Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал [Людмила Даниленко] (fb2) читать онлайн

Людмила Даниленко Сказка про то, как царевич Никита судьбу пытал

1

Жил был царь Иван. И было у него три сына. Добрые были молодцы, как на подбор. И телом статные, и лицом ладные, да и умом не обижены. Пришло время старшего сына Данилу женить. Засватал тогда царь княжескую дочь за него. Не противился Данила воли отца, повёл под венец невесту избранную, тем более, что люба она была ему с детства. Так и зажили они, душа в душу. А через год среднего сына, Богдана очередь настала. И выбрал царь — батюшка ему в жёны боярскую дочь. Поклонился смиренно отцу в ноги, в знак согласия, и вида не подал, что давно уж иссохлась душа его по боярской дочери-то. Развернулась тогда свадьба широкая с гостями зваными, дарами богатыми, с песнями да плясками, да скоморохами весёлыми, молодых прославляющих. Лишь одна душа томилась и не брало её не веселье, не мёд. Сидел младший сын с догадкой в голове, словно с занозой. Ведь, через год прикажет ему отец и предстанет он, царевич свет Никитушка, восемнадцати годов от роду, с неизвестной девицей перед образами. Хотя, смекал Никита своим недюжинным умом, что в избранницы прочат ему Алёну, купеческую дочь. Да только страсть, как не желал он этого. Уж больно много люди говорили о ней, что красоты редкой и ума незаурядного она. Только, что стоят ум и красота её, если гордость во сто крат больше. Скольких молодцев отвергла она, сколько разбитых сердец по свету мыкается, приюта не найдёт, это ж всё по её вине, по Алёнкиной. Помнил он все их мимолётные встречи, по праздникам или в день будничный, и помнил то, как всегда нос её был вздёрнут больше положенного и взгляд парил, где-то в облаках. Разве может с самим царским сыном рядом быть такая гордыня? Да ещё и сословия низшего. Нет, нет в этом правды. Того и гляди отвернёт свой нос и укажет на выход. Это ж для царского сына хуже смерти. Позор. Снедался мыслью Никита, что пришла пора и ему, познать эту муку. Три дня и три ночи тяготился он ею, и вдруг словно вырвавшись из пут паучьих, обрёл прозрение.

— Не бывать этому! Не бывать и точка! — решил для себя Никита — Моя судьба в моих руках и править ею сам буду, без подсказчиков! И жениться буду не абы на ком, а на принцессе настоящей. Много их в соседних королевствах, любая за такого, как я, царевича пойдёт! И вообще, молод я ещё! Мира не видал. Узнать, разведать надобно сначала, что там в других странах делается. Как живут люди? Какие они вообще?

Загорелся идеей своей Никита и стал в дорогу собираться. Запричитали мамки, да няньки, глядя на царевича, грудью путь-дорогу ему преграждали. Саблю стальную, лук вместе со стрелами, силой отобрали. Только непреклонен был царевич в своём решении и велел им идти прочь. Послушались мамки, да няньки и пошли прямиком к царю-батюшке. Как узнал батюшка о замыслах сыновьих, тут же приказал запереть блуду, пока дурь бесовская из головы не выветрится. Так и оказался Никита взаперти. Но решения своего не оставил. Поэтому, как только раскинула ночь свой полок, сложил он в котомку, то что на подносе к ужину приготовлено было, выкинул в окно верёвку, из покрывал связанную и бежал из заточения. Украдкой пробрался в конюшню, оседлал скакуна своего верного и помчался из отчего дома, навстречу своей судьбе.

2

Мчался Никита на коне своём без оглядки. Опасался, что хватятся его, погоню по следу пустят. Торопился, чтоб успеть до рассвета в лесу скрыться. И только там осадил коня. А в лесу-то благодать. Солнце раннее светом своим серебристым, заросли дремучие оживляет. А деревья откликаются, листвой будто нашёптывают. Птицы уж проснулись в кронах раскидистых, рассвет приветствуют, а где-то вдалеке вой слышится. Насторожился Никита, прислушался и пожалел, что лук, да стрелы не удалось прихватить.

— Но ничего. Ничего. Я и без оружия не пропаду. Силушка-то в плечах имеется. — только подумал Никита о том, как раздался на весь лес свист оглушительный, даже птицы с тех мест разлетелись и конь вороной, с испуга поднялся на дыбы, да так и скинул наездника своего прямо себе под ноги. Лежит Никита на земле от боли корчится, копыта лошадиные разглядывает. Что это было в толк взять не может. И тут, стали из-за деревьев и кустов разбойники выскакивать. Подхватили Никиту под руки и представили перед их главарём. А наружности тот был пренеприятной. Патлы замусоленные до плеч свисали, а борода ещё ниже. В левом глазу бельмо, а правого вовсе нет. И вот, таращит он бельмо на Никиту и спрашивает:

— Ты, что за смельчак такой, коль явился без спроса в мой лес?

Расправил плечи Никита, чтоб показать разбойнику свою решимость.

— Я Никита, царский сын. А ты кто такой? И с каких это пор богатства природные под тобой стали?

Рассмеялся одноглазый, зубы свои гнилые оголив, а за ним и банда его смехом разразилась.

— Я капитан Сыч. И лес этот мой! А если хочешь пройти сквозь него, плату плати!

— Какую ещё плату?! Я царский сын и волен ходить где пожелаю! Даром! И никому платить не буду, а тебе подавно!

Капитан Сыч со своей оравой снова загоготали.

— Тогда, мы сами возьмём. Хотя бы коня твоего. Отличная цена. Не правда ли, братва?

— Добрый конь, отличная плата. — заорали разбойники. Но Никита сдаваться не собирался. Сжал крепко пальцы в кулаки и приготовился напасть на недругов. Только раскрыли они его замыслы, схватили в тиски, да привязали накрепко к дубу могучему. Стоит Никита, как сроднённый с деревом, а разбойник лихой по карманам шарит. Всё вынул, и кисет с деньгами, и паёк дорожный и платочек кружевной, узором расшитый.

— Не тронь! — рванулся Никита, но тугие путы сдержали его. А разбойники радовались добычи и восхваляли удачу.

— Хороший ты царевич Никита, щедрый! Сколько нам всего подарил. — благодарил капитан Сыч и похлопал Никиту по щеке — Но мы ведь тоже не звери. За щедрость твою, оставляю тебе… Жизнь! Равноценный обмен, не правда ли?

— А как же! Если не брать в ум, что меняю я на свои же вещи. — ответил Никита.

— Вот именно, вещи. — уставился капитан Сыч единственным глазом в лицо Никиты, как копьём и шепчет дальше — Вещи купить можно, тем более если ты и в самом деле царский сын. А вот жизнь купить никому не дано!

Лишь вздохнул в ответ ему Никита, понятно всё было и без лишних рассуждений.

— Ладно, — вдруг сказал капитан Сыч — оставлю тебе кое-что. Нам по статусу не положено таких вещей носить, засмеют. А тебе в самый раз. — Расхохотался снова разбойник и бросил Никите платочек кружевной. Полетел он, словно пёрышко лебяжье. Замерло сердце, глаз не сводит с платка, как парит он и касается травы. Вспомнил Никита сразу тот день, когда обронила Алёнка платочек этот, а он поднял украдкой, но возвращать не стал и носил с тех пор у самого сердца. И сейчас чувствовал, что платочек этот дороже денег, дороже царского коня. Закручинился Никита, глядя, как уходят в чащу разбойники с его добром, такая досада его взяла, и помощи ждать неоткуда, и самому не распутаться.

— Из-за неё всё, из-за Алёнки! — горестно, подумал он.

3

Время шло и терялось среди лесных троп и ветвей, а Никита всё стоял с дубом воедино, не в силах высвободиться из тугой верви. Тело ныло. К этому несчастью ещё и голод добавился, так назойливо, так некстати. Закрыл глаза Никита и стал ждать тот миг, когда настанет его последняя минута. И привиделась картина из прошлого. Как гулял однажды у реки. Ну, как гулял? В кустах ивовых хоронился, чтоб не заметил никто, что любуется он Алёнкой- купеческой дочкой. А она, не ведая того, ступала босыми ногами по кромке прибрежной, чуть подол сарафана приподняв над водой, а лицо, словно солнце в зеркало смотрится, и песня из малиновых уст её витала, как голос природы самой. Вспоминал Никита и звучал у ушей его голос благословенный. Но, то ли морок охватил, а может в сознание вернулся, услышал царевич голос иной, хрипловатый и бесцветный. Открыл глаза Никита и увидел, что крадётся среди дерев старичок наружности престранной. Маленький, хрупенький, ручонки, как тростинки, но корзинку с грибами крепко держит. Удивился Никита, но ненадолго. Ещё больше радость его была при виде живого человека.

— Эй! Эй, дедушка! — крикнул он. — Помоги, добрый человек!

Услышал старик, голос молящий и пошёл на зов. Чем ближе подходил, тем страшнее он казался Никите. Глазки маленькие, из орбит пучатся. Нос — не нос, а клюв ястребиный, точь-в-точь. Волосы дыборем, словно век эта кудель гребня не видела. Но страшиться не время было, выбираться из западни нужда во главе стояла. Подошёл старик и всплеснул сухоручками своими.

— Любомир! Братец мой названый! Что за беда с тобой приключилась, али напасть хворобая?

— Я не Любомир, дяденька. Я Никита. Помощи у вас прошу и на неё уповаю. — молил Никита, но старичок, точно не слышал. Ходит вокруг дуба причитая, а царевича как будто и не видит.

— Ох-ох-ох! Что же случилось, братец Любомир? Что за нарост, али прыщ на твоём теле богатырском образовался? Что это, хворь, али заговор ведьмин?

Тут не выдержал Никита слов нелицеприятных и бросил в лицо косматому:

— Я не нарост! Не прыщ! Я Никита, царский сын, между прочим!

— Царский сын? — удивился старичок.

— Да, он и есть!

— Это не того ли царя Ивана, что городом славным правит?

— Того, того! Развяжите меня дяденька, мо́чи уже нет стоять истуканом!

Воспринял мольбу старичок и освободил Никиту из пут разбойничьих. Выпутался царевич да первым делом платочек драгоценный подобрал и положил в карман, что ближе к сердцу.

— Спасибо, вам дяденька! Век не забуду помощи вашей. А как звать-величать спасителя моего?

— Леша. — ответил просто старичок.

— Леша? Это Алексей что ли?

— Нет, просто Леша. Ты лучше ответь, как оказался в моём лесу, да в таком неказистом положении?

— Что значит в твоём лесу? — удивился Никита.

— То и значит, мой это лес, я здесь хозяин. — твердил Леша.

— Как, ещё один? — не мог унять удивления Никита.

— Что это за, ещё один? Один-единственный! — как отрезал Леша, выставив перед носом Никиты кривой, как сучок палец.

— Ага, тот который меня к дереву привязал, тоже хозяином лесным назывался.

Забеспокоился Леша и спрашивает с прищуром:

— Кто такой? Как звать?

— Капитаном Сычом представлялся. Потряс он меня, как грушку. И деньги отобрал, и хлеб, и коня увёл. — кручинился Никита.

— Как отобрал? А ты зачем же отдал? Отстоять своё добро надо было!

— Да, не с руки как-то добро отстаивать, когда к спине дерево привязано, а вокруг дюжина разбойников с саблями!

— Так, что же этот Сыч не один был?

— Банда целая их, по лесу твоему разбойничают, а ты и не чуешь!? Что ж ты за хозяин такой?

— Вообще-то чую. — задумался Леша, как будто даже принюхиваться начал — С самого дня Аграфены Купальницы чую. Только думал, от людей, что на реку ходить стали, этот дух. А оно во, как обернулось. А куда ушли-то они?

— Леший его знает! — ответил Никита.

— Нет, я не знаю. — сказал Леша. — А тебя самого-то, как занесло в эти края?

— Я Никита, царский сын иду мир посмотреть и судьбу отыскать!

— Ах, так? — вздохнул Леша — А что ж в родной стороне всё уж повидал? И не уж-то судьбы по сердцу не нашлось? — прищурил Леша снова свои глазки и смотрит так, словно душу читает. Оробел Никита.

— Нет, нет по мне судьбы. — ответил он, опустив глаза, а Леша только вздыхает на его слова.

— Не ладно начался твой путь, может вернуться в пору?

— Как же я вернусь? Как собака побитая. Как объясню, что коня и того не уберёг. — сетовал Никита.

