И фотографии у нас дома есть. Его зовут так же, как папу, Алексей Черкасов, но отчество другое. Они нормально дружили, но он же нас не знает! И уезжать из своего дома мы не хотим.

— Возвращайся на место. Так, заявители… давайте по порядку. Черкасов Александр Александрович.

Саша вышел к трибуне и сказал, что всегда жил в одной квартире с братом, мальчики появились и росли у него на глазах, и расставание ещё и с ним будет для них шоком. Что его жена работала няней в их семье, и дети её любят. Зарплаты у них с женой не заоблачные, но вполне достойные. И жилплощадь помимо квартиры, в которой они живут сейчас, имеется.

Никаких вопросов она ему не задала. Потом вызвали деда, двоюродного дядю и мачеху. Тоже выслушала без уточнений. Потом спросила:

— У сторон есть какие-нибудь дополнения?

Молчание. Судья стукнула молотком и скороговоркой объявила, что, заслушав и рассмотрев… а также учитывая… назначить опекунами ближайших родственников, к тому же фактически уже осуществляющих опеку.

Стас на радостях обнимает Вику, рядом Рома подпрыгивает: «И меня, и меня!», а адвокат ухмыляется:

— Четыре юриста, и ни одному даже рта раскрыть не дала! Ладно я, наше дело правое, и вы не в претензии, а коллегам неловко. В общем, если дед не успокоится, вы знаете, где меня найти.

Но дед подошёл и попросил Стаса отойти с ним для разговора. Саша пробурчал, что он законный представитель, и должен знать, что племяннику в уши льют. Потом рассказал Вике, что Стас у них кремень, дед пытался его убедить, что не надо рвать родственные связи, может, придётся ещё вместе жить, а он ответил, что три года на бокс ходит, так что постоять за себя может. И, если выбирать, то он лучше в детдом отправится, потому что с парнями драться — это нормально, а стариков бить как-то неприятно.

Ещё подошёл к ним поговорить двоюродный брат. Он сказал, что занят сейчас строительством отеля за границей, сообщение с Новогорском неудобное, поэтому на похороны не успевал. Всегда готов помочь, на опекунство пошёл сознательно и хотел бы жить с племянниками, а ещё брат перед смертью просил его подстраховать, дед, мол, богатый, так и дядя двоюродный не беднее.

Юля с братом ушли из зала первыми, и впоследствии ни опеку, ни наследство не опротестовывали.

— Стас, ты чьими словами с судьёй говорил? — спросила Вика, когда они вернулись домой. — Ты знаешь, я считаю тебя умным, но и то, что ты говорил в суде, и то, что в разговоре с дедом, звучит слишком продуманно.

— Мне Ксения Владимировна сказала: кто обижает слабых, тот боится сильных. И спросила, что я могу противопоставить деду, а я ответил: бокс. Ещё нам в школе говорили, что после десяти лет подросток имеет право выбора, так что я знал, что буду с вами. Я за Ромку боялся, поэтому деду угрожал. За брата я его бы побил, я не врал. И я подумал: вот бы нам такую бабушку, она настоящая, не то, что эта людоедка!

— Нельзя так о женщине, о пожилом человеке, — растерянно проблеяла Вика. Потом опомнилась. — Стасик, она же тебя не обижала!

— Её так папа назвал! И она не мешала деду меня обижать!

Жизнь семейная стала размеренной и спокойной, утром у Вики маршрут детсад — работа, вечером детсад — дом, а там ужин, проверка уроков, дела домашние. Было это привычным, она и у мачехи после работы вечно в хозяйственных хлопотах была, ну а с детьми возиться веселее, чем с вечно недовольной старухой. На Сашу она практически не обращала внимания, общаясь только по делу: деньги принёс — молодец; поужинал — чай пей; у Стаса алгебру проверь, я не успеваю.

— Неужели так и будем жить? — тоскливо спросил он как-то.

— А что, есть предложения?

— Хотелось бы семью…

— А заслужил?

— Ну, поставь какие-нибудь условия! Я всё выполню!

— Было уже. Не выполнил. Саша, ты что, не понимаешь, что твои поползновения оскорбительны?

— Чем это? — взъерепенился он.

— Неуважением. В то, что ты одной бабой можешь ограничиться, ты и сам не веришь. Я тебе по паспорту жена и мать твоих детей, а ты меня на помойку приглашаешь. Супружеская жизнь без любви — дело обычное, а вот без уважения никак. Я с ужасом жду новогоднего корпоратива. Нас, руководящий состав, собирают непременно с супругами. А я как представлю, что ты нашим дамам будешь в декольте пялиться — и холодным потом покрываюсь. Вот тебе ключи от квартиры, которую ты прежде снимал. Она братом твоим куплена для тебя, но на моё имя, это из-за твоего тогдашнего бизнеса.

— На последние деньги? Зачем?

— Я не спрашивала, а он не отчитывался. Но, наверное, из-за недоверия. Знал, что будешь дам водить, не хотелось, чтобы это было там, где живут его дети. И не возмущайся, ведь приводил.

— Я не приводил, она сама пришла!

— Услышь меня. Я тебе ничего не запрещаю, но не подставляй семью.

И Саша съехал. Приезжал после работы, занимался с детьми, но ночевать уходил в свою квартиру. С Викой вступал в разговоры только по необходимости. «Обиженку строит», — фыркала она. К такому отношению она сызмальства была приучена, мачеху Вика всегда раздражала.

Однажды с утра к ней в кабинет зашла Марго и сунула в руки бумаги. Предложила переписать этот черновик искового заявления о признании недействительными сделок с недвижимостью. Предупредила, что спешить с этим делом не будут, но перспективы возвращения собственности имеются.

Вика растерялась, судя по тому, сколько в тексте было ссылок на документы, приятельница проделала колоссальную работу по их розыску и просмотру. Марго пояснила, что к работе этой она привлекла двоюродного брата, который в адвокатскую контору Милонова принят после учёбы первый год и числится помощником. Марго просит заключить договор по ведению дела именно с ним, мальчику самостоятельных дел пока не доверяют, а засветиться в качестве специалиста надо.

Вика невольно улыбнулась, чем Марго обидела. Пришлось заверять её, что кузен Игорь сомнений не вызывает, просто с фамилией Милонов у неё связаны не совсем серьёзные воспоминания. С молодым свежеиспечённым выпускником юрфака местного университета она пообщалась, заключила договор и попросила по возможности работать не отвлекая заявительницу, а информировать о продвижении дела по электронной почте.

С работой, хоть и с трудом, Вика справлялась. Подсчёты и анализ — не всё ли равно где? Тяжело было руководить, то есть распределять обязанности для неё не впервой, а вот спрашивать за невыполнение — это для неё составляло главную трудность. К счастью, финансовым директором был назначен бывший заведующий их отделом, который Вике благоволил.

За месяц до Нового года Рома радостно объявил, что в детском саду его назначили Котом в сапогах. Вика сразу стала искать ему костюм, но не нашла. Привлекла к этому делу Сашу — он поискал, а потом предложил заказать по интернету.

— Боюсь, не успеем, — вздохнула Вика. — Придётся рукодельничать.

Полистала иллюстрации и решила, что ничего особенного. Камзол с отложным воротником, кружевное жабо под ним, приколотое аляповатой брошью к рубашке, шляпа с пером, а сапоги смастерила из красных тапочек, пришив к ним красные голенища с отворотами, кошачий хвост соорудила, свернув в трубочку песцовый воротник от старого пальто. Только купленная в магазине кошачья маска как-то выбивалась из ансамбля. Поделилась за обедом с Марго, показав на телефоне фотографии.

— Ой, да из такой ерунды проблему создавать! Забыла, где работаешь? Тут в проектном отделе сплошные творческие личности, им кошачью морду нарисовать — как нефиг делать! Альбина Васильевна, — это она к соседнему столику повернулась. — Вы ведь архитектор?

— Строитель, — возразила лаконично высокая дама средних лет.

— Но рисовать умеете?

Марго пересела к ней, выхватив из рук Вики телефон. Дама, листая фотографии, преобразилась. Холодноватое выражение лица сменилось на умилённое:

— Это вы сами? С сапогами — вообще класс! Лёгкие, мягкие, ножки не устанут у мальчика. Жаль, раньше этой прелести не увидела, я бы тоже что-нибудь такое своим сконструировала. На следующий год — обязательно! А мордочку я вам сделаю. Завтра занесу.

Назавтра они втроём мерили сшитую из искусственного меха полумаску перед зеркалом в коридоре и хохотали. Альбина Васильевна оживлённо рассказывала:

— Вот, видите, я белый мех слегка подчернила, чтобы с хвостом по цвету совпало. И ушки такие же, вы их к шляпе пришьёте, усы нарисуете прямо на лице карандашом. А у моих двойняшек вчера в садике ёлка была. Я престарелая мамаша, в сорок два родила. Нарядила дочь в розовое платьице, сына строго по офисному, белый верх, чёрный низ и галстук-бабочка. Что тут было! Инночка потребовала бабочку себе. Илюша у меня мальчик покладистый, собрался отдать галстук сестре. Я ей втолковала, что бабочку с брюками носят, а под платье брюки не наденешь. Договорились, что с завтрашнего дня бабочка будет её, а сегодня брат поносит. Мне после утренника заведующая детсадом умилённо говорит: какая у вас девочка заботливая, всё-то она бабочку на братишке поправляла! А я не могу дочь родную заложить, что это она не о брате заботилась, а свою собственность контролировала!

Позавидовала главному архитектору, какие у него в отделе приятные люди. Не то, что её «змеи с ноготочками», как их финдиректор зовёт.

В череде детских новогодних ёлок утренник в «Новострое» был самым последним. Из хоровода Рома выбрался без хвоста. На вопрос, где потерял, ответил, что Сонечке подарил, ей котика завести мама не разрешает, так пусть хоть хвост у неё будет.

— Дамский угодник, весь в дядю, — шепнула Вика Саше. — Ты тоже смотри, как бы хвоста не лишиться.

На корпоративе фиктивный супруг вёл себя галантно, на посторонних дам не глядел, пить отказался, ссылаясь на то, что за рулём, хотя Вика предлагала ему не ограничивать себя и воспользоваться такси. В общем, не было причин для волнения. А вот по возвращении домой волнения их поджидали.

А ведь Саша предлагал Вике оставить детей одних, мол, поиграет Рома пару часов в свои машинки, а потом Стасик его уложит спать. Но Вика всё же подстраховалась и попросила Асю у них заночевать. Маша и Рома ходили в один детский сад, хоть и в разные группы, поэтому встретились радостно и сразу что-то разбили. Ася ахнула, но Вика её успокоила, надевая шапку перед зеркалом в прихожей:

— Не волнуйся, в этом доме всё, что подороже, давно перебито. Только осколки вовремя убирай, чтобы не поранились.

Ася заливается колокольчиком и бежит за веником. Вика ловит взгляд Саши ей вслед и шепчет:

— Понимаю, сейчас скажешь, что это взгляд эстета. Но эстетически её муж тебя превосходит. Этически тоже.

Когда Саша остановил машину у их подъезда, он последовал за ней, сказав, что проводит до дверей. А в дверях их встретила взволнованная Ася:

— Что тут было! Эти тётки из опеки в сопровождении полицейских! Вика, не хватайся за сердце, я сразу позвонила дяде Пете!

Куда же без дяди Пети. Ася в глазок поглядела на удостоверение и сразу его набрала. Дядя Петя сказал, чтобы включила диктофон, по возможности закрыла детей хоть в ванной, а потом уже открывала. Ася, приметив врезной замок в двери кабинета, велела Стасу уйти с детьми туда и закрыться изнутри. Она всего минут десять препиралась с неприятными визитёрами, когда зазвонил дверной звонок. Сам владелец адвокатской конторы Милонов! Из ресторана сорвали! С переговоров! Ух, и страшный дядечка, на лысую обезьяну похож! В отделение полиции позвонил, уточнил, работают ли такие-то, и не выходной ли у них по графику. Забросал незваных гостей разными цифрами (наверное, Ася имела в виду статьи законов). А когда попросил сбросить на телефон диктофонную запись разговора, они кинулись на неё, мол, права не имела записывать. «В собственном доме — хоть порнуху!», — отрезал он. А потом добавил, что сразу же перешлёт эту запись начальнику их отделения на предмет наличия там гостайны.

— Эх, опять я с ним не встретилась, — вздохнула Вика. — И завтра не придётся, нам с утра на поезд. А ведь он мне с прошлого года родня, теперь ставшая ещё ближе! Саша, возьми визитку, придётся тебе всё выяснять.

На новогодние каникулы они собирались с детьми в Петербург, но накануне на отдел, где работал Александр, свалилось какое-то срочное задание. Поскольку и билеты, и гостиница были заказаны на четверых, Вика пригласила в поездку Олю Горностаеву. На вокзале их встретил владелец гостиничного бизнеса Алексей Черкасов с супругой, он же им заказал номер в гостинице. А ещё предложил машину на случай дальних поездок. Но больше они ходили пешком и много где побывали. Поездка удалась. Были вначале некоторые разногласия у подростков, но Вика сказала Стасу:

— Ну, любят девочки командовать! Если спор по принципиальному вопросу, то сражайся! А если ерунда, уступи даме, будь снисходительным. Я могу рассчитывать на твоё рыцарство?

Он засмеялся и кивнул. В дальнейшем он неизменно уступал, а Оля, не встречая противодействия, тоже к его мнению стала прислушиваться.

В общем, все были довольны, но было два момента, взволновавших Вику. Первый произошёл в метро. Они спускались на эскалаторе. В последний момент она столкнулась взглядом с мужчиной, проплывающим мимо неё на переполненном встречном эскалаторе. Его губы артикулировали: «Виктория!» У неё вырвалось: «Михаил!» Если бы была одна, то постояла бы внизу, вдруг он догадается вернуться? Но дети тянули её в вагон, и они уехали. Было очень обидно встретить хорошего человека так далеко от места их первой встречи и снова не пообщаться. А ещё раз столкнуться случайно с ним в городе с населением в пять миллионов — такое только в романах описывают.

Второй момент был связан с супругами Черкасовыми. Возраста их она не знала, но полагала, что где-то вокруг пятидесяти, ему чуть за, ей — под. Брак их был очень давний, по отдельным репликам супругов Вика поняла, что знакомы они со студенчества. По какой-то причине детей у них не случилось, но не из-за того, что не желали, это было понятно по взглядам супруги на обаяшку Рому, и как супруг при этом успокаивающе поглаживал её руку. Вероятно, и на опеку он претендовал по её наущению. Вика бы посочувствовала ей и даже всерьёз подумала бы о том, что Роме было лучше в таком богатом и любящем семействе, чем в их фальшивом, если бы не полное равнодушие дамы к Стасу. Понятно, такой маленький ребёнок, попади в их семью, забыл прежнюю и стал бы считать их родителями, а с подростком их ждали бы только сложности. То есть Вика с Сашей стремились детей защитить, а супруги Черкасовы — присвоить.

Но вечером, вспомнив, как она глядела на мужа, а он гладил её ручки, Вика с горечью подумала, что жизнь проходит мимо: «По возрасту я уже как две Джульетты, да и по весу тоже. Увы, не только Ромео, но даже Парис всё не попадается. Ладно, вот выращу Стасика до совершеннолетия, будет он в безопасности, и, если никто на меня не клюнет, рожу для себя, а подросший Рома будет колясочку катать. Ну, от Сашки рожу, больше ведь до сих пор никто на моё несовершенное тело не претендовал». И немножко поплакала.

На Новогорском вокзале их встречали два автомобиля. За Олей приехали бабушка и сестра, за Викой с детьми — Саша. Он схватил в охапку племянников, чмокнул в щёку Вику, растроганно пробормотав: «Как же я соскучился!» И дорогой расспрашивал мальчиков о поездке. А Вика, разглядывая в окошко знакомые улицы, ухмыльнулась, предполагая его тайные новогодние приключения: «Наш Кот в сапогах наверняка поизносил сапоги на обледенелых крышах!»

А на работе её ожидали кадровые перестановки. Уходила в декретный отпуск одна сотрудница, переходила в другой отдел вторая. Причём первая была её замом, а возложить эти обязанности ни на кого из оставшихся Вика не могла. В кадрах ей подали две папочки на новеньких. Против первой кандидатуры не возражала, но, открыв вторую, пришла в ужас:

— Эту не возьму!

Поглядела на заведующую отделом и поняла, что спорить бесполезно. Сама ведь тоже по протекции сюда попала. Сунула бумаги под мышку и сказала:

— Пойду наверх!

Но и у финдира нашла коса на камень. Видно, за Кристину сильно кто-то сверху просил. И тогда Вика сказала:

— Сегодня я отступлю. Дома посоветуюсь с мужем и, если он согласится, завтра подам заявление об уходе.

Вышла за дверь и наткнулась взглядом на Генерального. Он бросил какие-то бумаги на стол секретарши и спросил:

— Это что за разговоры?

— Кадровый голод. Некого поставить замом.

Финансовый директор, вышедший следом, выкрикнул:

— Самойлову!

— Ставьте сразу заведующей. А я согласна вернуться на рядовую должность.

— Давайте не будем горячиться. Оба ко мне!

Вика, дошедшая уже до точки, не горячилась. Она ещё раз спокойно объяснила, что новенькая — её родственница и не привыкла ей подчиняться. Как работника она её не знает, но какой из неё специалист, если училась на платном и дважды уходила в академический отпуск, завершив обучение в бакалавриате только в этом году, и за полгода после выпуска дважды сменила работу? Генеральный предложил ей, как он выразился «гнусную бабу из отдела финансового контроля, от которой даже их гнусный заведующий криком кричит». Вика повела плечами: а что, мол, можно посмотреть. Послушала со стороны, как Генеральный, вызвав эту сотрудницу, перечисляет претензии, которые предъявил ей непосредственный начальник, вмешалась в разговор, затронув несколько проектов, в которых, как оказывается, они пересекались, и спросила, не хочет ли она перейти к ней в отдел заместителем? Финансовый подавился, Генеральный ухмыльнулся. Кандидатура окинула всех взглядом и мрачно изрекла, что согласна и на рядовую должность. Её отправили дожидаться в приёмную и уставились на Вику, что, мол, за дела?

— Мне с ней работать, а говорит она по делу, и ваша Самойлова — дура!

— Мы оба против, но работать, действительно, вам. И отвечать вам. Вот, в приказ, — поставил визу Генеральный.

Возвращаясь домой, Вика с тоской думала, что, хотя от главной неприятности она отбилась, работать в одном учреждении с племянницей — та ещё докука. А в соседнем отделе теперь двое недоброжелателей, однокурсник и родственница, и оба будут разносить гадости о ней. Впрочем, ну их к чёрту, дома её ждут её любимые мальчики, а с Ромой они сегодня будут рисовать открытку, которую малыш решил подарить старшему брату на четырнадцатилетие.

Племянница предъявила ей претензии в первый же свой рабочий день, мол, она особо просила направить её в отдел к родственнице, а тут такой облом! Но Вика отрезала, что ей были нужны опытные сотрудники, а молодой сотруднице лучше начинать с контроля, оттуда видна работа всей компании, а когда наберётся опыта, может перейти на любую понравившуюся ей должность.

— Да меня уже загоняли как савраску, а ты по-родственному бы не напрягала!

— Нет, дорогуша, лодыри никому не нужны.

— Да ладно, сама-то не перетрудилась! Ты лучше скажи, холостяков здесь много?

— Как-то не считала.

— Ну да, ты же среди руководящего состава крутишься. Познакомь меня с кем-нибудь! Но вообще мне тут уже один юрист понравился.

— Женатый?

— Ха, жена — не стена…

— …но дочь Генерального директора. Вылетишь с волчьим билетом.

— Ой, спасибо, что предупредила. Слушай, а Генеральный, говорят, тоже холостяк.

Открылась дверь, впорхнула Марго. О Кристине она от Вики уже слышала, поэтому турнула её из кабинета без реверансов. И сказала, что Игорь до неё не может дозвониться, а вести у него самые замечательные. Сегодня состоялось судебное заседание, на котором все сделки с её квартирой признаны незаконными, и теперь ей следует идти оформлять возвращённую собственность. Девушки стали обсуждать, как отметить это радостное событие. И тут телефонный звонок. Тётя Тома, единственная из бывшей родни не внесённая в чёрный список. Год назад, когда у тётки была травма, Вика не позвонила, но номер не удалила, решив, что, если тётка обратится за помощью, она ей не откажет. Не обратилась. А вот теперь, рыдая, орала в трубку, что Вика оказалась бессовестнее братьев, отобрав у неё квартиру, которая тётка заслужила, добросовестно ухаживая за больной сестрой.

— Что же она чужой собственностью с тобой расплатилась?

— Чужой, да не твоей! Тебе, твари безродной, вообще ничего не положено!

— Подавай на апелляцию, заявляй об этом в суде.

Ну вот, ещё одним абонентом меньше. Вику это очень огорчило, потому что тётя Тома по сравнению с остальными была к ней добра. С малых её лет. Даже в инфекционную больницу приходила к ней чаще матери. Медведя лохматого ей туда принесла. Потом при выписке его дезинфицирующей жидкостью изуродовали. Вика плакала, мать на неё орала и медведя выбросить хотела. Но тётка его обещала полечить, забрала с собой и через несколько дней вернула обновлённым. Стал он из коричневого чёрным, зато уродливые пятна на шкурке исчезли.

Вечером, готовя ужин, она вспомнила этого медведя и всхлипнула. Тихо так всхлипнула, никто не должен был услышать, но Сашка заглянул на кухню:

— Что? Что болит?

— Душа. Вот… медведя вспомнила…

Пока рассказывала, прибежали мальчики, присели рядом, Стас на табурете, Рома у Саши на коленях.

— А где мишка сейчас? — спросил Рома.

— Не знаю. Мать в дом практически ничего не покупала, только по жестокой необходимости, вся мебель была со времён моих кровных бабушки и дедушки. И ничего не жалела, что изнашивалось, выкидывала без жалости. Теперь я понимаю, почему. Кукушка в чужом гнезде.

— Жалко мишку, — вздохнул Рома.

— А Вике тётку жалко, — задумчиво пробормотал Саша. — Ну, так отдай ей эту квартиру. Не последний кусок доедаем.

— Я ведь отдала было, не собиралась с ней сражаться. А теперь не могу уступить, Марго с Игорем такую работу проделали. Да и перед кровной роднёй должна за их добро на том свете ответ держать. Мы сегодня после оформления съездили туда. Соседки рады, говорят, как заговорённая квартира, тётка за почти два года продать не смогла и не сдавала даже. А я сдала сразу. Молодые из соседнего дома. Вместо арендной платы будут ремонт постепенно делать.

— Ну и хорошо. А слёзы чего льёшь?

— Саш, ну почему эта квартира вызывает у меня ужас? Всю жизнь там прожила, а стены её давят на меня как тюремные.

Глава девятая,

в которой уходит любовь, но приходят известность и свобода

Через несколько дней подсела к ней в кафе Кристина и агрессивно спросила:

— Ты делиться собираешься?

— Неприятностями или идеями? — флегматично уточнила Вика.

— Не строй из себя тупую! Квартиру будем делить!

— Вашу? Вроде я не претендую.

— Отец сказал, тогда будем судиться!

Подошла Марго, грохнула подносом об стол и прошипела:

— Пшла вон, крыса!

Когда они возвращались с обеда, Кристина с Сергеем сидели на диване в холле. Он разливался соловьём, а она восторженно ему внимала.

— Поняла? По твоей квартире консультирует. С дур выхлоп больше, — фыркнула Марго. — Умной достаточно сказать «не положено», а этой можно прописные истины разжёвывать до состояния кашицы и балдеть от своей гениальности.

Вика бросила взгляд на эту парочку и отвернулась. Господи, какая же она дура! Влюбилась в краснобая и пустозвона, который вещает прописные истины, сам собой любуясь. Даже плечи расправила, почувствовав, что морок развеялся.

— Тетерев!

— Точно, — засмеялась Марго. — Когда он токует, бери его тёпленьким!

До окончания перерыва было ещё несколько минут, и они зашли в её отдел, где дамы переваривали обед, лениво перебрасываясь новостями. Сплетен громких по компании в тот период не носилось, поэтому разговор свернул на начавшийся показ нового сериала.

— Как вы сказали? «Расставание в декабре»? А много серий было показано? — оживилась Вика.

— Ну, с понедельника.

— Марго, а ты всё смотрела?

— Ну да. А чего ты заинтересовалась, вроде, не твой жанр?

— Мы в этом фильме снялись в эпизоде. Стас, Рома и я изображаем семью любовника главной героини.

— Подожди, он же не женат!

— Ну, или потом окажется, что женат, или она позже другого заведёт, женатого. Словом, эта Наташа…

— Нет, главную героиню зовут Женя.

— А играет её Наташа.

— Да, Наталья Брик. Вика, ты не шутишь? — у сотрудниц нижние челюсти отвисли.

— Дамы, я понятия не имею, о чём фильм. Может, и эти эпизоды в окончательный показ не войдут. Но стоит эта Наташа за деревом и смотрит, как семья любовника возвращается домой. Два эпизода, один по сухой погоде, другой под дождём. Ещё на скамейке сидят, разговаривают. А эта Наташа смотрит на них и льёт крокодиловы слёзы. Всё. Марго, если что-нибудь из этого увидишь, позвони мне. Я заранее детям говорить не буду, что прокат начался, а то подсядут на вечерний просмотр, а утром их не подымешь.

С каждым днём улыбки в сторону Вики становились всё ехиднее. И только на третьей неделе показа подруга главной героини познакомилась с тётей любовника, которая в разговоре упомянула о кровиночках племянника. Героиня не верит. Конец серии. Продолжение в понедельник.

В пятницу отдел бурлит:

— Вика, тебя, наверное, в понедельник покажут!

— По законам жанра три серии она будет сомневаться и страдать, потом три серии выяснять, потом поссорится, через две серии помирится, а уже потом заглянет в паспорт, узнает адрес и состав членов семьи, ещё пару серий будет страдать и документу не верить, а потом всё-таки прибьётся к порогу дома, в который собиралась войти на правах хозяйки. Это же мыло!

— А говоришь, что сериалы не смотришь.

— У меня мачеха их обожала. Врубит звук на полную катушку и до половины первого балдеет. А я голову под подушку, но и через неё слышу: «Любимый! У нас будет ребёнок! Ты счастлив? Ах, ты мне не веришь? Давай сделаем ДНК».

