Несносная заложница [Ядвига Благосклонная Bambie] (fb2) читать онлайн

Bambie Несносная заложница

Глава 1

Демьян

Колючие глаза исподлобья прожигают меня насквозь, будто норовя этим взглядом если не убить, то напугать уж точно. Жилистые пальцы с перстнями в целое состояние сжимаются в крепкий замок, а тонкие сухие губы поджимаются в недовольстве. Он не получит сегодня своего, и мой прямой упрямый взгляд тому подтверждение.

Мужчина напротив средних лет закаленный жизнью с порослью седых волос на висках, уважаемый бизнесмен Андрей Павлов.

— Демьян, вы же понимаете, что мне нужен кусок этой земли, — не оставляет он попыток договориться. — Я хорошо заплачу. В ваших интересах мне ее продать.

— Земля — не продается, — четко произношу, отчего он скрипит зубами.

— Тогда будем действовать согласно закону, — кивает Павлов, по-волчьи оскалившись.

Закону, как же! Не удерживаюсь, да и не стараюсь, и с губ срывается скептический смешок. Согласно «закону» он подкупит всех кого можно и, так ли иначе, отожмет землю, а с ним и мое детище. В этом разговоре больше нет смысла, ведь к общему диалогу мы так и не пришли. Да и есть ли он, когда на кону такие бабки?

Я поднимаюсь, чисто машинально скольжу взглядом по его столу, и неожиданно средь кипы бумаг и неряшливо разбросанных папок, натыкаюсь на фотографию светловолосой девчонки. Красивая и похожая на него, точно две капли воды. Природа постаралась воссоздать точную копию, в женском лице. Только вот ее черты плавнее, мягче, а в глазах живая зелень. Лукавый блеск задорницы, милая улыбка покосницы, что скрывается наполовину в водопаде ее пшеничных волос. Я бы с такой «помял простыни», а после с не меньшим удовольствием поднес бы ее белье ее отцу на блюдечке, подобно трофею. Жалко, что мала. На фото выглядит не старше восемнадцати. От злорадных мыслей меня отвлекает протянутая рука, которую я не межуясь, пожимаю.

— И все-таки, Демьян, я бы на вашем месте подумал.

Пропускаю этот вежливый «совет» мимо ушей, лишь криво издевательски улыбаясь, и направляюсь к двери. Помнится, там меня ждала смазливая секретарша. И точно. Как только дверь с тихим скрипом за мной закрывается, как ко мне подскакивает девушка. Ластиться, улыбается и хлопает лупатыми глазками.

— Уже все? — услужливо мурлыкает, а сама коситься на часы, наверняка прикидывая, сколько до конца рабочего дня.

— Да, детка, — сухо киваю, но она словно не замечает моего безразличия, продолжая стрелять глазками. — А ты уже все?

Мне не вспомнить ее имя даже под дулом пистолета, но, к счастью, на ее груди я замечаю бейджик.

Вера. Точно!

Она мнется, жует губу и, в конце концов, сокрушенно вздохнув, качает головой. Что ж, досадно.

У нас уже все случилось однажды. Быстро, честно и откровенно. Девчонка-то не из стеснительных барышень и знает, как утолить исконно мужской голод. Отмечаю про себя второй размер груди, тонкую талию, немного полноватые бедра, которые для меня скорее плюс, нежели минус. Не встает у меня на тощих селедок, хоть убей! Все это я уже имел удовольствие разглядеть и прощупать с разных сторон. Вспоминаю мягкость ее тела, и понимаю, что не прочь повторить. Однако времени ждать у меня нет.

— Секундочку, — лепечет Вера, вихрем она оказываться у своего стола, шустро царапает на стикере номерок и протягивает мне.

Не смотря на цифры, небрежно засовываю листок в задний карман джинс, не боясь помять или потерять, после жестом подзываю ее к себе, и когда она наклоняется, усмехнувшись, отвешиваю смачный шлепок по заднице. Вера взвизгивает, а я, насвистывая незатейливую мелодию, уже активно топаю к выходу, под ее приглушенное хихиканье, такое неуместное в деловом офисе Павлова, где офисные планктоны погружены в бумаги, где деньги льются рекой, где нет места смеху и бесчинству, а есть лишь хладнокровие, расчетливость и цинизм. До чего уж там… Я и сам такой. Не будь таким, то был бы в другом месте сегодня.

Выйдя из офиса, сажусь в тачку, завожу, но прежде чем отъехать, подкуриваю сигарету. Едкий дым проходит в легкие. Уверяю себя, что могло быть и хуже. Самовнушение, как ни странно, работает и уже через несколько мгновений, я мчусь на всех парах в богадельню, из которой мне только предстоит сделать приличное заведение, которое люди будут не обходить стороной, а стоять в очереди на пропуск.

Но пока «Шафран» славиться сомнительной публикой, подпольными карточными играми и развязными, не обремененными скромностью женщинами. В прошлом штаб-квартира моего отца, который, в общем-то, выходец из девяностых. Ныне же он, так как же, как и Павлов бизнесмен, пусть и с сомнительной репутацией. Петр Зорин, а в «своих» кругах Мурчик в отличие от Павлова даже не старается делать видимость добропорядочного гражданина. За это его и уважают. Поэтому его и бояться. Однако мне как его младшему отпрыску бояться нечего, но и хвастаться тоже нечем.

К «Шафрану» подъезжаю, когда солнце заходит за горизонт. Выхожу из машины, тихо хлопнув дверью, неспешно иду к служебному входу, с довольствием отмечая про себя изменения на заднем дворе. Мусор больше не валяется тут и там, и больше нет опаски вступить на объедок или, не приведи Господь, и того хлеще — использованный контрацептив. Лампочку, конечно, после разбора полетов, заменили на рабочую, и теперь фонарь освещает улицу, а еще мусорные баки переставили за территорию клуба и больше в воздухе не благоухает помоями.

— Демьян, — выбегает из-за поворота администратор, рассеянно поправляет черепашьи очки, и, робко улыбаясь, лепечет, — все, что вы сказали — сделали. И лампочку убрали, и мусор, и даже Сенька, — осекается, словно сболтнула лишнее, — в смысле, Семен Антоныч внес несколько новых блюд в меню. Осталось только ваше слово.

Ей за тридцать. Немного полновата, в нелепых очках, которые ей совершенно ни к лицу. Лицу — ухоженному, с милой улыбкой и сочными губами, пусть и немного крупноватым носом. Лиля девушка задорная, неунывающая, и без сомнений знает свое дело. Особенно, если напомнить ей, что на ее оклад найдется достаточно желающих, еще полных сил и энтузиазма молодых людей. Вопреки тому, что место далеко не приличное в нем водятся крупные деньги. Прибыли хватает сполна, чтобы официанты вежливо улыбались хамоватым посетителям и терпели их бесстыжие выходки. За это они получают хорошие чаевые, а к ним и ставку. В целом, не обижены.

По дороге к моему кабинету Аллочка продолжает распинаться. Рассказывает об отчетах, невзначай хвалит нашего шеф-повара, наивно полагая, что я не в курсе их романа, жалуется на нехватку рук — два официанта взяли на праздники выходные, пытаясь тем самым сгладить углы и оправдать бардак в зале.

— Сегодня должна еще одна выйти. В ночную смену. Девонька ушлая, думаю, справятся, — заканчивает, останавливаясь около двери.

Отстраненно киваю головой, забирая у нее отчеты. Половину того, что Лиля сказала, бессовестно пролетело мимо ушей. Голова занята другим: как сохранить бар.

Она мой кивок воспринимает по своему, как умеют женщины — близко к сердцу, отчего бледнеет на глазах. Алла быстро сворачивается и уходит, а я захожу в кабинет. Снимаю куртку, небрежно бросая на кожаный диван, и плюхаюсь на кресло за столом.

Чуть больше, чем за пару недель я успел навести шуму и заработать непоколебимый авторитет. Чего одна потасовка стоила с моим знакомым из прошлой жизни. В первый день выпустил своего зверя. Не удержал в узде вспыльчивый норов и показал, где место всяким соплякам. Угрожать вздумал, недоросль!

Даже сейчас, вспоминая, завожусь с пол оборота. Расшатанным за сегодня нервам этого сполна хватает, и мое терпение лопается, как мыльный пузырь. Щелк! И я ураганом вылетаю из кабинета и утробным рыком, гаркаю в зал:

— Кофе мне в кабинет! Живо!

От моего ора бармен едва не роняет бокал, испуганно кивает головой и немедля приступает к делу. Ему не хочется заставлять босса-психа ждать.

Я возвращаюсь в кабинет. Опускаюсь в кожаное кресло, устало откидываюсь на спинку и думаю.… На кой-черт мне все это сдалось?

Сонечка

— Софья! Софья, негодяйка, вернись! — кричит раненым бизоном папенька. — Мы не закончили!

Вместо ответа я с громким хлопком закрываю дверь в комнату, под его очередное разъяренное:

— Софья!

Терпеть не могу, когда он меня так называет! Так, будто мы не кровные родственники, а чужие друг другу люди. Совсем маразм старика измучил! Он, поди, скоро и себя попросит по-батюшке величать! Сонька я! Как есть Сонька, всю жизнь ей была и буду! А весь свой пафос пусть оставляет за дверью нашего дома.

— Неужели хоть раз сложно меня выслушать? — врывается он в комнату, отчего дверь ударяется об косяк. — Вырастил на свою голову! — рычит, ослабляя синий галстук на шее. — Эгоистка!

— А что слушать-то? Подложить меня решил под богатенького? — щурюсь, обиженно сопя. — Так это я и так поняла!

— Тьфу на тебя, сумасбродная девка! Что ты мелешь? Я будущее для тебя хочу! Чтоб все у тебя было! И муж достойный, и дети, и не нуждалась ни в чем….

— Достойный? — мои зубы от злости и его лицемерия сводит. — Да ему сто лет в обед! Не сегодня-завтра так скопытится муженек-то! — ядовито скалюсь, на что отец притворно хватается за сердце.

— Бог с тобой, Сонька! — в сердцах выпаливает отец, а я радуюсь про себя, что снова Сонька. Но радость не длиться долго. Отец глядит так, словно силится превратить меня в пепел, и под его взглядом, как бы я не храбрилась, а плечи невольно сутулятся.

— Мы договаривались, — хрипло напоминаю, осознавая, что это последний козырь в рукаве.

— Договаривались, — подозрительно смиренно кивает головой, чтобы после меня размазать своим признанием по стенке, — но ты уже приняла ухаживания Борьки.

Что за ересь? Несусветная глупость!

— Когда?

— Когда в Альпах на лыжах каталась, — отвечает он самодовольно и тихо уходит, оставляя за собой последнее слово.

Как? Как я могла повестись на этот детский развод? Но не могу не отметить, что это отличный подзатыльник для той, что купилась на мишуру, на лоск и блеск богатства. Дорогущий курорт нежданный-негаданный подарок отца, так мне казалось. А на деле.… Вспоминаю.… Вспоминаю, и корю себя за недальновидность. Он и словом не обмолвился, что подарок от него. Знала бы за чей счет пью дорогущее пойло ни в жизнь бы, ни притронулась к бокалу, ни за что бы не поехала на этот чертов курорт!

— Больше ты не получишь от меня ни копейки, — твердо заявил Павлов месяцами ранее. — Следующий кто тебя будет обеспечивать это твой муж.

Как ловко он меня! С этим му… мужем недоделанным! Для человека, который сколотил миллионы ничего не стоит провести одну маленькую глупую девчонку, особенно зная ее слабости.

Ноги меня больше не держат, и сползаю на пол, пытаясь заставить себя дышать ровно. Это лишь бой, верно? Бой проигран, но не война! Мы же не в средневековье, в конце-то концов! Никто не заставит меня насильно пойти под венец со старым извращенцем. Да я ему во внучки гожусь, чего уж там! Вот он названный папенькой импозантный мужчина в расцвете лет! Ох, и горазды вы льстить Андрей Павлов! Какой там рассвет, там уже закат не за горами! Борис Михайлович… Борька. Управы на вас нет, чтоб на девок молодых глаз не косил!

На работу собираюсь долго. То рука дрогнет, и туш в глаз попадет, то стрелки кривые получатся. Надеваю шорты под черные колготки, белую блузу и расчесываю волосы, заплетая их в легкую длинную косу. На свои двадцать я даже с броским макияже не тяну. Маленькая, щупленькая, но изящная как лебедь с тонкой шеей и острыми выступающими ключицами, что часто ловят на себе томный мужской взор. Я знаю себе цену, и она точно не по карману престарелому партнеру отца. Мне довелось однажды иметь "удовольствие» познакомиться с ним на одном из светских сборищ, в памяти до сих пор свеж тот сальной скользящий по обнаженным ногам взгляд. Неприкрытый, жадный и оценивающий. Клянусь, он уже тогда подсчитывал какова моя цена! Б-рр!

Уже, сидя в машине, я вновь пересекаюсь с отцом. Он как оглашенный выбегает из дома, стоит мне только завести машину. Встает поперек, грозно уставив руки в боки.

— Опять в свою рыгаловку намылилась? Жратву подавать?

— Уж лучше, чем старика ублажать!

Он настолько ошарашен моим грубым высказыванием, что ничего не находит в ответ. И я, пользуясь этой заминкой, выжимаю газ, чтобы затем объехать его и умчаться прочь.

Около «Шафрана» первая кого я встречаю - это Маришка. Девушка, завидев меня выходящую из машины, на радостях кидается мне на шею.

— Сонька! — крепче сжимает шею, отчего я хриплю, пытаясь снять ее ручищи. Вот уж кто мне наверняка рад! — Ой, — спохватывается она, меня отпуская, — ну что лягушка путешественница вернулась в родное болото?

— Пришлось, — хихикаю, — альпийские воды мне ныне не по моему тощему кошельку.

Маришка на мои прибеднения только выразительно закатывает глаза. Она не в курсе того, что мой отец тот самый Павлов, что держит несколько торговых центров в нашем и соседних городках, но уже по моей машинке можно сделать некоторые выводы. Да, я не бедствую. Точнее… не бедствовала.

Она задорно хохочет, еще раз меня обнимает, и под ее болтовню мы бредем переодеваться и приводить себя в порядок перед сменой.

— Только ты быстрей, Сонька, а-то начальство оштрафует. Девки говорят он сегодня не в духе. Ну и гад же он, скажу я тебе, — завязывая передник, хмурится. — Но красивый гад!

— А что правда что-ли штрафует?

Я действительно удивлена. Вот те на! Вот это санкции! Меня, конечно, поставили в известность, но лично познакомиться нам так не довелось. Альпы и горящая путевка не стали бы ждать, а работа не волк в лес не убежит!

— Зверюга! Еще как! Артурчик даже стащить ничего не может. Бдит во все очи! Кирдык его за ногу!

— Девочки вы уже все? — забегает в раздевалку Аллочка. Ее волосы из тугого пучка растрепались, пиджак помялся, а приветливая улыбка выглядит больше вымученной и уставшей. — Соня, как здорово, что ты к нам вернулась! — и правда радостно выдыхает, плюхается на стул, снимает туфли на небольшом каблучке и, морщась, разминает пальцами ноги. — Народу тьма! Поэтому, девоньки, быстро приводим себя в порядок и за свои столики.

Синхронно мы с Маришкой киваем, точно солдаты. Еще раз себя осматриваем и выходим в зал. Алка права: народу не протолкнуться. Все столики заняты и только барная стойка пустует.

Артурчик — наш бармен, и до недавних пор клептоман, завидев меня, машет рукой, подзывая к себе. Этот котяра тот еще ловелас, и подвешен на язык. С него станется наговорить мне глупостей и запудрить мозги. Однако я стойко держу оборону вот уже более двух месяцев. Впрочем, не то чтобы это его останавливало.

— Ба! Кого я вижу! — ухмыляется он, как только я подхожу. Перегибается через стойку, подмигивает и поправляет мне бейдж. — Куколка, а я уж думал ты меня бросила.

— Скучал? — кокетливо улыбаюсь, сама зная, что этот балагур только словами горазд бросаться.

— Не то слово! Сижу на парах, а ты перед глазами, ем опять тебя вспоминаю, на работе мерещишься, а во снах покоя не даешь!

— А это уже, Артур, звоночек, — кручу пальцем у виска.

— Так, по тебе ж сума схожу! Так схожу, что всю руку стер, — тянет похабную лыбу. От его неприличной шутки я тотчас же покрываюсь румянцем, говорю:

— Тьфу, на тебя, балабол, — и ухожу восвояси, делая ручкой, лишь для того, чтобы подразнить. За эту ночь мне еще не раз придется к нему подойти. В ответ я получаю воздушный поцелуйчик. Ну, вот как будто двух недель и не бывало.

Работа идет тяжело. Два столика буянят, к счастью, не мои. Дело почти доходит до драки, но здесь это дело привычное, поэтому охрана оперативно выпроваживает особо норовистых и гонористых. Мои клиенты ведут себя поскромнее и потише. Всего пара примитивных шуток, о том, что такой очаровашке не пристало работать в таком месте и в такое-то время, и все за столиком довольны.

— Девушка, — кричат мне вдогонку, на что я оборачиваюсь, — давайте сразу две бутылки!

— Конечно, — мило улыбнувшись, разворачиваюсь, на ходу записывая…

«Пятый столик 2 бутылки виски «***»!»

И только я начинаю запихивать блокнот с ручкой в фартук, как сталкиваюсь с чем-то большим и, весьма и весьма твердым, точно стена.

— Смотри куда прешь, блонди, — рычит мне неизвестный на ухо, отодвигает в сторону, словно картонную преграду, и продолжает свой путь.

Каков нахал! И только я хочу обернуться, дабы высказать все в лицо, но вижу лишь затылок и широкую спину, обтянутую черной футболкой. Он шагает уверенно, расправив плечи. Статная фигура легко для такой комплекции ловко лавирует между людьми. Парень, хотя скорее молодой мужчина, добирается до своего столика и садится, откидываясь глубоко в кресло и небрежно вытягивая ноги. Проводит по коротко стриженому виску, недовольно осматривая толпу. Странный одиночный посетитель, да еще и хам.

Плюнуть ему, что ли в еду? Или подсыпать чего? Да, официанты бывают весьма коварны и злопамятны, поэтому, на будущее: не хамите тем, кто впоследствии выносит вам еду.

Какой там столик? Пятнадцатый? Отлично! Вот и нашелся десятый клиент!

Маришку я нахожу в курилке. Она пыхтит, перекидывается неброскими и общими фразочками с поварами, что тоже взяли заслуженный передых.

— Ну, что там? Опять запара? — делая затяжку, спрашивает у меня, как только я подхожу. Я не курю и редко во время работы выхожу на задний двор. Запашок здесь кошмарный. Был. Вдруг отчетливо понимаю, принюхиваясь. Окидываю заинтересованно двор и отмечаю, что мусорные баки переставили за ограду. А еще здесь стало заметно чище.

— Нет, не запара, — отвечаю и, подозвав ближе к себе, прошу, — слушай, пятнадцатый твой же?

— Демонова стол, — фыркает, — мой, чтоб ему под землю провалиться!

Очевидно, одинокий одиночка успел насолить не только мне.

— А давай махнемся?

Маришка оторопело хлопает глазами. Один раз, второй и на третий приходит в себя.

— Ты серьезно?!

Ее голос звучит неверующие, что подобную ношу я готова возложить на свои хрупкие плечи, и я уже не столь уверена, как минутой ранее. Уж если Маришке, официанту со стажем и терпением святого, гаденыш успел нервишки помотать, то мне тем паче. Но чего это я? Сдулась что-ль? Вот еще!

— Да, уверенна.

— Сонька, этот же псих тебя изживет. Душегуб! Он сейчас не в адеквате, попасть можешь под горячую руку ненароком.

Видимо постоянный, раз о нем так говорит. Что ж, вечер перестает быть томным. Негодяй должен забыть сюда дорогу раз и навсегда, и дать передышку персоналу.

— Ой, да ладно тебе, — махаю непринужденно рукой, мол, ничего страшного.

Она по-странному коситься на меня, хмыкает, но не без удовольствия отрывает листок и передает мне заказ.

— Отчаянная ты девка, Сонь, — слышу я, уже возвращаясь в зал.

Смотрю в листок. Только экспрессо. Жмотяра еще к тому же! Поди, и чаевых не оставляет. Ну-с, сейчас ты у меня отведаешь…

Я выжидаю подходящий момент, как заправский шпион, и как только Артурчик покидает свой пост, юркаю за барную стойку. Делаю в кофе машине эспрессо, между тем кладя узорчатую салфетку на блюдце, после ставлю готовый кофе и, зыркнув по сторонам, сыплю, не щадя, перца. Так тебе, рожа нахальная! Упейся!

Незаметно кладу перец обратно в карман, ставлю свою маленькую месть на поднос и поворачиваюсь, сталкиваясь, нос к носу с Артурчиком.

Испуг на лице мелькает, прежде чем я успеваю его скрыть, и едва не роняю под нос, в последний момент его выравнивая.

— Тише-тише, — усмехается бармен, — не надо при виде меня падать, — придерживает за талию, хоть уже в этом нет необходимости. Очередная плоская шутка, на которую я по-обыкновению закатываю глаза, шикаю на этого пикапа местного разлива и отчаливаю.

Я знаю, что моя пакость на уровне детсада. Знаю, что глупо и неосмотрительно, но маленькие чертята все равно ликуют, пока я несу заказ. В свое оправдание хочу сказать, что проиграла некоторое время назад спор своим бабонькам (о них позже). Как проигравшей, мне загадали нахамить десяти клиентам. И этот — мой последний лакомый кусочек.

Иду неспешно, рассекая толпу и старательно скрывая издевательскую ухмылку, что-то и дело норовит нарисовать на губах. Его замечаю издалека. Он по-прежнему один, по-прежнему хмур и недоволен. Лениво крутит в руке пачку сигарет, но не курит, да и пепельница чиста.

Кто же ты? Для искателя секса на одну ночь слишком красив. Красота незаурядная, мужественная. Волевой подбородок, точеный нос и колючие глаза, в которых непроглядная тьма. Он словно не здесь, а где-то в другом мире. И никто не смеет беспокоить этот мир. Но сегодня я смелая и безрассудная, потому, подойдя, с громким стуком ставлю эспрессо на стол. Лениво парень поворачивается, бегло меня осматривает, и безразличным тоном кидает:

— Где другая телка?

Я жалею только о том, что в кофе не плюнула. И появляется острая необходимость исправить это недоразумение и плюнуть прямо в харю. Наплевать на воспитание, наплевать на приличия и манеры!

— Вас по-объявлению, что ли понабирали? — бурчит, беря в руки кофе, а я так и застываю истуканом, наблюдая, как он подносит чашку к губам, как лениво дотрагивается губами, как делает первый глоток.

— Черт! — шипит, отскакивая. Чашка отлетает на стол, а он вскакивает, грозно уставившись на меня.

