Камни Рун. Том 2 [Александр Якубович] (fb2) читать онлайн

Камни Рун. Том 2

Глава 1. Купец

Сергиос не любил спешку.

Как всякий почтенный купец, он предпочитал всегда придерживаться плана, не отступая от него ни на дюйм.

Обыватель может сказать, что хорошими купцами становятся только те, кто готов пойти на риск, кто чувствует запах барышей и идет к своей цели, не смотря ни на что. Сергиос же слишком долго водил караваны из Лесаленты, чтобы не знать — деньги любят тишину и покой. А если купец слишком буйный, то его деньги просто обретут покой замогильный, и вся недолга. Так что когда что-то шло не так, старый толстяк Сергиос был сильно не в духе.

Так уж вышло, что его караван остался без сопровождения. Точнее, сопровождение было — до вчерашнего вечера — пока командир отряда наемников, с которым Сергиос отработал уже три сезона, не подсел к нему в трактире и не сообщил, что поднимает ставку. И нет бы, договориться на десятину, как цивилизованные люди! Сергиос даже понял бы рост стоимости на треть — времена нынче неспокойные, крепкая рука да острая сталь пользуется спросом. Так нет же! Этот наглец, Баббис, поднял цену почти вдвое! Говорит, за меньшее его отряд работать отказывается!

При воспоминании о довольной роже наемника Сергиос аж стукнул кулаком по столу, напугав тем мимо пробегающего мальчишку-полового.

Подлец! Выродок! Сучье племя! Он знал, знал, что этот рейс для Сергиоса крайне важен! Что он вложился, богато вложился, чтобы пройти почти через половину континента по южному маршруту, пока все топчут тракт меж Лесалентой и сацисийским портом Кордуро! В кои-то веки он решил чуть-чуть рискнуть, вспомнить молодость, когда был сколочен основной капитал, пройти по предгорьям до самой Батуриты, а, может, даже и до горхвинских шахтерских поселений! И на тебе! Он остался без сопровождения!

А ведь уже были закуплены товары, припасы, вьючные животные — мулы, ослы и лошади — почти запряжены и готовы к погрузке. День-другой и он должен был отправиться в путь, тем более, и погода благоприятствовала столь важному предприятию! Но теперь он неведомо насколько застрял в Лесаленте, в самый разгар высокого сезона, когда его коллеги по цеху собирают свои караваны вглубь материка, по северному маршруту до треклятого порта Кордуро. Прибывают суда и из Западной Пресии, с доспехом, оружием, вином, крепкими тканями и редкими кибашанскими мехами. Последние особенно ценились в предгорьях Великого Хребта. Такой пушнины, как у западных соседей, в Восточной Пресии не добыть, так что шахтеры и старатели щедро платили за шкуры, из которых потом изготавливали куртки, полушубки и даже обувь. Ценилась и западная сталь, крепкая, звенящая, не чета бедной восточной. Вина тоже были в ходу, как и некоторые сушеные фрукты, специи и травы.

Всего этого добра Сергиос закупил с избытком, ведь по южному маршруту ходят лишь всякие голодранцы, которые могут предложить что-то посредственное. Ни о каком красном и вязком, как кровь, гоунском вине, редких травах или бычьих семенах, что были на западе намного забористее, речи не шло. Уважаемые же купцы, такие как Сергиос, если и отправляли товары на юг, предпочитали морской маршрут. И быстрее, и дешевле. А там уже местные купчишки и перекупщики разберутся, как доставить товары до конечных потребителей. Но маржа при такой торговле была невысока. А вот если стать на Старый Тракт, что даже на многих картах уже не отмечен, да пройти югом самому… Земли дикие, места глухие, но какие выгоды! Золотые и серебряные самородки, выплавленные в ямах драгоценные кругляши из намытого золотого песка — вот основная валюта тех краев. А в гильдии богато платили за чистое золото и серебро! Да и как средство накопления оно — предпочтительнее местных монет, в которых нет-нет, да очередной правитель опять снизит долю драгоценного металла, еще больше разбавив свой чеканный профиль медью или болотным золотом.

Но Сергиос не был бы старым и матерым купцом, если бы не нашел выход. Если нет под рукой подходящего отряда — собери его сам! Всего-то надо найти костяк с командиром погорластее, чтобы рожа была такая, что в петлю сама просилась бы, да нанять ему в подмогу вольных мечников. Полторы дюжины — за глаза! И один плохонький магик-целитель, хотя можно обойтись и амулетами… За два дня Сергиос совершил почти невозможное — все же собрал для себя какую-никакую охрану. Все оформили чин чинарём: из своего кармана каждому наемнику Сергиос выплатил аванс, а остальной гонорар был под присмотром всех бойцов передан королевскому стряпчему, под расписку. Свою копию получил каждый из отряда, а сам Сергиос взял на себя обязательства не препятствовать выплате после означенного срока. Некоторые бойцы бурчали, недовольно крутя вексель в руках, но вид тугой мошны, что передал Сергиос стряпчему, успокоил самые буйные головы: деньги под присмотром и купец не кинет. Значит, можно браться за работу.

Конечно, веры вольным наемникам было мало, но и конкуренция тут была высока. Стоит Сергиосу сгинуть и гильдия мигом устроит и поиски, и разбирательство, обязательно покарав всех виновных. Маги Поиска в лесалентской купеческой гильдии были непростые — сильные маги пояса и даже несколько плащевиков, так что подставляться никто из охраны не станет. Найдут и вздернут.

Как же много дел! А лето уже в самом разгаре, хорошо бы пройти маршрут до осенней распутицы, добраться до восточных пределов Агрании! Как же много дел…

Единственное, что радовало душу Сергиоса — он все же смог немного выкроить дополнительных деньжат. Свои планы он, конечно же, держал в тайне, но когда пришлось объявить широкий найм в охранный отряд, все торговые ряды на левом берегу Крики были в курсе, куда держит путь купец. А там народная молва дольно быстро вынесла на гребне своей волны и желающих присоединиться к каравану в качестве попутчиков. А это — дополнительная плата за провизию и сопровождение.

Всего к нему набилось пятеро. Пара хмурых гохринвийцев средних лет, с виду — алхимики, что предпочли более дешевое пешее путешествие дорогому плаванию по южным оконечностям материка. Еще с ним отправится молодой ювелир, что хотел раздобыть в предгорьях камней по сходной цене для своих изделий, и при этом потащил за собой девицу — эти двое вовсе выглядели, как вчерашние дети, только оторванные от мамкиной титьки. Таких историй Сергиос повидал немало. Нищий парень увлекает за собой дурочку, суля ей вечную любовь и золотые горы, заставляет сбежать из отчего дома, а потом оказывается, что в жизни все совсем не так… Впрочем, это Сергиоса волновало слабо. Ну и последний, пятый — узкоглазый мелкий экимиец, который-то на восточно-имперском два слова связать не мог. С каждого Сергиос взял приличную плату за сопровождение, немного, но покрыв свои расходы на наемников и фураж.

Выдвинулись они с задержкой всего в два дня. Караван из десятка телег и такого же числа ослов и мулов, был хорошо нагружен популярными в горах товарами. Отрезы крепких тканей, тонкая пряжа, заморская пушнина, пеньковая веревка, корзины отборного зерна, крепленое и молодое вино в бочонках и бутылях, сушеные овощи, специи, а также всевозможные лакомства, засахаренные в собственном соку. Последнее было, наверное, самым ценным товаром после соли, перца и традиционного для этих мест толченого корня имбиря. Ведь если вместо вина можно перебиться ягодной брагой, сидром из диких яблок или кислым пивом, то вот сладости — большая ценность. Нет, были в горных районах богатые пасеки, в поселениях собирали всевозможные орехи. Но разве сравнится это с нежнейшей хелвой, что прибыла на континент из-за моря? Конечно же, не сравнится.

Единственное, что ему не удалось — нанять магика. Жетонщики будто плащи отрастили за спиной, требовали оплату не за рейс, а посуточно, да еще и таких размеров, что аж дух захватывало! Проклятые дагерийцы, баламутят воду! Как прошли слухи, что новый император дает магикам вольности, так и рванула вся жетонная шушера, что водила караваны, на запад. Целые корабли магов! А ему, Сергиосу, что делать? А прочим купцам? Но маги, как это всегда и бывало, плевать хотели на нужды простых людей. Им только своя шкура дорога. Так что те, кто не поддались всеобщей авантюре и не отправились на запад в поисках лучшей жизни, сейчас драли с честных купцов и прочих людей по три шкуры — потому что могли.

Хорошо, что у Сергиоса была при себе целая горсть амулетов, которые он сумел зарядить по сходной цене еще в прошлый сезон. Были тут и целебные хлопушки медной оправы, и оранжевые щиты, и даже пара охранных контуров. Но самую большую ценность представлял амулет, который Сергиос хранил уже не первый год. Как он его получил — дело десятое. Он никогда не пускал его в ход, но показывал знающим людям. Настоящий. За такую вещицу можно мигом отправиться на виселицу, но и отказаться от нее Сергиос не мог.

Веры людям нет. Люди — лжецы по своей природе, и даже наемная охрана может повернуть мечи против тебя, если почует слабину. Так что купец аккуратно хранил амулет тонкой работы с целой россыпью мелких кибашамских бриллиантов — целое состояние! Хранил, как последний аргумент, способ не отбиться — но отомстить. И главная ценность амулета была не в камнях, а в руне, что была твердой рукой высечена на оправе и что была так похожа на руну поиска Инг.

Повернувшись в седле и окинув взглядом свой караван, Сергиос коснулся пальцами рубахи в том месте, где висел амулет с высеченной на контуре руной призыва демона Эпель.

Глава 2. Караван

Когда мы с Отавией вырвались с Лаолисы, я простодушно подумал, что самое сложное позади. Как же я ошибался.

Путь через Гоунс занял у нас огромное количество времени, а к побережью мы вышли только к середине осени, когда все корабли на Восток уже ушли в плавание. Так что пришлось сесть на первую попавшуюся лохань до порта Тидельтра — это небольшая батуритская колония, которая служила торговыми вратами между Западной и Восточной Пресией — и надеяться, что нас тут никто не найдет.

Близость Шамограда — а до столицы Империи было всего ничего, несколько недель пути — угнетала, как угнетали и новости, что приходили с родины принцессы.

Саин разрушал государство, что создали Форлорны. Конечно же, все без умолку говорили о вольнице, что устроил узурпатор для магов. Как водится, одни приветствовали такой шаг Торлорна, другие справедливо замечали, что титулы для магов нарушают баланс сил и рано или поздно приведут к Третьей Войне.

Мы же в эти споры не вступали, тихо дожидаясь весны и начала нового судоходного сезона, чтобы найти корабль и добраться через море до Лесаленты.

В припасах Витати, на которые указала нам келандка, мы нашли все необходимое для бегства, но вот денег винефик припасла недостаточно. Точнее, для одного человека монет было вдоволь, но вот для двоих — уже не хватало.

По первости мы с Отавией экономили, а когда добрались до Тидельтры, я занялся тем, что хорошо умел — амулетами.

У меня не было грамоты на изготовление магических предметов, но она была и не нужна. Точнее, как бывший маг, я прекрасно понимал, как сделать заготовку под амулет так, чтобы простое украшение в два движения превращалось в полноценный магический предмет. Пришлось вспомнить и навыки бродяги, чтобы найти рынки сбыта: вступать в отношения с кем-нибудь из магов, которым я бы мог сбывать плоды своих трудов, я не рисковал — так что мои медные и серебряные хлопушки растворялись где-то в портовых районах среди матросни, бандитов и грузчиков.

Денег еле-еле хватало на простенькую комнату и стол, за которые мы платили древней сварливой старухе по имени Лисса, но мои труды позволили нам перестать проедать кошель Витати и сберечь денег на плавание. Сколько стоило переправиться через море на соседний континент мы доподлинно не знали — цены разнились от пяти империалов и до полусотни, в зависимости от корабля, капитана и общей обстановки в порту. Так что оставшиеся у нас тридцать больших монет — а именно столько мы сумели довезти с собой из Акрильсеры в Тидельтру — были спрятаны под дальней половицей в ожидании своего часа.

Но все это было не зря. Мы перезимовали, не попались в лапы имперским соглядатаям или другим шпионам, и сумели добраться до Лесаленты, где ни меня, ни Отавию уже никто не знал.

Мы будто бы начали новую жизнь. В огромном городе, который наполовину состоял из складов и рыночных рядов, я смог развернуться в полную силу. Вступил в гильдию ремесленников, обзавелся приличным инструментом и даже нашел нескольких клиентов из числа местных магиков, для которых я крутил амулеты и простенькие целебные хлопушки. И комнаты мы с Отавией сняли не в пример лучше, чем в Тидельтре — просторная спальня с большими окнами и общая проходная гостиная, в одном из углов которой, у южного окна, мы поставили рабочий стол. Иногда, уже засыпая, я вспоминал, как Отавия жалась ко мне спиной на узкой и неудобной кровати в комнате старухи Лиссы, пытаясь найти хоть сколько-нибудь тепла. Тут все было иначе. Просторная, крепкая постель, свежие матрасы, чистые простыни. Камин почищен и натоплен, и не чадит, пытаясь нас убить.

Наши комнаты располагались в небольшом двухэтажном домике на левом берегу Крики, недалеко от одной из центральных улиц этой части Лесаленты. И вот как раз по этой улице, уворачиваясь от телег, носильщиков и просто прохожих, я сейчас спешил домой, к Отавии. У меня были отличные новости, а еще — немного западных сладостей в кулечке, по которым так скучала девушка.

— Послезавтра! — выкрикнул я, распахивая дверь в наши комнаты.

— Что послезавтра? — спросила Отавия, поднимая голову от шитья.

Каждый из нас зарабатывал, как мог. Еще во времена службы в гвардии я удивлялся, зачем императорской особе столько времени уделять этому занятию для простолюдинов, но, как оказалось, навык пригодится. Правда, дома Отавия вышивала тонкой нитью гобелены и салфетки, а тут — штопала рубашки и ремонтировала штаны, но что поделаешь…

— Выезжаем! Я нашел подходящий караван! — ответил я, сияя от гордости. — И вот, смотри, что раздобыл…

Кулечек со сладостями быстро перекочевал в цепкие коготки Отавии, а пока девушка наслаждалась лакомством, я взял в руки рубашку, над которой она работала до моего прихода.

— Совсем ткань плоха… — протянул я будто бы невзначай.

— Рей, не надо, нормально там все! — вяло ответила Отавия, занятая хелвой.

За последний год многое произошло. Но главное — я начал постигать странную силу осколков камня рун, что застряли в моей груди.

Положив ладонь на прореху в рубашке, я потянулся к силе камня и сосредоточился на материале под моими пальцами. Представить грубые нити, что сплетались в полотно, представить четко и ясно, будто бы и не было там никакой дыры…

Под моими пальцами засветилось синим, а уже через мгновение прореха в рубашке затянулась. И это была не иллюзия, не морок. Ткань на самом деле появилась на том месте, куда я направил свою силу, и она останется там навсегда. Ну, или пока я не отдам концы.

— И как я это объясню? — недовольно спросила Отавия, разглядывая результаты моей работы на свет.

— Сделай пару ленивых стежков, будто бы поставила латку, — ответил я. — Всяко лучше, чем возиться с этой трухой.

Ткань давалась мне легко. Эту особенность мы заметили еще в Гоунсе, когда я попытался изменить свою внешность еще раз — чуть высветлить кожу и поменять цвет волос, чтобы больше походить на дагерийца. Тогда вместе со мной поменялись и одежды, и я быстро смекнул, как это можно использовать во время путешествия.

Все было бы намного проще, если бы такой же номер можно было провернуть с серебром или золотом. Но к моему разочарованию, ни один материал, пригодный для создания амулетов — то есть свободно пропускающий магическую энергию — этому колдовству не поддавался. Точнее, для того, чтобы из простой серебрушки сделать полноценный империал, приходилось колдовать так долго и так усердно, что я потом несколько дней лежал пластом, не в силах шевельнуть и пальцем. Медь, серебро, золото, драгоценные камни — все, что представляло реальную ценность, просто пропускало энергию осколков через себя, толком не реагируя на мои попытки использовать странное колдовство.

Я не злоупотреблял этой силой. Это было что-то потустороннее, неизведанное, цену чего я не знал. Может, каждое обращение к силе осколков тянуло из меня жизненные силы, и за это простенькое колдовство я расплачивался собственными днями и неделями? Или каждый раз трансформируя свое тело или предметы, я приближал возвращение Пустоты?

Мне до сих пор снилось, что я падаю вслед за камнем, пытаясь ухватиться за древний артефакт, падаю, поглощаемый Пустотой. Нет, это не были те тяжелые кошмары, которые парализовали мою волю в Нипсе, просто плохие сны. Но что, если они когда-нибудь станут явью? Тем более, сейчас я отвечал не только за себя самого, но и за Отавию…

— Слушай… — начал я, поворачиваясь к девушке. — Ты уверена, что хочешь ехать со мной?

От этого вопроса Отавия даже перестала жевать, так и замерла с куском еды, поднесенной к губам, а на дне ее голубых глаз стала плескаться ярость.

— Ты опять за эти разговоры? — жестко спросила девушка.

— Ну, не опять, просто…

— Рей, мы все обсудили еще на Лаолисе. Если все, что ты рассказал мне об Эдриасе сбудется, то неважно, где я окажусь в момент, когда он доберется до оставшихся камней. Так что лучше я буду с тобой.

— Ты бы могла остаться в этом городе, спокойно жить…

— Штопая чужие рубашки и портки? — язвительно спросила девушка. — Или устроившись нянькой в чей-нибудь дом?

— Штопать рубашки безопаснее, — заметил я, усаживаясь рядом с принцессой на стул. — Понимаешь…

— Не понимаю, — мотнула головой Отавия. — Рей, мы обо всем договорились, не начинай этот спор заново. У нас есть план, давай его и придерживаться.

Я внимательно посмотрел в голубые глаза принцессы и только мрачно кивнул. План. Да, у нас был план. Мы добираемся до Келанда, там каким-то образом находим дорогу к святилищу рода Тати, я завладеваю камнем, а потом… Потом все было смутно, вроде как, я должен сразиться с Эдриасом и выпнуть этого пришельца за пределы нашего мира, обратно в его любимую Сферу. Надежд убить его я не питал. И вот если у меня получится изгнать мага, то я буду достаточно силен, чтобы вернуть Отавии престол, ведь где пришлый колдун, над которым не властна даже смерть, и где какой-то Саин Торлорн? Дабы не угодить в лапы дядюшки, Отавия была готова на все — в том числе и пройти вместе со мной половину мира в поисках камня келандцев.

Иногда, засыпая, я со страхом думал о будущем. А что, если все получится? Я решу вопрос с Эдриасом, верну Отавии ее наследство, а дальше? Мы расстанемся? В эти моменты я посильнее прижимал к себе мирно сопящую девушку — Отавия на удивление быстро засыпала, в отличие от меня.

В назначенный срок мы вышли из Лесаленты на восток.

Кроме нас с Отавией к каравану присоединилось еще трое спутников. Два гохринвийца и один старик, как мы потом узнали, он был родом из Экимии.

К путешествию мы подготовились так, как когда-то научила меня Витати. Два больших кожаных бурдюка с водой, солонина и сухари, многослойная, удобная одежда, крепкие сапоги, смена белья, одеяла, котелок и еще несколько мелочей. Все это было упаковано в две седельные сумки, которые мы перебросили через крупы небольших смирных лошадок, типичных для восточных степей.

Эти животные слабо подходили для быстрых скачек или работы в упряжи, но вот для длительного путешествия верхом — в самый раз. Выносливые, неприхотливые, спокойные — Витати многое рассказала мне об этих животных.

Едва завидев нас у городских ворот, купец Сергиос поднял руку и воскликнул:

— Вовремя! Скоро отправляемся!

Ни тебе приветствий, ни рукопожатий. Купец был человеком склочным и высокомерным — я это понял еще когда договаривался с ним о совместном путешествии и передавал в его липкие ладони плату — но подобное пренебрежение… Я понимаю, что сейчас находился не в статусе уважаемого обществом колдуна, а прикидывался простым мастеровым, но… Впрочем, почему прикидывался? Я несколько лет изготавливал амулеты, а это искусство — на стыке с ювелирной работой. До настоящего мастерства мне было далеко, но и научить кой-чему я мог. Тем более, этот навык кормил меня и Отавию с того момента, как мы добрались до побережья Западной Пресии и стали ждать судоходной погоды.

Купец скользнул взглядом по нашим с Отавией фигурам, оценил цоканьем языка выбор лошадей, на секунду задержался глазами на коротком мече в ножнах у седла у меня и рукояти малой мортиры, что торчала из-за пояса у Отавии.

Я тренировал девушку, как мог, тренировал. Но чему можно научить за полгода человека, который учился петь и танцевать, при этом никогда не работал руками? В случае опасности Отавия может подобрать чей-нибудь меч и парировать несколько ударов, она неплохо орудовала малой дагой в ближнем бою, будучи мелкой и юркой, но вот даже против меня — не самого выдающегося по габаритам молодого мужчины — она ничего показать не могла. Просто не было силы в руках, чтобы выдержать мой удар, а использовать инерцию клинка, чтобы отклонить его в сторону, как делала Витати, у нее просто не доставало навыка. Стрельба из лука тоже была ей недоступна, даже из маленького, кочевого — слишком слабые мышцы спины.

Так что перед самым отплытием, через воров, которым я поставлял заготовки под красные хлопушки, мне удалось раздобыть гурензийскую ручную мортиру. Совсем миниатюрную, намного меньше той, которой размахивал Ирман и из которой он подстрелил Падальщика. Однако эта мортира, которую воры называли пуффером — за его характерный звук «пуф» при выстреле — имела одно важное отличие. Красный порох, который изготавливали гурензийские алхимики и маги, поджигался не амулетом Тир, а с помощью удара стального бойка по кресалу, высекая при этом целый сноп искр.

Пуффер частенько давал осечки, но в отличие от других мортир, им мог пользоваться обычный человек. Никакой магии, никаких амулетов. Только взрывающийся порошок и простое устройство для поджигания.

Било это оружие свинцовыми шарами на расстояние до полусотни футов — могло и дальше, но сила удара стремительно падала с каждым шагом — а в упор и вовсе это было страшное оружие.

Еще одно достоинство, кроме простоты, заключалось в том, что пуффером можно было пользоваться как на земле, так и в седле. Идеальный выбор для хрупкой Отавии.

Еще в Западной Пресии мы извели несколько империалов на порох для тренировок, а когда девушка приноровилась и смогла уложить два выстрела в грудь ростовой мишени с пятнадцати и двадцати шагов, было решено, что ее обучение закончено. Отбиться от случайного нападающего ей это поможет, а дальше в ход пойдет короткая дага.

Первые дни в пути нас никто особо не трогал. Шли мы по богатым и обжитым местам. Первым же днем мы покрыли почти сорок лиг и заночевали в городке Витум, что находился к югу от Лесаленты и служил перевалочным пунктом между столицей королевства Аграния и южным портами Прея и Аварами, которые пользовались успехом у менее состоятельных капитанов, а также кораблей, переправляющих зерно, руду и сталь с континента на континент. Эти порты позволяли сэкономить на стоянке и разгрузке, а товары с кораблей доставлялись на бескрайние рынки Лесаленты уже землей.

Наш же путь лежал не на юг, как у всех прочих, а вглубь страны, на Восток, по Старому Тракту.

Дорога эта была построена еще во времена Первой Войны, но довольно быстро утратила свое значение после того, как основными торговыми партнерами Агрании стали северные Блескум и Эгорамия. В итоге дорога и вовсе пропала с больших карт, а королевские мастера перестали ухаживать за трактом. Он довольно быстро пришел в упадок, как и большинство городов и поселений, что выросли вдоль пути, остались только мелкие деревушки и усадьбы местных дворянчиков, что жили за счет скудных плодов труда своих крестьян. Сейчас же Старым Трактом пользовались только путешественники, что отправлялись вглубь Агрании, а также старатели, авантюристы и, как в нашем случае — смелые купцы, что планировали пройти предгорьями и шахтерскими поселениями вдоль Великого Хребта.

— Вроде все спокойно, так? — спросила Отавия. — А ты волновался.

— Да, все спокойно, — рассеянно ответил я.

Прямо сейчас мы подъезжали к первому городку, что лежал в предгорьях на Старом Тракте. Последнее крупное поселение, где можно купить, почти что угодно. Тут караванщики проверят сбрую, фураж, докупят или починят необходимое, а дальше мы уже пойдем совсем глухими местами.

— Ты какой-то напряженный, — заметила девушка, пытаясь повернуться в седле и заглянуть мне в лицо. — Все в порядке? Мне стоит тревожиться?

— Нет, все нормально, — мотнул я головой. — Просто ощущения.

Отавия внимательно посмотрела на меня, а после — просто пожала плечами и вернулась к созерцанию задницы мула, что шел впереди нас. Она знала, что я не разводил пустой трескотни и если случится на самом деле что-то важное, я ей расскажу.

Я же украдкой присматривался к нашим попутчикам. Гохринвийцы недобро косились на наши келандские наряды — а мы на самом деле сейчас были похожи на кочевников. Помня науку Витати, я выбрал широкие и многослойные наряды, чем мы с Отавией разительно отличались от всех прочих людей в караване.

Но если два непонятных мужика для меня — не проблема, то вот мелкий старик-экимиец что сверлил мою спину взглядом с того момента, как мы отъехали от городских стен Лесаленты, вызывал у меня неопределенное чувство тревоги.

Я поерзал в седле и будто бы невзначай посмотрел назад.

Сухой, узкоглазый, с жиденькими усиками и плоским лицом, экимиец ехал на своем муле, как ни в чем не бывало.

Может, мне все-таки показалось?

«Ага, показалось», — язвительно согласился внутренний голос, в котором я безошибочно узнал нотки Витати.

Келандка и ее дикая наука крепко засели у меня в голове. С интересом старика к моей персоне надо будет разобраться.

Глава 3. Подозрения

Я ожидал проблем. Их запах преследовал нас от самой Лесаленты и стал практически нестерпимым, когда мы отделились от каравана, что остался за пределами городских стен на стоянку. Мы же с Отавией решили напоследок поспать в настоящих кроватях, потому что минимум три следующих недели придется провести на земле, кутаясь в плащи.

Шесть серебра звякнули о стойку, перекочевывая из моего худого кошеля в руки трактирщика, еще пара монет — разносчику, что сновал меж столами. Горячий ужин, кружка кислого пива, разговор с Отавией.

— Я кое-что заметил, — сказал я тихо, цепляя плоской ложкой овощи с деревянной тарелки. — У купца есть какой-то амулет.

— Как ты понял? — спросила Отавия, морщась отпивая из кружки.

— У него на груди. Слабый фиолетовый поток, будто кто-то пытается собрать печать. И этот шлейф тянется за ним постоянно.

— Он колдун? — уточнила принцесса, напрягшись от моих слов.

Я только мотнул головой, продолжая поглощать ужин.

— Нет. Точно нет. Ни капли магии в нем нет. Но вот что-то магическое под рубахой…

Это меня тревожило. Амулеты были статичны. Даже заряженные, камни крепко держали влитую в них силу, не распыляя ее в пространстве просто так. Тот же белый амулет Отавии, что я подарил когда-то девушке, никаких шлейфов за собой не оставлял, а камней там было немало. Тогда что таскал с собой купец? От этих размышлений становилось тревожно, а виски сдавливало, будто в тисках.

— Так если он не колдун, — продолжила рассуждать девушка, — может, это все же амулет?

— Тогда у нас большие проблемы, — пряча дрожь в голове в кружке с пивом, ответил я. — Я таких амулетов еще не видал.

— Каких?

— Настолько мощных, чтобы они оставляли за собой явный след.

— Говоришь, фиолетовый?

Я только прикрыл глаза, задумчиво протягивая пиво сквозь зубы. Ну не может все пойти нормально! Не может! Из всех купцов Лесаленты в этот рейс решил отправиться идиот, что таскает за собой запрещенный артефакт!

— Ты с ним справишься, — легкомысленно пожала плечами Отавия, возвращаясь к еде.

— С кем?

— С демоном. Нежитью. Костяным или другим Ужасом. Что там этот амулет призовет, если замкнуть его контуры. Со всем справишься, — уточнила девушка, кончиками пальцев касаясь моей ладони.

Я благодарно взялся за пальцы своей возлюбленной и чуть сжал их, будто бы именно они удерживали меня от того, чтобы не скатиться в беспричинную панику. Отавия права. Пустота во мне была сильна — это факт. Если потребуется, я выкачаю демона досуха. Магия — их кровь, их жизненная сила. Нет магии — нет демона, нежити или духа. Тут я был в разы сильнее Витати, как ни крути. Ее Пустота была мимолетна, я помнил, как она усилием воли искажала магический поток вокруг себя. Моя — естественна. Если потребуется, я уничтожу любое колдовство в радиусе сотни футов.

— Может, ты сможешь высушить этот амулет заранее? — предложила девушка.

— Не выйдет, — покачал я головой. — Я думаю, он таскает его за собой как оружие. На случай предательства или большого налета. Он делает его спокойным — я видел, как Сергиос нет-нет, но касается своей рубахи. Нет, амулет трогать нельзя, большой шанс, что камни треснут.

— И тогда этот купчишка все поймет.

— И начнет делать глупости. Или вовсе откажется от рейса, — закончил я.

— А старик?

— Что старик?

— Ну, эмикиец.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Кстати, вон он, сидит.

Я кивнул головой на другую сторону зала, где за большим общим столом, с самого краю, примостился наш попутчик. Старик не ел — лениво потягивал пиво из кружки — а глаза его были прикрыты, будто бы он вот-вот уснет.

— Пялится на нас? — спросила Отавия, понижая голос еще сильнее.

— Без понятия, — пожал я плечами. — Но он не маг, не воин, просто любопытный старик.

— Ты себя успокаиваешь.

— Может, и успокаиваю, — согласился я. — Но мы уже не на западном континенте, не в подбрюшье империи, тут нет шпионов и соглядатаев твоего дядюшки…

При упоминании Саина Торлорна настроение Отавии моментально испортилось, и остаток вечера мы провели в тишине. Впрочем, я не сильно от этого страдал: у меня появилось время спокойно поразмыслить о том, что же делать с амулетом купца. Может, Отавия и права? Потихонечку тянуть силу из камней, растворять их в великой Пустоте, день за днем? С другой стороны, конкретно мне этот амулет ничем не угрожает, совершенно. Ну, возит его за собой купец, так, чай, уже не первый год возит. Почему меня вообще должен волновать этот вопрос? Наше путешествие должно пройти ровно и спокойно, зачем обязательно ждать подвоха?

Мой опыт подсказывал, что если что-то может пойти не так — оно пойдет не так. Зная свою удачливость, даже если мы не нарвемся на засаду, не окажемся посреди боевых действий — а гохринвийские вельможи частенько выясняли между собой отношения с помощью железа — то значит, Сергиос сверзится с лошади и в падении, уже ломая шею, неловко замкнет контуры амулета, открывая для неведомой твари дверь в наш мир. А разбираться с этим бардаком придется мне.

Почему-то мне не приходило на ум, что мы с Отавией можем просто сбежать. Я больше не был магом — то есть не был лакомым кусочком для нежити или демонов — а значит, и гнаться за нами Ужас или демон не будут. Найдут менее прыткую и юркую добычу. А если потребуется, я укрою и себя, и принцессу, пологом Пустоты, вообще стирая нас двоих с магического слоя этого мира. Да, нормальный бы человек поступил именно так, но, к сожалению, моей наставницей была архимаг Фиолетовых Рун. А Виола очень подробно расписывала, чем грозит неконтролируемый призыв даже нескольких мертвяков. Полноценный же Ужас будет сеять смерть и разорение долгие месяцы, а, может, и годы, насыщаясь и увеличиваясь в размерах, питаясь кровью и плотью убитых им живых, как зверей, так и людей. И это знание давило на плечи тяжким грузом, особенно, когда я был носителем Пустоты — владельцем идеального оружия против всего магического…

Когда караван двинулся дальше, мои тревоги на счет амулета купца только усилились. Это точно был очень мощный артефакт — я заметил едва приметный контур под тканью на груди Сергиоса. А значит…

Соблазн позвать Пустоту и обезвредить опасную игрушку купца был невероятно велик. Я слишком хорошо понимал, насколько опасны твари из Бездны и что хлипкая охрана может справиться только с каким-нибудь ходоком, максимум — с одним мертвым волком. Но побрякушка на груди купца вызовет что-то размером с Морской Ужас, который потопил когда-то гурензийские рыкачи в проливе меж Лаолисой и дагерийским берегом. Наверное, стоит подождать, когда мы достаточно удалимся от обжитых мест и тогда… Пока же мы были в самом начале пути и отвернуть назад купцу ничего не будет стоить. Тем более, почти каждый день на нашем пути попадались небольшие деревни и села. Не сильно богатые, совершенно нет, но пополнялись припасы тут с превеликой выгодой, а вместо звонкой монеты Сергиос занимался меновой торговлей.

Зная цены на те, или иные товары на рынках Лесаленты, я только диву давался, как старый толстый торгаш обкрадывает своих покупателей. Многие купцы боялись гневить судьбу — излишняя жадность частенько возвращалась человеку сторицей. Но Сергиос, очевидно, был не из их числа. Это был человек иной породы, из тех, кто считает, что судьбу стоит схватить за косы, накрутить их на кулак, и бить головой о стол или стену, пока она не даст тебе желаемое. Вот каким мне виделся мужчина. А это означало, что в своих действиях он не будет считаться ни с чем, кроме собственной выгоды, и способен нарушить любые договоренности.

Глава 4. Путь

Старый Тракт, по которому мы сейчас двигались все больше и больше превращался в обычный проселок. Сначала исчезла брусчатка, после — дорога сжалась до одной колеи. В итоге, спустя полторы недели пути и почти двести лиг мы достигли Великой Долины — холмистого региона, окруженного с трех сторон горным массивом хребта. По словам Сергиоса, мы должны были пройти мимо — потому что заход в долину и выход на тракт будет стоить нам неделю, но караван все же свернул на большой развилке налево.

— Куда это мы? — спросила Отавия, высматривая голову колонны.

— Сейчас узнаю, — хмуро ответил я, подгоняя свою лошадку.

Впрочем, когда я подъехал к Сергиосу, на него уже наседали гохринвийцы:

— Мы так не договаривались! — кричал старший из парочки. — Что значит, мы едем в долину?!

— То и значит! — огрызнулся купец.

— Уважаемые… — начал я, подъезжая к мужчинам, что уже спешились.

Троица же не обращала на меня никакого внимания. Попутчики бранились на купца, Сергиос отвечал им той же монетой. Вот, уже почти дошло до рукоприкладства, как в ссору вмешался командир наемной охраны, что сопровождала караван.

— А ну, прекратить! — гаркнул рябой наемник, встревая между разгоряченными мужчинами, а знаком подзывая еще пару бойцов. — Прекратить!

Еще полчаса ушло на выяснение отношений. Я занял сторону гохринвийцев: все мы торопились на восток и заезд в долину был нам не с руки. Тем более, таких горных районов впереди было еще минимум два. И в каждый будем заходить, чтобы купец смог что-нибудь продать? Это минимум лишний месяц в пути! Но Сергиос был непреклонен, так что на этот раз пришлось уступить.

— А что будем делать, если этот урод решит свернуть на север на королевском перевале? — услышал я бурчание одного из гохринвийцев, уже возвращаясь к Отавии.

— Будем что-то решать…

— Этот купец…

— Да успокойся ты…

— Не указывай мне!..

Я же постарался оградиться от потока вялой брани и сосредоточился на том, как нам с такими остановками дотянуть до Келанда. Если Сергиос будет своевольно менять маршрут каждый раз, когда у него возникает денежный зуд, дело наше труба.

— Ну что? — спросила девушка.

— Едем на север, в долину, — хмуро ответил я.

— Ваши крики было даже здесь слышно.

— Не наши, а этих двоих, — раздраженно ответил я, кивнув на гохринвийцев.

Сделано это было слишком рассеянно, так что мой жест заметили.

— Какие-то проблемы, щенок?! — взвился тот, что был моложе.

Мужик двинулся в нашу с Отавией сторону, явно желая сорвать свою злость на парочке молодых людей.

Принцесса только сжала зубы, но молча отошла за мое плечо, я же продолжал стоять, где стоял, дожидаясь, пока гохринвиец подойдет поближе.

— Что ты тут сказал, степняк? — повторил попутчик сквозь зубы и пытаясь меня при этом схватить за отворот широкого балахона, который я носил вместо летней куртки.

Я лениво отбил ладонь мужчины, сделав при этом шаг назад.

— Я сказал, что вы устроили ругань с купцом, — спокойно ответил я, глядя мужчине в глаза. — Впрочем, ругань по делу, мы тоже недовольны задержкой.

Гохринвиец в удивлении выпрямился, посмотрел на меня, на Отавию, а там уже подоспел его старший товарищ.

— Пойдем, Абба, пойдем, — сказал мужчина, увлекая товарища за локоть, — оставь этих…

Мужик неодобрительно посмотрел на наши с Отавией одежды, отдельно задержавшись взглядом на белых волосах принцессы. Один наш внешний вид раздражал этих двоих, но что поделать? Благодаря Витати я точно знал, что этот наряд согреет в холод, не позволит перегреться в жару и идеально подходит для долгого конного путешествия.

— Знаешь, я достану наши куртки, — сказала Отавия, когда гохринвийцы отошли прочь.

— Западные? — уточнил я. — Зачем?

— Не хочу получить во сне удар кинжалом в бок, — серьезно ответила принцесса. — У этих двоих аж глаза кровью наливаются от нашего вида. Я, конечно, слышала, что Гохринвия в состоянии постоянной войны со степняками Келанда, но чтобы так… Такая ненависть…

Впрочем, позже мы узнали кое-что, о чем Витати умалчивала. Кое-что, что изменило мое мнение о Келанде в целом.

На одном из привалов, уже много позже — через неделю или две — один из наемников, с которым я завел знакомство за время нашего путешествия, все же рассказал о том, отчего нашим попутчикам становилось дурно при виде меня или Отавии в келандских балахонах.

— Так просто все! — крякнул Рифат. — Келандцы же, зверье!

— Ну не знаю, — покачал я головой. — У моего… учителя была келандская… рабыня. Не сказал бы, что они совсем дикие. Жесткие — может быть.

— О! Ха! — развеселился наемник, прикладываясь к бурдюку с водой. — Ты, видать, какую-то особенную келандку повстречал. Западные степняки — целое бедствие! Гохринвийцы уже которую сотню лет пытаются их от своих земель отогнать, да только все одно! Раз в лет пять-десять собираются в орду — и вперед! В поход!

— Да ладно? — удивился я. — Мне всегда казалось, что это гохринвийцы пытаются отобрать у келандцев степи.

От этих слов наемник едва не подавился водой.

— Да, — согласилась Отавия, что сидела рядом со мной. Корона постоянно собирает рейды на степные кланы, это известно даже за морем. И постоянно просит помощи у Круга.

— А как с ними бороться? — удивился наемник. — Я вот что вам скажу, ребятки. Может у вас там, на западе, и считают келандцев кроткими овечками, но по сути своей — они чисто демоны во плоти! Проклятущие черные демоны! Они ордой своей на многие десятки, а иногда и сотни лиг заходят к соседям, а там — грабят, убивают, угоняют в рабство! Вы думаете, откуда у них оружие, железо? Они же ничего не выращивают, ничего не производят кроме своих шкур да вяленого мяса!

— А как же Атем-Раид? Оседлые келандцы? — спросил я.

Надо подбросить еще веток в костерок, а то совсем потухнет.

— Ты про землепашцев с востока? Так они сами от степняков не в восторге! Совершенно другой народ, скажу я тебе! — воскликнул Рифат. — Они все пытаются этих, из «вольных», приучить к торговле, да только кроме сезонных базаров ничего не получается. Ведь это не в седле трястись всю жизнь — вкалывать надо! А плох тот степняк, который был бы склонен к труду! Они, что те трутни — скорее сбросят седло и будут в небо целый день смотреть, чем работой займутся!

Это описание, что дал Рифат, очень подходило флегматичной Витати.

— Ты сказал, они в орду собираются? — спросила Отавия, которая лениво улеглась рядом со мной.

Чай мы уже выпили, жевать сухие галеты не было никакого желания, так все трое лениво посасывали по кусочку вяленого мяса.

— Да, они это войском Шаза называют. Выбирают себе военачальника, который возглавит поход за трофеями и головами. Сбиваются в орду — и на запад, грабить и убивать, — кивнул Рифат.

Мы с Отавией только переглянулись. Конечно, правда была где-то посередине, но уж слишком услышанное расходилось с версией Витати о том, как на самом деле устроена жизнь келандцев.

— Ладно, ребятки, пойду, — Рифат хлопнул ладонями по коленям и поднялся на ноги. — Дежурить пора.

— Опять первым поставили? — уточнил я.

— Да мне и нормально, — махнул рукой наемник, — не люблю посреди ночи вскакивать, а утром, в собачий час, так тяжелее всего… Лучше уж так, совсем не ложиться а потом нормально вздремнуть. Тем более сколько тут осталось, два дня?

Я согласно кивнул.

— Сергиос говорил, полтора перехода осталось, и мы в Гохринвии, на землях Аштонов.

— Не люблю этих удельных княжичей, — покачал головой Рифат. — Сами себе царьки…

Меня этот вопрос тоже тревожил, но я ничего наемнику не ответил. Только пожелал спокойного дежурства, а мы с Отавией стали укладываться спать. С рассветом караван вновь оживет и тронется в путь.

— Ты не волнуешься? — спросила Отавия, касаясь пальцами моего плеча.

— О чем?

— Об Аштонах. Или других вельможах в этих краях.

— А чего мне волноваться? — спросил я.

Я спиной почувствовал недовольство девушки, но его причина была для меня загадкой.

— Я иногда забываю, что ты…

— Простолюдин? — закончил я за принцессой.

— Не имел таких учителей, как я, — ответила Отавия. — Гохринвия недалеко ушла в деле государственного устройства, Рей. Тут все не так, как у нас, на западе.

— Да вроде все так же, — ответил я, поправляя под головой сумку, что служила мне подушкой. — Деньги берут также, торговые гильдии, города, магики, опять же, такие же жадные, как и дома.

— Ты не понимаешь, — покачала головой Отавия и продолжила на полтона тише. — Вспомни барона Варнала. Как он служил… моему деду. Или вспомни отца Дика.

— Ты про графа Умберта?

— Ты же знал, что они с отцом Ториса, бароном Варналом, в жуткой ссоре?

— Слыхал, — ответил я принцессе. — Отец этого садиста загнал племенную кобылу, от которой барон по уговору должен был получить жеребят.

— Все так, — я почувствовал, как Отавия кивнула головой и покрепче прижалась к моему плечу. Я же перевернулся на спину и чуть приобнял девушку, глядя в звездное небо над нами.

— Так к чему тывспомнила этого крысеныша? — чуть дрогнувшим голосом спросил я.

Перед глазами встала ночная дорога от поместья герцога Хашта, на котором я выпотрошил Дика и его дружков. Какое безумие! Каким же юным глупцом я был тогда! И зачем? Почему? Это тогда на меня так повлияла первая ночь с Отавией? Посчитал, что я стал тогда мужчиной? Как бы не так…

— Ты чего покраснел? — удивленно спросила Отавия.

— Это свет костра, — отмахнулся я. — Так к чему ты вспомнила ссору графа Умберта и отца Ториса?

Отавия важно поерзала на одеяле, занимая позу поудобнее, после чего соизволила ответить:

— Императорская воля в Дагерии была столь сильна, что даже двое довольно богатых вельмож могли только что бросать друг на друга косые взгляды, да распускать слухи.

— Ну это я в политике понимаю, — фыркнул я. — А что им остается еще делать?

— Вот именно, — продолжила Отавия. — И не перебивай! Слушай сюда. В Империи любые дрязги между аристократами решались, обычно, имперским правосудием и деньгами. Монета всегда лучше пролитой крови. Для сбора своей дружины и встречи на поле боя в мирное время должны были быть очень веские основания! Например, убийство наследника или покушение на убийство. Не меньше!

— То есть, когда я прирезал Дика, то…

— Слушай дальше!

Меня больно ткнули тоненькими пальцами под ребра, так что пришлось заткнуться.

— В Гохринвии, насколько я знаю, ссора между Умбертом и Варналом вполне могла перерасти в полномасштабную войну. С вымпелами, созывом дружин и оруженосцев, боями и захватом замков.

— Да ладно? — удивился я, поднимаясь на локте. — А как же король? Он-то зачем?

— Все сложно, Рей. Тут все иначе. Я поговорила и с погонщиками, и с господином Сергиосом тоже много общалась, зря ты избегал общества купца!

— Я боялся, что у него от моего присутствия амулет треснет.

— Смотри, чтобы у тебя от собственной важности харя не треснула… — жестко осадила меня Отавия.

Я на самом деле избегал купца. Не нравился он мне. А вот принцесса нашла со стариком общий язык, так что частенько нам перепадала возможность первыми напоить лошадей, да и ужинала Отавия время от времени в обществе купца. Я не противился этому — пусть сейчас мы и путешествовали как безродный ювелир с девицей, что сбежала за ним из отчего дома, но Отавия растилась как властительница целой империи. Ей было мало меня — в смысле общения. Она выросла в окружении людей, историй, учителей, так что если компания склочного купца была ей по душе, то и я не противился. Да и не мог противиться, строго говоря.

— Я к тому, что тут надо быть начеку, учитывая твой характер, — продолжила Отавия. — Вспомни Дика. Тут таких — каждый первый, самый мелкопоместный, самый провинциальный дворянчик мнит себя тут властелином, и таковым в пределах тройки деревень он и является. А король — лишь так, самый крупный, богатый и от того сильный аристократ из прочих равных. Так что не теряй голову.

Я ничего не ответил, только смотрел в звездное небо, прокручивая в голове слова принцессы. Властелины, дворяне… Идиоты и гордецы, что встретятся нам на пути, могут стать проблемой. Нет, я не боялся, что с нами что-то сделают — меня очень трудно убить. Я боялся излишнего внимания к Отавии. Слишком яркой она была, слишком светлой и… величественной. Путешествие закалило ее. Ушла юношеская одутловатость, а вот изгибы принцессы, наоборот, становились все более и более женственными. Вкупе с ее горделивой осанкой и светящимися острым умом глазами, наряди ты ее хоть в мешковину — происхождение не скрыть. Я и вовсе не переставал удивляться, как Сергиос до сих пор не начал задавать нам неудобных вопросов, на которые у нас не будет приличного ответа.

— Я понял тебя, я буду аккуратнее, — шепнул я принцессе, но ответом мне стало только ровное сопение.

Отавия уже спала, уткнувшись щекой и носом в мое плечо.

Глава 5. Дружинники

Когда мы пересекли границу и зашли на земли Аштонов, у меня в груди поднялось какое-то нехорошее предчувствие. И дело было не в том, что мы все ближе и ближе подходили к цели нашего перехода. Скорее, меня беспокоило то, что караван может не продвинуться дальше поместья местных дворян.

Сергиос затянул наше путешествие почти на месяц, и сейчас в самом разгаре стояла осень. Селяне собирали скудный урожай, который они кое-как выцарапали из этих каменистых земель, а редкие лесополосы, состоящие из низкорослой лиственницы, уже окрашивались в желтое, золотое и бардовое. Все вокруг увядало и умирало, усыхало, это касалось и нашего каравана в том числе.

Поход для купца Сергиоса оказался крайне удачным. Мы зашли в четыре предгорные долины и минимум десяток поселений старателей на территории Агрании, где старый торгаш и сбыл большую часть своих товаров. То, что осталось же, Сергиос планировал продать в ближайшем достаточно крупном для этого городе, а после — отворачивать на юг, к побережью. Это мне тихо рассказала Отавия еще несколько недель назад, когда в очередном поселке горняков довольный Сергиос командовал погрузкой местных товаров, кои он выменял натуральным торгом с огромной для себя выгодой.

Так что глядя на села, деревни и хутора, что тут и там возникали на нашем пути во время путешествия через земли местных дворянчиков, я тревожился только об одном — мы останемся сами по себе.

Корни этой тревоги были просты и незамысловаты: мы слишком сильно вложились в этот переход — ведь для поддержания легенды мне пришлось купить кое-каких камней на амулеты, дабы оправдать нашу легенду в глазах купца — а маршрут оказался короче, чем планировалось. В Лесаленте, во время переговоров, Сергиос убеждал меня, что хочет пройти вплоть до порта Итрисос, или даже до порта Брейлер — две крупнейшие торговые гавани Гохринвии, что лежали на пути к столице королевства, славному граду Эбрук.

Такой маршрут нас с Отавией устраивал, потому что вдоль побережья, между столицей княжества Хелайсия и самым восточным гохринвийским портом Ренх была проложена отличная широкая дорога, откуда по земле можно было добраться до столицы атем-раид, то есть, до столицы южных келандцев — портового города Рейч.

Соваться сразу в Великую Степь, к народу Витати, было бы форменным самоубийством. Так что мы выбрали самый дешевый из возможных маршрутов до Рейча. Однако теперь, если Сергиос окончит свое путешествие в северных землях Гохринвии, то сможет спокойно отвернуть на юго-запад, наплевав на все наши договоренности…

Подливала масла в огонь моих тревог и всеобщая радость прочих участников путешествия. Наемники с каждым днем вели себя все расхлябаннее и веселее, предвкушая получение расчета в Лесаленте, вечно недовольная пара гохринвийцев — и те оттаяли. Ничего не изменилось только для старика Йеши, того самого экимийца, что в начале нашего пути сверлил меня взглядом.

Куда держал путь Йеши мы так и не узнали — экимиец почти никогда и ни с кем не говорил, спал и ел отдельно, а в дороге — держался самого хвоста каравана, изредка пропадая на час-другой по каким-то своим делам.

Сначала охрана каравана даже волновалась — куда пропал старик? — но так как Йеши неизменно возвращался к моменту стоянки, то на отлучки экимийца перестали обращать внимание. Если отстанет от каравана — ему же хуже, никто его ждать не будет. А шли мы иногда столь дикими местами, что остаться в одиночестве уж точно не хотелось; на дни пути вокруг не было ни души, только тропа старого заброшенного тракта, поросшего травой, да бескрайние холмы, насколько хватало глаз.

— Что там происходит? — встревоженно спросила Отавия, поднимаясь в стременах.

— А? — рассеянно спросил я, вырванный из размышлений внезапным вопросом.

— Говорю, там что-то творится… — сказала принцесса.

— Стоп! — прокатилось по каравану. — Стоять!

Вслед за криком вдоль цепочки телег, мулов и лошадей проскакал всадник в доспехе из вареной кожи, голову которого венчал странный продолговатый шлем.

— А вот и местные власти… — протянул я.

— Всем спешиться! — рявкнул воин, гарцуя перед погонщиками на своем жеребце. — Живо!

Видя, что наемники не торопятся вступать в схватку, стало понятно, что мы повстречались с владельцами этих земель.

Мы с Отавией покорно спрыгнули на землю, ожидая, чем же разрешится эта ситуация. Из хвоста колонны мне было плохо видно, но по активной жестикуляции Сергиоса стало понятно, что купец предъявляет свои грамоты и требует пропустить его дальше.

На обоих континентах никто не смел останавливать купцов. Они просто платили свои взносы в купеческие гильдии, которые уже между собой решали размеры пошлин и сборов, что устанавливались на границах государств. Но так как зашли мы со стороны диких земель — пешего торгового маршрута из Агрании в Гохринвию не было — то и договоренностей этих, наверное, не существовало…

— Так! Кто тут попутчики?! — прорычал один из дружинников. — Шаг вперед!

Мы с Отавией переглянулись и девушка только прикрыла глаза — надо подчиниться. Вести себя тихо, смирно. Нам не нужны проблемы, мы просто хотим добраться до Келанда, чтобы оттуда двинуть на север, на поиски камня рун… Для всех прочих же мы держали путь в столицу Гохринвии, град Ренх.

— Сумки сюда! Эй, парни! Давайте! Досмотр!

Будто бы из-под земли нарисовалось еще несколько человек в таких же доспехах и шлемах, после чего бойцы принялись дружно потрошить наши пожитки. Впрочем, досталось и обоим гохринвийцам, и старику Йеши. Но особо усердно переворачивали именно наши с Отавией пожитки, будто бы искали что-то…

— Ага! Амулеты! — воскликнул один из бойцов, вскидывая в руке плотный кожаный кошель. — И камни тут же!

— Колдун?! — крикнул старший этой банды, тыча пальцем мне в грудь.

— Никак нет, господин. Ювелир, — как можно спокойнее ответил я.

— А откуда ж магические побрякушки, а?! — с прищуром спросил мужик.

От него несло гнилыми зубами, кислой капустой и таким же кислым, застарелым потом.

— Так обучен заготовки крутить! Чтобы колдуны, значит, потом зарядили и в ход пустили! У шамоградских мастеров на родине обучался! — гордо ответил я, вздергивая подбородок, совсем как если бы я на самом деле был молодым мастером, что обучался у лучших наставников.

— Ага, обучен… — пробормотал тот самый, вонючий дружинник. — Ну ничего, в замке разберутся!

А после ловко спрятал мой кошель за пазухой.

— Эй! — воскликнул я, но к моей груди мигом приставили острие копья. — Куда?!

— Смотрите, какой наглый! — посмеялся дружинник. — Сказал же, в замке разберутся! Не положено на земли милорда Аштона всяческие магические амулеты провозить втихую!

— Так никто и не прятал! — воскликнула Отавия. — Вы пришли и отобрали!

— Рот своей девке закрой! — прорычал один из дружинников. — Или нам заняться?

По группе пошла волна мерзкого хохота, бойцы засобирались уже обратно, во главу каравана, закончив потрошить сумки других попутчиков Сергиоса, как тут шум поднял старик Йеши. Маленький экимиец мертвой хваткой вцепился в какой-то сверток, что вытрясли из его сумки, не давая дружиннику развернуть ветошь и посмотреть, что же там спрятано. На помощь товарищу мигом бросили еще двое бойцов, старика повалили на землю, отвесили для верности пару пинков, после чего сверток все же оказался в руках людей местного лорда.

— Тьфу ты! — сквозь зубы сплюнул старший, лениво пролистывая тонкие пергаментные страницы. — Какая-то восточная тарабарщина! Но раз так цеплялся — значит важное! Это тоже в замок!

Йеши было дернулся в пыли, пытаясь ухватить дружинника за сапог, но мигом получил удар носком по ребрам, отчего скрутился в бараний рог, хватая ртом воздух.

— Старая паскуда! Так! Парни, давайте, к замку! Эй, купец! Командуй своим людям! И чтобы спокойно все мне тут было, без глупостей! Пошлины уплатите — и свободны!

Когда грабители — а это было форменное ограбление — уехали вперед, показывать дорогу, мы с Отавией переглянулись.

Я планировал продать эти камни настоящим ювелирам, которые работали с огранкой — этим мастерством я так и не овладел, всегда покупая готовые драгоценности — а на вырученное мы должны были отремонтировать одежду, сменить лошадей и пополнить припасы. А теперь…

— И что дальше? — тупо спросил я в пустоту.

— Пойдем бить челом к милорду Аштону, — хмуро ответила Отавия. — Чую, наши беды только начинаются.

— Может быть еще хуже? — спросил я.

— Ты слышал про пошлины, Рей. — кивнула головой девушка. — Сергиоса защищает его гильдия, они не рискнут потрошить целый караван… Но пока ты сверлил взглядом их старшего, я понаблюдала за прочими бойцами. И знаешь, увиденное мне не понравилось.

— Что именно?

— Они присматривались к нашим лошадям, как к своим, — ответила девушка, — будто решали, как делить будут…

План созрел быстро, будто бы сам собой. Я кивнул Отавии, указывая на небольшой проселок, что уходил в сторону от главной дороги, а сам прокручивал в голове, как бы нам выбраться из этого переплета. В замок нам нельзя, это я уже понял. Камни… Как бы добыть обратно свой кошель, да дать деру? Но если подумать, деньги — пыль, всегда можно заработать еще, мы с Отавией не пропадем. Целительный амулет, что носила девушка на груди, стражники не нашли, а в нем стояло несколько крупных изумрудов. Не слишком чистых, но на стартовый капитал — пойдет. Да и до границы тут не далеко. Сутки-двое, и мы в землях княжества Хелайсия, что клином вбились меж Батуритой и Гохринвией, а оттуда и до побережья не так далеко. А где море — там цивилизация. Порты, корабли, торговля. Может, и прорвемся…

Я уже почти дернул поводья, чтобы направить лошадь в сторону, как увидел в зарослях какое-то движение. Еще бойцы местного дворянчика, в такой же вареной броне, шли параллельно каравану, зажимая нашу колонну в клещи.