— Ну, хочешь, корзину мою возьми, скажешь за грибами ходил.

Послушал слова эти Никита и уж обидеться хотел. Но Леша так расплылся в улыбке, так рассмеялся, и ничего кроме добра светлого в лице Никита не видел. Улыбнулся в ответ и сказал:

— Нет. Нет мне дороги назад. Решил я крепко накрепко, потому пойду дальше.

Засмеялся Леша, хитро, но добродушно.

— Смотрю на тебя царевич и отца твоего вижу. Такой же мятежный был.

— Ты, разве знаком с отцом моим? — удивился Никита.

— Да. Много лет прошло с тех пор. Молод он был совсем тогда. И прозвище у него смешное, ещё было — сказал Леша и снова засмеялся.

— Какое? — заинтересовался царевич. Но вместо ответа, хмыкнул Леша.

— Не помню. Да и какой теперь толк. Он царь теперь, великий человек. А если хочешь узнать, так сам пойди, спроси его.

— Нет. Не уговаривай, не вернусь я! — стоял на своём Никита.

— Что ж, раз решение у тебя твёрдое, значит и дорога тебе эта предначертана, не с проста, ты на неё встал. Помогу я тебе из леса выйти. — сказал Леша и повёл Никиту через дебри лесные, пока не вывел на тропу. — Иди Никита, царский сын по этой тропе. Не сходи с неё. Она-то и выведет тебя из леса. А чтоб не заблудился ненароком, помощника тебе приставлю, он ежели что укажет направление. — Насвистывать стал Леша трелью соловьиной. На песнь его откликнулся соловушка лесной, спустился с ветки на руку Леше, пощебетали они друг с другом и закружил соловушка над головой царевича. Поблагодарил Никита старца, поклонился в пояс, да направился по тропинке навстречу своей мечте.

4

Идёт Никита по тропинке, красотой лесной любуется. А соловушка — спутник верный не отстаёт, летит над головой, да песнь звонкую свою не останавливает. Долго ли, коротко ли шёл царевич, только время вечернее близилось. Потемнела тропинка, а вокруг и вовсе сумрак сползается. Но не сворачивает с пути Никита, озирается по сторонам и дальше идёт. Вдруг видит, неподалёку домик стоит. Да такой прехорошенький, и наличники резные, и ставенки расписные, а свет в оконцах так и манит. И сомнений не возникло у Никиты, что живёт в теремке этом человек милостивый. Не может такой оставить в нужде путника усталого, ни ночлегом, ни хлебом не поскупится. Особенно про хлеб думал Никита, ведь за весь день только пригоршней ежевики потчевал он себя. Свернул царевич с тропы и пошёл к терему, а соловушка, как затрепыхался над ним, крыльями головы касается и щебечет пуще прежнего, словно что-то сказать хочет. Но не мог понять Никита языка птичьего и шёл на свет оконный. И уж пара шагов осталась, до теремка, как вдруг сетью его подхватило и подняло высоко над землёй. Висит Никита в силках, точно в мешке и деться некуда. А теремок сказочный в трухлявую избу обратился, вверх подался каким-то чудом и остановился аккурат наравне с Никитой. Только, тогда увидел он, что под избой ноги куриные. Отворилась дверь скрипучая, а на пороге старуха стоит. Не пожелал тогда Никита никому такого страха на ночь увидеть. Смотрит ведьма на пленника, глазами горящими, сжечь готовая, а в руках багор. Зацепила она им за сеть и затянула Никиту в халупу свою. А Никита от ужаса такого и слова вымолвить не может, лежит на полу в сетях замотанный, да только про себя с жизнью прощается. А старуха видать рада была своей добычи, хохотала, точно сумасшедшая. Травы неизвестные в ступе толкла, а после посыпала узника своего порошком колдовским и погрузился Никита в забытьё.

Сколько плутал он в потёмках бессознательных не ведал. Единственной радостью была Алёнка, словно в помощь посланная в его сон колдовской. Смотрела она с лаской и напевала песню свою. Только голос у Алёнки, как будто не её был, вернее совсем не её. Не приносил он удовольствия, наоборот тошно от этих звуков становилось. С тем и очнулся Никита. Лежит на грязном полу без сил, лишь глазами водит по сторонам. Всё в доме выглядело ветхо и неказисто, начиная с самой хозяйки. Одним словом, рухлядь. Колдовала она над своим зельем, и напевала. Ну, как напевала? Скорее песню портила, такой отвратный голос у неё. Да кот ещё, ей под стать, трётся об ноги её костлявые и орёт. То ли подпевает, то ли клянчит чего, не понять, но животное тоже неприятное. Сделал усилие Никита и уселся покачиваясь. Сетей на нём уже не было, но взамен от правой ноги цепь тянулась. Уж больно возмутило это Никиту. Где это видано, чтоб царского сына на цепь сажали! Так и воскликнул он:

— Ну-ка, старуха, освобождай меня, негодная! — Подпрыгнул кот там, где стоял, зашипел, спина дугой выгнулась, шерсть дыбом и глазищами своими зелёными так и вспыхивает. — Слышишь меня, ведьма старая, или оглохла совсем!? Я Никита царский сын, немедля освободи меня! — только она, как будто и не слышит его, бормочет нескладное что-то над чаном с отравой. Зато кот разъярился, да как прыгнет, как вцепится Никите в грудь и замурлыкал человеческим голосом:

— Не мяжно мяукати так мямяньке мяей! Морду мяжно замурзать. — промолвил кот и выставил свои острые когти прямо перед глазами Никиты. Но не испугался царевич угроз кошачьих и схватил прислужника ведьминова за шкирку.

— Ты бы о своей морде думал! — сказал ему Никита и давай кошачьей мордой в грязный пол тыкать, да выспрашивать — Кто это наделал? Кто это наделал?

Упирается кот, вопит по-своему, а вырваться из тисков не может и вразумить не может, что же он такого наделал. Так бы и возюкал его Никита, если бы бабка не вмешалась. Отвлеклась она от ритуала своего, да как рявкнет:

— Цыц! Ерохвосты псовые!

Вырвался кот и прям ведьме под ноги.

— Мур мямя, мур мямя! — заголосил жалобно он. — Мяжно мечень евону мяне! Хотю мяленько мечени. — мямлил кот и тёрся беспрестанно о бабкины ноги.

— Поди ты, нудный! Зря только речь тебе наколдовала! Думала, будет с кем поговорить на досуге, а ты мямля!

— Он, мямля! Мечень евона ням, ням!

— Рано ещё — сказала бабка — Придёт чёрная луна и наступит срок. Иди пока молока птичьего поешь!

— Не хотю мляка. Хотю мя-я-са, ме-е-чень хотю! — голосил кот. Смотрел Никита на них и диву давался. То ли чудо на яву, то ли разум его покинул.

— Брысь! — скомандовала ведьма коту. Послушался тот, затих, и улёгся в углу. Только глазом одним всё равно на Никиту смотрит, да подмигивает. А старуха колченогая обернулась к Никите и пошла на него. Смотрит глазами злющими, хитрющими и улыбается кривым ртом.

— Так, говоришь Никита, царский сын, ты? — прохрипела ведьма.

— Он самый! Отмыкай оковы сейчас же, а то несдобровать тебе! — приказал Никита, но старуха только расхохоталась.

— Это ты возле батюшки своего царский сын. А здесь, не твоя вотчина. У этой земли хозяин свой и законы другие!

— И кто ж хозяин? — спросил Никита.

— Я! — решительно заявила ведьма.

— Вот те, нате! Ещё одна! — всплеснул руками Никита — А не много вас хозяев на один лес? Ты сегодня, уж третья будешь.

— Самозванцы они, а я этой землёй избранная!

— И зачем я тебе сдался, хозяйка, может сознаешься?

Наклонилась ведьма над царевичем, провела по щеке шершавой рукой и молвит, улыбаясь:

— Прекрасный мо́лодец. Сама судьба тебя сюда привела. Молодость мне твоя нужна, сила. Вот взойдёт чёрная луна и кровь твоя по моим венам потечёт. Тогда воспряну я молодой и здоровой, и жизнь моя ещё на тысячу лет продлится. А сейчас пойду я. Чёрную луну встретить надобно, уважить. А ты жди заветного часа своего. — сказала ведьма и вышла из избы. Сидит Никита прикованный и думает с горечью, что искал он судьбу, да только не такую. Закручинился совсем в положении своём незавидном, котяра ещё нудный лежит в углу, глаз не сводит.

— Что, нравиться тебе ведьме болотной прислуживать, зло вместе с ней творить? — спросил Никита. Подошёл кот к нему и сел рядом.

— Не мяжно таки мямлить. Назимяй её мямя.

— Зачем же мне чужую тётку мамой называть? Да ещё такую мерзкую. У меня своя матушка есть. — сказал Никита и сердце его, словно кровью залилось. Вспомнил он матушку родную, представил, как убивается о сыне непутёвом и не ведает даже, что не свидятся они вовеки.

Отворилась скрипучая дверь и вернулась ведьма. Чёрная накидка на плечах, до самого пола, волосы седые распущенные до пояса, губы вороньим глазом обмазаны. Страшная, как смерть. Но настроение видать приподнятое.

— Настал час долгожданный. Скоро, поднимется чёрная луна над моим домом, прольёт свет волшебный и откроется дверь в новую жизнь. — провозгласила ведьма. Достала она нож серебряный и давай им в чане по зелью водить, да приговаривать призывно:

— Чёрное слово, чёрная волна.

В небо вознесись чёрная луна!

Окропи во мраке, чернотою новь!

И пусти по венам молодую кровь!

Чтобы возродиться телом и умом!

В миг, когда над миром разразится гром!..

Неистовствовала старуха, нож над головой подняла и направила жало серебряное на царевича. Разразился в тот же миг гром яростный. Сжался от ужаса Никита, словно в дурмане ледяном. А изба дрожит, еле на ногах держится. Осеклась ведьма, лицом переменилась. Смотрит на Никиту, а в глазах лишь страх. И он ей тем же отвечает. А за дверью голос раздался грозный, напористый.

— Ада! Открывай немедля! Иначе разнесу деревню твою! — кричал кто-то грозно. — Открывай! — бился неизвестный в дверь.

— Чёрная луна? — промолвил испуганно Никита. Промолчала Ада на его вопрос. Деваться было некуда, отворила дверь. Чуть было до потолка не подпрыгнул Никита, когда увидел на пороге Лешу. Грозно он вошёл, хмуро, казалось даже ростом выше стал, и весь свой страх на старуху обрушил.

— Ты, чего это Ада, опять злодейство затеяла? Зачем курятню свою людскому глазу предъявила?! Был, ведь, договор между нами: ты людей не трогаешь — я позволяю тебе жить!

— Леша — дружок мой, — залепетала старуха — не помню я договора такого. Знать не было его.

Но непреклонен был Леша.

— Ах, запамятовала! Слаба головой стала? Выходит, и не нужна она тебе вовсе! Нарушившему договор — голова с плеч! С плеч долой!

Обмякла Ада, упала на колени и зарыдала горючими слезами.

— Я ж всего-то один разок в тысячу лет… Как же я, старая, не красивая, жить-то буду?

— А есть ли прок в красоте и молодости, если превращаются в уродство они от скверных мыслей и дел. Есть ли смысл в вечной жизни, если не принесёшь спасения, хотя бы одной душе. — сказал Леша и принялся освобождать Никиту от оков. — Эх, ты-опёнок толстоногий! Зачем же ты с тропинки свернул? Я ж тебе человеческим языком сказал, а ты, как будто не расслышал.

— Так… Думал всё по-доброму получиться… — оправдывался Никита.

— Эх, ты, мямля! — вздохнул Леша.

— М-я-ямля, м-я-ямля. — повторил за ним кот.

— Не устану благодарить тебя Леша. Второй раз спасаешь жизнь мою. А ты, как нашёл меня? — спросил Никита.

— Так, соловушка рассказал. У меня много помощников в лесу. В миг узнаю, кто и где какую пакость готовит! — сказал Леша и снова на Аду, как глянет.

— Пощади, родимый, помилуй! Мы ж с тобой из одного сословия, не пристало нам войны вести. А я клятву даю, что не повториться такого более. И добро буду нести любому, кто на пути встретится. Постараюсь. Очень. — заклинала Ядвига.

— Ладно. — согласился Леша — Вот тебе моё прощение, но помни о нём. Да, и кота назад верни. Умение говорить не знак ума. Он умён в своём образе. — сказал Леша и погладил нежно котею.