Ой-ой! Пора мотать удочки!

Я резко делаю шаг назад, поворачиваюсь и пускаюсь в бега. Один шаг, второй и…

— Стоять! — меня хватают за шкирку и отнюдь не ласково дергают обратно. Поворачивают и хватают уже за плечи. Хватка у него стальная, и мне не выбраться. — Кто такая? — рявкает, вздернув меня.

— Я сейчас охрану вызову! — упираясь ему в плечи, кричу.

Страх забрается под кожу. Этот животный взгляд, обещающий скорую расправу, заставляет меня сжаться.

— Зови, — уже, кажется, насмехается, скаля по-волчьи зубы. — Но прежде, — тихо, но убедительно чеканит, поворачиваясь корпусом к столу, берет чашку, дергает меня на себя за локоть и подносит чашку к моему лицу, — ты выпьешь то, что принесла.

— Ч-что? — икаю, не веря в происходящее.

Никто! Слышите! Никто в таком тоне не будет разговаривать с Сонькой Павловой!

— Да, п-пошел ты, — кривлюсь, вырывая руку, но снова попадаю в плен.

Психопат хватает две мои руки, заводит за спину и вновь подносит к губам. От унижения в глазах щиплет, но, будь я проклята, если позволю негодяю заставить меня заплакать!

— Девочка, в моих силах впихнуть тебе в рот кое-что по хуже, — и он это сделает. Так смотрит, что не остается сомнений, — но, уверен, тебе даже понравится. Пей.

Не выдерживаю. Терпение трещит по швам. Н-никто не говорил подобных гадких слов. Пошлых и вульгарных, но правдивых. Я чувствую себя дешевкой. Девкой из-под забора, и понимаю, что мне хочется содрать с себя кожу. Это мурло даже глядит на меня, как на подзаборную девку!

Ярость накрывает с головой настолько сильно, что здравый смысл машет мне ручкой напоследок. Мое колено врезается четко в пах, и парень заслуженно сгибается от боги. Лицо вмиг краснеет, глаза зажмуриваются, а сам он материт меня по чем свет стоит.

— Соня! — хватают меня, но я настолько ошарашена, не то ли собой, не то ли ситуацией, что не сразу осознаю, что это Аллочка. — Боже мой! — ахает она, хлопоча около парня. — Демьян! Вы в порядке? Это должно быть какая-то ошибка. Девушка перепутала, — принимается она меня оправдывать.

Нет! Нет-нет-нет…. Не может быть. Он ее не слушает, отмахивается, сжав крепкую челюсть, разгибается и сквозь зубы цедит:

— Уволена.

Глава 2

Демьян

Наглая пигалица круто разворачивается, едва не плеснув своими блондинистыми волосами мне по лицу, и уходит. На ходу развязывает фартук, гневно его срывает, а после сворачивает в коридор. Я провожаю ее фигурку, подавляя в себе настойчивое желание, схватить и свернуть ей шею. Дерзкая девчонка без тормозов!

— Демьян, — подает жалостливый всхлип Аллочка, — Сонька может, перепутала. Не могла она просто так., — разводит руками, красноречиво кидает взор на мой пах, который до сих пор побаливает, — может кто-то приставал к ней и она перепутала. Недоразумение какое-то, — бормочет.

Недоразумение это точно. Мелкое, несносное и наглое!

Не такой уж я и авторитет получается, раз всякая смазливая официанточка может позволить себе выставить свое прямое и непосредственное начальство круглым дураком. И на кой-черт, спрашивается? Что взбрело в голову блондиночке?! Но я уверен, что после ее сегодняшнего увольнения никто и мысли допустить не посмеет о подобном. Уж я-то постараюсь!

— Недоразумение это то, что творит персонал, который ты понабрала, — поворачиваясь к ней цежу, и она потупляет свой взгляд, точно провинившаяся школьница. — Завтра, чтоб между первой и второй сменой каждый зашел ко мне. Я буду проводить собеседование. Лично, — разворачиваюсь, намереваясь покинуть удушливый зал, но, прежде чем уйти, бросаю через плечо, — а этой дай расчет и пусть проваливает. И да, не забудь высчитать испорченный кофе.

Алла кивает головой, тихо обронив:

— Хорошо.

Она не знает всех деталей, и я четко слышу в ее голосе жалость к той, что позволила себе непростительную вольность, и даже не в отношении начальства, а в отношении клиента. Этот бесконечно долгий день никак не заканчивается, а неприятность, кажется, поджигает меня на каждом углу.

И я в этом убеждаюсь, когда выхожу на задний двор, чтобы покурить. Блондинка с задранным кверху носом проходит мимо меня к тачке, стоит мне сделать первую затяжку. От этого неприятного совпадения я едва ли не давлюсь дымом. Она садится в машину, конечно же, не забывает посмотреться в зеркальце и поправить выбившуюся прядь из косы.

Я наблюдаю за ней, не скрываясь. Вижу, как она надувает раскрасневшиеся щеки, как натужно дышит. Ее грудь поднимается и опускается от тяжелого дыхания, и от этой картины я почти готов предложить ей искупить свою вину. Зализать мою рану, в прямом смысле этого слова.

Впервые смотрю на нее с мужским интересом. Подчиненные для меня — табу. Но она ведь уже вроде как и не работает на меня, верно? А может мы уже…. Хмм, а это мысль! Возможно, поэтому она на меня так обозлилась? Теперь я заинтригован.

Пытливо на нее смотрю, пытаясь вспомнить, но на ум никто не приходит. А если нечего вспомнить то значит, ничего что стоило бы внимания. Однако я все же не отрываю от нее глаз.

Блонди поворачивает голову в мою сторону тогда, когда я делаю уже последнюю затяжку. Снисходительно приподнимает бровь, замечая мой интерес. Это негласная немая борьба глазами продолжается недолго, но мне хватает, чтобы понять — нет, не спал.

Больше у меня вопросов к ней нет. Я тушу окурок о стену, кидаю его в урну и, развернувшись, ухожу, не оборачиваясь.

Сонечка

За все приходится платить, эту мудрость я усвоила давным-давно. Вот и сейчас, бредя в потемках по большому холодному дому, представляю насмешливое лицо своего отца, когда до него дойдут слухи о моем постыдном увольнении. А они дойдут, я уверена. Всего лишь вопрос времени. Сколько у меня его осталось до обидных слов о своей никчемности, несостоятельности и моих любимых: «Я же говорил!»? Полагаю, не так уж много. А пока иду в душ, чтобы смыть с себя въевшийся запах бара и стыда. Долго под ним стою, вспоминая, перекошенное от гнева лицо.

Сама виновата! Сама.

Поплатилась за дерзость. Да и можно ли надеяться что, нахамив десяти клиентам, можно выйти сухонькой из воды?

Ну, толкнул и толкнул. Сколько там таких? Недосчитаться! Но задел только он.

Завтра после смены мне отдадут расчет. Папенька не упустит такой момент. По правде говоря, он давно поджидает моего фиаско, словно сидя в кустах с биноклем готовый выбежать, чтобы поймать и тотчас же передать будущему супругу с рук на руки. И, пожалуй, я впервые задумываюсь о том, чтобы начать распродавать свой гардероб. С этими мыслями я и засыпаю, чтобы хоть ненадолго избежать реальности, а вместе с тем и ее жестокости.

Просыпаюсь, как и всегда после смены, после обеда. Зимнее солнце просто светит в глаза, даже не грея. Впрочем, зимой ему и не положено. Вставать не хочется. Единственное желание уткнуться в подушку и сетовать на судьбу-злодейку, жалеть себя и ныть. Раньше бы отец, услышав мои всхлипы, бросил бы мир к моим ногам.

Хочешь куклу — держи! Не эту? Тогда пошли в магазин покажешь какую! Машину? На тебе машину! Платье от «Шанель»? Сколько-сколько? Сдурела?! Ну, ладно-ладно не плачь. Будет тебе платье. Будет…

И было и платье, и машина, и куклы какие только душенька пожелает. Избалованна деньгами, но не отцовским вниманием, я всегда была предоставлена сама себе. Однако меня это не смущало. Другого я не знала. Всю положенную родительскую любовь получала не дома. Ее в нашем отродясь не водилось. В садике, в домах друзей и даже в школе меня любили. Некоторые завидовали, но я не кичилась, а принимала как должное. Всеобщая любовь и признание всегда на грани зависти.

Я валяюсь еще долго, перекидываюсь сообщениями с подругами, делясь последними новостями. В ответ получаю:

«Ну и слава богу!» — пишет Дунька.

«Нечего тебе в этом борделе делать» — уже от Варьки.

«Если надумаешь продавать шмотки, то черное платье на бретельках я застолбила. Так и знай!» — это уже от Ули.

Наша дружба можно сказать длиною в жизнь. С садика вместе и до сих пор. Бабоньки мои единственные по-настоящему близкие мне люди. Только они могут в три часа ночи заставить меня купаться в фонтане, только с ними могу гоготать до коликов в животе, только с ними реветь от неразделенной любви в четырнадцать.

Некоторое время я еще наслаждаюсь виртуальным общением, бросаюсь беззлобными колкостями, смеюсь с глупых угроз, а еще договариваюсь прийти отведать Варькины пироги. Чудо, а не девица. За ее стряпню и душу отдать не жалко. Впрочем, один уже отдал и даже не жалеет.

Я бы так и пролежала целый день в кровати, если бы голод не сморил. Неохотно стаскиваю свое ленивое тело с кровати, накидываю домашний халат и спускаюсь по крученой лестнице в кухню. Приглушенные голоса, слышу, как только спускаюсь с лестницы. Поди, опять папенька переговоры устроил в кабинете. Я неподобающе одета для приема гостей, но настолько подавлена и голодна, что мне до фени кого в наш дом принесла нелегкая. Пусть, хоть съезд президентов!

Вхожу на кухню и подскакиваю от неожиданности, услышав скрипучий голос позади.

— Софья, дорогая! Ты что же босиком, свет моих очей? — подходит мой названный муж, кладет мерзкую сморщенную руку на плечо, проводит до локтя, касается спинки костяшками пальцев.

От его, казалось бы, невинных прикосновений мне дурно. Выворачиваюсь из-под его рук, поворачиваюсь и запахиваю сильней шелковый халат на груди, по которой он успевает пройтись сальным поблекшим взглядом.

— Здравствуйте! — напряженно бросаю, отступая на шаг назад, но это вызывает у него только улыбку.

Старый хрен играет со мной. Прячет жадную ухмылку за добродушной улыбкой простачка. Расстегивает пиджак, вываливая свое пузо наружу, что едва ли держится на пуговицах брендовой рубахи, и проводит рукой по блестящей лысине. Делает шаг ко мне, дотрагиваясь толстыми пальцами до волос, перебирает их.

— Что ж так официально, рыбонька моя?

Ему нравятся ласковые прозвища. Нравится заманивать жертву в свои сети. Любит представления и сам не срамиться быть их непосредственным участником. Но меня ему не провести. Своим каждым жестом и словом он демонстрирует превосходство надо мной, потому что знает — все уже решено за меня. И от этого я чувствую себя бабочкой, которой безжалостно оборвали крылья.

Меня спасает отец, который прерывает наше уединение. Его не смущает, что его партнер стоит непозволительно близко ко мне, недвусмысленно прикасаясь. Напротив он хлопает старика по плечу, как это положено старым друзьям, и проговаривает:

— Воркуете голубки? Борька, айда за стол! Манька такой обед забабахала — загляденье! Успеешь еще невестой налюбоваться! — он отправляет Бориса Михайловича, что ему пусто было, в столовую, а сам мне тихо приказывает, — Поди, приведи себя в порядок и спускайся к столу.

Щас прям! Разбежалась носом об асфальт! Да я лучше с голоду помру, чем сяду с этим хмырем за стол!

Пыхтя, топаю к лестнице, поднимаюсь, не намереваясь больше возвращаться, как строгий голос отца меня окликает:

— Сонька! И чтоб без фокусов. Не думай, что я не знаю, что тебя поперли.

— Что шавки твои уже доложили? — ехидно кричу с лестницы, не заботясь о том, что кто-то может стать свидетелем нашей перебранки. — Или старый пес в своих вставных зубах принес весть?

Отец чертыхается, а я уже хлопаю дверью, заходя в комнату.

Я не спеша, собираюсь. Завязываю хвост, надеваю провокационную и несвойственную мне одежу. Джинсы с дырками на коленях, большую футболку с кричащей надписью «kiss me» и вульгарным рисунком языка между пальцев — указательного и среднего. В этом образе, да еще и без грамма макияжа, я точно девочка подросток.

Пускай! Пускай Борька видит, что позарился на дитя.

Однако я ошибаюсь. Его не смущает ни мой вид, ни косые, брошенные украдкой взоры из-под нахмуренных бровей. Когда он замечает надпись и читает, то хищно облизывается, а у меня резко отпадает аппетит.

Неужели? Неужели отец не видит, что он старый извращенец? Что никакой он не достойный супруг, а бог невесть что!

— Борька, а ведь прав Ванька-то, что-то мутит Зорин. И в землю эту проклятую вцепился пастью. Ресторан у них там, видите ли!

— Да, какой там ресторан, Андрюх, — наливая себе уже, между прочим, вторую стопку виски, произносит, зыркнув мельком на меня. Отлично! Еще и колдырь! Холера его смори! — так одно название.

— Такие бабки им предлагал, а они ни в какую!

— Так что не знаешь, как делается, Андрюша, — лукаво поблескивая хмельными очами, гаденько ухмыляется, — надави, где надо.

— Так уже, Борька!

— Ну, так давай за это, — поднимает глубокий бокал на низкой ножке, — вздрогнем!

— Вздрогнем! — вторит ему отец и мужчины чокаются.

Обычно не принято, чтобы мужчины вели деловые переговоры в присутствии женщины, но то ли сегодня день такой, то ли обстановка располагает, а мужчины пускаются в бурное обсуждение. Но мне-то что… Я далеко от бизнеса и для меня их разговоры хуже математических формул. Единственное что мне остается делать это запихивать в себя еду через «не могу» и «не хочу», уворачиваться от порядком набубеневшегося будущего муженька и его бесстыжих рук.

— О-о-о, — тянет отец, покачивая опустевшую бутылку в руке.

И я, используя это как предлог, вскакиваю с места и почти услужливо восклицаю:

— Я пойду, принесу!

— Сиди, — отрезает Павлов. — Я сам.

Покачиваясь и подпевая себе под нос, он уходит, а я цепенею, потому что рука ползет по моей коленке, и даже через плотную ткань джинс, чувствую насколько она потная. Он больно хватает пальцами, и я крепкой хваткой останавливаю руку, что добралась до самого бедра.

— Софьюшка, душа моя, — хрипит мне, задыхаясь, на ухо, придвинувшись на стуле. — Ну чего же ты, девонька, упрямишься?

— О-отпустите меня! — дрожаще выдавливаю. Но его рука только крепче сжимается, клеймя меня и наставляя синяки.

— Ну, голубушка, что ты…. что ты, — опускает лицо, дотрагиваясь сухими губами до шеи, проводит губами по коже, оставляя липкий след слюны. — Дай же тебя попробовать, сладенькая, — шепчет между суматошными клювками, — поцелуями это не назвать.

Мне наконец-то удается оторвать его руку, вскочить на ноги и, попятиться назад.

— Ты уже моя, девочка, — скалит зубы. — И будет лучше для тебя научиться мне угождать. Ну-ну, не делай такое несчастное личико. Бледность тебе совсем ни к лицу. Я готов быть щедрым за твою уступчивость. Только, скажи, чего ты хочешь?

Я не говорю, потому что сказать мне ему нечего.

— Я не ваша, — зло рычу. — И никогда не буду.

Мои слова его забавляют и, качая головой, он проговаривает:

— Моя, моя.

Только через мой труп!

Ноги уже несут меня к двери. Кажется, по пути я врезаюсь в угол стола, но мне все равно. Уйти! Немедля! Отсюда! Не видеть и не слышать его!

Я уже открываю дверь, вылетаю из столовой, как сталкиваюсь с отцом. Павлов преграждает мне дорогу. Хмурится, хватая за руку.

— Опять твои выходки? Думаешь, я терпеть буду?

— Не терпи! — диким ором кричу. — Не терпи! — вырываюсь. — Не пойду замуж! Можешь даже меня из завещания выписать, хоть выгнать на улицу, а замуж за этого старого пердуна — не пойду! Так и знай!

Из дома выбегаю в слезах, что застилают глаза. Мне темно, холодно и одиноко. Но даже это не перекрывает ощущения ненужности. Почему? Почему отец, который должен меня защищать, который должен быть мне опорой и стеной, готов меня продать и отдать на услужение за какие-то бумажки? Бумажки, которых у нас куры не клюют! Меня! Как портовую шлюху — продали!

Иду, не разбирая дороги. Кто-то, кажется, что-то кричит мне вслед, кто-то предлагает помощь. Я останавливаюсь лишь тогда, когда подхожу к крайнему дому частного поселка. В нем давно никто не живет, свет в этой округе почти не горит, и я сажусь на бордюр. Шмыгаю носом, опускаю голову на колени и сжимаюсь в клубок, словно пытаясь спрятать себя от этого мира.

Мама. Мамочка, где же ты? Возможно, будь ты сейчас здесь, то не допустила бы подобного вздора.

Мысленно обращаюсь к той кого никогда не видела, но даровала мне жизнь, ценой своей собственной. Это самый большой подарок, дарованный мне ею, но он говорит гораздо о большем, нежели все папины подачки разом.

Как мы к этому пришли? Как допустили? Он не был плохим отцом, не подымал руки, был в меру строг, пусть и крайне редко ласков. Неужели я уже тогда была разменной монетой? Нет. Нет. Этого никак не могло быть.

— Эй! — окликает меня кто-то.

Устало поворачиваю голову. Надо же, даже случайные попутчики остановились, чтобы меня, очевидно, пожалеть. Даже они, но не собственный отец.

— Эй! — он шагает прямиком ко мне. Мне не видно его лица, оно скрыто капюшоном куртки. Но мне и не надо.

— Я в порядке, — сиплю, стоит ему остановиться передо мной.

— Вот и славно, — усмехается незнакомец, — боссу ты нужна живой.

Парень резко дергает меня на себя, заставляя буквально впечататься в него. Накрывает ладонью рот и нос тряпкой, тесно прижимая. Я не дышу. Бью по ногам.

— Сучка, — шипит, когда мой удар приходится на голень.

Больно хватает за волосы, запрокидывает шею и невольно я вдыхаю токсины в себя. Этого не хватит, чтобы я тотчас же отключилась, но достаточно, чтобы закашлялась и через несколько минут ослабла, за которые меня успевают дотащить и засунуть в большую машину.

Вяло я еще сопротивляюсь, но сознание медленно, но верно покидает меня. Перед глазами плывет и, даже не понимая через сколько, я отключаюсь.

Глава 3

Демьян

- О боже! — стонет та самая красотка из офиса Павлова. Вера. На сей раз запомнил, но уверен, что уже завтра забуду.

Не церемонясь, впечатываю ее лицом к стене, задираю платье, касаясь обнаженных ягодиц. Я с ней не ласков, да и она не требует. Пальцами нащупываю тонкую едва ли ощутимую полоску трусиков и грубо стягиваю к её ногам.

— М-м-м, Демьян, — выгибается, точно пластилин в моих руках и я, как заправский мастер, прогибаю ее аккуратную спинку сильнее.

Послушная девочка. Вот так.

Она позвонила сама, когда я уже был на полпути к дому. Задала пару незначительных вопросов о моем дне, а после предложила заехать в этот морозный вечер к одной скучающей девушке «на чай». Искушение было велико, потому, недолго думая, я менее чем через полчаса стоял у ее дверей, а когда Вера открыла, не стал ждать и тратить время на прелюдии.

Она всхлипывает, стоит моим пальцам найти ее влажную глубину. Они играют с ней, дразнят, доводят до исступления.

Вера поворачивает голову в мою сторону, требуя поцелуя. Однако на поцелуи я крайне скуп и уж она-то с прошлого раза должна была усвоить этот урок. Умело уворачиваюсь, хватая ее за шею. Не больно, но достаточно чтобы зафиксировать и предотвратить последующие попытки. То, что мы спим второй раз, не дает ей привилегий.

— Давай, милый, — прерывисто шепчет, руками нащупывая ширинку.

Не так быстро, милая. У меня на тебя другие планы.

Разворачиваю ее к себе лицом, не сильно давлю на плечи, и она послушно опускается на колени.

— Он хочет ласки, — гляжу на нее сверху вниз.

— Тогда он ее получит, — растягивает на губах игровую бесстыдную улыбку.

Решительно тянется руками к ремню, с которым справляется ловко и быстро, расстегивает пуговицу и, слава яйцам, добирается до ширинки, после чего тянет бегунок вниз. Ее проворные шаловливые пальчики почти добрались к цели. Да, детка, еще немного…

И я готов к еще одной ночи без обязательств и условий, где чужда скромность и мораль, как…

— Тебе, кажется, звонят.

Черт!

— Секунду, — хриплю, достаю из заднего кармана телефон, принимаю вызов.

Вера так и остается сидеть на полу. Я ей подмигиваю, чтобы немного приободрить и отвечаю настойчивому нежеланному абоненту.

— Слушаю.

— Сына, — слышу знакомый самодовольный голос, тотчас же напрягаясь. И какого черта я не посмотрел, кто звонит? — Что ж ты про своего старика забыл? Не навещаешь, не звонишь, как в воду канул. А я тут сиди, да гадай, куда наследничек запропастился.

Это театр и пыль в глаза. Мы никогда не созванивались, чтобы просто поболтать. Исключительно по делу.

— Что-то срочное? Я занят.

— Знаю я, чем ты занят, — фыркает. — Пока ты телками стены обтираешь, эта гнида палки в колёса нам вставляет, — уже привычным грубым тоном цедит.

— Павлов? — сразу понимаю я, между тем застегивая ширинку и ремень под расстроенное сопение Веры.

— Он, шакалье рыло! — взрывается Мурчик. — Напролом попер, сучий потрох! Да я, таких как он, в девяносто втором за яйца на мосту подвешивал! Ультиматум мне поставил. Говорит, что если землю не отдам, то старому делу ход даст.

Теперь мне совершенно точно не до той, что кошкой трется о мою шею, осыпая жаркими провокационными поцелуями.

— Какому делу? — отодвигаю Веру. Нахожу куртку, натягиваю, пока девушка обиженно обжимает стену, уже без меня.

— Да мало-ли там этих дел! Че я каждое, что ли помню?! — он замолкает, а затем змеей шипит, — Ну, ничего-ничего, Андрюшка, поглядим, кто кого натянет. Ну, не дрейфь, сын, папка уже все порешал. Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал!

Это настораживает. Знаю, я его. И как решает - тоже прекрасно осведомлен.

— Что ты сделал?

