Annotation
Зарин Андрей Ефимович
Андрей Зарин
Perpetuum mobile
Зарин Андрей Ефимович
Perpetuum mobile
Андрей Зарин
Perpetuum mobile
Было шесть часов утра, когда у дверей зазвонил молочник. Луша, молодая девушка, вскочила с постели, на которой спала полураздетая, потом села и стала с недоумением протирать глаза. Второй, более энергичный, звонок заставил ее совсем очнуться, в темноте найти калоши, заменявшие ей туфли, и поспешить открыть двери.
В кухню с бутылкою в руке вошел молодой, краснощекий парень.
-- Ишь заспалась как! С пушки впору палить. Получайте свое! -- сказал он шутливо, ставя бутылку на стол в то время, как Луша, зевая и вздрагивая, зажигала жестяную лампу.
-- Поработай с мое, и не так заснешь, -- отозвалась она, -- накось тебе, в третьем часу заснула!
-- Гости? -- спросил парень.
-- У нас, что ни вечер, то сами в гости, или к нам гости! Заспишься тут! -- ответила Луша и схватила со стола самовар.
-- Счастливо вам! -- сказал молочник и вышел, хлопнув дверью.
Луша начала ставить самовар.
-- Заспишься тут, -- вполголоса бормотала она, -- на тебе, в три легла, в шесть вставай!
Она поставила самовар, а затем достала ваксу, щетки и начала чистить сапоги для молодого барина и для старого; самовар скоро начал шуметь.
Луша торопливо обулась, схватила плетеную корзинку, заборную книжку, накинула на голову платок и побежала в булочную, заперев за собою дверь.
-- Газетку! -- встретил ее на лестнице газетчик.
-- Давай сюда! -- Луша на ходу сунула свернутую газету в корзинку и сбежала с лестницы.
-- Лукерье Васильевне! Наше вам! -- воскликнул молодой дворник в огромной шубе, загораживая ей дорогу под воротами.
-- Пусти, леший, ну тя! -- сердито отмахнулась Луша, скользнув мимо него.
-- Вот тебе и наше вам! -- с хохотом крикнул денщик, входя под ворота; а Луша уже бежала стремглав по пустынной улице.
Вбежав в булочную, она порывисто перевела дух и, поставив корзинку, сказала:
-- Как всегда!
Следом за нею вошла кокетливо одетая горничная.
-- А, Луша! -- воскликнула она, и они поздоровались.
-- Ну, что у вас? -- спросила Луша.
Горничная махнула рукой.
-- Представление целое! Теперь поссорились и сидят по комнатам: он -- в кабинете, она у себя, а я им записки таскаю. Только и дела. Зовет барин: "Катя, передайте барыне!", а там барыня: "Катя, передайте барину!" я и бегаю...
Луша рассмеялась и подхватила свою корзинку.
-- До свиданья, пока что!
-- Луша, здравствуй! -- окликнула ее под воротами высокая девушка с корзинкой в руках.
Луша поздоровалась и приостановилась.
-- А у нас Матрена уходит, -- сказала девушка.
-- Да ну? С чего?
-- Слышь, барыня вчера пилить зачала. Мясо, видишь, жесткое. Уж она зудила, зудила. Матрена дверью хлоп, и ушла. Барыня кричит: "сейчас вон, мерзавка!", а Матрена ей в ответ: "Давайте расчет!" Нынче и уходит. Я стряпать буду.
-- А я Катю видела. Потеха у них... -- и Луша рассказала, что услыхала в булочной.
-- Ах ты. Господи, -- прервала она свой рассказ, -- самовар-то, поди, ушел!
-- Лукерье Васильевне с добрым утром! Морген фри! -- выколачивая генеральскую шинель на площадке лестницы, приветствовал Лушу бравый денщик.
-- Здравствуйте вам! -- ответила Луша, быстро подымаясь по лестнице.
Самовар шумел, бурлил и выплескивал кипящую воду.
Луша быстро сняла трубу, поставила самовар на стол, сдунула с него золу и заварила чай. Потом достала из кухонного ящика масло, яйца, из которых два опустила в самовар, затопила плиту, поставила кипятить молоко и, ухватив сапоги, устремилась в комнаты.
В маленькой комнатке с письменным столом, этажеркою и двумя стульями, свесив с подушки лохматую голову и раскрыв рот, храпел на клеенчатом умом диване, заменявшем постель, Борис Подопёнкин, гимназист 7-го класса.
-- Барин, -- подошла к нему Луша, -- вставайте! Половина восьмого! Пора!
-- Мммм... -- промычал юноша, встряхнул головою, как лошадь, повернулся на другой бок и захрапел так, словно выругался.
-- Половина восьмого! -- громко произнесла Луша, трогая спящего за плечо, -- опять опоздаете, вставайте!
-- А? Что? -- и, тараща глаза, он поднялся и сел.
-- Вставать пора! Половина восьмого! -- повторила Луша, зажигая на столе лампу.
-- Лушечка, голубушка, -- сипло заговорил гимназист, -- дай мне сюда чай, пожалуйста!
-- Опять заснете!
-- Ей-Богу, нет! -- и юноша опустился на подушку. Едва Луша вышла, как до нее донесся его басистый храп.
Луша налила стакан чаю, нарезала булки, положила на тарелку два яйца и вернулась в комнату молодого барина, который храпел, уткнувшись носом в подушку.
-- Нате вам чай! -- громко сказала Луша, подвигая стул и ставя стакан и тарелку. -- Слышите, барин! Чай пить! Ах, ты, Господи! -- ткнула она его в плечо: -- уйду вот и будить не стану!