— Всё сделаю, всё выполню, батюшка. — покорно, кланялась ведьма.

— Ну, бывай! — сказал Леша и покинули они с Никитой ведьмино жилище.

Уж забрезжил солнца свет между деревьев. Вывел Леша, Никиту снова на тропу.

— Может, вернёшься домой, царевич? Сомневаюсь я в тебе. Страх, что не вернёшься ты вовсе.

— Нет, пойду, куда задумал. А домой, может вообще и не собираюсь возвращаться. — заявил Никита и махнул рукой.

— Ох, горемыка несчастный! Ну, если не преломить решения твоего, тогда хоть из леса выведу тебя, а то, мало ли что ещё случиться может, с твоим-то характером. И вот ещё, деньги свои забери. — сказал Леша и отдал кисет с деньгами, который разбойники отобрали.

— Откуда он у тебя? — спросил Никита. А Леша только усмехнулся.

— Что ж ты думаешь, я в своём хозяйстве порядка не наведу? Отыскал я Сыча с бандой его и объяснил, что к чему.

— Не уж-то голову с плеч? — настороженно, спросил Никита.

— Что ты? Так, разогнал их по одиночке, раз не могут сообща существовать. Правда и конь твой со страху, тоже умчал без оглядки. Так что, не обессудь.

Проводил Леша царевича до кромки леса, а сам всё кручинится:

— Как же ты Никита, один, в чужом городе-то?

— Ничего! Город, это ж не лес, разберусь! — ответил Никита, поклонился в знак благодарности перед Лешей.

— Да, это не лес. — вздохнув, тихо произнёс Леша, и ещё долго вслед смотрел царевичу. А потом и сам вернулся в свои владения. А Никита уходил всё дальше, мимо полей и холмов, мимо деревень и сёл, туда, где манил высокими башнями великий город.

5

Раскрыл свои ворота стольный град перед царевичем. Идёт по его улицам Никита и удивляться не устаёт. До чего ж красиво всё вокруг. А дома какие высокие, витражами радужными украшенные. И деревья, да цветы растут диковинные, и дороги сплошь камнем вымощены. Понял Никита, что этот город в мечтах он рисовал. Жить в таком городе хотел и управлять хотя бы его половиной. Ведь отдаст местный король вместе с дочерью, половину королевства. Конечно отдаст, даже не сомневался Никита. И править он будет складно, и люди уважением одарят. А люди-то, люди весёлые все, приветливые. Смотрят на Никиту улыбаются. И меж собою разговаривают участливо, видимо счастья желают. Наверное. Только догадываться мог Никита о том, ведь не понимал о чём говорят люди, ни слова. Не знал он языка местного. Однако, очарованием преисполненный, не занимал Никита этим свою голову. Тем более, что открылась перед глазами ярмарка шумная. Чего только не было на ней! Шёлк, да парча, бархат, да лён белёный. Посуда из серебра, украшения всевозможные из золота. А яства на любой вкус, и пироги, и кренделя и другие блюда неведомые. Туда-то и пошёл Никита прежде всего. Купил пирогов, ест на ходу, и любопытным взглядом по сторонам смотрит. Добрые люди кругом. Вот мужичок задел плечом, нечаянно, тут же заговорил с поклоном. И не зная языка ясно было, что извиняется он. Извинил его Никита и на площадь отправился. Там артисты приезжие песни поют, да танцы танцуют. Собралась толпа вокруг них, любуются, таланту восхищаются и мужичок вежливый тут же, тоже видимо к искусству расположен. Радостно Никите, только пить захотелось после пирогов. Дай, думает, куплю питья: квасу или сбитня какого. Хватился по карманам, а денег-то нет. Исчез кисет бесследно. Кинулся тогда Никита по сторонам, помощи у прохожих просит, только не понимают они, чего нужно ему, плечами пожимают и всё. Один только паренёк догадался о происшествии, преградил путь, и как говориться, поймал за руку воришку. Оказался им тот самый мужичок, что всё за царевичем увивался и невозможно было догадаться, что за его улыбкой лучезарной такая подлость скрывается. Держит паренёк негодника ругает по-своему. Так догадывался Никита. А мужичок, чуть не плачет, видимо пощады просит. Отобрал паренёк кисет ворованный, дал заушину супостату, да и отпустил восвояси. Обрадовался Никита, благодарить стал спасителя своего. И ещё больше удивился, когда услышал речь родную.

— Ты, что же чужак что ли? — спросил парень.

— Гость я в городе вашем. Никита царя Ивана сын. А как тебя звать, величать, добрый человек?

— Аппулием мать назвала. Вот, царевич Никита, твоё добро, — протянул Аппулий кисет, но пальцы не разжимает, держит крепко. — только, за мою услугу надеюсь на благодарность твою.

— Конечно, за доброе дело и плата должна быть. — сказал Никита и достал монету. Положил её в ладонь Аппулию, а то смотрит на Никиту и ладонь не убирает. Положил тогда царевич ещё одну монету, и убрал кисет в карман — Спасибо тебе Аппулий, великую службу мне сослужил.

Убрал Аппулий деньги и спрашивает:

— Как же ты, царский сын Никита, пожаловал на чужбину, языка не зная?

— Так, думал я, что известна везде речь моя.

— Это на родине твоей звучит она сплошь и рядом, а у нас, только я и могу. Скажи, что привело тебя, какая цель в городе нашем? — спросил Аппулия.

— Приехал я городом вашим подивиться, да счастья попытать. Говорят, у короля здешнего дочка имеется на выданье. Вот, так сказать, познакомиться, присмотреться, глядишь, понравится она, так и свадьбу сыграем через год.

— Что ж, свадьба дело хорошее, а главное весёлое. Если понравишься ей. Только, ответь царевич Никита, ты как собираешься разговаривать с ней, ты её не поймёшь, она тебя. — Задумался Никита.

— Правда твоя. Как же быть?

— Язык учи. — посоветовал Аппулий.

— Сколько ж времени на это уйдёт! К тому времени другой жених найдётся.

— Не найдётся. — уверенно так, запросто ответил Аппулий.

— Не успокаивай меня. А может, ты сможешь между нами разговоры вести?

— О, нет! Меня ко дворцу-то не подпустят, не говоря уж о принцессе.

— Что же делать Аппулий? Неужели, нет способа? — сетовал Никита.

— Ладно! Помогу тебе. Но монету заплатить придётся.

— Согласен я! — немедля ответил Никита.

— Есть у нас в городе чародейка. Разным обрядам и ворожбе обучена…

— Ведьма что ли? — насторожился Никита.

— Почему, сразу ведьма-то? — словно обиделся Аппулия — Говорю же, чародейка. Может она сделать так, чтобы была понятна тебе речь наша и говорил ты на ней, в одночасье. Согласен?

— Согласен! Веди меня к ней!

Повёл Аппулий Никиту по улочкам городским и закоулкам. Иногда казалось царевичу, что в лесу блуждает. Но всё же добрались они до дома чародейки той. Как вошли в двери, сразу Никита вспомнил Аду. Уж больно схоже обстановка выглядела. Тут и чаши, и колбы стеклянные, неизвестными жидкостями наполненные. И свечи горящие и благовония. В общем, всё как у Ады, только чистенько. Напрягся Никита, предчувствие недоброе в душе заскребло. Но, как вышла навстречу хозяйка, так развеялись все подозрения и миг. Уж, как хороша она была! Молода, стройна, волосы словно волны морские, а глаза сам омут. Заговорила чародейка, точно песню запела. Да так приветливо, обворожительно, что пропал у Никиты весь страх и сомнения. Спрашивает она что-то у Аппулия, а тот ей отвечает. Не поймет царевич, ни слова, стоит молча, как дерево в лесу, не понять, не встрянуть. Но верит новому другу своему, другого выхода нет. Поговорили они меж собой, тогда Аппулий сказал:

— Это и есть чародейка наша. Цинна зовут её.

— Царевич Никита. — промолвил он и поклонился. А Цинна вдруг подошла к Царевичу погладила по щеке нежно, и что-то говорит, говорит по-своему, только глаза поблескивают.

— Объяснил я ей нужду твою, вот она и спрашивает, бесповоротно ли решение твоё? — перевёл Аппулий.

— Да. — не сказать, что твёрдо, но ответил Никита.

Зажгла тогда Цинна свечу чёрную. Зажала в ладонях горошину зелёную и давай над пламенем свечным колдовать, да приговаривать. А пламя, точно понимает язык её всё сильнее разгорается. Вспыхнуло оно искрами и погасло само в миг. Разжала ладони Цинна, а горошина в них в чёрную обратилась. Протянула её Никите, со словами, но не поймёт он, что сказать она хочет.

— Проглоти горошину. Только не разжёвывай. — сказал Аппулий. Взял горошину Никита и проглотил. Зашумело в ушах, в голове загудело, метелики перед глазами заплясали, стоит Никита, не жив не мёртв, а друзья его новые посмеиваются в сторонке. Только одна мысль промелькнула слабенькая, что опять надурили его. Но тут Аппулий схватил его за плечи, да встряхнул хорошенько.

— Ты чего это Царевич, поплыл куда-то? — спросил он. Стал Никита в себя приходить, всё вокруг по местам встало, и Цинна улыбалась также.

— Молодой ещё, слабенький. — сказала она и снова в глаза заглянула, словно насквозь — Понимаешь меня?

— Конечно понимаю! Ты же, по-моему, разговариваешь! — ответил Никита, а Цинна и Аппулий с чего-то вдруг расхохотались в два голоса.

— Сработало колдовство! — сказала Цинна — Теперь ты и понимать, и разговаривать на нашем языке не хуже любого будешь! — Обрадовался Никита, благодарить чародейку начал, кланяться — Ни к чему поклоны царевич, лучше монетой расплатись. Пять штук.

Велика плата показалась, но сам согласия дал и дело сделано ладом, поэтому, достал из кисета Никита пять золотых. Тут же распрощались с чародейкой Цинной и покинули её дом. Вышли в город, а Никита как будто в новых красках его увидел. Идёт на людей смотрит и диву даётся, каждое слово понятно и понятно ему, чем живёт и дышит город. Сердце радостью наполнилось, от прозрения чудесного. И сказал снова Аппулий:

— Как же ты Никита, царский сын перед принцессой в таком неприглядном виде предстанешь? Ты же царевич и выглядеть тебе подобает по-царски. — Посмотрел на себя Никита. Да, вид конечно потрепался за долгую дорогу. И снова Аппулий предлагает — Есть торговец у меня знакомый, товар у него достойный. Даже знатные люди его предпочитают. — Согласился Никита и повёл его Аппулий в лавку известную. Встретил их торговец почтительно, видно давно Аппулий знаком с ним. Выслушал торговец цели и предпочтения и представил товар лицом. Богатый был товар, качественный. Выбирал Никита, примерял и купил себе портки новые с сапогами кожаными и камзол царский, золотом расшитый. Нравится себе Никита, в зеркало глядя, ну вылитый принц заморский. И Аппулий с торговцем, вдобавок, нахваливают в два голоса. Заплатил Никита за обновы, и уж собрался в сторону дворца королевского. Но опять остановил его Аппулий.

— Не правильно это, чтобы царская персона, важный визит, пешком совершала. Есть у меня знакомый торговец, лошади у него породистые, из Арабии доставленные, а повозки, точно для королей. Подумал Никита, и понял, что правда в его словах. Сказал, чтобы вёл Аппулий прямиком к этому торговцу. С радостью исполнил он пожелание царевича, отвёл его к торговцу лошадьми и всем, что к ним полагается. Очередной раз убедился Никита, какой народ великолепный, душевный живёт в этом городе. С поклоном встретил торговец гостей дорогих и стал предлагать товар, что не конь, то порода, да стать. Выбирал Никита коня, с умом, и холку мерил и в зубы смотрел, в общем, как брат Богдан научил. Купил он коня, не конь, а загляденье. Тут Аппулий опять с советом:

— К такому коню карета в упряжь полагается, не меньше. — говорит.

Согласился Никита.

— А где взять? — спрашивает.

— Есть у меня знакомый мастер. Кареты у него, сами короли приобретают.

Привёл Аппулий царевича к мастеру знакомому. Представил тот товар свой на лицо. Что ни карета, то произведение искусства, всё в золоте, да в серебре. Огромное желание было у Никиты карету купить, да кисет не позволил. Как-то быстро монеты убывали. Купил Никита просто повозку двухместную и уже представлял, как будут они с принцессой вместе кататься. В общем доволен остался Никита приобретением. Пожали они с Аппулием руки и отправился он прямиком в королевский дворец.