Черт! Если он влез, то из этого дерьма не выплыть чистым.

— Дуй сюда мухой! — говорит, по-странному смеясь.

— Что. Ты. Сделал? — рычу, но он только громче хохочет и отключается.

Твою мать!

— Не в этот раз, детка, — бросаю взор на весьма недовольную Веру. — Мне пора.

Похоже, больше мне здесь ничего не обломится, и она это ясно дает понять, указывая рукой на дверь.

Пожав плечами, иду на выход. Сейчас у меня есть проблемы поважнее обиженной бабы. И одна из них, похоже, обдолбанный в сопли папаша.

С тех пор, как началась конкретная дележка территории с Лавровым (таким же «бизнесменом, как и Мурчик), он не просыхает. Пал Палыч Лавров известен тем же, чем и мой отец. Вор, мошенник, рэкетир. Ныне я говорю это без эмоций, принимая как должное. Однако в детстве всем врал, что мой папа космонавт. Папа.… Надо же, тогда я еще произносил это слово без отвращения. Возможно ли это, потому что до моих полных двенадцати я его видел исключительно на нескольких старых фотографиях, что мама хранила у себя под кроватью?! Он был слишком занят другими женщинами, и ему было не той, что всегда его ждала дома. Слишком любил ходить по краю, чтобы навещать своих сыновей, не боясь, что однажды, пойдя в школу, они могут не вернуться, а если вернуться, то только по частям.

Я прогоняю воспоминания многолетней давности. Слишком много воды утекло с тех пор. Да и вообще все, что связано с Мурчиком «слишком».

Я уже выезжаю с парковки, когда раздается очередной телефонный звонок. Несмотря на то, что номер не подписан, узнаю последние три цифры.

С папашей не договорился, решил через меня действовать, Павлов? Этот трюк не пройдет, неужели так и не дошло? Неохотно снимаю трубку.

— Тебе, мелкий говнюк, жить надоело?

Ничего себе заявочки!

— Я тебя живьем закопаю, понял?! Где она?

— Она? — удивляюсь. — Кто она?

— Моя дочь, сукин ты сын.

А, за это ты мне ответишь, Павлов.

— Почем мне знать? Я к вам в няньки не нанимался, — хмыкаю, а на деле до меня доходит… где она.

— Я от вашей забегаловки камня на камне не оставлю! И если ты думаешь, падаль, что сможешь меня шантажировать, то спешу развеять твои сомнения. Ты мне ее сам привезешь. Привезешь сегодня до полуночи, — убедительно, ни на йоту не сомневаясь, что так оно и будет, произносит.

— А если нет?

— То я тебя из-под земли достану, щенок. Достану, чтобы снова закопать.

Он отключается, а гоню, что есть мочи. Выжимаю педаль на полную, лихо закручивая руль на поворотах, чтобы уже через несколько минут остановится напротив «офиса» Мурчика.

У старого совсем башню сорвало! Это ж надо было отчебучить! Умыкнуть девчонку! Я разъярен, прохожу мимо секретарши, не внимая на ее вскрики.

Что? Нельзя, говоришь? Босс занят? Ничего, дорогая, потом доделает свои «дела».

Пинком открываю дверь, залетаю в кабинет. Он один, и как всегда без света. Хлопаю рукой по стене, чтобы развеять этот гребаный мрак.

— Ты что творишь? — становлюсь напротив него, а он только невинно тянет лыбу.

— Петр Алексеевич, он сам! Я пыталась остановить, но он не стал слушать! — позади тявкает секретарша.

— Поди, Мариночка! — машет ей рукой, и она, еще раз встревоженно оглянувшись на меня, покидает кабинет, тихо прикрыв за собой дверь.

— С чего столько шуму, сынок? Вот, Мариночку мне напугал.

Ему смешно. Ему определенно точно доставляет удовольствие, когда все вокруг мечутся, как подорванные по его прихоти.

— Где девчонка? — требую ответа, упираясь кулаками об стол.

Мурчик лениво крутит стакан с горючим в руке, неспешно цедит, наслаждаясь букетом, точно сомелье, задумчиво размышляя:

— Удивительные нотки шоколада. Послевкусие такое… — щелкает пальцами, подбирая слова, — сладостное. Плеснуть?

— Обойдусь, — коротко отвечаю. — Где девчонка?

— Что ты заладил, — с громким стуком ставит стакан на стол, морщась, — где, где. Отдыхает, малышка.

— Что ты задумал? — заглядываю в его глаза, но вижу лишь насмешку. — Павлов не станет с тобой играть в игры. Ты слишком далеко зашел.

— Это они… Они слишком далеко зашли! Думали нагнуть меня! Кинуть с Лавровым хотели!

Это его разборки. Его — не мои. Но, так или иначе, я уже втянут. Павлов ударит сперва по слабому звену. По мне. Я и подавно не слабак, но у меня есть совесть, а для этого мира это слабость, которой не брезгуют пользоваться.

— Девчонка останется здесь, сынок. Нравится тебе или нет. И если Павлов мне не уступит, то ее пустят по кругу. Видел ее? — хитро ухмыляется. — Хороша чертовка!

Рука сжимается в кулак. С этим человеком у меня нет ничего общего кроме крови. Крови, от которой я бы с превеликим удовольствием отказался.

— Пусть будет по-твоему, — словно соглашаюсь я, между тем в голове строя план.

— Вот и славненько. Договор дороже денег, сын, — притворно журит пальцем. — А чтоб тебе в голову всякая дурь не била, посидишь у меня часок.

Скрипнув зубами, сажусь напротив, вытягиваю ноги и складываю руки в замок, упершись в него глазами. Не потому что смирился, а чтобы усыпить бдительность. Мы переглядываемся некоторое время, ведя молчаливую борьбу. Говорить ему ничего не стану. Все уже было сказано. Грубо, доходчиво и честно.

Он виновен в смерти матери. Он. Из-за своего мерзопакостного характера, из-за бараньей упертости и неумение идти на уступки, даже ради своих близких.

— Мать тебя всегда баловала, — начинает он свою любимую шарманку. — Любила подтирать вам задницы. Вырастила мне наследничков. Один дурачок, который даже не может со шпаной разобраться, а второй юрист, чтоб тебя, — он пьет прямо из бутылки, залпом. — Ручкой по бумаге сидит шерстит.

Он еще долго балаболит, разглагольствует, сетует. Ворошит прошлое, жалеет себя, пока, в конце концов, не выдыхается. А я терпеливо жду, пропуская все колкости мимо ушей. И дожидаюсь. Когда он настолько пьян и расслаблен, что почти не соображает, резко подрываюсь и, одним ударом головы об стол, вырубаю его. Спасибо что научил, папочка!

Выхожу из кабинета, приказывая секретарше:

— Босса не тревожить.

И она, не смея ослушаться, смиренно кивает, вновь утыкаясь в компьютер. Правильно, пасьянс куда важнее босса.

Спускаюсь в подвал без проблем. Никого нет. Помнится, именно здесь творились разного рода бесчинства.

Нахожу нужную дверь и, не мешкая, открываю. Странно, никого нет. Оглядываюсь.

— Получай! — выскакивает белобрысое недоразумение, а после на мою голову обрушивается удар.

Боль оглушающая, я практически потерялся в пространстве. Перед глазами все плывет. Нащупываю слепо стенку, пытаясь из последних сил удержаться, но ноги предательски не держат, и я оседаю на пол.

Глава 4

Соня

Место, в котором я прихожу в себя — наводит ужас. Обшарпанные стены, маленькое окошко под самым потолком с ржавой решеткой, холодный цементный пол и мигающая лампочка. Здесь есть лишь койка, на которой я лежу. Ее пружины больно впиваются в спину, и, похоже, я утратила способность двигаться, так все затекло.

Шутка ли это?

Как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь вбежал с камерой и громко заверещал: «Розыгрыш!». Но, вероятно, это только насмешка судьбы.

Кому и зачем я понадобилась?  Что сделала такого, чтобы заслужить чью-то немилость?

И я вспоминаю… Вспоминаю, как в первом классе одной девчонке дала обидное прозвище, как в седьмом другой отрезала волосы на спор, как в одиннадцатом у третьей отбила парня, который был мне и даром не нужен. Но все это мелочи… Детские капризы, подростковые бунты.

А может дорогу перешла вовсе не я?

Отец…

Возможно ли это? За все мои двадцать лет жизни не происходило ничего подобного. Я была абсолютно вольной пташкой. Мне не было нужды прятаться и выжидать.

Встаю с кровати. Прохожусь по комнате, дергаю решетку но, зараза, только выглядит хилой. Эту хитрицу мне не вырвать.Добираюсь до двери, касаюсь ручки (ну, а вдруг?), тяну на себя.

Заперто!

— Черт! — шиплю, и в тот же самый момент ручка сама начинает поворачиваться. От испуга отлетаю назад, становлюсь в оборонительную позу, выставляя руки вперед. Ни дать ни взять, загнанная лань!

— О, смотри-ка! — показывается в проеме бородатая морда, — очнулась! Удав, гони сюда!

— В-вы кто? — подаю свой предательский дрожащий голос.

— Девочка, — снисходительно ухмыляется бородач, заходя глубже, — ты не в том положении, чтобы задавать вопросы.

В проеме появляется второй. Долговязый, с непропорционально маленькой головой, неправильным прикусом и настолько кривыми зубами, что, кажется, будто они все повернуты в разные стороны. У него не улыбка, а оскал.

— Как спалось, краля? — гогочет он, а его товарищ подхватывает.

— Вы кто? — снова проявляю небывалую смелость, проглатывая ком в горле.

— Для тебя, крошка, я буду, кем угодно, — подмигивает бородач, делая уверенный шаг ко мне.

— Не подходи!

— Ну чего ты, киса? Не шуми, мы умеем быть ласковыми. Да, Удав?

— Ага, — облизывается долговязый, плотоядно на меня вытаращившись.Они надвигаются, загоняя меня в угол. Все ближе и ближе, пока я не оказываюсь в ловушке. Я кричу. Кричу, что есть силы, и тут же и на мой рот опускается тяжелая рука.

Это конец. Меня поимеют, а потом мое мертвое бездыханное тело оставят в этой водосточной канаве на съедение крысам.

— Чш-ш, милая, — отдирает мои руки от футболки, что я вцепилась мертвой хваткой, — мы только посм…

— Вы чего здесь забыли, идиоты? — гаркает кто-то позади. Это заставляет их обернуться и отвлечься на секунду, за которую я успеваю укусить за палец, ударить по яйцам и вырваться из плена. Броситься рысью к двери, чтобы угодить в руки еще одному сукину сыну.

— Тупая девка! — гневно шикает, скручивает мне одним движением руки. — Угомонись!

— Не трогайте меня! — брыкаюсь, бью локтем в печень, но ему, точно сделанному из камня, мои удары что щекотка.

— Угомонись, я сказал, — грубо встряхивает меня, швыряя на кровать. — Девчонку велено не трогать, — бросает уже ублюдкам.

— Так мы ж… — мнется бородатый, — только пощупать.

— Мурчик вам кишки наружу выпустит и на шею намотает, если с девки хоть волос упадет.

Они бледнеют, косятся на меня остерегающимися взглядами и по стеночке по стеночке выходят. Однако «старший» остается. Что-то бормочет под нос про придурков, у которых вместо мозгов куча дерьма. Потом, словно вспомнив о моем присутствии, приказывает:

— Сиди смирно, девочка, и останешься целой.

И тут меня будто прорывает. Я вскакиваю на ноги, истерично заявляя:

— Да вы знаете кто мой отец? Он вас всех, — тычу пальцем. — Всех! Закопает! Мой отец…

— Знаю, кто твой отец, — устало прикрывает глаза, — и, здесь, поверь, это не повод для гордости. Так, что убери-ка свои коготки, котенок, — почти по-доброму советует, — не то позову своих орлов обратно.

Он уходит, а я вновь остаюсь одна. Сижу, слушая тишину и пытаясь прогнать глупые мысли.Папа же меня спасет, верно? Конечно, спасет! Он не оставит меня с этими… этими уголовниками, отмотавшими явно не один срок. Мне кажется, проходит целая вечность, прежде чем дверь снова открывается. Удав молча ставит поднос на пол. Кушайте — не обляпайтесь, понимаю его жест рукой на еду и стебный поклон в придачу. После своей миниатюры, он вновь уходит.

Будь я проклята, если съем хоть крошку из этой еды! И пусть! Пусть выглядит аппетитно, а мой истощенный организм вопит о своем голоде, но я остаюсь непреклонна. Ложусь на кровать, уставившись в потолок.

Как известно, Бог любит троицу, поэтому, когда я слышу вошканье за дверью, подбегаю к подносу, беру первое, что попадается и становлюсь у стены. Высокая фигура входит, и я, не теряя времени, с дерзким криком:

— Получай!

Бью в затылок.

Парень… или мужчина. Оседает на пол, прикрывая глаза.

Убила…

Он сидит вполоборота, но я знаю наверняка, что его еще не видела. Это не бородач, не Удав и не их «главарь».

Сглатываю, дрожащей рукой откидываю орудие преступления, словно это не я, а кто-то другой чашкой по его башке долбанул. Задом делаю шаг назад к двери, не выпуская из виду его профиль. Не проходит и пары секунд, как он стонет, подавая первый признак жизни.

Фух, пронесло…

Накрываю ладошкой бешено стучащее о ребра сердце, еще один шаг, еще и я почти у цели. Разворачиваюсь, выбегая почти за дверь, как…

— Стоять, — знакомый рык, а мою лодыжку обхватывает крепкая ладонь.

Господи, я что галюны поймала? Не может быть…

Дергаю ногой, но он вцепился не на жизнь, а на смерть. Тянет на себя, и я, скользя, хватаюсь за косяк.

— Отпусти, — почти слезно молю, а потом, — не то башку снесу, — почти угрожаю.

— Думаешь, второй раз тебе больше повезет? — хмыкает, хоть и его голос довольно слабый. — Учти, третий за мной. И мне, поверь, хватит его, чтобы заставить замолчать твой дерзкий ротик раз и навсегда, — и я пугаюсь. Пугаюсь того, что чуть не пришибла своего психа-босса, что этот псих, похоже, держит меня в заложниках. — Но самое сладкое на потом, а сейчас, — дергает сильнее на себя, — отпусти ты этот чертов косяк!

Демьян еще раз дергает меня и я, поскользнувшись, падаю, больно ударяясь коленом.

— Дерьмо! — скулю, хватаясь за ушибленное место. И на кой-черт надела эти джинсы с дырками?!

Колено стерто до крови, я здорово проехалась им по цементу.

— Есть все-таки карма на этом свете, — ухмыляется этот бандюган, а я только фыркаю.

Что там говорится?

Не провоцируйте своих захватчиков! Не дерзите и ведите себя тихо! Не пытайся вырваться и убежать! Не смотрите им в глаза… И их все я успела нарушить. И даже последнее, сейчас, сидя на холодном полу и пялясь в эти полные тьмы омуты. Он глядит в ответ. Первым отводит глаза, но вряд-ли от моего тяжелого взгляда. Думаю, ему просто надоело сидеть на холодном полу, поэтому он поднимается и неожиданно протягивает мне руку.

— Поднимай свои булки, принцесса. Нам пора идти.

— Идти? — испуганно восклицаю. — Куда? Я-я никуда с тобой не пойду! — мотаю головой, между тем кряхтя, поднимаясь с пола и нарочно игнорируя его руку.

- Пойдешь, — подхватывает меня за руку, притягивая к своему боку. — Как миленькая, пойдешь и полетишь, и поползешь, если надо будет.

— Надо? Кому надо?

— Мне, — отрезает, угрожающе растягивая губы.

— О-отпусти меня! Отпусти, сказала! Мой отец…

-Твой отец уже грозился меня закопать. Придумай что-нибудь поинтересней или у вас фантазия по наследству передается? — он издевается. Как пить дать, издевается.

И я хочу ответить. Едкое и совсем не достойное того поведения, которое мне из года в год прививали гувернантки. Та лихая девчонка, что скакала по гаражам и лазила по деревьям все еще внутри меня. Была там и остается, по сей день. Однако не успеваю. Внезапно он становится серьезным.

Выглядывает за дверь, толкает меня на стену, прижимая и накрывая рот ладонью.

— Молчи.

— Надеюсь, что ртом она работает также хорошо, как болтает, — слышится голос в коридоре.

— А Мурчик…

— Павлов на мороз упал. Сказал, что с кисой можно поиграть.

— Ч-что? Но… Папа… Он не мог! Не мог! Это ложь!

Я безвольная кукла в руках кукловода, что держит меня. Почему? Боится, что сбегу? Но куда, когда тут за каждым поворотом меня поджидают его псы.

— Значит я преподам ей урок, — эти слова сказаны совсем рядом.

Демьян отрывает одну руку от меня, достает что-то из кармана, резко подается вперед, а дальше до меня доносится только мат, глухой стук ударов, стон и тишина.

— Чего встала, принцесса? — высовывается из-за угла, сгребая меня в охапку, — Шевелись. Сегодня тебе два самца не обломится. Только один рыцарь.

Глава 5

Демьян

Блондиночка плетется за мной, боязно оглядываясь по сторонам, вздрагивая от каждого шороха и зажмуриваясь на каждом новом повороте, словно за ним нас ожидает неминуемая кончина.

Правильно, девочка, ты в этом логове овца среди диких волков.

Мне не нравится этот ее затравленный взгляд и осунувшееся лицо. Это-то меня и напрягает. Белобрысая сучка зарядила мне по яйцам и была крайне невежлива в нашу последнюю встречу. Встреть я ее на улице, то с удовольствием бы встряхнул эту заносчивую заразу, перегнул через себя и отходил бы по хорошенькой заднице. Однако во мне нет ни капли ликования, лишь желание доставить эту идиотку ее папаше дурню.

— Куда ты меня ведешь? — пищит, когда мы поднимаемся по лестнице.

В ответ я дергаю старую ржавую дверь запасного выхода, но она не поддается. Дергаю еще раз, но только напрасно создаю шум. На ней старый увесистый замок. Черт!

— Куда ты меня ведешь?!

Боже, заткни ее прекрасный рот! Пока я не исполнил свои вчерашние угрозы и не нашел ему другое применение.

Шикаю на нее, молча оглядываясь в поисках того, чем можно его сбить.

— Не надо на меня шикать! — топает капризно ногой. — Если ты, — невежественно тыкает в меня пальцем, — сейчас же не скажешь, куда меня ведешь, то я закричу.

В ней упрямства гораздо больше, чем ума и всякого здравого смысла. Но я здесь не за тем, чтобы объясняться перед маленькой избалованной девочкой, поэтому хватаю ее за руку, прижимаю к стене и тихо, но уверенно цежу:

— Если из твоего рта, девочка, вылетит еще хоть одно слово, то твой папаша увидит тебя только по частям. Но прежде, — обманчиво ласково шепчу, пропуская сквозь пальцы шелк ее волос, — мы с тобой позабавимся, кошечка.

Выразительно смотрю на ее грудь, что утонула в растянутом мешковатом свитере. Ей меня не одурачить, я точно помню что под ним скрывается. Плавные изгибы и приятные глазу округлости. Тоща как на мой вкус, но на один раз сойдет, раз уж с Верой не задалось.

Оскорбленно она жмется к стене, кривит в отвращении губы, руками давя мне на плечи, пытаясь оттолкнуть.

— Что ты себе позв…

Что за идиотка?

Я закрываю ей рот ладонью, но поздно. Уже слышу торопливые надвигающееся шаги. Блонди мычит, дергается, но когда до нее наконец-то доходит, притихает. От ее смелости остается жалкий пшик. Она глядит на меня уже с надеждой, а руками хватается за меня, вмиг забывая, что хотела оттолкнуть.

— Доверещалась, — раздраженно выплевываю, — истеричка.

Отпускаю ее, стоит мне сделать шаг вниз, как она рвется за мной. Мне хватает всего одного взгляда, чтобы пригвоздить к ее месту. Мне бы оставить ее, не заморачиватся и свалить, да только Павлов с меня шкуру спустит, а не с бати.

Спускаюсь, останавливаюсь за углом. Свет сюда почти не доходит, что мне на руку. Я стою, терпеливо ожидая, пока один из Мурчиковых шакалов подойдет.

— Кто здесь? — басом спрашивает, приближаясь.

Пару шагов и он останавливается прямо за углом. Там, где стою я.

Делает шаг, и я резким ударом бью его в солнечной сплетение, под очередной испуганный вскрик Павловой. Парень сгибается, а я бью в переносицу, а после знакомлю его башку со стеной. Он падает, как мешок картошки, на пол с громким стуком. В недалеко нахожу железную палку, решительно беру в руки, разворачиваюсь. Вижу, как широко раскрываются глаза девчонки. Она пятится назад, но я сурово надвигаюсь на нее.

Правильно, девочка, бойся меня, потому что с каждой минутой мне хочется свернуть тебе шею все больше и больше.

Но не сейчас. Прохожу мимо, со всей дури бью по замку несколько раз, отчего он ломается и падает на пол. Откидываю палку, хватаю за руку блондиночку и тяну за собой.

— Ты… ты… — заикается она, — ненормальный. Псих!

— Да, — не упускаю случая насмехнуться над ней, — и мы крайне неустойчивые люди, поэтому не зли меня, идиотка, а лучше прояви благодарность. Я принимаю в виде минета.

— Придурок, — бурчит в спину, и за это я наказываю ее, больно дергая за руку.

— Шевели булками, принцесса.

Нам несказанно везет, что около главного входа нас не пассут. Без препятствий мы садимся в тачку. Почти без препятствий. Эта истеричка и тут скандал закатила.

— Отпусти меня! Я закричу!

— Ты уже кричишь.

Господь всемилостивый, дай мне терпения! Иначе, клянусь, — согрешу!

Не без труда запихиваю ее в машину, захлопываю дверь, обхожу и сажусь сам. Завожу, резво выруливаю и вжимаю педаль в пол, срываясь с места.

— Поаккуратнее нельзя?! Не дрова везешь!

— Не знаю. Не проверял.

Издевательски ухмыляюсь, разгоняясь быстрее, отчего ей приходится схватиться. А еще она, наконец-то, затыкается, пусть и надувает свои губки.

Я везу ее к Павлову в офис, хоть она того и не знает. Не проехав половину пути, как на телефон поступает звонок. А вот и сам Павлов.

Кидаю предостерегательный взгляд на девчонку, про себя молясь, чтобы она молчала, и принимаю вызов.

— Слушаю.

— Твое время истекает, Зорин, — кидает. — Если моя дочь не будет через полчаса у меня, можешь начинать себе рыть могилу.

— Свою дочь тебе лучше держать на коротком поводке, — не раскрываю сразу все карты, чувствуя нутром подвох.

— Ублюдок, — шипит и сбрасывает. — До двенадцати жду на пороге.