-- А? Что? Хорошо, хорошо! Я знаю. Не беспокойся, пожалуйста, -- проворчал впросонках гимназист, зарываясь головою в подушку.
-- Вот вам чай. Сейчас восемь будет! -- крякнула с нетерпением Луша.
-- А? Что? -- встрепенулся он и испуганно обернулся.
-- Чай принесла! Восемь часов!
-- Чай? Спасибо! -- он повернулся на бок и протянул руку к стакану.
-- Выпьете, в стенку стукните! -- сказала Луша, выходя из комнаты.
Дверь с лестницы резко отворилась, и в кухню, согнувшись под тяжестью вязанки дров, вошел дворник. Он сделал два шага и с грохотом сбросил на пол вязку.
-- Наше вам почтение! -- сказал он добродушно, вытягивая из-под дров веревку, -- получай порцию.
-- Прачешную, Митрий, готовь! Завтра стирать буду! -- проговорила Луша.
-- Что больно скоро? Ишь ты какая, ровно блоха прыгаешь, -- усмехнулся дворник.
-- Попрыгаешь у нас! -- отозвалась Луша, принимаясь бросать дрова в ящик, что стоял у двери.
-- Ладно, устроим! -- сказал, уходя, дворник.
-- Ты чего пришла? -- заговорила Луша, увидев скользнувшую в двери кошку. -- Нашаталась, подлая!
Кошка, осторожно обойдя дрова и совершенно игнорируя Лушу, прошла через кухню и скрылась в коридоре.
-- Ах ты, Господи! -- проворчала Луша: -- будет теперь потеха! -- и, наскоро перебросав дрова, бросилась в комнаты за кошкой.
-- Ксс... ксс... -- звала она шепотом кошку, которая уже пробиралась в спальную к барыне, но Луша успела перехватить ее.
-- Я тебя, подлая! Будешь у меня шляться! Иди! -- она кинула кошку к кухне и вспомнила о молодом барине.
-- Спит! Так и есть! -- с сокрушением и досадою проговорила она, входя к нему в комнату. -- Барин, да что же это? Опять проспали! Глядите, девятый час! Барин! Я вот сейчас барыне скажу! Ей-Богу!
-- А? Что?
-- Да что! Будишь, будишь, добудиться сил нет!
-- Который час?
-- Девять скоро! Вот который!
Юноша сразу очнулся.
-- Что ж ты меня раньше не разбудила, -- сердито заговорил он, -- ведь я же просил в половине восьмого!
-- Добудишься вас! -- ответила Луша и тут же добродушно прибавила: -- чаю-то подать, или встанете?
-- Стакан здесь выпью.
-- Ну, ну; не засните теперь еще! -- она вышла, взяв стакан с холодным чаем, налила свежего и вернулась в комнату гимназиста. Он уже ел яйца и курил папиросу.
-- Теперь не заснете! -- сказала Луша.
-- Почисть брюки. Я вчера их здорово отшлепал, -- проговорил гимназист, прожевывая булку.
Луша захватила брюки и прошла в кухню. На столе у самовара стояла ее большая чашка с налитым чаем, про который она позабыла.
-- Ишь, совсем остыл! -- пробормотала она, взяв кусок черного хлеба и отхлебывая из чашки, в то же время доставая платяную щетку.
Выпив чай и вычистив брюки, она ухватила половую щетку с тряпкой и направилась в комнаты, занеся гимназисту брюки.
-- Налей еще! -- сказал он.
-- Вставать пора! -- проговорила Луша, но взяла стакан, вернулась в кухню, налила чаю и, снеся его гимназисту, прошла в комнаты.
В столовой и гостиной было сумрачно и тихо. Серое утро освещало буфет, в беспорядке оставленные стулья, стол, заставленный неубранной посудой, и засоренный пол. Из соседних комнат доносился храп.
Луша принялась за уборку. Она осторожно перетаскала всю грязную посуду на кухню, стряхнула скатерть, расставила в столовой стулья и перешла в гостиную. Там она обтерла тряпкою пыль, расставила мебель и начала подметать пол, быстро и ловко сгребая щеткою весь сор в одну кучу.
-- Луша! Луша! -- вдруг раздался резкий окрик самой Подопёнкиной.
-- Проснулась! -- с досадою пробормотала Луша и, бросив щетку, устремилась в спальную барыни.
Толстая, рыхлая Подопёнкина, с тоненькой косичкой, завернутой на самой маковке, протирала глава.
-- Что это ты там, словно Плевну берешь? -- сердито встретила она Лушу. -- Сколько раз говорила тебе, не убирай гостиной, пока я не проснусь! Никогда мне покоя не дашь! Который час? Принеси чаю! Подыми занавеску!..
Луша подняла занавеску.
-- Ах, Господи, скоро ты мне чаю дашь! -- проговорила Подопёнкина и закричала: -- Убери кошку! Опять она в комнатах!
-- Ксс... ксс... иди сюда! -- Луша опустилась на колени, залезла под кровать и вытащила оттуда кошку.
Придя в кухню, она стала готовить для барыни чайшку чаю, хлеб, масло, яйла и понесла все это на подносе в спальную.
Барыня притронулась к чашке и сердито заговорила:
-- Что ж ты это нарочно мне холодные помои налила! Разве я могу пить такой!..
-- Надо быть, остыл самовар, -- сказала Луша.
-- Надо быть!.. Возьми эту гадость и разогрей сейчас самовар. И где у тебя голова только? Поставить самовар всего и дела, и то не можешь! Ну, шевелись!
Луша взяла чашку с чаем, а барыня сердито повернулась на бок, достала со столика начатый ею вчера роман и стала читать.
