Другие. Возрождение [Тесс Хаген] (fb2) читать онлайн

Тесс Хаген Другие. Возрождение

Буфер. Будапешт. Ада

Первые две недели в Будапеште я не выходила из квартиры, которую сняла. Все мои занятия ограничивались сном, приëмом пищи, душем. Я ничего не читала, не смотрела, не выходила в интернет, не убиралась и даже не мыла посуду. Монотонно курсировала между комнатой, кухней и ванной. Не помню даже, чтобы смотрела в окна. Видела сообщения от Денеба и Льё, пару раз ко мне заходили Фениксы по поводу дела Сёртуна, но я не открывала им дверь.

После того, как Ден позвонил — это было как раз ровно через две недели после моего отъезда из Москвы, и сказал, что Сёртуну наконец-то выдвинули конкретные обвинения, я решила выйти на улицу.

Будапешт всегда мне казался городом-конгломератом, беспорядочной смесью: тут я находила характерные черты и европейских и постсоветских городов, странное, иногда тревожащее сочетание готических башенок и узоров с совершенно гладкими, почти округлыми стенами. А ещё он — плоский. Как будто выложен на тарелку. Такое вот городское ассорти. По детским сказкам и старым песням, которые нам часто давала слушать воспитательница в старшей группе детского сада (до сих пор не понимаю, зачем это помню), я представляла себе Дунай величественным, широким и мощным. А на деле он каждый раз, когда я бывала в Будапеште, разочаровывал. В этот же раз река показалась мне прекрасной, спокойной и мирной. Да.

Я стояла на мосту, смотрела на прогулочные катера, на жизнь, кипящую вдоль берегов, и не хотела ничего вспоминать. За эти дни мне столько всего пришло в голову, что она готова была взорваться. Одно я поняла точно: присутствовать на суде, прилюдно свидетельствовать против учителя, обвиняя его в домогательствах и насилии, — выше моих сил. Но сделать это придётся. Мне бы очень хотелось, чтобы вместе со мной в зале суда присутствовали Ден и Льё, но вряд ли их выпустят из Московского буфера.

Тем временем весна уже полностью захватила город, и моё беспокойное сознание требовало перемен. Тогда, на мосту, я и решила найти себе какую-нибудь “человеческую” работу. В Будапеште. Без знания языка. Без опыта. Амбициозно.

После недельных поисков, меня всё же взяли — скорее из жалости — в булочную. В мои обязанности входило вовремя вытаскивать выпечку из печи, относить её в торговый зал, выкладывать или упаковывать. Монотонная, скучная работа. Но если бы я не нашла себе занятие, то сошла бы с ума. Теперь мысль об отступничестве казалась совершенно абсурдной. Как я не понимала, что не смогу жить как обычный человек? Даже у Денеба и Льётольва было какое-то дело. Они в целом вели довольно неприметный образ жизни — дом, работа и экзистенциальные “хобби”. А я? Ладно, в Будапеште я временно, но куда перебираться на постоянной основе и чем заниматься дальше, — уже не понимала.

В те дни мы начали довольно активно переписываться с Деном по большей части из-за того, что я перестала отмалчиваться. Про работу в булочной ничего ему не говорила, то ли стыдилась, то ли просто не знала, как объяснить свой порыв. Ден, конечно, постоянно звал обратно в Москву, мол вместе нам будет проще, да и они со Льё не будут переживать обо мне. Но я медлила с решением.

Разговоры с Денебом приносили странное успокоение, я не чувствовала себя одинокой, как это бывало раньше, когда вынужденно уходила в отпуск. Поначалу я боялась, что из-за привычки жить свободно, встречаться с кем угодно, мне будет трудно существовать с меткой. Да, бывало такое, что я смотрела на какого-нибудь парня, проходящего мимо, и уже представляла, как мы с ним могли бы отправиться в уютное местечко, поболтать, а потом уединиться в крошечном гостиничном номере. Но все эти фантазии были совершенно одинаковыми и пресными, не вызывали даже самого крохотного отклика ни в теле, ни в душе. Кажется после Денеба все остальные мужчины потеряли для меня вкус.

Месяц спустя.

Я неожиданно приболела, поэтому отпросилась с работы и лежала в постели, отпиваясь чаем. Солнце радостно заглядывало в окна, жизнь где-то там, за стеклом, кипела и бежала. Никогда раньше мне не приходилось проводить столько времени без работы, без тренировок. Странно, но на руках ещё остались шрамы, и я вытащила ладони из-под одеяла, чтобы рассмотреть их, хотя и так делала это постоянно. Зазвонил телефон, я сняла трубку, даже не посмотрев на номер.

— Птичка? — раздался тихий голос Дена.

— Доброе утро, — нехотя ответила я.

— Ты дома?

— Ага.

— Случилось что-то?

— Приболела немного, ничего серьёзного, — я продолжала рассматривать свою руку. Шиповник на ней сразу стал ярче, чувствовал сущность, чувствовал мой настрой. — Ден…

— Да, лапушка, — по голосу слышно было, как он тревожился.

— Я соскучилась.

— Это из-за метки страдания или серьёзно?

— Знаешь… Метка меткой. Но я смотрю на мужчин… И ничего, Ден. Ровным счётом ничего. Я не привыкла так. Это странно. И я, кажется, больна тобой… Essentia.

— Ада, — с незнакомой хрипотцой шепнул Ден в трубку, — ты вынуждаешь меня нарушить правила и добраться до тебя.

— Да ладно, это же у меня проблема. Ты совершенно свободен.

— Птичка, не строй из себя ревнивую глупышку. Парные метки на то и парные, что обоюдны. И да, я — не ты, конечно. Мне достаточно кого-нибудь одного, но особенного. Феникса, например, — кажется, Денеб улыбнулся.

— Мне думается, что мы с тобой зашли слишком далеко, — я спрятала руку под одеяло, потому что сил смотреть на этот невероятный шиповник больше не было. Я действительно поняла, что не просто соскучилась по Дену, а что вообще тосковала по нему.

— Не вижу в этом ничего плохого.

— Скоро суд, Ден. Мне без тебя, без вас со Льё… Страшно.

— Этот чёртов педант скоро будет в Будапеште, ему дали разрешение.

— Льё? Здесь? Почему раньше не предупредили?

— Ему только сегодня ночью принесли документы. Мы сами ничего не знали до последнего.

— А ты?

— Пока останусь в Москве, буду следить за делами Льё. Поговаривают, что основное разбирательство перенесут сюда, тут проще ставить следственные эксперименты, — Ден, видимо, встал. Я слышала небольшой шум, похожий на шаги. — Так что не волнуйся, ты будешь не одна. Льё позвонит, как приземлится.

— А…

Я хотела было сказать, что Льё многое понимает и может мне помочь на заседании, но после всего, что было, оставаться с ним один на один не хотелось бы. Но Денеб, словно прочитав мои мысли, мягко произнёс:

— Всё будет нормально. Мы много говорили с ним, в том числе и о тебе. Я не знаю, что он чувствует, но без твоего согласия ничего не сделает. Ему можно доверять.

— Ты же не знаешь всего!

— Я знаю достаточно. И даже если что-то произойдет или изменится, то своим чувствам останусь верен. Остальное не имеет никакого значения. Сосредоточься на Сёртуне, птичка, — я услышала, как хлопнула дверь, и кто-то поздоровался с Деном. Женщина. — Ладно, лапушка. Меня ждёт работа. На связи.

Он повесил трубку, а я всё ещё держала телефон около уха и слушала тишину. Значит, Льё. Похоже, дело принимало серьёзный оборот, раз уж ему разрешили выехать за пределы буфера. Не думаю, что этот экзистенциалист стал бы спрашивать разрешения, если бы собрался куда-то, но сам факт меня не на шутку встревожил.

Я потянулась за градусником и спустя пару минут с печалью обнаружила, что температура только поднималась. Да ещё и спину ломило. Однозначно, восстановление крыла шло полным ходом, так что мучениям моим не будет конца в ближайшие дней пять-шесть точно. Сквозь накрывающую меня лихорадочную пелену, я дозвонилась до владельца булочной, и сказала, что разболелась окончательно. Он спокойно отпустил меня на больничный, заботливо уточнив, не требуется ли какая-то помощь, но я вежливо отказалась, отложила телефон в сторону, допила чай и, укутавшись в одеяло, уснула.

Телефон уныло жужжал где-то рядом с ухом, я нашарила его под подушкой и не без удивления обнаружила, что звонит Льё.

— Да, — прохрипела я в трубку спросонья.

— Ада, открой дверь, — от голоса Льётольва мне стало ещё жарче. Кажется, температура так и не спала.

— В смысле?

— В том смысле, что я стою у тебя под дверью и не собираюсь врываться без разрешения, хоть и могу.

— О Боже…

Я села в кровати и меня тут же зазнобило, начало трясти так, что я с трудом собрала на себя одеяло, завернувшись в него как в саван. Пока шла до двери даже зубы стучали. Дверь распахнулась, и, как в старых фильмах, на пороге обнаружился изысканный мужчина, в идеально подогнанном по фигуре костюме. Льё.

— Ада! — воскликнул он вместо приветствия, зашёл и спешно закрыл за собой дверь. — Ты больна?

— Ден не говорил тебе?

— Нет! В том то и дело. Если бы сказал, я бы приехал к тебе раньше.

— Ерунда… — я махнула на него рукой, завёрнутой в одеяло, и поплелась обратно в комнату.

— Ты где так умудрилась простыть, весна же, тепло? — Льё следовал за мной.

— Нигде. Это крыло.

— В таком состоянии ты не сможешь присутствовать на суде. Надо что-то сделать.

— Просто оставь меня в покое. Я ужасно себя чувствую и не хочу ни о чëм думать, — с превеликим удовольствием я улеглась в постель, но она оказалась слишком холодной для моего разгорячëнного тела, и озноб только усилился.

— Ну нет, раз уж пришёл, то буду тебя лечить. Ден меня убьёт, если я не сделаю ничего.

— Ден мог бы и сам прилететь, — трясущимся голосом пробормотала я.

— Не мог он! Выпустили только меня, дураков среди экзистенциалистов и Фениксов не так уж и много. Понимают, что без Дена я много чего делать не в состоянии.

Льё замолчал, затем коснулся моего лба и спешно вышел из комнаты. Я слышала, как он ставил чайник на кухне и хлопал дверцами шкафчиков. Нет, заботиться так же, как Ден, он не умеет, хоть и очень пытается. В нём гораздо больше льда, чем в его сущности. Но мне неожиданно нравилось это небезразличие. Он вернулся с ледяным чаем, помог мне сесть и заставил выпить половину кружки.

— Так. Сегодня я тебя одну не оставлю, будем воскрешать нашего Феникса.

— Каким образом?

— Секретным, — многозначительно улыбнулся Льё и неожиданно забрался на кровать.

Он помог мне устроиться, перевернул подушки холодной стороной, а сам сел рядом, облокотившись на изголовье. Из внутреннего кармана пиджака Льё достал блокнот и ручку, после чего небрежно отбросил его на пол.

— Смотри, — он расстегнул верхнюю пуговицу своей идеально выглаженной рубашки, и принялся рисовать в блокноте. — Это вариант искажения. Вот ты, — он изобразил девушку сидящую на краю кровати, — у неё есть одно большое и красивое крыло, а второе совсем крошечное, — Льё пририсовал невероятное изящное крылышко.

— И что дальше? — я заглядывала в блокнот через его руку, и чтобы шея не уставала, подтянулась чуть выше, привалившись к плечу.

— А вот я, — он нарисовал мужчину рядом, который положил руку на спину девушке. — Буду тебя лечить. Смотри, из-под его руки вырастает крыло. А весь жар, — Льё обвел фигуры огненными языками пламени, — выходит наружу.

— Они не сгорят? — слабо спросила я, ощущая, как со спины мне становится слишком жарко.

— Нет, милая Адочка… Не сгорят. Фениксы не горят, а экзистенциалисты… Мы умеем защищаться.

— Ты странный, — прошептала я, не в силах вернуться на своё место.

— Не страннее тебя, — Льё продолжал что-то рисовать, правда уже на другой странице. Я пыталась рассмотреть, но он загораживал ладонью листок.

— Кто бы сказал мне пару месяцев назад, что я буду лежать в одной постели с истинным экзистенциалистом… Вот уж правда, внутреннее определяет внешнее.

— Ага, пока ты не верила в такую возможность, то она и не осуществлялась. А как только наша чудесная Адочка стала готова к чему-то новому, то всё сразу и сложилось. Спасибо Денебу, конечно, что не упустил тебя, — Льё показал мне рисунок. На берегу реки — я готова поклясться, что это был берег Дуная — стояла девушка, раскинув огромные, пылающие крылья. — Ты у нас красавица, правда?

— У меня таких крыльев никогда не было, — я не могла оторвать взгляд от рисунка, он завораживал, хоть выполнен был простым карандашом.

— Ты себя не видела в тот вечер… Прекрасная! Невероятная! — Льё забрал у меня блокнот и лёгким жестом отправил его за пределы постели.

— Это из-за запрещённого приема, — я чуть приподняла голову, чтобы лучше видеть лицо Льётольва.

— Нет ничего запрещённого, Адочка… Ни-че-го. Igne natura renovatur integra¹, — добавил он, чуть подумав, и погладил меня по голове.

Я вдруг чётко представила, как Льё прикасается к моим губам, и мы сливаемся в поцелуе. Наверное, этот поцелуй был бы совсем не таким, как с Деном. Возможно, с привкусом сигарет и ароматом дорогих духов. Может быть страстный, или сдержанный. Какой он, Ужас, на самом деле?

Видимо, мой взгляд был слишком красноречивым, или смотрела я на него слишком долго, но вдруг Льётольв наклонился ко мне, перед этим схватив за руку так, что перекрыл большую часть татуировки своей ладонью, приблизился и шепнул:

— Ничего запрещённого, милая… Немного огня. И только.

Нет, мне не привиделось это. Льё осторожно прикоснулся к моим губам сначала нерешительно и медленно, а когда понял, что я не сопротивляюсь, дал волю чувствам и желаниям. Да, этот поцелуй был страстным, действительно огненным. И как бы я не хотела, чтобы это продолжалось, не могла заставить себя остановиться. Наоборот, меня затягивало в омут сдержанной чувственности на грани безумия. Эту грань я ощущала физически, почти как ту самую невидимую стену, что разбила, когда встретилась с влиянием. Казалось, ещё одно мгновение, и случится что-то непоправимое или невероятное, или такое, о чем невозможно забыть. Рука стала ледяной, хватка Льё — невыносимой, и я с силой оттолкнула его, отскочив на край кровати с поразительной ловкостью.

Мы смотрели друг на друга будто впервые. Я — так точно. В глазах Льё мне виделось удовлетворение. Он добился своего, использовал случай. Мне очень хотелось обвинить его, но совестливая часть меня говорила, что я сама не отказалась, подчинилась желаниям экзистенцталиста, потому что хотела этого. Что же я сделала? Подобрав ноги и схватившись за голову, тихо выдохнула, скорее обращаясь к себе:

— А как же Денеб…

— Не думай. Вспомни, что он говорил — только твоя воля. И даже метка ничего не значит. Подумай и честно ответь себе, ты оставила её из-за Дена, или, чтобы прекратить перебирать мужчин? Прекратить распутство? — Льё улёгся, подложив под спину подушки.

— Замолчи! — меня снова трясло, внутренний жар становился невыносимым, а воздух снаружи казался всё более ледяным.

— Ада… Давай поговорим об этом потом? После предварительных слушаний? Завтра после обеда нас ждут, и тебе нужно быть в форме. Хотя бы немного, — он поманил меня своей до неприличия изящной ладонью. — Иди сюда, я помогу.

Я помотала головой. Льё пожал плечами и сделал вид, что рассматривает комнату. Мне становилось хуже, огонь будто бы оказался заперт внутри. Воздух, который я выдыхала, обжигал, ещё немного, и он превратится в настоящее пламя. Льётольв метнул на меня острый взгляд, резко кивнул, и я медленно подползла к нему, упав рядом. Он подтащил меня к себе и уложил на грудь, нежно обняв.

— Всё ведь так просто, Адочка. Есть ты — Феникс, нуждающийся в помощи. И есть я — экзистенциалист, который может тебе помочь, — он поглаживал меня по голове и щекам, будто бы делал это всегда, всю мою жизнь.

— Но как же Денеб?

— А что Денеб?

— Ты не такой, как он.

— Ну так я — не он. Это же логично. Ты с нами тоже разная. Но вся прелесть в том, что ты — одна. А нас двое.

— Я не знаю, что делать. Вот сейчас здесь с тобой мне тоже хорошо, — я даже несмело приобняла его. — Но с Деном… С ним и хорошо, и спокойно… И…

— Обмен энергией, да? Я видел… Это другой уровень, у нас с тобой так никогда не получится, — он прижал меня сильнее. — Зато я могу помогать тебе в восстановлении и наращивании силы.

— Поэтому я и думаю, что важнее. Что из этого мне действительно нужно. И понимаю — что никакой обмен, никакое восстановление не заменят мне настоящих человеческих чувств. Ты любил когда-нибудь, Льё?

— Возможно.

— Если бы любил, то понял бы, о чём я говорю.

— А ты любила? Почему так уверена в том, что тебе нужнее, например, Ден? — Льё чуть приподнялся, чтобы заглянуть мне в лицо.

— Ты думаешь, что один из лучших Фениксов, постоянно унижаемый и выжигаемый собственным учителем знает что такое любовь? — у меня вырвался смешок. — Мне доступны только чувственные удовольствия, вот в них я знаю толк. Остальное — лишь невоплощенные мечты и догадки. Поэтому я не знаю кто — Ден или ты. Вы говорили обо мне, что конкретно?

— Не имеет значения, это наше дело. Дружеское, если хочешь. Мы не будем тебя делить или к чему-то принуждать. Но ты имеешь право выбирать, — Льё лёг обратно, накинув на нас сверху покрывало.

— Если честно, я думала, что тебе нравится Майя и ты ухаживаешь за ней. Тебя поведение выдавало: взгляды, позы, напряжение и даже манера говорить.

— Не хочу об этом.

— Боишься, что выбор будет не в твою пользу?

— Отдыхай, Ада… Потом поговорим.

Льётольв закрыл глаза и замолчал. Я думала, слушая его спокойное дыхание. В какой момент это случилось? Раздвоение моих чувств. Тогда, в Москве, я была уверена, что Денеб это именно тот мужчина, которого я хочу видеть рядом с собой, а Льё вызывал скорее неприязнь. Но теперь мне нравилось лежать рядом с ним, чувствовать его силу. Сила Льё против заботы и умиротворения Денеба. Что бы я выбрала, если бы надо было выбирать?

Свободу. Я выбрала бы свободу.

Просыпаться после суток погружения в жар и лихорадку не очень-то приятно. Тело отчаянно ломило, но радовало то, что температура уже не была высокой, как накануне. Шиповник на руке зудел, крылья — тоже. Выходить из тени в таком состоянии страшно, но я чувствовала его — новое крыло, ещё совсем тонкое и не такое сильное, большое и красивое, как второе, но оно было. Не знаю, что и как сделал Льётольв, но мне точно полегчало, да и рост крыла неожиданно ускорился. Я никак не могла найти телефон, чтобы узнать который час, поэтому просто встала с постели, отыскала тёплую кофту, накинула сверху на пижаму и побрела на кухню.

Льё сидел за столом, задумчиво рисуя в блокноте, перед ним стояла чашка с чаем, видимо, так и не тронутая.

— Доброе утро, — поздоровалась я от двери.

— День, — ответил он, не поднимая взгляда. — Уже день. И мы почти опаздываем. Я, конечно, не Денеб, но завтрак организовать могу, — Льё указал на большую тарелку посреди стола, заполненную выпечкой, — забежал в булочную по соседству, взял всякого на свой вкус. Не знаю, что ты предпочитаешь с утра.

— Фрукты, — буркнула я и полезла в холодильник. Яблоко. Ладно. — И давно ты проснулся?

— Как обычно. Часов в семь, наверное. Тебе Ден звонил, — Льё вытащил из кармана мой телефон и положил на стол.

— Почему ты меня не разбудил?! — я отложила яблоко и просмотрела сообщения. Ден справлялся о моём здоровье и просил перезвонить.

— Да зачем? Тебе нужно было выспаться, а с ним я и сам поговорил.

— Ден в курсе, что ты провёл здесь всю ночь? — я уже было набрала номер, но отложила телефон.

— Ну да, что такого? — Льё наконец-то взглянул на меня. Под его глазами залегли серые тени. Такое ощущение, что он вообще не спал. — Он — моя сущность, мы неразделимы и многое, очень многое чувствуем, так сказать, на двоих. Думаю, он не удивился ни капли.

— Как это… На двоих?

— Да не важно, — раздражённо бросил Льё.

— Нет уж! Я хочу знать.

— Я сказал не важно, значит не важно! Заканчивай завтракать и собирайся, через час заседание.

— Не надо так со мной разговаривать! — я встала и злобно швырнула недоеденное яблоко в мойку.

— Не то что? — он тоже поднялся, захлопнув блокнот.

Я хотела ему ответить довольно резко, но не успела — зазвонил телефон. Ден.

— Ну, ответь же. Любимый Денеб звонит, — криво улыбнулся Льё и, обогнув меня, вышел.

Пару секунд я тупо смотрела на экран мобильного, а потом всё же сняла трубку.

— Ада?

— Да, я.

— Как ты?

— Ден. Ден! Хватит. Я не могу каждый день отвечать на одни и те же вопросы! Я — нормально! Мне легче. Всё.

— Ясно. Привет Льё.

Денеб повесил трубку, а я так и осталась стоять, не понимая, что это было. Зачем накричала на него, почему чувствовала невероятное раздражение из-за его заботы, да и из-за присутствия Льё? Может, дело в том, что сегодня мне придётся лицом к лицу столкнуться с Сёртуном? Не в силах размышлять на эту тему, я вернулась в комнату и вытащила из шкафа все вещи, которые там были, пытаясь отыскать то, что можно надеть в суд.

Льё тихо вошёл в комнату и наблюдал за мной, прислонившись к стене. Я нервничала всё больше и откидывала одну вещь за другой, мне ничего не нравилось, да и вообще не хотелось никуда идти.

— Надень что-нибудь простое. Фениксы любят вычурность, а ты не будь такой, — прокомментировал мои метания Льё. — Вон та юбка синяя плиссированная хороша, а к ней блузка. В шкафу висит одинокая. По цвету как раз подойдет к моему костюму, будет выглядеть эффектно.

— Тебе бы только выделиться, да?

— А почему нет? Уж лучше выделяться элегантностью, чем вычурностью. Эти ваши мантии с огнём или кричаще-модные шмотки. Отвратительно. Сёртун наверняка будет пытаться показать себя гордецом и приверженцем традиций, поверь мне.

— Плевать.

Я надела то, что сказал Льё, собрала волосы в небрежный хвост, даже не расчесывая, и направилась к выходу.

— Едем?

— Едем, — ухмыльнулся Льётольв, прихватывая меня под руку.

Зал заседаний находился в архиве, при входе в который рамка оповестила всех о том, что в здании находится меченый Феникс. Меня чуть передернуло от неприятных воспоминаний, но Льё выглядел полностью удовлетворенным, даже гордым, ведя меня под руку к широкой лестнице. Видя его, служба безопасности не решилась подойти к нам. Под пристальными, осуждающими взглядами присутствующих, мы поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь, в Будапеште, архив был несравнимо меньше, чем в Москве, но только внешне. Основные этажи уходили вниз, под землю, административным же хватало небольшого двухэтажного особняка века восемнадцатого, наверное.

Комнату, в которой проходило заседание, сложно было назвать залом суда. Обычный рабочий кабинет с большим столом перед окном, двумя узкими диванами по бокам, среди стен, заставленных книжными стеллажами, а посередине — небольшой журнальный столик и несколько стульев, хаотично расставленных на тёмно-зелёном ковре.