Он не сомневается. Сомневаться не в стиле Павлова. Он считает себя слишком крупной шишкой, чтобы допустить саму мысль о том, что пойдет не по его плану. И его дочь ему под стать. Капризная маленькая девочка. Ко всему прочему не шибко смекалистая, ведь до нее доходит уже тогда, когда я нажимаю «отбой».

— Это отец?

— Пора вернуть тебя домой, принцесса, — решаю, что с нее достаточно на сегодня стрессов. Однако она не выдыхает, напротив резко вдыхает воздух в легкие, неестественно выпрямляя спину. Напряжение от нее исходит волнами, будто она не знает, где ей хуже здесь или дома. Не то чтобы, меня это волнует…

Следом я получаю еще один звонок. На сей раз Мурчик. Никак папаша очнулся.

Я не беру, но когда он звонит еще раз, что-то во мне щелкает. Мурчик редко звонит своим сыновьям, еще реже несколько раз подряд, считая, что в этом нет необходимости. Неувязочка выходит…

Я пару секунд в смятении задерживаю палец над панелью экрана, но после все же принимаю звонок.

— Ты уже отдал девчонку? — его голос встревожен, вдруг осознаю я.

— Нет.

— Не думай, что Павлов тебе это просто так спустит.

— Но он ведь не дурак, знает, что я здесь не при чем, — честно отвечаю.

— Зато он знает, что я здесь «при чем». Не дури, сын. Гони обратно.

Я в дерьме!

Сбрасываю звонок, резко тормозя. Откидываюсь на сиденье, осознавая, что всего в паре кварталов от офиса Павлова, что уже наверняка устроил мне засаду. Даже если я не захочу, меня заставят подписать документы. Отдать землю. Но я не могу. Не сейчас. Не так, даже достойно не поборовшись. Так даже проиграть стыдно. По дурости.

Отец прав. Павлов не мне не простит, а ему. Он наивно полагает, что для Мурчика сыновья его слабость.…

Трижды ха! Если бы… Он же нами прикрывается, старый лис! Играет в игры с Павловым, выдавая себя за страдающего отца, что печется о своих детях.

Я не готов пока отдать то, что по праву принадлежит мне. Я еще поборюсь. Поэтому, принимаю единственное верное решение.

Вновь завожу тачку, разворачиваюсь и гоню совсем в противоположную сторону, не обращая внимание на шокированную рядом девчонку.

Соня

Мы едем в другую сторону, понимаю я. Хотя еще секунду назад, я бы уверена, что мы почти возле офиса папы.

Что произошло? Почему мы развернулись? Что такого было в этом телефонном разговоре, что Демьян, кажется, стал еще озлобленнее и раздраженее.

Тролль! Злой, хмурый, противный тролль!

— Ты же сказал, что меня возвращаешь, — несмело произношу, когда мы выезжаем на трассу за город. В ответ — тишина.

Это реальный повод для беспокойства. Он же неадекватный психопат! С него станется закопать меня в лесочке, перед этим воспользовавшись мной. Вон, какая харя набитая! Поди, каждую неделю девок портит. Сперва запугивает, потом играет в «рыцаря», а затем в кусты и делает свое грязное дело.

Моя неугомонная фантазия разгоняется на той же скорости, что и машина. Меня не по детски несет, и я накручиваю себя до такой степени, что мысленно уже со всеми прощаюсь.

Прости, Варька, что так и не оценила твой новый рецепт, а еще мне, похоже, не доведется поплясать на твоей свадьбе и стребовать с Морозова выкуп. Прости, Улька, что так и не успела тебе отдать то платье, при виде которого ты закапала слюной мой ковер в гардеробной. Прости, Дунька, что так и не поладила с Беловым. Папочка прости, что не оправдала твоих надежд. Борис Михайлович… Боренька… Шиш тебе, а не мое тело. Уж пусть лучше этот псих, чем старый пердун.

Забавно, что выбор у меня невелик. То ли в койку к старому извращенцу, то ли в кусты с просто извращенцем. Эх, Володька Селезнев! Говорил ты мне на выпускном про любовь, жаль, что не повелась…

Меня трясет, распирает от неуместного истерического хохота. Тело обдает жаром и холодом одновременно, и я хохочу, утыкаюсь лицом в колени и некрасиво, прерывисто, икая, хохочу.

Не знаю, что на этот счет думает Демьян, но меня и не волнует. Я в растерянности, неизвестно где, неизвестно с кем и везут меня непонятно куда. Что мне остается?!

— Успокойся, — опускается на мое плечо тяжелая рука, которую я тотчас же сбрасываю. — Успокойся, я говорю, — грубо встряхивает меня, но я, точно ужаленная, отлетаю к двери, ударяясь головой о ручку. Подбираю под себя ноги, сворачиваясь в клубочек, пытаясь себя защитить. Так себе защита, я вам скажу.

— Чехлы мне потом постираешь, — замечает, что я с обувью залезла на сиденье. Он замолкает на некоторое время. Стучит нервно пальцами по коробке передач, вздыхает и обороняет, — ну хочешь ныть — ной. Меньше пописаешь, останавливаться не придется. Дорога у нас долгая.

Только сейчас замечаю, что уже плачу. Слезы текут по щекам настоящие, а не фальшивые. Горячие и соленые, глаза щиплет, а сама я тихо всхлипываю.

— К-какая д-дорога? — выжимаю из себя, рукавами размазывая по щекам слезы.

— Долгая.

— Ты издеваешься надо мной?!

— Планы поменялись, принцесса, — ухмыляется. Его «принцесса» отнюдь не уменьшительно-ласковое, скорее насмешка и оскорбление. — Скажи спасибо своему папочке. А точно, — щелкает пальцами, — ты ж не можешь. Будешь себя вести хорошо, и все будет в порядке. Дам тебе совет: не выводи меня из себя, девочка, и я тебя не выкину посреди леса.

Какого еще леса?

Оглядываюсь по сторонам. В окнах вижу нечеткие очертания лысых деревьев по сторонам от трассы. Кругом ни единой души, и даже машины не едут на встречу. Мы где-то позади оставили наш город, но все еще в области.

Двадцать третий километр гласит табличка на трассе, мимо которой мы пролетаем мимо. Счет пошел двадцать четвертому…

Впервые следую его совету. Молчу, стараясь запомнить дорогу. Возможно, мне удастся выкрасть у него телефон и дозвониться отцу?!

Мое пристальное внимание к дороге, не остается незамеченным.

— Думаешь, твоих извилин хватит, принцесса? — ухмыляется, но я, опять же, следуя его совету, держу рот на замке.

Меня хватает меньше чем на час, когда мы проезжаем мимо девяносто пятого километра.

— Может хотя бы включишь музыку?

Засранец приподнимает бровь, хмыкает, но включает радио.

— Я есть вообще-то хочу.

— Не борзей.

Вот так мы и гоним по дороге. Под попсовую музыку, мои — колкие стреляющие взгляды, его — недовольные и не менее колючие. Редкие села, поля, затем снова деревья.

Двести пятый километр. Гласит табличка. Здесь мы и сворачиваем в самую гущу леса. Я только что и успеваю пикнуть, а мы уже еле плетемся. Машину качает из стороны в сторону по неровной дороге, если ее таковой можно назвать. Тропа — не больше, усыпанная снегом, с большими ямами, которые мы уверенно огибаем, и крутыми спусками и подъемами. Вот, они русские горки…

Больше я не запоминаю дорогу, да и вряд ли мне это под силу. Перед глазами все плывет, усталость сегодняшнего дня накатывает на меня, и я уплываю. Возможно, когда я проснусь, то пойму что это лишь жуткий кошмар, а на деле я все еще в Альпах. Сплю на белых простынях в шикарном люксе, а поутру меня ожидает спа, завтрак из свежих фруктов и блинчиков, и крепкий кофе.

Глава 6

Демьян

Мы приезжаем под утро, хоть до рассвета еще и далеко. Смотрю на девчонку. Сейчас, когда ее лицо не искривлено в капризной маске, я почти не чувствую по отношению к ней раздражение, и даже, кажется, глубоко внутри меня просыпается жалость.

Мы оба заложники ситуации, но говорить ей об этом не входит в мои планы. Она дерзка, своенравна и вспыльчива. Таким нельзя доверять, потому что при первой же возможности она меня сольет. Однако я не могу отрицать того, что был с ней излишне груб. Впрочем, не то чтобы это ее остановило.

Не глуша двигатель, выхожу из машины, осматриваясь.

Вряд-ли хотя бы в тридцати километрах отсюда есть хоть одна похожая хижина. Это единственный дом на всю ближайшую округу. Оно и понятно. Гуща леса — не то место, где можно постоянно жить. От трассы далеко, живность всякая — скот не разведешь, да и комфортом тут и не пахнет. Хижина охотника — надежное место, чтобы затаиться на какой-то срок.

Подхожу к хлипкому деревянному забору, когда-то сделанному собственными руками. Это место хорошо мне знакомо. Но, кажется, я здесь не был так давно, что все рассматриваю будто бы впервые.Очертания покосившегося небольшого домика, что, вероятно, по размерам меньше в половину моей квартиры, не в пример просторной и светлой. Перевожу взгляд на сарай, задумываясь, поместится ли там тачка. Оставлять ее на виду — не лучшая идея. На маленьком участке также имеется будка, в которой давно нет собаки, колодец и генератор — щедрый подарок отца своему тестю, что был заядлым охотником и все свое свободное время проводил в хижине.

Рукой нащупываю ржавый замок с другой стороны забора. Он точно в том месте, где я помню. Подается не сразу, но немного усилий и я открываю деревянную дверцу. Решительно иду к двери, нащупываю под козырьком крыши ключ, чтобы затем открыть дверь.

Небольшая кухонька с деревянным столом, когда-то рабочим холодильником и комната с двумя кроватями. Когда-то совсем молодые и зеленые мы водили сюда девчат из соседних сел, а пару раз и одноклассниц. В то время это было крутым приключением уехать тайком от родаков за город и обосноваться в хижине, петь песни под гитару, а затем познавать первые ласки и отдаваться новым ощущениям. Пожалуй, какая никакая, а романтика и в моей жизни присутствовала.

В доме холодно так же, как и на улице. Если не растопить печь мы просто окоченеем до утра. Есть, безусловно, еще способы разогреться, но вряд ли они понравятся моей спутнице.

Пока девчонка продолжает себе сладко спать в теплой машине, я растапливаю печь и даже набираю воду с колодца. Нахожу в комоде постельное: мое — с роботами, и Шурика — с тачками. Стелю и вместе с тем поражаюсь своей заботливости. Хоть это и вряд ли кто-то белобрысый оценит. Папина дочка явно не привыкла к таким условиям. Ей президентский люкс подавай! Но, так или иначе, а выбора я ей не оставил.

Бреду во двор, подхожу к машине. Павлова по-прежнему дрыхнет, как сурок. Свернувшись калачиком, согревая себя руками.

Открываю дверь, дергаю ее за плечо. Не сильно, но достаточно чтобы проснуться.

— Просыпайся.

Девчонка отмахивается, что-то невнятное бурчит сонным голосом, и, не раскрывая глаз, сильнее сворачивается.

— Харе дрыхнуть, принцесса. Поцелуя не дождешься, — снова дергаю, на сей раз сильнее.

— Отстань, тролль.

Хм, занятно.… Так меня еще не называли.

— Если сейчас не проснешься, то я кину тебя в снег.

Моментально ее глаза распахиваются. Удивленно на меня глядят, затем разочарованно, будто вовсе не меня она ожидала увидеть.

— А это ты, — хмыкает. — Мне и здесь хорошо, — зевает, ерзая. — Иди броди дальше.

Жалость я говорил? О, не-ет, забудьте! Я определенно точно хочу эту выскочку поставить на место. А место ее напротив моей ширинки.

Оставив всякие сомнения, за шкирку вытаскиваю из тачки, волочу в дом под ее визжание и брань.

— Конь педальный!

— Ты же леди, — едко цежу, — разве папочка не говорил, что выражаться не красиво?

— Пошел ты! — ногтями впивается мне в руку. Больно, зараза, но я терплю. Сжимаю зубы, медитирую про себя, но терплю. Ровно до тех пор, пока она не начинает царапаться.

— Отпусти меня! Живо!

И я отпускаю. Просто стряхиваю ее со своей руки, отчего она шлепается на задницу.

— Иди! — раскидываю руки в сторону, давая ей вольную.

Павлова поднимается, ежится от холода, мотая головой по сторонам. Вижу, как сглатывает.

— Ну, чего встала? Иди броди! — кидаю ей ее же слова. Однако девчонка не настолько глупая, какой хочет казаться. Стоит, точно примороженная к месту, руками обнимая себя за плечи.

— Все четыре стороны, и все они твои. Выбирай!

Она и выбирает. Подбирает остатки своей гордости, задирает нос и мчится в дом под мой победный смешок.

До чего же скандальная особа!

Только я успеваю поставить машину в сарай и выйти во двор, когда она на всех парах несется обратно. Глаза горят, нижняя губа дрожит, а плечи воинственно расправлены.

Ну, что на этот раз?!

— Я не буду спать в этом клоповнике!

— Ну, простите, ваше величество! — ерничаю. — Больше мне предложить вам нечего.

Павлова поворачивается на то место, где была машина. Остолбевает, рассеяно моргая.

— Я хочу в машину, — с требовательными нотками произносит, в своей обычной капризной манере.

— Нет, — твердо отрезаю.

— Но я хочу!

— Хотеть не вредно.

— Я не буду там спать.

У меня нет сил больше с ней спорить. Нет сил терпеть ее загоны. Она довела меня до ручки. Ей стоит поаплодировать, потому что на самом деле у меня терпение святого. Задираю голову к небу. Вздыхаю, и устало ей объясняю:

— Я не могу греть машину, пока ты будешь в ней спать. Нам не хватит бензина, чтобы потом выехать отсюда. Если хочешь пятьдесят километров топать пешком, то, пожалуйста, я могу и так это устроить. Я поеду, а ты побежишь за машиной. Думаю, такая прогулка пойдет тебе на пользу.

Я произношу это так серьезно, что всерьез задумываюсь над таким методом ее воспитания. Возможно, тогда она не будет такой хохлатой-борзой.

И все снова по знакомому сценарию. Девчонка разворачивается и отчаливает обратно в дом.

Я остаюсь еще на некоторое время. Курю и думаю. На работе никто ни сном, ни духом, куда запропастилось начальство. Но оно не страшно. Мурчик справится. От него помощи не жду, надеюсь только на себя. Как, впрочем, и всегда.

Когда третья по счету сигарета летит в снег, а у меня по-прежнему нет плана, топаю в дом. Закрываю плотно двери. Подкидываю углей в печь, что по счастливой случайности здесь еще остались, и иду в комнату. Павлова спит, укутавшись в одеяло. Джинсы мокрые на заднице висят на спинке кровати, отчего я фыркаю.Какой же все-таки несносный ребенок!

Сам не понимая зачем, вешаю их возле печки, чтобы до завтра успели высохнуть, а после иду спать.  

Соня

Когда просыпаюсь даже не знаю который час. В этом бараке даже нет часов. Впрочем, как и Демьяна и моих штанов, что я оставила вчера на кровати.

Черт! Совсем он из ума выжил что ли?! Боится, что сбегу? Дак, это правильно боится.

— Эй! — зову его, но в доме, похоже, никого нет.

Прислушиваюсь, пытаясь услышать хоть намек на присутствие, но ничего…

Встаю с кровати, оборачиваясь одеялом, выхожу в то, что здесь называется «кухней». Все верно, я одна, а мои штаны сушатся на веревке над печкой. Подпрыгнув, снимаю их. Захожу в комнату, быстро надеваю и выбегаю во двор.

Неприятное предчувствие подбирается ко мне. Ком встает в горле, а страх оседает в груди, заставляя меня задышать быстрее, а сердце забиться в бешеном ритме.

Черт! Он что оставил меня здесь? Это что игра на выживание? Курс молодого бойца? Господи!

Присаживаюсь на корточки, потому что ноги меня больше не в состоянии держать. Они подгибаются. Руками упираюсь в снег.

Это просто его идиотское чувство юмора! Он не мог меня оставить!

Подбираю немного снега, вытирая им лицо, чтобы хоть немного прийти в себя. Не помогает.

Машина!

Совершенно неожиданно всплывает в голове.

Вот же змей! Меня вчера не пустил, а сам, поди, дрыхнет! Жаба жадная!

Теперь переполненная злости направляюсь к сараю. Со всей силы бью ногой в то, что называется дверью, и просто застываю, немея. У меня нет слов — настолько я поражена. Его нет. Так же, как и машины. Он просто бросил меня, и свалил.

Я чувствую себя подобно забытому ребенку в лесу. Рассеяно и беспомощно. Только я не ребенок, а вполне себе взрослая девушка, что вроде как должна уметь позаботиться о себе, верно?!

На словах все звучит проще, а на самом деле я в панике. Мечусь из угла в угол, до тех пор, пока мои руки и ноги едва ли не перестают двигаться — настолько замерзли. Выхожу из гребаного сарая, чтоб он под землю провалился, топаю к дому, но на полпути останавливаюсь, услышав мотор двигателя.

Люди!

Первая обнадеживающая мысль.

С небывалым воодушевлением поворачиваюсь, бегу навстречу машине, что едет прямо ко мне.

Автомобиль знакомый, как и его владелец.

Тролль! Он здесь! Меня не бросил!

И от этого осознания, я прямо лужицей готова растечься у его ног. Разумеется, после того как убью.Хлопает дверь. Демьян изгибает бровь и сухо кидает:

— Уже проснулась?

Достает из багажника пакеты.

— Я не собираюсь тебе сопли вытирать, если заболеешь. Иди в дом, — подталкивает меня в спину.

Я и иду, ошарашенная всем происходящим. Просто повинуюсь тону его уверенного голоса, словно неведомой силе. Уже в самом доме, набрасываюсь на него, когда первый шок проходит.

— Ты меня бросил!

— Разве? — ставит пакеты на стол. — Тогда почему я все еще здесь?

— Ты не сказал, что уезжаешь!

Мне абсолютно до лампочки, что я звучу как ревнивая жена, которая предъявляет претензии, вернувшемуся в три часа ночи, мужу.

— Зачем?

— Я думала, что ты меня бросил, — плюхаюсь на стул, не собираясь скрывать свое облегчение от его появления. Я вообще не мастак скрывать свои чувства.

— Тебе полезно думать. Возможно, ты научишься ценить мое общество больше?!

Не поняла? Это он что меня проучить так вздумал? Тоже мне плохой-добрый полицейский!

— Чего расселась?! Мы есть сегодня будем или как? — прожигая меня пытливыми глазами, спрашивает. Нет. Требует.

Озадаченно хмурюсь, он же не намекает…

— Приготовь пожрать, женщина.

— Я тебе не служанка!

— Тогда будешь сидеть голодная. Здесь нет твоего папочки и его блюдечка с голубой каемочкой, на котором он все тебе подносит. Кто не работает, тот не ест. Слышала о таком?

Слышала.… Вот только стряпня не для меня. Я успеваю придумать несколько отмазок, но даже в уме они звучат нелепо.

— В общем, так, принцесса. Ты сегодня золушка, поэтому сварганить чего-нибудь. В твоих интересах это сделать быстрее тебе еще чехлы мне чистить. Не думаю, что в темноте это очень удобно.

И только я возмущенно открываю варежку, как он пресекает все мои недовольства словами:

— Нечего было с ногами залазить на сиденье. Ваше величество, могло и разуться. Не в свинарнике.

Он уходит. Этот злой и плохой тролль!

Хочешь жратвы?! Пожалуйста! Такое приготовлю, что на всю жизнь меня «добрым» словом будешь вспоминать.

Глава 7

Я достаю из пакета продукты. Картошку, гречку, свиную тушенку, лук, морковь и все остальные продукты, пригодные для жизни. Для жизни, но не для пищи. А где артишоки? А где белые грибы? Из них получается восхитительный крем-суп. Не то чтобы я его готовила… Ради всего святого, где готовка, а где я! Однако пару раз мельком видела, как это делается. Эх, Варька-Варька, кудесница, где же ты когда так нужна?! Вот уж кому точно не составило бы труда приготовить шедевр даже из этого нищебродского набора.

Пока хозяин-барин с кем-то увлеченно трындит по телефону, я тут значит должна ишачить. Чудесно! Из заложницы меня переквалифицировали в раба!

Смотрю на продукты передо мной, кручу задумчиво картошку, будто впервые вижу в жизни. За этим занятием меня и застает Демьян. Заходит, стряхивает снег с головы, хмыкает, и, зыркнув на меня, произносит:

— Посуда в печке, — и еще раз меня осмотрев, добавляет, — ее помыть если что нужно.

Фыркаю, поражаясь наглости этого тролля. И сама бы додумалась, тоже мне… Мне хочется все это выбросить, убрать с глаз долой и не травмировать свою психику, но кушать мне хочется еще больше. Поэтому решаю, что себе приготовлю, а этот.… Как он там говорил: «Кто не работает, тот не ест?». Вот именно!

Пыхтя, достаю чугунный казанок и тупой, как тролль нож. Оглядываюсь в поиске раковины, заглядываю за печку, под стол, захожу в комнату, где закинув руки за голову, валяется мой захватчик. Бреду в растерянности обратно на кухню.

Где в этом клоповнике, мать вашу, раковина?!

— Что ищешь? — слышу хриплый усталый голос из комнаты.

— Раковину.

До моих ушей доносится несколько смешков. Он что ржет? Надо мной?

— Ее здесь нет, — даже как-то весело произносит уже за моей спиной.

Вот тут и наступает ступор. К-как нет? Кручу головой по сторонам, словно ища подтверждение тому, что парень надо мной потешается, но ничего. Ее и правда — нет.

С печки он снимает ведро, наливает в рядом стоящий железный тазик, разбавляет холодной водой и достает моющее с губками, ставит передо мной на стол.

Он определенно точно издевается.

— Это не настолько сложно, как может показаться. А еще вода не ядовитая.

После этих слов он возвращается в комнату. Я сглатываю, зажмуриваясь. Я просто хочу домой. Хочу домой. Туда где есть водопровод и, черт побери, раковина! Кто здесь спрашивается жил? Снежный человек?

— Я не буду это мыть, — срываюсь, психом ударяя рукой по столешнице, отчего немного горячей воды проливается на мою руку, что заставляет меня змеей зашипеть. Проклятье!

— Ладно, — подозрительно быстро соглашается. — Тогда можешь погрызть картошку.

Гаденыш. Неужели он не голоден? Почему он говорит таким тоном, словно это мне одной нужно? Поди, набил свое брюхо по дороге, а мне эту халтуру притаранил.

Едва ли не со слезами на глазах, разрываю упаковку губок, беру кастрюли, которые грязные настолько, что я чихаю. И начинаю намыливать все это добро, кляня и отца и этого жлоба почем свет стоит.