Луша долила самовар и начала раздувать его, когда в кухню вошел гимназист, подошел к раковине и принялся мыться под краном, далеко вокруг себя разбрызгивая воду.
-- Луша! -- послышался тонкий, визгливый голос.
-- Сейчас, барышня! -- отозвалась Луша и побежала по коридору в комнату Лидочки Подопёнкиной, двадцатилетней девицы, учившейся музыке и пенью.
Она приподняла голову, на которой все волосы были завернуты в бумажки и, моргая глазами, пропищала:
-- Дайте мне чаю, Луша; и, пожалуйста, вычистите мою черную юбку и достаньте красную кофту. Знаете, блузкой которая...
-- Хорошо, барышня!
Гимназист уже оделся.
Луша вернулась в кухню и наскоро затерла шваброю наплесканную воду.
-- А калоши не вычистила, -- с упреком сказал гимназист, входя в пальто и шапке в кухню.
-- И забыла вовсе! -- ответила Луша и, взяв сырую тряпку, обтерла на ногах гимназиста калоши.
Самовар зашумел. Луша заварила чай и стала готовить для барышни хлеб, масло и яйца; потом налила чай барыне с барышней и понесла в их комнаты.
-- Не забудьте юбку вычистить, -- снова сказала барышня, -- я сегодня до завтрака уйду!
-- Помню, барышня, -- ответила Луша.
-- Ушла и пропала, -- ворчливо сказала барыня, -- долго ли самовар разогреть! Который час?
-- Десятый, барыня!
-- Дура! Если я тебя спрашиваю, ответь точно. Поди посмотри!
Луша заглянула в столовую.
-- Десятого четверть!
-- Молодой барин ушел?
-- Ушли.
-- Ну, чего же ты стоишь, как столб. Или дела нет?
Луша вышла из спальной и прошла в гостиную, где снова взялась за щетку.
Она вымела сор через переднюю в столовую, когда снова раздался оклик барыни.
-- Налей еще, да не клади столько сахара!
Луша взяла чашку.
-- Луша! -- позвала ее барышня. -- Налейте еще, только не так крепко. Да не забудьте юбку и кофточку! И умыться приготовьте. Я сейчас встану!
Лидочка Подопёнкина и ее мать мылись теплою водою у себя в комнатах. Луша, обыкновенно, приготовляла воду, приносила в комнату табурет, таз и рукомойник и помогала им умываться.
Она прошла в кухню, налила чай, разнесла по комнатам и снова ваялась за щетку подметать столовую.
-- Луша, вы здесь? -- раздался сиплый голос, -- принесите мне газету и чай!
-- Сейчас! -- откликнулась Луша и, бросив щетку, устремилась в кухню. Хлеб, масло, яйца, стакан чаю, газета...
Она вошла в комнату барина, который спал в своем кабинете на оттомане.
-- Благодарю вас, -- сказал он, -- дайте со стола папиросы и спички! Ну, все. Да, подымите шторку! Какова сегодня погода? Холодно? Ну, это хорошо. Подморозило, значит!
-- Луша! -- закричала барыня. -- Барин проснулся?
-- Проснулись. Чай пьют.
-- Кушают, надо сказать. Тебя учи не учи, как пень! Спроси его, когда Астафьев именинник? Не спутай имени!
Луша прошла к барину.
-- Барыня спрашивает, когда Астафьев именинником будет?
-- Сеня, когда Иван Степанович именинник? -- раздался пронзительный крик самой Подопёнкиной.
-- 13 ноября! -- прокричал в ответ Подопёнкин.
-- А я думала -- 12-го!
-- Есть Иван 12-го и есть 13-го -- и они стали перекрикиваться, а Луша снова взялась за щетку и дотащила сор уже до коридора, когда барышня закричала, выглядывая из двери своей комнаты:
-- Умыться, Луша!
-- Сейчас, барышня, -- ответила Луша, -- домету только! -- и на этот раз промела через коридор в кухню, до самой печки, после чего стала приготовлять для барышни воду.
-- Луша! -- загремел голос барина.
Она оставила воду и пробежала к барину.
-- Зовешь вас не дозовешься, -- сказал он, -- принесите мне еще стакан чаю! Да! Потом возьмите со стола полтинник. Нашли? Отлично! И купите мне 25 папирос. Только сейчас, пожалуйста.
Луша вышла.
-- Луша, -- вернул ее барин, -- сперва дайте мне чаю.
Луша заглянула к барышне.
-- Вы уж подождите малость. Барин за папиросами посылает!
-- Только скорее, Луша!
-- Мигом, барышня!
-- Луша! -- позвала барыня.
Луша снесла барину чай и прошла к барыне.
-- Тебя барин за папиросами посылает, так уж заодно купи, что надо, к завтраку.
-- Керосину нет.
-- Ну, и керосину купи. А сахар есть?
-- Не держи ты ее, пожалуйста, -- раздался крик барина, -- я без одной папиросы, а она ее не пускает!
Барыня поспешно сунула портмоне назад под подушку и сказала:
-- Беги скорее! За завтраком потом сходишь!
Луша прошла на кухню, набросила на голову платок и полетела в лавочку за папиросами.
-- 25 штук! -- сказала она, кидая на прилавок полтинник.
-- "Пери" прикажете? -- с галантной вежливостью спросил лавочник, оборачиваясь к шкафу с папиросами.
-- Известно, "Пери"!
-- Еще чего-с?
-- После приду еще. Давайте сдачу-то! -- и захватив деньги и папиросы, она с такой же быстротою пустилась обратно.
-- Который раз? -- спросила у нее на ходу высокая девушка, утром встретившаяся с ней под воротами.
-- Второй еще только! -- ответила Луша.
-- А я, милая, уже четвертый! Вот тебе и за кухарку.