Пришлось подчиниться и ехать вместе со всеми к замку Аштонов.

В отличие дагерийских или вашимшанских дворян, что давно отказались от фортификаций и, пользуясь силой своих правителей, решали вопросы через имперские и королевские суды, а не на поле боя, гохринвийцы такой роскоши не ждали. Еще на подступах к крепости я понял, что места тут неспокойные, а дружбу с соседями местный лорд водить даже не собирался. Когда же мы достигли места, что дружинник назвал «замком», перед нами предстало небольшое поселение на десяток косых улиц, за которым, на холме, виднелся профиль классического донжона. Дагерийцы уже давно перестроили такие свои крепости в летние дома и поместья, тут же отвесная башня из камня с высокими стенами выполняла свою первозданную функцию — отражать штурмы и держать осаду, если потребуется.

Впрочем, местные распри никогда не бывали достаточно масштабны, чтобы обеспечить полноценную осаду даже такого невзрачного строения, как это. Гохринвийские лорды были не столь богаты, чтобы платить своей дружине походные месяцами, а стояние под стенами такой крепости не добавляло и хабара, на который, конечно же, претендовал каждый из бойцов, что подрядился пойти с огнем и мечом на соседа. Так что, как мне казалось, любая такая стычка рано или поздно заканчивалась игрой в кошки-мышки: тот, кто послабее, запирался в своей крепости, отдавая на поругание победителю несколько окрестных сёл и деревень, или же вовсе, откупаясь серебром и золотом, после чего все уходило на новый круг взаимных обид и угроз. Которые, очевидно, рано или поздно выливались в очередное военное столкновение.

— Господин Сергиос? — обратился я к купцу, поравнявшись с его конем.

— Чего тебе, юноша? — нервно спросил мужчина.

— Вы давно бывали в этих краях? К чему нам готовиться? — спросил я. — Потому что у нас отобрали кошель с камнями, которые я приобрел для работы, и…

На этих словах глаза Сергиоса как-то гаденько забегали из стороны в сторону. Подлец! Заложил нас! Сказал, где можно поживиться, чтобы уберечь свою мошну и товар! Гильдия-гильдией, но она далеко, а страждущие легких денег дружинники с острыми копьями и мечами — прямо перед тобой!

Я чуть не бросился на купца, так мерзок мне был и он сам, и его поступок. Но удержался.

— Так чего нам ожидать? Я так понимаю, своего имущества мы более не увидим?..

— Вы можете всегда обратиться к лорду этих земель, барону Аштону…

— Ага, и что дальше? — спросил я.

— Не мое дело! — взвился Сергиос. — Что хотите, то и говорите! Я вам гарантировал только проход по маршруту, да фураж лошадям! Не ко мне вопросы, сам в убытке!..

И ударил пятками по бокам лошади, вырываясь вперед. Я же только проводил взглядом спину этого обманщика.

— Ты бы не дергался сильно, — сказал незаметно подъехавший Рифат.

Лицо наемника было хмурым и сосредоточенным.

— Все плохо? — спросил я.

— Будут грабить, — с уверенностью сказал Рифат, достаточно громко, чтобы его услышала и подъехавшая к нам Отавия. — Без сомнения, будут грабить. Если, конечно, Сергиос не извернется и не пригрозит всеми возможными гильдейскими карами этим идиотам.

— Неужели тут такое в порядке вещей? — удивилась принцесса.

— Нет конечно, вот только купцы всегда заходят с юга и состоят в гохринвийской гильдии, а тут — аграниец, да еще и старым трактом прошел… Убивать не будут, но пощиплют знатно. Вам, правда, от этого не легче. Сдается мне, купец вас и прочих попутчиков защищать не собирается.

Рифат сплюнул в пыль, показывая свое отношение к нанимателю, мне же захотелось завыть. Ну почему я решил выкроить и отправиться землей? Можно же было пойти югом, по морю, как и все остальные. Дольше, дороже, пришлось бы, возможно, зазимовать где-нибудь в Батурите, еще поработать, но все было бы тихо и спокойно! Нет же!

Видимо, мои терзания читались у меня на лице, так что Отавия только тихо тронула меня за локоть, пытаясь успокоить. Вот только когда мы уже подъезжали к замку, мое терпение дало трещину. Один из дружинников схватил за уздцы лошадь Отавии и скомандовал:

— Слезай, девка! Живо!

Лошадь Отавии к такому обращению была непривычная, так что животное взбрыкнуло, едва не выбросив мою любовь из седла.

Рука сама потянулась к короткому мечу, что был спрятан под бурдюком с водой, на седле, а в следующий момент я уже наотмашь ударил деревянными ножнами по загривку дружинника. Мужик хрюкнул и, как мешок, осел на землю. Я же лихорадочно соображал, что делать дальше. Терпеть все это сил уже не было, Рифат был прав — будут грабить, а если мы останемся без лошадей, то тут и сгинем…

— Ходу! Ходу! — крикнул я Отавии, подгоняя свою лошадку и выворачивая в сторону небольшой лесополосы, что виднелась в паре лиг на юг от донжона. Затеряться в полях, а дальше — петлять к границе.

Дважды просить принцессу не пришлось. Отавия мигом развернула свою лошадь и устремилась вслед за мной, изо всех сил подгоняя животное.

Мы уже почти достигли деревьев — за спиной слышались крики и стук копыт, это дружинники отправились за нами в погоню — как моя лошадь запнулась. Перед глазами опять встало поместье Хаштов, ночная дорога, спина Ториса и Марвина Варналов. Наверное, я сейчас выполнял тот же кульбит, что и старший брат моего друга. Вот только я был трезв, а кровь так кипела в моих венах, что тело отреагировало почти мгновенно.

Уже в полете оттолкнувшись от спины лошади, я кубарем покатился по земле, стараясь при этом не только не переломать себе все кости, но и удержать в руках ножны с мечом. Отавия, увидев, что я упал, попыталась затормозить и помочь, но я уже вскочил на ноги и, оглянувшись, понял, что времени на это нет. Дружинники были слишком близко.

— На тракте! Встретимся на Тракте! Или Ренх! Рынок! — крикнул я. — Я найду тебя! Быстрее!

У Отавии были деньги, припасы, а еще пуффер. Она сможет постоять за себя.

Девушка затравленно оглянулась на дружинников, нехотя потянула поводья, будто бы сомневаясь, так что мне пришлось повторить:

— Убирайся! Живо! Давай! Давай!

Принцесса нехотя тряхнула головой, выхватила из-за пояса самострел и, разрядив его в сторону толпы всадников, скрылась в подлеске еще до того, как сизое облако порохового дыма стало касаться жухлой осенней травы.

Я же повел плечами, освободил меч, оставив деревянные, обитые железом ножны в левой руке вместо даги, и приготовился встречать дружинников. Осколки камня рун в моей груди заклокотали, делая меня сильнее и крепче любого из когда-либо живущих. Мышцы налились кровью и странной магией, распирая швы и ткань рубахи, штаны нещадно затрещали. Готовясь к бою, я менялся. Я знал, на что способен, и сейчас был крайне благодарен судьбе, что это именно моя лошадь запнулась и упала, что Отавия смогла ускакать прочь. Она еще не видела меня таким.

Эти деревенщины хотели легкой наживы? Я видел, как они смотрели на Отавию, видел. Никто не смеет так смотреть на нее.

Они получат тот хабар, который заслуживают.

Глава 6. Слава Империи

Барон Варнал спешил. Ночь уже опускалась на улицы Шамограда, которые с недавних пор перестали быть столь безопасными для одинокого прохожего. И дело не в многочисленных приезжих авантюристах, что хлынули в дагерийскую столицу, прознав о новых вольницах, даруемых узурпатором Торлорном, хотя немалую лепту в преступность древнего города внесли и они. Нет, щипачей, грабителей и душегубов барон Варнал не боялся. На его поясе висела верная рапира, за поясом — новомодный пистоль, грозное оружие, что валит наповал даже ренегатов и еретиков — магиков, что почувствовали ветер перемен. Под богатым же костюмом барон не снимая носил тонкую кольчугу.

Еретики. Знали бы архимаги прошлого, во что превратился Круг, что творится в самом сердце Западной Пресии — повырывали бы себе бороды! Круг был разгромлен. Большинство архимагов — или убиты, или скрываются. Бойцы корпуса истигаторов или переметнулись под крыло Саина Торлорна, возглавляемые отступником Неро, который теперь носил имя графа Ронтора, или вовсе встретили свою смерть в бою. Те же немногочисленные, кто выжил — выбросили свои плащи и булавы, слившись с потоком колдунов, что устремился в эти земли после попрания Устава Магов.

Именно еретиков опасался барон Варнал. Пистоль уложит одного — рука у вельможи была крепкая, а миниатюрная ручная мортира работы гурензийских мастеров никогда не подводила. Но вот если колдунов будет двое…

Но сегодня судьба его миловала. Никаких стычек, никаких препятствий. Барон уверенно перешел по мосту на северный берег, прошел уже чуть более спокойными кварталами, где располагались дома зажиточных купцов и мастеровых, и вышел к улицам с дворянскими поместьями.

Неведомо как, но он смог удержаться на плаву во время бури, под названием «Саин Торлорн захватывает престол». Конечно, он лишился и своего титула конюшего, и статуса поставщика дворца и императорской канцелярии, но с ним осталось его имя и имущество. Пусть кое-что пришлось распродать, ибо содержать конезаводы в старых масштабах у него не было никакого резона, но он все еще был довольно крупным дагерийским землевладельцем, да и долгов за Варналами не значилось, в отличие от множества прочих фамилий, что были в долгах по самые макушки.

Богатство Варнала не давало многим аристократам империи покоя, а его преданность умершему императору стала поводом распускать всякого рода слухи. В основном, о том, что Варнал — заговорщик, нынешний или будущий, не суть важно — и что он предаст нового правителя, как только появится такая возможность. Конечно же, громче всех о том, что Варнал точит нож, который он вонзит в спину Саина Торлорна, кричал его давний заклятый «друг» — граф Умберт. Этот мелочный садист, который и так попил немало крови барону, сейчас развернулся в полную силу; Саин Торлорн сдержал в узде гнев Умберта, когда молодой магик прирезал своими щитами его отпрыска, что терся в свите принцессы. Теперь же, как понял барон, Умберт потребовал сатисфакции если не прямой — Рей пропал, а тронуть сыновей Париса у него руки были коротковаты — то уж точно, сатисфакции косвенной. Так что теперь Умберт занял место довольно близкое к новому императору, а в кулуарах дворца его называли даже советником нового правителя дагерийской империи.

«Никакой он не правитель», — одернул себя Парис Варнал, — «Он просто узурпатор. Не император, и даже не регент. Выскочка, что попытался уничтожить династию Форлорнов».

Эта простая, но такая важная мысль, помогала барону Варналу вставать по утрам и заниматься делами. А дел у него было немало: пришлось с головой погрузиться в дворцовую жизнь, увязнуть в ней, как муха в смоле. Многие ожидали от него бегства, затворничества, ведь он был слишком близок к старому императору. Этого по первости хотелось и самому барону, но он быстро взял себя в руки. Если тонешь — надо грести на свет, а не идти на дно. А свет сейчас был во дворце. Если уехать к себе в имение, погрузиться в работу, не участвовать в политической жизни государства, то очень быстро обнаружишь у своих ворот императорскую гвардию, щедро сдобренную дружинами соседей. И пусть конфликты между дворянами давно решались через имперский суд, стряпчих, письма, векселя и прочий документооборот, в смутные времена, такие, как сейчас, некоторые горячие головы не прочь вернуться к методам старым, дедовским. А именно, прийти с огнем и мечом, огласить своего противника предателем и, под молчаливое одобрение — а если не одобрение, то просто безучастие — истребить конкурента, лишить не только всеобщего уважения, но и имущества, или даже жизни.

Доставить Умберту такое удовольствие Парис не мог. Так что сейчас барон Варнал, в несвойственной его прямолинейной натуре манере, крутился в дворцовых интригах, как детский волчок крутится перед завороженным взглядом малыша. Крутился усердно, почти исступленно. Тут — поговорить, там — шепнуть, здесь — пригласить на ужин. Не всегда у Париса это получалось — со многими барон до сих пор говорил сквозь зубы — но там, где вопросы не могли решить слова Варнала, помогала его тугая мошна. Воистину, тяжкие времена настали, если Парис Варнал начал оплачивать чужие долги за игры в кости, ссужать на лошадей и угощать лучшим гоунским столичных пропойц! Но каковы времена, таковы и методы. Так что Варнал сорил деньгами, что дались ему целой жизнью усердных трудов, но и не забывал проверять, крепко ли сидит пуля в стволе его пистоля…

Уже зайдя под крышу собственного поместья, Парис позволил себе расслабиться. Спину, еще секунду назад прямую, как стрела, согнуло от усталости, плечи опустились, лицо — приняло вид отрешенный и безучастный. Барон лениво принял из рук слуги влажное полотенце — обтереть щеки, лоб и руки от уличной пыли, после чего скомандовал набрать ему воды. Хотелось полежать, погреться — осень шла полным ходом и с востока дули промозглые ветра — смыть с себя грязь и усталость прошедшего дня.

— Отец!

Торис выскочил из столовой и сразу же бросился к родителю. Уже молодой мужчина, перед стареющим Парисом он все еще робел, превращаясь под взором родителя в пацана.

— Что такое? Ох, сегодня такое было, Торис, такое! За ужином расскажу, но не сейчас, дай дух перевести… — устало отмахнулся барон, доставая из-за пояса пистоль и кладя оружие на столик у входа. Раньше тут лежали только перчатки для верховой езды или шляпы, а вот теперь — грозное новомодное оружие, что проламывает магические щиты…

— Отец… — повторил Торис, будто пытаясь что-то сказать, но его перебили.

— Барон Варнал, — послышалось из-за спины отпрыска.

От звука этого голоса барон сначала опешил. По лицу вельможи прокатились все возможные эмоции: от крайнего удивления и до гнева, раздражения и даже испуга. Торис же сделал шаг в сторону, позволяя отцу узреть незваного гостя.

— Господин Трибунальный Истигатор, — холодно кивнул барон, — почему вы явились в мой дом?

— Очевидно, по делу столь важному, что оно потребовало моего личного присутствия, — кивнул Осиор. — Но пройдемте же, ваш сын уже распорядился накрыть на стол. Или будем вести разговор у порога?

Маг был одет совершенно просто. Небольшой мастеровый или помощник купца. Обычные сапоги, крепкие штаны, рубаха, куртка. Перчатки всадника, легкий плащ — по погоде еще было не так, чтобы и холодно, но временами накрапывало. Парису в глаза бросилось только лицо бывшего Трибунального Истигатора. Постаревшее, с глубокими, словно канавы, морщинами. Осиор с момента их первой встречи у ворот поместья мага сильно похудел, обзавелся заметной сединой, а уголки тонких губ мага опустились, из-за чего его лицо теперь выглядело скорбно-раздраженным, а не задорно-лукавым, как раньше. Последние два года дались магу нелегко, как, впрочем, и всем, кого коснулся дворцовый переворот.

— Я бы предпочел, чтобы вы находились снаружи, — резко ответил Варнал, страшно посмотрев при этом на Ториса.

И как он додумался пустить этого мага в дом?! О чем он думал?!

— Милорд… — начал Осиор.

— Нет! Нет! И слышать не хочу! — воскликнул Варнал. — Господин Осиор, я бы хотел, чтобы вы покинули мой дом немедля! Вы не получали приглашения, так что и принимать вас я не обязан!

— Отец! Постой! Послушай, что он говорит! — воскликнул Торис.

— Молчать! — рявкнул Парис. — С тобой мы потом еще поговорим, молодой человек! Не сомневайся!

Барон погрозил сыну пальцем, показывая всю степень своего недовольства. Стоило бы еще отвесить оплеуху — и он отвесит, да не одну — но не на людях. Не стоит позорить сына перед каким-то беглым колдуном.

— Речь пойдет об императрице, — встрял Осиор.

— О! Вы совсем выжили из ума, Осиор! К чему вести беседы об усопшей дочери императора Форлорна?!

— Не о дочери. О внучке, — заметил маг.

— Еще одна мертвая Форлорн! — махнул рукой Парис. — Что толку сотрясать воздух! Или вы хотите погоревать о былых временах, когда ваш ученик водил с ней до неприличия тесную дружбу? Так я могу посоветовать для этого несколько кабаков. Там и слушатели будут стоить вам всего ничего! Пара серебра — и они ваши! А за полновесный соберете целый зал! Но мое время более ценно, чтобы тратить его на…

— Отец, он говорит, что императрица Отавия жива. И в безопасности, — встрял Торис.

Парис, который был готов уже все же дать сыну затрещину, на полуслове осекся.

— Как жива?! — выдохнул барон, всматриваясь то в лицо сына, то в лицо истигатора. — Невозможно!

— Возможно, — возразил маг. — И об этом я и хотел с вами поговорить.

— Об императрице Отавии? — спросил Парис.

— О ее восшествии на престол Дагерийской Империи, — уточнил Осиор.

Барон слегка засуетился, задергался, но уже через несколько мгновений взял себя в руки.

— А отчего мне это должно быть вовсе интересно? — спросил внезапно Парис.

— Потому что человек, которому я всецело доверяю, отзывался о вас, как о том редком представителе Западной Пресии, которому не чуждо слово честь, — ответил Осиор.

— Вы про келандку? — удивился Парис.

— Винефик предельно чиста и категорична в своих суждениях о людях, она свободна от наших… от всего этого, — Осиор демонстративно обвел окружающее пространство рукой.

— Я должен знать. Вы говорите, императрица жива. Где она? В Вашимшании? Синелитский дворец солгал?

— Они просто не знают правды, — ответил истигатор. — Нам пришлось убедить послов в том, что принцесса стала жертвой убийц, которых подослал Саин Торлорн, пусть он и отрицает это.

— Но на самом деле? — не унимался Парис.

— На самом деле императрица Отавия сейчас надежно укрыта и находится в безопасном месте, — уверенно ответил маг. — Я сам позаботился об этом, а ее охрану доверил своему ученику. Как вы знаете, Рей очень сильный и талантливый маг защиты, который сможет выдержать атаку небольшой армии…

Маг умолк, барон же пытался осознать услышанное.

Немного пожевав губы, Парис Варнал все же принял решение. Мужчина резко выпрямился, расправил плечи и вздернул подбородок, будто приготовился к драке.

— И как я могу послужить Ее Императорскому Величеству? — спросил барон.

— Пройдемте, Парис, выпьем вина. И все обсудим. И Ториса это тоже касается, — сказал Осиор.

Отец и сын переглянулись, но сделали шаг в комнату, в дверях которой все это время стоял маг. Законная наследница престола и правительница Дагерии жива! А значит их долг — сделать все для ее скорейшего возвращения на родину. Потому что Варналы всегда верны своей клятве.

Барон настоял на том, чтобы все трое переместились в его кабинет на втором этаже. Там, войдя первым, Парис лично плотно задернул шторы, разместил гостя, налив ему гоунского, и приготовился слушать послание истигатора.

Рассказ мага был удивителен. Мальчишка, Рей, умудрился довести Ее Величество до самой Лаолисы, где они объединились с истигатором и, к удивлению барона — с архимагом Виолой.

— Считалось, что она исчезла, — сказал Парис. — Говорят, ее след затерялся где-то на юге.

— Узурпатор прекрасно знает о том, где и с кем была Виола, поверьте, милорд, — покачал головой истигатор. — Он на самом деле подослал убийц, но их удалось ликвидировать, пусть и не без проблем.

— А как Рей? — встрял внезапно Торис.

По молодому вельможе было видно, что этот вопрос мучал его весь вечер и вот, когда пришло время расспросов — он не выдержал.

— Прекрасно! Прекрасно! Возмужал, здоров — как бык! Он-то и справился с убийцами Саина.

— Наверное, размазал их по стенке, — предположил Торис, сам же представляя, как щиты его друга расправляются с убийцами. — Его печати… Ух!

— Да, именно так, — кивнул Осиор. — Комната после его работы, конечно, выглядела страшно, но режущие щиты — они такие. В исполнении Рея — крайне эффективные.

Торис даже немного приосанился — так был горд за своего товарища. Эх! Как же ему не хватало Рея этот год! Как он жалел, что не отправился с другом в путешествие! Ведь что могло быть благороднее, чем спасение принцессы Отавии — ныне законной императрицы, так как прошли все сроки траура по ее деду и матери — от липких лап узурпатора Саина Торлорна?

— Так если госпожа архимаг жива и с вами, может, стоит нанести удар? — предположил барон. — У Ее Величества Отавии хватает сторонников как в Шамограде, так и за его пределами, а с мощью госпожи архимага мы быстро расправимся с предателями на Замковой Горе…

— Нет, — внезапно отрезал Трибунальный Истигатор. — Силы слишком неравны, милорд. Слишком неравны. Нам надо работать исподволь, подготовить почву.

— Каким же образом? — спросил барон.

Осиор, который все это время так даже и не пригубил вина, внезапно осушил почти весь кубок, будто бы собирался с духом.

— Убийства. Казни. Подкуп. Саботаж. Необходимо зачистить столицу перед решающим выпадом. В первую очередь — от еретиков. И самое главное — разобраться с графом Ронтором.

Это имя Осиор буквально процедил сквозь зубы, а барон даже испугался, что массивный серебряный кубок в руках колдуна сомнется, как бумажный лист — так побелели костяшки истигатора.

— Это будет не так и просто, господин Осиор, — ответил Парис. — Граф Ронтор, он же ваш собрат по трибуналу Неро…

— Он бывший собрат, — отрезал истигатор. — Неро предал Устав, барон.

— Да, конечно, — согласился Варнал, — но я хотел бы заметить, что подобраться к Ронтору будет непросто.

— Отчего же? — удивился Осиор.

— Как давно вы в Шамограде? — вопросом на вопрос ответил барон.

— Меньше недели, — ответил Осиор. — Путь сюда был непрост…

— Понимаю, — согласился Варнал. — Я должен во многое вас посвятить, господин Трибунальный Истигатор… Граф Ронтор пользуется огромным влиянием при дворе, это факт. Но подле него есть как минимум одна персона, которая вызывает некоторые опасения…

— Что за персона? — удивленно спросил Осиор.

Парис оглянулся, будто бы в его собственном рабочем кабинете их может кто-то подслушать, после чего встретился глазами с сыном — Торис, в отличие от Осиора, понимал, о ком идет речь — а после продолжил:

— Некая волшебница, господин Осиор. Неизвестно, откуда пришедшая, неизвестно вообще, кто такая. Одно я знаю точно — она обладает поистине огромной силой.

— И вы предлагаете пойти в лобовую атаку? — удивился Осиор. — Вы же сами говорите, барон, что эта чародейка крайне сильна.

— Сильна, — согласился барон. — А еще я точно знаю, что каждый, кто пытался подобраться к графу Ронтору в последний год — плохо кончили. В том числе из-за этой чародейки. Поэтому я и предлагаю то, чего от нас не будут ждать — прямую атаку.

Маг откинулся в гостевом кресле, крепко задумавшись над словами вельможи. По лицу Осиора нельзя было понять, о чем он конкретно думает, но и мешать Парис ему не собирался. Пусть поразмыслит.

— Ваши слова только укрепили мою уверенность в том, что надо действовать скрытно, — наконец сказал маг. — Если в столице появилась какая-то неизвестная волшебница, а судя по вашим словам, навыком она не ниже плаща… Я ума не приложу, кто это, а значит — она опасна вдвойне.

— Как знаете, господин маг, — разочарованно кивнул Парис. — Только учтите, что потом может быть поздно и Ронтор будет предупрежден заранее. Все же внезапность в военном деле так же важна, как и умение или отвага. Тем более, главная цель-то Саин, а не отступник…

Под тяжелым взглядом Осиора барон Варнал как-то быстро умолк. Нет, колдун его доводы не услышит. Он был не здесь, не мыслями. В глазах последнего Трибунального Истигатора континента плескалась даже не ярость — какой-то замогильный мороз, от которого волосы на затылке становились дыбом. Казалось, перед ним вовсе сидел не живой человек, а восставший из очень неглубокой могилы мертвец, тот самый, который еще помнит лицо своего обидчика и охотится за конкретной двуногой дичью — чтобы разорвать ему горло холодными когтями и слиться с ним в мучительной агонии посмертия.

— Возвращение наследницы рода Форлорнов на престол, конечно, наша цель, — медленно, едва шевеля языком, начал Осиор, — но вы должны понимать, барон, что если не разобраться с Ронтором и его прихвостнями, нас ждет намного большая проблема, нежели Саин Торлорн на дагерийском престоле.

— Неужели… — начал Торис, который соображал быстрее своего родителя. Барон же пока не понимал, о чем речь.

— Все так, — кивнул Осиор молодому мужчине, — послушайте сына, барон, он уже все понял. Грядет страшное, Ронтор собирает армию магов.

— Это мне известно, — фыркнул Парис. — Таков уговор предателя и узурпатора. Готовится большой поход на Кибашам.

— А я очень хорошо знаю Неро, Ваше благородие, — ответил Осиор. — И поверьте, если он пошел на предательство Устава, то его амбиции простираются намного дальше, чем быть подручным самозваного императора. Будет большая бойня, барон, как только будет собрано достаточно сил и появится возможность, Неро начнет Третью Войну. И если это случится — остановить бойню уже не выйдет, вы сами это понимаете.

Каждое слово, что срывалось с губ истигатора, источало тот самый мертвый холод, который Парис усмотрел в глазах мага. А что самое мерзкое — маг сейчас совершенно обыденно говорил то, о чем большинство даже боялось думать.

Конечно же все идет к Третьей Войне, причем идет с огромной скоростью. Пока пистоли, ручные мортиры или пуфферы могли позволить себе только богатеи и зажиточные. Но как только гурензийские алхимики и мастера освоят изготовление взрывного порошка без применения печатей, век магов, как самой грозной военной силы, будет окончен. Впервые в истории возникнет паритет, когда один вооруженный человек сможет убить одного мага. Конечно же, Ронтор это понимает. И конечно же, он не будет ждать, пока новое оружие разойдется по континенту достаточно широко, чтобы это смогло помешать его планам.

Счет идет не на годы, а на месяцы, а может — и недели.

— Тогда у вас очень много работы, господин Трибунальный Истигатор, — мрачно сообщил Парис. — Так чем я могу вам помочь?

Осиор только кивнул — он добился своего.

— В первую очередь — деньги. Много денег. На оружие, взятки, оплату душегубам, шпионам и работы прочего отребья. А еще на амулеты, камни, работу ювелиров. Нам нужно будет вооружить сторонников…

— Конечно, — кивнул Парис. — Все для того, чтобы вернуть на престол наследницу Форлорна Девятого!

— Поверьте, она не забудет ваших жертв, барон, — тихо сказал маг. — Отавия Форлорн щедро одарит и вас, и ваш род за верную службу.

— Слава Империи! — ответили хором барон и его сын, ударив кулаком в грудь.

Эти слова еще долго гулом стояли в ушах Осиора. Но дело сделано — он смог переманить Варнала на свою сторону. А значит, можно приступать к грязной работе. Шамоград слишком долго жил без Стражей Устава.

Глава 7. Урук

Когда Отавия уже скрылась в подлеске, я увидел, как часть всадников отделилась от основной группы. Около полдюжины всадников направилось в сторону, вслед за принцессой. Этого допустить было нельзя.

Сила осколков уже рвала меня изнутри — я ощущал, как ломит каждую мышцу в теле — так что начал действовать. Полностью игнорируя основную массу воинов Аштонов, я бросился той самой группе наперерез. Благо, дугу они взяли не слишком большую, так что я смог преодолеть это расстояние пешим.

Остановить конного в одиночку — почти невозможно, особенно, если ты простой человек, а в руках у тебя только меч и ножны. Но меня переполняла сила камня рун, так что, когда до ближайшего всадника осталось две дюжины шагов, я чуть затормозил, вскинул руку с крепкими деревянными ножнами, конец которых был обит железом, и, направив в них силу осколка, метнул, словно копье.

Время будто бы замедлилось. Едва дыша, я наблюдал, как еще в полете конец ножен заострился, а внутренняя их часть смялась, превращаясь в плотное древко, так что в шею всадника вонзился уже почти полноценный пехотный дротик, который лишь отдаленно напоминал исходный предмет. Вот, мужчина нелепо дергается, после чего заваливается на бок и под силой удара в следующий миг вылетает из седла на землю.

От неожиданности вся группа, которая должна была преследовать Отавию, сбилась с шага. Лошади испуганно заржали, а люди закрутили головами: из-за низкого осеннего солнца, что висело над моим левым плечом, они даже не поняли, что выбило их товарища из седла. Нельзя медлить! Нельзя поддаваться этому сковывающему волю и тело чувству! Пользуясь возникшей заминкой, я бросился вперед и, пока основная группа не настигла меня со спины, мне удалось одолеть еще одного бойца. На бегу я превратил меч в подобие келандского лохара и, вонзив бритвенно-острый конец созданного магией боевого серпа в нагрудник из вареной кожи, который лохар пробил, как простую ткань, сдернул всадника на землю., попутно разрубая ему кости грудины. Глубокий вдох, рывок лезвия, замах, еще один мощный удар — и голова дружинника упала в жухлую осеннюю траву, пока оставшаяся четверка с ужасом и непониманием наблюдала за этойрасправой.

«Как?! Откуда? Пеший?! Как он это делает?!» — именно эти вопросы читались на их лицах, но я не собирался останавливаться. Ведь пообещал же Отти, что встречусь с ней в Ренхе. Но надо что-то делать с основной массой конных, что нагоняла меня со спины.

Направив силу осколка в лохар, я заточил его внешний край, а сам серп чуть выровнял, превращая грозную келандскую косу в не менее грозную метательную дубинку. Такие часто используют гоунские охотники. Я никогда не тренировался с таким оружием, но это был тот случай, когда отсутствие мастерства можно было компенсировать физической силой. Подхватив топор обезглавленного дружинника, я вскочил в седло его коня и, развернув животное, мощным замахом отправил дубинку в сторону основной группы преследователей.

Дубинка угодила аккурат в голову командирской лошади— я это понял по яркому плюмажу на шлеме дружинника — и, с глухим хлюпаньем проломив толстую кость, убила животное на месте.

Падение первого всадника привело к небольшой свалке, и пока никто ничего не понял, я сделал то, что давно собирался испробовать. Позвал дубинку обратно.

Используя силу осколков, я на некоторое время сохранял связь с предметом, ощущал его структуру, его материю. Будто бы образ изменений, что я привнес, впечатывались в мою память, позволяя воспроизвести их вновь, если потребуется. Со временем это ощущение уходило, но метаморфозы меча я провел буквально только что, так что попытаться стоило.

Вытянув руку перед собой, я опять повторил зов ожидая, что кусок железа взмоет в воздух и вернется ко мне тем же путем, которым оказался в черепе животного. Однако все пошло совсем иначе. Воздух вокруг моей ладони потемнел, будто бы обрел плотность, после чего полыхнуло голубым, а дубинка просто собралась из обрывков света в моей руке, почти нарушая фундаментальный закон природы. Он, по словам моего учителя, гласил, что магия не может создавать предметы из пустоты, все и всегда имеет свою цену. Взмахнув еще светящимся оружием, я выдал боевой клич и ударил лошадь пятками, направляя животное прямо на толпу всадников.

Я не мог ретироваться. Не имел права. Фора Отавии была слишком мала, я должен был выиграть для нее больше времени. А значит, надо продолжать бой, связать обе группы в этом поле, а потом увлечь их за собой.

Дубинка опять приняла форму лохара — слишком уж удачным было это оружие келандцев против легкобронированных противников — и я, чуть свесившись с седла, одним ударом снес голову очередному дружиннику, после чего увел коня на следующий круг.

Мне вслед полетело несколько арбалетных болтов, но все ушли в белый свет, не причинив ни мне, ни животному подо мной никакого вреда.

Все происходило быстро, даже слишком.

Когда я пошел на второй круг, меня уже встречали. Бойцы сняли с седел короткие копья, несколько человек достали кривые степные луки вместо разряженных самострелов. Когда до противника оставалось менее двадцати футов, в меня, почти в упор, пустили три стрелы, две из которых угодили мне в грудь, а еще одна — в бедро.

Я тяжело завалился на круп коня, после чего вовсе выпал из седла, с глухим стуком ударившись о землю.

— Готов, магик! Так его! — закричал кто-то из бойцов.

Надо просто подпустить их поближе.

Не сказать, что получать в грудь стрелы — приятное дело, но еще на Лаолисе я выяснил, что осколки, этот нежданный подарок Эдриаса, не дадут мне умереть просто так. Пока я лежал на земле и не шевелился, чтобы выглядеть мертвым, частицы Камня Рун делали все дело. Наконечники растворялись прямо в моем теле, а раны — тут же затягивались, без всяких шрамов и отметин. Простая, чистая кожа.

— Это что еще за выродок такой? Видали такое колдунство когда-нибудь? — послышался надо мной голос одного из дружинников.

— Может, целитель какой?

— А печати где? Я только голубой свет видел, али вовсе синий… Винефик, что ли?

— А наряд-то келандский!

Кто-то смачно сплюнул прямо возле моей головы.

— Да не похож он на этого черномазого дикаря! Только что волосы курчавые…

— Купец говорил, что он вообще с запада.

— Винефик?

— Говорил, что ювелир… Здоровенный, зараза… Точно колдун…

— Что вы там возитесь?! — донеслось издалека. — Хватайте его и давайте сюда! Господин потребует отчета!

Дальше ждать смысла не имело. Я аккуратно приоткрыл глаза, и, чуть повернув голову, увидел ноги двух лошадей. Дождаться, пока один из дружинников спрыгнет на землю, нанести смертельный удар лохаром, убить второго, после чего — запрыгнуть в седло и дать деру. Но мои планы поменяла одна-единственная фраза.

— Эй, Хонки! Возьми троих и давайте за девкой! Живо! — говорил тот самый, деловитый, который приказывал парочке над моим «бездыханным» телом пошевеливаться.

Годы тренировок с Витати научили меня одному очень важному моменту. Если твой противник думает, что не может выиграть — он уже покойник. Я сотни раз выходил с винефиком в круг, понимая, что я никогда не смогу одержать над ней полной победы, и сотни раз я ловил себя на мысли, что бороться — бесполезно. Витати много сил потратила на то, чтобы выбить из меня это чувство скорого проигрыша. Драться надо неистово, сражаться — пока стоишь на ногах! Неважно, что будет в самом конце, главное — процесс.

Такую науку редко преподавали таким сельским бандитам, которые каким-то образом попали в местную дружину. Так что вместо того, чтобы устроить второй раунд в нашем с дружинниками сражении, я просто лениво перевернулся на бок, после чего начал медленно подниматься на ноги.

— Мама! — пискнул один из мужиков, дергая своего коня за поводья. — Мертвяк!

— Колдун! Колдун! — закричал второй боец, разворачивая коня и пытаясь ускакать прочь.

Я посмотрел вслед скачущему дружиннику, после чего, под ошалевшими взорами дружины, поднял левую руку, в которой до сих пор сжимал боевой топор — небольшой, не больше фунта весом вместе с удлиненным древком, в самый раз рубить пешего крестьянина — после чего с вращением метнул оружие в спину беглецу. Метнул с такой силой, что руку чуть не вывернуло из плеча — от травмы спасла только сила осколков.

Топор преодолел почти пятьдесят футов — умопомрачительная дистанция для броска — после чего вонзился промеж лопаток дружинника… рукоятью, войдя сквозь кожаную броню в тело на ладонь. Дружинника же почти выбило из седла, а сам мужик страшно захрипел, а после тяжело повалился на шею перепуганного коня.

Такого развития событий не ожидал даже я, а по полю боя прокатилась отчетливая волна животного ужаса. Такой бросок даже с копьем исполнить почти невозможно, а топором…

— Стоять! — гаркнул я на оставшегося рядом со мной бойца, который попытался было повторить «подвиг» своего товарища.

— Колдун! Колдун! — заверещал дружинник, после чего его конь попытался сорваться с места.

Я бросился под копыта животному, заставляя его подняться на дыбы и сбросить ездока, после чего поймал поводья и попытался успокоить коня. Откуда-то из травы же послышались стоны бойца. Судя по тихой брани и скулежу, при падении он себе что-то сломал.

— Эй! Вы! — крикнул я оставшимся дружинникам, чьи кони сейчас перебирали копытами почти в полусотне футов от меня. Отошли подальше, опасаются. — Кто старший?!

— Закрой рот, выродок! Иначе мы тебя на ремни порежем! — закричал кто-то.

— Сомневаюсь! — ответил я, подходя к раненому бойцу, которого выбросило из седла, и спрашивая уже намного тише. — Тебя как звать?

— Ась?! — встрепенулся бледный, как полотно, дружинник.

Сейчас, когда шлем-шишак слетел, я смог рассмотреть юнца, может, даже, младше меня самого. Совсем зеленый. И куда ты полез?

— Говорю, как тебя зовут? — спросил я еще раз, поднимая копье горе-вояки, что лежало прямо рядом с ним.

— Урук, — проблеял парень, баюкая на груди сломанную в локте руку.

— Чей сын будешь? — спросил я прямо.

В таком возрасте можно попасть в дружину, только если ты чей-то отпрыск. Слишком много опытных рубак хотели бы сесть на барское довольствие. Парень промолчал, пряча глаза. Слишком чистая кожа, крепкие зубы, нет оспин или рытвин на лице. Он хорошо питался и не работал в поле.

— У меня тут Урук! Живой! И у него сломана рука! — крикнул я, делая ставку на то, что живой паренек будет ценнее, чем мертвый.

— Мы тебя на куски порвем! — гаркнули в ответ.

— Дайте свежего коня, верните камни и мои сумки, и просто разойдемся! — крикнул я.

Это была странная ситуация. Меня подстрелили из лука, меня приняли за мертвого. Отправили двоих проверить и подобрать тело, а получили еще один труп и пленника… По тому гулу, что доносился от группы всадников, было понятно, что в такую ситуацию они никогда не попадали. А еще они меня боялись, сильно боялись. Но и отпустить меня просто так не могли. Так что я просто тянул время без особой надежды на столь простое разрешение ситуации. Каждая минута здесь — это минута для Отавии.

— Тебе конец, колдун! — прокричали в ответ.

— Хватит угрожать! Или есть смелые встретиться лицом к лицу?! Я так понимаю, что вторая рука Уруку тоже ни к чему!

— Не трогай мальца!

— Гоните камни и сумки, живо!

— Ты за это ответишь, выродок! Мы тебя выследим и…

Я стал терять терпение, но и калечить заложника просто так не было никакого желания. Так что я просто подошел к Уруку и пнул его по сломанной руке носком сапога. По полю прокатился страшный вой парня, который едва не потерял сознание от боли.

— Камни и сумки! Живо!

Меньше, чем через минуту, от группы всадников отделились двое, и поспешили в ту сторону, откуда началась погоня. Видимо, выполнять мои требования.

«Или они приведут подмогу. Окружат тебя, накинут арканы, нашпигуют стрелами и будешь что тот ёж…»

Внутренний голос, который почему-то сейчас звучал как голос Витати, подначивал меня, побуждал к действию. Местным дворянчикам веры нет, а уж их грабителям-дружинникам — тем более…

Через четверть часа со стороны имения Ашотонов показалась небольшая кавалькада. Во главе — мужчина в стальном нагруднике, таком начищенном, что слабое осеннее солнце буквально пылало на его зеркальной поверхности. Вместе с вельможей — а это был именно он — прискакала и полудюжина тяжеловооруженных всадников. С такими уже не справишься лохаром или броском топора, тут придется использовать силу осколков на полную катушку, пытаться смять броню, уничтожить оружие…

К моему удивлению, кавалькада еще издалека перешла на шаг, а когда всадники поравнялись с дружинниками, вперед выехал один из воинов и поднял вверх наши с Отавией седельные сумки.

— Твои пожитки, колдун! — крикнул мужчина в блестящем нагруднике. — Забирай!

Я посмотрел на Урука, который сидел и баюкал сломанную руку.

— И что, мне подойти? — издевательски спросил я.

По толпе пошел нервный смешок. К моему удивлению, ставка на непонятного мальчишку сработала. Вот только командир дружинников был каким-то слишком хмурым. Видимо, потому что сейчас прикидывал, что с ним сделает владелец этих земель за то, что он отправил юнца проверять мой труп.

— Положите сумки на коня и отправьте ко мне! — крикнул я.

Когда мое требование выполнили, и к нам с пареньком шагом подошла пегая лошадка с переброшенными через круп седельными сумками, я скомандовал:

— Полезай в седло, поедешь со мной.

— Рука!.. Я не могу… — прохныкал парень.

Но расставаться с Уруком я не собирался. Так что я просто схватил парнишу за локоть и пока тот ничего не понял, прокатил по его руке силу осколков, собирая воедино сломанную кость. Под болезненно-удивленный крик Урука, рука встала на место, после чего я повторил свое требование:

— Полезай в седло. И крикни своим, что вернешься через три дня, если не будет погони.

Абсолютно ошарашенный, парень выполнил мое указание, после чего я, под тяжелыми взглядами дружинников взял коня Урука под уздцы и, прыгнув в седло, поскакал строго на восток, стараясь взять как можно больший угол относительно маршрута Отавии. Не надо давать Аштонам шанс настигнуть нас обоих одним отрядом, пусть побегают.

К моему удивлению, парень даже не попытался выпасть из седла. Смирно ехал за мной, будто бы мы оказались на прогулке. Исцелять ему руку было, конечно, ошибкой, но в моменте мне это показалось здравым решением. Урук был нужен мне живым, целым и невредимым.

Мы скакали до самой темноты, всячески сбивая след. Трижды пришлось переходить вброд небольшие ручьи, а сколько раз мы давали кругов, чтобы запутать собак и следопытов, и вовсе не счесть. Урук сидел в седле тихо, только время от времени отвечая на мои вопросы о местности. Причем, отвечая честно.

— Все! Приехали! — скомандовал я, спрыгивая на землю.

Это была небольшая рощица, рукотворная, что отделяла поля друг от друга. Деревья же нужны были как естественная преграда для того, чтобы местные ветра не выдували плодородную почву до состояния песка. Я решил держаться поближе обжитых земель, чтобы наши следы смешивались со следами местных. В чистом поле найти и поймать нас будет проще.

— Господин! Отпустите, молю! — захныкал Урук, картинно заламывая руки. — Старые они у меня совсем! Пропадут без сыночки старшого!

Я вполуха слушал причитания парнишки, закапываясь при этом в землю на глубину в целый фут, чтобы обустроить дозорный костер, который не будет видно со стороны.

— Отпустите! Пожалуйста! — продолжал стенания пленник.

Я устало воткнул в землю дубинку, которую использовал в качестве лопаты — обратно меч из нее я так и не сделал — после чего стал выгребать рыхлую землю.

— Ты мне лучше скажи, как тебя зовут, — сказал я, не отвлекаясь от основного занятия.

— Урук! Сами слышали, господин!

— Это я слышал, да… Вот только тебя не зовут Урук. Я вообще таких имен не слышал. Поэтому и спрашиваю, — сказал я, продолжая обустраивать костер.

Парнишка замер, будто бы что-то обдумывая. Я же краем глаза следил за тем, чтобы он не натворил глупостей — убивать его мне точно не хотелось.

«Кем ты стал, Рей? Что бы сказал Осиор на ту бойню, что ты устроил? Ты был уважаемым магом, а сейчас — какой-то непонятный выродок с непонятной силой. Берешь пленников, бежишь от законных владельцев этих земель…»

— Меня зовут Нассир.

— Нассир Аштон, — сказал я, будто смакуя имя на языке. — Знаешь, звучит. Наследник?

— Племянник. Сын младшего брата, — глухо ответил парень.

— Племянник… Но член семьи, — сделал я очевидный вывод. — Черт! Корни… Подай стилет, Нассир, надо их обрубить.

— Какой…

— Который ты носишь за голенищем, — ответил я, не глядя протягивая руку. — Давай его сюда!

Долгие десять ударов сердца и в мою ладонь легла узкая рукоять.

— И когда ты его заметил? — спросил парень.

От недавнего раболепия не осталось и следа. Только умеренное любопытство вместе с попытками сохранить лицо.

— Давно, еще там, в поле. А потом убедился, когда мы переходили первый ручей вброд, — прямо ответил я, орудуя в это время острым лезвием.

Конечно, придется его потом поточить, но что поделаешь. Яма была слишком узкой, чтобы орудовать острым краем дубинки, а показывать силу камней незнакомцу еще раз мне не хотелось.

— Что привело винефика так далеко на запад? — спросил Нассир. — И почему ты…

— Я не черный, как все келандцы? — закончил я. — Потому что я не винефик.

— Но как…

— Много вопросов, юноша, — отрезал я.

Забавно, я был едва ли на четыре года старше этого парня, но между нами была очевидная пропасть. Как в жизненном опыте, так и в силе.

— Лучше скажи, почему племянник местного лорда оказался в дозоре вместе с дружинниками… — перевел я тему разговора.

Слово за слово, и Нассир рассказал мне свою историю. Впрочем, она была не так, чтобы и велика. Сын младшего брата лорда Аштона, причем не старший, а второй. Старшего отправили на учебу, на юг, а Нассиру была одна дорога — в дружину, махать мечом, осваивать воинское ремесло и к тридцати стать верным командиром личного войска его дяди, а после — служить кузену, когда он займет место своего отца, как сейчас отец Нассира служит своему брату.

— Я немного не понял… Если твой отец и твой дядя родные братья, то почему тебя записали в будущие командиры? Ведь по логике…

— У дяди Юзуфа только один сын. И две дочери, — быстро понял мой вопрос Нассир. — Да и какая разница? Ну двоюродные, так ближе кузенов родни и быть не может!

Я внимательно посмотрел на парня, который сейчас грел руки над пламенем дозорного костерка, и в очередной раз убедился, что он не лжет. Здесь, в Восточной Пресии, отношение к семье было совершенно иное.

История Нассира многое объясняет. Он точно был из Аштонов, потому что иначе произошедшее объяснить невозможно.

После легкого ужина остатками нашей с Отавией солонины, мы стали готовиться ко сну. Для приличия я перехватил руки и ноги Нассира ремнями, но сильно пережимать не стал. Я был уверен в том, что осколки меня защитят. Тихо увести лошадей у него тоже не выйдет, так что… Я чувствовал исходящее от Нассира любопытство. Оно было сильнее всех прочих его чувств, а как только парень понял, что его не собираются резать на части — понял там, в поле, когда я собрал по кускам кость в его руке — любопытство захватило его целиком и полностью.

— Слушай, — сказал я, когда мы оба уже улеглись и приготовились засыпать, — а почему они поняли, что у меня в плену именно ты. Ведь тебя не Урук зовут. Мне кажется, это даже не имя.

— Не имя, — согласился Нассир. — Это как… Титул. На древнем гохринвийском. Так называют юношей, что идут обучаться ратному делу для своих семей.

— И как переводится? — спросил я.

— Ученик, — ответил Нассир.

Это были последние слова, что мы сказали друг другу в тот вечер.

Глава 8. Гуль

Я проснулся посреди ночи, рывком, от накатывающего волнами чувства тревоги. Сердце в груди колотилось, язык прилип к нёбу, было трудно дышать. Над моей головой разверзлось темное, чужое небо. Дозорный костер почти погас; из выкопанной ямы еле-еле выбивался красный свет потухающих углей.

Между мной и Нассиром сидела темная скрюченная фигура. На мгновение меня поразило сходство ее с Пустотой — не внешним видом, но силой, энергией, ощущением при взгляде на нее. Протолкнув воздух в грудь, я все же сделал вдох, моргнул, и наваждение пропало. Возле умирающего костра сидел старик Йеши.

— Ты слишком самонадеян, юноша, — проскрипел экимиец, подбрасывая в костер пару сухих веточек.

Угли жадно лизнули угощение, а сухое дерево мгновенно вспыхнуло, озарив плоское лицо ночного гостя. Впрочем, длилось это лишь пару мгновений — ветки погасли и все вокруг вновь погрузилось во тьму.

— Откуда… — начал я, но старик меня перебил.

— Нельзя, слышишь, нельзя так делать! Альфарагх поглотит не только тебя, но и всех, кого коснется. Нельзя разрушать заведенный порядок вещей, нельзя осквернять силу Рун. Источник, призмы, руны — таков путь, таков порядок, так гласит Писание. Не пытайся обмануть законы мироздания.

— О чем вы говорите? Что…

Я попытался подняться на локте, но тело не слушалось. С ужасом я понял, что слабость, которую я оставил на Лаолисе, немощь, что поразила меня после встречи с Пустотой, вернулась.

— Видишь! — Йеши ткнул в меня пальцем, будто указывал на преступника. — Она всегда берет свое! Нельзя выиграть у силы, которую не понимаешь! И эти…

Экимиец подался вперед и ткнул пальцем мне в грудь, там, где был осколок камня рун.

— Эти осколки… Избавься от них. Верни их миру, иначе…

— Я не могу!

— Ты привел беду к нам! Ты привел того, кто уничтожит призмы! Обрушит Источник! Свершит последнюю главу Писания! — взвился Йеши. — Откажись от этой силы! Пока не стало слишком поздно!

Что он несет? Какой источник? Какое Писание? Он про ту книжку, что пытались отобрать у него дружинники Аштонов? Йеши всегда был молчаливым и замкнутым, за все время перехода с караваном мы сказали друг другу хорошо, если дюжину слов. А тут — он выследил меня, подкрался в ночи, требует… Но откуда он знает об осколках, откуда он знает об… Эдриасе?

— Если хочешь обрести свободу от — иди в храм, что первым встречает солнце. Я буду ждать тебя там, — продолжил Йеши. — Но если ты продолжишь свой путь, если не отступишься от задуманного… Ты не понимаешь, что творишь, не понимаешь, какой дар разрушаешь…

— Но ведь один из камней и так уже разрушен… — сипло сказал я, вспоминая, что сделал Эдриас. — Колдун… Он… Я не по своей воле получил эти осколки в груди.

Старик прищурился, затих.

— Ты думаешь, это первый уничтоженный столп? Единственная разбитая призма? Глупец! Неуч! Вы, западники, совсем потеряли знания, не знаете собственной истории! Две великие Войны! Две великие бури, что прокатились по континентам! Это-то вы могли запомнить!

Он говорит о Войнах Магов? Но ведь…

— Я должен дать бой колдуну, — сказал я старику. — Господин Йеши, если я не сделаю задуманного, если не добуду камень келандцев…

— Тихо! — воскликнул старик, падая передо мной на колени и затыкая ладонью рот.

Сам Йеши стал вслушиваться в ночь, крутя из стороны в сторону головой.

— Кто-то слушает… кто-то слышит… — прошептал Йеши мне прямо на ухо. — Не говори о второй призме. Не называй ее. Не думай о ней. Колдун. Говоришь, хочешь дать бой?

— Я должен! — прошипел я в ответ.

— Силенок сопротивляться зову Альфарагх у тебя не хватит… Но когда придет время, уведи колдуна! Уведи его прочь, если хочешь рискнуть! Придется поддаться зову, мальчик, но не плачь потом о том, что цена оказалась слишком велика… А пока… — Йеши запустил руку под одежды и выудил небольшой кулек, покрутив им у меня перед глазами. — Заваривай по утрам, натощак. Две щепотки! Не больше! Это поможет от слабости, поможет пройти путь. Осколки травят тело и душу, призмы созданы не для людей…

Йеши рывком отпустил мою голову и вскочил на ноги. Несколько раз обошел костер, зачем-то пнул Нассира, который все еще крепко спал — будто заколдованный — после чего хлопнул в ладоши и…

— Эй! — услышал я сквозь сон. — Я не хочу казаться невежливым, но мне надо отлить…

Слова эти исходили откуда-то издалека, сквозь пелену.

— Эй! — услышал я вновь и открыл глаза.

Это был Нассир, который демонстративно ерзал, пытаясь освободиться от пут.

— Не хотелось бы продолжать путь в мокрых и вонючих портках, — сообщил вельможа.

Костер совсем погас, угли были еле теплые. Вокруг было светло, хоть солнце пока не поднялось из-за холмов — прошло полчаса после рассвета.

Я освободил своего пленника, поднялся на ноги и, борясь с тошнотой, стал разводить огонь. Надо выпить горячего чая из трав, от сухой солонины совсем плохо. А потом — снова в путь…

Фигура старика Йеши становилась все более и более призрачной. Просто плохой сон. События последних недель смешались с моими тревогами и сомнениями: страх перед Эдриасом, камень рун, Витати, Келанд, путешествие, попутчики… Вот и мерещится всякое.

Налив в котелок воды из бурдюка я наклонился к сумкам, достать травяной сбор, а увидел тот самый кулек, что показывал мне во сне Йеши.

Был бы я не таким сонным — от неожиданности упал бы на задницу, а так я лишь тупо уставился на подарок экимийца, пытаясь сообразить, что сон мой был вовсе не сном. Странный старик был здесь, говорил со мной, а потом — просто исчез.

Внутри кулька был странный белый порошок. Чуть попробовал на язык, как учил Осиор — горький. Сразу же сплюнул. Может, это яд? Но зачем Йеши давать отраву? Старик вовсе мог ночью придушить меня без каких-либо проблем. Он был мелкий, но жилистый и чрезвычайно сильный. Нет, этот порошок мне дали не просто так.

Заварив чай, я сыпанул одну щепотку в свою чашку, пока Нассир не видел. Первый же глоток — и глаза открылись, будто бы рот у меня был набит бычьими семенами. А может, это они и были? Только перемолотые и высушенные? Вот только если вспоминать лекаря, господина Бальдура, так он наоборот говорил, что из растений надо делать вытяжки, ведь порошки теряют свои свойства со временем… Если нужна целебная сила — используй свежие травы или сухой сбор не старше двух-трех лет. Дальше он превращается в простую пыль. Этот же порошок выглядел так, будто бы пролежал в кульке не один десяток лет. Вон, как он въелся в кожу, которой обит мешочек изнутри…

Перекусили — и снова в путь. Нассир после нашей вечерней беседы стал только активнее. Парень много рассказывал о своей семье, дяде, сестрах, о службе, короче, чувствовал себя почти комфортно. Я же только помалкивал и слушал: если я собираюсь задержаться в Гохринвии, то стоит знать, чем дышит местная аристократия. Что-то было привычно и понятно, что-то — совершенно по-другому. Например, тут была своя система титулов и другие подходы к управлению землями. У Аштонов была довольно широкая автономия, и отчитывались они перед своим верховным правителем только в двух случаях: во время войны и уплаты налогов. Все остальное время дядя Нассира был полноправным правителем своего клочка земли, мог судить, казнить, миловать. Селяне, что проживали в этом холмисто-степном регионе, не имели права уйти от своего господина и, фактически, принадлежали Аштону. Это было очень похоже на порядки южного Гоунса, а вот в Дагерийской Империи простой человек, наоборот, был более свободен в своем выборе. Например, через имперских приставов семья могла переселиться на другие земли другого аристократа, принять предложение о работе или перебраться вовсе в город, если подтвердят, что имеют деньги на первые имперские взносы и мастеровые грамоты. Именно поэтому смерть императора Форлорна Девятого была горем не только для аристократии, но и для простого человека — ведь именно император и его канцелярия стояли между простым человеком и титулованным землевладельцем.

Тут же, на востоке, процветала деспотия, а в отдаленных землях, как у Аштонов, вовсе в ходу было полнейшее самоуправство. Например, Нассир почти с гордостью рассказывал о том, как его дядя приказал запороть насмерть нерадивого служку, что пролил вино за праздничным ужином.

Нет, дагерийские вельможи тоже были не прочь вытереть ноги о простого человека, но если их жестокость переходила всякие разумные границы, это, как минимум, било по их карману и престижу: императорские дознаватели с большой охотой брали в работу подобные дела, а донести на господина мог любой из слуг.