Нас ждали. За столом сидел Судья, и при взгляде на строгое лицо, я вдруг вспомнила, что звали его Марсель. Такой он весь был холёный, выглаженный и надушенный, что вызывал чувство тошноты. Модный красавчик Мот устроился на подоконнике, кокетливо покачивая ногой, на краю стола расположился с сигаретой Саша — этого экзистенциалиста, любителя классических костюмов по фигуре, кажется, знали все. По силе мог сравниться с Льё, но слыл добряком. О его искажениях ходили легенды, настолько они были изящны и красивы. Я же считала его несколько инфантильным, увидев пару раз в работе. Создавалось впечатление, что ему неинтересно то, что он делает, поэтому всяких бесов-пакостников и сильные влияния он устранял лениво. А все думали, что это изящество.

Когда мы вошли в комнату, я сразу же почувствовала присутствие Сёртуна. Он сидел по правую руку от двери на диване в привычной бордовой мантии с собранными в идеальный хвост золотистыми волосами. Рядом с ним восседал Истиль, нервно теребя свою седую бороду, а около книжных полок тосковала Арма.

Мы молча прошли ко второму дивану и по жесту Марселя сели. Экзистенциалист и Феникс против Феникса. У меня засосало под ложечкой, и желудок жалостливо сжался. Не надо было есть даже яблоко. Перед глазами запрыгали мошки, а когда Сёртун поднял на меня взгляд, душа точно ушла в пятки, и я сжала колено Льё со всей силы. Он даже не дернулся, только накрыл мою руку ладонью. Марсель многозначительно хмыкнул и произнёс:

— Начнём?

— Давайте, хочу посмотреть на этот цирк, — буркнул Мот от окна, поправляя завернувшуюся штанину.

— Мы изучили все факты, которые оказались у нас на руках, выслушали обе стороны и даже заглянули в память. В принципе, разбирательство можно было бы на этом и закончить, как всегда, впрочем, и делалось, — с лёгким американским акцентом монотонно, будто заученный текст, говорил Марсель. — Но у нас остались вопросы. Начнём, пожалуй, с учителя Сёртуна. Объясните, уважаемый, зачем вы делали это со своей ученицей? Это первый вопрос. И второй, какова была ваша цель, когда вы придумали для неё задание на сближение с сущностью и истинным экзистенциалистом?

Меня обдало жаром, я оказалась не готова к публичному обсуждению того, о чём даже старалась не вспоминать. Что скажет Сёртун, и как я смогу оправдаться? Руку сковала боль, и я едва заметно дёрнулась. Льё тут же отреагировал, и склонился ко мне.

— Адочка, — шепнул он на ухо, — спокойно. Пусть говорит, что хочет. Правда на нашей стороне.

— Как вы знаете, Льётольв довольно неоднозначный персонаж, поведение которого предсказать невозможно. Вы загнали его в буфер, в надежде, что он перестанет приносить неприятности и успокоится. Но такие, как он, никогда не перестают заниматься ерундой. Нарушать правила, идти против сообществ, самовольничать — у него это в крови. До меня дошли сведения о том, что он готовил небольшой эксперимент и подыскивал для него Феникса. Новый способ уничтожения влияния, вы, кстати, имели честь видеть его последствия. Недурно, верно? — Сёртун с особой ненавистью в своих болотно-золотых глазах глянул на Льё. — Но это ещё не всё. Я так же узнал, что он планирует добраться до сверх-влияния и попробовать этот метод на нём. И при успехе мероприятия — забрать себе его силу. Вы же знаете, что этот экзистенциалист способен и на такое. Да, мероприятие с огромным риском. Но ему попалась моя дорогая любимая ученица, по глупости и из-за некоторых слабостей. Я прикинул, что это совпадение — идеально. Но кто знал, что Ада решит тоже стать отступницей, продастся за телесные удовольствия? Я думал с её помощью узнать подробности и пресечь деятельность Льётольва. Всё просто.

— Замечательно, — постучал пальцами по столу Марсель. — А по поводу первого пункта?

— Первого? — Сёртун вскинул бровь, противно, хищно улыбнулся, чуть прикусил губу и продолжил. — Тут всё просто. У вас же есть глаза, да? И вы тоже видите это? Почти идеальное тело, а лицо? Пропорции, баланс, мимика… Она же прекрасна! Той соблазнительной красотой, которую ещё надо поискать. Смотришь на неё и понимаешь, что эта девочка способна на что угодно. Огонь внутри! И сила. Один из сильнейших Фениксов!

Меня замутило от его слов и я перестала дышать. Как отвратительно эти в общем-то приятные фразы, звучали из уст Сёртуна. Льё незаметно погладил мои пальцы и осторожно сжал их.

— Ты хотел её силу, — тихо сказал он.

— Не только. Изначально просто её.

— Она была подростком и не могла тебе отказать, — продолжал Льё.

— Может, не хотела? — рассмеялся Сёртун.

— Мы видели воспоминания, — вступил в разговор Саша, спрыгивая со стола. — Она не могла. У неё не было и шанса отказать без вреда для самой себя. И, кстати, Сёртун, вы методично выжигали кусочки памяти. Это бесчеловечно! Фениксы никогда не используют свою силу против друг друга.

— Иначе она бы сломалась, не стала бы такой сильной! Я раскрывал её потенциал! Без ненависти и боли невозможно развить такую силу как у неё! Без самопожертвования! Я ломал инстинкт самосохранения! — защищался Сёртун, поблескивая глазами.

— Это не было необходимостью, — тихо проговорила я, борясь с дрожью и отвращением. — Я и так хотела стать сильнейшим Фениксом, родилась с этой силой. И обошлась бы без твоей помощи! Ты сломал меня! Именно из-за этого я вела слишком разгульный образ жизни. Если бы не это, то никогда бы не попала в руки сущности! Кстати, именно Денеб остановил безобразие своей меткой. Одним этим перечеркнул все твои притворные цели!

— Не надо лжи! — нервно дёрнувшись крикнул Сёртун. — В твоих загулах я не виноват! Ты просто не можешь себя контролировать!

— Ты почти уничтожил мою личность! Стёр из памяти уйму всего.

— Я убрал только травмирующие моменты, — вдруг успокоился учитель и откинулся на спинку дивана.

У меня перехватило дыхание: что же такого происходило ещё более ужасного и унизительного, если даже те обрывки, которые сохранились в моей голове, вызывали приступы тошноты?

— Это преступление. Какими бы мотивами оно не было обусловлено, — заключил Марсель. — За это вы, учитель Сёртун, понесёте наказание. Неоспоримые доказательства вашей вины у нас есть. В отдел назначим нового Феникса. Думаю, Арма пока с этим справится.

— Справлюсь, что поделать, — старуха пожала плечами и как-то брезгливо посмотрела на Сёртуна.

— Ну а вы, Ада, что нам скажете по поводу выполнения псевдо-задания учителя и той информации, которую удалось собрать? — теперь Марсель сверлил взглядом меня.

— Я не могла отказаться от задания. Мне было страшно, не хотелось терять руку. Я же не знала, когда… Когда встретила Дена, что он — сущность. А потом уже было поздно. Поэтому согласилась на всё, — я бросила беглый взгляд на каменное лицо Льётольва и продолжила, — но ситуация изменилась. Льё и Ден… То есть, Льётольв и Денеб оказались не такими, как я думала. Нам удалось подружиться. И помогала я им по дружбе, а не по принуждению. И… — я набралась смелости, даже дерзости, выпрямила спину и гордо посмотрела в глаза Марселю, заставив его чуточку покраснеть, — хочу оставить работу и быть свободной. Пусть даже и отступницей.

— Ах-ха-ха, она забавная. Денеба можно понять, — звонко рассмеялся Мот, продолжая наблюдать за нами от окна. — Чудесная птичка.

— Давайте без фамильярности, — буркнул с дивана Истиль.

— Как скажете, милостивый Феникс, — отвесил поклон Мот и замолчал.

— Отступница — это прекрасно, — Марсель неожиданно встал и вышел в центр комнаты, опустился на самый близкий ко мне стул и зашептал проникновенно, — но что делать с вашим участием в искажении влияния, которое вы трое совершили незаконно?

— Это был эксперимент. И довольно удачный, — без тени сомнения ответила я. Мне порядком надоело “разбирательство” и я просто хотела поскорее уйти.

— Ада. Мы можем рассматривать этот эксперимент, как преступление. Ты понимаешь? — Марсель пристально смотрел мне в глаза, иногда пробегая взглядом по лицу. — Или другой вариант… Место Сёртуна теперь свободно, и ты отличный кандидат…

— Нет. Я не желаю этого.

— Не забудь про связь с сущностью. Её надо изучить, — крикнул от окна Мот.

— Позже. Пусть развлекаются, если хотят. Пока есть время.

— Угрожаете? — вдруг ожил Льё.

— Предупреждаем. Ладно, — Марсель встал. — На самом деле, мы давно уже всё решили. Сёртун отправляется в тюрьму, как только уладим формальности, приступим к принудительному искажению. Есть подозрение, что он подвергся влиянию.

— Не справитесь, — буркнул Сёртун, запахивая свою мантию.

— А вы, Ада и Льётольв, обязаны вернуться в Московский буфер в ближайшие сутки. Без права его покидать до особого разрешения. Займёмся вами чуть позже, — проигнорировав Сёртуна и злобный взгляд Ужаса, резюмировал Марсель. — Счастливо!

Льё встал, подавая мне руку. Я уцепилась за его ладонь, как за спасательный крюк, ноги во время сидения затекли и теперь дрожали. Сёртун тут же метнулся к нам и схватил меня, зашипев на ухо:

— Я тебя ещё достану! Ада!

Льё отпихнул его, загородив меня собой.

— Оставь её. Ты мерзкий преступник. Жаль, что столько лет тебе удавалось это скрывать. Но теперь ты до неё не доберешься. Никогда. И пальцем больше не тронешь, ясно?!

— Смелый какой… Кто же будет её защищать, потаскуху?! — в гневе заорал учитель.

— У неё есть я, истинный экзистенциалист Льётольв, Ужас, как вы любите меня называть. И моя сущность — Денеб. Она — наша.

— Льё, пойдём, — шепнула я ему со спины и, взяв за руку, потянула к двери.

Мы выходили под насмешливые, презрительные и недовольные взгляды собравшихся и под ругань Сёртуна. Никогда ещё я не чувствовала себя такой раздавленной.

Мы шли через холл в полнейшей тишине, держась за руки. Не помню, смотрел ли на нас кто-нибудь или нет, но этот адский звон в ушах, сопутствующий отсутствию звука, меня выводил из себя. Я слышала только уверенные шаги Льё и свои мелкие шажочки. Улица оглушила сотней звуков и шумом города. Голова закружилась, как тогда, в первые дни взаимодействия с Деном и Льё.

— Мне надо прилечь, — пробормотала я ледяными губами.

— Сейчас, — тут же среагировал Льётольв, подводя меня к лавке.

Он сел и уложил меня на жесткую деревянную поверхность, головой к себе на колени, и, осторожно поглаживая по волосам, не шевелился больше. Я закрыла глаза, пытаясь прийти в себя. Этот разговор разбередил старые раны, заставил вспомнить картины издевательств Сёртуна, которые завалились на дальние полки памяти. Перебирая их, я ловила себя на мысли, что во всех своих мимолетных и не очень, отношениях, невольно воспроизводила то, что он делал со мной. Наверное, тем самым пыталась доказать, что это может быть не больно и противно, что где-то в глубине происходящего таится удовольствие и его только нужно отыскать. Клин клином?

— Лучше? — тихо спросил Льё, наклонившись ко мне и ласково проведя рукой вдоль бровей, по щеке и шее. — Ада?

— Не знаю. Давай уйдём отсюда, пожалуйста. Хочу пройтись вдоль Дуная.

— Ты точно в состоянии?

— Да. Пожалуйста, Льё, — я села, ухватив его ладонь и, повинуясь непонятному для меня же порыву быть защищенной, спрятанной и понятой, уткнулась в грудь Льётольва.

— Адочка, — он обнял меня крепко, обдавая жаром своего тела и дыхания. — Ты же Феникс, ты сильная. Забудь. Всё это забудь, слышишь?

Мне не хотелось выпутываться из его объятий, но всё же я встала и решительно направилась к набережной, пытаясь верно угадать направление. Льё следовал за мной, сначала чуть позади, а потом взяв за руку, — рядом. В какой-то момент мне показалось, что я не делаю различия между ним и Денебом. Сейчас не имело никакого значения, кто из них держит меня за руку, — важнее было то, что я не одна.

Мы петляли старыми улочками Будапешта, лавируя между прохожими, рассматривая дома и небольшие парки. Тёплый весенний ветер раздувал юбку, и мне нравилось представлять, что я на море. На Льё поглядывали женщины заинтересованными взглядами, наверняка считали его красавчиком и завидовали мне. Раньше я не обращала внимания на такие мелочи, потому что считала себя победительницей априори — могла моментально получить любого мужчину, которого захотела. Теперь же эти взгляды напоминали меня, когда я выходила на “охоту”.

День близился к вечеру, когда мы вышли на набережную и двинулись вдоль реки. Мне нравилось наблюдать, как неспешным течением воды несут себя куда-то далеко. Куда? Зачем? Они совсем как я — просто движутся, ничего толком не понимая. Я приняла решение, совсем не представляя себе последствий. Мне не так уж и много лет, впереди ещё долгие и долгие годы, которые нужно чем-то заполнить.

А Льё, кажется, наслаждался моментом: он с нескрываемым удовольствием и лёгкой мечтательной улыбкой смотрел на реку. И от этого его странной формы глаза становились невероятно красивыми, даже мне, не любителю рисовать, захотелось изобразить их красками на холсте. Нет, Льё вовсе не Ужас. В жизни он совсем другой.

— Чего смотришь? — улыбнулся он мне.

— Нарисовать бы тебя.

— А ты умеешь?

— Не-а.

— Забавная, Ада… — он снова улыбнулся и остановился, облокотившись на ограждение. — Красивая река, да? Величественный Дунай. Altissima quaeque flumina minimo sono labuntur².

— Насколько мы глубоки, Льё?

— Судя по количеству шума — не очень, — он рассмеялся. — Не стоит всё понимать так буквально.

— Но ведь в этом есть смысл? Ты кичишься своей свободой и своенравностью. Разве это не тот самый шум?

— Кто знает, Ада, кто знает… Я не Ден, и даже не Марсель, мне нравятся и внимание и тишина в равной степени. Так что себя ассоциировать с Дунаем я бы не взялся.

Мы снова пошли вперёд, только теперь гораздо медленнее, сливаясь с гуляющими парами и семьями. Я рассчитывала прогулять до самой темноты, чтобы вернуться домой и лечь спать, а утром уже быть в аэропорту.

— Напомни мне завтра позвонить в булочную.

— Зачем? — удивился Льё.

— Сказать, что я не выйду на работу.

— Ты что, работала? — он недоверчиво всмотрелся в моё лицо.

— Ну да. Хотела попробовать жить обычной жизнью, это же мне и предстоит теперь.

— Но почему булочная?

— Больше не брали никуда, — я развела руками и для убедительности ещё и плечами пожала.

— В Москве найдём тебе дело поинтереснее. Булочная, — хохотнул Льё, напомнив мне неожиданно Дена.

Как-то незаметно мы прошли всю набережную и продолжали неспешно брести дальше. Солнце садилось, и я залюбовалась видами позолоченных его лучами домов. Этот неожиданно показавшийся уютным город успокаивал меня своим противоречивым видом, своим странным, ни на что не похожим духом. Он одновременно казался родным, но и далёким, чужим. В нём соединялось всё — мрачность готики, как мрачность моей работы; лёгкость небольших жилых домов, иногда затянутых зеленью, как мои фантазии о другой жизни; тени неоднозначного прошлого…

Мне вдруг захотелось подойти ближе к воде. Я бросила Льё одного и побежала навстречу тихому и спокойному в этом месте Дунаю. Тёплый весенний ветер играл подолом юбки, я распустила волосы, чтобы и они почувствовали свободу и силу реки. Жить в тени хорошо, привычно, но вне тени я — настоящая. Закрыв глаза, приготовилась к выходу. Пусть это будет минутка — нужно ощутить своё новое крыло.

Удивительно, но никакого головокружения, ничего привычного, только едва ощутимое покалывание в кончиках пальцев, и я — вышла из тени. Оглянулась и от восторга у меня перехватило дыхание! Крылья! Такие невероятные крылья Феникса, искрящиеся, огненные. От прилива сил показалось, что я могу взлететь: никогда не ощущала в себе такого внутреннего размаха и желания объять необъятное. Эйфория. Настолько сильная, настолько глубокая и яркая, что даже ладони начали светиться. Ещё мгновение, и я вспыхнула бы вся.

— Адочка, — мягко произнёс Льё, встав рядом. — Спокойно…

— Льё! Ты видишь это?! Невероятно!

— Красавица… — в его глазах отражался огонь, как и в водах Дуная. — Самый прекрасный Феникс на свете.

— А сила? Ты же можешь её чувствовать, да?

— Да… Хорошо, что мы тебя случайно вытащили из лап Сёртуна.

— И забрали себе…

Я вернулась в тень, и, оглушенная бесцветным миром вокруг, поплелась прочь от берега. Льё догнал меня, и в полном безмолвии мы вернулись домой, когда уже почти стемнело.

Никто не стал включать свет или говорить. Молча, следуя негласному плану, мы разошлись по квартире. Я отправилась на кухню, чтобы выпить воды, а Льётольв — в комнату, наверное, спать. Ранним утром нам нужно оказаться в аэропорту имени Ференца Листа — красиво и даже немного романтично, учитывая любовь Льё ко всему эстетичному. Мне неожиданно вспомнились мотивы самого известного этюда Листа соль-диез-минор. Обычно я не запоминала названий того, что слушала, но эта мелодия ассоциировалась с периодом полной свободы, когда я потеряла друзей после очередного задания, и прилетела в Вену, чтобы на пару дней отключиться от мира. Вечером забрела в концертный зал, взяла за несколько минут до начала выступления последний билет на самый дальний ряд и слушала музыку. Минор — грустная тема, а диез всегда в моей голове значил что-то бодрое и веселое, ведь он призван повышать ноты. Вот и в моей жизни случилось странное — грустное и обнадеживающее одновременно, такое же противоречивое и простое, как этот этюд.

Я оставила стакан на подоконнике, рядом с которым стояла, и тихо направилась в комнату, всеми силами стараясь оставить своё присутствие в тайне как можно дольше. Мне хотелось издалека понаблюдать за Льё. Он стоял, освещённый тусклым светом из окна, и медленно расстёгивал пуговицы на рубашке, будто бы сомневался в том, что это нужно делать. Движения его изящных рук были задумчивыми, туманными, и в каждом из них чувствовалась особая элегантность и манерность. Льётольв будто бы продолжал рисовать, водить кистью по холсту. Наконец, он закончил с пуговицами и скинул рубашку. Сердце моё замерло на мгновение.

— Ада… — позвал он.

И я, повинуясь неведомому внутреннему зову, неспешно подошла к нему, легко ступая по ковру босыми ногами. Льё повернулся ко мне и приобнял за плечи, медленно придвигая к себе. Меня сковало волнением, я могла только дышать и смотреть в его глаза. Больше ничего, даже руки безвольно висели вдоль тела. Льётольв провел тыльной стороной ладони вдоль моего лица, убирая волосы, и прислонился лбом к моему. Руки его скользнули ниже и так же, как минутой ранее поступали с пуговицами на рубашке, принялись расстегивать мою блузку.

— Это как-то неправильно, Льё, — шепнула я.

— Никто не знает, что правильно, а что нет…

— У меня Ден есть… А ты… У тебя же было что-то с Майей?

— Почему она тебя так волнует? — Льё уже добрался до последних пуговиц, и моя тревога только усилилась.

— Вдруг у вас чувства?

— Как у тебя и Дена? — улыбнулся Льётольв. — Ада… Пойми, сущности ничего не чувствуют.

— Если бы было так, мы бы с Деном никогда не оказались в одной постели.

— Как раз наоборот. Инстинкты, Адочка… И только.

— А у тебя?

— У нас? — он осторожно спустил блузку с моих плеч, она тихо упала под ноги, так легко и невесомо, как перышко. — Если бы у нас всё было так, как у тебя с Денебом, то мы давно бы оказались в этой постели. Но мы пока ещё говорим… Я не Ден, не обещаю тебе изощренных игрищ, но… У меня есть кое-что другое…

— Льё…

— Тише… Ты не хочешь выводить метку, но я могу заблокировать её ненадолго, — он осторожно коснулся моей руки, ловко добрался до молнии на юбке, и она оказалась на полу в тот же момент.

Я только судорожно выдохнула и сама, не знаю, против воли или нет, потянулась к губам Льётольва. Что я буду чувствовать? То же, что и с Денебом или нет? Руки Льё чуть дрожали, когда он осторожно провел вдоль моей спины. Поцелуй казался робким, слишком трепетным для таких людей, как мы, но оттого — волнующим. Кажется, у меня даже чуть подкосились ноги, но Льё вовремя поддержал обмякшее тело.

— Это же другое, да? — шепнул он на ухо, увлекая меня за собой на кровать.

— Не знаю, Льё…

— Ты же хочешь попробовать? Мнеможно не врать, Адочка… — он, не дожидаясь ответа, принялся целовать шею, спускаясь к груди и возвращаясь к губам. А я просто закрыла глаза и боялась пошевелиться. Мне хотелось отвечать ему, но вдруг проснулась совесть, которая твердила, что по сути это — измена. С другой стороны, я ничего ведь не обещала Денебу, кроме как не теряться.

— Я не знаю… Слышишь? — с придыханием ответила я, тем не менее, чуть подаваясь вперёд, повинуясь лёгким движениям Льё.

— Меня больше волнует то, что я вижу, — он остановился и вернулся к моему лицу, чтобы заглянуть в глаза. — Передо мной невероятный Феникс. Не просто девушка, которую я хочу. Не просто тело. А нечто большее. Рядом с тобой во мне просыпается не только дурацкое и бессмысленное мужское желание, но сила. Нутро экзистенциалиста трепещет перед тобой, перед желанием близости. Ада! Я не смогу остановиться, понимаешь? Даже рискуя дружбой с Денебом. Да чем угодно!

— Ужас… — я зажмурила глаза и рискнула крепко обнять Льё, позволяя прижаться так сильно, что каждым сантиметром тела чувствовала его.

Не помню как, но мы оказались поперёк постели раздетые и немного безумные. Мне нравилось чуть дразнить его, то подпуская к себе, то отстраняя, тем самым маскируя свою неожиданную нерешительность. Но устоять против нежных прикосновений и ласк Льё я была не в силах. Наверное, мне бы и этого хватило, чтобы испытать весь спектр неземных удовольствий. Он был изящен и красив в любом своём порыве, вместе с тем деликатен, и у меня захватывало дух от того, как хорошо Льётольв понимал моё тело, знал его, будто бы мы не первый год вместе.

— Льё, — я остановила его и поманила к себе, зашептав так горячо, как никогда в жизни. — Мне очень страшно, но так хочется… Что будет? Потом…

— Только твой выбор, Адочка… — протянул Льё, сливаясь со мной в едином желании продолжения ласк. Я только и смогла, что на тихом стоне вдохнуть, ощущая всю его горячность и слишком сильное желание. Это — страсть, но настолько красивая…

Я собирала руками простынь и одеяло в грубые комки, лишь бы не держаться за Льётольва, стискивала зубы, чтобы не сказать лишнего, чтобы не так громко оповещать его о своих ощущениях. Но это было невозможно. Даже сейчас, в совершенно обыденных и простых движениях, он умудрялся быть не таким, как все остальные. С нас двоих будто бы сняли кожу, оголив нервы, и теперь Льё играл на наших ощущениях и чувствах, как на струнах, задевая то одну, то другую, то составляя из них аккорды. Нет. Он художник. Экзистенциальный художник, рисующий те чувства, которые хочет, изображающий ту композицию, которую желает. И в этот миг в центре его картины оказались мы — противоположности, которые никогда не должны были даже взяться за руки.

