Анти-Горбачев 2 (СИ) [Сергей Тамбовский] (fb2) читать онлайн

Анти-Горбачев-2

Глава 1

6 июня 1985 года, Москва, Метро-2

— Сам знаю, — Гришин встал и по дороге к выходу спросил у Романова, — как думаешь, Гриша, обойдётся на этот раз?

— Где наша не пропадала, Витя, — ответил ему тот, — я лично думаю, что это какая-то дурацкая ошибка — где Иран и где ядерные ракеты. Но бережёного бог бережет.

— А небереженого конвой стережёт, — добавил Гришин, и они все вместе спустились на лифте на минус пятый этаж…

— Сюда, товарищи, — подсуетился офицер КГБ с голубыми петлицами, открывая тяжеленную дверь в полметра толщиной, — здесь оборудован запасной командный пункт на случай непредвиденных ситуаций.

Гришин с Романовым вошли внутрь, там вдоль одной стены сидел ряд офицеров возле зелёных экранов мониторов, а возле другой был кожаный диванчик, столик с цветами и батареей телефонов на нём. Офицеры немедленно встали по стойке смирно, Гришин махнул им рукой, чтобы продолжали работу, и присел на диван вместе с Романовым. Человек с ядерным чемоданчиком встал рядом по стойке смирно.

— Да садитесь вы уже, — раздраженно сказал ему Гришин, — и обеспечьте мне связь с Ахромеевым.

Через десяток секунд тот протянул трубку:

— Сергей Фёдорович на телефоне.

— Добрый день, Сергей Фёдорович, — сказал в трубку Гришин, — да, согласен, уже вечер… у вас есть какие-то догадки, кто это по нам пуляет? Ах, вот как… очень интересно… и какие же у нас шансы?… очень интересно… держите меня в курсе.

— Что там, Виктор Васильевич? — с тревогой спросил Романов, — и не стоит ли распорядиться насчёт наших семей?

— Насчёт семей мы всё равно не успеем, — меланхолично отвечал ему Гришин, — пять минут осталось, а вот что это за ракеты, удалось прояснить почти на 100 процентов.

— И чьи же они? — задал нетерпеливый вопрос Романов.

— Индийские, Григорий Васильевич, индийские, проект Агни, дальность до 5 тысяч км, как раз от Бомбея до Москвы достанут.

— Бред какой-то, — подумав, ответил Романов, — зачем Индии стрелять по нам? У нас, кажется, в отношениях всё ровно.

— А никто и не говорит, что стреляют официальные власти — у них там вроде бы небольшой переворот случился сегодня утром, так что это, по всей вероятности, повстанцы захватили ракетную базу и немедленно выпулили оттуда всё, что смогли.

— Специальная боевая часть у этих ракет имеется — что там ваши источники говорят?

— Вообще-то ядерное оружие у индийцев есть, — задумчиво отвечал Гришин, — но в зачаточном состоянии, готовых изделий, сколько я помню, в пределах 5 штук было, причём в обычном исполнении, не в термоядерном…

— Значит, вероятность ядерного удара по Москве остаётся в силе? — с натугой спросил Романов.

— Значит, да, остаётся, — с такой же натугой ответил Гришин, но тут зазвонил телефон, спрятанный в ядерном чемоданчике.

— Вас, Виктор Васильевич, — протянул трубку офицер, — командующий ПВО Чесноков. Юрий Тимофеевич.

— Слушаю, — громко прокричал в трубку Гришин, офицеры, сидевшие вдоль противоположной стенки, явно прислушивались к разговорам начальства, дело-то было экстраординарное и касалось всех. — Вы уверены?… Под трибунал пойдёте, — зловещим голосом пообещал Гришин в конце своего выступления.

— Что, так всё плохо, Виктор Васильевич? — взволнованно спросил Романов.

— Одну ракету сбили под Обнинском, вторая прорвалась… осталось меньше минуты до Москвы.

Ребята, что сидели вдоль стен, тоже это услышали и как-то нехорошо застыли в одинаковых скрюченных позах.

— Эх, Витя, — перешёл на уличный язык Романов, — двум смертям не бывать, а одной не миновать — давай накатим что ли для разрядки напряжённости… и им вон тоже нальём, в одной лодке же плывём.

Витя Васильевич покрутил головой из стороны в сторону, а потом кивнул — семь бед, мол, один ответ.

— Паша, — обратился он по-дружески к офицеру, ведавшему ракетным чемоданчиком, — здесь спиртное какое-нибудь есть?

— Так точно, Виктор Васильевич, — взял тот под козырёк, открывая дверцы у шкафчика под столом, — и водка есть, и коньяк — что предпочитаете?

— Живём в России, значит надо пить русские напитки, — ответил за него Романов, — давай водку.

Офицер достал бутылку Московской и поднос со стаканами, аккуратно разлил всё это, чтобы не пролилось ни капли, и пододвинул поднос к руководителям.

— И ребятам вон отнеси, — добавил Гришин, а следом провозгласил тост, — за нашу победу!

Выпили без закуски, а следом сразу же и ракетный телефончик зазвонил:

— Да! — громко выкрикнул Гришин, причём голос у него сорвался, нервы наверно начали шалить, — отвечаешь? Ошибки нет? Ну, смотри, за язык тебя никто не тянул.

— Ракета прошла мимо Москвы, — громко сообщил он всем присутствующим, — сейчас продолжает полёт в направлении примерно на Ярославль-Вологду.

Ответом ему было заметное оживление в помещении, а Романов заметил:

— Криворукие там наводчики в Индии, вот что… а кстати, что известно про их ракетную программу?

Отвечать взялся офицер связи:

— Индийцы, Григорий Васильевич, уже не меньше 10 лет развивают собственную ракетную программу, кодовое название Агни…

— Подожди, что такое Агни? — спросил Романов.

— В переводе с хинди это «огонь», — пояснил офицер и продолжил, — все это очень сильно засекречено, но из открытых источников известно, что первый вариант с дальностью до 500 км был успешно испытан два года назад. Сейчас идут работы по увеличению дальности и массы заброски. Да, ракетный полигон у них расположен на востоке страны, в штате Орисса, называется Дхарма…

— А что такое Дхарма? — спросил уже Гришин.

— Нравственные устои или религиозный долг, — просветил его офицер.

— Хорошие же у них устои, — усмехнулся Романов, — ядерными ракетами пулять без малейших причин.

Телефон снова зазвонил, Гришин схватил трубку, молча выслушал, затем оттранслировал услышанное:

— Вторая ракета упала в лесах в треугольнике Череповец-Рыбинск-Вологда, наблюдается характерный ядерный гриб. Отбой воздушной тревоги.

Все зашумели и радостно начали обсуждать происшествие, а Гришин с Романовым поднялись и проследовали к выходу.

— А кстати, — сказал по дороге Романов, — где это мы все время просидели?

— Это заглублённый командный пункт, — отчеканил офицер с чемоданчиком, — входящий в систему «Метро-2».

— То есть тут и метро ходит? — спросил Гришин, развивая тему, — что-то я не видел такого.

— Это надо спуститься ещё на один уровень, — продолжил объяснения офицер, — там будет станция Кремлёвская.

— И куда идёт это метро?

— В трёх направлениях, — продолжил тот, — на юг в Раменки, там подземный город как раз на такие случаи, на запад через Лубянку и Фрунзенскую набережную…

— Это где КГБ и Министерство обороны? — уточнил Романов.

— Так точно, — ответил офицер, — и последняя ветка строго на север в Калининград идет…

— А что у нас в Калининграде? — спросил Гришин.

— Много чего, Виктор Васильевич, — опередил офицера Романов, — в том числе центр управления полетами.

— Ясно, — вздохнул тот, — ну тогда пошли разруливать ракетный кризис, товарищи…

Тот же день, 10 часов вечера по Москве, Вашингтон, округ Колумбия

По случаю экстраординарности текущих событий все совещания президента перенесли в ситуационную комнату в подвале Белого Дома. Сейчас там в разных позах стояла, сидела и даже лежала целая толпа разного рода руководителей государства. Сам Рональд выбрал себе дальний закуток, отгороженный картонной перегородкой, в котором стояло устройство «красный телефон». Рядом с ним верхом на стуле сидел министр обороны Уайнбергер по прозвищу Кэп, советник по нац-безопасности Макфарлейн (или Карл) и директор ЦРУ Кейси без прозвища, друзья называли его просто Вилли. Говорил, в основном, последний.

— Да, я признаю свой провал по индийской линии, — Вилли нервно курил и лицо у него нехорошо дёргалось, — это было не первоочередное направление нашей работы, сам наверно знаешь…

Рейган перелистывал какие-то бумажки на маленьком колченогом столике в углу и казалось, что ни на что не реагировал. Офицер, прикомандированный к красному телефону, стоял в другом углу навытяжку — убрать его отсюда было нельзя по инструкции, вот он и выслушивал все разборки начальства.

— Россия, Китай, арабы — да, здесь у нас очень серьёзные позиции и много источников, но Индия никогда не была нашей головной болью, кто бы мог подумать такое…

— А надо было подумать, — наставительно ответил Рейган, — ладно, Вилли, кончай посыпать голову пеплом, давай конкретику.

— Наксалиты это ветвь индийского коммунистического движения, они откололись от основной группировки в начале 70-х. Основная часть у них называется КПИ (м), марксистская, значит, а эти наксалиты именуют себя КПИ (м-л), марксистско-ленинская.

— Почти как в России в начале века, — вклинился в разговор Макфарлейн, — там у них были две ветки компартии, тоже с такими расширениями, ВКП (б) и ВКП (м), большевиков и меньшевиков.

— Не отвлекайте человека, — одёрнул его Рональд, — а ты, Вилли, давай поживее, время у нас не резиновое.

— Так вот, наксалиты… — продолжил тот, — они находятся под сильнейшим влиянием китайской разновидности марксизма, которая называется маоизм, и одной из основных задач считают разжигание мирового ядерного конфликта.

— А зачем им такой конфликт? — спросил Рейган.

— Чтобы уничтожить эксплуататоров и капиталистов, как они говорят. Да, при этом погибнет много пролетариев и крестьян, но выжившие устроят, наконец, рай на земле, завещанный им Марксом и Мао.

— Значит, тут торчат уши Китая?

— Нет, — сразу открестился Кейси, — нынешний Китай во главе с Дэн Сяопином здесь не при чём, там давно открестились от этого направления учения Мао. Наксалиты опираются на свои собственные силы, ни китайцы, ни тем более русские им никак не помогают.

— Хорошо, давай уже ближе к теме — как им удалось получить доступ к ракетной технике?

— Тут наши возможности тают, — честно признался Кейси, — реальные источники у нас есть только среди официальных политических сил. Могу перейти в область предположений.

— Переходи, — вяло предложил ему Рейган.

— Среди индийской интеллигенции достаточно много сочувствующих именно этой коммунистической ветке идеологии — наверняка там имеются и ученые-атомщики, и офицеры ракетных войск. Они и подсказали руководству наксалитов, как надо действовать.

— Сколько ядерных зарядов у Индии? — спросил Макфарлейн.

— По нашим данным, — отозвался Уайнбергер, — на начало этого года было порядка десяти…

— Термоядерные? — продолжил спрашивать Рейган.

— Нет, боже упаси, — парировал министр обороны, — обычные однофазные атомные бомбы, без бустинга. Мощность не превышает 25 килотонн.

— Насколько у них развита ракетная техника? — спросил Рейган.

— Программа «Агни», — отвечал Кэп, — малая дальность до 500 километров, в прошлом году 5–6 единиц стояли на боевом дежурстве. Идут работы по увеличению дальности заброса и успешно, судя по тому, что одна ракета добралась до Москвы.

— До Вологды, — поправил его Кейси, — по Москве они не попали.

— Где расположены эти ракеты?

— На востоке страны, штат Орисси, ракетный полигон.

— Какова вероятность новых запусков оттуда?

— Я считаю… — Кейси сделал заметную паузу, — что она близка к нулю. Но для стопроцентной уверенности неплохо было бы разнести весь этот полигон к чёртовой матери…

— Мистер президент, — подал голос офицер от красного телефона, — депеша от русских, — и он, не спрашивая ни у кого разрешения, подошёл к Рейгану и вручил ему лист бумаги, ещё мокрый от чернил принтера.

— Гришин пишет, — огласил текст Рональд, — что у них принято решение о ракетном ударе по индийскому полигону. Обычными боеголовками, без ядерной начинки. Ставит нас в известность…

Вечер 6 июня, село Кукобой Первомайского района Ярославской области

В колхозе «Рассвет» заканчивалась посевная, сеяли тут в основном ячмень и рожь, пшеница в этих северных местах росла совсем из рук вон плохо. Тракторист Митрич с помощью подручного Витька засыпал очередную порцию семян в сеялку, вытер солёный пот со лба и вырулил на очередной заход по полям колхоза. Но тут его внимание привлекла яркая точка на небосклоне — она быстро увеличивалась в размерах разгоралась всё ярче и ярче.

— Это чё такое, дядя Митрич? — спросил Витёк, приложив руку козырьком ко лбу, — метеор что ль какой? Я читал недавно — прилетала такая дура в сибирскую тайгу и весь лес на сотню километров повалила.

— Нет, Витёк, это не метеор, — проводил взглядом яркий болид Митрич, — это ракета, вот чего… наши из космоса возвращаются, маленько заблудились наверно…

— А мож это война началась? — испуганно продолжил Витёк, — и капиталисты по нам ядрёными ракетами пулять начали.

— Да смеши мои тапки, Витёк, — усмехнулся Митрич, — капиталисты по Москве бы запулили или по ракетным базам, а у нас им что тут ловить на Ярославщине?

— В Ивановской области, я слышал, ракетная база имеется, Тейковская что ли, — отвечал Витёк.

— От нас до Тейкова полтыщи килОметров, — заметил Митрич.

— Щас упадёт, — заметил Витёк, — может на землю ляжем… и подальше от трактора, а то мало ли что.

Митрич почесал в затылке и признал, что это правильная мысль — потом от вытащил из кабины трактора замусоленную простыню, постелил её на пашню и сказал:

— Ну ложись… не так, а ногами к эпицентру — по правилам положено так делать.

А болид с неба тем временем достиг поверхности, земля содрогнулась и следом над лесом появился характерный атомный гриб.

— Не смотри туда, Витька, — хлопнул его по ушам Митрич, — ослепнешь — это точно ядерная война началась.

После того, как их миновала ударная волна (трактор устоял и даже не повредился), Митрич вскочил на ноги, поднял за шкирку Витьку и крикнул: «гоним в Кукобой!». И они на предельно возможной скорости заковыляли по ухабам и колдобинам в родное село…

Глава 2

Центральное телевидение

Как известно, в Советском Союзе в телевизорах имелось две программы, первая и вторая. А после московской Олимпиады прибавилась ещё и четвёртая, она же учебная, по ней крутили разные обучающие программы, непонятно на кого рассчитанные (только в позднюю перестройку внесли некое разнообразие — мультик про медведя Маззи, принцессу Сильвию и советника Корвекса). Плюс в Москве и области вечером транслировали так называемую «Московскую» программу, но её почти никто не смотрел, потому что там совсем ничего интересного не бывало. Так что по большому счету оставались только одна, первая программа, на неё Гришин и отправил Романова успокаивать народ.

— А сам-то ты почему не выступишь? — удивлённо спросил Романов, — ты же у нас главный в государстве.

— Понимаешь, Гриша, — ответил он ему, — у тебя лицо более фотогеничное и говоришь ты убедительнее. А я лучше в Кремле на хозяйстве останусь.

— Хозяин — барин, — сказал, подумав, Романов, — какие-то пожелания или напутствия будут?

— Да какие там напутствия, — махнул рукой Гришин, — расскажи всё, как есть — надо успокоить народ, Гриша.

И Гриша вызвал персональную Волгу с сопровождением — без охраны сейчас членам Политбюро путешествовать даже внутри города, запрещалось. И они покатили по встревоженной, как улей, Москве в Останкино, на улицу академика Королева, 12 — адрес, известный всем советским людям от младенцев до стариков.

А на Центральном телевидении на сегодня были запланированы такие вот передачи:

Первая программа

8:00 — Время

8:35 — Творчество юных

9:20 — Очевидное — невероятное

10:20 — Ребятам — о зверятах

14:50 — Пятилетка — дело каждого. Документальные фильмы

15:50 — Фильм — детям. «Недопесок Наполеон III»

17:00 — Человек — хозяин на земле

18:00 — Веселые нотки

18:15 — Ленинский университет миллионов. «Семья и общество»

18:45 — Сегодня в мире

19:00 — Мир и молодежь

19:35 — М. Балакирев — «Исламей». Восточная фантазия

19:55 — «Главный конструктор». Художественный телефильм. 1-я серия

21:00 — Время

21:35 — Альманах «Поэзия». Пушкину посвящается…

22:55 — Сегодня в мире

Вторая программа

8:15 — «Два километра к солнцу». Документальный телефильм

8:25 — Русское искусство I-я половины XIX века. А. Г. Венецианов

9:05 — «Пламя». Художественный фильм. 2-я серия

10:20 — Мамина школа

10:50 — Музыка и движение

11:30 — «Преступление». Художественный фильм с субтитрами. Фильм 1-й — «Нетерпимость»

12:45 — Испанский язык

13:15 — «Памятник». Фильм-концерт

14:05 — «Сфера» — что это такое?'

14:45 — Йозеф Церемута — Симфония №3. Исполняет Токийский филармонический оркестр

18:20 — Чемпионат Европы по баскетболу. Мужчины. Сборная Испании — сборная Югославии

19:00 — Сельский час

20:00 — Спокойной ночи, малыши!

20:15 — Мир растений

21:00 — Время

21:35 — «Иван Никулин — русский матрос». Художественный фильм

Вот аккуратно после первой серии «Главного конструктора» (биография Михаила Кошкина, создателя танка Т-34) на первом канале и сельского, сами понимаете, часа на втором и было запланировано обращение советского руководства к народу. Останкинский телецентр, построенный к Олимпиаде, тоже походил на взбудораженный улей — никто, похоже, там не работал, все стояли в коридорах и холлах и нервно курили.

— Григорий Васильевич, — обрадовался Лапин, лично встретивший высокого гостя прямо в стеклянных входных дверях, — а мы уж вас заждались.

И он тут же перешёл на свистящий шёпот:

— А правду говорят, что Ярославль и Вологда полностью разрушены?

— Бред, — на ходу бросил ему Романов, — ничего нигде не разрушено, кроме трёх деревень в глубинке Ярославской области. Сейчас я всё расскажу. А вы отдайте распоряжение что ли, чтоб народ по рабочим местам разошёлся, — добавил он.

Лапин подозвал помощника, сказал ему что-то на ухо, а сам припустился чуть не бегом за высоким руководителем.

— А правду говорят, что мы ответку включать будем… ну, бомбить этих негодяев?

— А вот это чистая правда, — заметил Романов, — но болтать об этом вслух не рекомендуется.

— А правду говорят, — третий раз употребил тот же оборот Лапин, — что американцы на нашей стороне и будут помогать?

— И это правда, — не стал растекаться мыслями Романов, — а мы, кажется, уже пришли.

Они стояли перед дверьми, на которых было написано «Аппаратная номер 2. При горящем сигнале не входить».

— Заходите, Григорий Васильевич, — Лапин гостеприимно распахнул обе створки этих дверей. — Через сорок минут начало программы «Время», надо ещё загримироваться.

— Стоп, — неожиданно притормозил Романов, — а у вас есть передвижные камеры?

— Конечно, целых три передвижные телестудии, — ответил Лапин, — а с чем связан ваш вопрос?

— У меня появилась такая мысль, — продолжил Романов, — а что если нам выйти в эфир с московских улиц? Сейчас же все советские граждане питаются самыми нелепыми слухами, что Москва, мол, в развалинах, а руководители сбежали. А мы покажем всем, что никаких развалин даже и рядом нет, а руководители находятся на своих рабочих местах.

— Мысль интересная, — растерялся Лапин, — я сейчас узнаю, что у нас с техническим состоянием передвижек, а вы выпейте пока кофейку, — и он громко крикнул внутрь, — Ангелиночка, прими гостя.

И к Романову подошла бессменная ведущая программы «Время» Ангелина Вовк, а за её плечом маячил второй бессменный ведущий Игорь Кириллов.

— Здравствуйте, Григорий Васильевич, — поприветствовала его Вовк, вообще-то программу Время в эти годы вели попеременно Анна Шатилова и Аза Лихитченко, но сейчас первая находилась в декретном отпуске, а вторая заболела, так что подтянули из запаса Ангелину. — Как поживаете, не хотите ли кофейку?

— Здравствуй, Ангелиночка, — отвечал Романов, — поживаю в соответствии с возрастом, от кофе бы не отказался, а ты всё хорошеешь — внуки без ума от твоих выпусков «Спокойной ночи».

Они втроём прошли внутрь обширного помещения, заставленного разной аппаратурой и свисающими с потолка кабелями. В глубине возле двух гримёрок стоял столик, а на нём электрический чайник с чашками и целая банка растворимого кофе «Пеле».

— Присаживайтесь, Григорий Васильевич, — предложила ему Вовк, — а пока чайник греется, может расскажете нам последние новости? А то слухи самые страшные ходят…

— Какие, например? — всерьёз заинтересовался Романов.

— Ну говорят, например, — вступил в диалог Кириллов, — что атомная война началась и в связи с этим в магазинах раскупили весь сахар и соль. Я сам недавно заходил в соседний гастроном — и точно, нет там в продаже ни соли, ни сахара. И спичек тоже нет.

— Это нехорошо, — поморщился Григорий, — надеюсь, моё выступление снизит градус ажиотажа. Вам же, как родным, скажу, что атомная война, это когда противостоят две или более основные ядерные державы, СССР, США, Китай. А у нас просто случай ядерного терроризма случился… тоже нехорошо, конечно, но на порядок лучше, чем война.

— У меня двоюродная сестра живёт в Ярославле, — продолжила Вовк, — я пыталась ей дозвониться, телефон недавно у неё установили, и не смогла — одни короткие гудки.

— Да, телефонная и телеграфная связь с Ярославлем и Вологдой не работает, — подтвердил Романов, отхлёбывая из чашки ароматный напиток, — это вызвано необходимостью. Со своей стороны могу заверить, что в этих двух городах всё в порядке и ни один человек не пострадал… пока не пострадал.

А тут вернулся запыхавшийся Лапин и заявил прямо с порога аппаратной:

— Все вопросы решены, Григорий Васильевич, передвижка ждёт нас возле входа.

— Отлично, Сергей Георгиевич, — обрадовался Романов, — поехали… Ангелина, а вас я попрошу присоединиться — будет лучше, если это будет в форме ответов на вопросы, а не в виде моей говорящей головы.

— И что же я буду спрашивать? — немного растерялась Вовк.

— Не волнуйтесь, я набросал примерный перечень вопросиков, — усмехнулся Романов, — когда сюда ехал. Вот, держите, — и он вручил ей листочек со своими записями.

— Куда поедем? — спросил Лапин.

— Сначала здесь запишем кусочек, — отвечал Романов, — возле телецентра — место узнаваемое, с Останкинской башней. А потом можно на Красную площадь, чтобы уж наверняка всех проняло.

— Веня, — скомандовал Лапин шофёру, — гони к Останкинской башне.

И на фоне пруда прошла первая запись — слева стояла Ангелина, успевшая выучить примерные вопросы, справа Романов, прямо между ними виднелся знаменитый шпиль.

— Григорий Васильевич, — сказала она в микрофон, — расскажите пожалуйста в двух словах, что сегодня произошло…

— Да, конечно, — ответил Романов, — но в двух словах не получится, будет немного длиннее. Сегодня, 6 июня 1985 года в 17 часов 38 минут по московскому времени системой предупреждения о ракетном нападении был зафиксирован пуск двух баллистических ракет в направлении Советского Союза.

— Откуда был произведён пуск? — вклинилась Вовк.

— С индийского полигона Дхарма, — не стал скрывать фактов Романов, — причём запустили их не официальные индийские власти, а повстанцы, именующие себя наксалитами — они захватили этот полигон во время очередного бунта.

— Что произошло далее?

— Одна из двух запущенных ракет была перехвачена системой противоракетной обороны столицы, второй же, к сожалению, удалось прорваться, но она миновала Москву и взорвалась гораздо севернее, в промежутке между городами Ярославль и Вологда.

— Это была ядерная ракета?

— К сожалению да, мощность её боезаряда в тротиловом эквиваленте оценивается нашими специалистами в 25 килотонн.

— Какие разрушения произвёл этот взрыв?

— Ракета упала в густом лесном массиве, так что кроме поваленных деревьев и небольших пожаров, ничего страшного не случилось. Слегка задеты три населённых пункта, которые расположены неподалёку, в настоящее время жителей оттуда эвакуируют.

— Кто такие наксалиты, почему они произвели этот теракт и какими будут наши ответные шаги? — задала сразу три вопроса Ангелина.

— Наксалиты это ветвь индийского социалистического движения, исповедующая идеи Мао Цзедуна, — ответил Романов, — они считают, что путь к переустройству мира в лучшую сторону лежит через мировой ядерный конфликт. Поэтому, наверно, они и запустили ракеты по одной из ядерных стран, чтобы вызвать ответную цепную реакцию, но мы, конечно, у них на поводу не пойдём и применять ядерное оружие не будем. По полигону Дхарма (тут Романов посмотрел на часы) двадцать минут назад нанесён ракетный удар, но в обычном, а не в ядерном исполнении.

— Как отреагировали на это другие атомные державы? — задала Ангелина следующий вопрос из списка.

— И США, и Китай, и Франция с Великобританией разделяют наше негодование и предлагают посильную помощь, — кратенько осветил этот вопрос Романов. — Послезавтра намечено совещание в Совете безопасности ООН, где мы совместно разработаем программу выхода из ракетного кризиса.

— Перейдём тогда к более приземлённым предметам, — сказала Ангелина, — скажу честно, что в народе ходят самые невероятные слухи о том, что случилось сегодня вечером, в том числе говорят о разрушенной Москве и погибших руководителях страны…

— Можете сами убедиться, — Романов сделал широкий жест в сторону Останкинской башни, — Москва стоит на месте, а её руководители живы и здоровы. Сейчас мы проедем по улицам города и покажем панораму московской жизни, чтобы не быть голословными…

Глава 3

8 июня, Нью-Йорк, штаб-квартира ООН

Романов прилетел в Нью-Йорк рано утром по местному времени (минус восемь часов от московского) в аэропорт имени покойного президента Кеннеди, и его прямо на лётном поле усадили в длинный чёрный кадиллак и доставили в штаб-квартиру ООН, что раскинулась на берегу пролива Ист-Ривер между 42 и 48 западными стрит.

— Как добрались, Григорий Васильевич? — спросил его по дороге советский посол Добрынин.

— Вашими молитвами, Анатолий Федорович, — нестандартно ответил Романов, — вас, наверно, интересует, что там у нас творится, на родине?

— Да, конечно, — немного смешался посол, не привыкший идти к цели напрямик, дипломатическое воспитание, — что там творится?

— Ситуация под контролем, Анатолий Федорович, бомба упала в глухих малонаселённых лесах, поэтому ущерб минимальный. Но тридцатикилометровую зону безопасности всё же придётся сделать.

— Жертв много?

— На удивление нет — умерло всего трое колхозников из села… как его там… из села Кудасай Ярославской области. И под радиоактивные осадки попали еще около десяти тысяч.

— У нас тут в прессе и на телевидении самые чудовищные слухи распространяют, — признался Добрынин, — дескать, братская могила на пять тысяч человек, соседние города полностью эвакуированы, радиация в тысячу рентген и так далее…

— Это нехорошо, — поморщился Романов, — если время останется, устройте мне интервью на каком-нибудь местном канале — надо опровергнуть эти слухи.

— Сделаем, Григорий Васильевич, — ответил Добрынин, — тут у них три главных канала, АВС, NBC и CBS. Самый влиятельный, пожалуй, первый, туда я и закину удочки… могу прямо сейчас, у меня радиотелефон есть.

— Не надо, вдруг заседания затянутся, — остановил его Романов, и тут же перескочил на другую тему, — Дэн прилетел?

— Прибудет в ближайшее время, — посмотрел на часы Добрынин, — из Пекина сюда дальше лететь, чем из Москвы. Тэтчер и Миттеран уже на месте.

— Когда начало Совета безопасности?

— В 11.30, — опять справился с наручными часами Добрынин, — через полтора часа.

— О, Патек Филипп, — заметил марку часов Романов, — неплохо наши дипломаты живут.

— Это подарок, — сразу встал в защитную стойку посол, — всё оформлено и задокументировано. А мы, кажется, приехали, — сообщил он, вглядываясь в окружающие небоскрёбы.

— Красиво, — заметил Романов, выгрузившись из машины, — и речка рядом.

— Это не речка, Григорий Васильевич, — поправил его посол, — это морской пролив между Манхэттеном и соседним островом.

— Ну всё равно красиво… и скульптура эта, кажется, нашего авторства, — он указал на мускулистого мужчину с молотом, замахивающегося на кривой меч.

— Совершенно верно, автор Вучетич, называется «Перекуём мечи на орала», — подтвердил посол.

К ним подошли сразу двое оон-вских секьюрити и проводили внутрь главного здания.

— Совет безопасности, — перевёл Добрынин сбивчивую речь одного из них, — пройдёт в специальном зале заседаний, они предлагают на выбор либо сразу пройти туда, либо подождать в комнате отдыха.

— А пошли сразу, — объявил своё решение Романов, — обживёмся пока на рабочем месте.

Зал заседаний Совета безопасности ООН располагался на втором этаже зданий конференций и представлял из себя обширное помещение, где с одной стороны был амфитеатр для зрителей и сопутствующих лиц, а с другой полукруглый незамкнутый стол, за которым на стене маячила огромная картина.

— Почему стол незамкнутый? — спросил Романов.

— Это как бы символ, — пояснил Добрынин, — подчеркивает возможность расширения в будущем. А если бы круг был, он бы символизировал законченность и завершенность.

— Ясно, — буркнул Романов, — а что за картина висит?

— Норвежского художника, — ответил посол, — как его… Пера Крога, кажется. Подарок ООН от Норвегии.

— Тоже ясно, — вторично буркнул Романов, — постоянных членов Совбеза я знаю, а кто сейчас тут из непостоянных?

— Сейчас, — достал из кармана записную книжку Добрынин, — на сегодняшний день непостоянными членами Совбеза являются Буркина-Фасо, Египет, Мадагаскар, Таиланд, Австралия, Дания, Польша и… и ещё Индия.

— Очень хорошо, — одобрил список Романов, — прямо здесь и разберёмся с этими индусами, что они там себе позволяют…

— Боюсь, что это место будет пустовать, — заметил Добрынин, — по моим сведениям, Индия отозвала всех своих послов и представителей в ООН на родину. Для консультаций.

— Ну и без них разберёмся, — нехотя ответил Романов. — Где наше место?

— Да вот же, — показал рукой посол, — чуть левее середины, там и табличка соответствующая висит, USSR.

— А справа от нас, значит, индусы должны были быть, — указал Романов на соседнюю табличку.

— По первоначальному замыслу да, а как там на самом деле будет, кто его знает…

* * *

Ровно через час с четвертью председательствовавший на этот раз президент Франции Миттеран постучал молоточком в гонг и сказал в микрофон:

— Господа, мы начинаем чрезвычайное заседание, посвящённое вопросу несанкционированного ядерного удара по Советскому Союзу.

— Вступительное слово имеет генеральный секретарь Хавьер Перес де Куэльяр. Прошу вас, сеньор Перес, — и он перещёлкнул переключатель на микрофон, стоящий перед генсеком.

Перес, не старый ещё дипломат с залысинами и в больших роговых очках, откашлялся и приступил к выполнению своих обязанностей.

— Господа, мы собрались в один из самых тревожных моментов нашей истории — применение атомного оружия против одной из стран, являющейся членом ядерного клуба, это вызов всему мировому правопорядку, за которым стоит только ужас, страх и кошмар. На наши плечи легла нелёгкая ноша урегулирования сегодняшнего кризиса. И мы должны с честью нести возложенные на нас мировым сообществом обязанности и найти выход из создавшейся ситуации.

Далее он ещё минут десять говорил примерно о том же, но другими словами — оон-ские чиновники умеют это делать виртуозно. А ещё далее передал слово советскому представителю, дабы тот осветил вопрос с практической точки зрения.

— Дамы и господа, — поднял перчатку Романов, — как вы все, наверно знаете, 6 июня по советской территории был произведён залп из двух баллистических ракет с ядерными боеголовками. Одна из них была сбита силами ПВО, а вторая упала и взорвалась в двухстах километрах севернее Москвы. Вчера я был на месте трагических событий, это одна из северных областей нашей страны, Ярославская…

— Йа-Росс-Лав, — зашелестело со всех сторон.

— Да, центральный город этого региона, Ярославль, является одним из старейших городов России, да и всего мира — ему больше тысячи лет. Так вот, сейчас я покажу на карте, где это… — и он сделал знак Добрынину, а тот включил слайд-проектор и вывел картинку на гладкую правую стену зала заседаний.

Лазерных указок пока не придумали, так что Романов воспользовался обычной.

— Это примерно здесь, — ткнул он указкой где-то посередине линии, соединяющей Ярославль с Вологдой, — 100 километров от Ярославля и 70 от Вологды. Здесь находится глухой лесной массив с редкими вкраплениями небольших деревень. Бомба разорвалась недалеко от одной такой деревни с названием Кукобой.

— Кукк’о Бой, — зашелестело вокруг.

— Покажите следующий слайд, — попросил он Добрынина, а потом продолжил, — это фотографии с места взрыва. Не из эпицентра, а примерно в двух-трех километрах от него.

На экране были видны сгоревшие и поваленные деревья, а на одном кадре и разрушенный деревенский дом-пятистенок.

— А это сам Ярославль, — снимок был с высоты птичьего полёта — выделялся на нём Спасо-Преображенский монастырь и Митрополичьи палаты, в углу значилась дата 7 июня, — как вы сами видите, никаких разрушений здесь не наблюдается. В результате принятых советским правительством мер эвакуированы двенадцать населённых пунктов, попавших в тридцатикилометровую зону отчуждения. Уровень радиации на границе этой зоны колеблется от одного до пятнадцати миллирентген в час. Это конечно существенно больше естественного фона, который измеряется в микрорентгенах, но ни о каких тысячах рентген, о которых пишет западная пресса, нет даже и речи.

— Теперь переходим к ответным мерам советской стороны, — сказал Романов, дав знак Добрынину приостановить показ. — Связаться с официальными индийскими властями нам за эти двое суток так и не удалось — в этом направлении мы рассчитываем на помощь мирового сообщества. Поэтому советским правительством совместно с министерством обороны было принято решение нанести ракетный удар по полигону, с которого стартовали эти две ракеты. С целью предотвратить дальнейшие несанкционированные удары.

— Пуск ракет, — продолжил Романов, — осуществлялся как с территории Советского Союза, так и из акватории Индийского океана, где несут службу наши корабли и подводные лодки ВМФ. Сейчас мы покажем спутниковые фотографии индийского полигона до и после нашего удара.

Добрынин перещёлкнул проектор на следующий слайд.

— Как видно, все стартовые позиции индийских ракет уничтожены…

Романов взял небольшую паузу налил себе минеральной воды в стакан и выпил, гулко глотая. В его выступление позволил себе вклиниться Рональд Рейган, сидевший через два стула справа от него.

— Мистер Романов, — сказал он в микрофон, — правительство и народ Соединённых Штатов выражает советскому народу искренние соболезнования в связи с этими трагическими событиями. Мы готовы оказать всемерное содействие по всем направлениям, способствующим урегулированию этого кризиса.

— Спасибо, мистер Рейган, — откликнулся Романов, — как представляется советской стороне, самыми важными направлениями урегулирования сейчас является расследование случившегося — как вообще такое могло произойти… а для этого необходимо для начала хотя бы получить точную информацию о том, что происходит в Индии. И оказать помощь законному правительству Индии, если оно в ней нуждается. Далее необходимо выявить зачинщиков нанесения ракетного удара, арестовать их и организовать международный трибунал. А всю группировку, которая ответственна за случившиеся, мы считаем необходимым объявить вне закона международным сообществом. И наконец, последнее… ни для кого не секрет, что ядреное оружие имеется далеко не только у членом признанного ядерного клуба, у СССР, США, Китая, Великобритании и Франции. То, что такие боеголовки есть у Израиля, ЮАР и Тайваня, а теперь выясняется, что и у Индии и скорее всего у Пакистана, это так называемый секрет Полишинеля. Советское руководство считает, что необходимо в кратчайшие сроки урегулировать эту проблему — надо либо принимать эти страны в ядерный клуб со всеми вытекающими последствиями, либо ликвидировать их ядерное вооружение под международным контролем.

