КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Движимые (ЛП) [Кристи Бромберг] (fb2) читать онлайн

Возрастное ограничение: 18+

ВНИМАНИЕ!

Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!

Да, мне есть 18 лет

Нет, мне нет 18 лет


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Автор: К. Бромберг Название: «Движимые» Серия: Управляемые. Книга вторая


Перевод: Алла

Редактура: Диана

Вычитка: Виктория Горкушенко

Оформление: Виктория Горкушенко

Переведено для группы: vk.com/stagedive


ПРОЛОГ

Колтон


Гребаные сны. Мешанина временных осколков, которые кувыркаются в моем подсознании. Райли здесь. Заполняет их. Поглощает. И будь я проклят, если знаю, почему ее вид в том месте, которое обычно затуманено такими ужасными воспоминаниями, наполняет меня чувством спокойствия — тем, что я думаю, может оказаться надеждой — позволяя осознать, что у меня действительно может быть повод для исцеления. Повод преодолеть то дерьмо, что здесь скрывается. Что черная бездна в моем сердце может обладать способностью любить. Ее присутствие здесь, в таком темном месте, позволяет мне думать, что незаживающие раны, которые забрали мою душу и всегда мучали, могут, наконец, зарубцеваться.

Я сплю — я знаю, что сплю — так почему она повсюду, даже во сне? Она занимает мои мысли каждую минуту каждого проклятого дня, а теперь она вплетена в мое гребаное подсознание.

Она давит на меня.

Кастрирует.

Поглощает меня.

Пугает своей любовью до смерти.

Она похожа на начало гонки, одновременно останавливая мне сердце и ускоряя его. Она заставляет меня думать, о чем не следует. Копает глубоко в черноте внутри меня и заставляет думать о «когда», а не о «если».

Что б меня!

Видимо я и правда сплю, раз думаю о таком дерьме. Когда это я стал такой тряпкой? Бэкс надерет мне зад, если услышит, как я говорю такое дерьмо. Это не может быть чем-то большим, чем просто необходимость снова оказаться глубоко в ней. Погрузится в тепло ее тела подо мной. В мягкие изгибы. Упругие груди. Тугую киску. Вот и всё. Скоро всё пройдет. Моя голова вернется на место. Вообще-то, обе головы. И как только я буду удовлетворен, то смогу сосредоточиться на чем-то другом, помимо бесполезного дерьма, такого как чувства и биение сердца, которое, как я знаю, неспособно ни отдавать, ни принимать любовь.

Должно быть все дело в ее новизне, которая заставляет меня чувствовать себя маленькой сучкой во время течки — так сильно я мечтаю именно о ней, а не только о безликом, совершенном теле, которое обычно часто посещает мои мечты. В ней есть что-то настолько охрененно горячее, что я схожу с ума. Черт, я действительно с нетерпением жду момента, чтобы провести с ней время, до того, как трахнуть, так же, как и момента, когда трахаю ее.

Ну, почти.

В отличие от многочисленных цыпочек, которые бросаются на меня всеми откровенно сексуальными способами: выставив грудь, глазами предлагая взять их так, как я хочу, раздвигая ноги по первому щелчку — и поверьте мне, почти всегда я, черт возьми, готов к игре. С Райли, однако, с самого начала все было по-другому, с того момента, как она вывалилась из этой гребаной подсобки в мою жизнь.

В моих снах мелькают образы. Этот первый удар, когда она посмотрела на меня своими чертовски великолепными глазами. Первый раз, когда я ее вкусил, который обжег мой разум, прокрался по позвоночнику, схватил за яйца и сказал, чтобы я не дал ей уйти, что я должен заполучить ее любой ценой. Образ ее покачивающейся задницы, когда она уходила не оглядываясь, завел меня тем, что я никогда раньше не считал сексуальным. Неповиновением.

Картинки продолжают сменять друг друга. Райли на коленях рядом с Зандером, пытается выманить его израненную душу из укрытия; вчера вечером в патио она, оседлав, сидит у меня на коленях в моей любимой футболке и трусиках; появляется у себя в офисе, на ее невероятном лице написано недоумение пополам с воинственным гневом на мое неопровержимое предложение; Райли стоит передо мной в кружевном белье, предлагая мне себя, бескорыстно отдавая мне всё.

Твою мать, Донаван, очнись. Тебе это снится. Проснись и возьми, что хочешь. Она прямо рядом с тобой. Теплая. Притягательная. Соблазнительная.

Меня наполняет безысходность: желать ее так отчаянно и не в состоянии стряхнуть с себя этот проклятый сон, взяв ее сексуальное, как грех, тело, как мне хочется. Может быть, в этом-то всё и дело. Что она не понимает, насколько она сексуальна. В отличие от бесчисленных других женщин, которые часами пялятся на себя и критически осматривают, подавая себя с лучшей стороны, Райли не имеет об этом ни малейшего чертова понятия.

Образы ее прошлой ночью поглощают меня. Взгляд фиалковых глаз, припухшая нижняя губа, зажатая зубами, и тело, инстинктивно реагирующее на меня, подчиняющееся мне. Ее фирменный аромат ванили, смешанный с шампунем. Ее греховно сладкий вкус, вызывающий привыкание. Ее неотразимость, невинность и строптивость смешались в одном соблазнительном, фигуристом флаконе.

От одной только мысли мой член твердеет. Мне просто нужна очередная доза. Мне ее всё мало. По крайней мере, пока новизна не пройдет, и я не начну двигаться дальше, как раньше. Невозможно, чтобы я оказался под каблуком у женщины. Зачем привязываться к кому-то, кто всё равно в конце уйдет? К кому-то, кто убежит подальше, когда действительно узнает правду о том, что таится внутри меня — яд, впитавшийся в мою душу. Случайные связи — это как раз то, что мне нужно. Единственное, чего я хочу.

Единственное, что я допущу.

Ощущаю, как ее руки скользят по моему животу, и тону в этом чувстве. Черт, мне нужно это прямо сейчас. Она нужна мне прямо сейчас. Зная, что она такая тесная, влажная, теплая и в пределах моей досягаемости — пробуждает мой член. Погрузиться в ее мягкое тело и забыть всё это дерьмо в своей голове — хотя бы на несколько минут. Мой утренний стояк становится больше, так что мне почти больно, умоляя о ее прикосновении.

Мое тело напрягается, когда я понимаю, что руки, опоясывающие меня, не мягкие или гладкие или пахнущие ванилью, как у Райли. Дрожь отвращения струится по моему позвоночнику и выворачивает желудок наизнанку. Желчь поднимается к горлу и душит меня. Затхлый запах сигарет и дешевого алкоголя пропитывает воздух, когда он просачивается из его пор от усиливающегося возбуждения. Его толстое пузо прижимается к моей спине, а мясистые, беспощадные пальцы ползут вниз моего живота. Закрываю глаза, стук моего учащенного сердцебиения заглушает все звуки, включая мои беспомощные хныканья в знак протеста.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Я так голоден, так слаб из-за недостатка еды, пока мамочка находится в своем последнем полете, что уговариваю себя не сопротивляться. Мамочка сказала, что если я буду хорошим мальчиком и буду делать, что мне говорят, мы оба будем вознаграждены — что за это она будет меня любить; она получит от него то, от чего «мамочке хорошо», а я получу наполовину съеденное яблоко и пару сухариков, завернутых в пластиковый пакет, которые ей удастся где-нибудь найти и принести сюда. Мой желудок сводит судорогой и рот наполняется слюной при мысли о том, что впервые за несколько дней внутри него что-то окажется.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Я просто должен хорошо себя вести. Я просто должен хорошо себя вести.

Повторяю про себя свою мантру, когда его бородатый подбородок царапает сзади мне шею. Пытаюсь заглушить ощущение, когда желудок подкатывает к горлу, и несмотря на то, что мне нечем рвать, мое тело неистово содрогается в позывах. Жар его тела на моей спине — всегда на спине — заставляет слезы, которые я стараюсь сдержать, катиться из глаз. Он стонет мне в ухо — мой страх его возбуждает — слезы текут из-под моих зажмуренных век. Они бегут по лицу, падая на лежащий на полу затхлый матрас моей мамы. Говорю себе не сопротивляться, когда его увеличившаяся штука прижимается к моей попе. Я слишком хорошо помню, что происходит, когда я это делаю. Сопротивляться или нет — оба варианта болезненны, это кошмар, который приводит к одному и тому же результату: почувствовать на себе его кулаки перед тем, как будет больно или просто принять боль без борьбы.

Интересно, есть ли боль после смерти.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

— Я люблю тебя, Колти. Сделай это для мамочки, и я снова буду тебя любить, хорошо? Хороший маленький мальчик делает всё ради своей мамы. Что угодно. Любовь означает, что ты делаешь такие вещи. Если ты действительно любишь меня и знаешь, что я люблю тебя, ты сделаешь это, чтобы мамочке снова стало лучше. Я люблю тебя. Знаю, что ты проголодался. Я тоже. Я сказала ему, что ты не будешь драться на этот раз, потому что любишь меня.

Ее умоляющий голос звучит в моих ушах. Знаю, как бы я не кричал, она никогда не откроет дверь, чтобы помочь несмотря на то, что сидит по другую сторону. Знаю, что она слышит мои крики — боль, ужас, потерю невинности — но туман ее небытия настолько силен, что ей все равно. Ей нужны таблетки, которые он ей даст, когда закончит со мной. Его плата. Это всё, что ее волнует.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек. Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Повторяю я имена супергероев — свой молчаливый побег из этого ада. От страха, который бежит по моим венам, покрывает кожу по́том и наполняет воздух его неповторимым ароматом. Снова повторяю имена. Молюсь, чтобы любой из этих четырех супергероев появился и спас меня. Вступил в бой со злом.

— Скажи мне, — кряхтит он. — Говори, а то будет еще больнее, пока не скажешь.

Кусаю губу и ощущаю металлический привкус крови, пытаюсь не дать себе закричать в страхе и ужасе. Давая ему то, что он хочет — мои крики о помощи, которая, я знаю, никогда не придет. Он крепко сжимает меня. Мне так больно. Я сдаюсь и говорю то, что он хочет услышать.

— Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя… — повторяю я снова и снова, бесконечно, его дыхание учащается от возбуждения, которое приносят ему мои слова. Впиваюсь ногтями в сжатые кулаки, когда его руки шарят и хватают меня, спускаясь ниже талии. Его грубые пальцы находят пояс моего изношенного нижнего белья — одну из единственных пар, которые у меня есть — и я слышу, как они рвутся от его возбужденных и порывистых движений. Втягиваю дыхание, тело яростно дрожит, зная, что произойдет дальше. Одна рука обхватывает мою промежность, сжимая меня слишком сильно и причиняя боль, в то время как чувствую, что его другая рука раздвигает меня сзади.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Ничего не могу сделать. Я умираю с голоду, но… это слишком больно. Брыкаюсь.

— Нет, — булькающий звук доносится из моих потрескавшихся губ, когда я изо всех сил пытаюсь избежать того, что произойдет дальше. Жестко ударяю, попадая по нему, вскакиваю с кровати и моментально отбегаю. Страх поглощает меня, окутывает, когда он поднимается с покрытого пятнами матраса и идет ко мне, преисполненный решимости, с глазами, горящими желанием.

Мне кажется, я слышу своё имя, и в моем ошеломленном мозгу мелькает замешательство. Что она здесь делает? Она должна уйти. Он тоже причинит ей боль. Ох, черт! Только не Райли. Мои безумные мысли кричат, чтобы она бежала. Чтобы убиралась к черту, но я не могу выдавить ни слова. Страх запер их в моем горле.

— Колтон.

Ужас в голове медленно рассеивается и в нее проникает мягкий утренний свет моей спальни. Не уверен, что могу верить своим глазам. Что реально? Мне тридцать два, но чувствую, словно мне восемь. Холодный утренний воздух смешивается с блеском пота, покрывающего мое обнаженное тело, но холод, который я чувствую, настолько глубоко проник в душу, что я знаю, никакое тепло не согреет меня. Тело напряжено пред грозящим нападением, мне требуется время, чтобы поверить, что его здесь нет.

Смотрю по сторонам, пульс грохочет по венам, и встречаюсь глазами с Райли. Она сидит в моей чудовищно огромной кровати, светло-голубые простыни сбились на ее обнаженной талии, губы припухли со сна. Я смотрю на нее, надеясь, что это реально, но не уверен, верю ли в это.

— Ох, черт, — судорожно выдыхаю я, разжимая руки и поднимая их, чтобы провести ими по лицу, пытаясь стереть кошмар. Чувствую грубость щетины. Она говорит мне, что я действительно здесь. Что я взрослый, а его и близко нет.

Что он больше не причинит мне вреда.

— Черт! — повторяю я снова, пытаясь сдержать хаос в своей голове. Опускаю руки по бокам. Когда Райли шевелится, мое зрение снова фокусируется. Она очень медленно протягивает руку, чтобы потереть плечо, лицо морщится от боли, но глаза полны беспокойства, поскольку они по-прежнему сосредоточены на мне.

Я причинил ей боль? Черт возьми, Иисусе! Я ударил ее.

Это не может быть реальным. Мои нервы на пределе. Голова идет кругом. Если это реальность, и это действительно Райли, тогда почему я все еще чувствую его запах? Почему я до сих пор чувствую, как его борода царапает мою шею? Почему я до сих пор слышу его стоны удовольствия? Чувствую боль?

— Райли, я…

Клянусь, все еще ощущаю его вкус у себя во рту. О, Боже.

Мой желудок возмущается от мыслей и воспоминаний, которые они вызывают.

— Дай мне чертову минуту. — Не могу добраться до ванной достаточно быстро. Мне нужно избавиться от вкуса во рту.

Едва добравшись до туалета, спотыкаюсь и падаю на колени, опорожняя несуществующее содержимое желудка в унитаз. Тело яростно сотрясается, когда я делаю всё возможное, чтобы избавиться от всех его следов в моем теле, даже если эти следы только у меня в голове. Сползаю вниз, облокачиваюсь на облицованную кафелем стену, приветствуя прохладу мрамора своей разгоряченной кожей. Рука дрожит, когда я вытираю рот тыльной стороной ладони. Откидываю голову назад, закрывая глаза, и безрезультатно пытаюсь спрятать воспоминания обратно.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Какого черта произошло? У меня не было этого сна больше пятнадцати лет. Почему сейчас? Почему… вот черт! Ох, черт! Райли. Райли видела это. Райли была свидетелем кошмара, в котором я никогда не признавался. Кошмара, полного того, о чем абсолютно никто не знает. Говорил ли я что-нибудь? Слышала ли она что-то? Нет, нет, нет! Нельзя, чтобы она об этом знала.

Нельзя, чтобы она здесь находилась.

Стыд проносится сквозь меня и подкатывает к горлу, заставляя глубоко дышать, чтобы снова не стошнило. Если она узнает, какие вещи я делал — вещи, которые он заставлял меня делать, вещи, которые я делал без борьбы — тогда она поймет, что я за человек. Она поймет, какой я ужасный, грязный и негодный. Почему любить кого-то, принимать любовь от кого-то для меня невозможно. Никогда.

Глубоко укоренившийся страх, который живет внутри меня прямо под поверхностью — связанный с тем, что кто-то узнает правду — вздымается, переливаясь через край.

Вот дерьмо, только не снова. Мой желудок яростно бунтует, и когда проходят рвотные позывы, смываю воду в унитазе и заставляю себя подняться. Ковыляю к раковине и трясущимися руками выжимаю на зубную щетку тонну пасты и с остервенением чищу зубы. Закрываю глаза, желая избавиться от чувств, пытаясь вспомнить ощущение рук Райли — вместо любой из многочисленных женщин, которыми я беззастенчиво пользовался на протяжении многих лет, чтобы попытаться задушить ужас в моем сознании — чтобы стереть воспоминания.

Использовать удовольствие, чтобы похоронить боль.

— Черт! — это не помогает, поэтому я скребу зубы, пока не чувствую медный привкус кровоточащих десен. С грохотом роняю зубную щетку на столешницу и набираю в ладони воду, брызгая себе на лицо. Когда Райли входит в ванную, фокусируюсь на отражении ее ног в зеркале. Делаю глубокий вдох. Я не могу позволить ей видеть меня таким. Она слишком умна, — у нее слишком много опыта в такого рода дерьме — и я не готов к тому, чтобы в моем шкафу обнаружили скелеты и провели через тщательный допрос.

Не думаю, что когда-нибудь буду готов.

Вытираю лицо полотенцем, не зная, что делать. Опустив его, смотрю на нее. Боже, она так невероятно чертовски прекрасна. От ее вида перехватывает дыхание. Голые ноги, выглядывающие из-под моей мятой футболки, смазанная подводка для глаз, волосы, спутанные ото сна, и полоска от подушки на щеке — ничто из этого не умаляет ее привлекательности. А по какой-то причине даже усиливает. Делает ее такой невинной, такой недосягаемой. Я не заслуживаю этого. Она намного больше того, чем кто-то вроде меня достоин обладать. Сейчас она слишком близко, ближе, чем я когда-либо кому-то позволял быть. И это наводит на меня ужас. Я никогда никому не позволял так далеко зайти, потому что это означает делиться секретами и открыть прошлое.

И потому что это значит, что она тебе нужна. Я всегда нуждался только в себе — нужда в других приводит только к боли. К отказу. К неописуемому ужасу. И все же, прямо сейчас Райли нужна мне. Каждая клеточка тела хочет сейчас подойти, притянуть ее к себе и прижаться к ней. Воспользоваться теплом ее мягкой кожи и тихими вздохами, чтобы облегчить распирающее грудь давление. Потеряться в ней, чтобы вновь обрести себя, хотя бы на минуту. И по этой причине она должна уйти. Как бы я ни хотел, я не могу… просто не могу так с ней поступить. С собой. Со своей тщательно выстроенной жизнью и способом с этим справляться.

Одному лучше. Один я знаю, чего ожидать. Могу заранее спланировать ситуации и попытаться избавиться от проблем. Дерьмо! Как я собираюсь это сделать? Как оттолкну единственную женщину, которую когда-либо думал подпустить к себе?

Лучше потерять ее сейчас, чем когда она сбежит, узнав правду.

Делаю вдох, укрепляющий готовность, и встречаюсь с ней взглядом. В фиалковых глазах роится столько эмоций, и вот она, жалость, которая выводит меня из себя, позволяя ухватиться за нее и использовать в качестве убогого оправдания тому, что я собираюсь сделать. Я видел этот взгляд так много раз за свою жизнь, и ничто не раздражает меня больше. Я не благотворительная организация. Мне не нужна ничья чертова жалость.

Особенно ее.

Она произносит мое имя своим сексуальным голосом, и я почти уступаю.

— Не надо, Райли. Ты должна уйти.

— Колтон? — ее глаза изучают меня, задают так много вопросов, но ни один не слетает с ее губ.

— Уходи, Райли. Я не хочу, чтобы ты была здесь. — Она бледнеет от моих слов. Я смотрю ей в лицо и вижу, как дрожит нижняя губа. Прикусываю губу изнутри, желудок сводит и такое чувство, что меня сейчас снова вырвет.

— Я просто хочу помочь…

Внутренне вздрагиваю от надрыва в ее голосе, ненавидя себя за боль, которую, знаю, собираюсь ей причинить. Она так чертовски упряма, и я знаю, она не сдастся без боя. Она делает ко мне шаг, и в ответ я скрежещу зубами. Если она прикоснется ко мне — если я почувствую ее пальцы на коже — я сдамся.

— Убирайся отсюда! — рычу я, ее глаза взлетают вверх, встречаясь со мной, в них вспыхивает недоверие, но еще я чувствую ее решимость утешить меня. — Убирайся на хрен отсюда, Райли! Я не хочу, чтобы ты была здесь! Ты мне здесь не нужна!

Ее глаза расширяются, она стискивает челюсть, чтобы не дрожали губы.

— Ты ведь это не всерьез.

Спокойная смелость в ее голосе бьет по ушам и разрывает на части душу, о существовании которой я и не подразумевал. Меня убивает смотреть, как я причиняю ей боль, набрасываюсь на нее, а она готова стоять и слушать, лишь бы убедиться, что я в порядке. Сейчас она как никогда доказывает, что на самом деле святая, а я определенно грешник.

Господи Иисусе, вашу ж мать!

Мне придется уничтожить ее абсурдной ложью, чтобы заставить уйти. Чтобы защитить себя от извинений и уберечь ее, защитить от того, чтобы открыть все, от чего я всегда оборонялся.

— Еще как всерьез, черт возьми! — кричу в отчаянии, бросая полотенце через ванную комнату и опрокидывая какую-то дурацкую вазу.

Она упрямо вздергивает подбородок и смотрит на меня. Просто уходи, Райли! Облегчи ситуацию для нас обоих! Вместо этого, она удерживает на мне взгляд. Делаю к ней шаг, стараясь выглядеть как можно более угрожающе, чтобы заставить ее отступить.

— Я трахнул тебя, Райли, и теперь с тобой покончено! Я говорил тебе, милая, это всё, на что я способен…

Первая слеза скользит по ее щеке, и я заставляю себя дышать ровно, делая вид, что меня это не трогает, но раненый взгляд этих аметистовых глаз убивает меня. Она должна уйти… сейчас же! Взяв со столешницы ее сумку, швыряю ей в грудь. Съеживаюсь, когда от силы броска ее тело дергается назад. От этого желудок сводит еще больше.

— Вон! — рычу, сжимая кулаки, чтобы не дать себе потянуться к ней и коснуться. — Ты мне уже наскучила. Разве ты этого не понимаешь? Я получил, что хотел. Развлекся по-быстрому, чтобы скоротать время. Теперь всё. Убирайся!

Она смотрит на меня в последний раз, полные слез глаза по-прежнему со спокойной стойкостью молча изучают меня, прежде чем из ее горла вырывается рыдание. Она поворачивается и спотыкаясь выбегает из комнаты, я прислоняюсь к дверному косяку и просто стою, сердце колотится, в голове стучит, пальцы болят — так крепко я цепляюсь за дверной косяк, чтобы не кинуться вслед за ней. Услышав, как хлопает входная дверь, делаю протяжный судорожный выдох.

Какого черта я только что натворил?

Всплывают образы из моего сна, и это единственное напоминание, которое мне нужно. Они ударяют по мне одновременно, и я, пошатываясь, иду в душ и включаю воду горячее, чем могу вытерпеть. Взяв кусок мыла, яростно тру тело, пытаясь стереть мучительное ощущение его рук на мне, пытаясь смыть внутреннюю боль как от воспоминаний о нем, так и о том, что оттолкнул Райли. Когда кусок мыла кончается, я поворачиваюсь и выливаю на себя бутылку какого-то средства, и начинаю снова тереть, неистово двигая руками. Кожа саднит и все же она недостаточно чистая.

Первые вырвавшиеся из горла рыдания застают меня врасплох. Бл*дь! Я не плачу. Хорошие мальчики не плачут, если любят своих мамочек. Плечи трясутся, когда я пытаюсь сдержаться, но всё, что случилось за последние несколько часов — все эмоции, все воспоминания, боль в глазах Райли — это слишком. Шлюзы открываются, и я больше не могу сдерживаться.


ГЛАВА 1

По мере того, как рыдания, терзающие мое тело, медленно стихают, покалывание в коленях возвращает меня в настоящее. Я понимаю, что стою на коленях на грубом булыжнике перед дверью в дом Колтона, и на мне ничего нет, кроме его футболки. Ни обуви. Ни трусиков. Ни машины. А мобильный телефон остался на полочке в ванной. Качаю головой, боль и унижение сменяются гневом. Первый шок от его слов прошел, и теперь мне хочется вставить свои пять копеек. Не позволю так со мной обращаться или разговаривать. От внезапного прилива адреналина поднимаюсь с земли и распахиваю переднюю дверь. Она с глухим стуком ударяется о стену. Может, он со мной и покончил, но я еще не высказала своего мнения. Слишком много всего смешалось в моей голове, о чем, вероятно, у меня не будет шанса снова высказать. А сожаление — это одна из тех эмоций, которую мне не следует добавлять к списку вещей, заставляющих меня раскаяться.

Поднимаюсь по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, меня больше не волнует, как мало на мне одежды и что прохладный утренний воздух пробирается под футболку, достигая обнаженной плоти. Плоти, которая слегка припухла и болит от многочисленного секса прошлой ночью, и от более чем пристального внимания и мастерства Колтона. Дискомфорт добавляет тихую печаль к моему бушующему адскому чувству гнева. Бакстер приветствует меня ударами хвоста, когда я вхожу в спальню и слышу звук льющейся воды в ду́ше. Сейчас мои вены горят огнем, когда его слова воспроизводятся у меня в голове, каждое из которых хуже предыдущего. Каждое ведет от боли к унижению, а после к гневу. Приступим, я небрежно бросаю сумку на столешницу рядом с моим мобильным.

Сердито шагаю в направлении душевой кабины, готовая извергнуть на него свой яд. Мне все равно, какое положение в обществе он занимает, выскажу ему, что такие засранцы вроде него не заслуживают таких хороших девушек, как я. Сворачиваю за нишу, в которой располагается душевая и останавливаюсь как вкопанная, слова замирают у меня на губах.

Колтон стоит в ду́ше, опираясь руками о стену. Вода струится по его плечам, водопадом стекая вниз. Голова свесилась вперед, безжизненная и побежденная. Глаза крепко зажмурены. Четкая и всегда решительная осанка, которую я знаю, исчезла. Сильного, уверенного мужчины, которого я знаю, нет. Он полностью исчез.

Первая мысль, которая мелькает у меня в голове — так этому засранцу и надо. Он должен быть расстроен и раскаиваться из-за того, как он обращался со мной и какие отвратительные вещи сказал. Никакие извинения не исправят боль, которую он причинил своими словами или тем, что оттолкнул меня. Сжимаю руки в кулаки, держа их по бокам, внутренне борюсь с тем, как действовать, потому что теперь, когда я здесь, я в недоумении. Проходит какое-то время и я решаю уйти незамеченной — вызвать такси — уйти, не сказав ни слова. Но как только делаю шаг назад, отступая, приглушенное рыдание срывается с губ Колтона и дрожью проходит по его телу. Этот утробный стон, который настолько дик по своей природе, что кажется, будто он отнимает каждую каплю его силы, чтобы суметь сдержаться.

Замираю от этого звука. Смотрю, как этот сильный, мужественный человек срывается, и понимаю, что причиной боли, разрывающей его, является что-то гораздо серьезнее, чем наша ссора. И именно в этот момент, будучи свидетелем его агонии, я понимаю, существует столько различных вариаций того, как человек может страдать. Я не осознавала, сколько понятий может содержаться в таком простом слове. Мое сердце страдает от боли и унижения, которые Колтон причинил своими словами. От того, что я открыла его ему после столького времени, чтобы он снова растерзал его с такой жестокостью.

Голова болит от осознания того, что здесь происходит гораздо большее — вещи, которые я должна была заметить со своим богатым профессиональным опытом — но я была настолько ошеломлена им, его присутствием, его словами и его действиями, что не уделила этому достаточно пристального внимания.

Я не увидела леса за деревьями.

Душа болит, видя, как Колтон слепо сражается с демонами, которые преследуют его днем и ночью, мучая во снах.

Тело болит, желая подойти к нему и утешить, попытаться облегчить боль, вызванную этими демонами. Провести по нему ладонями и утихомирить воспоминания, от которых, как ему кажется, он никогда не сможет сбежать, никогда не сможет исцелиться.

Гордость страдает из-за желания стоять на своем, быть упрямой, и оставаться верной себе. Не возвращаться по собственной воле к тому, кто так со мной обращался.

В нерешительности стою над бездной, не зная, к какой внутренней боли прислушаться, когда Колтон издает еще одно душераздирающее рыдание. Его тело неистово трясет. Лицо так сильно сжато, что его боль ощутима.

Мои споры о том, что делать дальше, сходят на нет, потому что я не могу скрыть того факта, что хочет он признать это или нет, но прямо сейчас ему кто-то нужен. Я нужна ему. Все жестокие слова, которые он выплеснул на меня, испарились при виде моего сломленного мужчины. Угасают, чтобы возникнуть в другое время и в другом месте. Годы обучения научили меня быть терпеливой, но также понимать, когда нужно сделать шаг. И на этот раз я не упущу знаки.

Не могу уйти от кого-то, кто нуждается в помощи, особенно, если это маленький мальчик. А здесь и сейчас, глядя на Колтона, такого потерянного и беспомощного, всё, что я вижу — это сломленный маленький мальчик, разбивший мне сердце — и разбивающий его в данный момент — и я знаю, что чем дольше я буду здесь стоять, тем быстрее это станет результатом моего собственного эмоционального самоубийства, я не смогу найти в себе силы, чтобы уйти. Чтобы спасти себя, пожертвовав другим.

Знаю, если бы я наблюдала, как кто-то другой принимает такое решение, я бы сказала, что они сглупили, вернувшись в дом. Я бы поставила под сомнение их суждение и сказала, что они заслуживают того, как с ними обращаются. Но так легко судить со стороны, не зная, какое решение приняли бы вы, оказавшись на их месте.

И вот на этот раз я на их месте. И решение шагнуть вперед, когда большинство делает шаг назад, настолько естественное, настолько глубоко во мне укоренившееся, что по-другому просто не может быть.

Двигаюсь инстинктивно и осторожно захожу в душ, добровольно идя на эмоциональное самоубийство. Он стоит под одной из двух огромных леек для душа, пока многочисленные струйки бьют из каменных стен, брызгая водой по всему его телу. Во всю длину одной стены встроена скамья; в углу расставлены бутылочки с различными средствами. В любом другом случае, моя челюсть отпала бы от вида масштабов душевой кабины, и в голове мелькнули бы мысли о том, чтобы стоять там часами.

Не сейчас.

Образ Колтона — столь прекрасного физически, но отгораживающегося эмоционально — когда он стоит там под струями воды, ручейками сбегающей по скульптурным линиям его тела, переполняет меня печалью. Боль, которая волнами исходит от него, настолько ощутима, что, подойдя к нему, я чувствую её тяжесть. Прислоняюсь к стене рядом с тем местом, где к ней прижимаются его руки. Обжигающе горячая вода, которая рикошетит от него, щекочет мне кожу. Снова появляется нерешительность, когда я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему, но отвожу ее, не желая напугать в его и без того уязвимом состоянии.

Через некоторое время Колтон поднимает голову и открывает глаза. Он задыхается при виде меня, стоящей перед ним. Шок, унижение и сожаление мелькают в его глазах, прежде чем он опускает их, как от удара. Когда он поднимает их ко мне, неприкрытая боль, которую я вижу в их глубинах, лишает меня дара речи.

Мы стоим вот так — неподвижно, безмолвно — и некоторое время всматриваемся в неизведанные глубины друг друга. Молчаливый разговор, который ничего не исправляет и все же многое объясняет.

— Мне так жаль, — говорит он, наконец, срывающимся шепотом, прежде чем опустить глаза и оттолкнуться от стены. Он пошатывается и падает на встроенную скамейку, и я больше не могу сдерживаться. Делаю несколько шагов, чтобы пересечь душевую кабину и своим телом раздвигаю ему колени, чтобы я могла встать между его ногами. Прежде чем успеваю дотянуться до него, он застает меня врасплох, притягивая к себе и сжимая пальцами плоть на моих бедрах. Он пробирается под мою, теперь ставшую мокрой, футболку и ведет руками вверх по телу, задирая ее выше, пока я не скрещиваю руки и не снимаю ее с себя. Небрежно бросаю позади себя, и она приземляется на плитку с громким шлепком. Как только я оказываюсь обнаженной, он обнимает меня и прижимает к себе. Он сидит, а я стою, его щека прижимается к моему животу, а руки, как тиски, крепко сжимают меня.

Кладу руки на его голову и просто держу их там, чувствуя, как его тело дрожит от эмоций, которые его захватывают. Чувствую себя беспомощной, не зная, что сказать или сделать с кем-то настолько эмоционально закрытым. С ребенком я могу справиться, но у взрослого человека есть свои границы. И если я переступлю их с Колтоном, просто не знаю, как он отреагирует.

Нежно вожу пальцами по его влажным волосам, стараясь успокоить, как могу. Кончиками пальцев пытаюсь выразить слова, которые он не хочет от меня слышать, уверена, для меня это движение такое же успокоительное, как и для него. В этом промежутке времени голова начинает работать в круговороте мыслей. В отсутствии его ошеломляющих слов, за ядовитыми вспышками Колтона, я вижу иное. Отталкивание. Словесные нападки. Все, чтобы заставить меня уйти, чтобы я не видела, как он распадается на части, пытаясь убедить себя, что ему никто не нужен.

Я упустила все признаки, а ведь этим я зарабатываю себе на жизнь, любовь и боль перевесили мои знания. Зажмуриваю глаза и мысленно отчитываю себя, хотя знаю, что не смогла бы справиться с этим по-другому. Он бы мне этого не позволил. Он мужчина, привыкший быть один, самому иметь дело с собственными демонами, закрываться от внешнего мира, и всегда ожидать, что случиться что-то ужасное.

Всегда ожидать, что кто-то его бросит.

Время идет. Единственный звук — плеск воды о каменный пол. В конце концов Колтон поворачивает лицо, упираясь лбом мне в живот. От этого удивительно интимного жеста мое сердце сжимается. Он мягко перекатывает голову из стороны в сторону, а затем застает меня врасплох, целуя длинный ряд шрамов на животе.

— Прости, что причинил тебе боль, — бормочет он. — Прости меня за все.

И я знаю, что он извиняется за гораздо большее, чем колкие слова и жестокость того, как он оттолкнул меня. За вещи, которые далеко за пределами моего понимания. Тоска в его голосе разбивает мне сердце, и все же оно трепещет и возрождается от его слов.

Наклоняюсь и прижимаюсь губами к его макушке, словно мать, удерживающая их на голове ребенка — так бы я поступила с любым из моих мальчиков.

— Мне тоже очень жаль, что тебе было больно.

Колтон издает приглушенный возглас и тянется вверх, притягивая мое лицо к своему. Спустя два вздоха его губы оказываются на моих губах в терзающем душу поцелуе. Губы сталкиваются, языки сплетаются. В кульминации желания. В поглощающем безумстве. Опускаюсь вниз, так что мои колени располагаются на скамейке по обе стороны от его бедер, его губы сминают мои, ставя на мне свое клеймо.

Его дрожащие руки поднимаются вверх, чтобы взять мое лицо в ладони.

— Прошу. Ты нужна мне, Райли, — умоляет он, затаив дыхание, захлебываясь словами. — Мне просто нужно почувствовать тебя. — Он меняет направление поцелуя, руками управляя моей головой. — Мне нужно быть внутри тебя.

В его неистовых прикосновениях чувствуется потребность и отчаяние. Заключаю его лицо в ладони и отступаю, так, что, когда он поднимает глаза, всматриваясь в меня, он смог видеть искренность моих следующих слов.

— Тогда возьми меня, Колтон.

Чувствую под своими ладонями, как на его челюсти пульсирует мышца, когда он смотрит на меня. Его неуверенность меня нервирует. Мой высокомерный, уверенный в себе мужчина никогда не сомневается, когда дело доходит до телесной связи между нами. Мысли о том, что может заставить его реагировать таким образом, наполняют меня страхом, но я выбрасываю их из головы. Можно подумать об этом позже.

Прямо сейчас я нужна Колтону.

Наклоняюсь и одной рукой беру его затвердевший член, направляя его в себя. Короткий, резкий вдох — его единственная реакция. Он не делает никаких признаков движения, глаза зажмурены, лоб нахмурен от того, что все еще преследует его на границе воспоминаний. Провожу рукой по его внушительной длине. Делая единственную, по моему мнению, вещь, которая поможет ему забыть — опускаюсь на него. Вскрикиваю от удивления, когда он неожиданно вскакивает, наши тела соединяются и становятся единым целым. Его глаза распахиваются и фокусируются на мне, позволяя наблюдать, как они темнеют и затуманиваются страстью, пока он уже не сможет сопротивляться чувствам. Он откидывает голову назад и закрывает глаза, преисполненный ощущениями, борется со своим контролем, чтобы отбросить плохое и сосредоточиться исключительно на мне и на том, что я ему даю. Утешение. Уверенность. Физический контакт. Избавление. Наблюдаю за этой борьбой, когда она проносится по его лицу, молча опускаясь на него глубже.

— Не думай, милый. Просто почувствуй меня, — бормочу я ему на ухо, медленно двигаясь, создавая ощущение, необходимое, в попытке помочь ему забыть.

Он прерывисто выдыхает, прежде чем прикусить нижнюю губу и опустить руки, чтобы грубо сжать мои бедра. Колтон снова врезается в меня, проникая глубже, чем я когда-либо думала. Всхлипываю, переполненная чувством его возбуждения так глубоко внутри меня.

Единственная реакция, которую я могу дать ему, это разомкнуть губы и сказать:

— Возьми больше. Бери у меня все, что хочешь.

Он вскрикивает, выдержка уходит, удерживая меня, пока вбивается в меня бедрами в неустанном, карающем ритме. Наши тела, влажные от воды, легко скользят друг по другу. Трение моей груди усиливает жажду разрядки. Он ударяет языком по одному соску, скользит дальше по моей прохладной коже, прежде чем захватить ртом другой.

Стону от удовольствия, принимая от него каждый мощный удар. Позволяя ему брать, чтобы помочь найти освобождение, которое ему нужно, забыть всё, что его преследует. Частота его движений ускоряется по мере того, как он гонит себя все выше и выше, не предоставляя себе другого выбора, кроме как забыться. Его хрипы и звук нашей влажной кожи, шлепающей друг о друга, эхом отдаются от стен душа.

— Кончи для меня, — хрипло произношу я, опускаясь обратно на него. — Давай.

Он увеличивает темп, шея и лицо напряжены.

— Ох, черт! — выкрикивает он, стискивая меня своими мощными руками и зарываясь лицом мне в шею, когда находит свое освобождение. Он мягко покачивает наши соединенные тела взад и вперед, опустошаясь в меня. Отчаяние в его удушающей хватке говорит мне, что я дала лишь малую часть того, что ему нужно.

Он снова и снова выдыхает мое имя, вплетая между ними невесомые поцелуи, его эмоциональность очевидна. Его абсолютное благоговение, следующее по пятам за ранними оскорблениями, крадет мое дыхание и полностью парализует.

Мы сидим вот так пару минут, чтобы он смог успокоиться. Для человека такого мужественного и всё держащего под контролем, как он, не может быть легко, чтобы кто — то стал свидетелем такого эмоционального момента. Он проводит пальцами по прохладной коже моей спины, горячая вода, бегущая в нескольких метрах позади меня, звучит как Райская песня.

Когда он, наконец, начинает говорить, в его словах нет ничего о том, что мы только что испытали. Он продолжает зарываться лицом мне в шею, отказываясь смотреть в глаза.

— Ты замерзла.

— Я в порядке.

Колтон смещается и как-то умудряется встать вместе со мной, обхватывающей его ногами.

— Стой здесь, — говорит он мне, ставя меня под поток теплой воды, прежде чем покинуть душ. В замешательстве смотрю ему вслед, задаваясь вопросом, было ли это проявление эмоций для него слишком, и теперь ему требуется слегка дистанцироваться. Не уверена.

Он быстро возвращается, вода по-прежнему ручейками стекает по его телу. Он застает меня врасплох, когда подхватывает на руки, локтем выключает воду и выносит меня. Вскрикиваю, когда холодный воздух ванной комнаты ударяет по мне.

— Потерпи, — бормочет он возле моей макушки, и в этот момент я осознаю его намерение.

Через мгновение он входит в ванну, наполненную водой, и ставит меня на ноги. Он погружается в обильную пену и тянет меня за руку, чтобы я последовала за ним. Опускаюсь, блаженное тепло окружает меня, когда я устраиваюсь между ног Колтона.

— Ох, это похоже на Рай.

Откидываюсь на него, нас поглощает тишина, и я знаю, что он думает о своем сне и его последствиях. Он проводит вверх и вниз по несуществующим линиям на моих руках, кончиками пальцев пытаясь усмирить мурашки, которые все еще остаются на коже.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашиваю я, от вопроса его тело напрягается под моей спиной.

— Это просто кошмар, — наконец произносит он.

— М-м-м — бормочу я, будто веря, что это был обычный сон, в котором вы убегаете от монстра, преследующего вас в темном переулке.

Чувствую, как он открывает и закрывает рот возле моей головы, прежде чем заговорить.

— Просто прогоняю своих демонов. — Поднимаю руки вверх и переплетаю с его, оборачивая их вокруг себя. На несколько мгновений между нами повисает тишина.

— Дерьмо. — Выдыхает он со свистом. — Такого не случалось годами.

Думаю, он скажет больше, но он замолкает. Обдумываю, что сказать дальше, и очень тщательно подбираю слова. Знаю, если скажу что-то неправильно, мы можем вернуться туда, откуда начали.

— Это нормально — нуждаться в ком-то, Колтон.

Он издает самоуничижительный смех и замолкает, когда мое замечание тяжелым грузом повисает между нами. Хотелось бы мне видеть его лицо, чтобы можно было судить, говорить или нет свои следующие слова.

— Это нормально — нуждаться во мне. У всех бывают моменты. Кошмары могут быть беспощадными. Я понимаю это лучше, чем многие. Никто не будет винить тебя за то, что тебе нужна минута, чтобы собраться с мыслями. Здесь нечего стыдиться. Я имею в виду… я не собираюсь бежать в первую же газету, которую увижу, и продавать твои секреты — секреты, которых я даже не знаю.

Он рассеянно водит большим пальцем по моей ладони.

— Тебя бы здесь не было, если бы я думал, что ты это сделаешь.

Борюсь с тем, чтобы продолжить. Знаю, ему больно, но и мне он сделал больно. А мне нужно снять кое-какой груз со своей груди.

— Послушай, хочешь от меня отгородиться, хорошо… скажи мне, что тебе нужна минутка… что тебе нужно… — я колеблюсь, подыскивая что-то ему знакомое, — сделать пит-стоп (Прим. переводчика: Пит — стоп (англ. pit stop, досл. «остановка над ямой») — техническая остановка машины во время гонки для выполнения заправки топливом, смены шин, смены водителей, быстрого ремонта и проверки технического состояния машины). Ты не должен причинять мне боль и отталкивать меня, чтобы у тебя была некоторая свобода.

Он бормочет проклятие мне в затылок, его горячее дыхание согревает мою кожу.

— Просто ты не хотела уходить — он раздраженно выдыхает. Собираюсь ответить, когда он продолжает. — А мне нужно было, чтобы ты ушла. Я был в ужасе от того, что ты видишь меня насквозь, видишь, что находится в глубине меня, Райли, так, как можешь только ты… и если бы ты увидела то, что я делал… ты бы никогда не вернулась. — Его последние слова — едва слышный шепот, настолько слабый, что мне приходится напрячься, чтобы услышать его. Слова, раскрывающие его окаменевшую внешнюю сторону и обнажающие внутреннюю уязвимость. Страх. Стыд. Беспочвенную вину.

Поэтому ты пытался убедиться, что я уйду на твоих условиях. Не на моих. Контроль должен находиться у тебя.Пришлось причинить мне боль, чтобы я не причинила ее первой.

Знаю, что ему трудно признаваться. Мужчина, которому никто не нужен — мужчина, который отталкивает людей, пока они не подобрались слишком близко — боялся потерять меня. Мысли кружатся в голове. Сердце сжимается от эмоций. Губы изо всех сил пытаются подыскать правильные слова.

— Колтон…

— Но ты вернулась. — Полнейший шок в его голосе останавливает меня. Важность его признания повисает в воздухе. Он проверял меня, пытался прогнать, но я все еще здесь.

— Эй, я уже сталкивалась с подростком, у которого был нож… ты это так, пустяки, — дразню я, пытаясь поднять настроение. Ожидаю услышать смех, но Колтон просто притягивает меня к себе и крепче сжимает, словно ему нужно утешение моей обнаженной кожи, прислонившейся к нему.

Он хочет что-то сказать, потом прочищает горло и останавливается, уткнувшись лицом мне в шею.

— Ты первый человек, который когда-либо знал об этих снах.

Взрыв от его признания сотрясает мой разум. На протяжении всего его лечения, связанного с тем, что с ним случилось, он ни с кем об этом не говорил? Он настолько ранен, так стыдится, так травмирован, и всё прочее, что почти тридцать лет сдерживал этот нарыв внутри себя, не принимая ничьей помощи? Боже мой. Мое сердце сжимается из-за взрослеющего маленького мальчика, и из-за мужчины, сидящего позади меня — так встревоженного произошедшим, что держал это всё в себе.

— А как насчет твоих родителей? Твоих психотерапевтов?

Колтон молчит, его тело напряжено и неподвижно, и я не хочу давить на него. Откидываю голову ему на плечо и склоняю лицо так, чтобы прижаться к его шее. Нежно целую в подбородок, а затем опускаю голову, закрывая глаза, поглощая его тихую ранимость.

— Я думал… — он прочищает горло, пытаясь обрести голос. Он резко сглатывает, и я чувствую, как мышцы его горла движутся под моими губами. — Я думал, что, если бы они о них узнали — узнали реальные причины, стоящие за ними — они бы не… — он останавливается на мгновение, и я чувствую, как от него исходит беспокойство, будто ему физически трудно произносить слова. Прижимаюсь еще одним поцелуем к его шее в молчаливом утешении. — Они больше не захотят меня. — Он медленно выдыхает, и я знаю, что это признание стоило ему дорого.

— Ох, Колтон. — Слова слетают с моих губ, прежде чем я смогу их остановить, прекрасно зная, что последнее, чего он хочет — это мое сочувствие.

— Не надо… — умоляет он, — не жалей меня…

— Я не жалею, — говорю я ему, хотя мое сердце не может не чувствовать этого. — Я просто думаю, как трудно было быть маленьким мальчиком и чувствовать себя одиноким, не имея возможности поговорить об этом… вот и все. — Замолкаю, думая, что сказала достаточно, подталкивая его к теме, которую он, очевидно, не хочет затрагивать. Но ничего не могу поделать со следующими словами, слетающими с губ. — Ты знаешь, что можешь поговорить со мной. — бормочу я, прислоняясь к нему. Его руки, обнимающие меня, напрягаются. — Я не собираюсь осуждать тебя или пытаться исправить, но иногда просто выговориться, избавиться от ненависти или стыда или того, что тебя съедает, делает все немного более терпимым. — Хочу сказать намного больше, но заставляю себя приберечь это на другой день, для другого раза, когда он будет менее ранимым, менее беззащитным. — Прошу прощения, — шепчу я. — Я не должна была…

— Нет, это ты прости, — говорит он, взволнованно вздыхая, наклоняясь вперед и целуя плечо, которое он отметил своим локтем. — За очень многое. За мои слова и мои поступки. За то, что не разбираюсь со своим дерьмом. — Сожаление в его голосе так отчетливо. — Сначала я причинил тебе боль, а потом был груб с тобой в ду́ше.

Я не могу сдержать улыбку, которая появляется на губах.

— Не буду говорить, что я возражала.

Он тихо смеется, и это такой хороший звук, чтобы услышать его после той тоски, заполнявшей его несколько минут назад.

— Ты о плече или о ду́ше?

— Хм-м, о ду́ше, — говорю я, отмечая его попытку отвлечься от моих слов и думая, что смена темы — это то, что нужно, чтобы добавить немного легкомыслия в наше чрезвычайно мрачное и бурное утро.

— Ты удивляешь меня на каждом шагу.

— То есть?

— Макс когда-нибудь обращался с тобой так?

Что? К чему это он ведет? Его слова застают меня врасплох. Когда я поворачиваюсь к нему лицом, он просто сжимает руки вокруг меня и подтягивает ближе.

— Какое это имеет отношение к делу?

— Так обращался? — настаивает он, мастерски отклоняясь от темы.

— Нет, — задумчиво признаюсь я. Чувствуя, что я немного расслабилась, он высвобождает свои пальцы из моих и начинает снова вырисовывать линии на моих руках. Смотрю на свою руку и наблюдаю за тем, как я рассеянно лопаю пузырьки. — Ты был прав.

— Насчет чего?

— Когда мы впервые встретились. Ты сказал, что должно быть мой парень относится ко мне, как к стеклянной, — шепчу я, чувствуя, что предаю память Макса. — Ты оказался прав. Он был джентльменом во всех отношениях. Даже во время секса.

— В этом нет ничего плохого, — соглашается Колтон, поднимая руки, чтобы помассировать место у основания моей шеи. Молчу, в шоке от своих чувств.

— Что такое? Просто у тебя плечи напряглись.

Делаю судорожный вдох, смущенная ходом мыслей.

— Думала, так и должно было быть… таким сексом я хотела заниматься. Он был моим единственным парнем. А теперь…

— Что теперь? — настаивает он голосом с намеком на веселье.

— Ничего. — Мои щеки вспыхивают.

— Боже правый, Райли, поговори со мной. Я трахнул тебя в ду́ше, как животное. Использовал тебя в основном для своей собственной передышки, и все же ты не можешь сказать мне, о чем думаешь?

— Как раз в этом и дело. — Бесцельно вывожу круги на его бедрах, которые охватывают меня по обе стороны, признание отнимает у меня всю стыдливость и бросает ее на землю. — Мне понравилось. Никогда не думала, что все может быть по-другому. Что может быть так необузданно и… — Боже мой, я задыхаюсь. Не думаю, что вот так разговаривала с Максом о сексе, а мы были вместе больше шести лет. Я знаю Колтона меньше месяца, а мы обсуждаем, думаю ли я, что меня заводит грубое обращение. Милостивый, Иисусе… как бы сказал Колтон.

— Чувственно, — заканчивает он за меня, и я слышу оттенок гордости в его тоне. Он целует меня в затылок, а я пожимаю плечами, смущаясь отсутствием опыта и искренним признанием. Чувствуя мой дискомфорт, Колтон стискивает меня сильнее. — Нет нужды смущаться. Многим людям нравится это по-разному, милая. Существует гораздо больше впечатлений, чем просто миссионерская позиция с шептанием нежностей. — Выдыхает он мне в ухо, и я удивляюсь, как он может завести меня всего лишь одними словами.

Мои мысли возвращаются к тому, как Колтон заставил сказать ему, что я хотела, чтобы меня впервые трахнули. Как подталкивал меня к краю пропасти, быстро и жестко. Как шептал откровенные слова о том, что хочет со мной сделать, когда мы занимались сексом — вознося нас к разрядке приподняв и прижав к стене. Как знание всего этого может заставить меня испытывать такую сильную потребность, что она меня нервирует.

От этих мыслей щеки вспыхивают, и я благодарна, что он не видит моего лица, потому что точно знает, куда забрел мой разум. Делаю неуверенный вдох, пытаясь заглушить свое огорчение от направления, которое принял наш разговор, и своих собственных откровений.

— Это одна из вещей, что мне в тебе нравятся. Ты такая раскованная.

Что? Мне хочется осмотреться вокруг, увидеть, с кем это он разговаривает.

— Я? — квакаю я в ответ.

— М-м-м, — бормочет он. — Ты потрясающая. — Его дыхание овевает мне щеку, губы скользят по уху.

Его слова парализуют меня. Он вторит моим мыслям о нем, несмотря на предшествующие хаос и боль. Может, эта легковоспламеняющаяся химия между нами происходит потому, что, возможно, я значу для него больше, чем те другие? Все его сигналы этому подтверждение, и все же услышать такое от него самого будет означать гораздо больше.

Он намыливает руки мылом, а затем проводит ими по моим рукам и дальше к груди. Втягиваю дыхание, когда кончики его пальцев лениво скользят по вершинам моих грудей, а его губы прокладывают путь вверх по изгибу моего плеча.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу насытиться тобой. — Что и следовало доказать. Слова вроде как произнесены, но ничего толком не сказано. — Ты всегда такая сдержанная, но когда я в тебе… — он качает головой, низкое рычание зарождается в глубине его горла, — ты теряешь чувство реальности, становишься моей, полностью подчиняешься мне.

Его слова соблазняют сами по себе, не говоря уже о его увеличивающемся члене, прижимающимся к моим ягодицам.

— Как это делает меня раскованной? — спрашиваю я, поворачивая голову назад так, что могу потереться о грубую щетину его подбородка.

Смех Колтона — низкий гул, отражающийся мне в спину.

— Дай подумать… для тебя разберем это по аналогии с бейсболом, раз уж ты им так увлечена. Мы почти дошли до третьей базы в коридоре в публичном месте. Дважды — посмеивается он. — Вторая база была на покрывале на пляже. — С каждым словом я чувствую, как мои щеки все больше краснеют. — Хоум-ран, когда ты была прижата к окну в моей спальни, — он делает паузу, — откуда открывается вид на общественный пляж. (Прим. переводчика: В американском сленге третья база означает, что парню удалось потискать девушку за грудь, вторая — залезть в трусики, первая — заняться сексом, а хоум-ран, по аналогии с игровой ситуацией в бейсболе, когда мяч вылетает за пределы поля, означает одно из самых популярных и зрелищных моментов среди любителей бейсбола).

— Что? — задыхаюсь я. Ох. Черт. Возьми. Что в нем есть такого, что заставляет меня терять голову? Моя задница прижималась к стеклянной стене, пока мы занимались сексом, и любой мог наслаждаться шоу. Думаю, что умереть от унижения сейчас — лучший вариант. У меня нет другого выбора, кроме как переложить вину. — Это полностью твоя вина, — говорю я ему, отталкиваясь и брызгая на него водой.

Дерзкая ухмылка озаряет его лицо. Приятное зрелище после затравленного взгляда, что был раньше. Мрачный и угрюмый плохой мальчик вернулся и с игривым взглядом сидит напротив меня, колени и торс выглядывают из огромного количества мыльных пузырей. Стоит ли удивляться, что я влюбилась в этого мужчину, чей характер и действия так взаимосвязаны?

И влюбилась чертовски сильно, не имея страховки от несчастного случая. Проклятье, я вляпалась всерьёз.

— Как тебе такое? — он брызгает на меня водой и быстро хватает за запястье, когда я пытаюсь отомстить. Игриво тянет меня к себе, а я в ответ сопротивляюсь. Он сдается, и я плюхаюсь назад, выплескивая воду из ванны в разные стороны. Мы оба разражаемся смехом, от моих внезапных движений мыльные пузыри поднимаются в воздух. — У меня было много женщин, милая, и большинство из них не такие откровенные в сексуальном плане, как ты, так что ты не можешь винить меня.

Рада, что мы смеемся, когда Колтон произносит эти слова, потому что вижу, как он напряжен, даже с улыбкой на лице. Быстро принимаю решение оставаться игривой, несмотря на его высказывание. Я действительно не хочу думать о множестве женщин, с которыми он был, но, полагаю, не могу их и игнорировать. Может быть, я могу использовать его промах в своих интересах, получить больше информации о своей судьбе и уточнить один момент.

— О, правда? — я выгибаю брови и приближаюсь к нему, на моих губах играет улыбка. — Много женщин, да? Рада, что могу удивить такого опытного мужчину, как ты. — Я играю с ним, проводя пальцем вдоль линии его горла и вниз по груди. Его адамово яблоко двигается, когда он сглатывает, реагируя на мое прикосновение. — Скажи мне, — шепчу я, намекая, моя рука опускается под воду и обхватывает его уже вставший член. — Это множество? Как долго ты держишь их рядом с собой?

Он втягивает воздух, когда мои пальцы скользят по кончику его головки.

— Сейчас неподходящее время для… — он стонет, когда моя рука обхватывает его яички и нежно их массирует.

— Для такого всегда неподходящее время, но девушка должна знать. — Наклоняюсь, чтобы взять в рот один из его плоских сосков, посасываю и нежно сдавливаю зубами. Он громко стонет, его губы раскрываются, когда я смотрю на него из-под ресниц. — Как долго, Ас?

— Райли… — умоляет он, прежде чем я сжимаю зубами его другой сосок одновременно нажимая на чувствительную точку под его яичками. — Четыре или пять месяцев, — задыхается он в ответ. Соблазнительно смеюсь, скрывая удар, пробегающий по позвоночнику, зная, что часики моего пребывания с ним тикают. Веду языком по его шее и оттягиваю зубами мочку уха. — Ох… — вздыхает он, когда я кружу пальцем вокруг венчика его члена.

— Буду знать…

Он молчит, единственный звук — его поверхностное дыхание.

— Ты играешь нечестно.

— Кто-то однажды сказал мне, что иногда нужно играть нечестно, чтобы получить то, что хочешь — выдыхаю я ему в ухо, повторяя его же слова. Мои соски, затвердевшие от прохладного воздуха, скользят по упругой коже его груди.

Он низко и глубоко смеется, его глаза горят весельем, потому что он знает, что он не единственный, кто подвергается влиянию момента. Другой рукой скольжу по его груди вниз под воду и наблюдаю, как он смотрит, как исчезает моя рука. Смотрит на меня и поднимает брови, удивляясь, куда это я направляюсь. Когда он просто продолжает смотреть на меня, одной рукой я сжимаю его член у основания и провожу, прокручивая, по всей длине вверх и обратно, одновременно подушечкой большого пальца уделяя особое внимание головке.

— О Боже, детка, как же хорошо, — стонет он. Взгляд, который он посылает мне, горит огнем от желания и страсти, и этого достаточно, чтобы зажечь всё внутри меня.

Делаю еще несколько движений, наслаждаясь этой игрой, в которую играю. Наслаждаясь тем фактом, что могу вызвать в этом мужчине такое глубинное чувство. Полностью замираю, и глаза Колтона, прикрытые наполовину от удовольствия, взлетают навстречу моему взгляду. Я медленно ему ухмыляюсь.

— Только вот еще что… — вижу замешательство на его лице, зубы скрежещут, молча умоляя вернуть удовольствие.

Теперь, когда я привлекла его внимание, продолжаю снова, меняя хватку и направление движения. Колтон шипит от разницы в ощущениях, откидывая голову на край ванны. Останавливаюсь снова и беру в ладонь его яички.

— Послушай, знаю, ты был расстроен, но если ты когда-нибудь будешь обращаться со мной так же, как сегодня утром… — я отчетливо произношу каждое слово, дразнящий тон из моего голоса исчез, слегка сжимаю ладонь, — не уважать меня, унижать или отталкивать, оскорблять, знай, что я не вернусь, как сделала это сегодня — независимо от причин, моих чувств к тебе или того, что происходит между нами.

Колтон встречает мой неумолимый взгляд и ни единым мускулом не вздрагивает от моей угрозы. На его губах появляется тень улыбки.

— Что же, кажется, ты взяла меня за яйца и в прямом, и в переносном смысле, не так ли? — усмехается он с озорным блеском в глазах.

Нежно сжимаю его, борясь с ухмылкой, которая хочет появиться в уголках моих губ.

— Тебе ясно? Это не подлежит обсуждению.

— Кристально ясно, милая, — говорит он, глазами передавая искренность своего ответа. Удовлетворенная тем, что он понимает, что я ему сказала, я передвигаюсь и отпускаю свою хватку на его яичках. Не сводя с него глаз, двигаю руками по его твердому члену и повторяю движения, которыми доставляла ему удовольствие мгновением ранее. Колтон долго и протяжно стонет. — Не подлежит обсуждению. — А я не отвечаю, потому что так завелась, наблюдая за его реакцией. — Боже, женщина, — скрежещет он зубами, хватая меня за бедра и подтягивая к себе. — Тебе нравятся грубые игры, не так ли?

Знаю, что он хочет и направляю его головку внутрь себя. Наклоняюсь вперед, просовывая пальцы в его волосы и прислоняясь щекой к его щеке. Опускаюсь в мучительно медленном темпе несмотря на то, что его руки призывают меня двигаться быстрее, шепчу ему на ухо его собственные слова.

— Добро пожаловать в высшую лигу, Ас.


ГЛАВА 2

— Ты уверен, что справишься с этим?

— Да, — кричит он из кухни.

— Потому что, если нет, я могу приготовить чего-нибудь на скорую руку.

— Образ, который ты только что вызвала в моей голове — ты с плеткой, на высоких каблуках и больше никакой одежды — это именно то, что помешает мне сделать завтрак. — Его смех доносится до террасы, где я сижу.

— Хорошо, просто тихо буду здесь сидеть, наслаждаясь солнцем, и оставлю тебя с этими образами, пока жду свою еду.

Слышу беззаботность в его смехе, и она освещает мне сердце. Похоже, он спрятал прежний кошмар и последующие за ним события, но в глубине души я знаю, что это остается прямо на поверхности, терпеливо ожидая, чтобы снова напомнить ему о любых зверствах, которые он пережил в детстве. Ночные кошмары. Стыд. Острая необходимость в физическом контакте с женщинами. Воспоминания так ужасны, что его тошнит от их появления. Могу лишь надеяться, что причины, которые всплывают в моем сознании из прежней работы с другими маленькими мальчиками с подобными симптомами посттравматического стресса, не относятся к Колтону.

Заставляю себя выдохнуть, избавляясь от печали и впитать приятное тепло солнечных лучей раннего утра, наслаждаясь тем фактом, что этим утром мы избежали катастрофы, с которой оно началось. Могу только надеяться, что со временем Колтон доверится мне настолько, чтобы открыться и чувствовать себя комфортно, разговаривая со мной. С другой стороны, кто я такая, чтобы думать, что окажусь той особенной и изменю человека, который так долго эмоционально изолировался от всех?

Динамики на террасе оживают, и Бакстер мгновенно поднимает голову, прежде чем опустить ее обратно. Растянувшись на шезлонге, наблюдаю за ранними пташками, тренирующимися на пляже. Полагаю, сейчас не так уж и рано после наших отвлекающих маневров в ванной. Клянусь, не знаю, что на меня нашло и заставило так поступить. Это совершенно мне не свойственно, но было очень забавно видеть, как Колтон становится податливым, словно пластилин. И когда все было сказано и сделано, а вода в ванной остыла, он позаботился о том, чтобы я размякла так же, как и он.

Но в нашем времяпровождении в ванной есть и обратная сторона. Его признание, что средняя продолжительность его пребывания с женщиной составляет четыре или пять месяцев. Дерьмо. Тони может оказаться права. Ему станет скучно со мной и моим отсутствием постельных навыков. Отмахиваюсь от упоминания, что моё время неумолимо мчится вперед. От этой мысли перехватывает дыхание и каждый мой нерв наполняется паникой. Я не могу его потерять. Не могу потерять то, что испытываю, когда нахожусь с ним. Он уже слишком много для меня значит, и я стараюсь быть сдержанной в своих эмоциях.

Джаред Лето поет о том, как быть ближе к краю. Закрываю глаза, думая, что я уже обеими ногами у края, а Колтон прямо дал понять, что не хочет балансировать на грани. Но как же мне не упасть, когда он заставляет меня чувствовать себя так невероятно хорошо. Пытаюсь объяснить это просто невероятным — невероятно крышесносным — сексом, который заставляет меня испытывать эти безумные чувства, учитывая, что мы знакомы друг с другом всего лишь три недели. А я понимаю, что заниматься сексом не означает любить.

Нужно напоминать себе об этом. Снова и снова, чтобы не дать себе упасть.

Но его слова, его действия говорят мне, что я для него больше, чем просто договоренность. Все они мелькают в моей голове — различные события последних трех недель — и я просто не могу смотреть на него, не думая, что у нас есть вполне определенная перспектива. Если нет, то он меня одурачил.

Голос Мэтта Натансона наполняет воздух, и я напеваю «Давай, поднимайся выше», мои мысли рассеянные и бессвязные, но странно содержательные.

— Вуаля!

Открываю глаза, чтобы увидеть, как Колтон ставит на стол рядом со мной тарелку, и когда вижу ее содержимое, громко смеюсь.

— Великолепно, сэр, и я так ценю бездну ваших изысканных кулинарных талантов. — Беру порцию и откусываю от поджаренного рогалика со сливочным сыром, эффектно стону в знак одобрения. — Вкусно!

Колтон театрально кланяется, явно довольный собой, и плюхается рядом.

— Спасибо. Спасибо. — Он смеется, хватая свою половину с тарелки и откусывая большой кусок. Откидывается назад, опираясь на локоть, выставляя на обозрение обнаженные кубики пресса и пляжные шорты, низко сидящие на бедрах. Его вида достаточно, чтобы насытиться.

Мы едим, игриво поддразнивая друг друга, и я молча недоумеваю, что же дальше. Как бы мне не хотелось, думаю, нужно возвращаться домой и немного дистанцироваться друг от друга, пока проведенная вместе ночь и чувства, которые она во мне укрепила, случайно не заставили что-нибудь меня ляпнуть.

— Я же сказал тебе оставить это, — говорит Колтон позади меня, когда я мою посуду. — Ими займется Грейс, или я приберусь позже.

— Ерунда.

— Нет, не ерунда, — шепчет он мне в шею, посылая электрический импульс прямо к лону, когда скользит руками по моей талии и притягивает меня назад к себе.

Боже, я могла бы к этому привыкнуть. Рада, что он не видит выражение моего лица, на котором, уверена, написано абсолютное блаженство. Обожание. Удовлетворенность.

— Спасибо, Райли. — Его голос такой тихий, что из-за шума воды я почти не слышу слов.

— Тут одна тарелка и нож, Колтон. Правда.

— Нет, Райли. Спасибо. Тебе. — Его слова полны чувств — мужчина, утопающий в незнакомых эмоциях.

Ставлю тарелку и выключаю воду, чтобы я могла его слышать. Чтобы могла позволить ему выразить то, что он хочет сказать. Может я и не очень опытна, когда дело касается мужчин, но точно знаю, в редких случаях наступает время замолчать и выслушать, когда им хочется поговорить о чувствах или эмоциях.

— За что? — спрашиваю непринужденно.

— За это утро. За то, что позволила мне разобраться со своим дерьмом так, как мне было нужно. За то, что позволила, извини за выражение, использовать тебя. — Он убирает с моей шеи волосы, стянутые в хвостик, и оставляет там нежный поцелуй. — За то, что дала мне желаемое, и за то, что не жаловалась, когда не получила свое.

Его слова, забота, стоящая за ними, заставляют меня прикусить губу, чтобы помешать совершить словесную ошибку, о которой я переживала ранее. На секунду задумываюсь о своих следующих словах, чтобы не оступиться.

— Что же, в ванной ты более чем наверстал, воздав мне мое.

— О, правда? — он прижимается к моему уху, к чувствительному местечку, от прикосновения к которому я схожу с ума. — Рад слышать, но я все же думаю, мне, вероятно, потребуется принять дополнительные меры по устранению ситуации, произошедшей до этого.

— В самом деле?

— М-м-м.

— Ты ненасытен, Колтон, — смеюсь я, поворачиваясь к нему, но оставаясь в его объятиях, и мои губы ныряют в соблазнительный поцелуй, разносящий искры до кончиков пальцев ног. Колтон скользит руками по моему телу и заднице, прижимая к себе.

— Теперь давай поговорим о том образе, который я не могу выкинуть из головы: ты с плеткой и в одних только ярко-красных туфлях на шпильке. — Его порочная улыбка опаляет меня жаром с головы до ног.

— Кхм! — звук заставляет меня отпрыгнуть от Колтона, как от огня.

Поднимаю голову, румянец обжигает щеки, когда я слышу, как Колтон выкрикивает:

— Эй, старик! — а потом оказывается в чьих-то медвежьих объятиях. Они вертятся, так яростно обнимаясь, что я могу видеть только лицо Колтона, и его очевидную радость.

Они, обхватив друг друга, хлопают ладонями по спине, а я, уловив слова, произносимые хриплыми голосами, понимаю, кто передо мной, и от осознания того, что он подслушал, что мне говорил Колтон, мой румянец усиливается. Моя догадка подтверждается, когда они размыкают объятия, гость прикасается ладонью к лицу Колтона и пристально на него смотрит, на его лице написано беспокойство от того, что он видит в глазах своего сына.

— Ты в порядке, сынок?

Колтон на мгновение задерживает взгляд на отце, мышцы на его челюсти пульсируют от сдерживаемых эмоций, играющих у него на лице. Спустя миг, он еле заметно кивает, мягкая улыбка приподнимает уголки губ.

— Да… я в порядке, папа, — соглашается он, бросает взгляд на меня, а затем поворачивается к отцу.

Они притягивают друг друга в еще одно быстрое мужское объятие с громким хлопком по спине, прежде чем разойтись, и ясные, серые глаза Энди Вестина устремляются ко мне, а затем возвращаются к Колтону, и я думаю, что в них отражается любовь, удивление, граничащее с шоком.

— Папа, хочу познакомить тебя с Райли. — Колтон откашливается. — Райли Томас.

Женщина, которая всегда будет ассоциироваться у вас с красными туфлями на шпильках и плеткой. Мило. Можно мне теперь умереть?

Энди в такт мне делает шаг вперед и протягивает руку. Стараюсь вести себя спокойно, делая вид, что стою не перед голливудской легендой, которая только что застала меня в компрометирующей ситуации, немного расслабляюсь, когда вижу в его глазах тепло, смешанное с недоверием.

— Рад познакомиться, Райли.

Мягко улыбаюсь, встречаясь с его глазами, когда пожимаю ему руку.

— Взаимно, мистер Вестин.

Он не такой большой, как я ожидала, но что-то в нем заставляет его казаться больше, чем есть на самом деле. Его улыбка очаровывает меня. Улыбка, которая может заставить смягчиться самых суровых людей.

— Пф-ф, не глупи, — журит он, отпуская мою руку и смахивая со лба темные с проседью волосы. — Зови меня Энди. — Я улыбаюсь ему в знак согласия, когда он переводит взгляд обратно на Колтона, в глазах смущение, а на лице довольная улыбка. — Я не хотел прерывать…

— Вы и не прервали, — выпаливаю я. Колтон поворачивается ко мне, изогнув бровь от моего решительного отрицания, и я благодарна, когда он оставляет это, не поправляя меня.

— Вздор, Райли. Прошу прощения. — Энди снова поглядывает на Колтона и посылает ему незаметный взгляд. — В течение последних двух месяцев я находился в Индонезии в поисках мест съемок. Вернулся поздно ночью и захотел увидеть своего мальчика. — Он сердечно похлопывает Колтона по спине, и его явная любовь к сыну заставляет меня полюбить его еще сильнее. А еще приятнее, чем обожание Энди своего сына, это взаимность Колтона. Лицо Колтона сияет абсолютным благоговением, когда он наблюдает за отцом. — В любом случае, простите, что ворвался. Колтон никогда не… — он откашливается, — Колтон обычно один выходит на террасу, оправляясь от того хаоса, который принесла ему прошедшая ночь — смеется он.

— Вы двое, очевидно, давно не виделись, так что не буду вам мешать. Пойду возьму свою сумочку и отправлюсь по своим делам. — Вежливо улыбаюсь, а затем хмурюсь, когда понимаю, что у меня нет машины.

Колтон ухмыляется, понимая мой промах.

— Папа, мне нужно отвезти Райли домой. Хочешь зависнуть здесь или я позже загляну к тебе домой?

— Не торопись. Мне нужно кое-что сделать. Зайди позже, если будет возможность, сынок. Энди поворачивается ко мне, и его губы согревает привлекательная улыбка. — Было очень приятно познакомиться, Райли. Надеюсь, увидеть тебя снова.

Поездка домой из Малибу, как и ожидалось, прекрасна, но чем ближе мы подъезжаем к Санта-Монике, надвигается облачность и заполняет береговую линию. Мы говорим о том и о сём, ничего серьезного, но в то же время я чувствую, что Колтон немного дистанцируется от меня. По сути, он ничего не говорит, но этого и не требуется.

Он не грубый, просто тихий, но это заметно. Те самые легкие прикосновения отсутствуют. Понимающие взгляды и мягкие улыбки исчезли. Игривое поддразнивание смолкло.

Подразумеваю, он решил прокатиться, чтобы подумать о своем сне, поэтому я оставляю его со своими мыслями и смотрю в окно, наблюдая, как мимо пролетает береговая линия. Звук радио приглушенный и песня «Просто дай мне повод» в исполнении Пинк тихонько играет на фоне, когда мы съезжаем с шоссе и направляемся к моему дому. Я тихо пою, слова заставляют меня думать об этом утре, и когда подпеваю припеву, краем глаза замечаю, как Колтон смотрит на меня. Знаю, он слышит слова, потому что качает головой, и слабая улыбка украшает его губы; его молчаливое признание моего умения находить идеальную песню для выражения своих чувств.

Мы остаемся в задумчивой тишине еще немного, пока Колтон наконец не начинает говорить.

— Итак, у меня безумно плотный график на ближайшие две недели. — Он моментально бросает на меня взгляд, и я киваю ему, прежде чем он смотрит на красный сигнал светофора перед нами. — У меня съёмка для рекламы в поддержку Merit, интервью с журналом «Playboy»… шоу «Поздним вечером с Киммелом» и много другого дерьма, — говорит он, когда свет становится зеленым. — И это не учитывая всяких выставок собак и пони, связанных с вашим, ребята, спонсорством.

Не обижаюсь на эти слова, потому что тоже не в восторге от собачьего и пони — шоу.

— Ну, это же хорошо, правда? Реклама — это всегда хорошо.

— Да. — По тому, как он натягивает солнцезащитные очки, могу сказать, что эта мысль его раздражает. — В этом году Тони отлично справляется с подбором прессы. Это хорошо и все такое… и я рад вниманию, но чем больше подобного дерьма, тем меньше времени у меня для трека. А это то, на чем мне нужно сосредоточить свое время с сезоном, находящимся прямо на гребаном носу.

— Понятно, — говорю я ему, не зная, что еще сказать, когда мы выезжаем на мою улицу, не в силах сдержать довольную улыбку, от которой подрагивают уголки губ. Это были проникновенные двадцать четыре часа с Колтоном. Он впустил меня в свой личный мир, а это кое-что значит. Наша сексуальная химия по-прежнему зашкаливает, и я думаю, что она усилилась после нашей совместной ночи. Я рассказала ему о Максе, и он выслушал со состраданием и без осуждения.

Потом у нас было это утро. Час, наполненный ядовитыми словами и ошеломляющими эмоциями.

И он ни разу не упомянул о своей идиотской договоренности. Он соглашается на меньшее, а я только на большее; мы оказываемся в пресловутом тупике, несмотря на его действия, выражающие полную противоположность.

Вероятно, моя улыбка отражает мой оптимизм по поводу наших возможностей в отношениях. Невысказанные слова Колтона говорят мне не меньше, чем сами слова.

Вздыхаю, когда мы подруливаем к подъездной дорожке, и Колтон открывает мне дверцу. Он одаривает меня натянутой улыбкой, прежде чем положить руку на поясницу и направиться к крыльцу. Я изо всех сил пытаюсь понять, что означает его молчание, чтобы не придумывать себе слишком много.

— Спасибо за великолепную ночь, — говорю я, поворачиваясь к нему лицом на крыльце, застенчиво улыбаясь, — и… — я позволяю слову повиснуть в воздухе, пока выясняю, как рассматривать сегодняшний день.

— Испорченное утро? — заканчивает он за меня, сожаление тяжестью оседает в его голосе, в глазах виден стыд.

— Да, это тоже, — признаюсь я мягко, когда Колтон переключает внимание на отсутствующую возню с кольцом от брелока для ключей в руке. — Но мы прошли через это…

Его взгляд устремлен на ключи, глаза не поднимаются мне навстречу, когда он говорит.

— Послушай, мне очень жаль. — Он вздыхает, проводя рукой по волосам. — Я просто не знаю, как…

— Колтон, все в порядке, — говорю я ему, поднимая руку, чтобы сжать его бицепс — хоть как-то прикоснувшись — чтобы сообщить ему, что я уже сказала, что хотела по поводу этого утра и что больше не допущу того, что случилось.

— Нет, это не нормально. — Он, наконец, поднимает голову, и я вижу в его глазах противоречивые эмоции, чувствую неуверенность его мыслей. — Ты не заслуживаешь того, чтобы иметь дело с этим… со всем моим дерьмом, — тихо бормочет он, будто пытаясь убедить себя в своих же словах. И я понимаю, что его внутренняя борьба связана с чем-то большим, чем события этого утра.

Его глаза пылают сожалением, и он протягивает руку, чтобы убрать прядь волос мне за ухо, когда я изучаю его лицо, чтобы попытаться понять его невысказанные слова.

— Колтон, что ты…

— Посмотри, что я сделал с тобой сегодня утром. Что я говорил. Как я причинил тебе боль и оттолкнул? Это я и есть. Вот, что я делаю. Я не знаю, как… дерьмо! — он скрежещет зубами, прежде чем отвернуться и посмотреть на улицу, где по тротуару едет подросток на велосипеде. Я фокусируюсь на стуке колес, когда они попадают в зазоры на тротуарных панелях, пока размышляю над тем, что говорит Колтон. Он поворачивается и морщинки на его поразительном лице заставляют меня на мгновение закрыть глаза и сделать глубокий вдох, чтобы приготовиться к тому, что будет дальше. К тому, что я вижу, написано на его смирившемся выражении лица.

— Ты мне не безразлична, Рай. Не безразлична. — Он качает головой, мышцы на его челюсти пульсируют, когда он ее сжимает, пытаясь подыскать правильные слова. — Я просто не знаю, как быть… — он путается в словах, пытаясь сказать то, что хочет. — Ты, по крайней мере, заслуживаешь кого-то, кто попытается быть таким ради тебя.

— Попытается быть каким ради меня, Колтон? — я прошу сделать шаг навстречу, в то время как он делает шаг назад, не желая позволить ему разорвать нашу связь. Мое недоумение в отношении его путанных слов никак не помогает тому, чтобы подавить тревогу, которая проникает мне в живот и поднимается, чтобы сжать сердце. Я раскрываю губы и глубоко дышу.

Его дискомфорт очевиден, и больше всего на свете мне хочется протянуть руку и обнять его. Убедить его физическим контактом, в котором он так нуждается. Он снова смотрит вниз и в отчаянии выдыхает, тогда как я втягиваю в себя воздух.

— Ты заслуживаешь, по крайней мере, того, кто попытается быть тем, кто тебе нужен. Даст тебе то, чего ты хочешь… а я не думаю, что способен на это. — Он качает головой, устремляя взгляд на свои чертовы ключи. Неприкрытая честность его слов заставляет мое сердце подняться к горлу. — Спасибо за то, что ты… что вернулась сегодня утром.

Он наконец-то сказал что-то, за что я могу зацепиться, трамплин, с которого должна спрыгнуть.

— Ты совершенно прав! — говорю я ему. Пользуясь одним из его движений, я протягиваю руку и приподнимаю его подбородок так, что он вынужден встретиться со мной глазами, вынужден увидеть, что я не боюсь того, кто он есть. Что я могу быть достаточно сильной за нас обоих, пока он разбирается с дерьмом в своей голове. — Я вернулась. Ради тебя. Ради себя. Ради того, кем мы являемся, когда мы вместе. Ради возможности того, кем мы можем стать, если ты только мне позволишь…

Провожу рукой по его щеке и оставляю ее там. Он закрывает глаза от моего прикосновения.

— Просто это слишком, слишком быстро, Райли. — Он вздыхает и открывает глаза, чтобы встретиться со мной. В них душераздирающий страх. — Я так долго… твоя бескорыстность так меня поглощает, что… — он пытается взять меня за руку, обрамляющую его лицо. — Я не могу дать тебе то, что нужно, потому что я не знаю, как жить — чувствовать — дышать — не будучи сломленным. И быть вместе с тобой. Ты заслуживаешь кого-то цельного. Я просто не могу…

Слова песни, звучавшей в машине, мелькают у меня в голове, и я произношу их, прежде чем могу себя остановить.

— Нет, Колтон. Нет — говорю я ему, убеждаясь, что он на меня смотрит. — Ты не сломлен, Колтон. Ты просто немного согнут.

Несмотря на то, что я говорю это на полном серьезе, Колтон разражается самоуничижительный смехом над уместным использованием мною слов песни, в попытке выразить свои чувства. Он качает головой.

— В самом деле, Рай? Слова из песни? — спрашивает он, а я просто пожимаю плечами, желая испробовать что-угодно, лишь бы вытащить его из этой колеи, в которой он то и дело застревает. Наблюдаю, как его улыбка исчезает, и в глаза возвращается беспокойство. — Мне просто нужно время, чтобы обдумать это… ты… просто это слишком…

Я чувствую его боль и вместо того, чтобы просто стоять и смотреть, как она проявляется в его глазах, я предпочитаю дать ему то, что нужно, чтобы подтвердить нашу связь. Подхожу к нему и прикасаюсь губами к его губам. Один раз. Второй. А затем проникаю языком между его губами и сплетаюсь с его языком. Он не слышит слов, поэтому мне нужно их ему показать. Кончиками пальцев, порхающими по его челюсти и волосам. Своим телом, прижатым к нему. Языком, танцующим с его языком в ленивом и распутном поцелуе.

Он медленно расслабляется, принимая и поддаваясь чувству между нами. Желанию. Потребности. Правде. Его руки скользят вверх, чтобы взять мое лицо в ладони, большими пальцами нежно касаясь щек. От суровости к ласке, прямо как мы двое. Он оставляет на моих губах последний, долгий поцелуй, а затем упирается лбом в мой лоб. Мы остаемся так на мгновение, с закрытыми глазами, прерывисто дышим, изучая свои души.

Я чувствую себя спокойной. Довольной. Связанной с ним.

— Пит-стоп, — шепчет он мне в губы.

Слова появляются из ниоткуда, и я вздрагиваю от их звука, как от удара. Повтори? Я пытаюсь отступить, чтобы посмотреть на него, но он крепко держит меня за голову и прижимается ко лбу. Не знаю, как ответить. Мое сердце не в состоянии следовать по пути, который он только что выбрал, в то время как голова уже на пять шагов впереди.

— Пит-стоп? — медленно произношу я, тогда как мои мысли проносятся со скоростью сто шестьдесят километров в час.

Он облегчает хватку на моей голове, и я отклоняюсь, чтобы взглянуть на него, но он отказывается смотреть мне в глаза.

— Либо пит-стоп, либо я говорю, что Сэмми заскочит с комплектом ключей от дома в Пэлисейдс, и с этого момента мы там встречаемся, — он медленно поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом, — чтобы не было никакой недосказанности.

Слышу, как он произносит слова, но не думаю, что я их слушаю. Не могу их осмыслить. По сути, он только что сказал мне, что после вчерашней ночи — после сегодняшнего утра — он собирается втянуть меня в это дерьмо? Вернуть меня в категорию договоренностей в его жизни.

Так вот как все будет? Черт побери, Донаван. Делаю шаг назад, нуждаясь в расстоянии от его прикосновения, и мы стоим, молча глядя друг на друга. Смотрю на мужчину, который не так давно был таким сломленным, а теперь пытается от меня отдалиться, пытается восстановить свое замкнутое состояние самосохранения. Его просьба приносит острую боль, но я отказываюсь ему верить, отказываюсь верить, что он ничего ко мне не чувствует. Может быть, все это напугало его — кто-то подобрался слишком близко, когда он привык быть совсем один. Может, он использует запасной вариант и пытается причинить мне боль, поставить меня на место, чтобы я не могла ему навредить в дальнейшем. Я так отчаянно хочу верить, что это так, но так трудно не дать этому ничтожному сомнению проникнуть в душу.

Надеюсь, он видит недоверие в моих глазах. Шок на моем лице. Дерзость в моей позе. Начинаю осмысливать боль, всплывающую на поверхность — чувство отторжения, постоянно держащееся где-то с краю — когда та меня настигает.

Он пытается.

Он может говорить, что ему нужен перерыв, но он также говорит, что у меня есть выбор. Либо я даю свободу, которая ему необходима, чтобы обдумать все, что происходит у него в голове, либо я могу выбрать путь договоренности. Он говорит, что хочет, чтобы я была частью его жизни — по крайней мере, сейчас — но он просто ошеломлен происходящим.

Он пытается. Вместо того, чтобы отталкивать меня и намеренно причинять боль, он просит меня — используя термин, который я сказал ему использовать, если ему нужен перерыв, — чтобы я могла понять, чего он хочет.

Заталкиваю подальше боль и уныние, которые поднимаются во мне, потому что, не смотря на мое понимание ситуации, его пощечина все еще обжигает. Делаю глубокий вдох, надеясь, что пит-стоп, который он просит, является результатом спущенного колеса, а не потому, что гонка почти закончилась.

— Хорошо — говорю я, еле ворочая языком. — Тогда пит-стоп, — предлагаю я ему, сопротивляясь желанию обнять его и использовать телесный контакт, чтобы успокоить себя.

Он протягивает руку и проводит пальцем по моей нижней губе, его глаза наполнены невысказанными эмоциями.

— Спасибо, — шепчет он мне, и на секунду, я вижу вспышку в его глазах. Облегчение. И мне интересно, это потому, что он рад, что я выбрала пит-стоп вместо договоренности или потому, что он уходит прямо сейчас, чтобы никто на него не давил.

— М-м-м, — это все, на что я способна, слезы комом стоят в горле.

Колтон наклоняется вперед, и я на мгновение закрываю глаза, когда он касается благоговейным поцелуем моего носа.

— Спасибо за прошлую ночь. За утро. За это. — Я просто киваю головой, не доверяя своему голосу, он проводит ладонью по всей длине моей руки и сжимает ее. Слегка отступает, его глаза прикованы ко мне. — Я позвоню тебе, хорошо?

Я лишь снова киваю ему головой. Он позвонит мне? Когда? В течение нескольких дней? Нескольких недель? Никогда? Он наклоняется вперед и целует меня в щеку.

— Пока, Рай.

— Пока, — говорю я, едва слышным шепотом. Он сжимает мою руку еще раз, прежде чем повернуться спиной и уйти по дорожке. Гордость за маленький шаг, который он сделал сегодня, окрашенный вспышкой страха, наполняет меня, когда я смотрю, как он садится в Range Rover, выруливает с подъездной дорожки, пока не скрывается из поля моего зрения.

Качаю головой и вздыхаю. Тейлор Свифт определенно права. Любить Колтона — словно сидеть за рулем Мазератти, несущегося в тупик. И от того, что он только что мне сказал, у меня такое чувство, что я с размаху туда врезалась.


ГЛАВА 3

Последние пару дней мы с Хэдди походили на корабли, пересекающиеся по вечерам, но ей было ужасно любопытно по поводу моих загадочных замечаний о моей ночи с Колтоном. Я до сих пор чертовски смущена тем, что произошло между отъездом из дома Колтона и событиями на крыльце. Две разные атмосферы оставили меня в замешательстве, унылом настроении и отчаянии увидеть его снова, понять, было ли реальным то, что, я думала, возникло между нами, или я это себевообразила. В то же время, я зла и обижена, сердце болит от того, чего я так сильно хочу, чтобы было, но боюсь, никогда не будет. Я много думала и анализировала каждую секунду нашего возвращения домой, и единственный вывод, к которому я пришла — наша связь нервирует его. Что моя готовность вернуться, когда все остальные убежали бы, его пугает. И даже зная это, последние несколько дней были тревожными. Я проронила несколько слезинок над своими сомнениями, и «Matchbox Twenty» был на повторе на iPod. Еще помогло, что у меня есть работа, где я должна отрабатывать двадцатичетырехчасовые смены, чтобы занять свое время.

Делаю глоток диетической колы, подпеваю «Глупому мальчишке», и заканчиваю добавлять ингредиенты в салат, когда слышу, как хлопает входная дверь. Не могу бороться с улыбкой, которая расплывается на моих губах, когда понимаю, как сильно скучала по Хэдди эти последние несколько дней. Она была так занята работой над проектами для нового клиента, которого «PRX» пытался заполучить, что, по сути, спала в офисе.

— Боже мой, я скучала по тебе, глупая девчонка! — объявляет она, как только входит в кухню, и заключает меня в согревающие душу объятия.

— Знаю. — Вручаю ей бокал вина. — Ужин почти готов. Иди переоденься и тащи свою задницу сюда, чтобы мы могли наверстать упущенное.

— И тебе лучше не сдерживаться, — предупреждает она одним из своих фирменных выражений, прежде чем покинуть кухню.

Ужин съеден, и, кажется, это наша вторая или третья бутылка вина. Тот факт, что я потеряла счет, говорит о том, что мне было необходимо расслабиться и рассказать все Хэдди. Ее несдержанная реакция на мой повтор событий, заставила меня задыхаться от смеха.

«Мне остаться» тихонько доносится из динамиков, Хэдди откидывается на спинку стула позади себя и вытягивает ноги на пол. У нее идеально ухоженные ногти ярко-розового цвета.

— Итак, ты не разговаривала с ним с тех пор?

— Нет. Он писал мне пару раз, но я отвечала односложно. — Пожимаю плечами, не имея более ясного представления после своего рассказа. — Думаю, возможно, он догадывается, что мне больно, но не спрашивает.

Хэдди громко фыркает.

— Брось, Рай, он же парень! Что, во-первых, означает, что он и понятия не имеет, а во-вторых, он не собирается спрашивать, даже если думает, что ты злишься.

— Верно, — признаю я, хихикая. Аура грусти, окружавшая меня последние несколько дней, исчезает вместе со смехом.

— Но это не оправдание тому, что он засранец, — громко говорит она, поднимая бокал.

— Я бы не назвала его засранцем, — спорю я, молча наказывая себя за защиту того, кто ответственен за мою нынешнюю растерянность и жалкое состояние. Хэдди только приподнимает бровь, с вкрадчивой ухмылкой на лице. — Я имею в виду, это ведь я сказала ему взять пит-стоп, если ему нужно разобраться с чем-то, а не отталкивать меня. Я просто не понимаю, как в одну минуту он целует меня, а в следующую просит о таком.

— Дай минутку подумать, — говорит она с удивленным выражением на лице. — У меня в голове слегка помутилось от всего этого вина.

Я хихикаю от решительного взгляда на ее лице, когда она пытается со всем разобраться.

— Ладно, ладно, я поняла, — победно кричит она. — Думаю, что… м-м-м… Думаю, что ты охренеть как его напугала, Райли!

Запрокидываю голову и истерически смеюсь. Пьяная Хэдди — значит испорченная Хэдди.

— Очень проницательно, Хэд!

— Стой, стой, стой! — она поднимает руки вверх, и, к счастью, вино не выплескивается через край. — Я имею в виду, из того, что ты мне рассказала, ты открылась ему, вы разговаривали о всяком таком, с воскресенья он трахнул тебя в семи позах…

При ее последних словах приходится сдерживаться, прежде чем успеть прыснуть вином.

— Господи Иисусе, Хэдди!

— Но это ведь так! — кричит она на меня, словно я тупица, удерживая мой взгляд, пока я не киваю головой, соглашаясь. — Как бы то ни было, возвращаясь к тому, что я говорила… Вы, ребята, флиртовали, веселились, были серьезны и отлично провели время. Он выяснил, что ему нравится, когда ты в его доме. Понял, что рядом с тобой чувствует себя в своей тарелке. А потом пришел его отец. То, что кто-то другой увидел тебя там… с ним… вернуло его к реальности. Все это, вероятно, испугало Мистера Случайные Связи, Райли!

Смотрю на нее поверх своего бокала, подтягивая колени к груди. Ее слова звучат для меня правдиво, но они не рассеивают боль, которую я чувствую. Боль, которую успокоит только его утверждение. Мне нужно лучше ограждать свое сердце и больше его притормаживать. Нельзя предоставлять ему столько свободы.

— Боже, — стону я, кладя голову на спинку дивана. — Не из-за чего в жизни я не была так нерешительна, как я из-за него. Я схожу с ума, сидя здесь и ноя, как одна из тех девиц, которыми поклялась никогда не быть. Тех, над которыми мы смеемся. — Я вздыхаю. — Пристрелите меня сейчас же!

Хэдди хихикает.

— Ты в полном замешательстве, когда дело касается его. Черт, да вы двое еще те гребаные задачки.

Продолжаю смотреть в потолок, выражая свое согласие уклончивым ворчанием с непрошенным мнением Хэдди, прежде чем поднимаю голову и смотрю на нее.

— Ты, вероятно, права в том, что он напуган, — размышляю я, делая глоток и осушая бокал, — но, честно говоря, он с самого начала сказал, что не может дать мне больше.

— Да пошла эта честность! — кричит она, решительно поднимая средний палец.

Громко смеюсь.

— Знаю, но это моя чертова вина, что влюби…

— Я так и знала! — она вскакивает, указывая на меня пальцем. Закрываю глаза и качаю головой, проклиная себя за то, что проговорилась. — Черт, мне нужно еще вина после такого откровения! — она начинает проходить мимо меня, а затем отступает, чтобы посмотреть мне в глаза. — Послушай, Рай, ты плакала из-за этого? Из-за него?

Ой-ой! У нее на лице выражение «Я собираюсь докопаться до сути». Я смотрю на нее и моего молчания достаточно для ответа.

— Слушай. Я знаю, он выглядит как чертов Адонис и, вероятно, трахается как жеребец, но, милая, если он тот, кого ты хочешь, тогда пришло время заставить его немного попотеть.

Я фыркаю.

— Легко тебе говорить. Ты давно играешь в эти игры, а я понятия не имею, что делать.

— Поменяйся с ним ролями. Ты показала ему, что значит жить, когда ты рядом… теперь, когда ты ему нравишься, ты должна показать, каково это, когда тебя нет. Дай ему понять, что каждый твой вздох или мысль, не о нем — даже если это чертовски убивает тебя. — Она садится на подлокотник стула и смотрит на меня. — Слушай, Рай, каждый парень хочет быть, как он, и каждая девушка хочет его трахнуть. Он привык, что его желают. Привык, что его преследуют. Ты должна вести себя так, как в начале — до того, как влюбилась в ублюдка — и позволить ему преследовать тебя. — Смотрю на нее, качая головой на ее откровенность. Она наклоняет голову и шевелит губами, пока думает. — Знаю, он заставил тебя плакать, но стоит ли он этого, Райли? Я имею в виду стоит ли на самом деле?

Смотрю на нее, у меня в глазах стоят слезы, и киваю головой.

— Да, Хэдди, стоит. Он… в нем есть оборотная сторона, прямо противоположная угрюмому плохишу-плейбою, каким рисуют его СМИ. Он искренний и милый. Хочу сказать, это больше, чем просто секс. — Пожимаю плечами, улыбка подрагивает в уголках моих губ, когда Хэдди выгибает бровь. — И да, он действительно очень хорош…

— Я так и знала! — кричит она и указывает на меня пальцем. — Ты что-то от меня скрываешь!

— Заткнись! — кричу я в ответ, хихикая вместе с ней. Она стоит, немного покачиваясь, прежде чем схватить мой пустой бокал.

— Давай, выкладывай все подробности старой деве. Как его австралийский поцелуй? Сколько раз он заставил тебя кончить, когда ты была у него дома?

Я густо краснею, обожая и ненавидя ее одновременно.

— Австралийский поцелуй? Какого черта ты несешь?

Она порочно смеется с озорным блеском в глазах.

— Каков его рот там, внизу? — смеется она, подняв бровь, намеренно переводит взгляд на мою промежность, а затем обратно на меня. Смотрю на нее с разинутым ртом и хихикаю, ничего не могу с собой поделать. — Позволь мне жить твоими впечатлениями. Ну пожалуйста?

Смущенно зажмуриваю глаза, не в силах на нее смотреть.

— Ну, я бы сказала, что австралийский — его чертов родной язык.

— Я так и знала! — кричит она, пускаясь, виляя задницей, в маленьком победном танце по гостиной. — И… — настаивает она.

— И что? — изображаю я дурочку.

— Его выносливость, детка. Мне нужно знать, заслуживает ли он звания Адониса больше, чем просто по части внешности. Сколько раз?

Выпячиваю губы, мысленно пробегая по различным моментам и местам, где мы с Колтоном занимались сексом.

— Хм-м-м… не знаю, может восемь раз? Или девять? Сбилась со счета.

Хэдди останавливается на середине танца, ее рот раскрывается, прежде чем превратиться в лукавую усмешку.

— И ты еще можешь ходить? Ах, ты, маленькая бестия. Рада за тебя! — она поворачивается и, покачиваясь, направляется на кухню, чтобы взять еще одну бутылку вина. — Черт, я бы смирилась с кучей дерьма от парня, если бы он мог проделывать такое. Думаю, насчет жеребца я оказалась права, — поддразнивает она из кухни, издавая ржание лошади, которое заставляет меня смеяться еще сильнее.

Звонит мой телефон, впервые за несколько дней. Я не подпрыгиваю, чтобы взять его. Я уже достаточно выпила и у меня было достаточно ложных тревог, чтобы знать — это не Колтон. Кроме того, по словам Хэдди мне нужно заставить его попотеть.

Легче сказать, чем сделать. Моя решимость продержалась в течении двух звонков, прежде чем я начинаю подниматься, нетрезво спотыкаясь. Говорю себе, что не отвечу на него. Ни за что. Хэдди убьет меня. Но… даже если я не собираюсь отвечать, я все равно хочу увидеть, кто это.

— Итак, неужели это мужчина часа, — слышу я Хэдди, когда она опережает меня и читает имя на экране моего телефона. Смотрю на нее в замешательстве, когда она прибавляет громкость стерео и берет телефон, чтобы ответить.

В этом будет мало приятного. Выпившая и защищающая меня Хэдди — не лучшее сочетание.

— Отдай мне телефон, Хэд, — говорю я, но знаю, это бесполезно. Ох, черт!

— Телефон Райли, чем могу помочь? — кричит она, словно находится в клубе, повышая голос с каждым словом. Она улыбается мне и поднимает брови, в то время как он, должно быть, отвечает на другом конце провода. — Кто? Кто? О, привет, Колби! Ой, прости. Я думала, что ты Колби. Кто? О, привет, Колтон, это Хэдди. Соседка Райли. Угу. Слушай, она сейчас немного пьяна и очень занята, так что не может с тобой говорить, а вот я бы хотела. — Она громко смеется над тем, что он говорит. — Так вот в чем дело. Я не очень хорошо тебя знаю, но из того, что мне известно, ты кажешься приличным парнем. Немного чересчур распиаренным своими проделками, но если спросить меня, усердно выполняющую свою работу, то, эй, отсутствие пиара еще хуже, не так ли? Но я отвлеклась… — она смеется, издавая уклончивый звук в ответ на вопрос Колтона. — Вино для начала, но теперь мы перешли на шоты, — отвечает она ему. — Текила. Короче, я просто хотела сказать тебе, что тебе действительно нужно разобраться со своим дерьмом, когда дело касается Райли.

Кажется, моя челюсть просто упала на пол. Хотела бы я сейчас увидеть выражение лица Колтона. Или, может, нет.

— Да, я разговариваю с тобой, Колтон. Я. Сказала. Тебе. Нужно. Разобраться. Со. Своим. Дерьмом. — Она подчеркивает каждое слово. — Райли меняет правила игры, милый. Лучше не позволяй ей ускользнуть от тебя, или кто-нибудь другой уведет ее прямо у тебя из-под носа. И судя по тому, как кружат сегодня акулы, тебе лучше побыстрее надрать себе свою прекрасную задницу.

Я так рада, что много выпила, потому что, если бы не это, я бы сейчас умерла от унижения. Но алкоголь не умаляет моей гордости за Хэдди. Эта женщина бесстрашна. Независимо от того, как я себя чувствую, я все еще смотрю на нее и протягиваю руку, прося свой телефон. Она поворачивается ко мне спиной и продолжает согласно мычать Колтону.

— Как я уже сказала, она сейчас очень занята, выбирая, какой парень купит ей следующий напиток, но я дам ей знать, что ты звонил. Да. Знаю, но я просто подумала, что ты должен знать. Игра. Меняется. — Отчетливо произносит она и смеется. — О, и еще, Колтон? Если ты заставляешь ее падать, тебе лучше быть чертовски уверенным в том, что сможешь ее поймать. Навредить ей — не выход. Понял? Потому что, если ты причинишь ей боль, тебе придется ответить передо мной, а я могу быть отъявленной стервой! — она хитро смеется. — Спокойной ночи, Колтон. Надеюсь увидимся, когда разберешься со своим дерьмом. Твое здоровье! — Хэдди смотрит на меня, с самодовольной улыбкой на лице и отключается.

— Хэдди Мари, прямо сейчас я могла бы тебя убить!

— Это ты сейчас так думаешь — хихикает она, горлышко бутылки с вином звенит о края наших бокалов, когда она их наполняет. — Но подожди и увидишь. Ты будешь целовать мне ноги, когда все закончится.

Мы заканчиваем с нашей долей вина на этот вечер и сидим на диване, спокойные, расслабленные и немного пьяные, рассказывая о других событиях недели. Местные одиннадцатичасовые новости приглушенно звучат на фоне, когда на экране появляется анонс того, что дальше будет шоу Джимми Киммела. Слушаю Хэдди, когда до нас обеих доносится имя Колтона, упомянутое в качестве гостя. Наши головы вскидываются, и мы с удивлением смотрим друг на друга. Учитывая события последних нескольких дней, я совершенно забыла, что он говорил мне об этом.

— Что же, это будет интересно. — Хэдди приподнимает брови, переключая свое внимание на телевизор.

Мы смотрим вступительный монолог, и, хотя шутки смешные, я не смеюсь. Может быть, это мрачность от переизбытка вина или предчувствие того, что будет, но Джимми не смешит меня. Знаю, Джимми упомянет о множестве женщин Колтона, а я не в том настроении, чтобы слушать об этом сегодня вечером.

— Итак, наш следующий гость, как бы его описать? Мастер различных талантов? Мужчина? Просто скажем, что он один из самых ярких талантов автогонок Инди, где значится, как водитель, способный вернуть гонки в центр внимания, и один из самых горячих холостяков Голливуда. Прошу, окажем теплый прием единственному и неповторимому Колтону Донавану. — Толпа в студии разражается безумными женскими криками смешиваясь с несколькими возгласами «Я люблю тебя».

Замираю на вдохе, когда Колтон выходит на сцену в черных джинсах и темно-зеленой рубашке на пуговицах. Каждая частичка моего тела тянется вперед, впитывая его. Изучая. Скучая по нему. Камера снимает издалека, но я не понаслышке знаю, какой эффект окажет цвет его рубашки на глаза. Как темная окружность его изумрудной радужки постепенно светлеет, становясь к центру практически полупрозрачной. Он машет толпе, когда идет, с неизменной лучезарной улыбкой.

Хэдди издает тихий горловой звук.

— Черт. Это лицо — настоящее произведение искусства. Пообещай, что оседлаешь его при любом удобном случае.

Захлебываюсь выпивкой, смотрю на нее и ловлю подмигивание, которое она мне посылает. Разражаюсь смехом.

— Где, черт возьми, ты этого нахваталась?

— У меня есть свои источники. — Она пожимает плечами с озорной ухмылкой на губах.

Смеюсь над ней и качаю головой, возвращаясь к интервью. Когда Колтон обходит стол, одна из бумажек Джимми слетает вниз, и Колтон наклоняется, чтобы ее поднять. Множество женщин в аудитории сходят с ума при виде задницы Колтона в узких джинсах, и Хэдди громко смеется. Колтон оборачивается, качая головой зрителям и их реакции.

— Ну, чем не способ произвести впечатление! — восклицает Джимми.

— Это было запланировано? — спрашивает Колтон, заигрывая с аудиторией.

— Нет. От вздохов твоих фанаток образовался такой сильный сквозняк, что снес со стола бумагу.

Зрители смеются, а женщина кричит:

— Женись на мне, Колтон! — хочу, чтобы кто-нибудь сказал ей заткнуться.