Запыхавшаяся Луша передала барину папиросы и сдачу, а затем побежала помогать барышне умыться.
-- Лей больше! Довольно! Лей сюда! Полей на шею! -- Луша послушно лила воду, и барышня плескалась, как утка, расплескивая кругом целые лужи.
-- Подотри, Луша, а то ходить нельзя! -- сказала она, вытираясь полотенцем.
Луша сбегала на кухню, вернулась с тряпкою и, нагнувшись, стала вытирать залитый пол, после чего подхватила таз с мыльной водою, а за ним рукомойник с табуреткою и унесла их на кухню.
-- Юбку не забудь, Луша! -- крикнула вслед барышня, садясь к зеркалу и начиная развертывать папильотки.
В красной бумазеевой юбке, в рубашке, спустившейся с одного плеча, в стоптанных туфлях на толстых, как поленья, ногах, с завернутой на макушке косичкой, поднявшаяся с постели Подопёнкина стояла посреди кухни и, едва вошла в нее Луша, заговорила:
-- A y тебя, милая, как говорится, и конь еще не валялся, -- она показала на немытую нагроможденную на столе посуду, -- половина одиннадцатого. У добрых людей уж обед готовят, а мы еще и посуды не убрали.
-- Да где же время-то было, барыня? Кажется, я... -- начала Луша.
-- А ты бы спала меньше! -- перебила ее барыня -- Скажите! Утром встать, поставить самовар, убрать две комнаты да проводить молодого барина -- всего и работы, а у нее времени нет! Тогда, милая, на местах не служи, а иди в барыни... Приготовь мне умыться! -- и она зашлепала в свою спальную.
Луша покачала головою, махнула рукой и торопливо стала ополаскивать таз и готовить барыне воду.
-- Луша, юбку и кофточку! -- закричала барышня.
-- Сейчас! -- ответила Луша, проносясь к барыне с табуреткой и тазом, а затем с рукомойником.
Барыня обнажилась до пояса и начала мыться. Она не жалела воды, сопела, фыркала и все время, не переставая, говорила с Лушей:
-- Лей, лей! Не бойся! Что барышня кричит там? Юбку и кофту? Вот видишь, даже такого пустяка не приготовила. Стыдно! Нанялась служить, так служи. У нас не Бог весть что за работа. Четыре человека всего, а есть семьи, где восемь душ да ребенок маленький, -- и служат! А спать нельзя. На все время, голубушка, есть. Подала вечером самовар, постлала постели и спи!.. Что?.. Воды нет! Ну, беги скорее!..
Луша бросилась в кухню, чтобы снова наполнить рукомойник. Барышня у себя в комнате топала ногою и кричала:
-- Лушка противная, что ж ты мне юбку с кофточкою! Ведь я опоздаю!
-- Сейчас, барышня! -- пробегая, ответила Луша, -- не могу же я разорваться. Коли я барыне мыться даю!
Барыня с намыленным лицом и шеей стояла, наклонясь над тазом.
-- Лей прямо! Вот так! Опять грубость в тебе. Ведь ты с барышней говоришь. Как же это кричать ей: "не разорваться мне!" Эх, придется нам с тобой расстаться! Дай полотенце.
-- Да я хоть сейчас! -- угрюмо сказала Луша.
-- И сделай милость! -- ответила тотчас барыня, -- не держу! -- и тотчас же обычным тоном заговорила: -- Подай барышне, что ей там надо, да подотри здесь. Ишь сколько наплескала. Подать умыться не умеешь. А потом и в лавочку надо. Кофе готовить.
Луша унесла таз, рукомойник и табуретку, достала из шкафа барышнины кофту с юбкой и бросилась на лестницу выбивать и чистить ее, а барышня в коротенькой голубой юбке с голыми плечами, руками и грудью, затянутая в корсет, прошла к мамаше и, сев на ее неприбранную постель, заговорила:
-- Опоздаю я из-за этой Лушки. Чуть проснулась, попросила ее, и вот до сит пор.
Подопёнкина застегивала на себе корсет, отчего лицо ее налилось кровью, и глава, как у сумасшедшей, уставились в карниз печки.
-- Уф! -- вздохнула она, когда щелкнула последняя застежка, -- рохля она. Не может поспеть. Бестолочь! А ты куда так рано?
-- К Катриш зайти обещалась. Мы с ней сегодня весь день, а вечером она к нам!
-- Емельяновы будут! -- сказала Подопёнкина. -- Слыхала: у Федуловых гувернантка-то с этим Петей-дурачком ушла?
-- Да что ты, мамаша! -- воскликнула Лидочка, и у нее вспыхнули щеки.
-- Барышня, юбка готова. Я вам положила, -- сказала Луша, заглядывая в спальную.
-- Хорошо! -- отмахнулась Лидочка и обратилась к матери. -- Как же это? Когда? От кого вы узнали?
-- А видишь ли... -- начала Подопёнкина, надевая верхнюю юбку, и закричала: -- Луша! Приди с тряпкой, вытри воду! Ах, все-то ей ткнуть надо!.. Ну, видишь ли...
Луша вошла с тряпкой и начала ерзать ею по полу, а Подопёнкина, медленно одеваясь, стала рассказывать дочери скандальную историю побега гувернантки Федуловых с Петей-дурачком. Лидочка всплескивала руками, вскрикивала и весело смеялась.
Луша вытерла пол и пошла в кухню, где у крана мылся, брызгая и фыркая, сам Подопёнкин, маленького роста, с плешивой головою, большой рыжей бородою я толстым, неуклюжим, как сапожный каблук, носом.
-- Принесите-ка мне, Луша, полотенце! -- сказал он, фыркая под струей воды.
