— Петрова, милочка, вы с ума сошли! Позвольте вам напомнить о приемлемой длине юбки. Так вот она на порядок ниже той, что вы себе позволили. Татаринов, ну а вас где носило? 5 минут до начала генеральной репетиции, а вы совсем не в форме. Наденьте хоть галстук, я вас прошу. И где, скажите на милость, мои очки? — худрук музыкальной школы Лидия Анатольевна, бодрая субтильная женщина бальзаковского возраста +, семенила по актовому залу музыкальной школы из угла в угол, пытаясь объять необъятное. А именно — организовать отчетный концерт школьного оркестра в количестве, на минуточку, 40 человек! И это без треугольника! А кстати, куда он запропастился?
Пока Лидия Анатольевна разыскивала очки и заодно треугольник, в зал тихонько прокрался и присел на одно из зрительных мест молодой человек. Которого, однако же, трудно было не заметить. Он сильно отличался от собравшейся публики, как минимум, своим ростом. Как максимум — возрастом. Но Лидии Анатольевне, нащупавшей-таки очки на собственном лбу, уж точно было не до силуэта в зале. В этом-то хаосе одним зрителем больше, одним меньше — не столь важно. Гораздо важнее — начать репетицию.
2.
— Добрый день! Чем я могу вам помочь? — вообще-то Светлана Николаевна была представительницей советской школы сервиса и обычно обращалась к посетителям кафетерия примерно… никак. Сами захотели — сами обратились. Раньше разговор был короткий и строго по делу. Но нынче времена другого подхода, хочешь не хочешь, а будь добр, соответствуй. Так что, завидев у витрины с пирожными молодого человека, она заговорила первой.
— Здравствуйте! — улыбнулся молодой человек густо намазанным голубым векам продавщицы: этот макияж вызывал у него самые теплые ассоциации. Так красилась его бабуля по праздникам. А значит, общий язык вполне можно найти. — У меня к вам несколько необычный вопрос. Но вообще-то, скорее просьба…
И уже через 20 минут на двери старого кафетерия, чудом сохранившегося с советских времен, висела табличка пока еще той, старой школы сервиса: “Отошла”.
3.
В дверь позвонили. Анатолий Иванович, не ожидавший такой дерзости, — “Семь часов вечера! Нормальные люди ужинают!” — интереса ради зашаркал открывать. На пороге стоял молодой человек. Приятной наружности, нехотя отметил Анатолий Иванович. Этот худощавый старик с горделивой осанкой и лицом, похожим на залежавшийся финик, ненавидел гостей. Особенно незваных. Но почему-то к этому человеку у старика не возникло обычной неприязни.
Молодой человек, стоявший на пороге, не был похож ни на коммивояжера, ни на заплутавшего пьяницу. Наоборот, всем своим видом он излучал оптимистичную уверенность в том, что не ошибся. Ему нужно именно в эту квартиру. Однако же, кто он, позвольте спросить?
Анатолий Иванович было задал этот вопрос, но молодой человек его опередил: “Добрый вечер. Меня зовут Андрей. Вы, должно быть, ужинаете, и я вас отвлекаю. Но уверяю вас, я не задержу вас надолго. У меня к вам короткий вопрос… Но если быть совсем точным, просьба…”
А спустя всего 10 минут, Анатолий Иванович, немало удивляясь собственному радушию, усадил Андрея за стол — ужинать. В свою очередь изумилась гостеприимству обычно сварливого мужа Любовь Александровна. Однако же она поставила на стол еще одну тарелку и щедро наложила гостю котлет и картофельного пюре. Остаток вечера они провели словно старые друзья: уплетая великолепные котлеты Любови Александровны и составляя один очень интересный план.
4.
31 декабря. В то время, как опомнившиеся в последний момент сограждане толпились среди прилавков супермаркетов и на елочных базарах, Андрей легкой походкой человека, у которого все было заготовлено к празднику аж с прошлого месяца, направлялся на традиционный семейный ужин.