— Спасибо — смеется Колтон. — Но пока ничего подобного не предвидится.

— И зрители от горя теряют сознание — смеется Джимми. — Итак, как дела, приятель? Приятно видеть тебя снова. Сколько прошло? Год?

— Что-то в этом роде, — говорит Колтон, откинувшись на спинку стула и закидывая лодыжку на противоположное колено. Камера приближается к его лицу крупным планом, и я глубоко дышу. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к тому, насколько он поразителен.

— Как ты можешь не смотреть на него весь день, когда ты с ним? — спрашивает Хэдди. Я улыбаюсь, но не отвечаю. Я слишком занята, наблюдая. — Боже, он прекрасен — стонет она в знак одобрения.

— А как твоя семья?

— У них все хорошо. Отец только пару дней назад вернулся из Индонезии, так что мне нужно наверстать упущенное, и повидаться с ним, что, как вы знаете, хорошее времяпрепровождение.

— Да, он довольно колоритный. — Колтон смеется, а Джимми продолжает. — Для тех из вас, кто не знает, отец Колтона — легенда Голливуда, Энди Вестин.

— Давайте не будем его слишком превозносить, используя слово «легенда», — говорит Колтон, когда Джимми держит фотографию его отца, обнимающего его на каком-то мероприятии. — Вот он, — искренне улыбается Колтон.

— Так чем ты занимался в последнее время?

— Просто готовился к предстоящему сезону. Первая гонка состоится в конце марта в Сент-Питерсберге, так что мы сейчас набираем обороты.

— Как ведет себя автомобиль?

— Пока всё выглядит хорошо. Ребята усердно работают, чтобы его ускорить.

— Замечательно. А теперь расскажи мне о своих новых спонсорах в этом году.

Колтон сыплет названиями нескольких своих рекламодателей.

— И в этом году мы обзавелись новым — Merit Rum.

— Мягкий ром, — говорит Джимми.

— Да, не могу жаловаться, что мне платят за то, что я пью хороший алкоголь, — улыбается Колтон, потирая большим и указательным пальцем покрытый щетиной подбородок.

— Думаю, у нас есть фрагмент их нового рекламного ролика с твоим участием.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на Хэдди.

— Ты уже видела этот ролик?

— Нет. — Она выглядит такой же удивленной, как и я. — Я была так занята новым клиентом, что даже не вникала в наши другие проекты.

— Мы сняли его на днях, — говорит Колтон.

Экран заполняется Колтоном, несущимся на своей гоночной машине по треку, на носу его автомобиля мелькает логотип Merit Rum. Его сексуальный хриплый голос накладывается на сцену.

— Когда я участвую в гонке, я стремлюсь к победе. — Кадр переключается на него, играющего в футбол на пляже с кучей других парней. Одетые в бикини женщины стоят по краям с напитками в руках, подбадривая их. Он без рубашки и в низко сидящих на бедрах пляжных шортах. Его точеный торс блестит от пота, в некоторых местах прилип песок, на лице высокомерная усмешка. Он вытягивается, принимая пас и ловит его, обрушиваясь на песок. Его голос произносит: — Когда я играю, я всегда играю жестко. — Реклама переключается на сцену в ночном клубе. Вспыхивают огни, народ танцует. В телевизоре мелькают кадры. Колтон смеется. Колтон держит напиток и делает глоток, расслабляясь в кабинке, окруженный великолепными женщинами. Кадр, в котором, предположительно, Колтон, танцует с парой женщин, потому что все, что показано на экране — это руки на бедрах, пальцы, сжимающие волосы, и губы, встречающиеся в поцелуе. Камера переключается на фотографию Колтона, его рука обвивается вокруг талии красивой женщины, камера снимает их со спины, когда они покидают клуб. Он поворачивается и смотрит через плечо, ухмыляясь, произносит: — Вы знаете, что произойдет дальше. — Камера снимает пустую бутылку рома Merit на столе в клубе. — А когда я устраиваю вечеринку — произносит голос Колтона. — Я пью только самое лучшее. Ром Merit. Лучше всех.

— Ого — выдыхает Хэдди. — Реклама здорово заводит.

Знаю, что она смотрит на это исключительно с точки зрения продвижения товара, но она права. Это великолепная реклама. Сексуальный призыв, место расположения продукта и атмосфера, заставляет чувствовать, что вы находитесь там. Вам хочется быть похожим на Колтона.

А его губы на губах другой женщины. Меня передергивает от этой мысли.

— Отличный ролик, — говорит Джимми, когда аплодисменты аудитории стихают. — Бьюсь об заклад, тебе было весело в нем сниматься. — Колтон лишь ему ухмыляется, и смешок слетает с его губ, но ничего не говорит. — Камера любит тебя, приятель. Почему ты никогда не снимался в картинах своего старика? Бьюсь об заклад, дамы не прочь увидеть тебя где-нибудь на большом экране.

Зрители кричат в знак согласия. Колтон только приподнимает уголки губ в улыбке и качает головой.

— Никогда не говори никогда — смеется он, и все внутри меня сжимается, думая о миллионах женщин, которые увидят его в действии в какой-нибудь любовной сцене. Билеты будут раскуплены только ради этого.

— Так, расскажи, Колтон, что еще у тебя происходит?

— Ну, сейчас у нас в работе есть еще кое-что, о чем адвокаты пока не хотят, чтобы я официально объявлял, потому что это еще в процессе, — толпа восклицает «Ооо», и Колтон поднимает палец, призывая подождать минуту. — Но с каких пор я делаю то, что мне говорят? — криво и озорно ухмыляется Колтон, когда зрители смеются. Втягиваю дыхание, шокированная и довольная, что Колтон собирается известить публику о моей компании. — Все, что я скажу вам, — это то, что моя компания работает с «коллективом», который «заботится», — говорит он, ставя воздушные кавычки на обоих словах из названия моей компании, — и мы объединяемся для сбора денег, чтобы принести пользу детям-сиротам, обеспечив их лучшими условиями жизни… чтобы дать им более стабильное семейное окружение на постоянной основе.

— Дело, близкое и дорогое твоему сердцу.

— Безусловно — кивает Колтон, оставляя все как есть.

— Как великолепно. Не могу дождаться официального заявления, чтобы мы могли узнать об этом больше. Но, знаю, ты не должен мне рассказывать — Джимми закатывает глаза. — Как вы собираетесь собирать деньги?

Колтон объясняет, отвечая на вопросы Джимми, а я просто завороженно смотрю, пытаясь разгадать Колтона, которого я знаю, и того, кто сейчас передо мной в телевизоре. Вижу одного и того же человека и одну и ту же известную личность, но с маленькими нюансами. Вижу, что он что-то скрывает. Подыгрывает зрителям, и у него это несомненно хорошо получается.

— У нас мало времени, — говорит Джимми и публика ворчит, — но, думаю, аудитория может выгнать меня из студии, если я не задам вопрос, ответ на который они хотят знать больше всего.

Колтон оглядывает публику, моя любимая мальчишеская улыбка расплывается по его лицу.

— Что за вопрос? — спрашивает он.

— Ну, каждый раз, когда мы видим тебя в журналах или по телевизору, рядом с тобой всегда находится полногрудая красотка. — Джимми держит несколько журнальных страниц с Колтоном и различными супермоделями. — Каков твой статус сейчас? Ты встречаешься с кем-то? В твоей жизни сейчас есть особенная женщина? Или, возможно, несколько особенных дам?

Колтон запрокидывает голову, смеясь, а я, затаив дыхание, жду его ответа.

— Брось, Джимми, сам знаешь, как это бывает…

— Нет, на самом деле не знаю. — Зрители смеются. — И пожалуйста, не говори мне, что ты встречаешься с Мэттом Дэймоном, — невозмутимо отвечает он.

На этот раз я смеюсь над испуганным взглядом Колтона над давней шуткой Джимми над Мэттом Дэймоном.

— Определенно не с Мэттом Дэймоном — смеется он, а затем пожимает плечами. — Ты же знаешь меня. «Я постоянно с кем-то встречаюсь», — говорит Колтон, откидываясь на спинку стула, небрежно жестикулируя руками. — Кругом столько красивых женщин, было бы пустой тратой времени не наслаждаться ими. — Колтон сверкает своей улыбкой, от которой трусики со зрительниц слетают сами по себе. — Вы посмотрите на всех этих красивых женщин в аудитории сегодня вечером.

— Другими словами, — говорит Джимми, — ты избегаешь вопроса.

— Я бы не хотел раскрывать все свои секреты, — ухмыляется Колтон, подмигивая зрителям.

— Извините, дамы. Наше время подошло к концу, так что я не могу копаться дальше. — Зрители издают коллективный стон. — Что ж, было здорово увидеть тебя снова, Колтон. Не могу дождаться, когда ты в этом году порвешь трек.

— Надеюсь, ты сможешь выбраться на гонку.

— Можешь на это рассчитывать. Удачи тебе.

Колтон встает и пожимает Джимми руку, говоря ему что-то без микрофона, что заставляет того смеяться.

— Дамы и господа, Колтон Донаван. — Колтон машет публике, и шоу переключается на рекламу.

Хэдди садится и выключает телевизор.

— Ну, — размышляет она, — это было занимательно.


ГЛАВА 4

— Звучит здорово, Эйвери. Все документы одобрены отделом кадров, так что я рада приветствовать тебя в команде. Увидимся в следующий понедельник. — Вешаю трубку и беру ручку, вычеркивая этот пункт из своего списка. Новая девушка нанята.

А теперь успеть бы выполнить оставшуюся часть списка. Смотрю в ежедневник на свой недельный график, игнорируя неизбежную дату, которая вырисовывается завтра, и понимаю, что могу справиться со своими «задачами», поскольку на этой неделе у меня больше нет смен в Доме.

Это если у меня будет мотивация.

Мне некого винить в своем вялом ритме этим утром, кроме самой себя. Ну, и Хэдди, которая подговорила меня на четвертую, или пятую, бутылку вина. По крайней мере, головная боль уменьшилась, так что я могу думать без похмелья, стучащего фоном.

Хватаю кучу бумаг, которую избегала разобрать — бюджетное дерьмо, занимающее слишком много времени, и, в конце концов, просто отклоняемое боссами сверху, но мне нужно пройти через это. Вздыхаю, набираясь сил, когда слышу стук в дверь. Клянусь, следующие несколько мгновений происходят в замедленном темпе, но я знаю, что это не так.

Когда я смотрю вверх, громко вскрикиваю и вскакиваю в шоке, встречаясь с глазами, являющимися моей копией. Обхожу стол и со всей силы бросаюсь в объятия брата. Таннер обнимает меня, кружит один раз, сжимая так сильно, что я не могу дышать. Все страхи за его безопасность, боль от отсутствия весточки от него и одиночество от долгой разлуки исчезают и проявляются в слезах счастья, стекающих по моим щекам.

Он ставит меня на ноги и ослабляет хватку, но я крепко прижимаюсь к нему и зарываюсь лицом ему в грудь, нуждаясь в этой связи с ним. Когда я не могу перестать плакать, он просто держит меня и целует в макушку.

— Если бы я знал, что получу такой прием, я бы чаще возвращался домой, — говорит он, прежде чем схватить меня за плечи и слегка отстранить, изучая. — Что случилось, Бабс?

Улыбаюсь, когда слышу имя, которым он называл меня всю нашу жизнь. Кажется, я в шоке.

— Дай посмотреть на тебя, — выкручиваюсь я, отступая назад и водя руками по его рукам. Он выглядит немного старше, и очень уставшим. Тонкие линии морщинок в уголках его усталых глаз, и складки, пролегающие возле рта, углубились за шесть месяцев, прошедших с нашей последней встречи. Его волосы, цвета меди, немного длиннее, чем обычно, завиваются на воротнике. Но он жив, цел и находится передо мной. Морщины делают его каким-то более привлекательным, добавляя немного жесткости его энергичным чертам.

— Все такой же уродливый, как погляжу?

— А ты еще красивее, — повторяет он слова, которыми мы обменивались, по крайней мере, тысячу раз за эти годы. Он отодвигает меня на расстояние вытянутой руки, окидывая взглядом, и качает головой, будто не может поверить, что я стою перед ним. — Боже, как же я рад тебя видеть!

Снова хватаю его и смеюсь.

— Мама с папой знают, что ты в Штатах? — тяну его за руку, заводя в свой кабинет, всё еще не желая отпускать.

— Я прилетел в Сан-Диего и прошлую ночь провел у них. Сегодня днем я уезжаю в Афганистан в непредвиденную командировку…

— Что? — он только вернулся, а теперь снова меня бросает. — Что значит, ты снова уезжаешь?

— Можешь уйти? Сходим пообедаем и сможем поговорить?

— Конечно.

Единственное, о чем просит Таннер, чтобы мы пообедали в месте, где он может видеть и чувствовать запах океана. Направляюсь к побережью, решая отвезти его в пляжный ресторан, куда Колтон водил меня на — как я считаю — наше первое свидание. Это место подходит идеально.

По дороге Таннер объясняет, что в последнюю минуту он взял отпуск на неделю, чтобы вернуться домой и навестить нас после Египта, где он освещал беспорядки. Добравшись до дома, он узнал, что один из его коллег заболел, и теперь его отпуск прерывается, чтобы он мог вернуться на Ближний Восток и прикрыть его.

— Так ты прилетел сюда на два дня, чтобы увидеться с нами? — пью диетическую колу и смотрю на него. Мы сидим на той же террасе, где мы ели с Колтоном, но несколькими столиками правее. Рэйчел сегодня не работает, но администратор, прислушалась к нашей просьбе и посадила нас подальше от непрерывного потока обедающих посетителей.

Таннер просто смотрит на меня и широко улыбается, и я понимаю, как сильно я скучала по нему и успокоительному эффекту, который он может на меня оказать. Он прикладывается губами к горлышку бутылки с пивом и откидывается назад, глядя на волны вдали.

— Боже, как хорошо дома. — Он улыбается. — Даже если это всего на один день.

— Даже представить себе не могу, — говорю я ему, боясь хоть на секунду оторвать от него взгляд, так как наше время с ним так быстротечно.

За едой мы говорим о том, что происходит в нашей жизни. Он рассказывает мне все о своих условиях жизни и о том, что происходит в Египте, что не попадает в средства массовой информации. Я узнаю, что он встречается с другой журналисткой, но там ничего серьезного несмотря на то, что черты его лица смягчаются, когда он говорит о ней.

Мне нравится его слушать. Его страсть и любовь к своей работе настолько очевидны, что, хотя из-за этого он находится за тысячи километров от меня, я не могу представить, что он бы занимался чем-то еще.

Рассказываю ему о работе, о Хэдди и обо всем остальном. Кроме Колтона. Таннер может быть немного чересчур заботливым, и, полагаю, зачем вообще упоминать то, в чем я не уверена. Думаю, что чертовски хорошо справляюсь, пока он не наклоняет голову и не смотрит на меня.

— Что?

Его глаза сужаются, изучая меня.

— Кто он, Бабс?

Смотрю на него в недоумении, будто не понимаю, но знаю, это сработали его журналистские инстинкты, и он не отступит, пока не получит желанный ответ. Поэтому он так хорош в своей работе.

— Ты о ком?

— Кто тот парень, который из тебя веревки вьет?

Он делает глоток пива. Ухмыляясь, смотрит на меня не отрывая взгляд. Самоуверенный сукин сын. Сижу и гляжу на него, удивляясь, откуда он знает.

— Выкладывай!

— Почему ты так думаешь?

— Потому что я очень хорошо тебя знаю. — Я складываю руки на груди, а он смеется. — Давай проверим, ты целенаправленно избегаешь темы вместо того, чтобы говорить об этом. Крутишь кольцо вокруг пальца, словно камень беспокойства. Продолжаешь кусать губу изнутри, как делаешь, когда пытаешься с чем-то разобраться, и продолжаешь смотреть на тот стол, будто ожидая, что туда кто-то сядет. Или это, или ты вспоминаешь о чем-то, что вы с ним там делали. — Он приподнимает бровь. — Кроме того, в твоих глазах пляшет огонь, которого не было с тех пор… до того момента, — размышляет он, потянувшись ко мне, хватает за руку и сжимает. — Приятно видеть.

Улыбаюсь ему, я так счастлива, что он здесь.

— Итак?

— Есть кое-кто, — говорю я медленно, — но я сбита с толку, и пока не уверена, что это такое.

Не осознавая, кручу кольцо на пальце, пока Таннер не поднимает бровь. Я тут же останавливаюсь и излагаю суть, не называя Колтона по имени.

— Он отличный парень, но я думаю, что он не ищет ничего большего, чем встречи без обязательств. — Пожимаю плечами, глядя на пейзаж, а потом перевожу повлажневший взгляд на него.

— Черт, Рай, любой парень, который заставляет тебя плакать, не стоит этого.

Кусаю губу, уставившись на салфетку, которую бессмысленно рву.

— Может, если он заставляет меня плакать, это потому, что он того стоит, — мягко говорю я. Слышу, как он вздыхает, и снова смотрю на него. — По крайней мере, это первый шаг, — шепчу я дрожащим голосом.

Сострадание в его глазах почти меня парализует, прорывая плотину сдерживаемых мною слез горя.

— Ох, Бабс, иди сюда — говорит он, разворачивая мое кресло и подтягивая к себе. Он тянет меня в свои объятия, где я просто прижимаюсь к нему, единственному мужчине, на которого я всегда могу рассчитывать.

Закрываю глаза, уткнувшись подбородком ему в плечо.

— Я знаю, почему ты здесь, Тан. Спасибо, что приехал убедиться, что я в порядке.

Он сжимает меня еще раз, прежде чем взять меня за руки и отстранить назад, чтобы посмотреть на меня встревоженным взглядом.

— Я лишь хотел убедиться, учитывая предстоящее событие этой недели… я беспокоюсь о тебе. Я должен быть здесь на случай, если понадоблюсь тебе, — мягко говорит он. — Так что, если она позвонит, я смог бы с ней разобраться.

Сквозь меня проносится волна любви к моему брату, который только что за день пролетел полмира, чтобы убедиться, что я в порядке. Трудно представить, что брат, с которым я росла, с которым дралась, как кошка с собакой, превратился в такого чуткого, заботливого мужчину. Что он хочет разобраться с последствиями неизбежного телефонного разговора, который состоится у меня завтра с матерью Макса.

Поднимаю ладони, беру брата за щеки и улыбаюсь ему.

— Как мне посчастливилось иметь такого старшего брата? — слезы блестят в моих глазах, когда я ласково целую его в щеку. — Ты самый лучший, знаешь это?

Он улыбается, чувствуя неловкость от моей любви к нему. Я встаю.

— Скоро вернусь. Мне нужно в туалет. — Начинаю выходить из-за стола, а затем без раздумий поворачиваюсь и быстро обнимаю его за плечи, стоя позади него, он продолжает сидеть.

— Ого, а это за что? — смеется он.

— Просто за то, что я буду скучать по тебе, когда ты уедешь. — Отпускаю его так же быстро, как и обняла и вхожу в ресторан. Кухонная дверь быстро закрывается, когда я прохожу мимо нее к туалетной комнате в дальней части обеденного зала.

Выхожу из туалета, поглощенная видом очаровательной кудрявой малышки, пытающейся пользоваться вилкой. Одна рука инстинктивно движется, чтобы прикоснуться к нижней части живота и прижимается к ней. Боль бьет меня сильнее, чем обычно, наблюдая за ней, и я могу лишь предположить, что это из-за завтрашней даты. Годовщина, которая забрала у меня все. Лишила единственного, чего я хочу больше всего на свете.

Единственного, за что я отдала бы все сокровища мира — всё, что у меня есть, если бы появился хоть еще один шанс.

Я настолько погружена в воспоминания, что не замечаю волнения на террасе, пока не слышу:

— Какого черта ты творишь? — это голос брата, и мне требуется несколько секунд маневров между столами, чтобы наш столик оказался в пределах видимости.

— Дама со мной, придурок. Держи руки при себе.

Мое сердце останавливается.

Я узнаю этот хриплый голос где угодно. Быстро мчусь к двери, с колотящимся сердцем и недоверчивым выражением на лице. Врываюсь на террасу и вижу, как Колтон сжимает в кулаке рубашку брата, челюсть стиснута, а глаза полны огня. Таннер по-прежнему сидит, вкрадчиво разглядывая Колтона. Плечи неподвижны, руки спокойно прижаты к бокам. Тестостерон, определенно, бьет фонтаном.

— Колтон! — кричу я.

Он оглядывается и цепляется за мой взгляд, смесь гнева, ревности и агрессии волнами исходит от него. Таннер смотрит на меня, вопросительно выгнув бровь, языком водя за щекой.

— Колтон, отпусти! — требую, как только подхожу к нему. — Это не то, что ты думаешь. — Тяну его за руку, а он плечом отмахивается от меня, но, наконец, отпускает брата. Мое сердцебиение медленно замедляется. Таннер поднимается с места и расправляет плечи, становясь напротив Колтона, с неразличимым выражением на лице. — Ас, познакомься с моим братом, Таннером.

Колтон вскидывает голову, чтобы посмотреть на меня, раздражение и враждебность сменяются осознанием. Вижу мириады эмоций, мелькающих в его глазах: облегчение, неловкость, раздражение.

Смотрю на брата, все еще не в состоянии прочитать его.

— Таннер, это мой… — я колеблюсь, не зная, как его назвать. — Познакомься с Колтоном Донаваном. — Наблюдаю за Таннером, его нервные окончания начинают загораться от понимания того, кто стоит перед ним. — Я с ним встречаюсь.

Напряжение в плечах Колтона немного ослабевает, и недоверчивая улыбка подрагивает в уголках губ. Без извинений, он протягивает ладонь, чтобы пожать руку Таннеру. Таннер смотрит на Колтона и его протянутую руку, а потом на меня.

— Итак, Бабс, это и есть тот засранец? — спрашивает он, его глаза молча вопрошают, он ли является причиной моих слез.

Смотрю на него, с робкой улыбкой.

— Да, — бормочу, отвечая на высказанные и невысказанные вопросы, и поглядываю на Колтона.

— Вот дерьмо, — говорит Таннер, хватая руку Колтона и энергично ее пожимая. — Присаживайся, мужик. — Он выдыхает. — После такого мне просто необходимо гребаное пиво. — Смотрю на них, удивляясь, как действуют мужчины. В одну минуту готовы кинуться в драку, а в следующую — приходят к полному пониманию.

— С удовольствием, но я опаздываю на встречу. — Он коротко смеется. — Приятно было познакомиться. Может в другой раз? — Колтон переводит взгляд на меня. — Проводишь меня?

Смотрю на Таннера, тот кивает, будто говоря «иди». Выдыхаю, не понимая, что задерживала дыхание, внезапно нервничаю, что останусь наедине с Колтоном. Нервничаю, что придется разыгрывать незаинтересованность и отчужденность.

— Я скоро вернусь, — говорю я Таннеру, чувствуя себя маленьким ребенком, спрашивающим его согласия.

— Таннер. — Колтон кивает на прощание брату, прежде чем положить руку мне на спину и провести через кухню и заднюю дверь ресторана.

В то короткое время, которое требуется, чтобы дойти до служебного выхода, я думаю о том, на чем мы остановились в последний раз, когда разговаривали. На двух вариантах, которые он мне предоставил на выбор: пит-стоп или договоренность. Что я предоставила ему пит-стоп, но по-прежнему чувствую себя выбитой из колеи. Это потому, что я нахожусь в подвешенном состоянии, независимо от термина, я все еще чувствую себя одной из многих в длинной очереди подружек для постельных утех.

Прогоняю эти мысли, заставляя себя выйти за пределы своего сверх эмоционального, сверх аналитического ума и признать, что в большинстве случаев к успеху приходят маленькими шажочками. И, несмотря на то что Колтон не выразил желания чего-то большего, чем договоренность со мной, он сделал маленький шаг, сказав «пит-стоп». Никаких слабостей, говорю я себе, вспоминая советы Хэдди о том, как с ним общаться. Отстраненно, недоступно, но желанно.

Когда Колтон открывает дверь и выводит меня на улицу, готовлюсь к вопросу, почему я ему не перезвонила. Он звонил мне дважды, а я физически заставила себя не реагировать и не отвечать на звонки.

Колтон закрывает дверь и поворачивается ко мне лицом. К черту недоступность. Мне требуется все мое достоинство, чтобы не прижать его к стене и не зацеловать до безумия. Этот мужчина делает меня абсолютно безрассудной и совершенно распутной.

Он скрещивает руки на груди и смотрит на меня, его голова наклонена в сторону.

— Значит твой брат в городе?

Я неженственно фыркаю.

— Думаю, мы с этим уже определились, — сухо отвечаю я, борясь с желанием сократить расстояние между нами. — Легко заводишься, да?

Не могу прочитать взгляд, который мелькает в его глазах, потому что он быстро моргает.

— Когда дело касается тебя, да. Я видел, как он обнимал тебя. — Он пожимает плечами — единственное объяснение, которое я получаю. — Он здесь надолго?

Мгновение пристально на него смотрю, смущенная его безразличием по поводу драки с моим братом, которая чуть не произошла на пустом месте. В конечном итоге, смотрю на часы и прислоняюсь бедрами к стене позади себя, рассчитывая оставить всё как есть.

— Да, только на сегодня. Он должен быть в аэропорту через полтора часа. — Убираю пушинку со свитера-туники, чтобы держать глаза и руки занятыми, прежде чем провести ими по леггинсам.

Колтон прислоняется плечом к стене рядом со мной, и когда я смотрю вверх, вижу, как его взгляд бежит по моим ногам. Путешествует дальше по телу, останавливаясь, когда приближается к моим губам, а затем возвращается к глазам.

— Была занята, да? — спрашивает он.

— М-м-м, — неопределенно отвечаю я. — А ты?

— Да, но это затишье перед бурей, сезон уже не за горами. — Он смотрит на меня, его зеленые глаза пронзают меня. — Хорошо провела вечер? — прощупывает он.

Смотрю на него, как олень в свете фар, но быстро исправляюсь, когда понимаю, что он имеет в виду небольшое представление, устроенное Хэдди по телефону прошлым вечером.

— Судя по тому, что я помню, да. — Сверкаю дерзкой ухмылкой, надеясь, что моя игра достаточно убедительна, чтобы его обмануть. — Сам знаешь, как это бывает, когда идешь на вечеринку… слишком много парней, думающих, что они слишком круты, слишком много алкоголя и слишком мало одежды — все становится, как в тумане.

Вижу, как в его глазах мелькает гнев от моего комментария про слишком многих парней, и мне нравится тот факт, что эта мысль его задела. Нравится, что он думал об этом достаточно, чтобы спросить. И после его небольшой ссоры с Таннером, более чем очевидно, что в Колтоне есть небольшая искра ревности, разгорающаяся в нем.

Своего рода сексуально, что эта искра вспыхивает из-за меня.

Он наклоняет голову и изучает меня. На этот раз, я не отворачиваюсь от его пристального внимания. Выдерживаю его взгляд со скукой, написанной на лице.

— Почему ты кажешься такой отстраненной? Недоступной? — бормочет он, удивляя меня своим комментарием.

— Недоступной? Я? Не думала, что была такой. — Изображаю невинность, когда все, что мне хочется сделать, это протянуть руку и прикоснуться к нему.

— Но так и есть — он вздыхает, по лицу проскальзывает досада.

— О, ну,полагаю, я просто пытаюсь следовать твоим требованиям, Ас. Быть именно той, какой ты хочешь, чтобы я была. — Я сладко улыбаюсь ему.

— Какой? — в раздражении спрашивает он, недоумевая.

— Эмоционально отстраненной, сексуально доступной и никакой драмы. — Вижу, как на его челюсти пульсирует мышца, когда он делает ко мне шаг, раздражение вспыхивает в его глазах из-за пренебрежения в моем тоне. — Что ты здесь делаешь?

Он смотрит на меня долго и пристально, с такой напряженностью, что я почти прогибаюсь и говорю ему, как сильно я его хочу. К черту игры разума.

— По счастливой случайности я сбежал от преследующих меня папарацци. Келли позволила мне подняться на крышу подальше от толпы, чтобы в спокойствии и тишине пообедать. — Выгибаю бровь. — Владелица, — говорит он, выдыхая с досадой либо от неловкости между нами, либо от ощущения, что должен объясняться. Может, немного и от того, и от другого. Смотрю вниз и сосредотачиваюсь на сколе на своем маникюре, отчаянно желая подойти к нему. Поцеловать его. Обнять. — Хорошее место, чтобы посидеть и поразмышлять.

— А о чем конкретно ты размышлял?

— О дерьме, с которым должен разобраться, — отвечает он. Вскидываю на него взгляд, чтобы увидеть в его глазах смесь веселья и искренности.

С минуту мы смотрим друг на друга, от его близости мой пульс ускоряется. Пытаюсь прочесть выражение его лица. Он серьезно? Он правда пытается привести себя в порядок или просто издевается над Хэдди? Не могу сказать.

— Я должна возвращаться. У меня не так много времени, пока Таннер снова уедет. — Отталкиваюсь от стены и выпрямляюсь.

Колтон делает ко мне шаг, и наши тела на мгновение соприкасаются друг с другом, его прикосновение посылает искры желания по всему телу. Прикусываю нижнюю губу, чтобы не прислониться к нему.

— Мы можем увидеться позже? — спрашивает он, проводя пальцем по моему лицу.

Значит ли это, что пит-стоп окончен? Или ему просто нужно потрахаться? В любом случае, мне нужна ясность. Борюсь с желанием прильнуть щекой к подушечке его пальца.

Оставайся сильной, оставайся сильной, оставайся сильной, повторяю я про себя. Мне трудно ответить на этот вопрос. Что сказать?

— Я пришлю Сэмми к тебе домой в шесть, — отвечает он за меня в моем воинственном молчании.

Ого, полагаю, он думает, что я стопроцентный вариант. И тогда меня осеняет, что, возможно, все это время он хотел иметь со мной договоренность, а когда все зашло дальше, чем он ожидал, то использовал термин «пит-стоп», чтобы попытаться вернуть меня на свое место. Вернуть дистанцию между нами.

Совет Хэдди проносится в голове, смешанный с мыслью, что он думает, я просто вернусь к этому без дальнейших объяснений, и укрепляет мою решимость.

— Прости. — Качаю я головой и отвожу глаза, чтобы он не увидел в них мою ложь. — У меня планы на вечер.

Чувствую, как его тело напрягается от моих слов.

— Что? — его тон резкий, но тихий. Очевидно, отказ ему чужд.

— У нас с Хэдди планы, — провозглашаю я, боясь, что он подумает, что я встречаюсь с другим парнем. А если он подумает, что я встречаюсь с другим парнем, то для него нормально будет встречаться с другой девушкой. Мой желудок скручивается при этой мысли, и я понимаю, что не очень хорошо играю в такие игры, потому что все, что мне хочется сделать, это сказать ему «да», я хочу увидеть его сегодня вечером. Что я изменю любые планы, чтобы увидеть его. А потом прижать его к стене и в отчаянии взять все, что хочу, не задумываясь о том, что напугаю его или пересеку воображаемые границы.

Колтон недовольно ворчит.

— Мы просто ужинаем дома, — говорю я ему, — но это важно, потому что мы давно не видели друг друга. — Прекрати нести чушь, Райли, или он поймет, что ты лжешь. — Я не могу нарушить обещание, данное ей.

Колтон берет меня за подбородок и приподнимает мне голову, чтобы встретиться со мной своими зелеными глазами, изучая меня.

— Ну, тогда ты не сильно стараешься, — предупреждает он, несмотря на веселье в глазах.

Меня охватывает смятение, не уверена, о чем он говорит.

— Стараюсь что? — трясу головой, не понимая.

Он высокомерно ухмыляется.

— Быть той, кем я хочу, чтобы ты была. — Шумно выдыхаю, его глаза остаются прикованными ко мне. — Потому что, если бы ты действительно старалась, — объясняет он, заканчивая игру, которую я начала, — сегодня ты была бы там, где я хочу. Промокшая, теплая и подо мной.

Удерживаю его взгляд, пытаясь придумать, что сказать дальше. Тело дрожит от его слов. Мозгу требуется несколько секунд, чтобы оправиться от его комментария, и когда это происходит, я делаю от него шаг назад. Дистанция необходима, когда имеешь дело с ним.

— Да, полагаю, ты прав. — Выдыхаю, наблюдая удивление на лице от моего признания. — Почему я должна хотеть быть чьей-то девушкой по вызову? Предсказуемость наскучивает, Ас. А судя по тому, что я слышала, тебе, кажется, очень быстро становится скучно.

Когда он просто стоит и смотрит на меня, с ошарашенным видом, я обхожу его вокруг. Он протягивает руку и хватает меня, поворачивая лицом к себе.

— Ты куда? — требует он.

— Увидеться с братом, — говорю я ему, глядя на его руку, а затем обратно на него. — Дай мне знать, когда разберешься со своим дерьмом. — Сбрасываю с себя его руку и дергаю дверь на кухню, не оглядываясь назад. Все, что я слышу перед тем, как дверь закрывается, это как Колтон смеется и ругается одновременно.


ГЛАВА 5

Колтон


Черт бы побрал этих темпераментных женщин!

Легкие горят. Мышцы болят. Ноги вбиваются в ленту беговой дорожки, словно я пытаюсь ее наказать. Не важно. Не важно, как сильно я стараюсь, голова все также полна дерьма. А Райли еще больше путает мысли. Постоянно.

Что со мной, черт возьми? Я попросил проклятый пит-стоп. Воспользовался шансом вернуться на более знакомую почву. Так почему же мне кажется, что это она меня бросила?

Гребаные женщины. Сложные. Темпераментные. Необходимые. Что б меня.

Музыка бьется в наушниках. Заводной ритм группы «Good Charlotte» подталкивает сильнее, но давление в груди не исчезает. Во время бега считаю шаги. До девяноста девяти, а потом сначала. Клянусь Богом, я возобновлял счет уже сто гребаных раз, но это не помогло.

Я никогда не играл в игры с женщинами, и не собираюсь начинать сейчас. Я говорю, когда. Говорю, кто. Я оглашаю условия.

Я беру то, что мне нужно. Когда я этого хочу.

И все мои предыдущие подруги по постели следовали указаниям, даже, черт побери, не моргнув и глазом. Никаких вопросов, кроме «Милый, как ты хочешь меня сегодня? На коленях или на спине? Наручники или распорка? Рот или киска?»

Все, кроме Райли.

Чертовски неприятно. Сначала я чуть не подрался сегодня с ее братом, а потом она ушла, отказавшись увидеться со мной вечером. Знаю, что она меня хочет. Это видно по ее невероятно горячему телу. Это отражается в тех великолепных глазах, которые притягивают и поглощают тебя целиком. И что б меня, если я не хочу ее каждую минуту каждого часа. Но какого хрена? Она ушла, оставив меня там, и без колебаний ответила «нет» по поводу сегодняшнего вечера.

Нет? Издеваетесь, вашу мать? Когда я в последний раз такое слышал? Ах, да. Точно. От Райли. Дерьмо. Сейчас я могу думать только о ней. Чтобы увидеть ее. Услышать. Погрузиться в нее, пока она не издаст тот тихий звук прямо перед тем, как кончить. Это так чертовски сексуально, что даже смешно.

Я не окажусь у женщины под каблуком. Никогда. Ни за что. Даже и близко нет.

Так почему бы не позвонить еще кому-нибудь для быстрого перепихона без осложнений? Почему эта мысль даже не звучит привлекательно? Ты сходишь с ума, Донаван. У меня было столько безумного секса, что теперь это выносит мне мозг.

Я провожу пальцем по дисплею и повышаю наклон ленты, заставляя себя игнорировать собственные проклятые мысли. Плейлист переключается на альбом «Отчаянные меры», но сарказм слов, который я обычно люблю, ничего для меня не меняет.

Проклятье! Ничего не работает. Музыка. Наклон. Скорость. Черт! Продолжаю видеть ее в ванне, крепко сжимающую мои яйца, с ярко горящими глазами, губами, говорящими мне, какого именно она заслуживает обращения. То, чего она от меня больше не потерпит.

Такое со мной впервые. Кто-то выставляет мне условия. Ад замерз, и никто мне не сказал? Она взяла мои яйца в гребаные тиски, и всё, о чем я мог думать, это как сильно я ее хотел. В своей постели. В своем кабинете. На террасе. В своей жизни.

И не только лежащей на спине.

У нее должно быть киска-вуду или типа того. Цепляет меня на крючок, не осознавая этого. Я просто чертовски возбужден. Должно быть, поэтому у меня в голове полный бардак. Неделя — это слишком долго, чтобы обходится без секса. Черт! Не помню, когда в последний раз у меня было такое затишье.

Так зачем ты тогда сказал ей пит-стоп, придурок? Она была бы под тобой сегодня, если бы ты этого не сделал. Зачем открыл свой рот?

Стону, огорченный своей глупостью. При моей нужде в разрядке эта дурацкая беговая дорожка определенно не помогает.

Не могу перестать перекраивать то утро. Дерьмо! Это уже официально. Не могу не переосмысливать то дерьмо? Теперь я, без сомнения, чертова цыпочка. Должно быть, я где-то лишился яиц на прошлой неделе.

Только цыпочки мусолят подобное дерьмо, но я продолжаю думать о том, как мы с ней стояли на крыльце… как я просто пытался поступить правильно — защитить ее, оттолкнув от катастрофы, происходящей в моей голове. Пытался дать ей шанс найти кого-то другого, кто сможет дать ей то, что нужно — то, что она заслуживает — но не мог произнести ни слова, как бы ни старался. А потом она подошла и поцеловала меня. Поцеловала с такой искренностью и утешением, что я не мог дышать. Всё, что я мог — чувствовать. Момент был слишком настоящий. Слишком неприкрытый. Слишком близкий.

Да. У меня есть киска. Теперь в этом нет никаких сомнений.

Но черт меня дери, если лишь один ее вкус не заставил меня понять, что я так долго голодал.

И тогда я понял, что должен дистанцироваться от чуждого мне чувства нужды, которое пронеслось сквозь меня. Нужды страстно желать. Оберегать. Заботиться. Мне пришлось оттолкнуть от себя единственное, чего я точно не хочу.

Любовь. Любовь и то, что вместе с ней от тебя ожидают.

Голос, с которым я произнес пит-стоп был похож на вой гребаного волка. Пытаюсь сказать себе, что мне нужна была дистанция, чтобы вернуть нас к единственному положению, которое для меня приемлемо. Вернуться к статусу договоренности. Возможно, я использовал ее термин, чтобы смягчить удар, но моя единственная идея заключалась в том, что если я заставлю нас установить условия, тогда смогу вернуть контроль, который, как я чувствовал, ускользает. Вернуть необходимость полагаться исключительно на себя.

Жму пальцем на дисплей и жду, пока беговая дорожка остановится. Стою, грудь вздымается, пот капает, не чувствуя себя лучше после целого часа мучений, которые я только что перенес. Смотрю вниз сквозь стеклянную стену, наблюдая, как парни заканчивают с кое-какими настройками двигателя, по поводу которых мы вчера вели разговор, прежде чем провести полотенцем по лицу и мокрым от пота волосам.

Слегка пошатываюсь, спрыгивая на пол после длительного пребывания на беговой дорожке. Направляюсь к двери слева от меня и иду в ванную комнату, которая соединяет тренажерный зал с моим офисом. Быстро принимаю душ, смотрюсь в зеркало, решая отказаться от бритья, и наношу какую-то херотень на волосы.

Знает ли она насколько я испорчен? Она хоть представляет, какой я ублюдок? Как обычно я беру то, что мне нужно, а затем выбрасываю? Мне нужно ей рассказать. Как-то. Каким-то образом. Я должен предупредить ее о чертовом яде внутри меня.

Натягиваю футболку через голову, когда меня озаряет, что мне нужно, чтобы избавиться от своей хандры. Вхожу в свой офис и направляюсь прямо к столу за мобильным, чтобы сделать несколько звонков и сдвинуть дело с мертвой точки. Но сначала мне нужно отправить ей сообщение. Нужно предупредить ее единственным способом, через который она может услышать.

Выбираю ее имя на телефоне и печатаю: «Принуждение» — «Matchbox Twenty». Затем нажимаю на «отправить», в голове снова и снова крутится текст песни «Я буду воспринимать тебя как должное. Да, буду».

— Какая муха тебя укусила?

Несмотря на знакомый голос, вздрагиваю. Оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Бэкс сидит на одном из стульев перед моим столом, ноги закинуты на стол.

— Ты напугал меня до усрачки, — рявкаю я, запуская руку в волосы. — Твою мать, Бэкс!

— Судя по всему, кому-то нужно потрахаться, братишка. Выглядишь так, словно тебе и двоих будет мало, — тянет он слова, глазами, полными веселья, смотрит на меня, прищуриваясь, изучая, пытаясь выяснить, что происходит.

С моих губ слетает смешок, сердцебиение начинает замедляться. Опускаюсь на стул и закидываю ноги на стол, подражая ему. Мы просто смотрим друг на друга, годы общения позволяют чувствовать себя в тишине комфортно, пока я обдумываю, что сказать, а он — что спросить.

Наконец, он решается нарушить молчание.

— Намного проще и дешевле снять камень с груди, Вуд, чем ломать гребаную беговую дорожку. — Просто киваю ему, прежде чем снова взглянуть на гараж, что стало одной из моих постоянных привычек. — Этим молчанием ты сейчас собираешься увильнуть от меня? — Когда я поворачиваюсь к Бэксу, его глаза уже смотрят на парней внизу, игнорируя мою насмешку. — Или собираешься объяснить, почему после обеда просидел всё совещание с задницей вместо головы, не внося практически никакого вклада и в принципе вел себя просто как придурок. И как только все закончилось, без какого-либо принятого решения, отправился ломать беговую дорожку? — он медленно переводит взгляд обратно на меня, вопросительно приподняв брови, и оценивающе смотрит.

Оставь это Бэкс. Единственный человек, который может поставить меня на место. Единственный человек, которому я позволю это сделать. Единственный человек, который знает меня достаточно хорошо, чтобы понимать, что я вне себя, и поинтересоваться по-братски, что, черт возьми, происходит.

— Ничего такого, — пожимаю я плечами.

Он долго смеется и качает головой.

— Да. Точно, ничего, — говорит он, поднимаясь со стула, не отрывая от меня глаз. — Раз уж ты такой разговорчивый, думаю, пойду-ка я по своим делам.

К черту всё. Прежде чем Бэкс доходит до двери, запихиваю бумажник в задний карман, беру мобильник и шагаю к двери.

— Пойдем, — бормочу я, проходя мимо него, зная, что он последует прямо за мной. И оказываюсь прав, потому что позади слышу его тихий смех. Который говорит: «Значит, я был прав».

Показываю универсальный жест, означающий «еще по одной», официантке с бейджиком, на котором написано «Конни». Если она будет просто стоять там и пялиться, то может сделать хотя бы это за бесплатное шоу. Дерьмо. Только начинаю расслабляться. Я не настолько пьян, чтобы отделаться от своего дерьмового настроения, но чувствую прогресс.

Конни, виляя бедрами, подходит к столу с нашими напитками в руках. Она наклоняется над столом, чтобы поставить их, убедившись, что я вижу сиськи, которые она выставляет на показ. Она, несомненно, горяча во всех смыслах и во всех нужных местах. Я бы определенно нашел с ней общий язык — в другое время, в другом месте, возможно — но сдерживаюсь от остроумного комментария о том, как внезапно, с момента заказа выпивки до прибытия сюда, ее декольте стало глубже, а юбка короче.

— Что-нибудь еще, что я могу предложить вам, джентльмены? — спрашивает она с намеком в голосе и языком облизывает губы.

— У нас всё есть, — Бэккет невозмутимо качает головой и прерывает попытку флирта. Он привык к такому дерьму и стал, черт побери, святым за то, что все эти годы деликатно и четко справлялся с этим.

Телефон издает сигнал о входящем сообщении, и я тянусь за новой бутылкой, когда смотрю на экран.

— Смитти на борту, — говорю я Бэксу. Я должен быть счастлив, что Смитти поедет с нами в Вегас. В прошлом у нас было много диких поездок. Он определенно поможет мне избавиться от хренового настроения.

Если я так рад, то почему чувствую разочарование от того, что на входящем сообщении в телефоне не высветилось имя Райли?

— Круто. Тогда почти вся банда в сборе, — говорит Бэкс, откидываясь на спинку стула и потягивая пиво. Чувствую, как он смотрит на меня, терпеливо ждет, когда я заговорю.

Наклоняюсь вперед и на мгновение хватаюсь руками за голову, пытаясь вытряхнуть из нее мысли, к которым постоянно возвращаюсь. Черт бы тебя побрал, Райли.

— Не хочешь рассказать, какого хрена мы здесь делаем, Колтон, почти в шесть часов вечера пятницы? Кто, черт возьми, засунул тебе шило в задницу?

Я лишь трясу головой, отковыривая этикетку со своей бутылки, и держу глаза опущенными.

— Черт бы побрал эту Райли, — бормочу я, зная, что только что открыл пресловутый ящик Пандоры, признавшись ему.

— Вот как, да? — размышляет он. Медленно поднимаю голову и встречаюсь с ним глазами, удивленный отсутствием остроумных комментариев, которые в его стиле. Он смотрит на меня поверх пивной бутылки, когда делает еще один глоток, а я просто киваю головой. — Какого хрена ты с ней сделал?

— Спасибо за оказанное доверие, Бэкс. — смеюсь я. — Кто сказал, что я что-то сделал?

Он лишь бросает на меня взгляд, который говорит — «слушай, о ком мы тут говорим».

— Ну…

— Ничего. Абсолютно, твою мать, ничего, — рявкаю я, выпивая рюмку, пытаясь заглушить тот факт, что я лгу своему лучшему другу. — Она меня раздражает.

— Как будто это гребаная новость. Мы говорим о женщине, не так ли?

— Знаю. Просто она пробралась мне под кожу и теперь разыгрывает недотрогу. Вот и всё. — Я вздыхаю, откинувшись на спинку стула, чтобы встретить взгляд Бэккета.

— Она сказала тебе «нет»? — Бэкс в шоке поперхнулся. — Типа нет-нет? Ты меня разыгрываешь?

— Нет. — Я снова ловлю взгляд Конни, чтобы та принесла еще по одной.

— Ну и дерьмо, Вуд. Через пару часов мы отправляемся в город греха. Уверен, там есть горячая штучка, которой можно воспользоваться ночью, чтобы забыть о ней. Или, если на то пошло, несколько горячих штучек. — Он пожимает плечами, и легкая ухмылка приподнимает уголки его губ. — Так как всё, что ты делаешь — это просто трахаешь Райли… ведь, ты делаешь только это, верно? Трахаешь ее? Нет никаких обязательств, чтобы их нарушать. Никакой колдовской киски-вуду.

Знаю, он пытается надавить на мои болевые точки. Так или иначе получить ответ о том, в каком я положении, когда дело касается Рай. Но, по какой-то причине, я не заглатываю наживку. Должно быть, из-за алкоголя, бегущего по моим венам. Вместо этого я пожимаю плечами в знак согласия по поводу найти кого-то еще на ночь, но по какой-то причине у меня нет желания. Ни капельки. И какого хрена его слова, что я просто трахаю ее, выводят меня из себя. Я разговариваю с Бэккетом. Моим лучшим другом и братом во всех отношениях — человеком, с которым я обсуждаю всё, действительно всё — так почему его спонтанное замечание меня раздражает?

Словно она по-прежнему держит меня за яйца.

Что б меня.

— У нее есть сексуальная подруга.

Бэкс смотрит на меня, будто у меня выросли две головы.

— Повтори-ка? Я не понял.

— Ну, мы можем заскочить к Райли по дороге в аэропорт, и они вдвоем могут поехать с нами. — Слова слетают с губ, прежде чем мозг может всё обдумать.

Бэккет давится глотком пива и начинает кашлять. Выражение его лица — полный шок. Видимо, у меня и правда выросла лишняя голова.

Игнорирую его и снова сосредотачиваюсь на пивной этикетке. Откуда, черт возьми, это взялось? Взять Райли с собой в Вегас? В единственное место, где на какое-то время я могу забыть о ней? Идеальное место, где можно использовать удовольствие, чтобы похоронить боль. Привезти девушку с собой в Вегас — все равно что привести жену в дом любовницы. Вот почему я никогда этого не делал. Никогда даже не думал. Избегал этого любой ценой. Спутницы, пары для свидания, как бы они ни назывались, всегда остаются дома. Они даже не знают, что я уезжаю. Без исключений. Так какого черта я только что это предложил? И что намного важнее, почему, черт возьми, больше всего на свете я хочу, чтобы она поехала?

Должно быть, я не в своем уме. Это всё киска-вуду.

Твою ж мать.

— Вот ведь дерьмо… — говорит Бэккет, растягивая слова. — Никогда не думал, что застану тот день, когда Колтон, мать его, Донован, скажет такое. — Он присвистывает, а затем, клянусь, я слышу, как что-то щелкает у него в голове. — У тебя секс без презерватива, не так ли?

Ничего не могу поделать и бросаю взгляд на его комментарий. И на наш мужской разговор вселенского масштаба о том, чтобы остаться с одной женщиной. Чтобы думать не только о сексе без обязательств. О том, что трахаешься без презерватива, потому что полностью доверяешь другому человеку.

О том, что оказываешься под каблуком у женщины.

Никто из нас никогда не занимался незащищенным сексом. Никогда. Это своего рода молчаливая солидарность между нами. Никто из нас этого не делал, до сих пор.

— Сукин сын! — Бэкс вскакивает со своего места. — Да… как ты мог… ублюдок!

— Заткнись нахрен, Бэккет. — рычу я, выпивая остатки пива и поднимаю пустую рюмку, чтобы Конни, которая не переставала внимательно ждать на расстоянии пары метров, ее заметила. Бэкс просто сидит и молча на меня смотрит, пока перед нами не появляется очередная порция шотов. Сижу и некоторое время смотрю на него, позволяя нам разобраться со сказанным мною, чтобы спокойно утрясти эту мысль в своей голове… а затем меня осеняет.

Мать вашу, да, я хочу, чтобы Рай поехала с нами. Ну, и что, черт возьми, всё это значит? Опрокидываю стопку, шипя как от ожога, прежде чем провести рукой по лицу, пока по губам разливается онемение. Бэккет смотрит на меня, как на циркового уродца. Вижу, он прикусил щеку изнутри, чтобы не ухмыляться мне, не говорить херню, которая проносится в его глазах на сверхзвуковой скорости.

Он прислоняет руку к уху и опирается на стол.

— Прости. Не думаю, что правильно тебя расслышал. Что, твою мать, ты ответил?

Не могу сдержать ухмылки, которая растягивает вверх уголок моих губ. Так мило со стороны Бэккета, я благодарен, что он держит себя в узде из-за моего очевидного дискомфорта.

— Да что б меня! — говорит он, смещаясь в кресле, чтобы чуть дольше задержать на мне недоверчивый взгляд. Смотрит на часы. — Что же, если мы собираемся взлететь вовремя, любовничек, нам лучше выдвигаться.

— Это все, что ты скажешь? — недоверчиво спрашиваю я.

— Я еще даже не начинал, Вуд! Мне нужно время, чтобы подумать… не каждый день ад замерзает.

Меня устраивает. Если мне сойдет с рук только то, что было сказано прямо сейчас, я согласен. Киваю ему головой и начинаю набирать сообщение на телефоне.

— Пишу Сэмми, чтобы он забрал нас. — говорю я ему. В баре фоном играет музыка, и я смеюсь над этой проклятой песней. Конечно, Пинк. Райли и ее гребаная Пинк. Отправляю смс Сэмми, а потом набираю в телефоне ее имя. Прежде чем осознаю, быстро отправляю смс и Райли.

Я зашел слишком далеко, так далеко, что увяз по самые яйца.


ГЛАВА 6

— Ты правда сказала ему это? — спрашивает Хэдди, с преувеличено недоверчивым выражением на лице, что невероятно забавно.

— Клянусь! — говорю я, поднимая ладонь в знак клятвенного заверения. Смотрю на телефон, куда только что пришло сообщение. Оно от Колтона, и всё, что там написано: «Начинайте вечеринку» — Пинк.

Хэдди не замечает моего странного взгляда, когда я это читаю, поскольку сосредоточенно подпиливает ногти. Какого черта? Сначала сегодняшнее сообщение с «Matchbox Twenty», которое меня огорошило, а теперь это? Он уже повсюду и полностью сбивает меня с толку.

— Черт! Хотела бы я увидеть его лицо, когда ты закрыла дверь.

— Знаю — я смеюсь. — Было приятно на этот раз оставить ошарашенным его, а не наоборот.

— Видишь, я же тебе говорила! — произносит она, толкая меня в колено. — Исключая тестостеронный фейерверк с Колтоном, вы с Таннером хорошо провели время?

— Да — нежно улыбаюсь. — Было так приятно его увидеть. Не понимала, как сильно скучала по нему, пока… — стук в дверь прерывает меня. Смотрю на Хэдди, глазами спрашивая, кто может к нам стучаться в пятницу в семь часов вечера.

— Понятия не имею. — Она пожимает плечами, вставая, чтобы узнать, так как у меня полно документов, разбросанных рядом со мной на диване и разложенных на коленях.

Несколько мгновений спустя слышу смех и голоса, и Хэдди восклицает:

— Смотрите, кого к нам занесло!

Сгорая от любопытства, начинаю убирать документы, когда Хэдди входит в гостиную с широкой улыбкой на лице.

— Кое-кто пришел увидеться с тобой, — говорит она с понимающим взглядом.

Прежде чем могу спросить, кто это, в комнату не очень твердой походкой вваливается Колтон вместе со смеющимся Бэккетом, следующим за ним. С Колтоном что-то не так, и я не уверена, что именно, пока он не видит меня. Глупая ухмылка расплывается по его лицу, и она выглядит неуместной на фоне его напряженных черт. Хорошо, что я убрала бумаги, потому что он бесцеремонно плюхается рядом со мной.

— Райли! — восторженно восклицает он, будто не видел меня несколько недель. Он протягивает руку, мозолистыми пальцами ведя по моей обнаженной коже, хватает меня и притягивает к себе на колени. Всё, что я могу сделать — это смеяться, потому что понимаю, что Мистер Крутизна и Вечный Контроль слегка пьян. Нет, даже очень хорошо выпивший. И, прежде чем я успеваю отреагировать на его внезапное появление, рот Колтона накрывает мой.

Сначала я сопротивляюсь, но как только его язык проникает в мой рот, и я чувствую его вкус — мне крышка. Стону от одобрения и сплетаюсь своим языком с его. Прошло всего несколько дней, но Боже, мне этого не хватало. Не хватало его. Забываю, что кто-то находится в комнате, когда Колтон запускает руку мне в волосы и завладевает мной, удерживая таким образом, что всё, что я могу делать — это откликаться. Всё, на что я способна — это впитывать ощущения, которые он мне дарит. У него вкус пива, мятных леденцов и всего, чего я хочу. Всего, чего жажду. Всего, в чем нуждаюсь. Выгибаю спину, так, что моя грудь прижимается к его, соски покалывает, когда они касаются его крепкой и теплой груди. Колтон поглощает стон, который он у меня вызвал, его эрекция упирается и трется об меня сквозь тонкие штаны моей пижамы.

— Может нам выйти из комнаты? — слышу я голос Хэдди, прежде чем она громко откашливается, в шоке возвращая меня к реальности.

Слегка отстраняюсь от Колтона, но его сжатый кулак остается в моих волосах, удерживая мои кудри в заложниках. Он прислоняется ко мне лбом, мы оба тяжело дышим.

Спустя время, он откидывает голову на диван и громко смеется, сотрясаясь всем телом, прежде чем выдохнуть:

— Черт, мне это было нужно!

Начинаю выбираться с его коленей, внезапно осознав, что на мне очень тонкая маечка, сквозь которую проглядывают очень возбужденные соски, а Бэккет — с которым я встречался лишь раз — сидит напротив меня, вглядываясь в нас со спокойствием, но изумлением. Прежде чем успеваю скрестить руки на груди, Колтон обхватывает меня сзади, прижимая к себе.

— Эй! — кричу я.

— Поймал! — игриво кричит он в ответ. — А Колтон пьян.

Что? Ерзаю у него на коленях, пытаясь повернуться и посмотреть на него.

— Что?

Он посмеивается, и это такой беззаботный мальчишеский смех — который так расходится с силой, которую он излучает — что от этого звука мое сердце плавится.

— Ас, — уверенно заявляет он. — А Колтон пьян (And Colton’s inebriated).

Он снова разражается смехом, и я не могу не смеяться вместе с ним.

— Нет. — И прежде, чем я могу сказать что-то еще, вклинивается Бэккет.

— Ты пьянее, чем я думал. «Пьян» начинается с буквы «i», придурок. Сказать остальные?

Колтон показывает ему средний палец, и его мальчишеский смех снова возвращается.

— Какая разница, Бэкс. Ты ведь знаешь, что любишь меня! — говорит он, притягивая меня обратно к себе. — Теперь вернемся к делу, — громко объявляет Колтон. — Вы едете с нами.

Хэдди приподнимает брови, забавляясь моим взволнованным выражением.

— Колтон, отпусти меня! — громко верещу я сквозь смех, пытаясь вырваться из его железной хватки. Он лишь крепче меня сжимает, положив подбородок мне на плечо.

— Нет! Пока не согласишься поехать с нами. Вы с Хэдди отправляетесь в небольшое путешествие со мной и Бэксом. — Я снова начинаю извиваться, и чувствую, как Колтон свободной рукой скользит вверх, чтобы обхватить ладонью мою грудь сквозь майку, лаская сосок пальцем. От его прикосновения втягиваю воздух, и краска смущения заливает мне щеки.

— Нет — нет-нет, — мучает он, его дыхание овевает мою щеку. — Каждый раз, когда ты будешь сопротивляться, детка, я буду тебя лапать. — Он прикусывает кожу между моим плечом и шеей, его эрекция под моими бедрами увеличивается. — Поэтому, прошу, Райли, — умоляет он. — Пожалуйста, сопротивляйся.

Закатываю глаза, несмотря на ударную волну желания, которая проходит сквозь меня при звуке его манящего голоса, и ничего не могу поделать с вырывающимся у меня смехом, Хэдди и Бэккет присоединяются ко мне. Пьяный Колтон — очень игривый Колтон. Мне нравится эта его сторона.

— Типичный мужчина, — поддразниваю я. — Вечно заблуждается и думает той головой, которая находится в штанах.

Он крепче прижимает меня к себе, одной рукой обнимает за плечи, а другой обхватывает за талию.

— Тогда, не бойся свести эту голову с ума, — бормочет он, низким, соблазнительным ворчанием мне на ухо, я смеюсь от двусмысленности его слов.

— Итак, милые дамы, поднимаем задницы и идем готовится! — вдруг приказывает он, разрывая наш контакт, подталкивая меня на ноги и шлепая по заду.

— О чем ты вообще говоришь? — спрашиваю я одновременно с вопросом Хэдди: «Куда едем?»

Бэккет громко смеется над реакцией Хэдди, прежде чем поднести бутылку пива к губам.

— Эй! — кричит Колтон. — Не пей мое пиво, ублюдок, или я уложу тебя.

— Расслабься, Вуд. — посмеивается он. — Своё ты оставил на столике возле входа.

— Черт! — ворчит он. — Я мужчина, которому нужно пиво и женщины, пошевеливающие своими задницами. Времени в обрез!

— О чем, черт возьми, ты говоришь? — поворачиваюсь к нему, скрестив руки на груди.

Медленная, проказливая улыбка расплывается по его губам, когда он смотрит на меня.

— Вегас, детка!

Загадочное сообщение разгадано.

— Что? — кричим мы с Хэдди, но с разными интонациями. Я ни за что не поеду в Лас-Вегас прямо сейчас. Какого черта?

Колтон держит свой телефон, кусает губу, стараясь сосредоточиться на экране, и я понимаю, что всё это время он пытался сказать измененным алкоголем сознанием.

— Мы вернемся утром, но выдвигаемся через час, так что, Райли, тебе лучше пошевелить своей прекрасной задницей!

Что? Мы полетим? О чем я вообще думаю? Я никуда не собираюсь.

— Колтон, ты ведь это не всерьез!

Он отталкивается от дивана и слегка пошатывается, прежде чем обрести контроль. Смотрит на меня сверху вниз, прядь волос упала на лоб, рубашка с правой стороны не заправлена.

— Может, стоит перекинуть тебя через плечо и утащить в спальню, чтобы показать, насколько я серьезен, милая?

Смотрю на Бэккета в поисках какой-то помощи. Он лишь пожимает плечами, молча смеясь над нашим поддразниванием.

— На твоем месте я бы смирился, Райли, — тянет он, подмигивая мне. — Он не сдается, когда в таком настроении. Советую тебе пойти переодеться.

Открываю рот, чтобы ответить, но ничего не выходит. Смотрю на Хэдди, у которой в глазах танцуют восторженные искорки.

— Давай, Рай, — настаивает она. — Тебе не помешает сбежать от всего, что обещает завтрашний день. — Она пожимает плечами. — Повеселись и немного забудься. — Киваю ей, и ее улыбка становится шире. Она громко визжит. — Мы едем в Вегас, детка!

Бэккет встает со стула и спрашивает про туалет. Хэдди предлагает показать ему, направляясь к себе в комнату, чтобы подготовиться. Поворачиваюсь к Колтону, но тот застает меня врасплох, когда наклоняется и перебрасывает меня через плечо, шлепая по заднице, и, пошатываясь, несет по коридору.

— Колтон, стой! — вскрикиваю я, шлепая его по заднице в ответ.

Единственный его ответ — смех.

— Какая комната твоя? — я визжу, когда он щекочет мне пятки. — Скажи мне, женщина, или мне придется и дальше пытать тебя!

О, мне определенно нравится пьяный и игривый Колтон!

— Последняя дверь справа, — кричу я, когда он снова меня щекочет, прежде чем бесцеремонно бросить на кровать. От смеха у меня перехватывает дыхание, и прежде, чем я успеваю заговорить, тело Колтона окутывает меня. Ощущение его веса, прижимающегося ко мне, пробивает трещину в моей решимости. Так долго быть отстраненной. Эта маска была сброшена в ту же минуту, как он ворвался в гостиную с этой игривой и пленительной ухмылкой на лице.

Его губы на мне, язык вторгается в мой рот. Скольжу руками вверх под его рубашку и двигаюсь выше по рельефным мышцам его спины. Поцелуй полон жадности, тоски и страсти, и я знаю, что теряюсь в нем. В Колтоне. Его руки блуждают, касаясь каждого сантиметра моей обнаженной кожи, которую может отыскать, будто ему нужен этот контакт, чтобы сказать себе, что, между нами, все в порядке. Что наше единение успокаивает его, подтверждая — что бы между нами ни было, оно все еще существует.

Замираю, когда слышу стук в дверной косяк.

— Давай, любовничек. — Бэккет неловко посмеивается. — Попридержи коней. Можете сделать это потом. Сейчас нам нужно успеть на самолет.

Колтон скатывается с меня, стонет, усмиряя свое возбуждение в джинсах.

— Ты реальный обломщик, Бэкс!

— За это ты меня и любишь, брат! — смеется он, удаляясь по коридору, давая мне немного уединения, чтобы собраться.

Колтон закидывает руки за голову и скрещивает ноги в лодыжках, когда я спрыгиваю с кровати.

— Боже, сейчас ты выглядишь так сексуально, — бормочет Колтон, его глаза фокусируются на моих сосках, натягивающих тонкий хлопок майки.

— Примерно через двадцать минут она будет выглядеть еще сексуальнее, Донаван, если ты уберешься отсюда ко всем чертям и позволишь ей делать свое дело, — беззастенчиво говорит Хэдди, когда вплывает ко мне в комнату, держа в руках несколько вешалок с чем-то, отдаленно напоминающим платья, чтобы я их примерила.

— Вот дерьмо, — говорит Колтон, соскакивая с матраса, — полагаю, мне такое уже говорили. Бэккет? — рявкает он в коридоре. — Время выпить еще по пиву.

Рассеянно накручиваю прядь волос Колтона на палец, когда смотрю на его голову, покоящуюся у меня на коленях. Он только что заснул, и я качаю головой, наблюдая за мирным спокойствием на его лице. Я все еще в шоке от направления, которое принял вечер. Улыбаюсь, вспоминая выражение лица Колтона, когда мы с Хэдди вошли в гостиную в наших сексуальных нарядах для Вегаса. Бутылка пива, которая направлялась к его губам, зависла в воздухе на половине пути, когда он меня увидел. Его глаза, лениво изучая, прошлись по всему моему телу, крошечная улыбка мелькнула на его губах, прежде чем они встретились с моими губами. То, что его глаза сказали мне одним этим взглядом, было всем, в чем я так нуждалась, но не могла услышать от него эти последние пару дней.

Страсть. Потребность. Желание.

А затем, когда Колтон упомянул про перелет, я и понятия не имела, что, прибыв на лимузине в муниципальный аэропорт Санта-Моники, нас будет ждать арендованный самолет. Мы с Хэдди просто смотрели друг на друга и качали головами из-за всей этой щедрости. А когда взошли на борт, в дополнение к Сэмми, тихо сидящему в хвосте самолета, была еще и стюардесса, желающая исполнить любой заказ на напитки или еду, который бы мы ни пожелали. В то время как Хэдди, Бэкс и я воспользовались предложением выпить, Колтон отказался от всего и заполз на диван рядом со мной, положил голову мне на колени, и заявил, что ему нужно быстренько вздремнуть, чтобы быть готовым к ночи.

С еле заметной улыбкой качаю головой, думая обо всем этом, смотрю вверх, чтобы увидеть, как напротив меня шепотом разговаривают Хэдди и Бэккет. Хэдди скинула туфли и поджала под себя ноги. Длинные ноги Бэккета вытянуты вперед, пальцы рассеянно рисуют линии на запотевшей бутылке. Он довольно красив в нетипичном смысле. Разглядываю его, понимая, что он больше привлекает своей сексуальностью, чем внешностью. Его светлые волосы песочного цвета коротко подстрижены и уложены гелем, благодаря чему торчат в разные стороны, словно шипы. Его кристально чистые голубые глаза окаймлены густыми ресницами. Это спокойные глаза человека, который сдержанно все воспринимает и за всем наблюдает. Он поджарый, с широкими плечами, как и Колтон.

Смотрю на него, лучшего друга моего любовника, и мне так хочется расспросить его о Колтоне. Думаю, он может пролить свет на многое, но знаю, он никогда не предаст своего приятеля, рассказав мне.

Случайно ли, или потому, что он чувствует мой взгляд, Бэккет поднимает глаза и встречается с моими глазами, предложение, адресованное Хэдди, замирает на его губах. Он наклоняет голову в сторону и поджимает губы, словно пытается решить, стоит говорить или нет.

— Знаешь, почему мы сейчас здесь… почему сегодня Вуд напился? — говорит он с южным акцентом, растягивая слова, смотрит вниз и качает головой при виде своего друга, прежде чем вернуться ко мне.

— Нет, — говорю я.

Бэккет опирается локтями на колени и смотрит мне прямо в глаза.

— Потому что ты сказала ему «нет», Райли. — Он качает головой, улыбка расплывается на его лице. — А никто, кроме меня, никогда не говорит ему «нет».

— Это смешно, — говорю я ему, глядя на Хэдди, которая с довольной ухмылкой на губах выгибает бровь от поворота, который принимает наш разговор. Понимаю, Бэккет говорит мне, что я первая женщина, которая сказала Колтону «нет». Не спрашивает «как высоко», когда он говорит «прыгай». Посмотрев на Колтона, возвращаюсь к Бэккету. — Без сомнения, одна из его многих других говорила ему раньше «нет».

Мгновение он молчит, раздумывая, прежде чем ответить.

— Не знаю, — говорит Бэккет, прикладываясь губами к бутылке, — а если бы и говорили, то я никогда не видел, чтобы Колтона это волновало. — Он откидывается назад и снова вытягивает ноги, а я пытаюсь прочитать в его глазах невысказанные слова. — Он вернулся с обеда настоящим сукиным сыном, Райли. По правде сказать, мне было жаль людей, сидящих за столом во время сегодняшнего совещания. — При этой мысли он улыбается. — И следующее, что я вижу — он вымещает свое разочарование на беговой дорожке. Тащит меня с собой в бар, чтобы дуться и звонить по телефону. Замышляет план. Говорит народу, что мы будем в Вегасе к десяти, чтобы они тащили туда свои задницы, и встретились с ним, где обычно.

Где обычно?

— Часто вы так делаете, парни?

— Каждые несколько месяцев. — Он пожимает плечами, будто это не имеет большого значения. — Но вот в чем дело, Райли, не важно с кем он, я никогда — никогда — не видел, чтобы он привозил с собой женщину, с которой встречается, или что, черт возьми, он там с ними делает. — Он направляет на меня горлышко бутылки. — Есть над чем подумать.

Бэккет удерживает мой взгляд, пока не видит, что я понимаю, о чем он. Между мной и Колтоном есть что-то другое, чего он раньше не видел. Киваю ему головой.

Он снова наклоняется вперед.

— Я давно знаю Колтона, Райли. Иногда он может быть чертовски самоуверенным и упрямым засранцем, но он хороший парень. Действительно хороший. — Чувствую искренность в его голосе и братскую любовь, которую он испытывает к Колтону. Он смотрит на своего дремлющего друга, а затем на меня. — Может, он не всегда делает как надо или даже вообще не знает, как это делать, но, как правило, за его действиями стоят лучшие намерения. — Когда я ничего не говорю, он просто кивает и продолжает. — Я говорю тебе это, потому что ты важна для него. Больше, чем он готов сейчас признать или понять, но это важно знать. Потому что если он важен для тебя так, как я думаю… важен на самом деле… не только за его известность, за то, кто он есть, ты должна это услышать. Черт, — ругается он, проводя рукой по подбородку и, откинувшись назад, качает головой. — Я должно быть пьян, раз говорю тебе такое. Твою мать. — вздыхает он. — Он бы придушил меня на месте, если бы знал, что я тебе рассказал.

— Спасибо, — говорю я ему едва ли не шепотом, пытаясь переварить всё, что он только что мне сказал — всё, что я хотела у него спросить, но боялась. У меня голова идет кругом от его признания. Стараюсь держать в узде надежду и перспективы, которые вздымаются внутри меня. Я достаточно важна, чтобы его лучший друг заметил происходящую в нем разницу. Мне просто нужно иметь в виду, что пока Колтон не осознает этого, подобные чувства все еще ничего не значат.

Хэдди смотрит на меня и мягко улыбается, зная, как мне нужно было это услышать. Эти слова оправдывают глубину эмоций, которые я уже испытываю к Колтону.

Бэккет благодарит стюардессу за еще одно пиво.

— Я и так сказал слишком много, так что позволь закончить, — бормочет он себе с застенчивой улыбкой, расплывающейся на губах. Колтон шевелится и переворачивается, лицом прижимаясь к моему животу, и всё, что я хочу сделать, это нагнуться и поцеловать его. — Пытаться контролировать Колтона — всё равно, что пытаться поймать ветер. Даже и не стоит стараться… — он качает головой, — он облажается, Райли. Будет делать кучу ошибок и говорить неправильные вещи, потому что не знает, как поступать иначе, чем так, как поступал до этого.

Бэккет делает глоток и вздыхает.

— Он никогда не признается, Райли. И если ты не из числа тех немногих, достаточно приближенных к нему, чтобы это увидеть, ты никогда не догадаешься, что он человек, тонущий в своем прошлом. Признав, что у вас может быть больше, чем просто обычная договоренность — что очевидно, раз ты здесь — он может просто потянуть тебявниз, чтобы ты утонула вместе с ним. — Он слегка ерзает на месте, не отрывая от меня глаз. — Когда это произойдет, Райли, больше всего на свете ему нужно будет, чтобы ты стала его спасательным кругом. Он будет настолько поглощен и одержим предотвращением встречи своего прошлого со своим будущим, что ему понадобится от тебя всё, чтобы удержаться на плаву.

Он еще минуту пристально смотрит в мои глаза, а затем расслабляется в кресле, легкая улыбка играет в уголках его губ.

— Я люблю его до смерти, Райли, но иногда он меня тоже бесит. — Он без извинений пожимает плечами. — Просто таков Колтон.

Снова смотрю на Бэккета и тихо улыбаюсь, молчаливо соглашаясь с его оценкой.

— Начинаю понимать, — бормочу я.

Стюардесса подходит с напитки в последний раз и сообщает, что мы скоро начнем снижаться к Лас-Вегасу. Смотрю вниз на Колтона, и по мне разливается теплое чувство, когда я понимаю, как сильно я стала заботиться и любить — да, любить — его. Качаю головой, Хэдди ловит мой взгляд, ее наполняет счастье за меня.


ГЛАВА 7

Прошло несколько лет с тех пор, как я была в Лас-Вегасе, и я не могу поверить, насколько город греха изменился за это время. Появились новые отели, а старые были снесены. Обветшавшие были отреставрированы в соответствии с веянием нового времени.

Умираю от желания побыть наедине с Хэдди. Нам ни разу этого не удавалось сделать с тех пор, как началось это приключение, а мне нужен ее совет по поводу того, как следует вести себя в свете откровений Бэккета. В самолете нам выдалось короткое мгновение побыть наедине, пока мы освежались, но его было недостаточно, чтобы по-настоящему обсудить события ночи.

Когда мы выходим из лимузина, нас окружают огни и шум, атакуя наши органы чувств. Сэмми кивает Колтону и берет на себя инициативу, когда мы поднимаемся по лестнице ко входу в отель «Венеция». Через мгновение мы входим в ресторан «ТАО». Рука Колтона у меня на пояснице, и я замечаю, что Бэккет делает то же с Хэдди. Мне любопытно, он просто пытается быть джентльменом или происходит что-то еще. Интересно.

Понимаю, что люди начинают смотреть на нас, когда имя Колтона быстрым шепотом проносится по толпе, собравшуюся в пятницу вечером в надежде увидеть знаменитость. Фотокамеры телефонов мигают вспышками, и я смотрю на Колтона, чтобы увидеть его реакцию. Он расточает улыбки толпе, но когда смотрит на меня, в его взгляде появляется теплота, которой нет, когда он смотрит на публику. Сон немного его отрезвил, но я все еще чувствую, что игривый Колтон находится где-то поблизости.

Мы обходим длинную очередь людей, ожидающих шанса войти. Когда приближаемся к стойке администратора, из-за неё выходит женщина и делает нам жест следовать за ней. Ого, жизнь должна быть приятной, когда ты Колтон Донаван. Никаких очередей и все женщины к твоим услугам.

Колтон держит меня за руку, мы проходим мимо гигантского Будды по пути к нашему отдельному столику. Когда мы идем, головы присутствующих обращены на нас, на фоне затемненной атмосферы помещения взрываются яркие вспышки. Слышу, как имя Колтона еще пару раз проносится по толпе, прежде чем он останавливается и поворачивается ко мне лицом.

Смотрю на него с озадаченным выражением, он подходит ко мне и неожиданно овладевает моим ртом. Сначала я замираю — ведь мы находимся посреди очень шикарного и полностью забитого ресторана — но когда Колтон углубляет поцелуй, когда его пальцы сжимают мое лицо и удерживаю мою голову неподвижно, я уступаю ему. Его вкус просто слишком поглощающий и его тяга ко мне слишком сильна, чтобы сопротивляться.

Шум, исходящий от посетителей ресторана, исчезает. Колтон целует меня так, словно я его воздух, а он делает свой последний вдох. Поцелуй страстный, собственнический и провокационный. И, черт возьми, его вызывающий привыкание вкус затягивает меня и овладевает. Мой разум возвращается к реальности, когда мозг начинает осознавать свист и крики зевак.

Толпа вокруг нас шумит громче, подстегивая наше публичное проявление чувств. Колтон продолжает удерживать в ладонях мое лицо, но отрывается от моих губ. В его глазах написана неприкрытая страсть, но улыбка высокомерная и озорная. Единственная мысль в моей голове — это ого! Но он оставил меня настолько запыхавшейся, что произнести даже такое простое слово не представляется возможным. Я вопросительно смотрю на него.

Он просто кивает головой в сторону, свет отражается в его изумрудных глазах.

— Если они собираются пялиться, Райлс, мы можем устроить хорошее шоу! — он двигает бровями и целомудренно целует меня в губы, прежде чем схватить за руку и последовать за администратором, стоящей слева от нас. Ошарашенное выражение ее лица в точности отражает мои чувства.

Игривый Колтон вновь появился.

Овации следуют за нами из главного зала до нашей частной обеденной зоны, и только тогда я могу прочитать потрясение на лице Хэдди. Пожимаю плечами, а она улыбается мне в ответ: глаза широко раскрыты, на щеках глубокие ямочки.

Мы подходим к нашему столику, и Колтон тянет меня в свои объятия, прежде чем я успеваю сесть на стул, который он для меня отодвинул.

— Я еще не сказал тебе, как потрясающе ты сегодня выглядишь. — выдыхает он мне в ухо. — И теперь каждый парень в этом ресторане знает, что ты моя, — говорит он на случай, если заявление, которое он только что продемонстрировал, было недостаточно ясным. Он прижимается губами к моему уху. — Ты выглядишь чертовски сексуально в этом платье, но я должен признаться, что все, о чем я могу думать, это как снять его с тебя. — он посмеивается — соблазнительный звук, который окутывает всю меня, вызывая щекочущее чувство желания внизу живота. — Спасибо, что поехала сегодня, Райлс.

Ужин вкусный и кажется не богатым на события по сравнению с вихрем последних нескольких часов. Разговор, между нами четырьмя, протекает легко, и я понимаю, почему Колтону нравится Бэккет. Он веселый, остроумный и очень простой в общении, без проблем ставит Колтона на место, когда ему нужно. Они перекидываются остротами, как брюзгливые старушки, но их привязанность друг к другу очевидна.

Сэмми сидит за столом рядом с нами постоянно настороже. Пару раз он предотвращал вмешательство в нашу трапезу нетерпеливых дам, желающих сфотографироваться с Колтоном, если не что-то большее.

Ловлю себя на том, что случайно уставилась на Колтона во время ужина. Его харизма и энтузиазм заразительны, и мне нравится смотреть, как загорается его лицо, когда он рассказывает историю или пересказывает событие. Во время ужина он ко всем вежлив и внимателен, следя за тем, чтобы все наши желания были удовлетворены. Он крадет у меня маленькие поцелуи здесь и там, то сжимая мою руку, то проводя пальцем по обнаженному плечу. Интересно, имеет ли он хоть малейшее представление, какой огонь разжигает во мне своими случайными ласками.

Отпиваю из последней порции Тома Коллинза и понимаю, как по телу разливается легкая нега, телефон Колтона сигналит о входящем сообщении. Он смотрит вниз и смеется над посланием.

— Тебе назначили горячее свидание, Ас? — дразню я его с ухмылкой. Он поднимает взгляд от своего телефона, чтобы встретиться с моими глазами, в то же время Хэдди фыркает по поводу прозвища. Он лишь приподнимает бровь и вспыхивает той озорной усмешкой, которую я обожаю. Глядит на меня, я вижу тот момент, когда его мозг отмечает, почему смеется Хэдди.

— Ты, — говорит он, указывая через стол на Хэдди.

— Я? — притворно произносит она, делая глоток через соломинку.

— Ты знаешь, что означает A.C.E., — говорит он с волнением, и я вижу, как винтики в его голове вращаются, когда он обдумывает, как с этим разобраться.

— Почему ты так думаешь? — Хэдди с притворной невинностью хлопает ресницами.

— Выкладывай, Монтгомери, — игриво требует Колтон. Хэдди бросает на меня взгляд, ее улыбка становится шире, но она ничего не говорит. — Чем я могу тебя подкупить?

— Ну, — отвечает Хэдди своим лучшим призывным голосом. — Определенно есть много чего, что ты можешь сделать, чтобы заставить меня говорить. — Она выдыхает, облизывает нижнюю губу и останавливается. — Знаешь, мы с Рай любим немного поиграть друг с другом, — говорит она с намеком, оглядывая его сверху вниз. Лицо Колтона выражает полнейший шок и, будучи парнем, неприкрытую похоть. У меня уходят все силы на то, чтобы не рассмеяться. — Если хочешь, чтобы я заговорила, ты всегда можешь к нам присоединиться, — предлагает она, — и немного поиграть…

Он сглатывает, его глаза мечутся между нами взад и вперед, прежде чем на его искусных губах появляется распутная ухмылка.

— Очень убедительно, Хэдди… и как бы мой член не наслаждался подобной мыслью, я не заглощу наживку, милая, — отвечает он, Бэккет разражается смехом.

— Проклятье, Хэдди. — Бэкс качает головой. — Ты меня почти провела!

Мы все смеемся, Хэдди бросает в него салфетку и с улыбкой поворачивается ко мне.

— Он никогда этого не узнает.

— Привлекательный, Очаровательный и Восхитительный (Attractive, Сharming, and Еxquisite), — пытается догадаться Колтон, а затем дует на костяшки пальцев и трет их о грудь.

— Нет. — я ухмыляюсь ему, играя с соломинкой в своем напитке.

— Больше похоже на всепоглощающее эго (Аll Сonsuming Еgo), — насмехается Бэккет.

— Нет, — повторяю я свой стандартный ответ.

— Спаслись в последнюю минуту! — говорит Колтон, когда официант ставит перед нами тарелки, наполненные шоколадным десертом.

Мы наслаждаемся нашим десертом, игривое поддразнивание продолжается, но независимо от того, где блуждают мои глаза, они всегда возвращаются к Колтону. Он смотрит на меня, когда я восхищаюсь его дьявольски красивым лицом, и нежно мне улыбается.

— Готова?

Отвечаю улыбкой и киваю.

— Хэдди? Бэкс? Сыграем? — они оба соглашаются и собирают свои вещи. Начинаю вставать и понимаю, что меня тянут назад, и я приземляюсь на колени Колтона. Мельком вижу его грешную ухмылку, прежде чем его губы смыкаются на моих. Его язык скользит между моими губами и дразнит меня медленными соблазнительными движениями. У него вкус мяты и рома, и все, о чем я могу думать, что этих маленьких поцелуев здесь и там недостаточно, чтобы продержаться весь вечер. Они беспощадно дразнят, когда я уже познала невообразимую мощь того, что на самом деле они могут быть еще лучше. Его рука медленно скользит по моему бедру, кончики пальцев проникают под подол платья, массируя мягкую кожу своими шершавыми прикосновениями.

Дразня меня.

Прежде чем я могу начать логично мыслить, он отстраняется и целует меня в кончик носа. Издаю разочарованный вздох, нуждаясь гораздо в большем, чтобы успокоить боль, которую он во мне заронил.

Колтон тихо смеется над моей реакцией.

— Пойдем, — говорит он, кивая головой в сторону двери.

Мы провели последние полтора часа, расположившись в казино с его яркой атмосферой. К большому беспокойству Сэмми, Колтон решил, что хочет сыграть в кости. После небольшого первоначального проигрыша Колтон оказался за столом, окруженным толпой, снова и снова кидая кости под их ободряющие овации и выигрывая в пользу своего кошелька.

Когда чуть позже полуночи наша машина подъезжает к черному входу в казино «Palms», уровень адреналина в его крови по-прежнему высок, и я чувствую, как он исходит от него. Мы все прилично выпили, и я более чем готова выбросить дозу энергии на танцполе.

— Теперь, дамы, начинается настоящее веселье! — восклицает он, прежде чем опрокинуть в себя остатки алкоголя и схватить меня за руку.

Выходим из машины и пробираемся через боковую дверь в отель, а оттуда через черный вход в ночной клуб «Rain». Энергичный ритм песни «Животное» наполняет клуб и отражается в моем теле. Сотрудник клуба ведет нас вверх по лестнице и отцепляет бархатную веревку с табличкой, где написано «Зарезервировано», чтобы мы могли пройти в VIP-зону.

Такое странное чувство, когда к вам относятся как к единственному посетителю клуба, забитого сотнями других людей, находящихся отсюда всего в нескольких шагах.

Нас ведут на верхний ярус, и когда мы поднимаемся, меня поражает рев приветствий. Колтон, похоже, не удивлен, и я понимаю, что тридцать с лишним человек передо мной — это те, кого Колтон созывал всю ночь. Толпа внезапно поглощает его, парни расточают похлопывания по спине, а женщины — чересчур долгие объятия.

Отступаю назад, позволяя ему насладиться вниманием друзей, а себе осмотреться. На этом уровне я насчитала шесть помещений, которые выходят на танцпол, и, кажется, на эту ночь Колтон арендовал их все. Шагаю к перилам и наблюдаю, как скопление людей внизу кружится и движется под ритм музыки.

— У тебя все хорошо?

Смотрю на Хэдди с облегчением, что она здесь, и улыбаюсь.

— Да. Просто все это немного чересчур по сравнению с тем, к чему я привыкла.

— Полагаю, он немного переборщил с этим, да?

— Самую малость, — смеюсь я. — Итак, Бэккет? — спрашиваю я, выгибая брови.

— Он чертовски милый… — она пожимает плечами, — ну, знаешь, как это бывает. — Она смеется в типичном беззаботном стиле Хэдди. Если она захочет, то к концу ночи заставит его есть из ее рук. Это ведь Хэдди. — Хочешь потанцевать?

Выискиваю Колтона, чтобы сказать ему, что мы спускаемся на танцпол, но он посреди дико оживленного разговора. Он догадается. Через несколько мгновений мы спускаемся вниз и сливаемся с движущейся на танцполе толпой. Так приятно расслабиться и двигаться в ритме, потеряться на мгновение и забыть годовщину, которая началась в ту минуту, когда часы пробили полночь.

После пары песен поднимаю взгляд к балкону над нами, видя стоящего у перил Колтона. Он шарит глазами по толпе, и проходит несколько минут, прежде чем находит меня. Испытываю дежа вю, когда наши взгляды встречаются — на этот раз клуб другой, но между нами тот же сильный жар. Его лицо на мгновение попадает в тень, и я не могу не вспомнить, как на нашем первом свидании задавалась вопросом, был ли он ангелом, борющимся с тьмой, или дьяволом, поглощающим свет. Сейчас, глядя вверх и полностью им поглощенная, Колтон определенно мой сражающийся ангел. И все же я знаю, дремлющий в нем дьявол, всегда маячит под поверхностью.

Продолжаю двигаться, несмотря на нашу бесспорную связь — ту, от которой перехватывает дыхание, а сердце пропускает удар каждый раз, когда он на меня смотрит. Улыбаюсь и жестом показываю, чтобы он спускался. Он качает головой, взвешивая какую-то мысль, и улыбается, прежде чем исчезнуть из поля зрения.

Песня меняется, и я слышу вступительные ноты «Scream» Ашера. Поднимаю руки вверх и вращаю бедрами в такт, позволяя музыке окутать меня. Пою свою любимую строчку:

— В моей руке нет выпивки, но я пьян, опьянен мыслями о тебе обнаженной. — Открываю глаза на последнем слове, чувствуя, как кто-то позади скользит руками по моей талии и притягивает к себе. Улыбка Хэдди говорит мне, что это Колтон, и я расслабляюсь в его объятиях, вижу, что Бэккет и еще несколько его друзей сверху присоединяются к нам.

Мягкие изгибы моего тела льнут к крепкому телу Колтона, я закрываю глаза, и мы начинаем двигаться. Каждое движение вызывает покалывание на коже и воспламеняет всё внутри. Каждый нерв настроен на касающееся меня тело. Его сильные руки обрисовывают линии моего тела: стимулируя, захватывая, соблазняя. Наши бедра движутся в унисон, выпуклость эрекции искушает меня при каждом движении. В своей неудовлетворенной нужде, в нарастающем желании мы копируем друг друга.

Колтон разворачивает меня к себе лицом, требовательные руки заставляют меня делать то, что хочет он, возбуждая еще больше. Это вызывает образы его умелых пальцев, пробегающих по моим створкам, прежде чем раздвинуть их и скользнуть внутрь. При этой мысли я издаю стон, и каким-то чудом, несмотря на музыку, он слышит меня, потому что сексуальная ухмылка на его лице и потемневшие глаза говорят мне, что он чувствует то же самое. Знаю, он хочет большего, чем просто эти раздражающие, но чертовски чувственные ласки в одежде.


ГЛАВА 8

Мы танцуем еще несколько песен. Каждое прикосновение к нему усиливает мое желание. Соблазнительная игра, которая дразнит, заставляя чувствовать нас обоих, несмотря на отсутствие слов. Вступительные ноты «Пони» в исполнении Ginuwine доносятся из динамиков, и Колтон не может сдержаться от намекающего тона песни. Он хватает меня за руку и с очевидной целью тащит сквозь толпу на танцполе. Нетерпимость, жажда и решимость исходят от него и отражаются во мне, он останавливается у подножия лестницы. Каждая частица моего тела находится в состоянии повышенной готовности, когда он кладет руку мне на спину, чтобы подтолкнуть меня вверх по ступенькам. Делаю первый шаг, когда он разворачивает меня и накрывает мои губы пылким, настойчивым поцелуем.

Он атакует мой рот с ясной целью, полностью стирая все надежды на самоконтроль, когда дело доходит до него. Но, прежде чем я могу поддаться искушению и от всего сердца отреагировать, он заканчивает поцелуй так же резко, как и начал, оставляя меня желать, почти умоляя о большем.

Колтон начинает подниматься вверх по лестнице, ведя меня за собой за руку. Когда мы достигаем вершины, где стоит Сэмми, Колтон наклоняется и говорит ему что-то на ухо, музыка заглушает слова. Сэмми кивает головой и разворачивается, мы с Колтоном следуем за ним.

Добираемся до шестой и последней VIP-зоны на балконе, я следую за Колтоном, останавливаюсь и смотрю вниз на клуб. Оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как Сэмми выводит из последней комнаты друзей Колтона, прежде чем смотрю на него. Его глаза сосредоточены на толпе внизу, челюсть сжата, и мне интересно, я сделала что-то неправильно, что он разозлился.

Я слегка озадачена. Что, черт возьми, я сделала? Сейчас он предпочитает злиться? Думаю, мне стоит привыкнуть к его неожиданным перепадам настроения, но нет. Мы молчим в ожидании того, что делает Сэмми, и я смиряюсь с тем, что у нас на горизонте, скорее всего, маячит сражение. Разве мы не можем провести хоть одну ночь без этого?

Сэмми наклоняется к уху Колтона и говорит ему что-то, а потом мы снова движемся. Колтон ведет меня за руку в шестую, теперь уже свободную VIP-зону. В ту минуту, как мы скрываемся за стеной и находимся вдали от чужих взглядов, тело Колтона мгновенно врезается в мое, с силой прижимая меня к стене.

У меня есть время только на одну связную мысль, прежде чем вкус Колтона затягивает меня. Он не сердится на меня. Едва ли. Он поглощен желанием.

Весь жар и настойчивость поцелуя на лестнице усиливается, и даже более того. Наши зубы сталкиваются, тела сплетаются, его язык проникает между моих губ и ласкает. Его руки на моем теле повсюду, каждое прикосновение воспламеняет мою потребность и посылает искры желания вниз живота.

Мне нужно, как воздух, чтобы он оказался во мне, наполняя, двигаясь внутри меня, прямо сейчас.

Его язык продолжает свою мучительную атаку на мой рот, руки ищут мою обнаженную плоть, а слова песни питают желание, бушующее между нами. Он наклоняется и подтягивает мою ногу вверх к своему бедру, его руки скользят под подол платья. Пальцы в отчаянии вонзаются в мою готовую на всё плоть. Его рука так близко, и в то же время так далеко от того, где мне нужно, чтобы она была, что все, что я могу делать, это стонать от смеси разочарования и необходимости. Он прикусывает мою нижнюю губу, а затем смягчает укус, зализывая его языком, побуждая меня сжать в кулак его волосы. Тяну за них — мой молчаливый способ сказать, что он тоже мне нужен. Хочу его так же отчаянно.

Прямо здесь. Прямо сейчас.

Он отстраняется от меня, его грудь вздымается и опускается от затрудненного дыхания, он сверлит меня взглядом, несмотря на туман страсти в глазах.

— Мне не нравятся все эти парни, танцующие вокруг тебя, — говорит он, его напряженный голос игрив, несмотря на сильное желание, которое я вижу в его глазах.

— Это привлекло твое внимание, не так ли? — дразню я, затаив дыхание, удивленная его ревностью.

— Милая, если хочешь моего внимания… — он ухмыляется, его руки, обхватывают мой зад и дергают меня на себя, его эрекция восхитительно вжимается в мое податливое тело, — всё, что тебе нужно сделать, это попросить.

— И оторвать тебя от льстивой толпы твоих друзей? — дразню я, выгибая брови, мой сарказм очевиден.

— Так ты предпочитаешь танцевать среди случайных мужчин?

Втягиваю воздух, когда он двигает руками по моим бокам и останавливается у груди. В моем теле столько неудовлетворенного желания, что оно реагирует мгновенно, когда получает ощущения, которых оно так жаждет. Его большие пальцы касаются моих сосков, и они моментально твердеют, он водит по ним вверх и вниз. Откидываю голову назад, закрывая глаза, и позволяю ощущениям, которые дает касание его больших пальцев, поглотить меня. Голова затуманивается, пытаясь придумать остроумный ответ на эту шутливую прелюдию между нами.

— Это ведь заставило тебя выбраться оттуда, не так ли? — дразню я, проводя языком по нижней губе. — Просто думай об этом как о средстве достижения конечной цели, Ас.

Колтон снова поднимает и опускает большие пальцы, чтобы привлечь мое внимание.

— Ох, детка, — бормочет он, — единственный конец, который ты получишь своими средствами — будет мой. — Он наклоняется, чтобы прикусить мою нижнюю губу, прежде чем отступить, чтобы встретить мой взгляд, одной рукой сжимая мне грудь. — Мой.

Мощь в его глазах не дает мне рассмеяться. Наклоняюсь к нему, протягиваю руку, чтобы пробежаться по его эрекции и сжать ее через брюки. И я не понимаю, откуда у меня берется эта бесстыдная уверенность, но я приближаюсь губами к его уху и шепчу чуть слышно.

— Докажи.

Колтон издает сдавленный стон, и в мгновение ока сжимает мою голову и удерживает так, пока обрушивается на мой рот, прежде чем оторваться от него слишком рано.

— Пойдем, — говорит он, тянет меня за собой, направляясь вглубь к одному из кресел в задней части комнаты. Он садится и тянет меня на себя. — Оседлай меня, — приказывает он, и его потребность во мне настолько велика, что я повинуюсь без раздумий. Я задираю платье до бедер и ставлю колени по обе стороны от него, опускаясь ему на колени.

Он смотрит на меня с порочной ухмылкой, которая заставляет меня хотеть заслужить тот взгляд, которым он меня награждает. Глаза прикованы к моим, он кладет руки на мои обнаженные колени и проводит руками вверх по бедрам. Когда доходит до подола платья, просто задирает его выше. Мои губы раскрываются в бессмысленном движении, и в минуту скромности я оглядываюсь через плечо, чтобы посмотреть на дверной проем, убедиться, что никто не смотрит.

— Не волнуйся, — шепчет Колтон, в его голосе звучит неприкрытая жажда, — Сэмми охраняет дверь. Он никого сюда не пустит.

Чувствую облегчение и все же неудобство от мысли, что Сэмми знает или, может, предполагает, чем мы здесь занимаемся. Мое беспокойство испаряется, потому что руки Колтона сжимают мои бедра, и я инстинктивно раздвигаю их шире, когда желание прокатывается по моему телу.

— Я весь вечер хотел трахнуть твою сладкую киску, — рычит он мне в ухо. — С тех пор, как увидел твои соски, натягивающие ткань майки. С тех пор, как ты танцевала, дразнила меня своим сексуальным телом. — Его большие пальцы касаются моих влажных трусиков, и я дрожу, его прикосновение словно молния пронзает низ моего живота. — Я хочу почувствовать тебя изнутри. Хочу почувствовать, как твои соки покроют меня, когда я буду тебя трахать. Хочу услышать звук, который ты издаешь, когда кончаешь. И. Я. Просто. Не могу. Больше. Ждать. — Усмехается он между дразнящими поцелуями.

И тогда он, наконец, дает мне то, чего я жажду. Его рот захватывает мой, раздвигая мои губы и унося с собой любой моей ответ. В то же время один палец оттягивает мои трусики в сторону, а другой касается клитора. Взрыв неописуемого блаженства от его прикосновений сотрясает меня, его губы, заглушают стоны, которые он у меня вызывает.

Впиваюсь пальцами в мускулистую плоть его плеч, не заботясь о том, оставят ли отметины мои ногти. Его язык проникает в мой рот, исследуя томно, тщательно и соблазнительно, в то время как его пальцы раскрывают мои створки и умело дразнят, так что каждую частицу меня стягивает в неистовый узел желания. Его рука скользит вниз, к моим раздвинутым ногам, и увлажняет пальцы соками моего очевидного возбуждения, прежде чем выскользнуть обратно, чтобы покрыть меня ими. Но его ласки на этом не заканчиваются, напротив, он вводит в меня два пальца.

Я задыхаюсь от грандиозных ощущений, отчаянно ожидая и предвкушая то, что должно произойти. Его пальцы начинают двигаться внутри меня, и я выгибаю бедра, насколько могу, открываясь ему, чтобы у него был полный доступ. Закрываю глаза, голова откидывается назад, экстаз его прикосновения угрожает сокрушить меня.


— Господи Иисусе, — стонет он возле моего горла. — Детка, ты такая чертовски мокрая для меня. Такая готовая. У меня из-за тебя охрененный стояк. Кончи для меня. Кончи, чтобы я мог погрузиться в тебя, когда ты все еще будешь испытывать оргазм.

Его откровенные слова соблазняют меня, толкая ближе к краю. Ощущения, которые вызывают его пальцы, заставляют меня забыть и в то же время знать, что мы в ночном клубе. Я знаю, потому что восторг от того, что нас так легко могут поймать, усиливает мое возбуждение, заставляя меня замечать каждое прикосновение и движение его тела. Любой контакт плоти к плоти.

Его губы дразнят изгиб моей шеи, другая его рука дарит необходимое моему клитору трение, чтобы столкнуть с тонкого, как лезвие, края здравомыслия. Мощная приливная волна жара поражает меня, затягивает приливными волнами, когда я раскалываюсь на миллион кусочков. Опускаю голову на плечо Колтона, сердцебиение зашкаливает, тело пульсирует от оргазмического удовольствия, которое омывает меня. Втягиваю воздух короткими и резкими вдохами, пока он вынимает пальцы и возится со своей молнией у меня между ног.

Прежде чем успеваю прийти в себя, Колтон приподнимает меня за бедра и располагается у моего входа. Я так запуталась в моменте, в удовольствии, в Колтоне, что внешний мир перестает существовать.

Сейчас есть только мы с Колтоном и наша плотская потребность, воспламенившая ад между нами. Когда мы такие — связанные в единое целое и поглощенные друг другом — я забываю обо всем остальном. Его вкус, его аромат, его доминирование над моими чувствами — это единственное на что я обращаю внимание.

Я медленно опускаюсь на него, чувствуя каждый его сантиметр, пока мои бедра не оказываются полностью прижатыми к его. Грубый рык Колтона и его пальцы, впивающиеся в мои бедра — единственная реакция, которая мне нужна. Наклоняюсь вперед и накрываю его рот своим, когда медленно качаюсь на нем, его тело напрягается, а мое сжимается вокруг него в одобрении. Продолжаю двигаться, скользя вверх и вниз по его длине. Мои руки обхватывают упругие мышцы его спины, а язык уговаривает и требует, чтобы он забрал у меня все, потому что я не хочу меньше, чем его всего.

Его руки подталкивают и притягивают меня при каждом движении. Я так сосредоточена на том, чтобы отдать ему все, что нужно, все, что он захочет, что даже не понимаю, как мое тело тонет в жаркой лаве, которая меня наполняет. Лицо Колтона напряжено, ноздри раздуваются — верный признак его усиливающегося удовольствия и надвигающейся кульминации. Его член утолщается внутри меня, расширяя меня, поэтому, когда он толкается в меня в следующий раз, я взрываюсь во вспышке ощущений. Он проникает внутрь меня еще пару раз, а затем его руки сильно сжимают мои бедра, удерживая меня на месте, пока оргазм проносится сквозь него. Он откидывает голову назад, рот приоткрывается, когда его потрясенный стон заполняет пространство между нами, прежде чем его заглушает какофония шума в клубе.

Смотрю на его лицо, по которому мелькает реакция на его разрядку, когда меня поражает то, что я только что сделала. Черт возьми! О чем, черт побери, я думаю, и куда делась настоящая я, а на моем месте появилась эта распутница? Начинаю отодвигаться от Колтона, но он не дает мне разорвать наш контакт. Вместо этого он притягивает меня к себе, удерживая меня так мгновение, сладко и неожиданно, прежде чем поцеловать мой лоб, а затем кончик носа.

Мы приводим в порядок свой растрепанный внешний вид, не говоря ни слова. Начинаю суетиться, Колтон берет меня за руку и сжимает ее, пока я не смотрю на него. Медленная улыбка изгибает уголки его губ, когда он притягивает меня к себе, прежде чем наградить целомудренным поцелуем в губы. Он качает головой.

— Ты полна сюрпризов, Райлс.

А ты самый большой сюрприз из всех.

Потягиваю свой напиток, сижу с Хэдди в VIP-зоне, мое тело слегка раскачивается в такт музыке, доносящейся снизу. Мне нужен небольшой перерыв, начинает сказываться долгое пребывание на высоких каблуках. Вижу, Сэмми охраняет лестницу и сразу отвожу глаза, смущенная любыми выводами, которые он сделал в отношении менее чем невинного характера нашего с Колтоном уединения.

Слышу пронзительный возглас, когда Сэмми пытается помешать кому-то подняться по лестнице. Колтон, погруженный в разговор, поворачивает голову в сторону суматохи. Он отступает, чтобы посмотреть, кто это и широкая улыбка разливается по его лицу, прежде чем он жестом показывает Сэмми, чтобы тот позволил кому-то подняться наверх. Меня одолевает любопытство, когда я вижу, как один из парней, с которым он разговаривает, подталкивает его локтем в мальчишеской манере.

Мы с Хэдди поворачиваем головы как раз вовремя, чтобы увидеть самые длинные ноги, которые я когда-либо видела, в том, что думаю, является самой короткой юбкой, шагающие в сторону Колтона. Все остальное в этой женщине так же эффектно, она вскидывает голову, перебрасывая длинную гриву светлых волос через плечо, та падает чуть выше ее прекрасно выставленной напоказ задницы.

Она заключает Колтона в более долгие, чем это необходимо, объятия, целуя его в уголки губ, отклоняется назад, с широкой улыбкой на прекрасном лице. Когда я вижу ее, втягиваю дыхание, понимая, кто она такая. В то же время понимание снисходит и на Хэдди, и мы обе с удивлением смотрим друг на друга. Это Кассандра Миллер, нынешняя любимица Голливуда, а также звезда последнего разворота журнала «Playboy». И, несмотря на завершение приветствия, ее руки по-прежнему находятся на бицепсе Колтона, а ее идеально усовершенствованное тело трется о его руку, любезно поддерживающую ее за поясницу.

Я удивлена той болью, которая появляется внутри, при виде их вместе. Я никогда не была ревнивой, но, с другой стороны, я никогда не была с кем-то настолько всепоглощающим, как Колтон Донаван.