Чувствуя невероятный внутренний накал и рвущийся наружу огонь, я крепко вцепилась в Льётольва, ощущая под ладонями его крепкое влажное тело. И тут же получила порцию горячих поцелуев в шею, чересчур страстных, почти переполнивших сосуд ощущений, и я ещё крепче прижалась к экзистенциалисту.

— Спокойно, Адочка, доверься мне, — прошептал Льё, когда моё тело дёрнулось от напряжения. Сам же он дышал тяжело и отрывисто, лишь изредка позволяя себе едва слышные звуки удовольствия.

— Я не могу, Льё… Это слишком…

— М?…

— Слишком, — мой голос сорвался на протяжный стон. — Пожалуйста…

— Можешь стонать и кричать, если хочешь… Хочешь? — он перевернул меня, заставив опереться на кровать.

— Хочу…

А дальше — туман страсти, обволакивающий, погружающий в себя целиком, душащий и заставляющий хрипеть и выплескивать эмоции голосом, прикрывая рот на всхлипах. Мне казалось, что ещё немного — и я просто не выдержу, вспыхну как факел и сгорю дотла, рассыпаясь пеплом. Хватка Льё стала сильнее, жёстче, а движения более властными и сильными. Он снова перевернул меня, резким движением уложив на постель, и продолжал настойчиво доводить до исступления, пока мы оба не сдались той самой феерии чувств, о которой иногда мечтается. Единый и слишком сложный для терпения порыв, не поддающийся контролю сознания, выталкивающий из реальности. Моё тело резонировало с телом Льё, забывая о том, что оно не принадлежит ему.

Внезапно порывом ветра распахнуло окно, и Льётольв накрыл меня собой, увлекая чуть дальше на кровать, продолжая ласково целовать. Мне не хотелось открывать глаза, не хотелось ничего говорить, только продолжать чувствовать его рядом, ощущать поцелуи. Сверху на нас опустилось что-то лёгкое и прохладное, наверное, простынь или одеяло. Но мне было всё равно. Дрожь всё ещё пробегала по телу, я крепко держалась за Льё, не желая его отпускать, и он позволял мне такую маленькую слабость.

Спустя несколько минут руку сковала дикая боль, я сжалась, отчего Льё вздрогнул. Но быстро сообразив, что случилось, осторожно погладил татуировку, и неприятные ощущения постепенно растворились. Мне не хотелось думать, что я сделала, и что сейчас мог почувствовать Денеб. Это слишком горько осознавать — я причинила боль. Всем нам. Всем троим.

— Границы стёрты, — шепнула я, не в силах бороться со слезами.

— Не принимай так близко к сердцу. Ничего страшного не случилось, — без какого бы то ни было сожаления проговорил Льё.

— Как же? Ты и я, — слёзы лились из глаз бесконтрольно, а я всё больше пыталась спрятаться от них в объятьях экзистенциалиста.

— Было и было, Ада… Хорошо ведь, разве нет?

— Хорошо. Но как я так могла? Ведь…

— Если ты опять начнешь о нём говорить, то я сойду с ума, — чуть обиженно ответил Льё, и от меня не укрылось, как он тяжело вздохнул, хоть и пытался не показывать этого. — Пожалуйста, не думай сейчас ни о чём. Пусть эта ночь будет только наша с тобой?

— Не могу я так…

— Ада! Ну как не можешь, если вот она ты, рядом со мной?

— Разве можно испытывать схожие чувства сразу к двум людям?

— К экзистенциалисту и сущности, милая…

Льё продолжал утешать меня, нежно целовать, стирать слёзы, но мне этого было мало. Я чувствовала себя предательницей, довольной и счастливой, но предательницей. Мне хорошо было с Денебом, невероятно, легко и уютно, спокойно, но рядом со Льё я казалась себе и сильной, и слабой одновременно. Вдруг вспомнила, что я не только Феникс, но и женщина, не просто объект вожделения, а по-настоящему желанная. Сердце будто бы разрывалось на части, путая мысли и ощущения, и я никак не могла перестать плакать.

— Адочка, ты тревожишь меня. Разве может быть внутри горячего Феникса столько воды? — улыбнулся Льё, и усадил меня в постели, внимательно заглядывая в лицо, как родитель к ребенку.

— Может, ещё как может!

— Смотри! — он вдруг указал рукой на окно, и я, следуя его жесту, повернулась. — Гроза будет! И дождь. Это из-за тебя, наверное.

В тот же момент сверкнула молния, и раздался оглушительный раскат грома. Первая в этом году гроза. Я вздрогнула от неожиданности и испуганно метнулась ко Льё, совершенно позабыв о том, что только что плакала.

— Ужас какой. Закрой окно, пожалуйста…

— Ты боишься грозы? — Льётольв отпустил меня и, вальяжно перебравшись через постель, подошёл к окну. — Стихия прекрасна, если не попадаться ей на пути.

— По-моему из прекрасного здесь только ты… — вырвалось у меня, и тут же из-за новой вспышки молнии, я уткнулась в подушку. С самого детства гроза вызывала у меня панические чувства, ни капельки не угасающие с возрастом.

Льё закрыл окно и задвинул шторы, метнулся ко мне и крепко-крепко обнял. Так мы пролежали пока гроза не закончилась. Когда в очередной раз за окном вспыхивало, он ещё сильнее обнимал меня, будто бы пытался спрятать. Я старательно отгоняла любые тревожные мысли подальше, сосредотачиваясь на мимолетных ощущениях: вот бьётся сердце Льё, теперь его рука переместилась чуть ниже, дыхание стало чаще, губы коснулись моей макушки, нога поправила одеяло. Так просто, беззаботно и вместе с тем — важно. Мне бы разобраться в своих чувствах. Но точно не сейчас, он прав.

Проснулась я раньше, чем Льётольв. Он мирно спал рядом, подложив под голову скомканное одеяло. Не помню, как так вышло, что мы оказались укрыты простыней, а подушки я подобрала под себя. В тусклом утреннем свете Льё казался мне нарисованным: непривычно взлохмаченные волосы, красивые глаза, почти как у мужчин на старинных восточных гравюрах, подтянутое тело, с едва заметными мышцами на руках и ногах. Чистое тело. Без единой отметинки и шрама. Не то, что у нас с Денебом. Льё идеален. Даже когда спит.

Я накинула первое, что попалось под руки — свою вчерашнюю блузку, и вышла на кухню. За окном было пасмурно, кажется, дождь закончился не так давно. На подоконнике всё ещё стоял стакан с недопитой водой, который я оставила вечером. На столе — неожиданно — скромно лежал блокнот Льё. Любопытство — не порок, так ведь? Обложка была откинута, значит, я не совершала ничего предосудительного, когда бегло пролистала страницы.

Но то, что я увидела на них, заставило меня содрогнуться, опустившись на стул: после рисунка, где я стояла на берегу Дуная с крыльями, следовали другие, где мы со Льё стояли обнявшись посреди спальни, после лежали в постели, и даже нашёлся рисунок, на котором в окне сверкала молния. Как? Не мог же он так исказить всё вокруг, что я не заметила и поддалась? Да и зачем ему это? Денеб — друг, сущность. Неужели как и Сёртун, из-за силы, из-за того, чтобы привязать меня к себе? Тогда почему блокнот здесь? Такая глупая оплошность.

— Идите все к чёрту, — сквозь зубы прошептала я и с размаху запустила стакан в стену. Он с грохотом ударился, рассыпаясь на крупные осколки. Схватив блокнот, я с остервенением принялась вырывать страницы, комкать их, раздирать на мелкие кусочки и бросать на пол.

В дверях появился Льё, потирая глаза. Благо он додумался надеть хотя бы штаны, и выглядел более импозантно, чем мог бы. Но я тут же швырнула в него комок бумаги.

— Что происходит? — удивленно буркнул он, и откинул волосы с лица назад.

— Ты подстроил это всё?

— Ада, объясни нормально, — теперь Ужас увидел и осколки, и свой блокнот.

— Рисунки! Ты нарисовал всё то, что потом случилось! Ты исказил меня? Да? Скажи! Ради силы, ради того, чтобы я тебе помогла с достижением цели?! Да?! — я встала и бросила в него то, что осталось от блокнота. Льё ловко уклонился и сделал шаг вперёд.

— Не кричи, милая. Всё совсем не так.

— А как?! — меня снова била дрожь, близость экзистенциалиста, новое крыло. Всё это выжигало меня изнутри. — Льё прекрати! Мне плохо от того, что ты здесь.

— Я исправлю, сейчас. Просто немного забылся. А рисунки, — он подошёл ближе, протягивая ко мне руку, — я не искажал. Просто очень хотел изобразить то, о чём мечтал.

— Не могу. Больше не могу. Кому верить? С кем быть рядом без страха и опасений? Скажи… — я бессильно опустилась на пол и легла. Прохлада кафеля освежала, внутри уже не так сильно горело, но дышать снова было тяжело и больно, как после сражения с влиянием.

— Нам. Мне и Дену. Пока что мы тебя не подводили, в отличие от всех остальных, — Льё сел рядом со мной.

— Вы разрываете меня на части… Это ещё хуже.

Буфер. Москва. Денеб

Ден стоял посреди аэропорта в ожидании. Вокруг суетились люди, обычная возня — кто-то куда-то едет, бежит, опаздывает, встречает или провожает. А он просто ждал. Друга и девушку, к которой испытывал странные чувства, доселе неведомые. Ему вспомнилась вчерашняя встреча.

Он работал у себя в кабинете, готовя эскизы для клиентов и периодически отвлекаясь на отчетность, как в дверь постучали. На пороге, не дожидаясь разрешения, появился Герша.

— День добрый, essentia, — поздоровался он издалека.

— И тебе не хворать, Феникс. Чем обязан? — Ден отложил документы и облокотился на стол, внимательно разглядывая гостя. Странно, что Ада могла встречаться с таким неприятным мужчиной. У него на лице было написано презрение ко всему окружающему.

— У вас с Адой, как я уже понял, вернее убедился собственными глазами, серьёзные отношения?

— Ты по личному вопросу пришёл или как?

— По рабочему.

— Тогда при чем тут мои отношения с Адой?

— Этот момент довольно сильно влияет на обстоятельства того дела, которое сейчас рассматривается в суде в Будапеште. Если ты ещё не понял, то скажу — учитель Сёртун так поступал с ней не из-за того, что старый извращенец. Он сдерживал её силу. Ада частенько не контролирует себя и способна нанести вред окружающим.

— Откуда у тебя такие подробности, дорогуша? Верный пёсик старого озабоченного Феникса? А?

— Давай без оскорблений.

— Чего ты хочешь от меня?

— Хочу, чтобы ты рассказал, зачем на самом деле вам нужен настолько сильный Феникс. Сказки о супер-влиянии и всё такое — ерунда полнейшая. И эксперименты Льё — тоже.

— Кто тебе сливает инфу? — Ден отвёл взгляд и принялся засучивать рукава рубашки.

— Это и так все знают, — напрягся Герша, заметив татуированное тело сущности и крепкие мышцы.

— Все да не все.

— Я только помочь хочу! Нам всем. Ты думаешь Сёртун и его преданные ученики смирятся с тем, что вы отобрали у них Аду?

— Ты тут при чем? С Сёртуном мы сами как-нибудь разберемся. И Аду в обиду не дадим.

— Чего вы к ней так присосались? А? Тоже силу хотите? Будете как запал её использовать, да? Я прекрасно видел, как ловко вы кинули её на амбразуру! Нельзя так распоряжаться ценными кадрами! — почти перешёл на крик Герша.

— Мы Аду не используем. Ясно? Для вас она может и ценный кадр, а для нас — друг.

— Невеста же? — вдруг шепнул Феникс.

— Это не твоё дело, ещё раз говорю, — Ден чувствовал, как еле сдерживается, чтобы не вышвырнуть этого наглого Гершу за шкирку из салона. Даже в буфере докопались! Чёртовы Фениксы и Сёртун.

— Теперь это наше общее дело, Денеб. Пока Ада в Будапеште развлекается с Льётольвом, ты здесь для них готовишь уютное логово. В итоге вы окажетесь там же, где и Сёртун. А могли бы договориться с нами, Фениксами. Ты же заглядывал ей в голову? Нужно лишь парочку небольших искажений, и с Адой можно будет делать что душе угодно. Если, конечно, у сущностей есть душа, — злобно прошипел Герша последние слова.

— Валил бы ты отсюда, пока я тебя искажать не начал, умник, — Ден поднялся из-за стола и подошёл к двери, широким жестом открыв её. — И запомни, Ада — моя пара.

— Не такая уж и твоя. Nemo sine vitiis est, — с этими словами Герша удалился, оставив Денеба в задумчивости.

Да, Ден прекрасно понимал, чем может закончиться поездка Льё в Будапешт, и знал, что он не остановится ни перед чем, ради достижения своей цели. Но Ада… Она явно интересовала Льётольва не только как Феникс, а ещё и как женщина. И что будет руководить им в каждый момент времени — понять невозможно, даже после десятков лет рядом.

Позже, ночью, Денеб перестал чувствовать Аду через метку, и встревожился не на шутку. Вряд ли рядом с Льё ей грозит опасность, если только… Льётольв в состоянии блокировать метку, так же как и снять её полностью.

— У неё должен быть выбор, — с тоской прошептал сам себе Ден, уныло проведя рукой по пустой простыне рядом. — Только честный выбор, Льё.

Ден посмотрел на часы: самолёт давно уже сел, но Льё и Ада не показывались. Может, ошибся рейсом? Пройдя ещё немного вперёд, он увидел их: Льётольв как всегда, одетый с иголочки, но несколько помятый на лицо, вёл под руку, бережно придерживая, бледную измученную Аду. Она старалась не подавать виду, как ей тяжело, но это было слишком заметно.

Денеб бросился к ним и поймал Аду в руки. Она дрожа прижалась к нему и, казалось, была готова расплакаться.

— Еле долетели, — выдохнул Льё. — Адочке было плохо, укачивало.

— С чего бы это? — Ден тревожно глянул на друга, продолжая удерживать Аду в руках, поглаживая по спине.

— Откуда мне знать. Есть ощущение, что она сутки ничего не ела и слишком перенервничала вчера, — Льётольв двинулся вперёд. — Давайте уже доберемся до дома, я устал как собака.

— Лапушка? — шепнул Ден.

— Денеб… Прости, — тихо выговорила Ада, на что он недоуменно поднял брови.

— Всё нормально. С кем не бывает, ты не виновата, что организм устал. Сейчас доедем до дома, а там я о тебе позабочусь.

— Я так скучала…

— Ну-ну, птичка… Об этом потом.

Дома Ден устроил Аду на диване в гостиной, Льё вальяжно расположился в своём любимом кресле, открыл окно и курил через мундштук, будто бы не обращая внимания на суету вокруг. Денеб же приготовил бульон, заварил крепкий чай и всячески заботился о Фениксе. Она же тихо улыбалась ему и изредка посматривала на Льё украдкой, а он отвечал ей тем же.

Ден замечал эти взгляды, но пока молчал. Для серьёзного разговора ещё найдётся время, сейчас он хотел помочь Аде и узнать, как прошло заседание. О чем собственно и спросил, спустя час, остановившись у приоткрытого окна. Серые тучи обещали пролиться тёплым весенним дождем и рассеяться ближе к ночи.

— Как слушание?

— Сёртуна взяли под стражу, будут выжигать. Ожидаемо, — откликнулся Льё. — Нас отпустили, Ада теперь официально отступница. Будет с нами в буфере жить. А всё остальное… По поводу нашего эксперимента и вас… Чуть позже решится.

— Как-то уж слишком просто, тебе не кажется? — с небольшой тревогой добавил Ден.

— Как же! — вступила в разговор Ада, кутаясь в плед. — Знаешь, сколько всего он наговорил? Сёртун? Боюсь, что им придётся его убить, чтобы всё это вытащить. Подозревают, что он сам под влиянием. Жутко…

— Аду нельзя было туда пускать вообще, услышать от учителя такие отвратительные, грязные слова — это слишком, — зло процедил Льё. — Я бы сам его убил на месте, если бы это не подвергало нас всех опасности.

— Льё? — Ден отошёл от окна и сел во второе кресло, присматриваясь к другу внимательнее.

— Что?! Не смотри так. Никто не давал ему право распоряжаться чужой жизнью. Тем более выжигать. Феникс Феникса! Как его на месте не казнили, — Льё неловко дернулся и выронил сигарету. Она упала на ковер и тлела, рассеивая дым. Все взгляды оказались прикованы к крошечному огоньку на полу.

— Решения суда никогда не оспариваются. Даже в личных разговорах, Льё, — безэмоционально парировал Денеб, не сводя глаз с сигареты.

— Он просто устал, — попыталась оправдать его Ада.

— Льё? Самый стойкий истинный экзистенциалист? Не надо морочить мне голову, птичка. Причина поведения Льётольва совсем иная, правда?

— Нет, — Льё поднялся за сигаретой, затаптывая прожженное место на ковре.

— Не надо врать. Вчера ко мне приходил Герша, — строго начал Денеб, и лицо его стало суровым. Внутри клокотала ревность и злость, в большей степени на тех, кто сделал больно Аде, но и на Льё — тоже. Он всё никак не мог понять, чего хочет экзистенциалист, и не мог отличить его истинные чувства и намерения от игры ради цели. — Он знает так много, что я уже сомневаюсь в том, что нас будут держать в буфере.

— Что? — Льё остановил зажигалку на полпути к новой сигарете. Ада завернулась в плед и отвернулась к стене, поджав колени к груди.

— Что слышал. Сёртун имеет довольно большую группу поддержки, это всем известно. И они будут оправдывать его до самого конца, а поскольку объект, из-за которого всё и произошло, теперь наш, то их ненависть с Ады распространилась на нас с тобой, Льё. А ты, вместо того, чтобы заняться этим вопросом и обеспечить безопасность всем нам… Ты… — Ден сжал кулаки и замолчал, пытаясь справиться с собой. Он видел удивленный взгляд друга, видел, как с каждым словом всё сильнее сжималась Ада, и не хотел продолжать, но не мог.

— Я? — эхом отозвался Льё.

— Да-да, ты! Что делал ты? Если некоторые довольно интимные подробности твоей жизни известны даже какому-то дурню из архива, то что думать про всё сообщество? Где твоя голова, Льётольв?! — повысил голос Ден, ожидая адекватного ответа. Льё отложил незакуренную сигарету на стол, поправил пиджак. Чуть подумал и снял его, бросив на пол.

— Не могу больше! — крикнула Ада, и убежала в комнату, оставив после себя колыхаться воздух.

— И что ты скажешь теперь? — всё также громко продолжал вопрошать Ден, чтобы и Ада могла его слышать.

— Ничего не скажу.

— Ты должен быть честен и с ней, и со мной! — Денеб указал пальцем в сторону спальни. — Если ты исказил Аду ради собственной прихоти, ради этой твоей высокой цели, то она имеет право знать! Слышишь? Чтобы не страдать.

— С чего ты вообще взял, будто мы совершили что-то предосудительное, только потому что какой-то дурак сказал об этом? — пытался защититься Льё.

— Метка! Метка, дорогой мой друг. И если ты вдруг забыл, мы с Адой резонируем очень сильно. Мне не нужно ничего делать, чтобы чувствовать, что с ней происходит.

— И со мной, да? Essentia…

— Так зачем, Льё?

— Ubi nihil vales, ibi nihil velis, — многозначительно изрёк Льётольв.

— Не надо! Ты знаешь, что это не так. У меня почти получилось!

— Хватит Ден, ты хватаешься за соломинку.

— А что делаешь ты? Насколько ты искренен? Может к тебе в голову заглянуть, я же могу! — Ден встал и нерешительно двинулся к спальне, пытаясь придать себе как можно более спокойный вид. — У Ады, Льё, должен быть выбор! Слышишь?! И если бы ты нагло не влез между нами, ей не пришлось бы сейчас страдать!

— Ты уверен, что она страдает?

— Да. Я чувствую это.

— Ну-ну…

— Если бы ты не был моим другом, я бы давно прибил тебя.

Денеб заглянул в комнату. Привычные чёрные шершавые стены, бордовый тяжелый балдахин и тусклые светильники по углам. Посреди кровати лежала Ада, кое-как накрывшись одеялом, смотрела в потолок, а в глазах её стояли слёзы. Сердце, вернее в том месте, где оно должно быть у людей, у Дена что-то сжалось, застонало и отозвалось горечью во рту.

— Птичка, — шепнул он. — Ты не виновата.

Ада помотала головой и поджала губы. Ден без колебаний, подобрался через кровать к ней и лёг рядом, чуть приобняв. Она тут же уткнулась ему в грудь, заливая рубашку горячими слезами.

— Успокойся. Ты всё равно моя, понимаешь? Помнишь, ты обещала, что не потеряешься? Да?

— Обещала… Но Льё…

— А Льё творит ерунду, да, — откликнулся экзистенциалист, тихо опускаясь на край кровати. — Потому что ты, Ада, сводишь его с ума. И я знаю, что это взаимно. Я не искажал её, Ден. Даже не пытался. Так я не хочу её. Мне нужна реальность, настоящая.

— И ты серьёзно думал, что постель решит? — Ден укрыл Аду, будто бы пытаясь сделать так, чтобы взгляд Льё не достал до неё.

— Как ещё показать свои чувства? У вас же всё началось именно так.

— Дело же не в этом! Льё! Дело совершенно в другом.

— Прекратите, — прошептала Ада. — Мне больно слышать, как вы ругаетесь. Экзистенциалист и сущность. Вы больше, чем друзья или братья.

— Мы одно, — чуть виновато ответил Льё. — И я боюсь, что чувства Дена это просто трансляция моих эмоций.

— Нет. Это не так, — тихо возразила Ада. — Ваши чувства разные. И, кажется, настоящие. Такие же, как и мои. И я не знаю, что делать. Не хочу выбирать. Всего чуть больше месяца назад мне страшно было подойти к экзистенциалисту и говорить с сущностью. А теперь? Я почти живу с Деном, и… И спала с вами, с каждым. Мне стыдно. Страшно. И я не понимаю, что чувствую.

— Ада, послушай. Мы с Деном почти слились за столько лет, это действительно так. Во мне больше его сущности, чем настоящего тела. А в нём гораздо больше моей личности, чем того, что мы называем сознанием. Понимаешь? — Льё осторожно подобрался к Аде и Денебу, чтобы лечь рядом.

— Не понимаю. Нет! Вы — разные! И мне кажется, что я никогда не смогу сделать выбор.

— Тише, лапушка… Не надо так. Мы ничего не требуем от тебя. И поймем любое решение. Не знаю, как Льё, а мне так нравится видеть тебя счастливой, красивой, не с заплаканными глазами. А если и со слезами, то только в совсем другой обстановке… Помнишь? Ты так красиво плачешь… — Ден помог Аде выпутаться из одеяла и укрыл заново.

— Она всегда красивая, даже когда злится и швыряет стаканы в стену, — Льё придвинулся ближе, и приобнял Аду, стараясь не задевать Дена.

— Чем же ты так её разозлил?

— Рисунками, чем же ещё? — удивился Льётольв.

— А я-то думал… Что ты растерял сноровку, — не удержавшись, Ден состроил Льё кривую рожицу и погрозил кулаком.

— Вы оба — идиоты, — буркнула Ада и посмотрела сначала на Денеба, потом на Льётольва.

Она закрыла глаза и глубоко вдохнула. Ден беспокойно наблюдал, как Ада всеми силами пытается успокоиться, видел он и то, как крепко она схватила ладонь Льё, повернувшись на спину, и уже успел расстроиться, что ему такого знака внимания не досталось. Но Ада приподняла веки, нежно посмотрела на него, легким поцелуем прикоснулась к губам, и скользнув по руке, также крепко взяла и его ладонь.

— Вы оба — мои любимые идиоты. И я не знаю, что с этим делать.