Андрей никогда не опаздывал: он слишком сильно любил, а еще сильнее уважал свою семью, чтобы заставить маму слать вопросительные смски, папу с тяжестью в сердце выпивать одному, а бабушку подогревать праздничного гуся в микроволновке.
Поэтому ровно в 21:00, как и было запланировано, он стоял у двери и тянулся к дверному звонку. Домочадцы, зная о сверхпунктуальности единственного сына и внука, открыли дверь за секунду до.
— Андрей! Ты как всегда вовремя! Ну-ка быстро помой руки и помоги мне отыскать обручальное кольцо, которое подарил мне твой дед. Нет никаких сомнений в том, что оно застряло в новогоднем гусе. Где-то между яблоками и черносливом, — прямо с порога запричитала бабушка, пытаясь обнять уворачивающегося внука вымазанными в соусе руками.
— Ну что за глупости, ма! Оно скорее всего, как и последние лет 40, лежит в твоей шкатулке с драгоценностями, — папа, завидев сына, уже откупоривал первую бутылку шампанского — на пробу. Надо же отведать продукт до праздника, пока магазины открыты и есть шанс заменить партию на другую.
— А я тебе говорю, оно в гусе. Я надела его на праздник. Негоже лишать себя праздничного образа в такой день. Ах, Андрюша, надень мои очки, с такими линзами, ей-богу, ты найдешь и иголку в стоге сена. И умоляю тебя, будь нежнее — это мой кулинарный шедевр!
Андрей засучил рукава и с легкой тенью улыбки переглянулся с мамой: она тоже смотрела на него с пляшущими искорками в глазах и немного разводила руками. Мол, что поделаешь, сынок, это твоя семья. С мамой у них была особая связь, может, телепатическая, а может и новомодная — кармическая. С Андреева детства они стали лучшими друзьями, всегда делились друг с другом первыми новостями, мама рассказывала ему свои секреты, а он, ревностно охраняя их, делился своими тайнами.
Наконец, положенная предпраздничная суета завершилась, бабулино обручальное кольцо и правда отыскалось в гусе, папа оценил шампанское как “с пивом потянет”, а мама вместе с Андреем накрыла на стол. Все уселись. И с удовольствием отдали дань традиции: внимательно отсчитали куранты, открыли еще одну бутылочку игристого, чокнулись, поздравили друг друга с Новым годом и приступили к главному: обмену подарками.
Бабушка, не отступая от своих привычек, уже много лет дарила всем сладости. Она была твердо убеждена, что лучший подарок для детей и внуков (и не важно, сколько им стукнуло лет) — это кулек с шоколадными конфетами, сливочными тянучками и орехами в глазури. Папа написал каждому стихотворение — на досуге он баловался хореями и ямбами, не всегда удачно, однако же, порой весьма складно, а то и с озорством. Мама тщательно подбирала подарок каждому, прислушиваясь к пожеланиям своих любимых в течение года и ведя записи всех их случайным образом озвученных хотелок.
Так бабушка получила подписку на приложение с сериалами (и подробный инструктаж в придачу), папа коллекцию роскошных бокалов, а Андрей — билет в консерваторию.
Она знала, он любит музыку. Иногда она, отдавая дань своему музыкальному прошлому, открывала крышку пианино, стоявшего в холле, и тихонько играла, не заглядывая в ноты. Мелодии давно впечатались в пальцы ее рук, она уверенно нажимала на клавиши, чуть прикрывая глаза, отдаваясь в объятия ностальгии… А Андрей сидел рядом и, стараясь не спугнуть ее вдохновение, жадно слушал.