Эпизод под дождём показали ровно через неделю. Марго сразу по завершению серии позвонила в восторге. Правда, сказала, что в гриме Вику не узнать, если бы не дети, она не сообразила бы, почему ей кажется знакомой эта артистка.

А наутро она на весь бизнес-центр главная звезда. В её кабинете всё бабское начальство перебывало, причём не только их компании. Главбух, крупная женщина предпенсионного возраста, потребовала сфотографироваться с ней в обнимку: «Буду приятельниц интриговать, что вхожа в киношную тусовку. Пусть завистницы сдохнут!»

К концу недели «ажиотаж вокруг кинодивы», как это называла Марго, стал спадать, но показали проход посуху, и опять Вика ловила завистливые взгляды. А на следующей главная героиня узнала, что беременна, направилась для решительного разговора и увидела семью любимого, обсуждающую прибавление в их семействе. Вернее, сначала крупный план детей, сидящих на скамейке, потом улыбающаяся им Вика, потом лицо страдающей героини, потом снова улыбающаяся детям Вика, снова любовница в отчаянии, потом весёлая жена, что-то рассказывающая детям, любовница — жена, снова любовница и снова жена, а потом завершается Викин рассказ, вся семья хохочет, а потом Рома вскакивает, обнимает Вику, гладит её живот и прижимается к нему ухом. И крупные глицериновые слёзы на лице уходящей прочь любовницы. Всё это под приглушённо тоскующую скрипку.

Этот обильно политый слезами финал вновь оживил интерес к звезде офисного масштаба.

— Ты знакома с Платоном Андриевским?

— Нет, а кто это?

— Ты же его жену играла!

— Дурдом! Мы были заняты в общей сложности около трёх часов. Это вместе с гримом, переодеванием, переругиванием и ожиданием. Режиссёра видела, оператора и разных ассистентов. Из актёров одну эту Наташу, да и то издали, пока её за теми деревьями снимали, так же, как и нас, сначала посуху, потом под дождём. Отснялась и укатила на крутой тачке, звезда же! А нас после съёмки на микроавтобусе в санаторий увезли.

Дома психовала, что впору увольняться от чрезмерного внимания окружающих. А Рома ходил довольным, его в садике некоторые мамы фотографировали, чтобы похвастаться, что её дитятко с киноактёром дружит. Саша поинтересовался у старшего племянника, как там в школе по поводу его кинодебюта, на что он поморщился: «Девчонки достали!»

— Эх, не понимаете вы своего счастья, — подмигнул он Вике.

К счастью, со временем всё утихло, и жизнь покатилась по накатанной колее. Уже весна наступила, уже взрослые начали задумываться о предстоящем отпуске. Вика сказала, что обещала детям купание в море. Отельер Черкасов, который периодически им звонил, пригласил отдохнуть на Адриатическом море, где он в небольшом городке строит гостиницу на скалистом берегу, и где он, если они согласятся, снимет для них жильё. Саша сразу согласился, а вот Вике пришлось побегать, потому что ни у неё, ни у мальчиков загранпаспортов не было.

Довольно утомительный перелёт с двумя пересадками, потом два часа на автомобиле, и вот они на месте. Большой дом с садом, как оказалось, был снят на две семьи. Вику неприятно царапнуло, что их даже не спросили, хотят ли они жить вместе с братом и его женой, хотя… ну, кто она такая, чтобы Черкасовых ссорить. Авось не будут они в четырёх стенах сидеть, ведь лето, море, солнце!

Так и получилось. Мальчики поздно вставали, но после завтрака неизменно просились на пляж. Саша сходил за всё время с ними раза два-три. Он то с братом на стройку уезжал, то с рыбаками. Какого-то друга завёл с яхтой, на остров какой-то мотался. Один раз только Вика согласилась выйти с ним в море. Детей укачало и пришлось вернуться. А на второй неделе отдыха Рома принёс ротовирус, который вывел их из строя почти на неделю.

Он в этот день проснулся рано, но не в духе. Капризничал, придирался к брату, один раз даже нагрубил Вике. Завтракали сегодня все вместе, что редко удавалось. Рома водил ложкой по тарелке, выводя Вику на эмоции. Она уже хотела отправить его из-за стола, и тут его вырвало. Попало и на тарелку, и на стол, и на колени. Вика схватила его на руки, мельком всё-таки заметив выражение брезгливости на лице мадам Черкасовой.

— Я потом вернусь и уберу, — буркнула она, унося ребёнка в свою комнату.

Кинулись за ней Саша со Стасом.

— Держитесь от нас подальше, — сказала она. — Врача вызвать надо, но, скорее всего, это кишечный грипп.

Пришла местная женщина, нанятая родственниками домработницей и присланная Вике в помощь. Используя жестикуляцию, русские и английские слова объяснила ей, что болезнь заразна, контакты нежелательны и вообще она справится одна.

Отболели и Стас, и Саша, правда, управились за три-четыре дня. Вика болела дольше, но помалкивала об этом. Саша как-то за руку её взял и испугался:

— У тебя температура!

— Ну да, почти тридцать девять…

— Тебе лежать надо! Почему ничего не сказала?

— А что говорить? Каков стол, каков стул? Как у всех! Ромка тяжелее всех болеет, я ему нужна.

После болезни была ещё неделя в запасе до отъезда, чтобы восстановиться.

Дня за три до вылета Саша вдруг изъявил желание пойти с ними на пляж. И там под шум моря и визг ребятишек попросил:

— Вика, отпусти меня!

Она сразу догадалась:

— Алексей что-то обещал тебе за детей?

Он обиделся:

— Ты что, считаешь, что я племянников продаю? Между прочим, я и о тебе думаю! Меня ты категорически не принимаешь, но тебе надо устраивать свою личную жизнь, а кто возьмёт женщину с двумя детьми?

— Вы, Черкасовы, и в голове не держали мою личную жизнь, когда уговаривали меня помочь вам с детьми. Это потому что для тебя любовь — «сунул-вынул-свободна»! А то, что я мальчиков люблю и они ко мне привязаны, для тебя значения не имеет. Как привязаны, мол, так и отвяжутся. Покойный брат твой, женившийся в третий раз, попросил меня детям на глаза не попадаться, чтобы смуту в их души не вносить, а им сказал, что я их не любила, а зарплату отрабатывала. Второй раз я в эту лужу не вляпаюсь! Вечером будем разговаривать все вместе! А сейчас я пойду погуляю по городу, а ты смотри за детьми!

Натянула сарафан и устремилась вверх по торговой улочке.

Вечером она вышла к столу, что стоял под грушей во дворе, и обратилась ко всем трём взрослым Черкасовым, сплочённым общей идеей смены опекунов детей:

— А теперь скажите мне, что такого вы можете дать Роме, чего не могу дать ему я?

— Почему вы говорите только о Роме? — это Алексей спросил.

— Да не притворяйтесь, Стас даром вам не нужен! В этом бизнес-проекте он идёт нагрузкой. Вашей жене нужен Рома, вернее, даже не сам Рома, а красивая картинка, на которой красивая пара выгуливает красивого мальчика, так похожего на папу. Я же видела, как её перекосило, когда Рому рвало. Он маленький мальчик, у него ещё и понос бывает, и запор. Клизму придётся ставить, сопли подтирать, рвоту убирать. Да, забыла ещё про детские травмы и детскую бессонницу, когда сама готова на стенку лезть. Вы скажете, что при ваших деньгах этим займутся специально обученные люди? Да вы просто не догадываетесь, что, когда ребёнку плохо, ему нужен рядом не слуга, а любящая мама. А в обычной жизни живой ребёнок постоянно лезет куда не надо, бьёт посуду, разрисовывает обои, капризничает, выносит из дома ценности, чтобы показать друзьям, лазит на заборы, рассказывает семейные секреты. Ещё надо уроки проверять и перед школьным начальством за его проступки краснеть. В богатых домах, чтобы дитя не мешало, ему сначала игрушки суют, потом денежки. А потом удивляются, почему подросток курит, пьёт, наркотики потребляет. Потому что его не любит никто! И ему любить некого. Стас, Рома, идите сюда! Вот, дети, Саше очень здесь понравилось, и он решил остаться.

— И ты никогда к нам не приедешь? — всхлипнул Рома.

— А вы не хотите здесь остаться? — после паузы, видя, что Вика не собирается ничего объяснять, начал разговор Саша. — Жить у моря, путешествовать по Европе?

— Вика, а ты? — спросил побледневший Стас.

— Отдыхать я могу максимум два раза в год, в остальное время надо работать, — хмуро ответила она. — В Новогорске жильё, работа, там на русском языке разговаривают. Ну, если только ты захочешь за границей учиться, или, не дай бог, болезнь, я тебя не брошу, придётся чужой язык изучать. Будет тяжело, но, если у тебя серьёзная мотивация, я тебя поддержу.

— Мне нравится в Новогорске, я здесь не останусь.

— Рома, а ты не хочешь жить с нами? — спросил Алексей.

— Ты чего? — возмутился Рома. — Я уже в школу Стасика поступил, я подучивался! У меня там друзья и учительница Людмила Павловна. Я ей уже соврал! Ой!

— Ну-ка, ну-ка, это что же ты ей соврал? — спросила Вика.

Рома уткнулся в Викины колени:

— А ты не рассердишься?

— Это смотря что ты придумал. Ну?

— Я сказал, что ты наша мама! Просто ты ещё молодая, поэтому мы тебя Вика зовём. А когда ты станешь старенькой, мы будем тебя мамой звать. А когда совсем старенькой, то бабушкой. А когда…

— Потом прабабушкой, прапрабабушкой и так далее. Нет, Рома, ты не соврал. Помнишь, как мы на суде были? Судья стукнула молоточком и сказала, что дети сами могут выбрать себе маму и папу, если у них нет. И дети выбрали кого?

— Тебя и Сашу!

— Да, суд назначил меня мамой.

— Значит, я могу тебя мамой звать? А то у Кирилла есть мама, у Вани, у Артёма и даже у противной Марины Лапиной!

— У тебя… то есть у нас, — поправился Стас. — У нас самая крутая мама. Она начальница и артистка, она нас от бандитов спасла.

— Спасибо, сыночек. Давай-ка я тебя обниму, а потом идите немножко почитайте, пока я с дядями вашими поговорю, — Вика дождалась, пока дети уйдут в дом и сказала. — Ну вот что. Я не просто жена опекуна, мы с Сашей оба опекунами назначены. И лишить меня этого права может только суд. Там вам придётся доказывать, что со мной они несчастны, а с вами будут счастливы. Александр, с тобой отдельный разговор.

В этот вечер дети долго не могли уснуть, переволновавшись. Уж Вика им и книгу читала, и про археологию рассказывала, и песни пела. Только после полуночи она вышла во двор, где сидел в шезлонге, нервно подёргивая ногой, Саша. Разговор был тяжёлый, но, к сожалению, не только назревший, но и перезревший. Она сходу спросила, сколько просит за свою паршивую фелюгу его приятель Станко. Уйдя с пляжа, она за четыре часа ходьбы по городку выяснила и цены, и запросы, и обстоятельства. В общем, планы у Александра были такими: скинуть опеку на кузена, купить парусник, жить на нём и зарабатывать катанием туристов по морям, по волнам. Он со Станко этим занимался и очень это ему понравилось. Так вот, в соседнем городке некто Вук продает такое же корыто на треть дешевле. И не надо Саше говорить о честности друга, кто из них бизнесмен, Вика или Саша? А бизнесмен должен знать, что в бизнесе друзей нет.

Назавтра недовольный Александр взял у Алексея автомобиль и повёз семью в соседний городок. Осмотрел судно, в чём-то оно оказалось лучше, в чём-то хуже. И морщина надолго залегла на лбу горе-предпринимателя, дураком ему быть не хотелось. Поэтому рванули они в ближайший порт, и там им предложили нечто похожее, но в половину от первой цены. Вика посмотрела на его несчастное лицо и сказала:

— Как говорит моя бывшая соседка, невольники — не работники. Тебе не нужна семья, тебе нужна вечная игра. Не осуждаю, а отпускаю. Но опуститься до бомжа я тебе не позволю. И брать деньги у человека, который имеет к тебе шкурный интерес, тоже не позволю. Понял, о ком я? Не смей брать деньги у Алексея! Ну, только если он предложит тебе работу в своём отеле. Это корыто я оплачу, а ты перепишешь свою половину квартиры на детей. И ту квартиру, что тебе купил покойный брат, я продам, а тебе куплю здесь жильё. Я уже приглядела домик наверху у скал. В сезон будешь комнаты сдавать для небогатых отдыхающих. Морские прогулки и сдача жилья — это уже бизнес, а не околачивание груш.

Вернувшись домой, он быстренько рассчитался, погрузил вещи на машину и отправился в многодневный путь к новому месту жительства. Прощаясь с племянниками, Саша стыдливо отводил глаза. Рома хлюпал носом, а Стас попрощался довольно холодно.

— Ты что это? — спросила его Вика, когда машина выехала со двора, и они развернулись к подъезду.

— Мы ему надоели, — сердито ответил подросток.

— Да нет, скорее, он с самого начала взял ношу не по себе.

— Ну и пусть уезжает, обойдёмся! Вика, а денег нам хватит?

— Не волнуйся, у меня приличная зарплата. И отец о вас позаботился.

Был Саша, конечно, слабаком, но только когда уехал, Вика ощутила, как много значило его участие в жизни детей. Раньше он мог подстраховать её, если ей нужно было уйти, он занимался с ними, мог что-то приготовить, помочь с уроками и поделками, отругать, провести воспитательную беседу. Вырос Стас, и некоторые вопросы, связанные с физиологией, мог донести до него только мужик. А ещё Роме предстояло идти в первый класс. Да, ему только шесть, но по развитию он опережал сверстников, и все твердили, что не стоит оставлять его в саду ещё на год. Долго искала няньку на неполный день, чтобы забирала из школы, кормила, гуляла и следила до возвращения Вики с работы. Пара воспитательниц не прошли испытания, и когда она уже отчаялась, свои услуги предложила соседка из квартиры напротив, та самая элегантная дама Розалия Карловна, что когда-то потрясла Вику своим лексиконом. Одинокая, слегка за шестьдесят, замкнутая, ни с кем из соседей не общающаяся, она вдруг сама подошла к ней и сказала, что может забирать мальчика из школы и следить за ним до возвращения матери.

Через несколько дней Вику вызвали в школу. Её Рома назвал так нелюбимую им Марину Лапину профурсеткой! А Лапина-мама подняла этот инцидент на принципиальную высоту и потребовала, чтобы стороны конфликта собрались у директора. Рома, угнувшись, бурчал, что Марина очень противная девчонка, и извиняться он не будет. Директор молчал, очевидно, боясь открыть рот, губы его дёргались. Вика предположила,что бедняга просто боится заржать. Людмила Павловна растерянно моргала, не зная, как загасить конфликт. Постучали в дверь, зашёл Стас и заявил, что слово это брат услышал от него, он как-то назвал так одну легкомысленную соседку. Вика, боясь опоздать на работу с обеденного перерыва, который использовала для школьных разборок, попросила:

— Рома, скажи, что Марина не легкомысленная!

— А легкомысленная это какая? — оживился он.

Директор закрыл лицо руками и даже всхлипнул.

— Ну, знаете, — возмутилась Лапина-мама.

— Так, — хлопнул по столу руками директор, явив гостям покрасневшее лицо. — Рома, скажи, девочек обижать нехорошо?

— А мальчиков хорошо? — возмутился Рома. — Она говорит, что моя мама не родная!

— Марина, почему ты так сказала?

— А моя мама сказала, что его мама и не мама, а опекунша!

— Х-ха, — засунув руки в карманы брюк, Рома умудрился поглядеть свысока на девочку, которая его на полголовы выше. — Мою маму суд назначил мамой, потому что она крутая. Она начальница на работе, ещё её в кино показывали, и она всех бандитов победила. А твою маму суд не назначил, потому что она не крутая!

— Марина, Рома про свою маму правильно сказал, — выйдя из-за стола, директор положил Роме руку на плечо, останавливая его пламенную речь. — Мы гордимся, что у наших учеников такие замечательные родители. И ты должна извиниться перед Ромой, что назвала его маму неродной. Ну?

— Рома, извини пожалуйста, я больше так не буду, — отбарабанила девочка привычную, наверное, ещё по садику фразу.

— Рома?

— Марина, если ты не будешь обзываться, я тоже не буду обзываться, — сердито ответил ей Рома.

— Стас, при маленьком брате язык придерживай. Ступайте за дверь, дети, подождите там родителей…

Изысканно вежливо извинился перед Викой от себя и учительницы, спросил, не желает ли извиниться мать Марины. Услышав агрессивное «А я чё…», сказал, что Вику больше не задерживает, а с родительницей Лапиной ещё пообщается.

Вика только на ходу спросила у Стаса, что это он лексикон Розалии себе приписал. Переглянулись, рассмеялись и разбежались: Вика на работу, дети домой. Неприятная, конечно, ситуация, но Вика и не надеялась, что Роме не будут напоминать о его сиротской доле; со злыми ли, с добрыми намерениями, но будут. И он уже достаточно большой, чтобы помнить о прежней жизни с отцом.

А что касается Розалии, ещё в первые дни, когда Вика срывалась с работы пораньше, чтобы проконтролировать няньку, она как-то наблюдала, что эта пожилая женщина, прохаживаясь по двору, издали наблюдая за играющим с ребятишками Рому, без предварительной разминки легко сделала вертикальный шпагат. И тем же вечером поинтересовалась, откуда у дамы в годах такая прекрасная физическая форма. А та ответила, что была балериной, но из-за травмы, которая лишила её возможности совершать прыжки, рано покинула сцену, работала в разных концертных организациях, до недавнего времени была хореографом в танцевальном коллективе филармонии. Растяжка у неё от природы, и она продолжает держать себя в тонусе. Позднее, когда они столкнулись в квартире Черкасовых с Ксенией Владимировой, царственные дамы обменялись такими кинжальными взглядами, что удивительно, как дом не вспыхнул. Ещё раз удивившись, как в большом городе легко столкнуться со знакомыми, спросила у Горностаевой, откуда она знает её соседку и откуда у них такая «любовь». Та возмущённо попеняла ей, как можно доверить старой проститутке детей! Да, эта старуха с низкой социальной ответственностью танцевала в местном театре оперы и балета, но недолго. После травмы крутилась где могла, долгое время подвизалась в стриптизе.

Вика как-то под рюмочку у балерины об этом спросила.

— Было дело, — кивнула она. — Три года в «Серале» обнажалась. Но! Только на сцене, никаких приватов. Как только на жильё накопила, ушла не раздумывая. Хотя в этом гадюшнике я была звездой и главной заманухой.

— И как вас отпустили? Я, конечно, этого стрип-клуба не застала, но слыхала, что держали его бандиты и посещали его преимущественно бандиты.

— Недели две пряталась, думала, что придётся в другом городе квартиру покупать, но тут, к счастью, этот шалман сгорел. И всё затихло. Не волнуйся, теперь за давностью лет никто этот факт моей биографии документально не подтвердит.

Прояснила она и причину их с Ксенией взаимной ненависти. Коля Горностаев, папа Никника, первый муж Ксении Владимировны и первая любовь Розалии Карловны. Этот кобель то сходился с юной балериной, то возвращался к жене и сыну, пока не прибился к вдове колбасного короля Тане Малютиной. «Та, конечно, обеих нас обошла и лицом, и фигурой. Красивая сучка была, царствие ей небесное! В том клубе она через год после Коли смерть мученическую приняла». Странно, к победившей в этой бабской войне у Розалии ненависти не было.

На работе всё было по-прежнему, только в юридическом отделе кадровые подвижки. На месте Сергея сидит теперь мужик в возрасте за сорок, похоже, не в меру пьющий, но компетентный. На вопрос, где звезда юриспруденции, обе дамы отдела радостно объявляют, что звезда осчастливила столичный небосклон, переведясь на очную аспирантуру. Вика тоже рада, теперь перед глазами не будет мельтешить история её глупости.

Поздняя осень ударила по семье сезонным гриппом. А после гриппа — шумом в сердце Стаса. Врачи говорили, что ничего страшного, а Вика металась по разным клиникам и совсем была выбита из колеи. Саша призывал её успокоиться и ехать в Москву, зачем-то прислал деньги. В столичном институте её немного успокоили, и у неё окончательно сдали нервы. Она так рыдала, что пожилой врач занялся её здоровьем, велев медсестре сделать не в меру впечатлительной мамаше укол. Велел выбросить таблетки, назначенные Стасу местными врачами, сказав, что шумы не опасные, и связаны вовсе не с болезнью, а с быстрым ростом. Даже не запретил бокс, только предложил несколько снизить нагрузки. После этой поездки Стас, до этого уже сбивавшийся в обращении с «Вики» на «маму», окончательно перешёл на обращение «мама». А Рома демонстрировал обиду, что его не взяли в Москву.

— Рома, мы эту Москву не видели совсем, только по больнице мотались, — оправдывался перед ним брат.

— А давай на каникулах в Москву поедем!

— Ну уж нет, — возразила Вика. — Я устала! Заказываю номер в местном санатории «Лесной». Буду есть, спать, в бассейне купаться, на лыжах по лесу ходить.

После возвращения на работу Вика имела счастье столкнуться с племянницей, которая с торжеством её уколола:

— Слышала, муж тебя бросил, к иностранке укатил? Оно и видно, плохо выглядишь!

На удивление Вика не растерялась и показала счёт на телефоне:

— Вот, это от него. Не щурься, это не рубли, а евро.

— А чего так мало? — сунула нос Марго. — В прошлом месяце вдвое больше было!

— Так у нас туристический бизнес, сейчас не сезон. Он уже сворачивается, на католическое Рождество приедет.

— Насчёт прошлого месяца ты, конечно, палку перегнула, — засмеялась Вика, когда Кристина отошла, разочарованная.

— Как говорит главбух, пусть завистницы сдохнут!

В декабре по телевидению шёл повтор первого сезона «Прощания в декабре», а после новогодних каникул анонсировали новые серии. На этот раз обошлось без ажиотажа вокруг кинозвезды Вики, так, лёгкое любопытство со стороны новых сотрудников и членов их семей. Но Вика, глядя на себя, бегущую с детьми под дождём, расплакалась.

— Мам, ты что? — испугался Стас.

— Я вспомнила, как за огораживающей ленточкой стоял твой отец и смотрел на нас. Ещё здоровый, влюблённый в свою блондинку, мечтающий о счастливой полноценной семье для вас.

— Мы полноценная семья. Прости, что против санатория бузил. Тебе надо отдохнуть, ты со мной по больницам намучилась.

И отдохнула Вика в пригородном пансионате отлично. Препоручив мальчиков дяде, она даже в бассейн ходила отдельно от них, чтобы не напрягаться, наблюдая за их баловством. Два последних дня отдыха только пришлось втягиваться в привычную круговерть, потому что Саша улетел в свой курортный рай. Хлопотно без него, но всё-таки лучше свобода, чем зависимость от подставленного мужского плеча, ведь этот, так сказать, мужик, подставляя плечо, ещё другие органы к тебе подкатывает.

Глава десятая,

в которой сериалами интересуются не только дамы

Отец сегодня просил непременно прийти на ужин. По правде говоря, месяца два Миша в родительском доме не был. С отцом на работе и только о работе, с мамой по телефону, и чаще всего разговор сворачивал на тему внуков, которых не дождаться. Ещё и потенциальных производительниц этих самых внуков начала в своём доме привечать. В прошлый свой визит знакомила с одной такой. «Милая девочка, аспирантуру закончила, из приличной семьи». Кто бы спорил, милая! Но женятся по другой причине. Миша вот женился сразу после университета, а потом долго разжениться не мог. Теперь, по прошествии лет, он и сам бы не прочь семью создать, но ведь это не щенка заводишь, родословной, дрессировки и прививок недостаточно.

Мама сидела перед телевизором:

— Миша, мой руки! Сейчас папа подъедет и будем ужинать, я только серию досмотрю. Минут десять осталось.

Прошёл в гостиную, присел рядом с ней. Экранная героиня ужас как страдала, шурша листвой по газону сквера. Глядит с тоской на дверь подъезда. Кто там прячется, похищенное злодеями дитя или вероломно покинувший её муж? Уже и дождь стал накрапывать, потом полил, а она всё дежурит. Миша покосился на мать и проглотил уже готовую сорваться с уст шутку. Мама так искренне сопереживала этой кривляке, что правильно он сделал, решив заткнуться. Собрался встать и уйти на кухню, но замер, уставившись на экран. Из-за угла вышла женщина с двумя детьми, младший в прозрачной накидке, старший и мать с зонтами. Какая-то тревога накрыла. Эта актриса старше юной страдалицы, наверное, ещё в каких-то картинах засветилась и играла что-то трагическое, отсюда, скорее всего, это тревожное чувство возникло. Тут они добежали до подъезда, мальчишки рванули к дверям, их мать встряхнула зонтом, старший мальчик оглянулся на неё и тоже закрыл зонт, при этом брызги попали ей на лицо. Это мокрое лицо он видел два года назад. Тогда она была не накрашенная, с побелевшими губами. Он и в прошлом году её узнал, когда она проплывала мимо него на встречном эскалаторе, тогда она была тоже без яркого макияжа. Он сразу, поднявшись наверх, бросился назад, бежал по эскалатору вниз, но Викторию там не обнаружил. Всё. Конец — надцатой серии.

— Мама, что это за артистка?

— А что, понравилась? Правда хороша? Наталия Брик.

— Ты про эту страдалицу? Нет, другая, Виктория. Та, что с детьми.

— Эта толстуха с вульгарным макияжем? Не знаю, ни в одном фильме её не видела. А ты откуда её знаешь?

— Где-то видел, — пробурчал он. — Как этот фильм называется?

— «Расставание в декабре». Что, понравился? Его год назад уже показывали, это повтор перед новым сезоном.

Пришёл отец, и они сели ужинать. Михаил немного задержался после, но дёргался, стремясь поскорее выяснить, кто его спасительница. Мать опять обиделась, но он быстро ушёл.