Конечно, ни о каких казнях за убийства даже холопов, что попали в долговую кабалу, речи не шло, иначе такие, как Умберты, давно бы болтались на ближайшей ветке, но штрафы имперская служба выписывала немалые.

Трещал обо всем этом Нассир с такой легкостью, так как принимал меня почти за равного, то есть — за колдуна.

Магов в Гохринвии уважали и почитали, особенно тут, на глухом севере. Немногочисленные волшебники Круга, что забредали в эти края, пользовались безграничным почтением местных, особенно, если речь шла о целителях. А тот факт, что я вылечил сломанную руку Нассира, говорил ему о том, что я — довольно умелый маг желтых печатей. Разок парень даже пытался намекнуть мне, что стоит только достать жетон, пояс или плащ — и все разногласия с его семьей разрешатся сами собой, но эти его увещевания я пропустил мимо ушей.

Не было у меня больше жетона. И уж тем более не видать мне ни кушака, ни плаща мага. Все, эта дверь для меня навсегда закрыта. Эдриас дал — Эдриас забрал. И за это я ненавидел иномирного колдуна. Я жил простой, маленькой мечтой о том, что когда-нибудь устроюсь юнгой на корабль и стану моряком, но я встретил Эдриаса и он открыл мне совершенно другой мир. Дал другие возможности, дал способность к магии. Практически, создал нового человека. А потом — взял, и сознательно бросил умирать. И теперь из-за него в опасности были все, кто мне дорог. Учитель, Отавия, Витати, Торис… И дело даже не в надвигающейся Войне, в которую рухнет империя, нет. Дело в том, что Эдриас был готов попрать сами устои мироздания для достижения своих целей. Я не мог читать мысли колдуна, пока мы были единым целым, но мне хватило посмотреть ему в глаза — тогда, когда он уничтожил камень еретика Малтора для того, чтобы захватить чужое тело.

Я много думал о том, кто же это был, тот мужчина, что дико заорал, едва взглянув в мое лицо. Что-то у него и Эдриаса было общего… Он был из того же мира, что и колдун? Из того же Ордена? Они не были знакомы лично, но… За прошедший год я пришел к простой мысли о том, что, скорее всего, это были преследователи мага. Как-то же он оказался в той скале в Нипсе? Раненый, почти мертвый, он ухватился за меня, как за спасительную соломинку. Его гнали, кто-то сильный и могущественный, сильнее самого Эдриаса, если говорить прямо. Но надеяться на помощь извне я не мог, не имел права. Я должен дойти до святилища келандцев и завладеть вторым камнем. А потом, если потребуется, я сожгу его, если это поможет мне одолеть Эдриаса. Таков был план. Что будет со мной в процессе, я старался не думать. Даже обычно язвительный внутренний голос, что говорил со мной словами и интонациями Витати, в этом случае в ужасе помалкивал. Нечего думать о плохом, нельзя.

— И вот, мой дядя встает со своего места и говорит этим посланцам Готоров…

Нассир на полуслове осекся, а его взгляд стал каким-то стеклянным. Я поднял голову и проследил за взглядом паренька. Из-за холма на нас выехала полудюжина всадников. Расстояние — сотни три футов, может, больше, но недостаточно, чтобы остаться незамеченным. Я увидел, как один из всадников начал жестикулировать, после чего вся группа развернулась в нашу сторону.

— Дозорные… — пролепетал Нассир.

Между мной и парнем был уговор: он в полной безопасности, пока мы движемся скрытно. Но вот, мы нарвались на вооруженный разъезд, и все планы пошли прахом. Я рванул поводья, разворачивая коня, то же сделал и Нассир. Парень слишком хорошо помнил, что я сделал с его отрядом и на что способен, так что на лице племянника Аштона читалось лишь смирение и желание как можно скорее оторваться от преследователей. Уже перед тем, как сорвать коня в галоп, я заметил, как от группы отделились двое. Значит, отправились за подмогой.

Гонка продолжалась несколько часов. Мы то отрывались почти на несколько лиг, то нас почти настигали. Лошади были уже все в мыле и пене, устали, хрипели и я понимал, что рано или поздно это закончится чем-то нехорошим. Последней каплей стал лай собак, что донесся откуда-то слева, а после — и справа. Дерьмо! Вот и подмога! И как они напали на след?!

Я бросил взгляд на бледного Нассира. Парень пару раз пытался отстать, но каждый раз я успевал это заметить и сейчас вовсе пришлось тащить его лошадь на поводу, что не добавляло нам мобильности. Принять бой?

Я прислушался к собственным ощущениям. Усталость, ломота в спине, песок в глазах. Порошок, что дал мне непонятно откуда взявшийся и непонятно куда пропавший старик Йеши взбодрил меня всего на несколько часов. Сейчас я в полной мере ощущал откат, который последовал после моего предыдущего использования силы осколков. Надо было вступать в бой сразу же! Утром! Идиот! Придурок! Почему жизнь ничему меня не учит?! Нельзя было затягивать, нельзя было оставлять это все на волю провидения…

Факты говорили о том, что даже если я справлюсь минимум с дюжиной бойцов, то остается еще целая свора собак, что заливалась лаем где-то у нас за спиной. Когда-то я справился с мертвыми волками, но тогда я был магом, а меня страховал предатель-Эдриас, теперь же… Даже если я одержу победу, насладиться ею я не смогу — откат размажет меня по окрестностям тонким слоем. Слова Йеши стучали в ушах, а в груди поднималась волна паники. Что делать?! Но я должен! Должен выжить и добраться в Келанд! Должен дать бой Эдриасу, потому что больше некому! Некому! Как спрятаться у всех на виду? И тут перед моими глазами встала уже почти забытая фигура работника барона Варнала. Фигура вечно пьяного мага Магнуса.

Я посмотрел на Нассира. Неглупого, разговорчивого и улыбчивого Нассира. Он воспринимал это похищение почти как приключение, как затянувшуюся прогулку. Когда ты молод — ты всегда бессмертен. Решение пришло само собой. Ведь меня ждет Эдриас.

Я свернул лошадей в небольшой подлесок, спешился и приказал тоже сделать Нассиру. Видимо, что-то было на моем лице такое, что испугало парня, и обычно спокойный, сейчас он попытался сбежать. Дубинка сама оказалась в руках, и одним ударом тупой стороной я выбил парня из седла. Времени мало, надо действовать.

Усевшись верхом на племянника лорда Аштона, я потянул к нему руки и вызвал силу камней, я делал с ним то же, что когда-то с коновалом провернул еретик Малтор. Мы были почти одного роста, только волосы у Нассира чуть более кудрявые, да другой разрез глаз. Ну и в груди он был не так широк. Но полного сходства между нами и не требовалось, точнее, он мог выглядеть лишь отдаленно похожим на меня. Остальное сделают собаки, что лаяли уже совсем близко, я в этом не сомневался.

Синий свет, что соединил меня и парня, больно бил по глазам. Наши черты лица поплыли. Кожа Нассира стала медной, моя же, наоборот, потемнела, превращая меня в гохринвийца. Нельзя терять самообладания, надо держать в голове образ парня, ведь меня должны были признать родственники.

Это было больно. Скулы сломались, делая мое лицо более плоским. Нос — сплющился, хребет, руки и ноги, наоборот, стали короче, сжалась грудная клетка. Я чувствовал, как меня выворачивает изнутри, как рвутся и срастаются связки, наделяя меня чужим голосом, как я начинаю смотреть на мир чужими глазами.

Нассир же кричал. Исступленно, неистово. Его внешность тоже изменялась, почти хаотично, превращая его в кого-то другого, похожего на странного ювелира. Тут мне не надо было стараться — эта трансформация и так требовала слишком большого напряжения сил, чем я мог себе позволить.

Когда все закончилось, я упал рядом с Нассиром, точнее с человеком, который когда-то был племянником лорда Аштона. К моему удивлению, быстрее в себя пришел мой заложник, а не я сам. Парень посмотрел на меня безумным взглядом, не веря своим глазам.

— Гуль! Гуль! — завизжал странным голосом Нассир. — Верни! Верни мое лицо! Мразь!

Рука парня нащупала в опавшей листве какой-то камень, которым он моментально огрел меня по голове, рассекая кожу на лбу. Хлынула кровь, заливая мне глаза и лишая обзора.

— Гуль! — верещал Нассир, продолжая наносить удары. — Сдохни! Сдохни!

Завязалась борьба. Мы оба покатились по жухлой траве и желтым листьям, нанося друг другу беспорядочные удары. Я пытался сбросить Нассира с себя, но теперь я был меньше и слабее, да и откат от использования осколков стал накатывать неожиданно рано — видимо, я не успел набраться сил — так что я проигрывал.

Моя рука нащупала за сапогом стилет, который я накануне забрал у пленника. Нассир уже заносил руку со сжатым для очередного удара камнем, и я понял, что деваться некуда. Рванув из-за голенища клинок, я всадил узкое лезвие в грудь противника по самую рукоять. Нассир захрипел, глупо посмотрел на грудь, пронзенную лезвием, после чего стал заваливаться на сторону. Камень выпал из ослабевших пальцев, еще раз приложив меня по лбу, отчего я едва не потерял сознание.

— Сюда! Я их нашел! — послышалось из-за кустов. — Быстрее!

Через мгновение на поляну выскочили несколько охотников, едва сдерживая собак, что заходились от лая.

— Господин ранен! Но жив! Жив! И он уложил колдуна! — закричал один из мужчин куда-то за спину. — Быстрее! Помогите!

Я повернул голову и плывущим взглядом посмотрел на еще теплое тело Нассира. На измененном магией лице застыли ужас и удивление. Я прикрыл глаза, позволяя неизвестному мужчине стереть кровь с моего лба. Так было нужно, я должен сразиться с Эдриасом.

Глава 9. Две сестры

— Как все прошло?

Осиор опасался этого вопроса. Маг решительно пересек убогую комнату и подбросил в камин несколько кривых поленьев.

— Ты говорить разучился? — повторила свой вопрос Виола.

— Хорошо прошло, — ответил маг, сбрасывая с плеч плащ. — Как и ожидали.

— Они тебе поверили?

— Да.

Виола недовольно поджала губы, но все же поднялась со своего места, приобняв мага за плечи.

— Это необходимо, милый, ты сам знаешь. И это вовсе была твоя идея.

— Варналы хорошие люди…

— И они будут делать хорошее дело, — перебила мужчину архимаг.

— Если бы они знали правду, то не думаю, что согласились бы, — ответил Осиор.

Маг стоял с плащом в руках и наблюдал, как огонь жадно облизывает принесенную ему жертву.

Он был далек от политики. Он был далек от таких игр. Он всегда презирал эту возню. Он был стражем Устава, Гневом Круга, тем, кто наносит последний удар. Никаких страхов, никаких сомнений. Только Закон Магов, только справедливые приговоры. В этом была жизнь, суть Осиора. Но теперь, за последние два года…

Больнее всего ему было ото лжи о судьбе принцессы Отавии. Девчонка погибла в пожаре — они нашли ее труп. Обуглившийся до неузнаваемости, но пламя было недостаточно жарким, чтобы уничтожить одну важную деталь. Оплавившийся, но все еще сохранивший свою форму, амулет на груди с лопнувшими в огне камнями. Амулет, что подарил Отавии его ученик, и который она с огромным удовольствием и почти что с гордостью носила, не снимая.

А его ученик… Осиор смирился с гибелью Рея. Было больно и горько, парень подавал такие надежды. А потом это происшествие в Нипсе, дубовая хворь, долгое восстановление, странная магия, что изменяла его по ночам. Он постоянно вспоминал парня, постоянно прокручивал все, что знал о своем ученике, будто бы упускал что-то крайне важное. История Рея была полна темных пятен и неизвестного. Он был связан с Камнями Рун, это факт, как и то, что они на самом деле существовали. Но что случилось там, в полях Лаолисы? При жизни Рея он ощущал давление некой тайны, что легла между ними. Эта тайна была с самого первого дня, она возникла еще до того, как Ирман притащил мальчонку в его кабинет с весами и склянками, что он умыкнул из его седельных сумок.

Но Рей погиб и тайна осталась тайной. Он никогда не узнает, что же так его тревожит, что не позволяет с тихой и какой-то светлой грустью вспомнить этого темноволосого паренька, который постоянно смотрел исподлобья, будто маленький волчонок.

Последующие дни прошли в хлопотах. Довольно быстро Осиор получил несколько больших кошелей, набитых камнями и крупными монетами — первый вклад барона в дело сопротивления. Часть денег должна была пойти на подкуп шамоградских чиновников и стражи — Осиору было нужно свободно перемещаться по всей столице вне зависимости от времени суток. Но самый большой и тугой кошель Трибунальный Истигатор приберег на особое дело.

Погода стояла мерзкая. Низкие свинцовые тучи, мелкая морось, которая, казалось, проникала не просто под плащ, а даже под исподнее, вымачивая сами кости. Резкие, совершенно непредсказуемые порывы ветра, которые пытались сорвать с него капюшон.

Истигатор шел боковыми улицами верхнего города. Замковая Гора — по правое плечо, впереди — виднеется стена. Тут, в не самых престижных комнатах проживал один из смотрителей башни. Посредственный маг, еще более посредственный человек, но что было на руку Осиору — трусливый и одновременно жадный.

Постучав в дверь дважды, а потом еще раз — как и было оговорено — истигатор замер, ожидая ответа.

Дверь открылась тихо и быстро. В проеме показалось вытянутное, будто крысиное, лицо его давнего знакомца.

— Господин Оси… — начал смотритель, но истигатор быстро поднял ладонь.

Никаких имен, никаких титулов.

— Все готово? — спросил Осиор.

Смотритель только мелко кивнул.

— Проникнуть в кабинет покойного архимага Аурантиса было непросто, ведь в Башне теперь всем заправляет граф Ронтор, — начал смотритель, — но я у него на хорошем счету, так что…

При новом имени его старого друга Осиор вздрогнул. Граф Ронтор. И ему он доверил жизнь Рея! Ему он доверил и свою жизнь! Множество раз! А он переметнулся, предал Устав, предал все, чему они служили!

— Тайник нашел? — уточнил Осиор.

Смотритель мелко закивал головой, приглашая мага в небольшую боковую комнату.

Ставни были плотно закрыты, а свет давала только одна небольшая свеча под колпаком из мутного стекла.

— Вот, все, что там было, господин истигатор… — залебезил мужчина, указывая на сверток, что лежал в углу.

Осиор поморщился от упоминания своего титула, а после в два шага пересек комнату и поднял сверток с пола. Тяжелый. Хороший знак.

— Ты открывал его? — спросил Осиор.

Глаза смотрителя забегали, но мужчина быстро сориентировался и мелко замотал головой.

— Никак нет, господин! Никак нет! Как вы и приказывали.

Осиор стал медленно разворачивать ткань, как почувствовал, нет, скорее как животное почуял, что что-то не так. Времени думать не осталось, так что маг просто рухнул на пол. Лучше выглядеть идиотом, чем умереть гордым умником.

Ощущения не обманули мага. Луч копья света ударил в стену, мгновенно оплавив камень. Перевернувшись на спину, Осиор увидел, как смотритель держит перед собой боевой амулет — такими пользовались в имперской гвардии — и с ужасом смотрит на еще живого мага.

Единственное, что оставалось смотрителю — попытаться сбежать. Но едва мужчина шелохнулся, Осиор уже собрал вторую печать набросил на изменника парализующее заклинание Рад-Эонх.

Мужчина замер, словно изваяние, Осиор же аккуратно перекатился к противоположной стене, под окно, после чего издал тяжелый стон, будто бы был тяжело ранен.

— Готово?! — донеслось откуда-то из коридора и в комнату вломились двое.

Одного из них Осиор знал. Чуть старше тридцати, рядовой истигатор, что служил в Шамограде, хотя самое место ему было бы где-нибудь на восточном побережье. Мелочный, склизкий человек, который все же сумел просочиться в ряды Стражей Устава. Никки, или Микки, как-то так его звали, если истигатора не подводила память. Он никогда не нравился Осиору, но его обучением занимался не он, тогда за это отвечал лично Имирий. Третьего подельника же он видел впервые. Может, кто-то из новеньких, а, может, и вовсе не колдун.

Колдовать времени не оставалось — слишком мала дистанция. Так что Осиор, все еще издавая страшные звуки, запустил руки в сверток и нащупал их. Рукояти. Глаза смотрителя округлились в ужасе — он заглядывал в сверток и знал, что за груз пришлось вынести из Башни для того, чтобы заманить сюда Осиора — истигатор же приготовился к бою.

Из-под ветоши на свет показались последние произведения Аурантиса. Осиор точно знал, где их искать — эти изделия выкованные Оранжевым Архимагом в башенной кузне, были наследниками его магического шестопёра, который архимаг подарил Осиору, когда тот стал Шестым Трибунальным Истигатором Круга. Эти же вещицы ждали другого часа — старик был уверен, что его ученик когда-нибудь станетВерховным Трибуном, сменив на этом посту Имирия.

Но учитель погиб, Трибунала больше не было, а подарки — остались. И истигатор решил, что Аурантис был бы рад, узнав, как именно Осиор планирует их теперь использовать.

В неверном свете одинокой свечи показались две черные как ночь булавы. Младшие сестры утерянного Осиором шестопёра — у них были меньшие грани, каждая всего чуть более двух футов в длину — они с готовностью отозвались на пропускаемую через них магическую энергию. Когда Микки — или все же он был Никки? — вскинул руку с боевым амулетом рун Тир, перед Осиором уже сверкали две оранжевые преграды щитов Ур и Берк, дрожащие от напряжения. Пламя Тир с легкостью преодолело физическую преграду, но буквально растеклось по щиту Берк — Осиор не пожалел сил и был готов отражать даже Копье Света или любое другое колдовство высшего порядка.

Взмах левой рукой и тяжелая, цельнокованая булава — пусть и выглядела она в руках рослого и широкоплечего Трибунального Истигатора почти игрушечно — проломила противнику череп. Разворот на месте, замах, удар правой рукой, и еще один предатель упал замертво. Металл булав, впервые испивший крови врагов Круга, казалось, стал только темнее, налившись угрожающим, багровым отблеском.

В комнатушке остались только Осиор и дрожащий в ужасе смотритель. Заклинание было не слишком сильным и уже стало спадать, так что когда Трибунальный Истигатор подошел к нему вплотную, мужчина дернулся и даже немного сумел сдвинуться с места.

— Нам очень о многом стоило бы поговорить, — сказал хмуро Осиор, осматривая комнату. — Например, кто это такие. Но, как ты знаешь, снять оцепенение я с тебя не могу, а играть в моргалки, пытаясь получить ответы… В любом случае, ты пытался меня убить, так что приговор понятен.

Смотритель попытался что-то промычать, но больше Осиор тратить на него время не собирался. Маг поднял булаву и, замахнувшись из-за уха, одним точным и сильным ударом проломил предателю височную кость. Слишком быстрая и легкая смерть для того, кто предал Устав и пытался убить последнего члена Трибунала. Но время было важнее возмездия.

Из дома Осиор выскользнул никем не замеченный. Булавы он спрятал в ту же ветошь, в которой ее вынесли из комнат архимага, укрыл под плащом, подальше от чужих глаз. Это было слишком ценное, сделанное специально под него оружие. Интересно, думал ли учитель о том, что его произведения будут не красоваться на поясе как церемониальное оружие, а крушить черепа и отнимать жизни?

Впившаяся в бок острая грань одного из наверший дала Осиору ответ на этот вопрос. Конечно же знал, конечно же Аурантис знал, что Осиор, даже став Верховным Трибуном, продолжит защищать Устав и выносить смертные приговоры. Поэтому пусть и были эти булавы покрыты тонкой вязью орнаментного рисунка, пусть и были они из черной, вороненой стали, но внутри — это боевые артефакты.

Каждая вещь должна исполнить свое предназначение — эта мысль часто посещала Осиора в последний год. Предназначение Рея было в том, чтобы вернуть его, Осиора, в свет. Напомнить магу, что жалость к себе — недостойное мужчины поведение. Зеленый мальчишка, что поначалу радовался мягкой постели, сумел вырасти в человека, достойного любви принцессы и за нее же умерший. Не как раб, а как настоящий муж — сражаясь за то, что ему было важно, пытаясь защитить Отавию.

В смерти нет ничего героического, отнюдь. Смерть — всегда лишь конец бытия, и каждый умирает в полнейшем одиночестве. Смерть пуста и холодна. Но что имеет истинную ценность — то, как ты прожил свои последние мгновения. Умер в покое, в окружении родных, корчась в муках или же с гордо поднятой головой, в бою или казненный — твои последние мгновения и определяют, был ли в твоем пути, в твоей жизни, хоть какой-то смысл.

Осиор чуть не лишил себя этой привилегии — прожить свои последние мгновения достойно. Аурантис, будучи ученым и магом защиты, умер в бою. Его братья по Трибуналу — тоже. Его ученик, совсем юнец, оказался храбрее и достойнее многих отчаянных воинов. Так что и Осиор должен уйти, как должно. Он знал, что отсидеться не получится, спрятаться не выйдет. Да и не собирался он бегать от судьбы. Не в этот раз.

Он не питал надежд на то, что переживет схватку с отступниками. Ренегаты, еретики, они предали Устав! Они, ослепленные своей гордыней, забыли, к чему приводят подобные вольницы! Как сдержанность в еде и утехах определяет человека как существо разумное, а не как тупое животное, так и отказ магов от власти делает их частью этого мира, а не первейшими врагами людей. Неро в своей гордыни забыл об этом. Решил, что жернова истории не перемелют его, как перемололи всех прочих восставших магов в прошлом. Осиор не питал надежд и иллюзий, в отличие от своего бывшего собрата по Трибуналу. Ему отведена не роль жерновов, нет. Это движение ему неподвластно. Но он будет перстом на руке того самого мельника, что сграбастает проклятого графа Ронтора и бросит его под камни.

Булавы под плащом приятно звякнули. Это был почти зловещий, хищный звук. Осиор же лишь поудобнее перехватил свою ношу и пониже опустил капюшон. Скоро, скоро кровь насквозь пропитает черный металл.

Глава 10. Белый плащ

В замке Аштонов я находился уже третий день. Если бы я попытался сбежать сразу, это могло вызвать подозрения и привело бы к неминуемой погоне. А я уже убедился, что петлять по незнакомым степям и холмам плохая затея. Кроме этого, я остался без лошади, припасов и оружия. Все это надо было как-то раздобыть в замке.

Почти сутки я картинно трясся в повозке, что везла меня обратно, к поместью местного лорда.

Конечно же, полноценно прикинуться Нассиром я не мог. Слишком мало мы были знакомы с парнем, чтобы я мог копировать что-то, кроме посадки в седле и некоторых интонаций. Но Нассир очень удачно огрел меня камнем по голове, а рассечения на лбу выглядели по-настоящему угрожающе.

Удар по голове — не шутка. Если неудачно упасть с лошади, можно и дураком остаться, да и многие профессиональные бойцы ям умом и сообразительностью никогда не отличались. В первую очередь — из-за постоянных ударов по голове. Не рекомендовалось принимать и тяжелые удары оружия на шлем. Я лично, еще в бытность свою бродягой, видел нескольких бывших матросов, что навернулись со снастей или которым не повезло в пьяных драках, и которые остались после этих происшествий дурачками. Один даже говорить разучился, так вечно сидел и пускал слюни, зло потрясая протянутой рукой — такой у него был способ выбить из прохожих милостыню.

Сперва меня никто не трогал. По прибытию в замок меня отнесли в какую-то комнатушку, а едва кто-то входил — я сразу же закрывал глаза и прикидывался спящим. В голове же моей роились мысли, в первую очередь о том, что я сделал.

Если ранее я лишал жизни только в бою, то теперь все встало с ног на голову. Лично Нассир мне никак не угрожал, до последнего парень сохранял спокойствие и некоторую доброжелательность. Он искренне верил в то, что я рано или поздно признаюсь в том, что являюсь колдуном, продемонстрирую людям его дяди магические печати, и вся эта канитель закончится. Он не раз намекал и прямо говорил о глубоком уважении к членам Круга в этих краях, он был целиком и полностью уверен в том, что я маг. А я же поступил с ним вот так… Мало того, что его кончина была полна ужаса и страха, я лишил и его родных знания о том, что случилось на самом деле. Для лорда Аштона и его брата, отца Нассира, непутевый отпрыск просто исчезнет и больше не вернется. Когда человек умирает — рано или поздно боль уходит. Убитый горем родитель ходит на место сожжения или упокоения — как это было в Дагерийской Империи — разговаривает с усопшим, принимает реальность. Исчезновение же — самое мерзкое, что может произойти. Пройдут годы, прежде чем родня Нассира, на которого возлагались серьезные надежды, смирится с тем, что он никогда не вернется, а вопрос, почему же парень сбежал, навсегда останется висеть в воздухе. Вот так я поступил с парнем, который, по большому случаю, не сделал мне ничего плохого и который мне, фактически, доверился, не пытаясь сбежать или как-то навредить нашим лошадям.

Но и каяться я не собирался. Не собирался упрощать задачу преследователям, не собирался рисковать будущим целых поколений только ради успокоения своей совести. Подобный эгоизм был недоступной для меня роскошью. У меня была цель — камень и Эдриас, и единственным человеком в этой части света, чья судьба меня тревожила по-настоящему, была Отавия. Но принцесса в безопасности, я был в этом уверен. Слишком мне повезло с пленником, Аштоны должны были бросить все силы на мои поиски, проигнорировав беглянку.

К концу недели пребывания в замке мне все же пришлось начать контактировать с людьми. Я все еще лежал на кровати, постоянно делал вид, что меня тошнит, а ноги — не держат, но и бесконечно отмалчиваться не получалось. Так что пришлось делать вид, что после удара «Нассир» потерял память.

Лорда Аштона и отца Нассира я видел лишь раз. Крепкие и рослые мужчины с обветренными лицами, они зашли в мою комнатушку на пятый день, молча посмотрели на меня, попытались задать пару вопросов, но нарвавшись на искреннее непонимание с моей стороны, довольно быстро удалились прочь. Моим же постоянным компаньоном а, скорее, соглядатаем и тюремщиком, стал старый слуга по имени Заур.

Заур служил в замке и был холопом лорда Аштона. Не имея собственного имущества и прав, он всю жизнь отработал в коридорах замка, а на старости лет был сослан во двор, подметать конюшни и заниматься мелкими делами. У старика была скрюченная годами спина, разбитые от тяжелого труда руки и густые седые брови, что резко контрастировали с почти лысым черепом. Из-под бровей на мир смотрел злой цепкий взгляд обездоленного человека, а неприятный эффект усиливался многократно сломанным носом неправильной формы и беззубым ртом с тонкими, вечно трясущимися губами. Он выносил мой ночной горшок, приносил воду для умываний и пищу, и при этом очень пристально наблюдал за каждым моим движением.

Не знаю, в каких отношениях был Нассир со стариком ранее, но мне Заур не понравился. И не потому что он был для меня опасен и мог донести своему господину, что со спасенным племянником что-то не так, а просто — как человек. Не любил я таких злых стариков. Пусть их доля была тяжела и незавидна, пусть они родились полу-рабами, вынужденные влачить жалкое существование в качестве чужого имущества… Но ведь всегда можно остаться человеком, так? Но Заур был из той породы людей, что более походили на озлобленных собак, готовых порвать тебя на куски. И пусть у этого старого пса зубов уже и не было, но вот злости — хоть отбавляй.

— Благодарю, Заур, — кивнул я старику, когда тот, кряхтя, поставил передо мной таз с чистой водой.

Холоп на мои слова лишь мерзко осклабился, демонстрируя пустые десны, и тут же засеменил прочь из комнаты, чтобы принести завтрак.

Сегодня был важный день — я планировал одеться и выйти на прогулку, то есть, на разведку.

Накануне меня еще раз посетил отец Нассира, пытался разговорить, но я лишь тупо кивал головой и раз за разом повторял, что все — как в тумане. По скорбному лицу мужчины было понятно, что он волнуется за отпрыска, мне же оставалось лишь стыдливо прятать взгляд, помня, что я сделал с сыном этого человека. Его труп сейчас, скорее всего, доедают дикие собаки или степные шакалы.

Но с одной вещью, сказанной командиром дружины Аштонов, я горячо согласился.

— Нечего сидеть взаперти, — сказал отец Нассира, имя которого я так до сих пор и не узнал, — выходи на воздух, смотри по сторонам, и память вернется.

Я активно закивал, соглашаясь с этим советом. Мне очень, прямо очень было нужно осмотреться. Ведь Отавия была уже где-то на полпути к точке нашей встречи, а я застрял тут, на севере. Лишь бы с ней все было хорошо…

Так что сегодня после умывания и легкого завтрака я планировал свой первый выход в свет.

Сказать, что мое разочарование было велико — не сказать ничего. Я оказался в тюрьме, буквально в надежно запертой и охраняемой тюрьме. По всей видимости, лорд Аштон сейчас был не в самых лучших отношениях с соседями, так что охранялся замок отлично. На стенах и в башнях — караул, вход внутрь для пеших — через узкую калитку, а грузы завозили под присмотром дюжины бойцов, что внимательно проверяли каждый тюк, бочку и мешок. Да даже в императорском дворце в Шамограде не было такой охраны! Каждый боец четко знал свое дело и место. Единственное, что меня обрадовало — полное отсутствие магических укреплений. Истинное зрение не показало мне ни укрепленных сводов, ни контуров с ловушками и охранными заклинаниями, которыми был набит дворец императора Форлорна Девятого. Хоть одной проблемой меньше.

Чем дольше я находился в условном «плену», тем меньше сочувствия испытывал к Нассиру и его родне. Нет, мне все еще было гадко от того, что я сотворил, но вот жалости к родне паренька я больше не испытывал. Имея маску племянника местного лорда, я почти свободно перемещался по замку, а в дневное время — мог выходить и за его пределы в сопровождении нескольких «нянек». То, что я увидел, никак к местной знати не располагало.

Аштоны, по сути своей, были законными грабителями. Я постоянно наблюдал, как изможденные бесконечным трудом крестьяне тянут свой урожай в уплату налогов, как с ними обращаются сытые и самонадеянные дружинники, как постоянно творится беспредел. Дальний конец мира — земли, окруженные степями и холмами, суровые предгорья великого хребта. Бежать тут некуда, в каждой деревне — свой староста, что отвечает головой за то, чтобы каждый оставался на своем месте. Предки нынешнего лорда когда-то взяли эти земли и этих людей в заложники и сейчас творили все, что хотели, просто по праву сильного.

За неделю я ни разу не услышал имя местного короля или просто упоминания его власти. Все разговоры — только о милорде Аштоне, который стал для местных буквально царем. На меня тоже поглядывали со смесью страха и раболепия, и я понял, что Нассира тут знавали в лицо. Особенно дикими глазами смотрели местные девушки, которые при появлении моей фигуры на улице бросались кто куда — только сверкали подолы невзрачных платьев.

Постепенно у меня начал созревать план. Я присмотрел лошадь, разузнал график караулов, хорошо исследовал двор и то, что находилось за стенами замка. Сегодня же меня ждало самое сложное — нужно попасть на общую кухню, собрать припасы и припрятать их где-нибудь до момента моего побега.

Сказать проще, чем сделать, на самом деле. Еще по дворцу в Шамограде я помнил, что нет злее людей, чем работники кухни поутру, а поварята и вовсе умеют появляться из пустоты, да так быстро, что и моргнуть не успеешь. У меня же теперь не было магических способностей и мне оставалось уповать только на острый слух и ловкость. Единственное, к чему я был готов — это тайник. Еще накануне я сумел проскользнуть в кухню и с помощью силы камней сделать в одной из стен потайную нишу, которая закрывалась только тонким слоем камня. Ниша была достаточно крупная — минимум полтора на полтора фута и еще пол фута в глубину — чтобы в ней можно было спрятать мясо, небольшой бурдюк с молодым вином и сушеные фрукты.

Время было раннее. Завтрак — то время дня, когда я мог вполне легально появиться на общей кухне и что-нибудь там умыкнуть, так что солнце едва поднялось, а я уже был умыт, одет и готов идти на дело.

Но едва я успел выскользнуть во двор, у ворот поднялась какая-то суматоха. По фигурам всадников я понял, что это был дозорный разъезд, что дежурил этой ночью. Кони были в мыле, дружинники — взбудоражены и нетерпеливы.

— Что происходит? — спросил я у мимо пробегавшего служки, поймав того за локоть.

Вместо ответа мужчина только сбросил мою руку недовольным движением, а сам устремился к замку, где жил лорд Аштон и его приближенные.

Гам только усиливался, вот, из кухни высыпали на улицу поварята и другие работники, разузнать, что случилось, я же понял, что самое время действовать.

Тихо скользнув за спину челяди, я просочился на кухню и сразу же пошел вглубь полутемного помещения, скудно освещенного сильно чадящими лампами и светом очагов, на которых уже стояло и готовилось варево для дружины и слуг. Вот! Небольшая комнатушка с припасами. Я взял несколько колец колбасы, сушеной оленины, небольшой мешочек с яблоками, связку лука. Этого должно хватить на неделю или даже больше, а потом — как-нибудь разберусь. Уже укладывая все в тайник — для этого мне пришлось убрать часть каменной заглушки и начать сваливать украденное в получившийся каменный карман сквозь узкую щель — я услышал за спиной недовольный скрежет Заура:

— И что ты тут делаешь?!

Вздрогнув от неожиданности, я выпрямился и, прикрывая спиной щель в стене, посмотрел на старика. Надо сосредоточиться и быстрее ее затянуть, используя силу камней, лишь бы свет осколков не пробился через одежду…

— Да так, мне показалось… — начал я.

— Что показалось? — зло прищурившись, спросил старик.

— Что я что-то слышал. За стеной, — ответил я как можно медленнее.

В груди было тепло. Я не видел, что колдую, но хорошо помнил щель. Уверен, все получится.

Заур посмотрел на меня, как на умалишенного — коим он меня и считал после падения — после чего сказал:

— Нече тут ошиваться, господин! — внезапно вспомнил о разнице в нашем положении старик. — Там серьезное дело происходит! Сходите к вашему отцу!

— Понял! — воскликнул я, чем вызвал немалое удивление старика, и устремился прочь из кухни.

Уже выходя во двор, я кинул взгляд на стену. Плотная каменная кладка, никаких щелей или следов тайника. У меня получилось. Заур же уже сам подошел к месту, где я спрятал припасы, и близоруко ковырнул ногтем камень. Будто бы старик что-то чувствовал, будто бы подозревал меня, но доказательств у него не было.

Выполнять наказ старого слуги я не собирался. Изо всех сил избегая чужого внимания, я проскользнул к своей комнатушке. Как я выяснил, это на самом деле была моя комната, так как я считался слишком юным для того, чтобы жить в общей казарме, но и уже изгнанным на службу в дружине из комфортных комнат замка. Я аккуратно прикрыл дверь и так и просидел внутри, пока суматоха во дворе не закончилась. Из замка выехал целый отряд во главе с отцом Нассира в той самой начищенной и сияющей броне, а слуги засуетились, будто бы были пчелами в потревоженном улье.

Я больше не стал вдаваться в расспросы — с дурачком, коим я прикидывался, никто говорить не хотел — так что просто подслушал, о чем трепались несколько бойцов, что заступили на караул и которые успели пообщаться в казарме со своими прибывшими товарищами.

— Так что, неужто баба? — спросил один из бойцов.

— Угу. Рослая, в этом как его, колдовском костюме, — ответил его товарищ.

Эти двое только заступили на ворота, а я укрылся в сторожевой нише в десяти шагах, специально сделанной для скрытного караула или работы лучника во время осады, так что слышал все так, будто бы стоял рядом.

— А разве энто, у магиков есть костюмы?

— А что они, по-твоему, голые ходюют?

— Так а что за костюм-то такой? Я ток эта, про плащи слыхал.

— Ну так в плаще и есть! Здоровенная! Глазищи — ух! Парни говорят, как зыркнет, так кровь ажно стынет!

— Страшная такая?

— Да не! Красивая баба! Но холодная, властная такая, видно, злая аки сука! Как эта, мамаша Изинда, что девок держит.

— Так она жирная старая карга!

— Но глаз-то тяжелый! Вот и у энтой магички, говорят, такой же!

Магичка? Я старался подслушать еще что-нибудь, но дружинники довольно быстро переключились на обсуждение той самой мамаши Изинды, что содержала местный публичный дом. Точнее, на обсуждение не самой мамаши, а ее подопечных. Эта беседа была мне совершенно не интересна, так что я выскользнул из ниши и отправился назад, в обитаемую часть замка.

Значит, в этих землях появилась какая-то волшебница? Да еще и в плаще, судя по всему? Из всех женщин-плащевиков я знал только одну — госпожу Виолу, фиолетового архимага Круга. Но что она могла забыть в этой глуши? Или Витати проболталась, что мы с Отавией выжили и учитель отправил ее по нашему следу? А почему не отправился сам? Тем более, госпожа Виола была не очень высокой, тонкокостной блондинкой, а дружинники, обсуждая неизвестную волшебницу, описывали какую-то великаншу.

В совпадения я не верил. Во всяком случае, не подобного масштаба. Значит, нужно уходить сегодня, быстро и тихо. Слуги носились так, что было понятно — лорд Аштон готовится принимать важную гостью, которая по доброте душевной может и амулеты старые зарядить за небольшую плату, или другие услуги оказать.

Убедившись, что никто за мной не наблюдает, я подошел к стене кухни, которая почти вплотную примыкала к внешней стене замка, после чего достал из тайника свою добычу, сложив ее в заранее подготовленную седельную сумку. В комнате я собрал вещи Нассира — менять пока внешность на старую я не собирался, так как это отняло у меня огромное количество сил — и стал ждать темноты. Мне предстояло самое сложное: сделать у северной стены, что выходила в чистое поле, достаточно широкий пролом, чтобы в него прошла лошадь, после чего восстановить кладку и скакать столько времени, на сколько у меня хватит сил.

Когда солнце перевалило за три часа, у ворот опять поднялась суматоха и я понял, что дружинники вернулись, причем не одни.

Она выделялась среди прочих, как породистая гончая в стае дворняг. На самом деле рослая, с темными, тяжелыми волосами, прямой осанкой и стальным взглядом. Неизвестная волшебница была одета в странный костюм, отдаленно напоминавший костюм Трибунального Истигатора, только вставки на груди были больше. Широкий белый плащ ярко контрастировал с темно-серыми одеждами, а сильнее всего в глаза бросался тонкий длинный меч, что волшебница носила в ножнах за спиной.

От одного взгляда на незнакомку все внутри меня стало дрожать в ужасе. Единственный раз, когда я испытывал нечто подобное, случилось в миг, когда Эдриас завладел чужим телом и посмотрел на меня, словно на червя. Стараясь слиться с дворовой челядью, я опустил голову и робко поглядывал на женщину, встречать которую вышел на ступени замка сам лорд Аштон.

Волшебница же, прежде чем спешиться, скользнула взглядом по толпе, и на миг мне показалось, что она кого-то ищет. Меня. Я был уверен, что она ищет меня.

— Госпожа Геора! — воскликнул лорд Аштон, отвлекая колдунью. — Рад приветствовать вас…

Остальные слова я не слышал — бросился прочь, расталкивая людей локтями, под защиту уже ставших привычными стен каморки Нассира. Надо дождаться темноты и бежать, изо всех сил бежать. В истинном зрении фигура женщины сияла всеми цветами радуги, точно так же, как сияла печать, что соединила меня и умирающего колдуна. А это означало только одно — она искала Эдриаса, а напала на мой след. И я не был уверен, что Геора меня пощадит.

Глава 11. Погоня

Страх считают постыдным чувством. По мнению большинства, настоящий мужчина и воин не должен испытывать страха перед лицом опасности. Но постигая боевое искусство, я уяснил одно: страх — это то, что позволяет тебе выжить. Если ты не боишься меча, занесенного над твоей головой, если не испытываешь страха перед лицом неминуемой гибели, то ты не смельчак. Ты просто глупец. А скоро станешь мертвым глупцом.

Но страх перед врагом не должен парализовать тебя. Нельзя дать страху взять над тобой верх, нельзя позволять ему проникать в твои суждения и действия. Он как непрошеный советчик, всегда стоит за плечом и подсказывает, как ты умрешь в следующий миг. Твое дело — слушать вполуха и делать все, чтобы страх оказался не прав.

Этим я сейчас и занимался. Гнал в ночи, сжимая поводья холодеющими от ужаса руками. Конь подо мной хрипел, раздувая ноздри, но с шага пока не сбивался, так что мы, двое беглецов, мчались вперед навстречу неизвестности.

У меня не было плана, у меня не было достаточно припасов, оружия или даже понимания, что делать дальше. Остались в замке мои камни и прочие пожитки, но там осталась и эта волшебница. Геора.

Каждый раз прикрывая глаза, я видел только одно — сияние ее чистой мощи, непонятную, чужую силу, что переливалась в истинном зрении всеми цветами радуги на фоне величественной фигуры волшебницы. Кем она была Эдриасу? Сподвижница? Тюремщица? Палач? Это интересовало мне в наименьшей степени, сейчас нужно уехать как можно дальше.

Скорее всего то, чего я так боялся, случилось на самом деле. Эдриас оставил на мне свой след, свою печать, отметину своей силы. Возможно, маг даже не думал об этом, но оставшись в живых, я стал ходячей приманкой для тех, кто охотился за ним, кто пытался его убить.

О да, я много размышлял о том, с какими силами мне придется столкнуться, если те, кто почти убил колдуна, явятся в мой мир. Могущество врагов Эдриаса было сложно вообразить — ведь он владел магией буквально недоступной никому из ныне живущих или живших когда-либо на обоих континентах. И он почти проиграл в том, своем последнем сражении, перед тем, как был выброшен в наш мир, на скалы Нипса.

А это означает лишь одно — одолеть Геору я не смогу. Это как выйти пешим и голым против тяжело закованного всадника. Конечно, всегда есть шанс, что вражеский конь запнется и умелый воин неудачно сверзится на землю, ломая себе шею, но надеяться на такую удачу я не смел. Просто не имел права.

Когда я почувствовал, что конь подо мной вот-вот надорвется, я сбросил скорость и перевел животное на шаг. Полчаса, дать ему прийти в себя, а потом можно остановиться на небольшой привал. Напоить коня, два-три часа сна, и снова в седло. Почему-то вспомнились мои первые уроки верховой езды, и как я ненавидел это занятие. Как я спорил с Витати о том, что мне, сильному молодому магу этот навык не пригодится, ведь я не собирался покидать Шамоград и отправляться в длительные путешествия. Тем более, я никогда не планировал оказаться среди холмов Гохринвии или в степях Келанда.

Я заприметил небольшой ручей, что спрятался в складках местности, и остановился на привал. Обслужить коня — сейчас от состояния животного зависела моя жизнь — а потом уже достать немного еды, поставить на маленький костерок воды. Пить сырую из незнакомых источников — плохая затея, я не мог позволить себе слечь с кишечной хворью.

— Ты его потерял? — прозвучало сзади.

От неожиданности я подпрыгнул на месте, резко обернулся и увидел… старика Йеши.

— Как ты нашел меня?! Откуда ты взялся?! — прокричал я, хватаясь за небольшую палку, которой ворочал угли.

Палка была мелкая, кривая, с парой хлипких сучков. Только мух гонять. Ни на что более она не была пригодна.

— Тебя довольно легко найти, — покачал головой Йеши, усаживаясь у огня. — Так потерял? Признавайся!

— Порошок остался у Аштонов… — хмуро признался я, стоя перед Йеши, как провинившийся мальчишка.

Старик посмотрел на меня, как на последнюю бестолочь, после чего тяжело вздохнул и запустил руку под свой странный халат. В следующий миг на ладони старика оказался брат-близнец его предыдущего подарка.

— Держи! — раздраженно сказал Йеши, но только я потянулся к порошку, одернул руку, — только этот не потеряй! У меня больше нету!

— Не потеряю… — ответил я, принимая подарок.

Порошок мне поможет. Мне нужно было сменить внешность, вернуться в свое тело, а это было так изматывающе… Может, по чуть-чуть, понемногу…

— Даже и не думай, — покачал головой Йеши.

— О чем?

— О том, чтобы сейчас сменить личину, — сказал старик. — Чем ты вообще думал, малец?! Ты понимаешь, как это опасно?

— У меня не было выбора… — ответил я.

— Выбор есть всегда, — ответил Йеши, наблюдая, как я высыпаю несколько щепоток в котелок с водой. — Просто варианты не всегда тебе по душе.

— Мне нужно было погибнуть? — раздраженно спросил я.

Болела спина, гудела голова. Я устал и не был уверен, не уснул ли прямо сидя у костра. Вполне возможно, что странный дед мне просто снится.

— Есть вещи похуже смерти физической, мальчик, — загадочно протянул Йеши. — И твое время истекает. Тебе нужно торопиться. На восток, а потом — в горы.

— Мне нужно к морю, меня ждет…

— Девица? — фыркнул старик. — Она не пропадет, будь уверен. А вот колдун, которого ты привел, уже совсем близко.

Слова Йеши больно резанули ухо. Где-то на границе сознания у меня крутилась мысль, что без Отавии все будет проще. Но как я могу бросить ее на другом конце мира? Одну?

Йеши некоторое время понаблюдал за моими терзаниями, после чего внезапно вскочил на ноги.

— Идет! — воскликнул старик. — Не забывай про отвар!

Я хотел что-то ответить, но моргнул и… обнаружил себя лежащим у потухающего костра.

Сон? Тогда откуда взялся сверток, что лежал у моей головы? И кто идет?..

Напряженно вслушиваясь, я попытался встать, но почувствовал, как в мое горло упирается холодная сталь клинка.

— Это было даже проще, чем я ожидала.

От этого глубокого, какого-то потустороннего голоса мне стало не по себе. Руки моментально похолодели, как на сильном морозе, а по спине пробежала мелкая дрожь.

— Давай, садись, — скомандовала Геора, направляя мои действия острым лезвием.

Если она не убила меня сразу, то значит…

— Я не знаю, где он, — сказал я, усаживаясь на пятую точку, — честно.

— Кто?

— Эдриас. Я не знаю, где он.

Я поднял глаза на Геору. Женщина стояла в слабом алом свете, что давали умирающие угли, а ее лицо было чем-то похоже на жуткую бледную маску. Глаза ее ничего не выражали, и были пустыми и безжизненными.

— Я в курсе, — ответила она, медленно убирая меч от моей шеи. — Он сам пришел ко мне.

Сказала, как выплюнула. Было видно, что Геора ненавидит колдуна намного сильнее, чем я даже могу себе представить. Так говорят не о людях, а, скорее, о тяжелой хвори или какой-то другой грязной заразе.

— Тогда что…

— Я знаю, куда ты направляешься. К одной из призм.

Она не спрашивала, утверждала.

— Какой еще… — попытался увильнуть я, но меч мгновенно вернулся к моей шее, опасно упершись острием чуть выше груди. Одно резкое движение и она насадит меня на клинок, как на вертел.

— Призма, камень. Ты знаешь, о чем идет речь. Он где-то здесь, в этих горах, — продолжила проявлять чудеса осведомленности волшебница.

Я взглянул на женщину истинным зрением, оценивая свои шансы. Даже если я смогу выбить меч из ее рук, могущество Георы поражало воображение. Вся тьма, вся пустота, доступная мне с помощью осколков камня рун не сможет поглотить и десятой доли ее силы. Нечего даже и пытаться.

— О, я вижу, наш общий знакомый тебя кое-чему научил, — усмехнулась Геора, так что от неожиданности я чуть не упал на задницу. — Это тебе пригодится, не сомневайся…

После чего она резко убрала меч, и, спрятав оружие в ножнах, чуть отошла в сторону, давая мне подняться на ноги. От резкого поворота белоснежный плащ взмыл в воздух, едва не хлестнув своим краем меня по лицу.

— Пригодится для чего? — спросил я.

— Что ты знаешь об Эдриасе? — проигнорировала мой вопрос Геора. — Что он тебе наплел?

Я посмотрел на волшебницу и понял, что единственное, что спасет мою жизнь — честность. Иначе никак. И я заговорил.

— Он умирал, когда я его нашел. Был смертельно ранен, все кости — перемолоты, Эдриас был на последнем издыхании…

На этих словах глаза Георы зажглись, а по ее недовольно поджатым губам я понял, что было бы лучше для всех, если бы я позволил магу испустить дух в той пещере.

— Он предложил мне договор…

— Власть над миром взамен на сущую безделицу? — язвительно спросила волшебница.

— Способность к магии в обмен на поиск пути в Сферу, — ответил я.

— Всего-то?

— Очень лестное предложение для голодного бродяги.

Угли в костре в последний раз чуть полыхнули от набежавшего порыва ветра и, видимо, полностью истощившись, окончательно угасли. Моя импровизированная стоянка, которая внезапно превратилась в место для допроса, погрузилась во тьму.

Геора сделала шаг вперед, собираясь сказать что-то еще, но в этот момент между нами появилась тень. Даже до конца не понимая, что происходит, я почувствовал почти звериный, неконтролируемый ужас. Тот, что не поддается объяснению, тот ужас, с которым ты после заката смотришь на силуэт из веток и теней, что во тьме становится похож на человека. Ужас глубинный, непознанный и от этого — совершенно свободный от твоего контроля. Его не обуздать, его не преодолеть, его не пересилить. Единственное, на что ты способен — это бежать, или замереть, в надежде, что все обойдется.

— Беги! — рыкнуло из сердца этой тьмы и мне показалось, что это был голос старика Йеши.

Тьма почти закрывала от меня Геору, но я все же увидел, как ткань мироздания разорвалась и мощная, когтистая лапа, ударила по тому месту, где еще мгновение назад стояла женщина.

— Шевелись же! — прокатилось в ночи обращение ко мне, а из разлома начала лезть какая-то тварь.

Волшебница уже была в десятке шагов от места моей стоянки, сжимая в руках светящийся магическим светом клинок. Ее лицо в этом мертвенно-потустороннем пламени окончательно потеряло всякое сходство с живой плотью и сейчас буквально сливалось с плащом, что развивался за спиной женщины.

Я попытался развернуться к своему коню, что был стреножен чуть в стороне, но понял, что меня засасывает в разлом. Еще раз рванув в сторону, я понял, что окончательно увяз во все расширяющемся темном проломе, откуда на меня смотрела Пустота.

— Держись! — прогремел голос Йеши, после чего мир вокруг окончательно исчез, а я стал проваливаться в пустоту междумирья, наблюдая за все удаляющейся точкой разрыва в ткани реальности, где Геора приняла бой с призванным чудищем.

Я не знаю, как долго длилось мое падение. Зов Пустоты становился все сильнее и сильнее, возвращая меня в прошлое, во время, когда я застрял между жизнью и смертью, ведомый светом камня рун.

— Не слушай ее! Не слушай голос Бездны!

Сильная сухая рука схватила меня за локоть, и потащила куда-то в сторону. Нет! Я не хотел этого! Она зовет меня! Зовет!

— Не слушай! — прогремел Йеши.

Удар о землю выбил из меня весь дух. Перед глазами все завертелось, будто я сверзился с лошади и упал, словно мешок.

В голове стучало, а язык прилип к нёбу. Я поднялся на локте и понял, что ритмичный стук, что гремел в моих ушах, издавался десятками лошадиных ног.

Яркое солнце слепило глаза, но я сумел их рассмотреть. Вооруженные тяжелыми саблями, копьями и боевыми серпами, черные, как смоль, вокруг меня кружило не менее десятка верховых келандцев.

— Tunih nekherei! — крикнул кто-то, после чего в воздух взмыли несколько арканов, что легли на мои руки и ноги.

Мои же попытки вырваться были быстро пресечены копьем, приставленным к груди, и коротким ударом по затылку, который окончательно лишил меня ясности ума и способности двигаться.

* * *

Она пыталась найти Эдриаса почти год.

После его последнего визита, еретик будто в воду канул — Геора не могла напасть на его след.

Но вот советом, что дал ей Эдриас, она воспользовалась. Встретилась с этим Неро, местным магическим судьей.

Прямо сейчас в Шамограде велась какая-то возня, и как сумела разузнать Геора, связана она была с дворцовым переворотом и переделом власти. Но вот что крайне удивило хранительницу — это местный Устав Магов и форма тех, кто следил за его соблюдением.

Серые одежды рядовых и Трибунальных Истигаторов были невероятно похожи на старые костюмы хранителей. Вот только смысл, который закладывал ее народ в защитные полосы на груди, слоты под амулеты и петли под оружие, был утрачен или извращен, исходя из местных реальностей. Но сходство было, конечно, поразительным.

Факт, что первыми Стражами Устава Магов в этом мире были Хранители, а написаны основные главы — кем-то из ее народа, однозначно говорило о том, что этот мир был важен. И что вмешиваться в работу призматического щита Пресии — так называли мир местные — очевидно, не стоит.

Но и погибать тут, как ее предшественники, она не собиралась. Геора была молода, амбициозна и крайне сильна как воин, а значит, ей надо как-то вырваться. Ее ждет Сфера, ее ждет великое будущее, ее ждет заслуженный титул. Так считала молодая хранительница.

Тогда Неро, или же как он предпочитал, чтобы его называли, граф Ронтор, выложил ей все. Он долго рассказывал о мальчишке по имени Рей, время от времени срываясь на рассуждения о его учителе, Трибунальном Истигаторе Осиоре. Фигура последнего совершенно Геору не интересовала за исключением того, что именно этот местный маг первым напал на след камней, которые считались, в общем-то, сказками для простачков.

Нет, камни, призмы Хранителей, были вполне реально. А еще Геора точно знала, что именно мальчишка Рей приведет ее к следующей призме, о которой говорил Эдриас.

Еретик самонадеянно посчитал, что смог запугать Геору. Убийство Ульриха и похищение его тела — непростительное преступление, которое невозможно игнорировать, которое невозможно простить. Ее напарник принял страшную участь; его сознание было разорвано на части, растворено в пространстве, а его тело стало вместилищем для разума и духа преступника. Геора слышала, что высшие из их народа способны на подобную магию, но никогда с подобным не сталкивалась. Это было отвратительно, противоестественно. Но, видимо, для Эдриаса не существовало преград, для него не было ничего запретного, этот выродок был готов пойти на любые преступления, даже на преступления против самой природы. Все, лишь бы выжить. И раз уж она оказалась запертой с подобным зверем в одном мире, то и ей стоит действовать соответственно.

Рей, ученик Осиора. Молодой, крайне талантливый маг. Он был вместилищем Эдриаса, он имеет отметину одной из призм. Геора точно знала, что один из артефактов длительное время находился в столице Дагерийской Империи, весь город буквально пропитался его магией. Особенно сильна она была в том районе, где квартировался мальчик и его наставница.

И она взяла след. Прошла половину континента, переправилась морем на всем сущим забытый островок, что ютился на юго-западе и… нашла кострище.

— Так это, пожар тут был, госпожа, — ответил трясущийся от страха грузчик.

Геора слушала его снисходительно, почти с интересном наблюдая за черным пятном, что осталось на месте строения. Не все, но многие местные шкурой чувствовали, что с ней что-то не так. Что она не отсюда, что она другая. Геора же не сильно маскировала свою сущность, позволяя фону силы воздействовать на умы, вселять страх. Правильно делают, что боятся, она на самом деле опасна.

Грузчик назвал ей еще одно имя. Бальдур.

Лекаря она тоже навестила. Но он оказался крепче. Невысокий, старый лекарь, что выдает свое невежество за ученость. Он сопротивлялся ее силе дольше остальных, но в итоге Геора узнала все, что хотела. Осколки в груди, дубовая хворь, ночные чудесные метаморфозы, убийство ученика Осиора, пожар, гибель беглой дагерийской принцессы. Он не лгал ей — лекарь был всецело уверен в том, что никто в том пожаре не выжил. Вот только шлейф силы призмы, за которым она шла все эти месяцы, пошел дальше. Слабый, будто бы специально кем-то искаженный, смешанный с силой местного источника, она едва его не упустила. Кто-то пытался спрятать беглецов. Кто-то сильный, умелый, кто-то достаточно умный, чтобы понимать, с чем имеет дело.

