Когда поёт Флейта Любви (СИ) [Анна Кривенко] (fb2) читать онлайн

Глава 1

Анита слегка дрожала, когда ей с трудом удалось забиться в угол подвального помещения. Было темно, сыро и страшно, но не страшнее, чем там, наверху, откуда слышались грубые шаги, пьяные крики с угрозами и звон бьющейся посуды. Возможно, в этом подвале жили крысы, но сейчас она просто не обратила бы на них никакого внимания, потому что мужчина сверху — Ральф, муж ее тети Джейн — был пострашнее даже стаи крыс.

Грубые ругательства, донесшиеся с потолка, заставили девушку съежится от страха, потому что среди бранных слов она отчетливо услышала свое имя.

Уже два года с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать лет, она жила в семье родной тети, сестры ее матери. Два года назад родители Аниты погибли от рук индейцев племени апачей, по крайней мере, так сообщил шериф. Отец Аниты, Лионнел Хоффман, был священником и все время мечтал о том, чтобы обратить в христианство коренные народы Америки, но его мечте не суждено было сбыться. После нападения индейцев весь городок кишел оскорбительными замечаниями, что вера этого глупого «святоши» оказалась для него смертельной. Некоторые якобы очевидцы утверждали, что индейцы питали к священнику особенную ненависть именно по причине его христианской веры и поэтому решили уничтожить его и его семью. Так как их дом стоял обособленно от других домов, то нападений на другие дома просто не произошло, но все, жившие под кровом семьи Хоффман, были жестоко убиты, в том числе и ее младший братишка Лео, которому на тот момент было всего лишь восемь лет.

Анита осталась жива только потому, что в последние несколько лет жила далеко за пределами штата: в доме бабули Розы Хоффман. Родители отправили свою единственную дочь еще в возрасте четырнадцати лет присматривать за престарелой женщиной, потому что того требовал семейный и христианский долг. Анита попадала домой только два раза в год: перед Рождеством и на Пасху. Родители всегда праздновали Рождение и Воскресение Спасителя скромно, но трепетно. Анита ужасно страдала, когда приходилось их вновь покидать, но отец старался утешать ее, говоря, что она служит не просто бабушке, но и Господу Иисусу Христу.

А потом эта страшная новость об их кончине потрясла и перевернула ее жизнь. Бабуля Роза также не смогла пережить это и скончалась в возрасте 91 года. Вот так Анита в одно мгновение превратилась в круглую сироту, которую приютила тетя Джейн, живущая, по иронии судьбы, буквально в нескольких милях от территории племени апачей.

Девушка вошла в дом тети с опаской, и ее страхи быстро оправдались. Нынешний муж тети Джейн был страшным тираном, который каждую неделю, после получения заработка, устраивал попойку и начинал терроризировать домочадцев. У тети не было детей, поэтому всю силу террора пьяного дебошира несла именно Анита, ставшая, буквально, «грушей для битья».

Ральф бил посуду, ломал мебель и — самое страшное — все чаще пытался надругаться над девушкой, но до сего момента ей чудом удавалось избежать подобного насилия. Она не раз оставалась в синяках и с расцарапанным лицом, но от худшего Господь ее хранил. Тете Джейн тоже доставалось, поэтому с каждым днем ее все больше охватывала апатия к жизни и желание исчезнуть с этой земли.

Со временем Ральф стал пить уже несколько раз в неделю после трудового дня, поэтому Аните пришлось часто отлучаться из дома по вечерам. Она бродила по окрестностям, сжимая в руке Священное Писание — единственный подарок отца, и тихо со слезами молилась, пытаясь подавить свое душевное отчаяние и страх. Иногда она возвращалась домой уже за полночь, чтобы быть уверенной в том, что Ральф уже уснул.

Сперва ночь ее очень страшила, но потом девушка привыкла к ней, начиная ценить эти минуты за возможность молиться, наблюдать прекрасные закаты и яркое звездное небо. Она молилась о тете Джейн, но не могла заставить себя вернуться домой раньше полуночи.

Однако сегодня Ральф возвратился домой раньше обычного и был уже сильно пьян. Анита просто не успела сбежать из дома, поэтому спряталась в подвале, дрожа от страха. В руке она сжимала свое Евангелие и тихо молилась, чтобы Бог послал Своих Ангелов на помощь.

Ральф бушевал уже больше часа, но все чаще с его уст срывалось имя Аниты: похоже он ее искал. Девушка дрожала, как осиновый лист, и не зря: через полчаса дверь в подвальное помещение резко открылась, и грузный мужчина с безумными глазами ввалился в комнату. Анита поняла, что у нее почти нет шансов на спасение, поэтому не стала дожидаться, пока глаза Ральфа привыкнут к полумраку, а просто ринулась вперед, со всей силы оттолкнув его в сторону, и с быстротою молнии выскочила на улицу, трепетно сжимая Евангелие в руках и отчаянно убегая как можно дальше от этого пьяного зверя с человеческим обликом.

От ужаса она совсем не соображала, куда бежит, а просто неслась вперед, преодолевая холм за холмом, минуя россыпи камней и островки высоких кустарников. Так как Ральф пришел домой раньше обычного, то сейчас закат только-только начинал вступать в силу, и когда у Аниты просто иссякли все внутренние ресурсы, прекрасное зарево на горизонте обрело самый насыщенный оттенок.

Девушка измученно опустилась на траву у подножия очередного холма, и слезы боли и страха потекли по ее бледным щекам. Она уже не могла жить. У нее просто не было сил жить. Возвращаться в это логово настоящего монстра она не хотела, но и идти ей было некуда. Она крепче сжала Евангелие и сильнее заплакала, чувствуя, что сила ее отчаяния достигла своего пика.

— Господи, — тихо начала молиться девушка, — забери меня к себе! Прямо сейчас, прямо здесь! Пожалуйста, приди за мною!..

Она так мечтала увидеть Ангелов, которые с небес спускаются по ее душу, что закрыла глаза и попыталась их представить. Вот с небес льется свет, и прекрасные создания Божьи на могучих крыльях опускаются на землю, чтобы избавить, наконец, ее измученную душу от ужасных земных страданий. Анита даже начала слышать удивительную небесную музыку, льющуюся с Царства Божьего вслед за Ангелами. Эта мелодия была так прекрасна и в то же время так печальна, что у девушки защемило сердце. Она была словно отражением ее многострадальной жизни: такая же тоскливая, но в то ж время, преисполненная света и веры в Единого Сущего Бога. Мелодия казалась такой реальной, что звучала все громче и все виртуознее, переливаясь и перекатываясь, как живое существо, как песня в чьих-то небесных устах. Анита затаила дыхание, чувствуя, что небеса действительно открылись перед нею. Осторожно, чтобы не потерять чудесное звучание, девушка приоткрыла глаза. Закат яркими красками разукрасил горизонт, захватывая воображение удивительной красотой, но Ангелов не было. Вокруг царило царство травы и холмов, однако… музыка… она по-прежнему звучала! Анита изумленно замерла, трепетно прижимая к груди Священное Писание. Музыка казалась такой реальной, что вскоре девушка поняла: она не является плодом ее воображения! Но откуда она может литься, если вокруг Великая Равнина и ни души вокруг!

Неужели эта музыка действительно имеет сверхъестественное происхождение?

Девушка прислушалась еще раз и поняла, что звук доносится с другой стороны холма. Ей стало немного страшно, но желание увидеть источник этой музыки был гораздо сильнее любого страха. Она начала ползком подниматься на холм, царапая руки об камни, но в этот момент никакой боли даже не почувствовала. Подобравшись к вершине, она выглянула из-за нее, и перед нею открылась небольшая долина, окруженная вокруг невысокими холмами. Повсюду было море травы, но только в одном месте у подножья одного из холмов росло несколько невысоких деревьев. Это было совсем недалеко от того места, где пряталась Анита, поэтому увиденное ее страшно испугало. Под одним из деревьев на большом камне сидел самый настоящий индеец с длинными черными волосами и в традиционной индейской одежде. Он играл на музыкальном инструменте из какого-то коричневого дерева, и именно этот инструмент являлся источником прекрасной удивительной музыки, разливающейся среди холмов и долин и заворожившей несколько минут назад одно исстрадавшееся сердце.

Анита, ужаснувшись, нырнула обратно под покров холма. Ее начала бить паническая дрожь: она безумно боялась индейцев, особенно после того, что случилось с ее семьей. Они казались ей демонами во плоти, кровожадными, жестокими монстрами, в груди которых просто нет человеческого сердца. Она бы ничуть не удивилась, если бы у индейцев обнаружились горящие красные глаза или настоящие клыки. И один из них так близко около нее сейчас! Он не должен ее заметить! Ей надо бежать! Но если она побежит, он может увидеть ее, догнать и… Ей стало жутко от мыслей о том, что он сможет с ней сделать.

Девушка зажала рот рукой, чтобы не издать ни звука, и почти перестала дышать. Ей было безумно страшно, но сквозь этот панический ужас продолжала долетать удивительная чарующая музыка, такая нежная и такая живая, словно чье-то сердце изливалось наружу, передавая свою боль, свои мечты и свою надежду. Индеец играл долгое время, и его музыка невольно заставила девушку немного расслабиться, погрузившись в удивительный мир прекрасного, небесного, сердечного ритма.

Аните было странно осознавать, что такая красота создана руками настоящего чудовища, у которого нет и не может быть сердца. Как такое может быть?

Прошел целый час, и солнце уже почти полностью скрылось за горизонтом. Вдруг музыка резко прервалась, и Анита услышала чистый и невероятно красивый мужской голос, вознесшийся в пении над прерией и улетевший в небо: индеец запел. Он пел на своем необычном языке, и его песня была не менее прекрасной, чем его музыка. У Аниты перехватило дух. Что за чудеса?!! Такой красоты она еще не слышала никогда в своей жизни!

Слушая индейца, Анита совсем позабыла о том, что еще пару часов назад просто не хотела жить: музыка и пение дикаря вернули ее к жизни. Когда уже почти полностью стемнело, музыка прекратилась, и вскоре девушка услышала тихое ржание удаляющейся лошади. Анита поняла, что индеец покинул это место. Еще долгое время она прислушивалась к различным звукам, но было тихо, лишь только ночной мир насекомых проснулся и начал тихонько стрекотать, жужжать и что-то жевать.

Девушка поняла, что уже почти ночь, а она убежала намного дальше, чем когда-либо раньше. Ей стало некомфортно, но уже выработанная привычка бродить по ночам в одиночестве помогла ей не впадать в панику. К тому же, сегодня было полнолуние, и местность была ярко освещена холодным сиянием. Девушка тихонько встала и побрела назад, ориентируясь на свои инстинкты. А еще она молилась. Она чувствовала, что после сегодняшнего вечера с нею произошло что-то неведомое и непостижимое, что полностью изменило ее. Ее жизнь перестала казаться ей сплошным отчаянием, словно она глотнула из источника небесной славы: настолько удивительной была эта музыка. Но индеец? Она постаралась отмахнуться от сомнений. Это не вмещается в ее разум, но кто бы ни играл, такая музыка не может быть плохой, она — творение небес!

Анита попыталась не думать о том, кто же именно играл. Она постаралась запомнить мелодии и прокручивала их в голове, наслаждаясь и вдохновляясь от этих прекрасных воспоминаний.

Она, не спеша, шла всю ночь и только к утру заметила на горизонте знакомые строения своего поселка. Инстинкты, слава Богу, четко привели ее домой, но дальность расстояния ее удивила. Когда она вчера в отчаянии убежала, то даже не заметила, что ушла настолько далеко от дома. Выходит, она попала на земли апачей? Внутри у девушки все похолодело от страха. Какая беспечность! А если бы ее схватили? Она аж вздрогнула от ужаса. Слава Богу, что все обошлось!

Когда девушка тихонько вошла в дом, никто ее не встречал. Ральф, как всегда, отсыпался, а тетя Джейн давно перестала беспокоиться о своей племяннице, потому что после бесконечных скандалов была в состоянии апатии и безучастности ко всему и ко всем. По сути, в свои восемнадцать лет Анита полностью была предоставлена самой себе, и, если бы с нею что-нибудь действительно случилось, вряд ли бы о ней вспомнили раньше, чем через несколько дней.

Анита незамеченной прошла в свою комнатушку-коморку и тихонько прилегла на убогую кровать. Прекрасная музыка по-прежнему звучала в ее голове, даря неземное чувство счастья и радости. Она больше никогда ее не забудет! Никогда!

С этой мыслью девушка погрузилась в глубокий сон…

***

Последующие тяжелые дни были наполнены теми же страданиями и тяжестью: непростая работа по дому, уход за скотом, а часто по вечерам — вынужденные прогулки до полуночи из-за разбушевавшегося Ральфа. Но теперь в сердце Аниты была музыка! Она постоянно напевала ее себе под нос. Это стало такой отрадой, что прежнее отчаяние больше не имело власти над ее душой. Но шли недели, а яркие ощущения и воспоминания начали, естественно, стираться.

Однажды ей пришла безумная мысль снова пробраться к тому холму и послушать, вдруг индеец снова вернется, чтобы играть. Она испугалась этой мысли, потому что считала полным сумасшествием добровольно и осознанно идти на земли свои заклятых врагов. Но музыка… она так влекла ее, что Анита, наконец, решилась. В один из дней она вышла из дома примерно в то же самое время, что и в прошлый раз, и в течение двух часов преодолела расстояние к далеким индейским холмам. Интуиция и отличная память безошибочно привели ее в нужное место, но, прождав до самого заката, она так никого и не увидела.

Глубоко разочарованная и уставшая, она поплелась домой. Неужели это была просто случайная встреча, и ей больше не суждено никогда услышать музыку, открывающую небеса?

Прожив в печали еще некоторое время, она уже начала ставить жирный крест на своей отраде, но однажды ей пришла мысль, что индеец может, как и в прошлый раз, прийти в ночь полной луны. Это была такая живая и необычная мысль, что Анита немного удивилась. Логики во всем этом было мало, но сердце подсказывало, что это возможно, поэтому девушка решилась в последний раз рискнуть и проникнуть на земли племени апачей.

Вышла она из дома немного раньше, когда солнце еще светило ярко, и осторожно направилась в нужном направлении. Она не знала, с какого места начинаются земли индейцев, поэтому начала переживать только тогда, когда достигла нужного холма.

Прильнув к земле, она с колотящимся сердцем начала подниматься наверх, и, когда выглянула из-за вершины, замерла от радости: индеец снова был здесь и осторожно привязывал лошадь к одному из низкорослых деревьев. Она была так рада его видеть, что саму себя сочла сумасшедшей. Она задержала взгляд на нем немного дольше, чем в прошлый раз. И хотя в целом весь его вид внушал ей подсознательный ужас, одновременно с этим она поняла, что он очень молод и хорошо сложен. Его лицо издалека показалось очень необычным и даже красивым. Анита подумала, что это просто обман зрения, потому что все индейцы, которых она встречала доселе в соседнем городке, были очень стары или откровенно безобразны. Впрочем, это было всего-то пару раз, поэтому ясного представления о внешности апачей у нее до сих пор не было. Лицо же этого индейского юноши казалось приятным, но расстояние между ними было слишком велико, чтобы Анита могла сказать это наверняка.

Но она довольно быстро перестала разглядывать апача, и снова опустилась вниз, надеясь, что индеец скоро заиграет. И он заиграл. Девушка затаила дыхание. Эта чудесная музыка делала с ее сердцем удивительные вещи: исцеляла его, вдохновляла и просто успокаивала. Как жаль, что она не могла слушать ее вечно!

Так продолжалось последующие два с лишним часа, и Анита, закрыв глаза, мечтала о небесах. Индеец уехал, как и в прошлый раз, сразу же после захода солнца. Девушка почувствовала потерю и одиночество, когда он прекратил играть, но все же была ободренной и с улыбкой счастья на лице вернулась домой.

Ровно через месяц, когда в очередной раз должна была взойти полная луна, Анита начала чувствовать, что снова пойдет на риск и отправится в земли апачей. Она готова была рисковать собственной жизнью ради того, чтобы опять погрузиться в мир небесной музыки, которая стала для нее самой сильной отрадой за последние годы.

Осторожно приблизившись к заветным холмам, девушка снова опасливо выглянула в долину. Индеец был на месте. Он нежно поглаживал своего скакуна, что-то приговаривая ему, а потом зачем-то начал снимать с себя кожаную индейскую куртку. Анита испугалась и хотела нырнуть вниз, но апач уже успел сбросить одежду, и девушка увидела, что он ранен. Его торс был перевязан куском ткани, а по телу повсюду были царапины. Анита замерла и очень смутилась. Во-первых, она впервые видела полуобнаженного мужчину и невольно залилась краской, хотя часть разума упорно твердила, что это совсем не мужчина, а полузверь, живущий по своим низменным инстинктам. Во-вторых, она испугалась, что из-за ранений индеец не станет играть. Ей надо было отвернуться, но она не могла себя заставить это сделать. Ее взгляд был прикован к индейцу, который что-то достал из сумки, а потом стал наносить на раны индейское снадобье. Он выглядел таким естественным и вел себя так по-человечески, что Анита начала воспринимать его больше, как человека, чем дикого зверя.

Закончив нанесение лекарства, апач взял в руки свой музыкальный инструмент, чем Аниту очень осчастливил, и наконец-то заиграл. Она так глубоко погрузилась в атмосферу небес, что забыла, как обычно, «нырнуть» вниз, а просто смотрела на индейца, как он виртуозно перебирает пальцами, извлекая чудесную мелодию, как он закрывает глаза, создавая музыку из неведомого источника. Но что это за источник? Индеец словно слился воедино со своей мелодией, и даже микродвижения его тела стали похожи на продолжение его неземной музыки.

В какое-то мгновение Аниту поразила невероятная мысль: индеец играет не заученные звуки, а извлекает музыку из своей души. Она почувствовала это, когда смотрела на его лицо и прониклась его чувствами. Он закрыл глаза и словно отдался потоку вдохновения, выражая своей мелодией то, что ощущало его сердце. Девушку эта мысль сразила наповал. У дикаря есть сердце, есть душа, которая что-то чувствует? Неужели он и правда не зверь, а человек, которому присущи радость, печаль или даже любовь? Это было так странно и так волнительно, что девушка опустилась вниз, невольно схватившись за свое сердце. Если то, что он играет, проходит через его душу, то… его душа так прекрасна!

Нет, Анита не могла в это поверить. Люди с человеческими сердцами не могли так жестоко убить ее семью. Индейцы не могут знать ни морали, ни привязанности, ни любви, потому что они жестокие звери, безжалостные и коварные, однако…

Музыка вдруг изменилась и наполнилось тоской, заиграла сильной болью и печалью, да так, что у Аниты перехватило дыхание. Она снова выглянула из укрытия и замерла. Индеец на мгновение перестал играть и легкими резкими движениями вытер свое лицо. Девушка ошарашенно поняла, что он… скорбит! Весь ее мир перевернулся. Она почувствовала, что земля уходит из-под ног, потому что поняла: ее семью все-таки убили не звери, а люди. Ей стало невыносимо больно и тоскливо. Пока она считала индейцев животными, ей не было настолько больно, ведь никому не придет в голову обижаться на медведя, если на его пути попадется незадачливый охотник. Но если зверства творят люди, то это почти невозможно ни понять, ни простить.

Индеец, справившись с минутной слабостью, опять заиграл на флейте, и музыка снова запела о боли. Анита тихо плакала, опустившись под укрытие холма. Она больше не могла смотреть на апача: один его вид причинял ей сильную боль. Его народ разрушил ее жизнь, и она не находила в себе силы простить их злодеяние. Но его музыка была такой родной и такой любимой, что Анита уже не представляла своей жизни без нее. Как можно любить творение и ненавидеть его создателя? Как можно одновременно обожать эту музыку и ненавидеть сердце, которое эту музыку создает?

Так прошел оставшийся час до момента, пока последние лучи солнца не скрылись за горизонтом. Руки девушки дрожали, когда она снова приподнялась и выглянула из своего укрытия. Ей почему-то хотелось проводить взглядом этого странного человека-зверя, который так сильно ее озадачил. Индеец осторожно одевал куртку, и ему было очевидно больно делать резкие движения. Анита вдруг почувствовала, что в ее душе, независимо от ее воли, промелькнуло сострадание к нему, и это ее поразило. Разум взбунтовался. Ей не хотелось проникаться симпатией к дикарю. Именно так обычно поступает обиженное сердце, противясь голосу доброты и совести. Он — индеец! А индейцы — ее враги! Но… если в его музыке отражено его сердце, значит, это сердце должно быть добрым и чистым… Нет! Это невозможно! Он — чудовище!!!

Девушка совсем запуталась. Она проводила взглядом апача, который вскоре исчез в полумраке надвигающейся ночи, и сама бесстрашно отправилась домой, погруженная в глубокие раздумья.

Весь следующий месяц Анита не находила себе покоя. Она продолжала усердно работать дома и убегать по вечерам в поле. И даже когда Ральф не пил, она все равно уходила из дома, потому что она должна была петь. Она отправлялась на далекое расстояние от поселка и начинала петь мелодии индейских равнин.

Все эти недели она постоянно думала об индейце и никак не могла решиться признать в нем нормального человека. Наверное, поэтому на сей раз она ждала полнолуния с еще большим нетерпением.

В день перед полнолунием она была очень нервной, нетерпеливо ожидая вечернего часа. Даже безучастная ко всему тетя Джейн обратила внимание, что Анита не похожа на себя. Но девушка не могла ни о чем думать, кроме как о скорейшей встрече с музыкой и с… индейцем! Подумать только: она ждала, когда же поскорее увидит своего заклятого врага! Это не вмещалось в голове…

Однако это был неоспоримый факт: она летела к месту встречи, как на крыльях, и теперь не только ради музыки. Но разум отказывался признавать, что она хочет увидеть апача не меньше, чем услышать его потрясающую игру.

Вот снова уже знакомый холм, и шаги девушки стали осторожнее. Когда она выглянула из своего привычного укрытия, поляна оказалась пустой. Анита почувствовала сильнейшее разочарование.

Его нет! Почему его нет???

Девушка глубоко вздохнула и решила индейца еще подождать. Просидев на земле полчаса, она почувствовала, что сегодня невероятно печет солнце. У нее немного кружилась голова, поэтому она решила поискать себе укрытие. Справа от нее, довольно далеко от ее нынешнего места пребывания, лежало несколько огромных камней. Анита прикинула, что сможет незамеченной оставаться в их тени и при этом продолжать следить за долиной. Но был единственный минус: это место было гораздо ближе к индейцу, чем ее обычное укрытие. Будет ли это безопасно? А что, если он ее заметит? Она ведь незаконно вторглась на территорию его народа.

Но было настолько жарко, что Анита больше не могла терпеть. Она осторожно перебралась под тень валунов и буквально легла на землю. Почти сразу же издалека послышался приглушенный топот копыт: индеец все-таки прискакал сюда и сегодня, хотя и немного опоздал. Анита вжалась в землю, очень опасаясь быть замеченной.

Когда апач подъехал к своему месту около деревьев, девушка поразилась тому, насколько она подобралась близко к нему. Чрезмерно близко! Невероятно близко! Она ругала саму себя за необдуманный поступок, потому что теперь любое движение могло выдать ее. Ей стало так страшно, что она зажмурила глаза и срослась с землей. О нет! Как глупо и беспечно с ее стороны!

Конское ржание заставило ее снова открыть глаза. Индеец уже привязал коня и снова начал ласково с ним разговаривать, поглаживая черного красавца по шикарной гриве. Апач стоял к Аните спиной. Теперь девушка во всех подробностях могла рассмотреть его необычную одежду. Ниже пояса на нем были коричневые кожаные штаны и одетая поверх них яркая красная набедренная повязка, а сверху куртка с длинной кожаной бахромой вдоль рукавов. Его длинные блестящие волосы, спускавшиеся по спине, доходили ему почти до пояса, и девушка смотрела на них изумленными глазами. Его наряд и прическа были для нее так необычны! Ее немного бил озноб от страха и обостренного чувства опасности. Она много лет считала индейцев настоящими монстрами и до сих пор не была уверена, что это не так.

Апач продолжал ласково разговаривать с конем, поглаживая его смуглой ладонью, и животное ответило ему дружелюбным ржанием. Вдруг индеец тихо рассмеялся, что заставило Аниту изумленно затаить дыхание. Он умеет смеяться! Он действительно человек, такой же, как и все? К тому же, его смех был таким приятным и совсем не походил на отвратительный пьяный хохот Ральфа или его дружков. Но настоящий шок девушка испытала, когда индеец наконец повернулся к ней лицом, чтобы сесть на камень и начать играть. Его смуглое лицо с правильными и аккуратными чертами было настолько молодо и красиво, что Анита забыла, как дышать. Она еще никогда не видела человека более красивого, чем этот дикарь. Анита за свою жизнь побывала во многих городах и поселках, когда ежегодно путешествовала от бабули к своим родителям, и перевидала немало народа, но таких прекрасных лиц никогда не встречала. Длинные волосы делали его еще более привлекательным, потому что придавали лицу мягкость и делали его похожим на какое-то мифическое существо из сказки.

Схожесть со сказочным существом усиливали украшения из яркого бисера на шее и на запястьях рук, а также большое орлиное перо, вплетенное в прядь волос и свободно свисающее с правой стороны лица. Когда он сел и достал свой музыкальный инструмент, его лицо стало задумчивым. Он еще некоторое время смотрел вдаль, а потом приложил диковинную флейту к губам, закрыл глаза и заиграл.

Эта музыка слишком трогала ее сердце. Она вспомнила родителей и маленького брата, и рыдания подступили с новой силой. Она плакала беззвучно, но очень горько. Девушка зажала рот руками, чтобы, не дай Бог, не издать ни единого звука, и слезы стекали ручьями по ее дрожащим пальцам.

На мгновение индеец остановился и опустил голову. Анита немного поморгала, чтобы восстановить затуманенное зрение, и увидела, что он тоже стряхнул слезы со своего красивого и очень печального лица.

Именно этот момент стал поворотным для Аниты в ее борьбе со своим непрощением. Она видела прямо перед собою человека, который скорбел также, как и она. Он был таким же человеком, как и она сама! Значит, он — не животное! Значит, у него тоже есть душа и есть сердце, значит, он тоже тот, кого Бог создал по Своему образу и подобию. Выходит, гибель ее семьи — это просто обычная человеческая жестокость, которая присуща как краснокожим, так и белым, и не все индейцы — злобные кровожадные убийцы, как ей говорили жители ее родного поселка. Везде есть люди и есть нелюди…

Когда индеец заиграл снова, Анита победно улыбнулась. Ее ненависть мгновенно улетучилась, а предубеждение было окончательно сломлено. Аните стало даже легче дышать, потому что бремя обиды и непрощения подобно огромному камню, которое человек вынужден таскать на свой спине, и только сбросив его с себя, можно почувствовать истинную свободу души.

Все последующие два или три часа девушка лежала на земле, не шевелясь. Она парила в небесах вместе с прекрасными мелодичными переливами и все больше принимала личность играющего в свое сердце. Она искренне оценила его красоту и музыкальный талант, она искренне пожелала ему всего хорошего в жизни и добросердечно посочувствовала его печалям. Как будто и не было многолетней ненависти в ее сердце к индейскому народу: настолько великое освобождение души произошло у нее в тот особенный день.

После захода солнца индеец прекратил играть и, ловко вскочив на коня, ускакал прочь, оставив после себя едва различимое облако пыли.

Анита только после этого посмела пошевелиться. Она осторожно поднялась на ноги. Ее платье стало грязным от лежания на земле, а все конечности затекли. Но она была очень счастлива и исполнена прекрасных впечатлений. Она поспешила домой, чувствуя, что жизнь заиграла новыми красками. И даже отвратительный Ральф с его террором казался ей не таким уж ужасным, потому что в ее жизни теперь было что-то прекрасное и особенное, а самое главное — она была свободна от груза ненависти, которую носила в своем сердце более двух лет.

Глава 2

Через пару недель тетя Джейн отправила Аниту за покупками в соседний городок. Это было не впервые, но девушка немного тяготилась подобными поручениями, потому что была очень стеснительной и замкнутой по натуре: давали о себе знать внутренние проблемы, такие, как патологический страх перед мужчинами и вообще боязнь внимания к своей персоне.

Почти все мужчины вызывали у нее отвращение и панику, потому что сильно напоминали ей о мерзких домогательствах пьяного Ральфа. К тому же, ее страх был небезосновательным еще потому, что мужское население как поселка, так и города, не стеснялось с откровенным вожделением смотреть на Аниту из-за ее милого лица и сияющей молодости. Поэтому в город ей совсем не хотелось, но она была кроткой и послушной, поэтому безропотно собралась в дорогу и пошла в город пешком.

Ей нужно было купить немного ниток, пару веревок, новый кувшин, а еще целый мешочек жевательного табака для Ральфа. Если первые покупки можно было приобрести в лавках с женскими товарами, то для последнего пришлось заходить в страшно неприятный магазин, откуда сильно несло грубым миром мужчин.

Анита вздрогнула и посильнее натянула на лицо шляпку, которую всегда одевала исключительно для похода в город. Она надеялась, что головной убор хоть немного спрячет ее лицо, совершенно не осознавая, что этот предмет гардероба делал ее еще более милой и привлекательной. Ее черные волосы с каштановым переливом были заплетены в аккуратную косу, а длинное приталенное платье делало ее образ очень невинным и целомудренным, привлекая к ее персоне еще больше мужского внимания.

Вздохнув поглубже, чтобы приобрести уверенность в себе, она открыла дверь лавки, и в ее лицо удалил сильный запах табака, пороха и пота.

Хозяин лавки — тощий высокий мужчина — очень хорошо знал Аниту и тепло ее поприветствовал. Его она не сильно опасалась, но вот его покупатели — пятеро мужчин, слоняющихся между товарами — уже устремили на девушку любопытные взгляды, и один из них, как обычно, начал свои мерзкие заигрывания.

— О, кто это тут у нас? Мисс, вы просто загляденье! Не желаете ли составить нам компанию?

Анита скривилась и даже не посмотрела в его сторону.

— Табаку, как обычно, — тихо проговорила девушка, обратившись к продавцу.

Кто-то из мужчин начал посвистывать, кто-то отпускать неприличные шуточки, а Анита вся сжалась, мечтая поскорее уйти из этого отвратительного места.

Покуда хозяин взвешивал табак, взгляд Аниты бесцельно блуждал по многочисленным товарам — так она пыталась отвлечься от мыслей о тех мерзких взглядах, которыми осыпали ее пятеро мужчин позади. И вдруг ее взгляд остановился на одном темном предмете, из-за которого ее сердце екнуло. Это был точно такой же музыкальный инструмент, как и тот, на котором играл ее таинственный индеец. Анита так изумилась, что забыла и о мужчинах позади себя, и об отвращении к этому месту вообще.

— Сэр, скажите, что это? — взволнованно обратилась она к продавцу и указала на инструмент.

— О, это «сихутанка» — индейская флейта, — ответил продавец и с любопытством посмотрел на девушку. Он еще никогда не встречал ни одну белую женщину, которую могло заинтересовать что-либо индейское.

Анита задрожала. Для нее эта флейта была таким сокровищем, что она готова была бы многое отдать за нее. У нее возникло огромное желание купить ее, но в кармане было всего несколько монет. Хватит ли этого?

— Скажите, сколько она стоит? — немного дрожащим голосом произнесла девушка, а предприимчивый хозяин смекнул, что девчонка очень заинтересована, поэтому бессовестно заломил цену.

— Пять долларов!

Это была большая сумма для Аниты, и она очень опечалилась. Заплатив за табак, она собралась уходить, но хозяин, хитро улыбнувшись, сказал:

— Мисс! Я готов подождать, пока вы найдете необходимую сумму. Можете забирать товар прямо сейчас, а деньги принесете, когда найдете.

Анита колебалась. Где ей найти потом аж пять долларов? Но желание обладать этим сокровищем было так велико, что она согласилась на условия хитрого торгаша. Он с довольным видом завернул ей флейту, и когда смущенная девушка покинула его лавку, самодовольно подумал: «Этот мусор у старого индейца стоил всего несколько центов. Сегодня мне везет! Она обязательно вернется с деньгами, и я получу хороший куш!».

Девушка шла домой, испытывая сильное волнение. Она понимала, что поступила неблагоразумно, взяв товар в долг, но она не могла не взять, просто не могла! Музыка, извлекаемая из этого инструмента, стала самым важным элементом ее многострадальной жизни. Что же она теперь будет делать с этой флейтой? Она и сама не знала. Просто хотела ею обладать! Это будет ее второе сокровище наряду с Евангелием, подаренным когда-то отцом.

Вернувшись домой, она закончила домашние дела и, по обыкновению, с приближением вечера убежала далеко за пределы поселка. Флейту она прихватила вместе с собой. Когда закат окрасил небо в цвета огня, девушка достала флейту из сумки и решилась приложить ее к губам. Дунув в нее, она услышала неказистый и немного скрипучий звук. Как это было далеко от того, что исполнял индеец в Долине Холмов (так Анита окрестила то место, где она каждое полнолуние «встречалась» с талантливым апачем)!

Она дунула снова и попыталась пальцами перекрыть шесть круглых отверстий наверху флейты. Звук снова оказался весьма и весьма корявым. Но уже через час, когда пальцы девушки немного привыкли более плотно закрывать отверстия, ей удалось извлечь из флейты более или менее приемлемый звук.

Она немного устала, но была довольна. Ей так нравилось все, что было связано с чудесной музыкой: флейта, Долина холмов, молодой индеец…

Поймав себя на этой мысли, Анита удивилась и смутилась. В каком смысле он ей нравится? Поразмыслив, она поняла, что ей очень нравится его талант. Да, именно талант! Что же ей еще может нравится в нем, как не талант? Она с трудом воспринимала его, как реального человека, поэтому, кроме таланта, ей вряд ли могло что-либо понравиться.

Вернувшись домой после полуночи, она бережно положила флейту в старый сундук, служивший ей и шкафом, и столом, и кладовой.

Засыпая, Анита молилась Богу, чтобы Он помог ей чудом найти необходимые пять долларов…

***

Последующие два посещения Долины Холмов прошли точно также, как и предыдущие. Начало холодать, и индеец соорудил небольшой вигвам из нескольких прутьев и заранее завезенной коры деревьев. Но пока он им не пользовался, поэтому продолжал играть, сидя на камне.

Анита не решилась прятаться за валунами, так как боялась быть замеченной. Она укрылась в своем обычном месте, хотя звучание флейты здесь было гораздо слабее. Она слушала музыку и иногда поглядывала на ее создателя. Он все меньше внушал страх и все больше становился привычным и где-то родным. Аниту немного смущала собственная невольная привязанность к дикарю, но она объясняла себе это тем, что он создавал то, что она так сильно любила — небесную исцеляющую музыку. Ей казалось, что он стал дорог ей, как та флейта, которую она взяла в лавке: она любит флейту и дорожит ею, но сама по себе флейта — это ничтожный кусок дерева, а драгоценна она тем, что издает прекрасную мелодию. Так и этот индеец: он важен для нее, потому что создает ее любимую музыку, но в остальном — это просто незнакомый, чужой и совершенно отдаленный от нее человек. Просто еще и талантливый. И очень красивый…

Стоп! Анита что-то совсем запуталась. Она не могла понять саму себя. Ей не хотелось чувствовать привязанность к представителю племени дикарей. И хотя она простила его народ, любить это народ она не собиралась. Любить она собиралась музыку и только музыку. Но, сама того не замечая, она все дольше смотрела на индейца и все больше думала о нем.

Что случилось в его жизни, что его мелодии подчас так печальны? Добр ли он в действительности или же суров и жесток, как большинство мужчин? Впрочем, с его милым лицом и длинными волосами он, в глазах Аниты, мало походил на мужчину. Но и женщиной его явно не назовешь. Действительно, мифическое существо из сказки! Красивое таинственное существо из сказки…

Стоп! Опять? Анита снова поймала себя на том, что постоянно думает о его красоте, а не о его музыкальном таланте. Ей стало не по себе. Меньше всего на свете она хотела восхищаться индейцем. В ее жизни должна быть только музыка. Никаких индейцев, никаких вообще мужчин, никаких шумных городов и мрачных поселков! Вот бы жить где-то вдалеке от всех людей и всегда слушать эту музыку, погружаясь в покой и радость небес…

Девушка глубоко вздохнула и постаралась сосредоточиться на мелодии… Она хотела максимально запоминать каждую трель, потому что с тех самых пор, как она взяла в лавке индейскую флейту, она каждый вечер пробовала на ней играть. Это было трудно! Пальцы долго не подчинялись, и мелодия была угловатой и некрасивой, но, как говорят, «упорство и труд все перетрут», поэтому ежедневные усилия девушки начали приносить некоторый плод. Хороший от природы слух начал подсказывать ей, как воспроизводить мелодии, хотя бы отдаленно напоминающие музыку индейца. Это было еще так по-детски, еще так «топорно», но это тоже была музыка! Музыка, которую Анита воспроизводила собственными руками!

Все омрачалось лишь ясным осознанием, что над ее головой висит неоплаченный долг. Уже больше двух месяцев Аниту не посылали в город, но вскоре, естественно, это произойдет, а пяти долларов у нее по-прежнему нет. Это очень пугало и огорчало девушку, и вот этот мрачный день однажды настал.

Как специально, это был последний день перед полнолунием — день, которого она ждала целых четыре недели! Именно сегодня она должна была отправиться в Долину Холмов, и ее сердце радостно билось в предвкушении. Но с самого утра Ральф устроил скандал, что его табак на исходе, и потребовал к вечеру восполнить его нехватку.

Тетя тут же снарядила девушку заданием незамедлительно бежать за табаком и всунула в руки… пять долларов! Анита очень удивилась. Обычно денег давали меньше, но эта сумма — пять долларов — это была сумма ее мрачного долга.

Анита не шла, а просто медленно плелась в город, чувствуя себя овцой, которая идет на убой. Над ее головой висит огромный долг, и этих денег как раз достаточно, чтобы его погасить, но, если она придет без табака домой, это будет настоящая катастрофа! Она долго думала и потом вспомнила, что однажды бабуля Флоранс, живущая на окраине городка, предлагала ей небольшой заработок, если девушка поухаживает за ее домом. Тогда тетя Джейн не разрешила Аните согласиться на это предложение, но теперь, возможно, это станет ее выходом из положения.

Стоя перед лавкой, девушка все не решалась войти. Что же ей делать: просить хозяина лавки дать ей еще немного времени на погашение долга или не купить табак? И то, и другое было чем-то страшным.

Вдруг к лавке подошла группа мужчин, и девушка, влекомая страхом, быстро заскочила в помещение, отдала хозяину пять долларов и стремительно выскочила обратно, убегая подальше к окраине города. Вот так все стремительно решилось! Страх все решил за нее. Долг оплачен, но табака нет!

Анита ужаснулась. Что же ей теперь делать? Как же все объяснить Ральфу?

И тут ей пришла мысль попросить бабулю Флоранс об одолжении. Подскочив к ее дому, девушка постучалась в двери. Бабуля оказалась не такой уж старой, а была бодрой и яркой женщиной в летах, которая приняла девушку с большой радостью. Анита не могла ей все откровенно рассказать, но попросила одолжить немного денег, которые она сможет вскоре отработать. Бабуля снисходительно улыбнулась и пошла девушке навстречу, одолжив ей два доллара с условием, что она придет работать к ней через две недели.

Анита очень обрадовалась и поспешила приобрести табак, чтобы уже спокойно вернуться домой.

Она вернулась домой с небольшим опозданием. Это никогда не имело большого значения, но в тот день Ральф уже оказался дома и был сильно пьян. Анита вошла в дом без опаски, но в нее тут же полетел стул. Сильный удар по лицу заставил девушку упасть на пол. Ральф разразился проклятиями.

— Где мой табак, жалкое отродье!

Анита дрожащими руками достала бумажный пакет табака из сумки, морщась от сильной пульсирующей боли в лице. Сильно кружилась голова. Положив пакет на стол, она, как ветер, сбежала в свою комнату, пока пьяный монстр не ударил ее снова.

Ее сердце бешено колотилось, а лицо сильно болело. Достав зеркало дрожащими руками, она увидела на щеке огромный кровоподтек и неглубокую царапину, которая кровоточила. Дрожащими руками девушка умыла лицо и пошатнулись: ноги ее едва держали.

Зазвенела посуда на кухне, но вскоре грузные пьяные шаги послышались недалеко от комнаты девушки. Все внутри нее похолодело от страха. Она, лихорадочно оглядываясь, искала свою сумку, где хранила Евангелие, флейту, немного сухарей и белый платок, который одевала на голову в случае сильной жары. Найдя ее висящей на стене, девушка схватила сумку, флягу с водой и коробку с набором лекарственных мазей, которую однажды подарил ей один добрый лекарь, гостивший в доме бабули Розы еще много лет назад.

Анита понимала, что через дверь ей не сбежать, поэтому открыла ставни маленького окна. Ей с трудом удалось протиснуться в него — настолько оно было маленьким — и кубарем скатилась в кусты. Несколько колючек болезненно впились в ее ладони, но ей некогда было их выдергивать, потому что Ральф уже громко ввалился в ее комнату, грубо выкрикивая ее имя.

Анита стремительно бросилась в поле, направляясь сразу к Долине Холмов, хотя солнце еще стояло в зените.

Преодолев все расстояние буквально одним рывком, Анита присела в своем привычном месте у подножия холма и устало закрыла глаза. Пережитый стресс полностью лишил ее сил. Она достала зеркало из сумки и со страхом посмотрела на свое изувеченное лицо. Щека сильно опухла и потемнела, а кровь, выступившая из царапины, подсохла, образовав уродливую полосу на пол-лица. Девушка пришла в ужас. Она достала свою драгоценную коробочку с мазями и нанесла на рану одно проверенное лекарство.Немного морщась от боли, она обработала рану и спрятала коробочку обратно в сумку. Посмотрев на солнце, она поняла, что сейчас едва послеобеденное время. Индеец появится не скоро. На солнце сидеть не хотелось, поэтому она решила пойти и посидеть в тени валунов, среди которых она уже пряталась однажды. Придя в то место, она машинально выглянула в долину, но вдруг замерла и мгновенно спряталась в тень: около вигвама, который был всего в паре десятков метров от нее, стоял черный скакун индейца. Неужели он уже здесь? Она чуть не попалась!

Сердце девушки бешено колотилось. Почему сегодня он появился так рано? Через несколько минут, когда ее состояние немного пришло в норму, Анита решилась выглянуть еще раз. Конь по-прежнему был на месте и спокойно щипал траву, но он не был привязан и свободно перемещался по поляне. Это было странным, потому что апач всегда привязывал его к дереву. Индейца нигде не было видно. «Наверное, он в вигваме», — подумала Анита, но вдруг животное повернулось другим боком, и девушка увидела, что полседла и грива коня измазаны кровью. Девушка очень испугалась. Животное ранено? Но с виду с ним было все в порядке. Может… ранен индеец? В подтверждение ее мыслям раздался едва уловимый стон, и Анита поняла, что с апачем что-то случилось.

Она растерялась. Первым ее позывом было бежать к нему и помочь, но тут же появилась масса сомнений и страхов. А если он не сильно ранен и при появлении просто ее убьет? Старое восприятие индейского народа вдруг воскресло в ее разуме, заставляя ее вжиматься в камень от ужаса. Нет!!! Она не может приблизиться к нему! Но голос совести тихо взывал: а если он сильно ранен и умирает? Ты бросишь его и убежишь? Отец всегда учил помогать людям в беде, потому что Бог любит людей!

Аните было тяжело. Ее паническое состояние было очень велико, но снова послышался стон раненого, и она вдруг осознала, что, если не станет индейца, не станет больше и его небесной музыки. И хотя это побуждение было немного эгоистичным, оно все же помогло ей принять окончательно решение. Девушка осторожно вышла из своего укрытия и, крадучись, направилась в сторону вигвама. У нее кружилась голова от страха, да и собственный, недавно пережитый стресс, давал о себе знать дрожью во всем теле. Конь индейца настороженно поднял голову и фыркнул, когда почувствовал запах чужака. Анита вздрогнула даже от этого, но продолжила идти дальше.

Подойдя к вигваму почти вплотную, она вдруг увидела, что индеец лежит в траве прямо у входа в свое индейское жилище. Он лежал на спине. Его куртка была распахнута, а на обнаженном животе зияла ужасная кровоточащая рана. Он был еще жив и немного стонал, но похоже, смерть была очень недалеко. Анита ужаснулась. Ей стало его безумно жаль. Такой молодой, такой красивый, такой талантливый… Именно его талант сделал жизнь девушки счастливой, а сейчас он просто на пороге неминуемой смерти!

В этот момент она забыла, что он мужчина, что он индеец и что он опасен. Она просто увидела, что человек, который создает небесную музыку и способен плакать, смотря в небеса — он сейчас на пороге смерти и нуждается в помощи. Она задумалась. Первое, что нужно сделать — это остановить кровотечение. Она имела об этом очень поверхностное представление. Ей нужна ткань. Девушка достала свой платок из сумки, но его было недостаточно. Недолго думая, она оторвала подол своих нижних юбок и осторожно присела на траву около индейца. Он был без сознания. На лице были ссадины, руки измазаны в крови. Длинные черные волосы были рассыпаны по земле и по плечам, закрывая половину его лица. На смуглой груди виднелись шрамы от недавних, едва заживших ранений. Руки Аниты дрожали. Ей было очень страшно прикоснуться к нему. Она вообще панически боялась прикосновений, а тут мужчина с обнаженным торсом, да еще и краснокожий. Но медлить было нельзя, поэтому она пересилила свой страх. Сложив кусочек ткани в несколько раз, она посыпала его специальным порошком из своей драгоценной аптеки. Лекарь, когда дарил ее, очень хвалился тем, что в ней немало лекарств с Востока, которые волшебным образом помогают при самых различных недугах. Этот порошок привезен был из далекого Китая и, по словам лекаря, помогал останавливать кровотечения и обеззараживать раны. Приложив ткань к ране, она взяла в руки оторванный подол юбок. Индеец застонал от боли, но не пришел в себя.

Теперь ей нужно было обмотать остальную ткань вокруг его торса. Это было крайне непросто. Ей пришлось просовывать руки под его спину, но она старалась об этом не думать. Закончив с этой раной, Анита устало опустилась на траву. Дело было сделано, но поможет ли это ему?

Через несколько минут она решила обработать и остальные его раны. Их было немного: на лице ссадины и кровоподтек на губах, пару царапин на груди и порез на шее. Решиться сделать это было также непростым делом: нужно было снова прикасаться.

Будь он женщиной, ей было бы гораздо легче. Издалека за счет длины волос и красивого лица он казался женоподобным, но с такого расстояния не было никакого сомнения в его мужественности. Его тело было довольно мускулистым и крепким, а лицо, хоть и красивым, но определенно с грубоватыми мужскими чертами. Анита тряхнула головой. Хватит обращать внимания на эти глупости: человек умирает, а она тут со своими страхами! Ей стало стыдно, потому что совесть, взращенная отцом-священником, говорила, что жизнь человека важнее всего, даже собственной души.

Поэтому Анита, взяв себя в руки, осторожно убрала волосы с лица индейца и начала аккуратно наносить живительную мазь на его раны. Ей пришлось прикоснуться к его губам, и предательская дрожь пробежала по ее телу. Слишком тесный контакт, слишком!

Анита освободила от волос его шею и нанесла лекарство на порез. Вдруг он немного зашевелился и слегка приоткрыл глаза. Анита испуганно вскрикнула и убежала, спрятавшись за вигвамом. Видел он ее или нет, так и осталось тайной, потому что он вновь впал в беспамятство.

Взяв себя в руки, Анита решила быть смелее. Спасать — так спасать! Заглянув в вигвам, она увидела, что это был просто небольшой шалаш, на полу которого лежала грубая бизонья шкура. Девушка поняла, что лучше всего будет перетащить индейца сюда, хотя хватит ли у нее сил?

Подавив очередную паническую атаку, она глубоко вздохнула и, став у индейца над головой, продела свои руки ему в подмышки и волоком потянула в вигвам. Она никогда не обладала какой-то особенной силой, поэтому апач показался ей невероятно тяжелым. Она боялась делать резкие движения, чтобы не провоцировать кровотечение, поэтому невероятно устала, пока смогла дотащить его под крышу индейского строения. Уложив его на бизонью шкуру, она вытерла пот со лба. Ему не хватало подушки и одеяла, но не нести же ей свою! Хотя…

В памяти всплыли случаи, когда отец жертвовал на благо людям свои последние средства.

Папа! Ты был таким чудесным христианином!

Она должна во всем поступать также, как поступал отец!

Вот так она решила пожертвовать индейцу свои подушку и одеяло. Она вышла из вигвама и собралась бежать домой. Но потом остановилась и взглянула на индейского скакуна. Если его не привязать, он может убежать. Анита решилась попробовать его поймать. Контакт с животными был для нее делом несложным и, к счастью, конь ничуть ее не испугался и легко позволил привязать себя к дереву. Анита была очень довольна, погладила скакуна по гриве и стремительно побежала домой.

Уже оказавшись непосредственно около поселка, она вспомнила, какое тяжелое испытание ей пришлось пережить в доме всего несколько часов назад. Прикоснувшись к опухшей щеке, она заколебалась. Входить в дом раньше полуночи было опасно. Все эти заботы о раненном индейце совсем отвлекли ее от своих собственных проблем. Но она должна была помочь ему, чтобы он мог выжить! Возможно, Анита не совсем понимала, что выживание никаким образом не зависит от наличия подушки и одеяла, но она, на самом деле, не знала, как заботиться по-другому, поэтому, подавив страх, вошла в дом.

Вокруг было тихо, лишь громкий храп Ральфа разносился вокруг. Анита облегченно вздохнула. Она взяла из своей комнаты одеяло, подушку, керосиновую лампу, на кухне в мешок сложила немного продуктов и еще воды. Вспомнив, что при горячке неплохо использовать уксус, она прихватила и его, а также несколько чистых тряпок. Написав небольшую записку тете Джейн, она сообщила, что у нее все нормально, но она собирается отсутствовать несколько дней. Конечно, Анита наверняка не знала, где будет ночевать, ведь провести ночь в индейском вигваме ей представлялось очень страшным, но она может погулять, как обычно, по полям или все-таки вернуться домой, но, если по каким-то причинам она не вернется, тетя Джейн не станет раздувать панику.

Впрочем, дома сейчас было даже страшнее, чем с раненым индейцем, поэтому она старалась не думать о том, где проведет ночь.

Перед выходом из дома она мельком взглянула в зеркало, висящее на стене, и просто ужаснулась. Опухоль на щеке была не очень большая, но откровенно синяя, а царапина создавала впечатление уродливого черного шрама. Она превратилась в невероятное страшилище, и это ее ужасно огорчило. Не дай Бог, кто-то увидит ее в таком виде! Вернувшись в комнату, она нашла еще один большой белый платок и завязала его на своем лице, как маску, оставив видимыми только глаза.

Вскоре она, довольно нагруженная, спешила обратно в Долину Холмов и всеми силами старалась не думать о том, что это очень опасно. Впрочем, для нее повсюду опасно: дома опасно, потому что в любой момент Ральф может ее избить или обесчестить, в городе опасно, потому, что на нее могут позариться похотливые мужчины, в Долине Холмов опасно, потому что это территория апачей, в поле опасно, потому что там водятся дикие звери… У нее нет места на этой земле, где она могла бы расслабиться и жить мирно. Если бы она могла только вечно сидеть у подножия холма и слушать прекрасную музыку, то это было бы самое прекрасное и безопасное место на земле…

Состояние индейца не изменилось, когда она с опаской зашла в вигвам. Анита осторожно приподняла его голову и подложила под нее подушку, а одеяло оставила для холодной ночи. Солнце потихоньку садилось, и девушке становилось все страшнее. Она зажгла керосиновую лампу и немного нахмурилась. До сего момента она думала лишь о том, как бы попытаться индейца спасти, вообразив себя сестрой милосердия или доброй самарянкой, как учил отец. Но если вдруг апач очнется, ей же нужно будет убежать? Нет, как-то глупо выходит. Если он очнется, это не значит, что он уже будет здоров. Уход за ним надо будет продолжать, потому что его рана очень серьезная. Анита нервно сглотнула, представив, что индеец просыпается и видит ее прямо здесь, в его шалаше. О, это будет страшно! Девушка по-прежнему его очень боялась. А что, если он все-таки захочет ее убить? Ох, как все сложно! И бросить его нельзя и остаться страшно!

Впрочем, с таким ранением он будет слишком слаб, чтобы на нее напасть. Да, это неплохой аргумент для того, чтобы успокоить себя. Если он начнет проявлять признаки агрессии, она просто успеет убежать! Аниту эта мысль немного успокоила, и она смогла расслабиться.

На улице почти стемнело. Керосиновая лампа давала достаточно света, но Аните было все тяжелее в непривычной и пугающей обстановке.

Увидев, что молодой апач немного дрожит, она быстро приложила свою ладонь к его лбу и поняла, что у него началась горячка. Девушка огорчилась, потому что понимала: дела плохи. Ей снова стало его сильно жаль. Да какой там кровожадный зверь! Несчастный талантливый парень, стоящий одной ногой в могиле.

Она достала уксус, чтобы добавить его в воду и делать больному влажные компрессы. Ухаживая за ним, протирая его лицо и руки, Анита с удивлением обнаруживала, что прикасаться к кому-то не так уж и страшно, особенно, когда к человеку испытываешь сострадание. Она начала привыкать к нему и тихо молилась, чтобы Господь помиловал его.

Всю ночь она пыталась сбить его высокую температуру компрессами. Он начал бредить во сне, то и дело что-то выкрикивая на своем гортанном языке. В его чертах лица отчетливо застыло страдание.

Анита знала, что такое боль утраты, поэтому чувствовала, что их трагедии схожи. Он так метался и беспокоился, что девушка не выдержала и схватила его ладонь, словно желая дать ему понять, что он не один. Он как будто почувствовал это прикосновение, сжал ладонь в ответ и немного успокоился. Когда эмоции улеглись, Анита наконец осознала, что держит за руку краснокожего мужчину, и ей поплохело. Опять паническая атака заставила ее задрожать, ее дыхание участилось, а голова пошла кругом. Но он крепко сжимал ее за пальцы, поэтому она не решилась их выдернуть, а делала глубокие вдохи, стараясь справиться с накатившим страхом.

Она постаралась вспомнить, что он создатель прекрасной музыки, поэтому не страшен и не ужасен, и начала усиленно молиться, чтобы сохранить трезвое самообладание.

Анита даже не заметила, как погрузилась в глубокий сон. Ей снился Ральф, который все время норовил напасть на нее, а потом разукрашенные апачи, которые направили на нее свои томагавки. Со сдавленным криком она проснулась и присела на своем ложе.

В первые мгновения Анита совершенно не могла понять, где же находится. Странный шалаш, утреннее солнце, ярко светившее из входного отверстия, влажный запах земли… Ее взгляд переместился вниз, и она увидела, что ее рука крепко держит чью-то смуглую ладонь, а потом — глаза! Угольно-черные широко открытые глаза на смуглом, немного осунувшемся лице, которые удивленно смотрели на нее и на их скрещенные вместе пальцы рук.

Анита шокировано замерла, и ее сердце буквально остановилось. Индеец очнулся! Паника обрушилась на нее с такой силой, что она начала дрожать до цокота зубов. Она резко высвободила свою руку и попыталась встать на ноги, чтобы убежать, но ноги не слушались. Они подкашивались, поэтому она ползком выбралась из вигвама. Оказавшись вне шалаша, девушка обессиленно рухнула на траву. Ей было так страшно, что даже разболелось сердце, и хотелось только одного: убежать как можно дальше отсюда!

Но через всю эту панику чудом пробился отчетливый голос сердца: прекрати, возьми себя в руки! Будь сильной! Будь, как отец, будь, как Иисус!!!

— Да, Господи, — зашептала девушка, хватаясь за этот внутренний призыв, как за соломинку, — я хочу быть сильной, как папа, я хочу почтить его память и поступать, как поступал он. Я не хочу бояться, Господи! Помоги мне! Помоги, прошу!!!

Эта искренняя молитва тут же принесла облегчение, и паника начала потихоньку отступать. «Я помогу ему еще немного, а потом убегу, и он не сможет найти меня. Он не сможет причинить мне вреда, потому что еще слаб. Я буду осторожной. Все будет хорошо. Он не индеец и не мужчина, а просто раненый человек. Я просто помогу раненому во имя милосердия. Я поступлю по-христиански, и всё!».

Ободрив себя таким образом, Анита собралась вернуться в вигвам, но вспомнила про свое изуродованное лицо. Ей стало неприятно, и она быстро завязала платок, как маску, и только после этого осторожно заглянула в шалаш. Индеец, сильно морщась от боли, пытался сесть. Анита забыла о своих страхах и бросилась к нему. Ему никак нельзя вставать! Она рукой надавила на его плечо, возвращая его в лежачее положение, а потом сказала:

— Тебе нельзя вставать! Твоя рана опять начнет сильно кровоточить!

Индеец снова изумленно посмотрел на девушку, а потом перевел взгляд на ее платок на лице. Он стал насторожен, и холодок страха опять пробежался по спине Аниты. Но она сдержала его.

— Я… я хочу помочь тебе… — тихо произнесла девушка, и голос ее дрожал, — я не причиню тебе вреда…

Похоже, индеец не понимал ни слова. Он казался нахмуренным и очень сильно напряженным. Анита панически соображала, как же ей поступить в этой ситуации. Больше всего на свете ей хотелось сбежать, но чувство долга и принятое верное решение помогали ей держаться выбранного пути.

Если он не понимает ее язык, она должна показать ему, что действительно помогает ему вылечиться. Похоже, придется перевязать ему рану у него на глазах.

Анита, указав на перевязанный живот апача, громко и отчетливо произнесла:

— Нужно перевязать!

И осторожно, сдерживая дрожь в руках, взялась отматывать повязку. Индеец дернулся, словно не решаясь довериться непонятно откуда взявшейся бледнолицей женщине. Анита, нервно сглотнув и смущенно глядя в его нахмуренное лицо, снова произнесла:

— Не бойся! Я хочу помочь тебе!

Апач замер, но его красивое лицо осталось по-прежнему суровым. Девушка начала терять всю свою решимость. И без этого она едва-едва нашла в себе силы контактировать с ним, а тут еще надо выдерживать его сопротивление. Хотя и его можно понять: какая-то незнакомая женщина из вражеского народа собралась тут лечить его раны по непонятной для него причине. Есть повод опасаться. Так что они, в принципе, с ним мыслят на одной волне.

Такие мысли помогли Аните собрать остатки терпения. Она глубоко вздохнула и на выдохе тихо произнесла:

— Господь Иисус! Помоги мне убедить его! Помоги, у меня уже нет сил…

И вдруг удивительным образом индеец резко расслабился и откинулся на подушку. Анита удивилась и тут же взялась разматывать перевязанную рану, искоса поглядывая на его реакцию. Когда она приоткрыла рану, тело апача слегка вздрогнуло от боли, но лицо осталось совершенно бесстрастным. Он не издавал ни звука, когда она накладывала свежее лекарство, и никак не реагировал, когда ее пальцы скользили по его коже. Девушка чувствовала, что у нее кружится голова от напряжения, а на лбу выступила испарина. К тому же, с платком на лице было откровенно душно, но снять его она не позволила бы ни за что на свете. Почему? Неужели мнение индейца о ней что-то для нее значило? Да, она не хотела выглядеть уродливым монстром даже в его глазах.

Закончив перевязку, Анита от сумасшедшего напряжения просто упала на шкуру бизона и распласталась на полу вместе с апачем. И хотя ей было неловко, у нее просто закончились силы. Только через несколько минут она смогла подняться. Взглянув на индейца, она увидела, что у него закрыты глаза. Возможно, он обессилел и уснул. Это было хорошо. Его пронзительный взгляд было очень трудно выдержать.

Когда она обрабатывала его рану, то поняла, что температура его тела стала немного ниже, что давало некоторую надежду на выздоровление. Анита снова прилегла на пол и просто уснула, махнув рукой на всякую опасность.

Через несколько часов ее разбудил чей-то голос. Она вскочила и увидела, что индеец был снова в бреду. Она попыталась влить ему в рот немного воды и снова всю ночь делала компрессы. А еще она усиленно молилась. К утру она опять уснула прямо рядом с ним: ее накопленная усталость оказалась выше любого страха.

На следующее утро она проснулась первой. Индеец был бледен, но жар у него упал, и лоб покрылся капельками пота. Анита обрадовалась. Возможно, он выживет!

Она вышла из вигвама, напоила его скакуна, а по возвращении села на бизонью шкуру и, удостоверившись, что апач еще спит, сняла со своего лица платок. Гематома на лице была все еще сине-фиолетовой и очень уродливой. От царапины мог даже остаться шрам, но она тщательно обработала ее специальной мазью. Когда она убрала зеркало от лица, она вдруг увидела, то индеец очнулся и немного замутненными глазами смотрит на нее. Она вскрикнула и одной рукой закрыла свою щеку, а второй начала нащупывать платок, который бросила за землю. Найдя его, она отвернулась и быстро завязала на своем лице. Сильный стыд навалился на нее, как лавина, хотя не должно ли ей быть все равно? Но ей не было все равно! Даже перед ним… А может, ОСОБЕННО перед ним?

Она не стала вникать в себя на этот раз, а постаралась отвлечься, принеся индейцу немного воды во фляге. Чтобы его напоить, она попыталась дать ему воды из ложки, но он, выхватив флягу из ее рук, постарался сесть, не подавая вида, что ему больно.

Видя, что парень уже неплохо окреп, Анита снова испугалась. Она решила сбежать от него, как только ему станет легче. Не пора ли ей уносить ноги? Но он снова опустился в горизонтальное положение и закрыл глаза. Девушка облегченно выдохнула и вышла из вигвама.

Она сильно устала. Устала бояться и нервничать при каждом шорохе, устала бояться этого апача, устала убегать. Хотелось просто душевного покоя. Может, плюнуть на все и стать апатичной, как тетя Джейн? Она закрылась от всего мира в свою скорлупу, чтобы хоть как-то выдерживать тот ад, который устроил в их доме Ральф.

Следующие два дня прошли точно также, лишь с той разницей, что жар у индейца окончательно упал, и он уже не бредил во сне. Он спал почти все время, но поить себя не давал. Всякий раз он приподнимался и пил сам, но после таких усилий устало откидывался на подушку. За все время он не произнес ни слова и ни о чем Аниту не просил.

На третий день девушка заметила, что глубокий порез на его шее сильно покраснел: похоже началось воспаление. Его надо было срочно посыпать чудодейственным китайским порошком, чтобы остановить этот процесс. Анита снова напряглась. Как же это сделать?

Она подползла к нему, когда он лежал с закрытыми глазами, и тронула за плечо. Индеец открыл веки и устремил на нее спокойный взгляд. Похоже, он уже расслабился от ее присутствия и ни в чем не подозревал. Аните стало немного легче от этого. Она знаком указала на его шею, а потом достала коробку с лекарствами и указала на китайский порошок в деревянной шкатулке. Апач все понял и утвердительно кивнул, тут же снова закрыв глаза.

Девушка очень обрадовалась, что он не будет на нее смотреть, поэтому остальная процедура показалась ей не такой уж сложной. Она осторожно наклонилась ближе к его лицу и прикоснулась к тяжелым локонам волос, освобождая от них шею.

Вдруг что-то внутри нее затрепетало. Но впервые не от страха. Это было какое-то новое странное чувство: волнительное и сильное, но очень непонятное. Сильнее застучало сердце, а взгляд сам собою скользнул по чертам необычайно красивого лица. Длинные черные ресницы, нос с небольшой горбинкой, слегка полные губы, овальной формы лицо — все черты парня были гармоничны и пропорциональны. Анита замерла на несколько мгновений, и вдруг индеец открыл глаза. Их взгляды встретились: ее испуганный и его — очень спокойный. Анита густо покраснела и опустила глаза, но платок на ее лице полностью скрыл ее румянец. Однако смущенный взгляд ей скрыть не удалось. Она тут же начала поспешно открывать шкатулку с китайским снадобьем и аккуратно наносить его на рану. Порошок немного щипал, но апач никак не отреагировал. Быстро закончив, девушка отодвинулась от него, чувствуя до сих пор огромную неловкость.

Что это было? Зачем она уставилась на него? Ей стало стыдно.

У него просто необычное лицо — Анита пыталась оправдаться перед самой собой, доказывая себе, что это было простое любопытство. Но сердце не соглашалось. Это не любопытство, это — симпатия!

Девушка поразилась столь неожиданному открытию, но ей стало как-то не по себе. Ей просто не может нравится индеец! Не может!!! Да и вообще, ей любые мужчины не нужны. От них одни только страдания!

Отмахнувшись от этих мыслей, она вышла из вигвама.

Уже к вечеру апач чувствовал себя настолько лучше, что смог самостоятельно сесть. Анита принесла ему немного сушеных фруктов, которые прихватила с собою из дома, и подала воды. Она не смотрела ему в лицо, потому что ей было неловко и немного страшно. Чем больше он выздоравливал, тем сильнее на нее накатывал старый страх. Ей хотелось уже сбежать домой, но она не знала, когда же стоит это сделать.

В какой-то момент она бросила на него беглый взгляд и увидела, что он внимательно рассматривает ее, медленно пожевывая фрукты. У Аниты все внутри похолодело. С чем он смотрит? Может, у него тоже просыпается отвратительная мужская похоть и он рассматривает ее в таком качестве? И хотя в его глазах не было характерного непристойного огонька, девушка чувствовала, что от одного предположения ее начинает колотить паническая дрожь. Она закрыла глаза, чтобы успокоиться, но вдруг из памяти вырвались ужасные и очень реалистичные воспоминания, как однажды Ральф посреди ночи резко напал на нее прямо в ее кровати, и только чудом ей удалось оттолкнуть его и прямо в ночной сорочке убежать в поле. Ей тогда было шестнадцать, но последствия пережитого ужаса оставили такую травму, что любой мужчина на расстоянии двух метров вызывал у нее панический синдром.

Пока индеец был ослаблен болезнью и игнорировал ее, она могла даже прикасаться к нему, но теперь, когда он пошел на поправку и начал к ней присматриваться, прежний ее ужас вернулся с новой силой. Наверное, пора убегать! Он за ней не погонится — не то еще состояние, но ему уже однозначно лучше. Однако…

Снова заговорил голос совести: но ведь он еще точно не в состоянии ходить и, тем более, ехать на коне. Еще хотя бы два дня — и у него появиться возможность вернуться домой. Нужно остаться еще на пару дней.

Анита опечалилась. Сможет ли она выдержать еще два дня под его пристальными взглядами? Подавляя внутреннюю дрожь, она осторожно взглянула на апача. Он уже не смотрел на нее, а отрешенно рассматривал вход в вигвам, дожевывая сухофрукты.

Анита решила остаться. Она ежедневно делала перевязки, стараясь совершенно не смотреть индейцу в лицо. Она боялась, что, увидев его глаза, снова впадет в панику. Его рана выглядела уже намного лучше и, похоже, была не такой серьезной, какой показалась вначале. Она приносила индейцу сухари, сухофрукты и воду. Он брал продукты молча и, слава Богу, больше пристально ее не рассматривал. Анита смогла немного расслабиться. Она никогда не снимала с лица платок, даже ночью, но она уже привыкла к нему, поэтому даже не замечала его. Ее гематома начала светлеть, а царапина уменьшаться в размерах. Благодаря лекарствам, заживление шло прогрессивно, поэтому через несколько дней ее лицо обещало полностью восстановиться.

На седьмое утро ее пребывания в вигваме с раненым, апач впервые встал на ноги. Анита этого не видела, потому что крепко спала. Он вышел на несколько минут, с трудом передвигая ноги, но вскоре вернулся.

Девушке в этот момент снился очередной привычный кошмар. В ее сне Ральф и кровожадные индейцы в боевой раскраске гнались за ней, чтобы обесчестить и убить. Ральф выкрикивал страшные ругательства, а она чувствовала, что уже не в силах бежать. Они подбегали все ближе, и ее ужас все усиливался. Она начала рыдать и умолять их пощадить ее.

— Не трогайте меня! Пожалуйста! Оставьте меня в покое!.. — девушка, не просыпаясь, закричала вслух.

Индеец, который как раз остановился около нее, осторожно присел на пол и потряс ее за плечо, чтобы она проснулась. Но она никак не приходила в себя и продолжала, рыдая, кричать:

— Нет! Нет! Не надо! Папа, мама! Помогите! Иисус, помоги!

Она взмахнула рукой и случайно зацепила руку индейца. Схватив его ладонь, она крепко сжала ее и зашептала:

— Мама, мне страшно…

Он не стал убирать свою руку и позволил ей держаться за нее еще несколько минут. На его лице отразилось сострадание, сопереживание и еще целая гамма чувств, которые, казалось, с трудом могли ассоциироваться с суровым индейским нравом.

Через какое-то время, когда Анита затихла и задышала ровно и спокойно, он высвободил свою ладонь и снова вышел на улицу. Он увидел, что его конь привязан и ухожен, и с очередной порцией удивления взглянул на спящую белую девушку с платком на лице.

Его взгляд устремился в небо, и он почти беззвучно начал молиться, принося Богу благодарность за свою спасенную жизнь. Его лицо стало задумчивым. Он погрузился в какие-то свои серьезные размышления, как вдруг со стороны послышалось тихое конское ржание. Индеец посмотрел вдаль и увидел, что к нему приближаются его сородичи — пять или шесть воинов на пегих мустангах.

Он подумал про свою спасительницу и обернулся ко входу в вигвам. Анита с ужасом в глазах выглядывала из индейского шалаша, всматриваясь в сторону приближающихся апачей. Индеец увидел, что ее начало трясти, и она схватилась рукою в области сердца.

Послышался приветственный крик индейцев, которые завидели соплеменника издалека, и апач обернулся к ним. Он махнул рукой в ответ, но, когда повернулся к вигваму опять, девушки уже не было. Он нахмурился и встревоженно начал смотреть по сторонам. Он увидел ее через несколько секунд: с прытью испуганной лани она взбиралась на соседний холм, и длинная темная коса девушки качалась в такт ее резким движениям. Ей сильно мешало длинное платье и сумка, перекинутая через плечо, она спотыкалась о камни, но не оглядывалась. Падала и мгновенно поднималась. Меньше, чем через минуту, она уже стояла на вершине холма и только там обернулась. Ее громоздкий платок слетел с лица и обнажил бледное лицо. Ее черты казались размытыми с такого расстояния, но индейцу показалось, что ее лицо было преисполнено отчаяния. Она задержалась взглядом на нем всего на мгновение, а потом резко прыгнула на другую сторону холма.

Индеец печально вздохнул и вошел в вигвам. Подушка, одеяло, керосиновая лампа и припасы еды остались здесь.

Он решил ждать ее возвращения еще много-много дней, но она больше не вернулась…

Глава 3

Холмы Долины Уединения были особенно прекрасны в тот день. Солнце уже готовилось к закату, когда молодой индеец, по обыкновению, прибыл в это место, подгоняемый желанием поскорее излить свою душу перед Всевышним. Он мог молиться Богу на любом месте, но только здесь он чувствовал, что его дух освобождается от тяготы своей большой печали.

Че́тан — а индейца звали именно так — был двадцати лет от роду, но уже познал много горя и страданий.

Его племя апачей многие годы терпело постоянное притеснение от рук белых людей. Их оттеснили на этот ничтожный клочок земли, где очень непросто было выжить. Стада бизонов становились все реже с каждым годом, а земледелие с трудом приносило малейшие плоды. Иногда апачи голодали. Некоторые из племени, не выдерживая отчаянных обстоятельств, собирались группами и нападали на белых фермеров, уводя их лошадей. Они просто спасались от голода, но белый человек жестоко мстил всем апачам за отчаянные вылазки некоторых их соплеменников.

Но два года назад их племя обвинили в убийстве и разграблении, каких апачи не совершали. Когда бо́льшая часть мужчин была на охоте, на их лагерь напали разъяренные белые и истребили больше половины жителей. Так погибли многие старики, женщины и дети. Тогда же погибла вся семья Четана — его родители и брат с сестрой.

Эта жестокость и несправедливость породила огромную ненависть к белым людям в сердце Четана. Эта ненависть была такой сильной, что иногда сводила его с ума. И хотя после смерти семьи прошло уже два года, одна мысль об этом приводила индейца в состояние отчаяния и желания отомстить. Единственное, что сдерживало его от безрассудных действий, это… его вера в Любящего Бога.

Четан однажды стал христианином. Ему было 14 лет, когда в их лагере появился странный белый человек, которого в племени прозвали Кэлетэка, что означает Опекун Людей. Он жил с апачами больше года и постоянно заботился о них. Сперва его приняли настороженно и с неохотой, но он быстро завоевал уважение всего племени своими охотничьими навыками и добрым сердцем. Он был всегда очень щедр и любил детей. Он говорил, что он — миссионер и что Сам Бог послал его к апачам рассказать им о Его Сыне. То, что у Бога был Сын, стало для индейцев удивительным открытием. Рассказы об Иисусе стали излюбленными историями многих подростков-апачей, которые восхищались мыслью, что Сын Божий однажды посещал обычных людей. Четан очень внимательно слушал каждое слово Кэлетэки. Его сердце так сильно волновалось и трепетало, что однажды ночью он пришел к миссионеру и сказал:

— Кэлетэка, расскажи, что со мной? Всякий раз, когда я думаю о Божьем Сыне, я чувствую, что в моих глазах появляются слезы. Я воин, и для меня позорно рыдать, как женщина. Я могу терпеть боль и ранения без слез, но Иисус заставляет меня плакать. Мне почему-то кажется, что я… что я виноват перед Ним!

Последние слова Четан просто выдохнул, со стыдом смахивая предательскую слезинку. Миссионер широко улыбнулся и с любовью обнял мальчика, похлопывая его по плечу.

— Четан, — уже более серьезно ответил Кэлетэка, отодвинувшись от него и глядя в его большие черные глаза. — Нет ничего позорного в том, чтобы плакать пред Богом. Он Него наших слез не скроешь. Для Всевышнего наши слезы — это искренность нашего сердца, поэтому перед Ним можешь плакать, сколько угодно. Четан, Иисус зовет тебя! Мы все действительно виноваты перед Ним. Именно из-за наших грехов Ему пришлось прийти на эту землю и умереть на кресте. Ты просто чувствуешь, что твои неправильные поступки и дела связаны с Его смертью. Ты должен попросить у Него прощение, и твое сердце наполниться радостью…

Тогда впервые юноша осознал, что он — грешник и что из-за этого пришлось пострадать Самому Богу. Его это немного испугало, но он в своем сердце решил во что бы то ни стало больше Господа не огорчать.

Кэлетэка продолжил:

— Закрой глаза и повторяй за мной: Господь Иисус! Я верю, что Ты умер за меня. Прости мне мои грехи. Прими меня в Свое Царство. Я хочу принадлежать Тебе! Аминь.

Четан послушно повторил каждое слово и почувствовал, то его трепет усилился. Услышал ли его Всевышний? Простил ли?

Однако открыв глаза, он почувствовал в душе легкость и освобождение. Ему стало так радостно, что он неожиданно заявил:

— Кэлетэка! Я хочу читать Книгу Бога, — парень указал на потрепанную Библию, чем очень изумил миссионера. Такую жажду к Богу, как у этого юноши, он давно не видел среди индейского народа. Правда, его просьба читать Библию казалась невыполнимой, потому что Четана нужно научить не только читать, но и говорить по-английски. Но он взглянул в красивое и решительное лицо этого мальчугана и увидел, что Четан все сможет.

И действительно, в течение последующего года Четан почти в совершенстве овладел английским и смог довольно сносно читать Священное Писание. Он был поразительно талантлив. Миссионер полюбил его, как родного сына.

Но однажды Кэлетэка покинул их лагерь. Он сказал, что его жена больна и что ему нужно вернуться к своей семье. Он обещал возвратиться к друзьям-апачам, но так и не вернулся. Он подарил Четану свою Библию и долго обнимал его при прощании. Они чувствовали, что больше не увидятся на этой земле.

Однако то, что произошло впоследствии — нападение и истребление детей и женщин племени — сильно ударило по вере Четана в Бога. Нет, он не стал сомневаться в Его существовании. Господь был невероятно реален для юноши, Господь был его неотъемлемой частью, но в душу Четана пришла ненависть. Он чувствовал, как она накатывает на него при одной мысли о белых людях. Четан остро ощущал, что его сердце ожесточается. Его внутренний духовный человек кричал и отчаянно взывал: прости их! Прости убийц! Ты теряешь Иисуса! Но сила той ненависти была так велика, что он не мог сбросить ее со своей души.

Это были два года невероятных терзаний!

В племени он стал одним из лучших охотников и воинов, но, когда он покидал своих соплеменников, его сердце и душа начинали терзаться. Ненависть кричала и требовала возмездия. Уничтожить, воздать, отомстить!!! Но совесть и Дух Святой взывали: остановись! Нужно простить.

На самом деле Четан действительно уже хотел простить убийц своей семьи. Но он не мог. Ему казалось, что огромная черная туча окутала его сердце. Белые люди — почти все поголовно — казались ему настоящими воплощениями зла, многочисленными Иудами, которые воруют, обманывают и предают! Как можно их простить? Только Кэлетэка был хорошим белым человеком, но… он умер! Четан знал, что он мертв. Именно Кэлетэку и его семью кто-то жестоко убил два года назад, а обвинили в этом апачей.

Единственный достойный белый человек был убит своими же недостойными соплеменниками, что делало их еще более ненавистными в глазах Четана.

Но сердце, любящее Бога, по-прежнему взывало и говорило: Четан, в любом случае ты должен простить! Юноша хотел, соглашался с этим, но чувства были выше его контроля.

Чтобы как-то справляться с накапливающимися эмоциями, Четан перед каждым полнолунием посещал Долину Успокоения. Это место было священным для каждого апача, но здесь редко кто-либо бывал, кроме него. Именно здесь, в полном одиночестве среди прекрасных холмов, юноша мог излить всю свою душу перед Богом. Ему трудно было молиться, поэтому он играл. Играл на «сихутанке» — индейской флейте, которую сделал сам. Именно эта музыка помогала ему открыть свою душу перед Всевышним и выразить свою душевную боль. Он позволял себе ронять слезы перед Ним, хотя в реальной жизни мог вынести любые страдания, не проронив ни звука.

Музыка помогала ему выжить. Она освобождала его сердце на какое-то время от скопившихся туч ненависти, но потом рабство темных сил снова постепенно окутывало его, делая его душу холодной и раздраженной. Именно поэтому он приезжал в Долину Успокоения каждое полнолуние: без музыки и уединения он просто не был в состоянии контролировать эмоции в своей душе.

Он по-прежнему читал Священное Писание, но многое для него было совершенно непонятно, потому что некому было его объяснить. Однажды он прочитал, что убийство — это грех. Это было очень странно для него, но после этого он пообещал Богу, что от его руки больше никто не умрет. Иногда его племя бывало атаковано группами индейцев-разбойников, и Четану не раз приходилось участвовать в битвах, но он никогда не убивал людей. Он мог ранить человека или обездвижить, но никогда — убить. Таким образом он решил ревностно служить своему Богу, Которого очень любил.

Некоторые из племени начали высмеивать его решение никогда не убивать, но Четан был выше того, чтобы обращать на это внимание. Он однажды прочитал в Библии, что ученики Иисуса будут высмеиваемы и оскорбляемы за Его Имя, поэтому понял, то не должен считать эти унижения чем-то значимым. Пусть смеются. Бог не смеется. Бог все видит и все знает. Бог на его стороне!

Четан был немного отшельником. Но никто не мог оспорить тот факт, что он был невероятно силен, ловок и неуловим. И хотя ему было всего двадцать, он был самым сильным воином своего племени. Но воином без зловещих трофеев и без убитых врагов. Воином, которого не понимали, а, значит, и не принимали до конца…

Однажды, когда группа охотников его племени вместе с ним самим возвращалась с удачной охоты и была крайне вымотана, на них напали. Это была очередная группа индейцев-изгоев, которые промышляли разбоем и убийством для своего выживания. Всех провинившихся преступников изгоняли из племен, но они объединялись друг с другом и начинали терроризировать бывших своих соплеменников. Разбойники выждали момент, когда апачи будут наиболее уставшими и расслабленными, и совершили жестокое нападение.

Нападавших было в два раза больше, поэтому битва завязалась крайне жестокой. Четан, нанося удары, старался быстро вырубать противников. У него это получалась очень просто и искусно, и, несмотря на количественное преимущество, разбойники начали постепенно терпеть поражение. Однако один индеец из нападавших оказался очень особенным воином.

Четан слышал о нем. Черный Рог, так звали знаменитого преступника, прославившегося невероятной силой и большой жестокостью. Он был изгнан из своего племени за то, что был уличен в применении колдовства по отношению к вождю. Черное колдовство было под большим запретом среди индейских племен, и всякий, кто занимался им, должен быть убит. Черного Рога не убили только потому, что просто не смогли. Он сбежал и стал предводителем очередной шайки ожесточенных преступников, жаждущих отомстить своим бывшим соплеменникам любой ценой.

Когда Четан и Черный Рог схлестнулись в схватке, оказалось, что последний выше и крупнее юноши в два раза. Но Четан был поразительно быстрым, поэтому их силы были уравновешены. Черный Рог сразу понял, что Четана нужно просто вымотать, и тогда он лишиться своего преимущества. Четан тоже понял, в чем состоит план противника. В данной ситуации только мощный разящий удар мог бы закончить битву в его пользу. Но Четан боялся его убить. Именно поэтому эта схватка оказалась невероятно опасной. Черный Рог выхватил нож и попытался перерезать юноше горло. Четан увернулся, но острое лезвие оставило на его шее сильный порез. Несколько ударов по лицу немного оглушили Четана. Он чувствовал, что может не справиться на этот раз. «Господи, — подумал он, — если уже пришло мое время, забери меня к Себе. Если же нет, то помоги мне, прошу Тебя!»

И почти мгновенно ситуация изменилась. Черный Рог сделал несколько неуклюжих движений, и Четану удалось хватить его за шею. Нужно только пережать артерию, и противник будет обездвижен. Черный Рог пытался освободиться, но юноша крепко сковал его руками и ногами. И, казалось, победа Четна была близка, как вдруг его противнику удалось освободить одну руку, и он, схватив другой ладонью припрятанный нож, нанес Четану сильный удар в живот.

Четан почувствовал сильную боль, в его глазах помутнело и руки начали предательски разжиматься, но он собрал всю свою волю и с еще большею силой сжал шею противника, отчего через несколько секунд тот лишился чувств.

Когда он расслабил руки, его силы начали таять. К нему подбежали воины его племени: Черный Рог был последним противником в этой битве.

— Четан! Держись!

Но юноша чувствовал, что его жизнь начинает угасать. «Хочу в Долину Уединения», — вдруг подумал он и сильно затосковал. Он хотел туда и только туда… Возможно, он слишком быстро истекал кровью. Возможно, у него закончились силы жить. Возможно, он просто устал…

Его соплеменники суетились вокруг него, пытаясь наспех соорудить «волокушу» — носилки, для которых требовалось пара веток и крепкая шкура. Их привязывали к лошади, которая волокла эти носилки в нужном направлении. Но Четан жестом остановил их. Он с трудом поднялся, держась рукой за окровавленный живот.

— Я хочу… отдаться ни милость Всевышнего… — тихо проговорил он, — братья, отпустите меня в Долину Уединения. Мой дух влечет меня…

Соплеменники почтительно склонили голову. Если воин говорил, что дух влечет его, все должны были подчиниться. Они помогли ему взобраться на его лошадь, и Четан медленно отправился в путь.

Почему он принял такое решение? Наверное, чувствовал, чтосмерть неизбежна. Он сам не мог понять, почему едет просто умирать. Ему было тяжело и одиноко, но он знал, что находится полностью в руках Господа Бога.

К тому моменту, как он попал в свою вожделенную Долину, его силы полностью иссякли. Он так и не смог сойти с лошади, а просто упал с нее на траву. Как в тумане, он видел голубое небо с медленно плывущими облаками, и чувствовал, что жизнь его угасает. Он закрыл глаза.

— Господь, прими дух мой, — подумал он, но вдруг что-то потревожило его покой. Он сумел приоткрыть глаза и через туман увидел чье-то лицо, но сил больше не осталось, и он окончательно потерял сознание.

Находясь в болезненном бреду, он снова и снова переживал трагедию смерти своих родных. Ненависть к бледнолицым, казалось, выжигала его изнутри, требуя возмездия, как глотка живительной воды. Но воды не было, а был огонь, разливающийся по телу и мучительно терзающий его внутренности.

«Господи! — кричал он внутри себя. — Спаси меня! Я хочу свободы! Я хочу покоя!»

И вдруг, словно в ответ, послышался чей-то сдавленный крик. Этот звук вернул его из мучительного сна к реальности, и Четан широко открыл глаза. Он лежал в своем вигваме, и за его пределами сияло яркое раннее утро. Солнечные лучи проникали сквозь щели между кусками коры, которой было покрыто это традиционное индейское сооружение. Положение тела юноши было немного необычным. Он чувствовал, что его голова и вообще верхняя часть тела покоится на чем-то большом и мягком, отчего он не лежал, а полулежал на полу. Вдруг он почувствовал, что его правую руку кто-то сжал. Осторожно повернув голову вправо, он увидел… белую девушку, которая, тяжело дыша, сидела рядом с ним и крепко сжимала его ладонь своей рукой. Она смотрела не на него, а перед собой и, похоже, не замечала, что он очнулся.

Четан был так ошеломлен, что не мог поверить в происходящее. «Это небеса? Но почему рядом со мной белая женщина? И почему она держит меня за руку? Нет, это не могут быть небеса. Но если я на земле, почему она рядом со мной. Почему она прикасается ко мне?» Ему стало неловко и даже неприятно. Неловко, потому что держаться за руки уместно лишь со своей женой, а неприятно, потому что эта женщина была белой. «Она хочет убить меня?» — промелькнуло у Четана в голове, он внутренне напрягся, и в этот момент девушка резко повернулась к нему и испуганно посмотрела ему в лицо. Ее большие светлые глаза были очень красивы, но пол-лица было обезображено большим кровоподтеком с огромной черной царапиной, что сильно исказило ее черты.

Когда их взгляды встретились, на лице девушки отразился неподдельный ужас. Она стремительно высвободила руку из его руки и попыталась встать на ноги, но не смогла. Четан понял, что она в панике, и пришел в еще большее недоумение. Если она так боится его, почему держала его за руку? Кто она вообще такая? Что она собирается делать?

Девушке так и не удалось встать на ноги, и она ползком выбралась из вигвама.

Четан попытался сесть, но почувствовал сильнейшую боль. Откинувшись обратно, он одной рукой начал прощупывать себя. На том месте, где было его ранение, находилась тугая повязка. Его перевязали? Эта девушка сделала это? Но зачем? Он не мог этого понять. Его ненависть и предубеждение к белым людям твердили, что она сделала это с недобрыми мотивами. Белый мужчина — это само коварство, а белая женщина — это половина коварства. Их женщины так же испорчены, как и она сами.

Инстинкт самосохранения твердил, что ему лучше не иметь дела с бледнолицыми. Четан собрал все свои силы и попытался сесть. Острая боль пронзила его тело, но вдруг в проходе появилась та самая странная девушка, и, подбежав к нему, принудила его снова лечь.

— Тебе нельзя вставать! Твоя рана опять начнет сильно кровоточить!

Четан, не имея сил противится, лег обратно. Он понял каждое ее слово, но все это было слишком подозрительно. Он сурово посмотрел на нее и увидел, что она спрятала пол-лица под белой тряпкой. Вспомнив, что ее лицо обезображено, он понял, почему она прячется, но само ее присутствие сильно настораживало. Он не верил, что какой-либо белый человек станет с хорошими мотивами спасать индейца. Может, его захватили в плен? Но это его вигвам, а значит, он все еще в Долине Уединения. Это территория его племени. Может, бледнолицые снова вторглись на их землю? Но если это так, зачем им его спасать?

Несколько мгновений они смотрели друг на друга: Четан с подозрительностью и угрозой, а девушка со страхом и нерешительностью, а потом она снова произнесла:

— Я… я хочу помочь тебе… Я не причиню тебе вреда…

Четан не верил.

В глазах девушки отражалась целая гамма эмоций: неуверенность, страх, огорчение, но потом вдруг в них появился решительный огонек, и она отчетливо и твердо произнесла:

— Нужно перевязать! — и указала на его живот. — Не бойся! Я хочу помочь тебе! Произнесла она, а потом тут же приглушенно добавила: — Господь Иисус! Помоги мне убедить его! Помоги, у меня уже нет сил…

Господь Иисус? Четан почувствовал, как теплая волна окутала его сердце. Она призвала имя Господа! Значит, она христианка? Неужели есть среди белых еще такие же, как Кэлетэка? Эта мысль принесла Четану сильное облегчение, и он, лишившись последних своих сил, снова откинулся на подушку и расслабился.

Тут же девушка начала снимать с него повязку.

Четан плотно закрыл глаза. Устал. Он почувствовал острую боль, когда девушка открыла саму рану, но кроме непроизвольной дрожи, он никак не среагировал на острые болевые ощущения. Когда она закончила перевязку, его организм потребовал отдыха, потому что боль и усилия сильно утомили его. Четан погрузился в глубокий сон, через несколько часов перешедший в привычные кошмарные сны. Ему снились родители, которых безжалостно убивали бледнолицые негодяи, и юноша тщетно пытался их остановить. Он метался в бреду, но вскоре кошмары оставили его, и он осторожно приоткрыл глаза. Когда восстановилось затуманенное зрение, он слегка повернул голову в сторону и увидел, что белая девушка сидит в метре от него. Она сняла белую повязку с лица и в зеркале рассматривала свое изуродованное гематомой лицо.

Словно почувствовав его взгляд, девушка взглянула на Четана, и увидев, что он смотрит на нее, испуганно отвернулась. Схватив платок, она завязала его на своем лице и поспешно вышла из вигвама.

Вскоре незнакомка возвратилась. Она принесла воды во фляге и, налив ее в ложку, протянула к его лицу, чтобы напоить. Четан никак не мог опуститься до того, чтобы женщина поила его из ложки, поэтому, превозмогая сильнейшую боль, принял полусидячее положение и, выхватив флягу из ее рук, сделал несколько больших глотков. Вода очень освежила его, но усилия утомили, поэтому он вернулся в первоначальное положение и сразу же уснул.

В последующие дни все продолжалось также. Девушка ежедневно меняла ему повязки, а Четан осторожно за нею наблюдал. Она уже не снимала платок с лица, боясь, наверное, снова показаться перед ним в своем обезображенным виде. Чем больше юноша смотрел на нее, тем больше приходил к мысли, что она действительно неопасна и искренна. Ее движения были осторожны, а сама она напоминала нежную испуганную лань, безобидную и готовую убежать прочь при любой опасности. У Четана появилось любопытство. Почему она здесь? Почему спасла его? Зачем пришла на земли апачей? Она выглядела такой слабой, но при этом не побоялась находиться здесь и ухаживать за врагом своего народа. Неужели Иисус поручил ей это сделать, как однажды поручил Кэлетэке прийти в племя апачей и помогать индейцам? Она настолько близка с Иисусом?

С каждой минутой юноша чувствовал, что черное мрачное состояние его души потихоньку отходит в сторону. Было ли это временное явление или же доброта белой девушки действительно сильно повлияла на него, он не знал, но у него отчего-то снова появилось желание жить.

Однажды утром, когда он еще спал, она вдруг разбудила его прикосновением к руке. Это было необычно: белая девушка обычно не шла первая на контакт, а ожидала, пока он проснется. Четан открыл глаза. Она тут же указала знаком на его шею, где находилась одна из многочисленных ран, нанесенных Черным Рогом. Девушка в последнее время начала изъясняться знаками. Из-за того, что Четан за все эти дни не проронил ни слова, она, наверное, решила, что он ничего не понимает по-английски. Именно поэтому она молча указала на рану пальцем. Четан понял ее и утвердительно кивнул. Эта рана, на самом деле, была пустяковой в его глазах, но он все-таки решил позволить ей обработать и ее. Зачем? Пожалуй, просто из любопытства. Его агрессия и подозрительность давно исчезли, а любопытство росло с каждым днем. Ему было даже забавно наблюдать за этим странным созданием, потому что она в корне отличалась от всех индейских девушек, которых он знал. Молодые женщины его народа всегда были сильными, крепкими и умели сохранять бесстрастность. Если бы на месте этой бледнолицей была индейская скво* (* женщина), она вела бы себя совершенно иначе: ее лицо было бы каменным, а движения быстрыми и умелыми. Она бы не церемонилась и не показывала свой страх. Но эта белая девушка почему-то сильно напоминала ему… степного кролика. Она была крайне осторожной и пугливой, готовая в любой момент сорваться с места и убежать. Ее движения и прикосновения были неуверенными, а глаза большими и настороженными. Точно, как у кролика. Четан с детства ловил этих кроликов и потому отлично знал их повадки. Ему вдруг стало просто забавно.

Девушка достала из сумки маленькую деревянную коробку и тоже указала на нее пальцем. Четан понял, что в ней находится нужное лекарство и что бледнолицая спрашивает у него разрешение воспользоваться им. Он утвердительно кивнул и прикрыл веки. На самом деле он не хотел закрывать глаза, он хотел наблюдать за нею, за ее движениями и за выражением ее глаз, потому что сравнение с кроликом сильно забавляло его. Но он уже понял, что она сильно боялась его взглядов, и решил пока ее не пугать.

Вскоре он почувствовал ее неуверенные прикосновения. Она осторожно убрала несколько прядей его волос с шеи, освобождая доступ к ране. Ее руки снова дрожали. Потом она замерла. Четан резко открыл веки и увидел около своего лица ее широко распахнутые серые глаза, исполненные… восхищения! Это не ускользнуло от внимательного взгляда юноши, хотя и очень удивило. Что же означал этот ее взгляд? Но девушка почти мгновенно отодвинулась в сторону, стыдливо опустила глаза и, быстро насыпав порошок на рану, убежала из вигвама. Маленький степной кролик снова убежал. Четан так и прозвал ее про себя Та́бо — Кролик!

С каждым днем Четану становилось все лучше. Он мог самостоятельно садиться и все меньше спал. Табо приносила ему сушеные фрукты и кусочки засушенного хлеба, но никогда не смотрела ему в глаза. Зато он ловил иногда ее взгляды, когда сам долго за нею наблюдал. Увидев, что он на нее смотрит, девушка начинала очевидно нервничать. Поэтому Четан решил смотреть на нее более осторожно, чтобы она не замечала. Ему это удалось. Она перестала видеть его внимательные взгляды и немного расслабилась. Если она так боится его, почему она до сих пор с ним? Это была загадка для юноши.

Однажды утром Четан почувствовал себя очень бодрым и впервые за эти дни встал на ноги. Голова немного кружилась, шаги были неуверенными, боль в животе ощутимой, но ощущал он себя очень обновленным и отдохнувшим. Девушка еще спала, свернувшись калачиком на бизоньей шкуре.

Четан вышел по нужде и вскоре вернулся обратно. Вдруг он услышал, что Табо плачет. Он понял, что ей снится кошмар.

Вернувшись в вигвам, он непроизвольно схватил ее за руку и… понял, что по-настоящему признал эту бледнолицую девушку достойным человеком. Его ненависть к белым серьезно подкосилась. Не все бледнолицые — коварные и лживые убийцы. Есть такие, как Кэлетэка, есть такие, как Табо. Четан почувствовал, что его сердце понемногу освобождается от цепких оков всепоглощающей ненависти. Табо помогла ему в этом…

Когда девушка успокоилась и снова уснула, он опять вышел из вигвама. Его конь Быстрый Ветер был привязан к дереву. Он казался ухоженным и сытым. Четан снова удивился и даже искрене восхитился. Табо оказалась более, чем заботливой, и не оставила даже его скакуна!

Почему же она делает это для него?

Иисус, это ведь Ты, правда?

Четан поднял трепетное лицо к голубому небу и прошептал:

— Господь мой! Спасибо Тебе, что послал Табо для моего спасения!

Он закрыл глаза и поднял руки к небу. В сердце его был мир.

Вдруг с северной стороны послышалось конское ржание и топот копыт. Четан открыл глаза. Он увидел нескольких своих соплеменников. Видимо, они решили узнать, оставил ли Всевышний Четана в живых.

Юноша был рад видеть друзей, но вдруг подумал о Табо. Обернувшись в сторону вигвама, он увидел, что она проснулась и с ужасом выглядывает из укрытия, уже заметив приближающихся воинов.

Но стоило ему отвести от нее взгляд, как девушка выпорхнула из вигвама и убежал на соседний холм.

Четан почувствовал неожиданное волнение и боль в своей душе. Он не хотел, чтобы она уходила.

Таинственная добрая Табо, любящая Иисуса, вернешься ли ты?

Когда девушка достигла вершины холма, Четан не выдержал и окликнул ее:

— Табо!

Она так резко обернулась, что платок слетел с ее лица. Она увидела, что индеец стоит около вигвама и смотрит в ее сторону. Его длинные черные волосы развевались на ветру, а тело, несмотря на пережитые ранения, казалось крепким и сильным. Она не могла разглядеть выражения его лица, но почувствовала, что он прощается с ней с сожалением. Ей на мгновение стало печально, что она оставляет его. Неужели она успела привязаться к этому юноше? Но приближение остальных апачей заставило ее заторопиться и стремительно нырнуть на другую сторону холма. Оттуда она бегом устремилась прочь, боясь, что индейцы начнут преследовать ее.

Четан ждал ее больше сорока дней, но однажды все-таки вынужден был вернуться в родную деревню, потому что наступил сезон охоты на бизонов…

Глава 4

Все было крайне плохо. Повсюду слышались оглушительные выстрелы и воинственные крики атакующих индейцев. Облака пыли, поднимаемые копытами индейских мустангов, создавали иллюзию тумана, а дым горящих повозок начинал зловеще окутывать отчаявшихся белых поселенцев.

Всего четверо белых мужчин пытались безуспешно отстреляться от целой дюжины разукрашенных смертельно опасных дикарей. Еще трое мужчин лежали в лужах крови, пронзенные стрелами или застигнутые меткими пулями воинственных апачей.

Пять белых женщин отчаянно прижимались друг ко другу, рыдая и закрывая уши руками. Разукрашенные жестокие монстры казались демонами смерти и фактически, были таковыми. Буквально, через полчаса последний белый мужчина был сражен.

Женщины тихо рыдали, когда четверо полуголых индейцев с ужасными разукрашенными лицами приблизились к ним. Один из них натянул лук и прицелился. Казалось, смерть была неминуема.

Одна из женщин — молодая и красивая девушка лет двадцати пяти с копной темных густых волос — решительно крикнула остальным женщинам:

— Просите у Господа прощения, чтобы Он принял вас на небеса!

Рыдающие женщины тут же начали в отчаянии взывать к Богу.

Вдруг к группе индейцев присоединился еще один апач и что-то отрывисто сказал своим сородичам. На его лице почти не было боевой раскраски, лишь несколько продольных цветных полос покрывали его широкие скулы. Апач, натянувший тетиву, неожиданно опустил свое оружие и, подав знак остальным, приблизился к женщинам.

Их не стали убивать. Им связали руки, привязали друг ко другу веревками, чтобы они могли идти одна за другой, и край веревки закрепили на одном из мустангов. Всего несколько минут понадобилось индейцам, чтобы отправиться в путь с пленницами и награбленным имуществом.

Женщины продолжали тихо плакать, лишь одна из них — та самая, которая призвала их всех к молитве — не проронила ни слезинки. Это была Анита.

Прошло семь лет с тех самых пор, как она в последний раз видела живого индейца. Семь лет назад она спасла от смерти раненого апача. Возможно, ей не нужно было его спасать. Слишком много войн между апачами и белыми произошло с тех пор.

Тогда она еще была сущим ребенком. Последующие семь лет жизнь не баловала ее и многому научила. Когда Анита, испугавшись приближения воинов, убежала от раненого индейца, она поспешила домой.

Но дома уже не существовало. Всего семь дней — и мир снова перевернулся с ног на голову. За эти семь дней Ральф умер от остановки сердца.

Когда Анита вошла в дом, в нем почти не было мебели. Тетя Джейн сидела на последнем оставшемся стуле, скорбно опустив голову.

— Тетя… — тихо проговорила Анита, ошарашенно остановившись посреди пустого холла. Тетя Джейн резко подняла голову. Увидев девушку, она вдруг сорвалась с места и бросилась к ней с громким воплем.

— Анита! Анита! Где ты была? Я подумала, что ты оставила меня! Анита…

Женщина начала истошно рыдать, повиснув в объятиях ошеломленной девушки.

— Тетя, что случилось? Почему в доме нет мебели? И где… Ральф? — имя этого страшного человека Анита произнесла с дрожью в голосе.

Когда тетя Джейн немного успокоилась, она рассказала, что на следующий же день после того, как Ральф бросил в Аниту стул, он проснулся и снова начал пить. Но вдруг он схватился за грудь и умер прямо посреди кухни. Прежде, чем тетя нашла его, прошло более часа. Увидев, что ее муж мертв, она почувствовала и ужас, и облегчение одновременно. Хотя грешно радоваться смерти человека, но террор Ральфа был слишком велик, и тетя так и не смогла по-настоящему скорбеть об умершем. Но потом ее испугало другое: они остались без средств к существованию. Мебель пришлось продать, чтобы устроить похороны. К тому же, узнав о смерти Ральфа, к тете Джейн пришли его дружки и показали расписку, сообщающую, что Ральф должен им большую сумму денег. Таким образом они остались без дома.

— Нам нужно уезжать, — обреченно промолвила тетя Джейн. — У нас есть родственники около побережья. Мы отправимся туда…

Вот так, буквально, через пару дней Анита и ее тетя покинули поселок.

Лицо Аниты почти полностью пришло в норму. Ей пришлось использовать много пудры, чтобы скрыть остатки гематомы. Девушку очень мучило, что она одолжила денег у доброй леди и теперь не могла вернуть их ей. Посетив ее, Анита слезно просила прощения и обещала прислать ей всю сумму при первой же возможности.

Покидая привычные места, она с трепетом ожидала неясного пугающего будущего. В руках она сжимала свою драгоценную флейту. Но эта флейта ассоциировалась у нее теперь не только с прекрасной музыкой. У нее перед глазами постоянно стоял красивый индеец — создатель этой музыки. Думать о нем почему-то было неловко. Если бы тетя Джейн узнала, что Анита провела все те ночи бок о бок с краснокожим, разразился бы настоящий скандал.

Но резкая смена обстановки сильно отвлекла Аниту от воспоминаний о Долине Холмов. На побережье жизнь оказалась, мягко говоря, не сладкой. Родственники не были рады их приезду, потому что и сами едва сводили концы с концами. Но они приняли их, и наступило время настоящего изнуряющего труда.

Анита научилась мастерски чистить и готовить морепродукты, ухаживать за коровами, шить одежду, присматривать за детьми. Семь лет пролетели, как семь дней, потому что все дни, а иногда и ночи были заполнены изнурительной работой.

Лишь иногда, в редкие часы отдыха, Анита выходила на берег океана, доставала флейту и пыталась играть. Музыка индейца все равно звучала в ее душе, поэтому постепенно ей удалось на слух подобрать несколько любимых мелодий. Эта музыка снова утешала ее, хотя вести, доносившиеся отовсюду были весьма удручающими. Апачи снова вышли на тропу войны. Их спровоцировали белые, решившие проложить по их территориям железную дорогу. Множество людей погибло за эти годы, и слово «апач» стало в народе нарицательным, означающим «кровожадный, безжалостный, страшный».