Луша пробежала к барыне, сняла с гвоздя полотенце и вернулась к барину.
Подопёнкин стал вытираться и говорить:
-- У вас и плита еще не топится, а мне на службу торопиться надо! Поспешите с кофеем.
-- Сейчас, барин, -- ответила Луша, -- я это скоро!
-- Луша! -- послышался оклик барыни.
Луша устремилась в комнаты.
Подопёнкина в черном платье, перехваченная корсетом, отчего фигура ее стала похожа на подушку, стянутую посередине ремнем, с напудренным лицом, накладный волосами и с кольцами на пальцах, являлась теперь представительной дамой, как и подобало жене начальника отделения.
-- На тебе деньги, купи, что надо, и скорее завтрак готовь. Купи сосисок! -- сказала она, давая деньги. -- А за провизией потом пойдешь!
Луша наскоро затопила загасшую плиту, поставила в кастрюле воду, оделась сама, ополоснула лицо, захватила жестянку для керосина и понеслась в мелочную лавку, оттуда в булочную, из булочной -- в молочную, из молочной в колбасную и снова домой в четвертый этаж.
Подопёнкин уже надел свой вицмундир и пересматривал нужные бумаги.
-- Что, скоро дашь кофе? -- спросил он вошедшую в кабинет жену.
-- Сейчас. Вот Луша только из лавки вернется.
-- Можно было пораньше ее послать.
-- Что же я сделаю с ней? Не поспевает! Вот и твоей комнаты до сих пор не убрала. Безобразие!
-- Только, пожалуйста, кричи на нее без меня. Терпеть не могу этого содома.
-- Тогда бы не заводил семьи! -- обидчиво ответила Подопёнкина и с шумом вышла из кабинета.
Луша вбежала в столовую и суетливо начала накрывать на стол. Она поставила приборы, достала водку, рюмку, принесла посуду и, наконец, внесла горячие сосиски, хлеб и кофейник.
-- Сеня, иди завтракать! -- примирительным голосом позвала Подопёнкина мужа, -- Лида, садись!
Луша вооружилась щеткой с тряпкою и пошла убирать остальные комнаты, в которых господа спали. Она складывала постельное белье, убирала постели, раскладывала по местам разбросанные вещи, расставляла мебель, вытирала, подтирала и выметала; потом собрала все лампы, подсвечники и пепельницы, чтобы налить лампы керосином, заправить свечи и вычистить испачканные пепельницы.
Подопёнкин ушел на службу; Лидочка захватила свой портфель с надписью "Musique" и отправились к подруге; Подопёнкина величественно вплыла в кухню.
-- Как уберешься, -- сказала она, -- сейчас иди в лавки. Смотри, уже половина первого, а еще в провизии нет. Когда управишься! Обед нужен непременно к пяти часам! Я уйду. Вернется из гимназии молодой барин, покорми его. Ну, проводи меня! -- и она поплыла в прихожую.
Луша, вытерев о передник руки, пошла за нею.
Она надела на барынины ноги калоши, помогла надеть шубу, нашла муфту и перчатки, после чего барыня двинулась, наконец, к двери.
-- Если кто придет, скажи, что меня дома нет! -- сказала она, выходя на лестницу.
-- Слушаю! -- ответила Луша, запирая дверь, и с облегчением вздохнула.
В квартире на время наступила тишина.
Луша снова стала возиться с лампами, запев звонким голосом: "Го-рели венчальные свечи..." Потом она разнесла по комнатам заправленные лампы, вернулась и стала одеваться сама. Она старательно умылась под краном, оправила платье и причесала волосы; затем ваяла большую корзину для провизии, спрятала в кошелек деньги, накинула неизменный платок и весело пошла в лавки, заперев за собою квартиру.
Через полчаса она вернулась домой, запыхавшаяся под тяжестью, и тотчас принялась за работу. Она обмыла мясо и поставила вариться суп, разнесла по комнатам дрова и затопила печки, после чего принялась за мытье посуды.
В плите потрескивали дрова, на плите бурлил кипяток, солнце бросало косые лучи в кухню. Луша перемывала тарелку за тарелкой, а перед нею стояла невысокого роста плотная курносая девушка, зашедшая взять ключ от общего чердака, и вполголоса говорила:
-- Вот те Христос уйду! Да разве это можно, чтобы никакого покоя! Чуть ночь -- и сейчас либо сам, либо сын его... Охальники! Я честная девица; а барыня что твоя пила. Нетто можно жить? Ты сколько получаешь?
-- Семь на своем горячем!
-- Ну и я также, а только так никак невозможно! Теперь мне лавочник, Никандр Сафоныч, обещал место... А тебе хорошо?
-- Распрекрасно, -- ответила Луша, -- в воскресенье гулять не пустила даже. Ну их ко псам! Где хорошо-то?
-- Ну, я пойду, а то моя пила спохватится! -- девушка взяла ключ и ушла, а Луша окончила мытье посуды, прошла по комнатам, помешала в печках и, вернувшись, села чистить картофель. Суп бурлил и кипел, когда в прихожей раздался оглушительный звонок.
Луша бросила ножик и побежала в прихожую, чтобы впустить молодого барина. Он сбросил калоши, пальто и в фуражке направился в свою комнату, говоря:
-- Есть, есть давай! Вот ты меня не разбудила сегодня, и мне влетело!
-- Да ежели вы так спите!
-- А ты за ноги тащи! Ну, давай есть. Дома никого?
Луша наскоро поставила ему прибор и подала тарелку супу, а пока гимназист с жадностью уплетал суп, изжарила ему кусок мяса.