А потом — обратно на материк. Она почти вернулась в Шамоград, но сила призмы привела ее на побережье, а потом — на Восток. К моменту, когда Геора выехала из вонючей и шумной Лесаленты, она была уже почти знакома с этим Реем. Так много она узнала и о самом мальчишке, и о его учителе. Удивительная история. Удивительные совпадения. Хотя почему и нет? Если что-то может случиться, это произойдет. Геора же, зная истинную суть призм, зная, чей это инструмент и для чего он используется, все больше и больше стала подозревать, что происходящее — не случайно. За пять лет до появления Эдриаса этот маг, Осиор, сталкивается с одним из камней и становится одержим. Он ищет, он наблюдает, и вот, когда еретик находит для себя спасение в мальчишке — оказывается в нужном месте в нужное время. Принимает беспризорника, обучает его магии, и, что самое важное — в упор не видит всех тревожных знаков. В совершенно бедном на магические потоки регионе, которым была Лаолиса, не мог родиться столь сильный маг, коим был Рей из Нипса. Коим его сделал Эдриас. Любой, кто хоть что-то понимает в энергиях, в магических силах и потоках, эту аномалию заметил бы. И пусть местные маги были тупы и ограничены, но ведь это можно было просто почувствовать! Геора была уверена, что где-то в глубине души, Осиор испытывал ужас, глядя на своего подопечного. Мертвенный холод аномальный силы Эдриаса, его мерзкого касания, должен был дойти и до Трибунального Истигатора. Но, по всей видимости, он просто игнорировал все знаки.

А случайно ли попала в этот мир сама Геора? На самом ли деле Эдриас смог улизнуть от Верховного Хранителя Валора, или же все происходящее…

Время от времени ее посещали подобные мысли, но Геора гнала их прочь. Нет. Они не могли пожертвовать ею и Ульрихом. Если бы Совет знал, что ей предстоит, они бы отправили целый отряд. Который бы аккуратно вскрыл щит, поставил тоннельный портал, по всем правилам, по всей науке проникновения в подобные миры. Никакой грубой силы, никакого путешествия через искаженную, перегретую бездну…

«Почему же Пресия закрыта?»

Этот вопрос она вовсе запретила себе задавать. Неважно почему. Важно, что она сделает с Эдриасом.

Еретик хочет, чтобы она уничтожила призматический щит, что удерживает их в этом мире, как в каменном мешке. Эти артефакты должны быть напрямую завязаны на местный источник. Вполне себе сильный, горячий. Она это знала точно после прорыва с боем через предыдущий слой реальности. А если она сможет получить доступ к силе этого мира…

Это были плохие, еретические мысли. Источники трогать нельзя. Хранители — Дети Сферы и ее стражи, они не должны мараться о силу конкретных миров. Но если Эдриас не оставит ей выбора…

Наверное, она смогла бы построить мост изнутри. Пространственный туннель, что связывает две точки, между миром и Сферой. Коридор, через который Хранитель может безопасно попасть в мир и так же безопасно выйти. Могла бы, если бы Ульрих остался жив.

Когда Геора столкнулась с конным разъездом, который пытался сначала взять ее под стражу, а после, разглядев ее белый плащ, который она носила вполне по праву мага, хоть и не местного, провел ее в какую-то захолустную крепость, она была готова взорваться от гнева. Пока не увидела его. Парнишку в толпе.

Он совершенно не подходил ни под одно описание Рея из Нипса. Выглядел совсем как местный, с восточногоконтинента, но Геора почти сразу же поняла, что ее погоня окончена.

А еще паренек видел ее, видел ее истинную суть — это она поняла по его ошарашенному, почти безумному взгляду. Он боялся ее, и правильно делал. Она не собиралась нянчится с ним. Или Рей будет выполнять ее приказы и найдет для нее одну из призм, или она порвет его на куски.

Когда парень улизнул, разобрав крепостную стену с помощью силы местного источника — чистой силы, а не той, что была доступна магам — она почти удивилась. Ну, конечно же! Вот чем он так приглянулся Эдриасу, вот почему этот парень не давал ей покоя. Рей из Нипса пользовался обратным потоком, самой глубинной и самой сложной энергией любого мира, буквально подчиняя себе саму суть материи. Может, поэтому он и выглядел иначе. Подобная сила позволяет создавать саму жизнь, не говоря о неодушевленных предметах, эта сила была крайне схожа с мощью самих Хранителей Сферы.

Вот только даже сила обратного потока не поможет ему защититься от нее, Георы. Так что когда она настигла парня уже глубокой ночью, неслышно подойдя к костру, хранительница была уверена в собственном превосходстве и том, что скоро все разрешится. Просто заполучить призму, а дальше у нее появятся варианты…

Все пошло наперекосяк, когда ткань реальности вздрогнула и из неведомо какого слоя бездны по ней ударила когтистая лапа. Она отпрыгнула в сторону, схватилась за клинок, готовясь поразить тупую тварь, но в удивлении замерла, когда услышала властное:

— Беги!

Чудовище обращалось к парню, который замер по другую сторону разрыва, не в силах даже пошевелиться.

Ее долго учили сражаться, так что вместо того, чтобы попытаться разобраться, с чем она имеет дело, Геора просто вложила собственную силу в клинок и ударила наотмашь, рассекая ткань мироздания еще глубже.

Противник ей достался непростой. Удар, который был способен развалить в пыль крепость, будто бы ушел в пустоту, полностью поглощенный силой, что источал неведомый демон. Или же это был?..

Додумать Геора не успела. Вслед за вспышкой, в которой утонула ее атака, она увидела, как демон хватает парня и ныряет в разлом, забирая ее добычу с собой.

— Нет! — заорала хранительница.

Она бросилась следом, но щель, через которую ее атаковали буквально мгновение назад, уже затянулась, а сама Геора осталась стоять у потухшего кострища, одинокая и посрамленная.

Что это было? И почему ее противник оказался неуязвим для ее удара?

Глава 12. Мешок

Мы были в пути несколько дней. Не знаю, почему мне сохранили жизнь. Может, решили забрать, как трофей, может, мне была уготована какая-то иная участь. Но пытаться сбежать от конного отряда келандцев посреди степи было как минимум неразумно. Так что я покорно принял свою участь и плелся в самом конце. Время от времени мой погонщик тянул за веревку, что была приторочена к его седлу, а другим концом связывала мне кисти рук, от чего я терял равновесие и падал на сухую осеннюю траву, больно отбивая локти и колени. Воды мне давали ровно столько, чтобы я мог кое-как переставлять ноги и не сбиваться с шага, перед сном — кусок солонины, которую приходилось подолгу рассасывать, как учила меня когда-то Витати.

Не так я представлял себе встречу с народом своей наставницы, ой не так. Зная, какое положение в одном из кланов занимала Витати, я надеялся, что смогу найти если не поддержку, то уж точно получу свободный проход по землям кочевого народа. Однако судьба внесла свои коррективы.

Йеши — а тем демоном был именно сухой старик — выбросил меня за сотни лиг от места стоянки, посреди келандских степей. Это я понял по фривольному поведению моих пленителей, а также по положению солнца и звезд. Я оказался минимум на пару сотен лиг южнее и восточнее того места, где я повстречал Геору.

Сил на раздумья у меня не оставалось, а к концу третьего дня в голове стучало только одно: надо двигаться, иначе меня просто прирежут. На привалах я замечал, как некоторые келандцы недовольно поглядывают в мою сторону, но мне исправно давали воду и немного сухого мяса, чтобы я мог продолжать путь.

Всего их было двенадцать человек — стандартный отряд кочевников. Не знаю, чем они занимались и откуда держали путь. По рассказам Витати я знал, что кочевые кланы Келанда жили скотоводством, перегоняя огромные стада по бескрайним просторам степи. Сейчас же они должны были стать на стоянки и заниматься забоем и ремеслами, готовиться к большим ярмаркам и зимовке. Как я понял, я попал в руки одному из отрядов разведчиков, что отправляли в разные стороны в дозор. Значит, граница не так далеко. А может, конкретно этот клан был не в ладах с соседями, и таким образом они пытались обезопасить свой лагерь от нежелательных визитов.

Воевали ли между собой кочевники? Несомненно. Хоть Витати прямо никогда об это не говорила, но я был уверен в том, что не каждый род был в восторге от того, как им приходится вести дела. Да и причина для конфликта всегда найдется. Кто-то займет лучшие пастбища, кто-то слишком долго будет стоять у источника или ручья, не давая доступа к воде соседям. Могли иметь место и личные распри. Это только на словах винефика келандцы были единым и дружным народом, а вот во время своего путешествия по континенту и конкретно по Гохринвии у меня сложилось совершенно иное впечатление. Злые, диковатые, жестокие — такая репутация была у келандцев среди прочих народов Восточной Пресии. И эту репутацию прямо сейчас они подтверждали, обращаясь со мной хуже, чем с собакой.

Чтобы хоть как-то переставлять ноги, волочась вслед за конским задом, я прокручивал в голове все то, чему учила меня Витати. Конечно, та часть науки винефика, которая касалась диких рун, мне уже не пригодится, ведь я лишился своих сил, но вот…

Пусть стояло начало осени, и по ночам было уже прохладно, но вот в голой степи солнце все еще нет-нет, но припекало. Нехватка воды, голод, усталость сделали свое дело — мысли путались, разбегаясь в разные стороны, словно тараканы. Тренировки с Витати, подготовка к экзаменам, фигура учителя… Когда я поступил на обучение в Башню, стоял такой же, как и сейчас, солнечный день. Ни единого облака, синева неба, только было жарче. Я помню, как от камней брусчатки поднимался жар, размывая трибуны и толпы зевак, как в этом знойном колыхании воздуха трепетала фигура наставника, что наблюдал за мной в тот мой момент триумфа.

Я хотел вернуть то чувство. Ощущение всемогущества, чувство, что я готов перевернуть с ног на голову весь мир. Когда мне открылись уже столь привычные магические потоки, я был уверен, что стану величайшим магом в истории. А кем я был теперь? Немощный пленник, который даже от толпы диких кочевников отбиться не может. Забытый, потерянный… А ведь я хотел…

Уплывающее сознание уцепилось за одно воспоминание. Далекое, призрачное, будто бы из прошлой жизни. Воспоминание о том, как я впервые увидел Осиора в истинном зрении, что даровал мне предатель Эдриас. О чем я тогда думал? О чем-то важном, несомненно. Но поможет ли мне это сейчас? И почему моя память так настойчиво толкает меня в столь далекое прошлое, во времена, которые сейчас ничего не значили? Я буквально перечеркнул все, чего достиг в Шамограде, в день, когда сбежал из столицы. А после — бросил учителя. Но почему же тогда передо мной стоит Осиор? Еще не измученный, еще не осунувшийся, а свежий и полный сил Осиор, гроза выпечки и горячего чая?

Каналы. Я видел, как были выкручены каналы наставника. И тогда в моей голове мелькнула мысль, что я смогу…

— Стоять! — рявкнул келандец, что вел меня на поводу, резко дергая за веревку.

Подняв голову, я увидел, что наш переход подошел к концу.

Стоянка пленившего меня клана была развернута по всем правилам степной фортификации. Поселение раскинулось у излучины небольшой реки, которая защищала почти половину лагеря от возможных нападений, как со стороны людей, так и со стороны диких животных. С той же стороны, откуда подъехали мы, кочевники собрали из кольев несколько невысоких дозорных башенок — футов пятнадцать в высоту — но в условиях плоской, как тарелка, степи, этого было более чем достаточно. За башнями в полукруг стояли телеги и прочий транспорт, на котором клан возил за собой пожитки, инструменты и разобранные шатры. Сейчас широкие и массивные колеса были частично вкопаны в землю, а оглобли, в которые запрягали коней или мулов, сняты для строительства.

Правда, слишком долго разглядывать мне лагерь не дали. Едва я успел насчитать три десятка шатров — а это немалое число, значит, клан имел собственное имя и представителя на всеобщем сходе — мне на голову накинули мешок и чем-то крепко огрели по затылку.

Очнулся я уже в яме под одной из телег. Келандцы решили не слишком заморачиваться и использовали тяжелый транспорт в качестве «двери», который еще и был вкопан на время стоянки, то есть, сдвинуть повозку можно было только с помощью нескольких лошадей.

Царапнув ногтем сухой каменистый грунт, я понял, что голыми руками выбраться мне не удастся, да и едва стена моего земляного мешка начнет осыпаться, это мигом заметят дозорные, что судя по звукам сновали совсем близко. Так что я кое-как устроился в узком земляном стакане, где едва можно было сесть, вытянув ноги, и попытался хоть немного отдохнуть.

Очень хотелось пить, все тело болело, буквально каждая мышца и косточка. Сапоги с меня сняли еще в степи, так что обе мои ноги превратились сейчас в сбитое от пешего перехода месиво. Я оторвал кусок рубашки, пожевал один из концов тряпки, наполняя его слюной, и попытался хоть немного оттереть кровь и грязь. Если раны на ногах воспалятся, все станет совсем плохо.

Я не рисковал использовать силу осколков. Первое, по искажению магических потоков над стоянкой я понял, что в клане было как минимум несколько диких магов, а, может, и винефиков. Если они были хоть вполовину так же умелы, как Витати, меня разорвут на части, едва я покажу, на что способен. Я был слишком слаб и измучен, чтобы вступать в магическое противостояние. Может, я смог бы справиться с одним или даже двумя боевыми магами келандцев, но вот что делать с прочими воинами — а я, по сути, находился посреди военного лагеря — я не имел представления.

Мои догадки о том, что у этого клана были свои маги, подтвердились, когда с наступлением ночи я еще раз попробовал осыпать одну из стен своей тюрьмы, дабы пролезть под телегой и попытаться сбежать. Оказалось, что грунт и глина были твердым не просто так — кто-то заботливо укрепил мою ловушку силой руны Ур. Это было плохо, потому что я слишком хорошо знал, на что способен истинный маг, владеющий техникой режущих щитов. Я сам был таким когда-то, и эта магия была настолько эффективна в бою, что я буквально игнорировал весь остальной рунный ряд в большинстве случаев.

На рассвете я услышал над головой какую-то возню. Пара досок, которые составляли днище телеги, отодвинулись в сторону и мне на ноги упал небольшой бурдюк и обожженная в глине лепешка серого цвета. Я попытался рассмотреть, кто был сверху, но едва мои глаза привыкли к свету, доски вернулись на место, погрузив меня в полутьму земляного мешка. Стараясь держать себя в руках, я сделал несколько небольших глотков. Растрескавшиеся губы моментально закровили, желудок неприятно свело, но я все же сумел оторваться от бурдюка.

Вода пахла плохо, тиной и чем-то еще, видимо, ее просто взяли из реки и даже не кипятили. Но это было лучше, чем ничего. Я аккуратно смочил тряпку, добытую накануне из собственной рубахи, и наконец-то протер ноги, колени и локти от грязи и засохшей крови. Раны выглядели плохо, но воспаления, вроде бы, не было, так что я просто оставил все, как есть. Съев треть лепешки — я не знал, когда мне дадут еду в следующий раз — я сделал еще несколько глотков, после попытался устроиться поспать. Еда и вода получена, надо копить силы и искать момент. Может, попытаться напасть, когда доски отодвинуть в следующий раз? Глупость. Рядом постоянно сновали дозорные и меня нашпигуют стрелами еще до того, как я отбегу на сотню футов от места стоянки. Подкоп выглядел более привлекательно. Я мог ослабить укрепление руны Ур просто внутренней пустотой, по чуть-чуть выпуская ее наружу, искажая магический поток буквально на расстояние вытянутой руки. Но тогда, если кто-то из винефиков что-то почует…

Ситуация казалась безвыходной. Нет, я почти в любой момент мог призвать силу осколков, залечить свои ноги, даже сделать из досок какое-то подобие копья. Но что дальше? Что мне делать дальше?

Придумать, как выбраться живым, я не мог, а бесславная смерть со стрелой промеж лопаток или от удара боевым лохаром по шее меня не прельщала. Я должен выжить, а для этого надо набраться терпения и ждать подходящего момента. Зачем-то же меня оставили в живых, значит, я нужен келандцам.

К вечеру я понял, что вода просится наружу. Прильнув к щели между днищем телеги и землей, я набрал побольше воздуха в легкие и закричал:

— Эй! Есть кто?! Мне надо отлить!

Было бы неплохо, если бы меня достали из этой сырой ямы прогуляться, пусть и справить нужду. Сидеть тут было тяжело, лечь — невозможно. Впрочем, встать в полный рост тоже не удавалось — я упирался маковкой в днище телеги, оставаясь на полусогнутых коленях.

— Эй! Есть кто?! — повторил я свой крик.

Перед моим носом была стена из сухой травы и глины, что осталась после рытья ямы, так что рассмотреть что-то кроме узкой полоски вечернего неба мне не удавалось.

Уже готовясь крикнуть в третий раз, я услышал шаги.

— Тихо сиди! — на ломанном общем прорычал неизвестный. — Или я отрежу тебе язык!

— Если я пойду под себя, то за пару дней заболею и сдохну! — прорычал я в ответ. — У меня все ноги в ранах! Пойди и расскажи это!

Вместо ответа прямо перед моим носом по земле ударило древко копья, подняв мне в глаза пыль и мелкие камни.

— Тихо! — повторил голос.

Пришлось отступиться и думать над другими вариантами. Может, если я смогу чуть углубиться вот в этом углу, то сделаю импровизированное отхожее место…

Я уже собрался копать себе персональный сортир, когда доски над головой опять раздвинулись, а мне по горбу ударило небольшое ведро, обмазанное изнутри глиной. Следом в меня полетела крышка, после чего доски опять сомкнулись.

Ну, хоть так! Используя крышку, как совок, я все же сделал небольшую ямку и заглубился в стену — копать вниз руна Ур мне не мешала — организовав таким образом подобие нужника.

Удивительно, как начинает работать голова, когда твой мир сжимается до ямы в несколько футов в поперечнике. За несколько дней я научился отличать шаги своих тюремщиков, приноровился определять время дня через узкую полоску неба, почти привык к холоду и сырости по ночам. Днем, когда становилось теплее, я старался спать, а по ночам — растирал руки, пытался как-то двигаться, чтобы не окоченеть или не подхватить легочную хворь. Очень помогал мой опыт детства и юности. Сейчас я, фактически, вернулся в самые мрачные времена в Нипсе, когда все мое имущество составляли старые сбитые башмаки и какие-то рваные штаны и рубашка, а ел я, хорошо, если раз в сутки. При этом в Нипсе приходилось как-то двигаться, чтобы найти пропитание, тратить силы, а тут — сиди в яме, раз в день получай бурдюк с тухлой водой в обмен на пустой, жесткую лепешку, и сиди, думай и жизни.

А подумать было о чем. Как там Отавия? Что сейчас делает? Добралась ли до побережья? Судьба любимой тревожила меня едва ли не меньше, чем своя собственная, но почему-то я был уверен, что принцесса не пропадет. Смерть деда, бегство из Шамограда и последующие тяготы и лишения закалили ее. Она более не была капризной девчонкой, а стала молодой и уверенной в своих силах молодой женщиной. Вообще, нам обоим пришлось быстро повзрослеть — одной ночью, когда мы сбежали от учителя, предпочитая оставаться для всего мира мертвыми.

Я должен был вернуться к ней. Выжить, победить в схватке с Эдриасом и вернуться, в ее мягкие, но такие крепкие объятия, снова вдохнуть запах ее волос, привлечь к себе за тонкий стан. Я снова хотел, чтобы она уткнулась в мою спину, ища тепла ночью, чтобы отчитала за покупку сладостей для нее, с улыбкой все же принимая этот мелкий подарок. Я понимал, что она лишилась всего, а я мог ей дать только неопределенность долгой дороги, но Отавия сама выбрала пройти со мной этот путь. И я был ей за это благодарен. Именно поэтому мне вдвойне стоило выжить.

На рассвете седьмого дня доски открылись, но вместо привычного бурдюка и лепешки мне скомандовали:

— Вылезай!

Для верности неизвестный ткнул в меня древком копья, побуждая к действию.

Очень хотелось схватиться за него, дернуть, опрокидывая тюремщика головой вниз, выбраться наружу и принять бой. Но сжав зубы, я сдержался, а после стал выбираться наружу.

Почти сразу же в мою грудь и спину уткнулось два копья, а третий кочевник — совсем юный парниша — стал вязать мне руки.

Сегодня келандцы выглядели иначе. В боевом облачении — легких, вареных доспехах с железными накладками, с наручами и с лохарами и саблями на поясах — они будто бы были готовы к бою.

Поведя глазами, я попытался понять, что происходит, почему меня достали из ямы и тут я увидел ее. Большую площадку, разбитую чуть за пределами стоянки. Вкопанные столбы и установленные мишени. Замужние женщины и старики собирали столы и таскали дрова и уголь на кострища, устанавливали жаровни. Где-то уже ревела скотина, что шла под нож, блеяли бараны и козы, выли мулы.

— Wag balid… — пробормотал я себе под нос, — но ведь еще рано…

— Что ты там вякнул?! — взвился один из моих сопровождающих, подкрепив свой крик ударом древком по моим ногам.

Я упал на колени, но не отвел взгляда от площадки. Какой сейчас месяц? Уже начало зимы? Но как так? Ведь иначе и быть не может, ведь сейчас на моих глазах идет подготовка к празднику Ваг Балид, как его называла Витати. Пришло Время Клинков — скоро начнутся игры, и теперь я знал, какую роль мне уготовили мои пленители.

Я еще раз окинул взглядом лагерь и понял, что более не чувствую винефиков. Неужели ушли навстречу своему Шазу, что сейчас едет к стоянке после Аб-Ренира, или же отправились встречать гостей из других кланов? Ведь сезон Клинков — время, когда заключаются браки.

Это все не имело значения, ведь меня-то келандцы хотели пустить на ремни на потеху себе и публике, что будет наблюдать за удалью молодежи. Вон, как нервно блестят глаза паренька, что вязал мне руки. Видимо, не терпится показать силу своего удара по живой цели.

Ну что же, пусть так. Тогда я буду очень непокорной и опасной мишенью.

Глава 13. На Запад

— Значит, вы это предлагаете?

Троица, что стояла прямо перед Отавией, доверия не внушала. Но девушка уже смирилась с тем, что Рей не вернется. Слишком много времени прошло с того момента, как она бросила его на том поле, одного, против целого отряда.

— Да, Ваше Величество, — ответил имперский консул, глубоко склоняя голову.

Она выживала в Ренхе два долгих месяца, прежде чем решиться на то, чтобы податься в столицу Гохринвии, град Эбрук. Именно тут, в самом крупном порте королевства и вообще, крупнейшем порте всего южного побережья, располагалось торговое представительство и консульство Дагерийской Империи.

Когда Отавия появилась в своей поношенной одежде, загорелая, с обветренным лицом на пороге консула, ее едва не выгнали обратно на улицу. Но, все же, старый распорядитель что-то почуял, увидев горделивую осанку девушки и поймав ее полный стали взгляд. После чего склочный старик резко передумал, стал шелковый и почти елейный.

Консул на восточном континенте — не слишком почетная должность, почти ссылка или работа для тех знатных, кто не смог проявить себя, служа престолу дома. Но вот в Гохринвии, в отличие от других представительств в этой части света, трудился во благо родины не какой-то заштатный дворянчик или клерк, а целый граф, а именно, граф Никола Коверт, один из дальних родственников графа Умберта и троюродный дед виконта Дика Умберта.

Одного взгляда графу Коверту хватило, чтобы признать в усталой оборванке наследницу императора Форлорна Девятого, после чего в консульстве начался сущий бардак. И вот, спустя пять часов, одну ванну и легкий перекус, Отавия сидела напротив трех самых влиятельных представителей своей родины в этой части света. По ту сторону стола, вытянувшись по струнке, перед ней стояли граф Коверт, глава местной торговой палаты, уважаемый купец Агаран, а также канцелярский советник — посланник императорской канцелярии, или по-простому, шпион дагерийского престола. Причем, как это обычно и бывает, шпионил господин Рутто — так звали мужчину немного за тридцать, с тонкими и при этом неуместно длинными, как у таракана, усиками — в основном за двумя другими чиновниками из Дагерии, выполняя функцию скорее канцелярского соглядатая, чем полноценного доносчика.

— Когда отплывает корабль? — спросила Отавия, переводя взгляд с одного мужчину на другого.

— Господин Агаран? — обратился консул к купцу.

Последний перемялся с ноги на ногу, будто бы собираясь с силами.

— Ваше Величество, ближайший запланированный рейс на запад будет через три месяца и корабль должен зайти в Лесаленту…

— Неделя! — отрезала Отавия. — Я даю вам на подготовку неделю.

— Но Ваше Величество! — воскликнул купец. — Это невозможно!

Отавия холодно посмотрела на купца, который сейчас ей беззастенчиво врал.

— Господин Агаран… — спокойно начала Отавия, но в ее голосе звенела сталь. — Прежде чем явиться сюда, я посетила порт. И видела флотилию минимум из пяти судов под имперскими флагами. А это значит, что все сводится лишь к припасам и…

— Команда в увольнении! — продолжил отпираться купец. — Еще два месяца! Трюмы не загружены! А очередь на пристанях такова, что…

— Пойдете порожними, — отрезала Отавия. — Мне нужен только один корабль.

— Это колоссальные убытки, Ваше Величество! Мы не можем!

— Можете.

— Но!..

— Вы организуете для меня рейс домой, прямой, без захода на перегрузку в прочие порты. Скажем, через батуритскую Иаторию или порт Сокамнустос, а потом — прямым курсом на Грозовые Врата.

— Невозможно! — взвился купец.

— Ваше Величество… — встрял консул. — Тут я вынужден согласиться с господином Агараном. Прямой переход от берегов Батуриты на острова невозможен. Судну в любом случае придется пройти берегами Агрании…

— И потерять минимум две недели из-за этого. — Ответила Отавия. — Господа, мне кажется, вы не понимаете, насколько важно мое возвращение в Шамоград. Или вы планируете ему препятствовать? Мне расценивать ваш отказ как саботаж?

В словах Отавии звучала угроза. Оба чиновника и купец переглянулись, будто пытаясь понять, кто, кому и в каком порядке будет накидывать петлю на шею, когда их всех объявят предателями.

— Неделя, максимум десять дней, — повторила Отавия. — После этого корабль должен выйти из порта и отправиться строго на запад.

— Но потери… — проблеял купец.

— Есть и другая проблема, Ваше Высочество, — включился в разговор господин Рутто. — Чтобы пройти прямым маршрутом к островам, потребуется маг Поиска. Иначе навигация будет невозможна.

— Так наймите. Вы же за этим здесь, господин Рутто? Решать непредвиденные проблемы? — повела бровью Отавия.

— Сейчас магов немного и это будет не только накладно, но и очень сложно… — протянул мужчина.

— Казна все оплатит, — отрезала Отавия и встала со своего места, показывая, что разговор окончен.

Величественно пройдя по кабинету консула, девушка вышла за услужливо открытую слугой дверь, после чего поднялась в отведенную ей комнату. Только там Отавия смогла выдохнуть, едва не всхлипнув. Уже вечерело. На ужин она спускаться не собиралась, о чем оповестила слугу, потребовав фруктов и легкого вина, разбавленного чистой водой. От предложения открыть погреб консула и извлечь на свет для нее бутылку гоунского или популярного тут абалатского, она отказалась.

Ну почему, почему он не выбрался?!

Сидя на краю постели, Отавия тяжело уронила голову на ладони и пыталась прийти в себя. От одной мысли, что через несколько месяцев она окажется в Шамограде, у девушки холодели руки. Рей! Ну как же так?! Он же обещали друг другу! Она верила ему! Вместе, против всего мира!

Теперь она осталась одна, на другом конце Пресии, продавливала местного мелкого чиновника, требуя то, на что, возможно, уже не имела прав. Возможно, Саин отправит ее на плаху, едва ее нога коснется дагерийской территории. А может…

Размышления не придавали Отавии уверенности. Рея больше нет, она осталась одна. Совершенно одна. Возможно, на родине еще есть люди, верные императору Форлорну Девятому, ее покойному деду, остались еще те, кто будет готов служить ей, Отавии Форлорн. Надо будет связаться с Варналами, написать Фоссам. И лишь бы Саин проявил благоразумие.

Девушка посмотрела на нетронутое блюдо с фруктами и внезапно почувствовала страшный голод. Благо, тошнота осталась в прошлом и ей намного легче. Предыдущие месяцы она иногда вовсе не могла смотреть на еду — сразу появлялись рвотные позывы, а потом ее выкручивало желчью. Главное отплыть на запад до того, как она потеряет возможность скрывать свое положение свободными одеждами. Вот главная причина ее спешки.

Усевшись в кресло, девушка потянулась за свежим виноградом и, откинувшись на спинку, уже почти рефлекторно положила ладонь на живот. Если все пойдет по плану, она успеет до крайнего срока в Шамоград, а там она сумеет договорится с Саином. Торлорну придется или тихо казнить ее, потеряв всякий шанс на легитимность на престоле, либо признать ее сына своим наследником.

Почему-то она была железно уверена в том, что это будет мальчик.

Глава 14. Путь мужчины

Следующий остаток дня и ночь я провел, прикованный к столбу.

Моя первоначальная версия о том, что я попал на стоянку кочевников, оказалась ложной. Это был временный лагерь для проведения Сезона Клинков, а главная стоянка нескольких кланов, судя по орде всадников, что пришла на праздник с юга, располагалась ниже по течению реки.

Когда я увидел массу конных, что двигалась на закате в нашу сторону, то понял, насколько ошибался. И в самом деле, два десятка шатров, столько же телег — весь клан? Со слов Витати я знал, что келандцы многочисленный народ, что живет скотоводством. И где те стада, за которыми должны присматривать? Их не было видно. Объяснение было только одно: я оказался на отдельной площадке.

Мои догадки подтверждались и наблюдениями, что я сделал за день. В лагере почти не было детей, только минимум стариков, а основу народонаселения составляли крепкие мужчины и замужние женщины, что сейчас активно расставляли жаровни, готовили еду, пекли хлеб и вообще, проводили приготовления к такому важному действу, как Ваг Балид.

На расстоянии полусотни футов от меня влево и вправо были прикованы другие пленники. В общей сложности я насчитал с десяток человек разной степени истощенности. Мне еще повезло — я попался конному разъезду буквально случайно. Большинство же моих собратьев по несчастью, которых так же, как и меня, приковали к столбу через вбитую в крепкое дерево скобу, были сильно истощены и больны. Всю ночь я слушал сиплый кашель, что доносился то тут, то там, глухие проклятья и даже скупой, но какой-то при этом надрывный плач. Все мы понимали, что будет дальше.

Мне была отведена роль живой мишени. Короткая цепь, которой меня приковали за руки к столбу, позволяла сесть, но не лечь, во всяком случае, не лечь с комфортом. Да и после захода солнца было довольно зябко для того, чтобы спать на сырой земле. Так что всю ночь я провел в бдении, мелко вышагивая вокруг столба, будто бы танцуя с деревянной партнершей. На рассвете, когда солнце поднялось из-за горизонта, я позволил себя кое-как улечься, вывернув руки, и закрыть глаза. Надо было отдохнуть перед боем.

Мне опять приснился учитель.

Осиор стоял на другом конце поля, наблюдая за мной, прикованным к столбу. Я дернулся, попытался вырваться, скинуть оковы, но никакого результата мои потуги не принесли, а фигура наставника будто бы стала менее четкой.

В какой-то момент сцена сменилась и я вновь оказался на площади в Шамограде. Вокруг ревут трибуны, светит солнце, а я вижу разлитую в пространстве магию. Только текла она не как обычно, а была перекручена, смята, словно повторяла рисунок истерзанных магических каналов Осиора. Я пытался докричаться до учителя, о чем-то спросить его, но из моего рта вырывалось только слабое хрипение, будто бы кто-то лишил меня голоса… А потом я вернулся в реальность, где были столб, цепь и близкая гибель.

Жизнь же в лагере, который виднелся в стороне, била ключом. Люди все прибывали и прибывали и этой веренице всадников, казалось, не будет конца и края. Молодые парни и девушки, опытные воины верхом на длинноногих местных лошадях, шумные семейства с мелкой ребятней. На праздник, видимо, решили собраться сразу несколько кланов, в надежде закрепить как можно больше удачных браков по итогам Сезона Клинков, а начнется празднование с пролитой крови — весьма символично, если знать нравы келандцев.

Когда солнце достигло полудня, меж столбов прошел мальчишка в сопровождении воина, с бурдюком в руках, давая попить каждому из пленников. Немного — всего несколько глотков — после чего пинками и ударами бурдюк изымался, и парочка шла к следующему столбу. Удалось попить и мне, пусть кожаный мех казался уже почти пустым, вот только у воды был странный, горький вкус.

Горечь так сильно ударила мне по языку и горлу, что на последнем глотке я закашлялся, едва не выплюнув ценную влагу на землю. Это вызвало у старшего кочевника приступ смеха, после чего мужчина сказал:

— Пей, пей! Надо быть бодрым! Ты должен шевелиться!

Хмуро посмотрев на этого идиота, я кое-как обтер тыльной стороной ладони губы и подбородок, после чего успел сделать еще пару глотков, прежде чем бурдюк у меня отобрали.

Странный вкус. Но отдаленно знакомый…

Прилив сил, что я почувствовал уже через четверть часа, подтвердил мои догадки: это была не вода, а отвар из бычьих семян. Страшное варево, если подумать, но это было мне на руку. Силы, пусть и взаймы, мне пригодятся.

Всю ночь и часть дня я, кроме хождения вокруг столба, потратил на аккуратное прощупывание цепи и столба силой осколков. Смогу ли я сделать из этого оружие? В основном Витати тренировала меня с коротким мечом или саблей, но и копьем я владел сносно. А в бою с конными, именно копье было наилучшим выбором. Вот только с одним копьем далеко не уйдешь…

Значит, придется нарушить указание Йеши и погрузиться в силу осколков с головой.

Я знал, что это может меня убить, но другого выбора у меня не оставалось. Солнце стало клонить к закату, а на другой стороне площадки, у лагеря, начала собираться толпа. Искры от жаровен, взмывающие вверх от порывов степного ветра, гул голосов, смех, размеренный бой барабанов. Я знал, что сейчас в лагере началось застолье. Пока чисто символическое — каждый келандец вкусит мяса, отломит кусок лепешки и запьет это все перебродившим лошадиным молоком — после чего на площадку выйдут самые видные женихи и невесты, чтобы начать ритуальный Танец Клинков, что откроет сезон. А апогеем этой пляски станет конная рубка, когда, вооружившись хищно изогнутыми лохарами, молодняк отправится сечь руки, ноги и головы пленникам, что выполняли функцию символических жертв и подвижных мишеней.

Пришло время действовать.

Я встал перед столбом, повернувшись спиной к келандской орде, что сейчас ела, пила и горланила, подогревая так кровь молодняка, прикрыл глаза и позвал осколки в своей груди.

То, что осталось от камня рун, мгновенно откликнулось на мой зов. Первое — мне нужно вернуть свое тело. Молодое, сильное, тренированное. Обличье Нассира было, как чужая обувка. Ходить можно, но крайне неудобно. Сейчас же мне потребуется все, на что я способен.

Я знал, что это колдовство лишит меня сил, но как молодежь келандцев сейчас бесновалась, так и в моих жилах бурлила кровь, согретая силой бычьих семян. Я не был болен, не был истощен. Устал — да, вымотан — да, но я не был беспомощен. Я ждал этого момента, копил силы, берегся, все ради того, чтобы дать бой.

Выход у меня был только один — так впечатлить кочевников, чтобы они сами отпустили меня.

Витати показала мне путь степного воина, путь силы, отваги, навыка. Келандцы уважали сильных врагов и презирали всех прочих. И в исключительных, крайне редких случаях, они могли преклониться перед великим. Таким был отец Витати, великий Шаз Тати, что объединил северные кочевые кланы и рода в единый кулак. Такую же мощь и умение должен показать сейчас и я.

Кость за костью, волос за волосом, я менял свое тело, черпая густую, темную энергию пустоты обеими руками. Осколки-проводники в моей груди зажглись бело-голубым, и я лишь сильнее прижался грудью к столбу, стараясь скрыть этот свет.

Нельзя думать о победе. Нельзя строить планы. Пока магия ломает мое тело, выкручивает жилы и дробит кости, чтобы на их месте тут же собрать мой старый, родной скелет, когда хрустят суставы, ломаются скулы и выкручиваются ушные раковины, я должен очистить свой разум.

Впереди меня ждет бой. Такова философия келандцев, таков путь винефика. Стал ли я винефиком? На этот вопрос не было ответа. Но сейчас мне нужен был не путь убийцы магов, отнюдь. Сейчас меня ждала участь другого толка, я должен был уподобиться самым страшным, самым свирепым воинам степи.

Из недр памяти услужливо всплыло старое, почти забытое воспоминание. День, когда я познакомился с Торисом Варналом, точнее, спас этого остолопа от удара ножом в печень, который для него готовили в переулке душегубы. Тогда я вернулся домой, и учитель спросил, как так получилось, что дворянину в той потасовке сломали руку, а я ответил, что испугался ножа и не раздумывая закрылся глухими щитами…

Мое тело продолжало трансформироваться, а в ушах уже звучал голос Витати:

«— У меня на родине есть воины, которые перед боем пьют отвар из бычьих семян и еще нескольких трав. Он придает сил, лишает страха и усталости, наполняет душу чистой яростью. Он позволяет сражаться без устали многие часы кряду. Мы называем таких смельчаков Ищущими Смерти».

Вот кем я должен стать. Никаких мыслей о будущем. Я ищу сражения.

«Если воин лишен страха, если им движет только ярость и жажда крови врага, то такой боец, скорее всего, не доживет до заката. И каждый, кто делает хоть глоток отвара, знает, что сегодня умрет в бою».

Я вкусил отвара из бычьих семян, я не доживу до следующего заката, не надо обманываться. Впереди только битва.

Перед глазами встала столовая, где мы сидели, втроем. Где-то на фоне шастает Ирман — наливает для учителя чай — Осиор еще не состарился в своем путешествии, Витати как всегда, холодна и немногословна. Но мы все еще все вместе, втроем, за одним столом.

— Тогда зачем они его пьют? — прошептал я себе под нос, вторя собственной памяти.

«Бывает, силы не равны. Бывает, такие воины необходимы, чтобы прорвать строй противника и обратить его в бегство».

Я смогу обратить в бегство целую орду. Я смогу.

«Одно я знаю точно, парень, если у воина нет страха смерти, то он обречен на гибель».

Вот только я уже погиб, моя судьба предрешена. Мое нутро пожирает пустота — я зашел слишком далеко — я прикован к столбу, как дикий зверь, что попался в капкан, сейчас я могу только отгрызть себе лапу и броситься из последних сил на охотника.

Вот моя цель, вот мой путь.

Я не могу сдаться, я не могу принять свое поражение. Мне не надо быть Ищущим Смерти — я уже нашел ее. Я знаю, когда она придет, я знаю, как она выглядит. Именно это лишает меня всякого страха, всяких сомнений, всяких сожалений. Я больше не увижу Витати, не поклонюсь учителя, не обниму Отавию. Но я не умру, как собака, привязанный к столбу.

Мои учителя смогут мной гордиться после этого вечера. Потому что даже если я уже мертв — я не сломлен. Одиночество, увечье, Эдриас, даже Пустоте это не удалось, так разве сумеют меня сломать какие-то келандцы, пусть их и орда?

Сила Пустоты развратна. Вот о чем предупреждал меня Йеши. Не поддаться сладостному зову, не окунуться с головой в этот поток — иначе потеряешь себя. Надо сосредоточиться на своей цели, только на ней. Вобрать широкой дланью всю боль, обиды и лишения, все тяготы, поражения и разочарования. Второй же рукой зачерпнуть всю радость, свет и надежду, все моменты счастья, смеха и воодушевления. Разобрать по кирпичику собственное прошлое, посмотреть на себя со стороны. Человек помнит либо хорошее, либо плохое. Сейчас я должен помнить все, помнить, кто я есть, и использовать это знание для того, чтобы побороть коварный зов Пустоты.

Кто я?

Круглый сирота, голодный бродяга, грязный простолюдин.

Кто я?

Мощный маг, умелый воин, преданный ученик.

Кто я?

Брошенный мальчишка.

Кто я?

Имперский гвардеец.

Кто я?

Патологический лжец.

Кто я?

Ученик Трибунального Истигатора и фиолетового архимага Круга.

Кто я?

Увечный калека, лишенный магических сил.

Кто я?

Муж, достойный сердца принцессы.

Я погрузился в Пустоту и сейчас скользил по ее волнам, куда-то прочь, подальше от позорного столба, к которому был прикован. Прорываясь все глубже и глубже, я чувствовал, что выхожу за рамки разумного, выхожу за границы, что были определены мне природой.

А потом я увидел его.

Ревущий поток, переливающийся всеми цветами радуги. Поток чистой энергии, который бил куда-то ввысь, поток магии, что пропитывает весь мир.

Я видел его лишь миг, но и этого хватило, для того, чтобы понять. Осознать. Принять как данность.

Я не родился имперским гвардейцем. Я не родился учеником Осиора или госпожи Виолы. Я не родился охотником на магов. Я не родился магом.

Чтобы не быть мелким бродяжкой, нужно пройти путь. Потерь, горестей, страданий и лишений. Сколько раз я терпел удары палкой от Витати, сколько печатей взорвалось промеж моих ладоней, сколько щитов было разбито на тренировках. Сколько раз я чуть не ломал себе шею, вываливаясь из седла? Сколько раз я проходил по краю, чтобы в итоге стать чем-то большим, чем я есть, чтобы стать мужчиной?

Эдриас — лишь паразит, который знал немного больше. И он использовал это знание, чтобы лишить меня воли, лишить меня решимости, что я могу на что-то повлиять. Всю свою жизнь я плыл по течению, я шел за кем-то: за учителем, за Витати, за Отавией. Но тот Рей мертв, остался в поле под Нипсом, растерзанный неведомой тварью бездны. Тот Рей растворился в манящей глубине Пустоты, что эхом стучала в осколках камня рун в его груди. Тот Рей остался лежать хладным трупом в поместье господина Бальдура.

Пришло и понимание моих снов и видений. Фигура Осиора, фигура моего несчастного, искалеченного учителя, что дрожит в знойном воздухе шамоградской площади, когда я показываю всей империи, на что способен. Не благодаря Эдриасу — на что способен я сам.

Я увидел источник энергии. Безумно вращающаяся, огромная сфера, висящая среди Ничто, она была столь непостижима и столь величественна, что сопротивляться было просто невозможно. Да и не нужно. Я знал, что делать. Просто коснуться, просто установить связь с этой первобытной силой природы, что давала саму жизнь.

Где-то там, далеко, в реальности, келандская молодежь уже запрыгнула в седла заранее подготовленных скакунов, и уже неслась в сторону пленников, дабы оросить землю Степи кровью ее врагов. Но я успевал, должен успеть.

«Глупец…», — услышал я голос старика Йеши, но мне было уже все равно на мнение других людей. Хотя был ли он человеком, если наблюдал сейчас за мной.

У меня есть путь, и я его пройду. Какова бы ни была цена.

Так кто же я?

Глава 15. Степь

Ваки не верил своим глазам. Одинокая фигура всадника, что приближалась к нему, подняла в душе столько боли и воспоминаний, что келандец решил, будто бы уже умер и это лишь — посмертный морок. Столь невероятно было то, что видел его острый глаз. Нет, этого определенно не могло быть! Но если это не ходячий мертвец — а они не ездят верхом — то уж точно, происки врагов. Ваки на таком не проведешь!

— В главный шатер, живо, — рыкнул мужчина на помощника, что отправился с ним в дозор.

— Что случилось? — спросил его подопечный.

— Пусть отправят подмогу. Братьев.

— Братьев?!

— Да! Обоих! Живо! Сюда!

— Но…

— Я сказал живо!

Парень недовольно дернул головой, но потянул за поводья и рванул в сторону стоянки.

Это был морок, Ваки был в этом уверен. А где морок — там и гохринвийские свиньи-колдуны. Нужно выиграть немного времени, прежде чем прибудут братья, Винати и Вирати, лучшие охотники на печатников его клана.

Ладони Ваки предательски вспотели, но келандец все же потянулся за кривым луком и положил на него стрелу. Ветер боковой, но не слишком сильный, он должен попасть…

Дозорный поднял лук, натянул тетиву и отправил снаряд в небо по небольшой дуге. Должен попасть! Обязан! Солнце у него сейчас за спиной, нарушитель может и не заметит, а значит помощью братьев ему и не потребуется.

К ужасу Ваки, нарушитель перед ним коротко взмахнул рукой, и даже с такого расстояния келандец услышал, как зазубренный железный наконечник жалобно звякнул о металл кривой сабли. Проклятье!

Фигура на лошади замерла в двух сотнях футов от него, будто бы чего-то ожидая. Ждал и Ваки. Сейчас время работает на него! Каждая минута! Мужчина выпустил еще несколько стрел, впрочем, с тем же результатом, после чего Ваки понял, что пора переходить к активным действиям.

Всегда атакуй первым — вот наука степи. Если противник ударит пятками по бокам коня и животное возьмет разгон, Ваки просто не успеет отреагировать. Пока его ленивая кляча развернется, пока начнет переставлять ноги — он уже получит удар саблей по спине. Так что нечего бояться. Тем более, вон и братья, и еще несколько воинов, уже скачут к нему на помощь! Вперед!

Издав истошный вопль, Ваки выхватил свою верную саблю и, мотнув головой, чтобы не мешали волосы, что выбивались из-под колпака, рванул лошадь вперед. Кобылка, будто бы почуяв возбуждение хозяина, заржала, а после с несвойственной для нее прытью устремилась к противнику.

Неизвестный всадник тоже привел в движение свое животное, устремившись навстречу дозорному.

Ваки занес свою саблю, готовый рубить, но клинок поймал лишь ветер — противник в последний момент отвернул в сторону. Вспышка боли — Ваки почувствовал, как железо вражеской сабли полоснуло по бедру. Опасная, страшная рана. Опустив глаза, он был готов увидеть, как кровь хлещет по седлу и бокам его лошади, как заливается в мягкий сапог, но вместо этого он увидел только белую отметину, какот удара тупым предметом.

Ударил плашмя?! Этот гохринвиец играется с ним?!

Не успел Ваки потянуть поводья, как мимо с улюлюканьем пронеслись братья-близнецы Винати и Вирати.

Один — маг красных рун, второй — оранжевых, они, как меч и щит, идеально дополняли друг друга в бою, не оставляя проклятым печатникам ни единого шанса.

С ладоней Вирати сорвался рой магических стрел, Винати же прикрывая старшего брата, мигом выставил вперед щиты Ур, делая парочку абсолютно неуязвимыми для простого оружия. Если это на самом деле колдун, то у него отлично получаются щиты Нид и Берк…

Ваки уже предвкушал, как магия одного из сильнейших винефиков клана расправится с колдуном, который посмел… От одной мысли, на какую грязную уловку пошли гохринвийцы, кровь келандца начинала кипеть. Как же морок был на нее похож! Они даже сделали лазутчика визуально чуть старше, но, несомненно, они пытались использовать образ дочери их Великого Шаза.

Магические стрелы почти достигли цели, как перед врагом вспыхнуло бело-молочное облако, а весь рой рассыпался бесполезными магическими искрами. И никаких печатей! Какой мощный амулет!

— Это так вы встречаете гостей? — донеслось до Ваки.

В следующий момент тот, кто выдавал себя за дочь Великого Шаза Тати, спрыгнул на землю, сжимая в руке тяжелую саблю. Присмотревшись, Ваки лишь убедился в том, что перед ним самозванец: сабля была странная, будто бы сделанная мастером, который лишь слышал описание оружия келандцев, но никогда не держал его в руках. Слишком сильное искривление, при этом слишком короткий клинок. Словно неизвестный кузнец пытался выковать что-то, отдаленное похожее на саблю степняков, пригодное в пешем бою даже больше, чем в конной рубке.

Братья переглянулись, после чего дали остальной группе сигнал ждать — а с ними прискакала еще полудюжина человек. Они тут старшие, им решать. Тем более, лазутчик показал, что у него есть боевые амулеты — иначе гохринвиец развеять магию винефика не смог бы. Спешившись, Вирати и Винати сняли с седел свое оружие — короткую саблю и увесистый круглый щит у старшего брата, и шестифутовое копье у младшего.

Ваки лишь довольно оскалился, наблюдая за тем, как винефики молча берут лазутчика в клещи. Сейчас эта гохринвийская тварь узнает, что такое мощь охотников на магов! А смотреть за парным сражением братьев всегда было одно удовольствие: слаженная, четкая работа, короткие всполохи заклинаний, меткие, смертоносные удары. Они бы могли справиться с целым архимагом, если бы кто-нибудь из этих мерзких верховных печатников рискнул бы появиться в келандской степи. Вирати и Винати сражались, словно два яростных вихря, в этом они были лучшими.

— Братья… — начал лазутчик, но винефики были непреклонны.

Они ударили одновременно. И сталью, и магией. Лезвие Фео устремилось навстречу стене щита Ур, сабля Вирати ударила в ноги, а копье Винати полетело в шею врага.

За белой вспышкой и облаком белого марева, что последовало после, Ваки не увидел подробностей. А когда дозорный снова обрел зрение, оба брата стояли на коленях, склонив головы. Сабля Вирати валялась в жухлой траве в десяти футах, копье Винати — переломлено пополам, а по спинам обоих винефиков читалось, что они глубоко посрамлены.

— Прости нас, Tamashaz! Не признали! Прости нас, Vi-Tati! — донеслись до дозорного слова старшего из братьев, после чего весь отряд, как по команде — в том числе и Ваки — спешился и рухнул на колени.

Витати опустила свою саблю и, смахнув с лица несколько капель крови — Винати все же чуть-чуть достал ее, оставив тонкую, едва ощутимую царапину — тяжело вздохнула. Она вернулась домой.

Глава 16. Сезон Клинков

— Отец.

Витати встала на колени и опустила голову.

Великий Шаз Тати восседал в самом центре Главного шатра. Стул Шаза стоял на небольшом постаменте, а весь пол шатра был устлан дорогими коврами, гобеленами тонкой работы, шкурами горных хищников, украшен отрезами лучших тканей. Все это было получено или в подарок, или добыто в бою в качестве хабара, но в отличие от прочих воинов, Великий Шаз не мог оставить это в личное пользование. Так что все, что могло пойти под ноги предводителя келандцев — шло на украшение пола Главного шатра, превращаясь в огромный пестрый ковер, сшитый из множества огромных лоскутов. Так Шаз показывал не только собственную удаль и умение вести за собой, но и демонстрировал, что хабар для него — лишь грязь под ногами. Ведь хуже трусливого Шаза может быть только Шаз жадный.

Витати много дней провела, разглядывая части этого огромного полотнища, что отражало подвиги ее отца. Водила пальцем по тонким шелкам, барахталась в густом меху медвежьих шкур, гладила кожу тончайшей выделки. С тех пор, как она в последний раз ступала на этот ковер, в нем добавилось частей, но кое-какие отрезы, уже потертые и поблекшие от времени, она узнавала.

В шатре стояла гробовая тишина. Отец как раз принимал своих командиров, когда она, в сопровождении братьев Вирати и Винати вот так ввалилась. Воскресла из мертвых.

Тати, не говоря ни слова, просто дважды хлопнул в ладоши.

Мужчины и женщины, что еще мгновение назад наполняли шатер, почти суетливо устремились к выходу. Вышла даже охрана. Внутри остались только сам Великий Шаз, его ближайший помощник, Витати и оба брата-винефика.

Мужчина еще раз окинул взглядом шатер, дабы удостовериться, что лишних людей в нем не осталось, после тяжело поднялся на ноги и, сойдя с трех узких ступеней постамента, подошел к дочери.

Она видела только носы его сапог, чуть загнутые. Простые, но крепкие сапоги. В таких не жарко на степном пекле, в таких тепло стылой зимой.

— Почему ты еще жива? — спросил Тати.

— Пустота… — дрогнувшим голосом сказала Витати. — Я не смогла…

Старый кочевник ничего не ответил, но так внезапно развернулся на пятках, что Витати чуть не села от неожиданности, едва удержавшись в своей унизительной позе.

— Мы тебя примем. Я верну тебе имя.

И замолк.

Никаких объятий, никакой радости. Вернуть имя — значит, ее выписали из мертвых обратно в живые. Но Пустота принимает все дары, которые ей подносят. Отец понял, что она просто сбежала. Предала свой народ…

Витати почувствовала, как крепкие руки братьев поднимают ее с ковра, чтобы вывести прочь. Видимо, отец подал им знак.

Она подчинилась, не могла не подчиниться. То, что Великий Шаз не приказал отсечь ей руки и голову прямо там, на месте — большая удача. Он даже не отказался от нее, сказал, что вернет ей имя, данное ей по праву рождения. Но не больше. Хотя, на большее она и не смела рассчитывать.

Следующие две недели прошли в оглушительном молчании. Ее поселили с одинокими женщинами, что сейчас рьяно готовили все необходимое к Сезону Клинков. Вдовы, старухи, просто увечные и бездетные — невеселая компания для умелого воина и мощного винефика, коим была Витати. Но девушка приняла эту немилость, приняла волю отца. Если Великий Шаз решил, что ей место здесь — значит, она тут и останется. Наверное, сейчас не время и не место для общения по душам. Их стоянка кишела чужаками — минимум четыре соседних клана соберется на Сезон в одном месте, дабы заключить новые браки и союзы. Кровь Степи нельзя разжижать родственными браками, таков закон. Так что Витати просто молча принялась за работу, которой сейчас хватало.

Место для Сезона было выбрано хорошее. В полудне пути от основной стоянки клана, у излучины реки. Там уже стоял временный лагерь, туда потихоньку отправлялись люди с припасами и всем необходимым. Основный праздник продлится минимум неделю — слишком много молодежи подросло, слишком редко кланы собирались вместе. Раз в пять, а иногда и десять лет.

Время от времени Витати ловила на себе косые взгляды. Особенно рьяно на нее смотрела одна из старух — полуслепая развалина, имени которой Витати или не знала, или не помнила. Она вообще плохо знала всех этих повитух, сиделок и прочих баб, что следили за стоянкой и детьми, пока воины были в походе. А Витати была воином. Она никогда и не мыслила себя никем другим, кроме как солдатом, а когда ей, будучи еще девочкой, открылись белые руны — ее судьба была предрешена. Как же отец был ею горд! Винефик! Белых рун! Прирожденный убийца магов, его, Тати, дочь! Она помнила, как тогда еще молодой, с длинными черными волосами и такими же белесо-мертвыми глазами, как и у нее, Тати на глазах у всех подарил ей коня и саблю. Знак того, что она принята в ряды воинов клана, не по праву рождения, но за свои умения и навыки.

Как она надрывалась! Сколько крови, слез, пота было пролито с учителями! Ее тело месяцами не знало отдыха, а временами Витати думала, что у нее вовсе не осталось целых костей — так сильно и часто ее били палками во время тренировок.

И вот теперь, она сидит здесь. Перебирает припасы, занимается готовкой, плетет веревки. Делает, что скажут. А говорят ей немного — принеси, подай, делай. Все, что она слышит от других женщин.

Спали там же. Келандцы не то что бы презирали вдов или бесплодных, такие женщины сами держались особняком. К ним шли за советом, за помощью, когда не хватало свободных рук. Они были и портнихами, и няньками, и кухарками для своего клана — если уж они более не могли дать клану нового воина или невесту, то помогали своим трудом. Молодых девиц кроме Витати в шатре не было: если можешь понести, то ищи себе вдовца под стать, да живи как человек. А нет — доживай во вдовьем шатре.

Через несколько дней к ней пришел Гатис, правая рука Великого Шаза. Мужчина, не говоря ни слова, подал знак, чтобы Витати шла за ним.

Девушка отложила шитье и с готовностью проследовала за помощником.

В Главном Шатре стоял полумрак. У стен — несколько едва тлеющих жаровен, да небольшой фонарь под самым куполом. Посреди шатра стоял стол. На нем, как Витати помнила по своему детству, отец обычно раскладывал карты, если держал совет с прочими бойцами и военачальниками, либо же складировал грамоты, что приходили в степь с юга. Сейчас же на потемневшем от времени дереве лежали пожитки Витати, которые сняли с ее лошади, как только она прибыла в клан.

— Западные монеты, странные одежды и вот это… — сказал Тати, поднимая в руке тяжелую саблю. — Что это вообще такое?