Мне не нравится видеть на нем ее руки. Совершенно не нравится.

Моя. Он постоянно мне это говорит. Это одно из тех собственнических высказываний, которые я, как ни странно, нахожу такими чертовски возбуждающими. И прямо сейчас, больше всего на свете мне хочется протиснуться между ними двумя и заявить свои права на Колтона, как он сделал такое ранее со мной в «ТАО».

Но я не могу пошевелиться. Я просто сижу и смотрю, как они общаются, она глупо хихикает и хлопает ресницами в смехотворно быстром темпе, пока держит на нем руку. Почему я не могу пошевелиться?

И затем меня осеняет. Вместе они великолепны. Совершенно потрясающие, и она та, с кем его вероятнее всего ожидали бы увидеть: блондинка-бомба, фантазия многих мужчин с потрясающе красивым плейбоем, мечтой женщин всего мира. Картина идеальной пары по голливудским меркам. Хоть он и пришел сюда со мной, и уйдет со мной, но, как и у каждой женщины, у меня есть своя неуверенность в своей внешности и сексуальной привлекательности.

И прямо сейчас, глядя на блондинку, а затем на себя, эти неуверенности просто выставлены на всеобщее обозрение. Чтобы все их тщательно изучили. Даже если единственная, кто этим занимается — я.

Подношу пальцы к губам в раздумье, и ухмылка кошки, съевшей канарейку, начинает распространяться по моему лицу.

К черту неуверенность.

К черту идеальных, длинноногих блондинок.

К черту осторожность.

На мгновение закрываю глаза, вспоминая ощущение щетины Колтона, царапающей кожу моей шеи; его пальцы, впивающиеся в мои бедра, когда он помогал мне двигаться на нем; выражение его лица, когда он кончил; легкое отчаяние, с которым он прижимал меня к себе после этого в помещении рядом с тем, где мы сейчас сидим.

Вспоминаю предупреждение Бэккета — пытаться контролировать Колтона все равно, что пытаться поймать ветер. Он получил титул плейбоя не просто так. То короткое время, что мы были вместе, этого не изменит. Женщины всегда будут к нему тянуться, хотеть его.

Очевидно, Кассандра из их числа. Постоянные прикосновения и перетягивание его внимания на себя выдают ее с головой. Тем, как она наклоняется, чтобы поговорить с ним, ее рука прижимается к его груди, оставаясь там, пока он наклоняется к ее уху, чтобы ответить.

Я не собираюсь быть безрассудной и отрицать тот факт, что я немного ревную — скорее всего это алкоголь разжигает мою неуверенность. Или, может быть, это просто гормоны… не знаю. Я ведь женщина; неуверенность — это всего лишь обычное дело в масштабах вселенной.

Фыркаю, усмехаясь. Хэдди смотрит на меня, словно на сумасшедшую.

— Ты в порядке из-за… — она кивает в сторону Колтона и Кассандры.

Смотрю на них немного дольше, прежде чем киваю.

— Не то что бы я беспокоилась о том, что он видел ее голой. — смеюсь я, ссылаясь на разворот журнала «Playboy». — Большая часть мужского населения уже видела ее фото и, вероятно, кончила на него.

Хэдди громко смеется и качает головой. Думаю, она немного удивлена моим отсутствием реакции.

— Точно. По крайней мере, у тебя нет скобок посередине тела.

— Именно. — ухмыляюсь я. — Вместо них во мне есть Колтон. — Мне нравится выражение шока на ее лице, я допиваю остальную часть своего напитка. — Мне нужна еще порция, и я хочу танцевать. Ты идешь? — я выхожу из ниши, не глядя, следует она за мной или нет.

После того, как выпиваем свои фирменные двойные порции текилы, мы с Хэдди спускаемся по лестнице и вливаемся в ритмический хаос танцпола. Песни сменяют одна другую, мы танцуем, и после пары композиций, я перестаю смотреть вверх на балкон, чтобы увидеть, смотрит ли на меня Колтон. Знаю, что нет. Отсутствует это покалывание на моей коже, говорящее, что он рядом.

Хочу пить и мне нужна передышка, поэтому жестом показываю Хэдди, что иду в бар за еще одной порцией выпивки. За тем, что поможет ослабить тупое чувство неуверенности, которое по-прежнему удерживает мои мысли в заложниках.

Прокладываю себе путь до бара, протискиваясь сквозь толпу, и готовлюсь ждать, замечая множество людей в очереди. Парень рядом со мной невнятным голосом пытается завязать со мной разговор, но я просто вежливо улыбаюсь и отодвигаюсь от него. Фокусирую внимание на том, как бармены медленно возвращаются к барной стойке, неся по одному заказу за раз.

Мужчина рядом со мной делает очередную попытку, хватая меня за плечо и притягивая к себе, настаивая, что он купит мне выпить. Выдергиваю руку из его хватки с раздражением, но вежливо отказываю. Думаю, он понял намек, но понимаю, что ошиблась, когда он кладет руку мне на бедро и сильно прижимает к своему боку.

— Давай, красотка. — дышит он мне в ухо, запах перегара отталкивает меня. Мое беспокойство растет, волосы на затылке начинают вставать дыбом. — Детка, я могу показать тебе, как можно хорошо провести время.

Толкаю его в грудь, пытаясь отодвинуть от себя, но он лишь еще сильнее сжимает мое бедро. Поворачиваюсь, чтобы отыскать в толпе Хэдди, чтобы она пришла мне на помощь, когда рука парня внезапно отдергивается от меня.

— Убери свои гребаные руки от нее! — слышу рычание за секунду до того, как кулак Колтона врезается в его челюсть. Голова парня откидывается назад, он отступает и спотыкается о чью-то ногу, приземляясь на пол. Несмотря на мое отвращение к насилию, дрожь облегчения проходит сквозь меня при виде Колтона.

Прежде чем могу отреагировать чем-то большим, чем криком «Колтон, нет!», на него замахивается один из приятелей парня. Его кулак скользит по щеке Колтона. Я пытаюсь броситься к нему, но мои ноги словно приросли к полу. Адреналин, алкоголь и страх проходят сквозь меня. С молниеносной скоростью Колтон заносит кулак, чтобы сделать еще один удар, лицо ничего не выражает, в глазах жажда убийства. Прежде чем он может нанести удар, руки Сэмми обхватывают его и тянуть назад. Ярость Колтона очевидна. Вена пульсирует на его виске, лицо напряжено, глаза угрожающе горят, предупреждая.

— Пора уходить, Колт! — кричит ему Бэккет со смиренным взглядом на стоическом лице. — Это не стоит иска, которым они попытаются тебя достать… — и тут краем глаза я замечаю Хэдди и еще нескольких других парней из команды. Парни хватают еще не остывшего, но более собранного Колтона за руки и забирают его у Сэмми. Как только Сэмми понимает, что о Колтоне есть кому позаботиться, он поворачивается к мужчинам, затмевая их своими огромными размерами, с видом забавного презрения на лице, словно говорит им: «Рискни, если не слабо». Они смотрят на него, а затем друг на друга, прежде чем быстро исчезнуть, когда видят, как к нам пробирается охрана клуба.

Я стою и трясусь, пока Сэмми не обнимает меня и не выводит из клуба.


ГЛАВА 9

Когда Сэмми открывает для меня дверь, ударяющий в меня холодный воздух ночи, словно освежающий взрыв после душного, наполненного дымом клуба. Он ведет меня к окраине гаража, где на стоянке, отдельно от остальных машин, стоит одинокий лимузин. Когда мы приближаемся, я вижу спину Колтона, его руки широко расставлены на стене, граничащей с гаражом, он всем весом опирается на нее, голова опущена вниз. Чувствую ярость, волнами исходящую от него, когда мы подходим ближе.

Бэккет, прислонившийся к открытой двери машины, встречает меня взглядом, в котором видна очевидная неуверенность, прежде чем кивнуть мне головой и скользнуть в машину рядом с Хэдди. Сэмми останавливается, но я продолжаю двигаться к Колтону.

Цокот моих каблуков по бетону говорит Колтону, что я рядом, но он по-прежнему не смотрит на меня. Веду взглядом по линиям силуэта его тела на фоне дорогостоящего блеска улицы Вегас-Стрип, его внушительная фигура отображает поразительный контраст с блеском огней за ее пределами. Останавливаюсь в нескольких метрах от него и наблюдаю, как его плечи быстро поднимаются и опадают, когда его напряжение медленно спадает.

Когда он, наконец, поворачивается ко мне лицом, плечи расправлены, в глазах пляшет огонь, а челюсть напряжена, я понимаю, что ошибаюсь, думая, что его гнев прошел.

— Какого хрена ты творишь? — от его голоса веет арктическим холодом.

Слова, словно удар хлыста, застают меня врасплох своей невероятной силой. Я думала, он злится на парня, которого ударил, а не на меня. Какого черта он на меня злится? Если бы он обращал внимание на свою спутницу, он бы знал ответ.

— А что по-твоему я делала, Колтон? Что я была…

— Я задал тебе вопрос, Райли, — скрежещет он зубами.

— И я, твою мать, пыталась на него ответить, пока ты так грубо меня прервал, — кричу я на него, не имея ничего против того, чтобы схлестнуться с ним сегодня. Может, злоупотребление алкоголем немного сняло напряжение, так что меня не пугает его сила. Его глаза пронзают тьму и проникают в мои глаза. С другой стороны, может и пугает.

— Я покупала выпивку, Колтон. Выпивку. Вот и все! — поднимаю руки, когда кричу на него, мой голос эхом отдается от бетонных стен.

Он смотрит на меня, оценивая, на его челюсти пульсирует мышца.

— Покупала напиток, Райли? Или флиртовала, чтобы кто-то купил тебе выпить? — обвиняет он, делая шаг ближе ко мне. Несмотря на отсутствие света, я вижу огонь, горящий в его глазах и ярость, разжигающую напряженность в шее. С чего он это взял?

Какого. Хрена? Как он смеет обвинять меня в том, что я обращаю внимание на других парней, когда сам был занят Мисс Крольчихой Месяца? Я была спокойна, не злилась на то, насколько чувственной Кассандра была с ним, пыталась воздержаться от незрелых эмоций, которые испытывала по этому поводу. Да пошло оно всё. Если он собирается злиться из-за парня, предлагающего купить мне выпить и прикасающегося ко мне, хотя я сказала «нет», тогда чертовски уверена, что буду злиться на нее, и ее явную демонстрацию влечения к нему. Влечения, которое он определенно не отвергал.

С меня хватит разговоров. Алкоголь и гнев приводят только к словам, которые утром ты не сможешь взять обратно. А в нас обоих слишком много и того, и другого, чтобы действовать разумно.

— Думай, что хочешь. Закончим на этом, — в раздражении я разворачиваюсь на каблуках, намереваясь вернуться в лимузин.

— Ответь мне, — приказывает он, хватая меня за плечо, и останавливая. Вижу, как Бэккет выходит из лимузина, с беспокойством смотрит на Колтона, стоящего позади меня. Молчаливое предупреждение в его взгляде очевидно, но что кроется за ним неясно.

— Какая тебе разница?

— Я жду, — говорит он, держа руку на моей руке, шагая вперед, чтобы преградить мне путь к машине.

— Я сама покупала себе выпить. Вот и всё. Что, черт побери, здесь такого! — я вырываю руку из его хватки, усталость от ночных событий внезапно бьет по мне, словно летучая мышь, врезавшаяся в затылок.

Глаза Колтона смотрят на меня так, будто выискивают доказательства моего предательства или признания в преступлении.

— Наверху было много алкоголя. Он был недостаточно хорош для тебя? — насмехается он. — Тебе пришлось пуститься на поиски парня, чтобы тот купил его тебе?

Его слова словно пощечина, выбивают почву из-под ног. Что, черт возьми, с ним случилось? Не могу поверить, что, во-первых, он мог даже подумать такое, а во-вторых, — и это еще более шокирует — я удивлена дрожью в его голосе, которая намекает на неуверенность.

Будто могу хотеть кого-то другого после того, как была с ним.

Делаю шаг к нему, мой голос низкий, но неумолимый.

— Мне не нужен мужчина или бутылка, чтобы осчастливить себя, Колтон.

Он приподнимает бровь.

— Ну да. — он насмешливо фыркает, явнопредпочитая не верить мне. Очевидно, он встречался с такого типа женщинами.

Вздыхаю, расстроенная нашим разговором.

— Ты потратил достаточно денег сегодня. На меня. На все. — Я раздражена. — Может ты и привык ко всем своим женщинам, нуждающимся в этом, чтобы чувствовать себя удовлетворенными. Но я не такая.

— Конечно, нет. — насмешливо фыркает он.

— Я большая девочка. — Продолжаю игнорировать его непочтительность. — Я сама могу купить чертовы напитки, и сама за себя заплатить, особенно, если, когда платишь ты, означает, что у тебя на меня появляются какие-то права.

Его глаза расширяются от моих слов.

— Ты ведешь себя нелепо.

Разве он не понимает, что поступает таким образом? Что он так щедр в обмен на симпатию или любовь людей к нему?

— Слушай, ты очень щедрый парень. Больше, чем большинство людей, которых я знаю, но к чему всё это? — я кладу ладонь ему на руку и сжимаю. — В отличие от большинства людей там, я не жду, что ты за меня заплатишь.

— Ни одна моя деву… никто из тех, с кем я был не платит, когда они со мной.

— Очень благородно с твоей стороны. — Провожу ладонью вверх по его руке и кладу ее ему на щеку, мой голос смягчается, успокаиваясь, что мы, кажется, оставляем позади наш спор. — Но мне не нужна вся эта роскошь и положение, чтобы хотеть быть с тобой. — Он просто смотрит на меня изумрудными глазами, пытаясь распознать честность в моих словах. — В тебе есть гораздо больше, что ты можешь дать кому-то, помимо материального достатка.

Думаю, мои слова попали в точку, потому что Колтон замолкает, в его глазах мелькает борьба эмоций, прежде чем они отрываются от меня и смотрят на город греха. Мышцы на его челюсти пульсируют, когда он заталкивает вглубь всех демонов, с которыми борется внутри. Замечаю, что его тело напрягается, когда он убирает мою руку с лица, и я чувствую его дискомфорт от направления, которое принял наш разговор.

— Ты позволила парню лапать тебя, — говорит он опасно тихим голосом.

Сначала мне больно от его обвинений, но, когда я смотрю в его глаза, я вижу это. Вижу правду в откровениях Бэккета о его чувствах ко мне. Вижу, что он боится их и не знает, как с ними справиться. Вижу, что он ищет повод для драки, как способа отречься от своих чувств.

Ему нужна драка? Я дам ему бой, потому что прямо у меня под поверхностью плавает страх, что, возможно, я именно та, кто ему нужен, а он может никогда не осознать этого. Что он именно тот, кто нужен мне, и кто-то вроде Кассандры может лишить меня этого шанса. Мой разум возвращается к мысли о ее руках на нем.

— И что ты хочешь этим сказать? — парирую я с большей уверенностью, чем чувствую. — Я не собираюсь извиняться за то, что кто-то еще находит меня привлекательной. — Я пожимаю плечами. — Ты уж, черт возьми, точно не обращал на меня никакого внимания.

Он игнорирует мой комментарий, как только может, пожимая плечами, будто в этом виновата я.

— Я уже говорил тебе раньше, Рай, я не люблю делиться.

Скрещиваю руки на груди.

— Что же, и я тоже.

— Что это значит? — его сбитый с толку взгляд говорит мне, что он действительно понятия не имеет, о чем я говорю. Типичный, невежественный мужчина.

— Да ладно тебе, Колтон. Большинство из этих женщин хотят тебя, и ты был более чем готов с ними полюбезничать. — Я вскидываю руки в отчаянии, он смотрит на меня, будто я сошла с ума, поэтому, полагаю, мне следует привести конкретный пример. — Похоже, у тебя нет проблем с тем, что ты лапаешь Кассандру, а она тебя, — обвиняю я, как она, откидывая волосы, и положив руку ему на грудь, хлопаю ресницами.

— Кэсси? — он в недоумении запинается. — Да брось.

— Правда? Для всех было очевидно, что она тебя хочет. Закатывай глаза сколько хочешь и делай вид, что не заметил, но ты знаешь, что наслаждался каждой минутой этого — Колтон Центр Внимания. Колтон Вечеринка Длинною в Жизнь. Плейбой Колтон, — упрекаю я, поворачиваясь к нему спиной, распрямляю плечи и качаю головой. Ненадолго задерживаю взгляд на Бэккете, который по-прежнему стоит напротив лимузина, скрестив руки на груди, со стоическим выражением на лице, лишенным осуждения. Поворачиваюсь к Колтону. — Почему такое нормально для тебя? Разве это справедливо? По крайней мере, я сказала парню, которого ты ударил, чтобы он убрал от меня руки. Я не видела, чтобы ты просил Кэсси остановиться…

Колтон делает шаг мне навстречу, огни позади него играют с тенями на его лице. Дьявол снова появился и действительно пытается затащить меня в свою тьму.

— Полагаю, что это была ты, кого я трахал там сегодня вечером. Не одна из них. — Его голос безжалостен, он наблюдает за моей реакцией. Съеживаюсь, зная, что Бэккет только что это услышал.

— Да, ты совершенно прав. Ты был со мной, но я нахожу забавным, что через несколько минут ты был уже с ней! — кричу я в ответ. — Сегодня ты ударил парня за то, что он прикасался ко мне, и все же ты стоял там и позволял ей тереться о тебя, даже не подумав оттолкнуть от себя. Что же, я тоже не люблю делиться. Смешно, да?

Челюсть Колтона сжимается перед тем, как он поднимает брови, тень улыбки украшает его губы.

— Не считал, что ты относишься к типу ревнивиц.

— И я совсем не считала, что ты моего типа, — отвечаю я, мой голос наполнен ледяным презрением.

— Осторожно, — предупреждает он.

— Или что? — подстрекаю я, делая ободряющий вдох. — Как я уже сказала, я могу позаботиться о себе. Парень предложил купить мне выпить. Я как раз говорила ему «Нет, спасибо» и не только словами, когда ты взял нас штурмом, чтобы спасти положение. — Не уверена, почему я испытываю необходимость лгать об этом. Может, пытаюсь доказать Колтону, что могу позаботиться о себе. Что мне не нужна мачо-херня. Не уверена, что мне следует выкладывать всё начистоту, с таким же успехом я могла бы довести дело до конца. Он не должен знать, что я немного нервничала из-за ситуации. — Парень не заслуживал, чтобы его били.

Голова Колтона вскидывается, будто я его ударила.

— Теперь ты его защищаешь? — он обхватывает руками шею и в раздражении тянет их вниз. — Ты чертовски невероятная! — кричит он в пустоте гаража.

— А ты пьян, безрассуден и вышел из-под контроля! — кричу я в ответ.

— Никто не трогает то, что принадлежит мне, без последствий, — отрезает он.

— Сначала ты должен заполучить меня, Колтон, — говорю я, качая головой, — а ты совершенно ясно дал понять, что всё, чего ты от меня хочешь — это быстрый трах, когда тебе это удобно! — мой голос тверд, но выдает меня, когда дрожит на последних словах.

— Ты знаешь, что это неправда — его голос звучит тихо и с оттенком отчаяния.

— Знаю? Откуда? — от досады вскидываю руки. — Каждый раз, когда я подбираюсь слишком близко или что-то выходит за рамки твоих дурацких правил, ты ставишь меня на место.

— Господи. Иисусе. Райли — выдыхает он сквозь стиснутые зубы, проводя пальцами по волосам и отворачиваясь от меня, чтобы отойти на несколько шагов.

— На этот раз пит-стоп тебя не спасет, — спокойно заявляю я, желая, чтобы он знал, что не сможет отмазаться этим сейчас, чтобы избежать остальной части этой беседы. Мне нужны ответы, и я заслуживаю знать каково моё положение.

Он шумно выдыхает, руки сжимаются и разжимаются по бокам. Несколько минут мы стоим молча, пока я смотрю на его спину, а он смотрит на город вдали. Через мгновение он оборачивается и разводит руки, его глаза полны безымянных эмоций, которые я не могу распознать.

— Вот он я, Райли! — кричит он. — Весь я в своей долбаной славе! Я не Макс — идеальный во всех отношениях, никогда не совершавший проклятых ошибок. Я не могу жить по установленным им неповторимым стандартам, из-за которых ты возвела его на пьедестал!

Втягиваю дыхание, его слова попадают в цель. Как он посмел бросить мне в лицо сказанное мной про Макса и то, что у нас было. Голова не соображает. Слов нет. Слезы наворачиваются на глазах, когда я думаю о Максе, и кем он был, и о Колтоне, и кем он стал для меня. Смятение захлестывает меня. Тащит вниз. Топит.

— Как ты смеешь! — рычу я на него, боль уступает гневу, прежде чем перейти в горе.

Колтон еще не закончил. Он делает ко мне шаг, указывая пальцем в грудь.

— Но я жив, Райли, а он — нет! — его слова разрывают меня на части. Слеза скользит по щеке, и я поворачиваюсь к нему спиной, прячась от его слов, думая, что если не увижу мольбу и боль в его глазах, мне не придется принимать сказанную им правду. — Я — тот, кто находится перед тобой — из плоти и крови и желания — так что, либо ты принимаешь, что ты — та, кого я хочу. Некого-то другого, — разоряется он, его голос эхом отдается от окружающего нас бетона, дважды возвращается ко мне, как бы подкрепляя его слова. — Ты должна принять меня таким, какой я есть, с ошибками и всем прочим… — его голос срывается, — или тебе нужно свалить нахрен из моей жизни… потому что прямо сейчас — прямо сейчас — это всё, что я могу тебе дать! Всё, что могу предложить.

Слышу боль в его голосе, чувствую агонию в его словах, и она разрывает меня, с губ срывается всхлип. Одной рукой прикрываю рот, а другой обхватываю живот.

— Довольно, Колтон! — голос Бэккета пронзает ранний утренний час, когда он видит мои страдания. — Хватит!

Краем глаза вижу, как Колтон устремляется к нему, сжимая кулаки, его переполняют эмоции. Бэккет не вздрагивает от впечатляющего взгляда Колтона, а с усмешкой в глазах делает еще один шаг на встречу.

— Рискни, Вуд, — бросает он вызов, голос твердый, как сталь. — Подойди ко мне, и в одно мгновение я надеру твою пьяную, симпатичную задницу.

На мгновение мои глаза встречаются с глазами Бэккета, лед в его глазах удивляет меня, прежде чем я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Колтона. Черты его лица напряжены, а темные волосы свисают на лоб. Тревога в его глазах такая невыносимо очевидная. Изучаю его, пока он смотрит на Бэккета. Его глаза устремляются на меня и какое бы выражение не было написано у меня на лице, оно удерживает его взгляд. Вижу в них его боль, страх и неуверенность, и понимаю, что, как бы его слова ни жалили — как бы мне ни было больно их слышать — в них так много правды.

Макс мертв и никогда не вернется. Колтон здесь и еще как жив, и он хочет, чтобы я так или иначе была в его жизни, несмотря на его неспособность признать или принять это. Вижу в его глазах просьбу выбрать его, принять его. Не мой призрак воспоминаний. Только его. Всего его. Даже его сломанные части.

И выбор настолько прост, что мне даже не нужно его делать.

Шагаю вперед к глазам, которые судорожно мечутся туда-сюда, как у потерянного маленького мальчика. Бросаю взгляд на Бэккета и неуверенно улыбаюсь.

— Все в порядке, Бэкс. Он прав, — шепчу я, возвращаясь к Колтону. — Ты прав. Я не могу продолжать ожидать, что ты будешь как Макс, или сравнивать тебя с тем, что у меня с ним было. — Делаю еще один робкий шаг ему навстречу.

— И я не хочу, чтобы ты думала, что должна быть похожа на Кассандру, — говорит он, застигнув меня врасплох своим предположением о моей неуверенности в себе. Протягиваю ему руку, оливковую ветвь нашего спора, и он берет ее, притягивая меня к себе. Приземляюсь на его крепкое тело, он прижимает меня к груди, его сильные руки обвиваются вокруг меня, успокаивая после жестоких и бессердечных оскорблений, которыми мы только что бросались друг в друга. Прижимаюсь лицом к его шее, ощущая биение пульса под своими губами. Он проводит рукой по моей спине, прокладывая путь через кудри и просто держит мою голову. Целует мои волосы, когда я вдыхаю его запах.

— Ты. Это, — бормочет он с прерывистым вздохом, — пугает меня до усрачки. — И мое сердце останавливается, и дыхание перехватывает, когда он замолкает, барабанная дробь его сердцебиения — саундтрек к моим мыслям. — Я не знаю, как… не знаю, что делать…

И если бы я уже не знала об этом, неприкрытая эмоция в его голосе столкнула бы меня через край. Мое сердце оживает, падает вниз, и это падение великолепно. Я только надеюсь, что он его поймает. Сжимаю в кулак ткань его рубашки на спине, его признание потрясло меня надеждой и возможностью. Предлагая нам шанс. На минуту закрываю глаза, заполняя память этим моментом.

— Я тоже, Колтон, — бормочу ему в шею. — Мне тоже очень страшно.

— Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе дать. Не знаю, как и что сделать, чтобы дать то, что тебе нужно. Я просто…

Крепче сжимаю ткань его рубашки, страх в его голосе так очевиден, что разрывает сердце и вынимает душу.

— Все в порядке, милый, — прижимаюсь еще одним поцелуем к его шее. — Нам не нужно знать все ответы прямо сейчас.

— Просто это… — он задыхается от слов, его руки сжимаются вокруг меня, в воздухе вокруг кружатся звуки Вегаса. В этом городе безудержного греха и безнравственности я нашла невероятную красоту и надежду в мужчине, который крепко держит меня. — Так слишком… я не знаю, как…

— Мы не должны торопить события. Можем не спеша посмотреть, куда это нас приведет, — в моих словах слышится отчаяние.

— Я не хочу давать тебе ложную надежду, если не смогу… — он замолкает и качает головой.

Отклонившись назад, смотрю в лицо мужчины, который, как я знаю, пленил мое сердце. Сердце, которое, как я думала, никогда больше не исцелится и не полюбит.

— Просто попытайся, Колтон, — умоляю я. — Прошу, просто скажи, что ты попытаешься…

На лице Колтона бушуют эмоции, он сопротивляется желанию. В глазах кружится столько невысказанных слов. Он наклоняется и нежным, благоговейным поцелуем касается моих губ, прежде чем зарыться лицом в изгиб моей шеи, и просто стоит.

Держу его в объятиях в глубине бетонного гаража. Отдавая мужчине, поглотившему каждую частицу меня, столько, сколько беру от него.

И от меня не ускользнул тот факт, что он не ответил на мой вопрос.

Горизонт только начинает светлеть на востоке, когда мы выбираемся из самолета и садимся в ожидающий нас лимузин в Санта-Монике. Мы все устали от бурной ночи.

Рассматриваю профиль Колтона, пока мы ждем, когда Сэмми закончит свои дела. Его голова откинута на подголовник, а глаза закрыты. Взглядом веду по силуэту носа к подбородку, вниз по шее и кадыку. Мое сердце тает при виде его и от того, что он для меня стал значить за такой короткий промежуток времени. Он помогает мне преодолеть мои страхи, и я могу только надеяться, что со временем он будет доверять мне достаточно, чтобы подпустить меня к своим страхам.

Бэккет был прав насчет Колтона. Он вызывает такие сильные эмоции. Его легко любить и ненавидеть одновременно. Сегодня был своего рода прорыв для него признать, что я пугаю его — но я не знаю, влюблен ли он в меня, в какой бы форме это ни выражалось или что бы ни означало. Или что, в конце концов, он не причинит мне боль.

То, что он не ответил на мой вопрос, говорит мне, что его слова и сердце все еще конфликтуют. И что он не уверен, смогут ли они прийти к единому мнению. Он этого хочет. Я вижу это по его глазам, позе и нежности его поцелуя.

Но также я вижу страх, чувство тревоги и неспособности поверить, что я его не оставлю. Что любить — не значит отказаться от контроля.

Такое чувство, что каждый раз, подбираясь слишком близко, ему хочется оттолкнуть меня еще дальше. Удерживая меня на расстоянии вытянутой руки, он сдерживает свои страхи. Помогает себе запрятать их в глубину. А что, если я не буду прятаться от слов? Беспокоиться о его молчании? Что, если вместо того, чтобы позволить ему добраться до меня, я просто отмахнусь от него и продолжу вести себя, как будто ничего не было сказано? Что он будет делать тогда?

Колтон поворачивает голову и смотрит на меня с нежностью в глазах, что заставляет меня хотеть уютно устроиться рядом с ним. Как я могу когда-нибудь уйти от этого выражения на его лице? Ничто, кроме его измены, не заставит меня отказаться от него. Он выглядит сонным и довольным, и все еще немного пьяным.

Хэдди напевает песню, тихо доносящуюся из динамиков машины. Я напрягаюсь, пытаясь ее расслышать, и, узнав, что это «Блестки в воздухе», встречаюсь с ней взглядом. Из всех песен, которые могут играть, конечно, это должна быть она.

— Чертова Пинк, — фыркает Колтон сексуальным, сонным голосом, от которого моя улыбка делается шире.

Хэдди лениво смеется, сидя напротив нас.

— Я могла бы проспать несколько часов, — говорит она, положив голову на плечо Бэккета.

— М-м-м, — мычит Колтон, отодвигаясь, чтобы вытянуться на сиденье, и кладет голову мне на колени, — а я собираюсь начать сейчас же, — усмехается он.

— Тебе нужно хорошенько выспаться.

— Иди нахрен, Бэкс. — Колтон зевает. От сочетания алкоголя и усталости его голос звучит невнятно. — Может, закончим начатое? — он тихо смеется, пытаясь открыть глаза. Он так устал, что они открываются лишь на половину.

Бэккет разражается смехом, эхом, отдающимся в тишине машины.

— Не стоит. Мы, южане, знаем, как работать кулаками.

— Твоим кулакам нет необходимости вставать у меня на пути, — говорит Колтон и прижимается затылком к моему животу.

— Правда? Быть сукой, обидевшей девушку, разозлившуюся, узнав, что она забава на одну ночь, не считается, — отвечает Бэккет, встречаясь со мной взглядом и качая головой, чтобы дать понять, он делает это только для того, чтобы подтолкнуть Колтона. У меня такое чувство, что он лжет.

— М-м-м, — мямлит Колтон, а затем замолкает. Его дыхание ровное и мы все полагаем, что он заснул, но тут он снова начинает говорить, его голос сквозь сон кажется таким юным. — Представь, что твоя мама прошлась по тебе битой… — выдыхает он, — …или сломала твою гребаную руку, — бормочет он. Я устремляю глаза на Бэккета, и в его взгляде вижу такое же удивление. — И что? Это круче, чем один гребаный удар, который я позволю тебе сделать, прежде чем надеру твой зад. — Он издает короткий смешок. — Это определенно круче твоих кулаков, ты, ублюдок, — повторяет он, прежде чем начать тихо похрапывать.

В памяти мгновенно вспыхивает вид неровного шрама на его руке — того, что я заметила на прошлой неделе. Теперь я знаю, почему он сменил тему, когда я спросила об этом. В сознании возникает образ маленького мальчика с зелеными глазами полными слез, съежившегося от страха, когда его мать дает волю рукам. Боль в сердце, возникшая несколько мгновений назад из-за моих чувств к Колтону, теперь изменилась и усилилась из-за чего-то, что я даже не могу понять или постичь.

Выражение лица Бэккета говорит мне, что для него это новость. Несмотря на то, что они с Колтоном знакомы столько лет, он не подозревал об ужасе, пережитом его другом в детстве.

— Как я и говорил, — шепчет Бэккет. — Спасательный круг. — Мои глаза устремляются к нему, а он лишь со спокойной решимостью кивает. — Думаю, ты — его спасательный круг.

Мы обмениваемся молчаливой признательностью и согласием, прежде чем перевести взгляд вниз на любимого нами человека, тихо храпящего на моих коленях.


ГЛАВА 10

В доме тихо и спокойно, несмотря на яркое солнце, светящее через окна кухни. Уже почти полдень, но все до сих пор спят, кроме меня. Я проснулась, страдая от жара и клаустрофобии, с крепко спящим Колтоном беспорядочно распластавшимся по мне. Каким бы приятным ни было его тело, и как бы я ни хотела снова заснуть, я не могла. Поэтому, несмотря на то что Колтон лежал на подушке рядом со мной, я медленно выбралась из-под него и слезла с кровати, не разбудив, отправившись на поиски «Адвила» для своей больной головы.

Сижу за столом, тихий храп Бэккета, спящего на диване, доносится до кухни. Делаю большой глоток воды в надежде, что она прогонит нечеткость, вызванную алкоголем, которая затуманивает мою голову. Опять зеваю и опускаю лоб на руки, сложенные на столе. Господи, как же я устала.

Отдаленный и отчетливый звонок моего мобильного просачивается сквозь мои сны. Я пытаюсь ему помочь. Маленького мальчика с темными волосами и затравленными глазами оттаскивает от меня невидимая сила. Моя рука держит его за руку, но она так медленно выскальзывает из пальцев, что мои мышцы устают. Он умоляет меня о помощи. Звенит телефон, пугая меня, поэтому я дергаюсь, и он ускользает от меня, крича от страха. Кричу от утраты и резко просыпаюсь, дезориентированная, на своем месте за кухонным столом.

Мое сердце колотится, дыхание затруднено, пытаюсь успокоиться. Это просто сон, говорю я себе. Просто бессмысленный сон. Закрываю ладонями лицо и надавливаю ими на глаза, пытаясь стереть образ маленького мальчика, которого я не могла спасти.

Слышу из своей спальни грохочущий тембр утреннего голоса Колтона. Встаю и собираюсь идти к нему, когда интонация в его голосе повышается.

— У вас совсем нет стыда, леди! — разносится вдоль по коридору.

Мне нужно время, чтобы осознать, что происходит… какой сегодня день… звук мобильного, прервавший мой сон. Отодвигаю стул и бегу по коридору в свою спальню.

— Отдай мне телефон, Колтон! — кричу я, мое сердце колотится, горло сдавливает паника, когда я вхожу в дверной проем.

Мои глаза уставились на мобильный у его уха. На его ошарашенное лицо. Мое сердце уходит в пятки, зная слова, наполненные ненавистью, которые он слышит. Я молюсь, чтобы она не рассказала ему.

— Пожалуйста, Колтон, — умоляю я, протягивая руку, чтобы он отдал мне мой телефон. Его глаза смотрят вверх, чтобы встретиться с моими, ища объяснение тому, что он слышит. Он резко мотает головой, когда я продолжаю держать руку протянутой.

Он громко вздыхает, закрыв глаза перед тем, как заговорить.

— Мэм? Мэм, — говорит он более решительно. — Вы сказали свое слово, теперь пришло время мне сказать свое. — Ее голос, доносящийся из динамика, успокаивается при его суровом тоне. Колтон проводит рукой по волосам, его V-образные мышцы, спускающиеся ниже простыни напрягаются. — Хотя я искренне сожалею о потере вашего сына, думаю, ваши обвинения омерзительны. Райли не сделала ничего плохого, кроме как пережила ужасную аварию. То, что она выжила, а Макс умер, не значит, что она убила его. Нет, дайте мне закончить, — строго говорит он. — Я понимаю, вы скорбите и всегда будете скорбеть, но это не делает Райли виновной в его убийстве. Это была жуткая авария, обстоятельства которой никто не мог контролировать.

Слышу множество слов в ответ, которые не могу распознать, мое тело все еще напряжено, когда я думаю, что она ему раскрывает.

— А вы не думаете, что она чувствует себя виноватой, что выжила? Вы не единственная, кто потерял его в тот день. Вы правда думаете, что и дня не проходит, чтобы она не думала о Максе или аварии? Что ей бы хотелось, чтобы в тот день умерла она, а не он?

Слезы текут из моих глаз, слова Колтона слишком близки к правде, и я не могу с ними бороться. Они скользят по моим щекам и в голове мелькают образы, которые навсегда будут там выжжены. Макс, борющийся за жизнь. Макс, сражающийся со смертью. Мои тысячи обещаний Богу в те дни, чтобы мы только смогли выжить.

Мы оба.

Что-то мелькает в глазах Колтона при ее словах, и поток слез усиливается. В течение нескольких мгновений в них возникает затишье, пока Колтон переваривает то, что она рассказала. Они устремляются ко мне, и я не могу понять его загадочный взгляд, прежде чем переключить внимание на вид за окном.

— Я искренне сожалею о вашей потере, но это будет последний раз, когда вы звоните Райли и обвиняете ее в чем-либо. Вы поняли? — говорит он властно. — Она отвечает вам, потому что чувствует себя виноватой. Позволяет подставлять себя под удар, обвинять и унижать, потому что она любила вашего сына и не хочет, чтобы вам было еще больнее, чем есть. Но довольно. Вы причиняете ей боль, а я этого не позволю. Понятно?

Колтон делает мощный выдох и бросает телефон на конец кровати, смотрит на него в течение нескольких мгновений, не говоря ни слова. Мое сердце колотится, звук отдается в ушах, я смотрю на него, эмоции проносятся сквозь меня, разрывая на части, пока я жду.

Наконец, после того, что кажется часами, он качает головой и смотрит на свои руки, сложенные на коленях.

— Ты самая самоотверженная женщина, которую я знаю, Райли. Несешь эту вину. Позволяя ей вымещать на себе свое горе. Отдавая всю себя мальчикам… — мое тело дрожит в ожидании того, что он скажет дальше, почему он смотрит на свои руки и не может встретиться со мной глазами. Столько эмоций переполняют меня, пронизывая насквозь, когда я жду, пока он соберется с мыслями.

Он медленно поднимает на меня взгляд, его глаза полны смятения и сострадания.

— Почему ты не сказала мне? — осторожно спрашивает он, его глаза изучают меня в поиске объяснения.

Пожимаю плечами, отводя от него глаза, пытаясь сдержать проклятые слезы. С треском проваливаюсь, чертов всхлип, и слезы превращаются в рыдания, он протягивает руку и тянет меня к себе. Опускаюсь на кровать, он обнимает меня и сжимает. Непрестанно гладит рукой по моим волосам, пытаясь успокоить мою боль ободряющими словами, пока я плачу. На мгновение отпускает меня, прислоняя подушки к изголовью кровати, прежде чем откинуться назад и потянуть меня за собой, моя голова покоится на его обнаженной груди, рука — там, где бьется его сердце.

Размеренное сердцебиение Колтона успокаивает меня. Я понимаю, что, находясь здесь с Колтоном, частично избавляюсь от боли сегодняшней даты. Боль не уходит, но ее становится легче переносить. Понимаю, что впервые могу думать о Максе и видеть его в свете хороших моментов, что у нас были, а не только последние образы его, переломанного, окровавленного и умирающего, которые у меня остались. Могу улыбаться, вспоминая о подростке, в которого влюбилась, и о мужчине, с которым обещала провести свою жизнь. Вспоминаю тревогу на его лице в тот день, когда он сделал мне предложение, и удивление, любовь и волнение в его глазах, когда я сказала ему, что беременна. Боже, я так боялась сказать ему — черт возьми, я сама испугалась, — но, когда он обнял меня и сказал, что в восторге, и что всё будет хорошо, я позволила себе почувствовать надежду и ощущение чуда, которые сдерживала.

Колтон нежно целует меня в макушку.

— Хочешь поговорить об этом?

Я почти смеюсь над его словами. Они звучат так лицемерно от того, кто никогда не говорит о своем прошлом. Несколько слезинок соскальзывают, падая ему на грудь, и я быстро их вытираю.

— Прости, — прошу я. Не могу на него смотреть. — Уверена, что после прошлой ночи, последнее, с чем бы тебе хотелось иметь дело, это с рыдающей дурой.

Он поднимает руку и проводит рукой по волосам, шумно вздыхая.

— Я не очень хорош в такого рода вещах, Райли. Черт, я не знаю, что в таких случаях делать или говорить…

Чувствую его дискомфорт от того, что женщина разваливается на части в его объятиях. Он ненавидит драму. Я знаю. Провожу рукой по его груди.

— Тебе не нужно ничего делать. Ты здесь, заступаешься за меня перед Клэр… — я выдыхаю, — …этого достаточно.

— Почему ты мне не сказала? — слышу следы боли в его голосе, и это меня удивляет.

И я знаю, что он имеет в виду ребенка. Моего ребенка. Часть меня навсегда умерла в тот день. Место, которое навсегда останется пустым внутри меня.

— Точно, как и ты не откровенничаешь о своем багаже, — произношу я, слова повисают между нами в воцарившейся тишине. — Ты так категоричен в том, что не хочешь детей, я не думала, что тебе важно это знать. Не думала, что тебя это волнует.

Чувствую, как он втягивает дыхание.

— Иисусе, Райли. — Его голос напрягается, рука на моей спине сжимается в кулак. — Ты обо мне настолько низкого мнения? Просто потому, что дети являются помехой для моих договоренностей, не значит, что я не сочувствую тебе. Твоей потере.

Поворачиваю голову, подперев рукой подбородок. По-прежнему отвожу от него взгляд, смотрю, как мой палец следует по линиям его татуировки, захватывающей часть его грудной клетки.

— Я была… — останавливаюсь, пытаясь восстановить свои воспоминания. — Я была в шоке, когда узнала, что беременна. Я ведь только что закончила университет. Тогда я смотрела на вещи в черно-белом цвете. У меня был план. Сначала университет, потом брак, потом семья, — мягко улыбаюсь я.

— Но знаешь ведь, как говорят о тщательно продуманных планах. — Я судорожно вздыхаю. — Я так боялась реакции Макса. И когда сказала ему, он посмотрел на меня с благоговением. Я все еще вижу его у себя в голове. Он признался, что был напуган, но сказал, это не имеет значения, потому что всё будет хорошо. И мне было интересно, как он мог быть так уверен, когда всё так резко изменится.

Замолкаю на мгновение, воспоминания мелькают в голове, как слайд-шоу. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Колтона, слеза тихонько скатывается из уголка моего глаза.

— Она, — говорю я и прерывисто вдыхаю, — это была девочка. — Он кивает и протягивает руку, чтобы стереть слезы. — Я все еще боялась и паниковала при мысли о ребенке, но потом я почувствовала, как она пинается. — Останавливаюсь, моя грудь сжимается, когда я вспоминаю то чувство, которого мне никогда не испытать вновь. — И я сразу же полюбила ее. Вся моя неготовность исчезла. — Прочищаю горло, Колтон терпеливо сидит, глаза устремлены на меня. — Я была на седьмом с половиной месяце, когда мы попали в аварию. В первую же ночь я знала, что она не выжила, но я отказывалась это признавать. У меня было сильное кровотечение и схватки… было невыносимо больно. Мне хотелось, чтобы она пошевелилась. Пнула меня хотя бы раз.

По мне пробегает дрожь, в голове мелькают те молчаливые сделки, которые я в ту ночь заключала с Богом.

— На каком-то подсознательном уровне я знала, что надежда есть, что она все еще может быть жива, — это то, что заставляло меня бороться за жизнь.

— Мне так жаль, Райли, — шепчет он.

— Потребовалось столько времени, чтобы спастись, что у меня развилась инфекция. Из того, что увидели врачи, повреждения были достаточно значительными, что, по существу, погубило мою способность иметь детей. — Прочищаю горло, прежде чем продолжить. — Клэр, мама Макса, винит во всем меня.

— Это глупо, — вставляет он.

Пожимаю плечами, соглашаясь, но всё же позволяю своему чувству вины думать по-другому.

— Она думала, что, если бы у нас не было добрачного секса, этого бы никогда не случилось.

Колтон фыркает.

— Вы были вместе, сколько? Шесть лет?

Я мягко ему улыбаюсь.

— Почти семь.

— И она ожидала, что вы так долго будете воздерживаться?

— У каждого своя вера. — я пожимаю плечами. — Мы отправились в небольшое путешествие, потому что это был наш последний шанс сбежать от всего. У меня был стресс, и доктор беспокоился о моем давлении. Макс хотел попытаться успокоить меня. Провести вместе время, пока не начался хаос. Поэтому она винит меня в убийстве его и ее внучки.

— Ты знаешь, что это неправда, Райли.

— Знаю, но это не избавляет меня от чувства вины. В годовщину смерти и в день его рождения она звонит, чтобы выместить на мне гнев и печаль. — На мгновение закрываю глаза, отбиваясь от ужасных образов, которые вползают в мои мысли. — Это ее терапия, полагаю… и, хотя это разрывает меня на части, слушать ее — это меньшее, что я могу сделать. — Он притягивает меня к груди и утешает, обхватывая своими сильными руками и упираясь подбородком мне в макушку. — Как ни странно, встреча с тобой, время, проведенное вместе, позволили мне понять, что я постепенно смиряюсь с произошедшим. Время позволило мне вспомнить Макса, каким он был до аварии, а не только после. Думаю, самое тяжелое — это ребенок. — Я судорожно вздыхаю. — Я всегда буду бережно хранить ощущение жизни, растущей внутри меня, тем более что я, скорее всего, никогда не получу этот шанс снова. — Прижимаюсь к его теплой шее и вздыхаю. — Ей было бы уже два года.

Сдерживаю рыдания, пока они не вырвались, но Колтон чувствует это. Он сжимает меня сильнее, его ровное дыхание и способность слушать — то, что мне нужно. Чувствую, что с меня сняли тяжкий груз. Все мои скелеты найдены. Теперь он знает. Всё. Льну к нему, потому что по какой-то причине, его присутствие завершает мое перерождение.

Я больше не хочу быть одна, и меня уже тошнит от оцепенения. Я хочу чувствовать снова — в крайностях, которые Колтон заставляет меня испытывать.

Я снова готова жить. Действительно жить. И в этот момент я знаю, что только с Колтоном я могу поделиться этими новыми воспоминаниями. Закрываю глаза и прижимаюсь к нему, сон, который я не была способна обрести раньше, сейчас медленно меня уносит. Я просто начинаю уплывать, когда его голос заставляет меня распахнуть глаза.

— Когда мне было шесть лет, — говорит он так тихо, и если бы не вибрация в его груди, я бы не расслышала его слов. Он останавливается на мгновение и прочищает горло. — Когда мне было шесть лет, моя — женщина, которая меня родила, — избила меня так сильно, что я оказался без сознания в больнице. — Он шумно выдыхает, а я задерживаю дыхание.

Черт возьми! Он заговорил и, слыша боль в его голосе, я знаю, что его раны по-прежнему открыты и кровоточат. Инфицированы. Как можно излечиться от матери, избивающей тебя до потери сознания? Как можно принять любовь от кого-то, когда единственный человек, который должен защищать тебя от всего, причинил тебе наибольший вред? Теряюсь в словах, поэтому обнимаю его и сжимаю, прежде чем оставить на его груди ласковый поцелуй.

— Из больницы звонили в полицию? Социальные службы? — робко спрашиваю я, не зная, чем он готов со мной поделиться.

Чувствую, как он кивает головой в знак согласия.

— Это моя мама позвонила в 911. Она сказала, что это сделал мой отец. Что именно она вошла и остановила это. — Он делает паузу, и я даю ему минуту, чтобы успокоиться и избавить голос от эмоций. — Я никогда не встречал своего отца так что… Я слишком боялся того, что она сделает со мной, если скажу обратное… был слишком мал, чтобы знать, что жизнь может быть лучше, чем была у меня. После этого она забрала меня из школы. Мы переезжали столько раз, что социальные службы не могли нас проверить… — его слова замирают, а у меня в голове так много мыслей, так много того, что я хочу сказать ему, чтобы утешить. Что это была не его вина. Что любовь не обязательно должна быть такой. Что он настоящий герой, сумевший выжить во всём этом, и вырасти успешным человеком. Но я знаю, что мои слова ничего не сделают, чтобы стереть годы жестокого обращения, которые он, должно быть, пережил, или уменьшить их психологические последствия. Кроме того, я уверена, что он раз за разом слышал все это от психиатров.

Смотрю на него, и затравленный взгляд в его глазах говорит мне, то, в чем он только что признался — наименьший из его детских кошмаров. Стоит ли сказать ему, в чем он признался вчера в лимузине? Борюсь с выбором и предпочитаю этого не делать. Делиться своим прошлым нужно на его условиях. Открываю рот, чтобы ответить, но он обрывает меня прежде, чем я могу начать.

— Райли, пожалуйста, не жалей меня.

— Я… Я не, — заикаюсь я, зная, что это последнее, чего он хочет, но он может видеть меня насквозь. Как я могу не жалеть маленького мальчика, которым он когда-то был?

— Та жизнь была давным-давно. Тот маленький мальчик — сейчас он другой человек.

Бред. Он тот, кто он есть из-за того, что с ним случилось. Разве он этого не видит?

Прижимаюсь нежным поцелуем к его груди.

— Ты знаешь, что случилось с твоей мамой? — говорю я неуверенным голосом, почти боясь спросить, но также желая узнать как можно больше, раз уж он заговорил.

Он замолкает на мгновение. Отводит руку от моей спины и проводит ею по своей небритой челюсти.

— После того, как мой отец нашел меня на ступеньках своего трейлера… он привез меня в больницу. Оставался со мной, — рассказывает он голосом полным благоговения. — Я и не подозревал, что он был таким великим режиссером. Не то, чтобы я вообще знал, что это значит. Позже… намного позже, я узнал, что он потратил целый съемочный день, сидя со мной в больнице. Тогда, как я думал, запомнил только его глаза и что у него самый ласковый голос. Они не были злыми, хотя я вздрогнул, когда он коснулся меня… — он замолкает, потерявшись в воспоминаниях, и я даю ему время. — …и заказывал мне все мыслимые и немыслимые вкусности, и отправлял их в палату. Никогда не забуду выражение его лица, когда он смотрел, как я ем что-то, чего никогда не пробовал. То, что каждый мальчик в моем возрасте должен был попробовать уже много раз. Помню, как притворялся спящим, когда полиция сказала ему, что они нашли мою маму и привели ее на допрос… что рентгеновские снимки и анализы показали годы… — он останавливается, пытаясь подыскать правильное слово, я задерживаю дыхание, задаваясь вопросом, каким из ужасных альтернатив он воспользуется. — Недосмотра. И это единственный раз в моей жизни, когда я слышал, как мой отец использовал свое положение, чтобы получить то, чего он хотел. Слышал, как он спросил полицейских, знают ли они, кто он. Чтобы они согласовали с кем требуется, что с этого момента я буду находиться под его опекой. Что он наймет команду адвокатов, если понадобится, но так всё и будет. — Он качает головой, тихо посмеиваясь.

— Это… — я не могу подобрать слов. Не хочу обесценить воспоминания, сказав неправильные слова, так что просто оставлю всё как есть.

— Да. — выдыхает. — Я видел свою маму еще раз, но это было в зале суда. Знаю, что она попала в тюрьму, но больше ничего. Никогда не хотел этого знать. Почему ты спрашиваешь?

— Мне просто интересно, как ты ушел от этого. Подумала, если узнаешь, что с ней случилось… заполнишь все пробелы, которые захочешь, это может помочь. Кошмары могут исчезнуть и…

— Думаю, на сегодня достаточно делиться, — говорит он, прерывая меня и резко смещаясь, так, что я оказываюсь лежащей на спине, а он располагается на мне сверху, переплетаясь своими ногами с моими.

— О, правда? — я улыбаюсь, когда вижу, как напряжение на его лице ослабевает, а из глаз уходит боль. — Единственный способ заставить тебя говорить — обмен? Зуб за зуб так сказать?

— Ну… — ухмыляется он, прижимая меня бедрами к матрасу, — …ты видела мои татуировки. — Он с намеком выгибает брови. — Было бы справедливо…

Внезапная смена Колтоном темы не ускользает от меня. Свойственный ему переход к физическим отношениям между нами, когда я копаю слишком глубоко. Обычно я не решаюсь использовать интимную близость, чтобы облегчить боль печали внутри, но сегодня утром я просто хочу, чтобы он помог мне хоть ненадолго забыть о пробоине, оставшейся в моей душе с того дня два года назад.

Извиваюсь под ним, мое тело поет от желания, мне нравится игривая сторона, которая снова проявляется в нем, освещая темноту утра.

— А я думала, ты сказал, что на сегодня мы закончили делиться. — Звук его смеха приятно отдается в моей груди. Поднимаю голову вверх, захватываю его нижнюю губу и тяну. Низкое рычание желания доносится из глубины его горла, разжигая мое влечение к нему.

Он накрывает ладонью мою грудь, не зажатую его телом. Скользит большим пальцем по моему, уже затвердевшему соску, его прикосновение — пульсация ощущений, медленно вздымающихся во мне. Он наклоняется и прижимается мягким поцелуем к моим губам.

— Теперь что касается этой груди, — бормочет он, улыбаясь. Он сжимает мой сосок между большим и указательным пальцами, и поглощает мой вздох своим ртом. — Смогу ли я когда-нибудь насытиться тобой? — спрашивает он у моих губ. И я задаюсь тем же вопросом. Я когда-нибудь устану от него? От этого? От его вкуса или его прикосновения, или гортанного звука, выражающего, что я заставляю его испытывать, когда прикасаюсь к нему? Он всегда будет доводить меня до беспамятства? В какой-то момент моя жажда должна быть удовлетворена. От одного его прикосновения мои мысли исчезают, остается только одно. Это слово мелькает у меня в голове.

Никогда.


ГЛАВА 11

Эйвери улыбается мне, когда я перехожу к расписанию и нашим стандартным правилам и процедурам.

— Знаю, много информации, но как только освоишься, уже не будешь думать о ней дважды.

Она кивает и смотрит на Зандера. Тот сидит на диване и смотрит телевизор, прижимая к груди потрепанную плюшевую собачку.

— Что у него за история? — спрашивает она тихо.

Оглядываюсь через плечо на Зандера и улыбаюсь. Хотя он по-прежнему мало говорит, кроме случайных слов, начиная с автодрома, он, похоже, делает успехи. Немного больше общается с мальчиками, и я вижу следы эмоций на его лице, тогда как раньше оно было пустым. Психотерапевт говорит, что он начинает участвовать в разговоре, взаимодействовать с ней.

Это только начало. Прогресс требует времени.

Защищая своих детей, как курица наседка, я редко делюсь их прошлым, пока новый сотрудник не пробудет со мной некоторое время.

— Это Зандер. Он говорит немного, но мы работаем над этим. Он оказался в тяжелой ситуации, с которой пытается справиться изнутри. У него получится.

Она бросает на меня вопросительный взгляд, но я игнорирую ее интерес и начинаю пересматривать следующий перечень правил. Звонок в дверь и неожиданное вмешательство пугает меня. Джекс на бейсбольной тренировке с Шейном и Коннором, так что я встаю, чтобы открыть дверь.

Когда смотрю в глазок, меня застает врасплох вид сестры Колтона. Осторожно открываю дверь, любопытство берет надо мной верх.

— Какой неожиданный сюрприз! Привет, Квинлан. — Стараюсь все время лучезарно ей улыбаться, мое сердце бешено колотиться в ее присутствии. Поражаюсь, как такая милая, красивая женщина может внушать такое чувство тревоги.

— Райли — кивает она, ее идеальные губы почти не улыбаются. — Я приехала, на экскурсию, прежде чем сделать пожертвование на новый проект. Хочу точно знать, на что будут потрачены мои деньги.

Что же, и тебе привет! Натянуто улыбаюсь, приглашая ее войти. Она могла бы проявить ко мне хоть толику тепла, растопив свой ледяной образ. Что, черт возьми, я ей сделала, чтобы заслужить такое холодное отношение?

— С удовольствием проведу тебе экскурсию, — с усилием говорю я, желая иметь возможность передать ее другому консультанту, чтобы тот всё ей показал, но мои манеры и профессионализм берут верх. Кроме того, что-то мне подсказывает, этот визит — нечто большее, чем проверка учреждения для пожертвования. Изображаю фальшивую улыбку на лице. — Прошу, следуй за мной.

Сообщаю Эйвери, что она ответственная за мальчиков, а затем продолжаю показывать Квинланвсё здание и объясняю его преимущества. Я, наверное, хаотично изъясняюсь, но она не задает вопросов. Скорее, просто все время смотрит на меня со спокойной, но серьезной оценкой. И примерно через двадцать минут я понимаю, что проверка проводится не по Дому или по тому, что мы можем предложить моим мальчикам. Она полностью направлена на меня.

С меня достаточно.

Оглядываюсь, чтобы убедиться, что все мальчики по-прежнему играют с Эйвери, прежде чем повернуться к ней лицом.

— Почему ты на самом деле здесь, Квинлан? — Мой тон говорит: «Что за херней ты занимаешься, только без глупостей».

— Смотрю, достойно ли это заведение моего пожертвования, — отвечает она слишком сладко, чтобы быть правдой. Она удерживает мой взгляд, но я вижу, в глазах ледяной королевы что-то мерцает.

— Я это ценю, так как здание и дети этого достойны, — говорю я, — но давай на чистоту, зачем ты здесь? Посмотреть, достойно ли заведение твоего пожертвования или достойна ли я твоего брата? — Глаза Квинлан вспыхивают, когда я попадаю прямо в яблочко. Защищать брата — одно. Это я понимаю. Быть сукой — совсем другая история. — Что выбираешь?

Она наклоняет голову в сторону и смотрит на меня.

— Я просто пытаюсь понять, чего ты хочешь.

— Чего хочу?

— Да, чего хочешь. — Ее голос неумолим, а взгляд по мощи не уступает взгляду Колтона. — Ты не из типичных девиц, на которых западает Колтон… поэтому я пытаюсь понять, чего именно ты хочешь от всего этого. От него. — Она поджимает губы, когда смотрит на меня. Уверена, шок на моем лице — стоящее зрелище.

— Прости, что? — бормочу, более чем оскорбленная.

— Ты поклонница гонок? Хочешь получить роль в новом фильме моего отца? Начинающая модель, пытающаяся добиться карьерного роста через постель? Не могу дождаться услышать, кто из них ты.

— Что? — Смотрю на нее мгновение, сквозь меня проносится шок, пока не превращается в гнев. — Как ты смеешь…

— О, теперь я всё понимаю. — Она ухмыляется, слова источают сарказм, и всё, что мне хочется сделать — это придушить ее. — Тебе нужны его деньги, чтобы закончить этот свой маленький проект, — говорит она, указывая вокруг себя. — Ты используешь его, чтобы таким образом прославиться.

— Это совершенно неуместно.

Делаю шаг вперед, доведенная до того, что мне все равно, что она сестра Колтона. Мне бы хотелось сказать ей кое-что похуже, но я на работе, где никогда не знаешь, какие впечатлительные уши могут тебя услышать. Но на меня можно давить лишь до тех пор, пока я не отброшу свои манеры подальше, как только что сделала она.

— Знаешь, что, Квин? Я пыталась быть милой, пыталась не замечать твое дерьмовое отношение и снисходительную насмешку, но с меня хватит. Это Колтон меня преследовал — а не наоборот.

Она приподнимает бровь, будто не верит мне.

— Да, — усмехаюсь я, — мне тоже трудно в это поверить, но так и было. Мне ни черта не нужно от твоего брата, кроме того, чтобы он открылся возможности, что заслуживает в своей жизни большего чем то, что позволял себе до сих пор. — Делаю шаг назад, качая головой. — Я не обязана объясняться перед тобой или оправдываться твоим глупым обвинениям. Спасибо за ложный предлог с пожертвованием, но мне твои деньги не нужны. Не в обмен на твое суждение обо мне. Думаю, тебе пора. — Указываю на коридор, тело трепещет от гнева.

Она широко улыбается, с лица уходит настороженность и, впервые с тех пор, как я ее встретила, сменяется теплом.

— Пока нет. Мы здесь еще не закончили.

Что? Отлично, не могу дождаться окончания этого вдохновляющего разговора.

— Я знала, что у тебя всё всерьёз. — она ухмыляется, делая глубокий вдох. — Мне просто нужно было убедиться, что я права.

Меня будто хлыстом ударило.

Я что-то пропустила? Сейчас я так смущена, что открыв рот, смотрю на нее, словно она сумасшедшая. Она, словно шизофреник, меняет темы, как и Колтон, должно быть это семейное.

Когда я просто стою и надменно на нее смотрю, она продолжает.

— Я никогда не видела Колтона таким на треке. Он приводит своих девиц, эти пустышки порхают вокруг него, но он их игнорирует. Он не позволяет кому-то отвлекать его, когда он в машине, никогда. Ты отвлекала его. Раньше я никогда не видела его таким… — она подыскивает слова —…влюбленным в кого-то. — Она скрещивает руки на груди и прислоняется к стене. — И отец сказал, что ты была в доме на Броудбич? В довершение ко всему Бэкс рассказал, что ты ездила с ними в Вегас?

Почему женщины, присутствующие в жизни Колтона, следят за мной и выносят приговор?

Влюблен? Колтон мог сказать, что я пугаю его, но он ни в коем случае не предположил бы о любви или даже не намекнул бы на это. Определенно он не влюблен. Я нечто другое, чем его обычный, говорящий всем своим видом, «Я хочу от тебя что-то взамен» тип девушки. Я обжигаю его. Я пугаю его. Но, по какой-то причине, несмотря на всё это, я не заставляю его пытаться сделать что-то большее, чем то, к чему он привык. Меня недостаточно, чтобы заставить его изменить свою жизнь. Он не собирается противостоять своим демонам, если даже не хочет говорить о них. И это единственный способ, которым, я думаю, он может передать эмоции, которые я вижу в его глазах и чувствую в благоговейном воздействии его прикосновений.

Отвлекаюсь от своих мыслей и сосредотачиваюсь на Квинлан. Она уставилась на меня. Действительно уставилась, заставляя меня ежится под ее молчаливым изучением.

— И что ты хочешь сказать, Квинлан?

— Слушай, как бы Колт не пытался играть Мистера Равнодушного и не думал, что я… дерьмо, вся семья… — она выдыхает —…не знает о его маленьких договоренностях… — она закатывает глаза с отвращением, когда произносит это слово, — для нас это не секрет. Его глупые правила и сексистские взгляды сводят с ума. И хотя я не согласна с ним и его выходками, я знаю, что это единственный способ, как он думает, его возможности иметь отношения… его необходимый способ справиться со своим прошлым. — Ее глаза не отпускают меня, и я понимаю, что она извиняется за своего брата. За то, что он думает, не сможет мне дать. За то, что он боится даже попробовать.

— Ему пришлось настолько ужасно? — шепчу я, уже зная ответ.

Наконец, на ее лице появляется нежность, глаза наполняются истинной печалью. Она еле заметно кивает головой.

— Он редко говорит об этом, и я уверена, что есть моменты, о которых он никогда не рассказывал, Райли. События, которые даже я не могу понять. — Она смотрит вниз на свои розовые ногти и переплетает пальцы рук. — Иметь родителей, которые не хотят тебя, достаточно сложно, чтобы справиться с этим, когда тебя усыновляют. Колтон… Колтону пришлось столкнуться с гораздо большим, чем просто преодолеть такое. — Она качает головой, и я вижу, она борется с тем, сколько ей можно мне рассказать. Она смотрит на меня ясными глазами, но в них идет борьба. — Восьмилетний мальчик так голоден — его заперли в комнате, пока мать занималась Бог знает чем, в течение нескольких дней — что каким-то образом убежал и отправился на поиски еды, к счастью, оказавшись у двери моего отца.

Втягиваю воздух, сердцебиение учащается, душу выворачивает наизнанку, и моя вера в человечество рушится.

— Это всего лишь небольшой отрывок из его ада, но это его история, которую он должен рассказать тебе сам, Райли. Не моя. Я делюсь только тем, чтобы у тебя имелось хоть какое-то представление о том, через что он прошел. Сколько терпения и стойкости тебе понадобится.

Киваю в понимании, не зная, что сказать женщине, которая несколько минут назад упрекала меня, а теперь дает мне советы.

— Значит…

— Поэтому я должна была убедиться, что у тебя всё всерьёз. — Она одаривает меня смиренной извиняющейся улыбкой. — И сделав это, мне бы хотелось хорошенько разглядеть первую женщину, которая может быть той, кто снова сделает его цельным.

Ее слова поражают меня.

— Ты застала меня врасплох, — признаюсь я, не зная, что еще сказать.

— Знаю, что могу немного перегнуть палку, даже быть самонадеянной… но я люблю Колтона больше всего на свете. — Она мягко улыбается при звуке его имени. — И я лишь присматриваю за ним. Мне хочется для него только самого лучшего.

Это я могу понять.

Она отталкивается от стены и выпрямляется.

— Послушай, если забыть о великолепной суровой внешности… внутри него находится испуганный маленький мальчик, который боится любви. По какой-то причине в один миг любовь у него ассоциируется с ожиданиями ужаса, а в следующий он думает, что не достоин ее. Думаю, он боится любить кого-то, потому что знает — они уйдут. Он, скорее всего, сделает тебе больно, чтобы доказать — ты так и поступишь… — она качает головой —…и только за этот ад я прошу прощения, потому что, насколько я могу судить, ты заслуживаешь большего.

Ее слова ударяют по мне в полную силу. Я понимаю внутреннего маленького мальчика, потому что таких у меня полный задний двор, со своими собственными проблемами. Мне просто хочется, чтобы они испытывали абсолютную любовь, которую Колтон нашел в Бэккете и Квинлан. Кого-то, кто заступится за них и позаботится, потому что эти люди не желают ничего, кроме лучшего. Эта любовь — это оградительное чувство — я его понимаю.

Квинлан протягивает руку и кладет ее на мою, сжимая, чтобы донести до меня свою точку зрения.

— Я люблю брата, Райли. Некоторые скажут, что в детстве я целовала землю, по которой он ходил. — Она залезает в карман и вытаскивает что-то, отводя от меня взгляд. — Прошу прощения за вторжение. Мне действительно не стоит… вмешиваться. — Внезапно она выглядит смущенной, направляется к двери. Протягивает руку и вкладывает в мою ладонь чек. Ее глаза поднимаются вверх, чтобы встретиться с моими, и впервые я вижу в них одобрение. — Спасибо, что уделила мне время, Райли. — Она проходит мимо меня и останавливается, оглядываясь. — Если у тебя будет шанс, позаботься о моем брате.

Киваю в знак признательности, и все, что могу сделать, это выдавить из себя «Пока», поскольку из-за ее неожиданных откровений у меня в голове творится тот еще хаос.


ГЛАВА 12

Крик будит меня глухой ночью. Задушенная, дикая мольба, которая продолжается и продолжается, снова и снова, прежде чем я могу просто выйти из спальни. Мчусь по дому под звуки безграничного ужаса, Дэйн и Эйвери следуют за мной, наши шаги дробно стучат в спешке.

— Ма-а-а-ам! — кричит Зандер. Распахиваю дверь его комнаты, когда душераздирающий звук отдается от стен спальни. Он яростно мечется в своей постели. — Не-е-ет! Не-е-ет!

Слышу в коридоре панический голос Шейна, пытающегося помочь Дэйну успокоить ребят помладше, которые проснулись и теперь напуганы. В голове мелькает мысль о том, как грустно, что ночные кошмары такие постоянные посетители в этом доме, что для Шейна они стали уже обычны. Но сейчас я сосредоточена исключительно на Зандере, зная, что Дэйн позаботится о Шейне и остальных мальчиках. Слышу, как Дэйн говорит Эйвери помочь мне, если понадобится. Добро пожаловать в первую ночь в Доме, Эйвери.

Я осторожно сажусь на кровать Зандера. Его тело извивается и корчится под простыней, лицо мокрое от слез, постель влажная от пота, и страшные всхлипы вырываются из глубины его горла. Безошибочный запах его ужасающего страха заполняет маленькую комнату.

— Зандер, детка, — напевно произношу я, стараясь не повышать голос и не прибавлять стресса к уже преследующему его кошмару. — Я здесь. Я здесь. — Его плач не прекращается. Протягиваю руку, чтобы попытаться его разбудить, и он застает меня врасплох, когда яростно бьет кулаком мне в скулу. Боль отдается прямо под глазом, но я отмахиваюсь от нее, пытаясь разбудить Зандера, чтобы он не навредил себе.

— Папочка, нет! — хнычет он так душераздирающе, что слезы текут у меня из глаз. И несмотря на то, что это сон, который не может быть использован на законных основаниях, Зандер только что подтвердил подозрение, что его отец убил его мать. Прямо у него на глазах.

Изо всех сил пытаюсь обнять его. Несмотря на его небольшие габариты, сила, которую придает ему адреналин, вызванный ужасом, увеличивается. Мне удается обхватить его руками и притянуть к груди, все время бормоча что-то. Дать ему понять, что я здесь и что я не причиню ему вреда.

— Зандер, все в порядке. Давай, Занд, проснись, — шепчу я ему снова и снова, пока он не просыпается. Он изо всех сил пытается сесть и высвободиться из моей хватки, осматривая спальню пустым взглядом, чтобы сориентироваться в обстановке.

— Мама? — хрипит он в таком отчаянии, что мое сердце разбивается на миллион кусочков.

— Все в порядке, я здесь, приятель, — успокаиваю я, ласково проводя рукой вверх и вниз по его спине.

Он смотрит на меня, глаза красные и влажные от слез, и падает мне в объятия. Он цепляется за меня с таким отчаянием, что знаю, я сделаю все, чтобы стереть из его памяти воспоминания о той ночи, если представится такая возможность.

— Я хочу к мамочке, — кричит он, повторяя это снова и снова. Это первое предложение, которое я когда-либо слышала, и все же здесь нет ничего чем можно было бы восхищаться. Что могло бы подбодрить или порадовать.

Мы сидим прижавшись друг к другу, крепко сжимая объятия до тех пор, пока его ровное дыхание не убеждает меня, что он снова заснул. Медленно перекладываю его, чтобы уложить на кровать, но, когда я пытаюсь убрать руки, он цепляется еще крепче.

Только когда солнечные лучи проглядывают сквозь закрытые мини-жалюзи, мы оба погружаемся в глубокий сон.


ГЛАВА 13

Колтон


Дрожь двигателя проходит сквозь мое тело, когда я щелкаю переключателем, входя в четвертый поворот. Твою мать. Что-то не так. Что-то не так. Снижаю скорость больше, чем необходимо, когда пересекаю линию и заезжаю на апрон, выходя из поворота (Прим. переводчика: Апрон — плоская часть трассы, отделяющая желтой или белой линией основную часть трека от внутренней (инфилд), где обычно располагаются пит-комплексы).

— Что происходит? — Бестелесный голос Бэкса наполняет мои уши.

— Черт, я не знаю, — отрезаю я, увеличивая скорость, чтобы попытаться понять, что мне скажет автомобиль. Каждая дрожь. Каждый звук. Каждый толчок моего тела. Напрягаю внимание, пытаясь определить, что идет не так — подкрепить доказательством, почему машина, похоже, не ведет себя так, как положено. Не могу понять, что я упускаю из виду, чего я, вероятно, не досмотрел, и это может стоить нам гонки.

Или же я врежусь прямо башкой в стену.

В голове стучит от стресса и сосредоточенности. Прохожу прямую старт-финиш, трибуны справа от меня превращаются в один сплошной участок смешанных цветов. Размытые очертания, в которых я живу.

— Это…

— Сколько предварительной нагрузки в дифференциале? — спрашиваю я, ударяя еще по одному переключателю, направляясь в поворот. Заднюю часть автомобиля начинает заносить, я нажимаю газ, выходя из поворота, ускоряя автомобиль до максимума. Мое тело автоматически смещается, чтобы компенсировать давление, оказываемое на него силой и углом наклона трека. — Может дело в дисках сцепления? Зад заносит, — говорю я ему, сражаясь за то, чтобы вернуть машину под контроль, прежде чем войти во второй поворот.

— Это невозм…

— Сейчас ты за рулем гребаной машины, Бэкс? — рявкаю я в микрофон, мои руки в отчаянии сжимают руль. Бэккет, очевидно, читает мое настроение, потому что радио молчит. В голове вспыхивают отрывки из кошмаров, которые мучили меня прошлой ночью. Мне не удалось поговорить с Райли этим утром, когда я ей звонил. Мне нужно услышать ее голос, чтобы очистить свой разум от следов кошмара.

Черт возьми, Донаван, вернись на трек. Раздражение — на себя, на Бэккета, на гребаную машину — заставляет меня сильнее чем нужно жать на педаль, чтобы вернуться на прямую. Мое гребаное стремление использовать адреналин, чтобы заглушить мысли в голове.

Знаю, Бэкс сейчас, наверное, вне себя от мысли, что я сожгу двигатель. Угроблю все потраченное время и настройки, которые мы устанавливали на двигатель. Приближаюсь к третьему повороту, и часть меня хочет, чтобы его не было. Просто прямой участок дороги, по которому я мог бы продолжить движение, вдавив газ на полную, мчаться по ветру и обгонять дерьмо в моей голове — страх, сжимающий мое сердце.

Погоня за возможностями просто вне моей досягаемости.

Впереди нет ничего. Лишь еще один гребаный поворот. Я как хомячок в проклятом колесе.

Вхожу в поворот слишком резво, в голове слишком много херни, чтобы находиться сейчас на треке. Я должен осознанно напоминать себе об этом, чтобы попытаться и не переусердствовать в корректировке движения, когда упускаю из виду зад машины и ее заносит вправо, дрейфуя слишком сильно. Дрожь страха пробегает у основания моего позвоночника в течение той доли секунды, когда я не уверен, смогу ли вытянуть машину вовремя, чтобы не поцеловать барьер.

Бэккет чертыхается по радио, что я едва этого избежал, а я выкрикиваю в ответ одно из своих ругательств. Единственный способ выразить страх, который только что пронзил мое тело. Адреналин — мой выбор сиюминутного наркотика, царит до тех пор, пока в ближайшие минуты осознание моей глупости не берет верх. Взрыв понимания всегда занимает несколько секунд.

Чтоб меня. Довольно. Я не должен сейчас находиться в машине. Это глупо с моей стороны, когда у меня в голове бардак. Снижаю скорость, входя в четвертый поворот, замедляясь, заезжаю в ангар и останавливаюсь там, где за противопожарной перегородкой стоит моя команда. Заглушаю двигатель и шумно вздыхаю. Они все просто стоят, никто и шагу не делает, когда я отстегиваю шлем и отсоединяю рулевое колесо. Стягиваю шлем и его вырывают у меня из рук.

— Ты пытаешься покончить с собой? — кричит на меня Бэккет, когда я снимаю подшлемник и наушники. Теперь я знаю, почему команда осталась за стеной. Они привыкли к непостоянству и жестокой честности между мной и Бэксом. Они знают, когда стоит держаться подальше. — Тогда делай это в свое чертово личное время. Не в мою смену! — Он в бешенстве и имеет на это полное право, но черта с два, если я ему это скажу.

Просто смотрю на него, слегка ухмыляюсь моему старшему другу, приподнимая уголки губ. Пытаясь спровоцировать его, чтобы он не заметил, как дрожат мои руки. Верный способ для него узнать, что я тоже испугался до усрачки и подлить масла в огонь. Какого черта я думал, садясь в машину с забитой дерьмом башкой? Он просто смотрит на меня, стиснув челюсти и расправив плечи, прежде чем покачать головой, повернуться ко мне спиной и уйти.

Как только Бэкс поворачивает за угол, моя команда разбегается из-за стены и начинает выполнять свою работу, а я вылезаю из машины. Рад, что они избегают меня, все, очевидно, привыкли к моей угрюмости, когда испытание катится ко всем чертям.

Провожу ладонью по лицу и мокрым от пота волосам. Иду туда же, куда ушел Бэкс, зная, что у него было достаточно времени успокоиться, чтобы мы могли поговорить. Возможно. Твою мать. Не знаю. Когда между нами что-то не так, остальная команда это чувствует. Я не могу допустить, чтобы это перенеслось в новый сезон.

Следую за ним до трейлера и поднимаюсь по ступенькам. Он сидит в кресле напротив двери, наклонившись вперед, локти на коленях. Он просто смотрит на меня и качает головой, заставляя чувству вины за годы жизни, потраченные на меня, ударить по мне в ответ на мой беспечный фокус.

— Какого хрена это было? — спрашивает он слишком тихим голосом — голосом родителя, разочарованного своим ребенком.

Расстегиваю костюм до пояса, позволяя рукавам свеситься по бокам, прежде чем снять футболку и упасть на диван. Закрываю глаза, устраиваясь так, что моя голова опирается на один подлокотник, а ноги на противоположный. Я так устал. Мне требуется сон, не заполненный всеми долбаными кошмарами, которые неоднократно приходили с того утра с Райли. Я гребаная развалина. Не могу мыслить здраво. Очевидно, мое вождение — полное дерьмо.

— Я не знаю, Бэкс, — вздыхаю я. — Голова была не на месте. Я не должен был…

— Ты чертовски прав, ты не должен был, — кричит он на меня. — Это был глупый гребаный трюк, и, если ты когда-нибудь снова выкинешь такое — сядешь в машину, когда не мыслишь ясно — можешь искать себе другого чертова командира экипажа. — Скрип стула говорит мне, что он оттолкнулся и встал. Трейлер раскачивается от его движений, дверь со стуком хлопает, когда он уходит.

Держу глаза закрытыми, погружаясь в продавленный задницами диван, просто желая забыться, желая поговорить с Райли, но зная, что она, вероятно, сама спит после ночных событий.

Не знаю, почему я так запаниковал этим утром, когда не смог до нее дозвониться. Мой разум сразу же обратился к мыслям о ней и несчастном случае. Застрявшей где-то в искореженной машине. Одинокой и испуганной. В груди все сжалось при мысли об этом, пока я не связался с Хэдди, которая дала мне номер стационарного телефона Дома. Я почувствовал себя лучше — и хуже — после разговора с Джексоном о беспорядочном кошмаре Зандера.

Бедный искалеченный ребенок. Кошмары могут быть настолько чертовски жестокими. Стать шагом назад и еще больше накрыть воспоминаниями. Сделать их еще хуже. Заставить тебя пережить их в еще худшем виде. Вспомнить то, чего не должен был помнить. Или же не хотел. Ни раньше, ни впредь. Но, по крайней мере, у него была Райли, чтобы успокоить его, остаться с ним и держать демонов в страхе своим ласковым голосом и обнадеживающим прикосновением.

Именно то, что мне было нужно от нее прошлой ночью. Что мне все еще нужно от нее сегодня.

Вздыхаю при мысли о ней, желая ее в самом испорченном смысле… и в самом лучшем. Громко смеюсь над собой в пустом трейлере. Не могу понять, чего я хочу больше, сна без сновидений или услышать голос Райли.

Черт, я, должно быть, совсем долбанулся, если все, чего мне хочется от Райли, это услышать ее голос. Качаю головой и тру руками лицо, чувствуя себя девчонкой от этой мысли. Чего бы я не отдал, чтобы вернуться на пару месяцев назад, когда сон приходил так легко.

Когда мой член и яйца были надежно ко мне привязаны и отвечали за мои мысли. Когда выбор между сном, сексом или желанием услышать голос конкретной женщины не был проблемой; несколько часов незамысловатого секса приводили к забвению без сновидений. Два зайца убиты одним выстрелом. А женский голос? Какая разница, что она говорит или делает своим ртом, главное, чтобы шире его открывала и заглатывала без рвотного рефлекса.

В голове мелькает образ Райли. Ее темные волосы на белой подушке, когда я зависаю над ней. Выражение лица — губы дрожат, глаза распахнуты, щеки раскраснелись — когда я погружаюсь в нее. Как она сжимается вокруг меня, словно тиски, когда кончает. Чертова киска-вуду.

От этой мысли мой член шевелится — желая, не нуждаясь в ней — но меня переполняет усталость и целиком поглощает в свое забытье.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.

Вздрагиваю от начинающегося кошмара, дезориентированный неизвестностью временного отрезка. Сердцебиение грохотом отдается в ушах. Желудок сводит. Разум мгновенно забывает подробности, но кошмарные тиски страха все еще удерживают меня против моей воли, утаскивая назад сквозь отравленные воспоминания.

— Господи Иисусе! — выкрикиваю я в пустоту трейлера, заставляя себя успокоиться и дышать. Попытаться забыть страх, который никогда не пройдет. Никогда. Страх уступает место гневу, хватаю первое попавшееся мне под руку, один из мешочков для игры в сокс, оставленный кем-то из команды, и бросаю его через проход так сильно, как только могу. Стук, который он издает, никак не ослабляет раздирающие меня чувства, врезаясь в каждую клеточку моего существа, но это все, что я могу сделать. Мой единственный источник освобождения.

Я беспомощен и стал заложником яда внутри меня. По щеке стекает пот. Я, черт побери, промок насквозь. Запах страха льнет ко мне, и мой желудок снова скручивается в знак протеста. Дерьмо!

Соскакиваю с дивана и срываю с себя одежду, будто она горит на мне. Мне нужно принять душ. Нужно смыть грязь трассы и пятно от его воображаемого прикосновения с моей нежелающей этого плоти.

Вода обжигает. Мыло ничем не помогает, чтобы смыть воспоминания. Прижимаюсь лбом к акриловой стенке душевой кабинки, позволяя воде выжигать линии, когда она стекает по моей спине. Отключаю мозг и отдыхаю пять гребаных минут, чтобы обрести свою собственную временную тишину.

Слова Райли прокручиваются в голове, изводят меня, повергая в сомнение, заставляют задуматься, не это ли будет решением для моего постоянного яда, который, боюсь, поглотит меня. Бью кулаком по стене, звук отдается в моих долбаных мыслях. Вытаскиваю себя из душа, оборачиваю полотенце вокруг бедер и беру мобильник. Мне нужно сделать это прежде, чем мужество покинет меня. Пока я не струсил и не подумал о последствиях. Ответы, которые я боюсь отыскать. Правда, которая боюсь, разрушит меня. Набираю номер в своем телефоне и сглатываю желчь, угрожающую вырваться наружу, готовясь к каждому пропущенному гудку телефона.

— Колтон? Я думал, ты сегодня на испытаниях.

Тепло пронзает меня при звуке его голоса, переполненного беспокойством. А потом страх. Как он справится с вопросами, которые мне нужно задать? Те, которые, по мнению Райли, могут помочь мне, могут облегчить тяжесть в моей душе и пытки в моем разуме.

Заставляю себя спросить человека, обеспечившего мне будущее, о женщине, которая отняла у меня всё. Мою юность. Мою невинность. Мою веру. Мою способность любить. Самого себя.

Представление о безусловной любви.

— Сын? Все в порядке? — из-за моего молчания в его голос закрадывается беспокойство. — Колтон?

— Папа… — я задыхаюсь, горло словно забито песком.

— Ты пугаешь меня, Колт…

Трясу головой, чтобы взять себя в руки.

— Извини, пап… я в порядке. Я в норме. — Слышу, как он громко выдыхает на другом конце провода, но молчит, давая мне мгновение собраться с мыслями. Он знает, что что-то не так.

Ощущаю себя тринадцатилетним, когда я снова облажался. Этот подростковый страх заполняет меня — боюсь, что, если надавлю слишком сильно или еще раз облажаюсь, они отправят меня обратно. Они больше не захотят меня. Самое смешное, я думал, что давно победил этот страх, но как только вопрос повис у меня на языке, всё вернулось. Ужас. Незащищенность. Необходимость чувствовать себя нужным.

Страх подавляет мои слова.

— Я… э… у меня только один вопрос. На самом деле не знаю, как спросить об этом…

Тишина заполняет линию, и я знаю, мой отец пытается разобраться, что, черт возьми, со мной не так. Почему я веду себя как маленький мальчик, каким был раньше.

— Просто спроси, сынок. — Это всё, что он говорит, но его тон — этот успокаивающий, поддерживающий во всём тон — говорит мне — он знает, что-то вернуло меня к тому периоду времени. И хотя всё, что я чувствую — это страх и неуверенность, всё, что я слышу — это терпение, любовь и понимание.

Делаю глоток воздуха и с дрожью его выдыхаю.

— Ты знаешь, что с ней случилось? Где она сейчас? Что с ней стало? — Мои пальцы дрожат, когда я провожу рукой по волосам. Не хочу, чтобы он волновался или думал, что я хочу найти ее и… Не знаю, что она из себя представляет. Примирение? Хрена с два, нет. Никогда.

Но меня до чертиков пугает, что сама мысль о ней — всего лишь мысль — может заставить меня так думать. Может трахать мне мозг больше, чем сны.

— Не важно, я…

— Колтон… всё в порядке. — Его голос наполняет уверенность.

— Просто я не хочу, чтобы ты думал…

— Я ничего не думаю, — успокаивает он так, как только отец может успокаивать сына. — Вдохни поглубже, Колт. Всё нормально. Я долго ждал, когда ты спросишь…

— Ты совсем не сердишься? — Единственное, что в страхе я могу произнести.

— Нет. Ни капельки. — Он вздыхает, смирившись с тем, что небольшая часть меня всегда будет волноваться, независимо от того, сколько времени прошло.

У меня такое чувство, будто с моей груди сняли вес в сорок пять килограммов. Освобождая меня от страха спросить.

— Правда?

— Это естественное любопытство, — уверяет он. — Нормально хотеть узнать о своем прошлом и…

— Я знаю всё, что мне нужно о своем прошлом… — слова выходят шепотом, прежде чем я могу их остановить. Молчание повисает на линии. — Просто я… черт бы побрал эту Райли… — бормочу я в раздражении.

— Тебе снова снятся сны, не так ли?

Я изо всех сил пытаюсь ответить. Хочу рассказать ему, потому что чувствую себя обязанным быть честным после всего, что он для меня сделал, и в то же время чувствую необходимость лгать, чтобы он не беспокоился о воспоминаниях, которые искалечили меня в детстве. Чтобы он не вспомнил, насколько губительными они были. Чтобы не выяснил всего, что происходило.

— Я видел это в твоих глазах, когда вернулся из Индонезии. Ты в порядке? Тебе нужно…

— Со мной всё в порядке, пап. Просто Райли спросила, знаю ли я, что с ней случилось. Что, возможно, если бы я знал, то мог бы поставить на этом точку. Суметь закрыть кое-какие старинные двери…

На мгновение он замолкает.

— Я следил за ней какое-то время. Хотел убедиться, что когда она выйдет из тюрьмы, то не вернется, чтобы попытаться отыскать тебя или создать тебе проблемы, когда ты только начал приходить в себя. Я перестал около десяти лет назад, — признается он, — но я позвоню детективу, услугами которого пользовался, он знает о ее повадках лучше, чем кто-либо, и мы посмотрим, что он сможет найти. Если это то, чего ты хочешь…

— Да. Спасибо. Просто я…

— Не нужно объяснять, Колтон. Делай то, что считаешь нужным, чтобы восполнить те фрагменты, которые ты всегда чувствовал, у тебя отсутствовали. Мы с твоей мамой знали, что этот день настанет, и мы хотим, чтобы ты сделала всё, что должен, чтобы обрести покой. Мы не против.

Зажимаю переносицу и закрываю глаза, борясь с обжигающими слезами.

— Спасибо, папа. — Больше я ничего не могу сказать человеку, который дал мне жизнь после восьми лет смерти.

— Конечно, сынок. Я позвоню тебе, когда будут новости. Люблю тебя.

— Спасибо, папа. Я тоже.

Собираюсь повесить трубку, когда он снова говорит.

— Колтон?

— Да?

— Я очень горжусь тобой. — Его голос дрожит от волнения, что в свою очередь заставляет меня проглотить комок в горле.

— Спасибо.

Отключаюсь, кладу телефон на стол и прислоняюсь головой к стене. Шумное дыхание, раздающееся в тишине, никак не облегчает сокрушительные эмоции, проносящиеся через меня. Сижу так некоторое время, зная, что мне нужно извиниться перед Бэккетом и что я нестерпимо хочу Райли. Нуждаясь в чем-то, что прояснит голову.

Мысль поражает меня, как молния, и я менее чем за пять минут встаю, одеваюсь и выбираюсь из трейлера. Вижу парней, работающих в гараже справа от меня, но я не могу сейчас ни с кем разговаривать. Не хочу. Направляюсь к открытому отсеку, где припаркована одна из моих самых любимых малышек — Секс.

Даже не удостаиваю ее взглядом, чтобы оценить ровные линии F12 и безупречный огненный движок красного совершенства, но я чертовски уверен, что примерно через минуту буду наслаждаться ее скоростью. Влезаю за руль, и когда двигатель урчит, чувствую, что часть меня возвращается. Вспыхивает былая искра.

Пролетаю мимо гаража, замечая нежелание Бэккета встретиться со мной взглядом — гребаный упрямый ублюдок — и выезжаю с трека. Увеличиваю громкость, когда из динамиков доносится«The distance». Чертовски отличная песня. Через минуту выезжаю на шоссе № 10 и, видя, что на нем невероятно пусто для этого времени суток, вжимаю педаль в пол и лечу. Лечу быстрее, чем этого требует безопасность, но ощущения — меня обволакивает роскошь, в руках само совершенство, двигатель, разговаривающий со мной — очищают мою голову, и ослабляют внутреннее напряжение, тянущее меня в разные стороны.

Секс никогда не разочаровывает меня, когда я нуждаюсь в ней больше всего.

К тому времени, как я приближаюсь к транспортному потоку, моя голова немного проясняется, и я уже всё решил. Беру телефон и делаю звонок.


ГЛАВА 14

Когда я смотрю через кухню на Зандера и репетитора, работающего над его орфографией, слышу, как хлопает входная дверь. Возбужденная болтовня мальчиков заполняет коридор. Они и так обычно оживленные, когда возвращаются домой, но сегодня шум просто зашкаливает. Настолько, что Зандер поднимает глаза от своей работы и поднимает брови.

Зак появляется из-за угла такой взволнованный, что на секунду заикается, как обычно, когда чрезмерно возбужден.

— Рай-Райли и За-Зандер… поторопитесь и захватите свои вещи!

— Не бегай по дому, Зак, — предупреждаю я. — О чем ты вообще говоришь?

Другие мальчики залетают в гостиную, прежде чем он успевает ответить. Оглядываю мальчиков, чтобы отругать их за то, что они бегают по дому, когда замираю на полуслове.

На пороге комнаты стоит Колтон. Дерзкий. Сексуальный. Сногсшибательный. При виде него, эти три слова сразу ударяют меня.

Знаю, это глупо. Прошло всего четыре дня с тех пор, как мы виделись или разговаривали, но теперь, когда он тут, я поражена тем, как сильно по нему скучала. Как сильно хотела его увидеть. Оказаться с ним рядом. Снова услышать его голос. Снова ощутить ту связь. Мне позарез нужно пространство, чтобы проветрить голову.

Глазами веду вверх по его телу. Когда встречаюсь с ним взглядом, медленная, кривая ухмылка приподнимает уголок его губ, образуя ямочку, которую я нахожу неотразимой. Клянусь, от его опаляющего взгляда сердце пропускает удар. Шумно сглатываю, пытаясь обрести опору, которую он только что выбил из-под меня.

Мы смотрим друг на друга, пронзительные голоса мальчиков сходят на нет, когда мы разговариваем друг с другом, не произнося слов. Кайл хватает меня за руку и дергает, нарушая гипнотическое состояние между нами.

— Колтон везет нас на картинг! — восклицает он, в его глазах пляшет волнение.

— Везет? Правда? — спрашиваю я, поднимая брови и глядя на Колтона.

— Да, везет, — говорит Колтон, делая шаг ко мне, его кривоватая усмешка сияет теперь на полную мощность. — Оставляйте вещи, парни, и садитесь в машину. Джексон ждет. — Мои глаза расширяются от его слов, и мне интересно, как он это устроил.

Колтон оборачивается и встречается с полными надежды глазами Зандера.

— Привет, Зандер, я подумал, что вам, ребята, не помешает отдохнуть от всех этих школьных дел. Знаю, они очень важны, но иногда парню нужен перерыв, как думаете? — Глаза Зандера становятся большими, как блюдца, губы расплываются в широкой улыбке. Это маленькое чудо — видеть, как свет от улыбки на его дорогом моему сердцу лице может смягчить тяжесть последствий кошмара. — Давай, возьми свою обувь, и мы можем встретиться со всеми в фургоне. Ты в игре? — спрашивает он.

Зандер вскакивает и мчится к себе в спальню, а я прикусываю язык, касательно запрета на бег. Извиняюсь перед репетитором и отправляю ее восвояси с глазами, ошеломленными от вида Колтона. Бедняжка.

Когда она выходит из комнаты, слышу, как мальчики с оживлением направляются к входной двери. Только тогда Колтон подходит ко мне и оттесняет к кухонной стойке. Он прижимается ко мне бедрами, в то же время его рот захватывает мой в умопомрачительном, головокружительном, выворачивающем душу наизнанку поцелуе. Боже, я скучала по его вкусу. Поцелуй слишком короткий, чтобы восполнить четыре дня его отсутствия. Когда наши губы отрываются друг от друга, он крепко меня обнимает, и я могу потеряться в нем — полном молчаливого отчаяния. Он держит меня в объятиях, лицом прижимаясь к моей шее, и я чувствую, как он дышит мной, черпая силу из нашей связи.

— Эй, — ласково бормочу я, когда его руки прижимаются к моей спине. — Ты в порядке?

— Да. — выдыхает он. — Теперь да.

Его невнятное признание потрясает меня. Поражает те части глубоко внутри меня, которые еще целы и полны надежд и возможностей.

Он, наконец-то, отпускает меня, когда слышит звуки в коридоре. Смотрю на его лицо, сквозь красивые черты, от которых до сих пор перехватывает дыхание. Замечаю темные круги под его усталыми, настороженными глазами. Он не спит. Опять кошмары? Не знаю и не хочу спрашивать. Расскажет сам, если захочет. Когда сможет.

Пристально смотрю на него и пытаюсь понять, что в нем изменилось. Только когда он наклоняет голову, чтобы вопросительно посмотреть на меня из-за моей молчаливой оценки, меня осеняет. Он гладко выбрит. Протягиваю руку и провожу по его челюсти, его лицо льнет к моему прикосновению. И что-то в этом незначительном жесте, вкупе с его предыдущим признанием, заставляет мое сердце биться сильнее.

— Что это? — спрашиваю я, отводя глаза, чтобы он не прочитал моих явных эмоций. — Так ровно и гладко выбрит.

— Это не сулит ничего хорошо рекламе бритвы, обещающей легкую щетину, — ухмыляется он, проводя ладонями вверх и вниз по моим бокам. При его прикосновении искры желания вспыхивают внизу моего живота.

Громко смеюсь.

— Понятно. Мне нравится, — говорю я ему, снова пробегая по нему пальцами, когда он хмурится. — Все в порядке, Ас, без щетины ты все равно источаешь ауру плохого мальчика. Кроме того, я бы переспала с кем-нибудь другим, кроме этого заросшего щетиной мужика, на которого я зря трачу свое время.

Он сверкает озорной улыбкой.

— Зря тратишь время, значит? — Он делает шаг ко мне, страсть явно вытесняет веселье из его глаз.

Каждая частичка моего тела сжимается от того, как он, словно хищник, движется в мою сторону. Боже мой. Возьми меня, хочется мне сказать ему. Возьми каждую частицу меня, которую ты еще не украл, захватил и потребовал.

— О, определенно. Он настоящий бунтарь… — морщу нос, подыгрывая ему, — …а я однозначно не любительница плохих парней.

— Нет? — Он облизывает губы быстрым движением языка. — Какой именно типаж ты предпочитаешь? — Дьявольская ухмылка выгибает уголки его губ, когда он протягивает руку, чтобы коснуться моего лица, и в то же мгновение она исчезает. Его глаза сужаются, замечая синяк, который оставил Зандер на моей щеке. Моя тоналка явно стерлась. — Кто это сделал? — требовательно спрашивает он, руками обхватывая мою шею, поворачивая мне голову в сторону, чтобы он мог рассмотреть серьезность синяка. — Это сделал Зандер прошлой ночью?

Поражаюсь его словам.

— Да, это вполне естественно. — Я пожимаю плечами. — Откуда ты об этом знаешь?

— Бедный пацан. — Он качает головой. — Я звонил тебе сегодня утром. Ты еще спала после того, как всю ночь была с Зандером. Я ничего от тебя не слышал и забеспокоился. — Он делает паузу, и эти слова — его признание, что он заботится обо мне, сразу вслед за теми другими, говорят мне о многом, что он нуждается во мне — воспламеняют мою душу и заставляют губы автоматически складываться в улыбку. — Я позвонил в Дом, ответил Джексон. Он рассказал, что случилось. — Он отводит в сторону мой подбородок, чтобы снова посмотреть на щеку.

— Уверена, что все в порядке?

— Да. — Я киваю головой, его забота умилительна.

— В общем, я подумал, что детям может понадобиться перерыв, чтобы стряхнуть с себя воспоминания о прошлой ночи. — Он наклоняется и снова прислоняется ко мне губами. — И я очень хотел увидеть тебя, — бормочет он на одном дыханий, его слова выстреливают прямо мне в сердце и впиваются в каждую клеточку.

Как он может говорить, что не разделяет романтических взглядов, когда так непринужденно произносит подобные вещи, когда их меньше всего ожидаешь?

— Сегодня вечером у меня дела, так что я ограничен во времени, но мне хотелось бы пойти повеселиться и снять стресс. — Он еле заметно качает головой, и я вижу, как намек на печаль возвращается в его глаза. — Кроме того, это был тяжелый день и мне нужно отдохнуть. Сделать что-нибудь, чтобы расслабиться.

— Всё в порядке?

— Ничего такого, о чем тебе стоило бы беспокоиться. — Он натянуто улыбается, наклоняется и целует кончик моего носа. — Кроме того, я подумал, что мальчикам это тоже понравится.

— Уверена, так и будет, — говорю я ему. — Мне нужно взять сумочку. — Собираюсь отправиться в комнату персонала, когда слышу, как из противоположной части дома Зандер зовет меня по имени. Останавливаюсь, широкая улыбка расплывается по моему лицу, слыша, как он называет мое имя, как и все другие дети в доме. Это наполняет мое сердце счастьем. — Что случилось, Занд? — спрашиваю я.

— Ботинок. — Это всего лишь одно слово. Но это слово. И он действительно общается, так что это делает его еще лучше. Широко улыбаюсь, и Колтон улыбается вслед за мной в знак понимания.

— Иди бери сумочку, — говорит он мне. — Я пойду и помогу ему.

— Уверен? — спрашиваю я, но он уже поворачивает за угол гостиной.

Собираю вещи, запираю заднюю дверь и готовлюсь уходить. Когда иду по коридору, слышу шепот голосов. Делаю несколько шагов, а затем останавливаюсь, понимая, что Колтон и Зандер разговаривают о прошлой ночи.

Знаю, я не должна подслушивать, должна уйти и оставить их наедине, но мое любопытство задето. И когда я слышу, как Колтон говорит: «Знаешь, мне тоже снились очень плохие сны, Зандер», понимаю, что никуда не уйду.

Я не вижу их, но у меня такое чувство, что Зандер каким-то образом признает слова Колтона, потому что тот продолжает.

— Когда я был маленьким, со мной тоже случались очень плохие вещи. И раньше мне было страшно. Очень страшно. — Слышу вздох Колтона и какое-то ерзанье. — И когда мне очень страшно, знаешь, что я говорю, чтобы попытаться не быть таким напуганным? Я повторяю у себя в голове: Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек. Я говорю это снова и снова. И знаешь, что? Если зажмурить глаза очень, очень сильно — вот так — это поможет.

Стою в коридоре. Мое сердце тает, когда я слушаю человека, который настолько сломлен, что поклялся никогда не заводить детей, но настолько невероятен с ними в общении. Особенно с теми, кто сломлен. Теми, кто нуждается в нем больше всего. Теми, кого он понимает лучше всех. Чувствую призрачную боль в животе иотбрасываю в сторону мысли о том, чего не может быть. У меня. И с ним.

Затем лучший звук на свет вытаскивает меня из чувства жалости к себе. Он краток, но это смех, который согревает меня изнутри. Хотелось бы мне видеть, что делает Колтон, чтобы рассмешить его. Какой барьер он рушит, чтобы добыть этот звук из Зандера.

— Знаешь, что? Открою тебе еще один секрет… даже сейчас — даже будучи взрослым — когда мне снится плохой сон или я очень боюсь, я все равно это говорю. Клянусь…

Колтон смеется, и я делаю шаг вперед к открытой двери. И от того, что я вижу у меня перехватывает дыхание. Колтон сидит на кровати, а Зандер сидит ко мне боком на его коленях и благоговейно на него смотрит. С нежной улыбкой на губах. На долю секунды Колтон поднимает взгляд, замечая меня, его ласковая улыбка становится шире, а затем он поворачивается обратно, чтобы сосредоточиться на Зандере.

— И это по-прежнему помогает. Теперь, готов проехаться на карте и обогнать меня?

Зандер смотрит на меня и широко улыбается.

— Хорошо, тогда забирайся в фургон! — говорю я ему. Он оглядывается на Колтона и кивает головой, прежде чем вскочить и побежать к входной двери.

Мгновение Колтон сидит на месте, и мы просто смотрим друг на друга. Молчаливый обмен, который говорит ему, что я все слышала и он этому рад. Этот обмен взглядами — наблюдая за ним с Зандером — разбивает защитную стену вокруг моего сердца на миллион кусочков и из ее трещин просачивается любовь. Качаю головой, чтобы очистить ее от всего, что мне хочется ему сказать в этот момент, и вместо этого протягиваю ему руку.

Он медленно поднимается с полуулыбкой на губах.

— Пойдем. — Он берет меня за руку и дергает на себя. — Как думаешь, сможешь выиграть у меня в гонке?

— Знаю, что могу оставить тебя без штанов, — отвечаю я с намеком.

Он смеется над моими словами.

— Как бы мне ни нравился ход твоих мыслей, Рай, мы будем на публике.

Отпускаю его руку и обнимаю за талию, желая почувствовать его тело. Теперь мне нужно ощутить себя ближе к нему. Он смеется над моим внезапным штурмом.

— Думала, развратничать на людях заводит тебя, — шепчу я ему на ухо.

— Господи Иисусе, женщина — стонет он. — Ты знаешь, что сказать, чтобы у меня встал.

Целую его прямо под челюсть.

— Знаю. Жаль, что мы будем окружены семью маленькими мальчиками, которые ловят каждое твое слово, иначе я бы позволила тебе утолить жажду, которая, похоже, мною владеет.

— Боже, ты просто дразнилка для члена, — смеется он, когда мы выходим из дома. Он отпускает меня, чтобы я могла запереть входную дверь, полный желания взгляд затуманивает его взор, когда он смотрит на меня.

— Думаешь? — застенчиво бормочу я, хлопая ресницами, он кивает. — Может, следует показать тебе, насколько хорошо я умею дразнить, — острю я, проплывая перед ним вниз по дорожке, покачивая бедрами из стороны в сторону. Знаю, секс не входит в программу вечера, потому что ему нужно уйти сразу после картинга с детьми, и в следующий раз я увижу его только в субботу вечером.

Поворачиваюсь к нему лицом, делая шаг назад, наблюдая за ним.

— Жаль, что ты побрился, — говорю я, борясь с ухмылкой. — Мне нравилось ощущать грубость щетины между бедер. — Приподнимаю брови, он втягивает воздух сквозь зубы.

Это может быть забавно. Когда предвкушение нарастает. Я могу провести неделю, поддразнивая его и наращивая ожидание, чтобы к вечеру субботы мы не могли оторваться друг от друга. Будто нам нужна в этом помощь.