Глава 4

Ни к чему конкретному, как впрочем и всегда, Совет безопасности ООН так и не пришёл, всё утонуло в обильной и бестолковой говорильне. Хотя финальную резолюцию, расплывчатую и ни к чему не обязывающую, приняли абсолютным большинством голосов, воздержался только один Китай. С китайским руководителем Дэн Сяопином у Романова и состоялся небольшой разговор на полях, как это принято говорить, саммита.

— Дэн, можно так к вам обращаться? — начал диалог Романов.

— Да, конечно, — тут же откликнулся китайский лидер на хорошем русском языке, — а я буду звать вас Григорий.

— Принимается, — ответил Романов и тут же продолжил, — советской стороне было бы чрезвычайно важно узнать о возможных связях вашей страны с предполагаемыми индийскими террористами. Ведь они считают себя маоистами, не так ли?

— Считают, — не стал спорить Дэн, — но к настоящей китайской идеологии они не имеют ни малейшего отношения. Вспомните свою историю 20 и 30 годов — троцкисты же тоже вышли из вашей компартии, однако никто не считал их проводниками государственной идеологии России.

— То есть вы хотите сказать, что это такие китайские троцкисты?

— Да, именно это я и хочу сказать, — задумчиво ответил Дэн. — Если вспомнить историю, то всё началось в 1967 году, когда левое крыло Индийской компартии подняло восстание в Западной Бенгалии и создало там так называемую освобождённую зону, где и начало проводить в жизнь свои принципы. Не скрою, на тот момент, да и в последующее десятилетие, китайское руководство оказывало некоторое содействие наксалитам, однако оно полностью прекратилось после смерти Мао и разоблачения банды четырёх — вы наверно в курсе событий нашей истории в конце 70-х годов.

— Понятно, — буркнул Романов, — тогда подскажите, какие подходы к этому движению лучше всего применить… у вас же наверняка остались архивы и люди, работавшие с ними, наверняка живы — хотя бы сведения по руководителям у вас должны быть.

— Конечно, — тут же согласился Дэн, — мы предоставим советской стороне все необходимые сведения. Более того, мы готовы задействовать сохранившуюся в Индии китайскую агентуру.

— Я не сомневался, что она у вас есть, — дипломатично отвечал Романов.

— Кое-что мы даже предварительно отобрали и передаём советской стороне в знак доброй воли, — и Дэн взял у помощника толстый конверт и вручил его Романову. — Теперь относительно индийских властей, у нас имеется некоторая информация о том, что сейчас там происходит…

* * *

А сразу следом за этим попросил аудиенции американский президент.

— Мы совсем недавно встречались с вами, мистер Романов, — так начал он беседу, — меньше трёх месяцев прошло.

— Да, я прекрасно помню, о чем мы беседовали в Кремле, — ответил Романов и добавил из вежливости, — та встреча была очень конструктивной. Но сейчас у нас немного другие проблемы.

— Вы правы, — вздохнул Рейган, — проблем с той поры только прибавилось. Честно скажу вам, как руководитель ядерной державы, что если бы по нам был нанесён аналогичный удар, вряд ли мы ограничились бы неядерным ответом.

— Индия большая густонаселённая страна, — ответил Романов, — она совсем не похожа на лесные массивы севера России. Жертв среди ни в чём невиноватого населения было бы на порядки больше. Однако, давайте перейдём к делу.

— Окей, — тут же согласился Рейган, — к делу, так к делу. Вот здесь (и он выложил на стол кожаную папку с логотипом Белого дома) собраны все материалы относительно так называемых наксалитов, которые имеются у наших разведывательных органов. Передаём их вам в знак доброй воли.

— Благодарю, мистер президент, — Романов вскользь просмотрел содержимое папки и отодвинул её в сторону Добрынина. — У нас будет ещё одна просьба к Соединённым Штатам, если позволите.

— Слушаю со всем вниманием, — откликнулся Рейган.

— Вполне возможно, что потребуется войсковая операция на территории Индии — вы можете оказать нам какое-то содействие в этом?

— Этот вопрос потребует согласования, — озабоченно отвечал Рейган, — но я думаю, американская сторона сможет пойти навстречу советской.

— И, наконец, последний вопрос, — перевернул страничку в своих записях Романов, — можем ли мы рассчитывать на содействие Штатов в вопросе неограниченного по времени перемирия в Афганистане? Начиная с сегодняшнего дня…

— Да, мистер Романов, — улыбнулся Рейган, — в этом вопросе вы встретите от нас неограниченную поддержку. Насчёт Стингеров, — добавил он уже от себя, — можете не беспокоиться, этот вопрос закрыт.

Ну а под вечер, как и было предварительно намечено, состоялось интервью Романова каналу АВС. Программа называлась ABC World News Tonight, а вел её аксакал американскойжурналистики Питер Дженнигс, не старый ещё мужчина с залысинами в превосходно сидящем костюме чуть ли не от самого Армани.

— Добрый вечер, Америка, — сказал он, улыбаясь, в камеру, — с вами Эй-Би-Си Тунайт и я, её бессменный ведущий Питер Дженнигс. Вы наверно не поверите, но сегодня у нас в гостях настоящий коммунист из России Григорий Романов.

Камера переехала на соседнее место за столом, крупно взяла голову Григория Васильевича, а за кадром раздался записанный заранее коллективный выдох типа «Вау» и горячие аплодисменты.

— Мистер Романов прибыл в Соединенные Штаты для участия в сессии ООН, посвященной сами понимаете, какому событию. Первый вопрос поэтому — как вам Америка?

Романов поправил закреплённый на пиджаке микрофон и начал отвечать:

— Я пробыл на территории вашей страны совсем немного — из аэропорта сразу проехал в здание ООН, а оттуда на телевидение, но то, что я увидел, мне понравилось. Небоскрёбы, широкие чистые улицы, улыбающиеся люди… вот только с дорожными пробками неплохо бы что-то сделать…

— Да, вы совершенно правы, мистер Романов, — повесил на лицо сияющую улыбку Дженнингс, — в часы пик у нас гораздо проще добраться куда-либо на подземке. Но работы в этом направлении ведутся, — и он немедленно свернул эту тему, — расскажите о том, что такого произошло в России, потребовавшего урегулирования на уровне Организации объединенных наций.

Романов вздохнул и кратенько повторил синопсис случившегося третий раз за день.

— Это взрыв рядом с… — Питер заглянул в свою методичку, — с Йа-росс-лафф, он действительно был ядерным?

— Да, — не стал растекаться мыслями Романов, — с мощностью около 25 килотонн, чуть больше, чем в Хиросиме.

Вспоминать о Хиросиме явно не входило в планы АВС, поэтому Питер опять перепрыгнул:

— Что вы планируете сделать в качестве ответного удара?

— Мы его уже сделали, мистер Дженнигс, — улыбнулся Романов, — вчера вечером по индийскому полигону, с которого взлетели эти ракеты, был нанесён ответный удар с самолётов и подводных лодок Советской армии. Если вас интересуют наши дальнейшие действия, — сработал он на опережение, — то в ближайшее время начнётся войсковая наземная операция, которая должна помочь законным индийским властям восстановить порядок в стране.

— А… — открыл рот Питер, но не успел ничего сказать, Романов опять оказался быстрее:

— А американское правительство обещало нам полную поддержку в этом вопросе.

— Найс, — задумался ведущий, обкатывая в голове дальнейшее течение интервью, и решил, что пора переходить к менее опасным вопросам, — мистер Романов, вы один из лидеров великой державы, с которой у Штатов, скажем так, не очень дружественные отношения. Вы недавно пришли во власть, и в Америке про вас почти ничего не знают — расскажите хотя бы в двух словах, что вы за личность? Биография, семья, увлечения, нашим телезрителям это было бы очень любопытно.

— Охотно всё расскажу, — ещё раз улыбнулся Романов, — тем более, что такие темы поднимают рейтинги, верно? — Дженнингс понимающе улыбнулся в ответ, тогда Григорий продолжил, — я родом из простой крестьянской семьи Новгородской области, в войну служил в войсках связи, после ранения был комиссован, учился сначала в судостроительном техникуме, потом в кораблестроительном институте…

— Значит, по основной профессии вы кораблестроитель? — перебил его ведущий.

— Получается, что так, — вздохнул Романов, — но если углубляться в эту тему, то кораблей я построил немного, если точно, то участвовал в сборке двух траулеров на заводе «Адмиралтейские верфи».

— А потом?

— А потом пошёл по партийной линии — сначала парторг завода, с 57 года секретарь Кировского райкома, а с 70-го первый секретарь Ленинградского обкома.

— Секретарь обкома, — пояснил для своих зрителей Питер, — это всё равно, что губернатор у нас.

— Да, сходство есть, — согласился Романов. — А в 83 году меня кооптировали в состав Политбюро…

— Политбюро, — опять счёл нужным пояснить ведущий, — это высший орган управления в России, почти как администрация президента у нас. Ваша биография достаточно ясна — теперь расскажите про остальные подробности вашей жизни.

— Тут всё просто, — откликнулся Романов, — жена Анна, мы с ней вместе почти сорок лет, две дочери, Валентина и Наталья. А про увлечения… в молодости занимался авиамоделизмом, а сейчас, если честно, времени нет на увлечения, работа и работа.

— Очень интересно, — задумался Дженнигс над следующим вопросом, — давайте тогда поговорим вот на какую тему — ваш предшественник, Никита Хрущев, обещал закопать всех американцев — вы разделяете эту его точку зрения?

— Ни в коем случае, — резко возразил Романов, — волюнтаристский стиль работы Хрущева целиком и полностью осуждён нашей партией. Никаких закапываний, сплошное мирное сосуществование.

— У нас в Америке заметили изменения, произошедшие в России за последнее время, — нашёл Питер нужный тезис в методичке, — разрешение частного сектора в экономике, некоторую либерализацию культурной жизни, возвращение из тюрем правозащитников. Скажите, это временная мера или долгосрочная тенденция?

— Долгосрочная, — тут же вылетело из Романова, — мистер Дженнигс, как говорит одна восточная пословица, лучше худой мир, чем добрая ссора — зачем нам ругаться и ссориться, если есть возможность договориться о каких-то правилах взаимного существования и затем следовать этим правилам?

— Хорошо, — пробормотал Питер, не зная, что тут можно отвечать, а что нет, — вы любите спорт? — нашёл он нейтральную заключительную тему.

— Конечно, — ответил Романов, — я и сам в молодости занимался волейболом, например. Спорт это молодость мира, как же его не любить.

— Я знаю, что американский футбол и бейсбол не слишком популярны за океаном, но хоккей, это то, что нас объединяет, — продолжил Дженнингс. — Как бы посмотрели в России на предложение устроить ещё одну суперсерию — на этот раз не с Канадой, а с США?

— Очень интересное предложение, — задумался Романов, — я думаю, мы рассмотрим его в положительном аспекте… а вы это от своего имени предлагаете или были какие-то согласования с руководством хоккейной лиги? — поинтересовался он.

Глава 5

Прошла неделя и на календаре 15 июня 1985 года

До войсковой операции в Индии дело так и не дошло, законно избранный премьер-министр Раджив Ганди, сын Индиры Ганди и внук Махатмы Ганди, неожиданно всплыл на Цейлоне или, как его сейчас называют, на Шри-Ланке. Оттуда он сделал ряд грозных заявлений, после чего армия Индии, насчитывающая полтора миллиона штыков без малого, практически единодушно взяла под козырёк и окружила мятежный штат плотным кольцом.

Ганди попутно сделал не один десяток заявлений, оправдываясь перед СССР и всем остальным мировым сообществом, что случившееся, дескать, не вина, а беда. А СССР вместе с остальным мировым сообществом сделало вид, что поверило. Военные советники, естественно, в страну прибыли, больше всего русских, но и американцев с китайцами тоже немало. Кое-какую технику тоже добавили к и так немалым индийским арсеналам, так что в течение недели с наксалитами было практически покончено. Почему практически, а не целиком? Слишком долго они действовали на территории страны, слишком большая была у них поддержка населения, поэтому какая-то часть ускользнула от наказания и укрылась в джунглях на границе с Бирмой-Мьянмой.

Ядерную программу Индии фактически закрыли, оставшиеся готовые боевые блоки конфисковали и вывезли в СССР, а ракетную программу поставили под жёсткий международный контроль, оставив только возможность делать мирные запуски спутников. А вот с оставшимися де-факто ядерными странами вышла некоторая заминка — и Пакистан, и ЮАР, и особенно Израиль с пеной у рта утверждали, что они чисты и невинны, а поэтому предъявлять комиссиям МАГАТЭ им совсем нечего. Короче, эта проблема перешла в категорию долгоиграющих.

Зону отчуждения вокруг взрыва бомбы в ярославских лесах огородили двойным забором, с населением, граничащим с ней, регулярно проводилась профилактическая работа. Уровень радиации там постепенно снижался и снижался…

Ганди прилетал в Москву, здесь у него были напряженные переговоры с Романовым, в результате которых СССР получил дополнительные контракты на постройку двух металлургических предприятий и существенную скидку на традиционные индийские товары — чай, кофе, ткани, а также продукция электронной промышленности, которая начала развиваться там семимильными темпами.

А почему в переговорах не участвовал Гришин, спросите вы? И вообще, куда он пропал на эту неделю? Тут всё очень просто — Виктор Васильевич тяжело заболел, Чазов диагностировал у него инфаркт миокарда, осложненный синдромом Дресслера. Поэтому Гришин передал бразды правления вместе с ядерным чемоданчиком Романову, а сам отправился на неопределённое время набираться здоровья в санаторий в Пицунде.

Тема ядерного удара по Советскому Союзу всё еще волновала мировые средства массовой информации, но советские власти не стали, как обычно, вешать на этот вопрос глухой занавес секретности, а проявили небывалую открытость. Корреспондентов зарубежных газет и телевидения спокойно возили в Ярославль и Вологду, к границе 30-километровой зоны, правда, не подпускали. А Митрич с Витькой… ну то есть Иван Дмитриевич Пронькин и Виктор Семенович Круглов из села Кудасай, пережившие ядерный взрыв рядом с эпицентром, стали мировыми звездами — так часто они мелькали на экранах и в газетах.

И вот, спустя десять дней после трагических событий, Романов обратил своё внимание на проект так называемой переброски северных рек в южные республики страны. Он собрал большое совещание в Кремле по этому поводу — присутствовали руководители, отвечавшие непосредственно за проект, из Минводхоза и Союзгипроводхоз, а также лидеры Кахахстана, Узбекистана и трех сибирских областей. Отдельно в углу примостился представитель Минсредмаша, это ведомство отвечало за мирный атом, который должен был принять самое активное участие в программе.

— Итак, товарищи, — начал совещание Романов, — мы собрались сегодня с целью осветить проблему переброски северных рек в южные регионы. Со вступительной речью выступит представитель Союзгипроводхоза товарищ Масленников. Прошу вас, Аркадий Петрович, можно с места.

Аркадий Петрович, типичный бюрократ на вид, в удушливом черном костюме и в роговых очках на пол-лица, раскрыл свой блокнот, откашлялся и начал:

— Как наверно хорошо известно всем присутствующим, у нас в стране существуют резко контрастные зоны в плане продуктивности и наличия водных ресурсов. Яркий пример это сибирская низменность, где условий для занятия сельским хозяйством почти никаких, но зато имеются неограниченные водные ресурсы. И она, это низменность, соседствует с лесостепной зоной Казахстана — там условия вегетации для сельскохозяйственных культур гораздо лучше, но воды мало. К этому можно добавить проблему Аральского моря, когда-то полноводное, оно пересыхает прямо на глазах, что становится катастрофой для проживающих на его берегах.

Масленников перевернул листок в блокноте, опять покашлял и продолжил:

— Именно поэтому ЦК КПСС и Совет министров СССР в 1970 году издал отдельное постановление под названием «О перспективах развития мелиорации», где основной темой и был как раз этот поворот северных рек на юг.

— Аркадий Петрович, — перебил его Романов, — я думаю, что предыстория проекта известна всем присутствующим, так что давайте уже ближе к теме.

Хорошо, Григорий Васильевич, — покладисто согласился бюрократ, — ближе, значит ближе. Что сделано на сегодняшний день… 23 октября прошлого года, как вы наверно все знаете, было принято новое Постановление ЦК КПСС по этой теме. Инициатором выступил Константин Устинович. По этому постановлению предполагалось три этапа изъятия стока северных рек в пользу южных регионов — на первом этапе 25 кубических километров в год, на втором 60, а в отдаленной перспективе и все 100 кубокилометров.

Аркадий пододвинул к себе графин с минералкой, налил в стакан и выпил, гулко глотая. Затем продолжил.

— Этим проектом, как известно, убиваются сразу два зайца. Одним выстрелом.

— Так разве бывает? — удивился Черненко, а ему неожиданно ответил представитель Минсредмаша:

— Бывает, Григорий Васильевич, очень редко правда — я прошлой зимой так двух русаков подстрелил.

— Хм… — задумался Романов, — интересный факт. А вы продолжайте пожалуйста, Аркадий Петрович.

И Петрович продолжил.

— Первый заяц это обводнение засушливых земель в Средней Азии, Казахстан в первую очередь, а за ним и Узбекистан с Киргизией. На месте Арала и чуть севернее было запланировано большое Сибирское море. Это после соединения каналами Иртыша, Тобола и Ишима. А второй заяц — осушение западно-сибирских болот, которые кроме комаров, ничем другим полезны населению не были.

— Откуда и куда планируется провести каналы? — прямо спросил Романов.

— На начальном этапе канал планируется один, из Иртыша в районе Тобольска в район Тургайской ложбины, а потом два рукава, первый в Арал, второй на Кзыл-Орду и в Узбекистан.

— Длина и ширина канала? — уточнил Романов.

— Длина примерно две с половиной тысячи километров, ширина от ста до двухсот метров — он планируется судоходным. Таким образом, мы сможем убить и третьего зайца, обеспечить судоходство между сибирскими регионами и республиками Средней Азии, — скромно добавил Аркадий Петрович.

— А не многовато ли зайцев получится? — осведомился Романов.

— Мне кажется, что в самый раз, — скромно ответил Аркадий.

— Хорошо, давайте теперь заслушаем товарища Канунникова из Министерства среднего машиностроения. Прошу вас, Михаил Игнатевич, — вытащил его инициалы из своей напоминалки Романов, — можно сидя.

Товарищ из страшного ведомства также прокашлялся и открыл свои записи.

— Для осуществления данного проекта силами нашего министерства подготовлены тридцать пять устройств спецназначения, каждое мощностью от ста до трёхсот килотонн в тротиловом эквиваленте. Планируемые места закладки устройств, глубина скважин и меры безопасности при взрывных работах будут тщательно согласованы с Минводхозом и проектантами канала.

— То есть я правильно понял, что одним из главных условий проекта является подрыв 35-ти ядерных устройств на территории нашей страны? — перешёл к основной части своего выступления Романов.

Присутствующие из разных ведомств переглянулись и уступили право отвечать минсредмашевскому Михаилу.

— Да, Григорий Васильевич, вы всё правильно поняли, — сказал он, глядя в глаза Романову, — объём земляных работ в противном случае получится просто необозримым. И вряд ли сможет быть выполнен и за десять лет.

— То есть мало нам было одной атомной бомбы от индийских сепаратистов, — громыхнул Романов, — и вы предлагаете взорвать ещё 35 штук? Причем мощностями кратно большими?

— Григорий Васильевич, — приложил руки к груди Канунников, — взрывы же планируются подземными, ни один рентген радиации не попадёт на поверхность.

— А если что-нибудь пойдёт не так? — продолжил нагнетать давление Романов, — а если вырвется, и не один, а тысячи? И потом — мне не совсем понятно, как так это может быть в случае вскрышных работ, подземные взрывы не смогут создать канал шириной в сто метров…

Ответом ему было тягучее молчание… Романов немного подождал и продолжил сам.

— И потом, кто-нибудь считал ущерб экологии сибирским территориям и Северному Ледовитому океану? Эти же реки миллионы лет несли свои воды установленным природой маршрутом, а тут приходим такие красивые мы и говорим, что всё, теперь будет по-другому.

— Григорий Васильевич, — подал голос молчавший до этого Кунаев, — у нас есть заключение Минэкологии о полной безопасности этого проекта.

— Да видел я это заключение, видел, Динмухаммед Ахмедович, — с горечью отозвался Романов, — отписка это и ничего более. Изменение режима стока в океан не исследовано, а ведь от этого вполне может увеличиться солёность со всеми вытекающими. Массовая гибель рыбы в Иртыше и Оби даже не упомянута. А что будет в результате изменения питания сибирских болот? Об этом никто не задумался — а ведь там вполне возможно самое разное. И это не говоря уже о том, что вдоль трассы канала возникнут новые болота и подтопления. Моё твёрдое мнение заключается в том, что проект не проработан полностью Я уже не говорю о миллиардах бюджетных денег, которых он потребует уже начиная с этого года… а сколько, кстати, денег он потребует? — обратился он к неприметному человечку из Минфина.

— По нашим подсчетам, — осторожно отозвался тот, — полтора миллиарда в первый год и по два-два с половиной в последующие пять лет.

— То есть всего более десяти миллиардов рублей, — быстро подсчитал Романов, — с непонятной отдачей и понятными проблемами по окончании. Считаю остро необходимым прекратить работы по данному проекту и переключиться на более насущные вещи.

Глава 6

И снова микроэлектроника

Чебриков и Ивашутин сидели рядком в кабинете генсека и понуро смотрели на красивый паркетный пол, как нашкодившие щенки.

— Повторяю ещё раз, — повысил голос Романов, — руководству страны не очень интересны ваши текущие проблемы. И если руководство страны ставит перед вами задачу обеспечить электронную промышленность современными средствами — значит надо эту задачу выполнять. А чтобы помочь вам, вот кратенький перечень крупнейших мировых производителей микрочипов.

Ивашутин взял со стола лежавшую там папочку, открыл и вчитался. Чебриков сопел рядом, смотря ему через плечо.

— Товарищ Романов, — сказал после некоторой задержки Ивашутин, — Штаты и Францию, да и Японию, пожалуй, можно сразу исключить. Слишком опасно. А вот насчёт Южной Кореи и этой… Формозы…

— Тайваня, — поправил его Чебриков.

— Так точно, Тайваня, мысли интересные — можно попробовать…

— На Тайване начинает разворачиваться такая фирма, как UMC, — помог им Романов, — расшифровывается как United Microelectronics Corporation, Объединенная микроэлектронная корпорация. Обратите внимание на главного инженера этой конторы, Мориса Чанга — он много лет работал в Америке в Техас Инструментс, но на склоне лет решил вернуться на родину и запустить собственное дело. Пока, насколько мне известно, дела у него идут ни шатко, ни валко, руководство фирмы его не жалует, и он вполне может согласиться на переход в другое место, если ему предложить что-то стоящее.

— Обязательно обратим внимание, товарищ Романов, — сказал Чебриков.

— Про Америку и Японию вы верно заметили, ловить нам там нечего, а вот соседняя с Японией Южная Корея вполне может стать объектом нашего пристального внимания. Хёндай электроник индастриал, город Ичхон, руководитель Чон Чжу Ен. Название переводится с корейского, как «современность». Вообще-то Хёндай это так называемый «чеболь», знаете, что это?

Два руководителя разведывательных ведомств синхронно покачали головами.

— Это такая форма финансово-промышленных групп в Корее. Корпорации широкого профиля, очень широкого, поддерживаемые правительством. Еще начинают раскручиваться такие чеболи, как КИА, Голдстар и Самсунг… особенно последний — стартует, как ракета в небо. Нам, кстати, можно присмотреться к этой форме хозяйствования, — вдруг притормозил Романов, посмотрел в окно, но все же продолжил.

— Основная сфера их деятельности — автомобиле- и корабле-строение, но это подождёт — сейчас главное микроэлектроника. У кого будут технологии по производству микропроцессоров более высокой степени интеграции, тот и победит. Итак, Хёндай электроник… они, в отличие от тайваньских ребят, специализируются в узкой нише, производят микросхемы памяти, но зато уж производят то, что надо мировому сообществу в необходимых количествах. Если к концу года, — Романов посмотрел на календарь, — ну хорошо, ровно через год, в июне 86-го у нас в стране появятся два завода, один по выпуску микропроцессоров с техпроцессом не менее 1,5 микрометра…

Ивашутин с Чебриковым переглянулись и оба записали мудрёный термин в блокнотики.

— Да, не менее 1,5 мкм. Второй завод должен выпускать микросхемы памяти формата DRAM емкостью не ниже 512 Кбит. Товарищи из Зеленограда окажут вам любые консультационные услуги. Вопросы?

Решился спросить один Ивашутин.

— Григорий Васильевич, у нас весьма ограниченные разведывательные возможности в этих двух странах… к сожалению это так. В связи с этим вопрос — можно ли задействовать наши связи в Северной Корее, Вьетнаме и Китае?

— У вас есть связи в Китае? — удивился Романов. — После культурной революции и объявления нас ревизионистами?

— Кое-что осталось, — пояснил Ивашутин, — всё же в пятидесятых у нас были тесные контакты, десятки тысяч китайцев учились в нашей стране, так что не всё пропало.

— Задействуйте, конечно, — милостиво разрешил Романов, — надо использовать все возможности. Если больше вопросов нет…

В воздухе повисла немая пауза, вопросов больше не возникло, тогда Романов сказал:

— Действуйте…

— Как будем кооперироваться? — спросил Чебриков, когда они вышли из высокого кабинета.

— Давай так, Витя, — без обиняков перешел на ты Ивашутин, — я создаю группу в своем ведомстве, ты в своем, работаем примерно три месяца параллельными курсами, а далее снова встречаемся и координируем усилия.

— Договорились, Петя, — пожал ему руку Чебриков, но на прощание задал еще один вопросик, — как думаешь, с чем связана такая активизация генерального на азиатском направлении? И не проще ли было бы всё это купить, а не воровать?

— С чем связано, не могу сказать, — ответил Ивашутин, — а купить эти штуки по всей вероятности невозможно — ограничения КОКОМ, да и не торгуют они передовыми технологиями, только готовой продукцией. Так что придётся нам попотеть.

А у Романова почти сразу следом за этими двумя разведчиками было назначено заседание по развитию микроэлектроники. Приглашены были руководители отрасли и крупнейших предприятий — НПО «Электроника» из Воронежа, НИИ Ангстрем, Пульсар и Микрон из Москвы и Подмосковья.

— Здравствуйте, товарищи, — поприветствовал их генеральный, после чего сразу перешёл к делу, — цель нашего сегодняшнего совещания — очертить достигнутое в сфере производства микросхем высокой степени интеграции. А также наметить дальнейшие пути развития отрасли. Кто начнёт?

Вызвался Валиев, директор Микрона и по совместительству института молекулярной электроники.

— Прошу вас, Камиль Ахметович, — сказал ему Романов, — не стесняйтесь, говорите как есть — тут все свои.

— На текущий момент, — сказал, откашлявшись, Валиев, — на нашем предприятии полностью освоены и запущены в производство два техпроцесса создание микросхем, с боковой изоляцией диэлектриком, он же «эпипланар», а также с изоляцией окислом «эпипланар». Внедрена технология так называемых «чистых комнат», благодаря которой процент брака удалось снизить до 3–3,5%. Созданы микропроцессоры серии 1802, это полностью отечественная разработка, они были применены в космической технике, при полётах советских станций к Марсу и Венере.

— А что с копированием американских образцов? — задал наводящий вопрос Романов.

— Тут всё по плану, — отозвался Валиев, — серия 580, аналог Интел-8080, выпускается уже несколько лет, в настоящее время готовится к передаче в производство серия 1810, то есть Интел-8086. Серия 1801 имеет систему команд PDP-11, но полного аналога у них нет. Продукция фирмы AMD скопирована в серии 1804.

— Какое минимальное разрешение литографического оборудования у вас сейчас достигнуто? — спросил Романов, Валиев посмотрел на него с большим уважением и быстро ответил:

— К сожалению только 3 микрона. Меньше никак не получается.

— Почему? — задал простой вопрос председательствующий.

— Это сложный вопрос, Григорий Васильевич, — замялся директор, — можно долго рассказывать.

— А вы начните хотя бы, — посоветовал ему Романов.

Следующие полчаса присутствующие были погребены под лавиной доводов и цифр, которые убедительно показывали, что отечественные производители никак не могут вырваться из замкнутого круга. Романов выслушал всё это, не вмешиваясь, а затем закурил и поставил вопрос ребром:

— Что нужно, чтобы перейти у 1,5 микронным техпроцессам?

Валиев нервно перелистнул пару страниц в своём блокноте, посмотрел зачем-то на соседей, которые не мычали и не телились, а потом осторожно ответил:

— Григорий Васильевич, такая точность на сегодняшний день достигнута только на двух производствах в мире — у американского Интела и по последней информации у тайваньского UMC… вы же не хуже меня знаете, что мы работаем с отставанием от лидеров микроэлектроники примерно в 2–3 года. Значит в 87=88 году и у нас будет 1,5 микрона…

— Плохо, — веско отреагировал Романов, — очень плохо. Я сейчас кратенько обрисую ситуацию, как я её вижу, а вы меня поправите, если что. Мир вступил в эпоху компьютеризации, вы, наверно, и сами все слышали про персоналки фирмы Эппл и про ИБМ. Мой скромный прогноз состоит в том, что максимум через 10 лет эти персональные ЭВМ будут стоять на каждом втором столе в учреждениях и будут находиться у каждого третьего гражданина в личном пользовании. А в каждом таком компьютере стоит свой микропроцессор. Это я еще не вспоминаю о промышленной и военной электронике. И тот, кто победит в компьютерной гонке, будет управлять всем миром… ну не напрямую, конечно, управлять, но сильно влиять на все процессы. Поэтому гонка за микронами в производстве микросхем мне слегка напоминает атомное и космическое соревнование сверхдержав в 40–60 годы. Вашей отрасли будет оказаны всё возможное внимание, будут выделены средства, кратно превосходящие нынешние. Наши специалисты разведки ориентированы на всестороннюю помощь вам — от вас же требуется только результат, 1,5-микронная технология не позднее, чем через год и 0,8-микронная через два года. Вопросы?

— Так быстро может не получиться, Григорий Васильевич, — позволил себе осторожную ремарку Валиев, — литография штука очень тонкая и сложная…

— Хорошо, — немедленно согласился Романов, — приплюсуем к моим датам ещё по году, но это уже будет окончательная цифра. Да, зарплаты персоналу ваших заводов будут подняты вдвое уже со следующего месяца. Через полгода ещё вдвое, а за положительные результаты руководство будет иметь право премировать отличившихся в размере годовой зарплаты. Ещё что-нибудь непонятно?

— Никак нет, — бодро отчитался Валиев, — как говорил товарищ Хрущёв — цели определены, задачи поставлены, за работу, товарищи…

Глава 7

17 июня, МИД

Романов с раннего утра выехал в МИД на встречу с дипломатами… в основном с Примаковым, но и остальных забывать не надо. Почему не вызвал их в Кремль? По очень простой причине — ему стало любопытно, как устроена эта сталинская высотка изнутри, он и попросил об экскурсии перед началом беседы. Романова встретил прямо на пороге здания товарищ Громыко и сказал, что всё покажет и расскажет старейший дипломат из ныне числящихся на службе Георгий Маркович Корниенко.

— Сколько лет здесь работаю, — честно признался он Романову, — но такую просьбу от высших руководителей страны встречаю первый раз. С чем связан ваш интерес, Григорий Васильевич?

— Да сам точно не знаю, — признался тот, — мимо ездил много раз, а внутри никогда не был. Вот и решил поинтересоваться, что тут и как, нестандартная же постройка.

— Ну тогда слушайте, — вздохнул Корниенко. — Заложено здание, как и все остальные сталинские высотки, 7 сентября 1947 года. Закончено в 1952 году, летом. Центральная часть дома имеет 27 этажей, высота 172 метра. Вместе со шпилем 225 метров. Два корпуса вдоль Арбата и Денежного переулка высотой по 75 метров, имеют по 16 этажей. Цоколь облицован красным гранитом, а фасад белыми керамблоками. Это самое технологичное здание из всех высоток — в нём 28 лифтов и 4 эскалатора. А теперь давайте проедем на верхний этаж.

Романов согласился и они стартовали вверх на лифте, изготовленном на московском заводе «Подъемник» в 1951 года, как значилось на прикреплённой к стенке табличке. Ехал он не так, конечно, быстро, как в небоскрёбах 21 века, но ощутимо резвее, чем в обычных девятиэтажках.

— Приехали, — сказал Корниенко, открывая двери, тут это вручную работало, — 27-й этаж, смотровая площадка.

Они вышли в просторный холл с многочисленными окнами, отсюда открывался шикарный вид почти на всю Москву. Если смотреть на юг, то хорошо была видна самая большая из сталинских высоток, МГУ. А с севера был старый Арбат со старинной застройкой, Калининский со стекляшками (на одной из них снимали сцену из «Ивана Васильевича» со знаменитой фразой «Красота-то какая! Лепота!»), а далее Манежная площадь и собственно Кремль. Романов, кстати, не удержался, чтобы не процитировать царскую фразу.

— Да, совершенно с вами согласен, — ответил ему Корниенко и продолжил о своём, — площадь внутренних помещений МИДа составляет 65 тысяч квадратных метров. Шпиль был надстроен позже в соответствии с личным пожеланием Иосифа Виссарионовича.

— А строили-то это дела зэки, наверно? — спросил Романов.

— Ну не только они, — смешался на секунду Корниенко, — но спецконтингент, конечно, был задействован, как же без этого.

— А я вот заметил, — продолжил Романов, — что на всех высотках на уровне второго этажа натянута проволочная сетка — с чем это связано?

— Хм… — призадумался Корниенко, — точно я не знаю, но предполагаю, что для того, чтобы поймать отлетевшие от фасада облицовочные плитки. Один такой случай, когда упавшая плитка убила прохожего, я даже припоминаю — на Котельнической это было.

— И ещё тогда уж один вопросик, — сказал Романов, — я слышал, что это здание построено с отклонением от вертикали. А со временем оно выправилось и заняло правильное положение — это так?

— Это про высотку на Красных воротах — ответил Корниенко, — там действительно состояние грунта было таким, что архитектор запланировал наклон здания на полтора, кажется, градуса. Сейчас оно и точно стоит вертикально. А МИД строили без этих хитростей.

— И ещё такой момент, — вспомнил Романов, — в Америке были случаи, когда в небоскребы врезались самолеты. У нас предусмотрена какая-то защита от этого?

— Да как же такую защиту предусмотришь, Григорий Васильевич, — растерялся Корниенко, — ПВО разве поставить, но это будет опасно для окружающих жителей… а если вы волнуетесь, что здание может рухнуть от удара самолёта, то вы это зря — тут трёхкратные запасы по прочности во всех узлах заложены. Наш МИД даже ядерная бомба с места не сдвинет… стекла все вылетят, это безусловно, но здание как скала будет стоять.

— Понятно, — вздохнул Романов. — ну тогда пойдёмте на встречу, Громыко с Примаковым наверно уже заждались. Вы, кстати, давно здесь работаете?

— С 49 года, Григорий Васильевич, начинал с американского отдела при Комитете информации, а начальником у меня был Андрей Андреевич.

— Стало быть, с Хрущевым сталкивались?

— Конечно, сопровождал его в зарубежные поездки, в том числе в Америку в 59-м… с Эйзенхауэром за руку здоровался. Потом начал расти по служебной лестнице.

— Случай с корейским Боингом мимо вас, наверно, тоже не прошёл?

— Как же он мог мимо пройти? — улыбнулся тот, — горячие денёчки были в сентябре 83-го… я, кстати, придерживался твёрдого мнения, что нам надо было взять на себя вину и не выкручиваться на пресс-конференциях. Но увы, я остался в меньшинстве. А вот и кабинет министра, — Корниенко услужливо распахнул тяжёлую дубовую дверь с вырезанными листочками, и Романов проследовал в приёмную.