Когда-то она преподавала музыку, а порой и сама создавала музыкальные произведения. Однако же в детстве Андрей часто болел, а музыка занимала львиную долю ее времени. Она нужна была сыну и однажды ей пришлось выбрать: ребенок или любимое дело. Тогда она оставила музыку, заставив себя поверить, что сделала это без сожаления. Ведь дома есть пианино, и она может выделять крохи времени на дело всей ее жизни…
Настала очередь Андрея. Щедро осыпав подарками свою семью: палетку голубых теней для бабули, старинный экземпляр печатной машинки для отца — он, наконец, подошел к маме и положил ей в ладонь записку. Она открыла ее, прочитала: “Билет в детство. Сохранить до востребования”. Улыбнувшись, крепко обняла сына и поблагодарила. Андрей догадался, что она не поняла сути его подарка, но он и не настаивал: он знал, что этому подарку нужно время.
Новогоднюю ночь они провели, обсуждая планы на будущее и, конечно, предаваясь воспоминаниям о прошлом.
— А кстати. Помнишь, ты рассказывала, что в детстве тебя бабушка водила в музыкальную школу? Но перед ней — в кафетерий. Ты тогда сказала, что обязательно найдешь время рассказать, что же за десерт ты там ела. Мне кажется, сейчас самое время, — Андрей улыбнулся Алле Игоревне, демонстрируя свое полное внимание.
— Что ж, слушай, — ответила на улыбку сына Алла Игоревна, — это было пирожное “Корзиночка” за 22 копейки. Оно было не только вкусным, но и красивым. Формочки для наполнения изготавливались из нежнейшего песочного теста. Ты представил? Так вот. Далее была прослойка из кисленького джема, сверху целая шапка воздушного белкового крема, который всегда оставлял у 9-летней меня смешные усы над губой. Бабуля всегда улыбалась, глядя на меня в кафетерии.
Зачастую сверху пирожное украшали грибочки, выполненные из безе. Они всегда напоминали мне о походах за белыми грибами в деревне, в детстве с дедом. Неровность каждого грибка придавала особый шарм и реалистичность этому пирожному. Такой простой и маленький десерт… Но в нем растворилось всё: и детство, и бабушка, и дед, и музыкальная школа, неудачи и победы, время, которое не вернуть. Это не был самый вкусный десерт из всех советских сладостей. Но для меня это было больше, чем пирожное.
5.
Ясным субботним утром последней недели мая Андрей впервые за долгое время позвонил в дверь до того, как домочадцы ее откроют. На пороге стояла заспанная мама. Увидев Андрея, она обрадовалась, но и удивилась — обычно ее сын предупреждает о своем приходе.
— Вот так сюрприз! Заходи, дорогой, сейчас будем завтракать, — начала было мама, но Андрей ее перебил.
— Я по делу. Пришел прокомпостировать билетик. Ты же сохранила? Тот самый мой подарок? — строго, но с лукавыми искорками в глазах спросил он.
— Конечно! — Алла Игоревна, хоть и не подумала, что он говорил правду и действительно придет компостировать ее шуточный билет, все же сохранила его. Она слишком хорошо знала своего сына.
Спустя минуту она принесла билет Андрею, он достал из кармана реальный компостер контролера и пробил ее билет!
— И что теперь? — Алла Игоревна к этому моменту уже ожидала, что “вылетит птичка”, но ничего такого не произошло.
— Теперь? У тебя есть час на сборы, и нам пора ехать! — торжественно произнес “контролер”. И отправился на кухню ставить чайник и делать оладьи домочадцам.
Еще через час свежепозавтракавшая и нарядная Алла Игоревна, все еще не понимающая, в чем заключается шалость сына — а это точно была она, что, впрочем, ее больше радовало, чем огорчало, — села вместе с Андреем в трамвай № 7 и мысленно улыбалась. Она едет в детство!
Она и забыла, что от дома, где она выросла, ее отделяет всего-то маршрут трамвая № 7. Выйдя на конечной, она обернулась: вон то дерево, на котором они с ребятами со двора повесили как-то качели. А вон школа, куда она стабильно опаздывала каждое утро. А вон он — ее дом. Подъезд № 2, 72 ступеньки наверх, квартира № 34. Большая деревянная дверь, на которую нужно было хорошенько надавить, чтобы она поддалась. А прямо за ней, в просторном коридоре, стоит оно. Пианино, на котором она училась играть. Над которым пролила столько слез. За которым радовалась своим музыкальным победам. На котором так любила вздремнуть дымчатая кошка Лиза. Которое было как член семьи… Ему было, по слухам, лет сто…И где оно теперь?