Неожиданно приятно было снова просыпаться рядом с ней, с моей Адой. Во сне она крепко прижималась ко мне, и я знал, что ей нужно было то тепло, которым я мог поделиться. Льё никогда не сможет дать Аде того, что так требует её горячая сущность. Я нежно погладил лапушку по голове и вдохнул чудесный аромат волос, от неё всегда чуть пахло пеплом, едва уловимо. Феникс. Надо было бы убрать руку Льётольва с талии, но я боялся их разбудить, поэтому какое-то время спокойно лежал и любовался.

Рисунки Льё. Надеюсь, он действительно был честен с нами. Вообще, он не похож сам на себя с того момента, как увидел Аду. И сейчас спал так спокойно рядом с ней. Никогда он не оставлял женщину у себя на ночь. Пока Ада была в Будапеште, мы много говорили о ней, гораздо больше, чем о ком бы то ни было за всё время нашей дружбы.

Она — особенная.

Чем больше Льё рассказывал, тем яснее я понимал, как она важна для него. Да, он прикрывался тем, что без силы Ады, без силы Феникса, нам никогда не одолеть комплексные влияния, типа такого, какое собиралось на Северо-Востоке от Москвы. Но если поначалу, когда только эта идея поселилась в его голове, он просто искал объект, рабочий механизм, инструмент, то после знакомства с Адой всё изменилось. Он продумывал план так, чтобы в первую очередь не пострадала она. Это слишком бросалось в глаза. Вытащить хоть что-то из души Льё — очень сложно, он всегда говорил загадками, намёками. Но это нормально, в среде экзистенциалистов так принято, чтобы никто не мог использовать твои же слабости против тебя, особенно — влияния. Когда постоянно работаешь с ними через искажение, есть риск самому потеряться в том, что правда, а что — результат твоей работы. Важно сохранить связь с реальностью, проще всего это сделать закрывшись в себе. Нам со Льё легче — мы дружим, и почти не представляем жизни друг без друга. Со временем сущность и экзистенциалист могут даже слиться в одно, но мы не хотим так. Поэтому существуем успешнее других коллег.

В последний наш разговор перед отъездом Льё в Будапешт, он говорил о том, что не будет ни на чем настаивать относительно Ады, что попробует с ней быть просто человеком. Выходит, она сама согласилась. Мне сложно понять её, но вместе с тем, где-то внутри я знаю, что она чувствует. Приблизительно то же самое испытываю и я, когда пытаюсь выбрать между собой и Льё, между Льё и Адой. И, кажется, у нас нет выхода. Любой исход будет мучительным или губительным хотя бы для одного.

Но главная проблема в том, что мы со Льётольвом теперь уже не можем существовать отдельно. Если что-то случится с одним, то другой тут же покинет этот мир следом. Цена нашего отступничества оказалась крайне высокой. Может, если объяснить это Адочке, то ситуация выправится? Либо мы её потеряем…

В гостиной царил небольшой беспорядок, обычно утром я быстро прибираюсь, но сегодня не хотел делать ничего из привычного, разве что выпить кофе. Чтобы не шуметь, я сварил его в турке, а не в кофемашине. Приятный, бодрящий аромат разливался по кухне. Если не вспоминать, что в спальне на моей кровати безмятежно спит Льё с Адой, то утро вполне обычное, такое, каким я его привык видеть.

— Чего не спишь? — раздался тихий голос Льётольва за спиной.

— Выспался.

— Кофе остался?

— Нет. Вари сам.

— Лучше молока тогда выпью.

Льё открыл холодильник и выпил прямо из бутылки, закинув её обратно.

— Мог бы и кружку взять.

— Да ладно тебе, все свои, — бросил Льё и сел на стул.

— Тебе не кажется, что это плохо кончится? — я подошёл к столу и поставил на него полупустую чашку, присматриваясь к другу.

— Что именно?

— Всё. И наши странные отношения с Адой и твоя глобальная задумка.

— Давай не будем торопить события?

— Так ты сам поторопил!

— Это было необходимо. Кто-то должен контролировать нашего Феникса, быть близок к ней. И хорошо, если это будешь не ты один, — холодно высказался Льё и взял мой кофе.

— Что?

— Ден. Ада тебе что-нибудь говорила о работе?

— Конкретного ничего, да и зачем?

— А о друзьях?

— К чему ты спрашиваешь? — я отобрал у него свой кофе и допил.

— Она ведь говорит, что у неё их нет. Как думаешь, почему?

— Что ты знаешь?

— Сёртун не просто так по-своему искажал её… Марсель рассказал мне кое-что по старой дружбе. Любимая ученица оказалась настолько сильной, что не поддавалась контролю. И в один из дней тренировок, когда Сёртун пытался узнать предел возможностей Ады, всё закончилось трагически. Не для неё, правда… — Льё внимательно посмотрел на меня и привычным жестом потянулся рукой в карман, но не найдя там сигарет, удивленно огляделся.

— Пиджак в гостиной, — на автомате сказал я. — Получается, Ада?

— Да, она не справилась с собой. Вышла из тени и не могла вернуться. Уничтожала всё вокруг из-за простой паники. Не хватило опыта, не хватило внимательности наставника. И его заботы. Ребята слишком сильно пострадали, кое-кого удалось спасти, но это уже не люди и даже не Фениксы. Чтобы скрыть свою оплошность, Сёртун придумал историю с проваленным заданием и…

— И выжег кусочек памяти у птички… — я с силой сжал кружку, и она тоскливо заскрипела.

— Денеб, — строго прошептал Льё. — Спокойно.

— Причем тут то, что было между вами?

— Мне нужно её полное, безоговорочное доверие.

— Какого чёрта ты мне раньше этого не сказал? Разве мало моих с ней отношений? Неужели недостаточно? Или ты вдруг перестал мне доверять после стольких лет? — я осторожно поставил кружку обратно на стол, чтобы не разбудить Аду, но Льё готов был придушить на месте. И он знал это.

— Вспомни, о чём мы говорили до моего отъезда.

— Да и без разговора было ясно! Ты хотел её с самого начала. Ты даже не допускал мысли, что у меня тоже могут быть чувства? Нет, Льё, это не трансляция твоих ощущений. Это моё собственное, — я приблизился к нему и, положив руку на плечо, сжал его.

— Не только хотел… И не делай вид, что не в курсе, — Льё даже не шелохнулся, нацепил свою любимую маску полного безразличия, но по глазам я видел, что он зол и ни за что не отступит. — Я, может, давно её заприметил. Ещё тогда, когда она потеряла крыло. Ты бы видел тот бой. Великолепная, смелая! Чистейший огонь, полная отдача.

— Так что же ты сразу тогда и не подкатил к ней? — я крепче сжимал его плечо и всеми силами сдерживал себя. — Зачем ждал? Почему влез тогда, когда у меня наконец-то появился шанс на нормальную жизнь, на счастье даже?! Зависть? Соперничество, а? Льё!

— Кто знает… — он пожал плечами, и я не выдержал.

— Хватит играть в свои идиотские игры и прикидываться паинькой. Ты сейчас вообще можешь разрушить всё! И мою жизнь, и жизнь Ады и свои собственные планы! Не поверю, что она действительно что-то для тебя значит, — я схватил его за шею и приподнял со стула, подтаскивая к стене.

Льё через боль натужно улыбнулся. Лицо его багровело, а я продолжал впечатывать друга в стену и сжимать руки на шее. Перед глазами представлялись картины, что и как он делал с Адой, и впервые за всю жизнь во мне взыграла сумасшедшая ревность, возможно, усиленная ревностью Льё, которую я тоже прекрасно чувствовал.

— Ты дурак, Ден, — прохрипел он. — Ада к тебе ничего, кроме плотского не испытывает… Essentia.

— Убью… — прошептал я, в безумном порыве прижимая Льё к стене ещё сильнее. Если бы Ада не спала в соседней комнате, я бы вышел из тени, и тогда всё оказалось бы гораздо проще.

Льётольв тихо рассмеялся, теряя драгоценный воздух. Я понимал, что надо остановиться, иначе рискую и собой тоже, но желание сделать ему больно, растоптать и уничтожить это его отвратительное свойство использовать людей, даже самых близких, было сильнее всего остального. Даже сильнее инстинкта самосохранения.

— Денеб! — раздался со стороны испуганный голос Ады, она тут же подлетела ко мне и схватила за руки. — Что ты делаешь?!

— Отойди! Мы сами разберемся! — я попытался её отстранить, но Ада держалась крепко и не сдавалась.

— Отпусти Льё!

— Хватит! — гаркнул я. — Сказал, наше дело!

Она взглянула на меня с ужасом в глазах, медленно отпустила руки и попятилась, резко побледнев. На секунду мне показалось, что она сейчас потеряет сознание, но этого не случилось. Моя птичка облокотилась на кухонный гарнитур и уцепилась за него руками. Я чуть отпустил Льё и всё же засадил ему кулаком в живот. Он сдавленно вскрикнул и согнулся от боли.

— Друг, называется, — буркнул я.

— За что ты его? — прошептала Ада, не поднимая на меня взгляд.

— За тебя, птичка. Будем откровенны? Стала бы ты с ним спать, если бы он не настоял? Нет, я, конечно, понимаю, что ты не в состоянии сохранять верность кому-то одному и всё такое, любишь разные игры и прочее. Но это же Льётольв!

— Он не настаивал… — ещё тише сказала она, а Льё, усевшись на полу тихо рассмеялся.

— Скажи ещё, что это ты затащила его в постель.

— Нет. Но я не смогла устоять.

— Не смогла или не захотела, Ада? — продолжал давить я, испытывая странное удовольствие от этих всеобщих страданий.

— Да не знаю я! — закричала вдруг она. Опустилась на пол и схватила голову руками, как душевнобольная в приступе. — Ничего не знаю! Я не могу вас разделить! Не могу! Я боялась Льё, испытывала дикий ужас при взгляде на него, а потом, — она разрыдалась, а я просто смотрел. Впрочем, Льётольв тоже, — потом… Я не понимаю! Ден… Ден! То, что было между нами… Это неповторимо! К чёрту секс! Душа, понимаешь?! Да не могу я… А-а-а-а! Сказала бы, что это любовь. Но Льё! С ним по-другому, как магнит… С ним я — человек. Женщина. И такая сильная… От одного его только взгляда… Льё! — она подняла заплаканное лицо и продолжая рыдать, захлебываясь слезами, заговорила снова, глотая слова. — Скажи, что ты не искажал! Скажи!

Я тоже повернулся ко Льё и увидел, как он мягко и очень медленно опустил веки, пряча боль в глазах. Боль? Да что за чёрт? Ада судорожно всхлипнула и мне стало страшно. Льётольв тоже подобрался, но не рисковал подходить к ней — с такой дикой внутренней силой он не справился бы, слишком много энергии уходило на поддержание спокойной атмосферы в целом. Экзистенциалист и Феникс. Никогда они не смогут быть вместе. Противоположности. Пожирающие друг друга.

Мне вдруг тоже стало больно. Где-то далеко-далеко внутри. И эта боль расползалась по всему телу и в тени и вне неё. Я словно сосуд заполнялся горечью и отчаянием, ощущая всю тяжесть безнадежности в своих руках.

— Птичка…

Опустившись на колени, я подобрался к ней ближе, доверительно протягивая руку. Она никак не отреагировала, тогда я подполз ещё и со всей возможной осторожностью коснулся кончиков пальцев. По руке тут же пробежала волна тепла, крошечная, но вполне ощутимая. Ада кротко соединила свои пальцы с моими и нерешительно пробралась в ладонь. Я сжал её и подтянул к себе.

— Ден… — со вздохом облегчения Ада почти упала в мои объятия, и я сел, обхватив её ногами, отворачиваясь от Льё.

— Лапушка… Я знаю, как тебе сложно…

Она помотала головой, продолжая крепко сжимать мою ладонь.

— Давай мы снимем метку? Давай я уйду и оставлю тебя вместе с Льё? — эти слова дались мне с великим трудом, грудь разрывалась от боли и я не мог контролировать температуру тела. Оно горело.

— Ты не можешь меня потерять. Нет.

Что происходило с её глазами! Они то становились черными, как уголь, то вспыхивали ярким оранжевым пламенем, а в следующую секунду теряли цвета, словно превращаясь в пепел. Ада смотрела на меня, не отрываясь, и точно так же горела. Невероятная близость, будто мы два огня на концах одного и того же полена, брошенного в костёр. Я растворялся в её глазах, проваливался в омут памяти, сущность рвалась наружу из тени и мне казалось, что Ада обнимает нас своими невероятными крыльями. Частичный выход? Без нашей воли?

Кухню заполнял тёмно-серый туман, поблескивая искрами, пахло костром, а за спиной Ады разливалось тёплое желтоватое сияние. И в этот момент я перестал ощущать Льё, будто бы вырвался из клетки. Мы перестали на мгновение быть одним целым. Я вдохнул полной грудью серый туман и выдохнул. Тело наполнилось блаженным теплом и светом, я так остро ощутил Аду в своих руках, что не смог сдержать дрожи. Она прекратила плакать и провела ладошкой по моему лицу, от чего я взял и улыбнулся. Так по-настоящему, будто впервые.

Ада рассматривала меня, чуть наклонив голову, водила пальчиком по губам и продолжала светиться. Свет от моей груди расходился ярким орелом, сливался с её сиянием и пульсировал. Бесконечные мгновения абсолютного слияния, резонанс сущностей, внутреннего огня. Я — не сущность Льё.

— Ада, — шепнул одними губами, не уверен, что вслух. — Я — твоя сущность.

— Suum cuique, — ответила она, и я снова улыбнулся.

Ада чуть подалась вперёд и коснулась моих губ. Не помню, чтобы мы так целовались до этого. Спокойно и как будто бы не соприкасаясь телесно. Она чуть привстала на коленях, а я обнял её сильнее, чувствуя нежные руки на шее и спине. Всё тело отзывалось лёгкой дрожью и невероятной волной желания быть рядом, ощущать Адочку здесь и сейчас, каждую секунду нашей жизни. Она тоже дрожала, продолжая поцелуй, словно решила выпить меня до дна.

Не в состоянии сопротивляться её напору, я медленно опустился на пол, упершись в него локтями. Ада ловко скользнула руками под футболку, и не знаю, что случилось бы дальше, если бы туман резко не рассеялся, и от ледяной волны мы бы не упали на пол. В глазах потемнело на секунду. Нас вытолкнули из полутени.

Льё.

— Ребята, вы что? — прохрипел он, отползая в сторону. — Чуть не убили…

— Что? — я повернул к нему голову, придержива Аду, чтобы она не упала на ледяной кафель.

— Ты — моя сущность, Ден! Ада чуть не отобрала тебя у меня!

— Я не могла, не хотела, — замотала головой она, утыкаясь мне в плечо.

— Это непроизвольно, Льё. Понимаешь?

— Полутень… Зараза! — ругнулся Льётольв, тяжело поднимаясь. — Как вы это делаете?

— Если бы знать, — шепнул я, наблюдая за нервными метаниями Льё по квартире. Он шатаясь вышел в коридор и с диким грохотом вываливал что-то из стенного шкафа.

— Что с ним? — пробормотала Ада мне на ухо.

— Что-то непонятное, подождём, — я подтянул её ближе и сел, отползая к шкафам, чтобы опереться на них. Усадил Аду к себе спиной, обхватив ногами, и выжидал. — А вообще… Кажется, сущность решила сменить товарища. Я не знаю, почему, но если в тени ещё как-то возможно бороться с желанием быть с тобой, то вне тени оно неконтролируемо. А у нас с Льё, если ты помнишь, лапушка, очень крепкая связь, не у каждой пары экзистенциалист-сущность есть такая. Мы столько раз восстанавливали друг друга, вытаскивали из самых ужасных крайностей, что почти стали единым существом. Вот и…

— Это ужасно, Ден… Вы и чувствуете одинаково, да? Да? — она чуть отстранилась и с тревогой посмотрела на меня.

— Ну… Не всегда. И не совсем одно. Это очень сложно объяснить, птичка, — я не удержался и провел рукой по её чудесному заплаканному лицу. — Но сейчас я понял, что мои чувства к тебе — действительно мои. Понимаешь? Ты понравилась мне сама собой, без помощи Льё, без его эмоций.

— Значит, и ему тоже?

— Кто знает. Надо спрашивать у него. Если ты ещё ничего не поняла после того…

— Не говори об этом. Больно.

В этот момент вернулся Льё с банкой и кистью в руках. Похоже, он собрался рисовать. Во всяком случае стол и стулья с грохотом полетели в сторону, освобождая место у стены. Кажется, была бы его воля, он бы и обои содрал. Всё так же молча Льё открыл банку с краской, опустил туда кисть и лёгким взмахом изобразил на стене изогнутую линию. Чёрно-бурая краска капала на пол, заливала его руки, разлеталась мелкими брызгами по потолку, превращая мою кухню в странное пятнистое помещение. Ада прижалась ко мне, крепко ухватив за ноги, и почти не дышала.

— Он потрясающе рисует, — прошептала она на выдохе, когда напротив нас чётко определялся женский контур невероятного изящества.

— Это же Льё. Что ты хочешь? — шепнул я ей в ответ.

— Я? — она оглянулась на меня и удивленно застыла взглядом на глазах.

— Не отвлекайся, лапушка, смотри… — я осторожно повернул её голову и тоже вернулся к наблюдениям.

Льётольв с небывалым остервенением и даже страстью выводил на стене рисунок, мазок за мазком, не останавливаясь и не обращая внимания на мелкие неприятности в виде пятен под ногами. Он уже весь был испачкан, но упорно работал. И спустя некоторое время я понял, кого он рисовал. Экзистенциалист чёртов.

На стене моей кухни красовались мы трое, пусть ещё и незавершённые. По центру, спиной к наблюдателю, стояла великолепная Ада, распустившая свои прекрасные крылья. Настоящий Феникс. Льё удалось передать резкими мазками красоту и силу, а заодно и изящество, которыми обладала наша спутница. По обе стороны от неё расположились мы: слева я, узнаваемый по широкой спине и надписи вдоль позвоночника “Essentia”, справа — Льё, одетый в любимый костюм по фигуре. Одной рукой он держал довольно большую кисть, другой же — ладонь Ады. Собственно тоже самое делал и я, только вот вторая моя рука представляла собой ветку шиповника, окутанную туманом.

Пожалуй, это то, чего нам желал Льё. Оставаться вместе. Нет, он не пытался, как обычно, с помощью рисунка исказить реальность, не было в нём ничего такого. Только его чувства и желания, сильные, намного сильнее природы экзистенциалиста. Мне даже стало не по себе от ощущения отчаяния Льётольва, от масштабов его переживаний, которые, впрочем, оставались для меня туманными даже теперь.

— Льё… — шепнула Ада, осторожно поднимаясь, когда он закончил.

Медленно шагая босыми ногами по грязному полу, она подобралась ко Льётольву со спины и крепко обняла. Он опустил руки, выронив кисть. Я видел, как брызги от неё чёрными крошечными кляксами легли на нежные ножки Ады. Льё был в нерешительности, она просто витала в воздухе: смесь сомнения, желания, стыда и чего-то ещё, о чём я понятия не имел.

Ада перебралась на другую сторону, чтобы встать перед его лицом. Мне были видны только её ладони, которымиона обхватила Льё. Они целовались. Да. Мой друг, мой экзистенциалист проявил чудеса нежности, если судить по его осторожным, даже кротким движениям, когда он позволил себе обнять Феникса.

Сначала я наблюдал, выискивал признаки обмана, нечестной игры Льё, не хотел верить, что Ада сама это сделала. А потом просто опустил голову. Пусть перед глазами будет пол, не страшно. Этот поцелуй нужен им так же, как и наш поцелуй с Адой был необходим мне. Неожиданно я понял отчаяние Льё, оно настигло меня как озарение — невероятной вспышкой сознания. Во-первых, он так же, как и я, боится потерять Аду, но не только потому, что она крайне важна для его глобальной цели. Льё тоже привязался к ней, возможно, даже испытывает чувства. Почему возможно? Точно. Я вижу и ощущаю это. Во-вторых, он боится уничтожить нашу с ним связь, тогда кто-то из нас обязательно погибнет, причем не совсем понятно кто именно. И самое страшное. В-третьих, если с Адой снова что-то произойдет, и мы не сможем её спасти… Если кто-то из нас пожертвует собой или будет уничтожен в ходе работы, то тогда наш Феникс останется один.

Нам со Льётольвом нужно обязательно обсудить, что делать дальше, как обезопасить Аду в каждом из возможных вариантов развития событий. Мы не имеем права рисковать ни ей, ни собой. Кажется, я слишком задумался, потому что даже не заметил, как на кухне снова началось какое-то движение.

— Поеду к себе в ресторан, — твёрдо сказал Льё, с удивлением рассматривая грязные руки.

— Зачем? — откликнулась Ада. Она уже стояла у окна, задумчиво оглядывая улицу, и пила воду.

— Хочу убрать оттуда свои картины. Передам их в галерею, пока ещё помню об этом. А дальше — будем готовиться к глобальным переменам.

— Что ты опять задумал, Льё? — я поднялся и подошёл ближе к изображению на стене.

— Да ничего. Будем держаться вместе, тренироваться. За нами следят, поэтому попробуем как можно больше бывать на виду, чтобы не вызывать лишних подозрений. Пусть думают, что мы успокоились.

— Кто следит? — встрепенулась Адочка.

— Да все. И наши, и твои. Тот же Герша. Та ещё тварь, — Льё поднял кисть и выкинул её вместе с полупустой банкой в мусор.

— Ты не думал бросить затею с влиянием? — вставил я.

— Думал.

— И? — мне захотелось притронуться к рисунку, но краска ещё не высохла, и я побоялся его испортить. Странный, но красивый. Если бы на нём не хватало кого-то одного, то картина всё равно бы сложилась. Но в жизни так не бывает.

— Да ничего. Теперь, когда я заявил об этом открыто, надо либо идти ва-банк и творить, либо не делать ничего. И тогда прослыть лгуном. Ден, экзистенциалист и лгун? Ты себе это представляешь?

— Да почему нет, если мы и так отступники? Отказ ничем нам не грозит, кроме спокойной жизни.

— Ты видел, что натравили на нас приспешники Сёртуна? Не страшно? Да, пока мы в буфере, всё более или менее под контролем. А за его пределами? Нас станут выманивать, это я тебе гарантирую. И если надо, то некоторые Фениксы готовы будут снова ворваться в буфер, помяни моё слово, — Льё направился вон из кухни.

— Это же ваши личные счёты с Сёртуном, причем тут все остальные? — мне пришлось догнать его в коридоре, перехватив у двери в ванную.

— Да притом, что ты — мой друг, а Ада… — Льё тоскливо глянул мне через плечо и скрылся в ванной.

Ясно. Он не собирался сдаваться никогда, не будет этого делать и теперь. Значит у нас только единственный вариант — оставаться в живых, усиленно готовиться и играть паинек. Во всяком случае до тех пор, пока влияние не наберется сил. Хорошо, что Сёртун в заключении, одной проблемой меньше.

Спустя несколько часов, когда все привели себя в порядок, я отвёз ребят в ресторанчик ко Льё, а сам заехал в салон, чтобы предупредить об отсутствии. Пару дней мне точно не хотелось там появляться, да и кто знает, как повернутся события дальше? Поэтому заодно я попросил не включать меня в рабочий график. Справятся и так, а делать свою работу я могу и удалённо. Салон старый, прекрасно работает сам по себе.

Мне было понятно желание Льё поснимать картины и вообще заняться активной деятельностью, пусть и несколько бессмысленной. Он так же, как и я, как и Ада, хотел отвлечься. Не думать и не анализировать, просто мелкими шагами двигаться к намеченной цели.

Я бросил машину недалеко от ресторана и прошёлся пешком. Весна в Москве выдалась чудесная в этом году, довольно тёплая и солнечная. Взять бы Аду и прогуляться с ней по цветущим садам. Ей наверняка понравится.

Уже наверху, при входе, я неожиданно наткнулся на Майю. Она стояла, чуть приоткрыв любимые бархатные шторы Льё, заслоняющие дверь, и не входила.

— Майя, — тронул я легонько её за плечо. — Почему не заходите? Льё на месте.