Да. Да! И еще раз да! Я не привыкла мыть посуду. Я не привыкла готовить и жить в бараках. Мне нравится уют, тепло и комфорт. Ради всего святого, мы же в двадцать первом веке, а не в пятнадцатом!

Но, тем не менее, я стою и прислуживаю тут. И если когда тебе за твой труд платят в этом нет ничего постыдного, то бесплатно я чувствую себя служанкой. Теперь идея выскочить замуж не кажется мне такой страшной. Все познается в сравнении.

Демьян отрывает свою задницу только для того, чтобы поменять воду на чистую. И мне кажется, ему доставляет удовольствие меня эксплуатировать.

— Промывай тщательнее, принцесса.

Стискиваю зубы сильнее, давая себе обещание отомстить.

Когда с посудой покончено, мне кажется, словно я полдня таскала на себе мешки. Слишком утомительная и грязная работа. И это вы слышите от бывшей официантки, м-да… Нож невероятно тупой. Клянусь, картошку легче деревом почистить. Однако я молчу. Молчу и чищу, почти как примерная золушка. А-то что после очистки остается половины картошки.… Ну, что тут поделать.

— Ай! — шиплю, наверное, в третий раз, когда нож соскальзывает и вонзается в палец, оставляя неглубокую рану.

Втягиваю в себя воздух, кидаю картошку в кастрюлю, дуя на палец.

— Безрукая, — комментирует Демьян, появляясь как черт из табакерки.

Ну да! У него же целая куча дел. То выйти посмалить, то лясы поточить по телефону. Нет, чтобы помочь бедной девушке!

— Раз такой умный — сам чисть, — раздраженно брякаю.

— Это бабское дело — жратву стряпать.

Гори в аду, женоненавистник!

— Это ущемление женских прав.

— Да? — лукаво поглядывает из-под ресниц, — подай на меня в суд.

И все же ему удается меня удивить, даже когда я потеряла в его человечность всякую надежду. Демьян берет нож, натачивает, а после вновь уходит. Куда и зачем — неизвестно. Впрочем, и я не интересуюсь.

Чищу лук, и все на этом мои познания заканчиваются, что делать дальше — дремучий для меня лес. Неизведанный и страшный. Впервые задумываюсь, а я что я, собственно говоря, стряпать собралась?!

Гляжу на это все в замешательстве, словно продукты чудесным образом сами себя приготовят. Но нет, спустя пять минут ничего не меняется.

Ладно, наверняка сперва это все нужно порезать. Полагаю, у любого даже самого заурядного повара случился бы приступ, увидь он, как я поиздевалась над овощами, будто пьяный просто махал по доске. От проклятого лука в глазах появляются слезы. Он что всегда такой ядовитый?! Или это какой-то особенный вид?

Шмыгаю, утираю нос, заставляя себя резать дальше, потому что мой пустой желудок бунтует. Требует пищи и урчит так, что медведь проснувшийся от спячки позавидует. В процессе этого появляются мысли о жареной картошке, на чем и останавливаю свой выбор. Это не должно быть особенно сложно, к тому же это мой максимум. Ставлю сковороду, заливаю маслом и скидываю туда всю эту спесь.

Устало валюсь на стул, вытираю невидимые капельки пота со лба рукой. Поворачиваю голову к окну и замечаю Демьяна, что в одной футболке колет дрова. Мышцы на его предплечьях натягиваются, когда он заносит топор над головой, а после одним четким ударом раскалывает полено на две части. Его рельефное тело определенно точно не выращено на стероидах. Парень отлично справляется. Он не лишен силы и умеет работать руками.

Мне доводилось видеть много привлекательных парней. Некоторые из них клеились, но вряд ли хоть один из них так же ловко умеет орудовать топором и размахивать кулаками. Будь тут Улька она бы заценила и охмурила, столь интересный экземпляр. Вот только я не Улька, поэтому гадаю, сколько ему понадобится секунд на то чтобы свернуть мне шею. Пять? Десять? Очередной меткий удар и часть дерева отлетает. Две. Не больше.

Внезапно сковорода начинает шкворчать. Подскакиваю с места, но еда атакует меня раскаленным маслом, целясь прямо в лицо.

Черт!

Хватаю первую попавшуюся тряпку, моментально накидываю на сковороду, потрясенно выдыхая.

Что это такое нафиг было?!

Ищу суматошно ложку, когда чувствую запах гари. Поворачиваюсь и в ужасе вижу, как дымится тряпка. Хватаю оставшуюся воду в кастрюле и просто выливаю на печку. Дыма становится больше, а теперь шкворчит не только сковорода, но и сама печь.

Чтоб тебя! Как выключить эту хрень?! Здесь нет ни розетки, ни выключателя. Все на что хватает моей фантазии это просто сбить это все на пол, той же самой кастрюлей. Картошка вываливается и все падает к моим ногам.

И, конечно же, в этот самый момент влетает Демьян, едва ли не срывая дверь с петель. Остолбевает в немом изумлении, таращась на наш ужин, что валяется горелыми остатками на полу. Закрывает глаза, будто борясь с самим собой. Его рот сжимается в жесткую полоску, а скулы ходят ходуном. Со свистом он втягивает в себя воздух сквозь плотно сжатые зубы и распахивает свои глаза, в которых бушует праведный гнев.

Испуганно пячусь назад, ощущая себя загнанной в угол добычей, потому как передо мной настоящий хищник, что готов наброситься и разорвать в клочья.

— Какого хрена? — рыкает. — Неужели я попросил так много? Просто приготовить чертовой еды!

— Ты не просил, — пищу, прежде чем успеваю опомниться.

Господи! Зашейте мне рот!

Демьян качает головой, потирает пальцами виски, дергает несколько раз нервно плечами. Возможно, я и испоганила наш (мой, ему-то я готовить не собиралась) ужин, но разве это стоит того, чтобы так нервничать?!

— Ничего страшного не произошло, — неловко переминаясь с ноги на ноги, кажется, оправдываюсь я.

— Ничего страшного? — жутко кривит рот в оскале. — Почему ты такая бестолковая? Как тебя вообще взяли на работу?

Похоже, ему действительно интересно.

— Нормально взяли, — выпрямившись, отвечаю. — Как будто у вас там очередь стоит. В вашу забегаловку всех берут.

Мои слова резки, но они правдивы. Я не специалист и мне далеко до хорошего официанта, но и «Шафран», скажем так, не первой сорт. Мои слова попадают в точку. Они задевают за живое. Глаза Демьяна сужаются, превращаясь в щелки.

— Но тебя даже из такой забегаловки поперли.

— Я сама ушла.

Он кивает головой, мол, так и есть. Хоть и на самом деле остается при своем мнении. Садится на стул, берет в руки нож и начинает чистить картошку.

— Убрать ты хоть за собой можешь?

Некоторое время мы молчим. Я убираю и даже протираю пол, а Демьян в это время готовит ужин. Время от времени, кошусь на него. Признаться честно, у него получается лучше, чем у меня. И быстрее в раза три, потому что только я успеваю домыть пол, как он уже скидывает картошку в раскаленную сковороду.

И вот почему нельзя было сразу так сделать?!  

— Твой папаша рыщет по всему городу в поисках тебя, — неожиданно сообщает, помешивая картошку. Меня настораживают его слова. С чего бы ему обсуждать со мной это? Подвох не заставляет себя долго ждать. — Но не только он, — кидает короткий и несколько заинтригованный взор, — еще Ефимов Борис Михайлович. Его партнер по бизнесу.

Не подаю виду, что меня это напрягает. Отстраненно наблюдаю за метелью на улице с непроницаемым выражением на лице. Еще бы мой муженек меня не искал. Такая выгодная партия пропала…

— С чего бы это? Не знаешь?

— Нет, — лгу. — Зато знаю, что долго тебе держать меня не получится, потому что сейчас все меня будут искать. Отец подключит все свои связи.

Это не пустая угроза, и он об этом знает. Возможно, даже лучше меня. Полагаю, по телефону ему уже поведали, сколько именно людей его ищет. И, тем не менее, ему хватает дерзости, чтобы произнести:

— Ну, это мы еще посмотрим. Долго или нет.

Уверенности этому парню не занимать, впрочем, как и наглости. Это было понятно по нашей первой встречи, когда он пер как танк, не замечая простых смертных, когда с пренебрежением осматривал все кругом, когда, не скрываясь, по-мужски оценивал меня, сидящую в машине. Достойна ли я того, чтобы пойти приласкать его за углом, а после дать мне шанс. Слишком часто я ловила такие взгляды на себе, чтобы не понять. Однако сложно не согласиться с тем, что мне с ним спокойнее, нежели в том подвале и даже с собственным будущим, пусть и навязанным, мужем. По крайне мере он не распускает руки, хоть и постоянно намекает на это.

Запах еды витает в воздухе. Кажется, впервые в жизни жареная картошка пахнет вкуснее, чем первоклассное блюда из ресторана. Или это потому что я зверски голодна? Живот вновь подает голос, но кроме этого я понимаю еще одну вещь.… Весьма пикантную вещь.

Мне срочно нужно в туалет. Немедленно!

Пытаюсь незаметно посмотреть по сторонам, но ничего не нахожу. Ни единого укромного уголка.

Черт!

Должно быть, я все пунцовая настолько мне неловко. Это очень неудобно, я вам скажу. Но еще и необходимо, поэтому, собрав всю храбрость в кулак, я мямлю:

— Эмм, слушай… Ты не скажешь… В общем. Пфф, — провожу нервным движением по волосам. — Где здесь уборная?

— На улице, — спокойно отвечает.

Я ослышалась? На улице? На улице, где метет снег и можно отморозить все на свете?

— Ах, точно, — хлопает себя по лбу. — Прошу прощение, ваше величество. На улице за домом стоит деревянный туалет.

— Спасибо, — огрызаюсь, вставая со стула, подхожу к двери, но он меня останавливает.

— Надень мою куртку, — он что беспокоится? — я не собираюсь потом тебя лечить. — Конечно, нет.Хватаю куртку с вешалки около двери и выхожу, хлопая дверью.

Топаю туда, где, по его мнению, стоит толчок. Перекошенный, деревянный, задача которого оставлять занозы в заднице. Даже если бы Демьян не сказал, где туалет, то я бы нашла его по запаху. Мерзкому запаху дерьма. Это отвратительно, но еще отвратительней он внутри.

Варвары! Здесь просто жили варвары!

Не прикасаясь, делаю свои дела, зажав рукой нос. Господи! Как же я хочу домой. Просто в свою комнату, где у меня своя отдельная ванная с джакузи, где пахнет духами «Диор». Я просто, блин, хочу домой! Плевать на Борьку, плевать на отца, плевать на всех них!

В доме меня уже ждет тарелка с едой. На вкус оказывается неплохо, но приятного аппетита этому троллю я не желаю. Только чтобы подавился за то, что затащил меня в эту глушь. Но все же глубоко внутри просыпается совесть, ведь я готовила только для себя в отличает от него.

Глава 8

Демьян

На улице уже стемнело, лампочка, работающая от генератора, тускло освещает пространство. Я лежу на кровати, прикрыв глаза и закинув руки за голову, порядком уставший. Пока блондиночка целый день кривила мину, я мотался по этой дыре в поисках захудалого магазина. Почти не спавши, отправился в путь, затем колол эти чертовы дрова, обзванивал всех кому можно довериться, дабы разведать обстановку, а вдобавок готовил, как баба. Впрочем, мой случай это нянька.

Мне искренне жаль того несчастного, что станет ее благоверным и в «радости» и в «горе», потому как «горе» в их ячейке общества будет преобладать, с такой-то женушкой. Она, похоже, считает себя даром божьим, чьи следы должны целовать. Даже сейчас, когда она сыта ее лицо кривится в пренебрежении и брезгливости. Видать толчок оказался для нее еще тем испытанием. Это ей не золотой унитаз с подогревом для ее булочек.

Девчонка сидит на кровати, прислонившись к стене, рассматривает свой идеальный маникюр, час от часу косясь на меня с затаенной ненавистью и обидой. Глупая.… Не знает, что она здесь не по моей приходи (я же еще в своем уме!), а из-за глупости ее же папаши, ну и моего, безусловно.

— Думаешь над идеей очередного маникюра? — не могу упустить шанс ее подколоть. Тишина удручает и навевает сон, а мне отрубаться нельзя. Если пропущу важный звонок, то будем здесь до старости куковать. А это хуже любого проклятья, учитывая мою компанию.

— Нет, просто на твою самодовольную рожу смотреть не хочу, — ерепенится.

Как она предсказуема!

— А зря… — многозначительно молчу, — обычно женщины любят на меня глазеть.

— Я заметила.

Хмм…

— Вот как? — приоткрываю один глаз. Занятненько. — Значит, ты все-таки за мной наблюдала?

Девчонка хмурится и морщит носик, словно вспоминая, а после смущенно отводит взгляд. Наигранно кривится в усмешке, отчего ее мягкие черты заостряются. Режим стервы активирован, яд приготовлен к выбросу…

— Сложно не наблюдать за тем, кто меня едва не опрокинул.

Резко мой второй глаз открывается, сон тотчас снимает как рукой. Негодяйка своими словами сбивает меня с толку. Уж больно не однозначно они звучат. Приподняв голову, сканирую ее прямым взглядом.

Неужели мы все-таки переспали? Когда? Или почти переспали?

Много разных женщин приходит на ум, но ни у одной из них нет этих хитрых нефритовых глаз и капризных алых губ.

— Мне жаль, что я ничего не помню, — я не лгу. Мне, правда, жаль. — Но я не прочь вспомнить, — подмигиваю, растягивая на губах пошловатую улыбку. Определенно не лгу.

От моих слов она пуще краснеет. Не то ли от злости, не то ли от стеснения. Эти глаза вспыхивают огнем, грозясь испепелить меня.

Неужели я был так плох? Не может быть…

— Ты чуть не сбил меня в баре, а еще и наорал, — обвиняет меня, а я мгновенно теряю интерес, падая обратно на подушку, закрываю глаза.

Вполне возможно, когда я зол мне не всегда удается контролировать свои эмоции. С Пылу жару я могу начудить.

— Я твое начальство. Мне по статусу положено.

— По-твоему если ты начальник, то ты можешь себя вести как свинья? Ты отвратителен.

— Расслабься, принцесса, — спокойно отрезаю.- Все мужики свиньи. Просто одни показывают это до свадьбы, а другие после.

После слово «свадьба» в ней что-то меняется. Даже, не открывая глаз, чувствую исходящее от нее напряжение. Тронь — током шибанет! Из-под ресниц, украдкой наблюдаю за ней… Голова опущена, ресницы отбрасывают тени на щеки, губа зажевана между зубами, а руки теребят свитер.

Перевожу взгляд на палец, но не замечаю на нем обручального кольца или на худой конец помолвочного. Неожиданно сам для себя выдыхаю, будто это имеет для меня значение.

Что за ерунда? Мне фиолетово есть ли у нее жених или нет. А если и есть то, как я и обмолвился ранее, посылаю ему тысячу сожалений.

— Прекрати называть меня принцесса, — ворчит.

— А как мне тебя называть?

— У меня имя есть.

Точняк, как там ее…

— Соня. Меня зовут Соня.

— Понятно, — хмыкаю и шаловливо протягиваю, — принцесса.

— Тролль!

Соня

На этом наш диалог, собственно говоря, и обрывается. Не удивлюсь, если он так и не потрудился запомнить мое имя. Куда там мне…

Мимолетная благодарность за ужин, что была в какой-то момент на языке, испаряется. В конце концов, он это делал не из своего благородства, а потому что я могу скопытится и тогда ему нечем будет шантажировать моего отца. Ему меня не провести! У этого парня из благородного только профиль, и то исключительно из везения.

Он чего-то ждет, внезапно приходит ко мне озарение. Когда я замечаю, что он должно быть в сотый раз зевает и трет свои глаза, отмахиваясь ото сна. Только вот чего? Ответ приходит сам собой, когда тишину комнаты нарушает трель мобильника.

Демьян резко подрывается, берет телефон в руки и выходит сперва из комнаты, а после и вовсе за дверь на улицу.

Не то чтобы я ожидала, что он начнет здесь разговаривать, ну, а вдруг? Что там такого секретного?

Прежде чем успеваю одуматься, ноги уже сами несут меня к двери. Тихими шажками крадусь по скрипучим половицам, прислушиваясь к каждому шороху. Останавливаюсь около двери и едва ли радостно не взвизгиваю, замечая, что она приоткрыта.

Становлюсь около, выглядываю своим любопытным оком в прорезь.

Демьян стоит всего в паре метров от меня, внимательно слушает своего собеседника, а между пальцами зажимает папиросу.

— Я знаю, что у Мурчика терки с Лавровым. Думаешь, он станет встревать? Павлов не водит с ним дел.

Я удивлена, услышав фамилию, что не так давно гремела во всех новостях. Да что там новости… Мне Дунька такое рассказывала… Мол, этот Лавров с Мурчиком землю никак не поделят, что разгорелась война между этими верзилами. Но при чем тут мой отец?!

— Да, в чем-то ты прав. Это выгодно.

На некоторое время он замолкает, подносит сигарету ко рту, затягивается и выпускает струйку дыма.

Он делает несколько затяжек, прежде чем сказать:

— Ладно, с Лавровым все понятно. Но каким боком здесь Ефимов? Он слишком рьяно ищет, как для просто партнера. Старик подключил все связи. Задницу рвет, как будто…

Он не договаривает, потому что очевидно собеседник его прерывает.

Что? Что он такое ему говорит?

— Думаешь, она что-то знает? Сомневаюсь, — фыркает. Не нужно прикладывать много усилий, чтобы догадаться о ком идет речь. Таким тоном он говорит исключительно обо мне. Раздраженным и снисходительным, словно ему даже говорить обо мне в тягость. — Ее крошечных мозгов, выжженных перекисью, даже не хватает на то, чтобы картошку пожарить, а ты говоришь о ее коварных замыслах.И ничего они не выжженные перекисью! Это мой натуральный цвет! И, эй, он, что назвал меня глупой?— Она глупенькая маленькая девчонка, так что вряд ли.

Вот теперь точно назвал!

Окурок сигареты летит в снег, Демьян потирает руки и разминает широкие плечи. Взад. Вперед. Взад. Вперед. И так несколько раз. После потирает шею и грубо выплевывает:

— И что ты предлагаешь?! Пытать ее? Лупить или морить голодом, пока сама не признается?

Мое сердце обрывается, гулко стуча о ребра. Он еще не причинил мне вреда, но что ему мешает это сделать?! Кто ему здесь в этом Богом забытом месте помешает? Никто. Никто не помешает. Но… Он ведь не станет, верно?

— Ладно, я понял. Будет сделано.

Ужас сковывает меня. Ноги наливаются свинцом, а в голове эхом повторяются слова: «Лупить. Пытать. Понял».

Впервые мне так страшно после той комнаты. Как ни кстати, приходят на ум все его угрозы. Все его грязные слова, что скорее были обещанием. Обещанием, которое он намерен исполнить.

До ушей доносится звук скрипящего снега. Он идет. Идет сюда.

Дрожащими руками подпираю железный засов, пячусь в комнату. Метаюсь из угла в угол, ища спасения.

Дверь дергается. Один раз. Второй.

— Что за хрень? — раздается его гневный бас. — Ты с катушек слетела? — еще раз дергает с такой силой, что я поражаюсь, как она еще остается на месте. — - Потеряла список кого нужно бояться? Я тебе напомню, блондиночка! Сейчас я твоя самая большая угроза! Открывай!

Я знаю. Знаю, что он угроза.

Подбегаю к окну. Тяну на себя, но оно не подается. Дерьмо!

Демьян тем временем, матерясь, берет штурмом дом.

— Чтоб тебя! Безмозглая курица! Дай мне только до тебя добраться…

Выбегаю на кухню, беру первое, что попадается в руки. Железная тарелка. Отлично! Подбегаю к окну и со всей дури бью по стеклу. Раздается треск, и летят осколки, однако мне наплевать. Я настолько напугана, что даже не обращаю внимания на острые осколки, когда начинаю пролезать в окно под разъяренный ор:

— Идиотка! Ты что творишь?! Хватит громить там все!

Вылезаю, плюхаясь в снег. Поднимаюсь на дрожащих ногах и срываюсь с места. Бегу. Бегу со всех ног. Пальцами хватаюсь за забор, не обращая внимание на занозы, что впиваются в пальцы. Перелажу и снова бегу. Оставляя позади себя, громкий грохот падающей двери и рев:

— Чтоб тебя, дура! Убью нахрен!

Глава 9

Демьян

Как только мой телефон звонит, я стремительно выхожу на улицу. Мороз ползет по коже, но едва ли мне есть до этого дело. Провожу по сенсору экрана, отвечая на звонок.

— Слушаю.

— Дема, короче я тут разузнал… Дела твои хреновы.

Пфф, как будто я этого не знал.

— Тебя пасет каждая собака в округе. Ментов подключили и есть инфа о том, что хотят пустить в прессу. Тебя объявят официально преступником. Если все получит огласку…

То мне не скрыться, будь я даже на Сахаре или в Тайге, разве что в Магадане по понятным причинам, заканчиваю мысленно за него.

— Тебе не кажется, что инфа паленая? — достаю из кармана пачку сигарет, затем сигарету и подкуриваю. Нервы ни к черту! — Павлов не станет рисковать своей репутацией. Если все получит огласку, то желтушники начнут рыть дальше. Рано или поздно они докопаются до истории с землей, и многое вылезет наружу.

Мой собеседник задумывается. Леха Киселев. Кислый. Мой университетский дружбан, на которого я могу положиться. Хотя бы, потому что я и сам не раз разгребал его дерьмо. Долг платежом красен, но здесь дело даже не в долге, а скорее в чести.

— Ладно, я проверю еще раз. Надеюсь, вас не объявят в федеральный розыск, — усмехается, а за ним и я. — Лавров что-то мутит. Как бы он не подключился. У него же с твоим батей…

— Я знаю, что у него терки с Мурчиком, — поспешно обрываю его. — Думаешь, он станет встревать? Павлов не водит с ним дел.

Этот чистоплюй и пятнышка не оставит на своей безупречной репутации.

— Да, но раньше и Павлова не шантажировали дочерью. Лавров не упустит возможности надавить, а Павлов не станет ждать пока ты или твой папаша выйдет на связь с условиями. Да, и вряд ли он вообще собирается их выполнять. Он и маму родную продаст за бабки. Они оба точат зуб на Мурчика, им выгодно действовать сообща.

— Ладно, в чем-то ты прав. Это выгодно.

— А то! Этот шакал везде пролезет. После того как Мурчик его нагнул у него совсем башню сорвало.