— Давай, Райли! Ты должна его победить. Ты наша последняя надежда! — кричит мне через ограждение Шейн, когда я стою рядом с моим картом в ожидании реванша.

Последние два часа были просто взрывными. Начиная с гонок, смеха мальчиков до постоянного подшучивания между мной и Колтоном, я не могла придумать лучшего способа для мальчиков, чтобы выпустить пар и воссоединиться после хаоса с кошмарами Зандера прошлой ночью.

После часа, проведенного за всевозможными видами гонок, мальчики умоляли погоняться один на один с Колтоном. Он охотно согласился и, в свою очередь, из-за этого я и оказалась в теперешней ситуации. Колтон побил всех мальчиков, всех, кто пошел против него, но не меня. Я обвинила его в том, что он позволил мне выиграть, что заставило его мгновенно потребовать реванш. Второй заезд прошел в его пользу. Теперь у нас ничья.

— Третья попытка, Томас. Тот, кто победит в этот раз, будет иметь право хвастаться собой, — говорит он с весельем в глазах и вызовом в улыбке. Боже, как же я его люблю. Особенно, когда у него такой взгляд: уверенный в себе, беззаботный и откровенно сексуальный.

— Только и умеешь, что болтать, Донаван. Твоя победа была счастливой случайностью. — Он сверкает высокомерной улыбкой, что подстегивает меня еще больше. — Знаменитый, крутой профессиональный гонщик, вроде тебя, должен сохранять свою честь, понимаешь. Нельзя, чтобы новички вроде меня позорили тебя! Особенно, если это женщина.

— О, детка, ты меня знаешь, я позволю женщине делать со мной все, что она захочет. — Он ухмыляется и с намеком приподнимает бровь.

Громко смеюсь, проходя три метра, разделяющие нас. Оглядываюсь через плечо на мальчиков, которые подзуживают меня и подмигиваю им, чтобы показать — я на их стороне. Когда я приближаюсь, Колтон поворачивается ко мне лицом, его рука прижимает шлем к бедру, будто для него это самая естественная в мире поза, потирая пальцами другой руки, будто жаждет протянуть ее и прикоснуться ко мне.

Хорошо, это действует. Мои неуловимые касания. Маленькие наводящие на размышления комментарии, проскальзывающие то тут, то там. Медленное изучение его тела, чтобы он заметил. Несмотря на то, что все это приходится делать на виду у зрителей, рада знать, что ни одно из этих действий не осталось незамеченным. Я вижу это в его глазах и пульсирующих мышцах челюсти, когда приближаюсь к нему.

— Боишься, что проиграешь, Ас? — ухмыляюсь я. Нахожусь спиной к нашей аудитории, поэтому наклоняюсь и завязываю ботинок, целенаправленно выставляя на показ свое декольте. Когда поднимаю глаза, взгляд Колтона темнеет, и он облизывает языком губы.

— Я знаю, что ты делаешь, Райли, — тихо бормочет он из-под своей ухмылки, — и как бы твои маленькие шалости, с тех пор как мы здесь, не заставляли меня хотеть прижать тебя к этой стене и взять жестко и быстро, больше, чем один раз — не смотря на то, кто на нас смотрит — у тебя ничего не выйдет. — Он сверкает своей лучезарной улыбкой. — Я все еще собираюсь надрать твою прекрасную задницу на финише.

— Что же, не то, чтобы мне не хотелось испытать хорошую порку… — выдыхаю я, глядя на него из-под ресниц, и улавливаю его резкий вдох при моих словах. — Я просто подошла узнать, не нужна ли тебе помощь с мотором. — Невинно улыбаюсь, хотя язык моего тела говорит совсем другое.

Наблюдаю, как сжимается его горло, когда он сглатывает, его губы искривляются, когда он пытается бороться с улыбкой.

— О, мой мотор работает отлично, милая, — дразнит он, его глаза снова путешествуют по моему телу. — Рычит и рвется вперед. Тебе нужна помощь с настройкой и подготовкой к гонке?

Кусаю нижнюю губу, смотрю на него и склоняю голову в сторону.

— Ну, кажется, мой задний привод немного туговат. Ничего такого, с чем бы не смогла быстро справиться смазка, — бросаю я через плечо, возвращаясь к своей машине, желая увидеть его реакцию.

Мальчики продолжают кричать, когда мы надеваем шлемы и пристегиваемся в картах. Смотрю на Колтона и киваю головой, вжимая педаль газа. А потом мы срываемся с места, мчась бок о бок по поворотам трека. Во мне проявляется конкурентная природа, когда Колтон на корпус остается позади меня. Из-за звука двигателей я не слышу, как мальчики подбадривают меня, но улавливаю мимолетные проблески их рук, отчаянно размахивающих в поле моего зрения. Мы подходим к следующему повороту, и я краем носа своего карта вырываюсь вперед, заходя в поворот на полной скорости и газуя мимо него. Мы мчимся по прямой к финишной линии, меняясь местами в обгоне. Когда мы, наконец, пересекаем ее, я почти уверена, что выиграла, судя по возгласам мальчиков и Джексона, стоящих на обочине.

Тормоза моего карта взвизгивают, и я выпрыгиваю из него, не в силах сдержать широкую ухмылку. Снимаю шлем одновременно с Колтоном, и когда поворачиваюсь к нему, клянусь, его ухмылка такая же широкая, как и моя. Делаю глупый, небольшой победный танец вокруг него, чтобы развлечь мальчиков, которые празднуют по-своему. Он лишь качает головой, смеясь надо мной искренней, беззаботной улыбкой.

— Ха! — Я ухмыляюсь ему. — Как тебе такое нравится? — Насмехаюсь я, когда иду за ним в небольшой офис на границе с треком, скрытого от чужих глаз. В ту минуту, когда мы оказываемся вне поля зрения мальчиков, Колтон разворачивает меня и прижимает к стене. Его длинное, поджарое тело прижимается к каждому моему изгибу, словно мы подходим друг другу, как Инь и Ян.

— Ты хоть понимаешь, как я завелся, Райли? — рычит он. — Как мне хочется взять то, что ты выставляла напоказ весь день?

Мне требуется каждая крупица моей собранности, чтобы казаться бесстрастной. Каждая крупица. Беззаботно выгибаю брови.

— Ну, кажется, твой член, вжимающийся в меня, на это намекает.

— Боже, прямо сейчас я хочу трахнуть эту ухмылку, чтобы стереть ее с твоего лица.

Его слова заставляют мои мышцы сжаться при одной лишь мысли. Никогда не знала, что соблазнение может одинаково спровоцировать желание у обеих сторон.

Мои соски твердеют при ощущении его крепкой груди, прижатой к ним. Его дыхание овевает мое лицо и глаза остаются прикованными ко мне. Он наклоняет голову и встречается со мной губами, его язык протискивается между ними, и сплетается с моим. В его поцелуе чувствуется безмятежная страсть, и я издаю стону, когда он отстраняется от меня, оставляя желать большего.

— Не могу не согласиться, Райлс, но я должен идти… и у меня такое чувство, что твой фан-клуб ворвется в эту дверь в любой момент. — Он берет из моей руки шлем и кладет его на стол, в то же миг дверь открывается, и сквозь нее вваливаются мальчики. Колтон смотрит на меня и выгибает брови, будто произнося «Я же говорил».

В ответ я беззаботно смеюсь, когда вижу мальчиков, несущих в руках охапки сахарной ваты. Мысли возвращаются к моему более чем незабываемому опыту со сладостью и Колтоном. Он стонет, его собственное маленькое признание, заставляя мои губы дрогнуть в хитрой ухмылке.

— Одну секунду, ребята! — перекрикиваю я пронзительный шум, отщипывая кусочек ваты у Рикки. Подхожу к Колтону и намеренно провожу языком по губам, прежде чем положить на язык пушок сладости. Закрываю глаза и разыгрываю наслаждение этим вкусом. Когда я открываю их вновь, глаза Колтона потемнели, челюсть стиснута от разочарования и желания — именно та реакция, которую я искала.

Приближаюсь губами к его уху, специально воздерживаясь от любого другого касания моего тела к его, мой соблазнительный шепот только для его ушей.

— Эй, Ас. — Он смотрит на меня и выгибает бровь. — На мне нет трусиков. — Я ухмыляюсь. Он шумно втягивает воздух в знак признания, прежде чем я, покачивая бедрами несколько больше, чем обычно, отхожу от него.

Неведение ему не повредит, думаю я, когда представляю себе белые хлопчатобумажные трусики под своими Левисами.


ГЛАВА 15

Колтон смотрит на меня, слушая, как его специалист по рекламе дает указания по вечернему мероприятию. Мы мчимся по Лос-Анджелесу на лимузине, направляясь на благотворительный вечер. Это первое из нескольких мероприятий на ближайшие недели, где мы с Колтоном будем вращаться, официально продвигая совместное предприятие наших компаний, и, надеюсь, привлечем кого-нибудь из присутствующих к спонсорской программе автомобильного заезда.

Невозмутимо смотрю на него, напевая «Герой/Героиня», приглушенным фоном доносящуюся из динамиков. Вбираю в себя всего его, ставшим для меня настолько близким, настолько вызывающим привыкание, просто всем, за такой короткий период времени. Он такой эффектный в строгом смокинге — одежде, которую, как он уже несколько раз признавался, ненавидит — и я не могу перестать думать, какая же я счастливица. Его лицо вновь гладко выбрито, и все же даже без привычной щетины он по-прежнему излучает ауру беспечного плохого мальчика.

Ее он источает, независимо от того, во что одет. Сегодня Колтон выглядит еще сексуальнее, потому что я знаю, под его изысканной внешностью скрывается безрассудный бунтарь.

Колтон снова смотрит на меня, чувствуя пристальный взгляд, и непристойная ухмылка расплывается по его губам. Его глаза встречаются с моими, и я знаю, что он так же сильно, как и я, жаждет почувствовать касание нашей обнаженной кожи. Оставшаяся часть недели с момента поездки на картинг была заполнена соблазнительно поддразнивающими электронными письмами и сообщениями, подробно объясняющими, что мы хотим сделать друг с другом, как только этот вечер закончится. Мой Бог, мужчина одними лишь словами может заставить женщину испытывать желание, жаждать, вожделеть так — и, вероятнее всего, умолять, если это займет слишком много времени — как я никогда не знала может быть. Но я вполне уверена, что неудовлетворенное желание исходит с обеих сторон, начиная с того момента, как он с шипящим звуком втянул в себя воздух, когда я открыла ему дверь в своем сексуальном красном платье.

— Хорошо, мы будем там примерно через пять минут. Я выскочу до вашего выхода и встану на место, пока машина объедет вокруг квартала, — говорит Чейз, глядя на нас обоих поверх своих очков в черной оправе. Прижимаю руку к животу при мысли, что меня будут фотографировать на красной дорожке перед всеми этими людьми. Уф! Думала, я буду исполнять малозначительную роль. Не знала, что это будет полноценный голливудский раут с вопросами от прессы. Реклама пойдет на пользу благотворительности, но не могла бы я просто прокрасться через заднюю дверь и избежать внимания?

Очевидно, такой вариант невозможен, если я с Колтоном.

Он тянется ко мне и сжимает мою руку.

— Не надо так нервничать. — подмигивает он мне. — Я тебя прикрою.

— Этого то я и боюсь. — ухмыляюсь я ему, наши глаза говорят за нас. Клянусь, я вижу треск электричества в воздухе, когда сексуальное напряжение наполняет лимузин. Чейз опускает голову, ее щеки краснеют при нашем молчаливом, но очевидном словесном обмене.

— Ну, вот и моя остановка, — бормочет она, собирая документы, Колтон поглаживает мою ладонь большим пальцем.

— Спасибо, Чейз. Увидимся через несколько минут, — говорит он ей, не отрывая от меня глаз.

Как только дверь лимузина захлопывается, Колтон перемещается и прижимает меня к заднему сиденью. Его рука запутывается в моих распущенных кудрях, и я выгибаю грудь, жаждая почувствовать на себе тепло его тела, но он останавливается в сантиметре от моего лица. Мои губы раскрыты, дыхание учащается, когда я смотрю ему в глаза. Молчаливая мощь зеленых вспышек обезоруживает меня.

Раздевает.

Разжигает.

— Ты хоть представляешь, сколько раз на этой неделе я хотел сделать это с тобой? — он так медленно опускает свои губы к моим, едва касаясь, что заставляет меня стонать от отчаянья.

— Колтон, — умоляю я, когда его губы отступают, оставляя мое тело фокусироваться исключительно на медленном скольжении его руки вверх по моим ребрам, останавливаясь чуть ниже груди, прежде чем совершить медленный спуск вниз. Издаю прерывистый вздох, его губы приподнимаются, а в уголках глаз залегают морщинки.

— Тебе что-то нужно? — шепчет он у моих губ, осторожно тянет за волосы, обеспечивая доступ к шее. Медленно скользит языком вниз, четко вырисовывая предвкушение, которое мы наращивали последние пару дней, но я так одурманена желанием, что просто хочу, чтобы он оказался внутри меня. Сейчас же. Чтобы заполнил пустоту, жаждущую его.

— Да. Мне. Нужен. Ты. Колтон. Во. Мне. Сейчас. — прерывисто дышу, задыхаясь, когда он языком обводит мое декольте.

Его низкий и гортанный смех наполняет мои уши, разжигая огонь желания, пока его язык не покидает мою кожу. Открываю глаза, глядя на него из-под век, тяжелых от желания, обнаруживая его пристальный взгляд.

— Ты ведь не думала, что отделаешься — или, точнее, я позволю тебе отделаться — так просто, не так ли? — ухмыляется он, и я вижу веселье, пляшущее в его глазах. Вот дерьмо! От желания мое тело уже и так натянуто, как струна, так, что дальше некуда. — За эту неделю из-за тебя у меня яйца посинели, и, полагаю, что посеешь, то и пожнешь. — ухмыляется он. — Говоря твоими словами.

Как бы я ни хотела гордиться тем фактом, что он признался, как я успешно сводила его с ума, знание о том, что моя жажда не будет утолена в ближайшее время, заставляет меня стонать от разочарования. При этом звуке улыбка Колтона только делается шире, а я сужаю глаза в ответ на озорство в его взгляде.

— Ты медленно убивала меня всю неделю, Райли, своими маленькими намеками… маленькими поддразниваниями… и поэтому пришло время показать тебе, каково это.

Ох, черт возьми! Серьезно? Что у него на уме?

— Я знаю, каково это, — пытаюсь придать этим словам особое значение, но преуспеваю лишь в том, чтобы сказать это с придыханием. Отчаянием. — Твоя ответная реакция делала то же самое со мной.

Он нежно целует мою шею, прокладывая себе путь к заветному местечку чуть ниже мочки уха. Его легкие прикосновения заставляют меня плавиться от возбуждения.

— Нет. Я так не думаю, Райли, — бормочет он, двигаясь губами к моему уху. — Знаешь, как трудно сосредоточиться на встрече, пытаясь скрыть стояк, потому что я не могу выбросить твои сообщения из головы? Каким идиотом я выгляжу, когда ничего не могу ответить на вопрос о регулировке крыла машины, потому что все, о чем я могу думать — это как буду снова наслаждается сладостью твоей киски? — Он поднимает руку и кладет ладонь мне на шею, удерживая голову неподвижно, так что у меня нет выбора, кроме как встретиться с вызовом в его глазах. — Ты чувствовала то же самое, Райли?

Прикусываю нижнюю губу и качаю головой в знак отрицания, наши глаза, фиалковые с зелеными, вступают в безмолвный диалог.

— Скажи это.

— Нет. — делаю дрожащий вдох, я полностью под его чарами. Плененная. Загипнотизированная.

— Тогда сегодня вечером я покажу тебе, — говорит он, опускаясь на колени на пол лимузина, располагаясь между моими ногами и снова захватывая мой рот. Его язык проникает внутрь и медленно движется вместе с моим, рука скользит вверх по внешней стороне моего бедра, задирая платье. — Господи Иисусе. — Выдыхает он, когда его пальцы пробегают по поясу для подвязок, которые я одела специально, чтобы его соблазнить. По какой-то причине, думаю, что теперь все изменилось.

Теперь соблазняют меня.

— Теперь я всю ночь буду думать о том, чтобы раздеть тебя, пока на тебе не останется туфель на каблуках и этого, и ничего больше, — говорит он, натягивая ремешок подвязок, чтобы он щелкнул по моему бедру. Легкая боль усиливает удар прямо по моей уже и так трепещущей киске. — Думаю, ты чересчур разодета. — Он ухмыляется, дьявольский взгляд возвращается на его лицо. Смотрю на него с беспокойством, все мое внимание сосредоточено на чувственном взгляде в его глазах, пока не ощущаю, как его пальцы пляшут по намокшему шелку моих трусиков. Тонкий барьер из ткани приглушает его прикосновение, и я инстинктивно выдвигаю бедра навстречу, умоляя о большем.

— Колтон, — задыхаюсь я.

— А я немного скромно одет, — бормочет он, поддразнивая. У меня есть миг, чтобы задаться вопросом, что, черт возьми, он этим хочет сказать, но затем прохладный воздух лимузина овевает мою разгоряченную плоть, когда он оттягивает мои трусики в сторону, и вопрос вылетает из головы. Удерживаю на нем взгляд, тело гудит от неконтролируемой жажды, когда он медленно как никогда проводит пальцем вверх, а затем вниз по моим постепенно набухающим складкам. И я погибаю — мои мысли растворяются в танце кончиков его пальцев, жгучем жаре желания и непреклонной боли нужды.

Он наклоняется и дразнит меня мягким, соблазняющим поцелуем — трахая мой рот с благоговением — который вынимает из меня душу. Он атакует все мои чувства, мешает мыслям, с определенной целью манипулируя моим телом.

Я кричу в его губы, когда он вводит в меня три пальца, кружа ими так, что они трутся о все чувствительные местечки моих стенок. Без стыда запрокидываю голову назад и издаю сдавленный стон, его пальцы вторгаются в мои глубины и оказывают именно то действие, в котором я так отчаянно нуждаюсь. Выгибаю бедра вверх, пытаясь погрузить его пальцы глубже, нуждаясь в этом освобождении, вызванном им. В этом контакте.

Мое тело взмывает вверх. Напрягается от предвкушения приближающегося оргазма. Я так близка к свободному падению в экстаз, что не могу сдержать стон, который срывается с моих губ.

А потом внезапно внутри меня пусто.

— Что? — вскрикиваю я, открывая глаза, чтобы увидеть перед собой зеленые глаза Колтона, наполненные весельем и большой дозой вожделения.

— Отложим на потом, Рай. — Распутная ухмылка появляется на его великолепных губах. — Когда я смогу безумно медленно и приятно проводить с тобой время. Отправиться в места, о существовании которых ты раньше даже и не подозревала, — говорит он, повторяя свое обещание с первой ночи, когда мы встретились, за исключением того, что сейчас у меня нет для него остроумного ответа. Мне просто нужен он. Сейчас. Любым возможным способом.

Потому что на этот раз я знаю, он может выполнить это обещание. Еще как может.

Когда я начинаю возмущаться, он подносит палец к моей нижней губе и покрывает ее моим возбуждением, прежде чем захватить мой рот своим. Его язык пробивает себе путь внутрь, издавая чертовски сексуальный утробный стон. Он берет мои щеки в ладони, а затем отстраняется, еще раз проведя языком по моей нижней губе при отступлении. Смотрит мне в глаза — вновь издавая тот самый стон.

— Мои два любимых вкуса во всем мире.

Стону от разочарования. Он что, мать вашу, издевается надо мной? Он не может так со мной разговаривать и думать, что я не запрыгну на него и не возьму то, что хочу.

— Тс-с-с, — шепчет он. — Я сказал тебе — твоя очередь мучиться от желания. — На мгновение закрываю глаза, смиряясь с тем, что эта глубокая, утонченная жажда по-прежнему остается неудовлетворенной. — И я целую ночь буду демонстрировать тебе, насколько изысканной может быть эта пытка, милая.

Темное обещание его слов заставляет все мое тело дрожать от безответного желания, а мою киску пульсировать в ожидании. У меня такое чувство, что это будет очень долгий, очень неприятный вечер.

— Начиная с этого момента, — бормочет он, сверкая порочной ухмылкой, медленно спускаясь по моему телу вниз и накрывая меня ртом, чтобы медленно и мучительно сладко вкушать мой вкус. Дико стону в ответ на нежное движение его языка, который сразу же обезоруживает меня, делая меня своей, готовой его принять.

Мгновение и он скользит языком взад и вперед, его пальцы порхают и раскрывают мою опухшую плоть.

— Колтон, — произношу я с протяжным стоном, ощущения сотрясают меня, когда он погружает свой язык внутрь. Я с трудом могу дышать. Даже не могу сосредоточиться. Пальцами сжимаю плоть своих бедер — побуждая, подталкивая, приближаясь к сокрушительной разрядке.

— Вот так, Рай. — Он дует мне в промежность, моя голова откинута на сиденье, глаза закрыты, а тело готово. — Я хочу, чтобы ты оставалась такой всю ночь.

Слышу, а не чувствую звук разрываемой ткани, когда Колтон опускается на пятки. И я так подавлена лишением в освобождении, что даже не нахожу забавным, что он забрал еще одну пару моих трусиков. Низкий гортанный стон, который он испускает, заставляет меня моргнуть как раз вовремя, чтобы увидеть, как он стирает мою влагу с губ остатками красных шелковых трусиков. Просто смотрю на него: губы приоткрыты, глаза широко распахнуты, дыхание учащенное, а сердце колотится.

И в отчаянии.

— Тебе что-то нужно? — он ухмыляется.

Мои мысли заняты желанием. К черту его игры. Все, что мне нужно — это он. Прямо сейчас. Немедленно.

— Да. Пожалуйста, Колтон. Прошу. — Я фактически умоляю и меня это ни капельки не волнует.

Наш молчаливый диалог прерывается, когда его телефон сигналит о пришедшем сообщении. Он смотрит на него, а затем на меня, веселье пляшет в его глазах.

— Как раз вовремя. Наш выход.

Лишь качаю головой, мое тело остается в подвешенном состоянии от его пренебрежения. Он ухмыляется, поправляя мне платье без трусиков, и садится на сиденье рядом со мной.

И в этот момент я вижу это в его глазах. Как он пытается балансировать на тонкой грани контроля. Как его тело управляет таким невероятным желанием и подпитывается такой сильной, сверх поглощающей страстью. Насколько его маленькое соблазнение убивает его так же, как и меня.

— Одно слово, — говорит он, медленно наклоняясь вперед, чтобы одна из его рук могла коснуться моего лица. Он проводит большим пальцем взад и вперед по моей нижней губе. — Предвкушение.

Простое слово посылает трепет понимания по всему телу. Он нежно касается губами моих губ, прежде чем отстраниться. Тянусь к нему, желая углубить поцелуй и утонуть во вкусе, который я страстно желаю, но он уклоняется, отказывая мне, с соблазнительным смешком и озорным, но порочным блеском в глазах.

И по какой-то причине, мой разум выбирает этот момент, чтобы вспомнить слова, сказанные им несколько минут назад.

— Скромно одет? — спрашиваю я, мои глаза сужаются, пытаюсь понять, что именно он имел в виду.

Он поднимает вверх мои трусики и водит языком за щекой, раздумывая, какими словами подразнить меня.

— Видишь ли, они находились именно в том месте, где мне хотелось быть всю долгую гребаную неделю. А так как мне не позволяли быть там, то и им там не бывать. — Он наклоняется, чтобы поцеловать меня в губы, прежде чем прислониться ко мне лбом. — Сегодня, Райли, — бормочет он у моих губ, — я хочу, чтобы ты думала обо мне всю ночь. Точнее, обо всём, что я планирую сделать с тобой позже, когда окажусь с тобой наедине. — выдыхает он, его голос — соблазнительный шепот, который воспламеняет желание внутри меня, превращая его в бушующий ад. — Где будет мой язык. Где будут сжиматься мои пальцы. Где будет вкушать мой рот. Где будет двигаться мой член. Как мое тело будет поклоняться каждому сантиметру твоего невероятного тела.

Мои руки тянутся, чтобы сжать его бицепсы, во рту пересыхает, и я промокаю от его провоцирующих слов. Он должен знать, что я страдаю — уже должен знать, что я отчаянно нуждаюсь в его прикосновении — но всё равно продолжает.

— Я хочу знать, что во время разговора со всеми потенциальными благотворителями, выглядя такой элегантной и чертовски привлекательной, под этим платьем ты промокшая от желания из-за меня. — Делаю прерывистый вдох, слышать его слова это уже слишком в моем нынешнем состоянии. — Что твое желание настолько сильное, что тебе от этого больно. Что твоя киска пульсирует при мысли о том, как поздно вечером мой член будет находиться глубоко в ней. Часами. — В его голосе слышится страдание, когда он произносит последние слова, и я в некоторой степени удовлетворена, что он мучается так же сильно, как и я. Не могу сдержать гортанный стон желание, вижу, как уголок его рта изгибается в улыбке на мою реакцию.

— Каждый раз, когда я буду смотреть на тебя, мне хочется знать, что я медленно убиваю тебя изнутри, в то время как внешне ты будешь выглядеть вполне прилично. — Он наклоняет голову вперед и целует меня так, как до этого не позволял себе. У меня перехватывает дыхание, когда он меня отпускает. — И знание этого, заставит меня желать так же сильно, как и тебя.

Он отстраняется от меня и сдвигается на сиденье рядом со мной. Всё это время я не произнесла ни слова, и все же чувствую себя обессиленной и абсолютно разбитой от нашего разговора.

— Я скромно одет, — говорит он, озорная усмешка трогает уголки его губ, когда он поднимает мои трусики и начинает складывать их. — Ты уже не чересчур разодета для фотосъемки… — он заправляет кусочек красного шелка в петлицу, словно это платочек, и подмигивает мне. — А я теперь идеален.

Смотрю на него и мне интересно, до каких глубин желания он доведет меня сегодня. Румянец распространяется по моим щекам, а он ухмыляется, зная, что эта поездка оказалась для меня слишком. Медленно качаю головой.

— Ты действительно можешь быть порочным, знаешь?

В его глазах мелькает что-то похожее на страх, но я знаю, это невозможно. Чего он может бояться?

— Ты и понятия не имеешь, Райли. — Его челюсть сжимается, когда он смотрит на меня, внезапно становясь серьезным, и я сбита с толку, в чем причина. Мы сидим в тишине, мгновение уставившись друг на друга, прежде чем он отворачивается, чтобы посмотреть на проплывающие пейзажи. Его голос устрашающе мягок и вдумчив, когда он наконец произносит. — Если бы ты была умнее… если бы я мог позволить тебе… я бы сказал тебе уйти.

Смотрю на его затылок, смятение сбивает меня с толку. Что, по его мнению, в нем такого ужасного, что он считает себя недостойным меня? Тот факт, что после всего проведенного вместе времени он по-прежнему чувствует, что его запятнанное детство убивает меня. Если бы он только позволил мне попытаться ему помочь. Протягиваю руку и кладу ладонь ему на спину.

— Колтон, почему ты так говоришь?

Он смотрит на меня, его лицо настороженно.

— Мне слишком нравится твоя наивность, чтобы рассказывать грязные детали.

Наивность? Разве он не знает, какие ужасы я видела, работая в Доме? Либо так, либо это еще один повод убежать от своего прошлого.

— Что бы это ни было, Колтон, это не влияет на мои чувства к тебе. Мне нужно, чтобы ты знал, что…

— Колтон? — Я вздрагиваю, когда интерком, расположенный впереди машины, оживает.

— Оставь это, Рай, — предупреждает он тихо. — Да, Сэмми?

— Расчетное время прибытия две минуты.

Он опускает перегородку, разделяющую нас. Сэмми поворачивает голову в сторону Колтона.

— Сэмми, пожалуйста, доставь сюда Секс. Мне хочется сегодня за руль.

Секс? За руль? О чем он, черт возьми?

— Конечно, — говорит Сэмми, кривая улыбка освещает его лицо, прежде чем перегородка скользит вверх.

— Секс? — Смотрю на него, как на сумасшедшего, радуясь, что смена темы добавила легкомыслия в наш, ставшим внезапно тяжелым, разговор.

— Да. Моя F12. Моя детка. Именно так ее и зовут. — Он пожимает плечами, будто это самая совершенно нормальная вещь в мире, но он запутал меня с F12, деткой и сексом.

— М-м-м, может объяснишь это на языке тех, у кого две Х-хромосомы? — я растерянно смеюсь.

Он награждает меня мальчишеской ухмылкой, которая расплавила бы мои трусики, если бы те на мне были.

— F12 — моя любимица из всей коллекции. Это Берлинетта Феррари. В первый раз, когда Бэккет вел ее, он сказал, что это чувство равносильно лучшему сексу, который у него когда-либо был. Сначала это была шутка, но название прижилось. Так что… — он пожимает плечами, а я лишь качаю головой. — …Секс.

— Коллекция?

— У женщин есть обувь. У мужчин — машины. — Это единственное объяснение, которое он мне дает. Собираюсь спросить больше, когда он объявляет. — Мы на месте. — Он пересаживается на свое место, оказываясь ближе к двери и бабочки начинают порхать у меня в животе. — Шоу начинается.

Прежде чем я могу мысленно подготовиться, дверь лимузина открывается. Несмотря на то, что тело Колтона в дверях частично прикрывает от вспышек камер, на время их мощь ослепляет меня.

Колтон непринужденно выкрикивает в ответ на случайные приветствия папарацци, застегивая пиджак, прежде чем обернуться, чтобы помочь мне. Делаю глубокий вдох, когда беру его руку и выбираюсь из лимузина. Выхожу из машины и смотрю на него с обнадеживающей улыбкой. Задумчивый парень из машины исчез. Привет, голливудский плейбой.

— Ты в порядке? — произносит он лишь губами, и я слегка киваю, ошеломленная натиском людей, кричащих нам вкупе с повторяющимися вспышками камер. Он притягивает меня к себе, прижимая губы к уху. — Не забывай улыбаться и следуй за мной, — бормочет он. — Ты выглядишь сегодня сногсшибательно. — Он отступает, сжимая мою руку, и одаривает меня одной из своих увлажняющих трусики улыбок, прежде чем повернуться, и начать движение по ковровой дорожке.

И единственная мысль, которая прорывается сквозь шум вокруг нас, это то, что с этого момента для прессы я больше не неизвестна.


ГЛАВА 16

В глазах по-прежнему пляшут яркие белые пятна, но я пережила красную ковровую дорожку. Чувствую себя такой дезориентированной и странно использованной агрессивными вопросами прессы и непрекращающейся съёмкой. Понятия не имею, как Колтон может быть таким расслабленным в подобной ситуации. Вероятно, сказываются годы практики. Он был спокоен и вежлив и избегал отвечать на вопросы, летящие на него со всех сторон, — вместе ли мы, как долго, как меня зовут? — и отвлекал их вспышками улыбки, предоставляя вместо этого идеальное фото для обложки.

Колтон сжимает мою руку в знак сочувствия.

— Иногда я забываю, как это может действовать на нервы тому, кто никогда не делал подобного раньше. — Он быстро целует меня в губы, а затем направляется в бальный зал. — Прости. Я должен был подготовить тебя к этому заранее.

— Не беспокойся, — говорю я ему, расслабляясь от тепла его руки на моей спине. — Я в порядке.

Красная ковровая дорожка — это одно, но не думаю, что что-то могло подготовить меня к тому, что я буду чувствовать, входя в комнату с Колтоном. Кажется, будто каждая голова в комнате повернулась в нашу сторону, когда мы вошли через дверь, все их внимание сосредоточилось на мужчине рядом со мной. Мужчине притягательном во всех смыслах этого слова: внешность, жизненная позиция, харизма, индивидуальность. При таком внезапном внимании я колеблюсь. Колтон чувствует мою нерешительность и притягивает меня ближе к себе, не очень деликатная демонстрация права собственности и обладания для оценивающих взглядов. Неожиданный поступок и удивляет, и согревает сердце. Он приближается губами к моему уху.

— Дыши, детка, — бормочет он, — ты все делаешь правильно. И я не могу дождаться, чтобы позже трахнуть тебя. — Мои глаза взлетают к нему и ухмылка, которую он мне дарит, усмиряет нервозность.

Следующий час или около того проходит в мгновение ока. Мы с Колтоном общаемся с публикой, и я в восторге от количества людей, которых он знает или с которыми знаком. Он настолько прост в общении, что я забываю про обстановку, в которой он вырос: где знаменитости — друзья семьи, а смокинги — повседневная одежда.

Он действительно очень обаятельный, всегда знает, что сказать или когда немного пошутить, добавив легкомыслия в разговор. Он неуловимо продвигает спонсорскую программу в каждом разговоре и терпеливо отвечает на вопросы о ней в непринужденной манере, при которой люди берут на себя обязательства, не испытывая давления или назойливости.

И в его петлице мои трусики в качестве платочка — постоянное напоминание мне о нашей маленькой интерлюдии в лимузине и соблазнительных обещаниях, которые он дал.

Оглядываюсь по сторонам и замечаю, как несколько женщин разговаривают вместе и украдкой смотрят на нас. Сначала думаю, что они разглядывают Колтона, потому что, давайте посмотрим правде в глаза, на него трудно не таращиться. А потом, взглянув еще раз, понимаю, это не взгляды восхищения в сторону Колтона, а скорее оценка его спутницы — меня. Они смотрят на меня язвительно, с насмешкой на лицах, прежде чем повернуться друг к другу, чтобы продолжить. Критикуют меня, без сомнения. Стараюсь не позволить этому волновать меня или позволить своей неуверенности взять верх, но я знаю, о чем они думают. Вижу, слова Тони отражаются в их взглядах.

Я настолько погружена в свои мысли, что не осознаю, как Колтон заводит меня за высокий коктейльный стол с закусками. Он поворачивается спиной к комнате позади нас и целует меня, чтобы возобновить мою мучительную потребность в нем. Отводит голову назад, чтобы посмотреть на меня, тогда как его рука, скрытая от толпы пиджаком, сжимает треугольник между моих ног.

— Быстро и жестко? Или медленно, Райли? Как я должен трахнуть тебя сначала? — тихо бормочет он, тембр его голоса доносится мне в уши. Мое дыхание перехватывает, когда один палец вжимается через ткань платья между моими складками — недостаточно давления, чтобы заставить меня завестись, но достаточно, чтобы вызвать волнительные ощущения, расходящиеся по всему моему телу.

— Колтон?

Голос, доносящийся из-за плеча Колтона, прерывает нас. Дергаюсь в осознании того, что он только что делал, в то время как плавная улыбка скользит по его губам, когда он поворачивается, чтобы обратиться к знакомому. Он приветствует джентльмена и представляет меня, хотя знает, что мне, скорее всего, нужно время, чтобы прийти в себя. Уверена, румянец на моих щеках может сказать ему об этом, но, когда я смотрю на него, он погружается в разговор о каком-то мероприятии, которое они посещали вместе в прошлом. Его взгляд скользит по мне, кривая тень ухмылки отражается на его лице и в глазах, намекающая на гораздо большее.

Наблюдаю за Колтоном, только частично слушая, что он говорит, пока парочку не окликает кто-то другой, все это время мое тело гудит от желания. Иметь его так близко — у себя под рукой — и не иметь возможности прикоснуться к нему? Провести ладонями вверх по рельефной груди под рубашкой? Пробежаться языком по треугольнику мышц вниз к его бедрам и ощутить его вкус? Абсолютная пытка. Он наклоняется ко мне, явно догадываясь, какое направление приняли мои мысли, и его лицо касается моих волос.

— Боже, ты такая сексуальная, когда возбуждена, — шепчет он мне, прежде чем поцеловать меня в висок.

— Это так несправедливо, — отчитываю я его, прижимая руку к его груди и глупо ухмыляясь. Моя улыбка на мгновение сникает, когда краем глаза я ловлю злобный взгляд от проходящей мимо женщины. В чем твоя проблема? Хочется мне ее спросить. Что я тебе сделала?

— Хочешь еще выпить? — спрашивает он, прорываясь сквозь мою мысленную ругань с неизвестной девицей номер один. Думаю, я должна их пронумеровать, потому что у меня такое чувство, что сегодня таких здесь может оказаться больше, чем несколько. Киваю головой на его вопрос, зная, что ночь только началась, и мне нужно немного жидкой храбрости, если я собираюсь уповать на сексуальную милость Колтона. — Я скоро вернусь, — говорит он, прежде чем сжать мне руку и отправиться в бар.

Наблюдаю за ним и вижу, что несколько топовых актеров останавливают его по пути, чтобы пожать руку или похлопать по спине в знак приветствия. Статная блондинка подкрадывается к нему, пытаясь обратить на себя его внимание. Наблюдаю за Колтоном, любопытно, как он будет с ней общаться, и отмечая степень их знакомства — то, как она прикасается к нему, льнет к нему, разговаривая языком тела, как он смотрит на нее, но в то же время кажется раздраженным ее присутствием — заставляет меня задаться вопросом, спал ли он с ней раньше. Не могу оторвать от них глаз, потому что в глубине души уже знаю ответ.

Знаю, что у него было много женщин, и я принимаю это, но в то же время мое признание не означает, что я спокойно к этому отношусь. Что хочу быть причастна к этому, увидев всё собственными глазами. Смотрю, как он оставляет блондинку и следует далее через комнату. К тому времени, когда он наконец добирается до бара, его окружает группа людей, все соперничают за его внимание, от молодых до старых, от мужчин до женщин.

— Знаешь, он не оставит тебя при себе, — тихо с ударением произносит голос рядом со мной.

— Что, простите? — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на потрясающую красотку рядом со мной с обязательными прямыми светлыми волосами.

Привет, девица номер два.

Она ухмыляется мне, качая головой из стороны в сторону в знак неодобрения, оценивая меня.

— Что слышала, — говорит она с невозмутимым видом. — Он не оставляет нас при себе надолго.

Нас? Как будто мне хочется быть частью чего-то вместе с ней, не говоря уже о том, чтобы стать новым членом «Клуба Отвергнутых Колтоном Донаваном». Великолепно! Еще одна из его женщин глумиться надо мной.

— Спасибо за предостережение, — говорю я ей, не скрывая презрения к ее присутствию, — непременно буду иметь это в виду. А теперь прошу меня извинить.

Когда начинаю уходить, она хватает меня за предплечье. В моих жилах закипает гнев. Каждая вежливая частичка в моем теле бунтует, чтобы не развернуться и не показать ей, что под этим гламурным платьем скрывается забияка, готовая сражаться за то, что принадлежит ей. А именно сейчас Колтон мой. Ладонь чешется, жаждая потянуться и шлепнуть ее по руке. Или просто дать пощечину.

— Просто, чтобы ты знала, когда он закончит с тобой и отбросит в сторону, я буду там, чтобы занять твое место. — С этими словами я успешно освобождаю плечо из ее хватки и поворачиваюсь к ней лицом. Когда я просто смотрю на нее с ледяным презрением, в потрясенном молчании от ее наглости, она продолжает. — Разве ты не знала, что Колтон любит покувыркаться со своими бывшими, когда находится в поисках другой женщины?

— И что? Ты просто сидишь и ждешь? Для меня это кажется жалким, — говорю я, качая головой и пытаясь скрыть тот факт, что ее слова расстраивают меня.

— Настолько он хорош, — замечает она.

Будто я не знаю.

И с ее словами понимаю, почему все эти бывшие настолько собственнически с ним общаются, даже если они всего лишь воспоминание. Он — полный комплект во многих аспектах. Конечно, за исключением возможности обязательств. Внезапно усмешка на ее лице сменяется ослепительной улыбкой. Замечаю, что язык ее тела меняется, и еще до того, как мое тело начинает петь от осознания его близости, понимаю, что Колтон позади меня.

Поворачиваюсь и улыбаюсь ему, выражая благодарность за то, что спас меня от когтей этой женщины.

— Тиган. — он кивает ей, сдержанно улыбаясь, с безразличием в голосе. — Выглядишьпрекрасно, как всегда.

— Колтон, — говорит она с придыханием, манера ее поведения меняется. — Так рада снова тебя видеть. — Она делает шаг вперед, чтобы поцеловать его в щеку, и он рассеянно уклоняется от нее, положив руку мне на талию и сильнее притягивая к себе. Могу сказать, что ей больно от недостатка его внимания, поэтому она пытается снова, но безуспешно.

— Прошу извинить нас, Тиган, у нас полно работы, — вежливо говорит он, отходя от нее, и уводя меня.

Он кивает другому знакомому и продолжает, как только мы оказываемся вне зоны слышимости.

— Она злюка, — говорит он, прежде чем сделать глоток своего напитка. — Прости, что не спас тебя раньше.

— Все в порядке, она была занята, сообщая мне, что, когда ты избавишься от меня, она будет твоей девушкой, пока ты не найдешь новую. Что ты всегда кувыркаешься со своими бывшими, пока находишься в поисках следующего завоевания. — Закатываю глаза и пытаюсь придать голосу беззаботность, будто ее слова меня не беспокоят, но я знаю, что позже они ударят меня в полную силу, когда я меньше всего буду этого ожидать.

Потому что я более чем уверена — она говорит правду.

Колтон запрокидывает голову и громко смеется.

— Когда ад замерзнет! — восклицает он, отмахиваясь от ее слов. — Напомни позже рассказать тебе о ней. Она просто часть нашей работы.

— Буду знать. Постараюсь держаться от нее подальше.

Мы еще немного общаемся, обсуждая наше совместное предприятие, в комнате, наполненной толстосумами. Нас разделяют, разнообразные разговоры растаскивают нас в противоположные стороны. В тех случаях, когда мы порознь, я не могу не бросать взглядов на Колтона, моя нежная улыбка — единственный ответ, который я могу дать его лукавой ухмылке.

На мгновение остаюсь одна и решаю отправиться в бар, чтобы освежить свой напиток. Жду в довольно длинной очереди, когда слышу трех женщин, стоящих позади меня. Сначала я не думаю, что они осознают, что я их слышу. Оскорбительные комментарии о моем выборе платья. О том, что я не тип Колтона, потому что не совсем соответствующих габаритов. Что мне не помешает исправить нос и сделать липосакцию. Что я не знаю, как вести себя с Колтоном в постели, даже если бы он дал мне дорожную карту. И это продолжается до тех пор, пока я не удостоверяюсь, что они говорят это громко нарочно, в надежде достать меня.

Независимо от того, что я знаю, они просто завидуют и пытаются пробраться мне под кожу, они определенно проникли глубоко и добились в этом успеха. Они достали меня, несмотря на понимание, что Колтон сегодня со мной. Решаю, что выпивка, которую мне хочется — которая в настоящее время, чувствую, определенно может пойти мне на пользу — не стоит душевной тревоги, которую наносят эти суки.

Выхожу из очереди и делаю глубокий вдох, крепясь, прохожу мимо, планируя их игнорировать. Но не могу этого сделать. Не могу дать им понять, что они добились успеха. Вместо этого, пройдя мимо них, останавливаюсь и поворачиваю назад. Не важно, как я чувствую себя внутри. Я не позволю девицам номер три, четыре и пять знать, что они достали меня. Смотрю вверх, встречаясь с их оценивающими глазами, принимая их снисходительные насмешки и отмахиваясь от неодобрительных взглядов.

— Эй, дамочки. — я ухмыляюсь, подходя ближе. — Просто, чтобы вы знали, единственная дорожная карта, которая мне нужна, — это маленький стон, который Колтон издает, когда я прокладываю языком свой путь по его сладостной дорожке счастья, которая ведет прямо к его неприлично большому члену. Спасибо за беспокойство. — Сверкаю злобной улыбкой, прежде чем уйти, не оглядываясь.

Мои руки трясутся, когда я иду, на мгновение сворачивая к коридору возле туалетов, чтобы собраться. Почему я позволила им добраться до меня? Если я с Колтоном, разве это не единственный ответ, который мне нужен? Но действительно ли я с Колтоном? Я вижу это в его глазах, слышу в его невысказанных словах и чувствую в его искусных прикосновениях. В Вегасе он сказал, что выбрал меня, но когда я попросила его попытаться и дать мне больше, чем его глупая договоренность, он не ответил мне, не дал никаких гарантий, типа простого: «Да, я попытаюсь».

Может, сегодня вечером это замечают все, как я полагаю, его отвергнутые — видя, что они все еще хотят того, чего больше не могут иметь, и щеголяя передо мной. Он мог хотя бы предупредить меня?

А потом мою душу пронизывает мысль. Так вот кем я буду через пару месяцев? Одной из многих женщин, которых презирает печально известный Колтон Донаван. Хотелось бы думать, что нет, но увидев их здесь сегодня, почему я думаю, что у меня есть шанс укротить неуправляемого человека? С чего ему меняться ради меня, когда мириады других, бывших до, даже не склонили его к этому?

Я хоть целый день могу думать, что я другая, но мои мысли ничего не значат, когда его слова могут означать всё.

Вздыхаю, я одновременно успокаиваюсь и выбита из колеи, смотрю вниз на свой пустой бокал. Слегка вскрикиваю, когда кто-то сзади скользит руками по моей талии.

— Вот ты где, — бормочет мне на ухо голос Колтона, его губы скользят по изгибу моего плеча до самой шеи. — Я не мог тебя найти.

— Ну, привет, Ас, — отвечаю я ему, шепот его губ на мгновение успокаивает мои сомнения.

— Ас, да? — посмеивается он, и я пытаюсь повернуться к нему, но он крепко прижимается ко мне телом, обнимая за талию. Он начинает идти вперед, мои ноги инстинктивно двигаются по инерции. С каждым шагом я чувствую, как его член твердеет, упираясь мне в поясницу. Жажда, которая никуда и не исчезала, прорывается к жизни.

Резонирующий смешок Колтона у моего уха вырывает меня из мыслей о том, чего бы мне хотелось, чтобы он сделал со мной прямо сейчас. Это слишком для меня, когда наши тела соединены от бедер до плеча. Сейчас я почти готова умолять его.

— Впечатления в подсобке? (A Closet Еxperience) — спрашивает он, и мне нужно время, чтобы понять, что он делает еще одну неудачную попытку для расшифровки прозвища Ас.

— Нет, — смеюсь я над ним, — где это…

— Боже, ничего не могло быть чертовски идеальнее, даже если бы я такое спланировал.

И через мгновение понимаю значение его слов. Он подводит нас к изолированному закутку, где расположен инвентарь для уборки, и, по иронии судьбы, мы стоим перед дверью с надписью «Подсобное помещение».


Хочу засмеяться, но прежде, чем могу даже улыбнуться, он разворачивает меня и пригвождает к стене, прижимая телом, упираясь в меня своей выпуклостью. Колтон подпирает руки по обе стороны от моей головы и наклоняется, останавливаясь, едва коснувшись моих губ. Наши грудные клетки тесно прижаты, наше отчаяние в необходимости вкусить друг друга выкачивает из нас весь воздух, перехватывая дыхание и лишая рассудка.

Несмотря на близость, наши глаза остаются открытыми, с неизменной связью между нами. Наэлектризованной. Воспламеняющей.

— Ты хоть представляешь, как отчаянно мне хочется сейчас трахнуть тебя? — бормочет он, движениями губ слегка касаясь моих.

Тону в растекающемся тепле, которое вызывают его слова, умоляя утянуть меня на дно и взять там, но всё, что могу сделать — это дрожащий выдох. Он наклоняется и пробует меня на вкус. Мои руки чешутся от желания сжать в кулак его пиджак и разорвать на нем рубашку, будь прокляты эти пуговицы.

Колтон отступает, когда слышит стук каблуков, но открывает дверь подсобки и втаскивает меня внутрь. Как только дверь в темном помещении захлопывается, Колтон пригвождает мои руки над головой. Единственное освещение в подсобке — полоска света, просачивающаяся сквозь щель дверного проема. Рассудок не фиксирует моих внутренних демонов — клаустрофобию от несчастного случая, которая обычно душит меня при первом же намеке на замкнутое пространство. Моя единственная мысль — Колтон. Страх перестает существовать. Трепещу, ожидая момента, когда его тело врежется в мое, толкнет к двери и возьмет у меня то, в чем мы оба так отчаянно нуждаемся.

Разрядку. Контакт. Мощность.

Но этого не происходит. Единственный контакт между нами — его руки, удерживающие мои запястья в заложниках над головой. Подсобка слишком темная, чтобы увидеть очертания его тела, но я чувствую, как его дыхание овевает мое лицо. Мгновение мы стоим вот так, настолько близко, что волосы на моих руках встают дыбом, каждый нерв в теле зудит от желания почувствовать его прикосновение, которое он мне пока еще не дал, подвешенная в этом туманном состоянии потребности.

— Усиливающий предвкушение (Anticipation Can Enhance), — шепчет он, и сейчас, это безусловно определение для прозвища Ас. Несомненно. Но у меня нет времени, чтобы понять это, не говоря уже о том, чтобы ответить, потому что его губы, наконец, встречаются с моими. И на этот раз, они делают больше, чем просто пробуют. Они пожирают. Берут без спроса. Клеймят, утверждая свои права.

Мир по ту сторону двери перестает существовать. Сомнения, бунтующие в моей голове, замолкают. Всё дрожит от ощущений, когда его губы поклоняются моим.

Наши языки танцуют. Благоговейные вздохи сливаются в один. Тела изнемогают, но ни на сантиметр не соприкасаются друг с другом. Кроме рук Колтона на моих запястьях и губ, он не позволяет никаким другим частям наших тел соединиться.

А мне так отчаянно нужно прикоснуться к нему, почувствовать, как напряженные бутоны моих сосков трутся о его грудь, почувствовать, как его пальцы скользят вверх по моим бедрам и касаются моего самого интимного места.

Но он отказывает мне в этой молчаливой просьбе, полностью контролируя пресыщение моего детонирующего желания.

Он отстраняется, вынуждая нас обоих застонать.

— Иисусе, женщина, — клянется он. — От тебя невероятно трудно оторваться.

— Тогда не надо. — Тяжело дышу, меня обвивает сильнейшее вожделение, иметь его так близко, но так далеко во многих отношениях.

В ответ он издает досадное рычание и так же быстро, как мы попали в подсобку, так же быстро мы оказываемся снаружи. На мгновение закрываю глаза от внезапного света. Когда снова их открываю, Колтон стоит передо мной в нескольких метрах, напряжение в его плечах — результат, как я предполагаю, ускользающего контроля, который он пытается удержать.

Он оглядывается на меня через плечо: челюсть сжата, в глазах борьба с чем-то внутри.

— Колтон? — спрашиваю я, пытаясь разобрать в его душевном состоянии.

Он лишь качает головой.

— Мне надо отлить. Встретимся снаружи?

Просто смотрю на него, заикающееся «Хорошо» слетает с моих губ.

Он собирается уходить, но останавливается, оборачивается и идет ко мне. Без предисловий хватает меня за шею и притягивает к себе для целомудренного поцелуя в губы, прежде чем уйти. Слышу, как он бросает через плечо.

— Мне нужно немного времени.

А мне нужна целая жизнь.

Я погружена в разговор о достоинствах моей организации и о том, что смогут предложить новые объекты, когда меня прерывают.

— Райли! — гремит позади меня голос, и когда я оборачиваюсь, то оказываюсь в больших медвежьих объятиях Энди Вэстина. Отвечаю на объятие, его любовь заразительна, а затем он отстраняет меня на расстояние вытянутой руки и оглядывает. Он присвистывает.

— Вау! Этим вечером ты выглядишь совершенно потрясающе, — делает он комплимент, и я вижу, у кого именно Колтон научился очаровывать.

— Мистер Вэстин, так рада снова вас видеть, — говорю я ему, и я удивлена, что так и есть на самом деле. В помещение, полного притворства, он привносит живость и искренность.

Он машет рукой.

— Я же говорил тебе, прошу, зови меня Энди.

— Хорошо, Энди. Колтон знает, что вы здесь? Могу я предложить вам выпить?

— Вздор. Я сейчас сам принесу себе выпить, — говорит он, похлопывая меня по руке, обыскивая толпу глазами. — Мы его еще не видели. Мы встречались со старыми друзьями и услышали о таком великом деле.

— «Дети сейчас» определенно значительная организация, — рассуждаю я.

Он широко улыбается.

— Говоря о хороших делах, я слышал, что вы с моим мальчиком работаете вместе над чем-то для своей собственной организации.

— Да! — восклицаю я, меня пронизывает трепет от внезапного осознания того, что это происходит на самом деле. Я действительно нахожусь здесь, чтобы продвигать новые возможности и их реализацию. — С помощью Колтона…

— Вот ты где, — прерывает меня знойный голос. Поворачиваюсь, чтобы увидеть его владелицу и сталкиваюсь лицом к лицу с Доротеей Донаван-Вэстин. Она совершенно потрясающая, в ней есть та грация — в ее движении, улыбке, в том, как она себя держит — которая заставляет вас просто смотреть и восхищаться.

— Дотти, дорогая! Я не знал, куда ты пошла, — говорит Энди, целуя ее в щеку.

Доротея смотрит на меня, ее сапфировые глаза светятся весельем.

— Он вечно меня теряет. — смеется она.

— Дотти, дорогая, это Райли…

— Томас, — заканчиваю я за Энди.

— Томас. Да, — говорит он, подмигивая мне, благодарный за помощь. — Познакомься, моя жена, Доротея… — он поворачивается к ней, — …они с Колтоном работают над…

— Да, дорогой, я знаю… — она нежно гладит его по руке, — Как никак я в этом участвую. — Она поворачивается ко мне и протягивает идеально ухоженную руку. — Рада наконец-то встретиться с вами лично, Райли. Я слышала от комитета столько хорошего о вашей работе.

Протягиваю ладонь, чтобы пожать ей руку, удивленная своей нервозностью. Если Энди сердечный и привлекательный, то Доротея — сдержанная и царственная. Человек, заставляющий хотеть получить его одобрение, не говоря ни слова. Доминирующая.

— Спасибо. Очень приятно познакомиться, — тепло ей улыбаюсь. — Мы с вашим мужем как раз говорили об этом. Благодаря щедрому пожертвованию вашего сына предприятие стало для нас осязаемой реальностью. Как только его команда подсчитает сумму финансирования от заезда, мы сможем начать процедуру получения разрешения.

Гордость переполняет лицо Доротеи при упоминании о сыне, и я вижу безусловную любовь в ее глазах.

— Что же, думаю, хорошо, что я приболела, и заставила его тогда присутствовать вместо себя. — смеется она. — Несмотря на непрекращающееся ворчание, которое мне пришлось слушать, о том, что его заставляют носить смокинг.

Не могу не улыбнуться ее словам; то же самое ворчание я слышала ранее.

— Мы потрясены его щедростью. Невозможно выразить словами, насколько это ценно. И сверх того — попытаться заручиться спонсорской поддержкой для завершения финансирования… — кладу руку на сердце. — Он просто лишает нас — меня — дара речи. Я поражена, правда.

— Это наш мальчик! — восклицает Энди, беря бокал шампанского у проходящей мимо официантки и передавая его Доротее.

— Должно быть вы им гордитесь. Он действительно хороший человек. — Слова слетают с губ, прежде чем я даже осознаю это, и слегка смущают. Мое неожиданное признание его родителям — это проникновение в суть моих чувств к их любимому сыну.

Доротея склоняет голову в сторону и, делая глоток, смотрит на меня поверх бокала с шампанским.

— Итак, скажите, Райли, вы сегодня здесь с Колтоном по делу или это личное?

При ее словах я, должно быть, выгляжу как олень в свете фар, переводя взгляд от Доротеи к Энди и обратно. Что я должна сказать? Что я влюблена в вашего сына, но он все еще думает обо мне как о женщине, которую трахает, потому что отказывается признать, что у него могут быть чувства ко мне? Думаю, вряд ли такое уместно говорить родителям, независимо — правда это или нет. Открываю рот, чтобы что-нибудь сказать, когда вмешивается Энди.

— Не приставай к девочке, Дотти! — говорит он игриво, подмигивая мне, я молча его благодарю.

— Ну… — она пожимает плечами в знак извинения, хотя сомневаюсь, что она раскаивается, — …мать любит знать такие вещи. На самом деле, я думаю…

— Какой приятный сюрприз! — слышу я мягкую хрипотцу голоса Колтона, и меня переполняет облегчение, что не придется отвечать на ее вопрос.

— Колтон! — восклицает Доротея, поворачиваясь к сыну. Я удивляюсь, когда он заключает свою маму в медвежьи объятия, раскачивая ее взад и вперед, прежде чем поцеловать в щеку, его лицо загорается любовью к ней. Она открыто принимает его ласку, кладет обе руки ему на щеки и смотрит в глаза. — Дай-ка мне посмотреть на тебя! Такое чувство, что мы не виделись уже целую вечность!

Он с обожанием улыбается ей.

— Прошло всего пару недель. — он ухмыляется ей, похлопывая отца по спине в знак приветствия. — Привет, пап!

— Привет, приятель, — говорит Энди, обнимая Колтона за плечи и на мгновение сжимая. — Что такое? — спрашивает он, поднимая руку, чтобы шутливо потереть щеку Колтона. — Ты и правда побрился сегодня? Твоя мать была удивлена, когда увидела фото с другого мероприятия, где ты и…

— Ты выглядел таким красивым, Колтон. Гладко выбритым… — прерывает она мужа предупреждающим взглядом, прежде чем с обожанием улыбнуться сыну. — Ты ведь знаешь, как мне нравится, когда ты сбриваешь эту щетину. Без нее ты выглядишь намного лучше!

Колтон смотрит на меня, с кривой ухмылкой, его глаза говорят мне, что он помнит мои слова о том, насколько мне нравится чувствовать щетину между моих бедер.

— Вижу, вы познакомились с Райли? — говорит он, когда скользит рукой по моей талии и притягивает меня к себе, наклоняясь, чтобы коснуться губами моего виска. Инстинктивно льну к нему, не упуская удивленного взгляда, которым обмениваются его родители. Не уверена, но взгляд Энди на Доротею, похоже, говорит: «Понимаешь, о чем я».

— Да, мы только что говорили о новом проекте ее компании, — отвечает его мама, внимательно изучая его смущенным взглядом.

— Райли проделала грандиозную работу, — говорит он, гордость в его глазах удивляет меня. — Если бы вы видели мальчиков — тех, кто в настоящее время находится под ее опекой — какие они замечательные дети, то поняли бы, почему решение об участии в этом деле было принято без раздумий. Почему этот проект должен быть завершен. — Его энтузиазм искренен, и это меня умиляет. — Но ты уже знаешь это, не так ли, мама?

Мы говорим еще несколько минут, прежде чем Энди извиняется, направляясь за выпивкой, и я тоже иду в туалет. Делаю несколько шагов, когда Колтон кладет руку мне на поясницу и останавливает, шепотом произнося мое имя. Его тело прижимается ко мне сзади, соединяя нас как кусочки головоломки.

— Даже и не думай о том, чтобы удовлетворить себя в туалете. — тихо рычит он мне в ухо, заставляя спирали желания наэлектризовывать каждый мой нерв. — Знаю, ты отчаянно хочешь почувствовать меня глубоко внутри, так же, как и я. Знаю, боль настолько сильная, что обжигает. Но, детка, я единственный, кому разрешено владеть тобой. — Он проводит рукой по моим ребрам. — Ни твоим пальцам. Ни игрушкам. Ни какому-то другому засранцу в этой комнате. — Он выдыхает, и я завидую его способности дышать в этот момент. — Только мне. А я еще даже и близко не закончил с тобой. — Он прижимается поцелуем мне к затылку. — Моя. Поняла?

Сглатываю, пытаясь обрести голос. Его слова настолько горячи, что, клянусь, я чувствую, как влага течет у меня между бедер. Киваю головой, и только когда отхожу от него на несколько метров — когда действительно могу думать без того, чтобы он затуманивал мой рассудок — я могу перевести дыхание.

Когда вхожу в туалетную комнату — она пуста, я направляюсь к самой дальней кабинке у стены. Мне просто нужно побыть одной. Заканчиваю свои дела, когда слышу, как скрипит дверь и две пары каблуков цокают по бетонному полу, их смех эхом отдается от кафельных стен.

— Так с кем он здесь сегодня вечером? Кажется, он довольно серьезно к ней относится, судя по тому, как его глаза не блуждают потерянно, как обычно.

Другая женщина смеется гортанным смехом, и что-то знакомое в этом звуке заставляет меня остановить руку перед дверцей кабинки.

— О, она? О ней абсолютно не о чем волноваться.

Слышу чмоканье губ, будто кто-то промокает недавно нанесенную на них помаду.

— Ну, судя по странице 6, кажется, ты права.

— Ты видела? — спрашивает девушка с гортанный голосом.

— Да! Вы с Колтоном отлично смотритесь вместе. Идеальная, мать вашу, пара. — Ощетиниваюсь при этих словах, узнавая в девушке с гортанным голосом, которая говорит, что обо мне не о чем волноваться, Тони.

— Спасибо, куколка! Я тоже так думаю. Это был замечательный вечер, и Колтон, как всегда, был очень внимательным.

Ого! О чем, черт возьми, она говорит? Вечер? Как всегда? У меня в голове всплывает разговор с родителями Колтона. Энди сказал Колтону, что его мать видела его фото и кого-то еще до того, как Доротея прервала его. Фотография была с Тони? Сглатываю желчь, которая поднимается к горлу, пытаясь успокоить свои мысли, находящиеся в полном беспорядке от чтения между строк. Стараюсь отмахнуться от громогласного сердцебиения, наполняющего уши, отчаянно пытаясь подслушать еще немного. Меня тошнит, поэтому я отступаю и сажусь обратно, полностью одетая, на сиденье унитаза.

— Не могу поверить, что ты вообще позволила ему уйти!

— Знаю. — она вздыхает. — Но он из тех мужчин, кого определенно сложно склонить к чему-то, раз уж он принимает решение. Я убедилась, он совершенно точно знает, что больше не может использовать оправдание, что я ему как сестра. — Она с намеком хихикает. — И я позаботилась о том, чтобы оказываться перед ним на каждом шагу, и, в конце концов, он обратил на меня внимание.

— Да ладно! Вы ведь не…

— Кто-то ведь должен вправить мальчику мозги. — Мой желудок протестует от ее слов.

— Ну, не думаю, что у него на это уйдет много времени, судя по фото, — говорит ее подруга, и мысленно я вижу ухмылку, расплывающуюся по ее губам.

— Да, знаю. — отвечает Тони. — Она не может дать ему то, что нужно. Она чертовски наивна. Эти двое похожи на маленькую Красную Шапочку и большого злого волка. Он съест ее заживо, выплюнет, а потом перейдет к следующей.

— У него довольно отменный аппетит по части секса. Большой плохой волк… Хм, ему подходит. Определенно, лучший секс в моей жизни. — Подождите-ка минутку! Колтон был и с другой? Глубокий вдох, Райли. Сколько здесь сегодня, вашу мать, его бывших? Глубокий вдох.

Слышу, как на сумочке застегивается молния.

— Он устанет от нее достаточно скоро, когда она не сможет его удовлетворять. Посмотри на нее… в ее теле нет ни капельки соблазна. Она слишком неинтересная… слишком простая… слишком скучная, чтобы удержать его внимание. И если она такая снаружи, не могу представить, насколько она вялая в постели. Ты знаешь какой он, предсказуемость — одна из тех вещей, которые он не выносит. — она смеется. — Кроме того, прошлой ночью я несколько раз намекнула, чтобы он знал — я по-прежнему в игре. И более чем готова быть кем угодно или делать что угодно.

Ее подруга мычит в знак согласия.

— Кто не будет, когда дело доходит до него? Этот мужик — неутомимый гребаный Бог в постели.

— Я знаю это лучше, чем кто-либо другой. — Тони хихикает, звук ползет по моему позвоночнику. — Кроме того, я могу быть терпеливой. Время определенно на моей стороне.

— Готова? — слышу звук второй застегиваемой молнии и стук каблуков, дверь закрывается, погружая меня в тишину.

Какого черта? Копаюсь в сумочке в поисках телефона. Нажимаю на Google и набираю «Страница 6, Колтон Донаван». Нажимаю на первую ссылку, которая появляется, и готовлюсь, пока изображение заполняет экран. Это фото Колтона, выходящего из отеля «Chateau Marmont». Его рука покоиться на пояснице Тони, которая вырядилась в потрясающе сексуальное красное платье. Она повернулась к нему, с обожанием на него смотрит, ее рука на лацкане его пиджака, на лице соблазнительная улыбка. Колтон смотрит на нее сверху, смеясь, будто они только что обменялись только им одним понятной шуткой. Когда я наконец могу оторвать взгляд от явной химии между ними, смотрю на дату на фотографии.

Датировано прошлой средой. Тем же днем, когда Колтон повел нас с детьми на картинг. Громко стону в пустом туалете от осознания того, что я его возбудила, а потом отправила на прием к Тони. Чертовски здорово! Вновь смотрю на фотографию, надеясь, что она с прежних времен, но затем приглядываюсь и замечаю, что Колтон гладко выбрит. Он никогда не бывает гладко выбритым. В среду, впервые с тех пор, как мы познакомилась, я узнала, что он может быть и таким. Чувствую острую боль в животе, когда снова смотрю на фото. Колтон сказал мне, что ему нужно на работу. В «Chateau Marmont» к Тони? Что, черт возьми, они делали, и почему уходили вместе, выглядя так, что им чертовски комфортно друг с другом?

Делаю глубокий вдох, мои мысли яростно бесчинствуют у меня в голове, пока словесные копания Тони снова проникают в мое сознание и захватывают его.

Начинаю чувствовать, что задыхаюсь в ограниченном пространстве туалетной кабинки. Вожусь с замком на дверце и спешу к туалетному столику. Быстро взглянув на себя в зеркало, я в шоке от того, что внешне я такая спокойная и собранная, когда внутри меня всё переворачивается от вновь обретенной информации.

Заставляю себя успокоиться и не делать поспешных выводов. Тони — друг семьи и деловой партнер. Конечно, они должны вместе ходить на деловые мероприятия. Вероятно, снимок был сделан в нужный момент, чтобы запечатлеть кадр, о котором люди могли говорить. О котором они могли бы строить предположения. Вероятно, есть еще двадцать других фотографий, которые скучны и не заслуживают сплетен. Кроме того, тот факт, что Тони все еще испытывает что-то к Колтону, не должен меня удивлять; она ясно дала мне понять это на треке.

Когда я выхожу из туалетной комнаты, все еще пытаюсь уговорить себя спуститься с карниза неуверенности. Я не могу найти Колтона, поэтому направляюсь к бару, мне нужно еще выпить, чтобы успокоить свои потрепанные нервы. Говорю себе, что знаю, у Колтона были женщины, но в Вегасе он сказал мне, что я та, кто ему нужен. Было бы намного легче это принять, если бы он просто признался мне, что мы были чем-то большим — чем-то особым — сказал бы что угодно, чтобы выраженные словами эмоции стали бы частью картины. Что я не просто его игрушка для утех.

Выкинь это из головы, Райли! Должна признать, он показывает это делом, а не словом. Это всё, что он хочет мне дать, и я должна это принять или уйти. В отчаянии вздыхаю. Думала, что в уме отношусь к этому нормально. На самом деле, так и было, но потом, добавив сочетание девиц сегодняшнего вечера и моей неуверенности, всё началось снова. И те слова, что они неоднократно бросали мне в лицо — сначала Тони, а затем сегодня вечером Тиган, а также девицы с третьей по пятую, делает всё намного сложнее. Колтон — полный комплект. Я должна быть польщена, что другие женщины хотят быть с ним.

Продолжай говорить себе это, Рай, и, возможно, когда-нибудь ты этому поверишь.

Заказываю выпивку в баре, а когда поворачиваюсь, чтобы отойти, замечаю, как Колтон разговаривает с джентльменами на противоположной стороне комнаты. Улыбаюсь, его вид рассеивает все мои сомнения. Когда я направляюсь к нему, его разговор заканчивается, и прежде, чем он успевает повернуться, чтобы уйти, к нему подходит женщина и заключает его в объятия, которые на мой вкус длятся слишком долго. И, конечно же, она блондинка, умопомрачительная красотка, которая соперничает с ним по потрясающей внешности. Когда она поворачивается так, что я могу ее видеть, это никто иной, как девица номер пять из очереди к бару.

Внутри меня вспыхивает пламя раздражения.

Ну, вот, опять. Останавливаюсь на полпути и наблюдаю за их общением. В то время как контакт Колтона с Тиган был милым, но бесстрастный, его разговор с девицей номер пять выглядит совсем не отстраненным. Когда я вижу, что он искренне улыбается ей и оставляет свою руку прижатой к ее пояснице вместо того, чтобы убрать ее, ревность проносится по мне, больно кусая в ответ.

Он не сделал ничего плохого или неправильного, но знакомство между ними очевидно. Заставляю себя отвести взгляд, и тут мои глаза встречаются с глазами Тони, наблюдающими за мной через всю комнату. Ее голубые глаза прикованы ко мне, в одном взгляде столько презрения и снисходительности. Она скрещивает руки на груди и переводит взгляд на Колтона, а затем на меня. Насмешливая ухмылка приподнимает уголки ее губ, она качает головой. Разыгрывает шоу, глядя вниз на свои часы и стуча по циферблату, прежде чем посмотреть на меня. Часики тикают, Райли. Твое время почти вышло.

Поворачиваюсь к Колтону, стараясь своим выражением не выказать ей никакой реакции, несмотря на обуревающий меня гнев. Здесь нет столько алкоголя, чтобы я могла поговорить с ней. Как бы мне хотелось прямо сейчас воспользоваться одной из зажигательных речей Хэдди. Где она, черт возьми, когда так мне нужна?

Начинаю пробираться к Колтону, когда блондинка, с которой он стоит, поднимает голову, чтобы встретиться со мной глазами. Она одаривает меня тем же быстрым, но оценивающим взглядом, что и раньше, но на этот раз за ним следует вспышка наглой улыбки. Еще одна женщина, которая хочет убрать меня со сцены, чтобы самой на нее выйти. Впрочем, не похоже, что кто-то ждет. Кажется, у них нет проблем с тем, чтобы выступать прямо на моих глазах.

Мне нужен перерыв от всей этой чертовой драмы и кромешного ада абсурда, который вытягивает из меня весь кислород. Решаю выйти наружу, чтобы подышать свежим воздухом и возвратить чувство собственного «я», которое, кажется, эти блондинистые пиявки высасывают из меня по крупицам.

Колтона отводит взгляд от девицы номер пять и встречается с моим. Улыбка освещает его лицо, когда я приближаюсь, но она слегка сникает, когда он видит выражение моего лица.

— Ты в порядке?

— М-м-м, — бормочу я, нарочно избегая взгляда своего спутника. — Мне просто нужно немного воздуха, — говорю я и продолжаю идти прямо мимо него, не останавливаясь, чтобы ответить на вопросительный взгляд на его лице.

Спешу выйти из бального зала, пытаясь добраться до выхода с непоколебимым видом. Открываю двери и втягиваю в себя свежий, ночной воздух. Холодно, но я только рада. Мне это нужно после удушающей атмосферы внутри. Спешно иду к саду, который заметила по пути, надеясь, что в это время ночи он пуст.

Нуждаясь в уединении.


ГЛАВА 17

— Райли! — зовет меня Колтон, но я продолжаю идти, нуждаясь в этот момент в некотором отдалении от него. — Райли! — повторяет он, и я слышу позади себя тяжелый звук его шагов по тротуару. Они эхом отдаются от бетонных стен, подтверждая мои чувства — что независимо от того, как далеко я уйду, Колтон всегда будет там. В мыслях. В воспоминаниях. Во всём. После него другие мужчины для меня не существуют. У меня нет иного выбора, кроме как остановиться, дойдя до конца дорожки.

— Прекрати бежать! — Он тяжело дышит, догоняя меня. — Скажи, что случилось.

Технически сегодня Колтон не сделал ничего плохого, но вся моя тревога и неуверенность, вызванная всевозможными женщинами этой ночи, бурлит внутри меня. Даже самая самонадеянная, уверенная в себе женщина будет задета его многочисленными поклонницами с сегодняшнего вечера. Знаю, я должна быть уверена в том, что Колтон пришел сюда со мной — уйдет со мной — но опять же, не так же думала и Ракель на вечеринке в честь кампании Merit Rum?

Мне нужны от него слова. Необходимо их услышать. А он до сих пор ничего мне не сказал. Действия могут быть неверно истолкованы. Слова не могут… и давайте посмотрим правде в глаза, я ведь женщина. Разве мы не запрограммированы читать между строк?

Когда он дотрагивается до моей руки, все достигает апогея. Я разворачиваюсь.

— Сколько, Ас? — кричу я на него, от прохладного ночного воздуха мое дыхание превращается в облачка белого пара.

— Что? — На его лице сочетание растерянности и удивления. — Сколько чего?

— Сколько твоих бывших сегодня здесь?

— Райли…

— Никаких Райли мне тут, — кричу я на него, отступая назад, чтобы у меня было пространство, в котором я так отчаянно нуждаюсь, чтобы в голове стало ясно. — Если ты собирался привести меня сюда сегодня вечером и продемонстрировать мне свою стаю блондинистых красавиц — всех женщин, которых ты трахал — по крайней мере, мог бы меня предупредить. — Когда он начинает перебивать меня, я встречаюсь с ним глазами и мой взгляд заставляет его замереть на полуслове. — Уже достаточно того, что у тебя есть Тони — твоя неизменная девушка для выходов — которая все еще хочет тебя и постоянно кружит рядом. Работает на тебя. Тычет своими идеально сделанными сиськами в лицо. Давая ясно тебе понять, что она будет рядом, когда тебе надоест нынешняя пассия. — Выражение шока на его лице бесценно. Он выглядит так, будто я сказала ему, что небо желтое. Он этого не замечал? Ее желания? Часть меня облегченно вздыхает, понимая, что он не видит Тони в таком образе, но как насчет всех остальных с сегодняшнего вечера? — А потом ты приводишь меня сюда и выставляешь передо мной на показ еще больше? Меньшее, что ты мог сделать, это предупредить меня… подготовить к натиску злобных взглядов и ехидных колкостей. Так сколько, Ас? — требую я ответа. — Или хочу ли я вообще об этом знать?

Колтон смотрит на меня и качает головой, уголки его губ застенчиво приподнимаются.

— Да ладно, Рай, все не так уж и плохо. Тони просто старый друг — она работает на меня, черт возьми, — а остальные… мы лишь вращаемся в тех же кругах. Мы обязаны иногда видеться. — Он делает шаг ко мне, распутная ухмылка распространяется по его великолепному лицу. — Ты просто расстроена, потому что на грани… — он приближается, его голос мягкий, намекающий, — …и у тебя есть потребности. Ты сексуально не удовлетворена.

Смотрю на него с открытым ртом. Он правда только что это сказал? Это и есть его гребаный ответ на причины того, что я так расстроена? Из-за чего я схожу с ума? Мне нужно кончить и все станет лучше? После этого все его шлюхи уберутся и зароются в норы, в которых они прятались?

— Иди сюда, позволь мне позаботиться об этом. — Он протягивает руку, не понимая, как я зла на его бессердечные слова и пытается притянуть меня к себе. И как бы я ни хотела, чтобы он позаботился о желании, горящем глубоко внутри меня, как бы близость с ним не успокоила мои сомнения в том, что он чувствует ко мне, мой гнев и достоинство превыше моих потребностей. Я сбрасываю его руку и делаю шаг назад.

На лице Колтона написан шок, рот слегка приоткрыт, он пристально смотрит на меня.

— Ты говоришь мне «нет»? — недоверчиво спрашивает он.

Фыркаю в презрении.

— Без сомнений для тебя это ново, но да. — я вздыхаю. — Я говорю тебе «нет».

Он смотрит на меня с минуту, глаза сужены, а затем его лицо смягчается в понимании.

— У тебя больше выдержки, чем у меня. Я вижу, что ты пытаешься сделать, — бормочет он, качая головой, и почему-то мне кажется, что он думает, будто я играю с ним. Что я говорю ему «нет», просто чтобы изобразить недотрогу.

— Секс ничего не исправит, Колтон. — в раздражении говорю я, растирая плечи, чтобы согреться.

— Немного исправит, — шутит он, пытаясь заставить меня улыбнуться. Продолжаю смотреть на него, качая головой и глубоко вздыхая, он бормочет проклятие и отходит от меня на несколько шагов. Обхватывает сзади рукой шею и тянет ее вниз, склоняя голову к ночному небу и громко выдыхая. — Черт! — бормочет он, прежде чем замолчать. — Я не могу изменить свое прошлое, Райли. Я тот, кто я есть, и я не могу изменить этого. Ты знала об этом, собираясь ввязаться во всё, когда начала эти чертовы разговоры о том, что не можешь принять единственное, что я могу тебе дать.

— Что? Так теперь мы вернулись к этому? К договоренности? Я не одна из твоих шлюх, Колтон. Никогда не была. Никогда не буду. — Мой голос прорывает тишину окружающей нас ночи.

Он отступает от меня, опускает голову и смотрит на землю перед собой, его челюсть сжимается, он подыскивает следующие слова. Когда он, наконец, начинает говорить, его голос непреклонен.

— Я же говорил, что все испорчу.

Его слова — его оправдание — последовавшие за всеми событиями этого вечера, разозлили меня.

— Не изображай из себя страдальца! — кричу я на него. — Пора уже вырасти из этой фразы и перестать использовать свой, так называемый, чертов защитный механизм в качестве оправдания, Колтон! — Слова вылетают прежде, чем я могу их остановить, гнев преобладает над здравым смыслом. Он поднимает голову, его глаза пылают гневом, когда встречаются с моими. Он делает от меня шаг назад, физическая дистанция лишь подчеркивает эмоциональную отстраненность, которую я чувствую. Знаю, что, вероятно, слишком остро реагирую. Но это знание ничего не делает, чтобы остановить товарный поезд эмоций, летящий через меня. — Да пошло оно. Всё, — бормочу я. — Если у тебя на меня были свои планы и теперь ты меня больше не хочешь… если хочешь одну из своих шаблонных блондинок, которые остались внутри… тогда будь мужиком и просто скажи мне!

Он ничего не говорит, просто стоит, стиснув челюсти, плечи напряжены, глаза смотрят на меня, мешанина ответов пересекает его затененное лицо. Не уверена, какого ответа я от него жду, но я надеялась, что он скажет хоть что-то. Думала, что, возможно, он будет бороться, чтобы удержать меня, чтобы доказать мне, что я того стою.

Полагаю, если я собираюсь выдвигать ультиматумы, то мне лучше быть готовой. Страх змеится по моей спине, когда он не произносит ни звука. Смотрю на него, хочу, чтобы он заговорил. Чтобы доказать, что мои слова ошибочны. Чтобы доказать их правоту. Что угодно.

Но он ничего не говорит. Просто оболочка человека, смотрящего на меня бесстрастными глазами, с безмолвными губами и с терпением на исходе.

Меня наполняет гнев. Поглощает боль. Разочарование опускается на меня тяжелым грузом. Я знала, что это произойдет. Он это предвидел, а я проигнорировала. Думала, меня будет достаточно, чтобы изменить исход.

— Знаешь, что, Колтон? Пошел ты! — выкрикиваю я единственные слова, которые могу произнести, чтобы выразить свои чувства. Не очень умно, но это всё, на что я способна. — Только скажи мне одну вещь, прежде чем уйти и отправиться к следующей кандидатке… помимо очевидного, что дает тебе трахание всех этих женщин, Ас? — Я приближаюсь к нему, желая увидеть отклик в его глазах, нуждаясь увидеть какой-то ответ. — Что за потребность ты удовлетворяешь, отказываясь признать? Разве ты не хочешь большего? Заслуживаешь большего, чем просто теплое тело и мимолетный оргазм? — Когда он не отвечает, а на его лице вспыхивает раздражение, я продолжаю. — Хорошо, не отвечай на этот вопрос… но ответь вот на этот: ты не думаешь, что я заслуживаю большего?

Вижу боль в его изумрудных глазах и мерцание чего-то более темного, более глубокого, и я знаю, что всколыхнула что-то внутри него. Сделав ему больно. Но мне тоже больно. Он молчит, и это бесит меня еще больше.

— Что? Ты слишком труслив, чтобы ответить? — подстрекаю я. — Вот и нет! Я знаю, что заслуживаю большего, Колтон! Заслуживаю гораздо больше того, что ты даже хочешь попытаться. Ты упускаешь лучшую часть жизни с кем-то. Все мелочи, которые делают отношения особенными. — Вскидываю вверх руки, чтобы подчеркнуть свою точку зрения, все это время он смотрит на меня с каменным лицом и сжатой челюстью. Вышагиваю перед ним взад и вперед, пытаясь сдержать накопившееся разочарование. — Твой четырех-пяти месячный срок не дает тебе ничего из этого, Ас. Он не дает утешения, зная, что кто-то заботится о тебе так сильно, что будет с тобой даже, когда ты поступишь неразумно. Или как мудак. — Я иронизирую над ним, кровь стучит в голове, мысли несутся так быстро, что я не могу достаточно быстро облечь их в слова. — Ты лишаешь себя познания того, каково это — отдаваться кому-то — разумом, телом и душой. Быть полностью обнаженным — уязвимым и самозабвенным, когда ты полностью одет. Ты не понимаешь, насколько всё это особенное, — произношу я громогласно, понимая, как печально, что он лишает себя этого своим выбором. — А я понимаю. И это именно то, чего я хочу. Почему всё всегда должно вращаться вокруг того, чего хочешь ты? Как насчет меня? Разве я не заслуживаю чувствовать то, что чувствую, и не сдерживаться из-за каких-то предполагаемых правил?

Он только смотрит на меня и молчит, его тело напряжено, и я чувствую, как он ускользает. Слеза тихо скатывается по моей щеке, дыхание вырывается тяжелыми белыми клубами, после моей словесной тирады. Я не чувствую себя лучше, потому что ничего не закончилось. Стена, за которой он прятался так долго — из-за которой начал медленно выглядывать — внезапно укрепилась сталью.

Смотрю на него, мужчину, которого люблю, грудь, как в тисках, сердце сжимается от боли. Это то, чего я боялась. Из-за чего, и против чего боролись мои разум и сердце. И все же я здесь, напуганная и израненная, но все еще сражаюсь за него, потому что Тиган права. Он просто настолько хорош. Его слова проносятся у меня в голове.

Ты обожгла меня, Райли.

Ты. Это. Пугает меня до смерти, Райли.

Кажется, я не могу насытиться тобой.

Делаю шаг вперед, желая прикоснуться к нему. Жаждая какого-либо контакта с ним, нуждаясь напомнить ему о той искре между нами, возникающей, когда мы касаемся друг друга, и попытаться помешать ему проскользнуть сквозь мои пальцы. Словно попытаться поймать ветер. Протягиваю свои дрожащие руки, его глаза следят за их движением, и кладу их ему на грудь. Чувствую, как в ответ он застывает — пощечина моей попытке соединиться с ним, которая толкает меня через край.

Мои глаза взмывают вверх, и я вижу, что он знает, как сильно обидел меня этим небольшим отвержением — невербальное отторжение, которое говорит о многом. Он инстинктивно поднимает руки, чтобы обнять меня, попытаться успокоить, а я не могу этого допустить. Не могу позволить ему затащить меня в единственное место, где мне хочется сейчас оказаться больше, чем где-либо еще, потому что, между нами, ничего не изменилось. И я знаю, что если окунусь в его объятия, то снова буду поддаваться всему, чтобы не потерять то, чего боюсь потерять больше всего на свете — его. Но я заслуживаю того, что он не может — нет, не хочет — дать мне.

Толкаю его в грудь, но его руки крепче сжимают мои плечи. Он пытается притянуть меня к себе, но я сопротивляюсь. Когда онникак не реагирует… я теряю над собой контроль.

— Борись, черт побери! Борись, Колтон! — кричу я на него, источая отчаяние, мой голос дрожит, угрожая разразиться слезами. — За себя. За нас. За меня, — умоляю я. — Не отдаляйся от меня. Ты не можешь уйти даже не задумываясь. — Все еще пытаюсь сопротивляться его хватке, но плотина прорывается и слезы льются ручьем. — Я имею значение, Колтон. Я заслуживаю большего, также, как и ты. То, что у нас есть, имеет значение!

Переполненная эмоциями, я поддаюсь слезам, страхам, надвигающейся пустоте. Перестаю сопротивляться ему, и он обнимает меня, притягивая к себе, его руки бегают вверх и вниз по моей спине, рукам и шее. Это чувство горько-сладкое, потому что я знаю — оно мимолетно. Знаю, что слова — в которых я так отчаянно нуждаюсь и хочу услышать — что между нами есть что-то… что мы особенные… особенные для него — никогда не будут произнесены.

Я сознательно запечатлеваю этот момент в своей памяти.

Его тепло.

Шершавость его мозолистых пальцев на моей обнаженной коже.

Сжатые челюсти у моего виска.

Тембр его шепота.

Его запах.

Закрываю глаза, чтобы впитать его, потому что знаю, я его напугала. Знаю, что прошу слишком многого, когда есть множество других, готовых согласиться на гораздо меньшее.

— Райли… — мое имя звучит шепотом сквозь всхлипы, но уже без слез.

Замолкаю, мое прерывистое дыхание — единственный звук в ночи. Отклоняюсь назад, его руки на плечах управляют мной, чтобы он смог заглянуть мне в лицо. Набираюсь храбрости перед тем, как посмотреть ему в глаза. Вижу в них страх, смятение и неуверенность, и я жду, когда он произнесет то, что вертится на кончике его языка. На его обычно стоическом лице разыгрывается внутренняя борьба, прежде чем он может ее обуздать. В груди болит, когда я пытаюсь вдохнуть и приготовиться, потому что то, что я вижу, заставляет меня паниковать. Заставляет покориться судьбе, потому что я знаю, что он готовится уйти.

Проститься.

Чтобы разорвать меня на части.

— Я заслуживаю большего, Колтон. — выдыхаю я, качая головой, одинокая слеза скользит по моей щеке. Его глаза следуют за ней, прежде чем взглянуть на меня, и на мгновение они смягчаются от заботы обо мне, он сглатывает, кивая головой в знак согласия. Я протягиваю руку и кладу ее ему на челюсть, его глаза осторожно следят за моими движениями. Чувствую, как под моей ладонью мышцы на его челюсти напрягаются. — Знаю, что существует какая-то причина, по которой у тебя есть свои правила и соглашения, но я больше не могу их соблюдать. Я больше не могу быть для тебя такой девушкой.

При последних словах опускаю голову, избегая его взгляда, потому что не могу видеть реакцию. Желать и не получить — это одно, а желать и быть отвергнутым — другое, и это будет терзать мое сердце больше, чем оно уже страдает. Глубоко вздыхаю, глаза сосредоточены на его импровизированном платочке в петлице, и мой разум удивляется, какими простыми казались вещи всего пару часов назад, когда он был недостаточно наряден, а я разодета.

Он напрягает пальцы на моих предплечьях, и я заставляю себя посмотреть на него — рада, что сделала это, потому что его взгляд захватывает дух. Мой великолепный плохой мальчик выглядит словно ребенок — в панике и парализованным. Я изо всех сил пытаюсь подыскать слова, потому что стоять там, видя всё это в его глазах… он выглядит точно так же, как один из моих сломленных мальчиков. Требуется какое-то время, но мне наконец-то удается обрести свой голос.

— Прости, Колтон. — я качаю головой. — Сегодня ты не сделал ничего плохого, но являясь тем мужчиной, каким ты есть… но видя сегодня вечером твоих бывших по-прежнему желающих большего… — я вздыхаю, — …я не хочу стать ими через три месяца. Сторонним наблюдателем. Я больше не могу стоять в стороне и слепо подчиняться критериям, которые ты диктуешь. Я хочу иметь право голоса. — Он качает головой из стороны в сторону, автоматически отвергая идею, и я даже не думаю, что он понимает, что он это делает. Его хватка на моих руках усиливается, но он ничего не произносить, чтобы опровергнуть мои слова.

— Я не прошу от тебя любви, Колтон. — Я говорю это еле слышным шепотом, но сознание кричит об обратном. Что я хочу, чтобы он любил меня так, как я люблю его. Его глаза расширяются от моего признания. Слышу резкий вдох. — Я даже не прошу у тебя о больших обязательствах. Я просто хочу иметь возможность изучить то, что между нами происходит, не беспокоясь о том, что смогу переступить за воображаемые границы, о которых даже не знаю. — Смотрю на него, желая, чтобы он услышал мои слова. Действительно услышал то, что я говорю, а не только то, что он хочет услышать. — Я прошу быть твоей любовницей, Колтон, а не твоей «долго и счастливо» или спланированной договоренностью. Всё, что мне нужно — это шанс… — Мой голос затихает, прося невозможного. — Чтобы ты сказал мне, что попытаешься…

— Ты никогда не была договор…

— Давай называть вещи своими именами. — Я выгибаю брови, пытаясь вызвать огонь, который пронесся по моим венам за мгновение до того, как он был заменен опустошением. — У тебя есть поразительный способ поставить меня на место в любое время, когда я переступаю одну из твоих границ.

Мы смотрим друг на друга, не произнося ни слова, и он первым отводит взгляд и разрывает нашу связь. Он снимает свой пиджак и накидывает его мне на плечи, как всегда непревзойденный джентльмен, даже посреди хаоса, но если обычно его пальцы задерживаются на моей коже, сейчас они мгновенно отступают.

— Я никогда не хотел причинить тебе боль, Райли. — Его голос ломается от тихой ранимости, которую я никогда раньше не слышала. Никогда от него не ожидала. Он опускает голову, слегка покачивая ей, и бормочет себе под нос «Черт». Дежа вю с той ночи в гостиничном номере ударяет по мне, выбивая весь воздух из легких. — Я больше не хочу причинять тебе боль.

Вот и всё.

Он покончит с этим прямо здесь и сейчас. Сделает то, чего бы я не смогла, хоть убейте. Прижимаю ладонь к груди, пытаясь избавиться от боли, которая обжигает меня. Он проводит руками по своим волосам, и я дрожу в ожидании, ожидая, что он продолжит, но надеясь, что он этого не сделает. Он поднимает голову и неохотно смотрит мне в глаза. Он совершенно уничтожен — загнан, опустошен — эмоции так очевидны в его глазах, что его взгляд трудно выдержать.

И в этот момент меня осеняет. Я осознаю, что критикую его за то, что он за меня не борется, но разве кто-нибудь, кроме его родителей, когда-то боролся за него? Не за его материальные блага и славу, а за маленького мальчика, которым он был и за мужчину, которым стал? За годы жестокого обращения и пренебрежения, которые, я уверена, он пережил. Кто-нибудь когда-нибудь говорил ему, что любит его не за что-то, а вопреки? И что все эти переживания, вместе взятые, на самом деле сделали его лучше. Достойным человеком. Что они принимают всего его, несмотря ни на что — каждую его сводящую с ума, сбивающую с толку, трогательную частичку.

Держу пари, никто за него не боролся.

И как бы мне не было больно и не хотелось бы в ответ наброситься на него, часть меня хочет оставить его с чем-то, что никто никогда ему не давал. То, с чем он будет вспоминать обо мне.

— Ради тебя Колтон… — может я и говорю спокойно, покоряясь нашей судьбе, но моя искренность звучит громко и ясно. — …я рискну. — Видно, как при моем признании его тело застывает. Губы слегка раскрываются, а напряжение покидает его челюсть, будто он шокирован тем, что я готова рискнуть ради него. Что я верю, что он стоит риска.

Он делает ко мне шаг и протягивает руку, чтобы взять меня за подбородок. Смотрит в мои глаза с небывалой напряженностью, его губы открываются несколько раз, чтобы сказать что-то, но закрываются, не издав ни звука. Делаю резкий вдох, откликаясь на его прикосновения, когда он проводит подушечкой большого пальца по моей нижней губе — шероховатость его мозолистых пальцев против мягкости моих губ. Ужасная печаль овладевает мной, когда я понимаю, что эта грубость и мягкость во многом похожи на нас.

— Ради тебя, Райли, — шепчет он, его голос ломается. Его обычно уверенные руки слегка дрожат у моих щек, и клянусь, я вижу, как в его глазах мерцает страх, прежде чем он смаргивает с них влагу. — Я попытаюсь.

Попытается? Мой разум переключает передачи так быстро, что я теряю ориентацию. Разговор переходит с невероятно минимальных оборотов к неожиданно максимальным.

— Попытаешься? — спрашиваю я срывающимся голосом, не веря своим ушам.

Лишь тень кривой, шаловливой улыбки, которую я нахожу неотразимой, изгибает один уголок его рта, но в его голосе я слышу тревогу.

— Да, — повторяет он. Его глаза прожигают меня насквозь, мои ресницы не дрогнут, когда он наклоняется и награждает самым нежным, самым почтительным поцелуем, которым меня когда-либо награждали. Затем он целует кончик моего носа, прежде чем прислониться лбом к моему лбу. Его дыхание овевает мои губы, а сердце яростно набивает татуировку на моей груди, всё внутри меня прыгает от радости, фонтанируя надеждой.

Боже милостивый! Колтон попробует. Он будет бороться за нас. За меня. За себя. За его словами столько невысказанного. Столько обещаний, страха, уязвимости и готовности преодолеть всё, что мучает его в снах по ночам и постоянно преследует в воспоминаниях — просто чтобы попытаться быть со мной.

Он опускает голову и снова целует меня. Медленное, ласковое касание губ и танец языков, который наполнен такими невысказанными словами, что это вызывает слезы радости в моих глазах. Он заканчивает тем, что снова целует меня в нос, а затем притягивает меня в свои сокрушительные объятия. Вздыхаю, приветствуя его тепло, его силу и наслаждаясь тем, как длинные, поджарые линии его тела идеально подходят к моим изгибам. Упиваюсь его запахом и стуком сердца, бьющегося у меня под ухом. Он склоняет голову, его щека трется о мой висок, и издает вздох, похожий на проклятие. И клянусь, оно звучит так, будто он бормочет что-то о вуду-киске, но когда я вскидываю голову, чтобы посмотреть на него, он только качает головой и ухмыляется.

— Что мне с тобой делать, Райли? — Он сжимает меня крепче, по моему позвоночнику пляшет озноб. — Что же мне теперь делать? — Он снова вздыхает, и я подавляю сдавленный смешок, выгибаясь в его объятиях. Сочетание его тела рядом, облегчение от знания того, что он собирается попытаться и растущее предвкушение от вечера овладевает мной, желая почувствовать большее, чем просто платоническое объятие в саду.

Как такие простые слова могут заставить меня задыхаться от предвкушения и отчаянно нуждаться в его прикосновении — эмоциональном и физическом? Он проводит пальцем по линии моей шеи, зацепив лиф, прежде чем спуститься по мучительно длинной дорожке вниз, проникнув через драпированный разрез на подоле платья к моей сверхчувствительной киске. Его умелые пальцы обнаруживают меня мокрой и желающей, и когда он прикасается ко мне, клянусь, я готова расколоться на миллион кусочков удовольствия. Выдыхаю приглушенный стон в ответ на его действия.

Льну к нему, лбом прижимаясь к его груди, руками сжимая его бицепсы. Не уверена, связан ли мой отклик с готовностью Колтона попробовать или с натиском ощущений, но мое тело приближается к бездне быстрее, чем обычно. Я так близко. Так близко к краю, что мои ногти впиваются в его руки.

Колтон скользит пальцами взад и вперед еще раз, прежде чем испустить дикое рычание.

— Пока рано… я хочу быть глубоко в тебе, когда ты кончишь, Райли, — бормочет он у моей макушки. — Хочу отчаянно.

Шумно втягиваю воздух, мои мышцы настолько натянуты, а нервы настолько осведомлены об ощущении его тела рядом, что я не могу сдержать себя. Набрасываюсь на него, как наркоман, которому нужна доза. Одной рукой хватаю за затылок, автоматически сжимая в кулак его волосы и притягиваю его к себе, чтобы я могла встретиться с его губами. Другой рукой тянусь вниз, чтобы через брюки потереть твердую длину его растущей эрекции. Его гортанный стон говорит мне, что он скован такой же нуждой, как и я.

Страсть раскрывается между нами, целую его с голодным отчаянием и в слиянии наших губ я выплескиваю всё, что сдерживала. Он скользит руками между пиджаком, накинутым на меня, и платьем, его руки обводят линии моей спины и бедер, разжигая настолько сильное желание, что оно оставляет меня без сознания и без дыхания.

— Колтон, — стону я, когда он кружит поцелуями по линии моего горла, посылая потрясающие ощущения, проносящиеся сквозь меня.

— Автомобиль. Гараж. Немедленно, — говорит он между полными отчаяния поцелуями, сдержанности как не бывало.

Согласно стону, но мое тело не хочет его отпускать. Его рука сжимает мои волосы и тянет их вниз, вынуждая меня поднять к нему лицо. Темное желание, затуманивающее его глаза, заставляет меня сжать бедра, умоляя о разрядке.

— Рай? Если мы не пойдем прямо сейчас, ты окажешься нагнутой на той скамейке прямо на виду у всех гостиничных номеров. — Его хриплое предупреждение заставляет меня громко сглотнуть. Он наклоняется и целомудренно целует меня, его язык обводит линию моей нижней губы. — Ты уничтожила мой контроль, милая. В лифт. Немедленно, — приказывает он.

Он притягивает меня к своему боку, рукой сжимая бедро, мы быстро движемся. Свободной рукой Колтон достает из кармана iPhone.

— Сэмми? Где Секс? — мгновение он слушает. — Идеально. Подойдет. — Он громко смеется, тембр его смеха эхом отдается от бетонных стен, мимо которых мы проходим. — Ты будто читаешь мои мысли. Ты охрененно классный Сэмми… Да. Я дам тебе знать. — Он засовывает свой телефон обратно в карман, когда мы достигаем дорожки, и я озадачена разговором, который только что услышала. Колтон смотрит налево, а затем направо, взвешивая варианты от вынужденной срочности, прежде чем повернуться направо.

Через несколько минут мы оказываемся в лифте на окраине бетонного гаража. Тусклые серые двери захлопываются, присутствие Колтона господствует в небольшом пространстве, и прежде, чем лифт начинает двигаться вверх, Колтон прижимает меня бедрами к стене и поглощает меня губами с открытой чувственностью. У меня даже нет времени отдышаться перед тем, как кабина лифта издает звук. Он отрывает от меня губы, оставляя меня потрясенной своим всепоглощающим желанием.


ГЛАВА 18

Когда мы выходим из лифта, с моих губ слетает смешок. Кто, черт возьми, эта девушка, в которую я превращаюсь рядом с Колтоном? Эта дерзкая распутница, уверенная в своей сексуальности? Я определенно не была ею час назад. Клянусь, это эффект Колтона.

Вздрагиваю от удивления, когда мы поворачиваем за угол, и там стоит Сэмми.

— Привет, Сэмми, — говорю я застенчиво, потому что он снова видит меня на пути к непристойности, пробужденной во мне Колтоном. Он кивает мне, его лицо остается бесстрастным, когда он вручает ключи Колтону.

— Спасибо. Все чисто? — спрашивает Колтон.

— Все чисто, — кивает Сэмми, прежде чем войти в кабину лифта.

— Пойдем, — приказывает Колтон, дергая меня за руку, так, что я с силой врезаюсь в него, прежде чем его губы снова встречаются с моими в жадном поцелуе. В какой-то миг я отталкиваю его, несмотря на его протесты и оглядываюсь вокруг, чтобы убедиться, что у нас нет ничего не подозревающих зрителей. Мои глаза сразу фокусируются на сексуальном, как грех, гладком, красном спортивном автомобиле в дальнем углу. Я не разбираюсь в машинах, но все, что я знаю — это ее прозвище. Оно определенно ей подходит.

Когда я отрываю глаза от машины, то с удивлением обнаруживаю однотонный гараж совершенно пустым.

— Как ты…? — Колтон лишь награждает меня ухмылкой, которая говорит «хорошо быть мной», и я качаю головой. — Сэмми?

— Мммм. — Его рука скользит по моей талии, обхватывая грудь через ткань платья. Испускаю мягкий стон от приглушенного ощущения, желая, чтобы его тело, обнаженное и движущееся, было на мне. Внутри меня.

— О, Колтон… — вздыхаю я, превращаясь в его руках в пластилин, когда его палец проскальзывают под ткань. — Этот человек нуждается в повышении, — бормочу я, когда мы идем через пустынный гараж, одновременно шаря руками друг по другу.

Колтон громко смеется над моими словами, звук смешивается со стуком моих каблуков, эхом отдающихся от стен. Отмахиваюсь от гложущих меня мыслей: интересно, что еще Сэмми видел, работая на Колтона. Это осталось в прошлом. Его прошлом.

А теперь он — мое будущее. Сейчас важно только то, что Колтон готов попытаться.

Добираемся до машины, меня наполняет облегчение, что мы можем убраться отсюда. Сейчас я веду себя эгоистично. Я не думаю о вечере, который продолжается внизу или о благотворительности, или о чем-то еще. Все, на чем я могу сосредоточиться — это чувства, бегущие сквозь меня. Нужда, которая будет удовлетворена, как только я окажусь на пассажирском сидении.

Но Колтон стоит на месте — не двигается — просто держит мою ладонь на расстоянии вытянутой руки. Я вижу, как его глаза скользят по капоту машины, а затем он оглядывается на меня. Похотливая ухмылка, приподнимающая уголки губ, выводит мой мир из равновесия.

— Да, — говорит он, и мною овладевает смущение.

Что? Он ведь не хочет сейчас… Ой… Ой! Вот черт!

Он видит, что я понимаю его намерение.

— Ты. Здесь. — Он указывает на гладкий красный капот своей машины.

Покрывшись румянцем, я мешкаю, вспоминая свои необдуманные слова в «Старбакс», которые кажутся теперь сказанными много лет назад, о том, как бы мне хотелось, чтобы он взял меня на капоте своей машины.

— Сейчас! — рычит он.

Я и мой болтливый рот. Оглядываюсь назад и сглатываю, прежде чем вновь встретиться с ним глазами. Всегда возвращаясь к его взгляду.

— Здесь?

— Здесь. — он ухмыляется, и сквозь меня проносится возбуждение. — Я испорчу тебя.

— Но…

— Никаких вопросов, Райли. Если подчиняешься всем правилам, детка, упускаешь все веселье. — Только Колтон мог процитировать Хепберн в такой момент и заставить это прозвучать соблазнительно сексуально.

Его глаза возбужденно бегают от того, что мы собираемся сделать. Нет ни единого шанса, что я упущу возможность быть с ним. После всего, что произошло сегодня вечером — лимузин, нарастающее ожидание, тот факт, что он попробует — меня не смогут оттащить от него даже дикие лошади.

У меня даже нет времени обеспокоиться о месте, где мы находимся, потому что он хватает меня и впивается губами в мои губы. Я чувствую вкус его желания. Его голод. Его нетерпение. Его готовность. Эта смесь — пьянящая комбинация, вызывающая озноб в позвоночнике и мурашки на коже, когда он подталкивает меня назад. Наши губы расстаются только для того, чтобы он смог прошептать порочные обещания того, что хочет сделать со мной.

Насколько жестко меня трахнет. Как громко хочет, чтобы я кричала. Сколько раз заставит кончить. Какая я безумно красивая. Как он жаждет попробовать меня на вкус.

Мои колени упираются в передний бампер машины, и Колтон стаскивает свой пиджак с моих плеч. Расстилает изнанкой на капоте, пока я вожусь с молнией на его брюках, моя ловкость уничтожена жидкой лавой желания, наполняющей меня.