6

Открылись перед царевичем ворота дворцовые. Встретил его дворецкий, чинно так, с уважением. Поинтересовался, кто такой и откуда. Не стал скрывать ничего Никита, всё рассказал, и кто он, и чей сын, и что прибыл выразить почтение своё, великому королю. Выслушал его дворецкий и велел ожидать. А вскоре, набежали бояре, сопроводили в залу для гостей, и там забавляли его разговорами, вероятно, чтобы гость не заскучал, так подумал Никита. Потом появился лакей и громогласно объявил:

— Его величество король Пиндильсиндильвандии достопочтимый Энемноген Иуний Гектор Гердоний XII!

Вошёл господин, даже сомнения не возникло, что это король. Ум на челе, мощь в плечах, и богатства на этих плечах, видимо-невидимо. А бояре, да дворяне, оставили суету свою и только платьями из зала шуршали. Напрягся Никита. А король, напротив, распахнул сажень маховую, да и загрёб царевича в объятья.

— Добро пожаловать, друг дорогой! Наслышан я, царевич Никита, про батюшку твоего и про царство ваше богатое. А ты ж с какой нуждой или поручением пожаловал?

— Нет нужды, и поручения нет. — ответил Никита — Просто путешествую. И вот, решил поклон передать.

— Вот так радость! Рад, рад я, гостя такого принимать. И дочка моя тоже рада будет познакомиться — Тут, обрадовался Никита, что дело само в нужную сторону идёт и нет нужды ему что-то выдумывать. А король всё перед гостем распинается, как никто и никогда. Никита даже неудобство почувствовал. — Стол уж накрыт обеденный. Сделайте милость, царевич Никита, не побрезгуйте откушать в нашем обществе. Чувствуй себя, как дома!

Благодарил Никита хозяина, руку к груди прикладывая. Проводил король гостя дорогого в другую залу, а там уж стол готовый к обеду стоит. И чего только нет на нём, и рыба морская и птица диковинная, и другие гады, да моллюски в соусах различных. А в стороне от стола, всё те же бояре и дворяне с ноги на ногу перетаптываются. Смотрит на них Никита, хочет угадать, может дочка королевская среди них. А они только улыбаются молча, да кланяются высоким мужам. Но тут, вновь двери распахнулись, и лакей оглашенный, как заорёт:

— Её высочество, принцесса Атильда Амедея Федерика Хризенда Пиндильсиндильвандская!

Как же так! — подумал Никита Он ещё имя, батюшки её, запомнить не успел, а тут ещё задача! Смотрит на принцессу, а имена все, точно каша в горшке, перемешались. А принцесса идёт навстречу, сверху смотрит на него…Ну, почему сверху? Ростом она на голову выше царевича, не меньше. Идёт, а в руках трость. Искусно, выточена вещица из слоновой кости. Только, зачем она принцессе? Хромоты вроде нет. И это о-очень успокоило Никиту. Поклонился он перед ней.

— Почтение моё примите, принцесса Матильда Фёдор Фрез… — начал мямлить Никита, да язык негодник, подвёл, аж самому дурно стало от стыда. А принцесса, как ударит тростью по мраморному полу, как раздует ноздри! Тут лакей, как взбесился:

— Её высочество, принцесса Атильда Амедея Федерика Хризенда Пиндильсиндильвандская!

— Да, да, я именно так хотел сказать. — затараторил Никита. Теперь понятно ему стало, что трость вместе с именем её идёт, и может затруднить их романтическое свидание. Хорошо Король встрял:

— Дочь моя, будь помягче. Бог знает, что подумает наш гость.

— Ну и пусть думает. Думать вообще полезно! — ответила принцесса, задрав нос. Батюшка от её тона чуть за сердце не схватился. А у царевича пропал аппетит и появилось желание сбежать, но сам не заметил, как уже сидел за столом. Чествуют бояре, да дворяне гостя чужеземного, вино за его благополучие пьют. А сам гость, только кивает благодарствуя, и ни есть, ни пить не может. Потому как разложены перед ним ложки и вилки разных размеров, рядами, ножи к ним вдобавок, а что делать с ними не знает царевич, не обучен местному этикету. И у принцессы что-либо спросить боится, чтобы лакея, лишний раз, не беспокоить. А принцесса всё расспрашивает, интересуется:

— А большой ли площадью государство ваше?

— Да. Побольше вашего будет. — ответил Никита, а она снова.

— И, что же земля у вас богатая, хлеба много растите?

— Конечно, и хлеб, и овёс, и лён у нас знатный. — не хвастаясь сказал царевич, кивнула важно принцесса.

— И что же в земле у вас тоже богатства имеются? — спросила она.

— Да, много чего хранит земля. — ответил Никита и как-то неприятно ему стало от разговора.

— И что же много у тебя, царевич, братьев и сестёр? — продолжала свой допрос принцесса.

— Два брата у меня старшие. Семейные уже оба. — честно ответил Никита.

— М-м, знать царство поделено уже. В каких долях интересно — как будто самой себе задала вопрос принцесса, хотя какой ей прок, не мог понять Никита. — А я вот, у его величества одна осталась. Братья и сёстры мои слабые были от рождения, не выжили. А что же батюшка, сильно стар у вас?

— Да, ничуть не стар! В силе он ещё и уме!

— Но всё равно, все смертны мы. — вздохнула принцесса, тоненькой вилкой вынула из улитки мякоть и отправила в рот. — А кто же станет управлять страной после его смерти?

— Не знаю. Батюшка, это решать будет. — ответил Никита. Разговор нравился ему всё меньше и не известно, куда норовил вывести.

— А если он неожиданно умрёт? — спросила она и собственноручно отломила фазану голову.

— Как это? — воскликнул Никита. Но тут король вмешался в их неспешную беседу.

— Ну, что за мрачные разговоры, в такой прекрасный день! Дочь, лучше бы спела для гостя.

Вздохнула принцесса, положила салфетку шёлковую и сказала:

— Не в голосе я сегодня, да и устала уже. Пойду, рефлексия* поможет мне. — сказала принцесса, и отправилась вон из зала. Король, видно раздосадованный, направился за дочерью. Свита вскочив с мест скрылась за противоположной дверью. Настала тишина, только царевич Никита остался в одиночестве за королевским столом. Делать было нечего. Встал Никита и подошёл к двери откуда доносились голоса. Не то, чтобы он подслушивал, просто Король с принцессой слишком громко разговаривали. А разговор между ними был преинтереснейший.

— Что, ты делаешь, дочь! Я запрещаю тебе! — негодовал король.

— Фи, папа́! Вы видели его рост? Он же, как горшок из-под увядшей герани!

— Что за сравнение? — тот же вопрос хотел задать Никита, и возможно даже

ответить, но ответил сам король — Ты невыносима!

— Да и умом, видать он не велик, что даже имени моего не мог запомнить! Какой в нём прок, отец? Какая перспектива? Что за душой его? Клочок земли? И королём ему не быть во веке, это точно! Всё тому, что родственников целая орда! На всех не напасёшься яду!

— Тебя погубит гордыня и собственный яд!

— Не волнуйтесь папа́! Для вас приберегу я каплю!

Холодок пробежал по спине Никиты. Не хотел он больше дочери королевской и половины королевства, да и всего, не желал. Одна мысль кружилась и не оставляла: "бежать!"

Но тут вернулся король. Стал Никита благодарить, за гостеприимство, хлеб, да соль, и засобирался отбыть по своим планам. Король Энемноген Иуний Гектор Гердоний XII остановил его со всем своим королевским напором. Схватил Король Никиту за руку и так настойчиво спрашивает:

— Неужели, совсем не понравилась дочка моя?

— Ну, как не понравилась? — растерялся Никита и отвечает — Она у вас очень даже…Даже…Очень превосходная. Характер виден и целеустремлённость. — извивался, как мог Никита и пытался высвободить свои руки, но король крепко зажимал их.

— Ах, девицы они все такие! — засмеялся король — Лишь бы поперёк. Думают, что с нами мужчинами на один уровень встать смогут. Но это ж всё их фантазии.

— Да, да. Все они такие. — сквозь силу ухмыльнулся царевич. — Но, показалось мне, что принцесса, не располагает к моей персоне. Вероятно, у неё другие предпочтения — ответил Никита и, усиленно, высвобождал свои пальцы из крепкого рукопожатия короля.

— Нет у неё никаких предпочтений! — заявил отец — Дурью голову забьют и хоть свою в печь суй! Понравился ты мне царевич Никита. Готов полцарства с ней отдать, только твоё согласие надо!

Корчился Никита, морщился.

— Не могу я согласия дать. Мало знакомы мы с ней. Тем более с отцом посоветоваться надо. Как же без отцовского благословения? Не по-людски это. — сказал Никита, а король его руки ещё крепче сжал, аж косточки затрещали.

— Всё королевство отдам с дочерью! И сам уеду, вам мешать не буду! Всё твоё сынок! Называй меня папой!

— Зачем же, у меня свой отец есть. Давайте небудем гнать лошадей. Я приду завтра, и мы обсудим на светлую голову. — сказал Никита и отходил к выходу, но король не уступал.

— Зачем же вам уходить, любезный? Для вас приготовлены апартаменты. Большего комфорта, вы не найдёте нигде. — его слова звучали весьма убедительны, тем более, что усилены они были двумя стражниками, которые взяли царевича под белы рученьки и сопроводили в отведённую для гостя комнату. Никита ещё пытался заявить о свои правах, оббивая кулаки о запертую дверь, но ответа так и не получил. В конце концов, измученный, распластался на кровати.

— Странно, — подумал Никита — хотел свободы, а опять в плену. Лежу в чужом доме, в чужом городе. Я не хочу этого. И Атильда Амедея Федерика Хризенда, мне тоже не нужна. Не мила она мне. — лежит Никита на кровати чужой, смотрит на небо, темнеющее в окне, а на небе звезда появилась, яркая такая, мигает, словно смеётся. Глаз не может отвести от неё Никита, а она как будто больше и ярче становится. И вот уже видит Никита, вместо звезды, лицо Алёнкино, смеётся глядя на него сверху. Обидно сначала стало Никите, а потом понял, что не со зла она смеётся, образ её в утешение, в помощь ему явился. Только произнести имя её не может, даже в уме. Как будто стёрлось оно из памяти. Страшно стало Никите, очень странно. — Имя чужое вспомнил, а то, что милее всего на свете, никак. И мысль спасительная, вдруг, пришла, что не его это место, не должно его здесь быть. Поднялся Никита с кровати, и всё по старинке. Связал цепью балдахины, да покрывала, выбросил их в окно, и спустился по ним вон из охотничьей западни. У ворот дворцовых увидел коня своего, вскочил в повозку и только след его простыл. Мчал царевич без оглядки. Осадил коня, когда скрылись из вида башни королевского дворца. Ночь кругом. Тишина. Город спал. Да и царевич улёгся калачиком в повозке и уснул, благо ночи летние тёплые и короткие.

7

Начался новый день. Людскими голосами наполнились улицы, цоканьем копыт и звоном кузнецкого молота. Поднялся Никита и понять не может, где он, всё чужое вокруг, и что ему теперь делать. Решил для начала съестным поживиться. И поехал по улице, в надежде встретить лавку, или заведение, где откушать можно. И тут удача снова подвернулась. Видит Никита, бежит навстречу Аппулий, быстро так бежит, по всей видимости по делам торопиться. Так, подумал Никита и остановил коня. Обрадовался Аппулий при виде царевича, удивился. Запрыгнул в повозку, и поехали они вместе, а Аппулий всё интересуется:

— Ты чего, это царевич не во дворце, а по окраинам бедняцким разъезжаешь?

— Ох, Аппулий, если б ты знал в какую заваруху я попал! Еле ноги унёс! — ответил ему Никита.

— Так, ты сбежал, что ли? От богатства утёк?

— Знаешь, что я тебе скажу, жизнь моя, мне дороже любого богатства. А рядом с Атильдой Амедеей Федерикой Хризендой Пиндильсиндильвандской долго не проживёшь!

— Это точно. — сказал Аппулий — Слишком много смертей рядом с ней. Многие подозревают, что неспроста это. Уж больно рьяно она ядами увлекается. Правда, вслух об этом распространяться не следует. — вкрадчиво промолвил Аппулий.

— Так, что ж ты меня не предупредил?!