— Ладно, с Лавровым все понятно, — неохотно соглашаюсь, умом-разумом понимая, что в словах Кислого есть резон. — Но каким боком здесь Ефимов? Он слишком рьяно ищет, как для просто партнера. Старик подключил все связи. Задницу рвет, как будто…

— Ефимову тоже нужна эта земля. Они подписали договор со строительной компанией на стройку торгового центра. Там вложено кучу бабок, сам понимаешь. Стройка уже началась, материалы закуплены, если все прогорит — влетят не на один лям. А вообще я бы посоветовал тебе потрусить девчонку. Мутная у нее история с Ефимовым. Говорят, она постоянно возле него крутится. Возможно, имеет свой интерес.

Это-та? Интерес? Не смешите вселенную! В самом деле, это бизнес, а не тусовки и показ мод. Откуда там интерес?

— Думаешь, она что-то знает? — смех и грех! — Сомневаюсь, — фыркаю. — Ее крошечных мозгов выжженных перекисью даже не хватает на то, чтобы картошку пожарить, а ты говоришь о ее коварных замыслах. Она глупенькая маленькая девочка, так что вряд ли.

Делаю последнюю затяжку, кидаю окурок в снег.

Что-то прохладно…

— Хах! Уверяю тебя, она не так проста, как кажется. Ей Ефимов недавно путевку в Альпы оплатил. Не для бедных, ясен пень. С чего бы это?

В памяти всплывает девчонка. Ее полные ужаса и страха глазенки, нижняя дрожащая губа. И моя бровь невольно приподнимается в вопросе. Хоть убейте, но не вижу в ней коварную искусительницу. Блондиночка даже на кокетку не тянет, при всей своей смазливой мордашке.

— И что ты предлагаешь? Пытать ее? Лупить или морить голодом, пока сама не признается?

После своих же слов остается неприятный привкус, отчего под ложечкой неприятно сосет. Совесть, зараза.

— Ну, только если она сама не против, — смеется мой товарищ, тем самым разбавляя напряжение. —  Расслабься, Дема. Я просто предположил, а решать тебе. Можешь попробовать ее очаровать, — в шутку добавляет.

Очаровать ее?! Разве найдется такой отчаянный? Девчонка дефилирует по мужскому самолюбию, как по красной дорожке и, клянусь, ей доставляет это удовольствие. Адекватная баба на ее месте бы и не пикнула, а этой рот не заткнешь.

— Короче, присмотрись к ней в любом случае, — все же настаивает Кислый, тем самым давая мне почву для размышлений. — Да и еще тебе нужно поменять номера на машине. Твоя засветилась возле какой-то заправки. Я как найду ребят и номера тебе свистну, поэтому сними свои и будь на связи.

— Ладно, я понял. Будет сделано.

На этой ноте наш разговор сворачивается. Мы оба отключаемся, не прощаясь. Я пристально осматриваю территорию, но ничего подозрительного не замечаю и со спокойной душой направляюсь обратно в дом. Дергаю ручку, но она не поддается.

Заело что ли?!

Делаю еще одну попытку, но ничего.

А-а-а, у нас похоже бунт!

— Что за хрень? — кричу, дергая сильнее. — Ты с катушек слетела? Потеряла список кого нужно бояться? Я тебе напомню, блондиночка! Сейчас я твоя самая большая угроза! Открывай!Однако эта заноза не торопится. Слышу только ее шаги с комнаты в кухню и возню.

Что опять взбрело в ее взбалмошную голову?!

— Чтоб тебя! Безмозглая курица! Дай мне только до тебя добраться, — рыкаю, едва ли не срывая дверь с петель.

На что она надеется?!

Из дома доносятся звуки погрома, а у меня скрипит челюсть. Мои зубы сотрутся, прежде чем я ее сплавлю обратно ее папаше. Как бы еще платить самому не пришлось, чтобы обратно свое чадо под крыло пристроил. А-то, не приведи господь, еще оклемается и поймет, что я его избавил от геморроя.

— Идиотка! — выплевываю. — Ты что творишь? Хватит громить там все!

Но, конечно же, она меня не слушает. Возня продолжается, а я мечтаю о том, как буду упиваться своим наказанием. О да-а, девочка! Теперь я тебе так отхожу по заднице, что месяц ходить не сможешь! Затем поставлю на колени и…

Дверь падает к моим ногам с громким хлопком. Я влетаю в дом, оглядываясь, и внезапно до меня доходит, что мерзавки нет. Распахиваю все шкафы, заглядываю за печку, ожидая увидеть трусливого зайца, но ничего не нахожу. Она будто провалилась сквозь землю. Судорожно бегаю глазами по комнате, пока взгляд не цепляется за разбитое окно.

Удрала, зараза.

— Чтоб тебя, дура! Убью нахрен!

От баб одни проблемы, я давно уже был должен зарубить себе на носу! Черт! Неужели можно быть такой бестолковой? Куда, скажите мне на милость, понесло ее задницу? В лес? Похоже, зверью сегодня повезет. У них будет прекрасный ужин. На что она рассчитывала? Тут до трассы пешим ходом не меньше десяти километров, и это в лучшем случае.

Хватаюсь за голову, которую если я не найду девчонку мне оторвут. Если не Павлов, то Мурчик наверняка.

Идея морить ее голодом уже не кажется такой жуткой. По крайне мере на голодный желудок она не сможет изображать из себя Рэмбо. Подхожу к окну, с прискорбием отмечая, что оно вдребезги разбито. Выглядываю на улицу и облегченно выдыхаю, когда вижу следы, ведущие в самую чащу леса. Какая-никакая, а все же зацепка.

Открываю шкаф, беру дедово ружье, заряжаю рядом висящими патронами, кидаю парочку на всякий пожарный в карман, хватаю куртку и выбегаю из дома.

Далеко она уйти не могла.

Свечу фонариком на ее следы, на которых остались капельки крови.

М-да уж, вот уж кто точно находка для шпиона.

Девчонка хоть и ушлая, но когда снега по колено далеко не убежишь, а если она еще и порезалась, то уж подавно. Следую за ней по пятам, в прямом смысле этого слова, светя фонариком.

— Павлова! Павлова, выходи не дури! — зову ее, всеми силами стараясь сбавить свой агрессивный тон на более милостивый. — Поиграли и хватит! Прекращай фигней страдать!

Однако в ответ лишь замогильная тишина. Не слышно ни шагов, ни тяжелого дыхания, ровным счетом ничего.

Матерясь, бреду дальше. Останавливаюсь лишь тогда, когда слышу знакомый протяжный вой.

Твою мать!

Волки!

— Павлова! Павлова! — кручу головой по сторонам.

Этот вой пугает даже меня. Боюсь представить в каком шоке девчонка. Когда спустя четверть часа я все еще иду по ее следам, начинаю жалеть что был с ней так груб. Возможно, тогда бы она не удрала. Возможно, тогда бы я впервые за двое суток выспался. Все эти «возможно», как зудящая рана, и от этого корю себя за скверный характер, ее за глупость, оставляя где-то позади себя хижину.

Мне хорошо знакомы эти края. Однако в ночи, где единственным источником света является мой фонарик и неполная луна, даже я начинаю сбиваться со следа. Мой голос охрип и сел, так громко я кричу в надежде на ее благоразумие, но его очевидно нет.

— Блонди, — хриплю, уставшим голосом. Весь запал замерз по дороге, — ты же просто замерзнешь. Хватит. Выходи, — вздыхаю, уже не надеясь на ответ, но неожиданно сбоку слышу приглушенный писк и скрип снега.

Хвала богам!

Обхожу дерево, свечу фонариком вдаль и обнаруживаю в нескольких метрах, трусливо прижатую к дереву пропажу.

Она жмется, хватаясь за ветки, словно пытаясь взобраться, но онемевшие руки ее не слушаются.

— Волк, — шепчет она.

— Ага, я злой и серый страшный волк, — иронизирую, делаю шаг к ней и остолбеневаю, слыша позади себя угрожающий рык.

Мне нет нужды оборачиваться, чтобы понять, что за зверь позади меня. Его злобный рык можно перевести как: «Это моя добыча!». Однако я с этим не согласен. Добыча моя!

Сильнее в руке стискиваю оружие, плавно приподнимаю вверх, заряжаю и шепчу одними губами Павловой:

— Не двигайся.

Волк, будто почуяв неладное, делает резкий выпад вперед, и буквально на ходу к девчонкиному горлу, я стреляю, попадая ему точно в брюхо. Раздается скулеж, и тело зверя мешком падает на землю.

Глава 10

Соня  

Проглатываю тяжелый ком в горле, вытаращившись на бездыханное тело животного. На его месте могла быть я… По моему телу непременно бы прошла дрожь, если бы я его чувствовала. Мои руки превратились в две большие неподъемные льдины, ноги, словно утюги. Хорошие такие. Чугунные. Бабушкины, не в пример нынешним пластмаскам.

— Ну и что с тобой делать? — ворчит Демьян, подходя к телу зверя.

Присаживается на корточки, задумчиво осматривает, смело трогает за шерсть, вздыхает, поднимается и подходит, повторяя:

— Ну и что мне с тобой делать?

Я вжимаюсь в дерево еще крепче, словно пытаясь спрятаться.

Кабздец тебе, Сонька! Добегалась!

Смерть от пасти зверя не кажется такой страшной, когда колючий взор Демьяна устремляется на меня. По крайне мере она быстрая, а этот, поди, всю душу вынет.

Он качает головой, делая еще один шаг ко мне.

— Не под-дходи! — стуча зубами, испуганно восклицаю.

Парень хмурится, останавливаясь.

— Какого хрена твоей заднице не сиделось на месте? — наклоняет голову на бок, заглядывая мне в лицо, но я старательно делаю вид, что его тут нет, не желая встречаться взглядом. Боясь увидеть в его глазах злобу и ненависть, обещание скорой расправы.

Тогда Демьян подходит впритык и насильно поворачивает мою голову пальцами за подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Я жду ответа.

Хорош актеришка! Как будто и сам не знает!

— Ты знаешь! Знаешь! — хриплю, вырываюсь, не сильно его отталкиваю непослушными руками, предпринимая нелепую попытку встать на ноги, но они настолько затекли, что я обратно позорно плюхаюсь на задницу. — Не делай из меня идиотку, ваше благородие! — добавляю в последние слова нотки сарказма.

— Природа уже все сделала за меня, — хмыкает в своей исключительной самодовольной манере, — нет необходимости.

— Зато ты у нас самый умный! — накатывает на меня истерика. — Я все слышала! Все! И про пытки и про морить голодом и особенно это твое «лупить»! Думаешь, я бы осталась там? Осталась с психом, который не пойми что со мной собирается делать?! Да пошел ты! — ощетиниваюсь. — Уж лучше я тут сдохну!

— Что ты несешь, дура?! — рявкает, трет лоб, чертыхаясь сквозь зубы. — Что бы я тебе сделал? Да я за эти сутки тебя и пальцем не тронул! И что у меня не было возможности?! Я просто, твою мать, спасаю свою задницу!

— Моей ценой! — хриплю, кашляя.

Слова вертятся уже у него на языке, но он их проглатывает. Что-то абсолютно непонятное мне сдерживает его. Демьян резко встает, кладет ружье и стягивает куртку.

— Иди сюда, — подзывает вполне спокойным тоном, что кажется мне ловушкой, поэтому, не медля, я отползаю, но тут же за ноги он притягивает меня обратно.

Накидывает куртку мне на плечи, не всовывая руки в рукава, и застегивает по самое горло. В этом огромном пуховике я тону, а капюшон падает на голову, закрывая обзор.

— Что ты делаешь?!

— Заглохни.

В следующую секунду земля подо мной исчезает. Он просто закидывает меня на плечо, берет ружье и начинает идти.

— Я не хочу с тобой! Оставь меня!

— Своих в беде не бросают, даже если они балласт.

С каких пор это я «своя» и знать не знаю, но очевидно для этого варвара моего мнения просто не существует. Мои ноги болтаются, плечо неприятно впивается в живот, а рука этого психа не скромно пристроилась ниже, чем того позволяют всякие рамки приличия.

Демьян шагает быстро, не останавливаясь, пробирается через сугробы со мной на плече. Однако через некоторое время его шаг убавляется, ноги поднимаются тяжелее, дыхание становится прерывистым, а руки то и дело начинают соскальзывать.

— Прекрати меня лапать! — шикаю на него, когда в очередной раз его лапа соскальзывает на ягодицу, весьма и весьма пикантно ее сжав.

— Что лапать?! — с одышкой проговаривает. — Твой суповой набор?!

Г-гаденыш…

Мы снова молчим, идем и молчим. И я не выдерживаю этой удручающей тишины.

— Мне неудобно.

Демьян лишь игнорирует.

— У меня начинает болеть и кружится голова.

— И что ты мне предлагаешь? — раздраженно рявкает.

— Отпустить меня!

— Чтобы ты опять деру дала? Учти, принцесса, больше я за тобой бегать не буду. У меня ноги не казенные.

— Да не убегу я, — уж совсем жалостливо хныкаю, — отпусти только.

Демьян останавливается и стягивает меня с плеча. Не столько из-за моей просьбы, сколько из-за своей усталости.

— Пошли, — подталкивает меня в спину, — мне еще окно за тобой заделывать.

Нет. И нет. Мне ни капельки не стыдно за свой порыв. А с чего бы? Этот муд.… Простите, индивид держит меня в заложницах, заставляет готовить и сыпет угрозами. Нет. Мне определенно не стыдно. И мне абсолютно до фени, что он без куртки… Что замерз… Что трястись начинает…

— Послушай…

— Боже, за что мне такое наказание — едва ли слышно ворчит себе под нос, закатывая глаза.

— Давай, я тебе куртку дам? — пропускаю его фразу мимо ушей.

Украдкой он бросает на меня подозрительный взгляд, говоря:

— С чего такая щедрость?

— Ты знаешь дорогу, а я нет.… И если ты склеишь ласты…

— То и ты тоже, — заканчивает за меня. — Очень мило с твоей стороны, принцесса. Я ценю твое беспокойство, но, пожалуй, откажусь.

— Думаешь, ты слишком горяч и тебе все море по колено? — бросаю колкость.

— Нет, думаю, что ты сможешь помочь мне дома.

— В твоих снах, разве что.

— Чур, меня! Там тебя еще не хватало.

Вот и поговорили.… Эта перепалка, как ни странно, но отрезвляюще на нас действует. Мы будто заряжаемся энергией.

Время от времени мы останавливаемся, чтобы перевести дух, а после снова идем.

Надо же, как оказывается, у страха глаза велики! Мне казалось, что я убежала совсем недалеко.… Впрочем, мои ноги с этим не согласны. Они такого стресса даже на беговой дорожке не испытывают.

Когда вдалеке виднеется свет, я не сдерживаю облегченного вздоха. Адреналин больше не бежит по венам, да и первоначальный шок прошел. Порез в боку начинает болеть, и последние метры к дому я бреду на дрожащих подкашивающихся ногах, что чудом меня держат. Мой побег теперь кажется несносной глупостью, что могла понести за собой тяжкие последствия.

— Павлова, — доносится до меня голос, будто сквозь туман. — Павлова, — снова слышу, но глаза предательски закрываются, ноги подкашиваются, и последнее что я чувствую это снег под собой.  

Демьян  

Девчонка падает прямо лицом в снег. Возможно, это было бы довольно забавно, если бы не весь абсурд ситуации.

Твою ж налево…

Подхожу к ней, протягивая руку.

— Давай, Павлова, вставай. Тут два шага.

Однако она не отвечает.

— Павлова…

Я уже готов поднять ее за шкирку, но ее бледность меня останавливает. Она похожа на фарфоровую куколку с этой россыпью золотистых волос на снегу, длинными ресницами на щеках и приоткрытыми губами.

Наклоняюсь к ней ближе, трогаю за щеку, ожидая возмущений, но она молчит.

Как же долго я этого ждал.…Но сейчас настораживаюсь, прислушиваюсь к почти неслышному дыханию, нащупываю на шее пульс.

Медленный, размеренный ритм. Обморок, догадываюсь я.

Бережно подхватываю девчонку на руки, несся к дому, периодически косясь на ее лицо в надежде узреть там признаки жизни.

В доме, не снимая куртки, кладу на кровать, немного расстегиваю и легонько тормошу.

— Павлова, очнись же ты!

Легкий хлопок по щеке и ее ресницы дрожат, а после мучительно медленно распахиваются. Она моргает, но готова снова отключится.

— Не смей! — грозно предупреждаю и, дождавшись легкого кивка, несусь в кухню, где набираю немного воды в кружку, чтобы затем прыснуть на девчонку.

Между всеми этими действиями гадаю… Где же я в этой жизни так накосячил?! Что это? Карма? Иначе, за какие грехи мне послано ЭТО недоразумение?

— Очухалась? — наклоняюсь ближе к ней.

— Х-холодно, — шепчет в ответ.

Губы у девчонки синющие, а сама она трясется. Ее конкретно мондражит. Температура в доме, учитывая разбитое окно, не сильно отличается от улицы.

— Конечно, холодно, Рембо, — беззлобно усмехаюсь, смирившись с этой белобрысой напастью.

Дотрагиваюсь до ее лба. К счастью, он не горячий. Хоть эта беда нас миновала, во всяком случае, пока. Затем ощупываю ее лимфоузлы, отчего она дергается и стонет.

— Больно…

— Здесь? — трогаю за ухом.

— Н-нет, — морщится, — бок…

Расстегиваю куртку дальше и задерживаю дыхание от увиденного. Ее кофта буквально пропитана кровью.

— Вот, что бывает когда не слушаешься старших, — бормочу, между тем аккуратно задирая свитер.

Порез не глубокий, что не может не радовать, но достаточно длинный. Кровь вокруг него засохла и все это представляет картину, скажем так, не радужную. Однако, и я не из робкого десятка. Видал и похуже, поэтому с невозмутимым видом ей говорю:

— До свадьбы заживет.

— Если бы, — фыркает.

К чему была эта фраза, я не интересуюсь. Да и нет мне никого дела, честно говоря. Честное слово. Никакого. Не-а.

Прежде чем встать, словно не своими пальцами (мои так точно не могли) нежно провожу вдоль пореза, как привороженный рассматриваю родинки на кремовой коже около впадинки пупка. Сглатываю, заставляя себя отвернуться и встать. Отсутствие секса на мне дурно сказывается.

На кухне наливаю горячую воду, разбавляю и несу в комнату. Промываю ее рану, поражаясь своей бережности. Должно быть, я никогда в жизни не был таким нежным. Откуда это взялось? С этой девчонкой, как на качелях. Еще не так давно я был твердо уверен в том, что придушу ее, а сейчас боюсь лишний раз сделать больно. С окна задувает, отчего ее кожа покрывается мурашками. Мне же становится душно. Невыносимо душно.

— Еще чуть-чуть потерпи, — когда добираюсь до самой раны, прошу. Засохшая кровь хреново оттирается, а рана, похоже, глубже, чем я предполагал.

Черт! Если не обработать, то может быть заражение.

Роюсь во всех шкафчиках, вспоминая где-то на зарубках своей памяти, что у деда она была. Я нахожу ее в серванте потрепанную временем, кожаную, советскую аптечку с красным крестом. Внутри нее бинт, ватка, зеленка, спирт и йод.

— Я не собирался тебя «пытать» и «лупить», — решаю заговорить ей зубы, промачивая ватку зеленкой.

— Тогда о чем же ты говорил по телефону? — выдавливает из себя.

— У моего друга отвратительное чувство юмора, — отвечаю, прикладывая ватку.

— Твою дивизию! — выкрикивает она, отнюдь не по-женски. Вертится и хнычет, — не надо, пожалуйста. И так нормально.

— А я уже хотел тебя похвалить, — неуместно шучу (с юмором у меня всегда были жесткие проблемы). — Давай же, Соня, осталось чуть-чуть потерпеть.

— Тогда расскажи мне, почему я здесь, — просит, не требует. Этот ее тон мне не знаком, но он подкупает и безотказно работает, поэтому мой язык развязывается.

— В тот вечер я хотел отвезти тебя твоему отцу, но не стал. Догадываешься почему?

— Не понимаю, — озадаченно хмурится, — он бы тебя поблагодарил. Мой отец не остается в долгу. Он и сейчас…

— Я сын Мурчика.

Павлова далека от этого, теперь я в этом уверен. Все сомнения исчезают, когда она непонимающе хмурится. Она представления не имеет кто такой этот Мурчик. Павлов держал ее как можно дальше от всей грязи, и его нельзя за это винить. Но рано или поздно ей придется снять розовые очки.

— Сын того человека, что украл тебя, — разъясняю. Под впечатлением от моих слов она даже не замечает, как я приподнимаю ее за талию, начиная перевязывать.

— Тогда зачем…

— Помог тебе? — обрываю на полуслове. — Можешь не верить мне, но я не мой отец. Я не веду так бизнес, но наши отцы, — мнусь, не желая посвящать ее во все грязные подробности. Да и нужно ли ей вариться в одном котле с нами? Девчонке студентке с мужиками, что давно просрали свою совесть?!

— Наши отцы кое-что не поделили. И я тоже, поэтому… — неловко пожимаю плечами. Впервые испытываю нечто похожее на стыд, потому что мои слова звучит так, будто я прикрываюсь женской юбкой. Что не так уж далеко от правды.

Завязываю красивый бантик, словно он загладит вину, и встаю, хлопая себя по коленям.

—  Будете жить, пациент.

— Мой отец не пойдет на уступки, — огорченным голосом произносит. — Он не такой. Для него его «слово», — горько усмехается, — важнее всего. Даже собственной дочери.

И вновь непонятная фраза, что интригует, однако я не решаюсь спросить. Вместо этого иду менять воду на чистую и теплую.

— Нужно отогреться, — присаживаюсь на корточки около ее ног, снимаю насквозь промокшие носки, но дальше не рискую. Надоело быть подонком. — Тебе нужно снять мокрые вещи.

— Отвернись, — настаивает, но вместо этого я собираюсь выйти из дома. — Стой! — окликает. — Возьми куртку, — поспешно снимает с себя. — Я замотаюсь в одеяло.

Без лишних вопросов надеваю куртку и выхожу. Стараюсь отнестись как можно проще к тому факту, что в доме почти обнаженная девушка. Что я баб голых не видел?! Пфф! То ли ещё было.… Но, тем не менее, сигарета заканчивается быстрее обычного.

Когда возвращаюсь обратно, Соня уже отпаривает ноги, закутанная в одеяло по самые уши.

Миленько…

Дерьмо! Я что действительно подумал, что закутанная в пуховое одеяло женщина это миленько?!

Похоже, у меня горячка.

Мотаю головой, будто пытаясь выбросить эту чушь из головы. Не то чтобы это помогло. Единственное что помогает, это когда она потирает свои плечи в тщетной надежде согреться. Поток моих мыслей переключается, и я начинаю искать хоть что-то отдаленно похожее на то, чем бы можно было бы замуровать окно. В итоге у меня есть несколько идей. Доски, которые можно прибить, старое покрывало и пленка. Я останавливаюсь на третьем варианте. Прибить пленку не занимает у меня много времени, но когда дело сделано на улице начинает светать. Большую часть ночи мы бродили по лесу, я устал как собака. Если Кислый найдет номера завтра, то нам еще ехать к черту на кулички.

