Софья Маркелова
Затопленная комната
I
Этот сон приходил к нему не в первый раз. Сон иссушающий, изматывающий, отбирающий последние силы и заставляющий просыпаться утром в холодном поту на смятых влажных простынях. Было что-то в этом кошмаре, отчего Арсений никак не мог выбросить его из головы, и каждую ночь, проваливаясь в царство Морфея, где-то глубоко в душе опасался вновь оказаться в самом тревожном из всех когда-либо виденных им в жизни сновидений.
В затопленной комнате.
Он всегда был там один, словно это мрачное, угнетающее место не могло вместить больше никого и никогда, кроме Арсения. Полутёмная квадратная комната с единственным окном, за которым не было видно ничего, кроме тяжёлого неба, укрытого тучами цвета пепла. И, конечно, вода. Вода заполняла комнату на треть, ледяными тисками сжимая ноги, поднимаясь до середины бедра. Густая, непроглядно-чёрная жидкость, больше напоминавшая нефть, была безмятежна. Волны в пустой комнате поднимал лишь Арсений, пока пытался найти выход, блуждая из угла в угол, стуча в запертую дверь без рукояти и выглядывая в заляпанное отпечатками чьих-то ладоней окно.
Он никогда не чувствовал себя уютно в этом безмолвном месте. И в гладкой поверхности воды никогда ничего не отражалось, словно она безвозвратно поглощала любой падавший на неё свет. Так продолжалось ровно до тех пор, пока однажды, поддавший неясному для него порыву, Арсений не зачерпнул горсть студёной непрозрачной воды. Пропустив её через пальцы и взглянув на ладони, мужчина в ужасе отшатнулся назад, не веря собственным глазам. Руки его были испачканы кровью, густой и маслянистой, багряной практически до черноты.
И в следующий раз, когда подсознание вновь бросило его в знакомый кошмар, комната перестала казаться Арсению такой неживой. Он не смел больше касаться крови, плескавшейся в бетонной коробке, но комната вдруг решила показать ему нечто новое, будто желая поощрить за проявленное любопытство. Перед лицом остолбеневшего Арсения, до того мига считавшего себя хладнокровным и невозмутимым человеком, из воды вдруг один за другим стали всплывать трупы.
Безжизненные тела белёсыми призраками поднимались со дна комнаты, чтобы явить миру свои распахнутые в немом крике рты и помутневшие мёртвые глаза, из которых безостановочно сочилась кровь. И все эти лица были знакомы Арсению до дрожи. Немолодая мать с проступившими на лбу венами, единственная сестра Лида, на пухлых щеках которой виднелась россыпь потемневших веснушек, так явственно контрастировавших с бледной кожей. Там был и старый школьный друг Сени — Тимур, и на его застывшем лице не сияло привычной улыбки. Друзья, соседи, знакомые, родственники и много кто ещё. Тела неторопливо всплывали к поверхности, выглядывая из кровавой бездны и окружая Арсения со всех сторон.
И вскоре в комнате не осталось свободного места, что не было бы занято мертвецами.
Забившись в угол и забыв, как правильно дышать, Арсений не знал, что ему предпринять, ведь выхода из проклятой комнаты не было. Его не было прежде, не появилось и теперь. А лица мёртвых с молчаливым осуждением взирали на Сеню, словно лишь он был причиной их смерти, и с этим щемящим чувством собственной вины Арсений и проснулся, обнаружив себя лежащим на полу возле дивана, запутавшегося в мокрой простыне и совершенно разбитого.
Будто в насмешку запищал будильник, и следом в коридоре послышались шаркающие шаги. На пороге комнаты появилась кутающаяся в домашний халат мама с гулькой седых волос, собранных на макушке, и взглянула на сына.
— Сень, кофе будешь?
Арсений же едва мог дышать. Сидя на холодном полу, прислонившись спиной к дивану, он всё ещё явственно видел перед глазами бездыханные тела, всплывавшие из крови.
— Чего ты на полу-то расселся? — не дождавшись ответа, поинтересовалась мама. — Свалился во сне, что ли?
Сеня лишь коротко кивнул и поднялся на ноги, выключая мерзко пищавший будильник, действовавший на нервы в тусклом мареве очередного пасмурного утра.
— А я говорила, что давно пора тебе диван нормальный купить, раскладной. А ещё лучше — кровать! Ютишься тут на краешке, весь скособоченный со своей-то больной спиной. Ну вот захочешь ты домой девушку привести, и что, ей спать с тобой прикажешь на этом узком диване? Бог мой, Сеня! Он ведь тут со времён деда стоит. Нужно наконец собраться и съездить в магазин за нормальной мебелью!.. Или хотя бы объявления какие поглядеть в интернете, что-то крепкое и не сильно обтрёпанное найти…
Деятельность матери с самого пробуждения неимоверно раздражала Арсения, но всё, на что его хватило после изматывающего кошмара, так это на жалкие попытки огрызнуться:
— Мам, блин, ну какие девушки, какие диваны… Коммуналку бы оплатить в этом месяце, уже хорошо было. Я и так дополнительные смены в типографии взял на этот квартал.
— Сеня, нельзя ведь так жить, сыночек. Тебе скоро тридцать шесть будет, а ты всё один. Я внуков хочу увидеть до того, как в могилу сойду, — завела свою любимую пластинку мать. — Долги-то, они всегда с нами будут, куда уж тут деваться, от отцовского наследства… Но нельзя же и себе отказывать в жизни из-за них. Нельзя только работать и экономить на всём. Вот я умру, кто с тобой рядом останется, а? Кто о тебе позаботится?
— Сам справлюсь, — раздражённо буркнул Арсений, проходя мимо матери в ванную комнату.
— Вечно ты так говоришь! Всё «сам», да «сам»! А я ведь…
Сеня предпочёл не слушать в который раз лекции о важности создания семьи для мужчины его лет и нахально захлопнул дверь прямо перед лицом причитавшей мамы, оставшись стоять в гулкой тишине ванной в одиночестве. Включив воду и уперев ладони по бокам раковины, Арсений долго смотрел на подрагивавшие пальцы. Кошмар всё не шёл из головы, заставляя раз за разом прокручивать в памяти отвратительные воспоминания о мертвецах, плававших в крови. И хладное лицо матери, неподвижное и одеревеневшее, так отчаянно не вязалось с привычным обликом пожилой женщины, что сейчас всё ещё настойчиво стучала в дверь, желая выплеснуть на сына весь объём накопленной за ночь энергии.
Ещё пару минут назад она была мертва, и Арсений даже успел в это поверить. Даже успел в какой-то мере обвинить себя в её смерти, хоть ничто на подобное не указывало.
— Бред, всё это бред, — шумно выдохнув, уверил себя Сеня и резко вскинул голову, сталкиваясь взглядом с отражением в зеркале.
Собственное худощавое лицо с фиолетовыми росчерками усталости под глазами показалось ему бесчувственной гипсовой маской. Но эта иллюзия вмиг разбилась, стоило Сене заметить неясную чёрную каплю у себя на лбу, чуть выше переносицы. Он неуверенно коснулся её, и на кончике пальца расцвело тёмно-бордовое пятно. Пятно свежей крови.
Сжав челюсти, Арсений в ужасе переводил взгляд с отражения на палец и обратно. Не было ни боли, ни царапин, ни каких-либо повреждений кожи. Была лишь тень навязчивого кошмара, просочившаяся из мира сновидений в его рациональную и такую обыденную реальность.
II
Весь оставшийся день прошёл для Арсения как в тумане. В кровавом тумане. Его мысли были далеки от происходящего: от приевшихся нотаций матери, от дурной погоды на улице, от однообразной давно осточертевшей работы в типографии. Выверенными, отточенными годами движениями он сталкивал стопы бумаги, ссутулившись и наблюдая, как острейшее лезвие резательного станка за секунду отсекает лишнее, и думая лишь о том, как было бы хорошо, если бы нож так же легко и быстро избавил его от воспоминаний о кошмаре.
А уже вечером, с внутренним содроганием укладываясь в постель, Арсений уповал лишь на то, что сон не повторится. Но надеждам его не суждено было сбыться, и, едва усталость подмяла под себя слабый человеческий разум, Арсений оказался в чудовищной комнате. Десятки бледных тел дожидались его там, будто верные псы, вперив безучастные взгляды в потолок.
— Боже, зачем я здесь?.. — прошептал Арсений, обращаясь больше к самому себе. Но тем неожиданнее был для него ответ, раздавшийся со стороны окна:
— Чтобы познать себя.
Тёмная гладь дрогнула, рождая высокую неясную фигуру. Из крови поднялся человек. Если можно было его так назвать. Ведь ничего человеческого в нём не было, кроме очертаний. Лицо его не имело глаз, рта и носа, а вместо кожи и одежды фигура была покрыта лишь блестящим слоем крови.
— Кто ты такой? — Арсений вздрогнул, не двигаясь с места и с опаской вглядываясь в силуэт, напоминавший неаккуратную слепленную из пластилина куклу, за одной разницей — тут материалом послужила кровь, и только лишь кровь.
— Тебе лучше знать, — ответила фигура, не пошевелившись.
— Что за загадки? — раздражённо воскликнул Арсений, почувствовав неожиданный прилив смелости. — Это мой сон! И я хочу знать, почему мне раз за разом снится ночами эта чёртова комната! И почему теперь она так изменилась! И кто ты такой?!
— Всё, что возникает здесь, появляется не случайно. Только ты решаешь, как и чем заполнить эту комнату.
— Что?.. — Арсений осёкся, не до конца осознав всё услышанное.
— Она — отражение твоей сути.