Дома Михаил нашёл эту серию и посмотрел титры в конце. Теперь же даже буфетчиц и водителей, которые на съёмочной площадке работали, обязательно перечисляли. Но в эпизодах снималось аж три Виктории! У кого уточнить? В двенадцатом часу он позвонил отцу и попросил пару отгулов. Папа долго и занудно выяснял, не назначены ли клиенты на ближайшие дни, но всё-таки отпустил. И под утро Михаил выехал в Москву. Уже после полудня, остановившись передохнуть, в придорожном кафе за чашкой кофе он, перебирая столичных знакомых, вспомнил однокурсника, у которого жена специализировалась по авторскому праву и интеллектуальной собственности. Он тут же его набрал, но оказалось, что супруги давно разбежались. Тем не менее, телефон он получил. Разговор с дамой сложился жутко бестолковый, она с трудом его вспомнила и к просьбе его отнеслась с большим недоверием. Он бы не добился толку, но вспомнил вдруг мать, вытирающую слёзы перед экраном, и на ходу сочинил синопсис сериала из собственной жизни, якобы он, Михаил, два года назад закрутил немудрящий курортный роман, по окончании которого они разъехались, не обменявшись даже телефонами. А потом стала грызть его сердечная тоска, но кроме имени Виктория и города Санкт-Петербурга никакими сведениями не располагал. И вдруг увидел свою мечту в эпизоде сериала! Сразу сорвался в столицу, чтобы в киностудии узнать её данные. Только кто станет помогать романтичному провинциалу?

Дама клюнула на эту блесну. Она и Мишу вдруг вспомнила, и бывшую его жену, порадовавшись, что он с этой стервой разбежался. И сказала, что в той компании никого не знает, но сейчас поищет выходы и перезвонит. И перезвонила, связав его с некой Виолеттой, неизвестно какой пост там занимающей. Толку от этой Виолетты — только пропуск и больше ничего. Отнеслась она к нему с подозрением, сказала, что сведений таких не даёт и послала прочь. Влачась по коридору, Михаил углядел табличку «Бухгалтерия», сунулся было к дверям, но потом решил идти туда не с пустыми руками.

На проходной увидел, что пропуск при выходе отбирают. У ворот затаскивали что-то крупногабаритное в машину, на одном из ящиков, приготовленных к погрузке, он заметил рабочий халат, уже слегка припорошённый снегом. Михаил надел его поверх куртки, взял под мышку какие-то ржавые железяки и двинул в проходную.

— Ты дыру в ограде заделывать? — спросил охранник.

— Ну…

— Давно пора! Только там ведь сварка нужна!

— Так Михалыч уже там. Ему только металла не хватило. В какой стороне эта дыра?

Охранник указал рукой. Михаил бодро почесал вдоль ограды. Когда дошёл, даже плюнул с досады: можно было Штирлица не изображать, а спокойно пролезть здесь. Пролез, прошёл по натоптанной тропе, вернул на прежнее место украденное и снова нырнул в пролом.

Возвращался он с пакетами через проходную с неотмеченным пропуском. Зашёл в бухгалтерию, спросил:

— Милые дамы, бывает ли у вас технический перерыв на чаепитие? Вот всё к чаю, буду благодарен, если и мне нальёте. У меня к вам вопрос, в котором, как говорят в народе, без поллитра не разберёшься. Поллитра у меня тоже имеется, только я за рулём.

Дама в районе сорока чересчур яркой цыганистой внешности, мысленно он окрестил её Кармен, поднялась из-за стола и взялась за пакеты:

— О, джентльмен рассчитывал на любой вкус. Пирожные из «Десертницы» и для бодипозитивщиц, и для пэпэшниц, пиццы острая и диетическая. Валя, повесь табличку на дверь и чайник включи. Верхнюю одежду можно повесить сюда, э…

— Михаил. Зовите просто по имени, но, чтобы вы не подумали, что я китайский шпион, вот вам мой паспорт.

— Ну, продукция наша для великого Китая ценности не представляет, ибо интеллектуальной её нельзя назвать даже с натяжкой, — листая паспорт, хмыкнула она. — Для нас самое интересное в вашем документе — то, что молодой, холостой, незарегистрированный. Чай, кофе?

— Только не кофе! Я с пяти часов в дороге, хлебал эту жижу во всех придорожных кафе.

Схомячив пару слайсов пиццы и запив их чаем, он сказал:

— Ну вот, червячка заморил, теперь буду излагать свою историю. Два года назад в декабре месяце я маялся затяжным бронхитом после гриппа. И так это меня изнурило, что на зимние каникулы я приобрёл санаторную путёвку и улетел в Сочи. Спелеокамера, ингаляции, массаж, физиолечение, морской воздух сделали своё доброе дело, и вот я бодр и здоров, на девятое куплен авиабилет. Накануне вылета после обеда я спустился на пляж, чтобы попрощаться с морем. Вышел на волнорез, но не дошёл до конца, потому что там двое кормили чаек, миниатюрная женщина и подросток, мама и сын.

— О, романтѝк! — встрепенулась одна из бухгалтерш.

— Нет, это история не романтическая, а скорее, детективная. Так вот, я не видел, как это произошло, но мальчик свалился в воду. Там на конце такой наклон, уходящий в воду, наверное, летом по нему водные велосипеды спускают. Дурная мамаша вместо того, чтобы на помощь звать, тянется к сыну и оскользает за ним. Это при том, что оба не умеют плавать. Что делать джентльмену? Я раздеваюсь и прыгаю в воду. Вытаскиваю одного — под воду уходит другой. И тут плюхается с волнореза ещё одно тело. Девушка. Плавает неважно, но на воде держится уверенно. Я вручаю ей сына и ныряю за мамашей. Нырять приходится несколько раз, выныривая, наблюдаю, как обезумевший пацан вцепился в шею спасительницы, оцарапав её до крови. Она с трудом удерживает его на поверхности, а он систематически её притапливает. Однако когда я подплываю к ним с мамашей в руках, моя помощница уже держится за ржавую железяку, торчащую из бетонной стенки волнореза. Договариваемся, что я тащу к берегу пацана, а девушки ждут меня, вися на железяке. Хоть там не так уж далеко, но двенадцать градусов! Выволок пацана на берег, сам уже без сил. Зрителей собралось побольше десятка, пацана раздевают, но сами раздеваться даже не думают. Возвращаюсь в море и вижу, что девчонки мои плывут. В смысле одна плывёт, другая на ней висит. В общем, вернулся, утопленница повисла на нас двоих, и мы доплыли. Зрители приняли её в свои объятия, а мы пошли одеваться. Я назвал своё имя, моя напарница представилась Викторией. Поднялись на лифте к её санаторию, я пошёл вниз к своему. В ночь проснулся от собственного лая. К утру не смог встать, позвонил на рецепшен, пришёл дежурный врач и отправил меня в стационар. Из Адлера я вылетел почти через три недели.

— Так дело в этой Виктории? В душу запала?

— Я же сказал, никакой романтики! Не в душу запала, а совесть растревожила. Она же меня спасла! Эти утопленники вдвоём утянули бы меня на дно. А никто из прогуливающейся публики помочь мне и не подумал. Ведь можно было не нырять, а хоть за верёвку… ну, если нет, за ремень или подтяжки вытянуть нас по одному на волнорез. Одна она спасала мою жизнь и честь джентльмена. А я даже не додумался сказать ей спасибо. Продолжаю. Ровно через год в следующие длинные январские выходные я поехал в Питер. Подымаюсь на эскалаторе метро и вижу на встречном Викторию. Окликнул, подняла глаза в последний момент, узнала. Я наверху развернулся и мчался по идущему вниз эскалатору, но на станции её не нашёл. Уехала!

— Да, это судьба.

— Это знак, что надо её разыскать и поблагодарить. И вот проходит ещё год…

— Снова новогодние каникулы? — прыснула одна из бухгалтерш.

— Пока не наступили. Но вчера моя мама сидела и смотрела сериал. Я сел рядом с ней и увидел в последних кадрах Викторию.

Дамы загомонили: «А кто там в последних кадрах?»; «Жена Дениса!»; «Да она… э-э… так себе»; «Кто?!»; «Ну, полная такая, с жутким макияжем»; «Ну, положим, это работа гримёра»; «Всё равно, на романтѝк не тянет!»

— Хватит кудахтать, — обрывает их Кармен, усевшаяся тем временем на своё рабочее место. — Она тянет на медаль! Смотри, Миша, вот ещё один эпизод. Она?

Он заходит ей за спину, смотрит на монитор и подтверждает, что она. И ещё один эпизод.

— Ну вот, — говорит главбух. — В последней серии две Виктории. Вот их паспорта. Эта? Значит, Виктория Дейна, вот тебе её данные, — она показывает пальцем на принтер и говорит. — Пока печатается, дай-ка телефончик. Ты просто обязан сообщить мне конец этой дивной истории.

Он диктует номер, принимает звонок и прощается. У выхода присел на диван и проглядел распечатки: Новогорск! Это же надо было познакомиться в Сочи, столкнуться в Санкт-Петербурге и съездить в Москву, чтобы узнать, что девушка живёт в твоём городе!

До Нового года о безуспешно ломился в квартиру, указанную в паспорте. Опросил всех соседей, которых удалось поймать, её никто не знал. Вроде, заходит иногда сюда одна девушка, почту из ящика выгребает. Но не часто. С досады даже взял в конторе дежурства на праздничные дни. После работы доезжал до её дома, каждый раз убеждаясь, что окна темны, а почтовый ящик забит рекламой.

Уже закончились длинные праздничные дни, встретил родителей, прилетевших с отдыха, а Виктория по-прежнему не появлялась и записку, оставленную им в почтовом ящике, не прочитала. В соцсетях покопался, и в них не значится. Зашла коллега, спросила об одном фигуранте. Что-то не отложилось в памяти о нём, зашёл в базу, нашёл дело, вспомнил, охарактеризовал. Когда ушла, на автомате ввёл в поисковик базы «Виктория Дейна» и всплыла карточка.

— Игорь! — раненым лосём завопил Михаил.

Помощник удивлённо моргал глазами. Ну как так, он же говорил! Коллега кузины, опекунша переписала на себя её квартиру, а потом передарила сестре. Говорили они об этом деле, шеф сам позволил ему вести его самостоятельно, тем более, большую подготовительную работу он провёл на свой страх и риск без договора. Данные точные. Адрес другой? Ну, это, наверное, добрачная квартира. Она сюда только один раз приходила, когда договор заключала. И он у неё ни разу не был. Общались по телефону, а лично — в её конторе. Ну, в клубе ещё, это когда победу праздновали, она столик заказала, хорошо они посидели, она с мужем, Марго и ещё одна супружеская пара. Больше не пересекались с прошлого января. Компания её зовётся «Новострой», размещается в стеклянной подкове на Жукова.

На Жукова, значит. Михаил вылетел из конторы и выехал на проспект. Кажется, успевает. Да, шестнадцать пятьдесят восемь, а он уже устроился у лестничного парапета. Хлынула толпа. Он внимательно разглядывал выходящих, но Виктории среди них не обнаружил. Когда людская река обмелела, а потом и вовсе исчезла, он обратился к охраннику на входе и выяснил, что тут у разных компаний разное время работы: с восьми, половины девятого и девяти. Это чтобы лифты не перегружать в часы пик, и чтобы в местном кафе обеденное время растягивалось на два часа. «Новострой» работает с девяти, и, значит, до восемнадцати.

Около шести он снова занял свой пост, на этот раз с букетом, купленным неподалёку в большом цветочном магазине. Викторию он узнал ещё когда она только в дверях показалась. Встретил на нижней ступеньке, молча протянул руку с букетом. Она так же молча приняла его. Мелкая вертлявая особа, которая от входа широким шагом топала за ней и что-то верещала, ехидно выпалила:

— И что это за танцы вокруг замужней дамы?

Их догнала яркая девица, показавшаяся Михаилу знакомой, и, оттесняя вертлявую, громко сказала:

— Опять попрошайничаешь, невеста без места? Эй, убогая, что за манера к мужикам приставать? Здравствуйте, Михаил Сергеевич!

— Здравствуй, Маргарита, — он вспомнил, это двоюродная сестра его помощника. — Мы с Викторией давние знакомые. Вот… назрел разговор.

— Общайтесь, благословляю, — засмеялась Марго. — От этой липучки я вас избавлю.

Она схватила «липучку» за рукав и потащила в сторону. Михаил сказал:

— Я вас ищу с прошлого года, с Питерского метро. Вот… нашёл. Вы спешите?

Они ехали на Московский, и по дороге Михаил рассказывал о том, как разыскивал её, чтобы поблагодарить, как он выразился, за спасение жизни и чести джентльмена. Услышав его уверение об отсутствии романтической составляющей в его поисках, Вика любезно улыбнулась, но внутренне съёжилась: «Господи, неужели он не понимает, что хамит?» Тем не менее, пригласила его на семейный ужин. Удивительно, но дети отнеслись к гостю крайне негативно. Нет, это не выходило за рамки приличий, но Вика впервые наблюдала такое неприятие человека, которого мальчики видят впервые. Она попыталась загасить электричество, витающее в воздухе:

— Мальчики, вы знаете папу Михаила Сергеевича. Помните, он выручил нас, когда Ася с Машенькой у нас ночевали?

— Лысый такой дядька? — сердито уточнил Рома.

— Ты что-нибудь имеешь против лысых? — мягко спросил Михаил.

— Ну, — застеснялся Рома. — Он вообще всех этих нехороших людей напугал. Он молодец.

Михаил попросил разрешения сделать с Викой совместное фото, пояснив, что главный бухгалтер кинокомпании обязала поделиться с ней итогом поиска, обменялся с ней номерами и откланялся. Проводив гостя, Вика спросила:

— Ну, и что это было?

Рома сопел, угнувшись, понимая, что неправ, Стас смотрел дерзко. Вика выдержала паузу, и первым сдался младшенький:

— Это твой жених?

— Дети, вообще-то женихи бывают у незамужних. А у меня Саша муж. Этого дядю я вижу третий раз в жизни и каждый раз очень недолго. Два года назад полчаса в холодной воде, год назад несколько мгновений, разминувшись на встречном эскалаторе, и сегодня, — поглядела на кухонные часы, — около часа. Какие ко мне претензии?

— А ты с Сашей ведь разошлась? — выпалил Стас.

— Что навело тебя на эту мысль? Ты видел, как я от него уходила?

— Но он же уехал!

— Мы семья: вы, я, Саша. Саша любит вас, но хочет жить так, как живёт. Я люблю вас и вдали от вас жизни не представляю и всегда буду с вами, пока я вам нужна. Никого кроме нас в семье не будет.

— И ты сестрёнку мне не родишь? — выпалил Рома. — У Кирилла мама сестрёнку родила. У неё такое всё маленькое, глазки, носик, ручки. Кирка хвалился, что он теперь старший брат. А я всё младший и младший!

Вика фыркнула:

— Ага, рожу, а вы её подучите, и будете втроём гостям хамить! Мне бы с вами двумя справиться!

— Никогда-никогда не родишь? — жалобно спросил Рома. — Я не буду её подучивать, только на колясочке катать! А то Кирка задаётся!

— Ну, когда Стас взрослым станет и женится, ты начнёшь девочками интересоваться и невесту заведёшь, вот тогда я, может быть, девочку рожу, чтобы одной на старости лет не остаться.

Ночью замучила бессонница. Вышла на кухню, сидела в темноте, облокотившись на подоконник, глядя сквозь слёзы на огни большого города, на заснеженные деревья во дворе. Скоро двадцать девять стукнет — и никакой личной жизни! Ещё бы, даже этот не первой свежести кавалер в первую очередь счёл нужным предупредить, чтобы на романтику не рассчитывала. Ну, не может Венера с лишним весом, на четвереньках выползающая из пены морской, даже завалящему мужику понравиться!

Нет, по правде говоря, не завалящий он. И внешность у него приятная, не красавец, но подтянутый, хорошо одетый, на крутой машине, успешный. Может быть, и прав он, что сразу прямо сказал немодно одетой, обременённой семьёй и неуверенной в себе толстухе, чтобы на него рта не разевала. А то вообразит себя принцессой Грёзой, а потом руки на себя наложит от разочарования. А ей ещё сыновей растить. Вытерла Вика злые слёзы, высморкалась и пошла спать.

Утром за завтраком Стас всё поглядывал на неё искоса. Понятно, глаза у неё от ночных слёз припухли слегка, спасибо, краснота уже сошла. Потом не выдержал, когда они уже в прихожей одевались, облапил её:

— Мам, прости! Я испугался, что ты как Сашка… ну, устала от нас.

— Ага, и решил покапризничать, чтобы я ещё больше от вас устала. Глупость же несусветная, приревновать меня к этому… ну, он же богатый, из другого мира! Ты погляди на своих одноклассников, чуть не половина без отцов. А уставших мам ты мне не назовёшь. Нет у нас, мам, такой функции!

— А Ромкина? — шёпотом спросил он.

— Я тебе о женской природе, а ты мне о женской патологии! С чего ты решил, что я ненормальная?

— Мама, а чего Стасик тебе шепнул?

— Что я её люблю, — потрепал его по голове Стас. — Ты что это до сих пор необут?

Через неделю Михаил позвонил с приглашением в гости. Только не к нему в холостяцкую квартиру, а к родителям. Они желают с ней познакомиться. И с чего бы? Но кочевряжиться не стала, договорились на пятницу после работы, в этот день они в пять заканчивали.

Милоновы-старшие жили в загородном доме. Не дворец, но очень даже нехилое жильё. Мама Михаила, чопорная дама, изо всех сил старалась быть любезной. Вика предложила хозяйке помочь на кухне, но та ответила, что домработница справится одна. По взглядам, которые сын бросал на мать, Вика поняла, что мама ведёт себя необычно и, значит, она маме не понравилась. А собственно, чем? Внешность Вики ей известна по сериалу, в скатерть она не сморкается, взаймы не просит. Да ладно, сейчас поужинаем, обменяемся дежурными любезностями и расстанемся.

К сожалению, папа задерживался, позвонил, что застрял в пробке на выезде из города. Они-то по другой дороге ехали, потому что Миша за ней заезжал. Ну, зато есть тема для разговора — загруженность дорог. Эта боль в последние полгода ей неведома, она при муже-автовладельце от общественного транспорта отвыкнуть не успела, а теперь и вовсе исключительно на нём, привычном. Ух, наконец-то хозяин появился!

За столом разговоров почти не вели, так только — хозяева потчевали, гостья благодарила. Но когда на столе остались только спиртное, закуски, фрукты и десерты, начались расспросы. Чтобы не выглядеть как кандидат на собеседовании, который открывает рот только в ответ на вопросы, обратилась к старшему Милонову, что заочно знает его, он же дважды её выручал. Хозяин поднял вопросительно брови, и она сказала, что три года назад работала в банке, и на неё пытались повесить вину за ограбление, и обтекала она под натиском совета директоров, пока Сергей Аркадьевич не позвонил туда по просьбе дяди Пети Малютина.

— Не помню, — промычал хозяин дома.

— Ну, ещё бы вам помнить, — улыбнулась Вика. — Вы просто поинтересовались у них, какие со мной проблемы. Они на меня давили, и тут ваш звонок! А управляющий спросил, знаю ли я Милонова. Я не знала, но на всякий случай сказала, что есть у меня такой родственник. И от меня отцепились.

— А почему это они к вам такие серьёзные претензии предъявляли? Не на пустом же месте, — процедила хозяйка.

— Не на пустом. Почти все сотрудники принимались на работу по протекции, кто брат, кто сват, кто любовница. Одна я, как у нас это называли, с улицы. А тут вдруг оказалось, что и у меня волосатая лапа есть.

— Так кто же ограбил?

— Грабители. А наводчиком — начальник службы безопасности банка.

Сергей Аркадьевич оживился, вспомнив эту историю. Точно, сам Малютин тогда среди заложников оказался, ранение получил.

— Так вы знакомы с Петром Николаевичем? — чуть более любезно спросила Милонова.

— Да, тогда и познакомились.

— Он тогда ещё с одной особой познакомился, с этой прохиндейкой, так называемой приёмной внучкой, — сердито сказал Милонов-старший.

— Зря вы так, — с трудом сохраняя внешнее спокойствие, но внутренне клокоча, возразила Вика. — Вот уж с кем познакомиться за счастье, так это с ней. Она такое солнышко, от неё свет и тепло на всех окружающих изливается. Мои мальчики её просто обожают.

— Ну, может быть, вам так кажется, а я вижу её в ином свете. Не будем спорить, нам это по-разному видится. Значит, заочно мы с вами знакомы…

— Да, второй раз вы меня выручили год назад, когда на нас опека наехала. Мы с мужем на корпоратив отправились, а с детьми оставили эту так не понравившуюся вам особу. И тут нагрянула опека. Ася позвонила дяде Пете, а он выдернул вас с переговоров. Ася от вас без ума, говорила, просто опустили вы их ниже городской канализации и размазали по Стене плача.

— Это помню, на Московском. И мужа вашего помню. Вас только не видел.

— Новогодние каникулы. Я с детьми в Питер, Саша остался разбираться.

— Миша тоже в то время в Санкт-Петербург ездил, — заметила с неудовольствием хозяйка дома.

— Да, мы даже увиделись мельком, проезжая по встречным дорожкам эскалатора.

— Стало быть, у вас муж, дети. Вы экономист по образованию, а муж?

— Тоже. Но сейчас занимается туристическим бизнесом.

— Своя фирма?

— За границей. Чтобы завершить наше интервью, сразу скажу, что сыновей моих вы видели в сериале, я вместе с ними снималась.

На этом Вика откланялась, заявив, что дети дома одни. Михаил повёз её домой, хотя она предлагала вызвать такси, а мама усиленно потчевала сына вином, очевидно, желая оставить его дома. Сын не поддался.

На обратном пути они молчат. Вика видит, что Михаил расстроен, понимает, что дело в его матери. Ему хочется объясниться, но он не находит слов. Или не уверен, что будет правильно понят. В любом случае ей лучше тоже промолчать.

— Как погостила? — спрашивает старший сын.

— Ну, примерно так же, как Михаил у нас.

— У него тоже дети?

— Нет, но старые как малые, — усмехнулась она.

На этом близкое общение с Михаилом прекращается. Так только… дежурные звонки по праздничным дням.

В феврале ей звонит Виола, та самая ассистентка, что когда-то затащила её на съёмочную площадку. Это смешно, но она приглашает её туда же. Ещё в одном эпизоде сняться. Ну уж нет! Вика отвечает ей, что не проблема подобрать нужный типаж, а раскрасить под прежнюю картинку её чудо-гримёры и вовсе могут с одного тычка. А если у неё нет таких специалистов, так есть у неё знакомый гримёр, который может из кассирши супермаркета слепить хоть Шрека, хоть Джулию Робертс. Ассистентка возразила, что им по сценарию нужно повторить картину сплочённой семьи, но увеличенную на одного человека. И спрашивает, не изменился ли номер Алексея, она никак не может до него дозвониться, а ей нужно пригласить ещё мальчиков. И Вика вновь отказывается, теперь за мальчиков.

В итоге уговорила её Мишина Кармен. Она позвонила, представилась, сказала, что режиссёр — бывший её муж, в его благополучии она заинтересована как получающая алименты. Вика по её тону поняла, что это юмор такой, вспомнила, как Михаил о ней отзывался, засмеялась, сказала, что он её Кармен зовёт, посплетничали немного о Виоле, к которой у Миши была рекомендация, а она не пожелала ему помочь с поисками Вики, обменялись историями о школьных проказах детей и в результате договорились, что на весенних каникулах, когда Вика должна привезти Стаса на контрольный осмотр в клинику, они сначала полетят в Адлер и снимутся в этом несчастном эпизоде, а потом уже отправятся в Москву.

Эпизод был бестолковый, о том, как семья Артёма готовила на даче шашлыки. На этот раз Вика познакомилась со своим экранным мужем Платоном Андриевским. Был он в натуре не столь хорош, как на экране смотрелся. Ещё им добавили в сценарий двухлетнюю дочь, появившуюся из того фальшивого животика, который сама Вика придумала. Как сказал режиссёр, «Сама придумала — сама отдувайся». Девочка была дочерью костюмерши студии, капризная и бестолковая в соответствии с возрастом. Но Рома был в восторге. Он её на руках таскал, на коляске катал, булкой кормил. Стас смеялся:

— Мама, а ведь Ромка решил, что после съёмок нам её отдадут как ненужную!

Выстроить мизансцену в соответствии с задумкой сценариста и режиссёра никак не удавалось, младшие дети носились друг за другом, девочка лезла куда не надо, боялась мужиков, шарахалась от экранных отца и старшего брата и то и дело принималась реветь. Режиссёр сдался, сказал, чтобы старшие располагались на поляне, а дети пусть вокруг бегают. Но обозлился и на этот раз придирался к Вике, мол, не так она на мужа смотрит, надо с любовью. Партнёр злился, Вика пыталась выдавить из себя любовный взгляд, а потом выпалила:

— Какая нафиг любовь! Что за идиот эти сценарии придумывает! Они живут не меньше шестнадцати лет вместе, жена трижды рожала, он гулял, как минимум об одной любовнице она знает, а если реально, то знает обо всех! Держится она не за него, а за деньги, за статус или за штаны! Глядеть она может на него с опаской: мол, не ушёл ли; с досадой: сволочь, так и норовит уйти; с завистью: эх, я бы сейчас сама рванула отсюда резвой козочкой, да кому кроме меня мои дети нужны! Даже если в семье спокойно, много ли супруги глядят друг на друга? Они глядят или в одну сторону, если в гармонии, или в разные, если от развода их удерживают только обстоятельства. Мужики, вы сами-то часто на жену с любовью глядите, я спрашиваю тех, кто жён не меняет чаще автомобилей?

Послышались сдавленные смешки. То, что не заржали в голос, означало лишь одно: сценарист, названный Викой идиотом, находится рядом. Извиняться она и не подумала, чай, не актриса, на очередные роли не претендует. После перерыва режиссёр объявил, что любовные взгляды отменяются, пусть Вика поглядывает на Платона контролирующим взглядом, но зато ей придётся сняться дополнительно в эпизоде адюльтера: в сумерках жена Артёма целуется с его другом.

— Должна ты была целоваться с мечтой всех российских домохозяек Андриевским, но, если ты считаешь любовь к нему нелогичной, будешь развратно лизаться с каскадёром. Или опять скажешь, что это идиотизм?

— Да нет, логика тут есть, жене кобеля иной раз хочется назло ему побыть сучкой. Мне, в принципе, всё равно, но зачем для этой сцены каскадёр? Я так опасна, что вы ко мне красавца Стрельникова не осмеливаетесь подпустить?