— Быстрее, — требует он, его голос пронизан мучительной потребностью.

Истерически смеюсь от своего безрассудства. Его руки неподвижны, когда он отступает от нашей тесной близости и смотрит мне в глаза. Миг спокойствия среди бури желания. Он протягивает руку и проводит пальцами по моей щеке, с недоверчивой улыбкой и взглядом, говорящим, что он не может поверить, что я настоящая. Что это происходит на самом деле. Он качает головой, губы изгибаются в кривой улыбке, подмигивая ямочкой на щеке. Не отрывая от меня глаз, он проводит рукой по моим волосам и сжимает их в кулак, наклоняя мою голову набок и обнажая изгиб шеи.

И тогда потребность и желание берут вверх, он прикасается губами к обнаженной коже. Чувства, ощущения, эмоции утягивают меня вниз, поглощают.

Мои глаза закрываются. Тело одновременно размягчается и нагревается. Чувствую, как член Колтона пульсирует у меня в руках, и они, наконец, оживают, приходя в действие, чтобы я могла спустить его штаны достаточно, чтобы освободить его набухшую длину. Он с шипящим вдохом произносит бессвязные слова в знак одобрения, когда мои пальцы охватывают его и порхают по разгоряченной плоти.

— Райли. Прошу. Сейчас — выдыхает он между поцелуями. Мои руки продолжают пытки удовольствия, я чувствую, как Колтон, сгребая в охапку подол платья, задирает его вверх, пока его руки не оказываются под ним, обхватывая мою голую задницу обеими руками.

Чувствую тепло пальцев Колтона, когда они раздвигают мои ноги, и я напрягаюсь, зная, что его прикосновение — все, что мне нужно, чтобы подтолкнуть меня к краю. Его пальцы плавно скользят по моей коже, и его ловкие пальцы находят свою цель, заставляя меня кричать, когда они начинают дразнить и мучать.

Мои ногти впиваются в его плечи, ноги начинают дрожать от нарастающего внутри меня напряжения.

— Колтон — выдыхаю я низким стоном желания, когда удовольствие пронизывает меня, — единственный звук, на который я способна, пока он подталкивает меня все выше и выше. Его рот снова ловит мой, когда я поднимаю голову, тепло от его умелых пальцев разрывает меня на части и обжигает каждый мыслимый нерв в моем теле. Мое пламя разгорается, когда он скользит двумя пальцами внутрь, одной рукой вторгаясь в глубины вагины, а другой — сжимая мое бедро. Страстные пальцы вонзаются в жаждущую плоть. Я так возбуждена — настолько на грани — что не требуется много времени, чтобы перелететь через край в восторженном свободном падении.

Всё предвкушение, флирт, взлеты и падения ночи усиливают смесь ощущений, разбивая меня на мелкие осколки. Колтон поднимает руку, чтобы обхватить мою шею одной рукой, его большой палец располагается прямо под подбородком, мои глаза трепещут. Простое касание его большого пальца только подливает бензин в ревущий огонь. Мое тело снова напрягается, когда другая волна удовольствия проходит через меня, он не отрывает от меня взгляда.

Глаза Колтона мерцают и горят вожделением, наблюдая, как я обретаю какое-то подобие равновесия после того, как он выбил мне почву из-под ног. Прежде чем могу понять, что происходит, контроль Колтона лопается, и он толкает меня на свой пиджак, расстеленный на прохладном, полированном металле капота. Хватает меня за бедра, задирает платье вверх, так что я оказываюсь одета до талии и обнажена ниже, за исключением подвязки и чулок. Приподнимает мои бедра, чтобы они оказались на одном уровне с его, так что только мои плечи и шея покоятся на прохладном шелке его пиджака.

Его глаза блуждают по моей обнаженной плоти.

— Господи Иисусе, женщина, — бормочет он хриплым голосом полным желания, когда я закрываю глаза, чтобы насладиться потребностью, которую он собирается заполнить, потому что, несмотря на то, что я кончила, мое тело так отчаянно жаждет, чтобы он был во мне, наполняя и растягивая меня до величайшего удовлетворения. — Открой глаза, Райли, — командует он, располагаясь своей стальной головкой у моего входа. Я задыхаюсь от ощущения, что мне нужно больше. Всегда нуждаясь в большем и не способная им насытиться. — Хочу смотреть на тебя, пока буду овладевать тобой. Хочу видеть, как твои глаза затуманятся от желания.

Мои глаза распахиваются, чтобы посмотреть на него. Во рту пересыхает от безусловной страсти, отражающейся в них. В этот момент, в затишье перед бурей, я бесповоротно принадлежу ему.

Вскрикиваю в унисон с его гортанным стоном, когда он входит в меня одним изящным толчком, оставаясь глубоко во мне, когда начинает биться бедрами о мой таз. Каблуки моих туфель впиваются в его зад, когда я напрягаюсь при его вторжении, мои стенки сжимаются вокруг него при каждом движении его бедер.

— О, Райли — хрипит он, запрокинув голову, губы раскрыты, а лицо напряжено от удовольствия.

И тут он начинает двигаться. На самом деле двигаться. Приспосабливаясь ко мне — умещаясь внутри меня — так, что каждое движение опустошает мои чувства. Все, что я могу делать, это впитывать невероятные ощущения, которые он вытягивает из меня с каждым толчком, пережидая стремительный натиск вместе с ним.

Пиджак подо мной служит своего рода салазками. С каждым движением я скольжу вверх и вниз по капоту, только чтобы быть притянутой к нему, чтобы начать сладостный подъем и очередной спуск. Движение вызывает мириады всепоглощающих ощущений, которые только ускоряют наступление моего оргазма. Жестче. Быстрее.

Мои мышцы сжимаются вокруг него, я поднимаю голову, чтобы посмотреть на наше единение. Чтобы увидеть, как влага моего возбуждения покрывает его, когда он выходит из меня, прежде чем вновь погрузиться обратно. И видеть, что я делаю с ним, что он делает со мной — невероятно жарко.

— Колтон, — приглушенно стону я, когда один из его пальцев скользит по моему клитору. Мое тело трепещет от его прикосновений.

— Ты. Моя. Райли, — рычит он между толчками. — Скажи. Мне. Скажи, что ты моя, Райли, — требует он.

— Колтон — охаю я, когда мое тело вытягивается от затопляемого меня удовольствия. Его пальцы впиваются в мои бедра, мышцы напрягаются, и я готова уже снова подняться ввысь. — Да. Твоя. Колтон. — выдыхаю я между толчками. — Я. Твоя! — выкрикиваю я, утопая в жидкой лаве экстаза, в то же время, когда и он с напряженным стоном достигает кульминации с моим именем, срывающимся с его губ.

Проходит несколько мгновений, но мы по-прежнему тяжело дышим. В телах все еще пульсирует адреналин от нашего единения. Сначала глаза открываю я. Колтон все еще сжимает мои бедра, его член до сих пор находится внутри меня, но сам он полностью одет. Он стоит передо мной, такой высокий, такой величественный. Неудивительно, что он властвует и над моими мыслями, и над моим сердцем. Надо всем.

Всем моим миром.

Его глаза медленно открываются, смотрят на меня из-под тяжелых век, ухмылка Чеширского кота лениво расплывается по губам. Он пресыщенно вздыхает, и мы оба морщимся, когда он выходит, прежде чем медленно опустить мои ноги. Он хватает меня за руки, чтобы помочь подняться, прежде чем пиджак, находящийся подо мной, соскальзывает со слишком низкого капота машины. Мое платье издает странный звук по безупречно окрашенной поверхности, когда он стягивает меня с капота, и я громко охаю. В моей отчаянной потребности обладать Колтоном, мне и в голову не пришло, что я могу поцарапать — или даже хуже, помять — автомобиль. Автомобиль, который, вероятно, стоит больше, чем я заработаю за несколько лет.

— Что такое, Райли? — спрашивает он, оглядываясь через плечо, думая, что кто-то наблюдал за нашей проделкой, а затем, никого не увидев, смотрит на меня.

— Твоя машина… Секс. — Я съеживаюсь от страха, но в то же время чувствую себя нелепо, называя автомобиль этим именем. — Надеюсь, я не поцарапала ее.

Колтон наклоняет голову и смотрит на меня, будто я сумасшедшая, прежде чем запрокинуть голову назад и от всей души рассмеяться. Он приводит себя в порядок и застегивает брюки.

— Расслабься, детка, это всего лишь машина.

— Но… но она стоит небольшое состояние…

— И ее можно отремонтировать или заменить, если урон велик. — Он наклоняется и перехватывает мой рот в головокружительном поцелуе, а затем с ухмылкой отступает. — К тому же, если на ней есть повреждения, мне, возможно, придется их сохранить в качестве напоминания… — Он приподнимает брови и одергивает жилет, прежде чем поправить галстук-бабочку.

— Своего рода сувенир, — размышляю я, разглаживая платье на бедрах.

Он склоняет голову и смотрит на машину поверх моего плеча, прежде чем оглянуться на меня.

— Это чертовски отличный сувенир, милая — он присвистывает, распутная ухмылка появляется на его красивом лице. — И теперь ее имя имеет для меня совершенно новое значение.

— Да. — я застенчиво улыбаюсь в ответ, когда он притягивает меня к себя и обнимает. Смотрит на меня, озорная ухмылка, которой я не могу сопротивляться, освещает его черты и этими энергичными глазами, наполненными эмоциями. Он наклоняется и касается ласковым поцелуем моих губ — ничего более, только губы в губы — он так нежен, так полон смысла, что заставляет все мое тело ныть от сладкой боли.

Колтон отклоняется назад и накидывает пиджак мне на плечи, прежде чем обнять.

— Пойдем. Мы должны вернуться, иначе людям станет интересно, чем же мы занимаемся. — Я громко фыркаю самым неженственным образом. Будто румянец на моих щеках и блеск глаз не выдадут меня с головой. Он сжимает мою руку, когда мы направляемся к лифту, моя голова все еще в тумане от ярких и острых ощущений того, что только что произошло. Колтон притягивает меня ближе к себе, смех срывается с его губ.

— Что?

— Опыт в автомобиле (A Car Experience), — говорит он, глядя на меня и приподнимая брови.

Определенно да.

— Нет. Даже и близко, — подтруниваю я над его изобретательной, но безнадежной попыткой.

Каким-то чудом мы проскальзываем обратно на мероприятие в тот миг, когда объявляют ужин. Колтон ведет меня к нашему столику, когда другие посетители начинают усаживаться на свои места. Он выдвигает мне стул и снимает пиджак с моих плеч, накинув его на спинку стула. Ловлю чувственную ухмылку на его лице, он качает головой, прежде чем наклониться и прошептать:

— Хоум-ран. — Я не могу сдержать смех, вырывающийся при мысли об этом.

Во время ужина я наблюдаю, как Колтон общается с другими гостями за столом, отстаивая свое мнение по различным поводам, одновременно отвечая на вопросы о предстоящей гонке. Пожилые женщины за столом очарованы им, а мужчины завидуют его внешности и образу жизни.

В нем столько противоречий. Эмоционально замкнутый и изолированный, но в то же время настолько открытый и уступчивый в отношении дел, которые ему не безразличны. Высокомерный и чрезмерно уверенный в себе, и в то же время ему присуща недооцененная ранимость, о которой я узнаю украдкой, когда он не закрывается. Он может общаться с очень богатыми людьми в этой комнате, а также понимать травмированного семилетнего мальчика и его потребности. Он дерзкий и напористый, но сочувственный и заботливый. И, мой Бог, этот мужчина может в один момент разозлить меня, а в следующий — заставить чувствовать слабость в коленях.

Улыбаюсь, замечая запонки с изображением клетчатого флага и знаю, что такое могло сойти с рук только Колтону, сделав так, чтобы этот элемент новизны казался изысканным и стильным. Но больше чем на что-либо я смотрю на его руки и задаюсь вопросом, что в них такого, что я нахожу их настолько невероятно сексуальными. Наблюдаю, как его пальцы рассеянно играют с ножкой бокала с вином, прежде чем передвинуть их вверх к постепенно уплотняющимся стенкам. Мои мысли вращаются вокруг этих пальцев и их умелого мастерства в других вещах.

Когда я поднимаю взгляд, Колтон смотрит на меня, с весельем в глазах, и я знаю, что он знает — мои мысли совсем не невинны. Он подносит бокал к губам и делает глоток, его глаза не отрываются от моих.

Он наклоняется, его губы шепчут у моего уха.

— Каждый раз, когда я пью, я чувствую твой запах на пальцах. Это заставляет меня считать минуты до того, пока я смогу медленно, сладостно провести с тобой время, Райли, — шепчет он. Резонанс в его голосе пронизывает каждый нерв в моем теле. — Я хочу исследовать каждый восхитительный сантиметр твоего тела. — Он прижимается поцелуем к моей щеке. — А потом я собираюсь оттрахать тебя до потери сознания — рычит он.

Мое естество сжимается и скручивается от мыслей, которые вызывают его слова.

— Чек, пожалуйста, — бормочу я, и Колтон снова смеется, привлекая внимание тех, кто сидит за нашим столом.

Мы отсиживаем оставшуюся часть ужина и оживленную речь принимающей стороны о поводе сегодняшнего мероприятия. Колтон вздыхает с облегчением, когда аплодисменты стихают, и люди начинают подниматься из-за столов.

— Слава Богу! — бормочет он себе под нос, вызывая у меня улыбку. По крайней мере, я не единственная, кто хочет еще один раунд после нашего свидания в гараже. — Ты готова, Рай?

— Готова и испытываю желание, — признаюсь я, наслаждаясь паузой в его движении при моих словах.

— Желание — это хорошо, — шепчет он. — Мокрая от желания — еще лучше.

— Я была такой весь вечер, Ас, — бормочу я в ответ, улыбаясь про себя, когда слышу, как он резко втягивает воздух, следуя за мной по лабиринту из столов.

— Колтон! Эй, Донаван! — кричит кто-то справа.

Колтон бормочет проклятие, когда я поворачиваюсь к нему лицом.

— Я быстро, — говорит он, прежде чем целомудренно поцеловать меня в губы. Он поворачивается и идет через комнату, приветствуя джентльмена. — Винсент! — Слышу, как Колтон здоровается, они пожимают руки и хлопают друг друга по спине, как два человека, которые являются больше, чем случайными знакомыми.

Наблюдаю за их общением издалека, с нежной улыбкой на лице, восхищаясь Колтоном и неожиданным поворотом событий этого вечера.

— Эта улыбка на твоем лице не продлится долго, — произносит голос рядом со мной.

Я ощетиниваюсь при этом звуке. Вот начинается дождь, чтобы изгадить мой праздничный парад.

— Какой приятный сюрприз, — говорю я, мой приторный тон пронизан сарказмом. Смотрю прямо перед собой, сосредоточившись на Колтоне. — Хорошо проводишь время, Тони?

Она игнорирует мой вопрос и бьет прямо в уязвимое место.

— Ты же знаешь, что ты ему уже надоела, правда? Что он уже высматривает следующую готовую на все девицу? — Она низко и ехидно смеется, и боковым зрением, я вижу, как она поворачивается ко мне, в поисках реакции, которую я не намерена ей давать. — И ты знаешь, как и я, что есть много женщин, соперничающих за это желанное место.

Я сегодня под кайфом от откровения Колтона. Чувствую себя дерзкой и меня тошнит от дерьма Тони.

— О, поверьте мне, я знаю — ухмыляюсь я. — Но не волнуйся, я не так наивна, как ты думаешь, когда дело доходит до потребностей Колтона. Я не маленькая Красная Шапочка. — Слышу, как Тони с шумом втягивает воздух, когда понимает, что я подслушала ее разговор. Колтон отрывается от разговора, и его глаза встречаются с моими, на лице написан вопрос, когда он видит, кто стоит рядом со мной. Я сладко улыбаюсь ему в ответ, будто все под контролем.

Так и будет через минуту.

— Твое время вышло, Райли, — настраивает она.

Отпиваю глоток шампанского и тщательно подбираю слова, мой голос низкий и язвительный.

— Ну, думаю, что пришло время тебе купить новые часы, Тони, потому что мне, кажется, ты застряла в прошлом. Тебе действительно нужно начать идти в ногу со временем… потому что, сделав это, ты увидишь, что у тебя больше нет права голоса или права быть частью личной жизни Колтона.

Наблюдаю, как ее грудь поднимается и опускается, внутри нее горит гнев. Мне хочется ей сказать, что если то, что она чувствует, это гнев, то у меня для нее найдется чертова адская пропасть ярости. И я только начала.

— Должно быть, Тони, для тебя отстойно, когда все, чего ты с нетерпением ждешь в жизни — это нескольких влажных секунд с Колтоном. Думая, что ты одна достаточно хороша для него, и он вернется к тебе, как только перепробует всех остальных, кто, по его мнению, мог оказаться лучше. Поговорим об ударе по твоему раздутому эго.

— Ты сука! — бормочет она. — Ты не можешь удовлетворить его потребности. Ты…

Я быстро разворачиваюсь к ней, взгляд на моем лице останавливает ее на полуслове.

— Ох, куколка, я только что это сделала. Или это тебя он трахал на капоте Секса в гараже перед ужином? Я так не думаю, — произношу я с покровительственной ухмылкой, но мои глаза говорят ей, что он мой, и чтобы она отвалила.

Вид ее лица бесценен: глаза широко распахнуты, губы раскрыты, переваривая то, что я только что сказала.

— Колтон никогда бы не стал… — произносит она в гневе, вновь заводясь, — …Феррари — его малышка. Он никогда не рискнет поцарапать ее.

— Что же, думаю, ты не знаешь его так хорошо, как думала. — Награждаю ее той же ехидной ухмылкой, которой она несколько раз одаривала меня. — Либо так, либо ты просто не значила для него больше, чем его машина. — Приподнимаю уголки губ в улыбке и смотрю на нее, в то время как ее эго пытается переварить то, что я только что сказала. — Значит мы закончили, — говорю я со смехом, направляясь от нее к Колтону.

Боже, как хорошо! Так ей и надо.

Когда я подхожу к Колтону, он протягивает мне руку и обнимает за талию, подтягивая к себе, заканчивая разговор с Винсентом. Они прощаются, и когда он уходит, Колтон наклоняется и нежно меня целует.

— Что там такое? — осторожно спрашивает он.

Наклоняю голову в сторону, смотрю на него, и провожу пальцами вдоль линии его челюсти.

— Ничего… это не имеет значения, — говорю я ему, морща нос от этих слов.


ГЛАВА 19

— Уверена, что тебе не слишком холодно?

— Ага, — бормочу я, когда Колтон растирает мои руки, проводя ладонями вверх и вниз, океанский бриз пронизывает прохладой мою обнаженную кожу, но я не хочу испортить момент. Этот вечер — после спора в саду — был тем, что я никогда не забуду.

Что-то изменилось в Колтоне в ходе вечера. Не то, на что я могу точно указать пальцем, а скорее несколько еле уловимых деталей стали другими. Как он на меня смотрит. Простые прикосновения то тут, то там без какой-либо конкретной причины, кроме желания показать мне — он рядом. Эта застенчивая улыбка, что я заметила, сегодня предназначалась только для меня. Или, может быть, так всегда и было, просто сейчас я смотрю на вещи под другим углом, когда знаю, что Колтон попытается дать нам шанс. Он готов попытаться разрушить схему, которая, как он клянется, укоренилась в нем. Ради меня.

Кромешно-черная ночь освещается лишь осколком Луны, висящей в полуночном небе. Закрываю глаза, тихо мурлыча под песню «Целуй меня медленно», плывущей из динамиков, и подставляю лицо навстречу соленому бризу, поднимающемуся на террасу, где мы стоим. Колтон опирается подбородком на мое плечо, обхватывая меня сзади руками за талию. Растворяюсь в его тепле, не хочу, чтобы он меня отпускал. Мы стоим, потерявшись каждый в своих мыслях, погруженные в атмосферу темной ночи, и всецело осознавая глубинный поток желания между нами.

Бакстер лает у ворот, желая спуститься на пляж, и Колтон неохотно отпускает меня, чтобы выпустить его.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашиваю я, меня начинает знобить в ту же минуту, как его тепло покидает мое тело.

— Пожалуй, пиво?

Бреду на кухню и беру наши напитки. Когда я выхожу, Колтон стоит, упершись руками о перила, и смотрит в пустоту ночи, полностью погруженный в свои мысли. Его широкие плечи вырисовываются на фоне темного неба — белизна его рубашки навыпуск создает разительный визуальный контраст — и вновь мне вспоминается ангел, с боем прорывающийся сквозь тьму.

Ставлю свой бокал вина на стол в патио и подхожу к нему сзади, грохот волн заглушает звук моих шагов по террасе. Провожу руками по его рукам и торсу, прислоняюсь к его спине, и обхватываю его руками. Через секунду после того, как мое тело касается его, Колтон яростно разворачивается с резким воплем, эхом разносящимся в ночном воздухе, его пиво вылетает из моих рук и разбивается о пол террасы. В результате его действий, меня отшвыривает в сторону, и я больно ударяюсь бедром о перила. Когда я убираю волосы с лица и смотрю вверх, Колтон стоит лицом ко мне. Его руки плотно прижаты к бокам и сжаты в кулаки, зубы стиснуты от ярости, глаза дикие от гнева — или от страха — его грудь вздымается в частых, быстрых вдохах.

Его глаза фиксируются на мне, и я замираю на середине движения, мое бедро повернуто в сторону, рука прижимается к больному месту. Мириады эмоций мелькают в его глазах, когда он смотрит на меня, наконец, прорываясь сквозь маску страха, скрывающую его лицо. Я видела этот взгляд раньше. Полный и всепоглощающий страх травмированного существа в момент воспоминаний. Намеренно не спускаю глаз с Колтона, мое молчание — единственный способ позволить ему прорваться сквозь туман, который его удерживает.

Мой разум возвращается к другому утру, которое я провела в этом доме, и что случилось, когда я свернулась калачиком позади него. И теперь я знаю, в глубине души, все, что с ним случилось, все, что живет в темноте его души, имеет отношение к этому. Это действие — ощущение того, что его обнимают сзади, удерживают — вызывает воспоминание и мгновенно возвращает его к пережитому ужасу.

Колтон глубоко дышит — прерывистое, очищающее душу дыхание — прежде чем разорвать со мной зрительный контакт. Мгновение он смотрит на террасу, прежде чем что есть силы выкрикнуть: «Черт возьми!».

Вздрагиваю от его голоса, эхом отдающегося в бездне ночи, окружающей нас. Это единственное слово наполнено таким отчаянием и тоской, что все, что мне хочется сделать — взять его на руки и утешить, но вместо того, чтобы повернуться ко мне, он снова опирается о перила. Плечи, которыми я восхищалась несколько мгновений назад, теперь опущены под тяжестью чего-то, что я даже не могу понять.

— Колтон? — Он не отвечает, смотрит перед собой. — Колтон? Извини. Я не хотела…

— Просто не делай этого снова, хорошо? — отрезает он. Стараюсь не расстраиваться из-за ярости в его тоне, но вижу, что ему больно, и все, что мне хочется сделать — это помочь.

— Колтон, то, что случилось…

— Слушай… — он разворачивается ко мне, — …не у всех нас было охрененно идеальное детство в пригороде за белым заборчиком, как у тебя, Райли. Тебе правда так важно знать, что я проводил целые дни без еды и внимания? Что моя мать силой… — Он запинается, сжав кулаки, и его взгляд теряется в глубине воспоминаний, прежде чем переключить внимание на меня. — Что она могла заставить меня сделать что угодно, лишь бы обеспечить себя следующей гребаной дозой? — В его голосе нет ни единой эмоции, кроме гнева.

Втягиваю дыхание, мое сердце разрывается из-за него и воспоминаний, которые его мучают. Хочу дотронуться до него. Обнять. Заняться с ним любовью. Позволить емураствориться во мне. Сделать все, что заставит его на мгновение забыться.

— Черт, прости — он вздыхает с раскаянием, скребет руками по лицу и смотрит в небо. — Я часто извиняюсь перед тобой. — Засунув руки в карманы, он смотрит вниз, и встречается со мной глазами. — Мне очень жаль, Рай. Я не хотел…

— Это нормально чувствовать себя так. — Я делаю к нему шаг, поднимаю руку и кладу ее ему на щеку. Он льнет лицом к моей руке, разворачивая ее, чтобы быстро прижаться поцелуем к центру моей ладони, прежде чем закрыть глаза, впитывая все эмоции, которые он осмысливает. Принятие им от меня утешения согревает мою душу. Дает надежду, что со временем он сможет поговорить со мной. Его безграничная ранимость играет на струнах моего сердца и раскрывает душу. Притягивает меня к нему. Когда он открывает глаза, я смотрю в них, исследуя их глубины. — Что произошло, Колтон?

— Я уже говорил тебе раньше. Не пытайся исправить меня…

— Я просто пытаюсь понять. — Я еще раз глажу его по щеке, прежде чем спустится вниз и прижать ладонь к его груди там, где бьется сердце.

— Знаю — он выдыхает. — Но это то, о чем я не люблю говорить. Черт… это то, о чем никто не должен говорить. — Он отрицательно качает головой. — Я говорил тебе, первые восемь лет моей жизни были просто кошмаром. Я не хочу забивать твою голову деталями. Это было… твою мать! — Он ударяет ладонью по перилам между нами, поражая и Бакстера, и меня. — Я не привык объясняться перед кем-либо. — Он сжимает челюсть, заставляя мышцы пульсировать. Мы стоим в тишине, пока он смотрит на меня с грустной улыбкой. — Клянусь Богом, это всё ты!

— Я? — заикаюсь я, ошеломленная. Какое я имею отношение к тому, что только что произошло?

— Мммм, — бормочет он, пристально глядя на меня. — Я никогда не терял бдительности. Никогда не открывался… — он качает головой, на его лице написаны смущение и понимание. — Мне так долго удавалось забывать об всем. Игнорировать эмоции. Игнорировать все, но ты… Ты разрушаешь стены, которые я даже и не знал, что возвожу. Ты заставляешь меня чувствовать, Райли.

Чувствую, будто весь воздух выкачали из легких. Его слова лишают меня разума и в то же время наполняют мыслями. Возможности мерцают и загораются. Надежда умирает последней. Мои собственные стены рушатся. Мое сердце переполнено его признанием.

Он поджимает свои прекрасно вылепленные губы, поднимает руку и кладет ее мне на плечо, бесцельно водит большим пальцем взад и вперед по обнаженной ключице.

— Испытывая чувства, когда я так привык жить в тумане… это притягивает старое дерьмо… старых призраков, которых я думал, что давно похоронил.

Он протягивает другую руку и кладет ее мне на талию, притягивая к себе. Я прижимаюсь лицом к его шее, вдыхая уникальный аромат Колтона, которого, кажется, мне всегда будет мало. Он обхватывает меня своими сильными руками, прижимаясь ко мне, будто ему нужно чувствовать меня, чтобы помочь смыть свои воспоминания.

— Я так долго жил, пытаясь отгородиться от людей. От такого рода эмоций… Райли? Ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь?

Его слова питают любовь, цветущую в моем сердце, но я знаю, что ему неудобно от его неожиданного признания, и я не хочу, чтобы он внезапно взбесился, когда он это поймет. Прибегнет к пит-стопу. Чувствую необходимость сделать что-то — добавить легкомыслия — прогнать его демонов хотя бы на ночь. Наклоняюсь к нему и касаюсь медленным, опьяняющим поцелуем его губ, пока не чувствую, как увеличивается его эрекция, упираясь мне в живот.

— Думаю, могу достаточно легко это почувствовать, — бормочу я ему в шею.

Смех вибрирует в его груди.

— Ты так прекрасна. — Он подносит руку к моему подбородку, запрокидывая мою голову, наклоняется и дразнит мои губы своими. Мое имя — благоговейный вздох на его губах. Его язык ласкает мой снова и снова, дразня меня, намереваясь соблазнить и добиваясь полной капитуляции своим танцем. Никогда не думала, что можно заниматься любовью с кем-то, лишь целуясь, но Колтон доказывает, что я ошибалась.

Он мягко порхает языком по моим губам, нежность его твердых губ уговаривает меня еще больше в нем нуждаться — нуждаться в вещах, которые я никогда не думала возможны или даже могут возникнуть снова. Его нежность так неожиданна, так всепоглощающа, что глаза обжигают слезы, пока я теряюсь в нем. Забываюсь в нем.

— Ты так потрясающе красива, Рай. Я этого не заслуживаю, но мне это нужно. — Выдыхает он мне в губы, его руки обхватывают мою шею. — Прошу, позволь мне показать тебе…

Будто ему нужно меня спрашивать.

Поднимаюсь на цыпочки и провожу пальцами по его волосам на затылке. Смотрю на него, его глаза обрамлены густыми ресницами и наполнены всеми невысказанными словами, которые он пытается выразить. Запрокидываю голову и в ответ приближаюсь губами к его губам.

Смеюсь, когда он наклоняется и, подхватив меня под колени, поднимает и несет по разбитому стеклу пивного стакана, разбросанному по всему полу. Заходит внутрь и со мною на руках поднимается по лестнице в свою спальню. Локтем щелкает по выключателю, когда мы входим в комнату, и огонь пробуждается к жизни в камине в углу комнаты.

Он останавливается у края кровати и ставит меня на ноги.

— Это та часть, где ты восхитительно, медленно, сладостно проводишь со мной время? — шепчу я, ссылаясь на его слова, сказанные ранее.

Вижу, как от моих слов его глаза сверкают. Он наклоняется и протискивается языком между моих раздвинутых губ.

— Детка, я хочу наслаждаться каждым сантиметром твоего невероятно сексуального тела. — Чувствую его руки на молнии у меня на спине, а затем кожу овевает прохладный воздух комнаты, когда он медленно расстегивает платье. Он намекает на то, что хочет сделать со мной. Его хриплый голос ласкает меня, сочетаясь с ощущениями от кончика пальца, следующего по пути расстегиваемой молнии. Чувствую натяжение ткани, и она сползает вниз и разливаясь вокруг моих высоких каблуков.

— Боже, женщина, ты испытываешь мужское самообладание, — он произносит проклятие, глядя на меня, его зрачки расширяются, когда он впитывает весь мой образ в нижнем белье, которое сегодня вечером он видел только мельком и частями.

Провожу руками по черному кружевному корсету, со вставкой красного цвета в области лифа, вниз к широкой оборке, пока не дохожу до подвязок, прикрепленных к ней.

— Тебе нравится? — спрашиваю я игриво, с ухмылкой на губах.

— Ох, детка. — Он втягивает в себя воздух, сокращая расстояние между нами, пожирая глазами вид, предстающий перед ним. Он обнимает меня и дергает на себя, так что мы оказываемся лицом к лицу, наши губы в миллиметре друг от друга. — Больше, чем нравится. Я хочу — рычит он, двигаясь назад и толкая меня на кровать.

Опираюсь на локти и смотрю на него, стоящего передо мной, пока он расстегивает рубашку. Мой рот наполняется слюной и внизу живота раскручивается спираль желания, когда я сантиметр за сантиметром вижу великолепие, скрывающееся под ней. Голод в его глазах — обещание того, что он хочет сделать со мной, и от этого моя нужда становится сильнее. Он стягивает рубашку, упругие рельефы мышц груди и живота заставляют пальцы чесаться от желания прикоснуться к нему. Он заползает на кровать, коленями раздвигая мои ноги, и садится между ними. Кончики его пальцев прочерчивают горячие линии вдоль и поперек моих бедер. От этих ощущений мои мышцы напрягаются и трепещут в ожидании.

— Колтон, — умоляю я, его прикосновение разжигает во мне боль. Потребность настолько сильна, что я руками скольжу по своему животу, и пальцами впиваюсь в плоть своих бедер. Я так крепко связана, что мне нужно освободиться.

— О, да — стонет он. — Потрогай себя, милая, и дай мне посмотреть. Покажи, насколько я тебе нужен.

Его слова — все, что мне нужно, чтобы отбросить свою скромность. Мои пальцы пляшут вниз к моему холмику и раскрывают створки, вздыхаю с облегчением, когда трение, которое мне так нужно, касается моего самого чувствительного местечка. Колтон стонет от вожделения, наблюдая, и этот звук возбуждает меня. Прикусываю нижнюю губу, когда ощущение начинает затягивать меня вниз.

— Райли. — Он издает мучительный вздох. — Моя очередь.

Мои глаза взмывают вверх, встречаясь с его взглядом, веки отяжелели от желания, я провожу пальцами по клитору в последний раз, прежде чем убрать их. Его губы приоткрываются в ответ на стон, соскальзывающий с моих губ, а затем изгибаются в озорной улыбке, которая заставляет меня выгнуть спину, умоляя больше, чем о его прикосновениях. Его глаза не отрываются от моих, когда он наклоняется. Чувствую нежное прикосновение его теплого рта к моему жаждущему горячему местечку, и он снова утягивает меня на дно. Его страсть поглощает меня целиком.


ГЛАВА 20

Мы лежим на кровати, каждый на своей стороне, лицом друг к другу, подперев головы подушкой, обнаженные, и наше желание временно утолено. Голос Крейга Дэвида мягко доносится из динамиков в потолке. Упиваюсь видом Колтона, наши глаза говорят о многом несмотря на то, что губы молчат. После нашего недавнего единения мне столько всего хочется ему сказать. Между нами был не просто секс. Не то чтобы это когда-либо был для меня просто секс, но сегодня особенно, связь несла в себе иной характер. Колтон всегда был более чем щедрым любовником, но сегодня вечером он — своими медленными, боготворящими прикосновениями — оставил меня в состоянии блаженного оцепенения. Я обнаружила, что теряюсь в нем, так поглощена всем, чем он является, что в каком-то смысле я снова обрела себя.

Я вновь ощущаю целостность.

— Спасибо тебе. — Его слова нарушают наше молчание.

— Спасибо мне? Думаю, это я кончала множество раз.

Кривая, дерзкая ухмылка наполняет меня таким счастьем.

— Правда, — соглашается он кивком головы. — Но спасибо за то, что не давила на меня до этого.

— Пожалуйста, — говорю я ему, чувствуя, как улыбка навечно прилипла к моему лицу.

Мы снова замолкаем, прежде чем он бормочет:

— Я могу смотреть на тебя часами. — Краснею под силой его взгляда, что забавно, учитывая, что я должна краснеть скорее в отношении всех тех вещей, которые он только что делал, ублажая меня. Но в этот момент понимаю, что краснею, потому что я перед ним совершенно голая — обнаженная, открытая — и не только в буквальном смысле. Он смотрит на меня, всматриваясь в мои глаза и проникая сквозь защиту, которую я уменьшила, чтобы показать открытость своих чувств к нему.

Отмахиваюсь от своих мыслей.

— Думаю, это я должна была произнести эти слова, — говорю я, танцующее пламя в камине отбрасывает мягкий свет на его темные черты.

Он фыркает и закатывает глаза. Такая детская реакция от такого сильного мужчины делает его мягче, заставляя мое сердце замереть еще больше.

— Ты хоть представляешь, сколько дерьма я перенес в детстве за то, что был таким смазливым, — говорит он с презрением. — Сколько я дрался, чтобы доказать, что это не так?

Протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по линиям его лица, а затем по кривой линии носа.

— Так вот откуда у тебя это? — спрашиваю я.

— М-м-м. — он тихо посмеивается. — В выпускном классе я пускал слюни по девушке капитана футбольной команды. Ее звали Стефани Тернер. Он не был в особом восторге, когда школьный бунтарь сбежал с вечеринки с его девушкой. — Он смущенно улыбается. — Я был… в те времена я пользовался особой репутацией.

— Только в те времена? — дразню я.

— Умничаешь, — говорит он, застенчиво улыбаясь. — Да, только тогда. — Когда я закатываю глаза, он продолжает. — Во всяком случае, у меня был довольно вспыльчивый характер. Я постоянно ввязывался в драки без причины, только чтобы доказать, что никто не имеет права указывать мне что я могу делать или как меня могут контролировать. В подростковом возрасте во мне было много гнева. Из-за этого на следующий день он заставил своих приятелей держать меня, пока сам выбивал из меня дерьмо. Сломал нос и серьезно намял мне бока. — Он пожимает плечами. — Оглядываясь назад, я считаю, что заслужил это. Ты не должен трогать чужую женщину.

Пристально смотрю на него, находя его последние слова странно сексуальными.

— Что сказали твои родители?

— О, они были вне себя, — восклицает он, прежде чем продолжить объяснять их реакцию. Мы проговорили так в течение следующего часа. Он объяснил, каково это — расти с его родителями, рассказывая разные истории, которые заставляли меня смеяться над его непокорством и промахами.

Через некоторое время мы снова погружаемся в уютную тишину. Он протягивает руку и натягивает покрывало мне на спину, заметив, что мне прохладно, и заправляет странствующий локон за ухо.

— Я горжусь тобой, — мягко говорит он, заставляя мои сонные веки полностью распахнуться. — Сегодня вечером ты зашла в подсобку и не запаниковала.

Смотрю на него, в меня проникает осознание того, что он прав. Что я не задумывалась об этом. С ним рядом я смогла забыть свой страх.

— Ну, на самом деле я туда не зашла… полагаю, меня заставили. Это эффект Колтона, — поддразниваю я. — Мои мысли находились в другом месте.

— Могу сделать это снова прямо сейчас, если хочешь? — предлагает он.

— Уверена, что сможешь, Ас, но… — я останавливаюсь и смотрю на него, разговор Тони в туалетной комнате проникает в мои мысли. Любопытство смешивается с неуверенностью, и берет надо мной верх. — Колтон?

— Хм? — бормочет он, его глаза закрываются, пальцы бесцельно выводят круги на моей руке.

— Я даю тебе все, что нужно?

— М-м-м, — небрежность его ответа говорит мне, что либо он не понимает мой вопрос, либо теряется в объятиях сна.

Ее слова эхом отдаются в моей голове.

— Удовлетворяю ли я тебя в сексуальном плане? — не могу ничего поделать со срывающимся голосом, когда спрашиваю.

При моих словах тело Колтона напрягается, кончики его пальцев замирают на моей коже, глаза открываются нарочито медлительно, недоумевая. Он смотрит на меня так, будто заглядывает прямо в душу, и мощь этого настолько сильна, что в конце концов я отвожу глаза, чтобы наблюдать за тем, как мои пальцы теребят простынь.

— Почему ты задаешь мне такой нелепый вопрос?

Пожимаю плечами, смущение окрашивает мои щеки.

— Просто я не так опытна, а ты — ты определенно, да, поэтому мне просто интересно… — мой голос сникает, не зная, как спросить о том, что вертится у меня в голове на первом плане.

Колтон передвигается и садится на кровать, дергая меня за руку, так, что у меня нет выбора, кроме как последовать его примеру. Он протягивает руку и приподнимает мой подбородок так, что я вынуждена смотреть ему в глаза.

— Что тебе просто интересно? — спрашивает он мягко, на его лице написано беспокойство.

— Как долго ты будешь со мной, пока тебе не станет скучно? В смысле, я…

— Эй, откуда такие мысли? — спрашивает Колтон, нежно проводя пальцем по моей щеке.

Как такое может быть, я позволяю этому мужчине делать со мной такое в сексуальном плане, но прямо сейчас, обсуждение моего недостатка опыта заставляет меня чувствовать себя более голой, чем когда-либо? Неуверенность перекрывает мне горло, когда я пытаюсь объяснить.

— Это просто тяжелая ночь, — говорю я. — Прости. Забудь, что я сказала.

— Нет, ты так легко не отделаешься, Райли. — Он сдвигается на постели и, несмотря на мои протесты, притягивает меня так, что я оказываюсь сидящей между его бедер — лицом к лицу с ним — обхватив его ногами. У меня нет выбора, кроме как смотреть на него. — Что происходит? Что еще я пропустил сегодня, чего ты мне не рассказала? — Его глаза заглядывают в мои в поисках ответов.

— Правда, это глупо, — признаю я, пытаясь преуменьшить свое чувство неполноценности. — Я находилась в туалетной кабинке и подслушала, как какие-то дамы говорили о том, какой ты бог в постели. — Для верности закатываю глаза, не желая, чтобы его эго стало еще больше, чем оно уже есть. — …И, очевидно, что я более неопытна. — Смотрю вниз и сосредотачиваюсь на его больших пальцах, рассеянно двигающихся взад и вперед по моим бедрам. — Как ты получишь то, что хочешь, прожуешь меня и выплюнешь. Они сказали, что тебе не нравится предсказуемость и…

— Остановись — говорит он строго, и я не могу не посмотреть в его ошеломленные глаза. — Слушай, не знаю, как это объяснить. — Его голос смягчается, и он качает головой. — Правда не могу. Все, что я знаю — это то, что с самого начала с тобой все было по-другому. Ты сломала стереотип, Райли.

Его слова возрождают чувство надежды внутри меня, и все же в душе я по-прежнему ощущаю укоренившуюся неполноценность. Сейчас мы пытаемся обрести опору на постоянно движущейся под ногами земле.

— Знаю, — вставляю я, — просто…

— Ты не понимаешь, да? — спрашивает он. — Возможно, у тебя нет опыта, но… — он замолкает, пытаясь подыскать правильные слова. — …ты самый чистый человек, которого я когда-либо встречал, Райли. Эта часть тебя — эта невинность в тебе — так чертовски сексуальна. Просто охрененно невероятна.

Он упирается лбом в мой лоб, притягивая меня ближе к себе. Вздыхает и тихо смеется, его дыхание овевает мои губы.

— Знаешь, пару месяцев назад я мог бы ответить тебе по-другому. Но, черт возьми, с тех пор как ты выпала из гребаной подсобки, уже ничего не будет прежним. — Он на мгновение замирает, кончик его пальца скользит по линии моего позвоночника. — Раньше никто не имел значения. Никогда. Но ты! Черт, каким-то образом ты это изменила. Ты, имеешь значение, — говорит он с такой ясностью, что его слова проникают в то место в глубине меня, которое, я думала, никогда не сможет исцелиться. Разрозненные части теперь медленно срастаются.

Замираю, теплые руки Колтона обвиваются вокруг прохладной кожи моей спины. Он убирает мои волосы в сторону и прижимается губами к изгибу моей шеи. Царапающая щетина вызывает дрожь по спине.

— Что заставило тебя сделать сегодня подобные выводы? — бормочет он, прижимая губы к моей коже. Вибрации от его губ разносятся по гиперчувствительным нервам.

Пожимаю плечами без объяснения причин, внезапно смущенная признанием перед ним момента моей вопиющей неуверенности, когда он так явно показал мне сегодня, что я та, кого он хочет. На некоторое время между нами повисает тишина, мы вдыхаем друг друга.

— Если есть что-то, чего ты от меня не получаешь — что тебе нужно — ты ведь скажешь мне да? — Он отклоняется, чтобы взглянуть на меня, его руки покоятся на моих плечах, большие пальцы рассеянно гладят углубление ключицы, в глазах вопрос. Я продолжаю:

— Когда Тони сказала…

Колтона в тревоге вскидывает глаза.

— Тони?

— Это она была в туалете, — признаюсь я и вижу, как на его лице мелькает раздражение.

— Гребаная Тони, — бормочет он, проводя рукой по волосам. — Посмотри на меня, Райли, — велит он. Я поднимаю глаза, встречаясь с неприкрытой силой его взгляда. — Тони просто завидует, что у нее нет и десятой части твоей сексуальной привлекательности. И самое лучшее в этом — в тебе — то, что ты даже не осознаешь этого. Помнишь ту ночь в доме на Пэлисейдс? — спрашивает он, и все, что я могу сделать, это кивнуть, завороженная его словами и мягкой улыбкой, слегка касающейся его губ. — То, с чем я боролся. Почему я был таким засранцем. Как я мог привести тебя туда и относиться к тебе, как ко всем остальным, когда ты была не похожей ни на кого, с кем я бывал раньше? А потом я подошел к тебе, а ты стояла там, пытаясь понять, в чем моя проблема, выглядя чертовски красиво и ненамеренно соблазнительно. И несмотря на то, что я был мудаком, ты вернулась ко мне и отдала всю себя без какого-либо объяснения. — Он протягивает руку и проводит линию вдоль моего лба и носа, а затем останавливается на губах. — Это так чертовски заводит, Райли. Как не заводила ни одна другая, с кем я когда-либо был. Ни одна.

Прерывисто вздыхаю, боясь поверить в то, что он на самом деле говорит мне. Что я даю ему то, что нужно. Что у нас с ним все по-другому. Своего рода такое для него впервые. Шумно сглатываю, прежде чем сжать челюсти. Если я заговорю прямо сейчас, то с моих губ слетят три слова, которые он не хочет слышать. Эта ночь была эмоциональной, и я более чем поражена. Могу только кивнуть головой.

— Мне никогда не приходилось так много стараться, чтобы получить то, что думал никогда не захочу, — признается он, и слова проникают в меня и врезаются в мое разомлевшее сердце и открытую душу.

Как можно испытывать такую сильную любовь, когда я думала, что моя способность любить умерла вместе с Максом?

Наклоняюсь и выражаю слова, которые не могу произнести связно, тем, что прижимаюсь губами к его губам.

— Спасибо, — шепчу я ему, благодаря за многие вещи, которые не думаю, что он сможет понять, даже если я ему о них расскажу.

Он отклоняется назад, и я не могу не заметить ухмылку на его дьявольски сексуальных губах. Он приподнимает бровь и смотрит мне в глаза.

— Бог в постели, да?

Не могу сдержать вырвавшийся смех, ни чуточки не удивившись, что он не забыл.

— Разве я такое говорила? — дразню я, проводя кончиками пальцев по его животу. Чувствую под собой его увеличивающееся возбуждение от моего прикосновения. — Должно быть, случайно сорвалось с языка.

— О, правда? — спрашивает Колтон с игривой усмешкой на губах, и взглядом, который говорит, что его пресыщение мной подошло к концу. — Языки — забавная штука, тебе не кажется? — Он наклоняется и обводит мою нижнюю губу языком. — Они могут лизать вот так, — шепчет он. — И целовать так, — говорит он, прижимая свой рот к моему, его язык раздвигает мои губы и овладевает моим ртом. Он перемещает нас назад на матрас, так что его вес восхитительно давит на меня.

Колтон прерывает поцелуй и страсть в его глазах распускается цветком желания в моем животе.

— И они могут лизать вот так, — шепчет он, прежде чем скользнуть языком вниз по моей шее, чтобы подразнить тугой бутон моего соска. — Они могут дразнить и доставлять удовольствие, вот так. — Его язык ласкает сначала один сосок, затем другой, прежде чем скользнуть вниз по животу в мучительно медленном темпе. Мои мышцы напрягаются в ожидании, когда он останавливается у вершины моей киски.

Колтон смотрит на меня, и я замечаю вспышку улыбки.

— И им определенно… — Он дует мне в промежность, жар его дыхания растекается по моей чувствительной плоти. — …нравится пробовать на вкус вот так.

Его язык скользит по мне, и резкий вдох и, следующий за этим, тихий стон — все на что я способна. Слова исчезли, а разум затуманен нежным скольжением и мастерством его языка.

Он поглощает меня. Доставляет удовольствие. Сводит с ума.


ГЛАВА 21

Колтон


Боже, она чертовски великолепна. Не могу не протянуть руку и не убрать локон с ее щеки. Чувство — это гребаное чуждое мне чувство, которое уже не такое и чужое — проходит сквозь меня, хватая за яйца, а затем подает их мне на блюде.

Заставляет дрожи страха угнездиться в основании позвоночника, отдаваясь непрестанным эхом.

Мои пальцы задерживаются на ее плече, прикасаясь к ней, чтобы убедиться, что она настоящая. Невозможно, что она может быть реальной. Она пугает меня до усрачки. Это не такое уж чуждое чувство пугает меня до усрачки. Но я не могу заставить себя уйти. Не мог с той самой первой встречи. Черт, поначалу определенно было непросто. Этот находчивый рот, эти фиалковые глаза, и покачивание этой задницы — что бы мужчина из плоти и крови мог еще пожелать?

Иисусе. Скажите мне, что я не могу чем-то обладать, и я чертовски уверен, что буду добиваться этого, пока не получу. Игра началась. Я в ней до тех пор, пока не возьму гребаный клетчатый флаг.

Но потом, в тот первый раз, когда я появился в Доме — этот ее взгляд, который сказал мне, чтобы я отвалил и не смел шутить с ее Зандером, или она сама меня прикончит — все изменил. Перевернул с ног на голову. Превратив в реальность. Вызов исчез. В тот момент я видел себя только ребенком. Сейчас. Знал, что она любит наши сломленные части. С темнотой все было в порядке, потому что она была наполнена гребаным светом. Знал, что она понимала гораздо больше, чем я когда-либо смог бы рассказать.

Эта ее бескорыстная душа и тело, говорящее «иди и трахни меня», взяли и отыскали, завели детали внутри меня, которые, как я думал, умерли и больше никогда не восстановятся. Заставили меня почувствовать, когда я был так доволен жизнью в окружающем меня тумане. Хочу сказать, кто еще действительно занимается тем дерьмом, с которым возится она? Берет искалеченных детей — много искалеченных детей — и относится к ним как к своим. Защищает их. Любит. Сражается за них. Готова заключить сделку с дьяволом, вроде меня, ради их же блага.

В тот день в конференц-зале, когда я загнал ее в ловушку своей маленькой сделкой, я мог видеть в этих гребаных зовущих глазах трепет и осознание того, что я причинил ей боль, и даже зная это, ради мальчиков она согласилась, не смотря на вред, который ей будет нанесен лично. И, конечно, меня чертова ублюдка, все время интересовал лишь один вопрос: насколько приятной будет ее киска. Хочу сказать, что если всего лишь ее поцелуй был настолько чертовски улетным, то я даже не мог и представить, насколько упоительным будет ее тело. Она жертвует собой ради своих мальчиков, а я думаю о своей конечной цели.

И это вывело меня из себя, заставило быть настороже. Я знал, что она собирается позволить мне овладеть собой, но понятия не имел, черт побери, что после нашего первого раза она посмотрит на меня с такой безусловной ясностью — будто может заглянуть прямо в мою проклятую душу. Это охренеть как напугало меня, всколыхнуло во мне вещи, которые я не хотел вновь ворошить. Вещи, без которых я прожил всю жизнь. Никто не знает, что я делал — что я позволял делать с собой. О яде, живущем внутри меня. Как я любил и ненавидел, делал невообразимые вещи по причинам, которых не понимал в то время и не понимаю до сих пор.

И я боюсь каждую минуту каждого гребаного дня, что она поймет это, узнает правду, скрытую внутри меня, а потом оставит в еще худшем положении, чем нашла. Она освободила во мне то, чему я не собирался вновь позволять увидеть дневной свет. Она поднимает понятие уязвимости на совершенно новый уровень.

Но я не могу оттолкнуть ее. Не могу перестать хотеть ради ее же блага. Но каждый раз, когда я пытаюсь — каждый раз, когда я приоткрываюсь, и она видит проблеск моих демонов — я боюсь до усрачки. Боже, я пытаюсь заставить ее уйти — даже если это происходить только в моей гребаной голове — но у меня никогда это не получится. И я просто не уверен, потому ли это, что она упряма или потому, что это бестолковая попытка с моей стороны, чтобы я смог сказать себе, что действительно пытался.

Знаю, что для нее лучше — и это не я. Черт, прошлая ночь… прошлая ночь была… черт. Я лично вручил себя ей. Сказал, что постараюсь, когда каждая моя частица кричала в знак протеста против страха быть разорванной в клочья, позволив себе чувствовать. Я всегда использовал удовольствие, чтобы похоронить боль. Не эмоции. Не обязательства. Удовольствие. Как еще я могу доказать себе, что я не тот ребенок, которым меня заставляли быть? Это единственный известный мне способ. Единственный способ, помогающий мне справиться. Нахрен психотерапевтов, которые понятия не имели, что со мной случилось. Мои родители потратили столько гребаных денег на людей, рассказывающих мне, как преодолеть проблемы, которые, как они думали, у меня были. Что я могу воспользоваться гипнозом для регрессии и преодоления. К черту это. Дайте мне тугую, влажную, готовую киску, чтобы погрузиться в нее на мгновение, и это все доказательства, которые мне нужны.

Удовольствие, чтобы похоронить боль. И что мне теперь делать? Как справиться с одним человеком, который, как я боюсь, может доставить мне и то, и то? Что она и делает, и всё же прошлой ночью я причинил ей боль. У меня такое чувство, что я всегда буду так или иначе причинять ей боль. В какой-то момент она просто перестанет прощать или возвращаться. Тогда что, Донаван? Что, черт возьми, ты будешь делать? Если я сломаюсь сейчас, я буду, черт побери, разбит вдребезги.

Смотрю на нее спящую, такую невинную и свою, и проклинаю все на свете за то, из-за чего я не могу держаться от нее подальше. Я напуган до усрачки, и это она сделала со мной. Она, черт возьми, взяла меня за грудки, заставила выслушать молчаливые слова, которые говорила, и действительно их услышать. И что, черт возьми, мне теперь делать?

Боже мой, как вчера вечером она смотрела на меня полными наивности глазами, и с упрямо выдвинутой челюстью, спрашивая, достаточно ли ее мне. Во-первых, гребаная Тони, а, во-вторых, достаточно? Это меня недостаточно. Едва ли. Я, черт возьми, тону в ней, и даже не уверен, хочу ли выплыть на поверхность. Достаточно? В иронии качаю головой. Она остается вопреки всему, если даже не из-за темноты в глубине моей души. Святая, которой я не достоин, которую не должен запятнать.

Она издает слабый стон и перекатывается на спину. Простыня соскальзывает с нее, обнажая идеальные груди. Что б меня. При виде этого мой член начинает оживать. Прошло около трех часов с тех пор, как я в последний раз был глубоко в ней, и я, черт побери, уже готов снова овладеть ею. Вызывающая привыкание киска-вуду. Клянусь Богом.

Она снова стонет, ее голова мечется по подушке из стороны в сторону. Слышу, как Бакстер стучит хвостом, реагируя на звук и вероятность того, что кто-то уже встал. Взглядом прослеживаю путь по ее губам и возвращаются к груди. Стону при виде розовых сосков, затвердевших от утренней прохлады. Мне правда следует прикрыть ее, но чтоб меня, вид чертовски фантастический, и я не хочу все испортить.

Ее вопль пугает меня до смерти. Он так пронзительно безутешен, что заставляет мою грудь сжаться. Она вскрикивает снова, и вслед за этим мучительным звуком вскидывает руки, чтобы прикрыть лицо. Сажусь и пытаюсь притянуть ее к себе, но она снова падает на спину.

— Райли. Проснись! — говорю я, пару раз тряхнув ее за плечи. Наконец, она просыпается и выбирается из моей хватки, приподнимаясь на кровати. Звук ее тяжелого дыхания заставляет меня хотеть заключить ее в объятия и вобрать страх и боль, которые исходят от нее волнами. Делаю единственное, что приходит в голову и провожу рукой вверх и вниз по обнаженной коже ее спины — единственное утешение, которое могу предложить. — Ты в порядке?

Она лишь кивает и смотрит на меня. И я парализован одним этим взглядом. Чертовски парализован. Будучи парнем, ты должен обладать инстинктом защитника, уметь заботиться. Ты постоянно слышишь, что это твоя обязанность. Это укореняется в тебе. Что за хрень такая. Кроме нескольких раз, когда к Кью приставали в школе какие — то хулиганы, обижая ее, я не чувствовал подобного. Никогда.

До этого момента. Райли смотрит на меня, и эти фиалковые глаза наполнены слезами и такой безраздельной болью и страхом. Делаю единственное, чего мне хочется, даже зная, что этого для нее недостаточно, но что утолит мои желания. Протягиваю руку, притягивая ее к себе на колени, прежде чем прислониться спиной к изголовью кровати. Когда я обнимаю ее, она прижимается щекой к моей груди. Там, где сердце. И несмотря на спокойствие, которое мне приносит ощущение ее обнаженной кожи, не могу ничего с собой поделать, продолжая чувствовать единственный контакт ее лица с моим сердцем.

Единственное место, которое я не ожидал вновь почувствовать, оживилось всего лишь от такого простого, естественного жеста. Клянусь, ее пульс и дыхание выровнялись, а мои ускорились. Провожу пальцами по ее локонам, мне нужно что-то сделать, чтобы побороть панику, которую я испытываю.

Сначала я чувствую, что должен защитить ее, заботиться о ней, желать ее. А затем простая мысль о том, что она находит утешение в моем сердцебиении, пугает меня до чертиков. Что, Донаван, скажешь ты не размяк? Стал похож на девчонку. Какого. Хрена? Такое дерьмо не должно было случиться со мной. Сказать ей, что я попытаюсь, это одно. Но это гребаное чувство, овладевшее мной, тисками сжимающее грудь? Нет, вашу мать, спасибо.

Слышу голос своей матери. Он проникает мне в голову, и моя рука застывает в волосах Райли. Клянусь, я перестаю дышать. «Колти. Я знаю, как сильно ты меня любишь. Как сильно я нужна тебе. Что ты понимаешь, любовь означает делать все, что тебе скажет делать другой человек. Я говорю тебе это, потому что ты меня любишь, ты ляжешь на мою кровать и будешь ждать, как хороший мальчик. Ты ведь хочешь кушать, так? Прошло несколько дней. Должно быть ты голоден. Если ты хороший маленький мальчик — если ты любишь меня — на этот раз ты не будешь драться. Не будешь таким непослушным мальчиком, каким был в прошлый раз. Если у тебя будут синяки, полиция может отобрать нас друг у друга. И тогда ты не получишь еды. И тогда я больше не буду тебя любить».

Рука Райли, бесцельно выводящая круги по моим татуировкам, выталкивает меня обратно в настоящее. Ирония заключается в том, что ее прикосновений к татуировкам, которые столько собой олицетворяют, достаточно. Заставляю себя дышать спокойно, пытаюсь избавиться от омерзительного чувства в животе. Утихомирить дрожь в руке, чтобы она не заметила. Черт побери. Теперь я знаю, что испытанное ранее чувство действительно было счастливой случайностью. Как я могу хотеть защищать и заботиться о Райли, когда не могу сделать этого даже для себя? Дыши, Донаван. Дыши, твою мать.

— Интересно, нас тянет друг к другу, потому что мы оба каким-то образом эмоционально искалечены, — бормочет она вслух, нарушая тишину. Никак не могу справиться с дыханием, замершем в груди. Медленно сглатываю, переваривая ее слова, понимая, что это просто совпадение, но насколько они верны в отношении меня.

— Ну и дела, спасибо, — говорю я, вынужденно смеясь, надеясь долей юмора успокоить нас обоих. — Нас и всех остальных в Голливуде.

— Ага, — говорит она, теснее прижимаясь ко мне. Это чувство так чертовски меня успокаивает, хотелось бы мне, чтобы я мог притянуть ее внутрь себя, облегчив там боль.

— Я же говорил тебе, детка, 747. — Оставляю все как есть. Больше не могу произнести ни слова без того, чтобы она не поняла — со мной что-то неладно.

Она убирает руку с татуировки, чтобы пощекотать волосы на моей груди.

— Я могу лежать здесь вечно, — вздыхает она хриплым утренним голосом. Молюсь, чтобы при этом звуке член шевельнулся. Мне это необходимо. Мне нужно доказать себе, что неожиданное напоминание о моей матери и моем прошлом больше не может на меня влиять. Что они уже не со мной.

Мысленно переношусь к тому, как я обычно поступаю. Звоню своей нынешней фаворитке и использую ее. Трахаюсь до беспамятства, не задумываясь о ее потребностях. Использую мимолетное удовольствие, чтобы похоронить бесконечную чертову боль.

Но я не могу этого сделать. Не могу просто уйти от единственного человека, которого хочу, и боюсь, и желаю, и который, черт возьми, столько стал значить. Яйца в гребаном тисках.

И прежде, чем подумать, с моих губ слетают слова.

— Тогда останься со мной на эти выходные. — Думаю, я так же шокирован от этих слов, как и Рай. Она замирает в то же миг, что и я. Впервые мои губы произнесли эти чертовы слова. Слова, которые мне не хотелось произносить раньше, но знаю наверняка, сейчас я говорю серьёзно.

— При одном условии, — говорит она.

Одно условие? Я просто вручил ей свои яйца на блюде в обмен на звание подкаблучника, а она еще собирается выставить условие? Гребаные женщины.

— Скажи мне, что такое киска-вуду.

Впервые за это утро мне хочется смеяться. И я смеюсь. Не могу сдержаться. Она только смотрит на меня глазами, доводящими меня до исступления, будто я сумасшедший.

— Черт, мне это было нужно, — говорю я ей, наклоняясь и прижимаясь поцелуем к ее голове.

— Ну? — спрашивает она тем серьезным тоном, который обычно меня заводит. И я слегка вздыхаю, начиная твердеть при мысли о ее влажном тепле, которым планирую воспользоваться через считанные минуты.

— Киска-вуду? — спрашиваю я, поперхнувшись от этих слов.

— Да. Ты так сказал прошлой ночью в саду.

— Так и сказал? — переспрашиваю я, не в силах скрыть веселья в голосе, а она лишь еле заметно кивает, выгнув брови в ожидании ответа. О, да. Мой член явно встает и рвется в бой. Слава Богу. — Ну… такая киска просто удерживает твой член и не отпускает. Она так чертовски хороша — на ощущение, вкус, хороша во всем — это как магия. — Чувствую себя, чертовски глупо объясняя это. Не думаю, что, когда-нибудь такое делал. Я просто говорю это и Бэкс точно знает, что я имею в виду.

Райли громко смеется, какой прекрасный звук. Прекрасный? Твою мать. Я как девчонка.

— Значит, ты говоришь, что у меня магическая киска? — спрашивает она, пальцем обводя вокруг моего соска, прежде чем посмотреть на меня и облизнуть губы. В данный момент я не могу произнести ни слова, потому что вся кровь, необходимая для связного мыслительного процесса, только что отлила от головы, направившись к югу от моего живота, поэтому я лишь киваю. — Тогда, может, мне стоит показать тебе…

Сотовый, лежащий на тумбочке, издает сигнал — этот звонок отличается от ее обычной мелодии — и что-то в нем заставляет ее выскочить из кровати в мгновение ока. Она задыхается, когда отвечает. От этого чертовски захватывает дух. Она стоит у стеклянной стены, глядя на пляж внизу, с телефоном возле уха, и ее обнаженное тело купается в солнечном свете.

Беспокойство в ее голосе отвлекает меня от моих испорченных мыслей обо всех способах и позах, которыми я могу взять ее. Развратить ее.

— Успокойся, Скутер, — уговаривает она. — Все в порядке, приятель. Я в порядке. Я здесь. Тс-с-с, тс-с-с, тс-с-с. Со мной ничего не случилось. Вообще-то, я сейчас сижу на пляже и смотрю на воду. Обещаю, приятель. Я никуда не собираюсь. — Беспокойство в ее голосе заставляет меня приподняться на постели. Она замечает мое движение, оглядывается и виновато улыбается. Будто я злюсь, что она оставила меня, чтобы поговорить с одним из мальчиков. Никогда. — Теперь ты в порядке? Да. Знаю. Не надо извиняться. Ты же знаешь, что, если меня нет рядом, ты всегда можешь мне позвонить. Всегда. М-м-м… Увидимся в понедельник, хорошо? Звони, если я буду нужна тебе ранее. — Райли идет обратно к тумбочке, заканчивая разговор. — Эй, Скут? Я тебя Человек-Паучу. Пока.

Человек-Паучу? Райли отключает сотовый и бросает его на тумбочку, прежде чем вернуться к кровати. Глазами блуждаю по линии ее изгибов, думая, как мне повезло, что она направляется ко мне обнаженной, и подо мной очень прочная кровать.

— Прости, — говорит она. — Скутеру приснился очень плохой сон, и он боялся, что я пострадала. Что меня заберут, как и его маму. Ему просто нужно было убедиться, что я в порядке. Извини, — повторяет она, и я клянусь, что мое гребаное сердце сжимается от ее извинений за свою самоотверженность. Она, черт возьми, настоящая?

— Не надо, — говорю я ей, когда она забирается на кровать рядом со мной и садится на согнутые колени. Говорю себе спросить сейчас, прежде чем отвлекусь при виде ее, сидящей там, выглядящей такой чертовски покорной. — Я тебя Человек-Паучу?

Она смеется с таким очаровательным видом.

— Да. — Она пожимает плечами. — Некоторые мальчики испытывают трудности с выражением чувства привязанности, когда попадают к нам. Либо они чувствуют, что предают своих родителей, независимо от того, насколько плохо их положение, чтобы иметь чувства к своим наставникам, либо чувства в целом несли в себе отрицательный оттенок, неважно в какой ситуации они находились раньше… на самом деле все началось с Шейна, но потом прижилось, и теперь большинство мальчиков так делают. Мы берем то, что они любят больше всего на свете, и используем это как эмоцию. Скутер любит Человека-Паука, так что его он и использует.

Смотрю на нее в замешательстве, немного расстроенный тем, что у нее есть эти дети, так тесно связанные со мной — если я позволю рассмотреть себя достаточно близко. Неосознанно она так сильно проникла в мой разум, что я заставляю взгляд блуждать к югу от ее лица, чтобы как обычно насладиться видом ее великолепного обнаженного тела.

Она неверно истолковывает мой взгляд, думая, что я ее не понимаю, поэтому пытается разъяснить. Меняет позу и садится ближе ко мне.

— Хорошо, например, представь, что ты один из моих мальчиков — назови мне одну вещь, которую ты любишь больше всего на свете.

— Это очень просто — я ухмыляюсь ей. — Секс с тобой.

По ее губам расплывается улыбка, а щеки вспыхивают. Так сексуально.

— Что же, подобного ответа я еще никогда раньше не получала ни от одного из моих мальчиков, — шутит она, смеясь надо мной. — Нет, серьезно, Колтон, назови одну вещь.

Пожимаю плечами, говоря о своей первой и единственной любви.

— Я люблю участвовать в гонках.

— Прекрасно, — говорит она. — Если бы ты был одним из моих мальчиков и хотел бы сказать, что любишь меня, или наоборот, ты бы сказал: «Я обгоню тебя, Райли».

Мое сердце вновь пропускает удар, когда я слышу, как она произносит эти слова, и, как только слова слетают с ее губ, думаю, минуту спустя она осознает, что сказала. Она замирает, и ее глаза устремляются ко мне, а затем вниз, к своим рукам, переплетенным на коленях. — Я имею в виду… — она идет на попятный, и я рад, что этот разговор заставляет ее нервничать так же, как и меня, — …если бы ты был одним из мальчиков.

— Конечно. — Сглатываю, отчаянно нуждаясь в отвлечении. Протягиваю руку, чтобы провести пальцем вниз от ее шеи, между грудей и остановиться у пупка.

Я обгоню тебя, Райли, проносится в моей голове. Просто чтобы услышать, как это звучит, просто чтобы понять, как будет чувствовать себя один из ее мальчиков, говоря такое. Сжатие в груди заставляет меня сосредоточиться на одной вещи, которая всегда позволяет мне забыться. Между Райли и мной не будет никаких гонок. Никаких. Поднимаю взгляд с того места на ее животе, где покоится мой палец, чтобы встретиться с ее глазами.

— А сейчас, думаю, ты как раз собиралась показать мне, насколько магическая твоя киска, прежде чем нас прервали.


ГЛАВА 22

Меня будит звонок мобильного, и в приглушенном свете восходящего солнца я нащупываю его на тумбочке.

— Алло? — бормочу я сонно, боясь, хотя это и не та мелодия, которая означает, что с кем-то из мальчиков в Доме что-то случилось.

— Доброе утро, соня. — Бархатистый, плавный, рокочущий голос Колтона наполняет мои уши. Слышу его улыбку на том конце провода, и от нее по мне бегут мурашки — от спины до кончиков пальцев ног. Я определенно проснулась.

— Доброе утро, — бормочу я, погружаясь обратно в теплую постель.

— Ты хоть представляешь, как бы мне хотелось оказаться с тобой в постели? И хотелось бы проснуться рядом и заняться ленивым утренним сексом, а не просто звонить на мобильный?

Его нежные, но соблазнительные слова достигают своей цели, ерзаю на кровати, чтобы успокоить ноющую боль, которую он только что во мне пробудил.

— Я как раз об этом думала. — Тихонько вздыхаю, удивляясь тому, как сильно я уже по нему скучаю. Насколько мое тело невольно реагирует на звук его голоса. Смотрю вниз на свои хлопчатобумажные кофточку с трусиками и ухмыляюсь. — Учитывая, что мне очень холодно и на мне не так много одежды, и я знаю, что ты точно знаешь, что сделать, чтобы согреть меня. — Маленькая ложь никогда никому не повредит, когда кто-то пытается поддерживать огонь страсти, не так ли?

Слышу, как он с шипением втягивает воздух.

— Господи Иисусе, женщина, ты знаешь, как заставить мужчину хотеть, — тихо говорит он, когда на заднем плане я слышу другие голоса и понимаю, что он не один.

Прошло всего четыре дня с нашего блаженного уикенда, но, кажется, что минула вечность с тех пор, как я могла прикасаться к нему. В понедельник утром по дороге в аэропорт Колтон подвез меня домой, и с того времени мне приходилось выживать на сообщениях и телефонных звонках, из-за которых я чувствовала себя обездоленной и вела себя как влюбленный подросток.

— Сейчас приду, — говорит он кому-то, и я слышу, как болтовня на заднем плане исчезает. — Не уверен, что завтракающим в отеле людям захочется смотреть, как я передергиваю, потому что моя девушка, так чертовски горяча, — смеется он своим соблазнительно призывным смехом, и я позволяю этому смеху омыть меня.

А затем замираю, когда одно сказанное им слово прорывается сквозь сон, затуманивая разум. Девушка. Мне хочется попросить повторить это снова, чтобы я могла услышать слово, такое простое, но буквально перехватившее мое дыхание. Но из-за того факта, что он произнес это так непринужденно, словно так обо мне и думает, мне не хочется привлекать к этому внимание.

Погружаюсь в уют кровати с широкой улыбочкой на губах.

— Как там Нэшвилл?

— Нэшвилл — это Нэшвилл, — отвечает он шутливо. — Он неплох, только это не дом. Прости, что разбудил тебя из-за разницы во времени, но я буду безумно занят весь день, и мне хотелось убедиться, что смогу поговорить с тобой. Услышать твой голос.

Его слова вызывают у меня нежную улыбку, знать, что он думает обо мне, несмотря на работу и подготовку со своим главным спонсором.

— Твой голос определенно лучшая побудка, чем мой будильник… — я запинаюсь, сдерживаясь, прежде чем проговорить про себя «К черту» и просто сказать, что у меня на уме. — Я скучаю по тебе, — говорю я ему, надеясь на то, что он услышит, что на самом деле я имею в виду. Что скучаю не только по сексу. Что я скучаю по нему в целом.

Он молчит на другом конце линии, и я думаю, что, возможно, выразила словами слишком большую привязанность к Мистеру Мужество.

— Я тоже скучаю по тебе, детка. Больше, чем думал, что это возможно. — Его последние слова сказаны очень тихо, будто он едва ли в это может поверить. Широко улыбаюсь и устраиваюсь удобнее под одеялом, его слова согревают меня. — Так какие у тебя на сегодня планы?

— Хммм… еще немного поспать, а потом пробежка, стирка, уборка дома… Может, поужинаем с Хэдди. — Я пожимаю плечами, хотя знаю, что он этого не видит. — Какое у тебя расписание?

— Встречи с командой бренда «Firestone», спонсорские интервью, поездка в Детскую больницу — лучшая часть дня, если ты меня спросишь — а затем какой-то официальный ужин вечером. Мне нужно уточнить у Тони точный порядок. — Он вздыхает, я невольно передергиваю плечами, услышав ее имя. — В подобных поездках дни иногда просто походят друг на друга. Это все важно, но также довольно скучно.

— Бьюсь об заклад, так оно и есть — смеюсь я. — В следующий раз, когда ты задремлешь на одном из таких мероприятий, просто представь, что мой рот делал с тобой в прошлое воскресенье, — мурлычу я с придыханием. У меня в голове мелькают образы, и я не могу побороть улыбку, возникающую вместе с воспоминаниями.

С другого конца провода раздается сдавленный стон.

— Иисусе, Рай, ты нарочно пытаешься заставить меня ходить тут сегодня с вечным стояком? — Когда единственным моим ответом служит довольный вздох, он продолжает, надрыв в голосе отражает его неудовлетворенное желание. — Когда я вернусь, то запру тебя в своей спальне на все выходные — свяжу, если придется — и ты будешь моей секс-рабыней. Твое тело будет моим, и я буду пользоваться им как мне угодно. — Посмеивается он. — Ох, и не волнуйтесь Райлс, твой рот будет задействован, как и всё остальное.

Привет, Мистер Доминант!

— Почему ты ограничиваешь нас только своей спальней? Полагаю, в этом большом доме найдется множество поверхностей, которыми можно воспользоваться.

Стон, который он издает, раскручивает внутри меня спираль желания.

— О, не беспокойся о том, где именно это произойдет. Лучше волнуйся о том, как ты будешь ходить после. — Его смех вымученный и звучит так, как я чувствую себя сейчас.

— Обещаешь? — шепчу я, мое тело распаляется при мысли об этом.

— О, милая, я бы поставил свою жизнь на это обещание. — На заднем фоне слышу его имя. — Ты готов, Бэкс? — спрашивает он, отведя в сторону трубку, прежде чем громко вздохнуть. — Мне нужно идти, но я позвоню тебе позже, если не будет слишком поздно, хорошо?

— Хорошо, — мягко отвечаю я. — Время не имеет значения. Мне нравится слышать твой голос.

— Эй, Рай?

— Да?

— Думай обо мне, — говорит он, и я слышу что-то в его голосе: неуверенность, уязвимость или же это необходимость чувствовать себя желанным? Нет, не последнее. Это он испытывает все время. Может, необходимость чувствовать себя нужным. Не могу разобрать, но эта маленькая просьба заставляет сердце в груди сжаться.

— Всегда — вздыхаю я, губы по-прежнему улыбаются, когда линия отключается.

Довольно долго сижу с телефоном у уха, так много мыслей проносится в моей голове о Колтоне и его милой и ласковой стороне. Стороне, проблески которой проявляются все больше и больше. Не могу сдержать широкой улыбки, когда кладу телефон и погружаюсь обратно в кровать. Снова хочу заснуть, но этому мешают мысли о нем и бесконечные перспективы.

В следующий раз, когда смотрю на часы, я поражена, что прошел час, пока я терялась в своих мыслях, думая о нашем времени, проведенном вместе. О том, как за такой короткий промежуток времени он довел меня от таких сводящих с ума минимумов до невероятной высоты, которую я чувствую сейчас.

Я, наконец, начинаю засыпать, когда мой телефон снова звонит.

— Серьезно? — произношу я вслух, пока не вижу, кто звонит.

— Привет, мама!

— Привет, милая, — говорит она, и, услышав ее голос, мне вновь хочется ее увидеть. Такое чувство, что прошла вечность с тех пор, как я могла ее обнять. — Так, когда же ты собиралась рассказать мне о новом мужчине в своей жизни? — спрашивает она настойчивым тоном.

Нет ничего лучше, чем сразу перейти к делу.

— Итак, не нужно ходить вокруг да около — смеюсь я над ней.

— Как ты думаешь, что я почувствовала, когда на прошлой неделе листала журнал «People» и, о чудо, мне показалось, что я увидела твою фотографию. Так что я пролистала назад и, конечно же, увидела тебя, свою дочь, выглядящую совершенно обворожительно, под руку с этим высоким, темным и греховно красивым Колтоном Донаваном. — Хочу заговорить, но она продолжает. — А потом я прочитала заголовок, и он гласил, что «Колтон Донаван и, как сообщается, его новая пассия накалили обстановку на благотворительном вечере «Дети сейчас». Знаешь, каким шоком было увидеть тебя там? А потом думать, что ты встречаешься с кем-то, а я об этом даже и не знаю.

Слышу в ее голосе шок. И боль из-за того, что не рассказала ей о своем первом, после Макса, кавалере. Ей пришлось узнать это из журнала. Бросаю взгляд на свой туалетный столик, где лежит экземпляр «People».

— Ох, мама, не говори глупостей — вздыхаю я, зная, что причинила ей боль, не доверившись.

— Не говори глупостей? — насмехается она. — Этот человек пожертвовал кучу денег, чтобы довести твой проект до конца, чтобы привлечь твое внимание, и ты говоришь мне, что я веду себя глупо?

— Мам, — вразумляю я, — он пожертвовал деньги не из-за этого. — В ответ она лишь хмыкает на другом конце линии. — Нет, правда. Его компания выбирает одну организацию в год, и в этом году этой организацией оказалась моя. И я не говорила тебе… произошло столько безумных вещей.

— Что же, думаю, рассказывая о его компании, жертвующей деньги на проект, ты забыла упомянуть, что познакомилась с ним… где? — спрашивает она скептически.

— Я встретила его на благотворительном вечере, — отвечаю я, не раскрывая остального.

— И что же произошло на этом мероприятии?

— Ты разговаривала с Хэдди? — спрашиваю я. Она бы не знала, что спросить, не поговорив с Хэдди.

— Хватит избегать вопроса. Что случилось на приеме?

— Ничего. Мы поговорили несколько минут, а потом меня позвали из-за проблемы с аукционом. — Милая добрая мама не должна знать о короткой интерлюдии за кулисами до этого.

— А в чем заключалась проблема?

— Мама!

— Ну, если бы ты ответила мне прямо в первый раз, нам бы не пришлось играть в кошки-мышки, в которые ты играешь сейчас, не так ли?

Что такое с матерями? Они ясновидящие?

— Хорошо, мам. Участница заболела. Я заняла ее место. Колтон сделал ставку на свидание со мной и выиграл. Теперь ты счастлива?

— Интересно, — говорит она, растягивая каждый слог, и клянусь, что слышу ухмылку в этом слове. — Значит, ты говоришь, что я веду себя глупо, когда один из самых сексуальных мужчин преследует мою дочь, жертвует на ее благотворительность, чтобы, как я полагаю, привлечь ее внимание, водит на важные мероприятия, чтобы показать ее публике? Серьезно? И в чем же здесь глупость, Райли?

— Мама…

— Насколько это серьезно? — она невозмутима, и я не должна быть шокирована ее прямотой, но даже после стольких лет, я все еще поражена.

— Мам, Колтон не заводит серьезных отношений, — я пытаюсь уклониться.

— Не пытайся отвертеться, Райли, — журит она. — Я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понять, любой мужчина, которому ты уделяешь время, того стоит. И ты не стала бы тратить свое время на кого-то ради быстрого секса. — Съеживаюсь от ее слов. Если бы она только знала о планах Колтона, то убеждена, она не была бы так уверена в моем здравомыслии. — Так скажи мне, милая, насколько это серьезно?

Громко вздыхаю, зная, мама будет стоять на своем, желая получить ответ.

— Честно говоря, с моей стороны, это может перейти во что-то. С его… что же, Колтон не привык к отношениям, длящимся больше пары месяцев. Мы просто проявляем свои чувствам по ходу развития событий, — отвечаю я спокойно и насколько возможно честно.

— Хм, — бормочет она, прежде чем замолчать. — Он хорошо с тобой обращается? Потому что, знаешь ли, они всегда относятся к тебе лучше всего в начале отношений, и если с самого начала всё не так, то после не станет лучше.

— Да, мама, — говорю я, как ребенок.

— Я серьезно, Райли Джейд, — говорит она непреклонно. Должно быть она не шутит, раз назвала мое второе имя. — Хорошо или нет?

— Да, мам. Он очень хорошо ко мне относится.

Слышу ее теплый смех на другом конце провода и могу сказать, что она вздохнула с облегчением.

— Просто помни мои слова: не теряй себя, пытаясь удержать кого-то, кому наплевать на твою потерю. — Я заканчиваю произносить эти слова одними губами. Слова, которые она говорила мне с тех пор, как я начала влюбляться в мальчиков будучи подростком.

— Знаю.

— Ох, дорогая, я так счастлива за тебя! После всего, через что ты прошла… ты заслуживаешь только счастья, мое милое дитя.

Улыбаюсь ее безусловной любви и заботе обо мне, ценя, какая у меня замечательная мама.

— Спасибо, мам. Сейчас мы просто делаем всё постепенно и посмотрим, куда это нас заведет.

— А вот и моя девочка. Всегда с головой на плечах.

Вздыхаю, мягкая улыбка появляется на моем лице.

— Ну и как дела? Как ты себя чувствуешь? Как папа?

— Все хорошо. Папа в порядке. Занят, как всегда, но ты же знаешь, какой он. — Она смеется, и я представляю, как она по привычке проводит языком по верхней губе. — Как поживают мальчики?

Улыбаюсь вопросу мамы. Она относится к ним, будто они тоже члены семья, всегда посылает им угощения или печенье или всякие мелочи, чтобы они чувствовали себя особенными.

— Хорошо. Думаю, у Шейна появилась первая псевдо-девушка, а Зандер медленно делает успехи. — Прохожусь по всем мальчикам и говорю с ней о каждом, отвечая на ее вопросы, и чувствую, что за этим последует очередная посылка.

Мы еще немного говорим, прежде чем она прощается.

— Я скучаю по тебе, мам. — Мой голос срывается, потому что она может быть жесткой и властной, но она хочет только лучшего для меня. Я люблю ее больше всего.

— Я тоже скучаю по тебе, Рай. Прошло слишком много времени с тех пор, как я тебя видела.

— Знаю. Люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. Пока.

Отключаюсь, нажав на кнопку, и вжимаюсь в тепло постели, в которой этим утром почему-то никто не дает мне спать. Бросаю взгляд на журнал «People», лежащий на туалетном столике, и хватаю его. Открываю на отмеченной странице, и вот она — я.

Смотрю на нашу с Колтоном фотографию с красной ковровой дорожки благотворительного вечера «Дети сейчас». Он стоит перед камерой, расправив плечи, одну руку засунув в карман брюк, а другой обхватив меня за талию. Из петлицы выглядывает карманный платочек. Лицо с широкой улыбкой смотрит в камеру, но его подбородок и глаза обращены ко мне.

Мои глаза притягивает та часть фото, которая мне нравится больше всего, то, как его ладонь сжимает мое бедро, собственническая хватка, объявляющая миру, что я его.

Снова перечитываю заголовок и вздыхаю. Я так рада, что пресса еще не узнала мое имя. Я не готова быть втянутой в медиа-цирк, но знаю, что это неизбежно, если я с Колтоном.

— Сказала «А», говори и «Б», — бормочу я себе под нос.

Держу фотографию в руке и смотрю на нее, пока не уговариваю себя выйти на пробежку. Выбираюсь из кровати, когда мой телефон сигналит о пришедшем СМС. Громко смеюсь над тем, как технологии управляют моей жизнью этим утром, и тем не менее беру телефон, чтобы увидеть имя Колтона. Не могу сдержать улыбку.

Думаю о тебе непристойности в разгар совещания. Теперь не смогу встать какое-то время. Бруно Марс — «Изгнанный из рая».

Громко смеюсь, зная песню и одновременно чувствуя себя польщенной ее словами. Отправляю ему ответное сообщение.

Рада, что могла помочь тебе справиться со скукой, Ас… это меньшее, что я могу сделать. Думай больше! TLC — «Особый красный свет».

Ухмыляюсь, бросая телефон на тумбочку, зная, что теперь ему будет намного сложнее сосредоточиться на встрече.


ГЛАВА 23

— Стелла? — кричу я из двери своего кабинета. — Стелла? Что случилось с моим расписанием на сегодня?

Опускаю свою очень усталую и ноющую голову на руки и остаюсь так, пока пытаюсь разобраться, как совместить все дела на этой неделе: составление прогноза бюджета, графиков работ, встречи по проектам, а также обычная ежедневная рутина. И теперь я могу только надеяться, что незапланированная встреча на четыре часа, появившаяся в моем расписании после обеда — всего лишь компьютерный сбой. Почему Стелла не ввела никаких подробностей? Клянусь, тридцать минут назад ее там не было. Может, я посмотрела не тот день.

— Черт, — бормочу я себе под нос, потирая виски, чтобы унять головную боль. Надеюсь, это не один из бесконечных мозговых штурмов Тедди. Наш оптимизм подвергся испытанию ранее на этой неделе, когда новые бюджетные прогнозы показали, что нам не хватает финансирования из-за изменений в законодательстве Калифорнии о страховании. И так как мы исчерпали все собранные средства, мы скрещиваем пальцы и надеемся, что команда Колтона справится с необходимой спонсорской поддержкой, чтобы все было в порядке. Вновь смотрю на свой график, сдерживая нетерпение из-за отсутствия ответа Стеллы, и напоминаю себе об упреке Хэдди, когда я огрызнулась на нее сегодня утром.

— О-о-о, у кого-то ломка из-за Колтона, — упрекает она, добавляя сливки в кофе.

— Заткнись, — бормочу я, с силой запихивая бублик в тостер.

— Наверное, это тостер виноват, что ты злишься. — Бросаю на нее убийственный взгляд, но ее единственным ответом служит вкрадчивая улыбка. — Слушай, я все понимаю. Ты так привыкла, что тебя трахнут на следующей неделе, что когда застряла в этой, то чувствуешь сексуальную неудовлетворенность. Ты привыкла регулярно заниматься невероятным сексом, а теперь его нет сколько? Девять дней?

— Восемь, — отрезаю я.

— Да. — она смеется. — Но не похоже на то, что ты считаешь, да? А теперь Мамочке нужно немного секса, чтобы сделать ее счастливой. — Сдерживаю улыбку, хоть и стою к ней спиной. — Господи, Райли, он от тебя далеко, так позвони мужику по Скайпу и выпусти пар, если это остановит тебя от того, чтобы быть такой стервой!

— Кто сказал, что я этого не сделала, — застенчиво отвечаю я, чрезвычайно счастливая от того, что она не заметила румянца на моих щеках, когда я вспомнила наш с Колтоном вчерашний разговор. О эти чудеса техники.

— Ах, ты, ничего себе! — Она хлопает ладонью по кухонному столу. — Хоть кто-то в этом доме получил что-то на этой неделе — смеется она. Я сдаюсь и, наконец, оборачиваюсь, присоединяясь к ее смеху. Она снова подносит чашку к губам и смотрит на меня, пока дует на горячий кофе. — Я рада за тебя, Райли. Правда рада. Мужик смотрит на тебя так, будто ты единственная женщина в мире. — Когда я фыркаю, говоря, что она совершенно неправа, она лишь продолжает. — Колтон вернул твоим глазам огонь. Вновь сделал тебя уверенной в себе. С ним ты чувствуешь себя еще и сексуальной… не смотри на меня так, — говорит она, когда я сужаю глаза. — Я видела какое нижнее белье сушится в твоей ванной, сестренка, так что даже не пытайся отрицать это. Мне нравится! Так, когда же красавчик-жеребец вернется?

— Еще два дня, — вздыхаю я.

— Слава Богу! Тогда ты можешь перестать быть такой неистовой стервой! — дразнит она, улыбаясь. — Ты без ума от него, девочка!

— Знаю. Знаю. — Быстро улыбаюсь ей, запихивая обед в сумку, зная, что следующие сорок восемь часов будут тянуться очень долго. — Я должна идти, пока не опоздала. Люблю тебя, пока.

— И я тебя, пока.

Делаю глубокий вдох и стряхиваю с себя задумчивость. Хэдди права, я от него без ума. Поворачиваюсь в кресле и снова звоню Стелле.

— Да?

— Вот ты где… Эй, что это за встреча занимает весь мой день? — Стараюсь, чтобы в голосе не было раздражения, но это трудно. Я работаю без остановки с воскресенья и просто хочу во второй половине дня наверстать упущенное.

— Эм, я не уверена.

Что? Кто забрал мою чересчур квалифицированную ассистентку и спрятал ее?

— Что значит, ты не уверена?

— Ну… — чувствую ее дискомфорт даже через бестелесный голос Интеркома. — Я имею в виду…

— Что?

— Ну, кто-то из «CDE» позвонил и попросил меня освободить твое расписание для очень важной встречи по вопросу спонсорской программы. Тедди был здесь, когда они позвонили, и дал добро. Сказал, что расскажет тебе… и по звуку твоего голоса я догадываюсь, что он этого не сделал?

Мое сердце трепещет при упоминании о компании Колтона, а затем замирает, зная, что его там не будет. И тогда мысли начинают крутиться, а сердцебиение ускоряется, потому что у меня такое чувство, что это значит оказаться один на один с Тони и ее командой. Именно с тем человеком, с которым мне не хватало провести четыре часа взаперти в одной комнате.

— Нет, не сделал. Ты, твою мать, издеваешься? — произношу я, прежде чем успеваю себя остановить.

— Нет. — Она сочувственно хихикает, зная, что я пашу как проклятая. — Извини. Знаю, твой день был набит под завязку, но я смогла все перенести. Я оставила тебе голосовое сообщение… полагаю, до него ты тоже не добралась, да?

— У меня даже не было возможности послушать их с тех пор, как я впервые проверяла их этим утром.

— Ну, по крайней мере, ты могла бы увидеться с этим горячим красавчиком, да?

Открыто смеюсь над ее словами, зная, что в офисе ходят слухи о том, что мы с Колтоном делаем или не делаем. Я еще не подтвердила ни один из них, кроме того, что мы вместе присутствовали на благотворительном вечере для продвижения спонсорской программы, несмотря на заголовок в «People». Не уверена, верит ли кто-нибудь мне или нет — и, честно говоря, я слишком занята, чтобы беспокоиться об этом — но я убеждена, что в последнее время место рядом с кулером с водой было оживленным.

— Нет. Когда мы говорили на прошлой неделе, он упомянул, что его не будет в городе в течение недели из-за какого-то промотура, — лгу я.

— Очень жаль, — бормочет она. — Наблюдение за ним во время четырехчасовой встречи, определенно может взбодрить. — Ее сердечный смех проходит по телефонной линии, и я слышу его эхо в стереосистеме за дверью моего офиса.

— Ты неисправима, Стелла. Во сколько я должна быть там?

— За тобой пришлют машину. Она будет здесь через тридцать минут.

Пришлют машину? Тони, вероятно, хочет убедиться, что у меня не будет возможности избежать ее злобных планов. Фыркаю, смеясь над своими мыслями, и поднимаю руку, прикрывая рот, чтобы его заглушить. — Ладно, Стелл… мне это не нравится, но, похоже, у меня нет выбора, да?

— Нет, — соглашается она, прежде чем я отключаюсь.

— Чертовски здорово! — бурчу я вслух, прежде чем дотянуться до чаши с ирисками, стоящей на столе. Думаю, они понадобится мне все, чтобы справиться с оставшейся частью дня.

— Мы почти приехали, — говорит Сэмми с водительского сиденья. — Еще минут десять.

— Хорошо. Спасибо, Сэмми, — бормочу я, обводя взглядом прекрасный интерьер внедорожника класса G. Должно быть, еще один из его коллекции машин. Борюсь с пытающейся появиться ухмылкой. Не думаю, что количество автомобилей имеет значение; Секс, безусловно, моя любимица.

Сэмми смотрит на меня в зеркало заднего вида, и я улыбаюсь ему. Я была поражена, когда он приехал, чтобы забрать меня. Я сказала ему об этом, выразив удивление, что Колтон не взял его в поездку. Думала, они неразлучны. Сэмми только уклончиво пожал плечами, не сказав ни слова. И теперь на протяжении всего пути мое сверхактивное воображение принимается кружиться, и я начинаю беспокоиться о Колтоне. Что, если ему нужна помощь, чтобы сдержать какого-нибудь безумного, безрассудного поклонника, а Сэмми нет, чтобы помочь защитить его? Качаю головой, говоря себе, что я схожу с ума. Колтон признался мне, что в юности он с легкостью ввязывался в драки. Уверена, он может постоять за себя, если понадобится.

Мой телефон подает звуковой сигнал, и я вытаскиваю его из сумочки, улыбка расплывается на моем лице, когда я вижу, что это от Колтона.

Бэккет отругал меня за то, что я не проявляю к тебе романтических жестов. Закатываю глаза. Он сказал, что мне нужно подарить тебе цветы и стихи. Вот максимум, что у меня есть, и лучшее, что мы смогли придумать. Розы красные. Фиалки синие. Сижу в Нэшвилле. Думаю о тебе.

Громко смеюсь, воображая Бэккета и Колтона, сидящих в Нэшвилле и обсуждающих меня. Отчетливо вижу, как Колтон закатывает глаза, услышав от Беккета братский совет относительно романтических жестов, и сочиняет детсадовский стишок, чтобы послать его мне. Быстро захожу с телефона в Интернет и ищу разные версии дошкольного стихотворения. После нескольких ссылок нахожу идеальное.

Как мило! А говорил, что романтика не для тебя. О, сердце, успокойся. Должно быть, сказываются очень скучные встречи. У меня тоже есть кое-что для тебя. Розы красные. Фиалки синие. Использую свою руку, думая о тебе. Целую.

Ухмыляюсь, когда нажимаю «Отправить», довольная своим остроумным ответом и желая увидеть его лицо, когда он его прочитает. Мы едем еще пару минут, когда мой телефон снова звонит.

К твоему сведению, член твердый, как у подростка. Теперь моя очередь печатать одной рукой: Розы красные. Лимоны кислые. Если ты раздвинешь ноги, я буду у тебя через час.

Сдерживаю смех, поднимающийся к горлу, сжимая колени, чтобы заглушить боль, вызванную нашим маленьким общением tête — à-tête. Гляжу вверх и в зеркале встречаюсь глазами с Сэмми, мои щеки краснеют, будто он знает, что я читаю, и о моих грязных мыслях. Быстро отвожу взгляд и печатаю ответ.

Настоящий поэт, Ас. Жаль, что тебя здесь нет. Полет длится не менее четырех часов. Не знаю, смогу ли я так долго ждать. Возможно, придется позаботиться о себе самой. Целую. Мне пора. Сейчас мои руки нужны для других вещей.

Нажимаю «Отправить», когда мы въезжаем на парковку большого, неприметного, серого трехэтажного здания, облицованного стеклом. Здание охватывает большую часть квартала, и единственной отметкой, обозначающей его обитателей, являются буквы «CD Enterprises», высвеченные электрическим синим цветом в верхнем ряду окон.

— Вот мы и на месте, — бормочет Сэмми, и мое беспокойство усиливается при мысли о том, что мне придется сидеть напротив Тони. На мгновение закрываю глаза и делаю глубокий вдох, в то время как Сэмми подходит к моей стороне, чтобы открыть дверь. Следует сохранять с Тони хладнокровие, потому что меньше всего мне нужно, чтобы меня называли стервозной подружкой Колтона. Слава Богу, у меня было небольшое отвлекающее сообщение, чтобы уменьшить страх.

Через несколько минут он ведет меня через боковой вход, вверх по лестнице в конференц-зал.

— К вам сейчас подойдут, — говорит он, выходя.

— Спасибо, Сэмми.

— Всегда пожалуйста, мисс Томас.

Поворачиваюсь и оцениваю конференц-зал, в который меня провели. Посреди комнаты стоит длинный, типичный стол для совещаний, стены окрашены в теплый кофейный цвет, но средоточием комнаты является стена напротив дверного проема. Она из тонированного стекла, и когда я приближаюсь к ней, то понимаю, что оттуда открывается вид на огромный гараж. Вокруг нескольких гоночных автомобилей, суетятся мужчины, движущиеся тут и там. Щелкают ящиками для инструментов, выстроившихся в кобальтово-синюю линию вдоль одной стены гаража, с креслом на рельсе, и ромбовидной платформой посредине, сделанной из нержавеющей стали, с различными плакатами и баннерами, висящими вдоль нее на стене. Подхожу ближе, очарованная видом, и ощущая энергию от работы, кипящей внизу.

— Розы красные. Фиалки синие. — Голос за моей спиной пугает меня, но я резко разворачиваюсь, узнав эту хрипотцу, где угодно. — Лучше если на тебе окажутся только мои руки.

— Колтон!

Его имя вырывается с придыханием, и несмотря на то, что каждый нерв в моем теле покалывает от его близости, ноги словно приросли к полу. Клянусь, при виде него мое сердце бьется с удвоенной силой, и, хотя я намереваюсь оставаться спокойной и скрыть волнение, сеющее хаос внутри меня, ничего не могу поделать с широкой улыбкой, распространяющейся по губам.

— Сюрприз! — восклицает он, разводя руки в стороны.

Он входит в комнату и закрывает за собой дверь.

Только увидев его во плоти, я понимаю, как сильно по нему скучала. Как за такой короткий промежуток времени я привыкла к тому, что он часть моей повседневной жизни. Мы оба делаем несколько шагов навстречу, упиваясь друг другом. Его голодный взгляд крадет мое дыхание и намекает на вещи, заставляющие все внутри меня гореть и плавиться от страсти.

Мои глаза устремляются к его чувственным губам. Кривая ухмылка говорит о том, что его мысли не совсем чисты и невинны. И я надеюсь, что это так, потому что тогда они будут соответствовать моим.

Мое тело трепещет от его близости, подтверждая, что время не сделало ничего, чтобы ослабить мгновенное притяжение, которым он обладает надо мной. Я давным-давно перешагнула через край осторожности, влюбившись в него, и теперь лечу вниз головой вперед.

Наши глаза встречаются, когда мы медленно сокращаем расстояние между нами, и я знаю, это невозможно, но в этот момент я клянусь, что вижу в его глазах отблеск моего будущего. Это открытие нервирует меня и заставляет бабочек порхать у меня в животе.

Мы останавливаемся в метре друг от друга, и я наклоняю голову так, чтобы мои глаза могли смотреть на него.

— Приветики, Ас.

Я улыбаюсь ему, мой пульс по-прежнему скачет.

— Привет, — произносит он, и застенчивая улыбка приподнимает уголки его губ.

Мы смотрим друг на друга, и прежде, чем я успеваю подумать, Колтон сжимает в кулак мои волосы, дергая меня на себя, губами требуя моих губ. У него вкус мяты, крайней нужды и всего Колтона, и, хотя я тону в нем, мне все равно его мало. Его язык проникает в мой рот и дразнит, отступая назад, а затем снова бросаясь вперед.

Его рот поглощает мой стон, когда он опускает руку мне на поясницу и пробирается под свитер, чтобы провести своими мозолистыми пальцами по моей обнаженной коже, прежде чем прижать к своему крепкому телу. И как только поцелуй начинает смягчаться и становиться нежным, рот Колтона снова доминирует над моим, наши руки превращаются в череду касаний и движений, будто мы не можем вдоволь насладиться прикосновениями друг друга.

Он прерывает наш поцелуй, лбом прислоняясь к моему лбу, и тяжело дышит у моих губ.

— Я не мог позволить, чтобы ты воспользовалась своей рукой, Райли, — бормочет он, и я чувствую, как его губы складываются в улыбку, прижимаясь к моим, заглушая беззаботный смех, вызванный его словами. — Теперь ты моя. Только я могу доставлять тебе удовольствие.

Прежде чем успеваю придумать остроумный ответ, рот Колтона снова оказывается на моем, его язык скользит между моими губами, тело толкает меня назад, так что я бедрами упираюсь в край стола. Он побуждает меня сесть, коленом раздвигает ноги и встает между ними. Сейчас я нахожусь в неудобном для его роста положении, и он наклоняется и обхватывает мои щеки ладонями, зализывая языком мою только что укушенную нижнюю губу. Меня пронизывает острое желание, когда он продолжает свою мучительную атаку на мой рот, и все ощущение внутренней устойчивости исчезает.

Неожиданно он отстраняется, ладонями по-прежнему удерживая мои щеки, и смотрит на меня. Его глаза наполняются эмоциями, а челюсть сжимается от невысказанных слов. Мы смотрим друг на друга и тяжело дышим от желания, которое движет каждым действием и последующей реакцией. Чувства, в которых я хочу признаться, замирают на губах, когда его большой палец нежно их касается. Что-то изменилось между нами, и я не могу понять что, но его глаза говорят все, что мне нужно знать: он хочет меня так же сильно, как и я его. Все мои сомнения в том, что он хочет кого-то еще, исчезают под этим особым взглядом.

— Я скучал по тебе, Райли, — тихо говорит он, прежде чем обнять меня и притянуть к себе. Он прижимается щекой к моей голове, крепче стискивая руки. Его слова — признание того, что я тоже часть его повседневной жизни — согревают меня изнутри.

— Я тоже скучала по тебе, — бормочу я, растворяясь в его объятиях, — больше, чем хочется признать. — Из его груди доносится низкий рокочущий звук, и я знаю, что мои слова тронули его. Мы остаемся так несколько минут, наслаждаясь теплом и уютом друг друга, упущенными нами за последние полторы недели; мы впитываем то, что мы, наконец, осознали, озвучили и оба воспринимаем по-своему. Без раздумий целую его грудь, туда, где находится сердце. — Мне очень нравится мой сюрприз. Ты знаешь, как угодить девушке. Спасибо.

— Пожалуйста, — говорит он, снова целуя меня в макушку. — Я не был уверен, как отреагирует твой офис, если я ворвусь и овладею тобой на столе.

— Что? — громко смеюсь, мое тело распаляется от этой мысли. Откидываюсь назад, чтобы заглянуть ему в глаза. — Таков был твой план, да?

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер.

— Кажется, однажды ты говорил мне, что далек от отчаяния, — поддразниваю я, бросаясь в него его же словами.

Он тихо посмеивается и поджимает губы.

— Это было до того, как я провел бесконечное количество времени, Бог знает на скольких скучных встречах, думая о том, что именно мне хотелось бы с тобой сделать. — Распутная усмешка расплывается по его губам. — И для тебя.

— Это много грязных мыслей.

— О, Райли, ты даже и не представляешь.

Шумно сглатываю, его глаза темнеют от пылающей в них жажды, намекая.

— Значит, ты планировал воспроизвести эти грязные мысли в моем кабинете? На моем столе? — выгибаю брови в насмешливом неодобрении, но ухмылка на моем лице выдает меня.

— Да. Я же говорил тебе, — отвечает он, подыгрывая, — я беру то, что принадлежит мне, когда хочу…

— На глазах моих коллег?

— Ага — он улыбается, как озорной школьник. — Я планировал приехать сегодня утром прямо из аэропорта, но подумал, что Тедди этого не одобрил бы.

Провожу языком по верхней губе, смотрю на него, завожу руки за спину, опираясь ладонями на стол, откидываюсь назад — мои плечи выгибаются, а грудь выдвигается вперед. Обращаю внимание на глаза Колтона и их томную оценку моей новой позы — его взгляд разгорается, а язык облизывает губу.

— С каких это пор тебя волнует, что подумают люди?

— О, милая, поверь, не волнует… — он улыбается, — …но мы все равно должны сохранить твою репутацию.

— Думаю, она была загублена в ту минуту, когда я начала встречаться с тобой.

— Возможно. — Он беззаботно пожимает плечами. — Я все еще думаю, что твой босс может возражать против того, чтобы его главную сотрудницу трахали на ее же столе.

— А твой босс? — спрашиваю я игриво. — Он не против того, что его сотрудники делают что-то подобное? Здесь?

Медленная, соблазнительная улыбка изгибает уголок его рта, углубляя ямочку на щеке.

— О, не думаю, — говорит он, наклоняясь, упираясь руками о стол рядом с моими коленями.

— Не думаешь? Почему? — спрашиваю я, сужая глаза, продолжая ему подыгрывать.