— А кто я такой, чтобы твоему царскому высочеству указывать, или дорогу преграждать. Не посмел я. А ты молодец, с первого взгляда всё понял, осознал. И как ты так смог? — удивлялся Аппулий.

— Не дурак потому что! — ответил Никита.

— И куда ты теперь направляешься?

— Не знаю. — вздохнул царевич.

— Не горюй, царевич Никита! Знать, не она судьба твоя. Знать, не пришло ещё время твоё, должен ты ещё свободой насладиться. Нет ничего прекраснее свободы! — ликовал Аппулий, и так радостно стало Никите, что рядом с ним появился этакий друг. — А, хочешь, едем со мной к друзьям моим. Они у меня весёлые. В раз позабудешь о невзгодах своих и печалях.

— А поехали! — согласился Никита и помчались они резво, навстречу дню развесёлому.

Не обманул Аппулий, друзья и впрямь хорошие у него оказались. Правда, дом в котором они обитали, выглядел старым и неопрятным, для проживания, и с наружи, и изнутри изяществом не выделялся, но друзья, возможно, находили интерес в другом. Так подумал Никита.

— Это Эратосфен. — представил Аппулий первого друга. Эратосфен, почему-то подошёл к Никите на руках. Потом, в миг, встал на ноги и с улыбкой произнёс:

— Будем знакомы!

Второй друг сам подошёл к Никите, лихо играя колодой карт. И в мгновенье ока достал из-за уха царевича даму бубновую.

— Смотри-ка, сегодня удача тебя ждёт, в виде белокурой чаровницы. — сказал он и расхохотался. И остальные тоже подняли смех. — Я Караусий. Если Аппулий привёл тебя сюда, значит мы можем считать тебя другом!

— Конечно, вы можете доверять мне. — ответил Никита, и тут в комнате появился, тот самый мужичок, что ограбил его днём раньше. Так и раскрыл рот Никита. Но Аппулий поспешил всё объяснить.

— Это Аурелиан, ты, наверное, помнишь его…

— Да, я отлично его помню! — ответил Никита.

— Понимаю, встреча между вами произошла не из приятных. Но он покаялся. В конце концов, каждый может совершить ошибку. Ведь верно? — спросил Аппулий пристально, глядя в глаза царевичу.

— Да, конечно. — согласился Никита.

— А повинную голову меч не сечёт. Так?

— Так. — словно по команде отвечал Никита.

— Мы его простили, и ты прости. — сказал Аппулий.

— Что ж, и моё тебе прощение. — ответил царевич.

— Вот и отлично, вот и познакомились! — воскликнул Караусий.

— А ты, что ж правда, царевич? — спросил Аурелиан.

— Да, я и есть. царевич Никита, сын царя Ивана. — ответил Никита.

— Вот так метаморфоза! В первый раз царевича ограбил! — восторгался Аурелиан эти происшествием, а для царевича странной казалась его радость. Тут снова Аппулий поспешил объясниться.

— Шутит он. Шутки у него такие. — сказал он — Предлагаю, в честь друга новоиспечённого устроить наш маленький пир! — Радостно приняли это предложение и тогда Никита понял, что друзья у него, и в правду, весёлые. Возрастом, конечно, старше, но это Никита посчитал плюсом. От старшего друга и научиться большему можно. Запрыгнули дружно в повозку царевича и давай по городу колесить. А как наскучила эта забава, подъехали друзья в гостевой дом, чтоб подкрепиться. Радушно приняли их, столы накрыли. Сидят, угощаются, пивом запивают. А Караусий, между делом обучает Никиту играм карточным. Заинтересовался Никита, в азарт вошёл. Да, только проигрывал всё, а попытки отыграться заканчивались одним, уходили денежки его в карман Караусию. Но Караусий не прижимистым оказался, весь выигрыш на друзей спускал, не скупился. Весело время шло. А под вечер ещё и танцы начались. Музыканты в трубы дули, струны бередили. Молодые девушки, в пляс пустились, мо́лодцев заманивая в круг. До чего ж хорошенькие, без жеманностей всяких, не то что принцессы всякие. Так и помчалось время без счёта. Закружилась голова у царевича от непрерывного праздника.

— Вот она свобода — думал он, и длилось это счастье ровно три дня. Пока у Никиты деньги не закончились. Загрустили, тогда друзья, девицы, куда-то подевались. Стал спрашивать Никита, в чём причина печали их.

— Скучно без денег. — ответил Аппулий.

— Да — согласился Эратосфен — Хорошо б было, где-нибудь денег добыть.

— А, где? — спросил Никита.

— Ты подумай. — сказал Караусий — Мы тебя три дня развлекали, теперь твоя очередь друзей уважить.

Почесал Никита затылок и придумал. Отправился к торговцу, у которого повозку купил. Приехал и говорит ему:

— Забирай обратно, не нужна она мне более. А мне деньги верни.

— Хорошо. — вежливо ответил торговец, а сам разглядывать стал повозку со всех сторон. Внимательно смотрел и с низу, и сверху, и говорит — Двадцать монет за неё дам.

— Как же двадцать? — возмутился Никита — Ты ж мне её в два раза дороже продал!

— Так, я ж тебе новую продавал, а эта вон, покоцанная вся. — ответил торговец.

— Как же? Как же?.. — спорил Никита, пытался цену поднять, да не умелый он оказался торгаш. Махнул и согласился. Расстроился, конечно, но не долгой его печаль была. Как увидел он радостные лица друзей своих, как рукой сняло. И начался праздник снова, да ладом. Песни, пляски, кубарем всё! Только ресурса хватило, всего на два дня. А после, вновь друзья загрустили, а Аппулий, вовсе захворал, слёг. Забеспокоился о нём Никита.

— Скажи, друг мой Аппулий, чем помочь? Может, лекарство какое надобно?

— Как же ты, братец, лекарство добудешь, если денег нет. — жалобно, так, беспомощно, промолвил Аппулий.

Почесал снова Никита затылок. Да, что же это он для друга помощи не найдёт! Взял коня своего и повёл обратно, где купил. Представил коня торговцу и говорит:

— Забирай коня обратно, не нужен он мне.

— Хорошо. — ответил тот. И стал коня осматривать, тщательно так. И холку, и круп, и копыта, ну и про зубы не забыл. — Даю тебе за него тридцать монет. — говорит.

— Как тридцать?! Ты ж мне его за шестьдесят продал!

— Так цены теперь такие. — ответил торговец.

— Отчего же цены теперь такие? Не покоцанный он, и состариться не успел!

— А спрос упал на этот товар. Не нужны сейчас кони никому. Рынок.

Едва сдерживался Никита.

— Что-то ваш рынок, больно на жульничество походит!

— Вы добрый человек без оскорблений, пожалуйста. А не верите, так походите по рынку, найдите цену лучше. Я ведь вас не принуждаю.

Так и решил сделать Никита, не было веры плуту. Идёт мимо коновязи и цену спрашивает, а ему все как один одну цифру называют. Удивился царевич, ещё больше расстроился, что не везучий он в торговых отношениях. Вернулся к торговцу своему и говорит:

— Ладно, давай тридцать монет. Согласен я.

Рассчитался с ним торговец, на том и разошлись.

Возвращается Никита к друзьям, пешком, торопится. Вдруг видит толпа на площади собралась. Стоят люди кру́гом, шумят о чём-то. Подумал Никита, что артисты опять приезжие завлекают, и пошёл туда. Уж очень любил он разные номера. Протиснулся меж людей, а там представление похлеще циркового. В центре круга стражи городские, двух пленных на землю повалили и связать хотят. Пригляделся Никита и ахнул. Это ж Аппулий с Аурелианом на каменном полу, сопротивляются, недовольство своё стражам выказывают, да так грубо. И ни капли хвори на лице Аппулия не проглядывается, здоров, как бык. Удивительным казалось его быстрое выздоровление.

— За что их? — спросил Никита у людей, а они отвечают:

— Мошенников поймали. Долго они добрых людей обкрадывали, но теперь конец их разбою пришёл. — Хотел было Никита сказать что-то и даже вступиться за друзей, но люди опять говорят — И дружков их тоже отыщут, всех один приговор ждёт!

Прикусил тут Никита язык, выбрался из толпы и побежал к Эратосфену и Караусию, рассказать, какая несправедливость или путаница произошла с их друзьями. А Эратосфен с Какраусием сидят в неведении. Увидели взмыленного царевича, и на смех подняли. Тогда-то рассказал Никита, что видел он на площади.

— Идти надо. Выручать друзей! — взывал он. Переменились в лице Эратосфен и Караусий.

— Да, надо идти. — сказал Эратосфен.

— Не идти, а бежать надо! — ответил Караусий и оба стали быстро собирать свои скудные пожитки.

— Куда? Куда? — недоумевал Никита — Но их могут казнить, не разобравшись!

— Да, и я не желаю стоять в очереди к гильотине. — ответил Караусий.

— Но вы же друзья? — растерянно произнёс Никита.

— Брось! Какая дружба. Нам просто весело вместе. А когда дело доходит до палача, каждый за себя. — сказал Эратосфен. — И вот тебе мой дружеский совет, ты не торчи здесь, а то и тебя загребут ненароком. А лучше возвращайся домой. Ты чужак, и нечего тебе здесь делать!

Стоял Никита онемело, слов подобрать не мог. И понять не мог, как же умудрился он, так ошибиться. Ведь дружили они с ним, пока монеты в кисете звенели. И правду, видать, люди говорили, мошенники они все, преступники. Всё ясно понимал Никита, словно пелена спала с разума. В жизни такого разочарования в людях не испытывал. Проводил Никита взглядом дружков бывших и тоже пошёл прочь. До ночи бродил по городу, как неприкаянный и набрёл на скромный гостевой домик. Хозяйка добрая, очень похожая на его няню, накормила ужином, предоставила комнату, хоть небольшую, но необычайно уютную. И в первый раз, за всё время своего путешествия, уснул царевич Никита сладко, сладко, как в детстве.

Но проснулся царевич, на удивление рано. Тихо было кругом, лишь ветка клиновая тенью качается за окном. Качается и думы навевает. Чем дольше смотрел Никита на неё, тем больше возникали вопросы в голове. Что он делает здесь? Нашёл ли, то что искал? А нужно ли оно ему?

— Нет! — отвечал себе Никита. — Не того я хотел. Всё чужое! И друзья не друзья! Прав Эратосфен, я чужак! — подумал Никита и так горько ему стало, едва слёзы сдержал. Родилась тогда мысль сокровенная, что вернуться ему необходимо на родину-матушку. Только, как объяснить бегство своё, когда оно на предательство похоже! Но и на это вопрос нашёл Никита ответ — Повинюсь, покаюсь перед отцом и матерью, перед братьями родными и всеми, кого обидел поступок мой. Простят они. Должна простить родная земля!

Поднялся Никита, собрался быстро, позавтракал, расплатился с хозяйкой и спрашивает у неё:

— А есть ли станция, какая, с которой уехать можно из города вашего?

— Есть конечно. — ответила она и подробнейшим образом рассказала, как туда дойти. Так подробно, что понял Никита всё до последнего слова. Только в страх его кинуло, от этой ясности, вспомнил он, что говорит на чужом языке, а свой позабыл окончательно. Но тут же смекнул Никита. Идти сперва нужно к чародейке Цинне, пусть возвращает ему родную речь. Так и направился к ней. Бегал, плутал по улочкам и закоулкам, но память всё же не подвела, добрался Никита до колдуньи. Встретила она его так же приветливо.

— Чего на этот раз желает царевич Никита? — спросила она.

— Желаю речь свою родную вернуть. Возвращай обратно! — сказал Никита.

— Чем же тебе эта не по душе?

— Не моя она. Чужая. Возвращай мою! — не отступал царевич.

— Не могу я вернуть речь твою родную. — вдруг заявила Цинна.

— Как это?! Почему?! — вскликнул Никита.

— Нет у меня зерна с земли твоей. Нечем мне волшебство сотворить для тебя.

— Что же делать? — схватился за голову Никита. Как же он вернётся, не зная языка своего! А Цинна успокаивает.

— Не печалься, царевич, всегда можно найти выход, а у тебя их, даже, два.

— Какие? — поспешил спросить Никита.

— Первый. — объявила Цинна — Пойдёшь в землю свою родную. Найдёшь поле злаковое. Возьмёшь зерно из колоса и принесёшь мне. Тогда я смогу вернуть речь твою.

Выслушал Никита и вопросом задался:

— А можно, чтобы туда-сюда не ходить? — спросил он Цинну.