— Стрельников уже отснялся, и его в аэропорт увезли. Ничего, Витя со спины очень даже на него похож. И к змеиным укусам привык.

Как у них всё просто, на ходу сюжет меняется. Нет, не в Вике тут дело, похоже, этот Стрельников со съёмок соскочил, и пришлось на ходу выводить его из сценария как предавшего главного героя.

В Москве их встречали супруги Черкасовы, приехавшие из Питера. Вика сдала им на руки Рому и два дня ходила со Стасом по больнице. Уже в Новогорске Рома признался, что очень боялся, что дяде и тёте его отдали насовсем.

Глава одиннадцатая,

в которой Вика вынуждена сменить образ жизни

По возвращении на работу она узнала, что в компании новый Генеральный, правда, пока ВРИО. А у старого инфаркт, и, похоже, на пост он не вернётся. Понятно, что, как только директора утвердят, в верхушке начнутся перестановки. Учитывая, что дядя Петя рекомендовал её прежнему начальству, Вика считалась креатурой бывшего босса, так что под неё будут теперь копать. Немного досадно, но не критично. Совсем-то не уволят, а перейти на рядовую должность в том же отделе — да ради бога! Будет немного больше снимать со счетов, открытых отцом детей.

Поскольку с работой всех отделов новый босс уже познакомился, её пригласили к нему прямо в день выхода из недельного отпуска. Этот был значительно моложе прежнего, по виду чуть за тридцать. Ну, понятно, его папа входит в совет директоров, один из крупнейших акционеров. Доложила о работе, выслушал молча, но потом стал задавать вопросы, и Вика поняла, что он не просто папин сын, а всё-таки специалист. Поговорили, можно сказать, плодотворно, пока не перешли на кадры. Судя по всему, перестановки решили начать снизу. Подкоп шёл, как ни странно, не под неё, а под заместительницу. Вика сделала вид, что поняла его неправильно, и заявила, что не возражает, если их поменяют местами, она-то в компании всего второй год, а заместительница служит верой и правдой родному «Новосторою» уже пятнадцать лет. Новый босс аж завис от такого предложения. А Вика, продолжая расхваливать заместительницу, заявила, что по одной из работ, по которой они сейчас разошлись во мнениях, она имеет собственный взгляд, отличный и от Викиного, и от его, и предложила выслушать опытного сотрудника.

После беседы с кандидатурой на понижение в должности новый босс пригорюнился. Кажется, до него дошло, что, если сделать так, как ему кто-то из акционеров в уши напел, лучше не будет. Поэтому поблагодарил дам за грамотную презентацию работы отдела и отправил восвояси. Заместительница, очень тяжёлый в общении человек, но компетентный и работоспособный специалист, догадалась:

— Что, убрать меня хотел? От отдела финансового контроля интриги?

— Скорее всего. Но, кажется, отбились. Ладно, я сверну.

— Что-то ты часто гоняешь, отравилась?

— Простудилась. Похоже, цистит.

— Так иди в больницу!

В связи с кадровой лихорадкой отпрашиваться не хотелось, поэтому только в субботу Вика с утра добралась до платной клиники. Через три часа она совершенно ошарашенная вышла и медленно поплелась по слякотным дорожкам сквера, но остановилась, не дойдя до дома. Нельзя в таком разобранном состоянии показываться на глаза детям! Позвонила Розалии, попросила зайти, поглядеть, как там мальчики, она, мол, диспансеризацию проходит, задержится ещё на некоторое время. И пошла через дорогу в свою студию.

Бросила на диван подушку и плед и легла не раздеваясь. Болезнь монашек в столь молодом возрасте! А что, очень даже соответствует её образу жизни. Врач расписала ей план обследования, но потом цинично высказалась, что хирургическая дефлорация — это как-то кринжово. Диагностическое выскабливание, безусловно, нужно сделать, чтобы исключить онкологию, но своей сестре она бы посоветовала резко изменить образ жизни и расстаться со своей застарелой невинностью естественным путём. Опасайтесь инфекций, а что касается беременности, то при вашем гормональном фоне это, можно сказать, неактуально. Если неприятны вам мужчины, принимайте их как горькое лекарство.

Ха! И что ей, выйти на улицу и кричать: «Кому?! Кому?!» как в том анекдоте?

Через час Вика собралась, умылась и отправилась домой. Никто ничего не заметил, ни Розалия, ни мальчики.

Контору продолжало лихорадить, уже были и увольнения, и сокращения. Викин отдел пока не трогали. Через пару недель заскочила Марго, поинтересовалась, почему это на согласование берут Вику вместо заболевшего финдиректора, ведь всегда был за него заведующий отделом финансового контроля.

— Это жест, — ответила Вика. — Таким образом новое начальство говорит ему своё «фе».

— А за что?

— За мою заместительницу. Неправильно охарактеризовал. Новый босс пообщался с ней и понял, что её не снимать надо, а повышать.

— Да, он не дурак, — вздыхает Марго. — Жаль, что не останется, а то я бы с ним замутила. Он так глядел на мои ножки!

— А почему не останется?

— Он кризис-менеджер. Определён сюда, чтобы почистить Авгиевы конюшни для Поплавского.

— А мне показалось, что Андрей Андреевич перелопачивает штат под себя.

— Ну, он может и не знать, что его не оставят.

— Жаль. Он толковый.

— А мне-то как жаль! Он разведённый, а Поплавский, говорят, верный муж и даже подкаблучник.

Рано утром водитель заехал за Викой. Такую важную миссию она исполняла впервые, поэтому была немного напряжена. А ещё она беспокоилась за мальчиков, хотя днём за ними будет приглядывать Розалия, а ночевать будет Ася. До Уремовска, где они планируют большое строительство, часа три пылить, поэтому придётся ночевать в гостинице.

В первый день переговоров Вика с удивлением поняла, что её не столько из вредности в эту группу включили, сколько по гендерному признаку. Встреча была не рабочей, а ознакомительной, узким кругом, куда дамы уровня секретарш не допускались, но для лёгкости общения разбавить тусовку прекрасным полом всё же было необходимо. С принимающей стороны пол был наполовину прекрасным, то есть одна из дам была очень даже красивой, да к тому же ещё на редкость въедливой и с хорошей реакцией, а вторая достигла такого возраста, когда о её внешности в романах в лучшем случае пишут«со следами былой красоты». Эта, которая со следами, была здесь главной.

К счастью, со стороны «Новостроя» говорил, в основном, исполнительный директор. Новый босс благоразумно отмалчивался, отвечая только на прямые вопросы, Вике удалось пару раз кинуть реплику, а один раз серьёзно возразить, так что простым украшением стола она не выглядела. Ещё порадовалась, что Марго заставила её надеть новое платье, а то рядом с этими дамами гляделась бы совсем золушкой.

А за ужином, когда её усадили меж двух хозяев, вовсю ухаживающих за нею, она подумала: вот оно, горькое лекарство! Мужики были не по возрасту напористыми, явно считая себя неотразимыми. Один строил глазки и говорил пошлости, второй уже хватал за коленочку. Это лекарство, скорее, не горькое, а просто рвотное. Потом малость устыдилась, предполагая, что и кавалеры не за так, а с корыстной целью ей в глаза заглядывают, и, пожалуй, выставят своей хозяйке дополнительный счёт за каждый её лишний килограмм веса. А хозяйка сидела напротив них в окружении новогорских директоров и с удовольствием принимала их ухаживания. Интересно, кто из них говорит пошлости, а кто за старческую артритную коленку хватает?

Тут, к счастью, её какой-то посторонний мужчина на танец позвал. Вика с радостью согласилась выйти из липкого окружения. А партнёр впаривал, что лицо её кажется ему очень знакомым, только никак не вспомнит, откуда. Да нет, в их городе она впервые, отказывалась от знакомства она. И только спустя пару минут до неё дошло, что, скорее всего, он любитель сериалов.

Рядом топтались новый босс и престарелая дама. Потом он проводил свою партнёршу и перехватил Вику ещё на подходе к столу и возвратил на танцпол:

— Что, достали соседи? Лицо у вас, Виктория, слишком выразительное.

— Да? А мне один знакомый режиссёр сказал, что наоборот, малоподвижное и невыразительное.

— Против профессионала не попрёшь, но я остаюсь при своём мнении. И если я прав, можете назвать меня как-нибудь уменьшительно-ласкательно и попроситься баиньки, чтобы никто из них провожать не пошёл.

— А последствий для конторы не будет?

— Плевать! В эту сделку мы не вступим.

— Из-за собственника земли?

— Умная вы женщина, я в вас не ошибся.

Вика с большим удовольствием проворковала, подойдя вплотную к столу:

— Котик, я так устала. Может быть, хватит отдыхать, пора уже поработать?

Столик был заказан в ресторане гостиницы, поэтому через пару минут они уже поднимались на лифте. Её номер был следующим по коридору за люксом босса, но он придержал её за локоть у своей двери и сказал:

— Кошечка, ты ведь предлагала поработать?

Вика сначала опешила, а потом решила, что хватит уже, довыбиралась до болезни. Это лекарство, по крайней мере, нового поколения и на первый взгляд не вызывает рвотного эффекта. И она первой вошла в номер.

А вернувшись в свой, горько ухмыльнулась: ну вот, первый пункт чек-листа на смену образа жизни вычёркиваем. Партнёр даже не понял, какой ценности он её лишил. А она сказала: «Ой, как неудобно, в цикле ошиблась, сейчас горничную пришлю бельё сменить», и смылась. Ну что сказать, то, что лекарство — неудобно, но терпимо. Но то, что ему предшествовало — касания, ласки, поцелуи, слова, — вызвало лишь ощущение неловкости. Вика с детства росла и жила при полном отсутствии любви, её никогда не обнимали, не целовали, не хвалили, не гладили по головке. Помнится, сосед по парте в первом классе вдруг чмокнул её в щёчку и сказал: «Ты красивая!», так она в ступоре замерла, просто не поняла. Это единственный поцелуй в её жизни, не считая киношного, ненастоящего. Наверное, в том, что на неё никогда мужчины внимания не обращали, была виновата не только её неказистая внешность, бывают горячо любимые и пострашнее Вики, а отсутствие движения с её стороны. Вика просто привыкла, что её никто не любит, и боялась навязываться.

Ладно, проехали. Единственное, о чём она не подумала, это как общаться с боссом после интима. Следовало бы выбрать из тех двух местных, чтобы избежать неловкости встречи. Да ладно, не такого она ранга работник, чтобы часто пересекаться с руководством.

Когда Вика включила свет в прихожей, Рома выбежал с распахнутыми объятиями:

— Мамочка! Я думал, ты насовсем уехала! Ты хоть обо мне скучала?

— Что за глупости, как я могу без вас насовсем уехать? И где там мой старший сын, я его тоже обнять хочу!

— Опять Стасик старший, а я всё младший и младший!

— Да, похоже, это навсегда, — пробормотала Вика.

До следующей недели она с Андреем Андреевичем ни разу не пересеклась. Но не потому что он далеко, а потому что она по возможности на этаж руководства не ходила, да и по своему избегала мотаться. Вика и бумаги на подпись передавала с кем-нибудь из сотрудниц. Однако как-то секретарша срочно вытребовала какие-то документы, когда Вика уже стояла у лифта, собираясь на обед. Пришлось вернуться, взять бумаги и подняться на пятый. Приёмная была открыта, но свет выключен. Она хотела оставить документ на столе, но дверь за её спиной вдруг захлопнулась.

— Ага, попалась! Я понимаю, что прошлый раз был не на высоте, и должен реабилитироваться.

Реабилитация произошла в директорском кабинете на казённом диване. И в дальнейшем они, в основном, там встречались. Вика не могла вечером отсутствовать дома, тем более, не ночевать. В выходные иногда говорила, что пошла по магазинам, а сама перебегала проспект и ждала Андрея в своей студии. В рабочее время он мог дать ей какое-то поручение вне здания, а сам ждать её в своей служебной квартире.

Через некоторое время он стал упрекать её в холодности.

— Да вот такая я по жизни, — оправдывалась она. — Я привыкла к сдержанности. И это к лучшему. Если я порыве чувств бросилась бы тебе на шею, то или повредила бы тебе позвоночник или повалила бы на пол.

— Да нормальный у тебя вес, — обнимал Вику он. — В романах это называется приятная полнота.

— Мы не в романе, а в жизни котируются другие формы. И хватит об этом.

Но при следующей встрече они вновь поругались. И сгоряча он даже высказал предположение, что она его совсем не любит, а встречается с ним только из-за того, что по работе от него зависит. Пусть признается, и на этом они прекратят своё общение.

Вика взвилась:

— Андрей, я любовница, но не проститутка! Встречаюсь с тобой не за деньги! Вот скажи мне, какие бонусы я от тебя получила? На нынешнюю должность меня поставил предыдущий директор, и это потолок моих возможностей, расти мне некуда, соответственно, и от тебя помощи в карьере не жду. С обязанностями я справляюсь, но, если меня подвинут вниз, слезами не умоюсь, не те у меня приоритеты. Да и ты тут временно, придёт Поплавский, и по новой будет решать, оставить меня или убрать.

— При чём тут Поплавский?

— Но ты ведь призван в качестве Геракла чистить наши конюшни для этого Авгия. Ты что, не знал?

Андрей некоторое время сидел молча, а потом спросил:

— А ты давно об этом знаешь?

— С самого начала об этом слышала. Это, конечно, не разглашалось, но я знаю из надёжного источника.

— Старая сволочь!

— Кто?

— Родитель мой, иуда.

— Андрюша, может, не стоит из-за производственных отношений родственные рушить?

— Да какие они родственные! Бросил нас с матерью и повёз новую тёлку в Париж! А мама копеечки считала, чтобы нас с сестрой выкормить-выучить. Я маме по гроб жизни благодарен и больше никому! Я сам учился и работал, я дорогу себе в граните зубами прогрызал! Я маме дом построил! Всё у меня есть, ни в чём не нуждаюсь, это за мной бегают, чтобы я согласился на них поработать. И в жизни с этой гнидой разговаривать бы не стал, мама уговорила. Он перед ней разнылся, мол, дело всей жизни рушится. Пусть сын поможет отцу, а если вытащит компанию из ямы, я его над ней поставлю, а потом и акции передам. Старый я, больной. Я подумал: хватит по стране мотаться, по казённым квартирам. Конечно, аккордно я больше заработаю, но здесь стабильность. Дом построю, семью создам. А вот фигушки! Да и ладно, рядом с папашей жить — неуважение к матери. Спасибо, Вика, что сказала. На следующей неделе срок договора истекает. Продлевать его, как договаривались ранее, я не буду. Поедешь со мной?

— В качестве кого?

Ну, и опять обиделся. Развестись не проблема, но у Вики дети, и как он представляет их совместное существование? Совместимость Вики и Андрея даже временем не проверена, а тем более совместной жизнью и бытом. А семья с детьми — это вообще уравнение со многими неизвестными.

На следующей неделе весь «Новострой» бурлил. Передавали из уст в уста, что на совете директоров ВРИО доложил по заявленному вопросу, а потом сказал, что, поскольку его договор истекает завтра, он готов доложить о выполнении и откланяться. На блеяние по поводу продления контракта последовала гримаса крайнего изумления и заявление, что очередь на специалиста его уровня расписана на квартал вперёд, а поскольку все пункты договора выполнены и предложения о новых задачах заблаговременно не последовало, к тому же бывший директор уже рассчитался по инвалидности, а господин Поплавский — вот он, то Андрей Андреевич желает сдать свои полномочия и лететь на родину, ведь больше двух месяцев живёт среди чужих людей и родных не видит, а через неделю у него новый заказчик. А как же наши договорённости, удивляются те, кто в курсе. Договорённости — это то, что на бумаге и подписями и печатями заверено, а устными только лохов заманивают.

Последнюю ночь перед отлётом они проводят в Викиной студии. Всё-таки помирились накануне. Вика дождалась, когда сыновья уснут, и тихо смылась. На рассвете провожает его до такси.

— Не передумала? — спрашивает Андрей.

— Я прежде всего мама…

Что-то в последнее время всё против неё. Саша ждёт, что она приедет к нему с детьми в отпуск, а Вика отказывается. Говорит, что южное солнце ей противопоказано по здоровью, но может отправить детей с няней. От этого Стас категорически открещивается, у него на июнь запланирован отдых в местном спортивном лагере, боксёрская смена. Рома тоже хочет поехать с братом. Вика догадывается, что мальчик просто боится чету Черкасовых, но оставляет это мнение при себе.

Отпуск она впервые проводит отдыхая. Селится на даче Горностаевых, ходит купаться на водохранилище или дремлет в гамаке. Через день-два навещает детей в лагере, она и поселилась здесь из-за того, что лагерь поблизости. Все трое отдыхом довольны.

Перед выходом на работу всё-таки пошла в клинику. Доложила, что сменили образ жизни, и теперь хотела бы узнать, как это отразилось на её миоме.

— Ну, давайте сначала на УЗИ посмотрим, — врач вперяет взгляд в монитор и выдаёт. — Да, уж сменила так сменила! Недель десять-одиннадцать!

— Так выросла, — пугается Вика. — Была же шесть!

— Вы об опухоли? А я о беременности. И даже не буду спрашивать, какие у вас на неё планы. Аборт при миоме очень опасен. Кроме того, бывает, что после родов узлы рассасываются.

— Но вы же говорили, что нереально, а по срокам это практически с первого раза.

— Ну, и на старуху бывает проруха. Или стрелок меткий как Робин Гуд.

Да, ситуация. Говорить ли Андрею? Категорически нет! Он пару раз звонил вначале, а потом исчез. Может быть, он и захочет создать с ней семью, но как же её мальчики? Не почувствуют ли себя лишними? Нет, она ведь планировала родить, когда они вырастут, вот и родит, пусть чуть раньше. А деньги? Ну, воспользуется оставленными Алексеем, она растит его детей, его запасы позволят вырастить её ребёнка. Три года посидит дома, зато больше уделит времени мальчикам, а потом выйдет на работу и снова будет зарабатывать.

Особенно раздумывать некогда, надо разговаривать с Сашей. Он звонит в тот же день, но не при детях же с ним об этом! Саша по-прежнему обижается, что не приехали, повторяет приглашение, теперь только для детей. Стас отказывается, а без него не хочет ехать Рома. Вика вздыхает и говорит, что детей против воли отправлять не будет, но у неё есть к нему важный разговор. Не собирается ли Саша приехать? Ах, разгар сезона? Ну ладно, завтра она сама его наберёт.

Стас косится с подозрением, а Рома сразу спрашивает, какой важный разговор будет без него? Вика отвечает, что сначала взрослые обсудят один вопрос между собой, а потом сообщат детям. Лучше бы не говорила, Рома ходит кругами весь вечер.

Когда прервалась на работе, чтобы выпить чая, набрала Сашу. Он довольно грубо начал:

— Ну, говори!

Ах, так! Тогда и она тоже:

— Развод мне нужен!

— Что, замуж собралась? — с издёвкой.

— Да нет, рожать собралась.

— Ты с ума сошла!

— Как и всё женское население земли. Короче, решай!

— Я приеду в ближайшие дни.

— Может, дождёшься, пока нам дату слушания назначат?

— И не вздумай рассказывать детям, — хлопнул трубку, чтобы не слышать возражений.

Ага, прямо послушалась! Вечером позвонила Стасу и попросила встретить на остановке. Присели в сквере, поговорили. Мальчик большой, шестнадцатый год пошёл, Вика макушкой до носа ему не достаёт, откуда дети берутся, знает. Спросил, не собирается ли Вика замуж по новой, раз потребовала от Саши развода? Нет, она просто не хочет записывать ребёнка на её официального мужа, а биологический отец даже не в курсе её положения. А не тот ли это Михаил Сергеевич, что так им не понравился? И на это ответ отрицательный, отца будущего ребёнка мальчики не видели. Он нормальный человек, и даже предлагал создать семью, но Вика понимает, что сыновья с ним не уживутся, поэтому рассталась. А вот ребёнка хотелось бы сохранить.

— Ты что? Аборт — это убийство!

— Хорошо, что ты так думаешь.

— А Саша?

— Просил вам ничего не говорить.

— Значит, не хочет ребёнка. Ну, и чёрт с ним! Мы год без него живём и обходимся. Я буду помогать, обещаю! Мама, Роме мы скажем, что секрет — это то, что Саша приедет. Поговорим, когда этот уедет. Пацан будет счастлив. Помнишь, как он сестрёнку просил?

— Только не вмешивайся. Говорить с Сашей я буду о разводе, и это только моя тема, судьбу ребёнка решаю тоже я.

Через пару дней вечером прилетает Саша. Он изо всех сил сдерживается при детях, но, как только они расходятся по своим спальным местам, начинает нападать. Вика прерывает его:

— Не надо долбить одно и то же по нескольку раз. Не тупая, поняла, что ты настаиваешь на аборте. Так?

— Ты взяла ответственность за детей, а теперь съезжаешь!

— Ага, то есть двоих детей я могу воспитывать, а троих — нет. И кто принял такое решение?

— Я!

— Тот, кто продержался два года и съехал?

— Ты сама меня отпустила!

— Так я и не мечтала тебя захомутать. Нужна была, просил принять, я согласилась. Попросил отпустить — отпустила. И, пока ты не наговорил мне того, от чего стыдно потом будет, покажу тебе свою больничную карточку. Вот диагноз, видишь? Это до беременности. Иди, перед сном почитай о ней и о том, как опасен аборт с таким заболеванием.

Сердце разошлось, долго заснуть не могла. Потом задремала, но сразу выбралась из кошмара, задыхаясь. Снова этот сон, это плечо, этот запах, эта песня. Но ведь ничего страшного накануне не происходило! Разве что на Сашку обозлилась. А может, это знак, что будет девочка и назвать её надо Наташей? А что, хорошее имя. И, может, кошмары эти прекратятся. Всё равно из раннего детства ничего не вспоминается.

Назавтра Саша без звука сходил с ней в опеку и отказался от детей в пользу Вики, потом в суд с заявлением на развод. Но сначала предложил не разводиться и записать ребёнка на него. Вика жестко ответила:

— А смысл? В свидетельстве о рождении графы «отец» и «мать» — это ответственные за ребёнка. Если я умру, ты разве возьмёшь ответственность на себя?

— Какой же сволочью ты меня считаешь…

На работе тоже лихорадило. При третьем Генеральном опять встал вопрос о заместителе. Вика сказала, что не возражает, но предложила перевести навязываемую ей всё ту же Самойлову пока на время отпуска заместителя и поручить ей что-то из направлений вести самостоятельно. Впрочем, вести ей пришлось всё. Через пару дней Вика потеряла сознание, и её увезли на скорой прямо с работы. Пролежала она в стационаре больше недели, были проблемы с кровью. А когда вышла на работу, обнаружила завалы по всем направлениям. И несмотря на это, руководство от своей идеи не отказалось.

— Валяйте, назначайте, тем более, с перспективой на заведование, — чуть не сплюнула Вика с досадой. — Я вас не предупредила, что работаю до ноября?

— Вы что, меня этим пугаете? Можете хоть сегодня уходить, — возмутился финдир.

— Нет, сегодня не уйду, и законодательство меня защищает в этом вопросе. А в ноябре я ухожу в декрет.

— Вика, ты извини, но тогда я вообще ухожу, — сказала вызванная из отпуска заместительница. — С этой да без тебя я работать не буду. Меня пригласили помощником руководителя, я было отказались, а теперь — всё! Из отпуска не выйду.

— Ну вот и договорились. Пошли работать, Самойлова!

Вспомнились слова старого директора, что препятствием карьере может быть только период до и после декрета, когда у женщины мозги настроены только на ребёнка. А ведь прав он, по барабану ей стала вся эта работа! Надо ещё перед декретом в очередной отпуск уйти, чтобы пораньше с конторой расстаться.

Глава двенадцатая,

в которой в придачу к образу жизни пришло время сменить имя

Уже живот стал заметен, а Вика с Сашей всё ещё не в разводе. Явиться на второе заседание с такой уликой — это вызвать дополнительные вопросы у суда. Она прикинула и так, и эдак, и поняла, что лучшим решением будет, если на заседании её представит юрист. Есть у Вики знакомые юристы, правда, все они не по семейному праву, но подсказать нужного специалиста могут. Марго — это во-первых. Но она обстоятельств дела не знает и не должна узнать. По этой причине отвергается кандидатура Игоря, вдруг сестричке трепанёт. Значит, остаётся Михаил. Не слишком они знакомы, но, вроде бы, он говорил, что благодарен ей, и, значит, не откажется оказать услугу. И она решилась его набрать.

Оказалось, Михаил сидит дома с травмой. Обрадовался ей, пригласил в гости. Она смущённо отказалась, мол, ей только нужно от него, чтобы подсказал какого-нибудь специалиста по разводам. Но Михаил настаивает на личном разговоре, мол, намучился один как сыч сидеть, хочется поболтать, заодно и казус её разберёт, защитника подберёт ей в зависимости от ситуации. Договорились на завтра, ей с утра на какой-то говорильне в городской администрации сидеть, а потом можно на работу не возвращаться.

Освободилась Вика неожиданно рано и уже в полдень подъехала на автобусе к нужной остановке. Дошла до литой чёрной ограды и задохнулась. Накатило состояние тревоги как после ночного кошмара. Очень знакомыми показались ей желтый четырёхэтажный дом с двумя подъездами, втиснутыми меж пилястров, тянущихся до крыши, и два старых клёна с почти облетевшей листвой перед ним. Над входными дверями небольшие металлические навесы, держащиеся на литых решётках, кружевами свисающих из-под этих навесов. И прикреплённые к пилястрам маленькие балкончики на втором, третьем и четвёртом этажах, с такими же кружевными ограждениями. А глядела она долго не отрываясь на балкон третьего этажа левого подъезда, ожидая, что на него сейчас выйдет женщина в белом платье и помашет ей рукой.

Вика очнулась и поняла, что её Михаил окликает, и уже не первый раз. Она подошла к калитке, которую он открыл перед ней. Он стоял, опираясь на трость.

— Ох, извини, я загляделась. Никогда не была в этом районе, но странным образом этот дом кажется мне знакомым.

— Может быть, в Московском районе такие же видела? А этот в начале пятидесятых был для обкомовских работников построен. Сталинка, потолки три двадцать.