Не в силах вымолвить ни слова, Арсений сглотнул и огляделся по сторонам, будто впервые оказался в этой комнате. Что же выходило? Что вся кровь и тела возникли тут не просто так? Что они стали воплощением неких глубинных подсознательных желаний Арсения?
— Этого не может быть… Я никогда подобного не хотел и не думал о таком…
Фигура молчала, ни на чём не настаивая. Но одно присутствие в комнате кровавого силуэта заставляло Арсения тревожиться. И с этой нервной мучительной дрожью мужчина и проснулся, выдернутый из сна пронзительным сигналом будильника.
— Ты какой-то тихий сегодня, Сень, — заметила за завтраком мама, пододвигая к сыну тарелку с незатейливыми бутербродами. — Болит чего? Или на работе совсем замотался?
— Я в порядке, — тихо откликнулся Арсений, не собираясь делиться с впечатлительной матерью подробностями своих ночных кошмаров.
— Тебе бы отдохнуть не мешало, — покачала головой немолодая женщина. — Отвлечься хоть немного от работы. А то ты скоро ночевать в этой своей типографии будешь.
Арсений лишь продолжил с хмурым видом прихлёбывать растворимый кофе из любимой кружки с отколотым краешком.
— Ты помнишь соседку нашу со второго этажа, Людмилу Петровну? Хорошая такая женщина, за палисадником следит круглый год. А уж какие у неё там тюльпаны по весне вырастают — загляденье!
Ограничившись лёгким кивком, Сеня продолжил пить несладкий кофе и потянулся к бутерброду. Сплетни, собираемые и распространяемые матушкой, его не особенно интересовали, но до конца завтрака сбежать из-за стола казалось невозможным.
— Так к ней пару дней назад дочка приехала на время отпуска. Ангелина зовут. Молоденькая, красавица такая: невысокая, сложена хорошо, личико ну чисто как у ангелочка!
— Угу, — безразлично буркнул Арсений, торопливо заталкивая в рот сухой хлеб с куском сыра.
— Я её в гости к нам позвала, — на одном дыхании призналась мать, беспокойно комкая ворот полинявшего халата. — Сегодня вечером они вместе с Людмилой Петровной придут. Я свою фирменную запеканку из кабачков сделаю…
Арсений, не слушая мать, проглотил последний кусок и спешно поднялся на ноги. В его голове не крутилось иных мыслей, кроме тех, что были обращены к кровавой фигуре чужака, появившегося прошедшей ночью в комнате и обрушившего на голову Сене роковые слова.
— Я очень надеюсь, что вы с Ангелиной друг другу приглянетесь! — настаивала мать, проскользнув с кухни в прихожую следом за сыном. — Она — красавица и умница, да и ты не дурак и не урод! Будь сегодня с ней обходительным, Сеня! Я очень тебя прошу!.. Ты меня услышал?
Орудуя обувной ложкой, Арсений перевёл на мать рассеянный взгляд.
— Что ты там говорила?
— Сеня! — воскликнула мама, всплеснув руками. — Для кого я тут распинаюсь? Я говорю, сегодня в гости придёт соседка Людмила Петровна с дочкой, Ангелиной! Поухаживай за ней! Вдруг у вас что-то да сложится…
Настроение сына вмиг претерпело изменения. Раздражённо фыркнув и закинув обувную ложку в угол, Арсений резко поднялся на ноги, окинув мать злым взглядом.
— Опять ты за своё?! Опять сватаешь меня каждой встречной?!
— Да я же о твоём счастье забочусь, неблагодарный!
— А ты никогда не думала, что именно из-за тебя у меня нет права на это счастье?! — в сердцах воскликнул Арсений, хватая с настенного крючка ключи и крепко сжимая их в ладони.
— Что?.. — выдохнула женщина, пошатнувшись.
— Если бы ты не связалась в своё время с этим чёртовым мудаком, проигравшим все наши деньги в автоматах, мне бы не приходилось сейчас вкалывать без продыху на работе, забыв о собственной жизни!
— Сеня, не говори так об отце!
— Ты защищаешь его даже сейчас, после всего! — бушевал Арсений. — А вот он никогда тебя не щадил! Разрушил наши жизни, вытряс всё до последней копейки, набрал долгов! Если бы тебе хватило мозгов развестись с ним в своё время, мы бы не побирались по соседям и родственникам, как нищие!
— Господи, да что же ты такое говоришь?.. — В глазах матери блеснули слёзы.
— Я положил всю свою жизнь, чтобы расплатиться по его долгам! Пашу, как проклятый, не видя белого света, чтобы не пришлось спать на улице! Ещё ты тут достаёшь с этим своим сватовством… Я хочу, чтобы ты уже окончательно поняла, что к отцу у меня нет ни любви, ни тем более какого-то уважения или благодарности. Благодарность я испытываю лишь к одному человеку на этом свете. К тому бухому гопнику, который в переулке всадил отцу розочку в печень, и этот старый козёл не добежал до очередной конторы микрозаймов!
Оглушительно хлопнув дверью, Арсений выскочил из квартиры, оставив за спиной побледневшую рыдающую мать. От волнения у неё на лбу вздулись вены, и теперь этот облик ещё больше напоминал Сене виденное в комнате мёртвое тело. Может, окровавленная фигура из кошмара права? И потому в комнате находилось именно то, что находилось. Потому что Арсений на самом деле мечтал не о покое и тишине, а о том, чтобы утопить весь свой мир в крови.
III
Станок угрюмо гудел, где-то далеко на задворках огромного цеха еле слышно играло радио, а Арсений делал привычную работу совершенно бездумно, механически, разумом пребывая вовсе не здесь. Он нажимал кнопки, настраивая машину под разные размеры, тягал стопы бумаги, убирал обрезки и переваривал в голове одну-единственную мысль.
Сможет ли он когда-нибудь кого-нибудь убить?
Даже не ради какой-то мифической мести, призрачных благ, а исключительно для собственного успокоения. Избавиться от всех тех, кто контролировал его жизнь с самого детства, кто диктовал его поведение и хвалился собственными достижениями, невольно вгоняя его в депрессию.
Нож резательного станка легко опустился вниз, разделив стопку на две части. И Арсений подумал, что это ведь не должно быть так тяжело, как кажется. Наверняка убийство ничем не сложнее его привычной работы. Р-раз! Опустить лезвие на бумагу, отсечь мусор! Р-раз! Опустить нож на чью-то шею, отсечь всё лишнее.
Он замер на секунду, попытавшись представить, что бы он испытал, если бы избавился от матери, исковеркавшей всю его жизнь своим неосторожным выбором. Как бы он себя чувствовал, попрощавшись с сестрой-зазнайкой Лидой, вечно ставившей свою семью в пример Арсению? Успокоилось бы его сердце, если бы старый друг Тимур, купавшийся в деньгах богатых родителей, вдруг навеки замолчал, а с его губ наконец сползла ослепительная улыбка, озолотившая целую стоматологическую клинику в своё время?
Замечтавшись, Арсений не уследил за руками. В какой-то момент неаккуратно вскинув кисть, он на миг ощутил холод лезвия, а после обжигающую резкую боль. Гильотина станка легко отсекла ему кончик пальца, и на стальную поверхность рабочего стола одна за другой шлёпнулись капли густой свежей крови. Металлический запах заполнил собой воздух, пока Сеня в смятении наблюдал, как багряные лужицы медленно и неумолимо притягивались друг к другу, словно намагниченные. Они скользили по гладкой плоскости, пока не слились в единое пятно. И в отражении этого пятна Арсений вдруг необыкновенно чётко разглядел стены знакомой комнаты, всплывшие тела и замершую посередине фигуру, будто дожидавшуюся его с нечеловеческим терпением.
Ощутив проступившую на висках испарину, Арсений торопливо накрыл лужицу носовым платком, чтобы никто из работников цеха случайно не заметил то, что отражалось в крови. Чтобы ни одна живая душа не догадалась, какие мысли терзали этого одинокого худощавого мужчину, проведшего большую часть своей жизни за резательным станком и обзавёдшегося к тридцати пяти годам лишь обширной лысиной и прогрессирующей ненавистью к людям.
А вечером за накрытым столом Арсений, в который раз лишённый права выбора, всё же встретился с соседской дочкой Ангелиной. Едва увидев её, он мгновенно вспомнил, что некогда уже встречал это ангельское личико, обрамлённое волнами светлых волос. В раннем детстве, когда жизнь ещё не подкинула ему неразрешимых забот, Сеня играл с этой девочкой во дворе. Он ломал её кособокие песчаные замки, а она в негодовании кидалась в него песком. Ангелина была на несколько лет младше Арсения, потому в детстве он и относился к ней как к надоедливой противной девчонке, только и умевшей, что кричать и копаться в песочнице.
— Что? Так сильно изменилась? — почему-то с улыбкой поинтересовалась Ангелина, пока Сеня не мог отвести взгляд от красивой молодой женщины с ясным взором.
— Ам… Ну… Д-да, — выдавил из себя мужчина, заёрзав на стуле, неожиданно показавшемся ему жутко неудобным. — Я давно не встречал тебя во дворе.
— Я теперь живу не здесь, — всё так же улыбаясь, ответила Ангелина и кивком поблагодарила сияющую маму Сени за кусочек пышущей жаром запеканки из кабачков.
— Ангелочка у нас снимает квартиру в столице! — гордо сообщила Людмила Петровна. — Сама снимает! Зарплата ей позволяет! А уж какая работа!..