— Можно, конечно. — ответила чародейка и, точно специально тянет, улыбаясь откровенно.

— Ну, что это за способ, второй? — едва сдерживался Никита. И Цинна всё же начала.

— Пойдёшь в землю свою родную. Найдёшь самого умного человека, и от него научишься родному языку, заново. — Чуть было не сел Никита там, где стоял. — Ну, что, какой способ выбираешь? — словно насмехаясь, спросила Цинна.

— Подумать мне надо. — ответил Никита.

— Думай, думай, Никитушка. — как будто песню пропела Цинна.

И пошёл тогда царевич из дома колдунья не солоно хлебавши. Идёт с поникшей головой задачу решает. Это ж, пока он заново учиться будет, та из-за которой сердце его мается, замуж выйдет за другого. Аж злость взяла! На себя, конечно, ведь имя любимое, вспомнить никак не может, хоть плачь! И не радует его больше город чужеземный, домой сердце рвётся и по нему только болит. Решил Никита, идти домой таким как есть, а там, кто любит так и с чужой речью поймёт. Твёрдым было решение, основательным. Потому, перво-наперво отправился Никита на базар провизией запастись. Дорога-то длинная. Наполнил котомку запасами: хлебом, сыром, сладостями всякими, и уж готов был идти из города без оглядки, да только лавка его привлекла оружейная. Смотрит Никита на ножи, да сабли, глаз оторвать не может. До чего ж красивое всё, редкое мастерство. Особенно сабля одна понравилась. Лезвие тонкое изогнутое, словно стан юной девы. Рукоять камнями драгоценными украшена и всё сверкает на солнце. Приценился Никита и купил саблю ту. Почти все деньги, которые у него были, отдал. Подумал, батюшке в дар преподнесёт. Одна лишь монета осталась, но не жалел о том царевич. Заправил саблю в ножны, повесил на пояс и отправился к городским воротам, через которые он вошёл, казалось уже давным-давно.

8

Идёт Никита, гордо, уверенно, и одет он добротно и оружие при нём, в общем нравится себе. Но тут, видит два стражника стоят в стороне. Разговаривают о чём-то меж собой, а сами глаз с царевича не сводят. Заподозрил Никита, что не из-за его костюма и сабли, они так всматриваются. Замедлим он шаг и сделал вид, что фонтаном любуется, но краем глаза поглядывает за стражниками. А они постояв малость пошли на Никиту. Никита же, не раздумывая, шагнул в обратную сторону, сначала неспешно, а как только один стражник окликнул его, пустился в бегство. Бежал он, не чувствуя ног, быстрее ветра летел. Сворачивал из проулка в проулок, перепрыгивал через заборы, петлял, как заяц в лесу, лишь бы только не стать добычей. Но даже, когда преследователи исчезли из вида, Никита всё равно бежал с одним желанием поскорее покинуть этот город. За спиной послышался цокот лошадиных копыт и вскоре с ним поравнялась кибитка.

— Запрыгивай! — крикнул возница. Не стал подвергаться сомнениям Никита, вскочил внутрь и затаился среди хозяйских пожитков. — От кого бежишь? — спросил возница.

— Не от кого. А откуда. Хочу побыстрее покинуть этот город.

— Тогда нам по пути. — рассмеялся возница и вздёрнул вожжи. Лошадь послушно прибавила ход, уводя кибитку дальше от города. В кибитке сидели ещё четыре человека. — Это моя жена Элла — Элла молча кивнула, слегка улыбнувшись. — И мои дети, дочери Алва и Сильва и сын Тевье. — Сильва и Тевье были старшими детьми, а Алва ещё малышка, лет четырёх-пяти и с опаской смотрела на Никиту. — Меня Антуан зовут. А тебя как?

— Никита.

— Необычное имя. Не наше. Ты поэтому бежал.

— Вот, хотел город ваш посмотреть, да не ко двору пришёлся — ответил Никита.

— Да, этот город сложно покорить. Не каждого принимает. Мы, тоже надеялись на удачу, а надо было на себя. — с горечью, ухмыльнулся Антуан. — Поэтому рванули безоглядно. А ты куда теперь.?

— На восток. — ответил Никита, глядя в даль.

— Так может с нами?

— Нет. Я домой.

— Домой, это хорошо. Хорошо, когда есть куда возвращаться. А нам, вот всё заново начинать придётся. Всё что заработали в городе, всё на подать ушло. А сами, как были со старым тряпьём, так и остались. — Вздохнул Антуан. Его жена достала из мешка кусок хлеба, и отламывая, по очереди раздавала детям, а после протянула Никите.

— Нет, нет. — отказался он. Достал из своей котомки конфеты и подал ребятишкам. Те удивились, оживились и с изумлением смотрели на сладости в ярких обёртках, как будто видели их в первый раз. — Захапущие! Что говорить надо? — осекла их мать.

— Благодарствуем! Благодарствуем! — отвечали они по очереди. Что-то сжалось в груди. Никита достал из котомки ещё головку сыра отломил пол буханки хлеба и подал хозяйке

— Возьмите, мне всё равно много. — сказал он.

Кибитка покачивалась по пыльной дороге. Никита смотрел на распростёртые поля и не заметил, как погрузился в дремоту. Да, именно в дремоту, потому что не прекращал слышать, как напевает Сильва, какую-то неизвестную песню. Её голос звучал необычайно звонко и нежно и каждое слово лилось, как родниковая вода. Только вода в этом роднике оказалась горьковатой.

— Плывут корабли

Из дальней страны.

Там в городах разных,

Лишь счастье и праздник,

Нет горя и бед,

Но там меня нет.

Идут караваны

В далёкие страны.

Всем людям для радости

Везут шёлк и сладости,

Фарфор и коней.

Как жаль, что не мне.

Летят журавли

С небес до земли.

Поют свою песнь,

Про добрую весть.

Скажите, курлыки, где та земля,

В которой, хоть что-нибудь есть для меня.

Сквозь сон, Никита слушал печальную песню, но кибитка дёрнулась и остановилась. Песня прервалась.

— Вот, дальше нам не по пути. — сказал Антуан — Тебе на восток, а мы в другую сторону направляемся.

Спрыгнул Никита на землю из кибитки.

— Спасибо, вам, добрые люди! — сказал и достал из кармана последнюю золотую монету. — Вот, возьмите. Вам пригодиться.

— Куда ж столько! — удивился Антуан.

— Извините, но больше у меня нет. — сказал Никита и положил монету на ладонь Антуану.

— Спасибо, Никита. Хороший ты человек. Будь счастлив! — ответил Антуан и крикнув лошади, дёрнул вожжи. Ещё минуту смотрел Никита вслед кибитке, а потом отправился в свою сторону. Смотрит в даль, и радостью сердце залилось, оттого что знает, там, пусть далеко, пусть дни и вёрсты до родной земли, но он дойдёт туда, хоть сколько сил понадобится для этого, ведь нет у него сильнее желания, чем вернуться домой.

9

Шёл Никита долго ли, коротко ли и распахнулось, наконец, перед ним поле бескрайнее, цветами, да травами пылающее. Узнал он сторону родную и понеслась душа над полем-полюшком. Припал Никита на колени, ухватил руками цветы ароматные и приложил их к лицу. Полной грудью вдохнул он запах родины своей. Потом упал в травы сочные и распластанный смотрел в небо, и слушал шум ветра, что запутался среди трав. Лежит Никита, следит взглядом, как на небе облака плывут, задумался:

— Куда мчите парусами? В дальние края? Разве ждут вас там? Мажет вас ждут. Тогда, привет передавайте от меня дальним краям! А я здесь остаюсь! — вдохнул глубоко Никита свежий, утренний воздух, так, что аж засвербело в носу и в горле заскребло. Открылся рот невольно, да как чихнёт царевич, от всей души, вылетела изо рта чёрная горошина и затерялась где-то в траве. Зашумело снова в голове, поплыло перед глазами, как будто изменилось что-то. Будто ветер слова какие-то нашёптывает, а птицы песни распевают. Расслышал даже Никита одно слово из песни.

— Алёнка. — послышалось в вышине.

Взыграла душа царевича, оттого что вспомнил он речь родную.

— Алёнка! — закричал он на весь простор, и слушал, как эхом уносится в дальнюю даль любимое имя.

С лёгкой душой возвращался Никита домой. Торопился, останавливался не часто и ненадолго, лишь чтобы сил чуток набраться, да воды из родника серебрянного попить с хлеба краюшкой. И дальше в путь. И вот увидел он с пригорка речку знакомую до боли, и бережок противоположный, что родней не бывает. Так и затрепыхалось сердечко у царевича, точно вперёд убежать хочет. И понесли Никиту ноги к родным берегам. Подбежал к реке упал на колени и первым делом стал воду в ладони набирать и лицо омывать. До чего ж хорошо ему было! Никогда ничего прекраснее не чувствовал. Освежился Никита, стал по сторонам осматриваться. Где бы брод найти. Прошёл по берегу и вдруг видит, плот на берегу. Да, такой ладненький, так и манит сесть и плыть до родного причала. Посмотрел Никита ещё по сторонам, нет ли хозяина этого плавучего средства, но не было никого кругом. Так и решился он. Тем более вечер наступал и время терять было не резон. Вытолкал Никита плот на воду, оттолкнулся шестом и отправился в свободное движение. А река тихая, бережно плот несёт. Распластался царевич на нём и впервые за несколько дней расслабился, вдыхал влажный воздух и смотрел в небо. А оно неумолимо темнело, наступала ночь. А вместе с ней, новые звуки появились на реке. Волны усилились, плескались, захлёстывали плот и всё чётче слышался смех. Никита сел, вглядываясь в темноту. Да, ему не почудилось, это был явный девичий смех. Не по себе стало царевичу, жутко, сон как рукой сняло. Взят в руки шест, да покрепче сжал его. А волны возле плота кругами ходят, словно омут. И вот, будто, что-то показалось из воды и снова исчезло в глубине, только смех остался качаться на волнах. Затихло вроде бы, но не может Никита глаз от воды отвести, нет ему успокоения. Видит сквозь сумрак бережок пологий, решил к нему причалить, но только опустил шест в воду, как кто-то схватил его цепко и вырвал из рук царевича. Плюхнулся на плот Никита и глазам своим не поверил. Окружён его плот со всех сторон девицами длинноволосыми, да глазастыми, красивые, все как на подбор, смотрят на Никиту, словно любуются, а та, что шест выхватила, как подпрыгнет, а потом, как нырнёт вместе с ним, только вместо ног, хвост рыбий из воды показался. Тут Никита не то что язык свой позабыл, он вообще дар речи потерял. Сидит в вытаращенными глазами, а русалки вокруг нашёптывают:

— Не страш-шись. Не страш-шись.

А как тут не страшиться, если нечисть подводная в кольцо взяла и не знаешь, то ли в бой идти, то ли сдаться, конец-то, похоже един. Гибель. А русалки всё кружат, всё улыбаются призывно.

— Не страш-шись. — снова шепчет одна, а другие песню свою заунывную затянули.

— Не печалься, не грусти

Наш прекрасный друг

Думы в воду опусти,

Ты в кругу подруг.

Будем мы тебя любить,

Лаской согревать,

Будем петь и веселить,

Будем целовать…

Поют русалки, как вода в реке течёт. И вот уже, кроме песни той, больше ничего не слышит Никита. Зачаровывают глазами колдовскими, манят обещаниями сладостными, да красотой своей, чуть было в объятия девицам не кинулся царевич. Только почувствовал, вдруг, укол в самое сердце. Схватился за грудь и достал из кармана, платочек заветный. Спала тут же пелена с разума и распознал он сущность русалочью, замысел их коварный. Затуманить хотят водянки разум его и утянуть на дно. Не бывать этому. Так подумал Никита и заткнул уши руками. А русалки всё поют, вглубь души его проникнуть хотят.

— Ты, забудь былые дни,

Не веди им счёт.

Воспоминания твои

Смоет зелень вод.

Позабудешь навсегда,

Всё что было впредь.

Будет новая звезда

Над тобой гореть.

Стал тогда царевич дом свой родной вспоминать, лица матушки и отца, и братьев своих и даже их жён. А особенно Алёнку, купеческую дочку. Вспомнил синь глаз её, и румянец, и золото волос, словно пшеничные поля. Так хорошо стало на душе, даже чувствовал Никита лёгкое прикосновение нежных рук. Но разум заставил очнуться. Никита открыл глаза. Одна из русалок держала его запястье и тянула к себе. Дёрнулся Никита, но тщетно. Уж больно крепка хватка её оказалась и страх обуял до последней клеточки, глядя в ледяные глаза русалочьи. Одно желание осталось — кричать. Маму прозвать или папу. Но стыд ударил в виски и отбросил оторопь царевич. Хлестанул русалку по руке, да как закричит:

— Я сейчас Лешу позову!