— А? — она вздрогнула и испуганно оглянулась на меня. — Это вы… Денис, кажется, да?

— Всё верно. Заходите, что там такое? — я потянулся к шторе, но она меня остановила.

— Там Льётольв и ваша… Невеста.

— Я знаю.

— Нет-нет… Они так странно себя ведут.

— Да что такое? — я отстранил её и заглянул в зал. Льё и Ада стояли перед стеной, он держал в руках картину, что-то объясняя с серьёзным видом. Моя птичка смотрела на него внимательно, чуть придерживая за запястье. Мне показалось, что ей нехорошо, выглядела она довольно бледной и уставшей. Льётольв вдруг бросил картину на стол и осторожно погладил Аду по спине, она чуть прильнула к нему и чмокнула в щёку. Мило.

— Вот! Видите! Не первый раз уже такое, — с тревогой и негодованием пробормотала Майя.

— Да всё нормально.

— И вас это не тревожит?

— Почему проявление добрых чувств должно меня тревожить? — я понимал, к чему она клонит. Видимо, Майя сама испытывала некоторую ревность к Аде, это я заметил ещё в прошлую нашу встречу. Всё же Льё не рассказал мне об их взаимоотношениях очень и очень многого.

— Но…

— Успокойтесь. Наши отношения могут показаться довольно странными, и не каждый их поймёт. Но ничего ужасного в этом нет, не переживайте.

Я почти втолкнул её в зал, а сам вошёл следом. Ребята успели снять половину картин, но явно никуда не торопились, наслаждаясь обществом друг друга. Кто бы мог подумать, что всё так обернётся. Ада раньше только от одного имени Льё впадала в оцепенение. Она бросилась ко мне и радостно обняла, совершенно неожиданно и слишком вольно. Я ухватил свою птичку за талию и чуть приподнял.

— Ден… — она быстро поцеловала меня и, встав на ноги, с совершенно строгим выражением лица поприветствовала Майю. — Доброго дня.

— Чем обязаны? — подошёл Льё.

— Здравствуйте, — промямлила Майя, явно стушевавшись под победоносным взглядом Ады. Моя прелесть, видимо, почувствовала соперницу и решила её заранее испепелить. — Мы же договорились о некоторой отчетности по тем книгам, которые удалось реализовать с вашими иллюстрациями, Льётольв, и по поводу сборов. Я заходила на днях, но мне сказали, что вы в отъезде. Вот я и вернулась сегодня с документами… и с небольшой просьбой, если можно.

— Конечно, — просиял Льё, подхватывая Майю под локоть, и уводя чуть в сторону.

— Какая же она всё-таки… — недовольно отреагировала Ада.

— Это же ревность, лапушка… Да? И тогда, и сейчас, — я поспешил увести её подальше.

— Нет! Просто она мне не нравится. Нормальная девушка не связалась бы с Гершей, — Ада вдруг замедлила шаг и припала ко мне.

— Тебе плохо?

— Нет. Нет, нет и нет! Или да. Не знаю. Но присутствие Майи меня напрягает.

— Она пришла по делу, обсудит всё со Льё и уйдёт.

— Хорошо, если так. Но меня терзают смутные сомнения в её честности. Что-то не так, Ден.

— Думаешь, Герша подослал? — теперь и мне стало немного тревожно. — Послушай, Льё знает, что делает. И если бы Майя могла представлять опасность, не пустил бы её. Скорее ты видишь в ней искажения. Поэтому так реагируешь.

— Искажения? Льётольв это сделал? — Ада остановилась и смотрела прямо перед собой.

— Мог. Он же отступник. Для собственных целей запросто мог и исказить… Хотя… Обычно он это делает в крайних случаях, чтобы предупредить что-то серьёзное.

— И меня мог? Да?

— Мог. Но не стал. Ты и сама знаешь.

— Денеб, — вдруг резко сменила тон на более интимный и привычный Ада. — Со мной что-то не так. Только я не понимаю, что. С того момента, как вернулась в Москву, внутри словно какой-то тревожный комок. Иногда до тошноты становится жутко, на ровном месте. Всё-всё сжимается, и мне тоже хочется превратиться в крошечную точку…

— Тише, птичка, — я обняла её крепко, стараясь прислушаться к резонансу нашего огня. — Это старый страх, неопределенность будущего. Не нужно. Мы со Льё ничего от тебя не ждём и не требуем, а об остальном — позаботимся. Ты теперь не одна, слышишь?

— Ден… Я так… — она дрожала в моих руках, пыталась что-то сказать, но к счастью, я всё чувствовал. Почти так же четко и ясно, как когда-то со Льё. Получается, нам удалось установить частичную связь. Но вместе с теплом, обычно обозначающим сильнейшую симпатию или любовь, я ощутил и тот самый комок тревоги, сидящий где-то глубоко внутри.

— Так что? Любишь меня? — рискнул я и весь закостенел от страха. Никогда и ни от кого не слышал подобных слов в свой адрес, да и сам не говорил.

— Кажется, да. Особенно когда ты говоришь вот это всё… Денеб! Прости, — Ада с силой сжала мою спину, будто бы цеплялась за скалу, чтобы не сорваться. — Но и Льё… С ним что-то похожее.

— Молчи. Я всё и так знаю. Люби нас обоих. Пусть. Время рассудит.

— Ты так спокойно говоришь… И тебе не больно?

— Я не знаю, лапушка. Когда ты рядом о боли не думается.

В эту же секунду мне достался умопомрачительный, страстный поцелуй. Ада вложила в него столько огня, что я позабыл о том, где мы находимся. Сейчас бы оказаться в моей спальне и не выходить оттуда дня два. Рядом послышались шаги, и нас окликнул Льё.

— Майя останется помочь, волонтёры такие волонтёры, — улыбнулся он, подавая из-за её спины странные жесты. Что-то случилось, понятно.

Ада снова наградила Майю убийственным взглядом, но та не преминула ответить ей не менее негодующим броском. Они обе каким-то шестым чувством сразу друг друга невзлюбили. Ада ревновала, ясно, да и терпеть не могла “правильности” Майи. А вот что так не устраивало вторую в моей птичке? Она совсем не похожа на роковую женщину, чтобы видеть в лапушке соперницу. Зависть? Свободной и неограниченной никакими этическими нормами жизни Ады? Скорее всего именно так она и видела ситуацию. После сцены со Льё ещё и убедилась в этом. Прекрасно. Надо держать её поближе, чтобы не вырастить нового, пусть и маленького, но врага.

Мы продолжали снимать картины, бережно заворачивать их в бумагу, и укладывать в коробки, дополнительно прокладывая мягкой тканью. Льё безумно любил каждое своё творение в основном из-за того, что они не имели никакого отношения к его работе и экзистенциальной сущности. Он по натуре своей и так был художником, поэтому писал бы картины даже в том случае, если б не родился особенным.

Ада старалась держаться поближе ко мне, сторонясь Майи, но на Льё иногда поглядывала очень странным взглядом: тоскливым, даже болезненным. Между ними явно случился не просто секс, каким его привыкла видеть птичка. Не-е-ет. Готов спорить на что угодно, но между ними произошло нечто большее. Каждый раз, когда я замечал этот взгляд, брошенный на Льётольва, в груди больно сжималось. Как бы я не желал Адочке только хорошего, видеть её рядом со своим экзистенциалистом будет невыносимо.

Ресторан уже готовился к открытию, а мы только-только закончили с картинами и расположились за большим столиком у окна, чтобы перекусить. Ада как обычно ограничилась лёгким салатом и крепким кофе, я же решил подкрепиться основательно, впрочем как и Льё. Майя долго изучала меню и скромно заказала чай с десертом. Надо было видеть лицо птички в этот момент — она преисполнилась отвращения. Нужно поговорить с ней вечером, иначе лапушка чего доброго начнёт выжигать Майю, а ей и так пришлось нелегко из-за Льё.

— Что будет на месте картин? — внезапно спросила Ада, бесцеремонно встряв в какой-то незначительный диалог между Льё и Майей.

— А? — он удивлённо повернулся к ней и задумался, словно был где-то далеко отсюда, а теперь вынужден вернуться. — Я пока не думал. Возможно, напишу что-то новое. Но временно повесим стилизованные фото.

— Какие? — не унималась Ада, она уже допила свой кофе и заказала ещё. Салат остался почти нетронутым.

— Из путешествий, — тихо ответил Льё. — Будапешт, например… Прекрасный Дунай.

— И птицы на берегу, да? — шепнула лапушка в ответ. И оба они будто бы пропали, растворились в каких-то только им доступных воспоминаниях.

— Будапешт красивый город, говорят. Я там ни разу не была, — вежливо пробормотала Майя.

— Да, красивый. Своей особенной красотой, — вставил я первое, что пришло в голову, чтобы как-то разрядить обстановку.

— Вы путешествуете все вместе? — не унималась наша гостья.

— Когда как, — пожал плечами Льё, возвращаясь к еде.

— Мы с Глебом, может, вы его помните, тоже собирались летом куда-нибудь отправиться вдвоём, но увы.

— Что случилось? — неужели Льётольва это встревожило, я определенно заметил, как он чуть напрягся, но моментально взял себя в руки. Есть у него один характерный жест, когда он неприятно чему-то удивляется — чуть поджать уголок рта.

— Мы расстались, — Майя грустно улыбнулась, словно извиняясь за излишнюю откровенность. — К этому давно всё шло. Жаль, конечно.

— К таким вещам стоит относиться проще. Знаешь, как в фен-шуй. Чтобы получить что-то новое, нужно выкинуть старое, — Льё положил ладонь на её руку и улыбнулся так, как только он умеет, чтобы пробраться в самую душу.

— Спасибо, я тоже думала об этом, — она залилась краской и опустила глаза. Ада тут же принялась есть салат, будто только вспомнила о нём. Мне так хотелось сделать что-то: погладить её по спине или шепнуть слова утешения, но позволить это себе сейчас значило бы усилить неловкость.

— Вы ещё такая молодая, да и наружности довольно приятной, — начал я уводить тему в сторону, — обязательно встретите кого-нибудь. Почаще забегайте ко Льё в ресторанчик, здесь, как видите, — я повёл головой в сторону, обрисовывая зал, понемногу заполняющийся посетителями, — публика довольно интересная и разнообразная. Думаю, что и благосклонный хозяин может вас познакомить с занимательными людьми.

— Ой, нет. Спасибо. Боюсь, что этого не понадобится, — туманно ответила Майя и тут же спохватившись, задала встречный вопрос мне под суровым взглядом Ады и смеющимся — Льё, — а когда ваша свадьба?

— Свадьба? — птичка отложила вилку.

— Ну да, Денис ведь говорил, что вы его невеста…

— Ах это… Когда захотим, тогда и устроим, — улыбнулась Ада холодно.

— Мы не торопимся, — добавил я. — В принципе, от этого мало что зависит. От свадьбы, я имею ввиду. Мы с Адочкой и так связаны, правда, лапушка? — у меня наконец-то появилась логичная причина приобнять её.

— Да… — она взглянула на меня туманно и положила руку на колено. — Когда есть любовь, всё остальное не имеет никакого значения.

— Простите, — Льё поднялся, делая вид, что его срочно позвали к барной стойке, и спешно направился к ней.

— А я всегда мечтала о свадьбе. Знаете, такой классической, чтобы белое платье, фата, букет… — мечтательно произнесла Майя.

— И как в сказках? Жили они долго и счастливо? — усмехнулась Ада.

— Да, почему нет?

— И умерли в один день, — мрачно завершила птичка.

— Конечно! Всю жизнь прожить вместе с любимым человеком, вырастить детей… — Майя села поудобнее и даже чуть наклонилась вперёд, мне вдруг показалось, что она решила отомстить Аде за что-то. — Вы ведь планируете детей? Да? У такой любящей пары обязательно должно быть продолжение в виде маленьких человечков…

— Это не ваше дело! — резко ответила лапушка, с силой сжав мою ногу.

— Адочка? — удивился я. Не ожидал такой острой реакции. Может быть мы со Льё чего-то не знаем? Больное состояние Ады, перепады настроения.

— Не люблю, когда малознакомые люди лезут в мою личную жизнь, — констатировала птичка и залпом допила свой кофе.

— Простите, не думала, что вас это так заденет, — пошла на попятную Майя. Да, она совершенно другого склада человек, не пойму, что в ней сумел разглядеть Льё. Хотя, может, до искажения она была другой.

Вернулся Льётольв и сразу обратил внимание на напряженность за столом: вопросительно вскинул бровь, глядя на меня, а я чуть кивнул в сторону девчонок, мол, ругаются.

— Я тут подумал, — начал он, — а не сходить ли нам с тобой, Майя, в кино? Вот прямо сейчас?

— Что? — она выпрямилась, как ученица перед ответом.

— Ну раз ты свободна, и я свои дела почти завершил… Почему нет?

— Можно, наверное, и сходить, — прошептала Майя.

— Решено! Тогда собирайся, — Льё лучезарно ей улыбнулся, и помог встать из-за стола. Пока она ходила в уборную, он нас инструктировал, — с Майей что-то не то, попробую незаметно проверить. Как бы Фениксы не влезли в мою работу, подозрительно резко слился Герша. А вы пока езжайте ко мне, заберите вещи. Думаю, нам стоит пока что держаться вместе. Поживём у Дена, место удобное.

— Почему у меня, а не в запасной квартире?

— У тебя привычнее.

— Но не безопаснее!

— Денеб! Твой дом сейчас почти твоя крепость, не дури…

— Фениксы влезли в твою работу? — запоздало повторила Ада слова Льё. — Ты что, исказил Майю?

— Самую малость, — спокойно ответил он.

— Зачем?

— Сначала просто ради забавы, нужно же практиковаться, — пространно начал Льё, оглядываясь, не показалась ли волонтёрша. — А потом… Пытался достать информацию о Герше. Да, я знал кто он. О Боже! Ладно. Она нужна мне как идеальный кандидат на условный сосуд, через который я смогу пропустить влияние, чтобы потом забрать его силу. Майя как фильтр, потому что добрая.

— Что?! Ты просто хочешь использовать её? Что с ней станет? — взвилась Ада. Я подавал знаки Льё, чтобы он прекратил свой рассказ — ну нельзя же так в лоб обо всём говорить Фениксу.

— Ничего. Если Ден будет рядом и подстрахует нас. Я поставлю ей блоки, сознание и личность не пострадает. Ты же знаешь, как тонко работают экзистенциалисты. Майя очень и очень хорошая, невероятно просто для человека. У неё огромное любящее сердце, не могу же я позволить ей погибнуть. Зато работается с такими людьми очень легко, — пожал плечами Льё.

— Ты же соблазнил её, да? Отвадил Гершу?

— Ну… Я бы не хотел об этом.

— Денеб, — Ада поднялась. — Пойдём. Мне нехорошо…

В напряженном молчании мы добрались до машины. Ада улеглась на заднее сиденье, ловким движением закинув ноги на подголовник. Я ухмыльнулся своим воспоминаниям — как красиво она раздевалась в день нашего знакомства. И не важно, что алкоголь играл в крови.

— Ты помнишь? — спросил я через плечо.

— Ещё бы… — она вдруг улыбнулась, совсем как тогда, расслабленно и соблазнительно. — После той ночи у меня и колени и локти были стёрты напрочь.

— А ты как думала, это же соревнование!

— Да-да, и если бы я не сдалась, то выиграла бы!

— Я б тебе не позволил! Чтобы проиграть Фениксу, ну не-е-ет! — я рассмеялся. Странным образом отсутствие Льё делало наши отношения с Адой такими лёгкими и приятными.

— Эй! Ты вынуждаешь меня предпринять ещё одну попытку! Знаешь, как я тогда испугалась утром… Когда прочитала надпись на шее?

— Теперь ведь не страшно уже, да?

— Ден…

— Аюшки?

— А ты всё ещё хочешь меня, как раньше? Или из-за того, что было…

— Лапушка, ты же у меня не дурочка, правда?

— Ну скажи.

— Погоди, — я свернул в первый попавшийся тупик, остановил машину и перебрался к Аде на заднее сиденье. — Могу ответить только так.

Без всяких церемоний, я скользнул руками под её кофту, быстро стянул и принялся за джинсы, не забывая при этом покрывать тело птички голодными поцелуями. Она улыбалась, чуть ехидно и победоносно. На долгие прелюдии сегодня у меня не хватило бы никакого терпения, и Ада прекрасно это понимала, скорее находилась в точно таком же состоянии. Я с огненным нетерпением, с силой и некоторым остервенением набросился на неё, поставив на колени и подхватив под живот.

— Как же я хотела этого, — прошептала она, будто выхватывая слова из фразы, — тебя…

— Ты же моя, птичка. И только.

Желание было таким сильным и отчаянным, что я испугался потерять контроль над ситуацией и выйти из тени. А Ада только провоцировала меня, заставляя своими ладонями мою ладонь опускаться ниже. Свободной рукой я чуть прихватил её за шею и прижал к себе. Она немного выгнулась и задышала часто, неглубоко, повинуясь моим движениям. И снова огонь, тот самый нестерпимый огонь в груди, рвущийся навстречу Фениксу.

Ада так сладко простонала, что я решил больше не церемониться, устроил нас на сиденье и отпустил контроль, будь, что будет. Телесные ощущения сливались с ощущениями сущности, заставляя сознание взрываться сотнями чувственных огней. Птичка что-то хрипела, закусив свою же кофту, попавшуюся под руки и со всей силы пыталась ухватиться за что-нибудь. Эмоций и горячности в ней только прибавилось с момента нашего расставания. Я так ждал её, сотни раз представлял, как мы встретимся, как снова будем спать в одной постели. Мне до последнего момента хотелось верить, что она только моя и всегда ей останется. Если бы не Льё…

— Птичка… — шепнул я, касаясь губами горячего ушка, когда Ада чуть успокоилась после того, как мы немного притормозили.

— Не отпускай, — ответила она, обхватывая мои руки и целуя их.

— Ну-ну, ты чего?

— Мне страшно, Ден. Всё время страшно. Ты помнишь, да?

— Да, лапушка. Да. Поэтому ты не будешь оставаться одна ни на минутку.

— Нет! Оставаться с тобой. С тобой хочу, — Ада вдруг расплакалась. Снова. Я растерялся, не понимая, что могу сделать. И делал то, что помогало ей тогда, в самом начале: осторожно гладил по волосам, ласково целовал и как мог пытался передать чувство спокойствия и умиротворения, поделиться своей внутренней уверенностью и огнём.

Нас окутало облако лёгкого тумана, чуть поблескивая крошечными искорками моего огня, и Ада откликнулась. Её ладошки тоже сверкнули, она затихла, удивленно рассматривая их, и растерянно обернулась на меня. Я же всеми силами пытался не выйти из тени окончательно, вернулся, и улыбнулся ей в ответ.

— Что это? — благоговейно спросила Ада.

— Не знаю. Похоже, в тебе есть частичка моей сущности, — сказал я и только догадался, что это может значить.

— Денеб? — она беспокойно зашевелилась, пытаясь осмотреть себя, и изумленно села.

— Не спрашивай, я сам не очень понял, что сказал, — я помог ей одеться и перебрался на переднее сиденье. Ада последовала за мной.

— Кажется, я не могу сказать этого вслух, — проговорила она, когда мы снова поехали.

— Я тоже, — мои руки слегка дрожали, и, чтобы не терять самообладание я внимательно следил за дорогой, просто не сводил с неё глаз.

— Ден, пожалуйста, ничего не говори Льё, пока мы сами с тобой не разберёмся, — встревожилась Адочка, подбираясь ко мне. Я не удержался, и взял её за руку, крепко сжав.

— Никому. Это наше с тобой дело, лапушка. И, боюсь, что если кто-то узнает, вне Буфера, я имею ввиду, то дело может принять совсем не тот оборот, который могло бы… Ада! — мы уже были около дома Льё, и я остановился. — Я сделаю всё, чтобы уберечь тебя от чего угодно. Даже от Льётольва и твоих чувств к нему.

— Мне нужно разобраться, Ден. Понять.

— Как знаешь. Я всё сказал, что хотел.

В квартире Льётольва гуляло эхо: он любил минимализм, поэтому мебели здесь почти не было. Вдоль стен гигантской комнаты-студии стояли чистые полотна и картины, несколько мольбертов пристроились у окна, там же, на полу, лежали краски, у другой стены ютился кухонный уголок с плитой, холодильником и барной стойкой. Пустота. И только в углу крошечная дверь в спальню.

— Эта квартира совсем не похожа на Льё, — удивленно шепнула Ада.

— В смысле?

— Ну… Он кажется совсем другим, его хочется видеть в изысканных интерьерах…

— А… Нет. Настоящий Льё вот такой — холст, на котором что-то нужно написать. Он неотделим от своего творчества. Всё остальное его мало волнует. Только он сам и картины. Истинный экзистенциалист. Уникальный в своём роде.

— Так странно, — она нерешительно открыла дверь в спальню.

Мне обстановка была хорошо знакома, сколько времени мы провели тут вместе с другом, обсуждая всякую ерунду и серьезные рабочие планы… Узкая кровать, шкаф, встроенный в стену, а вместо тумбочки у кровати табуретка. Обычная деревянная табуретка, выкрашенная Льё в белый цвет. И три окна. Ада сразу подошла к ближайшему, с интересом рассматривая вид.

— Будапешт напоминает…

— Ага, Льё из-за этого и выбрал квартиру. Скучает он.

— М?

— Он же родился недалеко от Будапешта и жил там довольно долго.

— Надо же… И ни слова не сказал, — Ада переходила от одного окна к другому, пока я собирал вещи.

— Это ж Льётольв, что ты хочешь от него? Спросила бы, может и ответил. А так он не любит говорить о себе.

— Вы с ним больше, чем братья, да? — бросила Ада невесомый вопрос и упала на кровать, раскинув руки.

— Не знаю. Можно и так сказать, наверное. Когда столько лет проводишь рядом с кем-то… А мы ещё и работали вместе, да и сколько раз я его вытаскивал… Спасал. Мы проросли друг в друга, на полном серьёзе. Так что…

— Грустно это, Ден.

— Если не думать о будущем, то нормально. Я вроде всё собрал, что надо. Поехали?

— А это что? — Ада подскочила и залезла в шкаф, вытаскивая оттуда длинное белое пальто, сшитое под мундир, с золотыми пряжками вместо пуговиц.

— Пальто, — как можно безразличнее сказал я. Что ж Аду потянуло к нему? Если бы она знала, с какими трагическими воспоминаниями оно связано. — Оставь, слишком маркое и не по погоде.

— Мне нравится, дай хотя бы примерить, — она накинула его на себя и покрутилась перед зеркальной дверью. Красиво. Будто на неё сшито. Я невольно залюбовался, Ада светилась от счастья, неожиданно и беспричинно. Светлая ткань оттеняла тёмные волосы и подчеркивала ровный тон кожи, а золотые отблески перекликались с огненной сущностью, мелькающей в глазах.

— Пойдём, лапушка.

— Я заберу его, — она направилась к выходу.

— Оставь, зачем оно тебе?

— Красиво! Ден… Мы не знаем, что с нами станется дальше, дай поиграть хоть немного. Представь, как я буду в нём смотреться, если вниз ничего не надеть? — она заманчиво провела языком по губам и улыбнулась.

— Льё не понравится эта затея. Пальто слишком много значит.

— Чьё оно?

— Экзистенциалиста, из-за которого он и встал на путь отступничества.

Лицо Ады помрачнело. Она явно вспоминала ту историю, но спустя мгновение изменилась, улыбнулась и сбросила с себя пальто.

— Ладно. У меня есть что-то подобное, ты, кажется, привозил.

— Неугомонная птичка…

— Озабоченная ещё скажи, — рассмеялась она.

По дороге я прихватил кисти и парочку холстов на случай, если Льё задумает снова портить мои стены. Первая часть плана выполнена. Осталось ещё две.