Дальше соседка углубилась в подробные объяснения, которым жадно внимала мать Сени. Ангелина изредка кивала, подтверждая те или иные слова, пока Арсений не сводил с неё взгляд. Ему почему-то вдруг показалось, что на их с мамой тесной простовато обставленной кухне засияло солнце. В его золотистых лучах необыкновенно заметны стали тусклые обои, залатанный линолеум на полу и гнутые алюминиевые вилки, но вся эта грязь и дешевизна никоим образом не смутила солнце. И оно так и продолжало ярко светить, совершенное в своей красоте.
— Так, значит, ты здесь только на время отпуска? — спросил Арсений, неловко вклинившись в общую беседу и совершенно не смутившись, когда Людмила Петровна окинула его недовольным взглядом за то, что прервал её на полуслове.
— Да, в воскресенье у меня обратный поезд.
— М-м. Понятно.
Арсений замолчал, склонив голову и впав в глубокую задумчивость. Выходило, что через пять дней этот светловолосый ангел должен был упорхнуть обратно на небеса. Всего пять дней. А на что? На то, чтобы завязать какие-то отношения и ближе узнать человека? Чудовищно мало.
Но оставить всё, как есть, Арсений тоже не мог. Этим вечером на маленькой кухне он вдруг впервые увидел солнце, и его мир перевернулся. Теперь он не мыслил свою жизнь без этого ласкового света, за мгновение разогнавшего все тучи его невзгод. И мужчина желал стать единственным, кому это солнце могло бы светить.
Ужин затянулся до поздней ночи. Уже в прихожей, провожая гостей вместе с матерью, Арсений аккуратно за локоть отвёл Ангелину в сторонку и робко попросил её номер телефона.
— Сеня, послушай. Я не хочу, чтобы ты строил какие-то иллюзии на мой счёт, — тихо проговорила девушка. — Какой бы хорошей мама меня ни расписывала, но я вовсе не идеал. И не вижу смысла лукавить.
— О чём ты? — произнёс Арсений, растаяв только от одного того, что Ангелина назвала его «Сеня».
— После университета я сразу выскочила замуж и забеременела. С мужем я развелась довольно быстро, но ребёнок остался со мной. Эту неделю сын гостит у бабушки с дедушкой по отцу, но обыкновенно мы с ним проводим всё время вместе. Он — важная часть моей жизни, от которой я не могу отказаться. Извини.
Ангелина сказала это и замолчала, потупив взор.
— Ты так оправдываешься передо мной, будто есть что-то постыдное в том, чтобы иметь ребёнка… — растерявшись ровно на мгновение и быстро взяв себя в руки, ответил Арсений. А после, весь подобравшись и вытянувшись, спросил: — Если приеду в столицу как-нибудь, познакомишь с сыном?
Для Ангелины эти слова значили гораздо больше, чем для самого Арсений. Робкая улыбка на её лице расцвела подобно бутону, становясь всё прекраснее и нежнее.
Она дала свой номер телефона и выпорхнула за дверь легко, как неуловимый мотылёк, а Арсений остался стоять в прихожей, смущённый и обрадованный одновременно. К счастью, хотя бы мать не стала ничего говорить, а лишь захлопотала на кухне, что-то счастливо напевая себе под нос.
Соседки ещё даже не успели спуститься на свой этаж, как Арсений уже написал Ангелине на полученный номер. Он так и не понял, как вышло, что вся последующая ночь пролетела у него перед глазами искрой. Он с головой спрятался под одеяло, не в силах стереть с лица глуповатую улыбку, и переписывался с Ангелиной, которой тоже не спалось. Они беседовали обо всём на свете: о звёздах, фильмах, домашних любимцах, рассказывали друг другу нелепые истории из детства и школы. Будто все эти годы они берегли свои воспоминания для одной этой ночи.
Арсений заснул за пару часов до будильника, окрылённый и думающий лишь о назначенной на грядущий вечер встрече. Никогда раньше он не мог и представить, что ему доведётся хоть раз в жизни испытать подобные чувства, вспыхнувшие так неожиданно быстро и ярко. Его душа трепетала и пела, а все мысли крутились только вокруг его светловолосого ангела.
Но кошмары не ведали сострадания. И когда Арсений осознал себя стоящим в знакомой комнате, его будто огрели дубиной по голове, настолько резким было падение из райских кущ прямиком в бездну ада, где его всегда радушно дожидались.
— Это не для тебя, — как-то устало и обречённо произнёс кровавый силуэт вместо приветствия. Слова его отразились от потолка и намертво врезались в сердце Арсения.
Фигура чужака вдруг впервые пошевелилась с момента своего появления в комнате и толкнула ногой проплывавший мимо труп матери, который мгновенно отнесло к ближайшей стене и с головой захлестнуло кровавой волной.
— Она манипулирует тобой, а ты это позволяешь и всегда позволял. Не забывай о подлинных своих чувствах.
На этих словах сон резко оборвался, спугнутый будильником, а Арсений был вынужден признаться себе, что начинает ненавидеть эти кошмары и своего мистического собеседника всей душой.
И если бы не грядущая встреча с Ангелиной, Арсений, наверное, весь день у станка провёл бы в думах об очередном тревожном сновидении и смысле услышанного. Но солнечная сияющая Ангелина вытеснила любые мысли из головы влюблённого мужчины. Он не заметил, как пролетел рабочий день, сорвавшись в раздевалку, едва часы показали конец смены. И в парк он прибыл первым, успев купить у какой-то старушки на остановке простенький букет садовых цветов.
В целом их свидание прошло куда лучше, чем Арсений мог себе представить. Никогда раньше он не был так счастлив, так безумно влюблён и беззаботен. На несколько часов он даже уверился, что его жизнь теперь окончательно и бесповоротно изменится, с приходом в неё Ангелины, но после всё же мысленно одёрнул себя — до поезда оставалось четыре дня. Всего четыре дня для этого безоблачного счастья, а после его ждала лишь оглушающая тоска.
IV
Поздно вечером он вернулся домой, практически паря над землёй. Подозревавшая о причинах его радости мать забросала сына личными вопросами, но Арсений ловко избежал дознания и скрылся в своей комнате, притворившись уставшим.
Однако разрывавшееся от восторга сердце требовало разделить хоть с кем-нибудь своё счастье. И так как изливать душу матери Арсений не собирался, то пальцы сами собой набрали номер старого товарища Тимура.
— …Бог мой, ты всё ещё прозябаешь на этой каторжной работе? — фыркнул собеседник, едва они с Арсением обменялись приветствиями и всеми однотипными формулировками, которыми положено обмениваться при разговоре с человеком, чей голос ты давно не слышал.
— Деваться некуда, тут платят без задержек, — безразлично отозвался Арсений. — Мать всё хочет устроить к себе в больницу, санитаром или регистратором, но не по душе мне такое. Уж лучше у старого-доброго станка.
— Да-а, Се-еня, — протянул Тимур. — Нет в тебе никаких амбиций. Вот вроде мужчина в полном расцвете сил, можешь выделить время, пройти заочные курсы, тренинги, попробовать себя на любом новом месте, а всё торчишь в одной и той же дыре. Я бы не смог, как ты.
«Естественно, не смог!» — с досадой подумал Арсений. — «Ты ведь ни дня в своей жизни не работал! Тебе родители всё на блюдечке с голубой каёмочкой преподнесли!»
Вслух Арсений, конечно же, ничего такого не сказал, но зато сразу вспомнил, почему так давно не созванивался с Тимуром. Вот как раз из-за того, что все их беседы обязательно сводились либо к теме денег, либо к теме амбиций.
Разозлившись на самого себя, в порыве какой-то жгучей обиды Арсений вдруг выдал:
— Я начал встречаться с одной поразительной девушкой.
— О как! — крякнул от удивления Тимур, а после жадно потребовал: — Рассказывай!
И Арсений покорно углубился в дебри подробностей. Однако его школьный товарищ отреагировал совсем не так, как думалось Сене. Едва дослушав, он пренебрежительно выдал:
— А-а… Разведёнка с прицепом. Ну ты, брат, и пару себе нашёл… Что, неужели никого получше не было? Ведь столько молодых и свободных девушек по улицам ходит!
Арсений замолчал. Все слова вмиг вылетели у него из головы, как увядшие листья, сметённые резким порывом ветра. Он так и стоял посреди комнаты, лишь хлопая глазами и продолжая вслушиваться в голос на том конце провода. В голос человека, которого он, видимо, по большой ошибке считал последние двадцать лет другом.
— …Это представь только, сколько времени и сил нужно будет потратить на ребёнка. Чужого тебе, по сути, ребёнка! Доказывать ему и матери, что ты можешь быть достойным отцом. А ведь не факт, что сопляк тебя примет! Женщина тогда вообще сразу против тебя ополчится! Они же как звери своих детёнышей защищают: не смог сладить с её щенком, значит, не сможешь сладить и со своими будущими детьми! Бросай ты это дело, пока не слишком поздно!..
— Хватит! — гневно рявкнул Арсений, сам от себя не ожидавший такого тона. — Я не хочу это слушать!
— Да ты наберись опыта у бывалого человека! — не унимался Тимур. — Бабы с детьми — это зло в чистом виде. Ни тебе провести время вместе спокойно, ни покувыркаться в постели нормально — вечно будет этот ребёнок стоять на пути, как камень преткновения. То не шуми, ребёнок услышит, то нет времени на ресторан, надо делать уроки с сопляком. Тьфу! Хрень собачья!..
— Но я ведь люблю её! — в отчаянии разоткровенничался Арсений.