— Вот здесь в углу качели должны стоять…

— А ты знаешь, были здесь качели! Помню, подростками на них сидели, а мамаши с малышами нас гоняли. А когда после учёбы в Новогорск возвратился, их уже не было. Да и детей почти не было. Сейчас вообще в нашем подъезде детей нет, да и во втором, кажется, только в двух семьях.

— Миша, а это не твой балкон, вот, на третьем этаже?

— И подъезд угадала, и этаж, только моя квартира на другую сторону смотрит. Это балкон Константина Евгеньевича. У нас по две квартиры на этаже.

Они медленно поднимались по широкой пологой лестнице, всё-таки Михаил хромает и тяжело на тросточку опирается, а Вика в последнее время ходит осторожно, потому что боится упасть после того обморока.

— Знаешь, — говорит она вполголоса. — Мне кажется, мы поднимемся на площадку между вторым и третьим этажами, и там будет окно с ромбовым переплётом в верхней части, и застекление ромбов будет тёмно-жёлтого цвета.

— Почти угадала, — улыбается он. — Во времена моего детства там действительно была рама такого сложного переплетения. Лет двадцать назад во время капитального ремонта раму заменили на обычную. Только стёклышки у той старой были красные.

— Склерозник ты, Мишка, — басит кто-то сверху. — Дама твоя права, жёлтые были стёкла. Только вечером, когда закатом подкрашивались, они казались оранжевыми.

Они поднимаются по последнему пролёту и останавливаются перед ближней дверью. Напротив — дверь второй квартиры, в ней ковыряется ключом пожилой мужчина в расстёгнутом полупальто. Он поворачивается, смотрит на них и выдыхает:

— Это… Наташа. Ты нашёл её, Мишка!

Михаил роняет ключи, ковыляет к соседу и обхватывает его руками.

— Дядя Костя, ты не волнуйся, это Вика, моя знакомая.

— Да нет же, Миш, ты посмотри, как она на мою Валечку похожа! Это Наташенька, внучка моя! Наконец-то она вернулась!

— Вика, сделай что-нибудь, — просит растерянный Михаил.

Вика подходит к старику, глубоко вдыхает, утыкается ему лицом в плечо и говорил:

— Это кепстен. Ты всегда его курил. Миша, открой, пожалуйста, дверь.

Михаил берёт из рук старика ключи, открывает дверь соседа, звонит по телефону какой-то тёте Ане, просит прийти к дяде Косте. Из большой прихожей они попадают в светлую комнату, и прямо напротив двери Вика видит на стене большой компас.

— А над компáсом раньше ключик висел. Ты мне его давал поиграть.

Хлопает дверь, влетает полная пожилая женщина с фельдшерским чемоданчиком. Старик поворачивается к ней, не выпуская Вику из объятий, и говорит:

— Ань, Мишка решил, что я с ума сошёл. А я просто счастлив! Двадцать шесть лет прошло, Аня. А ведь узнать можно! Ну скажи, Ань!

— Да, Костя, она на бабку покойницу похожа, — спокойным тоном соглашается медичка. — Миша, достань из нижней секции альбом вишнёвого цвета. А ты, Константин, садись в кресло, давление я тебе всё-таки померяю.

Вика возвращается домой в обычное время. Розалия Карловна глядит на её лицо и испуганно спрашивает:

— Что?!

— Да не волнуйтесь вы так. Я деда родного встретила.

— Со стороны матери или отца?

— Отца. Настоящего. В моей жизни закручено тайн, как в латиноамериканском сериале.

— Расскажешь?

— Давайте после ужина послушаем. Когда дедушка и его соседи стали мне рассказывать это, я попросила разрешения диктофон включить.

Константин Евгеньевич Ноговицын — единственный сын своих родителей. Родился в День Победы. Отец — на фронте от звонка до звонка, автомеханик, мать вместе с ним воевала, только чуть раньше в родной Новогорск уехала, чтобы сына родить. После демобилизации сюда вернулся и отец, работал на заводе, потом по партийной линии. Перед пенсией был заведующим отделом обкома, квартиру эту он получил. Костя закончил военное училище, женился на своей Валюше, служил на севере на подводной лодке, так что пенсию заслужил уже в сорок лет. Семья из закрытого военного городка уехала в Новогорск раньше, потому что сын Женечка был здоровьем слаб. Ну, и избаловали сыночка совместными усилиями мать и дед с бабкой. Нет, избави бог, ничего криминального, но оболтус был родной отец Наташи Ноговицыной. Учился через пень-колоду, возил девочек на дедовой машине, жениться по залёту пришлось в неполных девятнадцать лет. Когда отец вернулся в родной дом, дедушки с бабушкой уже не было, в квартире жили молодые и опекающая их мамаша. Константин Евгеньевич, несмотря на то, что времена наступили лихие, в этой жизни не потерялся, работать устроился военпредом на тот же завод электродвигателей, на котором после войны отец работал. В семье тоже принялся железный порядок наводить. Но не успел. Евгений решил с молодой женой развеяться и на мотоцикле погонять. Оставили полугодовалую Наташу с бабушкой и унеслись. Женя погиб на месте, за Аню врачи долго боролись. Там всё было очень серьёзно: ушиб головного мозга, разрыв селезёнки, перелом бедра. Но спасли.

За эти пару месяцев, пока невестка выкарабкивалась, тихо угасла его Валечка, не вынесла потери сына. И остался Константин Евгеньевич с невесткой и внучкой. Вот так в доме оказались два абсолютно разных чужих человека, объединённых лишь общей любовью к Наташе. Аня, девочка из семьи маргиналов, к тому времени окончательно спившихся, была слаба здоровьем, плохо училась в школе. Как она оказалась женой мальчика из обеспеченной семьи? Дед старой закалки, не приемлющий непорядочности по отношению к женщине, настоял на росписи, когда узнал, что она беременна от его внука, хотя обе дамы, и мать, и бабушка Жени, не хотели этого брака. А правнучку старики не дождались, один за другим уйдя из жизни вскоре после скромной свадьбы.

Работать невестке Константин Евгеньевич запретил, да и куда бы она могла устроиться, не пробивная, без образования, и так-то не слишком здоровая, да ещё и сильно хромающая? Крутилась дома, готовила, убиралась. В три года дед отдал Наташу в садик, считая, что мать не в состоянии дать должное воспитание ребёнку. И молодая мама совсем затосковала, проводя дни в одиночестве. Это её фигурку вспомнила Наташа, мама каждый раз выскакивала на балкон и радостно махала дочери рукой, когда дед приводил её из садика.

Как-то ей написала двоюродная сестра из Ефимовска, пригласила в гости. Так радостно Аня собиралась к родне, что у свёкра не хватило духа отказать ей в этой поездке. Он проводил невестку с ребёнком до вокзала, посадил на электричку, и больше их не увидел.

Когда его девочки не вернулись, а номер телефона, оставленный Аней, не ответил, дед помчался в Ефимовск и увидел, что семейка невесткиной кузины недалеко ушла от Аниной. Поддатые родственники уверяли, что Аня с дочерью к ним не приезжали. Дед обратился в милицию, поднял все связи, но только через неделю тело Ани обнаружили в морге соседнего областного центра. Никакого криминала, последствие той тяжёлой травмы, Аня умерла в электричке от оторвавшегося тромба, но никто не обращал внимания на уснувшую девушку, пока поезд не прибыл на конечный пункт. Ребёнка при ней не было.

Он взял отпуск, теребил милицию, сам планомерно обшаривал все станции по ходу следования электропоезда, но никаких следов не обнаружил. Привлёк всех знакомых, расклеивал объявления, ездил по приютам и детдомам. Только через два года прекратились эти поиски. Но ждал. Надеялся, что Наташа жива, что она вырастет, вспомнит его и вернётся.

Она вернулась через четверть века, но ничего не помнила. Только этот сон. Дом и балкон смутно вспомнила, качели во дворе и весёлые отблески от цветных стёкол на лестничной площадке, компас и декоративный ключик. Лиц деда и матери не вспомнила, даже фотографии не оживили память.

— Есть какое-нибудь разумное объяснение тому, что ты очутилась в чужой семье и под чужим именем? — спросила Розалия Карловна.

— Об этом мы поговорим в субботу, — объявила Вика. — Дед придёт знакомиться с правнуками. С ним будет Михаил Сергеевич, которого вы столь нелюбезно встретили прошлый раз. Он как адвокат будет оформлять мой развод, возвращать мне настоящее имя и вести розыски по тому давнему делу. Поэтому попрошу вести себя с ним прилично, — посмотрела на насупленные лица своих мальчишек и добавила. — А ещё хочу похвастаться. Сегодня, когда я стояла в обнимку со своим дедушкой, мой ребёнок вдруг как пнул меня! Дед даже испугался, спрашивает: что это? А это, говорю, твой правнук или правнучка приветствует тебя!

— Первое шевеление? — оживилась Розалия. — Если бы не твоё положение, я бы сейчас послала гонца за шампанским!

— Хорошее предложение, — улыбнулась Вика. — Ну-ка, мальчики, взяли сумку и кошелёк! Дамы заказывают торт и детское шампанское.

Дед появился в их доме утром, хотя договаривались на обед. У Вики и Ромы это выходной день, но Стас был на занятиях. Роме дед понравился даже на вид.

— Ты такой настоящий дедушка!

— А что, бывают ненастоящие?

— Да, у Стасика есть ненастоящий дедушка. Он его даже бил! А теперь Стас выучился на боксёра и сам его побьёт!

«Потом скажу» беззвучно артикулирует Вика и предлагает прогуляться на спортивную площадку. И пока Рома демонстрирует деду свои спортивные достижения, Вика шёпотом конспективно излагает историю семейства Черкасовых. Заодно предупреждает по телефону Михаила, что не учла Рому, у которого ушки на макушке, поэтому при нём обсуждать эту страшную историю не получится. К счастью, во вторую половину дня он будет праздновать в детском кафе восьмилетие одноклассника, поэтому визит Михаила просто переносится на более позднее время.

Вместе с Михаилом приходит его отец. Он сжимает Вику в объятиях и горячо просит прощения за то, что не узнал ту, которую в детстве на руках держал, что не дрогнуло ничего при виде её, хотя она поразительно похожа на Валю. И теперь он просто обязан прояснить эту жуткую историю.

Они сидят впятером: Вика с дедом и старшим сыном и Милоновы. Записывают возникающие вопросы и либо отвечают на них, либо намечают направления поиска.

Кто похитил Наташу? Ответ есть, мачеха или лицо, ею нанятое. Вика показывает фотографию на телефоне: скромная могила супругов Дейна, так мало поживших, на металлическом ажурном сварном кресте эмалированные овалы с фотографиями и датами жизни. Жена умерла за два года до похищения, не дожив до своего тридцатилетия, муж был на десять лет старше, скончался через неделю после похищения в реанимации, где провёл последний месяц, самостоятельно дышать уже не мог. Реальная пара, у которой была реальная дочь Виктория, ключевая фигура в этом похищении. Почему её заменили Наташей?

— Боюсь…

Это Михаил сказал и осёкся, метнув взгляд на Стаса.

— Да уж говорите. Скорее всего, её убила злая мачеха. Вряд ли специально, наверное, сил не рассчитала, — по-взрослому сухо произнёс мальчик. — Мама говорила, что её она не била, но часто кулаки сжимала и смотрела с ненавистью. Наверное, сдерживалась, помня о предыдущем убийстве.

— Но будем всё-таки надеяться, что эта сиротка жива, хотя ума не приложу, что ещё заставило бы заменить одного ребёнка на другого. В любом случае, это мой долг, найти или её, или её прах и перенести к месту захоронения родителей. У меня есть квартира её родителей, которую я могу продать, а средства использовать на поиск. Кстати, есть человек, который, возможно, знает все ответы на поставленные нами вопросы, но не скажет. Тётка. Когда Игорь отсудил у неё квартиру, она орала мне, что «тебе, твари безродной, вообще ничего не положено». То есть знала она, что я не Вика.

— Да, пока я немобилен, озадачил Игоря. У тётки он побывал, но она закатила истерику и выгнала его. Его мнение: знает и боится. Он уже проделал большую работу. Вот смотрите.

Настоящая Вика ходила в другой детский сад, чуть дальше от дома и чуть получше. Игорь выяснил состав группы, обошёл всех сверстников Вики и нашёл групповые фотографии, на которых есть она. Это, безусловно, другой ребёнок, ни капли не похожий на Наташу Ноговицыну, разве что в детстве обе были светловолосые. Она посещала логопедическую группу, потому что очень плохо говорила, перевирая почти все согласные. Когда это всё случилось, ей было четыре года и два месяца, Наташе — три и шесть. Ещё удалось выяснить, что в то время, когда Наташу усиленно искали, она под именем Вики лежала в областной инфекционной больнице с диагнозом «вирусный энцефалит» под вопросом. Там она ещё скарлатину подцепила, поэтому вышла из больницы через полтора месяца. Высокая температура, стресс — возможно, с этим связано, что она всё забыла, даже имя. После больницы с полгода мачеха её в детсад не водила, отправляя на день к соседке, а потом устроила в другой, рядом с домом.

— Да, это тётя Катя, мы до сих пор перезваниваемся, — кивнула Вика. — Но почему она не заметила подмены?

— Игорь это выяснил. Ещё до смерти родной матери Вики дочь соседки вышла замуж и уехала на Дальний Восток. А она следом двинулась, чтобы помочь внука выхаживать, и вернулась через пару лет, как раз когда Вика в больнице лежала.

Была ещё одна старуха, которая общалась с семьёй Дейна, в те времена ещё не пенсионного возраста, но была на инвалидности по зрению. Прочие соседи близко с семьёй не общались, а кто будет приглядываться к чужому ребёнку?

— Да, во всём этой гадине повезло.

— Игорь сейчас снова прошерстит полицейские архивы и публикации прессы ближайших областей, связанные с происшествиями с детьми и преступлениями против детей, — сказал Михаил. А я займусь восстановлением твоего имени.

— Да, я хочу носить фамилию дедушки. Но имя… я четверть века было Викой, мне сложно будет отзываться на Наташу. Дед, я, если девочку рожу, правнучку твою Наташей назову, но ты не обидишься, если я останусь Викой? Для собственного удобства и в память о маленькой девочке, которая ни в чём не виновата? Это ведь возможно?

— Всё возможно, — сказал Сергей Аркадьевич. — Миша, занимайся разводом, а когда нога заживёт, к Игорю присоединишься. Восстановлением биографии буду заниматься я.

Глава тринадцатая,

в которой речь идёт о волшебной силе искусства

— Мама, ты посмотри, что она наделала, — с надрывом произнёс Рома. — Я её этому не учил!

Он протягивал ей мокрый носочек. Вика взяла его, повертела в руках, понюхала и сказала:

— Хорошо, что свой, от твоего бы песок в тарелку посыпался.

— Ну ма-ам!

— Что там случилось? — выглянул из своей комнаты Стас.

— Наташка намочила свой носок в супе и стала его жевать! Она хотела суп вилкой есть, я не дал!

— Эй, Наташа, ты где?

Наташа, звонко шлёпая по полу босыми ногами прибежала к старшему брату и протянула руки, мол, возьми несчастную. Он ей сказал:

— Фу, какая грязная, — взял за руку и повёл в ванную.

Танюшка вслед за Стасом из комнаты выглянула:

— Стас, да ладно, что, без тебя с ней не управятся? У нас английский!

В ванной зашумела вода, бубнил что-то Стас, увещевая сестру. Потом он вышел, держа её завёрнутой в полотенце, скомандовал Роме, чтобы пижаму приготовил и платочек. Так же стремительно вернулся с ней, уже одетой, усадил в высокий стульчик, завязал слюнявчик и принялся кормить из тарелки, выставленной матерью, которая за это время убрала то безобразие, которое развели на кухне младшие дети:

— Такие большие девочки сами едят, но ты же сегодня проштрафилась? Ешь давай, и спать!

Быстро покормил, вытер лицо, выдернул из стульчика, занёс в детскую, уложил, с порога зыкнул на неё:

— И чтоб ни звука! Спать!

Стасик к ЕГЭ готовится. Вырос её старшенький, девятнадцатый год пошёл. Девушку завёл, одноклассницу. Сказал, что всё у них серьёзно, но о свадьбе речь пока не идёт, надо учиться. Вика не преминула заметить, что если всё серьёзно, то и к контрацепции надо относиться серьёзно. Она бы и разговора этого затевать не стала, но Танечкина мама первой тему подняла. После родительского собрания подошла чуть не с ножом к горлу, пора, мол о свадьбе подумать. Ну, Вика тогда сказала, что нужно невесте работу поискать, после экзаменов сразу чтобы было куда устроиться. А жениху она место в строительной бригаде всегда найдёт, пусть до осеннего призыва поработает. Будущая сватья возмутилась, мол, детям учиться надо! А как же «не хочу учиться, а хочу жениться»? Либо то, либо это. На что они будут жениться, если решили учиться? Где жить, на какие шиши питаться, одеваться? Тут эта умная женщина выдаёт, что у Вики есть много квартир, она в одной из них пусть поселит молодых. Вот тогда Вика и затеяла разговор с сыном.

— Тебе ведь не очень нравится Танечка, почему? Ты знаешь о ней что-то нехорошее?

— Нет, — улыбнулась она. — По этому поводу анекдот есть. Сын маме говорит: «Вон три девушки идут, одна из них моя. Попробуй угадать, которая». «Справа». Он удивляется: «Как ты угадала?» А она: «Эта мне больше всех не понравилась». Нормальная девочка, умная, красивая, целеустремлённая. Но первая любовь редко бывает надолго. И семью создавать тебе рано, ни профессии, ни дохода, ни мозгов.

Два с половиной года прошло с того времени, как она узнала своё имя. И жизнь её с тех пор понесла как то зимнее море, колотя о каменистый берег равномерно набегающей волной. Началась эпидемия, которая одного за другим уносила её близких. Первой ушла Ксения Владимировна. У Вики месячный ребёнок на руках, молоко почти сразу пропало, а там как коршун спикировала на семейство Горностаевых из соседнего областного центра Барби. Девочкам семнадцать и двадцать один, Ксюша мягкая, а Оля несовершеннолетняя, противостоять матери не смогут. Вика сцепила зубы и, доверив свою кровиночку деду и мальчикам, кинулась на помощь потерявшим бабушку девочкам. Михаил не мог помочь, у самого родители в ковидном госпитале, но попросил Игоря подключиться. Этот — прирождённый адвокат, с наглецами сражаться умеет их же методами. С порога заявил мамаше, что он её будущий зять. Девчонки, хоть и в крайнем горе, подыграли, за эти годы убедились, что мать им не поддержка, а разорение. Дня четыре дама повыступала, предполагая Олю под опеку взять, но Игорь напомнил ей, что вступление в наследство последует через полгода, когда Оле уже восемнадцать стукнет. В общем, выписали из деревни какую-то бабку из родных, спокойную добрую старуху, она согласилась до осени с девочками пожить, пока старшая институт закончит, а младшая туда поступит. Кстати, та ложь Игоря правдой обернулась, он к девчонкам зачастил и через год на Ксюше женился. Теперь вот первенца ждут.

Старшие Милоновы выжили, но окончательно так и не оправились. Мать Михаила перенесла после госпиталя инсульт и полностью от него не отошла. Вика умилялась, как этот жёсткий человек терпеливо ухаживал за ней. Он оставил руководство конторой, уступив его сыну, и только иногда консультировал, не оставляя свою жену надолго.

Осенью заболела Розалия Карловна. Болела тяжело, но в госпиталь её не забирали. Уход за ней целиком лёг на Вику. Снова её мужики нянчили малышку Наташку. Розалия резко ослабла и постарела, но, к счастью, выжила. Однако теперь не то, что шпагат сделать, без палочки из дома уже не выходила.

А следующей зимой болезнь унесла дедушку. Чуть больше года только побыла Вика внучкой. «Девочка моя», «Оденься потеплее», «Ты поела?», объятия, поцелуи, по головке погладить — такого в детстве не было, и только в этот год она получила родительское тепло. Зато на похороны заявились дальние родственники с претензиями на наследство. Ей в горе не до того было, забирайте, мне достаточно фотографий и компаса. Но здесь на страже встал Михаил, который сам лично сразу после того, как Вика нашлась, помог деду грамотно завещание оформить.

А последней зимой болели все. К счастью, смертей среди близких не было.

К нынешнему лету Вика пришла похудевшей на десять килограмм от того веса, каким он был до беременности. Неудивительно, последние шесть лет её жизни сплошная нервотрёпка, короткий период покоя — и вновь жизнь какую-нибудь пакость подносит.

И всё это время тяжким бременем на её памяти висит мысль о том, что так и не нашли они следов несчастной девочки Вики Дейна. Поэтому, когда ей по рекомендации Марго позвонила журналистка с местного телеканала с просьбой рассказать о том, как она снималась в телесериале, Вика не стала посылать её далеко и надолго, а сказала:

— Что привлекательного в рассказе о том, как случайная прохожая на камеру изобразила пробег по местности и поцелуй под кустом? Зато есть у меня для вас детективная история, которую можно интересно подать публике. Приезжайте, может быть, сторгуемся.

Приехали двое, молодая женщина и мужчина постарше. Вика подготовила материал, выведя им на экран последовательно сначала все собранные Игорем фотографии Вики из логопедического детского сада, а потом с интервалом через полгода Вики из соседнего с домом детского сада.

— Но это же разные девочки, — воскликнула женщина.

А потом Вика последовательно показала фотографии Наташи Ноговицыной из детского альбома, а за ними — Вики из второго детского сада.

— Да, это один и тот же ребёнок, только после смены имени испуганный и несчастный. Мы постараемся показать этот материал, только, не обижайтесь, не сразу. Вы что-нибудь скажете об этом на камеру?

И Вика сказала:

— Мамы и папы, бабушки и дедушки! Вы можете себе представить ребёнка, которого после трёх с половиной лет ни разу не взяли на руки, не погладили по головке, не похвалили, не обняли и не поцеловали? Вот, смотрите, это я на фотографии с мачехой. Она меня не била, просто не любила. Только в двадцать шесть лет я узнала, что она мне не родная, а ещё через три года узнала, что она меня похитила из любящей семьи. Вспоминая, с какой неприязнью эта женщина глядела на меня, я с ужасом думаю, что она могла сотворить с моей предшественницей. И всё равно я не теряю надежды, что она жива, и прошу вас, вспомните, не появлялась ли в тот год эта девочка на улице, в больнице, в приюте или детском доме? Особая просьба к работникам этих учреждений: покопайтесь в своей памяти!

Давно не виделись с Сашкой, заграница недоступна. Захирел его туристический бизнес из-за ковидных ограничений. Вика ему сочувствует, подбадривает:

— Да ладно, Саш, нам хватает. Может, тебе помочь?

— Ты что, уж не настолько я безрукий. Рыбу ловлю, перекупщикам сдаю, за отелем Алексея приглядываю, он исправно платит. Просто послать вам что-то существенное не могу. А ведь Стасику поступать в этом году. Он определился, куда?

— Ну, куда… а то ты не знаешь? В театральный, конечно, он ещё шесть лет назад определился.

Ну да, актёром Стас решил стать. Ходил в студию при ТЮЗе, выходил на сцену в массовке, уже в старших классах поступил в музыкальную школу, у Розалии брал уроки бальных и народных танцев. Кстати, она им с Танечкой вальс поставила к выпускному, Вика, глядя на них, прослезилась.

— Вика, это не профессия, ну объясни ты ему, — злится Саша.

— У тебя есть профессия, ты получил серьёзное экономическое образование. А предпочитаешь играть в кораблики и жизнью доволен. Дай и племяннику возможность играть, если он так решил. Судя по серьёзному настрою, искусство— это его призвание.

Недовольна выбором Стаса его девушка, она планомерно выедает ему мозг на протяжение всего выпускного класса. Они оба вышли на медали, и Танечка замахнулась на МГИМО, но, конечно, параллельно приглядела ещё несколько вузов экономического направления, в том числе и местный. Хочет, чтобы они учились вместе. Напирает на то, что самонадеянно поступать в вуз, где конкурс больше ста человек на место. Стас отмахивается, в МГИМО тоже ведь конкурс заоблачный, есть дополнительные испытания да ещё другие факторы, которые делают эту цель такой же далёкой.

На следующий день после выпускного Вика со Стасом уезжают в Москву, где он успешно проходит первый тур аж в трёх театральных вузах. Пока он ожидал вызова в толпе прочих абитуриентов, Вика приглядывалась и прислушивалась, иногда вступая в разговоры с отдельными личностями, показавшимися ей интересными. Так, от одного молодого человека она узнала, что он житель северной столицы и умудряется поступать там в два вуза, успевая мотаться ещё в один московский. Вика хватает планшет и тоже успевает отправить заявление от имени сына в один питерский вуз. И сразу после выхода с экзамена тащит Стаса на Ленинградский вокзал. Он сначала упёрся, но потом махнул рукой и засмеялся, а в вагоне уснул ещё до того, как поезд тронулся.

Он и здесь проходит во второй тур. Но с этим вторым получается накладка по времени, и Стас решает ставить на Москву. Однако Вика, пока ждала его, созвонилась с Алексеем, и он примчался к ним. Он тоже недоволен выбором профессии, но поддерживает племянника и находит выход с самолётом. Стас ворчит, но соглашается.

В двух московских вузах его отсеивают на втором туре, в третьем ему на коллоквиуме заявляют, что он талантливый юноша, но мастер, набирающий курс, нуждается в другом типаже. Они бы не успели на коллоквиум в Питер, но Алексей вновь выручает, договорившись, что его знакомый заезжает за ними и везёт их прямо от московского вуза до питерского. И Стас проходит.

Он настолько вымотан, что не отвечает на телефонные звонки, пока они едут к Алексею. Уже на месте Вика спрашивает, в чём дело.

— Я боюсь не сдержаться, если это тот… Погодин.

— Подожди, он тебе звонил? Вы что-то говорили о твоём поступлении?

— Ну да, он откуда-то узнал, что я решил стать актёром, а ему нужен менеджер. Предлагал оплатить любой «серьёзный» вуз, — юноша изображает кавычки. — Я его вежливо послал.

— Боже мой, Стасик, какой ты у меня наивный!

Стас тупо глядит на Вику, потом встряхивает головой:

— То есть… ты считаешь, что это он в Москве мне кислород перекрыл?