Старое восприятие индейцев, как ужасных монстров, вернулось с новой силой. Возможно, тот индеец не убил ее, потому что был все-таки слишком слаб. А может, он планировал взять ее в плен и сделать своей рабыней, и именно поэтому не стал убивать. Значит, она очень вовремя унесла ноги. И хотя она вспоминала его уже без теплоты, но отказаться от его музыки не могла. Лишь иногда ей приходила робкая мысль: может ли создатель такой красоты быть ужасным убийцей? Но она не знала ответа на этот вопрос.

После того, как из ее жизни исчез Ральф, ее панические атаки значительно уменьшились. Но ее боязнь мужчин осталась прежней. В семье родственников, у которых они жили с тетей Джейн, было трое взрослых сыновей. Но они для Аниты являлись троюродными братьями, поэтому с ними девушка чувствовала себя относительно комфортно. Но остальные мужчины вызывали у нее комок в горле и желание убежать куда-подальше. Даже с соседями-мужчинами она здоровалась, опустив глаза. Все давно поняли, что она чудачка, и не пытались идти на контакт.

Тетя Джейн была из-за этого недовольна. Ей хотелось поскорее отдать Аниту замуж, но все ее попытки сосватать ее хотя бы кому-нибудь заканчивались полны провалом. Анита просто убегала, а иногда даже умоляла оставить ее в покое.

Но с каждым годом этот вопрос становился все более острым. Анита чувствовала, что сильно обременяет своих родных. В свои двадцать пять лет она уже слыла безнадежной «старой девой» и постоянно чувствовала себя виновной, потому что была в этой семье лишним ненужным ртом.

Когда же, на седьмой год ее жизни в этой семье, настал очередной кризис и двое братьев лишились работы, Анита приняла бесповоротное решение.

Она сообщила всем, что собирается вернуться в свой прежний поселок и отдать старые долги. Анита не была удивлена, что никто не возражал. Лишь тетя Джейн немного загрустила, но тоже не стала убеждать ее в обратном.

Уже через месяц Анита попала в родные места. Ей было странно и страшно находиться здесь снова. За семь лет из хрупкой девчушки она превратилась в красивую молодую мисс, на которую еще чаще, чем раньше, оборачивались прохожие. И хотя одета она была в старое мрачное серое платье и не менее старую шляпку, красоту ее лица и фигуры невозможно было умалить ничем.

Первым делом она отыскала дом бабули Флоранс. Но каково же было ее разочарование, когда ей сообщили, что пожилая женщина полгода назад переехала жить к своей дочери за много миль отсюда. Анита очень огорчилась. И хотя она должна была не такую уж большую сумму, но ощущение невыполненного долга сильно давило на нее. Библия говорит: «Не будьте должны никому ничем, кроме взаимной любви». Эти слова Господа бередили ее совесть, поэтому Анита, узнав адрес доброй старушки, решилась обязательно ее отыскать.

Ей незачем было оставаться и дальше в этом городке, поэтому она поспешила в почтовое отделение, чтобы узнать, как добраться в нужное место. Будучи еще по дороге к пункту назначения, девушка позволила себе вспомнить еще одно важное для нее место. Нет, это не был ее старый дом. С ним у нее были связаны лишь плохие воспоминания. Ей вспомнилась ее некогда любимая Долина Холмов…

Тот прекрасный пейзаж вдруг так ярко предстал перед нею, что у нее в душе затеплилось нежное ностальгическое чувство. Каково это — увидеть эту долину вновь? Может ли тот индеец до сих пор бывать там?..

Анита вдруг покраснела и смутилась. Воспоминания, нахлынувшие на нее, были наполнены особенными и, казалось бы, неуместными подробностями: вот Анита перевязывает раны индейцу, а потом убирает волосы с его шеи, чтобы обработать другую рану, а потом замирает, потому что его лицо кажется ей невероятно красивым… Девушка тряхнула головой, чтобы прогнать все эти глупости из своего разума. Хватит! Лучше бы ностальгировала по его музыке!

Анита остановилась. Желание сходить снова в Долину Холмов было очень сильным, но в душе царил немалый страх. Война с апачами была в разгаре. Идти на их территорию было крайне опасно. Эх, Анита, Анита! Какая ты глупая! Аж до неприличия. Этот апач сейчас, скорее всего, безжалостно убивает белое население или же давно погиб, а ты все его лицо вспоминаешь! Девушке стало еще более стыдно. Как она могла думать о таком?

Тряхнув еще раз головой, она решительно отправилась в почтовую контору.

По случайному или неслучайному совпадению через этот маленький городок проезжал целый караван переселенцев, путешествующих для освоения новых территорий Великих Равнин. Они как раз должны были проезжать мимо нужного Аните города, где сейчас проживала бабуля Флоранс. Девушка с интересом рассматривала крытые повозки, вереницей пересекающие центральную улицу городка.

Переселенцы за небольшую плату любезно согласились подбросить девушку в нужном направлении. Единственное, что сильно волновало Аниту, так это безопасность выбранного маршрута. С этим вопросом она обратилась к одной из женщин, которая предложила Аните путешествовать в их обозе.

— Не волнуйся, — с улыбкой ответила женщина. — Мы будем ехать исключительно по территории белых. Говорят, сейчас индейцы подавлены сопротивлением и боятся нападать на караваны. Армия хорошо постаралась, спасибо им…

Женщина была молодой и симпатичной и звали ее Майра. Она и ее муж были счастливыми молодоженами, мечтающими на новом месте стать успешными и богатыми фермерами.

Переночевала Анита прямо с ними, а утром караван отправился в путь. Через час пути местность, которую они проезжали, показалась Аните невероятно знакомой. Эти холмы и знакомая тропинка… Это же рядом с Долиной Холмов!

Анита изумленно повернулась к Майре.

— Ты сказала, что мы будем путешествовать по территории белых, но ведь здесь земли апачей!

Майра удивленно ответила:

— Ты так хорошо знаешь эту местность? Не волнуйся, это уже несколько лет территория нашей страны. Апачей оттеснили вглубь лет пять назад…

Аниту почему-то сильно поразила эта информация. Долину Холмов отняли у апачей? Ей неожиданно стало неприятно, как будто эту Долину отняли не у индейцев, а у нее самой. Из-за того, то она так любила это место и так восхищалась музыкой талантливого апача, мысль о том, что кто-то силой завладел этим удивительным местом, вызвала у нее какое-то раздражение и даже гнев. В какое-то мгновение она поняла, почему так ожесточились индейцы, ведь это совершенно несправедливо!

Девушка проводила взглядом знакомые холмы и печально посмотрела вперед. Этот мир был таким несправедливым! Все повсюду ругают апачей, а ведь белый человек, по сути, поступал ничуть не лучше, лишая их последних клочков земли. А всему виной человеческая жадность. Анита печально вздохнула. Нет, она никак не оправдывала кровожадность индейцев и их жестокость, но… белые люди тоже сильно виноваты перед ними, и этого не отнять…

Два дня караван неспеша продвигался по прерии. Анита была погружена в свои мысли и думала о том, как же ей прожить свою жизнь правильно.

Выйти замуж? Нет, ни за что на свете! Все мужчины вызывали у нее страх и даже отвращение. Она боялась смотреть им в глаза дольше трех секунд и всячески избегала контактов с ними. Лишь однажды в ее жизни один мужчина показался ей привлекательным, но это был… апач! Анита снова покраснела и смутилась. И почему она опять вспоминает про этого индейца?

Девушка уже собралась вздремнуть, как вдруг предводитель каравана скомандовал совершить привал.

По обыкновению, повозки расставили кругом, а посередине развели небольшой костер, чтобы приготовить припасенный обед. Когда все насытились, мужчины пошутили, что пошли отлеживать свои бока, а женщины с улыбками начали убирать остатки обеда.

Но не прошло и нескольких минут, как тишину прерии рассек оглушительный звук выстрела, и тут же вслед за ним послышался невероятно страшный крик: боевой клич воинов племени апачей.

Один из переселенцев вскрикнул и упал на землю, сраженный пулей в самое сердце. Остальные мужчины стремительно схватили свои винтовки, но почти мгновенно еще двое их них с криком упали навзничь, сраженные стрелами с ярким зловещим оперением.

Женщины в панике спрятались между обозами, а со всех сторон, словно из-под земли, появились полуголые всадники с жутко раскрашенными лицами, развевающимися волосами и яркими амулетами на загорелых шеях.

Всего несколько минут понадобилось дикарям, чтобы уничтожить всех мужчин. Майра отчаянно плакала, видя, как от нескольких стрел погиб ее молодой любимый муж, с которым она надеялась счастливо прожить всю оставшуюся жизнь.

Анита смотрела на все с ужасом и не могла поверить, что все это происходит в действительности. Это было так похоже на ее обычные ночные кошмары. И конец этих кошмаров всегда был трагическим. Похоже, и этот кошмар закончится быстро и очень страшно.

В этот момент один из апачей направил на отчаявшихся женщин свое безжалостное оружие, и Анита поняла, что через несколько секунд все они предстанут пред Господом…

И вот теперь, идя в веренице пленниц, Анита особенно почувствовала дыхание страха на своей душе. Она не раз слышала о страшных пытках, которым подвергали пленных у индейцев, она помнила, с какой жестокостью этими дикарями были убиты ее родители и брат, поэтому ей стало по-настоящему страшно.

— Господи, если пришел мой конец, помоги умереть быстро. Сохрани от надругательства, спаси души всех нас во имя Иисуса Христа…

Молитва к Господу заставила ее немного ободриться.

Путь к деревне апачей занял несколько часов. Пленницы были очень измождены и невероятно испуганы. Но появление в индейском поселении не принесло им никакого облегчения. Наоборот, ситуация оказалась еще более угрожающей. Все жители с криками радости встречали воинов, но на несчастных пленниц посыпались тумаки, плевки и гневные взгляды. Как ни странно, но именно индейские женщины проявляли особую агрессию и ненависть, потому что многие из них из-за войны с бледнолицыми лишились своих отцов, мужей и сыновей. Одна из пленниц споткнулась и упала, но на нее тут же обрушились жестокие удары, так что платье ее оказалось изорвано в нескольких местах.

Анита тихо молилась, стараясь сохранить остатки самообладания. Через двадцать минут избитых пленниц втолкнули в темную индейскую палатку, но развязывать руки им не стали. Оставшись в одиночестве, несчастные женщины дали волю слезам. Они плакали долго и горько, пока не осталось сил. Их жизнь закончилась. Их надежда закончилась. Наступил ад прямо на земле.

Майра сильно оплакивала своего мужа. Анита села рядом с нею на полу и смогла слегка прижаться к ней, чтобы хоть как-то поддержать. По сути, Аните в чем-то было легче всех: у нее не было родных, которые сильно опечалились бы от ее исчезновения, поэтому собственная смерть не казалась ей такой уж трагичной. Тем более, она твердо знала, что на небесах ее ждет Иисус. Единственное, что пугало — это страдания перед смертью. Сможет ли она выдержать их?

Размышляя в полном мраке и неизвестности, Анита спрашивала себя: оказалось ли ее представление об индейском народе истинным и верным? Да, вполне. Апачи действительно были жестокими, страшными и кровожадными. Их женщины походили на стаю злобных волчиц, жаждущих крови. Не люди, а настоящие хищные звери, не знающие человечности, любви и сострадания. Все верно. Значит, она зря спасла в прошлом того апача? Возможно. Его слезы обманули ее. Но, с другой стороны, Господь Бог милостив и к неблагодарным, и к злым. Значит, даже спасение зверя в человеческом обличье угодно Богу!

Анита содрогнулась, вспомнив их боевой вопль и свирепые лица. Такие же лица видели ее родители в день смерти. Она идет по стопам своих родителей. Жаль только, что индейцы не убили ее сразу. Было бы легче и проще. Но теперь… Что же будет теперь?

Как в ответ на ее мысли, в проходе палатки появилась мрачная фигура. Женщины инстинктивно вздрогнули и прижались друг ко другу, но их быстро вытолкали на улицу. Население деревни собралось около палатки. Воины, участвовавшие в набеге, стояли чуть в стороне. Боевая раскраска еще не была смыта с их лиц. Лишь индеец, который не позволил убить женщин, стоял немного поодаль от налетчиков и, казалось, безучастно наблюдал за происходящим.

Дальше началась действо, о значении которого можно было только догадываться. Налетчики один за другим выходили перед народом и что-то пафосно рассказывали соплеменникам на своем грубом гортанном языке. Анита предположила, что они делились историями своих «подвигов». Когда истории исчерпались, женщин вывели в центр и начали… делить! Аниту и Майру забрал индеец с самой зловещей раскраской. Остальные три женщины «отошли» трем другим апачам.

Анита с ужасом подумала о том, что́ же этот индеец собирается с ними делать. Не похоже, что их хотят убить. Возможно, их будут как-то использовать. Но как? Мысль о том, что апач совершит над нею насилие, приводила девушку в полное отчаяние. Любую смерть она предпочла бы надругательству над своим телом.

Между тем женщин отвели по разным сторонам деревни. Анита и Майра оказались в ветхой и старой палатке. Полом служила утоптанная земля. Больше здесь не было совершенно ничего.

Руки их по-прежнему были связаны. Их оставили в таком положении до самого утра. Прижавшись друг ко другу, они уснули прямо на земле, взывая к Богу и моля о быстрой смерти.

Утром, едва только забрезжил рассвет, в палатку вошла грозная индейская женщина, и, грубо растолкав пленниц, вывела их на улицу. Солнце величественно поднималось над горизонтом, освещая мир своим ярким ласковым светом. Но эта красота казалась даже неуместной для этого мрачного и страшного места.

Деревня потихоньку просыпалась. У некоторых палаток появлялись женщины, чтобы развести костры или заняться выделкой шкур.

Индианка привела пленниц к соседней палатке, где трудились еще две индейские женщины. В воздухе стоял отвратительный запах. Он исходил из сосуда с какой-то густой субстанцией. Было похоже на то, что внутренности животных перемешали с кислым молоком. Женщины тщательно втирали эту жидкость в свежие шкуры животных. Индианка усадила пленниц на корягу, развязала им руки и жестом приказала делать то же самое. В этот момент Анита поняла, что их оставили в живых, как рабынь для выполнения работ. Эта мысль принесла ей даже некоторое облегчение. Труда она никогда не боялась, и даже самые неприятные и грязные работы могла выполнить смиренно и в простоте. Единственное, чего она не могла перенести — это прикосновения мужчины.

Майре, очевидно, было крайне тяжело опустить руку в мерзко пахнущий сосуд, но страх смерти стал выше отвращения, поэтому она тоже начала послушно втирать эту субстанцию в шкуру бизона, хотя движения ее были медленными и неумелыми.

Анита с легкостью влилась в работу. Жизнь на побережье сделала ее мастером ручных дел. Скорость и легкость, с которыми она покоряла любые ремесла, была ее наградой за усердие, смирение и трудолюбие.

Через несколько часов, когда в деревне уже вовсю кипела жизнь, шкуры для обработки закончились, и индианка показала, как нужно вымачивать другие шкуры в воде. Пленницы были очень голодны, но пищу им никто не предлагал.

До самого вечера они занимались работой и были уже сильно вымотаны, и лишь только на заходе солнца им позволили вернуться в их пустую палатку, оставив несколько лепешек и кувшин с водой.

Поев немного, Майра начала плакать.

— Я не хочу жить, — в отчаянии простонала она, на что Анита ответила:

— Не надо так! Все еще может измениться!

— Но Джона больше нет! — воскликнула женщина и начала рыдать пуще прежнего.

Анита не нашлась, что ответить. Она не потеряла близкого человека. Ей было проще. Но быть в рабстве — это действительно очень тяжело и страшно.

Девушки прижались друг ко другу и попытались уснуть. И хотя Анита была невероятно уставшей, сон к ней не шел.

Почему-то ей живо вспомнился раненый апач, которому она помогла семь лет назад. Где он сейчас? Жив ли еще? Может ли он быть жителем этой деревни? Нет, Анита не смела надеяться на то, что он мог бы оказаться здесь, узнать ее и помочь ей в знак благодарности. Шансы на это были слишком ничтожны.

Во-первых, он мог уже много раз погибнуть за эти годы. Во-вторых, он вряд ли узнал бы ее в лицо, потому что она все время носила платок. В-третьих, кто сказал, что он ей благодарен? Возможно, он и сам был не против сделать ее рабыней даже тогда. Поэтому, не нужно даже думать о таком.

Но как же выживать теперь? За что цепляться, чтобы не сойти с ума от страха и безысходности? Анита начала молиться. По ее щекам потекли слезы: слезы скорби, усталости, страха и неопределенности, но, чем дольше она молилась, тем легче у нее становилось на душе. Возможно, их не убьют. Возможно, к ним начнут относиться лучше, если они станут усердными и полезными.

Засыпая, девушка приняла решение трудиться изо всех сил, чтобы расположить к себе этих жестоких дикарей. Возможно, тогда появиться хоть какой-то небольшой шанс…

***

Можно было с уверенностью сказать, что для Аниты наступила совершенно новая жизнь. Их будили на восходе солнца и сразу же отправляли работать. Девушки занимались выделкой шкур, их просушкой, растягивали их на специальных рамах, натирали отвратительным месивом, запах от которого впитывался в кожу и начинал преследовать даже во сне. Кормили традиционно по вечерам. Сперва Анита подумала, что их намеренно, как рабынь, лишали нормального питания, но позже поняла, что и вся деревня питалась только один раз в день. Это перевернуло ее представление о жизни индейцев. Видимо, им постоянно не хватало еды, раз они питались так редко.

Но факт был в том, что девушкам, привыкшим к многоразовому и более сытному питанию, еды явно не хватало. Они начали терять в весе и чувствовали все больший упадок сил. И если Анита была бодра и решительна, то Майра угасала и чахла, не имея никакой моральной или духовной опоры. Анита пыталась перевести ее взгляд на небеса, но молодой вдове не хотелось слышать о Боге. Она обвиняла Его в том, что ее судьба стала такой несчастной. Аните было крайне тяжело слышать подобное в адрес Господа, но Майра была в полном ожесточении сердца, которое, казалось, невозможно было обратить вспять.

Анита же, как ни странно, чувствовала себя все радостней в духе. Она все свои силы устремляла на то, чтобы научиться любому индейскому ремеслу в совершенстве. Она просто ставила перед собою цель и старалась достигнуть ее, ведь без цели подобное существование можно было назвать совершенно бессмысленным и даже невыносимым.

Девушка пыталась следить за своей прической, используя вместо расчески свои пальцы, старалась постоянно отряхивать ветшающее платье от травинок и пыли. Контактировали пленницы в основном с тремя индианками, одна из которых была женой их хозяина, а две других — дочерями. Самого «хозяина» пленницы видели редко. Он несколько раз приходил посмотреть, как продвигается их работа по выделке шкур. Это был крепкий грозный индеец лет около сорока с холодным непроницаемым лицом, который вызывал чувство страха. Его бронзовая кожа лоснилась из-за слоя жира, намеренно втираемого в тело для защиты от солнца, а на шее и запястьях висело такое количество бус, браслетов и амулетов, что его, пожалуй, можно было назвать щеголем среди индейского народа. Даже дочери и жена краснокожего были украшены гораздо скромнее.

Из-за того, что Анита панически боялась мужчин, каждое появление «хозяина» вызывало у нее легкий приступ паники, который она стремилась заблокировать молитвой к Богу. Но так как индеец не проявлял к ней пристального внимания и довольно быстро покидал это место, Аните удавалось быстро справляться с чувствами.

Девушка потеряла счет времени, но по ее неточным подсчетам прошел месяц с тех пор, как их пленили. За это время им с Майрой милостиво дали шкуру бизона, чтобы они могли не спать на голой земле. Кормили по-прежнему скудно, и Анита чувствовала, что у нее щеки сильно впали, а талия стала еще более узкой. Но ей было все равно, как она выглядит. Более того, чем хуже она будет выглядеть, тем больше шансов, что ни один из мужчин не захочет воспользоваться ею для греховных утех. Так что она даже радовалась потере своей красоты, потому что чувствовала в этом защиту.

За месяц жизни в индейской деревне, она приспособилась к режиму дня и привыкла успешно и легко обращаться с кожей и мехом. Ей даже понравилось это необычное ремесло. После обработки, вымачивания и тщательной просушки, кожа животных становилась такой мягкой и приятной на ощупь, что удивляла Аниту своим совершенством. Дочери «хозяина» умело резали кожу на полосы для плетения амулетов, а из особенно хороших кусков искусно шили одежду. Помимо этого, они быстро могли нанести вышивку с индейским орнаментом, украшая также ракушками и бусинами, что придавало изделиям нарядный вид.

При этом индейские женщины абсолютно не пытались вступать в контакт с пленницами. Они только жестами раздавали поручения, но относились к бледнолицым, как к высокоинтеллектуальному скоту.

Анита стала между делом посматривать на остальных жителей индейской деревни. Особенно ей нравились малыши. Большинство детей работало наравне со взрослыми, собирая дрова, охотясь на мелких грызунов или отправляясь на поиски орехов, ягод и других съедобных даров природы. Но совсем маленькие детки играли возле родителей, улыбаясь и что-то лепеча на своем милом детском языке. Их вид согревал Аните сердце.

Однако Майре становилось все хуже. Она с трудом вставала по утрам и начинала впадать в какое-то странное состояние невменяемости. Иногда она просто замирала, смотря в одну точку и не шевелясь. Хорошо, если это случалось в их палатке, но, когда это состояние находило на нее за выделкой шкур, Анита начинала сильно беспокоиться и пыталась ее растормошить. Похоже, Майра потихоньку начинала сходить с ума.

Еще через несколько недель, когда Майра уже почти полностью не владела собой, в таком состоянии застал ее «хозяин». Он пришел посмотреть, как продвигается его работа, но Майра в этот момент остановилась и замерла. Анита осторожно ущипнула ее за ногу, чтобы растормошить, но Майра вдруг встрепенулась, безумным взглядом посмотрела на индейца, а потом резко вскочила на ноги и начала осыпать его проклятиями. И хотя апач не понимал ни слова, поведение рабыни сильно вывело его из себя, и он грубо ударил ее в лицо, отчего женщина упала на землю с разбитой губой. Анита бросилась кней, а потом обратила умоляющий взгляд на «хозяина» и начала слезно просить его помиловать ее подругу, потому что та сильно больна. Но гнев индейца был слишком велик, и он набросился уже на Аниту, нанося ей удар за ударом и вымещая на бледнолицых женщинах свою глубокую ненависть.

Не выдержав побоев, Анита потеряла сознание…

Очнулась она через несколько часов. Открыв глаза, она увидела, что привязана к столбу посреди деревни. Все тело ломило, а левая часть лица опухла от удара. Апачи ходили мимо нее и с отвращением плевались. Девушка почувствовала, что слезы начинают подступать к ее глазам. Одинокая, несправедливо избитая рабыня — вот кто она сейчас! Они собрались пытать ее и убить?

О, Господи! Помилуй меня!

Никто не подходил в ней целый день, и от палящего солнца у нее начало сильно гореть лицо. Ее не освободили даже ночью, и сильный холод заставил ее дрожать всем телом. Периодически она впадала в беспамятство, а на следующее утро едва смогла открыть веки.

Когда пелена перед глазами рассеялась, она увидела перед собой человека. Он стоял всего в метре от нее и внимательно разглядывал. Это был индеец лет под тридцать, высокий, смуглый, с красивым, слегка нахмуренным лицом и длинной копной черных, как смоль, волос. Выражение его лица можно было назвать задумчивым или даже удивленным. Его черты показались Аните невероятно знакомыми, но ее мысли путались, а глаза долго не могли быть открытыми. Но почему он так смотрит на нее? И почему этот взгляд ей так знаком?

Уже теряя сознание, она вдруг увидела вспомнила вигвам и раненого индейца, лежащего на белой подушке. Индеец, которого она спасла? Неужели это мог быть он?

После этой ошеломительной мысли она впала в полное беспамятство…

Глава 5

Четан, ловко управляющий своим красивым черным скакуном, замыкал шествие каравана, двигающегося в деревню апачей. Пять пленниц вражеского народа шли впереди него, и его ленивый взгляд иногда пробегал по ним.

Последние семь лет жизнь Четана была слишком трагичной, чтобы его душа осталась трепетной и чувствительной. Он любил Иисуса, но сердце его рвалось на части. Началась страшная и разрушительная война между белыми и апачами, уносящая ежегодно сотни жизней, и сострадать бледнолицым он попросту не мог. Он закрыл свое сердце, чтобы оно перестало чувствовать. Только так можно было хотя бы немного приглушить ту разрушительную ненависть, которую он имел к бледнолицым еще со времен гибели его семьи. Теперь же постоянно гибли его соплеменники и друзья. Коварство и лживость белых постоянно побуждали его разжигать в своем сердце еще более жестокий огонь. Но совесть и Дух Святой не позволяли Четану окунуться в эту демоническую ненависть с головой.

За семь лет ему все же удалось не нарушить свое обещание, и он никого не убил. Но научился быть равнодушным и безучастно воспринимал судьбы бледнолицых рабов в своем поселке.

Только что он был свидетелем того, как отряд воинов его племени напал на караван белых. Апачи собирались просто разжиться добычей и с легкостью поразили всех бледнолицых мужчин. Когда же они собрались уничтожить и женщин, сердце Четана дрогнуло. Несмотря на вынужденное ожесточение, где-то в самой глубине его сердца он кое-кого искал. Однажды одна белая девушка спасла его от смерти, потому что любила Иисуса. Она помогла ему тогда не только выжить телом, но и сильно повлияла на его душу, своею добротой смягчив его истерзанное сердце. И сейчас перед ним находились пять молодых белых женщин. А вдруг среди них есть ОНА? Он не помнил ее лица, потому что она постоянно носила платок, да и внешность ее тогда была обезображена. Но вдруг она — одна из них? Поэтому он не мог допустить, чтобы их просто убили!

Четан вмешался и убедил оставить женщин в живых. Воины согласились, и пять пленниц отправились на ослабленных ногах в деревню апачей.

Четан поглядывал на их лица, но женщины не казались ему знакомыми. В деревне, когда воины решали, кому достанутся рабыни, юноша снова внимательно осмотрел каждую бледнолицую, но сходства с Табо не нашел. После этого он полностью потерял к ним интерес.

В последующие недели он иногда видел пленниц, которые работали за выделкой кожи. Лишь одна из них сильно отличалась от остальных своим светлым выражением на лице. Обычно плененные люди очень долго привыкали к своему рабству и несли на своих лицах печать гнева, ненависти и апатии. Но эта белая девушка выглядела довольно спокойной и даже проявляла неподдельный интерес к своей работе. Для Четана ее внешность не сильно отличалась от внешности других белых женщин, но у нее была теплота в глазах, и Четан на это обратил внимание. Впрочем, больше ничего особенного он в ней не находил, поэтому ограничивался лишь коротким наблюдением, ведь эта пленница принадлежала другому человеку.

Еще через несколько недель Четан услышал слухи, что Квато — тот самый «хозяин» двух пленниц — сильно избил их. Одна погибла сразу, а вторую привязали к позорному столбу посреди деревни. Почему-то сердце Четана взволнованно забилось. Он вдруг понял, что не хотел бы видеть умершей девушку со светлым лицом.

Он поспешил в центр поселка и нашел ее. Ее платье было изорвано в нескольких местах, так что обнажились плечи. Каштановые волосы были хаотично разбросаны по плечам, а на лице слева зиял кровоподтек.

Ее глаза были закрыты, а голова опущена. Но что-то сильно поразило Четана в ее облике. Табо! Она вдруг показалась ему сильно похожей на Табо! Возможно, это из-за кровоподтека на лице, но все-таки он нашел в ней какое-то сходство…

Это так сильно взволновало юношу, что он сам себе удивился. Но медлить не стал. Он поспешил к Квато и уговорил его продать ему эту рабыню. Квато сильно удивился. Четан всегда был странным безучастным одиночкой. Все знали, что он не хотел брать себе жену и тем более иметь рабынь. Он не убивал людей, но мастерски охотился, поэтому его уважали, но не понимали. А сейчас он вдруг захотел купить его рабыню, причем, едва живую.

Квато сразу смекнул, что может потребовать за эту бледнолицую хорошую цену. Он пообещал отдать Четану эту бесполезную женщину за… его скакуна. Четан немного заколебался. Его конь был особенным и знаменитым в племени. Множество туш бизонов удалось добыть Четану благодаря ловкости и силе его скакуна. Но колебался он недолго. Он сам удивился своей решимости во что бы то ни стало купить эту рабыню.

Через полчаса Четан привел к Квато своего скакуна, трепетно попрощался с ним, а потом вернулся к позорному столбу. Девушка была без сознания, когда он развязал ее. Он нес ее в свой «типи» *(индейская палатка из бизоньих шкур) на глазах у всей деревни, и соплеменники удивленно провожали его взглядами.

«Типи» Четана было большим и вместительным. Стены обильно пестрели множеством трофейных луков и вышитыми кусками кожи, а напротив входа лежало несколько больших шкур, служивших юноше постелью. Он осторожно положил девушку на эти шкуры. Правильно ли он поступил? Могла ли она действительно быть Табо? А если это не она? Что он будет с ней делать? Ему не нужны рабыни. Продать ее он не сможет — не позволит совесть. А оставлять около себя кого-либо он не желал. Но если она все-таки Табо, он поможет ей, как когда-то помогла ему она. Но как же узнать, она это или нет?

Пока Четан обдумывал это, сидя на корточках над девушкой, она вдруг застонала и пошевелилась. Четан встрепенулся, но не сдвинулся с места. Бледнолицая открыла глаза и долго смотрела на него, не понимая, где она и что с нею происходит. Но потом она осознала, что на нее сверху смотрит индеец, и что он очень близок сейчас. Ее глаза испуганно расширились, а крик ужаса застрял в горле. Из-за полумрака она не поняла, кто это, и подумала, что это ее жестокий «хозяин». Её лицо смертельно побледнело, руки задрожали.

Четан смотрел на нее несколько секунд и… не узнавал ее. Слишком много лет прошло, да и лица Табо он совершенно не помнил.

Нет, это просто испуганная бледнолицая рабыня. Четан печально вздохнул. Не был ли он чрезмерно импульсивным, когда поспешно купил эту женщину?

Парень поднялся на ноги и молча вышел из своего «типи». На душе его остался неприятный осадок. Он решил поскорее вылечить побои этой белой женщины и отпустить ее из рабства. Он не хотел иметь дело с бледнолицыми ни на один день дольше необходимого. То, что она — Табо, уже показалось ему маловероятным. Возможно, ее кровоподтек на лице ввел его в заблуждение.

Четан отправился к шаману-лекарю попросить у него немного лекарств. Он надеялся поскорее снова остаться одному…

***

Четан вскоре вернулся с лекарствами от шамана. Он нашел девушку лежащей без сознания и горячей от лихорадки. У него не было матери, сестры или рабыни, чтобы поухаживать за бледнолицей, поэтому он начал заботиться о ней сам.

Всю ночь девушка металась в бреду.

Чувство давно уже позабытой жалости заворочалось в груди.

Четан нахмурился и помрачнел. Ему было больно снова открывать свое сердце даже для сострадания. Она ведь не Табо!

Но он все-таки помазал виски девушки специальным снадобьем и уснул прямо на земле.

Анита очнулась ранним утром. Открыв глаза, она увидела потолок индейского типи с небольшим отверстием наверху, через которое пробивались первые лучи солнца. Она тщетно пыталась вспомнить, что же было вчера. Ах да, лицо «хозяина» прямо над ней! Но он больше не приходил.

Тут она поняла, что эта палатка — вовсе не её прежнее жилище. Она была больше размером и украшена всевозможными индейскими атрибутами.

Анита осторожно повернула голову вправо и испуганно замерла. Прямо около нее, но не на шкурах, а на утоптанном земляном полу спал индеец. Его лицо было ярко освещено лучами утреннего солнца, бьющими с потолка. Он был молод и очень красив. Его волосы разметались по земле, а серьги, свисающие с ушей, поблескивали словно драгоценные камни. Она знала это лицо! Те же удивительные черты, но более мужественные, потому что он стал старше на семь лет. Индеец с флейтой! Это был он!

Девушка не могла поверить своим глазам. Может, она сошла с ума от горя или просто спит и видит сон? Она настолько была удивлена, что непроизвольно протянула к нему руку и прикоснулась к его щеке, проверяя, настоящий он или фантом. Она сделала это, не задумываясь, но тут же отдернула руку, потому что почувствовала: индеец настоящий! Он пошевелился, а она зажмурилась, делая вид, что еще спит. Девушка услышала, что он встал, а потом почувствовала, как он положил ладонь на ее лоб. Анита, которая ненавидела чужие прикосновения, вскрикнула и широко распахнула глаза. Индеец отдернул руку с озадаченным видом, а девушка попыталась сесть. С большим трудом ей это все-таки удалось сделать, и она испуганно снизу вверх взглянула на апача, который встал в полный рост в полуметре от нее. Она смотрела в его суровое лицо и не могла понять, узнал он ее или нет. Наверное, не узнал, ведь тогда она была слишком юной, да и пряталась за платком.

Индеец несколько мгновений рассматривал ее, а потом молча вышел из «типи». Но вернулся он быстро, неся в руках воду в кувшине и пару лепешек. Анита удивилась. Он заботится о ней? Может, он все-таки ее узнал? Но сейчас даже не время принятия пищи!

Анита приняла из его рук еду, тихо прошептав «спасибо» на языке апачей (за недели пребывания здесь она догадалась о значении десятка слов, которые слышала от прежних «хозяев»). Индеец замер и удивленно посмотрел на девушку, а потом резко развернулся и покинул «типи».

Анита попыталась поесть, но вдруг поняла, что у нее очень болит челюсть. Пощупав свое лицо, она осознала, что выглядит, скорее всего, ужасно. Но платка, чтобы прикрыть лицо, у нее не было. Да и зачем? В нынешних обстоятельствах это уже не имело значения.

Тело тоже болело. При движении кололо в боку: возможно, были повреждены ребра. На руках и ногах повсюду были синяки, но чувствовала она себя значительно лучше, чем вчера.

Как же она оказалась в жилище этого индейца? Она напрягла память, а потом вдруг вспомнила: кто-то подошел к ней, когда она была привязана к столбу. Наверное, это и был этот парень. Значит, он ее спас? Но почему? Может, ему тоже нужна рабыня?

Вспомнив свои мучения на столбе, Анита содрогнулась. Но тут же ее мысли переметнулись к еще более страшным воспоминаниям — побоям. Как же там Майра? Ей досталось даже больше, чем Аните.

Как же ей узнать о ней? У кого спросить?

В этот момент индеец снова зашел. Увидев, что Анита не доела лепешки, он показал ей знаком, что она должна есть, поэтому она, превозмогая боль в челюсти, постаралась максимально быстро покончить с едой. Наверное, индейцу нужна рабыня для работы, и он откармливает ее, чтобы она быстрее могла обслуживать его.

Опустошив кувшин, она снова пробормотала «спасибо» и протянула его индейцу, бросив на него только один короткий взгляд. Он взял кувшин и вышел.

Анита огляделась. С удивлением она поняла, что все это время лежала на единственном спальном месте в этом жилище. Ей в голову сразу же полезли привычные панические мысли: не собирается ли апач заставлять ее делить с ним ложе? Она задрожала от одной мысли об этом. Нет, только не это! Похоже, у этого парня нет ни жены, ни служанок, иначе он не приносил бы ей еду сам. Он молод. Он реально может откармливать для себя… наложницу!

Девушке стало плохо. Она по-настоящему испугалась. Может, как-то сообщить ему о том, что она когда-то спасла его, и тогда он ее не тронет? Но как, если он не понимает ни слова по-английски? А может, он давным-давно об этом забыл? А вдруг, наоборот, он решит, что она подходит ему на роль жены, потому что она тогда спасла его жизнь? Нет, ему нельзя ничего говорить! Но что же делать?

Ее начала одолевать стремительная паническая атака: сердцебиение стало зашкаливать, дыхания не хватало. Анита заставила себя встать на ноги и инстинктивно поспешила выйти из палатки на воздух. Когда она покинула «типи», ее на мгновение ослепил яркий полуденный свет солнца, но глаза быстро привыкли. Вокруг стояло несколько подобных «типи», у которых хозяйничали индейцы разных возрастов. В основном, это были женщины и девушки. Они бросили на Аниту пару равнодушных взглядов, а потом продолжили свои дела.

Дыхание девушки немного восстановилось. Она собралась нырнуть обратно в палатку, как вдруг увидела, что мимо на мустанге медленно проехал индеец, тянущий по земле «волокушу» — треугольные сани. Когда же Анита увидела содержимое саней, ее ноги подкосились. В волокуше лежала Майра. Ее лицо было сильно обезображено побоями. Анита задрожала, как осиновый лист. Очевидно, что молодая вдова была мертва.

Анита стала задыхаться от ужаса, но вдруг чьи-то руки грубо втолкнули ее обратно в «типи». Она не смогла удержаться на ногах, потому что они просто отнялись, и упала на земляной пол. Свернувшись калачиком и спрятав лицо, она начала тихо, но безудержно рыдать. Жестокая смерть Майры вернула все старые страхи Аниты, которые породил в ее душе еще Ральф. Индейцы — это монстры! Безжалостные убийцы! Бездушные животные, не знающие ни сострадания, ни добра, ни любви. И она у них в плену! Ее ночные кошмары стали настоящей реальностью!

Четан стоял над рыдающей девушкой и тяжело дышал. Когда он возвращался к своему жилищу, он еще издалека увидел, что его рабыня вышла из «типи». Проследив за ее остекленевшим взглядом, он сразу все понял: она увидела, до чего довел ее подругу безжалостный Квато. Четану и самому не нравилось, как его соплеменник поступил с рабынями. Это было чрезмерно жестоко. Но некоторые апачи считали это справедливым возмездием за злодеяния белых людей.

Четан понял, что его рабыня получила шок от увиденного, и бегом бросился к ней, постаравшись оттолкнуть ее обратно в «типи», чтобы она больше не могла смотреть на это ужасное зрелище. Увидев, что она начала рыдать на полу, он догадался, что теперь с нею особенно сложно.

Почувствовав усталость от собственных переживаний, Четан вышел из «типи» и не возвращался до самого вечера. Он не хотел видеть рыдания этой девушки. Ее страдания почему-то доставляли ему душевную боль. Он ненавидел эту боль! Он слишком много пережил в своей жизни, чтобы опять испытывать сердечную скорбь!

Поэтому он вернулся лишь на закате. Войдя в «типи», он присмотрелся и в полумраке увидел, что его рабыня, как изваяние, сидит у одной из стен. Она уже не плакала. Когда он вошел, она резко вскочила на ноги и снова замерла. Он чувствовал, как в воздухе витает атмосфера жуткого страха: рабыня боялась, что новый «хозяин» может поступить с нею также, как и предыдущий.

Четану это все было крайне неприятно. Он слишком привык быть одиноким. Так легче. Так меньше боли. Но он уже купил эту женщину и должен как-то решить ее судьбу.

Юноша подошел к своему ложу, взял одну из шкур и постелил рядом. Потом он передвинул остальные шкуры так, чтобы они были ближе ко входу. Он жестом указал девушке лечь на первую шкуру, а сам лег на остальные. Если она решит ночью бежать, он сможет перехватить ее у входа.

Анита послушно легла. Ее бил озноб. Видя, что апач лег на остальные шкуры, она немного успокоилась: возможно, сегодня он не планирует вредить ей. Уснула она не сразу. Спала она беспокойно. Снова снился Ральф, снова было страшно. Когда наступил рассвет, Анита проснулась очень измученной и изнуренной. Перед глазами все время стояло обезображенное лицо Майры. Слезы непроизвольно потекли из глаз, но вдруг она услышала шорох: индеец, спавший недалеко, тоже просыпался. Она испуганно вытерла слезы. Девушка поднялась на ноги и встала у стенки палатки, готовая исполнить то, что ей скажут. Ее поза была напряженной, а взгляд потуплен в пол.

Четан проснулся и обвел взглядом комнату. Рабыня уже стояла, как изваяние, и смотрела в пол немигающим взглядом. Ему стало ее так жаль, что снова заныло сердце! Смотреть на нее было больно и тяжело, и он всерьез начал подумывать о том, чтобы поскорее отпустить ее на волю.

В последующие дни Четан поступал с пленницей максимально осторожно. Он приносил ей еду, старался долго не смотреть на нее и надолго уходил из своего жилища. Он надеялся, что она привыкнет к нему и успокоится, но девушка трепетала при каждом его появлении. Она даже не смела сидеть в его присутствии, вставая на ноги всякий раз, когда он заходил в палатку.

Он немного от этого устал. Обдумав все тщательно, он решил завтра же вывезти ее на территорию белых.

Утром следующего дня Четана кто-то окликнул. Пришел его друг Ахига и попросил сопровождать на охоте. Четан снял один из луков, висящих на шкурах в «типи», и отправился в путь.

Анита проводила его взглядом и, поняв, что индейца не будет какое-то время, облегченно выдохнула. Этот парень вел себя осторожно и все время держал дистанцию. Может, он все-таки хороший человек? Как семь лет назад, так и сейчас, он не пытался обидеть ее и избегал даже взглядов, как будто понимая, что они ее пугают. Анита почувствовала, что в ее душе затеплилась надежда на более светлое будущее. Может быть, если она сможет хорошо ему служить, однажды он отпустит ее с миром? Хотя до конца трудно было судить о том, о чем же он думает на самом деле.

Будучи уже менее напряженной, она принялась за некую уборку «типи»: поправила шкуры, собрала с пола ненужную солому, проветрила, подняв подол ткани, которая прикрывала входное отверстие. Пробежав взглядом по «стенам» индейского жилища, она внимательно рассмотрела каждый атрибут, начиная от лука и стрел с ярким оперением, заканчивая амулетами и вышитыми полосками ткани. И вдруг ее взгляд остановился на темном длинном предмете: это была флейта! В нескольких местах она была обвязана разноцветными нитями, а с одной из этих нитей свисало маленькое, но очень яркое перо какой-то красивой птицы. Анита замерла от нахлынувших на нее воспоминаний. Музыка, чудесная небесная музыка вдруг очень отчетливо заиграла в ее разуме, бередя почти забытые, но прекрасные воспоминания о том, как эта мелодия буквально открывала небеса и исцеляла ее разбитое сердце. Перед глазами предстал индеец, по красивому лицу которого стекали слезы. Анита почувствовала, что ее сердце заколотилось. Тогда он так сильно впечатлил ее, что она решилась его спасти. Она смогла прикасаться к нему и спать на земле рядом с ним, потому что не только его музыка, но и он сам поразил ее душу.

Это осознание стало для Аниты невероятным открытием. ТОГДА ей нравилась не только его музыка, но и он сам! Вот только с годами в ее разуме возникла масса сомнений и страхов, так что она отвергла свою симпатию, даже не осознав, что она у нее есть.

Все это осознание так сильно поразило девушку, что она еще целый час, замерев, смотрела на флейту. Ей нравится этот апач! Не может быть! Может, это просто самообман? Она еще очень боится его, потому что не доверяет до конца, но… когда она вспоминает его искреннюю скорбь на лице, ее душа переворачивается, когда она вспоминает его музыку, она готова трепетать от счастья, когда он добр с нею, ее сердце сразу же оттаивает, а когда он входит в «типи», она несознательно восхищается его красотой, грацией и силой. Однако все это — на фоне сильного страха, ведь он может оказаться совсем не таким, как ей хочется видеть. Он может быть жестоким и бессердечным. Он может быть любым!

До самого заката Анита была, как во сне. Впервые в жизни она испытывала к мужчине что-то, кроме отвращения и страха. Но все это могло оказаться лишь плодом ее фантазии. Он дикарь, и его племя жестоко убило ее семью, а также… Майру! Воспоминания о молодой вдове заставили Аниту вздрогнуть. Нет! Куда-то ее понесло не туда!

Анита, очнись! Ты рабыня краснокожих! Тебя могут убить в любой день. Где гарантия, что он не таков, как его соплеменники?

Ее желудок громко заурчал, напоминая, что пора поесть, но индейца всё еще не было. Из-за голода на девушку нашла слабость, и она прилегла на шкуры и закрыла глаза. Правда, случайно она улеглась не на свою постель, а на шкуры апача, но она этого не заметила.

Четан вошел в «типи» через полчаса. Охота оказалась удачной, но его новый мустанг, которого он купил вместо своего проданного скакуна, был норовистым и своевольным, так что в какой-то момент он сбросил с себя наездника. На охоте Четан был только в одних штанах и с обнаженным торсом, поэтому от удара об острые камни он получил небольшое ранение в виде рваной полосы на лопатке. И хотя рана была несерьезной, однако кровь сочилась из нее, и красные полосы остались на его спине, на руке и на одежде.

Четан осмотрелся вокруг и не увидел девушку в привычной позе «изваяния». Он нашел ее спящей… на своем ложе! Почему-то это его позабавило и даже обрадовало. Если она уснула, да еще и на его постели, значит, она перестает его бояться и ненавидеть.

Юноша развел костер около жилища и повесил жариться кролика. Зайдя в «типи», он сел в позу «лотоса» и, перекинув волосы наперед, попытался влажной тряпкой вытереть тело около раны. Ему было сложно, потому что рана находилась на спине, но ему даже не приходило в голову воспользоваться чьей-то помощью, потому что он давно привык заботиться о себе сам.

Анита была погружена в сон. Ей снились события семилетней давности. Она снова перевязывала раны индейцу и приносила ему пищу, снова заботилась о нем и училась не бояться…

Девушка открыла глаза, разбуженная криком птицы. Она тут же присела и сонными глазами посмотрела перед собой. Неподалеку сидел индеец, и на плече его она увидела нешуточную рваную рану. Анита, еще не сбросившая с себя атмосферу сна, по инерции, путая сон с реальностью, поднялась на ноги и подойдя к нему сзади, взяла еще один лоскут ткани и начала вытирать кровь вокруг раны. Она перекинула наперед оставшиеся волосы апача, чтобы они не попадали в рану, а потом осторожно продолжила вытирать кровь.

— Я помогу тебе, — пробормотала девушка сонным голосом, а потом оглянулась в поисках своей сумки с лекарствами. Не найдя ее, она озадачилась, а потом стала понемногу просыпаться.

Все это время Четан, остолбенев, изумленно пытался понять, что же происходит. Еще утром эта бледнолицая боялась даже сидеть в его присутствии, а теперь вдруг она с такой легкостью начала помогать ему, прикасаться и даже разговаривать! Он от неожиданности просто замер, но вдруг его память подала сигнал: аккуратные и легкие прикосновения этой рабыни мгновенно вернули Четана к событиям семилетней давности. Точно также к нему прикасалась Табо: неуверенно и порхающе, словно боясь и готовясь убежать в любое мгновение. Табо!

Четан резко повернулся к ней лицом и взглянул девушке в глаза. Она как раз начала приходить в себя и осознавать, что она сейчас не в вигваме из Долины Холмов, а в индейском «типи» в положении презренной рабыни. На лице ее отразился испуг, и она резко отпрянула от Четана.

— Извини, я… я ошиблась… — прошептала девушка без особой надежды на то, что он ее поймет. Собрав остатки сил, она вскочила на ноги и бросилась в свой угол, пытаясь забиться в него и спрятаться от возможных последствий своего глупого сонного поступка.

Четан почувствовал, что его накрывает безумным волнением. В его нелегкой жизни было очень мало светлых моментов, и одним из этих моментов было время, проведенное с Табо. Еще никто так бескорыстно не заботился о нем, как она. Она была человеком от Бога, она была особенной. Он закрыл свое сердце от всего мира и от всех людей на свете, но для Табо — если бы она нашлась — его сердце осталось бы трепетным и открытым. Эта рабыня снова напомнила ему Табо. Может ли она быть ею? А может, все белые женщины похожи на Табо, ведь он никогда не контактировал с ними достаточно близко? Тогда он ее никогда не найдет! Не зная ни ее лица, ни имени, ему ее не найти…

Четану стало так печально, как будто вдруг исчезла надежда на светлое будущее. Он поднялся на ноги и вышел из «типи». Закончив с раной около костра, он снял с углей кролика и задумался. Присутствие бледнолицей рабыни его утомляло. Пользоваться чужим трудом он не умел, а видеть постоянно испуганную жертву в своем доме просто не хотел. Именно поэтому он решил вывезти ее завтра утром на территорию белых. Но то, что она снова напомнила ему о Табо, немного всколыхнуло его душу. Нет, он не повезет ее пока. И хотя он не знал, как же докопаться до правды, он решил подождать.

Ему приходила мысль, что у нее можно просто спросить о событиях семилетней давности, ведь он отлично говорил по-английски, но он не хотел. Словам белого человека он просто не мог довериться. А что, если эта бледнолицая просто обманет его, ведь они все настоящие коварные лжецы??? Нет, он потому вообще с нею не разговаривал, чтобы не дать возможности врать. Если белая женщина узнает, что он понимает ее язык, она может начать притворяться и говорить неправду, а он мог не суметь разобраться и поверить ей. Нет, никаких разговоров!

Четан решил еще попридержать пленницу у себя. Отрезая ей кусок мяса, он принял решение с завтрашнего дня приобщить ее к работе.

Анита по-прежнему дрожала, как осиновый лист, ожидая отдачи за свой глупый проступок. Но индеец принес ей мяса. Однако его лицо было таким суровым, что она приняла пищу дрожащими руками. Мысли о симпатии к нему показались сейчас настолько несуразными и глупыми, что девушке стало противно от себя самой. Это уже не тот юноша, трепетно играющий на флейте. Это грозный и страшно опасный индейский воин, дикий и необузданный, который не станет церемониться с ней, если она не будет для него хорошей рабыней. Анита решила с этого мгновения быть очень осмотрительной и осторожной и служить новому «хозяину» прилежно. Он не помнит ее. И не вспомнит. То, что она однажды спасла его — уже не имеет никакого значения. Тот эпизод из прошлого нужно забыть. Он не принесет ей поблажек или надежды на спасение. Она должна четко понимать, что сейчас она — рабыня в деревне дикарей, и судьба Майры должна трезвить ее каждое мгновение.

«Господи, — помолилась Анита про себя, — помоги мне выжить! И хотя моя жизнь никому не нужна, я не хочу умирать здесь от побоев, как Майра. Я верю, что Ты со мною, Господи!»

Анита решительно начала есть. Ей нужны силы, чтобы прилежно служить грозному апачу. Она решила, что забудет об их встрече в прошлом, как будто ее и не было. Он — просто «хозяин», а она — просто рабыня. С этой мыслью девушка погрузилась в сон, лежа на своей бизоньей шкуре.

Глава 6

С самого утра Четан вывел девушку из «типи» и, указав на тушу еще двух кроликов, дал понять, что их нужно разделать и приготовить на костре. Анита легко понимала его без слов. Но ее испугало то, что апач стал чуть поодаль и, сложив руки на груди, начал наблюдать за ее работой.

«Наверное, испытывает, на что я гожусь», — печально подумала она, ужасаясь от мысли, что не оправдает его ожиданий и тогда… трудно было сказать, что же будет тогда. Он мог продать ее какому-нибудь другому апачу, а мог просто поколотить, как предыдущий «хозяин». Анита, немного дрожа, глубоко вздохнула. Способен ли этот индеец на подобный поступок? Ей так хотелось верить, что нет. Но никакой гарантии не было. Именно поэтому Анита взялась за работу усердно, хотя руки ее немного дрожали от напряжения.

Но огромный опыт подобной работы сразу отразился и на ее движениях: она двигала ножом уверенно, и дело продвигалось быстро. Буквально через полчаса один кролик уже жарился на костре, а другой лежал наготове. Анита поднялась на ноги, немного боясь взглянуть на своего «хозяина». Ее руки и нож были в крови животного, и ей надо было их где-то вымыть, а потом закопать внутренности разделанной добычи.

Анита посмотрела на индейца и указала на свои руки. Его лицо было по-прежнему сурово и безразлично, но он дал ей знак следовать за ним и пошел через весь поселок к реке, находящейся совсем неподалеку. Это было необычное зрелище: апач, неспешно и грациозно идущий вперед, и его худощавая бледная рабыня с окровавленными руками и большим грязным ножом в руках, неуверенно семенящая за ним, как собачонка. Другие индейцы оборачивались, а некоторые смеялись и указывали пальцами. Анита продолжала дрожать от волнения.

Когда они вышли за пределы поселка, Анита увидела, что совсем рядом протекает неширокая спокойная река, на берегах которой росло небольшое количество деревьев. Берег был пустынным. Анита шла прямо за апачем, и он ни разу не обернулся к ней. Почему он позволил ей идти за собой с оружием в руках? Разве он не опасается, что она может неожиданно напасть на него? Впрочем, только глупец мог наброситься на этого сильного воина в ее положении. Наверное, он испытывает ее — подумала девушка и оказалась совершенно права.

Четан чувствовал каждое ее движение. Имея оружие в руках, попытается ли она атаковать его? Он ждал, что ее шаги замедлятся, что выдаст ее неуверенность, но ее походка оставалась неизменно покорной. Подойдя к воде, Четан замер, не оборачиваясь. Анита подошла тоже и, присев на корточки, тщательно вымыла нож, а потом и руки. Вода была прохладной, что усилило ее дрожь, но она старалась максимально не выдавать своего волнения. Вытерев лезвие ножа о край своего потрепанного платья, девушка встала во весь рост и, не глядя индейцу в глаза, протянула ему оружие.

Четан несколько секунд изучал ее опущенное лицо, а потом молча развернулся и пошел в обратном направлении, так и не взяв нож в руки. «Он продолжает свое испытание,» — немного напряженно подумала Анита и послушно поплелась вслед за ним. Когда они шли посреди деревни, девушка позволила себе посмотреть по сторонам. Апачи суетились каждый у своего жилища, и некоторые посмеивались, глядя на них. Девушка уже собралась снова опустить голову, как вдруг заметила среди однотипных индейских одежд яркое оранжевое платье белого человека. Она поняла, что у одного из «типи» занята работой одна из тех пленниц, с которыми Анита начала свое путешествие. Ее сердце защемило, а шаги, невольно, замедлились.

Четан сразу уловил перемену в ее походке и резко обернулся. Но взгляд пленницы был очень печален и устремлен в сторону. Он понял, что она увидела другую белую женщину, но не позволил ей продолжать туда смотреть. Он тронул ее за плечо, привлекая внимание к себе. Анита вздрогнула и испуганно взглянула на своего хозяина. Он холодно дал знак идти дальше, и они отправились в сторону своего «типи». Анита ругала себя за невнимательность. Ей никак нельзя злить апача. Он должен быть доволен ею, чтобы она могла выжить.

Четан размышлял. Эта рабыня оказалась благоразумной. Она не напала на него, хотя у нее был шанс. Конечно, она никогда не смогла бы навредить ему, но ее бездействие говорило или о ее настоящей покорности (что было маловероятным, так как бледнолицые рабы всегда проявляли бунтарский характер и при первой же возможности старались сбежать) или о ее мудрости и способности трезво оценивать свои возможности. Выглядела она крайне слабой и нерешительной, но это могла быть просто лживая маска. На самом деле, Четан не любил всю эту возню с рабами. Каждый раб был потенциальным беглецом или даже убийцей. И если бы эта женщина не напоминала ему Табо, он давно отправил бы ее куда подальше от себя. Но… сейчас у него появилась небольшая цель: попытаться раскрыть сущность этой белой пленницы. Ему нужны были зацепки. Семь лет назад Табо спасла незнакомого индейца безо всякой видимой причины. У нее могла быть только одна причина — это Иисус! Табо была смелой, жертвенной и самоотверженной. Если бы сегодня эта пленница напала на него — это доказало бы, что она не Табо! Нужно спровоцировать ее, чтобы вскрылся ее истинный внутренний мир, потому что сердце Табо он знал.

После того, как кролики были приготовлены, Четан зна́ком указал девушке, что хочет есть. Анита сразу поняла его и начала оглядываться в поисках посуды. Найдя лишь одну металлическую миску, которая, скорее всего была трофеем, отнятым у белых переселенцев, Анита отрезала несколько кусков мяса и протянула индейцу. Он не взял еду, а молча зашел в «типи». Анита последовала за ним.

Четан грациозно сел на свои «спальные» шкуры, скрестив ноги в позе «лотоса», откинул назад ниспадающие волосы и высокомерно устремив взгляд в ее сторону, стал ждать, когда девушка подаст ему мясо, напоминая своим выражением лица какого-нибудь капризного императора. И хотя выглядел они при этом даже забавно, Анита не находила в себе сил забавляться. Ее жизнь и ее будущее полностью зависели от настроения и решения этого полураздетого дикаря.

Четан взял протянутую ему миску и стал неторопливо есть. Еду своей рабыне он не предлагал. Она покорно стояла чуть в стороне, уставившись в пол.

Четан размышлял. Она выглядела очень послушной и покладистой. Действительно ли она такова или это искусное притворство, чтобы ослабить его бдительность? Ему нужно было вскрыть ее настоящее лицо. Взглянув на кусок мяса, он принял решение…

Весь оставшийся день Анита выполняла множество поручений: мыла железную посуду, растягивала на рамах свежие шкуры, чистила земляные орехи. Когда солнце начало склоняться к закату, девушка почувствовала сильную слабость. Она была очень голодна, и ее голова немного кружилась. Индеец все время отдыхал на своих шкурах или медленно прохаживался рядом, скрестив руки на груди, как суровый надсмотрщик. Анита чувствовала дрожь от его пристальных взглядов, потому что не совсем понимала, чего же он добивается.

На ужин она снова приготовила кролика, снова поднесла к индейцу в железной посуде, и он снова не накормил ее. Впервые за эти дни он оставил ее голодной, и девушка понимала, что это не просто так. Он хотел заморить ее голодом? Зачем ему это? Если она умрет, он останется в убытке. Он явно делает это намеренно, как и в том случае с ножом. Он испытывает ее реакцию. Но почему? Что он хочет увидеть? Это было для Аниты загадкой. Возможно, это испытание на покорность? Точно! Он проверяет, достаточно ли она удобна ему, как рабыня. Если она проявит максимум кротости, возможно, апач расслабится и расположится к ней. А если он разочаруется в ней, он, в лучшем случае, решит продать ее кому-нибудь еще или же просто убьет ее за ненадобностью. Аните стало страшно, и она решила максимально угождать ему и проявить недюжинное послушание.

На следующее утро девушку разбудил толчок в плечо. С трудом открыв глаза, она увидела, что индеец уже стоит у ее изголовья, скрестив руки на груди.

Она медленно поднялась, пошатываясь на дрожащих ногах. Кое-как поправив прическу и расправив изорванное платье, Анита вышла из «типи» вслед за своим «хозяином».

На земле около палатки лежали некоторые принадлежности для приготовления пищи: два камня с остатками муки на них, которые, видимо, служили жерновами, сосуд с семенами кукурузы, кувшин с водой и немного листьев незнакомого растения. Четан присел на корточки и показал, как жерновами растереть зерна кукурузы в муку. Анита присела рядом, чувствуя, что у нее дрожит все тело. Ей было так плохо, что она даже не смутилась от того, что плечом прикоснулась к его плечу. С трудом взяв камни из рук индейца, она попробовала растирать зерна, но ей было крайне трудно.

Четан встал на ноги и какое-то время наблюдал за ней. Его план состоял в том, чтобы проверить, как она поведет себя в состоянии крайней нужды — голода. Ему нужна была реакция.

Он намеренно громко вошел обратно в «типи», создавая впечатление, что девушка осталась одна, но потом бесшумно выскользнул обратно и стал в паре метров от нее, наблюдая за каждым ее движением.

Анита боролась с твердыми зернами, и каждое движение было для нее мучительным. Ей срочно была нужна еда. Полученная мука была съедобна, и ей хотелось немного подкрепиться ею, но девушка чувствовала, что этого делать нельзя. Она приняла решение быть усердной рабыней, доказать свою покорность, чтобы выжить. А для этого нужно было быть послушной.

«Но ты умрешь! — вдруг поднялся панический страх, и мурашки побежали по ее телу. — Этот индеец просто заморит тебя голодом, а потом выбросит твое бездыханное тело на съедение падальщикам. Не верь ему! Позаботься о себе сама! Если ты не накормишь себя, ты погибнешь!».

Анита заколебалась. Инстинкт самосохранения требовал немедленных действий, но интуиция подсказывала, что сейчас нельзя идти на поводу сигналов желудка. Анита сглотнула слюну и принялась усерднее растирать зерна. Ей было так трудно, как никогда в жизни. Она больше не имела сил сидеть на корточках, поэтому просто села на землю. Муку она осторожно пересыпала в глиняный сосуд и снова растирала следующую партию. Это длилось больше часа. Ее руки больше не могли двигаться, а в глазах рябило. Чувствуя, что отчаяние все больше охватывает ее, Анита всхлипнула. Неуклюже давя твердую прожаренную кукурузу, она почувствовала, как пелена бессознательности начинает застилать ее разум.

Четан, больше часа наблюдавший за своей пленницей, с каждой минутой удивлялся все больше. Рабыня проявила упорство и полное послушание. Она не стала воровать еду и не бросила работу до последнего, пока не начала падать от бессилия.

Четан молниеносно подхватил ее и поднял на руки. Его соплеменники, наблюдавшие за ними все это время, стали перебрасываться ухмылками и подмигивать друг другу, говоря, что Четан наверняка планирует сделать рабыню своей наложницей.

Анита стала приходить в себя сразу, как только оказалась в руках индейца. Она открыла глаза и почувствовала, что он крепко прижимает ее к себе, заходя в «типи». Он был так близок, что ее лицо уткнулось в его волосы, и она чувствовала биение его сердца. Паническая атака, вызванная таким тесным соприкосновением, не заставила себя ждать, и Анита безумно затряслась, смотря на своего грозного «хозяина» полными слез глазами. Он подошел к шкурам и собрался девушку на них опустить, но, взглянув в ее лицо, искаженное ужасом, остановился. Совесть, которую он обычно старался подавить, с новой силой заговорила, нет, закричала в нем: «Не мучь ее! Она слишком боится тебя. Отпусти ее, пусть идет с миром к своему народу…».

Несколько секунд он стоял в нерешительности, неотрывно глядя в ее большие заплаканные глаза, и сердце его пронзала нестерпимая и ненавистная ему боль. «Да, я должен отпустить ее, я должен оставить ее в покое…» — подумал он сокрушенно, но вдруг девушка закрыла глаза.

Анита не понимала, почему индеец замер, не выпуская ее из рук. Она боялась, что прямо сейчас может случиться самое страшное, чего она боялась больше смерти: он может взять ее силой и сделать ее своей наложницей. Она не выдержала паники и ужаса, которые навалились на нее, и громко отчаянно простонала:

— Иисус! Забери меня к Себе! Дай мне смерть!..

Четан вздрогнул и еще более изумленно посмотрел на дрожащую девушку в своих руках. Она призвала имя Иисуса! Она верит в Иисуса! Он почувствовал, что сердце его застучало сильнее, а в ногах появилась слабость. Он опустил девушку на шкуры и стремительно выскочил из «типи».

Выбежав за территорию деревни, он в одиночестве присел на камни недалеко от реки и ошеломленно уставился в одну точку немигающим взглядом. Она верит в Иисуса! Неужели она и есть Табо? Она не напала на него с ножом, она не стала воровать еду и была послушной, она стала молиться Иисусу, глядя на него испуганными, как у лани глазами. Или испуганными, как у кролика…

Табо, неужели это ты? Как мне быть уверенным, что это ты?

Его сердце стучало так быстро, что, казалось, сейчас выскочит из груди. Он не был уверен, что эта девушка и есть Табо, но в то же время, она вполне могла ею быть. Как узнать об этом точно? Как? Он слишком часто за последние семь лет мечтал о встрече с ней, поэтому отпустить сейчас эту рабыню без исследования просто не мог. Но у Четана закончились идеи, как именно распознать в ней Табо.

Надежда, что это может быть действительно она, окрылила парня. Он возвратился в деревню и первым делом принес пленнице поесть.

Он нашел Аниту спящей от изнеможения. Она проснулась от его прикосновения и испуганно распахнула глаза. Он молча протянул ей свежие лепешки и кувшин с водой, и девушке показалось, что его взгляд изменился. Индеец выглядел по-прежнему безэмоциональным, но в его глазах исчез ледяной огонек.

Анита, присев, немного поела, и ей стало легче. Четан лег на свои шкуры и закрыл глаза, давая понять, что он не будет ее трогать. Анита расслабилась. Почему он накормил ее сейчас? Наверное, испугался, что она умрет от голода и не сможет ему служить. Очень долго девушка, замерев, сидела на своем спальном месте, прислушиваясь к дыханию апача. Когда ей показалось, что он уснул, она осторожно поднялась и, пошатываясь, вышла из «типи». Она хотела закончить свою работу, поэтому, присев, продолжиларастирать кукурузные зерна в муку.

Четан не спал. Он слышал каждое ее движение. Когда девушка вышла из «типи», он напрягся. Не решила ли она сбежать? Но как только он услышал звук работающих жерновов, он удивленно приподнял брови и молча присел. Она пошла работать! Она действительно так сильно не похожа на других бледнолицых!

Как же ему теперь поступить? Отпустить ее на свободу как можно скорее? Или же оставить пока здесь и позаботиться о ней? А вдруг она все-таки не Табо? У юноши закружилась голова от массы нерешенных вопросов, и он решил пока подождать, позволяя времени расставить все на свои места.

***

В последующие дни Анита изумленно наблюдала за переменами, произошедшими с индейцем. Он больше не смотрел на нее холодно и не морил голодом. Каждое утро он будил ее для приготовления завтрака, и ели они вместе, сидя на шкурах в полутемном «типи». Анита заметно окрепла, потому что они принимали пищу даже по несколько раз в день. Она никак не могла понять, что же именно произошло и почему апач так сильно изменил свое отношение к ней.

Однажды он жестом показал ей место напротив себя, не отпустив ее завтракать в своем «углу». Анита нерешительно присела, подогнув ноги под себя. От неловкости она начала рассматривать свое захудалое платье и вдруг поразилась, насколько ветхим и изорванным оно стало. Все тяготы недавних дней не давали ей возможности обратить на себя должного внимания, но в это мгновение она поняла, что ее плечи почти полностью оголены, а подол юбки в одном месте так истрепан, что при ходьбе виднелось колено. Анита сильно смутилась, осознав, насколько неприлично выглядит сейчас, но потом бросила взгляд на индейца и… остановила поток своих эмоций. Он был обнажен до пояса, и лишь волосы слегка прикрывали его смуглое сильное тело. Анита подумала, что глупо в данной обстановке думать о приличиях белых людей, потому что в этом обществе царили совсем другие правила. Ни ее оголенные плечи, ни ее колено не имело никакого значения в индейском «типи» рядом с полуголым краснокожим. Эти мысли ее успокоили, и она начала неспешно откусывать кусочки мяса, стараясь на индейца не смотреть.

Все это время Четан наблюдал за ней и, казалось, по микродвижениям тела читал ее мысли. Вот она коснулась дыр на платье, а потом бросила взгляд на свое оголенное колено, тут же спрятав его под рваным подолом. В следующее мгновение она коротко посмотрела в его лицо, а потом взглядом скользнула по его телу, мгновенно опустив глаза в землю. Она смущена. Ей не нравится ее рваная одежда. Четан слегка улыбнулся. Она оживает. Ее страх уходит.

Покончив с едой, индеец поднялся на ноги и молча вышел из «типи». Прихватив пару охотничьих трофеев, он отправился к Квато, чтобы обменять их на новую женскую одежду.

Когда Четан вернулся, Анита уже убрала остатки еды и ждала его, сидя на своем спальном месте. Когда он вошел, она поднялась на ноги. Он протянул ей одежду, и когда она поняла, что это новая одежда для нее, изумленно взглянула в его лицо, на котором вместо привычной суровости играла легкая улыбка. Он каким-то образом прочитал ее мысли о ветхости ее одежды? Но как это возможно? Он настолько умен и внимателен? Вдруг она вспомнила, что в последние дни несколько раз думала о том, насколько он невероятно красив. А вдруг он и это «прочитал»? Анита залилась краской смущения и, опустив голову, пробормотала короткое «спасибо» на индейском языке.

Четан вышел из жилища, радуясь, как ребенок. Вдруг он остановился и задумался. Почему он так рад? Он уже действительно считает ее настоящей Табо? Только для Табо могло бы открыться его сердце, потому что она была такой же, как Кэлетэка. Эта девушка уже Табо для него? И хотя у него не было стопроцентной уверенности в этом, но он уже сильно этого хотел.

Когда Анита предстала перед ним в индейском платье, его дыхание на мгновение замерло. Она показалась ему такой красивой, что он впервые в жизни почувствовал, как смутился и стушевался перед женщиной. Он был изумлен от себя самого и просто сбежал, оставив девушку в некотором недоумении.

Анита не поняла реакции индейца, который вдруг замер, глядя на нее, а потом опустил взгляд в пол и стремительно выскочил из «типи». Ему стало неприятно видеть ее в одежде его народа? Зачем же он тогда ее принес?

Девушка решила быть осторожной, чтобы не навлечь на себя его непредсказуемый гнев, и принялась за уборку жилища, позже перейдя к уже привычным жерновам.

Четан долго приходил в себя, гуляя за пределами деревни. Его многочисленные жизненные страдания и характер заядлого одиночки давно выработали в нем решимость никогда не заводить семью. Он категорически отказывался смотреть на женщин и никогда не впускал ни одну из них в свое сердце. Табо он уважал и был ей очень благодарен. Она была удивительной для него, но он никогда не думал о ней с романической точки зрения. Однако эта девушка, которая, возможно, и есть та самая Табо, вдруг всколыхнула в нем сильные и неведомые до сего момента чувства. Юноша удивлялся им, и, честно говоря, его это пугало. Он не хотел привязанностей в этой жизни, потому что это слишком больно — терять близких. Ему не нужны были любимые — сердце рвется на части, когда они уходят. Нет!

Четан тряхнул головой и решительно сжал зубы: он решил во что бы то ни стало противиться любым неуместным эмоциям, если те вдруг снова попытаются наползти на его душу. Да и, в любом случае, она — бледнолицая, а значит, он скоро отправит ее домой.

Когда Четан вернулся в «типи», он постарался на Аниту не смотреть. Девушка заметила его холодность и отчужденность, и смутилась еще больше. Что же она опять сделала не так? Ей почему-то стало так больно, словно опять наступили дни полной тьмы. В этот момент она поняла, что в последнее время, когда индеец начал располагаться с ней и быть дружелюбным, ее сердце начало оттаивать и успокаиваться. Его отношение к ней было для нее важным. Она хотела его одобрения. Она хотела его доверия. Это открытие снова повергло Аниту в некоторый шок. Она что, привязалась к нему? Он ей не безразличен?

Анита почувствовала, что ей становится страшно. Нет, она не хотела, совсем не хотела никаких привязанностей, а особенно к дикарю, у которого она была пленницей. Вспоминая смерть родителей, ужасную бойню в лагере переселенцев и, особенно, страшную участь Майры, девушка приходила в ужас и трепет, но… она чувствовала, что этот индеец с флейтой — он не такой… Она поняла, что не ассоциирует его, как одно целое, с его народом. Он казался… человечным!

Анита совсем запуталась. И устала. Устала жить в постоянном страхе и неуверенности. Всю свою жизнь она не имела покоя, особенно после того, как ее семья была убита. Много лет она мечтала о том, чтобы закрыться от всего мира в полном одиночестве и жить спокойной жизнью, где не нужно опасаться за свою безопасность, где никто не норовит обесчестить тебя и где не нужны прикосновения… Жизнь вдали от кого бы то ни было…

Но сейчас она была так близка к одному необычному человеку, который, вероятно, опасен, но все-таки добр, и каким-то чудом он всё сильнее овладевал её сердцем. Каким-то чудом, несмотря на его происхождение и образ жизни, он не казался отталкивающим, как остальные мужчины, и не вел себя, как мерзкое похотливое животное, как часто вели себя мужчины, гордо именующие себя «белыми». Наверное, именно поэтому она начала чувствовать влечение к нему…

Анита бросила короткий взгляд на индейца, который неподвижно лежал на своем ложе буквально в метре от нее. «Постой-ка, — подумала она, — а я ведь даже не знаю его имени!».

Это было странное открытие. Она привыкла называть его про себя просто индейцем, а ведь у него есть имя! Интересно, какое оно? Возможно, он странное и сложное для произношения, а, может, красивое и мелодичное… Его имя должно быть таким же красивым, как и его музыка!

С этими мыслями Анита погрузилась в глубокий сон.

Четан долго смотрел вверх, видя в отверстии «типи» полную круглую луну. Он вспоминал то время, когда каждое полнолуние посещал Священную Долину Уединения, где однажды Табо спасла его. Именно тогда его ненависть к бледнолицым дала серьезную трещину. Если бы не Табо и ее доброта, он умер бы не только телом, но и духом, потому что та всепоглощающая ненависть уже давно бы его погубила.

Юноша повернул голову в сторону, где недалеко от него лежала его бледнолицая рабыня. Он слышал, что она уже спит. Если бы она оказалась настоящей Табо, он был бы счастлив. Он открылся бы ей, рассказав, что тоже христианин, и поблагодарил бы ее от всего сердца. Но Табо ли она?..

Четан не мог уснуть. Он выбрался из-под своих шкур и нерешительно остановился напротив своей флейты, которая была прикреплена к каркасу жилища. Вспомнив Долину Уединения, его душа сильно затосковала. Он так давно не играл! Мучительное чувство неуверенности ни в чем так сильно подступило к сердцу, что угрожало повергнуть Четана в еще большую тьму. Наконец, он пересилил свои эмоции и снял флейту. Оглянувшись еще раз на спящую девушку, он вышел из «типи» и отправился к реке.

Полная луна осветила местность так ярко, что можно было разглядеть рисунок на мокасинах. Четан присел на камень прямо на берегу и заиграл. Мелодия вышла печальной и тревожной, как сама жизнь. Длинные паузы между переливами делали музыку загадочной, а высокие ноты создавали поток сильного волнительного чувства. Четан почувствовал, что вместо облегчения его тревога и нерешительность возрастают, но играть не перестал. Его музыка стала отражением его внутренней борьбы…

Анита проснулась от тонких и едва слышимых, но таких прекрасных звуков! Флейта-сихутанка! Она резко присела и прислушалась: откуда-то издалека доносилось удивительное и такое дорогое звучание! Ее сердце забилось сильнее. Она столько лет не слышала этой неземной музыки!

Отбросив всякую предосторожность, Анита просто вышла из «типи» и пошла на звук к реке. Приблизившись достаточно близко, она выглянула из-за деревьев. Увиденное почему-то заставило ее затаить дыхание от восхищения. При лунном свете, который таинственно отражался от спокойных вод реки многочисленными бликами, на камне сидел молодой индеец и вдохновенно играл. Его статный силуэт с ниспадающими длинными волосами казался изваянием совершенного мастера, а его игра была настолько прекрасной и проникновенной, что у Аниты просто закружилась голова.

Ее сердце запело вместе с флейтой. Вся накопившаяся боль последних лет вышла наружу в слезной молитве, заставив Аниту потерять всякую бдительность. Так продолжалось довольно долгое время. Девушка так погрузилась в себя, что не заметила, как музыка умолкла.

Вдруг кто-то резко схватил ее за руку, что заставило Аниту вскрикнуть и испуганно открыть глаза. Прямо перед нею стоял ее «хозяин», и лицо его стало выглядело крайне суровым.

Четан действительно учащенно дышал и чувствовал, как его захлестывает гнев. Он даже до конца не мог понять, что же именно его так разозлило. Когда он закончил играть последнюю мелодию, его чуткий слух различил едва уловимые звуки со стороны густых зарослей. Ловко преодолев расстояние к ним, юноша заметил свою пленницу, стоящую с закрытыми глазами. Увидев ее здесь, а не в «типи», он понял, что она очень легко может сбежать от него, когда ей того захочется. Мысль о том, что она может в любой момент оставить его, и привела его в состояние крайнего гнева. Она не может уйти! Она принадлежит ему!!! Четан даже не осознавал до этого момента, насколько собственническими были его побуждения, но чувствовал, что эта бледнолицая ни в коем случае не должна его покинуть! Ни за что!!!

Анита смотрела на него испуганными глазами, которые становились все больше и испуганней по мере того, как она осознавала, что именно натворила. Придя сюда, она проявила откровенную непокорность и разрушила плоды всех своих стараний: теперь апач посчитает ее плохой рабыней и кому-нибудь продаст! Эта мысль так ужаснула ее, что она тихо прошептала:

— Прости меня… Я услышала твою музыку… Я люблю твою музыку… Я так давно не слышала её…

Но тут же замолчала и пораженно опустила голову, понимая, что все объяснения бесполезны: индеец не понимает ни слова!

Вместо ответа, Четан схватил Аниту в охапку и грубо закинул ее себе на плечо, как мешок с провизией, чем привел ее в ужас и стыд. Она замерла и зажмурила глаза, позволив индейцу отнести ее в деревню.

Через несколько минут они вошли в «типи», и Четан бесцеремонно бросил девушку на ее спальное место, а сам сел на свое ложе и замер, давая понять, что будет сторожить ее до самого утра. Анита не смела даже шевелиться, боясь усилить его и без того страшный гнев. Что теперь с ней будет?

Только под утро ее веки отяжелели, и она погрузилась в беспокойный сон.

Утром апач разбудил ее толчком в плечо. Анита вскочила, наспех поправляя сбившиеся волосы. Она лишь мельком взглянула в лицо индейца, пытаясь оценить его настроение. Он выглядел холодно и бесстрастно.

Они позавтракали орехами, при этом Четан старался на рабыню не смотреть. Он был всё еще немного зол на нее. А может на себя. А может, вообще на судьбу…

Юноша осознал, что по-настоящему не может ее удержать, и ему это было неприятно.

Он немного удивлялся самому себе. Почему он не готов расстаться с нею, ведь он собирался в ближайшем будущем отпустить ее? Он сам не мог дать ответ на этот вопрос.

Вдруг он услышал, что кто-то зовет его у стен его жилища.

— Я иду! — крикнул он в ответ на своем языке и, не глядя на рабыню, вышел из «типи».

Анита вздрогнула при звуках его голоса. Она так редко слышала его речь. Почему он совсем не разговаривал с ней? Он ни разу ни сказал ей ни слова даже на своем языке. Он считает недостойным разговаривать с рабыней? Наверное. Ведь рабыня — это все равно, что вещь. О чем с ней разговаривать?

Анита печально вздохнула и съела еще один орех. Так как индеец ее сегодня все-таки накормил, может, он уже не так сильно злится? А может, он боится, что она потеряет товарный вид, и ему не удастся ее выгодно продать?

Ее безрадостные размышления были прерваны появлением индейца. Он молча снял со стен лук, колчан со стрелами и кожаную куртку, а потом остановился и взглянул на девушку. Их взгляды встретились. В его глазах она прочитала предупреждение, и тут же испуганно опустила взгляд. Она поняла, что «хозяин» отправляется на охоту, а ей приказано быть послушной.

Четан вышел из «типи» с тревогой в сердце. Он не хотел оставлять рабыню, но долг требовал отправляться на охоту, потому что провизия в деревне почти закончилась. У него не было родных, которые могли бы присмотреть за рабыней, ведь он мог отсутствовать несколько дней, а после вчерашней ее выходки он не был уверен, что она не сбежит. Мало того, что он не хотел ее пока отпускать, но и необдуманный побег мог быть опасен для ее жизни.

Поговорив с Квато, он решил наведаться домой к вечеру, если охота будет удачной.

Оставшись одна, Анита немного свободней вздохнула. Она убрала посуду, нажарила лепешек, а остальную часть дня просто лежала на своем спальном месте.

Тревога сильно бередила ее сердце, а минуты тянулись, как часы, превращая ожидание в какую-то муку. Но чего она все-таки ждет? Она просто хотела удостовериться, что индеец не продаст ее какому-нибудь страшному соплеменнику, у которого ее точно ждет неминуемая смерть. Душа девушки так измоталась, что у нее уже не осталось сил ждать.

В какой-то момент Анита посмотрела туда, где висела драгоценная флейта-сихутанка. Ей так сильно захотелось на ней поиграть! Ее флейта пропала где-то после нападения индейцев на караван. Возможно, она стала имуществом кого-то из этой деревни или сгорела среди груды полыхающих повозок.

Девушка поднялась на ноги и с трепетом подошла к флейте. Она неуверенно притронулась к ней, словно она была священной. На самом деле, где-то это так и было: для Аниты этот инструмент был очень особенным и очень важным. Она боялась взять ее в руки, так как в любой момент мог вернуться ее владелец, но… желание играть было слишком сильным, поэтому Анита осторожно сняла флейту с крючка. На всякий случай, она выглянула из «типи». Мужчин в деревне почти не осталось, лишь женщины маленькими группами собрались у некоторых жилищ, занимаясь хозяйственными делами или просто болтая о чем-то на своем необычном языке.

Анита прикинула, что охотники должны вернуться позднее, и только после этого посмела приложить флейту к губам. Вспомнить дорогие мелодии было несложно: она знала их в совершенстве, потому что играла много лет. Эти мелодии были творением ее нынешнего «хозяина». Ей удалось запомнить их тогда, в Долине Холмов, и воспроизвести на слух впоследствии.

Анита играла негромко, закрыв глаза и наслаждаясь дорогим звучанием. Она сразу забыла обо всем на свете: о том, что она пленница в племени апачей, о том, что ее могут в любой момент продать, о том, что у нее на целом свете никого нет, кому она была бы нужна. Она играла, духом и душой взлетая в небеса…

Четан, везя убитого жирного оленя, остановился у жилища Квато. Он передал его жене пару указаний от него, сгрузил у нее оленя, а потом направился к своему «типи», намереваясь переночевать дома, а утром снова присоединиться к отряду охотников.

Еще издалека его чуткий слух уловил необычные звуки: звучала его «сихутанка». Он недоуменно раздумывал, кто же мог наведаться к нему в его отсутствие и взять его флейту. В деревне лишь несколько человек могли играть на этом инструменте, но никто из них не пришел бы к нему в дом.

Когда же он приблизился к «типи», его изумление во много раз увеличилось, а потом и вовсе переросло в абсолютный шок: это была его заветная песня, посвященная родителям и созданная исключительно для того, чтобы чтить их память. В последний раз он играл эту мелодию семь лет назад в Долине Уединения, а после того не играл никогда, потому что она не предназначалась для чьих-либо ушей. Кто же может повторять ее с такой поразительной точностью?

Четан, как осторожный и предусмотрительный воин, не стал врываться в «типи», а бесшумно заглянул в него, приподняв ткань, закрывающую вход. То, что он увидел, озадачило и изумило его еще больше: на флейте заветную мелодию играла его драгоценная рабыня, сидящая на ложе с закрытыми глазами. В какое-то мгновение она прервалась, вытерла лицо от слез, а потом снова заиграла, отказываясь обращать внимание на что-либо вокруг себя.

Четан отпустил входное покрывало и без сил опустился на землю, устремив ошарашенный взгляд в небеса. Девушка играла, а он слушал, понимая, что вся эта музыка принадлежит ему.

Кто она? Откуда она знает все эти мелодии, ведь никто из людей никогда их не слышал? Его вдруг объял трепет. А может, его рабыня — это вовсе не человек? Она ангел? Она дух? Но нет, она не похожа на духа, но откуда она все это знает, ведь он играл эти мелодии только в Долине Уединения?

И вдруг перед его глазами предстала девушка с платком на лице. Она тоже была в Долине Уединения…Табо! Его сердце застучало сильнее, а голова закружилась от поразительной догадки: Табо, скорее всего, не один раз была в Долине Уединения и там услышала его музыку, поэтому, очевидно, что эта девушка в его «типи» сейчас — действительно та самая драгоценная Табо! И как доказательство этой догадки в его разуме всплыли слова, произнесенные рабыней вчера ночью у реки: «Я люблю твою музыку… Я так давно не слышала её».

Будучи вчера объят гневом, он не обратил на эти слова должного внимания, но сейчас все четко стало на свои места: его рабыня действительно Табо! Невозможно любить его музыку, слыша ее в первый раз. Она уже слышала ее раньше и даже может ее повторить!

Четан так сильно заволновался, что его сильные руки задрожали. Он так хотел ворваться сейчас, посмотреть ей в глаза и сказать на чистейшем английском:

— Ты спасла меня тогда, и я отплачу тебе! Я запомнил тебя на всю жизнь!

Но он не решался войти. Она ведь испугается, она же Табо — маленький испуганный кролик! Да, она так похожа на маленького степного кролика, такая же пугливая, но покорная и добросердечная! Четан закрыл глаза и схватился рукою за грудь: его сердце колотилось слишком быстро. Он ее нашел! Но совсем не узнал… Жаль, что он не узнал ее сразу. Ему стало стыдно за те дни, когда он не давал ей есть или даже за вчерашний день, когда он грубо нес ее на своих плечах, как тушу оленя.

Он так и просидел на земле до самой темноты, пока музыка не прекратилась. Наконец, он поднялся и осторожно вошел в «типи». Девушка уснула прямо на его ложе, сжимая «сихутанку» в руках. Он подошел к ней и укрыл одеялом, а флейту осторожно высвободил из ее рук, вернув ее на место. Он некоторое время смотрел в ее лицо, размытое полумраком, а потом слегка улыбнулся и прошептал:

— Ах вот, какая ты на самом деле, Табо!

После этого он лег на ее спальное место и уснул, решив с завтрашнего дня начать сближаться с ней, чтобы рассказать ей, в итоге, всю правду о себе. А потом он ее обязательно вернет домой. Он отплатит ей добром за добро!

«Иисус! — прошептал Четан тихо. — Спасибо, что Ты привел ее ко мне! Я рад! Помоги мне! Я очень хочу отблагодарить ее достойно. Индейский воин не может быть в долгу…»

Глава 7

Четан, тяжело дыша, стоял среди стонущих индейцев, поверженных им только что в неравной битве. Их было шестеро, а он был один, но, в итоге, они все корчились от боли на земле, а он, раненый, но живой стоял прямо на своих ногах.

Перед самым рассветом, когда первые лучи солнца едва пробивались сквозь дымку ночи, Четан неожиданно проснулся, ощущая нависшую опасность. Он вскочил и бесшумно вышел из «типи», прислушиваясь к каждому подозрительному звуку раннего утра.

Его потрясающий слух привел его к месту, где были привязаны скакуны племени, которые не были задействованы на охоте. Четан в полумраке разглядел нескольких воришек — скорее всего разбойников-изгнанников, пробравшихся в деревню для мародерства. Видимо, они узнали, что основная часть воинов была на охоте, и надеялись беспрепятственно угнать лошадей.

Четан прикинул, сможет ли остановить их в одиночку, и благоразумно решил найти кого-нибудь в помощь, но воры начали действовать стремительнее, поэтому юноше пришлось броситься в атаку без промедления.

Он был верен своему обещанию и наносил удары так, чтобы ранить и обездвижить, но не убить. Так как разбойники имели количественное преимущество, его несколько раз зацепили ножом, оставляя на теле неглубокие порезы, но Четан быстро одолел их. Как раз подоспела подмога в виде нескольких братьев-воинов, да и некоторые женщины, обученные стрельбе, выскочили их своих жилищ с оружием в руках.

Четан оставил воров на суд своих соплеменников, а сам неспеша поплелся к своему «типи». Порезы на щеке и на груди сильно кровоточили, но не были опасными. Четан держался ладонью за грудь, пытаясь остановить кровотечение.

У входа в «типи» он заколебался и замер на месте. Он не хотел пугать Табо. Поразмыслив немного, он присел на землю, немного приходя в себя.

Анита проснулась, услышав какие-то отдаленные крики. Уже светало, и в «типи» проникло несколько лучей восходящего солнца. Она огляделась и удивленно поняла, что индейца нет на месте. Она напрягла память, вспоминая, чем же закончился вчерашний вечер, но тут вдруг осознала, что спит не на своем спальном месте, а на его! Она испуганно вскочила. Хорошо, что он вчера не вернулся с охоты, иначе застал бы ее на своем ложе!

Не успела она поправить прическу, как снаружи послышались подозрительные звуки. Ей стало тревожно, и она осторожно выглянула в щель, отодвинув входное покрывало.

Ее глаза ошеломленно расширились, когда она увидела, что ее «хозяин» сидит в метре от входа и что лицо его и грудь покрыты кровоточащими ранами. Ее сердце защемило, и мысль о том, что он может умереть, почему-то привела ее в ужас.

Она неспеша вышла из «типи» и осторожно присела около него, боясь его гнева. Его глаза были закрыты, и девушка осторожно прикоснулась к его плечу, сразу же отдернув руку. Четан устало открыл глаза и с такой тоской посмотрел на Аниту, что ее сердце заболело с удвоенной силой. Наполнившись огромным сочувствием, она набралась смелости и сказала:

— Пойдем, я перевяжу твои раны… Пойдем…

К ее удивлению, индеец послушно поднялся на ноги и вошел в «типи». Анита поправила его «постель», и когда он лег, побежала разводить костер, чтобы подогреть воды.

Уже через несколько минут она промывала его раны с мастерством и усердием доброго самарянина. Анита так сильно беспокоилась о своем «хозяине», что отбросила все свои страхи и уверенно прикасалась к нему. Это было так знакомо — обрабатывать его раны! Анита словно вернулась на семь лет назад, когда впервые заботилась об израненном и умирающем создателе «небесной» музыки.

Четан наблюдал за ней из-под полуоткрытых век. На самом деле, его ранения были незначительны, и он мог бы и сам обработать свои раны, как он это делал всегда, но он не смог отказать себе в желании вернуться в те прекрасные минуты, когда Табо так искренне и усердно заботилась о нем.

Табо! Как он был рад знать, что это действительно она! Она не изменилась: такая же добрая и самоотверженная, такая же искренняя и заботливая, что и семь лет назад.

Четану не терпелось спросить, почему же все-таки она спасла его тогда? Неужели Сам Иисус действительно сказал ей сделать это?

Анита немного наклонилась к его лицу, чтобы вытереть кровь с его щеки. В этот момент сильная неловкость нахлынула на нее, но она сдержала свои чувства. Она — лекарь, а он пациент! Ободрившись немного, она продолжила обрабатывать рану, но Четан открыл глаза. Какая знакомая ситуация! Семь лет назад тоже происходило нечто подобное. Рука Аниты замерла, а в горле застрял комок. Сильное волнение охватило ее от такой близости с индейцем, но на сей раз это была совсем не паническая атака. Они несколько мгновений смотрели друг другу в глаза, и девушка впервые увидела в его взгляде… нежность! Это смутило ее еще больше. Почему он на нее так смотрит?

Девушка нервно сглотнула и с трудом отвела взгляд от его глаз, сосредоточившись на его ране. Ее руки предательски дрожали.

— Четан, — вдруг послышался его голос, и Анита сильно вздрогнула. Она снова посмотрела на него, а юноша положил свою ладонь себе на грудь и снова тихо произнес:

— Четан…

Анита несколько мгновений не могла его понять, но тут вдруг яркая вспышка осознания появилась в ее разуме: он назвал свое имя! Анита затрепетала. Этот момент показался ей таким особенным и значительным, словно означал, что индеец признал ее достойной, как будто она в его глазах теперь не просто рабыня-вещь, а еще и личность, человек!

Анита сделала глубокий вздох и на манер индейца положила ладонь себе на грудь, произнеся:

— Анита!

Четан слегка улыбнулся, чем привел девушку в еще большее удивление, и тихо повторил:

— А-ни-та…

Сердце девушки взволнованно стучало, и она с трудом смогла закончить обработку пореза на лице. Она не понимала своих чувств, но однозначно, это было что-то новое и волнующее, ведь этот парень был единственным мужчиной на земле, рядом с которым она не испытывала отвращения.

Закончив с его ранами, она отодвинулась и принесла ему немного еды, приготовленной еще вчера. Он не стал есть, а просто лежал с закрытыми глазами.

Четан не знал, как же наладить контакт с Табо, чтобы не испугать ее. У нее оказалось красивое имя — Анита. Четан заметил, что она сильно боится прикосновений, хотя при необходимости, как, например, сегодняшнее его ранение, может прикасаться даже к его лицу. Что же так сильно пугает ее? Он не мог этого пока понять.

Уже через пару часов он встал со своих шкур, но Анита встревоженно подбежала к нему и указала жестом обратно на его ложе.

— Пожалуйста, не вставай! Тебе нужно выздоравливать!

Ее голос был таким встревоженным, а лицо таким умоляющим, что сердце индейца растаяло, и он покорно лег обратно.

Анита снова предложила ему еду, и он ради нее начал есть. Девушка немного волновалась, боясь в своей заботе пересечь черту и вызвать своей настойчивостью его гнев, но, на удивление, индеец казался очень мягким и… покорным. Почему он вдруг так смягчился? Он назвал свое имя и сейчас позволил заботиться о нем. А еще изменился его взгляд. Он стал каким-то ласково-печальным и задумчивым. Девушка чувствовала, как трепещет ее сердце, видя в нем такие разительные перемены.

В последующие дни все оставалось также. Анита готовила пищу и обрабатывала его раны, а он смотрел на нее искренним и немного тоскливым взглядом, все больше теребя сердце. Она думала о нем каждое мгновение, он снился ей каждую ночь, и все сильнее в ней росла жажда служить ему и заботиться о нем.

Для Аниты словно весь мир перестал существовать. Она уже не думала о возвращении в мир белых людей, не вспоминала Майру, она полностью погрузилась в водоворот собственных эмоций, где, вперемешку с трепетом, постоянно возникало восхищение красотой Четана и радость от исчезновения его суровости и гнева.

В один из дней, когда Анита снова обрабатывала его рану на лице, смазывая индейским снадобьем, Четан вдруг схватил ее за ладонь и прижал ее руку к своей щеке. Анита вздрогнула и расширившимися от удивления глазами посмотрела на него. На его смуглом лице отражалось необычное умоляющее выражение, и именно из-за него девушка не отдернула руку, хотя ее начала понемногу пробивать дрожь. Она смотрела в его лицо, пытаясь понять его намерения, а он вдруг закрыл глаза и замер, продолжая прижимать ее ладонь к щеке.

Четан действовал не импульсивно. Он много дней внимательно наблюдал за ней и понял, что она боится именно чужих прикосновений. Она готова прикасаться к кому-то сама, но панически не переносит, когда кто-то проявляет инициативу и сам прикасается к ней. Он понял, что должен помочь ей преодолеть этот странный барьер.

Ее рука, крепко зажатая его ладонью, немного дрожала. Четан открыл глаза и прочитал в ее взгляде недоумение. Тогда он взял ее ладонь и переместил ее в область своего сердца и снова прижал ее к себе.

Девушка изумленно смотрела на него, но потом постепенно краска смущения начала заливать ее лицо. Что он делает? Что это значит? В мире индейцев это означает то же самое, что и в мире белых людей? Тогда это… флирт?

Мысли Аниты тут же потекли в привычном панически-испуганном русле. Апач начал искать ее благосклонности, потому что собирается сделать ее наложницей? Он ждет, что она согласиться разделить с ним ложе? Краска смущения тут же сменилась бледностью, и девушка попыталась рывком высвободить свою руку.

Четан не стал ее удерживать. Наблюдая за сменой чувств на ее лице, он понял, что она теряет над собой контроль при малейшем усилении физического контакта.

Анита выскочила из «типи», тяжело дыша. Ее симпатия к индейцу подверглась испытанию. Ему, как и всем мужчинам, просто нужно ею воспользоваться, вот и все! Отвратительное чувство страха объяло ее душу, заставив почувствовать разочарование.

Анита так не хотела в нем разочаровываться! Четан казался особенным, не таким, как все. Он был красив, добр и талантлив. Она еще никогда в своей жизни не встречала подобного человека, хотя он и был просто обычным дикарем. Нет, он не должен оказаться отвратительным похотливым монстром! Он другой!

Но как понять его поведение? А может, она все преувеличила? Вдруг в индейском народе так выражают благодарность? Анита попыталась схватиться за эту мысль, чтобы немного успокоиться.

Через минуту Четан тоже вышел из «типи». Он начал заниматься очагом, совершенно не смотря на девушку. Она же стояла, как вкопанная, не зная, как же ей вести себя. Часть ее кричала и требовала срочно отправить Четана обратно в постель, а другая боялась приближаться к нему, чтобы не получить еще какую-нибудь дозу разочарования. Наконец, первые порывы победили, и Анита, прикоснувшись к плечу индейца, знаком указала ему на вход в «типи» и дала понять, что сама займется очагом. Четан незаметно улыбнулся. Стратегия сработала! Она пересилила свой гнев и снова начала заботиться о нем.

Юноша был настолько умен и внимателен, что, будь он белым, непременно завоевал бы ученую степень и стал бы выдающимся человеком, впрочем, он и так был весьма особенным в обществе своего народа. Он поставил себе цель — преодолеть преграду между ними, и начал продуманно двигаться к ней.

Четан поднялся на ноги и послушно вошел в «типи». Он очень хотел подобрать правильный ключик к сердцу такой удивительной девушки, как Табо — его маленького испуганного кролика. Кто же обидел этого кролика, что он стал так боязлив? Ему предстояло в этом разобраться.

* * *

Через пару дней Четану пришлось отлучиться на целый день, поэтому Анита впервые за всю неделю осталась в одиночестве. В последнее время она испытывала сильное напряжение. Все-таки она не могла Четану доверять на сто процентов. Ее пугало то, что он может просто играть с ней, добиваясь своих каких-то эгоистичных целей. Он был человеком из другого мира, с которым она не могла даже поговорить. Как она может быть уверена, что им не движет просто похоть? Как вообще можно разобраться в том, о чем может думать молодой индеец, проявляя знаки внимания своей бледнолицей рабыне?

Это все Аниту пугало и огорчало. Она старалась заботиться о нем, но максимально избегать прикосновений.

Печально вздохнув, девушка огляделась вокруг в поисках работы на сегодняшний день. Но едва она нашла себе подходящее дело, как вдруг в «типи» кто-то стремительно вошел. Обернувшись, Анита увидела молодую индейскую девушку в ярком, украшенном вышивкой платье и с двумя шикарными толстыми косами. Анита изумленно замерла, но вдруг красивое лицо индианки исказилось гневом и ненавистью, и она на ломаном английском закричала:

— Ты… бледнолицая собака! Четан выгнать тебя! А я убить тебя!!!

Анита побледнела, ожидая, что девушка набросится на нее, но та просто стояла на месте, продолжая выкрикивать проклятия и тяжело дыша от гнева. Анита очень испугалась и совершенно не могла понять, чем же заслужила такую ненависть. Еще несколько минут индианка выкрикивала оскорбительные слова, потрясая кулаками, а потом выскочила из «типи» так же стремительно, как и вломилась в него.

Вдруг Анита услышала за пределами палатки голос Четана. Видимо, он столкнулся с той девушкой у входа. Анита выглянула в щель. Индианка стояла с опущенной головой, пока Четан спокойно, но сурово что-то говорил ей на их наречии. Через минуту девушка молча удалилась, а Четан вошел в «типи». Анита попыталась скрыть свое волнение, но на лице своего «хозяина» увидела неожиданно большое беспокойство. «Он волнуется обо мне?» — подумала Анита, и ей почему-то стало так приятно и радостно, словно и не было сейчас никакого неприятного инцидента.

Четан несколько мгновений всматривался в лицо своей рабыни, а потом неожиданно сорвал со стены флейту, схватил девушку за руку и едва ли не волоком потащил к реке через всю деревню. Анита перестала упираться, как только они оказались на всеобщем обозрении. Апачи с нескрываемым любопытством наблюдали за ними, но Четану, похоже, это было совершенно безразлично.

Когда они спустились к реке, он вдруг повел ее вдоль берега, а потом свернул в кусты. За кустами среди плотно растущих деревьев оказалось искусственно созданное подобие беседки, стенами которой служили те самые плотные заросли, а посередине лежало очищенное от коры широкое бревно, служащее, видимо, лавкой.

Четан усадил Аниту на бревно, а сам сел напротив прямо на землю. После этого он серьезно посмотрел ей в глаза, словно пытаясь понять ее состояние, но девушка быстро все скрыла и опустила голову.

И вдруг Четан заиграл. С первых же нот мелодия сразила душу Аниты своей надрывной печалью, которая вскоре переросла в мелодию зарождающейся надежды. Четан играл, закрыв глаза и отдавшись музыке, а Анита просто перестала дышать. Эти звуки настолько касались ее души, что вызывали просто взрыв неконтролируемых эмоций, высвобождая все тайное из самих глубин истерзанного печалями и страхами сердца.

Анита закрыла глаза и всецело отдалась этой музыке, позволив нескольким слезинкам скатиться по ее щекам. Её губы беззвучно двигались в молитве.

Мелодия Четана становилась все более нежной, ласковой и убаюкивающей, словно голос матери, ласкающий своего ребенка. Анита вытерла слезы, не открывая глаз, и Четан перестал играть. Воцарилась неловкая и звенящая тишина, и лишь плеск воды в реке доносился сюда с неизменным постоянством.

Придя в себя, Анита открыла глаза.

Четан смотрел на нее странным печальным взглядом, а потом вдруг улыбнулся и протянул ей флейту.

Неужели он предлагает ей сыграть? Что??? Он узнал, что она брала его «сихутанку»? Он слышал, как она играет? Анита испугалась и отрицательно мотнула головой. Четан не стал настаивать. Вместо этого он поднялся, сел около нее на бревне, а потом что-то достал из своей кожаной сумки и протянул ей. Это были незнакомые красные ягоды. Анита быстро взглянула в его лицо, которое светилось добродушием, а потом неуверенно взяла лакомство, тихо пробормотав «спасибо» на языке апачей.

Четан, внимательно наблюдавший за ней, делал свои выводы. Во второй раз он увидел, что его музыка побуждает Табо молиться Богу. Ее реакция была для него удивительна, но приятна. Когда он играл, он тоже молился в своей душе. Они вместе поклонялись Одному Богу, и это было прекрасное единство. Но Анита была все еще объята страхом. Она не верила ему. Может прямо сейчас заговорить с ней и сказать, что он тоже любит Иисуса? Может, тогда она сможет довериться ему?

И тут настала очередь Четана бороться со своими страхами. Он вдруг осознал, что не может решиться заговорить с ней. Почему? Он задумался. Все было так туманно в его сердце. Казалось бы, заговори сейчас, успокой ее, убеди — и все будет в порядке. Ну а если она не успокоится? Что если она отвергнет его и не поверит ему?

Четан понял, что он просто… боится. Боится потерять ту, которую только обрел. Однажды он уже терял своих родных, однажды его сердце уже было разбито вдребезги. Он жил, исполненный ненависти, пока Табо не явила ему любовь Иисуса. И сейчас рядом с ней он стал преисполнен нежности, радости и мира. Он давно не испытывал ничего подобного, но… все эти чувства сделали его уязвимым. Если она не примет его искренность — ему будет снова невыносимо больно. Четан смутился от этого открытия, и ему стало стыдно за свою трусость. До этого момента он был уверен, что не боится ничего на свете совершенно ничего…

Юноша погрустнел. Сможет ли Анита поверить ему, ведь она пережила немало жестокости со стороны его народа, да и он с самого начала не был образцом доброго человека? Его совесть резко пробудилась, и он осознал, что в последние годы был со многими людьми крайне жесток. Он спокойно смотрел, как его соплеменники убивали белых пленников и пленниц. Он без тени смущения наблюдал за набегами на мирные караваны и без слов одобрял повальное рабство, царившее в их деревне.