Громыко и Примаков встречали высокого гостя прямо в дверях.

— Ну как вам наш МИД? — справился Андрей Андреевич.

— Отличное здание,- ответил, присаживаясь в кожаное кресло, Романов, — века переживёт — умели всё же строить при товарище Сталине. Хотя и при Николае Александровиче тоже неплохие постройки возводили, тот же ГУМ взять…

Ни Громыко, ни Примаков не нашлись, что ответить на эту фразу, поэтому Романов взял и сразу перешёл к текущим делам.

— Дипломатия, товарищи, — так он начал выражать свои мысли, — это такое же оружие, как, например, ядерные бомбы. А иногда даже и помощнее будет…

— Григорий Васильевич, — не выдержал тут Громыко, — а например когда в истории дипломатия мощнее атомной бомбы была?

— Пример? — не растерялся Романов, — да пожалуйста, хоть два примера. Взять ситуацию после поражения России в Крымской войне — проиграли же наши, причем с разгромным счетом. Казалось бы, что и мирный договор будет подписан на условиях, которые продиктуют нам победившие друзья, ан нет, нашёлся человек, который сумел нейтрализовать усилия наших лучших друзей, и Россия получила вполне комфортные условия для мира. Он же чуть позднее, после русско-турецкой войны на Балканах сумел отменить создание антирусской коалиции и предотвратил Крымскую войну-2. Или возьмём Талейрана, французского министра иностранных дел — на Венском конгрессе по окончании наполеоновских войн он сделал все, чтобы Францию наказали как можно более мягко. В результате территориальных потерь у страны практически не было и уже через 5–10 лет она вернулась в ряды великих держав. Как такое сделаешь атомными бомбами?

— Да, Григорий Васильевич, вы абсолютно правы, — не стал спорить Громыко, да и не с чем тут спорить-то было, — однако давайте вернёмся к нашим насущным проблемам…

— Давайте, — охотно согласился Романов, — вернёмся. Сейчас настал небывалый момент, когда мы можем продвинуть свои интересы на международной арене… этот индийский ядерный удар, как это ни парадоксально, открыл для нас нишу очень широких возможностей. Окно Овертона — знаете, что это?

— Знаем, Григорий Васильевич, — подал голос более начитанный Примаков. — Овертон предложил свою шкалу из 6 ступеней для оценки идей, от нормы до немыслимых, границу же своего окна обозначил четвертой ступенькой, приемлемыми. То что выше, радикальные и немыслимые, находятся за окном и становятся доступны только в случае чрезвычайных ситуаций.

— Все верно, Евгений Максимович, — подтвердил Романов, — а у нас как раз и случилась такая чрезвычайная ситуация, позволяющая выйти хотя бы на уровень радикальных идей…

— И что же за идеи вы хотите предложить, выходящие из этого окна? — осторожно поинтересовался Громыко.

— Ну во-первых, это наша давняя идея по постановке на учет ядерного оружия в так называемых серых зонах — в Израиле, Пакистане и так далее, — начал излагать Романов, — там порог срабатывания гораздо ниже, чем в официальном ядерном клубе.

— Да-да — мы очень внимательны выслушали вашу речь в Совете безопасности, — откликнулся Примаков, — но это работа на ближайшую пятилетку, если не больше, крепкие орешки все эти Израили и Пакистаны.

— А во-вторых, на этой волне нам можно было бы решить проблему мирного договора с Японией, совсем не дело, что и через сорок лет после окончания войны мы все ещё находимся в подвешенном состоянии.

— Так они же Курильские острова требуют для этого подписания, — заметил Громыко.

— Не все острова, а четыре штуки, кажется, — ответил Романов, — самые большие из них, Кунашир с Итурупом отдавать никто не собирается, а остальную мелочь вполне можно было бы и бросить им, как собаке кость. Мы же с ними теперь, получается, собратья по несчастью, единственные две страны в мире, которые пострадали от атомных бомбёжек, на этом можно было бы сыграть.

— У вас, наверно, и в-третьих есть, — предположил Громыко.

— А как же — усмехнулся Романов, — есть и в-третьих. Цена барреля нефти медленно, но неуклонно падает — почем сейчас баррель Брента, Евгений Максимович?

— 20 долларов, — быстро ответил тот.

— Вот, а полгода назад была 35… а к концу текущего года будет 10–12, это я вам свой прогноз озвучиваю, конечно, но прогноз, основанный на реальных фактах. Наш общий экспорт нефти 200, кажется, миллионов тонн, стало быть уже при нынешних ценах мы теряем порядка 20 миллиардов долларов, а в следующем году потеряем все 30. А если ещё к этому приплюсовать и экспортный газ, цены которого строго привязаны к нефти, получится все 40 миллиардов. На эти деньги можно было бы построить пару сотен миллионов метров жилья или два полноценных автозавода.

— И как эти окна Овертона помогут нам преодолеть ценовой спад? — поинтересовался Примаков.

— Очень просто, — немедленно ответил Романов, — главный зачинщик такого беспредела на нефтяном рынке это Саудовская Аравия, она наращивает добычу сверх всяких планов, чтобы наказать соседей, Иран в первую очередь, но и нас они тоже имеют ввиду. А Соединенные Штаты наоборот сокращают свою добычу и стараются запастись дешевой саудовской нефтью. Здесь возможны действия в двух направлениях — некая договоренность со Штатами, чтобы они подсократили закупки, с одной стороны, и некое воздействие на Аравию с целью сокращения их добычи, с другой.

— Как же мы договоримся с американцами? — спросил Громыко, — это ж наш стратегический соперник.

— Пока не рассеялся дым от атомных бомбежек, есть небольшой шанс, — многозначительно посмотрел в потолок Романов. — А что касается второй части моего предложения, то я очень рассчитываю на помощь Геннадия Максимовича… расскажите пожалуйста о последней поездке в Багдад.

Глава 8

Нулевая терпимость

19 июня в газете «Правда» на второй полосе вышла огромная статья под названием «О некоторых недостатках советской торговли». В ней после обязательного трескучего и идеологически правильного вступления, состоящего из цитат классиков марксизма и ленинизма, было на удивление прямо и без обиняков высказано то, что уже не один десяток лет обсуждалось на лавочках и на кухнях. Что советская торговля превратились в чёрную дыру экономики, в которой бесследно исчезают огромные материально-технические ценности, всплывая потом в самых неожиданных местах. Что очереди стали настоящим бичом общества — в них трудящиеся граждане проводят от четверти до трети всей своей жизни. Что более половины лиц, находящихся в местах лишения свободы, принадлежат к группе торгово-закупочных работников. В конце даже прозвучало страшное для СССР слово «мафия».

В последнем же абзаце содержались краткие выводы и намечались пути выхода из этого прискорбного положения дел — кроме понятных всем призывов укреплять дисциплину и правопорядок в торговой сфере, там был пассаж про недостаточность торговых площадей в крупных населенных пунктах, а также содержались туманные рассуждения о балансе спроса и предложения. В самом же конце было совсем необычное высказывание о справедливом уровне цен и предлагалось ввести нулевой уровень терпимости к создателям дефицита.

— Мда… — говорилось в курилках НИИ и КБ, — всерьёз, кажется взялись за торговую мафию. А цены повышать будут.

— Итить, — было сказано на кухнях и на лавочках у подъездов, — теперь Нинке из гастронома точно статья светит. И колбасу больше мы у нее не получим.

Торгово-закупочные же работники, начиная с той самой Нинки из мясного отдела Гастронома номер 2 и до самого министра торговли Григория Ивановича Ващенко, чесали затылки и скорбно размышляли, что делать дальше. И в основной своей массе все эти работники решили затихариться, как мыши под вениками, и подождать — авось всё само собой рассосётся, как это уже не один раз бывало на их веку.

Но не рассосалось… уже на следующий день, 20 то есть июня, начались массовые проверки в торговых сетях с последующими задержаниями. В помощь сотрудникам ОБХСС, обычно занимающихся этими делами, были выделены немалые силы из числа других работников внутренних органов. И даже, вот ужас, к проверкам были привлечены некоторые люди из госбезопасности, что совсем уже ни в какие ворота не лезло.

Было абсолютно ясно, что все торговые точки проверить невозможно, слишком много их в Советском Союзе числилось, поэтому гребёнка шла не сплошная, а выборочная. По одному магазину на район, редко по два. Но те уж точки, что попались в сети, проверялись досконально и придирчиво. В столице под горячую руку попали ЦУМ с Колбасами (ГУМ и Елисеевский почему-то трогать не стали), Детский мир, Гастроном на Смоленской, Ядран, Ванда, Лейпциг, Океан, Дом книги и Мелодия на Калининском. В Питере сплошной сетью накрыли Гостиный двор и рядом расположенный Дом книги, а ещё Фрунзенский универмаг.

Надо ли говорить, что торговля в этот день была наполовину парализована — даже там, куда руки проверяющих не дотянулись, торговали вяло и без огонька. А на следующий день по стране поползли слухи один страшнее другого, что мол арестованным директорам и товароведам шьют подрасстрельные статьи о хищениях выше десяти тысяч. Что высоким чиновникам, позволившим себе вступиться за пойманных торговцев, тоже накручивают статьи, не расстрельные на этот раз, но тоже серьёзные. Что в Коми АССР и в Магаданской области специально для нового контингента осужденных создаются спецлагеря.

На следующий день торгово-закупочных работников прорвало — такого изобилия выброшенного на прилавки дефицита не видели самые древние старожилы СтраныСоветов. Никто, кажется, в этот день не работал, все бегали по магазинам и скупали всё, на что хватало накопленных сбережений. И такой дурдом продолжался ещё три дня, пока запасы дефицита на складах и в подсобках не иссякли.

— Что вы там в своём Политбюро выдумали? — спрашивала жена Романова вечером, накрыв стол для ужина. — Вся страна на ушах стоит ведь третий день…

— Боремся с хищениями социалистической собственности, — вяло отвечал Григорий, наворачивая тарелку огненно-красного борща, — а что, нельзя?

— Можно же было как-то поспокойнее к этому делу подойти, а то опять получилась кампанейщина какая-то. Люди-то что говорят, послушал бы…

— А что говорят люди? — заинтересовался Романов.

— А то, что систему вы сломали, а на её место ничего не поставили, — ответила Анна, — хоть и кривая, но она была, система-то, а сейчас что… ну продали они этот дефицит из подсобок, ну посадили сотню директоров, а теперь все только и делают, что боятся, а не работают — очереди-то ещё длиннее стали, чем неделю назад.

— Ну с чего-то надо было начинать, — без энтузиазма отговорился Григорий, — начали с посадок. Следующими этапами будут новые торговые площади и выравнивание цен. Через год-полтора очереди должны исчезнуть.

— Выравнивание это повышение что ли? — уперла руки в бока Анна, — и когда оно помогало, это повышение?

— На золото недавно подняли цены, оно с тех пор свободно лежит, — пояснил Романов. — То же с хрусталем.

— Ну ты сравнил — золото это роскошь, если его не достанешь, ничего страшного не случится. А еда это еда… её каждый день покупать надо.

— Может ты и права… — закончил ужин он, — спасибо, было очень вкусно. А раз уж ты так хорошо знаешь, о чём говорят в народе, может расскажешь, какие прозвища мне там дали?

— Расскажу, почем ж нет, — вздохнула Анна, — кое-кто тебя называет Царем…

— Это потому что фамилия такая, — понимающе кивнул головой он, — а ещё как?

— А ещё Карлсоном…

— А это-то почему?

— Наверно потому что ты быстро летаешь и живешь на крыше… в смысле в своих фантазиях. Ближе надо к народу быть, Гриша, ближе…

На следующий в следственном изоляторе временного содержания города Нижнереченска. Под продавцов выделили отдельную вместительную камеру, куда за двое суток набили около тридцати человек.

— При Иосифе Виссарионыче ещё и не такое было, — вещал из угла самый старый из присутствующих, директор Заречного пищеторга Семен Маркович Вайнштейн. — В 52-м, как сейчас помню, началась еврейско-медицинская кампания, тогда народ десятками гребли. А потом показания выбивали. А сейчас что по сравнению с 52-м? Тьфу, да и только…

— Эти методы давно осудили, — возражал ему более молодой и продвинутый начальник местного Океана, — сначала на 20 съезде, потом на 22-м.

— Как осудили, так и выпустят, — предположил третий разговорчивый арестант, из магазина Мелодия, — по условно-досрочному методу.

— Какую хоть статью-то тебе шьют? — спросил у него Вайнштейн.

— Да ту же самую, что и всем, — ответил он, — 92-ю, хищение госсобственности путем растраты или использования служебного положения.

— К 93-прим не примеряли? — поинтересовался директор Океана.

— Примеряли, как без этого, — вяло откликнулась Мелодия, — пока не накопали на 10 тысяч. А у тебя как с этим?

— То же самое, — так же без энтузиазма ответил Океан и тут же переключился на Семена Марковича, — скажете вот вы, как почтенный аксакал нашего бизнеса, с чем вся эта чехарда связана и насколько она серьезная?

Маркович пошамкал губами, посмотрел на зарешёченное окошко в углу камеры и начал отвечать так:ё

— Новые люди пришли к управлению, а новая метла всегда метёт по-другому, чем старая… надо им показать народу, что они во власти не случайно, а как-то там улучшают жизнь. Вот и взялись за торговлю… если честно, коллеги, то давно надо было за нас взяться, вечно эти игры с утаиванием дефицита продолжаться не могли. А насчёт серьёзности… я думаю, что всех, конечно, не посадят, выберут самых борзых, процентов десять может от того, что загребли. А остальным сунут в зубы условку и предложат работать по-новому.

Окружающие Вайнштейна люди не успели переварить эту его программную речь, как загромыхала, открываясь, входная железная дверь и оттуда раздалось «Мишин! На выход без вещей». Мишиным оказался директор Мелодии, он суетливо вскочил со своей койки, растерянно оглянулся по сторонам и побрёл в коридор, заложив руки за спину.

— Стоять, — сказал ему сержант, открывший дверь, — лицом к стене.

Потом он погремел ключами и продолжил командовать:

— Направо, до конца коридора.

В конце коридора была ещё одна решётчатая дверь, так что повторилась процедура со стоянием лицом к стене. А дальше потянулись комнатки-допросные, в одну из них сержант и завёл Мишина.

— Товарищ следователь, — отрапортовал он, — задержанный Мишин по вашему приказанию доставлен!

— Ага, — не по-уставному ответил следователь, — вижу — свободен, сержант. А вы, Николай Игнатьевич, присаживайтесь — поговорим.

* * *

Через полчаса Николай Игнатьевич Мишин раскололся, как это принято говорить в местных кругах, до самой жопы и подписал лист о сотрудничестве с администрацией следственного изолятора.

— Ну чего там? Ну как там? — встретили его встревоженные сидельцы в камере.

— Сотрудничество с администрацией и полтора года условно, — отвечал тот. — Обещали выпустить под подписку до конца дня.

Так до вечера к следователю прошли вереницей и все остальные с примерно таким же результатом. А последним выдернули старожила Вайнштейна. Его очень долго не было, больше часа. А когда вернулся, он заявил прямо с порога:

— Червонец мне светит, господа-товарищи, червонец.

— Это почему так? — заволновался народ, — нам всем условка, а тебе реальный срок?

— Ну как я и предсказывал — козлы отпущения во все времена требуются, меня и выбрали в их число… ну ничего, маляву на волю сочиню, за меня большие люди впрягутся. А если уж и они не помогут, тогда стану политзаключенным, их сейчас в первую очередь выпускают…

— При Сталине-то вам наверно лоб зелёнкой намазали, — ядовито подковырнул его один невзрачный человечек из дальнего угла.

— При Сталине я бы сюда не попал, — устало ответил Семен Маркович и завалился на свою койку. — При Сталине я не меньше, чем в Политбюро бы заседал, а не в этом убогом пищеторге.

Глава 9

Концерн «Красная звезда»

Выездное заседание по вопросам советского оборонно-промышленного комплекса было запланировано на базе авиазавода в Комсомольске-на-Амуре, затерянном в бескрайних лесах советского Дальнего Востока.

— А кому вообще пришло в голову построить здесь авиазавод? — это первое, что спросил Романов после 7-часового перелёта на своём ИЛ-62.

Сопровождающие переглянулись и предоставили отвечать текущему командующему ВВС СССР товарищу Ефимову.

— Видите ли, в чём дело, Григорий Васильевич, — собрался он с мыслями по такому неожиданному поводу, — эта история уходит корнями в далёкие 30-е годы. Тогда по всей стране строили новые производства, в том числе и на Дальнем Востоке… к тому же это место очень удачно выбрано в смысле противодействия шпионажу (ни один шпион в мире сюда не доберется) и вероятных бомбёжек вероятных противников. Авиазаводы в Киеве и Воронеже, например, вообще под оккупацию попали в войну, а казанский, горьковский, куйбышевский и московский очень сильно бомбили. Так что мысль построить здесь завод пришла в очень умную голову.

— Убедили, — вежливо откликнулся Романов, — кстати, может, вы заодно знаете историю своей должности?

— Конечно, знаю, Григорий Васильевич, — довольно улыбнулся Ефимов, — как раз совсем недавно прочитал большой труд на эту тему. От самого первого, Ткачева, которого ещё Временное правительство назначало, и до моего предшественника, Кутахова.

— Да, я тоже пробежал глазами эту книгу, — сообщил Романов, — с 1923 и по 1941 годы это была очень опасная должность, мало кто уцелел из командующих. Сами посудите — Розенгольц, расстрелян в 38-м, Баранов, разбился в 31-м, Алкснис, расстрелян в 38-м, Смушкевич и Рычагов, расстреляны в 41-м.

— Эти времена, Григорий Васильевич, — генерал побледнел с лица, но держался достойно, — давно прошли. Теперь у нас не принято расстреливать командующих.

— Я пошутил, Александр Николаевич, — ответил Романов и перевёл разговор в другую плоскость. — Значит вы, Владимир Николаевич, являетесь директором этого завода?

Авраменко молча сглотнул слюну, вытянулся по стойке смирно и ответил:

— Так точно, товарищ Романов! Уже 12 лет на боевом посту.

— Я знаю, что основная продукция у вас сейчас это СУ-27, а ещё чем занимаетесь?

— Ещё разворачиваем производство СУ-30, а также делаем противокорабельные ракеты П-6 и Аметист. Ну и мелкие заказы тоже выполняем — хвостовое оперение для ИЛ-62, например, на котором вы сюда прилетели. Как полёт прошёл? — набрался он смелости для такого вопроса.

— Спасибо, всё гладко, — ответил Романов, — хвостовое оперение не подвело. Какой у вас план по выпуску СУ-27?

— Девяносто пять единиц на этот календарный год, — вытащил директор цифры из памяти, — тридцать девять уже готово и передано в войска.

— Это хорошо, это хорошо… — задумался Романов, на что директор немедленно предложил перекусить и, возможно, сходить в баньку.

— И банька это хорошо, — продолжил Григорий, — только сначала дела надо сделать. Проведите нас по цехам, зря мы что ли сюда семь часов летели?

Аэродром входил составной частью в комплекс заводов, так что до ближайшего цеха было рукой подать.

— Это плазово-шаблонный цех, Григорий Васильевич, — сообщил директор, — здесь изготавливаются шаблоны различных деталей СУ-27 в натуральную величину, они потом будут прототипами реальных запчастей. А вот там у нас механический цех, здесь агрегатный…

— Давайте сразу пройдём в цех конечной сборки, — предложил Романов, и директор не сумел отказаться от его предложения.

— Мдааа… — протянул прямо с порога Романов, — впечатляет…

В этом цеху ёлочкой стояли примерно два десятка истребителей в разных стадиях сборки, вокруг них суетились техники в синих комбинезонах.

— А двигатели вы тоже здесь собираете? — спросил он у Авраменко.

— Ну что вы, Григорий Васильевич, — сразу открестился тот, — двигатели это совершенно отдельная отрасль, на СУ-27, например, их делают в Рыбинске и Уфе, а к нам в готовом виде привозят.

— А что за двигатели-то? — продолжил тему Романов.

— Так АЛ-31Ф, двухконтурный двухвальный турбореактивный, тяга 7600 кгс, на форсаже до 12500.

— Это тот, что с отклоняемым вектором тяги?

— Не совсем… с вектором это АЛ-31ФП, он пока не доведён… в следующем году планируем выпустить первые изделия с таким движком.

— Отлично, — произнес Романов, — а что у вас с персоналом? Текучка большая?

— Да какая ж у нас текучка, — даже растерялся Авраменко, — наш завод это самое крупное и самое богатое предприятие в городе, зарплаты более чем хорошие, учитывая северную надбавку, так что наоборот есть масса желающих устроиться, а обратного потока не наблюдается вообще.

— Хорошо, — последний раз употребил это слово Романов, — я всё увидел, давайте теперь двигаться ближе к месту совещания. Где, кстати, вы его запланировали проводить?

— Так в моём кабинете, — не растерялся Авраменко, — он большой, сотня человек влезет.

— Сотню не обещаю, но полсотни наверно будет, — ответил Романов, — правильно, Александр Николаевич?

Командующий ВВС пожевал губами, а затем чётко доложил, что к участию в совещании по вопросам развития оборонного комплекса запланировано посещение сорока трёх человек.

— Немного не угадал, — улыбнулся Романов, — пройдёмте в кабинет директора — раньше сядем, раньше выйдем, как говорили строители Комсомольска-на-Амуре.

— Товарищи, — начал Романов совещание с обязательного неопределённого артикля, — сегодня мы собрались с тем, чтобы очертить достижения и недостатки нашей оборонной промышленности и наметить пути её дальнейшего развития на ближайшую пятилетку. Сразу скажу, что ядерная тема и всё, что с ней связано, остается за скобками нашего совещания. Итак, кто хочет начать про достижения?

Этот вопрос хотели осветить очень многие, но Романов выбрал главнокомандующего ВМФ Горшкова.

— Прошу вас, Сергей Георгиевич.

Горшков был уже немолод, далеко за 70, грузен и лыс, но остроту ума не растерял — он кратко, но содержательно описал развитие военно-морских сил страны, сделав упор на титановые подводные лодки и авианесущие крейсеры. Так политкорректно называли в СССР авианосцы… официальная пропаганда же сделала всё, чтобы заклеймить аналогичные корабли в буржуазных странах, вот и получилось так, что слово «авианосец» стало ругательным. Обстоятельно Горшков остановился на серии титановых ПЛ «Барракуда», она же «Золотая рыбка», и на перспективных авианосцах с условными названиями «Рига» и «Ульяновск».

— Прекрасно, — сказал по итогам его выступления Романов, — особенно интересна тема с «Ульяновском», у него же планируется рекордное водоизмещение для советских кораблей, не так ли?

— Точно так, Григорий Васильевич, — откликнулся Горшков, — 80 тысяч тонн. Ядерная энергоустановка с четырьмя реакторами, 70 истребителей, 16 вертолётов, противозенитные ракеты типа «Гранит». Экипаж две с половиной тысячи бойцов.

— Серьёзная игрушка, — Романов сделал себе пометку в блокноте и вызвал командующего ПВО маршала Колдунова.

Александр Иванович Колдунов был заслуженным летчиком-асом и дважды Героем Советского Союза. Причём в его активе значился даже один бой с американцами — в 44 году он прикрывал колонну наших войск в Югославии, на которую по ошибке налетели Лайтнинги. Ему пришлось принять бой и сбить один их истребитель.

Маршал, не мудрствуя лукаво, рассказал про постановку на боевое дежурство новейших комплексов С-300ПС в самоходном варианте и С-300ПМ (модернизированного), у которого была вдвое увеличена дальность стрельбы.

Следом были освещены вопросы бронетехники и стрелкового оружия — для этого последнего специально была приглашена живая легенда отечественного оборонпрома Михаил Тимофеевич Калашников.

— А вы знаете, — прервал его выступление Романов, — что ваш автомат изображен на гербах четырёх стран?

— Это каких же? — полюбопытствовал Горшков.

— Загибайте пальцы, — продолжил Романов, — Мозамбик, Зимбабве, Буркина-Фасо и Восточный Тимор. Среди всех видов стрелкового оружия АК прочно занимает первое место — больше 100 миллионов экземпляров и примерно 15% этого рынка. Немного из того, что производится в СССР, пользуется такой бешеной популярностью во всем мире…

— Да-да, вы правы, — неожиданно поддержал его Калашников, — разве что Гагарин может соперничать с моей фамилией по известности.

— И ещё водка, самовары и медведи, — дополнил Колдунов в качестве разрядки, на что Романов ответил без всякой иронии:

— К сожалению водка с самоварами выходят за рамки обсуждаемых сегодня вопросов. Спасибо вам, Михаил Тимофеевич, за обстоятельное выступление, а у нас в программе остался авиапром — прошу вас, товарищ Ефимов.

А по окончании краткого, но содержательного доклада командующего ВВС Романов встал, прошёлся по кабинету взад-вперёд (Горшков шепнул соседу — совсем, как товарищ Сталин) и высказал всё, что у него наболело по оборонпромовской тематике.

— Всё прекрасно, всё замечательно, товарищи военные, — так он начал, — наша броня крепка и танки очень быстры, как говорилось в одном фильме. Но не стоит забывать и о второй составляющей термина «оборонпром». Да, это промышленность, наряду с чёрной металлургией, нефтехимией и пищёвкой. А значит что?

Он остановился и обвёл присутствующих внимательным взглядом. Решился высказаться только аксакал Калашников.

— Это значит, Григорий Васильевич, что оборонная промышленность должна приносить прибыль в общий бюджет страны — правильно?

— Абсолютно, Михаил Тимофеевич, — благодарно кивнул ему Романов. — У нас производятся прекрасные образцы самого передового вооружения, а на мировом рынке оружия почему-то лидируют с огромным отрывом Штаты… знаете, какая доля у них и какая у нас?

— 50 и 15 процентов? — полувопросительно высказался Колдунов.

— Близко, но не совсем — у них 62 процента, а у нас только 12,5. Это данные стокгольмского института, как уж он там называется… — Романов потёр затылок и вспомнил, — институт исследований проблем мира. Казуистика какая-то, точнее было бы сказать «проблем войны», но как уж назвали.

Потом он опять прошёлся по длинной ковровой дорожке с абстрактным орнаментом и продолжил:

— Так вот, что я хотел сказать — необходим решительный рывок наших вооружений на мировой рынок. 12,5% это не тот показатель, которому можно радоваться — к концу пятилетки я бы посчитал вполне реальными 20, а то и 25% на рынке, а это дополнительные миллиарды, даже десяток миллиардов в валюте, так остро необходимой для развития страны. Что для этого необходимо сделать…

Все присутствующие без исключений открыли блокноты и тетради, почти как в школе на уроке арифметики, и приготовились записывать умные мысли начальства.

— Во-первых и в главных — надо создать единое управление продажами всех видов вооружений. Назовём его… ну хоть концерн «Красная звезда».

— А может лучше «Калашников»? — осторожно справился Горшков.

— Хорошая мысль, — сразу отреагировал Романов, — название доработаем в рабочем порядке. Во-вторых, надо показать товар лицом, а что является лучшей витриной для оружия? Правильно, война. Какие у нас сейчас войны на планете идут?

— Так Иран с Ираком который год воюют, — дал справку командующий ВВС, — это самая крупная, а еще по мелочи — Йемен, в Африке в пяти местах, в Центральной Америке…

— Возьмем за основу ирано-иракский конфликт, — ответил Романов. — Надо бы сделать всё, чтобы наше оружие, а мы его, кажется, Хуссейну поставляем, успешно работало и поражало живую силу и технику противнику. Это будет лучшей рекламой. Плюсом к тому надо бы организовать показ и демонстрацию возможностей передовых образцов нашей техники по аналогии с салонами Ле-Бурже и Фарнборо. Почему капиталисты умеют продвигать то, что хотят продать, а мы не умеем? Где-нибудь под Москвой, в той же Кубинке, вполне можно организовать такой салон уже в этом году. В Ле-Бурже, кстати, тоже можно поучаствовать более плотно, с теми же СУ-27 и МИГ-29, чего мы боимся — все равно, кому надо, знают почти все наши секреты.

Глава 10

Вопросы истории КПСС

На этот раз неутомимая натура нового советского лидера собрала на совещание редакторов ведущих газет, журналов и издательств. Из знаковых фигур за столом в Кремле сидели Сергей Залыгин из «Нового мира», Андрей Дементьев из «Юности», Чингиз Айтматов из «Иностранки» и конечно же Виталий Коротич из «Огонька», куда же без него. Отдельно сидел неприметный товарищ из Главлита. Однофамилец генсека, тоже Романов, но Павел.

— Давайте поговорим о вопросах истории, — предложил Григорий Васильевич, — не древней и даже не 19 века, о новейшей истории нашей страны после Октябрьской революции.

Присутствующие переглянулись, но рта никто предпочёл пока не открывать — пусть начальство сначала очертит круг разрешенных тем.

— Так вот, насколько мне известно, в советском обществе существует серьёзный запрос на информацию по этому периоду. Не сглаженную и отфильтрованную в десяти фильтрах, а реальную и неприукрашенную. А то ведь получается, что вокруг Владимира Ильича во время революции голая пустыня какая-то была, одни фигуры умолчания. То же по тридцатым годам, о них у нас совсем почти никакой живой информации нет, если конечно не считать информацией роман «Поднятая целина». Да и про Великую Отечественную маловато фактов. В результате народ слушает иностранные радиоголоса, где им подсовывают черт знает что вместо правды, верно?

— То есть вы, Григорий Васильевич, предлагаете что-то вроде хрущёвской оттепели в культуре, — отмер Залыгин, — я правильно вас понял?

— Можно и так сказать, — отозвался Романов, — если коротко, то суть моего предложения такая — начинайте печатать более смелые вещи, чем были до этого. Можно достать из запасников ранее запрещенные книги, например этого… Булгакова — «Собачье сердце» и «Роковые яйца». Я пробежался по ним на днях — антисоветчины там ноль, есть только здоровая критика некоторых перегибов.

— Сталинские чистки тоже можно критиковать? — поинтересовался Коротич.

— Можно, — кивнул головой Романов, — но дозированно и без огульного очернения. Вот товарищ из Главлита вам в помощь будет, подскажет и направит, куда надо.

Главлитовец тут же согласно кивнул головой и коротко высказался в том смысле, что да, и направит, и поможет, куда надо.

— Понимаете в чём дело, товарищи редакторы, — продолжил свою мысль Романов, — в медицине есть такое понятие, как правильный выход из голодания. Если организм длительное время не получал достаточное количество калорий, то резкое окончание такого режима может привести к самым печальным последствиям, вплоть до летального. Необходимо плавное и постепенное завершение этого процесса. Так и у нас в обществе было довольно длительное голодание по вопросам истории страны и партии, так что если быстро и полностью открыть кран, может случиться самое разное. Поэтому участие в этих процессах товарищей из Главлита считаю обязательным условием.

— А как быть с уехавшими за границу писателями? — спросил Дементьев. — Да и не только с писателями, там и других специалистов немало, от балета до кино.

— С каждым надо рассматривать вопрос индивидуально, — ответил Романов, — например Аксёнов или Довлатов, они же ничего плохого про нашу страну собственно и не сказали. И совсем другое дело — Войнович с Солженицыным… это ярые идейные враги, печатать их антисоветчину здесь это расписаться в полном бессилии… ну товарищи из Главлита подскажут, что и как…

— Григорий Васильевич, — продолжил допытываться Дементьев, — а как быть с нашим андерграундом? Ну с культурой, которая существует где-то там, ниже уровня пола, а на поверхность мы её не выпускаем, так и сидит она под землей…

— Примеры приведите пожалуйста, — попросил Романов.

— Да хоть популярную музыку взять, — не растерялся редактор, — не ту, что на экранах показывают, Пугачеву-Лещенко-ансамбль «Пламя», а ту, что переписывают и распространяют на кассетах… сейчас в моде такие исполнители, как «ДДТ», «Кино» и «Алиса».

— Про Кино слышал, — сразу среагировал Романов, — там еще поёт такой кореец…

— Правильно, Виктор Цой, — подтвердил Дементьев.

— Остальных не знаю… думаю с ними можно так же поступить, как с писателями — если ничего крамольного в текстах нет, пусть поют.

— Опять же Высоцкий, — не унимался Дементьев, — Владимир Семёнович. С ним как быть?

— С Высоцким вопрос простой, — вздохнул Романов, — это наш народный поэт типа Пушкина или Есенина. Надо популяризировать… концерт его памяти, кстати, можно устроить — в конце июля же пять лет со дня смерти будет.

— А как быть с другими запрещёнными темами? — набрался смелости Коротич, — не относящимися к вопросам истории?

— Например? — поднял бровь Романов.

— Ну хотя бы всё, связанное с эротикой и сексом, — бухнул тот, — сейчас же эти темы под очень строгим запретом находятся.

— Надо подумать, — после продолжительной паузы отвечал Романов, — сейчас на этот вопрос нет никакого ответа, ни положительного, ни отрицательного.

— И ещё насчёт западных авторов хотелось бы узнать вашу точку зрения, — это главред Иностранки сказал, — что можно печатать, что нельзя? Например Стивена Кинга уже можно или подождать?

— Стивен Кинг… — задумался Романов, — вспомнил, видел кино по его книге, «Сияние» называется… кино сильное, без дураков, но темы у него слишком мрачные. В порядке эксперимента наверно можно напечатать что-нибудь одно… чтоб без чернухи.

На этом совещание как-то резко завершилось, а потом Романов вызвал к себе секретаря и продиктовал ему следующее:

— Коротича Виталия Алексеевича в кратчайшие сроки снять с должности редактора журнала «Огонёк» и отправить на историческую родину. Пусть выпускает там журнал «Ранок» или чем он там руководил… и чтоб на русском языке.

— А вместо него кого? — осторожно осведомился секретарь.

— Да хотя бы Проханова из Литературки, он в Огоньке должен прижиться.

— Ещё какие-нибудь распоряжения будут, Григорий Васильевич? — спросил секретарь, закрывая свой блокнот.

— Нет, больше ничего, — ответил Романов, затягиваясь сигаретой из пачки «Стюардессы», — напомните только, что у меня сегодня в плане стоит?

— У вас в плане… — лихорадочно пролистал другой блокнот секретарь, — у вас в плане посещение объекта Д-6… запланировано еще две недели назад.

— Это Метро-2 что ли? — переспросил Романов.

— Да, общеупотребительное название такое, хотя официально в документах он проходит как Д-6.

— А почему Д? — проявил неожиданный интерес начальник, — и где предыдущие пять?

— К сожалению, я не в курсе, — с виноватым видом отвечал секретарь, — может быть сопровождающие расскажут.

— Ведите, — распорядился Романов, — я весь в нетерпении узнать, наконец, что это за секретное метро. Вы остаётесь здесь, — скомандовал он офицеру связи с чемоданчиком, — я вернусь через пару часов.

— Не имею права, — было пискнул кавторанг, — по инструкции не положено…

— Я твоя инструкция, — осадил его Романов, — сказано сидеть тихо, значит сиди. В случае чего свяжешься с Ахромевым, но это уже в самом крайнем случае. Идём, — продолжил он секретарю.

В коридоре за ними автоматически пристроились двое рослых ребят из девятки, Романов помнил уже наизусть сопровождавших и поздоровался с каждым по имени.

— В пятый лифт, — сказал секретарь.

— Да-да, — ответил генсек, — совсем недавно с Виктором Васильевичем проходили по этому маршруту.

Кнопка вызова у лифта была закрыта железным коробом, который открывался только при наборе нужного кода. Один из охранников открыл коробку и вызвал лифт, который собственно стоял на этом этаже — никто им не пользовался за прошедшие две недели.

— Спасибо, Евгений, — попрощался с секретарём Романов, — дальше мы сами справимся.

Двери лифта закрылись и снова растворились уже на минус пятом этаже, судя по мигающему индикатору. Встречал всю компанию еще один военный моряк, но уже в чине контр-адмирала.

— Добрый день, Григорий Васильевич, — поздоровался он не совсем по-уставному, — моя фамилия Григоренко, я буду сопровождать вас во время осмотра объекта.

— Очень хорошо, товарищ Григоренко, — откликнулся Романов, — а по имени-отчеству вас как?

— Иван Денисович, — ответил тот.

— Во как, — озадачился генсек, — прямо по Солженицыну…

— Что-что? — не понял адмирал.