Алексей гневно стукнул по стене:

— Вот же сволочь старая! Ты уж поверь, Стас, оплатить непоступление — это гораздо дешевле, чем пропихнуть тебя на бюджет. Он когда тебе звонил?

— Как раз перед вторым туром…

— Значит, твоё поступление должно остаться тайной для всех вплоть до сентября. Это понятно?

— Да, скажем, что ведём переговоры в Москве о платном обучении, — кивает Вика.

— Давайте московские телефоны, я с вузами переговоры взаправду проведу. Если тебя без содействия со стороны отсеяли, то они мне сразу счета выкатят. А вот если твой дедушка постарался, сразу не откажут, но тянуть резину начнут. Я понимаю, Вика, ты спешишь домой, у тебя маленький ребёнок, но, может, вы погостите несколько дней?

— Ну, младшие мои сейчас на даче у Горностаевых, и нянек у них там достаточно. Я не спешу, тем более, есть у меня тут дело. Я предполагала в случае, если Стас поступит, купить ему жильё в Москве. Ясно, что теперь покупать надо здесь. Только неспокойна у меня душа. Во-первых, меня напрягает то, что среди своих в Новогорске оказался дедов информатор. Это большая печаль, не так уж у нас много близких. Во-вторых… а если эта гадина не угомонится? Я вдали от сына жить спокойно не смогу!

— Понял тебя, встал вопрос о переезде. Будешь продавать всю вашу недвижимость в Новогорске и покупать жильё для всей семьи? Я посодействую, по крайней мере, организационно, но могу и финансово.

Через несколько дней они вернулись домой и стали вовсю отдыхать. Вика только ещё раз напомнила:

— Стас, с Танечкой не откровенничай!

— Да помню я! Танечка скажет маме, а мама всему городу. И как только у такой дуры дочь умной выродилась?

Вика в ответ только вздохнула.

За время их отсутствия показали по местному телевидению сюжет о Вике и Наташе. Откликов было много, но информации ноль. Никто не вспомнил «лишнего» ребёнка, никто не вспомнил Викиных родителей. Попытались семьи братьев на неё накинуться за дискредитацию светлого образа матери, но Вика показала зубы. Заявила, что, если угрозы не прекратятся, она на них СМИ натравит. Когда мать в дом чужого ребёнка привела, парни уже взрослыми были. Не участвовали ли и они в киднеппинге?

Будущие сваты тоже такую публичность не одобрили. Сватья особенно возмущалась тем, что в случае, если настоящая Вика найдётся, она может претендовать на квартиру родителей. Вика только глаза закатила.

Накануне отъезда Танечки на дополнительные вступительные испытания они пришли в гости, и одноклассница опять клевала мозги, чтобы бросал своё актёрство и присоединялся к ней. Стас только посмеивался. В какой-то момент Вика не выдержала, подошла к сыну, положила ему руку на плечо и спросила девушку:

— Танечка, а дедушка обещал тебе гарантированное поступление только если ты Стаса с собой потянешь?

— А что такого? — вылетело у мамаши. — Вам такой вуз на блюдечке подносят, а вы кочевряжитесь! А у Танечки это с детства мечта!

— Ма-ам, — пискнула дочь умирающей птичкой.

— Ясно, Танечка выгодно продала детскую мечту Стаса, чтобы купить свою…

Стас некоторое время сидел неподвижно, потом повернул голову, прихватил лечащую на его плече руку и поцеловал:

— Правду ты сказала, мамочка, наивный я у тебя. А ты у меня умная. Ничего, жизнь меня постепенно учит. А пока, дорогие гости, не надоели ли вам хозяева?

Мамаша заверещала, папаша прошипел ей: «Молчи уж, дура!» и повернул к выходу, Танечка, даже не пытаясь оправдаться, молча последовала за ним. Вправду умная.

Стас делал вид, что всё нормально, но Вика понимала, как ему тяжело. Старалась то отвлечь, то развлечь, то работой загрузить. Потом вылилось у неё:

— Вот не знаю, как правильно детей воспитывать! Сама в нелюбви росла, поэтому не могу себе представить глубины твоего разочарования. В твоём возрасте меня никто не мог предать, потому что изначально не впустила бы никого в своё сердце. А вот лучше ли это?

— Нет, мама, у меня это просто ошибка. Принял деловые отношения за любовь. Переживу. А без твоей любви нам никак. И мы тебя любим.

Они с рынка возвращались. Четыре пакета тащили, до ворот, куда такси подъедет, ещё метров пятьдесят. Поставили пакеты, встали передохнуть. Тут пожилая женщина подошла:

— Вы извините, вы ведь Наталья… Виктория… словом, из той давней истории? Может, я и не к делу, но не могла ли Вика пропасть чуть ранее смерти отца, — она поглядела на усталое лицо Вики и зачастила. — Понимаете, я в конце той зимы с маленьким сыном в травматологии лежала. Он с переломом… ну, неважно. И тут привезли из «Сераля»… вы, конечно, не знаете, но был в начале девяностых такой шалман бандитский. Пожар там случился, и много было пострадавших: травмы, ожоги. Погибло тоже много. А среди пострадавших была девочка лет трёх-четырёх. Как звали, я не помню, вроде, и не говорила она от шока. Так вот, родители её так и не объявились. Говорили, что после лечения её в детдом определят. Ну, всё сказала, если не так, извините.

Она развернулась и пошла на выход. Вике стало неловко, и она крикнула вслед:

— Я проверю её! Куда вам сообщить?

— А сообщить всем надо, — повернулась она на ходу. — Люди-то, в основном, добрые. Ребёнка почти всем жалко.

Наташа у них играть предпочитала в машинки, куклы в её играх разве что в качестве водителей или пассажиров участвовали. Когда они несли сумки на кухню, она откручивала колесо у полицейской машины и на маму и брата поглядела только мельком.

— А Рома где? — спросила Вика у Розалии Карловны, расположившейся в кресле с книгой.

— С Кирюшей на боксе. Кирин папа их повёл.

— Вот удачно, без него поговорим. Розалия Карловна, мы, наверное, переедем в Питер. Вы же не бросите нас?

Старуха заплакала:

— А я догадывалась… думала… а где же я там…

— Нормальная квартира, будет у вас комнатка отдельная. Конечно, балтийский климат не очень для ваших суставов…

— Ты что, Вика! Я ведь выпускница Вагановского училища!

— Ну и договорились. А теперь о деле. Вы помните, какого числа пожар в «Серале» случился?

После этого разговора Вика позвонила Игорю и попросила выяснить судьбу девочки, каким-то случаем оказавшейся в стрип-клубе в день пожара. Да, может, дочь кого-то из обслуги, да, за две недели до смерти отца Вики. Но проверить-то можно?

Через несколько дней он позвонил Вике и сообщил, что девочка долго оставалась в больнице, потому что не было мест в местных детдомах, а тем временем медсестра детского отделения оформила удочерение и забрала её. Соседова Тоня, адрес, по которому жили её приёмные родители, такой-то.

Ну что ж, это может отвлечь Стаса от сердечных страданий. У Вики с риелтором дела по продаже квартир, ей надо решить, что из вещей продать, что отдать, что с собой взять. У неё Наташа, почти сброшенная на Розалию. И Вика просит:

— Сынок, поможешь?

Стас не имеет опыта таких расследований, да и удостоверение адвоката раскрыло бы многие двери. Только Игорь уклоняется, считая эти розыски бессмысленными. Да, имя девочке дали с её слов, но мало ли какой кульбит могла совершить детская память после такой встряски? Через неделю сын докладывает, что нынешние жильцы квартиры купили её не у Соседовых, но наводку на прежних владельцев дали. Прежних владельцев не с первого раза, но захватить в нынешнем их жилище удалось. Узнал, что купили квартиру у Соседова, который развёлся с женой. Было это лет шестнадцать назад. Куда выехали — неизвестно, но, кажется, бабка с первого этажа с Соседовой дружила. Бабка проела Стасику мозги и вымотала нервы воспоминаниями о днях былых, но поведала, что Соседова работала перед пенсией в процедурном кабинете в их поликлинике и очень уж хорошо колола внутривенные уколы. В поликлинике пришлось опросить всех пожилых сотрудниц, и нашлась одна, которая помнила, что жили мать с дочерью в общежитии бывшего стройтреста. А в общежитии наконец-то он узнал, что десять лет назад умерла приёмная мать Тони, а дочь продала комнату. И вот нынешний адрес этой Тони и фамилия её мужа. Вроде как они не расписаны. Стас помчался по этому адресу, но там обнаружил только пьяного мужика и злую бабку, которые его даже в дом не пустили, заявив, что такая здесь не живёт. Завтра пойдёт соседей опрашивать.

— А пойдём вместе, — предложила Вика.

У подъезда на скамейке сидело три старухи. Вика подсела к ним и спросила о Тоне. Дескать, была у неё такая родственница, с детства не виделись, не узнает даже, но очень хочется разыскать. А эта придомовая полиция нравов доложила, что, похоже, выставили Тоню эти злыдни, свекровь и муж, и мальца их не видать, стало быть, с сыном она ушла. А работает она в пятой горбольнице, где Вика после ограбления банка лежала. Медсестра она, как и мать.

Тоня оказалась симпатичной русоволосой женщиной. Такая среднестатистическая, без особых примет кроме синяка на подбородке и припухлости на щеке, явно недавнего происхождения. Услышав, что разговор у Вики к ней долгий, покачала головой: некогда, проблемы и дома, и на работе. Про работу Вика уже услышала, ругалась старшая медсестра, что некоторые мало что на работе ночуют, да ещё и с детьми.

— Дам я тебе временное пристанище, — решилась Вика. — у меня студия на Московском, я её пока не продала, будешь покупателям показывать. Поехали вещи твои забирать, ты ведь не планируешь к этим злыдням возвращаться?

— Не отдадут они вещи…

— А мы участкового с собой пригласим, — вмешался Стас.

— Ой, парень, дело ты говоришь, — вмешалась в разговор медсестра, сидящая в справочном окошке. — Стёпа, поможешь Тонечке вещи на квартиру перевезти?

— Решилась наконец-то? Помогу, конечно! Сейчас уазик у завгара попрошу, — откликнулся молодой мужчина в синей форме, любезничающий с этой медсестрой.

Это приключение Стасику точно понравилось. Участковый с большим неудовольствием всё же согласился с ними пойти, от подъезда ещё одна бабуля к ним присоединилась. Тоня отбирала вещи, Вика укладывала их в большие мешки, запасённые Степаном, Стас и Стёпа по очереди относили наполненные в машину, не оставляя женщин без мужского пригляда. В какой-то момент пьяный муж взмахнул рукой, но Стас резко толкнул приоткрытую дверь ванной, и кулак врезался в деревяшку. Дальше крик хозяина квартиры, причитания его мамаши. А участковый тихо выразил своё восхищение:

— Ну и реакция у тебя, парень! Ты спортом занимаешься?

— Я в позапрошлом году был чемпионом области среди юниоров в своём весе.

— Блин, как же я тебя сразу не узнал, ты же Станислав Черкасов! Ты тогда почти все бои досрочно выиграл!

Под конец Вика предложила ещё раз пройти по всей квартире и внимательно всё осмотреть. Даже если это потом не понадобится, лучше выкинуть, чем оставить здесь хоть жёванную бумажку.

— Точно, — подтвердил Стёпа. — Моя бабуля говорит, что если чего-то оставил, то рано или поздно ты сюда вернёшься, примета такая. А возвращаться к этим нелюдям, Тонечка, я бы никому не пожелал.

И Тоня попросила скинуть коробки с антресолей. Старая обувь, одежда, игрушки — разбираться некогда, но вдруг что-то ещё годится?

Участковый напоминает проверить, все ли документы забрала, а потом они гуськом покидают квартиру, и Стёпа, возглавляющий колонну, издевательски напевает:

— А там было свидетельство о браке

А там было свидетельство о браке,

А там было свидетельство,

А там было свидетельство,

А там было свидетельство о браке!

И Стас подхватывает:

— Теперь они не муж и не жена,

Теперь они не муж и не жена,

Теперь они не муж,

Теперь они не муж,

Теперь они не муж и не жена!

А бабка-добровольная понятая, оставаясь на площадке, крестит воздух им вслед и приговаривает:

— Правду баишь, не муж он, а ирод, не возвращайся, Тонечка!

А дальше не всё так радужно. То, что Тоня приёмная, родители никогда не скрывали. Если в случае Наташи Ноговицыной её несомненная похожесть на бабушку сразу позволила не сомневаться в родстве, то среднестатистическая внешность Тони даёт повод предполагать родство едва ли не с каждым двадцатым жителем России, но категорически утверждать здесь что-то невозможно. И отсутствие родственников не даёт возможности сделать генетическую экспертизу, как сделали это, сравнивая материалы деда и внучки. Одно можно смело утверждать: с приёмными родителями Тоне в любом случае повезло, кем бы ни были её настоящие родители — супруги Дейна или кто-то из служащих клуба, погибших в огне. Несмотря на тяжёлое время, её водили к психологу, учили заново говорить, хвалили, ласкали, пичкали витаминами, вывозили на лето в деревню. К сожалению, в первые годы жизни семье Соседовых было не до фотографирования, так что первая её фотография — «первый раз в первый класс». Ну, есть что-то общее с девочкой из логопедического детского садика, но, вроде бы, овал лица не тот… или тот? Тупик.

Уже перед отъездом в Санкт-Петербург Вика уговорила Тоню сходить к приёмному отцу. Тоня через силу согласилась, они с её юности не виделись, так дочь обиделась за мать. Но встреча оказалась неожиданно трогательной, они обнялись и заплакали. Вторую жену отца, хмуро наблюдающую за ними, Тоня спросила, утирая слёзы:

— Вы что, испугались, что я насовсем к вам?

— А кто знает, что ты задумала?

— Я последние шесть лет в ненависти жила, вот, люди добрые меня оттуда вытащили. Зачем же я под вашу ненависть добровольно приду? И мамины слёзы я ни ему, ни вам не прощу. Но я двенадцать лет с папой жила, и тогда был столько хорошего, что я об этом забыть не имею права.

Помнил отец, к сожалению, довольно мало. Это женщинам свойственно запоминать всякие мелочи. Но важные детали он помнил. Во-первых, Тоне дважды делали косметические операции, первую, чтобы убрать рубцы от ожогов на лице, оплатил какой-то московский банк, на вторую пришлось брать кредит, это когда Тоне-второклашке на физкультуре в нос волейбольным мячом зарядили. Возможно, этим объясняется несхожесть Вики из прошлого и нынешней Тони. Во-вторых, когда Тоню забирали из больницы, им отдали её вещи. Обычная детская одежда: колготки, платье, трусы, маечка, сапожки, кофточка. Шапки и пальто не было, но это понятно, ребёнка из помещения вынесли. Вещи запачканные, закопчённые, но мать их отстирала и долго хранила, мало ли, вдруг искать девочку родственники будут? И ещё там к кофточке брошка была приколота. Когда девочка её увидела, она впервые на их памяти сказала целую фразу: «Тётя Таня дала». Брошка эта с тех пор участвовала во многих детских играх: и к кукольному платью она её прикалывала, и на ленточке на шею себе вешала, а в Новый год на ёлку, потом как-то ещё старинному Деду Морозу из папье-маше, что под ёлку ставили, ещё времён детства Тониной мамы, она её на голову примостила.

— Я помню эту брошку, — улыбнулась Тоня. — Ты её бирюлькой звал.

— Маленькой ты говорила «бюлюка».

— Между прочим, мачеху Татьяной звали, — вставила Вика.

— Ну, мало ли Татьян, — сердито отреагировал Стас, сопровождавший женщин.

После этого визита Вика решила передоверить это дело Тоне. Это решение возникло, когда позвонили жильцы, многие годы арендовавшие квартиру в Заводском, и сообщили, что наконец-то купили собственное жильё и съезжают. «Знак судьбы», — решила Вика и передала ключи от неё Тоне вместе с просьбой не прекращать поиски. Всё равно совесть не позволяла ей продать эту квартиру, пока неизвестна судьба наследницы. И познакомила с телевизионщиками, теми, что когда-то сняли сюжет о Вике и Наташе:

— Помнишь, был старый фильм «Волшебная сила искусства»? Я не о том, чтобы кого-то пугать, как Райкин, а о том, что телевидение — тоже искусство, оно помогло мне тебя найти. И кино тоже вид искусства, а благодаря дурацкой моей съёмке в сериале я на телевидение попала. Если даже мелочь какую откопаешь, обращайся к ним, проси помочь.

Глава четырнадцатая,

подтверждающая слова Стаса о том, что Татьян, действительно, немало

В конце декабря Вика с младшими детьми прилетела в Новогорск. Встречали Игорь и Оля Горностаева, Ксюша с малышом ждала их дома. По дороге делились новостями, обсуждали планы на эти каникулы. Предстояло сходить в гости ко многим знакомым, так что весть о том, что Марго ждёт их вместе с Ксюшей, Вику обрадовала — одним адресом меньше! А Марго неожиданно попросила познакомить её с предполагаемой Викой:

— Мне хочется взглянуть на возможную виновницу твоей несостоявшейся жизни!

— Что ты несёшь? В чём виновата она? И почему ты считаешь мою жизнь несостоявшейся? Безрадостные детство и юность — да, но последние шесть лет… да, пожалуй, со знакомства с Горностаевыми, это почти семь… так вот, последние годы я живу полной жизнью. А в жизни неизбежно бывает всё, и радости, и беды. Нормальная у меня жизнь, Марго!

— Если бы она осталась у твоей мачехи, тебя бы разыскал дед, и у тебя было бы нормальное детство! Тебя бы любили, и ты бы влюблялась. Ты же от мужиков шугаешься, как от ковида! Выбирать их не умеешь! Вспомню, кто у тебя был: Саша этот кобелистый, ни рыба ни мясо, на Сергея любовалась, тетерева пустого, родила вообще неизвестно от кого! Что смотришь? Нормальный мужик детей не бросит!

— А может, вырасти я в любви, оказалась бы бессильной перед пинками судьбы? Первая любовь и первая измена — и я бы руки опустила. Вот Тоня, она в родительской семье в любви росла, зато создала собственную — хуже некуда. Да на её фоне я просто счастливица со своими недомужиками, зато замечательными детьми и надёжными друзьями!

— Да не злись, это я так! Познакомишь?

Марго на своей шикарной тачке везла Вику с детьми в Заводской район и бурчала, что весь район надо бы снести к чёртовой бабушке, что это место обитания бродячих собак, а не порядочных людей. Но в квартире было уютно, Тоня с сыном встретили их радостно, хотя о приезде она предупреждена не была, телефон у неё сел. Дима вывалил перед Наташей все игрушки, одиннадцатилетний Рома покровительственно поучал малышей, как построить гараж для Диминого автопарка, и видно было, что сам всё ещё любит возиться с игрушечными машинками. Тут ещё Ася позвонила, Тоня и её пригласила, они сдружились ещё с лета, как-то познакомившись у Вики. И тут же звонок в дверь, кто бы это мог быть? А это от профсоюза ёлку привезли. Мужики её не только в дом затащили, но и установили. А радости! Наташа визжит, перебирая ёлочные игрушки в коробках, которые Тоня спустила с шифоньера, мальчики уже начали их развешивать. Ася впорхнула вместе с Машенькой, Рома ей обрадовался особенно, надоело с этой мелкотой.

— Брошки тут нет? — спросила Вика.

— Дважды перебирала, сначала на Московском, потом здесь, когда переехали. Нет.

Тем временем старшие уже начали злиться на бестолковую Наташу, которая хватала игрушки с ёлки.

— А вот мы сейчас Наташе куклу дадим, — сказала Тоня, снимая с шифоньера ещё одну большую коробку. — Это мне мама с папой в Москве купили, когда я там в больнице лежала. Я только пыль с неё иногда стряхиваю, играть некому, Димка всё с машинками.

— Да и Наташа у нас машины предпочитает.

Наташа на куклу внимания не обратила, продолжая вредничать у ёлки. Марго вытащила куклу из коробки, ностальгически вздохнув:

— У меня такая в детстве была, она ведь шагающая, её можно за ручку водить… а это что?

Она зацепилась ногтем за незамеченную ею брошь, приколотую на плечо куклы и почти полностью прикрытую её белокурыми волосами.

— Бирюлька! — радостно воскликнула Тоня.

Когда она отстегнула брошь, стало понятно, почему приколота на таком неподходящем месте: под ней на платье было чернильное пятно. Тоня полюбовалась на вещицу из прошлого и передала Вике. Вика стала фотографировать её на телефон, а Марго, дождавшись своей очереди подержать находку, сказала:

— Девчонки, а ведь это не бирюлька, это недешёвое ювелирное изделие.

Вика пожала плечами:

— Ну, тебе видней, мы с Тоней не в теме. Ась, а ты?

— Да какое там, я из многодетной семьи, мне как-то с юности не досталось, а теперь уж ни к чему…

— Да, двадцать восемь лет, считай, жизнь прошла, — преувеличенно серьёзно подтвердила приближающаяся к сороковнику Марго. — Но к делу, дамы. Все засняли на телефоны, у знакомых поспрашиваете, не знакома ли им эта вещь. У меня ювелиры знакомые есть, Тоня — по соседям, Вика балерине своей покажет, я помню, на ней не ширпотребовские цацки видела, Ася… а кто у тебя есть?

— Из богатых? Только дядя Петя. Но он по ювелирке не особенно, у него только перстень с печаткой и часы дорогие.

— Это какой дядя Петя? Ах, Малютин? Мне про него отец рассказывал. Он же в девяностых все бандитские дела разруливал. Наверняка девкам дорогие подарки дарил. Покажи ему, он без ювелира оценку сделает!

Вика удивилась, что Ася за друга своего не заступилась. Значит, правда. Марго её недоумение заметила:

— Ты не знала? Решалой он был. Погоняло Петя Скурата.

— Скурата? А, в смысле Малюта Скуратов — Скурата Малютин?

У Вики испортилось настроение. Решила поправить его, выйдя на кухню и поговорив с Розалией Карловной. Настроение Розалия ей подняла, оживлённо рассказывая, что была на студенческом учебном спектакле, где Стасик играл. Надо сказать, в Питере старуха ожила. Она возобновила некоторые знакомства времён учёбы, посещала спектакли и концерты, много гуляла по городу с Ромой. Как-то поделилась с Викой: «Знаешь, как поэтично Ромочка сказал, что Невский проспект как книга сказок, а каждый дом — как сказка». Вика отшутилась: «Увы, сыночки мои гуманитарии. Может, хоть из дочери автомеханик получится». Поболтала Вика с Розалией, нервы поуспокоила, и только при прощании вспомнила, по какому поводу звонила, и попросила разглядеть фотографию броши и оценить её стоимость. Перезвонила Розалия буквально через минуту, с надрывом спросив:

— Виктория, откуда у тебя эта вещь? Это опасно!

— В чём дело?

— Это Тани Малютиной брошка! Она носила её, не снимая, хоть вещь немодная была…

— Подождите, Малютина? Дяде Пете она родня?

— Скурате? Брат его, колбасный король, на ней был женат.

— А Николай Горностаев к броши отношения не имеет?

— Нет, что ты, муж Тани цеховик был, в перестройку поднялся, а девяносто первом году уже умер. И Коля год примерно с ней жил, а потом инфаркт — и всё. А ещё через год и она вот так страшно погибла. А брошь ей кто-то из бандитов, что в «Серале» околачивались, преподнёс. Эту вещицу я хорошо запомнила, там в центре камушек приметный. Вика, не показывай это фото никому, брошь эта стопроцентно на ней в момент смерти была! И слух после пожара ходил, что ищут бандиты цацки Танины, якобы с трупа всё золото сняли. Трясли и пожарных, и морг.

Успокоив старушку, Вика доложила подругам о вновь открывшихся обстоятельствах. Ася сказала:

— Надо разговаривать с дядей Петей!

Вика кивнула. Марго вспылила:

— Вы рехнулись! Вас убьют.

— Нет, — спокойно сказала Тоня. — Вот теперь я считаю, что мы подошли к разгадке. Поехали! Машенька, забери с собой куклу, кроме тебя она никому не понравилась.

— Правда? — обрадовалась девочка. — Она такая красавица!

Решили, что Марго приглядит за детьми, а Вика, Тоня и Ася с Машей на такси отправились к дяде Пете. Ася по дороге позвонила и попросила разрешения появиться у него втроём. А он отказал, хотя она сказала о Вике, которую он не мог не помнить. И тогда Ася послала ему фотографию. Вика, сидящая рядом, слышала невнятный шум, а потом другой голос сказал:

— Приезжайте!

Причину отказа Вика поняла, попав в дом. Кровать дяди Пети была окружена пищащей аппаратурой, к руке тянулась капельница, под носом прозрачная трубочка. На приветствие он только прикрыл глаза, потом перевёл взгляд на встретившего девушек Руслана. Тот скомандовал:

— Рассказывайте!

— Короче будет, если это кино посмотреть, — сунула ему флешку Вика.

Когда они просмотрели тот короткий сюжет с фотографиями, что прошёл по телевидению, Вика сказала:

— Вторую серию изложу устно. Итак, за две недели до смерти отца Вики произошёл пожар в «Серале», и в числе пострадавших в больницу поступила девочка…

— «Тётя Таня дала». Это Таня Малютина. Она могла успеть выбежать из клуба, но металась по коридорам и кричала: «Витька! Витька!» Так свидетели показали. Было в клубе четверо Викторов, их всех потом прессовали, но никакой связи не нашли, — задыхаясь, прошептал дядя Петя. — А кричала она, оказывается, «Вика!». Таня детей не любила и никогда не хотела. Откуда вдруг девочка и кто она ей?

— Может, из-за цацки искала? — предположил Руслан.

— Нет, не такая это ценность, чтобы жизнью рисковать. Мне ли не знать, я её из первой своей заграничной поездки привёз. И на кофточку приколоть брошь мог только взрослый, там булавка тугая. Значит, Таня приколола. Ребёнка Таня искала, оттого и погибла.

— Удочерение?

— Да не было у неё таких мыслей, мне ли не знать! Со стороны Тани мы землю рыли, здесь не найдём. А со стороны девочки? Никого из родни не нашли? Неужели никто не знает?

— Как не знать, сестра мачехи знает, но никого к себе не подпускает.

Руслан тихо сказал:

— Подпустит. Расскажет.