Это открытие еще больше подавило его радость. Ему стало больно, ведь он так ярко представил, что именно могла чувствовать Табо, подвешенная на позорном столбе после сильных побоев. Его сердце вздрогнуло, совесть, как меч, пронзила внутреннего человека, да так, что у него перехватило дыхание. Он схватился рукою за грудь, словно пытаясь сдержать это ранящее чувство. Анита, до этого погруженная в себя, заметила его движение и резко взглянула в его лицо. Увидев, что Четан измученно закрыл глаза, она подумала, что болят его старые раны, и сильное волнение накрыло ее с головой. Она в неосознанном порыве схватила его за руку и прошептала:

— Четан, что с тобой? Тебе плохо?

Он открыл глаза и печально взглянул на нее. Ее сердце защемило. Ему плохо? Он еще болен? Видя его состояние, она преисполнилась жалости, ее подавляемая симпатия воскресла с новой силой, а все страхи отлетели прочь под натиском очевидного и сильного чувства… любви.

Анита, поддавшись неведомому сильнейшему порыву, потянулась к нему и обняла его, словно пытаясь защитить от навалившейся скорби.

Сердце человеческое — как тайна за семью печатями. В нем может сочетаться ранимость и мужество, страх и решимость, недоверие и… любовь. В этот момент любовь пересилила и страх, и старые душевные раны, и всякий стыд. Анита даже не осознавала, что это любовь. Она просто повиновалась своему сердцу и ринулась защищать то, что ей дорого.

Четан замер, оглушенный происходящим. Табо обнимала его — добровольно, искренне — и он потянулся ей навстречу, зарывшись лицом в ее волосы. Его душевные муки мгновенно рассеялись, а сердце бешено заколотилось. Он несколько мгновений, ошеломленный, особо не двигался, но потом очнулся и еще крепче прижал ее к себе.

В этот момент Четан понял, что больше всего на свете желает видеть эту девушку своей. Обнимать ее хрупкий стан, зарываться лицом в густые волосы, вдыхать пряный аромат ее кожи. Ему нестерпимо захотелось найти ее губы и поцеловать, но Анита вздрогнула, словно очнувшись после своего эмоционального порыва, и осознала, ЧТО она сейчас наделала! Она постоянно подозревала его в нехороших намерениях, а сама первая кинулась обниматься!

Девушка дернулась и попыталась отодвинуться. Четан тут же отпустил ее, хотя и с большой неохотой. Анита стала пунцовой от стыда, чувствуя, что предала саму себя. Она опустила глаза в землю и вообще отвернулась, не смея посмотреть индейцу в глаза.

Привычные страхи навалились на нее с прежней силой. Своим поведением она фактически дала добро на то, чтобы он сделал ее своей наложницей. «Какая же ты недалекая и глупая! — вскричала она внутри себя. — Импульсивная и просто сумасшедшая!».

Она просто не ожидала, что после всего пережитого в жизни она ПЕРВАЯ… САМА обнимет мужчину!!! Это конец ее собственному самоуважению!!!

Тело все еще горело от объятий, и она не могла не отметить, что с в руках Четана ей было хорошо. Приятно. Ново и удивительно…

Но… правильно ли???

Вдруг он снова заиграл.

Музыка подарила покой и позволила собраться с мыслями.

Решение, принятое Анитой, было скоропалительным и продиктованным страхом: она будет сторониться Четана, чтобы исправить совершенную сегодня глупость.

И никто не мог ей подсказать в тот судьбоносный момент, что ей нужно оставить свои прежние внутренние преграды и довериться тому, кого выбрало ее сердце. Анита была слишком неопытной и ранимой, чтобы позволить своим новым светлым чувствамруководить…

Через полчаса, когда индеец закончил играть, они вернулись в деревню.

В последующие дни Анита, как и решила, вела себя осторожно и очень сдержанно: старалась безропотно выполнять свои обязанности и максимально не смотреть Четану в глаза. Юноша наблюдал за нею и все время пытался понять, что же заставило ее тогда обнять его. Ее объятие и радовало его, и печалило одновременно. Радовало, потому что это говорило о том, что он ей не безразличен. Она заботиться о нем искренне! Это было таким бальзамом для его сердца. После смерти родных он не знал подобной заботы. Но печально ему было от осознания, что очень скоро Аниту всё-таки нужно будет отправить домой. Если бы она была холодной и безразличной, он расстался бы с ней с более легким сердцем. Но теперь ему придется рвать душу на части, возвращая Табо в ее мир.

Четан каждый день приносил Аните ягоды или орехи и заботливо протягивал ей их в своих ладонях. Она брала угощения из его рук с колотящимся сердцем и с опущенным взглядом. Лишь однажды она не выдержала и коротко взглянула на него. Четан выглядел таким печальным и таким задумчивым, что сердце девушки снова заволновалось и затрепетало. Какой он хороший! Какой добрый! Он никак не может быть жестоким животным, живущим по своим низменным инстинктам!

Анита почувствовала укол совести, что плохо думала о нем. И ей безумно захотелось стать ему хотя бы другом!

Как было бы здорово открыто улыбаться ему и не бояться, что он неправильно ее поймет. Как было бы здорово разговаривать с ним и каждый день слушать его музыку!

Когда юноша вновь зашел в «типи», она исподтишка взглянула на него. Он был молод, красив, добр. Он был автором «небесной» музыки. В последнее время его лицо излучало не суровость, а непривычную мягкость, даже нежность, а в уголках глаз — глубокую печаль. Почему он печален? Анита впервые задумалась об этом. Постой-ка, он живет в полном одиночестве, хотя в его возрасте у него должны быть родители, братья и сестры! Почему их нет? За много недель, которые Анита провела в его «типи», только несколько раз к нему приходили его соплеменники, но не как друзья, а по каким-то делам. Выходит, у него тоже никого нет?!! Это открытие ошеломило Аниту и вызвало в ее душе еще больший поток эмоций: сострадание, сочувствие, укоры совести за негативное отношение к нему и подозрительность. Все эти дни она была занята исключительно собственной персоной и ни разу не подумала о том, что этот парень тоже может быть одинок и несчастен, как и она сама. Вот почему его песни часто так невыносимо печальны! Вот почему его музыка так сильно касается ее сердца: у них с Четаном общее горе, общая боль и похожие судьбы!

Анита привстала со своего ложа и неожиданно для Четана подошла к нему, глядя ему прямо в глаза. Он был удивлен и затрепетал. В ее лице он увидел глубокие перемены. Она смотрела без привычного страха, и ее взгляд был полон сокрушения, словно она хотела попросить у него прощения.

— Четан, — тихо проговорила Анита, — я знаю, что ты не понимаешь меня, но хочу сказать: я жажду быть твоим другом. Я больше не хочу тебя бояться. Я буду искренне служить тебе, пока Господь даст мне для этого сил…

Когда Анита закончила говорить, Четан почувствовал, что впервые в жизни у него задрожали руки от волнения. То, что сейчас произнесла Анита, просто взорвало его сердце. Табо искренне хочет быть его другом! Четан не мог вымолвить ни слова, а просто смотрел ей в глаза. Он хотел ответить ей, но не мог справиться с волнением и так ничего и не ответил.

Анита затаила дыхание, видя бурю эмоций на лице парня. Неужели он ее понял?

Наконец, Четан смог утвердительно кивнуть, но его объял жуткий стыд, ведь в какой-то момент от готов был растрогаться до слез. Это заставило его развернуться и стремительно покинуть «типи». Он еще никогда в жизни не проливал слез на глазах у людей. Его слезы всегда предназначались только Богу. Но сейчас он просто не мог сдержаться! Он надеялся, что Анита не заметила заблестевшие уголки его глаз. Буря годами сдерживаемых эмоций вырвалась наружу, опозорив его воинское достоинство. Ему хотелось сбежать в Долину Уединения, но путь туда был уже годами закрыт…

Он взял себя в руки и, придав лицу максимально каменное выражение, поспешил через весь поселок к реке, намереваясь отвести душу в своем излюбленном месте на бревне.

Анита тревожно выглянула из «типи». Четана она увидела уже удаляющимся к реке, и волосы его взметались вверх от стремительности его ходьбы. Что же с ним случилось? Она обидела его? Нет, это невозможно! Его невероятная реакция сильно озадачила и испугала девушку. Неужели он действительно понял ее речь? Значит, он понимает английский? Но почему все это время он не разговаривал с нею? Анита тревожно схватилась рукою за свое горло, чувствуя, что от усиленного сердцебиения ей становится нехорошо. Неясность произошедшего повергла ее в сильное уныние.

Четан без проблем добрался к нужному месту. Присев на бревне, он немного расслабился. Здесь обычно было безлюдно, поэтому можно не волноваться. То, что произнесла Табо, глубоко его потрясло. Многие годы он убеждал себя в том, что ни в ком не нуждается и что ему не нужны друзья. Он просто не хотел, чтобы потом болело его сердце, поэтому не сближался с людьми и не заводил семью. Но на самом деле его душа очень изголодалась по чьей-то любви. На самом деле, он безумно скучал по свои родным и жаждал иметь друга. И вот сейчас эта его нестерпимая жажда вырвалась наружу, пронзив сердце и снова заставив его кровоточить. «Дорогая Табо, я просто повержен тобой», — подумал он и очень печально вздохнул.

Но Четан знал: он просто не может исполнить ее желание. Табо не будет счастлива, живя среди чужого вражеского народа, от которого она и так немало натерпелась. Ее душа так прекрасна, что он обязан как можно скорее отправить ее домой! Четану было просто невыносимо от мысли, что Табо навсегда уйдет из его жизни, но он не хотел быть неблагодарным и эгоистичным. Он скрепился и принял твердое решение: девушке не место в рабстве. Она должна вернуться к своей семье и быть счастлива. Здесь не ее мир. Он должен полноценно воздать ей за всю ее доброту.

С такой мыслью он уверенно поднялся на ноги и пошел назад в деревню.

* * *

Анита трепетно ожидала возвращения Четана, не находя себе места от беспокойства, поэтому, когда он, наконец-то, вошел в «типи», она сильно вздрогнула и невольно подалась ему навстречу. Его лицо снова стало добродушным. Он принес ей очередную порцию ягод и протянул ей их в своих крепких ладонях. Она взяла их, поблагодарила и бросила на него испытывающий взгляд. Он казался таким же, как и всегда, но почему-то вдруг отвел глаза, когда их взгляды встретились. Анита не могла понять, что же на самом деле происходит. Понимает ли он ее язык или нет?

Четан почти сразу же вышел из «типи». Ему было больно и неловко видеть Аниту. Он хотел максимально скрыть от нее свою скорбь. Еще совсем недавно он представлял, что вскоре начнет понемногу с ней разговаривать, шаг за шагом строя отношения, но с этого момента он решил продолжать молчать. Ей не нужно знать, что он говорит по-английски. Им не нужно сближаться. Ее нужно просто отпустить. Четан решил, что через семь дней, когда основная масса охотников вернется в племя, он отвезет Табо к ее народу и попрощается с нею навсегда.

В последующие дни Анита с удивлением наблюдала, что Четан освободил ее почти от всей работы. Он сам натягивал шкуры и жарил на костре мясо. Ей пришлось настаивать, чтобы он позволил ей делать хоть что-нибудь, и он молча уступил ей место. А еще она заметила, что после тех ее откровенных слов он стал немного ее сторониться. Нет, он не стал холодным. Он с еще большим рвением угощал ее ягодами и орехами, но, когда их взгляды встречались, он тут же отводил глаза. По сути, они поменялись ролями: теперь Анита все время наблюдала за ним, а индеец старался на нее не смотреть.

Это было так странно и непонятно! Анита чувствовала от всего этого сильную печаль.

Через пару дней Четан неожиданно жестом позвал ее с собой. Когда они покинули пределы деревни, Анита догадалась, что они идут в «беседку» у реки. Так и оказалось. Четан снова играл и сердце Аниты по-прежнему вздрагивало и переворачивалось. Казалось, на сей раз в его музыке было еще больше скорби и печали. Отчего столько боли? Почему такое ощущение, что должно случиться что-то нехорошее?

Солнце уже достигло горизонта, и Четан заканчивал играть, как вдруг их уединение было грубо нарушено. Бесшумно, подобно зверю, из-за деревьев появился незнакомый индеец и с каким-то вызовом на лице остановился прямо перед удивленной Анитой.

Это был совсем молодой паренек лет семнадцати, и его копна длинных черных волос была разбросана по плечам. Одет он был в типичный индейский наряд: кожаные штаны с бахромой и куртку, вышитую ярким орнаментом. С шеи юноши свисало множество амулетов, а в волосах свободно болталось перо. Анита немного смутилась под его пристальным взглядом, но потом вдруг с удивлением разглядела, что этот апач существенно отличался от своих сородичей. И хотя его кожа была очень смуглой, но она казалась явно светлее, чем у Четана, да и волосы, хотя и были черными, но отлив волос был несколько иным. Но самым удивительным было другое — у него были очевидно светлые глаза!

Анита изумленно уставилась на него, ошеломленная невероятной догадкой: этот парень скорее всего был белым!

Юноша отчего-то бросил гневный взгляд на Аниту, а потом обратился на языке апачей к Четану. Услышав, как легко он говорит на индейском наречии, девушка поняла, что этот ребенок в племени индейцев уже очень давно. Его пленили? Но на раба он совсем не был похож.

— Четан, — обратился парень к сородичу, — я пришел вызвать тебя на поединок! Я очень огорчен, что ты обижаешь мою сестру Телулу. Когда твои родители еще были живы, они обещали, что Телула станет твоей женой. Ты нарушаешь обещание своих родителей!

Говорил парень гневно и с пафосом, как настоящий апач. Анита догадалась, что, скорее всего, он вырос среди индейцев и, возможно, стал приемным сыном какой-нибудь индейской семьи.

Четан молчал, немного смутившись. Паренек резко взглянул на Аниту и вдруг произнес на английском:

— Рабыня, ты должна знать, что Четан женится на моей сестре! Он не будет принадлежать тебе!

Он говорил с очень сильным акцентом, что подтвердило догадку Аниты: юноша живет в племени с очень малых лет. Но смысл слов его девушку очень удивил. Почему он обращается к ней, как к сопернице его сестры? Она ведь просто рабыня!

В это мгновение Четан подошел к пареньку и сказал на языке апачей:

— Хота (Белый), я не буду драться с тобой. Я сам поговорю с твоей сестрой. Тебе не нужно упрекать мою рабыню…

Хота упрямо сжал губы, и лицо его стало еще больше походить на лицо ребенка. Анита отчего-то прониклась сильной симпатией к этому необычному «белому» апачу. Возможно, она давно не была в обществе своего народа, поэтому его лицо показалось ей даже чуточку знакомым и, что забавно, каким-то родным. Когда ты живешь среди чужих, любой представитель твоего народа кажется тебе дорогим родственником.

Парень снова бросил на Аниту суровый взгляд и, гордо подняв голову, удалился прочь.

Четан повернулся к Аните, чтобы узнать ее настроение. Ему хватило короткого взгляда, чтобы понять: эта ситуация ничуть ее не смутила. После этого он поспешил быстро опустить глаза. Но девушка резко окликнула его:

— Четан!

Ему пришлось снова взглянуть на нее. Она мялась, пытаясь сообразить, как бы ей правильно с индейцем заговорить. Наконец, она произнесла:

— Скажи, ты говоришь по-английски? — и испытывающе посмотрела ему в глаза. Но Четан избежал взгляда и молча направился на выход из зарослей, дав ей знак следовать за ним. Анита разочарованно поплелась следом. Он ее избегает! Но почему???

Еще два дня прошли в том же режиме. На третий день Четана отозвал один из соплеменников, и он, взяв свой лук, молча удалился вслед за ним. Анита поняла, что его не будет какое-то время, и занялась приготовлением ужина на костре. Но не прошло и получаса, как около нее появился тот самый паренек, которого они встретили около реки два дня назад. Он молча подошел к Аните и остановился в метре от нее. Девушка немного смутилась от его пристального взгляда и поднялась на ноги. На сей раз юноша выглядел не таким воинственным. Скорее озадаченным. В его ушах поблескивали серьги, а волосы были настолько длинными и густыми, что постоянно сползали ему на лицо.

Анита немного смутилась, но потом поспешила улыбнуться и сказала:

— Здравствуй! Проходи, пожалуйста!

Она указала ему на бревно, служившее им лавкой. Паренек придал своему лицу суровое выражение, но получилось это так по-детски, что Анита сильно умилилась. Юноша не двинулся с места, задрал вверх подбородок и хмуро сдвинул брови.

— Я пришел снова предупредить тебя… — проговорил он, и его акцент показался девушке немного меньшим, чем при последней их встрече. «Видимо, тогда он больше волновался,» — подумала Анита и про себя усмехнулась. Душа этого ребенка была для нее просто открытой книгой.

Вместо ответа Анита с улыбкой протянула ему орехов, и парень, заколебавшись, замолчал. Он несколько мгновений решал, принять их или нет, но потом все-таки взял, и плечи его немного опустились, а высокомерие сдулось. Анита перекатила бревнышко ему под ноги, и он, на удивление, послушно на него сел.

— Меня зовут Анита, — весело проговорила она, — а как твое имя?

Юноша взглянул на нее исподлобья, разгрызая орех, а потом с достоинством ответил:

— Мое имя Хота, но скоро я сменю его на имя Мэкья — Орлиный Охотник! Я буду великим охотником, как Четан!

Парень снова занялся орехом, а Анита почувствовала большой эмоциональный подъем: она так давно ни с кем не разговаривала, что сейчас получала от этого диалога огромное удовольствие.

— Почему я тебе не нравлюсь? — задала девушка неожиданно откровенный вопрос.

Хота перестал есть и очень серьезно произнес:

— Моя сестра Телула обещана Четану в жены еще в детстве, а ты крадешь его сердце!

Анита замерла, пронзенная таким заявлением. Она крадет его сердце? Очень нетрудно было догадаться об истинном смысле этих слов, но неужели это может быть правдой? Анита густо покраснела. Она нравится Четану? Погрузившись в себя, она ненадолго забыла о присутствии Хоты. Ее начали раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, она обрадовалась подобному предположению. Ее сердце застучало сильнее, а из груди вырвался взволнованный вздох. Что ж, она должна была признать перед самой собой, что он ей тоже нравился. Неужели такое возможно? Он же дикарь! Краснокожий! Его народ убил ее семью!!! Но… он был таким прекрасным! Он был очень-очень особенным…

Но, с другой стороны, все это было слишком страшно. Симпатия симпатией, но в реальной жизни все очень и очень сложно. Анита робко допустила мысль: а могла бы она представить Четана своим мужем? Мгновенно в ее разуме всплыли яркие картины, наполненные романтикой, но ей тут же стало стыдно и страшно, поэтому она тряхнула головой, пытаясь избавиться от этих неуместных образов. Нет, это не для нее! Она хочет жизни в одиночестве! Быть одной — это лучше!

Хота, наблюдавший все это время странные перемены в лице у Аниты, прервал ее мысли, слегка покашляв, как настоящий джентльмен. Девушка вздрогнула и вернулась в реальный мир.

Она поспешно протянула юноше еще несколько орехов, от которых тот не отказался.

Анита начала расспрашивать парня о его семье, и он с довольством рассказал, что у него три сестры, а он единственный сын в семье, что его отец великий охотник, а мать — знаменитая мастерица по выделке кожи. Аните было удивительно слушать этот рассказ. До сего момента все индейцы, кроме Четана, казались просто жестокими и недалекими дикарями, но родственники Хоты вдруг предстали перед нею, как хорошая дружная семья достойных людей. Значит, индейцы — тоже люди?

В ее разуме неожиданно всплыли слова, произнесенные однажды ее отцом: «Это глупость и предубежденность поделила людей на «расы». Все люди до одного — дети Небесного Отца. Расизм — это дьявольский обман…»

Анита затрепетала. Она совсем забыла о том, чему учил ее отец.

Общение с Хотой отрезвило ее ум. И хотя индейцы безжалостно убивали белых, но ведь и белые не отличались особыми добродетелями. Взаимная ненависть породила череду смертей. И это дела дьявола. А люди — будь то белые или индейцы — это просто люди, просто люди…

Анита посветлевшим взглядом посмотрела вокруг. Возможно, после этого осознания она не будет против провести здесь всю свою жизнь…

— Хота, а что означает твое имя? — наконец спросила девушка.

Парень отчего-то заколебался и опустил глаза в землю… Но потом он придал лицу равнодушное выражение и коротко бросил:

— Оно означает «Белый»…

Анита поняла, что юноша стыдился своего имени.

— Извини, что спрашиваю, но ведь ты родился у людей моего народа? — аккуратно проговорила Анита, испытывающе глядя в его смущенное лицо. Хота нахмурился, а потом резко вскочил на ноги. Его светло-зеленые яркие глаза, сильно выделяющиеся на смуглом красивом лице, сверкнули гневом.

— Я — воин апачей! Я не бледнолицый жалкий трус!

Юноша комично вздернул подбородок и сцепил руки на груди.

— Извини, извини… — поспешила сказать Анита, протягивая ему еще одну порцию орехов, — я больше не буду тебя тревожить! Ты очень мужественный и выглядишь могучим воином!

Успокаивающие слова Аниты подействовали благотворно, и гнев юноши начал стихать. Он как-то печально вздохнул, а потом тихо откровенно произнес:

— Да, я родился у белых людей, но они бросили меня, а апачи спасли меня и стали моим народом. Я теперь апач! Если бы не мои глаза…

Вот так просто Хота открыл ей свою большую боль. Он ненавидел то, чем отличался от индейцев. Видимо, он все равно чувствовал себя немножечко чужим. «Вот почему он пришел ко мне, — светлая догадка осветила ум девушки, — ему просто одиноко, потому что он все равно человек двух миров…»

Аните стало его сильно жаль. Родные оставили его, а этот народ еще до конца не признал. Тяжело быть чужим среди своих…

Она не знала, чем его утешить, поэтому просто произнесла:

— На небесах есть Бог — наш Отец. Я хочу сказать, что Он сильно любит тебя…

Хота удивленно вскинул брови.

— Ты говоришь, как Четан… — вдруг произнес он, и настала очередь Аниты удивляться.

— Четан? Он говорит о Небесном Отце?

Хота утвердительно кивнул. Тогда Анита взволнованно спросила:

— Скажи мне, а он может говорить на языке моего народа?

Но не успел юноша ответить, как чей-то окрик отвлек его внимание. Он обернулся и, увидев одну из своих старших сестер, поспешно вскочил на ноги. Не прощаясь, он умчался к своему «типи» …

Анита разочарованно вздохнула. Вокруг Четана собралось слишком много тайн. Почему он избегает общения с ней? Говорит ли он все-таки на ее языке? О каком Небесном Отце говорил он Хоте?

Девушка вернулась к своей работе с надеждою однажды получить ответы на свои вопросы…

Глава 8

Прошло еще несколько дней, но с каждым днем Четану становилось все труднее. Он знал, что должен окончательно проститься с Анитой и отправить ее домой. Но ему было трудно решиться на это. Он очень привязался к ней, и его сердце рвалось на части.

С каждым днем его чувства, казалось, усиливались, а душа все больше тосковала. Он еще никогда в жизни не испытывал ничего подобного, поэтому не мог себя контролировать. Он предпочитал сторониться Аниту, хотя в душе, наоборот, жаждал быть рядом с нею как можно дольше.

Но однажды вечером, молча и без сна лежа на своем спальном месте, он понял, что поступает неправильно. Его совесть уколола его и обвинила в трусости. Он должен поступить, как настоящий мужчина, настоящий воин и… настоящий христианин. Девушку нужно отпустить и позволить ей быть счастливой. Она спасла его жизнь, и теперь он не должен из-за своих чувств и слабостей быть неблагодарным.

— Господи, прости меня, — прошептал Четан и принял решение завтра же утром собираться в дорогу.

После этого решения чувство вины отпустило его, и он постепенно начал погружаться в сон. Однако вдруг он услышал странные звуки: Анита разговаривала во сне. Он присел. Ее речь неожиданно переросла в стоны, и юноша понял, что ей снится кошмар. Он ловко и бесшумно подскочил к ней и потряс за плечо, но ее сон был слишком крепким. Он потряс ее посильнее, но она еще больше закричала:

— Оставьте меня! Мама! Помогите!

Пытаясь во сне найти спасение, Анита взмахнула руками. Ощутив присутствие кого-то рядом, она инстинктивно вцепилась в него, ища защиты, но так и не проснулась. Четан почувствовал, что она с силой сжала его плечи.

— Мама! Папа! Кто-нибудь, помогите!

Анита, скованная невероятной паникой своего цепкого странного сновидения, еще больше сжала пальцы и буквально притянула Четана к себе. От неожиданности он потерял равновесие и буквально повалился на нее сверху. Боясь причинить ей боль, он тут же попытался встать, но она вцепилась в него мертвой хваткой, не давая ни малейшего шанса подняться.

— Анита, Анита! — начал взывать Четан, но она никак не могла вынырнуть из своего жуткого кошмара. По ее щекам потекли слезы, а сердце Четана болезненно сжалось. Вместо того, чтобы оттолкнуть ее, он покрепче обнял ее и начал шептать на ухо:

— Не плачь! Я с тобой! Я верну тебя домой, чтобы ты могла быть свободной. Не плачь! Ты больше не рабыня. Четан отпускает тебя…

Анита начала затихать, и ее дыхание стало более ровным. Четан почувствовал, что ее руки расслабились и пальцы перестали судорожно впиваться в его плечи. Он слегка приподнялся, собираясь вставать, но вдруг замер. Умиротворенное лицо девушки, освещенное ярким лунным светом, льющимся из отверстия наверху «типи», было таким прекрасным и таким дорогим, что у Четана перехватило дыхание. Противоречивые, но очень сильные чувства нахлынули на него вновь. Он должен оставить ее, должен!!! Но сердце безумно колотилось, а голова закружилась от мощного эмоционального всплеска.

Не выдержал. Поддался…

Порывисто наклонившись, Четан накрыл губы Аниты поцелуем.

Этот поцелуй был нежным, наполненным его жаждой к ней. Губы девушки оказались такими мягкими и сладостными, что у Четана просто закружилась голова. Так и не проснувшись, Анита вздрогнула во сне и неосознанно приоткрыла губы, и парень просто потерял разум. Он углубил поцелуй, чувствуя, как все его тело начинает полыхать желанием. Ему хотелось касаться ее, продолжать ласкать губы, захотелось познать близость с ней прямо здесь и прямо сейчас, но… в этот момент Анита наконец-то открыла глаза и, вздрогнув, уперлась ладонями в его обнаженную грудь.

Только после этого Четан понял, что именно он натворил…

***

Анита почувствовала нежное прикосновение к своим губам, тут же переросшее в откровенную ласку. Она не сразу поняла, что именно пороисходит, и замерла, испытывая удивительно приятные ощущения.

Всего несколько мгновений назад она переживала сильнейшую борьбу и скорбь. Старые ужасы навалились на нее в обличье демонов, терзая измученную душу страхами прошлых лет. Она вновь и вновь видела перед собою смерть родителей и звала кого-нибудь на помощь. И во сне почему-то появился Четан. Он протянул к ней руку, и она схватилась за него, вцепившись с такой силой, что могла его изранить. Но он начал шептать ей слова утешения, и звук его ласкового голоса начал рассеивать ужасный мрак, царивший вокруг. Анита обняла его и почувствовала, что впервые в жизни ей есть, где спрятаться от своих кошмаров. Впервые есть человек, который может ее защитить. Ей не хотелось отпускать его, даже когда он попытался отойти в сторону. Она ему не позволила. Еще крепче прижалась к нему, и тьма начала отступать. И вдруг посреди этого — самый настоящий поцелуй. Ее первый поцелуй. Поцелуй Четана…

Анита резко открыла глаза.

Четан вздрогнул и молниеносно оторвался от ее губ, и его лицо, освещенное светом яркой луны, показалось ослепительно прекрасным, обрамленное копной густых длинных волос. Однако через мгновение на этом лице отразился неподдельный ужас.

К Четану вернулся разум — жесткий и беспощадный обвинитель.

Четан! Что же ты натворил??? Как ты мог сделать это?!! Ты же знаешь, что Анита боится даже обычных прикосновений, а ты посягнул на ее губы!

Острый укор совести и страха заставил его вскочить и поспешно выбежать из «типи».

Анита еще несколько минут не могла прийти в себя. Четан только что ее поцеловал! Может, это сон? Наверное сон, потому что ей ничуть не противно и не страшно. Более того, ее сердце отчего-то взволнованно стучит, а щеки полыхают от смущения, вызывая неожиданную улыбку. Да нет, это совсем не сон, это реальность! Значит, она ему нравится? И почему от этого так радостно? Неужели ей больше не страшно, и она хочет провести с ним всю свою оставшуюся жизнь?

Анита присела. Ее сердце лихорадочно стучало, а дыхания не хватало. Но это было радостное состояние: новое, волнительное и трепетное…

Четан стремительно удалялся от деревни. Он безумно корил себя и ругал. Уже завтра ты должен был отвезти девушку к ее народу, но ты пересек границу дозволенного! Безумец! Господи, прости!!!

Четан просто упал на колени на берегу реки и в поражении опустил голову.

— Иисус! Я поступил плохо! Я не должен был прикасаться к ней! Наверное, я страшно ее напугал. Боже! Прости меня! Накажи меня!!!

Ему было так плохо, что он просил себе наказания. Четан, сильно терзаемый совестью, простоял на коленях до самого утра. Но и утром, когда восходящие лучи солнца осветили реку и деревню, он не смог вернуться домой, а, выведя своего скакуна, отправился в прерию, надеясь среди холмов и долин успокоить свое сердце.

Анита проснулась на рассвете. Она даже не заметила, как уснула после того, что произошло между ней и Четаном. При первом же воспоминании о его поцелуе она сильно залилась краской. Однако смущение смешалось с радостью. Мужчина поцеловал ее, а ней не страшно. Но это не просто мужчина! Это — Четан! А он не такой, как все. Он ни капельки не похож на этих страшных похотливых стервятников, которые караулят несчастных женщин, чтобы безжалостно на них напасть. Он очень особенный, очень!

Анита присела на своем ложе, оглянулась вокруг и поняла, что Четан так и не вернулся домой. Она забеспокоилась. Разве он убежал не от смущения? Неужели он настолько смущен, что не может вернуться домой? А вдруг он пожалел о своем поступке? Эта мысль сильно огорчила Аниту, и она поникла.

Чтобы отвлечься, решила заняться утренней рутиной. Она поправила шкуры, собрала пучки ненужной соломы с земляного пола, развела очаг перед «типи» и нажарила лепешек из кукурузной муки. Однако Четан все не возвращался.

Анита начала нешуточно беспокоиться. Почему его до сих пор нет? Солнце было уже почти в зените, а девушка так и не смогла позавтракать, потому что аппетит категорически пропал. «Четан, где ты? Ты пожалел о содеянном? Вернись, я все забуду! Сделаем вид, что ничего не произошло!» — думала Анита в сильном переживании, но его все не было.

Она зашла в «типи» и присела на шкуры. Может, с ним что-то случилось?

— Господи, — прошептала она надрывно, — сохрани его и верни обратно, прошу Тебя!

Не зная, чем же занять себя от беспокойства, Анита начала бродить по «типи», трогая каждую вещь и каждый трофей на «стене». Подойдя к кожаной сумке, вышитой ярким орнаментом, она впервые обратила внимание, что сбоку к ней пришит небольшой деревянный крестик, сильно напоминающий исконно христианскую символику. Анита удивилась и провела по крестику рукой. Он был гладким и отполированным, точь-в-точь, как у любого священнослужителя. Откуда это здесь?

Анита осторожно приподняла край сумки и заглянула вовнутрь. К еще большему ее удивлению, она увидела в ней книгу — самую настоящую книгу белых людей. Анита тут же достала ее и поняла, что это была Библия! Почему у Четана хранится Библия?

Книга была сильно потертой. Полистав ее немного, она увидела немало заметок, кем-то сделанных карандашом на полях. Когда же она открыла титульный лист, то увидела имя: Лионнел Хоффман…

Анита замерла, сраженная наповал: это было имя ее погибшего отца! Но каким образом его Библия могла попасть к Четану? Это же невозможно!

Однако следующая страшная мысль пронзила ее разум подобно удару молнии: это военный трофей! Индейцы регулярно присваивали себе имущество поверженных врагов. Страшные картины начали рождаться в разуме Аниты: отец, мама и брат, окруженные толпой размалеванных и грозно кричащих дикарей…Стрелы, безжалостно вонзающиеся в их тела… Разграбление имущества и победный адский крик, разносящийся на несколько километров вокруг…

Анита уже знала, что трофей забирал себе тот индеец, кто убивал владельца этой вещи. Если Библия отца находится у Четана, значит…

Анита схватилась рукою за сердце и безвольно опустилась на пол. Четан… Неужели он… Не может быть! Только не Четан!

«Ты ошиблась в нем! — резко закричал внутри нее пронзительный демонический голос. — Он такой же, как и все — кровожадный и безжалостный убийца! Он хороший и умелый актер, обвел тебя вокруг пальца, чтобы заполучить себе покорную наложницу. А ты поверила! Он убил твоего отца и присвоил себе его Библию… «на память»! Он монстр, он еще хуже, чем твой предыдущий «хозяин». Все его слова — это ложь!..»

Анита почувствовала, что по ее лицу потекли слезы, а отчаяние и ужас захлестнули с такой силой, что она задрожала, и зубы начали стучать друг об друга. Она просидела так несколько часов, смотря отрешенно перед собой и ничего не видя вокруг.

Когда начало вечереть, Анита с трудом поднялась на ноги и, сжав Библию в руках, вышла из «типи». Немало индейских женщин суетились возле своих домов, но на Аниту уже давно перестали обращать внимание. Девушка, плохо давая себе отчет в своих действиях, пошла в сторону реки. Ее никто не останавливал и ничего не спрашивал. Она беспрепятственно вышла из деревни. Только здесь она осознала, как далеко ушла. В глазах ее стояли слезы, а сердце сильно болело от страшной душевной боли и разочарования.

Бежать! Ей нужно бежать отсюда! Она ни за что больше не может видеть Четана! Он связан с гибелью ее семьи, и она никогда не сможет простить его за это! Ей стало еще больнее, когда она вспомнила его красивое смуглое лицо и печальный задумчивый взгляд. Его взгляд обманул ее! Его песни обманули ее! Его поцелуй обманул ее!..

Начав отчаянно всхлипывать, она стремительным шагом пошла вдоль реки, все дальше отдаляясь от деревни.

Но не прошло и получаса, как из-за кустов кто-то резко вынырнул. Анита испуганно вскрикнула и замерла. Перед нею с грозным выражением на лице стояла та самая индианка, которая угрожала убить ее из-за ревности к Четану.

— Рабыня сбежать! Телула убить негодную рабыню!

Стремительно индианка выхватила нож из-за пояса и подняла его над головой.

— Подожди, — вскричала Анита, — не убивай меня! Четан рассердится на тебя, если ты убьешь меня. Отпусти меня, и Четан будет только твой.

Индианка, похоже, поняла смысл сказанных ей слов и задумалась. Через несколько секунд она опустила вздернутую руку, а потом высокомерно подняла подбородок и сказала:

— Четан радоваться, что я не дать убежать рабыня!

Анита поникла, но потом умоляющим взглядом посмотрела на девушку.

— Отпусти меня. Сердце Четана… я отдаю его тебе!

Индианка немного встрепенулась. Было видно, что ее раздирают противоречивые чувства. Наконец, она спрятала нож, а потом проговорила:

— Стой на месте! — и скрылась среди деревьев.

Через несколько минут она вышла обратно, ведя за собой лошадь. Животное выглядело старым и слабым, но, когда Телула протянула Аните вожжи, та очень обрадовалась.

Поблагодарив индианку, Анита с трудом взобралась на индейское седло и поехала вдоль реки. Лишь один раз она обернулась назад, затуманенным от слез взглядом провожая исчезающую деревню. Телула тщательно уничтожала следы на земле и уже не смотрела в сторону Аниты. С этого момента белая рабыня была полностью и навсегда вычеркнута из жизни племени апачей.

Девушка знала, что ей просто нужно следовать вдоль русла реки, и она выйдет на территорию белых. Как много это займет времени, она не знала, да и не думала сейчас об этом. Перед ее глазами стояла ужасная картина: Четан с руками, обагренными кровью ее семьи… Ее сердце безумно болело, а глаза опухли от слез. Ей просто не хотелось жить.

Солнце уже окончательно опустилось за горизонт, и на реку начала наползать тьма. Где-то вдалеке послышался вой шакалов, и это наконец-то отрезвило Аниту. Одна, без оружия, в непроглядной тьме на незнакомой вражеской территории! Впрочем, она быстро подавила страх, потому что за всю свою жизнь совершила немало ночных прогулок.

Передвигаться ночью она уже не могла, поэтому спустилась с лошади, привязала вожжи к дереву и развела костер. Добыть огонь было делом несложным, потому что в кармане ее индейского костюма давно лежали кремниевые камни, которые с легкостью высекали искры от удара один об другой. За время, проведенное с апачами, она усвоила немало их хитростей.

Согревшись у огня, она почувствовала голод, но тут же подавила этот дискомфорт. Ей было слишком плохо, чтобы есть. Как только делать стало нечего, страшные думы и горестные чувства навалились на нее с новой силой. Как она могла поверить, что Четан не такой, как все? Его руки, естественно, обагрены кровью тысяч людей, в том числе и ее семьи. Всю свою жизнь она ненавидела индейский народ и считала их монстрами. Они жестоко расправились с людьми, которые служили им верой и правдой (отец был миссионером и многократно помогал этим дикарям). Анита всегда представляла, что убийцы ее семьи — это демоны во плоти с острыми зубами и свирепым взглядом. Но неожиданно один из этих убийц оказался таким красивым и таким особенным… Четан!

Анита снова сильно расплакалась. Вот, дура, влюбилась в убийцу-дикаря! Как ты могла, Анита???

— Господи, — рыдая воскликнула Анита, — я не могу его простить! Не могу!

И заплакала еще сильнее. Она рыдала так долго, что у нее не осталось сил. Махнув рукой на все на свете, она просто легла на землю и уснула, совершенно не желая просыпаться.

…Четан бесшумно передвигался по ночным зарослям. Его сердце содрогалось в такт его шагам. Несколько часов назад он вернулся в деревню с намерением открыто перед Анитой извиниться. Он понял, что ему придется раскрыть тот факт, что он хорошо говорит по-английски, но другого выхода не было. Он не мог простить себя за свой безрассудный поступок. Он сильно оскорбил Табо своим запретным поцелуем и, наверняка, очень ее испугал. Он так и не докопался до правды, почему она так сильно боится прикосновений, но, похоже, в прошлом она пережила какую-то трагедию, и это изранило ее душу.

Когда же он зашел в «типи», Аниты там не оказалось. Его пронзила страшная мысль: она не смогла перенести его поступка и убежала! Юноша тут же оббежал всю деревню, и многие жители засвидетельствовали, что видели Аниту спускающейся к реке.

Четан помчался к реке уже в сумерках. Разглядеть следы было почти невозможно, но ждать до утра он никогда бы не стал. Почти сразу же он повстречал Телулу, которая возвращалась из леса, неся в руках корзину, полную съедобных кореньев. Четан спросил у нее, не видела ли она его рабыню. Телула замешкалась с ответом. Она боялась открыто соврать, поэтому, наконец, произнесла:

— Похоже, твоя рабыня украла мою лошадь и убежала…

Телула говорила немного обижено, но Четан сейчас не замечал ничего.

— В какую сторону она пошла? — взволнованно спросил он, и, когда Телула указала направление вдоль реки, тотчас же помчался в деревню за своим скакуном.

Он очень быстро преодолел значительное расстояние. В его разуме пульсировала лишь одна мысль: найти Табо во что бы то ни стало, извиниться и отвезти ее обратно к бледнолицым!

Когда ночь полностью опустилась на землю, он заметил вдалеке отблески небольшого костра. Привязав скакуна к дереву, он поспешил на огонек, ловко и бесшумно маневрируя между зарослями.

Когда же он подошел совсем близко, его сердце предательски сжалось: он увидел, что это действительно была Анита, и она горько плакала. Все его наихудшие подозрения оправдались: он глубоко ее оскорбил и испугал, поэтому она решилась на побег.

Четан схватился рукою за дерево, чтобы удержать равновесие, потому что у него закружилась голова. Безумное чувство сожаления и скорби охватило его душу. Он должен выйти к ней и попросить прощения! Он должен как-то все исправить!

Но вдруг Анита закричала сквозь рыдания:

— Господи, я не могу его простить! Не могу!

Все внутри у Четана оборвалось. Она не может его простить! Это конец! Ему стало так плохо, что он без сил опустился на землю и смахнул с щеки горячую слезу.

«Господи! Что же я наделал??? Вот так я отплатил Табо за ее доброту ко мне! Господи, прости меня!!!»

Обращение к Иисусу разбило последние сдерживающие преграды, и поток слез, который он мог отдать только Богу, хлынул из его глаз, бесшумно заливая смуглое страдальческое лицо.

Они оба рыдали, находясь всего в паре метров друг от друга, но зловещая стена недопонимания стала для них абсолютно непреодолимой. Четан понял, что не посмеет показаться на глаза Аните. Когда ее рыдания сменились беспокойным сном, он стал ее невидимым стражем, а утром, когда девушка отправилась в дальнейший путь, тайно последовал за ней.

Уже к вечеру на горизонте появились очень знакомые очертания. Река поворачивала в сторону, но чуть правее вдалеке показалась Долина Холмов. Сердце Аниты затрепетало и заболело одновременно. Долина Холмов представала сейчас с той стороны, откуда в нее всегда приезжал Четан. Воспоминание о нем заставило ее снова сильно расплакаться, поэтому она посильнее дернула за вожжи, подгоняя старую клячу вперед. Она хотела миновать эту злополучную долину как можно скорее.

Четан провел Аниту до самой Долины Уединения. Он понимал, что теперь ему придется попрощаться с нею уже действительно навсегда.

— Прощай, дорогая Табо, — прошептал он, смахивая неудержимую слезу. Он долго смотрел, как она исчезает за вершиной следующего холма, и ветер играл его длинными волосами, словно пытаясь отвлечь от страшной печали, сковавшей его сердце. Когда Анита исчезла из вида, он развернул своего скакуна и резво помчался обратно в деревню. Бахрома на его одежде и звонкие амулеты вметались вверх в такт движениям лошади, а волосы развевались на ветру, как шелковое покрывало. Четан больше не знал, как и ради чего ему жить. Он решил оставить свое племя и уйти в сторону гор, чтобы навсегда отделиться от людей и провести остаток жизни в полном одиночестве. Это было единственным достойным наказанием, которое он мог придумать для себя.

Господи! Прости меня! Сделай так, чтобы Табо смогла все забыть и была счастлива! Господи, быстрее бы прийти к Тебе!..

Глава 9

Прошло два года…

Михаэль Бернс, молодой, высокий шатен с ярко-голубыми веселыми глазами, вышел из почтового отделения в своем городке под названием Борневилль. Девушки, неспешно прогуливающиеся по улице, бросали на него заинтересованные короткие взгляды и заговорчески что-то шептали. Все в городке знали, что Михаэль был самым завидным и самым красивым женихом во всей округе. Его семья была очень состоятельной и владела несколькими фермами, а также предприятием по изготовлению колючей проволоки, что на тот момент считалось едва ли не самым выгодным бизнесом во всей стране. Их дом отличался огромными размерами и был огорожен высоким каменным забором.

Михаэль галантно приподнял шляпу с короткими полями, приветствуя смутившихся дам, а потом уверенным шагом отправился по магазинам, собираясь прикупить подарков для своих домочадцев.

В его доме проживало немало родственников и гостей: его родители — Джордж и Амелия Бернс, брат по имени Лукас, двоюродные сестры Марианна и София, несколько дальних родственников из Канады, дорогая бабуля Флоранс, а также ее подопечная Анита Хоффман.

Михаэль невольно улыбнулся, вспомнив красивую молчаливую девушку, которая давно покорила его своей загадочностью и потрясающе кротким нравом. Покупая в одном из магазинов дорогое платье, он вспоминал, как впервые встретил ее два года назад в соседнем городке.

Это было потрясающе! Они с бабулей Флоранс ненадолго приехали в тот город решить некоторые вопросы с наследством, и шли по улице, прогуливаясь и строя планы на ближайшее будущее. И тут появилась она: яркая статная индианка в традиционном платье с бахромой, медленно управляющая пятнистым индейским мустангом. Ее осанка была такой величественной, а движения такими уверенными, что Михаэль был ею сражен на месте.

Но что здесь делает дикарка в разгар войны с апачами? Прохожие также оборачивались на нее и испуганно перешептывались. Но вдруг бабуля Флоранс сорвалась с места и резво подскочила к необычной девушке.

— Анита! — воскликнула она, удивив Михаэля еще больше.

— Бабуля Флоранс! — воскликнула в ответ индианка на чистейшем английском, и Михаэль совершенно потерял дар речи. Девушка соскочила с лошади и крепко обняла бабулю. И только сейчас Михаэль обратил внимание, что ее кожа не так уж и смугла, а волосы, хоть и темны, но без характерного для индейцев синеватого отлива.

Бабуля Флоранс повернулась к внуку и поспешила представить ему удивительную незнакомку:

— Михаэль, это Анита Хоффман, я уже рассказывала тебе о ней, помнишь? Анита, — обратилась она к девушке, — это мой внук Михаэль.

Михаэль приподнял шляпу, а Анита безэмоционально кивнула. Он вспомнил это имя: бабуля очень любила рассказывать о жителях своего родного городка, и трагическая судьба хорошенькой Аниты Хоффман давно запечатлелась в его памяти. Так это она настоящая? Михаэль почувствовал, что его начинает распирать невероятное любопытство. Но почему она так странно одета? Она жила у индейцев?

С этим же вопросом к Аните обратилась и Флоранс.

— Дорогая, почему ты в этом странном наряде? Мы уж приняли тебя за дикарку!

Ответ девушки был коротким и где-то сдержанно-печальным:

— Я была в плену и сбежала оттуда…

Бабуля ужаснулась и всплеснула руками.

— Бедная моя девочка! Да тыпросто героиня! Я представляю, что ты натерпелась! Подожди-ка! — ее лицо вдруг озарилось поразительной догадкой, — полгода назад апачи напали на караван… Ты была там?

Анита утвердительно кивнула. Очередное воспоминание о тех днях автоматически напомнило ей Четана, и Анита стремительно опустила голову, пытаясь скрыть свои тяжелые эмоции. Михаэль смотрел на нее, открыв рот от изумления. Какая потрясающая девушка! Она показалась ему воплощением его идеала, хотя он был знаком с ней лишь несколько минут.

Бабуля Флоранс подхватила Аниту за руку и твердо заявила:

— Все, ты будешь отныне моя!

Анита изумленно подняла на нее свой взгляд. Ей было странно, что эта женщина проявляет о ней такую большую заботу.

— Ну что вы, — смущенно заговорила Анита, — не волнуйтесь, я смогу позаботиться о себе…

Но девушка осеклась, вспомнив, что до сих пор на ней висит долг в несколько долларов, которые она так и не вернула бабуле Флоранс более семи лет назад.

— Мэм, я должна вернуть вам долг, поэтому обещаю вам его полностью отработать, — виновато проговорила девушка, а женщина изумленно всплеснула руками.

— Ну что ты, деточка, какой долг? Я уже и не помню ни о каком долге! Ты всегда мне очень нравилась, и я искренне хочу позаботиться о тебе. Ты будешь жить со мною и с моей семьей, правда, Михаэль?

Бабуля заговорчески подмигнула внуку, и тот, придав лицу как можно больше важности и серьезности, утвердительно кивнул.

— Не волнуйтесь, мисс, мы всегда рады гостям. К тому же, друг бабули Флоранс — мой друг!

Михаэль помнил этот день так, как будто это было вчера. С тех пор загадочная и очень удивительная девушка Анита поселилась в их доме. Когда он увидел ее в нормальном платье, то восхитился еще больше. Красота Аниты была потрясающей. Ее длинная коса опускалась ниже пояса, черты лица были изящными, как и фигура, а светло-серые глаза, обрамленные длинными ресницами, излучали большой ум и серьезность, чего часто не доставало шаловливым и глуповатым девушкам в округе. Однако ее прекрасное лицо всегда было очень печальным.

Как только она попала в его дом, она начала усердно работать наравне со служанками и поварихами. И хотя бабуля уговаривала ее считать себя гостьей, девушка категорически отказывалась отдыхать. Она погружалась в домашнюю работу так усердно, что поражала всех домочадцев своим мастерством в любом хозяйственном деле.

— Вот тебе пример того, как людей воспитывают трудности, — поговаривала бабуля Флоранс, демонстрируя Михаэлю очередной «подвиг» Аниты. — У нее золотые руки и невероятное трудолюбие. Потрясающая девушка! Жаль только, что душа ее уже сильно изранена. Если вглядеться в ее глаза, можно увидеть море боли…

Эти слова оставляли в сердце Михаэля глубокий след, и его восхищение девушкой росло с каждым днем. Но она никого, кроме бабули Флоранс, даже близко не подпускала к себе. При появлении Михаэля она просто опускала взгляд в пол и стремилась поскорее закончить общение. Юношу утешал немного тот факт, что она относилась так не только к нему одному, но и ко все остальным мужчинам в доме, однако ему все же было досадно, что он никак не мог наладить отношения с девушкой, в которую, пора признать, был очевидно влюблен.

Он часто покупал ей подарки, но она отказывалась их брать, поэтому он начал приносить презенты всем домочадцам, чтобы она могла принимать его дары как бы «за компанию» с другими. Это помогло. Анита, хоть и неохотно, но все же перестала отвергать подобное его внимание. Михаэль обрадовался этой маленькой победе и продумывал свои следующие шаги по сближению с таинственной и неповторимой Анитой Хоффман.

Остальные члены семьи относились к девушке довольно сдержанно, воспринимая ее как воспитанницу своей многоуважаемой бабули. Флоранс убедила Аниту брать некоторое жалование за свою работу, хотя та сильно отказывалась. Но бабуля нашла несколько хороших доводов, например, возможность раздать все долги и саму себя обслуживать, и это тоже помогло. Вот так Анита обрела некое подобие семьи и работу одновременно.

Несмотря на большую занятость, мысли Аниты постоянно возвращались в ее печальному прошлому. Неделя за неделей не приносили ей ни малейшего душевного успокоения. Перед глазами всплывали родители, кровь, нападение на караван, смерть Майры, задумчиво-печальные черные глаза Четана… Стоп! О них она не хотела думать больше всего! Только не Четан! Ее сердце не выдерживало воспоминаний о нем. Она ошиблась в нем! Он участвовал в убийстве ее семьи, а значит, он ее враг! Его доброе отношение к ней было лишь уловкой, чтобы ее обольстить. Он доказал это своим поцелуем. Это все, чего он добивался, и, если бы она не была девушкой, ее давно бы изрешетили стрелами и бросили бы тело на съедение стервятникам.

По ночам она часто плакала, когда оставалась в одиночестве. Душевная боль была такой сильной, что начинала превращать ее жизнь в настоящую муку.

Единственное утешение Анита получала в общении с бабулей Флоранс. Она напоминала ей ее родную бабушку Розу, умершую сразу же после гибели родителей. Лишь с бабулей Анита могла хотя бы немного улыбаться.

Никто даже не догадывался, насколько трагичными и болезненными были для нее ежедневные воспоминания. Но она проживала эту боль день за днем. В конце концов, Четан настолько стал ассоциироваться с болью и разочарованием, что она начала испытывать гнев. Он не должен был быть с нею таким добрым после того, что натворил в жизни! Лучше бы он был жестоким, как ее первый индейский «хозяин», ведь тогда она бы не полюбила убийцу своей семьи! А теперь ее сердце бесповоротно разбито вдребезги, и боль от этого лишает сил жить.

Совесть девушки тревожно сигнализировала о том, что ее сердце все больше ожесточается и грубеет, но она не могла справиться с непрощением. Не даром непрощение — это непреодолимое препятствие для свободы, радости и мира. Без прощения нет жизни, без прощения вся жизнь, в конце концов, покатится в пропасть!

***

Четан приоткрыл глаза. Его веки открылись с трудом, потому что тяжелая неизвестная болезнь навалилась на него много дней назад. Но не это было самым плохим событием, случившемся за последние дни. Страшнее было то, что его и Хоту захватили в плен бледнолицые «охотники за головами» и везли в повозке в неизвестном направлении.

Четан подергал кисти рук, проверяя на прочность веревку, которой был связан, но выбраться сейчас было невозможно. Юноша повернул голову, чтобы проверить, что с Хотой. Тот был без сознания, потому что невиданной силы лихорадка скосила и его. Четан в очередной раз почувствовал вспышку гнева из-за того, что Хота не послушал его и пришел к нему в горы, куда он ушел бесповоротно два года назад.

Четан выбрал уединенную жизнь, чтобы просто-напросто сбежать. Сбежать от болезненных воспоминаний и мучительного чувства вины. Его дорогая Табо была для него воплощением небесного совершенства: самоотверженная, кроткая, смелая, трудолюбивая, но он подвел ее своей несдержанностью и разрушил между ними едва начавшее зарождаться доверие. Она не простила его, да и он сам не мог простить себя. Она была единственным человеком на земле, кого он впустил в свое сердце, поэтому ему было снова и снова мучительно больно вспоминать о ней. Если бы он смог однажды увидеть ее вновь, что бы он сделал? Наверное, не посмотрел бы на свое воинское достоинство и умолял бы простить его. Но этого никогда не случится…

Четан надеялся провести жизнь, максимально избегая людей. Но однажды явился Хота. Его подбородок, как всегда, был высокомерно вздернут, а зеленые глаза смотрели с вызовом.

— Четан! — объявил он с привычным пафосом, — я пришел требовать, чтобы ты вернулся и женился на моей сестре! Ты воин и должен сдержать обещание!

— Я его не давал, — раздраженно бросил Четан и демонстративно отвернулся, предлагая Хоте уйти ни с чем. Но Хота настаивал на своем, поэтому Четану пришлось повернуться к Хоте лицом и решительно дать отпор.

— Хота, я не вернусь. Я ушел навсегда. Я так решил. На этом все!

Паренек нахмурился и сделал свое лицо еще более воинственным, однако, когда он начал говорить, его голос предательски дрогнул:

— Значит… я останусь здесь с тобой…

Четан удивленно вскинул брови. Хота хочет остаться? Значит, причина его прихода вовсе не в нарушенном обещании?..

Да, Хота просто был одинок. Он любил Четана, как брата, и не находил даже среди своей приемной семьи настоящего друга. Он сильно гордился своей семьей и повсюду хвалил их, но это была просто попытка стать более «своим» среди них. Четан очень не хотел видеть кого бы то ни было, но прогнать Хоту не сумел. Ему было его жаль. Эти зеленые глаза были такими же одинокими, как и он сам.

Вот так Хота отнял у Четана его уединенное существование. Теперь они вместе охотились и вместе принимали пищу, вместе проводили долгие вечера, и Четану приходилось каждый день выслушивать многочисленные размышления и замечания своего юного зеленоглазого апача.

Много-много месяцев они провели вместе, и единственное, о чем Четан запретил говорить — это Табо. Он не хотел говорить о ней, потому что устал страдать. Хота понял и старался о ней не вспоминать, хотя часто себе под нос «бубнел» в ее адрес полудетские угрозы. Эта негодная рабыня просто сбежала в один день, хотя знала, что Четан любил ее. Он так хорошо с ней обращался, а она предала его доверие!

Однако несколько дней назад странная хворь лишила охотников сил. Четан едва мог двигаться и периодически терял сознание. Именно в таком состоянии их нашли «охотники за головами». Естественно, ни Четан, ни Хота не могли сопротивляться и уже не надеялись остаться в живых, но почему-то их не убили. Бледнолицые даже не испугались заразиться тем же недугом — настолько они им были зачем-то нужны. Их просто связали и бросили в повозку.

За неделю путешествия по обрывкам их разговоров Четан понял, какое именно заблуждение спасло им с Хотой жизнь: бледнолицые решили, что они — это сыновья знаменитого вождя племени Команчей — Пятнистого Орла. Дело в том, что Команчи захватили в плен важных персон и теперь держали их в заложниках. Пятнистый Орел мог бы вернуть их только за жизнь своих сыновей. Но отчего «охотники за головами» решили, что они с Хотой — команчи? Видимо, они совсем невежественны и не способны отличить даже одно племя от другого. Впрочем, именно это спасло им жизнь, поэтому пока что разубеждать бледнолицых Четан не собирался. Их было пятеро, и они были хорошо вооружены. Однако их физические навыки были под большим сомнением. Но на сегодняшний день у Четана не было и шанса победить противников, потому что он был невероятно слаб после болезни и уже более десяти дней ничего не ел. За время путешествия им давали только воду, и вот только сегодня бросили, как животным, кусок сухого мяса. Четан демонстративно отвернулся и не стал есть.

— Ты смотри, какой гордый! — захохотал бледнолицый, а потом грубо плюнул на землю и закрыл подол крытой повозки.

Четан толкнул Хоту, и тот начал просыпаться. Болезнь отступила. Юноша открыл глаза и тут же попытался сесть. У него это вышло с огромным трудом. Хота тоже подергал кисти рук в надежде освободиться от веревок, но это было невозможно. Его лицо выглядело сконфуженным и растерянным.

— Брат Четан, разве мы не можем победить их? — спросил он тихо, хотя прекрасно знал ответ на этот вопрос.

— Пока нет, — ответил Четан, но потом добавил:

— Главное сейчас — остаться живыми и окрепнуть, и тогда победа будет за нами. Будь благоразумен. Не будь чрезмерно горд. Лучше молчи. Ты еще должен жить.

В словах Четана Хота услышал искреннюю заботу о нем, и его сердце болезненно сжалось. Четан по-настоящему любил и ценил его. Хота опустил голову, устыдившись слезы, которая неожиданно скатилась по его исхудавшему лицу. Воину запрещено плакать! Но воин — тоже человек, которого может сильно покорить чья-то любовь.

— Брат, — наконец заговорил Хота, справившись со своими чувствами, — я клянусь всегда защищать тебя! Отныне моя жизнь принадлежит тебе!

Четан слегка улыбнулся. Хота был очень искренним и добрым пареньком, что всегда нравилось Четану.

— Твоя жизнь принадлежит Богу, — тихо ответил он.

— А какой Он — Бог? — неожиданно спросил Хота.

— Он Великий! Он Создатель неба и земли. Он создал нас и все живое…

Вдруг лицо Хоты изменилось, его взгляд затуманился, как будто он погрузился глубоко вовнутрь себя.

— Иисус, Сын Божий… Ибо так… возлюбил Бог мир, что отдал…. Сына Своего… дабы всякий, верующий в Него не погиб… но имел жизнь вечную…

Хота проговорил все это на одном дыхании, изумленно наблюдая за самим собой. Четан был изумлен не менее его. Эти слова были написаны в Библии, и Кэлетэка очень любил их повторять. Но откуда о них знает Хота, да еще и наизусть?

— Брат, — взволнованно проговорил паренек, — я почти ничего не помню из своего прошлого, но вдруг эти странные слова всплыли в моей памяти… Откуда это?

— Это слова из Книги Бога — Библии. Это особенная Книга, где можно прочитать о мыслях и желаниях Всевышнего, а также о подвиге Его Сына Иисуса Христа.

Хота был очень впечатлен.

— Значит, в прошлом я тоже читал эту книгу? Но я ведь не умею читать!

Их разговор был резко прерван остановкой повозки. Они предусмотрительно улеглись, создавая вид усиленной слабости, чтобы расслабить бдительность противников. Почти сразу подол повозки был откинут, и друзей грубо толкнули носками сапог, заставляя подняться на ноги. Они молча встали. Впервые за много дней путешествия их собрались вывести наружу. Значит, они на месте назначения.

Немного пошатываясь, они соскочили с повозки под прицелом ружей «охотников за головами». Дневной свет на несколько мгновений сильно ослепил их, но, когда их глаза привыкли к нему, они поняли, что находятся прямо посреди города белых людей. Повсюду возвышались каменные очень высокие строения, а люди, сновавшие по улице туда и обратно, выглядели несколько иначе, чем привычные для индейцев охотники прерий. Те всегда были одеты в грубые грязные костюмы и широкополые шляпы, а здешний народ одевался ярче и намного богаче. Четан впервые был в таком месте, а Хота изумленно чувствовал, что все это ему очень знакомо.

Прохожие тоже дивились необычной парочке, потому что в нынешние времена встретить посреди города индейцев в традиционных нарядах и с серьгами в ушах было практически невозможно. Все представители коренного народа, попадая сюда, спешили одеться в одежду белых, иначе могли схлопотать пулю в лоб без всякого предупреждения: в состоянии войны с индейцами на территории белых никто не церемонился.

Друзей схватили за руки и буквально потащили вдоль улицы, отпуская похабные шуточки. Вскоре процессия остановилась напротив массивных ворот. Когда они открылись, их ввели в огромный по размеру сад, а потом втолкнули в деревянную пристройку, заперев за ними дверь. На земле лежало несколько пучков соломы, и изможденные пленники устало опустились на них.

Хота растерянно взглянул на Четана и робко проговорил:

— Брат, наверное, когда-то я был здесь, потому что этот город бледнолицых кажется мне знакомым…

Четан просто кивнул, но ничего не ответил. Хота немного замялся, а потом все же тихо произнес:

— Брат, я… скажи, я все-таки апач или я… бледнолицый?

Четан взглянул на юношу, и лицо его потеплело. Парень выглядел сконфуженным и смущенным. Его лицо было смуглым и обветренным, как и у любого апача. Его неимоверно длинные черные волосы волнами струились по плечам, а в ушах поблескивали длинные серьги. На шее висело несколько тяжелых амулетов, а справа над ухом свободно болталось орлиное перо. Весь внешний вид Хоты кричал о том, то он самый настоящий апач, разве что необычные зеленые глаза говорили об обратном.

— Хота, ты тот, кем ты себя чувствуешь, — наконец проговорил Четан, а потом добавил, — не волнуйся, ты навеки будешь моим братом…

Хота расслабился и белозубо улыбнулся. Конечно же, он апач. Не важно, кем он родился. Главное, кем он себя чувствует! Слова Четана принесли ему облегчение.

Но какова же будет их участь? У них есть все шансы умереть здесь, ведь пока они были еще очень слабы для побега.

Им не дали долго размышлять в одиночестве: один бледнолицый с ружьем принес им еду в грязной миске и тут же удалился. Это были куски зажаренного теста с непривычным для индейцев запахом. Но им нужны были силы, и они, беря хлеб связанными руками, начали есть.

х х х

Анита протянула руку и смущенно взяла коробку, которую подал ей улыбающийся Михаэль. Очередной его подарок! Девушке было очень неловко принимать его подарки, но она видела, что он делает их всем в своем окружении, поэтому быть единственной отказчицей показалось ей как-то невежливо.

Михаэль торжествовал, слыша, как девушка кротко поблагодарила его. Анита уже собралась удалиться прочь, но он поспешно окликнул ее:

— Подождите, мисс Хоффманн!..

Анита замерла и немного напряглась. Михаэль замялся, но потом все же мягко произнес:

— Мисс, у меня к вам небольшая просьба. Через несколько дней у моей матушки будет праздник, и к этому дню я хочу приготовить ей особенный подарок. Ей очень нравится музыка, поэтому я создал одну мелодию в честь дня ее рождения. Однако, я не уверен, достаточно ли она хороша и нет ли в ней грубых и неприятных слуху ошибок. Я нуждаюсь в том, чтобы кто-то прослушал ее и подсказал мне. Вы не могли бы мне в этом помочь, прошу вас!..

Михаэль постарался придать своему голосу как можно более просительный жалостливый тон, однако Анита, опустив глаза в пол, смущенно проговорила:

— Боюсь, вы зря обращаетесь ко мне, я плохо разбираюсь в музыке…

— Ну что вы, — поспешил запротестовать Михаэль, — мне и не нужны эксперты. Вашего слуха и ваших знаний будет вполне достаточно. Прошу вас смиренно мне помочь…

Анита заколебалась. Она не хотела этого. Поэтому она использовала еще один аргумент, чтобы мягко Михаэлю отказать.

— Но вы можете попросить вашего брата или ваших сестер, которые намного лучше меня помогут вам…

Казалось, Михаэль был готов в подобному аргументу, поэтому быстренько парировал:

— Я бы не хотел, чтобы это были мои родственники. Лукас не станет мне помогать, а кузины, боюсь, не смогут сохранить это в тайне до самого торжества, поэтому я могу положиться только на вас, мисс!

Анита поняла, что ее контраргументы закончились, поэтому ей ничего не оставалось, как смиренно и побежденно согласиться. Михаэль внутренне ликовал. Их отношения, безусловно, сдвигаются с мертвой точки!

Через пару часов он привел Аниту в просторный гостевой домик, утопающий в зелени деревьев посреди шикарного сада. В этом доме было несколько комнат и широкая светлая гостиная, посреди которой стояло блестящее и новехонькое фортепиано. Анита еще никогда не видела так близко этот инструмент. Когда же Михаэль сел и мастерски заиграл, ей захватило дух.

Руки юноши порхали над клавишами, как бабочки над цветами. Мелодия была величественной и сильной, а потом резко перерастала в нежную и кроткую, заставляя душу наполняться то могуществом, то смирением. Анита была под впечатлением.

Невольно ей вспомнилась другая музыка — невероятная небесная музыка ее прошлого. Индейская флейта, смуглое лицо юноши, поющего небу со слезами на глазах, длинные волосы которого красиво развеваются на ветру… Четан! О нет! Ее сердце, как кинжалом, пронзила боль, от которой она немного согнулась, схватившись за горло. Михаэль ничего не видел, потому что был занят игрой, а Анита проживала минуты жесточайшей внутренней борьбы.

«Четан! Я устала от тебя! Ты причиняешь мне боль, оставь меня в покое! Не хочу, не хочу помнить о тебе! Не хочу, не хочу прощать тебя!!! — сильное внутреннее ожесточение вдруг вырвалось наружу, — Я больше не люблю твою музыку! Я ненавижу твой народ и тебя, потому что вы лжецы, дикари и убийцы!!!»

Где-то в глубине совесть тщетно умоляла оставить эту страшную демоническую ненависть и простить их всех раз и навсегда, но Анита не могла. Слишком много боли! Слишком много разочарования! Ей казалось, что если бы она встретила Четана прямо сейчас, то в гневе высказала бы ему все, что накопилось в ее душе, даже если бы он ничего не понял!

— Я забуду тебя, — гневно прошептала Анита, — ты не существуешь для меня!

Эти слова произвели какой-то странный эффект, и ей стало легче. Вместо этого пришел цинизм и нехорошее хладнокровие. Она вытерла непрошенную слезу и с каким-то вызовом посмотрела в играющего Михаэля. «Вот не менее красивый юноша! И не менее талантливый, чем ты, Четан! Оставь меня в покое, слышишь?!» С этой мыслью она повыше вздернула подбородок. Совесть взмолилась: «Анита! Ты становишься на опасную дорожку! Непрощение и ненависть потом бумерангом ударять по тебе самой! Твои родители ужаснулись бы от этого твоего состояния…»

«Моих родителей убил Четан и его друзья-дикари! Я позволила его обману украсть мое сердце, но вытравить теперь эту ложь я могу только так!»

Совесть притихла, а Михаэль перестал играть. Когда он повернулся к Аните, то с удивлением увидел, что она смотрит прямо на него и не отводит взгляда, как она делала это раньше. Он возликовал! Она начинает принимать его!!!

Через несколько минут он обрадовался еще больше, когда Анита не отказалась от его предложения посидеть в беседке в саду и немого поболтать. Они присели рядом на лавочке, а Михаэль дивился переменам, так резко произошедшим в девушке за такой короткий срок. Несмотря на то, что Анита выглядела спокойной, в ее глазах появился какой-то пугающий лихорадочный огонек. Михаэль спросил ее впечатления о музыке. Она ответила, что ей очень понравилось. Он задал ей еще несколько отвлеченных вопросов, а потом решился сказать заветные слова, которые уже не раз репетировал в своем разуме.

— Мисс Хоффман, я давно хотел сказать вам, что вы просто удивительная! Я был восхищен вами с первого же момента закомства. Позвольте мне ухаживать за вами…

После этих слов он попытался положить свою ладонь на ее руку, но Анита вздрогнула и тут же отдернула ее. Она резко вскочила на ноги, а Михаэль понял, что немного поспешил. Он сам себя обругал, а потом тоже поднялся на ноги и начал трепетно извиняться:

— Мисс, простите меня! Я был не прав! Прошу не гневайтесь! Вы действительно мне очень нравитесь! Я… я мечтаю быть хотя бы вашим другом!..

Анита, стоявшая к нему спиной, чувствовала, что ее раздирают противоречивые чувства. Прикосновение Михаэля было ей неприятно, но какое-то ожесточенное упрямство, родившееся в душе из-за гнева на Четана, заставляло ее всё-таки рассматривать предложение молодого человека.

— Хорошо, — наконец произнесла она, повернувшись к нему лицом и посмотрев на него немного неуместным холодным взглядом, — я согласна дружить с вами. Но от прикосновений прошу вас воздержаться!

Михаэль несколько мгновений переваривал ее слова, а потом, обрадовавшись хотя бы этому, кивнул.

— Конечно, мисс, конечно! Простите мою дерзость! Я очень рад стать вашим другом…

После его слов Анита молча развернулась и быстро пошла в сторону дома. Михаэль глядел ей вслед и удивлялся. Она такая необычная и загадочная! Ее поведение можно было назвать очень странным: словами соглашается, а лицо холодно, как лед. Впрочем, в этом и есть ее очарование!

Как только девушка исчезла за деревьями, сзади послышался громкий хруст веток. Михаэль резко обернулся. Увидев грузного усатого мужчину черном щегольском костюме, Михаэль удивленно воскликнул:

— Дядя Джон! Как вы здесь оказались?!!

Мужчина расплылся в улыбке и заговорщически подмигнул:

— Ай да малец! Ай да ухажер! Не ожидал от тебя такой прыти! Но девчонка хороша! Кто она такая?

Михаэль немного растерялся от всех этих вопросов. Ему стало неловко, что дядя был свидетелем его признания.

— Эту девушку зовут Анита Хоффман, она здесь на попечении бабули Флоранс… Дядя, прошу, не говори никому о том, что видел. Я… я сам скажу, когда придет время…

Мужчина захохотал, похлопывая смущенного племянника по плечу.

— Конечно, племянничек! Конечно! Считай меня хранителем твоих сердечных тайн!

Михаэль вымученно улыбнулся и решил перевести тему:

— Дядя, почему ты здесь? Ты снова на задании?

Мужчина посерьезнел и немного прокашлялся. Он сцепил ладони за спиною и начал прохаживаться вдоль тропинки, всем своим видом создавая впечатление серьезной задумчивости.

— Да, Михаэль, у меня невероятно особенное задание! — он вскинул вверх указательный палец и замер на месте, чтобы подчеркнуть всю глубину слова «особенное», — очень особенное задание! Наше правительство поручило мне заняться серьезным вопросом взятия в заложники двух генералов — Пейсти Фримана и Джо Айка Белого. Племя команчей — а оно очень многочисленно и очень агрессивно — хитростью заманило в ловушку наших доблестных воинов. И теперь нам нужно обязательно вызволить их из плена. Требования дикарей очень понятны, но полностью неосуществимы: они хотят, чтобы им отдали всю южную часть Великих Равнин. Конечно, никто им земли не отдаст, это исключень! И тогда в моей светлой голове родился потрясающий план! — мужчина забавно повертел усами, причмокнул губами, словно пробуя на вкус свои тщеславные слова, и очень пафосно продолжил, — я узнал, что в окрестностях Беличьих гор прячутся несколько сыновей Пятнистого Орла — одного из вождей племени команчей, и я тут же послал моих верных людей, которые смогли с легкостью захватить в плен двоих из них. Сегодня я привел их сюда и повелел запереть в старой конюшне. Мы с твоим отцом договорились, что пока я буду проводить переговоры с дикарями, они побудут у вас…

Михаэль серьезно забеспокоился.

— Дядя! Как ты мог привести в наш дом дикарей?!! Они же кровожадные убийцы, а у нас тут полный дом женщин! Я против! Ты же мог просто отправить их в тюрьму!

Джон скривился и приглушенно сказал:

— Все не так просто, мой мальчик! Если я отправлю их в тюрьму, то об этом деле узнает Майкл Боули, шериф округа, а ведь ты знаешь, что он мой злейший враг и соперник. Боюсь, он может перехватить инициативу и сам решить с команчами этот вопрос. И тогда твой дядя потеряет все: и авторитет, и почет, и возможность выслужиться. Теперь ты понимаешь, как это важно?

Теперь пришла очередь Михаэля кривиться. Дядя был таким тщеславным и эгоистичным! Он готов был использовать любого ради своей выгоды! Но если отец встал на сторону дяди, то Михаэль был бессилен. Поэтому он решил больше не спорить.

— Дядя Джон, только обещай мне, что твои люди будут охранять их ценой своей жизни! — проговорил он серьезно.

— Конечно, не волнуйся! — заверил дядя, — Положись на меня!..

***

София, восемнадцатилетняя миниатюрная блондинка с ярко-зелеными глазами и милым кукольным лицом, кузина Михаэля, испуганно вглядывалась в дальний угол сада, пытаясь разглядеть строение, которое вызывало у нее любопытство. Марианна, ее старшая сестра, хмуро стояла рядом, протестуя против очередной шаловливой выходки Софии. В отличие от нее Марианна была темноволосой и высокой, поэтому с трудом можно было поверить в то, что у них одни родители. Но секрет был прост: Марианна была похожа на отца, а София — на мать!

— София, я не пойду с тобой! — упрямо заявила Марианна, — мне хватило прошлого раза, когда ты захотела поиграть с питомцами наших гостей. Мы едва избежали их укусов! А сейчас тебе вздумалось поглазеть на краснокожих. Это даже хуже, чем те псины, которые понравились тебе в прошлый раз! Ну что может быть интересного в дикарях?! Это же просто грязные страшные животные! Они даже волосы свои не отрезают! Фу!

— Перестань! — буркнула София, — я люблю животных! И если дикари — это просто животные, то тем более я должна на них взглянуть! Я еще никогда не видела их вблизи!!!

София аж взвизгнула от предвкушения, а Марианна скривилась и укоризненно покачала головой. Предпочтения сестры всегда были предельно странными. Когда всем нормальным людям нравились маленькие аккуратные пудельки или ласковые пушистые кошечки, то София обожала огромных волкодавов или вообще волков!!! Безумная девчонка! И никто не мог остановить ее, если она загоралась очередной «отличной» идеей. Больше всего Марианне не нравилось, что София втягивала и ее в свои шалости, но отказать сестре не могла. Именно поэтому сейчас они собирались тихонько подобраться к задней стене старой конюшни, в которой держали двух краснокожих пленников, и взглянуть на них в щели между досками.

София дала знак, и они посеменили в сторону конюшни, оглядываясь по сторонам, чтобы не быть пойманными. Охрана стояла только на противоположной стороне, у дверей, да и то, откровенно спала, поэтому девушек никто не заметил, хотя они хрустели ветками, как слоны в посудной лавке могут «хрустеть» посудой.

Озорная София чувствовала себя героиней приключенческого романа. Задняя стена старой конюшни представляла собой просто нагромождение плохо подогнанных друг ко другу досок, так что в щели между ними местами можно было просунуть даже кулак. «Отлично! — думала девушка, — я смогу их хорошенько рассмотреть! Интересно, а у них острые зубы? А глаза светятся в темноте? А правда ли, что они никогда не моются и от них разит за три мили?»

Прильнув к вожделенной стене и совершенно не заботясь о сохранности своего светлого наряда, София нашла подходящую щель и впилась глазами в пространство старой конюшни. Так как у этой конюшни даже крыша «дышала на ладан», то свет солнца щедро струился и из потолка, делая помещение достаточно светлым. И все же София несколько мгновений не могла понять, где же находятся пленники. Наконец, она увидела, что они полулежат на соломе в дальнем углу, но рассмотреть их было трудно. Она разочарованно оторвалась от стены и начала искать другую щель, из которой обзор был бы получше. Марианна раздраженно дернула Софию за рукав, давая понять, что им пора бы уходить, но девушка отмахнулась и снова прильнула к стене в другом месте. Отсюда было виднее, но все равно ясно виднелись только их ноги, одетые в странные коричневые штаны и украшенные грубой кожаной бахромой. Вдруг один из индейцев начал двигаться и резко присел. София сразу очень испугалась: а вдруг он понял, что за ним следят, и собирается сейчас, как дикий зверь, кинуться в атаку?

Но в следующее же мгновение она замерла на месте, поразившись тому, что увидела перед собой. Луч солнца, лившийся из дыры в потолке, осветил лицо этого индейца. Он был очень молод и неожиданно красив. Поразительно, но черты его казались такими правильными и гармоничными, а глаза… невероятно, но Софии показалось, что они были светлыми и яркими. Он точно индеец? Однако тут же она заметила массу доказательств, что это был настоящий дикарь. Во-первых, у него были очень длинные волосы. Какая экзотика! София взволнованно облизала пересохшие губы. Она никогда еще не видела мужчину с такими длинными волосами. Неожиданно для себя она поняла, что это очень красиво! Сердце ее застучало сильнее, и ее охватило странное душевное волнение.

Индеец вдруг повернул голову в ее направлении и, казалось, посмотрел прямо на нее. София затрепетала, но не смогла оторваться от стены, как будто ее парализовало. От движения в ушах индейца блеснули серьги. Сколько у него украшений! Серьги в обоих ушах, массивные амулеты на шее, пестрые браслеты на запястьях и даже большое орлиное перо в волосах! Он был дик и очень привлекателен одновременно! Настоящий дикий волк! Настоящее дитя природы!

София забыла обо всем на свете. Индеец в ее глазах был не совсем человеком. Наслушавшись предвзятых толков и лживых сказок, она искренне считала дикарей разновидностями диких животных. Но, в отличие от большинства людей, она имела большую любовь к дикой природе. Ее тайной мечтой было приручить волка. Вот почему она без страха ласкала огромных псов, часами проводила в седле и взахлеб читала всевозможные истории об охоте и обитателях дикой природы. Ее хрупкое женственное телосложение никак не вязалось с ее ярким внутренним миром.

Именно поэтому этот потрясающий индеец покорил ее воображение с первого взгляда. Это просто большой очеловеченный волк, дикий и грозный, но… возможно ли его приручить?

Тут взгляд Софии упал на его руки, и она поняла, что его запястья крепко связаны. Ее сердце защемило. Однажды она спасла щенка, которого жестоко избивал хозяин. Она со слезами ринулась на его защиту и освободила малыша, отдав злому и бессовестному человеку все свои карманные деньги. Ее сердце обливалось кровью от жалости к щенку. И сейчас она тоже испытала подобное чувство. Бедный дикарь! Что же ждет его? Надеюсь, ему не причинят вреда? Ему не место здесь! Он должен быть на свободе, в прерии!

Марианна грубовато толкнула Софию, возвращая ее к реальности. Девушка, наконец-то, оторвалась от стены и поняла, что ее лицо залито слезами. Она и сама не заметила, что так сильно прониклась сочувствием к этим необычным существам.

— Пойдем скорее, — тревожно зашептала Марианна, — кто-то идет сюда! Нам надо уходить!

София тоже испугалась, и сестры поспешили прочь от конюшни.

Уже в своей комнате, лежа на большой мягкой кровати, София погрузилась в волнительные воспоминания. Перед глазами ярко и отчетливо стоял необычайный облик молодого индейца, и девушка чувствовала, что теперь ей не будет покоя. Подобные случаи уже были в ее жизни. Как-то раз она просто «заболела» мечтою иметь породистого черного скакуна, на котором ей посчастливилось прокатиться на богатой ферме старых друзей. Она не могла нормально спать и есть: так сильно это влечение к прекрасному величественному животному заполнило ее душу. Тогда ей помог брат. Он купил этого скакуна за баснословные деньги, и сердце Софии успокоилось. На ее счету было несколько прирученных лисиц и бесчисленное количество собак и кошек. Она получала огромное удовольствие от возни с животными и даже досконально изучила несколько медицинских книг, став достаточно хорошим ветеринаром-любителем.

То, что ее душа «заболела» теперь этим индейцем, Софию ничуть не удивило. Он просто не менее прекрасен, чем ее черный конь. Как бы ей хотелось познакомиться с ним поближе! Может ли он полноценно разговаривать и понимать? София не раз слышала, что индейцы очень примитивны и живут, в основном, низменными инстинктами. Возможно ли установить с ними контакт? Животные очень хорошо реагируют, когда их начинают прикармливать, а потом ласкают, проявляют нежность. Зверь должен убедиться, что от человека не исходит агрессия, и тогда даже дикое существо способно стать верным другом. О, как ей хочется попробовать подружиться с этим диким прекрасным созданием! От него так веет красотой природы! София села на кровати, чувствуя, что сильное неудовлетворенное желание начинает терзать ее душу. Она должна попытаться во что бы то ни стало!

На следующее утро она уже без Марианны стояла позади конюшни, собираясь снова понаблюдать за пленниками. В этот момент к ним через дверь вошел один из охранников и бесцеремонно бросил прямо на земляной пол два куска подгоревшего хлеба и старую флягу с водой. Потом он презрительно сплюнул, выражая крайнюю степнь отвращения к индейцам, и молча вышел из помещения. София ужаснулась такому отношению к пленникам. Даже собакам следует давать пищу в миске, а не бросать ее на пол!

Индейцы зашевелились и потянулись к еде. София сильно прониклась состраданием. Видимо, они очень голодны, раз готовы были есть прямо с земли, да еще и такую отвратительную еду. К тому же, их руки были связаны, и принимать нормально пищу было невозможно.

София повозмущалась немного, а потом снова, как завороженная, стала рассматривать диковинных человекоподобных существ. Другой индеец казался более старшим, и лицо его было смуглее, чем у его спутника. Но он тоже был красив, хотя, по мнению Софии, все равно уступал по привлекательности своему более молодому другу. Она не ожидала, что дикари могут быть такими интересными!

Они принялись медленно жевать отвратительный хлеб, поднося ко рту обеими связанными руками. София сконцентрировала внимание на молоденьком индейце, и ее сердце снова забилось немного сильнее. Он был так необычен! Как бы ей хотелось подойти к нему поближе и попробовать наладить контакт!

Хота медленно жевал подгорелый хлеб и краем глаза наблюдал за белой девушкой, уже второй день бесцеремонно глазеющей на них через щели в стене. Что ей нужно? Похоже, она делает это втайне от других белых, потому что при появлении охранника в дверях, она вздрогнула и немного попятилась, чтобы остаться незамеченной. Впрочем, юноша не хотел слишком занимать этим мысли. Он презирал всех белых людей, в том числе и белых избалованных женщин.

— Брат, эта белая скво снова наблюдает за нами, — коротко бросил он Четану на диалекте апачей.

— Я вижу, — невозмутимо ответил Четан и больше ничего не сказал.

Когда София услышала их голоса и их язык, она пришла в неожиданный восторг. Как приятно звучит их речь! Что они сказали? Вот бы узнать!!! София все больше увлекалась индейцами, чувствуя, что более сильного влечения в ее жизни еще не было.

Чуть позже, размышляя в своей комнате, она всеми силами пыталась придумать, как же помочь этим дикарям и не выдать своей огромной заинтересованности. Она знала, что, как всегда, ее чувства никто не способен понять. Она была странной и глупой девчонкой для всех окружающих, в том числе и для собственной сестры. Ее увлечение животными и дикой природой вызывало у людей изумление, а потом ее обвиняли в недалекости ума и даже безумии. Но София уже к этому привыкла. Она и не мечтала найти на этой земле единомышленников.

В какое-то мгновение ее вдруг посетило озарение. Девушка вскочила с кровати с ликованием начала пританцовывать. Эврика! Выход есть! Нужно лишь уговорить дядю.

Джордж Бернс, дядя Софии, работал в своем кабинете, когда его племянница робко постучала в дверь. Он разрешил ей войти, а она с первых же мгновений одарила его широкой улыбкой.

— О София! — проговорил он радостно. — Хорошо, что ты зашла! Я давно не видел тебя, потому что ты всегда ужинаешь где-то в саду. Что привело тебя ко мне?

Девушка знала, то ее дядя был добрым и сговорчивым человеком, поэтому и надеялась на удачный исход дела. Но она не была наивной. Она должна была все обрисовать так, чтобы он увидел в ее словах логику и пользу.

— Дядюшка! — сразу же начала София. — Я хочу помочь тебе немного в одном необычном деле. Я уже в курсе, что дядя Джон оставил в нашем поместье двух пленников-дикарей…

Джордж удивился.

— Похоже, у нас в доме серьезная утечка информации, — недовольно пробормотал он.

— Ну что ты, просто от меня ничего невозможно утаить, — полушутя ответила София. — Я… случайно увидела… что их держат в старой конюшне…

— Случайно? — недоверчиво прервал ее дядя и снял с носа небольшие круглые очки. — Вот уж сомневаюсь, что это было случайно!

София немного недовольно поджала губы, но потом взяла себя в руки.

— Ладно, ты прав, дядя! Ты, как всегда, прав! — София использовала словесный прием под названием «приправление лестью». — Но у меня действительно есть важное замечание! Стены конюшни подобны решету, а крыша до того прохудилась, что очередной лунной ночью пленники могут сбежать через нее, даже не наделав особого шума.

— Но они связаны и надежно охраняются! — парировал Джордж.

— Надежно? — София презрительно скривилась. — Когда я подошла к конюшне, охранники так крепко спали, что я слышала их храп! Ты же знаешь, что у дяди Джона не бывает надежных людей!

Джордж укоризненно посмотрел на Софию, но потом примирительно улыбнулся.

— Тебе не стоит говорить это дяде Джону в лицо, а то он сильно огорчится! Ладно, выкладывай, с чем конкретно ты пришла!

София облегченно вздохнула: дядя готов ее выслушать, и это уже полпобеды!

Ее план состоял в том, чтобы переселить дикарей в более надежное место, а именно: позади гостевого дома есть две комнаты для прислуги с отдельным входом. Окна и двери там очень надежны, поэтому они не смогут сбежать ни при каких обстоятельствах.

Дядя Джордж сперва скептически отнесся к этому предложению, но потом призадумался. Ведь ветхость конюшни действительно вызывала опасения, а других подходящих помещений больше в поместье не было. После некоторого рассмотрения, предложение Софии показалось не таким уж неразумным.

София не шла — а летела в комнату: дядя согласился! Теперь пленники смогут нормально отдыхать на кроватях, а не на соломе. К тому же, был еще один небольшой секрет, который девушка не рассказала даже дяде: в каждой из этих комнат находилась потайная дверь. Когда-то этими дверями активно пользовались, чтобы из комнат прямиком попадать в гостевой дом, но со временем их завесили гобеленами, потому что дом очень редко использовался по назначению. Уже много лет в этом домике один лишь Михаэль проводил вечера, играя на фортепиано. О существовании этих потайных дверей попросту забыли. София собиралась втайне кормить пленников, доставляя им еду через эти двери. Это и был ее потрясающий план!

Уже на следующий день по приказу Джорджа Бернса индейцев перевели в новое помещение. София рассчитывала, что в одной комнате будут пленники, а в другой — охрана. Но дядя решил иначе. Пленников разделили по комнатам, а охрана осталась исключительно у дверей.

Хота нешуточно забеспокоился, когда их вывели из конюшни и повели в неизвестном направлении.

— Может, попробуем бежать? — шепнул он Четану, но тот отрицательно покачал головой.

— Силы не равны, — ответил он, — будем ждать другого случая.

Их грубо подтолкнули и подвели к большому дому. Когда их отправили по разным комнатам, Хота сильно раздражился. Расставание с Четаном показалось ему очень болезненным. Но ему пришлось спрятать свои эмоции и остаться невозмутимым. Когда он остался в комнате в одиночестве, то позволил себе оглядеться. В углу стояла небольшая кровать, застеленная покрывалом, а около нее грубый стол со стулом. На противоположной от кровати стене было окно, а единственная пустующая сторона комнаты была украшена большим гобеленом с невзрачным пейзажем на нем. Сперва Хоте это место показалось отвратительным и очень странным, но вдруг в его памяти сами собою начали возникать туманные образы: похожая на эту комната, но только более просторная и заставленная множеством посуды, приятно пахнущая еда вослепительно белой тарелке и прекрасное улыбающееся лицо красивой женщины с нежными искорками в глазах. А еще он понял, что ее глаза были такими же зелеными и яркими, как у него! Ему почему-то стало так волнительно и так грустно, что он без сил опустился на пол, погрузившись в себя. Его сердце стучало очень быстро, а в душе возникала непонятная, но очень глубокая боль. Кто эта женщина? Она явно бледнолицая! У нее коричневые волосы и светлые глаза. Кто она ему? Ну почему он ничего не может вспомнить?

В этот момент дверь открылась, и вошел охранник в ковбойской шляпе и с привычным сухим хлебом в руках.

— Держи свой кусок, индейская псина! Если бы не приказ командира, я бы давно с удовольствием всадил бы тебе пулю в лоб!

Все внутри Хоты поднялось от возмущения, но он сумел сохранить невозмутимость и лишь с вызовом посмотрел своими зелеными глазами бледнолицему прямо в лицо. Тот, похоже, впервые серьезно обратил внимание на его цвет глаз и немного смутился — слишком они были яркими и пронзительными на фоне смуглого лица и черной длинной шевелюры. Но потом он быстро взял себя в руки, плюнул на пол и, скривившись, крикнул:

— Чертов полукровка!

И с этими словами вышел из комнаты, громко захлопнув дверь.

В соседней комнате Четан тоже осмотрелся, чтобы определить возможные пути для побега. К сожалению, это помещение выглядело гораздо более надежным, чем старая конюшня. Он огорчился от того, что их перевели сюда. Кто-то очень предусмотрительный придумал такой план.

Четан присел на пол. Ему и в голову не приходило сидеть на стуле и, тем более, лежать в кровати. Вся эта мебель казалась ему бесполезной грудой дерева.

Его запястья сильно ныли от впивающихся в них веревок, но он привык не обращать внимание на боль. В последние дни он много размышлял о своей жизни. Он надеялся прожить в одиночестве всю оставшуюся жизнь, а теперь вдруг оказался в мире белых людей, в мире, где живет Табо. Воспоминание о девушке принесло ему привычную порцию боли. Он снова почувствовал себя недостойным и печально опустил голову.

Как ты поживаешь, дорогая Табо? Простишь ли ты меня хотя бы когда-нибудь?

— Господи, — прошептал он, — иногда мне не хочется, чтобы Ты спасал меня от смерти, но пусть будет не моя воля, но Твоя! Прошу Тебя, пусть только Табо будет счастлива!

Он просидел с опущенной головой все время, пока ему не принесли его скудный паек.

Когда наступила ночь, и свет луны стал единственным источником света в комнате, Четан лег прямо на пол и попытался уснуть. Он жаждал поскорее восстановить силы, чтобы успешно сбежать в какой-нибудб подходящий момент.

Странные звуки разбудили его около полуночи, и он мгновенно вскочил на ноги. Гобелен на стене зашевелился, но всего на пару мгновений, а потом звуки прекратились. Четан какое-то время не двигался, прислушиваясь, а потом бесшумно и молниеносно преодолел расстояние к гобелену. При лунном свете он обнаружил на полу на тарелке кусок жареного мяса, хлеб, несколько овощей и кувшин с водой. Он очень удивился. Кто и зачем принес сюда эту еду? А главное — как?

Четан приподнял гобелен. Как он и ожидал, за ним находилась дверь. Он толкнул ее, но она оказалась заперта. Вернув гобелен на место, он еще некоторое время прислушивался к ночным звукам, но ничего особенного не услышал. Тогда он присел на пол и принялся за еду. Ему нужны были силы. Эта пища оказалась очень вкусной и мгновенно улучшила его физическое самочувствие. Он был рад, что кто-то принес ее ему, но кто же это мог быть? Так как она была принесена втайне и под покровом ночи, это означало, что этот благодетель помощь скрывал, а значит, не был заодно с теми, кто пленил индейцев и запер в этом месте. Но представить, кто же мог быть этим тайным другом, Четан совершенно не мог.

Плотно поев, он благоразумно оставил посуду в дальнем углу около гобелена и, улегшись прямо на полу, крепко уснул.

* * *

София тихонько открыла входную дверь гостевого дома и осторожно вошла в нее, с трудом неся в руках огромную плетеную корзину, заполненную едой для пленников. Уже вторую ночь она совершала весьма рискованное предприятие, тайно принося сюда пищу, которую осторожно собирала на кухне в течение всего дня. Она сильно нервничала, потому что очень боялась быть пойманной. Она понимала, что на сей раз простым выговором не отделается, но при всем этом ни на мгновение не усомнилась в правильности своих действий. Она просто обязана была помочь этим детям природы! София вспомнила яркую внешность молодого дикаря, и сердце ее забилось быстрее: он был таким удивительным экземпляром! Ей очень хотелось с ним столкнуться лицом к лицу, но это вряд ли было возможно.

Девушка действительно не осознавала, что индейцы были полноценными людьми. Если бы она это знала, то имела бы совсем другой настрой. Общаться с людьми она не любила и не хотела, а вот с животными отлично находила общий язык с первых же мгновений. А так как ее чувства сейчас больше походили на заботу о любимых питомцах, то, соответственно, она не испытала бы ни малейшего смущения или страха, столкнувшись с ними вплотную. Она чувствовала себя хозяйкой положения.

Вчера София без проблем оставила пленникам пищу, просунув посуду через потайные двери. Сегодня она планировала сделать то же самое.

Когда Четан снова услышал характерный шум под гобеленом, он решил не спешить и не раскрывать личность таинственного благодетеля. Ему ничего не стоило мгновенно оказаться у стены и столкнуться лицом к лицу с ним, но Четан был благоразумен. Он решил подождать хотя бы еще один день.

София плотно закрыла на засов одну потайную дверь, а потом осторожно перешла к другой. Она знала, что за первой дверью находился более старший индеец, а за следующей — его молодой спутник. Приблизившись к второй двери, она почему-то занервничала сильнее. Молодой дикарь вызывал у нее гораздо больше симпатии и влечения.

Хота дремал на полу, когда услышал шорох в районе противоположной стены. Прошлой ночью кто-то оставил ему много хорошей еды через дверь, которую он обнаружил за большой тряпкой на стене. Он был очень удивлен и с радостью набросился на еду. Ему остро нужны были силы для скорейшего побега.

Поняв, что этот человек пришел и этой ночью, Хота вскочил на ноги. В отличие от благоразумного и хладнокровного Четана, Хота еще был очень импульсивным и нетерпеливым. Еще вчера днем ему удалось освободиться от веревок, связывающих руки. Когда заходил охранник, Хота садился на пол и прятал руки под набедренной повязкой. Поэтому сейчас, сильно не раздумывая, он подскочил к гобелену, отдернул его и схватил за руку своего тайного благодетеля, который как раз пытался прикрыть дверь. Послышался приглушенный вскрик, и Хота, пытаясь сохранить тишину, рывком притянул к себе этого человека и ладонью крепко зажал ему рот.

София сильно испугалась от неожиданных действий дикаря, поэтому вскрикнула, когда он вдруг схватил ее за руку. А теперь, находясь в его крепкой хватке, она начала приходить в себя. У нее были похожие ситуации. Однажды ее любимый черный конь сильно испугался змеи, и София потеряла над ним контроль. Он мчался вперед, рискуя сбросить с себя наездницу, но отважная девушка не запаниковала, а хладнокровно обдумывала способы успокоить испуганное животное. В конце концов, ей удалось остановить скакуна, но ей пришлось еще долго гладить его по морде и по шикарной черной гриве, чтобы снова восстановить с ним эмоциональную доверительную связь.

Потеря контроля над происходящим совсем не означает, что нужно впадать в панику! Девушка, как ни парадоксально, воспринимала сейчас индейца, как испуганное дикое животное, которого нужно хорошенько успокоить.

Хота, сжав рот незнакомца, еще несколько мгновений прислушивался к звукам на улице, но охранники, похоже, мирно спали и ничего не услышали. Убедившись, что им ничего не угрожает, юноша, тем не менее, не собирался беспечно отпускать того, кого он поймал. Но через несколько мгновений, рассмотрев незнакомца при лунном свете, он вдруг понял, что это бледнолицая женщина, и его руки инстинктивно разжались, потому что он немного смутился.

Как только София почувствовала, что хватка дикаря ослабла, она тут же развернулась к нему лицом. Ей захватило дух, когда она поняла, что стоит буквально вплотную к индейцу и смотрит ему прямо в глаза. Его лицо трудно было рассмотреть в полумраке, но, однозначно, он тоже смотрел прямо на нее. Девушка затрепетала, понимая, что у нее есть шанс наладить контакт с этим потрясающим существом, поэтому она быстро развернулась, подняла с пола посуду с едой и протянула ему, улыбаясь от всей души.

Хота был крайне сбит с толку. Мало того, что его благодетелем оказалась миниатюрная девушка, кажущаяся едва ли не ребенком, так, ко всему прочему, она протянула ему еду с широкой улыбкой, как будто он был ее старым другом.

Хота немного нахмурился. Поведение бледнолицей вызывало удивление и подозрение. Он не спешил брать еду из ее рук, потому что совсем не мог понять ее намерений.

София же, наоборот, увидела с его стороны вполне предсказуемые действия. Так всегда происходит, когда зверь встречается с тобою впервые. Сперва он груб и может скалить зубы. Когда ты бросаешь ему кусок мяса, он может понюхать его, но есть не будет. Он еще недоверчив, он еще боится тебя. Тебе нужно успокоить его ласковостью голоса, а если удастся его погладить, то считай, что победа у тебя в кармане!

— Не бойся меня, — приглушенно и с нежностью в голосе проговорила девушка, — я не причиню тебе вреда! Я принесла тебе поесть. Хоть ты и не понимаешь меня, но я надеюсь, что ты доверишься мне!

Хота был невероятно изумлен и смотрел на нее широко открытыми глазами. Кто она? И хотя в комнате царил полумрак, он видел, что она очень молода. Ласковость ее голоса ввела его в ступор. София, видя, что индеец никак не реагирует, осторожно опустила тарелки на пол. Она боялась делать резкие движения, чтобы не испугать его. После этого она сделала вдох поглубже и решилась на следующий шаг к сближению.

Сделав в его сторону пару шагов, она вдруг прикоснулась к его ладони. Хота, наконец, очнулся и отдернул руку. Раньше он бы мог в ответ схватить противника и бросить его на пол, но сейчас все, что он сумел, это лишь убежать от странной напористости этой бледнолицей девчонки.

София отметила про себя, что индеец еще очень робок и недоверчив, поэтому решила сменить тактику. Она снова подняла с пола еду и, подойдя к столу, поставила тарелку и кувшин на него. Отодвинув стул в сторону, она жестом пригласила индейца сесть, но тот не двинулся с места.

— Не бойся, — прошептала София, — я твой друг. Тебе нужно поесть!

Хота не решался сделать ни одного шага к столу. Его словно парализовало. Но умоляющий тон таинственной девушки и ее такие искренние слова «я твой друг» все-таки завладели его разумом, и он подошел к стулу и сел на него. Сидеть на стуле тут же показалось ему очень знакомым, но он не стал вникать в свои ощущения, потому что сейчас думал совсем о другом.

София снова широко улыбнулась и села на второй стул прямо рядом с ним. Лунный свет из окна здесь светил особенно ярко, поэтому их лица — ее улыбающееся, а его смущенное и растерянное — стали четко видны.

София смотрела на Хоту, как на милого симпатичного щеночка. Весь его необычный облик — длинные волосы, украшения в ушах и на шее, перо, болтающееся возле уха — все кричало о его единении с дикой природой, о его принадлежности к миру полей, долин и гор. Это был щенок, но щенок из волчьей стаи: дикий, но немного испуганный, грозный, но реагирующий на ласку, сильный, но привлекательный и естественный. София замерла от непередаваемого ощущения восхищения, которое охватило ее от близости к этому невероятному созданию.

Хота, теперь сумевший немного рассмотреть черты странной белой скво, тоже был немного заворожен. Она была очень красивой и милой. Ее огромные глаза смотрели на него с таким неприкрытым восторгом, что его юношеское сердце заволновалось и смутилось еще больше, чем раньше. Почему, почему она так смотрит? От этого взгляда у него помутилось сознание, и он забыл обо всем на свете.

София заметила, что с лица индейца сошло грозное выражение, а появилось такое детское смущение, что она умилилась и беззвучно хихикнула. Похоже, он перестает ее бояться! Она протянула к нему руку и осторожно погладила его по волосам, как если бы она гладила жеребца по его шикарной гриве. Глаза Хоты стали еще шире, и он даже не смог отстраниться.

— Какой хороший мальчик, — приговаривала София, продолжая гладить его по голове и нежно проводя по локонам волос до самих плечей, — не бойся меня, я не причиню тебе вреда… Ты такой интересный! Я хочу подружиться с тобой. Я хочу помочь тебе и твоему другу…

Видя, что индеец нервно сглотнул, София снова умиленно усмехнулась и продолжила убаюкивать его нежностью своего тихого голоса:

— Ты такой особенный! Ты очень понравился мне с первого взгляда! У тебя такое красивое лицо и такая необычная внешность! Ты потрясающее дитя природы! Как жаль, что я не могу, как ты, быть свободной, и жить среди простора прерии! — последние ее слова прозвучали печально, но потом она быстро взяла себя в руки: сейчас ни в коем случае нельзя менять тон голоса, ведь, хотя он и не понимает слов, но интонацию слышит отчетливо, а именно ласковый тон способен очень сильно расположить эмоции зверя к человеку. — Если бы я могла, я навсегда осталась бы рядом с тобой, но я знаю, что тебе нужно домой, на свободу. Я хочу освободить вас, но еще не знаю, как…

София остановилась и замерла, всматриваясь в его глаза, а рука ее так и осталась лежать на его плече. Хота был сражен и побежден на месте. Столько ласковых и нежных слов в его адрес! Столько искреннего восхищения в ее голосе! Она, как Ангел, о которых не раз рассказывал Четан! Неужели Ангел спустился с небес, чтобы их с Четаном спасти? Хота затрепетал. Когда София снова улыбнулась и ласково потрепала его по щеке, он немного дрожащей рукой тоже прикоснулся к ее волосам, чтобы поверить в то, что она настоящая. София расценила этот жест, как завоеванное доверие, и в ответ положила свою ладонь сверху на его ладонь. Хота заволновался еще больше и осторожно высвободил руку. София поняла, что покорение прикосновениями пора приостановить, поэтому пододвинула к нему еду и, довольно улыбаясь, прошептала:

— Ешь! Ты должен быть сильным и здоровым!

На сей раз Хота послушно взял мясо и начал жадно есть. Он был очень голоден, потому что нормально ел лишь прошлой ночью. София умиленно смотрела на него. Он был в тысячу раз прекраснее любого коня или даже волка. Под его кожаным индейским нарядом угадывались крепкие мышцы. Его лицо и тело был совершенны, а бесхитростная открытая душа — еще прекраснее!

София улыбалась, пока он не доел. Потом она встала со стула, забрала посуду и тихо прошептала:

— Я пока пойду, — она жестом указала в направлении потайной двери, — но приду завтра. Я придумаю, как вам помочь, ладно?

Она знала, что индеец ничего не понимает, но надеялась, что он без проблем отпустит ее.