— Ох, брат, это всё ерунда! Признай, у тебя просто бабы давно не было. Но не стоит ради перепихона лезть в петлю с такого рода отношениями, с разведённой мамашкой…
Дальше Арсений не стал слушать. Одеревеневшими пальцами завершил звонок, бросив телефон на стол, и сам рухнул на диван как подкошенный. Его на части раздирала лютая злоба, желание доказать недалёкому Тимуру, что его отношения с Ангелиной были чисты и прозрачны, как слеза. Что в них не было никакой пошлости, никакой грязной подноготной и скрытых мотивов.
Завернувшись в одеяло прямо так, в одежде, Арсений упёрся взглядом в спинку дивана и сжал кулаки до хруста. Если бы он только мог всем им доказать, что он не такой, что он другой и мысли в его голове отличаются от тех, что представляются ближайшему окружению.
Только одна Ангелина не думала о нём плохо и ничего от него не требовала. Только она одна.
Арсений сам не понял, когда провалился в сон. Бетонные серые стены поднялись вокруг него непреодолимой преградой, сокрыв от всего остального мира, а кровавые волны захлестнули ноги, приветствуя в очередном кошмаре, ставшем обыденностью.
Кровавый силуэт тоже был на месте, как символ неизменности этого места. Он легко вскинул руку, с которой сорвались вниз крупные тягучие капли крови.
— Внутри тебя плещется столько злобы. Я знаю.
— Какое тебе дело до того, что я чувствую? — чуть громче, чем планировал, произнёс Арсений, делая несколько шагов вперёд.
Фигура тоже двинулась навстречу собеседнику, плывя по кровавому озеру.
— Без осознания не будет освобождения, — туманно ответил силуэт и подтолкнул в сторону Арсения один из трупов. Мягко покачиваясь на поднятых волнах, как белый парусник, к Сене приблизилось тело Тимура. На спокойном лице мертвеца, покрытом линиями кровавых разводов, читалась покорность судьбе.
— Ты хочешь увидеть его таким, — утвердительно проговорил кровавый призрак.
— Н-нет, — помедлив с ответом, прошептал Арсений.
Но где-то в самой глубине души он понимал, что солгал. А помимо него это понимала погружённая в безвременье затопленная комната и непреклонный силуэт, созданный из крови.
Арсений закрыл ладонями глаза, надеясь, что это вырвет его из плотных объятий кошмара, и сразу выпал в чёрную глянцевую пустоту сна без сновидений, в которой, как в горячечном бреду, провалялся до самого утра.
В этот раз право пробуждения досталось не будильнику. Арсению кто-то звонил с неизвестного номера. И это в половине шестого утра.
— Алло? — хрипловато буркнул в трубку Арсений, едва добрался до стола.
— Сень, это Жанна! — раздался на том конце хныкающий женский голосок.
Арсений его сразу узнал. Голос принадлежал девушке Тимура, с которой тот пребывал в невероятно длительных для него отношениях — целых полтора года, год из которых они вместе жили на загородной вилле в Подмосковье, ни в чём себе не отказывая. Сам Арсений виделся с Жанной лишь пару раз и сложил о ней впечатление, как о взбалмошной и крайне болтливой девице. Но Тимуру, кажется, такой тип был по душе.
— Что-то случилось? Ты чего мне звонишь? Ещё и так рано? — позёвывая, поинтересовался Арсений. Он лениво почесал след на животе, оставшийся от ремня брюк, которые так и не удосужился снять на ночь, и выглянул в окно на улицу, где со скрипом колыхались ветви деревьев под порывами сильного ветра. Непогода странным образом умиротворяла, и Арсений чувствовал в душе небывалую лёгкость и удовлетворённость жизнью.
После пары секунд нехорошего молчания Жанна вдруг жалобно всхлипнула:
— Тимура убили!
У Арсения вся кровь вмиг отхлынула от лица, и от былого спокойствия не осталось и следа.
— К-как убили?.. — сипло прошептал он. — Когда?..
— Сегодня, — сбиваясь на рыдания, ответила девушка. — Я не знаю, какой урод это сделал! Я проснулась, Тимура в постели не было, пошла его искать по всему дому, вышла во двор, а он там на газоне у забора лежит… Весь изрезанный!.. Просто море крови! Уже мёртвый… Сень, его давно увезли, но я всё ещё в шоке. Хожу по пустому дому и никак не могу прийти в себя, тупо обзваниваю сейчас всех его родственников и друзей! Кто вообще мог такое с ним сотворить, а?!
Рука Арсения дрогнула, опустившись. Он больше не вслушивался в торопливое блеянье Жанны в трубке. Поражённо отступив от окна, мужчина без сил сел на диван, опершись локтями на колени. Перед его внутренним взором маячило мертвенно-бледное лицо Тимура, чьё тело плавало в озере крови посреди затопленной комнаты из кошмара.
А после Арсений заметил вереницу подсохших кровавых капель, ведущих от двери к его дивану.
V
Пока мать не успела проснуться, Арсений вытер полы в квартире и подъезде. Кровь оттиралась неохотно, оставляя после себя розоватые разводы с ярким специфическим запахом железа. Через четверть часа на улице грянул гром, и с неба, будто из прохудившегося мешка, посыпались крупные дождевые капли, настукивая по асфальту. Арсений со смесью удовлетворения и опаски наблюдал за тем, как вовремя пошедший ливень смывал след из крови, ведущий к его подъезду.
На нём самом крови не было. Ни единой капли на одежде, руках или стоявшей в коридоре обуви. Арсений всё тщательно проверил. И чем дольше он размышлял, наворачивая круги по комнате под аккомпанемент дождя, тем больше уверял сам себя, что его вины в случившемся не было и не могло быть.
В смерти Тимура был виноват кто угодно, но не Арсений. И даже эта вереница кровавых следов ни на что не указывала. Ведь, по словам Жанны, Тимура изрезали, буквально порубили на части. А в таком случае убийца непременно извозился бы в крови если не весь, то частично. Арсений же проснулся в той одежде, в которой и засыпал, и одежда эта была чиста, словно он и вовсе не вставал ночью с кровати.
Кровь на полу же могла взяться откуда угодно! Может, Сеня сам вечером не заметил, как разбередил рану на пострадавшем пальце, и она вновь стала кровить. Либо кровь пошла носом, а он не обратил внимания. Возможных объяснений была масса.
Да и как, в конце-то концов, мог он успеть за несколько часов ночью без машины попасть из своего городка в Подмосковье, на виллу к Тимуру, и успеть вернуться обратно? Ну как?
Опустившись на диван и оглядев подрагивавшие руки, Арсений чётко и строго мысленно себе приказал: «Это сделал не ты. Это просто совпадение. Прекрати об этом думать».
Как ни странно, но это подействовало. Арсений будто бы немного успокоился. Ему куда легче было отстраниться от происходящего и списать всё на случайность, чем признаться самому себе, что виденное в кошмаре неожиданно обрело реальность и что он мог быть к этому причастен.
На работу он сбежал до того, как проснулась мать, лишь бы не выдать тревожный блеск в глазах. Да и в типографии старался ни на кого не глядеть и разговоров не заводить, ведя себя сдержанно и отстранённо.
В обед ему написала Ангелина с предложением вечером сходить вместе в кино. И за те полчаса, что Арсений провёл в телефоне, общаясь с девушкой, у него отлегло от сердца. На первый план, затмив всё остальное, выступила проблема денег, и Сеня побежал по своим приятелям в цехе, надеясь занять у кого-нибудь тысячу до зарплаты.
И после работы, сжимая в своей тёплой ладони тонкие пальчики Ангелины, Арсений думать забыл о Тимуре и подробностях его смерти. Он окунулся в благоухающее облако нежности, оставив весь свой привычный мир позади. Зачем тревожиться о тех, кто уже умер, если остались ещё живые, на которых стоит тратить отмерянное тебе время?
Проведя весь вечер в замечательной компании, в квартиру Арсений поднимался с лёгкой улыбкой на губах, потирая щёку, ещё недавно согретую невинным поцелуем Ангелины. Он был уверен, что ничто не способно испортить ему настроение после удачного свидания, но на пороге его ждала обеспокоенная мать, рассеянно потиравшая сухие морщинистые руки.
— Господи, Сеня, где ты всё ходишь до самой ночи? Ты не поверишь, что случилось! Тимура, твоего друга, убили какие-то нелюди! Зарубили прямо возле дома! — причитала мама всё время, пока Арсений молча разувался в прихожей, стремительно теряя доброе расположение духа. Мысль о том, что этим самым «нелюдем» вполне мог быть он, вновь настойчиво постучала в голову.
— Я уже слышал, — нехотя признался Сеня, чем вогнал немолодую женщину в ступор:
— Как?! А почему мне ничего не сказал? И когда это ты узнал?
— Утром сегодня Жанна позвонила в слезах.
— Бог мой!
— Но ничего толком она мне не сообщила, — проворчал Арсений, быстро сполоснув руки и усаживаясь за стол на кухне. Там его дожидались жиденькие щи и перловка с морковью.
— А я уже всё узнала, с родителями Тимура созвонилась, — со всей серьёзностью заявила мать, опустившись на стул напротив и ударившись в объяснения. — Полиция там всё осмотрела, соседей опросила. Говорят, никаких следов не нашли. Только кровь одна кругом. Но будто бы всё так выглядит, что это ножом каким-то его изрезали, живого места не оставили. И, как назло, камер никаких там нет, улик не нашли, соседи, как глухие, ничего не слышали…
Прихлёбывая щи, Арсений не мог не порадоваться, что обстоятельства смерти были так туманны.