— Сабля, — односложно ответила винефик.

— И ты взяла этот мусор в руки? — удивился Великий Шаз. — Одного взгляда на нее хватает, чтобы понять, что кузнец был идиотом и…

— Это подарок, — ответила келандка.

— Подарок?

— Важный подарок. И я к нему привыкла. Да и найти в тех краях достойное Воина Степей оружие непросто.

— В каких же краях? — спросил ее отец. — Я вижу имперские монеты, но они в ходу и в той же Агрании.

Великий Шаз жаждал ответов. Было видно, что Тати пытался восстановить маршрут дочери, глядя на ее вещи, но так и не смог понять, где она была все эти годы. Так что теперь он вызвал ее на разговор.

Лицо мужчины было хмурым; сдвинутые брови, чуть поджатые губы. Морщины в уголках глаз сложились веерами, выдавая истинный возраст Великого Шаза, а пальцы правой руки — крепко сжаты. Будто бы он в любой момент был готов стукнуть кулаком по столу.

— Так где ты была, Витати? — спросил он.

— Это долгая история, отец…

— Тогда поторопись, — перебил ее мужчина. — То, что ты сделала… Я еще могу понять. Не принять, но понять. Каждый может дрогнуть пред лицом судьбы. Но где ты была столько лет? Почему вернулась только сейчас?

— Неужели это так важно? — спросила Витати.

Она не хотела отвечать. Не хотела делиться своей историей. Она вообще не слишком хотела вновь оказаться в Степи, но Рей…

— Важно! — воскликнул Великий Шаз. — У людей много вопросов! И я должен дать ответы! Многие считают, что тебе место не среди вдов, а у столба во время открытия Сезона Клинков! Так что да, это важно!

Он злился. Злился на то, что она дрогнула. Злился, что она жива. Злился, что вынудила его столько лет считать ее мертвой.

Тати был любящим отцом, она это знала. Судьба дала Великому Шазу только ее, Витати, дочь-винефика. А после, когда он принял на очередном Аб-Ренире высокий титул верховного полководца, о новом браке речи и не шло. Теперь его жена — Степь. Теперь его дело — Война, а семья — объединенное войско кланов.

И она стала говорить. Она видела, как меняется лицо отца, как мрачнеет и мрачнеет его взгляд. Она видела, как побледнел от ярости Гатис, когда она рассказала про Осиора, архимага Виолу и Шамоград. Она понимала, сколько законов она нарушила.

— И все эти преступления… — хрипло начал отец, — ради… Мальчишки?

— Я воспитала его винефиком, столь же умелым и яростным, как воспитали братьев-близнецов. Даже сильнее, — склонила голову Витати.

Она стояла на том же месте, когда и вошла внутрь. Солнце, что пробивалось через вырез в куполе шатра, уже давно ушло, жаровни окончательно погасли, и все трое остались только в неверном свете фонаря, что бросал неровные блики на их лица и едва-едва добивал до стен. Казалось, шатер стал больше в размерах, стал гигантским, бескрайним. Таким же, каким было и предательство Витати.

— Но он же печатник, — возразил Гатис. — И сильный.

— Он винефик, — упрямо повторила Витати. — Был до последнего момента, пока Пустота… Не сожгла его.

— И сейчас этот Рей, а вместе с ним и наследница дагерийского трона где-то в наших степях? — уточнил Гатис.

Витати только молча кивнула.

— Все равно мы не можем пропустить чужака в святилище, — покачал головой Великий Шаз. — Любой чужак, что приблизится к тем горам, должен умереть. Таков закон.

— Но отец!..

— Хватит! — рявкнул Тати. — Хватит! Ты столько лет просидела на западе, что, видимо, совсем забыла о том, как себя вести!

— Это важно! Не только Рей ищет святилище! Есть и печатники, которые…

— Все равно, кто сунется к нам, — отрезал Тати. — Они все умрут. А тебе стоит избавиться от этой дури, что ты нахваталась в чужих краях. Пойдешь открывать Сезон с молодыми!

От этих новостей Витати осеклась на полуслове, а Гатис и вовсе притворился, что его тут нет. Открывать сезон? Но как…

— Тебе нет больше места в войске, пока я Шаз, — продолжил мужчина. — А значит, ты найдешь себе мужа, пока не стала совсем старухой. Вот мое решение.

Глаза Витати опасно сузились.

— Я столько лет корила себя за то, что случилось. Пошла на договор с Дробителем, из числа Трибунала, мечтала умереть от его руки! Я нашла могущественных союзников для нас! Нашла тех, кто сможет если не усмирить Восточный Круг, то уж точно — поубавить его прыть. Я жила под одной крышей с наследницей целой империи, а Дагерия намного более могущественна и обширна, нежели наши степи! Я вернулась домой, с позором, но просьбой о помощи. Потому что так лучше для всех! А что делаешь ты? Как поступаешь ты с родной дочерью?!

— Моя дочь должна была стать Невестой Пустоты! — проревел Тати, хватаясь за нож на поясе. — Вот что должна была сделать моя дочь, которую я оплакал и похоронил, душу которой должна была забрать степь! А ты лишь ее тень! Ты забыла свой народ! Какой-то мальчишка и его возня с заморскими магами важнее тебе закона предков!

— Ты просто хочешь меня наказать! Так накажи меня, а не весь свет! Весь Келанд! Придумай мне кару! Но сделай как лучше для своего народа! Найди союзников за морем! Принеси в степь мир!

— Замолкни! Или навечно отправишься во вдовий шатер!

— Ты глупый, злобный старик! Война высушила тебе мозги и сердце! — воскликнула Витати. — Я видела Пустоту Рея! Он должен попасть в святилище!

— Не будет этого!

Эти слова Тати прокричал уже в спину дочери. Гатис было дернулся остановить девушку, но старый Шаз махнул рукой. Пусть идет.

Все произошло, как и всегда. Обычно спокойная и хладнокровная Витати, смиренная и молчаливая Витати, при нем, родном отце, выпускала наружу своих демонов. Становилась вспыльчивой, крикливой. Всегда спорила, всегда считала себя правой. Он надеялся, что что-то изменилось и сначала ему показалось, что так оно и есть — девушка почти спокойно восприняла весть о том, что она будет открывать Сезон Клинков наравне с молодежью. Но вот когда разговор зашел об этом Рее…

— Гатис, — односложно кивнул на выход из шатра Тати.

— Я займусь, — кивнул помощник, кладя руку на грудь.

— Не сегодня, через пару дней. Разузнай, как выглядит этот Рей. Дочь сказала, что он откуда-то с юга, значит, слегка смугловат. Но точно не похож на гохринвийца, я видал купцов из тех краев. И при нем будет похожий доспех или одежда.

— Либо же, он будет одет как кочевник, — возразил Гатис. — Витати сказала, что сделала из него винефика. А значит, он умеет выживать в степи.

— Или так, — согласился Шаз. — организуй все. Пусть ищут пару или одинокого путника. Если он с имперской девчонкой или без — он не сможет пройти мимо стоянок кланов, что собрались в этом году. Приведи его ко мне.

— Будет сделано, Великий, — кивнул Гатис.

Больше Витати не трогали. Отец будто бы забыл о ее существовании, и только Гатис, навестив ее на следующий день, задал несколько аккуратных вопросов касательно Рея.

— И зачем вам это? — прямо спросила винефик.

— Твой отец мудрый человек и лидер, — серьезно ответил Гатис. — Не стоит считать его глупцом. Если этот Рей появится в наших краях, его проводят к Шазу.

— Вы не собираетесь его убивать, как и любого чужеземца? — подняв бровь, спросила девушка.

Гатис только пожевал свои крупные, обветренные губы, после чего ответил:

— Великий Шаз никогда не принимает поспешных решений. Но и любому донесению твой отец тоже не доверяет. Если этот Рей на самом деле посланник Пустоты, как ты и говорила, если ему судьбой предначертано попасть в святилище, то… Кто мы такие, чтобы гневать Пустоту, что дает силы нашим воинам?

Этот ответ Витати удовлетворил. После разговора с родителем она и сама поостыла и по-другому взглянула на ситуацию, посмотрела на происходящее глазами ее отца. И в самом деле, поверить в существование Рея, парня с Запада, что способен восстать из мертвых, довольно сложно. Чтобы убедить отца, ее ученику придется продемонстрировать силу осколков и Пустоты в его груди, вне всяких сомнений. Но после этого…

Витати не хотела думать, что ей придется стать проводником для Рея. Вряд ли отец отпустит кого-то из старейших на Север, чтобы показать чужакам святыню клана Тати. А значит эта роль уготована ей, Витати.

С каждым днем на стоянку клана прибывали все новые и новые гости. Часть — оставалась тут, другие — уходили дальше, к месту проведения праздника. Стала собираться и Витати. Рано утром она помогала вдовам грузить еду и скатерти для столов, когда к ней подошли несколько молодых женщин, а также братья-винефики.

— Пойдем, — кивнул Винати.

Ее обмыли, заплели волосы в мелкие косички, которые сразу же умаслили так, что с кончиков капало на пол. Девушки помогли ей одеться, а старший из братьев, Вирати, как достойный ее навыка воин — застегнул на бедрах перевязь с богато украшенной саблей, достойной дочери Великого Шаза. Младший протянул ей свой лук и колчан с короткими стрелами.

Когда все было готово, Витати почувствовала себя богато украшенной куклой. Она была винефиком, она никогда не участвовала в пляске Клинков, чтобы найти себе мужа. Единственной семьей Витати был клан. Именно клану она служила, за клан проливала кровь и для клана тренировала новых бойцов так же, как тренировали когда-то ее. А вот теперь, почти выйдя из возраста девушки — по меркам степи она была уже практически зрелой женщиной — она, вместе с молодыми мальчишками и девчонками понесется вскачь к позорным столбам, дабы пролить первую кровь и начать Сезон Клинков.

Вот только если для большинства юношей и девушек эта пролитая кровь на самом деле будет первой, то вот она, Витати, пролила ее уже целые реки. Без сомнений, без сожалений. Сначала — за клан, потом — за саму себя.

«Или за Рея», — подумалось винефику.

Огонь костров, искры жаровен, гулкий, густой бой огромных барабанов. Солнце уже коснулось горизонта, уходя до рассвета. Столы ломились от снеди, но ее время придет позже. Для молодежи самое время вкусить мяса, сделать пару больших глотков кислого кимиза, после чего — в седло и вперед!

Где-то там, среди других лидеров кланов, мелькала широкая спина ее отца. Это на самом деле был большой праздник — пять кланов собралось в одном месте, чтобы освежить свою кровь, заключить новые союзы. Большинство лиц Витати не знала, лишь немногие — были ей смутно знакомы. Так что, попытавшись раствориться в потоке молодняка, что нет-нет, да и поглядывал на богато одетую Витати, девушка делала то, что должно.

Она не собиралась замуж. Во всяком случае, не сейчас. Она слишком умелый воин — нет и не может быть ей достойных противников во время Пляски Клинков. Она просто скажет отцу, что в этом году не нашлось достойных ее милости, а потом, может, он простит ее и она сможет вернуться в войско…

После того, как проведет Рея на север.

Она несколько раз спрашивала Гатиса, не нашли ли ее ученика, но дозорные поймали лишь пару гохринвийских бродяг, что, видимо, бежали в степь от своих же. Мародеры, дезертиры, бандиты, беглые крестьяне — все они почему-то считали, что от преследования лучше уйти в степь и через нее попытаться добраться до восточных пределов. Вот только большинство из них погибало под копытами коней келандцев, не имея возможности поведать соплеменникам о том, что степь не так уж и доброжелательна и пуста, как принято считать.

Она, как и все остальные, запрыгнула на специально подведенного коня, как почувствовала что-то неладное. В глазах потемнело, а в следующий миг молодежь, под ободрительные крики соплеменников, сорвалась с места и, подгоняя лошадей, помчалась к столбам, где были прикованы пленники. Витати, не понимая, что происходит, чуть замешкалась, из-за чего оказалась в самом хвосте. Что-то было не так, что-то выкручивало ей жилы, будто бы…

Краем глаза она заметила какую-то суету у столов. Это братья Винати и Вирати бежали, расталкивая гостей, к свободным лошадям. Но вот, небо озарилось огромной печатью Ман-Ман-Ман, а спустя миг все поле было озарено светом магического светила этой руны, столь мощного, и столь жаркого, что Витати захотелось бросить поводья и закрыть лицо руками. Вся степь наполнилась криками, люди побежали к перевязям, мужчины хватались за оружие, женщины уводили в сторону детей и стариков. Печатники! Но как они попали сюда?!

Молодняк, что еще секунду назад яростно скакал вперед, готовый оросить кровью землю и начать Сезон Клинков, мигом превратился в испуганную кучку юных всадников и всадниц. По толпе распространялась паника, кони ржали, парни крутили головами, девушки — опасливо поглядывали на родню, что осталась за спиной. Они еще не были полноценными воинами — лишь вчерашние мальчишки и девчонки, что сегодня готовились вступить во взрослую жизнь. Они хотели всю ночь есть, пить и плясать. Да, может быть, кто-нибудь из них и зарубил бы пленника, но столбов едва ли набралось бы и с десяток, а всадников было не меньше пяти дюжин. И Витати — среди них.

Свет магического светила Ман только что не обжигал кожу и был столь ярким, что казалось, будто из мира вовсе исчезли тени. Витати уже толком и не видела основной лагерь, где были накрыты столы и еще минуту назад били барабаны и радостной кричали члены пяти кланов. Казалось, она попала в огромный колодец света, из которого не было выхода.

Нужно что-то делать, нужно увести молодежь, пока…

— У нас есть оружие! Вперед! — воскликнул какой-то юнец, привставая на стременах. — Ударим по врагу! За степь! За Келанд!

И тут же яростно закричал, потряхивая над головой лохаром.

Дезориентированные, прочие всадники тут же подхватили его крик; одни поверили в свою мощь, другие — просто от страха. И не успела Витати проронить и слова, как вся конная масса вновь двинулась к столбам, на источник, где родилась гигантская печать. Ведь маги не ходят в одиночку. Если там есть колдун — он пришел с сопровождением. С магом разберутся винефики, а они, молодые воины пяти кланов, смогут погрузить свои клинки в живую плоть врагов. И не символически привязанных к столбам, а пришедших уничтожить столь важное для них празднество.

Витати ничего не осталось, только как устремиться вместе со всеми вперед. До точки, где было создано мощное колдовство, было еще не меньше трех сотен футов — как раз наравне с рядами с прикованными пленниками.

Кто это мог быть? Этот Вопрос стучал в ушах Витати. Кто-то из мощных печатников. Осиор, Виола — были слишком заняты возней вокруг дагерийского престола. Неужели в Келанд пожаловал Неро — третий и последний колдун, который доподлинно знал о существовании камней рун? Заручился поддержкой западных соседей и привел достаточно большой отряд, чтобы застать келандцев врасплох…

Все нутро Витати в очередной раз перевернулось и сжалось в холодный комок. Ее едва не вывернуло прямо на шею лошади, но она смогла удержаться, хоть в глазах и прыгали красные точки. До конца не понимая, что она делает, келандка подстегнула своего коня и вырвалась вперед, в тоже время выбрасывая перед собой молочно-белую завесу чистой силы руны Вун.

Вокруг послышались недовольные крики разгоряченных юнцов — белая преграда мешала обзору, и всей группе пришлось сбросить темп и перевести лошадей на шаг. Витати же все сильнее и сильнее накачивала силой Вун пространство перед собой, даже обратилась к силе Пустоты, что искажала магические потоки. Что угодно, лишь бы лишить пространство вокруг любой магии! Что угодно…

Копье Света, в поперечнике не меньше семи футов, ударило левее того места, где находилась Витати. Колдовство было такой силы, что свет Ман, что сумел прорваться через барьер Вун, опалил шкуры нескольким лошадям и зажег одежды на одном из молодых келандцев. Но едва Витати обрадовалась, что смогла удержать напор противника, небо над ее головой зажглось оранжевым.

Чья-то чудовищная воля сейчас по частям собирала огромную полусферу из щитов вокруг все еще пылающего светила Ман. Казнь Света? Любимое заклинание дробителей, которым они с изощренным садизмом казнят провинившихся магов?

Витати было крикнула, чтобы все убирались прочь, но молодые люди и без нее поняли, что дело дрянь. Один за другим, всадники разворачивались и во весь опор срывались в сторону лагеря. Быстрее, отступить! Перегруппироваться! Колдунов слишком много, если они способны творить подобное колдовство!

Казалось, вокруг вовсе не осталось белой магии — Витати выкачала все досуха, прогнала по своим жилам, и выпустила перед собой в качестве барьера. Любое, даже самое мощное заклинание, встретившись с подобной преградой, потеряет свою мощь и не причинит ей никакого вреда. А что до ожогов светом — у клана было достаточно умелых целителей для того, чтобы вылечить ее после боя.

Понять бы, куда именно направлены щиты, куда будет бить луч света…

Земля под ногами дрогнула раз, другой, отчего вроде и выученный, конь под Витати дико заржал и попытался сбросить всадницу, что удерживала животное на месте. Винефик же лишь крепче сжала коленями бока животного и натянула поводья, отворачивая голову коня в другую сторону. Не сейчас! Надо еще немного подождать!

Когда в воздух перед ней, поддерживаемый со всех сторон дикими щитами Ур, взмыл ком земли тридцать футов в поперечнике и устремился навстречу светилу Ман, Витати поняла, что ей не победить. Едва столкнувшись с летящей почвой, рукотворное солнце лопнуло, раскалив докрасна закованный в сияющие оранжевым светом щиты Ур грунт, который не разлетелся во все стороны, только удерживаемый силой магических щитов. Земля мигом превратилась в огромную пылающую глыбу, закованную в оранжевое, а после — с огромной скоростью устремилась прямо на голову винефика.

Витати же могла только смотреть, как на нее летит этот пылающий хаос, который размажет ее, словно удар ладони — надоедливую муху.

И тут к ней пришло осознание. Она знала только одного мага, который был способен на такое. Эпицентр колдовства был на линии позорных столбов, где были закованы пленники. А ей сказали, что… Витати не успела закончить мысль, как пылающее инферно над ее головой раскололось на части от слаженного удара режущих щитов и лезвий Фео, выпущенных братьями Винати и Вирати.

Огненная смерть, что неслась в ее сторону, мигом прекратила свое существование, осыпавшись дымящимися комьями по всему полю.

— Вперед! — скомандовал Гатис, поднимая над головой свою кривую саблю, и объединенные силы пяти кланов с братьями-винефиками на самом острие устремились навстречу нежданному врагу.

Глава 17. Сталь и магия

Магическая энергия пронизывала все мое тело. Осуждающий шепот Йеши, призрачная фигура учителя, далекий голос Отавии — все осталось позади. Впереди меня ждал бой, мой последний бой.

Теперь я знал, что сделал со мной Эдриас, как я стал магом. Нужно лишь легкое касание, нужно лишь направить поток первобытной энергии через кровь — и вот, ты становишься частью этого потока, становишься каплей в океане магической силы.

Мои жилы сейчас выкручивало огнем и болью. То, на что у лживого колдуна ушли недели, я сделал в мгновение. Это было похоже на удар огромным кузнечным молотом, что вышибает весь дух, ломает ребра, лишает сил. Но все только начиналось, ведь вот они, всадники степи, несутся навстречу мне, размахивая оружием.

Степняки признают только силу, это мне крепко вбила моя наставница. Они не побегут и не отступятся, пока есть хоть малейший шанс на победу, они будут сражаться, а если шансов нет — приложат вдвое больше усилий, чтобы продать свою жизнь подороже.

Каждый воин боится смерти, это нормально. Это низменное, базовое чувство любого живого существа. Но клан — больше, чем отдельный воин. Когда ты часть клана, то блюдешь только его интересы, даже в ущерб собственному бытию.

В этом был главный позор Витати. Она не смогла сделать то, что было должно. Не смогла отступить в сторону от своего Я и стать Невестой Пустоты, как того требовал клан. Сейчас, будучи частью магического потока я понял всю суть, всю глубину, отвратительный ужас ее падения.

Я надеялся, что был другим. Выше этого. Сейчас вопрос моего выживания — не нужда отдельно дышащего существа. Сейчас я должен выжить для того, чтобы выгнать из родного мира Эдриаса. Исправить ошибки того голодного, напуганного мальчишки-беспризорника, что нашел пещеру в Нипсе. Не каждому мужчине выпадает шанс исправить ошибки прошлого, скорее, всем лишь приходится жить с ними. Я был другим — у меня этот шанс есть. И я не упущу его.

Моя демонстрация магической мощи ожидаемо не возымела эффекта. Дерзкого винефика, что посмел противостоять мне, тут же прикрыли его собратья, расколов пылающую, несущуюся с небес глыбу расплавленной земли на части. Ну и пусть — я и не ожидал, что они отступятся. Значит, я должен найти лучших и дать им бой. Надеюсь, этого будет достаточно.

Мое истинное зрение сейчас сошло с ума. После возвращения из-за черты я видел лишь силуэты, пронизанные магией и материей жизни. Светящиеся всеми цветами радуги фигуры: одни едва-едва горели, другие пылали, как небольшое солнце. Двое, на самом острие конного строя. Те самые винефики, что рассекли огненную глыбу, те самые винефики, что сейчас жаждали моей крови.

Страницы учебников по магии мелькали перед моими глазами. Печати, потоки, баланс… Я бы мог попытаться набросить оцепенение на всю орду связкой голубых рун, мог бы направить режущие щиты в толпу, собирая кровавую жатву. Насколько у меня хватит запаса прочности, прежде чем свободно льющееся магия сожжет меня изнутри? Хватит ли этого для того, чтобы келандцы отступили?

Тут очень, очень много воинов. Сотни собрались на Сезон Клинков, а сколько бойцов остались за пределами видимости? Я не могу победить целую армию, если хочу дать бой Эдриасу.

Не могу, пока живы эти охотники на магов.

Когда келандцы приблизились ко мне на сотню футов, я потянулся дикими щитами и отсек двух впереди скачущих воинов от остальной массы. Когда-то, еще в Нипсе, я видел подобное колдовство, но тогда это был амулет архимага Аурантиса. Смогу ли я его повторить?

Над моими воздетыми к небесам ладонями зажглись оранжевые печати, контуры который я моментально наполнил магической энергией. Как добиться искривления щита в купол? Руна охранительного барьера Рад должна помочь…

Разорвать контуры, убедиться, что заклинание легло верно, и оба воина оказались внутри, а вся остальная масса воинов — осталась снаружи.

Они были опытными бойцами. Я видел, как два светящихся силуэта повернули головы, оценивая ситуацию, после чего спешились и стали расходиться в разные стороны. Правильно, незачем губить лошадей, они не виноваты в разборках двуногих.

Келандцы ничего не говорили, не кричали, слова были излишни. Очевидно, они были уверены в собственных силах, либо понимали, что вырваться у них не выйдет. Одна из фигур переливалась оранжевым; я видел, как поток магии рун защиты заполняет жилы винефика. Вторая же пылала красным — руны атаки. Смертоносная, идеально дополняющая друг друга комбинация. Витати говорила, что красному винефику не обязательно иметь в своем арсенале руну Нид для того, чтобы направлять те же лезвия Фео — он контролировал их напрямую — но при поддержке мага защиты…

В руках красного винефика хищно поблескивала короткая сабля, второй боец прокручивал в ладонях шестифутовое копье. Разойдясь по сторонам, охотники остановились, будто бы чего-то ожидали. Пытались понять, как я буду сражаться?

Игнорируя боль во всем теле, я позвал свой дикий Ур. Как же мне не хватало этого чувства… Только сейчас я понял, как много для меня значила магия, какой важной частью меня была эта сила. Мои руки покрыли короткие режущие щиты, став продолжением ладоней. Я демонстративно ударил ими друг об друга, высекая сноп оранжевых искр и показывая противникам, что готов к бою.

Пространство вокруг нас уже заполнилось всадниками. Орда, что не могла прорваться сквозь мои барьеры, обступила место дуэли со всех сторон, внимательно наблюдая за каждым нашим шагом. То тут, то там стали загораться факелы, освещая небольшую поляну неверным светом молодого пламени, в центре которой стоял позорный столб. А у меня, где-то глубоко в груди, стала теплиться надежда. Неужели выйду из этого переплета живым? Неужели получится?

Между мной и свободой стояли эти двое. Если одолею винефиков, что смогли справиться с самым грандиозным колдовством в моей жизни — с огромной пылающей глыбой — и при этом устою на ногах, то я свободен. Меня не смогут остановить.

Они пришли в движение одновременно, как по сигналу. Красный винефик сорвался с места, направляя в меня рой лезвий Фео, оранжевый — запустил перед собой летящую стену Ур. Если бы я не был учеником Витати, то подумал бы, что они использовали все, на что были способны, но келандцы коварные, умелые воины.

Вместо того чтобы отражать заклинания, пытаться уйти с линии атаки в сторону, я чуть присел и, оттолкнувшись от земли так, что затрещали связки и мышцы, взмыл ввысь, уносимый с места щитом Ур. Спасибо тебе, Берни, за науку, что преподал когда-то в битве с мертвяками. Но мое ликование было преждевременным: едва я успел подняться на десяток футов, в щит под моими ногами ударили несколько воздушных кулаков, а оранжевый винефик поудобнее перехватил копье и, как заправский охотник, отправил свое оружие в полет. Удар был направлен мне прямо в левый бок, под ребра, а там — в сердце, так что дабы избежать смертельного ранения мне пришлось потратить драгоценные мгновения на выставления щита Ур.

Я не мог оградить себя полной защитной сферой, а потом расправиться с винефиками. Это должен был быть бой, яркий, демонстративный. На меня смотрят сотни пар глаз, на меня смотрит орда. Они все, до последнего воина, должны понять, с кем связались.

Копье, отбитое моим щитом, упало наземь, я же, запустив в красного винефика несколько атакующих печатей, приземлился у самой границы купола.

Пока оранжевый винефик был безоружен, на меня вышел его собрат. Вся суть охоты на магов в том, что Башня не учит своих выходцев ближнему бою: Круг высокомерно предполагает, что владение холодным оружием излишне для магов, так что основной тактикой винефиков является сокращение дистанции и физическое убийство печатника. Витати не раз повторяла мне, что любая магия винефика — лишь средство поддержки и способ сократить дистанцию. Бой всегда завершает удар клинка или копья, которые пронзают сердце или сносят голову противнику. Так что когда красный винефик запустил в меня рой магических стрел, я почти не обратил на них внимания, отмахнувшись щитом Берк.

Он уже все понял, этот келандец. Его лицо было полно решимости, а сам он приготовился к рубке.

Кочевник поднял руку с саблей на уровень головы и опустил клинок острием вниз и вбок, приготовившись как отражать, так и наносить удары.

Очень популярная позиция для начала боя. Ее использовали владельцы сабель и рапир, она позволяла как эффективно обороняться, так и молниеносно переходить в атаку. При этом сабля сама по себе — крайне коварное оружие. В отличие от прямого меча, копья или острой и легкой рапиры, искривление клинка сабли давало ее владельцу ощутимое преимущество. Если он умел им пользоваться, само собой.

Легкое движение кистью — и острие уходит в сторону на несколько дюймов, чтобы найти брешь в твоей обороне. Витати постоянно ловила меня на этом — тренируясь с мечниками, ожидаешь пропорциональных движений. Сабля же, будто змея, могла извиваться в руках, постоянно меняя положение своего острия в пространстве. А клинки келандцев были достаточно массивны и для того, чтобы бить ими плашмя, прорывая оборону, и даже использовать как кастет, если уж так случилось, что ты оказался лицом к лицу с противником. Самое главное — не подпускать врага слишком близко и постоянно следить за острием…

Не успел я выставить вперед свой режущий щит, что служил мне клинком, винефик пришел в движение. На полусогнутых коленях, он сделал шаг вперед, одновременно поднимая руку и выворачивая клинок сабли над головой, нанося прямой и мощный удар. Казалось, сабля летит мне в лоб и почти рефлекторно я поднял свое светящееся оранжевым лезвие перед лицом и прямо, но в последний миг оружие противника изменило направление движения и атака пошла уже в левое плечо.

Я едва успел опустить конец своего магического клинка, чтобы отразить атаку винефика, а он, только коснувшись моего оружия, уже вернул саблю к своей груди и на этот раз на самом деле нанес прямой и мощный удар сверху вниз, сделав при этом выпад корпусом вперед, добавляя к атаке вес собственного тела. Но укрепленный магией клинок опять встретился с пылающим оранжевым щитом, высекая во все стороны искры.

В следующие мгновения винефик повторил связку из двух этих ударов еще несколько раз, с каждым выпадом продвигаясь вперед на полшажка, и я понял, что он просто теснит меня к стене моего же купола.

Я попытался контратаковать боковым ударом на его возвратном движении посреди связки, но вместо того, чтобы принимать удар пылающим щитом, который мог рассечь металл его сабли при должной удаче, он продолжил свою атаку.

Лезвие сабли, повернутое в последний момент боком, самым кончиком полоснуло по моему запястью, и если бы не продолжение магического клинка, что как перчатка, покрывало мою руку почти до локтя, я остался бы без кисти и безоружным.

Увидев, что его коварная контратака не увенчалась успехом, винефик оскалился, сделал шаг назад и, разведя руки в стороны, поглумился надо мной. Мол, давай! Атакуй! Чего ждешь?! Но едва я сделал шаг вперед, в мое горло полетел мощный боковой удар, который должен был снести мне с плеч голову. Пришлось выламывать руку и неловко отражать этот коварный удар. Противник тут же отступил назад, опустил саблю на уровень пояса, я же замер, отведя правый локоть чуть назад и подавшись всем телом вперед, словно прикрывая свое оружие корпусом и ладонью от взгляда винефика.

Келандец сделал пробный удар кончиком сабли снизу вверх и сразу же перевел его в очередную верхнюю атаку. Я же, помня уроки Витати, на этот раз не отступал, а наоборот, сделал шаг вперед с выпадом магического лезвия прямо в лицо противника, стараясь пробить его оборону.

К сожалению, мне не хватило скорости. Едва красный винефик увидел движение моей руки, то прижал локоть к корпусу, возвращая клинок в защитную позицию, и ударом снизу вверх отклонил мой клинок выше уровня своей макушки, параллельно осыпая нас обоих потоком оранжевых искр. Не выдержав, он попытался сразу провести широкий рубящий удар мне по корпусу, и я едва не дотянулся до его плеча на контратаке.

Сделав несколько прыжков назад, винефик отбросил в меня несколько лезвий Фео, целя в ноги и голову одновременно, я же без особых проблем принял магические снаряды на щиты Ур, отклонив заклинания в стороны.

Все это заняло буквально десяток секунд — время, которое второй боец потратил на то, чтобы подобрать свое копье и присоединиться к товарищу. Они стали передо мной, чуть разойдясь в стороны, дабы дать пространства — сабля и копье против моей магии.

Я не был двуруким бойцом, так что в бою против такого противника сразу два оранжевых клинка мне бы скорее мешали, чем помогли, но вот копье… Хватит демонстрировать боевую удаль! Я могу их просто разорвать, обессилить, позвать Пустоту в моей груди и…

Додумать я не успел — оба бойца перешли в атаку, и началось то, что я бы назвал беготней по кругу. Моего навыка хватало только на то, чтобы уворачиваться от выпадов копья и парировать наиболее опасные сабельные удары, при этом постоянно отступая так, чтобы меня не прижали к магическому барьеру.

Я почувствовал, что начинаю уставать. Боль в магических каналах из-за варварского с ними обращения никуда не делась и стала только сильнее, мышцы после трансформации из облика Нассира в мое родное тело — болели не меньше. Но на печати у меня просто не было и одного свободного мгновения, а все мои атаки с помощью диких щитов мгновенно парировались более опытным оранжевым винефиком. Я пока мог справляться с его дикими рунами за счет большей магической мощи, но с каждой минутой мои шансы на победу становились все меньше и меньше.

Орда же вокруг гудела и бесновалась. По непонятной мне причине, кочевники все же позволили мне сразиться с винефиками. Никто не пытался истощить оранжевый купол, никто не стремился пробить в преграде брешь, чтобы мигом смять дерзкого чужака, или хотя бы подстрелить его из лука. Они просто… Смотрели, и болели за своих винефиков-чемпионов, будто бы мы оказались в бойцовской яме.

Бой меня истощил, довел почти до исступления. Будто кукла, ведомая невидимой рукой, я отражал удары и уворачивалсяот выпадов, прежде чем не решился все это закончить. В очередную передышку, когда мне удалось разорвать дистанцию на полудюжину шагов, я упал на колено и вонзил магическое лезвие в землю. Винефики, удивленные таким поворотом, на мгновение запнулись, а в следующий миг земля под их ногами пришла в движение, взрываясь огромными комьями. Я уже так делал, против нежити в императорском особняке, теперь — против двух винефиков. Справиться с волколаками было, все же, проще… Укрывшись за летящей землей, я рванул вперед и сумел застать врасплох оранжевого винефика.

Ничего не дается бесплатно. Всегда надо чем-то жертвовать. Приняв удар копья келандца на правую сторону груди, я только сильнее насадился на древко, позволяя острию выйти через спину, после чего вогнал в живот противника горящий оранжевым режущий щит. Сейчас надо повернуть магическое оружие в ране, рвануть в сторону, орошая сухую землю степи ярко-алой кровью…

Удар кулака Хаг в район живота отбросил меня в сторону от моей жертвы. Винефик остался жив, но был тяжело ранен. Он уже не боец…

Оскалившись я хрипло вдохнул сквозь зубы, и, закашлявшись кровью, все же сумел отсечь укрепленное магией древко у самого основания. Чтобы не мешало двигаться…

Возможно, я отсюда и не уйду. Ну что же…

Красный винефик совершенно обезумел и, выбрасывая вперед все новые и новые кулаки Хаг, лезвия Фео и магические стрелы Тир, бросился на меня, пытаясь сбить с ног. Я же упал на колени, закрываясь магическими щитами, опустил на землю руки, готовясь пронзить противника режущими щитами, что ударят снизу, из-под ног. Больше товарищ прикрыть его не сможет, а сдержать натиск несущегося на меня бойца несколько секунд — не проблема.

Я почти закончил свое колдовство — земля перед винефиком стала вздыматься, отодвигаемая десятками узких оранжевых щитов-лезвий, как между нами взмыла белая преграда. Уплывающим взглядом я поймал светящуюся белым светом фигуру, что встала между мной и моей добычей. Еще один охотник на магов, только с белыми рунами… Зарычав в бессилии, я попытался забрать за собой хотя бы одного противника. Надрываясь, потянулся диким Уром вперед, но мое заклинание уже растаяло, встретившись с всепоглощающей, искажающей магические потоки Пустотой.

Опустошенный своим поражением, я просто уселся на земле и, задрав вверх голову, попытался рассмотреть своего нового противника, справиться с которым у меня уже не было ни единого шанса. Пробитое копьем легкое уже окрасило красным мои губы, а каждый вдох и выдох я делал, хрипя и захлебываясь собственной кровью.

— Это было… впечатляюще. — Сказала фигура.

Я моргнул, избавляясь от остатков истинного зрения.

— Можешь встать, Рей? — спросила странно одетая, но все же такая знакомая Витати, протягивая мне руку. — Надо достать из тебя обломок и подлатать, прежде…

— Чем что? — прохрипел я.

— Прежде чем ты покажешься моему отцу, Великому Шазу Тати, — ответила келандка.

Я посмотрел в белесые глаза своей наставницы, на ее протянутую ладонь. Мои губы растянулись в страшной улыбке, обнажая окрашенные кровью зубы. Я все же смог впечатлить келандцев. Я буду жить.

Глава 18. Воля предков

Витати буквально на своем горбу затащила меня в какой-то большой шатер, который был наполнен женщинами средних лет и старухами. С их помощью винефик уложила меня на матрац лицом вниз. Кто-то принес горячей воды, тут же появились тряпки, какие-то мази и травы.

— Не надо, — просипел я.

В живых меня удерживала только моя магическая суть и сила осколков. Простой человек уже бы давно захлебнулся собственной кровью или скончался от той же кровопотери. Но маги крайне живучи, это я уже успел проверить на собственной шкуре.

— Так, сейчас придет целитель, а мы пока достанем обломок копья… — пробормотала Витати.

По ее голосу было понятно, что рана выглядела страшно. Удар оранжевого винефика пришелся в правую сторону груди, повредил легкое и только каким-то чудом не отправил меня сразу же к праотцам.

— Просто достань это дерьмо из моей спины…

— Рей, не дергайся или…

— Я говорю, рвани! — не выдержал я.

Я чувствовал осуждающий взгляд винефика даже затылком, но Витати подчинилась, и я почувствовал, как ладони келандки легли на кусок древка и острие, что торчало из моей спины.

— Как только я достану его, ты начнешь истекать кровью. У тебя будет минута, может меньше, — серьезно сообщила она.

Я только дернул головой, мол, понял, и начал собирать под ладонями целебные печати. Вторая печать бор, чтобы вытравить заразу, что была на копье, и вторая печать Ис-Эо. Я помнил ошибку, которую допустил во время боя за жизнь Отавии, и как у меня потом тянуло плечо. Так что восстанавливаться надо постепенно. Пятидюймовой Ис-Эо должно хватить, чтобы остановить кровь, затянуть легкое и прихватить рану. А потом я продолжу лечение…

Использовать силу осколков при свидетелях я не собирался, а вокруг было немало женщин. Да и не был я уверен, что после всех выкрутасов последнего часа Пустота вовсе откликнется на мой зов.

— Готов? — спросила Витати.

Я даже пикнуть не успел, а девушка уже перевернула меня на левый бок, схватилась за обломок копья и рванула его из моего тела, упершись мне в спину коленом. Ей помогали еще несколько женщин, которые придерживали мои плечи и спину. Скажу честно, именно к такому быть готовым просто нельзя — в глазах потемнело, а контуры печатей, что я держал наготове на кончиках пальцев, едва не рассыпались. Но я смог удержаться, а уже в следующий момент я впечатал в свою грудь заклинание Бор-Бор, а следом отправил и целебную печать Ис-Эо.

Желтая энергия печатей обожгла рану, после чего я почувствовал тепло и облегчение. Кровь, что было хлынула, едва винефик вырвала из меня обломок копья, остановилась, а после рана стала затягиваться буквально на глазах.

— Надо зашить, — прохрипел я.

Витати серьезно кивнула. Одна пожилая женщина тут же взялась за кривую костяную иглу, другие — стали готовить перевязку. Было видно, что они не в первый раз штопают раненых и знают, что делают. Так что к моменту, когда в шатер, будто с опаской, вошел дикий маг желтых рун — я увидел это по свечению его магических каналов — все было кончено. Меня заштопали, перевязали и даже влили в рот какой-то укрепляющий отвар.

Во время всей процедуры нет-нет, но я ловил на себе испуганные или ненавидящие взгляды обитательниц шатра, но в основном они все были крайне заинтригованы. Думаю, информация о том, что случилось на поле, дошла до сюда быстрее, чем Витати приволокла мою пробитую копьем оранжевого винефика тушку.

Следующие два дня я провалялся во вдовьем шатре, попивая целебные отвары и шарахая самого себя желтыми печатями. Колдовать я старался, когда никого рядом не было — едва кто-нибудь из женщин завидит формирующийся в воздухе контур печати, то жди осуждающих взглядов и беглых причитаний по-келандски, разобрать которые не было ни единой возможности.

Со мной почти никто не разговаривал — имперским пресийским владели всего пара представительниц вдовьего сообщества, да и то, на совершенно базовом уровне, так что моей компанией был пестрый купол шатра, да изредка приходящая Витати.

— Кстати, — начал я, когда девушка заглянула проведать меня, — а как тот винефик?

— Вирати? Копейщик? — уточнила она. — Нормально. Ему помогли первым, жить будет. Но вот в седло сядет только через месяц-другой. Ты едва не пронзил ему хребет своим клинком.

— Я его едва не выпотрошил… — протянул я. — Его товарищ успел вовремя.

— Они братья, — спокойно сообщила Витати. — Я их хорошо знаю.

— Я это прочувствовал, — усмехнулся я, — очень знакомый стиль.

— У нас всех были одни учителя, — пожала плечами келандка, наливая мне теплого питья. — Просто они привыкли сражаться в паре и в строю. Я училась иначе.

— Дуэли? — уточнил я.

Витати только дернула плечом, после чего передала мне широкую пиалу с теплым отваром.

— Я удивлена, что ты смог устоять против них, — сказала винефик.

— Ты же понимаешь, что… — я многозначительно опустил глаза на собственную грудь, давая понять, что с помощью пустоты мог стереть обоих бойцов в порошок, не сходя с места.

— Ты все сделал правильно, — сказала Витати, усаживаясь на край моего лежака. — Ты как, уже встаешь?

— Кое-как — да. Нужна еще пара дней и можно отправляться, — сказал я.

Я был уверен, что Витати составит мне компанию в моем путешествии до Храма Пустоты. Первое — она знала дорогу. Второе — она преодолела половину мира, чтобы помочь мне в моем предприятии. Иначе зачем она вернулась в степь?

— Сначала тебя ждут в Большом Шатре, — уклончиво ответила девушка, меняясь в лице.

— Меня не пропустят?

— Отец все еще хочет поговорить с тобой.

— О чем?

— О том, зачем ты сюда пришел, — серьезно ответила Витати. — Не спорь со мной, Рей. Самое главное ты уже сделал — доказал свою силу. И вообще, у того столба ты оказался по ошибке. Я рассказала отцу о тебе и твоем путешествии, едва прибыла в клан. И он обещал, что отправит дозорных на поиски, чтобы тебя привели к нам, целым и невредимым. И я совершенно не понимаю, как ты оказался у столба, потому что наружность твоя весьма приметная, да и описала я тебя четко. Но с этим мы еще разберемся…

— Слушай, тут такое дело… — я сел на лежаке рядом с Витати и, покручивая в руках пиалу, стал рассказывать о том, что произошло со мной и Отавией в Гохринвии.

Рассказал я и о Нассире. Не таясь и не скрываясь, как я делал раньше. Прямо и четко — вывалил на Витати всю правду. И о том, что парень мне доверял, и о том, что я его заколол и украл его личину, чтобы выжить.

Винефик внимательно меня выслушала, а после только покачала головой.

— Это многое объясняет, если ты выглядел как гохринвиец… Но как ты оказался в степи? И ты говорил, это было в самом начале осени, а ведь уже идет зима…

Я только покачал головой, показывая, что у меня нет ответа.

— Это все этот Йеши и… Изнанка, бездна. Будто там время течет иначе, если слишком близко приблизиться к… Я даже не знаю. Но этот старик точно о чем-то умалчивает. А еще он — очень странный колдун. Потому что он слишком многое может и слишком многое знает.

— Только не говорит, — подытожила Витати.

— Только не говорит, да, — согласился я.

Вести, что принесла Витати, все меняли. Я почему-то уверился в том, что для меня все закончилось, и едва я смогу держаться в седле, добрые кочевники снарядят меня конем, припасами и мы отправимся в Храм Пустоты в северных предгорьях. Вот только реальность оказалась совершенно иной и, как объяснила мне Витати, все упиралось в волю ее отца.

События памятного вечера прервали празднование Сезона Клинков, которое едва-едва восстановилось в вечер перед тем, как я показался на глаза отцу Витати, Великому Шазу Тати.

Сначала во вдовий шатер вошли трое — Витати, какой-то хмурый мужик лет пятидесяти и тот самый винефик, брата которого я едва не выпотрошил. При виде Винати — вроде так звали старшего из братьев — я весь напрягся, но лицо келандца ничего не выражало. Он даже смотрел на меня спокойно, хотя я чувствовал, что где-то в их глубине плещется злость. Правда то, как держался воин, показывало, что в этой тройке он был младшим.

— Рей, это Гатис, аl-rafi Великого Шаза, — сказала Витати.

— Я советник и помощник ее отца, — на довольно чистом имперском сообщил Гатис, поясняя, кто такой альрафи.

Я поклонился мужчине, насколько позволяла перевязь, после вопросительно посмотрел на всю троицу.

Винати сделал шаг вперед и положил передо мной мешок, который, как я понял, был весь набит одеждой.

— Великий Шаз ждет через полчаса, — сообщил Гатис, после чего он и Винати вышли прочь, осталась только Витати.

Винефик помогла мне переодеться, благо, почти все наряды келандцев отличались удобством и просторностью. Широкие штаны, длинная рубаха и накидка под пояс, похожая более на халат. Витати помогла мне собрать в хвост волосы и натянуть сапоги на опухшие от обильного питья и лежания ноги.

— Ну, вроде готов, — сказала келандка, разглаживая отвороты верхней накидки на моей груди и поправляя пояс. — Почти келандец.

— Могла бы и раньше предупредить, — тихо прошептал я, чтобы вдовы не услышали, намекая, что совершенно не знаю, что должен говорить на этой встрече.

У меня был отдельный отгороженный ширмой уголок, но ощущение, что за мной постоянно следят, не отпускало.

— Все будет хорошо. Просто говори моему отцу правду, этого будет достаточно, — спокойно ответила Витати. — Если все пройдет хорошо, будем в святилище уже через месяц…

— Было бы неплохо, — кивнул я, проверяя, хорошо ли затянут пояс. — Ну что, точно готов?

Витати еще раз оценивающе окинула меня взглядом, после чего хлопнула по груди и мы вышли из шатра, к ожидающим нас Винати и Гатису.

Аудиенция у Великого Шаза была обставлена почти по-домашнему. Присутствовал только сам Шаз, Витати, Гатис и еще несколько старейшин клана. Бойцы, что несли караул возле шатра своего предводителя, внутрь не входили, а плотная ткань на входе могла гарантировать, что слова, сказанные внутри, тут и останутся.

Я занял указанное мне место у подножия невысокого постамента, на котором стояло некое подобие трона. Сам Великий Шаз же сейчас тихо переговаривался с каким-то стариком. К ним подошел Гатис, что-то шепнул и Тати, махнув пальцами, дал старику понять, что разговор придется продолжить позже. После отец Витати наконец-то посмотрел на меня и тут я понял, в кого у Витати такой одновременно тяжелый и отсутствующий взгляд.

Тати был уже стар. Не дряхл, но в том возрасте, когда вот-вот наступит немощь. Последние дни осени жизни Великого Шаза, последние годы, когда он еще может уверенно держаться в седле и поднимать тяжелую саблю. Вероятнее всего, следующий Совет Кланов выберет нового предводителя, а сейчас же Тати просто устраивал дела собственного рода, заключая выгодные союзы и усиливая влияние клана на политику степи. Например, этот большой праздник клинков. Сколько там Витати говорила, прибыло кланов на праздник? Четыре, и пятый клан — ее родной? Большое мероприятие, если подумать. И очень вовремя для Тати, который в это время может заключить ряд выгодных браков. Всегда сложно устраивать разборки, когда по другую сторону есть кровная родня.

— Говори, — скомандовал Гатис.

Тати же все так и молчал, вздернув подбородок и чуть поджав серые губы. В отличие от Витати, чьи черты лица были почти острыми, у ее отца был крупный нос, мясистые губы, но такие же, как и у дочери, высокие скулы. От этого лицо Великого Шаза имело хищно-агрессивное выражение, а вот в такой позиции, если смотреть снизу вверх, вовсе становилось не по себе. Тем более, Тати сейчас сидел, развалившись в своем кресле, а руку Шаз положил на длинный кинжал, что лежал в ножнах за поясом. Будто бы в любой момент он был готов вскочить и заколоть наглеца в моем лице.

— Меня зовут Рей, Великий Шаз Тати.

— Мы знаем, как тебя зовут, — перебил меня Гатис. — Говори, что привело тебя в степь.

— Большая нужда, Великий Шаз Тати. Мне надо пройти путем, что прошла ваша дочь, — уклончиво продолжил я. — Один великий колдун замышляет великое зло и мне надо попасть в горы…

— Говори прямо! — рявкнул Тати, подаваясь вперед. — Не смей увиливать, печатник!

Я едва не стал перечить, но смог удержать себя в руках. Хотите прямого ответа? Будет вам прямой ответ.

— Я познал Пустоту, — ответил я, вызывая в груди силу камней.

— Что это значит? Ее нельзя познать! — вскрикнул один из старейшин, вскакивая с лавки. — Что несет этот юнец!..

Но не успел старейшина закончить, лоскутный ковер из множества материалов под моими ногами пришел в движение. Ткани, шкуры, шелка, будто бы ожили и сейчас двигались вокруг невидимых осей, превращенные в подвижный кисель, полностью подчиненные моей воле и силе осколков. Это было почти просто — намного проще, чем ломать собственные кости, меняя внешность.

— Я познал Пустоту и суть материй, — ответил я, глядя Великому Шазу прямо в глаза. — И мне нужно встретиться с ней вновь. Пока ее не нашли раньше меня.

Тати был ошарашен. Я видел, как на секунду его лицо исказилось от страха. Но не зря отец Витати был военачальником столь долгие годы.

— Кто-то ищет храм? — спросил Гатис, который быстрее остальных вник в мои слова.

Ковер прекратил движение и вернулся в то состояние, в котором был до моего колдовства. Осколки камня рун успокоились, я же старался скрыть накатившую отдышку и капли пота, что сейчас катились по моему затылку и шее.

— Вы не сможете его остановить. Не сможете ему помешать. В мир пришло большое зло, — сказал я.

И поймал непонимающий взгляд Витати. Какое зло? О чем я? Винефик считала, что я иду на север ради того, чтобы познать собственную силу, а потом вернуться в Империю… Но теперь…

Я посмотрел в глаза дочери Великого Шаза, извиняясь за эту свою последнюю, но самую большую ложь. Я обязательно все ей расскажу, как только мы выйдем на север, когда между мной и Храмом больше не будет преград. Попасть в святилище, не дать Эдриасу заполучить второй камень, с помощью которого он сможет натворить бед. Пришлый колдун был безумен, я это знал. Он не уйдет по-тихому. Просто ради развлечения, он разнесет этот мир, как разнес уже, я уверен, многие миры до этого.

Тати повернул голову к старейшинам, которые, по всей видимости, отвечали за обряд свадьбы с Пустотой. Старики переглядывались, пошептались, а через минуту один из них встал и сказал:

— Юнец говорит, что стал женихом Пустоты и вернулся, но это невозможно… Пустота никого не выпускает, в ней ты остаешься навсегда, это известно доподлинно…

— А я и не сам вырвался, — сказал я. — Витати меня вытащила. Ее кровь.

Все взгляды устремились на несостоявшуюся Невесту Пустоты, после чего старики опять стали шептаться. Гатис и Великий Шаз же лишь ждали, что скажут старейшины. По лицам Великого Шаза и его советника нельзя было понять, к чему пришли эти двое, но я заметил, как время от времени лидер и его ближайший сподвижник переглядывались, как старые супруги, что научились вести диалог без слов, только взглядом.

— Мы не можем препятствовать Жениху Пустоты, — сказал наконец один из стариков, выйдя чуть вперед. — Но воля предков однозначна: чужакам нет ходу в святилище. Таково наше слово.

— Отец! — воскликнула Витати, выступая вперед.

— Великий Шаз… — осторожно начал я.

Тати смотрел на нас двоих, переводя взгляд с меня на Витати, после чего встал со своего места, поправляя кинжал за широким поясом.

— Вы слышали, что сказали старейшины. Чужакам ходу нет, — начал Великий Шаз. — Но и гневить Пустоту я более не рискну, тем более…

В этот момент мужчина многозначительно посмотрел на Витати, и все стало понятно. Она не справилась со своей ролью, а это означало проблемы для всего рода. Без охотников на магов клан Тати угаснет.

— Я не могу пойти против воли предков, — продолжил Тати, чем вызвал одобрительное бормотание стариков, — Ты, печатник, а значит…

— Я не печатник, — возразил я Великому Шазу. — Меня тренировала Витати, я владею истинными рунами защиты, я обучен убивать магов, как и любой винефик степи.

— Ты смеешь звать себя убийцей магов? — высокомерно усмехнулся Гатис.

— Пусть Винати скажет, достаточно ли я обучен, — парировал я. — Жаль, тут нет его брата, который…

Эти слова потонули в гуле голосов; Винати взорвался бранью, старики повскакивали со своих мест, пару крепких слов отпустил и Гатис. Молчали только мы с Витати, а прервал все Великий Шаз, трижды хлопнув в ладони.

— Тихо! — рявкнул Тати. — А ты, Винати, не ори! В одном этот наглец прав — он едва не выпотрошил твоего брата и не похоронил тебя! Если бы не Витати, ты бы тут не стоял!

Я чуть повернул голову и посмотрел на келандца, который стоял у самого входа и сейчас от бессильной злобы сжимал зубы.

— Танец Клинков… — сказал один из стариков. — Парень умелый, сильный… Пусть докажет во время испытаний.

Все взгляды устремились на старейшину, а по лицу Витати я понял, что он предложил что-то невероятное.

— Пусть станет одним из нас… Если его примет хоть один из кланов, — продолжил старик. — Если он хочет попасть в наше святилище миром, то это единственный путь.

По лицу Великого Шаза я понял, что Тати эта задумка понравилась.

— Пусть будет так, — сказал наконец-то отец Витати. — Если хочешь получить проход на север, докажи, что достоин этого. Пусть решают кланы. Таково мое слово.

После Великий Шаз хлопнул в ладоши, а внутрь шатра вошли бойцы, которые проводили меня, Витати и старейшин из шатра. Уже отойдя чуть в сторону вместе с винефиком, я тихо спросил келандку:

— Что это значит? Танец Клинков? Я должен показать, что я воин? — спросил я. — Но ведь бой с братьями…

— То, что ты воин — ты доказал и показал. Нет, Рей, это другое.

— Что же? — спросил я.

— Тебе придется найти жену во время ритуальных боев, — ответила Витати. — Так ты сможешь стать членом одного из кланов и полноправным винефиком.

От этих слов мне стало не по себе, а руки похолодели. Жену? Но как же… По лицу Витати я понял, что другого пути на север нет, или мне придется устроить бойню, чего моя наставница мне не позволит. Значит, придется принять участие.

«Еще одна жертва», — подумал я.

Дальше мы шли с Витати в тишине, а каждый думал о своем. Тогда я еще не знал, насколько схожи наши проблемы. В ту ночь мне снилась Отавия. Принцесса молча стояла и смотрела на меня с каким-то осуждением, а мне нечего было ей сказать.

Я слишком многое отдал на этом пути, чтобы отступить. Я должен попасть в святилище.

Глава 19. Пляска Клинков

Ритуальные бои знаменуют собой финал Сезона Клинков. Между первой рубкой и боями проходит обычно несколько недель, во время которых молодые люди соревнуются в боевой удали, знакомятся, едят, пьют и танцуют.

Все это прошло мимо меня — время восстановления после ранения, потом попытка принять реальность и необходимость выхода в большой круг с саблей в руках…

В оставшиеся дни перед Пляской Клинков я отдыхал и восстанавливал силы. Осколки камня рун и печатная магия довольно быстро исцелили мое тело, но я был настолько истощен морально, что мне потребовалась некоторая передышка.

Когда пришло время снимать перевязи и окончательно затягивать рану, что нанес мне Вирати, меня уже переселили в отдельную небольшую палатку, ибо назвать малюсенькую конструкцию шатром у меня не повернулся бы язык. В ней умещался небольшой переносной очаг, лежак, расстеленный прямо на сундуке для вещей, да кое-какая бытовая утварь. Я не жаловался — этого было вполне достаточно, чтобы поспать или перекусить в одиночестве, если не было желания идти по лагерю искать еду.

С каждым днем прибывали все новые и новые гости. Как объяснила мне Витати, у Сезона Клинков нет строго календаря, он не длится какое-то особое число дней и заканчивается, когда все дела улажены, а договоренности между старшими — достигнуты. А так как в этом году ее отец собрал на одной площадке представителей сразу пяти кланов — почти все кланы северного Келанда — то и сам сезон рисковал затянуться едва ли не на всю зиму.

В одно утро, выйдя наружу, я обнаружил у своей палатки братьев Винати и Вирати. Винефики выглядели напряженно и одновременно смущенно, но была в их лицах и какая-то решимость. Видно, что оба пришли по делу. Окончательно убедился я в последнем, когда заметил, что красный винефик держит в руках две сабли, а его брат — также вооружен клинком, хотя в лагере оружия при себе вовсе не носили. Максимум, что я видел — запоясные кривые ножи и кинжалы в богато украшенных ножнах, которые были, скорее, статусной вещью, чем реальным оружием.