— Нет-нет, ничего, — покачал головой он, — это я так. Давайте начинать… скажите только, почему оно так называется — Д-6? Загадочно как-то.

— Название условное, Григорий Васильевич, — подумав, отвечал тот, — в армии много названий, никак не связанных с действительностью, тот же Гиацинт взять, Буратино или Акацию… могу только предположить…

— Предположите, — разрешил ему Романов.

— Д — это дорога, а 6 — последний вариант, пошедший в разработку. Предыдущие пять, видимо, отвергли.

— Убедительно, Иван Денисович, — отозвался Романов, — больше вопросов по названию не имею. Ну так с чего начнём?

— C карты, Григорий Васильевич, — твёрдо ответил адмирал, — вот она на стене висит.

— Для кого, интересно знать, её здесь повесили, — сказал себе под нос Романов, — пассажиры-то наверно тут не ходят.

— Так специально для вас, товарищ генсек, — ответил адмирал, — и повесили. Мои ребята всю ночь её рисовали. Вот, смотрите, — в руке у него неожиданно появилась указка, и он ткнул примерно в центр картинки, — мы находимся здесь, на станции с условным названием «Кремлёвская».

— А безусловное название какое? — сразу уточнил начальник.

— По документам она называется Д-6/1-Центральная, — вылетело из адмирала, — от неё идёт гейт к минобороны на Арбате (и он показал на коротенький отросток на карте), а уж оттуда с большой пересадочной станции «Арбатская-2» две действующие ветки. Первая на юг, через Парк культуры и Университет в подземный город в Раменках, а вторая через Красные ворота и Красносельскую к бывшей даче товарища Сталина. Эта вторая линия практически не используется.

— А эти две пунктирные лини что означают? — указал на них Романов.

— Это строящиеся объекты, первый это линия Д-6/3-Южная, вдоль Варшавского шоссе в правительственный санаторий «Бор», а вторая соответственно Д-6/4-Восточная — в закрытый городок «Заря» возле Балашихи. Длина первой линии 60 километров, второй — двадцать восемь. Срок сдачи в эксплуатацию — 1987 год.

— Заря-Заря… — пробормотал Романов. — что-то знакомое, но не могу вспомнить — помогите.

— Там расположен центральный командный пункт ПВО страны, — напомнил адмирал.

— Аааа, — тут же связал концы с концами Романов, — это которые недавно облажались со второй ракетой… схема в общих чертах понятна, Иван Денисович, давайте проедемся до Раменок.

— Есть, — по-уставному отдал честь адмирал, а потом махнул рукой кому-то, теряющемуся в непроглядной тьме, и из тоннеля почти сразу выполз маленький состав, состоящий из электро-локомотива и прицепленного вагончика.

Вагон совсем не походил на те, что ездили в метро без приставки 2. Очертания у него были те же, но окна занавешены весёлыми сиреневыми шторками, а внутри, когда зашёл туда, Романов увидел диванчики полукругом плюс низкий журнальный столик в одном конце и две закрытые двери в другом.

— А там что? — спросил он у адмирала, указывая на эти двери.

— Санузул, Григорий Васильевич, — бодро отрапортовал тот. — Ехать час почти, по дороге всякое может случиться.

Глава 11

Метро-2 изнутри

— Давненько я не катался на метро, — сказал в пространство Романов, усаживаясь на диванчик, охрана тоже вошла, но скромно встала недалеко от сортира, — а в локомотиве тут сколько народу едет? — продолжил он свою мысль, предназначенную уже конкретно адмиралу.

— Двое, Григорий Васильевич, — чётко отвечал тот, — машинист и охранник.

— Люди проверенные?

— Обижаете, товарищ генсек, — надул щёки Григоренко, — у нас тут непроверенные не работают.

— Можно с ними побеседовать?

— Конечно, сейчас я их позову.

— Не надо, я сам туда пройду, — и Романов лёгкой походкой проследовал из прицепленного вагона в ведущий.

Дверь была закрыта изнутри, Григоренко постучал туда условным сигналом, она сразу и открылась. На пороге стоял здоровый парень в синем комбинезоне, а за ним маячил другой сотрудник, не такой накачанный.

— Здравия желаю, тщ контр-адмирал, — пролаял первый, косясь на Романова. — За время несения боевого дежурства никаких происшествий не случилось!

— Вольно, — сказал ему адмирал, — покажите подведомственную матчасть товарищу генсеку.

— Есть показать матчасть, — вторично пролаял охранник и посторонился, пропуская внутрь обоих начальников.

Тут уже бразды правления перехватил собственно работник подземного транспорта.

— Товарищ генсек, здесь используется локомотив марки ВЛ-10С, выпущен Новочеркасским заводом в 1977 году. Приставка «С» означает специальный — с питанием от аккумуляторов. Вес 90 тонн, максимальная тяга 39 тысяч кгс, максимальная скорость 100 км/с, рейдовая скорость 47 км/час. Емкости аккумуляторов хватает на 150 километров пробега.

— Здорово, — заметил Романов, разбираясь в рукоятках и индикаторах, — поломки у него были?

— Да какие ж здесь поломки, — даже растерялся машинист, — профилактика и замена запчастей производится строго согласно графика, пробные поездки осуществляются раз в месяц. А реально состав сейчас будет использоваться третий раз за мой срок службы.

— Интересно, какие же это были два предыдущих реальных случая? — поинтересовался генсек.

— В октябре 64 года мы готовились вывезти Никиту Сергеевича, но вместо него поехал Микоян. И в 73 году, в апреле месяце, возили Леонида Ильича до Раменок и назад — инспекционная поездка прошла.

— Ну и сейчас что-то такое будет, — заявил Романов, — хорошо, я всё увидел, мне всё понравилось — поехали.

Романов с адмиралом вернулись в вагон и состав тронулся, быстро набирая ход. Никакие фонари в тоннелях тут не горели, в отличие от обычного метро, видимо в целях экономии.

— Иван Денисович, — начал разговор Романов, — я краем уха слышал разные нелепые слухи про московское подземелье…

— Какие, например? — вежливо ответил адмирал.

— Ну что здесь крысы водятся размером с зайца и пауки, тоже огромные. Которые выпивают кровь из жертв.

— Враньё, — веско припечатал адмирал, — я пятнадцать лет здесь служу, а ни разу ничего подобного не видел. Служба охраны тоже не рассказывала про такое.

— А есть стыковки этого вот Метро-2 с обычным? Про них тоже тёмные слухи ходят, где они могут быть — называют Библиотеку Ленина и Парк культуры.

— А вот это очень близко к истине, — адмирал снял фуражку и вытер пот со лба. — Точные места я даже вам не скажу, уж извините, но недалеко и от Библиотеки, и от Парка.

— И ещё один слух, если позволите… — продолжил Романов, — что охраняют места стыковок автоматические пулемёты, которые стреляют без предупреждений по сигналам объемных датчиков. Это правда?

— Были у нас такие образцы на вооружении, — с досадой отвечал адмирал, — но они давно сняты. Слишком ненадежными оказались и стреляли в основном в кошек и собак — в обычных, а не таких, про которые народные страшилки рассказывают.

— И кто теперь охраняет эти входы?

— Камеры там развесили, и если что, то бойцы охраны лично решают все вопросы.

— А какая организация всем этим заведует? — задал ещё один вопрос Романов, — ну подземными сооружениями, подвижным и личным составом?

— Техникой управляет трест «Спецподземстрой», — ответил адмирал, — а людьми одиннадцатое управление КГБ.

— Если я хорошо помню, то их всего десять, этих управлений, — сдвинул брови Романов, — девятое охраняет высших руководителей страны, а десятое — комендатура Кремля.

— В прошлом году, Григорий Васильевич, — пояснил адмирал, — закрытым постановлением создано ещё одно управление, которое занимается именно такими спецсооружениями.

— И кто же им руководит?

— Генерал армии Верлинов…

Это имя Романову ничего не сказало, но в памяти он сделал закладку — разузнать более подробно про новое управление и новых людей. А поезд тем временем выехал на какую-то полутёмную станцию, где ни одной души не было видно, за исключением непонятного стрелочника с зеленым флажком в руке. Останавливаться тут, естественно, не стали, и поезд снова набрал крейсерскую скорость.

— Это что такое сейчас было? — спросил Романов.

— Станция Д-6/1-Старая площадь, — ответил адмирал.

— А почему она выглядит такой заброшенной?

— Виноват, — понуро опустил тот голову, — сегодня же отдам распоряжение, чтобы прибрались.

— Она прямо в здание ЦК выходит? — продолжил спрашивать Романов.

— Так точно, из правого крыла примерно такой же лифт вниз идёт, как и из Кремля.

Беседа на пару минут смолкла, но через эти пару минут случилось, видимо, что-то экстраординарное, если судить по резкому торможению поезда — Романов успел схватиться за подлокотник и остался на диване, а Григоренко не успел и съехал на пол.

Оба охранника, расположившиеся на откидных стульчиках в дальнем конце вагона, крепко держались за поручни, поэтому с ними ничего не произошло. Оба они сильно напряглись и автоматически сунули руки за пазухи, там, где у них наплечная кобура была.

— Что случилось, Иван Денисович? — спросил Романов, когда поезд совсем остановился.

— Сейчас узнаю, Григорий Васильевич, — ответил тот и начал лихорадочно набирать номер на телефоне, который висел тут левой стенке.

Ответили сразу же, адмирал молча выслушал, повесил трубку и оттранслировал услышанное деревянными губами:

— Обвал грунта, товарищ генсек, пути завалены, придётся ехать назад.

— Даааа, — задумался Романов, — не слишком далеко я уехал на вашем Метро-2… что же вы не следите за состоянием подшефного хозяйства?

— Обход тоннелей раз в месяц производится, Григорий Васильевич, — с трудом начал подбирать оправдания Григоренко, — крайний раз это произошло… это всего десять дней назад было — никаких отклонений выявлено не было. А от маловероятных случайностей никто не гарантирован.

— Ну давайте команду, — предложил Романов, — поехали назад… как, кстати, мы поедем-то — локомотив же спереди?

— Это предусмотрено в наших расписаниях, — ответил адмирал, — в хвосте составе расположена камера, с её помощью можно контролировать движение.

И он снова снял трубку с настенного телефона с целью отдать распоряжение, но не успел — земля у всех под ногами подпрыгнула, а потом опять вернулась на место.

— А это что? — встревоженно спросил Романов.

— Сейчас выясним, Григорий Васильевич, — не менее встревоженно отвечал тот, — оставайтесь на своём месте пожалуйста.

Оба охранника тем временем передвинулись поближе к охраняемому субъекту — один встал рядом с диваном, прислонясь к стене, второй контролировал входную дверь, она одна здесь открывалась, все прочие были намертво заблокированы. А Григоренко тем временем грузно спрыгнул из этой двери на землю, пахнущую креозотом, и быстрым шагом направился к локомотиву.

Потом он же и машинист промелькнули в окне, направляясь в другую сторону. Через пять минут примерно они вернулись, машинист помог адмиралу влезть в вагон, и тот доложил по всей форме:

— Товарищ генеральный секретарь, сзади тоже обвал, примерно в ста метрах от нас. Пути засыпаны, пешком через этот завал тоже не перебраться.

— И что делать будем? — осведомился Романов.

— Тут где-то должен быть эвакуационный тоннель на поверхность — сейчас машинист с охранником установят точно его местонахождение, через него и выберемся.

— Ну и поездочка у нас, — невольно усмехнулся Романов, — один обвал это ладно, можно списать на маловероятное стечение обстоятельств. Но два подряд это уже система, как говорится в народной пословице.

— У меня был такой случай, — неожиданно подал голос снизу машинист, — в бакинском метро в 76-м году — тоже два обвала почти одновременно случились.

— Ладно, — махнул рукой Романов, — ищите тоннель. Связаться с кем-нибудь отсюда, я так понимаю, невозможно?

— Здесь с интервалом в два километра устроены пункты связи, — отрапортовал машинист, — но мы попали в тот промежуток, где ничего нет.

— Я в этом не сомневался, — буркнул Романов и погрузился в раздумья.

Так прошло добрых полчаса, после которых из тоннеля раздался радостный голос Григоренко «нашли эвакопункт, Григорий Васильевич!».

— Это хорошо, — генсек встал с дивана, — а где хоть примерно мы сейчас находимся?

— Где-то посередине перегона «Старая площадь — Фрунзенская», — ответил адмирал, — точнее скажу когда мы наверх поднимемся.

— Ну показывайте, куда надо лезть, — сказал недовольный генсек (будешь тут недовольным, когда тебя в 60 лет заставляют прыгать по тоннелям, как пацанчика).

Эвакопункт представлял из себя железную дверь, заделанную заподлицо со стенкой тоннеля, а за ним очень тесное помещение метр на метр в поперечнике. Слева, если смотреть от входа, в бетонную стену были вделаны металлические ступеньки, чуть выше имел место люк с хитрым запором, но теперь он был раскрыт.

— Вот по этой лесенке вверх примерно пятьдесят-шестьдесят метров, — доложил адмирал. — Впереди пойду я и охранник из локомотива, далее вы, Григорий Васильевич и все остальные. Замыкающий один из ваших охранников.

— А что будет наверху? — не забыл уточнить Романов.

— Точно неизвестно, но скорее всего трансформаторная будка в одном из московских переулков… то есть видимость у неё будет, как у трансформаторной, но никаких трансформаторов, естественно, внутри там нет.

— Тогда полезли, — дал отмашку Романов, — надеюсь, что все сюрпризы на сегодня исчерпаны.

Путешествие далось генсеку нелегко — всё же в 60 лет преодолевать такие полосы препятствий это чересчур. Но всё на свете когда-нибудь заканчивается, подошла к концу и эта нескончаемая железная лестница. На выходе имелся ещё один стальной люк немаленькой толщины, охранник открыл его каким-то универсальным ключом и помог выбраться Романову в тесноту будки. А когда распахнулась наружная дверь, всем присутствующим открылся вид на бассейн Москва расположенный на месте когда-то стоявшего здесь храма Христа Спасителя.

Глава 12

Олег Гордиевский

По итогам своего неудачного турне по секретному московскому подземелью Романов тут же отдал распоряжение приостановить все работы по прокладке двух новых веток Метро-2.

— А основания какие? — спросил у него секретарь, записав мудрую мысль начальника в блокнотик.

— Ядерной войныв ближайшие 40 лет точно не будет, а ни для чего другого эта подземка не годится. Только государственные деньги переводить.

— Высвободится довольно много работников, — напомнил секретарь Евгений.

— Пусть обычное метро роют. Второе кольцо параллельно первому, — и Романов мановением руки отпустил Евгения. — Да чуть не забыл — Чебрикова вызови на завтра.

— И Ивашутина тоже? — Спросил секретарь.

— Нет, его пока не надо, — вздохнул Романов, — его потом подключим… может быть.

А завтра в первой половине дня состоялся такой диалог.

— Олег Антонович Гордиевский у вас работает? — и Романов положил перед Чебриковым фото, где тот был запечатлён на фоне Вестминстерского аббатства.

— Так точно, Григорий Васильевич, — Чебрикову хватило одного взгляда, чтобы идентифицировать объект. Первое главное управление, отдел С, политическая разведка. Последние 6… нет 7 лет резидент в посольстве в Лондоне. А с чем связан ваш вопрос?

— По моим данным… не спрашивайте только источник, всё равно не скажу… Гордиевский уже 10 лет, как завербован МИ-6 и сливает им всё, о чём знает по долгу службы.

— Да, — честно признался Чебриков, — такие подозрения у нас были, тем более, что наш совсем свежий агент из ЦРУ косвенно их подтвердил. Но всестороння проверка показала, что Гордиевский чист. Сейчас мы отозвали его из Лондона, он готовится приступить к новому заданию.

— Насколько я в курсе, его неожиданному взлёту поспособствовал Горбачёв, так?

— Верно, Григорий Васильевич, во время известного визита Горбачёва в Англию в декабре 84 года Гордиевский докладывал ему лично о состоянии советско-английских отношений. И произвёл очень благоприятное впечатление.

— Это ещё один минус к его репутации, — глубокомысленно заметил Романов, — в итоге я настаиваю на тщательной проверке Гордиевского. Очень тщательной.

— Гм… — задумался Чебриков, — а ваш источник не дал какой-либо конкретики? Информацией общего характера мы сыты по горло — из неё обвинительное заключение не сделаешь.

— Есть и конкретика, — Романов перелистнул страницу в блокноте и продолжил, — записывайте или запоминайте. Гордиевский сдал нашего нелегала в Южной Африке Олега Козлова. И нашего агента влияния сотрудника норвежского МИД Трехольта. Также он причастен к аресту британца Беттани. Теперь о том, как у него выстроена связь…

Романов налил минералки в стакан, выпил, а потом продолжил:

— Он каждое утро занимается бегом трусцой в Битцевском парке… там в это время никого нет, поэтому слежка затруднена. Он этим и пользуется — в одном крутом повороте, где видимость в оба конца очень маленькая, он либо оставляет, либо забирает шифровку своих кураторов.

— А более точно ваш источник это место не обозначил? — поинтересовался Чебриков.

— К сожалению нет… сотрудники английского посольства, естественно, в этот парк не ходят, для съёма и закладки информации они используют двух местных жителей втёмную. Про этих жителей источнику к сожалению тоже ничего неизвестно.

— Ясно, — черкнул что-то у себя Чебриков, — может быть ещё что-то?

— Ориентировочно через месяц, может чуть раньше, МИ-6 предпримет попытку эксфильтрации своего агента…

— Ого, — не смог сдержать восхищения Чебриков, — ваш источник просто провидец какой-то.

— Может быть, — не стал углубляться в этот вопрос Романов, — так вот, операция будет развиваться примерно так — Гордиевский как обычно рано утром побежит в парк, но не вернётся, а переоденется там в заранее оставленный костюм, слегка изменит внешность и уедет в Ленинград на обычном поезде. Там он пересядет на электричку до Выборга, а в Выборге его уже будут ждать кадровые сотрудники английских спецслужб. Они и вывезут Гордиевского в Финляндию в багажнике дипломатической машины, которые, как вы хорошо знаете, досмотру не подлежат.

— А точную дату не назовёте? — все же позволил себе такую ремарку Чебриков.

— 20 июля, — бухнул Романов, — плюс минус пара дней. И учтите, если Гордиевский уйдёт на Запад, оргвыводы по вашей службе будут самыми нелицеприятными.

18 июля, точно в срок, отмеренный Романовым, все седьмое управление КГБ СССР стояло на ушах — Чебриков сумел найти нужные слова для руководителей этой службы, а уж те мотивировали подчинённых должным образом. Весь Битцевский лесопарк и прилегающие улицы были прикрыты плотным кольцом наблюдателей.

А началась операция по эксфильтрации Гордиевского днём ранее, когда он проходил мимо магазина мужской одежды на Кутузовском проспекте, держа в руках сумку с логотипом лондонского универмага «Харрэдс», и остановился изучить витрину этого магазина. После Лондона, конечно, изучать здесь особенно было нечего, однако такие условия были написаны в последней инструкции.

Вели Гордиевского трое сотрудников наружки — мужчина с женщиной, изображавшие из себя влюблённую парочку, шли сзади, а еще один в образе художника, с мольбертом через плечо, береткой набекрень и артистической бородкой, шёл чуть впереди. Гордиевскому преподавали в школе КГБ основы наружного наблюдения, учеником он был прилежным, поэтому быстро расшифровал как задних, так и передних топтунов. Но отрываться от них в его планы на сегодня не входило.

Гордиевский встал, как вкопанный, в полуметре от витрины и начал с большим интересом рассматривать манекен, одетый в серый костюмчик в полоску и серую же шляпу с очень широкими полями. При этом он повесил сумку Харрэдс на плечо и слегка покачивал ей вперёд-назад — это был условный сигнал с его стороны, означавший «я под колпаком, ситуация номер 2, сильная опасность ареста». Примерно через минуту-полторы мимо него в противоположную сторону проследовал сотрудник английского посольства Джордж Лукас. Он на ходу достал из кармана батончик «Марс», очистил его с одной стороны и смачно откусил, находясь прямо за спиной Гордиевского. Сигнал означал «мы вас поняли, послезавтра работаем по первому варианту». Если бы вместо Марса был Сникерс — вариант менялся на второй. А если бы совсем Твикс, то это означало бы «ваши опасения не подтвердились, продолжайте работать по привычному графику».

Гордиевский прекрасно увидел манипуляции посольского сотрудника с батончиком в зеркальной витрине магазина. После чего постоял еще с десяток секунд и двинулся по направлению к метро «Студенческая». Топтуны из наружки естественно не знали в лицо всех сотрудников посольств, поэтому сигнал с Марсом остался неопознанным.

Через час Гордиевский вошёл в свой подъезд, а жил он в панельной четырнадцатиэтажке на Балаклавском проспекте недалеко от пересечения с Чертановской улицей, а сотрудники наружки дружно отрапортовали в центр, что объект на постоянном месте. Их почти сразу заместили новые — на этот раз их всего двое было, оба сидели в сиреневой Волге во дворе дома, вход в подъезд был в зоне их наблюдения. А на конспиративной квартире, служившей базой для операции «Ясень», тем временем разыгрались нешуточные страсти.

— Если завтра объект уйдёт от наблюдения, все пойдёте в дворники, — орал начальник, — больше вы ни на что не способны.

— Товарищ полковник, — возражал один из сотрудников, — сами посудите, в семь утра Битцевский парк пустой — как мы сможем вести скрытое наблюдение в таких условиях?

— Значит, ведите открытое, — продолжал разоряться полковник, — всё равно он уже всё знает.

— Можно установить посты на всех вероятных направлениях выхода из парка, — предложил третий сотрудник, — там их не так уж и много.

— Сколько? — немного сбавил тон полковник.

— Сами смотрите, — подошёл к карте тот, — два выходят на Балаклавский проспект, три на Севастопольский, три к Чертановке… и если уж совсем плотным кольцом работать, хорошо бы накрыть Новоясенево и МКАД, по два точки наблюдения. Итого двенадцать постов.

— По двое на каждый, — прикинул в уме начальник, — со сменой через полсуток — это почти полсотни народу. У нас столько нет…

— Можно запросить подкрепление, — предложил первый сотрудник, явно более умный, чем другие. — К тому же есть обоснованные предположения, что объект будет покидать лесной массив не в произвольной точке, а в местах, примыкающих к остановкам общественного транспорта. А это резко сокращает число точек стационарного наблюдения… до шести.

— Хорошо, — тормознул обсуждение полковник, — что у него с запасной одеждой? В спортивном костюме у нас в транспорте ездить не принято, значит, он должен переодеться.

— Никаких свёртков в руках у Ясеня в последнюю неделю отмечено не было, — сказал ещё один сотрудник, тихо стоявший у окна. — Однако, есть вариант, что такой одеждой его снабдят посольские ребята.

— Что там с прослушкой? — задал следующий вопрос полковник.

— Объект очень опытный, по телефону говорит о чем угодно, кроме того, что нам нужно. С женой и детьми тоже на бытовые темы.

— Нервозность отмечается?

— Никак нет, объект спокоен, видимо нервы очень хорошие.

— Теперь обсудим возможные пути эксфильтрации…

— В ориентировке же сказано, как его будут вывозить, — растерянно возразил сотрудник, — из Выборга в багажнике дипломатической машины.

— И тем не менее другие возможности тоже надо предусмотреть… вдруг его прямо в Москве в багажник положат, например?

— Невозможно, товарищ полковник, это же часов 8, если не 10 до границы…

— По дороге они могут делать остановки, чтобы объект размялся, поел и удовлетворил свои физиологические потребности.

— Очень сложно… — после некоторого размышления ответили полковнику, — но этот вариант нельзя исключать. Давайте всё же ориентироваться на то, что значится в ориентировке.

— Давайте, — неожиданно согласился полковник, — брать Гордиевского необходимо только после контакта с англичанами — это значит, вести его будем до Ленинградского вокзала, а потом до Выборга… о малейших отклонениях в ходе операции докладывать непосредственно мне, — и полковник очистил конспиративную квартиру.

Глава 13

Олег Гордиевский-2

На следующий день он совсем не выходил на улицу, даже на традиционную пробежку не выбрался, так что отчет двух наружников, просидевших все это время в Волге, состоял из одного предложения «За время дежурства объект в поле зрения не появлялся».

Вечером 19 июля состоялось ещё одно совещание на кукушке (конспиративной квартире) в районе метро «Беляево», на этот раз на нём присутствовал даже не полковник, а целый генерал-майор, глава всего седьмого управления КГБ СССР.

— Товарищи бойцы, — начал он свою речь достаточно спокойно, — завтра у нас наступает час Ч, определённый в ориентировке с самого верха, — и он посмотрел в потолок, который должен был символизировать верхние эшелоны власти. — Даже не от руководителя нашего ведомства, а… — и он снова закатил глаза.

— Товарищ генерал-майор, — счёл себя вправе уточнить тему замначальника семёрки, — а не может случиться, что в ориентировке немного перепутаны даты? Или это вообще дезинформация вероятного противника и объект никуда не собирается уходить?

— Может, Анатолий Степаныч, может, — ласково ответил ему генерал, — но известная русская поговорка гласит, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Если он никуда не уйдёт, нам никто слова плохого не скажет, а вот если мы его упустим…

Генерал сделал скорбное лицо, и все присутствующие живо представили себе, что произойдёт в этом случае, но генерал на этом не остановился.

— К тому же у нас есть информация, что из английского посольства сегодня утром выехали два Роллс-Ройса. Направление их движения — Ленинград, к вечеру они прибудут скорее всего в местное консульство, так что косвенное подтверждение данных из ориентировки имеется. Доложите о принятых мерах, — генерал сел, наконец, на колченогий стул возле окна и предоставил слово своему заму.

— Все выходы из дома где живёт объект, находятся под нашим круглосуточным наблюдением — даже если он попытается перейти в другой подъезд по чердаку, мы его всё равно зафиксируем. Это раз… можно закурить товарищ генерал? — неожиданно попросил он.

Генерал молча кивнул, он нервно прикурил от зажигалки (многие сотрудники, глядя на него, тоже вытащили сигареты из карманов).

— Все выходы из Битцевского лесопарка также перекрыты постами наблюдения. Особенно плотный контроль осуществляется за шестью дорогами, выходящими непосредственно к остановкам общественного транспорта. Два.

— Какие мероприятия предусмотрены, если объект действительно переоденется в этом парке и предпримет попытку ухода? — перебил его генерал.

— Пост, обнаруживший выход объекта из парка, немедленно переключается на сопровождение, если это будет наземный транспорт. Если метро, то оба сотрудника спускаются туда вслед за объектом. Все остальные посты получают соответствующее сообщение и дублируют наблюдение и сопровождение. Те же, кто проследует непосредственно за Гордиевским, при этом перемещаются на площадь трёх вокзалов и занимают две точки — билетные кассы (скорее всего билеты у объекта уже будут на руках, но нельзя отбрасывать некую вероятность, что он будет их покупать) и выход на перрон, из Ленинградского вокзала он один, очень удобно для наблюдения.

— Если объект сядет в вагон, что тогда? — продолжил пытать генерал.

— Оба наших сотрудника также садятся в этот поезд, на бронированные места — один в тот же вагон, второй в соседний. И следуют за объектом в Ленинград.

— А если он сделает попытку уйти на какой-либо промежуточной станции? Где там ленинградские поезда останавливаются… в Бологом или в Вышнем Волочке?

— Помимо визуального контроля наших двух сотрудников будет осуществляться скрытое наблюдение на всех остановочных пунктах — предупреждение разослано во все без исключения территориальные управления по ходу движения, Калининское, Псковское, Новгородское, Ленинградское, номер вагона им также будет передан.

— Теперь что мы будем делать в Ленинграде? — продолжил генерал.

— Может лучше расскажет товарищ из ленинградского управления? — предложил зам, кивнув на соседа, генерал согласился, тогда тот встал.

— Московский вокзал у нас намечается прикрыть двойным кольцом наблюдения, ориентировочно задействованы будут около пятидесяти сотрудников наружного наблюдения и прикомандированных лиц. Главные посты на выходе с перронов к зданию вокзала — всего у нас восемь платформ, на каждой планируем поставить двоих плюс семь-восемь сотрудников в здании вокзала и на входе в метро «Маяковская». Кроме того, есть небольшая вероятность, что объект попытается уйти по путям, а потом через забор — это в принципе возможно, как в сторону Лиговского проспекта, так и на Гончарную улицу. Здесь также поставим минимум по два человека с каждой стороны.

— Теперь про Финляндский вокзал и Выборг, — напомнил генерал.

— Наши люди будут ожидать Гордиевского возле билетных касс и на двух платформах, откуда отправляются электрички в Выборг. А в самом Выборге ожидается финал операции, верно, товарищ генерал-майор?

— Верно, — буркнул тот, — в Выборг я сам полечу через пару часов, всё, что будет там это уже не ваша забота. Главное — довести объект до этой точки…

Ну и самое главное началось ранним июльским утречком, когда ровно в 7.00 Олег Гордиевский вышел из своего дома на традиционную утреннюю пробежку. Он пристрастился к этому занятию, когда ещё работал в Копенгагене — там у датчан была просто мания к здоровому образу жизни, вот и втянулся. Обычный его маршрут начинался рядом с бассейном Битца, потом продолжался почти точно на запад, пересекал Севастопольский ручей и в районе урочища Сечи он поворачивал назад. Обратный путь был по параллельной дорожке — итого в среднем выходило что-то около пяти километров, вполне достаточно для поддержания физической формы.

— Первый, первый, я седьмой. Объект вошел в парк в районе дома 34 корпус 3 по Балаклавскому проспекту, — сообщил по связи пост от его подъезда, — какие наши дальнейшие действия?

— Остаётесь на месте на случай, если он вернётся, — сообщил им руководитель операции. — Не слышу докладов от девятого и третьего.

— Я девятый, — немедленно отозвалась рация, — объект в поле нашего зрения не появлялся.

— Я третий, — с небольшой задержкой дополнил доклад пост наблюдения у Балаклавского проспекта, — объект только что проследовал мимо нас на дорожку, отмеченную на схему буквой Б.

— Где там эта буква Б? — недовольно спросил руководитель у своего зама.

Тот молча показал карандашом в нужное место на карте парка, она была разложена на столе. Начальник почесал затылок, ничего не ответил и сел на стул.

— Анатолий Степаныч, может кофе? — предложили ему, но он отрицательно покачал головой.

Кукушка занимала трехкомнатную квартиру на первом этаже брежневской панельки и маскировалась под «Пункт технического обслуживания» без уточнений, что за технику тут обслуживали, такая табличка была на двери, выходящей не в подъезд, а прямо на улицу. С другой стороны дверь была всегда закрытой. Из мебели тут имели место старые и обшарпанные столы со стульями, на кухне даже стояла газовая плита, а в самой дальней комнате был пульт связи и как ни странно, зеркальное трюмо. Здесь гримировались сотрудники, тем кому это было необходимо по долгу службы.

— Первый-первый, я четвёртый, — ожила рация, — объект уже переоделся в серые полотняные штаны и белую футболку, на ногах коричневые замшевые туфли. Следует быстрым шагом, но не бегом, в сторону метро «Беляево» вдоль Миклухо-Маклая.

— О как, — озадаченно сказал начальник, — прямо мимо нас сейчас пройдёт… четвёртый, следуйте за объектом, высылаем подкрепление.

Еще три поста наблюдения, расположенные в парке и около него, тут же получили приказ сворачиваться и передислоцироваться один к метро, а остальные к Ленинградскому вокзалу.

— Входим в метро, — сообщил четвёртый, — сейчас связь пропадёт.

И она действительно пропала, эта связь, буквально через секунды после сообщения об этом.

— Всё, — встал руководитель, — я выезжаю во Внуково, машина на месте?

— Виноват, товарищ полковник, — вытянулся в струнку его зам, выслушав ответ от водителя, — машина не заводится. Через пять минут прибудет дублёр.

— Под трибунал пойдёшь, майор, — пообещал ему полковник, — если я опоздаю в Ленинград.

— В дворники завтра пойдёшь, — уже без всяких если пообещал майор водителю, у которого случилась неисправность. — Раньше проверить не мог?

— Никак нет, тщ майор, — отвечал водитель, — бензин наверно левый попался на последней заправке, как такое предусмотришь?

Ну дублирующий экипаж, тоже на Волге с форсированным двигателем и прочими заморочками, установленными в техническом управлении, прибыл на редкость вовремя — начальник загрузился в него и помчал на внуковский аэродром, отдав перед уходом пару ценных указаний.

А Гордиевский тем временем, сопровождаемый двумя наружниками, выгрузился из вагона метро на станции «Комсомольская-радиальная» и направился к выходу между двумя вокзалами. К билетным кассам он, как и следовало ожидать, не пошёл, а направился прямиком в буфет второго этажа Ленинградского вокзала. Где отстояв небольшую очередь, взял бутылку жигулевского пива и бутерброд с сыром.

Сотрудник наружного наблюдения тоже встал в ту же очередь, но через трёх человек, тоже достоялся до буфетчицы, но пива брать не стал, ограничился кружкой кваса и салатом из овощей. Второй сотрудник сидел в зале ожидания, примыкавшем к буфету и делал вид, что читает газету «Советский спорт». Гордиевский, не торопясь, выпил своё пиво, промокнул рот салфеткой и так же, никуда не торопясь, прогулочным шагом проследовал на платформу — по громкой связи объявили, что начинается посадка на скорый поезд номер 163 сообщением Москва-Ленинград. И там он предъявил билет в девятый купейный вагон и загрузился на своё место.

Оба топтуна доложили в центр о поведении объекта, а затем им скинули номера забронированных мест, они их и заняли, предъявив корочки проводнице. Далее шесть часов прошли совершенно спокойно — Гордиевский никуда не выходил из своего купе, кроме как в туалет. Неприятности начались уже в Питере…

Глава 14

Гордиевский. Конец пути

Оба сотрудника наружки, ехавшие рядом, синхронно заняли места на выходах из вагонов, из этого и из соседнего, куда можно было пройти по переходу мимо дальнего туалета.

— Берёза-берёза, — раздалось у него в наушнике, — доложите обстановку.

Рядом толпился народ, ожидающий, когда поезд остановится, поэтому сотруднику пришлось выйтив проход и имитировать разговор с кем-то оттуда.

— Объект у себя в купе, не выходил уже два часа.

— Держите нас в курсе, — недовольно сказали на том конце и отключились.

Поезд остановился, причём как-то рывком — кое-кто даже сильно качнулся вперёд, но упасть никто не упал. Проводница открыла дверь, протёрла поручни и освободила проход для нетерпеливых пассажиров. Через пару минут вагон опустел, сотрудник с позывным Берёза так и торчал посреди коридора, как то самое дерево во поле. Ещё через минуту к нему присоединился второй, у которого был не более оригинальный позывной — Тополь.

— Где он? — резко спросил второй.

— В купе, пока не выходил, — меланхолично ответил первый, тогда второй рванул вбок дверь и заглянул внутрь четвёртого купе, там было пусто.

— Прохлопал, идиот, — зло сказал он первому, — надо докладывать. Первый-первый, -забубнил он в микрофон, — объект пропал из поля зрения. Из вагона он не выходил, в купе никого нет.

— Допрыгались, раздолбаи! — раздалось в наушниках так громко, что второй тоже это хорошо слышал. — Завтра поедете на Чукотку разгребать снег и ловить эскимосских шпионов.

Но спустив пар, первый (а это был тот самый начальник семерки, уже добравшийся до Питера) перешёл на конструктив.

— Как это могло произойти, быстро ваши соображения, — скомандовал он.

— Вылез в окно, — быстро начал перечислять более сообразительный второй, — это раз, спрятался на верхней полке, два, но этот вариант мы уже проверили и отмели, и… и, — тут он замялся.

— Сойти на промежуточной станции он мог?

— Никак нет, — быстро доложил второй, — я лично зафиксировал его присутствие в Тосно, в купе он сидел и читал книжку, а больше никаких остановок до самого Московского вокзала не было.

— Ещё варианты, быстро…

— Он мог изменить внешность, — прорезалось понимание ситуации у первого, — и пройти мимо незамеченным. Тогда он скорее всего попытается либо сменить платформу, либо уйти по путям через забор.

— А одежда? У него не было с собой никакого багажа?

— В купе мог ехать сообщник, — доложил первый сотрудник, — а у него и грим, и запасная одежда вполне могли иметься.