Спать. Определенно мне нужен сон.

Поворачиваюсь, стягиваю куртку, но тут же натягиваю обратно. В доме бешеная холодрыга.

Кидаю взгляд на спящую Павлову, прикидывая в уме, отобьет ли она мне яйца, если я самым наглым образом заберусь к ней под одеяло?! Наверняка нагретое, теплое, уютное. Кошусь на свою постель такую одинокую, холодную и неприветливую. В итоге здравый смысл приказывает долго жить, поэтому я снимаю и кидаю куртку на свою кровать, хватаю одеяло с подушкой и пристраиваюсь на односпальной кровати, на которой места разве что для одного маленького ребенка, не то что для двоих взрослых. И, тем не менее, я ужиком мостюсь около девчонки.

— Что ты делаешь? — раздается ее тревожный голос на несколько октав выше обычного.

— Подвинься, принцесса, — в край наглею.

— Не буду я двигаться!

— Мы окоченеем до утра. Кстати, по твоей милости. Просто давай спать, — зевая, устало обороняю.

— Если ты будешь распускать руки, то будешь спать на полу.

— Конечно, — лгу, асам откидываю край ее одеяла, залезаю под ее возмущенное сопение и накрываю нас сверху еще своим.

Глава 11

Соня

Холодно. Мне жутко холодно, и даже два одеяла не спасают. Я просыпаюсь уже в третий раз. Снег настойчиво стучится в ту клеенку, что называется громким словом «окно». Мои зубы стучат так громко и быстро, что я опасаюсь прикусить себе язык. Другое дело Демьян — дрыхнет без задних ног. Его, поди, и танк не разбудит, даже если переедет.

Дую на свои руки, сжимаю и разжимаю пальцы несколько раз, игнорируя тот факт, что за моей спиной лежит настоящий обогреватель. Мы не дотрагиваемся друг до друга, но я чувствую кожей исходящее от него тепло.

Ладно, Сонька, только на сантиметрик. Только и всего…

Двигаюсь, но этого оказывается мало.

Ну, может еще на сантиметрик, чего уж там…

Как та медленная улитка ерзаю по постели, все ближе и ближе двигаясь к намеченной цели.

Я уже чувствую это горячее твердое тело…

Еще буквально крошечку, крохотулечку и мне будет тепло… Мне будет хорошо…

— Кто-то установил правило: « не распускать руки», — резко на мое обнаженное бедро ложится рука.

Сердце уходит в пятки, я дергаюсь, точно застуканный воришка, но рука Демьяна удерживает меня на месте.

— Или это правило относится только к мужчинам? Что за дискриминация? — сонно бурчит, притягивая меня ближе к себе.

Смею напомнить, что я в одном нижнем белье. Впервые так близко к настоящему мужчине и его детородным органом. От этого мне непривычно, неловко и стыдно. Его «дружок» упирается мне прямо в спину.

Господи боже, я просто надеюсь что он не возбужден.

— М-мне х-холодно, — дрожу в его стальной хватке, осторожно двигаясь вперед, дабы не задеть и не разбудить «зверя». Это будет полнейший провал.

— Я понял, поэтому прекрати копошиться и ложись спать, принцесса.

— Кхм, — прочищаю горло, накрывая своей рукой его, — может, ты снимешь с меня свои грабли? — тщетно пытаюсь оторвать, но он вцепился не жизнь, а насмерть. Будто я первая и последняя женщина в его жизни.

— Да ладно тебе, — беззаботно хмыкает, — что ты как монашка. Так же теплее.

Действительно! Ну, раз так теплее, почему бы тогда и не перепихнуться по-быстрячку?! Чем не план? Зато согреемся мгновенно!

— Ты так дергаешься, как будто мужчину никогда не трогала, — усмехается, когда я пытаюсь отодрать его блудливые ручонки.

Я застываю на этих словах, чувствую как загорается лицо, и в этой чудовищной неловкости сдавленно ворчу неразборчивые слова отдаленно похожие на: «не твое дело».

— У меня вообще-то парень есть, — слетает с языка бессовестная ложь, потому как у меня есть один престарелый «жених», которого никак не назвать «парнем». В те года, когда он был парнем, меня еще в планах не было.

— Серьезно?

Конечно же, он не ведется.

— Нет у тебя парня.

— Откуда тебе знать?

— Во-первых, будь у тебя парень, он бы тебя искал.

— Так, он и ищет! — протестую я.

— А во-вторых, ни один парень не позволил бы своей девушке работать в «Шафране».

Что ж, это весомый аргумент. Однако так как протест к его словам у меня на подсознательном уровне из меня все же вырывается:

— У нас все по-другому.

— Да, у «вас» просто не существует.

И, тем не менее, его рука ослабевает. Вместо того чтобы убрать он смещает ее выше, под грудь, пальцами касаясь бюстгальтера.

— Раз уж ты такая недотрога, — комментирует свое действие, принимая более удобную позу. — Спи.

Я без понятия, как он это делает, но я действительно заталкиваю подальше все свои возмущения, закрывая глаза. В конце концов, об этом никто не узнает, а значит и не было ничего, верно?! Он же не покушается на мою девичью честь…

Спросите, как я оказалась невинной в свои года? Ответ таков: просто мой отец следил за моей невинностью, как и за своим состоянием. Как же он отдаст замуж девку-то порчену. За нее меньше дадут! Походы к женскому врачу раз в полгода, якобы для «здоровья», где моему отцу все сообщалось и постоянные лекции на тему нравственности, отбили всякое желание с кем-либо спать. Была идея насолить.… Но кому от этого легче? В таком бы случае папенька меня тотчас же спровадил замуж. Такой-то позор! Не то чтобы я была такая уж нетронутая… Поцелуи и парней в моей жизни было хоть лопатой разгребай… Чего только стоили курортные романы, однако что-то большее — нет.

Утром я просыпаюсь одна. Демьяна в доме нет. Я нахожу его на улице. Он стоит ко мне спиной, затягиваясь очередной сигаретой и разговаривая по телефону.

— Да, Кислый, я тебя понял. Скоро буду выезжать.

Положив трубку не оборачиваясь, он произносит:

— Зайди, холодно.

Глаза у него на затылке что ли?

— Мы уезжаем? — требую ответа.

— Да, — закатывает глаза, кидает бычок в снег и под локоть заводит меня в дом. Сдергивает с веревки над печкой мою одежду, кидает в комнате на кровать, приказывая:

— Одевайся.

Показалось, проскальзывает разочарованная мысль. Вчера мне привиделось, не иначе. Снова этот холодный тон, резкие жесты и движения, что скорее похоже на рычание зверя перед нападением. Но разве я ему враг? Ради всего святого! Что я могу сделать? Я даже сбежать не в состоянии.

Сглатываю обиженный ком и хватаю вещи. Демьян выходит, а я одеваюсь.Вещи, мягко говоря, не первой свежести, но по крайне мере сухие. Для девчонки, чья гардеробная ломится от тряпок — это сущий кошмар, но выбирать не приходится.

— Ты собралась? — заходит обратно Демьян.

Только сейчас я замечаю, что его голос ниже обычного. Слишком хриплый. Он заболел?

Пристально осматриваю его с головы до пят. Лицо покраснело, испарина на лбу, залеглые круги под глазами и бледность. Он определенно точно заболел.

— Идем, — снимая с себя куртку произносит, после чего накидывает мне на плечи.

Я порываюсь снять ее с себя и отдать ему обратно, но он опускает ладони мне на плечи, сжимает и качает уперто головой.

Что ж, я пыталась… Так, что не такая я уж не благодарная, уверяю себя, не обращая внимание на то, как сосет под ложечкой.

Отъезжая, я последний раз скольжу глазами по дому, вздыхая. Не то чтобы мне грустно, но неизвестность впереди пугает больше, нежели этот дряхлая халупа.

— Куда мы? — не могла же я не попытаться.

Демьян вздергивает бровями, будто спрашивая: «Ты действительно думаешь, что я отвечу?». Нет. Не думаю, но молчание угнетает.

— Итак… Отец вышел на связь? — между прочим спрашиваю, дую на окно и рисую сердечко.

— Он нет, — к моему удивлению отвечает Демьян. Кажется, я схватила удачу за хвост. — А вот его партнер Борис Ефимов, — косится на меня, — настойчиво ищет разговора со мной.

Сукин сын! Ну конечно, зачем отцу шевелится, когда за него все может сделать «зять»?! Я ж теперь его забота.

— И что ты? — я пытаюсь звучать безразлично, но вряд ли мне удается, потому как Демьян становится все более и более заинтересованным.

— Разве ты не этого хотела? Свободы?

— Да, конечно, — натянуто улыбаюсь. Моей безобразной игре даже актриса погорелого театра позавидует. Не хватает только вскочить и похлопать в ладоши с криками «Ура-ура!».

— Тогда спешу тебя разочаровать, я не собираюсь с ним связываться. Мне нужен твой отец, а не он.

Вмиг с меня будто падает тысяча камней, такое облегчение. С этим малознакомым и, прошу заметить, малоприятным парнем мне комфортнее, чем с будущим мужем. С ним я могла проспать всю ночь в обнимку почти без одежды, чего вряд ли бы сделала с Борисом Михайловичем, какими бы он не сыпал угрозами, как бы не обещал, мол «ничего такого».

Через какое-то время мы выезжаем на трассу, проезжаем несколько километров, прежде чем остановиться около черной машины, в которой сидит парень. Я все еще в куртке Демьяна, и мне не хочется ее снимать. К своему стыду стоит признать, что я всю дорогу тайком нюхала его одеколон. Зачем? Сама не знаю… Должно быть, с ума схожу.

Нехотя снимаю куртку, отдавая Демьяну. Тот на ходу надевая, выходит. Стучится в окно к парню, привлекая внимание, и ждет пока тот выйдет. Они пожимают руки, о чем-то разговаривая. Картинка как в немом кино, поэтому нажимаю на кнопочку, и окно немного приоткрывается.

— Нет. Она точно ничего не знает, — говорит Демьян.

— Ну, тебе лучше знать, — пожимает плечами незнакомец, хоть по нему и видно, что он не согласен.

Разговор ведь обо мне? Не такая же я дурочка, чтобы не понять…

Дальше они отходят к машине, открывают багажник и достают номера. Моя челюсть буквально валяется на полу. Я такое только в кино видела. Каков следующий шаг? Пластическая операция, два новых паспорта и вечное заключение на Карибах, где из меня сделают рабыню?

Они подходят к нашей машине, примеряясь. Демьян украдкой поглядывает на меня, замечает приоткрытое окно, про себя усмехаясь, будто он ничего другого и не ожидал. Похоже, я становлюсь предсказуемой, а для заложницы это очень и очень плохо. Да. Я все еще продолжаю себя убеждать, что я заложница. И ничего, что таковой я себя не чувствую. Это все отрицание происходящего. Распространенная реакция организма на стресс.

Все их манипуляции занимают несколько минут, затем парни рассаживаются по машинам.

— Ты находка для шпиона, — едва ли заметно улыбаясь уголками губ, произносит Демьян, прежде чем нажать на газ.

Глава 12

Снова уснула, понимаю я, распахивая веки. Рука Демьяна нежно перебирает мои пряди волос, он еще не заметил, что я проснулась. Возможно, поэтому позволяет себе вольность. Плавно ладонь переходит на шею, затем на плечо. Наклоняется, чтобы заглянуть в лицо, но натыкается на мой недоуменный взгляд. Отдергивает руку и бросает:

— Мы приехали. Просыпайся.

Сколько я спала? Должно быть, не так много. На улице еще не успело потемнеть. Тру глаза, приподнимаюсь, смотрю в окно. Местность незнакомая. Мы посреди трассы, рядом заправка, а чуть поодаль забегаловка. Обшарпанная вывеска гласит: «Кафе». Ну и местечко…

— Надень, — протягивает мне куртку, которую я со скрытой благодарностью принимаю.

Мы выходим на улицу, где нас уже ожидает знакомый Демьяна, которого если я не ошибаюсь, зовут Кислый. Наверное, это потому что при виде него хочется скривиться. По крайне мере мне это желание сложно сдержать, когда он своими глазенками бегает по мне, ухмыляясь. Я бы не осмелилась назвать его одним из тех верзил, что завсегдатаи «Шафрана», но что-то в нем заставляет настораживаться. Уж больно мутный он.

— Выспалась? — даже простой, казалось бы, вопрос из его уст звучит каверзно. Будто он пытается меня в чем-то уличить. Что ж в таком случае ему придется постараться. Как бы бедняга из кожи вон не вылез задаром. Потому как скрывать мне нечего.

— Да, — четко отвечаю, расправляя плечи и несколько высокомерно приподнимая брови.

— Идемте, — вмешивается Демьян, беря меня под локоть. Мы идем впереди, Кислый на несколько шагов отстает. — Будь хорошей девочкой, Павлова. Не кричи, не пытайся удрать и не проси помощи. Тебе все равно никто не поможет.

Я фыркаю, но как только мы заходим в кафе, до меня доходит насколько он прав. В заведении почти нет людей за исключением бородатых, пузатых мужиков, на фоне которых Демьян с его дружком кажутся милыми и безобидными котятами. Нас не встречает хостес или на худой конец официант, как это положено в заведениях, к которым я привыкла. Весь персонал занят тем, что рубится в карты. Повар, официант, уборщица и бармен. Нас они замечают лишь, когда мы присаживаемся за столик и Кислый, приподняв руку, кричит:

— Можно?

Полноватая (полноватая — в смысле, как центрифуга) официантка, поворачивает голову, оценивающе оглядывает нас и с крайне недовольной физиономией откладывает карты, берет меню и неторопливо чапает к нам. Ну, вы представляете что за сервис, да?

К слову, даже я, не питая восторга от своей работы, приветливо, не улыбалась, но хотя бы скалилась, гостям. Но мы здесь очевидно нежеланные гости.

— Здрасте! — кивает, кладя меню перед парнями. Меня такой чести не удостоили. — Ну, вы это решайте. И свистните, если че…

Ей не больше двадцати. Круглолицая с пирсингом в носу и брови, черными, как смоль волосами, причем ощущение такое, что красили ничем иначе как смолой. Ее ресницы густо накрашены некачественной тушью, а губы отвратительным ярко розовым блеском. Лучшего примера безвкусицы не найти. Да уж, Сонька, это тебе не Париж…

Она уходит. Так уж получилось, что меня посадили под стену, будто Демьян и правда, опасался, что я смотаю удочки. Сам Демьян разместился рядом, а кислый напротив. Окружена со всех сторон.

— Выбирай, — пододвигает он ко мне меню.

Выбор невелик, точнее. Он есть, но на большинстве блюд сверху черным маркером написано «НЕТУ». Есть только шашлык из свинины и курицы, салат «оливье», картошка фри и горячие бутерброды.

— Эмм, — теряюсь я.

— Берем все что есть, — решает Кислый. В этом я была с ним солидарна. Кажется, за эти двое суток я скинула пару тройку килограммов, которые отнюдь не были лишними. У меня вообще ничего лишнего нет.

Свистеть не приходится, как только мы убираем меню в сторону, официантка подходит к нам.

— Выбрали?

Демьян диктует заказ, а я осматриваюсь по сторонам и натыкаюсь глазами на бармена, который в свою очередь с нескрываемым интересом оглядывает меня. Он выглядит милым с торчащими в разные стороны светлыми волосами и загадочной блуждающей улыбкой. Среднего телосложения в клетчатой рубашке и джинсах. Казалось бы, самый обычный парень, однако на фоне своих коллег он выглядит вменяемым. А что если…

— Что? Не привыкла к такому? Ну, прости, это тебе не Альпы с пятизвездочным отелем, — едко выплевывает Кислый.

Молчи, Сонька, молчи!

Сжимаю зубы, прикусив язычок. Это провокация чистой воды. Чай не маленькая девочка, чтобы вестись. Хоть и очень хочется.

— Оставь ее, — чеканит Демьян. Хоть он и сам расслаблен, но суровые нотки в его голосе действуют на Кислого.

С меня он переключается на другую тему. Речь идет о какой-то встрече, которую он должен устроить Демьяну, также они упоминают Мурчика, который «залег на дно», но не слова о моем отце. Эту тему они обходят стороной. Как я полагаю, из-за моего присутствия.

— Кстати, Шурика видели. Барыжничал в «Востоке». Не хочешь ввести его в курс дела? Брат как-никак.

Сложив в уме дважды два, догадываюсь о ком речь. Шурик. Для меня более известный, как Александр. Второй сын нашего хозяина, который часто ошивался в баре и даже несколько раз щипал меня за зад. Такое себе удовольствие, я вам скажу. Хамство, похоже, у них семейное.

— У Шурика язык очень длинный. Я ему не доверяю.

Это стопроцентный отказ. Нет никаких сомнений.

Вскоре нам приносят еду. Сперва я не обращаю внимание, но как только замечаю что руки, которые ставят передо мной тарелку не похожи на женские, то поднимаю голову.

Тот самый бармен. Смело подмигивает мне, учитывая, что я в компании двух сторожевых псов, расставляя еду.

Пора приводить план в действие.

Как бы смущенно украдкой поглядываю на него. Он ставит очередную тарелку, и я тянусь, чтобы помочь. Мы соприкасаемся руками, как на мою ногу опускается тяжелая ладонь, что рывком сажает меня обратно. Демьян сам ставит тарелку и угрожающе прищуривается, в упор глядя на паренька, точно бык, что стучит копытом, яростно пыхтя. Сжимает мою коленку, отчего я невольно подпрыгиваю.

— Спасибо, — цедит.

Паренек еще несколько секунд играет на нервах Демьяна, а после ретируется, сверкнув мне улыбочкой напоследок. Бессмертный или сумасшедший. Я без понятия кто он, но это знак или подарок судьбы.

— Ешь, — рявкает Демьян.

И чего так беситься-то?!

Дабы усыпить его бдительность послушно насыпаю себе салатика, беру вилку, но не успеваю поднести ко рту, как в мою тарелку шмякается кусок шашлыка, а за ним картошка.

— Я сказал — ешь, а не щипай по пол горошка.

Безусловно, за мной ухаживали мужчины. Таков этикет. Обычно я была благодарна за такую любезность, но из уст Демьяна все принимает другой оборот. Не просьба, а приказ. Не уступок, а одолжение. Вот, и сейчас вроде бы, как и накормить хочет, а вроде и оскорбить не забыл. Ну что за человек такой…

Мы едем в молчании, слышится только гогот мужиков из-за дальнего столика, мерзкое хихиканье официантки, пошлые в ее адрес шутки повара. Демьян все время настороже, а еще он так и не убрал свою руку с моего колена.

— Убери руку, — недовольно ворчу, ерзая.

— Что? Так неудобно строить глазки бармену?

— Я не строила ему глазки, — дую губы. С папенькой такой трюк прокатывает, а вот с этим…

— Хватит делать из меня идиота, — огрызается, сдвигая руку на ноге выше. Как по его заказу Кислый встает и уходит, бросая:

— Я отойду.

Демьян наклоняется ко мне всем корпусом, отчего я вжимаюсь в стену. Он меня раскусил, как пить дать, раскусил!

— Если тебе не хватает мужского внимания, то я могу помочь.

В голове уже тысяча отмазок, мол, ничего такого я не думала. Не строила план побега. И вообще этот бармен все сам, а у меня просто глаза косят и нервный тик. Стоп. Что он сказал?

— Н-не надо мне помогать! Мне всего хватает!

Демьян загадочно ухмыляется. Всего полсекунды и перед моим ртом появляется кусочек шашлыка.

— Кусай.

Словно зачарованная, повинуюсь его воле. Кусаю и жую, под его зорким оком. Он наклоняется ко мне и шепчет на ушко:

— Молодец. Будь хорошей девочкой, принцесса.

Отстранившись, поворачивает голову к бару, самодовольно ухмыляется и невозмутимо продолжает трапезу.

Когда возвращается Кислый мы сидим, как ни в чем не бывало. Каждый себе на уме. Мой живот забит до отказа, кусок больше не лезет в горло, поэтому я откидываюсь на спинку, издавая протяжное: «Уфф!»

— Пора ехать, — стучит Кислый пальцами по своим наручным часам, указывая на время. — Если сейчас выедем, то успеем до полуночи.

Будучи под впечатлением от странного поведения своего захватчика, я только сейчас вспоминаю про свой шанс. Аккуратно сдвигаюсь, сжимаю дрожащие отчего-то руки в кулаки и неуверенно бормочу:

— Мне нужно отлучится, — парни ошарашены моей наглостью, поэтому я добавляю, — в дамскую комнату.

Я жду их реакции. Уже не надеюсь, что отпустят, и в уме даже смиряюсь со своей участью. Как…

— Иди, — кивает головой Демьян, давая вольную. Вот только стоит мне выйти из-за стола, как он хватает меня за плечо, притягивая к себе, и произносит, — у тебя есть две минуты. Если не выйдешь — приду за тобой.

Он отпускает меня, и уже кричит через зал:

— Девушка, можно счет?!

Мои ноги сами ведут меня к уборной. Бармена я не вижу за стойкой, хотя так надеялась. Он был мне нужен. Черт! Как не вовремя. Заворачиваю за угол, где находится туалет. Отсюда меня не видно. Озираюсь по сторонам, но никого. Дергаю дверь туалета и, удача, сталкиваюсь нос к носу с барменом. Парень удивлен не меньше моего, но это не мешает ему вновь завораживающе мне улыбнутся.

— Пожалуйста, — трогаю его за руку. — Пожалуйста, помоги мне!

— Что? — не понимает он. — Что случилось? Ты в порядке?

— Меня похитили! Вызови полицию! Эти сволочи — преступники!

Но бармен стоит, точно вкопанный. Выхватываю из его кармана ручку и блокнот, чиркаю номер отца.

— Позвони ему! Пожалуйста!

— Хорошо-хорошо, — кивает головой. — Только успокойся, — кладет мне руки на плечи. — Мы сейчас все решим.

— Не успеешь, — рычит голос сзади.

Блокнот с ручкой выпадают из моих онемевших пальцев. Демьян делает шаг вперед, ручка под его весом трескается. Все как в замедленной съемке. Кулак, что делает резкий выпад вперед, точно в переносицу. Капли крови в разные стороны. Демьян, словно сорвавшийся с цепи, наносит несколько ударов, пока парень не падает без сознания на пол.

- Я же тебя по-хорошему просил, — больно хватает меня руку, и я не могу сдержать вскрик.

Он тащит меня за руку на выход.

— Нет! Я не пойду! Отпусти! Отпусти меня! — реву, вырываясь, но всем все равно. Они делают вид, что не замечают. Им нет дела до чужих разборок. Пусть даже этот псих прикончит меня за углом.

