уронит на траву, и я смогу его поднять — папа это всегда разрешает. Наверное, в следующий раз, когда мы пойдем гулять, этот гусь уже потеряет свое перо. А сейчас папа говорит мне: «поищи кусочки хлеба в траве, ты их уронила, кинь этому гусю». Я сажусь на корточки и смотрю в траву. Возле меня в траве есть голое место, там видны комочки земли, в них ползают муравьи. Они меня уже раньше кусали, и я делаю два шага в сторону, подальше от этого места. Здесь я вижу две сломанные травинки, а под ними лежит вкусный, коричневый, с маленькими дырочками, кусочек хлеба. Я достаю его, отворачиваюсь от папы и засовываю в рот. Папа ничего не заметил. Я быстро глотаю хлеб и смотрю, как по травинкам ползут крохотные жучки, еще меньше муравьев — я их много раз пыталась раздавить пальчиком, но ничего не получается — они уползают.
Вдруг слышится гусиное курлыканье, где-то наверху, совсем недалеко. Папа хватает меня и сажает на плечи. Я вскидываю голову, и вот стая гусей появляется из-за деревьев. Гуси вернулись!
Министерство Вечных Вопросов
Решая вечные вопросы,
Я едкий дым от папиросы
Перед собой в тиши пускал
И пепел под ноги ронял.
Непушкинов А.С.
История эта произошла со мной недавно, примерно месяц тому назад. Тем промозглым, отвратительным утром я должен был ехать сквозь дождь и пробки на другой конец города — показывать клиенту квартиру.
Я риэлтор, что уж тут поделаешь, ничем иным я зарабатывать на жизнь не умею. По правде говоря, я и этим-то не слишком умею, и любой человек с торговой жилкой легко даст мне фору в ловкости продаж. Но мои знакомые говорят, что продает моя манера держаться, моя внешность и кажущаяся искренность в разговоре. Люди мне доверяют. Ну и пусть их. Мне все равно. Настоящий я — это совсем другое, это не моя искренняя речь и честная физиономия. Однако настоящий я никому не интересен, даже жене. «Мной можно продавать» — примерно так мир оценивает меня. Ну хоть чем-то я вписываюсь в этот мир. Вот не было бы у меня такой располагающей к доверию обертки, тогда вообще помер бы в нищете под забором. Ибо все то, что мне действительно интересно, в чем я могу быть невероятно работоспособным и креативным — все это никак нельзя монетизировать. Так что моему любимому занятию — изучению и моделированию истории русского севера, я предаюсь теперь только поздними вечерами, когда, по выражению жены, я «уже бесполезен». Вы не подумайте чего лишнего, это она в только в смысле заработка. Но разве моя жена плохой человек? Она ведь не виновата в том, что хочет, чтобы наши дети учились в хорошем дорогом лицее, это законное желание матери. «Вот такие пироги, и выхода нет», — так думал я в то утро, продираясь на своем старом авто по улицам ненавистной Мастквы — города лицемеров, понтов и пустого человеческого бамбука. Сам я родом из совершенно другой стихии — из Новгорода Великого — края студеных озер и глубоких характеров, воспетого Рерихом и навсегда застрявшего где-то в старой Руси. Вот было бы смешно, если бы я выступил риэлтором в Новгороде. На меня смотрели бы с сожалением и участием, точно так же, как я сам смотрю на себя сейчас. Там квартиры продают по-другому, просто и честно. Ну что-же, вот подниму детей, выпущу их в жизнь, и тогда уеду на Родину, поселюсь себе в маленьком домике на берегу и буду счастлив. Но это еще лет через десять.
Как-то слишком уж обреченно чувствовал я себя тем утром; злость и раздражение не утихали во мне. А ведь через двадцать минут встреча с клиентом, где мне предстояло выглядеть излучающим счастье человеком. «Пора успокаиваться», — уговаривал я себя. Тем временем движение на дороге полностью остановилось; мне удалось свернуть в маленький переулок и я поехал в объезд. Успокаиваться получалось плохо: малознакомые места вокруг, серые цеха и гаражи, наводили тоску и уныние. И вдруг, посреди всего этого промышленного захолустья, передо мной вырос одетый в блестящий гранит и украшенный барельефами, фасад классического здания начала прошлого века. Над огромными окнами первого этажа во всю длину здания тянулись белые мраморные буквы, окаймленные неоновыми лампами. Сквозь проливной дождь, размывавший зыбкую подсветку, я разглядел надпись, она гласила:
М И Н И С Т Е Р С Т В О В Е Ч Н Ы Х В О П Р О С О В
Изумление мое было столь велико, что я остановился прямо посреди дороги и таращился во все глаза на эту надпись, не обращая внимания на сигналящие сзади машины. Сознание мое помутилось, а раздражение переросло в острую жажду мщения.
— Так вот кто во всем виноват! — вскричал я. — Сейчас я вам устрою вечные вопросы!
Кое-как припарковавшись на обочине, я выскочил из авто и направился к входу в министерство. Я кипел как чайник. Сейчас или никогда. Вечные вопросы, говорите? Их есть у меня!
Войдя в здание, я оказался перед длинным коридором, залитым тусклым латунным светом настенных ламп. Паркетный пол был здесь идеально начищен, но отозвался тягучим скрипом, как только я ступил на него. Не