Осеклись русалки, успокоились и зашипели:

— Леш-ша, Леш-ша! — повторяли они, но страха в них Никита не увидел, наоборот, как будто нравился им Леша. Не знал, что делать Никита. А русалки всё тянули руки к нему, да пели:

— Будет счастье через край

Извилистой реки,

Но держи, не отпускай,

Ты моей руки.

Крепко-накрепко держись,

И отныне, знай,

Будет бесконечной жизнь,

Будет вечный рай!

Слушал Никита песнопения русалочьи, зевал, но не верил обещаниям их, уж больно сладкие они были, не может в жизни такого быть, а смерть ему не нужна. Ничего не оставалось, плыл он по течению, да по рукам русалок хлестал, да Лешу поминал. Стонали они, шипели, морщились, но не оставляли попыток коснуться царевича. Наконец, забрезжил свет у кромки земли. Заволновались русалки, чаще под воду уходить стали. Видно, ненавистный был для них солнечный свет. Расплылись по сторонам, и друг за другом пропадали в омуте своём. Одна только осталась, наверное, надеялась на что-то. Да, только не спасовал царевич, солнечный свет уверенность ему дал. Схватил, теперь, он её за руку крепко и не отпускает. Ощетинилась русалка, и куда только красота подевалась! Лицом в чудовище превратилась, клыки изо рта торчат, шипит, хвостом бьёт о воду, вырваться пытается. Но не тут-то было.

— Ты, что же это чертовка, шест у меня отняла! Теперь, давай, сама тащи плот к берегу, да поскорее, пока солнце окончательно тебя не спалило.

Послушалась русалка, смотрит на Никиту обиженно, да всё шепчет:

— Леш-ша, Леш-ша. — и тянет плот к берегу.

— Леша, Леша. — вторит ей Никита.

Только уткнулся плот в берег, махнула хвостом, и скрылась под водной толщей. А Никита сошёл на землю, да поспешил прочь от реки колдовской.

10

Шёл Никита, усталости не ведая, только вёрсты за спиной оставляя. Дорога домой, всегда не в тягость. Да, только солнце к закату клонится и ночь на смену ему приходит. Стемнело совсем. Думает Никита, где б ему на ночлег обустроиться. Видит, стог сена по средь поля, там и решил остановиться. Подошёл к стогу, а сено-то свежее, ароматное. Раскопал в нём лежанку себе, да и завалился в неё. Лежит царевич, наблюдает, как на небе звёзды, одна за другой, загораются. И чем темнее небо становилось, тем ярче звёздная россыпь сверкала. Красота! Любовался Никита, пока веки от усталости, сами не сомкнулись.

Раннее утро ещё было. Рассвет, только темноту разбавил. Пробудился Никита от звуков странных. Топот слышит, фырканье и запах характерный, никак конь неподалёку пасётся. Удивился Никита. Поднялся и пошёл вокруг стога. Смотрит, и глазам своим не верит. Это ж его конь, которого разбойники увели. Вот так радость. Подбежал царевич к коню своему, обнимает за шею, приговаривает:

— Друг мой дорогой, узнаёшь ли ты меня? Помнишь? — А конь словно понимает, кивает головой, дескать узнаю я тебя хозяин, помню. Спрашивает у него Никита на радостях — Что же ты делаешь тут один? Домой бы шёл.

Но тут услышал царевич голос посторонний:

— Эй, ты! Ты, чего это моего коня вопросами пытаешь?

Оглянулся царевич, глядит, из стога человек выбирается. Сразу его личность не по нраву пришлась Никите, а когда присмотрелся повнимательнее, вовсе возмутился. Это ж один из тех разбойников, что в лесу грабежом занимались. Не поддался Никита тону его дерзкому, навстречу шагнул, и на всякий случай рукоять сабли своей в руке зажал.

— Вот и свиделись опять! — ухмыльнулся царевич. — Что, узнаёшь меня? Помнишь? — грозой посмотрел на разбойника Никита.

— Так, ты, у меня спрашивал? — удивлённо, спросил тот, и пятиться от страха. — Узнаю, конечно, помню. Тебя-то я и жду уж давно. — лепетал лиходей.

— Вот он я пришёл. Говори, зачем я тебе надобен? — спросил Никита и снова вперёд шагнул, а противник опять в зад пятки́.

— Ждал тебя царевич Никита, искал, чтобы коня твоего вернуть. Заботился я о нём всё это время, чтоб не случилось чего, и не уволок никто. Кормил, поил скотину, дабы в порядке была. Так что, забирай имущество своё. — молвил, кланяясь разбойник.

— А ты, я смотрю совсем другой стал. Нет в тебе, той прыти и отваги, как раньше. За спинами дружков своих подлых, ты смелее был. А сейчас, как зайчишка трясёшься. — корил его Никита.

— Нет, царевич, я больше лихими делами не занимаюсь. Оставил я это гиблое дело. Теперь, только во благо жить буду. — сказал и потупил взгляд виновато.

— Вот так диво! Это кто ж тебя переделал так, в раз? Не Леша, это случаем? — хитро спросил Никита.

— Он, чудодей! — сознался несчастный — Такой морок на нас нагнал, тогда. Земля сотрясалась, вихрь огненный душил. Сгинули товарищи мои в лесу тёмном. Нам с конём повезло. Долго бежали по лесу, но всё ж удалось нам от смерти уйти. Так что, забирай коня своего царевич.

— Куда ты теперь? — спросил Никита.

— Много городов разных на свете есть. Может найдётся один для меня, где начнётся моя новая, счастливая жизнь. — сказал разбойник и улыбнулся от собственной мечты.

— Нет в тех городах ничего хорошего. Живи счастливо на своей земле. — сказал ему Никита.

— Нет, я решил!

Смотрит на него Никита и что-то знакомое видит в нём.

— Себя. — сознался он в мыслях. Улыбнулся и сказал — Ну, раз решение твоё твёрдо, значит нужен тебе этот путь. Ступай!

— И тебе здравствовать, царевич Никита!

На том и разошлись в разные стороны.

Скакал вместе с ветром Никита на верном коне. Чувствует уж близок дом. Каждая полянка, каждое деревце, всё знакомо ему. Видит в дали жилище, а возле него люди трудятся. Обрадовался сначала Никита, но потом сомнение подступило. Не может в этом месте город его начаться. Не здесь его границы. Поехал Никита в сторону жилища того. Странное жилище, кое как из дерева выстроен, неказистое всё. И хозяева такие же, по лицам видно не местные, а как заговорили, так совсем понятно стало, что из других земель они выходцы. Говор у них своеобразный. Стоят смотрят на гостя нежданного, а в стороне на кострище котелок с варением кипит, и лошадёнка старая поодаль пасётся. Странным всё казалось царевичу.

— Вы, чьи будете? И что делаете здесь? — спросил Никита, глядя на них с коня.

— Мы люди бедные, несчастные. Живём на этом клочке земли, ведь нам больше не куда идти. — ответил хозяин. Тут из хижины, ещё трое детей вышли, чумазые, мал мала меньше. А четвёртый, постарше будет. Крепкий такой парнишка как Никита, и возраста такого же, примерно.

— Откуда пришли, вы? — спросил царевич.

— Из южной стороны. — отвечают.

— Что же вам не пожилось-то на родине? — опять спрашивает царевич. Вздохнула хозяйка.

— Нет для нас жизни там. Только печаль ждёт там и потери. — отвечает она. Спешился Никита и подошёл ближе.

— Что ж за печаль может быть от родной-то земли? Или вина ваша в чём-то? — спросил.

— Вина у нас одна — бедность. Печать эта роковая ложиться клеймом на наших детей. Только рабами им суждено быть. Не хочу я им такой судьбы. Если богатства не могу добыть, так хоть свободу отстою. — ответил хозяин и с мольбой посмотрел на Никиту — Не прогоняй нас, государь! Тихо мы будем жить. Помехой не станем и вреда никому не нанесём.

— Не государь я. — сказал Никита — Я сын его. — Склонили головы и стар, и млад перед царевичем, у очага усадили.

— Не побрезгуйте угощением. — сказала хозяйка и подала чашу с кашей. Не отказался Никита, тем более живот уже свело от голода.

— Как же вы жить здесь собираетесь? — спросил царевич — Ладно, сейчас тепло и день и ночь, а холода придут, что вы делать будете с малыми детьми. Нужно было в своей стороне спасения искать, а здесь помёрзните.

— Нет там спасения. Погоня за нами. Боимся и здесь нас настигнут, тогда уж смерти не миновать. — вздохнул хозяин.

— Ну, уж нет! — воскликнул Никита — На своей земле разбойничать не позволю! Поздно уже. У вас заночую, а завтра вместе со мной пойдёте. Город у нас славный, гостеприимный. Никто не обижен, и вам место найдётся.

Клонилось солнце к закату. Ещё не ушло, совсем, а луна, как будто опережая, серебряной монетой, повисла на небосклоне. Лежит Никита, заложив руки за голову, прямо на земле, только простая бедняцкая подстилка под ним. Смотрит на бледный диск луны, как в лицо Алёнке. Любуется. А кругом тишина, даже ветер стих и в траве завели свою трель сверчки. Хорошо.

Лишь дрёма подступила, как почувствовал Никита, будто дрожь по земле пробежала. После, ещё сильнее. Гул усиливался и приближался. Почуял неладное Никита, вскочил на ноги. Семейство тоже тут собралось. Смотрят испуганно друг на друга, а хозяин-то и говорит:

— Обнаружены мы! Жена, уводи детей в лес. Скройтесь там. — Послушалась немедля женщина. — А, ты Баяр, берись за оружие! — приказал он старшему сыну. Вышел тот из хижины с саблей в руках. — И вам царевич, лучше бежать отсюда!

— Нет. — ответил Никита — Не должен враг мою землю топтать. — Сказал, как отрезал, царевич и вскочил на своего коня. Увидел он, что приближаются пять всадников и все при оружии. Не испугался Никита, навстречу им поехал, не спеша. Приблизились они друг к другу, остановились.

— Кто такие, и зачем ступили на чужую землю с оружием? — спроси их Никита.

— А ты сам, кто таков? — спросил один из чужаков. Он по всей видимости главный у них был.

— Я Никита, царя Ивана сын.

Ухмыльнулись чужаки.

— А не врёшь ли ты, царевич? Где свита твоя царская, где охрана богатырская?

— Да, нет со мной свиты, и охраны нет, но то что я царский сын и власть мне дана, не сомневайся! И лучше, ступайте восвояси, если что задумали на земле моей!

— Нет у нас к тебе царевич злого умысла. — сказал главный чужак. — Просто забрать хотим своё. Отдай нам тех людей, они беглые и должны нам.

— Вашего ничего нет на этой земле! Уходите так!

— Смелый, ты царевич Никита. Достойный сын своего отца. Только глупец. Зачем свою жизнь меняешь на этих рабов? Мы всё равно заберём их. — хрипло, говорил чужак и стал приближаться.

— Попробуй! — сказал Никита и выхватил саблю из ножен.

Чужак ринулся в атаку. Никита не уступал. Не зря брат Данила его учил. С благодарностью вспомнил все уроки и наставления его, вот и пригодилось мастерство. Видит краем глаза, хозяин на помощь кинулся, и Баяр на старой лошадёнке с саблей на недруга пошёл. Звенит металл калёный, лошади на дыбы встают. Сделал Никита манёвр с разворотом и проткнул саблей чужака. Свалился тот с лошади. Но подоспел другой противник и снова схватка. Видел Никита, что ещё один раненый на земле корчится, достал его Баяр — доблестный воин оказался. Ярость нарастала и удалось Никите, снова достать противника остриём сабли. Показалось, что близка победа, но жгучая боль пронзила тело, в глазах потемнело и, вскрикнув, Никита провалился во мрак.

11

Бродит Никита в кромешной мгле. В какую сторону света его ноги несут, не ведает.

— Вот бы, — думает — факелок какой, или хоть свечу, дорогу осветить.