— О, он весьма заинтересован в этой ситуации, — бормочет Колтон, наклоняясь ближе ко мне.

— О, правда? — вздыхаю я, невольно выгибая спину, так что моя грудь касается его груди. Прикусываю нижнюю губу, мы смотрим друг на друга.

Дыхание Колтона овевает мое лицо.

— Иногда чертовски здорово быть боссом, — говорит он, прежде чем снова потянуться к моим губам, но на этот раз поцелуй болезненно медленный, он дразнит и доводит меня до точки невозврата.

Я хочу его, и я хочу его сейчас же. Боже, этот мужчина заставляет меня жаждать его с такой силой, о существовании которой я и не подозревала. Его пальцы начинают медленно, томно скользить вверх по моим рукам, ерзаю при мысли о том, где его умелые пальцы окажутся в следующий миг.

Откидываю голову назад, когда его губы скользят по моему подбородку, и подставляю для него шею. Дотягиваюсь до его бедра одной рукой и сильнее прижимаю к себе, пока губы Колтона соблазняют и спускаются ниже к вырезу свитера.

— Колтон — выдыхаю я, желание расцветает внутри меня, а по венам растекается огонь.

Внезапно громкий сигнал наполняет комнату, и Колтон оседает на меня, когда я слышу:

— Прошу прощения, Колтон? — доносится из телефона, стоящего на столе.

— Черт, — тихо бормочет он у моей шеи. — Да?

— Беккет повсюду вас ищет. Что-то насчет проблемы с Эдди… — она замолкает, будто боится его ответа.

— Господи! — он громко ругается, его тело напрягается в ответ на ее слова.

— Точь — в-точь мои мысли.

— Где?

— Они в гараже.

— Сейчас буду. Спасибо, Брук.

Телефон отключается, Колтон выпрямляется во весь рост. Отталкиваюсь от стола, когда он подходит к стеклянной стене, чтобы взглянуть вниз на гараж. Когда он поворачивается ко мне спиной, то превращается из игривого любовника в непревзойденного бизнесмена.

— Прошу прощения, Рай. Я должен спуститься. Пойдешь со мной? — спрашивает он, протягивая руку, а я слегка отступаю. Мистер Мне Не Нужны Обязательства хочет держать меня за руку у себя на работе? Не слишком ли это «публичная демонстрация» для человека с его прошлым?

— Я могу остаться здесь, если хочешь, — смиренно предлагаю я, не желая его покидать.

Он лишь странно смотрит на меня, прежде чем потянуться ко мне и схватить за руку.

— Я не отпущу тебя, Райлс, пока не получу от тебя, что хочу, — предупреждает он, давая обещание, вызывающее внутри меня пламя желания, — а это может занять уйму гребаного времени.


ГЛАВА 24

Бэккет кивает мне, тень улыбки изгибает его губы, когда Колтон выводит меня из гаража. Мы держим путь к боковой двери, через которую Колтон пропускает меня, и мы оказываемся на какой-то лестнице.

— Вверх — указывает Колтон, кладя руку мне на спину.

Поднимаюсь впереди него, весь первый полет его рука остается на моей спине.

— Я говорил тебе, как чертовски сексуально ты сегодня выглядишь? — раздается его голос позади меня.

Смотрю через плечо и улыбаюсь ему.

— Спасибо, — отвечаю я, узнавая его непристойный взгляд. — Но у меня такое чувство, что твое зрение немного затуманено отсутствием секса.

Горловой звук понимания заставляет меня улыбнуться.

— О, детка, с моим зрением определенно все в порядке, — говорит он со смешком. Я снова начинаю подниматься на второй этаж, но на этот раз с каждым шагом, кажется, что руки Колтона касаются меня во всевозможных местах. Нежная ласка на бедре сзади. Легкое прикосновение к обнаженной руке. Быстрый шлепок по заднице.

Я точно знаю, что он делает, но ему не обязательно еще больше разжигать огонь, потому что я сама как дикое пламя желания. Знание того, что он хочет, чтобы я была такой желающей и еще больше жаждущей его прикосновений, заставляет меня чувствовать себя распутной и готовой тоже сыграть в эту игру. Покачиваю бедрами немного больше, чем обычно, когда поднимаюсь по второму пролету. Моя рука намеренно цепляется за подол юбки, чтобы лишь намекнуть на то, что под ней.

Колтон молниеносно хватает меня сзади, обе его руки обвиваются вокруг меня, словно тиски.

— Ах ты маленькая шалунья! — рычит он мне в ухо, спиной я чувствую, как перекатываются его мышцы. — Ты правда собираешься дразнить меня, когда я так долго не был внутри тебя… не ощущал твоего вкуса? Тем более, зная, как я отчаянно хочу тебя.

Слава Богу, он испытывает такое же желание, как и я, потому что я не смогу долго продержаться. Он прикусывает мочку моего уха, когда я пытаюсь высвободиться, нужда почти меня истощила.

— Отчаяние тебе не идет. Ты же не собираешься ничего предпринимать, когда поблизости полно твоих сотрудников? — дразню я игриво.

Колтон разворачивает меня, прижимаясь ко мне всем телом, руками обхватывая поясницу. Ухмылка на его лице соответствует порочному блеску в его глазах.

— Ох, Райлс, разве ты не знаешь, что такие бунтари как я, живут подобными вызовами? — Он наклоняется, выдыхая мне в ухо, а мое сердце колотится в груди. — Я овладею тобой, Райли, когда захочу, где захочу, и как захочу. Лучше тебе это запомнить.

Меня волнуют властные нотки в его голосе. Угроза, наполненная обещанием, возбуждает. От ощущения его тела рядом, трепещущего от желания, и его рук на моей коже, между моих бедер становится влажно. Наклоняю голову, и мои губы раскрываются, отчаянно нуждаясь в его губах. Судя по тому, что я прочла в глазах Колтона, он чувствует то же самое. Дни, проведенные порознь, подлили масла в огонь нашего желания. Единственное, чего мне хочется — это взять все, что он может мне дать. Райское искушение на кончиках моих пальцев.

Льну к нему, поддаваясь своей жажде, но прежде, чем могу сделать хотя бы глоток, он разворачивает меня и издает дьявольски обидный смешок.

— Еще один пролет, — говорит Колтон, хлопая меня пониже спины, прежде чем положить обе руки мне на талию и подтолкнуть вперед. Вздыхаю от сексуального неудовлетворения и боли, сдавливающей все глубоко внутри меня. Нахожусь на второй ступеньке, когда чувствую прохладный воздух на своей заднице, когда он сзади приподнимает подол моей юбки, чтобы узнать, что под ней.

Улыбаюсь про себя, точно зная, что он видит. Сегодня было такое утро, когда я не чувствовала себя особо привлекательной, и была раздражена, потому что скучала по нему, поэтому я решила, что мне будет лучше, если я надену что-то сексуальное и девчачье. По какой-то причине подобное нижнее белье всегда заставляет меня пружинить при ходьбе, если мне это нужно. Я и не подозревала, насколько великолепно окупится это решение, но теперь понимаю, когда слышу, как Колтон с шипением втягивает в себя воздух.

— Господи Иисусе, — бормочет он, делая мучительный выдох.

Ставлю одну ногу на следующую ступеньку и останавливаюсь, чувствуя, как он ведет пальцем по краю моих чулок, а затем вверх по подвязке. Кокетливо смотрю на него через плечо:

— Какие-то проблемы, Ас?

Он лишь ухмыляется и слегка качает головой, его глаза не отрываются от того, что ему предлагается — сочетание кружева и атласа.

— Женщина, ты на самом деле не играешь честно, да? — выдыхает он со стоном, прежде чем оторвать взгляд, чтобы взглянуть на меня.

— Что ты имеешь в виду? — я хлопаю ресницами и нарочно прикусываю нижнюю губу. Мне нравится смотреть, как он приоткрывает рот, языком облизывая нижнюю губу, глаза темнеют и затуманиваются — он пристально смотрит на меня — зеленые глаза в фиалковые. Мне нравится осознавать, что я могу привести его в такое жаждущее состояние, даже не прикасаясь к нему. И такое происходит только благодаря ему. Он заставляет меня чувствовать себя уверенной, сексуальной ижеланной, когда все, что я когда-либо испытывала — это заурядность и неспособность пользоваться своей сексуальностью.

Глаза Колтона прикованы к моим, но его пальцы скользят по моей плоти к краю трусиков. Мои мышцы трепещут от его прикосновения — оно так близко, и так далеко от того места, где я хочу, чтобы оказались его пальцы. Где они мне нужны.

— В эту игру могут играть двое, — бормочет он, подходя ближе. — Мне помнится, ты говорила, что предсказуемость меня не устраивает. Почему бы не показать тебе, насколько абсолютно ты была права… прямо сейчас?

Я сильнее прикусываю губу, чтобы подавить стон, когда его ловкие пальцы отводят мои трусики в сторону, и он скользит пальцем в мое расплавленное естество. Обхватываю рукой перила лестницы, когда он вытаскивает пальцы, скользя вверх и вниз по складкам моей киски, прежде чем засунуть в меня три пальца.

— О, детка, мне нравится, что ты такая мокрая и готовая для меня — рычит он, а я стону. — Ты хоть представляешь, что это со мной делает? Насколько знание того, что ты хочешь меня, выворачивает меня наизнанку?

— Колтон, пожалуйста, — умоляю я. Сейчас я готова молить, чтобы он наполнил меня. Чтобы довел до этого невиданного предела, которого с молниеносной скоростью может помочь мне достичь только он.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Райли. — Он посмеивается, убирая пальцы, и я стону от внезапного чувства пустоты.

Запрокидываю голову назад. Закрываю глаза, мое тело трясет от такой потребности, что свидетельство этому блестит на пальцах Колтона.

— Тебя. Колтон. — Я тяжело дышу. — Я. Хочу. Тебя.

Он проводит пальцем по моей нижней губе, прежде чем приблизиться и заменить кончик пальца на язык, прорывающийся между моими губами, а затем отстраниться. Не могу сдержать стон, срывающийся с губ.

— Скажи мне, детка.

— Только тебя, Колтон.

В мгновение ока он разворачивает меня, прижимая спиной к стене лестничной клетки. Его грудь вздымается, челюсть сжата, он смотрит на меня с такой силой, что я теряюсь в нем. В этот момент внешний мир перестает существовать, я стою здесь такая уязвимая. Раздетая физически и эмоционально. Какой никогда не была ни с кем до него.

Колтон приподнимает юбку и раздвигает мне ноги. Он похотливо улыбается и медленно опускается на колени, не отрывая от меня глаз.

Разум должен сейчас заработать. Голова должна оказаться выше водопада вожделения, в котором я тону, и сказать мне, что я нахожусь на лестнице у него на работе, но ничего не выходит. Вместо этого мое предательское тело дрожит в ожидании, и когда Колтон это замечает, его глаза вспыхивают и улыбаются, дразня, он наклоняется ко мне. Смешок срывается с моих губ, когда в считанные секунды он без усилий срывает с меня трусики и засовывает их в карман. Мой разум и тело так сосредоточены на нем, на том, что мне от него нужно, что я ни секунды не задумываюсь о том факте, что он испортил еще одну пару нижнего белья.

Не отрывая от меня глаз, Колтон пальцами раздвигает мои складки, и смыкает губы на комочке нервных окончаний. Мои руки взлетают к его волосам, и я всеми силами пытаюсь не закрыть глаза и не поддаться экстазу его искусного языка. Мне хочется наблюдать, как он подгоняет меня все выше и выше, но ощущение такое сильное, оно охватывает меня, и я выгибаю шею, голову, спину, выталкивая бедра, чтобы у меня была возможность покачиваться ему в такт.

Он подтягивает мою ногу и перебрасывает ее через плечо, прежде чем подключить пальцы. Они надавливают, нажимают и кружат внутри меня. Мои мышцы сжимаются так сильно, что, когда я достигаю кульминации, то чувствую, как мое тело разбивается на миллион кусочков экстаза. Колтон проводит языком вверх и вниз по моей киске, прежде чем проскользнуть языком внутри меня, вбирая последние толчки моего оргазма.

Оседаю на стену позади меня, нуждаясь в поддержке, потому что мои ноги только что лишились костей. Закрываю глаза и пытаюсь успокоиться, но он только что с таким разгромом уничтожил мои чувства, что теперь часть меня навсегда потеряна в нем.

— Боже мой, женщина, мужчина может опьянеть от твоего вкуса — стонет он, нежно целуя меня в живот, прежде чем подняться с колен. Открываю глаза, видя его самодовольную, удовлетворенную ухмылку и глаза, полные желания. Он наклоняется и решительно меня целует, ощущение своего вкуса на его губах неожиданно возбуждает.

Издаю стон в его губы, мои руки скользят вниз по его телу, чтобы обхватить его эрекцию через брюки, все еще желая большего, все еще нуждаясь в большем. Он прерывает поцелуй с мучительным стоном и отстраняется от меня.

— Колтон, — бормочу я, — позволь мне позаботиться о тебе.

— Не здесь, — говорит он, разглаживая мою юбку и ухмыляясь, когда он засовывает то, что осталось от моих трусиков глубже в карман. — Я хочу услышать, как ты выкрикиваешь мое имя, когда я буду тебя брать. Хочу слышать, как ты разлетишься на части от того, что я собираюсь с тобой сделать, Райли. Хочу заявить на тебя права. Сделать своей. Погубить тебя для любого другого мужчины, который осмелится прикоснуться к тебе. — Он морщится от осознания греховности своих слов.

— Ты уже сделал это, Колтон, — выдыхаю я, не раздумывая, прикасаясь кончиками пальцев к его губам. — Я твоя… — замолкаю, когда он смотрит на меня, интенсивно работая челюстью, впитывая сказанные мною слова.

Тень улыбки, смешанной со смутным неверием, играет на его губах, прежде чем он встряхивает головой и отходит в сторону.

— Я… мы не можем продолжать здесь то, что мне хочется сделать, но это, — говорит он, указывая на меня и стену, — поможет мне продержаться какое-то время. — Он быстро улыбается мне, прежде чем схватить за руку и подняться на последний лестничный пролет.

Следую за ним, зная, что мое сердце и тело еще далеко не оправились от этого маленького эпизода. В голове мелькают слова Хэдди, и я не могу не согласиться с ней. Когда дело доходит до Колтона, я становлюсь безумной. Меня затягивает, поглощает, и я полностью и бесспорно принадлежу ему.

Колтон толкает дверь наверху лестницы, и я с удивлением обнаруживаю нас в интерьере очень мужского и сдержанно обставленного офиса. Догадки ни к чему, я знаю, он принадлежит ему, потому что это так похоже на его офис в Малибу. Стою позади него, когда слышу вздох.

— Ох, Колт, ты напугал меня до полусмерти! — восклицает женский голос, и, узнав его, я мгновенно ощетиниваюсь. Эта женщина повсюду? Чтоб ее!

— Чем могу помочь, Тон? — спрашивает Колтон, и, клянусь, в его вопросе слышится чрезмерное любопытство.

Тони выпрямляется у стола, над которым склонилась, и поправляет бумаги. Конечно, она выглядит безупречно в своей декольтированной маечке, обтягивающих брючках и свеженьким макияжем. Эта женщина абсолютно, чертовски, совершенно потрясающа. Сложив губки в форму буквы «О», она смотрит на Колтона, прежде чем бросить взгляд на меня, а затем обратно на него. Ехидная собственница внутри меня хочет, чтобы она заметила румянец на моих щеках и ухмылку оттраханной женщины, чтобы они ей подтвердили — она не более чем вспышка на радаре Колтона.

— Прости. Ты напугал меня, — выдыхает она. — Я просто искала договор с «Penzoil». Не была уверена, что ты имел возможность его подписать. Вот и все. — Она чересчур сладко улыбается.

Я знаю место, куда она может засунуть свою фальшивую улыбочку.

Колтон смотрит на нее, будто пытается что-то разгадать, но рассеянно качает головой.

— Тони, ты ведь знакома с Райли, верно?

Глаза Тони бегают между нами туда-сюда, отмечая, что мы держимся за руки, а затем она цепляет на лицо слегка спавшую с губ улыбку.

— Типа того, — говорит она, выходя из-за стола и направляясь — нет, прогуливаясь, — в нашу сторону. По-другому и не опишешь. Она не сводит глаз с Колтона. Безусловно, она из тех женщин, кто остро осознает каждое движение своего тела и его влияние на противоположный пол.

Если раньше она мне не нравилась, то теперь я ее ненавижу.

Колтон с тревогой смотрит на меня, чувствуя, как моя рука напрягается при ее приближении.

— Так приятно видеть тебя снова, — вру я, и мне интересно, имеет ли Колтон какое-либо представление о надвигающихся боях без правил, которым он только что дал старт. Мне приходится подавить рвущийся наружу смех, от образа нас с Тони, отталкивающихся от канатов на ринге, в неудачных костюмах и с еще худшими приемами, используемыми в борьбе за Колтона в качестве приза.

— Да, как неожиданно видеть тебя здесь. — Она улыбается, и я достаточно наблюдательна, чтобы заметить, как брови Колтона удивленно приподнимаются от очевидного напряжения между нами.

Он поворачивается ко мне, его глаза передают предупреждение, настаивая на моем хорошем поведении, будто читает мои мысли про бои.

— Как ты знаешь, Тони возглавляет мою маркетинговую команду, и именно ей пришла в голову идея спонсорского заезда.

Да, пожалуйста, напомни мне об этом еще разок, чтобы я не потянулась и не ударила ее, потому что это так чертовски заманчиво.

— Да, — равнодушно восклицаю я, понимая, что должна поблагодарить ее как следует, но не испытывая никакого желания. Ненадолго замолкаю, но мои манеры наконец-то берут верх. — И «Коллективная забота» благодарна за весь тяжкий труд, который ты вложила в это дело, — говорю я искренне.

— Пожалуйста, — говорит она, не отрывая глаз от Колтона, хотя и обращается ко мне. Разве он не видит, что она влюблена в него? Это так очевидно, что даже смешно. — Мы уже нашли спонсоров, но у нас осталось еще несколько возможностей из числа крупных корпораций. Сейчас мы все завершаем и, скорее всего, получим волшебное число, чтобы подкрепить финансирование проекта.

— Невероятно, — говорю я, пытаясь выразить свой энтузиазм, скрывая за ним полное презрение к ней, когда она разливается — да, разливается, потому что именно это она и делает — очарованием по всему Колтону.

Наблюдаю, как она смотрит на Колтона, и меня раздражает, что я вдруг чувствую себя посторонней. Она медленно поворачивается ко мне, с ехидной ухмылкой на лице, и я должна напомнить себе, что это именно со мной Колтон проделывал непристойные, но чертовски горячие вещи на лестнице. Не с ней. И с этим мысленным напоминанием, я более чем готова играть в эту игру.

— Если думаешь, что можешь как-то помочь… Райли, верно? — спрашивает она сконфуженно, когда я лишь наклоняю голову в сторону и прикусываю язык на ее ехидную колкость, потому что она чертовски хорошо знает, как меня зовут. — Прошу, не стесняйся, дай мне знать.

— Спасибо, но я уверена, что любая помощь, которую я могла бы оказать… будет… — смотрю вверх в раздумье, подыскивая идеальное слово, — …не имеющей значения. — Пока я говорю, мои глаза переходят с нее на Колтона. Улыбка играет в уголках моих губ, и я выгибаю бровь. — Ты так не думаешь, Ас?

— Не имеющей значения, — произносит Колтон одними губами, ухмыляясь, качая головой на выбранное мной слово. Он пристально смотрит на меня, и я вижу, что даже не смотря на присутствие этой потрясающей женщиной рядом со мной, он хочет меня.

Меня.

От этого взгляда воздух между нами наполняется электричеством. Я чувствую дискомфорт Тони, переминающейся с ноги на ногу в напряженной тишине.

— Спасибо, Тони, — говорит Колтон, давая понять, что она свободна, не нарушая нашей связи, — нам с Райли нужно отправляться кое-куда, — заключает он, вставая и протягивая мне руку.

И надеюсь, что это кое-куда, где ему нужно быть находится внутри меня.


ГЛАВА 25

— Знаешь, Райли, ты определенно меняешь мой взгляд на некоторые вещи в этом мире, — произносит Колтон, когда мы въезжаем на мою подъездную дорожку.

— То есть? — бормочу я рассеянно, мое сознание все еще пытается осмыслить события дня — что Колтон здесь — со мной.

— Больше я никогда не буду протирать капот своей машины или подниматься по лестнице без мыслей о тебе, — говорит он, сверкнув своей лучезарной улыбкой. — Ты заставила меня посмотреть на обыденные вещи иными глазами.

Громко смеюсь, он наклоняется, чтобы поцеловать меня, прежде чем выйти из машины. Наблюдаю, как он обходит капот, чтобы открыть мне дверцу, и внезапно его слова потрясают меня. Часть меня улыбается от осознания того, что он никогда не сможет меня забыть, в то время как другая часть печалится от мысли, что это не будет длиться вечно. Даже если бы у нас что-то получилось, не думаю, что он когда-нибудь примет это. Проблема в том, что меня затягивает все глубже и глубже. Это я, кто пытается удержаться на плаву. Кому нужен пит-стоп.

Колтон распахивает дверь, и слова замирают на его губах, когда он видит выражение моего лица. Я пыталась скрыть свою внезапную печаль, но, очевидно, мне это не удалось.

— В чем дело? — спрашивает он, ступая в дверной проем между моих ног.

— Ничего. — Пожимаю плечами, отмахиваясь. — Глупости, — говорю я ему, когда его руки скользят по моим бедрам, под юбку, туда, где должны были быть мои трусики.

Вздыхаю от прикосновения его пальцев к моей коже и смотрю на него. Ухмылка на его лице отвлекает меня от моего настроения, и я улыбаюсь ему в ответ.

— Знаешь, нам нужно что-то сделать с твоей привычкой срывать с меня трусики.

— Нет, не нужно, — бормочет он, наклоняясь и останавливаясь у моих губ.

— Не отвлекай меня — хихикаю я, когда его руки скользят вверх по моим бедрам, а его большие пальцы касаются полоски кудряшек, и в ответ мое тело выгибается. — Я серьезно.

— Угу… я предпочитаю, чтобы ты отвлекалась, — говорит он, прижимаясь к моим губам. — А еще мне нравится, когда ты такая серьезная — передразнивает он меня, заставляя снова хихикать.

— Ты начинаешь оставлять брешь в моем гардеробе, — отвечаю я, затаив дыхание, когда его большие пальцы на этот раз скользят ниже.

— Знаю и надеюсь вскоре это повторить — посмеивается он возле моей шеи, вибрация от этого звука успокаивает меня.

— Ты безнадежен — вздыхаю я, пробегая руками вверх по его груди и обвивая ими его шею, прежде чем прикоснуться к нему губами.

— Таков уж я есть, Райли… — вздыхает он, когда мы разъединяем губы, — …таков есть.

Мы входим в тишину моего дома. Сегодня Хэдди будет работать допоздна на вечернем мероприятии, так что дом весь наш, и я намерена воспользоваться этим в полной мере.

— Голоден? — спрашиваю я его, кладя свои вещи на кухонный стол.

— Во многих отношениях, — ухмыляется он мне, а я лишь качаю головой.

— Ну, как насчет того, чтобы я приготовила нам что-нибудь вкусненькое и сытное и утолила твой первоначальный голод, а потом я обязательно предложу десерт твоему другому голоду, — говорю я ему через плечо, наклоняясь и заглядывая в холодильник.

— Независимо от того, будет ли он предложен, милая, я возьму его сам, — говорит он, и я слышу в его голосе улыбку. Наклонившись, слишком поздно вспоминаю, что под юбкой на мне ничего нет, когда Колтон проводит пальцем по моей голой заднице, прежде чем опустить на нее игривый шлепок, заставляя меня подпрыгнуть, и превратив мою непрекращающуюся жажду в тлеющий пожар.

Мы едим незамысловатую еду, которую я приготовила, и спокойно беседуем. Он рассказывает мне о своих бесконечных встречах в Нэшвилле и о том, чего надеялся на них достичь. Я рассказываю о ходе работы над проектом, а также небольшие любопытные факты из жизни мальчиков на этой неделе. Я нахожу милым, что он действительно слушает, когда я говорю о мальчиках, и задает вопросы, давая мне знать, что испытывает к ним искренний интерес. Для меня важно, чтобы он понимал, какой большой частью моей жизни они являются.

— Так почему же твоя поездка прервалась? — спрашиваю я его, пока мы доедаем.

Он вытирает рот салфеткой.

— Мы начали пересматривать встречи, которые у нас уже были. Они начали становиться излишними… — пожимает он плечами, — …а я ненавижу оставлять что-то в резерве.

Это не то, что говорила Тиган, мелькает в моей голове, думая, как она сказала, что Колтон любит кувыркаться с бывшими любовницами в промежутке между поиском новой пассии. Отчитываю себя за попытку испортить прекрасное время.

— Кроме того, — говорит он, поднимая на меня взгляд от тарелки, — я скучал по тебе.

И теперь я чувствую себя дерьмово из-за своей небольшой мысленной колкости.

— Ты скучал по мне? — недоверчиво спрашиваю я.

— Да, мне тебя не хватало, — говорит он, застенчиво улыбаясь, подталкивая мою ногу под столом, чтобы подчеркнуть свои слова.

Как четыре простых слова из его уст могут так много значить для меня? Эмоционально недоступный плохой мальчик, которого я так старалась держать на расстоянии, а теперь не хочу отпускать.

— Я поняла это по красивым стихам, которые ты мне написал, — поддразниваю я.

Он сверкает теплой улыбкой, которая заставляет меня хотеть ущипнуть себя, чтобы знать, что это реально, и эта улыбка предназначена мне.

— Эти были невинными по сравнению с теми непристойными, которые мы написали. — Он приподнимает брови, и его глаза светятся весельем.

— О, правда?

— Да. Думаю, я лучше тебе их продемонстрирую.

— Вот как? — ухмыляюсь я, откусывая клубнику.

— Ага, и мы провели мозговой штурм на предмет значения прозвища Ас.

— О, не могу дождаться, чтобы услышать… — приподнимаю брови и смеюсь.

— Вечный источник экстаза (Always Creating Ecstasy).

— Нет — смеюсь я. — Ты ведь понимаешь, что так стремясь заполучить ответ на свой вопрос, будешь очень разочарован, услышав его реальное значение?

Он лишь ухмыляется мне, когда я встаю и начинаю мыть посуду, отвергая его предложение о помощи. Мы болтаем о спонсорстве, пока нас не прерывает звонок его телефона.

— Одну секунду, — говорит он, отвечая на звонок. Он коротко беседует о чем-то связанном с работой, а затем произносит:

— Спасибо, Тони. Доброй ночи.

Я автоматически закатываю глаза, услышав ее имя, и это от него не ускользает.

— Она тебе действительно не нравится? — спрашивает он с ошеломленный взглядом.

Глубоко вздыхаю, задаваясь вопросом, хочу ли я решать это прямо здесь и сейчас. Она — бывшая девушка, друг семьи, которую, очевидно, любят его родители, и важный член его команды в «CDE». Действительно ли я хочу проиграть битву на этом поле? Если я буду с Колтоном, то должна признать тот факт, что она будет частью его жизни, нравится мне это или нет. Изогнув губы, раздумываю над правильными словами.

— Скажем так, у нас с ней было несколько обменов мнениями, которые заставили меня поверить, что она не так невинна, как кажется… и оставим это, — говорю я ему.

Он долго смотрит на меня и криво улыбается.

— Ты ревнуешь к ней, не так ли? — спрашивает он, будто у него только что случился момент просветления.

Я возвращаю ему тот же оценивающий взгляд, прежде чем отвести глаза и встать, чтобы вытереть стол, который уже и так чист.

— Не ревную… но, брось, Колтон. — Я в недоумении смеюсь. — Посмотри на нее и посмотри на меня. Довольно легко понять, почему я так себя чувствую.

— О чем ты? — спрашивает Колтон, я слышу, как он отодвигает стул.

— Ты серьезно? Она ходячий эротический сон. В то время как я просто… я это просто я. — Пожимаю плечами в знак смирения.

Колтон упирается бедрами о стойку рядом со мной, пока я кручу в руках кухонное полотенце, и я чувствую на себе тяжесть его взгляда.

— Ты другая, ты знаешь это? — говорит он раздраженно.

— Какая? — спрашиваю я, внезапно смутившись, что могу показать свою неуверенность, когда дело доходит до Тони. Почему я вообще что-то сказала? Я и мой болтливый рот.

Колтон тянет меня за руку, но я не двигаюсь с места. Такой привлекательный мужчина, как Колтон, понятия не имеет, каково быть неуверенной в себе.

— Пойдем, — говорит он и снова тянет меня за руку, не принимая ответа «нет». — Хочу тебе кое-что показать.

Неохотно следую за ним по коридору в свою спальню, любопытствуя, почему он так категоричен. Мы входим в мою спальню, и Колтон ведет меня в ванную комнату. Заводит внутрь, так что я стою к нему спиной. Его глаза загораются, глядя на меня, руками он пробегает вверх по моим бокам и обратно. На втором заходе его пальцы отклоняются в сторону и начинают расстегивать пуговицы на моей кофточке. Хотя я чувствую и вижу в зеркале, что он делает, мои глаза инстинктивно смотрят вниз.

— Нет-нет, Райли, — бормочет он соблазнительным шепотом у моей шеи. — Не спускай с меня глаз. — Мои глаза снова устремляются на него, и мы несколько мгновений смотрим друг на друга, не говоря ни слова. Пальцы Колтона заканчивают расстегивать кофточку, и он отступает, снимая ее с моих плеч. Его пальцы царапают обнаженную кожу моей поясницы, а затем я чувствую, как опускается молния на юбке. Руки Колтона пробегают по моей талии, а затем скользят по ослабленному поясу моей юбки. Он тянет ее вниз, пока она не обнажает мои бедра и не падает на пол.

Бросаю взгляд вниз, туда, где на тазовых косточках располагаются его руки, их оливковый цвет резко контрастирует с моей бледной кожей. То, как они по-собственнически обхватывают мое тело — большие сильные руки, лежащие поверх шелка, кружева и плоти — заставляет мое дыхание замереть у раскрытых губ.

— Смотри сюда, Райли, — приказывает Колтон, подходя ближе и наклоняя голову вправо. Не отрываю взгляд от его глаз, поскольку они дают неторопливую оценку моему телу, бюстгальтеру, подвязке, чулкам и отсутствию трусиков, о которых он позаботился ранее. Когда его глаза заканчивают свой путь, и вновь возвращаются к моим в зеркальном отражении, в их глубине я вижу столько всего.

— Райли, от тебя дух захватывает. Разве ты этого не видишь? — спрашивает он, его руки бегут по моим ребрам и останавливаются у бюстгальтера. — В тебе гораздо больше прекрасного, чем мог бы обладать любой человек в своей жизни. — Он проводит пальцем по чашечке бюстгальтера с одной стороны и толкает ее вниз, так что грудь ложится сверху, сосок уже затвердел и ноет, требуя большего. Он переходит на другую грудь и повторяет тот же самое, но на этот раз я не могу удержаться от слабого стона, соскальзывающего с губ при его прикосновении. Кладу голову ему на плечо и закрываю глаза.

— Открой глаза, Райли, — приказывает он, и я распахиваю их, вновь устремляя на него взгляд. — Я хочу, чтобы ты увидела то, что вижу я. Хочу, чтобы ты увидела, какая ты сексуальная, желанная и чертовски горячая, — шепчет он в обнаженную кожу моего плеча. — Хочу, чтобы ты увидела, что ты со мной делаешь. Как ты — этим телом прекрасным как внутри, так и снаружи — заставляешь меня сходить с ума. Можешь разгадать меня. — Его руки спускаются к моим бедрам, прежде чем одна медленно возвращается обратно, лаская меня вверх и вниз между грудями, а затем обхватывает шею, в то время как другая путешествует ниже, нежно скользя по холмику моей киски. — Можешь одновременно лишить сил и поднять на ноги. — Его слова соблазняют. Эротизм момента манит. Он полностью меня завораживает.

Мне требуется вся выдержка, чтобы не закрыть глаза, не откинуть голову назад и не поддаться буре ощущений, которые он вызывает своим прикосновением, но я не могу из-за его крепкой хватки на моей шее. Его сладкие соблазнительные слова оставляют меня мокрой и желающей, в то время как глубокая связь, возникшая между нашими взглядами, наполняет меня эмоционально.

— Я хочу, чтобы ты наблюдала за мной, пока я буду брать тебя, Райли. Хочу, чтобы ты наблюдала за каждым из нас, когда мы рухнем с этого края. Хочу, чтобы ты поняла, почему мне этого достаточно. Почему я выбрал именно тебя.

Его слова проникают в меня, вскрывая замки на тех местечках глубоко внутри меня, которые я пыталась держать под охраной. Моя душа воспламеняется. Сердце тает. Тело предчувствует. Делаю дрожащий вдох, его словесная прелюдия преуспевает в погоне за возбуждением. Его глаза горят сочетанием потребности и желания.

— Руки на раковину, Райли, — приказывает Колтон, толкая меня вперед, одну руку удерживая на спине, другой сжимая мое бедро. Задницей чувствую сквозь штаны его твердую выпуклость и готовность и толкаюсь обратно в него. — Голову вверх! — командует он, и я подчиняюсь, его рука скользит вниз и медленно раскрывает мои створки.

— Колтон. — Со стоном выдыхаю я, борясь с естественным желанием закрыть глаза от ошеломляющих ощущений, проходящих через мое тело, когда он вводит в меня палец, а затем выводит, распределяя вокруг мою влагу. Смотрю на него и ухмыляюсь, замечая, что у него тоже проблемы с самообладанием. Жесткое напряжение в его челюсти и огонь в глазах провоцируют меня. Его пальцы скользят вверх и дразнят мой комочек нервов, задом я чувствую, как он возится с пуговицей и молнией на своих брюках. — Сейчас, — умоляю я, все внутри меня раскрывается, нуждаясь в забытьи. — Быстрее.

Вижу лукавую ухмылку, от которой вокруг глаз Колтона образуются морщинки, когда он располагает свою твердую головку у моего входа.

— Ты хочешь что-то, Райли? — спрашивает он, почти пульсируя внутри меня.

— Колтон. — Я задыхаюсь, опуская голову в мучительно восхитительной агонии, желая большего.

— Глаза! — рычит он возле моего плеча, отказывая нам обоим в удовольствии, которого мы так отчаянно хотим. — Скажи это, Райли.

— Колт…

— Скажи! — приказывает он, у него лицо человека на грани потери контроля.

— Пожалуйста, Колтон… — я задыхаюсь, — …прошу. И он полностью погружается в меня одним ловким толчком. Неожиданное движение перехватывает дыхание и взрывается яркой вспышкой.

— О Боже, Райли. — Он дико стонет, его глаза превращаются в щелки, веки тяжелеют от желания. Он обхватывает меня руками, пальцами сжимая мою плоть, а щекой прислоняясь к шее, мое тело приспосабливается к его вторжению.

Он прокладывает ряд поцелуев вдоль линии моего плеча и до уха, прежде чем выпрямиться и начать двигаться. Действительно двигаться. Давать мне именно то, что нужно, потому что сейчас мне нет дела до медленного и спокойного темпа. Я хочу, чтобы все было жестко и быстро, и он не разочаровывает, задавая карающий ритм, который с каждым толчком вытягивает необъяснимые ощущения из моих глубин и возвращает их обратно.

Я теряюсь в его жестком темпе, наши глаза по-прежнему устремлены друг на друга. Вид Колтона захватывает дух, его глаза потемнели, лицо напряжено от удовольствия. Он тянется рукой к моей груди и начинает перекатывать сосок между пальцами. С моих губ срывается бессвязный стон, внутренний огонь почти невыносим. Одной рукой все еще держась за мое бедро, другой он движется от моей груди к плечу и притягивает нас друг к другу, я прижимаюсь к нему спиной, замедляя свой неумолимый темп, делая круговые движения бедрами и внутри меня.

— Посмотри на себя, Райли, — шепчет он мне на ухо между движениями. — Посмотри, как ты сейчас чертовски сексуальна. Зачем мне нужен кто-то еще?

Отрываюсь от его взгляда в зеркале, и смотрю на свое отражение. Кожа покраснела от его рук. От удовольствия соски порозовели и дерзко торчат. Створки влагалища набухли от желания. Губы приоткрыты. Щеки покраснели. Глаза широко распахнуты и выражают уйму эмоций. И жизненную силу. Мое тело инстинктивно реагирует на движения Колтона — управляемое такой неожиданной потребностью, подогреваемое таким безжалостным желанием и обрушивающееся в невообразимые возможности. Смотрю на эту загадочную женщину в зеркале, и медленная, чувственная улыбка появляется на моих губах, когда я гляжу на Колтона. Наши глаза вновь встречаются, и я осознаю, что вижу то же, что и он. Что я это признаю.

Колтон толкает меня в спину, чтобы руками я могла держаться за раковину, когда он несколько раз медленно входит и выходит из меня. Одной рукой он проводит по моему бедру, оказываясь спереди, чтобы дразнить мой клитор, и мое тело сжимается от ощущения, бархатные стенки влагалища стискивают его член.

— Че-е-ерт! — стонет он, запрокинув голову, на мгновение забывая о своем собственном правиле — не разрывать зрительного контакта. В этот момент он совершенно умопомрачителен. Великолепен, как Адонис. Голова откинута назад, губы приоткрыты от удовольствия, шея напряжена от надвигающейся разрядки, с губ слетает мое имя. Он снова начинает двигаться, набирая темп, с каждым неумолимым движением затягивая меня на край экстаза. Он снова поднимает голову и смотрит мне в глаза.

Волна ощущений выталкивает меня все выше и выше, ее сила нарастает, ноги слабеют, а удовольствие усиливается. И перед тем, как рухнуть в забвение, по его лицу я вижу, что он тоже прошел точку невозврата.

Мы вместе падаем через край: глаза затуманены, губы приоткрыты, души соединены, сердца очарованы, а тела возносятся по спирали ощущений.

Колени подгибаются подо мной, когда мышцы отзываются на мою кульминацию. Крепкие руки Колтона удерживают меня на месте, когда он извергается в меня. Они чуть дольше задерживаются на моих бедрах, сжимая их, будто одного действия достаточно, чтобы удержать нас обоих и не соскользнуть на пол. В конце концов, я выпрямляюсь и прислоняюсь к нему, опуская голову на его плечо, где я, наконец, закрываю глаза, позволяя себе на мгновение впитать то, что я только что испытала.

Я ошеломлена и эмоционально потрясена. Знаю, что любила Макса всем сердцем, но это чувство меркнет по сравнению с тем, что мы с Колтоном только что испытали. Вместе мы настолько яркие, настолько взрывоопасные, настолько могущественные, настолько близкие, что я никогда не чувствовала себя ближе ни к одному другому человеку, как сейчас к Колтону. Мое тело подрагивает от признания этого, когда он медленно отстраняется, разворачивая меня лицом к себе.

Пытаюсь спрятать голову у него на плече, чтобы избежать с ним зрительного контакта, потому что чувствую себя абсолютно обнаженной и уязвимой — больше, чем когда-либо в своей жизни. Колтон дотрагивается пальцем до моего подбородка, приподнимая его. Глаза молча устремлены на меня, и на мгновение мне кажется, что в них я вижу свое отражение, но я не знаю, возможно ли это. Как получилось, что несколько недель назад этот мужчина был для меня совершенно незнаком, а теперь, когда я смотрю на него, то вижу в нем весь свой мир?

Знаю, Колтон чувствует во мне что-то другое, но не спрашивает, просто принимает все как есть, и за это я ему благодарна. Он наклоняется и, прежде чем обнять, нежно целует меня в губы, отчего у меня слезы наворачиваются на глаза. Наслаждаюсь ощущением его молчаливой силы и, прежде чем успеваю хорошенько подумать, открываю рот.

— Колтон?

— Хм-м-м? — бормочет он возле моей макушки.

Я люблю тебя. Требуются все силы, чтобы задушить слова в корне. Я хочу громко их прокричать.

— Я… Я… это было потрясно, — поправляюсь я, проговаривая про себя три слова, которые мне так хочется сказать.

— Потрясно… ты права. — Посмеивается он у моего виска.


ГЛАВА 26

Просыпаюсь, когда теплое тело Колтона прижимается к моей спине. Его рука обхватывает мою обнаженную грудь, лениво обводя пальцем ее полукружие, снова и снова, пока сосок не твердеет от его прикосновения. Нежно улыбаюсь и теснее прижимаюсь к нему, впитывая момент и эмоции, которые испытываю.

— Доброе утро. — Его голос рокочет у моей шеи, и он оставляет на ней ласковый поцелуй, а его рука медленно скользит вниз по изгибам моего тела.

— М-м-м, — это все на что я способна, когда ощущение его, такого твердого и готового, уже заставляет меня испытывать желание.

— Хорошо, да? — смеется он.

— М-м-м, — снова отвечаю я, потому что сейчас мне бы не хотелось находиться нигде больше, кроме как проснуться в объятиях этого человека.

— Во сколько у тебя сегодня смена? — спрашивает он, его эрекция увеличивается, упираясь мне между ягодиц.

— В одиннадцать. — Сегодня у меня 24-часовая смена в Доме. Я бы лучше провела весь день в постели с ним. — А что? У тебя есть что-то на уме? — игриво спрашиваю я, виляя бедрами.

— Совершенно точно, — шепчет он, проталкивая колено сзади между моими бедрами, так что я раздвигаю ноги для его руки, медленно щекочущей мои нежные створки.

— Во сколько ты должен быть на работе… а-а-ах… — я отвлекаюсь, когда его пальцы находят свою цель.

— Позже. — Смеется он у моей кожи. — Намного позже.

— Тогда нам лучше воспользоваться тем временем, что у нас есть. — Я охаю, когда он меняет нашу позицию, и сажусь на него верхом.

— Твое удовольствие — мой приоритет номер один, милая, — говорит Колтон, сверкнув своей ослепительной улыбкой.

Он протягивает руку и обхватывает меня за шею, притягивая к себе. Я стону, когда его рот находит мой, и теряюсь в тумане страсти.

— Уверена, что не возражаешь, если я воспользуюсь твоей бритвой? — спрашивает меня Колтон, встречаясь со мной взглядом в отражении зеркала.

— Нет. — Качаю головой, наблюдая за ним из двери в спальню. Полотенце обернуто вокруг бедер, сидя чуть ниже сексуального треугольника мышц, капли воды все еще покрывают его широкие плечи и мускулистую спину, а волосы в мокром беспорядке. Мой рот — не единственное, что увлажняется, когда я смотрю на него. Вид его, такого великолепного и свежего после душа, заставляет меня хотеть затащить его обратно в свою кровать и снова его испачкать.

Не уверена, из-за того ли, что после долгой ночи и раннего утра невероятного секса он ведет себя в моей ванной как дома, но знаю, что никогда не видела его более сексуальным.

Прикусываю губу, подходя к нему сзади, думая, как привычно такое чувствовать. Как это по-домашнему уютно. Просовываю руки в бретельки бюстгальтера, чувствуя, как Колтон смотрит на меня, когда я его застегиваю и поправляю. Смотрю на него в зеркало и замечаю, что он остановился, удерживая розовую ручку моей бритвы на полпути к лицу, с мягкой улыбкой на губах.

— Что? — спрашиваю я, внезапно испытывая застенчивость под мощью этих великолепных зеленых глаз.

— У тебя больше бюстгальтеров, чем у любой женщины, которую я когда-либо знал, — говорит он, глядя на тот, который я только что надела. Он светло-розовый, с черными вставками по краям, и идеально подчеркивает грудь.

Колтон вскидывает глаза, встречаясь с моим взглядом, а я поджимаю губы.

— Я могу воспринять это несколькими способами, — дразню я его. — Могу обидеться, что ты сравниваешь меня со всеми другими женщинами, с которыми был, или могу обрадоваться, что тебе понравилось огромное количество моего нижнего белья.

— Я бы посоветовал тебе последнее — ухмыляется он. — Только мертвый может оставить без внимания твою любовь к сексуальному нижнему белью.

Дерзко ему улыбаюсь, поднимая вверх, подходящие к бюстгальтеру, крохотные кружевные стринги.

— Имеешь в виду такое?

Колтон облизывает нижнюю губу.

— Да, такое, — бормочет он, его глаза следят за моими движениями, когда я продеваю ноги в трусики. Убеждаюсь, что он видит мою короткую развлекательную программу, когда я наклоняюсь, чтобы потянуть их вверх, виляя бедрами. — Господи Иисусе, женщина, ты меня убиваешь!

Громко смеюсь над ним, хватаю футболку и натягиваю ее через голову.

— Нельзя винить девушку за то, что она испытывает слабость к сексуальному нижнему белью, как ты выразился.

— Нет, мэм. — Он ухмыляется мне, поднимая бритву и счищая под подбородком полоску крема для бритья — так по-мужски и так сексуально. Прислоняюсь к двери и смотрю на него с мыслями о завтрашнем дне и о будущем, проносящимися в моей голове.

Я думала, что знаю, что такое любовь, но стоя здесь, вдыхая его запах, понимаю, что и понятия не имела. Любить Макса было мило, нежно, наивно, и я думала, что отношения должны быть такими. Похожими на то, что видит ребенок, когда смотрит на своих родителей сквозь розовые очки. Спокойные. Невинные. Любящие. Я любила Макса всем сердцем — в какой-то степени всегда буду — но, оглядываясь назад, и сравнивая с тем, что я чувствую к Колтону, я знаю, что сдаюсь преждевременно. Осваиваюсь.

Любить Колтона — это совсем другое. Просто это настолько больше. Когда я смотрю на него, моя грудь в физическом плане сжимается от эмоций, проносящихся сквозь меня. Они сильные и неприкрытые. Всепоглощающие на уровне инстинкта. Химия между нами легковоспламеняющаяся, страстная и изменчивая. Он занимает каждую мою мысль. Он часть всего, что я чувствую. Я откликаюсь на каждое его действие.

Колтон — мой воздух в каждом вдохе. Мое бесконечное завтра. Мое долго и счастливо.

Я наблюдаю за морщинкой между его бровями, когда он сосредоточенно поворачивает лицо из стороны в сторону. Он почти закончил, когда замечает меня, небольшие пятна крема для бритья остались на его лице тут и там.

Пока он вытирает лицо полотенцем, я медленно подхожу к нему сзади, держась чуть левее, все время глядя ему в глаза. Протягиваю руку и нежно провожу рукой вверх и вниз по его позвоночнику, останавливаясь на затылке, чтобы я могла провести пальцами по его влажным волосам. Колтон откидывает голову и на мгновение закрывает глаза. Я так хочу уткнуться в его широкую спину и мощные плечи и почувствовать, как мое тело прижимается к его телу. Ненавижу, что ужас его прошлого лишает меня — и его — шанса приютиться рядом с ним в постели или возможности подойти к нему и обнять, прижавшись сзади — еще один простой способ соединиться с ним.

Приподнимаюсь на цыпочки и прижимаюсь легким поцелуем к его голому плечу, в то время как мои ногти скользят вверх и вниз по линии его позвоночника. Чувствую, как его мышцы сжимаются и перекатываются, когда мое прикосновение щекочет его кожу, улыбаясь губами ему в плечо.

— Ты щекочешь меня, — говорит он со смехом, извиваясь от моих прикосновений.

— М-м-м, — бормочу я, прижимаясь щекой к его плечу, чтобы встретиться с ним глазами в зеркале, и смотрю, как он напрягается, когда я дразню ногтями его торс. Не могу сдержать улыбку, появляющуюся на губах, когда его лицо морщится в попытке подготовиться к прикосновению моих ногтей к его ребрам — выражение маленького мальчика на лице взрослого мужчины. Беру это на заметку и убеждаюсь, что буду очень осторожна с щекоткой.

— Прекрати, порочная злодейка. — Он изо всех сил пытается быть стойким, но, когда мои пальцы продолжают свои неумолимые пытки, вырывается из моих рук.

— Я не позволю тебе уйти. — Смеюсь вместе с ним, обнимая его и пытаясь помешать ему сбежать.

Он смеется, бритва брошена в раковину и забыта, полотенце опасно близко к тому, чтобы упасть с бедер, и я обхватываю его сзади руками. Непреднамеренно, я загнала его в то положение, о котором только что думала. Понимаю, он осознает, что я сделала тогда, когда чувствую, как его тело тут же напрягается, а смех гаснет, прежде чем он пытается это скрыть. Колтон поднимает взгляд, встречаясь со мной глазами в отражении зеркала. В его взгляде проносится то, что я видела у каждого из моих мальчиков, и это разрывает меня изнутри, но так же быстро, как вспыхнуло, оно так же быстро исчезает.

Невзирая на длительность момента, я знаю, насколько эта маленькая уступка является огромным шагом навстречу друг к другу.

Не успеваю опомниться, как Колтон вырывается из моих объятий и атакует мои ребра кончиками пальцев.

— Нет! — кричу я, пытаясь убежать от него, но не ничего не выходит. Единственный способ заставить его остановиться — это обхватить его руками и прижаться своей грудью к его так сильно, как только смогу. Я задыхаюсь и знаю, что не смогу противостоять его силе.

— Ты пытаешься меня отвлечь? — дразнит он, когда его пальцы расслабляются и скользят по моей футболке вниз, к обнаженной плоти. Протест на моих губах исчезает, когда я охаю ему в грудь и радушно принимаю тепло его прикосновения и рук, крепко сжимающихся вокруг меня. Я нахожу здесь утешение, покой, который никогда не думала, что узнаю снова.

Мы стоим так какое-то время — я не знаю, сколько. Достаточно долго, его сердцебиение под моим ухом значительно замедлилось. В какой-то момент я прижимаюсь губами к его шее и просто впитываю всего его в себя.

Я так переполнена всем этим. Знаю, он поделился со мной чем-то грандиозным — одарил меня глубиной доверия — и, возможно, подсознательно мне хочется взамен отдать ему часть себя. Начинаю говорить до того, как моя голова успевает отфильтровать то, что говорит мое сердце. И к тому времени, как я это делаю, уже слишком поздно, чтобы забрать слова обратно.

— Я люблю тебя, Колтон. — Мой голос ровный и решительный, когда я произношу эти слова. Нет никакой ошибки в том, что я сказала. Тело Колтона застывает, когда слова повисают и угасают в окружающем нас воздухе. Еще несколько мгновений мы молча стоим, все еще переплетенные физически, прежде чем Колтон разъединяет свои пальцы и намеренно убирает с себя мои руки. Стою неподвижно, когда он подходит к краю туалетного столика, чтобы схватить свою футболку и натянуть ее через голову, выдохнув: «Черт!».

Слежу за ним в отражении зеркала, в его глазах и на лице паника, выражающаяся в движениях, за которыми тяжело наблюдать, но я молча умоляю его посмотреть мне в глаза. Увидеть там, что ничего не изменилось. Но он этого не делает. Вместо этого он, не глядя, быстро проходит мимо меня в спальню.

Смотрю, как он натягивает вчерашние джинсы, прежде чем сесть на кровать и засунуть ноги в ботинки.

— Мне пора на работу, — произносит он, будто я ничего не говорила.

Слезы наполняют мои глаза и затуманивают зрение, он встает с кровати. Я не могу отпустить его, не сказав мне ни слова. Пульс стучит в ушах, острая боль от его отвержения скручивает мои внутренности, Колтон хватает ключи с комода и засовывает их в карман.

— Колтон, — шепчу я, когда он проходит мимо меня к двери. Он останавливается при звуке моего голоса. Его глаза по-прежнему сосредоточены на часах, застегивая их на запястье, влажные волосы падают на лоб. Мы молча стоим — я смотрю на него, остановившегося от звука моего голоса. Он смотрит на свои часы — пропасть между нами расширяется с каждой секундой. Тишина просто оглушает. — Пожалуйста, скажи что-нибудь, — умоляю я тихо.

— Послушай… я… — он замолкает, тяжело вздыхая и опуская руки, но не глядя мне в глаза. — Я же говорил тебе, Райли, что это невозможно. — Его хриплый голос едва слышен. — Я не способен, не достоин… — он откашливается, — …во мне нет ничего, кроме темноты. Способность любить — приниматьлюбовь — не что иное, как яд.

И с этими словами Колтон выходит из моей спальни и, чего я боюсь больше всего, из моей жизни.


ГЛАВА 27

Колтон


Я не могу дышать. Твою мать. Грудь болит. В глазах все расплывается. Тело сотрясается. Паническая атака бьет по мне в полную силу, я хватаюсь за руль, костяшки пальцев становятся белыми, а пульс грохочет в ушах, как чертов товарный поезд. Пытаюсь закрыть глаза, пытаюсь успокоиться, но вижу перед собой лишь ее лицо. Слышу только ядовитые слова, слетающие с ее губ.

Моя грудь снова сжимается, когда я заставляю себя выехать с ее подъездной дорожки и сосредоточиться на дороге. Не думать. Чтобы не позволить тьме внутри меня взять верх или позволить проникнуть воспоминаниям.

Делаю единственное, что могу — еду, но езда недостаточно быстрая. Только на треке она достаточно быстрая, чтобы окружить себя туманом — затеряться в нем — так, чтобы ничего из этого не смогло меня поймать.

Подъезжаю к какой-то забегаловке: затемненные окна, над дверью нет никакой вывески с названием, а на подоконниках стоят мириады переполненных пепельниц. Я даже не знаю, где я. Не задумываясь, паркуюсь рядом с каким-то дерьмовым драндулетом. Все, о чем я могу думать, это как оцепенеть, как стереть то, что только что сказала Райли.

Открываю дверь — в баре темно. Никто не поворачивается в мою сторону. Головы у всех опущены, рыдают в свое гребаное пиво. Хорошо. Мне не хочется разговаривать. Не хочется слушать. Не хочется слышать, как из динамиков Passenger поют о том, что отпускают ее. Мне просто хочется утопить все в алкоголе. Бармен поднимает взгляд, его желтоватые глаза оценивают мою дорогую одежду и отмечают отчаяние на лице.

— Что будете заказывать?

— «Патрон». Шесть порций. А затем по новой. — Я даже не узнаю свой голос. Даже не чувствую, как мои ноги двигаются к туалету в дальнем углу. Вхожу и направляюсь к грязной раковине, брызгаю водой себе на лицо. Ничего. Я абсолютно ничего не чувствую. Смотрю в треснувшее зеркало и даже не узнаю человека перед собой. Все, что я вижу, это темноту и маленького мальчика, которого не хочу больше помнить, которым не хочу больше быть.

Чертовым Шалтаем-Болтаем (Прим. переводчика: В современном английском языке словосочетание «шалтай-болтай» (humpty dumpty) имеет два значения: «толстячок — коротышка» и «вещь, упавшая или разбитая и невосстанавливаемая»).

Прежде чем успеваю остановиться, ударяю по зеркалу. Сотни крошечных кусочков разлетаются и падают на пол. Я не чувствую боли. Не чувствую, как кровь сочится и капает с моей руки. Все, что я слышу — это звон, когда они ударяются о плитки вокруг меня. Маленькие звуки музыки, которые на мгновение заглушают пустоту моей души. Красивый внешне, но весь такой испорченный. Невосстанавливаемый.

Вся королевская конница, вся королевская рать не может Шалтая собрать.

Когда я подхожу к бару, бармен смотрит на мою завязанную руку. Вижу, мои стопки выстроились в линию рядом с выпивкой других посетителей, и я направляюсь в другой свободный угол бара и сажусь. Мой желудок сводит при мысли о том, что я сижу между двумя мужчинами. Бармен берет и подает мне мои стопки и просто смотрит, как я кладу две стодолларовые купюры на барную стойку.

— Сотня за зеркало, — говорю я, кивая подбородком в сторону туалета, — и сотня за то, чтобы выпивка не кончалась, без лишних вопросов. — Я приподнимаю брови, и он кивает в знак согласия.

Купюры соскальзывают с прилавка в его карман, прежде чем я успеваю выпить вторую порцию текилы. Радушно принимаю обжигающий напиток. Воображаемая пощечина за то, что я просто так оставил Райли. За то, что собираюсь сделать с Райли. Третья порция исчезает, а голова все еще болит. Грудь по-прежнему сдавливает.

Ты знаешь, что тебе позволено любить только меня, Колти. Только меня. А я единственная, кто когда-либо будет по-настоящему любить тебя. Я знаю, что ты позволяешь им делать с собой. Что тебе нравится, когда они это делают с тобой. Я слышу вас. Слышу, как ты повторяешь «Я люблю тебя» снова и снова. Знаю, ты думаешь, что позволяешь им делать такое из-за любви ко мне, но на самом деле ты делаешь это, потому что тебе нравится это чувствовать. Ты очень непослушный мальчик, Колтон. Как же плохо, что никто никогда не сможет полюбить тебя. Никогда не захочет. Никогда. А если бы полюбили и узнали обо всех гадостях, что ты делал? Они узнают правду — что ты ужасен, отвратителен и отравлен изнутри. Что та любовь, испытываемая тобой к кому-то, кроме меня, так ядовита, что убьет их. Поэтому ты никому ничего не расскажешь, потому что, если расскажешь, они поймут, какой ты гадкий. Они узнают, что внутри тебя живет дьявол. Я знаю. Я всегда буду это знать и все равно буду любить тебя. Я единственная, кому позволено любить тебя. Я люблю тебя, Колти.

Пытаюсь выбросить воспоминания из головы. Сбросить их обратно в пропасть, в которой они постоянно прячутся. Райли не может любить меня. Никто не может любить меня. Мой разум играет со мной в гребаные игры, когда я смотрю по сторонам бара. Человек, сидящий спиной ко мне, вызывает у меня тошноту. Жирные темные волосы. Пузатый живот. И если он повернется, я уже знаю, как он будет выглядеть. Как он будет пахнуть. Какой он будет на вкус.

Опрокидываю седьмую стопку, пытаясь подавить желчь. Пытаясь заглушить эту чертову боль — боль, которая ни хрена не пройдет, хотя головой понимаю, что это не он. Не может быть им. Это просто чертова игра воображения, потому что алкоголя еще недостаточно, чтобы оцепенеть.

Прижимаю ладони ко лбу. Ясно как день, что я слышу в своей голове голос Райли, но лицо, которое я вижу, слыша эти три слова — это его лицо.

Не Райли.

Только его.

И своей матери. Ее губы и эта неровная улыбка являются постоянным доказательством странного ужаса внутри меня.

Чернота уже отравила меня. Ни за что на свете я не позволю ей убить и Райли. В ход идет десятая порция, и мои губы перестают двигаться.

Разрушительный уход (A Catastrophic Exit). Охренеть какая отличная трактовка прозвища Ас. Начинаю смеяться. Это так чертовски больно, что я не могу остановиться. Я едва держусь. И боюсь, что если я остановлюсь, то разобьюсь, как чертово зеркало.

Как чертов Шалтай-Болтай.


ГЛАВА 28

«Вот как ты хочешь, чтобы все было. Полагаю, ты меня не хочешь», — торжественно подпеваю я своим старым добрым «Matchbox Twenty», когда на следующий день еду домой после смены. Я по-прежнему ничего не слышала от Колтона, но опять же я этого и не ожидала.

Заезжаю на подъездную дорожку, последние двадцать четыре часа прошли как в тумане. Надо было позвонить и сказать, что я заболела и не выйду на работу, ведь так нечестно по отношению к мальчикам, иметь рядом воспитателя, который так погружен в свои мысли, что не замечает их присутствия.

Я столько раз переживала этот момент, что больше не могу о нем думать. Я не ждала, что в ответ Колтон признается мне в вечной любви, но также и не думала, что он будет вести себя словно, эти слова не были произнесены. Я страдаю и чувствую острую боль отвержения, и не знаю, куда теперь двигаться дальше. Предприняв важный шаг в наших отношениях — я облажалась. Что сейчас делать? Я не уверена.

Плетусь к дому, довольно бесцеремонно роняю сумку на пол у входной двери и падаю на диван. Там-то Хэдди и находит меня несколько часов спустя, войдя в дверь.

— Что он тебе сделал, Райли? — ее требовательный голос пробуждает меня ото сна. Она стоит надо мной, руки на бедрах, выискивая в моих глазах ответ.

— О, Хэдди, я здорово облажалась, — вздыхаю я, позволяя пролиться слезам, которые я сдерживала всё это время. Она садится на кофейный столик передо мной, положив руку мне на колено, и я пересказываю ей все, что случилось.

Когда я заканчиваю, она лишь качает головой и смотрит на меня глазами, полными сожаления и сочувствия.

— Что же, милая, если кто и лажанул, то это определенно не ты! — говорит она. — Все что я могу сказать — нужно дать ему немного времени. Ты, наверное, до смерти напугала Мистера Раскованного Холостяка. Любовь. Обязательства. Все это дерьмо… — она размахивает рукой в воздухе, — …это большой шаг для кого-то вроде него.

— Знаю. — Икаю я сквозь слезы. — Я просто не ожидала, что он поведет себя так холодно… так безразлично. Думаю, это то, что ранит больше всего.

— Ох, Рай. Она наклоняется и крепко меня обнимает. — На сегодняшний вечер я скажу, что заболела, чтобы не оставлять тебя одну.

— Нет, не надо, — говорю я ей. — Я в порядке. Все равно я съем, вероятно, галлон мороженого и пойду спать. Иди… — Я жестикулирую, прогоняя ее, — …все будет хорошо. Обещаю.

Мгновение она лишь смотрит на меня, рассуждая, лгу я или нет.

— Ладно, — говорит она, делая глубокий вдох, — но запомни кое — что… ты потрясающая, Райли. Если он этого не видит… если он не видит все, что ты можешь предложить ему в постели… тогда нахрен его и лошадь, на которой он приехал.

Слабо улыбаюсь ей. Предоставив Хэдди выразить это коротко и ясно.

Следующее утро проходит без весточки о нем. Решаю написать ему смс.

Привет, Ас. Позвони мне, когда будет возможность. Нам нужно поговорить. Целую-обнимаю.

Большую часть дня телефон молчит, несмотря на то, сколько я на него смотрела и проверяла все ли в порядке с сигналом. По мере того, как тянется день, в меня вселяется тревога, и я начинаю понимать, что, вероятно, нанесла непоправимый урон.

Наконец, в три часа я получаю ответ. Мои ожидания взлетают до небес от возможности связаться с ним.

Занят весь день на встречах. До скорого.

А тут мои ожидания резко уходят в пике.

На третий день после рокового признания в любви по дороге на работу я набираюсь смелости позвонить ему в офис.

— «CD Enterprises», могу я вам помочь?

— Колтона Донавана, пожалуйста, — отвечаю я, сжимая руками руль до побелевших костяшек.

— Могу узнать, кто звонит?

— Райли Томас. — Мой голос срывается.

— Здравствуйте, мисс Томас, я уточню. Одну минуту, пожалуйста.

— Спасибо, — шепчу я, беспокойство поглощает меня из-за ожидания его ответа, а затем из-за того, что сказать, если это случится.

— Мисс Томас?

— Да?

— Простите. Колтона сегодня нет. Он заболел. Могу я оставить сообщение? Может Тони сможет вам чем-то помочь?

При этих словах сердце подступает к горлу. Если бы он действительно был болен, ей не пришлось бы уточнять. Она должна была это знать.

— Нет. Спасибо.

— Всегда пожалуйста.

Последние несколько дней начали сказываться на мне. Я выгляжу настолько ужасно, что даже макияж не помогает. На четвертый день чувствую, что отдал бы все, чтобы вернуть свои слова. Чтобы вернуть нас к тем временам, когда нас соединял момент его непоколебимого доверия ко мне. Но я не могу.

Вместо этого, сижу за своим столом и бесцельно глазею на кучу работы без какого-то желания что-либо делать. Поднимаю взгляд на стук в открытую дверь и вижу Тедди.

— Ты в порядке, дитя? Выглядишь не очень хорошо.

Заставляю себя улыбнуться.

— Да. Кажется, я заболела, — вру я. Все, что угодно, лишь бы избежать вопросительного взгляда и «я же говорил» тона. — Со мной все будет хорошо.

— Ладно, не задерживайся допоздна. Думаю, ты последняя. Скажу Тиму внизу в холле, что ты все еще здесь, чтобы он проводил тебя до машины.

— Спасибо, Тедди — я улыбаюсь. — Доброй ночи.

— Доброй ночи.

Моя улыбка исчезает, когда он отворачивается от меня. Наблюдаю, как Тедди идет к лифтам и заходит в открывшуюся кабинку, пока я набираюсь смелости снова позвонить Колтону. Не хочу казаться отчаявшейся, но это так. Мне нужно с ним поговорить. Показать ему, что хоть я и сказала эти слова, между нами все по-прежнему. Беру свой мобильный телефон, но понимаю, что он, вероятно, не ответит, если увидит мой номер. Решаю воспользоваться телефоном в офисе.

Трубку берут на третьем гудке.

— Донаван.

Мое сердце колотится в груди при звуке его голоса. Говори легко, Райли.

— Ас? — произношу я, затаив дыхание.

— Райли? — его голос кажется таким далеким, когда он произносит мое имя. Таким отстраненным. Таким бесстрастным и скучающим.

— Привет, — робко говорю я. — Рада, что дозвонилась до тебя.

— Да, прости, что не перезвонил, — он извиняется, но по его голосу этого не скажешь. Он говорит со мной тем же раздраженным тоном, что и с Тиган.

Проглатываю комок в горле, нуждаясь хоть в какой-то связи с ним.

— Не беспокойся. Я просто рада, что ты взял трубку.

— Да, просто я был очень занят на работе.

— Тебе уже лучше? — спрашиваю я, а затем съеживаюсь, когда на линии повисает тишина — пауза, которая говорит мне, что ему приходится быстро сообразить, что сказать, чтобы скрыть ложь.

— Да… просто в последнюю минуту хочу получить кое-какие детали, чтобы попытаться протолкнуть патент на одно из наших новых устройств безопасности.

У меня внутри все переворачивается от его бездушного тона, потому что я это чувствую. Чувствую, как он отдаляется от всего, чем мы делились вместе. От всех эмоций, которые он испытывал, но не мог выразить словами. Пытаюсь скрыть отчаяние в голосе, когда первая слеза стекает по моей щеке.

— Ну, и как успехи?

— Э-э-э, да по-всякому… слушай, детка… — он смеется, — …мне нужно бежать.

— Колтон! — умоляю я. Его имя слетает с губ прежде, чем я успеваю остановиться.

— Да?

— Послушай, прости меня, — говорю я мягко. — Я не то имела в виду… — Запинаюсь на полуслове, задыхаясь от лжи.

В трубке на мгновение становится тихо, и это единственная причина, по которой я понимаю, что он меня услышал.

— Вот это пощечина, — говорит он с сарказмом, но я слышу раздражение в его голосе. — Что такое, детка? То ты любишь меня, то нет, да? Когда ты говоришь это, а потом забираешь слова обратно — это даже хуже. Не согласна?

Думаю, на этот раз меня разрывает на части явная насмешка в его голосе. Сдерживаю всхлип, прежде чем он успеет прозвучать. Слышу, как он смеется с кем-то на другом конце линии.

— Колтон… — это все, что я могу произнести, боль поглощает меня целиком и затягивает вниз.

— Я позвоню тебе, — говорит он, телефон щелкает, прежде чем мне выпадает шанс сказать то, что боюсь, может оказаться моим последним «До свидания». Прижимаю телефон к уху, разум проворачивает различные варианты, по которым разговор мог пойти по-другому. Почему ему нужно быть таким жестоким? Он предупреждал меня. Полагаю, на этот раз это целиком и полностью моя вина. Прежде всего из-за того, что не слушала, а затем из-за того, что открыла свой болтливый рот.

Скрещиваю руки и кладу голову на стол, постанывая, когда понимаю, что положила голову на график, который прислали мне из его офиса. О мероприятиях, которые по соглашению я обязана посетить. С ним. Какого хрена я с собой сделала? Как я могла быть такой чертовой дурой, согласившись на это? Из-за него, повторяет тихий голос в моей голове. И из-за мальчиков. Беру расписание, сминаю его и бросаю через всю комнату, надеясь, по крайней мере на стук, но мягкий звук удара о стену не унимает боль в груди.

Через несколько мгновений рыдания сотрясают мое тело. Что б меня. Что б его. Что б эту любовь. Я знала, что так все и будет. Ублюдок.

Проснувшись в субботу, утром все еще чувствую себя дерьмово, но у меня появилась новая цель. Встаю и заставляю себя пойти на пробежку, говоря себе, что это заставит меня чувствовать себя лучше. Это даст мне свежий взгляд на вещи. Бегу, ударяя ногами о тротуар в неумолимом темпе, чтобы облегчить боль в сердце. Прихожу домой, запыхавшись, тело устало, и глубоко в душе я по-прежнему чувствую боль. Полагаю, я солгала самой себе.

Принимаю душ и говорю себе, что сегодня больше не будет слез и определенно не будет никакого мороженого.

Когда я зачерпываю из упаковки последнюю ложку мятного мороженого с шоколадной крошкой, звонит телефон. Смотрю на неизвестный номер, любопытство берет верх.

— Алло?

— Райли? — я пытаюсь узнать женский голос, звучащий на другом конце линии, но не могу.

— Да. Кто…

— Что, черт возьми, случилось? — требует от меня ответа голос в резком и явно раздраженном тоне.

— Что? Кто…

— Это Квинлан. — Короткий ошарашенный вздох слетает с моих губ. — Я только что вышла из дома Колтона. Что случилось?

— Что ты имеешь в виду? — заикаюсь я, потому что могу ответить на этот вопрос по-разному.

— Боже! — вздыхает она в отчаянии и нетерпении на другом конце линии. — Вы двое, может разберетесь уже со своим дерьмом и вытащите головы из своих задниц? Боже правый. Может тогда вы поймете, что между вами двумя есть что-то настоящее. Несомненно реальное. Нужно быть идиотом, чтобы не увидеть эту искру между вами. — Я молчу на другом конце провода. Слезы, про которые я говорила, что их не будет, вытекают из уголков моих глаз. — Райли? Ты здесь?

— Я сказала, что люблю его, — говорю я мягко, почему-то желая довериться ей. Может, мне нужно некое обоснование его реакции от кого-то, кто находится к нему ближе всего, чтобы не продолжать бесконечно прокручивать ее в голове.

— Вот дерьмо — выдыхает она в шоке.

— Да… — с тревогой смеюсь я, — …это если в двух словах.

— Как он это воспринял? — спрашивает она осторожно. Рассказываю ей о его реакции и о том, как он себя вел с тех пор. — Похоже на то, что я от него ожидала — вздыхает она. — Он такой засранец!

Молчу в ответ на ее слова, смахивая слезы тыльной стороной ладони.

— Как он? — спрашиваю я срывающимся голосом.

— Угрюмый. Ворчливый. Чертовски мрачный — смеется она. — И, судя по выбору друзей в лице Джима и Джека, пустышек, развалившихся на его кухонном столе, я бы сказала, что он пытается напиться до беспамятства, чтобы либо забыть своих демонов, либо избавиться от страха из-за чувств к тебе. — Выдыхаю, часть меня, упивается тем, что ему тоже больно. Что на него повлияло произошедшее между нами. — И потому что он ужасно по тебе скучает.

Мое сердце разрывается от ее последних слов. Чувствую себя так, будто последние пару дней находилась в мире без света, так приятно знать, что он тоже утопает во тьме. А затем та часть меня, которая осознает, что не хочет, чтобы он страдал, жалеет, что причинила боль этими глупыми словами, и просто хочет снова все исправить.

Мой голос полон слез и дрожит, когда я снова начинаю говорить.

— Я правда облажалась, сказав это, Квинлан.

— Нет, не облажалась! — журит она. — Ох! — стонет она. — Боже, я люблю его, но иногда просто ненавижу! Он никогда раньше не открывался для такой возможности, Райли… он никогда не находился в таком затруднительном положении. Могу только догадываться, как бы он отреагировал.

— Прошу, — умоляю я. — Я не знаю, что мне делать. Я просто не хочу все испортить и оттолкнуть его еще дальше.

Несколько мгновений она молчит, размышляя.

— Дай ему немного времени, Райли, — бормочет она, — но не слишком много, а то он специально может сделать какую-нибудь глупость, и рискнуть проебать единственную хорошую девушку, которая ему действительно дорога.

— Не Тони… — слова вылетают прежде, чем я успеваю остановиться. Съеживаюсь, зная, что только что открыто оскорбила друга семьи.

— Не говори мне про нее. — Квинлан презрительно усмехается, заставляя частичку меня улыбнуться, зная, что не одна я ее ненавижу. Смеюсь сквозь слезы. — Держись, Райли, — говорит она, наполненным искренностью голосом. — Колтон замечательный, но сложный человек… достойный твоей любви, даже если он еще не может принять эту идею. — Комок в горле мешает мне ответить, поэтому я просто мычу в знак согласия. — Ему требуется много терпения, надежное чувство преданности, неумолимое доверие и человек, который скажет о том, что он выходит за рамки. Для всего этого потребуется время, чтобы он понял и принял… в конце концов, он стоит ожидания. Я лишь надеюсь, что он это понимает.

— Знаю, — шепчу я.

— Удачи, Райли.

— Спасибо, Квинлан. За все.

Слышу ее смешок, когда она выключает телефон.


ГЛАВА 29

Совет Квинлан все еще звучит в моих ушах, когда на следующее утро я лежу в постели. Боль в груди и боль в душе все еще со мной, но ко мне вернулась решимость. Однажды я просила Колтона сражаться за нас. За меня. Теперь моя очередь. Я сказала ему, что он стоит риска. Что я рискну. Теперь мне нужно это доказать.

Если Квинлан считает, что я важна для него, то сейчас я не могу сдаться. Я должна попытаться.

Еду вдоль побережья, голос Лизы Лоеб доносится из динамиков, и у меня в голове проносится вихрь мыслей — что я скажу и как, а облака надо мной медленно рассеиваются, уступая место утреннему солнцу. Воспринимаю это как добрый знак того, что встретившись лицом к лицу с Колтоном, он увидит, — есть только он и я, как это было раньше, и что слова ничего не значат. Что они ничего не меняют. Что он чувствует то же самое, а я веду себя по-прежнему. И что мы — это мы. Что тьма, которую я чувствую, рассеется, потому что я снова вернусь в его свет.

Еду по Броудбич-Роуд и подъезжаю к его воротам, мое сердце несется в бешеном галопе, а руки дрожат. Нажимаю на звонок, но никто не отвечает. Пытаюсь снова и снова, думая, что, может быть, он спит. Что не слышит звонок, потому что находится наверху.

— Здравствуйте. — Произносит женский голос из динамика. Мое сердце падает в желудок.

— Это Райли. Мне… Мне нужно увидеть Колтона. — Мой голос — клубок нервов и непролитых слез.

— Привет, дорогая. Это Грейс. Колтона здесь нет, милая. Он не был здесь со вчерашнего дня. Все в порядке? Не хотите зайти?

Шум крови в голове — это все, что я слышу. Дыхание прерывается, когда я опускаю голову на руль.

— Благодарю, Грейс, но нет, спасибо. Просто скажите… просто скажи ему, что я заезжала.

— Райли? — неуверенность в ее голосе заставляет меня высунуться из окна машины.

— Да?

— Не мне об этом говорить… — она прочищает горло, — …но будьте терпеливы. Колтон хороший человек.

— Знаю. — Мой голос едва слышен, желудок застрял у горла. Если бы только он сам это понял.

Моя поездка назад по побережью уже не наполнена такой надеждой как раньше. Говорю себе, что он, вероятно, встречался с Бэккетом и был слишком пьян, чтобы ехать домой. Что провел вечер с командой и после вечеринки остановился в отеле в центре Лос-Анджелеса. Или же решил, что пришло время для очередной поездки в Лас-Вегас и прямо сейчас он в самолете на пути домой.

Бесконечные сценарии проносятся в моей голове, но никак не уменьшают волны страха, которые одна за одной накатывают внутри меня. Не хочу думать о другом месте, где он может быть. Таунхаус на улице Пэлисейдс. Месте, куда он отправляется со своими договоренностями. Мое сердце бешено колотится, а мысли безрассудно разлетаются в разные стороны от подобной идеи. Пытаюсь оправдать это тем, что он там напился. Что он один. Но слова Тиган и Тони мелькают в моей голове, подпитывая бесконечный поток сомнений и беспокойства, бушующих внутри меня.

Мой разум заполняется множеством предупреждающих сигналов, которые тот мне посылает. «Я запрограммирован на это, Райли. Я намеренно причиню тебе боль, чтобы доказать, что могу. Чтобы доказать, что независимо от последствий ты не останешься. Чтобы доказать, что я могу контролировать ситуацию».

Не помню, как поворачиваю руль машины в том направлении, но, прежде чем я это понимаю, по памяти сворачиваю на его улицу. Слезы текут по моим щекам, когда я крепко сжимаю руль. Потребность знать перевешивает мучительную боль от признания того, чего боится мой разум. Из-за чего так беспокойно на сердце. Что уже прекрасно понимает мой разум.

Подъезжаю к обочине, с облегчением вздыхаю, когда вижу, что возле дома нет ни одной машины Колтона. Но потом вижу дверь гаража и думаю, может она внутри. Я должна знать. Мне нужно.

Убираю волосы с лица и делаю глубокий вдох, прежде чем выскользнуть из машины. На слабеющих ногах поднимаюсь по тропинке во двор, вымощенный булыжником. Мое сердце колотится так громко, что все, что я слышу — это его грохот, все, на чем я могу сосредоточиться, кроме того, чтобы говорить себе переставлять ноги.


ГЛАВА 30

Колтон


Моя гребаная голова. Стону, переворачиваясь на кровати. Хватит стучать в долбаные барабаны. Прошу. Кто-нибудь. Пристрелите меня.

Подсовываю подушку за голову, но чертова пульсация в висках продолжается. Желудок выделывает фортеля, и мне приходится сосредоточиться на том, чтобы не блевануть, потому что моя голова действительно не хочет, чтобы я пока вставал.

Боже правый! Что произошло прошлой ночью? Кусочки воспоминаний возвращаются ко мне. Бэкс заезжает за мной, чтобы вытащить из хандры по вуду-киске. Хандры, из которой я не уверен, что хочу, чтобы меня вытаскивали. Пьянка. Райли… желаю Райли. Нуждаюсь в Райли. Скучаю по Райли. Мы встречаемся с Тони в баре для подписания каких-то бумаг. Много гребаного алкоголя. Слишком много гребаного алкоголя, судя по моей голове.

Удовольствие, чтобы похоронить боль.

Изо всех сил пытаюсь пробиться сквозь туман в голове, чтобы вспомнить остальное. Яркие проблески среди тумана. Возвращаемся сюда. Дом на Пэлисейдс ближе, чем Малибу. Пью еще. Тони не комфортно в ее деловом костюме. Даю ей свою футболку. Стоя на кухне, гляжу на гребаный контейнер с сахарной ватой на столе. Воспоминания о ярмарке делают боль обжигающей.

— Ох, черт, — стону я, когда следующее воспоминание четко и ясно вспыхивает у меня в голове.

Сижу на диване. Бэкс, засранец, выглядит прекрасно, хотя пил со мной наравне, сидит в кресле напротив меня. Его ноги подняты, а голова откинута назад. Тони рядом со мной на диване. Протягиваю руку мимо нее к столику, чтобы взять свое пиво. Она тянется ко мне. Обнимает за шею. Ее рот на моих губах. Слишком много алкоголя и в груди по-прежнему пылает огонь желания. Мне так больно, потому что мне нужна Райли. Только Райли.

Удовольствие, чтобы похоронить боль.

Целую ее в ответ. На мгновение теряясь в ней. Пытаюсь избавиться от постоянной боли. Забыть, как чувствовать. Все неправильно. Так неправильно. Отталкиваю ее. Она не Райли.

Гляжу вверх и встречаю неодобрительный взгляд Бэкса.

Че-е-ерт! Стаскиваю себя с кровати и тут же съеживаюсь от грохота товарного поезда в голове. Добираюсь до ванной и на мгновение сгибаюсь над раковиной, изо всех сил пытаясь прийти в себя. Образы прошлой ночи продолжают мелькать. Гребаная Тони. Смотрю в зеркало и морщусь.

— Дерьмово выглядишь, Донаван, — бормочу я про себя. Налитые кровью глаза. Щетина больше похожая на бороду. Уставший. И опустошенный.

Райли. Фиалковые глаза умоляют меня. Нежная улыбка. Огромное сердце. Чертовски идеальна.

Я люблю тебя, Колтон.

Боже, я скучаю по ней. Она нужна мне. Я хочу ее.

Чищу зубы. Пытаюсь избавиться от привкуса алкоголя и отчаяния. Начинаю стаскивать с себя рубашку и нижнее белье — мне нужно избавиться от ощущения рук Тони. От меня пахнет ее духами. Мне позарез нужен душ. Только собираюсь включить воду, как слышу стук в дверь.

— Кто это, черт возьми? — ворчу я, прежде чем посмотреть на часы. Еще чертовски рано.

Рассеянно смотрю чего бы надеть, пытаясь прояснить туман в голове. Не могу найти свои вчерашние брюки. Куда, черт побери, я их положил? В отчаянии рывком открываю комод, хватаю первую попавшуюся пару джинсов и поспешно запихиваю в них ноги. Спешу вниз по лестнице, застегивая на ходу пуговицу, пытаясь понять, кто, черт возьми, у моей двери. Оглядываюсь и вижу Бэкса, лежащего в бессознательном состоянии на диване. Так тебе, засранец, и надо. Поднимаю глаза и вижу, как Тони на своих длинных ногах открывает дверь. Вид ее — в одной лишь футболке, вид ее ног — никак на меня не действует, как бывало раньше.

— Кто там, Тон? — мой голос звучит чужеродно. Скрипучий. Без эмоций, потому что единственное чего я хочу, чтобы Тони ушла. Хочу, чтобы она ушла из моего дома, мне не нужно напоминание о том, что могло бы произойти. Что я чуть не облажался. Потому что теперь это важно. Теперь она важна.

И когда я ступаю в ослепительный утренний свет дверного проема, клянусь Богом, мое сердце пропускает удар. Там стоит она. Мой ангел. Та, которая помогает мне пробиться сквозь тьму, позволяя мне держаться за ее свет.


ГЛАВА 31

Мой стук в дверь звучит глухо. Поднимаю руку, подумывая постучать еще раз, просто чтобы убедиться. Плечи начинают расслабляться от облегчения, что он не скрывается внутри с кем-то, когда дверь под моими пальцами открывается внутрь.

Вся кровь отхлынула от головы, когда дверь распахивается и передо мной предстает Тони. Ее волосы взъерошены со сна. Макияж под глазами размазан. Она босая, длинные загорелые ноги выглядывают из-под футболки, которая, как я знаю, принадлежит Колтону, вплоть до маленькой дырочки на левом плече. Утренняя прохлада наглядно демонстрирует, что она без лифчика.

Уверена, выражение шока на моем лице отражается и на ее лице, хоть и на мгновение, потому что она быстро приходит в себя, ее губы расплываются в медленной, понимающей улыбке сирены. Глаза торжествующе блестят, и она облизывает верхнюю губу, когда я слышу шаги, доносящиеся из дома.

— Кто там, Тон?

Она лишь еще сильнее улыбается, распахивая дверь шире. Колтон шагает к двери в одних джинсах; его пальцы нащупывают пуговицы, застегивая ширинку. Его лицо щеголяет более чем однодневной привычной щетиной, волосы грязные и спутанные от сна. Глаза налиты кровью, заставляя щуриться от утреннего солнечного света, когда он останавливается в дверном проеме. Он выглядит суровым и беспечным, на нем сказалось выпитое прошлой ночью. Он выглядит так, как чувствую себя я, дерьмово, но независимо от того, как сильно я ненавижу его в этот момент, от его вида все еще перехватывает дыхание.

Все происходит так быстро, но мне кажется, что время останавливается и движется в замедленном темпе. Замирает. Глаза Колтона фиксируются на мне, осознавая, кто стоит у его двери. Понимая, что я все знаю. Его зеленые глаза удерживают мой взгляд. Одновременно умоляя, спрашивая, извиняясь за боль и сокрушительное опустошение, отражающиеся в нем. Он шагает вперед в дверной проем, и с моих губ срывается сдавленный возглас, останавливающий его.

Изо всех сил пытаюсь дышать. Пытаюсь втянуть в себя воздух, но тело не слушается. Оно не понимает врожденных сигналов мозга, исходящих от легких, потому что так ошеломлено. Так раздавлено. Мир вращается вокруг меня, но я не могу двигаться. Смотрю на Колтона, в сознании формируются слова, но с губ не слетают. Слезы обжигают горло и щиплют глаза, но я борюсь с ними. Я не доставлю Тони удовольствия видеть, как плачу, когда она ухмыляется мне из-за его плеча.

Время возобновляет свой бег. Делаю вдох, и мысли начинают обретать форму. В венах начинает бушевать гнев. В душе начинает образовываться пустота. Боль отдается в сердце. Качаю головой в отвращении к нему. К ней. В покорном шоке.

— Да пошло оно все, — говорю я тихо, но неумолимо, поворачиваясь, чтобы уйти.

— Райли, — в отчаянии кричит Колтон хриплым от сна голосом, я слышу, как за мной хлопает дверь. — Райли! — кричит он мне, когда я почти бегу по дорожке, чтобы скрыться от него. От нее. От всего этого. — Райли, это не то, что ты…

— Не то, что я думаю? — недоверчиво кричу я ему через плечо. — Потому что, когда твоя бывшая в твоей футболке открывает дверь так рано утром, что еще я должна думать? — Его тяжелые шаги раздаются позади меня. — Не прикасайся ко мне! — кричу я, когда он хватает меня за руку и поворачивает лицом к себе. Выдергиваю руку из его хватки, моя грудь вздымается, зубы стиснуты. — Не трогай меня, твою мать!

Хотя и на время, гнев сейчас заменил боль. Он проносится по мне бушующим адским пламенем, исходя от меня волнами. Сжимаю кулаки и закрываю глаза. Я не буду плакать. Я не доставлю ему удовольствия видеть, с какой силой он разрывает меня на части. И не покажу, что отдавать сердце во второй раз может оказаться самым большим сожалением в моей жизни.

Когда я поднимаю взгляд, его глаза встречаются с моими, и мы смотрим друг на друга. Я по-прежнему испытываю к нему любовь. Такую глубокую. Такую неприкрытую.

Такую отвергнутую.

Его глаза полны эмоций, он сжимает и разжимает челюсть, пытаясь подыскать правильные слова.

— Райли, — молит он, — позволь мне объяснить. Прошу.

Его голос срывается на последнем слове, и я закрываю глаза, чтобы отгородить ту часть меня, которая все еще хочет исправить его, утешить. И тут меня снова охватывает гнев. На себя за то, что я все еще беспокоюсь о нем. На него за то, что разбил мне сердце. На нее за… просто за то, что она есть.

Он проводит рукой по волосам, а затем трет щетину. Этот звук — который я обычно находила таким сексуальным — не делает ничего, кроме как глубже вгоняет пресловутый нож в мое сердце. Он делает шаг вперед, и я отражаю его движение, делая шаг назад.

— Клянусь, Райли. Это не то, что ты думаешь…

Недоверчиво фыркаю, зная, что непревзойденный плейбой скажет что угодно — сделает что угодно — чтобы выпутаться. Образ Тони, свернувшейся калачиком в одной футболке на голое тело, вспыхивает в моей голове. Пытаюсь избавиться от других картин, формирующихся в сознании. Ее руки на нем. Их переплетенные тела. Закрываю глаза и намеренно сглатываю, пытаясь стереть эти образы.

— Не то, что я думаю? Если это выглядит как утка и ходит как утка… — я пожимаю плечами, — …ну ты знаешь, как говорят.

— Ничего не бы…

— Кря! — кричу я ему. Знаю, что веду себя как ребенок, но мне все равно. Я в бешенстве и мне больно. Он качает головой, и я вижу отчаяние в его глазах. Самодовольная ухмылка Тони заполняет мой разум, ее предыдущие насмешки эхом отдаются в голове и раздувают пламя.

Глаза Колтона изучают меня, когда он снова подходит ко мне, а я отступаю. Вижу, как на его лице мелькает боль отвержения. Мне нужна дистанция, чтобы ясно мыслить. Качаю головой, мои глаза полны разочарования, а сердце боли.

— Из всего множества, Колтон… почему ты выбрал ее? Почему побежал к ней? Особенно после того, чем мы делились прошлой ночью… после того, что ты мне показал. — Воспоминания о близости между нами, когда мы смотрели друг на друга в зеркале, почти невыносимы, но они наполняют мой разум. Он позади меня. Его руки на моем теле. Глаза упиваются мной. Губы говорят мне посмотреть на себя, понять, почему он выбирает меня. Что меня для него достаточно. Всхлипывание, которое невозможно сдержать, вырывается из меня, и оно настолько мучительное, исходит из таких глубин, что я обхватываю себя руками в попытке заглушить его силу.

Колтон протягивает руку, чтобы коснуться меня, но останавливается, когда я смотрю на него, его лицо искажено болью, а глаза безумны от неуверенности. Он не знает, как унять причиненную им боль.

— Райли, пожалуйста, — умоляет он. — Я снова могу все исправить…

Кончики его пальцев так близко к моей руке, что у меня уходят все силы на то, чтобы не прильнуть к его прикосновению. Избегая прикасаться ко мне, он засовывает руки в карманы, чтобы защититься от утренней прохлады. Или, возможно, моей.

Знаю, мне больно, я смущена и прямо сейчас его ненавижу, но я по-прежнему люблю его. Я не могу этого отрицать. Могу с этим бороться, но не могу отрицать. Я люблю его, хоть он мне этого и не позволяет. Люблю его даже несмотря на причиненную им боль. Шлюзы, которые я пыталась держать закрытыми, прорывает, и слезы текут по моим щекам. Смотрю на него затуманенным взором, пока снова не обретаю голос, несмотря на отчаяние.

— Ты сказал, что попытаешься… — это все, что я могу сказать, и даже тогда мой голос срывается на каждом слове.

Его глаза умоляют меня, и я вижу в них стыд. Могу только представить из-за чего. Он вздыхает, его плечи опускаются, тело уничтожено.

— Я пытаюсь. И… — Он запинается, вынимая руки из карманов, и что-то выпадает из одного из них. Кусочек бумаги опускается на землю как в замедленной съёмке, солнце отражается на серебристой упаковке. Моему разуму требуется мгновение, чтобы понять, что приземлилось у моих ног — и не потому, что я не понимаю, а скорее потому, что надеюсь, что я ошибаюсь. Смотрю на эмблему Трояна, украшающую надорванный пакетик, нервные окончания медленно воспламеняются.

— Нет, нет, нет… — в шоке повторяет Колтон.

— Ты пытаешься? — кричу я на него, мой голос повышается, гнев пылает внутри. — Когда я говорила попытаться, Ас, я не имела в виду пытаться засунуть свой член в очередную доступную претендентку в первый же раз, когда ты испугаешься! — кричу я, не заботясь о том, кто меня услышит. Чувствую растущую панику Колтона — его неуверенность в том, как на этот раз справиться с последствиями своих поступков — и мысль о том, что ему никогда не приходилось раньше… что никто никогда не указывал ему на это, не заставлял отвечать, разжигает мой гнев еще больше.

— Это не то, что я… клянусь, это не вчерашнее.

— Кря! — кричу я, желая схватить его и держать, и никогда не отпускать, и в то же время желая ударить, толкнуть и показать ему, как сильно он меня ранил. Я как на гребаных американских горках, и я просто хочу спрыгнуть. Чтобы аттракцион остановился. Почему я все еще здесь? Почему сражаюсь за то, чего он явно не хочет? Не заслуживает от меня?

Он раздраженно проводит руками по волосам, лицо бледное, в глазах паника.

— Райли. Прошу. Давай просто сделаем пит-стоп.

— Гребанный пит-стоп? — кричу я на него, повышая голос, злясь, что сейчас он относится ко мне снисходительно. Пит-стоп? Больше похоже на переустановку двигателя. — Ты больше в нас не веришь? — спрашиваю я, пытаясь понять сквозь боль. — Ты сказал мне на днях, что у Тони нет и десятой части моей сексуальности? Полагаю, ты решил переключится на менее привлекательных, да? — знаю, я излишне драматизирую, но в груди болит с каждым вздохом, и, честно говоря, на данный момент мне все равно. Мне больно — я опустошена — и мне хочется, чтобы ему было больно, как и мне. — Неужели ты не верил в меня настолько, чтобы побежать к кому-то другому? Трахнуть кого-то еще? — его молчание — единственный ответ, который мне нужен, чтобы узнать правду.

Когда у меня, наконец, хватает смелости посмотреть ему в глаза, мне кажется, он видит в моем взгляде покорность, которая, в свою очередь, вызывает панику в его глазах. Он удерживает мой взгляд, изумрудный аметистовый, из того спектра эмоций, проходящих между нами — сожаление самое сильное из всех. Он протягивает руку, чтобы стереть слезу с моей щеки, и я вздрагиваю от его прикосновения. Знаю, если он прикоснется ко мне сейчас, я исчезну в беспорядочном хаосе ощущений. Мой подбородок дрожит, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Я же говорил, что сделаю тебе больно, — шепчет он позади меня.

Останавливаюсь в двух шагах от него. Слишком большое расстояния, но его слова меня бесят. Знаю, если уйду, не сказав этого, буду вечно сожалеть. Поворачиваюсь к нему лицом.

— Да! Говорил! Но то, что ты меня об этом предупредил, не означает, что все в порядке! — кричу я на него, мой сарказм пропитан гневом. — Смирись с этим, Донаван! У нас обоих есть багаж. У нас обоих есть проблемы, которые мы должны преодолеть. Все так делают! — во мне бурлит ярость. — Бежать к кому-то другому… трахаться с кем-то другим для меня неприемлемо. То, что я не потерплю.

Колтон задерживает дыхание, когда я наношу удары словами. Вижу на его лице мучения, и часть меня успокаивается от понимания, что ему больно — может, не так сильно, как мне — но, по крайней мере, я знаю, что мои мысли о том, кем мы являлись не были полной ложью.

— Ты не можешь любить меня, Райли, — тихо говорит он, глядя мне в глаза.

— Ну, ты уж постарался в этом убедиться, не так ли? — говорю я дрожащим голосом. — Ты переспал с ней, Колтон? — мои глаза умоляют его, наконец, задав вопрос, на который я не уверена, что хочу получить ответ. — Потрахаться с ней стоило того, чтобы потерять меня?

— А это имеет значение? — бьет он в ответ, эмоции борются на его лице, когда он уходит в оборону. — Ты все равно будешь думать, что тебе хочется, Райли.

— Не переводи стрелки на меня, Колтон! — кричу я на него. — Это не я налажала!

Он смотрит на меня несколько мгновений, прежде чем ответить, его глаза обвиняют, а когда он заговаривает, его голос обжигает льдом.

— Разве не ты?

Его слова — жгучая пощечина для меня. Объявился Бездушный Колтон. Слезы текут по моим щекам. Я больше не могу стоять здесь и терпеть свою боль.

Что-то позади него бросается мне в глаза, и я оглядываюсь, чтобы увидеть, как Тони открыла дверь. Она прислонилась к косяку, с любопытством наблюдая за нашим разговором. Вид ее там дает мне силы, которые нужны, чтобы уйти.

— Нет, Колтон, — отвечаю я сурово, — это целиком твоя вина. — Закрываю глаза и глубоко вдыхаю, пытаясь сдержать слезы, которые не прекращаются. У меня перехватывает дыхание, подбородок дрожит от того, что я должна была сделать еще в первую ночь нашей встречи. — Прощай — шепчу я хриплым от эмоций голосом, глаза полны слез.

Сердце переполнено непринятой любовью.

— Ты бросаешь меня? — его вопрос — это душераздирающая мольба, которая вползает в мою душу и захватывает ее. Печально качаю головой, глядя на маленького мальчика, потерявшегося внутри плохого парня, стоящего передо мной. Уязвимость, прикрытая мятежом. Он хоть представляет, насколько сейчас неотразим? Какой он замечательный, чуткий, заботливый, страстный мужчина? Как он может так много дать кому-то, пожертвовать собой ради отношений, если только победит своих демонов и позволит кому-то проникнуть внутрь себя?

Как я могу думать об этом сейчас? Как я могу беспокоиться о том, как мой уход ранит его, когда душераздирающие доказательства находятся прямо перед глазами, у моих ног?

Его глаза лихорадочно мечутся, паника растет. Боль невыносима. Ранит его. Ранит меня. Уйти от человека, которогоя люблю, когда никогда не думала, что снова смогу испытывать такие сильные чувства. Уйти от мужчины, установившего планку, с которой я буду сравнивать всех остальных. Грудь сжимается, когда я пытаюсь контролировать свои эмоции. Мне нужно идти. Нужно дойти до машины.

Вместо этого, я подхожу к нему ближе, к наркотику, от которого у меня зависимость. Его глаза расширяются, когда я протягиваю руку и нежно провожу пальцами по его сильной челюсти и идеальным губам. Он закрывает глаза, ощущая мое прикосновение, и когда открывает их, я вижу хлынувшее в них опустошение. От вида его молчаливого разрушения что-то сжимается в моей груди. Поднимаюсь на цыпочки и, ох, как нежно целую его в губы, нуждаясь почувствовать его вкус в последний раз. Последний раз ощутить его. Нуждаясь в последнем воспоминании о нем.

В последней трещине, разбивающей мое сердце вдребезги.

Рыдания срываются с моих губ, когда я делаю шаг назад. Знаю, это наш последний поцелуй.

— Прощай, Колтон, — повторяю я в последний раз вбирая его образ, запечатлевая его в памяти. Мой Ас.

Поворачиваюсь на каблуках и спотыкаясь бреду вниз по дорожке, ослепленная слезами. Слышу свое имя, слетающее с его губ, игнорирую просьбу вернуться, чтобы мы могли это исправить, выбрасываю его из головы и заставляю ноги двигаться к машине. Потому что даже если мы исправим все в этот раз с Колтоном, всегда будет следующий.

— Но, Райли, ты нужна мне… — сокрушительное отчаяние в его голосе останавливает меня. Уничтожает. Ломает те части меня, которые еще не сломаны. Разрывает все внутри и обжигает. Потому что каким бы Колтон ни был, в нем есть столько всего хорошего. И я знаю, что он нуждается во мне так же, как и я в нем. Я слышу это по его голосу. Чувствую это в своей душе. Но этого для меня уже недостаточно.

Смотрю в землю перед собой и качаю головой. Не могу повернуться к нему лицом, потому что не смогу уйти от того, что увижу в его глазах. Я слишком хорошо себя знаю, но не могу простить содеянного. Закрываю глаза, и когда начинаю говорить, то не узнаю свой собственный голос. Он холоден. Без всяких эмоций. Отстраненный.

— Тогда, может, тебе стоило подумать об этом до того, как тебе стала нужна она.

Говорю своему телу уходить, когда Колтон втягивает в себя воздух. Дергаю дверь и бросаюсь в машину как раз вовремя, чтобы уступить слезам и бесконечной боли. И тут меня поражает. Как одинока я была последние два года. Как, до тех пор, пока мне не пришлось уйти от Колтона, я не понимала, что он единственный, кто смог заполнить эту пустоту внутри меня. Был единственным, кто сделал меня снова целой.

Не знаю, как долго я так сижу, эмоции вспыхивают, мир взрывается, а сердце раскалывается на части. Когда я могу достаточно собраться, чтобы ехать никуда не врезаясь, завожу машину. Отъезжая от тротуара, в зеркале заднего вида вижу, что Колтон все еще стоит с раненым выражением на лице и сожалением в глазах.

Заставляю себя уехать. От него. От своего будущего. От возможностей, которые я считала реальностью. От всего, чего мне никогда не хотелось, но теперь не знаю, как буду без этого жить.


ГЛАВА 32

Ноги бьют о тротуар в такт музыке. Яростные тексты песен помогают избавится от части тревоги, но не от всей. Делаю последний поворот на улицу, чтобы добраться до своего дома, и просто хочу продолжать бежать мимо него — мимо воспоминаний о Колтоне, витающих в доме и ежедневно наводняющих мой телефон.

Но я не могу. Сегодня важный день. Нас посетят корпоративные шишки, и мне придется изложить окончательные детали проекта, а также выдать им необходимое цирковое представление, которое хочет устроить для них Тедди.

Я полностью посвятила себя подготовке к этой встрече. Отодвинула в сторону — или старалась насколько это возможно — вид самодовольного лица Тони, мелькающего у меня в голове. Пыталась использовать работу, чтобы заглушить голос Колтона, умоляющего меня, говорящего, что я ему нужна. Пыталась забыть отблески солнца на пакетике из фольги. Слезы стоят в моих глазах, но я сдерживаю их. Не сегодня. Я не могу плакать сегодня.

Пробегаю последние пару шагов по крыльцу, занятая своим iPod, стараясь не замечать новый букет георгин, стоящий на пороге. Открыв дверь, выдергиваю карточку из композиции, не глядя на цветы, и бросаю ее в чашу на столе в фойе, уже переполненную ее многочисленными неоткрытыми и аналогичными копиями.

Вздыхаю, направляясь на кухню, и морщу нос от царствующего в воздухе запаха слишком большого количества нежеланных цветов, беспорядочно расставленных по всему дому. Вынимаю наушники и наклоняюсь к холодильнику за водой.

— Телефон?

Надменный голос Хэдди пугает меня.

— Иисусе, Хэд! Ты меня до смерти напугала!

Поджав губы, она смотрит как я пью воду, ее обычно радостное выражение лица сменяется раздражением.

— Что? Что я сделала на этот раз?

— Извини, что беспокоюсь о тебе. — Ее сарказм совпадает с вкрадчивым выражением ее лица. — Тебя не было гораздо дольше обычного. Легкомысленно отправляться на пробежку без телефона.

— Мне нужно было проветрить голову. — Мой ответ не уменьшает ее ощутимое раздражение. — Он постоянно звонит мне и пишет. Мне просто нужно было сбежать от телефона… — жестом показываю на абсурдное количество цветочных композиций, — …из нашего дома, который пахнет как чертово похоронное бюро.

— Немного нелепо, — соглашается она, морща нос, и ее черты смягчаются, когда она смотрит на меня.

— Глупо — вот что это такое, — бормочу я себе под нос, садясь за кухонный стол и развязывая кроссовки. От ежедневно доставляемых одного-двух букетов с карточками, которые остаются не прочитанными, до многочисленных текстовых сообщений, которые я удаляю, не читая, Колтон просто не понимает намека на то, что я с ним закончила. Совсем. Забыла его.

И независимо от того, насколько громко я пытаюсь произнести эти слова, я тихо разваливаюсь по швам. Некоторые дни лучше, чем другие, но те другие — они изнуряющие. Я знала, что Колтона будет трудно забыть, но не знала, насколько это будет трудно сделать. И в добавок ко всему, он просто не хочет меня отпускать. Я не разговаривала с ним, не видела его, не читала его сообщений или карточек, не слушала голосовых сообщений, переполняющих память моего телефона, но он остается неумолим в своих попытках. Его настойчивость говорит мне, что на самом деле его гложет чувство вины.