— Нас послал альрафи, — начал старший из братьев. — Сказал, что мы должны проявить гостеприимство.

Я вопросительно посмотрел на сабли, на келандцев, потом — опять на сабли. А потом до меня дошло, ведь я вспомнил, как начинается утро каждого винефика.

— Сейчас, — кивнул я, ныряя обратно в палатку.

Там я сбросил с себя одежду, оставшись в одних штанах и сапогах, да прихватил рубаху похуже, накинуть на плечи.

Братья, казалось, оценили мой внешний вид. А еще в глубине души я был благодарен Гатису за это указание для винефиков. Так я смогу не только найти себе занятие, а еще чаще показываться в лагере в компании охотников на магов, что делало мою фигуру почти привычной для прочих кочевников.

Когда мы подошли к вытоптанной площадке за пределами стоянки, я понял, что попал на тренировочное поле. Несколько мишеней и вкопанных в землю столбов, голая земля без единой травинки, небольшая бочка с водой — умыться после. Я взял саблю из рук старшего брата, пару раз взмахнул. Непривычно тяжелая, обычно Витати позволяла мне тренироваться с более легкими мечами или копьями, так как я не был кавалеристом и в седле держался посредственно. Но другого клинкового оружия в степи не было, за исключением сложного в освоении и еще более коварного традиционного лохара, но браться за боевой серп у меня даже и мыслей не было.

Начав с небольшой разминки, мы довольно быстро перешли почти к настоящей рубке. Братья оказались крайне опытными бойцами и без применения магии меня уже в первые полчаса несколько раз хлопнули плоской стороной клинка по спине и ногам.

К моему удовольствию, наши бои стали ежедневными. После рассвета братья неизменно приходили к моей палатке, молча передавали саблю, после чего мы шли на площадку. Тренировались без слов — сменяя один одного, работали в парах и поодиночке. Это был новый для меня опыт: Витати была чуть ниже и намного легче меня в нынешней форме, так что чаще винефик полагалась на скорость, чем на силу. Братья Винати и Вирати, наоборот, были молодыми, рослыми, пусть и жилистыми, парнями, которые в полной мере пользовались и собственным весом, и физической силой, данной им природой. А к тому, что руки у них были чуть длиннее, чем у моей наставницы, я, наверное, так толком привыкнуть и не смог — за что постоянно получал легкие тычки и удары по спине и рукам.

Но настало то утро, когда все изменилось.

Братья все также молча пришли к моей палатке, но вместо привычной мне разминки Винати сразу взял в руки саблю и позвал меня к себе.

— На днях начнется Пляска, мне надо кое-что тебе показать, — сказал винефик.

Я догадывался, что этот момент когда-нибудь настанет, но не думал, что так скоро. Может, еще через неделю, а лучше — через две…

— Пляска отличается от тренировочного или реального боя, — медленно продолжил охотник на магов, — это больше… Танец. Смотри сюда, начинается все постепенно.

Он поднял перед собой саблю, после чего сделал два медленных выпада, будто бы показывал новичку базовые движения с оружием.

— Раз, два, три, — считал Винати. — А потом чуть быстрее…

Это затянулось почти до обеда. Братья попеременно показывали мне различные движения, которые я должен был выполнить во время ритуальной пляски. Причем я должен был выполнять как роль ведущего, так и ведомого.

— Очень важно все делать четко, — уже в который раз повторял винефик, — потому что не все девушки обучаются сабельному бою и просто разучивают движения Пляски Клинков. Если начнешь двигаться как-то иначе, это собьет ритм и все испортит.

— Я это уже понял, — огрызнулся я.

Легко ему говорить! Они с Вирати время от времени менялись, я же непрерывно размахивал тяжелой саблей уже несколько часов. Было чувство, что она весила сотню фунтов; кисти рук ломило, плечи горели от напряжения, ноги онемели, а поясницу я перестал чувствовать почти час назад. В какой-то момент мне подумалось, что мой хребет скоро вовсе высыплется в штаны, и я останусь на этой поляне бесформенным кожаным мешком.

Так что когда плечи свело очередной судорогой, и я едва не бросил саблю на землю, Винати только покачал головой и с сомнением сказал:

— Думаю, ты готов…

Почему они не стали показывать мне эти движения раньше?! У нас же было столько дней! Столько часов тренировок!

Ответа на этот вопрос я, впрочем, так и не получил. Уже позже я пришел к выводу, что братья меня просто проверяли, любопытствовали, на самом ли деле я был достойным воином или мне просто повезло. И только когда они убедились в моем навыке и выучке, только когда приняли факт того, что Витати достойно обучила меня как охотника на магов, они перешли к той части, которую им, скорее всего, и поручил изначально Гатис. Обучить меня главным движениям Пляски Клинков, чтобы я смог честно попробовать себя во время этого ритуала.

Кроме винефиков я почти ни с кем не общался и существовал внутри стоянки келандцев сам по себе. По вечерам различные кланы устраивали ужины, проводили игры или стрельбы, но я все это время проводил в отведенной мне палатке. Витати я тоже почти не видел — она постоянно была при своем отце, ряженая, как дорогая кукла, соответственно титулу дочери Великого Шаза.

Я очень надеялся, что какая-нибудь девушка согласится взять меня в мужья — тут этот вопрос решался обеими сторонами. Как объяснили мне братья, если партнер по Пляске опускает саблю и поворачивается спиной — это отказ. А вот воткнутый в землю и окропленный собственной кровью клинок — это предложение обменяться оружием, то есть вступить в брак. Если оба в паре согласны на заключение брака, они выдергивают оружие друг друга из плоти Степи, а потом обращаются к старейшинам, которые проверяют их родословную до седьмого колена. Если нет явного кровосмешения, то брак одобряется и в тот же вечер закрепляется при свидетелях из числа вдов и старших женщин, которые следят за тем, чтобы будущий муж не навредил невесте, и при этом брак можно было считать состоявшимся.

Каковы были мои шансы? Каких-то традиционных предпочтений у келандок не было. Одни девушки выбирали воинов, так как он мог добыть хабар во время похода на земли гохринвийцев, другие — предпочитали мастеров или скотоводов, которые оставались в клане круглый год. Первый вариант давал шанс на более богатую жизнь, второй — почти гарантировал, что женщина не окажется раньше срока во вдовьем шатре со старухами. Кроме того, большая семья часто оставляла состарившихся матерей при себе. Они помогали с внуками и по хозяйству, обучали молодых и следили за тем, как себя ведут зятья и невестки.

Накануне Пляски ко мне пришла Витати. Я как раз готовил на углях свой ужин — простенькое рагу с куском говядины на кости и овощами, которые удалось добыть в лагере.

— Сходил бы за общие столы, — сказала келандка, усаживаясь на край моего лежака.

— Слишком много лишних глаз, — ответил я, не отрываясь от готовки, — аж кусок в горло не лезет.

— Братья тебе все объяснили? — спросила Витати.

— Да, — кивнул я, пробуя на плоской деревянной ложке, что же у меня сегодня получилось.

Не хватало соли, но в целом — вполне сносно.

— Будешь? — спросил я.

Витати только усмехнулась, после чего потянулась за стоящей возле очага тарелкой.

Лишних приборов у меня не было, так что свою посуду я отдал келандке, а сам уселся рядом на лежак, умостил плоскую сковороду на небольшой доске для нарезки и взял ту самую длинную ложку.

— Эля бы… — протянул я, дуя на горячую пищу.

— Это да, — согласилась винефик. — Наши только забродившее молоко пьют, да иногда кислое вино покупают на юге, но с этим строго.

— Чего так?

— Это вы, западники, хлещете вино как воду, — сказала Витати, вгрызаясь крепкими белыми зубами в свой кусок мяса, — а Дети Степи почти не пьют. Не приспособлены и не приучены.

Я на миг представил, что тут начнет твориться, если выкатить на центр стоянки пару бочек крепленого кибашамского, и мне стало даже как-то не по себе. А еще я вспомнил, что Витати никогда не налегала на крепкий эль, разбавляла вино водой и обычно предпочитала более легкий сидр или пшеничное пиво. И в самом деле, видимо, кочевники не способны много пить.

За едой стало как-то спокойнее. В последний раз, вот так, вдвоем, мы ели с Витати наверное еще в Шамограде. Когда собирались после работы и службы в нашем любимом трактире недалеко от дома, где за сходную цену можно было и вкусно поесть, и выпить пару кружек.

— А помнишь очаг в главном зале? — спросил я.

— Конечно. К выходным обычно целого поросенка смолили, — вспомнила Витати.

От этих слов я буквально провалился в воспоминания. Скудно освещенный зал, рабочий люд вокруг, громкие разговоры, стук деревянных кружек и смачная брань хозяина трактира, чадящие под потолком лампы. Мы обычно ели молча, каждый думая о своем. Изредка Витати давала мне указания на следующий день или я рассказывал, сколько амулетов сумел продать. Амулеты! У меня был целый набор, что подарил мне Осиор! И ведь находил же силы и время болтаться на рынках за рекой, искал клиентов, крутил оправы по вечерам…

— Как в другой жизни… — выдохнул я, вспоминая, сколько всего произошло после.

— Угу, — кивнула Витати.

— Не жалеешь?

— О чем?

— Что вернулась в степь?

Винефик на секунду замерла, но через мгновение вернулась к еде. Было видно, что этот вопрос заставил ее задуматься.

— Ты сказал моему отцу, что какой-то колдун рвется в Храм Пустоты. Но кто? Не думаю, что Неро знает о Пустоте хоть что-то. Осиор точно остался в неведении, я не сказала твоему наставнику ни слова о вас и… Отавии. Так кто же?

Аппетит резко пропал. Я пару раз ковырнул еду ложкой, после чего отставил сковородку в сторону, собираясь с мыслями.

— Помнишь, я говорил тебе о Георе?

— Колдунье, что преследовала тебя в Гохринвии? Да. И я так и не поняла, кто она такая, — сказала Витати.

— Слушай, это сложно, но…

Я начал рассказывать. Раньше времени — я планировал поведать Витати правду на пути в храм, но раз уж она спросила прямо, то больше врать не получится. Я рассказал ей все. Про пещеру, Эдриаса, про камень рун и Нипс, про то, почему я так рвался к святыне ее народа. А когда я закончил, в палатке повисла тишина. Витати молчала, еда совсем остыла, а от атмосферы совместного ужина, как в Шамограде, не осталось и следа. В итоге винефик отставила в сторону полупустую тарелку, встала и молча вышла прочь, так и не сказав мне ни слова. Впрочем, подобное поведение для Витати было нормой — я понял, что ей надо все обдумать. Намного хуже было бы, если винефик стала меня обвинять во лжи. Вот это могло привести к серьезным проблемам, потому что я нуждался в ее помощи и поддержке, она была здесь моим единственным союзником и человеком, кому я мог доверять. Я всегда мог положиться на Витати, с первого же дня нашей встречи. Молчаливая, закрытая, она была отличным наставником и товарищем. И когда Осиор уехал от нас, я не потонул в бесконечных пьянках, интригах и прочих дрязгах только благодаря ей. Нет, Витати не вмешивалась в мои дела, но тренировки, работа на конюшнях барона Варнала и наши ужины были тем якорем, что удерживал меня на месте, не давал пене дней смыть меня в открытое море.

Спал я плохо. Постоянно ворочался, рискуя сверзиться с лежака на холодную и твердую землю, просыпался, а один раз даже вышел подышать воздухом и пройтись — сна не было ни в одном глазу. Так что рассвет стал для меня почти освобождением.

Едва я успел покончить с мытьем и завтраком, к моей палатке подошел Гатис в сопровождении пары бойцов. Альрафи принес мне ритуальную рубаху, саблю и дал несколько ничего не значащих наставлений, как стоит себя вести.

Никто не стал устраивать мне специальных испытаний — я просто занял указанное мне место среди келандской молодежи — в толпе молодых мужчин, что выстроились в ряд перед специально огороженной площадкой. Каждый был одет так же — в длинную прихваченную в поясе веревкой рубаху из грубой ткани. У многих волосы заплетены в косы и умаслены, я же свою шевелюру просто прихватил шнурком в хвост. Масла меня раздражали, так что моя макушка чуть выделялась на фоне блестящих на зимнем солнце кос келандцев.

По одному, юноши и молодые мужчины стали заходить в огромный круг. С другой стороны стали выходить девушки, в таких же простых рубахах и с оружием в руках. По моим прикидкам, я пойду во второй или третьей волне, потому что всех желающих ритуальная площадка уместить не могла.

Казалось, посмотреть на Пляску Клинков пришел вообще весь лагерь, но я понимал, что тут присутствовали только родители, близкие и старейшины — все те, кто был заинтересован понаблюдать за тем, как пройдет кульминация Сезона.

Довольно быстро я понял, что большинство браков было оговорено заранее. Девушки и юноши искали глазами партнера, выходили на одну линию и совершали несколько ритуальных выпадов саблями. После этого молодые делали небольшие уколы — обычно кололи большой палец — вымазывали клинки собственной кровью и тут же менялись оружием. И уже, взявшись за руки и поклонившись родителям и старейшинам, быстро-быстро выходили из круга.

Выглядело это все так просто и так буднично, что я уже было подумал, что процесс женитьбы тут поставлен на поток. Но потом я понял, что настоящая Пляска даже и не начиналась — это выходили молодые парни и девушки, чьи браки были заранее договорены и согласованы между родней и старейшинами. А настоящий ритуал начнется, когда на площадку выйдут воины, то есть та группа, в которой стоял и я.

Когда молодняк быстро поколол себе руки и поменялся саблями, убежал прочь, настал через старших холостяков. Внезапно, раскатисто и гулко грянул барабанный бой, отчего я едва не присел на месте — таким густым и всепоглощающим был этот звук. Большому маршевому барабану стали вторить бочки поменьше, а немного поредевшая толпа стала кричать и свистеть, радуясь началу главного действа.

Вперед шагнули трое, что стояли в первом ряду. Крепкие, рослые мужчины, они сразу же сбросили ритуальные рубахи, оставшись голыми по пояс. Барабанный бой стих — но лишь для того, чтобы дождаться, когда воины поднимут свое оружие над головой — и грянуть с новой силой.

Первый выпад, второй, третий. Каждое движение троицы совпадало с боем барабана, точно попадая в ритм. Толпа же, притихнув, стала хлопать в ладоши, поддерживая мужчин, что начали ритуальный танец.

Прошло около трех минут, прежде чем навстречу воинам вышло несколько девушек. Дождавшись момента, девушки также стали размахивать перед собой оружием. Мужчины же, не теряя ритм, стали делать небольшие шажки навстречу партнершам. Раз, два, три… Раз, два, три… Бой барабана, казалось, гудел уже в самой груди, пронизывал все тело и проникал даже сквозь кости. Вот, троицы подошли вплотную друг к другу, сталь коснулась стали, сабли высекли первые искры.

Внезапно, барабанщик будто сорвался с цепи. Ранее размеренный, медленный ритм, сменился агрессивным боем, будто по степи скачет целая орда. Зрители, что стояли вокруг площадки, захлопали в ладоши и начали кричать, а стройные ряды претендентов рассыпались на схлестнувшиеся в бою пары.

Казалось, они пытаются зарубить друг друга, но мой глаз четко видел — все движения выверены, все удары никогда не достигнут цели. Звон стали, шарканье ног по голой земле, взмывающие в воздух промасленные косы, крики зрителей и стук барабана. Все это слилось в единую картину, в единый танец, что и был истинной Пляской Клинков.

Вот, одна из пар замерла в клинче, глядя друг другу в глаза, а в следующий миг, парень отскочил назад и широким движением руки расчертил собственную грудь самым кончиком сабли, оставляя тонкую царапину на том месте, где сталь касалась иссиня-черной кожи. Его партнерша на секунду помедлила, а после — положила клинок на ладонь и резким движением окропила сталь кровью. Через мгновение оба воткнули свое оружие в землю, припав на одно колено, лезвием вперед, чтобы партнеру было удобнее выдернуть его из твердого грунта.

Первый настоящий брак в рамках Пляски Клинков был заключен.

Через минуту то же повторилось и со второй парочкой, а вот третьему парню не повезло — девушка опустила оружие и повернулась к нему спиной, показывая, что не желает больше продолжать ритуал.

Мне казалось, что отверженный воин будет посрамлен, но он, веселый и довольный, вернулся к прочим мужчинам, нетерпеливо попрыгивая на месте. Все стало ясно, когда он опять вышел на арену, но уже со второй тройкой женихов и я понял, что келандцы относятся к ритуальному браку довольно просто: не выбрала одна? Так выберет другая! Надо только поискать! В этот момент я понял, что мои шансы стать членом какого-нибудь клана взлетели до небес.

Наконец, через полчаса очередь дошла и до меня. Я сильно выделялся на фоне черных, но обычно не очень высоких кочевников, был более рослым и при этом отвратительно бледным, хотя в той же империи выходцев с юга считали крайне смуглыми.

Я и еще два келандца стали в позицию, подняв сабли над головой и выставив правую ногу вперед, готовые начать пляску. Толпа вокруг стихла, а в ушах только лениво стучал барабан. Краем глаза я заметил, как один из келандцев начал движение и последовал его примеру. Раз, два, три, шаг назад. Снова выпад, и раз, и два, и три, шаг назад… Мы наращивали и наращивали темп, совсем как прошлым утром меня тренировали братья Вирати и Винати. Вот, наконец, в барабан ударили в последний раз и гул затих, а на площадку вышли три девушки. Мы разбились по парам, начали двигаться, но едва я сделал шаг вперед, готовясь повторить ритуальное движение, моя партнерша опустила саблю и, повернувшись спиной, вышла из круга. Так что мне не оставалось ничего больше, чем стоять у барьера и ждать, пока двое других женихов закончат свою Пляску Клинков.

Вернувшись в ряды холостяков, я, внезапно для себя, получил несколько хлопков по плечам, но в основном келандцы довольно скалились — чужака отвергли! И поделом! Из-за того, что я не ходил за общие столы, я не знал, как ко мне относятся в кланах, и, как оказалось, очень зря. Меня считали странным и молчаливым затворником, который не пойми почему пользуется милостью Великого Шаза. Но Тати не был королем, императором или даже сюзереном этим людям. Он был талантливым воином и предводителем, но должность его была выборная. А значит, он являлся просто равным среди прочих, пусть и уважаемым членом келандского народа.

После этого для меня Пляска Клинков превратилась в череду отказов. Едва я выходил в круг с другими потенциальными женихами, девушки тут же поворачивались ко мне спиной, не давая даже показать себя. Нет, некоторые делали несколько взмахов своим оружием, но довольно быстро повторяли путь своих предшественниц. Наверное, это делалось, чтобы отказ выглядел не настолько грубо, как если бы они сразу уходили с площадки. Уже на третий выход толпа келандцев вокруг стала надо мной потешаться — я слышал смех и свист, едва выходил в круг с саблей в руках. Но все это было неважно. Пусть смеются, пусть потешаются. Даже еслини одна из девиц не захочет брать меня в мужья, я пойду к Великому Шазу просить прохода на север. Если потребуется — я прорвусь туда силой.

Я прекрасно знал, что это все блажь, чтобы успокоить самого себя. Какой силой? Через целую орду? Вырезать сотни, чтобы прорваться в Храм Пустоты? Было бы умнее уйти на юг и попробовать обойти земли кланов через Гохринвию или даже через земли за хребтом. Я могу справиться с двумя, может с тремя винефиками, но я очень сомневаюсь, что сумею справиться с Витати.

Точнее, я был уверен, что не смогу убить свою наставницу. Есть границы, которые меня не заставит пересечь даже Эдриас. Так мне думалось в тот момент.

А еще я знал, что время поджимает. Почему-то я был уверен, что колдун наступает мне на пятки. То, что Эдриас ищет второй камень рун, у меня не было никаких сомнений. Но, в отличие от него, я точно знал, куда идти, у меня было преимущество, которое стремительно таяло с каждым днем. Сколько времени займет обход через земли сопредельных государств? Месяцы? А, может, год? Я и так потерял массу времени, ожидая мореходного сезона, я потерял три месяца — у меня их украл старик Йеши. Я должен, нет, я обязан попасть в святилище келандцев как можно скорее…

В очередной раз посрамленный и отвергнутый, я наблюдал за тем, как тает очередь женихов и невест. Единожды получившие отказ либо уходили в толпу, либо получали желаемое во второй заход, и только я вошел в круг уже четыре раза. Девушек же становилось все меньше и меньше, пока я не увидел, как к кучке оставшихся невест не присоединилась знакомая фигура.

Витати, в отличие от других девушек, была обнажена по пояс, совсем как воины-мужчины, а ее грудь была перетянута широким отрезом ткани. Винефик, как ни в чем не бывало, миновала очередь и встала в первой тройке, почти сразу же выйдя к уже ожидающим их мужчинам. Но в отличие от девушек, что медленно взмахивали своими саблями, аккуратно повторяя ритуальные движения, дочь Великого Шаза сразу начала с полноценного боевого выпада.

Что она делает? Почему тоже принимает участие в ритуале? Я знал, что у Витати не осталось в родном клане мужа, но его и не могло быть — она была воином и убийцей магов, войско клана — вот ее семья. Ее с малых лет растили бойцом, тренировали для сражений, а не обучали семейной жизни. Многие вещи ей пришлось узнать и освоить в Шамограде, когда мы начали вести совместный быт — да и то, в то время обязанности разделялись между нами поровну, так как оба наравне зарабатывали у барона Варнала. Так что изменилось сейчас?

Я бросил взгляд на постамент, где разместился Великий Шаз и старейшины кланов, откуда все они наблюдали за пляской клинков. По лицу Тати сложно было что-то сказать — я видел его лишь единожды — но мне показалось, что он был недоволен.

— Что происходит? — спросил я тихо одного из парней, что каждый раз, когда я получал отказ от очередной невесты, одобрительно хлопал меня по спине.

— Право солдат, право воин. — На ломанном имперском ответил келандец. — Старый традиция, древний. Винефик!

И ткнул пальцем в Витати.

Тем временем девушка уже расправилась с одним из претендентов. Сделав ложный выпад, она можным ударом выбила из рук потенциального жениха саблю, а после пинком в живот отправила его на землю. После чего, гордо вздернув подбородок, Витати вернулась за ограду, демонстративно не поворачивая голову в сторону отца.

— Шаз заставить! — продолжил делиться информацией мой новый товарищ. — Вон, как Шаз злится! Смотри!

И келандец совершенно по-простецки, улыбаясь во все зубы, ткнул пальцем в Великого Шаза.

После слов кочевника я на самом деле заметил, насколько Тати был взбешен. Лидер кочевников вцепился руками в подлокотники своего стула, а и без того широкие ноздри мужчины раздулись и сейчас были похожи на два зияющих колодца.

— Сильно злить! — добавил кочевник.

Толпа же, что стояла вокруг, бурными криками приветствовала дочь Великого Шаза. Каждый раз, когда Витати выбивала из рук женихов оружие, выдавала пинка или отправляла кого-нибудь на землю любым другим другим способом, люди вокруг ликовали и бесновались, свистели и, даже, казалось, барабан начинал бить громче. Зрители быстро смекнули, что Витати вышла на пляску не по своей воле — слишком уж взбешенным выглядел Тати, так что непокорность и выходки винефика получили всеобщее одобрение. Очень свободолюбив был этот народ, чтобы не говорили старики о традициях.

Число желающих участвовать в ритуале с приходом на площадку Витати стало таять на глазах. Те, кто хотел жениться или выйти замуж проворачивали все без лишней пыли, довольно быстро приходя к согласию, остальные — отказывались выходить в третий-четвертый раз, особенно после встречи с винефиком. И вот, настал момент, когда встретились мы с Витати.

У меня было достаточно времени, чтобы морально приготовиться к очередному унижению. Мне отказали уже пять девушек и, как шепнул мне кто-то из парней, уже три отказа — дурной знак и никто за такого жениха не пойдет. А если учесть, что я чужак — шансы были вовсе отрицательные. Так что я уже выходил на площадку исключительно для очистки собственной совести.

Испытывал я и облегчение. Какой груз с плеч! Жены мне среди келандок не нашлось, аж в целых пяти кланах, так что образ Отавии, что приходил ко мне по ночам, наконец-то перестанет меня терзать. Тем более, Тати был разумным человеком и понимал, что лишний раз злить меня не стоит — слишком большой магической мощью я обладал. Может, получится по-тихому договориться с Великим Шазом. Посижу в какой-нибудь канаве недельку, подожду, пока закончится Сезон, а после — отправлюсь своей дорогой, дав обещание больше никогда не появляться на просторах столь родной и дорогой келандцам степи.

Именно с такими мыслями я уже почти рефлекторно занял ритуальную стойку и поднял над головой саблю, готовясь размахивать, как болван, куском железа перед собственным носом.

Витати была привычным и почти родным мне противником в спаррингах и тренировках, так что когда келандка внезапно сделала вполне реальный боевой выпад, пытаясь дотянуться до моей шеи, я даже не подумал, что что-то пошло не так — отразил удар боковым движением сабли и отскочил в сторону.

В следующий момент на меня посыпался целый шквал лихих боковых ударов. Витати демонстративно положила руку на пояс, а второй — орудовала саблей, клинок которой свистел у меня перед самым носом.

Я опять заблокировал атаку винефика, шагнул навстречу, опуская клинок Витати по своему, до самой гарды, и входя с келандкой в клинч. На секунду на меня пахнуло жаром, что исходил от девушки, я услышал, как тяжело дышит моя давняя спутница и наставница, но ощущение это было мимолетным; едва я опустил глаза, как получил удар коленом в грудь, точнее, Витати попыталась меня ударить. Я чуть отошел в сторону, уворачиваясь от коварного пинка, а в следующий момент отбросил руки винефика вверх, заставляя раскрыться. Физической силы у меня было поболей, так что Витати даже чуть качнулась и сделала три шага назад.

Выучка — страшная штука. Мы столько раз сходились с Витати в бою, что я даже не раздумывал над тем, что происходит, когда опять принял боевую стойку, чуть отведя саблю за пояс и готовясь нанести широкий рубящий удар.

В чувство меня привела оглушительная тишина.

Вокруг было пронзительно тихо. Смолк барабан, затихла толпа. Кочевники, что обступили ограждение, замерли, в полном молчании наблюдая за тем, что происходит прямо у них на глазах.

Я же не сводил глаз с Витати. Первое — это было просто опасно, винефик была слишком быстра, и я рисковал получить по зубам, если зазеваюсь. Второе — я не понимал, почему она не отступалась, почему не разворачивалась, и не уходила, как все прочие.

Она опозорила столько неплохих воинов, что могли составить ей партию! Она потешалась, издевалась и измывалась над соотечественниками, отправляя тех в пыль с улыбкой на губах. Сейчас же Витати была жестока, сосредоточена, а в ее обычно пустых белесых глазах плескалась ярость битвы.

И потом я увидел его. Увидел, чего не мог и помыслить в Витати. Она боялась. Вся она была напугана. Сердце железной, несгибаемой, флегматичной Витати сейчас трепетало от ужаса. Вот что злило винефика, вот почему я ощущал волны боевой ярости, что исходили от ее фигуры.

Стала понятна мне и причина этого ужаса. Она решила, за нас обоих. Поэтому она вышла без ритуальной рубахи, поэтому отправляла в пыль других претендентов. Она знала, что я пойду до конца, что я не отступлюсь, и сейчас она страшилась собственного решения. Решения, пройти Пляску Клинков со мной, до конца.

Я замер, посмотрел ей прямо в глаза и едва заметно помотал головой.

«Не надо! Не нужно!» — пытался сказать я ей.

Витати все понимала. Между нами никогда и ничего не было. Когда мы встретились, я был еще зеленым мальчишкой, а она — прошла через обучение на винефика, реальные битвы и встречу с Пустотой. Но сейчас, спустя годы, пропасть, что разделяла нас, сузилась до ширины клинка.

Она узнала, зачем мне нужно было на север. Она не сказала ни слова в тот вечер — просто ушла, в своей молчаливой и такой уже привычной манере. Я ее не догонял, не донимал вопросами, ведь знал, что ей просто нужно было время. Как же я ошибался! Вот к какому решению она пришла.

— Не надо! — прошептал я одними губами, ведь мы оба знали, что я не имел права отступить.

Витати мне ничего не ответила, только подняла свое оружие и сделала первый взмах ритуального танца, которому меня обучали братья.

Солнце играло на ее черной коже, мелкие капли пота, что проступили на руках и плечах, блестели, словно драгоценные камни. Витати сделала свои три взмаха и замерла, словно обсидиановая статуя, ожидая моего хода.

Я должен был развернуться, и уйти. Это был мой путь, это были мои жертвы, это была расплата за мои ошибки, ложь и тщеславие. За них не должна была платить еще и Витати, человек, что ценил свободу больше собственной жизни, человек, что пошел против воли собственного клана и родного отца, что проявил величайшую непокорность, которую можно было только измыслить. Она не должна была делить со мной груз ответственности, но Витати все же решила ступить на этот путь.

Сабля медленно выходит из закрытой позиции, рука поднимается к плечу и клинок уже готов рассекать воздух.

Раз, два, три…

Я сделал три ритуальных взмаха и замер.

Раз, два, три…

Она повторила движения, походя на три шага ближе.

Раз, два, три…

Я слышу, как тяжело она дышит, чувствую, как липкий ком паники подступает к горлу, вижу что мы зашли слишком далеко.

Наши клинки столкнулись, оглашая звоном ритуальную площадку. Замах, удар, шаг в сторону. Мы стали кружить вокруг одной точки, все ускоряясь и ускоряясь, нанося один удар за другим, едва не выбивая искры при каждом касании металла о металл. В какой-то момент наш танец опять переходит в полноценный бой, но теперь мы знаем, какое следующее движение сделает оппонент. Я с легкостью читаю каждое движение келандки, каждый взмах саблей, каждый шаг, каждое движение плеч. Мы так давно знакомы, мы столько вместе пережили, столько лиг прошли…

Вот, мы тренируемся в Нипсе, следующий удар переносит нас в холмы у Трех Башен, взмах — мы в особняке Осиора. Каждый удар, каждая атака, каждое парирование — день нашей общей истории.

Я перестаю следить за ее руками, я знаю, что Витати сделает дальше. Я просто смотрю в глаза своей наставницы, своей подруги и своего самого верного союзника и понимаю, что страха больше нет.

Неясно, верно это или нет, но не каждый путь дано пройти в одиночестве. Иногда, судьба посылает тебе человека, окликнув которого, ты навечно свяжешь ваши судьбы воедино. Наши жизни переплелись еще там, на камнях у мыса, когда я не дал ей погибнуть вопреки ее же воле. Как я не оставил ее тогда, так и она не оставит меня сейчас, вот что было важно.

Усталость брала свое. И я, и Витати дышали, как загнанные кони, но мы продолжали бой. Вот, келандка демонстративно отходит в сторону и делает размашистый, рубящий удар. Он настигает меня — самый кончик сабли едва рассекает кожу и оставляет на моей груди тонкую красную линию. Я выбрасываю вперед руку, прямо в подставленную ладонь Витати, и делаю легкий укол, пока алая капля крови не набухнет на кончике лезвия.

Я прикладываю свою саблю плашмя к груди, Витати проводит ладонью по своему клинку, оставляя кровавый след.

Мы оба припадаем на колено, вонзаем клинки в вытоптанную, твердую землю. Я поднимаю глаза и смотрю на Витати. Страх ушел, осталась только решимость, осознание, что этого было не избежать. Она смотрит на меня и, почему-то, сам не зная от чего, я улыбаюсь, а она улыбается мне в ответ. Мы встаем, делаем шаг навстречу друг другу, мы стоим так близко, что, казалось, между нами нельзя и вставить и пальца. Я смотрю на Витати, нащупываю рукоять ее сабли и тяну вверх, она, не отводя взгляда, — решительно выдергивает из земли мой клинок, завершая тем самым Пляску Клинков и вынося наш странный, но предначертанный судьбой союз на суд старейшин и Великого Шаза Тати.

Глава 20. Отдых

Я открыл глаза и уставился в купол шатра, пытаясь осознать, кто я, где нахожусь, что произошло накануне. Я прислушался. Рядом тихо посапывала Витати. На самом краешке зрения я видел ее тонкое плечо и часть спины, едва прикрытой одеялом. Лагерь же уже проснулся. Слышалось, как кочевники начинают свой день, пока лениво, будто нехотя, но я знал, что уже через час это несмелое брожение превратится в полноценный гул большой стоянки.

Жаровни давно прогорели, но массивные конструкции, расставленные по периметру, все еще отдавали тепло, так что от утреннего холода, что преследовал меня в палатке предыдущие недели, я не страдал. А вот чтобы уложить в голове произошедшее накануне, мне придется постараться.

Я стал членом клана Тати, причем на правах зятя. Как бы не раздувал ноздри Великий Шаз, старейшины единогласно одобрили наш с Витати брак, а проверка родословной на кровосмешение и вовсе была не нужна, так как я являлся чужаком. «Свежая кровь с Запада» — так назвал меня один из стариков, когда мы с Витати после Пляски Клинков стояли перед старейшинами клана в главном шатре, ожидая вердикта. Так что Тати пришлось подчиниться воле стариков и возложить свои ладони на наши склоненные головы, одобряя новый союз.

После был пир, кислый кимиз, сотни любопытных взглядов и такое же количество поздравлений. В какой-то момент мне вовсе стало казаться, что женились в этот день только мы с Витати, так много внимания уделяли нам как выходцы клана Тати, так и другие кочевники, но, конечно же, это было не так. Веселые крики, песни и бой барабанов разносился по всему лагерю, это просто мое восприятие сжалось в маленькую точку.

К счастью, Витати удалось выдворить из нашего шатра бабок и вдов, что пришли после заката проверять, справимся ли мы с закреплением брака на ложе, и, если потребуется, помочь молодым советом. Винефику хватило только зыркнуть на женщин и бросить пару слов на келандском, как старухи мигом испарились, отправившись учить и наставлять кого-нибудь другого. Впрочем, мы с Витати понимали, что стенки шатра — ненадежная преграда и ничто здесь не пройдет незамеченным. Да и, на самом деле, мы оба и не собирались отступать от традиций — это я понял, оставшись с келандкой наедине, это же я прочитал и в ее глазах. Там, на ритуальной площадке, мы оба решили идти до конца, если уж того потребовали обстоятельства и, строго говоря, это была самая приятная часть пройденного вчера пути.

Встав с ложа и аккуратно подняв с пола свое белье и одежду, я быстро натянул штаны и выскользнул за пределы шатра. Лагерь кочевников был чем-то похож на Шамоград в миниатюре. Свои улицы, свой верхний и нижний город. Главный шатер Великого Шаза — дворец на Замковой Горе. Столовые шатры и обеденные столы, разбросанные по лагерю в равном удалении друг от друга — трактиры и кабаки. Были тут свои мастерские, конюшни, лавки и кузнецы. Удивительно, но эта временная стоянка на самом деле была полноценным городом, который может прекратить свое существование в один день, для того, чтобы вырасти где-нибудь в другом месте за одну ночь.

Сезон Клинков подходил к концу. В последующую неделю со стоянки снялись два из четырех приглашенных кланов, а еще через неделю ушли и остальные гости. Остались только хозяева — клан Тати — которые занялись финальной уборкой площадки и приготовились выдвигаться к месту основной зимней стоянки, что была в трех днях конного пути на юг. Конечно, мне не хотелось отправляться в противоположную от моей цели сторону, но теперь я был частью клана, и пришлось подчиниться. Тем более, Витати заверила меня, что в это время года мы все равно не сможем пройти узкими тропами — в предгорьях уже навалило снега и нужно ждать конца зимы, чтобы прийти к святилищу весной.

— Я уверена, что Эдриас не найдет храм Пустоты, — сказала винефик в ответ на мои опасения, что мы опоздаем. — Особенно сейчас.

Мне пришлось поверить ей, ничего другого и не оставалось.

Жизнь в клане дала так нужную мне передышку. Мы с Витати вернулись к нашему обычному распорядку дня — занимались тренировками, оттачивали свое мастерство с другими винефиками, занимались лошадьми. Я познакомился с несколькими целителями клана, и пусть сначала они сторонились моего общества, в итоге келандцы высоко оценили мой навык изготовления магических амулетов.

По своей сути, создавать магические предметы истинным магам было даже проще, чем печатникам. То, что магам Круга приходилось тренировать отдельно — стабильное накачивание камней амулета магической энергией — для истинных магов было логично и естественно, почти как дыхание. Так что довольно быстро я занялся целительными амулетами и укреплением оружия — Вирати научил меня технике насыщения материалов силой руны Ур без печатей.

В это время я старался не колдовать контуры лишний раз, а чтобы не раздражать келандцев, для которых любая печать была подобна призыву к бою, я обзавелся несколькими целительными хлопушками, которые мы с Витати использовали по мере необходимости, если получали рану или даже царапину в тренировочном кругу.

Я чувствовал, что эта жизнь мне подходит. Впервые за все время своего существования я был частью большой общности, частью целого народа. В Нипсе я жил грязью под ногами матросни и работорговцев, никому не нужный мальчишка. В Шамограде имел лишь горстку друзей и знакомых, для прочих же жителей дагерийской империи я был чужаком с юга. Здесь же, в степях Келанда, меня постепенно принимали за своего и это было новое, доселе неведомое мне чувство, которое согревало и успокаивало.

Единственное, что омрачало эти спокойные зимние дни — некоторая неловкость, что держалась между нами. Келандцы сами по себе были холодны и отстранены, но у нас с Витати это вышло на новый уровень. Мы заключили брак, согласно всем правилам, но после оба старались ни на минуту не оставаться наедине друг с другом. Если тренировки — то с братьями-близнецами, если работа — то с мастерами клана. Ужинали в большом шатре с другими членами клана, а спать ложились по отдельности. Обычно первой уходила Витати, я же слонялся по стоянке, ожидая, пока винефик уснет или хотя бы сделает вид, что крепко спит.

Эта неловкость действовала на нервы, выматывала и чуть-чуть, но все же отравляла мне жизнь. А еще меня донимал один и тот же сон.

Отавия, стоящая посреди большого и темного зала. Я раньше никогда не видел этого места, но во сне почему-то был уверен, что зал находится на Замковой Горе, в Шамограде.

Принцесса ничего не говорила, только с осуждением смотрела на меня. Я же ничего не мог ей ответить, а если и открывал рот, из моего горла доносились только тихие хрипы.

Я не знал судьбу Отавии, не был уверен, что она вообще выжила в одиночку на просторах Гохринвии, добралась на юг. Но если девушка уцелела, то она вернулась на Запад, так и не дождавшись меня на месте встречи. Еще в пути мы обсуждали все варианты, в том числе и сценарий с моей гибелью. В этом случае Отавии нужно было бы добраться до торгового дома вашимшанцев или, на крайний случай, дагерийцев, и там потребовать переправить ее через море. В первом случае — к отцу, во втором — домой. Что произойдет дальше, мы старались не думать, но эти действия хотя бы гарантировали ее выживание в краткосрочной перспективе.

Умом я это все понимал, но по ночам легче мне не становилось. Образ принцессы терзал меня во снах, отпуская только к рассвету, и просыпался я зачастую мокрый и потный, тяжело дышащий, с неприятной тяжестью за грудиной. А самое неприятное было в том, что я ничего не мог с этим поделать. Поступил ли я плохо по отношению к Отавии? У меня была цель, у меня был путь, и если мне пришлось связать свою жизнь с Витати — значит, так того потребовали обстоятельства. Иногда мне казалось, что именно в фигуре Витати была заключена основная проблема. Если бы любая девушка из любого клана проявила ко мне благосклонность и взяла в мужья, мне бы было легче. Это был бы технический брак, формальный союз, на который я пошел ради того, чтобы попасть в Храм Пустоты в будущем.

Но то, что этой девушкой стала Витати, все усложняло. Мы были знакомы, мы много лет прожили под одной крышей, мы прошли Западную Пресию вместе, причем во второй половине пути с нами была и Отавия. Их знакомство, тот факт, что я будто бы предпочел Отавии свою наставницу и старую подругу, не делало мне чести. Кто-то мог бы сказать, что я вообще предал внучку Форлорна Девятого, которая доверилась мне, которая отреклась ради меня от всего и отправилась за моей целью на другой конец мира. А я…

Что творилось на душе у Витати, я не знал. Днем все было бы вроде, как и всегда, а иногда казалось, что она стала даже меньше бить меня палкой во время тренировок, а ночью она просто превращалась в замершую черную статую, что вынуждена была лежать рядом.

Мне же оставалось только ждать конца зимы и милости Великого Шаза, который должен одобрить наш с Витати поход на север.

Глава 21. В шатре

— О, великий.

Гатис положил руку на живот и слегка склонил голову. Обычно он не разменивался даже на такие вещи, просто заходя к их лидеру, едва дернув подбородком, но сегодня был не тот день.

Великий Шаз был чернее тучи.

Перед военачальником кочевых народов Келанда лежали донесения с юго-западных рубежей ,и донесения эти были не слишком радостными.

Гохринвийцы зашевелились и сейчас активно собирали войска для того, чтобы пройтись огнем и мечом по келандским кланам. Сообщалось, что на западе появился какой-то новый военачальник, возможно, магик, который побудил местных аристократов на активные действия.

Кто был этот предводитель, доносчики не знали, неизвестный маг держался в тени и лично ничего не решал. Но в его существовании были уверены все, кто сотрудничал со степными кланами.

— Что такое? — спросил Тати, обводя глазами стол, на котором громоздились доносы, карты, стояли пустые тарелки и были разбросаны письменные принадлежности.

Это только юнцы считают, что командовать армией — это гарцевать верхом перед ордой всадников, да героически командовать переход в наступление. Реальность Великого Шаза заключалась в решении множества вопросов снабжения, обоза, достижения договоренностей и поиска средств на содержание армии, что сейчас разбрелась по степи на зимние стоянки, повидаться с родными и близкими, передохнуть перед весенними рейдами и сражениями.

Каждую зиму они переводили дух, чинили сбрую, тренировали лошадей, торговали с южанами и собирали подати, но как только солнце пересекало определенную отметку, и день начинал удлиняться, они все возвращались в строй. Примерно тем же занимались и гохринвийцы. Едва проходила посевная, лорды собирали ополчение и выдвигали дружины на свои границы.

Сейчас же все встало с ног на голову. По прикидкам, первые отряды гохринвийцев выйдут на рубежи степи уже через несколько недель, намного раньше привычного срока. А это означало только одно — келандцы уязвимы, а клан Тати попадает под основной удар, как хранители этого участка границы.

Южные города Корнум и Френин всегда находились под ударом. Не из-за близости границы — они располагались в самом центре Келанда, а из-за их важности в плане коммуникации севера и юга. Если противник сможет выйти к берегам Великой Реки, это рассечет государство кочевников на три части: степь окажется отрезана от южных и восточных регионов земледельцев, а все, что находится западнее Френина можно будет считать потерянными землями. Гохринвийцы же отлично умели окапываться даже в условиях степи. Армии постоянно везли с собой достаточный запас леса и инструментов, чтобы установить форт в чистом поле, блокировать который кочевникам придется долгие недели. Келандцы не знали осадных машин, а их пределом в плане атаки укреплений был простой штурм с использованием хлипких лестниц. Всадники предпочитали огибать крепости и форты, а не брать их, да и потери во время штурма даже десятифутовых стен всегда были просто кошмарными.

И вот теперь на степь надвигалась именно такая беда. Если Тати отступит для того, чтобы собрать достаточно сил, это выльется в долгие месяцы, а то и годы боевых действий на территории Келанда, на территории самых богатых и просторных пастбищ. Если же он примет первый удар с теми силами, что у него есть, его родной клан рискует прекратить свое существование.

Отличное наследие, просто великолепное окончание славных десятилетий правления в качестве Великого Шаза, нечего сказать.

— Новое донесение, — сказал Гатис, протягивая Шазу свиток.

Тати даже не стал его открывать — просто бросил на стол, к другим, уже прочитанным донесениям.

— Еще какие-нибудь новости? — спросил Шаз.

Гатис перемялся с ноги на ногу, а затем ответил:

— Наблюдаем за вашей дочерью.

— И?

— Ничего необычного. Кроме того, что после Пляски они не прикоснулись друг к другу.

— То есть она все же меня обманула? — уточнил Тати, распаляясь.

— Нет, — ответил Гатис. — Я бы сказал что ваша дочь и этот печатник… Я кое-что сумел разузнать.

— И что же?

Гатис оглянулся, будто бы проверяя, нет ли никого в шатре, Тати же встал со стула — размять ноги. Эта возня с бумагами приведет его на погребальный костер раньше срока, он был в этом уверен.

— Мы видели, что этот Рей не простой магик. Да и ваша дочь рассказала о жизни у дагерийцев довольно много. Но не до конца.

— Например? — спросил Тати.

Сейчас Великий Шаз положил ладони на поясницу и пытался размять спину. Гатис же смотрел на своего предводителя, как будто бы не происходило ничего странного. Шазу просто надо размяться, и что с того?

— Он на самом деле был учеником дробителя, но не простого, а из числа Трибунала. По слухам — самого жестокого и кровавого палача последних десятилетий.

— Вот как?

— Парню пророчили большое будущее, — продолжил Гатис. — Он сам проболтался во время ужина с братьями, что если бы не покинул Шамоград, то мог бы стать самым молодым архимагом печатников в истории.

— Вздор! — вспыхнул Тати. — Парень силен, но не настолько! А архимаги… Они не всегда великие колдуны, как Великие Шазы — не всегда великие воины. И как это вообще относится к этому лживому недобраку? Чтобы мужчина не хотел лечь в одну постель со своей молодой женой… Неделями!

— Не делайте слишком поспешных выводов, — возразил Гатис.

— Ты мой альрафи или заступник Витати?

— Оба варианта верны, Великий. Оба. Я думаю, всему придет время. Но кроме этого, ваша дочь наседает с вопросами, когда они смогут отправиться на север. Она ждет вашего разрешения, как и чужак.

Шаз только раздраженно дернул плечом, после чего указал пальцем на гору донесений на своем столе.

— Как я могу отпустить винефика неведомо куда, когда такая беда на пороге?

— Но вы сами не пустили свою дочь обратно в войско и заставили выйти замуж… — удивленно заметил Гатис.

— То, что она не прикреплена к войску, не значит, что она не должна воевать в момент острой нужды, — устало ответил Тати. — Мне кажется, тут придется взяться за оружие даже старикам…

— Мой Шаз, позвольте… — начал Гатис.

— Что уже?

— Вы не думали использовать чужака?

— И как же? Он уже проскользнул через Пляску Клинков. Я надеялся, что его положение заставит мою дочь стать покорнее, но теперь…

Шаз устало закрыл лицо ладонями и с силой потер щеки, разгоняя кровь. Такой, как раньше казалось, хитроумный и беспроигрышный план, в котором чужак оставался в подвешенном состоянии на птичьих правах, а его дочь — вынуждена ловить каждое его слово, пошел прахом. Ему показалось таким хорошим решением выставить одну и ту же ловушку на обеих птичек! И вот, оказалось, что птички перехитрили охотника, объединились и теперь требуют от него прохода на север.

В глубине души Тати даже был доволен тем, что все разрешилось именно так. Присутствие Витати в клане, после стольких лет отсутствия, создавало массу проблем. Последняя Свадьба с Пустотой не состоялась, она не заняла место Невесты, что, несомненно, приведет к падению числа винефиков в их клане в следующем поколении. И когда это случится — а люди уже стали задумываться об этом, потому что новых магов раскрывается все меньше и меньше — с Витати спросят. И он, уже на тот момент глубокий старик, не сможет защитить свою дочь.

Но брак с чужаком! За ними обоими следили день и ночь, а перед Пляской эти двое виделись лишь один раз. Не тогда ли, в палатке парня, они и сговорились? Вирати сказал, что его дочь выскочила крайне взбудораженная из палатки, будто чем-то была расстроена. Но как они смогли договориться за одну встречу? Немыслимо!

Да и сам ритуал… Он видел искреннее удивление на лице чужака, когда Витати сделала первые выпады. Видел его сомнения, видел его страх. Нет, такое нельзя разыграть, невозможно быть таким хорошим притворщиком. Значит, это решение приняла его дочь в одиночку, без участия печатника. А это, в свою очередь, означало…

— Великий? — вырвал его из размышлений Гатис.

— А? Что? Да, да, продолжай, — спохватился Тати. — Я немного… утомился.

Только со своим альрафи он мог показать, что является простым человеком, а не железной рукой Степи, каким принято было его считать.

— Я говорил, что мы можем использовать чужака. Он мощный маг, познал Пустоту. В конце концов, он — печатник. И пусть он состоит в браке с вашей дочерью, это, по большому случаю, ничего не значит…

— Что ты предлагаешь? — спросил Тати.

Гатис поджал губы, будто размышляя, но по глазам альрафи было видно, что он давно все продумал.

— Если гохринвийцы наступают, мы можем бросить чужака на первую линию. Сделать первый удар.

— И как ты это видишь? С чего бы ему сражаться за степь? — спросил Тати. — Я бы на его месте наоборот, подождал, пока нас не сотрут в порошок, и тогда ничто не будет препятствовать его проходу на север.

— Но он не сможет добраться без вашей дочери, — сказал Гатис. — Ему как минимум надо будет убедить Витати бросить клан, а во второй раз она на это не пойдет… Пообщайтесь с ней, наладьте отношения, расскажите об угрозе. Она — винефик, она нужна клану в будущих сражениях. Перетяните ее на свою сторону, и получите и силу чужака. А там… Он не тот, кого надо будет беречь.

Глаза Великого Шаза и его альрафи встретились, и Тати в очередной раз поблагодарил судьбу, что по какой-то причине Гатис был ему верен и, как надеялся Тати, никогда даже не помышлял о предательстве. Он был коварен и опасен, его правая рука.

— Пустить чужака в расход? — спросил Тати.

— Дать задание, которое он не сможет выполнить. Или погибнет, выполняя. В обмен на право пройти на север, — сказал Гатис. — В любом случае, он сможет ослабить наступающие отряды достаточно, чтобы у клана хватило сил сдержать первый натиск, пока не прибудет помощь. А какой ценой — нас не волнует.

Тати в очередной раз покачал головой, но в словах Гатиса было здравое зерно. Этот Рей — чужак. Но он законный муж Витати, значит, Тати имеет право требовать от него службы в войске. Пусть повернет свою магию против гохринвийцев. Если справится — это спасет клан. Если надорвется — не велика потеря. А он пойдет на это, если Витати попросит.

Что бы ни говорил Гатис касательно того, что его дочь и чужак не делят супружеское ложе — это вопрос времени. Витати холодна, как и ее покойная мать, но любой лед рано или поздно тает, а на его место приходит весенняя оттепель. Он видел, как эти двое смотрели друг на друга во время Пляски Клинков, какая мощь витала между двумя фигурами, что слились в ритуальном бою. Как не тяжело это признавать, но чужак на самом деле был единственным мужчиной этого Сезона, к которому его дочь была расположена и чей окровавленный клинок она была готова вырвать из земли.

— Хорошо, Гатис. Я согласен, — кивнул Тати. — Организуй мне ужин с дочерью, но прежде, надо отправить нескольких гонцов.

Альрафи согласно кивнул и с готовностью занял место Шаза за столом, потянулся за стилом и чернильницей, взял свежий лист пергамента. Глаза Тати уже были не те, и он помогал ему составлять послания.

— Записывай… — начал диктовать Тати.

Мыслями же Великий Шаз был сейчас далеко. И пусть Гатис предложил очередное элегантное решение, почему-то ему было неспокойно.

Глава 22. Дурные вести

Неро рвал и метал. Новости, что принесли его птички, однозначно говорили о том, что принцесса Отавия выжила и сейчас направляется в Шамоград. До прибытия судна остались считанные недели — курьер сумел обогнать корабль, что следовал из Восточной Пресии, лишь на месяц, а сколько это стоило в итоге самому Неро в золоте, не хотелось даже думать.

Но золото — дело наживное. Маг его уровня всегда мог жить в роскоши и ни в чем себе не отказывать.

Сейчас он был в своем поместье в одиночестве. Бывший Трибунальный Истигатор не стал переезжать из своего старого особняка в Верхнем Городе, хотя его титул позволял ему обзавестись недвижимостью поближе к Замковой Горе. Но Неро были дороги и привычны эти стены, так что сейчас он сидел в своем любимом кресле и размышлял, что же делать дальше.

Причиной же одиночества графа Ронтора была банальная паранойя. Кто-то методично вырезал всех магов и тех, кто переметнулся на сторону Саина во время смуты. Сначала он не предал этим происшествиям значения, пока не увидел один из трупов.

Голова несчастного была размозжена булавой, а лицо — обожжено магией. Кто-то поставил поясного мага синих рун на колени, потом пытал, а после — разбил голову, как переспелую тыкву, двумя быстрыми, но точными ударами.

У Неро был только один знакомый, способный на такие зверства.

Осиор.

При мысли о заклятом друге, след которого он в какой-то момент потерял на Лаолисе, у Неро холодели руки. Осиор был олицетворением Трибунала, и пусть главная Башня континента пала, а сам граф Ронтор сумел значительно проредить через убийства, подкуп и угрозы ряды магов, выступающих за оставшийся в других государствах Круг, Осиора это не останавливало. А еще как-то слишком удобно слухи, что принцесса жива и здорова, совпали с тем, что Шестой Трибунальный Истигатор нагрянул в Шамоград и открыл охоту на еретиков.

Неро был железно уверен в том, что девчонка сгинула на Лаолисе. Было и два трупа, и признания местных магов, и донесения по его собственным каналам. Все говорило о том, что эта проблема — решена, причем решена окончательно и бесповоротно. Вся политика Неро, вся система сдержек и противовесов, что он выстраивал вокруг своей фигуры при дворе, опиралась на тот факт, что Саин Торлорн никогда не сможет полноценно легализовать свою императорскую власть и так навсегда и останется узурпатором престола. На это Неро давил и намекал, когда встречался с нынешним правителем Дагерийской Империи, при этом каждый раз напоминая жирному солдафону о том, что без поддержки ренегатов из числа магов его власть рухнет в течение года.

Многие были недовольны Саином и тем, как он вел дела. По своей привычной манере, едва взгромоздившись на престол и убедившись, что тот качается под ним не слишком сильно, Саин стал широкой дланью раздавать деньги и привилегии своим друзьям и старым союзникам. Но то, что работает на уровне отдельного герцогства и в рамках имперских законов, совершенно перестает действовать в масштабах целой империи. Саин бездарно разбазарил собственные возможности, поощряя наглость одних, и отталкивая от себя других. Фоссы, Варналы, Хашты и еще с десяток фамилий — большие и сильные дома. Особенно Хашты, которые были как приближены к телу императора Форлорна Девятого, так и налаживали контакты с наследницей престола в лице Отавии. Уже тогда никто не брал в расчет Элаизу Форлорн, понимая, что ее правление не будет слишком долгим.

И вот теперь, Саин, совершенно не думая, что делает, опьяненный властью, считая, что теперь он неприкасаемый — настроил всех этих людей против себя. Неро же только с всевозрастающим раздражением смотрел, как его мечта об автономии магов удаляется со скоростью галопирующей лошади.

Последней же каплей в паранойе Неро стало то, что Кири, что жила у него содержанкой и время от времени грела его постель, рылась в его документах. Он буквально застукал ее за этим занятием. Как сказала сама девушка, она просто хотела навести порядок на рабочем столе Неро, которого за бумагами уже и не было видно. Но вторжение в свой кабинет граф Ронтор воспринял однозначно — она что-то замышляет, определенно. Так что он отослал девицу вместе со всеми слугами прочь — в свой загородный дом. Посмотрим, что из этого выйдет, сейчас окончательно решить этот вопрос он был просто не способен.

Девчонка! Она жива! Неро прекрасно понимал, что если знает он — донесли и Саину. А Торлорн оторвет голову любому, кто приблизится к Отавии слишком близко. Она — его освобождение от внутренних распрей, его законный путь на престол Дагерийской Империи. Почему она возвращается? Не столь важно. Важно только то, что он, Неро, оказался в крайне уязвимой позиции.

