Роман Елиава
Как Ахиллес помогал Гомеру Илиаду писать
Когда солнце стало клонится к земле, а дневная жара стала спадать, вместе с легким ветерком в жилище поэта принесло голос его друга.
— Гомер, ты здесь?
— Да, Ахиллес, приветствую тебя, достойный муж и мой преданный друг, заходи скорее, не стой на этом солнцепеке.
— Ты прав, скорее в тень, — сказал вошедший Ахиллес, вытирая пот со лба, обрамленного поредевшими седыми волосами. Сегодня особенно жарко. Я принес вина, но оно совсем теплое.
— Я сейчас налью холодной воду из колодца, — ответил на это Гомер и вышел.
Ахиллес, кряхтя, ибо он был уже не молод, чтобы так далеко ходить по жаре, присел на табурет и огляделся. Он оторвал друга от работы, на столе лежали листы папируса, исписанные убористым почерком Гомера.
— Я вижу работа у тебя идёт, — сказал Ахиллес, когда вошел поэт с большим кувшином студеной воды.
— Да я закончил первую поэму и начал писать вторую, но пока не придумал для неё название. Нужно закончить Илиаду и рассказать, как мы все вернулись по домам после войны.
— Многие не вернулись, — мрачно вздохнул Ахиллес, он немного отдышался, встал и взял со стола посмотреть один из листов папируса. Оба Аякса погибли, хитроумный Одиссей так и не вернулся домой.
— Ты думаешь он ещё жив? — задумчиво спросил Гомер, разбавляя принесенное вино колодезной водой.
— Кто знает, кто знает, он очень умён, чтобы просто погибнуть или сгинуть где бы то ни было, — Ахиллес положил листок назад и почесал волосатую грудь под туникой.
— Я любил его, — сказал поэт, — но не стой друг мой, присаживайся.
— Все любили Одиссея, надеюсь, что он ещё жив, вернется к себе на Итаку, а затем поведает нам о своих приключениях. Да, наверняка, их было много.
— Могу себе представить, — медленно произнёс Гомер.
— Могу тебе поверить в этом, вы поэты славитесь своим воображением, — Ахиллес отхлебнул разбавленного вина. Уф, хорошо, попробуй Гомер.
Поэт задумчиво пригубил чашу и посмотрел на Ахиллеса, тому стало явно получше, он расслабленно сидел на стуле, небольшой животик выпирал из-под туники. Никто не молодеет.
— Но что привело тебя ко мне, мой друг, в столь жаркий день? — спросил Гомер.
— Я давно собирался. Слышал, что ты закончил Илиаду и её уже многие знают наизусть.
— Это так, нужно быстрее всё закончить, стар я становлюсь. Глаза уже подводят, боюсь ослепну раньше, чем закончу.
— Это я тоже слышал, — тяжело вздохнул Ахиллес, положив одну ладонь на свой животик. Но если такое и случится, то любой готов будет помочь тебе. Стать рукою великого поэта это честь.
Гомер отмахнулся, но было видно, что ему приятны слова друга.
— Визит мой как раз и связан с твоей поэмой, — продолжил Ахиллес.
— Как именно?
— Хотел я обсудить с тобой отдельные её моменты.
— Какие, например?
— Вот, в самом начале ты написал, если это верно мне прочитали:
На день десятый Ахиллес созвал народ,по напущенью Геры.Богини белокурой, что скорбию терзаласьпо гибнущим данайцам.Когда ж собранье стало начинаться,явился и он сам, герой наш, Ахиллес,ногами быстро семенящий.
— Всё верно, так я и написал, — подтвердил Гомер. Сама супруга Зевса направляла тебя.
— Так оно и было, я не возражаю, — сказал Ахиллес, — но ногами семенящий, Гомер, это повторяется потом сотню раз в поэме.
— Так и есть, ты прав. Но такова твоя походка, Ахиллес, ты быстро передвигаешь ногами, ходишь быстрыми мелкими шажками, семенишь. Все, кто знают тебя, отмечают это в тебе. А моё дело как поэта описать каждого героя поэмы, отметив его отличительные черты и характеристики.
— Но, Гомер, друг мой, ты же великий поэт, а Илиада монументальное произведение, которым будут восхищаться тысячи поколений наших потомков! И ты пишешь — ногами быстро семенящий! Разве это поэтично?
— Да, ты прав, — задумался Гомер. А если так:
В десятый день созвал всех Ахиллес на сбор,ему внушила это Гера.Богиня белокурая страдала, от гибели данайцев.Когда народ уже собрался, то перед ним герой наш, быстроногий Ахиллес, мгновенно показался.