Хота не посмел ее останавливать, поэтому она быстро преодолела расстояние до потайной двери и скрылась за нею через мгновение. Юноша вытер руки об набедренную повязку. Он был сильно ошарашен и взволнован. Он до сих пор ощущал нежные прикосновения Ангела к своей щеке и к волосам, и его сердце вздрагивало. Неужели она действительно пришла с небес? А ее восторженные слова: «Какой хороший мальчик! Ты такой особенный! Ты мне понравился с первого взгляда!» — снова и снова звучали в его голове, просто вгоняя его в краску смущения.

Этой ночью ему с трудом удалось уснуть. Если бы не полный желудок, он подумал бы, что это был просто удивительный сон…

Глава 10

Анита уже даже не плакала.

Мысли о Четане измучили ее до такой степени, что ей уже не хотелось жить. Ей каждую ночь снилось, как он убивает ее родителей. Это сводило ее с ума. Если бы рядом с нею был ее отец, он объяснил бы ей, что через свое непрощение она дала место демонам, и они начали мучить ее кошмарами и жгучей ненавистью, все больше завладевающей ее душой. Но Анита не понимала, что же она делает не так.

В дверь постучали.

— Кто там? — крикнула она дрогнувшим голосом.

— Мисс Хоффман, — послышался голос служанки, — мистер Михаэль ожидает вас в саду.

— Передай, что я скоро спущусь, — ответила Анита и замерла на несколько мгновений. В последнюю неделю она каждый вечер проводила с Михаэлем в саду. Он постоянно ей что-то рассказывал и был для нее вполне комфортным собеседником, потому что позволял ей просто молчать и слушать. Его болтовня неплохо отвлекала ее от сердечной боли, поэтому теперь Анита шла в сад даже с некоторым желанием.

Они сидели в беседке, как и все предыдущие дни. На сей раз, помимо рассказов о своем детстве и юношестве, Михаэль мельком затронул тему индейского произвола. Анита встрепенулась. Михаэль, ничего не заметив, упомянул, что его дядя Джон собирается двух плененных краснокожих через пару недель обменять на командиров армии белых, которых схватили команчи.

— И представляете, — ухмыльнулся Михаэль, — дядя Джон притащил этих дикарей прямо сюда и держит их под замком в нашем гостевом доме!

Анита резко подскочила. Михаэль удивленно посмотрел на нее. И тут до него дошло, что он сболтнул лишнего.

— Ой, мисс! Простите! Я не должен был упоминать о краснокожих! Я совсем забыл, что у вас есть тяжелые и болезненные воспоминания о пленении ими, — Михаэль тоже подскочил на ноги, тревожно всматриваясь в ее лицо. — Я очень сожалею! Это все мой длинный язык…

— Из какого племени эти индейцы? — трепеща, спросила Анита.

— Команчи, это, безусловно, команчи…

Анита немного расслабилась. Михаэль истолковал ее волнение страхом за свою безопасность и поспешил ее успокоить:

— Мисс Хоффман! Вы можете быть абсолютно спокойны: пленников держат под замком и тщательно охраняют! Меньше, чем через две недели их отправят отсюда навсегда.

Анита отмахнулась, остановив поток извинений.

— Мистер Бернс, я пойду к себе. Не обижайтесь, пожалуйста!

И развернувшись, поспешно ушла из сада. Михаэль раздраженно побил себя по лбу. Вот глупец! Твой язык — твой враг!

Он тоже вернулся в дом, решив больше никогда в жизни не заговаривать с Анитой об индейцах…

***

София уверенно толкнула дверь рукой и тихонько вошла в комнату с очередной порцией еды в руках. Вчера ночью ей удалось наладить контакт с молодым индейцем, и она едва смогла дождаться следующей ночи, чтобы снова его увидеть. Ее глаза давно привыкли к полутьме, поэтому она с легкостью разглядела его силуэт. Он сидел на полу, но при ее появлении вскочил на ноги. Его сердце взволнованно стучало: он ждал ее весь день и боялся, что она не придет. Но она пришла!

София, в отличие от Хоты, чувствовала себя очень расслабленно. Она не умела общаться с людьми, но взаимодействовать с животными могла отменно, поэтому она спокойно поставила еду на стол, а потом с улыбкой медленно подошла к индейцу, который все это время не двигался с места. «Он отвык от меня за сутки, — подумала она, руководствуясь опытом с животными, — нужно ему снова напомнить, что я его друг…»

Она остановилась меньше, чем в полуметре от него, и, шире улыбнувшись, ласково заговорила:

— Ты помнишь меня? Я твой друг! Я весь день думала о тебе…

Она снова протянула руку и начала гладить его по волосам. Хота вздрогнул от ее прикосновения. Она была такой откровенной! Его лицо стало пунцовым от смущения, но полумрак это полностью скрыл.

София же испытывала только одно удовольствие от прикосновений к нему. Она не чувствовала ни смущения, ни стыда, но вовсе не потому, что была бесстыдной, а из-за своего совершенно неверного представления о том, с кем имеет дело.

Если бы она поняла, что индеец перед нею — обычный юноша, полноценный думающий человек — она была бы шокирована. А если бы она узнала, что при все этом он понимает каждое ее слово, то сгорела бы со стыда на месте. Открытое восхищение, ласковый голос, нежные прикосновения и поглаживания — все это подходило для любимых питомцев, но не для человека. Но София находилась в блаженном неведении и даже не представляла, какому смущению подвергает молодого человека перед собой.

Наконец, она убрала ладонь от его волос, но тут же схватила его за руку и медленно повела к столу, чтобы вновь накормить. Хота послушно шел за ней. Эта девушка полностью поработила его волю. Он не мог противиться ей.

Она усадила его на стул и села рядом, пододвинув ему тарелку с мясом. Он начал есть, а она наслаждалась, смотря на него. Он периодически поглядывал на нее, всякий раз волнуясь, когда видел ее счастливую улыбку. Почему она так относится к нему? Неужели ей ни капельки не стыдно?

Когда Хота закончил есть, от вытер руки об свою набедренную повязку, София удивилась этому нечистоплотному поступку, но потом успокоилась: дикий — он и есть дикий! Как жаль, что она не может с ним поговорить! Впрочем, он все-таки не лошадь. Возможно, он имеет даже собственное имя!

София положила руку себе на грудь и с расстановкой сказала:

— Со-фи-я!

После этого она протянула руку к индейцу и, прикоснувшись подобным же образом к его груди, кивнула головой, приглашая назвать и его имя. Конечно, юноша не нуждался во всех этих жестах. Он начал догадываться, что девушка не осознает его способности говорить на ее языке.

— Хо-та, — также с расстановкой произнес он, и впервые на его лице заиграла легкая полуулыбка. Если бы не полумрак, София увидела бы на его щеках озорные милые ямочки. Девушка пришла в восторг от его голоса и его имени. Он понял ее! И он… улыбнулся ей! Ее прекрасный дикий волк принял ее! Ей удалось завоевать его доверие!

Когда такое случалось в ее взаимоотношениях с питомцами, с того времени привязанность животных к своей хозяйке больше никогда не ставилась под сомнение. Лисички, котики и лошади всегда отвечали ей лаской и бежали радостно навстречу с ней. А она всегда брала их на руки или ласкала и обнимала, потому что они становились ее дорогими друзьями.

Теперь это прекрасное дитя дикой природы — Хота — будет ее дорогим другом! София так сильно обрадовалась, что не удержалась и, встав со стула, радостно бросилась ему в объятия, в очередной раз приведя его в полное замешательство.

Хота почувствовал ее аромат, и у него закружилась голова. Он забыл о том, что он пленник и вокруг одни враги. Впервые в жизни он обнимался с девушкой, и невероятно волнительные новые чувства захлестнули его с головой. Когда она разжала объятия и посмотрела на него радостным взглядом, он просто притянул ее к себе и впился губами в ее губы.

Они были очень мягкими — эти губы. И сладкими. Хота перехватил ее затылок рукой, а София шокировано замерла. По телу побежали табуны мурашек, голова закружилась, а сердце заколотилось, как сумасшедшее.

Хота попытался углубить поцелуй, но София наконец очнулась и с силой его оттолкнула.

Но оттолкнуть крепкого парня было не так уж просто. Он был похож на скалу. Однако, когда Хота почувствовал ее сопротивление, то вынырнул из своих головокружительных эмоций, захвативших его подобно буре, и позволил девушке отшатнуться от себя.

София отступила назад на полметра, натолкнулась на собственный стул и, не удержав равновесие, плюхнулась на него без сил. Вот теперь в ней проснулось все: и шок, и стыд, и дикое смущение.

Как это могло произойти? Хота отреагировал совсем не так, как она ожидала! Она впервые взглянула на него, как на человека. Он больше человек, чем зверь? Он знает, что такое поцелуй? Неосознанно София притронулась к своим губам. Она никак не могла прийти в себя. С ее лица слетела улыбка, а с разума — беспечная пелена.

Она другим взглядом посмотрела на Хоту, который замер в напряженном ожидании.

Лунный свет ярко освещал его сосредоточенное лицо. Оно было по-прежнему прекрасно и необычно, но София вдруг представила, что он просто юноша, такой же, как Михаэль, например. И после этого она прокрутила в памяти все то, что она ему говорила, как смотрела на него и как обняла его, в конце концов, и ее начал охватывать ужас.

— Ты… ты… скажи, ты понимаешь меня? — дрожащим голосом пробормотала София.

Хота понял, что девушка осознала сейчас много нового для себя. Он коротко кивнул, давая понять, что все прекрасно понимает.

София задрожала. Ей стало так стыдно и так неловко, что захотелось провалиться сквозь землю. Она резко вскочила на ноги и ринулась к потайной двери. Через мгновение она исчезла за ней, но, находясь в сильном шоке, не заперла ее и умчалась через гостевой дом на улицу, желая поскорее найти убежище в своей комнате от жуткого стыда.

Хота еще какое-то время сидел на стуле неподвижно. Он не знал, правильно ли он поступил и жалеть ли ему об этом поцелуе. Девушка вела себя странно с самого начала, и даже до сих пор он не понимал, что же ею двигало. Но сейчас ее неверные представления были, однозначно, разрушены, поэтому отношение к нему с ее стороны уже не будет прежним. Значит, она больше не будет помогать им. Значит, нужно как можно скорее бежать отсюда своими силами.

И тут Хота понял, что она не заперла потайную дверь. Он бросился к ней и сразу же оказался в небольшом коридоре. Чуть дальше он обнаружил еще одну подобную дверь и догадался, что она ведет в комнату, где держат Четана.

Хота открыл засов и осторожно заглянул в комнату. Четан дремал на полу. При появлении Хоты он мгновенно вскочил на ноги, но юноша дал ему знак сохранять тишину. Подойдя к нему ближе, он шепотом объявил свой план побега, и Четан согласился на его осуществление.

Они бесшумно выбрались из комнаты. Проходя по темным незнакомым коридорам, они были напряжены до предела. Их шаги были совершенно бесшумными, как у диких кошек, а тела были готовы среагировать на любую неожиданность. Но в доме, очевидно, никого не было. Очередной коридор вывел их в огромное высокое помещение, посреди которого стояло большое деревянное сооружение непонятного назначения. «Фортепиано» — в голове Хоты вдруг возникло странное слово. Он не понял его значения и просто отмахнулся от него. Индейцы замерли, тщательно осматривая комнату. Она была пуста. Четан позволил себе скользнуть взглядом по огромным окнам и по резной мебели. Он искренне удивился способностям бледнолицых строить такие масштабные и сложные дома. Но это занимало его мысли ровно несколько секунд. Увидев на противоположной стороне большую дверь, он дал знак Хоте, и они направились к ней.

Дверь привела их в сад. Четан легко сориентировался на местности. Его способность запоминать любое место, в котором он когда-либо был, была потрясающей. Так как их вели по этому саду уже дважды, он с легкостью определил, в каком направлении находится выход из этого двора.

Индейцы начали осторожно передвигаться вперед, стараясь не выходить из тени деревьев…

***

…Анита тоскливо смотрела на луну, которая сегодня светила особенно ярко. Какое бесчисленное количество раз она гуляла при лунном свете, когда ей приходилось прятаться от Ральфа… Впрочем, об это она не хотела вспоминать. Девушка тряхнула головой и снова посмотрела на луну. Но перед глазами нарисовалась другая картина: она играет на индейской флейте при лунном свете, подражая потрясающей мелодии таинственного молодого апача… Нет! Нет! Только не он! Анита мучительно закрыла глаза и снова усердно замотала головой.

Я не хочу вспоминать о нем больше всего на свете! Только не Четан! Он причиняет столько боли!

Анита открыла глаза. Легкий ветерок из открытого окна ласково потеребил ее волосы. Ее комната находилась на втором этаже, и сад перед нею был, как на ладони. Вдруг ее взгляд уловил странные движения теней, мелькающие под некоторыми деревьями. Легкая дрожь страха пробежала по ее телу. Анита нырнула вглубь комнаты, но продолжила наблюдать за садом.

Тени двигались едва заметно, с перерывами, и девушка уж было решила, что это какие-то домашние животные, но вдруг в какое-то мгновение два силуэта вынырнули из-за дерева, и свет луны ярко осветил их. Индейцы! Тихо и искусно крадущиеся воины с длинными развевающимися волосами!

Жуткий страх сковал Аниту по рукам и ногам, и мысли ужаса полезли в голову, опережая друг друга: нападение индейцев? Засада? Пленники сбежали? К ним пришла подмога, и они собираются жестоко расправиться с обитателями поместья?

Перед глазами начали бесконтрольно всплывать жуткие сцены из ее кошмаров: краснокожие жестоко убивают всех без разбору, не щадя даже женщин и детей. И среди них — Четан! Анита схватилась за горло, чувствуя, что ей не хватает дыхания, но тут же ей пришла другая мысль: нужно сообщить об увиденном, чтобы защититься в случае нападения!

Анита стремительно выскочила из комнаты и первым делом поспешила в комнату Михаэля: она уже привыкла общаться с ним, и он был первым, кто пришел ей в голову.

Уже через пять минут все мужчины поместья были подняты по тревоге, а доблестные подчиненные дяди Джона толпою высыпали в сад, чтобы выяснить, кто именно проник в него.

Уже светало. Это не было на руку беглецам, но им удалось достигнуть выхода, и до ворот осталось всего несколько метров. Четан отметил, что каменный забор в этом месте был не столь высок, а к тому же, по нему очень кстати вился старый плющ, который и мог бы стать для беглецов природной лестницей. Но вдруг послышались крики и топот ног.

— Наш побег обнаружен! — шепнул Хота взволнованно.

Четан дал знак бежать к забору и взбираться по плющу. Индейцы молниеносно побежали вперед, но вдруг раздался выстрел, и Хота резко упал. Четан испуганно обернулся. Хота лежал на земле и держался за бок. Под рукой у него начало появляться темное кровавое пятно.

Четан подскочил к юноше и помог ему встать. Снова раздался выстрел, но тут же послышался крик:

— Не стреляйте! Вы можете ранить кого-то из поместья!

Пленники подбежали к забору, но группа мужчин уже заметила их и бежала в этом направлении.

— Хота, — взволнованно прошептал Четан, — скорее взбирайся наверх и беги! Я остановлю их!

— Нет, брат! Я не трус! Я не оставлю тебя! — юноша говорил решительно, но зеленые глаза его смотрели на Четана умоляюще.

— Хота, это приказ! — серьезно произнес Четан и подтолкнул друга к забору.

Хота очень огорчился, но не посмел противоречить. Он начал взбираться наверх, но ранение давало о себе знать и заставляло его руки и ноги дрожать. Когда он преодолел уже половину пути наверх, его ноги соскользнули, и он упал обратно на землю, скатившись под тень больших остриженных кустов.

— Наверное, это конец… — удрученно подумал он. — Значит, я умру в бою!

Приняв отчаянное решение, он попытался встать на ноги, но вдруг чья-то рука схватила его за запястье. Резко обернувшись, он увидел… свою странную милую благодетельницу, которая бесцеремонно прыгала ему в объятия еще пару часов назад.

Она приложила палец к губам и дернула его за рукав, давая знак следовать за ней. Хота замер в нерешительности. Он уже готов был умереть рядом с Четаном, но тот приказал уходить. Что же делать?

Хота приподнялся и выглянул из-за кустов. Четан вступил в рукопашный бой и с поразительной силой отбрасывал многочисленных противников по разные стороны, четкими ударами повергая их в бессознательное состояние. Четан не даром слыл самым сильным воином всего племени. Хота захотел броситься к нему и тоже проявить свою силу и отвагу настоящего воина апачей, но у него резко закружилась голова. Его кожаная куртка уже сильно пропиталась кровью, и дрожь в теле все больше возрастала.

София снова настойчиво дернула его за рукав. Хота немного затуманенным взглядом посмотрел на нее. Может ли он довериться ей? На белом, как луна, лице девушки отражалось искреннее беспокойство и трепет, и он почувствовал, что она действительно на его стороне.

С трудом привстав и чувствуя, что силы все больше оставляют его, Хота почти ползком поспешил за Софией. Очень быстро они поравнялись с небольшой деревянной дверью, спрятанной за листвой плюща. Девушка толкнула дверь и вывела индейца на небольшую безлюдную улочку. Солнце уже взошло, но люди еще не спешили покидать свои дома.

Беглецы миновали несколько домов. Софии пришлось поддерживать Хоту за руку, потому что он все больше слабел. Наконец, завернув за угол, они уперлись в крытую повозку, в которую поспешили взобраться. Девушка уложила индейца на дно повозки, а сама села за управление лошадью.

Хота почувствовал, что они двинулись с места. На него начало наползать состояние дремоты, но он старался ему не поддаваться. Как там Четан? Сможет ли он выжить? Отчаяние и чувство вины начали нахлынывать на юношу. Его губы беззвучно зашептали:

— Иисус, Бог Четана, пожалуйста, спаси его! Прошу тебя! Я знаю, что Ты Великий и что Ты Любящий! Четан тоже всегда очень любил Тебя, поэтому… услышь меня сейчас, умоляю от всего сердца!..

***

Четан догадывался, что ему не спастись. Противников было слишком много, а силы его истощались. Он мысленно умолял Господа спасти Хоту, а сам готовился к переходу в вечность.

Четан до последнего был верен своему обещанию никого не убивать. За годы он научился мастерски отправлять противников в бессознательное состояние буквально одним ударом, поэтому количество поверженных им бледнолицых все больше росло за его спиной.

Привлеченное битвой, в саду собралось все поместье, хотя Джордж Бернс тщетно пытался убедить женщин покинуть сад ради безопасности, но никто не спешил уходить.

Несколько человек держали Четана на прицеле, но Джордж Бернс строго настрого запретил применять огнестрельное оружие, чтобы не навредить своим, а Джон Бернс, доблестный руководитель вооруженных людей, объявил нападавшим, что краснокожий нужен ему живым.

Четан все больше ослабевал. Он смог победить более пятнадцати человек, но с ним отчаянно боролись еще трое.

— Это самый сильный индеец, которого я когда-либо видел, — изумленно проговорил Джордж Бернс. Остальные жители поместья были удивлены не меньше, а женщины испуганно жались друг ко другу, молясь, чтобы индеец был скорее побежден.

Четан сильно устал. Осталось двое нападавших, а также небольшая группа солдат, вооруженных ружьями. Если его сейчас повергнут на землю, он будет мгновенно убит. Оставался только один выход: взятие заложника!

Четан смог увернуться от удара одного из нападающих, а потом выбил из его рук нож. Сделав несколько ловких поворотов, он сумел схватить противника и приставил нож к его горлу.

Жители поместья заволновались и пришли в трепет. Все боялись стать свидетелями кровавой расправы над солдатом. Четан вместе с заложником начал медленно пятиться назад. Шансов на выживание практически не было, но он хотел использовать эту возможность до самого конца.

— Командир, — обратился один из солдат к Джону Бернсу, который хмуро наблюдал за происходящим, — разрешите стрелять в краснокожего, ведь он может перерезать горло Смиту!

— Ни в коем случае, — буркнул Джон, — одного команча мы уже потеряли, а если потеряем и этого, наше задание будет провалено! Нам нельзя разочаровывать начальство! Отправь людей, чтобы устроить ему засаду вдоль стены и у ворот…

— Есть, сэр! — отчеканил солдат и поспешил исполнить приказ.

…Анита все это время находилась в холле дома, и сердце ее безумно стучало. И хотя все жители поместья, включая слуг, давно выскочили в сад, чтобы посмотреть на задержание сбежавших дикарей, Анита не могла себя заставить выйти. Ее сковал сильный страх перед индейцами и держал ее сердце в железных тисках.

Михаэль, как верный пес, крутился рядом, хотя ему не терпелось пойти и взглянуть на происходящее. Но он не смел оставить Аниту одну.

В этот момент в холл вбежала служанка Роза и взволнованно воскликнула:

— Этот краснокожий — настоящий монстр! Он победил в схватке почти всех солдат, а сейчас взял заложника и пытается улизнуть! Один против толпы мужчин — и побеждает! Не даром говорят, что индейцы — это просто демоны во плоти!

Почему-то эти выкрики помогли Аните сбросить с себя оцепенение, и она, резко развернувшись к двери, почти бегом бросилась в сад. Михаэль тут же поспешил за ней.

Анита остановилась позади густой толпы, а потом начала бесцеремонно расчищать себе путь вперед. Почему-то ею завладело странное и сильное желание взглянуть на невероятно сильного команча…

Немного невежливо поработав локтями, девушка, наконец, вышла вперед и устремила взгляд туда, где был эпицентр опасных событий сегодняшнего утра. Она тут же увидела множество солдат, неподвижно лежащих прямо на земле. «Неужели они все мертвы?» — с ужасом подумала она, и острый холодок страха пробежал по ее спине. Чуть в стороне она увидела пятящегося индейца, прячущегося за испуганным солдатом, к горлу которого был приставлен нож.

Люди вокруг перешептывались: кто-то изумлялся недюжинной силе дикаря, кто-то жалел солдата, но все единомышленно желали, чтобы краснокожий был как можно скорее побежден.

Аните стало не по себе. Ее нестабильное эмоциональное состояние постоянно сказывалось и приводило к паническим атакам или волнам неконтролируемой душевной боли. Вот и сейчас ей стало так неприятно и так больно, что ей захотелось убежать и не видеть ничего, но вдруг… индеец немного повернул голову под другим углом, и сердце Аниты буквально остановилось. Она не спутала бы его ни с кем: однозначно это был Четан! Тот самый невероятно сильный команч оказался ни кем иным, как Четаном!

Анита замерла и лишилась дара речи. Четан здесь?!! Откуда? Почему?

Но глядя на множество неподвижно лежащих солдат, которые казались Аните мертвыми, а также видя ужас на лице заложника, которого Четан потихоньку тащил за собой в направлении ворот, Анита почувствовала, что изнутри нее начинает подниматься мощная обида, бунт и невероятной силы гнев.

«Я доверяла тебе, а ты оказался убийцей моей семьи! — гневный голос взорвался внутри нее. — Я полюбила тебя, а ты оказался не достоин моей любви. И сейчас ты снова творишь свои злые дела даже здесь: убиваешь, угрожаешь, ненавидишь!..».

Обида и боль, накопившиеся в ее душе за эти два года, мощным потоком прорвались и буквально лишили Аниту здравого смысла. Она, забыв об окружающих людях и об опасности ситуации, просто сорвалась с места на глазах у изумленных жителей поместья.

Михаэль ужаснулся.

— Мисс Хоффман! Анита! Остановитесь! Там опасно! — выкрикнул он ей вдогонку, но она ничего не слышала.

— Что она вытворяет?!! — грозно крикнул Джон Бернс, а солдаты недоуменно переглянулись друг с другом, не зная, как правильно среагировать на выходку глупой девчонки.

Но пока окружающие пытались осознать, что же происходит, Анита очень быстро преодолела расстояние к Четану и остановилась в нескольких метрах от него. Заложник смотрел на нее широко раскрытыми глазами, беспомощно замерев под угрозой острого лезвия у своей шеи.

Четан не сразу узнал ее. Сперва он тоже был очень удивлен, что бледнолицая женщина бросилась прямо к ним, но, когда она остановилась и он смог рассмотреть ее пылающее гневом лицо, все внутри него просто оборвалось. На него смотрела его драгоценная и прекрасная Табо… Однако, в некогда сострадательных ее глазах горела испепеляющая ненависть!

Казалось, что остановилось время. Четан буквально перестал дышать. Он забыл о своем положении и даже о заложнике. Он видел только ее глаза: пылающие, гневные и ненавидящие! Ненавидящие ЕГО!!! Осознание этого причинило ему столько боли, что у него не осталось сил дальше жить.

— Четан! — резко выкрикнула Анита, тяжело дыша от бега и от гнева. — Прекрати!!!

Последнее слово она выкрикнула с такой силой, что ее голос перешел на отчаянный визг.

Люди, наблюдающие за этой невероятно странной сценой, вздрогнули от ее крика и изумленно зашептали.

— Что происходит? Она знает этого индейца?

— Вот, глупая женщина! Он ведь убьет ее сейчас!!!

— Анита! Беги скорее назад! — громко крикнул Михаэль, сам, однако, не решаясь броситься вслед за странной девушкой.

Четан тоже вздрогнул от ее крика, и сердце его пронзила острая мучительная стрела скорби. Он понял, что обида и гнев Табо не только не исчезли, но и увеличились во много раз. Он так давно считал себя недостойным и виновным, что даже не задумался о том, почему ненависть Аниты со временем только увеличилась. Он просто принял однажды, что виновен перед ней, и все! Он не искал себе оправдания и не пытался заслужить прощение. Он просто хотел смерти…

Руки Четана разжались, и неожиданно освобожденный заложник резко рванул вперед, спасаясь бегством от своего мощного противника. Солдаты тут же вскинули ружья, но Джон Бернс крикнул:

— Не стрелять!

Солдаты повиновались и опустили оружие.

Четан остался стоять перед Анитой, не имея сил оторвать своего взгляда от ее испепеляющих глаз. Нож выпал из его рук, и он обреченно опустил голову.

Неожиданно для всех его ноги подкосились. Он упал на колени перед Анитой, как поверженный раб, и надрывно крикнул:

— Прости меня!!!

Анита вздрогнула от неожиданности. Она впервые услышала, как Четан заговорил по-английски. До сего момента она была уверена, что он этот язык не понимает. Четан замер в таком положении и глубоко понурил голову, больше не смея смотреть на полное ненависти лицо своей возлюбленной. Это был его конец!

— Иисус, — прошептал он в своем сердце, — прими дух мой! Прости мне мои грехи! Я плохой человек, я обидел ту, которая спасла мне жизнь, и я достоин кары. Будь с нею, когда я умру, прошу тебя!!!

Анита замерла, безумными глазами глядя на Четана и пытаясь осознать то, что он сделал. Он стоял перед нею на коленях и просил его простить. Она не ожидала этого от него, поэтому была сбита с толку, и здравый смысл стал возвращаться к ней сквозь дымку бездумного гнева.

Откуда-то из самой глубины ее души донесся тихий и давно уже подавленный голос:

— Анита, посмотри на него! Это же Четан — тот самый особенный и прекрасный человек, музыка которого дала тебе силы жить. Он стал перед тобою на колени и просит его простить. Он сокрушен, посмотри на него! Его пора простить!

И хотя в голове девушки мощным потоком вертелись привычные мысли о том, что он убийца ее семьи и что он попросту лжец, но чувства, давно погребенные внутри Аниты, вдруг начали расти в душе, умоляя ее простить его раз и навсегда.

Четан не двигался, и Анита тоже замерла. Окружающие, наблюдавшие эту поразительную сцену, начали тут же гадать и строить предположения:

— Они, очевидно, знакомы, но как такое возможно?!! Откуда такая приличная девушка могла знать грязного команча?

— Он стал перед ней на колени, вы это видели? Какие отношения их связывают?

— Его не смогла победить даже дюжина солдат, а тут девчонка одним своим словом поставила его на колени! Что же это значит?

Наконец, Михаэль нашел в себе смелость подбежать к Аните. Он резво преодолел расстояние к ней и демонстративно стал между ней и индейцем, хотя, очевидно, никакой опасности уже не было. Анита замерла и ушла в себя, а Четан продолжал стоять на коленях с опущенной головой, и волосы его полностью скрыли его лицо.

Наконец, Джон Бернс отошел от шока, вызванного невероятной сценой, и приказал своим солдатам схватить Четана. Те мгновенно повиновались, и уже через несколько секунд индеец был окружен. Анита стояла, как вкопанная, не осознавая ничего, что происходит вокруг, но вдруг звук падающего тела и едва уловимый стон привели ее в чувства. Она взглянула туда, где только что на коленях стоял Четан, но теперь там была толпа солдат. Вдруг Анита увидела, что его жестоко ударили сапогом и начали связывать по рукам и ногам. Все внутри нее сжалось. Одно дело ненавидеть его издалека, а другое дело видеть собственными глазами, как его бьют… особенно после его сокрушительного покаяния только что.

Анита, не имея сил даже пошевелиться, просто с ужасом наблюдала, как его продолжают бесчеловечно пинать ногами. Ей хотелось закричать и остановить это, но из ее горла вырвался лишь тихий стон.

Михаэль потормошил ее за рукав.

— Мисс Хоффман! Мисс Хоффман! Уже все в порядке! Дикарь схвачен, не волнуйтесь!

Но она не отвечала. Когда Четана заставили подняться на ноги и пинками отправили в сторону старой конюшни, Анита пошатнулась, а потом обессиленно упала на землю. Перед тем, как она окончательно лишилась чувств, в ее разуме запульсировала лишь одна мысль: теперь она ненавидит не только его, но и себя!

***

София осторожно перематывала рану молодому индейцу, который без сознания лежал на простой деревянной кровати, застеленной белой простынею. Его длинные черные волосы разметались по подушке, а смуглое лицо было болезненно-бледным.

Он едва выжил. Доктор Фрост сказал, что, если бы кровотечение вовремя не остановили, он умер бы от потери крови. Но теперь его жизнь была вне опасности.

София чувствовала подавленность и страх. События последних двух дней сильно выбили ее из колеи.

Сперва ее глупое поведение. Теперь она уже точно знала, что оно было невероятно глупым! Еще вчера она осторожно спросила доктора Фроста, являются ли индейцы полноценными людьми или они наполовину животные. Его ответ ее убил: они самые обычные люди с таким же уровнем интеллекта, как и у любого белого, просто они живут в других условиях. Теперь воспоминания о поглаживаниях и объятиях, которые она устроила этому краснокожему парню, вызывали у нее жуткий стыд. Это было хуже, чем позор. Это была катастрофа! Надеясь спастись от стыда, София также поинтересовалась у доктора Фроста, как у индейцев с рамками приличий. Тот с подозрением посмотрел на молодую особу, свою бывшую ученицу, а потом, усмехнувшись, ответил:

— Я, конечно, не знаю, мисс, зачем вам ответы на такие щепетильные вопросы, но могу вас заверить, что с нравственностью у индейцев обычно все в порядке. В отличие от нас, у них не существует публичных домов и распутных женщин. Я бы сказал, что в этом плане они значительно приличнее многих из нас.

Каждое из этих слов принесло Софии еще больше стыда и страха. Ее репутация серьезно подмочена. Впрочем, об этом никто не знает, кроме этого дикаря, но… ей отчего-то было не все равно, что думает даже он. Или же ОСОБЕННО он!

София печально вздохнула. Взглянув в его болезненное лицо, она еще раз поразилась его красоте и невероятной привлекательности. Его черты лица были мягкими и очень правильными, а волосы, обрамлявшие лицо, делали его образ загадочным и притягательным.

Он, видимо, был очень силен. Из-за ранения его оголили до пояса, и девушка могла видеть, как крепки его мышцы. Еще раз пробежав взглядом по его телу, София покраснела и отвела взгляд. Он был абсолютным совершенством в ее глазах: красивый, сильный и загадочный ребенок дикой природы!

София начала чувствовать себя очень нехорошо. С одной стороны, она четко знала, что успела сильно привязаться к нему за две встречи. Это было странное чувство. Вся ее ненормальная любовь к животным и безумное влечение к дикой природе словно нашло выход в этом парне и полностью сконцентрировалось на нем. Да, он не животное и не станет ее верным другом из-за ее ласки, но ее сердце горит каким-то необычным огнем при одном взгляде на него. Что же это? И что теперь с этим делать?

С другой стороны, им не по пути в этой жизни. Она даже видеться с ним не сможет, ведь после выздоровления он вернется к своему народу. Да и после всего, что она с ним вытворяла, она уже не сможет нормально с ним разговаривать. Что он после этого думает о ней? Что она распутница? Продажная женщина? Софию взял озноб. Ей стало очень грустно.

Ладно. Его отношение к ней — это только одна из проблем. Другая — это последствия, с которыми она столкнется, если кто-либо в поместье узнает, что это она спасла индейца. Когда она в ту ночь выбежала от стыда из гостевого дома, то тут же поспешила в свою комнату, чтобы накрыть голову подушкой и наплакаться вдоволь. Но на полпути ее пронзила страшная мысль: она не заперла дверь! София тут же вернулась в гостевой дом, но, как она и боялась, пленников на месте уже не было.

На нее тогда нахлынули мощные противоречивые чувства. С одной стороны, она ужаснулась, что ее обвинят и серьезно накажут, но другая сторона ее души оказалась гораздо сильнее и могущественнее обычного человеческого страха. Она поняла, что не сможет жить дальше нормально, если этот дикарь и его друг погибнут из-за ее неразумных действий.

Решение было принято мгновенно. Еще за пару дней до этого она договорилась с одним торговцем, что сможет в любой момент воспользоваться его повозкой, которую он ежедневно оставлял у входа в свой магазинчик. Время использовать ее настало значительно быстрее, чем она думала!

София проскользнула в сад, когда послышались оглушительные крики. Сердце девушки взволнованно защемило, но она не стала поддаваться слабости, а смело ринулась вглубь, чтобы отыскать своих индейских друзей.

Хоту она нашла уже сильно раненым. Ее ужаснуло огромное кровавое пятно на его куртке, но она снова взяла себя в руки. Не время малодушествовать! Она не могла помочь его другу, но ему помочь была пока еще в состоянии. Вот так ей удалось вывести индейца из поместья и доставить в маленький домик-убежище на окраине города. Этот дом ей милостиво предоставил доктор Фрост. Они с доктором были немалые друзья. В этом домике проживала его племянница — Джейни, которая, к сожалению, была глухонемой.

Доктор Фрост немного удивился, когда София попросила осмотреть очередного ее друга. Раньше это были щенки, кошки и даже лошади, поэтому он ожидал увидеть несчастного раненого питомца. Но увидев самого настоящего краснокожего, доктор замер. Он вопросительно посмотрел на Софию, а та лишь смущенно улыбнулась и пожала плечами.

— Мисс, вы не перестаете меня удивлять, — пробормотал мужчина, одевая на нос круглые очки.

— Пожалуйста, доктор! Помогите ему! Он сильно ранен! И пожалуйста, не говорите никому о нем!

Доктор печально вздохнул и начал снимать с парня индейскую окровавленную куртку.

— Мисс, — продолжил он, — я, конечно, не имею права вам указывать, но, думаю, как ваш наставник, обязан предупредить: какие-либо связи с дикарями просто уничтожат вашу репутацию! Боюсь, после такого вам не отмыться до конца ваших дней…

— Я понимаю, — кротко ответила София, — но я не могу оставить его умирать. Пожалуйста, помогите ему, доктор!

Мужчина больше не говорил ничего, а лишь обеспокоенно вздыхал, видя, что рана парня очень серьезна. Но он был очень опытным доктором, поэтому ему удалось остановить кровотечение.

Когда он закончил перевязку, то повернулся к Софии и серьезно сказал:

— Я сделал все, что мог. Дальше все зависит от его организма…

Он поднялся с места и собрался уже уходить, но остановился, а потом снова повернулся к девушке.

— Мисс, я уверен, что этот парень… он не просто индеец!

— Что? — удивилась София, — в каком смысле?

— Вы обращали внимание на цвет его глаз?

— Нет, — непонимающе проговорила девушка, — а что с ним не так?

— Когда он очнется, посмотрите! — загадочно ответил доктор и покинул комнату.

София заинтригованно посмотрела на Хоту.

— Не представляю, что может быть не так с его глазами, — пробормотала она и начала уборку в комнате…

И вот с тех пор прошло уже два дня. Хота все не приходил в сознание. Это огорчало. София ухаживала за ним каждый день, но на ночь возвращалась в поместье. Ее отсутствие днями напролет никого не настораживало, так как все давно привыкли к ее причудам.

О судьбе второго индейца толком ничего не было известно. Поползли слухи о его связи с… красавицей мисс Хоффман! Это казалось невероятным, но кто-то утверждал, что пару лет назад она провела в индейском плену целых полгода! В тот вечер она, похоже, полностью удовлетворила свою скопившуюся обиду и чувство мести, ведь именно она подняла тревогу, увидев индейцев в саду. Именно она вмешалась в драку индейца и солдат и своими словами повлияла на исход битвы: индеец прекратил сопротивление после ее крика и даже упал перед нею на колени! Никто так и не понял, почему дикарь так раболепствовал перед ней, но, в итоге, его схватили и довольно жестоко избили. Больше ничего о нем не было известно.

София очень огорчилась от всех этих вестей. Жестокость Аниты Хоффман показалась ей запредельной. Фактически, Хота едва не лишился жизни из-за нее, а его друг, возможно, даже погиб.

С этими невеселыми мыслями София начала перевязку на животе у Хоты.

Этот день был особенно солнечным, и яркие лучи проникали через небольшое окно, делая комнату очень даже веселенькой и уютной. София как раз размотала старую повязку, когда Хота вдруг зашевелился. Девушка вздрогнула. Почти сразу же она ощутила целую гамму самых разнообразных чувств: облегчение (он будет жить!!!), страх (как сказать про его друга?) и дикое смущение (ее поведение было все-таки очень позорным)…

Хота застонал и приоткрыл глаза. Яркий солнечный свет сперва ослепил его, но потом он начал привыкать к нему и увидел над собою чье-то склоненное лицо. Так как солнце сияло прямо из окна напротив, он видел только силуэт и сразу вообще не мог понять, где он и что с ним происходит. В голове тоже был полный хаос. Он не мог сориентироваться и понять, кто он вообще такой. Вдруг его память взорвалась массой ярких воспоминаний-эпизодов: простой деревянный дом с красивой мебелью и белоснежными шторами на окнах, кресло-качалка, в которой отдыхает усатый мужчина с большой книгой в руках, девочка лет десяти с забавными толстыми косичками и нахмуренным лицом, а также очень красивая женщина с поразительно-зелеными глазами, смотрящая прямо на него любящим взглядом. Эти зеленые глаза… они были удивительны! Добрые, нежные и такие красивые! Это были глаза… мамы! Хота взволнованно задышал. Это открытие поразило его. Он вспомнил свою мать!

Он усердно заморгал, пытаясь разобраться с происходящим, но эти поразительные зеленые глаза по-прежнему были так реальны и смотрели прямо на него! Он замер, не в силах отвести от них взгляда. И вдруг эти глаза наполнились изумлением, и послышался приглушенный выдох:

— Удивительно!

София пораженно смотрела в лицо юноши. Это был ее выдох. Только сейчас она смогла заметить, что глаза индейца были… такими же ярко-зелеными, как у нее самой! Этого не может быть! Он ведь настоящий индеец! Смуглое лицо, длинные черные волосы, яркие амулеты на шее и тело настоящего воина — все кричало о том, что он настоящий дикарь! Но эти глаза… Как? Ах вот, что имел в виду доктор Фрост! Этот парень не совсем индеец…

Хота стряхнул с себя наваждение. Он опустил взгляд ниже зеленых глаз и увидел… очень милое, почти детское лицо, которое он уже успел хорошо запомнить. София!

Имя девушки тут же головокружительно быстро вернуло ему воспоминания о всех последних днях, проведенных в плену, а также их с Четаном неудавшийся побег. Четан! Как он? Где он?

Хота тут же переключился со своих переживаний на переживания о своем дорогом друге. Тревога заставила его приподняться, но он тут же застонал от пронзившей его острой боли в боку. София испуганно надавила ладонью ему на грудь, чтобы не позволить встать, но тут же отдернула руку, борясь с накатившим стыдом: каждое прикосновение к индейцу напоминало ей о том, как она бесстыдно гладила его по волосам и даже по лицу.

Хота устало закрыл глаза, а потом на очень хорошем английском, почти без акцента, тихо прошептал:

— Четан… мой друг… что с ним?

Во-первых, ей было очень удивительно слышать его так хорошо говорящим на английском. Во-вторых, София очень боялась этого его вопроса, хотя знала, что он задаст его в первую очередь.

— Я… я не уверена… Знаю только, что он не смог убежать, и его схватили…

На лице Хоты отразилась боль. Он попытался отвернуть лицо, чтобы скрыть эмоции, но София увидела его глубокое страдание. «Видимо, он очень дорог ему» — с сжавшимся от сострадания сердцем подумала она. Ей вдруг так захотелось как-то помочь, но она не знала, как. Сильное чувство сострадания охватило ее душу, и она удивилась тому, как крепко ее сердце успело привязаться к этому парню, которого она еще совсем недавно считала фактически животным. А вот теперь он с легкостью разговаривал с нею на ее языке, и его пронзительные зеленые глаза… приводили ее в трепет!

Хота снова попытался сесть, но не смог и устало откинулся на подушку.

— Не вставай, тебе нельзя, — проговорила София, и голос ее предательски дрогнул. Чувство сопереживания было таким сильным, что у нее задрожал подбородок. «Что это я?» — изумилась девушка сама себе, стараясь подавить подступающие слезы. Она ущипнула себя за ногу, чтобы прийти в себя, мотнула головой, а потом сказала:

— Не шевелись, ты сильно ранен, и мне нужно поменять тебе повязку.

Стараясь не смотреть Хоте в лицо, она принялась обрабатывать его рану. Чтобы наложить повязку, ей пришлось просовывать руки ему под спину, и Хота, наконец, обратил на нее должное внимание.

Отвлекшись от мыслей о Четане, он взглянул на опущенную голову девушки, и только сейчас осознал, что ее волосы светлы, как поле травы во времена засухи. Он не привык к таким волосам, и они показались ему сильно необычными.

Руки Софии ловко бинтовали его рану и это причиняло ему немого боли, но ее прикосновения навеяли не только боль, но и некоторые воспоминания. Он четко вспомнил, как бесстыдно она прикасалась к его волосам и к лицу и как прильнула к нему, а потом… а потом их губы сомкнулись… Хота почувствовал волнение и неожиданную неловкость. Эта девушка, похоже, не знает приличий… Правда, она сразу же убежала, когда узнала, что он ее понимает. Но ведь стыдится нужно не только своих слов, но и действий! Невольно Хота включил логику: если ей стыдно из-за ее слов, но не стыдно из-за своих действий, значит, ее бесстыдное поведение для нее является нормой. Невольно в его голове зазвучали ее слова, сказанные ласковым шепотом: «Какой хороший мальчик! Ты такой особенный! Ты мне понравился с первого взгляда…», и Хота снова почувствовал внутреннее волнение. Она была такой откровенной и бесцеремонной, что это не вмещалось в голове…

В это мгновение София, закончив перевязку, посмотрела на Хоту, и их взгляды встретились. Глаза юноши расширились: только сейчас он по-настоящему заметил, что цвет ее глаз поразителен: он был таким же, как и у него самого! Это его так сильно удивило, что он замер на месте и забыл обо всем на свете. Всю свою сознательную жизнь он ненавидел цвет своих глаз, потому что зеленоглазых апачей не бывает! Над ним насмехались сверстники и сторонились девушки, потому что его глаза были слишком странными для окружающих. Это была позорная печать того, что он — презренный бледнолицый! Но глаза этой девушки — большие, яркие, обрамленные длинными ресницами — они были так красивы! Хота вдруг осознал, что оценивает красоту этой бледнолицей и находит ее весьма привлекательной. А если вспомнить ее улыбку и ее неожиданные объятия, то… становится очень-очень волнительно!

Хота опустил взгляд, а София сильно покраснела: она по его взгляду уловила, о чем он думал! Ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Как, как объяснить ему теперь, что она не распутница? Как реабилитировать свою репутацию???

Софии стало сильно плохо. Ну не может же она сказать ему, что считала его просто животным и поэтому так себя вела?!! Это оскорбит его, и он презрит ее еще больше. Честно говоря, она надеялась, что этот зеленоглазый дикарь окажется более простоватым и быстро забудет обо всем, что тогда произошло. Но по его глазам она поняла, что он очень умен, наблюдателен и что с памятью у него все в порядке.

София ужасно огорчилась. Она стремительно отвернулась и выбежала из комнаты. Закрыв за собой дверь, она прислонилась к стене и позволила нескольким слезинкам скатиться по щекам. Сейчас она сильно ненавидела себя за свою глупость и недалекость мышления. Ее зацикленность на животных сыграла с нею злую шутку: посвящая себя изучению животного мира, она совсем забыла поизучать людей, что привело к таким чудовищным недоразумениям!

Но прошлого не вернешь! Человек, который так тронул ее сердце, теперь будет всю вечность презирать ее, хотя она, на самом деле, не сделала ничего плохого. София печально вздохнула. Она поможет ему выздороветь и навсегда распрощается с ним. Она готова вынести его презрение, потому что трезво осознает свою вину.

Просто-напросто — ЗАСЛУЖИЛА!!! Теперь терпи!

Она решила терпеливо и смиренно сносить все, что ее ждет. Презрение — так презрение. Распутница — так распутница. Не привыкать быть ненормальной девицей. Всю жизнь она никем не понята. И Хота тоже не поймет. Но… он такой привлекательный и особенный!

Сердце Софии дрогнуло. Ее ничтожная участь — быть просто глупой и странной девчонкой, уже два года заключенной за стенами поместья. Родители без объяснений отправили их с сестрой к дяде Джорджу, заявив, что им нужно решать вопросы наследства, и лишь крайне редкие письма матери напоминали о том, что родители у них с Марианной все-таки есть. Но жизнь в поместье была сродни жизни в тюрьме. Наверное, поэтому она так сильно неравнодушна к этому дикарю, что он стал ее единственной отрадой за последние два года.

София вытерла слезы. Смирившись со своей участью, она поспешила принести Хоте немного травяного чая. «Живи, друг, просто живи! И покинь меня поскорее, чтобы мне забыть тебя и перестать чувствовать боль…» — пронеслось в голове Софии, и она со вздохом пошла нести чай…

Глава 11

Анита сидела у открытого окна своей комнаты, и лицо ее было бледно-серым. Глаза казались такими опухшими и красными, будто их поразила серьезная инфекционная болезнь. Душа ее была в еще более худшем состоянии, чем ее лицо, потому что она… стала убийцей! Она убила Четана!

Перед глазами снова и снова всплывали страшные картины, как сапоги солдат вновь и вновь ударяют по его телу, заставляя его корчиться на земле. Но при этом — ни звука, ни стона! Он был истинным воином…

И все это с ним сделала она! Анита снова зарыдала, и в глазах остро запекло. Раскаяние пришло слишком поздно…

В тот день, когда он упал перед ней на колени и впервые в жизни заговорил с ней, прошептав свое первое и последнее «прости», она еще была ослеплена ненавистью. Даже когда он опустил голову и отдал себя на растерзание врагов, она еще не могла простить его. Слишком долго она позволяла обидам жить в своей душе, слишком беспечно она относилась к своему состоянию и глубоко пала, забыв о совести, которая все эти годы умоляла: «Прости его, прости!». И вот пришли последствия: боль, ужас и мрак! Пришла расплата за грехи, проклятие, которое она сама и взрастила своим непрощением — гибель Четана!

Анита закрыла лицо руками.

— Боже, дай мне смерть! Как мне жить после всего этого?!!

Когда Анита очнулась через несколько часов после того злополучного утра, над собою она увидела склоненное обеспокоенное лицо Михаэля. Он очень обрадовался, что она пришла в себя, и поспешил заверить ее в том, что дикарь благополучно обезврежен и теперь никому не причинит вреда. Анита не сразу вспомнила, что же именно произошло, но, когда память внезапно вернулась к ней, на ее душу начал наползать дикий ужас. Ненависть к Четану, которая держала ее в цепях все эти годы, вдруг куда-то испарилась как по мановению волшебной палочки, а вместо этого пришло осознание: это же ОН — тот самый парень, который восхищал ее своей добротой, красотой и талантами! Тот самый, о котором она заботилась несколько месяцев и который так трепетно относился к небесам, часто обращая к ним свое лицо… Может ли он на самом деле быть убийцей ее семьи в прошлом? Даже если это так, возможно, он просто жертва безумной войны между белыми и индейцами? Почему, почему такие мысли пришли к ней так поздно??? Потому что ненависть и обиды ослепляют, делают человека несправедливым и безумным!

Михаэль еще долго что-то рассказывал ей, но Анита не слышала. Она снова и снова прокручивала в голове вчерашнюю ужасную сцену, и чувство безумной вины все больше охватывало ее душу. Наконец, она очнулась и трепетно спросила:

— А где сейчас Четан?

Михаэль недоуменно замолчал, а потом смущенно переспросил:

— Четан?

— Я имею в виду, где сейчас этот индеец? — поспешила исправиться Анита, тревожно вглядываясь в лицо Михаэля.

— Ну… дядя Джон занялся им… я думаю…

Но Михаэль не успел договорить, как Анита вскочила с кровати и выбежала из комнаты. Она стремительно спустилась по лестнице, спеша в кабинет Джорджа Бернса, но, когда подбежала плотную ко входу, услышала голоса.

— Он точно мертв! — зычный голос Джона Бернса, дяди Михаэля, звучал очень громко. — Мои люди всегда ответственно выполняют свою работу…

— Но ты точно убедился, что он апач, а не команч? — послышался в ответ голос его брата.

— Джон, обижаешь… Конечно, я все проверил еще с самого утра! Я нашел в баре одного старого индейского проводника и сразу же привел к нам после инцидента. Он очень опытный! Он сразу же сказал, что этот краснокожий — апач! Поэтому не было никакого смысла дальше держать его у тебя. Он и так был еле живой после сапог моих солдат, поэтому какой мне был резон с ним церемониться?..

— Ты приказал его убить?

— Конечно! Если он выживет, то может начать мстить. Правда, второй дикарь все-таки сбежал — мы так и не нашли его тело, но, в любом случае, дело сделано! Мои люди вернулись и доложили, что благополучно вывели его в прерию и пристрелили…

Дальше Анита не слушала, а просто упала на пол. Этот звук привлек внимание братьев Бернс, да и Михаэль как раз спустился вниз со второго этажа.

— Мисс Хоффман! — воскликнули все хором и подбежали к ней, но она не отвечала. У нее был шок. Четан умер! Она убила его! Ощущение невосполнимой потери и безумного чувства вины грозили сделать ее безумной.

«Господи! Я — чудовище! Забери мою жизнь…» — в отчаянии подумала она и потеряла сознание снова.

С тех пор прошло две недели, но Аните становилось все хуже. Доктора говорили, что она не проживет и двух месяцев, если не выйдет из такого состояния. Она отказывалась от еды и ни с кем не разговаривала. Даже бабуля Флоранс не могла достучаться до ее сознания, потому что Анита больше всего на свете хотела умереть.

— Почему, почему я не сказала ему, что прощаю его??? Если бы я сделала хотя бы это, он бы ушел с миром!

Отчаяние и гнев на саму себя потихоньку отнимали у нее жизнь. Она стала бледной и сильно исхудала. Ее большие глаза стали еще больше, а вместо округлых милых щечек появились болезненные впадины.

Михаэль, ежедневно навещающий Аниту, стал терять надежду.

Когда девушка в очередной раз сидела возле окна и вытирала свои воспаленные от слез глаза, он тихонько постучал и вошел в ее комнату.

Его лицо было не менее бледным, чем у нее. Он отчаялся, видя, как его любимая женщина погибает у него на глазах.

— Анита, — надломлено проговорил он, — Анита, поговорите со мной!

Но она не отвечала и даже не повернулась в его сторону. Тогда он подошел к ней вплотную и сел рядом.

— Анита, — снова обратился он к ней, и на лице его отражалась мука, — я больше не могу видеть ваши страдания! Правда! Я готов сделать все, что угодно, чтобы вам стало легче! Попросите меня, и я все сделаю! Я обещаю!!!

Впервые девушка среагировала и повернула свое измученное лицо к нему.

— Я хочу в прерию… Отвезите меня туда, пожалуйста!

Михаэль немного удивился странной просьбе, но потом обрадованно закивал.

— Конечно, конечно! Все, что захотите!

На следующий день, рано утром на двух лошадях они отправились по узким улочкам прочь из города. Михаэль хотел ехать в фургоне и с охраной, но Анита настояла на другом. Михаэль сразу же на все согласился, радуясь хотя бы тому, что она начала хоть как-то взаимодействовать с окружающими.

Покинув пределы города, они въехали в прерию, которая поражала воображение своей бескрайностью и суровостью. Море травы покрывало равнину от края до края, и ветер играл с ней словно с волнами на морской глади.

Солнце пекло немилосердно, но путники всё продолжали путь. Михаэль забеспокоился: эта территория могла быть опасной.

— Мисс Хоффман! Дальше ехать нельзя, потому что начинается территория индейцев…

Анита остановилась и осторожно спустилась с лошади. Она огляделась вокруг, словно вбирая в себя окружающую красоту, а потом устало опустилась прямо на траву. Михаэль поспешил привязать лошадей к какой-то коряге, и те начали с удовольствием щипать аппетитную зелень.

Михаэль опустился рядом с Анитой, боясь потревожить ее уединение. Девушка смотрела на небо с печалью и скорбью, щурясь от ярких лучей солнца.

Наконец она тихо произнесла:

— Вы знаете, мистер Бернс, что я очень нехороший человек?..

Михаэль растерялся, услышав такое заявление, а потом тут же поспешил прервать ее:

— Ну что вы, мисс, вы замечательный человек! Самая удивительная девушка из всех, кого я знаю!..

— Вы меня не знаете, — резковато прервала его Анита, — а если узнаете, то согласитесь со мной…

— Нет! — Михаэль был настроен решительно. — Ничто на свете не способно изменить мое мнение о вас!..

Анита посмотрела на него печальным скептичным взглядом, а потом заговорила снова. В голосе ее сквозила глубокая горечь.

— Я влюбилась в дикаря — в самого настоящего краснокожего, а потом… потом убила его руками других людей! Как вам такая правда???

Михаэль замер, пытаясь переварить ее безумные, на его взгляд, слова. Наконец, он оправился от шока и осторожно произнес:

— Мисс Хоффман, Анита… я думаю, что у вас сейчас просто трудный период в жизни, поэтому вы не совсем разобрались в себе…

— Нет! — воскликнула Анита надрывно. — Это все истинная правда! Я полюбила его, когда была его рабыней… Вам уже стало противно?

Последнюю фразу она выпалила несколько агрессивно и с вызовом посмотрела ему прямо в глаза. Михаэль очень смутился и опустил взгляд. То, что говорила Анита, сильно шокировало его. Любые любовные связи с дикарями являлись невероятным позором и жестоко преследовались обществом. Принять тот факт, что его прекрасная и удивительная возлюбленная имела подобные отношения с грязным индейцем, было для Михаэля невыносимо!

— Но я убила его! — продолжила Анита с отчаянием в голосе, устремив взгляд в сторону горизонта, — я не смогла его простить за одно злодеяние, и это извратило мой разум, сделало меня жестокой и полной ненависти. И моя ненависть привела к его гибели…

Последние слова вырвались из ее груди уже с рыданиями, и она снова начала горько плакать.

— Я так сожалею! — вскричала она сквозь плач. — Но я ничего не могу исправить! Ничего!..

Дальше она уже говорить не могла, а просто рыдала навзрыд, закрыв лицо руками. И хотя Михаэль был крайне шокирован услышанным, он все же превозмог свои чувства и осторожно привлек ее к себе, позволяя поплакать на своем плече.

Через полчаса Анита затихла. Наконец она подняла свое измученное лицо на Михаэля и тихо прошептала:

— Мистер Бернс, вы очень хороший человек, поэтому прошу вас, не связывайтесь со мной. Я не достойна вашего внимания. И я не изменюсь! Я никогда не смогу забыть то, что я натворила. Прошу вас, просто отпустите меня…

— Нет, Анита! — взволнованно воскликнул Михаэль. — Все обязательно наладится! Время излечит ваши раны, а я обязательно буду рядом, чтобы вам помочь!

Анита отрицательно покачала головой.

— Время никак не аннулирует мои грехи. И вам не нужно тратить свою жизнь на безнадежного человека…

Михаэль сильно опечалился и не нашелся, что сказать. Они некоторое время сидели молча, а потом Анита, со странной полуулыбкой глядя в сторону горизонта, тихо произнесла:

— Знаете, что мне нравилось в нем? — и не дожидаясь его ответа, продолжила. — Он был невероятно талантлив! Он играл музыку, которая открывала для меня небеса…

Однако ее выражение лица быстро изменилось и стало очень мрачным:

— Но сейчас я не могу смотреть в небо. Сейчас для меня закрыто даже оно…

Михаэль был слишком огорчен и ошеломлен, чтобы что-либо отвечать. Он был в полнейшем тупике, и сердце его скорбело.

Через некоторое время Анита резко поднялась на ноги и сказала, что хочет вернуться в город. Весь путь назад они проделали молча, погруженные каждый в свои мысли.

Анита сильно устала и сразу же поднялась в свою комнату, а печальный Михаэль отправился в гостевой дом, чтобы поиграть на фортепиано и привести мысли в порядок.

Анита присела на кровать. У нее в голове пульсировала одна ясная и четкая мысль: она должна уехать отсюда! Как можно скорее и как можно дальше!

Достав лист бумаги, она написала письмо бабуле Флоранс, где поблагодарила за все и попросила не сердиться за ее неожиданный отъезд. Михаэлю она решила не писать. Она достаточно сказала ему в прерии. Это было их прощание, прощание навсегда.

К наступлению ночи она собрала свой мизерный багаж, подсчитала собранные за два года средства. Своя лошадь у нее тоже была: Михаэль подарил ей ее еще год назад. Все было готово. И хотя Анита была еще физически ослабленной, появившаяся решимость придала ей сил.

Проснувшись крайне рано на следующий день, она беспрепятственно покинула поместье, ведя лошадь за поводья.

Быстро покинув город, она снова отправилась в прерию. И хотя она плохо ориентировалась на местности, но интуитивно чувствовала маршрут, по которому ей нужно было ехать. Через два часа она достигла реки. Присев отдохнуть на ее берегу, Анита погрузилась в свои мысли.

Все! Она уехала! И хотя она перестала рыдать, жить ей по-прежнему не хотелось. Она украдкой посмотрела в небо, будто боясь, что оттуда тотчас ударит молния и сокрушит ее на месте, но небеса было приветливо-голубыми и ласково щекотали ее ресницы лучами солнца.

— Господи! — прошептала Анита несмело. — Прости меня!..

Это была ее первая молитва за многие месяцы.

— Господи, прости меня, грешницу, — сказала она громче, и сильное чувство сокрушения взорвалось внутри нее. Анита встала на колени и начала рыдать перед Богом.

— Иисус! Прости, что оставила Тебя! Прости, что так сильно согрешила и допустила в сердце непрощение. Господи, прости, что убила Четана!!! Боже! Покарай меня за него!..

На этом она запнулась и просто продолжила всхлипывать, и слезы ручьем стекали по ее бледным щекам.

— Господи! Я обещаю Тебе, что посвящу свою жизнь служению людям до конца своих дней. Боже! Я самая великая грешница на земле! Но Ты умер за грешников, и я принимаю Твое прощение во имя Иисуса Христа! Аминь…

Последние ее слова снова закончились рыданиями, но это были слезы очищения и посвящения души. После молитвы на ноги встал совсем новый человек, человек, смиренный перед Творцом и полностью посвященный Ему…

***

София стояла перед дверью с колотящимся сердцем. Там, в глубине комнаты, находился Хота — ее необычный пациент. Прошло ровно три недели с тех пор, как она спасла его и приютила в этом доме, милостиво предоставленном доктором Фростом. Три недели она усердно ухаживала за ним, делала перевязки, кормила и поила, иногда даже оставаясь на ночь. Свое отсутствие по ночам в поместье объясняла помощью доктору Фросту, и ей никто не препятствовал.

Но с Хотой не складывалось. Из-за сильного стыда перед ним, она совершенно не пыталась с ним заговаривать и даже избегала смотреть ему в глаза. Просто делала свою работу. Хотя неловких ситуаций было миллион, ведь ей приходилось ежедневно перевязывать его рану, но она старалась твердить себе, что она просто медсестра, а он — просто пациент.

Несколько раз он сам заговаривал с ней, но всегда спрашивал только одно — известно ли что-либо о его друге. Она отвечала, что ничего не знает, и на этом их общение заканчивалось. Индеец тоже держал дистанцию. Впрочем, это было естественно. Возможно, после их прошлых недоразумений он побаивался, что София снова может наброситься на него…

От этой мысли девушке становилось еще более ужасно, и она огорченно трясла головой.

Нет! Не хочу! Как же это мучительно!

И вот сейчас, снова стоя перед массивной деревянной дверью, София всё не решалась войти в комнату. Однако через несколько мгновений пересилила себя и решительно толкнула ее рукой.

Был уже вечер, и комнате было темно. Хота спал, поэтому София старалась двигаться бесшумно. Она зажгла свечу и поставила на стол пиалу с лекарством. Парень не проснулся, хотя обычно был очень чутким и реагировал на малейшее движение, поэтому девушка не знала, как же ей поступить: разбудить его или же подождать, пока он проснется сам? А может, вообще уйти? Ей надоело находиться в жутком напряжении! Но… нет, уходить нельзя. Он должен принять лекарство!

София долго колебалась, но потом все-таки осторожно присела на стул, стоящий прямо у изголовья кровати.

Во сне лицо Хоты казалось очень умиротворенным. За три недели, проведенные взаперти, его кожа немного посветлела. Возможно, это просвечивалась болезненная бледность, но от этого его черты начали казать не такими уж и индейскими. Если бы не амулеты на шее и не потрясающая длина волос, он мог бы с легкостью сойти и за белого загорелого человека.

Но кто же он все-таки? Кто из его родителей индеец? Жил ли он когда-либо среди белых людей?

Софии на самом деле хотелось задать ему тысячу вопросов, но она не смела. Слишком многое она успела с ним натворить. Всякий раз, как перед ее глазами вспыхивали сцены, где она ласково проводит по его волосам, крепко прижимает его к себе и приговаривает сладким голосом, ей становилось так плохо и так невыносимо стыдно, что хотелось провалиться сквозь землю, сбежать на край света или исчезнуть с глаз долой.

И вот сейчас, смотря на него, София в очередной раз печально констатировала факт, что она навсегда будет в его глазах просто бесстыдной белой женщиной. Правда, она надеялась, что нынешнее ее благоразумное поведение хотя бы немного реабилитирует ее в глазах парня, но на это можно было, пожалуй, не рассчитывать: Хота относился к ней все это время довольно холодно и попыток сблизиться не предпринимал.

София вдруг подумала о полной бессмысленности своей жизни. Ей так хотелось настоящей свободы! Жаль, что она не родилась мужчиной! Тогда она могла бы совершенно беспрепятственно путешествовать по дикой прерии и покорять новые земли, наблюдать за уникальной жизнью диких животных и общаться с теми, с кем ей хотелось, например… с индейцами!

Девушка покосилось на спящего Хоту. Если бы она была мужчиной, они бы с Хотой могли стать братьями и даже вместе жить на просторах бескрайней прерии. Но… она — просто никчемная женщина, к тому же, распутница в глазах этого дикого парня, поэтому ей не светит ровным счетом ничего! Софии стало так жаль себя, что ее подбородок дрогнул, и предательские слезы начали собираться в уголках глаз. Ей пришлось до острой боли впиться ногтями себе в ладони, чтобы позорно не разреветься.

Все, что ей остается — сидеть взаперти и ждать, пока ее не выдадут замуж за кого-нибудь «маменькиного сынка» или «дедугана» — в зависимости от того, кто окажется более выгодной партией в глазах старших родственников. Из груди ее вырвался один единственный всхлип, но она тут же испуганно закрыла рот рукой и замерла. Хота не шевелился, и даже дыхание его не участилось, поэтому София смогла немного расслабиться.

— Ты счастливчик, — почти беззвучно прошептала она, — и я желаю тебе всего хорошего. Прости, что вела себя неприлично. Я просто не совсем понимала, кто ты…

София запнулась, и новая порция слез попыталась взять штурмом ее глаза.

— У меня нет будущего! Все вокруг презирают меня. Даже ты презираешь меня…

Слезы все-таки прорвались и затуманили ей зрение, и София умолкла. Резко навалилась жуткая, даже болезненная слабость. Девушке нестерпимо захотелось прилечь, и она бездумно опустилась на колени перед кроватью, уронила руки на край постели и положила на них голову. Ее одолела настолько жуткая усталость (хотя разум еще пытался взывать к благоразумию, требуя тотчас же подняться обратно на стул), что уже через минуту она погрузилась в беспокойный сон.

Хота осторожно приоткрыл глаза. В последние полчаса он усердно делал вид, что спит. На самом деле он проснулся сразу же, как София вошла в комнату, но не подал виду. Когда он услышал ее ровное дыхание, он позволил себе пошевелиться.

Ему было очень забавно все это время наблюдать за этой странной девчонкой. Она очень юной и вела себя ужасно странно, но при этом была достаточно отважной, чтобы спасти его от смерти в тот злополучный день… Воспоминание о том моменте заставило его поморщиться от скорби. Он очень беспокоился о Четане и терял надежду на то, что увидит его живым.

София во сне зашевелилась и что-то невнятно пробормотала. Мысли Хоты снова переключились на нее. Все эти дни он внимательно изучал ее поведение, пытаясь понять, что же она за существо. И как в первые дни их знакомства она была чрезмерно развязной и откровенной, так во все последующие встречи казалась невероятно скованной и отстраненной. Что заставило ее так измениться? Он вспомнил ее испуг на лице, когда он позволил себе поцеловать ее. Она что, не ожидала подобного? Когда девушка просто вешается тебе на шею, то ответная реакция вполне естественна! Складывалось впечатление, что в ее глазах его поцелуй был чем-то из ряда вон выходящим. Кем она тогда его считала? Истуканом? Животным? Это только лошадей можно обнимать, не беспокоясь, что они ответят тебе тем же. Хота ухмыльнулся. Вот, глупая девчонка! Теперь явно стыдится себя и своих безумных поступков.

Хота осторожно напряг руки и присел на кровати. София немного сопела во сне, и кончики ее пальцев подрагивали.

Юноша вспомнил те слова, которые она прошептала перед тем, как уснуть. Он хорошо услышал их и хорошо запомнил, потому что эти слова она адресовала ему:

«Ты счастливчик, и я желаю тебе всего хорошего. Прости, что вела себя неприлично. Я просто не совсем понимала, кто ты… У меня нет будущего! Все вокруг презирают меня. Даже ты презираешь меня…»

Она не совсем понимала, кто он… Что же это значит? Но говорит «прости». Видимо, действительно стыдно. Хоте стало даже приятно. Его мнение для нее что-то значит? Она боится, что он теперь презирает ее? Но она же бледнолицая, а он просто индеец! Откуда такое уважение от спесивых завоевателей?

Хота действительно был заинтригован. Впервые в жизни он нашел белого человека, который вызывал у него стойкие положительные чувства.

Вдруг София пошевелилась, вздрогнула и довольно резко подняла голову. Щурясь, она сонными глазами посмотрела вокруг, но, увидев, что Хота сидит на кровати и смотрит на нее, подскочила, как ужаленная.

«Мое лицо!» — первое, о чем подумала она и, отвернувшись, начала растирать сонные глаза.

«Мои волосы!» — это была вторая паническая мысль, заставившая ее неуклюже разгладить выбившиеся из прически локоны.

Хота внимательно наблюдал за ней, и, видя ее переживания о внешнем виде, понял, что она боится плохо выглядеть перед ним. Ему это показалось таким забавным, что он откровенно рассмеялся, чем привел ее в ступор и недоумение. Она резко обернулась к нему. Он сидел на кровати, и его длинные черные волосы свободно спадали ему на спину и грудь. И хотя комната освещалась лишь пламенем одной свечи, этого света было достаточно, чтобы отразить задорный огонек его зеленых ярких глаз. Софии он показался таким красивым, что у нее отнялась речь. Почувствовав, что у нее дрожат колени, она резко отвернулась, взяла со стола чашку с лекарством и протянула ему, пряча свои глаза. Хота выпил лекарство, а София собралась спасаться бегством из комнаты. Она сделала это так быстро, что Хота не успел ее остановить. Стремительно закрыв за собой дверь, она тут же обессиленно прислонилась к стене и схватилась за горло, чувствуя, как безумно колотится ее сердце.

«Он рассмеялся! Почему? Это хороший знак или плохой? Он смеялся, потому что она глупая и ничтожная или потому что он, наоборот, начал проявлять свое расположение?». У Софии не было ответа на этот вопрос. Но что было действительно не очень хорошим явлением, так это ее собственная реакция. Почему у нее задрожало тело? Почему она так эмоциональна рядом с ним? Это всё тот же стыд за свое прошлое поведение? Нет, на стыд не похоже. Но что тогда? Восхищение? Да, что-то такое… Но при чем здесь восхищение и дрожь в теле?.. А может она… влюбилась?

Эта мысль повергла Софию в шок. Она начала вспоминать множество моментов, связанных с индейцем, свои чувства при этом, и поняла: она действительно что-то испытывает к нему! Она… влюблена!

О нет! Только не это!!! Не в него! Он же краснокожий-полукровка!

Но при этом такой… удивительный! Его лицо, волосы, его взгляд, такой искренний и чистый — всё в нём прекрасно! Он— великолепное дитя природы! Лучше него нет на свете никого…

София была поражена. Влюбиться в индейца — это было самое ужасное, что можно было представить в своей жизни. И не потому, что это отвратительно, а потому, что абсолютно безнадежно!!!

Понурив голову, она поплелась в другую комнату, чувствуя, что ее жизнь стала еще сложнее. Этот вечер не сулил ничего, кроме еще одной большой порции печали и скорбей…

* * *

София стремглав мчалась по улице, с трудом таща в руках большую тяжелую сумку. Все было так серьезно и так опасно, что у нее открылось второе дыхание, придавшие вдвое больше сил.

Несколько часов назад доктор Фрост передал ей письмо с плохими новостями. Он написал, что мистер Джон Бернс, дотошный и принципиальный человек, каким-то образом прознал, что второй индеец до сих пор в городе и что кто-то его покрывает. Другой бы на месте мистера Бернса махнул бы на этот факт рукой в связи с полной ненадобностью краснокожего в своем прежнем деле, но Джон не был бы Джоном Бернсом, если бы оставил всё, как есть. Он тут же отправил своих людей прочесать городок вдоль и поперёк, и существовала огромная вероятность того, что очень быстро Хоту обнаружат. Это была бы полная катастрофа! Доктор Фрост, да и София вместе с ним могли серьезно пострадать, не говоря уже о самом Хоте.

Именно поэтому в смышлёной голове девушки тут же родился дерзкий план: настолько дерзкий, что, узнай о нем доктор Фрост, дал бы ей хороший нагоняй. Но София решила не посвящать его в подробности своего плана. Вместо этого она написала письмо Марианне, где сообщила, что на пару дней отправляется к тете Джоанне и что с нею все будет отлично. Потом она поспешила в западное крыло поместья, где хранили одежду и другой инвентарь, и подобрала два мужских костюма.

Да, один костюм особенно трудно было найти, потому что подбирала она его… под себя! Безумная девчонка с не менее безумными идеями! А второй костюм предназначался Хоте. Она собралась вывезти его из города под видом обычного рабочего парня!

Сложив все в сумку, она выскользнула через черный ход и отправилась в нужном направлении.

Придя в дом, где находился Хота, она не стала сильно поддаваться смущению, потому что времени на это не было. Солдаты Джона Бернса могли в любую минуту ворваться сюда, поэтому им надо было очень спешить. Она решительно вошла в комнату и сказала:

— Нам срочно нужно уходить! Тебя ищут и могут скоро обнаружить. Я принесла одежду, поэтому тебе нужно как можно скорее надеть ее!

И тут же выложила из сумки костюм. Хота немного недоуменно смотрел на нее, пытаясь переварить услышанное. София выглядела по-настоящему взволнованной, поэтому юноша понял, что все очень серьезно. Он хмуро осмотрел костюм, и ему стало неприятно. Он совершенно не желал надевать одежду бледнолицых, но, похоже, у него не было выбора.

Разложив вещи перед Хотой, София удалилась, позволив ему одеться в одиночестве. Когда она вернулась через десять минут, он, на удивление, правильно и с легкостью одел рубашку, куртку и грубые штаны. Но его волосы с потрохами выдавали его происхождение! София нахмурилась. Что же делать с волосами?

— Нам придется обрезать волосы, — осторожно проговорила она, но Хота резко воскликнул:

— Ни за что! Волосы воина апачей — священны!

София вздрогнула от стали в его голосе и сильно смутилась. Но вариться в этом было некогда, поэтому она начала лихорадочно думать о том, как же выйти из положения. Ничего не оставалось, как заплести волосы и попытаться спрятать их под широкополой шляпой.

Она с трудом уговорила Хоту позволить ей заняться его космами.

Он ощущал себя крайне неловко, чувствуя, как маленькие пальчики Софии скользят по его голове. Девушке тоже было нелегко: она уже знала, как это — трогать его волосы, и воспоминания об этом заставляли ее руки дрожать.

Но через несколько минут дело было сделано, и длинная коса Хоты с трудом, но все же успешно была спрятана под шляпу. Последним штрихом было снятие индейских украшений. Хота снова сильно воспротивился, ведь это были его священные обереги, однако вскоре покорился. Снимая с ушей серьги, он выглядел немного угрюмым. Все это переодевание попахивало трусостью, но благоразумие взывало быть терпеливым.

Наконец, все индейские атрибуты были аннулированы, и София, оценив внешний вид Хоты, замерла на месте. Перед нею предстал широкоплечий крепкий парень, безумно красивый зеленоглазый брюнет, в котором невозможно было заподозрить что-либо индейское. Такое преображение было просто невероятным! Не выдержав шквала собственных эмоций, она смущенно опустила глаза. Хота испытывал слишком большой дискомфорт от одежды бледнолицых, чтобы обратить внимание на порозовевшие щеки девушки, поэтому София смогла избежать очередного позора.

Наконец, она достала из сумки немного еды и, порекомендовав ему подкрепиться, ушла в другую комнату переодеваться сама. Хота еще не знал, что девушка собирается выехать из города вместе с ним, поэтому, когда она вошла к нему в рабочем мужском костюме и с такой же широкополой шляпой на голове, как и у него, он изумленно замер, не успев дожевать последний кусок мяса.

Хота несколько мгновений не мог понять, кого же он видит перед собой. София выглядела мальчишкой лет четырнадцати, хотя ее лицо было слишком миловидным для мальчика. Свои светлые волосы она тоже спрятала под шляпой, и тень от ее полей немного скрывала округлость ее нежных черт.

Наконец, Хота проглотил застрявший в горле кусок и изумленно спросил:

— Почему ты так одета?

— Потому что я собираюсь вывезти тебя из города. Двое парней не привлекут особого внимания, а парень и девушка — сразу выдадут себя.

Хота нахмурился и неожиданно жестко ответил:

— Я не нуждаюсь в сопровождении, а тем более в сопровождении женщины!

София где-то ожидала услышать подобное сопротивление, но презрение, проскользнувшее в слове «женщина», немного резануло по ее сердцу. «Видимо, он действительно презирает меня», — подумала она и печально опустила голову. Но потом взяла себя в руки, подняла на индейца решительный взгляд и сказала:

— И хотя я презренная женщина в твоих глазах, не забывай, что эта женщина спасла тебе жизнь! Я поеду с тобой! Пусть это будет твоей благодарностью мне!

Хота немного опешил и смутился. Он не ожидал услышать столько твердости в голосе у такой хрупкой девчушки. К тому же, она действительно отважно спасла ему жизнь… Ладно, скрепя сердце, он согласился на ее требование, и уже через полчаса они медленно передвигались по улочкам городка на своих лошадях.

Прохожие совершенно не обращали на них внимание, и София очень радовалась, что ее чудесный план удался. Хота же был немного удручен. Тот факт, что бледнолицые с такой легкостью принимали его за своего, лишний раз напоминал ему о том, что он совсем не апач. Впрочем, сейчас важно было выжить.

Еще мысли Хоты часто возвращались к Четану. Где же он? Жив ли еще? Как узнать о его судьбе? Пару дней назад Софии удалось разузнать кое-что у дяди Джорджа. Тот уклончиво сказал, что индейца отправили на север в соседний город, где обосновалась часть правительственной армии. Хота намеревался тут же поехать туда.

Они с Софией почти выехали из города, как вдруг в одном переулке едва не столкнулись с группой грозных ковбоев, медленно двигающихся на своих лошадях в сторону таверны. София сильно испугалась, да и Хота напрягся, но ковбои, бросив на них равнодушные взгляды, проехали мимо.

Путники могли беспрепятственно продолжать путь дальше, но в сердце Хоты появилось какое-то странное беспокойство. Он пытался понять, какие именно сигналы подает ему его интуиция, но пока не мог разобраться. Когда они уже покинули пределы города и проехали приличное расстояние по прерии, Хота неожиданно заявил, что ему нужен привал.

София покорно согласилась, потому что видела: Хота в последний час сильно отстранен от реальности и ничего не замечает вокруг. Они слезли с лошадей и оставили их пастись, а сами присели на траву. Хота тут же закрыл глаза и ушел в себя, превратившись в замершую величественную статую.

На самом деле он просто пытался сосредоточиться. Лицо одного из ковбоев не выходило из его головы. Он однозначно видел его в прошлом, в очень далеком прошлом…

Вдруг какие-то обрывки воспоминаний начали всплывать в памяти: крики среди паники и ужаса, перекошенное от страха лицо женщины и… лицо этого ковбоя, занесшего над этой женщиной большой нож…

Хота резко открыл глаза и схватился за сердце. Из его горла вырвался подавленный болезненный стон, а дыхание сбилось, так что он начал хватать воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Эта женщина была зеленоглазой и красивой… это была его мать. Мать, которую убил этот ковбой!

Хота шокировано замер, и всё внутри него словно взорвалось. София изрядно испугалась и схватила его за руку.

— Хота, что случилось? Хота, тебе плохо?

Но он не отвечал, а лишь тяжело дышал.

— Хота, Хота, не молчи? Твоя рана болит? Твое сердце болит?

София жутко испугалась. Она побледнела, затряслась и сжала его руку с такой силой, что Хота наконец-то очнулся, посмотрев на нее удивленным взглядом.

— Что с тобой? — немного смущенно пробормотал он, вглядываясь в мертвенно-бледное лицо Софии и не зная, что теперь с ней делать.

Услышав, что он, наконец-то, заговорил с ней, София задрожала сильнее и… неожиданно бросилась ему на шею, словно сошла с ума.

— Я подумала, что ты умираешь! Я так испугалась! — начала она говорить, всхлипывая. — Мне все равно, что ты думаешь обо мне, но я не хочу, чтобы ты умирал. Не хочу!

Хота замер, изумленный и ошарашенный тем, что девушка повисла на его шее и что она так сильно переживает о нем. Он не нашелся, что сказать, а просто сидел и не двигался, чувствуя, как она вся дрожит. Оттолкнуть ее и прекратить это? Просто вытерпеть и подождать, пока она успокоиться? А может, привлечь к себе в ответ и прошептать что-либо успокаивающее ей на ухо? Разум твердо заявлял, что первый вариант был самым благоразумным, но… неожиданно сильный эмоциональный всплеск, возникший где-то в глубине сердца, смел все доводы разума и дал команду его рукам тоже обнять ее и тихо прошептать:

— Со мной все хорошо, не плачь…

Когда София почувствовала его руки вокруг своей талии и услышала его тихий шепот, такой добродушный и такой нежный, она изумилась и перестала дрожать. Запоздало осознала, что она опять, ОПЯТЬ сотворила что-то очень неправильное, но… она никак не хотела сейчас отстраняться от него. Ни за что! Не в этот раз! И пусть считает ее распутницей, пусть! Пусть презирает ее, но она ни за что не отпустит его, потому что… возможно, они видятся с ним в последний раз! Им придется прямо сейчас расстаться, и это будет конец…

Появившаяся вдруг в ней дерзость немного затуманила здравый смысл. София отстранилась от него ровно настолько, чтобы увидеть вблизи смуглое красивое лицо. Заглянув в его пронзительные зеленые глаза, она твердо произнесла:

— Возможно, ты не поверишь мне, но я не распутная женщина. Возможно, я веду себя неправильно, но я ничего не могу поделать со своим сердцем. Ты мне нравишься, и я хочу, чтобы ты знал об этом. Ты скоро вернешься к своему народу, и я, возможно, тебя больше никогда не увижу, но… это впервые в моей жизни…

София замолчала, словно ища ответ в его глазах, а потом бесстыдно и дерзко потянулась к его губам. Поцелуй получился весьма неумелым, но Хота, не ожидавший подобного в этот момент, почувствовал острое ответное влечение. Его сердце непроизвольно заколотилось, и он тут же ответил на этот поцелуй, прижав девушку к своему телу и запустив пальцы в ее выпавшие из-под шляпы и растрепавшиеся волосы.

Ее губы показались ему сладостными, а от нахлынувших эмоций просто закружилась голова.

И только громкий крик сокола над головой заставил Хоту опомниться и отстраниться от Софии через уже через несколько мгновений.

Этот поцелуй безнадежен.

Им пора прощаться.

София, естественно, почувствовала жуткую неловкость, и ее щеки вспыхнули. Она молча опустила глаза, чувствуя в груди глухую тоску.

Наконец, Хота прервал молчание и ответил:

— Я не презираю тебя…

София дернулась и испуганно подняла на парня взгляд.

— Правда? — прошептала она и больше не нашла слов.

Хота утвердительно кивнул.

— Спасибо, — пробормотала она. — И прости… за то, что я сделала сейчас. Но… все, что я сказала — это правда…

Лицо Софии сильно покраснело еще больше.

Хота тоже смутился. Он не мог пока разобраться в своих чувствах, но эта девушка однозначно очень цепляла его, однако… их жизненные пути сегодня должны были разойтись навсегда.

Хота поднялся на ноги и серьезно проговорил:

— Тебе нужно возвращаться домой.

София слегка вздрогнула. Неужели этот момент наступил так быстро? Неужели пришло время им попрощаться?

София медленно поднялась на ноги. Хота подвел к ней коня и учтиво помог взобраться на него. Девушка чувствовала большую скорбь в душе. Все же не таким стремительным она представляла их расставание. Но все важные слова ею уже были сказаны, а повторять их снова было как-то стыдно.

— Ну ладно, — тихо проговорила София и подняла на Хоту печальные глаза, — прощай, Хота. Я… я никогда тебя не забуду!

И отвернувшись, чтобы скрыть слезы, она дернула вожжи. Однако Хота резко остановил лошадь.

— Подожди, — проговорил он, и лицо его выглядело взволнованным, — я… тоже хочу сказать…

Он замолчал, собираясь с мыслями и борясь со своей неловкостью. Открывать свои чувства ему приходилось впервые, и это было непросто. Но он не мог отпустить ее, вообще ничего не сказав.

— Я… не считаю тебя плохой, — наконец выдохнул он, — я считаю, что ты очень хорошая… Спасибо, что спасла мне жизнь. Я действительно очень благодарен и… я тоже никогда тебя не забуду…

Хота даже слегка улыбнулся, а София, не сумев спрятать заблестевшие глаза, улыбнулась ему в ответ. После этого она дернула за поводья, развернула лошадь и стремительно устремилась вперед, чувствуя, как ветер противно завывает в ушах.

Хота долго смотрел Софии вслед. Ему тоже отчего-то было очень тоскливо.

Парню пришлось приложить немалое усилие, чтобы отвлечься от мыслей о девушке, которую он скорее всего видел в своей жизни в последний раз.

Хотя тряхнул головой: пришло время думать о по-настоящему серьезных вещах. Во-первых, нужно отправиться на поиски Четана. Во-вторых, он вспомнил, что увиденный им ранее ковбой связан с трагедией из его прошлого.

Спасение Четана было, безоговорочно, в приоритете. Именно поэтому он направил лошадь в сторону городка, о котором упоминал Джордж Бернс. Со вторым пунктом он разберется позже…

Глава 12

Четан осторожно следил за лагерем мексиканцев из-за холма, оценивая количество людей и их оружие. Двадцать человек в широкополых шляпах были вооружены до зубов и сновали по лагерю, отпуская шуточки и без остановки выкуривая свои сигары. Лишь несколько часовых усердно оглядывали местность. Чуть в стороне, прямо на земле, сидела группа индейцев, связанных друг с другом крепкими веревками. Четан услышал об очередном набеге мексиканцев на несколько обособленных семей апачей, и тут же пустился по их следам. Мексика активно торговала рабами с Испанией. Чернокожие рабы стоили значительно дороже, чем плененные индейцы, поэтому спрос на последних не убывал.

Четан понял, что одному ему не справиться, и, осторожно опустившись под сень холма, отправился за подкреплением.

В пути от тряски на лошади немного заныли старые раны, особенно в районе сердца. С этой раной было связано столько трагических воспоминаний! Мысленно он вернулся в те тяжелые времена.

Табо! Ее глаза горели ненавистью…

В тот день Четан добровольно приговорил себя к смерти, потому что хотел искупить свою вину перед ней. Его воля была надломлена многолетними душевными терзаниями, и он не нашел в себе сил бороться за свою никчемную жизнь.

Его сильно избили тогда, а через несколько часов вывезли в прерию. Четан понимал, что его везут на неминуемую смерть. Его, как мешок связанного, бросили на землю, и один из солдат достал свой смертоносный «кольт», чтобы исполнить приказ и убить его.

Выстрел действительно раздался, и его грудь остро пронзило болью, от которой он стремительно потерял сознание.

Очнулся он через много недель в лагере соседствующих племен апачей. Эта группа семей была ему незнакома, но они принадлежали к общему союзу апачей, поэтому он мог с легкостью назвать их своим народом.

Его спасители были очень дружелюбны и приняли его, как родного. Они спасли его совершенно случайно. Их разведчик прочесывал местность, чтобы отследить передвижение мексиканских отрядов, доставляющих апачам немало неприятностей. Когда он наткнулся на двух солдат, собирающихся расправиться с его соплеменником, он не стал медлить и очень вовремя вмешался. Ранив солдат, он позволил им трусливо сбежать, а сам, погрузив раненого Четана на лошадь, увез его в свой лагерь.

Там ему смогли оказать некоторую помощь, хотя никто особо не надеялся, что парень сможет выжить. Но Четан выжил, и прославил Бога!

После чудесного спасения, он почувствовал неожиданное освобождение сердца. Четан не стал возвращаться к своему племени и начал новую жизнь среди своих спасителей.

Воспоминания о Табо были по-прежнему яркими, но удивительным образом больше не приносили так много боли, как раньше. Он искупил свою вину. Он попросил прощения.

Четан лишь молился о Табо, чтобы теперь смогла простить она!

Семья, которая приютила его, очень полюбила молодого воина и предложила взять в жены их младшую дочь Серну. Это была очень миловидная и трудолюбивая девушка, и Четан все больше склонялся к мысли, что однажды сделает это, чтобы отблагодарить эту семью за тепло и заботу, которую они ему подарили.

Но не сейчас. Он еще не принял окончательного решения. К тому же в последние месяцы он был очень занят своей разведывательной деятельностью, спасая от мексиканцев своих неудачливых соплеменников.

Впрочем, не только это занимало его мысли. Больше года по прерии летала легенда об удивительной отважной женщине, с невероятным успехом спасающей рабов из рук мексиканцев. Особенно поразительно было то, что, по слухам, она была белой. Очень быстро легенда обросла невероятными мистическими подробностями. Говорили, что она — не человек, а дух, потому что при ее появлении окружающие начинали сходить с ума. Правда, вскоре разум к ним все же возвращался, но их пленники таинственным образом исчезали. Четан лично разговаривал с несколькими апачами, которых спасла эта женщина. Они засвидетельствовали, что она прятала лицо под черным платком и вообще была одета во все черное. Перед ее появлением в кострах резко взметалось пламя, и поработителя начинали падать на землю, замирая в неестественных позах, а из тьмы появлялась она — Кэчина Кими, Таинственный Дух. Она по обыкновению тушила кострище водой и под покровом тьмы освобождала всех до единого пленников.

Правда, она была не одна: у спасительницы были сообщники, которые увозили освобожденных вглубь индейской территории, где и высаживали через несколько часов.

Четан был весьма впечатлен. Ничего подобного он еще не слышал и мечтал найти эту женщину, чтобы поблагодарить от всего сердца.

Но сейчас нужно было срочно собирать отряд для атаки на мексиканцев. Въехав в поселок, он быстро оповестил воинов, и те мгновенно вскочили на мустангов, чтобы отправиться в путь.

Расстояние к лагерю мексиканцев они преодолели быстро, но на землю уже опустился ночной мрак. Оставив лошадей двум воинам, они бесшумно начали перебегать от холма к холму, от куста к кусту, чтобы подобраться к мексиканцам как можно ближе. Однако, когда они выглянули из своих убежищ, некоторые не смогли сдержать возгласов удивления. Поверженные мексиканцы хаотично лежали по всему лагерю, и лишь испуганные охранники, сторожившие индейских пленников, с ужасом озирались вокруг, словно разыскивая нечистую силу, которая свалила с ног их товарищей. Вдруг они и сами резко дернулись и через несколько мгновений упали навзничь.

— Кэчина Кими! Таинственный Дух! — радостно вскричали пленники, увидев возникшую около костра фигуру женщины в черном. Она что-то вылила на огонь, и тот с шипением погас. Вокруг стало очень темно, но из облаков выплыла величественная луна и тоже неплохо осветила происходящее в мексиканском лагере.

— Это Кэчина Кими! — взволнованно шептали соратники Четана, да и он сам находился в определенном трепете. Ведь никто достоверно не знал, какая сила стоит за этой женщиной.

Она подошла к пленникам и начала перерезать у них веревки. Четан осторожно подполз ближе, чтобы получше рассмотреть таинственную спасительницу, но было слишком темно. Когда пленники были освобождены, и женщина указала им направление, куда нужно идти, Четан подал знак своим и сообщил на языке жестов, что собирается выйти к ней. Воины не спорили. У индейцев не было привычки оспаривать чьи-то личные решения, поэтому Четан просто осторожно преодолел вершину холма и в темноте спустился к поверженному лагерю мексиканцев. Спасенные индейцы уже потихоньку взбирались на соседний холм, а Кэчина Кими замыкала шествие. Четан оказался в непосредственной близости около нее, но она не заметила его, поэтому ему в голову пришла гениальная мысль просто смешаться с толпой бывших пленников и посмотреть, куда их ведут. Он так и сделал, и никто не обратил на него никакого внимания.

Четан старался держаться рядом с женщиной. Он немного трепетал от близости к ней, потому что она действительно казалась очень таинственной и отважной. Сможет ли она почувствовать присутствие чужака рядом? Он буквально пожирал ее взглядом в темноте, но она была занята исключительно своим передвижением вверх по холму. Ее черное платье делало ее фигуру почти незаметной при свете луны, волосы были накрыты накидкой, а на лице повязан черный платок. Лишь верхняя часть лица немного освещалась лунным светом, и можно было предположить, что эта женщина молода.

Любопытство Четана разгоралось все больше. Он должен был узнать, кто же она такая!

Когда все уже достигли вершины холма, Кэчина Кими неожиданно споткнулась. Четан так внимательно наблюдал за ней, что мгновенно среагировал и, подскочив, поддержал ее за руку. Женщина вздрогнула от неожиданности и повернула к нему испуганные глаза. В темноте она не могла разглядеть его лица, но успокоилась, увидев, что это один из индейцев.

Она благодарственно кивнула и продолжила свой путь. Четан проанализировал ситуацию и пришел к выводу, что Кэчина Кими вполне обычная женщина, а не какой-то дух. Это еще больше подстегнуло его интерес. Если она человек, то как ей удается повергать на землю стольких врагов, даже не прикасаясь к ним руками?

Наполненный изумлением, он преодолел вершину холма вместе с толпой и тут же оказался в окружении нескольких человек, также скрывающих свои лица за платками. Это были помощники Кэчины Кими, которые начали рассаживать спасенных индейцев в крытую повозку.

Четан взобрался к ним последним, а таинственные спасители сели на своих лошадей и отправились в сторону территории апачей.

Кэчина Кими и еще один ее соратник ехали позади повозки. Четан рассматривал очертания ее фигуры в лунном свете. Он отметил, что она отлично управляется с лошадью и что работа ее команды выглядит хорошо спланированной. Ему очень хотелось поговорить с ней, но он благоразумно сдерживал свое любопытство, потому что хотел сперва разузнать об этих людях как можно больше подробностей.

Через несколько часов, когда уже начал алеть горизонт, повозка остановилась. Индейцев молча высадили и даже протянули им мешки с провиантом. Апачи искренне благодарили спасителей, но никто из них им не ответил. Кэчина Кими лишь слегка кивнула и по ее команде помощники вскочили на лошадей и стремительно ускакали в сторону заката.

Четан долго смотрел им вслед, сложив руки на груди. Его длинные волосы развевались от легкого утреннего ветерка, а задумчивое лицо выдавало глубокий мысленный процесс. Он не планировал так просто оставлять их в покое. Апачи начали разбредаться по сторонам, а Четан терпеливо кое-кого ждал. Через полчаса в зоне видимости появился его военный отряд. Четан в двух словах объяснил им произошедшее, а они объявили, что мексиканцы все живы, но до сих пор лежат без сознания. Воспользовавшись ситуацией, они увели их лошадей и отобрали оружие.

Четан сел на свою лошадь, которую ему привели друзья, и сказал, что хочет пойти вслед Кэчины Кими. Его друзья обеспокоенно переглянулись. Один из них, молодой широкоплечий апач, осторожно возразил:

— Мы знаем, что брат Четан — великий воин, но… нужно ли ему связываться с духами?

Четан улыбнулся и блеснул белоснежными зубами.

— Все в порядке, со мною Бог! — ответил он и, попрощавшись, отправился по свежим следам Кэчины Кими и ее команды.

«Господи, я не знаю, почему, но меня так сильно влечет узнать что-либо о ней, — обратился Четан мысленно к Богу, — благослови меня на это, если Ты считаешь нужным…»

* * *

Анита устало легла на кушетку и закрыла глаза. Рассвет уже входил в свои права, а она еще не ложилась. Перед глазами упрямо появлялись образы устрашающих мексиканцев с оружием и их несчастные пленники. Всякий раз, как она пускалась в опаснейшую авантюру по спасению потенциальных рабов, ее колотило от страха, но чувство долга и уверенности в Божьей защите всегда превозмогали страх. Вот и сегодня все было очень устрашающе, но прошло без запинки. Слава Богу! Это было очередное чудо!

Девушка поднялась на ноги и попыталась стянуть с себя жаркое черное платье. Одеваться в черное было нужно для большей безопасности, ведь в такой одежде ее сложнее увидеть в темноте. Но при первых же лучах солнца эта одежда сильно перегревалась и создавала безумный дискомфорт.

Охладив лицо водою из кувшина, она расплела длинную косу и забралась под одеяло. Уютная маленькая комната, в которой она отдыхала, была ее домом уже почти два года. Ее появление здесь было воистину чудом от Господа Бога!

Анита мысленно вернулась к событиям двухлетней давности.

У нее немного защемило сердце, когда перед глазами предстал образ Четана и то, как он покаянно стоял на коленях и просил у нее прощения. Она была уверена, что сейчас Четан на небесах. У него было сокрушенное сердце, а это и есть надежный «билет» в небо.

Привычная боль тихо разлилась в груди, и Анита позволила себе пару слезинок в память о нем. Также привычно начало наползать жгучее чувство вины, но Анита решительно отмахнулась от него. Нет! Бог ее уже простил!

«И я верю, что ты тоже простил меня, Четан!» — тихо прошептала Анита, вытирая слезы со своих щек.

Два года назад она глубоко смирилась перед Богом и посвятила себя служению людям. Она больше не могла жить, как прежде. Четан погиб по ее вине, поэтому она должна была весь оставшийся срок своей жизни посвятить спасению других людей. Нет, она вовсе не зарабатывала этим свое прощение. Анита твердо знала, что Бог прощает грешника сразу же после искреннего раскаяния. Она просто хотела прожить эту жизнь не зря и послужить кому-то в память о Четане.

Два года назад девушка даже не представляла, как осуществить это на практике, но, похоже, Сам Бог пошёл к ней навстречу.

В тот самый день, как она покинула поместье и уехала в прерию, она, к своему ужасу, обнаружила недалеко от берега реки раненого индейского мальчика лет десяти. У него на виске был кровоподтек, и он лежал без сознания. Анита с трудом затащила его на лошадь и отправилась в сторону города (как она думала). Но, потерявшись в прерии, она к вечеру набрела на небольшую неброскую ферму, где и попросила приюта.

Хозяином фермы оказался очень необычный человек — по образованию священник, а по наружности настоящий фермер — высокий, подтянутый мужчина лет пятидесяти с аккуратной подстриженной бородой и широкими усами.

Он очень радушно принял Аниту и с такой заботой похлопотал об индейском мальчике, что Анита сразу фермера зауважала. Его звали Стен Батлер. Когда ребенок был осмотрен и устроен в доме, Стен усадил Аниту перед собою за столом и с дружелюбием настоящего душепопечителя начал расспрашивать о ее жизни. Чтобы расположить ее к себе, он сразу сообщил, что является священнослужителем и что она может ему довериться. Возможно, он сильно напомнил ей погибшего отца-миссионера, так что она просто выложила ему все, как на духу, не утаив даже то, что посмела влюбиться в дикаря. Стен выслушал все очень внимательно и сочувственно посмотрел девушке в глаза. Она как раз вытирала выступившие на глазах слезы.

— Анита, — тихо проговорил он, — вы потрясающе смелая и искренняя девушка, и я восхищен вами…

Анита горько вздохнула.

— Простите, но я никак не могу разделить с вами этого мнения… — пробормотала она, напряженно глядя на свои сжатые кулаки.

— Ничего страшного, — с улыбкой ответил Стен, — я вас понимаю. Вы пережили очень тяжелые испытания, и я счастлив, что ваше сердце по-настоящему обратилось к Богу. Поэтому я хотел бы предложить вам остаться на моей ферме и помочь мне в моем служении…

Анита удивленно подняла на него глаза.

— Вы предлагаете мне жить у вас?

— Да, — Стен утвердительно кивнул, — я действительно прямо сейчас предложил вам остаться здесь, на ферме, потому что вы станете отличной помощницей.

— И чем же вы заняты? — осторожно поинтересовалась Анита.

— Ну, я фермер, выращиваю скот и зерно…

Анита недоуменно смотрела ему в глаза, не совсем понимая, что же именно он ей предлагает. Вдруг Стен засмеялся и задорно проговорил:

— Простите, Анита, это была, видимо, неудачная шутка… На самом деле, я не только фермер и не только выращиваю скот. Мое основное дело — это служение людям. Вы ведь пожелали именно этого, когда посвятили свою жизнь Христу, не так ли?

Девушка утвердительно кивнула.

— Так вот, — продолжил Стен, — я должен сообщить вам одну свою важную тайну: я здесь живу не просто так! — он многозначительно поднял палец вверх, сделал паузу, а потом с полуулыбкой продолжил:

— Я мог бы жить где-то в городе и быть весьма почитаемым священнослужителем. Я каждое воскресенье собирал бы прихожан на свои проповеди, и люди были бы ко мне весьма благосклонны, но… как видите, я предпочел жить здесь, в абсолютной глуши, вдалеке от почтения и комфорта. Почему? Потому что именно здесь я нужен людям!

Видя абсолютное непонимание на лице Аниты, Стен улыбнулся шире и снова заговорил:

— Вы не представляете, как много несчастных и обездоленных людей я встречаю здесь каждый день! Вы с этим маленьким индейцем далеко не первая моя гостья и, конечно же, не последняя. Беглые рабы, раненые ковбои, заблудившиеся дети, голодные индейцы — все они приходят ко мне, и я должен помочь каждому из них, потому что Бог любит их!

Анита слушала его с изумлением и даже трепетом. Где-то в глубине сердце она давно мечтала жить таким же образом, ведь пример самоотверженности родителей был жив в ее памяти, несмотря на всю трагичность их судьбы.

Вот так Анита и очутилась на этой удивительно ферме. Мальчишка-индеец очнулся на следующий день. Он ни слова не понимал по-английски и с жадностью набросился на еду.

Ферма оказалась не такой уж и безлюдной, как можно было предположить по ее скромным размерам. Помимо Стена Батлера в ней обитало не менее десяти человек, в том числе и его сорокапятилетняя незамужняя сестра Генриэтта. Остальные были мужчинами разных возрастов, которых фермер-пастор именовал работниками. К большому изумлению девушки, в этой команде оказался даже чистокровный китаец, у которого длинная черная коса могла легко конкурировать с косой Аниты. Люди приняли ее радушно и пожелали всего доброго в жизни. Аните стало приятно, хотя неловкость так и норовила испортить прекрасное знакомство.

Через несколько дней маленького индейца Стен отвез в сторону его деревни, а Анита начала свою новую жизнь. Смена обстановки помогла справиться с ее большой печалью, но все равно слезы часто были спутниками ее одиноких вечеров. Она выходила в поле по ночам и любовалась звездным небом. И хотя от этого ей становилось только больнее, ведь небо так сильно напоминало ей о Четане, но она все же предпочитала чувствовать море боли, но помнить о нем, чем жить в покое, забыв его.

— Господи, — шептала она тоскливо, — я живу только Твоею милостью. Я не достойна иметь хорошую жизнь, но я о таком и не прошу. Единственное, что мне нужно — это возможность служить людям на этой земле ради Тебя и Четана. Дай мне эту возможность, прошу тебя!

И с тех пор все так заветрелось, закрутилось! Генриэтта научила Аниту шитью и вязанию, ведь Стен Батлер занимался благотворительностью и снабжал одеждой не только горестных путников, но и некоторые деревни белых и индейцев.

Ферма открыто и довольно успешно торговала скотом, а урожаи, выращенные на большом участке земли, обменивались на множество необходимых товаров.

Помимо этого, у Стена Батлера было еще одно необычное пристрастие: он выращивал в некоем подобии оранжереи множество диковинных растений, которые Анита никогда в жизни еще не видела. Здесь хозяйничал тот самый китаец — довольно молодой серьезный парень, с трудом говоривший по-английски, но умеющий широко и дружелюбно улыбаться каждому встречному.

Глаза Стена загорелись, когда он начал показывать Аните оранжерею, и девушка поняла, что он получает невероятное удовольствие от возни с растениями. Здесь были «гости» из диковинных земель, таких, как джунгли Амазонии или горные хребты Китая. Стен обрушил на изумленную Аниту целую энциклопедию знаний о свойствах этих растений и о возможностях их использования.

— А вот это растение, — сказал Стен, заканчивая свой длинный рассказ, — способно на несколько часов отправить человека в отключку, если бросить его листья в огонь. Дым почти сразу же становится токсичным, и человек начинает терять рассудок, а потом и вовсе падает без чувств. Но при этом после пробуждения у него лишь немного болит голова, поэтому это растение кажется мне уникальным по своим свойствам… Мы пробовали его на животных, но они меньше поддаются его воздействию, чем люди…

Аниту почему-то эта информация зацепила. Она ничего не поняла умом, но сердце четко подсказывало, что это растение может еще неплохо пригодиться.