Он потеряет свою политическую броню. Если сейчас Саин остро в нем нуждается, то после брака с племянницей…

Тяжелая чернильница, что стояла перед ним на столе, полетела в стену, гулко ударившись о деревянные панели и оставив после себя заметную вмятину. Неро посмотрел на дело своих рук и только недовольно фыркнул. Нельзя давать волю эмоциям. Но и спускать это дело на самотек — тоже нельзя. Добраться до Отавии напрямую не выйдет. Значит, надо придумать, как сделать это чужими руками. Да и, строго говоря, если в процессе пострадает и сам Саин — он не будет слишком уж горевать по узурпатору.

* * *

Все в груди Отавии трепетало, когда она зашла под столь родные своды тронного зала дворца на Замковой Горе.

Иногда ей снилось это место. Ее покойный дед сидел на троне, еще не разбитый легочной хворью, сильный, мудрый правитель империи, он смотрел на нее, совсем малышку, что бежит через весь зал. В ее снах отовсюду лил свет, освещая фигуру Форлорна Девятого мягким светом, делая его величественным и каким-то недосягаемым.

Реальность же была иной. Зал выглядел темно и заброшено, будто после похорон императора им пользовались в лучшем случае единожды.

На троне восседала тучная фигура. Отавия сделала несколько шагов, но замерла, уставившись на узурпатора, что развалился на символе власти и величия ее предков. Кровь девушки стала закипать, она уже была готова сорваться на крик, броситься на мятежного герцога или наоборот, удариться в горькие слезы, но сглотнув, она подавила накатившую обиду и, вздернув подбородок, величаво прошла дальше, хоть в ее положении это было и непросто — двигаться с достоинством.

— Принцесса Отавия, — с улыбкой на губах поприветствовал ее Торлорн, поднимаясь с места.

— Императрица Отавия, — дерзко ответила девушка, глядя на узурпатора снизу вверх.

Саин усмехнулся в свои пышные усы, после сделал три шага и спустился с постамента. Они были в тронном зале совершенно одни, даже слуг и помощников, что обычно прятались по нишам за троном, она не наблюдала.

— Зачем нам конфликты? — улыбнулся Саин, приближаясь к девушке и кладя пальцы ей на плечо.

Отавия покосилась на ладонь Саина, но наказать столь фамильярное обращение не могла.

— Мне передали ваше требование, Отавия, — начал Саин, — и я понимаю, почему вы настаивали на приватной беседе. Я вижу, причиной тому стали весьма крупные… обстоятельства.

Он покосился на живот, который уже нет-нет, но выпирал из-под свободной накидки, после чего развернулся и стал прохаживаться туда-сюда.

— У меня есть предложение, — медленно начала девушка. — Я взойду на престол и одарю вас. Титул императорского регента до совершеннолетия наследника, участие в воспитании… Это огромная власть, влияние…

Слова девушки потонули в раскатистом, демонстративном хохоте, который довольно быстро перешел во вполне реальный и искренний смех. Отавия удивленно повернула голову и увидела, как Саин буквально заходится от смеха. Все тело герцога сотрясалось, лицо покраснело, а на глазах даже выступили слезы.

— Ох… — отсмеялся Торлорн, смахивая капли с уголков глаз, а потом посмотрел на Отавию, — О! Так вы серьезно!

И снова расхохотался.

Это длилось дольше, чем того хотела бы Отавия. Это вообще длилось дольше, чем мог смеяться живой человек. Но Торлорн не унимался, хватал ртом воздух, бил ладонями по коленям и буквально почти впал в истерику.

— Ох… — опять выдохнул узурпатор.

— Не вижу тут ничего смешного…

Лицо герцога резко изменилось, стало жестким, сосредоточенным. Он, с непонятной грацией и ловкостью, буквально прыгнул к Отавии, преодолев десяток футов в одно движение и, чуть наклонившись, прошипел ей в ухо:

— Я прямо сейчас могу приказать вывести тебя за городскую стену и закопать в первой попавшейся яме, девчонка. Тебя и твоего нерожденного выродка, которого ты нагуляла за морями. И никто и никогда не узнает о том, как закончила последняя из династии Форлорнов. Так что закрой свой рот и благодари высшие силы за то, что я столь великодушен к тебе.

Отавия медленно повернула голову и посмотрела в пышущее злобой лицо Саина.

— Они знают. Уже знают, что я здесь.

— Кто?! — воскликнул Саин. — Ты буквально ехала с мешком на голове до Шамограда. Тебя похоронили! Ты пропала, и никогда не возвращалась! А по моим каналам, ты вовсе сгорела заживо на островах! Кстати, как ты выжила?!

— Хашты, Фоссы… Многие другие. Они уже знают, что я жива, и скоро будут здесь, дабы засвидетельствовать свое почтение, — ответила Отавия.

— Лжешь!

— А вы проверьте, — усмехнулась Отавия. — Отправьте одного из своих шпионов, разузнать, что творится за ЗамковойСтеной.

Глаза Саина превратились в две узкие щели. Она ему угрожает? Блефует?

Но если девчонка говорит правду… им придется договариваться.

— Повторяю. Титул регента при наследнике, власть, почет, мое уважение, — сказала Отавия, глядя в глаза узурпатору.

Саин оскалился, но пока ничего не говорил.

— А если нет? — наконец-то изрек мужчина. — То, что тогда? Война?

— Война, — кивнула Отавия. — За меня поднимется половина империи и мы…

— А вторая половина — за меня. И это более богатые и подготовленные к войне люди, нежели ваши сторонники, — парировал Торлорн.

Торг начался.

— Кроме того, глава Корпуса Магов, граф Неро Ронтор, многим мне обязан, является моим прямым вассалом и выступит на моей стороне. Что вы противопоставите этому, Ваше Величество? — издевательски продолжил Саин. — Вам не выиграть войну, но вот уничтожить империю — с легкостью. У меня есть другое предложение.

Отавия только сжала зубы. Он был совершенно прав, этот мерзкий хряк. Они разрушат государство, если начнут гражданскую войну. Тем более Неро… По обрывкам разговоров на корабле она поняла, что Круг был разгромлен, а во главе этого разгрома стоял кто-то из Трибунала. Неро.

— И какое же? — спросила наконец девушка.

— Вы взойдете на престол, а я стану императором, — улыбнувшись, сообщил Саин. — Мои сыновья получат фамилию Форлорнов, а ваше… недоразумение… Ребенок будет жить. Это решение позволит сохранить империю и множество жизней. Сохранить наследие вашего деда. Даю слово.

— И чего же стоит ваше слово? — со злостью прошипела Отавия, еще не понимая, что ее загнали в угол.

Саин не ответил. Он видел, что уже победил.

Глава 23. До рассвета

Последнюю неделю весь клан активно готовился принять бой. Гохринвийцы шли в нашу сторону, уже пересекли границу и двигались по степи, покрывая по тридцать лиг в сутки.

Это был довольно высокий темп, если верить донесениям гонцов: западные лорды сумели собрать войско в не менее десять тысяч копий и тысячу всадников. Гигантский кулак, который должен был смять и опрокинуть противника, а после — ударить по Френину, рассекая плоть Келанда надвое.

Многие винили Тати в стратегическом просчете, другие — сетовали на недостаточно глубокую разведку, но все понимали, что ранее гохринвийцы не выступали так рано. Фактически, противник поставил под угрозу собственные территории, оторвав людей от земли во время посевной — а это грозит голодом в случае разгрома. Потому что в случае победы, келандцы хлынут на запад, грабя и разоряя соседей без какого-либо сопротивления со стороны центральных регионов.

Вот только шансов на победу почти не было. Соседние кланы медлили с ответом и на решительный призыв Великого Шаза Тати пока не ответили — ремесленный сезон и подготовка к весне была в самом разгаре, и многие просто не могли оторвать людей от работы. Кроме того, на зиму все кланы распылялись по степи; пастбищ становилось меньше, так что приходилось постоянно искать новые места для прокорма скота, кочуя с места на место с небольшими стадами едва ли не ежедневно. Из-за этого сбор воинов, которые помогали в зимнем выпасе, становился нетривиальной логистической задачей, решить которую было под силу далеко не каждому ученому мужу. Тем более, находясь далеко от границы, угроза гохринвийцев выглядела не так внушительно, как ее ощущал родной клан Витати.

Лично я довольно быстро смекнул, что нормальной помощи не будет. Мои мысли подтвердились, когда на главную стоянку клана пришла подмога от соседей — всего пять дюжин всадников, вместо ожидаемых пяти сотен.

На Тати было страшно смотреть. Чернее тучи, Великий Шаз время от времени выходил из своего шатра, чтобы лично проверить, как идут дела. Спешно отправлялись на дальние стоянки старики и малые дети, а уже ушедшие на покой воины опять брались за тяжелые сабли и проверяли сбрую.

В моей же голове постоянно крутилось предложение, что сделал мне Великий Шаз в своем шатре несколько дней назад.

— Ты получишь проход на север, когда гохринвийцы будут остановлены.

Вот что сказал Тати в тот день, недвусмысленно намекая на то, что именно я должен остановить наступающую армию с помощью силы Пустоты. Однако я прекрасно понимал, что вместе с армией противника я остановлю в таком случае и собственное сердце — одно дело пошевелить нитками и шерстью ковров и шкур, а совсем другое — уничтожить целую армию.

Но все получилось так, что я застрял с погибающим кланом, возможно, на всю весну. При этом Витати, мой единственный надежный проводник к Храму Пустоты, была твердо намерена остаться с родней и принять бой, для которого, казалось, ее растили всю жизнь. Моему раздражению не было предела. Тати буквально использовал и меня, и родную дочь — я четко видел, как он манипулирует чувством вины Витати, совершенно не стесняясь в словах и тяжелых вздохах. Но все изменилось, когда за три дня до возможного столкновения с противником прибыл один из разведчиков, с крайне ценной информацией.

— У гохринвийцев новый военачальник, — сообщил разведчик во время общего собрания воинов, на котором присутствовали и мы с Витати. Она — на правах винефика, а я — истинного мага и почти винефика. — Какая-то рослая бабища. Держится в седле уверенно, заметила нас почти сразу же. Едва ушли.

— Женщина? Предводитель? Как? — посыпались со всех сторон вопросы.

Гохринвийцы не позволяли своим женщинам воевать, степняки вообще никогда не видели западных женщин с оружием в руках, только с мотыгой или вилами.

Но вот у меня в груди на этих словах дернуло, а Витати сразу же заметила мою реакцию.

— Геора? — шепотом спросила винефик.

— Возможно, — одними губами ответил я.

— И что делать?

— Без понятия.

Одно стало ясно: молниеносная атака с попыткой отрезать обоз, которую сейчас на полном серьезе обсуждали Тати и старшие воины клана, была чистым самоубийством.

Геора была чудовищем непонятной магической мощи и способностей, монстром, который с равным успехом может расколоть земную твердь или уничтожить весь клан Тати одним ударом.

Чтобы противостоять такой мощи, требовалось что-то большее, чем грубая сила. Она не владела местной магией рун — это я знал доподлинно, слишком инородной была ее сила, ни один магический поток не проходил сквозь ее фигуру. А значит, у меня было небольшое, совсем крохотное, но преимущество перед ней. Элемент неожиданности. Главное — творчески подойти к вопросу и сделать так, чтобы когда Геора поняла, какое колдовство используется против ее войск, что-либо делать было бы уже поздно.

Почему-то сразу вспомнилось мое детство в Нипсе. Как мы бегали от более старших и крепких оборванцев, как использовали дружбу с некоторыми стражниками, проходные залы кабаков и прочие складки местности, чтобы не нарваться на тумаки. Тут придется действовать так же: подстелить соломки, чтобы не было больно падать. Придумать бы, как поступить…

Когда мы вышли с совета, Витати заметила мою задумчивость. Девушка что-то мне сказала, но я даже не обратил внимания — настолько был погружен в размышления.

В голову настойчиво лез Нипс. Это было последнее место, где я был настолько слаб и уязвим, где мне угрожала реальная опасность. После появления в моей жизни Витати я начал путь воина, и старые угрозы стали мне более не страшны. Но вот до этого…

Мне надо побороть Геору. Одно я знал о ней точно — в мире существовала сила, которая могла дать ей бой. Как минимум загадочный старик Йеши сумел обдурить ее, вырвать меня у нее из-под носа. Да и то, что она все еще здесь и тоже, как я понял, ищет камень рун, говорит о том, что Геора не всесильна. Была бы таковой — уже бы давно расправилась с Эдриасом и была такова. Эта женщина не от этого мира и не задержится тут, это было видно. А значит…

Думай, Рей, думай, ты же вроде умный…

А даже если не умный — то изворотливый.

Чтобы отвлечься, я взял свою саблю и ушел на тренировочную площадку. Закатное солнце уже касалось горизонта, становилось прохладно, но я скинул одежду, оставшись в одних штанах и мягких сапогах, и начал упражняться.

Мне нужно устроить ловушку.

Взмах снизу вверх, короткий шаг вперед, подтянуть к себе левую ногу.

А значит, надо выбрать место.

Ответное движение сверху и влево, согнуть ногу, разворот.

Причем у меня только одна попытка — иначе все пропало.

Движение в сторону, увести саблю за спину, приготовиться атаковать.

Надо обставить все так, чтобы атака выглядела для противника выгодно.

Резкий взмах саблей, выпад вперед, ноги согнуты в коленях.

Выбрать узкое место, где конница кочевников будет в проигрышном положении, а пехота противника — на высоте.

Три стремительных удара, со свистом рассекающих воздух, левая рука уперта в бок, правое колено — выставлено вперед.

А там, когда отступать будет поздно — захлопнуть ловушку.

Несколько шагов в сторону, блок невидимой атаки и ответный короткий выпад, прямо на уровне горла воображаемого противника.

Я опустил оружие и посмотрел на землю под ногами. Пока я махал саблей — сделал несколько полных кругов, будто начертил сапогами контур.

Перед глазами сразу встал узкий переулок в рыбных доках, за невольничьим рынком, где я получил удар ножом в бок и по горлу. Вспомнилась грязная, пыльная земля, яркая кровь и то, как я дрожащим пальцем черчу целебную печать, почти теряя сознание.

Можно ли спрятать в степи гигантскую печать?

Вполне.

Смогу ли я ее начертить?

Конечно.

Добуду ли я достаточно крови, чтобы усилить свое колдовство?

Хороший вопрос.

Мне потребуется помощь и поддержка, а в клане был только один человек, который встанет на мою сторону. Удивительно, как сильно я полагался на Витати и как естественно эти отношения легли на наш новый статус мужа и жены.

Когда я вошел в наш шатер, и уже было открыл рот, чтобы начать говорить, то увидел, что кроме Витати там находится еще и ее отец.

— А… — протянул было я.

— Рей, где ты ходишь? — спросила винефик. — Я же сказала, что после совета к нам зайдет отец.

Я вылупился на Великого Шаза, что было совсем невежливо с моей стороны, но ничего поделать с этим не смог. Раньше я всегда внимательно слушал, что говорит мне винефик. Пока она была моей наставницей и другом, конечно…

— Мне надо было немного размяться… — попытался оправдаться я, отводя Витати чуть в сторону, пока Тати с огромным любопытством рассматривал стену шатра, найдя ее крайне занимательной, — а почему не в Главном Шатре?

— Там сейчас не протолкнуться, — прошипела Витати. — Отец пришел поговорить, с нами обоими.

— Нам требуется мощное колдовство, — не дожидаясь, начал Тати. — Как то, которым ты в поле чуть не убил мою дочь…

В словах Великого Шаза чувствовалась издевка, но тут мне крыть было нечем.

— Не думаю, что пылающие глыбы нам как-то помогут, — ответил я, поворачиваясь к мужчине.

— Отчего же? — удивился Тати.

— Предводительница, новый командующий, — подала голос Витати. — Рей сказал, что раньше сталкивался с ней. Она магичка.

— И очень сильная, — сказал я.

— У нас есть винефики, чтобы справиться с любыми магами, — высокомерно ответил Тати, кладя руку на кинжал.

Как же с ними тяжело!

— С этой колдуньей в прямом бою мы не справимся, даже если бы она была в гордом одиночестве, без армии, — терпеливо ответил я, хотя отец Витати меня сильно раздражал, — и под «мы» я имею в виду меня, Витати и обоих братьев-близнецов.

Брови Великого Шаза взлетели в изумлении, но довольно быстро он взял себя в руки.

— Я уверен, что она будет прикрывать армию от любого колдовства, — продолжил я. — Так что…

— Мы обязаны принять этот бой! Ради Келанда и народа Степи! Ради чести клана! — воскликнул Великий Шаз. — Мне все равно, что там за магичка появилась у гохринвийских свинопасов! Мы дадим им бой и разобьем! Или пустим столько крови, что до Френина они доползут только на коленях!

Дальнейший разговор потерял всякий смысл. Я видел, как остекленели глаза Тати, как их затянуло гневом и высокомерием. Что бы я сейчас не сказал — он воспримет это в штыки, просто не будет слушать.

— Я приму участие в битве, — склонил я голову, — как и любой член клана.

— Это я и хотел от тебя услышать, чужак, — едва не выплюнул Тати. — Завтра в полдень мы выступаем, приготовьтесь.

И мигом — вылетел из шатра.

Я проводил келандского военачальника взглядом, а потом перевел глаза на Витати. Она злилась. За то, что я не пришел вовремя и за то, что не смог найти для ее отца правильных слов.

Это привело меня в такое раздражение, что я только дернул плечом и молча положил саблю на сундук с вещами — к оружию винефика.

— Магия крови, — коротко бросил я через плечо.

— Что?

— Магия крови. Я сделаю разлом. Это должно остановить Геору. И уничтожить армию, — повторил я, стараясь побороть раздражение.

Витати ничего не ответила. Только подошла и положила пальцы на мое плечо. И было в этом движении что-то такое… важное. Я чувствовал тревогу, искреннюю тревогу, что исходила от винефика.

— Ты же сможешь закрыть разлом, как тогда, на корабле?

— То был просто портал, Рей, — сказала винефик, выходя вперед и с беспокойством заглядывая мне в лицо. — И его колдовал Осиор, искусный маг и опытный воин. Как последнее средство. Ты же предлагаешь…

— Это будет не портал призыва. Это будет именно разлом, катастрофа, — упрямо повторил я. — Любой Ужас эта Геора сотрет, и даже не поморщится. Но если под землю уйдет все войско, а им на смену попрут демоны бездны…

— Мы все погибнем.

— Не погибнем, если ты поможешь мне закрыть разлом, когда все будет кончено, когда Геора, поджав хвост, сбежит. Поможешь своей руной. И своей Пустотой.

Я положил руку на грудь Витати, туда, где у меня находились осколки камня рун.

Витати накрыла мою ладонь своей и, крепко сжав пальцы, посмотрела мне в глаза. В ее взгляде я увидел слишком многое: тревогу, страх, сомнения, целую бурю эмоций, что сейчас разрывали ей сердце. Ледяная броня винефика дала трещину, я это чувствовал. Та холодная сила, что позволяла ей выживать, как бы плохо все не было, сейчас ушла. Она стояла, морально обнаженная и совершенно беззащитная, чтобы я понял, чтобы я почувствовал то же, что и она.

Сердце пропустило удар. Я положил вторую руку на ее талию и привлек к себе. Мягко, но уверенно. Сейчас, как никогда, мы были нужны друг другу, в нашу последнюю мирную ночь.

Глава 24. Кровавый разлом

— Вы сошли с ума! — проревел Гатис.

— Тише, альрафи! — прошипела Витати.

— Не затыкай мне рот! Вы точно потеряли всякий рассудок! — продолжал возмущаться мужчина.

Гатис нервно прошелся по своему шатру, бросил на нас пару злобных взглядов, но шагать не перестал — все так же метался из конца в конец, от стены к стене, словно зверь в клетке.

— Так, а теперь, еще раз. Вы двое, хотите начертить на земле огромную магическую печать, которая отправит в бездну все вражеское войско? — уточнил Гатис.

— Ну, сама печать будет небольшой, футов пять… — начал я. — А вот внешний контур да, наверное, с лигу в поперечнике…

Гатис только выкатил глаза, запыхтел, и опять заметался по шатру.

— Это единственный шанс занять эту колдунью и прогнать ее с поля боя. Иначе клан обречен…

— Это я уже понял! Я одного не понимаю, как ты приведешь в действие всю эту… Мерзость!

— Смотрите, альрафи, в печатях есть два контура…

— Можешь мне не объяснять! — резко поднял руку Гатис, затыкая мне рот. — Мы кочевники, но не дикари! И прекрасно знаем, как вы, печатники, извращаетесь над силой природы! Но еще я знаю, что должна быть соблюдена пропорция внутреннего и внешнего кольца! Они всегда примерно соотносительных размеров!

— В этом и задумка, — вмешалась Витати. — Мы не сможем прорваться через строй, чтобы активировать печать, так что она изначально будет с дефектом.

— Печати Призыва крайне мощны и нестабильны, требуют очень мощных контуров, — продолжил я вслед за женой, — а если допустить ошибку…

— Появится разлом в плоти мира, — закончил альрафи.

— А это нам и нужно.

Гатис остановился и еще раз посмотрел на меня и дочь Шаза, будто бы пытаясь проснуться.

— И вы потом сможете закрыть этот разлом?

Мы с Витати переглянулись.

— Сможем, — сказала винефик, — если нам не будут мешать.

— Это какое-то безумие… — пробормотал Гатис, — духи предков, за что мне все это…

— Мы пришли к вам, альрафи, потому что мой отец слишком горд и зол на меня, чтобы принять такой рисковый план. Он приходил вчера, и из этого визита не вышло ничего дельного… Поэтому мы решили обратиться к вам. Вы опытный военачальник, правая рука отца. Вы как никто должны понимать, что клан Тати обречен, даже если исключить присутствие этой колдуньи. А с ней — от нас не останется даже воспоминания.

Я давно заметил, что в родных степях Витати стала более эмоциональна и многословна, но длиннее тирады я от нее слышал только во времена, когда она отчитывала Отавию за ее капризы и беспомощность, когда мы трое бежали из Шамограда на юг.

В груди неприятно кольнуло, на ухо шепнуло «предатель», но я только отмахнулся от гласа совести. Возможно, сегодня я умру. И если так и произойдет, то мне не стоит жалеть о том, куда привел меня мой путь.

— Я не могу… — начал альрафи, но нарвался сначала на взгляд Витати, а потом — на мой.

— Мы или попробуем избавиться от их командира, и тогда будет хоть какой-то шанс, или мы сейчас же отправимся на север. Потому что прямое столкновение с ней — верная смерть, — ответил я.

Гатис посмотрел на Витати, которая стояла со мной плечом к плечу, и понял, что я не шучу. Девушка на самом деле была готова предать родню во второй раз, только чтобы не принимать участие в массовом самоубийстве и не наблюдать, как гибнет весь клан из-за упрямства ее отца.

— Если вы хотите это устроить, то вам нужно поторопиться.

— Место сражения уже выбрано? — спросила Витати.

Гатис только коротко кивнул. Совет командиров уже выбрал место, где даст бой гохринвийцам.

— Нам надо оказаться там как можно скорее, — сказала девушка.

— Я дам сопровождение. Из своих личных бойцов, — сказал альрафи. — Они помогут добраться, да и вообще…

«Проследят за нами», — додумал я за Гатиса, но вслух ничего не сказал.

— Нам надо опередить основное войско хотя бы на несколько часов, — добавил я.

Гатис согласно кивнул, подошел к выходу из шатра и, высунув голову, дал несколько коротких указаний. Через полчаса перед нами уже стояла полудюжина бойцов, в легкой броне, с луками, копьями в руках и саблями на поясе — полностью готовые отправляться.

Выскользнули мы с места стоянки практически никем не замеченные. Дозорные, что стояли по периметру, были больше заняты сборами, чем тем, кто выезжает за пределы лагеря. Воины Гатиса же, строго проинструктированные, взяли нас с Витати в небольшую коробку, закрывая от чужих глаз широкими спинами.

Ехали налегке. Если все пойдет так, как планировалось, то уже к следующему полудню все закончится. Бой будет поутру, после рассвета. Скакать нам — до вечера, то есть на приготовления будет половина ночи, прежде чем к месту битвы выйдет вражеский авангард.

От осознания того, что я затеял, стыло в груди. Я не был трусом, но страх перед разломом — вполне понятен. Мне хватило встречи с когтистой тварью, на съедение которой меня оставил Эдриас. А сейчас я собираюсь не то, что призвать одну такую штуку — открыть ворота для целой орды подобных ужасов.

Неизвестно, что прорвется в наш мир через разлом, да и зачем тревожиться, если не можешь предотвратить? Главное — как можно скорее закрыть разлом, да перебить то, что останется по эту сторону… В идеале, сделать все так, чтобы тварей засосало обратно в бездну вместе с гохринвийцами, как было с морским Ужасом, что призвал когда-то учитель. Вот только в тот раз печать призыва была сделана по всей науке, а я собираюсь заняться явным вредительством.

Почему-то мне представилась госпожа Виола, которая от одного намека на подобный план выбила бы из нас всю дурь. Архимаг неустанно повторяла мне, что фиолетовые руны — крайне опасны, поэтому и относятся к тому типу магии, что изучают исключительно в стенах башни. Дикие маги фиолетовых рун тоже долго не жили: без рун очищения, их первое же заклинание было для них последним, так что наука призыва демонов, духов, или оживления мертвых, относилась к малоизученному знанию, прикоснуться к которому могли только самые сильные и умелые колдуны.

— Ты уверен, что наш план сработает? — тихо спросила Витати.

Девушка сомневалась, но не в том, что демоны справятся с армией, а в том, что мы в принципе сумеем вызвать разлом, из которого полезет всякое.

— Уверен, — кивнул я. — Меня два года учили составлять печати так, чтобы они не взрывались. Тут же нам нужно будет противоположное.

— Если печать развалится до того, как ты насытишь ее энергией? Это же будет просто взрыв, — не унималась винефик. — Я не раз видела твои неудачные заклинания, когда тебя обучал Осиор.

Я нахмурился, ища правильные слова. В этом Витати была права. Если энергия внутри контура будет недостаточной, то ничего не выйдет.

— Малый внутренний контур — вот ключ, — ответил я винефику. Если не соблюдать пропорции размера рун внешнему контуру, то заклинание не рассыпается, а именно взрывается. Главное удерживать внешний барьер, чтобы энергия хлынула в печать. И получится эффект, как удар шилом.

— Ты сам-то в это веришь?

Я ничего не ответил, продолжая размышлять о том, как же провернуть то колдовство, которое мы с Витати замыслили.

После заката мы прибыли на место. По пути встретили несколько конных разъездов, но командир отряда, рослый хмурый воин со зверским выражением лица, все решил и нас без особых проблем пропускали вперед. Гохринвийцы были в полудне пути от нас, так что с каждым шагом угроза лишь возрастала, ведь мы могли нарваться на разведчиков противника.

Впрочем, никого эта перспектива не страшила. Бойцы прекрасно знали, что с ними винефик и магик-чужак, который дал бой братьям-близнецам, так что даже если в отряде будет две дюжины всадников — мы с ними справимся.

— Приехали, — односложно сообщил командир, указывая на поле перед нами.

На мой взгляд, это был точно такой же участок степи, как и любой другой на нашем пути, о чем я и сообщил Витати.

— Посмотри, вон там есть холмы, — сказала Винефик, указывая куда-то в сторону. — Отличное место для незаметного маневра средней группы. А там, дальше, излучина ручья. Можно перейти вброд, но это время, и какое-никакое, но препятствие.

— Понял, — кивнул я, хотя понятного было мало, ведь холмов я так и не заметил. Местность тут была настолько скудная и плоская, что, видимо, каждая кочка имела значение.

Мы с Витати спешились и пошли выбирать место под печать. По сути своей, я планировал создать огромный амулет, а за время дороги ко мне окончательно пришло понимание того, как будет протекать весь процесс. Первый этап — мы пробьем портал на ту сторону. Неважно какого размера, без воздействия белых рун закрываются они довольно долго. Для этого нам потребуется печать в один контур, скрытая под слоем дерна, футов пять в поперечнике. Эту часть колдовства мы будем делать на крови — моей и Витати.

Вторая часть — намного более важная. Чтобы поддерживать и расширять разлом до нужных размеров, нам потребуется внешний контур, который будет удерживать в себе магическую энергию и силу пролитой в бою крови. Эта огромная конструкция будет походить на амулет-флягу, что будет питать разлом, пока я не уничтожу внешний контур физически, разорвав кольцо. Третий и последний этап — закрытие разлома. Тут на первый план выйдет Витати со своей руной Вун и Пустотой, помогу и я, если останутся силы.

Что мы будем делать с тварями, что останутся в этом мире после закрытия портала, я думать не хотел. Очень надеюсь, что келандцы с одинаковым успехом рубят головы как пехотинцам, так и монстрам. То, что клан Тати не дрогнет, я был уверен. Пожив с этими людьми я осознал, что они не то чтобы не боятся смерти, скорее относятся к ней иначе. Ты не умираешь окончательно, если твой род и твой клан продолжает жить — на этом стояла культура келандцев. Если западные народы были разобщены, то степняки — держались друг друга с невероятной силой, именно так они выживали в этих суровых краях и давали бой всем своим соседям по мере необходимости.

К середине ночи приготовления были окончены. С помощью режущих щитов я высек в земле степи огромный внешний контур, который будет удерживать магическую энергию внутри, прокапав всю его длину своей кровью. Немного — капля на десяток футов, но этого хватило, чтобы в истинном зрении поле горело огромным магическим кольцом. Сделали мы и печать, в той части поля, как нам казалось, где должны встать воины гохринвийцев. Это кольцо с тремя рунами внутри, мы уже пропитали своей кровью до краев, так, что вся печать была похожа на пылающий от магических потоков колодец.

Три руны Эпель — знаки призыва демонов с другой стороны мироздания.

Только бы у нас получилось.

— Абсолютное безумие, — резюмировала Витати, когда я дал команду бойцам уложить на место кусок дерна, который мы сняли для того, чтобы добраться до грунта и потом скрыть печать от чужих глаз.

— Ничем не отличается от огромного амулета, — пожал я плечами. — Да и раньше именно так и колдовали.

— Может просто попробовать дать Георе бой? — с надеждой спросила винефик.

Я видел, насколько кровавая магия тревожила девушку. Она, как белый маг, прекрасно понимала последствия такого колдовства, а ее руна Вун была не слишком эффективна против демонов и тварей изнанки. Замедлить, ранить — пожалуйста. Но до последней руны, руны Даг, ей по силе было очень далеко.

— Может, и придется, — честно ответил я. — Если она видит магию так же, как и я…

Эта мысль посетила меня слишком поздно, но отступать уже было некуда. Я отошел на край внешнего контура и потянулся магическим потоком к печати, что была закопана в почти пятистах футах от меня. Кровь сделала свое дело — печать мгновенно впитала энергию, а в истинном зрении место будущего разлома зажглось фиолетовым. Казалось, еще чуть-чуть, и руны активируются, открывая портал. Стоило мне это, правда, немалых усилий, но я был уверен, что смогу активировать первый контур печати с такого расстояния. Наша с Витати кровь сделает свое дело.

С помощью силы камней я довольно быстро восстановился, но вот Витати выглядела бледноватой; губы высохли и растрескались, черты лица заострились, а серые глаза стали бледнее обычного. Так что когда мы отъехали на безопасное расстояние, выкопали походный костер и расположились на ночлег — нам оставалось поспать буквально три-четыре часа, пока не встанет солнце — я молча заполз под одеяло к винефику и, прижавшись к спине, попытался ее хотя бы согреть. В моих объятьях Витати почти мгновенно отключилась, я же лежал, слушал ее ровное дыхание и думал о том, что произойдет завтра.

Бойцы Гатиса выставили дозор, но двигались, словно бесплотные духи, абсолютно бесшумно, так что звенящую тишину степи нарушало только тихое потрескивание маленького костерка, да редкое фырканье наших лошадей, стреноженных чуть в стороне.

Если Геора обнаружит ловушку, придется схлестнуться с ней в прямом бою. Я боялся этого столкновения, но у меня были осколки камня, пустота и связь, едва ощутимая, но прочная, с пылающей огнем потусторонней сферой, что давала магическую энергию нашему миру. Витати же была абсолютно беззащитна перед ней, и больше, чем поражение, меня страшило то, что Геора доберется до нее. Точнее, что Витати сама полезет в драку, полностью уверенная в собственных силах.

Степь обнажила ее, показала ее душу. Стальная наставница, меланхоличная и холодная, тут, в окружении родных просторов, рядом со своим кланом, Витати показала другую сторону своей натуры. Броня холодной надменности и спокойствия спала, вернулись старые обиды, воспоминания, вернулся в ее жизнь и Тати, как главная фигура в судьбе любой дочери. Будь я более благороден, я должен был бы, по уму, тихо встать и покинуть это место, оставив Витати с ее родней, там, где ей самое место.

Должен был бы, если бы не Геора.

Если копаться в себе слишком глубоко, можно взять вину вообще за все горе, происходящее в мире. Но Эдриас был моей персональной ошибкой, так же как и все, что с ним связано. Геора — следствие того, что я помог колдуну выжить, хранил его тайну, лгал и умалчивал. Так что теперь настал час расплаты. Нет, я не убивался, не упивался жалостью к себе и не сетовал на судьбу. Скорее, просто пытался окончательно принять то, что у любых решений есть последствия и я, как мужчина, как муж, как друг и просто, как человек, должен нести за них ответственность. Именно ответственность — то, от чего я так долго убегал, прикрываясь Осиором, Витати, Отавией и вообще, чем и кем угодно.

Я не знал, любил ли я Витати, я не знал, любила ли она меня, но то, что мы оказались здесь вместе — не случайность. Нас связывало нечто большее, чем просто влечение, страсть или любовь. У нас была общая история, общий путь, а сейчас — и общая цель. Этого не было с Отавией — за ее спиной всегда стояла Империя. Этого не было с Осиором — моего учителя терзали его персональные демоны, страсти и проблемы. Но это было у нас с винефиком. И этого простого факта мне было более чем достаточно, ведь это означало, что только с ней я не был одинок.

Когда рассвет тронул линию горизонта, мы были уже на ногах, а через час я понял, о каких холмах говорила Витати. Это на самом деле была небольшая складка в бескрайней плоскости степи. Возможно, тут протекало русло какой-то реки или стоял старый форт, от которого осталась земляная насыпь. Мы спрятались за ней, я для верности накинул на весь отряд печать отвода глаз — чтобы укрыться от возможной разведки противника, ведь вдали уже несколько раз мы замечали всадников гохринвийцев — и принялись ждать.

То, что случилось до заката, навсегда осталось в моей памяти как события, что лучше забыть.

От нашего отряда отделилось несколько бойцов, что отправились к войску клана — передать Гатису местоположение, где мы разместились, сообщить новости и вообще, сориентировать альрафи для того, чтобы он не допустил попадания келандцев в нашу магическую ловушку.

Но все это я понял лишь потом, много позже. Тогда же, перед самым сражением, я напряженно вглядывался в горизонт, пытаясь понять, раскрыла ли Геора наш замысел или нет, и даже не заметил, как бойцы ушли.

Вот, сначала из-за небольшой гряды показались первые вымпелы гохринвийцев, которые довольно быстро превратились в сплошную стену. Над головами пехоты возвышались копья, по флангам — нервно расхаживала конница. Было видно, что люди активно готовятся к бою после небольшого марша от лагеря, что был разбит в семи лигах к западу. С востока же, будто из-под земли, показалось войско под руководством Великого Шаза Тати. Причем мне показалось, что сначала я ощутил мелкую дрожь земли, вызванную ударами тысяч копыт, а только после — узрел и саму орду.

Казалось, келандцы не уступают войскам противника в численности, но я быстро понял, что Тати просто растянул строй в более редкую линию, чтобы посеять страх в сердцах гохринвийцев. Если бы речь шла о тяжелой имперской коннице, то двух тысяч рыцарей хватило бы с лихвой, чтобы смять и рассеять по окрестностям десятитысячное пехотное войско. Еще пять сотен рыцарей понадобилось бы для борьбы с легкой конницей вторженцев.

Но келандцы, как кочевой народ, всегда были налегке, в том числе, и в бою. Их предел — броня из вареной кожи с заклепками и легкие кольчуги, а сабли были приспособлены к рубке пешего противника в такой же легкой броне, как и сами кочевники. Культурные особенности, что тут еще можно сказать.

Сейчас же меня намного больше интересовало, где же Геора. Я все глаза высмотрел, пытаясь увидеть фигуру в белом плаще и верхом на лошади, но безуспешно. Казалось, армия пришла одна, без иномирной волшебницы, что охотилась за мной на обоих континентах и жаждала заполучить камень рун.

— Может, ее тут нет? — спросила Витати.

Я только напряженно молчал, продолжая всматриваться в ровные ряды гохринвийцев.

Бойцы Гатиса, что вернулись к клану, передали послание. Я буквально увидел, как строй кочевников встал на месте, будто у невидимой линии — две тысячи футов от того места, где начинался внешний контур нашей гигантской печати. Весьма точный расчет. Если орда сорвется в галоп и, размахивая саблями, врубится в пехотный строй противника, самая рубка придется как раз на то место, где размещалась малая, пропитанная нашей с Витати кровью печать.

— Я не вижу ее, — ответил я винефику, — я не понимаю…

Вдруг от строя гохринвийцев отделилась одинокая фигура, что направилась в центр поля, полностью игнорируя армию кочевников, что готовилась сейчас к атаке.

В вальяжных движениях я сразу же узнал Геору. Колдунья шла к тому месту, где была закопана печать. Не доходя до точки двадцать футов, магичка остановилась, достала из ножен длинный меч и сделала короткий взмах. Земля по направлению движения клинка взмыла в воздух, будто взорванная изнутри режущими щитами. Мы же из своего укрытия могли только бессильно наблюдать, как наш план летит псу под хвост.

— И это всё?! — прогремело по степи.

Голос был глубокий, какой-то потусторонний, но исходил он от той самой фигуры с мечом в руке.

Сейчас, когда между нами было не такое и огромное расстояние, я мог разглядеть Геору получше.

От плаща колдунья избавилась, оставшись в каком-то странном сером костюме, отдаленно похожим на костюм Трибунального Истигатора, который я видел на Осиоре. Волосы Георы были собраны в тугую косу, а в руке она с какой-то непонятной легкостью сжимала полуторный меч, держала его так, будто бы он совсем ничего не весит.

— И это всё?! — повторила свой клич Геора, глядя по сторонам.

Она искала меня, чуяла, но так как поле было по капле пропитано моей кровью по всему внешнему контуру, не могла понять, откуда идет основной поток силы. От этого и бесилась.

Вот, Георе надоело ждать и, закинув меч в ножны за спиной, она повернулась спиной к орде и зашагала назад, к строю гохринвийцев.

Я же наблюдал за ней, как зачарованный, боясь лишний раз вдохнуть и пошевелиться. Впрочем, такой же эффект фигура Георы оказала и на весь остальной наш отряд, в том числе и на Витати.

— И что теперь? — спросила винефик, с тревогой глядя на воинов родного клана.

От орды уже отделились фланговые отряды, что должны были напрягать оборону гохринвийцев стрельбой из луков, сковывая попутно конницу противника, а это означало, что и основная масса воинов скоро пойдет в атаку.

Я закрыл глаза и вместо ответа погрузился в магические потоки. Геора допустила огромную ошибку. Да, она разрушила печать, но не сожгла кровь. Нашла магический конструкт, но не поняла его сути. Тот пятачок в поле — все еще полон силы, а значит, к нему надо просто поднести искру, чтобы вспыхнул магический пожар. Я посмотрел на воинов, что приставил к нам Гатис. Четыре человека… Капля в море мечей и копий, что вот-вот хлынет вперед.

— Надо подойти ближе, и тогда я смогу открыть разлом обычной фиолетовой печатью… — начал я. — Надо только дождаться начала боя, чтобы скрыть свои перемещения от Георы.

Витати тут же поднялась на ноги и двинула к лошадям. Сказано — сделано. План понятный, простой и вполне выполнимый. Пусть и еще более безумный, чем прежний. Но самое сложное было — наблюдать за тем, как келандцы идут в бой.

Бесполезная, бессмысленная атака. Дождавшись звука рога, всадники клана Тати сорвались с места и ринулись вперед, на пехотный строй гохринвийцев. Я уже думал, они врубятся на полном ходу, но за полсотни футов он ощерившихся копьями солдат, кочевники отвернули, а на строй пехоты посыпался дождь из коротких, с тяжелыми наконечниками стрел.

Над строем противника вспыхнули оранжевые печати, а в следующий миг тут и там поднялись щиты Ур, прикрывающие пехоту от стрел кочевников. Геора привела с собой колдунов. Не меньше десяти человек, если судить по числу замеченных печатей. Хотя, вполне возможно, другие колдуны просто ждали своей очереди.

Все это продолжалось не меньше четверти часа, прежде чем нервы Тати не сдали, и Верховный Шаз не скомандовал лобовую атаку. Затрубил рог, раскатисто воя по всей степи, после чего всадники клана вернулись на исходную позицию, чтобы построиться в линию, стремя к стремени.

Гохринвийцы же, не теряя времени, перешли из обороны сначала на шаг, а потом — и на легкий бег трусцой, чтобы как можно больше сократить дистанцию между собой и конницей к моменту столкновения, не дать кочевникам пространства для маневра и разгона. А с места кони кочевников уже не рванут — утомленные переходом и скачкой последние пятнадцать минут, животные нуждались в короткой передышке и плавном, постепенном разбеге.

Я же запрыгнул в седло и приготовился колдовать. Полог отвода глаз — должен помочь. Подобраться к правому флангу гохринвийцев, и оттуда потянуться к разрушенной печати. Даже отсюда, с расстояния в сотни футов, я ощущал силу, которую испускало то место. Нужна только печать…

— Витати, — сказал я, когда девушка подошла к своему коню и приготовилась запрыгнуть в седло, — нет, ты остается здесь.

— В смысле?! — с угрозой в голосе спросила винефик. — Рей, ты…

На лице винефика было написано все, что она думает о любых указаниях касательно того, что она может или не может делать. Особенно, с моей стороны.

— Ты должна остаться тут, потому что тебе закрывать разлом, — ответил я. — Если ты поймаешь стрелу или мы попадем в рубку после того, как я наложу печать призыва… Это будет огромная беда.

Я одновременно и нагло лгал, и говорил чистую правду. Я не хотел, чтобы винефик шла со мной и совала голову в самое пекло, просто не хотел. Но в тоже время я был абсолютно прав в том, что Витати сейчас следовало беречь, как самого ценного мага на этом поле. Ее Пустота была не так сильна, как моя, но вместе с силой руны Вун у нее хватит мощи, чтобы закрыть разрыв в ткани мироздания.

Главное не дрогнуть. Не моргнуть, не посмотреть как-то не так. Только боевая необходимость, и то, что этой ночью я прижимал ее к своей груди, как самую великую ценность мира, ничего не значит.

Она мне поверила. Медленно кивнула, отпустила поводья и вернулась к месту, откуда мы вели наблюдение.

— Но если я увижу, что тебе нужна помощь…

— Я всегда буду рад ее принять, — ответил я. — Но твоя задача — дожить до момента, когда надо будет закрыть разлом. Таков план.

Мы в последний раз обменялись взглядами, и я поднял ладони, собирая голубую печать отвода глаз Лагу. Накрыть себя и четырех кочевников, что молча засобирались вместе со мной по короткому кивку Витати, насытить внешнюю границу печати магической энергией, разорвать контур…

На поле тем временем, события развивались довольно стремительно. Конница клана Тати все же врубилась в пехоту гохринвийцев, жестко, почти отчаянно. Я понимал задумку Великого Шаза: чтобы одержать победу, не обязательно вырезать все войско противника. Достаточно поселить панику в сердца бойцов, обратить в бегство первые пять-шесть рядов воинов, и тогда тяжелый бой превратится в легкую загонную охоту.

Но на этот раз западные соседи не дрогнули. Солидно сократив дистанцию между армиями, бойцы первой и второй линии успели занять оборону и ощетиниться длинными двадцатифутовыми пиками. Именно на них и нарвался первый ряд всадников. Ржали раненые кони, кричали люди, звенела сталь. Хаос боя поглотил поле, а кровь полилась рекой.

Наш же отряд медленно пробирался к правому флангу неприятеля, там, где стояли кавалеристы. Руна Лагу не глушила звуки, но вокруг стоял такой гам, что мы могли спокойно скакать на полном ходу — нас бы все равно не услышали.

Мы подошли настолько близко, насколько это вообще было безопасно. Не выходя за пределы полога отвода глаз, я спустился с коня и начал собирать контур фиолетовой печати. У меня была одна попытка, потому что если заклинание будет недостаточно мощным, но все же достигнет цели, оно просто вытянет всю силу крови и тогда клан Тати будет обречен.

Мне пришлось вспомнить все, чему меня учила архимаг Виола, но не для того, чтобы совершить идеальный призыв, отнюдь. Сейчас я нарушал все заветы фиолетового архимага, делал все возможные ошибки. Внешний контур больше внутреннего кольца, чтобы печать была нестабильной. Отсутствует руна магического барьера Рад, которая должна сдерживать призванного демона. Никакой защиты, никаких заранее подготовленных очистительных амулетов или контуров. Я должен собрать как можно больше энергии и всадить третью печать Эпель-Эпель-Инг в землю, в двухстах футах от того места, где находился. Нетривиальная задача.

Поисковая магия… Как давно я к ней не обращался. Но без руны Инг, печать разорвется у меня под ногами, а начинать собирать контур на таком удалении почти невозможно, даже для меня, познавшего силу Пустоты, мага, способного видеть потоки энергий в окружающем пространстве. Так что когда печать была почти готова, я одной рукой продолжил удерживать контуры, а другой — схватился за саблю, чуть оголяя лезвие. Короткое движение большим пальцем и вот, тонкий порез набухает от выступившей крови. Именно на нее я наведу руну Инг, именно кровь станет проводником.

Все мои предыдущие приготовления — лишь варианты неверного пути. Вот оно, нормальное решение, которое бы сразу и предложил опытный маг, а не такой неуч, как я. Все эти годы я слишком сильно полагался на щиты, целительство и физическую силу, что совсем забыл о высшем колдовстве. Наверное, я бы мог даже остаться вместе с Витати, там, за пределами поля боя…

Когда я замкнул печать, и фиолетовая стрела ударила куда-то в землю, а сила руны Эпель, ведомая направленным на кровь Ингом, устремилась в самый центр гохринвийского воинства, полог отвода глаз не выдержал. Возмущение магических энергий разрушило заклинание и внезапно мы оказались лицом к лицу с целым отрядом бронированной западной конницы, что стояла в охранении на фланге и ждала команды вступить в бой.

Всадники вылупились на нашу пятерку, я же замер, как заяц, что увидел охотника. Келандцы, что сопровождали меня, соображали на удивление быстро — я только шевельнулся в сторону коня, а они уже выхватили сабли и бросились на превосходящего числом противника. Они знали, что за колдовство я творил, они понимали, что я должен вернуться к Витати.

По бойцам Гатиса было видно, что шум битвы будоражит их кровь и они недовольны тем, что остались в стороне с винефиком и чужаком-печатником. Чтобы хоть как-то помочь бесстрашнымвоинам, что решили отвлечь противника, я выбросил вперед дикие щиты, а сам собрал целый каскад из печатей Ур и Берк, чтобы защитить бойцов и дополнительно укрепить их доспех. Например, я был удивлен тем, что младший близнец, оранжевый маг Вирати, не утруждал себя укреплением брони собратьев, расходуя силу только на их оружие. Этому, впрочем, было логичное объяснение — печати были более эффективны в плане укрепления предметов, чем дикая руна Ур, если говорить об обычных магах. Да и работы тогда для Вирати было бы слишком много, а он в первую очередь — винефик, а не маг-кузнец.

Бойцы Гатиса бесстрашно вломились в бок построения, мигов зарубив троих человек, и еще двоих — выбив из седел. Тяжелые сабли келандцев поднимались и опускались с такой скоростью, что я только диву давался. Не отставали даже кони под седоками — они кусались и били копытами, если подворачивалась такая возможность, совсем как тяжелые кавалерийские скакуны, которых тренировали проламывать щиты и строй противника собственной грудью.

— Назад!!! — проорал я, колдуя два голубых контура. Один — Лагу-Лагу, для меня и бойцов, второй — Рад-Эонх, чтобы парализовать первый ряд преследователей.

Обе печати были вторыми, ибо я опасался, что сразу две третьи просто не смогу удержать — мне не хватало практики, да и охранные заклинания никогда не были моей сильной стороной.

Чтобы скрыть наше исчезновение под пологом Лагу, в моменте между поочередной активацией печатей, я потянулся щитами Ур и взорвал землю между бойцами Гатиса и гохринвийскими всадниками. Простенькое, почти безвредное колдовство — щиты были нужны, чтобы просто поднять пыль. А когда она осядет, мы уже будем далеко отсюда, надежно скрытые охранной магией.

Едва я успел развернуть коня, как почувствовал, как что-то поменялось. Это моя печать Эпель-Эпель-Инг достигла цели. Из-за нагромождения людей и животных, что-либо разобрать в истинном зрении у меня не получалось, но сигналом, что портал открылся, стал крик. Он настиг нас уже чуть позже — когда мы вырвались за пределы боя и подъезжали к тому месту, где оставили Витати.

Крик этот был страшен. Так не кричит раненый, так не кричит умирающий, так не рыдает даже мать, что потеряла ребенка. Крик этот был полон первобытного, совершенно дикого ужаса, так знакомого мне по полю под Нипсом. Ужаса от лицезрения твари бездны, что тянет к тебе свои когтистые лапы, ужаса, что заставляет твою кровь превращаться в кисель, что отказывается течь по жилам.

— Началось… — пробормотал я под нос и начал активнее подгонять коня.

Быстрее, надо занять позицию, и ждать.

Бесконтрольный, не ограниченный магическим барьером портал призыва Эпель, созданный на крови двух сильных магов… Страшный сон архимага Виолы. В моей голове даже зазвучал ее недовольный голос, который сообщал, что мои выходки погубят не только обе армии, но и половину Келанда и Гохринвии, когда монстры разбредутся во все стороны. А Западный Круг, который бы мог помочь решить эту проблему более слабому Восточному Кругу, разгромлен…

Когда мы вынырнули из-под полога Лагу прямо перед носом Витати, я прочитал на лице винефика секундное облегчение. Нет, я был уверен, что благодаря Пустоте она чувствовала наше приближение, но одно дело — чувствовать, а другое — видеть своими глазами. Пока нас не было, ничего принципиально не изменилось, ведь на все про все у нас ушла всего четверть часа.

— И что дальше? — спросил один из бойцов.

— Будем ждать, — ответил я. — Надо попытаться расширить разлом, но я думаю…

Я осекся на полуслове, когда увидел, что в нашу сторону скачет конный отряд. Видимо, гохринвийцы не успокоились и решили прочесать свои фланги поглубже, чтобы найти наш маленький отряд. Пять воинов — незначительная сила, но я показал, что среди кочевников есть маг, а это означало, что мы становились весьма важной целью.

У меня не было ни времени, ни сил на рукопашную схватку. Тем более, скоро я займусь колдовством, которое все равно заметят. Я встал на древнюю гряду, что служила нам укрытием, показываясь гохринвийцам в полный рост. Всадники клюнули на приманку и сразу же направили коней в мою сторону.

— Ты что делаешь? — спросила Витати.

Я не ответил винефику. Только стоял и ждал, когда противник приблизится. Надо подпустить их совсем близко, почти вплотную.

Проблема любой дикой магии в том, что для поддержания заклинания тебе необходимо удерживать связь на всей протяженности до цели. Пятьдесят футов — нормальное расстояние, но сотня — почти немыслимое. В этом плане с печатями было проще.

Я потянулся диким щитом Ур вниз, под землю, растягивая перед собой тонкую нить едва ощутимого щита. Такую магию я использовал, когда сопровождал принцессу Отавию, будучи магом имперской гвардии…

Их было около двух десятков. Стандартный разъезд. Достаточно, чтобы дать короткий бой разведчикам или лазутчикам противника, и выйти из него победителем, но в тоже время не слишком много людей, чтобы столпотворение не сказывалось на мобильности всего отряда.

Когда между нами осталось меньше тридцати футов — то есть уже через пару секунд на мою голову должен был опуститься клинок западного кавалериста — я рывком влил в тонкую нить щита магическую энергию, вытягивая его вверх, словно стену.

От удара десятка животных и людей в магический барьер, у меня на мгновение потемнело в глазах. Щит пошел оранжевыми волнами, но выстоял, я же качнулся, и если бы не Витати, что стояла рядом и схватила меня за локоть, я мог и упасть.

Я никогда не использовал щит подобным образом, и результат оказался… пугающим. Кони, что шли первыми, просто размозжили свои головы о магическую преграду и сейчас бились в конвульсиях. Их же седоки, выброшенные ударом вперед, получили множественные травмы. Самые удачливые — погибли сразу, сломав шеи, остальные же были погребены под второй волной людей и лошадей. Не уцелел никто, лишь несколько гохринвийцев, что скакали последними, сейчас копошились на самом верху свалки из трупов людей и лошадей, раненых и умирающих, пытаясь отползти в сторону.

Я, будто загипнотизированный, смотрел на эту шевелящуюся гору, но тут вмешалась Витати. Винефик сделала пару коротких жестов, после чего воины Гатиса, что стояли позади нас наготове, двинули вперед и довольно быстро закончили то, что я начал, добив выживших и раненых, в том числе и лошадей.

На основном же поле боя нарастал хаос. Твари бездны, что стали прорываться через разлом по одному, вошли во вкус и начали свою кровавую жатву. В истинном зрении я видел, как искажаются магические потоки над местом, где была кровавая печать. Это было похоже на прохудившееся ведро, через дыру в котором стремительно уходит вода. Вся магия, что была вокруг, сейчас стекалась к разлому, питала как его, так и демонов, что пришли с обратной стороны мироздания.

Но этого все еще было не достаточно.

Я посмотрел на груду тел, что лежали передо мной, и понял, что пора вмешаться. Нужно открыть еще один портал, дабы ослабить ткань реальности еще сильнее, чтобы порталы Эпель превратились в полноценный разлом. Я подошел к погибшим гохринвийцам и упал на колени. Земля подо мной была темная от крови, что уже успела вытечь из переломов и ран. Совершенно не гордясь тем, что делаю, я ударил по куче тел несколькими режущими щитами, освобождая еще больше крови из еще не остывших тел.

Вот он, ресурс, который позволит мне дотянуться третьей печатью Эпель-Эпель-Инг до существующего портала.

Опустить на окровавленную землю руки, вобрать в себя силу, что была разлита под ногами. Напитать этой дикой, свободной энергией печать. Кровь — универсальный проводник, ей плевать на цвет рун, на их количество, на размер контуров. Кровь делает любое колдовство сильнее, настолько сильнее, что это пугает.

Она появилась, когда я уже почти закончил колдовство. Первой отреагировала Витати. Винефик подняла саблю и выбросила вперед силу своей Вун, пытаясь ударить ею Геору, будто щитом.

Колдунья только отмахнулась от белесой пелены, которая не причинила ей никакого вреда, и с легкостью парировала несколько атак винефика.

— А ты все удивляешь, Рей из Нипса, — улыбнулась Геора, и ее лицо, похожее на бледную фарфоровую маску, растянулось в улыбке. — Признаю, я тебя недооценила.

Воины, что оставались с нами, молча бросились в атаку, пытаясь взять магичку в клещи. Геора же лениво посмотрела на них, сделала несколько коротких движений… Как же быстро она двигалась! Сначала я и не понял, что это вовсе выпады — мне показалось, что у нее просто чуть дернулась рука — но когда бойцы Гатиса один за другим стали падать на землю, пораженные странным клинком колдуньи, я понял, что выиграть надежды нет.

Она не человек.

Как и Эдриас.

Она какое-то чудовище Сферы в облике человека.

Я видел, как в оцепенении замерла Витати. Она поняла тоже, что и я. Неважно, как быстро мы будем двигаться, неважно, как слаженно атакуем волшебницу — она выпотрошит нас, как цыплят.

— В прошлый раз нас прервали, — продолжила Геора, — девочка, убери это, а не то порежешься.

Рука Георы опять дрогнула, и на щеке Витати появилась тонкая кровавая царапина. Винефик, совершенно обескураженная, сделала несколько шагов назад и, сама того не понимая, спряталась за моей спиной.