— Ясно, — глухо ответил генерал, — один из вас идет к выходу на вокзал, второй в обратную сторону, доклады каждые две минуты.

Доклады от наблюдателей для генерала сыпались один за другим, но ничего существенного, кроме «объект в поле зрения не появлялся», не содержали. Так в томительном ожидании прошло добрых десять минут, пока эфир не разрезал крик сотрудника, дежурившего на Лиговском проспекте.

— Вижу двух мужчин, перелезающих через забор в сторону проезжей части!

— Как они выглядят? — спросил генерал.

— Один маленький, с нашим фигурантом совсем не схож, а второй в принципе подходит. Рост, габариты похожи. Только волосы не рыжие, а черные, и одет он в спортивный костюм, а не в штаны с футболкой.

— Срочно две машины на Лиговку, — распорядился генерал и добавил этому зоркому работнику, — а ты продолжай наблюдать.

Еще минута прошла в напряжённом молчании, а затем последовала не менее горячая тирада этого Зоркого Сокола:

— К ним подъехала иномарка! Роллс-ройс кажется! Со стороны Обводного канала! Оба садятся в неё на заднее сиденье.

— Не в багажник его засунули? — уточнил генерал.

— Нет, не в багажник — на заднее сиденье, — повторил он.

— Следовать за Роллс-ройсом, — приказал генерал, — высылаю подкрепление.

Иномарка тем временем выехала на площадь и по кругу направилась на Невский проспект к центру города. За ней пристроились целых две Волги службы наружного наблюдения, а впереди следовал совсем неприметный Москвич-412.

— Объект пересёк Фонтанку и канал Грибоедова, — пришло сообщение от преследователей, — движется к Васильевскому острову.

— Товарищ генерал-майор, — обратился к нему его заместитель, — может пора его взять? Всё же понятно — скоро его перепрячут в багажник, а дипломатические машины мы обыскивать не имеем права.

— Подождём до Приморского проспекта, — чуть подумав, отвечал генерал, — в городе они его точно перепрятывать не станут.

Так эта процессия и двигалась строго на север, пересекая сначала Васильевский остров вдоль стрелки и ростральных колонн, а затем Петроградскую сторону по Большому проспекту и Крестовский остров, выбравшись в итоге на Приморское шоссе.

— Первый-первый, я Клен, — докладывал один из экипажей Волг, — Роллс-ройс движется к Лисьему носу, не сбавляя хода.

— Продолжайте преследование, — получили они стандартный ответ.

— Я вылетаю в Выборг, — решился, наконец, генерал, — на месте буду руководить операцией.

Но не успел — из микрофона раздался истошный возглас водителя Москвича:

— Они сворачивают вправо! По улице Тарховской вдоль Разлива!

— Зачем им туда? — встал в тупик генерал, и окружающие тоже не смогли ответить на этот вопрос. — На ленинский шалаш посмотреть хотят? Преследуйте их, но только осторожно, — это он уже в микрофон сказал.

— Там какой-то другой выезд есть от этого Шалаша? — спросил он в пространство, и ему тут же ответили.

— Никак нет, товарищ генерал, там тупик. Место для шашлыков только и экологическая тропа, по которой туристы ходят.

— Ну тогда делать нечего, — вздохнул начальник, — когда они остановятся, начинаем захват.

Обе Волги и Москвич прыгали по ямам и колдобинам ленинского пути образца 1917 года, куда его вместе с репрессированным впоследствии Зиновьевым сопровождал рабочий Емельянов. Иномарку они отпустили на максимально возможное расстояние, всё равно отсюда никуда не денешься. По дороге им попалось две-три машины, стоящие по обочинам, наверно грибники собирали урожай.

— Объект остановился на смотровой площадке, все трое вышли из машины, — последовал доклад в Центр. — Пошли к Шалашу.

— Ну делать нечего, — буркнул, обуреваемый нехорошими предчувствиями генерал, — берите их.

Из Волг выскочили трое сотрудников наружки, по дороге к ним присоединился ещё один из Москвича, и они быстрым шагом стали догонять эту троицу. Догнали как раз возле декоративного Шалаша, огороженного невысоким заборчиком — туристического народу здесь совсем никакого не было, поэтому они сразу приступили к делу.

— Комитет госбезопасности, — открыл корочки один из них, — предъявите ваши документы, граждане, — а второй продублировал требование на английском, — шоу ё докьюментс, джентлменс!

Джентльмены переглянулись и по очереди вытащили сиреневые паспорта. Причём тот, которого считали Гордиевским, тоже.

— У нас у всех дипломатическая неприкосновенность, — сказал старший из них, — может сами убедиться.

Тех двоих, конечно, проверили для галочки, а вот документ псевдо-Гордиевского наружники изучили со всей тщательностью — там значилось, что звали его Роберт Сикорски, и являлся он кадровым сотрудником английского консульства в Ленинграде. Один из наружников отошёл в сторонку и холодеющими губами доложил в центр ситуацию.

— Какой ещё Роберт нах? — загромыхал генерал, — липовый паспорт наверняка!

— Никак нет, товарищ генерал, — попытался возражать сотрудник, — паспорт натуральный, фотография его, въездная виза от 15 июня, в списке сотрудников консульства он значится.

— Допрыгались… — продолжил громыхать генерал уже внутри своего центра, — мы его упустили на вокзале, это ясно как божий день. Что со вторым Роллс-ройсом?

— Движется к Выборгу, — доложил ему один из подчинённых, — примерно в двадцати километрах от него.

— Не спускайте с него глаз, — потребовал генерал, — это наш последний шанс выйти сегодня сухими из воды.

— А нам что делать? — донеслось от ленинского Шалаша.

— Отпускайте их и валите тоже в Выборг, — зло бросил генерал.

И тут из динамика раздалось:

— Неизвестный, схожий по приметам с подозреваемым, только что спрыгнул с крыши поезда и покинул территорию Московского вокзала в сторону улицы Гончарной!

— Ты кто? — тут же осведомился генерал.

— Лейтенант Сидоркин, позывной Ольха, — ответил тут же он.

— Лейтенант, если не упустишь объект, завтра будешь капитаном, — пообещал ему генерал, — что он делает?

— Ловит такси, товарищ генерал, — ответила рация. — Поймал, жёлтая Волга, номер 14–87 ЛМТ. Я реквизирую для служебных нужд Жигули-пятерку, номер 77−18 ЛЛЕ, да отвянь ты, гнида… извините, это я не вам, а владельцу Жигулей… следую за объектом по направлению к площади Александра Невского.

— Срочно, все силы бросить на это направление, — заорал генерал, — если и на этот раз он уйдёт… — что именно будет на этот раз, начальник не расшифровал, но всем и так это было ясно.

— Как он попал на крышу? — начал размышлять вслух генерал.

— Через окно выбрался наверно, — предположил его заместитель, — другой вариант подобрать сложно. Товарищ генерал-майор, надо его брать, пока не поздно.

— Сам знаю, — пробурчал тот, — сейчас наши бойцы подтянутся, тогда и возьмём — Выборга ждать не будем.

Глава 15

22 июля, МИ-6, Лондон, где-то возле Риджентс-парка

Директор ЦРУ Кейси прибыл в Лондон на срочные переговоры с руководством МИ-6 в лице его текущего начальника Колина Фигерса. Вообще говоря МИ-6 всегда была одной из самых засекреченных разведывательных служб мира, Маргарет Тэтчер даже одно время утверждала, что такой организации в Великобритании вообще нет. Самыми известными сотрудниками МИ-6 считаются писатели Сомерсет Моэм (Театр, Луна и грош) и Грэм Грин (Тихий американец, Наш человек в Гаване). Также очень широко известен Ким Филби и вся кэмбриджская пятерка, работавшая на СССР с туманных 30-х годов. Ну и конечно самым известным английским шпионом являлся и является до сих пор небезызвестный Джеймс Бонд, детище писателя Яна Флеминга. Сам Флеминг служил в разведке ВМФ и не имел к МИ-6 (она называлась СИС в годы Второй мировой) никакого отношения, но вот его герой прославил службу на все времена.

Но история и художественные воплощения английской спецслужбы было последним, что интересовало Уильяма Кейси — имелись дела поважнее. И главное, конечно, из них — провал двойного агента Олега Гордиевского и анализ причин этого.

— Колин, — начал беседу Кейси, — не могу скрыть тот факт, что нас очень настораживает цепь провалов наших агентов в России. Только с начала этого года раскрыты Поляков, Калугин и Резун. А теперь ещё к ним прибавился и Гордиевский. Хотелось бы узнать вашу точку зрения, в чем тут дело?

— Одно из двух, дорогой Вилли, — отвечал ему Фигерс задушевным тоном, — либо это дурацкое стечение обстоятельств, такое иногда случается в нашей практике, либо в одной из наших организаций завёлся очень высокопоставленный крот. Который имеет доступ к очень конфиденциальной информации. И сливает её за железный занавес.

— Я бы не стал исключать и третий вариант, дорогой Колин, — в тон ему ответил Кейси, — у русских неожиданно объявился аналитик очень высокого уровня. Каким был у нас Джон Пауэрс, помнишь наверно…

Фигерс помнил, поэтому он просто кивнул головой и разлил чай из заварочного чайника.

— Давай выпьем наш национальный напиток, Вилли, Британия 200 лет процветала на торговле чаем. Это сорт Дарджилинг Лайт, собран в начале марта в Западной Бенгалии.

— Это откуда они по русским ракеты запустили? — поинтересовался Кейси.

— Штат тот же, — немного смешался англичанин, — но другой конец, к ракетному полигону никакого отношения не имеет.

— Послушай, дружище, — заявил Кейси, — у меня с недавних пор аллергия на всё индийское, так что чай я пропускаю. Давай лучше о делах.

— Давай о делах, — Фигерс отставил в сторону стаканы с чаем. — Что ты думаешь насчёт кротов? У нас, хочу заметить, со времен Филби заметных провалов в этой области замечено не было… в отличие от ЦРУ — это у вас работали такие ребята, как Ховард, Хансен и Рэдмонд. Это все восьмидесятые годы.

— Согласен, — не стал спорить с очевидным Кейси, — в последнее время у нас была чёрная полоса в этих делах. Однако согласно той же теории вероятности следующий провал должен случиться в другом месте. Так что проверять надо обе службы. Предлагаю создать совместную комиссию… двое от нас, двое от вас. Старшего не будет — все решения надо принимать консенсусом.

— Принимается, — ответил Фигерс, — может виски?

— Не откажусь, — сказал Кейси, — тем более все знают, что лучший виски в мире делают на территории Соединенного королевства.

— Олл райт, — англичане не переваривают американизм окей, — вот образец 15-летней выдержки прямиком из торфяных болот Хайленда, — и он поставил на стол бутылку Далмор-Констеллейшн 1970 года выпуска. — Всего-навсего пять тысяч фунтов стоит.

— Шедевр, — одобрил напиток Кейси, отхлебнув глоточек, — с меня теперь причитается.

— Значит насчёт комиссии мы договорились? — спросил Фигерс, залпом опрокинув в себя стопку Далмора, — ещё какие вопросы?

— Мо-ло-детц, — по слогам произнёс американец, — это название тебе о чём-то говорит?

— Конечно, — ухмыльнулся англичанин, — мы же тут не лаптем щи хлебаем, как говорит русская поговорка. Это боевой железнодорожный ракетный комплекс, который будет ездить по бескрайним просторам России и грозить нам своими ракетами из непредсказуемого места. На вооружении ещё не стоит, но через пару лет ожидается, что встанет.

— У нас был похожий проект, — поморщился Кейси, — МХ назывался, но мы его закрыли лет пять назад — слишком дорого и не так уж неуязвимо, как расписывали проектировщики. А вот русские, похоже, довели это изделие до нужной кондиции

— И что насчет Мо-лод-тца? — уточнил Фигерс.

— Хотелось бы узнать как можно больше технических подробностей, — ответил Кейси, — вплоть до чертежей и разрезов. А ещё выработать возможное противодействие этому Молодцу. У НАТО совсем ничего похожего нет и не ожидается, а это нарушает баланс сил.

— У вас же переговоры с русскими намечаются, — вспомнил Фигерс, — в Женеве, если не ошибаюсь. Вот и включите нейтрализацию этого Молодца одним из пунктов в меню…

— Это мы тоже пытаемся сделать, но пока не получается, дорогой Колин, русские упёрлись хуже арабского осла… так что тут мы очень рассчитываем на вашу помощь.

— Олл райт, — повторил англичанин, — сделаем всё, что в наших силах. Ещё что-нибудь?

— Нефть и газ, — бухнул свою главную тему Кейси, — мы провели широкомасштабную и долгоиграющую операцию по снижению мировых нефтяных цен, вы же не хуже нас знаете, что этот критическая позиция в русском экспорте, половина доходов от внешнеэкономических операций.

— А эта цена снижаться отказывается, — помог ему Фигерс.

— Точно, — Кейси допил свой бокал с Далмором и попросил еще, — мы надеемся на вашу помощь в этом вопросе…

— Тут, — Фигерс посмотрел бокал с Далмором на свет, поболтал содержимое и отпил глоточек, — нужно подумать. Нефть это игра в долгую, и к тому же играть в неё можно в несколько рук, как в этот… в преферанс или в покер…

— Ты на что намекаешь? — уточнил Кейси.

— Смотри сам, Вилли — у нас разворачивается добыча энергоносителей в Северном море, там открыты очень перспективные месторождения…

— Я слышал об этом, — Кейси облокотился на подлокотник кресла и положил ногу на ногу, — и что дальше?

— А дальше, дорогой Вилли, то, что серьёзное падение цен на нефть не слишком выгодно Соединённому королевству. Да и в Штатах, насколько я знаю, имеется довольно большая прослойка предпринимателей, которым это придётся не по душе. И это я ещё не вспоминал про сланцевую нефть…

— А ты вспомни, — попросил Кейси.

— Хорошо, — вздохнул Фигерс, — вспоминаю. Добыча сланцевой нефти, коя вот только-только начинает разворачиваться во всем мире, в том числе и в Штатах, становится экономически выгодной, начиная с 25–30 долларов за баррель. А уже сейчас эта цена балансирует на нижней границе этого диапазона. А вы хотите загнать её ещё ниже, так?

— Свет клином не сошёлся на этих сланцах, — пробурчал Кейси, — или конкретно у тебя есть вложения в эту сферу?

— Конкретно у меня нет, — отговорился тот, — но у родственников есть немного.

— И потом, всегда же можно переключиться с собственных источников на арабские, например, а свою добычу притормозить — в итоге выгода для страны будет существенная.

— Не знаю, дорогой Вилли, не знаю, — вздохнул Фигерс, — тут надо хорошенько подумать, так что обещать я пока ничего не буду.

— Окей, — сказал Кейси специально, чтобы позлить англичанина, — тогда самый последний вопрос. Мы, похоже, уходим из афганской темы…

— Да неужели? — поднял бровь Фигерс, — после шестилетнего плотного участия?

— Да… наш большой босс договорился с русскими, поэтому все наши труды идут коту под хвост. В связи с этим такое предложение к МИ-6 — заместить наши позиции в Кабуле. Все наработки мы вам выдадим, жалко же бросать такое большое дело.

— А если наш большой босс тоже договорится с русскими? — задал наводящий вопрос Фигерс.

— Вот тогда и будем плакать, но пока же он не договорился, верно?

— Допустим, допустим… если предварительное согласие мы на это дадим, — Фигерс допил свой бокал до дна, — то что мы будем иметь взамен?

— Вот это деловой разговор, — одобрительно похлопал в ладоши Кейси, — а что вы хотите?

* * *

А в это же самое время в одной из комнаток без окон в санатории «Подмосковье», принадлежащем КГБ СССР, вторые сутки продолжался жёсткий допрос Олега Гордиевского. Церемониться с ним не стали и вкатали лошадиную дозу психотропного средства, известного в народе как «сыворотка правды», а в узкоспециальных кругах называющегося «СП-117». Состоял этот препарат из двух частей — дота и антидота. При вводе дота человек приходил в невменяемое или близкое к тому состояние и полностью терял контроль над собой и отвечал достаточно правдиво на все вопросы следователей. Если же ему ввести антидот в течение часа после дота, то объект очень быстро возвращался в нормальное состояние, при этом вся информация о том, что с ним происходило между двумя приёмами препарата, полностью стиралась из памяти.

Стакан с растворёнными в нём двумя таблетками дота Гордиевский выпил в восемь часов утра и почти сразу перешёл в неадекватное состояние — голова его откинулась на спинку кресла, все мышцы расслабились, изо рта тонкой струйкой потекла слюна.

— Расскажите, — начал допрос следователь, повернув настольную лампу прямо в лицо Олегу, — когда и каким образом вы были завербованы западными спецслужбами.

— В июле 66 года, — еле слышно отвечал он, — когда я поехал в первую полноценную командировку в Данию.

— На чём они вас поймали?

— Годом раньше я был на стажировке в датском посольстве и в выходной день поехал в соседнюю страну…

— В Швецию?

— Да, в Мальмё…

— С какой целью вы туда поехали?

— С целью посетить дом терпимости… бордель то есть…

— Посетили?

— Да. И секс со шведкой в этом борделе, видимо, зафиксировали на фотоплёнку. Её и предъявили мне в 66 году.

— Кто именно вас вербовал?

— Представился, как Юджин Бауэр, откуда он, не говорил — но по контексту было понятно, что из МИ-6 или ЦРУ.

— Вы подписывали какой-то документ?

— Нет, всё было на словах.

— Какое первое задание вы получили?

— Собрать информацию о советских агентах в Дании и вообще во всей Скандинавии…

— Как вы договорились связываться?

— В Копенгагене они оставляли мне послания на третьей от Русалочки опоре ограды набережной. Приклееные скотчем снизу. Ответы я прикреплял таким же образом.

— А в Москве?

— В Битцевском парке на аллее, пересекающей Севастопольский ручей, было приметное дерево с раздваивающимся стволом. Вот эта развилка и была нашим почтовым ящиком.

Глава 16

И про лёгкую… лёгонькую промышленность

За поимку важного иностранного шпиона все причастные получили свой кусок пирога. Не забыли и про лейтенанта, который углядел самое важное звено в цепи ошибок партнёров — он получил внеочередное звание капитана, двухнедельную путёвку в крымский санаторий и денежную премию. А вот сотрудников, проворонивших уход Гордиевского с напарником из вагона поезда, наоборот — понизили в звании на один пункт и перевели в районы Крайнего Севера, первого в Воркуту, второго в Анадырь.

Но всё хорошо, что хорошо кончается, поэтому Романов несколько притормозил свою активность на этом фронте и переключился на другую тему, она давно вызревала у него в голове и вот, наконец, созрела. Большое совещание по этому вопросу было назначено в городе Иванове, являющемся, как хорошо известно, городом невест, а кроме того ещё и столицей советской текстильнойпромышленности. На одном из флагманов отечественного текстилестроения, Ивановском меланжевом комбинате (а если точнее, то в Доме культуры этого комбината), оно и состоялось.

Первым на трибуну поднялся, как это легко догадаться, первый секретарь Ивановского обкома Владимир Григорьевич Клюев.

— Партия и правительство, весь советский народ в едином порыве сплотился перед лицом страшной угрозы, которую несет иностранная военщина, — отдал он дань текущей повестке дня, после чего плавно перешёл к более насущным делам. — Наш пролетарский город всегда был на передовых рубежах строительства коммунизма. Со времён революции 1905 года лучшие представители ивановского пролетариата плечом к плечу стояли в борьбе за лучшее будущее.

— Владимир Григорьевич, — притормозил его порыв Романов, — давайте уже ближе к теме совещания. К текстилю.

— Хорошо, — быстро ориентировался секретарь, — к текстилю, значит к текстилю. История Ивановского текстиля уходит своими корнями в далёкие времена Смутного времени — именно тогда у нас появились первые мастерские, выделывавшие льняные ткани. Земля у нас, сами понимаете, северная, полевые культуры растут вяло, поэтому-то сама собой образовалась отрасль, в которой ивановцы были конкурентоспособны. Далее я пропускаю длительный период до революции и перехожу непосредственно к нашему времени. Советская власть поставила перед ивановцами цель стать одной из самых передовых областей страны — некоторое время даже наш регион называли советским Манчестером. В двадцатые-тридцатые годы здесь было построено более десяти современных предприятий текстильной отрасли, в том числе и меланжевый комбинат, в ДК которого мы находимся, а также камвольный комбинат, фабрика имени Дзержинского и Красная Талка. В результате мы имеем современный и динамично развивающийся комплекс по выпуску текстильной продукции — если в 1913 году наш город производил 120 миллионов квадратных метров всех тканей, то в прошлом году мы выпустили более двух миллиардов квадратных метров. Нам есть чем гордиться и есть что развивать, — так жизнеутверждающе закончил свою речь Клюев.

— Пара вопросов, если позволите, — Романов встал из-за стола президиума и начал прохаживаться взад-вперёд.

— Конечно-конечно, — Григорий Васильевич, — отвечал из-за трибуны секретарь, — я вас очень внимательно слушаю.

— Сырьё, я так понимаю, у вас в основном из Средней Азии идёт, верно?

— Абсолютно, Григорий Васильевич, — с готовностью подтвердил Клюев. — Хлопок на 100% оттуда. Остальные виды либо из соседних областей, это лён по большей части, либо с химкомбинатов Дзержинска, если синтетика. Шерсть из разных мест, даже затрудняюсь сказать, откуда больше всего.

— По импорту ничего не закупаете?

— Если только запчасти к оборудованию, — запнулся секретарь, — и немного натуральных красителей из Индии.

— Какая доля хлопчатобумажных тканей в общем выпуске?

Клюев полистал свои бумажки и ответил:

— В прошлом году была примерно 36%.

— То есть всё развивается по плану без каких-то затруднений? — задал наводящий вопрос Романов, дойдя до крайнего правого угла стола президиума.

— Затруднения есть, как же без них, — мигом собрался с мыслями Клюев, — наши заявки на импорт, например, Минвнешторг рассматривает по остаточному принципу. Лёгкая промышленность у него не в приоритете. Фонды на социалку опять же каждый год нам режут по живому — а людям надо бы кроме работы ещё отдыхать и лечиться. Ну и главная наша проблема на сегодня это большой перекос по половому признаку — на тысячу мужчин у нас сейчас приходится чуть более 1300 женщин. Это на 20% больше, чем в среднем по стране.

— Да, это большая проблема… — задумался Романов, — надо подумать, как её решать, а решать надо… но я хотел бы затронуть вот какой вопрос…

И он налил себе воды из графина, выпил и продолжил.

— С текстильной промышленностью у нас всё в порядке, тканей много и на любой вкус. Со швейной ещё лучше — планы выполняются и перевыполняются, выпуск одежды для всех возрастов ширится, люди получают награды. А в сухом итоге получается, что народ давится в очередях за импортом. Ну или переплачивает спекулянтам, а отечественную продукцию почему-то обходит стороной…

— Если это ко мне вопрос, — тихо произнёс со своей трибуны секретарь Клюев, — то я как-то затрудняюсь с ответом…

— Да нет, Владимир Григорьевич, это был риторический вопрос, — успокоил его Романов, — конкретного ответа он как бы не требует…

— А что требует? — продолжил тупить Клюев.

— А требует он поиски решений наболевших вопросов, — отрезал ему Романов и продолжил уже по теме. — Ситуация прямо скажем идиотская, товарищи — взять хотя бы эти пресловутые джинсы… ну штаны и штаны, правда из прочной ткани, носятся долго и гладить их не надо. Почему они у нас в стране стали символом?

— Каким символом? — опять влез со своим вопросиком Клюев.

— Символом того, что всё, произведённое в западных странах, лучше отечественного.

Секретарь сначала покраснел, потом побледнел и смог ответить только избитой истиной:

— В душу к покупателю не залезешь, Григорий Васильевич, что же мы поделаем, если ему импорт нравится больше…

— А придётся залезать, Владимир Григорьевич, — мягко поправил его Романов, — новые времена настают, работать по-старому уже не годится.

— Фильм такой был, — осмелился секретарь, — с Чарли Чаплиным, Новые времена назывался.

— Помню-помню, — откликнулся Романов, — там Чаплина еще кормили с помощью механических приспособлений. Но это к делу не относится, давайте ближе к теме… ставлю вас в известность, что в Правительстве готовится постановление, посвященное именно тому, о чем мы с вами говорим.

— И что в нём предусмотрено, в этом постановлении? — спросил Владимир Григорьевич.

— Главный затык у нас образуется на этапе моделирования готовой продукции, который происходит без какой-либо обратной связи от покупателей — грубо говоря, мы шьем образцы, спущенные сверху, которые никто… ну хорошо, мало кто… стремится купить. Про ткани тоже забывать не нужно — их типы и исполнение тоже нуждаются в согласовании. Весёленький цветочек и размытые лиловые пятна сейчас никому не нужны.

— И как же планируется преодолевать эти препятствия? — продолжил интересоваться секретарь

— Надо учиться у капиталистов, — бухнул ему Романов, — в этом нет ничего зазорного — у них же нет никакого затоваривания рынка, а покупатели даже и слова такого не знают, импорт, охотно берут отечественные товары. В последние две недели у нас этими исследованиями вплотную занимались два института, и вот что они рекомендуют.

Секретарь открыл свой блокнотик и приготовился прилежно записывать, а за ним это сделали и остальные присутствующие.

— Первое — для установления устойчивых обратных связей между рынком и производством создается новая структура… назовем ее условно комиссией по покупательским предпочтениям. Второе — надо развивать творчество масс… зайдите на любой вещевой рынок СССР… что, никогда не бывали? А жаль, там очень любопытные вещи встречаются. Так вот — кроме импортных вещей там полно сшитых кустарным методом, причём шьют именно то, что надо покупателям. Вот этих подпольных или полуподпольных предпринимателей надо впрячь в общую государственную упряжку.

— Но это же частный бизнес, — побелевшими губами отвечал секретарь, — как это будет согласоваться с марксистско-ленинской теорией?

— Нормально будет согласоваться, — отбрил его Романов, — вспомните НЭП — почти 10 лет частники работали параллельно государственным образованиям и никто не жаловался. Да и потом вплоть до 50-х годов у нас существовали так называемые артели, сельскохозяйственные, промысловые. Обеспечивали население в том числе и одеждой с обувью, платили налоги, получали зарплату.

— Но пойдём дальше, — закончил Романов исторический экскурс, — ценообразование… ни для кого не секрет, что цены у нас устанавливаются абсолютно случайно, но уже после установления от этого рубежа отходить никому не разрешается. Ни на копейку вверх, про вниз уж не будем говорить, такое только при Сталине было, и то недолго. А это неправильно — получаются жуткие перекосы между спросом и предложением. Если цена на что-нибудь завышена, то это что-нибудь так и лежит на полках магазинов, пока не придёт пора его списывать. А если занижена, образуется так называемый дефицит, что это такое, наверно, пояснять не нужно?

Присутствующие издали коллективный гул, означающий, что да, с этой проблемой все хорошо знакомы.

— И такой товар мгновенно сметается с полок, но не весь, естественно, часть оседает в подсобках и на складах, а потом торговые работники продают его нужным людям с наценкой или отдают взамен встречных услуг. Формируется так называемая торгово-закупочная мафия, присущая исключительно социалистическому обществу — более нигде в мире такого понятия не существует.

— Какой же из этого выход, спросите вы? Владимир Григорьевич, подскажите — вы же не хуже меня знаете…

Секретарь в третий раз за сегодня покраснел, но всё же выдал:

— Повысить цены на дефицит, так наверно…

— Совершенно верно, — воскликнул Романов. — Это, конечно, тоже не совсем вписывается в марксистско-ленинскую теорию, надо будет проводить кропотливую разъяснительную работу с населением. Но сохранение текущего состояния дел это путь в тупик.

— Ну и напоследок про джинсы… да выпустите вы их что ли в количестве, которое насытит наш рынок. И люди перестанут наконец переплачивать за них бешеные деньги — я слышал, что цена на Ли и на Вранглер у спекулянтов доходит до 300 рублей — ну куда это годится.

— Джинсовая ткань, так называемый деним, у нас выпускается в очень малых количествах, — сообщил секретарь, — такие планы установлены Госпланом.

— Госплан мы поправим в кратчайшие сроки, — успокоил его Романов, — так что считайте это заданием партии и правительства — к концу года наладить бесперебойный выпуск джинсов по умеренным ценам. Но это ещё не всё, — продолжил он, — такое вот обезьянничанье с западными товарами тоже не самая нужная штука. Пора бы уже и что-то своё придумать, не менее популярное, чем джинсы. Как считаете?

Глава 17

Время собирать камни

А через день после этого жизнеутверждающего собрания в Иванове Романов вызвал к себе в кабинет министра финансов Василия Федоровича Гарбузова с отчетом за первое полугодие. Он трудился на этом высоком посту уже целых 25 лет, ещё при Никите Сергеевиче заступил. Самым выдающимся деянием за это время стала, конечно, денежная реформа 1961 года, когда всё, кроме медных денег, поделили на десять. Кроме того, Гарбузов был широко известен в узких начальственных кругах свой непримиримой борьбой с Госбанком вообще и с председателем его правления товарищем Алхимовым в частности. Например, Гарбузов считал, что все решения по финансовым вопросам должны приниматься в его ведомстве, а все остальные, включая Госбанк, обязаны только визировать эти проекты. Ну а Алхимов считал ровно наоборот.

— Расскажите, Василий Федорович, — сказал Романов после приветствия, — как там у нас обстоит дело с деньгами на 1 июля… по сравнению с прошлым годом, конечно.

— Сейчас ознакомлю, Григорий Васильевич, — ненадолго замешкался министр, но быстро сориентировался и открыл нужную страницу. — Общие доходы госбюджета за полгода составили 195 млрд рублей, это на 3,5% больше, чем за первую половину 84 года. Общие расходы — 193 млрд рублей, плюс 4% к 84 году. Профицит бюджета 2,1 млрд руб.

— По статьям доходов давайте пробежимся, — предложил Романов.

— Главные тут три пункта, — налог с оборота предприятий, 25% от общих доходов, платежи из прибыли предприятий — 32% и внешнеэкономическая деятельность, 19%.

— По сравнению с прошлыми периодами тут есть какая-то динамика? — осведомился Романов.

— Очень незначительная, — ответил Гарбузов, — если сравнивать с 84 годом, но существенная по сравнению с 70-м, например. Резко выросли доходы от внешней торговли — с 13 до 19%.

— Теперь давайте по расходам пройдемся, — сказал Романов.

— За это полугодие основная статья расходов, как впрочем и за все другие периоды, это на народное хозяйство, капстроительство, обновление основных фондов и так далее — на это ушло 110 млрд рублей, 57%. На социально-культурные мероприятия потрачено 33% и на оборону 5% или около 10 млрд. Но вы же не хуже меня понимаете, что это только надводная часть айсберга, а основные затраты на оборонку сидят в капстроительстве и основных фондах народного хозяйства.

— Да, понимаю, — наморщил лоб Романов, — а если приплюсовать эти скрытые статьи, сколько получится на оборонку?

— Примерно втрое больше, — ответил Гарбузов, — в пересчете на год 60 млрд или 15% бюджета.

— Многовато, — подумав, сказал Романов, — но про наших военных в другой раз. А теперь покажите раскладку доходов по налогу с оборота…

Гарбузов полистал записки и выдал следующее:

— Эта статья резко уменьшилась по сравнению с прошлыми периодами, примерно на 4,5%… если в начале 80-х она составляла 30–31%, то в текущем году всего 25%.

— Причины такого провала анализировали?

— Если посмотреть раскладку по республикам, то отчётливо видно снижение этого показателя практически по всем субъектам, кроме РСФСР.

— Интересная картина… — задумался Романов, — они меньше продукции что ли стали выпускать?

— Не в этом дело, Григорий Васильевич, — притормозил его Гарбузов, — просто с начала 80-х вступил в силу новый порядок расчетов по налогу с оборота — союзные республики теперь имеют право оставлять в своём распоряжении не 10%, как ранее, а 12,5.

— А почему же у России тогда ничего не снизилось?

— Относительно РСФСР порядок расчетов остался прежним… — тихо констатировал Гарбузов.

— И кто же был автором такого интересного порядка?

— Совет Министров СССР, Григорий Васильевич…

— Гм, — чуть не подавился Романов, — ладно, пошли далее. Расходы по республикам как делятся?

— Если вы имеете ввиду разницу доходов и расходов в бюджетах республик, — откликнулся Гарбузов, — то она положительна только в России и Белоруссии, у остальных минус.

— И это тоже печально… — отвечал Романов, — надо будет срочно исправлять. На горбу русских и белорусов в рай въезжать не очень справедливо. По внешней торговле давайте ещё подробности, — попросил он.

— С доходами от экспорта у нас всё обстоит очень неплохо, — обрадовался Гарбузов смене темы, — растут уже девять лет подряд. Но справедливости ради надо отметить, что в последние два года рост замедлился. Вместо обычных 8–10% он составил всего 4% в 84 году и 1,5 за полгода 85-го.

— Раскладка по видам экспортируемых товаров какая?

— Больше всего энергоносителей, конечно, 55% в прошлом году (я целый год буду брать, хорошо?). Далее идут машины и оборудование, 19%, лесная продукция, 12%, химическая продукция 9%, остальное сельское хозяйство и продукция ВПК.

— Импорт растёт или падает?

— Растёт, Григорий Васильевич, как же ему не расти, если мы одного зерна в Канаде покупаем каждый год все больше и больше.

— Зерно пока отложим в сторону, — поморщился Романов, — что с другими пунктами?

— Здесь более половины это машины и оборудование, конечно, 37% (а общий объем импорта в 84 году был 65 млрд), потом идёт еда, зерно в основном, 23%, и промтовары для населения — 12%.

— Товары для населения это магнитофоны с джинсами что ли?

— Да, Григорий Васильевич, — где-то так…

— А вот это совсем никуда не годится, — припечатал кулак к столу Романов, — надо покупать заводы по выпуску этого барахла, а не само барахло.

— Так кто ж их продаст, заводы-то, — изумился Гарбузов, — в эту сторону мы не раз заходили без каких-то результатов…

— Однако тольяттинский завод мы как-то сумели заполучить, — продолжил Романов, — теперь миллион жигулей в год внутри страны выпускают, а могли бы тоже по импорту их гнать.

— ВАЗ это исключение, Григорий Васильевич, — мягко возразил Гарбузов, — в конце 60-х у итальянцев была очень сложная экономическая ситуация, к тому же там к власти пришли сочувствующие нам люди… а так-то американцы никому не разрешают поставлять нам технологии.

— С джинсами, я надеюсь, мы и без их технологий справимся, — отвечал, немного подумав, Романов, — там ничего сложного нет. А вот с электроникой вопрос открытый… кто у нас там в мире на передовых позициях по этой теме?

— Кроме Америки это Западная Германия, Франция, Япония и в последние годы очень сильно поднялись так называемая четвёрка азиатских тигров…

— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Романов, — и кто входит в эту четвёрку?

— Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур. Выпускают электронику на высшем мировом уровне, — вспомнил Гарбузов.

— Вот кого-то из этих тигров и надо раскрутить на технологии… — логично предложил Романов, — Корея с Тайванем слишком большие и слишком завязаны на Штаты, а вот остальная мелочь вполне нам по зубам. Теперь давайте про зерно…

Гарбузов полистал свой блокнотик, нашёл нужную страницу и начал отвечать:

— Зерно за рубежом мы начали покупать в начале 60-х — если помните, Григорий Васильевич, в 62–63 годах был страшный неурожай в Казахстане, страна стояла перед угрозой голода. Вот тогда и были первые закупки в Америке… поначалу немного, в пределах 10 млн тонн. Затем случился ещё один неурожайный год, 72-й…

— Да-да, это я отчётливо помню — в этом году была хоккейная суперсерия, — ответил Романов.

— Да, было такое дело, — согласился Гарбузов, — 7:3 в первом матче, но это к теме не относится. Всё лето стояла страшная жара почти на всей европейской части, так что урожай зерновых снизился в полтора раза по сравнению с обычным уровнем. Тогда впервые пришлось закупить более 10 млн тонн — в 72-м 14, а в 73-м все 23 млн тонн…

— Но дальше-то погода не мешала сельскому хозяйству, — отвечал Романов, — почему тогда каждый год закупки только росли? Если не ошибаюсь, в прошлом году купили все 40 млн т.