— Быстроногий Ахиллес, — смакуя произнес гость. Видишь, ты же можешь, когда захочешь, ты действительно велик. Смысл тот же, а как звучит. Быстроногий!
— Ну вот мы и разрешили нашу небольшую проблему, — сказал Гомер, довольный что угодил другу.
— Да, спасибо тебе, Гомер, только вот, есть ещё один момент.
— Какой момент? — нахмурился поэт.
— Он в гневе меч свой обнажил,и тотчас же Атрида бы убил.Но много было их вокруг, не победить,был вынужден себя он усмирить.
— А здесь, что не так? Разве ты его убил? — изумился поэт.
— Да, ты прав, так и было, — начал успокаивать Гомера Ахиллес. Но выглядит это, как будто я, Ахиллес, равный богам, испугался обычных людей.
— И что ты предлагаешь?
— Перепиши эти строки, Гомер. Ты же сам говорил, что мною управляли боги. Гера, Афина.
Гомер задумался, а потом прочитал:
Он только меч огромный обнажил,чтобы убить Атрида,явилась перед ним Афина,чтобы разум усмирить Пелида.
— Так подойдёт? — спросил поэт.
— Так гораздо лучше, — согласился Ахиллес, — получается это не я испугался Агамемнона, а сами боги спасли его от моего праведного гнева.
Гомер тем временем закончил исправления:
Ответил быстроногий Ахиллес богине,как каждый день, как ныне,я должен Гере и тебе внимать,богинь великих волю исполнять.Послушен я богам и гнев свой подавляю,покорно меч свой острый опускаю.
— Теперь, ты наконец доволен? — спросил Гомер Ахиллеса, беря в руки чашу с вином.
— Конечно, о чем говорить, давай выпьем ещё вина, — ответил обрадовавшийся Ахиллес, подливая поэту. Но вот отрывок про дочь Брисея.
— Что ещё про Бресеиду? — Гомер остановился на глотке и отставил вино в сторону.
— Ты написал:
Возрадуйтесь завистники мои,и вознесите славу Зевсу.Но виноват во всем Атрид,не бойтесь, ближе подойдите.Он вас прислал за Брисеидой к Ахиллесу.Патрокл деву вам отдаст,вы с нею прочь тотчас уйдите.
— А здесь то, что не так? — взволновано спросил друга Гомер.
— Получается, как-то не хорошо. Не находишь? Агамемнон захотел забрать мою деву и забрал, без моего сопротивления. Я сам её отдал ему.
— Но так и было! — горячо воскликнул поэт. Разве нет?
— Конечно, так и было, — начал успокаивать друга Ахиллес. Не драться же нам с Агамемноном между собой из-за добычи! К тому же сама она была так себе, вся ценность только в том, что дочь жреца.
— Раз так и было, что же ты тогда хочешь?
— Ты бы мог это как-то по-другому описать.
— Как, например? — Гомер недовольно посмотрел на Ахиллеса.
— Например, они выкрали её тайком, пока меня не было, — Ахиллес почесал зачаток лысины на своей голове.
— Нет! — жестко ответил поэт.
— Но, Гомер?
— Я сказал, нет! Это важный эпизод поэмы, и я не пойду против своей совести. Не буду писать то, чего не было и очернять Агамемнона воровством.
— Эх, — вздохнул разочарованный Ахиллес и отхлебнул вина. Но напиши хотя бы, что я был в гневе, что ли?
— А вот это можно:
У кораблей Ахиллес быстроногий лежал,о Брисеиде горевал, он в гневе был и вспоминал,как стены Фив и Лирнесс разрушал,чтоб получить добычу.Как Эпистпофа и Минета побеждал,двух копьеносцев, сыновей Евена,что сыном был Селепа.Но скоро встанет он и вырвется из горя плена!
— Мне нравится, — примирительно сказал Ахиллес. Чувствуется, что я затаил обиду, но ещё встану и отомщу. И упоминание о победах совсем не лишнее.
— Я рад, что помог тебе, — облегченно сказал Гомер, поняв, что ему не придется переписывать значительную часть поэмы.
— Спасибо тебе, друг мой, спасибо. Ты не только увековечил мою память, а сделал её светлой для потомков, передав меня таким каков я есть на самом деле, — поблагодарил друга уже изрядно захмелевший герой троянской войны.
— Не стоит благодарностей, друг мой, — совсем уже расслабился, также подвыпивший поэт.
— Только вот Патрокл, — не глядя Гомеру в глаза проговорил Ахиллес.
— А с Патроклом то, что не так? — насторожился, успокоившийся было, поэт.