— Как это мило, — улыбнулась Геора. — Итак, Рей, в прошлый раз я спросила, где призма Хранителей, которую вы, дикари, называете рунным камнем. И поверь, на этот раз тот старик тебе не поможет. Он долго от меня петлял, но я загнала его в такую нору, из которой он не скоро выберется.

Я видел, как лихорадочно блестели глаза Георы, что резко контрастировало с ее мертвенно-бледным лицом. Какая-то она была… неживая. Говорит, долго гонялась за стариком Йеши?

Сила, что я собирал в печать, все еще висела на кончиках пальцев, как и оба контура, внешний и внутренний. Не отдавая самому себе отчета в том, что я делаю, я рывком вписал в печать три руны Эпель.

— Мальчик, — утомленно начала Геора, — неужели ты еще не понял, что…

Закончить она не успела. Она видела в нас с Витати низших существ, она была высокомерна и заносчива. А еще она слабо разбиралась в местной магии, за что, в совокупности, и поплатилась.

Я отправил печать прямо под ноги волшебнице. Контур, насыщенный энергией крови, взорвался фиолетовым, моментально раскрыв разлом в материи мира, скрыв нас от Георы.

— Ходу! — закричал я, хватая Витати за руку.

Это был шанс, призрачный, но шанс. Я вложил в печать довольно много энергии, и если это займет волшебницу хотя бы на время — уже удача.

— Рей! Стой! Как же битва?! — прокричала Витати, запрыгивая в седло.

— Давай быстрее! Мы не можем с ней справиться! Не здесь! — я развернул коня и направил его прочь, в сторону от сражения и стоянки клана.

Витати ничего не ответила — только устремилась следом за мной.

Мы не могли победить Геору, только отвлечь. Я чувствовал, как маги гохринвийцев уже обуздали разлом, что я создал посреди армии противника. По всей видимости, в ход пошли мощные амулеты. Правда, бой уже был проигран — демоны рассеяли строй пехоты и сейчас резвились, разрывая на части пеших и гоняясь за конными. Келандцы же отступили, наблюдая за бойней со стороны.

Геора или пощадит их, или убьет всех. На это повлиять мы не можем. Но я очень надеялся, что она поступит мудро, и просто увяжется за нами с Витати. Так мы приведем ее к камню рун. А вот там, в святилище, где живет Пустота, все будет совершенно иначе, я был в этом уверен. Там я дам бой и ей, и Эдриасу, и любому, кто встанет у меня на пути.

Глава 25. Скалы

Сердце Тати разрывалось от боли.

Великий Шаз смотрел на поле боя и пытался оценить ущерб. Очень много хороших воинов погибли в тот день, но им удалось рассеять гохринвийцев, которых сейчас по всей степи активно резали небольшие летучие отряды. Но какой ценой!

Больнее всего ему было еще и от того, что в очередной раз он понес личные, персональные потери. Гатис, который командовал войсками на левом фланге, столкнулся с тем, что часть гохринвийской конницы попыталась совместно с пехотинцами организованно прорваться и отступить, сохраняя построение. Это была значительная группа войск — не меньше двух тысяч человек, включая две сотни всадников, а это означало сохранение угрозы для обескровленного клана Тати.

И Гатис повел людей в атаку. Жесткую, опасную, но необходимую. Им нужен был тотальный разгром противника — слишком велики оказались потери кочевников.

И он, его альрафи, добился своего. Связал конницу противника, которая прикрывала пехоту от тварей, что перли из портала, рассеял строй пешего врага. Но сам Гатис при этом получил удар копьем в грудь. Он умер мгновенно, так и оставшись сидеть в седле, и Тати благодарил духов Степи за то, что они даровали этому воину славную смерть, которую будет помнить весь клан.

Сейчас, внутри себя, Верховный Шаз оплакивал своего альрафи. Они прошли вместе с Гатисом долгий путь, и пусть он не был урожденным членом клана, а пришел к ним с юга, желая стать истинным келандцем, отваги в его сердце было поболей, чем у прочих кочевников. А как он орудовал саблей!

Он стоял над телом своего друга и советника, которое аккуратно уложили на специальные конные носилки. В ближайшие дни клану предстояло много работы — собрать оружие и прочие трофеи, перебрать трупы, организовать похоронные костры для своих павших и большую пылающую яму для западных свинопасов. Учитывая, какая магическая вакханалия творилась в этом сражении, оставлять тела даже на несколько недель было нельзя, иначе годами придется охотиться на мертвяков, что разбредутся во все стороны. Так что уже третий день они занимались «большой уборкой».

— О, Великий, — воин глубоко поклонился, положив руку на живот.

— Вы их нашли? — спросил Шаз.

Его дочь и чужак пропали. Их не видели в бою, их не видели после. Если бы не порталы, которые так удачно открылись, и талантливое командование Гатиса, что вывели войска на левом фланге из-под удара демонов, клан Тати уже стал бы историей. Это точно было дело рук чужака, Рея, но где он сам? Порталы закрылись, исчерпав свою магическую энергию, всех монстров, что вылезли на поле боя — перебили или сами свинопасы, или добили келандцы, а печатник так и не объявился. Тати даже морально приготовился к тому, что Гатис — не последняя его потеря в этот день. Великий Шаз приказал пересмотреть тела павших келандцев, и если они найдут труп печатника или его дочери — сообщить ему лично.

— Мы не нашли тела, — сообщил воин, — но один из тыловых отрядов сообщил интересное.

— И что же? — спросил Тати.

— Они видели, как чужак и ваша дочь покидают поле боя. В самый разгар, — продолжил боец. — Еще до того, как уважаемый альрафи поднял свою саблю и повел людей в атаку…

Глаза Тати моментально налились кровью. Сбежали?! Бросили клан?! В самый разгар?!

— Ты уверен? — уточнил Тати.

Боец мелко кивнул.

— Уверен, Великий. Чужака сложно с кем-то спутать. И скакали они галопом, не жалея лошадей. Направились на северо-восток.

Тати так стиснул зубы, что те едва не захрустели. Покинуть поле боя — худшее преступление. Трусость для келандца непозволительная роскошь. А, кроме того, что он сам сбежал, бросив клан и Гатиса, так и увлек за собой его дочь. Ну и самое главное — он так и не получил его разрешения пройти к Храму Пустоты.

— Позови братьев, живо, — скомандовал Тати.

Он отправит винефиков по их следу, с хорошим отрядом. Они вернут домой его дочь и, если получится, принесут голову чужака. Винати и Вирати сделали выводы из первого боя с печатником, тренировались вместе с ним, чтобы понять, как победить, если потребуется. И они сказали, что полностью уверены в своих силах.

Когда воин, мелко дернув подбородком, убежал выполнять его указание, Тати еще раз посмотрел на тело своего друга Гатиса.

— Твои предки гордятся тобой, мой альрафи, — тихо сказал Шаз, сжимая кулаки.

Не стоило печатнику так злить его, не стоило. Теперь он заплатит за это собственной кровью.

* * *

Мы шли на север уже две недели. Без припасов, утвари, даже теплой одежды. Если бы не Витати, с ее навыком выживания в Степи, я бы тут и сгинул, но винефик делала все для того, чтобы мы добрались к цели нашего путешествия.

Геора показала нам, насколько мы слабы и беззащитны, что перед ней, что перед Эдриасом. Я даже не был уверен, поможет ли мне камень рун в борьбе с пришлым магом. Но одно я знал точно — они не всесильны. Для того чтобы переселиться в другое тело, Эдриасу потребовалось уничтожить камень Малтора, а значит, сила камня невероятно велика. На этой слепой вере и держалась моя уверенность в том, что все жертвы, что мы принесли раньше и приносили сейчас — не зря.

Из всех благ, что могли понадобиться во время перехода, у нас был только короткий плащ Витати, что остался притороченным к седлу ее лошади, пара тяжелых сабель, небольшой полупустой бурдюк с водой, да моя магия. Сказать, что ушли мы налегке — не сказать ничего. Даже в конную прогулку по пригородам Шамограда, когда я только учился ездить на лошади, мы брали с собой больше, чем у нас было сейчас.

К концу первой недели, когда мы в конец оголодали, было принято решение зарезать моего коня. Животное устало, а скудная пища, которую нам удавалось раздобыть, совсем не насыщала. Особенно плохо было винефику, ведь меня подпитывала еще и сила осколков. А вот Витати, которая сначала держалась вполне достойно, с каждым днем становилась все слабее. Так что коня мы пустили на мясо, а из его шкуры с помощью сабли и силы осколков я смастерил нам несколько грубых жилеток — прикрыть спины от стылого степного ветра. Чтобы оприходовать нашу жертву, нам пришлось на пару дней задержаться на одном месте. Витати передохнула, перевел дух и я. Мы плотно поели свеженины, а оставшиеся лучшие куски мяса закоптили в самодельной печи, слепленной из грязи, камней и печатей Ур. Остальное я сжег в огне руны Тир, чтобы не донимал трупный запах и мухи.

А потом мы продолжили путь. В основном шел я — сила осколков камня подпитывала меня изнутри, да и шаг у меня был длиннее, чем у Витати, хотя время от времени мы менялись, но я не позволял себе слишком долго нежиться в седле. Ночами же я выдалбливал нам в земле степи небольшое укрытие, используя для этого дикие щиты. Это давало нам хоть какую-то защиту от ветра, но спать все равно приходилось, плотно прижавшись друг к другу, пытаясь уместиться под мелким плащом.

Время от времени меня подмывало пустить в ход магию осколков, чтобы, например, переделать плащ, но перед глазами моментально вставала фигура старика Йеши, который предупреждал меня об опасности этого занятия. Я и так прыгнул выше головы тогда, у позорного столба, когда вволю поиздевался над собственным телом и каналами. Витати же, не до конца понимая, на что я способен с помощью осколков, пребывала в блаженном неведении.

Когда начались холмы, мне повезло нарваться на довольно крупный камень, из которого я щитами высек небольшую чашу, достаточную, чтобы обварить в ней пару кусков конины на ужин, ибо жевать ее закопченной не было никаких сил. С топливом тоже были проблемы — мы обламывали каждый мелкий кустарник, что попадался на нашем пути, но по вечерам все равно приходилось нарывать сухой травы, чтобы развести хотя бы маленький костерок. Немного спасало то, что я мог использовать печать Ман для разогрева каменной чаши, но силы магического света хватало ненадолго, а руна Тир просто испортила бы нашу самодельную посуду.

— Скоро можно будет ставить мясо, — тихо сказала Витати, пошевеливая ветки в яме походного костра.

В последние дни степь стала преображаться, постепенно переходя в предгорное малолесье, так что одинокие кустарники или даже мелкие деревца стали попадаться значительно чаще. Не приходилось больше извращаться с печатной магией.

— Сколько нам осталось? — спросил я.

Винефик только пожала плечами. Я нечасто задавал этот вопрос, но чем ближе были горы, что уже виднелись на горизонте, тем меньше терпения у меня оставалось.

— Неделя, может две. Смотря как будем двигаться, — сказала девушка.

На разговоры сил не оставалось. Все уходило на то, чтобы переставлять ноги, держаться в седле, и постоянно искать топливо для костра. Весна, что наступала полным ходом, здесь целиком и полностью нивелировалась близостью гор. Незаметно, но мы поднимались, все выше и выше. Стала появляться кое-какая живность, в лице сусликов и кроликов, но на охоту просто не было времени. Мы просто шли вперед.

Витати не говорила об этом, но я видел, что девушка терзается тем, что произошло на поле боя, тем, что она испугалась Георы. Я не мог винить ее в этом — я-то отдаленно понимал, с кем имею дело — но винефику от моего знания легче не становилось. А собственная гордость не позволяла келандке смириться с тем, что она, обученный винефик белых рун, практически идеальный и неуязвимый убийца магов, спасовала перед волшебницей. И внутреннему голосу Витати было плевать, что Геора даже не из этого мира — воспитание давило на нее, словно огромный пресс, выжимая силы и радость от того, что мы оба остались живы.

Меня одолевали тяжелые думы, примерно с той же проблемой боролась и Витати. Мы не вспоминали былое, не обсуждали планы, и ни слова не сказали о том, что будем делать «после». Казалось, не осталось ни прошлого, ни будущего, не осталось вообще ничего, только мы двое — бредущие к растущим и растущим перед нами горам. Я старался полностью отрешиться от мирского. Всё, не осталось моей жизни в Шамограде, не осталось учителя, не осталось Отавии и империи, не осталось даже Витати, той Витати, которую я всегда знал. Сейчас мы были просто два путника, измученные, уставшие, но упрямые, что переставляли ноги и двигались вперед. Я завладею камнем рун, я не отдам его Эдриасу, но что потом? Даже если хитрый маг не следит за каждым моим шагом, используя только одному ему известные тропы междумирья, то у меня на хвосте висит его подружка по имени Геора. Почему-то она считает, что имеет право распоряжаться древним артефактом, считает, что сможет противостоять Эдриасу.

Если бы не высокомерие Георы, мы бы могли дать колдуну бой. Вместе. Моя магия и сила пустоты, моя связь с ревущим источником силы, что тонкой нитью тянулась сквозь пространство мира куда-то далеко, за изнанку, мое понимание того, кто такой Эдриас. И ее, Георы, фантастическая сила и навыки, ее ненормальная скорость, ее стремление победить. Если бы она не была столь высокомерна, если бы она попыталась найти во мне союзника, а не инструмент — все бы обернулось совершенно иначе.

Но Геора была одного поля ягода с Эдриасом, я сразу это понял. Она не видела во мне человека, не видела потенциального союзника, она вообще, казалось, не считала меня разумным существом. Так, червь под ногами великих пришельцев, чья задача — копошиться в горе гумуса и умереть, став частью естественного удобрения.

Я же загривком ощущал, что это ее высокомерие погубит нас всех. И откуда она узнала о камнях? Откуда знает обо мне?

Маленькая догадка вспыхнула в моем измученном разуме, разгоняя тьму неведения. Конечно же! Эдриас, он нашел ее. Частью — солгал, частью — сказал чистую правду. Что-то посулил, чем-то пригрозил, и вот, Геора, как верная ищейка, что взяла след, гонит меня через два континента, желая вцепиться в горло. Но не раньше, чем я выйду на нужное ей место, не раньше, чем я приведу ее в Храм Пустоты.

Не таким уж плохим решением стало казаться просто лечь и умереть. Прямо тут, посреди степи. А лучше — отойти подальше, на запад или восток, чтобы эта проклятая колдунья состарилась в поисках Храма. Великий Хребет не зря называют так: он растянулся с востока и на запад, рассекая плоть Восточной Пресии, как торчащий позвоночник, разделяя континент на северную и южную половины. Нет, когда-нибудь она найдет скрытую у подножья гор маленькую пещеру — именно так мне виделся Храм Пустоты, хотя Витати никогда не описывала его подробно — но к тому моменту пройдет немало времени, которого у Георы, по ощущениям, не было.

На очередном привале Витати повела себя как-то беспокойно. Сначала оглядывалась, потом — замерла над костерком, что я развел в очередной выдолбленной яме со специальным боковым ответвлением для создания тяги. Копать их, кстати, с каждым днем становилось все труднее и труднее, благо горы дали нам то, чего не было в степи — вдоволь топлива для розжига, так что больше не приходилось крутиться, согнувшись в три погибели, вокруг места стоянки, обрывая сухую траву.

— Что такое? — спросил я, но винефик только на меня шикнула.

— Мне кажется, мы тут не одни, — ответила Витати. — Я заметила еще утром, но думала, показалось.

Сразу стало как-то неуютно, а по моему беспокойному взгляду Витати сразу поняла, о чем я думаю.

«Геора?» — спрашивали мои глаза.

«Нет, не она» — мотнула головой винефик.

На секунду я испытал облегчение, на смену которому довольно быстро пришла глухая тревога. Если не Геора, то кто идет за нами по пятам?

На следующий день встали еще до рассвета. Витати сказала, что до храма осталось всего пара дней пути — выйти к подножью ближайшей к нам горы, что острым пиком взмывала в небеса, найти тонкую, выбитую неведомо когда в теле скалы тропку, а по ней — уже всего ничего, и мы на месте.

Местность вокруг становилась все гористее, а уклон увеличивался. Гора же перед нами, будто бы вовсе, стала шагать навстречу; если раньше она маячила на горизонте, постепенно приближаясь, то сейчас стала нависать над нами, будто каждый миг была готова обрушиться нам на головы.

— Вот она, — указала Витати куда-то правее.

Я присмотрелся в нагромождение камней, присыпанное хлипкими кустиками, пытаясь угадать ту саму тропу. Получалось плохо.

Стрела просвистела у самого моего уха, щелкнув о гранитную породу под ногами, а вторая, что должна была угодить в голову — уже отскочила от оранжевой глади дикого щита Ур. Стреляли откуда-то сверху, будто неизвестный лучник забрался на камни для лучшего обзора. Я прикинул угол, с которым стрела ударила по камням и щиту — футов пятнадцать, не выше…

Витати, оскалившись словно дикий зверь, схватила свою саблю, я тоже потянулся за оружием, что было приторочено к седлу. В следующий десяток секунд по нам ударило еще несколько стрел, все из которых я успешно принял на щиты. В это же время я смог рассмотреть снаряды получше: короткие, тяжелые, стрелы конного лучника. Кочевники?!

— Трус! — крик доносился из-за насыпи, которую мы обогнули по пути к тропе. — Выходи вперед и я обещаю подарить тебе легкую смерть!

Голос был отдаленно знаком, я его уже слышал, и не раз…

Когда из-за препятствия показался старший из близнецов, Винати, я уже знал, с кем мы имеем дело. Не стало неожиданностью это и для Витати, которая встала рядом со мной, сбросив плащ и сжимая в руках саблю.

— Почему ты преследуешь нас? — крикнула винефик. — Брат! Отступись! У нас есть миссия!

— Молчи! — рявкнул Винати. — Твою судьбу решит Великий Шаз! Тебе мы жизнь сохраним, беглянка.

Винефик демонстративно стал посреди дороги, полностью отрезая нам пути к отступлению, а за его спиной появилась еще дюжина воинов, все с разнообразным оружием в руках. Место они выбрали, конечно, удачное. С одной стороны — скала, с другой — обрыв, путь назад перерезан, путь вперед сложен и извилист, что превратит нас с Витати в легкую мишень.

— Ты почти одолел меня там, на поле, печатник, но не думай, что сейчас тебе так повезет, — прокричал винефик, указывая на меня саблей. — Мы оба знаем, что ты был готов умереть в том бою, и умер бы, тебя спасла она!

Я покосился на Витати, что стояла рядом. Девушка была готова к бою. Неважно, соплеменники или кто-то иной встанет на нашем пути — мы дойдем до Храма. Я же лихорадочно пытался понять, что тут происходит. Почему за нами отправили погоню? Что случилось? Гатис прекрасно знал, что наша атака — самоубийство, и если мы ретировались с поля боя, а келандцев не размазала по всей степи Геора, то мы выполнили нашу часть уговора. Отвели главную угрозу от клана, спасли жизни, обеспечили победу… А то, что клан Тати победил, сомнений не было. Проигравшие не играют в погоню и не ищут предателей. Вот только настоящим предателем был альрафи, который струсил и не вступился за нас перед Великим Шазом, хотя должен бы.

— Ну что, предатели, что решили? Выйдешь вперед, печатник? Один удар, и все для тебя закончится, — оскалился Винати.

Эти слова взбудоражили мою кровь.

— Предатели?! — взвился я. — Это я скажу Гатису по возвращению в степь. Твоя смерть, винефик, будет на его совести!

По рядам келандцев прошел нервный смешок.

— Гатис? — спросил Винати. — Я бы хотел сказать, что вы скоро встретитесь, но ты — лживая собака, а он — уважаемый воин. Он вместе с духами предков и Степи, а тебя ждет лишь тьма, печатник.

Его слова застали меня врасплох. Гатис погиб? Но тогда…

Скала, что была по правую руку от нас, пошла трещинами, а уже в следующий миг на наши с Витати голову посыпались осколки скалы. Мои щиты только что не взвыли — пошли волнами и искрами, пытаясь удержать тысячи тонн гранита и породы. В глазах опять потемнело, а из носа и глаз хлынула кровь — это было намного хуже, чем удар в щиты гохринвийской конницы — но я выстоял. Помогли и части камня рун в моей груди, к которым я почти сразу же обратился за силой.

Не успела осесть пыль, как келандцы пошли в атаку, а с обрушившейся скалы к нам спустился и Вирати. Вот он, второй братец, куда же без него. Именно его дикие щиты взорвали породу, что едва не похоронила нас с Витати под собой.

Они ударили синхронно. Режущие щиты, острия сабель, копья, стрелы — почти два десятка точек давления на щит. И мне пришлось сбросить оранжевую преграду, слишком велики были затраты магической энергии, слишком сложно было держать щит после удара скалой.

На то и был расчет кочевников. Истощить меня одной могучей атакой, а после — порезать на ремни. Но они не учли, что со мной была Витати.

Девушка, словно призрак, шагнула в облако пыли, скрываясь из вида, а уже через мгновение я услышал полный боли крик. Кричит — значит живой, кричит — значит просто рана, не смертельная. Смертельно раненые даже толком не хрипят, только хватают ртом воздух, почти сразу же падая замертво под ноги своему убийце.

Я же отпрыгнул в сторону, разрывая дистанцию, и начал собирать печать отвода глаз Лагу. Надолго ее не хватит, особенно вплотную к противнику, но парочку кочевников отправить к предкам я успею…

Закончить колдовство мне не дали — в руку ударила короткая стрела, пробивая насквозь ладонь.

— Идиот! — воскликнул Винати, в два прыжка приближаясь с занесенной над головой саблей.

Завязался ожесточенный бой. Конечно, место было выбрано удачно, но слишком узкое, чтобы полноценно реализовать численное превосходство. Больше четырех человек одновременно атаковать нас не могло — просто негде было развернуться после обвала — так что мы с Витати встали плечом к плечу, как на тренировке, и держали оборону.

Гатис погиб. Гатис так и не рассказал, что мы сделали, и сейчас Тати справедливо считал, что мы бросили клан на произвол судьбы. Я бросил, трусливо сбежав с поля боя.

Осознание чудовищности этой ошибки, бессмысленности происходящего боя, того, что мне приходится убивать умелых воинов только потому, что Тати оказался слишком высокомерен, чтобы меня выслушать и принять мой план…

Надо как-то от них оторваться, отрезать… Я видел, что Витати не хотела их убивать, щадила. А значит, она ждет того же и от меня.

Рука болела просто ужасно, а пальцы почти не гнулись. Но ответом на мой вопрос была магия.

Винефики были столь сильны, потому что связывали печатных магов рукопашным боем. Ты не можешь собрать хоть сколько-нибудь внушительное заклинание, когда тебя каждую секунду пытаются зарубить саблей. Не можешь, если ты не ученик Трибунального Истигатора и фиолетового архимага Круга.

— Отвлеки их! — коротко шепнул я Витати, стоящей рядом.

А сам поднял перед собой щиты, закрываясь от шальной стрелы, и отбежал к тропе, за скалы, будто бы струсил.

Мне надо буквально пять секунд, пять секунд покоя и концентрации, чтобы собрать печать Рад-Эонх-Эонх…

Когда я выскочил из-за укрытия, держа перед собой шестифутовую голубую печать, что должна была парализовать весь отряд преследователей, то увидел, как на Витати наседают сразу четверо, в том числе и Вирати.

Бойцов спасало только то, что вся четверка пыталась не зарубить винефика, а взять ее живой, Витати же придерживалась той же идеи и не рубила насмерть, стараясь наносить глубокие, но не смертельные порезы.

Я врубился в бок одного из воинов, ударив его саблей по ноге, а после — замкнул контур печати, высвобождая парализующее заклинание. Мгновение — и все бойцы замерли, в злобе и ужасе вращая глазами. Единственное, что им осталось — редкое дыхание да глубокий, грудной рык. На движение же они были больше не способны.

Тяжело выдохнув и убедившись, что Витати цела, я собрал еще несколько печатей Эонх, влив в них достаточно силы, чтобы весь отряд простоял на месте не менее пяти часов.

— А теперь послушайте сюда, — начал я, встав перед замершими истуканами. — Гатис знал, что мы уйдем. А еще он знал, что мы откроем перед этим порталы, которые помогут клану Тати победить.

Витати бросила на меня недовольный взгляд — я немного переврал договоренности с помощником ее отца, но если альрафи мертв, то никто об этом никогда не узнает.

— Все это мы сделали в обход воли Великого Шаза, который просто хотел бросить меня грудью на строй гохринвийцев, принеся в жертву, — продолжил я, проходя между замерших фигур и опуская пальцами им веки.

Некоторые бойцы, погрузившись в беспомощную тьму, от накатившего на них ужаса едва не завыли, но я не обращал на это внимания.

— Но альрафи был мудрым человеком и опытным военачальником. Он принял мой план, и вы победили, раз уж Тати отправил за нами погоню. Но если последуете за нами дальше — найдете только смерть, — закончил я, демонстративно ударив саблей по камням, чтобы железный звон разлетелся во все стороны, отражаясь от скал и камней.

Уже выдвигаясь на тропу, мы прихватили кое-какие припасы, что были при себе у воинов — их личные вещи лежали в паре сотен шагов от места сражения, а коней они оставили, видимо, еще раньше. Также я подлатал целебными печатями несколько порезов, а напоследок обновил парализующий контур под ногами отряда.

Уже когда мы отошли от места схватки достаточно, чтобы нас не услышали, Витати спросила:

— Зачем ты закрыл им глаза? Это выглядело жутковато.

Я только криво улыбнулся и посмотрел на свою боевую подругу, жену и наставницу в одном лице:

— Жутковато ослепнуть от того, что у тебя высохли глаза. Я не знаю, сколько продержится заклинание, но точно заметил, что они не могли моргать. Поэтому и опустил им веки, — ответил я, с наслаждением наблюдая, как меняется лицо Витати.

От удивления брови винефика взмыли вверх, а сама она подавила нервный смешок. Не сдержался и я. Впервые после бегства с поля боя мы оба рассмеялись, а на душе стало легче и теплее. Эта маленькая победа будто бы говорила нам — все будет хорошо.

Глава 26. Путь в Сферу

Мы пришли.

Храм Пустоты оказался высеченным в камне строением. Ветра и дожди сотен прошедших зим почти стерли фасад, что выступал из тела горы, оставив едва заметный вход. Наверное, тут были и колонны, и статуи на пустых ныне постаментах, но остался лишь гладкий, местами пошедший трещинами камень. Тропинка же, что привела нас с Витати сюда, и вовсе должна была быть в прошлом широкой каменной дорогой, высеченной в горе чьей-то чудовищной силой.

Я чувствовал, что чем ближе мы подходили к Храму, тем медленнее шла Витати. Солнце уже закатилось за горизонт, свет нам давал только светящийся шар руны Ман, отчего дорога, казалось, вела нас вовсе в никуда. Но нет, вот он, Храм, древний, как сами камни, стоит здесь, забытый и потерянный, строго оберегаемый кучкой кочевников, что присвоили себе его величие.

Казалось, в любой момент из-за камня или скалы выскочит Эдриас или Геора, но я не чувствовал присутствия колдунов, хотя всю дорогу от места боя с преследующими нас кочевниками использовал истинное зрение. Но нет, здесь мы были совершенно одни, среди мертвых и величественных гор.

Мы подошли ко входу и Витати остановилась, как вкопанная. Я повернулся к винефику и взял ее за руку, стараясь поддержать.

— Пойдем, — кивнул я головой.

Девушка же лишь мотнула головой, крепко зажмурилась, будто бы прогоняя видения прошлого, после чего намертво вцепилась пальцами в мою ладонь и сделала шаг. Так мы и вошли внутрь — держась за руки, как пылкие влюбленные на прогулке, не глядя друг на друга, с трепетом в груди, не дыша, не смея проронить и слова.

Вот только причиной этого трепета были не пылкие чувства, а страх неизвестного у меня, и тени прошлого — у Витати.

Я мог понять винефика, отчасти, но мог. Сложно возвращаться на места своего падения, туда, где с тобой случилось что-то плохое.

— Там, — указала рукой девушка куда-то вглубь огромного овального зала.

То тут, то там на полу виднелись следы деятельности келандцев. Старые кострища, камни и какие-то сундуки, следы прошлых жертвоприношений Пустоте, которые они называли свадьбами; все это выглядело, как осквернение величайшего творения кучкой дикарей. Наверное, мы такими и были — все мы, ныне живущие, просто кучка дикарей на фоне великих магов прошлого, что создали камни.

Впрочем, я уже давно сомневался в том, что камни были сотворены именно пресийскими магами древности. То, как уверенно Геора называла их призмами Хранителей, намекало на то, что камни рун были не от этого мира и имели непонятное нам предназначение. Зачем их тут оставили? Для чего? С какой целью? Защитить нас или ограничить? Возвеличить или не дать развиваться? Книги говорили, что с момента создания легендарных камней магия мира была обуздана и началась эра Рун. Может, причиной их появления и стали те самые камни? И почему рун именно столько, сколько есть, а не больше?

Чем дольше я размышлял на эту тему, тем хуже мне становилось. Приходило осознание, что мы — лишь песок под ногами таких, как Эдриас. У нас даже не было еще толком государств — только разрозненные племена — а эти самые Хранители уже путешествовали меж мирами, создавая или принося с собой столь мощные артефакты. Кто же они? Кем они были?

Ответы на последние вопросы меня не слишком интересовали. Я знал одно — Эдриас безумец, который желает покинуть этот мир. Я должен дать ему то, чего он хочет, но на своих условиях. Это как выпроводить пьянчугу из трактира силой, пока он не натворил бед, хотя ему, вроде, уже и не сидится на месте и он сам собирается уходить. Вот как я это видел. Вот только я был уверен, что Эдриас по своей воле не уйдет, точнее, он не подчинится жалкому червю в моем лице, как не видела во мне союзника и Геора.

— Вы не торопились.

От этого густого, раскатистого голоса, у меня едва не подкосились колени. Щиты Ур взмыли вверх рефлекторно, как в случае жуткой опасности, сам же я схватился за саблю.

Эдриас вышел из-за постамента в дальнем конце зала и покачал головой.

— Рей, Рей, Рей… Столько испытаний, а ты все еще трусливый мальчишка.

— Нашел нас! — выдохнул я.

На этих словах маг рассмеялся.

— Нашел? Это вы нашли меня! Я тут торчу уже неизвестно сколько, дожидаясь, пока вы соизволите меня навестить! — воскликнул маг, корчась от смеха.

Это выглядело настолько инородно, настолько фальшиво, что мне даже на секунду стало неловко.

— Кстати! Где мои манеры? Витати! Рад увидеться во плоти. Всегда был впечатлен стойкостью твоего духа, — поклонился винефику Эдриас.

Девушка ему ничего не ответила, так и стояла с поднятой над головой саблей в атакующей позиции.

Я чувствовал, как она напряжена, как готова в любой момент сорваться в бой. Мне надо лишь подать сигнал. Я проследил за глазами винефика. Она смотрела на тот самый постамент, откуда вышел Эдриас. Главный алтарь, на котором приносились жертвы пустоте. Камень постамента, в отличие от всех прочих поверхностей в зале, был почти черным, и сейчас я понял, отчего. От пропитавшей его за столетия крови принесенных жертв.

— Значит, ты здесь давно? — спросил я мага.

Эдриас только криво улыбнулся и двинул в нашу сторону. Подойдя к щиту Ур, но поскреб оранжевую преграду ногтем, вызывая волны по всей площади щита, но пробиться сквозь преграду, с виду, даже не планировал.

— Давно. Хожу, брожу вокруг этого куска гранита. Или это мрамор? Не важно. Короче, ошиваюсь вокруг портального камня, из которого наши друзья келандцы так метко сделали кровавый алтарь.

Эдриас повернулся к Витати, и продолжил:

— Знаешь, я очень понимаю, почему ты сбежала отсюда. Место жуткое! Мне тут тоже не понравилось.

Маг умолк, дожидаясь от нас какой-либо реакции.

— Ой! Детишки-ребятишки, ну давайте же! Задавайте вопросы! Почему я вас жду? Почему я вас не убил еще на подступах к Храму? Ну и самое важное — что мне от вас нужно?

Маг, что сидел сейчас в теле белокурого юноши, хищно улыбнулся. Я чувствовал себя идиотом, причем полным. Почему я считал, что он не найдет это место? Почему был так уверен, что столкнувшись с ним лицом к лицу, я смогу одолеть Эдриаса?

— Ладно, я понял! — поднял руки маг. — Вы мне оба не рады. Так что я сам начну, пожалуй, с последнего. Мне нужна призма, которая связана с этим куском камня.

Эдриас ткнул пальцем в черный от крови алтарь, и только сейчас я заметил свежие подтеки на его камнях, хотя с последней Свадьбы прошло не меньше пяти лет.

— Так ты… — начал я, а Эдриас проследил за моим взглядом.

— О! Ты все еще крайне наблюдателен, Рей! Хвалю! Да, я пытался провести пару своих обрядов, даже уподобился келандцам в своих экспериментах, но…

Маг развел руками, показывая, что результата он так и не добился.

— Камень не отвечает мне, потому что я не из этого мира. Весьма солидная защита от внешнего вмешательства, кстати говоря, мои предки были хороши, не спорю. Ой, ну не надо тут этого!

Маг заметил, как я медленно отвожу назад ногу, готовясь рвануть в его сторону.

— Рей! Мы столько вместе прошли! — улыбнулся маг. — Извини, милочка, но мы с этим парнем ближе, чем ты вообще можешь себе представить. Сколько лет я был голосом в твоей голове, Рей? Сколько лет приходил во снах? Я спасал твою жизнь, сделал тебя магом, дал силу. И посмотри на себя сейчас! Вымахал! Молодой мужчина, умелый воин, даже жениться успел…

Губы Эдриаса растянулись в улыбке, а мы с Витати лишь коротко переглянулись. Мы были, как на ладони. Он все знал, все спланировал.

— Ты делал все это, чтобы спасти себя, а не для меня, — ответил я колдуну. — Тыобманывал меня.

— Недоговаривал! — возмутился маг.

— Едва не убил, а после бросил умирать!

— Тут погорячился, каюсь! Просто нахлынула эйфория. Все же, получить новое тело… Волнительно. Ты должен меня понимать.

Он поднял ладонь, и между нами появилась призрачная фигура гохринвийского юноши. Нассир.

— Как ты с ним расправился — мое почтение! Он тебе рассказывал? — обратился он к Витати.

— Да, я знаю, что он убил гохринвийского вельможу, — ответила Витати.

— А говорил ли Рей искренне? Рассказал подробности? — спросил Эдриас. — Мальчишка же доверял ему, был безобиден. А он набросился на него, заколол, как животное, украл личину, оставил семью горевать в неведении… Кто бы говорил об обмане и манипуляциях, да, Рей?

В такие детали перед Витати я не вдавался. Рассказывал в общих чертах и сейчас чувствовал, как волны стыда накатывают откуда-то из глубины души.

— Ну, не будем о былом! — внезапно выдал Эдриас. — Все очень просто Рей. Ты достаешь камень из того кармана, в который его засунули мои предшественники, а взамен… Ты остаешься жив?

Я только рассмеялся этой угрозе. Ведь я умер уже давно. Я умер среди рыбных доков, захлебываясь кровью, что лила из перерезанного горла. Умер посреди Шамограда, с Отавией на руках, разрываемый потоком силы белых рун. Я умер у столба в келандской степи, умер в бою с винефиками. Я умер, когда всадил в грудь юного Нассира свой клинок. Умер, когда учитель уехал из Шамограда, оставив меня один на один с большим городом. Умер, когда Пустота поглотила мой разум, сбросив в бесконечный колодец. Умер, когда Эдриас бросил меня на съедение твари из бездны. Весь мой путь — лишь убивал меня, раз за разом, уничтожал мальчишку Рея, чтобы ему на смену пришел я — тот, кто сейчас стоял посреди Храма Пустоты и смеялся, искреннее смеялся в лицо самой большой опасности, что может измыслить человек. Я смеялся в лицо Эдриасу.

Лицо мага исказилось от гнева, после чего он сделал рывок — просто прошел свозь мои щиты, будто бы их и не было. Я уже приготовился к тому, что он вырвет мне сердце, но Эдриас обогнул меня и схватил за горло Витати.

Девушка попыталась полоснуть его саблей, ударить руной Вун, но единственное, что она сейчас могла — трепыхать в воздухе ногами, хватая воздух ртом.

— Ты меня не понял, мальчик, — с улыбкой сказал Эдриас. — Тебе нужен камень, даже больше, чем он нужен мне.

Эдриас выбросил вперед руку, и прежде чем я успел пошевелиться, позвал осколки в моей груди, вырывая их с плотью. Послушные его воле, куски камня рун, что застряли в моем теле, вышли, словно мелкие лезвия, разрывая в кровь грудь, ломая кости, нанося увечья. Я рухнул на колени, хватаясь за рваные раны — но не сводя взгляд с мага.

Маленькие светящиеся синим фрагменты зависли над ладонью Эдриаса, после чего маг сжал их в кулаке, а в следующий момент — опустил раскрытую ладонь на лицо Витати.

Винефик страшно закричала, забившись в конвульсиях, а в затхлом воздухе храма запахло паленой плотью.

— Я знаю, как ты любишь эти глаза, — сказал Эдриас, не выпуская горло девушки, — как ты в них смотрел! С первой вашей встречи, ты влюбился в этот холодный, сильный взгляд, и не спорь! Я видел все твоими глазами, я слышал, как трепетало твое сердце! Ты можешь сколько угодно лгать себе, Рей, но мне врать не смей!

Наконец, он разжал руку и я, все так же стоя перед ним на коленях, увидел, что он сделал.

Глаза Витати, о которых говорил маг, были выжжены синей магией. На месте верхней половины лица винефика осталась только жженая рана, а сама девушка тяжело стонала, не понимая, что происходит. Я же пялился на пустые глазницы, что остались на месте глаз келандки, в бессильной ярости сжимая зубы.

— Выродок! Эдриас!!! — закричал я.

Быстрее, собрать третью печать Эо. Я способен срастить даже сломанный хребет, я могу вернуть ей и зрение. Сияющий желтым контур печати возник почти мгновенно, а руны легли на свои точки баланса с такой точностью, какую я себе и помыслить не мог. Накачать контур силой, направить в сторону Витати. Сразу же начать собирать целебную печать Эо-Эо-Инг, как тогда, на скалах. Я смогу ей помочь, я это уже делал. В первую нашу встречу. Тогда, когда я потерялся в этих стального цвета глазах.

— Ох, Рей… — покачал головой Эдриас, что сейчас наблюдал за моим колдовством.

Я не смотрел на мага, а просто колдовал одну за одной печати, надрываясь, сжигая себя, все создавал и создавал желтые контуры. Не позволю! Не допущу!

Вся моя магия была бессильна. Рана ни на дюйм не затянулась, не стала меньше, даже не убрала боль. Казалось, печати достигали лица Витати и тут же распадались на части, будто бы она уже была мертва, хотя я видел, как девушка корчилась от боли.

Эдриас же подошел и, присев рядом, положил ладонь, в которой еще оставалось несколько осколков камня рун, мне на грудь.

— Эти раны не исцелить вашей примитивной магией, мальчик, — сказал маг. — Для этого нужна чистая сила Источника, а получить ты ее можешь только из призмы.

Он прижал осколки к моей груди, и раны, нанесенные мне минуту назад, что с каждым ударом сердца выталкивали из меня кровь, стали затягиваться.

— Нет! Помоги ей! Ей! — закричал я, глядя, как осколки растворяются в ладони мага.

— Упс! — сказал Эдриас, вскакивая на ноги. — Извини! Больше не осталось! Но я знаю, где ты можешь взять еще!

И указал пальцем на кровавый алтарь.

Я подчинился. Подошел к впитавшему сотни жизней камню, положил на него ладони. Посмотрел на Эдриаса, который стоял рядом и будто бы меня подгонял, сделал глубокий вдох.

И позвал Пустоту.

Возьми меня.

Поглоти меня.

Унеси меня отсюда.

Дай свою силу.

Стены храма качнулись, изломанная фигура Витати, что притихла на каменном полу и более не шевелилась — исчезла в сером мареве. Я падал, падал в бесконечный колодец, влекомый силой камня рун, уже второго на моем пути.

— Вот так! — шепнул на самое ухо Эдриас, хотя я понимал, что был тут один. — Вот так! Возьми его! Отдай его мне, и все будет хорошо! А иначе…

Я знал, что будет иначе. Витати. Осиор. Отавия. Торис, его отец и братья. Все, кого я когда-либо видел и знал, все, с кем я здоровался за руку или кто был ко мне добр.

Сопля. Никос. Невер. Аран. Раиль.

Эдриас за ними придет.

Стражник Маугур, толстый фермер Ульс. Работорговец Канарат.

Эдриас их видел.

Гадкий слуга Ирман, купец Вейхоль, архимаг Виола.

Эдриас их знает.

Граф Фосс, маркиза Хашт. Маги Игасс, Вальк, Карс и Гипперт. Конечно же, игрок Ронни. Лекарь Бальдур, купцы Амир и Горинс. Целый клан Тати.

Сотни жизней на моем пути.

Каждая из них оборвется, если я не подчинюсь воле Эдриаса, не добуду ему камень.

Я привык думать, что уже умер, что моя жизнь — разменная монета. Я согласился жертвовать собой, но пожертвовать жизнями других? Ради чего? Эдриас хочет найти путь в Сферу, так пусть же катится ко всем демонам из нашего мира.

Вот он, камень. Я его чувствовал. Совсем близко. Пустота внутри меня работала, как указатель. Мне не нужно было видеть дорогу, я просто знал, куда идти.

Я чувствовал, как успокоился Эдриас. Как он притих, в предвкушении, как он решил, что сломил меня.

Да, я смирился. Но кое-чего Эдриас не знал. Или не придал значения.

Я уже был тут, на этой стороне мироздания. И я видел его.

Источник, что был напрямую связан с камнем, что маг упорно называл призмой Хранителей.

Я могу зачерпнуть там силы, столько, что даже Эдриас с этим не справится. Я могу построить мост, я могу направить удар и если не уничтожить мага — то выбить его прочь, как муху выбивают в открытое окно метким ударом ладони, следом захлопывая ставни.

Я одновременно потянулся к источнику и камню, совсем медленно, нерешительно, но Эдриас все же стал что-то подозревать. И пока его воля, его непонятная магия не сковала меня, не оставила в этой зияющей пустоте, что вела к камню рун, я рванул вперед изо всех сил, следуя по нити, что увязывала меня и пылающий шар, который я узрел в степях Келанда.

Источник. Его величие, его ревущая мощь, что искажала пространство вокруг, его непостижимая, первобытная энергия.

Вот, один из лучей, что бил мне прямо под ноги, место, куда меня тянуло и раньше. Место, что связывало источник и наш мир.

В основании ревущего потока стоял он. Камень рун. Кто-то унес его сюда из храма, на изнанку мироздания, но призрачный постамент, на который он был установлен, полностью повторял окровавленный алтарь в стенах горного святилища.

Эдриас уже рвался следом за мной, но не успевал. Если меня тянуло сюда, то ему приходилось перемещаться самостоятельно, прорываясь через недружелюбные пустоши изнанки.

— Стой! — Воскликнул колдун, когда увидел, что я тянусь за камнем. — Рей, стой! Он слишком близко к Источнику! Если ты…

Я не стал слушать лживые речи мага. Просто положил ладонь на камень и стал частью этой цепи. Сила, невероятная сила, равная мощи тысячи печатей, пронзила мое тело. И у меня была единственная цель, в которую я мог направить этот поток. В Эдриаса.

Колдун не сплоховал. Луч света, что сорвался с моей ладони, ударил в радужную преграду, а сам Эдриас взмыл ввысь, разрывая между нами дистанцию. Я видел, как он собирает какое-то неведомое мне заклинание, пользуется непонятной, чужеродной магией.

Он нанес ответный удар. Испепеляющая волна прокатилась по изнанке, в которой мы сейчас находились, выжигая те крупицы материи, что витали вокруг Источника. Все мое тело пронзило от боли. Я почувствовал, что растворяюсь, теряю себя и единственное, что меня удерживает — ревущий поток силы. Поток магической энергии моего родного мира, но не рунной, нет. Руны — это выдумка Хранителей. Сейчас я это видел. С детства знакомые знаки, высеченные на многочисленных гранях призмы, горели каждый своим цветом. Она, словно сито, рассекала первобытный поток энергии Источника, разделяя его на неравнозначные нити. Самая широкая — красная. Самая тонкая — белая. И оставалась последняя, едва различимая, невидимая глазу, девятая. Пустота, контрпоток, что уравновешивал всю призму. Вот чем был камень рун — заглушкой, что сдерживал мой родной мир. Каким-то устройством, что определил правила магии на столетия вперед.

«До времен первых архимагов магия была смертельной и необузданной силой, но потом они создали камни…», — говорилось в легендах, что многие считали сказкой.

Не сказки. Просто не было никаких архимагов.

Были Хранители и их призмы.

Наш бой же продолжался. Эдриас наносил удар за ударом, я, оставаясь на месте, парировал его атаки, используя мощь источника. Я видел, как бесится маг. Он понимал, что сила теперь не на его стороне, и даже без какого-либо навыка, просто являясь частью потока, я не позволю ему достать меня.

На магический шторм нашего сражения стали стекаться твари бездны. Я видел, как по пустоши, что виднелась вдалеке, катилась волна изуродованных магией существ. Вот, что происходит, если энергии источника слишком много? Не так ли?

Я постепенно стал постигать замысел, стал понимать важность призм для Пресии. И от этого моя уверенность в том, что я не смею проиграть Эдриасу, только крепла.

Вот, волна демонов достигла места нашего сражения и без разбору навалилась как на меня, так и на Эдриаса. Они атаковали неистово, будто защищали от нас источник, пытались разорвать на части, дотянуться когтистыми лапами, насадить на невероятных размеров рога, растоптать, стереть в порошок.

Силы Эдриаса иссякали, я же только черпал и черпал из источника, сжигая самого себя. Но сейчас это было необходимо, другого пути у меня не осталось.

Отбросив очередную волну тварей, я увидел его, парящего над пустошью бездны, где-то в высоте, отбивающегося от летающих тварей, что атаковали Эдриаса, словно стая воронья. Я потянулся к призме и почувствовал, еще что-то, поток, что терялся среди сверкающих нитей. Поток, который уходил куда-то ввысь, не в мир, не через алтарь, что стоял тут веками.

Что-то держало его тут, что-то не давало уйти.

Пока мое тело, привязанное к камню рун, источало магию, выжигая все вокруг, мой разум устремился сквозь потоки источника по этой невидимой нити. Второе дно, фокус, ради которого все и затевалось. Я взмыл над бездной и увидел изнанку мира во всем ее величии. А еще я видел причину, по которой Эдриасу требовался камень рун.

Огромный, поражающий воображение щит, что накрывал нас, словно скорлупа. Сейчас я стал им, растворился в нем и почувствовал, что его ткань истончилась. В одном месте вовсе шли трещины — будто бы кто-то силой пробил его, чтобы попасть внутрь, и рана еще не успела затянуться.

Так пришла Геора и тот несчастный, чье тело забрал Эдриас.

А вот вторая, меньшая по размерам рана. Тут пролетел падающей звездой сам маг, сминая слои реальности, превращаясь в бесформенное месиво, что я найду в пещере.

Теперь все стало понятно. Теперь я знал, что делать.

Я направил силу источника на щит, истончая и разрушая его ткань. Прямо над тем местом, где сражался Эдриас.

— Эй! Колдун! — закричал я, и мои слова прокатились по всей бездне, усиленные стократно первобытной магией. — Помнишь наш уговор?!

Эдриас не ответил, я видел, как он неистово боролся за свою жизнь, отбиваясь от наседающих тварей.

— А я помню! — прокричал я и направил энергию потока прямиком на мага, прибивая его к ткани мирового щита.

Эдриас дико закричал, корчась от боли. Поток силы источника терзал его, расплавляя кожу и сжигая плоть, доставлял невозможные мучения. Он не мог поглотить всю эту силу, хоть и пытался.

Вот, щит, что сейчас стал видимым и что переливался всеми цветами радуги, пошел огромными трещинами, а потом за спиной Эдриаса появился пролом. Давление, что я ощущал все это время, сопротивление, которое оказывалось на поток энергии источника, мигом исчезло. Я пробил путь наружу, выбрасывая то, что осталось от проклятого мага, за пределы родного мне мира.

Я нашел для Эдриаса путь в Сферу.

Эпилог

Пустота окутывала меня мягким одеялом. Пустота была тиха и спокойна, и это меня устраивало.

Я не хотел вспоминать прошлое. Не хотел думать о будущем. Я хотел быть только частью Пустоты.

Я долго скитался по пустоши междумирья, прежде чем найти его, колодец, через который попал на изнанку мироздания. Тогда я думал, что смогу вернуться тем же путем, но Пустота оказалась милее. И я остался здесь.

— Рей…

Я сдержал слово, что дал умирающему колдуну, как это не иронично — но ведь он не уточнял, каким образом он хочет попасть в Сферу.

— Рей…

Я сделал все, и даже больше. Я пожертвовал многим ради того, чтобы исправить ошибки. Я пожертвовал вообще всем. И я не смог ей помочь, оставил там, на полу в Храме Пустоты.

— Рей…

Образы близких и дорогих мне людей стирались из памяти. Какого роста был Осиор? Как улыбалась Отавия? Каким был голос Ирмана или архимага Виолы?

— Рей…

Хорошо помнил я только одно. Белесо-серые глаза. Я уже не знал, кому они принадлежали, но я постоянно чувствовал на себе их взгляд.

— Рей…

Мне было спокойно. Я растворялся, исчезал в Пустоте, отпуская все горести, тревоги и потери моей жизни. Неизменным оставался только он, стальной взгляд, что сопровождал меня в моем путешествии.

— Рей…

Тихий шепот. Он преследует меня. Раньше, когда я был полон сожалений и воспоминаний, мне он был не слышен, но теперь он донимал меня. То появлялся, то исчезал. Не давал покоя.

— Рей…

В раздражении, я пошел на голос. На этот зов. Я все отдал, что у меня было! Что вам еще нужно?!

— Рей…

Пустота вокруг стала сжиматься. Удивительно, каким образом, ведь вокруг ничего не было. Кроме голоса, что становился все громче.

— Рей…

Я увидел его. Источник зова. Мелкая точка, где-то на другом конце мироздания. Она звала меня, тянула, не давала уйти на покой. Всемогущие руны, как же я устал. Просто оставьте меня.

— Рей…

Я шел на зов, просто потому что уже не мог иначе. Иногда — отворачивал назад. Иногда — останавливался на месте. Но в итоге — все равно двигался туда, откуда звучал этот голос.

— Рей…

Чудовищным ударом меня вернуло в мир. Под щекой я почувствовал пропитанный кровью поколений алтарь Храма Пустоты, увидел лучи солнечного света, что пробивались через пустой проем входа, и тонкую фигуру, что сидела у подножья каменной глыбы, закутавшись в плащ. Именно она повторяла это назойливое:

— Рей…

Я сделал глубокий вдох, втягивая носом воздух, будто бы первые в жизни. От этого фигура замерла, а после — подняла голову, показывая свое лицо.

Раны, что оставил Эдриас, уже давно затянулись. На их месте остался уродливый шрам, края которого не могла скрыть даже широкая повязка. Но губы, подбородок… Я ее знал. Когда-то.

Витати улыбнулась, вставая со своего места.

— Я знала, что ты услышишь меня и во второй раз, знала, — улыбнулась винефик, и я заметил, что она сильно изменилась. Странный плащ с капюшоном, отсутствие сабли на поясе. Слегка дряблая кожа на руках, которыми она сейчас сжимала мои пальцы. Седина в волосах. И этот давно заживший шрам…

Я не задавал вопросов, я не начал рассказывать, что случилось. Я просто сделал шаг вперед и, прижав винефика к себе, медленно снял с ее лица повязку. Она пыталась отвернуться, скрыть свое увечье, но я положил ладонь на ее лицо и тихо шепнул:

— Помнишь, что я первое сказал тебе там, на скалах у Нипса?

Витати улыбнулась, а я с болью посмотрел, как сетка морщин проходит от уголков ее губ по всему лицу.

— Помню, — ответила винефик. — Ты едва не плакал и закричал «Да спокойнее ты!». Пытался меня исцелить, а я сопротивлялась.

— Видишь, это уже было, — с улыбкой сказал я, чувствуя, как Витати держится за мои плечи, будто бы боясь, что я исчезну.

Я все еще был связан с камнем рун. А значит, я могу исправить все, что натворил Эдриас.

По капле, я вливал магическую энергию в тело Витати. Шрам на ее лице засветился, кожа стала разглаживаться. Морщины — уходили. Хватка винефика внезапно стала крепче, а уже через мгновение молодая девушка, которую я оставил в Храме Пустоты, ради спасения которой я отправился к камню рун, выпрямилась и вдохнула полной грудью. Совсем как я минутой ранее — будто бы в первый раз.

Я опустил ладонь и посмотрел в белесо-серые глаза, что преследовали меня все то время, что я провел в Пустоте.

— Сколько? — спросил я.

— Двадцать зим, — ответила девушка, опуская щеку на мою грудь и хватаясь за мои плечи. — Я звала тебя двадцать зим.

Я прижал ее к себе, благодарный судьбе за то, что мы повстречали друг друга у тех скал.

— Тебя искал Осиор, — сказала Витати, не поднимая головы. — Он еще жив, тебе нужно с ним встретиться. Обязательно. Многое произошло за эти годы, Рей, ты даже не представляешь.

— Не представляю, — мягко ответил я, — но Осиор подождет.

Мы стояли посреди Храма Пустоты, обнявшись. И я понял, что именно в этот момент я достиг того абсолютного покоя, что искал в Пустоте все эти годы. И я хотел, чтобы этот миг длился вечно, ведь в моих объятьях был тот единственный на всем свете человек, кому я был по-настоящему дорог, и мы снова были вместе. На этот раз — навсегда.

г. Минск, 16.11.2021 — 11.06.2023.

Авторское послесловие

И вот, история Рея как главного героя подошла к концу. Это было долгое приключение, сложный путь, что длился почти два года, но мы дошли до финала. Я хочу сказать спасибо моей жене, которая помогала мне с вычиткой и редактурой, терпела мои творческие метания, личностные кризисы и поддерживала меня на протяжении всей работы. Без нее этого цикла, как и всех моих прочих книг, не было бы. Так же я говорю спасибо Максиму Tigli — моему единственному и бессменному бета-ридеру и сюжетному маяку, человеку, с которым я обсуждаю все свои идеи, и который бьет мне по рукам, если я уж слишком увлекаюсь авторским произволом.

Касательно событий Хроник. Как я сказал выше, история Рея в качестве главного героя закончена, но история Пресии — еще нет. Все сюжетные линии, персонажи и события, которые остались недосказанными, будут раскрыты в другой, самостоятельной серии по этому миру, а местом действия опять станет Шамоград и Дагерийская Империя.

Есть планы и на второй том Безликих, призрачные, но планы, я хочу написать эту книгу.

Когда будет новый цикл — точно сказать не могу. Надо мной висит еще один творческий проект, работа по основному профилю и прочие дела, но, скорее всего, увидимся мы с вами снова, уже по традиции, только осенью.

Всем спасибо, буду рад рецензиям на цикл к первому тому и просто отзывам о моей работе. Я все читаю, очень внимательно.

До скорых встреч.

Оглавление

Глава 1. Купец

Глава 2. Караван

Глава 3. Подозрения

Глава 4. Путь

Глава 5. Дружинники

Глава 6. Слава Империи

Глава 7. Урук

Глава 8. Гуль

Глава 9. Две сестры

Глава 10. Белый плащ

Глава 11. Погоня

Глава 12. Мешок

Глава 13. На Запад

Глава 14. Путь мужчины

Глава 15. Степь

Глава 16. Сезон Клинков

Глава 17. Сталь и магия

Глава 18. Воля предков

Глава 19. Пляска Клинков

Глава 20. Отдых

Глава 21. В шатре

Глава 22. Дурные вести

Глава 23. До рассвета

Глава 24. Кровавый разлом

Глава 25. Скалы

Глава 26. Путь в Сферу

Эпилог

Авторское послесловие