— 43,5, Григорий Васильевич, — поправил его Гарбузов, — на сумму 4,6 млрд рублей.

— А в этом году какой импорт ожидается?

— Ещё больше, — тихо ответил он, — 46–47 примерно…

— У кого мы покупаем зерно? — ушел слегка в сторону Романов.

— Сейчас, — обрадовался смене направления Гарбузов, — вот, нашёл — США и Канада — вместе их доля составляет больше 90%. Остальное в Аргентине, Австралии и Франции.

— И это не совсем правильно, — продолжил размышлять вслух Романов, — сейчас у нас, конечно, потеплели отношения с американцами, но складывать все яйца в одну корзину не следует. Надо плотнее работать с теми же аргентинцами… да и французы все же нам ближе, чем американцы. Ладно, это вопрос большой и сложный, отложим его пока — давайте ещё про вооружение поговорим.

— Давайте, — с готовностью согласился Гарбузов, — что вас интересует?

— Динамика экспорта по годам, — сразу же взял быка за рога Романов, — и география поставок.

— В прошлом году всего поставлено вооружений на сумму… эээ… 16,6 млрд рублей, это на 4% больше, чем в 83-м. На первом месте страны Варшавского договора, 36% от общей суммы, они одной строчкой идут… — замялся Гарбузов.

— И почему одной строчкой? — сразу уцепился за его слова Романов.

— Я могу сделать дополнительный запрос по разбивке этой суммы, но сейчас у меня этих данных нет… — поморгал Гарбузов и, видя нейтральную реакцию начальника, продолжил, — далее Афганистан, 20% общего объема, потом Индия 11%. Остальные страны объединены в строчке под названием «развивающиеся» — на них приходится 33% объема.

— По видам вооружений разбивка есть? — задал следующий вопрос Романов.

— Только самая общая — стрелковое, бронетехника, авиация, ВМС.

— И что у нас лучше всего продается?

— Авиация, Григорий Васильевич, на неё приходится почти треть поставок.

— Хорошо, — задумался Романов, — насколько я знаю, большая часть этих поставок идёт в кредит, причем очень долгосрочный, так?

— Вы правильно всё понимаете, — откликнулся Гарбузов, — 72% от поставленного в прошлом году ушло в кредит. Живыми деньгами расплачивается только Индия и Алжир.

— Насколько они долгосрочные, эти кредиты?

— По-разному… начиная от 5 лет…

— И заканчивая чем?

— Максимум — 15 лет… это Афганистан.

— Плохо, Владимир Григорьевич, — выдал наконец свое заключение Романов, — очень плохо. Они же ведь наполовину, если не больше, безвозвратные кредиты оказываются, верно?

— Да, есть некоторая проблема с погашением задолженностей.

— Сколько сейчас висит просроченного?

— Эээ… — замялся Гарбузов, — точных цифр у меня нет, но по памяти могу сказать, что больше половины.

Глава 18

Чернобыль

А ещё через неделю Романов решил лично посетить Чернобыльскую АЭС имени Ленина и проверить, как проводятся в жизнь его руководящие указания ещё от марта сего года. Привезли его на станцию на вертолёте МИ-8, куда он пересел прямо в Борисполе. Внизу тянулось нескончаемое Киевское водохранилище, по бокам которого были редкие перелески перемежаемые аккуратными прямоугольниками культурных насаждений. Сопровождали Романова в этой поездке первый секретарь Украины Щербицкий и академик Александров, лысый, как колено.

— Здесь у вас, если не ошибаюсь, в войну Ковпак хорошо руководил? — спросил Романов у Щербицкого.

— У него чуть восточнее база была, в Путивле, — отвечал тот, — но Припять тоже в его зону влияния входила.

— А он живой еще, Ковпак?

— Какое там, — махнул рукой Щербицкий, — почти 20 лет, как умер…

— Дааа, — задумался Романов, — большой человек был… хорошо бы памятник ему установить в Припяти… или бюст хотя бы.

— Сделаем, Григорий Васильевич, — чиркнул что-то в своём блокноте Щербицкий. — А заодно можно вспомнить Ватутина, Николая Федоровича — под его непосредственным руководством освобождали весь этот край. Он и смерть свою нашел на украинской земле…

— Да-да, — рассеянно заметил Романов, — я слышал, что там темная история какая-то была, вроде бы бандеровцы его подстрелили.

— Точно, — отвечал Щербицкий, — но лучше такие подробности оставить за кадром.

А вертолёт тем временем спланировал на площадку между проспектом Ленина и ЧАЭС, и пассажиры выбрались наружу. Их встречала целая делегация, главным в которой был секретарь горкома Гаманюк и председатель горисполкома Волошко. В руках у первого был традиционный хлеб-соль. Романов отщипнул кусочек каравая, посолил его и съел, после чего сказал, что все церемонии передвигаются на потом, а пока надо делами заниматься.

— Значит вы тут вместо Брюханова теперь главным? — сразу вычленил он нужного человека в толпе встречающих.

— Так точно, Григорий Васильевич, — чётко по-военному отвечал тот, разве что каблуками не щёлкнул, — Александр Коваленко. А это новый главный инженер — Николай Фомин, — он показал на соседа.

— Отлично, — улыбнулся Романов, — давайте сначала по станции пройдёмся.

И они вместе со Щербицким и Александровым отправились ко входу в четвёртый энергоблок, представители же местной власти остались стоять возле вертолёта.

— А кстати, поясните мне, тёмному в этих делах человеку, — неожиданно попросил Романов, — зачем на атомных станциях такие большие и длинные трубы? Здесь же ничего не сжигается, отработанных газов как будто бы нет…

— Хороший вопрос, Григорий Васильевич, — сразу поймал нужную волну новый главный инженер. Многие про это спрашивают — так вот, трубы здесь нужны для отвода в атмосферу, желательно как можно дальше, радиоактивных инертных газов, которые образуются в процессе работы блока и не полностью улавливаются фильтрами.

— Что за газы, насколько они радиоактивные? — сразу задал 2 вопроса Романов.

— Радон, криптон и ксенон, — тут же выпалил Фомин, — такая уж особенность ядерного деления в реакторе. Радиоактивность у них остается… с чем бы сравнить… если с естественным фоном, то где-то втрое-вчетверо больше. Для успокоения могу отметить, что выбросы обычной тепловой электростанции суммарно дают в год в разы больше радиоактивности.

— Вы меня успокоили, — улыбнулся Романов, — с чего начнём?

— Если очень грубо, — продолжил Фомин, — то АЭС по сути мало чем отличается от ТЭЦ, разве что мерами безопасности. Если на ТЭЦ энергия берется от сжигания топлива — газа или мазута, то здесь сердце станции ядерный реактор, где происходят процессы деления атомов урана сопровождающиеся выбросом тепловой энергии. Далее мы отводим эту энергию с помощью теплоносителя…

— Воды? — уточнил Романов.

— Вода была в первых вариантах реакторов, сейчас в основном используется натрий. И разогретый теплоноситель крутит турбины, которые и вырабатывают электрический ток. Таким образом в центре блока у нас реакторный зал, по бокам от него циркуляционные насосы, очень важный элемент конструкции, а слева машинный зал с турбогенераторами. Справа блочный щит управления — на него выведены все регулировки реактора.

— Давайте начнём с реакторного зала, — предложил Романов.

— Давайте, — легко согласился Фомин, — только надо одеть халаты и шапочки, такой у нас регламент.

Размеры этого зала поражали воображение… никак не меньше, чем 100×200 метров. В дальнем конце виднелся круг, вымощенный квадратиками.

— Вот это, я понимаю, и есть реактор РБМК, — показал на него Романов.

— Не совсем, Григорий Васильевич, — поправил его Фомин, — это плиточный настил, а сам реактор внизу. Через отверстия этого настила загружаются новые тепловыделяющие элементы взамен отработанных. Это делает специальное устройство под названием разгрузочно-загрузочная машина, вон она сбоку стоит.

— Хм… — собрался с мыслями Романов, — а управляющие стержни где? Которые из графита?

— Они под полом — когда появляется необходимость затормозить работу реактора, стержни вводятся в специальные канальные отверстия… а потом выводятся наружу. Если надо ускорить процессы.

— Конструкцию этих стержней доработали? — строго спросил Романов, — там был некий существенный недостаток, насколько я помню.

Тут в разговор вмещался Александров.

— Да, Григорий Васильевич, всё сделано в полном соответствии с протоколом той нашей встречи в НИИ-8.

— Эксперименты на реакторах этого типа запрещены? — всё же поинтересовался Романов.

— Последний по времени был в марте, — ответил Фомин, — с тех пор ни-ни.

— Это хорошо, — строго отвечал Романов, — давайте тогда сразу пройдём на пост управления.

— Блочный щит управления, так он у нас называется, БЩУ, — уточнил Фомин и указал направление, куда надо идти.

Они миновали два длинных коридора, поднялись на один этаж и вошли в ещё одно просторное помещение, где полукругом стояли экраны, богато украшенные лампочками, индикаторами и рукоятками с кнопками. Здесь имела место дежурная смена в составе 4 человек, старший повернулся к входящим и чётко доложил:

— Во время дежурства никаких происшествий не случилось. Старший по смене Александр Акимов.

— Очень хорошо, что не случилось, — заметил Романов, — а остальные товарищи у вас кто?

Остальные товарищи оторвались от своих дел и по очереди сказали, что это Старший инженер управления реактором Топтунов, старший инженер управления блоком Столярчук и старший же инженер управления турбинами Киршенбаум.

— Значит все в сборе, — сказал загадочную фразу Романов, а потом добавил, — покажите мне эту знаменитую кнопку с наименованием АЗ5.

— Вот она, — Акимов подвёл его к третьему щиту и ткнул в ничем не отличающуюся от остальных кнопочку под стеклянным колпачком.

= Ясно, — отвечал Романов, — были случаи её практического использования?

— На моей памяти нет, Григорий Васильевич, — сказал Акимов (все на посту естественно заранее знали, кто их посетит), — но в инструкциях чётко расписан регламент её использования.

— Инструкции у нас пишут для того, чтобы их нарушать, — сказал себе под нос Романов, но его услышали все, кто был рядом. — Ну хорошо, раз происшествий нет, то на него и суда нет — пойдёмте дальше.

На этом вся группа переместилась в кабинет директора станции и он, наконец, вышел на первый план, организовав чай и кофе.

— Мне всё понравилось, — снова взял на себя руль управления Романов, — особенно этот бравый начальник смены — сразу видно технически подкованного человека. Да, а что у нас с пятым энергоблоком?

— Его строительство заморожено, Григорий Васильевич, — доложил Александров, — ещё в конце марта заморожено. Вплоть до дальнейших указаний.

— А какой процент строительства там освоен?

— Около 30%, — сказал директор.

— Если поменять тип реактора на ВВЭР, — задумался Романов, — то его можно было бы и разморозить.

— Не получится, Григорий Васильевич, — твёрдо ответил Фомин, — это надо менять всю документацию и переделывать всё здание, начиная с фундамента. У ВВЭР абсолютно другие параметры, начиная с габаритов.

— Ладно, — вздохнул Романов, — что у нас, мало заброшки по городам и весям стоит, будет на одну больше. Безопасность важнее.

— А о какой безопасности вы говорите, Григорий Васильевич? — поинтересовался Фомин, — у нас всё под контролем. И потом, все знают, что атомная энергетика это самый безопасный вид энергетики.

— Скажите это американцам после случая на Три-майл айленде, — хмуро ответил Романов.

— Это была трагическая случайность, которая только подтверждает правило, — нашёлся Фомин. — Тем более, что у них там на этой Три-майл всё закончилось более-менее благополучно.

— Утечки в окружающую среду у них и правда почти не было, — ответил Романов, — но этот энергоблок они так и не восстановили. А знаете, сколько стоило его возведение?

— Сколько? — спросили сразу трое.

— Около миллиарда, — веско припечатал Романов. — Списали в убытки. Наш стандартный энергоблок на РБМК немногим меньше стоит. К этому надо бы добавить ещё миллиард, который пошел на устранение последствий. 200 тысяч человек эвакуировали из 30-мильной зоны. А хотите, я вам коротенько нарисую последствия аварии… гипотетической аварии вот на этом четвёртом блоке? После эксперимента с выбегом турбогенератора?

— Конечно, хотим, — сказали в один голос директор и главный инженер, а Александров со Щербицким сидели и помалкивали, они уже в курсе были.

— Ну тогда слушайте… — и Романов коротенько пересказал им ход событий реального 1986 года, начиная с 26 апреля.

— Это фантастика какая-то, — сказал, переварив полученную информацию, Фомин, — начать надо с того, что никто и никогда не сможет вытащить все стержни из реактора. Автоматика заблокирует.

— Автоматику же можно отключить, — напомнил Романов.

— Можно, — с натугой согласился Фомин, — но это требуется согласование всех ответственных лиц.

— На лиц можно надавить авторитетом, — продолжил бомбить его Романов.

— И потом, — продолжил сомневаться Фомин, — такой мгновенный разгон реактора это из области чистой фантастики. У нас есть уже опыт одного такого критического случая, на Ленинградской станции, там же всё закончилось удачно.

— Ленинградцам просто повезло, — вздохнул Романов, — что у них в смене не было фанатиков ядерной энергетики, которые во что б то ни стало хотели довести до конца сомнительные эксперименты. И потом — там же компоновка реактора немного другая, на десять лет раньше ту станцию построили.

— Ну может быть, — отвечал Фомин, но по лицу его было видно, что он не согласен ни с одним романовским аргументом. — Известная русская поговорка гласит, что лучше перебдеть, чем недобдеть.

— Абсолютно верная поговорка, — улыбнулся Романов, — есть и ещё одна, тоже в эту тему — бережёного бог бережет, а небережёного конвой стережет.

Тему конвоя присутствующие развивать как-то не решились — образы колючей проволоки, запретной зоны и рвущихся с поводков овчарок были не слишком аппетитными, чтобы их обсуждать. Поэтому совещание плавно закруглилось, а Романов ещё попросил показать ему колесо обозрения в местном парке.

Глава 19

Карабах

А еще немного спустя неутомимый руководитель страны поехал с визитом в братскую республику Армению, где на текущий момент рулил первый секретарь Карен Серобович Демирчян. Романов немного полистал его личное дело перед отъездом, поэтому был в курсе, что родился он в Эривани, потом выучился в Ереванском политехе на инженера-механика, но по специальности почти не работал, очень быстро передвинули его, как тогда говорили, на партийно-хозяйственное направление. Первым в республике стал в 42 года, это вроде бы рекорд по молодости не только в Армении, но и в остальном Союзе. В коррупционных скандалах почти не был замешан… почти, это потому что нельзя было в то время жить на Кавказе и не брать взяток или не крышевать родственников. Но Демирчян как-то почти удержался на лезвии бритвы…

Демирчян с группой товарищей и встречал Романова в аэропорту Звартноц — новом, с иголочки и очень современном аэропорту.

— Как долетели, Григорий Васильевич? — спросил у трапа он, поздоровавшись с начальником.

— Спасибо, Карен Серобович, — на полном серьёзе начал отвечать на этот риторический вопрос Романов, — над Ставропольем поболтало немного, а в остальном все прекрасно.

— От лица всех трудящихся и от себя лично приветствую вас на тысячелетней земле Армении,- цветисто завернул Демирчян, а потом подумал и добавил, — где грозди винограда соседствуют с лепестками роз и теплотой сердец всех её жителей.

Романов поморщился, но в ответ ничего не сказал, а просто сел в длинный членовоз типа ГАЗ-14 «Чайка». ЗИЛы полагались только московским чиновникам. Приветственных колонн из ликующей общественности по дорогам не стояло — Романов издал отдельное распоряжение о строгом запрете этих мероприятий, так что дорогу до города они одолели без затруднений.

— А как переводится слово «Звартноц»? — почему-то поинтересовался по дороге Романов.

— Храм бодрствующих ангелов, — пояснил Демирчян, — 7 век нашей эры, он тут недалеко стоит, стоял то есть, сейчас там одни развалины.

— А что, — задумался Романов, — бывают спящие ангелы?

Вопрос поставил армянина в тупик, но он собрался и быстро нашёл нужные слова:

— Ангелы тоже люди, и им отдыхать надо…

— Давайте, как договорились, — продолжил Романов, — сначала Карабах, а на закуску уже всё остальное.

— Да, конечно, — с готовностью подтвердил Демирчян, — Багиров (первый секретарь Азербайджана) уже находится на пути к Степанакерту, а мы вылетаем… — он посмотрел на часы, — через час с четвертью от здания ЦК компартии, там есть вертолётная площадка. Но я не совсем понял цели такого совещания…

— Всё узнаете на месте, — пообещал ему Романов, — а сейчас, пока время есть, можно было бы и перекусить.

Тот уловил намёк на лету и кортеж свернул в сторону одного из самых центральных ресторанов города под названием «Поплавок», он же «Парус» — тот и правда походил на кораблик под парусом и был очень гармонично вписан в окружающий ландшафт.

— Это место встреч художественной интеллигенции Еревана, — прокомментировал свой выбор Демирчян, — от музыкантов и до артистов, все тут хотя бы по разу побывали. О, вот за этим столиком сидит один из них.

Романов кинул взгляд направо и немедленно узнал в одиноком посетителе Армена Джигарханяна.

— А давайте пригласим его к нашему столу, — немедленно среагировал он, — узнаем, так сказать, все ереванские новости в прямом, так сказать, эфире.

— Добрый день, Григорий Васильевич, — Джигарханян тоже среагировал достаточно быстро, встал и протянул Романову руку, — рад приветствовать вас на древней земле Хайастана.

Сопровождающие шестерки подсуетились и организовали стол на шестерых в дальнем конце ресторана.

— Закажите что-нибудь на свой вкус, — сразу пресёк попытки сунуть ему меню Романов, — а мы пока побеседуем с Арменом Борисовичем, верно?

Надо же, одновременно подумали Демирчян с Джигарханяном, он и отчество его/мое знает.

— Конечно, побеседуем, Григорий Васильевич, — любезно сообщил Армен, — Армения славится своими застольными беседами.

— Давайте, Армен Борисович, — начал Романов, — выкладывайте, как на духу — что в народе говорят о руководстве страны и обо мне лично. Можете не стесняться, я ко всему привык.

Джигарханян отпил из бокала красного вина, прищурился и выложил:

— На духу, значит на духу — слушайте…

— Ничего особенно плохого про наше руководство и про вас лично в народе не слышно, — начал он свою речь, — наоборот, даже иногда хвалят — в кои-то веки, говорят, у руля стоит человек, который делами начал заниматься, а не только с трибуны вещать.

— А когда не хвалят, что слышно? — подхватил его манеру речи Романов, допив свой стакан минералки. — Не может же быть, чтобы не ругали — я немного наш народ знаю.

— Ну если вам так уж это интересно, то есть, есть и народная критика, — у Джигарханяна неожиданно прорезался армянский акцент. — В основном недовольны тем, что ядерную ракету прохлопали… а могли бы и сбить.

— Совершенно согласен в этом вопросе с народом, — быстро ответил Романов, — наше ПВО показало себя здесь не с самой лучшей стороны. Выводы по руководству ПВО и вообще по всей этой службе уже сделаны. А ещё что говорят?

— Какой вы интересный генеральный секретарь, — развеселился Армен, — ходите почти без охраны, свободно разговариваете с простыми людьми, интересуетесь их мнениями, почти как Гарун аль-Рашид из сказки.

— Ну не прибедняйтесь, — официант тем временем уже принёс горячую долму с лавашем, — не такой уж вы и простой, в скольки фильмах вы уже снялись? — подколол он Армена.

— В меньшем количестве, чем мне приписывает Валя Гафт, — усмехнулся тот, — но их много, конечно. Я не веду точные подсчеты, но где-то больше сотни уже набралось.

— Однако… — задумался Романов, — «Место встречи» один из моих самых любимых фильмов… но мы отвлеклись — что там еще есть критического, мне это действительно интересно.

— В «Месте встречи», если уж зашла о нем речь, — все же не стал резко уходить от этой темы артист, — я отыграл практически на автомате. Одновременно ещё в двух картинах снимался и два спектакля почти ежедневно шли. За две ночи меня сняли… а что до критики… борьба с дефицитом это конечно важная штука, но началась она неправильно, вот что народ волнует.

— И что в этой борьбе неправильного?

— Смотрите сами, Григорий Васильевич, — продолжил Армен, — старую систему вы сломали… ну хорошо, не совсем уж сломали, но сильно нарушили, а нового ничего не сделали. Народ свыкся со старым образом жизни, как с неизбежным злом… да что вам объяснять, наверно и сами знаете «ты мне, я тебе», кино даже с таким названием было.

— Помню, — среагировал Романов, — Куравлёв там играл главную роль.

— Правильно, Куравлёв, — согласился Армен, — механизм торговли худо-бедно, но работал, а сейчас что?

— Что?

— Посадили пару сотен из руководства торговли, вот и всё. А те, кто пониже должностью, испугались и затаились. Очереди в магазинах только увеличились — вот и весь результат этой антидефицитной кампании.

— Ладно, с дефицитом всё ясно, а ещё чем недоволен народ?

— Борьба с курением много вопросов вызывает, — продолжил Джигарханян, — знаете, как вас теперь называют в связи с этим?

— Не знаю — как?

— Григорий Беломорыч… или просто Беломорыч — потому что есть недовольство повышением цен на курево, а Беломор это самая популярная марка папирос.

— А вот здесь я… то есть наше руководство будет стоять до конца — вредная это привычка, сокращает жизнь, особенно мужчинам, лет на 10–15. Так что такую кличку я уж как-нибудь переживу.

— А вы у нас по какому поводу? — набрался наглости Джигарханян, — если не секрет?

— Вообще-то секрет, — ответил, усмехнувшись, Романов, — но вам, как народному артисту могу сказать — будем разбираться с Нагорным Карабахом.

— У меня родня по матери оттуда, — сообщил Армен, — поэтому я немного в курсе. Вот тут, скажу прямо, народ горячо поддержит ваши усилия — межнациональная рознь это всем розням рознь. Если полыхнёт, то мало никому не покажется.

— Спасибо за поддержку, Армен Борисович, постараемся не допустить никаких эксцессов, — серьёзно отвечал ему Романов и неожиданно добавил, — а если вы уж так в курсе, может дадите пару советов постороннего, как предотвратить в зародыше межнациональные конфликты? Как Владимир Ильич в 17 году?

— Ну что же, попробую, как Владимир Ильич, — ответил тот, — хотя это будет непросто… все же знают, что большинство населения Арцаха (так у нас Карабах зовут) это армяне, а принадлежит район азербайджанцам, что создает некоторое напряжение в обществе, так?

— В целом верно.

— Поэтому самым верным способом убрать это напряжение оттуда является передача области под управление Армении. Тогда и население, и руководство будет одной национальности, и все проблемы снимутся сами собой.

— Это легко сказать, дорогой Армен Борисович, — ответил ему Романов, — но не так просто сделать. Азербайджан будет резко против изменения своих территориальных границ.

— А если им предложить взамен часть нашей территории? — хитро прищурился Джигарханян. — У нихже Нахичевань территориально не связана с основной территорией республики — вот коридор к ней и предложить взамен.

— Интересная мысль, — задумался Романов, — но тут, я думаю, будут против те армяне, которые живут в этом коридоре. Но обдумать можно… а что-то еще вы можете предложить?

— Могу, — Армен допил свой бокал, отставил его в сторону и бухнул без оглядки, — передать Карабах под управление Российской федерации… как временную меру лет на 50, к примеру.

Глава 20

Опять Карабах

— Мысль любопытная, -= на полном серьёзе ответил Романов, — но слегка спорная. Требует обдумывания… но в любом случае спасибо за совет. Ещё какие-нибудь пожелания у вас есть?

— Есть, — не полез за продолжением в карман Джигарханян, — про турецкий геноцид. Может быть нам пора сказать про него открытым текстом? Поставить вопрос в ООН, например? А то что получается — если Холокост, это настоящий геноцид, за него немцы сорок дет уже расплачиваются. А в Армении это так, детские шуточки — подумаешь, полтора миллиона вырезали.

— Демирчян сидел ни жив, ни мёртв, весь превратился в слух, а Романов закончил есть свою долму и ответил так:

— Это очень непростой вопрос, с кондачка не решается, как заметил Жорж Милославский в известном фильме…

— Зайти на недельке? — продолжил цитату Армен.

— Хорошо, — Романов достал из кармана пиджака блокнотик и ручку, — я запишу ваше пожелание, Армен Борисович. И мы обязательно его рассмотрим на Политбюро до… до конца этого года — слово генерального секретаря.

— Да уж, — Джигарханян уже не скрываясь ни от кого, налил себе полный стакан коньяка Двин, — странный вы генеральный секретарь, честно скажу — таких, кажется, на моём веку ещё не было. За вашу удачу, Григорий Васильевич, — и он немедленно выпил бокал до дна.

— Расскажите лучше, — перепрыгнул на другую тему Романов, — чем вы нас порадуете в ближайшее время? Как артист?

— Охотно, — легко откликнулся тот, — про себя я очень люблю рассказывать. Уже сняты и вот-вот выходят на широкий экран детский фильм «Сказки старого волшебника», потом комедия Аллы Суриковой «Искренне ваш» и телеспектакль по лермонтовскому Маскараду…

— Интересно, и кого же вы сыграли в Маскараде? — заинтересовался Романов, — неужели Арбенина?

— Ну что вы, я слишком стар для него, — ухмыльнулся Армен, — всего-навсего Казарина, картёжника и шулера. А снимаюсь я сейчас одновременно в трёх фильмах, все три приключения либо фантастика — Крик дельфина, Тайны мадам Вонг и Лицом к лицу, этот по сценарию Юлиана Семёнова.

— Приключения это хорошо, — улыбнулся Романов, — это то, что нам не хватает. Вы в курсе, что планируется совместный фильм с американцами на военную тему?

— Слышал что-то краем уха, но подробностей не знаю.

— Подробности скоро последуют. Если хотите, могу составить протекцию — такой замечательный артист, как вы, украсит любую картину.

— Буду у вас в долгу, — ответил Армен, и на этом ужин в ресторане Поплавок плавно завершился.

А потом была вертолетная площадка возле обкома и МИ-6 на это раз почему-то (Демирчян извинился, прижав руки к груди, других свободных бортов, мол, на сегодня не нашлось). А в Степанкерте состоялась историческая встреча руководителей двух соседних республик, чья история была омрачена многочисленными конфликтами и недопониманием.

Термин «армяно-татарская резня» имеет свои корни в начале 20 века — в далёком 1905 году впервые случилось такое неприятное событие. В городах Баку и Нахичевани это произошло. История достаточно тёмная, и если в двух словах, то сначала царские власти ставили на армян, мол это единоверцы и помогут провести нужные интересы центра в мусульманских регионах. А в самом конце 19 века концепция вдруг радикально сменилась и тогдашние начальники Закавказья Дундуков и Голицын решили сильно подвинуть армян — мол, они заняли все руководящие посты и ущемляют интересы других наций. А армяне с этим не согласились, тогда-то и вылезла их самая радикальная партия Дашнакцурюн, кстати, активно привлекавшаяся к сотрудничеству социал-демократами. И начались теракты, акции неповиновения, всё это должно было перехлестнуть через край кастрюли, оно и перехлестнуло в 1905 году, первая русская революция помогла.

Зарезали тогда примерно поровну с обеих сторон, по тысяче, но царская власть таки сумела успокоить народ, поймать и изолировать главных зачинщиков, и всё успокоилось вплоть до 1918 года. Во время Гражданской войны нашлось немало желающих половить рыбку в мутной водичке, Основной затык был в территориальном разделе, который, по мнению сторон конфликта, никак не соответствовал действительности. На Карабах претендовали и армяне, и азербайджанцы, причем аргументы обеих сторон были одинаково вескими.

Закончилась вся эта катавасия, сопровождавшаяся непременной резней в разных местах, с приходом в Закавказье 11-й армии РККА и установлением советской власти. Потом были многочисленные разборки, но уже мирными средствами, в результате которых большевики нашли некий компромисс — Армении передавался Зангезур, отделяющий Нахичевань от остального Азербайджана, а взамен Карабах оставался под контролем азербайджанцев. Нахичевань же и Карабах становились достаточно самостоятельными субъектами с сильным влиянием армян. И это всех в принципе устраивало вплоть до начала перестройки… а после устраивать перестало.

— Ну что, товарищи, — сказал Романов, когда все уселись за большой стол в кабинете секретаря Степанакертского горкома, — давайте начнём обмен мнениями по текущим вопросам…

И генсек начал первым, по старшинству.

— Товарищи, мы собрались здесь затем, чтобы обменяться мнениями по национальному вопросу, одному из самых сложных и запутанных в истории человечества. И затем наметить пути выхода из кризисной ситуации. А что ситуация кризисная, это ни для кого, я думаю, не секрет, присутствующий здесь заместитель председателя КГБ товарищ Цинёв доложит нам последние данные. Прошу вас, Георгий Карпович.

Цинёв, генерал армии вообще-то, но здесь он был в гражданском костюме, сидевшем на нём очень мешковато, откашлялся и раскрыл свои записи. Вообще-то все знали, что он когда-то был доверенным лицом Брежнева в этом ведомстве и в последующей чехарде генсеков сумел как-то удержаться на коне. А так-то начинал он ещё при Лаврентии Палыче в МГБ СССР.

— Товарищи, — не стал он отступать от традиционного артикля, — я обойдусь без вступлений и перейду сразу к делу, разрешите? — обратился он к Романову, тот благосклонно кивнул. — Итак, что мы имеем в межнациональной сфере в Нагорно-Карабахской Автономной области в частности и в Закавказском регионе вообще. Начиная с апреля текущего года на очень многих предприятиях, учреждениях, колхозах и совхозах НКАО состоялись массовые сходки и собрания, которые в абсолютном большинстве выработали решения с просьбой передать НКАО в состав Армянской ССР. Это реальный факт.

— Да, Георгий Карпович, — подал голос Кеворков, первый секретарь Степанакерта, этнический азербайджанец. — Партийное руководство сделало немало попыток прекратить эту вакханалию, но к сожалению они не удались.

— Идём дальше, — Цинёв не отреагировал на слова Кеворкова, а просто перелистнул страничку и продолжил, — на прошлой неделе в центре Степанакерта перед тем зданием, где мы сейчас находимся, прошёл массовый митинг в поддержку изменения статуса НКАО. На нём присутствовало порядка двадцати тысяч граждан…

Все посмотрели на Кеворкова, но тот на этот раз промолчал.

— Следующий факт, — сказал тогда Цинёв, — позавчера в городе Агдам Азербайджанской ССР состоялся ещё один массовый митинг местных жителей, но котором были отмечены многочисленные незрелые призывы разобраться с карабахским вопросом по-мужски, так сказать…

Цинёв посмотрел на окружающих, но они никак не отреагировали, поэтому он продолжил.

— А после митинга группа мужчин в возрасте от 16 до 60 лет двинулась в сторону посёлка Аскеран, расположенного в НКАО. В руках у них были палки, лопаты, велосипедные цепи, было даже замечено холодное оружие. От Агдама до Аскерана около 7 километров, поэтому органы внутренних дел и госбезопасности успели отреагировать на это событие, установили кордон на единственном шоссе, соединяющем эти два населенных пункта, поэтому эскалации событий удалось избежать.

— Погорячились ребята, — впервые высказался азербайджанский лидер Багиров, — с кем не бывает. Я думаю, не стоит раздувать из этой мухи слона. Тем более, что ситуация с позавчерашнего дня успокоилась и вошла в рамки.

— Но это ещё не всё, — ответил Цинёв, — вчера и в первой половине сегодняшнего дня массовые митинги состоялись в Баку, Сумгаите и Ленкорани. На них прямым текстом призывали разобраться с армянским населением на территории Азербайджана и решить уже наконец армянский вопрос… прямо так и сказал некий гражданин Аванесов в Сумгаите…

— А это вызывает нехорошие ассоциации с известными высказываниями нацистов о еврейском вопросе, — сказал Романов то, о чем подумали все остальные.

— Итак, — перешёл к выводам Цинёв, — остаётся только констатировать тот факт, что межнациональные отношения в Азербайджане резко обострились, что в свою очередь требует принятия серьёзных мер. В том числе и по линии госбезопасности, — и он повернул голову в сторону Багирова, как бы передавая ему слово.

Багиров растерянно посмотрел по сторонам, но брошенную перчатку поднял.

— Товарищи, — начал он со стандартного неопределенного артикля, — я немного не понимаю обвинительного уклона в сторону нашей республики. В любом конфликте всегда участвуют две или более сторон… обычно две… и ответственность за возникновение конфликтной ситуации обычно делится между ними. Давайте будем объективными…

— Давайте, — поддержал его Романов, — только не надо забывать, что армянская сторона к силовым действиям не прибегала, в отличие от.

— Пока не прибегала, Григорий Васильевич, — поправил его Багиров, — неизвестно, что будет в дальнейшем. А по сути у меня будет только одно предложение — нашим органам необходимо выявить и изолировать зачинщиков, тогда все должно нормализоваться.

— Предлагаете перейти к методам, осужденным партией и народом? — с усмешкой спросил Романов. — Репрессии, конечно, исключать нельзя, но и упирать только на них будет неправильно. Товарищ Демирчян — ваша точка зрения, — передал он слово армянскому руководителю.

Тот собрался с мыслями и высказался:

— Я считаю, что ситуация близка к критической, страсти накалились и охладить их с помощью посадок главных лиц вряд ли удастся.

— И что вы предлагаете? — спросил Романов.

— Нужен какой-нибудь поворот, который отвлечёт внимание масс от этого конфликта… что-то очень серьёзное и затрагивающее интересы абсолютно всех. Тогда страсти поутихнут на какой-то период… а тем временем хорошо бы расположить в НКАО одну какую-нибудь часть советской армии, желательно на границе с Азербайджаном — это тоже остудит горячие головы.

— Про армию мысль хорошая, надо обдумать, — ответил Романов, а затем продолжил с большим интересом, — а что это за поворот, вы придумали?

Глава 21

— Здравую мысль высказал Джигарханян сегодня за обедом, — осторожно начал Демирчян, — чтобы временно поменять юрисдикцию Карабаха на российскую…

— И вместо того, чтобы ругаться друг с другом, армяне и азербайджанцы сплотятся и начнут ненавидеть оккупантов-москалей? — весело спросил Романов.

— Москали это украинский термин, — поправил его Багиров, а у нас ругательное наименование русских немного другое — гяуры.

— Ну это не так важно, а что по сути предложения скажете, Камрян Мамедович? — спросил его Романов.

— Так сразу ничего определенного, — начал тот, — требует обдумывания… хотя как временная мера вполне может себя оправдать.

— Можно ведь ещё поделить Карабах на две части, — это предложил секретарь карабахского обкома, — в одной пусть соберутся армяне, а в другой азербайджанцы… раз уж они вместе уживаются плохо, пусть забором будут разграничены.

— Сложно это, Борис Саркисович, — поморщился Романов, — тут же всплывет вопрос, как делить, в каких пропорциях, какие населенные пункты куда относить… хотя тоже можно обсудить.

— По итогам Первой мировой войны, — неожиданно вступил в дискуссию Цинёв, — я как раз недавно прочитал пару книг по этому вопросу, провели референдумы на спорных территориях. В основном на границах Польши и Германии. Под контролем наблюдателей из других стран. И эти спорные земли отошли к той стране, за которую подали больше голосов.

— Это какие, например? — спросил Романов.

— Верхняя Силезия, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся Цинёв, — а ещё Мазурия, это на границе Восточной Пруссии и Повиселья.

— И каковы же получились итоги референдумов?

— Они назывались плебесцитами, — уточнил Цинев, — но смысл тот же. И там, и тут население проголосовало за Германию. Но Лига наций, которая управляла этими процессами, поступила хитро — были рассмотрены итоги по каждому району, повяту по-польски. В итоге распилили примерно пополам и Силезию, и Мазурию.

— Предлагаете ООН привлечь к делу? — нахмурился Романов.

— А почему бы и нет? — оживился Демирчян, — там сейчас руководит Перес де Куэльяр, он очень неплохо к нашей стране относится.

— Это как-то совсем неожиданно, — растерянно проговорил Романов, — а что, и вы, и Багиров согласитесь с итогами голосования, каким бы оно не было?