Глядь, а в руке фонарь зажжённый. Обрадовался Никита, поднял его повыше и увидел в свете фонарном, что идёт он, не то по городу, не то по лесу, всё одно, дебри сплошные. А со всех сторон, вой поднялся зловещий. Идёт царевич озирается, в темноту вглядывается. И стали из домов, да из-под кустов существа выползать чуждые. Рычат на Никиту, когти тянут, клыками клацают, ухватить норовят. Хватился царевич, а сабли-то у него нет. Уж было горевать приготовился, но видит, а рука его правая и есть сабля. Стал махать ею яростно по сторонам, нечисть поганая, так и валится под его рукой. Да, только появляется новая, ещё страшнее. А среди них поднялся монстр остервенелый, размеров необъятных и злобы чудовищной. Отступил царевич, страх его к земле пригнул, и понял, что пришёл час его смертный. Разум потерял Никита, мысли, слова, всё сгинуло, всё сожрала, чёрная бездна, одно желание, кричать. И закричал тогда Никита:

— Ле-еш-ша-а!

Долго голос его звучал, а потом, тишина. Лежит Никита, ничком, голову руками обхватил и понять не может жив ли он ещё. А тут ветерок, вскользь волос коснулся, и голос чей-то мимо уха пролетел.

— Что же, ты, Никита, царский сын! Поднимайся! Не время лежать!

Поднял голову Никита, а вокруг, светом мир залит, золотом блестит, переливается, и кто-то руку протягивает ему. Принял он помощь, поднялся. И видит, Леша, спаситель лесной держит за руку его и улыбается.

— Леша, друг мой дорогой! — с радостью воскликнул Никита — Как, ты, здесь? А я где? — смотрит царевич по сторонам и диву даётся. Светло вокруг и красиво. Деревья, цветы, цветом волшебным благоухают, птицы райские поют, покой навевают. Но испугался тут Никита — Я, что умер? Леша, ответь.

Рассмеялся Леша, как всегда добродушно.

— Как же ты можешь умереть, если я жив? Жив ты, Никита. Рано тебе умирать. Твоя жизнь, только начинается, долгий её путь, великий. Поднимайся, Никита. Я жду!

Отпустил руку Леша и растворился в свете волшебном, как будто сон всё это. Открыл глаза царевич Никита, смотрит кругом, знакомое всё, родное. Опочивальня его светлая и нянька старая поодаль сидит, дремлет, голову к груди склонив.

— Не спать на посту! Враг у ворот! — приказал Никита. Встрепенулась нянька, подкинулась, откуда только прыть взялась в её-то лета, и побежала вон, крича:

— Очнулся, очнулся миленький! Очнулся касатик, родненький!

Засмеялся Никита, но боль нестерпимая осекла его. Вспомнил он сражение, только не помнил, чем закончилось оно, и как дома оказался. Где люди, те несчастные, что рядом с ним бились, не уж-то погибли? Думал Никита, размышлял, а за дверью суета слышалась, возгласы радостные. Распахнулась дверь и вошла матушка, Василиса Матвеевна. Улыбается при виде сына, только искорки тревоги в глазах поблёскивают. Села она на край кровати и целовала сына в щёки болезные.

— Сыночек, мой! Никитушка! Очнулся. Как ты перепугал нас всех. Куда ты бежал? Зачем?

— Как я здесь оказался? — спросил Никита.

— Люди тебя принесли, чуть живого.

— Какие люди?

— Чужаки какие-то.

— А где теперь эти люди? — спросил Никита и пытался подняться, но мать нежными руками остановила сына.

— Кто ж их знает. Не известно это мне. Ты, главное не волнуйся. Теперь, ты дома и всё хорошо будет.

— Не разговаривай со мной, как с дитём! Мама, как ты могла отпустить их!? — Никита хотел вскочить, бежать на поиски, но рана дала о себе знать, и он со стоном опустился на кровать.

— Тихо, не вставай, доктор запретил. — сказала мать. Дурно стало Никите, а потом ещё и боязно, потому что вошёл в комнату сам царь-батюшка. Остановился рядом и смотрит на сына строгим взглядом. Не любил Никита такие моменты, отвёл глаза робко, а царь и спрашивает:

— Что, герой, не зря по миру ходил? Нашёл, что искал?

Обидным показался Никите тон отца. Как будто насмехается он. Взглянул тогда Никита в глаза царю, решительно, без робости и ответил:

— Нашёл! Нашёл истину святую, что нет ничего ценнее, чем жизнь человеческая, и благословенней, чем родина моя!

— Да, знать, не зря был побег твой. Боялся я, пропадёшь на чужбине. А ты, вон, богатым вернулся.

— Отец, пусть людей, что привезли меня, найдут. Не прогоняй их, несчастные они. Некуда им идти. — взмолился Никита.

— Никто и не прогонит. Найдётся место для них в городе нашем, обижены не будут. Вот сейчас Василиса Матвеевна пойдёт и распорядиться о них. — сказал царь Иван, и подчинилась тут же царица, пошла приказ исполнять, а как только скрылась за дверью, присел батюшка на край кровати и спрашивает, странно как-то, полутоном:

— А, ты что же через лес наш ходил?

— Откуда, ты знаешь? — спросил Никита.

— Так, беспокоился я, розыск по твою душу устроил. Ну, и что там в лесу, всё в порядке было? — Понял Никита к чему отец клонит, едва смех сдержал.

— Конечно, в порядке. С таким хозяином, как Леша иначе и быть не может.

Аж брови вздёрнул царь от удивления.

— Не уж-то знаком ты с ним?

— Да, хороший мужик Леша.

— И что же он рассказывал тебе?

— Рассказывал, что помнит тебя хорошо. Поклон передавал. — ответил Никита. Радостно стало царю от новости такой.

— Благодарствую, благодарствую! А подробностей никаких не поведал? — поинтересовался царь Иван.

— Подробностей? — задумался Никита — Нет. Просто хорошего мнения он о тебе был.

— Ну, и отлично. — удовлетворилсяцарь.

— Что же, ты, батюшка, совсем не сердишься на меня?

— За, что серчать-то? За то, что правду искал, место своё. А может себя? Это же обычно для человека. Главное, с умом это делать, но ты у нас выходит не дурак. Я, честно признаться, такой же был в твои года.

— Да, и Леша тоже сказывал, что похож я на тебя очень.

Посмотрел подозрительно царь Иван на сына.

— Ещё, что рассказывал?

— Ничего. — ответил Никита.

— Ладно. Довольно лясы точить. Поправляйся, сынок, а после праздник устроим, в честь твоего возвращения. — поднялся батюшка и пошёл из комнаты, а Никита ему вслед, вдруг спрашивает:

— Батюшка, а какое у тебя в молодости прозвище было?

Остановился царь, обернулся.

— Вот леший, всё-таки сболтнул! — говорит.

— Ага. — ответил Никита и улыбается, не смог сдержаться.

— Знать, и какое прозвище, он тебе открыл. — сказал царь Иван.

— Нет. Сказал, что ты сам скажешь.

— Не скажу! Не пристало царю за балаболами всякое повторять! — ответил царь и вышел из комнаты.

Остался царевич один. Лежит, а душа счастье соловьём заливается.

— Как хорошо-то, дома. — думает — И зачем бежал, чего искал? Оно же всё здесь, вокруг. Что дало мне моё путешествие? Чуть жизнь не потерял. — но тут мысль, ясная такая, появилась — Ан-нет! Я людей спас. Разве это не причина, чтобы в путь отправиться? Ещё какая причина! Эх! Надо было Антуана с семейством с собой вести. Не подумал.

12

С каждым днём, легче становилось царевичу Никите, выздоравливал он. Только раздумья об Алёнке не давали покоя и задавался вопросами он. А думает ли о нём? Знает ли о ранении его тяжёлом? Переживает ли? Изнывал Никита от вопросов собственных, а ещё больше, что не видел давно лица Алёнкиного. Не мог больше страдать от тоски, и в один день, собрался Никита, и решил ехать в дом купеческий. А няньки, да мамки опять стеной перед ним встали. Заголосили, что мол не отпустят больше дитятку.

— Да, вы что, очумелые, под копыта бросаетесь! — крикнул он им — Дела у меня срочные. К вечеру вернусь! — Ударил коня в бока и умчал, поскорее от бабьих стенаний.

Прибыл царевич в дом купца. Сам хозяин, встретил его у порога, кланялся в пояс, в светлицу приглашал. Не отказал Никита, прошёл, на почётное место сел за столом. Только кивнул головой хозяин, стали тётки блюда разные подносить и на стол ставить перед гостем знатным. А сам гость набрался смелости и спрашивает:

— А где же дочка ваша, Алёнка?

— Послали уже. Будет скоро. — ответил хозяин.

А Алёнка-то, как узнала, что царевич пожаловал, да спрашивает о ней, так разволновалась, щёки алым маком залились. Девки домашние, вокруг неё кружат, в новый наряд обряжают, да алые ленты в косы вплетают. И сестрёнка её младшая, тоже тут.

— Зачем явился он, Аннушка? — спрашивает Алёнка сестру.

— Не знаю. Может сватать тебя хочет? — ответила Аннушка.

— Да, ну! Скажешь глупость! На что я ему. — вздыхала Алёнка.

— Не волнуетесь, так барышня? — сказала одна из девок, Анастасия. — Может просто пришёл человек почтение своё изъявить. Почему нет? Вы же из знати знаменитой, богатой.

— Да. — согласилась Аннушка. — Может, расскажет, где он пропадал столько времени. Ты же, сестрица, хотела об этом узнать. Вот и спросишь.

— Нет. Ничего я знать не хочу и спрашивать не о чём не буду. Слова не промолвлю! И зачем такие ленты яркие! Я с ними, как рак варёный!

— Не говорите глупости. Вы барышня, красавица, думаю, потому и царевич явился — сказала Анастасия.

Веером обмахивалась Алёнка, и холодной водой в лицо плескала, а щёки всё равно, огнём пылают. Так и явилась перед царевичем. Поклонился перед ней царевич, и она в ответ. Сидят за трапезой, напротив друг друга, молчат. Только Никита глаз от Алёнки отвести не может, до чего ж хороша, не зря люди об этом говорят.

— А что там в чужих странах, много ли удивительного? — вдруг спросила Аннушка.

— Да, есть чему удивиться, но и у нас этого вдоволь, только приглядеться надобно. — ответил Никита

— Не хотелось ли остаться там? — снова, интересуется Аннушка.

— Нет. Ни разу мысли такой не появилось. Как заскучал по родной земле, так сразу повернул обратно. — говорит Никита и взгляда от Алёнки не отводит. А сестрица её младшая всё расспрашивает:

— А девушки в чужих странах красивее, чем у нас?

— Что это ты Анна, разговорчивая больно! — сказал отец. — Уморила царевича совсем глупостями.

— Что вы, не браните её. А к девушкам я вовсе не приглядывался. Зачем? У нас свои красавицы дивные имеются. — сказал Никита, а сам на Алёнку смотрит. Только она и глаз не поднимает. Опять сомнения посеялись в голове царевича. Не уж-то видеть не хочет она его. И так тоскливо стало Никите, что не видел он больше причины оставаться здесь. Хотел уж откланяться, а Алёнка вдруг спрашивает:

— А как же рана ваша? Зажила, или ещё нет?

Выдохнул облегчённо Никита, улыбнулся ей.

— Спасибо за беспокойство, Алёнушка, здоров я вполне. — ответил.

А она посмотрела на царевича глазами небесными и улыбнулась. Никогда ещё Никита не видел её такой. И нет в ней гордыни ни капельки. Нежностью её сердце наполнено, лаской.

Но пришло время и честь знать. Благодарил Царевич Никита хозяев за гостеприимство, кланялся их дому, а сам чувствует, что не может уйти, будто держит кто. Оглянулся. Всё семейство купеческое у крыльца стоит, и Аннушка с улыбкой неугомонной, и Алёнка тут же. Решился Никита, подошёл к ней и сказал своё слово крепкое:

— Ответь Алёнка, прямо сейчас, без раздумий, замуж за меня пойдёшь?

А она глаза опустила застенчиво и тихонько отвечает:

— Пойду.

— Так, значит сватов дожидайтесь! — воскликнул Никита и вскочив на коня помчался домой.

И всё дело было сделано по чести. И сваты засланы и договоры заключены. Только, го́да ждать не стали. Той же осенью, как лёг первый снежок, развернулась свадьба широкая, да весёлая, о которой молва на весь мир разнеслась. И жили они, как полагается, долго и счастливо. Трое сыновей родилось у них, ладные и лицом, и умом. Как полагается. Но про них, своя сказка есть.

КОНЕЦ