Всё же оказаться дома — хорошо. Эту квартиру я устроил так, как всегда хотел: есть и свободное пространство и даже некоторый уют. Правда кухня теперь испорчена, но это можно пережить. Главное, чтобы Льëтольв не добрался до спальни. Хотя не думаю, что ему чем-то мешают мои искажения.

Ада проявляла чудеса перемен настроения — напевала что-то на кухне, пока варила нам кофе. Я кожей чувствовал, как ей хорошо, но вместе с тем — страшно. Птичка наверняка задумала нечто сомнительное. Вообще, она довольно предсказуема, так наивно по-женски. Мне жаль, что её личность настолько искажена, что настоящая Ада проявляется с трудом и очень редко. И хорошо, что сама она не знает истинных масштабов того вреда, который нанёс ей Сёртун. С этим очень сложно смириться, если вообще возможно. Да, мы со Льё тоже прилично искажены, но по собственной инициативе, ради сохранения жизней, а не из-за чьего-то больного желания скрыть грехи.

Я закинул вещи экзистенциалиста в шкаф, холсты и кисти поставил под окном в гостиной и пробрался на кухню к Адочке, незаметно поймав её в свои руки. Она весело рассмеялась и наградила меня сочным поцелуем.

— Ден, поставь стол на место, пожалуйста. Кофе готов, хочу по-человечески его выпить.

— Да уж, Льё постарался, конечно, — я вернул мебель туда, где ей положено быть, и мы устроились вместе за столом. Ада уселась мне на колени и наслаждалась ароматным кофе.

— Красиво же вышло? — она кивнула на стену.

— И символично…

— Как думаешь, это точно не искажение?

— Точно. Даже не переживай. Не стал бы он…

— А что у него было с Майей? Расскажешь?

— Уже ведь обсудили, лапушка…

— Искажения и прочее — это ерунда, — бесчувственно отметила Ада, — а вот всё остальное… Как думаешь, у них было что-нибудь интересное? Ты должен знать!

— Спроси у Льё, а?

— Значит было…

— Это так важно?

— Не знаю. Возможно, — она пожала плечами. — Я думала, что он не такой.

— Он такой, каким нужно быть в данный момент. А о природе его истинных чувств можно только догадываться. И то… Даже я не всегда знаю, где он играет, а где нет. После стольких лет… — я поцеловал её в плечо и почувствовал себя котом, который трётся о хозяйку, чтобы и свою любовь проявить и заслужить немного ласки в ответ. Осталось ещё заурчать.

— Ден, — Ада отставила кружку и села так, чтобы обнять меня ногами. Её нежные пальчики скользили по татуировкам, а глаза растерянно следили за ними. — Что мы теперь будем с тобой делать?

— Жить, лапушка. Я помогу Льё с влиянием, а дальше… Время покажет, — я улыбнулся, хотя вышло, наверняка, грустно.

— А как же частичка?

— С таким я никогда не сталкивался… Даже не слышал, что это возможно. Давай просто подождём?

— Как думаешь, со мной ничего не случится? — она остановила тревожный взгляд на моём лице.

— Не должно. Мы же с тобой — огонь, — я легонько чмокнул её, безо всяких намёков, просто, чтобы поставить небольшую точку. Но Ада продолжала задавать вопросы.

— А Льё? Если он узнает? — она прилегла мне на грудь, тяжело дыша. — Да и вообще, я ведь так и не смогла выбрать…

— Птичка, нужно просто подождать. Не торопи события. Ладно?

— Ты изменился, Ден, — вдруг поменяла тему Ада. — Когда мы познакомились, ты был другим. Таким дерзким и даже грубоватым. А теперь мы все другие. Иногда я не узнаю даже себя, знаешь, пытаюсь вспомнить что-нибудь из детства или юности и не могу. Будто бы воспоминания стёрлись или потерялись где-то. Когда я была маленькая, то любила рисовать мелом на асфальте перед домом. Вот если утром там появлялось солнышко и цветочки, то к обеду из-за прохожих рисунки превращались в разноцветную дымку. Так и с моими воспоминаниями. Фениксом быть трудно… Из-за этой работы, из-за того, что приходится видеть, жизнь кажется слишком серой и незначительной. Как можно спокойно жить, когда рядом творится невесть что? Может, эти впечатления, от влияний, просто замещают то, что когда-то со мной было? Потому что их больше, они ярче. Ден?

— Может и так, лапушка. Ты натерпелась столько всего, что я прекрасно могу понять твой мозг в стремлении забыть ту часть жизни. Правда, от себя не спрячешься. Когда-нибудь ты всё вспомнишь, всё доброе и светлое, что с тобой случалось.

Она только вздохнула, и я решил отнести её в спальню. Пусть отдохнёт. Льё задерживался, да и будет лучше, если Ада не узнает во сколько он придёт и что расскажет.

Я устроился на кровати, лениво пролистывая соцсети — давно не заглядывал туда, птичка за это время успела сбегать в душ и вернулась в одном только полотенце. Конечно, было бы неплохо продолжить начатое в машине, но уверенности в желаниях Ады у меня не было. Ей трудно, гораздо труднее чем мне или Льё, потому что мы давно смирились со всем, даже с тем, о чём не могли подумать.

Ада скинула полотенце и перебирала вещи в шкафу, наверное искала пальто, похожее на то, что было у Льё. Он хранил его очень давно и всё никак не решался выкинуть. Когда-то оно принадлежало его единокровному брату, тоже экзистенциалисту. Отношения у них не ладились, отчасти из-за того, что я достался именно Льё, хоть это и по праву — лучшая сущность сильнейшему. Может, от отчаяния, может, от вечного чувства соперничества, этот мелкий экзистенциалист влез в конфликт между людьми, да ещё и в буфере, и применил силу. Да-а-а. Сложный был момент, мы пытались как могли исправить ситуацию, но поплатились изгнанием. А брат — жизнью. Хотя, он сам так решил. Мне кажется, что Льётольв до сих пор винит себя, правда никогда в этом не признается.

— Ден! — голос Ады вывел меня из задумчивости, я отбросил телефон и взглянул на неё: помню, это лёгкое летнее пальто первым вытащил из её шкафа, когда собирал вещи. Насыщенного тёмно-бордового цвета, с крупными стилизованными застежками на груди, длинное, с золотыми крошечными языками пламени по подолу.

— Ты великолепна, птичка.

— Жаль, некуда его выгулять. В форме не люблю появляться на заданиях… Хотя, — она призадумалась, туманно глянув поверх меня в окно, — для битвы с вашим супер-влиянием подойдёт. Красиво. Броско.

— Нравится тебе красоваться, — улыбнулся я.

— А почему нет? Если есть, что показать? — Ада выставила голую ногу вперед, уперев её в кровать. — Мне кажется, я схожу с ума от происходящего.

— Кажется, кому-то просто надо отвлечься, — я поднялся, схватил её за талию и увлёк на кровать.

— И ты, конечно, знаешь, как?

— Ещё бы, — теперь мне ничего не мешало идти к намеченной цели. Я провел рукой по её бедру, забираясь выше, откровенно обозначая свои желания.

— Хочешь опять получить обвинения в озабоченности?

— Да плевать. Что поделать, если когда ты рядом, я не могу себя контролировать.

— Будто я могу, — Ада перелезла через меня и упала в подушки.

Только я попытался добраться до неё, как в прихожей громко хлопнула дверь — похоже вернулся Льё. Он что-то бубнил, шумно сбрасывал обувь, дергал не в ту сторону дверь в ванную, гремел посудой на кухне и даже умудрился что-то разбить. Мы с Адой молча смотрели друг на друга, пока она не прошептала:

— Пойди, поговори с ним. Что-то произошло…

Мне совершенно не хотелось сейчас видеть Льё, а тем более говорить с ним, но это безобразие нужно было прекратить. Он и так умудрился превратить мою квартиру в чёрти что.

Света ни в прихожей, ни на кухне не было. Льётольв ползал около окна, собирая с пола осколки, не жалея своего костюма.

— Эй, — позвал я.

— Что? — буркнул он.

— Свидание не удалось?

— Фениксы поработали с ней.

— Сильно?

— Неаккуратно. Этот тупица Герша похоже давно следил за мной, как я не додумался сразу, в чём там дело. По подобию Сёртуна он стирал свои отпечатки в её памяти, только оставлял подделку. Если бы я сосредоточился и присмотрелся чуть лучше, — Льё двинул кулаком в стену. — Моих следов он точно не нашёл, во всяком случае тех, о которых я переживаю.

— М-да… Думаешь, Сёртун догадывался о твоих планах?

— Скорее, он хотел воспользоваться моими наработками и забрать силу себе.

— Он же Феникс, Льё. Не вышло бы.

— Не будь так уверен, Денеб. Вспомни, тогда… С братом.

— Тогда Сёртуну помогали! Сейчас ни один экзистенциалист не пойдёт на такое!

— Ну да… Таких отморозков как мой брат не осталось. Только я… — он сел на пол и взлохматил волосы. — Какой идиотизм! Потерять стольких людей, близких людей! У меня брат, у него вся команда… И вернуться к тому же самому! Это какая-то насмешка судьбы, Ден. Только теперь на кону жизни тех, кто в сотни раз мне дороже.

— Кстати об этом, — я сел рядом с ним. Конечно, я обещал Адочке ничего не говорить Льё, но в новых обстоятельствах её безопасность должна быть на первом месте.

— Что ещё?

— Сначала скажи, что теперь с Майей будет?

— Я наплёл ей о том, что везу картины на выставку, и пригласил поехать с нами. Завтра утром она будет тут. Надеюсь, за пару дней мы управимся с делами и…

— И?

— Влияние почти сформировано, медлить нельзя. Не знаю, с кем ещё может быть связан Герша, и что он натворит, если мы не уничтожим эту гадость.

— А сила?

— Не хочу. Просто поедем, все вместе разберемся с влиянием и всё, — он поднял крупный осколок и подбросил его в руке. — Говори, что у тебя.

— У меня Ада.

— И? — Льё посмотрел на меня так пристально, что по коже побежали мурашки.

— Кажется, мы действительно перешли какую-то грань. Которую никто и никогда не преодолевал.

— О чём ты?

— В ней моя частичка, — как можно спокойнее попытался сказать я, но дыхание спёрло. Впрочем, Льётольв тоже перестал дышать и с силой схватил меня за руку.

— Как вы поняли? — выпалил он. — Так не бывает!

— Значит, бывает. Она светится, Льё. Поблескивает.

— И что делать?

— Если бы я знал.

— Марсель в курсе, что у вас особенные отношения. И видел нас рядом, спокойную Аду. Он понимает, что я совершил для этого. Мы должны сделать всё, чтобы до неё никто не добрался, слышишь?! — он поднялся и схватил меня за рубашку.

— Тогда забудь о влиянии. Это слишком рискованно. Нужно затаиться, уйти на дно, наблюдать. И беречь птичку.

— Нет. Если мы не покажем нашу силу, то рано или поздно всё закончится слишком плохо. Нужно ставить жирную точку, а потом начинать новое предложение. Иначе история снова повторится, как повторяется сейчас.

— Как знаешь, я с тобой до последнего. Но если нужно будет выбрать…

— Мы оба выберем Аду.

Буфер. Москва. Ада

Ден и Льё разговаривали уже довольно долго. Мне хотелось пойти к ним: за окном слышались далёкие раскаты грома, и я боялась. Но им нужно было поговорить без меня. Поэтому отвернувшись от окна, я лежала и думала. Частичка Денеба — что это? Как она ощущается? Как ребенок в животе или что-то иное? Во всём ли теле? Я распахнула пальто, в котором всё ещё лежала в кровати и принялась рассматривать себя: вроде ничего не изменилось, если не учитывать странного состояния в последнее время, которое я списывала на усталость и нервы.

Непонятно, мне пугаться или радоваться тому, что внутри находится частичка сущности? Никогда не слышала о таком. Да и о парах, как мы с Деном — тоже. Гулким эхом снова послышался гром, я запахнула пальто и обняла себя. Страшно. Льё же знает, что я боюсь грозы.

За окном вспыхнуло несколько раз жутким, почти фиолетовым светом, а вдогонку небо бросило сотню громовых раскатов. Я в ужасе подскочила с постели и бросилась в гостиную, но в дверях наткнулась на Дена и Льё. Они поймали меня каждый за свою руку, я же уцепилась в них со страшной силой.

— Она боится грозы, — пояснил Льё, осторожно поглаживая меня по плечу.

— Лапушка, — Ден провел рукой по волосам.

Я переводила взгляд с одного на другого, и не могла ничего сказать. Вот они — оба передо мной, две причины моего беспокойства, моего сумасшествия. Такие разные: тёмно-карие глаза с оранжевыми огоньками и черные, по форме немного напоминающие миндаль; нежные чуть припухлые губы, так лучезарно умеющие улыбаться, и красивые четкие формы других, загадочно поднимающих уголок в намёке; сильные, украшенные сотнями картин и слов руки, самые решительные и нежные на свете, и изящные, с длинными пальцами, пахнущими краской, руки художника. Сущность. Экзистенциалист. А между ними я. Феникс.

— Мне никогда не сделать выбор, — шепнула я, содрогнувшись от новой вспышки молний. Мой голос утонул в грохоте стихии за окном, по навесу застучали первые капли дождя. Я потянулась к Дену и поцеловала его, так кротко и опасливо, будто юная девочка. Он грустно улыбнулся в ответ, и тогда я повернулась ко Льё, чтобы поцеловать и его тоже. Разные, совсем разные. Сильный и чуткий, заботливый и ласковый, решительный и изящный.

— Смотри, лапушка, — произнёс загадочно Денеб.

Они отпустили меня, чуть отойдя в сторону. Я почувствовала напряжение в воздухе и заметила, как образ Дена размывается, затягивая и меня в странную полутень. Льё улыбался уголками рта и взял сущность за руку, вернее за то, что теперь рукой назвать было сложно.

Дена больше не было: вместо него я видела небольшое тёмно-серое, клубящееся облако с вкраплениями огоньков. Облако проникало через пустой рукав в тело Льё. Он тоже выглядел странно и непривычно: у него отсутствовала рука, одно ухо, а лицо покрывали десятки шрамов. Ещё мгновение и Льётольв снова стал почти собой — вокруг него варился туман, а когда он попытался улыбнуться, вместо его лица я увидела Дена так чётко, что не поверила глазам. Они едины. Всё правда. Горькая правда.

— Простите меня, — выдавила я и бросилась к ним в руки.

— Тише, птичка… — сказал Льё голосом Дена.

— Милая, — добавил Льётольв уже сам.

Меня трясло от страха перед грозой, от ужаса той правды, которая открылась. В голове возникла мысль, что так нельзя, что это неправильно. Но мне нужна была точка, хотя бы сейчас. Такая, после которой невозможно ничего начать, но которой можно хоть что-то закончить. Убить сомнения, не дать выбору осуществиться.

— Я выбираю вас, — шепнула я, впиваясь поцелуем в их губы.

Они обняли меня, запуская руки под пальто, и я чувствовала холод одной руки и жар другой. И поцелуи были такими же — нежными и кроткими Льё, и страстными Дена. Большого труда мне стоило расслабиться и поддаться их ласкам, забыть, что они одно целое и разные мужчины одновременно. Тело помнило и прикосновения Денеба, и Льётольва, оттого реагировало с удвоенной силой. Пальто полетело нам под ноги, а я трясущимися руками пыталась снять рубашку с Дена-Льё, и боялась увидеть тело кого-то одного. Очередная вспышка молнии осветила их — сквозь чистую грудь Льё будто просвечивались, как сквозь тонкую бумагу, татуировки Денеба. Они резко подтолкнули меня к кровати, медленно опускаясь сверху.

— Адочка… Точно? — шепнул Льё.

— Да… Я так хочу.

— Лапушка… — Ден.

Их лица менялись местами, руки доводили меня до дрожи. Никогда со мной не бывало ничего похожего, это даже не два разных мужчины в постели. Это один, но разный. Голова пыталась найти хоть какую-то логику, но не могла. Мне с трудом дышалось, перед глазами кружилась и комната, и бордовый полог над кроватью, освещаемый молниями. Две самые лучшие ночи — в Будапеште со Льё, и в Москве с Денебом вне тени — слились воедино. На каждое горячее, страстное движение их тела я отзывалась протяжным вздохом или стоном. Изобретательность и чувственность Дена, складываясь с деликатностью Льё, доводили меня до безумия. Я отвернулась, чтобы продышаться, они воспользовались моментом и подтащили меня выше в кровати, заботливо опуская в прохладные подушки.

Лёгкие, почти воздушные прикосновенияосыпали мои руки, грудь, живот, спускались ниже, к бёдрам, и я уже не знала, кого и чего я хочу больше. В пытках ощущений я не могла удержать судорог, пыталась закрыться всем, что попадалось под руки, чтобы не издавать ни одного лишнего звука, чтобы не выдавать своего удовольствия.

— Если хочешь, кричи, лапушка, помнишь? — послышался голос Дена.

Он как и тогда, давно, поднял меня над кроватью, поддерживая под спину и ноги, руками я уцепилась за Льё. Туман окружал нас, я снова чувствовала его и в себе, и вовне, его тепло, его заботу и бережную, невероятную любовь, помноженную на экзистенциальную страсть Льё. Безумие, которое не кончалось.

В какой-то момент мне показалось, что они разделились, и рук стало в два раза больше, столько ласки я никогда не получала сразу, одномоментно. Да, их точно было двое теперь — телесный Льё и туманный Ден, они кружили около меня, заставляя забывать обо всём: и о грозе за окном, и о том, что мы сейчас делаем. Я плыла по тёплым волнам наслаждения и удовольствия, от которого тело моё изнывало, покрываясь капельками пота, и светилось.

— Птичка, — шепнул Ден. — Тебе нельзя из тени… Держись.

— Тяжело, я хочу к вам, с вами…

— Не рискуй, милая… — вкрадчивый голос Льё.

Они снова слились воедино и, чтобы не допустить моего неконтролируемого выхода из тени, удерживали на предельном, но не максимальном уровне чувств.

— Прошу, — взмолилась я, не в силах терпеть. — Я хочу! Хочу! Слышите!

Мы опустились на постель, в нежнейшие шёлковые подушки, я уперлась руками в изголовье, и тихонько постанывала, стиснув зубы. В груди снова горело, горело во всём теле, переливаясь через край, как раскаленная лава. Волна сильнейшей, неописуемой сладости вырвалась откуда-то изнутри, перебивая всё остальное — необходимость дышать, понимать, думать, видеть и слышать. В ушах зашумело, а перед глазами потемнело. Меня уносило в край эйфории и греховного безумства. Тело существовало будто отдельно, словно не моё. Со стороны я слышала свои отчаянные всхлипы и слабые стоны, и вернулась только тогда, когда Ден — настоящий Ден — поцеловал мою татуировку, мой шиповник.

— Адочка… Не плачь, милая, — шепнул из-за спины Льё.

— Пусть плачет, она делает это красиво, — парировал Денеб, прижимая меня к себе. — Моя птичка.

— После такого ещё бы и не заплакать, я сам-то… — Льётольв ласково поцеловал меня в плечо. — Давайте просто отдохнём? Пока гроза не вернулась Адочка успеет заснуть.

— Ты бы хоть оделся, — буркнул Ден, но я чувствовала, что он делает это с по-доброму.

— Все свои, расслабься, — рассмеялся Льё, накрывая нас.

— Вы такие дураки… Даже подумать не могла, — улыбнулась я, всё ещё прячась на груди Денеба.

— Зато какие! — хохотнул он.

— Чуть не свели Феникса с ума…

— Ты сама ведь хотела, правда? — Льё исхитрился и приобнял меня.

— Наверное. Я уже не знаю, что это было. И стоит ли этого стыдиться.

— Это действительно говорит моя Ада? Устроившая соревнование в постели в первый же вечер нашего знакомства? — Ден дотошно укладывался в постели, обустраивая для меня "гнездо" из подушек.

— Это другое!

— Вы истинная пара… — то ли шутя, то ли нет, прокомментировал Льё, и мы замолчали, каждый, наверное, думая о своём.

Сладкий сонный морок треснул и рассыпался из-за настойчивого звонка в дверь. Я разлепила глаза, пытаясь понять, где нахожусь, и почему так жарко. Туманным взглядом обвела чёрную комнату, заметила привычный бордовый полог над кроватью и улыбнулась. Рядом спокойно спал, вальяжно закинув руку за голову, Ден. Он почувствовал моё шевеление и тоже открыл глаза. С другой стороны Льё лениво сползал с постели, завернувшись в покрывало.

— Кого там принесло в такую рань? — буркнул Денеб.

— Да Майя. Я же сказал ей приходить сегодня. Ради общей безопасности, — Льётольв поспешно глянул на меня, чувствуя моё негодование, и добавил, — в её сознание вмешивался Герша, мы не можем рисковать. Чуточку искажений в квартире, и она побудет с нами несколько дней, пока мы не сделаем всё, что запланировали. Вчера как-то не удалось тебе сказать, Адочка.

— Вот бред, — недовольно изрекла я и подвинулась ближе к Дену, надеясь на объятия.

— Ну да, — Льё пожал плечами и поплёлся в коридор.

— Птичка… — подобрался ко мне Денеб. — Может пока он там бродит, пошалим?

— С ума сошёл? Там же эта… Серая мышь. Испугается, — тихонько рассмеялась я, довольно принимая нежные поцелуи.

— Какая же ты нехорошая девочка, Ада. Ай-ай-ай, — он проник под одеяло и принялся легонько щекотать меня.

— Хватит, — хохотала я, пытаясь вырваться. Подушки полетели на пол, Денеб не позволял мне вырваться, да я и не особо сопротивлялась. — Льё! Спаси-и-и-и! — крикнула в шутку, позабыв, что в доме есть ещё кто-то.

— Не спасай! Я сам справлюсь! — вторил мне Ден, заворачивая в простынь. — Вот, теперь отлично. Никуда ты не денешься.

— Ты сделал из меня гусеницу, — продолжала я смеяться в голос.

— Значит потом будет бабочка, — Ден растерянно оглядел комнату в поисках одежды, без капли досады махнул рукой, кое-как замотался одеялом, которое оставил нам Льё, закинул меня на плечи, наподобие гигантского свёртка, и понёс.

— Куда?! — комната перед глазами перевернулась, и голова закружилась.

— А куда скажешь. Где куколки превращаются в бабочек?

— На кухне, там есть еда!

— Вперёд!

С хохотом мы выскочили в гостиную, и Ден резко остановился. Мне ничего не видно было из-за его спины.

— Что это? — послышался удивлённый возглас Льё.

— Несу Аду на кухню, раз ты мне не помогаешь! Привет, Майя, — кажется, Ден приветственно махнул ей.

— Наверное, я не очень понимаю… — слабо проговорила Майя.

Представлять, что она подумала, было очень весело, и я не сдержалась — смеялась до слез.

— Не надо ничего понимать, — встрял Льётольв. — Мы поздно легли, только проснулись и не успели…

— Скрыть следы преступления! — продолжал веселиться Денеб.

— Дурак! — попыталась я расшевелиться. — Скорей на кухню, я голодная как оборотень перед Полнолунием!

— Ты слышал, Льё? Ада наконец-то голодна с утра!

И Ден понёс меня дальше. Я успела заметить, как мимо шокированной Майи прошмыгнул в ванную Льё, и как она так и осталась стоять посреди гостиной с приоткрытым ртом.

Наконец-то я сидела за столом, почти освободившись от простыни, наблюдала за Денебом, снующем по кухне в одеяле, и улыбалась. Странно, засыпала я с мыслями о том, что мы сотворили что-то предосудительное, а сегодня мне стало невероятно легко и спокойно. Будто бы Ден и Льё действительно одна личность и мне не нужно делать выбор, либо я его уже сделала.

— Кофе, моя птичка, — пропел Денеб, и метнулся в гостиную. Через пару минут вернулся оттуда уже переодетый в лёгкие брюки и привычную чёрную футболку. За ним как зомби еле шла Майя. — Давай-давай, подруга Льё — наша подруга. Будь как дома, чай или кофе?

— Чай, — кивнула она, опускаясь на самый край стула.