-- Очень хорошо! -- сказал младший Подопёнкин, -- теперь я ухожу. Спросят, куда, -- скажи на каток! -- и он ушел; а Луша, заперев за ним дверь, начала рубить для котлет мясо.
Подопёнкины, муж в жена, вернулись вместе.
-- Обед готов? -- спросила барыня, входя в переднюю и опускаясь на стул. Луша тотчас нагнулась снимать с нее калоши.
-- Почти готов, котлеты только...
-- Накрывай на стол. Барышню ждать не будем. Молодой барин вернулся?
Луша объяснила.
-- Ну, давай обедать. Скорее! Эту корзинку возьми к себе. Для вечера!
Луша подхватила с полу корзинку, которую внес барин.
-- Отчего в комнатах темно? Знаешь, я не выношу этого. Что мне лбом стукаться, что ли? Зажги лампы! И что ты делала все время!
Подопёнкина устала, проголодалась, ей было тяжело в корсете, и она чувствовала раздражение.
-- Опять лук на плите поджаривала! -- кричала она из своей комнаты, переодеваясь в капот и снимая корсет, -- все комнаты продушила! А печки вытопила?
-- Вытопила! -- отозвалась Луша из столовой.
-- Закрыла без угара?
-- Без угара.
-- Знаю я тебя, без угара! Ну, торопись с обедом! -- и, переодевшись, она пошла по комнатам, заглядывал в печки и ища в них неперегоревшие угли.
Луша заметалась. Она накрыла на стол, поставила приборы, налила в миску суп и, подав, позвала барыню кушать, а затем торопливо стала готовить и жарить котлеты.
После обеда господа пили чай, а Луша убирала со стола, и Подопёнкина ей говорила:
-- Вечером гости будут. Непременно вычисти самовар, а то он у тебя чуть не зеленью порос! Да сама оденься. Передник перемени! Корзинку открой и все оттуда за окно поставь. Потом, как уберешься, приди ко мне. В лавку сходить надо!
Господа отпили чай и пошли, каждый в свою комнату, отдохнуть после обеда.
Луша убрала со стола, стряхнула скатерть, вымела комнату и, придя на кухню, сдвинула к краю грязную посуду и села обедать сама.
Однако, она не успела сделать несколько глотков, как звякнул звонок, и, бросив ложку, она побежала отворить двери.
Вернулась барышня с подругой.
-- Наши пообедали?
-- Только что. Спать легли.
-- Ты покорми нас, Луша, -- вполголоса сказала барышня, пока Луша стаскивала с нее и ее подруги калоши. -- Катриш, пойдем ко мне!
Луша поставила на стол два прибора и подала обед барышне и ее гостье.
-- Чаю подать?
-- Да, Луша, ко мне в комнату!
Луша снесла две чашки чаю, снова унесла грязную посуду, стряхнула скатерть, подмела комнату и вернулась к своему обеду.
Кончив еду, она принялась за мытье посуды, а затем чистку самовара, когда вдруг услышала подле себя голос Подопёнкиной:
-- Я ей сказала, а она хоть бы что! Когда же ты в лавку пойдешь? А?
Луша обернулась.
-- Вот только вычищу самовар...
-- Два часа все самовар чистишь! Эх, ты горе-работник! Ну, торопись! -- и Подопёнкина еще раз перечислила все, что она должна купить и приготовить к вечеру, и ушла со словами:
-- Голову причеши себе да чистый передник надень!
Луша с ожесточением стала тереть суконкою самовар, вертя его во все стороны.
-- Пойдешь, Луша, в лавки, -- сказал, входя, сам Подопёнкин, -- купи папирос 100 штук. Только в табачной, пожалуйста!
Он положил рубль и вышел.
-- Луша, душечка, -- вбежала барышня, -- пойдешь в лавку, купи, пожалуйста, карамель с гаданьем. Мы гадать будем!
Барышня положила кучу медных монет и вышла.
Луша накинула на голову платок, ухватила корзину и выбежала из кухни.
-- Али опять в лавку? -- спросила ее на площадке второго этажа толстая, краснолицая кухарка.
-- Гости у наших. Ужинать будут.
-- И много?
-- А шут их знает! -- ответила Луша и, не вытерпев, начала жаловаться, -- то сами в гости, домой ночью вернутся, чай подавай, раздеваться помогай! То у самих гости до зари. Шныряй, как оглашенная. А днем толчешься, толчешься и все ей мало.
-- Бранится?
-- Шпыняет. Ровно в пекле работаю!
-- Известно, в услужении, -- качая головой, сказала кухарка
Луше словно полегчало после этой жалобы, и она весело побежала по лавкам: в мелочную, табачную, булочную, мясную, зеленную.
У ворот сидел уже дворник в овчинной шубе, когда она возвращалась с покупками.
-- Приходи покалякать, -- сказал он.
-- Покалякаешь тут! -- увертываясь из его объятий, ответила Луша и побежала вверх по лестнице.
Не успела она вбежать в кухню, как в двери выглянула сама Подопёнкина и взволнованно сказала:
-- Звонят! Надень передник и беги отворить!
Луша мигом переодела передник и, завязывая на бегу его тесемки, поспешила отворить двери.
Звеня коньками, в прихожую вошел младший Подопёнкнн.
-- Ты?! -- с досадой сказала Подопёнкина, -- мог бы и с черного хода прийти. Только людей тревожишь.
-- А зачем я с черного хода пойду! -- сбрасывая калоши ответил сын.
Луша вернулась в кухню. Кошка, подняв хвост, терлась у ее ног и мяукала.
-- Ах ты Господи! Тебя-то, я и не накормила! Ну, ну, жри, подлая! -- я Луша наскоро набросала ей на плошку остатки мяса. Кошка заурчала и уткнулась в плошку.