— Уж не знаю, кто бы мог зла Тимуру желать. Хороший ведь был мальчик! Способный такой, старательный, — с горестным вздохом произнесла мать, подперев щёку ладонью. — Разве что связаться мог с кем-то не тем… Ведь нашли-то его у забора, почти у самой калитки. Может, дверь открыл кому-то знакомому, а тот его и порешил на месте!
Чуть не подавившись, Сеня с трудом сглотнул суп, вставший в горле комом. «Открыл кому-то знакомому». А что, если Тимур доверчиво пошёл отворять калитку своему старому приятелю Арсению, с которым давно не виделся?
Да нет, нет. Нельзя допускать таких мыслей!
И с чего бы это Арсению забывать, что он делал и чего не делал ночью? Он ведь никогда раньше лунатизмом не страдал, на провалы в памяти не жаловался.
Почему же тогда его сердце ходуном ходило в груди, а нервы были напряжены, как натянутые струны?
— Говорят, к воскресенью уже обещают тело отдать, похороны будут во второй половине дня, — продолжала говорить матушка, поскрёбывая ногтем старое засохшее пятно на скатерти. — Нужно бы тебе с работы отпроситься на воскресенье-то, Сеня. Съездить, проститься с другом.
— Нет, не поеду, — мотнул головой Арсений, неторопливо доедая суп и приступая к каше.
Мама удивлённо воззрилась на сына, будто увидела его впервые в жизни.
— Ты чего это, Сеня? Нужно на похороны поехать обязательно, ты что!
— Не хочу.
— Да как так? Вы же с Тимуром столько лет дружили! Неужели ты не хочешь в последний путь товарища проводить, что-то напоследок ему важное сказать?
— Мы не в ладах были последнее время, — с усилием выдавил Арсений это признание из сердца. — Пусть с ним прощаются те, кому он был по-настоящему дорог.
— Сыночек, — неожиданно смягчившимся голосом произнесла мама. — Когда человек умирает, не остаётся места старым обидам и упрёкам. Нужно отпустить всё это. Он на тот свет ушёл без груза былых сожалений, без злобы, вот и тебе стоит поступить так же — всё ему простить и самому у него прощения попросить…
«Едва ли он простит меня за собственную гибель», — мелькнула непрошеная мысль в голове Арсения, но выпорхнуть изо рта он ей не позволил.
— Даже если бы я и захотел поехать, с работы меня хрен кто отпустит, да и вечером надо будет Ангелину на поезд провожать, — вместо этого сказал вслух Сеня, вяло жуя кашу.
— Уверена, что начальник пойдёт тебе навстречу и даст погулять один денёк, — настаивала мама. — Ты там на хорошем счету! Столько лет без устали трудишься! А Ангелину я проводить могу…
— Вот уж нет, — сразу возразил Арсений, решительно встречаясь взглядом с матерью. — Ангелину я сам провожу, тут не до посредников! Ты, если так хочешь, можешь съездить на похороны и там от меня попрощаться с Тимуром. А вот девушку свою я сам на поезд посажу!
Мама слегка улыбнулась, виновато сведя брови к переносице, но почти сразу её улыбка истаяла, как первый снег.
— Сенечка, ты пойми, я очень рада за тебя, что ты девушку наконец нашёл себе. Ещё и такую чудесную девушку… Что Бог услышал мои молитвы: твоё сердечко открылось для любви… Но, сынок, нельзя похороны друга пропускать, нельзя так поступать. С Ангелиной, даст Бог, ещё увидитесь, созвонитесь там или в гости друг к другу приедете, а вот с Тимуром ты никогда больше проститься не сможешь. Прояви уважение к смерти. Хотя бы ради меня сделай это.
Аккуратно положив ложку на край тарелки и отставив подальше стакан с компотом, Арсений крепко переплёл пальцы, чтобы унять дрожь в руках и медленно поднимавшийся в груди гнев.
— Я тебе сказал своё решение.
— Сень, не упрямься, — сжала губы эта непреклонная немолодая женщина. — Я уже пообещала матери Тимура, что ты приедешь на прощание и на поминки тоже останешься.
— Ах вот, значит, как? Ты опять всё решила за меня?
— Я знаю, что для тебя лучше, сынок! И, неужели, ты ещё сомневаешься в том, что мама всё делает только на благо? Это ведь именно я познакомила тебя с Ангелиной и с Тимуром в своё время! Так что будь признателен хоть немного, порадуй свою маму и сделай так, как я говорю — езжай на похороны.
— Нет! Я сказал нет! — не сдержавшись, выкрикнул Арсений. — Я не желаю ронять притворные слёзы над телом этого богатого самовлюблённого засранца, который презирал меня всю свою жизнь! И разлучаться из-за него с Ангелиной в день нашей последней встречи я тоже не желаю!
Неожиданно не к месту припомнив слова кровавого призрака из затопленной комнаты, Сеня вдруг уверенно и чётко бросил их прямо в лицо матери:
— Ты всю жизнь мой манипулировала и продолжаешь это делать! Я сам знаю, что для меня лучше! Сам знаю, что мне нужно от этой жизни! Не стой у меня на пути, иначе я брошу тебя с отцовскими долгами один на один, и ни о чём не буду жалеть!
Это было равносильно пощёчине. Лицо женщины побледнело, на лбу вздулись вены, и губы её мелко затряслись. Мгновение она ошарашенно сидела на месте, не в силах пошевелиться, а после в уголках её глаз блеснули слёзы, мать быстро поднялась и выбежала с кухни.
Арсений слышал, как она плакала, закрывшись в ванной. Потом, придя в себя, молча переодевалась в комнате и, наконец, собрав последние вещи, без единого звука ушла на работу, на ночную смену в больницу. Хлопнула дверь, и Арсений остался в одиночестве сидеть на кухне, без какого-либо энтузиазма ковыряя ложкой остывшую кашу и размышляя над тем, как до безумия приятно ему было впервые в жизни высказать матери всю правду в лицо.
VI
Спать он лёг неприлично поздно, перед этим распахнув окно и закутавшись в крепкий кокон из одеяла и пледа, чтобы не закоченеть. Свежий стылый воздух приятно холодил лицо, и Арсений засыпал, улыбаясь. Будь тут мать, она бы без раздумий заставила его захлопнуть окно, обрекая на очередную ночь в духоте. Но в её отсутствие Сеня вновь мог почувствовать себя свободным, будто шкодливый подросток, дождавшийся, когда родителей не будет дома.
Стоило ему смежить веки, перед внутренним взором появились серые стены знакомой комнаты. Посередине, чуть склонившись над одним из трупов, Арсения дожидался кровавый силуэт. Лишённый глаз, он с искренним интересом разглядывал тело матери.
Сеня сделал шаг вперёд, но почти сразу ему в бедро ткнулось что-то холодное и твёрдое. Возле ноги плавал один из мертвецов, в котором Сеня
мгновенно опознал Тимура. Тот осуждающе и как-то укоризненно поглядывал замутнёнными глазами на старого друга.
В чём он винил Арсения? В недавней ссоре перед самой кончиной, в том, что товарищ не согласился ехать на похороны, либо же в убийстве?
— Ты всё правильно сделал, — тихо произнёс кровавый призрак, разгибаясь.
— Я? — вздрогнул Сеня.
— Так следовало поступить уже давно.
Арсений промолчал, пытаясь понять, говорила ли странная фигура из крови о смерти Тимура или же о чём-то ином.
— Твоя мать в самом деле лишь мешает на пути.
Не сдержавшись, Сеня шумно выдохнул. Он-то волновался, что призрак из кошмара обвинит его в убийстве приятеля, но тот, похоже, имел в виду совсем другое.
— Что тебя тревожит? — неожиданно спросил силуэт, покачнувшись.
— Это я убил его? — тихо спросил Арсений, кивнув в сторону плавающего трупа.
— Это я убил его, — эхом отозвался собеседник.
Сглотнув, Сеня сухо поинтересовался:
— Зачем?
— Ты сам знаешь. Ты хотел этого.
— Но нельзя убивать людей из-за одной только прихоти…
— Нельзя игнорировать свою суть.
Тело Тимура медленно и словно бы нехотя перевернулось в чёрной непрозрачной жидкости, явив миру обнажённую спину, где белая кожа была покрыта десятками глубокий длинных ран, из которых сочилась кровь.
— Нельзя запирать внутри самого себя.
После этих слов кровавый призрак медленно поднял ногу и опустил её на живот материнского трупа, дрейфовавшего возле поверхности. Тело неторопливо и плавно пошло ко дну, пока полностью не исчезло в глубинах озера крови.
Арсений вынырнул из сна, сипло дыша и чувствуя, как сердце вот-вот вырвется у него из груди. Окинув пустую комнату беспокойным взглядом, он убедился, что проснулся гораздо раньше будильника. Кокон из одеяла и пледа распался, подушка валялась на полу, а сам Сеня был мокрым как мышь. Окно оказалось захлопнутым.
Пройдясь ладонью по шее, Арсений нетвёрдой походкой зашагал в сторону ванной, надеясь взбодриться под душем перед работой. Он забрался в холодное эмалированное нутро ванны, включил воду и лишь когда побежавшие к сливному отверстию ручейки окрасились в рубиновый цвет, окончательно проснулся.
От его ступней тянулись кровавые разводы. Похолодев до кончиков ногтей, Арсений выглянул в прихожую. Оттуда вела отчётливо видная вереница следов.
Выключив воду и выскочив из ванной в чём мать родила, Сеня всюду зажёг свет. С нарастающим ужасом он обошёл квартиру, чтобы убедиться в том, что от входной двери к его комнате вновь вела дорожка кровавых капель, в которые он спросонья наступил и проложил до ванной тропинку из багровых отпечатков ног.