Через некоторое время, зайдя к Стену в кабинет, она увидела на полках немало диковинных книг. Там было множество изданий о растениях, о животном мире, а также записки некоторых путешественников, исследовавших Великие Равнины и их обитателей. Последняя тема заинтересовала Аниту больше всего, поэтому она напросилась почитать книги и начала жадно поглощать их одну за другой. Уже через год она узнала так много нового, что могла по некоторым особенностям отличить апача от команча, спрогнозировать погоду по цвету заката и рассказать наизусть самые токсичные растения Северной Америки.

Конечно, почерпнула все это она не только из книг. Помимо рукоделия, работы на кухне и чтения книг, Анита регулярно общалась с обитателями фермы, чтобы получить ответы на множество своих вопросов. Чаще всего с ней занимался Стен. Когда к ним попадали индейцы (иногда к ним на ферму приходили те, кто нуждался в медицинской помощи, потому что о Стене Батлере ходила добрая молва, как о неплохом докторе), Стен обязательно звал Аниту, как свою ассистентку, чтобы учить ее всем необходимым медицинским навыкам, а параллельно объяснял, как называется одежда краснокожих и что означают те или иные амулеты на их шеях или перья в волосах. Анита жадно поглощала знания, сама не зная, зачем.

Так длилось почти полтора года, но однажды произошло одно трагическое событие, которое сильно повлияло на жизнь и мышлении Аниты.

Один из работников фермы с ужасом ворвался в кабинет Стена и взволнованно сообщил, что совсем недалеко от их территории, в зарослях колючих кустарников у подножия высокого холма, он обнаружил два десятка трупов индейских женщин и детей, которые пролежали там уже больше недели.

Стен сорвался с места и поспешил в конюшню. Анита, услышав страшные новости, тут же кинулась следом, но пастор остановил ее.

— Вам не стоит на это смотреть, — серьезно проговорил он, — это может сильно травмировать вашу психику.

Анита все равно настояла на своем, однако потом об этом сильно пожалела.

Погибших похоронили тут же на месте, но Анита, слишком шокированная увиденным, стояла в стороне и плакала.

Когда Стен подошел к ней и по-отечески приобнял, она заплакала сильнее и с ужасом прошептала:

— Кто мог это сделать? Это просто чудовищно! Как можно было поднять руку на детей???

Стен похлопал ее по плечу и ответил:

— Скорее всего, это работа торговцев рабами. Мексиканцы сейчас вовсю орудуют на близлежащих территориях, потому что Испания требует все больше рабов…

— Но почему их убили? — удивленно проговорила Анита.

— Трудно сказать, — промолвил Стен и задумчиво посмотрел вдаль. — Возможно, они были чем-то больны, и мексиканцы испугались распространения заразы, а может, пытались бежать и были убиты при побеге… Но, к сожалению, такое нередко случается на Великих Равнинах…

Анита гневно сжала кулаки.

— Неужели никто не может остановить это?

— А кому нужны какие-то дикари? Если их воины не могут защитить их, то никто больше им помочь не может… — прозвучало, как приговор, но Анита вдруг воскликнула:

— Мне! Они нужны МНЕ! Я хочу защитить их!..

Стен изумленно взглянул в ее горящие решимостью глаза. Она не переставала его удивлять. Но все-таки он скептически отнесся к ее словам, потому что отлично понимал: помочь потенциальным индейским пленникам просто невозможно!

Однако Анита так не думала. В последующие недели она начала перечитывать многие книги и по вечером надолго уходила в поле для молитвы. Ее жажда помогать индейцам была так же велика, как велико однажды было ее раскаяние перед Четаном после его смерти.

Через две недели, позвав несколько человек из работников фермы, в том числе молодого китайца по имени Ли Цзин, Анита предоставила им всем на рассмотрение план по спасению потенциальных жертв порабощения. Стен одел очки и начал читать вслух. По мере чтения, его лицо становилось все более изумленным. Анита предлагала периодически патрулировать местность для выявления мексиканских лагерей. Для нейтрализации противника без применения насилия она решила использовать то самое растение, которое обладает сильными галлюциногенными свойствами и лишает на некоторое время разума тех, кто вдохнет дым при его горении.

— Мексиканцы отключатся, а мы освободим пленников и отправим их домой, — радостно проговорила Анита, с надеждой смотря на своих друзей.

Воцарилось гнетущее молчание, и Анита начала огорчаться. На лицах окружающих горел скепсис.

Наконец, один из них, Джонни Монро, парень лет тридцати с бледным веснушчатым лицом, тихо проговорил:

— Анита, это все слишком рискованно и ненадежно! Что, если не все мексиканцы вдохнут дым, ведь тогда они легко откроют по нам огонь?..

— Я подумала об этом, — взволнованно перебила его девушка, — нам поможет Ли Цзин…

Взгляды тут же устремились на китайца, а тот удивленно приподнял брови.

— Он однажды показал мне, — продолжила она, — что может легко выстрелить в животное специальными иглами через трубку. Если смазать эти иглы снотворным снадобьем и выстрелить в ноги или руки оставшимся противникам, то они тоже быстро будут нейтрализованы, и мы сможем спасать пленников даже без драки…

Снова воцарилось молчание, которое прервал уже сам пастор Стен Батлер.

— Анита, вы, конечно, очень хорошо постарались, придумывая этот план, но… все равно это невозможно! Мексиканцы хорошо вооружены и очень опасны. Нам не справиться с ними даже при помощи ваших хитростей…

— Но Стен, — резко воскликнула девушка, — а как же несчастные индейцы? Неужели мы будем равнодушно смотреть на то, как их порабощают и убивают? Там же дети!!!

Голос Аниты охрип от напряжения.

Все молчали. Совесть каждого присутствующего беспокойно теребила душу, заставляя живо представлять страдания несчастных пленников.

Наконец, Джонни Монро нарушил молчание и тихо произнес:

— Все, что вы предлагаете — это просто сумасшествие, но… я согласен!

Остальные вдруг, как по команде, тоже одобрительно закивали, а Стен задумчиво снял очки.

— Я думаю, что вы правы, — наконец выдохнул он, но тут же торопливо добавил:

— Однако, мы должны обезопасить себя максимально. Каждый маневр и каждая хитрость должны быть тщательно продуманы. Маскировка, способы самозащиты, самое главное — отсутствие женщин, — он многозначительно покосился на Аниту, — это залог успеха нашего рискованного предприятия!

Услышав, что ее собираются отстранить от участия в спасательных операциях, Анита вспыхнула и твердо заявила:

— Я обязана участвовать! Вы не можете лишить меня этой возможности послужить людям!

Начались уговоры и трения, но окружающие были непреклонны. Видя, что мужчины не собираются ей уступать, она отчаялась и надрывно проговорила:

— Пожалуйста, уступите мне! Я буду тренироваться! Я буду готовиться со всей тщательностью! Для меня это жизненно важно! Только так… я смогу почтить память одного человека, который умер из-за меня!

Последние слова она буквально выкрикнула, заставив сердца окружающих дрогнуть, и Стен, наконец, согласился впустить ее в команду.

Вот так появилась эта легенда — таинственная спасительница в черном, чарами усыпляющая работорговцев и спасающая несчастных жертв на просторах Великих Равнин.

Команда у них получилась потрясающая: Ли Цзин, обладающий невероятными навыками самообороны и поразительной меткостью в стрельбе из «трубки», был залогом безопасности, потому что с легкостью избавлялся от тех, кто не был усыплен дымом. Анита создавала атмосферу таинственности и жути, появляясь посреди лагеря в своем длинном черном одеянии. И хотя Стен очень долго не соглашался с ее опаснейшей ролью, в конце концов, он сдался, и их спасательные операции приобрели мистический колорит, что, безусловно, давало свои плоды.

За полтора года десятки индейцев были и не толькоспасены из лап бесчеловечных работорговцев. Легенда становилась все более известной, и мексиканцы начали опасаться совершать свои набеги так часто.

Они назначили огромное вознаграждение за поимку легендарной женщины, но ей удавалось мастерски ускользать всякий раз. Однако не только враги мечтали открыть истинную личность женщины в черном. Один молодой индейский воин тоже решил во что бы то ни стало найти ее. Зачем? Потому что его пламенное сердце отчего-то горело неугасимым огнем…

***

Джонни Монро взволнованно заскочил в кабинет Стена Батлера и громко выкрикнул:

— Сэр, у меня плохое предчувствие! К нашей ферме подъехал индеец на черном мустанге, и он хорошо вооружен. Чует мое сердце, что это не к добру…

Стен неторопливо снял очки и отложил в сторону книгу.

— Не паникуй раньше времени. У нас заключен мир со всеми ближайшими племенами…

— Но не забывайте о бандах индейцев-разбойников, — эмоционально прервал его Джонни, — он очень похож на разведчика!

Стен снисходительно посмотрел на парня и с ухмылкой произнес:

— И ты думаешь, что индейский разведчик добровольно при свете дня появиться перед тобою на коне? Если сюда проберутся разведчики, ты их однозначно не увидишь!

Джонни понял свою оплошность и смущенно почесал затылок, взъерошив копну соломенно-желтых волнистых волос, неаккуратно торчащих во все стороны.

— Ладно, — произнес Стен вставая из-за стола, — я выйду навстречу воину, и мы все узнаем.

Через несколько минут пастор появился во дворе фермы, а таинственный индеец медленно направился в его сторону, слегка подгоняя коня движениями ног.

Стен тщательно осмотрел его. Это был молодой мужчина где-то тридцати лет, высокий и статный. Его длинные густые волосы развевались от движения лошади, оседая на плечах. Одет он был, как и все индейцы, в кожаные одежды с бахромой. На руках и на шее высели украшения и амулеты, а в волосах болталось несколько перьев. Он был вооружен винтовкой, что доставляло немного опасений, но, приблизившись, он прикрепил оружие к седлу, давая понять, что пришел с миром.

Подъехав достаточно близко, индеец ловко спрыгнул с коня. Обитатели фермы все, как по команде, высыпали из строений, с любопытством разглядывая таинственного гостя. И хотя приход индейцев на ферму никогда не был чем-то особенным, но этот парень выглядел совсем иначе, чем обычные обездоленные или больные краснокожие. От него исходила аура большой силы, уверенности и бесстрашия.

Стен приветственно поднял руку на индейский манер и произнес индейское приветствие. По одежде пастор понял, что этот парень принадлежит к племени апачей, поэтому пытался в голове подобрать несколько предложений на наречии апачей, чтобы разузнать цель его прихода. Но индеец неожиданно хорошо произнес на английском:

— Я пришел с миром. Мне нужно поговорить с вашим старейшиной…

Люди удивленно зашептались. Индеец, так хорошо говоривший на английском, здесь был редкостью. Стен сделал шаг вперед и произнес:

— Я хозяин фермы. Прошу, войди в мой дом, и мы поговорим!

Индеец утвердительно кивнул и пошел вслед за Стеном. По дороге пастор подозвал Джонни и тихо сказал:

— Позови Аниту, я хочу, чтобы она принесла мне в кабинет угощения…

— Но сэр, она же больна и уже два дня не встает с постели!

Стен скривился.

— Точно, я и забыл… Тогда поручи это Генриэтте…

Джонни утвердительно кивнул и поспешил на кухню, а Стен открыл двери и завел молодого апача в свой кабинет.

Четан (а это был он) внимательно осмотрелся вокруг. Жилища бледнолицых всегда очень впечатляли его своими размерами и устройством. Но то, что он увидел в этой комнате, впечатлило его больше, чем что-либо ранее увиденное. В этом помещении было огромное множество книг! Они десятками стояли на полках и лежали стопками на столе. Присев на предложенный стул, он не смог оторвать изумленного взгляда от очередной книжной горки.

Стен был удивлен не меньше, чем апач. Внимание индейцев к книгам он наблюдал впервые. Обычно они относились к ним, как к ничему не значащему мусору и просто игнорировали. Но этот парень, однозначно, что-то о книгах знал.

Четан был так увлечен рассматриванием литературы на столе, что забыл, для чего пришел. Он появился здесь не случайно. Свежие следы Кэчины Кими и ее команды привели его к этой ферме. Конечно, эти следы старались тщательно уничтожить, но Четан был очень опытным и, несмотря на все старания таинственных спасителей, сумел за ними проследить. Несколько дней он наблюдал за фермой из укрытия. Он увидел около десятка мужчин и две женщины. Женщины были одеты в обычные светлые платья бледнолицых, да и лица их он не мог рассмотреть издалека. Была ли одна из них Кэчиной Кими? Ему не терпелось это узнать. И наконец, он решил открыто появиться на ферме.

Но в этот момент книги полностью завладели его вниманием. Имея в своем распоряжении всего одну книгу (которая, кстати, таинственно исчезла из жизни Четана вместе с Табо), юноша отчего-то думал, что у бледнолицых, кроме нее, книг больше нет. Но теперь он понял, что глубоко ошибался. Что написано в остальных? Какие богатства открылись бы ему, если бы он мог их прочитать!

Взгляд Четана скользил по столу, рассматривая обложки одну за другой, как вдруг заметил знакомый знак — крест! Ниже он прочитал: «Священное Писание», и его глаза загорелись! Он протянул руки и взял Библию. Стен ошарашенно наблюдал за ним, поражаясь необычному поведению молодого дикаря.

Четан открыл Библию и пробежался глазами по строчкам:

— «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог…» — приглушенно прочитал он, а у Стена от изумления из рук выпали очки. Индеец, читающий Библию по-английски!

В это мгновение Четан вспомнил о существовании Стена и немного смутился. Взглянув на него, парень хотел узнать, насколько большую оплошность он совершил, выдав так неразумно свое умение читать, но Стен уже сумел взять себя в руки, и очень дружелюбно улыбнулся. Четану он вдруг показался таким похожим на Кэлетэку, что у него защемило сердце. Кэлетэка был его духовным отцом, и Четану так не хватало в жизни его советов и наставлений!

Четан поспешно закрыл Библию и убрал ее на место, вернув своему лицу непроницаемый вид. Но Стен, обладающий огромным опытом в общении с людьми и будучи служителем Божьим, который буквально видел людей насквозь, сразу же понял, что этот парень был особенным и что он хранил еще немало тайн. Стену захотелось раскрыть эти тайны, поэтому с уважением сказал:

— Брат мой! Если тебе нравится эта книга, — он указал на Библию, — ты можешь взять ее!

На лице Четана промелькнуло удивление, сменившееся неподдельной радостью. Ему очень не хватало Библии! Он осторожно взял протянутую пастором книгу и тут же спрятал ее в сумку, перекинутую через плечо.

— Меня зовут Стен, я пастор, — произнес Стен, испытующе глядя в лицо индейцу. Четан задумался, и пастор понял, что наименование его духовного сана не слишком ему знакомо.

— Я также несу служение миссионера, — добавил Стен, и когда лицо Четана изумленно вытянулось, понял, что его догадка верна: этот юноша был наставлен миссионерами!

Когда Четан услышал слово «миссионер», перед его глазами живо предстал Кэлетэка. Он учил Четана любить Бога и людей, прислушиваться к совести и искренне молиться. Он поклонялся Всемогущему Творцу и научил своего подопечного сердцем видеть небеса! Четан вспомнил свои слезы, когда впервые рука Творца коснулась его сердца. Кэлетэка сказал тогда, что отныне внутри него живет Дух Святой. Это было так трепетно! Но много воды утекло с тех пор…

Четан очень давно не встречал христиан и даже забыл, что они существуют. Он просто жил своей жизнью, поклонялся Богу в своем сердце, поступал по совести, и это было его нитью, связывающей его с небесами. Но сейчас перед ним сидел человек, тоже любящий Иисуса. Неужели с ним можно поговорить о Нем? Может ли он рассказать больше о том, что говорится в Библии? Может ли он… объяснить ему, как получить прощение человека, которого обидел?

Четан вспомнил о Табо.

Внезапно ему так захотелось разрушить ненависть между ними и получить ее полное прощение! Ему стало так больно, что он и сам этому удивился. Четан не осознавал, что в глубине сердца все это время лелеял мечту увидеть ее глаза, полные дружелюбия и мира!

Именно поэтому он вдруг исполнился волнения и трепетно произнес:

— Я могу прийти сюда завтра и поговорить о Боге Иисусе Христе?

Стен почувствовал не меньшее волнение и утвердительно кивнул.

— Да, я буду ждать, брат!

Четан стремительно встал и вышел из комнаты. Столь же стремительно он появился во дворе, вскочил на своего мустанга и ускакал прочь, оставляя за собой клубы пыли.

Через несколько мгновений почти все жители фермы вломились в кабинет пастора, засыпая его расспросами. Стен сделал знак рукой, и все замолчали, замерев в ожидании.

— Вы хотите знать, что он хотел?

Пастор усмехнулся и обвел всех взглядом.

— Вы не поверите, но этот дикарь — христианин!

Глава 13

Анита приоткрыла глаза. Ее голова сильно болела, а тело было мокрым от пота. Она попыталась встать, но не смогла — просто не хватило сил.

Рядом она увидела Генриэтту, которая улыбнулась с искренней радостью.

— Анита, дорогая моя, ты выкарабкалась! — воскликнула она. — Мы все так сильно переживали о тебе!

Анита вымученно улыбнулась и снова закрыла глаза. Лихорадка, сразившая ее, была мучительной и протекала очень тяжело. Но теперь, похоже, будет все в порядке.

Уже к вечеру она смогла встать, и ее посетил Стен. Проверив ее пульс, он удовлетворенно улыбнулся и похвалил:

— Молодчина, Анита, вы победили!

— Пастор, а что это за история про какого-то удивительного индейца, которую мне поведала сегодня ваша сестра? — с большим любопытством спросила девушка.

Стен улыбнулся и задумчиво ответил:

— Вы знаете, он действительно удивительный! Этот молодой апач приходил ко мне три дня подряд и задавал такую кучу вопросов, что я почувствовал себя на экзамене по Богословию. Представляете, он не только превосходно говорит по-английски, но и свободно и легко читает. И самое главное — он настоящий христианин! Он засвидетельствовал мне о том, что еще с детства принял Иисуса, как своего Господа, и до сего момента сохранил веру в Него!

Анита слушала пастора, открыв рот от изумления. Апач-христианин! Апач, читающий Слово Божье! Поразительно! Она готова была и дальше охать от удивления, но вдруг яркое воспоминание пронзило ее разум: Библия, которую она нашла у Четана! Она прямо увидела, как достает ее из сумки в их «типи» и как перелистывает титульный лист, после чего появляется имя ее отца.

Одна мучительная мысль пронзила вдруг ее разум: могла ли у Четана быть Библия по той же причине, как и у этого апача-христианина? Мог ли Четан тоже быть верующим? Значит ли, что это мог быть вовсе не военный трофей? Но если это так, то… ее вина перед Четаном становится в сотни раз сильнее!!!

Эти мысли так сильно поразили девушку, что привели ее к мгновенному отчаянию. Она поспешно отвернулась, немало испугав доброго пастора разительной переменой на лице.

— Анита, дорогая! Что случилось? — кинулся он к ней, и девушке пришлось поспешно взять себя в руки.

— Это моя старая боль… Я до сих пор не могу забыть человека, который умер по моей вине… Простите, пастор. Разрешите мне побыть одной…

Стен с пониманием кивнул и поднялся со стула, чтобы уйти, но потом обернулся и напутственно сказал:

— Самое главное, Анита, не забывайте: Бог уже простил вас! Простите и вы себя тоже!

Когда Анита утвердительно кивнула, пастор покинул ее комнату.

Она предалась тоске и долго молилась. Давно у нее не было таких мучительных эмоций. Но, в конце концов, она взяла себя в руки и твердо решила: она с еще большим рвением начнет служить людям, чтобы исполнить волю Господа на этой земле.

Через пару дней она сообщила Стену о своем большом желании посетить поселок индейцев, в котором проживал удивительный апач-христианин.

— Я хочу лично вручить ему несколько книг и помолиться вместе! — решительно заявила Анита. И хотя ее желание было немного рискованным, ведь индейцы не любили вторжения в их личную жизнь, но Стен все-таки согласился, надеясь, что это посещение индейской деревни уменьшит ее душевную боль.

За неделю им удалось собрать немало подарков для апачей в виде продуктов и предметов обихода, и процессия из пяти наездников и одной нагруженной повозки отправилась в путь.

Анита одела светло-серое платье, а на голову обычный чепчик, но перед самым выходом засомневалась. А что, если в этой деревне она встретит тех индейцев, которые были соседями Четана несколько лет назад? Если в ней узнают беглую рабыню, возможно, быть беде. Поразмыслив, она натянула на шею платок, а на голову серую шаль. Ей придется спрятать лицо, чтобы не навлечь проблем. Конечно гостья, скрывающая лицо, может показаться странной и неискренней, но… лучше уж так, чем быть узнанной!

Эти переживания немного отравили предвкушение от путешествия, но Анита старалась усиленно бороться с собой. Это было трудное время для нее. Чувство вины и скорби временами усиливалось, и жизнь казалась бессмысленной и тягостной. Она старалась концентрироваться на том, что будет продолжать спасать людей, но ей было очень непросто сделать даже это.

Сейчас, держась в седле и направляясь к индейскую деревню, она надеялась, что знакомство с индейцем-христианином поможет развеять ее тоску и замотивирует еще больше трудиться ради Бога на этой земле.

Когда процессия подъехала к деревне, их уже ожидали. Разведчики апачей давно все сообщили вождю, и он вышел их встречать. Всадники спрыгнули с лошадей, а Анита отошла назад к повозке.

Дальше пошел обычный обмен любезностями и разговор на диалекте апачей. Анита все это время стояла в стороне, оглядывая толпу индейцев. Знакомых лиц не было, но ей все равно стало немного не по себе. С тех пор, как ее пленили много лет назад, это было ее первое посещение индейской деревни. Как сильно сегодняшние дикари отличались от прежних! В этот раз на их лицах было дружелюбие и улыбки, а тогда ненависть и гнев. Анита почувствовала неприятные ассоциации, и воспоминания хлынули потоком в ее взбудораженный разум. Пленение… Избиения… Смерть Майры… Холод… Голод… Анита вздрогнула и невольно сделала несколько шагов еще ближе к повозке, словно пытаясь спрятаться в ее тени от мрачных воспоминаний.

На нее никто не обращал внимание, и ей стало немного легче. Она попыталась мысленно отвлечься. Итак, она приехала сюда послужить брату во Христе. Кто же он? Она стала осматривать в толпе лица молодых мужчин. Может, вот этот невысокий парень с немного женственным лицом? А может, вон тот, со шрамом на щеке? А может, вот тот, высокий?..

Анита присмотрелась к молодому человеку, который шел к толпе со стороны деревни. Он был довольно высоким и широкоплечим, и его шикарные волосы развевались от быстрой ходьбы. Он показался ей мучительно знакомым, но лица она не могла рассмотреть: он был слишком далеко. А вдруг это кто-то с той старой деревни? Анита испугалась и стремительно отвернулась. Ее не должны узнать!

Стоп! Но на ее лице платок, а голова покрыта тонкой белой шалью, поэтому… ее никто не узнает. Да, что-то она слишком эмоциональна сегодня! Взяв себя в руки, она поглубже вздохнула и решительно повернулась лицом к миру.

Устремив свой взгляд вперед, она снова пробежала по лицам индейцев, а потом… замерла. Четан! Он стоял впереди толпы со скрещенными на груди руками и прищуренным от солнца взглядом смотрел прямо в ее сторону. Анита почувствовала так, словно ее пронзило молнией, и весь мир зашатался. Она схватилась за повозку дрожащей рукой, чувствуя, что сердце готово остановиться. Вдруг это почти замершее сердце начало, наоборот, набирать обороты и кинулось в безудержный пляс, вызывая дрожь во всем теле.

Это призрак? Но призраков, однозначно, не существует! Значит, это Ангел с лицом Четана, сошедший с небес для ее испытания? Анита с трудом подняла руку к лицу и протерла глаза. Поглядев вперед, она опять увидела Четана. Он неотрывно смотрел прямо на нее, словно знал, кто она такая.

— Господи, — зашептала Анита, — что же это происходит? Почему он здесь? Ты прислал его с небес? Но для чего? Может, чтобы я попросила у него прощения? Может, ты даешь мне сверхъестественный шанс поговорить с ним даже после его смерти?

Анита так сильно ушла в себя, что не заметила, как к ней подошел Стен и осторожно тронул ее за плечо. Она вздрогнула и испуганно подняла на него глаза.

— Анита, что с вами? — тихо проговорил он.

— Я… я… я увидела Ангела, — запинаясь пробормотала девушка. Стен понял, что она не шутит и удивленно начал озираться по сторонам, надеясь увидеть того, о ком она говорит. Не увидев никого, кроме толпы индейцев, он вопросительно повернулся снова к ней, но она лихорадочно осматривала окрестности, как будто ища кого-то взглядом. Никого не найдя, она сильно огорчилась, и крупные слезы начали катиться по ее щекам. Стен испугался не на шутку. То, что происходило с Анитой, сильно напоминало серьезный нервный срыв.

Пастор схватил ее за локоть и заставил взобраться в повозку.

— Анита, будьте тут и не выходите. Мы пообщаемся с жителями, раздадим подарки, может, поговорим с нашим братом, кстати, я так и не узнал его имени, но, думаю, теперь можно будет с ним познакомиться поближе… А вы будьте тут. Не волнуйтесь, с нами Господь! Мы скоро вернемся домой!

Усадив ее в углу крытой повозки, Стен вернулся к индейцам и продолжил дружелюбное общение.

Анита вытерла глаза от слез и уткнулась лицом в полусогнутые колени. Ангел Четана исчез! Она не смогла больше увидеть его и потому сильно расплакалась. Так что же это было все-таки? Может, галлюцинации? Может, она потихоньку сходит с ума?

Четан осторожно обошел повозку и стал поодаль. Он увидел темный силуэт молодой женщины, сидящей в глубине, и попытался понять, что же происходит.

Когда менее часа назад деревню облетела весть, что приближается Виквэя (Тот, Кто Приносит) — так индейцы прозвали щедрого Стена Батлера — то Четан тут же поспешил навстречу. И хотя его немного отвлекли по дороге, он успел прийти как раз к тому моменту, когда вождь начал приветственную речь.

Четан особенно не вникал в разговоры, потому что его внимание тут же привлекла белая женщина, обособленно стоящая в стороне около крытой повозки. Она была одета в светлые одежды, но лицо закрыто белым платком, а голова покрыта светлой тканью. Четан сразу же уловил в ней знакомые детали: это однозначно была Кэчина Кими! И хотя он видел ее лишь однажды и в темноте, но ее образ так четко запечатлелся в его голове, что он смог и сейчас узнать ее. Тем более, платок на лице и покрытая голова усиливали сходство. Значит, его предположения были верны — Кэчина Кими имеет прямое отношение к миссионеру Виквэя!

Он смотрел на нее неотрывно, и в какое-то мгновение их взгляды встретились. Дальше она повела себя крайне странно. Она резко пошатнулась и схватилась за повозку руками, потом протерла глаза и снова посмотрела в его сторону. Подошедший Виквэя отвлек ее внимание, а Четан специально растворился в толпе, но старался не сводить с нее глаз. Она снова перевела взгляд с миссионера и начала вдруг блуждать взглядом по толпе. Четан удивился: похоже, она искала ЕГО! Почему? Неужели она узнала его после той ночи? Это же невозможно! Он ничем не отличался от остальных апачей! У нее все-таки есть удивительные способности? Может, она шаманка белых людей? Четану стало не по себе. Он немного отвлекся, а когда посмотрел в сторону Кэчины Кими, ее уже не было.

Четан забеспокоился. Осторожно проскользнув мимо своих соплеменников, он поодаль обошел повозку и заглянул в нее. Кэчина Кими была внутри. Они сидела на полу, и силуэт ее казался печальным. Четан был в недоумении. Эта женщина была неразгаданной тайной и вызывала в нем множество противоречивых чувств: и трепет, и жалость, и удивление, и странное ощущение, что он ее хорошо знает. Кто же она? Шаманка? Дух? Обычная женщина? Особенная женщина?

Кто же ты???

* * *

Анита сидела на своей кровати, немигающим взглядом глядя прямо перед собой. Стен осторожно присел рядом на стул и тихо произнес:

— Анита, что случилось с вами? Расскажите мне, не бойтесь! Я очень хочу вам помочь!

Девушка некоторое время молчала, а потом словно пробудилась от странного сна и с каким-то проблеском надежды посмотрела на пастора.

— Стен, скажите, мертвые могут являться живым людям?

Стен утвердительно кивнул.

— Да, такие случаи описаны в Священном Писании, но что именно случилось у вас?

Анита сделала глубокий вдох.

— Вчера в деревне я встретила… того самого индейского юношу, которого… любила и который умер из-за меня…

Ее голос дрогнул.

— Я, наверное, говорю, как сумасшедшая, но я действительно видела его! Скажите, пастор, это Ангел? Или я схожу с ума?

Анита с надеждой посмотрела на него, надеясь, что он подскажет ей ответ.

Стен немного смутился, потому что не знал, что именно сказать, но потом проговорил:

— Вы знаете, Анита, я действительно очень хочу помочь вам и нахожусь в небольшом тупике. Мне хочется оградить вас от подобных переживаний и посоветовать больше не ездить в деревню, но, в то же время, я понимаю, что идти на поводу у страхов — это тоже не выход. Возможно, вам надо встретиться со своей болью лицом к лицу. Я не исключаю сверхъестественного явления, но это мог быть и обман зрения. Некоторые индейцы могут походить друг на друга, потому что между ними много родственников. Думаю, вам нужно снова попасть в деревню, и всё станет на свои места…

Анита, выслушав Стена, согласилась с ним. Мысль о том, что это все-таки был не Четан, а его какой-нибудь родственник, принесла ей боль. Все-таки она мечтала об Ангеле… Но надо было быть трезвомыслящей и сильной.

Через неделю группа наездников собралась в путь. Анита решила одеться в мужской костюм, чтобы меньше привлекать к себе внимания, а на лицо повязала платок.

В деревне их встретили с меньшим ажиотажем, чем в прошлый раз, но не менее дружелюбно. Анита отделилась от приветственной группы и снова стала в тени повозки. Быстро оббежав взглядом индейцев, Четана или кого-либо, похожего на него, она не заметила. Из груди ее вырвался выдох разочарования: значит, в прошлый раз это была иллюзия! Выждав, когда закончатся вежливые приветствия, Анита подошла к Стену и сказала, что подождет их в нескольких километрах отсюда около реки. Стен хорошо знал это место, поэтому без опасений разрешил ей поехать туда одной. Это была территория местных апачей, а они были не опасны, тем более что Анита сейчас особенно нуждалась в уединении, чтобы преодолеть свою боль.

Девушка взобралась на лошадь и поскакала прочь от деревни. Увидев реку издалека, она спрыгнула с животного и пошла пешком. Ветер норовил сорвать с нее широкополую шляпу, поэтому ей пришлось держать ее одной рукой. Небо было ярко-голубым с редкими, почти прозрачными облаками. Трава шуршала под ногами, потому что была местами уже высохшей, но лошадь то и дело останавливалась у островков зеленой травы, чтобы немного ее пощипать. Анита не противилась и притормаживала вместе с ней, позволяя себе погрузиться в свои грустные думы.

Итак, Четан ей привиделся. Это было, конечно, очень странно, но, наверное, естественно, ведь он был болью ее существования. Ей стало очень тоскливо.

— А я уже размечталась, что смогу через этого Ангела поговорить с тобой… — прошептала Анита, и две одинокие слезинки скатились по ее лицу. Она стянула с себя платок и сделала несколько свободных глубоких вдохов. — Нет! Не буду унывать! Буду сильной!

Сказав эти слова вслух, она ободрилась и стала идти увереннее. Когда до реки оставалось несколько десятков метров, она услышала плеск воды и детский счастливый смех. Оторопев немного, она замерла, а потом догадалась: наверное, индейские ребятишки устроили купание на реке. Она постояла немного в нерешительности, но желание поглазеть на детей превозмогло опасения быть замеченной, и она, привязав лошадь к древовидному кусту, осторожно пошла к реке, вдоль которой расстилался небольшой лесок.

Прячась за листвой, она выглянула на берег реки. Несколько смуглых индейских мальчишек возрастом до десяти лет с разбега прыгали в воду. Им было так весело, что Анита невольно заулыбалась. Беззаботные забавы этих детей напомнили ей счастливые дни, проведенные со своими родителями. Около их поселка тоже была река. И иногда они тоже плескались в воде. Это было счастливое время…

Анита просидела так почти полчаса и уже было собралась идти обратно, как вдруг услышала чей-то громкий выкрик:

— Четан! Четан!

Анита сильно вздрогнула. Повернув голову в сторону, откуда доносился крик, она увидела идущего вдоль берега… Четана! Он был оголен по пояс, а с длинных волос стекала вода: видимо, он только что и сам был в реке. Анита смотрела на него ошеломленным взглядом и не могла сделать ни единого вдоха. Это был точно он! То же самое красивое смуглое лицо, мускулистое тело, длинные черные волосы — это был Четан, реальный и живой!

Наконец, Анита смогла сделать вдох. Ее сердце стучало так громко, что, казалось, готово было ее оглушить.

— Четан! Четан! — снова послышался тот же крик, и парень остановился. Вдогонку к нему бежала потрясающе красивая индейская девушка и задорно махала ему рукой. Ее две длинные черные косы и вышитое орнаментами платье делало ее похожей на диковинную принцессу. Четан улыбнулся и что-то выкрикнул ей в ответ на диалекте апачей. Она засмеялась, обнажив белоснежные зубы, и что-то певуче ответила ему.

Они выглядели такими счастливыми и такими прекрасными, что Анита невольно почувствовала едкую зависть и опустошение.

Это не был призрак и не был Ангел, это был живой человек!

Четан ЖИВ! Как это возможно? Может, солдаты Джона Бернса обманули его и не убили пленника? Возможно! Значит, он действительно ЖИВ!!!

Радость от осознания этого факта наполнила Аниту так сильно, что перекрыла любую боль. Четан жив! Четан жив!!!

Он и его спутница подошли к ребятишкам, а те гурьбой ринулись к ним. Анита еще никогда не видела Четана таким улыбающимся. С нею он был всегда другим: и суровым, и серьезным, и задумчивым. Иногда на его губах мелькала полуулыбка, но это было незначительно и мимолетно. А потом — боль! Когда он стоял перед нею на коленях, на его лице была непередаваемая боль! Аните стало точно также больно, как и ему тогда. Но слез не было. Только горькое и глубокое опустошение в груди…

А теперь, чудом спасшийся, он был по-настоящему счастлив здесь с этой милой девушкой. Руки Аниты дрожали, а в горле застрял болезненный комок. Еще совсем недавно больше всего на свете она мечтала увидеть его и попросить у него прощения. Это была несбыточная мечта, нереальная, но невероятно желанная. И вот теперь, когда он оказался чудом живым и здоровым, она снова не могла осуществить свою мечту. Если она сейчас появится, он снова станет несчастным. Нет! Ни за что! Ей достаточно знать, что он — жив, а остальное — не столь важно. Пусть будет счастлив! Это самое главное!

Пошатываясь от навалившейся неожиданно слабости, Анита осторожно поднялась на ноги. Она хотела тихонько покинуть это место, но вдруг сухая ветка предательски хрустнула под ее ногами, и Четан резко вздрогнул. Анита испуганно замерла, видя, что он повернул голову в ее сторону, а потом со всех ног бросилась прочь. Ветки деревьев больно били ее по лицу, а колени, как специально, казались ватными от стресса. В какое-то мгновение Анита обернулась и увидела, что Четан уже в паре десятков метров от нее. Ужас объял ее. Он не должен ее догнать!

Она выскочила в поле и снова обернулась. Четан был еще ближе! Анита попыталась усилить бег. Резко налетел ветер и сорвал с ее головы мужскую шляпу. Заколка не выдержала интенсивного бега и, сломавшись, освободила копну ее длинных темных волос, которые тут же волнами рассыпались по плечам.

Четан, преследовавший незнакомого бледнолицего мужчину, очень удивился, когда тот оказался женщиной! Это меняло дело, и он спрятал заготовленный нож. Женщина подскочила к своей лошади и, довольно ловко запрыгнув на нее, стремительно ускакала прочь. Четан остановился, тяжело дыша и провожая взглядом подозрительную бледнолицую. Кто она? Почему разгуливает на территории его племени?

Но, когда он вернулся в деревню и узнал, что снова приезжал Виквэя, одна удивительная догадка пронзила его сердце. Неужели этой женщиной была Кэчина Кими? Она следила за ним? Но почему? И как она смогла его найти? Она действительно шаманка? Четана объял трепет. Он долго не мог уснуть, прокручивая в голове момент, когда бежал за ней. Он не смог разглядеть ее лица, но оценил ее прыть и скорость бега.

«Кэчина Кими… Неужели ты действительно следишь за мной? — размышлял он, — я хочу посмотреть тебе в глаза! Я хочу узнать тебя!!!»

Его сердце снова зажглось огнем. Эта удивительная женщина все больше влекла его, так что он не мог больше ждать. Он решил с завтрашнего дня снова отправиться на ферму.

***

Раннее утро встретило Четана как раз напротив фермерских построек. Появившиеся во дворе жители казались довольно маленькими издалека, поэтому незамеченным подобраться ближе было не очень просто. Около домов совсем не было кустов или деревьев, да и сами постройки так кучно стояли друг с другом, что заниматься слежкой длительное время можно было только отсюда.

Почему он не вышел к ним открыто? Потому что Кэчина Кими явно пряталась от всех незнакомых людей, не желая раскрывать свою личность. Если он открыто покажется на ферме, то, наверняка, ее вообще не увидит. Поэтому он ждал. Ждал ее появления. Начали просыпаться жители и сновать туда-сюда по своим делам. Вскоре появилась женщина. Четан напрягся, но потом расслабился: это была не та, кого он ждал. Походка женщины была немного тяжелой. Она отличалась от походки Кэчины Кими. Четан уже знал, что на ферме живет всего две женщины. Значит, вторая — это ОНА!

Он просидел еще больше часа, как, наконец-то, появилась вторая женщина. Четан подался вперед и напряг зрение. Она направилась в конюшню, потом вернулась в дом и начала выносить из дома одеяла, вытряхивая их и развешивая для просушки на улице.

Он не мог рассмотреть ее лица: было слишком далеко. Четан никак не мог придумать, как же ему приблизиться к ней, чтобы не спугнуть.

Вдруг его внимание привлек какой-то переполох, случившийся во дворе. Вышел Стен (Четан узнал его) и что-то сообщил жителям, после чего все дружно направились в дом, где находился его кабинет. Когда во дворе никого не осталось, Четан мгновенно сорвался с места и бросился к постройкам. Меньше, чем за минуту, он преодолел все расстояние до фермы и присел под окном пасторского кабинета. И хотя слышимость была приглушенная, его острый слух свободно ловил почти каждое слово.

Стен начал обсуждать следующую их ночную вылазку для спасения большой партии рабов. Четан отметил про себя, что его догадка о причастности Стена к Кэчине Кими нашла абсолютное подтверждение. Вылазку спланировали на нынешнюю ночь. Четан тут же принял решение следовать за ними под покровом ночи.

Весь день он наблюдал за их приготовлениями, пожевывая «пиммикан» — индейское сушеное мясо, и с наступлением сумерек приготовился в путь.

Стен и шесть его спутников легко нашли ночной лагерь мексиканцев, расположившийся недалеко от Долины Ручьев. Все участники четко знали, что им делать. Они должны были незаметно подобраться к лагерю, а ловкач-китаец умелым движением подбросил бы связку токсичных растений прямо в костер.

На сей раз мексиканцев было значительно больше, и Стен забеспокоился, что дым не сможет воздействовать на всех. Решили использовать двойную порцию листьев, а также бросать по сторонам лагеря подожженные пучки этого растения. Конечно, была опасность, что пленники тоже наглотаются дыма и тогда их придется переносить на своих руках, но выбора все равно не было. Ситуация была слишком опасной.

Решили, что освобождать пленников пойдут Анита и Джонни, а остальные будут следить за их безопасностью и принимать освобожденных индейцев.

Ближе к полуночи они начали действовать. Подожженные пучки сильно дымили, и мексиканцы начали падать. Те, кто еще держался в сознании, начали беспорядочно стрелять в темноте, угрожая попасть по своим же. Анита испуганно прижалась к земле. На сей раз все действительно было как-то особенно страшно и сложно. Некоторые мексиканцы быстро начали одевать платки на лица, чтобы избежать воздействия дыма, и убегали в стороны, надеясь залечь в укрытии и оттуда поразить всякого, кто приблизиться к пленникам.

Стен понял, что выходить пока нельзя.

— Они хорошо подготовились, — прошептал он, — давайте закинем еще несколько пучков в места их предположительного залегания, а Ли Цзин достанет снотворные иглы.

Когда в лагере, наконец, воцарилась тишина, Стен дал знак команде, и они начали ползком пробираться к пленникам.

— Анита, — прошептал он, — на сей раз я сам потушу костер…

— Нет, пастор, — ответила она, — это мое дело! Я надеюсь на Бога, поэтому не волнуйтесь. Я хочу продолжать поддерживать нашу легенду, чтобы мексиканцы и прочие работорговцы начали бояться творить свои черные дела. Я буду очень осторожна!

Стен нехотя согласился, а девушка, резко вскочив на ноги, подбежала к тлеющему костру и плеснула в него воды. Послышалось шипение, и испаряющаяся вода столбом взметнулась в небо.

Вдруг черная фигура резко появилась в темноте, и чьи-то грубые руки схватили Аниту и закрыли ей рот. Тут же послышалась возня и со стороны ее спутников: на них тоже напали. Звуки борьбы и тихие стоны огласили тишину ночи.

Четан, который уже более получаса наблюдал за происходящим, сразу все понял. Нападавших было шестеро, но они были весьма искусны, а в команде Кэчины Кими таких было только пара человек. Четан, обладая поразительной силой и ловкостью, поражал мексиканцев одного за другим. Когда ряды врагов заметно поредели, Четан бросился искать Кэчину Кими, но ее нигде не было. Все внутри него похолодело. В суматохе он не обратил внимание, что же именно произошло с ней.

Тут ему на помощь пришла луна, резко выплывшая из-за туч в нужный момент и хорошо осветившая местность. На вершине холма он заметил удаляющегося всадника и понял: Кэчину Кими похитили!

Вскочив на своего черного мустанга, он, как ветер, устремился вдогонку.

Почти час он преследовал своего противника. Его мустанг начал серьезно сдавать. Но расстояние между ними все время сокращалось, потому что лошадь мексиканца везла не одного человека, а двоих.

Четан очень волновался за женщину. Он даже не мог понять, чем она ему так запала в душу. Возможно, это была просто его большая благодарность.

— Господь, — помолился он, — помоги мне спасти ее!

И в это же мгновение лошадь противника споткнулась и повредила ногу. Наездники слетели с седла.

Четан в три прыжка одолел расстояние между ними и одним движением руки уложил мексиканца, не успевшего опомниться от падения. Быстро разоружив притихшего противника, он наклонился над Кэчиной Кими, пытаясь привести ее в чувство.

С её головы слетело покрывало, но пол-лица все равно были закрыты черным платком. Первым порывом его было снять платок, чтобы она могла свободно дышать, но Четан остановился. Кэчина Кими явно не желала, чтобы кто-то видел ее лицо. Он не имел права срывать с нее покрытие.

Глубоко вздохнув, чтобы преодолеть невольное разочарование, Четан поднял ее на руки. Взобравшись на уставшего мустанга, он проехал достаточное расстояние, чтобы оказаться на безопасной территории, и остановил коня. Его четвероногий спутник нуждался в отдыхе. Четан оставил его отдыхать, а сам уложил Кэчину Кими на ложе траву.

…Легкая дымка рассвета начала появляться на горизонте, когда Анита пришла в себя. Ей было холодно, поэтому она вздрогнула и поежилась. Приоткрыв глаза, она несколько мгновений пыталась понять, где же находится. Над головой высилось темное небо, усеянное бледными звездами, но дымка утреннего света уже начала подавлять таинственный свет ночных светил. Услышав треск, она резко повернула голову в сторону. В паре метров от нее горел небольшой костер, который то и дело громко потрескивал, выдавая небольшие порции тепла. Около костра сидел… Четан! Он дремал, поэтому не заметил, что Анита проснулась.

Девушка шокированно уставилась на него, совершенно не понимая, как он здесь оказался. Последними воспоминаниями были… чьи-то грубые руки, которые схватили ее и так придушили, что она потеряла сознание. Но ведь это не мог быть Четан, правда?

Стоп! Он ведь не должен с нею встречаться, не должен!!!

Анита стремительно протянула руки к лицу, но поняв, что платок по-прежнему на ней, и лицо ее скрыто, почувствовала облегчение. Она осторожно присела, стараясь не издавать ни шороха. Немного кружилась голова и болела шея в том месте, где похититель сжал ее. Но Четан… как он оказался здесь?

Анита снова посмотрела на индейца, и сердце ее заколотилось с удвоенной силой. Он сейчас был так близко, что можно было дотянуться рукой. Она блуждала взглядом по знакомому, необычайно красивому лицу, по длинным черным волосам, ниспадающим на плечи на грудь, разглядывала мускулистые сильные руки, которые когда-то протягивали ей ягоды и играли для нее на флейте, и чувствовала, как возвратившаяся вина перед ним начинает наползать на нее. Почему она позволила ужасному греху ненависти победить ее? Почему она была так жестока и не простила даже тогда, когда он стоял перед ней на коленях? Его били из-за ее жестокости и непрощения!

Анита чувствовала, что сильная горечь, о которой она уже позабыла, возвращается в ее душу. Из ее горла вырвался мучительный стон, и Четан резко открыл глаза.

Несколько мгновений понадобилось ему на то, чтобы осознать: Кэчина Кими сидит прямо перед ним и беззвучно плачет. Крупные слезы стекали с ее глаз и растворялись на поверхности черного платка. Несмотря на утреннюю темень, он мог видеть эти слезы, потому что они блестели в пламени костра, как капельки росы.

— Кэчина Кими… — пробормотал он изумленно, но не смог двинуться с места. Его трепет перед ее таинственной личностью был еще очень велик в душе, однако прямо сейчас перед ним сидел не Таинственный Дух, а несчастная маленькая женщина…

— Кэчина Кими, — вновь проговорил он, — не плачь… Я спас тебя! У тебя все будет хорошо!..

От звука его голоса Анита сильно вздрогнула и испуганно посмотрела ему в лицо. Узнал ли он ее? Похоже, что нет…

Ей было удивительно слышать, как хорошо он говорит по-английски. Он научился ему за эти прошедшие годы?

Лицо Четана выглядело таким сострадательным, что ей стало еще хуже. «Какой же ты хороший, Четан! — вскричала она сама в себе. — А я предала тебя! Я забыла все твои благодеяния и отдала тебя на растерзание врагам! Я недостойна того, чтобы ты меня спасал!!!».

Четан не знал, что делать, поэтому просто сидел на месте и нервничал. Наконец, он закрыл глаза и тихо обратился к Господу:

— Иисус! Помоги ей! Утешь ее, потому что я не могу! Иисус!

Анита почувствовала резкое облегчение и смогла взять себя в руки. Горечь уменьшилась, боль утихла. Взглянув на Четана, она увидела, что его лицо было полно света, надежды и искренности.

«Он потрясающий!» — невольно среагировало ее сердце, но трезвый разум жестко парировал:

«Но ему не стоит знать о том, кто ты такая. Ты увидела, что он счастлив жить среди своего народа, поэтому не нужно рушить это счастье, напоминая о предательстве беглой рабыни. К тому же, возможно, он тебя не простил, и, узнав твою настоящую личность, возненавидит тебя еще больше. Не будь эгоисткой. Позволь ему жить на этой земле без тебя!».

Эти мысли были очень болезненны, но справедливы в ее глазах. Она сделала вдох поглубже, но посмотреть на Четана все не решалась. Он первым нарушил неловкое бездействие, подав ей жестяную флягу с водой. Когда она брала из его рук воду, ее ладони заметно дрожали: невероятная близость Четана после стольких лет его мнимой смерти приводила в трепет.

Четан трепетал не меньше. Он уже много раз видел, что Кэчина Кими — это самая обычная девушка, но появившееся однажды в нем глубокое чувство уважения и влечения к ней никак не уходило из его души. Это казалось странным, но он не мог противиться сам себе, да и не пытался. Он ХОТЕЛ помогать ей! А еще больше он хотел узнать, кто же она на самом деле.

Анита сделала несколько глотков из фляги и успокоилась окончательно. Вокруг еще больше посветлело, и Анита снова посмотрела Четану в лицо, а он замер от странного чувства, что эти глаза — его судьба! Такие знакомые и такие… родные! В них плескались море боли и бездна печали. Четан не мог пошевелиться и отвести взгляда. Кэчина Кими действительно была не совсем человеком! Она Ангел? При виде нее у парня просто переворачивалось все в душе…

Наконец, не выдержав бури собственных эмоций, он опустил взгляд в землю и удивленно взглянул в глубину своей взволнованной души. «Что со мной? — подумал он удивленно. — Почему я теряю самообладание рядом с ней? Она очень особенная! Очень!..»

Анита тоже попыталась унять свое колотящееся сердце. От него нужно бежать, пока он ее не узнал! Он не должен узнать, не должен!!!

Несколько минут они сидели молча и успокаивались. Наконец, Анита тихо и немного дрожащим голосом спросила:

— Поч-чему мы здесь? Ч-что случилось?

Четан быстро взял себя в руки и постарался стать максимально бесстрастным.

— Когда ты и твои люди пытались освободить пленных, на вас напали, и я вам помог… — просто ответил он.

Анита удивилась.

— Но почему ты оказался рядом?

Четан ответил не сразу. Он не знал, быть ли ему до конца откровенным или нет, но потом все-таки произнес:

— Я следил за вами еще с фермы…

— Что?!! — воскликнула Анита и инстинктивно схватилась за свой платок на лице. Он видел ее на ферме? Может, он уже все знает? Девушка начала паниковать. Если он вдруг прямо спросит, она ли это, что ей делать? Как быть?

Анита от нервозности резко поднялась на ноги и вдруг сказала:

— Я… я хочу на ферму… Отвези меня, пожалуйста…

Четан тоже встал во весь рост. Кэчина Кими была странной. Сейчас она выглядела оченьиспуганной. Но почему?

— Мой конь должен еще немного отдохнуть, потому что я слишком быстро преследовал твоего похитителя. Мы выедем на рассвете, — наконец, проговорил Четан и снова присел на землю и костра.

Анита тоже села. Она так сильно волновалась, что у нее подрагивали руки. Он может узнать ее в любой момент! Платок на лице — это слишком слабое прикрытие.

Девушка посмотрела в небо. Утро окрашивало горизонт все в более яркие цвета. Скоро, очень скоро дневной свет позволит Четану хорошенько ее рассмотреть, и тогда… Что будет тогда? Катастрофа?

Четан смотрел на нее с жалостью. Почему она так страдает? Почему ей так больно?

Чтобы хоть как-то разрядить тяжелую обстановку, он решил немного с ней поговорить. И хотя он по жизни был очень немногословным и сдержанным, сейчас он готов был делать даже непривычные для себя вещи, чтобы помочь Кэчине Кими — удивительной таинственной девушке, от имени которой трепетали племена во всей округе.

— Кэчина Кими, — обратился он к ней приглушенно, — я давно хотел сказать тебе, что очень благодарен за спасение моих соплеменников!

Анита нерешительно подняла на него глаза. Он выглядел таким торжественным, когда говорил это! «Как он все-таки отлично говорит по-английски!» — подумала она и вдруг, неожиданно даже для себя самой, произнесла:

— Давно ли ты говоришь на моем языке?

Он задумался, что-то, видимо считая, а потом ответил:

— Если по летоисчислению белых людей, то с тринадцати лет…

«Что, с тринадцати??? — изумилась Анита. — Значит тогда и в Долине Холмов и в ее рабстве он… понимал ее??? Но… но почему он это скрыл? Почему никогда не заговаривал с ней, почему???».

Аните стало печально. Он не хотел с ней общаться? Он считал недостойным общаться с рабыней? Он не доверял ей? Она изумленно посмотрела в его лицо, а Четан смутился от ее очередного странного взгляда. Какая она непредсказуемая и загадочная! Исполнившись непонимания и печали, Анита вдруг выпалила:

— Скажи, ты так сильно ненавидишь бледнолицых?

Четан замер от неожиданного и прямолинейного вопроса и несколько мгновений не знал, что ей сказать.

— Я раньше ненавидел, — наконец проговорил он, — но женщина, которую я люблю, помогла мне избавиться от этой ненависти…

Женщина, которую он любит?..

Перед глазами мгновенно возник образ прекрасной индианки с двумя черными косами, которая со счастливой улыбкой смотрела на Четана, а он отвечал ей тем же. Женщина, которую он любит…

«А чего ты ожидала? — взорвался внутри нее решительный, но жесткий голос. — Убежала из деревни, предала его безбожно, фактически отдала на поругание врагам, а теперь смеешь на что-то рассчитывать? Ты должна ему поклониться до земли за то, что он вообще способен иметь дело с бледнолицыми после того, что ты натворила! Держи себя в руках и не позорь свое нынешнее имя — Кэчина Кими! Лучше будь для него достойной Кэчиной Кими, чем ничтожной предательницей Анитой!». Эти мысли смирили ее. Но в разуме вертелся последний вопрос. Она не понимала, зачем ей это знать, но все-таки задала его:

— Как зовут ту женщину, которую ты любишь?

Четан действительно удивился ее вопросу, но потом неожиданно улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, и тихо произнес:

— Я называю ее Табо — Маленький Кролик…

Эти слова звучали так нежно, что у Аниты все перевернулось внутри. Ее сердце пронзила острая боль. Он так сильно любит ее! А она так завидует ей, что сил не терпеть!!! Анита опустила глаза, а потом подавленно произнесла:

— Я отойду в сторону. Мне нужно поговорить с моим Богом…

И, не дожидаясь ответа, поднялась на ноги, прошла с десяток метров, а потом опустилась на колени в траву. Она с опустошением в душе обратилась к Тому, Кто Единственный мог в тот момент утешить ее разбитое сердце.

— Господи, — произнесла она приглушенно, чувствуя, что в душе разливается окончательное опустошение, — мне так плохо! Я знаю, что во всем виновата сама! Я знаю, что мне не на что жаловаться, но… — она замолчала, чувствуя, что горло сжалось от горечи, — я чувствуя себя ничтожеством!!! — Боже! Я устала жить!!!

Последние слова она выпалила слишком громко, и Четан встрепенулся. Его острый слух, которому позавидовала бы любая дикая кошка, уловил ее отчаянный возглас: «Я устала жить!!!».

Парень вздрогнул от глубины боли и ее страдания, которые он услышал в этих страшных словах. Он изумленно посмотрел на Кэчину Кими, силуэт которой казался высеченным из камня на фоне восходящего солнца. Почему эта удивительная таинственная женщина не хочет жить?

Вдруг в его памяти всплыли свои собственные трагические воспоминания. Он тоже не хотел жить после того, как обидел свою Табо… Он столько лет не мог простить себя и жизнью своей действительно не дорожил. Может, она переживает что-либо подобное?

До его слуха донеслись другие ее слова:

— Иисус! Господь Иисус! Я так виновата!!! Дай мне сил!..

Четан взволнованно встал на ноги. Она тоже верит в Иисуса! Кэчина Кими — христианка? От этого она стала ему еще роднее.

Он подбежал к ней, тяжело дыша, и остановился прямо за ее спиною.

— Кэчина Кими! — выпалил он взволнованно, даже не пытаясь, как обычно, спрятать свои эмоции под маской бесстрастности. — Иисус простил тебя! Я не знаю, почему ты страдаешь, но хочу сказать: живи! Если ты виновна перед кем-то, попроси у него прощения и прими прощение Божие. Если этот человек далеко, просто помолись Иисусу и отдай Ему свою боль. Я могу помолиться вместе с тобой!

Анита изумленно и затаив дыхание слушала его поразительные слова. Это говорит Четан? Невероятно! Он говорит, как настоящий христианин!

Она поднялась на ноги и с изумлением повернулась к нему. Он выглядел необычайно взволнованным! Анита едва узнавала его.

— Кэчина Кими! Я… я верю в единого Бога! Он всегда помогал мне! И Он хочет помочь тебе, ведь ты тоже в Него веришь! Давай молиться вместе!

И не дожидаясь ее ответа, он резко опустился на колени, поднял руки к небесам, закрыл глаза и начал горячо взывать к Иисусу на языке своего народа.

Шокированная Анита не сводила с него глаз. Четан молится Богу? Он действительно христианин? Не может быть! Но… ведь он индеец, он воин… Как же он может быть воином, убивать людей и при этом быть христианином?

На лице Четана отражалась масса эмоций, и даже это было удивительным зрелищем. В прошлом он был зажат и тщательно скрывал эмоции, как того требовал индейский кодекс чести, но сейчас… сейчас, перед Всевышним, он был открыт, как дитя. Анита почувствовала еще больший укор совести. «А я предала его… — подумала она снова с большой болью. — Нам лучше расстаться как можно скорее…»

И хотя это решение казалось ей совершенно справедливым, но причиняло огромную боль. Он был так близок, что ей безумно хотелось сорвать с себя маску, упасть на колени и попросить прощения. Но лицо красивой индианки, его «любимой женщины», стояло перед ее глазами и не давало возможность отдаться желанию сердца.

Анита тихо прошептала:

— Прости меня, Четан, прости! Будь счастлив! Я… отпускаю тебя…

Он не слышал ее, да и она сама не хотела, чтобы он об этом знал. Просто попрощалась с ним сама в себе. Навсегда.

Четан поднялся с колен через несколько минут, и глаза его светились торжеством. Он посмотрел на Кэчину Кими и широко ей улыбнулся.

— Кэчина Кими! — радостно проговорил он. — Все у тебя будет хорошо! Иисус позаботится о тебе! Не грусти! Я буду защищать тебя!

Анита удивленно посмотрела на него. Что он имеет в виду под словом «защищать»? Они ведь расстанутся по приезду на ферму, и он отправится к своей «любимой женщине». Радостное лицо Четана причиняло Аните только боль, поэтому она смущенно попросила его поскорее отвезти ее домой.

Когда он, уже сидя на мустанге, протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на коня, Анита смутилась. Мысль о том, что она сейчас поедет фактически в его объятиях, вызывала естественное волнение. Но другого варианта не было, поэтому она покорно подала свою руку, и Четан быстро подтянул ее наверх.

Они помчались вперед довольно быстро. Анита чувствовала, как его волосы скользят по ее плечам, ощущала уникальный аромат трав, исходящий из особого мешочка, висящего на его шее, и ее сердце трепетно сжималось. Еще пару часов, и они расстанутся также стремительно, как и встретились. И вообще, он не принадлежит ей, поэтому весь свой трепет ей нужно нещадно искоренять.

Забудь о нем! Эта встреча не должна была произойти!..

Ферма встретила их тишиной. Анита занервничала, но поспешила спрыгнуть с мустанга и, повернувшись к Четану, смущенно пробормотала:

— Спасибо, что спас меня. Я… пойду…

И стремительно убежала прочь, не дав ему сказать ни слова. Четан смотрел ей вслед со смешанным чувством печали и тревоги. Мустанг пританцовывал на месте, желая отправиться в путь, и Четану приходилось сдерживать его на месте, потому что он еще не решил, как же ему поступить. Отчуждение и неясные страдания Кэчины Кими говорили ему о том, что здесь ему не место. Но все его сердце требовало остаться и помочь ей. Нужно ли оставаться? Угодно ли это Богу? В конце концов, Четан, откинув назад непослушную прядь волос, развернул мустанга и поскакал в сторону своей деревни. Он решил предупредить жителей своей деревни, что будет отсутствовать какое-то время.

«Я побуду рядом немного, — окончательно решил он, — ведь то, что произошло вчера, скорее всего повторится снова. Я должен защитить ее. А потом я уйду, и тогда мое сердце будет спокойно. Господи, помоги мне!».

Дернув за поводья, он ускорил бег мустанга, чтобы вернуться на ферму как можно скорее.

***

Анита с ужасом смотрела на длинноволосого молодого человека в белой легкой рубахе и длинных индейских штанах. Он усердно и с явным удовольствием очищал гривы фермерских лошадей от налипшей на них грязи. Анита замерла посреди фермы, как изваяние, и не могла сдвинуться с места.

Это был Четан! Его черные волосы блестели на солнце не хуже грив лошадей, а белая рубаха оттеняла лицо и руки, отчего кожа парня казалась еще более смуглой. «Что он тут делает???» — взвыла Анита внутри себя, а Четан словно почувствовал, что кто-то наблюдает за ним, и резко обернулся.

Анита бросила на землю корыто с вещами, которое несла, и стремглав бросилась обратно в дом, как будто увидела привидение. Уже в коридоре фермы она налетела на Джонни Монро и едва не сбила его с ног.

— Анита, что с вами? — изумленно начал он, но девушка скоропалительно зажала ему рот рукой.

— Молчи! — взволнованно зашипела она. — Не называй моего имени!

Джонни округлил голубые глаза, а потом смиренно кивнул.

Анита убрала руку от его лица и с трепетом спросила:

— Этот… индеец… он… почему он на ферме? Почему он ухаживает за нашими лошадьми???

Джонни сразу понял, о ком идет речь, потому что, кроме Четана, на ферме не было ни одного индейца.

— А, ты про Четана? — с широкой улыбкой проговорил Джонни. — Так он же наш брат! Это тот самый апач-христианин, о котором мы тебе рассказывали!

Анита изумленно замерла. Значит, Четан и есть тот самый поразительный христианин, который так сильно покорил сердца жителей фермы своей искренней верой в Иисуса? Она вспомнила его коленопреклоненную молитву в прерии, и все стало на свои места.

Анита вдруг поняла, что на самом деле очень мало знает о нем. Он поражал ее воображение все больше.

Послышались шаги со стороны входной двери, и Анита вся сжалась. Она начала панически оглядываться вокруг, решая, куда ей сбежать, но в дверях появился не Четан, а пастор Стен Батлер, и Анита облегченно выдохнула.

— Пастор, — взволнованно проговорила она, — мне нужно срочно с вами поговорить!

В кабинете Стена Анита села на стул без вежливостей и условностей, хотя раньше всегда старалась их максимально соблюдать. Стен был заинтригован ее поведением и готовился внимательно выслушать.

Анита некоторое время нервно теребила края своего белого фартука, не решаясь быть до конца откровенной. Но в этой ситуации скрывать что-либо было бессмысленно, поэтому девушка решила выложить всю правду: то, как она случайно встретила Четана в деревне и приняла его за Ангела, ведь была уверена, что он мертв; то, что она видела его вместе с молодой индианкой у реки и что это его «любимая женщина»; то, что именно Четан спас ее накануне от рук мексиканца и то, что она решила во что бы то ни стало скрыть от него свою настоящую личность.

— Я не могу сказать ему, что я — Анита, потому что… потому что я не хочу вмешиваться в его жизнь после того, как я с ним поступила, — девушка смущенно опустила лицо, продолжая нервно теребить фартук, — это будет лучше для нас всех, но… но он здесь! Почему он здесь, пастор????

Анита посмотрела на Стена несчастным взглядом и, когда увидела на его лице снисходительную полуулыбку, снова смущенно опустила голову.

— Анита, — наконец проговорил пастор-фермер, и голос его прозвучал по-отечески мягко, — я, конечно, не вправе на вас давить, но совет дать обязан: будет лучше, если вы открыто признаетесь ему, кто вы, и попросите у него прощения, чтобы груз с вашей души ушел навсегда. Мы — дети Света… Бог есть Свет, и нет в Нем никакой тьмы!..

Анита нервно заерзала на стуле, чувствуя, что совершенно не готова следовать этому хорошему христианскому совету.

— Но пастор, — наконец, промолвила она неуверенно, — я ведь действительно не хочу вмешиваться в его личную жизнь. У него есть женщина, которую он любит, а если снова появлюсь я, вдруг… вдруг ему это помешает…

Анита запнулась, чувствуя, что ее смущение растет с каждой минутой.

— Почему вы думаете, что открытие вашей настоящей личности помешает его личной жизни? Вы считаете, что Четан, так же, как и вы, испытывал к вам какие-то чувства?

Лицо Аниты залилось краской. Неужели ей придется признаться, что в ту последнюю ночь в рабстве Четан ее поцеловал? Этот факт Анита все это время тщательно скрывала.

— Я не уверена, но, думаю, что я ему тоже нравилась… — с трудом проговорила Анита и опустила порозовевшее лицо еще ниже.

Стен улыбнулся, а потом сделал глубокий вдох.

— Анита, — серьезно сказал он, — если этот парень действительно испытывал к вам чувства, вам тем более нужно быть с ним откровенной! Ведь в таком случае ваш побег из деревни, а потом ваше непрощение по отношению к нему могли его серьезно ранить. Старые раны нужно залечивать!..

Анита горестно вздохнула, чувствуя, что ноша откровенности для нее невыносимо тяжела.

— Но пастор, — произнесла Анита, подняв на Стена полные страха глаза, — если я ранила его, то мое признание заставит его ненавидеть меня…

Голос ее дрогнул. Стен понял, что Анита совсем не готова быть искренней. Возможно, нужно дать ей время!

— Я не давлю на вас, — вздыхая проговорил он, — просто прошу: молитесь Господу, чтобы победить всякий страх. Однако, прямо сейчас вы находитесь в несколько затруднительной ситуации, ведь Четан с самого утра явился ко мне и попросил разрешения пожить на ферме некоторое время. Я не имею никакого права ему отказать. Во-первых, он нуждается в христианском общении, ведь много лет его совсем не имел. Во-вторых, я не хочу его обидеть безосновательным отвержением, потому что, при кажущейся невозмутимости, мне он кажется довольно чувствительным и ранимым человеком. В-третьих, мы по-настоящему ему обязаны! Именно он пришел к нам на помощь при неожиданном отпоре мексиканцев, да и вы сама в порядке сейчас только благодаря ему. Поэтому, он отныне будет жить с нами…

Анита отрешенно смотрела в пустоту, чувствуя себя в ловушке. Неужели уйти придется ей?.. Эта мысль вызвала у нее панику. Ферма стала ей таким прекрасным домом, что покинуть ее означало расстаться с важнейшим местом на всей земле! Нет, она не может уйти! Ей некуда иди и не к кому…

— Ладно, — наконец, пробормотала Анита, — я буду думать… Но, пастор, прошу вас, попросите всех наших людей не называть моего имени… Мне… мне нужно еще немного времени…

Анита последние слова выдохнула с трудом.

Пастор встал, подошел к ней и ободряюще похлопал ее по плечу.

— Не волнуйтесь, — проговорил он, — будем молиться Господу, и Он нам поможет. Верьте в лучшее, благословляйте и себя, и вашего друга, и Бог вмешается в вашу ситуацию! Я попрошу всех не называть вас Анитой, но вы должны понимать, что от случайностей и элементарной забывчивости не застрахован никто…

Анита понимающе кивнула. Они вместе помолились и отдали эту проблему Богу. Анита вернулась в свою комнату очень удрученной и подавленной. «Неужели мне придется ему признаться?» — со страхом подумала она, а потом устало тряхнула головой. Она плюхнулась на свою грубую кровать, чувствуя полное бессилие. Как ей теперь выходить во двор фермы? Как обедать со всеми в столовой? Как посещать общие молитвенные служения, устраиваемые пастором Батлером каждое воскресение? Она печально взглянула на лежащие на стуле платки. Взяв платок белого цвета, она завязала им пол-лица и посмотрела в маленькое зеркало. Это выглядело странно и глупо. Женщине в светлом платье, белом фартуке и белом чепчике никак не подходил платок на лице, завязанный на ковбойский манер. Но разве у нее был выбор? Нужно решить: или она признается Четану во всем, или уедет отсюда или же будет позорить себя этим белым платком на лице.

Ей ничего не оставалось, как избрать… третий вариант!

Весь последующий день она ходила по ферме с белым платком на лице, вызывая на лицах товарищей недоумение и усмешки. Подходя к каждому, она вежливо просила отныне не называть ее по имени, а произносить слово «сестра». Люди, уже слышавшие немного от пастора о желании Аниты, заверяли ее, что готовы исполнить любую ее прихоть, однако усмешек скрыть не могли. Они никак не могли взять в толк, отчего Анита так усердно прячется от их нового друга, который вполне внушал доверие и был, очевидно, искренним христианином.

Вечером, когда вся ферма собралась в просторном помещении, гордо именуемом «столовая», Анита впервые за этот день столкнулась с Четаном лицом к лицу. Среди людей он старался выглядеть невозмутимым и хладнокровным, поэтому внешне никак не отреагировал на ее платок. Пастор помолился перед едой и благословил пищу, и уже через несколько минут по тарелкам усердно застучали ложки. Суп показался Аните безвкусным. Ей было крайне неудобно — мешал платок, и окружающие над ней откровенно потешались. Ко всему прочему, немного бестактная Генриэтта во всеуслышание выпалила:

— Дорогая, да сними ты уже это покрывало! Четан — наш человек! Не нужно его бояться!

Анита чуть не подавилась и закашлялась, а глаза всех с любопытством устремились на нее. Девушка невольно бросила взгляд на Четана. Он на несколько мгновений замер и перестал жевать, хотя глаз на нее не поднял. Он явно услышал, что лицо она прячет исключительно из-за него!

Аните стало безумно стыдно. Она поднялась на ноги и быстро выскочила из столовой.

— Дорогая! — послышался вдогонку голос Генриэтты. — Куда же ты? А как же твой ужин?

Анита ускорила бег и помчалась в сторону от фермы, где на невысоком холме росло три скорченных дерева. Закат окрасил горизонт в яркие цвета, и на землю стремительно наползала ночная тьма. Анита остановилась около деревьев и присела на траву под их тенью. Отсюда очень хорошо просматривалась вся ферма.

Девушка уткнулась лицом в подогнутые колени. Ей было так плохо и стыдно! Непонимание других и неловкость перед Четаном сильно огорчали ее. Она не хотела прятаться, но не прятаться тоже не могла. Разве она может так безответственно открыть ему свою личность, если у них такое ужасное прошлое? Да и относительно его невесты это будет неправильно. Ну почему он пришел сюда?!! Чтобы мучить ее разбитое сердце? Чтобы постоянно теребить ее совесть?

Может, ей действительно нужно уехать? Может, это единственный приемлемый выход для нее сейчас? Наверное, да! Но куда? У нее нет близких и нет друзей. Да и ферма давала ей не только кров и пищу, но и возможность служить многим людям в лице Кэчины Кими. Нет! Она не сможет спокойно жить где-то, зная, что Кэчина Кими больше не спасает людей!

Анита горестно вздохнула. Может, признаться? Она представила лицо Четана после ее признания, и увидела, как оно меняется на глазах. Вот появляется недоумение, потом огорчение, а потом боль. Однако, он ведь христианин! Возможно, он сможет простить ее? Но… что, если он простит, но больше не захочет ее видеть? Ведь она причинила ему так много боли!..

Рой этих мыслей вертелся в ее голове, покуда на землю не опустилась полная тьма. Когда вдалеке послышался вой шакалов, Анита вздрогнула и поднялась на ноги. Она постаралась незамеченной вернуться на ферму. Когда она исчезла в доме, из тени соседней постройки появился темный силуэт. Это был Четан. Он вышел из столовой почти сразу же после нее, потому что должен был ее защищать. Он издалека наблюдал за ней и видел, какой несчастной она выглядела. Его присутствие причиняет ей страдания? Ему стало немного больно. Какая знакомая боль отвержения! Но он на то и истинный воин, чтобы не обращать внимания на подобные вещи…

Однако, в его разум стали закрадываться сомнения: может, ему действительно следует уйти, чтобы Кэчина Кими вздохнула спокойно? Но как же ее безопасность? Он не мог принять однозначного решения.

Печально вздохнув, Четан побрел в конюшню. Он ночевал в стоге сена, потому что не привык спать в домах бледнолицых людей. Ладно, он постарается не обременять ее и как можно меньше попадаться на глаза. Главное, защищать ее во время ночных вылазок, а остальное — не столь уж важно.

Приняв такое решение, он почувствовал себя немного лучше и исчез за дверями конюшни…

Глава 14

София медленно прогуливалась вдоль дороги, держа зонтик от солнца правой рукой. Улица городка была довольно оживленной: женщины и мужчины в ярких летних нарядах шли по утоптанной лошадьми дороге в самых разных направлениях. Иногда проезжали дилижансы, и извозчики лихо выкрикивали: «Посторонись!», заставляя прохожих нервно уступать дорогу. София была погружена в свои мысли и почти ничего не замечала вокруг. Рядом с ней плелась Джейни — глухонемая племянница доктора Фроста, которую София взяла к себе на роль служанки. Конечно, ей совсем не нравилось иметь за собой «хвост», но события почти двухлетней давности заставили ее однажды сделать это.

Ее мысли вернулись в тот непростой день, когда она вывезла из города индейца по имени Хота. Его волнующий образ всплыл перед глазами, как живой. Длинные черные волосы, струящиеся по плечам, крепкие мускулы воина, которые невозможно было спрятать ни под какой одеждой, необычайно красивое лицо и поразительно неуместные при этом облике ярко-зеленые глаза. Он так сильно волновал ее сердце тогда — дитя леса, прерии и свободы, предел ее мечтаний, ее первая любовь… София печально вздохнула. Как тяжело она перенесла их расставание! И хотя она знала, что им не суждено быть вместе, и хотя он так и не ответил ей взаимностью, она еще очень долго страдала, не имея сил выбросить его из своего сердца. Она поцеловала его тогда на прощание, бесстыдно так поцеловала, и воспоминание этого момента было ее единственным утешением многие месяцы. Однако не только душевные страдания обрушились на нее в те времена. Солдаты дяди Джона обнаружили ее в городе переодетой в мужчину и доложили в поместье. Так как София отказалась объяснять, зачем она так позорно оделась, дядя Джордж не на шутку рассердился и заявил, что потерял к ней всякое доверие. С тех пор к ней насильно приставили служанку. Сперва это была Мэри — скользкая и зловредная девчонка, которая докладывала дяде о каждом шаге Софии. Она нажаловалась Джорджу Бернсу даже на то, что София плакала по ночам, и девушку начали подозревать едва ли не в распутстве. Это было настолько обидно и тяжело, что София в отчаянии мечтала сбежать из дома. Как всегда, ее выручил доктор Фрост, предложив свою племянницу Джейни в качестве новой служанки. Тогда это очень помогло. София смогла расслабиться и иметь спокойную личную жизнь.

По прошествии двух лет в поместье все немного улеглось, и Софию оставили в покое. Джейни, однако, осталась, потому что дядя Джордж этого правила так и не отменил. Все уже было довольно-таки неплохо, пока некоторое время назад Софию не огорошили ужасной новостью: ее сосватал зажиточный и довольно успешный фермер-вдовец по имени Фред Морган- младший. Это был сорокалетний мужчина — высокий, широкоплечий, даже не очень отталкивающий, но жутко пугающий, потому что Софии он больше всего напоминал стервятника. Возможно, это было из-за его орлиного носа, а, может, из-за хитроватой улыбки, но, в любом случае, девушка потеряла дар речи, шокированная решением дяди Джорджа. Фермер уже дважды посещал поместье, привозя огромное количество подарков и продолжая хитровато улыбаться, а у Софии душа уходила в пятки. Ей было так тяжело, что просто не хотелось жить. Представить себя его женой было просто невыносимо. Но у нее не было никакого выбора.

София почувствовала, что слезы катятся по ее лицу. Она испугалась, что прохожие увидят их, и быстро вытерла щеки носовым платком. Джейни сочувственно всматривалась в несчастное лицо хозяйки, но была бессильна ее утешить.

Софии захотелось куда-то спрятаться, сбежать от этих противных лиц вокруг, но Джейни резко дернула ее за рукав. София удивленно взглянула на нее, потому что Джейни еще никогда себя так не вела. Служанка смотрела куда-то в сторону круглыми от удивления глазами. Он вскинула вверх руку, куда-то показывая пальцем и бессильно открывая рот. София тут же обернулась в нужном направлении и увидела в нескольких метрах от себя медленно едущего на красивом черном скакуне высокого мужчину, облаченного в типичный ковбойский костюм: клетчатая яркая рубаха, кожаная жилетка, потертые грубые штаны. В довершение образа, на его голове красовалась широкополая шляпа с загнутыми краями, а на ногах — кожаные сапоги из оленьей кожи. София уже хотела отчитать Джейни за неприличное поведение, но вдруг внимательнее рассмотрела его лицо. Короткие черные волосы слегка выбивались из-под шляпы, черты лица были правильными и мужественными, а брови слегка нахмурены. София поняла, что это лицо ей невероятно знакомо, но… она никак не могла понять, откуда. Расстояние между ними было слишком большим, поэтому девушка не могла более подробно его рассмотреть, да и откровенно пялиться на мужчину было как-то неприлично.

Ковбой проехал мимо, даже не взглянув на них, а София сочла нужным поскорее удалиться с этого места.

Но даже дома этот странный человек не выходил из ее головы. Почему он показался ей таким знакомым? Она, однозначно, никогда не знакомилась ни с какими ковбоями! Это было так странно, что приводило в трепет. Впрочем, вскоре печальные мысли о неизбежном браке затмили и эти переживания, и София поскорее легла спать, чтобы хотя бы на несколько часов забыться в беспокойном сне.

Проснулась она еще более уставшей, чем легла. Не желая зря сидеть дома, она подняла Джейни и отправилась в клинику доктора Фроста.

София провела там целый день, помогая доктору принимать больных. Она очень устала и ближе к вечеру начала собираться домой. По дороге на нее снова напала дикая печаль: пока она работала в клинике, она могла отвлечься от своих горестных мыслей, но сейчас, при наступлении заката, ужасная реальность начинала все сильнее сжимать ее страдающее сердце. Джейни безучастно плелась сзади, как вдруг конское ржание резко нарушило их печальное молчание. София испуганно обернулась. К ним на большом шикарном скакуне приближался ее ненавистный «жених» Фрэд Морган-мл., с лица которого не сходила самодовольная улыбка. Софию аж передернуло от отвращения, и она начала панически придумывать план побега, но было уже поздно: Фрэд быстро с ними поравнялся и приветственно приподнял шляпу.

— О мисс! Какая встреча! Я так рад видеть вас!

София не смогла выдавить из себя ни слова и лишь коротко кивнула, опустив смущенный взгляд в землю.

— Мисс! Почему вы здесь? — продолжал мужчина свой настырный монолог. — Думаю, вам не стоит разгуливать по городу совершенно одной! Когда вы станете моей женой, я всегда буду вас сопровождать…

Его последние слова стали для Софии просто очередным ударом кинжала в сердце. Она невежливо буркнула «до свидания», схватила Джейни за руку и просто умчалась в соседний переулок. Фрэд недоуменно огляделся по сторонам, надеясь, что никто из посторонних не стал свидетелем такого неуважительного отношения к нему со стороны его «невесты», а потом его улыбчивое лицо резко исказилось гримасой гнева.

— Я тебя еще научу, как нужно с мужем разговаривать, — злобно процедил он и пришпорил коня, подняв на дороге клубы пыли.

София бежала вдоль улочки, и ее жутко трясло. Чем чаще она встречалась с этим человеком, тем страшнее ей становилось жить. Он казался все более отвратительным и все более отталкивающим. Завидев впереди толпу мужчин и женщин, она резко остановилась, а потом завернула в боковую улочку. София знала, что эта сторона городка была его окраиной, и в конце этой улочки начинался лес. И хотя дядя Джордж категорически запретил ей покидать пределы города, на сей раз София не смогла послушаться его. Ей было слишком плохо, чтобы бродить по улицам или возвращаться домой.

Девушка, влача за собою испуганную Джейни, устремилась мимо последних домов и стремительно ворвалась в древесное царство, встретившее уставших путников запахом свежей листвы и хрустом сухих веток под ногами.

Остановившись у ствола небольшого поваленного деревца, София наконец отпустила руку несчастной Джейни и устало опустилась на гладкий ствол.

— Что же мне делать? — горестно прошептала она, а потом просто дала волю слезам. Она рыдала и не сдерживала себя, ведь даже Джейни не могла слышать ее рыданий.

— Боже! — горько вскрикивала она, — я не хочу такой жизни! Я не могу стать его женой, не могу!!!

Но чувство отчаянного бессилия все сильнее охватывало ее душу, заставляя допускать страшные мысли: умереть? Может смерть лучше жизни с этим человеком? Тряхнув головой, София постаралась прогнать этот адский мрак, но сил почти не было. Нет, убить себя — это большой грех! Лучше уж просто куда-то сбежать! Да, сбежать далеко-далеко, в самое сердце Великих Равнин…

Ей отчего-то вспомнился Хота и его прекрасный лик, олицетворяющий собою всю самую прекрасную и вожделенную свободу, о которой мечтало ее сердце. Зная, что Джейни не услышит ее, София поддалась сильному порыву и, устремив взгляд вдаль, крикнула:

— Хота! Хота! Спаси меня!!! Хота забери меня!!! Хота, где ты??? — София снова горько зарыдала, а потом уже более приглушенно проговорила. — Я скучаю по тебе…

Еще некоторое время ее рыдания разносились по лесу, пугая немногих малых птиц. Когда сумерки начали стремительно окутывать землю, София поднялась на ноги и обессиленно поплелась обратно в город, чтобы поскорее спрятаться в своей комнате и забыть хотя бы во сне свою великую скорбь.

***

Хота сидел в таверне, лениво ковыряясь вилкой в отвратительном на вид жарком, которое здесь гордо именовали «блюдом дня». Помещение было наполнено ковбоями и жителями городка, а в воздухе клубился дым от многочисленных сигар.

Хота не любил такие места, но ему уже много месяцев приходилось посещать их в каждом городе, потому что он страстно искал одного человека… В его памяти всплыло лицо, виденное всего лишь дважды в жизни: лицо убийцы его матери. При воспоминании о нем, его кулаки гневно сжались, а в ярко-зеленых глазах вспыхнул огонек жажды мести. Столь многое он принес в жертву ради поисков этого человека! Больше всего на свете он мечтал быть апачем, но сейчас… сейчас он стал бледнолицым, как те, кого он презирал всей душой. Он провел рукой по остриженным волосам, словно тоскуя о длинных индейских локонах, которые вынужден был потерять ради своей заветной цели. Сейчас в нем просто невозможно было узнать того индейского юношу, который гордился своим племенем и дорожил своими амулетами.

Но цель того стоила! Ведь он узнал тайну гибели своей семьи…

Около двух лет назад, когда он отправился искать Четана в один из городков бледнолицых людей, он впервые столкнулся с ужасной реальностью того, как легко белые люди обманывают друг друга. Благодаря одежде, которую дала ему благодетельница по имени София, он смог беспрепятственно путешествовать по городу, не привлекая к себе никакого внимания. Ночевал он в прерии, но каждое утро возвращался в город, где тщетно пытался найти гарнизон солдат, о котором упоминал Джордж Бернс. Но никаких солдат здесь и в помине не было. Расспросив людей, он понял, что дядя Софии попросту обманул ее. Но где же Четан? Что они с ним сделали? Он стал очень беспокоиться и уже было решил возвращаться в поместье Бернсов, как вдруг в таверне совершенно случайно услышал разговор двух ковбоев. Один из них довольно подробно рассказал другому всю историю пленения двух псевдо-команчей, побег одного и трагическую смерть другого от рук безжалостного Джона Бернса. Все внутри Хоты опустилось. Он вскочил на ноги и, подбежав к ковбоям, грозно переспросил:

— Вы уверены, что второй индеец мертв?

Те испуганно взглянули на него, и рассказчик усердно закивал:

— Это точно! Я сам видел, как его увозили полумертвого в прерию и вернулись через полчаса с докладом о его смерти!

Хота ничего не ответил, а лишь стремительно покинул таверну. Лишь выехав за пределы города, он позволил себе остановиться. Брат Четан мертв? Сердце парня дрогнуло…

Четан был для него не просто другом. Он был его настоящей семьей. Хота начал укорять себя, что не бросился его спасать, а провалялся несколько недель на койке. Его скорбь была так велика, что он не спал всю ночь и не мог унять дрожи в теле. «Четан! Брат Четан! Я виноват, что не спас тебя! Я должен был остаться с тобой и умереть рядом!».

Несколько дней он оставался в прерии, тоскуя о брате и все больше наполняясь ненавистью. Джордж Бернс и его брат Джон стали для него заклятыми врагами.

Он был готов тут же отправиться снова в поместье и жестоко отомстить, но неожиданная встреча полностью изменила все его планы.

Он снова заехал в городок, желая приобрести оружие, как вдруг один седовласый мужчина остановил его у входа в оружейный магазин и с трепетом обратился к нему:

— Лионнел? Не может быть!!!

Хота нахмурился и с подозрением взглянул на странного старика. Тот пытался неуклюже надеть круглые очки, и, когда ему это удалось, вновь устремил на юношу удивленный взгляд.

— Молодой человек! Скажите, вашего отца зовут Лионнел? Лионнел Хоффман?

Хота уж было решил грубо оттолкнуть придирчивого старикашку, но вдруг в его разуме помимо его воли громко зазвучали голоса, вынырнувшие из самых глубин его детской памяти: «Лионнел, дорогой, давай не паковать много вещей! В новом доме у нас совсем мало места!.. Лионнел! Подожди меня!.. Лионнел Хоффман!..»

Хота изумленно замер. Это имя!.. Он точно знает это имя!!!

Повернувшись к старику, он уже без агрессии спросил его:

— Вы знаете, кто мой отец?

Мужчина неожиданно прослезился и с какой-то особой любовью посмотрел на молодого ковбоя, поразительно напоминавшего его старого близкого друга.

— Я был близок с твоим отцом, когда мы были молоды, — печально проговорил он. — Когда же он погиб, я долгое время пытался найти его детей, но… не смог.

Старик опустил голову, но потом, встрепенувшись, с большой надеждой взглянул на Хоту и проговорил:

— Я так рад встретить тебя! Пойдем, пойдем ко мне в дом! Я хочу поговорить с тобой и отдать вещи, которые много лет храню в память о вашей семье…

Хота очень заволновался. Все эти новости сильно огорошили его и подняли с самого дна души массу старых детских переживаний. Он сможет узнать о своей настоящей семье? Он сможет услышать свое настоящее имя?..

Нервно сглотнув, он отправился вслед за стариком, чувствуя, что сердце стучит намного быстрее и громче обычного.

Миновав несколько домов, они вошли в просторный двор, обнесенный аккуратным забором, внутри которого высилось неброское здание с большим черным крестом на крыше. Хота задумался. Это же христианский знак! От него повеяло чем-то настолько родным, что Хота начал приходить все в больший трепет. Он чувствовал, что вот-вот разрушится мрачная тьма неведения, в которой он прожил многие годы, ведь тайна его прошлого наконец-то всплыла на поверхность.

Старик обернулся к Хоте и сказал:

— Зови меня пастор Моуди, я служу в этой церкви более тридцати лет. Мы с твоим отцом вместе заканчивали духовную семинарию и были миссионерами во многих близлежащих племенах. Эх-эх…

Он покряхтел, преодолевая ступеньки, ведущие в здание церкви, но зашел не через главный вход, а в соседнюю с ним дверь. Зайдя вслед за ним, Хота оказался в просторной комнате, которую пастор Моуди назвал своим домом. Здесь стояла простая кровать, стол, пара стульев и огромная полка с книгами, а также старый-престарый шкаф, видавший, возможно, еще детство этого старика.

Пригласив Хоту сесть, он тоже присел на стул, чтобы перевести дух: хотя пастор не выглядел очень старым человеком, но, видимо, имел слабое здоровье, что делало его более древним, чем можно было определить по лицу.

— Разреши мне немного прийти в себя, — проговорил пастор, с улыбкой глядя на смуглого молодого человека, сидящего напротив него. То, что он был сыном его старого друга, не вызывало никаких сомнений: юноша был точной копией своего отца в юном возрасте. Единственное, что ему досталось от матери — это пронзительный ярко-зеленый цвет глаз.

— Расскажи мне, где ты был все эти годы? Я так долго искал тебя и твою сестру, но…

«Моя сестра? — Хота вдруг увидел перед своим мысленным взором туманный образ девушки-подростка. — У меня была сестра…».

Это видение так его взволновало, что он на несколько мгновений ушел в себя. Он чувствовал, что воспоминания окутаны какой-то назойливой дымкой, и он с трудом может вспомнить даже туманные образы, а тем более, имена… Ведь он не помнит даже своего имени!

Выбравшись из попыток напрячь свою память, Хота поднял на пастора Моуди немного растерянные глаза и смущенно проговорил:

— Сэр, скажите… вы не помните имена… вы не помните мое имя?

Хоте трудно было это произнести, потому что он смущался. Пастор Моуди сильно удивился и тихо проговорил:

— Мальчик мой, ты забыл свое имя? Как же так?

Хота коротко кивнул:

— Да, я почти ничего не помню. Недавно я вспомнил лицо матери и… — Хота замялся, боясь вслух произнести страшные слова, — и ее убийство! — наконец, выдохнул он, а старик всплеснул руками, понимая, что на долю этого парнишки выпали страшные испытания.

— Имя… имя… — пастор засуетился, поерзал на стуле, потом довольно резво вскочил и, открыв большой сундук, скрипнувший не смазанными петлями, достал из него связку каких-то бумаг. Вскоре оказалось, что это были письма. Дрожащими руками он начал перебирать их, приговаривая:

— Сейчас, сейчас… Я точно помню, что в последних письмах Лионнел немало говорил о тебе с сестрой… К сожалению, у меня проблемы со здоровьем, и я ваших имен тоже совсем не помню… Но мы сейчас найдем, не волнуйся…

Пастор Моуди с такой трепетной заботой говорил все это и так усердно листал свои письма, что вызвал у Хоты окончательное состояние принятия и доверия к его необычной персоне. Возможно, впервые за много лет белый человек по-настоящему стал ему приятен.

— Вот, я нашел! — радостно воскликнул пастор, пересматривая очередное письмо, — сестренка твоя… да-да… вот ее имя… Анита! Да, Анита!

Старик воодушевленно посмотрел на Хоту, а юноша немного удивился. Это имя было ему очень знакомо, но не от детских воспоминаний, а от совсем недавних. Однако та Анита, которую он знал, вызывала в нем только глухое раздражение и гнев, ведь она так сильно обидела его дорогого брата! Воспоминание о смерти Четана резко омрачило радостную атмосферу происходящих событий, и Хота горько вздохнул. Но пастор не дал ему долго грустить, потому что торжественно произнес:

— Ну, мой мальчик, я нашел и твое имя: тебя звали Лео! Леонард Хоффман!

Хота невольно задержал дыхание. Лео! Лео!!! Да, действительно Лео! Имя показалось ему таким родным и естественным, как будто он никогда его и не забывал. В памяти начали всплывать неожиданные картины: вот его мать машет ему с крыльца дома. «Лео! Лео! Скорее домой! Пора ужинать! И Аниту позови тоже!». Голос матери почти вживую прозвучал в его голове. Анита… Как же выглядела его сестра? Но больше воспоминаний не возникало.

Все это время пастор трепетно наблюдал за лицом Хоты, видя целую гамму эмоций, пробегающую по его красивым чертам. Когда юноша отошел от своих размышлений, старик дружественно похлопал его по плечу и сказал:

— Лео! Мой мальчик! Оставайся пока у меня. Я хочу побольше узнать о том, как ты жил. Знаешь ли ты, где сейчас твоя сестра?

Хота отрицательно покачал головой, а пастор горестно вздохнул и добавил:

— Располагайся поудобнее, я сейчас принесу нам немного еды.

Через несколько минут старик вернулся с целой тарелкой мяса и большим куском пирога. Хота только сейчас понял, что почти ничего не ел в последние несколько дней, потому что сильно горевал о Четане. Его желудок предательски заурчал, а старый пастор дружелюбно усмехнулся, ставя тарелки на стол.

— Вижу, ты как раз голоден! Я рад, что смогу накормить тебя!

Потом он обратил внимание на то, что Хота до сих пор не снял шляпу и добавил:

— Ты раздевайся, Лео, не стесняйся! Чувствуй себя, как дома!

Хота поднял руку к шляпе и на мгновение замер. И хотя старик выглядел искренним и достойным доверия, но все же… как он отнесется к тому, что Хота считал себя совсем не бледнолицым, а настоящим индейцем? А если он снимет шляпу, то его волосы сразу же выдадут его настоящий образ. Но колебался Хота недолго. И хотя он нашел кое-что о своей семье, он все равно был индейцем до мозга костей!

Юноша решительно схватил поля шляпы и резко снял ее с головы. Длинные черные волосы под силой своего веса мгновенно развязались из узла и густой копной рассыпались по плечам.

Старый пастор изумленно замер, видя, как Леонард Хоффманн мгновенно преобразился и стал очень похожим на краснокожего. Юноша немного с вызовом посмотрел ему в глаза, но пастор уже сделал свои выводы.

— Лео! Мой бедный ребенок! Тебяпленили индейцы и воспитали у себя??? Какой ужас!

Хота сурово нахмурился, когда услышал эти слова, а потом с достоинством ответил:

— Вы ошибаетесь! Мой народ не пленил меня! Они спасли меня и приютили, и я считаю их своими братьями!!!

Пастор Моуди от шока плюхнулся на стул и замер на месте. Сын Лионнела, знаменитого миссионера апачей, вырос настоящим краснокожим. Только сейчас он заметил, что у Хоты проколоты оба уха, а под одеждой на запястье поблескивает индейский браслет. Хота долгое время изучал лицо пастора, готовый быстро исчезнуть за дверью, если тот начнет злословить его народ. Но старик был по-настоящему мудрым и добросердечным человеком и не собирался этого делать, поэтому просто улыбнулся юному воспитаннику индейцев и дружелюбно проговорил:

— Что ж, я очень благодарен твоим друзьям, что они спасли тебя и хорошо воспитали! Поэтому покушай и расскажешь мне все поподробнее!

Хота расслабился. На самом деле, он вовсе не хотел уходить. Доброе отношение старика было ему приятно, да и информацию о своей семье можно было узнать только от него.

Подкрепившись едой, Хота тихо спросил:

— Какими были мои родители?

Старый пастор сразу же уловил в его голосе нотки глубоко спрятанной боли, и его сердце сострадательно защемило.

— Твои родители были чудесными людьми. Они любили Бога и любили людей, как никто другой. Твой отец спас сотни душ и, я знаю, заслужил великую награду на небесах!

Пастор Моуди неожиданно прослезился, и Хота в очередной раз убедился, что этот человек был искренним и хорошим. Он смог окончательно расслабиться и даже почувствовал себя немного беспомощным. Он привык прятать от всех вокруг свои мысли и эмоции, свои желания и, особенно, свои страхи. Но сейчас ему вдруг захотелось просто остаться самим собой — тем самым маленьким мальчиком, пережившим ужасы смерти своих родителей.

Старик вдруг замер, а потом радостно воскликнул:

— Я вспомнил! Много лет назад я спрятал портрет твоих родителей на чердаке! Я сейчас, сейчас!!!

Он довольно резво выскочил из комнаты, но долго не возвращался. Однако через добрых полчаса дверь открылась, и пастор появился вновь, неся в руках довольно большой портрет в красивой раме.

С трудом он опустил картину на пол, а потом радостно сказал:

— Смотри, мой мальчик! Это твои родители — Эллен и Лионнел Хоффман!

Хота с трепетом взглянул на картину. С нее на него смотрели двое красивых молодых людей: высокий юноша-брюнет, одетый в нарядный черный костюм, и удивительно прелестная блондинка в белом кружевном платье. Хота сразу узнал ее: это была та самая женщина из его воспоминаний. Его память резко взорвалась массой моментов о ней: ее нежные объятья, ее приятный ласковый голос, ее любящая улыбка, ее простые наряды, ее усердная работа, а потом… ее трагическая смерть!

Его сердце пронзила такая невыносимая боль, как будто тысячи стрел вонзились в него одновременно. На него нахлынул весь ужас того страшного момента, когда убийцы напали на его семью. Хота не мог оторвать взгляда от портрета, чувствуя, что не может даже вдохнуть. Наконец, он не выдержал, отвернулся и впервые в жизни позволил слезами залить свое лицо. Вся боль пережитого, вся трагичность вперемешку с воспоминаниями детства, как лавина, прорвались в его душу и разум и заполонили собою все сознание. Он вспомнил! Вспомнил дом, стоящий на самой окраине города и отличающийся крайней простотой убранства, вспомнил отца, очень часто прогуливающегося по двору с Библией в руках, мать, вечно хлопочущей по хозяйству, и сестренку, которая приезжала домой только по праздникам и всегда привозила ему какие-то скромные гостинцы. Но их мир был однажды жестоко уничтожен! Уничтожен убийцами, которых Хоте предстояло еще найти! Он жестко сжал кулаки, а потом вытер мокрое от слез лицо. Он будет тверд и мужественен! Он сможет их найти!

Пастор Моуди, все это время наблюдающий за ним, тоже очень расчувствовался. Вся боль этого ребенка была видна в каждом его движении и даже в смущенной попытке безуспешно спрятать свои слезы. Старик подошел к нему сзади и положил руку ему на плечо.

— Мой бедный мальчик! Поплачь! Но пусть тебя утешит мысль, что твои родители сейчас на небесах и получают утешение от самого Бога…

Хота вдруг напрягся и резко повернулся к пастору. Его красные блестящие от слез глаза сверкнули гневом.

— Я… я не верю в Бога! Если бы Он был, то Он защитил бы их, ведь они служили Ему! Но они умерли! Значит их Бога не существует!!!

Пастор Моуди немного попятился, а потом горестно вздохнул. Сын Лионнела, бедный несчастный ребенок, стал очень ожесточенным от боли, которую перенес. Это было неудивительно, но весьма печально! В последующие десять минут Хота просто отходил от нахлынувших на него эмоций. Вскоре ему стало стыдно, что он накричал на доброго старика, и он виновато понурил голову. В племени его всю жизнь учили уважать старших.

— Я… я виноват! Я не должен был повышать голос на старшего, — наконец, произнес Хота, а пастор радостно улыбнулся, видя, что этот полудикий юноша оказался очень совестливым и прекрасно воспитанным молодым человеком.

— Ничего, ничего! Я все понимаю, — произнес он и добавил:

— Однажды ты все поймешь, а сейчас позволь мне заботиться о тебе! Оставайся со мною, я помогу тебе вернуться к нормальной жизни.

Пастор Моуди конечно же хотел заново приобщить Хоту к жизни белых людей, чтобы тот перестал в своих глазах быть индейцем. Он еще не знал, что для Хоты это было абсолютно невозможно и неприемлемо. Но юноша все равно согласился остаться, потому что в его разуме загорелась новая серьезная цель: во что бы то ни стало найти убийц его родителей и отомстить им!

Вот так Хота начал жить при церкви, ежедневно слушая рассказы пастора Моуди о своих родителях и все более восстанавливая свои воспоминания. Однажды у него появилось большое желание почитать письма и заметки своего отца, но, взяв их в руки, он понял, что почти полностью потерял свой навык чтения за годы, проведенные у индейцев. Пастор Моуди с радостью согласился научить его читать заново, надеясь, что это приблизит его к миру белых людей. Старик видел, что этому парню очень тяжело было оставить свои старые привычки. Он категорически отказывался спать в кровати, а укладывался прямо на пол. А как он ел! Вилку и нож отодвигал от себя с презрением, предпочитая брать еду руками и разрывать мясо зубами, напоминая при этом голодного дикого зверя. Пастор подозревал, что Хота просто бунтует против правил белых людей, и старался на парня не давить.

Однако больше всего пастора Моуди тяготили волосы этого юного воспитанника индейцев. Когда Хота ходил без шляпы, они свободно лежали на плечах, привлекая внимание каждого, кто находился поблизости. Его волосы были слишком длинны и с головой выдавали его принадлежность к племени дикарей. Но Хота ничего и слышать не хотел о том, чтобы их остричь! Они были его честью и достоинством, и он гордо именовал себя воином племени апачей, приводя старого пастора в сильное уныние.

Помимо этого, был еще один вопрос, беспокоивший пастора Моуди даже сильнее, чем индейская шевелюра Леонарда Хоффмана. Это тайна гибели его родителей, а именно: кто это совершил? С первого дня шериф объявил, что Лионнел и Эллен Хоффман (а также их сын Леонард) были убиты налетчиками из племени апачей, и это якобы была месть за то, что Лионнел насильно обращал дикарей в свою веру. Но пастор Моуди считал, что это было подозрительно и очень неправдоподобно. Он прекрасно знал, что индейцы, в основном, любили и уважали Лионнела. Все эти годы он считал, что в этом деле слишком много лжи. Кому нужна была смерть бедного миссионера?

Однако, видя, что Леонард, единственный сын Лионнела, был все эти годы удерживаем индейцами, пастор Моуди начал склоняться к мысли, что апачи, возможно, действительно могли совершить то страшное убийство. Ведь как иначе можно было объяснить то, что Леонард нашелся именно у апачей? Конечно, можно было все спросить у самого Леонарда, но старик немного побаивался. Парень становился очень агрессивным, если речь заходила о его племени. Похоже, он был к ним сильно привязан.

В общем, это была тяжелая головоломка. Пастор каждый день молился о своем юном друге и уговаривал его прийти на богослужение в церковь в одно из ближайших воскресений. Хота не отвечал ни «да», ни «нет». Он просто молчал. Он был упрям, но очень много думал.

Увидев несколько раз, как люди испуганно косятся на него из-за его волос, юноша начал усиленно размышлять. Зная теперь, что по крови он полноценный белый человек, Хота понимал, что легко сможет стать «своим» в этом обществе только при одном условии: если острижет волосы. Если он хочет найти убийцу своих родителей, то ему нужно внешне стать полностью бледнолицым! Но он боялся! Остричь волосы казалось ему предательством и отречением от своего народа апачей, которого он любил. Но… похоже у него совершенно не было выбора!

И однажды он решился! Взяв ножницы, он стал перед зеркалом, сделал глубокий вдох и, взбодрив себя мысленно, начал резать. Длинные черные локоны повержено падали на пол, а он чувствовал себя так, как будто отрезает не волосы, а руки. Его сердце заныло. Отчего-то вспомнилась его сводная сестра Телула, которую он по-особенному любил, потому что она с детства больше всех заботилась о нем. Что бы сказала она, увидев сейчас его действия? Но воспоминания о сводной сестре тотчас же напомнили ему и о смерти Четана. Его сердце заболело еще больше, однако движения стали резче и уверенней. Если он острижет волосы, он по-настоящему сможет отомстить!

Когда пастор Моуди вошел в комнату, он увидел поразительное зрелище: его юный друг стоял перед зеркалом с коротко и неаккуратно остриженными волосами и пристально рассматривал себя, скептически сжимая губы. Быстро оценив ситуацию, он тут же схватил Хоту за руку, кое-как натянул ему шляпу на голову и незамедлительно отправился вместе с ним к цирюльнику, чтобы довести начатое дело до конца. Хота не противился и был удивительно покорен, когда незнакомый бледнолицый начал делать его волосы еще более короткими.

Однако через полчаса в зеркале появился поразительно привлекательный молодой брюнет, поражающий воображение взглядом своих неожиданно-ярких зеленых глаз.

Пастор Моуди был очень доволен, считая, что теперь Леонард Хоффман наконец-то станет нормальным цивилизованным человеком и достойным продолжателем славного рода Хоффманов.

Хота действительно всеми силами начал приспосабливаться к образу жизни белых людей, но, к сожалению, побудительной причиной для этого была только лишь душераздирающая жажда мести! Целый год он жил при церкви, обучаясь чтению, письму, все больше узнавая о своей семье и пытаясь тщательно исследовать все, что касалось служения своего отца. Пастор Моуди начал постепенно знакомить его с жителями города, представляя, как есть, сыном покойного пастора и миссионера Лионнела Хоффмана. Мужчины уважительно протягивали ему руки для рукопожатия, женщины восхищенно оглядывали его с ног до головы, а девушки смущенно отводили взгляд — настолько необычным и привлекательным он казался для всех вокруг.