— Я за, Григорий Васильевич, — быстро отреагировал Багиров, — народ Азербайджана, думаю, меня поддержит… кстати в голосование можно было бы включить не только Карабах, а и другие территории, которые, скажем так, вызывают межнациональные споры…

— Это какие территории? — довольно резко спросил Демирчян.

— Загнезур, Казах и Нахичевань, — тут же вылетело из Багирова.

— Так, минутку, — затормозил обсуждение Романов, — точнее пять минут на перекур, это надо обдумать.

Он встал, распахнул окно и закурил сигарету, остальные последовали его примеру, кроме Багирова — тот видимо не курил, поэтому налил себе полный стакан минералки и выпил до дна. Цинев подошел к Романову и они у окна о чем-то начали тихо беседовать, а Демичян вышел в приемную и набрал какой-то номер на местном телефоне. Пять минут плавно растянулись до десяти, после чего Романов пригласил всех обратно к столу.

— Георгий Карпович подал очень интересную мысль насчет этих плебисцитов… слово это, правда, имеет не очень хорошие коннотации, если вспомнить приход Гитлера к власти, поэтому пусть будет референдум. Есть предложение запустить подготовку к таким вот референдумам на всех спорных территориях нашей страны.

— Каких именно территорий? — уточнил Багиров.

— Кроме армяно-азербайджанской границы имеет смысл расставить все точки над и например в Молдавии — ни для кого не секрет, что левый берег Днестра там имеет довольно серьезные проблемы в общении в правым берегом.

— А ещё? — попросил Демирчян.

— Ферганская долина, — продолжил Романов, — там целый клубок территориально-национальных противоречий, надо бы этот узел разрубить, пока не полыхнуло. А еще Грузия с включенными в ее состав по непонятному принципу Абхазией и Южной Осетией… с это последней вообще анекдот, зачем было осетин делить на два лагеря, вряд ли кто-то объяснит.

— И на этом всё? — не унимался Демирчян.

— Если уж вы так настаиваете, то граница Украины с Россией проведена самым странным образом — ну какие украинцы из одесситов и харьковчан? Про Крым я уж и не вспоминаю, волюнтаристские заскоки Никиты Сергеевича мы исправили почти все, а передача Крыма Украине так и висит с 54 года тяжёлым грузом. Если там провести референдум, то могу с большой точностью сказать — абсолютное большинство будет за Россию. А для крымских татар можно выделить автономию. И вообще, если уж говорить все до конца… хотите узнать все до конца? — осведомился он у собрания.

Собрание с разной интенсивностью покивало головами и сказало «да» и «конечно хотим».

— Давно настала пора покончить с национальным унижением русских, вот что…

— А что вы понимаете под унижением? — спросил Багиров.

— То, что написал Владимир Ильич в работе «О национальной гордости великороссов», — любезно сообщил ему Романов, помните? У меня память хорошая, процитирую

Вот что говорил Ильич в этой своей работе:

«Не может быть свободен народ, который угнетает чужие народы», так говорили величайшие представители последовательной демократии XIX века, Маркс и Энгельс, ставшие учителями революционного пролетариата. И мы, великорусские рабочие, полные чувства национальной гордости, хотим во что бы то ни стало свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства, а не на унижающем великую нацию крепостническом принципе привилегий.

А это в ответе Сталину в 1922 году, когда шли дебаты по поводу формата Союза:

Необходимо отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетённой, национализм большой нации и национализм нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия, и даже больше того — незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений, — стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у нас третируют инородцев, как поляка не называют иначе как «полячишкой», как татарина не высмеивают иначе как «князь», украинца иначе как «хохол», грузина и других кавказских инородцев — как «капказский человек».

Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой «великой», нации (хотя великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда) должен состоять не только в соблюдении формального равенства наций, но и в таком неравенстве, которое возмещало бы со стороны нации угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни фактически.

— Хорошая у вас память, Григорий Васильевич, — не удержался от такой ремарки Демирчян.

— Спасибо, не жалуюсь, — любезно ответил Романов и продолжил, — смотрите сами, что вышло по факту… с момента Великой Октябрьской прошло 70 лет… почти 70, без малого… татар князьями у нас давным-давно никто не называет, украинцев хохлами, правда, иногда случается, но это уж в крайнем запале. Про поляков вообще речь не идет — они в отдельном государстве живут. Угнетения нацменьшинств со стороны русского большинства все эти 70 лет никакого и в помине нет, верно?

— Наверно вы правы, Григорий Васильевич, — осторожно высказался Багиров.

— Так почему же тогда, Камрян Мамедович, мы все эти 70 лет повторяем и повторяем эту ленинскую мантру про угнетение? Неравенство в минус русскому населению СССР многократно уже превысило тот ущерб, который они нанесли (кстати это тоже довольно спорный вопрос, нанесли ли, но сейчас про это не будем) меньшинствам. Получается, что у нас на практике применился принцип так называемой позитивной дискриминации, о котором так много говорят в странах капитала. Знаете, что это?

— Расскажите в двух словах, — попросил Демирчян.

— По-английски это будет affirmative action, а если совсем уже коротко, то заключается эта конструкция в предоставлении привилегий определённым группам, которые по мысли авторов некоторое время ранее подвергались неправомерной дискриминации по сравнению с остальными членами общества. Примеры — женщины, чернокожие граждане Америки и Великобритании, сексуальные меньшинства.

— Это негры и педерасты что ли? — бухнул Багиров.

— Можно и так их назвать, хотя это и противоречит политике так называемой политкорректности, — невозмутимо ответил Романов, которая сейчас истинный мейнстрим капиталистического мира.

— То есть вы хотите сказать, — продолжил логическую мысль генсека Демирчян, — что советские национальные меньшинства это примерно то же самое, что и педерасты?

— Ни в коем случае, — отбрил его Романов, — давайте отделять котлеты от мух — наши меньшинства это наши меньшинства, а педерасты пусть остаются на совести капиталистов. Я к чему веду свою речь-то, — продолжил он после небольшой паузы, — а не пора ли нам выбросить на свалку истории доводы о национальном угнетении со стороны государствообразующей нации… а русские именно ей и являются, 53 процента согласно последней переписи. При этом не надо забывать, что очень многие указали немного не ту национальность под давлением обстоятельств, на самом деле этот процент можно смело увеличивать где-то до 60–65.

— А как же труды основоположника нашего государства? — выдал наболевший вопрос секретарь карабахского обкома.

— Так сам же основоположник не раз говорил, что марксизм не догма, а руководство к действию, — улыбнулся во весь рот Романов. — То, что было правильно в далекие 20е годы, может сильно измениться в 80-е. До полной противоположности.

— То есть теперь, вы хотите сказать, русских угнетают другие нации? — задал наводящий вопрос Демирчян.

— Да, уважаемый Карен Серобович, именно это я и хочу сказать — посмотрите хотя бы на сельскохозяйственные рынки в любом российском городе, кто там правит бал и устанавливает завышенные цены?

Демирчян поперхнулся и ничего отвечать на этот скользкий вопрос не стал.

— Так возвращаясь к теме нашего сегодняшнего собрания, — сказал Романов, — давайте уже придём к какому-то определённому итогу…

— Предложение, собственно, только одно, — ответил Цинёв, потому что все остальные молчали, как рыбы, — провести референдум по самоопределению Нагорного Карабаха под контролем Организации объединенных наций. Вопросы по всем остальным территориям нашей страны, я думаю, можно пока отложить на некоторое время.

Глава 22

Прибалтика, через неделю

Следующую поездку Романов запланировал сразу в три прибалтийские республики, славящиеся в Союзе своими националистическими замашками. Первый остановочный пункт был запланирован в городе Вильнюсе, ранее Вильно, а еще раньше Вильна. Город с богатой историей и традициями при впадении реки Вильны в Нарес — когда-то сам Ягайло подарил ему магдебургское право, а Стефан Баторий основал здесь первый в Восточной Европе университет. Но все это было давно и покрыто мраком веков, а сейчас в июле 1985 года это был большой и красивый советский город в окружении вековых сосновых лесов.

В аэропорту Романова встречал текущий первый секретарь ЦК Пятрас Гришкявичус (грузный мужчина с двойным подбородком в возрасте хорошо за 60) и другие официальные лица. Согласно личному делу первого секретаря, которое предоставили из ведомства на площади Дзержинского, Гришкявичус был выселен из своего родного села в 40-м году, когда советские власти чистили прибалтийские регионы от вредных элементов. Работал в челябинском колхозе, честно воевал на фронтах, а потом в литовском партизанском отряде, далее пошёл по партийной линии. Ни в чем предосудительном замечен не был.

— Добрый день, Григорий Васильевич, — поприветствовал он Романова, — как семья, как здоровье?

— Спасибо, Пятрас Петрович, — откликнулся тот, — с семьей все хорошо, а здоровье в полном соответствии с возрастом. Давайте сразу к делу перейдём.

И они доехали на традиционном черном членовозе до старого здания аэропорта, построенного в далеком 1954 году в стиле «сталинский ампир». При согласовании визита было решено никуда не ездить, а переговорить, так сказать, не отходя от кассы — в депутатском зале терминала прилёта.

— Хорошо у вас тут, — сообщил Романов, когда делегация разместилась в удобных креслах вокруг массивного стола из мореного дуба, — хвоей пахнет. Обязательно к вам отдыхать приеду осенью.

— Милости просим, Григорий Васильевич, — немедленно откликнулся Гришкявичус, — дорогим гостям мы всегда рады.

— Но давайте уже к делу, — посерьёзнел лицом Романов, — а дел у накопилось великое множество… но самое главное на сегодня, пожалуй, это национальный вопрос… хотите поспорить? — спросил он, увидев на лице Пятраса выражение несогласия.

— Не так, чтобы очень сильно, — собравшись, ответил тот, — но поспорить бы мог — экономика на мой взгляд важнее. Людей как-то больше волнуют повседневные проблемы, как заработать денег и что на них купить.

— Базис в виде производственных отношений, конечно, это главное, — не стал спорить Романов, — классики учили об этом не один раз. Но и надстройкой пренебрегать не стоит, а потому начнем с национального вопроса.

— Начнем, конечно, Григорий Васильевич, — покладисто согласился Пятрас, — а что конкретно вы понимаете под этим? У нас, кажется, в республике все тихо и спокойно, никаких национальных волнений не наблюдается.

— Вот эти товарищи вам знакомы? — и он выложил на стол досье, где на первой странице красовались фото Витаутаса Ландсбергиса, Казимиры Прунскене и Регимантаса Адомайтиса.

— Этого, — Гришкявичус указал на Адомайтиса, — знаю, конечно — кто же его не знает, а с остальными не знаком. Кто эти люди?

— Лидеры дискуссионного клуба «Саюдис», — любезно разъяснил ему Романов, — зародыш сильного оппозиционного движения. Пока у них вся деятельность ограничивается разговорами на кухнях или в ресторанах, но это только пока.

— Вы меня заинтриговали, Григорий Васильевич, — снял очки Гришкявичус, — а когда это «пока» закончится, что будет?

— А будет вот что, дорогой Пятрас, — и Романов в течение следующих пяти минут коротенько пересказал ему будущее Литовской республики. — И русские станут тут у вас людьми второго сорта, а русофобия будет практически государственной идеологией… да, Игналинскую АЭС закроют просто потому что она построена руками проклятых оккупантов из России.

— Откуда вы это можете знать в таких подробностях? — ошарашенно спросил Гришкявичус.

— В ИНЭУМе, знаете такую организацию? Хорошо, что знаете — так вот там запущена очень высокопроизводительная ЭВМ, на которой и рассчитаны прогнозы социально-экономического развития нашей страны на пять лет вперед. Точность где-то около 90 процентов.

— Поразительно… — собрался с мыслями литовец, — но если эта ваша ЭВМ может выдавать такие прогнозы, то наверно она способна и на советы, как избежать таких неприятностей?

— В точку попали, дорогой Пятрас, — во весь рот уже ухмыльнулся Романов, — советов она выдала размером с большой письменный стол.

— И какой же главный совет, если не секрет?

— Какой уж тут секрет, — махнул рукой Романов, — именно для того, чтобы рассказать вам о способах предотвращения нежелательных событий в будущем, я сюда и приехал…

— Начнем по порядку, с Ландсбергиса. Он же, если я не ошибаюсь, в Вильнюсской консерватории трудится, занимается творчеством Чюрлёниса…

— Не могу ни опровергнуть, ни подтвердить, — виновато отвечал Гришкявичус, но тут один из членов его команды кивнул головой, и он сразу поправился, — хотя наши специалисты подтверждают этот факт.

— Очень хорошо, — продолжил Романов, — вот пускай он и занимается своим Чюрлёнисом. Наши специалисты не хуже ваших, они поработали в архивах, нашли много неисследованных документов по периоду пребывания оной личности в Петербурге…

— Да-да, — быстро подтвердил тот самый, который был в теме по Ландсбергису, — Чюрлёнис же жил там несколько лет, имел тесные контакты с объединением «Мир искусства».

— Правильно, — ответил Романов, — а кроме того в запасниках наших провинциальных музеев обнаружено несколько полотен предположительно его кисти. Вот этим надо и загрузить товарища Ландсбергиса — я думаю, на ближайшие 2–3 года ему будет не до оппозиционных кружков. Теперь второй фигурант, Прунскене…

— Я, кажется, вспомнил, кто это, — признался Гришкявичус, — она работает в Вильнюсском университете на экономфаке… доцент по-моему.

— Верно, — подтвердил Романов, — доцент, выдвигает достаточно радикальные идеи по перестройке советской экономики. Часто бывает на стажировках в зарубежных странах, последний раз в ФРГ. С ней вот как надо бы поступить… в институте США и Канады у Арбатова есть свободная вакансия в один из отделов — очень просто сделать так, что лучше Казимиры никого на эту должность не найдется. В Москве она будет оторвана от ваших местечковых игр в конспирацию и оппозицию.

— Никаких возражений, Григорий Васильевич, — откликнулся секретарь литовского ЦК, — а что делать с артистом?

— Это самое простое, — ответил Романов, — его тоже надо загрузить по полной программе — у нас вот-вот собираются снимать многосерийный фильм по Юлиану Семенову, называется «ТАСС уполномочен заявить».

— Я читал эту книгу, сильно написано.

— Согласен, а кино будет ещё лучше — Регимантасу самое место в актерском составе, там 3–4 главные роли приходятся на иностранцев, самая его творческая ниша. На год, если не на полтора он точно будет оторван от этого дискуссионного клуба.

— С основными фигурантами мы разобрались, — констатировал Гришкявичус, — но это ведь не самое главное. Наверно ваша ЭВМ выдала и более фундаментальные предложения.

— На три метра под землю смотрите, Пятрас Петрович, — засмеялся Романов, — наша ЭВМ много чего выдала, но я озвучу самые действенные с нашей точки зрения действия. Итак… в чём корень этой проблемы — неприязненных, скажем так, отношений коренного населения Литвы, да и всей Прибалтики к пришлым людям из остальной части страны?

— Это очень сложный вопрос, Григорий Васильевич, — осторожно начал Пятрас, — тут можно очень глубоко закопаться, если начать исследовать этот вопрос.

— Давай очень глубоко не будем, ограничимся 40-м годом, — предложил ему Романов. — Да, все три прибалтийские страны были аннексированы… назовем вещи своими именами… советскими властями летом 40-го года. Да, это произошло в результате соглашения СССР и Германии, известного под названием «Пакт Молотов-Риббентроп». Да, в отношении определенной части населения Прибалтики были допущены некоторые ошибочные действия. В частности ваша семья, Пятрас Петрович, была выселена куда-то на Урал, верно?

= Верно, — с некоторой натугой отвечал тот, — но лично у меня никакой обиды на советскую власть нет, до таких руководящих вершин я бы точно не поднялся при старом режиме.

— Есть, однако, и вторая сторона медали, — продолжил Романов, — за послевоенные годы в экономику Прибалтики были влиты огромные средства, если считать на душу населения, то примерно втрое больше, чем в среднем по Союзу. Построены тысячи предприятий, причём почти все в области высоких технологий. Введены миллионы квадратных метров жилья, среднегодовой прирост населения той же Литвы за 40 последних лет в несколько раз превысил довоенный уровень. Опять же культура и искусство — сколько фильмов было снято в период 18–40 годов?

— Не владею цифрами, Григорий Васильевич, — признался Гришкявичус.

— Зато я владею, — он открыл блокнот, — шесть штук. Причем все короткометражки. А после войны — знаете сколько?

— Приблизительно, — сказал Пятрас, — около пятидесяти наверно.

— Больше, — уверенно опроверг его Романов, — 98, по два с половиной в год. «Никто не хотел умирать» — шикарное же кино, согласитесь… оттуда, кстати, и появился на свет актер Адомайтис. Про театр, литературу, изобразительное искусство так и быть, не будем говорить в подробностях — все это расцвело именно при советской власти.

— С этим трудно спорить, — вежливо ответил Гришкявичус.

— Вот на этих фактах можно сделать упор в государственной пропаганде, — завершил свои рассуждения Романов, — а не на ошибках советской власти, которые давно осуждены на высшем уровне.

— Так может быть стоит слегка приоткрыть завесу тайны над этими ошибками? — с затаенной надеждой спросил Пятрас. — Это может расположить людей к властям, раз они прямо заявят об этих ошибках, значит будет гарантия неповторения их в будущем?

— Может быть, — буркнул Романов, — а может и не быть… я вам сейчас кратенько расскажу, что спрогнозировала наша ЭВМ на этот счет… ну если вывалить всю правду, приукрашенную враньем заинтересованных лиц, без этого же не обойдется, на всеобщее обозрение. Слушайте…

Примерно через десять минут обстоятельного рассказа Романова Гришкявичус сдался и сказал, что понимает всю ошибочность своего предложения.

— Однако, Григорий Васильевич, — продолжил он, — надстройка, конечно, дело важное, однако и о базисе не надо забывать — есть и пить каждый день надо в отличие от кинематографа…

— Я вас услышал, — ввернул Романов популярный оборот из будущего, которым злоупотребляла та самая девица из его сна. — Сейчас будет и базис, держитесь только крепче.

Литовец не совсем понял последнего предложения генсека, но на всякий случай ухватился за своё кресло.

— Итак, экономика, экономика и еще раз экономика, — уверенным голосом продолжил Романов, — наш компьютер из ИНЭУМа…

— Что-то, простите, из ИНЭУМа? — невольно перебил его Пятрас.

— Модное такое слово, — пояснил ему генсек, — в переводе с английского означает вычислитель — пока оно у нас не слишком распространено, но очень скоро про ЭВМ все забудут и начнут называть эти штуки компьютерами, помяните мое слово. Но мы отвлеклись — итак по поводу экономики наш компьютер сгенерировал два радикальных предложения. Первое — разрешение частного предпринимательства в нестратегических отраслях, второе — в Прибалтике и Калининградской области планируется открытие особой экономической зоны.

— Поясните пожалуйста насчет этой особой зоны, — попросил Гришкявичус, — слишком уж нехорошая история у этого слова «зона».

— Успокойтесь, Пятрас Петрович, — улыбнулся во весь рот Романов, — никакой колючей проволоки, охранников и сторожевых овчарок не ожидается. Льготный налоговый режим, специальные таможенные тарифы и возможность вкладывать прибыли в собственное развитие. На первом этапе задействованы будут главные прибалтийские порты — Светлогорск, Клайпеда, Лиепая, Рига, Таллин. Если все пойдёт по плану, подключим и остальные территории.

— Поясните, Григорий Васильевич, — попросил Пятрас, — уж очень тема новая.

— Охотно, — Романов откинулся в кресле и продолжил, — перенимаем опыт китайских товарищей, у них сейчас активно развиваются такие зоны на побережье, сейчас у них четыре такие зоны, Шаньтоу, Шаньчжень Сямэнь и весь остров Хайнань целиком. А готовятся к открытию еще штук десять. Что там сделано у китайцев в этих СЭЗ — очень льготные налоги для иностранных инвесторов, налог на прибыль, например, нулевой в течение пяти лет. Раз. Ориентация на экспорт — практически всё, что будет производиться в этих зонах, уйдёт обратно в страны, откуда пришли инвесторы. Два.

— Минутку, товарищ Романов, — притормозил его Гришкявичус, — а в чем заключается выгода иностранцев? Почему они именно сюда должны будут вкладывать деньги?

— Льготное налогообложение, я же сказал, — устало повторил Романов, — а вторая важнейшая деталь — меньшие затраты на оплату труда работников. Вы же не хуже меня знаете, что в Европе очень сильные профсоюзы и не менее агрессивные экологические организации. Профсоюзы не дают опускаться заработной плате работников ниже определённой планки, а экологи вынимают душу из промышленников своими придирками по незагрязнению окружающей среды.

— А у нас, значит, можно будет платить мало и загрязнять много? — задал логичный вопрос Гришкявичус.

— Увы, Пятрас Петрович, но это факт, от которого на сегодня нам никуда не деться — почасовые ставки работников у нас гораздо ниже, чем в Европе, а экологическое законодательство гораздо мягче. В дальнейшем будет определенная нивелировка условий у нас и в Европе, но это не быстро. А пока надо пользоваться естественными конкурентными преимуществами.

— Хорошо, я вас услышал, — воспользовался термином Романова литовец, — мне эта идея определенно нравится, только хотелось бы некоторой конкретики — пока у нас разговор исключительно теоретический… где, когда и что будет построено и когда примут соответствующие законы.

— Начну с конца, — сказал Романов, — законы будут приняты в течение полутора-двух месяцев, слово офицера. А что будет построено… сразу и не скажешь, тут должны пересечься желания инвесторов и хозяев территорий… могу только сказать, что корпорация Форд сейчас рассматривает вопрос о строительстве завода где-то в этой зоне. Могу дать контакты заинтересованных лиц с той стороны.

Глава 23

Китайская народная республика

— Вилли, что за шит? — это были первые слова Рейгана, когда глава ЦРУ Кейси вошёл к нему в овальный кабинет.

— Где шит? — осведомился тот, усаживаясь без приглашения на диванчик, — что-то ты загадками в последнее время говорить стал.

— В Китае шит, — любезно пояснил ему Рональд, — я бы даже сказал — булл-шит. Какого дьявола они начали крутить шашни с Советами, а мы про это ничего не знаем?

— Наше ведомство держит все под контролем, — не менее любезно ответил Кейси, — так что никакого шита не наблюдается.

— А почему я узнаю обо всем последним? Ты так меня не уважаешь, Вилли?

— Просто не было никаких значимых событий в последнее время, — пояснил тот, — чтобы бежать и докладывать о них.

— Совместный полёт на Союзе — это что, незначимое событие?

— Хм… — задумался директор, — на мой взгляд ничего особенного в этом нет — летали же на наших Шаттлах немец и араб, как его там…

— Принц Султан, — помог Рейган.

— Да, Султан, а у русских французы и индийцы — никаких далеко идущих выводов из полетов иностранцев в космос я бы не делал.

— Нет, Вилли — одно дело запустить гражданина дружественной нам страны, а Саудовская Аравия дружественна нам так, что больше не бывает, и совсем другое состыковаться с державой, с которой отношения на грани разрыва.

— Китай уже пару лет делает некоторые шаги в сторону Москвы, сразу после удаления от власти так называемой Банды четырех, это ни для кого не секрет. Их текущий лидер, Дэн Сяопин достаточно опытный и понимающий политик, так что это просто ещё одна небольшая подвижка в сторону потепления их отношений. Не больше.

— У непальцев есть хорошая поговорка на этот счет — маленький снежок рождает большую лавину. Как бы нам не увидеть в ближайшее время много других встречных шагов.

— Ситуация под полным контролем, Ронни, — директор развалился на диване еще больше, хотя казалось, что дальше некуда, — мы не дадим им зайти далее определенной черты. Сейчас два отдела моего ведомства работают над этим вопросом.

— Детали расскажешь?

— Всех, конечно, не открою, но намекнуть могу, — ответил донельзя довольный собой Вилли, — ну вот ты наверно знаешь о главной болевой точке в советско-китайских отношениях?

— Границы? — наугад предположил Рейган.

— Точно, у них даже был довольно интенсивный военный конфликт относительно островов на пограничной реке, как ее уж… Амур, да.

— И как это нам поможет, не понимаю? — хмуро спросил Рейган.

— Все очень просто — остров Даманский, это главная их спорная точка, де-юре должен принадлежать Китаю — он справа от главного фарватера Амура и Уссури, а именно по фарватеру когда-то они и разделились, слева Россия, справа Китай. А де-факто он российский, конфликт 69-го года оставил его в данной юрисдикции.

— И? — продолжил не понимать Рейган.

— Это еще не все по пограничным конфликтам — в том же 69 году отмечались столкновения и на западной части границы этих стран, например у озера Жаланашколь в Казахстане…

— Ох уж эти русские названия, — поморщился Рейган.

— Это скорее казахское название, — поправил его Кейси.

— Да какая разница, — отмахнулся Рональд, — для нас они все русские, — а Кейси тем временем продолжил.

— И еще что-то там было у поселка Дулаты, тоже где-то в Кахахстане — накал там, конечно, послабее был, чем на Даманском, но и это сбрасывать со счетов нельзя.

— Переходи уже к констатирующей части, Вилли, — попросил Рейган, видно было невооруженным глазом, что разговор этот ему надоел.

— У нас есть очень хороший агент влияния в Москве, не буду его называть во избежание… так вот, он имеет не самое уж прямое, но косвенное отношение к пограничным вопросам с Китаем -= мы его уже пару месяцев как озадачили таким вопросом… как бы реанимировать эти застарелые болячки в отношениях России и Китая. И он уже работает в этом направлении.

— Пол этому участку работы я все понял, — опять поморщился Рональд, — ещё что-то у вашего ведомства есть?

— Конечно, Ронни, — ответил Кейси, — все яйца в одну корзину мы класть не собираемся. Второе направление это межнациональная напряженность. Не секрет, что на западе Китая живет довольно много этнических меньшинств, те же уйгуры и тибетцы. Ну тибетцев мы трогать пока не будем, Россия тут не при чем, а уйгуры это в сущности те же казахи. Устроить небольшие волнения в Синьцзянском регионе и свалить все на русских это не слишком сложно.

— Обозначьте еще и третье направление, — попросил Рейган, — для ровного счета.

— Легко, — быстро вылетело из Кейси, — Афганистан… там у китайцев и русскихпрямо диаметральные позиции. Да-да, я знаю, что у нас есть некая договоренность с Романовым, что мы больше не лезем в афганские дела, но ведь у наших коллег из МИ-6 таких договоренностей нет, верно?

— Пожалуй ты прав, — задумался Рейган, — напоследок было бы неплохо вставить шпильку нашим заклятым друзьям с Лубянки. За ними большой должок числится еще со времен Вьетконга…

А примерно в это же самое время в Кремле товарищ Романов напутствовал товарища Примакова перед отъездом в Пекин.

Евгений Максимович, задание крайне важное и крайне ответственное…

— Мне не привыкать, Григорий Васильевич, — скромно отвечал тот.

— Китайцы это конечно не арабы, но восточный менталитет, он и в Африке такой, — пошутил Романов, — так что вам и карты в руки. Кто там сейчас руководит китайской разведкой?

— Некий Лин Юнь, 68 лет, с 38 года в компартии Китая, начал трудиться по этой линии еще до победы над Чан Кайши и образования КНР. Главный у нихпо безопасности с 83 года.

— Надо установить с китайской разведкой вообще и с этим Лин Юнем самые тесные контакты, — продолжил Романов. — Разрешаю проинформировать его о наших главных озабоченностях и возможных провокациях со стороны наших лучших друзей с коллективного Запада.

— Там еще Япония с Кореей в этом вписке значатся, — напомнил Примаков.

— Их тоже включите, — махнул рукой генсек. — И главное — успокойте китайцев насчет пограничного вопроса… скажите, что все вопросы будут решаться в самом тесном взаимодействии, а у Советского Союза нет ни малейшей претензии на существующие китайские территории.

— Непременно встанет вопрос о Даманском, — скромно сказал Примаков.

Романов встал, пробежался туда-сюда по кабинете, открыл шкаф и достал оттуда бутылку Джонни Уокера с черной этикеткой.

— Информированные источники говорят, что только такой виски пьет Рейган, — сказал он, разливая напиток по бокалам.

— Врут ваши источники, — не стал смягчать выражений Евгений Максимович, — Рейган совсем виски не пьет.

— А что же тогда?

— Вы будете смеяться, но пьет он красное вино и коктейль Оранж Блоссом — это такой поезд-экспресс в Калифорнии (Рональд же родом оттуда), а в его честь назвали такое вот пойло… я как-то попробовал, редкостная гадость.

— Ну и бог с ним, с Рональдом, — не совсем по-советски выразился Романов, — а мы выпьем… за успех вашей миссии.

Примаков продегустировал Уокера, поцокал языком, что означало высшую степень удовольствия (хотя голубая-то марка получше будет, сказал ему внутренний голос) и продолжил беседу.

— А с Афганистаном что, если вдруг поднимут такой вопрос? Мы же там до настоящего времени диаметральные позиции занимаем.

— По сведениям из моих источников… не улыбайтесь, на этот раз она более надежные… на западе Китая зреют волнения на национальной почве. Там живут в основном уйгуры, Что вы о них знаете?

— Так, — быстро собрался с мыслями Примаков, — это очень древний народ, гораздо древнее славян, например. У них богатая история, куча завоеваний и государств, но это все в далеком прошлом, а на сегодняшний момент их примерно 10 миллионов на Западе Китая и где-то 2 миллиона в Казахстане и Узбекистане. По официальным оценкам — а так называют и 30 миллионов в совокупности. Второй по численности народ в Китае после собственно ханьцев. Язык — одна из веток тюркского. Религия — мусульмане-сунниты. Но вас наверно, не эти детали интересуют?

— Да, хотелось бы что-нибудь ближе к вашей сфере деятельности, Евгений Максимович.

— Хорошо, — вздохнул тот, — факты из нашей сферы… официальный Пекин относится к уйгурам крайне недоверчиво — среди правящей верхушки распространено мнение, что они очень хотят отделиться от Китая, как та же Монголия… или присоединиться к Казахстану.

— А это соответствует действительности?

— Разве что процентов на десять, — Примаков показал двумя пальцами, насколько это мало, — но если продолжать долбиться в стенку лбом, то ситуация из потенциальной когда-то вырастет в действительную. К тому же ходят упорные слухи, что пекинские силовики устроили или собираются устроить так называемые лагеря перевоспитания для самых нелояльных с их точки зрения уйгуров.

— И что, они уже устроили такие лагеря?

— У меня… у нашего, то есть, ведомства таких данных нет, — развел руками Примаков, — хотя даже КГБ может не знать всех фактов.

— Понятно, Евгений Максимович, — задумался Романов. — Так я вот что скажу… в порядке предположения, естественно… хорошо бы разменять уйгуров на афганский вопрос.

— В смысле? — поднял брови Примаков.

— Они убираются из Афгана… или хотя бы сокращают сотрудничество с подконтрольными группировками до минимума, а мы делаем всё, чтобы успокоить их по уйгурскому вопросу.

— Насколько я знаю, Григорий Васиильевич, — сказал после небольшого раздумья Примаков, — в афганский узел сейчас конкретно залезает английская разведка… МИ-6 то есть, откуда родом Джеймс Бонд. Американцы же обещали уйти оттуда, но вместо себя они этих Джеймсов Бондов подставляют.

— Насчет МИ-6 у меня тоже есть небольшое предложение, — сказал Романов, предварительно осушив бокал с виски до дна.

— Какое?

— Намекните кому-нибудь из них при случае, что мы полностью в курсе операции Льотей…

— А почему я не в курсе? — удивился Примаков.

— Сейчас и вы будете, — пообещал Романов, разливая новую порцию Уокера.

Глава 24

Ирано-иракская война

Почему и зачем начался этот вооруженный конфликт в 80 м году, когда проводилась Московская Олимпиада — тайна, покрытая мраком. Все помнят, конечно, что годом ранее в Иране случилась шиитская революция, шаха свергли, американское посольство захватили, во главе государства встал религиозный фанатик Хомейни. При этом основной упор в пропаганде у них делался на двух дьяволов — большого в виде американского империализма и малого в лице советского экспансионизма. Ну и монархии Персидского Залива тоже у иранцев вызывали негативные эмоции.

Как в этот логический ряд затесался Ирак во главе с товарищем Саддамом, понять сложно — там же как бы народная демократия была с элементами мусульманства. Ну поддерживал Хуссейн хорошие отношения одновременно и с американцами, и с русскими, что же, бить за это? А Ирак хотел половить рыбку в мутной воде и захапать то, что плохо лежит, по его мнению — часть спорных территорий, где теоретически должны иметься нефть и газ. Пока в Иране не отошли от революционного угара.

Формальным поводом к началу войны стал территориальный спор по реке Шатт-эль-Араб, Ирак считал, что она целиком им принадлежит, а Иран — что только до фарватера. Ну и плюс какие-то три скалы в Персидском Заливе, никому не нужные, Иран посадил на них по взводу пулеметчиков, а Ирак высказал мнение, что это неправильно.

Короче говоря, 19 сентября 80 года Хуссейн денонсировал Алжирские соглашения по Шатт-эль-Арабу (переводится с арабского это название незамысловато, «Арабский берег»), а 22 сентября началось иракское вторжение. Силы сторон были примерно равны, у Ирака чуть больше танков, у Ирана немного лучше с самолетами, численности же сухопутных войск почти точно оказались равны. И все это неминуемо выродилось в бесконечное позиционное перетягивание каната типа франко-германского противостояния в Первой мировой.

В 85 году все давно уже поняли, что победителя тут не будет, но с переговорами почему-то никто не спешил — ждали наверно, когда противник сморгнет первым. Любопытными особенностями этого последнего этапа войны были две вещи — так называемая танкерная война, в которой обе стороны не особенно разборчиво топили нефтеналивные суда друг друга и третьих стран, раз. А два это были удары по мирным городам друг друга, в связи с чем ООН даже выдал пару гневных призывов прекратить это безобразие. Но вот ведь какая особенность — нефтяные промыслы в обеих странах никто не трогал, понимали, что это путь в никуда. Нефтегазовые доходы обеспечивали от половины до двух третей бюджетов обоих государств, так что…

Поэтому-то намеки Примакова на ракетные удары по нефтянке Ирана Хуссейн воспринял весьма отстраненно, пообещать пообещал, конечно, но с русской поговоркой «обещанного три года ждут» он был хорошо знаком. Эмиссар Кремля Сергей Лавров сидел в Багдаде вторую неделю и никак не мог добиться аудиенции у главного иракца…

— Я вас слушаю, — сказал Лавров по защищенной линии, когда до него дозвонился Евгений Максимович.

— Как успехи, Сергей Викторович? — поинтересовался Примаков.

— Если честно, Евгений Максимович, — ответил Лавров, — то никак. Не хотят они ударять по нефтепромыслам и точка.

— С кем беседовали?

— С Азизом, министром иностранных дел, с аль-Маджидом, командующим Южным округом и с Хаммади, спикером Национального совета.

— Последнего сразу вычеркните из списка, он ничего там не решает, — ответил Примаков, — а первые двое что сказали?

— Много красивых восточных слов они сказали, а конкретного ничего. Не хотят они открывать этот ящик Пандоры — если побомбить к примеру Южный Парс и Адеганган, то следующим этапом будет бомбардировка Киркука и Западной Курны. А это никому не надо…

— Хорошо, я вас понял, Сергей Викторович, -= с небольшой задержкой ответил Примаков, — а как насчет случайных попаданий по сопредельным государствам?

— Тоже есть проблемы, — сказал Лавров, — у Ирака сейчас мир с большинством монархий Ближнего Востока, а тут придется объясняться, очень вероятна конфронтация со всеми вытекающими. А саудовцы очень влиятельны… и денег у них на порядок больше, чем у Ирака.

— Значит, надо думать, Сергей Викторович, — произнес ни к чему не обязывающую фразу Примаков, — я отъезжаю в Китай примерно на неделю, к своему приезду жду ваших конструктивных предложений.

— Я вас понял, — хмуро ответил Лавров, положил трубку секретной линии на рычаг и отправился размышлять над тайнами мироздания.

Лавров решил прогуляться по Багдаду, может тогда какие-нибудь умные мысли на ум придут. Третий секретарь посольства СССР, он же резидент Службы внешней разведки товарищ Гурзо, подумал немного и отпустил его одного. Все же военных действий никаких нет, про террористов давно ничего не слышно, а у простых иракцев вполне себе дружеское отношение к русским.