А дядя Петя попросил:

— Вика, ты не могла бы у меня задержаться?

— Оставайся, Вика, я детей уложу, — кивнула Тоня.

Руслан повёл гостей на выход, а Вика, оставшись наедине с больным, села в кресло рядом с постелью.

— Жизнь моя грешная была. Закон преступал, стяжал, жену брата вожделел. Но не коснулся её, нет! Осуждаешь?

— Я не поп, чтобы грехи отпускать. И не святая. Хотите, расскажу, как сама закон нарушила?

И Вика рассказала старику и вернувшемуся Руслану, как, перевоплотившись в цыганистую старуху, очистила счета мошенника. Мужики и посмеялись, и мошенника вычислили. Руслан сразу спросил, не Игорем ли его вдова называла? А внешности такой самой обыкновенной и незапоминающейся? Кличка у него Репа, и это один из немногих случаев, когда его переиграли.

А когда дядя Петя задремал, Руслан с одним из охранников отправил Вику в Заводской.

Через несколько дней Руслан завёз ей видеозапись с рассказом тёти Тамары о событиях тридцатилетней давности и дополнения дяди Пети о семье Тани Малютиной.

Таня Малютина, в девичестве Петрухина, была из рабочей семьи. Она самая старшая и единственная, выросшая красавицей. Прочие, брат и две сестры, были между собой недружны, внешности самой обыкновенной, характером сварливы, голосом крикливы, брат ещё и в питье не воздержан. Только одна из сестёр тяготилась семейной атмосферой — младшая, Вика. Едва паспорт получила, завербовалась и уехала со старшей подругой на Дальний Восток, и больше её никто не видел, и никаких известий о ней семья не получала. Средние брат и сестра Петрухины создали семьи, произвели на свет детей, таких же шебутных, как их родители. А Таня при том, что трижды вступала в законный брак, детей не имела. Зато овдовев, стала очень богатой по меркам Новогорска. В начале девяностых, когда началась инфляция, а заводская продукция перестала пользоваться спросом, родичи постоянно клянчили деньги у своей удачливой сестры. Она их выручала, но щедрой не была. А сестра Вика, как оказалось, вышла на другом конце страны замуж за земляка и вернулась в Новогорск и с родственниками видеться не захотела, даже когда узнала, что старшая сестра весьма преуспела. Решение было обоюдное, муж зарабатывал, жильё имелось, и со свояченицей, ведущей весьма свободный образ жизни, знаться тоже не желал. Наверное, только будучи уже безнадёжно больным, понял, что новая его жена матерью дочке не станет. И дал ей наводку на Таню, мол, попроси бездетную тётку принять участие в судьбе племянницы, а она тебе мою квартиру уступит, зачем богачке двушка в Заводском. А без пяти минут вдова решила, что богачка за родную кровиночку отвалит ей ещё и денег немеряно. И стала названивать родственнице падчерицы, и конкретную сумму запросила. А та согласилась и назначила встречу в «Серале», которым она на паях ещё с двумя компаньонами владела. Если бы Татьяна Оболенская не сунулась бы в воду не зная броду, то знала, что Таня Малютина легко никогда с деньгами не расстаётся, и все её обещания ничего не значат. Охранник провёл посетительницу в какое-то дальнее служебное помещение, и они долго ждали. Мельком взглянув на Вику, Таня заявила, что девочка ей не нужна, и отправила гостей восвояси. Вика, и так напуганная в последнее время исчезновением отца, разревелась, и тётка вдруг растрогалась, сняла с груди брошь и приколола на кофточку девочке, на, мол, подарок. Что эта вещь чего-то может стоить, Татьяна Оболенская даже не подумала. Возмутившись, грубо схватила падчерицу за руку, даже не одев её, а только сунув под мышку пальто, и гордо двинулась на выход. Тут пожар, паника, и Вику она потеряла. Пометавшись немного, плюнула и кинулась на улицу. У выхода столкнулась с Таней Малютиной, та, увидев в её руках детское пальто, прокричала: «Где ребёнок?», а не получив ответа, метнулась назад.

Только на следующий день до мачехи дошло, что грозит ей теперь расследование и наказание за оставление ребёнка в опасности. Если бы она сразу заявила, что потеряла падчерицу в дыму! А она, не подумав, смылась домой, чтобы, не дай бог, никто бы не узнал, что она в таком злачном месте бывала! Даже если избежит наказания за гибель ребёнка, репутация её будет потеряна безвозвратно. Пока же сказала интересующимся, в том числе воспитательнице детского сада и соседкам, что отправила Вику к своим родственникам в деревню. Запутавшись во вранье, Татьяна Оболенская на следующий день после девятидневных поминок даже села на пригородный поезд, помахав соседке рукой, мол, навестить девочку поехала. Вагон был переполнен, она некоторое время стояла, а потом двинулась искать сидячее место. Вдруг по пути один из вагонов оказался почти пустым, наверное, потому что в двух окнах стёкла разбиты и ветер по нему свистел. Только у входа группа пьяных мужиков играет в карты, а в середине вагона лежит на скамейке девушка, а над ней надрывно плачет ребёнок. Что ударило ей в голову, но она подхватила девочку и вышла на первой же остановке, решив, что забрала дочь пьянчужки.

Татьяна позвонила сестре с вокзала. Та примчалась в Заводской почти одновременно с ней. Услышав её рассказ, схватилась за голову. Но помогла, держала голову ребёнка, когда Татьяна состригала почти под корень её длинные локоны. Девочка испытала такой шок, что у неё поднялась высокая температура и начались судороги. Тут уже Тамара не дала довести ребёнка до смерти и вызвала скорую помощь. Ребёнка забрали, сказав, что матери в стационаре места не дадут. А она и не настаивала.

В результате вместо денег и квартиры Татьяна Оболенская имеет чужого ребёнка под именем падчерицы и квартиры, приватизированной только на эту падчерицу отцом, потому что к тому времени он уже знал, что болен. И живёт Оболенская с этим, подпитывая свою ненависть каждым взглядом на свидетельницу её неоправдавшихся надежд. И планомерно выпалывает малейшие ростки радости, прорастающие на поле жизни затурканного ребёнка, отбирая у неё не только деньги и уверенность в себе, но и друзей. Уже в старости она решает забрать последнее, оформляя от имени Вики продажу квартиры Тамаре. Та должна была через две перепродажи сделать сыновей Татьяны добросовестными покупателями, но тут жадность взыграла и у Тамары, и она оставила квартиру себе. А что, у неё тоже есть сын!

А девочки живут под чужими именами. Маленькую Наташу, называющую себя Наташей, медработники убеждают в том, что она Вика, ведь ребёнок пережил тяжёлую болезнь и что-то там себе нафантазировал. А маленькая Вика называет себя в больнице Тосей, потому что папа звал её Виктошей, а дикция у ребёнка была неважной, к тому же от шока она вообще больше ничего не говорит. И всплывает в памяти Наташи, да и то во сне, только дом родной со смутной фигурой на балконе, качели у ограды, отблеск через витражное стекло на лестничной площадке, компас, ключик, запах табака «Кепстен» от родного плеча и колыбельная. А Вика вспомнила только своё имя, которое не смогла правильно произнести, и красивую тётю Таню, приколовшую ей на кофточку красивую игрушку, а потом и это забыла.

Генетическая экспертиза, сделанная с двоюродными сёстрами Тони по матери, подтвердила их родство, причём сёстры долго упирались и не хотели на неё идти, потому что их родители тридцать лет назад стали наследниками Тани Малютиной и опасались, что придётся делиться с Тоней, которая имела право на треть. А когда Тоня публично от денежных претензий отказалась, ещё и высказали пожелание поделить деньги от продажи броши. И Тоня на камеру порадовалась, что оказалась в семье Соседовых, и объявила, что в память о родных маме и папе возвращает себе их фамилию, а сыну она сохранит фамилию приёмных родителей в благодарность за счастливое детство, которое они ей дали. А брошь передаёт на благотворительный аукцион в поддержку детских домов.

Это они перед отъездом Вики на телевидении поделились своей историей и поблагодарили всех, кто им помогал.

В Пулково семью встречал Стас. Визжала от радости Наташа, повиснув на его шее, рассказывала, что она умеет ёлку украшать, гараж строить, а ещё по льду кататься. Рома посмеивался, прижимаясь к брату, с которым не привык расставаться и очень соскучился. А Вика, обхватив всех троих, спрашивала, хватило ли денег, что-то осунулся, кажется, старший сынок. Стас хвалился, что не только материны деньги не все истратил, но «надедморозил» за праздники очень даже прилично, это Снегурочек в фирмах излишек, а мужики наперечёт.

А с галереи на них глядел Андрей: она или не она? Да, помнится, два ребёнка у неё. Вроде, муж её постарше был, а этот явно моложе. И она похудела. А обнимает-то как, к Андрею она никогда так не бросалась!

— Андрей!

— Ну что ещё? — нехотя повернулся он к Тане.

— Татьяна Ивановна уже багаж получает. Давай вниз живее!

Глава пятнадцатая,

в которой речь пойдёт о любви, в том числе и о любви к искусству

И не то, чтобы Андрей в эту Викторию влюблён был. При его кочевой жизни он почти всегда завязывал отношения на новом месте, не предполагая продолжать их после смены дислокации. Были в «Новострое» дамы и поэффектнее. Вика на первый взгляд показалась ему самой обыкновенной, но, побеседовав с ней, он проникся уважением как к специалисту. А ещё понравилась ему её выдержка. Не вспылила, когда предложил ей кадровую перестановку, не закатила истерику или наоборот, не согласилась подхалимски, а ловко подвела к личному знакомству с заместительницей, а потом резко выключилась из разговора, дав возможность самому оценить собеседницу. Не было в ней этого бабьего желания с триумфом выпалить: «Я же говорила!», которое так бесило его в бывшей жене.

Связь с ней завязал он спонтанно. Просто наблюдая, как она вела себя на переговорах, он залип. Там у принимающей стороны была такая красотка, да ещё и со щучьими зубами. Она сразу перетянула всё одеяло на себя, почти не давая никому слова вставить, а внешностью она и так вне конкуренции была. А Вика не попыталась в ответ выделиться, а спокойно ушла в тень. Вступила в разговор пару раз, но только по необходимости и очень вовремя. Приглашающая сторона оценила и натравила на неё обоих потрёпанных джентльменов, имевшихся в их группе в наличии. Наблюдая, как они добивались её внимания, Андрей не мог не посочувствовать Вике, поэтому, провожая пожилую даму с танцпола, шепнул ей:

— Пора мою девушку выручать, пережимают ваши ребята.

А наглое приглашение в номер было из серии «Не догоню, так нагреюсь».

Дальнейшие их отношения яркими не оказались. Какая-то там физиологическая авария при первой встрече — это ещё ладно. Но поза католической жены, исполняющей свой супружеский долг, и вечная зажатость достала. Ладно, в номер его она пошла не за удовольствием, а назло бросившему её мужу — это он понял, заметив секундное колебание, а затем выражение лица Жанны Д’Арк, вступающей на костёр. Но потом! Если не нужен, то зачем встречались? Он даже спросил позже, не ждёт ли она каких-то преференций от их связи. И Вика первый раз на его глазах вспылила, назвав себя его любовницей, но не проституткой. Ему пришлось извиняться, а потом он при прощании даже предложил ей уехать с ним, прекрасно понимая, что никуда она от своей семьи не денется. Он даже звонил пару раз после отъезда, надеясь всё-таки, что она как-то эмоционально отреагирует на расставание, выразит сожаление, намекнёт на возможность встретиться. Но нет, доброжелательный, но абсолютно ровный разговор. И Андрей закрыл эту страницу.

Вот теперь увидел её эмоции, только на другого мужчину обращённые. Задело, и даже очень. Но силой воли мысли об этом отбросил и пошёл встречать прилетевшую из отпуска мать.

По дороге мама рассказывала о родственниках, передавала приветы. Он мычал поддакивая, не особенно вслушиваясь в смысл, просто радовался её радости. Маму он любил, чего нельзя сказать о материнской родне. В её доме он с удовольствием вдохнул запах съестного — соседка к приезду расстаралась. Пока женщины накрывали на стол, он пошёл переодеться в свою комнату, а потом вышел на длинную террасу, тянущуюся вдоль всего фасада. Форточка на кухне была открыта, доносилось звяканье посуды. Потом мама спросила:

— Что насчёт свадьбы, Танечка?

— Ничего… что, мне ему предложение делать?

— Ну, не до такой степени… но можно ведь забеременеть.

— Андрей не хочет детей!

— Не хочет — перехочет. Твоё дело забеременеть.

Андрей обозлился, причём не на маму, а на Таню. Вот с чего она решила, что он должен на ней жениться? А насчёт детей он ей сразу чётко сказал: не нужны! Ну не любит он детей! Не понимает? Значит, расстаёмся!

Вернулся на кухню злой, но изо всех сил делал вид, что всё отлично. Ещё Митя позвонил, зовёт на выходные с Таней на дачу, лыжи, санки, ватрушки, все дела. Категорически отказался. Мама уговаривает поехать. Специально сказал:

— Ты что, там все с детьми. Этот дурдом мне не нужен.

— Вот появятся свои…

— Мама, мне без малого сорок, а ты до сих пор считаешь, что лучше знаешь, что мне надо. В моём доме детей не будет!

— А куда ты денешься, если родится?

— Семьи у меня не будет. Точка.

Назавтра он просто согласился поехать в Нижний, куда раньше ехать отказался. Позвонил маме уже с вокзала.

А ранней весной они встретились с Викой на Новогорском кладбище.

Они с мамой бросили по горстке земли на гроб отца и пошли в сторону центральной аллеи. Какие поминки? Там вторая жена со взрослым сыном, третья с маленькой дочерью. Падишах, блин! Светка ещё не приехала, младшая его сестрёнка, она сразу сказала, что отца у неё нет, и даже теперь от слова этого не отказалась.

У центральной аллеи хоронили Петра Николаевича Малютина. Эти похороны даже пышнее папашиных, хотя он не последний человек был в городе. Некоторые из скорбящих высокопоставленных лиц умудрились поскорбеть в двух местах, шустро переместившись от могилы к могиле. Вика держала под руку плачущую Асю, с другой стороны её поддерживал муж. Вика представляла себе, как надоел ему этот приёмный дед, семь лет отбирающий внимание жены и дочери на себя. Рядом стояла Розалия Карловна. Это она сама изъявила желание лететь с Викой. Сказала, что помнит Петю Скурату со времён его бандитской молодости, лично ей он ничего плохого не сделал, а в той среде это уже неплохо. Так что проводит Петю, заодно и квартиру свою продаст. Руслан крутился распорядителем, к Вике подошёл один раз, попросил непременно пойти на поминки, а то, мол, дядя Петя особо предупреждал о её нежелании толкаться в толпе.

Всё так же вчетвером они двинулись на выход. Внезапно один сухощавый пожилой джентльмен из тех, кто с похорон на похороны переместился, обернулся, посмотрел на них и, подойдя, бухнулся на колено прямо в месиво из снега и песка:

— Донна Роза, ты ли это?

— Ох, Володенька, тебя не признать!

Ясно, что это был кто-то из стриптизёрского прошлого Розалии.

— Я после пожара вернулся, искал тебя. В больницу толкнулся — нет тебя среди мёртвых и живых.

— К тому времени я оттуда давно сбежала. Ты-то как, бодрячком? Гляжу, колени гнутся, я-то вот уже с костыликом…

Медленно пошли рука об руку, Вика даже залюбовалась. Нопотом её окликнул голос из прошлого.

Андрей. Ведёт под руку миниатюрную даму. Понятно, что маму. Дошло:

— Это что же, Андрей Павлович умер? Выражаю вам своё сочувствие.

Обменялись обычным «как дела», «какими судьбами» да «позвольте представить», далее пошли рядом. Тут Андрея их прежний финдир подозвал, кивком поздоровавшись с Викой. Вика предложила даме руку и двинулась вслед за мужчинами.

— Так вы были знакомы с отцом Андрея? — спросила дама.

— Да как сказать… я работала в «Новострое», где он членом совета директоров был и одним из крупнейших акционеров.

— Теперь в другом месте работаете?

— Перебралась в Петербург.

Маме Андрея это не понравилось. Вика задумалась, почему мамам знакомых мужчин она не нравится, даже не вслушиваясь в начало плавной речи, в которой она сетовала на кочевую жизнь сына. Мол, ждёт-не дождётся, когда сынок поженится со своей невестой, и они подарят ей наконец-то внуков.

— Я не слишком хорошо знаю вашего сына, — осторожно перебила её Вика. — Но мне кажется, он из чайлдфри. Не любит он детей.

— Это вам кажется, — сердито возразила собеседница. — Любой нормальный человек любит своих детей!

Вика оглянулась назад, где увидела, как отец и сын Милоновы вели под руки мать, и сказала:

— Есть у меня один знакомый. Ему уже за сорок. Его мама то же самое говорит.

— И что?

— Миша маму не огорчает. Есть у него любимая женщина в его возрасте, которая маму как невестка не может устроить по фертильности, и он их не знакомил. Там и с её стороны проблемы, дети считают, что для пожилой сорокалетней женщины личная жизнь должна быть сосредоточена исключительно на их личностях. Вот и живёт Миша на два дома и даже на два города. Чуть появляется просвет в работе — и он в Москву к своей Кармен. Иногда и она к нему вырывается. Я так полагаю, что он бы с удовольствием пришёл бы с работы домой, где встретила бы его она, поужинали бы спокойно, на диване бы повалялись, кинишко какое посмотрели. Но… маму волновать нельзя! И Миша исправно ходит в родительский дом на семейные обеды, куда мама с упорством, достойным лучшего применения, приглашает девушек из хороших семей.

— И что в этом плохого?

— Плохого? Старенькая мама считает, что сын на пятом десятке не знает, в чём его счастье, и по капельке крадёт у него это счастье.

— Ну, знаете!

— Когда вы с мужем расстались, вы примерно в Мишином возрасте были. Неужели никто не сказал вам, что нельзя ставить крест на своей жизни, надо приглядеться к тем, кто на вас внимание обращает? Почему вы эти умные речи не слушали?

— Не сравнивайте, у меня были дети.

— Первый раз слышу, что наличие детей добавляет ума.

— Да вы… да вы… у вас-то у самой дети есть?

— Трое.

— Вот поймёте, когда дети не захотят семьи создавать!

— Приму их выбор. Но нежелание создавать семью идёт из детства. Значит, перед глазами была непривлекательная модель.

«И чего завелась»? — ругала себя Вика. Но дама эта её взбесила. Кажется, она что-то поняла об Андрее, пообщавшись с его мамашей. Мученица великая! Достойно несла свой крест, тоскуя о покинувшем её муже. Дети, видя её муки, возненавидели блудного папашу, а она продолжала его навязывать им даже после смерти. Дочь не прогибается, а сынок маменькин у неё на поводу как бычок на верёвочке полетел на похороны, хотя отец прошлый раз его надул с работой, и теперь, небось, вряд ли что завещал. Может, и внуками сынуля её наградит. Но внучки она не заслуживает!

— Неприятная особа, — сказала простившаяся со своим поклонником Розалия Карловна. — Тем более неприятно, что Наташа внешне на неё похожа. А на отца — просто одно лицо!

— Неужели так заметно, что вы, впервые их увидев, догадались? И вы разговора не слышали, откуда такое неприятие?

— Апломб. На лице написано, что она умнее всех, и мнение её сомнению подлежать не может. Хорошо, что мы переехали.

— Только они тоже в Петербурге живут.

— Ничего, город велик.

Увы, они улетали одним рейсом. И Андрей даже поменялся местами, чтобы сидеть с ней, вызвав у матери большое неудовольствие, которое она не сочла нужным скрыть. Он спросил, чем Вика так обидела его мать, и Вика ответила, что поспорили о том, в каком возрасте детей можно отпускать. Куда? В самостоятельное плавание, чтобы сами решали свои проблемы. Так вот, с маминой точки зрения Андрей по-прежнему хуже мамы знает, что ему надо. А Вика до таких лет думать за своих детей не согласна, ей кажется, что они у неё умные. Андрей прекрасно понял, что Вика не его, а маму считает глупой, но счёл приличным обидеться за себя, что она его считает глупым.

В общем, распростились. Вика радовалась, что уговорила детей не встречать их в аэропорту. А уже сидя в экспрессе, подумала, что надо радоваться ещё и тому, что три с половиной года назад после визита к врачу он не звонил. А то бы она сказала ему о беременности. Не женился бы он на ней точно, да и она бы за него не пошла, хватит с неё одного замужества! А вот мамы бы в её жизни оказалось сверх меры, даже если виделись бы нечасто. Повезло!

С Андреем они ещё как-то раз пересеклись поздней весной. В её банке. Зашёл он туда вроде бы как по делам, но в её отдел толкнулся явно не с деловым визитом. И надо было ей место работы назвать! Но он расспрашивал, неудобно было не ответить. Ещё посетовал, что с её мозгами не дело оказаться рядовым сотрудником. Но она ответила, что её устраивает, и выше она не стремится. А тут он ей протекцию вдруг предлагает. Ну, она и высказалась:

— Андрюша, я та река, которая уже до моря утекла. Деловые мои качества в семье растворились, сексуальные тебя никогда не устраивали. К чему возобновление?

— Ну ты! Прав я был, подозревая, что ты с корыстью со мной встречалась! Может быть, для того, чтобы я уволился?

— То есть когда ты в совете директоров напомнил, что место вакантно, они сразу тебе его предложили, а папа бежал следом, крича: «Вот тебе акции, сынок!»

— Ну прости, — сразу опомнился Андрей. — Я просто обиделся, что ты так резко меня бортанула.

— Я тебе не запасной аэродром! Улетел ясный сокол и не вспоминал четыре года. А тут встретились случайно — и что? Снимай штаны, знакомиться будем?

— Грубо и пошло!

— Зато убедительно.

Скоро лето, каникулы. Можно половину отпуска взять. Или дачу снять на всё лето для семьи? Надо узнать, какие планы у Стаса. Без него на даче не справиться. Идёт Вика с работы, планы обдумывает, чтобы от воспоминаний об этой неприятной встрече отключиться.

Чаще Наташу из садика Розалия Карловна забирала. Но как-то Вике удалось пораньше уйти, и от метро она двинулась дворами за дочерью. Наташа обрадовалась и всю дорогу рассказывала последние детсадовские новости, по которым выходило, что все в группе очень неважные ребята. Вика понимает, что, рассказывая о чужих проделках, дочь пытается завуалировать тот факт, что сама вела себя хуже всех. Поздоровался мужчина со смутно знакомым лицом, кажется, в их подъезде живёт. Она ответила, а Наташа прокричала: «Привет!»

— Дочь, как-то ту чересчур неформально здороваешься. Это что за панибратство?

— Чего?

— Говорю, со взрослыми нужно вежливо здороваться, а «Привет» — это для близких.

— Это близкий дядя, он в нашем доме живёт. Он меня на шее носит!

Мужчина, двигавшийся по тротуару параллельным курсом, улыбнулся и протянул Наташе руку, за которую она с удовольствием ухватилась и сразу попыталась на руках взрослых повиснуть.

— Пора нам по-соседски познакомиться. Я Евгений. С Наташей и Розалией Карловной я знаком.

Дома у Розалии спросила, что за знакомство. Выяснила, что эта хитрюга поспорила с подружками, что у неё тоже папа есть, и он её тоже на шее носит. И на выходе из садика попросила первого попавшего ей на глаза дядю её немножко на шее понести. Он нёс её до самого дома, так и познакомилась.

С тех пор с соседом они здоровались, даже иногда какими-то фразами перебрасывались, если сталкивались у почтовых ящиков или оказывались в лифте. Он поглядывал на её родных, когда она оказывалась не одна, и как-то, будучи слегка в подпитии, решился на откровенный разговор. Начал с подходом, мол, сын у неё взрослый, как с такими разговаривать? У него сын, скоро восемнадцать, но уже семь лет они с его матерью в разводе, они остались в Москве, бывшая давно замужем. Разговаривают с сыном редко, эсэмэсками обмениваются. И кажется, что у пацана не всё в порядке, а в душу лезть боится. А Вика сказала, что надо перечитать заново всю переписку, и, если впечатление тревоги его не покинет, написать как чувствует: «В душу лезть не хочу, но беспокоюсь. Если есть желание поговорить, звони, а лучше приезжай». Чем дело кончилось, Вика не знает, больше не разговаривали.

Направляясь к подъезду, увидела, что от автостоянки ей наперерез к подъезду устремился тот самый сосед. Увидев её, просиял и сказал:

— Вас небо послало!

Рассказывает о своей проблеме кратко и не без юмора. Ситуация, конечно, дурацкая. Его учитель пригласил на какой-то междусобойчик, но Евгений в силу некоторых личных причин туда идти не желал, поэтому отговорился тем, что к нему приехали родственники, и он завтра для них решил сделать что-то вроде новоселья, поскольку живёт в этом доме первый год, и все они у него здесь впервые. А мэтр в ответ ему заявил, что и сам не очень любит компанию, в которую идти собрался, поэтому с удовольствием заявится с супругой и ещё несколькими коллегами к нему на новоселье. И вот теперь Евгений в затруднении: угощение в ресторане заказать не проблема, а как быть с родственниками?

— Моё семейство в качестве родственников? Не прокатит, младшенькие продадут, — покачала головой Вика. — Но сама идея мне нравится, я сегодня здорово обозлилась, и мне требуется разрядка. С удовольствием бы пошалила. Ульяна, поможешь?

Соседка со второго этажа, приостановившаяся с детской коляской и нагло подслушивавшая их беседу, сразу включилась:

— Я директор Дома культуры, по специальности режиссёр массовых зрелищ, сейчас во временном простое с доченькой. Это прямо моё! Рада помочь, только у меня один вопрос. Среди гостей будет дама, которая к вам нагло клеится? Это ведь потому вы их боитесь?

Евгений захохотал:

— Как вы догадались?

У Вики вылетело:

— Всегда думала, как это у мужиков? Дама визжит, отбивается сковородой — это нормально. А мужик? Бить неудобно, на помощь звать — тем более.

Они втроём пошли к лифту, вызвонив ещё и Розалию Карловну. А у квартиры Евгения поджидал худенький остроносенький паренёк в очках и с небольшим рюкзачком.

— Санька! — радостно воскликнул Евгений.