Присев и с замиранием сердца проведя пальцем по свежей капле крови в прихожей, Арсений испуганно вздрогнул, когда оглушительно громко застрекотал старый домашний телефон на тумбочке. Поднести трубку к уху Сеня смог далеко не с первого раза.
Звонила одна знакомая медсестра из больницы, где работала мать Арсения. И звонила она, чтобы сообщить, что во время ночной смены на маму напал неизвестный. Когда та была в одиночестве на складе, кто-то зашёл в помещение следом за ней и нанёс множество ударов ножом или каким-то другим острым предметом. Мать потеряла полтора литра крови, но её успели вовремя найти, доставить на операционный стол и остановить кровотечение. Однако травмы оказались слишком серьёзными: мама всё ещё не пришла в себя, её состояние оставалось довольно тяжёлым.
— Кто только мог такое с ней сделать? — возмущалась на том конце провода медсестра, пока Арсений без единого звука ей внимал последние десять минут. — И ведь точно это не из наших кто-то! Я всех врачей и санитарок с сёстрами тут по двадцать лет знаю — нет у нас таких психов! Разве что кто-то из пациентов, маньяк какой-нибудь душевнобольной! Да и то, по следам крови бы нашли его сразу же! А тут мы поглядели, капли крови-то на улицу куда-то ведут! Да там сырость такая, слякоть, ничего толком и не увидать дальше крыльца у чёрного входа!..
Арсений явственно вздрогнул. Если бы в тот момент кто-то стоял возле него, то сразу заподозрил бы что-то неладное в поведении мужчины, но Сеня был совершенно один в квартире, выстланной кровавыми отпечатками ног будто ярко-красной ковровой дорожкой.
Это именно он всегда любил приходить к матери на работу через чёрный вход с крыльцом. Был ещё другой, более популярный у работников больницы, возле которого можно было спокойно покурить. Но Сеня, ненавидевший запах табака, пользовался только дальним ходом, с маленьким ветхим крылечком. Через него он приходил навестить мать ещё когда учился в школе, а после заглядывал после работы, чтобы забрать старушку домой или, напротив, принести ей что-то поесть на ночную смену.
И если это кровавый призрак из кошмара совершил такое с его матерью, то почему он выбрал именно этот неочевидный путь?
VII
Ближе к обеду о случившемся знала, по ощущениям, уже половина города. Телефон Сени, ещё в начале рабочей смены переведённый в беззвучный режим, не переставал принимать входящие звонки и тонны сообщений от всех, кто когда-либо был знаком с матерью. Кто-то сочувствовал, кто-то задавал вопросы, другие сыпали проклятьями на голову неудавшегося убийцы, но были и те, кто переживал о состоянии именно Арсения. Например, Ангелина.
Она позвонила в обеденный перерыв и стала одной из тех немногих, кому Сеня всё же ответил, приняв звонок. Девушка с непритворной искренностью поинтересовалась его самочувствием, предложила вместе сходить вечером в больницу, навестить маму, если это позволят врачи. Но Арсению вовсе не хотелось видеться с матерью, которая могла пострадать из-за тайных желаний собственного сына. Он неловко объяснился с Ангелиной, сославшись на выдуманные причины, и та, в который раз показав ангельский характер, понятливо отступила.
До самого вечера Арсений больше никому не отвечал, от назойливых соседок, сидевших на лавочке у подъезда, позорно сбежал, а после и вовсе заперся в квартире на все замки, выключив дверной звонок и домашний телефон.
Создавалось такое впечатление, что его общительная мать была кумиром всех жителей этого чёртового городка.
Заварив себе крепкий чай, Арсений сидел на пустой кухне, пытаясь собраться с мыслями и придумать, что ему делать дальше. Деяния кровавого призрака, неведомо как проникшего в его реальность, доставляли хлопоты и вызывали растущее беспокойство. Сперва Тимур, теперь мать. Кто на очереди? А вдруг однажды этот безжалостный монстр из кошмара придёт и за ним?
На экране телефона беззвучно появлялись чьи-то номера и имена. Арсений хмуро следил за ними одним глазом, не собираясь поднимать трубку. Постепенно, чем темнее становился вечер за окном, тем реже люди пытались дозвониться до сына пострадавшей.
Но когда телефон вдруг высветил контакт «Сестра», Арсений невольно застыл с поднесённой ко рту чашкой чая. Пальцы сами собой подобрались к экрану и приняли вызов.
— Д-да?.. — хрипловато выдохнул в трубку Сеня, весь внутри сжавшись от волнения.
Он не хотел разговаривать с сестрой, не хотел слышать её гнусавый голос, но отчего-то всё же не смог проигнорировать входящий вызов.
С Лидой он не встречался и не общался уже больше двух лет. В своё время их разлучила разница взглядов на жизненные ценности. Сестра ставила на вершину пирамиды потребностей брак и детей, коих у неё самой было пятеро, в то время как Арсений просто хотел тихой и спокойной жизни для себя. В чём-то мать с его сестрой были очень близки: обе они настаивали, что Сене помимо работы без выходных следовало ещё и заняться поисками девушки. Но сестра была куда настойчивее и несговорчивее. Ей не терпелось женить брата, чтобы тот быстрее обзавёлся потомством. Лида искренне считала, что человек, не имеющий детей, человеком считаться вовсе не должен, и убеждала в этом других. А капать собеседникам на мозг она умела уверенно и безжалостно.
Потому Арсений и постарался ограничить с ней всё общение. Сестра на это тоже обиделась, обложила брата непечатными словами и в свою очередь пообещала больше никогда с ним не разговаривать. Не то чтобы Сеня был не рад такому повороту судьбы.
И тут Лида сама решила ему позвонить, хоть Арсений и догадывался в связи с какими событиями. Но проигнорировать капитуляцию сестры он не мог себе позволить.
— Значит так! — без каких-либо приветствий затянула нудным голоском сестра. — Маме нужен первоклассный уход в больнице. Нужно договориться, чтобы, как очнётся, её перевели в трёхместную, а лучше двухместную палату. Обязательно нужно следить за её питанием, а то знаю я, как там кормят в этих больницах — если не помрёшь от собственных болячек, то захиреешь от изжоги. Я тебе сейчас список продиктую, какие продукты ей следует купить в первую очередь…
— Здравствуй, Лида, я тоже очень рад тебя слышать, — равнодушно и бесстрастно прервал монолог сестры Арсений, откидываясь на спинку стула.
Лида на мгновение замолчала, а после нетерпеливо отозвалась:
— Нечего тут строить из себя этого… ну, как его… В общем, не пойми кого! Я тебе по делу вообще-то звоню, так что выслушай уж, блин, молча! Давай записывай продукты и вещи, которые ей нужно будет принести! Ты, кстати, уже был у неё сегодня? Как она там?
— Ничего я не буду ей носить. К ней не ходил и ходить не собираюсь.
Лида задохнулась от возмущения. Сеня замечательно слышал на том конце трубки негодующий скрип зубов. Раньше он бы никогда ей так не ответил, но сейчас он что-то отпустил внутри себя, позволив словам легко и безболезненно сорваться с языка.
— Ты чего там, совсем ошалел, что ли?! Смотрю, за два года без моего контроля ты вообще зарвался! У тебя мать чуть не убили! Мать!
— Почему бы тебе самой не навестить её? Она и твоя мать тоже, — не преминул напомнить Сеня.
— Мне за детками надо следить, знаешь ли! — гаркнула в трубку Лида, а где-то недалеко от неё вдруг пронзительно и противно заревел маленький ребёнок. — У младшей как раз зубки режутся, я же не могу её оставить одну! А ты и так там бездельем маешься, как последний бобыль. Вот ты и должен ехать к матери и не отходить от её постели, пока она на ноги не поднимется. Побудь хоть немного благодарным сыном!
— Лида. Лидочка. Лидонька, — мягко и тягуче позвал сестру Арсений, буквально смакуя каждую букву. — Милая моя, дорогая. Иди-ка ты на хрен. Сама разбирайся с мамашей. Вы обе и так достаточно крови у меня выпили. Так что отвяжитесь обе, наконец. И можешь не звонить мне больше, трубку я поднимать теперь не стану.
— Это ты кого на хрен послал?! Это ты меня на хрен послал?! — взвизгнула от негодования Лида, а её ребёнок завопил в унисон с матерью. — Да иди ты сам на хрен, козёл! Я маме всё передам, все твои слова!..
Арсений не стал слушать поток брани, изливаемый на него, а просто завершил звонок и с чувством полного удовлетворения глотнул остывший чай. Телефон ещё какое-то время разрывался от входящих звонков, Лида не унималась. Вскоре она начала бомбардировку сообщениями, но Сеня их не читал — сразу удалял.
На душе у него светлело с каждой минутой всё больше.
Сестра, как бы зла она ни была, ни за что не приедет к нему домой, на то и был весь расчёт. От своих детей она не отходила ни на шаг, а везти всю эту свору на другой конец города — весьма трудоёмкое и энергозатратное дело. Всё, на что была способна Лида, — это звонки и сообщения. Довольно малосущественная угроза, если подумать.
VIII
Его ликование и гордость за самого себя продолжались ровно до тех пор, пока он не лёг спать. Сон пришёл мгновенно, выбросив не сопротивлявшегося Арсения в чрево давно знакомой и уже практически родной комнаты.
Жестокий призрак в этот раз восседал на подоконнике. У него на коленях лежало тело, вытащенное из кровавого озера, и багряными пальцами обитатель комнаты медленно гладил труп по голове, словно успокаивая маленького ребёнка, который никак не мог заснуть.