— Я недолго, — сказал Сергей Викторович, — только по Абу-Нувас пройдусь и кофейку попью.

Абу-Нувас это вообще-то был знаменитый арабский поэт, придворный стихотворец самого Гаруна аль-Рашида… да-да, того самого, который в переодетом виде ходил по городу и слушал, что про него народ говорит. А потом его именем назвали главную эспланаду Багдада, которая тянется аж на 15 километров вдоль берега Тигра. На этой Абу-Нувас имели место миллион кофеен и забегаловок с кебабом, лавашем, фатушем, бирьяни и долмой… да-да фарш с рисом, завернутый в виноградные листья не только в Армении популярен. На десерт тут могли предложить сто вариантов фиников и пахлаву. Ну и чай с кофе, конечно, это совсем уже два национальных напитка иракцев.

Вот с алкоголем здесь было сложно — хотя власть в стране сейчас была наполовину светская, но другая половина ее категорически сопротивлялась нарушению духа и буквы Корана, в котором, как известно, товарищ Мухаммед сказа следующее «О вы, которые уверовали! Вино, майсир, жертвенники, стрелы — мерзость из деяний сатаны. Сторонитесь же этого, — может быть, вы окажитесь счастливыми! Сатана желает заронить среди вас вражду и ненависть вином и майсиром и отклонить вас от поминания Аллаха и от молитвы». Туманные майсир из этой сутры — не более, чем азартная игра на тушу убитого верблюда. Ну а жертвенники и стрелы это укор в сторону язычества, которое мусульмане изживали так же долго, как и славяне.

Так что ни вино, ни водку, ни даже пива купить на Абу-Нувас увы, было невозможно. Легально, конечно. Из-под полы тебе что хочешь могли достать, хоть самого черта лысого, но все проблемы с правоохранительными органами в этом случае доставались покупателю лысого черта. Лавров и не собирался пить ничего крепкого, в посольстве этого добра было припасено немало, а просто он зашел в давно облюбованный духанчик с нехитрым названием Бахлул Багдад (дурацкий, значит, Багдад) и попросил чашку кофе по-турецки, на песке который готовится.

— О, Серхио! — обрадованно провозгласил типичный араб из-за соседнего столика, маленький, пузатый и веселый, — Сколько лет, сколько зим!

— Рашид? — по лицу Лаврова пробежала волна узнавания, — аль-Фалих? — с ним он учился в МГИМО на Восточном отделении с 68 по 72 год.

— Для тебя просто Рашид, — просиял тот, пересаживаясь за его стол. — Сколько ж времени-то прошло с нашего выпуска?

— Да не так уж и много, — прикинул в уме Сергей, — всего 13 лет. Как живешь, Фарид? Женился наверно, гарем себе завел?

— Да ты что, — испуганно отмахнулся тот, — нынешняя политика не поощряет многоженства. Да и не прокормишь его, этот гарем… так что жена у меня есть, но одна-единственная. А ты как живешь и что тут у нас делаешь?

— Тоже женился, сразу после выпуска — ты не хуже меня знаешь, что дипломат в СССР должен быть женатым, иначе никуда не выпустят.

— Да уж, помню я такое правило, — погрустнел Рашид.

— А здесь я по линии МИДа, один вопрос решаю с вашим правительством. Ты-то где работаешь?

— Тоже в министерстве, но не иностранных дел, а внешнеэкономических связей. Продаю нефть капиталистам.

— Хорошее место, — улыбнулся Лавров, — рыбное. Дом, наверно, свой построил?

— Строю… на том берегу Тигра, в пригороде. Куча денег уходит на него в кредиты влез.

— По Корану же у вас запрещено давать деньги под проценты? — проявил знание матчасти Лавров.

— Коран много чего запрещает, — вздохнул Рашид, — а жить-то как-то надо, слышал наверно такое понятие «исламский банкинг»?

— Краем уха, — ответил тот, — значит у тебя все отлично? Учеба в МГИМО-то как, помогла в жизни?

— Знаешь, Серхио, — с грустью ответил Рашид, — вспоминаю всю свою жизнь, я теперь ясно понимаю, что МГИМО это было самое светлое пятно в ней.

— Вот даже как, — озадачился Лавров, — ну, если положить руку на сердце, то у меня примерно то же самое.

— Слушай, Серхио, — вдруг перешел почти на шепот он, — я же вижу, у тебя серьезные проблемы — расскажи, вдруг я чем помогу…

И Сергей Викторович мысленно махнул рукой и рассказал ему всё, что наболело за последние две недели. Без излишних подробностей — про бомбежку нефтепромыслов, конечно, он умолчал, но свои хождения по мукам в лабиринтах багдадской бюрократии описал подробно.

— Ты не с того конца зашел, — ответил ему после недолгого размышления Рашид. — Давай встретимся завтра… нет лучше послезавтра вот по этому адресу, — и он начеркал на листочке адрес по-русски, — надеюсь, я смогу тебе чем-то помочь. Только…

— Только долг платежом красен, — ухмыльнулся Лавров, — рассказывай о своих незадачах, вдруг и я на что-то сгожусь…

Глава 25

Фестиваль молодежи и студентов

Романов на этот раз пригласил руководителей советской молодежи и деятелей культуры, чтобы еще раз обкатать новые идеи к фестивалю молодежи. Был первый секретарь ЦК ЛКСМ Виктор Мишин, министр культуры Петр Демичев, собственно председатель оргкомитета фестиваля Семен Липский и другие официальные лица, среди которых почему-то затесался товарищ Чебриков.

— Все готово к приему дорогих гостей? — строго спросил Романов у Липского.

— Григорий Васильевич, — прижал он руки к груди, — ночей не спали, поесть забывали, полгода готовились.

— Есть все же не надо забывать, — укорил его Романов, — это плохо сказывается на пищеварении. Сколько ожидается приезжих?

— По предварительным заявкам — около 35 тысяч… больше всего из ГДР и Болгарии.

— Ну что же, — примирительно отвечал Романов, — это хорошо, это хорошо… большее количество иностранцев в Москве было, кажется, только когда Наполеон ее взял — тогда то ли 70, то ли 80 тысяч французов заехало. Открытие в Лужниках планируется?

— Точно так, — кивнул Липский, — 27 июля в 19.00 по московскому времени.

— Мне наверно придется речь сказать… — задумчиво предположил Романов.

— Да, — ответил комсомольский лидер Мишин, — тогда эффект будет больше. Аккредитовано больше тысячи иностранных корреспондентов и 35 телекомпаний, все собираются транслировать открытие в прямом эфире.

— Это хорошо, это хорошо, — повторил Григорий Васильевич, — а что там в культурной программе предусмотрено?

Демичев полистал свои записи и начал зачитывать:

— С нашей стороны это Алла Пугачева, Валерий Леонтьев, София Ротару, Анне Вески, Михаил Боярский, Юрий Антонов, ансамбли «Земляне», «Машина времени», «Цветы», «Интеграл». От стран народной демократии — Карел Готт, Бисер Киров, Марыля Радович, балет телевидения ГДР. От западных стран — Дин Рид, Боб Дилан, группа «Эврисинг бат зе герл».

— Что-то я ничего не слышал про последнюю, — выдал ремарку Романов.

— Британский музыкальный дуэт, — прочитал пояснение Демичев, — набирает популярность на родине и в остальной Европе.

— Слабовато, — поморщился Романов, — давайте уже покажем открытость нашей страны остальному миру…

— И как это сделать? — осведомился Демичев.

— Да пусть будут выступать те группы, которые сейчас слушает молодежь — фестиваль же молодежный, а мы им подсовываем старичков типа Пугачевой или Карела Готта. Насколько я в курсе, сейчас в большой моде в молодежной среде группы Круиз, ДДТ и Кино, вот их и пригласите.

— А список иностранцев тоже нуждается в коррекции? — осторожно спросил Липский.

— Непременно, — отрезал Романов, — ну Боб Дилан еще туда-сюда, хотя и на грани, его популярность давно миновала. А эти вот Герл совсем уже никуда не годятся.

— И кого же вы предлагаете? -= спросил Демичев.

— Да хотя бы Модерн Токинг — на первых местах всех хит-парадов сейчас идет, — ответил Романов. — Еще на слуху Дюран-Дюран и Аха.

— Это будет сложновато, — задумался Демичев, — за две недели никто гастроли не согласует.

— Я вас умоляю, — усмехнулся Романов, — намекните, что они смогут снять клип на Красной площади, и завтра же выстроится очередь. Можно и старичков позвать, но заслуженных — у Пол Маккартни, насколько я знаю, сейчас небольшой творческий кризис, он вполне мог бы приехать за новыми творческими впечатлениями. Группа Квин жива и здорова и наверняка захочет выступить в Лужниках. Да и Пинк Флойд очень неплоха до сих пор…

— У Пинк Флойд были незрелые тексты, — вспомнил Демичев, — поэтому они у нас в черных списках.

— Это было давно, — ответил Романов, — пора бы уже и обновить эти ваши списки. Ладно, по исполнителям я вам техническое задание выдал — какие еще узкие места есть? — обратился он к Липскому.

— В прошлый фестиваль, — решился высказаться Мишин, — который в Москве был…

— В 57-м году, — помог ему Романов.

— Да, в 57-м… во время его проведения было очень много несанкционированных половых связей советских женщин и девушек с иностранцами… появилось даже такое понятие «дети фестиваля».

— Да может это и не так плохо, — задумчиво отвечал Романов, — если наши девушки совершеннолетние, то пусть сами думают и решают, с кем связываться. Еще что-нибудь?

— Надо бы запретить продажу алкоголя во время фестиваля, — предложил Липский, а то мало ли что может случиться…

— Я считаю, что это лишнее, — поморщился Романов, — вот курение ограничить было бы неплохо, а крепкие напитки все равно ведь найдут, где взять, только сомнительного качества.

— У меня есть ещё один вопрос, — вдруг сказал Чебриков, — но его лучше бы обсудить в более тесном кругу…

— Ясно, — быстро схватил суть Романов, — тогда мы с вами, наверно, распрощаемся, товарищи Мишин, Демичев и Липский. А с товарищем Чебриковым поговорим о мерах безопасности, так?

— Совершенно верно, Григорий Васильевич, — ответил ему глава КГБ, когда остальные вышли, — о безопасности вам и хотел сообщить кое-что.

— Со всем вниманием слушаю, Виктор Михайлович…

— Дело в том, что по оперативной информации из очень надежных источников стало известно…

— Из источников? — перебил его Романов. — Значит их больше одного?

— Да, три штуки, причем перекрестная проверка прошла успешно. Так вот они сообщают, что в Пакистане и на подконтрольных боевикам территории Афганистана в начале этого года было подготовлено порядка полутора десятков моджахедов с целью заброса в СССР и проведения терактов во время нашего фестиваля.

— Очень интересно, — задумался Романов, автоматически закуривая сигарету. — продолжайте, Виктор Михайлович.

— Имена десяти потенциальных террористов установлены точно, по остальным ведется работа…

— А почему всех не идентифицировали?

— Сложная работа, Григорий Васильевич, не хватает наших связей в Пакистане. К тому же на учебе они всегда находились в масках, что усложняет…

— Национальности у них какие?

— Все те, кого мы установили, из наших среднеазиатских республик, больше всего таджиков. По-русски, то есть, они все говорят отлично.

— Переброска к нам уже началась?

— Да, первую тройку они запустили неделю назад, маршрут, насколько мы знаем, у них лежит через Европу. В Хельсинки садятся на паром до Ленинграда, а далее поездом в Москву как добропорядочные гости фестиваля. Паспорта у них настоящие, МИ-6 постаралась — либо пакистанские, либо индийские, у англичан очень хорошие связи с чиновниками этих стран.

— Опять Индия, — поморщился Романов, — не надо было их пускать к нам после того, что они учинили в июне.

— Решением Политбюро им выделили квоту в пятьсот человек, — напомнил Чебриков. — К тому же они полностью признали свою вину и готовятся платить компенсации за ущерб.

— Ладно, — махнул рукой Романов, — хрен с ними, с индийцами. По террористам какая последняя информация?

— Наша служба тщательно отслеживает все паромы, прибывающие из Финляндии… и из Швеции тоже. Задействованы служебные собаки, натасканные на динамит.

— А если взрывчатку они здесь получат? — сразу ухватился за это ниточку Романов, — тогда никакие собаки не помогут.

— Маловероятно, Григорий Васильевич, — отмахнулся Чебриков, — у нас все же не Ближний Восток и не Африка, динамит достать непросто.

— А если вы установили их личности, наверно и фото тоже есть?

— Фото есть, — согласился Чебриков, — по девяти из десяти лицам. Но они спокойно могли и изменить внешность…

— Пластическая операция? Это же долго и болезненно, — заметил Романов.

— Не обязательно, — отвечал КГБ-шник, — есть сто разных способов менять внешность без операций — тональный крем, например, подкладки в нос и под щеки, изменение прически и краска для волос… бороду, наконец, могут сбрить, у кого она есть, а у кого нет — наоборот отпустить. Так что фото может и не помочь.

— А паспорта у них точно будут только индийские и пакистанские?

— По нашим данным да, только такие…

— Может быть тогда есть смысл просто заблокировать въезд этим гражданам? Хотя бы через паромные переправы?

— Будет большой дипломатический скандал, — напомнил Чебриков.

— Ну это во всяком случае лучше, чем взрыв в Лужниках, к примеру… во время церемонии открытия, к примеру…

— На входе в основные объекты фестиваля будут поставлены рамки-детекторы — с металлическими предметами и взрывчаткой туда пройти не получится.

— Даже и вне таких объектов если что-то взорвется, скандал будет гораздо громче того дипломатического. И потом, нельзя зацикливаться на взрывчатых веществах — а если им придет в голову использовать химическое, например, оружие? Или бактериологическое? В самом крайнем случае они и грязную радиоактивную бомбу могут применить.

— Это совсем маловероятно, Григорий Васильевич, — устало отвечал Чебриков, — американская и английская разведка все же берега видят — если всплывет на поверхность, что они подготовили ядерный теракт против СССР, это будет совершенно невообразимый скандал мирового уровня. Так что иметь ввиду мы такие факторы, конечно, имеем, но ориентироваться все же стоит на динамит.

— Хорошо, Виктор Михайлович, — устало сказал Романов, — я вас услышал. Надеюсь, что обеспечение безопасности гостей и участников молодежного фестиваля в надежных руках. Может быть, подключить Ивашутина?

— Хм, — задумался Чебриков, — мне представляется это чрезмерным — у военной разведки немного другая сфера интересов. Да и путаться мы друг у друга под ногами будем… вот из МВД хорошо бы переподчинить нам часть сотрудников, ту же дивизию Дзержинского.

— Все указания я сделаю немедленно, считайте, что дивизия Дзержинского уже выполняет ваши указания, — сказал Романов, и на этом беседа завершилась.

Глава 26

Москва-Лима-Карабах

Фестиваль молодежи прошел относительно спокойно, была зафиксирована всего одна попытка взять заложников в помещении пресс-центра мероприятия, да и та закончилась пшиком. Среди взятых в заложники оказалось двое сотрудников КГБ под прикрытием, первый был корреспондентом ТАСС, а второй журналистом «Московского радио», нашего аналога «Голоса Америки» или допустим «Немецкой волны». Эти сотрудники с скрутили незадачливых террористов в кратчайшие сроки.

Круиз, ДДТ и Кино все же в итоге выступили на фестивале. На одной площадке и по одному разу, но резонанс был приличный — Шевчук и Цой получили приглашения от нескольких стран выступить с гастролями. А вот с именитыми западными исполнителями случился провал, как и утверждал Липский, график всех их выступлений на ближайшие год-два был давно сверстан. Удалось заполучить в Москву только старину Пола Маккартни с его текущим коллективом под названием Крылья. Но советские зрители и этому были рады, ажиотаж перед концертом был чудовищный, билеты перепродавали по десятикратной цене и выше.

А после фестивали Романов принял решение форсировать решение национальных вопросов, начав при этом с самой больной точки, с Нагорного Карабаха… переговоры с ООН вообще и с его генеральным секретарем Пересом де Куэльяром взял на себя все тот же неутомимый Евгений Максимович Примаков. Они встретились на родине генсека, в столице Перу, которая называется Лима. У Переса там имелся собственный дом в пригороде, огромный и нелепый, полный многочисленной родней.

— Рад вас приветствовать, господин Примаков, — улыбнулся он во все 32 зуба, когда встретил гостя в аэропорту, — добро пожаловать на гостеприимную землю Перу.

— Может называть меня просто Эухенио, — предложил тот.

— Тогда и вы зовите меня Хавьер, — ответил Перес, — самое распространенное имя в Южной Америке. Желаете ознакомиться с перуанскими достопримечательностями?

— А вы знаете, Хавьер — не откажусь, — улыбнулся Примаков, — когда ещё попадешь в такой экзотический край.

— Я это предвидел, — довольно отвечал генсек ООН, — и поэтому предпринял некоторые предварительные меры — для начала вы ознакомитесь с местными гастрономическими особенностями, а следом мы сразу вылетим в Мачу-Пикчу. Знаете, что это?

— Слышал, конечно, но не в больших подробностях.

— Хорошо, подробности последуют непосредственно во время посещения этого города, а пока у нас в программе национальные еда и напитки…

И они в сопровождении двух карбаинеров устрашающего вида сели в джип и отправились в один из ресторанов столицы Перу, их здесь было великое множество.

— Я позволил себе сделать заказ за вас, Эухенио, — сказал Перес, когда они уселись за столик в тенистом дворике, — на первое касуэлу, это такой густой суп и мяса, рыбы и овощей, хорошо тонизирует. На второе козье мясо в горшочках под названием Секо де Кабрито, ну а на сладкое тежа, конфеты из абрикосов и орехов. Запивать все это рекомендуется инка-колой, напиток на настоящих листьях колы, а не то, что в Штатах торгуют под этим именем. Если желаете что-то покрепче, то советую писко — бренди с соком лайма и мятой.

— Замечательно, — ответил Примаков, — сразу все вместе и попробую, а пока тост… вы же наверно знаете, я родом из Грузии, у нас там принято говорить тосты по любому поводу.

— Внимательно слушаю, Эухенио, — откинулся на спинку кресла Перес.

— Один старый мудрый грузин говорил: «Если хочешь быть счастлив один день — напейся. Если хочешь быть счастлив одну неделю — заболей. Если хочешь быть счастлив один месяц — женись. Если хочешь быть счастлив один год — заведи любовницу. А если хочешь быть счастлив всю жизнь — будь здоров, дорогой!!!» Так выпьем же за счастье всех присутствующих.

— Глубоко, — задумался Перес, — тогда и у меня тоже будет ответный тост — Лима хоть это и не Грузия, но красиво говорить и тут умеют — будет немного длинно.

— Жду с нетерпением, — сказал Примаков, поглощая аппетитно пахнущую касуэлу.

— Так вот… одна местная легенда гласит, что в окрестностях Арекипы, в пещере, рядом с подземной рекой хранились несметные сокровища. Однажды человек, который задался целью отыскать эти сокровища и разбогатеть, отправился на поиски. Вычислив расположение пещеры, следуя вдоль подземных ручьёв и используя различные техники, он наконец нашёл долгожданное сокровище. Когда он держал в руках драгоценности и видел перед собой огромное количество золота, то уже считал себя богачом, но вдруг сокровище стало уменьшаться под лучами солнечного света, пока не исчезло совсем. А вместо него у руках у этого человека оказались семена некого растения. Человек посадил эти семена и из них выросла кока. Так выпьем же за реальные, а не иллюзорные ценности этого мира.

— Браво! — похлопал в ладоши Примаков, — такого у нас в Грузии точно не придумают.

Перес скромно поклонился, после чего прием пищи прошел уже без тостов и дальнейших разговоров. По окончании хозяин пригласил гостя на ближайший частный аэродром.

— Я как знал, что вы согласитесь, поэтому забронировал самолет, прямо сейчас можно вылететь — сначала у нас будут наскальные рисунки в пустыне Наска, а потом уже и Мачу-Пикчу. Возражения есть?

— Возражений нет, — тут же откликнулся Примаков, — готов к труду и обороне, как пионер из моей родной страны.

Близко или нет, но до пустыни Наска они летели добрый час, наконец горы закончились и потянулась желто-коричневое плато с характерными скальными выступами.

— Ну вот, — сказал Перес, — это наша главная национальная достопримечательность, геоглифы Наски. Вот обезьяна (и он очертил руками завитый кольцами хвост животного), это паук, а там колибри.

— Красиво сделано, — признался Примаков, — прямо как пиктограммы у современных дизайнеров. А что все это означает, расскажете?

— Охотно, только после посадки, — и Сессна зашла на крутой вираж на краю пустыни.

После того, как винты остановились, двое мужчин выпрыгнули на спрессованный веками песок, Примаков было хотел пойти вперед, но Куэльяр придержал его за рукав.

— Там запретная зона, смотреть можно, ходить нельзя.

— Все понял, быстро сориентировался Примаков, — итак, жду ваших пояснений относительно этих рисунков.

— Появились они, — начал сеньор Перес, — в период начала правления инков, это 12 век, самый конец. Что они означают, до сих пор до хрипоты спорят специалисты. Вы смотрели, наверно, фильм «Воспоминание о будущем»…

— И даже читал книгу Дейникена, — признался Примаков.

— Шарлатаны они оба, что режиссер Райнль, что сценарист Дейникен, — твердо ответил Перес, — все эти бредни про палеоконтакт годятся только для желтой прессы.

— А зачем же тогда их нарисовали, — поинтересовался Примаков, — эти огромные рисунки, которые только с высоты птичьего полета и видны. И еще из космоса.

— Тут есть множество версий, выбирайте, Эухенио, — монотонно продолжил Перес, когда они прогуливались вдоль заградительного барьера, отделяющего посадочную полосу от остальной пустыни Наска, — ритуальная — они выполняли функцию божественной проекции с небес на землю, астрономическая — это диаграмма звездного скопления в созвездии Ориона, лингвистическая — в рисунках зашифрован некий текст, адресованный потомкам. Достаточно?

— А к какой версии склоняется современная перуанская наука?

— Я точно не знаю, — растерянно ответил сеньор Перес, — но на мой личный взгляд астрономия как-то ближе к теме.

— Впечатляет, — сказал Примаков после небольшого размышления, — в России такого даже и близко нигде нет. А теперь давайте уже двинемся к вашему старинному городу, как его…

— Мачу-Пикчу, — подсказал Перес, — давайте двинемся, я не против.

Перелет до этого города занял еще битый час, в течение которого они попали в воздушную болтанку. Примаков с летчиком удержались в рамках, а бедный Куэльяр пару раз сблевал в предусмотрительно подготовленный пакет.

— Ну вот, наконец мы и на месте, — сказал с прояснившимся лицом Перес, когда они приземлились на крошечном пятачке рядом с этой культурной ценностью. — У инков вообще-то было немало аналогичных городов, но практически все они были разрушены конкистадорами. А Мачу-Пикчу уцелел, потому что дорога, наверно, сюда была очень непростой.

— Красиво, — сказал Примаков, обозревая Храм солнца и Башню принцессы, — наверно, все это еще и золотом было обложено.

— Да, вы абсолютно правы, когда-то оно было золотое, — отвечал Перес, — но сами понимаете, века и грабители не способствуют сохранению ценностей. А вот местная ресторация, может отдохнем немного за кружкой-другой местного напитка?

Примаков охотно согласился и через пять минут они уже дегустировали чичу де хора — местную самогонку на базе кукурузы, сильно разбавленную на вкус российского гостя.

— Так вот, сеньор Перес, — начал давно задуманный разговор он, — насчет наших проблем…

— Да-да, сеньор Эухенио, — откликнулся тот, — я как раз собирался поговорить на этот счет…

— У вас тут в Перу хотя бы национальных вопросов не стоит, — продолжил Примаков, — в отличие от СССР.

— Вы правы…уж с чем-с чем, а с этим делом у нас полная гармония.

— А у нас к сожалению нет — про Нагорный Карабах вы наверно не в курсе, пояснить?

— Почему это не в курсе, я остаточно подробно изучил эту тему, — обиделся он, — так что можете переходить прямо к основным вопросам.

— Хорошо, — Примаков допил слабоалкогольный коктейль и перешел к делу, — Кавказ это просто какой-то заповедник наций, национальностей и разных языков, в одном Дагестане их под сотню. Но у нас речь не про Дагестан, там все худо-бедно спокойно, а про Карабах, перекресток влияния армянского и тюркского мира. На заре советской власти в начале 20-х годов эта территория была отписана Азербайджану, хотя большинство населения там составляли армяне.

— И в связи с чем это произошло?

— Сложно сказать, — поморщился Примаков, — времена были сложные, да и незачем ворошить старое, надо разбираться с настоящим. Так вот, 85% Карабаха это армяне, и они хотят жить в Армении, а существующие границы определяют их в Азербайджан.

— Такое бывает в нашем мире, — философски заметил Перес, — ничего, привыкают и живут как-то в существующих границах.

— Это верно, но иногда ситуация выходит из-под контроля и требует экстренных мер…

Глава 27

Карабах, Карабах, Карабах

Голосование по национальному определению началось в Нагорном Карабахе спустя месяц после визита Примакова в Перу. Генсек ООН полностью проникся моментом после совместной дегустации напитка с кока-содержащими ингредиентами и пообещал полную и безоговорочную поддержку ООН вплоть до размещения воинского контингента. В ограниченных размерах, конечно, и на паритетных началах с Советской армией.

Перес де Куэльяр лично прибыл в СССР с целью поучаствовать в процессах. И встретился первым делом, конечно, с товарищем Романовым.

— Генеральный секретарь ООН приветствует генерального секретаря Советского Союза, — так пошутил он при встрече в Кремле.

— Я генсек ЦК КПСС, — поправил его Романов, — хотя это не так уж и важно. Как долетели, мистер Куэльяр?

— Спасибо, все было хорошо, — отвечал тот, — давайте без предисловий перейдем сразу к делу.

— К делу, так к делу, — не отказался Романов, откидываясь на спинку кресла. — Сегодня у вас, насколько я знаю, культурная программа в Москве — экскурсия по Кремлю и Красной площади, а потом Большой театр…

— Большой театр это ваша легенда, — перебил его Перес, — я много о нем слышал и с удовольствием побываю на спектакле. А что там сегодня дают, «Лебединое озеро»?

Романов пошелестел листами в записной книжке и ответил, что, к сожалению, в этом сезоне «Лебединого озера» в репертуаре нет, но зато есть «Спящая красавица», это не намного слабее.

— «Спящая красавица»… — задумался Перес, — это ведь по сказке Шарля Перро?

— Да, именно по ней — солисты Екатерина Максимова и Марис Лиепа, — пояснил Романов.

— Отлично, — обрадовался Куэльяр, — а завтра утром я вылетаю на Кавказ, верно?

— Абсолютно, сеньор Перес, — заверил его Романов, — в 9.30 из Внуково спецрейсом, я полечу с вами, потому что дело намечается очень серьезное.

— Так, может быть, и в Большой театр вместе сходим?

— Сожалею, но никак не получится, — с сокрушенным видом ответил Романов, — очень много текущих дел на сегодняшний вечер.

— Ну тогда хотя бы кратенько введите меня в курс — как там обстоят дела в Нагорном Карабахе на сегодняшнюю дату?

— Охотно, — Романов встал и прогулялся по кабинету к окну и назад, — охотно. Голосование начнется завтра в 8.00 утра, все для этого подготовлено. Открыто около 300 пунктов голосования, всем им обеспечена круглосуточная охрана, в том числе с привлечением сил специального назначения ООН… всего в Карабахе сейчас находятся 782 сотрудника вашей организации, примерно половина из них будет непосредственно наблюдать за соблюдением законности в пунктах голосования. Избирательные участки закроются в 20.00, после чего начнется подсчет голосов, он будет вестись всю ночь, результаты огласят послезавтра утром. Весь процесс освещают примерно 1100 журналистов и корреспондентов из 25 стран мира. Прямую трансляцию с избирательных участков будут вести 42 телекомпании. Что еще забыл? — потер он лоб рукой.

— Ожидаются ли разного рода эксцессы со стороны экстремистских организаций? — напомнил Перес.

— Да, очень важный вопрос, — продолжил Романов, — все наиболее активные участники и руководители националистических объединений, как Армении, так и Азербайджана временно нейтрализованы…

— Каким образом? КГБ их в тюрьму посадил? — спросил сеньор Куэльяр.

— Ну что вы, — отмел это предположение Романов, — вы слишком негативно относитесь к нашим спецслужбам — их всего лишь частично разместили под домашний арест, а частично экстрадировали в Грузию и Дагестан соответственно. Только до конца голосования.

— Хорошо, — вздохнул генсек ООН, — а что будет после того, как подсчитают голоса?

— Потом начнется второй этап, — ответил ему таким же вздохом Романов, — самый трудный и мучительный… не исключаю того, что часть территории Карабаха проголосует за Азербайджан, а другая за Армению, и участки эти будут нарезаны, как шахматная доска, белая клетка — черная клетка.

— Да, это один из самых нежелательных исходов, — согласился Куэльяр. — А что будет на границах этих участков?

— Поставим там пограничников, — серьезно отвечал Романов, — на первых порах, думаю, это будет суровой необходимостью. А затем, возможно, ситуация сгладится…

— Переселение желающих лиц будет организовано?

— Да, конечно — и я надеюсь, что таких желающих найдется немного…

— Как долго вы намерены пользоваться услугами войск ООН?

— Если позволите, то хотя бы ближайший месяц… а лучше полгода. Все потребности персонала будут, безусловно, удовлетворены.

— Хорошо, я вас понял, — встал Перес, — с вашего позволения я тогда займусь своей культурной программой, а снова встретимся мы завтра в аэропорту, так?

— Совершенно верно, в 9 утра вылет из Внукова — желаю интересной прогулки по Москве…

Спецрейс Внуково-Степанакерт вылетел строго по расписанию в 9.00 и ни секундой позже. Кроме Романова и Переса де Куэльяра на борту находился и Евгений Примаков, как спецпредставитель ООН на предстоящих выборах.

— Как Большой балет? — первым делом поинтересовался Примаков у Куэльяра, когда они повстречались в аэропорту (никакого досмотра и проверки билетов на спецрейсах естественно не существует — элитных пассажиров сразу переправляют на борт воздушного судна).

— Благодарю за увлекательные 2,5 часа, — достаточно искренне ответил тот, — теперь я могу поставить еще одну галочку в личном кейсе в графе «современные чудеса света».

— А предыдущие галочки у вас напротив чего стояли? — заинтересовался разговором Романов, они уже сидели в просторном салоне, где одно кресло приходилось на три квадратных метра.

— Первая, наверно, — поддержал разговор Примаков, — это ваша национальная гордость, Мачу-Пикчу в смысле, так?

— Вы угадали, сеньор Эухенио, — улыбнулся Перес, — ведь как говорит ваша народная поговорка, всяк кулик свое болото хвалит (это он произнес по-русски с ужасным акцентом).

— А вторая и следующие? — продолжил настаивать Романов.

— Японский театр Кабуки и Пекинскаяопера, — выдал Куэльяр, — что первое, что второе — это феерия какая-то.

— Дэн пригласил меня в Пекин в следующем месяце, — задумчиво продолжил Романов, — наверно надо посетить эту оперу, раз вы так настоятельно рекомендуете…

— Обязательно, мистер Романов, — горячо поддержал Перес, — гарантирую, что не пожалеете.

— А Красная площадь вам как? — продолжил свои этнографические вопросы Примаков.

— Мавзолей вашего лидера больше всего впечатлил, — ответил Перес, — это прямая связь с древним Египтом — там умерших вождей мумифицировали в назидание потомкам.

— И это все, что у вас осталось от Красной площади? — усмехнулся Романов.

— Совсем не все, — начал защищаться Куэльяр, — собор этого вашего святого…

— Василия Блаженного, — помог ему Примаков.

— Да, Василия… весьма и весьма оригинальная постройка — причудливая такая смесь западной храмовой архитектуры с восточными традициями… в Багдаде я видел что-то похожее, но очень отдаленно.

— Вообще-то официально он называется «Храм Покрова на рву», — сообщил Примаков, — а Василий Блаженный это народное название… сделали его два русских зодчих, Барма и Постник, а царь Иван Грозный, увидев такую красоту, распорядился по легенде выколоть им обои глаза, чтобы не повторили подобное в другом месте.

— Когда жил ваш Иван Грозный? — справился Перес.

— В 16-м веке, — дал ему справку Примаков.

— Ну в том же 16-м веке нашу территорию осваивали испанские конкистадоры, Кортес, Писсаро, а еще де Кессадо и Вальдивия. Они и похуже творили вещи, чем Иван Грозный. А собор великолепный… на чудо света наверно не потянет, но где-то рядом.

* * *

А в то же самое время на южном склоне горы, примыкающей к Степанакерту, производили последние приготовления в стрельбе двое мужчин в натовской камуфляжной форме. Оба они были явно тюрко-арабского происхождения, оба без бород, но давно небриты, оба неразговорчивы. И еще от них исходили явные волны биологической угрозы, страха и ненависти Одного звали Рашид, второго Ахмад.

— Надо было сдвинуться правее, — сказал Рашид напарнику, — там зеленка гуще.

— Не надо, — угрюмо отрезал Ахмад, — оттуда пути отхода хуже… по открытой местности придется выбираться.

Один вытащил из вещевого мешка сложенную винтовку Драгунова, другой вынул из сумки разобранный Варрет М-82, а затем они споро и слаженно собрали свои устройства и начали обустраивать лежки.

— Давно работаешь с этой штукой? — спросил Рашид.

— Второй год, — ответил Ахмад, — а ты?

— А я с 79 года, как в Афган вошли, так и не расставался.

— На какую предельную дистанцию стрелял? — поинтересовался Ахмад.

— Километр, — пояснил Рашид, — вторым выстрелом, правда, попал при этом. А ты на какую?

— 800 метров… но убрал цель с первого выстрела. Тебе сколько обещали за успешное выполнение задания? — неожиданно перепрыгнул он в сторону.

— Десять тысяч зеленых, — честно ответил Рашид, — а тебе?

— Мне тоже десять тысяч, но саудовских риалов, — сказал, немного подумав, Ахмед, — риал к доллару сейчас примерно 3,5 к одному.

— Накололи, суки, — беззлобно выругался Рашид, — ну ничего, сочтемся как-нибудь. А как мы клиентов узнаем? Мне только очень косвенные данные сообщили.

— Очень просто, — отвечал Ахмед, — они будут втроем под усиленной охраной и на трибуне… вон ее уже поставили, — и он показал, что именно там поставили.

— Вижу… — отозвался Рашид, — начало митинга в 15.00 по местному?

— Так нам сказали, — согласился Ахмед, — но на практике начало может сильно сдвинуться.

— Давай договоримся — ты кого на себя берешь? — спросил Рашид.

— Давай я левого, ты правого, а того, что в центре будет, вместе сделаем, — предложил Ахмед.

— Договорились, — согласился Рашид, в десятый раз проверяя наличие патрона в стволе

* * *

Романов, Перес де Куэльяр и Примаков действительно должны были выступить на импровизированном митинге в Степанакерте, посвященном знаковому событию в жизни республики — голосованию по национальному размежеванию. Само голосование проходило буднично и без событий, никаких эксцессов отмечено не было. По самым предварительным итогам десять из двенадцати районов Карабаха проголосовали за Армению, а два за Азербайджан. И теперь по мысли организаторов этого действия неплохо бы было подбодрить жителей, собравшихся на главной площади города — для этого и сколотили временную трибуну прямо у стен республиканского обкома КПСС.

— Григорий Васильевич, — остановил троицу, готовившуюся взобраться наверх, неприметный сотрудник девятки, — есть непроверенная информация о готовящемся террористическом акте.

— И что дальше? — задал вопрос Романов.

— Есть мнение, что сейчас на трибуну должен подняться ваш двойник.

— А иначе что будет?

— Иначе возможен летальный исход, — медленно и печально пояснил охранник.

— А Куэльяр с Примаковым как же?

— На них у нас двойников нет, но можно задействовать примерно похожих типажей… одетых в пуленепробиваемые жилеты, конечно…

— Сейчас я посоветуюсь с коллегами, — пообещал ему Романов и повернулся к своим компаньонам…

Конец второй книги

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27