— А нам как раз сюда, — перехватив ее взгляд, Андрей взял ее за руку и повел к подъезду № 2.
Он открыл дверь, вместе они прошли 72 ступеньки наверх — Алла Игоревна пересчитала — и оказались перед ней, дверью квартиры ее детства. Андрей нажал на звонок. Алла Игоревна все еще пребывала в смятении, однако уже чувствовала, как настойчиво пробиваются слезы к ее горлу. Она помнит текстуру этой двери, запахи этого дома, звуки…
К слову о звуках. Они отчетливо услышали неторопливое шарканье за дверью, возню с замком, затем щелчок… Наконец, дверь открыли. На пороге стоял невысокий лысоватый старик, от количества мелких морщин его лицо было похоже на сухофрукт, да и в целом внешность хозяина квартиры не вызывала желания начать с ним знакомиться. Однако же делать это не пришлось. Андрей явно уже тут явно побывал: старик внезапно улыбнулся ему!
— А-а-а! Здравствуй, Андрей! А мы уж заждались! Честь имею, милая дама! Анатолий. Ну что вы стоите на пороге? Проходите, чайник уже на плите, — старик слегка наклонил голову в знак приветствия и открыл дверь пошире, чтобы гости могли войти.
— Анатолий Иванович, позвольте представить вам мою маму, Аллу Игоревну. Мама, ты все правильно поняла, я уже бывал здесь, и Анатолий Иванович с супругой любезно согласились мне помочь с первой остановкой твоего путешествия в детство, — сказал Андрей с нотками некоторой торжественности в голосе, диссонирующей, правда, с его действиями, — он как раз надевал предложенные хозяином тапочки.
— Право, господа, я даже не знаю, что и сказать. Анатолий… Иванович, спасибо за гостеприимство. Андрей, ну что за дивный сюр… — тут и так немало разволновавшаяся Алла Игоревна заметила предмет, без которого невозможно было представить квартиру ее детства. Это было оно — столетнее пианино, которое помнило все ее детские годы, все первые ноты, все радости и печали. И ведь стоит же на том же месте, будто и не было этих лет! Фантастика!
— Можно я..? — спросила она позволения старика и, увидя его одобрение, зашагала в сторону своего друга детства. Она села на табуреточку, открыла крышку, провела пальцами по клавишам…и начала тихонько играть мелодию, которая с таким трудом давалась ей в ее 9 лет, и которую она теперь будет помнить всю свою жизнь. С которой у нее ассоциируется ее детство. Собственно, она и есть ее детство — “Мама” Чайковского.
Она играла и играла, вначале робко, тихонько, потом, увидя одобрение хозяев, — к Анатолию Ивановичу присоединилась милая старушка, его супруга, — стала нажимать на клавиши смелее, отдаваясь полностью ритму музыки и не обращая внимания на легкие огрехи игры старинного инструмента. Она была счастлива. Давно уже лицо ее было мокрым от слез, она чувствовала руку Андрея на своем плече и не могла поверить, что она и правда здесь — в своем детстве, “Контролер” ее не обманул — билет был подлинным.
Прошел час с небольшим — а на самом деле вечность — как вдруг Алла Игоревна вскочила из-за инструмента, стала сердечно жать руки хозяевам квартирки, в которой она выросла. А потом бросила к черту условности и крепко их обняла: “Скажите, чем я обязана вам такой щедростью? Сегодня у меня будто второй день рождения, и это лучший подарок на свете!”