— Ты написал:
Проник он тайно, но решимо, пока отсутствовал там друг,чтобы одеть его доспех прекрасный,и в битву вырваться в нём вдруг,как Ахилесс,в момент ужасный, троянцев разметать вокруг,и корабли спасти ахейцам.
— Да, Патрокл тайком одел твои доспехи и привёл мирмидонцев на помощь. Атака была отбита.
— Всё было не так, — возразил Ахиллес, заново наполняя чаши.
— Не так? Это же все знают. Почему, не так? — обескураженно спросил поэт.
— Патрокл, бы никогда не сделал ничего у меня за спиной, — Ахиллес посмотрел в глаза Гомеру. Это я разрешил взять ему мои доспехи, за что до сих пор себя виню. Нужно было наплевать на клятву и самому вступить в бой. К сожалению, многое понимаешь только спустя годы. Но я говорил ему, только помоги отбить нападение. Не нужно было затевать новую битву, а тем более идти к стенам Трои. Он меня не послушал, поэтому погиб.
Гомер громко вздохнул, он понял, что ему всё же придётся переписать часть поэмы.
— Друг мой, тебе тоже жаль Патрокла, — Ахиллес поднялся и приобнял Гомера. Ничего, ничего. Но нужно как-то всё это исправить.
Гомер на мгновение задумался, а затем произнёс:
В доспехи Ахиллеса облачиться,просил Патрокл друга своего,чтобы троянцы ошибиться могли,приняв Патрокла за него.
— А затем, я понял, что ещё немного и троянцы сожгут корабли, — кивнул Ахиллес. И я разрешил ему одеть мои доспехи. Клятва, клятвой, а на чём домой возвращаться, скажи, пожалуйста? Они могли сжечь все наши корабли.
Гомер продолжил сочинять:
Патрокл должен отличиться,внезапно понял Ахиллес,Аякс не сможет сам отбиться,мешает громовержец Зевс.А корабли уже пылают,ахейцы к морю отступают.Вскочил на ноги он, хватаярукою меч свой за эфес,и протянул его Патроклу,«Спеши, мой друг богорожденный,одень доспехи и спеши,ты станешь мной, непобежденный,пожар на кораблях туши!Быстрей в доспехи облачайся,пока я войско соберу!»
— Именно так и было, — закивал Ахиллес и погрузился в воспоминания, подняв взор к потолку. Пока он одевался, я собрал людей.
— И мирмидонцы, жаждя боя,вкруг Ахиллеса собрались,О, как же этой битвы все эти люди заждались!Их поведёт Патрокл быстрый,а бой уже сейчас пьянит.
Гомер закончил, и комната погрузилась в молчание. Каждый думал о своём. Ахиллес вспоминал Патрокла, а Гомер думал, что завтра на свежую голову нужно всё перепроверить, чтобы избежать противоречий в поэме. Затянувшееся молчание робко нарушил Ахиллес.
— Знаешь, Гомер, — медленно и задумчиво протянул он. Я всё думаю о Гекторе.
— Что ты думаешь о Гекторе? — подозрительно спросил Гомер и икнул.
— Мы победили троянцев. Я убил Гектора. Правильно?
— Убил, — подтвердил поэт и снова икнул.
— Перестань, пожалуйста, выпей вина с водой, — сказал Ахиллес.
— Мне кажется уже достаточно, — возразил, икнув, Гомер.
— Ладно, как знаешь. Только вот мы победили, а ты возвеличиваешь побежденных, в лице Гектора.
— Послушай Ахиллес, — поморщился Гомер, тебе вообще в моей поэме хоть что-то нравится, ты хоть чем-то доволен?
— Конечно, — искренне возмутился Ахиллес.
— Что?
— Например, вот это:
Приам престарелый, годами усталыйна башне стоял,перед стенами Трои он видел героя,им был Ахиллес богу равный,который крушил строй троянских сынов,купаясь в лучах своей славы,царь видел, как строй задрожал, побежал,осел он на камни и зарыдал.
— Понятно, — проворчал себе под нос Гомер.
— Какие строки, какая в них сила и страсть, — мечтательно сказал Ахиллес. Крушил троянских сынов! Но, давай, вернемся к Гектору.
— Хорошо, вернемся к Гектору, — устало согласился поэт.
— Гектор если и не затмевает меня, то по крайней мере кажется равным мне.
— Но это противостояние! Твой враг должен быть достоин тебя!
— Ты, конечно, прав. Но нельзя, чтобы он был такой же мужественный и благородный, как я. Вдруг он кому-то понравится? И даже, как жертва, больше, чем я.