— Сын? Замечательно, — сообразила Вика. — Вот и родственники начали съезжаться! Ты, Саня, не подумай чего, у папы тут небольшая мистификация намечается. Якобы у него большая родня, и все его с новосельем поздравляют. Ульяна, ты кем будешь? Гражданской женой с незаконнорождённой дочерью?

— Нет, я против светской дамы не потяну. Мы будем семья племянника, а ты гражданской женой со скверным характером.

У сына глаза поверх очков полезли. Вика его за плечо приобняла:

— Сынок, не сомневайся, мы тут все по-соседски шапочные знакомые. Дом меньше года как заселён. Твоего отца я знаю только по имени, даже профессия и фамилия его мне неизвестны.

— Стрельников. Актёр, — склонил голову Евгений.

— Ой, сейчас умру, — простонала Вика. — А я-то гадаю, почему мне ваша физиономия знакомой показалась! Думала, по-соседски примелькалась, а мы же в одном сериале снимались! В третьем сезоне «Расставания в декабре», в той серии, где вы, Евгений, с проекта соскочили, у нас была очень жаркая сцена.

— У меня хорошая зрительная память, но почему-то не помню.

— А у вас есть этот фильм?

— Архив всего, где снимался. Полная видеотека.

Он очень быстро нашёл диск и включил сцену пикника. Все столпились у монитора и смотрели, а Евгений удивлялся:

— Сцену помню, а вот вас… и детей не помню, а ведь там, оказывается, были Стасик и Ромка! А после страстных заключительных кадров я вообще просто обязан на вас жениться!

— Вика, хватит интриговать, — засмеялась Розалия Карловна.

— Это ваши кинематографические штучки, — объяснила Вика. — Нас подснимали неделей позже. А под кустом мы обжимались с вашим дублёром.

— Виктор, каскадёр, — вспомнил Евгений. — В том фильме он меня много где подменял. Там были драки и автомобильные трюки. А этот трюк я бы с удовольствием исполнил сам.

— Ну и переходите на «ты», потому что эти трюки вы должны будете повторить завтра вечером. Как иначе мадам отвадить? А вообще тут нам дел не переделать. Вика, посмотри, сюда же не ступала нога человека!

Вика поглядела на ошарашенное лицо хозяина квартиры и засмеялась:

— Женя, не падай, Уля имеет в виду, что к этому жилищу не приложила руки женщина! У тебя одна комната вообще пустая, в остальных помещениях пустовато, но, вроде, всё необходимое имеется, но нет каких-то мелочей, которыми обычно окружает себя женщина. Ну, безделушки, фотографии, подушки, коврики. Кстати, я заглянула в кухонные шкафы, у тебя и посуды мало. Мы сейчас составим, как это автослесари называют, дефектную ведомость, перечислим, что необходимо добавить, и из своих норок понатаскаем.

— Ну нет, мне как минимум надо ещё один диван прикупить, а то сына уложить некуда будет. И посуду, и коврики, и прочую лабудень заодно прикуплю, а то полгода здесь живу, а жилище высокая комиссия признала дефектным! Только не бросай меня, поедем по магазинам вместе.

Пока Ульяна с Розалией составляли список блюд для заказа в ресторане, отец с сыном в присутствии Вики обсуждали причину приезда Сани. Он решил бросить университет и поступать по новой, теперь на программирование. Евгений растерялся:

— Как же так… год отучился…

— Жень, ему восемнадцать! Что такое год? Вся жизнь впереди! Пусть ошибается, пробует! Пойдём, Саня, я тебя обедом накормлю и со старшим сыном познакомлю. Он тебя по намеченным учебным заведениям повозит. Но рассмотри ещё такой вариант: закрыть эту сессию и перевестись на второй курс нового вуза, досдав разницу в программе. Задача архисложная, зато родителям крыть будет нечем.

А после отъезда парней Евгению сказала, что у сына кроме разочарования в будущей профессии явно произошла и любовная драма, иначе бы он не сбежал из Москвы.

Вечер удался. Досадуя на мэтра и его наглых прихлебателей, Евгений, тем не менее, наслаждался атмосферой, царившей сегодня в его холостяцкой квартире. Ульяна оказалась хорошим режиссёром, и актёрские силы в их доме собрались прекрасные. Режиссёрша ходила и бубнила, делая в маленьком блокнотике заметки, что у хозяина дома имеется сын родной Саня, племянник Илья (в натуре её муж) с женой и дочерью, сожительница Вика, на современном языке именуемая гражданской женой, пасынок Стас, тётушка Розалия из Бердичева («Какого чёрта? Из Новогорска!» — рявкнула Розалия Карловна), ну ладно, из Новогорска, но Бердичев звучит колоритнее, крёстная мама Наталья с мужем дядей Веней (это дуэт из её ДК, пенсионеры, живут в соседнем доме, поют народные и советские песни, а ещё собственного сочинения), и двоюродная бабушка Нина (на самом деле Женина восьмидесятилетняя соседка по лестничной площадке, учительница химии в прошлом, а в настоящем мастерски гонит шестидесятиградусный самогон).

Коляска с шестимесячной Сонечкой стояла за угловым диваном. Вика ахала: «Как же в таком шуме!», а Уля отмахивалась: «В семье культпросветработников к шуму привычны», и Сонечка, действительно, голос не подавала. Ульяна требовала от Вики «прибавить нежности во взгляде на собственность», имея в виду поступившего на нынешний вечер в её собственность мужчину. Вика пыталась окружить Евгения заботой, но выходило плоховато. Для придания достоверности образу Евгений прополоскал рот бабы Нининой самогонкой, и теперь, страдая от онемения языка, говорил невнятно. Утверждая, что, стоит ему поесть, и запах испарится, Вика предложила для стойкости запаха «заложить за воротник» и показала, как это делается: смочив в водке узкий конец галстука, повязала ему его. Именно в этот момент вошли незваные гости. Евгений чмокнул её, а она, скривившись, сказала:

— Перегар такой силы может исторгнуться только из пучины страсти!

— Именно, — пристукнула стопкой по столу баба Нина. — Горючее страсть какое убойное. Хозяин, штрафную опоздавшим! Женщинам и детям не наливать!

Мэтр, в молодости бывший очень смазливым, в старости оплыл и обрюзг. Волосы продолжал носить длинные, но мыл, наверное, не каждый день, и они свисали спутанными сосульками. Его спутница, довольно молодая, но с уже откорректированным лицом и фигурой, вела себя как примадонна, посетившая ночлежку. Тем не менее, Вика ей посочувствовала: мэтр вёл себя с ней по-хамски. И понятно, почему она Стрельникова домогается, он на фоне этого пузатого старика выглядит просто добрым молодцем. Итак, светская львица оглядела поле боя и, пока её спутники налегали после убойного напитка на закуску, сочла возможным мяукнуть:

— М-да, тут все дамы весомые…

— Ну да, — отозвалась Ульяна. — Мы имеем вес и в обществе, и в профессии, и в семье. Представить себе, чтобы какой-то левый мужик, пусть даже почтенного возраста, в присутствии посторонних хлопнул меня по заднице — это немыслимо. Да и заступники при нас.

— А может, ваш заступник в это время глядит на совсем другую задницу?

— Илюша, такое возможно?

— А? — её муж, убеждённый трезвенник, чтобы собутыльники не доставали, сразу предупредил, что будет изображать геймера, и расстреливал каких-то монстров за Жениным компьютером. — Что ты сказала, любовь моя?

— Спросила, давно ли ты любовался на чужие задницы? К примеру, как тебе эта? — кивнула она на гостью.

— Ты же знаешь, что у меня близорукость. Что я там могу увидеть?

— Ты что, Илья, не слышал выражения «Мал золотник, да дорог», — состроила Вика возмущение на физиономии. — Знаешь, сколько импланты стоят?

— Вам такие расходы не страшны, — свысока взглянула на неё дама мэтра. — Вон какую мадам Сижу наели!

— Если боитесь поправиться, перед едой выпивайте пол стакана самогона, — посоветовала ей баба Нина. — Алкоголь убивает чувство страха. Это я вам как последовательница Менделеева говорю.

— Вика, а если твой на её задницу поглядит, что будет? — спросила Ульяна.

— Его глаза не пострадают, я ж его люблю. А вот из объекта наблюдения я силикон-то повыпущу. Заодно и причёску отфилирую.

— Да, помню я, как ты предыдущей его ухажёрке губешки расквасила. Одобряю, свою собственность надо охранять!

Евгений, обойдя с рюмкой вновь прибывших, присел между Натальей и Веней и с чувством затянул с ними «Лучинушку». Гости оценили, один из них даже стал снимать их на телефон. Мэтр, уже сильно косенький, сказал, что всегда гордился своим учеником.

Хотя на столе был большой выбор алкоголя, гости продолжали наливать бабы Нинину самогонку. Как пояснил тот, кто хозяина на телефон снимал, основное правило застолья — нельзя понижать градус. Ещё несколько тостов — и начал отключаться дядя Веня. Вика мигнула молодым людям, и Стас с Саней, возглавляемые Натальей, подхватили дядю Веню и его баян и повели домой.

— Предварительная… промежуточная… главная… подъём… — прокомментировал перемещение гостя Евгений и, явно опасаясь приставучей дамы, которая, наоборот, страх потеряла ввиду окосения мэтра, переместился на угловой диван к Вике.

— Первый пошёл, — вздохнул ему вслед Илья.

— Что же ты, Женечка, так даму свою раскормил? — спросила приставучая дама.

— Это счастье моё, — пробормотал Евгений, пристраивая голову Вике на колени. — Добрая она, с первого взгляда видно. Это злые худые, а полненькие добрые, потому что злоба душит, а от радости распирает.

— Точно, племянничек, — откликнулась Розалия Карловна. — По себе знаю, что змеи толстыми не бывают.

И сделала волнообразное движение руками, изобразив ими змею. Тот, кто снимал Евгения на телефон, даже взвизгнул от восторга и попросил повторить на камеру:

— Моему боссу требуется такая пластичная дама элегантного возраста!

— Виктория, а почему это вы с нами не пьёте? — вдруг пристал мэтр. — А ну-ка, на брудершафт!

— А ей нельзя, — заявил Саня, вернувшийся со Стасом после благополучной доставки дуэта до дома.

— А чё это ты командуешь? — возмутился мэтр. — Яйца курицу не учат!

— Она не курица, а будущая мать моего брата… или сестры, — поправляя очки, ответил Саня.

Мэтр выпучил глаза, не сразу врубившись. Зато Евгений мгновенно сориентировался, сполз на пол и, стоя на коленях, приподнял её футболку и чмокнул в живот:

— Солнышко, я ни на минуту об этом не забываю и каждый день небо благодарю!

— Фу, — сморщилась гостья. — Ну и целлюлит!

— Лучше качаться на волнах, чем биться о скалы, да, мой капитан? — потрепала Вика Евгения по голове.

— Сань, — окликнул он сына, не отрываясь от Викиного живота. — глянь, что там Сонечка делает.

— Улыбается, — лаконично отрапортовал сын, перегнувшись через подлокотник дивана к коляске.

— Значит, обоссалась, — сказал он.

— Да нет, папа, она сильно улыбается!

— Значит, обосралась, — вздохнул он, поднимаясь. — Надо подгузник менять.

Глядя, как мастерски Евгений выпутывает малышку из одёжек и сворачивает использованный памперс, привычным жестом укладывает её на предплечье и направляется в ванную, сын удивляется вслед:

— Пап, откуда такие навыки?

Вернувшись с Сонечкой, завёрнутой в полотенце, он укладывает её на диван и, вытирая и вновь одевая, спрашивает:

— А ты думаешь, в её возрасте ты в унитаз ходил?

— Женя с Леной на курсе были самыми молодыми родителями, — сентиментально вздохнул мэтр. — Я ведь помню тебя, Саня, в слинге у отца на пузе. Ленка из аудитории выскакивает с зачётом, а Женька ей тебя на плечо перевешивает и с мокрым пятном на груди в дверь ныряет.

— Фу, — говорит светская львица.

— Не обращайте внимания, — отворачивается от неё мэтр. — Она появилась на свет из-под ножа пластического хирурга, а её силиконовая попочка в унитаз роняет исключительно розы и лилии.

— Если честно, то я недавно на съёмочной площадке навыки освежил, — сказал Евгений, вновь устраиваясь рядом с Викой после того, как уложил Сонечку в коляску. — Была небольшая роль в сериале, где я изображал врача-гинеколога. Вы же знаете, сейчас в тренде растрёпанную актрису с задранными вверх ногами в кресле подвешивать. И я такой меж её коленей в шапочке и маске и с крупными каплями пота на лбу помогаю появиться на свет новой жизни. Ну, заодно чужих детей потетёшкал. И так захотелось своего маленького!

— Ну, и сразу пошёл делать? — уточнил мэтр. — Вы давно вместе?

— Сказал бы я… Вик, а когда первый сезон «Расставания» снимали?

— Да уж семь лет скоро.

— Вот, значит, столько мы знакомы.

— А можно посмотреть, какими вы были тогда?

Не так прост старик, чувствует фальшь. Но неожиданно в разговор вступает Саня:

— Илья, сверни игру, покажи папин рабочий стол!

Вика только восхищённо головой покрутила, когда увидела на мониторе в качестве обоев кадр из фильма, где они с Евгением глядят друг на друга. На самом деле, конечно, они видеть друг друга не могли, но киношниками смонтировано так, что комар носу не подточит. А будущий программист ведь когда-то успел влезть в папин комп и вставить эту картинку!

Глава шестнадцатая,

с надеждой на вечную любовь

Проводив гостей, они вдвоём убирались в квартире. То есть сначала им помогали Стас и Саня, но после того, как они перетаскали посуду на кухню и расставили мебель, Вика отправила Стаса домой, а Сане постелила постель:

— У тебя сегодня день получился насыщенный. Надеюсь, пылесос не помешает?

Саня помотал головой и рухнул на диван. Вика запустила робот-пылесос и ушла в соседнюю комнату протирать поверхности. Через пару минут заглянула и увидела, что парнишка спит, обняв подушку, под тарахтение и позвякивание агрегата.

Потом они молча очищали посуду и распихивали её в посудомойку. Вот болтали весь вечер, а сейчас так приятно помолчать! И работать с ним так удобно, ни разу не столкнулись.

А вчера Вика впервые в жизни с удовольствием ходила по магазинам. У них с Женей полностью совпали вкусы. Она это поняла в первом же, мебельном. Одновременно устремились к одному мини-дивану, хотя вокруг их было море! Засмеялись, кивнули друг другу, а Вика сказала: "К нему так и просится…" А Женя уже тычет пальцем в комодик: "И для барахла…" "…и как прикроватная тумбочка!" — подхватывает Вика. Посуду подбирали как две подружки. При этом он рассказывал, как снимался в кулинарном шоу и сколько при этом посуды разбил. Ещё узнала она, что он театральный актёр. По этому поводу выразился так: "В театре я служу, а в кино деньги зарабатываю".

Когда перетаскали все купленные мелочи из багажника и разошлись по своим квартирам, Вика почувствовала какую-то пустоту. Словно что-то забыла или чего-то лишилась. А сегодня с радостью приступила к подготовке к вечеру. И на подъёме его провела. Ох, как бы не влюбиться!

Ну, вроде всё. Ой, нет, под столом что-то блестит! Присела, протянула руку, а с другой стороны Евгений под стол заглянул. Она схватила упавшую вилку, а он прислонил голову к ножке стола и сказал:

— Вика, я сейчас представил себе, что мы всегда на всю оставшуюся жизнь всё будем делать вместе. Это же такое счастье!

— А может, морок? Давай не будем гнать лошадей. Сейчас разбредёмся по своим квартирам, два дня ты с сыном проведёшь. За это время в головах всё утрамбуется, и тогда поговорим.

Утром Евгений вскочил, надел спортивный костюм и помчался вниз. В подъезде столкнулся с Розалией Карловной, возвращающейся с утренней прогулки. Она посмотрела с одобрением:

— На пробежку?

— Не буду врать, нет! Я вас надеялся захватить. Вы ведь мне поможете? Я влюбился!

— Женечка, вы мне нравитесь очень! А Вику я люблю. Если у вас это очередной эпизод, отступитесь. Не думаю, что вы разобьёте ей сердце, она девочка сильная, но мужики у неё все были какие-то… даже слова не подберу… не могу даже утверждать, что плохие, но всё-таки какие-то неважные. Судьба, наверное. Кстати, о судьбе. Было кое-что о её судьбе на нашем Новогорском телевидении. Вы посмотрите, ссылочку я вам сброшу.

Вернувшись домой, он стал накрывать на стол. Спросил у проснувшегося сына, что заварить, чай или кофе, и включил компьютер.

— Жуть какая, — сказал Саня после первой записи. — Я думал, такие истории только в ваших сериалах бывают. Давай дальше!

После второй части он спросил:

— Пап, а ты знаешь, что Стас ей не сын? Она после такого детства ещё опеку взяла! И он говорит, что его мама никогда не давила на него, куда поступить, хотя ей актёрская профессия не нравится. Я чего-то не спросил про отца…

Евгений описал Викино семейство, и его благоразумный сын сказал, что мечтает со всеми познакомиться, но придётся перенести это на следующий приезд, нельзя быть навязчивым. А уже из столицы отзвонился, что доехал нормально, а через паузу добавил:

— Ты, пап, постарайся мать моих брата или сестры не проморгать…

Через два дня Женя назначил Вике свидание. Встреча состоялась у подъезда, а потом они пошли в парк. Сначала чинно гуляли по аллеям, а потом углубились в чащу, сели на поваленное дерево и целовались как подростки. А потом Вика сказала, что сегодня не выспалась, потому что у Ромы болел зуб, поэтому надо лечь пораньше. Но лифт на её этаже не остановился. И она опять не выспалась. Зато впервые испытала потерю пульса. И поняла, что Андрей был фальсифицированным лекарством.

В ближайший выходной Евгений был приглашён на семейный обед. И там неожиданно для Вики объявил, что собирается жениться на матери этого семейства. Рома опешил, Стас промолчал, Наташа не поняла. У Вики сердце замерло, но она быстро опомнилась:

— Что-то мне это напоминает… а, это я вспомнила, как Михаил Сергеевич к нам первый раз на ужин приходил. Они тогда ему такую обструкцию устроили!

— Что за Михаил Сергеевич? — грозно поинтересовался Евгений.

— Хороший знакомый. Сыночки решили, что жених. А я им пообещала, что никаких женихов у мамы не будет. Тем более, не должна я детям дурной пример показывать. Это что за женитьба с первого взгляда?

— Парни, вы что, всерьёз взяли с матери слово замуж не выходить?

— Лично я совсем не против, — вдруг сказал Рома. — Дядя Женя нам с Наташей понравился. Стасик, ты же согласен?

Стас засмеялся и кивнул головой, а Наташа завалила вопросами, как будут жениться, что наденет он, что наденет мама, какое платьице предстоит надеть ей. Мама-невеста — это здорово! И вообще, Наташа тоже хочет фату! Вика закатила глаза, а Женя отвлёк Наташу тем, что после свадьбы она станет его дочерью. У-у, как интересно! А братики?

— А Стас и Рома будут мне пасынками. Потому что у них был папа, и был он хорошим человеком, и сыновья его помнят. А для тебя я стану папой, единственным и неповторимым.

— У тебя есть сын, единственный и неповторимый. Он в курсе, что мы знакомы три дня. Какой пример ты ему подаёшь?

— Насчёт Сани не сомневайся. Он мне позвонил и посоветовал не упустить будущую мать своих братьев и сестёр.

— Мне сказали, что влюблённость — это готовность совершать глупости. Глупостей мы сегодня наговорили достаточно, из чего я заключаю, что влюблена. Жень, давай дружить! Если через год не разбежимся, тогда уже распишемся.

Позже она сказала ему:

— Я обещала деду, что Наташа поменяет свою фамилию только при замужестве. Он хотел, чтобы новая Наталья Евгеньевна Ноговицына прожила детство в любви, и тем откорректировала мою дальнейшую судьбу. Да и сама я больше не хочу менять фамилию.

— Ну, тогда оставайтесь при своих данных, — неожиданно вступил в разговор Стас. — Расписаться-то можно, не меняя фамилии. И Наташа при удочерении может фамилию не менять, только Евгения в свидетельство о рождении впишут. Очень удобно, даже отчество менять не надо.

То фальшивое новоселье имело неожиданные последствия. Евгения пригласили на одну из заметных ролей в псевдоисторический приключенческий сериал на древнерусскую тематику. Не мэтр пригласил, он в тот вечер просто развлекался. А вот тот, что всё на телефон снимал, какому-то режиссёру его «Лучинушку» показал, и этот творец счёл, что внешность Стрельникова соответствует древней Руси. Евгений отпустил бороду, заучил текст с обилием смешных слов типа «ономнясь» и «дондеже» и в июле поехал в киноэкспедицию в Карелию. Неподалёку от лагеря киношников снял старый деревянный дом и перевёз туда на отдых свою новую семью, и Саню в том числе. В доме скрипело всё: полы под ногами, стены под ветром, крыша от проезжающих машин. Никого это не раздражало, но Вика с насмешкой покосилась на него. Евгений шепнул, что планирует ночевать в сарае, там через щели меж дощатых стен звёзды видны. Вика провела с семьёй отпуск, а потом ещё месяц моталась туда по выходным.

В один из таких приездов она появилась не одна, а с первой женой Жени и её мужем. А также водителем их крутой тачки и юной девушкой, которую Вике не представили, но она сама догадалась, что это Санино разочарование. Саня вылетел им навстречу с Наташей на закорках и в индейском головном уборе из куриных перьев, и на своё разочарование отреагировал как-то вяло, похоже, что сердечная рана затянулась. Выдержал натиск матери и отчима, показал учебные планы и зачётку.

К концу лета ещё и Розалия Карловна оказалась причастной к миру кино. Её внедрил в киногруппу консультантом всё тот же собутыльник с телефоном, которому она змею изобразила. Снимался фильм по роману какой-то известной писательницы. Роман тот был о балерине, а режиссёр искал пожилую даму на роль балерины в старости, а заодно ещё и чтобы немного главную героиню в хореографии понатаскать, а то она была не из балетных. То есть пригласили-то Розалию сразу после фальшивого новоселья, но тогда она разругалась с киношниками в пух и прах. Мол, сценарий дерьмо и актриса деревянная, и ситуации дурацкие, и эпоха искажена. Но после летнего отдыха Вика, с которой предварительно связались из той киногруппы, ей сказала:

— Из всех сценических искусств балет — самое условное. Так почему вы так на реализме в кино настаиваете? Долой шаблоны! Ставьте танец безногой балерины!

И ведь поставила! Сначала это был танец рук на чёрном фоне, когда всё остальное скрыто за ширмой, но в окончательной версии, вошедшей в фильм, это был танец трёх актрис, играющих главную героиню в разные периоды жизни: подросток, женщина в расцвете лет и старуха на инвалидной коляске. Все затянуты в чёрные комбинезоны и в чёрных масках, в такой по сюжету фильма в тяжёлую годину балерина танцует в стриптизе. На фоне чёрных ширм мечутся под «Лето» Вивальди их обнажённые руки, изображая лебединые шеи, трепещущую траву, вспорхнувших птиц, дерево под проливным дождём, а потом пригибающееся под порывами ветра, паука под листвой, ползущих змей, которые потом облепляют голову Розалии, намекая, что жизнь сделала её Медузой Горгоной.

— Смесь цирка, театра теней и пантомимы. Ужасная пошлость, но народу понравилось, — с довольным видом похвалилась Розалия Карловна.

Но главное было понравиться режиссёрам. Ещё ни один фильм с её участием не вышел в прокат, но её типаж оказался востребованным, стоило ей попасть в базы актёров. Очень часто приглашали на эпизоды типа мелькнувшей в толпе челночниц интеллигентной старушки, жительницы питерской коммуналки, с безразличным взглядом проходящей мимо дерущейся семейной пары маргиналов, или сдающей в антикварный магазин какую-нибудь семейную ценность, или кормящей голубей и кошек, или сидящей на скамейке в сквере. «Моя вторая полужизнь в полуискусстве», — ехидно называла она свою халтурку, но жизнью этой была очень довольна.

— Как тебе новый папа? — спросил у Наташи Саша, приехавший поздней осенью навестить племянников и ошарашенный новостью о том, что Вика с Женей собираются расписываться.

— Новый у меня братик Саня. А папа единственный и неповторимый. Понимаешь? — серьёзно ответила она.

— Ишь ты, "неповтолимый"! Вика, не слишком ли опрометчиво ты в брак вляпываешься?

— А когда я долго раздумывала?

— Ну извини. Но тогда ты спасала детей. А сейчас?

— А сейчас у меня первая любовь.

— То есть вот так прямо? Как в четырнадцать лет?

— А когда бы мне влюбиться? Я до двадцати шести росла в нелюбви, как картошка в тёмном подвале. Чуть бледный росточек выпустишь — а его хрясь, а то в пищу годиться не будешь. Вышла я из подвала, а жизнь во многом уже мимо прошла. А счастья хочется. Ну, как говорится, ищешь счастья, а приобретаешь опыт. Вот он опыт семьи, опыт секса, опыт материнства. И любовь появилась… к детям, к друзьям. И они меня любят. И не сказать, что опыт плохой. И не сказать, что несчастлива. А всё-таки чего-то не хватает. Когда я из жизненного подвала выбралась, меня Ксения Владимировна спрашивала, совершала ли я глупости ради мужика. Это она имела в виду, что так проявляется самая настоящая любовь. И вот я готова к глупостям! Живём в одном подъезде, здороваемся. Потом по необходимости знакомимся, делаем общее дело и к вечеру того же дня понимаем, как нам здорово вместе. Даём себе два дня на раздумье, потом первое свидание, и я наконец-то понимаю, что такое потерять голову. Всё, больше мы не расстаёмся. Ещё через два дня он у детей просит моей руки. Глупо? А я полгода в счастье живу. И надеюсь, что это навсегда.

Оглавление

Глава первая,

Глава вторая,

Глава третья,

Глава четвёртая,

Глава пятая,

Глава шестая,

Глава седьмая,

Глава восьмая,

Глава девятая,

Глава десятая,

Глава одиннадцатая,

Глава двенадцатая,

Глава тринадцатая,

Глава четырнадцатая,

Глава пятнадцатая,

Глава шестнадцатая,