Анатолий Иванович и Любовь Александровна вообще-то не привыкли к такому бурному выражению чувств. Да и Алла Игоревна обычно такого за собой не замечала… Однако же Андрей предвидел возможный исход событий и на всякий случай предупредил домочадцев. Выпутавшись из объятий Аллы Игоревны, Любовь Александровна сказала: “Меня зовут Любовь Александровна. А вы, должно быть, Алла Игоревна. Хочу вам сказать, ваш сын — вот ваш истинный подарок. Это все он придумал! — она тепло улыбнулась молодому человеку, а потом добавила, — А пойдемте-ка чай пить. С вареньем!”
6.
— Андрей, знаешь, давно хотела тебе сказать: все-таки не зря я в свое время мучилась 22 часа, рожая тебя. Отличный парень получился, — Алла Игоревна, второй раз выжав платок, мокрый от слез умиления и благодарности, снова была готова шутить.
Они вышли из подъезда и направлялись к остановке трамвая.
— Сейчас расскажем отцу и бабушке, вот они удивятся! Утру им нос, пожалуй. Они заверяли меня, что билет фикция.
— Погоди, ты решила, что это все? Наше путешествие окончено? — Андрей лукаво улыбнулся матери, — Надеюсь, у тебя удобная обувь. Так как оно только начинается.
Алла Игоревна не поверила своим ушам и мысленно похвалила себя за то, что в последний момент выбрала удобные сандалии вместо элегантных, но изматывающих лодочек: “Что ты еще мне приготовил, дражайший мой сын?”
Этот вопрос она задавала уже будучи в трамвае, маршрут которого выучила наизусть много лет назад. На третьей остановке будет тот самый кафетерий с пирожным “Корзиночка” за 22 копейки. Только вот той корзиночки давно уже нет в продаже, несколько лет назад она справлялась об этом у продавщицы.
Расположение кафетерия было крайне удачным: три остановки от дома и школы, куда она ходила, и три остановки до музыкальной школы, где она училась играть на фортепьяно. В свои мысли она погрузилась так глубоко, что, казалось, она уже чувствует аромат ванили в воздухе, слышит знакомый скрип большой деревянной двери и ощущает приятную тяжесть в руке пирожного “Корзиночка”, украшенного грибочками.
— Наша остановка, — вернул ее на землю голос Андрея. Она быстро поморгала: да, это она. Третья остановка от дома. А вон и он, кафетерий. Чем ближе они подходили к нему, тем отчетливее ощущался аромат ванили и…детства! Да, именно в эту секунду она осознала, что вот уже 2 часа находится в нем — своем детстве, добрая часть которого проходила по маршруту: дом-школа-кафетерий-музыкалка. И сейчас она на остановке “Кафетерий”. Приехали.
— Андрей, здравствуйте! А вы должно быть, Алла Игоревна, наслышаны о вас, — защебетала крупная продавщица с ярким макияжем и в переднике, как только увидела в дверях долгожданных гостей. — Андрей предупредил нас о вашем маленьком приключении, и мы с огромным удовольствием приняли в нем участие. Если вы не против, конечно. А вот и ваш столик.
И она привела их к крошечному столику у окна.
— Вы очень любезны. Мне пожалуйста… — Алла Игоревна собиралась было сделать заказ, как продавщица ее перебила: “О нет, не утруждайте себя. Мы точно знаем, что вам нужно.” Затем она обменялась тенью улыбки с Андреем и удалилась.
Минуту спустя она вернулась с подносом, на котором стоял большой красный чайник в горошек, две чашки и… два пирожных “Корзиночка”. Алла Игоревна готова была поклясться — это именно те пирожные, которые она так любила 50 лет назад. Она откусила крошечный кусочек, закрыла глаза от удовольствия и окончательно провалилась в май 1970 года. Да, это был он, тот самый вкус: вкус предвкушения последних уроков на фортепьяно перед отчетным концертом, вкус радости от разговоров с бабулей за красной чашечкой в горошек, наполненной чаем, вкус детства…
Андрей рассказал, как еще перед Новым годом зашел в это кафе, как пообщался с людьми, которые там работают, как подружился с шеф-поваром и подробно описал ему рецепт десерта со слов Аллы Игоревны (которое она рассказала ему в новогоднюю ночь), и как тот пошел ему навстречу, сказав, что сделает все возможное, чтобы вернуть Аллу Игоревну в детство.