Арсений смотрел не на тело, он, сжав губы и отведя взгляд в сторону, задал вопрос, который беспокоил его с самого утра:
— Это ведь ты напал на мою мать?
— А ты сам как думаешь? — тихо отозвалась фигура.
— Иных претендентов нет, — сурово проговорил Сеня. — Одно не могу понять. Зачем тебе это делать? Ты убил Тимура, чуть не убил мать. При этом оставляешь следы, которые могут привести ко мне, будто специально. Я не знаю, кто ты, мстительный дух, падший ангел-хранитель или сам чёрт во плоти… Но я хочу понять, чем ты руководствуешься.
Продолжая медитативно расчёсывать пальцами волосы трупа, кровавый призрак какое-то время молчал, не глядя на Арсения.
— Ты смотришь, но не видишь. Ищешь, но не замечаешь, — наконец отозвался силуэт. — Я делаю то, на что не мог решиться ты сам.
Сеня скривился.
— Если так желаешь знать, я рождён этой комнатой и исполняю её волю, — произнёс призрак.
— Мне не нужны человеческие жертвы и внимание полиции, — процедил Арсений, скрещивая руки на груди. — Да, это было захватывающе, признаю… На миг возликовать, что твои обидчики получили по заслугам. Но больше подобное тебе творить не стоит. Ты привлекаешь ко мне лишнее внимание, оставляешь следы. Я не хочу, чтобы ты ещё кому-то навредил.
— Не лги самому себе.
— О чём ты?..
— Я знаю всё, о чём ты мечтаешь, что ты таишь в глубине души и чего страстно жаждешь. Нельзя отказываться от самого себя. Прими этого. Прими свою суть.
Призрак обхватил обеими ладонями голову трупа, лежавшую у него на коленях, и медленно повернул её в сторону Арсения, чтобы тот мог хорошенько разглядеть мёртвое лицо.
На брата двумя мутными бельмами уставилась безжизненная Лида. Рот её был приоткрыт, из него капала кровь. И в комнате в тот миг не раздавалось иного звука, кроме мерного стука, с которым капли крови падали вниз, разбиваясь о гладкую поверхность чёрного озера.
С коротким вскриком Арсений выпутался из паутины кошмара, вскакивая со своего тесного диванчика. Перед его глазами всё плыло, всё дрожало и пульсировало.
За окном стояла предрассветная тьма, и, чем дольше Сеня вглядывался в войлочно-серое небо, тем сильнее становилось гнетущее ощущение, что рассвет никогда не наступит. Что этот рыхлый мрак никогда не развеется, навечно пленив в себе разум и чувства.
Телефон сам оказался в руках. Дрожащими пальцами Арсений выбрал номер сестры в журнале звонков и принялся вслушиваться в однообразные гудки. Но гудки всё шли и шли, неумолимо растягиваясь и заставляя сердце подстраиваться под этот размеренный ритм. Сеня ждал полминуты, минуту, вторую. Ничего.
— Ну же, давай, давай! Возьми трубку! — шептал он вслух.
Вдруг гудок прервался, на вызов ответили, и Арсений облегчённо выдохнул:
— Лида, наконец! Ты как там, в порядке?
— Это не Лида, — ответил низкий мужской голос. — Это её муж. А ты ещё кто такой?
— Эм, — запнулся Арсений, — я её брат… А где Лида?
— Лида?.. А Лиды больше нет, — с долгими паузами произнёс её супруг, и его голос вдруг дрогнул: — Её убили… Убили мою Лидочку…
В трубке послышались гудки, и Сеня потрясённо убрал телефон от уха. В сердце его бушевал настоящий шторм: смешались все чувства, страх и сомнения. Он не находил в себе сил, чтобы подняться с дивана, включить свет и осмотреть квартиру на предмет новых следов крови. Но почему-то он не сомневался, что они есть, как и всегда. Что его сестру, как и остальных, забрал к себе в кошмар кровавый призрак.
А Сеня никак не смог этому помешать. Он не сумел это предотвратить, хоть догадывался, что подобное могло случиться.
По всему выходило, что этот оживший мстительный дух не собирался успокаиваться, а был намерен вершить свой самосуд каждую ночь. Сколько ещё трупов друзей и знакомых плавало в тесной комнате? Сколько ещё из виденных Арсением во сне смертей кровавый призрак желал воплотить в реальность?
Как это всё остановить?!
Будь его воля, он бы не выходил больше из дома, заперся бы на все замки, питался одним кофе и не смыкал бы глаз, но это казалось непозволительной роскошью. И Арсений, сам себе не отдавая отчёта, привычно засобирался на работу. Он тенью скользил по квартире, перешагивая дорожку кровавых капель, тянувшихся от двери, ничего вокруг не замечая.
Родной станок встретил его деловитым гулом, и до самого вечера Сеня занимался тем, что лучше всего умел делать — подкладывал новых жертв под лезвие ножа. Машина без устали опускала гильотину на бумагу, кромсала и резала края, а Арсений, бледный и притихший, с замиранием сердца смотрел за бритвенно-острым краем, ловя в его гладкой поверхности отражение собственного испуганного лица.
Никто так ничего и не заметил. Почти никто с ним не говорил, телефон не разрывался больше от звонков, и даже после смены ни одна живая душа не подошла к Арсению.
И он практически бежал домой, уверяя себя, что не станет спать этой ночью, что не позволит ещё кому-нибудь пострадать или умереть. Сперва он ликовал, что справедливое наказание получили все те, кто портил ему жизнь долгие годы, но теперь Сеня испугался не на шутку. Теперь он опасался, что, сам того не ведая, запустил маятник смерти, который не собирался больше останавливаться и который угрожал уже и самому Арсению. Жалости к другим не было, была жалость к себе и страх оказаться перемолотым жерновами беспощадной машины правосудия.
Засев на кухне, раскрыв окно пошире и заставив весь стол кружками с кофе, Сеня приготовился к долгой ночи. Он был напряжён, он был сосредоточен и напуган до ужаса, но хотел бороться.
Ближе к полуночи вдруг позвонила Ангелина, и голос её звучал обеспокоенно:
— Ты молчишь со вчерашнего дня, даже не пишешь. Что-то случилось?
Сеня собирался ответить, что стал причиной смерти минимум двух человек, но сдержался и лишь шумно сглотнул.
— Или это всё из-за мамы? — не дождавшись ответа, предположила Ангелина. — Ты волнуешься из-за неё?
— Да, — солгал Арсений.
— Я всё понимаю, — вмиг потеплел голос девушки. — Я бы на твоём месте тоже места себе не находила. Хочешь я поднимусь к тебе? Посидим, попьём чай вдвоём?
— Нет, — слишком поспешно ответил Сеня, вспомнив о следах крови, которые так и не удосужился убрать в прихожей и в комнатах. Взяв себя в руки, он сразу добавил: — Извини, я не в лучшем настроении из-за всего этого. Увидимся завтра. Я ни за что не пропущу твой отъезд.
— Что ж, — хмыкнула Ангелина, — тогда буду ждать тебя на вокзале. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, — покорно откликнулся Арсений и завершил разговор.
А впереди его ждала долгая полная тревог ночь, в которую нельзя было поддаваться сну.
IX
Собственная самонадеянность подвела его. Ближе к четырём часа утра Арсений, заполненный кофе практически по самые гланды, решил принять ванну, чтобы хорошенько помыться, разогнать кровь и взбодриться. В тот момент ему казалось, что до утра он уже дотянет без каких-либо проблем. Что этой ночью ему не суждено будет повидаться с кровавым призраком.
Но погрузившись по плечи в горячую пышущую паром ванну и всего на миг пустив мысли в свободное плаванье, через пару ударов сердца Сеня обнаружил себя стоящим в серой пустой комнате, лицом к лицу с безмолвной фигурой мстительного духа. От осознания собственного провала ему захотелось взвыть и схватиться за голову.
— Не надо больше никого убивать, — только и смог пролепетать Арсений, испуганно вглядываясь в кровавую маску безликого чудовища. — Хватит. Пожалуйста. Остановись.
— Остановиться? Когда мы только начали? Когда ты стал делать свои первые и такие уверенные шаги к осознанию собственной сути?
Призрак громко фыркнул и приблизился ещё на полшага к Арсению. Теперь свободного пространства между ними совсем не осталось, и Сеня мог во всех подробностях разглядеть покрытую кровью фигуру, по которой неспешно скользили густые алые капли, будто жирные черви.
— Ты блуждал по лесу отрицания так долго. Но теперь настало время поговорить откровенно, признаться самому себе, что твоё падение началось задолго до этого самого момента. Ты придумал для себя легенду, чтобы оправдаться перед собственной совестью, чтобы игнорировать очевидное. Но ты не можешь больше закрывать глаза. Признай.
— Признать что? — едва слышно прошептал Арсений.
— Признай и осознай, что ты — это часть меня, а я — это часть тебя.
— Нет! — в ужасе воскликнул мужчина, отступая на шаг. Но призрак неумолимо сократил дистанцию.
— Почему ты никак не хочешь понять, что мы — одно целое, что я — воплощение твоих мыслей? Тебе никуда не сбежать от этого осознания, никуда не спрятаться. Лучше прими мою протянутую руку, и давай вместе последуем туда, куда ведут нас твои мечты, давай воплотим тайные желания в жизнь…
— Это не может быть правдой! — вскричал Арсений, пальцами сдавливая свою голову. — Ведь тогда это бы значило, что всех их убил именно я!
— Комната — отражение твоей сути, я — порождение этой комнаты.