Моя голова приняла финал, сердце — нет. И если я сдамся и прочитаю карточки или узнаю о песнях, на которые он ссылается в своих сообщениях, отображающих, как он себя чувствует, тогда я не уверена, что станет с решительностью моего разума. Услышать его голос, прочитать его слова, увидеть его лицо — любое из этих действий разрушит карточный домик, который я пытаюсь воссоздать вокруг своего разбитого сердца.

— Рай?

— Да?

— Ты в порядке?

Смотрю на свою дорогую подругу, пытаясь собраться, чтобы она не смогла ничего увидеть сквозь мое фальшивое притворство, и кусаю нижнюю губу, подавляя слезы, вновь угрожающие пролиться. Качаю головой и загоняю их обратно.

— Да. Нормально. Мне просто пора на работу.

Встаю и прохожу мимо нее, отчаянно желая избежать зажигательной речи Хэдди Монтгомери. Я недостаточно проворна. Она протягивает руку и крепко удерживает меня за предплечье.

— Рай, может, он не… — она замолкает, когда мои глаза встречаются с ее глазами.

— Я не хочу говорить об этом Хэдди. — Убираю ее руку и направляюсь к себе в спальню. — Я опаздываю.

— Все готово?

Бросаю взгляд на Тедди, заканчивая последний прогон презентации в Power Point на экране в конференц-зале, и убеждаюсь, что моя улыбка выражает уверенность. На случай, если до Тедди дошли слухи, я не смогу дать ему знать, что между Колтоном и мной что-то не так. Иначе знаю, он будет беспокоиться о потере финансирования.

— Безусловно. Я просто жду, когда Синди закончит с копиями программок, чтобы разложить их поверх папок.

Он входит в комнату, пока я прикрепляю график к подставке.

— Уверен, ты заметила, что я скорректировал и добавил пару пунктов в повестку дня. Это не повлияет на твою часть выступления, но…

— Это ваша встреча, Тедди. Уверена, все, что вы добавили пройдет хорошо. Вам действительно не нужно обсуждать со мной эти изменения.

— Знаю, знаю, — говорит он, глядя на слайд на экране проектора, — но сегодня твое детище будет представлено важным шишкам.

Я искренне улыбаюсь ему.

— И я введу их в курс дела. У меня есть уточнения, бюджетные прогнозы, оценочные графики и все остальное, связанное с проектом, обновленным и готовым к представлению.

— Это же ты, Рай. Я не беспокоюсь. Ты никогда меня не подводила. — Он улыбается мне в ответ и похлопывает по спине, прежде чем взглянуть на часы. — Они будут здесь с минуты на минуту. Тебе что-нибудь нужно от меня, прежде чем я пойду их встречать?

— Ничего не приходит на ум.

Синди проходит мимо Тедди по пути в конференц-зал.

— Хочешь сначала посмотреть программки или мне просто разложить их поверх папок?

Взглянув на часы, понимаю, что на это у меня уже нет времени.

— Можешь просто положить их на папки. Очень кстати. Спасибо.

Убираю свой беспорядок, возвращаю презентацию к первому слайду и выбегаю из конференц-зала обратно в свой офис, чтобы припрятать ненужные предметы, когда в коридоре слышу резонирующий голос Тедди. Пора сделать вид, что у меня боевой настрой.

— А вот и она, — грохочет он, его голос отражается от офисных коридоров.

Останавливаюсь, мои руки заняты, и тепло улыбаюсь разряженным бизнесменам.

— Джентльмены. — Киваю головой в знак приветствия. — Очень рада, что вы здесь. Не можем дождаться, чтобы ввести вас в курс дела о проекте и узнать ваше мнение. — Смотрю на свои переполненные вещами руки и продолжаю. — Мне лишь необходимо по-быстрому убрать эти вещи, и вскоре я вернусь.

Вбегаю в свой кабинет, бросаю вещи на стол и на минутку проверяю свой внешний вид, прежде чем вернуться в конференц-зал. Вхожу как раз в тот момент, когда Тедди начинает выступать перед аудиторией. Стараясь не прерывать его приветственную речь, сажусь на первое же свободное место в начале массивного прямоугольного стола, не оглядываясь на людей в комнате позади меня.

Тедди разглагольствует об ожидаемых результатах и о том, как мы их превзойдем, пока я раскладываю перед собой бумаги. Листочек с программкой лежит сверху, небрежно пробегаюсь по ней глазами, так как знаю ее как свои пять пальцев. А потом вглядываюсь хорошенько, когда замечаю одно из изменений Тедди. Прямо под временем моего выступления лист омрачают слова «CD Enterprises».

Сердце останавливается, пульс учащается. Дыхание замирает, и я начинаю чувствовать легкое головокружение. Нет! Не сейчас. Я не могу сделать это прямо сейчас. Эта встреча слишком много значит. Ему нельзя здесь находиться. Меня начинает охватывать паника. Кровь ударяет в голову, заглушая слова Тедди. Я медленно опускаю бумагу и кладу руки на колени, надеясь, что никто не заметит их дрожь. Опускаю голову и плотно закрываю глаза, пытаясь восстановить дыхание. Насколько глупо было предполагать, что его здесь не будет? В конце концов, его пожертвования и спонсорская программа являются причиной того, что наши руки зависли над кнопкой «Пуск». Я была так поглощена тем, что избегала его и удачно сказывалась больной для некоторых мероприятий, которые должна была посещать, что полностью исключила подобную возможность из своего подсознания.

Может, Колтон не пришел. Тогда, конечно, это означает, что здесь, скорее всего, будет сидеть Тони. Не знаю, кто из них был бы хуже. Когда я больше не могу этого выносить, делаю глубокий вдох и поднимаю глаза, чтобы оглядеть людей, находящихся в помещении.

И тут же натыкаюсь на светло-зеленые глаза Колтона, чье внимание сосредоточено исключительно на мне. Карточный домик, окружающий мое сердце, с трепетом ложится на землю, и при виде его из моих легких исчезает весь воздух. Как бы я ни убеждала себя разорвать зрительный контакт, это похоже на автокатастрофу. Я просто не могу не смотреть.

Только потому, что я хорошо знаю его лицо, замечаю еле заметную разницу в его внешности. Его волосы длиннее, щетина на челюсти вернулась, под глазами залегли тени, и он кажется немного неопрятным для человека, который всегда так организован. Перевожу взгляд на его великолепное мужественное лицо и возвращаюсь к его глазам. Именно при повторном осмотре я понимаю, что обычная озорная искорка, зажигавшая их изнутри, отсутствует. Они выглядят потерянными, даже грустными, молча умоляя меня. Вижу, как пульсирует мышца на его челюсти, а сила его взгляда усиливается. Отрываю от него глаза, не желая читать его невысказанные слова.

После того что он сделал, он не заслуживает даже моего взгляда. На мгновение закрываю глаза, пытаясь сморгнуть подступающие слезы, говоря себе, что я должна собраться. Должна сохранять самообладание. И независимо от того, что я говорю себе, образ Тони, едва прикрытой футболкой Колтона, мелькает у меня в голове. Мне приходится сдерживать приступ тошноты и бороться с желанием покинуть комнату. Шок от того, что я его здесь увидела, медленно превращается в гнев. Это мой офис и моя встреча, и я не могу позволить ему повлиять на меня. Или, по крайней мере, мне придется притвориться.

Сжимаю челюсти и отмахиваюсь от страданий, когда голос Тедди медленно проникает сквозь гул в моей голове. Он представляет меня, и я поднимаюсь на подкашивающихся ногах, направляясь в начало конференц-зала, слишком хорошо осознавая, что взгляд Колтона прикован ко мне.

Стою в передней части зала, благодарная, что репетировала свою презентацию много раз. Мой голос срывается, когда я начинаю, но я медленно обретаю уверенность, продолжая. Стараюсь встречаться с глазами корпоративных боссов, а также избежать одной конкретной пары глаз. Направляю свою боль и гнев на него и его действия — и вообще на его присутствие — чтобы подпитывать свой энтузиазм по поводу проекта. Говорю о «CD Enterprises» и их грандиозном вкладе, но не смотрю в его сторону. Спокойно и лаконично завершаю презентацию и улыбаюсь аудитории. Отвечаю на несколько вопросов, а затем с радостью сажусь на свое место, в то время как Колтон встает из-за стола и направляется в начало комнаты.

Копаюсь в бумагах, пока Колтон обращается ко всем. Проклинаю себя за то, что вошла на встречу в последнюю минуту, и теперь нахожусь не на достаточном расстоянии от передней части комнаты. Он стоит так близко ко мне, что его чистый, древесный запах повисает в воздухе и затуманивает мою голову, вызывая воспоминания о нашем совместном времени. Все мои чувства в полной боевой готовности, и я бы все отдала, чтобы прямо сейчас выйти из комнаты.

Это пытка — находится в нескольких сантиметрах от человека, который заставляет любить его по необъяснимым причинам, отчаянно желать, ужасно презирать и причиняет неизмеримую боль, все одновременно.

Бесцельно роюсь в бумагах, пытаясь отвлечься, когда надрыв в его голосе притягивает мое внимание. Мои глаза отчаянно хотят посмотреть на него — выяснить причину или объяснение его действий, но я знаю, ничто не сотрет из моей головы образы того дня.

— При сотрудничестве «Коллективной Заботы» «CD Enterprises» изыскала все возможные пути, чтобы обеспечить наибольшую сумму пожертвований. Мы постучались во все двери, урегулировали все неразрешенные вопросы и ответили на все телефонные звонки. Всему уделяется равное внимание. Мы никого не упустили из виду, что, как выяснилось, происходило в прошлых проектах, в которых обычно, когда вы меньше всего этого ожидаете, появляется кто-то кого бы вы могли списать со счетов — и в итоге позволяет переломить ситуацию. Иногда тот, кого вы считали несущественным, оказывается тем, кто играет безумно важную роль.

На слове, которое имеет большое значение в наших отношениях, мои глаза инстинктивно взлетают на Колтона. Несмотря на зрителей, глаза Колтона прикованы к моим, будто он ждет от меня хоть какой-то реакции, которая сказала бы ему, что я слышала его скрытые намеки. Что мне все еще не все равно. И конечно я сыграла ему на руку. Проклятье! Изумрудные глаза впиваются в меня, на его челюсти играют мышцы, наш взгляд длится дольше, чем позволено профессионалам, послание, зашифрованное в его словах, фиксируется в моей душе.

Уголок его рта приподнимается в крошечной улыбке, когда он отрывает от меня взгляд, чтобы продолжить. И эта маленькая улыбка, это маленькое проявление высокомерия, доказывающее, что теперь он знает, что все еще влияет на меня, и бесит меня и поражает. Или он пытается мне сказать, что для него важна только я? Я в таком замешательстве. Больше не знаю, что думать.

Единственное, в чем я уверена, так это в том, что я отказываюсь быть такой девушкой. Девушкой, на которую все смотрят и думают, что она дурочка, раз постоянно возвращается к парню, который всегда ведет с ней неправильно ― спит с кем попало за ее спиной, дает ей ложную надежду, говорит одно, а делает другое. У меня есть характер, и как бы я ни хотела Колтона — как бы я ни любила Колтона — я слишком ценю то, что могу предложить кому-то, чтобы позволить ему или любому парню растоптать меня и мою самооценку. Я просто должна продолжать говорить себе это, когда его голос соблазняет меня, пытаясь вернуть и укрепить свою власть надо мной тем, чего я никогда не испытывала.

— И такой звонок поступил вчера мне в офис. И ни в коем случае мы не закончили прилагать наши усилия по сбору средств, но с этим неожиданным телефонным звонком я рад объявить, что в дополнение к средствам, уже заложенных «CD Enterprises», еще два миллиона долларов были перечислены в счет пожертвований на завершение вашего проекта.

Со словами Колтона общий вздох эхом разносится по комнате. Голоса гудят от волнения и осознания того, что наш проект сейчас полностью профинансирован, что все наши труды принесут свои плоды.

В этой суматохе я опускаю голову и закрываю глаза, словно на американских горках поднимаясь вверх, а затем падая вниз. Даже не могу начать осознавать гамму эмоций, проходящих через меня. С одной стороны, все мои усилия в интересах моих мальчиков окупятся самым грандиозным образом. Больше детей извлекут пользу из программы и получат шанс стать уверенными членами общества. С другой стороны, именно Колтон дал мне эту победу. Поговорим об иронии. Я получаю все, о чем мечтала на профессиональном уровне от человека, которого хочу больше всего на свете, но не могу иметь в собственной жизни.

Как бы я ни боролась с эмоциями, они слишком сильные, чтобы с ними справиться. Я потрясена. Постоянные колебания между болью, гневом и страданием истощили меня. Слеза скользит по моей щеке, и я поспешно смахиваю ее тыльной стороной ладони, поскольку мои плечи дрожат, являясь предвестником целого водопада. Боль от того, что Колтон в пределах досягаемости, но так далеко от меня, слишком сильна. Все еще чересчур свежо. Раны еще открыты.

Я настолько потерялась в эмоциях, что забыла об окружающих. Когда я прихожу в себя, в комнате царит тишина. Опускаю голову, пытаясь взять себя в руки, слышу приглушенный голос Тедди.

— Это значит для нее все. Она вложила в это душу и сердце… нельзя винить ее за то, что это ее так потрясло.

Слышу согласный шепот, и я рада, что мои коллеги ошибочно приняли мои эмоции за восторг по причине хороших новостей о проекте, а не за следствие моей личной душевной боли. Заставляю себя улыбнуться и смотрю на людей, несмотря на слезы, бегущие из глаз. Встречаю взгляд Тедди, на его лице отражаются тепло и гордость, и робко улыбаюсь ему, разыгрывая фарс. Все, что угодно, лишь бы сбежать от Колтона.

— Прошу прощения, мне нужна минутка, — бормочу я.

— Конечно. — Он мягко улыбается, как и все остальные, полагая, что мне нужно взять себя в руки, но по совершенно иным причинам.

Встаю и спокойно направляюсь к двери, огибая по широкой дуге то место, где стоит Колтон, и выхожу из комнаты. Слышу голос Тедди, поздравляющий всех и объявляющий о том, что встреча закончилась, поскольку в мозговом штурме касательно того, как обеспечить остальную часть финансирования, больше нет необходимости. По мере удаления от конференц-зала мой шаг ускоряется. Поднимаю руку вверх перед Стеллой, фактически отмахиваясь от нее, когда она зовет меня по имени. Добираюсь до своего офиса и еле успеваю закрыть дверь, прежде чем первые рыдания вырываются из моего горла.

Позволяю им пронестись сквозь меня, прислонившись к стене напротив двери. Я так пыталась быть сильной и сдерживать их столько дней, но больше не могу. Я разочарована в себе из-за того, что он мне по-прежнему не безразличен. Расстроена, что все еще хочу, чтобы он думал обо мне. Зла, что он может влиять на меня во многих отношениях. Что он все еще заставляет мое сердце таять, в то время как голова осознает, что он побежал к Тони, когда наши отношения вышли за рамки предписанных Колтоном условий встреч.

Игнорирую тихий стук в дверь, не желая, чтобы кто-нибудь видел меня в таком состоянии. Человек упорствует, и я пытаюсь стереть слезы со щек, зная, что это бесполезно. Я никак не могу унять свой неконтролируемый плач. Поднимаю голову, когда дверь открывается, и Колтон проскальзывает внутрь, закрывая ее за собой и прислоняясь к ней.

Я поражена его присутствием в своем офисе. Он возвышается над небольшим пространством. Одно дело пытаться забыть его, когда не видишь, но когда он прямо передо мной — когда я могу коснуться его кончиками пальцев — это намного невыносимее. Мы не отрываясь смотрим друг на друга, и у меня в голове вертится столько всего, что я хочу сказать, и столько всего, что я боюсь спросить. Тишина между нами такая громкая, что оглушает. Глаза Колтона говорят мне так много, просят так много, но я не могу ответить.

Он отталкивается от двери и делает шаг ко мне.

— Райли… — мое имя мольбой слетает с его губ.

— Нет! — говорю я ему, моя негромкая, но бесполезная защита против него. — Нет, — говорю я с большей решимостью, когда он делает еще один шаг. — Не делай этого здесь, Колтон. Прошу.

— Рай… — он протягивает руку, чтобы коснуться меня, и я отбрасываю ее.

— Нет. — Мои губы дрожат, когда он стоит в моем личном пространстве. Смотрю в пол. Куда угодно, только не в глаза. — Не здесь, Колтон. Ты не можешь прийти ко мне на работу — в мой офис — и захватить единственное место, которое поддерживало меня в здравом уме после того, что ты со мной сделал, и запятнать его. — Мой голос срывается на последних словах, слеза бежит по моей щеке. — Пожалуйста… — я толкаю его в грудь, пытаясь отойти на некоторое расстояние, но я недостаточно быстра, потому что он хватает меня за запястья и удерживает их. Электрический разряд, все еще сохраняющийся между нами, заставляет меня стиснуть зубы и сдерживать слезы.

— Хватит! — произносит он с раздражением. — Я не терпеливый человек, Райли. Никогда не был и никогда не буду. Я дал тебе свободу, мирился с тем, что ты игнорируешь меня, но я почти готов привязать тебя к стулу и заставить меня выслушать. Продолжай в том же духе, и я это сделаю.

— Отпусти меня! — выдергиваю запястья из его хватки, чтобы разорвать связь.

— Я не спал с ней, Райли! — отрезает он.

— Не хочу слышать грязных подробностей, Колтон. — Я должна его остановить. Не могу слушать эту ложь. — Три слова — упаковка от презерватива. — Я горжусь собой за твердую сталь в голосе. Горжусь, что могу думать, когда все внутри меня разрывается на части.

— Ничего не было! — сурово рявкает он, шагая по тесному пространству моего кабинета. — Абсолютно ничего!

— Я не одна из твоих типичных безмозглых дурочек, Колтон. Я знаю, что видела, а я видела…

— Господи, мать твою, женщина, это был просто гребаный поцелуй! — его непреклонный голос наполняет комнату.

И опустошает мое сердце.

Заставляю себя сглотнуть. Чтобы не слышать, что он говорит.

— Что? — переспрашиваю я, вопрос источает недоверие, он хватает себя за шею и тянет руку вниз, с гримасой сожаления на лице. — Сначала ты клянешься, что ничего не было. Теперь говоришь, что это был просто поцелуй. Что дальше? Скажешь, что забыл, как твой член случайно проскользнул в нее? История продолжает меняться, но я должна поверить, что на этот раз ты говоришь правду? — я смеюсь, истерия, смешанная с болью, всплывает на поверхность. — Насколько мне известно, для поцелуя презерватив не нужен.

— Это все просто недоразумение. Ты преувеличиваешь и я…

Стук в дверь вырывает нас из окружавшего пузыря. Мне требуется мгновение, чтобы обрести голос и спокойно произнести.

— Да?

— Ты нужна Тедди через пять минут, — робко говорит Стелла через дверь.

— Хорошо. Сейчас буду. — На мгновение закрываю глаза, смиряясь в душе с непрекращающимися гневом и болью.

Колтон прочищает горло; на его лице выражается явный конфликт между тем, чтобы заставить меня разобраться со всем и позволить мне сохранить свое достоинство здесь, на работе. Он неохотно кивает головой в знак поражения.

— Я пойду, Райли. Уйду, но я не позволю тебе убежать от этого — от нас — пока ты меня не выслушаешь. Это ни в коем случае не конец. Понятно?

Я лишь смотрю на него, так отчаянно по нему скучая, но не в состоянии уложить у себя в голове тот факт, что, когда я сказала ему о своей любви, он побежал в объятия другой женщины. Не могу принять постоянно меняющуюся историю о том, что произошло между ним и Тони. Киваю головой, паника пробегает по телу, когда я понимаю, что, как бы мне не нужна была дистанция, часть меня рада знать, что я снова его увижу. Глупо было думать, что захвативший меня туман любви может развеяться, когда один его вид оставляет меня бездыханной и заставляет сердце страдать.

Слезы наворачиваются на глаза, внутренне готовлюсь, когда он наклоняется и оставляет долгий поцелуй на моей макушке. Озноб пробегает по позвоночнику, несмотря на мою первоначальную реакцию оттолкнуть его в целях самосохранения.

На мгновение Колтон удерживает мою голову у своих губ, чтобы я не смогла отвернуться.

— Мне нужно было увидеть тебя, Райли. Я горы свернул, чтобы заполучить этого спонсора, чтобы я смог позвонить Тедди и попросить позволить мне присутствовать здесь сегодня. — У меня перехватывает дыхание от его слов. Чувствую, как он сглатывает, я тону в нем, несмотря на причиняемую им боль. — Меня убивает, что ты не хочешь со мной разговаривать, что ты мне не веришь, и я не знаю, что делать с тем, что чувствую. — Он замолкает, но прижимается щекой к моей голове, и я знаю, как ему трудно открыться. — Я все еще чувствую тебя, Райли. Твою кожу. Твой вкус. Твои губы, когда ты мне улыбаешься. Аромат ванили, исходящий от тебя. Слышу твой смех… ты повсюду. Ты — все, о чем я могу думать.

С этими прощальными словами Колтон поворачивается и не оглядываясь выходит из моего кабинета, закрыв за собой дверь. Я почти сдаюсь. Почти поддаюсь желанию окликнуть его по имени и вернуться к обещаниям, которые я давным-давно дала себе касательно того, чего заслуживаю в отношениях. Воспоминание о Тони в его дверях приводит меня в чувство. Позволяет сохранить свою решимость.

Медленно выдыхаю, стараясь сохранить самообладание, потому что его слова уничтожили меня. Эти слова мне нужно было услышать несколько недель назад. Слова, которые мне нужно было услышать в ответ на то, что я люблю его. Но теперь я просто не уверена, не опоздали ли они. Мое пропустившее удар сердце говорит, что «нет», но разум возражает «да», пытаясь защитить мои беззащитные чувства.

Через несколько минут прекращаю дрожать и освежаю макияж, чтобы успеть принять участие в небольшом совещании с важными корпоративными шишками. Во время встречи мой мобильный вибрирует, сигнализируя о входящем сообщении, и я быстро хватаю его, чтобы не прерывать разговор. Быстро взглянув, вижу короткое сообщение от Колтона.

«Жаль» Maroon 5.

х К.

Я знаю эту песню. Мужчина говорит о двух путях отношений. Мужчина признает, что выбрал неверный путь. Что он никогда не говорил слов, которые ей нужно было услышать. Что теперь, когда ее нет, он это понимает.

Одерживаю небольшую победу, понимая, что на него повлиял поворот событий, но это чувство не очень приятное. Ничто в этой ситуации не кажется приятным.

Ненавижу, что мне хочется, чтобы ему было так же больно, как и мне. Ненавижу себя за то, что хочу его, даже когда он причиняет мне боль. И больше всего ненавижу то, что он заставил меня снова почувствовать, потому что сейчас мне хочется просто вернуться к оцепенению.

Отрываюсь от своих мыслей и в сотый раз задаюсь вопросом, действительно ли Колтон скучает по мне, или он очередной раз пытается восстановить свое уязвленное эго из-за того, что его отвергли.

Несмотря на это, он большой мальчик, а большие мальчики должны отвечать за свои хреновые действия. Он говорит, что ничего не было, но в это трудно поверить, когда я видела, во что они были одеты.

Последствия. Уверена, он никогда раньше не сталкивался с этим словом. Я не планирую отвечать, но делаю это только из-за предосторожности.

«Я знала, от тебя одни беды» — Тейлор Свифт.


ГЛАВА 33

— Так ты все еще не собираешься с ним разговаривать?

— Нет. — Ставлю Xbox обратно на полку, пытаясь вспомнить, есть ли он у Шейна.

— Нет? Это все, что ты мне скажешь?

— Да. — Я в нерешительности морщу лоб, оглядывая различные возможные подарки в магазине «Target».

— Твои ответы будут состоять из большего количества слов?

— Хм. — На мгновение я останавливаюсь. — Что бы ты подарила шестнадцатилетнему мальчику на день рождения?

— Понятия не имею. Я так понимаю, что сейчас избегание — это твоя фишка, но ты идиотка, если думаешь, что сможешь держаться от него на расстоянии.

— До сих пор у меня это неплохо получалось, и после вчерашнего дня у меня достаточно причин, чтобы продолжать избегать его, — пожимаю плечами, не очень желая разговаривать с Хэдди. Просто хочу взять подарок на день рождения Шейна, а потом пойти домой и принять душ перед сменой и праздничной вечеринкой.

Слышу громкий разочарованный вздох Хэдди, но игнорирую его.

— Рай, ты должна поговорить с ним. Ты несчастна. Ты сама говорила, что он сказал, что ничего не было.

Насмешливо фыркаю.

— «Он» — ключевое слово Хэдди — говорю я, поворачиваясь к ней, холод в моем голосе — результат ее постоянного вмешательства в то, как я управляюсь с отношениями, которых у меня больше нет с Колтоном. — Поставь себя на мое место. Допустим, ты пошла поговорить с парнем, с которым встречаешься, и какая-то длинноногая девица, которая ранее ясно дала тебе понять, что хочет твоего мужчину, открывает его дверь. Утром. Единственное, что на ней надето — это его футболка. Она определенно без лифчика. Тут выходит твой парень, чтобы открыть дверь, застегивая джинсы, выставив на показ свою «дорожку счастья» и чего по более, давая знать, что до недавнего момента он был голым. Ты понимаешь, что на Длинноногой Девице, скорее всего, футболка, которой не достает на обнаженной груди твоего парня. Ты спрашиваешь своего парня «Что, черт возьми, происходит?» и видишь, как он пытается напрячь мозги, чтобы объяснить то, что ты только что видела. — Запихиваю еще одну игру обратно на полку. — Пока он отрицает, что что-то было, из его кармана выпадает упаковка от презерватива. Он по-прежнему утверждает, что ничего не было. Уверена, на самом деле слова, использованные им, были, «абсолютно ничего», но слегка на него нажав — заставив разволноваться — и, упс, выясняется, что был просто поцелуй. Только поцелуй. Гарантирую, если я надавлю на него чуть сильнее, наружу всплывет еще больше правды. Ничего не было — пусть поцелует меня в зад!

— Может была вполне веская причина… — предполагает она, но останавливается, когда я смотрю на нее.

— Так я и думала.

— Мне просто невыносимо видеть тебя такой. — Она поворачивается ко мне и поджимает губы. — Послушай, я понимаю, куда ты клонишь, Рай, понимаю. Правда, но я не была бы хорошей подругой, если бы просто сидела и смотрела, как ты совершаешь ошибку. Думаю, ты так расстроена — и имеешь на это полное право — тем, что произошло, что сейчас не видишь леса за деревьями. Тебе нужно поговорить с ним и выслушать его. Я имею в виду, что парень все еще неотступно тебя преследует.

Я в волнении приподнимаю брови, машинально взъерошивая перышки.

— Это в тебе говорит чувство вины, — бормочу я, продолжая рассматривать другие возможные варианты подарка.

— Да, — соглашается она, — но также и то чувство, когда тебя ложно обвиняют в чем-то. — Поднимаю глаза от коробки с iPod и аксессуарами к нему, встречая ее взгляд. Она протягивает руку и кладет ее мне на плечо. — Я видела, как он на тебя смотрит. Я слежу за его безостановочными попытками привлечь твое внимание. Черт, за последнюю неделю он был у нас дома три раза, пытаясь заставить тебя его выслушать. Я не собираюсь больше лгать ему ради тебя и говорить, что тебя нет дома. Знаю, ты боишься снова подпустить его к себе, но я думаю, что этот страх может оказаться полезным. Мужик от тебя без ума. Так же, как и ты. Пожалуйста, помни об этом.

Смотрю на нее какое-то время, а затем возвращаюсь к делу, нуждаясь в минутке, чтобы переварить то, что только что сказал человек, который знает меня лучше, чем кто-либо.

— Я подумаю об этом, — это все, что я могу сделать. — Я что-то упускаю? Почему ты так настаиваешь на этом, ты же у нас королева движения вперед к следующему парню, когда существует самый маленький проступок, не говоря уже о том, что парень трахает кого-то другого? Я просто не понимаю.

— Потому что он делает тебя счастливой. Он бросает тебе вызов. Выталкивает за пределы зоны комфорта. Заставляет тебя вновь испытывать чувства — и хорошие, и плохие — но, по крайней мере, ты чувствуешь. Как я могу не настаивать, когда за то короткое время, что вы были вместе, ты снова вернулась к жизни? — она бросает коробку хлопьев в тележку, которую я толкаю. — Знаю, что должна быть на твоей стороне, потому что ты моя лучшая подруга, но я не теряю надежды.

Я пытаюсь пропустить ее слова через себя.

— Ты не видела того, что видела я, Хэдди. И давай посмотрим правде в глаза, слова ничего не значат. Сначала он говорит, что ничего не было, а потом, что это был просто поцелуй, но знаешь что? Что-то действительно произошло, и я говорю не только о его отношениях с Тони. Я сказала ему, что люблю его, и случилось то, что он убежал к другой женщине. — Мой голос срывается на последних словах, моя решимость слабеет. — Я понимаю, у него могут быть проблемы из-за его прошлого — я понимаю. Убежать на время, чтобы разобраться, что у тебя в голове — это одно, но бежать к другой женщине? Это неприемлемо.

— Никогда бы не подумала, что ты можешь быть так строга к кому-то. Чтобы не дать ему возможности оправдаться. Из того, что ты сказала, он кажется таким же несчастным, как и ты.

— Мы закончили, — говорю я ей, и имею в виду не только покупки. Я больше не хочу слушать, как она сочувствует Колтону. Закатываю глаза, слыша вздох, когда Хэдди встает перед тележкой, блокируя меня.

— Такой мужчина, как Колтон, не будет ждать вечно, — предупреждает она. — Нужно понять, чего ты хочешь, иначе ты рискуешь потерять его. Иногда, когда любишь кого-то, ты должна делать и говорить вещи, которые никогда не думала, что сделаешь или скажешь — к примеру, простишь. Это полный отстой, но так оно и есть. — Она становится с боку тележки, не сводя с меня глаз. — Есть тонкая грань между упрямством и глупостью, Райли.

— Пф-ф, — это все, что мне удается сказать в ответ, толкая тележку мимо нее, но ее слова попадают в цель. Делаю глубокий вдох, борясь с подступающими слезами и образами, наполняющими память. Изо всех сил пытаюсь разобраться, где именно проходит эта линия. В какой момент я действительно открываюсь и слушаю объяснения Колтона с возможностью поверить ему? И на каком этапе этого процесса я совершу глупость, простив его, либо не простив. Готова ли я позволить человеку, которого люблю, уйти из принципа?

Это безвыигрышная ситуация, и мне так надоело думать и убиваться из-за этого. Учитывая, что с четверга я буду проводить время с ним и его командой в Сент-Питерсберге, думаю, у меня будет более чем достаточно времени, чтобы зациклиться на этом. Сейчас я просто хочу купить Шейну подарок на день рождения и пойти насладиться его вечеринкой без осложнений связанных с Колтоном.

Твою мать! Издаю внутренний стон. Я веду себя как трусиха, и я это знаю. Просто я так боюсь простить и снова испытать боль. Быть втянутой в торнадо, именуемое Колтон, и быть отброшенной в эмоциональное самоубийство. Я вывернулась перед ним на изнанку, а он прожевал меня и выплюнул, как и предвещала Тони. Но что, если Хэдди права? Что, если я все испорчу? Что, если он этого не делал?

И на пол пути моего самоуничижения, я смотрю вверх, и мой взгляд цепляется за последний выпуск журнала «People». И вот он — настоящая причина моих страданий и эмоционального состояния, склонного к шизофрении — украшает обложку журнала. Откровенный совместный снимок его и Кассандры Миллер на вечеринке.

Боль бьет по мне в мгновение ока, и я делаю все возможное, чтобы быстро прийти в себя. Увы, в последние несколько дней у меня это хорошо получается.

— Такой же несчастный, как я? — спрашиваю я Хэдди с сарказмом в голосе. Пытаюсь оторвать взгляд, но не выходит. Он считывает каждую деталь фото. — Да, он выглядит, как настоящий страдалец.

Хэдди раздраженно вздыхает.

— Рай, это был благотворительный аукцион. Тот, на который, если я правильно помню, ты должна была пойти как его спутница, и я прочитала в Интернете, что он пришел один.

Проглатываю комок в горле. Мне и так плохо от мыслей о нем и Тони, но теперь я должна выбросить из головы и образ Кэсси.

— Прийти одному и остаться одному — это две совершенно разные вещи, — отвечаю я, отрывая глаза от обложки.

— Рай…

— Оставь это, Хэдди, — говорю я, понимая, что веду себя неразумно, но мне уже все равно.

Выйдя из магазина, мы с Хэдди болтаем обо всем, кроме Колтона, наш предыдущий разговор оставлен на потом, чтобы обдумать его позже, у меня в руке новый комплект шумоподавляющих наушников и подарочная карта iTunes для Шейна. Мы с Хэдди находимся в нескольких метрах от моей машины, когда я слышу:

— Извините, мисс?

Гляжу на Хэдди, прежде чем повернуться на голос за моей спиной, внезапно обрадовавшись, что Хэдди напросилась сопровождать меня в моем задании. Нет ничего более нервирующего для женщины, чем случайный мужчина, приближающийся к ней на стоянке, когда она одна.

— Чем могу помочь? — спрашиваю я джентльмена, когда он приближается ко мне. Он среднего роста, в бейсбольной кепке, закрывающей его длинные каштановые волосы, прячущий глаза за парой солнцезащитных очков. Он выглядит совершенно нормальным, но мне все равно неуютно. Что-то в нем кажется знакомым, но я знаю, что никогда не встречала его раньше.

— Вы… нет, это не можете быть вы? — у него уникальный голос, он качает головой.

— Прошу прощения?

— Вы похожи на ту молодую леди, которая была на снимке в газете с детьми-сиротами и тем парнем-гонщиком. Это были вы?

Его слова меня удивляют. Смотрю на него, думая, как лучше ответить, и пытаюсь понять, почему он помнит именно эту статью. Странно, но всякое бывает.

— Э-э… да.

Он лишь наклоняет голову и несмотря на то, что я не могу видеть его глаза за темными линзами, у меня появляется отчетливое чувство, что он пробегает глазами по моему телу, и это меня нервирует. Как только я собираюсь сказать «к черту все это» и сесть в машину, он снова начинает говорить.

— Какая у вас замечательная программа. Просто подумал, что вы должны об этом знать.

— Спасибо, — рассеянно говорю я, забираясь в машину, тем самым прекращая наш разговор, и облегченно вздыхаю, когда он уходит, больше не сказав ни слова.

Хэдди смотрит на меня с беспокойством в глазах.

— Жуть, — бормочет она, и я не могу с ней не согласиться.


ГЛАВА 34

— Еще рано! — отчитываю я Шейна, когда он снова просит открыть один из своих подарков.

— Да ладно тебе, Рай, — он сверкает своей убийственной улыбкой. — Можно открыть хоть один?

— Нет! Никаких подарков до торта. Сначала ты должен загадать желание! — ухмыляюсь я, заканчивая домывать посуду после ужина. — Кроме того, вчера вечером, когда вы все пошли в кино, ты уже открыл подарки от друзей.

— Нельзя винить парня за попытку, — говорит он, садясь на барный стул.

— Что вы, ребята, смотрели?

Его глаза загораются, как у обычного шестнадцатилетнего мальчишки при упоминании о вечере, проведенном в кино, и это согревает мое сердце. Этот парень — покоритель сердец, и я напоминаю себе поговорить с Джексоном о том, чтобы он завел с ним разговор «между нами мальчиками» о необходимости быть ответственным.

— Новый фильм про зомби. Было круто!

— М-м-м… Софи ходила с вами, парни? — его щеки краснеют от упоминания ее имени, и я понимаю, что Джексону определенно нужно поболтать с ним в ближайшее время.

Шейн рассказывает мне подробности вечера, в то время как остальные мальчики снаружи с Дэйном, Бэйли, Джексоном и Остином — другими здешними консультантами, которые помогают с празднованием. Они украшают патио для вечеринки по случаю дня рождения, как это принято в Доме.

— Хорошо, для именинника все готово! — объявляет Остин, заходя на кухню. Шейн закатывает глаза из-за детского замысла с днем рождения, но я знаю, в глубине души он втайне наслаждается царящей вокруг суматохой.

Мы направляемся во внутренний дворик, где беспорядочно, но с любовью развешаны растяжки и воздушные шары. Очевидно, с украшением помогали мальчики помладше. Торт стоит на одном столе, а на другом высится небольшая горка подарков. При виде этого и раздающемся хоре приветствий, Шейн сияет улыбкой, входя в дверной проем.

Мы немного играем в детские игры для вечеринок, потому что для этих детей нет ничего глупого. В своей жизни они упустили множество забавных традиций, и мы хотим попытаться предоставить им их здесь. После игры «Прицепиослу хвост», решаем, что пришло время для торта.

— Ой, я забыла тарелки, — шепчет мне Бэйли, втыкая в торт шестнадцать свечей.

— Сейчас принесу! — откликается Скутер.

— Нет! Я принесу, — говорю я быстро, а Бэйли странно на меня смотрит. — Все вещи для пасхальных корзин находятся в одном шкафу, — шепчу я ей, не желая, чтобы Скутер случайно увидел тайник Пасхального Кролика. Она лишь улыбается и зовет его на помощь.

Мне требуется некоторое время, чтобы вытащить тарелки из шкафа в гараже, потому что я вынимаю и перепрятываю пасхальную одежду на более высокую полку и помещаю перед ней кое-какие вещи для лучшей маскировки. Когда я возвращаюсь к двери гаража ведущей в дом, по коридору прохаживается Остин в поисках меня.

— Все в порядке? — спрашивает он, и его английский акцент слегка приподнимает уголки моих губ. Он само воплощение красоты со своими светлыми волосами и золотистой кожей и очень серьезной девушкой, которую я называю подругой.

— Да — улыбаюсь я. Мы проходим через большую комнату и подходим к задней двери, он кладет руку на мое плечо и притягивает к себе, чтобы прошептать, какой подарок он приготовил Шейну на день рождения, мы выходим во внутренний дворик. Он рассказывает мне о своем шуточном подарке, а затем о настоящем и я громко смеюсь, а затем переключаю внимание на вечеринку. И хотя всё совершенно невинно, раскрывая секреты своего подарка на день рождения Остин прижался губами к моему уху, когда я поднимаю голову, то неожиданно встречаюсь с глазами Колтона, стоящего на другой стороне двора.

Чувствую, как мир рушится у меня под ногами, сердце сжимается в груди, дыхание перехватывает. Его слова, звучащие в моей голове, смешались со словами Хэдди, и прямо сейчас каждая частичка моего тела и души хочет каждую частичку его. Мне хочется, чтобы не было всех этих осложнений, чтобы из моей головы исчезли образы его и Тони, и чтобы мы просто вернулись в тот момент, когда он брился в моей ванной, держа в руке розовую ручку моей бритвы.

И как бы мне ни хотелось увидеть его снова, несмотря на боль, которую причиняет его присутствие, я не могу найти в себе силы простить то, что он сделал. И не повторится ли это снова?

Он смотрит мне в глаза, убивая взглядом Остина, чья рука лежит на моем плече, прежде чем вернуться к разговору с окружающими его людьми и стажером Бэйли. Да, той самой Бэйли. Девушки, с которой, как я полагаю, он путался, прежде чем помочь мне выбраться из подсобки в ту первую ночь, когда мы встретились. И хотя Колтон все время смотрит на меня, Бэйли, ничего не понимая, откровенно флиртует исключительно с ним. Мой желудок бунтует, когда я вижу, как она кладет руку на его бицепс и с намеком ему улыбается.

— Кто-то не получил записку, — шепчет Дэйн мне на ухо, когда Остин направляется к Рикки помочь с чем-то.

— Что?

— Бэйли, кажется, не получила записку, что Колтон снят с продажи.

— Она может забрать его себе — фыркаю я, закатывая глаза, когда вижу, как он бросает на меня еще один взгляд. Дэйн странно на меня смотрит, и я понимаю, что позволила нашему непродолжительному расставанию всплыть наружу. Я намеренно держала все в секрете, не желая, чтобы кто-нибудь в компании узнал, что мы с Колтоном не в ладах, чтобы это не дошло до Тедди. Это действительно было легко, так как я в любом случае никогда не говорила об этом; скорее просто позволяла бродить слухам, не подтверждая или не отрицая их.

— Ой-ой — Дэйн ухмыляется, всегда готовый для пикантных сплетен. — Похоже в раю не все гладко.

— «Рай» — определенно не то слово, которое я бы использовала для описания этого, — бормочу я, не в силах оторвать глаз от Колтона. — Попробуй «тонущий корабль без спасательных средств и с кучей дерьма».

— У всех есть проблемы, дорогая. Жаль, что он не играет за мою команду, потому что я определенно мог бы позаботиться о любых мамочкиных проблемах, которые у него могут быть, убедившись, что он позаботится о большой папочкиной проблеме, если понимаешь, о чем я. — Он игриво двигает бровями.

— Фу, как грубо! — хлопаю его по плечу, но смеюсь. Ничего не могу с собой поделать. Это первый хороший смех за несколько недель, и мне приятно просто расслабиться.

— У меня такое чувство, что в Сент-Питерсберге прогремит фейерверк, хотя до четвертого июля еще далеко — хихикает Дэйн.

У меня тяжелый случай приступа хохота и мой катарсис из-за подавленного состояния происходит в странное время, и несколько мальчиков смотрят на меня так, словно я рехнулась.

— Ладно… давайте, ребята, — говорю я, стараясь сдержать смех, — пора разрезать торт.

Все собираются вокруг стола, Шейн сидит перед тортом, пока мы зажигаем свечи и поем ему песню. Его лицо наполнено волнением, он закрывает глаза, чтобы загадать желание, и мне интересно, о чем он мечтает. Торт разрезан, и каждый наслаждается своим кусочком, поэтому я проскальзываю в дом, чтобы унести мороженое обратно в морозилку и помыть нож. Закрываю дверцу холодильника и подпрыгиваю как ошпаренная, видя Колтона, стоящего на кухне.

— Кто этот британец?

— Иисусе! Ты меня напугал!

Держу руку на ручке холодильника, не зная, что делать, мы просто смотрим друг на друга. За последние пару недель мне несколько раз хотелось перемотать время назад и вернуть те три маленьких слова, которые я сказала, но сейчас я понимаю, что в этот момент, когда он стоит передо мной такой мучительно красивый телом и душой, не думаю, что я бы это сделала. Я действительно любила его. И все еще люблю. И ему было нужно, чтобы кто-то сказал ему эти слова, чтобы в определенный момент в будущем он смог оглянуться назад и принять тот факт, что он достоин такой любви. Я просто не знаю, готова ли я остаться и принять боль, которую, уверена, он причинит человеку, готовому отстаивать подобную идею.

— Прости — ухмыляется он вполсилы, но улыбка не касается его глаз. Скорее я чувствую его раздражение и нетерпение. — Кто он такой? — требует он снова, и теперь его раздражение скрыть невозможно. — Ты с ним, потому что вы выглядели мило? Ты на редкость быстро все забыла, Райли.

Каждая частица меня, испытавшая облегчение, видя его здесь сегодня, теперь ощетинивается от раздражения. Какого черта? Он думает, что может прийти сюда и обвинять меня в том, что я завела парня? Если он думал, что это правильный способ начать наш разговор, то глубоко ошибался.

— Серьезно, Колтон? — я закатываю глаза, используя словечко Шейна, не желая иметь дело или тратить время на то, чтобы успокоить уязвимое эго Колтона. Когда он просто стоит и смотрит на меня, я смягчаюсь ради того, чтобы не устраивать сцену, несмотря на приступ ревности альфа-самца. — Он наш консультант — говорю я с раздражением.

Он наклоняет голову и смотрит на меня, мышца пульсирует на его челюсти, глаза пронзают насквозь.

— Ты трахалась с ним?

— Это не твое собачье дело — насмехаюсь я над ним, во мне разгорается гнев, я пытаюсь проскользнуть мимо него.

Он протягивает руку и хватает меня за предплечье, удерживая на месте, так что мое плечо касается середины его груди. Плечом чувствую быстрое биение его сердца и слышу его неровное дыхание, смотрю прямо перед собой.

— Все, что касается тебя — это мое дело, Райли. — Презрительное фырканье — мой единственный ответ. — Так трахалась?

— Лицемер. В отличие от тебя, Ас, у меня нет привычки трахать того, кто работает на меня. — Поднимаю подбородок и смотрю ему в глаза, чтобы он увидел гнев, боль и неповиновение, переполняющие меня. Гримаса на его мужественном лице, дает мне понять, что я донесла свою мысль. Мы просто стоим и смотрим друг на друга. — Зачем ты здесь, Колтон? — в конце концов, спрашиваю я со смирением.

— Шейн пригласил меня на свой день рождения. — Он пожимает плечами, убирая ладонь с моего предплечья и засовывая обе руки глубоко в карманы джинсов. — Я не мог подвести его только потому, что ты отказываешься меня видеть.

Что я могу на это сказать? Как я могу злиться на него за то, что он здесь, когда он пришел ради одного из мальчиков?

— И потому что… — он проводит рукой по волосам и отступает назад, пытаясь понять, что сказать дальше. Он громко вздыхает и собирается снова заговорить, когда в дом врывается Шейн.

— Мы собираемся… открыть сейчас подарки, — заканчивает он, переводя взгляд с меня на Колтона, его брови хмурятся в неуверенности, когда он пытается понять, что происходит между нами двумя.

Глубоко вдыхаю; рада быть спасенной, так как не думаю, что уже решила, что делать. Сердце говорит мне, что я хочу его выслушать, понять, что произошло, и выяснить, куда двигаться дальше. Но мой разум, мой разум говорит: «Кря».

— Подарки! — повторяю я, выходя из кухни, и иду мимо Колтона, не обращая внимания на его слова.

Волнение Шейна более чем заразительно для нас, сторонних наблюдателей, когда он открывает свои подарки. Его глаза полны волнения, на лице улыбка подростка, который чувствует себя любимым. Стою с краю толпы, наблюдая за происходящим и размышляя о том, какую замечательную работу мы проделываем с этими ребятами. Странно, как иногда на вас снисходит озарение, и прямо сейчас один из тех моментов. Прислоняюсь к балке, поддерживающей крышу патио, Шейн берет свой последний подарок и встряхивает его, малыши выкрикивают предположения о том, что это может быть.

Это плоская прямоугольная коробочка, которую я раньше не видел на столе, и я шагаю ближе, чтобы посмотреть, что это такое, мое любопытство берет верх. Шейн срывает бумагу, и когда открывает коробочку, оттуда выскальзывает открытка. Он переворачивает ее и, когда не видит никакой надписи, пожимает плечами и открывает ее. Наблюдаю, как его глаза расширяются, а губы раскрываются, когда он читает слова, написанные внутри. Его голова вскидывается вверх, и он шарит взглядом по толпе гостей, чтобы встретиться глазами с Колтоном.

— Серьезно? — спрашивает он недоверчиво.

Мне любопытно, что написано на карточке, и мой взгляд фокусируется на Колтоне, застенчивая улыбка распространяется по его губам, и он качает головой:

— Серьезно, Шейн.

— Без балды?

— Шейн! — предупреждающе одергивает его Дэйн, и щеки Шейна краснеют от замечания.

Колтон громко смеется.

— Без. Если будешь хорошо учиться. Обещаю.

Все еще озадаченная тем, о чем они говорят, выхожу из тени и подхожу к Шейну. Он протягивает мне открытку. Это типичная открытка на день рождения, но от почерка внутри у меня замирает сердце.

С Днем Рождения, Шейн! Что я помню больше всего о 16-летнем возрасте, так это об отчаянном желании научиться водить… так что эта карта дает тебе право на уроки вождения — со мной. (Я выбираю машину… и никакого Астона). Всего хорошего, приятель. — Колтон

Смотрю вниз на Шейна, который все еще, кажется, не может поверить, что знаменитый гонщик предложил стать его инструктором по вождению. И я вижу в его глазах самоуважение, которое Колтон преподнес ему в этом даре, и сдерживаю слезы, обжигающие мне горло. Он не предлагает ему что-то материальное, что может легко купить, а дает Шейну кое-что гораздо более ценное — время. С тем, кем можно восхищаться. С кем можно провести время. Колтон так хорошо понимает этих мальчиков и то, что им в определенное время нужно, и все же не может осознать, что нужно мне и что я чувствую по поводу того, с чем мне пришлось столкнуться.

Шейн встает, подходит к Колтону и пожимает ему руку, благодаря, прежде чем передать всем открытку, показывая, что там сказано. Отвожу взгляд от Шейна и вижу, как Колтон молча наблюдает за мной. Я лишь тихонько качаю головой, пытаясь выразить ему свою признательность за хорошо продуманный подарок. Он удерживает мой взгляд, медленно подходя ко мне. Я в нерешительности закусываю нижнюю губу. Мое тело переполнено бурей эмоций, а я просто не знаю, что делать дальше.

Колтон кладет руку мне на поясницу, от этого прикосновения мои нервные окончания пускаются в пляс еще сильнее, чем раньше. Его фирменный аромат окутывает меня, и я инстинктивно приоткрываю губы, страстно желая ощутить его вкус, по которому так скучала.

Он наклоняется ко мне и спрашивает во второй раз за вечер:

— Мы можем поговорить? — Его хриплый голос наполняет мои уши, а тепло дыхания овевает щеку.

Отступаю от него, мне нужно расстояние, чтобы сохранять голову ясной.

— Эм… не думаю, что это хорошая идея… Дом — не лучшее место для… — я путаюсь в словах.

— Плевать. Это не займет много времени, — это единственный ответ, с которым он отводит меня в сторону от центра действия во внутреннем дворике. Короткая отсрочка предоставляет разуму время подумать. Начать мыслить рационально. Принять решение. — Я говорю, ты меня слушаешь. Понятно?

Поворачиваюсь к нему и смотрю на его великолепный черты лица, частично скрытые ночными тенями. Мой ангел борется между тьмой и светом. Делаю глубокий вдох, прежде чем открыть рот, чтобы заговорить, варианты ответов и неуверенность кружатся в потоке эмоций.

— Колтон… — начинаю я прежде, чем он успеет заговорит, и когда вижу, как на его лице мелькает раздражение, решаю сменить тактику. Попытаться защитить свое сердце от дальнейшего опустошения, даже если оно кричит в знак протеста против того, что я собираюсь сделать. — Тут нечего объяснять. — Пожав плечами; проглатываю застрявший в горле комок, чтобы ложь восторжествовала. — Ты с самого начала ясно дал понять, что между нами. Я приняла нашу физическую химию за любовь. — От моих слов глаза Колтона сужаются, а лицо вытягивается. — Типичная женская ошибка. Великолепный секс не означает любовь. Я сожалею об этом. Знаю, как сильно ты ненавидишь драму, но понимаю, что ты прав. У нас бы никогда ничего не вышло. — Стискиваю зубы, зная, что это к лучшему, и замечаю проблеск смущения на его лице. — Мы не договаривались, что не можем встречаться с другими. То, что ты делал с Тони — твое дело. Мне это может не нравиться, но это было неизбежно, верно?

Если я списываю его со счетов, то можно сделать этот момент менее неловким для нас обоих, несмотря на то, что в глубине души я знаю, находиться рядом с ним, когда мое сердце все еще его желает — черт возьми, когда каждая клеточка моего тела так или иначе хочет его — будет жестоко.

Пытаясь не допустить воспоминаний о раненом взгляде этих ясных зеленых глаз, я начинаю отворачиваться от него, двигаясь так, чтобы он не увидел ни слез, ни мой дрожащий подбородок. Он протягивает руку, удерживая за свое любимое место на моем предплечье.

— Вернись, Райли…

Зажмуриваюсь, когда он с отчаянием произносит мое имя, и пытаюсь придать своему голосу безразличие, на самом деле даже отдаленно не испытывая ничего подобного.

— Спасибо, мы отлично провели время. Все было по-настоящему, хоть и недолго. — Вырываю руку из его хватки, и только открываю глаза, чтобы уйти, как вижу Шейна, наблюдающего за нашим разговором, из-за выражения на моем лице в его глазах застыло беспокойство.

Колтон бормочет себе под нос проклятие, а я ухожу под предлогом, что мне нужно помочь с уборкой. Вместо того, чтобы отправиться на кухню мыть посуду, прохожу мимо и иду в комнату для консультантов. Сажусь на край одной из кроватей и хватаюсь руками за голову.

Что же я только что сделала? Пытаюсь отдышаться, моя совесть и сердце не соглашаются с тем, что, как решила моя голова, было лучше всего. Падаю на кровать и тру глаза руками, с моих губ слетают тихие проклятья, отчитывая себя. В дверь тихо стучат, и прежде, чем я успеваю сесть, Шейн всовывает голову в открывшуюся дверь.

— Райли?

— Привет, приятель. — Я сажусь, и улыбка, которую, как мне кажется, мне придется из себя выдавить, естественным образом появляется при виде беспокойства на его лице. — Что случилось? — спрашиваю я, похлопывая по месту на соседней кровати. Вижу, его что-то расстроило.

Он идет, волоча ноги, и садится рядом со мной, беспокойно теребя пальцы рук, взгляд опущен.

— Прости — выдыхает он.

— За что? — обычно я довольно хорошо угадываю настроение мальчиков, но теперь я в растерянности.

— Просто… тебе было грустно… а он делает тебя счастливой… обычно… поэтому я пригласил его, чтобы ты снова стала счастливой. А теперь ты грустишь… и это из-за него. А я… — он сжимает кулаки и стискивает зубы.

Беспокойство Шейна очевидно, когда я слышу, что он говорит. У меня сердце разрывается, понимая, что он пригласил сюда Колтона, чтобы попытаться подбодрить меня, не зная, что он — причина, по которой я была такой мрачной последние несколько дней. А потом я чувствую себя виноватой, потому что мои отношения с Колтоном сказались на моей работе. Протягиваю руку и сжимаю его ладонь.

— Ты не сделал ничего плохого, Шейн. — Жду, пока он поднимет на меня глаза — глаза мужчины, которым он становится, но глубоко внутри в них все еще виден беспокойный маленький мальчик. — С чего ты взял, что мне было грустно?

Он только качает головой, слезы начинают собираться в уголках его глаз.

— Просто ты была… — он замолкает, и я жду, когда он закончит мысль, которую я вижу, он собирается выразить. — Моя мама всегда была такой грустной… такой расстроенной, потому что нас было только двое… я ничего не делал, чтобы помочь… а потом… — Однажды ты нашел ее мертвой с пустыми баночками из-под таблеток рядом с кроватью. — Прости, я просто хотел сделать как лучше… я не понимал, что это из-за него тебе плохо.

— Ох, милый мальчик, — говорю я ему, обнимая, и одинокая слеза скользит по его щеке. Мое сердце переполняет любовь, которую я испытываю к этому мальчику, повзрослевшего столь рано по непостижимым причинам, но с таким нежным сердцем, пытавшегося заставить меня чувствовать себя лучше. — Это одна из самых приятных вещей, которые кто-либо когда-либо делал для меня. — Я отклоняюсь назад и обхватываю его лицо руками. — Ты, Шейн — ты и остальные ребята в нашей семье — вот, что каждый день делает меня счастливой.

— Лады… Ну, я не обязан принимать его подарок, если он тебя расстраивает, — без колебаний предлагает он.

— Не говори глупостей. — Я похлопываю его по ноге, этот жест трогает меня. — У нас с Колтоном все в порядке, — вру я для верности. — Он просто ведет себя как парень. — При этих словах получаю от него легкую улыбку, несмотря на то что в его глазах все еще отражается неуверенность. — Кроме того, подумай, как здорово будет рассказывать всем своим друзьям, что настоящий гонщик учил тебя водить!

Его ухмылка делается шире.

— Знаю! Это так круто! — и мы снова на равных. Он встает и идет к двери, мой маленький мальчик, который так быстро растет.

— Эй, Шейн?

— Да? — он останавливается у двери и оборачивается.

— С днем рождения, приятель. Я футболю тебя больше, чем ты можешь себе представить.

Робкая улыбка расплывается по его лицу, волосы падают на лоб, он только качает головой и смотрит на меня.

— Мне шестнадцать. Мы можем покончить со всем этим футболом. — Он убирает волосы с глаз, встречаясь со мной взглядом. — Я тоже тебя люблю, — говорит он, пожимая плечами, как может только шестнадцатилетний подросток, и уходит. Смотрю ему вслед с улыбкой на лице, с сердцем, переполненным любовью, и слезами радости на глазах.


ГЛАВА 35

Прекрасное солнце Флориды дарит великолепные ощущения моей коже и поднимает настроение. Приехав в Сент-Питерсберг на день раньше, чем нужно, я в полной мере воспользовалась стоящей теплой погодой и роскошным бассейном курорта «Vinoy Resort and Golf Club», ставшим на следующие несколько дней базой «CD Enterprises» и «Коллективной заботы». Нет ничего лучше отдыха и прикосновения солнца к моей коже, чтобы восстановиться перед моими служебными обязанностями и вихрем событий, которые начнутся завтра.

Дело не в том, что я против сумасшедшего графика — на самом деле, я с нетерпением жду, чтобы встретиться и поблагодарить людей, которые помогли сделать проект реальностью — вот только мне придется стоять бок о бок с Колтоном, показывая сплоченность наших компаний. А кроме всего прочего, перед гонкой в воскресенье будут еще фотосессии и спонсорские мероприятия.

Съеживаюсь при мысли о своем расписании — близости к Колтону — зная, что мне удавалось избегать его всю оставшуюся части вечеринки Шейна, и поэтому я не выполнила своего обещания поговорить с ним. Уверена, завтра, когда я его увижу, мне припомнят должок, но сейчас, я с головой окунулась в солнце и отдых.

В моих наушниках играет «Останься» в исполнении Рианны, слова песни оказываются слишком близки к истине. Желая избежать солнечных ожогов в первый же день пребывания здесь, собираю вещи и возвращаюсь в номер.

Захожу в пустой лифт, и как только дверь начинает закрываться, от мраморных стен вестибюля эхом разносится: «Подержите лифт!». В небольшое пространство между движущейся дверью и стеной вклинивается рука и тут же толкает ее в сторону. Втягиваю воздух, когда очень потный, в высшей степени притягательный Колтон пробирается в лифт. Он замирает, встретившись со мной взглядом.

С голым торсом, в пропитанных потом спортивных шортах, низко сидящих на бедрах. Его загар темнее, без сомнения из-за тренировок на ярком солнце, и на каждом сантиметре его обнаженной кожи блестит пот. Мои глаза беспомощно блуждают по четко очерченным мышцам его живота, по замысловатым знакам татуировок, туда, где струйки пота стекают по треугольнику мышц, уходящих ниже пояса. Сглатываю в ответ на воспоминание о своих руках, обрисовывающих эти линии, и как они сжимались под моими пальцами, когда он вонзался в меня. Отрываю глаза и поднимаю их на встречу великолепным зеленым омутам, которые смотрят на меня с мрачной решимостью.

Из всех лифтов на всем чертовом курорте, он должен был выбрать этот?

Осторожная улыбка появляется в уголках его губ, когда он шагает вглубь лифта ближе ко мне. Он знает, как действует на меня.

— Рад, что ты в порядке.

— Да… — я прочищаю горло, мне трудно заставить мысли превратиться в слова, когда искушение так мучительно близко передо мной. — Да, я в порядке. Спасибо.

— Хорошо, — говорит он, глядя мне в глаза.

Двери снова начинают закрываться, и когда в него пытается зайти какой-то джентльмен, Колтон разрывает наш визуальный контакт и встает перед ним, перегораживаю рукой вход.

— Извините, этот лифт занят. — Его голос говорит о том, что спорить бесполезно.

Я начинаю протестовать, двери закрываются, Колтон разворачивается ко мне, его хищный взгляд соответствует позе его тела.

— Даже не начинай, Райли… — рычит он, делая шаг ко мне, заставляя меня замолчать. Его грудь вздымается, и я не уверена, то ли это от бега, то ли из-за нашей близости. Его господство в этом маленьком пространстве всепоглощающее. — Это закончится прямо сейчас.

Он делает еще один шаг в мою сторону, челюсть сжата, глаза неумолимы, когда отпускают мой взгляд и бродят по моему телу, одетому в бикини. Казалось, мой купальник более чем достаточно прикрывал меня, когда я его покупала, но, стоя здесь в лифте на глазах у Колтона, исследующего каждый изгиб моего тела, чувствую себя до неприличия голой. И я знаю, это из-за того, что, даже не прикасаясь ко мне — хотя я страдаю и не хочу иметь с ним ничего общего — мое тело слишком хорошо помнит хаос, в который он может меня затянуть, простым прикосновением пальцев или лаской языка.

Приказываю себе, избавиться от этого. Вспомнить, что он сделал со мной, но это так чертовски трудно, когда после тренировки его пьянящий аромат воцаряется в небольшом пространстве лифта. При виде его, глубоко внутри моего тела зарождается жажда, создавая желания, которые, как я знаю, может удовлетворить только он. Меня не перестает тянуть к этому мужчине, даже когда он этого не осознает.

— Сейчас неподходящее время, Колтон.

Он усмехается, но на его лице нет и следа юмора. Делает ко мне последний шаг, в своем отступлении я вынуждена прижаться спиной к стене. Колтон наклоняется вперед и упирается ладонями по обе стороны от меня.

— Ну, лучше, чтобы оно стало подходящим, Райли, потому что мне действительно плевать. Все закончится здесь и сейчас. И это не обсуждается.

Когда его тело касается меня, дыхание прерывается, выдавая с головой мое напускное безразличие. Тепло, исходящее от его кожи, проникает и в меня. Его губы в нескольких сантиметрах от моих. Все, что мне нужно сделать, чтобы почувствовать их — это податься вперед. Снова попробовать его на вкус. И тогда я понимаю, этого-то он и добивается. Хочет напомнить мне о физической близости, чтобы я простила и забыла о том, что произошло на уровне эмоций.

Ошибочная тактика по отношению ко мне.

Я хочу его — Боже, как же я его хочу — но не на таких условиях. Не с ложью, все еще стоящей, между нами. Не с болью от его обмана, отравляющей мое сердце.

Мы не можем надышаться друг другом, ни один из нас не может отвести взгляд, и я горжусь тем, что продолжаю держаться.

— Думаю, ты забыла, насколько нам хорошо вместе, — говорит он раздраженно, понимая, что я могу ему сопротивляться.

Наклоняю голову и смотрю на него.

— Легко забыть, когда Тони открывает входную дверь твоего борделя в одной футболке, Ас — усмехаюсь я, рассчитывая время так, чтобы мое последнее слово совпало с сигналом лифта, прибывшего на нужный этаж. Воспринимаю этот звук как знак и быстро ныряю под его руки, бросаясь в коридор под проклятия Колтона. Мне следовало бы уже знать, насколько он быстр, но у меня в голове все перемешалось.

Слышу позади себя его шаги, когда вожусь с карточкой-ключом от своего номера. Думаю, что пронесло, но как только открываю дверь, его рука ударяет по ней, заставляя с треском распахнуться. У меня нет даже минуты, чтобы вскрикнуть, прежде чем он разворачивает меня и всем своим телом прижимает спиной к стене.

— Тогда позволь тебе напомнить, — рычит он, и в моем удивленном состоянии я едва улавливаю его слова, но они проникают в мое затуманенное сознание за миг до того, как его губы захватывают мои. Удивительно, что независимо от того, как давно это было — как я страдала — когда мы соединяемся, я чувствую, что оказалась дома. В настоящее время этот дом объят пламенем, но, тем не менее, это дом. Его рот страстно овладевает моими губами, а руки странствуют по каждому сантиметру моей обнаженной плоти. Сминают. Возбуждают. Овладевают. Я теряюсь в его вкусе; его прикосновении; низком гортанном стоне; его крепком теле, прижимающимся к моему, одна его рука обвивается вокруг водопада кудрей, струящегося по моей спине, и удерживая меня в плену, изменяя натиск.

Моему разуму требуется мгновение, чтобы преодолеть хаос и взрыв возбуждения, который он только что вызвал между моих бедер. Борюсь с туманом, вызванном желанием, которое лишает мое тело костей. Черт! Черт! Черт!

— Нет! — это сломленный, придушенный крик, но все же крик. Я с силой надавливаю ему на грудь, отрывая его рот от моих губ. — Я не могу. Просто не могу! Это ничего не исправит!

Стою и смотрю на него, у нас у обоих вздымается грудь и скачет пульс — верный признак того, что наша химия все еще есть — и его более чем вызывающий привыкание вкус все еще на моих губах. Его руки обвиваются вокруг моих запястий, прижимая мои ладони к его влажной и соблазнительной груди.

— Райли…

— Нет! — я снова пытаюсь толкнуть его в грудь, но моя сила не сравнится с его. — Ты не можешь просто взять то, что хочешь, когда хочешь.

— Боже, женщина, ты сводишь меня с ума! — бормочет он.

— Почему? Потому что тебя поймали?

— Чтобы быть пойманным, ты должен напортачить! — кричит он, отпуская мои запястья и отталкиваясь от меня, его лицо — смесь раздражения, разочарования и неудовлетворенного желания. — Ничего! Твою мать! Не было! — его голос грохочет в комнате и эхом отдается в пустоте моего разбитого сердца.

— Тигры не могут сменить свои полосы, Ас.

— Ты и твои гребаные тигры и утки, — бормочет он, прежде чем повернуться спиной и пройти дальше в номер и подальше от меня.

— Не забудь ослиные задницы! — кричу я.

— Черт побери этих раздражающе упрямых женщин! — бормочет он себе под нос, прежде чем обернуться.

Этот мужчина приводит меня в ярость, он думает, что может просто ворваться сюда и зацеловать до потери сознания, чтобы я забыла обо всем остальном.

— Да ладно, с каких это пор скандально известный дамский угодник Колтон Донаван может устоять перед полуголой женщиной? — усмехаюсь я, делая к нему шаг, наполняя сарказмом следующие слова. — И подумать только, ты был настолько щедр, что предложил ей свою футболку — фыркаю я. — С таким послужным списком, как у тебя, уверена, в добавок ты предложил и то, что у тебя в штанах. Ох, прости… мы же знаем, ты сделал это, чтобы избавиться от боли. Ничего не было? Только поцелуй? И я должна в это поверить?

— Да! — кричит он достаточно громко, чтобы я вздрогнула. — Так же, как я должен был поверить твоим отмазкам на вечеринке Шейна. Это была чушь собачья, и ты это знаешь.

— Не смей переводить стрелки на меня! — кричу я на него.

— Ты правда веришь, что между нами был только секс? — вызывающе хрипит он, сжимая челюсти.

— О, а мы были чем-то большим? — мои слова источают сарказм.

— Да, черт возьми! — он бьет кулаком о стену. — И ты это знаешь!

Делаю к нему шаг, гнев преобладает над любым страхом, который я обычно чувствовала.

— Что же, в свете твоего признания то, что ты сделал выглядит еще хуже.

— А что я сделал, Райли? Скажи мне конкретно, что я сделал?! — кричит он на меня, внедряясь в мое личное пространство.

— Теперь ты хочешь посыпать соль на рану? Хочешь бросить это мне в лицо, заставив произнести вслух? Пошел ты, Колтон, — кричу я на него, гнев начинает расползаться по телу, причиняя боль.

— Нет. Я хочу услышать это от тебя. Хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и увидела в них ответ. Что я сделал? — приказывает он, слегка встряхивая меня за плечи. — Скажи!

А я не хочу. Не хочу смотреть на ухмылку, которая, знаю, заиграет в уголках его губ, если я подчинюсь ему, поэтому вместо этого я говорю единственное, что приходит на ум.

— Кря!

— Ты ведешь себя сейчас как ребенок! — в раздражении он отпускает меня и проводит рукой по волосам, прежде чем отойти на несколько шагов, чтобы взять себя в руки.

— Ребенок? — бормочу я в шоке. Чья бы корова мычала. — Чертов ребенок? Уж кто бы говорил!

— Ты, — говорит он, с усмешкой выгибая брови, — ребенок, закатывающий чертову истерику. Это так глубоко засело в твоей голове, что ты не понимаешь — твой маленький припадок происходит на пустом, мать твою, месте.

Мгновение смотрю на него, наши глаза устремлены друг на друга, и понимаю, что мы разрываем друг друга на части, и ради чего? Очевидно, мы не можем пройти через это. Я обвиняю. Он отрицает.

— Это пустая трата времени, — тихо говорю я, по щеке скатывается слеза, а в голосе слышится смирение.

Он делает ко мне еще один шаг, а я лишь качаю головой, не в силах унять бушующие внутри меня эмоции. Как я могу любить этого прекрасного мужчину и одновременно презирать его? Как я могу жаждать и хотеть его, все время желая придушить? Я облокачиваюсь на стену, пытаясь осмыслить все, что я боялась, выйдет наружу.

— Почему она была там, Колтон? — я пристально смотрю ему в глаза, спрашивая, но на самом деле не желая знать ответа. Он на мгновение опускает глаза, и от его нерешительности я становлюсь несчастной. Собираю каждую каплю боли, и когда начинаю говорить, она исходит из меня вместе со словами. — Я говорила тебе, что для меня измена — повод для расставания.

— Ничего не было. — Он вскидывает руки вверх, а образ загорелых ног Тони, затвердевших сосков, прижимающихся к ткани его футболки, и ее самодовольной улыбки мелькает в моей голове. — Что мне сделать, чтобы ты мне поверила? — интонация в его голосе застает меня врасплох. Будто он действительно не может поверить в мои сомнения в нем. Слова Хэдди мелькают в моей голове, но я от них отмахиваюсь. Ее там не было. Она не видела того, что видела я. Она не видела ничего, начиная от взъерошенной после сна Тони до ее победоносной улыбки сирены на припухших губах. Упаковка от презерватива, трепещущая на земле, как гвоздь, вбиваемый в крышку гроба. — Райли, Тони пришла в дом. Мы были пьяны. Все вышло из-под контроля. Все произошло так быстро, что…

— Остановись! — кричу я, поднимая руку, не желая слышать чудовищных подробностей, которые, уверена, еще больше разобьют мое сердце. — Все, что я знаю, Колтон, то, что ты заставил меня открыться — снова начать чувствовать после всего, что случилось с Максом — и я делала именно то, что ты говорил. Я доверяла тебе, несмотря на то что разум говорил мне не делать этого. Я позволила себе снова почувствовать. Отдала тебе всю себя. Была готова дать намного больше… и в ту минуту, когда ты испугался, ты бросился в объятия другой женщины. Для меня это не приемлемо.

Он прислоняется спиной к стене напротив меня, и мы просто смотрим друг на друга, печаль повисает между нами, лишая воздуха. Вижу, как он борется с чем-то, но сдерживается.

— Я не знаю, что еще сказать, Райли…

— Не сказать ни слова и убежать — это две совершенно разные вещи. — Он отталкивается от стены и делает шаг в мою сторону. Я отрицательно качаю головой. Тот факт, что он ни разу не признал, что я сказала ему о своей любви, ударяет мне в голову. Он здесь пытается все исправить, но не может признать слова, которые я ему сказала. Это так хреново. — Я могла бы пережить твое молчание. Могла бы принять твой побег. Но ты бросился в объятия другой женщины. Я не могу заставить себя поверить, что это не повторится. Ты сделал свой выбор, когда переспал с Тони.

Его плечи опускаются, от моих слов глаза вспыхивают огнем, когда он произносит, прежде чем смириться с поражением.

— Ты нужна мне. — Безграничная искренность его слов поражает меня и вырывает мое сердце.

— Есть тонкая грань между тем, чтобы желать меня и нуждаться во мне, Колтон. Ты мне тоже был нужен. — И нужен до сих пор. — Но она была нужна тебе больше. Надеюсь, она того стоила. — Я задыхаюсь от этих слов и качаю головой. Все, что угодно, лишь бы стереть звук его голоса, говорящего, что я нужна ему. Все, что угодно, лишь бы избежать медленно подкрадывающихся сомнений.

Боль побуждает меня мыслить. Опустошение управляет моими действиями.

— Думаю, тебе лучше уйти — шепчу я, заставляя губы произносить слова.

Он просто смотрит на меня, молча умоляя своими зелеными омутами глаз.

— Значит, ты сделала свой выбор… — Его голос сломленный. Тихий. Смирившийся.

Не могу заставить себя согласиться с ним. Мое тело — это буйство противоречивых решений, и, сказав это вслух, я лишь добавлю уверенности к тому, что половина меня хочет со всем покончить, а другая половина убьет за возможность иметь второй шанс. Мне больше нечего сказать. Но несмотря на это я говорю:

— Да, сделала. Но только потому, что ты сделал его за меня.

— Райли…

— И я больше не твоя.

Отрываюсь от его взгляда и смотрю в пол. Что угодно, лишь заставить его уйти. Какое-то время он стоит и глядит на меня, но я отказываюсь поднимать голову и смотреть на него.

— Это гребаная чушь, Райли, и ты это знаешь, — говорит он мне спокойно, прежде чем повернуться, чтобы уйти. — Видимо, ты все-таки не любишь ту часть меня, которая сломана.

Рыдания застревают у меня в горле от его слов, и мне требуются все силы, чтобы удержаться на ногах. И даже стоять оказывается слишком тяжело, потому что в ту минуту, когда я слышу, как закрывается дверь, я сползаю вниз по стене, пока не падаю на пол.

Плачу. Мое тело сотрясают сильные, прерывистые рыдания, каждое из которых крадет маленький кусочек моей души. Его прощальные слова звучат в моей голове снова и снова, пока я точно не понимаю, что сломана я, а не он.

Внутрь меня прокрадываются сомнения. Принося с собой тоску. Мною правит опустошение.


ГЛАВА 36

Проскальзываю обратно в свой гостиничный номер для быстрой передышки перед следующим событием. Говорю себе, что мне просто нужно передохнуть, но точно знаю, я просто трусливо избегаю Колтона, как делала большую часть дня. Перед другими он был само дружелюбие, но отчужденным, когда никто не смотрел. Явная боль в его глазах также преобладает и в моих.

В один из редких моментов, когда мы оказались одни, я попыталась поговорить с Колтоном о его прощальных словах. Хотела сказать, что люблю его сломанную часть — что все еще хочу те его части, которые он прячет и боится выпустить — но когда я открыла рот, он просто проигнорировал меня с ледяным взглядом. Его терпение, очевидно, иссякло. Как раз то, чего я хотела, так почему же внутри я чувствую, что умираю.

Что я делаю? Не совершаю ли огромную ошибку? Прижимаю ладони к глазам и вздыхаю. Заставив его двигаться дальше, я должна была стать счастливой. Это должно было заставить меня вздохнуть с облегчением, ведь теперь мне нет необходимости терпеть эти однообразные слова из серии «позволь мне объяснить». Тогда почему я так несчастна? Почему мне приходится сглатывать огромный комок в горле каждый раз, когда я думаю о нем или смотрю на него?

Я все испортила. Может, мне стоит его выслушать. Дать ему шанс объяснить. Может, если я узнаю всю историю, как только услышу все грязные подробности его ночи с Тони, это поможет мне преодолеть боль и двигаться дальше. И, думаю, этого-то я и боюсь… что, если нет никаких грязных подробностей? Что если все, что Хэдди натолкала мне в уши, вполне обоснованно?

Что, если я ошибаюсь?

Дерьмо. Я все испортила. Я даже не могу думать трезво — мысли разлетаются на миллион направлений — но я знаю — я все испортила.

Сотовый сигналит о входящем сообщении, и это отвлекает меня от шизофренических мыслей. Это от Дэйна о Зандере. Я тут же ему перезваниваю.

— Что случилось? — спрашиваю я в ответ на его приветствие.

— У него была довольно тяжелая ночь, Рай. — Он громко вздыхает. — Вообще-то, речь идет о сегодняшней ночи. Его отец, Рай. Он клянется, что прошлой ночью видел в окне отца. Он был в полном шоке. Буквально. Но в комнате с ним находилась Эйвери и сказала, что там никого нет.

— О Боже! — это все, что я могу сказать, представляя страх, разрывающий его маленькое тело.

— Да… Эйвери проделала отличную работу. На самом деле, он не отходил от нее весь день.

— Он по-прежнему разговаривает? — я сразу же думаю обо всех успехах, которых он достиг за последний месяц. О том, как на сеансах терапии он начал рисовать картины, изображающие то, что произошло в ту ужасную ночь, и собирать все детали воедино для своих воспитателей и представителей власти. Такой стресс мог свести все это на нет, и сделать даже хуже.

— Немного, но эта ночь еще свежа в его памяти. Я просто держу Эйвери рядом с ним. Эти двое по-настоящему сдружились.

— Нужно ли мне вернуться домой? Я могу… — меня пронизывает чувство вины. Сейчас я должна быть там с Зандером. Утешать его. Помогать пройти через это. Держать его за руку.

— Не говори глупостей, Рай. У нас все под контролем. Просто я знаю, как тебе нравится знать все о детях, когда подобное случается.

— Уверен?

— Абсолютно, — подтверждает он. — Как твое сопротивление Адонису? Корабль все еще тонет или ты погрузилась в его райские уголки?

Не могу сдержать улыбку, возникающую на губах.

— Ты разговаривал с Хэдди, не так ли? — его молчание — единственный ответ, который мне нужен. Смирившись и нуждаясь в ком-то, чтобы спросить совета, я неохотно отвечаю. — Это… сбивает с толку. — Я вздыхаю.

— Мужчины всегда такие, детка.

Я смеюсь.

— Не знаю, Дэйн. Я знаю, что видела. Я же не глупая. Но из-за Хэдди, говорящей мне, что я упрямая, и Колтона, постоянно отрицающего, что что-то было, я задаюсь вопросом, не совершаю ли я ошибку. Просто я не понимаю, как один плюс один не равняется двум.

Он издает неопределенный звук на другом конце линии, пока раздумывает.

— Черт, Рай, не все черно-белое, если ты понимаешь, о чем я. Кто пострадает от того, что ты выслушаешь его?

Шумно выдыхаю, сквозь меня покатывает волна страха, что я действительно могу ошибаться. Что я уже могу опоздать.

— Моя гордость.

— Сладкая, может, тебе стоит крепче держаться за этого Адониса, а не за свою гордость? Иначе в итоге ты останешься в одиночестве с кучей кошек.

Между нами воцаряется тишина, его слова звучат чуть ближе к истине, чем мне хотелось бы признать.

— Да… знаю.

— Тогда подними свою задницу и сделай что-нибудь! Такой великолепный мужчина не будет ждать вечно, независимо от того, насколько ты восхитительна. Черт, может просто попытаться обратить его в свою веру.

Я снова смеюсь; благодарная Дэйну и его непрошеным советам, которые, без сомнения, ставят меня на место. Дерьмо! Я быстро благодарю его и отключаюсь. Немедленно выбираюсь из своего делового наряда, снимая его через голову, и хватаю самое сексуальное платье, которое у меня есть в чемодане.

За время, что мне пришлось посидеть и хорошенько обо всем подумать, я освежила макияж и прочитала себе ободряющую речь, чтобы восстановить часть своей уверенности. Не уверена, что скажу Колтону, но что-то сказать я должна. Мне нужно исправить вред, нанесенный этой гребаной ситуацией, в которой мы постоянно оказываемся.

Настало время надеть на себя штанишки большой девочки.

Я подумала, что если успею быстро с ним поговорить, то смогу позже спланировать встречу и все обсудить. Дважды проверяю свое отражение в зеркалах лифта. Мое скорое преображение сотворило чудо как с моей внешностью, так и с моим настроем. Направляюсь в бальный зал, где проходит вечернее мероприятие. Мероприятие, на которое я не была приглашена, но мне все равно. Я должна сделать это сейчас.

Не могу больше ждать. Не могу терять ни минуты, цепляясь за свою гордость.

Кроме того, я и правда ненавижу кошек.

Мероприятие — благотворительная коктейльная вечеринка, где люди делают требуемое пожертвование в обмен на право сказать, что они выпили с неуловимым Колтоном Донаваном. Как бы я не была рада, что средства пойдут в пользу организации для детей-сирот Сент-Питерсберга, у меня есть подозрение, что участникипраздника будут больше обеспокоены, пытаясь привлечь внимание Колтона — вернее того, что у него в штанах — чем детьми, которым помогут их деньги.

По пути делаю глубокий вдох. Я уже приняла решение. Мне нужно поговорить с Колтоном. Сегодня вечером. Нужно либо предать это забвению, либо рискнуть, довериться ему и послушать, что он скажет. Поверить его словам о том, что он не спал с Тони, никогда мне не изменял. Молча репетирую слова, которые хочу сказать. От нервозности скручивает живот. Разглаживаю руками платье, поворачиваю за угол фойе, ведущего в бальный зал, и останавливаюсь, как вкопанная, когда сталкиваюсь лицом к лицу с человеком, которого я боялась увидеть всю эту поездку. Единственным человеком, которого, я уверена, Колтон намеренно держал подальше от моих глаз.

— Ну надо же, какой неожиданный сюрприз, — журит она меня своим неповторимым голосом, заставляя волосы на затылке встать дыбом. Мне требуются все силы, чтобы не броситься на нее. Не стереть пощечиной с ее лица эту самодовольную, вкрадчивую ухмылку и показать, какие чувства я на самом деле к ней испытываю.

И только я собираюсь всё ей высказать, когда проходящий мимо джентльмен ловит мой взгляд и кивает мне, пробормотав «Райли» — это один из наших спонсоров.

Киваю ему в ответ, заставляя себя слегка улыбнуться в знак приветствия, зная, что, как бы я ни хотела наброситься на Тони прямо здесь и показать, что я о ней думаю, я не могу совершить профессиональное самоубийство, которое могло бы произойти из-за этого. И я понимаю, Тони знает об этом, потому что водит языком по внутренней стороне щеки, и ее ухмылка становится шире.

— Что? — говорит она, глядя на меня сверху вниз. — Ты наконец-то готова простить Колтона за его проступки? — она хмурит брови, ее глаза выражают не только презрение. И для меня не ускользает, что слово «проступки» использовано во множественном числе. Смотрю на Тони, столько всего, что бы мне хотелось на нее вывалить, проносится у меня в голове. Мне приходится сжать кулаки, чтобы не потянуться и не ударить ее. Гнев так давит мне на горло, что я не могу произнести ни слова. Чувства-эмоции-ненависть переполняют меня, но слова не идут наружу.

— Думала, он изменится только ради тебя, куколка? Может, тебе стоит спросить его, чем или, я бы сказала, с кем он занимался последние пару недель. — Резкий смех срывается с ее губ, накаченных ботоксом, она делает шаг вперед. — Ни Ракель, ни Кэсси, ни… — она поднимает брови, намекая на себя, — не жаловались в твое отсутствие.

Ее слова сначала шокируют меня, а потом приводят в ярость.

— Катись к черту, Тони, — выдавливаю я, шагая ближе к ней, нарушая границы ее личного пространства. Руки трясутся. Кровь прилила к голове. Она в одиночку сменила мою надежду примириться с Колтоном на гнев и абсолютное отчаяние. А чего я ожидала? Уж если на то пошло, ведь это она отняла его у меня.

С меня хватит. Охренеть как хватит. Как раз, когда я заставила себя поверить, что это я виновата во всех этих страданиях — бац, и правда ударяет меня по лицу. Моя надежда разлетается и осколками падает на землю к моим ногам.

— Знаешь что? — усмехаюсь я, желая прижать ее к стене и схватить рукой за горло. — Мне уже все равно кому он достанется, но, черт возьми, уж я точно сделаю так, что это будешь не ты!

Она притворно смеется, мои слова не трогают ее.

— Ох, ужасное для тебя потрясение, милая, но ты уже все продула, потому что до конца ночи Колтон мой. — Она ухмыляется, подмигивая мне, прежде чем повернуться и уйти. Стою и смотрю ей в спину, пока она удаляется, и даже не могу начать обдумывать водоворот своих мыслей.

Он был с другими женщинами? Все это время, пока он пытался вернуть меня, он трахал своих бывших? Слова Тиган с вечеринки возвращаются ко мне. Какая же я дура. Поверила, что он хочет меня вернуть. Что он был готов измениться ради меня.

Большой Плохой Волк действительно обманул Маленькую Красную Шапочку.

Слишком знакомое чувство обиды, превратившееся в ярость, проносится сквозь меня. Раньше, в подобной ситуации, где я бы убежала и спряталась, сейчас — в данный момент — я хочу обрушить свою ярость на Колтона. Вывалить все на него и высказать то, что я о нем думаю. И хотя сейчас не то время и, не то место, очевидно, моим ногам плевать с высокой колокольни на это, потому что, прежде чем понимаю, я уже толкаю дверь в бальный зал.

Женщина на задании.

Когда я вхожу, в помещении уже полно меценатов, так как это одно из главных событий этого вечера. Осматриваю переполненную комнату, пытаясь зацепить взглядом Колтона. Это не сложно — кажется, мое тело всегда знает, где он находится, независимо от местоположения — но скопление людей в дальнем углу, граничащее с небольшой толпой, подкрепляет тот гул, который проходит сквозь мое тело.

Надеюсь, со временем этот гул сойдет на нет, потому что я сыта по горло. Я так чертовски устала.

Прохаживаюсь по комнате с колотящимся сердцем, отмечая, что декольте, открытые ноги и облегающие наряды, похоже, являются дресс-кодом вечера. Слышу смех Колтона, прорывающийся из толпы, который заставляет меня распрямить плечи, а желудок подняться к горлу.

Когда я приближаюсь к скоплению людей, клянусь, они расступаются, открывая моему взору великолепное зрелище. Колтон стоит среди толпы женщин, которые охотно придерживаются облегченного дресс-кода. Он полностью расслаблен и, очевидно, находится в центре внимания среди этих людей. Обе его руки небрежно обнимают двух женщин, в одной он держит пустой бокал.

Что-то в его улыбке не так. Его взгляд отрешенный. Чего-то не хватает в выражении его лица. Возможно, это просто образ Колтона, на полную включившего режим публичной персоны. Или, судя по пустым бокалам на столе позади него, возможно, он пьян.

Держусь на расстоянии, наблюдая за демонстрацией эстрогена на грани отчаяния, моя ярость растет, и как только я собираюсь подойти и прервать их небольшую встречу, Колтон поднимает взгляд вверх, и его глаза фиксируются на мне. В них мелькают какие-то безымянные эмоции, но исчезают прежде, чем я могу их распознать. Делаю шаг вперед, и крошечная улыбка слегка приподнимает один из уголков его губ. И очень медленно, очень сознательно Колтон наклоняется к блондинке справа — его глаза по-прежнему смотрят на меня — и начинает ее целовать. И я говорю не о том поцелуе, когда просто чмокают в губы. Я говорю о полноценном поцелуе.

И все это время зеленые глаза неотрывно смотрят на меня.

Кажется, мой рот приоткрывается. Кажется, с губ даже срывается слабый писк. Чувствую, как вся кровь отливает от головы, устремляясь по венам.

— Чертов ублюдок! — слова слетают с губ, но они такие тихие, такие жалкие, что я не уверена, слышит ли их кто-нибудь.

Поворачиваюсь к нему спиной и выбегаю из комнаты. В моем сознании вспыхивает то, что я только что видела. Лицо девицы мерцает и превращается в лицо Тони. Ракель. Других безликих и безымянных, чьи образы швырнула мне в лицо Тони. Пролетаю мимо официанта, не заботясь о том, что чуть не опрокидываю его поднос, и протискиваюсь в ближайший выход, который могу найти.

Слезы, обжигают мне горло, но пронизывающий меня гнев иссушает их. Во мне накопилось столько ярости — столько боли — что я не знаю, что делать. Направляюсь в противоположный конец пустой комнаты, в которой я оказалась, но не нахожу выхода.

Из меня вырывается истеричный смешок, когда из гребаных динамиков мои уши атакует песня, пытаюсь успокоиться и найти другой выход, кроме как через бальный зал. «Медленный танец в горящей комнате». Эта песня как нельзя идеально подходит к этому хреновому моменту.

Опираюсь руками о стол в холле и пытаюсь отдышаться. Повторяющийся образ его губ, так демонстративно целующих эту подстилку на моих глазах, заставляет мой желудок вывернуться наизнанку. Какого черта я здесь делаю? Пытаюсь помириться? Кто эта женщина, которой я стала? И я была готова пойти на компромисс, поступится своими моральными принципами, ради него? Слышу, как позади меня открывается дверь. Пытаюсь выпрямиться и смахнуть с глаз слезы.

— Райли…

Бросаю взгляд на Колтона, с ним покончено. Сколько раз я буду очертя голову бросаться вперед, чтобы разбить себе сердце, не учась на собственной глупости?

— Убирайся, Колтон! Оставь меня в покое!

— Райли, я не хотел.

На этот раз я оборачиваюсь. Колтон стоит от меня в нескольких метрах, руки глубоко засунуты в карманы, плечи сгорблены, глаза такие извиняющиеся. Но на этот раз я на это не куплюсь. Скрещиваю руки на груди — бесполезная защита своего сердца.

— Да пошел ты! Для того, кто так помешан на мне, ты быстро двигаешься дальше, Ас! Теперь уж ты точно заслужил свое прозвище!

Его глаза изучают меня, молча задавая вопрос о том, что я сказала, но он не произносит его вслух, когда замечает, как я в гневе сжимаю и разжимаю кулаки.

— Это не то, что ты думаешь, Райли.

— Меня тошнит слушать, как ты говоришь это! Не то, что я думаю? — говорю я, повышая голос. — Я только что видела, как ты засунул язык в глотку какой-то девке, и это не то, что я думаю? — насколько же я глупа, по его мнению? Начинаю смеяться. По-настоящему смеяться. Это почти истерика, сегодня меня переполняли такие противоречивые эмоций, что для одного дня это слишком. — О, подожди. Ты не хотел целовать эту подстилку, но целовался со всеми остальными девками из «СКБ», которых трахал, пока пытался меня вернуть? Притворяясь, что это меня ты хочешь? Скажи мне только одно, Ас… ты хорошо посмеялся за мой счет?

Колтон хватает меня за плечо, впиваясь пальцами в кожу. Его хватка очень крепкая, пытаюсь избавиться от его прикосновения, но у меня ничего не выходит.

— О чем. Твою мать. Ты. Говоришь? — спокойно произносит он. — Кто…

— Ракель. Тони. Кто еще, Ас? Кэсси? Они дали тебе то, что нужно? Терпеливо стояли на коленях и целовали ноги, как это пристало хорошим девочкам? Брали, что им давали и молчали, твою мать, в тряпочку? Ты заказывал цветы для меня в промежутке между тем, как трахал их?

Пальцы Колтона сжимаются сильнее, и я полагаю, завтра у меня будут синяки. Его глаза пронзают меня.

— Ты можешь мне объяснить…

— Я не обязана ничего тебе объяснять! — выдергиваю руку из его хватки. — Подумать только, я пришла сюда, чтобы попытаться наладить наши отношения. Извиниться за упрямство. Сказать, что я тебе поверила. — Пораженно качаю головой и начинаю уходить, но оборачиваюсь. Боль пожирает каждую клеточку моего естества. — Скажи мне кое-что… ты сказал, что они не шлюхи, но ты ведь платишь Тони зарплату, верно? — выгибаю брови и по выражению его лица понимаю, что ему понятен смысл моих слов.

— Она работает на меня, — говорит он, проводя рукой по волосам. — Я плачу, потому что она делает свою работу. Я не могу уволить ее, потому что она тебе не нра…

— Нет. Можешь — кричу я на него. — И она не просто мне не нравится. Я, твою мать, ее ненавижу! Ты трахал ее, Колтон. Трахал! Ее! Думаю, твой выбор чертовски очевиден. Не так ли?

— Райли…

— Знаешь что, Колтон? Меня от тебя тошнит. Я должна была довериться своему инстинкту, когда увидела тебя в первый раз. Ты никто иной как потаскун.

Когда я останавливаюсь и вытираю слезы с глаз, о которых даже и не подозревала, Колтон по-прежнему стоит там, со стоическим выражением на лице, глаза тверды, как сталь. Когда он начинает говорить, его голос низкий и беспощадный.

— Ну, если меня обвиняет в этом единственная девушка, которую я выбрал и которую теряю из-за ее непонимания и безграничного упрямства, может мне поступить соответствующе.

От его слов останавливаюсь на полпути. Как саркастично. Как обвинительно. Встречаюсь с ним глазами, и у меня перехватывает дыхание, прежде чем я успеваю закрыть их и сделать глубокий вдох, когда его слова проникают в меня. Мой мир движется по спирали в темноту, обвиваясь по ходу замешательством, которое только что стало таким ясным. Это первый раз, когда он не отрицает, что спал с ней. Он не признался в этом — слова не были произнесены — но и не отрицал. Боль поражает меня прямо в грудь, я пытаюсь дышать, пытаюсь думать, но он лишь продолжает говорить. Мое разбитое сердце разлетается на миллион осколков.

— Так я привык справляться с болью, Райли. Я не горжусь этим, но я использую женщин, чтобы скрыть боль. Я теряюсь в них, отгораживаясь от всего. — Он на секунду опускает голову, мой разум пытается объять волны потрясения от его слов.

Он только что сказал мне две вещи, и я не уверена, на какой из них мое рассеянное сознание может сосредоточиться. Его признание заставляет всплыть в моей голове слова, сказанные им несколько недель назад. Слова, сказанные им у меня дома утром после того, как мы впервые спали вместе. Как его багаж из Боинга—747 заставляет жаждать сенсорной перегрузки с помощью физического контакта — способствуя отпущению грехов кожа к коже. Но почему?

И что из этого удачного объяснения просто дерьмовое оправдание для плейбоя, пойманного на собственной лжи? Подходящий способ для мужчины, который всегда получает то, что хочет получить. Я могу любить то, что в нем сломлено, но я больше не могу мириться с ложью.

— На днях ты сказала мне, что, между нами, все кончено. Буду первым, кто признает, что это хреново, но я справляюсь единственным способом, который знаю, — говорит он.

Изучаю его лицо, вглядываясь в него так глубоко, что это меня пугает. Я вижу боль в его глазах. В его исповеди слышны неуверенность и сильнейший стыд. И это то, чего я хочу? Мужчину, который каждый раз, когда мы ссоримся или когда его пугают наши отношения, бежит к кому-то другому? Бежит к другой женщине, чтобы облегчить боль? Я сказала, что люблю его. Ради Бога, я же не сказала, что хочу выйти за него замуж и быть матерью его детей, которых он не желает.

— Значит, ты хочешь сказать, что я так важна для тебя, что если ты захомутаешь какую-нибудь ничем незапоминающуюся цыпочку, то забудешь меня? — я качаю головой. — Что если мы будем вместе, то каждый раз, когда будет трудно, ты будешь убегать к Тони или другим готовым претенденткам? Боже, ты сейчас действительно создаешь прекрасную основу для отношений. — Он пытается прервать меня, но я лишь поднимаю руку, чтобы его остановить. — Колтон… — вздыхаю я. — Прийти поговорить с тобой сегодня вечером было явной ошибкой. Чем больше ты говоришь, тем больше я начинаю понимать, что совсем тебя не знаю.

— Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо! — восклицает он, делая шаг ближе, а я отступаю назад. — Мне никогда не приходилось никому ничего объяснять… у меня это плохо получается.

— Верно сказано, — огрызаюсь я на него.

— Давай уйдем отсюда и поговорим.

— Колтон? — соблазнительный женский голос зовет его из за-моего плеча. Все в моем теле напрягается при этом звуке. Лицо Колтона бледнеет.

— Вон! — рычит он сквозь стиснутые зубы.

Я разжимаю челюсть и делаю глубокий вдох.

— Разговоры излишни. Кроме того, очевидно, ты нашел ту, кто поможет тебе похоронить боль. — Я киваю головой в сторону двери позади меня. — И знаешь что? Думаю, настало время и мне это попробовать. — Я пожимаю плечами. — Посмотрим, может, парень на одну ночь все исправит, как думаешь.

— Нет! — выражение отчаяния на его лице расстраивает меня, но сейчас мне уже все равно. Я так далека от чувств. Настолько оцепенела.

— Почему бы и нет? Что хорошо для гуся и так далее, — говорю я, добавляя еще одну живность к воображаемому зверинцу, который я создала, он просто смотрит на меня. В последний раз. — Наслаждайся вечеринкой, Ас.


ГЛАВА 37

Бесцельно блуждаю по курорту, и кажется, будто это длится вечность. Наблюдаю, как солнце опускается за горизонт, дневной свет гаснет, точно мои эмоции, погружающиеся во мрак моего сердца. Меня переполняет печаль, но в этом нет ничего нового, ведь она находилась со мной последние несколько недель. Полагаю, сейчас даже хуже, потому что я позволила себе поверить, что, придя к Колтону, он поймет, почему я была так расстроена, и на этом все закончится. Никогда бы не подумала, что он станет играть в эту идиотскую игру, чтобы намеренно сделать мне еще больнее.

Я снова и снова прокручиваю в голове его признание. О том, что он использует женщин, чтобы похоронить свою боль. С одной стороны, теперь я понимаю его немного лучше, но с другой, это говорит мне, что я действительно ничего не знаю о его прошлом — о том, что делает его тем, кто он есть.

Но он так отрицал произошедшее — или, может, настолько привык выходить сухим из воды — что даже не понимает, что, оправдываясь за свои поступки, сделал их еще более непростительными.

Как только сажусь на скамейку в одном из многочисленных садов отеля, звонит мой телефон. Смотрю на него, раздумывая стоит ли отвечать, но понимаю, вероятно, этот звонок от единственного человека, который может мне помочь разобраться в себе.

— Привет, Хэд, — говорю я, стараясь собраться с мыслями, насколько это возможно.

— Что случилось? — ее настойчивый тон громко и ясно доносится из телефона. Думаю, мне не удалось ее одурачить.

У меня льются слезы. Не останавливаясь. Когда, в конце концов, они стихают, я рассказываю о событиях вечера. Хэдди говорит:

— Это самая неимоверная чушь, которую я когда-либо слышала.

Что?

— Что, прости?

— Ну, во-первых, Тони. Она просто ревнивая сука, пытающаяся тебя достать, и ей это удалось!

— Ну и пусть… — я высмаркиваюсь, полностью отвергая замечание Хэдди.

— Серьезно, Рай… она же действует как типичная стерва. Если не можешь заполучить парня, заставь девушку, которую он хочет, сомневаться в нем, чтобы ты могла его заполучить. — Она громко вздыхает. — Я не горжусь тем, что говорю это, но раньше я делала то же самое.

— Серьезно? — Разум начинает понимать, о чем она говорит.

— Райли… для такой умной девушки, иногда ты бываешь очень глупой.

— Сыплешь соль на рану, Хэд.

— Прости, но это правда. Ты настолько зациклилась на своих мыслях, что не видишь ничего вокруг себя. Если бы Колтону хотелось трахать все, что движется, то почему он так отчаянно преследовал тебя? Рай, парень от тебя без ума. Тони просто одна из тех хитрых сучек, которые когда-нибудь получат по заслугам. Надеюсь, карма надерет задницу этой стерве раньше, нежели позже.

Начинаю слышать, что говорит Хэдди. Когда, черт возьми, встречаться с парнем стало так сложно? Когда тот, с кем ты встречаешься, еще как стоит того, чтобы за него бороться.

— Я понимаю, о чем ты говоришь, Хэдди, но как насчет сегодняшнего вечера? Поцелуй. Он… он изменил мне, — выдыхаю я последние слова.

— А он изменил? — говорит она, и этот вопрос повисает на линии.

— Черт побери, Хэдди! Ты никак мне не помогаешь. — Зажмуриваю глаза и сжимаю пальцами переносицу.

— Я не на твоем месте, Рай. Я не могу сказать тебе, что делать — что чувствовать — все, что я могу сказать — это прислушайся к интуиции. — Она вздыхает. — Женщины — злобные сучки, а мужчины — сбивающие с толку ублюдки, тебе просто нужно определиться, кому из двух ты доверяешь больше.

— Черт! — стону я, чувствуя себя менее решительно, чем в начале нашего разговора.

— Люблю тебя, Рай.

— И я тебя, Хэд.

Отключаюсь и еще немного прогуливаюсь вдоль края поля для гольфа, думая о словах Хэдди и ее небольшом совете. Блуждаю по территории курорта, пытаясь перестать думать, но мне это не удается. Прохожу мимо одного из коктейль-баров отеля и, что непривычно для меня, заворачиваю в него и занимаю место возле стойки. Бар не слишком оживленный, но ни в коем случае и не тихий. И стойка, и многочисленные столы заполнены посетителями, некоторые сидят одни, некоторые в парах.

Только когда сажусь, понимаю, как сильно болят стопы от каблуков и моего бесцельного блуждания. Смотрю на часы на стене и поражаюсь, что прошло уже больше двух часов.

Откидываюсь на спинку стула и качаю головой, вспоминая цепь событий, обрушившихся на меня, как при лобовом столкновении. Заказываю выпивку и делаю большой глоток из соломинки, когда мое внимание переключается на телевизор в правом от меня углу. Конечно, канал показывает что-то, имеющее отношение к завтрашней гонке — весь город был перекроен под дорожный трек, — поэтому я могу понять, почему телевизор на него настроен. К несчастью для меня, в программе группа мужчин обсуждает одного Колтона Донавана и разбирает основные моменты его прошлогодних заездов. На экране мелькают изображения автомобиля номер тринадцать с различных мест соревнований. Клянусь, я не смогу сбежать от него, куда бы ни пошла.

Не задумываясь, наклоняюсь вперед, когда слышу, как дикторы упоминают имя Колтона.

— Что же, Ли, кажется, на этой неделе Донаван зажжет трек, — говорит один из ведущих. — Он был таким целеустремленным, что на тренировках едва сбавлял скорость на поворотах.

— Очевидно, что в межсезонье он поработал над своими навыками, это ясно видно. Мне просто интересно, не слишком ли сильно он мчится. Подходя к делу со стратегией, слишком агрессивной для завтрашней гонки, — замечает другой ведущий. — Вероятно, он чересчур сильно рискует. Он ведет автомобиль явно как отвергнутый мужчина.

Другой комментатор смеется, а я лишь закатываю глаза от этих слов.

— Если завтра он пройдет круг, как сегодня, то побьет рекорд.

На экране появляется портрет Колтона, а затем повтор самых ярких моментов гонки. «До конца жизни» в исполнении Ludacris играет фоном во время видео эпизодов с тестовыми заездами Колтона, а я качаю головой, потому что не могла бы придумать более подходящей песни.

Тяжело вздыхаю и делаю еще один глоток через соломинку, отводя глаза от его лица на экране телевизора, к которому так и притягивает взгляд.

— Тяжелый день?

Поворачиваюсь на голос мужчины, сидящего слева от меня. Я не в настроении для компании, но, когда вижу полные сострадания шоколадно-карие глаза на довольно красивом лице, знаю, что не смогу быть грубой.

— Что-то в этом роде, — бормочу я с легкой улыбкой, прежде чем вернуться к своему напитку, просто желая, чтобы меня оставили в покое. Нервничая, начинаю разрывать салфетку на крошечные кусочки. — Еще один, пожалуйста. — Обращаюсь я к бармену, когда она проходит мимо.

— Позвольте мне, — говорит мужчина рядом со мной.

Снова смотрю на него.

— В этом нет необходимости.

— Пожалуйста, я настаиваю, — говорит он бармену, двигая свою карту по стойке, чтобы открыть счет, и это приносит мне легкое неудобство, поскольку я не планирую находиться здесь так долго.

Снова смотрю на него. Отмечаю ухоженный вид и опрятную одежду, но возвращаюсь к его глазам. Вижу в них лишь доброту.