Пастор также познакомил его с местным шерифом — Бобом Смитом, человеком властным, жестоким и довольно надменным. Шериф был, пожалуй, единственным человеком, который не приветствовал Леонарда Хоффмана дружелюбной улыбкой. Хота сразу же отметил это про себя.

— Это тот самый шериф, который сообщил о нападении апачей на дом моих родителей? — поинтересовался Хота у пастора Моуди, когда они вернулись домой.

— Да, — ответил старик, — это он…

Хота долго размышлял обо всем и пришел к некоторым выводам: возможно, шериф напрямую причастен к убийству его родных или же покрывает настоящих убийц, ведь Хота точно знал, что апачи не имели никакого отношения к этой трагедии. Он очень жалел, что страшный день все равно оставался в его памяти весьма туманным и неясным. Он совершенно не мог вспомнить, как попал к апачам и как спасся от убийц. Но он должен был вспомнить обязательно!

Вторым важнейшим делом для него было найти свою пропавшую сестру Аниту. Ее лицо тоже, к сожалению, было туманным в его памяти, а портрета ее не существовало. Он помнил только, что очень ее любил, хотя виделся довольно нечасто. Почему она редко бывала дома, тоже было для него загадкой, но он старался максимально узнать о прошлом своей семьи из самых разных источников.

Хота, собрав всю решимость, обошел дома всех жителей, которые, по мнению пастора Моуди, могли хоть что-то вспомнить о семье Хоффманов. И хотя юноше было крайне сложно разговаривать с бледнолицыми и делать себя подобным им, он все же преодолевал отвращение и твердо приказывал своей душе не смущаться. Благодаря таким усилиям, ему удалось узнать о том, что у его семьи по линии матери есть родственники в соседних поселениях и на побережье. Три месяца понадобилось Хоте, чтобы посетить все эти места. В одном из поселков, который находился недалеко от Священной Долины Уединения, Хота узнал, что здесь действительно проживала сестра его матери Джейн, а с нею ее племянница… Анита! Впервые Хота попал на след своей сестры. Но ему также сообщили, что жилось женщинам крайне трудно из-за регулярного насилия в семье, так что Анита часто была вся в синяках и постоянно ночевала на улице.

Хота впервые почувствовал, что его сердце болезненно сжалось от сострадания к своей сестре. Он в слишком юном возрасте разлучился с ней и уже потерял с ней эмоциональную связь, но сейчас, услышав, что его сестренка тяжело страдала многие годы, ему стало ее безумно жаль. Какая же она? Добрая, нежная, кроткая? Или же смелая, решительная и сильная? Он никак не мог вспомнить ее лицо, и его это огорчало. Вместо нее перед глазами отчего-то появлялась та, другая Анита, предательница Четана, при воспоминании о которой ему становилось неприятно. Нет! Его сестра совсем другая! Она не такая подлая и коварная!

Разузнав о местоположении других родственников тети Джейн, Хота отправился к побережью. Когда он неожиданно появился перед дверью измученных рыболовов, женщина с изможденным морщинистым лицом и совершенно белыми волосами изумленно замерла, уставившись в его красивое смуглое лицо.

— Лионнел… — наконец хрипло выдохнула она и протянула к нему морщинистые руки. — Лионнел… это ты? Не может быть!

Остальные подоспевшие родственники тоже замерли, но скорее не с удивлением, а с опаской, потому что широкоплечий молодой ковбой был им совершенно не знаком.

Хота сурово оглядел всех и тихо сказал:

— Я пришел повидаться с Анитой Хоффман. Вы знаете ее?

Все удивленно переглянулись, а седовласая женщина неожиданно начала плакать.

— Малыш Лео! Я поняла — ты Леонард! — вдруг воскликнула она и бросилась его обнимать. Хота слегка опешил. Его привычка быть ото всех отстраненным была еще очень сильна, и объятие этой женщины было ему неприятно. Но он стерпел, а когда женщина назвала себя тетей Джейн, и вовсе успокоился.

— Мне нужна Анита, — снова повторил он, совершенно не волнуясь о том, что ведет себя крайне невежливо и сухо. Он просто был собой, потому что индейцы не научили его делать из себя кого-то другого.

Тетя Джейн засуетилась и попросила родственников впустить его в дом, объясняя, что это ее племянник, которого она считала давно погибшим.

Войдя в ветхое жилище, Хота поразился его неопрятности и въедливому запаху рыбы, который витал вокруг. И хотя он сам вырос в палатке, все же здесь было по-особенному неприятно. Но он никак не показал своего отвращения, а молча опустился на предложенный старый стул.

Более получаса тетя Джейн расспрашивала его о жизни. Хота отвечал односложно, пока, наконец, удовлетворив любопытство окружающих, не начал твердо требовать рассказать ему об Аните.

Тетя Джейн горько вздохнула. На лице ее появилась растерянность. Она несколько секунд мялась, отводя глаза в сторону, а потом нерешительно произнесла:

— Несколько лет назад Анита ушла отдать старый долг и… больше не вернулась…

Сказав это, женщина виновато опустила голову и замолчала. Хота догадался, что Аниту просто выжили с этого дома, и у него в душе загорелся гнев. Он встал на ноги и холодно произнес:

— Куда она поехала?

Тетя Джейн назвала тот самый поселок, в котором они раньше жили, а потом имя женщины, которой девушка должна была вернуть деньги.

Хота, не прощаясь, вышел из убогого дома и, вскочив на своего коня, отправился прочь. Тетя Джейн не вышла с ним попрощаться. Она только лишь вытерла с лица скатившиеся слезы и в тысячный раз горько прошептала:

— Господи, прости!..

Хота чувствовал, что внутри у него нарастает буря. Его сестра тяжко страдала всю свою жизнь, а ее ближайшие родственники так просто отторгли ее, как ненужный элемент, и теперь она пропала… Жива ли она? Хоте стало сильно больно. Он поклялся, что, как только найдет ее, больше никогда на свете ее не покинет.

Когда же он прибыл в указанное поселение и попытался найти женщину по имени Флоранс Фуатье, то ее на месте не оказалось. Его направили в соседний город, название которого показалось Хоте знакомым. Через несколько дней, въезжая в него, он вдруг понял, что в этом городе он уже однажды был, но только в качестве раба! Это была родина Джорджа и Джона Бернсов!

Хота почувствовал прилив гнева. Они убили Четана! Они его злостные враги!

И вот теперь, зайдя в затхлую таверну, он пытался есть свой невкусный обед и размышлял о том, что же ему делать дальше. Параллельно с поисками сестры, он очень тщательно обыскивал каждый бар и каждую таверну в поисках ненавистного лица убийцы его матери. Хота всегда был благоразумен и осторожен, поэтому никогда не ввязывался в неприятности, но его сердце кипело от гнева, когда он снова и снова видел перед своими глазами бледное лицо своей умирающей матери. Поиски Аниты немного отвлекали его от жажды мести, но тут вдруг он оказался совсем рядом с еще одними своими злостными врагами. Желание отомстить за Четана тоже мгновенно всколыхнулось в его душе, и этот сонм душераздирающих стремлений начал приносить ему острое чувство неудовлетворения.

Кое-как дожевав мясо, он отодвинул от себя тарелку и, встав из-за стола, одел шляпу и стремительно вышел из таверны. Солнце уже почти скатилось за горизонт, когда он вскочил на коня и, не спеша, поехал вдоль улицы. Решив ночевать в прерии, он свернул в переулок, как вдруг какие-то негромкие голоса привлекли его внимание. Сойдя с коня, он осторожно выглянул из-за угла. В нескольких метрах от себя он увидел двух девушек, разговаривающих с мужчиной нахального вида, который сидел верхом и как-то очень противно улыбался. Хота уж было собрался оставить их в покое и отправиться дальше по своим делам, как вдруг внешность одной девушки показалась ему немного знакомой. Светлые, как солома, волосы, миниатюрная фигура и немного детское лицо — он вспомнил ее мгновенно! Это была София! Он совсем забыл о ней, увлеченный разгадыванием тайн своей жизни. Увидев ее здесь и сейчас, он мгновенно погрузился в воспоминания, и сильное чувство волнения наполнило его. Он тогда был еще так неопытен! Он был апачем до мозга костей и совершенно не знал, как реагировать на вызывающее поведение этой девчонки. Воспоминания о ее поведении, когда она неуклюже, но бесстыдно обнимала его, гладила по лицу и длинным волосам, сейчас особенно вызвали у него чувство неловкости. Хота тряхнул головой. Эти нахлынувшие чувства немного лишили его трезвости ума. Он снова взглянул на девушку и вдруг увидел, что она пятится назад. Прислушавшись к разговору, он услышал обрывки фраз:

— … Когда вы станете моей женой, я всегда буду вас сопровождать…

София попятилась еще быстрее, а потом резко развернулась и стремительно убежала прочь. Лицо ее собеседника тут же изменилось и превратилось в злобную гримасу. Он что-то презрительно пробурчал и, развернув лошадь, отправился в другом направлении.

Хота задумался. На самом деле он не хотел бы видеться с Софией. Он не хотел ничего, что отвлекло бы его от намеченных целей, а именно поисков и жажды мести, да, к тому же, она была ближайшей родственницей его врагов, но… он вдруг понял, что в его сердце появилось беспокойство.

Хота решительно отвернулся и вскочил на коня, чтобы продолжить путь в прерию, но совесть и какое-то неприятное тревожащее чувство начало бомбардировать его душу. И как он не убеждал себя, что нужно заниматься исключительно своими делами, это чувство все нарастало, пока он не развернул коня и не отправился в том направлении, куда убежала София. Она была уже в самом конце улицы и почти скрылась за поворотом, когда он заметил мелькнувшее вдалеке светлое платье.

София вышла на окраину города и стремительно поспешила в сторону небольшого леска. Когда девушка исчезла за деревьями, Хота предусмотрительно слез с коня. Привязав его к кустам, он отправился пешком, собираясь остаться незамеченным.

С его навыками индейского охотника, ему не составило труда подобраться к девушкам совершенно незамеченным, хотя все деревья были весьма тонкоствольными низкорослыми.

София присела на поваленный ствол дерева и начала горько рыдать. Хота удивился. Он призадумался и тут же вспомнил слова того неприятного незнакомца, на смысл которых он тогда не обратил внимание: «когда ты станешь мой женой…» И София тут же подтвердила его догадки, громко и горестно воскликнув:

— Что же мне делать?.. Боже! Я не хочу такой жизни! Я не могу стать его женой, не могу!!!

И начала рыдать так отчаянно, что Хоте стало сильно не по себе. Итак, ее отдают замуж! Вспомнив противное хитрое лицо того мужчины, Хота немного скривился и пробормотал:

— Нашли же, за кого замуж выдавать! Он же похож на жабу! Что за недостойные родственники!..

Еще какое-то время София громко всхлипывала, а потом притихла. Посмотрев тоскливым взглядом в сторону горизонта, она вдруг снова заплакала и с горечью крикнула:

— Хота! Хота! Спаси меня!!! Хота забери меня!!! Хота, где ты??? Я скучаю по тебе…

Хота едва не повалился на землю от неожиданности и чуть не зацепил сухую ветку рукой. Он замер, изумленно уставившись в измученное заплаканное лицо Софии. В первое мгновение ему показалось, что она знала о его присутствии здесь, но потом понял, что это невозможно. Значит… она помнит его!

«Хота, Хота! Забери меня!.. Я скучаю по тебе!» — ее слова снова и снова звучали в разуме, заставляя отчего-то безумно волноваться. В ее голосе было столько боли! Он вспомнил ее трепетное признание в день их прощания, и сильно удивился. Тогда он не воспринял ее слова всерьез. Он считал, что ее чувства к нему — всего лишь глупый каприз маленькой избалованной бледнолицей девчонки, который должен был очень быстро раствориться в небытии. Но сейчас он должен был признать, что ее привязанность к нему не исчезла даже через столько лет. Неужели он ей действительно нравится? Но как такое возможно? Ведь тогда он был полноценным индейцем, а она — дочерью богатых белых господ… Это было крайне странно!

Видя ее мучительные терзания, Хота почувствовал укор совести. Он не помнил о ней. Она ему была неинтересна. А она помнит о нем до сих пор и… скучает? Он взглянул в ее милое лицо и почувствовал, что его ожесточенное сердце смягчается. НО! Она должна выйти замуж, а что же может с этим сделать он? Не похищать же! Хота почувствовал себя в большом тупике, а София резко сорвалась с места и стремительно побежала обратно в город. Он долго смотрел ей вслед, чувствуя, что в душе усиливается чувство вины. Он понимал, что ничем не может ей помочь. Ему стало так печально, что он почти не спал в ту ночь, а долго смотрел на звездное небо, размышляя о своей странной жизни. И о ее жизни. Об их жизнях. Но выхода он не находил.

Утро встретило его прохладой и подавленным настроением. Он поспешил в город, решив сегодня посетить еще несколько баров, а потом отправиться на поиски Флоранс Фуатье. Но едва он въехал на одну из улиц города, как послышались звуки выстрелов. Спешившись, Хота отвел своего скакуна в сторону и осторожно пешком прошел пару улиц. Недалеко от вчерашней таверны завязалась жесткая перестрелка. Хота видел, что несколько ковбоев спрятались за углами домов и, целясь в кого-то, стреляли из своих укрытий. Оценив обстановку, Хота расслабился. Это была обычная ковбойская потасовка. Опасная, конечно же, но вполне привычная для этих мест. Хота решил удалиться. Вдруг один из мужчин выскочил из своего укрытия, сделал несколько метких выстрелов, тут же бросился на землю и перекатился по ней так, чтобы его не достал ответный огонь. Его пули поразили двух противников, которые с криками повалились на землю. Лицо этого ловкача заставило Хоту вздрогнуть и замереть: это был ОН — тот самый убийца, которого он так долго искал! Всё внутри у Хоты взволновалось и закипело, но он сдержал свой горячий порыв. Голова воина должна быть трезвой и холодной, иначе ему не победить.

Хота стал внимательно наблюдать за происходящим, и вскоре последний противник убийцы был застрелен, после чего четыре бравых ковбоя с ухмылками и торжествующим свистом вышли из своих укрытий.

— Старик Джо! — крикнул один из них ловкому убийце. — Ты, как всегда, на высоте!

Джо громко засмеялся и ласково погладил свой револьвер.

— Мой дружок тоже не подвел, — самодовольно проговорил он, а потом добавил:

— Ладно, уходим, пока здесь не появился шериф!

После этого ковбои стремительно вскочили на своих лошадей, которые были привязаны возле бара, и галопом умчались прочь. Хота тут же поспешил за ними, стараясь вести своего скакуна немного небрежно и непринужденно, чтобы не создать впечатление погони за ними.

Ковбои быстро покинули город и повернули в сторону ближайших холмов. Хоте пришлось следовать за ними на приличном расстоянии, чтобы они не обнаружили слежку. К счастью, его воинские навыки были настолько на высоте, что ему не составило труда остаться незамеченным.

Ковбои скрылись за высоким холмом. Хота последовал за ними и увидел, что внизу открылась долина, сплошь усеянная камнями и почти не имеющая растительности. В самом низу холма лежало несколько валунов, и всадники скрылись в их тени. Хота понял, что там, возможно, находится какое-то скрытое убежище. Ему пришлось оставить своего коня и последовать за ними пешком.

Ковбои были довольно беспечны: видимо, им уже давно никто не мог дать настоящий отпор. Они не выставили часового, а просто, привязав лошадей к кустам, зашли в некое подобие ниши в скалах, где было прохладно, но довольно светло. Хота осторожно наблюдал за ними, хотя и не мог разглядеть всей картины в целом.

— Старина Джо! — выкрикнул один из них с очень довольным видом. — После сегодняшнего дня этот Аллан Паркер уже точно не потребует вернуть ему карточный долг…

И громко рассмеялся, радуясь гибели своего противника.

Джо, заросший и неопрятный на вид мужчина лет сорока, лишь ухмыльнулся, но потом снова стал угрюмым.

— Но меня по-прежнему беспокоит шериф с его требованиями. Он, конечно, не решается арестовывать нас, но постоянно пугает армией. Мне он изрядно надоел! Поскорее бы избавиться от него!..

Вдруг Джо встрепенулся, услышав подозрительный шорох. Он тут же схватился за ружье и выскочил из каменной ниши. Хота замер, прижавшись к камню. Если Джо сделает еще хотя бы несколько шагов, он непременно его заметит. Но Джо не стал идти дальше, решив, что это было какое-то животное.

Хота не спешил. Он должен был побольше узнать об этом человеке.

В последующие три недели он постоянно следил за опасной четверкой и многое о них узнал. Джо был их предводителем и слыл настоящим головорезом. Были реальные факты того, что он со своей шайкой нападал на простых фермеров и постоянно устраивал беспорядки в округе, но власти почему-то совершенно не трогали его. Шериф много раз предупреждал его, но так никогда и не посадил за решетку. Это настораживало. Кто-то ему, очевидно, покровительствовал.

Хота сделал вывод, что смерть его родителей, возможно, было кем-то заказана, потому что Джо больше всего походил на наемника. Когда информация была собрана, Хота решил действовать.

Продолжая следовать за ними, Хота направлялся к окраине города. Вдруг недалеко он заметил необычного всадника. С виду это был худощавый мальчишка, слишком маленький и женоподобный для своего большого скакуна. Впрочем, мальчишки, разъезжающие на лошадях, вовсе не были редкостью для этих мест, однако этот паренек показался Хоте мучительно знакомым. Он напряг свою память, и вдруг его осенило — София! Этот мальчишка так походил на Софию! Стоп! Да это же она!!! Хота изумленно посмотрел ей вслед. Она, очевидно, спешила прочь из города. На седле висела увесистая сумка. Видимо, она реально решила сбежать! Вспомнив отвратительного «жениха», он понял, что девушка спасает свою судьбу.

Хота забеспокоился. Ему захотелось догнать ее и хорошенько обо всем расспросить. Хотя… нет, ему сейчас не до нее! Он должен сегодня же разобраться с бандитами.

Хота почувствовал сильное колебание. Это был мучительный выбор: последовать за Софией или же поспешить вслед за шайкой, которую давно следовало наказать. Он так сильно напрягся, что покрылся капельками пота. Нет! Он не может сейчас оставить свои намерения относительно убийц его родителей. В любой момент они могут сбежать, и тогда ему не удастся узнать что-либо о том страшном дне. Хота горько вздохнул. Нет, он не мог сейчас отказаться от своей мести, не мог…

Когда шайка через час собралась в своем логове, Хота подобрался к ним как можно ближе и начал выжидать. Он хотел заставить Джо заговорить и рассказать о том, почему он убил Эллен и Лионнела Хоффманов.

К его большой удаче, сегодня ковбои решили напиться. Они праздновали очередную смерть какого-то противника.

Бандиты весело распивали целый галлон дешевого пива, когда в их убежище ворвался смертоносный вихрь. Один получил сокрушительный удар в челюсть, другой — в пах, а третий согнулся пополам от мощного удара в живот. В считанные секунды трое противников лежали на камнях и слабо постанывали, а Джо с неподдельным ужасом смотрел на возвышающего перед молниеносного бойца. Через пару мгновений бандит отошел от шока и попытался выхватить револьвер, но Хота сильным ударом ноги выбил оружие из его рук. Буквально через десять минут после нападения зловещая четверка беспомощно лежала в своем собственном логове, связанная крепкими веревками.

Хота с чувством довольства осматривал поверженных врагов, как вдруг на его спину неожиданно обрушился удар. Хота упал, но смог быстро вскочить на ноги и занять позицию обороны. К своему удивлению, перед собою он увидел индейского воина, одетого, правда, по обычаям белого человека — в ковбойский наряд. Лишь длинные волосы и торчащее в них перо напоминало о том, что когда-то этот мужчина принадлежал в народу краснокожих. По некоторым, едва уловимым признакам, Хота понял, что это был апач. «Наверняка, изгнанник» — подумал юноша и приготовился к нападению.

Индеец оказался очень ловок и силен. Они сплелись в схватке, как два могучих исполина. Их поединок длился почти десять минут, но они не уступали друг другу в силе и ловкости. Наконец, удар Хоты в солнечное сплетение противника предрек исход схватки. Когда ему удалось повалить апача на землю, он приставил к его горлу нож.

— Я не хочу убивать тебя, брат, — проговорил Хота на чистейшем наречии апачей, а индеец изумленно округлил глаза.

— Кто ты? — спросил он. — Почему называешь меня братом и так хорошо говоришь на моем языке?

Хота ответил:

— Если ты согласен закончить наш поединок, я отвечу тебе.

Индеец утвердительно кивнул, и в глазах его по-прежнему светилось искреннее изумление. Хота убрал нож и отпустил противника. Апач поднялся с земли вслед за ним.

— Меня зовут Хота, — продолжил юноша разговор на наречии апачей, — я приемный сын Чогэна — Черного Дрозда. Эти люди, — Хота указал на связанных ковбоев, — в прошлом убили мою настоящую семью, и теперь я должен узнать от них всю правду. Прошу, не препятствуй мне, брат, потому что кровь вопиет от земли и жаждет отмщения…

Апач призадумался, а потом утвердительно кивнул. Уважение, сквозившее в голосе Хоты, а также его прямая принадлежность к его народу помогла ему сделать правильный выбор.

Джо и очнувшиеся его приспешники не понимали ни слова с их разговора. Увидев, что их индейский помощник прекратил драться с их врагом, Джо истерично завопил:

— Серая Сова! Почему ты стоишь? Ты должен убить этого наглеца и развязать нас!!!

Индеец бесстрастно посмотрел на него и произнес на ломанном английском:

— Он победил меня в честной схватке. Мы прекратить драться. Он из моего народа…

Джо начал плеваться и сквернословить:

— Какой, к черту, твой народ! Ты мне прекращай эти свои индейские штучки! Ты что, ослеп, какой из него индеец? И вообще, мне плевать, кто он! Ты должен развязать нас!!! Предатель! Я прикончу тебя при первой же возможности, краснокожая псина!..

Хота устал слушать эти злобные крики, а просто ударил Джо по лицу, заставив его замолчать на несколько мгновений.

— Ты был бы уже тысячу раз мертв, если бы я захотел! — процедил Хота сквозь зубы. — И я без колебаний убью тебя, если ты не ответишь мне на несколько вопросов. Отвечай, четырнадцать лет назад ты убил миссионера по имени Лионнел Хоффманн и его жену. Это произошло в Буффало-сити. Кто заказал это убийство?

Джо замер на несколько мгновений, раздумывая, а потом нахальная улыбка скользнула по его губам. Он понял, что этот парень не убьет его, потому что ему была нужна информация.

— Я не помню, — с насмешкой бросил он, глядя, как ярко-зеленые глаза его противника загораются злобой. Хота едва совладал со своими чувствами. Его взрывной характер всегда доставлял ему проблемы. Но Четан учил его иметь холодную голову и бесстрастность настоящего воина. Он подавил вспышку эмоций и слегка зловеще сверкнул глазами.

— Если ты будешь что-то утаивать или обманывать, я найду способ замотивировать тебя для разговора.

Джо немного забеспокоился, но постарался придать лицу нахально-безразличное выражение. Хота несколько раз повторял вопрос, но бандит отказывался говорить. Его бывший соратник Серая Сова бесстрастно наблюдал за всем со стороны. У него не было причин хранить верность головорезу Джо, потому что они никогда не были друзьями. Они просто иногда проворачивали вместе кое-какие дела, но все знали, что Джо никогда не пощадит никого, кто ему перестанет быть выгодным. Поэтому Серой Сове было совершенно безразлична судьба своего бывшего подельника.

Хоте пришлось несколько раз ударить Джо по лицу, но гордость бандита не позволяла ему говорить. Тогда Хота решил прибегнуть к хитрости. Он медленно снял себя верхнюю одежду, оставшись оголенным до пояса. На шее его заблестели индейские амулеты — он так и не избавился от привычки носить их под одеждой. На обеих запястьях также болтались священные индейские браслеты. Серая Сова одобрительно кивнул, прочитав по этим атрибутам воинские доблести молодого человека. Хота начал понемногу перебрасываться с Серой Совой фразами на наречии апачей. Его целью было максимально воссоздать в себе индейский облик, чтобы к его противникам пришел настоящий страх. Вылив немного воды на землю, он перемешал ее с красной глиной и нанес себе на лицо несколько воинственных полос. После этого он зловеще улыбнулся и посмотрел на своих притихших пленников.

— И хотя я родился в семье бледнолицых, но меня всю жизнь воспитывали индейцы. Я в большей степени индеец, чем белый человек. Я думаю, вы наслышаны о том, как искусны индейцы в пытках над своими врагами? Думаю, я смогу вам это сегодня продемонстрировать!..

Пленники побледнели и нервно заерзали: Хоте удалось убедить их в серьезности своих намерений. Джо испуганно округлил глаза, когда Хота достал нож и стал приближаться к нему. Когда острое лезвие предупредительно коснулось его лица, бандит истерически закричал:

— Я… Я вспомнил! Я все вспомнил! Это… это был заказ шерифа Смита! Он заплатил мне за убийство этого святоши. Я обставил все так, как будто это дикари убили их…

— Зачем шерифу потребовалось убивать миссионера? — продолжал грозно спрашивать Хота, не убирая нож от лица Джо.

— Я… я не знаю, — пробормотал он, — я обычно не спрашиваю, зачем. Я просто исполнитель…

Хота гневно сжал кулаки.

— С миссионером был восьмилетний сын. Что вы сделали с ним? — прошипел он, а Джо панически задрожал и быстро выпалил:

— Мальчишка очень быстро выскочил из дома, а потом попросту пропал. Как сквозь землю провалился! Мы обыскались его повсюду, но так и не нашли…

Хота убрал нож и резко отвернулся. Жуткие воспоминания того дня сильно нахлынули на него и заставили мучительно дрожать. Жгучая ненависть к этому трусливому наемнику вдруг всколыхнулась в нем с такой силой, что ему захотелось просто стереть его с лица земли.

Но перед глазами возник образ Четана. Его друг был поразительным человеком. Он слыл самым сильным воином своего племени, но за всю свою недолгую жизнь не убил ни одного врага! А все потому, что он поклонялся Великому Богу бледнолицых — Иисусу Христу! И хотя Хота был обижен на Бога за то, что его родители так ужасно погибли, но все же пример Четана заставлял его все время прислушиваться к своей совести, которая все чаще заговаривала с ним о милости и прощении…

Вот и сейчас она тихо произнесла:

— Не убивай их. Поступай, как Четан!

И хотя Хоте было крайне трудно, и все внутри него буквально кипело от ненависти и негодования, но все же сила влияния Четана пересилила эти чувства, и он сдался. «Ладно, я не убью их», — подумал он покорно и тут же успокоился.

Задав еще несколько вопросов, он поднял с пола бутылку виски и начал насильно заливать врагам в рот. Более опьяневшие, противники станут слабыми. Когда вся четверка от спиртного просто отключилась, Хота повернулся к Серой Сове.

— Брат, спасибо, что помог мне сегодня. Хота называет тебя братом. Если я тебе понадоблюсь, найди меня.

Серая Сова кивнул и растворился за пределами каменного убежища. Хота оделся, вытер с лица глину и водрузил спящих связанных пленников на их же лошадей. Через час он привез их в лагерь правительственных войск и объявил удивленному командиру, что это разыскиваемые преступники, давно терроризировавшие город.

Отъезжая от военного лагеря, юноша почувствовал глубокое облегчение. Дело сделано. Человек, поднявший руки на его родных, наказан и будет гнить в тюрьме. К своему собственному удивлению, он был рад, что не пошел на убийство. Он чувствовал, что поступает так в память о своем дорогом друге и брате. «Четан! Я всегда буду помнить о тебе!» — подумал он, и глаза его неожиданно увлажнились. Он сильно по нему скучал.

Однако оставался самый главный виновник произошедшей трагедии — это шериф Смит. Хота помнил его. Холодные коварные глаза этого мерзкого человека глубоко врезались в его память. Помимо поисков сестры, разоблачение главного преступника стало для юноши следующей целью.

Однако в его памяти неожиданно возник туманный образ: мальчишка на бравом скакуне решительно устремляется прочь из города… София! Хота снова о ней забыл! Ему стало немного совестно. Все время эта девчонка вызывала в нем какие-то нелепые эмоции! Где же она? В порядки ли?

Должен ли он серьезно беспокоиться о ней? Пожалуй, должен, ведь она когда-то спасла ему жизнь…

Хота горестно вздохнул. Придется в первую очередь поискать ее, а потом уже продолжать поиски сестры. Он направил своего коня в сторону, куда полдня назад ускакала София. Возможно, ему удастся отыскать хоть какой-то ее след.

Когда ветер прерии засвистел в его ушах, он почувствовал, что в его сердце снова возрождается радость. Возможно, в жизни все еще может быть хорошо!

Глава 15

Долгие мучительные недели тоскливо ползли вперед, принося Аните массу эмоций и переживаний. Платок по-прежнему красовался на ее лице, глаза ее по-прежнему лихорадочно и со страхом искали Четана среди обитателей фермы, а разум по-прежнему отказывался переходить к каким-либо решительным действиям. Правда, встречаться с Четаном Анита стала значительно реже: он перестал есть в столовой со всеми и сразу же уходил куда-то, как только Анита показывалась поблизости. Очевидно, что он ее избегал. Вот так, помимо старых страхов, девушка начала мучиться от сильного чувства вины. Выходит, она заставила Четана постоянно убегать от нее? А может, он просто и сам не хочет ее больше видеть? Отчего-то эта мысль добавляла немалую порцию боли.

Молясь Господу одним утром, она вдруг получила удивительной силы откровение о самой себе: она полна ревности! Ее страшно огорчает то, что Четан любит ту красивую индианку. Она ревнует и именно из-за этого не хочет признаться в том, что она и есть Анита!

В прошлом она ему нравилась. В прошлом она, Анита, была ему небезразлична. Он приносил ей ягоды в своих ладонях и играл для нее на флейте. В прошлом он подарил ей поцелуй. Да, она сама разрушила все это, поверив страхам и сомнениям, позволив старым обидам отравить ее чувства. Да, она полностью во всем виновата, и ей не в чем Четана обвинить! Но… это прошлое еще как будто имело вес. Это прошлое еще было как будто живым и реальным для нее… А если она, после раскрытия своей личности, увидит в глазах Четана равнодушие или, что еще хуже, отвержение и разочарование — ее драгоценные воспоминания о его чувствах превратятся в ничто, станут лишь источником боли, мук и вечного сожаления.

Аните просто было страшно. Сейчас Четан уважал ее и почитал, как Кэчину Кими. Это лучше, намного лучше, чем в одно мгновение стать презренной Анитой, предательницей и настоящим врагом. Хватит ли у Четана прощения для нее? Если и хватит, то будет ли он, как раньше, добр к ней?

Аните стало совестно. Все эти чувства, очевидно, были продиктованы эгоизмом. Но, к сожалению, она еще не была готова быть откровенной. Она вспоминала его редкие взгляды на нее, и видела в них искренность и беспокойство. Она не отдавала себе отчета в том, что от его малейшего внимания ей было приятно. Прямо сейчас он беспокоился о ней. Почему он так заботился о Кэчине Кими, она не знала. Возможно, это его благодарность за десятки спасенных соплеменников. Но это было дорого в ее глазах. Намного лучше, чем разочарование. Или отвержение. Или боль… Она была не готова к последним…

Виделись они сЧетаном только на воскресных собраниях. Парень не пропускал их. Все жители фермы рано утром собирались во дворе и садились прямо на землю, подстилая под ноги старые тряпки. Четан присаживался недалеко от пастора и с упоением слушал его. Анита, прячась за своим белым платком, садилась с противоположной стороны, стараясь стать невидимой за спинами работников фермы. При этом она хорошо видела лицо Четана и просто не могла оторвать от него взгляда. Он слушал проповедь так внимательно, что, видимо, забывал обо всем на свете. Его красивое смуглое лицо было очень сосредоточено. Общие служения христиан были ему в диковинку и, похоже, доставляли большое удовольствие. Анита ловила себя на мысли, что он поразительно прекрасен. Причем, не только лицом, но и сердцем. От этой мысли всё внутри начинало болезненно ныть. Он навсегда останется далеким для нее, ее потерей, ее наказанием…

Едва дотянув до конца служения, Анита тут же поспешила удалиться с фермы, чтобы прийти в себя. В последнее время ей все больше нравилось сидеть в тени тех корявых деревьев, которые высились на вершине небольшого холма. Ферма отсюда была, как на ладони, а ветер, приносящий ароматы зеленеющей прерии, очень освежал как тело, так и душу.

Усевшись прямо на траву, Анита подтянула к себе колени и обхватила их руками. Опустив голову пониже, она молча предавалась своей печали. Сильная тоска сковывала ее сердце стальными оковами. Почти полчаса она провела в полной прострации и только после этого подняла свое лицо. Но тут же сильно вздрогнула от испуга, потому что недалеко от нее, метрах в пяти, стоял Четан и пристально на нее смотрел. Похоже, он находился здесь давно. Анита смутилась. Почему он здесь? Может, он узнал, кто она такая? Будет ли он отныне ненавидеть ее?

Но Четан не выглядел хмурым, скорее, беспокойным, потому что его драгоценная Кэчина Кими с каждым днем становилась все печальнее. Он пришел поговорить с ней. Он был слишком обеспокоен ее страхом по отношению к нему.

Не спрашивая разрешения, он молча присел на траву в паре метров от нее и посмотрел в ее глаза спокойным бесстрастным взглядом. Анита нервно сглотнула и дрожащей рукой поправила сползающий платок. Он видел ее волнение и как раз пришел спросить ее об этом.

— Кэчина Кими, — негромко, но очень серьезно проговорил он, — ты ненавидишь меня?

Аниту этот прямолинейный вопрос застал врасплох. Она не знала, что ответить. Но отвечать было надо, поэтому она все же произнесла:

— Н-нет… Я не ненавижу тебя… — и опустила глаза, нервно теребя рукою край своего белого фартука.

— Тогда почему ты так боишься меня? — продолжал Четан свой серьезный допрос, и девушка начала нервничать еще больше. Похоже, он решительно собрался сегодня докопаться до правды.

— Я… я… — протянула она и просто замолчала. Ей стало страшно, и мощная дрожь волнения пробежала по ее телу. Все? Пришло время разоблачения? О нет! Анита так сильно побледнела, что Четан забеспокоился.

— Я… Мне не за что тебя ненавидеть… — наконец произнесла она приглушенным голосом, едва находя в себе силы на этот разговор. — Просто… есть у меня одна тайна… На самом деле… — Анита тяжело выдохнула, — на самом деле я очень плохой человек. Я не хочу, чтобы ты узнал, насколько я плохой человек… Я не достойна твоего внимания, поэтому я… убегаю от тебя. Дело не в тебе, а во мне. Я, на самом деле, очень восхищаюсь твоим мужеством и верой в нашего Бога. Но я… я не могу открыться тебе…

Последние слова Анита произнесла очень приглушенно и опустила голову пониже, чтобы скрыть свое глубокое душераздирающее смятение.

— Кэчина Кими, — услышала она его тихие слова Четана, и в его тоне проскользнула неожиданная нежность, — Кэчина Кими. Не бойся меня!

Анита ожидала чего угодно, но не последующих его слов:

— Я тоже плохой человек. Если ты — плохой человек и я — плохой человек, значит, мы можем не бояться друг друга…

Анита подняла на парня шокированный взгляд. О чем он говорит?

— Почему ты плохой человек? — спросила Анита, глядя Четану прямо в глаза. Он немного замялся и нерешительно посмотрел куда-то вдаль. Видимо, ему тяжело было произнести следующие слова.

— Я обидел однажды одного дорогого мне человека, и он возненавидел меня за это, — наконец произнес он, и голос его дрогнул. Анита изумленно смотрела на него, совершенно не понимая, о чем он говорит.

— И этот человек не простил тебя? — настороженно спросила она.

— Я не знаю, — печально ответил Четан, — надеюсь, что да. Я молюсь об этом каждый день. Поэтому не бойся меня. Ты не можешь быть хуже меня…

При этих словах он даже слегка улыбнулся, и Анита поняла, как сильно она очарована им. Четан оказался таким чудесным человеком! Только сейчас она осознала, что впервые разговаривает с ним так просто лицом к лицу. Он был замечательным собеседником. Несмотря на свое происхождение, он почти в совершенстве владел английским и был поразительно умным и чутким человеком. Она смотрела на него и не могла отвести взгляда. Он был настолько хорош, что ее снова уколола ревность.

— Скажи, почему ты здесь, а не со своей невестой? — вдруг выпалила она, но тут же испугалась своей напористости.

Четан сильно удивился.

— Но у меня нет невесты, — проговорил он.

Анита пожалела, что начала об этом говорить, но отступать уже было поздно.

— Ты мне сказал недавно, что есть женщина, которую ты любишь. Почему ты не с ней сейчас, а со мной? Не лучше ли тебе сейчас быть рядом с ней?

Четан несколько мгновений переваривал услышанное, а потом серьезно ответил:

— Я не могу быть с ней, потому что… потому что она не принимает меня. Мы слишком разные с ней. А еще… — он немного замялся и опустил голову, как виноватый школьник, — еще… я обидел ее однажды, я ранил ее чувства, и… она покинула меня.

Последние слова он выдохнул с трудом. Анита пораженно смотрела на него. Значит, та девушка его отвергла? Не может быть! Как можно было отвергнуть ТАКОГО парня?!! Вот, глупая! А теперь он страдает… Ах, вот почему он до сих пор на ферме! Ему некуда спешить…

Анита почувствовала сильное смешение противоречивых чувств внутри себя. Сперва это было большое облегчение, такое большое эгоистичное облегчение, за которое ее тут же осудила совесть. «Если у Четана не заладилось с его любовью, это не значит, что теперь ты можешь рассчитывать на его благосклонность» — прошептала она и заставила Аниту смиренно подавить свои желания. С другой стороны, ей стало очень жаль Четана, потому что большая печаль отразилась на его лице, когда он заговорил об отвержении своей любимой женщины.

— Мне очень жаль, — пробормотала Анита сочувственно, но Четан слегка улыбнулся, как бы давая понять, что у него все нормально. Анита смотрела в его смуглое открытое лицо, и вся внутри неё трепетало от желания быть с ним. Но, казалось, между ними зияла непреодолимая пропасть.

Четан со своей стороны тоже был немало взволнован. Кэчина Кими стала так сильно ему небезразлична, что даже печаль о Табо немного поблекла на фоне этих новых чувств. Возможно, она по-прежнему казалась ему таинственной и загадочной личностью, хотя он не раз видел, что за этим платком скрывается просто слабая хрупкая женщина. В любом случае, сейчас Кэчина Кими занимала все его мысли. Он увидел, что взгляд ее светлых глаз стал теплее, и она перестала отворачиваться в его присутствии. По сути, он впервые видел ее так близко в дневное время суток, хотя иметь какое-либо представление о ее внешности было трудно, потому что ее голову полностью покрывал большой белый чепчик, а пол-лица было спрятано под платком. Он видел лишь глаза — светлые, робкие и отчего-то смотрящие смущенно и виновато.

Чтобы не усугублять ее смущение, он отвернулся в сторону и посмотрел вдаль, откинув небрежным жестом прядь длинных волос от лица.

— Кэчина Кими, не бойся меня и, прошу тебя, не убегай. Я просто хочу защищать тебя, и я не буду пытаться разгадывать твои тайны. Ты можешь быть спокойна…

Эти его слова, как бальзам, пролились в ее сердце. Она аж потянулась к нему всем существом, но потом одернула себя. Надо постараться не натворить глупостей!

Однако, в ее сердце появился проблеск надежды. Может, Четан сможет простить ее, когда узнает, кто она на самом деле? Он так добр и благороден, что это возможно для него.

Анита не смогла удержаться и задала ему следующий вопрос:

— Я не совсем понимаю, почему ты хочешь мне помогать, но… если вдруг ты узнаешь, что я в прошлом совершила много плохих поступков, сможешь ли ты и дальше… относиться ко мне хорошо?

Голос ее немного дрогнул от волнения. Четан улыбнулся и бросил на нее ласковый взгляд.

— Мне все равно, что ты совершила в прошлом. Если ты раскаиваешься, Бог прощает тебя. Кто я, чтобы осуждать тебя, когда Бог тебя простил? Об этом сегодня говорил пастор Стен, ты помнишь?

Анита неожиданно рассмеялась. Его здравые христианские рассуждения никак не вязались с его индейской внешностью. Атмосфера резко перестала быть напряженной, а вокруг разлился какой-то ласковый свет радости и принятия.

— Спасибо, — пробормотала Анита и вдруг неожиданно растрогалась. Она так давно чувствовала себя плохой! А тут Четан, лично он сам, тот, кто больше всего на свете волновал ее сердце, заверил ее, что примет ее со всеми ее грехами и проступками. В глазах защипало, и Четан заметил ее попытку отвернуться от него.

— Кэчина Кими… — начал он, но Анита его перебила:

— Все нормально. Я… я благодарна тебе за все, и просто волнуюсь от радости… Спасибо, Четан…

Она фактически впервые произнесла его имя, и оно прозвучало в ее устах как-то по-особенному. Четан тоже услышал это особенное звучание и внимательно посмотрел на девушку. Снова у него появилось сильное ощущение, что они давно знакомы. «Кто же ты, Кэчина Кими? — подумал он. — Почему мое сердце все более трепещет рядом с тобой?».

Они какое-то время посидели молча, и Анита поняла, что ее страх почти полностью ушел. Возможно, скоро она сможет открыться ему. Возможно, он простит ее. Возможно, он будет хотя бы ее другом… Понятное дело, она никак не могла рассчитывать на его любовь, ведь в его сердце была другая женщина, но сейчас, после всего пережитого, ее осчастливила бы даже искренняя дружба и восстановленные отношения.

Во дворе фермы появилась Генриэтта и громко позвала Аниту. Девушка вздрогнула, а потом поднялась на ноги. Она уж было бросилась вниз с холма, но потом замерла и резко обернулась к Четану. Он по-прежнему сидел на земле и смотрел на нее снизу вверх, щурясь от лучей яркого утреннего солнца.

— Спасибо, Четан, — проговорила Анита, — ты действительно помог мне. Я… я на самом деле, очень хочу рассказать тебе свою тайну, но еще немного боюсь. Я боюсь, что ты разочаруешься во мне… — ей стало неловко, ведь она, фактически, призналась в том, что дорожит его мнением о себе, — но я решусь на это скоро, обещаю тебе!

Анита сделала паузу и тихо добавила:

— Пожалуйста, ешь в столовой. Я больше не буду убегать! И ты не прячься. Я… я хочу еще общаться с тобой…

Ее лицо залилось краской смущения, но Четан этого не увидел из-за платка. Однако он почувствовал всю ее неловкость в голосе, и понимающе кивнул. Анита резко развернулась и умчалась к ферме.

Четан долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась в одном из строений фермы. Его сердце пело. Наверное, из-за последних ее слов: «Я боюсь, что ты разочаруешься во мне…». Он понял, что глубоко ошибался на счет Кэчины Кими. Она не ненавидела его! Она… дорожила его мнением! Значит, он важен для нее! Значит ли это, что она тоже испытывает к нему необъяснимую привязанность? Четан нервно сглотнул. Почему это происходит между ними? Почему он точно знает ее, хотя никак не может узнать?

Четан закрыл глаза и обратился к Тому, Кто знает все и может все:

— Господь! Помоги Кэчине Кими победить все страхи! Помоги мне помочь ей! Боже, если Тебе угодно, открой мне, кто же она на самом деле…

* * *

Последующие дни стали почти самыми счастливыми днями в жизни Аниты. Теперь она не убегала от Четана, а радостно встречала его взмахом руки, когда они сталкивались во дворе фермы. Четан в ответ широко улыбался, поражая в очередной раз своей редкой красотой, и, уходя, оставлял после себя невероятное ощущение счастья в сердце Аниты. Вот-вот она собиралась ему во всем признаться. Вот-вот последняя преграда должна была быть разрушена между ними…

Жители фермы не могли не заметить, как сильно изменились отношения этой странной парочки. Джонни Монро однажды отвел Аниту в сторону и заговорчески спросил:

— Эй, сестра, — слово «сестра» он произнес нарочито грубо, намекая, что пора бы ей снова переквалифицироваться в «Аниту» и перестать заниматься скрытными глупостями. — Скоро ты уже снимешь свой нелепый платок? Анита, если вы с Четаном уже все порешали, то пора бы и маскировку убрать, а?

Анита сильно покраснела и сбивчиво ответила:

— Что значит «порешали»? У нас и так все было нормально. Просто я еще немного стесняюсь, вот и все…

Джонни насмешливо протянул:

— Ну-ну! Перестань! Все знают, что между вами что-то происходит. Четан носится с тобой, как с сокровищем. Говорят, вы были знакомы в прошлом. Это правда?

Последние две фразы он произнес шепотом, а Анита сильно вздрогнула.

— О чем ты говоришь? — в панике воскликнула она, а потом испуганно зажала себе рот рукой.

Так как Анита больше ничего не опровергала, Джонни ухмыльнулся и проговорил:

— Ах, вот, где собака зарыта! Сестра! Наберись смелости и будь искренней! Хватит мучить парня. Он в тебе души не чает, ради тебя горбатится на ферме, а ты все никак не решишься. Прими мой совет, как от твоего друга: хватит убегать, перед Богом ведь ходим! Эгоизм никогда еще не доводил до добра…

Оставив Аниту наедине со своими невеселыми мыслями, Джонни Монро удалился по своим делам. Анита сильно поникла. Каждое его слово стало для нее большим обличением. Она действительно мучает Четана? Ее действия так сильно эгоистичны? Может, Джонни прав? Пора все это прекратить…

Анита удрученно побрела прочь, когда возле одной из построек двинулась какая-то тень. Это был Четан. Он как раз возвращался из конюшни, когда случайно услышал голоса. Он никак не планировал подслушивать, но вдруг отчетливо услышал это важнейшее для него имя — Анита! Четан замер. Анита, Анита! Это же имя Табо! Не совсем понимая, что происходит, он начал прислушиваться к дальнейшему разговору. Его поразительный слух помог ему услышать каждое произнесенное ими слово.

«Говорят, вы были знакомы в прошлом…» — донеслось до его слуха, и его обдало волной дрожи. Кэчина Кими не опровергла этого. Что же это значит? Не может быть! Поразительная догадка возникла в его голове, когда он сопоставил очевидные факты. Кэчину Кими зовут Анита. По ферме ходят слухи, что они были знакомы с нею в прошлом. Она и ему самому кажется очень знакомой. Она боится открыть ему свое лицо… Что же это? Неужели Кэчина Кими — это… Табо???

Четан тряхнул головой, словно хотел удостовериться, что происходящее с ним — это не сон.

Табо! Табо! Неужели это ты? Но как это можешь быть ты?!! Ты же жила в роскоши в городе белых людей! Ты была так сильно обижена тогда и полна ненависти… Табо! Неужели это можешь быть ты?

Четан был так поражен, что едва нашел в себе силы вернуться в конюшню и завалиться на ароматный стог сена. Он пролежал так более часа, вспоминая все ее слова и сопоставляя их теперь с ее новой открывшейся личностью. Кэчина Кими говорила, что сделала что-то плохое в прошлом и что боится его разочарования. Что она имеет в виду? Возможно ли, что она переживает о своей ненависти к нему тогда? Нет, это как-то слишком сложно! Четану трудно было вместить все это в своем разуме, и он чувствовал, что все силы покинули его.

Но сейчас было важно понять происходящее до конца, ведь если Кэчина Кими — это Табо, то… Его сердце бешено застучало. Он так долго жил мыслью о ней и страдал из-за чувства вины! Он не надеялся когда-либо увидеть ее вновь, лишь хотел, чтобы однажды она простила его и была счастлива там, где она есть. Но, если Кэчина Кими — это действительно Табо, то он сможет еще раз попросить у нее прощения и отныне спать спокойно!

Он так сильно волновался, что пропустил ужин. Он не мог решиться увидеть ее и откровенно поговорить. Но как же ему все узнать? Четан в ту ночь не сомкнул глаз. Его сердце трепетало, как никогда ранее, а душа уходила в пятки при мысли предстать перед нею, зная, что она — его драгоценная Табо!

Ему вдруг вспомнилась история из Библии. Когда Иисус воскрес, он явился двум ученикам на пути в Эммаус. Он подошел к ним, как обычный путник, и долго с ними разговаривал. А потом Он исчез, и ученики поняли, что это был Иисус. И после этого они сказали: «Не горело ли в нас сердце наше…?». То есть их сердце подсказывало им, что это был Господь, хотя они и не осознавали это разумом. Вот точно так же чувствовал себя и Четан теперь. Он понимал, что все это время его сердце постоянно горело, когда он был рядом с Кэчиной Кими. Его сердце подсказывало, что она — это особенный для него человек, хотя он не мог этого никак понять. Все! Хватит трусить! Нужно все узнать как можно скорее!

Он едва дождался утра. При первых же признаках пробуждения фермы он бросился искать ее. Но ему сообщили, что некоторое время назад она ушла в сторону холма. Четан поспешил в указанном направлении, а работники посмеялись с него.

— Похоже, у нас тут любовь, — с усмешкой проговорил один из работников.

— Не выдумывай! — прервал его второй. — Краснокожие неохотно берут в жены белых. Думаю, Четан просто заинтригован ее камуфляжем…

— А глаза его ты видел только что? — парировал первый. — Это не просто взгляд, это фонтан эмоций!

Второй недовольно пожал плечами.

— Я все равно в это не верю. Все равно, дикарь есть дикарь: Анита не станет с ним связываться…

Работники замолчали и переключились на свои дела.

Четан стремительно преодолел соседний холм, ища глазами Кэчину Кими. Он увидел ее в излюбленном для нее месте — под тенью скорченных деревьев. Она, как всегда, была очень печальна и пряталась за платком. Четан понял, что его обуревает невероятный страх, которого он еще никогда в жизни не испытывал. Его смутило собственное состояние, ведь даже малейший страх для индейского воина — это позор! Но сейчас, пожалуй, ему было не до сохранения своей чести. Теперь он знал, что сейчас увидит Табо! Четан бесшумно приблизился к ней, но она не заметила его, потому что была глубоко погружена в свои мысли. Ему пришлось остановиться в нескольких метрах от нее и сообщить о своем присутствии намеренным хрустом веток под ногами.

Анита встрепенулась и стремительно развернулась к нему. Увидев Четана, она поднялась ему навстречу. В ее взгляде Четан прочитал тревогу, и его сердце заныло. Она по-прежнему его боится? Она не доверяет ему… Впрочем, у нее есть повод не доверять ему. Но… что же делать? Он должен полностью удостовериться, что Табо — это она!

Четан подошел ближе и молча присел на траву. Он устремил взгляд вдаль, давая возможность Аните тоже сесть рядом. Она присела, и воцарилось гнетущее молчание.

Анита чувствовала какое-то напряжение, висевшее в воздухе, а также сильное чувство вины. Слова Джонни Монро очень ударили по ее совести. Выходит, она изводит Четана своими тайнами и снова поступает с ним крайне эгоистично? Но если она прямо сейчас ему все откроет, не будет ли это для него ударом? Его многоуважаемая Кэчина Кими вдруг окажется той самой беглой рабыней Анитой, которая однажды сбежала от Четана, а потом собственными руками отправила его на смерть! Анита сильно вздрогнула, представив еще раз всю отвратительность своих поступков в прошлом. Четан будет так сильно разочарован! Но… держать его и дальше в неведении не менее отвратительно. Ей надо смириться! Да, именно смириться! Смириться с тем, что он отвернется от нее и обдаст холодным взглядом. Ей надо поставить честность выше собственных интересов! Боже, помоги! Это так страшно!

Анита нервно сглотнула, а потом украдкой бросила на Четана взгляд. Он казался бесстрастным и по-прежнему смотрел куда-то вдаль. Он был таким же, каким она помнила его еще со времен своего плена — каменным изваянием. Но она знала, что в его груди бьется очень трепетное сердце, искренне любящее Иисуса!

Она уж было решилась и открыла рот, чтобы заговорить, как вдруг Четан произнес первым:

— Что ты такого совершила, что я не смогу понять?

Анита вздрогнула и затрепетала. Четан был таким серьезным и задавал такие откровенные вопросы! Неужели, он о чем-то начал догадываться? Мурашки страха пробежали по ее телу, но сердце твердо говорило: «Все! Хватит лжи! Хватит страха! Если он отвергнет тебя, значит, это твоя судьба!». Анита пораженно вздохнула и, опустив голову, произнесла:

— Я… я предала своего друга и фактически обрекла его на смерть. Я безосновательно посчитала его своим врагом и в порыве ненависти… отдала на растерзание недругов! — последние слова она выдохнула с трудом, чувствуя, что комок слез все больше нарастает в горле. — Я… очень страдала потом и даже считала его умершим, но… он оказался живым! Слава Богу! Но… я не могу до сих пор забыть свои грехи. Я бы так хотела вернуть все назад и исправить!

На последней фразе голос Аниты дрогнул, а Четан дернулся от мгновенно вспыхнувшего желания утешить ее и прижать к себе, но сразу же остановился. Нет! К ней нельзя прикасаться! Она не переносит чужих прикосновений!

Четан опустил уже было поднятую руку и сделал взволнованный вдох. Слова Кэчины Кими все больше подтверждали ее личность. После того злополучного поцелуя она посчитала его врагом и всей душой возненавидела. Эта ненависть горела в ее душе несколько лет, и при их встрече в поместье белых людей она выплеснула на него свою обиду. Он чуть не погиб тогда. Она, видимо, считала его умершим, а потом повстречала здесь, в прерии. И она глубоко скорбит обо всем этом… Но ведь это значит, что… ОНА ЕГО ПРОСТИЛА?!! Эта мысль вдруг озарила его разум, и сильное радостное облегчение разлилось в его душе. Она простила! Она простила! Табо больше не считает его своим врагом! Четан так сильно обрадовался, что не смог удержаться от мысленного возгласа: «Спасибо, Боже!».

Видя, что его лицо стало светлым и, буквально, сияющим, Анита даже перестала смущаться. Как завороженная она смотрела на него и ничего не могла понять. Четан повернулся к ней и посмотрел с такой любовью, что Анита изумилась и замерла с широко распахнутыми глазами.

— Четан, что с тобой? — не удержалась она от назревшего вопроса, а он вдруг широко улыбнулся и радостно сказал:

— Я сейчас понял, что женщина, которой я отдал свое сердце, простила меня!

Анита ровным счетом ничего не поняла. Почему он вдруг вспомнил о своей индианке? Она признавалась ему в своих грехах, а он вспоминал о своей возлюбленной? Аните вдруг стало как-то неприятно, как будто Четан пренебрег ее откровенностью. Она опустила голову, чувствуя, что в душе начинает нарастать обида. Время ли думать о возлюбленных, когда у друга сердечная скорбь? Значит, этот друг просто для него ничего не значит!!!

Анита почувствовала такое огорчение, что готова была подняться и убежать отсюда, но потом одумалась. На что ей обижаться? Все справедливо! Она Четану по сути никто!

Эти трезвые мысли помогли ей сдержаться. Четан действительно не обязан ее сейчас выслушивать. Она так много нагрешила против него, что он может хоть тысячу раз обижать ее, и ей надо будет смиренно стерпеть!

Сделав печальный глубокий вдох, Анита снова подняла глаза на Четана. Он по-прежнему счастливо улыбался, но отчего-то смотрел прямо на нее. Ей ничего не оставалось, как смущенно опустить глаза.

— Скажи, Кэчина Кими, — вдруг с какой-то особенной интонацией в голосе проговорил он, — тот друг, которого ты обидела… ты бы хотела его снова увидеть?

Анита изумленно подняла на него глаза. На красивом лице Четана появилось странное выражение. Он смотрел на нее со смешением напряжения и торжества. Его волосы разметались по плечам, а большие черные глаза, не мигая, смотрели в ее лицо. Анита замерла, удивляясь все больше с каждым мгновением. Что с ним происходит? Он сейчас ведет себя не так, как раньше. Такое ощущение, что он решил заглянуть ей в самую душу. Но почему?

Четан тоже очень внимательно следил за выражением ее глаз. «Это точно Табо — это ее глаза! Вот почему она казалась мне такой знакомой!» — подумал он с торжеством.

Обдумав еще раз его вопрос, Анита еще больше занервничала. Как правильно ответить? Сказать, что она хочет его еще раз увидеть? Да она видит его прямо сейчас! Если уклониться от ответа, то будет снова не искренне, а так больше нельзя! Что ж…

— Я… я больше всего хочу, чтобы он… тот мой друг… чтобы он простил меня… — наконец, выдохнула она и спрятала глаза.

— Но ты не хочешь его видеть? — не унимался Четан, заставляя смущенную Аниту немного дрожать.

— Это не так! Просто… Мне стыдно его видеть!

Анита перешла на шепот и со стыдом отвернулась в сторону.

Четан, напротив, улыбнулся и облегченно выдохнул. Всё, хватит ее мучить! Он узнал достаточно! Значит, если он откроется ей, она не отвергнет его!

Четан поднялся на ноги, а потом обошел девушку дугой и присел на траву прямо напротив неё. Анита изумленно подняла голову и прошептала:

— Четан… что ты делаешь?

Он посмотрел на нее очень серьезно.

— Табо… Анита… Прости меня! Прости, что однажды держал тебя в плену, и это продлилось слишком долго! Прости, что… позволил себе прикоснуться к тебе в ту ночь… Прости, меня! Я сполна заслужил твою обиду. Надеюсь, теперь ты сможешь принять мои извинения!

Анита ошарашенно смотрела на него и никак не могла осознать значение его слов. Анита??? Он назвал ее Анитой??? Стоп! Он все знает??? Он знает, что она и есть ТА САМАЯ предательница? Подождите-ка! Что он говорит? Он говорит: «Прости»? Знает, кто она такая и все равно просит у нее прощения?

Анита аж пошатнулась, потому что у нее задрожало все тело. Она не могла оторвать от него испуганно-изумленного взгляда и не владела своей речью.

Четан, не церемонясь, протянул к ней руку и одним махом снял платок с ее лица.

Как давно он не видел эти черты! Анита по-прежнему была невероятно красива, хотя стала старше. Под глазами залегли тени, скулы стали острее…

Шок Аниты еще не прошел. Она инстинктивно попыталась надеть свой платок обратно, но дрожащие руки не слушались.

— Больше не прячься, — тихо проговорил Четан. — Я помнил о тебе всю свою жизнь, Анита…

От его последних слов она вздрогнула и наконец прекратила глупые попытки спрятаться обратно в свою скорлупу.

Взгляд Четана светился нежностью и принятием, и ее сердцу стало совестно до боли.

— Четан! Прости меня! — прошептала она, закрыв лицо ладонями. — Я так виновата перед тобой! Из-за меня… из-за меня тебя тогда почти убили! Я… я недостойна того, чтобы ты разговаривал со мной!..

Она замолчала и всхлипнула. Четану очень сильно хотелось утешить ее, приобнять, но он не смел прикасаться к ней. Он помнил, что она не выносит чужих прикосновений. Однажды он уже совершил непоправимую ошибку и поклялся себе никогда больше ее не повторять!

Когда Анита немного успокоилась, он снова заговорил с ней:

— Я больше не обижу тебя, поверь! Я… знаю, что это ты спасла меня тогда, много лет назад в Долине Уединения, когда я истекал кровью и был фактически мертв. Я обязан тебе жизнью…

Анита удивленно подняла на него заплаканные глаза.

— Ты… ты меня вспомнил? — робко проговорила она.

Четан кивнул и постарался вложить в свой взгляд как можно больше тепла, чтобы она уже, наконец, перестала огорчаться и забыла о прошлом. Анита какое-то время смотрела в его лицо и боялась расслабиться

— Четан, где ты взял ту Библию, которая когда-то хранилась в твоем доме? — произнесла она с трепетом, надеясь услышать доказательства его непричастности к смерти отца.

Четан немного удивился вопросу. Та Библия таинственно исчезла, и он уже давно забыл о ней.

— Это подарок от моего учителя. Я не помню его настоящее имя, но все в племени называли его Кэлетэка… Он рассказал мне об Иисусе и помог мне полюбить Его…

Разум Аниты резко пронзило старое воспоминание. Кэлетэка… Это индейское имя точно ей было знакомо. Перед ее глазами всплыли строчки из письма отца: «…Апачи с любовью прозвали меня Кэлетэка, что означает Опекун Людей. Это теперь мое второе имя. Я очень рад ему…» Отец? Значит отец лично подарил Четану ту Библию! Не может быть! Но… выходит, что она так серьезно ошиблась, посчитав Четана убийцей! Господи, сколько же всего она натворила!

Анита чувствовала себя просто чудовищем. Четан был все это время настоящим христианином, а она приняла на него лживые подозрения, потом безосновательно возненавидела, а после и вовсе обрекла на смерть. И даже в последнее время она скрывалась от него так долго и доставляла ему массу проблем. Как ей после всего этого смотреть ему в глаза? Анита снова ужасно опечалилась, потому что не могла простить себя. Четан чувствовал себя бессильным и тоже поник. Они просидели так несколько минут, и солнце начало просто нестерпимо припекать.

— Пойдем, Анита, — проговорил Четан ласково, — все обязательно наладится, слышишь!

Анита, все еще обуреваемая чрезмерной печалью, коротко кивнула и послушно поднялась на ноги. Она с трудом спустилась с холма и ни разу не обернулась к Четану. Ее самоосуждение достигло гигантских масштабов. Четан молча отпустил ее и, остановившись, искренне помолился о ней. Его сердце очень болело и скорбело вместе с ней, но он никак не мог понять, как же ей можно было помочь.

В течение нескольких дней Анита просто не выходила из комнаты. Жители фермы обеспокоенно перешептывались, а Четан просто не находил себе места. Он не мог понять ее скорби. И помочь тоже не мог. Он только молился, но его внутренность болезненно сжималась, когда он думал о ее необъяснимо глубоких страданиях.

Пастор Стен несколько раз пытался поговорить с ней, но она не принимала его, говоря, что ей нужно побыть одной. Однако наихудшим было то, что она категорически отказывалась от еды. Четан понимал, что Анита быстро ослабеет и может серьезно пострадать. Но она никого не хотела видеть.

На закате четвертого дня Четан отошел немного поодаль от фермы и, упав на колени, горячо молился о ней Богу. Его длинные черные волосы взметались ветром, а все тело было предельно напряжено. Губы его беззвучно двигались, а глаза были плотно закрыты, потому что он пытался достучаться до небес. Вдруг по его смуглой щеке скатилась слеза, блеснув на солнце, как драгоценный камень. Такие слезы в Небесном Царстве имели наивысшую ценность.

Он молился больше часа и все еще чувствовал смятение в душе. Но он не отступал! Он решил во что бы то ни стало получить от Бога ответ, как помочь Аните и спасти ее от смертоносной скорби. Вдруг в какое-то мгновение в его разум ворвалась удивительная небесная музыка. Возможно, он услышал пение Ангелов, но все его сердце мгновенно встрепенулось и отозвалось, тут же замерев от этого сверхъестественного явления. Эта музыка услышана была не обычными ушами, а острым слухом человеческого возрожденного духа. Она переливалась внутри него, создавая невероятные прекрасные звучания, от которых окрылялась душа. Почти мгновенно с появлением этой музыки в его сердце возник ясный ответ: он должен сыграть эту мелодию на своей «сихутанке» — флейте его народа. Анита ведь любит звучание «сихутанки», а небесная мелодия исцелит ее скорбящую душу.

Поблагодарив Господа, он тут же бросился в конюшню, где находились его вещи.

Он достал флейту из старой кожаной сумки и бегло осмотрел ее. Он не играл на ней много месяцев, хотя всегда носил с собой.

Уже темнело, когда Четан с «сихутанкой» в руках вышел во двор фермы. Он поспешил взобраться на холм, где начал наигрывать небесную мелодию, все еще звучащую в его душе. Она была крайне простой, но удивительно прекрасной! Уже через полчаса он вернулся к постройкам фермы, но не стал подходить сильно близко. Он просто играл, мысленно молясь Господу об исцелении разбитого сердца его драгоценной Табо.

Прошло, буквально, несколько минут, и Анита в белой до пят ночной сорочке и с растрепанными длинными волосами выскочила во двор и устремилась к источнику музыки. Она подбежала к Четану и остановилась в паре метров от него. Яркая луна уже осветила все вокруг своим холодным светом, и мгновенно ее лучи заиграли на залитом слезами лице Аниты. Возможно, она была где-то не в себе, потому что появилась здесь в таком неприличном виде, но, похоже, в тот момент ее не волновало ничего, кроме удивительной музыки, которая сверхъестественно коснулась ее сердца.

Да, так и было! Анита очень сильно исстрадалась за эти дни, попав в лютые лапы депрессии и обвинений. Она никак не могла победить ее, потому что перед ее глазами все время стояли ее прежние неправильные поступки. Она пыталась напоминать себе, что Бог ее уже простил и что, очевидно, Четан простил тоже, но ничего не помогало. Иногда депрессия имеет слишком глубокие корни, и так просто не удается вырваться из ее жестоких лап. Корнем ее проблемы стало непрощение самой себя. Она была себе отвратительна! Она была себе ненавистна! Она сама себя не могла более переносить в этой жизни и ненавидела теперь и саму эту жизнь. Иногда нужно научиться прощать не только врагов, не только неверных друзей, но и самих себя!

Не сумев справиться с этой ненавистью к своей персоне, Анита попала в ловушку боли, апатии и потери здравого смысла. Она просто плакала дни напролет, а ночью беспокойно дремала. Как только она вспоминала светлое и искреннее лицо Четана, она еще больше начинала презирать себя. Поэтому она не могла показаться ему на глаза. Анита оттолкнула даже пастора, потому что и так знала, о чем он начнет с ней говорить. Он попытается развеять ее самоосуждение и скажет о том, что она хороший человек. Нет! Отвратительный человек! Глупый человек! Как можно было так безосновательно возненавидеть Четана только на основании одного предположения??! Почему не разобралась? Почему потом, на холодную голову, не попыталась трезво поразмыслить??? Глупая и жестокая! Боль от утраты родителей выместила на человеке, который был к ней так добр! А он не только не возненавидел ее, но и продолжал заботиться даже тогда, когда узнал, кто она такая! Она ему не возлюбленная и даже не друг. Он влюблен в другую женщину, но так самоотвержен и полон милосердия! Четан — воистину плод веры ее отца! Он стал замечательным христианином, удивительным христианином, несмотря на свое индейское происхождение. Отец, наверняка, счастлив видеть его с небес! Но она… она — позор своего отца…

Вот так проходили дни. Анита не хотела есть, а лишь пила немного воды. Она просто закрылась от всего мира и не хотела больше ровным счетом ничего!

На пятый день она почувствовала сильное головокружение и тошноту. На нее начал наползать холодок страха. «Так может и смерть прийти однажды,» — подумала она и впервые серьезно испугалась. Умирать она все-таки не хотела. Когда на землю спустились сумерки, Анита, чувствуя, что силы все больше покидают ее, из самых глубин своего естества смиренно взмолилась к Богу: «Господи, я боюсь. Только сейчас я поняла, что впала в эту яму слишком глубоко. Наверное, я не права. Наверное, я зря… дала место ненависти. Прости, Боже!..»

Когда она прошептала последнее слово, ее разум вдруг открылся, и она ясно поняла: ненависть снова завладела ею, едва не погубив и ее душу, и жизнь, но на сей раз ненависть к самой себе! С того момента, как погибли ее родители, проклятье ненависти пришло в ее душу. Тогда она ненавидела индейцев. Эта ненависть была жгучей и сильно владела ею. Но на этом ее рабство не закончилось. Через очень короткое время добавилась ненависть к Ральфу и вообще к мужчинам. Она жила с этой ненавистью, ела с этой ненавистью, засыпала с нею, просыпалась и просто никогда не расставалась, никогда! Появление в ее жизни Четана начало ослаблять эту зависимость: он показал своим примером, что и индейцы, и мужчины могут быть добрыми, одухотворенными и прекрасными.

Однако, проклятие ненависти не исчезло. Оно притаилось и выжидало подходящего момента, чтобы нанести свой удар… Когда пришло малейшее подозрение, что Четан причастен к гибели ее родителей, ненависть обрушилась на нее и сделала безумно слепой…

И вот теперь снова — снова она в сетях! Снова потеряла разум и адекватность из-за духа ненависти! Но на сей раз — ненависти к себе! При этом источник этого состояния оставался старым!

Когда Анита осознала всю тяжесть своего состояния, она серьезно испугалась и попыталась сесть на кровати.

— Господи, — прошептала она, — спаси меня из этого страшного рабства! Помоги мне…

Прошло несколько мучительных минут, как вдруг до ее слуха донеслась… мелодия! Ее сердце затрепетало. Небесная, такая прекрасная и живительная музыка вызвала в ней мгновенный отклик. «Господи! Ты спасаешь меня! — прошептала Анита сквозь слезы, — Боже! Ты пришел ко мне на помощь!».

Откуда-то появились силы, и она сумела встать с кровати. Голова кружилась, ноги дрожали. На ней была тонкая белая сорочка с короткими рукавами, а волосы в беспорядке струились по плечам, но она просто не восприняла, в каком сейчас виде находится, и как можно стремительнее выскочила из здания. Она бежала через двор к источнику музыки, словно на спасительный свет. Ей казалось, что от этого бега зависит ее жизнь.

Выбежав за пределы двора, она устремилась в поле. Еще издалека в лунном свете она увидела фигуру человека с флейтой в руках. Но она не остановилась, пока не подбежала к нему вплотную. Это был Четан. Анита замерла в паре метрах от него, тяжело дыша и не вытирая стекающие по лицу слезы.

Она так давно не слышала эти чудесные звуки флейты! Всегда, абсолютно всегда эта музыка соединяла ее измученный дух с небом! И сейчас флейта окончательно вытащила Аниту из лап депрессии. Все! Она вырвалась! Она не умрет! И она больше не хочет ненавидеть!..

Четан перестал играть и тоже замер. Анита в своем белом одеянии и с растрепанными волосами выглядела, как прекрасный Ангел. И она пришла! Как Господь и пообещал — она пришла! Ему удалось помочь ей!

— Анита… — прошептал он тихо, словно боясь ее спугнуть.

Девушка, наконец, вытерла слезы и немного дрожащим голосом произнесла:

— Четан! Я… благодарна тебе за все и искренно восхищена тобою. И хотя я поступала с тобою просто чудовищно, я все же хочу забыть о прошлом. Пожалуйста, если ты простил меня, прими меня в друзья…

Воцарилось некоторое молчание.

Анита почувствовала прилив смущения, потому что к ней начала приходить ясность ума. В какое-то мгновение она осознала, как она одета, и ужаснулась. Она тут же перекинула наперед почти все волосы, чтобы скрыть за ними свою ночную сорочку. К счастью, они были очень длинны и стали ее плотной накидкой. Но она даже не представляла, насколько прекрасна сейчас в этом естественном виде и что Четан затаил дыхание от прилива восхищения, впервые в жизни нахлынувшего на него с такой силой.

Так как он сильно отвлекся на ее красоту, то не совсем понял смысл произнесенных ею слов. Анита сильно смутилась, посчитав, что Четан не хочет быть ее другом. Она понурила голову, а потом немного огорченно сказала:

— Я понимаю…

Но Четан вдруг встрепенулся, увидев ее опущенную голову, и воскликнул:

— Анита! Анита! Только прошу, не грусти больше! Пожалуйста! Скажи, как утешить тебя? Если я причиняю тебе неудобства, я сейчас же уйду…

Анита резко подняла голову и стремительно ответила:

— Нет! Я не хочу, чтобы ты уходил!!!

Это звучало так эмоционально и искренне, что Четан понял: он на самом деле ей очень нужен! Это понимание согрело его сердце.

— Просто будь моим другом, — решилась еще раз попросить Анита, и Четан в этот раз услышал ее. Он улыбнулся и тихо ответил:

— Я твой друг, Табо!

Анита снова услышала это странное имя. Он уже несколько раз назвал ее так. Несмотря на странное звучание, оно показалось девушке немного знакомым: где-то она уже слышала его, но не могла вспомнить, где.

— Почему ты называешь меня Табо? — робко спросила она.

Четан немного смутился, но темнота сумерек скрыла это от Аниты.

— Я назвал тебя так еще много лет назад, когда ты спасла меня. Я не знал твоего настоящего имени, поэтому назвал Табо…

Анита почувствовала сильное волнение. Возможно, голос Четана звучал как-то слишком нежно. Она уж было собралась спросить, что же это имя означает, как вдруг со стороны фермы послышался шум. Анита испуганно обернулась. Несколько человек со свечами в руках вышли во двор. «Наверное, мы разбудили их,» — с ужасом подумала она, а потом с еще большим ужасом посмотрела на свой внешний вид. О нет! Если ее увидят здесь в таком виде рядом с Четаном, то ее репутация может серьезно пострадать!

Она резко повернулась к Четану и прошептала:

— Надо спрятаться!

Он удивился, потому что не понимал, в чем была проблема, но не стал возражать. Так как в прерии было негде прятаться, они могли только лечь на траву. Четан потянул Аниту за руку и быстро уложил на землю. Он тут же лег рядом, но продолжал внимательно следить за происходящим во дворе фермы.

Анита же затрепетала. Он был так близко от нее! Ней вдруг нестерпимо захотелось прикоснуться к нему, провести рукою по его гладкой коже и мягким черным волосам…

Анита уже было протянула к Четану руку, но на нее неожиданно набросилось головокружение, а перед глазами все помутнело. Она все-таки коснулась его плеча, но уже с другой целью — чтобы сообщить о своем состоянии.

Парень едва заметно вздрогнул и тут же повернул к ней лицо. И хотя в темноте было трудно рассмотреть что-либо, он интуитивно почувствовал, что Аните стало нехорошо.

Жители фермы через несколько минут вернулись обратно в свои дома, а Четан тут же вскочил на ноги.

— Анита, прости меня, но я должен прикоснуться к тебе…

И, не дожидаясь ее ответа, как пушинку, поднял ее на руки и понес в сторону конюшни, служившей ему домом.

Анита, у которой перед глазами по-прежнему все плыло, с замиранием сердца ощутила прикосновение его рук к себе и трепетное биение сердца в его груди.

«Четан! Почему ты так сильно нравишься мне, если нам не суждено быть вместе?» — печально подумала она и закрыла глаза, отдавшись непередаваемым ощущениям удовольствия от егозаботы. И в этот момент она ясно осознала: его прикосновения не только не пугают ее, но и доставляют огромную радость. И хотя ее страх перед мужчинами с годами значительно поутих, и она даже с легкостью пожимала им руки, могла тронуть за плечо и так далее, но сейчас она была счастлива быть в сильных руках Четана. Хотя бы разок… Хотя бы на несколько минут… Ведь однажды он все равно уйдет…

Четан опустил Аниту на стог сена и зажег пару свечей, стоящих на большой деревянной бочке (за время, проведенное на ферме, он уже немного привык к использованию некоторых удобств белого человека, оценив их практичность и простоту). Сразу стало довольно светло. Так как это был отдаленный уголок конюшни, все лошади располагались немного поодаль.

Анита открыла глаза и попыталась сесть. Ей стало особенно неловко из-за своей ночной сорочки, ведь сейчас в помещении было сравнительно светло. Но она где-то догадывалась, что для Четана эта одежда вряд ли отличалась от ее повседневных платьев, ведь он вырос в совершенно иной культуре, где женщины носили крайне простые вещи. Поэтому она подавила свое беспокойство.

Четан присел на корточки недалеко от нее. Он смотрел на нее со смешанным выражением беспокойства и радости. «И почему он так добр ко мне?» — подумала Анита и смущенно опустила глаза. В этот момент Четан поднялся и достал из своей кожаной сумки краюху хлеба и мех с водой. Протянув ей еду, он сказал:

— Табо, ешь!

Анита снова робко взглянула на него и немного дрожащими руками взяла еду. Желудок резко заурчал, сообщая что действительно пора поесть.

Анита съела немного хлеба и быстро насытилась, так как ее желудок успел сильно сжаться. Отпив немного воды, она вернула мех Четану. Он продолжал неотрывно смотреть на нее, чем приводил ее в большое смущение. На его лице играла теплая улыбка, и Анита чувствовала, что ее щеки потихоньку заливаются краской. Наконец, она не выдержала неловкого молчания и спросила:

— Почему ты так смотришь на меня?

Четан тоже слегка смутился и на мгновение опустил глаза, но потом снова поднял их и улыбнулся еще шире.

— Я просто скучал по тебе, — проговорил он тихо, а Анита изумленно уставилась на него широко раскрытыми глазами. Что? Он по ней скучал? Почему? Неужели… неужели она что-то для него значит до сих пор? Сердце Аниты бешено заколотилось и затрепетало. Но как это возможно? А как же его возлюбленная? Ей так хотелось спросить его о ней, но она не решалась.

Вдруг со стороны входа в конюшню послышались какие-то звуки. Анита испуганно встрепенулась и инстинктивно скрестила руки на груди, как бы пряча свою ночную сорочку. Но к ее удивлению, Четан даже бровью не повел. Неужели он ничего не слышал?

— Четан, там кто-то есть! — дрожащим голосом прошептала она, указывая пальцем в направлении, откуда послышались звуки.

— Это просто крысы, — бесстрастно ответил Четан, как будто говорил о бабочках.

— Крысы? — испуганно воскликнула Анита и тут же вскочила на ноги. Но от резких движений у нее снова сильно закружилась голова и она пошатнулась. Четан мгновенно подскочил к ней и, обхватив за талию рукой, поддержал. Анита просто ахнула, оказавшись снова в его объятиях. Они оба замерли: она от смущения и неожиданности, а он от внезапной бури волнения, сковавшей его тело в один миг. Они стояли так несколько секунд, глядя друг другу в глаза и почти не дыша, но вдруг Четан вспомнил, что однажды сильно поплатился за свою несдержанность, и резко отпустил ее талию. Он побледнел и испуганно пробормотал:

— Табо, прости! Прости, я не хотел! Я… просто боялся, что ты упадешь…

Он отвернулся и отошел от нее прочь на несколько метров. Ему было очень трудно. Много лет Четан был уверен, что вызвал ненависть Аниты именно своим эмоциональным порывом и несдержанным поцелуем. Он давно понял, что был тогда не прав. Он сто раз в этом раскаялся, но вот сейчас он был снова слишком беспечен. У него закружилась голова от мысли, что Анита снова может отвернуться от него.

Анита стояла на том же месте, где он ее оставил, и ее ноги дрожали. Дрожали не только от физической слабости, но и от душевного волнения. Четан говорил и вел себя так, что у нее все внутри начинало трепетать. Его слова: «Я скучал по тебе» и его взволнованный взгляд, когда он приобнял ее минуту назад — все как будто говорило о его неравнодушии… Но, может, это не более, чем его поразительная доброта и милосердие? Воспоминание о его «драгоценной» индианке сильно сбивало Аниту с толку.

Вдруг девушка почувствовала, что ее физическое состояние начинает ухудшаться. Она испугалась, что сейчас потеряет сознание и жалобно позвала:

— Четан!

Он стремительно развернулся и, увидев, что Анита еще больше побледнела, снова бросился к ней.

— Отведи меня в мою комнату, — слабым голосом проговорила Анита, чувствуя, что ее глаза закрываются. Она пошатнулась и сама протянула к нему руки. Четан подхватил ее, а она обняла его за шею и повисла на нем без сил. Его сердце выскакивало из груди, как сумасшедшее, а голова кружилась, наверное, не меньше, чем у Аниты. Но он, как настоящий сильный воин, тут же приказал себе успокоиться и быстро восстановил контроль над своей душой. Крепко прижав свою драгоценную ношу, Четан вынес её из конюшни. К счастью, на пути к ее комнате им никто не встретился, и он благополучно вернул Аниту в ее комнату.

Уложив девушку на ее простую кушетку, он прикрыл ее одеялом и присел на пол около нее. Анита приоткрыла глаза и посмотрела на него затуманенным взглядом.

— Четан, — прошептала она, — спасибо! Я… никогда не забуду твоей доброты!

Четан обеспокоенно кивнул, а Анита продолжила:

— Ты не волнуйся, я просто посплю, и все будет хорошо. Я больше не буду убегать, обещаю! Я буду тебе верным другом, Четан! Но знай, что ты свободен! Ты мне ничем не обязан… Как только ты захочешь уйти, я с радостью отпущу тебя…

После этих слов она устало закрыла глаза и почти сразу погрузилась в сон. Четан очень долго смотрел в ее лицо и внимательно прислушивался к ее дыханию, словно боясь, что она может перестать дышать. Он был очень обеспокоен и решил просто отсюда не уходить. Если бы он был белым человеком, то посчитал бы неприличным оставаться на всю ночь в комнате девушки, но для его образа мышления эти условности были чуждыми. Он жил с нею в «типи» не один месяц, и это в его глазах было нормальным. Поэтому он не ушел. Он долго не двигался с места, боясь потревожить ее сон, но потом всетаки осторожно растянулся прямо на полу.

Теперь Четан мог обо всем поразмыслить. Он признавал, что ему было трудно. Его слишком одолевал страх. И хотя Анита, судя по всему, уже не относилась к его прикосновениям слишком эмоционально, но все же ему было неспокойно. Наверное, это был страх на уровне привычки. Голова говорит одно, а чувства приходят все равно другие.

Но все же… это ведь его Табо! Он даже не мечтал, что однажды сможет даже разговаривать с ней, не то, что прикасаться! Но это не сон, а реальность! Она здесь, она простила его, и она хочет быть его другом! Сердце Четана растаяло от этих мыслей. Неужели это действительно не сон?

— Господи, — прошептал Четан, глядя в темный потолок комнаты, — какое чудо Ты совершил! Спасибо! Помоги мне… больше никогда ей не навредить!!!

На этом его веки отяжелели, и он погрузился в крепкий сон. Его сердце успокоилось, а в душу пришел долгожданный мир…

* * *

Анита открыла глаза и почувствовала себя очень отдохнувшей. В небольшое окно уже давно светило утреннее солнце, и сердце девушки словно обрело новую жизнь. Мысли тут же вернулись к удивительным событиям прошлой ночи. И хотя в воспоминаниях было еще много боли, но… еще были объятия Четана, его нежный взгляд и тихие слова «я скучал по тебе»

… Анита взволнованно начала кусать губы и при этом немного по-дурацки улыбаться.

Четан…

А вдруг… а вдруг… у него еще остались к ней хотя бы толика чувств? А вдруг она ему хотя бы чуточку нужна? Как было бы чудесно!..

Анита начала мечтать, словно подросток, о чудесной любви, пока не споткнулась о камень жестоких мыслей: «Не глупи! Лучше не надеяться ни на что, чем потом страдать! У него есть любимая женщина, и он сам из другого народа. Он не будет жить на ферме вечно. Однажды он захочет домой… Да и сможет ли он тебе доверять после твоих ужасных поступков? Да, он простил, но доверие — это нечто большее. А без доверия отношений быть не может!».

Вдруг откуда-то снизу послышались странные звуки. Вспомнив о ночных крысах, она вздрогнула и осторожно приподнялась, чтобы посмотреть на пол. Но через мгновение она едва сдержала изумленный возглас: Четан спал на полу прямо около ее кровати!

Анита замерла, зажав рот ладонью, и, не отрываясь, смотрела на него. Одна рука его лежала под головой, а вторая на животе. Его белая рубаха расстегнулась, оголив мускулистый торс. Волосы разметались по полу, поблескивая в лучах льющегося из окна солнца. Его смуглое красивое лицо с идеально гармоничными чертами выглядело умиротворенным.

Анита не могла оторвать от него своих глаз. С одной стороны, она ужаснулась, увидев его буквально у себя под кроватью. Если его здесь кто-то увидит, могут поползти слухи. Но, с другой стороны, ее сердце радостно трепетало в груди. Он не ушел! Он остался с нею до самого утра! Значит, ему действительно не все равно! Значит, он беспокоился о ней!

Вспомнив его вчерашние вынужденные объятия, Анита покраснела. В ней проснулся трепет, что-то совершенно новое и незнакомое, романтичное и порывистое, и сердце начало требовать любви и взаимности. Но… опять «но»! Стоит ли это начинать? У него есть любимая женщина! Он из чужого, можно сказать, вражеского народа! Он слишком хорош!

«Он не для тебя, слышишь?!!».

Анита поникло и устало откинулась обратно на подушку. Как все это сложно! Любовь — такая тяжелая штука!!!

От ее движений Четан проснулся и резко присел, потом вскочил на ноги и склонился над Анитой, пытаясь оценить ее состояние. Она не выдержала его испытывающего взгляда и улыбнулась.

— Все в порядке, — прошептала девушка, чувствуя, что его тревога о ней делает ее все более счастливой.

Четан облегченно выдохнул и присел на край ее постели. Он ничего не смыслил в условностях, а Аните в тот момент о них меньше всего хотелось думать.

— Я очень рад, — проговорил он тихо, чувствуя, как его сердце начинает ликовать: Табо относится к нему хорошо! Он и не мечтал о таком! Им было так хорошо вместе, что они продолжали просто молчать и смотреть друг на друга еще какое-то время.

Но вдруг дверь в комнату тихо отворилась, и на пороге появился пастор Стен Батлер.

— Извините, Анита, у вас была приоткрыта дверь… — начал было он, но осекся.

Анита и Четан стремительно обернулись к нему, а на лице обычно добродушного душепопечителя вдруг отразилось выражение глубокого изумления. Со стороны молодые люди выглядели крайне… подозрительно. Анита лежала в кровати в тонкой ночной сорочке, а на краю ее постели сидел молодой индеец с распахнутой рубахой и слегка всколоченными волосами, и весь его вид говорил о том, что он только-только проснулся. Анита испуганно похлопала ресницами, а потом скользнула взглядом по внешнему виду Четана и пришла в ужас.

Резко присев, она воскликнула:

— Пастор! Пастор! Вы ошибаетесь! Все не так, как вы думаете! Четан просто охранял мой сон, потому что мне вчера было плохо…

Она замолчала, поняв, что ее слова звучат крайне глупо. Охранял сон? А может еще опахалом обмахивал? Или пылинки сдувал? Анита обреченно опустила голову.

Четан же удивленно переводил взгляд с Аниты на пастора и обратно, совершенно не понимая, что же вообще случилось.

— Пастор, — проговорил он, — почему ты гневаешься? Посмотри, Анита в порядке! Посмотри!

Стен понял, что Анита вышла из депрессии, и это немного умерило его гнев, но на счет их внешнего вида и поведения он решил провести с ними очень серьезную беседу.

— Сестра, — проговорил Стен по привычке, а потом исправился, — Анита. Если ты принимаешь гостей, то должна быть прилично одета. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?..

Анита стала пунцовой от стыда, а Четан никак не мог этого вместить. Что не так с ее одеждой? Он взглянул на Аниту, пробежался взглядом по ее сорочке и не нашел в ней ничего необычного. Он уже собрался возразить пастору, но тот, подойдя, схватил его за руку и довольно стремительно вывел из комнаты.

— Поправь рубаху и пойдем со мной, Четан, — немного сурово проговорил Стен и повел его в свой кабинет.

Уже в кабинете он усадил индейца на стул и сел напротив, но, посмотрев в его искренне недоуменные глаза, немного смягчился. Все-таки этот парень из другого мира. Ему сложно быть белым, да и, пожалуй, не нужно.

— Четан, — серьезно проговорил пастор, — я очень рад, что вы с Анитой поладили, и ты мне сейчас все подробно обо всем расскажешь, но прежде я хотел бы сказать тебе нечто важное: Господь Иисус заповедал нам вести праведную жизнь, ты знаешь об этом?

Четан утвердительно кивнул.

— Хочешь ли ты во всем поступать правильно?

Четан снова кивнул. Стен задумался. Как же объяснить этому юноше, что нормы приличия белых людей сильно отличаются от норм приличия апачей?

— Вот, скажи мне, если в вашем племени девушка, скажем, покажется кому-то на глаза без платья, будет ли это хорошо?

Четан смутился.

— Это будет плохо, — ответил он, чувствуя сильную неловкость.

— Это называются нормы приличия, — продолжал Стен. — А в нашем мире все немного по-другому. Анита была одета в ночное платье, и ни один мужчина не должен видеть ее в нем, потому что у нас это неприлично!

Четан сильно удивился.

— Но ведь она была в платье, а не без платья, — все еще не понимая, ответил он.

— Для белых людей это все равно, что для вас — без платья вообще, ты понимаешь?

Четан задумался, а потом на его лице начал постепенно появляться испуг: он начал понимать, о чем ему говорит пастор.

— А то, что остался ночевать в ее комнате… Это тоже неприлично! Она — молодая незамужняя девушка, а ты молодой неженатый человек. Вам нельзя спать в одной комнате!

Четан был сильно сбит с толку, и его лицо становилось все более несчастным.

— Пастор, я не понимаю… Ей было очень плохо. Как я мог оставить ее? И что плохого в том, что мы были вместе? Однажды… — Четан немного замялся, — однажды Анита жила в моей деревне…

Четан остановился, отчего-то смущаясь продолжать. Стен помог ему, утвердительно кивнув:

— Я знаю об этом, Анита мне рассказала….

Лицо Четана вытянулось.

— Она… говорила тебе обо мне? Что она говорила?

Стен создал на лице серьезное и глубокомысленное выражение и ответил:

— Я не могу всего сказать, не имею права. Но я знаю, что она была твоей рабыней почти полгода, пока однажды не сбежала…

Четан огорчился.

— Да, я выкупил ее у Квахо, — проговорил он, немного уныло опустив голову, — я… я еще не знал тогда, что она — Табо…

Четан замолчал, а пастор заинтригованно посмотрел в его лицо.

— Значит, вы были знакомы до ее пленения? Расскажи мне об этом.

Четан не стал ничего скрывать, и поведал Стену Батлеру всю историю его удивительно сложных встреч и расставаний с Анитой. Когда он дошел до момента злосчастного поцелуя, то замолчал, смущаясь произнести это вслух. Пастор подтолкнул его к откровенности, и Четан, наконец, произнес:

— Я… тогда совершил очень плохой поступок. Я очень обидел ее, и поэтому она сильно возненавидела меня и тут же убежала из деревни…

Так как Четан снова смущенно замолчал, Стен нетерпеливо проговорил:

— Ну же! Что произошло?

Четану стало стыдно за свою невоинскую робость, но ведь и поступок его тоже был далеко не воинский!

— Я… я поддался чувствам и однажды ночью… поцеловал ее! — выдохнул Четан наконец. — Я знал, что она не переносит даже обычных прикосновений, но был так груб, что допустил даже такое…

Стен удивленно поднял брови. Версию Аниты о случившемся он знал уже давно, а вот теперь услышал версию Четана. Значит, он считает, что во всем виноват его поцелуй? Ах да, ведь это отличный способ объяснить ему, как вредно допускать подобную развязность до брака! Стен обрадовался, что сможет теперь объяснить этому молодому апачу правила поведения с девушкой!

— Вот об этом я тебе и толкую, парень! — бодро воскликнул пастор. — Одно неприличное прикосновение — и у вас трагедия на много лет! От подобного нужно убегать, как от пожара! Ты теперь понял меня?

Четан кивнул и сделал печальный вдох. Теперь понятно. Ему стало неловко за вчерашний день. Он вел себя неприлично. Правда, он все время поддерживал Аниту, ведь ей было плохо, но… ему, наверное, действительно нужно быть более серьезным и соблюдать с ней наибольшую дистанцию!

Четан покинул кабинет пастора немного унылым. Он боялся, что снова совершит по отношению к Табо какие-то опрометчивые поступки и разрушит едва только появившийся мир.

Весь следующий день Четан не навещал Аниту, и она заскучала. Почему его нет? Может, пастор Стен запретил ему? Эта мысль испугала Аниту. Чтобы как можно скорее восстановиться, она начала много спать и побольше есть. С едой даже перестаралась. К утру ее начало тошнить, и она уже в предрассветные часы вышла на улицу, осторожно делая шаг за шагом, потому что ноги ее немного дрожали. Она злилась на саму себя за то, что запихнула в себя слишком много еды. Ей просто хотелось уже быть полной сил и… выйти к Четану! Да, да, дело было именно в этом! Она так сильно хотела его видеть, как голодный сильно мечтает об ароматном хлебе. Она изголодалась, сильно изголодалась по… Четану! Ей неловко было в этом признаться даже самой себе. Но это было правдой. Ей становилось плохо, когда она не видела его слишком долго…

И вот сейчас, в предрассветных сумерках, она еле-еле шагала вперед, держась за бунтующий желудок. Уборная находилась в дальнем конце фермы, и она боялась не дойти. С большим трудом она сдерживала тошноту все это время, и ей удалось дотерпеть. Но уже в уборной ее буквально вывернуло наизнанку. Ей было так плохо, что невольно из глаз потекли слезы. Вытерев лицо, она, полусогнутая, вышла из уборной, скрипнув старой деревянной дверью.

И вдруг она испуганно дернулась: прямо перед нею стоял Четан. Анита ужаснулась. Он все видел? Он все слышал? А ее всколоченные волосы? А ее полусогнутое тело? О нет!!! Только не Четан и только не сейчас! Какой позор!!!

Анита хотела провалиться сквозь землю от стыда.

— Четан, почему ты здесь? — очень смущенно пробормотала она, опустив голову, а он не нашелся, что сказать. Анита наконец взглянула на него и увидела в его лице непередаваемое беспокойство. Анита удивилась. Это он из-за нее?

Так как неловкое молчание затянулось, Анита осторожно проговорила:

— Четан, я пойду к себе, ладно?

И, не дожидаясь ответа, начала медленно ковылять через двор. Ее ноги были еще слабы от недомогания, да и желудок успокоился лишь отчасти, поэтому шла она медленно, как древняя старушка, хотя и старалась хотя бы спину не сильно гнуть. И вдруг Четан сорвался с места, подскочил к ней и… поднял на руки. Анита аж вскрикнула, когда вдруг оказалась в его объятиях.

— Четан, что ты делаешь? — пробормотала она.

— Прости, Табо, — ответил индеец, стремительно пересекая двор со своей драгоценной ношей, — закрой глаза и представь, что тебя несет орел на своих могучих крыльях. Это не я, а орел — твой покровитель! Орел не может смотреть, когда тебе плохо. Орел решил помочь…

Анита неожиданно рассмеялась, глядя, с каким серьезным выражением на лице он говорит такие забавные речи. Ее сильное смущение тут же исчезло. Четан, занятый исключительно дорогой, на мгновение взглянул в ее смеющиеся глаза и тоже слегка улыбнулся. Но он тут же снова переключился на свой путь и быстро заскочил к дверь жилого дома.

Только в комнате он опустил Аниту на пол. Им снова стало неловко. Анита пробормотала тихое «спасибо», а Четан, как-то очень глубоко вздохнув, ответил:

— Мне нужно идти…

Он уже развернулся к двери, как вдруг снова остановился, а потом, повернувшись опять к Аните, сказал:

— Табо, береги себя! Табо, я молюсь о тебе. Я…

Он не закончил, и на красивом лице его отразилось странное выражение. Он словно хотел выразить что-то глубокое, трепетное, но просто не смог. Не хватило слов, а, может, смелости. Но, в итоге, он лишь пробормотал:

— Табо, я очень рад, что ты простила меня…

И почти сразу исчез за дверью. Анита еще долго стояла на месте с замершим от радости сердцем. От его слов, от его искреннего беспокойства и даже от его неожиданно смущения ее стало невероятно тепло на душе. Так кто же она для него? Почему ей кажется, что она ему тоже важна? Но ведь есть его «любимая женщина»! Может, он ее уже начал забывать? Анита радостно прижала ладони к сердцу. Четан! Четан! Четан! Неужели у нее все-таки есть шанс?..

Полностью восстановилась она уже через несколько дней. Щеки порозовели, глаза заискрились, словно и не было ни депрессии, ни панического страха быть узнанной.

На шестой день она, наконец-то, вышла работать на ферму. Сразу же ее глаза стали искать Четана. Но его нигде не было. Закончив развешивать вещи для просушки, она робко заглянула в конюшню. Четана не было и там. Ее заметил Билли Фрай — невысокий лысоватый мужчина, также работающий на ферме конюхом. Он мило улыбнулся Аните, а потом вдруг заговорчески подмигнул и шепнул:

— Твой длинноволосый друг в загоне, объезжает мустангов, которых поймали недавно в прерии…

Анита вспыхнула и стала красной, как помидор. Пробормотав робкое «спасибо», она сбежала из конюшни. Неужели так очевидно, что она ищет Четана? Какой позор!!! Но откуда им это известно?

Однако смущение ничуть не остановило ее, и жажда увидеть Четана после нескольких дней разлуки погнала ее в поле к большому загону. Еще издалека она услышала протестующее ржание лошади, а также увидела мустанга, встающего на дыбы и тщетно пытающего сбросить с себя наездника. Подойдя ближе, она замерла, чувствуя одновременно и страх (за безопасность Четана) и большое восхищение. Индеец был удивительно прекрасен, ловко борясь с этим диким животным и пытаясь подчинить его своей воле. Мустанг трясся, вставал на задние ноги, издавал громкое протестующее ржание и делал еще много отчаянных телодвижений, но Четан мертвой хваткой вцепился в него и не отпускал. Грива красивой пятнистой лошади буквально сливалась в танце с длинными черными волосами наездника. Несколько мужчин одобрительно выкрикивали что-то Четану, стоя за пределами забора. Анита чувствовала, что ее сердце стучит все быстрее, а душа начинает наполнятся фейерверком все более сильных чувств.

Через добрых полчаса мустанг, наконец-то, был покорен. Четан спрыгнул с коня, и пот с него катился градом. От тут же сбросил с себя рубашку, а Анита смущенно опустила глаза. Она в прошлом сто раз видела его полураздетым, но сейчас, когда ее сердце так сильно размечталось о нем, ее смущало даже это. Четан не видел ее, потому что она спряталась за деревцем и стояла немного поодаль, а она не могла подойти к нему в присутствии других работников, хотя очень хотела.

И тут он ее заметил. Почувствовал ее жадный взгляд, что ли, но каким-то образом ему удалось обнаружить ее с такого расстояния. Четан мгновенно поменял направление движения и прямиком двинулся к ней. Работники удивленно взглянули в ее сторону, а на Аниту навалился стыд. Ну что за неловкое утро?! И почему ей так тяжело! Четан ускорился и подбежал к ней, совершенно не заботясь о мнении окружающих. Он выглядел счастливым. С оголенным торсом, развевающимися волосами и счастливой улыбкой на смуглом лице — он выглядел и сам, диким, как тот мустанг, которого он объезжал, но одновременно прирученным и умиротворенным.

— Табо, — радостно сказал он, подойдя к ней вплотную, — я очень рад видеть тебя!

Анита начала расслабляться и забывать, что за ними пристально наблюдают. От его улыбки все становилось неважным и пустым.

— Я тоже очень рада, — проговорила она, не отрывая взгляда от его искрящихся глаз.

Четан показал ей объезженного мустанга и долго описывал, каким прекрасным скакуном он станет в будущем.

— Я назвал его Кичи — Храбрый! — с большим удовольствием под конец сказал Четан. — Я верю, что он станет моим хорошим другом.

Анита радостно закивала. Мир Четана был так удивителен! Он восхищался природой и другими чудесными творениями Божьими. Он был рожден для полей, гор, ветра и свободы. Мир, в котором люди жаждали богатства, власти, удовольствий, был ему чужд. Только с Четаном Анита ощущала всю полноту и красоту жизни. Она все острее начинала понимать, что мир, в котором она выросла, был для нее пустым и даже неприятным. Она все больше начинала мечтать о том, чтобы быть рядом с ним и жить жизнью, которой жил он. Но захочет ли он взять ее в свой мир? Есть ли у него к ней такие же чувства, как у нее, или он просто проявляет к ней дружбу и расположение?

Через полчаса Аните пришлось вернуться на ферму. Ее сердце ликовало. Взгляд Четана был таким нежным и таким любящим, что ее надежда на взаимность крепла с каждым днем. Она уже не хотела уступать его «той женщине». Слава Богу, что индианка не ответила на его чувства!

Несколько недель они провели бок о бок, находя время для разговоров и совместных прогулок за территорией фермы. Анита была счастлива, да и Четан, видимо, тоже. Они могли часами говорить о Слове Божьем, о прерии и дикой природе, о мустангах и даже об охоте. Четан с удовольствием делился рассказами о своем народе. Но они никогда не затрагивали тему их прошлых встреч и событий. Они оба избегали этого из-за подсознательно страха разрушить ту идиллию, которая образовалась между ними на сегодняшний день.

Однако эта недосказанность стала все больше тревожить Аниту. Ее чувства к Четану росли с каждым днем, и ей казалось, что и он к ней неравнодушен. Но все же сильные сомнения постоянно атаковали ее сердце. А что, если он все-таки не любит ее? Может ли он просто проявлять к ней расположение, как к старому другу, ведь они однажды прожили с ним бок о бок почти полгода? Да, очень может! Эта мысль огорчала ее и пугала.

Ей начали сниться навязчивые сны, и в них Четан постоянно отвергал ее. Однажды утром она проснулась вся в слезах и с разбитым сердцем. Только что она видела очень реалистичный сон, в котором они с Четаном гуляли по прерии и наслаждались общением друг с другом. Аниту наполнили особенные романтические чувства, и она прильнула к Четану с жадным поцелуем. Однако он замер, а потом неожиданно отстранился. На лице его появилось огорчение.

— Прости, Табо, — взволнованно проговорил он, — но я не могу… У меня есть женщина, которой я отдал свое сердце, а с тобой… с тобой мы просто друзья. Пожалуйста, не делай этого больше…

Анита почувствовала невероятную душевную боль и залилась слезами. Эти слезы оказались реальными и настоящими, а подушка, в итоге, очень мокрой.

Девушка вытерла заплаканное лицо. Этот ужасный сон был таким живым! Хорошо, что это только сон, однако… реальность может оказаться не более радужной.

Если Четан испытывает к ней чувства, почему он ничего не предпринял до сих пор? Почему не признается? Почему сохраняет дистанцию? Не является ли это доказательством того, что ее опасения не напрасны?

Однажды, когда они сидели под ее излюбленным деревом, она попыталась аккуратно выведать у него хотя бы что-то. Как бы между прочим она спросила:

— Четан, ты однажды сказал мне, что твоя любимая женщина отвергла тебя. Скажи, а ты думал еще раз попытаться восстановить с ней отношения?

Четан отчего-то странно на нее посмотрел, а потом отвел взгляд в сторону и серьезно произнес:

— Я мечтаю об этом…

Аниту настигло разочарование.

— Ну так чего ты ждешь? — с нотками обиды произнесла она и отвернулась от него в знак бунта.

Четан помолчал несколько мгновений, а потом тихо ответил:

— Я не уверен в ее чувствах. Я… немного боюсь…

Ему самому было удивительно признаться в собственной трусости. Знаменитый охотник прерии, могучий воин племени апачей позволил себе признаться, что боится открыть свое сердце женщине… Но это было правдой: он боялся. И был честен.

Анита огорчалась все сильнее. Значит, он готов попробовать с индианкой все сначала, но просто немного нервничает? Она фыркнула про себя и раздраженно скрестила руку на груди.

— И когда же ты решишься попробовать? — пробормотала она, жестко сжимая в ладонях ни в чем не повинный полевой цветочек.

Четан снова удивленно посмотрел на нее. Анита знает о его чувствах к ней? Что она хочет узнать?

