подкоп не сделать, а стража следит за всем с помощью артефактов. Чуть что не так — сразу же взвод гвардейцев всех угомонит.
В какой-то момент мрачные и жуткие декорации сменились мраморным стенами и золотыми барельефами. А затем и вовсе меня вывели в довольно просторный зал, где находился весь цвет Российской Империи. Я стоял в самом центре, позади меня находился вход в зал, по бокам трибуны с дворянами, а передо мной на троне расположился сам Государь.
Николай Второй, император Российской Империи, о котором чего я только не слышал.
Государь оказался высоким мужчиной, с широкой грудью, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, а глаза голубые. Взгляд же у него довольно резкий, быстрый, словно удар шашкой. Признаться, я представлял себе императора несколько более… ну, знаете, жирным и зажравшимся, как большинство королей в моём мире.
Однако судя по всему в Российской Империи во главе всего стоят военные, что и логично. Это же империя, а само слово «империя» в своём определение несёт территориальные претензии к соседям, желание расширяться и, следовательно, воевать. Более того, насколько мне известно, здесь на гражданских чинах также сидят бывшие военные.
А те немногие дворяне, не связанные с армией и флотом, всё равно стремятся быть похожими на офицеров. Это выражается как минимум в одежде, которая своим стилем очень похожа на униформу военных. В общем, все выглядят очень строго, серьёзно и очень важно. При этом никакой пьянящей роскоши в их одеяниях нет, никаких этих бриллиантов поясов или перстней на каждом пальце. Разве что прекрасный пол позволял себе чуть больше красок, но не более того.
Рядом с императором также сидел мальчик, совсем молодой, лет десять, с удивительно светлым лицом. Он единственный кто улыбнулся мне, пока остальные терпеливо хранили молчание. Однако как только гвардейцы откланялись и двери в зал снова закрылись, то сразу же начались споры и возмущения.
— Расстрелять! — кричал один дворянин. — Тут двух мнений быть не может!
— Никакого расстрела, пусть искупит свою вину на поле брани!
— Да вы с ума сошли?! Вам только что зачитывали письмо Самсонова…
— Самсонова?! Его мнение после недавнего позора не учитывается!
— Как вы смеете говорить такое о столь славном генерале?! Он столько сделал для нашей державы, а вы…
— Он завёл наши войска в ловушку, мы потеряли около ста тысяч солдат за неделю! ЗА НЕДЕЛЮ!!! Мы потеряли инициативу! А что сделал Самсонов, вместо того чтобы исправить свои ошибки?!
— Он отдал жизнь, чтобы из котла спаслось как можно больше солдат!
— Он выбрал смерть, чтобы не жить со стыдом! Он подвёл Государя и он знал, что за это его лишили бы званий!
— Да как вы смеете говорить подобное о моём отце?!
— Довольно, — довольно тихо произнёс Государь, но тут же весь зал умолк. — Самсонов Александр Васильевич Самсонов пал смертью героя, неуважение к нему будет воспринято как неуважение к императорской семье.
— Как скажете, Ваше Императорское Величие.
— Что касается ваших переживаний, которые сочатся во всех ваших словах, то повторяю ещё раз. Вопрос уже улажен. Немцы не прорвут нашей обороны. Однако мы действительно потеряли инициативу и пока что не сможем пойти в наступление. И всё же операции обоих фронтов я считаю успешными. Что же касается Александра… — Государь опустил взгляд на меня. — То я хочу выслушать его точку зрения. Ты действительно убил Павла Карловича Ренненкампфа, главнокомандующего первой армией?
— Да, Ваше Императорское Величие, я убил его вовремя сражения с Гинденбургом в Кёнигсберге. Враг был очень силён, а наших сил не хватало. Тогда я решил забрать силу Ренненкампфа, чтобы одолеть врага. Сам Ренненкампф не сопротивлялся.
— Но Гинденбурга ты всё же не убил.
— Не убил, однако смог ментально ранить.
— Ментально?
— Воздействуя на его разум.
— Да, разведка рассказывала, что Гинденбургу после сражения поплохело и он даже был вынужден передать управление фронтом своей ставке. И остальное в целом сходится, кроме некоторых моментов… Впрочем, решения я уже принял. Скажи мне, Саш, ты ведь не хочешь умирать?
— Не хочу, Ваше Императорское Величие.
— Вот и славно, — Государь улыбнулся и сразу же меня окружили гвардейцы. — Ты ещё послужишь нашей державе. А теперь, господа и дамы, давайте обсудим проблемы нашей промышленности и перспективы введение военной диктатуры в столь неспокойное время…
Дальше я уже ничего не слышал, ведь меня вывели из зала и повели аж в другое крыло.
— Так, если меня не ведут на расстрел, то… куда?
— Скоро узнаешь.
И гвардеец не наврал, действительно через считанные минуты меня привели в кабинет, после чего усадили напротив смутно знакомой девушки. Она ничего не говорила, заполняла бумаги, а я продолжал пристальное её изучать и вдруг меня осенило:
— Это же тебя по мою душу на фронт прислали!
— О, ты меня всё же узнал? — ухмыльнулась