— Спасибо. — Я пожимаю плечами.

— Паркер, — говорит он, протягивая руку.

— Райли, — отвечаю я, пожимая ему руку.

— Вы здесь по работе или на отдыхе?

Тихо смеюсь.

— По работе. Вы?

— На самом деле, и то, и другое. С нетерпением жду завтрашней гонки.

— Хм-м-м, — все, что мне удается произнести, пока я сосредоточенно кромсаю салфетку. Понимаю, что веду себя грубо, но я действительно не в настроении вести вежливый разговор с кем-то, кто, возможно, хочет больше, чем просто выпить и поболтать в баре. — Простите, — извиняюсь я, — сейчас я не очень подходящая компания.

— Все в порядке, — говорит он задумчиво. — Кем бы он ни был… он счастливчик.

Смотрю на него.

— Настолько очевидно, да?

— Такое мы уже проходили — посмеивается он и делает большой глоток пива. — Единственное, что я скажу, должно быть этот мужчина идиот, раз готов без боя позволить вам уйти.

— Спасибо, — сдаюсь я, и впервые с нашей встречи, на моем лице появляется улыбка.

— Вау! Вот и улыбка, — поддразнивает он, — и красивая!

Мои щеки вспыхивают, я отвожу взгляд и делаю глоток жидкой храбрости. Некоторое время мы праздно болтаем ни о чем, бар постепенно заполняется, и ночная жизнь вступает в свои права. В какой-то момент Паркер пододвигает свой стул ближе ко мне, так как мы не слышим друг друга из-за нарастающего шума. С ним легко разговаривать, и я знаю, что если бы мы были в другом месте и в другое время, я бы наслаждалась его случайными попытками флиртовать со мной, но моему сердцу просто не до этого, поэтому его безобидные попытки остаются безответными.

Я выпила пару бокалов, и в голове слегка затуманилось — недостаточно, чтобы заглушить боль сегодняшнего дня, но достаточно, чтобы позволить себе забыть о некоторых моментах. Мое внимание привлекает громкий смех в холле, и когда я поднимаю взгляд, задыхаюсь, когда мои глаза встречаются с глазами Колтона. Какое-то время мы пристально смотрим друг на друга, а затем я вижу, как его глаза сужаются при виде Паркера, и того, как его тело льнет ко мне, чтобы расслышать сквозь шум.

На заднем плане слышатся громкие голоса Бэккета и Сэмми, пытающихся перекричать шум, и я отстраняюсь от Паркера, слыша рычание Колтона. Обыскиваю взглядом движущуюся толпу и впереди Колтона вижу Бэккета, прижимающего руки к груди Колтона, а Сэмми стоит позади, удерживая его за плечи. Колтон вообще на них не смотрит. Его глаза просверливают во мне дырки, стиснув зубы, он туда-сюда работает челюстью, мышцы на его шее напряжены.

Перевожу взгляд на Паркера, который услышал беспорядочный шум в холле, но вся картина находится вне зоны его видимости. Он смотрит на меня и качает головой.

— Дайте угадаю, — говорит он со смиренным смехом. — Он вернулся, чтобы сражаться за вас?

— Что-то вроде этого, — бормочу я.

Крики усиливаются, я оглядываюсь, остальные посетители тоже заметили начавшийся хаос. Разговоры слегка стихли, так как все уставились в сторону холла, и я слышу, как Бэккет восклицает:

— Нет! У тебя другие приоритеты, Вуд! — не успеваю опомниться, как Колтон вырвется из его хватки и без колебаний пробирается через толпу.

Паркер наконец-то обращает внимание на потасовку, и когда видит, кто на нас надвигается, я слышу, как он втягивает дыхание.

— Это тот самый парень? — спрашивает он недоверчиво, одновременно со смесью страха и удивления в голосе. — Колтон, мать его, Донаван? Господи Иисусе, мне конец! — стонет он.

Поднимаюсь с места и становлюсь перед ним.

— Не волнуйся. Я могу с ним справиться, — уверенно говорю я, но, когда замечаю вспышку неподдельной ярости, отражающейся в глазах Колтона, сомневаюсь, что смогу.

И я уверена, что всему виной многочисленные коктейли и легкий гул в голове, но возникшая мысль отдается во мне неожиданным трепетом, невзирая на события последних нескольких дней. Что-то в его лице, кроме гнева, заставляет все внутри меня опуститься. Этот взгляд в его глазах говорит, что с него хватит. Говорит, что он войдет в эту комнату, подхватит меня, перекинет через плечо и унесет куда-нибудь, чтобы сделать со мной то, что ему хочется. В те несколько секунд, прежде чем он добирается до меня — я смотрю на мышцы, перекатывающиеся под облегающей тканью его футболки — каждая клеточка ниже моей талии сжимается от желания. Я так не люблю мужчин, которые ведут себя как пещерные люди, но, будь я проклята, если этот мужчина, как никто другой, не заставит женщину хотеть его.

А потом, когда он останавливается передо мной, эти холодные, расчетливые изумрудно-зеленые глаза пригвождаю меня, обездвиживая, и мой разум восстанавливает контроль над предательским телом, отодвигая мое либидо в сторону.

— Что, твою мать, за игру ты затеяла, Райли? — тихо рычит он, но этот звук перекрывает болтовню в баре.

Слышу, как Паркер беспокойно ерзает позади меня. Не глядя, протягиваю руку назад и похлопываю его по колену, чтобы дать понять, что я разберусь с этим.

— Какое тебе до этого дело? — отвечаю я легкомысленно, алкоголь позволяет мне проявить мужество, которое я на самом деле не чувствую.

Я готова к тому, что он потянется ко мне, чтобы схватить, поэтому отдергиваю руку, прежде чем он успевает это сделать. Мы смотрим друг на друга, оба кипя от злости по одним и тем же причинам. Вижу, как к нам с волнением в глазах приближается Бэккет, Сэмми от него не отстает.

— Я не люблю игры, Райли. Я не буду повторять это дважды.

— Не любишь игры? — смеюсь я с презрением. — Но самому в них играть — это нормально?

Он наклоняется вперед, его лицо в сантиметре от моего, его дыхание с примесью алкоголя овевает мое лицо, смешиваясь с моим.

— Почему бы тебе не сказать своему мальчику для игр, что ему пора, пока все не стало еще интереснее?

Знание того, что мы оба выпили и должны прекратить эту маленькую шараду, прежде чем назад пути уже не будет, должно было заставить меня отступить, но здравый смысл давным-давно покинул этот дом, оставив безраздельно властвовать сумасшествию и насмешке. Изо всех сил толкаю его в грудь, чтобы отстранить от своего лица, но он лишь хватает меня за руки и, по вызванной мной инерции, притягивает к себе.

— Ты. Высокомерный. Самовлюбленный. Эгоист! (Arrogant. Conceited. Egomaniac) — кричу я на него, неосознанно раскрывая значение его прозвища, но я знаю, что он этого не понимает. Падаю на него, и это движение привлекает еще больше взглядов окружающей нас толпы. Наши грудные клетки поднимаются и опускаются в такт с яростным, резким дыханием, мы оба в раздражении сжимаем челюсти.

— Какого хрена ты пытаешься доказать? — скрежещет он.

— Я просто проверяю твою теорию, — вру я.

— Мою теорию?

— Да — насмехаюсь я. — Действительно ли потеряться в ком-то поможет избавиться от боли.

— И как, получается? — ухмыляется он.

— Не уверена. — Я беззаботно пожимаю плечами, прежде чем отойти от него и потянуть Паркера за руку. Знаю, что не должна продолжать втягивать его в это. С моей стороны крайне эгоистично его использовать, но иногда Колтон просто сводит меня с ума. — Я дам тебе знать утром. — Приподнимаю брови, проходя мимо него.

— Не смей уходить от меня, Райли!

— Ты потерял право указывать мне, что делать, как только переспал с ней. — Насмехаюсь я над ним. — Кроме того, ты говорил, что тебе нравится моя задница… так что наслаждайся видом, пока я буду уходить, потому что это последний раз, когда ты ее видишь.

За несколько мгновений происходит столько всего, что, кажется, будто время остановилось. Колтон бросается на Паркера, дергает его так, что наши руки разъединяются. В эту секунду я ненавижу себя за то, что вовлекла Паркера в наш сумасшедший дом, и когда смотрю на него, пытаясь передать эту мысль во взгляде, вижу, как Колтон отводит руку, чтобы нанести удар. Прежде чем она устремляется вперед, Сэмми хватает Колтона, мешая ему. Я начинаю кричать на Колтона, бросаясь в него всевозможными обвинениями. Чувствую, как чья-то рука сжимается вокруг моего плеча, и пытаюсь ее сбросить, но безрезультатно. Поворачиваю голову, и вижу Бэккета. Он бросает на меня предупреждающий взгляд и силой выводит из бара.


ГЛАВА 38

К тому времени, как мы добираемся до лифта, всплеск адреналина утихает, выжигая остатки алкоголя в моем организме. Все тело начинает трясти. На меня обрушиваются эмоции от только что произошедшего. Заставляя понять, какой совершенно незнакомой мне сумасшедшей женщиной я только что выглядела в общественном месте. Что втянула в это невинного парня, который не заслужил гнева Колтона, обрушившегося на него без причины. У меня такое чувство, что я только что стала участницей реалити-шоу «Настоящие домохозяйки», и была гвоздем программы.

Колени подкашиваются, когда всё — быть с Колтоном, не быть с Колтоном, хотеть Колтона — становится для меня слишком.

— Не смей, — говорит Бэккет, крепко обхватив меня за талию, прежде чем я соскальзываю на пол. Передаю инициативу в его руки, он выводит меня из лифта и направляется в сторону моего номера. Все внутри меня онемело от боли и смущения. Смотрю на него, а он лишь качает головой и бормочет так тихо, что мне кажется, говорит сам с собой.

— Господи Иисусе, женщина, ты нарочно пытаешься надавить на все слабые места Колтона? Потому что если это так, то ты чертовски в этом преуспеваешь!

Он убирает руку, когда мы добираемся до номера, а я нащупываю в сумочке карточку-ключ и вручаю ее ему. Он открывает дверь и толкает ее, прижимая руку к моей пояснице, чтобы провести внутрь.

Я тут же подхожу к своему чемодану, начинаю срывать одежду с вешалок и пихать их и все остальное, что могу найти, в чемодан, всё время надрывно всхлипывая.

— Нет-нет… Ни за что! Не смей, Райли! — кричит Бэккет у меня за спиной, когда видит, что я делаю. Я просто игнорирую его, бросая, толкая, набивая. Протесты Бэккета продолжаются, и я вскрикиваю, когда чувствую, как он сзади обвивает меня руками, удерживая, пытаясь обуздать мою истерику.

Он просто неуклюже держит меня, нашептывая что-то, как капризному ребенку, нуждающемуся в успокоении. Он обнимает меня, и тут я не выдерживаю и поддаюсь слезам и горестям сегодняшнего дня. И тому, чего никогда не будет.

— Я думал, что вы, ребята, пытались во всем разобраться. Могли бы разобраться с этим. Вы же по отдельности оба несчастны, гребаные вы идиоты.

— А мы несчастны и когда вместе, — шепчу я. Слезы, которых он не видит, снова наворачиваются на глаза, и я лишь качаю головой. — Ему нужно сосредоточиться, Бэкс. Я… всё это… только отвлекает, чего ему сейчас совершенно не нужно.

— Чертовски гениальные слова, которые мне когда-либо приходилось слышать… но что они значат, Райли?

Тыльной стороной ладони стираю со щеки упавшую слезу.

— Я не знаю… кажется, я уже больше ничего не знаю… мне просто нужно немного побыть вдали от него, чтобы обдумать это и понять.

— И что? Собираешься упаковать вещи и уйти, не поставив его в известность? Сбежать? — выдыхает он, вышагивая передо мной по комнате. — Потому что так намного лучше, да?

— Бэккет… я не могу… — бормочу я, — просто не могу… — хватаюсь за ручку чемодана и начинаю ее поднимать.

Бэккет выдергивает ее у меня из рук, встает впереди, хватает за плечи и сильно встряхивает.

— Не смей, Райли. Не смей, твою мать! — кричит он на меня, сейчас гнев разжигает огонь в его венах. — Ты хочешь его бросить?

— Бэкс…

— Никаких «Бэксов». В любой другой день я бы сказал, что ты так же труслива, как и он… что вы оба так чертовски упрямы, что лучше сделаете хуже себе, только бы досадить друг другу. Не разобрались со своим дерьмом? Я понял. Правда понял. Такое бывает. — Он громко вздыхает, отпуская меня и отходя на нескольких метров, прежде чем развернуться ко мне лицом. — Но пока ты не ушла, Райли, ты, черт тебя побрал, в моей команде — с моим водителем — в этой гонке — с моим лучшим другом. Так что возьми себя в руки и притворись ради меня. Хотя бы до того момента, пока не начнется гонка. Это все, о чем я прошу. Ты у меня в долгу, Райли. — Когда он снова начинает говорить, он пугающе спокоен и полон злости. — Потому что, если ты не сможешь сделать это ради меня, да поможет мне Бог, Райли, если с ним что-то случится… это будет твоя вина!

Шумно сглатываю, с открытым ртом смотрю на Бэккета, он словно армия из одного бойца.

— Послушай, Рай, знаю, тебе так проще… уйти таким образом… но если ты любишь его — если ты когда-нибудь любила его? Ты сделаешь это ради меня. Если ты уйдешь, это слишком опасно… я не могу позволить Колтону мчаться завтра на скорости триста километров в час, когда в его голове сплошной Ла-Ла-Лэнд и мысли о тебе, вместо проклятого трека. — Он хватает мой чемодан и ставит его обратно.

Все, на что я способна — это смотреть на него затуманенными глазами и с болью в сердце. Он прав в отношении стольких вещей, и все же я не знаю, смогу ли найти в себе силы притворяться. Вести себя как ни в чем не бывало, когда от вида Колтона у меня перехватывает дыхание и сжимается сердце. Когда мы постоянно рвем друг друга на части и намеренно причиняем боль. Издаю задушенный крик, ненавидя женщину, которой я стала за последние несколько дней. Ненавидя Колтона. Желая вновь онеметь, хотя так чертовски хорошо снова чувствовать. Но если я не могу быть с ним — моим прекрасным сломленным мужчиной — тогда я лучше оцепенею, чем буду жить в этой бесконечной бездне боли.

Бэккет видит зачатки истерии — видит то, как я осознаю, насколько сильно на самом деле люблю Колтона и мое опустошение, которое маячит на горизонте.

— Ублюдок! — бормочет он в раздражении от того, что в одиночку имеет дело с моей неразумностью, прежде чем невозмутимо подвести меня к кровати и, надавив на плечи, усадить на нее. — Садись! — приказывает он.

Он располагается передо мной на корточках, как родитель поступает с ребенком, и это дает мне представление о том, какой Бэккет на самом деле хороший парень. Он протягивает руку и кладет ее мне на колени, глядя прямо в глаза.

— Он всё испортил, да? — всё, что я могу сделать, это кивнуть головой, горло словно забито эмоциями. — Ты все еще любишь его, верно?

Напрягаюсь при этом вопросе. Ответ приходит мне в голову с такой готовностью, что я знаю, хоть я и люблю его — и что любовь к нему, скорее всего, принесет мне вагон вечной боли — этого просто недостаточно.

— Бэккет… я не могу и дальше поступать так с собой. — Опускаю голову, покачивая ею из стороны в сторону, у меня вновь перехватывает дыхание.

— Помнишь, я говорил, что Колтон оттолкнет тебя, чтобы доказать свою точку зрения? — киваю головой, слушая его, но на самом деле мне просто хочется остаться одной, хочется взять свой чемодан с вещами, торчащими из него в разные стороны, и с безумной скорость рвануть в аэропорт — назад к нормальности, предсказуемости и жизни без Колтона.

И только от одной этой мысли у меня исчезают все возможные эмоции.

Бэккет сжимает мои колени, чтобы я сосредоточилась на нем.

— Сейчас настало время, Райли. Тебе нужно убрать всё, что есть в твоей голове. Освободиться от всех предположений и подумать сердцем. Только сердцем, хорошо?

— Я больше не могу, Бэкс…

— Просто выслушай меня, Рай. Если ты действительно любишь его, то продолжай стучать в эти чертовы стальные ворота, за которыми скрыто его сердце. Если он действительно чего-то стоит, ты будешь продолжать это делать. — Он качает головой. — Проклятая хреновина должна когда-нибудь поддаться, а ты единственная, кто, я думаю, способен через нее пробиться. — Смотрю на него, открыв рот, он качает головой. — Я же говорил тебе, ты его спасательный круг.

Продолжаю смотреть, не в силах говорить, пытаясь переварить его слова. Я его спасательный круг? Могу ли я быть его спасательным кругом? Чувствую себя скорее грузом, тянущим нас ко дну океана, чем спасательным кругом. И почему Бэккет продолжает говорить мне освободить разум от всех предположений?

— Не может быть. Любовь не исправляет…

Вздрагиваю от своих мыслей и от стука в дверь. Начинаю вставать, но Бэккет сжимает мое плечо и идет посмотреть, кто там. Когда он открывает ее, вижу, как Сэмми вталкивает Колтона в дверь, прежде чем Бэккет ее захлопывает.

Несмотря на всё, что сказал Бэккет, от одного только вида Колтона во мне вспыхивает гнев. Поднимаюсь с кровати в ту же минуту, как он входит в мою комнату.

— Нет-нет! Ни за что! Убери отсюда этого эгоистичного засранца! — кричу я Бэккету.

— Черт побери, Бэкс! Какого хрена? — кричит он, с растерянностью в голосе. Он смотрит вниз на кое как упакованный чемодан и рычит. — Слава Богу! Будешь закрывать за собой дверь, смотри, чтобы она не ударила тебя по заднице, милая!

Подхожу к нему, переполненная яростью и готовая вот — вот взорваться.

— Это закончится здесь и сейчас! — гремит Бэккет, словно родитель, ругающий своих детей. Мы оба останавливаемся на полпути, когда Бэккет поворачивается к нам, с раздражением на лице и упорством во взгляде. — Мне все равно, если придется запереть вас одних в этой гребаной комнате, но вы двое не выйдете отсюда, пока не разберетесь со своим дерьмом. Это понятно?

Мы с Колтоном одновременно начинаем кричать на него, и голос Бэккета гремит, перекрывая наши.

— Вам понятно?

— Ни за что, Бэкс! Я и секунды не останусь в комнате с этим идиотом!

— Идиотом? — Колтон разворачивается ко мне, его тело оказывается в нескольких сантиметрах от меня.

— Да! Идиотом! — насмехаюсь я.

— Хочешь поговорить об идиотах? Может вспомнить тот трюк, который ты провернула с парнем из бара. Думаю, ты уже тогда претендовала на титул идиотки, милая.

— С парнем из бара? Вау, конечно, ведь безобидная беседа за коктейлем намного хуже тебя и стайки твоих шлюх, верно? — толкаю его в грудь, физическое действие дает мне возможность немного выпустить пар, в чем я так отчаянно нуждаюсь.

Колтон отступает от меня и отходит в дальний конец комнаты, а затем возвращается обратно, выдыхая воздух из легких. Мой номер кажется маленьким, Колтон поглощает пространство, и мне хочется, чтобы он просто ушел.

Он смотрит на Бэккета и проводит руками по своим черным как смоль волосам.

— Она мне все мозги вытрахала! — кричит Колтон Бэккету.

— Кому как не тебе знать все про трахание, учитывая, что всё началось с того, что ты трахнул Тони, — кричу я ему в ответ.

Поскольку Колтон стоит рядом с Бэккетом, трудно не заметить совершенно ошарашенное выражение на лице второго.

— Что? — запинается Бэккет.

— Что? Он тебе ничего не рассказывал? — скрежещу я зубами, глядя на Бэккета, кулаки сжаты, а в голове мелькают картинки. — Я сказала этому кретину, что люблю его. Он сбежал так быстро, как только мог. Когда пару дней спустя я появилась в доме на Пэлисейдс, дверь открыла Тони. В его футболке. Только в одной футболке. — Я полностью сосредоточена на Бэккете, потому что прямо сейчас не могу заставить себя взглянуть на Колтона. — На Колтоне тоже было не так много одежды. Он сказал, что ничего не было. Но в это немного трудно поверить, учитывая его печально известную репутацию. О, и у него в кармане была упаковка от презерватива.

Заканчиваю свою небольшую тираду, по какой-то причине желая показать Бэккету, какой его друг засранец, будто он этого еще не знал. Пытаюсь объяснить ему, почему веду себя сейчас как чокнутая. Но замолчав, не вижу ожидаемого взгляда. Вместо этого у него на лице полное замешательство, и когда он поворачивается, чтобы посмотреть на Колтона, оно превращается в недоверие.

— Ты, нахрен, издеваешься надо мной?

Теперь взамешательстве я.

— Что?

Колтон рычит.

— Оставь это, Бэкс.

— Какого хрена, чувак?

— Предупреждаю тебя, Бэккет. Не лезь не в свое дело! — Колтон встает лоб в лоб с Бэккетом.

— Когда ты ставишь под угрозу мою команду и завтрашнюю гонку, это становится уже моим делом… — он качает головой. — Скажи ей! — рявкает он.

— Сказать что? — кричу я на них обоих и на их проклятый мужской шифр.

— Бэккет, говорить с ней, будто разговаривать с чертовой кирпичной стеной. Какая от этого будет польза?

Слова Колтона достигают моих ушей, но на самом деле не проникают внутрь. Я так сосредоточена на реакции Бэккета, что не слышу их.

— Она права. Ты засранец! — недоверчиво произносит Бэккет. — Не хочешь сам рассказать ей? Отлично! Тогда это сделаю я!

В мгновение ока Колтон прижимает Бэккета к стене, схватив за грудки, почти касаясь его своей стиснутой челюстью. Втягиваю воздух, когда Бэккет ударяется спиной о стену, но отмечаю, что он никак не реагирует на вспыльчивость Колтона.

— Я сказал, оставь это, Бэкс!

Они смотрят друг на друга в течение нескольких мгновений, тестостерон волнами совершенно по-разному исходит от них: с силой Колтона и с простым взглядом Бэккета. Наконец, Бэккет поднимает руки и толкает Колтона в грудь.

— Тогда, твою мать, исправь это, Колтон! Исправь! Это! — кричит он, тыча в него пальцем, прежде чем дернуть дверь гостиничного номера и захлопнуть ее за собой.

Колтон сыпет проклятия, вышагивая взад и вперед по комнате со сжатыми руками, его гнев разгорается.

— Что всё это значит? — Колтон игнорирует мой вопрос и продолжает протаптывать дорожку в ковре, отказываясь смотреть мне в глаза. — Черт побери, Колтон! — я встаю на его пути. — Чего ты не хочешь, чтобы я знала?

Жуткое спокойствие в моем голосе на мгновение останавливает его, голова опущена, челюсти сжаты. Когда он поднимает голову, чтобы посмотреть мне в глаза, я не могу понять, что стоит за его гневом, поднимающемся на поверхность.

— Ты действительно хочешь знать? — кричит он на меня. — Действительно хочешь?

Подхожу к нему, противостоя ему, поднимаясь на цыпочки, чтобы попытаться стать выше и оказаться на уровне его глаз.

— Скажи мне. — Страх ползет по спине из-за того, что я могу услышать. — Или ты такое проклятое трусливое дерьмо, что не можешь признаться? Мне нужно услышать это из твоих уст, чтобы я смогла нахрен с тобой покончить и начать жить своей жизнью!

Он наклоняет голову и решительно смотрит мне в глаза, зеленые в фиалковые. В груди так больно, что пока тянется время, кажется, я больше не смогу задышать.

Его голос становится тихим, когда он говорит.

— Я трахнул Тони. — Его слова повисают в воздухе, пронзая мое сердце.

— Ты трус! — кричу я, отталкивая его. — Проклятый чертов трус!

— Трус? — ревет он. — Трус? А как насчет тебя? Ты так чертовски упряма, что уже три гребаные недели не видишь правды у себя перед носом. Ты так чертовски умна и величественна, что думаешь, что знаешь всё! А вот и нет, Райли! Ты ни хрена не знаешь!

Его слова, причиняющие боль и отталкивающие меня, еще больше разжигают мой гнев, раззадоривая.

— Я ни хрена не знаю? Серьезно, Ас? Серьезно? — подхожу к нему ближе. — А как тебе это? Я с первого взгляда узнаю сволочь, — вскипаю я.

Мы смотрим друг на друга, оба так хотим причинить друг другу боль, что не замечаем, как из-за этого разрываем друг друга на части.

— Кое-кто в разы лучше тебя, милая, называл меня словами и похуже — ухмыляется он, делая ко мне еще один шаг, вкрадчивый взгляд на его лице выводит меня из себя.

Прежде чем успеваю подумать, моя рука мелькает передо мной, чтобы ударить его по щеке. Но Колтон оказывается быстрее. Его рука молниеносно перехватывает мое запястье в полете, по инерции мы сталкиваемся друг с другом грудью. Мое запястье зажато в его руке, и когда я начинаю отбиваться от него свободной рукой, он хватает и ее. Отчаянно борюсь с ним, и сейчас я так сильно его ненавижу, что в груди всё болит. Его лицо в сантиметре от моего, и я слышу напряжение в его дыхании, овевающем мое лицо.

— Если ты со мной покончил… я тебе надоела? Мог бы просто сказать мне!

Он смотрит на меня, удерживая мои руки, защищаясь от ударов, его лицо напряжено.

— Я никогда тобой не смогу насытиться. — И, прежде чем успеваю осознать, что он делает, рот Колтона обрушивается на меня. Мне требуется мгновение, чтобы среагировать, и я так зла на него — просто в ярости — что брыкаюсь в его хватке и разрываю наш поцелуй.

Поцелуй с мужчиной, которого я ненавижу, но чей вкус так жажду ощутить.

— Хочешь грубо, Райли? — спрашивает он, мой разум не понимает его слов, но тело реагирует мгновенно. — Я покажу тебе грубость!

И одним стремительным движением рот Колтона вдавливается в мой и этой единственной манипуляцией берет каждое ощущение в моем теле в заложники. Его руки все еще сжимают мои, когда я изо всех сил пытаюсь сопротивляться его поцелую, пытаюсь оттолкнуть его от себя. Независимо от того, сколько я верчу головой, его губы остаются на моих губах, из глубины его горла доносятся короткие стоны удовольствия.

Отчаянно пытаюсь отрицать желание, которое начинает проникать в меня сквозь туман, вызванный гневом. Пытаюсь избавиться от ноющей боли, усиливающейся внизу живота, от вкуса его языка, сливающегося с моим. Пытаюсь бороться с затвердевшими сосками, когда его грудь касается моей груди.

Ярость превращается в желание. Жажда изгоняет боль. Разлука подогревает нашу страсть. Его прикосновение блокирует всякую разумность. Мягкий стон застревает в моем горле, когда его рот продолжает искушать и мучить каждую точку на моих губах и внутри.

В какой-то момент Колтон понимает, что я вырываюсь из его рук не для того, чтобы сбежать, а чтобы прикоснуться к нему. Он отпускает мои запястья, и мои ладони сразу же пробегают по его груди, стискивая в кулак ткань футболки, настойчиво притягивая его к себе. Его руки, теперь свободные, движутся, снова и снова обрисовывая линии моих изгибов, пока наши рты выражают необузданное желание, которое мы все еще испытываем друг к другу.

Каждое действие и реакция выражают срочность. Необходимость. Голод. Страстное желание. Отчаяние, будто мы боимся, что в любую минуту нас могут оттащить друг от друга, и мы никогда не испытаем этого снова.

Одной рукой Колтон обхватывает округлый изгиб моей задницы, дергает меня на себя, а другой удерживает меня за шею. Я даже не понимаю, что стон, раздающийся в комнате, исходит от меня, его затвердевшая плоть трется о треугольник моих бедер, он толкает нас назад к комоду позади меня. Приподнимает меня и устраивает там мой зад, задирая платье вверх по бедрам, делает шаг, вставая между моими ногами, все время продолжая свои сводящие с ума ловкие движения губами и языком.

Обхватываю его ногами за бедра, притягивая к себе еще ближе. Знаю, что это неправильно. Знаю, что после того, что он мне только что сказал, я не должна быть здесь и вытворять с ним такое. Но мне так надоело думать. Так надоело хотеть его, зная, что мы не принадлежим друг другу. Наши два совершенно разных мира просто не могут сойтись. Но мне так надоело скучать по нему. Так надоело желать услышать его голос, когда звонит телефон. Я так устала в нем нуждаться.

Так устала любить его, не будучи любимой в ответ.

Мне нужна эта связь с ним. Нужна тишина в голове, которую мне приносит всепоглощающее ощущение его на моей коже. В физическом контакте есть покой, которого я никогда раньше не осознавала. Покой, который, я знаю, Колтон снова и снова использовал в своей жизни, чтобы заглушить боль.

И прямо сейчас, мне нужно оцепенеть.

Знаю, это временно, но я передаю всю себя в его руки. Его ощущению, вкусу, звуку и аромату. Моей волнующей, всепоглощающей зависимости. Охотно позволяю себе потеряться в нем, чтобы на мгновение забыть боль, которую, я знаю, буду чувствовать, когда мы больше не будем единым целым.

Хватаюсь за подол его футболки и стягиваю ее через голову; впервые наши губы разъединяются. Сразу после того, как ткань исчезает, мы снова вместе. Он стягивает бретельки платья с моих плеч, его губы прокладывают ряд поцелуев вдоль линии моей шеи и кружевного края лифчика. Вскрикиваю от потрясения и потребности, когда он дергает одну из чашечек бюстгальтера и смыкает рот на моем соске. Откидываю голову, одной рукой стискивая его волосы на затылке. Пожар в моем естестве превращается в бушующее адское пламя, направляясь своей свободной рукой к поясу его брюк, чтобы расстегнуть их.

Успешно их расстегиваю, просовывая ладони между его хлопковыми плавками и разгоряченной кожей. Беру в руки его эрегированный член, и он стонет от ощущения моей кожи на своей плоти. Его руки мгновенно оказываются на моих бедрах, задирая мое платье выше и рывком сдвигая мои влажные стринги в сторону. Он скользит пальцем по моим створкам, и я стискиваю бедра, снова чувствуя на себе его пальцы. Прижимаюсь бедрами к его рукам, жадная и бесстыдная в своем стремлении потеряться в удовольствии. Вскрикиваю, когда он просовывает палец внутрь, а затем распределяет мою влагу снаружи.

Прежде чем могу открыть глаза и заметить, что ощущения от его пальцев пропали, он входит в меня одним резким толчком. Мы оба кричим, он замирает и затем проникает как можно дальше в мои влажные жаркие глубины. Мои стенки сжимаются вокруг него, когда я приспосабливаюсь к его наполненности внутри меня. Под моими руками мышцы на плечах Колтона напрягаются, когда он пытается удержать контроль. Чувствую, как он от него ускользает — знаю, он мужчина, который вот — вот не выдержит — поэтому я беру поводья в свои руки и начинаю двигать бедрами ему навстречу, чтобы сказать ему «давай». Убеждая его потерять контроль. Быть грубым со мной. Сейчас мне не нужна прелюдия. Все, что мне нужно — он. Я жаждала этого последние пару недель, и сейчас мне так чертовски хорошо с ним, что ничего больше не нужно, чтобы подтолкнуть меня к краю.

Колтон сжимает пальцы, сминая плоть на моих бедрах, и удерживает меня на краю комода, врезаясь в меня бедрами. Снова и снова. В погоне за удовольствием.

— Боже, Райли! — он неумолимо движется, не отпуская мои бедра. Накрывает ртом мои губы и снова поглощает их, его язык имитирует действия, происходящие внизу. И между поцелуями Колтон притягивает меня к себе, обхватывая за задницу, чтобы не размыкать нашу связь, поднимает и, развернувшись, падает вместе со мной на кровать позади нас.

Его рот заявляет на меня права, Колтон снова находит свой ритм. Чувствую, как нарастает давление — чувствую, что противоречивое блаженство уже в пределах досягаемости — и хватаю Колтона за шею, прижимаясь к нему ртом, упиваясь им.

— С тобой. Так. Невероятно, — бормочет он у моих губ.

Я не могу говорить. Не доверяю себе. Не знаю, кто я сейчас. Поэтому вместо этого я просто выгибаю спину, чтобы изменить угол наклона бедер, позволяя ему ударяться по напряженным нервам глубоко внутри меня, снова и снова.

Колтон уже так хорошо знает мое тело — знает, что мне нужно, чтобы довести до кульминации — что понимает намек на неуловимую смену позы. Он встает на колени, хватает меня за ноги, поднимает их вверх и прижимает ступни к своей груди. Такая поза позволяет ему проникнуть еще глубже, и я не могу сдержать стон полного восторга, когда он входит до самого предела, прежде чем медленно выйти и вернуться обратно.

Смотрю на него, пот блестит на его лице и плечах, мои ноги с ярко накрашенными розовыми ногтями, выделяются на фоне его загорелого тела, и встречаю его взгляд. Удерживаю его так долго, как только могу, пока этот взгляд не становится для меня невыносимым; впервые с тех пор, как мы встретились, в нем нет никакой защиты от эмоций, мерцающих в его глазах. Это для меня слишком, чтобы понять — слишком, чтобы думать об этом, когда все, что мне хочется сделать — это потеряться в этом моменте и заблокировать всё остальное. Потерять ход мыслей.

Откидываю голову назад, глаза закрыты, а руки сжимают простыни подо мной, поскольку ощущения вот — вот угрожают меня настигнуть. Должно быть, по учащенному дыханию и напрягшимся бедрам, Колтон почувствовал мое скорое приближение.

— Держись, Рай — выдыхает он. — Держись, детка. — Он погружается в меня, набирая темп, пока я уже не могу больше сдерживаться.

— О Боже! — кричу я, когда мое тело разлетается на миллион кусочков удовольствия, лишенного каких-либо мыслей. Освобождение, нахлынувшее на меня, поглощает каждый мой вдох, мысль и реакцию. Непрерывная пульсация моего оргазма доводит Колтона до кульминации. Он громко выкрикивает мое имя и запрокидывает голову назад, приветствуя свое освобождение и резко дергаясь внутри меня. Когда он приходит в себя, я все еще пытаюсь начать дышать и мыслить, с закрытыми глазами и запрокинутой головой. Чувствую, как он убирает мои ноги со своей груди, и, не разрывая нашей связи, опускается на меня, распределяя свой вес на локти, упирающиеся по обе стороны от меня. Он подносит ладони к моему лицу и обхватывает его, нежно проводя большими пальцами по коже моих щек.

Чувствую, как его дыхание овевает мои губы — знаю, что он смотрит на меня — но я не могу заставить себя открыть глаза. Мне нужно овладеть своими эмоциями, прежде чем я их открою, потому что, как бы замечательно то, что сейчас произошло, ни было, это ничего не исправит. Не отменит того факта, что он сбежал, когда я сказала, что люблю его. Не сотрет того, что он спал с Тони, чтобы похоронить саму идею о том, что кто-то действительно может хотеть с ним чего-то большего, чем просто договоренность. Всё это увязает в том, что у нас может быть невероятный, ошеломляющий секс.

И онемение — прямо сейчас — это то, что я чувствую.

Чувствую тяжесть взгляда Колтона, но не могу заставить себя открыть глаза, потому что знаю, из них потекут слезы. Он тихо вздыхает, и я знаю, что он пытается понять меня и то, что происходит у меня в голове. Он склоняет голову и упирается лбом в мой лоб, его большие пальцы все еще ласкают линию моего подбородка.

— Боже, Райли, я скучал по тебе, — тихо бормочет он у моих губ.

Труднее услышать эти слова из его уст, чем признать, что мы только что занимались сексом. Ранимость того, как он произносит это своим хриплым голосом, разрывает мне сердце и вытягивает душу. Думаю, вероятно, мысль о том, что хоть он и занимался сексом с многочисленными женщинами, но, скорее всего, никогда раньше не говорил никому этих слов — добивает меня.

— Поговори со мной, Рай — выдыхает он. — Прошу, детка, поговори со мной, — умоляет он.

И вот слеза выскальзывает из уголка глаза и скатывается по щеке. Держу глаза закрытыми и лишь слегка качаю головой, эмоции яростно борются внутри меня. Нашего контакта достаточно для него, чтобы все исправить. Не для меня. Как я могу ему доверять? Как я могу доверять себе? Эта девушка, которая спит с кем-то после того, как ей изменили — это не я. Как я могу жить и любить его, зная, что мне придется постоянно ходить по тонкому льду, опасаясь, что если я скажу то, что его напугает, то я отправлю его в объятия кого-то другого?

Для него это примирение. Для меня — последнее воспоминание. Мое последнее «прощай».

До жути себя ненавижу. Ненавижу, что использовала его в попытке унять боль, которая, знаю, будет владеть моим сердцем и душой в ближайшие недели и месяцы. Ненавижу за то, что он нуждается во мне, а я больше не могу заставить себя нуждаться в нем. Я не могу потерять свое вновь обретенное «я», которое по иронии судьбы помог найти мне он. Наблюдая за тем, что он со мной делает. За человеком, которым я становлюсь. Рядом с ним я гребаная невротичка. И да — Боже, да, я люблю его — но любовь однозначно ничего не стоит, если она безответная и ее возвращают тебе обратно.

Он отстраняется и целует меня в кончик носа, мой подбородок дрожит, я сдерживаю в себе свои мысли.

— Скажи мне, что происходит в твоей голове, Рай? — призывает он, когда оставляет нежные поцелуи на дорожке от моей единственной слезы, а затем на обоих закрытых веках, прежде чем вернуться к губам. Такая нежность от мужчины, который клянется, что не чувствует, заставляет меня бороться с тем, чтобы не разрыдаться. И хотя он не отстранился от меня, я чувствую, что он теряет нашу связь, потому что, когда его губы вновь касаются моих, он надавливает языком, чтобы раскрыть их. Он медленно ласкает мой рот, его язык сплетается с моим в трепетном танце, выражая свое желание ко мне с изысканным, нежным отчаянием.

Отвечаю ему и на его безмолвную просьбу, нуждаясь в этом контакте, чтобы сдержать все свои чувства к нему, хотя знаю — этого уже недостаточно. Безответной любви не бывает. В конце концов, Колтон заканчивает поцелуй и вздыхает, отступая, а мои глаза по-прежнему закрыты.

— Дай мне секунду, — говорит он. Вздрагиваю, когда он выскальзывает из меня, один теперь становится двумя, и я чувствую, как прогибается кровать, когда он поднимается с нее. Слышу в ванной звук льющейся воды. Слышу его шаги, пересекающие спальню, и поражаюсь, когда он теплым полотенцем очень нежно омывает меня, прежде чем вернуться в ванную. — Детка, мне отчаянно нужен душ. Дай мне минуту, а потом нам нужно будет поговорить, хорошо? Мы должны поговорить. — Он снова целует меня в лоб, и я опять чувствую, как он поднимается с кровати. Слышу, как включается душ, и как закрывается кабинка.

Лежу молча, в голове гудит столько мыслей, что становится больно. Люблю ли я этого мужчину — такого великолепного, но такого поврежденного? Без сомнения… но когда-то я думала, что любовь победит всё, теперь я больше в этом не уверена. По-своему могу быть для него небезразлична, но достаточно ли этого для меня? Постоянно спрашивать себя, не случится ли чего-то ужасного — это то, что я хочу в своих отношениях?

Я провела последние два года в оцепенении, без эмоций — боясь, каково это будет снова почувствовать — и теперь, когда я нашла Колтона, и он заставил меня чувствовать, не думаю, что смогу вернуться к тому, какой была раньше. Только существовать, а не жить. Могу ли я действительно быть с Колтоном и сдерживать все, что разрывает меня изнутри, и что, в конце концов, выйдет наружу? Не думаю, что хочу возвращаться к этой жизни в пустоте. Не думаю, что смогу это сделать. Я просто не уверена, сможет ли он когда-нибудь принять мою любовь. Закрываю глаза и пытаюсь сказать себе, что мы можем все это преодолеть. Что я могу быть достаточно сильной, достаточно терпеливой и прощающей, чтобы переждать, пока он справится со своими демонами и примет любовь, которую я предложила. Но что, если он никогда этого не сделает?

Посмотрите на нас двоих сегодня вечером. Мы намеренно причиняли друг другу боль. Намеренно использовали других людей, чтобы отомстить друг другу. Пытались разорвать друг друга на части. Это ненормально. Ты не поступаешь так с тем, кого любишь или о ком заботишься. У меня в голове мелькают слова мамы. О том, как в начале отношений к вам всегда относятся лучше всего, и если этого не происходит изначально, то дальше не станет лучше. Если последние двадцать четыре часа — это хоть какой-то показатель, то мы определенно не справимся.

Когда мы вместе, мы страстные, вспыльчивые, упрямые и настойчивые. В спальне это приводит к возникновению сильнейшей химии; на арене отношений это приводит к катастрофе. И как бы божественно не было находиться с Колтоном в спальне, чтобы он мог снова и снова по-своему проявлять свои чувства ко мне — это просто нереально.

Слезы льются, и мне больше не нужно их прятать. Они терзают тело и обжигают горло. Я плачу и плачу до тех пор, пока у меня не остается слез по мужчине, находящемуся так близко, что только руку протяни, но так невероятно далеко. На мгновение закрываю глаза и готовлюсь к тому, что собираюсь сделать. В конечном счете, это к лучшему.

И я начинаю действовать, не раздумывая. Использую онемение, чтобы направлять себя, прежде чем не буду в состоянии заставить себя сделать это. Колтон прав. Он сломлен. Теперь сломлена и я. Две половинки не всегда становятся единым целым.

Я трахнула его — да, это было определенно трахание, потому что в этом не было ничего мягкого, нежного или значимого — особенно после того, как он признался мне, что трахал кого-то другого. И из множества других это оказалась Тони. Для меня это неприемлемо. Никогда не будет. Но когда я рядом с ним — когда он господствует в воздухе, которым я дышу — я иду на компромисс с тем, на что бы никогда не согласилась при других обстоятельствах. И это не способ для существования.

Идти во всем на компромисс, когда другой человек ничего для этого не делает.

Рыдания застревают в горле, мне трудно одеться. Руки дрожат так сильно, что я едва могу правильно натянуть одежду. Бросаю взгляд в зеркало, и мое отражение останавливает меня на полпути. Сильнейшее горе чистейшей воды глядит на меня. Заставляю себя отвернуться и хватаю чемодан, когда слышу, как Колтон что-то роняет в душе.

Вытираю слезы, которые начинают катиться знакомыми дорожками по моим щекам.

— Прощай, Ас. Я люблю тебя, — шепчу я слова, которые не могу сказать ему в лицо. Которые он никогда не примет. — Мне кажется, я всегда любила тебя. И знаю, что всегда буду.

Открываю дверь как можно тише и с багажом в руках выскальзываю из гостиничного номера. Мне требуется мгновение, чтобы физически отпустить дверную ручку, потому что я знаю, как только я потеряю с ней контакт, всё закончится. И как бы я ни была уверена в этом решении, я все еще разлетаюсь на миллион кусочков.

Делаю глубокий вдох и отпускаю, хватаю свой багаж и начинаю пробираться к лифтам, слезы текут ручьем.


ГЛАВА 39

Спуск в лифте, кажется, занимает целую вечность, глаза устали, на сердце тяжело, заставляю себя держаться на ногах, а легкие дышать. Стараюсь придумать причину своего бегства. Я знала, что уйти от Колтона будет трудно — абсолютно разрушительно — но в жизни не думала, что первый шаг будет самым трудным.

Двери издают сигнал и открываются. Знаю, мне нужно поторопиться. Нужно исчезнуть, потому что Колтон попытается выследить меня и вытащить из меня правду.

Впрочем, может, и нет. Может, он получил свой быстрый трах и теперь отпустит меня. Его нелегко понять, и, честно говоря, я так устала пытаться. Думаешь об одном, а он делает совершенно другое. Если я чему и научилась, будучи с Колтоном, так это тому, что я ничего не знаю.

Провожу ладонями по лицу, пытаясь стереть слезы со щек, но знаю, что мой ужасный внешний вид ничто не сделает лучше. И, честно говоря, у меня не осталось сил, чтобы волноваться о том, что подумают люди.

Знаю, я пробыла здесь пару дней, но мой разум так затуманен, что мне требуется секунда, чтобы понять, в какую сторону нужно идти, чтобы найти главный выход и поймать такси. Мне придется выйти через сад, а затем в главный вестибюль. Вижу сад и начинаю переставлять ноги в его сторону, мой чемодан переполнен и это создает неудобство. Я в онемении, говорю себе, что поступаю правильно — что приняла верное решение — но выражение лица Колтона, когда он погрузился в меня — искреннее, открытое, беззащитное — преследует меня. Мы не можем дать друг другу то, что нам нужно, а когда пытаемся, в конце концов, только причиняем друг другу боль. Одна нога впереди другой, Томас. Вот что я продолжаю говорить себе. До тех пор, пока я продолжаю двигаться — удерживаясь от мыслей — могу сдержать панику, плавающую под поверхностью, от прорыва.

Прохожу так по саду, пустому в это время суток, около шести метров, и отчаянно борюсь с тем, чтобы продолжать двигаться.

— Я не трахал ее.

Глубокий тембр его голоса прорезает тихий ночной воздух. Мои ноги останавливаются. Голова говорит идти, но ноги остаются неподвижны. Его слова шокируют меня, и в то же время я настолько оцепенела от всего — от необходимости чувствовать, а затем не хотеть чувствовать, от эмоциональной перегрузки — что не реагирую. Он не спал с Тони? Тогда почему он так сказал? Почему причинил всю эту боль, если ничего не было? В глубине души я слышу, как Хэдди говорит мне, что я настолько упряма, что не позволяла ему сказать — не позволяла объяснить — но я так занята попыткой вспомнить как дышать, что не могу сосредоточиться на этом. Сердце грохочет в груди, и я совершенно не знаю, что делать. Знаю, его слова должны меня успокоить, но они все равно не исправят нас. Все, что казалось таким ясным — противоречивым, но ясным — больше таковым не является. Мне нужно уйти, но мне нужно остаться.

Я хочу и ненавижу, и больше всего на свете, я испытываю чувства.

— Я не спал с Тони, Райли. Ни с ней, ни с одной другой, в связях с кем ты меня обвиняла, — повторяет он.

На этот раз его слова поражают меня сильнее. Ударяют по мне чувством надежды с оттенком печали. Мы сделали это друг с другом — словами рвали друг друга на части и играли в глупые игры, чтобы сделать больно — и без всякой на то причины? Слеза скользит по моему лицу.

— Когда я услышал стук в дверь, схватил старые джинсы. Я не одевал их несколько месяцев.

— Повернись, Рай, — говорит он, а я не могу заставить себя сделать это. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, бушующие эмоции и смятение постоянно сменяют друг друга. — Мы можем сделать это по-хорошему или по-плохому, — говорит он, его неумолимый голос раздается ближе, чем раньше, — …но не сомневайся, будет по-моему. На этот раз ты не убежишь, Райли. Повернись.

Сердце останавливается, мысли разбегаются в стороны, я медленно поворачиваюсь к нему. И когда я это делаю, у меня перехватывает дыхание, застревая в горле. Мы стоим в саду, полном буйства красок экзотических растений и цветов, но самая восхитительная картина, оказывающаяся в поле моего зрения — это мужчина, стоящий передо мной.

На Колтоне только синие джинсы и больше ничего. Босые ноги, голая грудь, вздымающаяся от напряжения, и волосы, с которых капает вода, стекая ручьями по его груди. Похоже, он вышел из душа, обнаружил, что меня нет, и погнался за мной. Он делает шаг мне навстречу, нервно сглатывая, на лице глубокая убежденность. Он абсолютно великолепен — такой поразительный — но его глаза — это то, что захватывает меня и не отпускает. Эти прекрасные зеленые омуты удерживают меня — заклиная, извиняясь, умоляя — и в этот момент я застываю.

— Мне просто нужно время подумать, Колтон, — предлагаю я в качестве оправдания своих действий.

— О чем тут думать? — он громко вздыхает, и сразу же за этим следует грубое ругательство. — Я думал, мы были…

Смотрю на свои накрашенные ногти на ногах; в моей голове мелькают воспоминания о них, не так давно упирающихся о его грудь.

— Мне просто нужно подумать о нас… об этом… обо всем.

Он приближается ко мне.

— Посмотри на меня, — мягко приказывает он, я подчиняюсь, как бы ни боялась того, что могу увидеть в его взгляде. Когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с его глазами, изучающими меня в лунном свете, в их глубине я вижу беспокойство, недоверие, страх и еще столько всего, что мне хочется отвернуться — чтобы скрыться от разрушения, которое собираюсь учинить — но не могу. Он заслуживает большего. Его голос такой мягкий, когда он начинает говорить, что я едва его слышу. — Почему? — всего одно слово, но за ним так много эмоций, что мне требуется минута, чтобы подыскать слова для ответа.

И это тот же вопрос, который мне нужно задать ему.

— Если всё по-настоящему, Колтон… мы должны дополнять друг друга — делать друг друга лучше — а не разрывать друг друга на части. Посмотри, что мы сделали с собой сегодня. — Пытаюсь я объяснить. — Люди, которые заботятся друг о друге, не пытаются намеренно причинить друг другу боль… это плохой знак. — Я качаю головой, надеясь, что он поймет, о чем я говорю.

Он сглатывает, размышляя над тем, что сказать.

— Я знаю, что мы перевернули всё вверх дном, Рай, но мы можем с этим разобраться, — умоляет он. — Мы можем себя исправить.

На мгновение закрываю глаза, из них льются слезы, когда я вспоминаю, где мы находимся и что означает завтрашний день.

— Колтон… сейчас тебе нужно сосредоточиться… на гонке… мы можем поговорить позже… обсудить это позже… прямо сейчас все твои мысли должны быть о треке.

Он решительно качает головой.

— Ты важнее, Райли.

— Нет, это не так, — бормочу я, снова отводя глаза, беззвучные слезы безостановочно катятся по моим щекам.

Чувствую касание его пальца к подбородку, приподнимающего его, он заставляет меня посмотреть ему в глаза.

— Ты ведь уходишь не просто, чтобы подумать. Ты ведь не вернешься, да? — он смотрит на меня, ждет ответа, и мое молчание — и есть ответ. — Неужели мы — ты и я- то, что произошло недавно ничего не значит? Я думал, что… — его голос стихает, когда я вижу, что на него снисходит озарение, — …ты уже со всем покончила. Вот почему ты так расстроилась, — говорит он, разговаривая больше с собой, чем со мной. — Ты прощалась, не так ли?

Я не отвечаю, а лишь пристально смотрю на него, возможно, через свою боль он сможет понять, насколько это тяжело для меня. Было бы намного легче, если бы он взбесился и начал разбрасываться проклятиями вместо этих кротких умоляющих слов и глаз, наполненных недоверием и болью.

— Мне просто нужно время подумать, Колтон, — наконец-то удается выдавить мне, повторяя сказанное ранее.

— Время отдалиться, чтобы для себя это было проще — вот, что на самом деле ты имеешь в виду, не так ли?

Кусаю щеку изнутри, тщательно подбирая слова.

— Мне… мне просто нужно немного времени побыть вдали от тебя, Колтон, и от катастрофы, которую мы пережили в эти последние пару дней. Ты так подавляешь — повсюду — что когда я рядом с тобой, то теряюсь в тебе, не могу ни дышать, ни думать, ни что-либо делать. Мне просто нужно немного времени, чтобы все обдумать… — Смотрю по сторонам, прежде чем повернуться к нему. — Время, чтобы попытаться понять, почему мы так сломлены…

— Нет, Рай, нет, нет, — настаивает он, и его хриплый голос срывается, он поднимает руки, чтобы взять в ладони мое лицо, в то же время сгибая колени, чтобы оказаться со мной на одном уровне, глаза в глаза, большие пальцы ласкают линию моего подбородка. — Мы не сломлены, детка… мы просто согнуты. А быть согнутым нормально. Это означает, что мы просто разбираемся во всем.

Чувствую, что мое сердце сейчас разорвется в груди, когда он произносит мои слова — слова песни, которые я однажды сказала ему — возвращая их мне. Это так больно. Взгляд его глаз. Искренняя простота его объяснения. Убежденность его мольбы. Ирония кроется в том, что человек, который не «заводит отношений», дает совет о том, как их исправить.

Исправить наши отношения.

Просто качаю головой, мой рот открывается, чтобы ответить, но снова закрывается, лишь пробуя соленый вкус моих слез, я не могу подыскать слова. Он все еще склоняется надо мной на уровне моих глаз.

— Мне столько всего нужно тебе объяснить. Я так много должен сказать… так много уже давно должен был сказать. — Колтон выдыхает в отчаянной мольбе. Кладет обе руки себе на затылок, согнув локти, и делает несколько шагов вперед и назад. Мои глаза следуют за ним, и на его четвертом проходе он без предупреждения хватает меня и прижимается ко мне ртом, сминая мои губы поцелуем, наполненным отчаянием. И прежде, чем я успеваю обрести почву под ногами, он отрывается от моих губ, кладет руки мне на плечи, а его глаза впиваются в мои. — Я отпущу тебя, Райли. Я позволю тебе уйти из моей жизни, если ты хочешь именно этого — даже если это, черт возьми, убьет меня — но сначала выслушай. Прошу, вернись в номер, чтобы я мог сказать тебе то, что тебе нужно услышать.

Делаю глубокий вдох, глядя в его глаза, находящиеся в сантиметре от моих, и умоляющие с такой надеждой. Отказ вертится у меня на языке, но, хоть убейте, я не могу его произнести. Отрываю от него взгляд и сглатываю, кивая головой в знак согласия.

В комнате нет освещения, за исключением лунного света. На расстоянии между нами я могу разглядеть на кровати тень Колтона. Он лежит на боку, подперев голову рукой, и смотрит на меня. Какое-то время мы лежим в тишине — он смотрит на меня, я смотрю в потолок — пока оба пытаемся понять мысли друг друга. Колтон неуверенно тянется ко мне и берет за руку, с его губ слетает тихий вздох.

Не могу придумать ничего лучше, кроме как сглотнуть, не отрывая глаз от лопастей вентилятора на потолке, которые безостановочно вращаются.

— Почему? — мой голос хриплый, я говорю в первый раз с тех пор, как мы вернулись в номер, задавая тот же вопрос, что и он. — Почему ты сказал мне, что спал с Тони?

— Я… я не знаю. — Он расстроенно вздыхает и проводит рукой по волосам. — Может, потому что ты думала обо мне именно так — ждала от меня этого, даже не давая объясниться — а, возможно, мне хотелось, чтобы тебе было так же больно, как и мне, когда ты обвинила меня в этом. Ты была так уверена, что я переспал с ней. Так уверена, что я воспользовался ею, чтобы заменить тебя, что даже не выслушала. Не подпускала меня к себе. Ты убегала, и у меня не было шанса объяснить тебе про то гребаное утро. Ты не позволила мне… поэтому часть меня казалось, что я могу подтвердить твое мнение обо мне как об ублюдке, которым я на самом деле и являюсь.

Молчу, пытаясь осмыслить его логику, одновременно понимая и не понимая.

— Я слушаю, — шепчу я, прекрасно понимая, что мне нужно услышать правду. Нужно все разложить по полочкам, чтобы суметь понять, куда двигаться дальше.

— Я действительно не знал, насколько одинок, Райли, — начинает он с дрожащим вздохом, и впервые я чувствую, как он нервничает. — Как замкнут и одинок я был все те годы, пока не появилась ты. До тех пор, пока я не понял, что мог бы взять трубку и позвонить тебе, поговорить с тобой или увидеть тебя…

— Но ты бы мог, Колтон, — отвечаю я растерянно. — Это ты убежал от меня… а не наоборот. А я сидела и ждала, когда ты позвонишь. Как ты мог думать иначе?

— Знаю, — мягко говорит он. — Я знаю… но то, что ты сказала мне — эти три слова — они превращают меня в того, кем я не позволю себе больше быть снова. Они вызывает вещи — воспоминания, демонов, столько всего, черт возьми — и независимо от того, сколько прошло времени, я просто… — он затихает, неспособный выразить словами, что делают с ним мои слова «я люблю тебя».

— Что? Почему? — О чем он, черт побери? Мне хочется закричать на него, но я знаю, что должна набраться терпения. Посмотрите, к чему привело мое упрямство. Разглагольствование — не его сильная сторона. Я должна просто сидеть и молчать.

— Рай, когда ты ребенок, эти слова используются как манипуляция… как способ причинить тебе боль… — он борется с собой, и я так отчаянно хочу потянуться к нему и обнять. Держать в объятиях и помочь пройти через это, чтобы, возможно, я смогла лучше понять его — понять яд, который, по его словам, выжигает его душу — но воздерживаюсь. Он смотрит на меня и пытается улыбнуться, но терпит неудачу, и я ненавижу, что этот разговор лишил его этой великолепной улыбки. — …сейчас я углубился слишком далеко, и, вероятно, это больше, чем я когда-либо смогу объяснить тебе. — Он делает длинный, дрожащий выдох. — Этот разговор — сейчас я рассказал больше, чем когда-либо… так что я тут пытаюсь, хорошо? — Его глаза умоляют меня сквозь тьму, и я просто киваю ему, чтобы он продолжал. — Ты сказала мне эти слова… и я сразу же превратился в маленького мальчика, умирающего — жаждущего умереть — снова и снова испытывающего внутреннюю боль. А когда мне так больно, я обычно отправляюсь к женщинам. За удовольствием, чтобы похоронить боль… — моя свободная рука сгребает в кулак простыню за маленького мальчика, который испытал так много боли, что скорее умер бы, и мужчину рядом со мной, которого я люблю, и который все еще так мучается из-за этого и из-за того, что я боюсь, будет следующим произнесено его устами. Его признание.

— Обычно, — шепчет он, — но в этот раз, после тебя, это нисколько меня не привлекало. Когда эта мысль пришла мне в голову, я увидел твое лицо. Вспомнил твой смех, по которому скучал. Я жаждал вкусить именно тебя. И больше никого. — Он перекатывается на спину, все еще держа свои пальцы переплетенными с моими, мое сердце сжимается от его слов. — Вместо этого, я стал пить. Много. — Он тихо посмеивается. — За день до того… как все случилось… ко мне пришла Кью и прочитала нотацию. Она сказала привести себя в порядок. Сказал найти друзей, кроме Джима и Джека, с которыми можно потусоваться. Час спустя объявился Бэкс. Знаю, она ему звонила. Он не спрашивал, что случилось — вот такой он хороший — но знал, что мне нужна кампания.

— Он взял меня на серфинг на пару часов. Сказал, что мне нужно проветрить мозги от любого дерьма, каким бы оно ни было. Должно быть он догадался, что это как-то связано с тобой, но не стал выпытывать. После того, как мы немного покатались на серфах, я сказал ему, что нам нужно сходить куда-нибудь, завалиться в пару баров, выпить чего-нибудь, что заставит меня онеметь. — Он нежно потирает большим пальцем наши сомкнутые руки, и я поворачиваюсь на бок, так что теперь я смотрю на него, уставившегося в потолок. — Мы так и сделали, и по ходу дела позвонила Тони и попросила меня подписать кое-какие документы, так как я не был в офисе в течение нескольких дней. Я сказал ей, где мы находимся, и она приехала. Я подписал документы, и следующее, что понял — прошло пару часов, и мы все трое были в хлам. Не поверишь, но это в буквальном смысле было так. Мы находились ближе к дому на Пэлисейдс, поэтому я попросил Сэмми отвезти нас туда и решил, что мы заберем свои машины утром.

Мы вошли в дверь, и я понял, что не был там с той ночи с тобой. Грейс, конечно, там побывала — футболка, брошенная мной на диван, прежде чем мы… — он замолкает, вспоминая. — Она была аккуратно сложена на спинке дивана, чтобы я мог ее увидеть, как только войду в дом. Мое первое напоминание. Когда я вошел на кухню, сахарная вата лежала в контейнере на столе. Я не мог убежать от тебя — даже пьяный, не мог. Поэтому я выпил еще. Тони и Бэккет последовали моему примеру. Тони было неудобно в своей одежде, поэтому я захватил для нее футболку, чтобы ей было более комфортно. Мы все сидели в гостиной. Продолжая пить. Я пробовал все что-угодно, лишь бы онеметь, так сильно ты была мне нужна. Я не помню точной последовательности событий, но в какой-то момент я потянулся за пивом, и Тони поцеловала меня…

Эти слова повисают в темной комнате, камнем ложась мне на грудь. Стискиваю зубы при мысли об этом, хотя и ценю его честность. Начинаю думать, что, возможно, мне не нужно выслушивать историю целиком. Что в этом случае правда может оказаться не лучшей стратегией.

— Ты поцеловал ее в ответ? — вопрос слетает с губ, прежде чем я успеваю остановиться. Чувствую, как его пальцы на мгновение сжимаются вокруг моих, и знаю ответ. Терзаю зубами нижнюю губу, так как боюсь услышать подтверждение из его уст.

Он снова вздыхает, и в тишине комнаты я слышу, как он громко сглатывает.

— Да… — он прочищает горло. — Вначале. — Затем он замолкает на несколько мгновений. — Да, я поцеловал Тони в ответ, Райли. Мне было так больно, и выпивка больше не помогала ее заглушить… поэтому, когда она поцеловала меня, я попытался воспользоваться своим старым запасным вариантом. — С шумом втягиваю воздух и пытаюсь вырвать руку, но его хватка крепка. Он не позволяет мне отстраниться от него. — Но впервые в жизни я не смог этого сделать. Он снова поворачивается на бок, и, хотя темнота комнаты не позволяет нам полностью видеть друг друга, я знаю, что он смотрит мне в глаза. Он протягивает свободную руку, чтобы провести пальцами по моей щеке. — Это была не ты, — мягко говорит он. — Ты разрушила мои случайные связи, Райли.

Шмыгаю носом из-за слез, обжигающих горло, и я не уверена, являются ли они результатом того, что он пытался начать что-то с ней, или из-за той причины, почему не смог.

— Я сказала, что люблю тебя, Колтон, а ты сбежал. По сути, в объятия другой женщины, — обвиняю я. — Женщины, которая причинила мне не меньше беспокойства и запугивала по поводу тебя.

— Знаю…

— Что, если ты сделаешь это снова, Колтон? Что, если в следующий раз, испугавшись, ты, черт побери, сделаешь то же самое? — тишина опускается между нами, сомнениями проникая в мою голову. — Я не могу… — шепчу я, будто говорить обычным голосом — слишком для слов, которые собираюсь произнести. — Не думаю, что смогу это сделать, Колтон. Не думаю, что смогу позволить себе снова поверить…

Внезапно Колтон сдвигается на кровати и садится, хватая меня за руки, когда я поворачиваюсь обратно на спину.

— Прошу, Райли… не решай пока… просто выслушай остальное, хорошо? — слышу отчаяние в его голосе, и это меня расстраивает, потому что я точно знаю, что он чувствует, я сама говорила подобным тоном.

Когда сказала, что люблю его.

Мы сидим, он держит мои руки в своих — это наша единственная связь, несмотря на чувство, что для меня он словно воздух, которым я могу дышать. Ощущаю, как от него исходит напряжение, когда он пытается выразить мысли, роящиеся в его голове.

— Как мне это объяснить? — задает он вопрос в пустоту номера, громко вздохнув, прежде чем начать. — Когда ты участвуешь в гонке, то едешь так быстро, что все за пределами твоей машины — обочина, толпа, небо — все превращается в огромное, размытое пятно. Конкретно ничего невозможно различить. В машине есть только я, а все, что за пределами моего маленького пузыря становится частью пятна. — Он останавливается на мгновение, сжимая мои руки, чтобы остановить нервную дрожь, перестраиваясь, чтобы попытаться объяснить лучше. — Это похоже на то, когда ты ребенком катаешься на карусели… все в поле твоего зрения становится сплошным размытым изображением. Понимаешь, о чем я?

Не могу обрести голос, чтобы ответить ему. Его беспокойство проникает и в меня.

— Да, — удается выдавить мне.

— Я слишком долго прожил в этом тумане, Райли. Никакой ясности. Я никогда не останавливался достаточно надолго, чтобы обратить внимание на детали, потому что если я это сделаю, то все — мое прошлое, мои ошибки, мои эмоции, мои демоны — догонят меня. Искалечат. Жить в этом тумане всегда легче, чем остановиться, потому что если я остановлюсь, то, возможно, мне придется что-то почувствовать. Мне придется открыться тому, от чего я всегда защищался. От вещей, укоренившихся во мне, отдерьма, которое случилось со мной в детстве. Дерьма, которое я не хочу вспоминать, но постоянно вспоминаю. — Он отпускает мою руку и трет лицо. Звук от прикосновения его руки к щетине — приятный звук для меня, успокаивающий.

— Мое прошлое всегда маячит в памяти. Всегда угрожает раздавить. Затащить обратно, утянуть под воду. — Слышу, как в его голосе сгущаются эмоции, в порыве тянусь и снова хватаю его за руку. Сжимаю ее — молчаливый знак поддержки против того ада, что бушует внутри его головы. — Жить внутри этого пятна — все равно что жить в пузыре. Это позволяет мне контролировать скорость, с которой я двигаюсь… замедляться, если нужна передышка, но никогда не останавливаться. Я всегда был за рулем… всегда держал все под контролем. Всегда был в состоянии ускориться, раздвинуть границы, когда что-то подбиралось слишком близко…

— А затем я встретил тебя… — изумление в его голосе откровенное и искреннее и трогает меня настолько, что заставляет сесть, так что теперь я, скрестив ноги, прижимаюсь своими коленями к его. Он снова находит мои руки и крепко их сжимает. — В ночь, когда я встретил тебя, это было похоже на вылетевший из этого пятна́ цвета и взорвавшийся надо мной фейерверк. Такой яркий и красивый… и так враждебно настроенный… — усмехается он, — …что я не смог отвести взгляд, даже если пытался. Словно жизнь ударила по тормозам, а я даже и не касался педали. Меня сразу же повлекло к тебе, к твоей жизненной позиции, твоему отказу мне, твоему уму… твоему невероятному телу. — Чувствую, как он пожимает плечами при последних словах, нисколько не раскаиваясь, и не могу сдержать улыбку или надежду, которая начинает расцветать в моей душе. — …ко всему, что касается тебя. В ту первую ночь ты стала для меня искоркой чистого цвета в мире, который всегда был одним большим смешанным пятном.

Слова ускользают от меня, когда я пытаюсь осмыслить то, что он мне говорит. Как только я принимаю решение, он говорит что-то настолько мучительно и невероятно прекрасное, что я не могу не чувствовать, как сердце наполняется любовью к нему. Колтон мирится с моим молчанием и тянется ко мне, чтобы обхватить мою голову руками, прежде чем продолжить. Нежность его прикосновений вызывает на глазах слезы.

— В ту первую ночь ты разожгла искру, Райли, и с тех пор каждый день ты давала мне силы замедлиться настолько, чтобы разглядеть пятно, которого я всегда боялся. Даже когда мне не хочется этого делать, твоя спокойная сила — знание, что ты рядом — подталкивает меня к тому, чтобы стать лучшим человеком. Лучшим мужчиной. С тех пор, как ты вошла в мою жизнь, все, наконец-то, обрело четкость, определенные цвета… не знаю… — слышу его борьбу, склоняюсь к его ладони и нежно ее целую, он вздыхает. — Не знаю, как еще это объяснить, но знаю, что не могу вернуться к своему прежнему существованию. Ты нужна мне в моей жизни, Райли. Мне нужно, чтобы ты помогла мне продолжать видеть цвета. Чтобы замедлить ход событий. Чтобы позволить мне чувствовать. Мне нужно, чтобы ты была моей искоркой…

Он наклоняется и нежно касается моих губ.

— Пожалуйста, будь моей искоркой, Рай… — умоляет он, касаясь меня губами.

Я подаюсь вперед и прижимаюсь к нему губами, разжигая поцелуй, углубляя, проскальзываю языком в его рот, потому что слова и мысли в моей голове и сердце так перемешаны, что я боюсь говорить. Боюсь, что в этот момент его откровения — если я выплесну то, что у меня на сердце — я погублю его. Поэтому вместо этого я вливаю все это в свой поцелуй. Он притягивает меня к себе, усаживая на колени, поклоняясь моим губам так, как может только он. Благоговение, с которым он произносит мое имя между поцелуями, заставляет слезу скатиться по моей щеке.

— Возможно, я не смогу выразить словами то, что тебе нужно услышать, но клянусь Богом, Райли, я постараюсь. А если не смогу, то покажу. Я покажу тебе всем тем, что у меня есть — всем, чего бы мне это ни стоило — какое место ты занимаешь в моей жизни, — бормочет он, разрушая все возможные формы защиты до последней, какими я охраняла свое сердце.

Он просто украл его полностью.

И я более чем охотно его отдала.

Он обхватывает меня руками и утыкается лицом мне в шею, крепко удерживая продолжительное время, его уязвимость ощутима. Моим разумом движут ощущения и эмоции, убирая любые обиды, так что я могу просто наслаждаться этой беззащитной стороной Колтона, которая проявляется так редко. Вдыхаю наш смешанный аромат. Чувствую грудью биение его сердца. Тепло его дыхания на своей шее. Силу его рук, когда они крепко держат меня. Царапины от его щетины на моей обнаженной коже. Его присутствие приносит мне покой, просто находясь рядом. Столько всего, что нужно впитать — закупорить на другой день — чтобы я могла вспомнить это, когда мне это больше всего будет нужно.

Потому что я знаю, быть с Колтоном — оставшись с Колтоном — любя Колтона — гарантировано, что эти воспоминания понадобятся мне в самое непредсказуемое время, чтобы помочь справиться с тем, что я знаю, неизбежно наступит.

— Я тону. Твое молчание меня убивает. Ты можешь что-нибудь сказать? Брось мне спасательный круг, прошу — говорит он, и это заставляет меня тут же задуматься о словах, сказанных мне Бэккетом по дороге в Вегас и чуть ранее.

— Пойдем, — шепчу я ему, проводя руками вверх и вниз по его спине. Он притягивает меня сильнее и глубже вжимается в мою шею. — Завтра у тебя длинный день. Уже поздно. Тебе нужно хоть немного поспать.

Его голова взмывает вверх, и в нашей непосредственной близости я вижу кристально зеленые глаза — их ясность отражает полнейший шок и принятие моих невысказанных слов.

— Ты не уйдешь? — спрашивает он надрывно. — Ты остаешься?

Сдерживаю рыдания, которые почти вырываются из моего горла от его слов. Что я считаю его достойным. Его руки пробегают по моему лицу, вниз по изгибу плеча и обратно. Прикосновения, чтобы убедиться, что я действительно нахожусь перед ним — во плоти — и принимаю его. Принимаю путешествие, в которое он хочет попытаться отправиться и взять меня с собой.

— Нет, Колтон. Я никуда не уйду, — наконец могу произнести я, как только жжение в горле рассеивается.

Он держит мою голову обеими руками и наклоняется, чтобы прижаться поцелуем к моим губам, прежде чем обнять и крепко прижать к себе.

— Просто я еще не хочу отпускать тебя, — бормочет он у моего виска. — Не думаю, что, когда-нибудь захочу.

— И не надо, — говорю я ему тихо, ложась на кровать и потянув его за собой. Он сдвигается так, что мы оба оказываемся на боку, тела прижаты друг к другу, руки обхватывают друг друга, и теперь мое лицо утыкается в его шею.

Некоторое время мы молчим, тишина вокруг нас уже не такая глухая, Колтон вздыхает с легким звуком удовлетворения, а затем бормочет:

— Случайная встреча. — Он целует меня в макушку и прочищает горло. — Я не знаю, что это означало раньше, но сейчас для меня это означает случайную встречу, которая изменила мою жизнь.

Прижимаюсь к нему, нежно целуя в свое любимое местечко под подбородком, мое сердце переполняется любовью, а душа наполняется счастьем.

Через некоторое время простого поглощения друг друга и нашего вновь обретенного баланса, его дыхание замедляется и выравнивается. Лежу так какое-то время, просто вдыхая его аромат, чувствуя его тепло, и мое сердце сжимается, когда я понимаю, что все было решено за меня. Все было предначертано в ту минуту, когда я выпала из этой чертовой подсобки и попала в его жизнь.

Поворачиваюсь на бок, чтобы посмотреть на него. В груди болит в буквальном смысле, когда я смотрю на прекрасного мужчину, внутри и снаружи. Он выглядит таким спокойным во сне. Будто может, наконец, отдохнуть от демонов, которые так часто преследуют его, пока он бодрствует. Как темный ангел, который прорывается сквозь неотвратимую тьму, чтобы схватить и удержаться за свет. Свою искорку света.


ГЛАВА 40

Колтон


Впервые за месяц буйство в моей голове утихает, я сплю. Кошмаров нет. В моем сознании мелькают события прошлой ночи, когда утренний час вытягивает меня из дремоты.

Это и ощущение веса Райли, окутывающей меня.

Невольно стону, когда она опускается на меня, садясь верхом. Жар ее киски заставляет меня поднапрячься, чтобы выпутаться из простыней, которые она прижала к моему телу. Поговорим о сладких гребаных пытках.

Будь я проклят, если это не лучший способ проснуться.

Кончики пальцев скользят по моему животу, обводят соски, а затем спускаются к бедру.

— Доброе утро, — шепчет она, прежде чем поцеловать меня в губы. Ее пальцы продолжают дразнить мою кожу. Дразнят наркотиком, от которого у меня зависимость.

Ворчу в ответ и, щурясь, открываю глаза, чтобы обнаружить одно из самых потрясающих зрелищ, которые я когда-либо видел. Груди — груди Райли, если быть точнее — полные, с дерзкими розовыми сосками, затвердевшими от возбуждения, закрывают весь обзор. Мгновение восхищаюсь величайшим творением Бога, прежде чем оторвать взгляд и провести им по ее загорелой коже, чтобы встретиться с ее глазами.

Эти глаза.

Те, что держали меня в плену и владели теми частицами меня, о существовании которых я даже и не подозревал до того самого момента, как они на меня посмотрели, выглянув из-под массы упавших на лицо кудрей.

— Доброе утро, — говорит она снова, ее сонные глаза удерживают мой взгляд, и неспешная улыбка растягивает уголки ее губ.

У меня такое чувствую, словно мое сердце забилось впервые. Она реальная, и она здесь. Меня переполняет облегчение. Возможно сегодня и первая гонка сезона, но проснуться с ней, рядом со мной после всего дерьма последних пару недель? Вашу мать, я уже выиграл.

Приподнимаю бровь, когда ее пальцы продолжают порхать ниже по моей коже, член пульсирует в ответ на ее прикосновение.

— Действительно доброе, — ворчу я, нуждаясь в своем рассудке, чтобы догнать свое тело, которое уже набрало обороты и рвется вперед. — Всякий раз, когда у меня будет возможность, проснувшись, лицезреть перед собой подобное зрелище, утро, черт побери, действительно будет добрым. — Не могу сдержать улыбки, изгибающей уголки губ. Черт, она великолепна.

И моя.

Серьезно? Какого хрена я сделал, чтобы заслужить ее? Ад определенно замерз.

— Итак, — произносит она протяжным мурлыканьем. — Кажется, у нас тут проблема?

— Проблема?

— Да, думаю, на мне слишком мало одежды, тогда как на вас, мистер Донаван, кажется, ее чересчур много.

Поднимаю бровь, весь организм полностью проснулся, и более чем готов к работе.

— Думаю, ты выглядишь чертовски идеально. — Сдвигаюсь чуть выше и подкладываю подушку под голову, чтобы наверняка не упустить ничего из вида, открывающегося передо мной. — Но ты думаешь, что я слишком разодет, да?

— Совершенно определенно, — говорит она, — и я думаю, что пришло время исправить ситуацию. — Она переносит вес, и я чувствую, как ее пальцы царапают мои бедра, когда она тянет простыню вниз. Будь я проклят, если она не дразнит меня. Мой член вырывается из-под простыни, и он жаждет ее прикосновений. Хочет погрузиться в ее сладкий жар. Наблюдаю, как она смотрит на мой член, и когда проводит языком по верхней губе, это отнимает у меня все силы на то, чтобы не пригвоздить ее к кровати и взять то, что этот рот так заманчиво предлагает.

— Ох, у нас здесь определенно проблема — ухмыляется она, поднимая глаза вверх, чтобы встретиться с моим взглядом, в них пляшут страсть и озорство.

— И как ты предлагаешь ее исправить? — спрашиваю я, наслаждаясь ролью соблазнительницы, которую она исполняет, несмотря на свои яйца, отчаянно умоляющие о разрядке.

Она протягивает руку и обхватывает мой член. Че-е-ерт, как же хорошо. Откидываю голову назад и тону в ощущении ее пальцев на моей истязаемой плоти. Ее движения медленные и ровные, и так чертовски хороши, что мне требуются все силы, чтобы не положить ладонь на ее руку и не подтолкнуть двигаться быстрее. Жестче.

Когда дело доходит до Райли, умолять мне не по статусу.

— Что же, сегодня день заезда, и я не могу отпустить своего мужчину на трек, не решив эту маленькую проблему.

Распахиваю глаза и вижу ее приподнятые брови и насмешку на губах.

— Ох, детка, здесь нет ничего маленького.

Она двигается вперед, ее рука все еще на моем члене, но груди снова в центре моего внимания, когда она склоняется ближе к моему лицу.

— Нет? — она наклоняет голову, наблюдая, как мой рот приоткрывается, когда ее ловкие пальцы работают вверх и вниз по моему члену. Все, что мне удается сделать в ответ — это прикусить губу и помотать головой, когда она уделяет особое внимание краю венчика. Говорить прямо сейчас — не вариант. — Тогда, полагаю, мне придется самой со всем разобраться. Как считаешь?

Смотрю на нее. Вбирая ее всю, она стоит надо мной на коленях — щеки пылают, в глазах огонь, губы искушают — и я не могу поверить, после того как я облажался, что она все еще здесь. Все еще борется за нас. Боже святой.

Ответ уже готов сорваться с языка — и будь я проклят, если помню, что хотел сказать, потому что слова вылетают из головы в ту минуту, когда она опускается на мой член.

Гребаная влажная жара. Удовольствие накрывает меня в тот момент, когда я чувствую бархатную хватку ее тугой киски вокруг меня. От такого экстаза все, от поясницы до позвоночника, напрягается в покалывающем всплеске ощущений, а глаза закатываются к затылку.

— Господи Иисусе! — стону я, когда она опускается до самого основания и останавливается, чтобы приспособиться к моему вторжению.

— Нет, не Иисус, — бормочет она, наклоняясь и проскальзывая языком между моими губами, добавляя мучений к своим пыткам. — Но я могу вознести тебя к небесам, — шепчет она мне в губы.

А потом начинает двигаться. Вверх и вниз. Ее скользкий, влажный жар с каждым взлетом и падением сжимается вокруг моего члена. Кожа к коже. Податливость к жесткости. Она и я. Так чертовски хорошо.

Черт возьми, Райли.

Моя вуду-киска.

Дерьмо. Признаю свою ошибку. Теперь она — вуду-киска Райли — величайшее творение Бога.

Навсегда.

И чтоб меня, если Райли не была права.

С ней и вправду чувствуешь себя как в гребаном Раю.

Просовываю ноги во вчерашние джинсы, знаю, мне нужно пошевеливать задницей. Я взволнован предстоящим днем — хаосом подготовки и ревом двигателя по моему указу — но я просто еще не готов ни с кем делить Райли. Не готов лопнуть этот пузырь вокруг нас и шагнуть в пятно.

Смотрю на нее, когда она просовывает руки в рукава футболки, и качаю головой. Какое преступление прикрывать эту идеальную грудь. Но я должен признать, мне нравится идея футболки с моим именем на ней, прижимающимся к ней. Заявляющей о моих правах на нее.

В дверь резко стучат, и прежде, чем кто-либо из нас может ответить, та распахивается.

— Вы, ребята, в пристойном виде?

Входит Бэккет, на нем защитный костюм, но рукава завязаны вокруг талии.

— А если бы нет? — спрашиваю я немного раздраженно. Какого хрена, а если бы Рай еще не оделась? Или еще хуже, обнаженная лежала бы подо мной и стонала. Это ни хрена не круто. Не то, чтобы мы с Бэксом раньше, напившись, не трахали женщин в одной комнате — но, черт возьми, мы говорим о Райли. О моей искорке.

— Как ты, черт возьми, сюда попал? — спрашиваю я, и он знает, что я злюсь на его вторжение. И, конечно, будучи гребаным Бэксом, он понимающе ухмыляется, чтобы дать мне знать, что он просто прощупывает почву. Жмет на мои слабые места, чтобы увидеть, где мы с Райли остановились.

Бэккет переводит взгляд с меня на Райли, прежде чем бросить ключ-карту на кровать.

— С прошлой ночи, — говорит он, объясняя свой доступ в номер. — Теперь у вас все в порядке? — он смотрит на Райли, на мгновение задерживая на ней взгляд, и я вижу, как он изучает ее лицо, чтобы убедиться, что она действительно в порядке. Что мы разобрались с этим дерьмом. Чертов Бэкс. Он может быть ублюдком, но он самый лучший парень в мире, на которого, черт возьми, можно положиться.

— Да, теперь все в порядке, — отвечает она, и я качаю головой от нежной улыбки, которую она ему дарит. Может ли она быть еще более идеальной?

— Хорошо, — заявляет он, и смотрит на меня с ухмылкой кота, съевшего канарейку, глазами говоря, что это чертовски вовремя. — Не дай такому повториться.

Лишь качаю головой, когда встаю с кровати и начинаю застегивать джинсы. Оглядываюсь на Райли и замечаю ее глаза, наблюдающие, как мои пальцы скользят по рельефным линиям моего голого пресса. Взгляд ее глаз заставляет меня хотеть вышвырнуть Бэккета и стащить Райли на пол — или прижать к стене — я не придирчивый и, честно говоря, нищим выбирать не приходится — пока я не утолю голод.

Опять же, это может занять много времени. Не думаю, что, когда-нибудь смогу насытиться ею.

— На это нет времени, любовничек, — фыркает Бэкс, когда видит, как мы с Рай обмениваемся взглядами. Часть меня хочет послать его нахрен, чтобы я мог хотя бы еще раз почувствовать ее вкус, что даст мне продержаться до конца гонки. Особенно, когда, посмотрев на нее вижу, как ее щеки вспыхивают от шаловливых мыслей.

— У вас есть пятнадцать минут, прежде чем мы отправимся на трек. Используйте свое время по максимуму. — Он подмигивает Райли, и я знаю, что она умирает от смущения.

О, я так и сделаю, черт возьми.

Когда мы проходим через боксы, воздух вокруг меня вибрирует от предвкушения. Парни проверяют и убеждаются, что все в порядке и готово к зеленому флагу (Прим. переводчика — обычно зеленым флагом дают старт гонкам), но, посмотрим правде в глаза, они просто стараются занять руки, чтобы не казаться нервными. И мне чертовски нравится, что моя команда переживает из-за гонки. Они дают мне знать, что волнуются так же, как и я.

Казалось бы, нервничать должен я, но, нет. Смотрю на идущую рядом Райли и сжимаю ее пальцы, переплетенные с моими. Она — причина, по которой я спокоен. Черт побери, Райли — бальзам, усмиряющий все проблемы, нервозность, кошмары, исцеляющий сердца и растерзанные души.

Она рядом со мной — мое новое суеверие номер один.

Пряча глаза за солнцезащитными очками, она улыбается мне самой сексуальной улыбкой.

По привычке подхожу к машине, припаркованной на линии перед боксом с названием моей команды, и четыре раза стучу костяшками пальцев по капоту. Суеверие, опустившееся на второе место. Райли смотрит на меня и приподнимает бровь. Я лишь пожимаю плечами в ответ.

Суеверия — хрень, но, эй, как бы то ни было, они работают.

— Почему номер тринадцать?

Она имеет в виду номер моей машины. Мое несчастливое, счастливое число.

— Это мое счастливое число. Говорю я ей, когда машу Смитти, проходящему мимо.

— Как необычно, — ухмыляется она мне, поднимая солнечные очки вверх и, склонив голову набок, не сводит с меня глаз.

— Ожидаешь от меня чего-то другого?

— Нет. Предсказуемость тебе не идет. — Она качает головой и прикусывает нижнюю губу. Черт меня побери, если это не сексуально. — Почему тринадцать?

— За всю свою жизнь я бросал вызов стольким трудностям. — Прислоняюсь спиной к машине позади себя. — Не думаю, что сейчас число изменит моей удаче. — И это та дата, когда мой отец нашел меня. Мысль неожиданно проносится у меня в голове, но я этого не произношу — просто думаю об этом — не желая омрачать момент.

Тяну ее за руку и прижимаю к себе, чтобы почувствовать ее. Успокаивающий бальзам для моей больной души. Она приземляется на меня, и я клянусь, наши тела бьет током.

Мое гребаное сердце тоже. Оно скачет, поднимается, опускается, кувыркается, отправляется в свободное падение — это не всё — оно обрушивается в это незнакомое чертово чувство, пульсирующее сквозь меня.

Наклоняюсь, чтобы почувствовать ее вкус. Провожу губами по ее губам и упиваюсь ее сладостью. Движением ее языка. Вкусом ее губ. Ароматом ее духов. Тихим стоном, который она выдыхает.

Заявляя права на мое сердце.

Боже. Эта женщина — мой криптонит. Как такое могло случиться? Как я позволил ей завладеть собой? Что еще более важно и чертовски шокирует, я хочу принадлежать ей.

Каждой гребаной частичкой.

Игра окончена, малыш.

Она мой гребаный клетчатый флаг.


ГЛАВА 41

— Разве я не получу свой поцелуй на удачу? — Колтон оглядывается на меня и ухмыляется, стягивая через голову свою счастливую футболку и бросая ее на диван позади себя. Боже. Этот мужчина знает, как выбить из-под меня почву. Он стоит передо мной, еще шире растянув губы в этой греховно дерзкой ухмылке, в его глазах отражается столько непристойностей, которые ему бы хотелось сделать со мной прямо сейчас.

И эти мысли взаимны.

— Поцелуй? Или… — позволяю своим словам стихнуть, поднимаю брови, мои глаза обводят бронзовую кожу и четкие линии его обнаженного торса и останавливались на этих невероятно убийственных губах. Позволяю взгляду задержаться на его зеленых, искрящихся весельем глазах, когда он наблюдает, как я оценивающе на него смотрю.

Колтон поднимает бровь и развязывает рукава своего защитного костюма, завязанные вокруг талии.

— Или что? — дразнит он, делая шаг ко мне и наклоняется, упираясь руками о подлокотники кресла по обе стороны от меня.

Смотрю на него и чувствую себя в миллионах километров от тех событий, участниками которых мы были сутки назад. Чувствую, что это был действительно плохой сон, но странно рада, что это не так. Теперь между нами есть что-то, полагаю, легкость или удовлетворенность, которая показала нам, что мы можем с этим разобраться. Что можем сражаться, любить и ненавидеть, но в конце концов, сможем вновь обрести друг друга. Что мы можем использовать удовольствие друг друга, чтобы похоронить боль.

— Не уверена… я никогда раньше не имела дела с гонками… — ухмыляюсь я, поддаваясь искушению — взять то, что сейчас на самом деле мое — дразня, провести пальцами вверх по груди и вдоль подбородка, пока они не окажутся в его волосах.

Он опускает голову и захватывает мой рот, томно исследуя его своим языком. Скольжу пальцами по его коже. Глубоко в его горле зарождается гул одобрения. Он вбирает мой слабый вздох и углубляет поцелуй. Крайней необходимостью и полным почитанием показывая, что он испытывает ко мне.

Стук в дверь трейлера заставляет меня отскочить от Колтона, и он произносит одно из своих любимых проклятий, и оборачивается на нее. Смотрю на него и позволяю эмоциям плыть сквозь меня, и словно во сне приветствую их. Мой до боли прекрасный негодяй, стоящий передо мной, действительно мой.

— Время для шоу? — спрашиваю я со вздохом.

— Пришло время взять клетчатый флаг, детка. — Ухмыляется он и целомудренно целует меня в губы. Застаю его врасплох, когда обхватываю сзади за шею, проникаю языком между его губами и просто беру. Беру все, что мне было нужно и чего я хотела и боялась попросить последние несколько месяцев. И хотя я застаю его врасплох, он отдается без колебаний, не задавая вопросов. Заканчиваю поцелуй и слегка отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза — без слов говоря, сколько он мне только что дал. На его губах появляется улыбка, углубляя эту одинокую ямочку на щеке, которую я так люблю, и лишь качает головой, пытаясь понять, в чем дело.

— Время взять клетчатый флаг, малыш. — Улыбаюсь я ему, поднимаясь с кресла. Он тянется к нему и стаскивает новую футболку — футболку с надписью — чтобы теперь одеть ее под защитный костюм, когда он поносил нужную счастливую футболку, отведенное согласно суеверию время. Смотрю на часы и поражаюсь начинающим трепетать нервам, когда понимаю, что осталось совсем немного времени до того, как двигатели будут заведены, а он кажется таким спокойным и собранным.

— Не волнуйся, — говорит Колтон, возвращая меня в реальность, понимая, почему я прижала руку к животу, где порхают бабочки. — Они настигнут меня, как только мы выйдем из трейлера. — Он указывает на мой живот, затем кивает головой в сторону двери и надевает кепку. Свою счастливую кепку. И я ласково улыбаюсь, понимая, что это та самая кепка, что была на нем в день нашего свидания на ярмарке.

Мистер Я — Так — В — Себе-Уверен, надел свою счастливую кепку на наше первое официальное свидание. Как будто мое сердце может разомлеть еще сильнее.

— Готова? — спрашивает он, проходя несколько шагов, а затем поворачивается и протягивает мне руку.

— Эй, Ас? — Колтон останавливается перед приоткрытой дверью и с любопытством оглядывается на меня. Пришло время показать ему, что его ждет на финише. Дома, в маленьком магазинчике новинок, я нашла откровенные черно-белые клетчатые трусики, на которых во всю задницу нашита надпись «Завелась и рвется в бой». Учитывая положение дел между мной и Колтоном, не уверена, зачем я вообще взяла их с собой в поездку, но, очевидно, беря во внимание вчерашний поворот событий, я рада, что сделала это. Его глаза расширяются, когда я расстегиваю шорты и покачивая бедрами, стягиваю их вниз, чтобы он смог увидеть намек на кружева и клетчатую ткань. — Малыш, это единственный клетчатый флаг, который тебе нужен.

Его улыбка становится шире, а открытая дверь забыта, Колтон делает обратно два шага и прижимается ко мне своим телом. На мгновение он останавливается и смотрит на меня, наши губы приоткрыты, эмоции переполняют глаза, прежде чем врезаться в мои губы абсолютно голодным и плотским поцелуем. Колтон разрывает наш поцелуй так же внезапно, как и начал, и смотрит на меня с ухмылкой.

— Можешь поставить свой зад на кон, что это единственный клетчатый флаг, на который я однозначно претендую.


ГЛАВА 42

Колтон


Я чувствую это.

Эту абсолютную уверенность, которая обрушивается на тебя всего на несколько дней жизни, как чертов товарный поезд. Сегодня это происходит со мной. Сегодня я чувствую это. Она в воздухе, окружающем меня, в голове туда-сюда мелькают мысли, что мне сегодня нужно сделать, когда я выйду на трассу, и резина соприкоснется с асфальтом. Держаться подальше от Мэйсона — этот ублюдок достал меня — будто я знал, что в прошлом году у него были свои виды на того завсегдатая баров. Не то чтобы он размахивал флагом или чем-то еще, заявляя свои гребаные права. Дурная кровь никогда не бывает хорошей на треке. Никогда. Идти быстро и четко на поворотах два и три. Легче держаться в связке. Сильнее жать на педаль. Перестраиваться на одну линию ниже. Повторяю свои обязанности в голове снова и снова. Мой способ убедиться, что мне не придется думать о страховочном парашюте. Просто вовремя реагировать.

Сегодня я возьму клетчатый флаг, а не только эти вызывающие стояк трусики, которые сейчас на Райли, черт бы ее побрал. Господи Иисусе, завоюю ли я этот флаг. Но я это чувствую. Во всем полный порядок, и дерьмо, может, я и веду себя как тряпка, но этот порядок начался, когда я проснулся рядом с Райли, свернувшейся в моих объятиях, прижавшейся головой к моей шее, губами — к коже, а ее сердце билось рядом с моим.

Она была именно там, где и должна быть.

Откусываю кусочек от еще одного моего предгоночного суеверия — батончика «Сникерс» — и поднимаю взгляд вверх, высматривая ее. Она спокойно сидит в уголке, и ее глаза тут же останавливаются на мне. Губы образуют застенчивую улыбку, выворачивающую меня наизнанку, и вместо страха, который обычно ползет по всему телу, я чувствую спокойствие. Легкость. Скажете чертов подкаблучник? Но знаете что? Я не против, потому что уверен, она будет нежна со мной. Не будет обращаться слишком жестко. Ну, если только мне этого не захочется.

— Вуд? — поворачиваюсь и смотрю на Бэккета.

Зато Бэкс теперь собирается отправить мою задницу ко всем чертям, как только стресс от этой гонки спадет, понимая, что в минуту перед гонкой я думаю о вуду-киске. Моей, черт возьми, Райли.

Быстро улыбаюсь Рай, прежде чем повернуться к Бэксу.

— Ага — говорю я, встаю и начинаю застегивать свой костюм.

Готовиться к гонке.

Готовиться сделать то, что всегда любил.

Готовиться взять этот гребаный клетчатый флаг.


ГЛАВА 43

Кругом столько всего. Так много взглядов и шума, которые атакуют и ошеломляют. Приложив руку к груди, там, где сердце, стою рядом с Колтоном, когда за нашими спинами поют национальный гимн. Развеваются флаги. Дует ветерок. Толпа поет. А моя нервная система переполнена мужчиной, находящимся рядом со мной, превратившегося в напряженного, погруженного в себя человека, сосредоточенного на поставленной перед ним задаче.

Он протягивает свободную руку и кладет ее мне на поясницу, когда съемочная группа пробирается вдоль очереди из пилотов, стоящих на пит-роу (Прим. переводчика — пит-роу — дорожка перед автомобильными боксами) со своими командами и другими важными персонами. Тот факт, что он пытается в данный момент успокоить только меня, согревает все внутри. Я пыталась сказать ему, что могу находится у пит-бокса (Прим. переводчика — пит-бокс — наблюдательный пункт команды, оборудованный электроникой, мониторами и спутниковыми приемниками, позволяющими отслеживать состояние автомобиля на треке, а также погодные и дорожные условия) во время исполнения гимна — для меня это не имеет большого значения — но он отказал.

— Теперь ты со мной, милая, и я глаз с тебя не спущу, — сказал он.

Убедительный довод. Сдаюсь.

Как только гимн подходит к концу, гремит фейерверк, и внезапно пит-роу становится центром активности. Экипажи отправляются выполнять свои обязанности, делая так, чтобы весь их тяжкий труд по подготовке принес свои плоды их пилоту. Мужчины окружают Колтона прежде, чем я успеваю напоследок пожелать ему удачи. Прикрепляют наушники. Застегивают липучку. Дважды проверяют обувь, чтобы убедиться, что ничто не будет мешать жать на педаль. Натягивают перчатки. В последнюю минуту даются указания. Позволяю себе удалиться от сумасшествия, а Дэвис помогает мне перелезть через стену.

— Райли! — звенит его голос во всем этом подготовительном хаосе. Останавливает меня. Побуждает. Дополняет.

Оборачиваюсь и смотрю на него во всей его красе. В одной руке белый подшлемник, в другой шлем. До боли красивый. Чертовски сексуальный. И весь мой.

Смотрю на него в замешательстве, так как у нас уже была минутка наедине друг с другом в трейлере. Я сделала что-то не так?

— Да?

Он сверкает улыбкой. Величественная стать, вокруг которой все движется, превращаясь в одно большое пятно. Его глаза, напряженные и ясные, удерживают мой взгляд.

— Я обгоню тебя, Райлс, — говорит он неумолимым и недрогнувшим голосом, звучащем в этом вихре хаоса.

Мое сердце замирает. Время останавливается, и кажется, что мы двое — единственные люди в целом мире. Только сломленный парень и самоотверженная девушка. Наши глаза не отрываются друг от друга, и в этом обмене взглядами произносятся слова, которые я не могу выкрикнуть в хаосе, происходящем вокруг нас. Что после того немногого, что он объяснил вчера вечером, я знаю, как ужасно трудно ему произнести эти слова. Что я понимаю, он мне говорит, что внутри он по-прежнему сломленный ребенок, но, как и мои мальчики, он отдает мне свое сердце и верит, что я буду держать его нежными, сострадательными и понимающими руками.

— Я тоже обгоню тебя, Колтон, — говорю я ему. Несмотря на шум, я знаю, он слышит, потому что застенчивая улыбка украшает его губы, и он качает головой, словно тоже пытается осознать все это. Бэккет зовет его по имени и Колтон напоследок бросает на меня взгляд, прежде чем его лицо переходит в рабочий режим. И я ничего не могу с собой поделать, просто стою и смотрю на него. Любовь распирает, переполняет и исцеляет мое сердце, которому, как я когда-то считала, нанесен непоправимый ущерб. Наполняет меня счастьем из-за мужчины, от которого я не могу оторвать глаз.

Моя буря перед затишьем.

Мой ангел, прорывающийся сквозь тьму.

Мой Ас.

В груди вибрирует, когда машины пролетают по прямой. Пятьдесят кругов, а я все еще нервничаю, мои глаза мечутся между трассой и монитором передо мной, когда машины находятся за моей спиной и вне моего поля зрения. Колени трясутся, с ногтей содран весь лак, а губы искусаны. И все же голос Колтона, когда он говорит, звучит в моих наушниках уверенно и сосредоточенно.

Каждый раз, когда он разговаривает с Бэккетом или своим споттером (Прим. переводчика: Споттер в гонках на трековых трассах — сидящий на трибуне наблюдатель. Задача споттера — сообщать гонщику путь маневрирования во время движения), я чувствую исходящую от него легкость. А потом они влетают в поворот, машины бок о бок — массы металла мчатся на безбожных скоростях — и эта струйка легкости превращается в фунт беспокойства. Снова проверяю монитор и улыбаюсь, когда вижу строчку с надписью «13 Донаван» под номером два, пробивающегося к лидерству после пит-стопа, продиктованного осторожностью.

— Впереди загрязненный воздух, — говорит споттер, когда Колтон выходит из третьего поворота и направляется на следующий круг.

— Принято.

— Последний круг еще быстрее, — вмешивается в разговор Бэккет, изучая экран компьютера через несколько сидений от меня, считывая все показатели номера тринадцать. — Молодец, Вуд. Просто держи ее ровно по той линии, где ты сейчас. Выше на треке уже много гальки, так что держись оттуда подальше.

— Понял. — Его голос напрягается от автомобильной тяги, когда он разгоняется, выходя из поворота номер один.

Из толпы доносится коллективный вздох, когда один из автомобилей соприкасается со стеной. Поворачиваюсь, чтобы посмотреть, мое сердце подскакивает к горлу, но я не вижу его с нашей позиции. Тут же смотрю на монитор, на котором уже сосредоточен Бэккет.

— На одну вверх, Колтон. Вверх! — кричит споттер у меня в ушах.

Все происходит так быстро, но у меня такое чувствую, что время остановилось. Замерло на месте. Как при обратной перемотке. Монитор показывает облако дыма, когда автомобиль, который первый ударился в стену, по диагонали возвращается назад на трек. Скорости слишком велики, поэтому оставшиеся автомобили не могут отрегулировать свою линию движения за такое короткое время. Колтон как-то сказал мне, что ты всегда мчишься туда, где первый удар приводит к аварии, потому что в результате поступательного движения, она всегда начинает распространяться дальше по треку.

Там так много дыма. Так много дыма, как Колтон узнает, куда ехать?

— Я ослеп, — кричит споттер, запаниковав, поскольку там такое количество машин и исходящего от них дыма, что он не может направлять Колтона. Не может сказать ему, чтобы тот ехал по безопасной линии, когда его машина летит со скоростью около трех сотен километров в час.

Смотрю, как его машина мчится в дым. Сердце застревает в горле. Мои молитвы обращены к Богу. У меня перехватывает дыхание. Душа надеется.


ГЛАВА 44

Колтон


Твою мать.

Дым поглощает меня. Когда машины сталкиваются вокруг меня, пятно теперь становится серым со вспышками искрящегося металла. Я, черт побери, ослеп.

У меня нет времени бояться.

У меня нет времени думать.

Могу только чувствовать.

Только реагировать.

На другом конце серого туннеля вспыхивает дневной свет. Устремляюсь к нему. Не сдавайся. Никогда не сдавайся. Гони на место аварии.

Давай, давай, давай. Давай, три, четыре. Давай, детка. Давай, давай, давай.

Красная вспышка появляется из ниоткуда и бросается передо мной. Для реакции нет времени. Ни секунды.

Я в невесомости.

Меня подбрасывает.

Невесомость.

Спираль.

Вращение.

Белые костяшки пальцев на руле.

Снова дневной свет.

Слишком быстро.

Слишком быстро.

— Черт!


ГЛАВА 45

Вижу, как машина Колтона взмывает над дымом. Оказывается на носу. Пролетает по спирали в воздухе. Слышу, как Бэккет кричит: «Вуд!» Всего лишь одно слово, но то, как он его произносит, пронзает мою душу.

Я не могу реагировать.

Не могу двигаться.

Просто сижу на своем месте и смотрю.

Разум разрывается, представляя образы Макса и Колтона.

Переломанных.

Сменяющие друг друга.


ГЛАВА 46

Колтон


Человек-Паук. Бэтмен. Супермен. Железный человек.


КОНЕЦ



Оглавление

  • Автор: К. Бромберг Название: «Движимые» Серия: Управляемые. Книга вторая
  • ПРОЛОГ
  • ГЛАВА 1
  • ГЛАВА 2
  • ГЛАВА 3
  • ГЛАВА 4
  • ГЛАВА 5
  • ГЛАВА 6
  • ГЛАВА 7
  • ГЛАВА 8
  • ГЛАВА 9
  • ГЛАВА 10
  • ГЛАВА 11
  • ГЛАВА 12
  • ГЛАВА 13
  • ГЛАВА 14
  • ГЛАВА 15
  • ГЛАВА 16
  • ГЛАВА 17
  • ГЛАВА 18
  • ГЛАВА 19
  • ГЛАВА 20
  • ГЛАВА 21
  • ГЛАВА 22
  • ГЛАВА 23
  • ГЛАВА 24
  • ГЛАВА 25
  • ГЛАВА 26
  • ГЛАВА 27
  • ГЛАВА 28
  • ГЛАВА 29
  • ГЛАВА 30
  • ГЛАВА 31
  • ГЛАВА 32
  • ГЛАВА 33
  • ГЛАВА 34
  • ГЛАВА 35
  • ГЛАВА 36
  • ГЛАВА 37
  • ГЛАВА 38
  • ГЛАВА 39
  • ГЛАВА 40
  • ГЛАВА 41
  • ГЛАВА 42
  • ГЛАВА 43
  • ГЛАВА 44
  • ГЛАВА 45
  • ГЛАВА 46