Четан глубоко вздохнул и погрузился в себя, так ничего Аните и не ответив. Он попытался понять самого себя: чего же именно он так боится? На самом деле, ответ плавал на поверхности: он боялся, что его любовь к ней снова все разрушит. Его убежденность, что именно поцелуй уничтожил в прошлом их отношения, привела к сильному внутреннему барьеру. Сейчас все было так хорошо: они с Табо общались и были счастливы вместе. Это было самое прекрасное время в их жизни. Четан осторожно взглянул на Аниту, которая тоже ушла в себя. Она выглядела огорченной. Ее волосы выбились из-под чепчика и щекотали ее лицо. Анита была так прекрасна и так дорога ему! Но… вдруг своим признанием он что-то разрушит? Вдруг она снова испугается его и убежит, но теперь уже навсегда? Он не сможет этого перенести…

Анита резко подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. Их взгляды встретились. Четан несколько мгновений утопал в ее светлых глазах, а потом смутился и посмотрел снова в землю.

— Табо, — проговорил он осторожно, — ты хочешь, чтобы я открылся той женщине, которую люблю?

Анита замерла от неожиданного вопроса. Четан посмотрел на нее исподлобья и увидел полностью озадаченное лицо.

Анита смутилась. Нет, конечно, она этого не хочет! А вдруг индианка на сей раз согласится? Но… разве она может так откровенно выразить свой протест? Нет, это неправильно… Однако и согласиться с этим она тоже никак не могла. Что же ей ответить?

— Я… я не знаю, — смущенно и удрученно проговорила Анита и еще больше поникла. Четан наблюдал за ее реакцией, но так ничего и не понял. После неловкого молчания он вдруг поднялся на ноги и сказал:

— Табо, пойдем, я покажу тебе, где можно найти редкие целебные травы…

Анита встрепенулась и тоже поднялась. Она поняла, что Четан просто хочет уйти от неловкого разговора. Обреченно вздохнув, она пошла за ним. Его походка была легкой, а шаги бесшумными, как у зверя. Его черные, как смоль, волосы развевались на ветру. Он обернулся к ней, проверяя, не отстала ли она, а потом даже ободряюще улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами на смуглом лице. Анита тоже улыбнулась ему в ответ, потому что не хотела его огорчать, но сердце ее сильно ныло. «Четан! Ты так удивителен! — кричало ее сердце. — Но ты не принадлежишь мне! Господи, забери от меня эту любовь!!!» …

* * *

Вечером того же дня Анита долго не могла уснуть, ворочаясь на своей жесткой постели. Она была раздражена и огорчена. Слова Четана постоянно звучали в ее голове: «Я мечтаю об этом…». Он мечтает быть со своей индианкой! Так зачем же он до сих пор здесь?!! Ах да, все никак не решится!

Анита почувствовала, как горло сжалось в спазме, а в голове завертелся круговорот негативных мыслей: «Все! Ты можешь забыть о своих мечтах! Он скоро уйдет к ней!!!»

Так мучительно прошла и вся ночь, и только под утро Анита забылась беспокойным сном.

Однако на рассвете ферма вдруг огласилась удивленными возгласами. Анита резко проснулась и встала с кровати. Подойдя к окну, она попыталась что-то рассмотреть, но из него ничего не было видно.

— Это индейцы! — услышала она голос Джонни Монро, и отчего-то сердце Аниты тревожно затрепетало. Она тут же набросила на плечи теплую белую шаль и вышла из комнаты.

Во дворе собралось уже немало народа, и они показывали рукой в сторону ближайшего холма. Там появилось пятеро всадников, медленно приближающихся к ферме.

Пастор тоже вышел во двор и, бросив на них один лишь взгляд, проговорил:

— Похоже, это апачи…

Индейцы за несколько минут приблизились настолько, что Анита могла их хорошо рассмотреть. Это было четверо мужчин и одна женщина. Их длинные черные волосы развевались от движения, а яркие перья и индейская вышивка делали их наряды пестрыми и пугающими. Когда апачи приблизились еще больше, все внутри Аниты опустилось: она узнала лицо этой индейской девушки. И хотя Анита видела ее лишь однажды, эту индианку трудно было не узнать: настолько юной и красивой она была. Ее шикарные черные косы были перекинуты наперед, а на голове пестрела яркая расшитая лента, делающая ее похожей на принцессу. Любимая женщина Четана! Это была она…

Анита задрожала от мрачного предчувствия: они приехали за Четаном! Он отныне навсегда исчезнет из ее жизни… Девушка посильнее закуталась в шаль и до боли закусила губу. Слезы отчаяния готовы были вот-вот политься из ее глаз.

Индейцы остановились недалеко, и один из них на ломаном английском произнес:

— Хау! Мы искать наш брат Четан…

Джонни, посланный пастором найти Четана, как раз вернулся вместе с ним. Четан посерьезнел, когда увидел своих соплеменников, и после индейского приветствия заговорил с ними на гортанном и сложном языке племени апачей. Им понадобилось лишь несколько фраз, чтобы объяснить ему цель своего приезда, после чего Четан повернулся к присутствующим и уважительно произнес:

— Друзья! Я должен уехать со своими братьями. Я вернусь.

После этой крайне лаконичной речи он отправился в конюшню, вернувшись через несколько минут со своим новым скакуном Кичи. Ловко вскочив на него, он снова повернулся к присутствующим и начал кого-то взглядом искать в толпе Аниту. Обнаружив ее очень бледной и измученной, Четан изменился в лице и заколебался. Но, видимо, дело было неотложной важности, поэтому он снова громко произнес: «Я вернусь!» и направил лошадь к своим соплеменникам.

Через несколько минут шестеро всадников стремительно покинули территорию фермы, оставив после себя недоуменные взгляды и перешептывающихся людей.

Анита обреченно смотрела им вслед. Сейчас, находясь в состоянии разочарования, она просто не верила, что он вернется. Наверное, эта индианка передумала. Наверное, она приехала забрать его… Анита стремительно развернулась и бросилась в свою комнату, пока никто не заметил ее состояния. Проплакав полчаса, она, наконец, от бессилия уснула…

Четан быстро несся на скакуне в сторону своей деревни, но сердце его было не на месте. Когда он увидел Аниту и ее огорченное лицо, он понял, что ее что-то гложет. Ему очень не хотелось оставлять ее, но он не мог поступить иначе.

Его соплеменники сообщили, что на смертном одре лежит старый вождь племени и призывает его попрощаться. Четан не мог не поехать. Но это дело займет несколько дней. Будет ли Табо в порядке? И хотя ничего не должно было случиться за такой короткий срок, Четана отчего-то посетило мрачное предчувствие.

Он молился всю дорогу, но не находил покоя. И только прибытие в деревню отвлекло его от тяжелых мыслей…

Анита бродила по окрестностям фермы, бесцельно срывая мелкие цветы и тут же выбрасывая их в траву. Она пыталась пережить свою боль. Она искренне старалась. Когда ее душевные терзания поутихли, она поняла, что нужно снова брать себя в руки. Да, с Четаном не сложилось. Но ведь она давно решила прожить жизнь, просто служа людям. Да, Анита, уйми свое сердце! Ведь, в любом случае, в конце концов все будет хорошо…

Она посмотрела вокруг и печально вздохнула. Вдруг из высоких кустов позади послышался громкий треск. Анита тут же обернулась, но кто-то огромный и сильный навалился на нее, сбивая с ног, и зажал ей рот тряпкой, пропитанной противно пахнущим средством. Уже теряя сознание, она в ужасе взмолилась:

— Господи, спаси меня! Спаси!..

Глава 16

София терла тряпкой пол, отодвигая в стороны многочисленные лавки. Осталось совсем немного. Она привстала и огляделась. Помещение церкви хотя и было не очень велико, но пол был здесь крайне грязным и нормально не убирался уже много лет. София осталась довольна своей работой и снова принялась за дело.

Уже много недель она жила в доме тети Рэйчел, милостиво приютившей ее после побега из дома Бернсов. Воспоминания о жизни там и об отвратительном «женихе», которого ей насильно навязали, вызывали у Софии чувство глубокого отвращения. Да, в поместье она жила, как принцесса: ходила, куда хотела, ела, что хотела и могла ровным счетом ничего не делать, но ценой этой роскоши была ее свобода. Лучше уж мыть грязные полы в бедной церкви и крутиться, как белка в колесе, но принадлежать самой себе!

Ей пришлось придумать тогда дерзкий план побега. Она написала длинное письмо дяде Джорджу, где категорически заявила о своем отказе от замужества, попросила ее не искать и, одев мужскую одежду, сбежала в прерию.

Ей было немного страшно одной, но широта и невероятная красота Великих Равнин просто пленила ее сердце. Море травы, голубое небо, величественные холмы, орлы, парящие в небе — все приводило ее душу в восторженное состояние. Это был ее мир! Мир, о котором она мечтала с детства! Мир, которого ей никто не давал…

Однако все равно это был очень опасный мир. И София это понимала. Опасными здесь могли быть люди, поэтому девушка понимала, что ей нужно так или иначе вернуться в цивилизацию. К ее счастью, ей на пути встретился дилижанс, перевозивший людей в ближайший городок. София просто последовала за ним и вскоре попала в тихое местечко с небольшими улицами и скромной церковью прямо в центре.

Проезжая по городу, София с удивлением поняла, что многое в нем ей очень знакомо. Ну конечно! Она была здесь в детстве со своими родителями и не раз! Тетя Рэйчел должна жить где-то неподалеку…

Это была давняя мамина подруга. Она была небогата и одинока, потому что муж ее давно умер, а детей у них не было. Конечно, шансы застать ее здесь были невелики, но София решила попробовать.

К счастью, тетя Рэйчел жила там же, где раньше. Сперва она очень подозрительно отнеслась к появлению у своего дома незнакомого молодого человека, но, когда тот соскочил с лошади и тонким женским голоском произнес радостно: «Тетя Рэйчел!», она сильно изумилась. Всмотревшись в нежные черты его лица, она вдруг прошептала:

— София? Неужели это ты?

София радостно закивала. Тетя Рэйчел так расчувствовалась, что крепко обняла девушку, пустила слезу и тут же завела ее в свой скромный дом.

София рассказала ей о своих злоключениях и попросила ненадолго остаться у нее. Тетя Рэйчел с радостью согласилась, хотя на душе ее скребли кошки.

— Как твои родители могли бросить вас на произвол судьбы у этих высокомерных Бернсов?!! — возмущенно бормотала она, но София ничего не могла более сказать. Она и сама таила на них обиду, поэтому и не стала возвращаться домой после побега от дяди Джорджа.

Естественно, сидеть на шее у тети Рэйчел София не собиралась, поэтому начала отчаянно искать себе работу. Слава Богу, работенка для нее очень быстро нашлась. Пастор Максимилиан Моуди, пожилой добродушный человек, взял ее к себе для уборки здания церкви и близлежащих построек.

— А здесь живет ваш покорный слуга! — поговаривал пастор, показывая девушке комнатку, пристроенную недалеко у входа в церковь. — Ее нужно будет убирать не чаще одного раза в неделю, кроме случаев, когда ко мне приедет Леонард…

— Леонард? — переспросила София, не понимая, о ком идет речь.

— Ах да, — добродушно улыбнулся пастор Моуди, — конечно же, ты его не знаешь! Это сын моего старого друга и, фактически, мой сын тоже. Он сейчас в отъезде, но, когда приезжает, живет вместе со мной в этой комнате… Ну ладно, пойдем, я покажу тебе остальные помещения!

Старик показал Софии территорию ее работы и пообещал приличное жалование. С тех пор она начала проводить в этом месте шесть дней в неделю. А на седьмой день — в воскресенье — приходила на церковное служение вместе с тетей Рэйчел.

Где-то два месяца она прожила в таком ритме и быстро ко всему привыкла. Такая жизнь показалась ей приятнее и радостнее, чем жизнь у Бернсов. Вскоре пастор Моуди затеял ремонт на втором этаже здания. София, хотя ничего не смыслила в этом, согласилась делать посильные работы за дополнительную плату. Второй этаж представлял собой несколько комнат, одна из которых выходила на небольшой балкон, с которого открывался вид на весь двор церкви и на пол-улицы, убегающей вдаль и теряющейся среди невысоких домов.

Так как работы было много, и София занималась мытьем комнат и покраской стен, она договорилась о том, чтобы ночевать прямо в церкви. Пастор Моуди уговаривал ее спать в соседнем домике, но девушка настояла на том, чтобы проводить ночи… на балконе!

Как пастор ни пытался ее переубедить, у него ничего не выходило. Он и представить себе не мог, что она, лежа на балконе и вглядываясь в звездное небо, представляла себя жительницей прерии, обдуваемой ветром свободы и ласкаемой ароматами могучих полей! Только Бог знал, как сильно эта девушка любила природу и мечтала быть среди нее!

Целую неделю София провела в этом необычном месте, закутываясь в теплое одеяло и наслаждаясь мерцанием ярких ночных светил. В следующий понедельник, когда она снова улеглась спать на балконе и уже начинала дремать, ее вдруг разбудило громкое цоканье копыт. София встрепенулась и выглянула с высоты второго этажа.

В полумраке она увидела всадника, ловко спрыгивающего с коня. Пастор Моуди выбежал к нему навстречу и радостно воскликнул:

— Леонард! Мой мальчик! Я так рад видеть тебя!

Они обнялись и стремительно вошли в комнату, где проживал Максимилиан.

София снова улеглась на пол и задумалась. Интересно, каков он — этот Леонард? Старик так много говорил о нем, что Софии казалось, будто она и сама знает его много лет. По словам пастора, это был очень красивый и очень талантливый молодой человек, рано потерявший родителей, но выросший очень благородным и честным. Сейчас, когда он приехал, у нее в душе разгорелось сильное любопытство. Пастор так хвалил его, что ей захотелось взглянуть на него хотя бы одним глазком.

На следующее утро она проснулась от того, что во дворе послышались громкие всплески воды. София потянулась и выглянула с балкона. Молодой человек с короткими черными волосами и широкими плечами, одетый в тонкую белую рубаху и коричневые кожаные штаны,умывался, зачерпывая воду из большой металлической миски. Она с любопытством разглядывала его крепкое тело и густые темные волосы, блестевшие в лучах восходящего солнца.

Когда Леонард закончил умываться, он вылил воду прямо в клумбу и, перекинув полотенце через плечо, пошел обратно в комнату.

Софии предстояло начинать тяжелый рабочий день, но ей было несколько неловко спускаться вниз. Все-таки она не любила лишних контактов с незнакомыми людьми. Но выбора у нее все равно не было, поэтому она отряхнула немного помятое платье, зачесала волосы в высокую прическу, брызнула на лицо водой из жестяной кружки и, взяв ведро, спустилась вниз за рабочим инвентарем.

Она успела несколько раз поднять ведро из колодца, когда пастор Моуди громко позвал ее из кухни:

— Софочка, сестричка дорогая, иди завтракать!

София смутилась. Она очень любила трапезничать вместе с Максимилианом Моуди, но теперь там присутствовал Леонард, и она ей стало неловко.

— Я попозже, — крикнула она, так и не решившись пойти.

Взобравшись на второй этаж, она начала работу. Через час она вышла на балкон, подышать свежим воздухом. Пастор Моуди с Леонардом стояли во дворе и о чем-то приглушенно разговаривали. София мельком взглянула на них и уже собралась уходить, как вдруг лицо молодого человека показалось ей мучительно знакомым. Да таким знакомым, что София изумленно замерла. Кто это? Почему она явно знает это лицо? Поразительно, но это был вылитый… Хота!

София пошатнулась от волнения и для верности потерла глаза. Может, у нее уже начались галлюцинации? Но лицо парня не менялось, и София тихо сползла на пол, чтобы не привлекать к себе внимания.

Что происходит? Почему он так сильно похож на Хоту? Те же черты лица и даже похожее телосложение. Только волосы коротко острижены, и зовут его Леонард Хоффман, сын знаменитого миссионера Лионнела Хоффмана!

Это точно был не Хота, ясное дело! Но у них одно лицо! Однако, как такое возможно? Хота был, скорее всего, индейцем-полукровкой, диким и воинственным, длинноволосым и загадочным. А Леонард — по виду очень образованный и цивилизованный молодой человек. Может, они братья? Но каким образом???

София совсем запуталась и снова осторожно выглянула во двор. Пастор и Леонард продолжали разговаривать. Девушка всматривалась в лицо молодого человека с трепещущим сердцем: ну вылитый Хота! Неужели у него тоже зеленые глаза? С такого расстояния она не могла рассмотреть их цвет, но ей очень захотелось их увидеть.

Однако смелости у нее не хватало. Весь день она провела на втором этаже и даже ни разу не спустилась поесть. Ближе к вечеру старик Моуди позвал ее со двора:

— Софочка! Где же ты? Спускайся! Мы поужинаем, и я познакомлю тебя с Леонардом!

София очень испугалась. Теперь, когда Леонард оказался абсолютной копией Хоты, она боялась его еще больше. Девушка поспешно выскочила на балкон, чтобы отказаться от ужина, но вдруг увидела, что Леонард стоит рядом с пастором и смотрит прямо на нее. София ужаснулась, покраснела и заскочила обратно с колотящимся сердцем.

— Я… я не голодна! — дрожащим от волнения голосом крикнула она, чувствуя неконтролируемое волнение…

Пастор Моуди повернулся к Лео с улыбкой и произнес:

— Я же тебе говорил, что она еще совсем ребенок! — старик улыбнулся. — Наверняка тебя застеснялась, малышка! Хорошая девочка, скромная! Хотел бы я все-таки вас познакомить…

Хота скептически скривился. Меньше всего его сейчас интересовали женщины. Он не успел рассмотреть эту девчонку из-за опустившихся сумерек, но ему была она совершенно не интересна, поэтому он тут же забыл о ее существовании.

Когда после ужина они легли отдыхать, Хота уснул не сразу. Поиски сестры в последнее время зашли в тупик. Но он не оставлял надежды найти ее как можно скорее.

Вдруг его мысли переметнулись к еще одной пропаже — Софии. Ее он тоже найти не смог. Переодевшись в парня, она уехала из своего города и просто растворилась в прерии. Хота искал ее довольно долго. Почему? Наверное, все-таки беспокоился о ее безопасности, ведь она казалась такой малышкой! Это слово «малышка», вдруг проскользнувшее в его мыслях, его самого сильно удивило. Он никогда не использовал такие слова. Это старик Моуди назвал сегодня свою работницу малышкой. Хота нахмурился, а потом отмахнулся от всего. Ему было отчего-то совестно, что он не смог помочь Софии, ведь она однажды спасла ему жизнь. В порядке ли она? Жива ли? Мысль о ее возможной смерти вдруг причинила ему такую острую боль, что он не смог улежать в кровати, а встал и вышел на свежий воздух.

Звездное небо сегодня было особенно ярким. Россыпи ночных светил тут же перенесли Хоту в воспоминания его юности. Он скучал по жизни с апачами, а более всего по Четану. Болезненные ощущения, возникшие в районе сердца, начали нарастать. Хота снова посмотрел в ночное небо и прошептал:

— Брат! Как ты там? Я так давно не видел тебя! Мне тяжело без тебя…

Хота опустил голову, справляясь с болью разлуки, как вдруг тишину ночи нарушил тихий полувздох-полустон:

— Хо-та-а! — прозвучал измученный женский голос. — Хота, где ты?

Неожиданная дрожь пробежала по его спине. Этот голос и его интонация так сильно напомнили ему Софию! Неужели… неужели она все-таки погибла, и теперь ее призрак пришел упрекать его в бессердечности? Хоте, несмотря на всю его воинскую доблесть, стало ужасно страшно.

Он замер на месте и не двигался, прислушиваясь к малейшему шороху вокруг, но больше никакого голоса он не услышал. Немного успокоившись, юноша вернулся в комнату.

София! Неужели с тобою действительно что-то произошло?

На него напала необъяснимая тоска. Будучи занят своей местью и поисками сестры, он полностью забыл о ней. Но сейчас на него посыпались воспоминания.

Он увидел ее впервые в полутьме своей темницы. Она — миниатюрная, добрая и необычайно развязная — показалась ему существом из другого мира. Она гладила его по волосам, восхищалась его лицом и даже обнимала его как-то так искренне, что невозможно было уличить ее в распущенности. Он до сих пор не понимал, почему она себя так вела, но потом она что-то переосмыслила и сильно испугалась. Она стала тихой и покорной, а в самом конце их последнего разговора… призналась ему в любви!

Хота очень скорбно вздохнул. Мысль о том, что он, фактически, отмахнулся от нее, теперь доставляла ему чувство вины и невосполнимой потери. Если бы он мог повернуть время вспять…

Уснул он с большим трудом, а утром, сразу же после пробуждения, отправился по делам в город, чтобы отвлечься от тяжелых дум.

София тоже проснулась рано и чувствовала себя разбитой. Она была очень голодна, а ночью ее измучили кошмары. Ей снилось, что за ней пришел ее ненавистный «жених» и пытался силой увезти обратно, а она в отчаянии звала Хоту: «Хота! Где ты??? Спаси меня!!!». Но Хота не пришел, а она проснулась вся в слезах.

«Наверное, Леонард своим поразительным сходством с Хотой заставил меня вспомнить о нем», — печально подумала София и глубоко вздохнула. Перед глазами невольно появился образ длинноволосого молодого апача с пронзительно-зелеными глазами и воинственным выражением на красивом лице. За прошедшие годы ее чувства к нему хоть и поутихли, но не исчезли. Они, наверное, не исчезнут никогда. Но… он больше никогда не возвращался. София понимала, что ей не на что надеяться. Он был дитем свободы, рожденным для широт прерии и для жизни на лоне природы. Ему нужна спутница под стать его мировоззрению: какая-нибудь выносливая и сильная индианка, которая станет отражением его самого.

София еще раз обреченно вздохнула и прошептала:

— Наверное, ты даже не помнишь о моем существовании… А я… я не забуду тебя никогда!

Ее печальные мысли неожиданно были прерваны стуком в дверь. Поправив одежду и волосы, она вышла из комнаты. Пастор Моуди с улыбкой принес ей поднос с кашей и чаем.

— Софочка, — немного укоризненно произнес он, — ты заморишь себя голодом из-за своей стеснительности! Ведь ты не приходишь кушать из-за Леонарда, я прав?

София покраснела и смущенно кивнула.

— Я так и знал! — рассмеявшись, проговорил пастор. — Но ты, пожалуйста, перестань! Лео очень хороший парень. Он, конечно, бывает грубоват, и тебе не нужно обращать на это внимание, но с женщинами он, обычно, учтив и вежлив. Он не обидит тебя! Так что жду тебя на совместный ужин! Ах да! Сейчас его нет и не будет до самого вечера. Тебе нужно сделать генеральную уборку в нашей комнате до его прихода, хорошо?

София утвердительно кивнула. Мысль, что Леонарда не будет какое-то время, принесла ей облегчение.

…Уж через час она убиралась в их комнате. София делала это и раньше много раз, поэтому справилась очень быстро. Уже заканчивая уборку, она увидела большую кожану сумку, лежащую на потертом стуле. София догадалась, что с этой сумкой Леонард приехал из своего путешествия. Ей пришлось поднять ее, чтобы переложить на другой стул, но вдруг сумка выскользнула из ее рук на пол, и ее содержимое высыпалось вокруг.

София ужаснулась! Она начала стремительно собирать все обратно. Там было несколько книг, два ножа, какие-то письма и… индейские яркие амулеты! София замерла, увидев последние, и сердце ее отчего-то екнуло. Ей опять живо вспомнился Хота, который очень любил свои украшения и наотрез отказывался с ними расставаться. Но… почему подобные амулеты находятся у Леонарда? Странно! Он не похож на того, кто мог бы открыто носить подобные вещи.

София стремительно собрала все обратно в сумку и дрожащими от волнения руками убрала ее на место.

Когда наступил вечер, снова послышался дружелюбный голос пастора Моуди:

— Софочка, дитя мое! Спускайся к ужину!

Но София ужасно этого не хотела. Почему-то встреча с Леонардом внушала ей панический ужас. Она начала ходить взад-вперед по комнате, придумывая, как и сегодня избежать встречи с ним. Через минуту она придумала. Схватив накидку и сумку, она выскочила во двор и, уже подбегая к воротам, громко крикнула:

— Пастор Моуди! Я сегодня пойду домой! Извините меня, пожалуйста!

И выскользнула прочь…

На следующее утро она вернулась весьма рано и тихонько вошла во двор. К ее удивлению, из кухни уже доносились голоса: видимо, пастор и его подопечный встали сегодня с рассветом. София уже хотела убежать к себе наверх, как вдруг ей пришла в голову безумная мысль: вот бы посмотреть, какого цвета у Леонарда глаза! Зачем ей это было надо, она не знала, но любопытство уже повлекло ее по направлению к кухне.

Девушка осторожно подошла к приоткрытой двери и заглянула в помещение. Посреди кухни стоял большой стол, а за ним сидели двое: Максимилиан Моуди и Леонард Хоффман. Им прислуживала кухарка миссис Роллинз, а пастор ей все время вежливо улыбался и благодарил. Леонард же был, наоборот, мрачнее тучи. София почувствовала, как ее сердце замирает от одного только взгляда на него. Это был вылитый Хота, но только белый, а не индеец. И поразительно! У него тоже были ярко-зеленые глаза.

У Софии сбилось дыхание. Как такое вообще возможно? Ну разве бывают настолько похожие друг на друга люди, если они точно не родственники?!!

Однако недолго София пребывала в восторженном состоянии, ведь она начала слышать их диалог.

— Не волнуйся, Лео, — примирительным тоном проговаривал Максимилиан Моуди, — я уверен, что Софочка тронула твою сумку случайно. Она очень хорошая и порядочная девушка…

— Случайно или нет, — резковато прервал его Леонард, — а мой амулет оказался сломан!

Все внутри у Софии похолодело. Похоже, она что-то испортила!

— Я против того, чтобы эта девица трогала мои вещи! — крайне сурово произнес Леонард, а София так сильно огорчилась, что на глаза начали наворачиваться предательские слезы.

В этот момент позади нее кто-то вежливо кашлянул. София резко обернулась и увидела мистера Роллинза, выполняющего при церкви обязанности садовника.

— Мисс София, что с вами случилось? — простоковатый садовник с потрохами выдал ее присутствие. Пастор Моуди и Леонард подняли головы и устремили взгляды к двери. Мистер Роллинз подтолкнул заплаканную Софию в середину кухни, а она виновато опустила голову, не смея поднять на них своих глаз.

Хота, увидев неожиданно появившуюся девушку, замер на месте. София! Это была она! Живая и невредимая! Та самая отважная «малышка»! Хота и не заметил, что снова мысленно назвал ее именно так. Но она стояла перед ним, скрывая покрасневшие глаза, потому что он только что беспощадно ругал ее перед пастором Моуди.

Юноша оказался так изумлен и взволнован, что оторопел и не мог произнести ни слова. Максимилиан быстро поднялся на ноги и поспешил к Софии, приговаривая:

— Софочка, дорогая! Ай-ай-ай! Лео! Ты же обидел ее! — он взял ее под руку и, подведя к стулу, аккуратно усадил. — Дитя мое! Лео погорячился! Не принимай близко к сердцу! Давай позавтракаем наконец-то втроем!

София боялась поднять на Лео глаза и была сильно огорчена случившимся. А Хота никак не мог прийти в себя.

Они не виделись несколько лет, и он был где-то виноват перед ней. А еще он — ее должник! Но как она здесь оказалась? Какая неловкая встреча!!!

Однако нужно было срочно спасать положение… Хота уже было собрался заговорить с ней, как вдруг София робко подняла на него свои большие зеленые глаза, еще поблескивающие от слез, и тихо произнесла:

— Мистер Хоффман! Простите меня! Я совершенно случайно упустила вашу сумку. Мне жаль, что я испортила ваши вещи…

Её голос звучал ужасно подавлено.

Хота еще никогда не чувствовал себя таким чудовищем! Он даже не понимал до этого момента, что его резкие слова и вздорный характер могут ранить сердце другого человека. Особенно такого маленького и беззащитного существа!..

Он раскаялся тысячу раз, но тут вдруг осознал, что София, похоже, не узнала его! Она назвала его Леонардом и вела себя с ним так, как будто видит в первый раз жизни. Неужели, он настолько изменился? Или же она Хоту все-таки забыла?

Парень глубоко вздохнул, чтобы взять себя в руки, и осторожно произнес:

— Простите, мисс! Я виноват! Я был слишком резок и придирчив. Простите, пожалуйста!

Пастор Моуди, очень хорошо знающий Лео и его принципиальное пренебрежение любыми условностями, очень удивился абсолютной искренности произнесенного им извинения. Он впервые видел, чтобы Лео так быстро менял мнение о человеке. Значит, София ему действительно пришлась по нраву! Старик обрадовался и тоже сказал Софии парочку ободрительных слов.

Кухарка подала еду, и все начали молча есть. София боялась поднять на Леонарда глаза, потому что с такого близкого расстояния она все больше находила его похожим на своего возлюбленного. Ее сердце дрожало от сильного напряжения, а еда просто не лезла в горло.

Хота тоже был очень напряжен. Он не знал, скрывать ли ему свою «индейскую» личность или нет. Ему было жаль эту девчонку, но, честно сказать, он побаивался, что она снова начнет говорить ему о любви, а ему… а ему сейчас было не до того! По крайней мере, он старался себя в этом убедить.

Пастор, поглядывая на обоих, усмехался. Эти двое так смущались, что напрашивался только один вывод: они остались друг ко другу неравнодушны! Старик, мечтающий Леонарда как можно скорее женить, был несказанно счастлив.

Он начал болтать о том, о сем, задавать им нелепые вопросы, на которые они отвечали смущенно и односложно, и так продолжалось до тех пор, пока завтрак не подошел к концу.

София встала и, поблагодарив, собралась уходить. Под конец она бросила быстрый взгляд на Леонарда, но он на нее совсем не смотрел. Девушка поспешно ушла прочь, пытаясь спасти себя от сильнейшего чувства боли и неловкости. Больно ей было от того, что, несмотря на поразительное сходство, это был вовсе не Хота, а неловко, потому что иметь дело с молодыми людьми противоположного пола было для нее делом непривычным и нежеланным. Только с Хотой однажды она повела себя крайне… развязно. Но это было исключительно из-за своего невероятного неразумия и даже глупости. Еще бы! Умудрилась посчитать его просто милым щеночком! Софии снова стало стыдно из-за своего нелепого поведения. Но она готова была вынести любой стыд ради еще одной, пусть даже короткой и мимолетной встречи с Хотой…

София горько вздохнула и, поднявшись на второй этаж, принялась за работу…

Хота после завтрака сел на лошадь и стремительно ускакал прочь из города, стремясь спастись от неловкости и сожалений на просторах родной прерии. Стоя на вершине холма и оглядывая открывшийся величественный вид внизу, юноша печально закусывал губу.

— Что же мне делать? — прошептал он и устало провел рукою по коротким волосам. Совесть требовала, чтобы он признался Софии в том, кто он на самом деле, и позаботился о ней должным образом. Но он боялся. Чего? Он сам не знал. Почему ему страшно не хотелось вспоминать их прошлые совместные моменты? Их встреча во время их с Четаном пленения, неловкое поведение Софии, вызвавшее в нем неожиданный отклик, потом его ранение и смелость этой девчушки, вытащившей его из места неминуемой смерти. Она так много сделала для него тогда! А потом ее неожиданное признание…

Хота взволнованно вздохнул. Он почувствовал, что голос совести усиливается, но с ним усиливается и непонятный парализующий страх. И тут Хота понял: София снова заставила его душу наполниться сильными эмоциями — благодарностью, восхищением и даже чуждым для него желанием открыть навстречу ей свое сердце. А он не может позволить себе подобных слабостей! Нет! Он не может быть слабым! Ему нужна сила для мести и побед! А сентиментальные ощущения — это то, что может отнять у него жесткость и мощь!

Хота непроизвольно сжал кулаки. Внутренняя борьба достигла апогея…

Нет! Он пока не может! Он не станет скрывать свою личность постоянно, но… откроется немного позже… Хота не почувствовал облегчения, но градус напряжения немного упал. Он вскочил на скакуна и медленно поехал обратно в город. Настанет время, и он все расскажет, поблагодарит Софию, поможет ей во всем, в чем она нуждается. Но немного позже… А сейчас у него есть другие неотложные дела…

***

Хота внимательно осматривал местность. Уже три недели он тщательно исследовал необычные слухи о противостоянии некоего мистического существа, прозванного Таинственный Дух или же Кэчина Кими, с целыми отрядами мексиканских охотников за рабами. Этим слухам было уже несколько лет. Раньше они Хоту никак не интересовали, потому что он искал исключительно убийц своих родителей, но теперь для Хоты открылись некоторые интересные факты: Кэчина Кими спасала преимущественно индейцев, а, значит, помогала его братьям. Но на нее была открыта серьезная охота, и с недавнего времени немало банд начали целенаправленно охотится за таинственным духом.

Хота прочесывал местность, в районе которой чаще всего происходили стычки Кэчины Кими с мексиканцами. Он изучал следы, исследовал невидимые обычному глазу тропы. На третий день пути он услышал голоса. Бесшумно, как дикая кошка, он пробрался на вершину очередного холма и выглянул из-за большого камня.

Вечерело. В низине горел костер. И хотя его намеренно сделали небольшим, но не позаботились о том, чтобы уменьшить количество дыма. Дело в том, что индейцы и опытные охотники прерии обладали множеством навыков, как спрятать свое присутствие от ненужных глаз. Они использовали особенные способы розжига огня, дававшего много тепла, но почти не создающего дыма. У этого же костра сидели двое мужчин крайне потертого вида, и костер их дымил вовсю. Значит, они плохие охотники и неумелые воины. Хота мгновенно дал им верную характеристику и посчитал крайне неприспособленными ни к чему. Он готов был уже уйти, как вдруг услышал тихий, едва уловимый стон.

Хота замер, прислушиваясь. Через несколько мгновений стон повторился, и юноша понял, что эти люди здесь не одни. Он решил остаться. Он стал внимательнее прислушиваться к их разговору, но было слишком далеко. Медленно, но при этом очень ловко и бесшумно ловко парень продвинулся дальше вниз по холму, почти ползком перемещаясь от одного куста к другому. Сумерки позволили ему остаться невидимым, потрясающие боевые навыки — неслышимым, а беспечность охотников — довольно расслабленным. Подобравшись на расстояние нескольких метров, он легко смог расслышать каждое их слово.

— Эй, Дуайт, — немного пьяным голосом проговорил один, — а нам точно поверят, что эта девчонка — Кэчина Кими? Боюсь, без доказательств за нее не дадут и ломаного гроша…

— Брось, Мик, им и самим нужно просто деньжат заработать, — ответил второй более трезвым голосом, — они переоденут ее, как надо, и продадут мексиканцам… А если потом все вскроется, нас уже и след простынет! Ха-ха! Ты представляешь, сколько денег мы сможем за нее получить!!!

Они оба захохотали от сладостного предвкушения богатства, которое они тут же с удовольствием спустят на выпивку и посещение борделя.

Хота понял, что имеет дело с похитителями. Но судя по разговору, поймали они случайную женщину, не имеющую к Кэчине Кими никакого отношения. Хота тщательно обдумывал, как ему следует поступить. Он не привык делать благородные поступки. Это Четан со своим христианским мировоззрением всегда находил повод кому-то помочь, особенно под конец своей жизни. Но Хота не любил делать что-либо, что выходило за рамки его интересов. И сейчас спасение этой женщины было не в его интересах. НО! Голос совести, в последнее время все более громко звучащий в его душе, снова заговорил, и заговорил очень настойчиво, как будто знающий нечто большее, чем можно охватить просто умом. «Спаси ее! Нельзя бросать человека в беде!». Хота немного поколебался, но быстро сдался.

Он подождал всего четверть часа, пока гнусные похитители не начали клевать носами. Хота резко выскочил из своего укрытия и всеми двумя ударами отправил их в бессознательное состояние.

Это оказалось невероятно легко, и Хота с презрением оглядел незадачливых похитителей. И как им вообще удалось кого-либо похитить?

Юноша внимательно осмотрелся вокруг и увидел в паре метров от костра небольшой холм из одежды. Вскоре он откопал из этого тряпья похищенную женщину. Она была без сознания. Выглядела, как обычная бледнолицая: в чепчике, фартуке и сером платье. Следов избиения не наблюдалось, но было довольно темно, и трудно было что-либо рассмотреть, поэтому Хота просто поднял ее на руки и понес к своей лошади.

Ему пришлось ее привязать к себе, чтобы она не соскользнула во время езды. Хота решил отвезти ее к пастору Моуди, чтобы он дальше сам занялся ее судьбой. К тому же ей, возможно, требовался доктор. Проехав пару часов в темноте, Хота понял, что им все-таки придется сделать привал до утра.

Он разжег костер, дающий немного дыма, и осторожно уложил женщину на одеяло у костра. Но вдруг она пошевелилась и в бреду прошептала:

— Четан… Четан…

Хота замер, сраженный звучанием этого имени. Что это значит? Почему… почему она говорит о его погибшем друге?

Хота повернул ее на бок, чтобы костер мог осветить ее лицо, и снял с головы уродливый чепчик. Темно-каштановые волосы в беспорядке рассыпались по одеялу, а бледное молодое лицо исказилось гримасой в странном бреду.

Хота побледнел. Это была Анита! Та самая Анита, которую так самозабвенно полюбил Четан и из-за которой так сильно пострадал.

Хота вдруг вспыхнул гневом и с отвращением отошел от Аниты в сторону. Изнутри его сердца мощным потоком выплеснулась обида, все эти годы жившая в самой его глубине. Он презирал эту женщину, потому что считал виновницей испорченной жизни Четана. Если бы не ее дурные чары, то Четан и сейчас бы счастливо жил в деревне, и Хота тоже был бы рядом с ним! Юноша хмуро взглянул на нее и едва не пожалел, что спас ее от похитителей. Но совесть снова заговорила в нем, и он заставил себя успокоиться. Ради Четана и памяти о нем он должен исполнить свой долг до конца и отвезти ее в город. Потом он забудет о ней навсегда!

Схватившись за эту мысль, он немного приободрился.

Анита так и не пришла в себя даже на следующее утро. Хота к обеду привез ее к зданию церкви в городе и, подняв на руки, занес во двор. Пастор Моуди встретил его тревожно, но быстро сообразил, что происходит, и настоял, чтобы девушку Хота отнес на… свою кровать! Юноша едва сдержал протест, но все же покорился. «Поступай, как Четан», — твердил он сам себе, считая, что таким образом чтит память своего погибшего друга.

Доктора вызвали сразу же, и тот сообщил, что у женщины сильное отравление одним известным лекарственным средством. Выписав рецепт для лечения, он порекомендовал ей постельный режим. Пастор Моуди распорядился приготовить гостевой дом, но тот был завален стройматериалами для ремонта, поэтому Хоту милостиво попросили заночевать… на лавке в церкви!

Хота был недоволен, но протестовать постыдился. Однако ночевать предпочел… прямо на улице. Расстелив на землю одеяло, он развел прямо во дворе небольшой костер и, растянувшись во весь рост, лег на землю. Небо было щедро усеяно светилами и, если не вертеть головой из стороны в сторону, можно было подумать, что он дома, в прерии… Он скучал по временам своей жизни среди апачей. И хотя жизнь племени очень часто была крайне сурова и опасна, там он чувствовал себя частью большого народа, частью особенной сплоченной семьи. А здесь, среди белых людей, Хота был одинок. Никто не мог понять его любви к прерии и свободе, поэтому свое сердце он держал абсолютно закрытым.

Он снова вспомнил Четана, и гнев на эту нечестную женщину Аниту разгорелся в нем с новой силой. Как Четан мог полюбить ее? За что? За то, что она такая обманщица?

Хота презрительно фыркнул и перевернулся на бок. Он даже не понимал, что трагическая любовь Четана очень повлияла и на его жизнь. Увидев в жизни друга большие страдания из-за любви, Хота начал побаиваться сердечных привязанностей, ведь он никак не хотел повторить судьбу своего дорого брата. А София начинала бередить в нем странные состояния, поэтому он хотел только одного: сбежать от нее как можно дальше…

Он уже собрался уснуть, как вдруг услышал слабый стон.

— Хота! — позвал чей-то несчастный голосок. — Хо-та! Где ты, Хота?..

Парень вскочил. Сейчас он четко определил источник этих звуков — балкон второго этажа! Это София? Ну а кто же еще? Значит… значит… она тоже обманщица! Притворилась, что не узнала его, а сама теперь зовет его по ночам! Хота гневно сверкнул глазами. Он не позволит так просто дурачить себя!

Юноша нашел вход в здание и быстро поднялся на второй этаж. Повсюду еще немного пахло краской, а он искал комнату, выходящую на балкон. Нашел ее он без труда и бесшумно вошел.

Прямо на балконе в одеяле лежала завернутая фигура. Хота удивился. Он думал, что София подшучивает над ним, но, похоже, что она действительно спала. На лбу ее выступили капельки пота, а лицо исказилось в гримасе страдания.

— Хота… — снова жалобно прошептала она, и одинокая слеза скатилась из уголка ее глаза. — Хота, спаси меня!..

Хота был сражен на месте и просто бессильно сполз на пол. Она не обманщица и не притворщица. Она несчастная маленькая девочка, которая до сих пор в своих снах зовет его на помощь…

Раскаяние и чувство вины так сильно навалились на него, что он почувствовал боль в груди. «Я действительно чудовище! — сокрушенно подумал он. — Бессердечное грубое чудовище…»

София дернулась во сне, но потом замерла и перестала метаться…

* * *

София проснулась, но не открыла глаза. Только что ей опять снился кошмар. Почти каждую ночь во сне ее преследовали жуткие люди: то ненавистный «жених», то дядя Джордж с перекошенным от гнева лицом, то просто непонятные личности, желающие причинить ей вред. А она была совершенно одна, и некому было защитить ее. Поэтому она отчаянно звала Хоту. Она звала его и умоляла его, но он все никак не приходил…

Сейчас она проснулась, но не хотела открывать глаз. Она бы хотела снова забыться во сне, но только чтобы сон был приятным и исцеляющим, ведь ее сердце нуждалось в том, чтобы залечить свои старые раны.

Днем ранее она увидела, как Леонард вошел во двор, неся на руках молодую женщину, длинные каштановые волосы которой разметались по его плечу. София заметила их со второго этажа, и неожиданно ее пронзило жало жуткой ревности. Она сама не ожидала, что может так отреагировать, ведь Леонард — это не Хота! Но он так сильно был на него похож, что ее сердце сыграло с ней злую шутку. Укол ревности сделал Софию крайне несчастной и заставил грустить весь остаток дня. Вечером же, когда на небе уже засияли звезды, Лео неожиданно вышел во двор и… развел костер, улегшись отдыхать на одеяло около него. София зачарованно смотрела на эту картину, и сердце ее трепетало. Леонард все больше походил на Хоту! Если бы не его одежда и короткие волосы, то это был бы вылитый он! Оранжевые блики костра плясали на его задумчивом лице, пока он пристально разглядывал звезды. София, чувствуя, что ее сердце начинает стучать все быстрее, с ужасом поняла, что начинает… влюбляться в Леонарда Хоффмана!

Нет, нет! Хватит! София, ты сошла с ума! Перестать думать и о Хоте, и о Леонарде! Перестань быть такой глупой! Леонард ни за что на свете не должен увидеть твоих чувств, иначе ты снова будешь дико опозорена, как однажды опозорилась перед Хотой. Все!

С этими мыслями она резко присела и открыла глаза.

Но вдруг в темноте комнаты она увидела темную фигуру человека, сидящего у стены, и испуганно вскрикнула. Пережитый только что ужас из своего кошмара навалился на нее и в реальной жизни. Она вжалась в решетку балкона и по инерции зашептала:

— Хота! Хота, спаси меня…

Хота, снова услышавший ее испуганный зов, быстро воскликнул:

— Не бойся, это… я…

Он не решился назвать имя, но София узнала этот голос.

— Хота? Хота, это ты? Неужели это ты?.. — проговорила она с безумной надеждой, но вдруг остановилось и поняла, что это невозможно. Откуда здесь взяться индейцу? Уже более проснувшись и снова обретя трезвость ума, София с тяжким вздохом произнесла:

— Леонард, это вы? Но… что вы здесь делаете?

Хота, уже было решившийся во всем признаться, смутился резкой переменой ее мыслей. Что же делать? Что же делать??? София же поспешно допустила мысль, что могла побеспокоить Лео своими криками во сне. Дело в том, что это было ее давней проблемой, и сестра Марианна, прожившая в ее комнате все детство, всегда сетовала на эту ее особенность.

— О Леонард, простите! Наверное, я разбудила вас! Извините, но я иногда говорю во сне… Простите! Я… я лягу в комнате, чтобы этого больше не повторилось!

Хота слышал ее вежливые речи с жутким огорчением. Он струсил! Поразительно, но он не смог признаться!

Великий воин! Бесстрашный апач! Позор твоему имени!

Не имея сил совладать со своим огорчением, он тихонько проговорил: «Все в порядке!» и быстро удалился прочь. Он потушил костер и, выведя своего коня из конюшни, посреди ночи ускакал в прерию, потому что только там мог остановить безумное биение своего разочарованного сердца…

София печально проводила его взглядом. Почему, почему она становилась все более неравнодушна к нему — Леонарду Хоффману? Это ведь совсем неправильно! Он — не Хота!!! Очнись!!! София вдруг почувствовала себя сильно несчастной. Ее жизнь показалась ей лишенной надежды и смысла. Ее страстно потянуло в прерию, потому что только там она могла ощутить истинное облегчение и радость, но она не имела для этого никаких возможностей.

Если бы они оба могли в тот момент взять свои чувства и сравнить с ощущениями друг с другом, они были бы поражены тем фактом, что эмоции у них были абсолютно одинаковы и что прерия влекла их обоих с невиданной силой, служа проводником непонятной еще, но явной Божьей благодати. Благодати, дающей услышать чистый голос

* * *

Анита приоткрыла веки, чувствуя, что они словно налиты свинцом. Она увидела над собой высокий потолок, украшенный искусной лепниной по всему периметру стен. Она никак не могла сообразить, где же находится и что с нею вообще произошло. Девушка стала вспоминать последние события, но все было, как в тумане.

Четан! Анита вспомнила, как он уезжал из фермы, и ее сердце болезненно екнуло. Вернулась старая боль и переживания, но они казались какими-то отдаленными. Но где же она сейчас и как она здесь оказалась?

Девушка осторожно повернула голову вправо, чувствуя сильное головокружение. Она увидела большую комнату, сплошь заставленную стеллажами с книгами, а у окна — старый письменный стол, заваленный целыми кипами бумаг и книг. На окнах висели массивные бордовые шторы, а на стенах — большие картины в широких резных рамах. Это место было ей совершенно незнакомо.

Анита попыталась сесть. У нее дико закружилась голова, но присесть девушке все-таки удалось. Одета она была в свое собственное платье, но на голове не было чепчика, и волосы в беспорядке были рассыпаны по плечам. И тут в ее памяти мелькнуло смутное воспоминание, как кто-то напал на нее. По ее спине пробежал холодок дикого страха: она сейчас в доме похитителя?

Вдруг открылась дверь, и в комнату вошли двое мужчин. Один из них был очень пожилым человеком, а второй, наоборот, очень молодым. Когда старик увидел ее сидящей, он издал радостный возглас и, обернувшись к молодому, произнес:

— Лео! Она очнулась! Слава Богу!

Но парень отчего-то остался очень мрачным. Анита переводила взгляд с одного на другого и ничего не могла понять.

— Кто вы? — наконец, хрипло произнесла она, чувствуя, что плохо владеет своим голосом.

— О, вы не волнуйтесь, мисс, — добродушно заверил ее старик, подойдя ближе и присев на стул, — вы уже в безопасности. Леонард спас вас из лап похитителей и привез вчера вечером сюда. Доктор сказал, что у вас небольшое отравление, но с вами все будет хорошо!

Анита пыталась переварить услышанное и чувствовала, что тяжеловато соображает, наверное, из-за того самого отравления.

— Но кем были мои похитители? — спросила она, все еще пытаясь окончательно прийти в себя.

Ответил снова старик:

— Это были два проходимца, решившие продать вас под видом Кэчины Кими… Ха-ха! До какой же глупости людей доводит порок жадности! С вас Кэчина Кими, как с гуся жар-птица, извините за сравнение…

Старик весело рассмеялся со своей, как ему казалось, удачной шутки, но его молодой спутник остался по-прежнему очень суров. Анита посмотрела на него, немного смущаясь его грозного вида. Это был высокий и широкоплечий юноша с короткими черными волосами и яркими светлыми глазами. Он был очень красив, но суровое выражение на лице делало его пугающим. Однако вдруг его черты, да и само выражение лица показались Аните невероятно знакомыми. Она невольно задержала на нем взгляд, пытаясь осознать, где она могла видеть этого юношу раньше.

Реред ее глазами резко всплыл другой образ: длинные волосы, пронзительно-зеленые глаза, по-детски заносчивый взгляд — Хота! Анита изумленно округлила глаза и непонимающе похлопала ресницами. Это точно был Хота!

— Хота, это ты? — тихо проговорила Анита, не отрывая от него взгляда.

Старик удивленно взглянул на своего друга, а потом снова перевел взгляд на девушку.

— О, мисс! Вы знакомы с Леонардом?

Анита смутилась. Если этого парня зовут Леонард, значит, он вовсе не Хота, но сам Хота не стал играть с Анитой в какие-либо игры. Он решительно произнес:

— Да, это я!

И, сделав несколько широких шагов в ее направлении, присел на стул, продолжая держать руки отчужденно сложенными на груди.

Анита не знала, радоваться ей или бояться. Она была рада видеть Хоту и очень хотела узнать, почему отныне его зовут Леонардом, но его тон голоса и недружелюбный вид вызывали у нее естественный страх.

— Здравствуй, Хота, — осторожно проговорила она, стараясь взвешивать каждое свое слово, — спасибо, что помог мне и спас меня! Я… не знаю, как тебя отблагодарить…

Хота вдруг презрительно фыркнул, а старик укоризненно покачал головой.

— Лео, перестань! Где твои манеры?

Имя «Лео» мгновенно отозвалось в сердце Аниты ностальгическими воспоминаниями. Так звали ее любимого братишку, который погиб вместе с родителями много лет назад. Но долго предаваться воспоминаниям она не могла, потому что Хота продолжал грозно смотреть на нее, как на лютого врага.

— Хота, — не выдержала Анита, — почему ты так смотришь на меня? Я чем-то обидела тебя?

Голос девушки дрожал, когда она произносила это, а Хота вдруг взорвался бурей эмоций:

— Ты еще спрашиваешь? А ты в курсе, что из-за тебя жизнь Четана полностью пошла наперекосяк? Если бы не ты, мы до сих пор жили вместе с ним в деревне и были бы счастливы!!!

Каждое слово Хоты отдавалось в сердце Аниты, как заслуженная пощечина. Она виновато опустила голову и почувствовала тупую боль в груди. В разговор попытался вмешаться пастор Моуди.

— Лео! Так нельзя! Не веди себя, как обиженный ребенок! Мисс еще больна, а ты так набрасываешься на нее!..

Но Хота старика просто проигнорировал.

— Я… я… признаю свою вину, — проговорила Анита через силу, — я действительно безумно перед Четаном виновата. Я не буду ничего отрицать. Хота, ты более, чем прав! Я даже хуже, чем ты думаешь… Прости меня… — на последнем слове ее голос отчетливо дрогнул, а Хота резко смутился. Он не ожидал от Аниты такого смирения и раскаяния, поэтому вдруг почувствовал себя каким-то сильно нехорошим человеком.

— Хота, — произнесла Анита, заставив себя вновь посмотреть ему в глаза, — я все осознала и поняла. Четан… он действительно удивительный человек, и я жалею, что однажды встретилась на его пути…

Хоте резко стало душно и тяжело. Он снова почувствовал большой укол совести за свое грубое несдержанное поведение.

— Я прощаю тебя, — процедил он сквозь зубы и стремительно выскочил из комнаты.

Пастор поспешил максимально утешить Аниту, говоря, что на ужасный характер Лео не стоит обращать внимание.

Хота нервно ходил по двору церкви взад-вперед, чувствуя, что в последнее время все идет как-то наперекосяк.

Анита его, конечно, удивила. Он считал ее более бессовестной и испорченной. Жаль, только, что ее раскаяние не в силах вернуть Четану жизнь. Впрочем, он больше не собирался с нею разговаривать. Теперь она в безопасности, и пусть пастор Моуди займется ее судьбой. От этой мысли Хоте стало легче, и он решил, что постарается максимально об этом всём не думать.

Собрав дорожную сумку, Хота решил уехать на пару дней. Пастора Моуди вызвали в соседний город на большую свадьбу, и он тоже быстро отправился по своим делам, доверив уход за Анитой Софии и остальным работникам.

Софии все это не очень понравилось. Она еще не встречалась с этой женщиной, но перспектива ухаживать за ней была ей не по нутру. А вдруг эта незнакомка окажется красивее и милее, чем София? Тогда Софии будет опять очень плохо и больно! Но поняв, что эти чувства — просто ревнивая нелепость, девушка сокрушенно вздохнула и взяла себя в руки. Ладно! Нужно смиряться!

Когда дом опустел, София собрала блюдо с фруктами и направилась в комнату пастора Моуди. Первым очень неприятным сюрпризом оказалось то, что гостья спала на кровати Леонарда! София опять почувствовала ревность и разочарование. Может ли эта женщина оказаться его возлюбленной? «Ох, ну что я опять? — удрученно подумала София. — Леонард мне не принадлежит…». Но сердце продолжало страдать.

Когда же она подошла ближе, и женщина присела на кровати, София потеряла дар речи от неожиданности: перед нею была та самая Анита, в которую безответно влюбился ее кузен Михаэль!

— Анита, это вы? — пораженно пролепетала София, едва удержав блюдо с фруктами в руках. — Но как это можете быть вы?

Сразу же вихрь мыслей закрутился в ее голове: а что, если ее послал Михаэль, чтобы вернуть Софию домой? Ну нет, это невозможно, ведь Анита сбежала из поместья много лет назад! Но тогда почему она здесь? Это просто случайность или они с Леонардом знакомы? А что, если Анита и Лео все-таки любят друг друга? Представив их вместе, она почувствовала непроизвольный гнев. Много лет назад все поместье гудело от новостей, что у Аниты были любовные отношения с дикарем, которого она бессовестно предала. Ее репутация была безнадежно испорчена, и она правильно сделала, что сбежала тогда (было от чего!). Но если сейчас она «захомутала» Хоту… то есть Леонарда (опять она их перепутала!) … это же несправедливо! Он на несколько лет младше ее, и вообще, она недостойная женщина!..

София так огорчилась, что поставила блюдо с фруктами на стол грубо и раздражено. Анита удивленно подняла на нее глаза, но увидев лицо девушки, еще больше изумилась. На мгновение радость осветила ее бледное лицо, и она тихо прошептала:

— София? Это ты? Но как…?

Анита тут же смутилась от мысли, что где-то поблизости может быть Михаэль, но София поспешила ответить ей:

— Не волнуйся, я здесь одна. Но что ТЫ здесь делаешь?

Анита почувствовала звенящую холодность в голосе Софии и тут же печально опустила голову. Да, даже Софии есть за что ее презирать! София была свидетельницей того, как она поступила с Четаном, и тогда все поместье раздуло историю, что у Аниты с презренным дикарем был роман. Да, прецедент был, и Анита действительно во всем виновна…

Девушка горько вздохнула и смиренно приняла очередной позор. Она полностью его заслуживает! «Господи! Я благодарю, что Ты принял меня и простил меня! Только в Тебе я могу все еще жить…» — подумала она и внутренне укрепилась.

— Меня похитили, и Хо… — Анита осеклась и призадумалась. Если Хоту тут все знают под именем Леонард, возможно, это важно, и ей не стоит называть его по-старому. — Леонард спас меня и привез сюда. Я очень благодарна ему…

Напряжение в душе Софии немного снизилось. Значит, они с Леонардом не близки?

— То есть вы с Лео только что познакомились? — нарочито равнодушно переспросила София, и, когда Анита утвердительно кивнула, почувствовала большое облегчение. А потом опять отрезвилась и ужаснулась от самой себя. Неужели она уже не контролирует саму себя, что готова ревновать Леонарда к каждому столбу?

Из-за собственного огорчения она поспешила удалиться, хотя Анита очень хотела ответов на свои вопросы.

Весь следующий день София избегала Аниту, торопясь уйти от нее всякий раз, когда та пыталась с ней заговорить. Анита начинала все больше огорчаться. На следующее утро она не выдержала и, когда София принесла ей завтрак, схватила ее за руку исерьезно произнесла:

— София, нам нужно поговорить!

Та выдернула руку, но бесцеремонно уйти не посмела.

— София, — обратилась Анита к ней умоляюще, — я понимаю, что ты недолюбливаешь меня, и я действительно недостойна твоего уважения, но… пожалуйста, поговори со мной! Мы ведь друг другу не незнакомцы, а прожили в одном доме не один год!

София еще была отчужденной, потому что в ней поднялось возмущение.

— Значит, ты признаешь свои безумные ошибки? — с вызовом бросила она. Все эти годы София сильно осуждала Аниту за ее поступок с тем индейцем. Если они и вправду были возлюбленными, то ее поведение тогда было поистине чудовищным!

Анита печально вздохнула и опустила голову.

— Да, я поступила ужасно! — сокрушенно проговорила она. — Ты совершенно права! Но я уже тысячу раз раскаялась! И Бог… Бог простил меня…

София презрительно хмыкнула.

— Твое раскаяние, конечно, прекрасно, но тому парню от этого не легче! Он умер, и ты это знаешь!

Анита подняла на Софию печальные глаза, но в них горела надежда.

— Он не умер! — проговорила Анита приглушенно. — Чудом он не умер! Я… я так счастлива от этого…

София изумилась и, немного смягчившись, села на стул.

— Ты видела его? И что с ним? — сердце Софии взволнованно заколотилось, ведь Четан был очень важным человеком для Хоты, а, значит, важным человеком и для нее.

— Да, я встречалась с ним, — утвердительно кивнула Анита, — и он простил меня! Он удивительный человек!..

София призадумалась, а потом уже без гнева спросила:

— А можно я задам один вопрос, который меня все время беспокоит?

Анита кивнула, а София продолжила:

— Правда ли, что вы с Четаном были возлюбленными, и, если это так, почему ты так с ним поступила? Ведь если бы ты не вмешалась, у Четана были все шансы сбежать в ту ночь…

Анита глубоко вздохнула:

— Да, я любила его, но однажды заподозрила его в гибели моих родителей в прошлом, и это наполнило меня ненавистью. Она ослепила меня, и при встрече я выплеснула на него свою боль. Я… я не знала, что он из-за этого окажется на грани смерти… Я не хотела!..

Не успела она договорить последние слова, как вдруг дверь комнаты резко распахнулась, и на пороге появился Хота, лицо которого пылало безумным гневом. Несколько минут назад он вернулся из поездки и случайно услышал весь их разговор. Сперва он очень удивился, что они с Софией знакомы. По мере их диалога он пытался определить, о чем же именно они говорят. София и Анита вместе прожили несколько лет в одном доме. Это усадьба Бернсов? Значит, Анита там тоже была? А потом Анита предала своего возлюбленного… Хота вслушивался в каждое слово, но не все успевал воспринимать. Когда же прозвучало имя Четана, все внутри него оборвалось. Неужели…

Яркая картина вспыхнула перед глазами Хоты: усадьба Бернсов, множество солдат, пытающихся уничтожить беглецов, ранение Хоты и отважная жертвенность Четана… Анита была там и предала Четана! Его схватили и убили из-за нее! Информацию о том, что Четан жив, Хота не воспринял в суматохе своих лихорадочных мыслей. Его накрыл беспощадный гнев!

Он резко толкнул дверь и вошел в комнату, готовый уничтожить Аниту одним своим взглядом.

— Значит…значит…

И он не смог договорить, потому что негодование слишком переполнило его.

София испуганно сделала шаг назад, глядя на искаженное жуткой ненавистью лицо Леонарда. Анита тоже со страхом смотрела на него, понимая, что Хота теперь не простит ее никогда.

— Вставай и убирайся из этого дома! — грозно проговорил Хота, и Анита послушно и смиренно поднялась на ноги. Так как у нее ничего не было с собой, она просто обула обувь и медленно направилась к выходу, чувствуя, что делает каждый шаг с огромным трудом. Хота тяжело дышал, провожая ее взглядом.

Когда Анита вышла за двор церкви, из ее глаз полились слезы. Она знала, что в таком слабом состоянии ни за что не сможет вернуться на ферму. Ей некуда было идти. Подавленная и морально уничтоженная она плелась по улице, не обращая внимания на удивленные взгляды прохожих. Солнце пекло все сильнее, а перед глазами поплыли круги. Анита почувствовала, что падает в обморок и мгновенно погрузилась во тьму…

Очнулась она через несколько часов и с трудом открыла глаза. Над головой высилось яркое голубое небо, а вокруг буйствовала бесконечная прерия. Лежала она под небольшим деревом, а в нескольких метрах от нее сидел молодой мужчина, угрюмо и задумчиво смотрящий куда-то вдаль. Это был Хота! Анита вспомнила их последний разговор, и ей стало немного страшно. Хота люто ненавидел ее. Почему он привез ее сюда?

Анита осторожно присела, чувствуя еще большую слабость. Хота увидел это, бросил на нее короткий суровый взгляд и холодно произнес:

— Очнулась? Сразу скажу, что, если бы не память о Четане, я бы и на метр к тебе бы не подошел! Но я знаю, что он любил тебя, хотя ты этого не достойна, поэтому я решил пощадить твою никчемную жизнь и отправить тебя домой. Но запомни: это только ради Четана! Для тебя бы я никогда не пошевелил и пальцем!

Хота вложил в свои слова максимум презрения, чтобы сделать Аните как можно больнее. Она слушала его, чувствуя, что у нее больше нет сил сдерживать свою боль. Она закрыла лицо руками и начала отчаянно рыдать, не имея сил ни оправдываться, ни защищаться от всего сказанного.

Хота немного растерялся, когда услышал ее отчаянный плач. Ему снова стало совестно. «Ну зачем ты так? — проговорил укоризненно внутренний голос. — Четана ты этим не вернешь! Она раскаялась во всем, ты же слышал!..»

Так как отчаяние Аниты никак не угасало, Хота начал нервно вздыхать. Он все больше сожалел о своих резких словах, но не знал, как же можно теперь все переиначить. Наконец, минут через пятнадцать, Анита начала затихать. Она подняла на него свои заплаканные глаза и тихо произнесла:

— Если бы я не боялась Бога, то попросила бы себе смерти. Хота! Я уже не прошу меня прощать. Просто забудь обо мне и живи счастливо…

Хота нахмурился, чувствуя отчего-то себя все более виноватым.

— Я отвезу тебя домой, — буркнул он. — Где ты живешь?

Анита ничего не хотела говорить. Она хотела, чтобы он поскорее уехал и оставил ее одну. Но она знала, что не выживет здесь одна, поэтому боялась ему об этом сказать.

— Где твой дом? — нетерпеливо проговорил Хота, чувствуя раздражение на непонятную и неловкую ситуацию.

Анита, наконец, преодолела свою апатию и тихо ответила.

— Я жила на ферме Стена Батлера…

— Вставай, — приказал Хота, поднимаясь на ноги, — мы сейчас же едем туда…

Но Анита остановила его жестом руки.

— Подожди, — проговорила она из последних сил, — я должна тебе кое-что сказать.

Хота сделал глубокий вздох и снова сел на траву.

— Ты должен знать, что Четану удалось выжить! Четан жив!

Лицо Хоты вытянулось и приобрело ошарашенное выражение.

— Он жив? — изумленно проговорил Хота, а потом взволнованно подсел к Аните ближе. — Ты уверена, что он жив?

Анита измученно кивнула.

— Да, в последние месяцы он тоже жил на ферме Стена Батлера… Четан в порядке…

Хота так разволновался, что на некоторое время погрузился в себя.

Он ходил взад-вперед по траве и нервно проводил рукой по коротким волосам. Четан жив? Четан жив!!! Какое чудо! Хота почувствовал, что ему на глаза наворачиваются непрошенные слезы. Неужели он сможет на этой земле снова увидеть улыбку своего дорогого друга и ощутить его крепкие объятия??? Хота взглянул на Аниту, но увидел, что девушка просто потеряла сознание…

Пр сев на корточки рядом, Хота начал корить себя за жестокость к ней. Это всё его взрывной характер! Хота устало закрыл глаза и попытался успокоиться. Как только Анита придет в себя, нужно будет узнать, где Четан сейчас!

Время шло. Девушка по-прежнему была в беспамятстве, и Хота начал беспокоиться все сильнее. Он подошел к ней и прислушался к ее дыханию. Она дышала неровно и была очень бледной. Парень понял, что своими словами чрезмерно измучил ее и усилил ее недомогание. Его недавняя ненависть полностью растворилась и исчезла, поэтому он осторожно поднял Аниту на руки, кое-как привязал ее к себе веревкой и взобрался на лошадь. Ей нужен доктор, постель и… немного милости.

— Извини меня, — прошептал он тихо, хотя она и не могла его слышать.

Придерживая девушку одной рукой и прижимая ее расслабленное тело к своей груди, он отправился обратно, надеясь, что с нею все будет в порядке…

***

Анита проснулась через несколько часов и тут же была окружена должной заботой. Она снова оказалась в доме пастора Моуди, чему была очень удивлена, но в ее душе появилась надежда, что Хота смог ее простить.

На сей раз ее поселили в гостевом доме, и сам Хота пришел ее посетить. Он по-прежнему выглядел немного отстраненным, но с его лица исчезла пугающая суровость. Анита встретила его, немного нервничая, и, с испугом взглянув в его лицо, тут же опустила глаза. Хота немного замялся, а потом примирительно произнес:

— Анита, я должен извиниться перед тобой… Я не должен был так обращаться с тобой. Давай забудем о прошлом…

Анита немного удивленно посмотрела на него и, увидев, что он и сам немного смущен, наконец расслабилась.

— Хота, я… не в обиде на тебя, — проговорила она немного дрожащим от волнения голосом, — я вполне заслуживаю презрения, поэтому не могу тебя винить… Но… я рада…

Она запнулась и облегченно выдохнула.

— Я рада, что ты простил меня… — наконец произнесла она, но Хота не чувствовал успокоения. Он подошел ближе и, присев на корточки рядом, снова проговорил:

— Анита, я действительно раскаиваюсь. Да, признаю, я ненавидел тебя за то, что ты оставила Четана и заставила его страдать. Я бы хотел как-нибудь побольше узнать о том, почему так произошло. Но сейчас больше всего на свете я хотел бы увидеть Четана…

Голос юноши резко дрогнул, и Анита поняла, как сильно Хота любит своего друга.

— Да, я понимаю, — произнесла она, выдавливая из себя печальную улыбку. — Он должен быть сейчас в деревне, где жил в последние годы. Там есть женщина, которую он любит…

Когда Анита произнесла последнюю фразу, Хота удивленно посмотрел на нее.

Анита поспешила объясниться:

— В прошлом, возможно, он и любил меня, но я все разрушила, я это признаю. Теперь он полюбил другую женщину. Она из племени апачей и… я рада, что это так! Я хочу, чтобы Четан был счастлив…

Девушка смутилась, а Хота удивленно переваривал информацию. Ему трудно было представить, чтобы Четан кого-то смог полюбить еще раз, но не исключал, что и подобное могло произойти. Но самое главное — это то, что он жив, и что они скоро встретятся! Хота встал на ноги и очень дружелюбно сказал:

— Как только ты окрепнешь, я отвезу тебя на ферму и увижусь с Четаном.

Анита посмотрела в его лицо уже без страха и с благодарностью сказала:

— Спасибо, Хота, что простил меня! Я никогда не забуду твоей доброты!

Хота кивнул и даже слегка улыбнулся, а потом повернулся, чтобы уйти, но вдруг остановился и, обернувшись, произнес:

— У меня к тебе просьба: зови меня Лео! Хотой я буду в деревне апачей… Ладно?

Анита понимающе улыбнулась и утвердительно кивнула.

— Хорошо, Лео, я запомню это…

Хота вышел из ее комнаты с легким сердцем. Все, вражда была побеждена окончательно и бесповоротно!..

В последующие дни Анита набиралась сил, а Хота почти все время отсутствовал. Он объездил множество оружейных лавок в поисках какого-то особенного ножа, который стал бы подарком для его дорогого друга Четана. Хоте пришлось даже посетить соседние селения в поисках чего-то подобного, поэтому с Анитой они больше ни разу не разговаривали.

София чувствовала сильное огорчение. Несколько раз за последние пару дней она заметила, как Леонард и Анита обменивались полуулыбками, и ей было это крайне неприятно. В их отношениях ей все больше виделся взаимный интерес, и это доставляло ей боль. Ладно, если бы Леонард полюбил какую-то очень прекрасную и юную мисс, которая была бы достойна подобного отношения. Но Анита… Она, хотя и была симпатичной внешне, но ни по характеру, ни по возрасту никак не подходила Леонарду. По мнению Софии. Но… кому нужно было это мнение? Девушка горько вздохнула, сидя на своем балконе и глядя с высоты второго этажа на церковный двор.

Из проулка вдалеке показался всадник. София сразу узнала его — это был Леонард. Она уже легко узнавала его даже издалека. Он быстро приблизился к церковным воротам и, ловко соскочив с коня, завел его во двор. По случайности, мимо проходила Анита. Лео подозвал ее, и они начали о чем-то приглушенно разговаривать. В конце они обменялись теплыми улыбками и разошлись.

Все внутри Софии закипело. Еще несколько дней назад Леонард выгнал эту женщину на улицу с великим гневом, когда узнал, какая она бессердечная и жестокая, но потом ринулся за ней и привез ее обратно. Налицо какая-то привязанность! А теперь, всего после нескольких дней после этого, они мило разговаривают и улыбаются друг другу!

София фыркнула, но тут же поникла и опечалилась. Да! Ей нравится Леонард! Да, ее любовь к Хоте каким-то образом трансформировалась во влечение к Леонарду Хоффману. Просто она вообще не могла найти между ними разницы! В ее сердце почему-то это был один и тот же человек! И хотя умом она понимала, что это не так, но сердце жило своей собственной жизнью и отказывалось чувствовать иначе.

Но у Софии, очевидно, не было шансов! Леонард видел только Аниту! Девушка тяжело выдохнула, а потом тряхнула головой и решила приняться за работу, чтобы отвлечь себя от всей этой непомерно огромной печали…

***

Хота и Анита на лошадях неспеша преодолевали холм за холмом, направляясь к ферме пастора Стена Батлера. Им осталось два дня пути, и сейчас уже надо было сделать привал.

Хота соскочил с лошади и быстро развел огонь, чтобы можно было подогреть немного воды и развести для Аниты прописанное доктором лекарство.

Хота в корне изменил свое отношение к Аните. Во-первых, он перестал винить ее в смерти Четана, потому что тот оказался жив. Во-вторых, он увидел и понял, что она искренняя и простая девушка, пережившая множество бед в своей жизни. Это смягчило его грубое сердце.

Когда лекарство было готово, Хота подал его Аните, и та приняла его с огромной благодарностью в глазах. Ей было все еще неловко видеть заботу со стороны Хоты.

За все это время они больше ни разу не разговаривали, но у каждого на языке вертелся свой вопрос. Хота, пожевав немного припасов и запив водой из фляги, спросил первым.

— Анита, теперь мы одни и можем спокойно поговорить. Расскажи мне о том, почему ты все-таки сбежала от Четана тогда, ведь он относился к тебе так хорошо! Ты знала, что он в ближайшее время планировал и сам отпустить тебя?

Анита немного печально опустила голову.

— Я просто была глупой и безрассудной, — проговорила она. — Четан действительно обращался со мной очень хорошо, и я действительно это ценила. Но… однажды я нашла в его «типи» одну старую Библию… Это оказалась Библия моего умершего отца! Дело в том, что моя семья когда-то погибла от рук апачей, а когда я увидела вещь моего отца в палатке апача, я тут же подумала, что он и был убийцей моей семьи, понимаешь?

Хота задумчиво почесал подбородок. Да, выглядело все очень убедительно! Действительно, можно было легко заподозрить Четана в подобном, ведь войны между апачами и бледнолицыми постоянно уносили жизни десятков людей вместе с их семьями!

— Я не должна была быть импульсивной… — продолжила Анита, — я должна была остановиться и подумать, но… меня захватили страх и обида, поэтому я сбежала!

Хота понимающе кивнул, а потом задал следующий вопрос:

— А что произошло в поместье Бернсов? Ты знала, что я там тоже был?

Анита отрицательно покачала головой.

— Я не знала. Просто… мое сердце горело обидой на Четана не один год. Вот в этом была моя самая большая ошибка. Мне нужно было простить его и не хранить зло в сердце. Но я не сделала этого и, когда увидела его борющимся с солдатами, просто не выдержала и выплеснула на него всю свою боль… В тот момент я не думала о последствиях, а просто была во власти своих негативных чувств! И только когда Четан пострадал, и мне сообщили, что он был убит, вот тогда я ужаснулась…

И далее Анита рассказала Хоте, как она оказалась на ферме Стена Батлера и, впоследствии, встретилась с Четаном, опустив факт, что именно она является легендарной Кэчиной Кими, взбудоражившей своими подвигами весь этот край.

Хота выслушал ее очень внимательно, окончательно порвав со своими подозрениями на счет Аниты. Он понял, что, по сути, она ни в чем не виновата, и навсегда простил ее. Когда же девушка закончила свой рассказ, настала ее очередь задавать вопросы.

— Хота, скажи мне, как ты стал Леонардом?

Хота взглянул в ее светлые глаза и печально улыбнулся.

— О, эта история не менее запутана, чем твоя! — проговорил он. — Возможно, тебе покажется это странным, но Леонард — это мое настоящее имя, данное мне при рождении…

Анита удивилась. Все это время она была уверена, что Хота выбрал себе имя сам, чтобы с ним жить в мире белых людей. Она считала его полукровкой, но больше ничего не знала о его прошлом.

— Ты знаешь, Анита, — продолжил юноша, немного поправив челку, спадающую ему на глаза, — у нас с тобой много общего! — он улыбнулся белозубой улыбкой, а Анита радостно улыбнулась ему в ответ. Но потом Хота посерьезнел и продолжил:

— Мои родители тоже умерли, когда я был еще ребенком. Я долгое время ничего не помнил. По сути, я помнил лишь жизнь, начавшуюся у апачей, а остальное было, как в тумане. Но — посмотри на эти глаза, — Хота указал пальцем на цвет своих ярко-зеленых глаз, — они всегда напоминали мне, что я не апач! Ты знаешь, я так злился! Я ненавидел их, потому что они делали меня бледнолицым. Просто, по рождению — я и есть чистокровный бледнолицый…

Анита завороженно слушала Хоту, открывая его для себя с новой стороны. Она представила ребенка — сильного, отважного и зеленоглазого — пытающегося доказать всем, что он настоящий апач! Сколько боли может испытать человек, которого не принимает общество!

Хота поведал ей о дружбе с Четаном. Они были настоящими братьями. Потом Четан покинул деревню и ушел в горы. Хота последовал за ним. Потом их нелепое пленение, потом «смерть» Четана…

Анита слушала его с замирающим сердцем. Когда Хота дошел до момента встречи с пастором Моуди, он остановился.

— Знаешь, — наконец, произнес он, — я никогда не хотел возвращаться в мир белых. Единственное, что я хотел узнать, так это почему мои настоящие родители покинули меня… — Хота печально вздохнул, — и я все узнал! Они меня не бросали! Их убили, очень жестоко и бессовестно! Я уже нашел исполнителей этого убийства и отправил их за решетку, осталось поквитаться с заказчиком…

Хота замолчал и с болью ушел в себя. Анита с состраданием посмотрела на него. Да, их судьбы действительно в чем-то похожи. Оба потеряли родителей, оба остались совершенно одни… «Он словно мой братишка, — подумала Анита и тут же усмехнулась, — его даже зовут также, как моего погибшего брата!»

— Хота! — ласково проговорила она. — Я очень тронута тем, как стойко ты прожил такую тяжелую жизнь… — когда Хота поднял на нее глаза, она нежно ему улыбалась. — Разреши мне называть тебя братом! Ты знаешь, наши судьбы действительно очень похожи! И даже моего погибшего братишку тоже звали Леонардом, представляешь?

Хота удивился. Это действительно было потрясающее совпадение. Оба остались без родителей, у Аниты был брат с таким же, как у него именем… Стоп! Хота резко побледнел и замер на месте. У него же есть пропавшая сестра по имени… Анита!

Хота стал таким бледным, что Анита серьезно забеспокоилась о нем.

— Хота! Что случилось?

Но Хота, не отрываясь, смотрел на нее и не отводил глаз. Анита подползла к нему и потрясла за плечо.

— Хота! Лео! Что с тобой? Ты пугаешь меня!!!

Хота только сейчас смог выдохнуть и обеими руками схватился за голову.

— Анита, — прошептал он, словно находясь в каком-то шоке, и с трудом переводя на нее взгляд, — скажи, как звали твоих родителей?

Девушка очень удивилась. Почему он вдруг спрашивает о ее родителях?

— Лионнел и Эллен Хоффман, — тихо ответила она, а Хота дернулся и нервно сглотнул. Вдруг его большие зеленые глаза стали наполняться… слезами!

Анита шокировано смотрела, как по его красивому смуглому лицу течет слеза, и просто не могла поверить в увиденное.

— Анита, — наконец, прошептал Хота, приблизив к ней свое лицо, схватив ее ладонями за плечи и посмотрев на нее странным горящим взглядом, — Анита! Дорогая моя Анита! Я — Лео! Я твой братишка Лео! Ты помнишь меня?

Анита смотрела в его блестящие от слез глаза и никак не могла понять, что же именно происходит. Братишка Лео? Ну да, она только что предложила ему стать ее братом, но… почему он плачет?

— Хота, я не понимаю… — пробормотала она, а Хота собрал все свои усилия и постарался подавить рвущиеся наружу чувства.

— Анита, — едва сдерживаясь, проговорил он, — твой маленький брат не умер! Твой брат Лео — это я!!! Моих родителей тоже звали Лионнел и Эллен Хоффман!!!

По мере того, как Хота произносил каждое слово, лицо Аниты все более менялось. Ее братик не умер? Ее братик Лео — это Хота??? У него те же родители???

— Не может быть… — пораженно прошептала девушка, расширенным от шока глазами глядя в взволнованное лицо своего друга. — Лео? Ты действительно Лео?

Хота утвердительно кивнул, а глаза Аниты тоже стали наполняться слезами. Она схватила ладонями его лицо, словно стараясь насмотреться, и горячие струйки слез потекли по ее щекам.

— Лео! Мой дорогой брат Лео! — наконец сердечно воскликнула она и бросилась в его крепкие объятия. — Я думала, что никогда больше не увижу тебя на земле! Это же чудо, Лео! Ты жив! Неужели ты жив?!!

Анита плакала и крепко прижималась к нему, а потом отодвинулась снова, проверяя, не сон ли это, а после начала целовать его в щеки, как делала в детстве, и снова прильнула к нему, словно желая навсегда привязать к себе. Хота тоже не сдерживал слез и своей великой радости. Он нашел свою дорогую сестру! Она здесь! Она рядом! Он никогда больше ее не оставит!

Они наплакались вдоволь и просидели так более полчаса. Наконец, они отодвинулись друг от друга и долго смотрели друг другу в глаза. Они улыбались, теперь уже искренне и безо всякого смущения, они были счастливы и безумно привязаны друг ко другу с этого дня и навсегда!

Им не хватило и нескольких часов, чтобы наговориться. Хота рассказал все, что мог вспомнить, о своей жизни с родителями и подробно объяснил, как нашел исполнителей убийства. Анита была шокирована новостью, что ее семью убили вовсе не апачи, а обычные головорезы.

— А я полжизни ненавидела индейцев, — сокрушенно прошептала она, но Хота ободряюще погладил ее по плечу.

— Сестренка, все нормально! Тебя просто обманули, вот и все! Не вини себя.

Хота теперь светился нежностью и всеобъемлющей любовью. От сурового и грозного воина не осталось и следа!

Через несколько часов они решили продолжить путь дальше. Когда они садились на лошадей, Хота неожиданно хмыкнул и с улыбкой проговорил:

— Подумать только! Четан влюбился в мою сестру! Он воистину мой брат!

Анита же помрачнела и печально произнесла:

— Лео! Не забывай, что Четан любит уже другую женщину…

— Я не верю в это, — открыто заявил он, — я очень хорошо знаю Четана. Он — однолюб!

— А я не смею и надеяться… — пробормотала Анита, почувствовав опустившееся на душу облако печали, но Хота не позволил ей долго вариться в негативных чувствах, потому что они резво устремились в путь, надеясь теперь, что их жизнь изменится навсегда и станет по-настоящему счастливой…

Глава 17

Четан стремительно преодолевал метр за метром, загоняя скакуна до изнеможения. Анита пропала! Его не было всего несколько дней, а тут налетело это несчастье. Жители фермы начали обыскивать местность и наткнулись на чьи-то следы. Прибывший Четан, потрясающий следопыт и охотник, тут же описал случившееся, опираясь только на незначительные отметины в земле.

— Она гуляла здесь, — проговорил он, — а двое мужчин бледнолицых схватили ее. Она потеряла сознание или… — голос Четана сильно дрогнул, — или умерла. Они потащили ее и повезли на лошадях в сторону заходящего солнца… Все это случилось ровно один день назад…

Как только он окончил чтение следов, то тут же вскочил на своего мустанга и ускакал в указанном направлении.

Жители фермы еще несколько мгновений смотрели ему вслед, а потом пастор Стен Батлер проговорил:

— Друзья, помолимся за Аниту и за Четана!

Дружно вознеся Господу мольбу о спасении, жители фермы начали собирать и свой разведывательный отряд.

…Четан был в пути уже несколько часов. Его сердце бешено колотилось от волнения. Он все время молился. Он никогда еще не молился так долго и так усердно, потому что его начал атаковать страх. Страх потерять своего самого дорогого человека на земле. Однажды он уже пережил потерю. Однажды он потерял всю свою семью, поэтому теперь он просто не мог допустить и мысли, что с Анитой может что-нибудь случиться.

— Господи, — шептал он, — спаси Табо! Дай мне ее найти или пошли Твоего человека к ней на помощь! Иисус! Я верю! Я верю, что ты ее спасешь!

Вскоре он нашел место стоянки похитителей. Развязать головоломку следов ему было непросто, но все же, после очень тщательного исследования, Четан понял, что кто-то отнял Аниту из рук головорезов и повез в направлении ближайшего города.

Четан отправился туда же. Побродив по городу и спугнув немало прохожих, Четан снова вернулся в прерию. Аниту он не нашел, ведь это было крайне сложно. Она могла быть в любом из этих домов. Но в каком? Ему пришлось вернуться к месту стоянки похитителей, чтобы найти хотя бы какую-нибудь зацепку. Кто вызволил Аниту — друг или враг? Кто он? Куда мог отвезти ее?

Вот так день за днем Четан прочесывал город и исследовал прерию, но ничего более не мог найти. Местные ковбои стали все сильнее коситься на него, потому что индеец, даже одетый в рубаху и штаны, все равно вызывал у жителей города подозрения и страх.

Но однажды ему повезло. Он издалека увидел Аниту, едущую на коне прочь из города. Четан облегченно вздохнул. Она жива! Слава Богу! Он уже было хотел броситься к ней, но увидел рядом с нею бледнолицего мужчину в одежде ковбоя и широкополой шляпе. И хотя видел он их издалека, Четан заметил, что Анита едет не под принуждением, а совершенно добровольно. Значит, этот мужчина не был ее врагом. Поразмыслив, Четан решил следовать за ними и охранять немного издалека.

Они ехали, не торопясь и сделали привал только лишь через несколько часов. Четан никак не мог подойти к ним близко, поэтому не слышал их разговора. Он мог лишь наблюдать. Мужчина казался совсем молодым, однако уже хорошо владеющим охотничьими навыками. Он развел костер на индейский манер и приготовил Аните что-то на костре, вскоре протянув ей. Она казалась радостной и часто улыбалась. Четан отчего-то чувствовал немалое беспокойство. То, что ей ничего не угрожало — это было налицо. Но Четану не нравилось, что Анита так много улыбается этому мужчине.

Вскоре их размеренный и спокойный разговор начал принимать неожиданные повороты. В какой-то момент Анита, буквально, на четвереньках подползла к своему путнику и потеребила его за плечо. Он выглядел странно: не двигался и не сводил с нее глаз. Потом он резко схватил Аниту за плечи, что-то ей умоляюще говоря. Четан сильно напрягся. Что происходит? Почему этот мужчина прикасается к ней?

И вдруг случилось невообразимое: Анита сама бросилась парню в объятия и крепко прижалась к нему на несколько мгновений. Потом она отпустила его, однако снова наклонилась и начала расцеловывать его лицо, после чего опять крепко прижалась к нему и замерла так на очень долгое время. Они оба выглядели крайне взволнованными, а в сердце Четана все оборвалось. Он видел это собственными глазами: Анита любит этого мужчину! Она, которая ненавидит прикосновения, сама начала обнимать и даже целовать этого человека. Значит он ей дорог. Значит, он — ее выбор…

Четану было невероятно больно! Он даже не представлял, что бывает ТАКАЯ боль! Резко все вокруг потеряло смысл. До этого момента он даже не осознавал, как сильно Анита была ему нужна. Как воздух. Как вода. Как свет. Но теперь… у него не осталось ровным счетом ничего!

Он тяжело дышал и не мог совладать с собой. Продолжая смотреть, как они сидят в объятиях друг друга, он все больше погружался во мрак полного отчаяния. Через некоторое время Четан поднялся и на шатающихся ногах побрел к своему мустангу.

Он ехал вперед и ничего не видел перед собой. Все это время мечтал о Табо, но не решался ей в этом признаться. Боялся отказа. Боялся ее потерять. Однако, похоже, у него и так не было даже шанса!

Четан направил мустанга в сторону своей деревни. На ферме ему больше незачем было оставаться. Ему больше незачем было видеть Табо. Он не будет мешать ее счастью… На самом деле, Четану было просто слишком больно видеть ее сейчас, и он этого не хотел. Поэтому просто сбежал…

Когда солнце окончательно перевалило за горизонт, он увидел впереди очертания своей деревни. Неожиданно из кустов появилась Серна — красивая молодая индианка, безответно влюбленная в Четана уже не один год.

— Четан! — изумленно и радостно воскликнула она. — Ты снова вернулся!

Четан кивнул на ее приветствие, но не стал улыбаться в ответ. Серна озадаченно посмотрела ему вслед, поняв, то у него что-то случилось. Ее сердце защемило от беспокойства, но навязываться ему она побоялась. Завтра! Она подойдет к нему завтра! Возможно, именно завтрашний день приблизит осуществление ее мечты, и Четан, наконец, обратит на нее внимание, чтобы остаться с нею навсегда…

х х х

На ферме Стена Батлера послышались крики ликования, когда Анита и Хота въехали в ее пределы. Жители фермы высыпали навстречу приезжим, сияя счастливыми лицами.

— Анита, Анита, ты жива! Слава Богу! — восклицала Генриэтта, прижимая девушку к себе. — Мы так волновались!

Стен Батлер, стоявший рядом, даже проронил слезу. Анита была очень тронута и поняла, что в лице этих людей приобрела настоящую семью. Когда же взгляды вопросительно остановились на молодом черноволосом человеке с пронзительными зелеными глазами, Анита с необычайным особенным чувством произнесла:

— Это мой брат Леонард!

Ее распирало от довольства и радости. Она могла представить всем своего единокровного брата! Он теперь с нею! Она не одинока в этом мире! Хота приподнял шляпу в знак приветствия и добродушно всем улыбнулся. Генриэтта ахнула и откровенно воскликнула:

— Какой поразительный красавец!

Хота смутился, а Анита звонко рассмеялась. Она и сама не могла на него наглядеться!

Когда же первые эмоции улеглись, Стен обратился к Аните:

— Расскажи же нам, что произошло?

Они вошли в кабинет пастора, и Анита вкратце описала ситуацию.

— Значит, это была охота на Кэчину Кими, — задумчиво проговорил пастор, а Джонни Монро вдруг воскликнул:

— Знали бы эти пройдохи, что попали в точку и захватили ее настоящую! — и он залился раскидистым смехом, которого никто не поддержал. Вдруг кто-то толкнул его локтем в бок, и когда Джонни недоуменно замолчал, до него дошло, что они здесь не одни, а с Леонардом Хоффманом! Джонни смутился, и, чтобы выгородить себя, поспешно произнес:

— Да это же брат Аниты! Это свой человек!

Леонард нахмурился и вопросительно посмотрел на Аниту, которая немного виновата потупила глаза.

Стен Батлер, поняв, что создалась очень неловкая ситуация, проговорил:

— Ладно, поговорили. Давайте займемся делами!

Когда же все начали расходиться, Хота схватил Аниту за локоть и вывел из помещения.

— Сестренка, — прищурившись, сказал он, — я, похоже, чего-то не знаю…

Анита почувствовала себя виноватой, что скрыла от него эту информацию.

— Лео, — немного испуганно проговорила она, — прости, что не сказала тебе сразу, но… я бы обязательно сказала тебе позже!

Видя ее неподдельный испуг, Хота немного смягчился и даже улыбнулся.

— Ладно, иди сюда, — проговорил он, обнимая ее и прижимая к себе, — прости, что я еще пугаю тебя, — он горько вздохнул, вспомнив, как жестоко себя вел с Анитой еще совсем недавно, — прости меня! Я знаю, что у меня тяжелый характер и что я причинил тебе немало боли. Я больше не буду сердиться. Ты прощаешь меня?

Он посмотрел на нее сверху вниз, а она, чувствуя себя необычайно защищенной в его объятиях, утвердительно кивнула. Его искренняя любовь к ней все больше освобождала ее от остатков страха перед прикосновениями.

— А теперь, — проговорил Хота, выпуская ее из объятий, — когда я уже не страшный, рассказывай: Кэчина Кими — это действительно ты?

Его последние слова прозвучали столь скептически, что Анита немного обиделась.

— Я настолько на нее не похожа? — спросила она, немного надув губы.

Хота утвердительно кивнул.

— Но это действительно я! — воскликнула Анита, желая доказать ему, что это абсолютная правда. — Но, на самом деле, не только я! Нас много…

И она рассказала Хоте обо всех тщательно продуманных спасительных операциях, которые они проводили вместе со пастором и его людьми. Хота был очень впечатлен. С этого момента он очень зауважал Стена Батлера и остальных жителей фермы, поэтому, когда через полчаса вся ферма собралась на молитву, он не ушел прочь, а остался.

Его сердце до сих пор бунтовало против Бога. Ему непонятны были причины гибели родителей, и как Бог мог это допустить. Поэтому он не любил слушать о Нем. Поэтому он обычно предпочитал уйти. Но не в этот раз. В этот раз он остался, и Господь через проповедь начал работать с его израненным сердцем.

Пастор Батлер говорил о жертве Иисуса Христа на Кресте. Иисус был Богом, пришедшим с небес. Он не совершил ни одного греха, но был убит вместо грешников. Эта жертва стала спасительной для других. Этот подвиг открыл людям небеса.

Перед глазами Хоты вдруг всплыло лицо отца и его слова, сказанные однажды:

— Сынок! Я живу на земле, чтобы совершать Божью работу. А на небе — мой дом! Однажды я успокоюсь там!..

Хота почувствовал, что неожиданные слезы подступают к его глазам. Это были невыплаканные слезы боли и потери, которые он нес в своем сердце еще с детства. Он вдруг понял, как сильно отец мечтал видеть его христианином! Он мечтал, чтобы его сын, как и он сам, продолжил на земле удивительную Божью работу по спасению погибающих. Но обида на Бога мешала ему осуществить эту мечту отца.

— Боже, — обратился он к Богу впервые, — я до сих пор не понимаю, почему мои родители должны были умереть, но… прости, что был раздражен на Тебя… Я устал от боли, которая в моем сердце. Если хочешь, забери у меня эту боль!

И как только он сам в себе произнес эти слова, невидимый глазу поток Божьей любви наполнил его исстрадавшееся сердце. Он очутился в невероятной реке принятия и нежности, и слезы хлынули из его глаз неконтролируемым потоком. Хота вскочил на ноги и стремительно убежал прочь, чтобы никто не увидел, как горько может рыдать бесстрашный воин племени апачей!

Анита поднялась на ноги, чтобы броситься за ним, но пастор остановил ее:

— Не надо! Это его личная встреча с Иисусом! Пусть побудет один…

Анита присела обратно, но сердце ее было не на месте. Она начала молиться о брате, как вдруг перед глазами ее вспыхнула картина. Она увидела Четана, и он был очень огорчен и мрачен. Анита резко открыла глаза. Четан! Где он? Что с ним?

Все это время она была уверена, что он навсегда покинул ферму, чтобы воссоединиться со своей индианкой. Поэтому она ничего не спросила о нем по приезду на ферму. Где же ему еще быть, как не в деревне? Но это странное видение, такое реалистичное и яркое, заставило ее забеспокоиться.

Когда служение закончилось, она подошла к Стену Батлеру и спросила:

— Скажите, пастор, а Четан возвращался с тех пор, как уехал отсюда со своими соплеменниками?

Пастор резко изменился в лице.

— Я совсем забыл! — он схватился за голову и горестно зажмурился. — Как я мог забыть?!! Четан ищет тебя уже несколько дней! Ровно через сутки, как ты пропала, он приехал и сразу же помчался искать тебя!

Анита тоже ужаснулась. Значит, Четан сейчас ищет ее! Сердце Аниты болезненно сжалось. Она бросилась искать Хоту. Тот сидел на траве в окрестностях фермы и печально смотрел в небо. Еще несколько минут назад Анита мечтала прибежать к нему и вытереть слезы с его глаз, но сейчас она уже не могла думать ни о ком, кроме, как о Четане.

— Лео! Братик! — взволнованно заговорила она. — Прости, что беспокою тебя, но сейчас важно найти Четана!

И когда Хота обеспокоенно взглянул на Аниту, она рассказала ему о случившемся.

Они выехали тотчас же. Хота настаивал на том, чтобы Анита осталась на ферме, но она и слышать не хотела об этом. Как она могла сидеть на месте, когда Четану могло быть плохо?

Они проехали по прерии всего пару часов, как вдруг Божье провидение послало им навстречу двух воинов племени апачей. Хота сразу же обратился к ним на их наречии, и апачи, слыша, как бледнолицый с идеальным произношением говорит на их языке, очень удивились. Однако, как только он представился Хотой, братом Четана, они сразу же расслабились и даже заулыбались. Анита тут же вспомнила, каким увидела своего брата впервые. Это был молоденький и дерзкий зеленоглазый апач, обвешанный браслетами и амулетами, с серьгами в обоих ушах и с копной длинных черных волос, которым позавидовала бы любая девушка. Сейчас же перед нею был взрослый бесстрашный мужчина, одетый в красивую одежду белых людей, с аккуратно подстриженными волосами и лицом первого красавца. Она в очередной раз поразилась удивительным делам Божьим, которые Он сотворил в ее жизни за последние несколько лет…

Индейцы сообщили, что Четан сейчас находится в деревне, и путники облегченно вздохнули. Значит, с Четаном все в порядке! Обменявшись любезностями с воинами, Хота попрощался с ними, и они с Анитой повернули в сторону деревни.

Уже через несколько часов они достигли места назначения. Смуглые длинноволосые ребятишки испуганно спрятались в кустах, увидев двух чужаков, въезжающих в деревню. У наших путешественников могли бы быть большие неприятности, если бы Хота не был одним из них.

Некоторые апачи его узнали, и их тут же признали за своих.

Их окружили любопытные жители деревни. Хота мгновенно оживился. Он улыбался и что-то гортанно произносил. Детишки и подростки с любопытством трогали его одежду, а женщины о чем-то смущенно шептались. Анита вдруг с большой грустью поняла, что ее брат прожил невероятно сложную жизнь. Будучи обездоленным ребенком, он попал однажды сюда — в совершенно иной мир, где ему пришлось перевоплотиться в настоящего индейца и стать одним из них. Видя его счастливую улыбку и нежный взгляд, обращенный к детям, Анита прослезилась. Он скучал по жизни среди этих людей! Он навечно стал частью индейского народа, и личина бледнолицего была по-настоящему бременем для него.

Поспешно вытерев слезы, Анита постаралась придать своему лицу максимально дружелюбное выражение. Хота неожиданно рассмеялся, и когда Анита вопросительно посмотрела на него, поспешно объяснил:

— Детишки решили, что ты моя жена, и наперебой кричали мне, что ты очень красивая!

Анита тут же покраснела. Хота засмеялся еще больше от ее смущения и крикнул:

— Не волнуйся, сестренка, я им уже объяснил, что ты моя самая красивая на свете сестра!

Анита, абсолютно не привыкшая получать комплементы, еще больше засмущалась. Но тут подошли мужчины-апачи.

— Лео, спроси, где Четан! — попросила Анита.

Хота кивнул, а потом начал приветствовать подошедших. Однако сразу после этого он обратился к одному мальчишке, после чего повернулся к Аните:

— Мне нужно переговорить с воинами, а этот ребенок покажет тебе, где Четан, — он вдруг замялся, а потом все-таки добавил, — пока не говори, что я тут с тобою. Я хочу сам…

Анита понимающе кивнула и тут же последовала за смуглым мальчуганом, поспешившим по направлению к реке.

Река была широкой, но спокойной, поблескивающей на полуденном солнце яркими бликами. По берегу кое-где росли деревья и кусты, но повсюду было множество огромных камней, что делало пейзаж немного унылым. Мальчишка указал пальцем в направлении берега и тут же юрко исчез в кустах.

Анита посмотрела вперед. Свет солнца, отблескивающий от воды, мешал ей разглядеть что-либо впереди. Но вскоре ее глаза привыкли, и она увидела. Да, это был Четан. Она слишком хорошо его знала, чтобы не узнать. Он величественно сидел на одном из валунов: оголенный до пояса и с копной длинных густых волос, струящихся по его спине. Но он был не один. Молодая индианка, та самая «его любовь», сидела рядышком. Вдруг она осторожно опустила свою голову ему на плечо, прижавшись к нему, как пчелка прижимается к облюбованному ею цветку.

Все внутри Аниты оборвалось. Четан! Неужели это все-таки правда? Ты любишь ее? Ты решил остаться с ней?

Да, она давно знала, что это так, но увидеть это собственными глазами — это было что-то невообразимо болезненное! «Они так красивы! — подумала Анита мучительно — Они по-настоящему подходят друг другу! А я… А мне здесь нет места».

Анита зажала рот рукой, чтобы не выдать свое присутствие. Ей уже хотелось сбежать и никогда не возвращаться, как вдруг рядом появился Хота. Он бросил взгляд на берег, потом на Аниту и сразу же все понял. Он ту же обнял сестру и крепко прижал к себе.

— Сестренка! Это еще ничего не значит. Я поговорю с Четаном сам…

Анита тут же отодвинулась от него и испуганно замотала головой.

— Нет! Ни за что! Я… я не хочу мешать его счастью… Да и это слишком унизительно для меня…

Она скорбно опустила голову, а потом тихо прошептала:

— Пойдем, я хочу уйти!

Они вышли к деревне и остановились.

Сердце Аниты было разбито, но ее начали терзать сомнения. Если они сейчас уедут, не увидевшись с Четаном, это будет слишком нехорошо. Он искал ее и не смог найти. Ему нужно сообщить, что с нею все в порядке и… попрощаться! Это слово «прощание» запекло внутри, как огнем! Попрощаться с Четаном… Господи, как же можно этопережить?!! Она представила, что больше он никогда не улыбнется ей и не помашет рукой, что больше они не будут месте любоваться луной и разговаривать о Великом Боге. Все! Этого больше не будет никогда! Не будет его сострадательного взгляда и нежных слов. Это конец…

Анита приглушено произнесла:

— Брат! Мне нужно немного времени. Давай отъедем куда-то подальше, чтобы я могла помолиться и прийти в себя…

Хота печально кивнул, и они пешком отправились в сторону от деревни, ведя лошадей за уздечки…

* * *

Четан сидел на берегу реки и бессмысленно смотрел вдаль. Его сердце по-прежнему безумно болело и не переставало страдать. Он не ожидал, что однажды почувствует что-либо подобное.

Много лет он не мечтал ни о чем. Для него было важно, чтобы Табо просто была счастлива и все! Но теперь, когда они провели вместе несколько месяцев, теперь, когда они стали так близки, ему было невероятно тяжело расстаться с ней.

«Но ведь это нормально, что она выбрала человека из своего народа, — убеждал он сам себя, — так для нее будет лучше!». Но от этого совсем не становилось легче.

В его думы ворвалось тихое и нежное приветствие Серны. Четан отрешенно кивнул, но снова углубился в себя. Он даже не заметил, как она присела рядом. А потом вдруг он почувствовал, что она положила свою голову ему на плечо, и слегка вздрогнул. Раньше он никогда бы не позволил ей сделать что-либо подобное, но сейчас, когда его раздирали изнутри сильные сомнения и потеря смысла жизни, ему стало все как-то по-особенному безразлично, и он не оттолкнул ее.

Серна ликовала, надеясь, что Четан начинает принимать ее, но он вдруг опомнился и осторожно отодвинулся в сторону.

— Серна, — тихо и очень дружественно проговорил он, — прости меня, но я не могу согреть твое сердце! Я человек, сердце которого уже отдано! Прости!

Девушка сильно опечалилась, но с уважением кивнула. За это она и полюбила Четана — за искренность, открытость и невероятную верность!

Вскоре он поднялся на ноги и глубоко вздохнул. Он чувствовал, что теряет душевную связь с Богом, все больше погружаясь в опасную апатию и боль. «Я должен пережить это и вернуть себе Божий мир», — твердо решил Четан и, взяв в руки флейту, отправился прочь от деревни. Ему нужна молитва! Ему нужна песня! Господи, успокой душу, исполненную боли! Боже! Тебе это по силам…

Четан отошел на немалое расстояние от деревни и начал играть на «сихутанке». Его мелодия была печальной и исполненной страдания

В какое-то мгновение Четан прервался и прошептал:

— Иисус! Помоги мне! Иисус, помоги…

Его не смущали собственные слезы, потому что перед Богом он мог быть слабым. Перед Богом он хотел быть абсолютно честным и ничего не скрывать. Перед Богом можно просто остаться собой…

Он снова начал играть, и тихое веяние ветра начало разносить его скорбную мелодию все дальше и дальше вглубь зеленых полей…

Анита тоже молилась. Она стояла на коленях прямо на траве и горько шептала:

— Господи, спаси меня от этих мук! Помоги мне отпустить Четана!..

Но боль никак не прекращалась, а, казалось, еще сильнее начинала сжимать ее трепещущее сердце.

Хота оставил ее одну и ушел немного в сторону, чтобы не мешать. Он лег прямо на траву и с печалью закрыл глаза. Он так надеялся, что этот день встречи с Четаном станет очень счастливым, но боль сестры и его повергла в состояние большой печали. Он надеялся, что она сможет взять себя в руки как можно скорее, ведь выбора у нее все равно не было.

Анита молилась, но навязчивая картина, где Четан сидит с индианкой на берегу реки, продолжала болезненно отягощать ее душу. Она мотнула головой, словно пытаясь избавиться от нее, но это не сильно помогло.

— Ладно! — сказала Анита сама в себе. — Хватит! Ты Кэчина Кими или просто неженка, в конце концов?!!