— Нет-нет-нет! — практически умоляя, застонал Сеня. — Только не это! Я не убивал их! Я не хотел их убивать! Это всё ты! Ты натолкнул меня на такие мысли, ты убил их! Я тут не при чём!
— Ты отрицаешь самого себя.
— Я ненавидел их. Да! Ненавидел! Но никогда не посмел бы убить!
— Разве?
Призрак отступил на пару шагов и обвёл рукой комнату, наполненную кровью и телами. Трупы Тимура, Лиды, матери, Людмилы Петровны, Жанны, мужа Лиды и десятков других людей, выстроившись ровными рядами, колыхались на волнах. Их окоченелые лица обвиняюще были обращены лишь к хозяину комнаты.
«Ты! Ты! Ты убил нас!» — стучали в висках слова, хоть губы мертвецов были сомкнуты.
— Твоя душа жаждет чужой крови и смертей. Не отрицай этого, я вижу тебя насквозь, ведь я — это и есть ты. В комнате нет места притворству, сожалениям или отрицанию. Здесь есть место лишь тебе и мне. Или, может, мне стоит помочь тебе ещё немного, чтобы ты осознал это предельно чётко?
Мрачный дух даже не успел договорить последние слова, как по одному движению его руки в самом центре комнаты из кровавой пучины уже грузно поднялось новое тело.
Тело Ангелины.
Светлые кудри, пропитавшись кровью, обвисли и облепили лицо, больше походившее на маску. В глазах её не было жизни, с губ не срывалось дыхание, и девушка казалась простой куклой.
— Только не она! — срывающимся голосом попросил Арсений, делая неуверенный шаг к телу Ангелины и вытягивая вперёд трясущиеся руки. — Только не она! Не трогай её! Я сделаю всё, что ты захочешь, но не убивай её!
— Она мешает тебе. Мешает твоему принятию, — как змей-искуситель твердил призрак. — Мы должны избавиться от неё. Ты должен избавиться от неё. В твоей душе, в этой комнате, лишь в таком виде ей найдётся место. И никак иначе.
— Нет! Я не позволю! Не допущу!
— Зачем бороться с самим собой, если исход уже определён?..
Арсений вдруг вскинул голову, прожигая кровавого призрака непримиримым взглядом. А после решительно сунул себе в рот не успевший окончательно зажить палец, перемотанный бинтом. Он с такой силой сжал челюсти, что от боли искры брызнули из глаз.
Но кошмар мгновенно оборвался, а вместе с ним растворился и кровожадный призрак.
Или же просто на время затаилась тёмная часть души Арсения?
Сплюнув кровью на пол, Сеня выбрался из холодной ванны и наскоро обтёрся полотенцем. В голове его гулял ветер и не было ни одной дельной мысли, как можно поступить.
И, несмотря на ранний час, он решил в первую очередь набрать Ангелину.
— Да? — вяло отозвалась на том конце провода девушка, явно разбуженная неожиданным звонком.
Он вмиг успокоился, едва услышал этот нежный голос. Значит, он успел сбежать из кошмара вовремя, до того, как случилось непоправимое.
— Привет. Я тебя разбудил? Извини. Просто перед работой хотел пожелать доброго утра и уточнить, во сколько точно сегодня отбывает поезд. А то я, кажется, забыл.
— М-м, да ничего. Я тоже вечно время путаю с этими поездами. В семь приходи на вокзал, мы как раз успеем попрощаться.
Арсений мягко поблагодарил, пожелал Ангелине хорошего дня и закончил разговор.
В тишине пустой квартиры собственное дыхание вдруг показалось ему грохотом набата. Он не знал, мог ли теперь вполне доверять себе, мог ли спокойно спать или выходить из дома. И, что страшнее всего, Арсений всё никак не мог решить, что ему делать дальше.
Если это он был убийцей, если он каждую ночь становился мстительным призраком и шёл жестоко устранять своих недоброжелателей, то как теперь ему было жить с этой мыслью?
До полудня Сеня просидел на кухне, кроша пальцами чёрствый кусок хлеба и бесцельно пялясь в угол. На работу он идти не собирался, а надеялся до вечера придумать, как запечатать обратно тёмную сторону собственной души, вскрывшуюся столь внезапно.
Но начальник решил иначе. Ровно в полдень он дозвонился-таки до Сени и матом потребовал его явиться на работу, даже если он там «издыхает в адских муках». И, как послушная марионетка, которая знать не знала, что делать в жизни без привычных руководств марионеточника, Арсений собрался и поехал на работу.
Он надеялся, что за станком ему будет лучше думаться.
И так и случилось. Едва он привычными движениями включил машину, поднял на стол тяжеловесную стопу бумаги и настроил программу, как в голове его всё прояснилось.
Арсений, широко распахнув глаза, наблюдал за тем, как гильотина быстро срезала края, как легко лезвие входило в плотные листы, отсекая лишнее. Со станка выплывали ровные одинаковые блоки, а весь мусор улетал в корзину. И до того это было умиротворяющее зрелище, что Сеня любовался им несколько часов кряду, забыв обо всём на свете. Никогда раньше он так ещё не любил свою работу, не любил эту огромную шумную машину и белые стопки бумаги.
Это было самым верным и единственным здравым решением в сложившейся ситуации.
Отсечь одну часть себя от другой части себя. Даже если при этом ни одна из них не выживет. Но зато уцелеют те, кто смерти точно не заслужил.
Например, ласковая и добрая девушка-солнце Ангелина. Она стоила любой жертвы.
И Арсений, не давая себе опомниться, быстро нажал комбинацию кнопок на станке, а после склонился вперёд, просовывая голову в отсек для бумаги. Мягко зашумев, машина запустила процесс: гильотина дрогнула и резко обрушилась вниз.
Арсений почувствовал леденящий холод лезвия, легко разрезавшего кожу и впившегося ему в горло. Нож рассчитанным ударом за мгновение отсёк голову.
Лишённое жизни тело обмякло и рухнуло на пол, одним своим видом подняв среди рабочих небывалую панику. Кругом заметались люди, затихли останавливаемые машины, заголосил испуганный начальник, спешно набирая кого-то по телефону.
Из-под отрубленной головы натекло целое озеро бордовой, практически чёрной крови. Она стекала по столу, капала на пол, образовывая лужицы.
И в ней ничего не отражалось.
X
Минутная стрелка неумолимо приближалась к точке невозврата. Ангелина стояла возле своего вагона, не сводя взгляд с наручных часов и нетерпеливо постукивая носком сапожка.
Поезд должен был отправляться через две минуты, а Арсения всё не было.
Она пыталась до него дозвониться, но телефон оказался выключен, и это безумно её злило.
Злило то, что понравившийся ей мужчина не удосужился прийти на перрон проводить её. Он даже не осмелился предупредить заранее и выдумать какую-нибудь жалкую отмазку!
— Поезд скоро отправится. Пройдите, пожалуйста, в вагон, — попросила Ангелину проводница, и девушка, бросив последний разочарованный взгляд на здание вокзала, запрыгнула в тёплое нутро поезда.
Всё время, пока она тряслась в вагоне, глядя на пролетавшие мимо деревья и линии электропередач, пока ехала на такси от вокзала до дома и поднималась на лифте в квартиру, Ангелина не переставала накручивать себя.
Арсений так и не позвонил, и не написал. А ведь она вправду ждала и надеялась. И, кажется, была готова поверить уже буквально в какую угодно ложь.
Но лжи не было, как не было и правды. Как не было и самого Арсения в её жизни больше.
Когда она перешагнула порог квартиры и захлопнула за собой дверь, то мысленно окончательно и бесповоротно попрощалась с этим этапом своей жизни, с этой нежной влюблённостью и построенными за несколько дней хрустальными замками.
В опустошённой душе остались лишь раздражение и злоба.
Её в который раз обманули. Все мужчины, встреченные Ангелиной в жизни, не приносили ей ничего, кроме боли и разочарования. Сперва молоденький учитель, пришедший к ним в школу на её выпускной год, после первый муж, теперь — Арсений.
Она чувствовала себя несправедливо покинутой. Но разве одна маленькая хрупкая женщина способна сама что-то изменить в этом огромном враждебном мире?
Вскоре родители бывшего мужа привезли домой её сына. Лёша выглядел отдохнувшим, отъевшимся на бабушкиной выпечке и ничуть не соскучившимся по матери.
Но она всё равно терпеливо и с любовью накормила его лёгким ужином и уложила в кровать. Лёша никак не хотел спать, всё рассказывал о том, как его навещал отец, и что они вместе делали.
Ангелина слушала рассказ сына с едва сдерживаемой яростью. Для неё бывший муж навсегда был и остался изменщиком и подлецом, ничего с собой поделать она не могла.
Едва Лёша успокоился и заснул, измотанная и уставшая Ангелина бесшумно вышла из его комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь. На цыпочках она прокралась в собственную спальню, разделась и без сил легла в кровать. В сердце ещё клокотала ярость, будто никак не желая успокаиваться, но Ангелина мысленно её приструнила.
Она всё равно никогда ничего не сможет изменить.
С этой мыслью девушка расслабилась, вытянувшись под одеялом, и через пару минут заснула.
Она даже не почувствовала, когда на её чистый высокий лоб вдруг упала одинокая густая капля крови. Капля медленно растеклась по коже, и в её гладкой поверхности ровно на мгновение отразилась пустая комната с серыми стенами, где не было ничего, кроме запертой двери, единственного окна и странной чёрной жидкости, заполнявшей помещение почти на треть.
В капле крови отражалась затопленная комната.
Оглавление
I
II
III
IV
V
VI
VII
VIII
IX
X