— Лапушка опять будет фрукты или предпочтёт что-нибудь посытнее? — улыбнулся Ден.

— Посытнее! Дел полно, силы понадобятся.

— Так мы разве не сегодня едем? — пролепетала Майя, уставясь в кружку с чаем. Пользуясь моментом, я осторожно проникла в её сознание. Там действительно поработали, и очень топорно. Мне даже стало немного жаль эту мышку. До всех искажений она, может, была вполне нормальной.

— Чуть задержимся, день или два, не более, — вошёл Льё, благоухая любимыми дорогими духами.

— Тогда я лучше домой… — Майя всё ещё не поднимала на меня взгляд, что продолжало подзадоривать нас с Деном.

— Ни в коем случае! У тебя там авария случилась, вот только что прочитал в новостях, — Льётольв положил перед ней телефон со статьей. — Поживёшь у нас, пара ночей всего-то!

— Ночей? — её странно дёрнуло.

— Сегодня соберём кое-какие вещи, обсудим детали… У ребят свои дела, а мы с тобой займёмся более простой работой, — Льё изящно опустился за стол, меланхолично поглядывая на свой рисунок, украшавший стену.

После чая Льё увёл Майю в гостиную, а мы с Деном наслаждались завтраком наедине. Было в этом что-то уютное, домашнее, что напомнило мне семейные завтраки по выходным, когда я была маленькой и ещё не знала, что родилась особенной. Простые и понятные жесты, мимолетные улыбки и взгляды, молчаливое взаимодействие, которое не требовало слов и пояснений. Да, Льё совершенно прав, мы с Денебом — настоящая, истинная пара. Теперь я ни капли не сомневалась в этом, как впрочем и в том, что экзистенциалист для меня тоже крайне важен. Но больше не ощущалось противоречий, неизвестно, как удалось чувствам прийти в равновесие, впрочем, это не так уж и необходимо знать.

Весь оставшийся день, пока Льётольв и Майя действительно занимались подготовкой документов и сбором груза — выставка не была прикрытием — мы с Деном мотались по Москве, усиленно заметая следы, как мне казалось. Убрали следы искажения из квартиры Майи, завезли в ресторан фотографии на холстах, чтобы заменить картины, позже добрались и до моей квартиры. Заходить я туда не стала, так что Денеб в одиночку вынес то, что я попросила. Всё прочее решила отправить на временное хранение, чтобы забрать позже и перевезти в новое жильё. Не знаю, чем эти телодвижения могли нам помочь, но раз таков план — надо действовать.

Под вечер мы выехали со склада за городом, погода стояла чудесная: весенняя свежесть, молодая зелень и яркое закатное солнце. Я попросила Дена притормозить в каком-нибудь живописном месте.

— Хочу испытать крылья, — объяснила я и не встретила никаких возражений.

Между двумя небольшими дачными посёлками обнаружился пролесок с оврагом, за которым простиралось покрытое туманной зеленоватой дымкой юное поле. Мне оно чем-то напомнило широкие воды Дуная. Я встала на краю оврага, вдохнула полной грудью тревожный весенний воздух и смело вышла из тени, не ощутив ничего из привычных побочек. Даже пальцы не кололо.

За спиной горели крылья, в лицо светило закатное солнце. Я собрала немного огня в ладони и зашвырнула вперёд. Комочек распался не долетев до поля. Я попробовала снова, потом ещё раз и ещё, пыталась до тех пор, пока не вышло. Руки отозвались болью, пожалуй, моё пламя оказалось слишком горячим даже для меня. И никаких запрещенных техник не нужно! Собравшись с силами, я вырвала хвостатый огонёк из крыльев, наметила точку — и вот уже земля чуть вспыхнула и расплескалась вокруг ранки.

— Так гораздо интереснее, чем ковыряться у кого-то в голове, — вырвалось у меня.

— А по мне, лучше применять силу в мирных целях, — раздался рядом голос Денеба.

— Что я могу сделать мирного? — мне не хотелось смотреть в его сторону, но и любопытство не отпускало.

— Где огонь применяется? Вот там и можно поработать. Да и уничтожение влияний — это ведь мир, — я чувствовала, как Ден подбирался ближе.

— Не хочу больше работать как Феникс, влияния ужасны… Знаешь, сколько кошмаров я видела за свою жизнь? Выжигание это больно, отчаянно больно не только для влияния, но и для носителя. А если он слишком юн, если это ребенок? Представь его мучения. Что в тени, что вне её видеть уничтожение — жутко. Вы, сущности и экзистенциалисты гораздо лучше нас справляетесь. Деликатно, осторожно, без ужаса и боли. Незаметно. Как думаешь, Ден, для чего появились Фениксы?

— Раньше не задумывался. А теперь кажется, что вы созданы для нас. Для сущностей.

— Пояснишь? — я опустила руки и рассматривала, как быстро вне тени исчезали красные пятна ожогов.

— Вы, Фениксы, умеете возрождаться, восстанавливать свою силу без чьей бы то ни было помощи, просто за счёт своей природы. При этом между нами может происходить обмен энергией. Два сообщающихся сосуда, перманентно усиливающие друг друга, входящие в силовой же резонанс, например… А если к нам подсоединить Льё, да любого экзистенциалиста его уровня, представь? Ты — генератор, я — проводник и усилитель, а Льё — приёмник и распределитель. Собственно на этой идее весь его план и строится.

— Удивительно…

— Это природа, Адочка. А теперь вспомни о частичке. Представь, что ты и генератор и усилитель. Невероятно…

— Ден, — мне внезапно подумалось о том, что частичка, это всё же как ребёнок, как маленькая сущность. — Ты ведь можешь умереть?

— Когда-нибудь, конечно… Это будет примерно так.

Тёмное облако выплыло из-за моей спины и повисло над обрывом, медленно удаляясь. В нём вспыхивали огонёчки, и мои руки сами собой начали отвечать едва заметным свечением. Денеб был прекрасен, я не думала, что бесформенная сущность может быть такой красивой, такой загадочной и многогранной. Туман казался плотным, живым, сгустком неизвестного вещества, и множился, растягиваясь, бледняя, колыхаясь на лёгком вечернем ветру. Последние лучи заходящего солнца уже просвечивали его насквозь, теряя яркость. На фоне угасающего неба я почти не замечала туман, только редкие огненные вспышки, размером с наперсток. Очередной порыв ветра стёр последние следы Денеба.

Я стояла, протянув руки к бескрайнему полю, и роняла на них слёзы. Они шипели, касаясь горячей поверхности моей кожи, и падали снова. Голова понимала, что ничего страшного не случилось, а сердце готово было разорваться.

— Ден, — позвала я и вернулась в тень, опустившись на землю.

— Я тут, лапушка, — он привычно обнял меня ногами и руками, устроившись позади. — Не плачь…

— Это было красиво, но слишком грустно. Неужели после тебя ничего не останется? — я перебирала в руках его пальцы, ища подсказки в виде привычных красивых фраз на латыни.

— Почему же? А частичка?

— Это же как ребёнок, правда? Ну скажи…

— Мне приятно так думать. Futura sunt in manibus deorum, птичка.

— Я не хочу, чтобы ты исчезал.

— Не исчезну. Обещал ведь, — он прижал меня сильнее, горячо шепча на ухо. Его губы едва коснулись шеи, а руки обхватили мои уставшие ладони. — Похоже, ты сделала выбор?

— Кажется… Я не хотела, правда. Но так будет правильнее.

— Нет ничего правильного, всё слишком относительно, лапушка. Боюсь, ты простудишься, может, поедем домой?

— Там Майя, не хочу её видеть. Она вызывает у меня стойкую неприязнь.

— Это только ради Льё, врединка. Знаешь, когда он встретил эту серую мышь, как ты говоришь, я ведь подумал, что мой дорогой экзистенциалист наконец-то нашёл кого-то, с кем ему будет хорошо. Поначалу так и было, хоть он и играл одному ему известную роль. Втянулся. А может действительно сердце дрогнуло. Он вообще слишком сильно ограничивает себя во всём, живёт по своим собственным принципам, построил образ эдакого педанта-интеллигента, а на самом деле просто художник, — Денеб вздохнул. — Мы кичимся нашим отступничеством, но ничего хорошего в нём по сути нет. Да, встроиться можно в любую структуру и вполне успешно в ней существовать. А вот заткнуть своё нутро куда подальше не получится. Вылезет. Так что я рад был за Льё…

— И тут появилась Адочка, да? — я усмехнулась такому нелепому совпадению, повлекшему за собой череду странных событий.

— Да… Моя птичка.

— Я не жалею. Чем бы ты ни руководствовался в тот вечер, я ни о чём не жалею.

— Вот и славно…

Он помог мне встать и мы, держась за руки, неспешно брели к машине окольными путями ещё часа два, наверное. Продрогнуть не получилось бы при всём желании — огня в нас хоть отбавляй, а вот поговорить по душам, или помолчать наедине — прекрасно вышло. Мне подумалось, что даже если бы Ден сейчас убрал метку, ничего бы не изменилось. Ничто не заставило бы меня избавиться от неё — никакие страхи, желания и угрозы.

Телефон в машине разрывался от звонков. Пока я садилась на своё место, Денеб уже разговаривал — из трубки слышался взволнованный голос Льё.

— Нужно срочно возвращаться, — хмуро буркнул он, бросив телефон на панель. Машина тронулась, и мы на предельной скорости направились к городу.

— Что-то случилось?

— Марсель летит в Москву. К нам приходил Герша: ошивался около ресторана сначала, а потом под окнами квартиры, — мрачно изрёк Ден.

— Не просто же так?

— Конечно! Льё говорит, что Марсель и иже с ним догадываются, что мы собираемся выехать из буфера.

— Ещё бы не догадались! Он же официально устраивает выездную выставку.

— Знаешь, сколько их уже было? Сотни! Но сам Льётольв при этом никуда не выезжал. Так что никаких параллелей.

— Льё же говорил на слушании о своих целях…

— И? Пообещал ничего не делать?

— Я не помню, — в изумлении констатировала эту мысль и замолчала. Как? Почему часть разговора потерялась, будто провалилась в чёрную дыру?

— Ада?

— Ден… У меня что-то с памятью. Не могу восстановить беседу. Что говорил Льё? Я не могу вспомнить! — руки моментально задрожали, тиски паники подобрались к груди.

— Птичка, успокойся… Не важно, что говорил Льё, а что нет. Факт на лицо — что-то происходит, и оно явно связано с нами, — Ден положил руку мне на плечо и крепко сжал. — Вдохни, посмотри в окно, хочешь, я его приоткрою? Ехать осталось немного. Ребята уже собрали вещи, мы сможем выбраться сегодня же.

— Сейчас…

Я прикрыла глаза и попробовала не думать. Но как назло, мысли беспрестанно лезли в голову. У меня уже случались такие мини-провалы, но обычно это касалось довольно далёкого прошлого. Да и вообще, из-за усталости и общего перенапряжения не грех было забыть что-то неприятное. Или даже приятное, не важно. Но с момента слушания прошло несколько дней! И ещё вчера я его помнила. Судорожно перебирая по крупицам кусочки того дня, мне хотелось докопаться до сути. Мысли доходили до слов Льё и обрывались. Обгоревшими пепельными лепестками проплывали слова Сёртуна, брезгливые лица Марселя и Мота, презрительные взгляды Истиль. Но если бы меня попросили пересказать заседание, я бы не смогла сделать это связно.

— Это последствия выжигания, да? — не знаю, у кого я это спрашивала. Может, утверждала. Слова, произнесённые вслух имеют вес, реально существуют, и могут что-то изменить.

— Да, лапушка.

— Больно.

— Я знаю, моя хорошая. Льё сможет тебе помочь, разберёмся с влиянием, и всё сделаем.

— Ден, давай уговорим его никуда не ехать? Я не хочу. Как-нибудь договоримся с Марселем? Со всеми договоримся. А? Какой буфер самый тихий? Туда переедем.

— Лапушка, ты же знаешь, что из этого ничего не выйдет. Не думаю, что всех так волнует влияние. Скорее всего причина в вас со Льё. Он слишком силён, и ты тоже. Особенно теперь, когда он помог тебе с крыльями. Да и я тут… Ты сама видела, какая у нас с ним связь. Уникальная троица и всем плевать на то, насколько искренни мы в своём желании просто жить. Они боятся. Поэтому и действуют на опережение. Мне вообще думается в последние дни, что история с Сёртуном только лишний раз подтвердила твою опасность.

— И что же, мы теперь всю жизнь будем бегать? — я не могла представить себе, как действовать дальше.

— Ну почему? Наберётесь со Льё совместного опыта, тогда вас точно никто не тронет.

— А ты?

— Мне не нужно столько силы.

Я не нашлась, что ответить. Мне бы хотелось стать сильнее, чтобы жить спокойнее. Но работает ли эта связка именно так — неизвестно. Любое утверждение нужно проверять на практике, но обратного эффекта проверка не имеет. Если увеличить силу, то назад уже ничего не вернуть. А я вовсе не была уверена, что хочу устраивать эксперимент над собственной жизнью, тем более что теперь всё и так слишком сильно изменилось. Я бросила взгляд за окно: там темнел город, переливаясь огнями. Жёлто-оранжевые улицы, подсвеченные фонарями, кишели машинами, как светлячками, всё плыло, двигалось и шумело. Бурлящий лавовый поток. Тень.

Буферы хорошо защищены, прорваться сквозь стену непросто. Кроме того, до неё ещё надо добраться. Хватит ли нам времени? Да и что такое, в сущности, это время? Тоже какая-то нить, поток, а может нет? Может это песчинка, падающая в бесконечном пространстве. Время — это движение или покой? Я посмотрела на Денеба — он внимательно следил за дорогой, но заметив мой взгляд, чуть повернулся и сотворил на лице добрейшую улыбку. В глазах его сверкнул знакомый огонёк.

Частичка.

Я инстинктивно приложила ладони к животу, потом к груди, пытаясь почувствовать её где-нибудь.

— Денеб, как думаешь, а где она?

— Может это он?

— Нет, она — essentia, — улыбнулась я в ответ.

— Не знаю, лапушка. Где-то внутри. Может, в самой душе?

— Я люблю тебя, Ден, — произнесли мои губы сами собой. Голова не успела ничего сообразить, и я так и застыла с руками у груди.

— Знаю, птичка. Знаю, — мы как раз доехали до дома, и он остановил машину.

— А ты?

— И я.

— Правда? Почему раньше не сказал? — я потянулась к нему и получила в ответ лёгкое поглаживание по щеке.

— Ждал, когда ты сделаешь выбор.

Дома нас встретила испуганная Майя, похоже, она ничего не понимала, а спросить боялась. Льё чертыхался в гостиной, что совершенно не было на него похоже. Заметив изящную тень, я поддалась искушению, и под удивленный взгляд Майи подбежала к нему, крепко-крепко обняв со спины.

— Ада? — хрипло шепнул он, и повернулся ко мне.

— А кто же ещё?

— От тебя пахнет весной… — протянул Льё, внимательно рассматривая мои глаза. Его взгляд блуждал, останавливался, то вспыхивал, то туманился.

— Мы с Деном прогулялись немного.

— Тебе хорошо с ним, милая, — он таким до боли обыденным жестом поправил прядь моих волос, выбившихся из-за уха, что я почувствовала себя предательницей.

— И с тобой тоже, — шепнула ему и выбралась из объятий. — Ну что?! Когда выезжаем?!

— Стойте, — Майя выбралась из-за спины Дена, преградившего ей путь в комнату, и опустилась в кресло. — Пока вы мне не объясните, что происходит, я никуда не поеду.

— Выставка же, — развел руками Льё.

— И ехать нужно срочно, ночью?

— Почему нет? — вступился за друга Денеб. — Давай не будем тратить время впустую.

— Нет уж! Я давно подозреваю, что с вами что-то не чисто. Льётольв всё рассказывал мне какие-то сказки! А я хочу знать правду! И почему около этого дома сегодня был Глеб? Откуда он мог достать адрес? Вы знакомы?

— Слишком много вопросов, Майя, — примирительно произнес Льё, поправляя пиджак и методично задвигая тёмные шторы.

— А давайте потратим пару минут на откровенный разговор, — меня раздражала эта недосказанность, которая явно мешала всем нам. Я села на диван, пристально наблюдая за реакцией Майи и Льё. — Но сначала я задам пару вопросов. Скажи, дорогая Майя, давно ли ты знаешь Льётольва?

— Ну… С самого начала весны, — неуверенно начала она.

— Ада! — Льё задвинул последнюю штору, и комната утонула в темноте.

— Тише, Ужас… Тише. Отлично, Майя. Ну и что же за отношения вас связывают? Только честно.

— Я… Я не могу сказать, — кажется, она уже передумала разговаривать начистоту. Во всяком случае голос её звучал крайне неуверенно. Наверняка, эта серая мышь ещё и покраснела, как подросток.

— Ладно… Тогда так. Ты знаешь, кто такой Льё? — я приметила Денеба, который тенью метнулся к входной двери. Тревожно.

— Художник.

— Экзистенциалист, — с нотками безнадежности в голосе буркнул Льётольв.

— Кто? — тихо удивилась Майя. Интересно, о чём она подумала.

— Это сложно объяснить, — вздохнул он. В темноте мне было видно, как Льё подошёл к ней и опустил руки на плечи. — Я, Ден, Ада… Как бы сказать? Не совсем люди.

— Чего? — каким-то писклявым голосом выдала Майя, я не удержалась и усмехнулась.

— Не люди. Ага. Льё — экзистенциалист, Ден — сущность, а я — Феникс. Вот тебе вся правда. Нравится? — я встала и подошла к ней.

— Вы меня разыгрываете? Что это за дурацкие прозвища?

— Ада, зря ты это затеяла… Мы не сможем ничего объяснить, — тихо обратился ко мне Льё.

— Скажи, что у тебя с ней было? — этот вопрос не давал мне покоя, и я решила выяснить ответ прямо сейчас.

— Взрослые игры, конечно же… Я пытался понравиться.

— Зачем? Скажи ей зачем! — я положила свою ладонь сверху на руку Льё, Майя вжалась в кресло и задрожала.

— Она была нужна для моей цели. Да чёрт, Ада! Понравилась она мне, вот и всё. Что, я не имею на это права? — вдруг вспыхнул экзистенциалист.

— Ты исказил её, чтобы она подпустила тебя к себе? Да?

— Да! Да!

— Может, вы не будете обо мне в третьем лице? — промямлила Майя. — Хотя я всё равно ничего не понимаю, мне неприятно.

— Идиотизм. Льё, почему ты не мог сказать раньше? — во мне кипела злость, он мимоходом просто воспользовался благосклонностью Майи, планомерно, целенаправленно затягивал её в свою паутину, как беспечную и глупую мушку.

— Я знал, что ты будешь злиться, — спокойно ответил Ужас, осторожно убирая мою ладонь.

— Ещё бы! Это ведь…

— Мерзко, да?

— Я не знаю, Льё… Мерзко. Противно. Нечестно. Но я понимаю тебя. Ты ведь просто…

— Хотел, чтобы меня любили. Именно. Просто попробовать это чувство на вкус. Каково это, когда на тебя смотрят так, как ты на Денеба? Каково проснуться рядом с той, которая видит в тебе своё будущее, своё счастье и спокойствие? Я безнадежен, Ада…

— Льё использовал меня, да? — снова встряла Майя, она всё ещё пыталась обратить на себя внимание.

— Ты просто дурак! Нельзя так с людьми, нельзя! — я пихнула его в плечо, но тут же уцепилась и потянула к себе. — Вспомни грозу в Будапеште. Ну! Почувствуй разницу! Искаженная Майя и настоящая я! Чувства нельзя подделать.

В комнату вошёл Ден, прокрался чуть ближе и жестом показал в сторону двери. Похоже, нас там поджидали.

— Пока вы тут треплетесь, на лестнице наш давний друг Герша притаился, Феникс недоделанный. Пару раз из тени вышел, наверняка собирался дверь атаковать, но не решился.

— Да Герша всегда был трусом. Прорвемся, я его ещё в колледже уделать могла, а сейчас и подавно, — мне не терпелось уехать отсюда. Спрятаться, освободиться от всего. Я злилась на Льё, а в груди трепыхалась едва зародившаяся жалость к Майе и раздражала меня.

— Выходим. Майя, ты идёшь за мной. Ни шагу в сторону, если хочешь жить, — строго сказал Льё и вручил ей рюкзак.

— Я никуда не хочу идти! Объясните толком, — запротестовала она.

— Твой бывший, как его там… — начала я, схватив её за плечи.

— Глеб.

— Да, Глеб. Он не Глеб вовсе. Герша его зовут. Он тоже Феникс, как и я. Только слабый, вот и сидел в архиве, идиот. С моим учителем заодно. Он, кстати, старый извращенец. В общем, либо ты идëшь с нами, либо я тебя тут первую прикончу. И плевать на план Льё и всё остальное.

— Ада, спокойно… — попробовал утихомирить меня Ден, но внутри что-то словно сорвалось с цепи, и я готова была идти всё равно куда, главное — положить конец всему. Правда, неизвестно, чему.

Я отпихнула Денеба, и распахнула входную дверь, моментально выйдя из тени. Герша прятался в небольшой нише за поворотом к лестнице. Дурацкое, детское убежище. Я собрала огоньки на кончиках пальцев и швырнула ему под ноги, побуждая выйти.

— Герша! — крикнула я. — Выходи. Не будь трусом. Ты же знаешь, что я сильнее. Зачем пришёл?

— Остановить тебя, Ада, — показался он из-за угла. — Марсель будет в городе через час, вам некуда бежать.

— Ты же предан учителю, или боишься запачкаться теперь?

— Ты не понимаешь! Льётольв использует тебя! Сёртун хотел спасти свою лучшую ученицу!

— Странные у него методы спасения, — я медленно двигалась вперёд, собирая силу. Крылья за спиной дарили ощущения всемогущества, пьянящего, сладкого, невероятно желанного. Я и не догадывалась, что чувство собственного превосходства такое потрясающее!

— Не лучше, чем у экзистенциалистов, — буркнул Герша, тоже готовясь к бою. — Майю верните!

— Ты же сам её жёг.

— И что? Не искажал ведь в собственных целях, тем более таких примитивных.

— Скажи, почему Марсель не хочет, чтобы мы выбрались из буфера?

— Я тебе больше скажу! Дело не только в Марселе. И Мот, и Истиль — все против вас. Вы заперты в буфере, смиритесь.

— Герша, ты ослеп? Видишь мои крылья? Думаешь, кто-то способен меня остановить?

— Ада! Ты одержима! Тебя исказили и приворожили эти двое! Вам ни за что не справиться с комплексным влиянием! Никогда! Это передел власти, слышишь?!

— Пусти, — злобно шепнула я, устав слушать пустой примитивный трёп Герши, и метнула в него огромный огненный шар.

Он уклонился, но не так быстро, как мог бы, — даже я не ожидала от себя такого мощного потока. Гершу отбросило на лестницу, и он шумно покатился вниз. Из-за моей спины выскочил Денеб, бросившись следом за Фениксом, Льё тащил за руку перепуганную Майю: для неё всё выглядело так, будто я просто легко махнула. Волшебство, ага. Может и хорошо, что эта мышь не могла ничего видеть вне тени, с ума бы сошла от ужаса. Ден вывернул руки Герше за спину и поволок вниз по ступенькам.

Мы вышли на улицу, привлекая к себе излишнее внимание прохожих. С помощью Льё, Ден затолкал Гершу в машину и запер там. Его руки почернели, темнота переползала на стёкла автомобиля, и через пару минут внутренности скрылись. Никто не увидит, кто спрятан внутри. Я постучала по стеклу — оно отозвалось металлическим эхом.

— Ден, ты замуровал его? — схватила за руку Денеба. Она оказалась такой же холодной, гладкой и твёрдой, как металл.

— Немножко. Чтобы не выбрался раньше времени.

— Скорей, — Льё подтолкнул нас к такси, которое успел поймать, пока Ден разбирался с Гершей.