Она решительно заставила себя подняться на ноги.

«Все! Не буду грустить! Не буду!» — твердо подумала она, как вдруг откуда-то издалека полилась до боли знакомая печальная мелодия. Анита замерла, как сраженная молнией. От решительности не осталось и следа, а всё внутри нее мгновенно растаяло: Четан! Это была его мелодия!

Анита больше не смогла себя контролировать. Она сорвалась с места и побежала туда, откуда прилетели эти особенные для нее звуки.

Она не может уйти, пока не увидится с ним! Она должна посмотреть ему в глаза! Она должна сказать ему хотя бы несколько теплых слов! Чтобы потом помнить этот взгляд и повторять в памяти эти слова. «Четан! Я люблю тебя!» — хотелось крикнуть ей больше всего, но… решится ли она на это? Будет ли это правильно?

Анита бежала вперед долгое время, пока, наконец, не увидела его. Он стоял посреди моря зеленой травы и играл, подняв взор к голубому небу. Анита вспомнила, что именно таким увидела его впервые: одухотворенным и прекрасным! «Четан! Как я буду скучать по тебе!» — подумала Анита и едва смогла проглотить сжавшийся в горле комок. Девушка остановилась. Четан не заметил ее, потому что был полностью погружен в игру. Флейта пела так тоскливо и с такой болью, что Анита, не выдержав более длительного безмолвия, дрожащим голосом выкрикнула:

— Четан!

Он вздрогнул и замолчал. Несколько мгновений парень не двигался, словно приходя в себя, а потом медленно развернулся к Аните. Он увидел ее — измученную, растрепанную, поникшую — и удивился.

— Табо? Ты здесь? — смутившись, проговорил он, и перед глазами его возникла болезненная для него картина, как Анита обнимала и целовала в щеки другого мужчину. Четан резко закрыл глаза, словно собираясь с силами, а потом снова посмотрел на Аниту, и взгляд его был весьма печален.

— Я… п-пришла попрощаться! — с трудом выдохнула Анита, и по телу ее неожиданно пробежал сильный озноб. И ветер был теплым, и воздух наполнен летом, но ее стало колотить, как в лихорадке.

Четану резануло слух слово «попрощаться». Значит, все так и есть: она уезжает с тем человеком!

— Я буду молиться о тебе… о вас… — проговорил он, не имея сил поднять на нее глаз. Анита не поняла, кого он имел в виду, помимо нее, но ее больше беспокоил его внешний вид, чем его слова. «Он так холоден и отрешен, — с болью подумала она, — наверное, он уже начал меня забывать».

Анита тоже печально опустила голову и почувствовала зарождающуюся обиду. Ей стало так плохо, что аж закружилась голова. Она ощутила, что земля уходит из-под ног, и вдруг она резко оказалась в его руках! Четан поймал ее! С ловкостью пумы и скоростью мустанга он подхватил Аниту, когда она неожиданно потеряла равновесие.

Анита приоткрыла глаза, и их взгляды встретились. Он смотрел на нее совсем, как раньше: с великим беспокойством и глубокой нежностью. Девушка почувствовала, что в ее душе зарождается надежда. Разве может он быть к ней равнодушен, когда смотрит ВОТ ТАК???

Анита прикоснулась дрожащей ладонью к его смуглой щеке и тихо прошептала:

— Четан! Я… желаю тебе счастья!

Он внимательно смотрел в ее светлые глаза и видел в них… любовь! Он не мог ее сейчас понять. Почему она прощается, а смотрит ТАК???

Четан помог Аните встать на ноги и медленно ее отпустил. Он не знал, что сказать. Слова застряли в горле. Но он не мог отвести взгляда от ее глаз. Казалось, весь мир застыл и перестал дышать. Анита видела в его черных глазах море боли. Почему? Ведь он теперь со своей любимой!

Почему тебе так грустно, Четан? Но ни единого слова не сорвалось с ее уст, потому что слов не было…

Казалось, что исчезло время. Было бы, пожалуй, хорошо, если бы его не стало. Тогда они могли бы стоять так всю вечность и смотреть друг другу в глаза. Но время напомнило о себе пронзительным криком куропатки и кличем парящего в небе орла.

Вдруг Аниту наполнила какая-то безумная решимость. «Я не уйду отсюда, пока не скажу ему все, что хочет сказать мое сердце!». Она начала лихорадочно перебирать в разуме слова, но получался сплошной хаос. Нет, не выходило! Ничего не выходило! Тогда… тогда оставалось только одно!

Анита резко протянула свои руки в его лицу, обвила его за шею и прильнула с дерзким поцелуем, от которого у нее самой еще больше закружилась голова. «Прямо, как в том сне, — вдруг подумала она, вспомнив свое печальное сновидение. — А дальше он должен оттолкнуть меня».

Аните стало страшно, но, вопреки ее ожиданиям, Четан в ответ обнял ее крепко-крепко и не захотел отпускать. Их робкий поцелуй перерос в жадный, потому что они не хотели расставаться, и все тревоги просто остались вне…

Им надоело сомневаться. Им надоело бояться. Им надоело жить друг без друга.

Когда Анита медленно отстранилась, то тихо прошептала:

— Четан! Я поступаю сейчас, возможно, безумно, но я должна тебе сказать: я люблю тебя! Пусть мои чувства никак не сковывают тебя и ни к чему не обязывают. Я… просто хочу, чтобы ты знал об этом, и всё!

Четан замер, тяжело дыша и не сводя с нее взволнованного взгляда.

— Табо! Это правда? Ты действительно любишь МЕНЯ?

Анита кивнула:

— Да, только тебя! Прости, что сказала тебе это…

Но Четан не позволил ей продолжать бесполезно оправдываться, а снова накрыл ее губы поцелуем, с трудом веря своему счастью. «А как же тот мужчина?» — закружились в голове черные мысли. «Я верю Аните», — ответил Четан им внутри себя и прекратил сомневаться.

Через несколько минут они смотрели друг на друга и улыбались. Солнце снова засияло, мир снова ожил, и время стремительно побежало вперед. Над травой прерии порхали бабочки, садясь на редкие цветы, а орел в небе напомнил о себе пронзительным криком.

Четан вдруг порывисто выдохнул, словно освобождаясь от остатков сердечной боли, а Анита обеспокоенно схватила его ладонь. Она сделала это так непроизвольно и легко, что он замер, глядя на их скрестившиеся пальцы. Неужели все это не сон? Она не боится прикасаться к нему! Она беспокоится о нем! Она… ЛЮБИТ его!!!

Четан снова посмотрел в ее глаза и тихо прошептал:

— Табо! Я тоже должен тебе сказать: мое сердце навечно принадлежит тебе! Я полюбил тебя еще тогда, в Долине Уединения, когда ты самоотверженно спасала меня от смерти. Табо! Я не хочу больше жить без тебя!

Анита задрожала от волнения. Его слова глубоко поразили ее и заставили сердце выскакивать из груди. «А как же та индианка?» — пронеслось в ее голове. «Мне все равно! — парировала она этим мыслям. — Он говорит, что любит МЕНЯ, а значит, я буду ему верить!».

Неожиданно Анита заплакала от радости и просто крепко прижалась к нему, вдыхая такой знакомый аромат индейских трав. Его волосы щекотали ее лицо, а его рука поглаживала ее по затылку. Четан улыбнулся.

— Я больше никогда тебя не отпущу, Табо! — прошептал он, а она в ответ, всхлипывая, проговорила:

— А я больше никогда не уйду!

Они стояли так еще несколько минут, успокаивая свои исстрадавшиеся сердца. Наконец, Анита оторвалась от Четана и неожиданно спросила:

— А что означает это имя «Табо»? Я давно хотела у тебя спросить…

Четан заулыбался и нежно сказал:

— Кролик!

Лицо Аниты недоуменно вытянулось.

— Но почему… Кролик? — запинаясь, спросила она. Она надеялась, скажем так, на более достойное имя, например: Красивая или хотя бы цветочек какой-нибудь, а тут почему-то Кролик…

Она озадаченно смотрела на Четана, который стал откровенно забавляться.

— Ты была такой пугливой, как маленький Кролик, поэтому я назвал тебя так. Но, на самом деле, ты была очень отважной, Табо! Я восхищен тобой!

Анита растаяла и успокоилась. Слышать комплименты от Четана было для нее невероятным утешением.

В это мгновение послышался чей-то окрик. «Меня зовет Лео», — спохватилась Анита и начала стремительно обдумывать, как же ей поступить. Лео просил ничего без него Четану не рассказывать. Но в этой ситуации хотя бы какие-то объяснения были, безусловно, нужны.

Четан нахмурился. Он издалека увидел приближение того самого мужчины, с которым Анита была недавно. Сердце Четана взбунтовалось, и ревность, как жгучая и смертоносная лавина, начала просачиваться в его душу. Он сделал шаг вперед и загородил собой Аниту. Он не позволит отныне этому мужчине приблизиться к ней ни на шаг! Теперь она — его женщина, его единственная женщина на всю жизнь!

Анита немного запаниковала.

— Лео! — крикнула она и помахала ему рукой. — Мы здесь!

Четан нахмурился и непонимающе посмотрел на нее. Анита сделала свой взгляд умоляющим и прошептала:

— Четан, не волнуйся! Сейчас ты все поймешь!

Но Четан пока не понимал и был готов к любой битве, даже рукопашной. Он был без рубашки, и Анита увидела, как резко заиграли мышцы на его крепких руках.

Мужчина стремительно приближался и почти бежал. Жесткое выражение на лице Четана немного пугало Аниту, но она верила, что сейчас все быстро разрешится.

Когда до них оставалось всего несколько метров, мужчина резко остановился. Вдруг он начал раздеваться: снял рубашку, обнажив смуглое мускулистое тело, а потом сорвал с головы широкополую шляпу и выбросил ее в траву. Он поднял лицо к Четану и посмотрел ему прямо в глаза.

Четан несколько мгновений прищуренным взглядом изучал противника, посчитав, что тот готовиться к реальному бою, но вдруг его лицо резко изменилось. Мужчина, его соперник в любви, показался Четану очень знакомым. Тонкие черты лица, атлетическое телосложение, черные, как смоль, волосы и… светлые глаза!

— Хота??? — изумленно прошептал Четан и опустил напряженные руки.

Мужчина резко заулыбался и радостно воскликнул:

— Брат, ты узнал меня!!!

Он бросился к нему и в два прыжка настиг, обхватив Четана широко расставленными руками. Четан немного шокировано обнял его в ответ, а потом отодвинулся и уже с близкого расстояния внимательно осмотрел его лицо.

— Действительно Хота! — изумленно проговорил он, а Анита радостно захлопала в ладоши.

Они еще некоторое время облегченно рассматривали друг друга, но, когда эмоции немного улеглись, Четан позволил одному неприятному вопросу закрасться в его разум: почему Анита обнимала и целовала Хоту? Это снова заставило его испытать боль, поэтому он не стал отмалчиваться и спросил прямо:

— Табо, Хота! Вы оба мои друзья. Но почему… — Четан засмущался и остановился. Потом он с усилием взял себя в руки и твердо произнес:

— Я видел вас вместе! Вы… — он опять смутился, а Анита начала догадываться, что Четан стал свидетелем их с Лео воссоединения. «Я же тогда обнимала Лео и целовала! Что Четан мог подумать???» — с ужасом промелькнуло в ее голове.

— Вы обнимались, и ты, Табо, целовала его, — наконец выдохнул Четан с огромным трудом, но Анита тут же громко воскликнула:

— Четан! Четан! Хота — мой родной брат! Я влюблена только в тебя, слышишь?!! А он — мой брат!

Четан снова сильно изумился.

— Мы все расскажем! — продолжила тараторить Анита, чтобы успокоить его сердце. — Четан, я люблю только тебя!

Хота рассмеялся, и Анита с Четаном повернулись к нему.

— Я рад за вас! — воскликнул Хота, поняв, что они уже все выяснили и разрешили между собою. — Четан, теперь я вдвойне твой брат! Слушайте! Я пойду в деревню, а вы еще поговорите! Но поспешите! Я пойду готовить вашу свадьбу!

Он с улыбкой подмигнул им и пошел к своему коню.

От слова «свадьба» Анита и Четан на несколько мгновений замолчали, а потом Четан посмотрел на нее и тихо спросил:

— Табо! Ты согласна стать моей женой?

Анита усиленно закивала. Четан тут же привлек ее к себе и прошептал:

— Это самый счастливый день в моей жизни!..

Глава 18

Четыре недели спустя…

Анита и Хота неспешно въехали в город. За месяц они успели полностью отвыкнуть от городского шума и остальных «прелестей цивилизации». Лицо Аниты светилось глубиною внутреннего счастья, а щеки розовели от сил и здоровья, которые влились в ее тело после прекращения душевных мук. Они с Четаном были женаты уже четыре недели. Это случилось так стремительно, что она до сих пор с трудом могла в это поверить. Церемонию провели по всем правилам индейского народа, и никто из апачей, к счастью, не возражал. Четан был очень уважаем своим народом, поэтому правильность его выбора никто не поставил под сомнение.

За четыре недели Анита, Четан и Хота провели много часов, рассказываю друг другу все подробности прежней жизни, чтобы между ними более не осталось никаких недопониманий. Когда Анита узнала, что Четан жестоко корил себя за их первый поцелуй, она изумилась, а потом смущенно пробормотала:

— Вообще-то, мне он понравился…

Четан оторопел и озадаченно произнес:

— Но почему тогда… ты так возненавидела меня?

И Анита рассказала ему историю с Библией своего отца. Для Четана стало невероятной новостью, что Анита и Хота — это дети его дорогого и горячо любимого духовного отца — Кэлетэки. Он был так впечатлен, что попросил уединения и вышел в прерию за пределы деревни.

— Господи! Это так невероятно! — прошептал Четан, глядя в голубые небеса. — Только Ты способен сделать подобные чудеса! Я всегда считал Кэлетэку своим отцом, и вот теперь — он действительно — мой отец! Боже! Передай ему мое искреннее «спасибо» за все, что он сделал для меня и для всех нас…

А вот история о «любимой женщине-индианке» Четана крайне позабавила.

— Табо! Когда я говорил о любимой женщине, я имел в виду только тебя! — в чувствах объяснял он, а Анита, оторопев, переваривала услышанное.

— Но… но я видела вас вдвоем тогда на реке. Вы выглядели такими счастливыми вместе, что я подумала… — Анита замолчала и смущенно потупила глаза. Свое полное неразумие в этом вопросе она осознала только сейчас.

Четан рассмеялся и нежно погладил ее по щеке.

— И ты сделала такой вывод только из-за того случая?

Анита удрученно кивнула, но потом тоже улыбнулась. Как хорошо, что все по-настоящему стало на свои места!

Вскоре Хота собрался уезжать. Анита не хотела его отпускать, хотя понимала, что это неизбежно. Она уж было попрощалась с ним, как вдруг огромное желание увидеть портрет родителей и прочитать письма отца наполнило ее до краев. Она почувствовала, что не найдет окончательного покоя в сердце, пока не сделает это.

Четан с трудом согласился отпустить ее, но Хота убедил его, что защитит сестру и вернет в целости и сохранности. Сам же Четан не мог поехать с ними, потому что обещал своим братьям участвовать в важнейшей для племени сезонной охоте на бизонов.

Вот так Хота и Анита снова оказались в городе и медленно приближались к зданию церкви, которая воспринималась ими уже как родной дом. Когда они поравнялись с воротами, Анита осторожно соскользнула с лошади. Вдруг свора дворняг, выскочившая из соседнего переулка, бросилось прямо под ноги ее лошади. Та испуганно заржала и дернулась, случайно толкнув Аниту в плечо. Девушка упала на землю, а потом попыталась стремительно отползти в сторону, чтобы ненароком не попасть под копыта испуганного животного.

— Анита! — испуганно воскликнул Хота и тут же оказался около нее.

— Все нормально! — поспешила успокоить его девушка, но тут же зажмурилась от острой боли, пронзившей ее лодыжку.

— Да где нормально?!! — воскликнул Хота и мгновенно поднял ее на руки, чтобы отнести в дом.

— Лео! Перестань! — запротестовала Анита. — Мне неловко перед прохожими…

Хота удивился и посмотрел по сторонам. Люди действительно глазели на них отовсюду, останавливаясь и перешептываясь с любопытством на лицах. Хота презирал человеческие мнения! Все еще держа Аниту на руках, он посмотрел в ее глаза с таким выражением на лице, что девушка забеспокоилась.

— Лео! Мне не нравится твой хулиганский взгляд! Что ты задумал?

— Я задумал… дать им побольше пищи для пересудов, а то они, бедняжки, умирают от скуки!

И прежде, чем Анита успела что-либо сообразить, он привлек ее к себе и оставил на ее щеке крепкий поцелуй. Анита ужаснулась и пнула его локтем в грудь.

— Лео! Ах ты сорванец! И от кого у тебя такой вздорный характер?!! — зашептала она с притворным возмущением, а Хота лишь заливисто рассмеялся и толкнул церковные ворота ногой, чтобы отнести сестру в дом.

…На балконе второго этажа церкви стояла светловолосая девушка и держалась за колотящееся сердце рукой. Она была так сильно шокирована и огорчена, что едва могла сделать вдох.

Жгучая ревность поднималась из глубин ее сердца и наполняла ее душу обидой и болью. Леонард поднял Аниту на руки и поцеловал! Все более, чем очевидно! Он не постеснялся сделать это прилюдно, а, значит, у них все очень серьезно.

София опустилась на пол и замерла, как изваяние. «Ну что я за дура! — потекли отчаянные мысль. — Ну почему у меня снова несчастливая любовь??? Зачем, ЗАЧЕМ я влюбилась в Леонарда??? Он никогда мне не принадлежал, но почему мне так невыносимо больно?..»

Тот эпизод, когда Лео поцеловал Аниту в щеку, все еще стоял перед ее глазами. «Она лучше меня? Значит, лучше! Но… ведь она значительно старше! Как он мог полюбить женщину настолько старше его?».

София горевала до конца дня и никак не могла успокоиться. Ее самооценка упала еще ниже, а жизнь потеряла всякий смысл. Она не представляла, как сможет завтра посмотреть Леонарду в глаза. Девушка точно знала, что увидит в этих глазах: равнодушие, пустоту, а, может, даже презрение. Ведь она — просто никто…

Эти самоуничижительные мысли снова привели ее к непреодолимому желанию убежать и никогда не возвращаться. Эта мысль все больше закреплялась в голове, и через несколько минут у нее назрело бесповоротное решение — покинуть работу в церкви.

Рано утром следующего дня она поспешила к пастору Моуди, чтобы обговорить с ним условия ее ухода. София понимала, что уйти мгновенно будет неправильно, ведь пастор должен еще найти кого-то ей на замену, но на это, возможно, хватит и трех дней. Правда, эти три дня ей придется видеть Леонарда и Аниту! Софии страшно этого не хотелось. Это было слишком болезненно.

Подойдя к комнате пастора, она постучала, и, услышав вежливое «войдите», осторожно толкнула дверь. Она была уверена, что пастор Моуди был здесь один, ведь она видела, как Лео куда-то выходил около получаса назад, но, к ее огромному удивлению и огорчению, Леонард тоже находился в комнате. София вздрогнула, увидев его, и остановилась в нерешительности. Лео, видимо, только что переодевался, так как белая рубашка, накинутая на плечи, была расстегнута. Увидев его оголенный торс, София смутилась и опустила взгляд.

— Я… я, наверное, зайду позже, — пробормотала она, начиная пятиться назад, как неуклюжая каракатица.

Хота, увидевший вошедшую Софию, сразу же удивился ее смущению и испугу на лице. Проследив за ее взглядом, он понял, что она смутилась от его внешнего вида. «Вот, чудачка! — подумал он, усмехнувшись, — совсем ее не понимаю. Сейчас ведет себя, как невинный ребенок, а тогда, в усадьбе Бернсов, не имела ни капли стыда!». София, на которую нашел какой-то панический страх, уже начала разворачиваться, чтобы выскочить из комнаты, как вдруг пастор Моуди ее остановил:

— Софочка! Куда же ты? Останься! Почему ты убегаешь?

Непроизвольно София бросила на Хоту смущенный взгляд, как бы говоря «это все из-за него», и пастор тут же обернулся, взглянуть на своего подопечного. Увидев, что у того расстегнута рубашка, старик укоризненно воскликнул:

— Лео! Ну что мне с тобой делать! Заправь рубашку сейчас же! Это крайне неприлично, а здесь сейчас девушка!

София стояла, потупив глаза в пол, а Хота лениво начал застегивать пуговицы, не сводя с нее глаз.

«Внешне она совсем не изменилась, — размышлял он, — но поведение стало совершенно другим. Она была бесстыдной, решительной, дерзкой и невероятно смелой, а теперь выглядит, как испуганный ребенок. Что же с нею произошло?».

Пока Хота застегивал рубашку, пастор пригласил Софию подойти ближе и сесть на стул. Девушка нерешительно пересекла комнату и села на предложенное место. Её невольно глаза опять скользнули по Леонарду. Он боролся с предпоследней пуговицей наверху, и на лице его было расслабленно-беспечное выражение. «Точный Хота», — сама собою возникла мысль в разуме Софии, и она, забывшись, не смогла оторвать от него глаз. Ее взгляд опустился с его лица на руки, теребившие неудобную пуговицу, как вдруг она заметила, что на груди Леонарда висит… индейский амулет! Возможно, это не стало бы для нее событием, ведь она уже видела индейские украшения в его сумке, но тут вдруг в ее разуме возникло четкое и ясное воспоминание: у Хоты был точно такой же! Те же цвета, та же конфигурация, то же лицо, его носившее… София замерла. Но как такое возможно? Она подняла изумленные глаза на лицо Хоты, и их взгляды встретились.

Хота увидел сильную перемену в ее взгляде и насторожился. София смотрела на него так, как будто увидела привидение. Он забеспокоился, и беспечность тут же слетела с его лица. Проснулась дремлющая совесть и укоризненно прошептала:

— Ты ведь ее обманул! Смотри, а то ведь она обо всем догадается сама, и ты станешь еще более виновен перед ней!

Пришла очередь Хоты смущаться и опускать глаза. Его разум лихорадочно соображал, как незаметно ускользнуть отсюда подальше, но София смотрела на него, как завороженная, а он вдруг растерял всю свою смелость и дерзость. «Что же это со мной? — растерянно подумал юноша. — Почему эта девчонка постоянно приводит меня в смущение?».

— Софочка, что привело тебя сюда? — послышался голос пастора Моуди, который заставил Софию наконец отвести изумленный взгляд от Хоты. Тот воспользовался шансом и как бы небрежно начал идти к выходу, но тут вдруг девушка произнесла слова, заставившие его замереть на месте.

— Я собираюсь уволиться, — проговорила София печально, и эта печаль остро скользнула в ее голосе.

Пастор Моуди был неприятно удивлен и обеспокоенно спросил:

— Но почему, дорогая моя??? Ты так хорошо справлялась, мы стали одной семьей!..

София молчала, опустив голову, а Хота не мог сдвинуться с места. Почему-то эта новость сильно его задела. Он даже не мог понять самого себя, но ему стало как-то тяжело на сердце, как будто он во всем виноват.

— Я… я не знаю, как это объяснить, — с трудом выдохнула она и замолчала, опустив голову еще ниже. Пастор Моуди понял, что ее что-то гложет. Ано утром следующего дняРр

— Может, кто-то обидел тебя?

София отрицательно мотнула головой. Пастор дал знак Хоте выйти, и тот с облегчением выскользнул за двери. Но не ушел. Что-то остановило его. Он просто замер в коридоре и навострил свой острый слух.

Пастор Моуди проговорил:

— Софочка! Мы теперь одни. Просто расскажи мне, что произошло! Ты можешь довериться мне, и я обещаю, что это останется между нами…

Хота немного смутился от своего подслушивания, но уйти по-прежнему не смог.

И вдруг Софию прорвало. Она всхлипнула, сердце Хоты сжалось. Он чувствовал, что это связано с ним. Он чувствовал свою вину…

— Я ощущаю себя такой никчемной! — сквозь слезы проговорила девушка. — Я никому не нужна, даже своим родителям. Мои родственники воспринимают меня только, как выгодный им товар, а человек, которого я люблю… он… он никогда не полюбит меня! Я уже больше не могу так…

Пастор Моуди задумался, а потом тихо проговорил:

— Дорогая! Я так понимаю, это раны твоего недавнего прошлого, но сейчас ты с нами, и мы любим тебя! Не уходи! У нас тебе ничего не угрожает!

— Нет, — продолжая пробормотала София, вытирая лицо дрожащими пальцами. — Я и здесь не имею покоя! Пастор, мое сердце рвется на части! Я хочу признаться вам, как служителю, поэтому просто забудьте обо всем потом…

Она смогла успокоиться, а потом горько произнесла:

— Знаете, жизнь с вами очень изменила меня. Я действительно верю теперь, что есть Господь, Который заботится о нас и любит нас. Раньше я сомневалась в этом, но теперь нет. Но… я чувствую, что живу сейчас неправильно. Я… — она замялась, чувствуя стыд, но укрепилась мыслью, что в ближайшие дни все равно покинет это место, — я хочу признаться: я люблю… Леонарда!

Она замолчала, чувствуя, как краска стыда заливает ее лицо. Седые брови пастора Моуди изумленно поползли вверх, а Хота, слышавший каждое ее слово, вдруг пошатнулся и едва не упал. София влюбилась в него? Даже будучи уверенной, что он совсем не от индейский парень из ее прошлого, которому она уже признавалась? Хота был весьма изумлен, впечатлен и сильно смутился. Его сердце взволнованно заколотилось, удивляя его самого.

София же, едва справившись с волной накатившего стыда, наконец продолжила:

— Да! Я стала рабой этих безумных чувств. Я боролась с ними, я хотела избавиться от них, но не смогла…

— Подожди, подожди! — прервал ее пастор. — Но ведь любовь — это прекрасно! Зачем тебе избавляться от нее?

— Потому что она безответна и очень мучительна, — проговорила София печально, — вот поэтому я должна уйти! Я страдаю здесь, понимаете?!!

Пастор Моуди растерянно почесал затылок.

— Подожди, дорогая! — проговорил он. — Я, конечно, понимаю, что Лео очень непредсказуем и с трудом воспринимает такое чувство, как любовь, но… все-таки, может, у тебя есть шанс? Не убегай, прошу! Вы были бы хорошей парой!

— Нет-нет! — прервала его София. — Он не ответит мне взаимностью!

Хоте стало любопытно. Почему она так уверена?

— Лео… Лео… уже влюблен в другую женщину! — наконец, выпалила она и замолчала. Старый пастор изумленно откинулся на стуле, а Хота едва сдержал возмущенный возглас! «Ого! А я и не знал, что уже влюблен!» — подумал он, продолжая внимательно слушать.

— В кого же? — переспросил пастор.

София заколебалась. Если пастор Моуди не знает о влюбленности Леонарда, значит, они с Анитой ему еще ничего не сказали. Но это их секрет, и она не имеет права выдавать его!

— Простите, дорогой пастор, — виновато проговорила София, — но я не могу вам сказать. Пусть Лео в свое время вам сообщит сам.

— Подожди, — прервал ее старик, — но откуда ТЫ это знаешь?

— Так получилось, — загадочно ответила девушка и поднялась со стула на ноги. — Я, к сожалению, не могу остаться. Я прошу вас как можно скорее найти новую работницу.

София уже направилась было к двери, как вдруг остановилась и тихо сказала:

— Я желаю Леонарду счастья в жизни. Если хотите, передайте ему от меня… Хотя, нет! Ничего не передавайте! Я все время забываю, что это же Леонард, а не…

Последние слова она уже пробормотала себе под нос и поспешно вышла из комнаты.

Хота едва успел заскочить в соседнее помещение, чтобы остаться незамеченным. Когда София скрылась из виду, он перевел дыхание.

Странно, но в нем вдруг появилось странное чувство… довольства! Он нахмурился, исследуя себя на адекватность, но так и было: ему было приятно, что София влюбилась в него даже под личиной Леонарда. А это значит… а это значит, что ее чувства — это не просто детская забава или экзотическое приключение, как он думал ранее. Ведь тогда, когда София призналась ему в чувствах посреди прерии, он не стал воспринимать ее всерьез. Он просто не мог поверить, что богатая дама общества бледнолицых так легко полюбит «какого-то дикаря», как белые любят говорить. Но теперь… но теперь все выглядело иначе. А значит, ее чувства не подделка, они настоящие!

Хота вдруг нахмурился и начал переживать о себе. С чего это вдруг ему радоваться таким вещам? Не должно ли ему быть все равно? Однако какое-то странное душевное тепло продолжало разливаться по его сердцу при одном только воспоминании о словах этой странной девчонки.

Ладно! Хватит! Он тряхнул головой и решил стать серьезней. Ах да, ведь София собралась уходить. А это проблема! Нет, он никак не может допустить, чтобы она ушла отсюда из-за него. Но как ее остановить? Хота замер на мгновение, а потом решил все делать прямо и просто: поговорить с ней. Почувствовав удовлетворение, Хота вышел из своего укрытия и пошел по своим делам.

* * *

Пастор Моуди обеспокоенно подошел к Софии и сказал:

— Софочка! Сейчас же найди ветеринара и приведи к нам. У Леонарда конь повредил ногу, когда он сегодня выезжал в соседний поселок. Лео так расстроен! Он очень привязан к своему скакуну, так что, беги!

Но София тут же ответила:

— Пастор! Не волнуйтесь! Нам не нужен ветеринар! Я умею лечить подобные ушибы и делала это не раз!

Старик очень удивился, и, когда девушка стремительно убежала в сторону конюшни, со вдохом пробормотал:

— Какая замечательная партия для нашего Лео! Вот бы он одумался!

Когда София вбежала в конюшню, Хота был уже там. Он поглаживал своего черного коня по спине, и на лице его запечатлелось глубокое беспокойство. Девушка подавила всякое смущение и полностью переключила свое внимание на бедное животное.

— Мистер Хоффман! — не отрывая взгляда от коня, бросила он. — Я разбираюсь в медицине и могу помочь. Вы разрешите мне?

Хота удивленно обернулся. София не стала ждать его одобрения, потому что ее прежняя безумная любовь к животным наполнила ее сердце. Она подошла к коню и начала с ним ласково разговаривать, поглаживая по гриве и демонстративно оттеснив Хоту в сторону. Тот был ошарашен. Видя, что София полностью перестала его замечать, он отошел чуть поодаль и начал за нею наблюдать. Сейчас перед ним открылась другая сторона ее личности. Она выглядела такой искренне увлеченной, что изумляла его с каждой минутой все больше. Как светились сейчас ее глаза и какой живой казалась ее мимика! Она смотрела на его скакуна, как тогда, в заточении, смотрела на самого Хоту: с улыбкой, нежностью и большим интересом, а руки ее аккуратно скользили по коже животного, чтобы лаской подбодрить его и помочь адаптироваться к себе. Хоте в голову пришла безумная мысль: не считала ли София его тогда… просто животным? Ну нет! Не может быть! Однако… только сейчас, глядя на Софию возле своего коня, он увидел ее ПРЕЖНЮЮ вместо запуганной и вечно смущенной девчонки. Удивительно!

София обследовала ногу коня. Это был сильный ушиб. Производя все необходимые манипуляции, девушка постоянно разговаривала с животным, а тот, словно понимая ее, смирно терпел все ее действия со своей больной ногой.

— Ты такой хороший! Ты молодец, мой сладкий! Ты мне так понравился сегодня!..

Хота покрылся испариной, а сердце его дико застучало. Картина из его многолетнего прошлого вдруг так ярко возникла перед глазами, что он погрузился в тот особенный момент всем своим разумом. София тогда нежно поглаживала его по щеке, проводила по волосам и тихо проговаривала: «Ты такой хороший! Ты мне так нравишься!..». Он вдруг испытал свои прежние чувства и понял, что тогда был ею по-настоящему очарован. Но сейчас он боялся любить кого-то! Любовь в его глазах была зависимостью, которая его пугала! Впрочем, ему же не трудно любить свою сестру? Почему же другие отношения так отталкивают его?

Хота так задумался, что не заметил, как София уже закончила, повернулась к нему и встретилась с ним взглядом. Он еще несколько мгновений смотрел ей прямо в глаза, а потом пришел в себя. Наполненный волнующими воспоминаниями, он вдруг ощутил нереальное для себя смущение и неожиданно прерывисто произнес:

— С-спасибо!

Это прозвучало так неуверенно, что Хота изумился, как никогда в жизни. София удивилась не меньше. Леонард был не похож на самого себя. Видя, что он сильно смутился, она поспешила откланяться и выйти из конюшни.

«Что с ним такое?» — размышляла София и так сильно углубилась в себя, что просто замерла на месте. Хота же, глубоко вздохнув и тряхнув замороченной головой, подошел к своему коню и начал снова поглаживать его по спине. «Приди в себя! Приди в себя!» — твердил он себе мысленно и старался переключиться на своего четвероного друга. Чтобы вернуть себе былую уверенность, он начал разговаривать со своим скакуном и не заметил, что заговорил на наречии апачей. Хота гладил коня по гриве и рассказывал ему о тех подвигах, в которых они обязательно поучаствуют вместе.

Софию вывели из ступора необычные звуки. Она прислушалась и ничего не поняла. Это был голос Леонарда, но она не понимала ни слова. Девушка осторожно повернула обратно и подошла ко входу в конюшню. Заглянув вовнутрь, она увидела Лео, который говорил с конем на… языке индейцев! Она однажды слышала подобную речь, когда доктор Фрост лечил нескольких индейских женщин, попавших к нему прямо из плена. Тогда из язык показался ей очень необычным и странным. И вот сейчас она четко и ясно слышала подобные слова из уст Леонарда!

Снова! Опять она видела перед собой не Леонарда Хоффмана, а апача по имени Хота! Они были индентичны внешне, у них были одинаковые амулеты, а теперь еще оба разговаривали на языке апачей. Но… как это возможно? Это же абсолютно невозможно! Как Хота мог быть здесь, среди белых людей, если он — индеец, дикарь? Правда, у него зеленые глаза, а значит, он апач только отчасти. Неужели Леонард — это Хота, вернувшийся на родину одного из своих родителей? Но ведь известно, что Леонард — это сын миссионеров и никак не индеец.

Но если вдруг каким-то чудом это все правда, то… то Хота даже бровью не повел при встрече, а значит, он… ненавидит Софию! Предположение казалось совершенно нелепым, но даже его хватило, чтобы снова причинить Софии боль. Если Леонард — это Хота, то, ко всему прочему, он ещё и влюблен в Аниту! Эта мысль стала еще более ужасной для Софии. Она тут же развернулась и стремительно убежала прочь, пытаясь как можно скорее спрятаться на своем излюбленном балконе второго этажа.

***

София сидела на полу в полумраке комнаты, поджав по себя ноги и опираясь спиною об стену. Эта комната была ее домом последние три месяца. Здесь давно был окончен ремонт, но она так привыкла к ней, что не захотела переезжать в гостевой дом. К тому же, там теперь жила Анита, а с ней Софии меньше всего хотелось встречаться.

Думы ее были очень-очень невеселые! Неужели Леонард может быть Хотой? Нет! Ну это слишком нереально! Однако их схожесть поразительна! И они оба считают ее пустым местом… София печально вздохнула. Быстрее бы сбежать отсюда! Правда, куда? На шею к тете Рейчел? Придется искать новую работу…

София потеребила край платья и устало закрыла глаза. У нее уже нет сил!..

Вдруг дверь с легким скрипом открылась, и кто-то вошел. София подумала, что это кухарка принесла ей пропущенный ужин, как делала уже не раз.

— Спасибо за ужин, — проговорила София, не открывая глаз, — поставьте на пол, пожалуйста!

Но характерного звона посуды не последовало, и девушка открыла глаза. Перед ней в полумраке комнаты стоял Леонард! София испугалась и поспешно вскочила на ноги. Она не нашлась, что сказать, и просто молча смотрела на него, не понимая, зачем он сюда пришел.

Хота первый нарушил молчание.

— София, я пришел поблагодарить тебя, — проговорил он приглушенно, — можно мне тоже присесть?

Девушка кивнула, и когда Хота опустился на пол напротив нее, тоже присела. Почему он здесь? Все внутри Софии трепетало.

— Я благодарен тебе за помощь с моим конем, — снова сказал Хота, — и хотел бы попросить тебя пока не уходить…

Воцарилось молчание. Изумленная София переваривала услышанное, а потом тихо спросила:

— Но почему?

Хота замялся. Он заранее продумал причину, но беспокоился, что она будет выглядеть не очень убедительной.

— За моим конем нужен хороший уход еще много дней. Ты хорошо разбираешься в этом, поэтому, прошу тебя, останься…

София поникла. Конечно, она нужна только коню!

— Теперь это могут сделать конюхи, — отрешенно проговорила она, а Хота раздосадовано вздохнул. Не сработало! Что же делать? Как заставить ее остаться?

На некоторое время воцарилось молчание. Хота ничего не мог придумать, поэтому просто сказал:

— София! Не уходи! Пожалуйста!

Девушка вздрогнула. В его голосе появились необычные нотки, и она это заметила. Взглянув на Леонарда, она попыталась понять его намерения, но царившая в комнате полутьма мешала ей что-либо разглядеть.

София опять помрачнела.

— Извините, мистер Хоффман, но я не могу…

— Но почему? — не унимался Хота.

— У меня есть личные причины, — пробормотала девушка, давая понять, что ничего не собирается рассказывать.

Хота начал огорчаться. Ему так сильно не нравилась вся эта ситуация! А еще больше ему не нравилась его собственная странная реакция на Софию в последнее время. Он часто думал о ней. Он постоянно вспоминал их встречи в прошлом. Он чувствовал свою большую вину перед ней. А теперь он не находил покоя от мысли, что она уйдет отсюда из-за него.

Парень чувствовал беспомощность. Что же он может сделать, чтобы что-то изменить?

Повернув голову в сторону балкона, он увидел, что звезды сегодня в небе были особенно яркими.

— Ты любишь смотреть на звезды? — неожиданно спросил он, а София снова очень удивилась.

— Да, люблю, — пробормотала она в ответ.

— Но здесь, в городе, звезды совсем не те, что в прерии! — продолжил Хота, делая тяжелый вдох, словно скучая по тому месту, о котором говорил. — А ты хотела бы посмотреть на них посреди Великих Равнин?

София тихо ответила:

— Я хотела бы жить посреди Великих Равнин…

Ее голос звучал удрученно, но искренне, и Хота удивился. Какое странное желание у белой женщины!

— Значит, пойдем, — бодро проговорил он, вставая на ноги и протягивая ей руку.

София непонимающе посмотрела на его ладонь и спросила:

— Куда?

Хота усмехнулся.

— На Великие Равнины! — и не дожидаясь ее ответа, сам коснулся ее руки и заставил встать. Он схватил ее за локоть и подтолкнул к выходу.

— Но сейчас уже ночь, — слабо попыталась запротестовать София, а Хота хмыкнул:

— А ты предлагаешь смотреть на звезды днем?..

Они взяли какого-то коня из конюшни, и Хота усадил Софию на скакуна перед собой. Девушке было невероятно неловко. Его близость заставляла ее сильно нервничать. «Неужели все это ради того, чтобы я позаботилась о его скакуне?» — подумала София, чувствуя себя снова лишь удобной вещью для использования.

Они выехали за город в полной темноте и углубились в прерию. К счастью, свет луны был достаточно ярким, чтобы осветить им путь. Софии было трудно оценить красоту и широту ночной прерии, потому что ее раздирали внутренние чувства. Во-первых, Леонард был слишком близко. Она слышала его равномерное дыхание, которое то и дело скользило по ее шее. От этого мурашки бегали по коже Софии, потому что ее чувства к нему были все еще очень сильны. Во-вторых, мысль, что все это делается им ради личной выгоды, оставляла крайне неприятный осадок.Однако, чем дольше они продвигались вперед, тем больше София начинала переключаться на необычайно прекрасный мир ночной прерии.

Во свете луны волны травы были похожи на живое покрывало, простирающееся до самого горизонта. Звезды, рассеянные по всему небу, были яркими и многочисленными, как сияющие драгоценные камни. Их россыпи завораживали и создавали впечатление нового неведомого мира, в который погружаешься с головой, как только поднимешь лицо навстречу ночному небу.

И София утонула в водовороте глубочайшего восхищения. Она забыла о своем спутнике и о всех своих бедах. Хота помог ей спуститься с коня и внимательно наблюдал за ней, пока она рассматривала звезды, не отрывая от них восторженного взгляда.

— Что ты чувствуешь? — наконец спросил он, ожидая услышать множество стандартных слов: «как прекрасно!», «я в восторге!», «не могу поверить!»… Но София вдруг произнесла:

— Я чувствую себя… дома!

Хота сильно удивился. Но она говорила совершенно искренне, и это его заинтриговало.

— Почему «дома»? — приглушенно спросил, словно боясь спугнуть ее откровенность.

— Потому что я… всегда чувствовала себя рабою стен и общества, — проговорила София, — прерия — это моя мечта…

Хота был очарован. На него нашло какое-то странное состояние изумления и восторга, ведь в глубине сердца он чувствовал себя точно также, как сейчас описала София. Неужели она могла бы понять его любовь к свободе и желание вернуться к апачам? Правда ли, что кто-то может ощущать свой смысл в жизни также, как его ощущает он?

Вдруг София словно очнулась и поняла, что слишком разоткровенничалась сейчас. Она испуганно опустила голову и уперлась взглядом в землю. Хота почувствовал перемену в ее настроении и даже огорчился. Между ними была стена, и это происходило по его вине. Впервые ему сильно захотелось эту стену разрушить, чтобы… София больше не пряталась от него, а была простой и искренней, как минуту назад.

— София, — проговорил Хота, находясь под влиянием сильных чувств, — не уходи, прошу тебя! И не только из-за моего скакуна. Я… — он замолчал, не зная, как выразить свое состояние, — я ценю тебя и уважаю, поэтому… не хочу, чтобы ты уходила…

Последние слова он с трудом выдохнул, чувствуя неожиданное смущение. В последнее время это состояние становилось все более навязчивым. София была первым человеком, заставившим его чувствовать себя так.

Девушка, услышав его слова, изумилась и замерла на месте. «Ценю… уважаю…». Неужели он говорит искренне? София заволновалась. Значит, она для него — не пустое место? Выходит, Хота… ой, опять она назвала его Хотой! Выходит, Леонард искренне хочет, чтобы она осталась?

— Я даже не знаю, что сказать… — пробормотала она смущенно.

— Скажи «да»! — нашелся Хота и улыбнулся. Сердце Софии сильнее забилось от его улыбки, и она тихо проговорила:

— Ладно…

Хота так обрадовался, что заулыбался еще сильнее и, схватив ее за руку, пожал ее.

— Спасибо, София! — воскликнул он, а девушка изумленно наблюдала за его бурной реакцией и ничего не могла понять. Почему Леонард так изменился? Раньше он просто игнорировал ее, а теперь… теперь ему не все равно, уйдет ли она или останется. Но почему все так? Может, он хочет стать ее другом? Мысль, что они могут быть с ним хотя бы друзьями, немного согрела ее сердце, впрочем, в этом еще надо было удостовериться, а то вдруг она просто уже надумала себе чего-то?

Хота прервал ее мысли.

— Думаю, нам пора обратно.

София утвердительно кивнула, и они взобрались на коня. Хота осторожно направил скакуна вперед, а София сжалась. Все-таки ощущать его так близко к себе было сложно для нее.

Когда они прибыли домой, Хота помог ей спуститься и на прощание сказал:

— Спасибо, что согласилась!

София утвердительно кивнула и поспешила в свою комнату…

Хота долго смотрел ей вслед. Он чувствовал облегчение. София не уйдет. Это хорошо. Это так хорошо!..

Он посмотрел в небо, и вдруг что-то наполнило его. Это была радость и благодарность. Его сердце так сильно умилилось, что он вдруг почувствовал на своей щеке слезу. «Что это со мной?» — изумился Хота, но удивительное ощущение его не оставляло. Он смотрел в небо, чувствуя, что Кто-то там, наверху, сильно любит его!

«Боже! Я чувствую, что Ты есть! Я сейчас чувствую, что Ты… радуешься обо мне!» — думал он и все больше удивлялся происходящему.

Когда через несколько минут это состояние исчезло, Хота отвел скакуна в конюшню. Он ощущал, что стал изменяться изнутри. Его ожесточенное сердце становилось все мягче и мягче…

***

Через несколько дней, когда Хота выехал из дома, к нему подошел человек и быстро всунул в руки запечатанное письмо. После этого он тут же развернулся и убежал прочь.

Хота открыл письмо. Очень плохим почерком были написаны такие строки:

«Продам за приемлемую цену информацию о преступных делах шерифа Билла Смита. Встретимся рядом с таверной «Черный лось» сегодня в десять вечера. Друг».

Хота насторожился. То, что он давно копал под шерифа, знали совсем немногие, но все они были надежными людьми. Откуда этот человек узнал о его намерениях? Хота понял, что это могла быть ловушка.

Но на встречу он все-таки пришел. Однако не стал показываться открыто, а спрятался за углом соседнего дома. Вскоре в поле зрения появился человек, остановившийся в указанном месте и явно кого-то ожидающий. Хота пригляделся к нему. Этот человек был ему незнаком и совсем не внушал доверия. Хота благоразумно решил не высовываться, но вдруг сзади послышался громкий хлопок, и острая боль пронзила его плечо. Хота тут же отпрыгнул в сторону и сделал это весьма вовремя, потому что тотчас в стену около места, где он только что стоял, вонзилась еще одна пуля. Хота откатился в сторону, вскочил на ноги и быстро скрылся за углом другого дома. Кровь стекала по его руке, а плечо сильно болело.

«А они подготовились лучше, чем я ожидал!» — подумал Хота и начал искать пути к отступлению. Ему удалось проскользнуть в соседний переулок, но вдруг уже с другой стороны раздался хлопок. Пуля зацепила его бок, и у Хоты от боли помутнело в глазах. Он понял, что ему противостоят очень профессиональные бандиты, и стал беспокоиться о своей жизни. Вдруг ему вспомнилось то удивительное ощущение радости и мира, которые наполнили его прошлой ночью, и он мысленно обратился к Богу:

— Боже! Помоги мне спастись, пожалуйста! Я… я не хочу оставлять Аниту одну… и я еще должен успеть во всем признаться Софии…

Сжимая рукою кровоточащий бок, он поспешил в другое укрытие. Удивительно, но его преследователи вдруг куда-то исчезли, и он смог беспрепятственно добраться домой. Но сильная кровопотеря полностью лишила его сил. Когда он открыл ворота, у него закружилась голова, и он упал на землю без чувств…

***

София стремительно снимала окровавленную одежду с недвижимого тела: Леонард был без сознания. Его нашел садовник несколько минут назад прямо во дворе церкви. Он был серьезно ранен и выглядел ужасно. У Софии тряслись руки, но душа и разум пришли в состояние твердой решимости. Она запретила себе что-либо чувствовать, а просто делала свою работу быстро и четко, пока садовника отправили за доктором.

Из обеих ран — на плече и в боку — сочилась кровь. София сделала все необходимое, чтобы остановить кровотечение, как учил ее доктор Фрост.

Местный доктор пришел, слава Богу, очень быстро. Осмотрев пациента, он начал доставать бинты и лекарства.

— Вы молодец, — обратился он к Софии, — вовремя остановили кровотечение. Вот здесь подержите…

София начала помогать доктору, и вскоре он произнес:

— Вы не волнуйтесь! Этому молодому человеку крайне повезло! Его раны, на самом деле, совсем не опасные и заживут быстро. Главное — не допустить заражения.

София облегченно выдохнула и смогла немного расслабиться. Лео будет жить! Он вне опасности!

Как только она успокоилась, то позволила себе более пристально осмотреть его на наличие более мелких повреждений. Вдруг, присмотревшись, она заметила большой шрам на другом его боку, и перед глазами ее появился Хота. Да, ранение Хоты, которое она лечила тогда, несколько лет назад, было именно в этом месте. Что же это значит? Неужели… Ее дыхание замерло, глаза расширились. На сей раз она не могла ошибиться: перед нею был самый настоящий Хота!

София побледнела и пошатнулась. Она схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Значит, ее сердце не обманывало ее: Леонард и Хота — это было одно и то же лицо! Ее наполнили противоречивые чувства, но фигурировало только одно: боль! Почему ей так больно? Почему так мучительно?

Доктор, закончивший перевязку, с улыбкой повернулся к Софии.

— Мисс! Вы хорошо поработали сегодня! Поверьте, этому парню действительно ничего не угрожает! Он потерял сознание из-за потери крови, но хороший уход быстро поставит его на ноги, потому что он здоров и силен… Мисс? Что с вами?

Доктор напоследок заметил ее сильную бледность и забеспокоился, но тут вдруг открылась дверь, и в комнату вошли Анита и пастор Моуди.

Анита, ужаснувшись, подбежала к Хоте и аккуратно взяла его за руку.

— Лео! О Боже! Лео!..

Доктор поспешил утешить их и заверил, что с парнем все будет в порядке.

София, все еще находясь в шоковом состоянии, поспешила выйти. Она остановилась в коридоре, тяжело дыша, а потом резко сорвалась с места и побежала в свою комнату. Заперев дверь, она прислонилась к холодной стене, а потом сползла прямо на пол. В очередной раз мир рушился вокруг нее! Подтянув к груди колени, обхватила их руками и уткнулась в них лицом. У нее больше не было сил…

Это был крах всего! Леонард — это Хота! Тот самый Хота, перед которым она так сильно опозорилась когда-то. Тот самый Хота, которому она пылко призналась в любви и даже подарила ему дерзкий поцелуй. Все это время это был он. И он ни разу не дал понять, что знает ее! Он тщательно это скрывал, а значит… а значит… он…

Вывод напрашивался только один: Хоте было неловко с ней! Видимо, ее признания в прошлом отягчили его, и он хотел бы избежать подобного. Софии стало так мучительно стыдно, что у нее еще сильнее затряслись руки.

— Я бы не стала вешаться на шею! Я бы не стала чего-то требовать! — бормотала она, чувствуя себя униженной и отверженной, как никогда в жизни. А потом ей пришла следующая мысль: Хота влюблен в Аниту! Это еще один ужасный удар!

И это было не менее больно. София давно свыклась с мыслью, что Хота живет своей жизнью и женился на какой-нибудь милой индианке, которая ему, безусловно, подходит больше, чем София, но… принять мысль, что он выбрал для себя белую женщину намного старше его — это было для Софии невероятно мучительно! Она почувствовала себя такой жалкой и отвратительной, что у нее просто не осталось сил находиться здесь.

Собрав свои скромные пожитки, девушка быстро спустилась со второго этажа и выбежала из двора на оживленную улицу. Вернувшись к тете Рэйчел, София поняла, что не может оставаться даже у нее.

— Деточка моя! Куда же ты пойдешь? — причитала она, видя, что София собирается уходить.

— Тетя Рэйчел! Не волнуйся! Мне просто нужно уйти! Все будет хорошо… — приговаривала девушка, собирая вещи в небольшую сумку. Тетя Рэйчел не верила ей, но остановить не могла.

На следующее утро она на свои сбережения купила лошадь и мужскую одежду. Так будет безопаснее. Переодевшись, София тут же превратилась к симпатичного, но очень мрачного мальчугана, и быстро покинула пределы города.

Только выехав в прерию, София позволила себе прослезиться, но ветер мгновенно иссушил влагу на ее лице.

Великие Равнины были необычайно прекрасны! Море травы до самого горизонта, величественные холмы, усеянные множеством мелкого кустарника, прекрасное голубое небо, по которому величественно проплывали облака — все это было для нее самым любимым местом на свете. Но сейчас даже прерия не могла утешить ее разбитое сердце.

Куда она ехала? Куда глаза глядят! Ей ничего не хотелось, и жизнь потеряла всякий смысл. Ее мечты были жестоко разбиты крайне неприглядной реальностью, и теперь она не могла прийти в себя.

Через несколько часов она сильно устала и остановилась на привал. Несмотря на свое тяжелое моральное состояние, она все равно позаботилась о пище в дорогу, поэтому сейчас немного поела. Куда же ей деться? Искать другой город и другую работу? Но на душе было так мрачно и мерзко, что мысль об этом ее сильно отвращала. Эх, и почему она не мужчина! Она могла бы стать охотником и жить в любимой прерии всю оставшуюся жизнь!

К вечеру София наткнулась на одно очень ветхое строение, приютившееся среди маленького островка деревьев и стоящее у подошвы невысокой голой скалы. Девушке стало страшно, но вокруг этого деревянного домика не было даже тропинки: похоже, здесь очень давно никто не появлялся.

София взяла себя в руки. Любая другая девушка на ее месте не решилась бы даже подходить туда, но София всегда была необычной. Она любила природу и животных, поэтому даже змеи ее не особо пугали. Она сошла с коня, привязала его к остаткам забора и подошла к домику. Вместо окон зияли мрачные отверстия, но дверь казалась целой и плотно прилегала к дверному проему. Ногой София толкнула дверь, и та со скрипом открылась. Девушка взяла в руку палку и медленно вошла в дом, снимая свисающую отовсюду паутину.

Дом представлял собой одну крошечную комнату с двумя окнами и дверью. Деревянный пол был сравнительно целым. В углу стояла кушетка с наваленным сверху тряпьем, а рядом с нею стол, покрытый неким подобием скатерти. Стул лежал на полу. Его спинка была разбита, а вокруг него хаотично были разбросаны какие-то бумаги. Больше ничего не было. Очевидно, что в этот дом никто не заходил много лет.

И хотя Софии было немного жутковато, все же ночевка здесь казалась ей более комфортной, чем ночь, проведенная прямо на земле. Солнце еще не село, поэтому у нее было около часа на уборку. Тряпки с кушетки оказались мужской и женской одеждой, покрытой толстым слоем пыли. Там же лежало два одеяла. София удивилась, почему никто до сих пор не забрал эти вещи, потому что они были целыми и добротными, но ответа так и не нашла. Она тщательно вытрусила их на улице. Сложила аккуратной стопкой в углу одежду, а одеяла ровно расстелила на кушетке. Веткой собрала оставшуюся паутину, потом соорудила некое подобие веника из кустарника и вымела весь мусор, прежде собрав с пола все разбросанные бумаги. Поразмыслив, она зажгла лампу, которую прихватила с собою в дорогу, а дырки разбитых окон завесила женскими нарядами, чтобы на свет не летели насекомые.

Все! Жилище было готово! Она села на поднятый стул и немного поела. Ее мысли снова вернулись в крайне невеселое русло. Воспоминания о Хоте доставляли ей сумасшедшую боль. Он постыдился ее! Он сделал вид, что он незнакомы! Неужели она ему настолько отвратительна?!!

Тяжело выдохнув, она опустила голову на сложенные на столе руки и незаметно для себя уснула. Ей снились какие-то кошмары, мучительные и тяжелые. Это был водоворот событий, людей, страданий, и вдруг посреди этого сновидения возникла вполне четкая картина: она увидела этот ветхий дом, но он казался более ухоженным и новым. На столе лежала кружевная скатерть, а в окна были вставлены стекла. Молодой мужчина читал за столом какие-то письма, а потом, аккуратно сложив их в деревянную коробку, подошел к кушетке, отодвинул ее в сторону и нащупал на полу небольшое отверстие размером в палец. Вынув кусок доски из пола, он спрятал в образовавшееся отверстие коробку и вернул часть пола обратно.

Вой шакалов заставил Софию резко проснуться. Она стремительно подняла голову и поморщилась от боли в шее: сон в неудобной позе вызвал дискомфорт в мышцах. Была уже глубокая ночь, и лампа давно погасла. Девушка поспешно зажгла ее снова и тут вспомнила о своем необычном сне. Он был настолько реалистичным, что у нее по телу пробежали мурашки. Ее глаза невольно покосились в сторону кушетки, но София не решилась двигать ее прямо сейчас. Вместо этого она завернулась в свое, прихваченное от тети Рэйчел одеяло и легла спать. Закрыв уши и почти все лицо краями одеяла, она почувствовала, что ей становится тепло и уютно, и сон почти сразу сморил ее измученный разум.

Утро встретило Софию сиянием солнца. Слава Богу, ночь прошла хорошо! Девушка вышла из домика и огляделась. Вчера она была так подавлена, что не смогла даже рассмотреть окружающий пейзаж, но сегодня ее разум стал чище, и она запретила себе думать о Хоте. Вокруг росли несколько деревьев, а дальше тянулось море травы. На горизонте высились очертания холмов, а небо, как всегда, было прелестного нежно-голубого цвета. Кое-где появлялись мелкие птички и пели свои веселые песни. Воздух был свеж и почти сладок, поэтому София потянулась и вдохнула поглубже.

«Как здесь прекрасно! — подумала она. — Как бы я хотела, чтобы это место стало моим домом!».

София позавтракала, а потом вспомнила о своем очень необычном сне. Она снова покосилась на кушетку. Неужели все может оказаться реальностью? Но разве такое возможно? Однако терять ей было нечего, поэтому сразу же после еды она вздохнула поглубже и решилась проверить, вещий ее сон или нет.

Кушетку сдвинуть оказалось не так уж просто, но после немалых усилий ей это удалось. Слой пыли на полу мешал что-либо рассмотреть, поэтому девушка слегка потерла пол тряпкой. И, о чудо! В полу действительно оказалось аккуратное отверстие. София аж вздрогнула. Что же это значит? Как ей могло все это присниться? Почему? Может, это место какое-то… заколдованное?

Ей стало жутко, но любопытство все равно пересилило, и она потянула за деревяшку. Да! Она легко поддалась, и в полу образовалась дыра. Девушка специально зажгла лампу, чтобы заглянуть в темное отверстие. Там, посреди кусков земли, корней и пыли лежала… деревянная шкатулка! Это было невообразимо!

София дрожащими руками вытащила ее. Шкатулка была покрыта плесенью, но совсем немного, поэтому содержимое ее осталось невредимым. Как и во сне, это были какие-то бумаги. София начала просматривать их. Там были торговые договора, несколько расписок, писем и тому подобное, которое в глазах Софии не представляло никакой ценности. Странно! Зачем ей этот хлам и почему он появился в ее жизни столь сверхъестественно? Не найдя вразумительно ответа, девушка, тем не менее, сложила бумаги обратно в коробку, а ее саму убрала в свою дорожную сумку.

Весь оставшийся день она провела на природе, любуясь бабочками, кузнечиками, мелкими цветами и даже мошками, которые роились повсюду. Мир, в котором не было людей, был для невероятно приятным!

Но, как она ни старалась отвлечься от своих печалей, в конце концов, они ее снова настигли.

Хота и его отношение. Это было по-прежнему безумно больно. Она лелеяла любовь к нему в течение многих лет, а он так легко постыдился ее при первой же встрече!

Но в то же время, считать его виновным полностью было все же неправильно. Ведь это именно она в поместье Бернсов вела себя крайне неадекватно. Вот, глупая! Посчитала его питомцем! Поэтому отчуждение Хоты вполне можно объяснить этим: он не понял ее и посчитал, возможно, как минимум, странной. А теперь вот и последствия! Но все же… Мог бы просто быть вежливым? Зачем надо было притворяться? София опять огорчилась и устало закрыла глаза.

Следующая ночь в этом доме прошла уже как-то проще. София быстро адаптировалась ко всему, как прирожденный житель прерии, поэтому просто уснула на всю ночь, закутавшись в свое теплое одеяло.

На третий день она поняла, что ее припасы заканчиваются, и ей нужно отправляться в путь. Она надеялась, что достигнет ближайшего поселения максимум за день, поэтому решила остаться еще на одну ночь в этом месте, чтобы выехать отсюда с рассветом.

Мысленно попрощавшись с прекрасными пейзажами, которые запали в ее сердце, София легла спать.

Но эта, последняя ночь, оказалась не такой, как предыдущие. Её измучили кошмары, а тело стало ломить от непонятной боли, и она никак не могла выскользнуть из своего вязкого сна. Что-то давило на нее и измучивало ее душу, а сон все не заканчивался. Она звала Хоту на помощь, наверное, по привычке, а потом страдала, понимая, что он не придет. И так длилось невероятно долго, невероятно мучительно, словно не один день…

Наконец, после тяжелой борьбы, София приоткрыла измученные глаза. Перед нею сидел… Хота, и в глазах его она видела… великую скорбь! София подумала, что это продолжение ее безумного сна, поэтому снова закрыла глаза и прошептала:

— Уходи! Ты только причиняешь мне боль! Не хочу тебя видеть!

— София, прости меня, — вдруг послышался его надломленный голос, — я виноват перед тобой! Прости, что не признался, кто я на самом деле…

София опять приоткрыла глаза и посмотрела на него более ясным взглядом. Хота казался вполне реальным. Она почувствовала, что он держит ее за руку. «Что происходит? — удивилась девушка. — Это ведь не может быть реальностью, правда?».

— Я думаю, что ты — это просто сон, — прошептала она с трудом, — поэтому скажу тебе: да, мне дико обидно и больно, что ты постыдился меня. Но… есть и моя вина. Я ведь тогда, в поместье, посчитала тебя животным! Я искренне думала, что индейцы — это кто-то сродни диким зверям, а ты был такой хорошенький… — она вдруг усмехнулась, но почувствовала, что на нее накатывает болезненная слабость, поэтому опять закрыла глаза. — Но потом я поняла, что ты полноценный человек, поэтому мне стало стыдно за свое поведение. А ты начал меня презирать!

София горько вздохнула, и тонкая слезинка скатилась из уголка ее глаза.

— Я не презирал тебя! — вдруг воскликнул Хота, и София снова удивилась. Почему ее фантом такой реалистичный? Она снова посмотрела на него. Хота по-прежнему был рядом и по-прежнему смотрел на нее как-то отчаянно.

— Что происходит? — недоуменно проговорила девушка. — Ты разве настоящий?

Хота тут же закивал. Он был так взволнован, что не походил на себя самого.

— София, — проговорил он, — пожалуйста, только живи! София! Я больше никогда не обижу тебя!..

* * *

Несколько дней назад…

Хота приоткрыл глаза. Над собою он увидел склоненное лицо Аниты. Она была вся в слезах.

— Лео! Слава Богу! — воскликнула она и начала вдруг так сильно рыдать, что Хота изумился и прошептал:

— Сестренка! Ты чего?

— Лео! Я так испугалась! Что случилось? Кто ранил тебя?

Хота напрягся и попытался сесть.

— Не вставай! — запротестовала Анита, но Хота ее не послушал и с трудом сел.

— Анита, — проговорил он, немного кривясь, — ты даже не представляешь, сколько раз я был изранен гораздо хуже, поэтому не волнуйся так. Я чувствую, что со мною все хорошо!

Анита начала успокаиваться и коротко кивнула. Она поспешно вытерла слезы, а Хота положил руку ей на плечо.

— Все, сестренка! Я уже почти здоров!..

И правда, уже к вечеру Хота вставал с кровати и спокойно передвигался по дому. Он, конечно, чувствовал слабость из-за потери крови, но, в целом, ощущал себя в порядке.

Хота размышлял о том, кто же именно мог начать подобную открытую охоту на него. Напрашивался только один вывод: это был шериф, убийца его родителей! Хота понимал, что отныне ему придется быть предельно осторожным и передвигаться по городу только в крайнем случае.

К ужину Хота спустился вместе со всеми, хотя ему можно было пока пить только слабый бульон. Пастор Моуди посмотрел на Хоффманов, а потом обратился к кухарке:

— Позовите, пожалуйста, Софию к ужину. Она, наверное, у себя…

Кухарка вышла, а сердце Хоты забилось быстрее. Ему сказали, что София очень профессионально оказала ему первую помощь. Он был ей искренне благодарен.

Но кухарка вернулась ни с чем и что-то тихо прошептала пастору Моуди на ухо.

— Что? — изумился он, а потом обратился к Аните и Хоте:

— Вы давно видели Софию?

Лица брата и сестры вытянулись, а Анита испуганно сказала:

— В последний раз я видела ее вчера вечером, когда Лео только нашли. Она помогала доктору при перевязке. А потом…

Хота тут же взволнованно вскочил на ноги. Анита воскликнула:

— Лео! Тебе нельзя резко двигаться!

Но он не слушал. Хота поспешил в комнату, где жила София, но нашел лишь пустое помещение. «Где же она? — заволновался он не на шутку. — Она же пообещала, что не уйдет!».

Хота осторожно присел на пол и задумался. Он знал, что она серьезно относится к обещаниям и не ушла бы просто так. Значит, что-то ее заставило? Но что? Когда его ранили, она еще была здесь и даже помогала доктору…

И тут его обдало жаром от пришедшей ужасной мысли: она увидела его шрам от прошлого ранения и догадалась, кто он на самом деле! О нет! Хота поднялся на ноги, немного сморщившись от боли, и нервно заходил по комнате. Неужели это правда? Это же катастрофа! Если она узнала правду, то… она его никогда не простит!

Хота выскочил из комнаты и поспешил к себе.

— Я еду искать Софию, — бросил он пастору Моуди и Аните, но те ужаснулись и яро запротестовали.

— Лео! Тебе никак нельзя! — вскричала Анита. — Ты ранен! Лео! Прошу тебя!

Хота подошел к ней и ласково обнял.

— Сестренка! Доверься мне! Со мною все будет хорошо, а вот с Софией… неизвестно…

— О чем ты говоришь? — удивленно проговорила Анита, поднимая на него тревожный взгляд.

Хота горько вздохнул.

— Ты не знаешь, я не рассказывал тебе… Мы с Софией давно знакомы, а я… а я сильно обидел ее. Поэтому она ушла! Я должен найти ее и исправить свою ошибку!

Анита и пастор Моуди были сильно ошарашены этой новостью, но Хота пообещал, что расскажет им все позже. Он чувствовал себя ослабленным, но смог быстро переодеться и выехать на скакуне в город. По адресу, данному пастором, он нашел тетю Рэйчел, а та слезно рассказала, что София уехала сегодня рано утром, одевшись в мужскую одежду и забрав все свои вещи. Хота не на шутку забеспокоился. Судя по всему, она выехала из города в неизвестном направлении, а это могло быть очень опасно!

Хота проехался вдоль улиц, спрашивая, видел ли кто-либо симпатичного мальчишку, одиноко ехавшего к окраине города. К счастью, пара человек заметили такого и указали примерное направление.

Хота выехал в прерию. Где же ее искать? Он направился в ближайшее поселение. Его раны ощутимо болели, но он старался не обращать на боль внимания. Ему нужно было найти Софию как можно скорее! И как можно скорее получить ее прощение!

Солнце быстро склонилось к закату, и вскоре наступила ночь. Хоте пришлось остановиться на ночлег. Он развел костер и попытался согреться. Его самочувствие значительно ухудшилось, но, как истинный воин, он стойко держался и просто лег отдохнуть. С рассветом Хота отправился дальше. К обеду он добрался к соседнему поселку, но там никто не видел похожего по описанию мальчишку. Хота купил немного еды и одеяло, потому что в спешке ничего не прихватил с собой.

Он целый день блуждал по разным маршрутам, но ничего не нашел. Еще через пару дней он повернул коня в сторону одного знаменитого места, которое все в округе считали запретным. Оно называлось Волчья Скала, и никто из путешественников уже много лет не решался забредать туда.

Существовала легенда, что когда-то там жил один человек, прославившийся своими большими охотничьими навыками. Но однажды он подстрелил волчицу, которая пыталась спасти волчат, и она прокляла его за бессердечность. Вскоре охотник умер страшной смертью: его нашли растерзанным в собственном доме, который стоял у подножия черной скалы. Эта легенда давно укоренилась в умах как белых, так и индейцев, и этот участок земли все старались обходить стороной. Поговаривали, что после случившегося там постоянно пропадали люди, потому что дух волчицы все еще требовал возмездия…

Хота, конечно, не верил в правдивость этой истории, но все же побаивался, что София может сейчас находиться именно там, поэтому поспешил к подножию Волчьей Скалы.

Когда Хота подъехал к полуразрушенному дому, он увидел привязанного коня, и сердце его учащенно забилось. София здесь!

Он соскочил на землю и ринулся туда.

Был уже вечер, но в доме не горел свет. Толкнув двери, Хота осторожно вошел вовнутрь. На кровати кто-то лежал и тихо постанывал.

Это действительно была София, и она металась в сильном бреду. Когда Хота положил руку на ее лоб, он понял, что она на пороге смерти. Однажды в его деревне несколько человек погибли, когда они стали НАСТОЛЬКО горячими.

Сердце Хоты сокрушилось и размякло окончательно. Он вдруг осознал, что все это время всеми силами отрицал свои очевидные чувства к Софии. Он боялся этих чувств, он пытался их игнорировать и… наделал много ошибок. Парень закрыл глаза и в отчаянии прошептал:

— Боже! Спаси ее, и я обещаю, что больше никогда не причиню ей боли! Я обещаю, что буду о ней заботиться и больше не брошу в беде! Господи! Я буду служить Тебе и сделаю все, что Ты скажешь!

После этой искренней молитвы, Хота достал флягу с водой и начал охлаждать ее лоб и шею мокрой тряпкой. Потом он нашел в сумке мешочек с индейскими травами и разложил их рядом, чтобы она могла вдыхать их аромат.

А еще Хота продолжал молиться. Он совсем этого не умел, но сейчас готов был простоять в молитве хоть всю ночь, лишь бы София пришла в себя. Она продолжала метаться в бреду и тихо шептала:

— Хота! Спаси меня!..

А потом вдруг восклицала:

— Ты не придешь! Ты не придешь…

Хота весь сжимался, понимая, как сильно он ранил ее, и снова и снова давал Богу обещания, что отныне никогда не оставит Софию одну, НИКОГДА!!!

И, о чудо, меньше, чем через час на лице девушки выступили крупные капельки пота, и ее жар начал стремительно спадать. Она задышала ровнее и перестала метаться, а еще через полчаса приоткрыла глаза. Она посмотрела на него отрешенным взглядом и почти беззвучно прошептала:

— Уходи! Ты только причиняешь мне боль! Не хочу тебя видеть!

Хота весьма понимал ее чувства. Да! Он был достоин того, чтобы она прогоняла его, но теперь… теперь отныне все будет иначе!

— София, прости меня, — проговорил Хота надломленным голосом, полным искреннего раскаяния, — я виноват перед тобой! Прости, что не признался, кто я на самом деле…

София посмотрела на него более ясным взглядом, но печать большого сомнения все еще светилась в ее глазах.

— Я думаю, что ты — это просто сон, — прошептала она с трудом, — поэтому скажу тебе: да, мне дико обидно и больно, что ты постыдился меня. Но в этом есть и моя вина. Я ведь тогда, в поместье, посчитала тебя животным! Я искренне думала, что индейцы — это кто-то сродни диким зверям, а ты был такой хорошенький… — она вдруг усмехнулась, а Хота широко заулыбался сквозь горечь и боль. Теперь все понятно! Он действительно был в ее глазах просто диким зверем! Ах вот, в чем дело! Но сейчас это было совершенно не важно! Лишь бы она была жива! А потом они обязательно еще поговорят с ней о том, насколько же он тогда был «хорошеньким» зверьком!

София ненадолго замолчала, а потом тихо продолжила:

— Но однажды я осознала, что ты полноценный человек, поэтому мне стало стыдно за свое поведение. Однако ты начал меня презирать!

Последние слова она произнесла с такой горечью, что Хоте снова стало безумно стыдно. Он прикоснулся к ее руке и трепетно сказал:

— Я не презирал тебя! Поверь мне, София!

Девушка вздрогнула от его прикосновения.

— Что происходит? — недоуменно проговорила она, все более приходя в себя. — Ты разве настоящий?

Хота усердно закивал, и в лице его засветились радость и надежда. Он действительно не походил на себя самого. Исчезла суровость и высокомерие. Он был похож на провинившегося мальчишку, который слезно обещал исправиться и больше никогда не делать глупостей.

— София, — проговорил он, — пожалуйста, только живи! София! Я больше никогда не обижу тебя!..

Девушка открыла глаза шире, и лицо ее вытянулось от удивления. Она несколько мгновений смотрела в необычайно горящие глаза Хоты, потом перевела взгляд на его ладонь, трепетно сжимающую ее руку, и тихо проговорила:

— Кто ты? Я совсем запуталась! Ты словно другой человек!

Хота улыбнулся, и его улыбка была такой теплой, что София снова засомневалась в том, что сейчас все происходит в реальности.

— Я Хота! И я Леонард Хоффман. Я твой друг, София…

София недоуменно смотрела на него, а потом захотела привстать. Он помог ей присесть на кровати, а у девушки сразу же сильно закружилась голова. Когда головокружение утихло, София огляделась. Стоп! Она до сих пор в том ветхом доме! Но здесь Хота! Что же с ней произошло?

Ее разум все еще был в сильном тумане. Она оглядывалась вокруг и с трудом осознавала происходящее.

Хота тут же дал ей воды. София брала воду из его рук осторожно, словно ожидая, что он все-таки сейчас растворится в воздухе, но этого не произошло.

— Как ты оказался здесь? — тихо прошептала девушка, все еще боясь на него смотреть.

— Я искал тебя несколько дней, — ответил Хота, — и, слава Богу, нашел!

София задумалась. Несколько дней? Но… но ведь несколько дней назад Хота был сильно изранен!

София изменилась в лице.

— Ты же ранен! Зачем же ты отправился в такой путь?!!

Девушка пробежала глазами по тем местам его тела, где были ранения, и увидела несколько пятен крови, расплывшихся по рубахе. Она тут же пришла в ужас и, забыв о себе, попыталась встать с кушетки, но Хота остановил ее.

— Тебе нельзя вставать!

— Но твои раны открылись! Тебе нужна срочная перевязка!

Хота положил ей руку на плечо, чтобы не дать встать, а сам внутренне возликовал: если она беспокоится о нем, значит, несмотря ни на что, не испытывает к нему ненависти!

— Со мною все в порядке! — произнес он. — Мои раны почти зажили… Спасибо, что позаботилась обо мне тогда…

София, наконец, пересилила свое смущение и недоверие и посмотрела ему пристально в глаза.

— София! — продолжал Хота, стараясь вложить в свой ответный взгляд как можно больше раскаяния и мольбы — Простила ли ты меня?

София почувствовала, что ее сердце затрепетало: Хота, тот самый возлюбленный, о котором мечтало ее сердце, сейчас смотрит на нее так неравнодушно и молит о прощении! Ей тут же захотелось махнуть рукой на все обиды и поверить ему!

— Почему ты изменил отношение ко мне? — тихо спросила девушка, решив добиться искреннего ответа несмотря ни на что.

Хота знал, что будет подобный вопрос и приготовился быть откровенным, хотя ему это было непросто. Но старый путь стал ему настолько противен, что по-другому он никогда бы не поступил.

— София, — начал он, — да, я виновен! Виновен в том, что не поверил тебе. В тот день, когда ты вывезла меня из города много лет назад и… открыла мне свое сердце, я тебе, признаюсь, не поверил. Я посчитал твои чувства мимолетной прихотью и не более. Я был глуп и неопытен, я не знал ничего ни о людях, ни о чувствах, потому что был просто воином и, кроме охоты и войны, ничего в своей жизни не видел. Я вырос в деревне индейцев и до того момента с девушками не общался. Поэтому, когда неожиданно встретил тебя в доме пастора Моуди, я… я просто растерялся. По сути, я струсил, признаюсь. Я просто трус, спрятавший свое истинное лицо…

— Ты испугался, что я снова повисну на твоей шее, как делала это в прошлом? — мрачно спросила София и пристально посмотрела в его глаза.

Хота вдруг улыбнулся, но София не смогла сбросить с себя напряжение и не ответила на его улыбку.

— Не совсем так! И хотя твое поведение в прошлом было для меня действительно странным, но, поверь, я правда никогда тебя за него не презирал! Скажем так, тогда ты заставила меня почувствовать, что я мужчина, а ты женщина…

София вдруг вспыхнула от неловкости.

— Извини, — потупилась она. — Я тысячу раз корила себя за свое неразумие! Если бы я знала, что ты все понимаешь и что ты обычный парень, я бы никогда себе этого не позволила…

От приглушенной, но пылкой речи у Софии порозовели щеки, а Хота громко рассмеялся. Сейчас она казалась ему такой милой и такой простой!

— Не волнуйся! Я уже все понял! Я был просто «хорошеньким» щеночком, правда? — пошутил он, а София опять сильно смутилась, но видя его искрящиеся весельем глаза, тоже понемногу начала улыбаться.

Однако еще одна смущающая мысль заставила ее посерьезнеть и даже погрустнеть. Она вспомнила о том, что Хота уже влюблен.

— Но все-таки… неужели ты вообще не собирался сказать мне правду? — снова спросила она, надеясь, что сможет пережить даже самый болезненный для себя ответ.

Хота глубоко вздохнул: настал момент самого тяжелого признания!

— Я испугался, что ты… начнешь нравиться мне!

София изумилась и потешно похлопала ресницами.

— Я не понимаю… — пробормотала она, а Хота повторил:

— Я боялся, что ты можешь, в конце концов, завоевать мое сердце, потому что… где-то в глубине души, еще с тех самых пор, как ты меня спасла, я… я чувствовал, что ты особенная! Но я боялся дать этому место! Я хотел быть свободным и независимым, а твое появление в доме пастора могло нарушить мою независимость. Именно поэтому я сбежал от тебя! Прости, София, что причинил тебе столько боли своей трусостью!..

Девушка ошеломленно переваривала услышанное, пытаясь что-либо понять, как вдруг в ее разуме всплыла яркая картина, как Хота держит Аниту на руках и целует ее в щеку. Нет! Что-то здесь не то!

Хота, внимательно следивший за переменами в ее выражении лица, очень опечалился, увидев снова недоверие и боль. София решила не молчать, а задала вопрос:

— Ты не хотел признаваться мне, что ты и есть Хота, потому что это помешало бы твоей любви?

Парень недоуменно замер и ровным счетом ничего не понял.

— Не совсем! Все наоборот! Я не хотел признаваться тебе, что я и есть Хота, потому что ЛЮБОВЬ помешала бы МНЕ!

Наступила долгая пауза.

— Хорошо! — наконец, выдохнула София. — Я скажу прямо: я знаю о твоих отношениях с Анитой!

Хота растерялся. София знает, что они с Анитой брат и сестра?

— И что ты знаешь? — осторожно спросил он.

— Я все знаю! — с печальным вздохом произнесла София. — И не собираюсь мешать твоему счастью! Я же не бессовестная!

Хота совсем запутался. Чем же София может помешать ему в отношениях с сестрой? Он почесал затылок и просто не нашелся, что сказать. В его промедлении с ответом София узрела свою правоту и вздохнула еще печальнее.

— Хота! Я прощаю тебя! Я забуду свои обиды, обещаю! По сути, я ведь ни на что и не надеялась. Лишь бы ты не презирал меня и не стыдился меня, а то это по-настоящему больно!

Хоте ее слова показались такими печальными, что ему стало не по себе. Он чувствовал, что разговор свернул не в то русло. София устало потерла глаза, и он вспомнил, что она еще очень слаба. Хота уложил ее обратно на кушетку, зажег лампу, потому что на землю опускалась ночь, и принес в дом немного еды.

София лежала с закрытыми глазами и думала. По крайней мере, они смогут быть с Хотой друзьями. Это ведь хорошо! Можно будет улыбаться ему и иногда даже заботиться о нем… на правах друга.

— Друг — это лучше, чем никто, — пробормотала она, но в голове неизменно вертелся навязчивый и мучительный вопрос: «Почему Анита???».

— Нет! Я не буду его задавать! — говорила девушка внутри себя, — это некрасиво! Какой бы ни был выбор Хоты — это его ЛИЧНЫЙ выбор! Если я засомневаюсь в нем, я могу обидеть его! Но… почему именно она? Ведь так много вокруг женщин лучше нее!!!

София заерзала на кушетке и поняла, что не может больше лежать, несмотря на всю свою слабость. Она села. Хота как раз очищал сушеную рыбу, сидя за столом. Как только он закончил, он протянул ей кусок рыбы и хлеб. София поблагодарила и немного поела. Хота тоже принялся за еду. София периодически поглядывала на него, но тотчас же уводила взгляд. Это было так странно — быть сейчас с ним здесь, вместе ужинать, знать, что они, возможно даже, друзья…

Софии столь многое еще хотелось узнать о нем: почему его называют Леонардом Хоффманом? Какое он имеет отношение к семье миссионеров? Как он попал к пастору Моуди? Почему решил уйти от индейцев? Достаточно ли они близки, чтобы она могла беспрепятственно спросить у него обо всем этом?

Хота, все это время замечающий ее украдкой брошенные взгляды, не выдержал первым.

— София! Ты хочешь что-то спросить?

Она замерла и перестала даже жевать. Он что — мысли уже умеет читать?

— Откуда ты знаешь? — недоуменно спросила она, говоря немного с набитым ртом.

Хота усмехнулся ее простоте. Она так сильно не походила на всех тех стандартно манерных девиц, которых ему пришлось повстречать за последние пару лет.

— Я вижу, что ты смотришь на меня, — столь же просто ответил Хота. София смутилась, но его простота ей в очередной раз понравилась.

— Ладно, — проговорила она, — тогда я спрошу у тебя кое о чем. Скажи, ты не будешь сердиться, если тебе не понравится этот вопрос?

Хота неожиданно рассмеялся. Она была такая необычная!

— Обещаю, что не рассержусь! — проговорил он сквозь смех, но София не разделяла его веселья. Все-таки вопрос был крайне серьезный!

— Хота! Почему ты выбрал именно Аниту? — с некоторым страхом спросила София и принялась внимательно слушать.

— В смысле выбрал? — переспросил Хота.

София поняла, что ей придется говорить более прямо.

— Ну в смысле… полюбил… — проговорила она, смущаясь.

Хота замер. Полюбил? Выбрал? Несколько мгновений он усиленно размышлял, и тут на него сошло озарение: София думает, что он влюблен в Аниту! Хота ошарашенно посмотрел на нее и изумленно произнес:

— Ты подумала, что я влюбился в Аниту???

— Да! Я все видела собственными глазами!

Хота изумился еще больше.

— Что же ты могла видеть?

— Твой поцелуй! — голос Софии звучал как-то дерзко, ведь за этим тоном голоса она пыталась спрятать свою боль.

Хота долго вспоминал, когда это он успел Аниту поцеловать, но ничего не мог вспомнить. Когда? И тут в его памяти всплыл момент, когда он поднял сестру на руки и, чтобы поддразнить прохожих, крепко чмокнул ее в щечку.

— Ах, ты об этом! — воскликнул Хота со смешком. — Так это же не поцелуй! Так, чмок…

София сильно удивилась, а потом вдруг раздраженно воскликнула:

— Хота! Я разочарована в тебе. Значит, мое поведение в усадьбе Бернсов ты называешь странным, а для тебя, значит, раздавать «чмоки» девушкам обычное дело?

Хота уже приготовил длинную речь о том, что Анита — это его единокровная сестра и что он вправе целовать ее вщеку, когда только захочет, но вдруг ему в голову пришла одна забавная мысль.

— А что тут такого? — притворился он, пряча улыбку. В нем проснулось дерзкое ребячество. Хота поднялся и быстро подошел к Софии, остановившись всего в полуметре от нее. Она недоверчиво смотрела на него снизу вверх, продолжая сжимать в одной руке кусок рыбы, а в другой — ломоть хлеба.

Хота резко наклонился к ней и прежде, чем она успела что-либо сообразить, оставил на ее щеке легкий поцелуй.

— Вот видишь! Это просто «чмок»! — поддразнил он ее, а София впала в ступор. Ей хотелось возмутиться и запротестовать, но его такое неожиданное прикосновение в прямом смысле вскружило ей голову.

Ей вдруг так захотелось нежности в свой адрес и любви! Она никогда ее не получала! Родители оставили ее, родственники использовали, а она ведь была нежной душой, уставшей все время быть одинокой.

Поэтому вместо возмущения София просто расчувствовалась. По ее бледному лицу потекли крупные слезы от осознания своего истинного одиночества. Хота своим глупым ребячеством разбередил ее старые раны.

Юноша изумился ее реакции так сильно, что не мог двинуться с места несколько мгновений.

— София! Почему ты плачешь? — прошептал он и всерьез испугался. Он присел около нее на корточки и попытался поймать ее опущенный взгляд. — Прости! Я опять обидел тебя! Я не хотел! Это все мой ужасный характер!..

— Нет! — неожиданно воскликнула София. — Это… мои проблемы… Я… — девушку вдруг наполнила решимость сказать ему правду, — я безумно завидую твоей Аните! Ты… ты не выбрал меня! Ты выбрал ее!

Когда же София попыталась отвернуться, Хота тут же воскликнул:

— Все совсем не так! Анита — моя сестра!

София пораженно замерла подняла на него поблескивающие во свете лампы глаза.

Хота вкратце рассказал о том, что его настоящее имя — Леонард Хоффманн и что они с Анитой — единокровные родственники, потерявшие связь еще в детстве и нашедшие друг друга совсем недавно. Изумлению девушки не было предела, но все, наконец-то, стало на свои места.

— Значит, ты поцеловал Аниту, потому что она твоя сестра? — ошарашенно проговорила София, стыдливо закусив губу.

— Конечно! — облегченно улыбаясь, проговорил Хота. — Или ты думаешь, что я раздаю поцелуи всем подряд?

София вспыхнула и схватилась за ту щеку, на которой Хота оставил свой озорной «чмок».

— Но я не твоя сестра! Почему же ты поцеловал меня? — пробормотала она смущенно, а Хота вдруг посерьезнел.

— Потому что… ты мне действительно нравишься, — также приглушенно ответил он, а София расширившимися от удивления глазами посмотрела в его лицо. Он был предельно серьезен и не шутил. Девушка еще колебалась несколько мгновений, а потом доверчиво спросила:

— Ты не шутишь? Это не выдумка?

Хота улыбнулся и ответил:

— Нет! Это абсолютная правда!

София засмущалась и покраснела. Она опустила взгляд в пол, но губы ее растянулись в улыбке.

Хота несколько мгновений рассматривал ее порозовевшее лицо, а потом осторожно присел рядом, протянул вперед руку, коснувшись ее скулы и… наклонился к Софии почти вплотную.

Девушка замерла, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди, а в следующее мгновение Хота накрыл ее губы поцелуем.

На сей раз это был не просто «чмок».

Хотя притянул Софию к себе, углубил поцелуй, обнимая девушку за талию, а потом позволили своим пальцам зарыться в ее густые золотые волосы.

София разомлела, но через несколько мгновений стала отвечать ему тем же, пока их поцелуй не перерос в глубокую и бурную страсть.

Хоте пришлось приложить немало усилий, чтобы отпустить девушку.

После случившегося София была пунцовой еще, наверное, полчаса…

* * *

Пастор Моуди изумленно рассматривал старые пожелтевшие от времени бумаги, то и дело поправляя сползающие очки.

— Это поразительно! — приговаривал он, прочитывая строчку за строчкой. — Лео! Но откуда это у тебя?

Хота, удовлетворенно развалившийся на стуле, довольно улыбался.

— Ты не поверишь! Это нашла София!

Пастор оторвал взгляд от бумаг и удивленно посмотрел на Хоту.

— Но где?

— Это такая удивительная история! Помнишь, полгода назад она убежала из города, и я нашел ее на Волчьей Скале? Оказывается, пока она была там, ей приснился сон, что в доме есть тайник, а в нем какие-то важные бумаги. Она нашла тайник, достала бумаги и спрятала в свою сумку. Когда мы вернулись сюда, она убрала коробку с бумагами в ящик стола и забыла о ней. И вот только сейчас нашла и соизволила рассказать мне!

— Но откуда в том доме этот компромат на шерифа Билла Смита? Здесь его переписка с контрабандистами, договора с нелегальными добытчиками золота и многое другое, что отправит его за решетку! А судя по состоянию бумаги, она пролежала в земле не один год!

Хота посерьезнел.

— Знаешь, я чувствую, что ответ на этот вопрос напрямую связан со смертью родителей. Я обязательно все выясню!..

Последующие несколько недель Хота разыскивал человека, имя которого нашел в переписке шерифа с контрабандистами. Этого человека звали Конрад Боул, и в прошлом он был правой рукой шерифа Смита. Этот человек бесследно исчез десять лет назад, сразу же после трагической смерти Лионнела и Эллен Хоффман. Но ходили слухи, что он сменил имя и живет где-то в глуши.

Хота решил найти его во что бы то ни стало. И хотя сейчас вовсю шли приготовления к его свадьбе с Софией, Хота не мог откладывать свои поиски, поэтому часто отсутствовал дома.

И его тщательные усилия не прошли даром: он напал на след нужного ему человека. Это было Божье благословение. Хота все время чувствовал, что Господь рядом и теперь во всем ему помогает.

Он нашел Конрада Боула в дальнем поселке за многие километры от его прежнего места жительства. Он сменил имя и стал обычным охотником прерий. Хота осторожно постучал в двери ветхого дома. Оттуда послышался мрачный хриплый голос:

— Кто это?

— Мне нужен Джереми Бук! — бодрым голосом произнес Хота, но хриплый голос тут же отрезал:

— Что вам нужно?

— Я слышал, что Джереми Бук — великий охотник, и еще никому не удавалась победить его в стрельбе! Я тоже великий охотник! Я пришел выиграть у него!

Хота победно улыбнулся, когда дверь ветхого жилища открылась настежь. В проходе появился худой и очень неопрятного вида охотник, которому легко можно было дать и девяносто лет, но держался он ровно, а на морщинистом лице его играла самодовольная ухмылка.

Охотник оглядел молодого человека с ног до головы и, усмехнувшись, сказал:

— Ты еще такой зеленый, а уже великий охотник? Как звать тебя?

— Мое имя Хота!

Охотник прищурился.

— Слышу, что имя индейское. Значит, думаешь, что сможешь меня победить, если присвоил себе имя краснокожего?

Хота отмахнулся от нелестного отзыва и только шире улыбнулся.

— Ну, мы скоро это узнаем, не так ли?..

Они вышли в прерию и стали на вершине невысокого холма. Вдалеке виднелся большой валун.

— Если попадешь в яблоко на вершине валуна, то признаю, что у тебя есть потенциал, — самодовольно и с жутким превосходством произнес охотник. Хота улыбнулся в ответ и спросил:

— А если попаду в черенок от яблока?

Старик громко рассмеялся, схватив себя за тощий живот.

— Ну, малец! Ну насмешил! Это под силу только мне! Вот смотри!

Охотник вскинул ружье и внимательно прицелился. После нескольких мгновений последовал выстрел.

— А теперь пойди и посмотри! — воскликнул старик и скрестил руки на груди.

Хота быстро побежал вниз и принес оттуда охотнику яблоко без черенка.

— Отлично! — проговорил Хота, — Теперь моя очередь!

Когда он положил другое яблоко и вернулся наверх холма, Хота прицелился и решительно выстрелил. Когда же он через несколько минут принес охотнику яблоко, оно тоже было без черенка!

Старик повертел в руках плод и удивленно взглянул на Хоту.

— Вот это да! — воскликнул он. — А ты очень неплох, малыш! Как тебя, говоришь, зовут?

— Хота!

— Где научился так стрелять, Хота?

Юноша, видя, что все идет по плану, ответил:

— В племени апачей, сэр!

Старик удивился.

— Ну тогда понятно! Ладно! Признаю! Ты действительно талантливый стрелок! Что ты хочешь в качестве награды?

Хота внутренне возликовал.

— Хочу, чтобы вы мне немного рассказали о своем героическом прошлом.

Старик вдруг изменился в лице и нервно махнул рукой.

— Да никакое оно не героическое, — произнес он, горько вздыхая. — Я не герой! Я злодей!

— Что же произошло? — продолжал Хота гнуть свою линию.

— Эх, да что тут говорить! Я доживаю свой век, зная, что я великий грешник. Однажды… однажды я подставил одного святого человека из-за страха за свою шкуру, и это не дает мне покоя уже более десятка лет…

Старик, видимо, жаждал выговориться. Он, конечно, не говорил имен, но для Хоты все герои его рассказа были вполне понятны.

В тот год, когда погибли его родители, старик Джереми Бук, он же — Конрад Боул — был правой рукой шерифа Смита. Шериф проводил множество незаконных операций, а Боул тихонечко готовил на него компромат, желая засадить его за решетку и занять его место. И делал он это не из-за жадности, а из-за жажды мести, ведь шериф Смит приказал убить его младшего брата за неподчинение своему авторитету.

Собранные документы Боул хранил в тайнике в доме у Волчьей Скалы. Тогда еще она называлась иначе (уже позже, когда шериф пытался найти эти бумаги, он перевернул с ног на голову весь домик у скалы, но ничего не нашел. Тогда он приказал распространить слух о таинственной и страшной смерти в этом доме одного охотника, чтобы больше никто не появлялся тут и не нашел потерянные документы. Так родилась легенда о Волчьей Скале). И вот однажды шериф Смит, как ожидалось, пронюхал о предательстве своего близкого подчиненного и решил уничтожить его как можно скорее. Боул спасаясь бегством, попросил приюта на одну ночь в семье миссионера Лионнела Хоффмана, и его гостеприимно укрыли. Всего одну ночь пробыл он там и утром исчез из города, но обезумевший шериф решил, что Боул передал миссионеру компрометирующие его документы и в ярости приказал уничтожить всю его семью.

— И они погибли, — прошептал старик дрожащим голосом, — тот святой человек, его добродетельная жена и их сын, еще совсем ребенок. А все потому, что я провел там эту злосчастную ночь!

Охотник отвернулся, не желая, наверное, чтобы Хота видел его боль, но тот тронул его за плечо.

— Сэр! Вы невиновны! Виноват этот злодей! Думаю, святой человек и его жена уже давно простили вас, да и Бог простил вас, видя, как сильно вы раскаиваетесь!

Охотник сделал прерывистый вдох.

— Мне так жаль, что тот мальчишка так и не смог вырасти и прожить полноценную жизнь. Он мог бы стать таким же успешным стрелком, как ты! — произнес старик, оборачиваясь к Хоте. На лице юноши замерло трепетное выражение.

— Я должен вам сказать: этот ребенок вырос и стал стрелком! Он получил свою жизнь! Он жив!

Старик изумленно смотрел на молодого человека, а потом немного испуганно произнес:

— О чем ты говоришь?

— Я и есть этот мальчик! — решительно, но мягко произнес Хота. — Меня зовут Леонард Хоффман! Я выжил, вырос и стал стрелком!

Глаза бедного охотника округлились, а сам он так сильно попятился, как будто увидел привидение.

— Не может быть! — испуганно пробормотал он. — Ты пришел отомстить мне?

Хоте пришлось долго убеждать бедного старика, что он здесь не для этого. Пробыв с ним еще около часа, Хота немного рассказал о себе и спросил:

— Когда состоится суд над шерифом, вы готовы выступить свидетелем?

Охотник утвердительно кивнул:

— Да, малыш! Я на все готов, чтобы искупить свою вину перед твоими родителями…

— Бог уже простил вас! — торжественно проговорил Хота и улыбнулся. — Ваша вина не нуждается в искуплении! Просто отдайте сердце Богу, и тогда я и мои родители на небесах будем счастливы!

Старик прослезился, а Хота впервые в жизни почувствовал, что в его сердце больше нет и намека на ненависть и боль. Бог полностью освободил его!

— Спасибо, Иисус! — прошептал Хота, посмотрев в голубые небеса. Тонкая слеза скатилась по его щеке, но это была слеза радости и умиления души…

***

Спустя один год…

София проснулась от того, что солнечный свет защекотал ее лицо. Она открыла глаза, но тут же зажмурилась. Это был первый раз, когда она ночевала в индейском «типи», и новая обстановка приводила ее в состояние сильного эмоционального возбуждения.

Девушка осторожно приподнялась и села. Хота спал рядом, и его отросшие до плеч волосы разметались на подстилке из теплых шкур. София с удовольствием полюбовалась его крепкими руками, широкими плечами, а также выражением полного умиротворения на красивом лице. А еще ей безумно нравились его длинные волосы! В ее сердце он был неизменно Хотой из племени апачей, а не мистером Леонардом Хоффманом.

Они были женаты больше года, и это был самый замечательный год в ее жизни. Хота оказался очень заботливым и нежным человеком, хотя иногда и мог вспылить даже по пустякам. Но самой его яркой чертой по-прежнему было задорное ребячество. Он мог подшучивать над нею целыми днями, и это было так весело! Например, уже несколько дней он называл ее не иначе, как Сластена. «Иди сюда, Сластена! Приготовь мне мяса, Сластена! Пора спать, Сластена!». Почему? А только лишь потому, что неделю назад, когда они еще были на земле белых, она съела сразу пять пирожных и хотела заняться шестым, но Хота ей не разрешил.

— Думаешь, нашему сыну понравится такое количество сахара? — побранил он ее и указал на ее большой круглый живот.

Вспомнив об этом моменте, София непроизвольно погладила себя по животу. Через месяц у них должен был родиться ребенок. Хота утверждал, что это будет сын. Он уже придумал ему два имени. Первое и основное будет индейским — Мэхпи, что означает Небо! «Этот ребенок — дар Божий! — говорил Хота, — поэтому его имя должно быть небесным». А вторым именем его будет Лионнел! Лионнел Хоффман, как его дорогой дед!

«А если все-таки будет девочка?» — допытывалась София, но Хота твердо говорил: «Нет! Будет сын!». София начинала нежно поглаживать его по руке и не унималась: «Ну а если все-таки?..».

Может его смягчил ее кроткий тон голоса или же нежное поглаживание, но Хота однажды смирился и произнес:

— Если девочка, то назовем ее Мэпия — Небесная! А также Эллен Хоффман, в честь бабушки!

София улыбнулась и снова взглянула на спящего Хоту. Он все всегда выбирал сам! Он был настоящим командиром, но… София не была против. Ей было уютно под его властью. Она всю жизнь была одинока, брошена, поэтому находиться под его безграничной опекой было сладостно!

Хота зашевелился во сне и перевернулся на другой бок.

— Эй, соня! Пора вставать! — нежно прошептала София, шутливо нажимая ему на кончик носа, но Хота несогласно замычал, так и не открыв глаза.

— Пока мы в племени, можно отсыпаться, — проговорил он. — Четан обеспечит нас мясом на две недели, поэтому мы можем никуда не спешить. Ложись!

— Но я уже не хочу спать! — запротестовала София.

— Наш сын хочет, — парировал Хота, так и не открыв глаз.

— Откуда ты знаешь? — засмеялась София.

— Я чувствую, — на ходу придумал Хота, опять переводя все в шутку.

В этот момент ребенок в животе Софии зашевелился и начал активно двигаться.

— Ага! На сей раз права я! — шутливо возликовала София. –

Наш ребенок услышал тебя и сообщил, что он не спит!

Хота наощупь нашел ее живот и приложил к нему руку.

— Сынок! Как ты мог так подставить папу? — пробормотал он, а ребенок в ответ ударил по его руке ножкой. — Ладно, ладно! Не сердись! Встаю!

София беззвучно хохотала. Их ежедневные шутливые диалоги доставляли ей массу удовольствия, потому что в них было так много любви!

Хота присел на шкурах и откинул в сторону одеяло.

Но в этот момент тент, закрывающий вход в «типи», раздвинулся, и в палатку заскочил маленький двухлетний мальчуган. Его большие черные глаза были наполнены таким любопытством, что он тут же подбежал к Хоте и Софии и запрыгнул к ним в постель.

— Дядя! — пролепетал он на английском, а Хота тут же обнял его и начал щекотать.

— Ах ты маленький шкодник! — шутливо заговорил Хота на языке апачей. — Сикьятэво! Ты опять сбежал от мамы?

В этот момент вход снова открылся, и в «типи» заскочила Анита. Она была в индейском платье и с двумя длинными толстыми косами, так что ее с трудом можно было узнать. Увидев, что Хота и София еще лежат в постели, она смутилась и пробормотала:

— Ой! Простите! Я не знала, как «постучать» в типи! Двери просто нет…Правда, могла просто голосом предупредить, но не сообразила… Я за ним! — она указала на ребенка, который тут же шаловливо спрятался под одеялом. — Стефан! Иди к маме!

— Играть с дядей! — крикнул Стефан-Сикьятэво из-под одеяла на хорошем английском.

— Дядя еще отдыхает, — возразила Анита.

Стефан вынырнул из одеяла, и его отросшие до плеч черные волосы запутались на макушке. София засмеялась.

— Анита, не волнуйся! Он нам не мешает! Такой забавный малыш! Так сильно похож на Четана!

Анита немного расслабилась и заулыбалась.

— Да, лицом — вылитый папа, а характером — весь в дядю!

Когда она демонстративно покосилась на брата, тот громко и заливисто рассмеялся.

— Сестренка! Я тоже скучал по тебе…

Когда Аните удалось схватить ребенка на руки, она пригласила Хоту и Софию на завтрак и вышла из «типи».

— Мне нравится здесь, — неожиданно проговорила София, а Хота посерьезнел. Почти год они жили в городе, помогая пастору Моуди с церковными делами и заканчивая судебный процесс над шерифом Смитом. Как ни пытался злодей выкрутиться своими связями и деньгами, у него, слава Богу, ничего не вышло! Шериф отправился в тюрьму на пожизненное заключение.

Но в глубине души Хота безумно скучал по жизни в племени. Однако благополучие Софии он ставил выше своего, поэтому готов был жить среди белых людей хоть всю оставшуюся жизнь. Поэтому сейчас ее слова заставили его сердце застучать быстрее.

— Я рад, что тебе нравится, — осторожно проговорил он, — но жизнь в деревне намного сложнее, чем жизнь в городе…

— Я понимаю, — ответила София, — для тела, безусловно, сложнее, но для души… для души здесь есть все, что нужно для счастья! А душа, я думаю, намного важнее тела!

София замолчала, а потом обняла Хоту и сказала:

— Может, мы можем пока пожить здесь, а?

Хота сильно удивился, потом умилился и прижал ее к себе сильнее.

— Какая ты все-таки удивительная, моя дорогая Сластена! — прошептал он и поблагодарил Бога за такую потрясающую жену!..

***

Четан и Анита стояли на вершине высокого холма и смотрели на алеющий вдали горизонта закат солнца. Малыш Стефан уснул на одеяле в паре метрах от них. Четан обнял Аниту и крепко прижал к себе.

— Четан! Я так люблю тебя! — прошептала Анита, уткнувшись лицом в его ароматные длинные волосы. Она любила повторять эти слова снова и снова, потому что искренность с Четаном стала для нее правилом на всю жизнь. Она столько лет в прошлом пряталась, убегала и надумывала лишнего, что теперь искренность и открытость стали для нее важнейшими принципами жизни. Если она любила, то так и говорила: «Я люблю тебя!». Если восхищалась, то так и произносила: «Я восхищаюсь тобой!». Четану это нравилось. И, хотя он по природе был довольно сдержанным человеком, Анита научила его больше и чаще проявлять свои эмоции, по крайней мере, рядом с ней.

— Эмоции — это не слабость, — приговаривала она, — эмоции — это большая сила, потому что через них мы можем ощущать Бога и понимать друг друга…

Анита посмотрела Четану в глаза и спросила:

— Мы сможем до зимы посетить пастора Стена?

Четан утвердительно кивнул.

— Да, конечно! Он обещал нам рассказать новый способ борьбы с рабовладельцами. Надеюсь, он менее рискованный, чем образ Кэчины Кими!

Анита улыбнулась.

— Я рада, что Кэчина Кими смогла послужить людям, но теперь, увы, это невозможно. Давай молиться, чтобы как можно меньше людей попадало в рабство!

— Давай, — прошептал Четан и приобнял Аниту крепче. — Давай больше молиться! Господь поможет нам! Он всегда на нашей стороне…

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18