-- Все купила? -- спросила, входя, Подопёнкина, снова представляя своей фигурою перетянутую подушку. -- Ну, теперь ставь скорее самовар, да накрывай стол для чая. А как сядем пить чай, ты сейчас же картофель ставь, а то не уварится. Хрен свари, а сметану за окно.
Луша торопливо выкладывала из корзинки свои покупки.
-- Папиросы дай мне. Я барину занесу.
-- Купила карамельки? -- спросила, вбегая, барышня.
-- А таких и нет, -- ответила Луша, -- спросила в булочной. Всякие есть, а с гаданьем и нет!
-- Ах, Боже мой! -- воскликнула барышня, -- да ты во фруктовой спросила бы. Сбегай, пожалуйста!
-- Некогда ей теперь, -- заступилась сама Подопёнкина, -- надо самовар ставить и на стол накрывать. Пусть Борька сбегает!
-- Дудки! Я набегался! -- отозвался Подопёнкин младший из своей комнаты.
-- Я сбегаю, барышня, только вот с самоваром управлюсь, -- сказала Луша, -- малость подождите!
-- Пожалуйста!
В это время раздался звонок. Луша бросилась в прихожую. Пришли первые гости.
Луша помогла им раздеться, повесила их шубы, прибрала платки и шапки, и гости прошли в гостиную.
Луша побежала в кухню.
Она налила в самовар воды и приготовила растопку, когда раздался снова звонок, и она опять устремилась в переднюю. Наконец, ей удалось поставить самовар.
В кухню вошла барыня.
-- Самовар скорее! Что это как ты копаешься? Пока что, иди на столь накрывай!
В комнатах шумели гости.
Луша накрыла на стол, поставила все, что надо, подала самовар, и через десять минут барыня позвала ее разносить чай.
Она брала на поднос чашки, стаканы и относила их гостям в гостиную, в кабинет, к барышне в комнату; одному приносила лимон, другому сливки, третьему булки, в кабинет -- коньяк, а к барышне -- конфеты.
-- Вы, Луша, как управитесь, -- сказал барин, снимая с подноса стакан чая, -- слетайте нам за картами. Игру, две колоды, 1-го разбора. Поняли?
-- Слушаю-с!
Подопёнкина разливала чай и беседовала с Мошкаровой, вдовой титулярного советника, на неиссякаемую тему о прислугах.
-- Девушка ничего себе, -- говорила Подопёнкина, только с ленцой немного, все поторапливать надо. И готовит неважно. Надо за всем доглядеть.
-- И то спасибо скажите. Нынче они так избаловались, так распустились, -- с азартом отвечала Мошкарова, -- прямо сладу нет. Я вот за один месяц пятерых сменила. То ничего не знает, то ленивая, а денежки подай!..
-- Вообще нравственность упала, -- сказала Подопёнкина. -- они теперь все норовят вольничать. Только у меня не больно повадно им... Возьми и скорее долей самовар! -- приказала она Луше.
Луша подхватила самовар.
-- А со двора часто ходит?
-- В две недели раз. И гостей никаких!..
Мошкарова одобрительно кивнула, так что конец кружевной наколки упал ей на нос.
Луша снова долила и поставила самовар, после чего побежала в лавку за картами, вспомнив и о барышниных конфетах.
-- И что это ты летаешь таким соколом! Держать не удержишь! -- воскликнул у ворот дворник, обнимая Лушу.
-- Пусти, черт! -- вырвалась Луша, -- гости у наших-то вот и гоняют.
-- А ты плюнь!
-- Плюнешь, поди! -- и Луша полетела по улице.
Едва переводя дух от быстрого бега, вернулась она на кухню и тотчас ухватилась за самовар.
-- Где ты была? -- строго спросила ее барыня, -- я тебя зову, зову. Там посуду убрать надо, а тебя и на кухне нет!
-- Коли меня барин за картами посылал!
Луша снесла барышне карамель "Гаданье" и барину карты.
-- Разложите стол! Здесь разложите! -- приказал барин.
Луша раскрыла ломберный стол, поставила свечи, пепельницы, достала щетки и два крошечных мелка.
-- Это и все? -- воскликнул Подопёнкин. -- Ну, как знаете, а бегите за мелками! Да скорее только! Господа, по маленькой! -- обратился он к гостям.
Луша подошла к барыне.
-- Барин приказал мелков купить!
-- А что ж ты думала, когда карты брала?
-- Разве я знаю?
-- Снеси сперва чай, а потом пойдешь в лавку -- кстати вот деньги разменяешь: на 5 руб. мелочи возьми. И меди! Вы ведь сыграете в лото? -- обратилась она к Мошкаровой.
Луша снова полетела в лавочку и обратно.
-- Ну, и носит тебя! -- сказал дворник.
-- И не скажи! -- на ходу откликнулась Луша.
-- Уберешь со стола и ужин готовь! -- сказала барыня.
Луша стала убирать посуду.
Из комнаты барышни раздавались визг, хохот и крикливые голоса; в гостиной чей-то сиплый голос выкрикивал:
-- Шестнадцать, семьдесят семь, восемь!..
А из кабинета доносилось:
-- Без козыря, два без козыря, три трефы, пас! Я скажу в червях три!..
Луша загромоздила в кухне весь стол убранной посудой, растопила плиту, начистила картофель и поставила его варить, после чего начала вытаскивать из-за окна бутылки и закуски.
Время от времени ее звали в комнаты, и, оставляя работу, она бежала на зов, чтобы подать стакан воды иди достать папиросы, или поднять закатившуюся под диван монету. Потом возвращалась в кухню и принималась за стряпню.
