с ней и как.
Я встретил её однажды, лет через восемь, возле метро Профсоюзная. Было это уже после службы в армии, когда я ходил по улицам Москвы и все мне казались родными или друзьями. Она выходила из магазина — я входил, и мы буквально столкнулись в дверях. У Вали на верхних веках были положены голубые тени (тогда так было модно). Всё остальное осталось без изменений. Смотрелось это зловеще.
— Здравствуй, Валя! — радостно воскликнул я.
— Здррс…, — пробурчала Валя, глядя куда‑то в пол.
— Как жизнь, где работаешь?
— Швеёй-мотористкой в ателье.
— Что шьёшь?
Она протянула руку к моей куртке — ветровке, прихватила ее за воротничок, быстро покрутила его влево — вправо:
— Вот это — на вас, — Валя зыркнула исподлобья, — куртки мужские.
Очень хотелось спросить: замужем ли, есть ли дети, помнит ли она про статуэтку, может, сохранилась? Но, не стал… Что‑то неловкое было во всей этой нашей встрече… И я распрощался с Валей… наверно, навсегда.
Дума о дебилах…
(и не только)
Дебильность — медицинский термин, характеризующий степень самой лёгкой (слабой) умственной отста-лости.
Их количество во всех странах и народах различное, но стабильное и довольно высокое. Слышал, что ещё в советское время процент подобных учеников в общеобразовательных школах доходил до двадцати.
Однако сегодня по официальной статистике их не более 3 %. Странно, не правда ли? Но, оказывается, получить диагноз дебил в наше время очень сложно. Для этого необходимо пройти целый ряд исследований и диагностических мероприятий. Так что три процента — это только зарегистрированных, а на деле дебилы могут оказаться более значимым в количественном отношении отрядом живущих с нами рука об руку граждан.
В связи с постигшим меня знанием я с тех давних, ещё советских, пор, а ныне особенно, озадачился несколькими животрепещущими вопросами.
А именно:
— куда они деваются во взрослой жизни;
— может ли дебил сделаться примерным и любящим семьянином;
— легко ли, да и возможно ль, научить дебила правильно любить свою Родину;
— как распознать дебила в своем руководителе или супруге, и что тогда в связи с этим следует предпринять;
— и, наконец, насколько возможно дебилу стать большим учёным или политиком?
Один из признаков дебила — неразборчивый почерк. Но и у Альберта Эйнштейна, и у Льва Толстого был отвратительный почерк. Как быть? Кому верить? Что думать и что делать?
Просто руки опускаются…
Потому‑то государство и общество испокон веку брало на себя ответственность совместно и активно прилагать нечеловеческие усилия по максимально беззаботному и облегченному житию этой обделенной природой категории граждан. Особенно многое было сделано и делается в последние годы. Бесконечные телевизионные ток-шоу, мелодраматические сериалы, юмористические и иные развлекательные программы заняли почти всё эфирное время. И это очень правильно! Ведь им тяжело и неуютно среди нас — счастливых и здоровых. Их меньше, и они, как принято сейчас говорить, иные (впрочем, судя по количеству массово ржущей публики, их может быть уже и больше). И всё же… Им неинтересно в театре, они не пойдут в оперу, балет или на концерт симфонической музыки. Но нельзя так безжалостно разделять их со всеми остальными и давать почувствовать даже в малой степени этот несправедливый природный провал!
В связи с вышеизложенным, предлагаю вовсе стереть ущербную грань, облегчить и усилить возможность их проникновения в мир прекрасного, а именно:
— в филармонических залах и академических театрах выделить специальные два-три ряда для наиболее передовых и продвинутых дебилов, всё же пожелавших посетить подобные виды искусства;
— пришедшим на льготные места непременно надо создать все привычные для них условия пребывания на массовых мероприятиях, и дабы не унизить и не оскорбить их чувства звуками симфонической, хоровой или оперной музыки, необходимо сохранить созвучную им атмосферу футбольных матчей, боев без правил либо мотоциклетных гонок, разрешив громко разговаривать и даже кричать, свистеть, стучать ногами и улюлюкать.
У меня только есть одно маленькое сомнение…
По прошествии некоторого времени — они станут с нами в один ряд или мы с ними?
Куравлёв Леонид Вячеславович
Было это лет двадцать назад…
Встреча со зрителями в Зеленограде. Я веду программу.
Кто поёт, кто читает, кто вспоминает.
Подхожу к Леониду Вячеславовичу, который за сценой сидит на стульчике. Ему через десять минут выходить. Спрашиваю, как лучше представить?
— Да, объяви хоть как, — говорит, — боюсь я, Саш. Я ведь не «разговорник», не юморист, не пою. Чего я им говорить-то там буду?
И так он мне это в сердцах сказал, что я сразу поверил, проникся и представил грозящую катастрофу. Он, действительно, переживал и смотрел на меня очень