Кое-как разместившись в салоне, мы примолкли. Майя сидела бледная и крепко держалась за руку Льётольва, смотря перед собой как зачарованная мумия. Кажется, мы так толком ничего ей и не объяснили. Но как рассказать человеку о том, кто такие экзистенциалисты, откуда берутся сущности и чем занимаются Фениксы?

Я посмотрела на эту серую мышь: на самом деле она довольно милая, если бы держалась чуть смелее могла бы сойти за красивую девушку. Но ей никогда не стать такой, как я. Она слишком правильная, слишком… Цельная. Такие никогда не сомневаются в своём выборевыборе: не могу представить её лежащей между Деном и Льё, и решающей, с кем быть. Нет. Она скорее наступила бы себе на горло, осталась бы одна, только чтобы не рисковать, не совершать того, на что была готова я.

Руки. Невольно мой взгляд зафиксировался на руках Майи и Льё. Кроме того, что она крепко держала его, изящная ладонь экзистенциалиста прикрывала руку мыши сверху. Он тихонько поглаживал пальцами крошечные, до белых костяшек сжатые пальчики. Мило. И больно. В груди заныло ревностное желание отпихнуть Льё, забрать его в свои объятия.

Почему я раньше не подумала о том, каково было Денебу видеть, что происходит между мной и его другом? И каково было Льётольву? Но ни один из них до поры до времени так ни разу и не показал своей ревности или обиды, если не считать тот день, когда Ужас рисовал на стене. Да и если судить по тому, что произошло между нами, они не испытывали ничего подобного или победили разрушающие чувства, и действительно не собирались меня делить. Может ли быть так, что это потому, что я для них не более чем игрушка, инструмент, и меня просто нужно удержать рядом? Я помотала головой, отбрасывая безобразные мысли. Нет, не может такого быть. Они совершенно искренние в своих порывах. Я должна верить в это.

А Льё… Он просто успокаивает Майю, он как и я, возможно, пытается сделать выбор. “Выбери меня”, — хотелось шепнуть ему на ухо, прижаться со всей силы и слушать, как бьётся спокойное экзистенциальное сердце. Стоило только подумать об этом, представить в мельчайших подробностях, как к горлу подступили слёзы. Да, я сделала выбор, но я не хотела его. Перед глазами всё поплыло, а в груди горело. Я с силой пихнула водителя в плечо и попыталась на ходу открыть дверь. Меня тошнило, мутило так, что страшно было дышать. Такси остановилось на остановке, и я почти выпала на асфальт.

Не слыша окриков, добралась до травы и рухнула на колени. В ушах шумело, руки дрожали, а земля под ними медленно тлела. Шум перешёл в дикий звон, меня душил кашель. Сквозь пелену слёз, я видела, что снова выдыхаю дым, серый, горячий и едкий.

— Что с ней? — послышались обрывки фраз, сказанные разными голосами. — Укачало… Дым? Это дым?.. Помоги ей!.. Земля! Там огонь!.. Поймай машину, быстро!.. Лучше в лес, переждём…

Я хотела крикнуть, чтобы они все заткнулись, прекратили галдеть, чтобы оставили меня в покое, но не могла. Горло жгло огнём, першило так, будто туда насыпали ведро пепла. Пытаясь успокоиться, выйти из тени и сделать что-то для себя, я полыхающими ладонями вывела на земле ESS.

— Тихо! — тут же крикнул Ден, опускаясь рядом. — Лапушка, сгоришь. Успокойся.

Он гладил меня по спине, окутывая своим теплом, заглушая и звон, и шум дороги, и разговоры Льё с Майей. Он просто был рядом. Его частичка внутри меня, а сам Ден, настоящий — снаружи. Всегда где-то недалеко, готовый сделать для меня что угодно. А я дико ревновала Льётольва, глупая, безнадёжно жадная и похотливая, одержимая и озабоченная. Ненормальная.

— Ада, пожалуйста, контролируй себя, птичка. Мы не справимся, если Льё придётся помогать тебе сдерживать силу. Выдохни её, выпусти всё в землю. Успокойся. Ну же…

Денеб с силой прижал меня к прохладной, влажной земле, кое-где горячей от моих прикосновений, и лёг рядом, поглаживая по волосам. Лёгкое покалывание в руках, такое привычное, избавляющее от страданий, — Льё вытолкнул нас из тени. Ден рассеивался, укрывал словно одеялом, я чувствовала, как крылья жгут спину, и как сущность, проникая внутрь через светящиеся ладони, заставляет сердце биться тише, вытягивает лишний огонь изнутри. Веточка, которую я теперь хорошо видела перед своим лицом, вдруг обуглилась и рассыпалась в пыль. Трава жухла на глазах и дымилась, а я остывала.

— Птичка моя… Лапушка… — ласково шептал Ден, медленно возвращая нас в тень. — Зачем ты так? Он же всей душой твой… Мы оба.

— Почему? — рыдала я, понимая теперь очень ясно, что лежу недалеко от тротуара под светом фонарей.

— Это не важно, Адочка… Поехали? Нужно успеть выбраться из буфера, пока есть возможность.

— Не отпускай меня, Ден, пожалуйста. Ни на секунду…

Он помог мне подняться, и передал в руки Льё. Майя стояла чуть в стороне и с испугом, даже с ужасом, оглядывала меня. Может, теперь не придётся ей ничего объяснять. Обернулась — вместо травы, на том месте, где я лежала, теперь чернела выжженная полянка. Мёртвая земля. Вот она — истинная сила Феникса. Убивать. Уничтожать. Разрушать. Ден говорил, что её нужно использовать во благо. Но разве это возможно?

— Что она такое? — заторможенно спросила Майя, подходя ближе.

— Феникс. Птичка, — сдержанно ответил Ден, ловя машину.

— Вы… Не люди, — констатировала она и побледнела. Дошло, кажется.

Ни одна машина не спешила тормозить, видя нашу странную компанию. Льё и Ден решили не рисковать и не использовать силу, поэтому, дав мне чуть времени отдохнуть на остановке, мы спустились в метро.

Из буфера без разрешения можно попробовать прорваться только в тех местах, где есть массовые выходы для людей — воздушные границы над аэропортами и земные по направлениям железных дорог. Днём, когда мы с Денебом ездили на склад, то почти достигли границы, но по шоссе выбраться незамеченными невозможно. Зато вместе с большим потоком людей есть шанс прорваться. Правда, в такое время нам понадобится обычный пассажирский поезд, если повезёт, или электричка. В рабочее время всё было бы проще — электрички настолько переполнены, что шансы на прорыв возрастают в несколько раз.

Но у Льё и тут был план. Прорвавшись через купол в одном направлении, мы должны были сделать пересадку и отправиться в совершенно противоположном. Только он не учёл того, что выбираться придётся ночью. До вокзала добирались в полном молчании, на Майе лица не было, она сторонилась меня и каждый раз, когда невольно задевала рукой, шарахалась в сторону как ошпаренная. Ден помогал перемещаться по транспорту, ибо моё состояние не предвещало ничего хорошего. Что в автобусе, что в метро, одинаково сильно укачивало, и нам приходилось выходить чуть ли не через каждые три остановки.

Иногда Денеб шептал что-то Льётольву на ухо, тот мрачнел ещё больше, и я понимала, что пока ничем не может посодействовать. Он экономил силы, пытался сделать так, чтобы мы были незаметными. Только теперь мне стало ясно, как тяжело ему давалась та атмосфера спокойствия, в которой я существовала рядом с ним всё это время. Да, Фениксы и экзистенциалисты не могут быть долго настолько близко. Пожалуй, нас спасало только присутствие сущности.

Вместе с припозднившимися пассажирами мы зашли в последний вагон последней электрички на этом направлении — чистая удача. Я прислонилась к холодной металлической стене и закрыла глаза. Здесь, как в метро, выходить постоянно не получится, нужно набраться терпения и ждать, когда граница буфера будет пересечена.

— Ада, — подошёл ко мне Льё, прикрыв собой от ненужных взглядов. — Нам понадобится твоя помощь, чтобы разрушить барьер. Ты уже делала это.

— Не могу, мне плохо, — я схватилась за лацканы его пиджака и притянула ближе. — Может бросим эту затею?

— Милая, жизни вам с Деном всё равно спокойной не дадут. А так хотя бы будут бояться.

— Ты можешь помочь мне немного? Рядом с тобой я умираю.

— Будем чуть ближе к барьеру, помогу. И потом тоже буду, просто потерпи немного, хорошо? — он ласково погладил меня по щеке и спустился ладонью к шее. — Ты такая прекрасная… Огненная…

— Тяжело, — я уткнулась головой в его грудь, пытаясь справиться с удушающим приступом тошноты.

— Позову Дена и отойду пока подальше. Держись, Адочка.

Вдоль стены я переместилась к раздвижным дверям электрички и всмотрелась в бегущую мимо темноту. Сзади подошёл Денеб, придерживая меня за руки. Мне бы хотелось, чтобы он был чуть смелее и спрятал меня в объятиях, а ещё лучше, как в сказках, перенёс отсюда куда-нибудь подальше.

— Лапушка…

— Я боюсь, Ден.

— Понимаю. Смотри на это как на развлечение, — он спокойно дышал мне в шею, поглаживая татуировку на руке. — Как с твоим рисунком вышло. Весёлое приключение. А после, когда мы сделаем, что задумали, свободы станет больше, и тогда… Куда бы ты хотела отправиться?

— Свадебное путешествие? — странным образом мне действительно становилось лучше, тошнота больше не была такой яркой, и я даже стала видеть чётче.

— Ты предлагаешь пожениться? — усмехнулся Денеб, нежно касаясь моего уха губами.

— Ну я же твоя невеста…

— Точно, я и подзабыл уже.

— Ден!

— Ладно… Куда ты хочешь всё-таки?

— Не знаю. Вообще я сейчас должна бы была выполнять очередное задание, и кто знает, в какой части света. Со мной была бы моя команда и… Учитель.

— Мне кажется, вариант с электричкой гораздо лучше. С тобой не просто команда, а друзья. Это важнее. И нет никакого учителя, который бы стремился сделать из тебя или оружие или что похуже. Если каждый человек принадлежит сам себе, то почему бы и Фениксам тоже не быть своими собственными а solis ortu usque ad occasum?

— Просто случилось так, что я оказалась сильнее остальных. А когда ты во всём “слишком”, то перестаёшь принадлежать себе. И если уж выбирать, чьей птичкой быть, то лучше ты. Пусть и сущность, — я повернулась к Дену, заглядывая в глаза в поисках знакомого огонька. Его внимательный взгляд, твёрдый и всегда решительный, даже в такое время пробуждал во мне желание целовать Денеба, желание наброситься и утащить в укромный уголок, чтобы просто любить, всем своим существом любить. Сумасшествие.

— Лапушка… — его руки, повинуясь моему неприкрытому желанию, забрались под кофту. И как же было приятно чувствовать то тепло, то холод его прикосновений.

Не пытаясь сопротивляться себе, я впилась в губы Дена. Дикая, безрассудная волна страсти заполняла меня, переливаясь через край. Я не слышала ни испуганного вскрика Майи, ни объявления о пропуске следующей станции, а просто теснила Денеба к стене, готовая на всё.

— Я хочу тебя, Ден. Прямо здесь. Сейчас же! — не помня себя, зашептала я ему.

— Ты же эту девочку напугаешь, птичка, — ухмыльнулся он, не испытывая ни капли стыда.

— Да плевать. Может, это наш последний раз. Денеб! — я задыхалась от подступающих эмоций, и дрожащими руками добралась до застёжки его джинс.

— Ненормальная, — улыбнулся он, утаскивая меня в противоположный от Майи угол.

— Ты ничуть не лучше, — быстро шепнула я, стремясь поскорее снова коснуться его губ.

Очередное сумасшествие, точно. Дикое, нетерпеливое и бесстыдное. Я сама себе вдруг напомнила голодного пса, заглатывающего корм не жуя. Внутри меня словно находился магнит, рвущийся присоединиться к другому своему полюсу, спрятанному внутри Денеба. Трясущимися руками я ухватила его за шею и, кажется, немного мешала.

Ден резким движением оторвал меня от себя и повернул спиной, руками пришлось упереться в стену. Вагон шатало, за окном всё ещё бежала темнота, а внутри у меня всё сжималось и переворачивалось от близости сущности. Я шумно выдохнула, опустив голову, когда поняла, что Денеб в таком же состоянии — горячий до невозможности, порывистый и сильный. Где-то рядом с нами шумно хлопнула дверь, ведущая в вагон.

— Сбежала подружка Льё, — тихо рассмеялся Ден с характерным придыханием. Каждое его движение вызывало улыбку, наполняло кровь адреналином и разгоняло его по организму. Сердце было готово выскочить из груди.

— И чёрт бы с ней, главное ты не сбеги, — простонала я.

— Ада… Я так долго не смогу, всё как-то слишком… — прохрипел Ден, обхватывая меня с удвоенной силой так, что становилось трудно дышать.

— Ага… Ещё чуть-чуть хотя бы… Мне очень надо.

— Обмен, да? — он чуть дёрнулся, опустив голову мне на плечо и обжигая дыханием.

— Да… — вторила я каждому его лёгкому подрагиванию, а у самой ноги подгибались и руки вдруг потеряли всю силу. Будто бы что-то тягуче-тёплое, сладкое переливалось из Дена в меня и наоборот. То самое ни с чем несравнимое удовольствие от обмена энергией, огнём.

Краем глаза я заметила движение рядом, от Денеба тоже не укрылось, что мы в тамбуре больше не одни. Я медленно повернула голову, догадываясь, кто пришёл и протянула к нему руку.

— Льё… Скорей.

— Вы что?

— Обмен же… — прошептал Ден, я всё ещё чувствовала его мокрый лоб на своём плече.

— Денеб! Ну можно было бы найти другой способ! — возмущался Льётольв, но всё же подошёл к нам и взялся за мою ладонь. Уголки рта его дрогнули в привычной полуулыбке.

Он кротким жестом провел ладонью по моей шее с меланхолическим взглядом, будто бы вспоминая, как целовал её недавно. Меня тут же обдало жаром и по коже поползли совершенно некстати мурашки. Льё склонился надо мной и прикоснулся губами ко лбу, к щекам, и дотянулся до губ, погружая нас в долгий, медлительно-мечтательный поцелуй.

Дверь тамбура снова хлопнула, Льёотстранился, оставив нас с Денебом на попечение друг друга. Пока я приводила себя в порядок, смотрясь в дверное стекло, а Ден с улыбкой наблюдал за мной, успела заметить, с каким шоком переводила взгляд с одного на другого Майя. Да уж, бедняжке пришлось нелегко — столько потрясений сразу. Чаще всех нас она смотрела на Льётольва с немым вопросом, а он отмалчивался. Наконец, терпение у неё лопнуло.

— Я не понимаю, что происходит? Что у вас за отношения?

— Ненормальные, — хохотнул Денеб.

— Ада ведь ваша… твоя… — она пыталась подобрать верные слова, но, похоже, голова не подчинялась.

— Невеста? — подсказал Ден. Майя кивнула. — Ну да. Моя птичка.

— Тогда почему?… — она глянула на Льё.

— Потому что это Ада, — спокойно ответил он.

— Вы больные! Вы чёртовы сумасшедшие! Я никуда с вами не поеду! Мне нужно выйти, — она бросилась к дверям, совершенно забыв, что электричка даже не думала останавливаться только из-за желания серой мыши покинуть её.

— Не психуй, — грубо поймал её Ден и пихнул в руки Льё. — Будешь устраивать истерики, тебе же будет хуже. Твой ухажёр, Глеб, ты же видела, что он собирался сделать? И с тобой он обошёлся более чем отвратительно. У Фениксов, равно как и у экзистенциалистов, есть негласное правило: не вмешиваться в сознание обычных людей без острой необходимости. И если Льё ничего ужасного с тобой не сделал, то Герша, то есть Глеб, поковырялся в твоей голове бездарно и основательно.

— Что? — она как-то обмякла, даже не пытаясь вырваться из рук Льётольва.

— Что, что… — передразнил Ден. — Теперь понимаю, почему ты так не нравишься птичке. Я вроде конкретно сказал? Пора бы уяснить, Майя, что мир не такой, каким ты его привыкла видеть! Мы, экзистенциалисты, сущности и Фениксы занимаемся тем, что искажаем влияния, уничтожаем их. Что такое влияния? Это ваши любимые мистические и психические проявления — сумасшествие, шизофрения, маниакальные наклонности, проклятия, одержимости… Ну? Понимаешь? Мы — не люди. Льё рисует, а после этого меняет не только привычный мир, но и кое-что в головах, я могу изменять своё тело, а Адочка — выжигать кусочки сознания и памяти. Мы все работаем с глубокими и не очень уровнями личности. Мы можем переходить на другие уровни существования и видеть то, чего не видите вы, обычные люди. Ясно?

— Монстры… — шепнула Майя. Я не выдержала и засмеялась.

— Вот дура-то… Но её можно понять, всё это звучит как бред, если никогда не сталкиваться с нами. Зашоренность сознания.

— Граница приближается! Готовимся! — крикнул Льё, отпуская Майю. — Скорее! Если столкнёмся, будет катастрофа!

Мы втроём встали рядом, по кивку Льётольва частично вышли из тени. Я ощущала приближение границы, воздуха становилось меньше. Электричка мчалась навстречу невидимой стене, которая могла бы на безумной скорости вжать нас в металл вагона, выдавить через него на железнодорожные пути. Ден встал между мной и Льё, окутывая туманом и выдвигаясь вперёд, первым он и принял на себя удар, я успела заметить тонкие трещинки на куполе.

Льётольв почерневшими руками обрисовал в воздухе круг и будто бы закрашивал его. Секунду спустя, следом за туманом сущности, круг прошёл почти сквозь купол, усилив трещины, но не раскрошив стекло. Ден метнулся за мою спину, увлекая за собой Льё, я выставила руки вперёд, собирая на них всю свою силу и полностью выходя из тени.

Крылья взметнулись ввысь, обдавая горячим воздухом, по ладоням бежали искры, и вся я светилась, чувствуя вокруг себя плотное кольцо из сущности, а за спиной — крепкие руки Льё. Удар, ещё один. На нас сыпались осколки, что-то отчаянно заскрежетало. Купол оказался многослойным. Меня потащило назад, последний слой никак не поддавался.

Экзистенциалист вцепился в мои плечи со страшной силой, а мгновение спустя я вдруг увидела перед глазами странные знаки, проплывающие пылающей рекой.

— Ада! Вспомни Дунай! — крикнул он мне на ухо.

Точно. Я сильная, самый сильный Феникс из всех, которые существуют. Даже если это не правда — крылья требуют веры. Кольцо сущности сжималось, мои ладони почти превратились в светящиеся сферы. Я зажмурилась, выставляя их вперёд. Движение замедлялось, из-под рук расходились трещины, электричка рвано задергалась, стуча колесами. Со стороны раздался лязг, а сквозь него приглушённый крик Майи. Последний слой взорвался невидимыми осколками, меня бросило вперёд со страшной силой, и если бы не Денеб, я бы точно влетела в вагон вместе с раздвижными дверьми.

— Удалось… — прохрипел Льё, помогая мне подняться. В последний момент он успел вытолкнуть нас троих из тени.

Всего-то несколько секунд длилось сражение, а казалось, что прошло несколько часов. Я с трудом держалась на ногах, руки покрылись страшными красными пятнами ожогов, и снова пропала способность говорить.

— Что вы сделали? — подала голос Майя. — Я видела, как от её рук шёл дым. И он! — она указала пальцем на Дена, — я не поняла, что с ним случилось.

— Теперь ты видела, как мы ещё можем работать. Прошли сквозь купол. Теперь мы вне буфера.

— Буфер?

— Да… — монотонно начал Льё, помогая Денебу поддерживать меня. Мы медленно двигались к дверям, чтобы выйти на первой же станции. Хорошо, что людей в вагоне почти не было, буквально пара человек, и те сидели далеко от тамбура. — Буфер — это город, который максимально защищен от влияний, эдакая серая зона, перевалочный пункт, где пересекаются все и вся. В том смысле, что отдыхают экзистенциалисты и Фениксы, тут хранятся документы. И здесь же обитают отступники и преступники содержатся в тюрьмах. Милые, спокойные места. Москва — буфер.

— Зачем тогда вырываться из неё? — чуть осознаннее заговорила Майя.

— Ну… Мы отступники, — мило улыбнулся Льётольв. — Нас просто так никто не выпустит. Буферы для безопасности обнесены специальным защитным куполом. Вот наша Адочка умеет такие барьеры разрушать.

— Отступники? Преступники в смысле?

— Да, — гаркнул на неё Ден, отчего Майя даже чуть присела.

Электричка затормозила, и мы быстро вышли на пустующую открытую платформу в почти ночную темноту. Кое-где горели фонари, из первых вагонов выползали редкие люди и торопливо спускались с платформы. Мы последовали их примеру, одолев старую лестницу, выбрались на грунтовую дорогу, уводящую в дряхлый дачный поселок, и побрели по ней.

— Нам нужно постараться уйти как можно дальше от станции, слишком близко от дыры в барьере нельзя находиться. Марсель уже в Москве, моментально найдёт, — думал вслух Льё, бодро шагая вдоль тёмных домов, подтаскивая за собой Майю, крепко держа руку. — Так что никто никуда не расходится. Ты, Майя, идёшь с нами до самого конца, потому что являешься важным элементом. И либо смиряешься, либо я тебе помогу это сделать. Мне, как отступнику, в общем-то уже всё равно — одним преступлением больше, одним меньше. А если ты не будешь сопротивляться, то я даже поправлю то, что успел разрушить Герша своим бездарным вторжением в твою милую головку.

— Пешком мы далеко не уйдем, — буркнул Денеб, помогая мне догонять Льётольва.

— Знаю. Попробуем найти какой-нибудь транспорт.

— В этой глуши? — хохотнул Ден. — Знаешь, в такие моменты я очень жалею, что Фениксы не умеют летать.

— Очень смешно, — пихнула я его в бок. — Почему сущности не умеют превращаться в машины?

— Вот за это я вас и люблю, — пропел игриво Льё, — за несусветную глупость и потрясающую гармонию. Сказочники.

— Кто бы говорил, — рассмеялась я. — Может ты нам нарисуешь самолетик?

Не знаю, что нас так веселило, но мы продолжали перебрасываться дурацкими фразочками, скабрезными шуточками, и, кажется, разбудили пол посёлка своим хохотом. Только Майя не разделяла нашего веселья, понуро плелась за Льётольвом и даже не поднимала головы. Я могла представить снова, что творилось у неё в голове, но мир жесток. Иногда с этим нужно просто смириться, и чем быстрее она это сделает, тем лучше.

Мы почти дошли до конца улицы, как Льё свернул к одному из домов, в единственном окне на первом этаже которого горел свет. Я слышала, как осторожные шаги экзистенциалиста удалялись от ворот, как он тихо постучал в дверь, и ему открыли.

— Как думаешь, искажение? — шепнула я Дену.

— Вряд ли. Скорее план. Это ж Льё, — пожал он плечами в ответ.

— Неужели продумал и такой вариант? — я не могла поверить в нереальную проницательность.

— Лапушка, он полжизни может готовился к этому… Ну ладно, не половину, но очень много лет.

Через минуту показался Льё, позвякивая ключами. Он махнул нам, указывая на широкие подъездные ворота. Ден поймал брошенную ему звенящую связку и распахнул створки. Из старенького гаража, больше похожего на сарай, выехал небольшой джип с экзистенциалистом за рулём.

— Неплохо, — обрадовался Денеб.

Мы погрузились в машину, и Льётольв повез нас сквозь ночь, зеленеющие весенние поля и березовые посадки туда, куда считал нужным.

Примечания

1

Огнём вся природа возобновляется (возрождается) (лат.)

(обратно)

2

Наиболее глубокие реки текут с наименьшим шумом (лат.)

(обратно)

Оглавление

Буфер. Будапешт. Ада

Буфер. Москва. Денеб

Буфер. Москва. Ада

*** Примечания ***