Кончив с нею, она стала накрывать на стол, заполняя его приборами, рюмками, стаканчиками, бутылками и приготовленной закускою в жестянках и на тарелках.
Гости с шумом и веселым говором двинулись в столовую.
-- Луша, передай сюда грибы! Открой бутылку! Убери тарелки, подай чистые! Голубушка, принесите мне стакан воды! Луша, принеси пиво! Подыми салфетку! Давай следующее!
И Луша металась с одного конца стола к другому, принимала, подавала, убирала, откупоривала бутылки, устремлялась на кухню, возвращалась бегом в столовую, пока барыня не сказала:
-- Поди, поставь самовар да приготовь чай! Господа, а мы еще сыграем!..
Гости шумно поднялись от стола, а Луша на кухне уже ставила самовар и перемывала стаканы, чашки, чайные ложки и блюдца.
В столовой уже не было возможности быстро прибраться, и барыня приказала Луше самой разливать чай на кухне и разносить его желающим.
-- Этому фанту что делать? -- выкрикивал Борис Подопёнкин в комнате сестры, где собрались его приятели и барышни.
-- Не ходи одна! Вот мы ее цап! -- раздавалось из кабинета следом за щелканьем карты, а в гостиной снова кто-то выговаривал глухим басом:
-- Тридцать два, двадцать четыре, восемь!
Луша моталась из стороны в сторону.
-- Мне, голубушка, еще сахару! Налейте мне стаканчик! Луша, принеси пива! Ополосни этот стакан! Выбрось из пепельницы!
И она опять подавала, принимала, убирала и металась из кухни в комнаты и назад.
Был уже четвертый час, когда гости все разом поднялись домой.
-- Луша, помоги одеться! -- закричала Подопёнкина.
-- Милая, а где мое боа! Найдите калоши: буква С.! Мое пальто на зеленой подкладке!
Луша искала пальто на вешалке, искала калоши под вешалкой, находила платки, боа, шапки, подавала шубы и надевала калоши, а потом, взяв лампу, проводила гостей до самого низа
Возвращаясь наверх, она встряхивала на ладони два двугривенных, которые придали ей бодрости.
-- Ой, устала я, Луша! -- проговорила барыня, едва Луша вошла в прихожую и заперла дверь. -- Скорее стели всем кровати, да и спать! Уберешь уже завтра все, -- прибавила она милостиво.
Луша прошла в кабинет, вынесла из него ломберный стол и стала стлать постель. На письменном столе стояли стаканы и недопитые бутылки, и всюду валялись окурки папирос.
Луша прошла к барышне, потом к молодому барину, быстро постилая постели, и, наконец, в спальную барыни.
Господа, между тем, сидели в гостиной и жаловались на усталость.
Сам Подопёнкин не доспал после обеда, работал, "как лошадь", на службе и завтра должен к 12 часам уже быть в департаменте.
-- А мне к девяти, и Лушка проспит, наверное! -- воскликнул младший Подопёнкин.
-- Ой, мочи нет, глаза не глядят, -- сказала сама Подопёнкина, -- до свиданья. Я спать. Натолклась за день! -- и она прошла в спальную, где Луша оканчивала уборку.
-- Ох, смерть моя! Сними мне сапоги! -- она плюхнулась на кровать, расстегивая лиф, развязывая тесемки и протянув толстую ногу. Луша опустилась на колени и сняла с нее сапоги.
-- Ты уж прямо ложись, Луша, -- сказала Подопёнкина, -- а завтра лучше встань пораньше да белье грязное собери. Я встану и сосчитаем!
Она сбросила последнюю юбку и полезла в кровать.
-- Ну, иди! Погаси лампы и ложись!
Луша пошла гасить лампы. В гостиной по полу валялись бумажки от конфет, апельсинные корки, окурки папирос и куски булки; на столах лежали кучи скорлупы от орехов. В столовой весь стол был заставлен грязной посудой, недопитым и недоеденным, а пол был и залит, и замусорен.
Луша загасила везде лампы и пошла на кухню.
-- Не забудь разбудить меня! -- крикнул ей младший Подопёнкин.
-- Ладно!
Луша добрались до своей кровати и упала в нее, не раздеваясь. Все вокруг нее заволновалось, всколыхнулось, в она словно поплыла куда-то, чувствуя, как сладостный отдых разливается по всем ее членам.
-- Луша! А, Луша! -- услышала она голос, и кто-то толкал ее в плечо.
-- А? Что? -- она вскочила и села, не понимая, что с ней и где она.
Перед нею при свете выгоравшей и чадившей лампы, в одном белье, стоял молодой Подопёнкин и говорил с тревогой:
-- Так ты смотри, Луша, разбуди меня. В семь часов. Поняла? В семь!
-- Поняла, -- пробормотала Луша и опять упала на подушку, и опять закачало и понесло ее.
Как хорошо!.. Жаркое лето, душный день. На деревне храмовой праздник. Парни и девки идут по улице; вон сам старшина, такой ли важный, едет из церкви. Колокольчик под дугой так и громыхает: динь-динь- динь!.. Хорошо
Динь, динь, динь! дзззинь! дррр...
Луша вскочила, села и спросонья протирает глава. Вкухне темно, а звонок так и вздрагивает, так и трезвонит.
-- Господи, да никак и вправду! -- спохватывается Луша и бежит к двери.
В кухню входит молочник и сердито говорит:
-- Уж и здорова же ты спать! Хоть из пушки пали!..
Утро наступило. День начался...
----------------------------------------------------
Первая публикация: журнал "Русское богатство". Том 12, 1908 г.
Исходник здесь: Фонарь . Иллюстрированный художественно-литературный журнал .