— Но ты же его убил, победил? Что ты ещё хочешь? — удивился Гомер.
— Измени его образ в поэме.
— Что? Я не понимаю тебя.
— Сделай его не привлекательным, например, трусом.
— Но он же не был трусом, — возразил Гомер.
— Возможно. Но мы победители! Мы пишем историю. Если мы захотим, чтобы он был трусом, то он таким и станет в глазах потомков.
— Подожди, — поэт пытался прояснить путающиеся от выпитого мысли. Мы напали на Трою, разрушили город, ты убил Гектора, а теперь ещё хочешь исказить память о нём? Я ничего не упускаю?
— Я должен быть главным героем, он не может быть равным мне во всём, — продолжал давить Ахиллес.
— Но ты победил и вернулся домой, а он погиб и остался погребен. Что тебе ещё нужно? — продолжал сопротивляться Гомер.
— Сделай его трусом!
— Я не могу, это же неправда!
— Ты сам творец своей поэмы, что ты напишешь, то и будет правдой на века!
— Ну, хорошо, — сдался под напором Ахиллеса Гомер, — ты никогда не отступаешь Ахиллес. Что именно я должен сделать?
— Помнишь, как мы встретились с Гектором перед схваткой?
— Конечно, это же я написал:
Стоял он напротив Пелида, сама угроза и сила,Гектор, сын Трои, смотрелся как бог!Бесстрашный и мощный, нахмурен и строг!
— Видишь, бесстрашный, как бог. Давай, он испугается меня и побежит.
— Что? — растерялся от такой наглости Гомер.
— Гектор увидел Ахиллеса, понял, что это его погибель, испугался и трусливо убежал. Я знаю ты сможешь, Гомер, дружище, прошу тебя.
Гомер тяжело и устало вздохнул:
В лучах восходящего солнца,блистали доспехи Пелида.На правом плече пелионская смерть,почувствовал Гектор дыханье Аида,не мог оторвать он свой взгляд от копья.И вот захватил его ужаса трепет,не стал ожидать он удара врага.Дрожа, повернулся к стене и в бега.Пелид вслед за ним, словно хищная птица, нагнать,непреклонно пытаясь голубку,чтоб когти вонзить и на части порвать.
— Отлично, ты просто гений, Гомер, — расцвел главный герой троянской войны. Воистину великий поэт!
— И долго? — прервал восхваления Гомер.
— Долго что? — не понял Ахиллес.
— Долго он от тебя убегал?
Ахиллес задумался, налил себе ещё вина с водой и быстро выпил чашу жадными глотками.
— Три раза вокруг Трои, думаю достаточно.
— Три раза вокруг города? — Гомер саркастически поднял брови.
— Да, — согласился, не уловивший сарказма, Ахиллес.
— Хорошо, а потом то он стал сражаться?
— Да, но его убедили в этом боги, что деваться некуда.
Гомер помолчал минуту и выдал:
Я больше убегать не стану, отпор я дам тебе, Пелид.Такое боги указали, такое честь моя велит!Я трижды город оббежал, теперь готов к сраженью дух,на смертный бой с тобою, покуда взор мой не потух.
— Отлично, именно этого я и хотел, — Ахиллес вскочил и хлопнул Гомера по плечу. А сейчас извини, я отойду по нужде, слишком много выпил.
Ахиллес засеменил на улицу. Гомер проводил его взглядом и снова вздохнул. Солнце уже скрылось, на улице было темно. Послышался приглушенный вскрик Ахиллеса и какие-то ругательства.
— Что случилось? — Гомер поднялся на ноги.
В дверном проёме появился силуэт Ахиллеса. Он хромая вошёл, сел на табурет. Через секунду вынул из пятки длинный шип растения.
— Смотри, это растёт у тебя в саду, — показал он шип Гомеру. Как же болит пятка! Это знак богов, что пора домой. Давай обниму тебя, друг мой, на прощание. Надеюсь, новая поэма будет ещё лучше Илиады.
— Спасибо, Ахиллес за твои пожелания, а тебе хорошей дороги домой. Заходи в любой момент в гости, всегда рад.
— Конечно, конечно, как закончишь новую поэму, обязательно приду и обсудим, — пообещал Ахиллес, не замечая в сумерках, как побледнел поэт.
Гомер проводил друга, вернулся в комнату и зажег огонь. Он задумчиво посмотрел на исписанные листы папируса, а затем с решимостью сел за стол и достал чистый листок.
— Говоришь, что я сам творец своей поэмы, как напишу, так и будет? Пятка болит, — прошептал Гомер и задумчиво прикусил стилус.