Шеф-повар и сам вышел познакомиться со своими гостями. Как настоящему профи ему, конечно, было интересно, насколько точно он повторил рецептуру изделия образца 1970 года. И увидев улыбку на лице красивой женщины 60 лет, был готов лопнуть от гордости как воздушный шарик: удалось!
Алла Игоревна все-таки послала смску мужу: пусть гордится сыном, которого вырастил. Время за маленьким столиком было тягучим, как сливочная ириска (к слову, заказанная Андреем в пару к маминому пирожному, уж больно она здесь была хороша). Однако же Андрей отчего-то не спускал глаз с больших настенных часов в кафетерии. И, проконтролировав, что последний кусочек пирожного попал в рот Аллы Игоревны, сказал: “Ну что ж. Нам снова пора!”
И они, сердечно поблагодарив персонал, скрипнули большой входной дверью и вновь отправились на остановку трамвая. Что же ждало их спустя три остановки?
7.
— Моя музыкальная школа? Андрей, ты шутишь, — они стояли перед входом в альма-матер Аллы Игоревны.
— Шутки? Какие уж тут шутки. Впрочем, нам следует поторопиться. Лидия Анатольевна очень строга к тем, кто опаздывает. — Андрей взял Аллу Игоревну под руку и помог подняться по ступеням, оставив немой вопрос в ее глазах “Кто такая Лидия Анатольевна” без ответа.
Они вошли в актовый зал, полный зрителей. По всему было видно, что сейчас вот-вот состоится отчетный концерт — на дворе был май. Едва они сели на два свободных кресла, как свет в зале выключился и заиграла приветственная музыка.
Видя нарядных, нервничающих от важности момента детей, играющих на духовых, струнных и клавишных, Алла Анатольевна не могла сдержать слез. На этот раз Андрей протянул ей пачку салфеток, которые купил по дороге, ибо ее платок уже не справлялся с таким сильным потоком чувств. Увидев девочку за фортепьяно, она была готова поклясться, что инструмент тот самый. И если бы ей дали возможность подняться на сцену, она доказала бы это, продемонстрировав вырезанное сердечко под крышкой: это сделал Коля Никифоров в пятом классе.
Но вот концерт отгремел, сцена была устлана цветами и слезами растроганных родителей, и Лидия Анатольевна, наконец, выдохнула. Она посмотрела в зал и увидела направляющегося к ней того молодого человека, который приходил сюда зимой. Как и обещал, он был с красивой женщиной 60-ти лет. По-видимому, его мамой.
— Здравствуйте! Вы все-таки пришли? Помню-помню вашу просьбу и очень рада визиту. Вы просили меня дать возможность вашей прекрасной маме сыграть на этом фортепьяно? Не имею ничего против. Более того, с удовольствием буду вашим слушателем. И Лидия Анатольевна подвела Аллу Игоревну к инструменту. Алла Игоревна поблагодарила худрука, любезно согласившуюся на просьбу ее сына, хоть и, признаться, нервничала: что же сыграть? Она открыла крышку и увидела его — сердечко в верхнем правом углу… И поняла: играть нужно непременно про любовь. Сегодня она была влюблена в жизнь совсем как та девчонка 9-ти лет, которой одноклассник, Коля Никифоров, впоследствии ставший ее мужем, вырезал сердечко на крышке фортепьяно.
Андрей включил камеру и отправил видео отцу. Отец сидел дома, вытирал слезы счастья и думал о лучших людях в своей жизни: своей жене и их сыне.
А Алла Игоревна, помолодевшая в тот день где-то на 50 лет, приняла очень важное решение в своей жизни — вернуть в нее музыку.