На улице он волочит меня к машине. Открывает дверь, пытаясь запихнуть. Но я так просто не сдаюсь. Упираюсь руками, вырываюсь и верещу, что есть мочи. В итоге, мне просто заламывают руки, впихивают в тачку и захлопывают дверь. Дальше я слышу только ругань Демьяна и Кислого, а после и вовсе отключаюсь.

Глава 13

Демьян

— С ней одни проблемы! Отдай девку Мурчику и пусть сам расхлебывает это дерьмо!

— Я не могу ее отдать! Если отдам, то я живой труп, — стою уперто на своем.

— Зорин, что ты мне заливаешь?! Ты успеешь свалить куда угодно, пока они с Мурчиком будут все делить. Хоть на Канары, хоть на Канны. Нафиг тебе сдалась эта земля? У тебя куча бабок!

Он прав. Будь у меня больше ума, я бы просто свалил в закат. И дело с концом. Никто бы не нашел меня, да и не искал бы за пределами страны.

— Все заходит слишком далеко, Дема, — опускается на мое плечо рука. — Речь уже не о земле, а о жизни.

— Моя мать…

— Твоя мать хотела бы живого сына, а не калеку или трупа.

Я уже принял решение. И не собираюсь от него отказаться. Я не верну ее Мурчику.

— Нет, — делаю твердый шаг назад, поднимаю голову. — Я дальше. Ты со мной?

— С тобой, упертый баран, — чертыхается. — Ты хоть знаешь, что она успела натворить?

Качаю головой, потому что за две минуты можно успеть многое. Позвонить в полицию, отцу, куда угодно. А можно было и не успеть ничего…

— Тогда нам лучше сваливать.

Мы рассаживаемся по машинам. Прежде чем сесть в свою, набираю в побольше воздуха в легкие, моля всевышнего о терпении. Но, усевшись, обнаруживаю девчонку без сознания. Опять. Ее нервная система явно барахлит. Отматываю время назад по эпизодам, вспоминая свои действия. Не сделал ли я чего лишнего?

Кажется, она пару раз приложилась головой, но, клянусь, девчонка сама. Чего же мне стоило сдержаться и хорошенько ее не встряхнуть об стенку. Чертова идиотка! Однако сейчас, смотря на нее такую непривычно тихую и смиренную, не чувствую радости. Лишь гребанное беспокойство! Откуда оно тут? Заберите его, мать вашу!

Легонько бью девчонке по щекам. Она мычит, дергается и шипит:

— Отстань, тролль!

В порядке. Она в полном порядке, если не сейчас, то точно будет.

Кислый мне сигналит несколько раз, после чего отъезжает, а за ним и я.

Всю дорогу меня терзают мысли. Девчонка проедает мне плешь даже молча! Вот это я понимаю талант! Павлова хоть и пришла в себя, но виду не подает, лишь ерзает несколько раз, а потом снова закрывает глаза. Похоже, это бойкот. Разве не об этом я мечтал? Тогда почему на душе кошки не то что скребут, а гадят! Черт!

К тому времени как мы подъезжаем к мотелю, я почти становлюсь вменяемым человеком. Паркуюсь, но не спешу выходить. Поворачиваюсь к Павловой.

— Мы приехали.

Игнор. Она сидит, свернувшись калачиком. Ее голова покоится на коленях, повернута к окну.

— Соня, ты сама виновата. Я же просил тебя. Ты ослушалась.

Поверить не могу, но я еще перед ней и оправдываюсь! А ей хоть бы хны! Легче до мертвого в гробу достучаться и получить ответ, чем от этой невменяемой стервы.

— Я тебе рассказал все как есть, но ты все равно не послушала меня.

— А почему я должна верить твоим словам? — слышу ее слабый тихий голос. — Но даже если это и так, то какое мне дело до тебя? Я здесь не по своей воле. Тебя не интересует моя жизнь, а меня твоя.

— Мне почему-то было дело, когда тебя хотели нагнуть те два придурка. И это я пошел за тобой в лес, — буря гнева вновь поднимается во мне.

— Я использовала тот шанс, который был у меня, — наконец-то поворачивается она ко мне.

— Что ты успела сделать?

Но, безусловно, девчонка не собирается мне отвечать. Она только хмыкает. Ослица. Страх потеряла что ли?

Мы выходим. Ну, как выходим. Девчонку я вытаскиваю, а затем ставлю машину на сигнализацию. Беру за руку, таща к входу, отчего она внезапно шикает и выдергивается, смотрит потрясенно на запястья, на которых красуются синяки пальцев. Моих пальцев. Из меня будто выбивают весь дух. Дерьмо! Я не делаю женщинам больно. В физическом плане. Кхм, если они сами не просят. Однако одно дело в пылу страсти и другое… Черт! Тормошу свои волосы, пока она потрясенно осматривает свои руки.

— Прости…

Мои слова, сказанные в пустоту, подхватывает ветер и уносит, потому что ей все равно на мои извинения. Я для нее враг. Вздохнув, кладу руки ей на плечи, ведя впереди себя.

В просторном холле Кислый уже договаривается за номера с пожилой женщиной. Та с любопытством смотрит на нас, когда мы подходим, и тепло улыбается.

— Какая чудесная пара, — комментирует она.

— Мы не…

Начинает Сонька, но я бесцеремонно обрываю ее на полуслове:

— Спасибо. Мы с моей девушкой давно в дороге. Нам нужен номер и если можно горячий чай.

Женщина кивает, называет цену, и пока я расплачиваюсь, отдает Павловой ключ от номера. Я не против, все равно никуда она от меня не денется. Если нужно будет — наручниками к батареи пристегну.

— Дорогой, проводи гостей! — кричит женщина.

Тут же выходит ее, насколько я понимаю, муж, который и сопровождает нас в номера. Он трещит без умолку, а еще слишком часто улыбается Павловой.

— Эх, молодежь. Мне б ваши годы, я бы из постели не вылазил, — подмигивает. — Женаты? — спрашивает у нас.

— Нет, — отвечаю.

От подобной перспективы передергивает. Женится я не был готов категорически, а уж с такой-то женушкой и врага не нужно. Коньки отбросишь раньше, чем брачная ночь наступит. Жена она, какая должна быть? Покладистая, чтобы мужу не перечила, чтобы заботливая была, очаг берегла, а не хату спалила этим самым очагом, а потом еще вокруг огня этого плясала от счастья.

— И что за время такое дурное пошло? Все тянут и тянут резину. Ты бы, сынок, поспешил, а то уведут невесту! Такая красавица-то!

Павлова, хоть еще и находится в своей обиде, но это не мешает ей слабо улыбнуться мужчине и покраснеть. Почему бармену и старику улыбки, а мне перец с солью в кофе?

К счастью, мы подходим к номерам и мужик с нашей личной жизни, которой нет, переключается.

— Так, это ваш, — указывает, — пятнадцатый. И ваш напротив, восемнадцатый, — уже обращается к Кислому, который с того момента как мы выехали с кафе щеголяет с такой мордой, будто ни сегодня-завтра на эшафот отправится.

— Ну-с чай вам принесут, а вы пока располагайтесь. Если что-то нужно, то в номере есть телефон, набирайте или можете спуститься вниз, — он разворачивается и начинает уходить, как вдруг через спину бросает, — молодые, сильно не шумите! Стены тонкие!

Я усмехаюсь, а Павлова презрительно фыркает, будто сама мысль о сексе со мной ей противна. Стоит ли мне ей напомнить, как сладко она спала в моих объятьях?

Соня открывает дверь и заходит, а я остаюсь стоять с Кислым в коридоре.

— Сегодня уже поздно, но завтра я наберу Летягина и устрою вам встречу. Думаю, прямо здесь. Следи за девчонкой в оба, если ее не будет, то Летягин и пальцем не пошевелит.

— Кислый, ты не должен…

Все что он был мне должен — отдал сполна. Я не могу его просить о большем. Этого парня жизнь и без того потрепала.

— Прекрати, Зорин. Всегда выплывали и в этот раз из дерьма выплывем.

Благодарно хлопаю ему по плечам, а после мы расходимся по комнатам. Если в моей жизни и был человек, которого я смело, мог наректи другом, то только Леха. О дружбе и любви я знал не много. Еще меньше в этом разбирался. Много попоек было в моей дрянной жестянке, много телок, много безбашенного секса. Особенно на первом и втором курсе. Наивный дурак думал, что вырвался из этого ада. Оставил все в прошлом и жизнь заиграет новыми красками. Весь мир лежал у моих ног, думал я. Сейчас остывшим умом осознаю, что все было шарадой. Моим воображением. В номере я застаю Соню, лежащую посреди кровати. Это зрелище пробуждает во мне мужчину. Мужчину, который хочет женщину. Интересно в сексе она такая же строптивая? Или наоборот мягкая? Оставит ли она на моей спине царапины или, возможно, поцелуи?

Прогоняю эти чумные мысли, потому что в баре я был на грани того чтобы трахнуть ее в машине или на столе при всех. Особенно тем смазливым парнишей. Чтобы остудиться топаю в душ. Ледяной душ. Лишь после него позволяю себе расслабиться на секунду. Расслабиться и снять маску циничного козла, чтобы в зеркале увидеть уставшего парня.

Я ехал с одной единственной целью поставить на ноги «Шафран».

В былые дни, когда в черная полоса в нашей семье прошла, Мурчик вроде как остепенился, бизнес устаканился, да и мы с Саней были уже здоровыми мне четырнадцать, Сане шестнадцать лет от роду. Мать не ходила, а парила. Цвела и пахла. Наш по-настоящему первый семейный пикник, первая вылазка на природу, первая поездка на курорт. Это было неплохое время, хоть я и сторонился Мурчика. Он для меня давно не был примером.

Вот дед! Тот учил нас уму да разуму. И как костер распаливать, и как на дичь охотится, и подзатыльники не забывал давать за то, что матери не помогали. Уважению учил. Правда, моему братцу в одно ухо влетело — в другое вылетело, что называется.

Санька уже тогда косило в другую сторону. Сторону Мурчика. Ему наш батя казался нереально крутым. Мне же главное, чтобы мать была счастлива, а не улыбалась через силу, когда узнавала, что ему в «офисе» отсасывает очередная шалава.

Саня начал подражать Мурчику. Копировал движения, жесты, манеру речи. Что-то удавалось, но в основном это было провалом. Выглядел он нелепо. Стойкость характера не «скопируешь» у человека и не «вставишь» себе, так же как и стержень. Единственно, что у Шурика было свое это грязь под ногтями, сопли в носу и трусость.Однако Мурчику было приятно, что хоть один сын пошел в него.

«Моя порода» — гордо заявлял он, нарочно игнорируя меня. Затем начал таскать на всякие «дела» с собой. Тогда-то наши отношения с братом окончательно полетели в тартарары. Разные интересы, разные компании, разные взгляды на жизнь. Я не был забитым ботаном, и подавно, но далек был от тусовки Сани. Обычный дворовой пацан, который занимался хоккеем, и в те славные времена, мечтал о карьере хоккеиста.

«Вот вырасту, мам, буду гонять за нашу сборную! Тогда Канадцы вообще забудут о победах!» — постоянно твердил я.

«Будешь, сынок, будешь!» — гладила она меня ласково по голове.

Она всегда была против того, чтобы отец вмешивал Саню в свои движухи, но разве он кого-то слушал? Только отмахивался.

«Счастье», если можно его так назвать, длилось недолго. Уже через два с половиной года, когда у Санька совсем башню сорвало, а папенька только и разводил руками и говорил: «Дурак!», мама была в отчаянии. Тогда, чтобы загладить свою вину, отец подарил маме кафе. Об этом она давно грезила. Отмазался, в общем, как он считал. Помимо того, что Шурик скатывался на самое дно, у Мурчика тоже начала происходить неразбериха. Снова движухи, ночные вылазки по ночам, какие-то мутки.

Мать сильно сдала, похудела, побледнела, глаза потускнели. Сперва она пила успокоительные, затем антидепрессанты. Почти перестала ходить на мои игры, чего раньше не случалось. С тех самых пор, как я в четыре года встал на коньки.

Как сейчас помню… Я готовился к сезону. Десятый класс, моя мечта, да что там — цель: вырваться из этого болота. Познать настоящую жизнь, а не тот гадюшник к которому я привык. Я капитан команды, десятиклассник, ехал на финал. Тот финал, который определил бы мою дальнейшую судьбу, как звонок отца и два слова: «Мать умерла». В один миг все оборвалось. Осталась только звенящая пустота.

У нее оторвался тромб. Она оказалась такой же хрупкой, какой и выглядела. Это, конечно, не помешало Мурчику уже через неделю трахать сук и нюхать. Ему, казалось, вообще ничего не мешало.

Тогда я стал пахать еще больше. Я пропадал на льду все свободное время, не знал жалости к себе. Тренировался до тех пор, пока ноги не начинали отказывать. Игнорировал постоянные судороги и напряженные мышцы.

На очередной игре, когда меня толкнули в борт, почти ничего не почувствовал. Пролетел несколько метров и забил шайбу. Последнюю шайбу в своей жизни. Все к чему стремился, все к чему шел, прокладывая путь из бесконечных шишек, ушибов, переломов, пота и боли — накрылось медным тазом, когда, отъехав, я упал. Упал и не смог больше подняться. У меня оказалась раздроблена бедренная кость. Собирали по частям, связки в хлам. О спорте можно было забыть.

Опускаю глаза на свой шрам, по которому медленно скользят капельки воды. Со временем он побледнел, но на моей смуглой коже сильно выделяется. Всю жизнь он будет служить напоминанием того, чего я никогда не буду иметь.

Глава 14

Соня

Я не понимаю. Не понимаю, почему нужно быть таким несносным типом? Почему ему нужно постоянно мне угрожать?

Ударив рукой по подушке, со стоном утыкаюсь в нее. Возможно, мне удастся выйти из номера, найти тех прекрасный людей и позвонить от них или попросить помощи?

— Я знаю, что ты что-то замышляешь, — говорит Демьян. Я не слышала как он вышел из душа, вероятно, потому что обдумывала очередной план побега.

— Да что ты? — сарказмом выпаливаю, переворачиваясь с живота на спину, и тут же об этом жалею. Очевидно, он обнажен. И его наготу скрывает лишь белое полотенце, обернутое вокруг бедер.

— Когда ты долго молчишь и не огрызаешься, то начинаешь думать. И не о том, о чем нужно.

Вода с его мокрых волос падает на кровать, прямо мне на ногу, настолько он близко подобрался.

— И о чем же мне нужно думать? — скучающим тоном интересуюсь.

— О том чтобы твой папочка поторопился.

— А если он не поторопится. Что тогда?

Этот вопрос уже давно сидит в моей голове. Что будет потом? Он продаст меня в сексуальное рабство? На органы? Начнет резать и посылать отцу по частям? Что, мать вашу, он собирается делать? Потому что я хочу знать, сколько у меня есть времени, чтобы свалить от него. Мой вопрос ставит его в тупик. Он не ожидал, что я наберусь смелости спросить вот так в лоб.

Что ты со мной сделаешь? — коброй шиплю, прожигая его глазами, когда спустя минуту не слышу ответа.

Он не хочет отвечать. Видно по его недовольной роже, но все-таки отвечает:

— Я заключу выгодную сделку с тем, кто хочет тебя больше твоего отца.

Ком подбирается к горлу. Мы оба прекрасно знаем кого он имеет ввиду. Представления не имею, что рассказал ему его дружок, но этого достаточно, чтобы он сделал какие-то для себя выводы.

— Н-но ты… — растерянно заикаюсь, — ты говорил, что отдашь меня только отцу.

— Да, — соглашается, кивая головой. Мы смотрим друг друга в глаза, и я не верю его словам. Почему? Не знаю. Просто не верю. — Но я не буду нянчиться с тобой до скончания веков, — обрывает все мои надежды и поворачивается спиной.

Демьян достает из рюкзака чистые вещи, не стесняясь, надевает боксеры, после чего скидывает полотенце. Будь я не так подавлена, то высказала свое «фи», но я нахожусь в таком ужасе, что даже не слышу его обращение ко мне, пока он не кладет свою руку мне на плечо.

— Душ свободен, если тебе нужно.

— Угу, — невнятно бормочу, вставая и направляясь в ванную комнату.

Это крах всему. Мой конец. Отец позволит сделать все Борису Михайловичу, чтоб его схватил паралич. Он выждет время, и когда у Демьяна не останется выбора, тот отдаст меня старому извращенцу. Мне нужно срочно выбраться из этой западни! Срочно!

Но пока я на крючке. Уверена, что Демьян даже сейчас прислушивается к каждому моему шагу. Мне нужен четкий план действий и холодная голова на плечах. Я скорее отрежу себе руку, чем признаюсь ему в том, что считаю его умным, но это так. Его не так легко обвести вокруг пальца. И для того чтобы это сделать мне не нужно вызывать никаких подозрений.

Пока размышляю о том, как бы перестать вызывать подозрения, учитывая, что веры мне — нет, купаюсь. Такое чувство, что на мне вековая грязь, и, конечно же, этот душ ни идет ни в какое сравнение с моим джакузи, но он в сотни раз лучше тазика. Слова человека, который просуществовал несколько дней вне цивилизации. А еще я никогда в жизни не была так рада белому «другу», даже когда меня выворачивало после попойки с Ульяной.

Халата здесь нет. Впрочем, как и именной косметики и всего того к чему я привыкла. Лишь кусочек мыла, которое, слава всем святым, закрыто и пару пакетиков однодневных шампуней. Просто надеюсь, что мои волосы не выпадут после него.

Выхожу, плотно завернувшись в полотенце, для достоверности придерживая его рукой. Как трусливый заяц крадусь в комнату на носочках, где горит лишь настольная лампа.

— Вон вещи, — произносит Демьян, нарочно отворачиваясь от меня, хоть его и глаза косят, опаляя своим взглядом.

Хватаю их и бросаюсь рысью обратно в ванную, хлопая дверью.

Прочь! Прочь! Какого черта мне так жарко?!

Обмахиваю свое лицо руками, что покрылось предательским румянцем, но толку никакого. Открыв воду, ополаскиваю его несколько раз, и только после этого шум в голове и жар, начинают стихать. Так не должно быть. Нет. Это против всяких правил. Это не по плану. Почему я не испугалась его? Мне следовало огрызнуться или бросить в него той гребаной лампой в голову, но вместо этого я загорелась и позорно сбежала.

Из ванной выхожу не раньше, чем через пять минут. Вновь захожу в комнату. До меня, как до жирафа, только сейчас доходит, что у нас одна кровать. На двоих. Поэтому останавливаюсь в замешательстве около нее.

Как вообще можно было ляпнуть такую чушь, что мы пара? Я скорее под поезд лягу, чем у меня случится что-то с этим варваром.

— Ты собираешься спать со мной? — напряженно спрашиваю. Демьян все так же отстраненно пялиться в телефон.

— Да, — спокойно произносит. — Тебе что-то смущает? — едва заметная хитрая ухмылка пробегает по его губам.

— Я не хочу с тобой спать.

— Как жаль, что мне плевать, — хмыкает, кладя телефон на прикроватную тумбочку, но затем, сузив свои щелки, качает головой и перекладывает себе под подушку.

Все в порядке. К счастью, это была ложная тревога. Этот засранец по-прежнему меня бесит. Минутное помутнение рассудка прошло. Пожалуй, сейчас я даже благодарна ему за то, что он такой придурок. Кто знает, что было бы будь он милым парнем?

Ничего бы не было, Сонька! Ничего. Точка.

Когда я не двигаюсь с места из его груди вырывается тяжелый вздох и, проведя рукой по своим еще влажным волосам, Демьян рявкает:

— В чем проблема? Мы уже спали вместе.

— Это было безвыходное положение.

— У тебя оно в любом случае безвыходное, поэтому прекрати свой бунт и ложись, наконец.

Демьян взбивает подушку и укладывается удобнее.

— Знаешь, Павлова, у тебя красивые ноги. Может быть, я тебя даже оставлю себе, — со смешком заявляет.

Этих слов достаточно, чтобы я моментально откинула одеяло и забралась в кровать, укутываясь с головы до пят. Демьян все это время не отрывает от меня своих глаз, рассматривая как неведому зверушку. После отворачивается, берет чашку с подноса, что стоит на тумбочке и передает мне.

— Чай.

Беру из его рук чашку, подавляя в себе желание, разбить ее об его голову. Мое выражение лица вызывает у него очередной смешок. Такое впечатление, что он читает мои мысли. Некоторое время мы сидим в тишине. Делаю очередной глоток, прежде чем себя остановить, и выдаю:

— Ты говорил, что мы оба заложники ситуации. Почему тогда ты все время мне угрожаешь?

— Потому что ты должна знать свое место.

Конечно, о чем речь! Чтоб у него язык отсох!

— Ты два раза пыталась удрать, все время дерзишь и пытаешься надуть меня. Я уверен, что ты опять что-то задумала, — приводит аргументы. — Даже несмотря на мои угрозы, которые, заметь, я не исполнил, — делает выразительную паузу, — пока. Ты не оставляешь мне выбора.

— То есть помалкивай я в тряпочку, ты бы не вел себя, как козел?

— Возможно, — без раздумий отвечает.

И как ему это только удается? Выставить меня же виноватой! Это уму непостижимо! Хамит мне, отпускает похабные предложения, таскает, как тряпичную куклу, и еще делает меня виноватой!

Внезапно мои шестеренки заработали, словно на меня снизошло озарение. Если я буду вести себя хорошо, то он…

— Это не сработает.

Кто он? Чертов экстрасенс?

— Я вижу тебя насквозь.

— Поздравляю, — мрачно ворчу, ставлю с громким звуком чашку на тумбочку и, повернувшись к нему спиной, ложусь и закрываю глаза.

Демьян встает, выключает лампу на столе и ложится обратно. Он копошится некоторое время. У нас одно одеяло на двоих и я чувствую, исходящее от него тепло. Он определенно точно еще не спит.

— Почему тебя ищет Ефимов? Зачем ты ему? — неожиданно раздается его голос. Мои глаза резко распахиваются.

Я молчу, притворяясь спящей или на крайний случай немой.

— Я знаю, что ты не спишь.

Разве можно быть таким дотошным?! С недовольным стоном переворачиваюсь на спину.

— Откуда мне знать? — вру без зазрения совести. Если он, не приведи господь, пронюхает, что Борис Михайлович мой «жених», то отдаст быстрее, чем я успею моргнуть.

— Хорошо, — недоверчиво усмехается. — Тогда почему за его счёт ты ездила в Альпы?

— Это был подарок.

— Подарок за что?

Мама дорогая! Он что пытается меня свести с ума? И почему я вообще отвечаю на эти дурацкие вопросы?

— Он друг нашей семьи. У них общий бизнес с отцом, — произношу так, словно это все объясняет.

— И-и-и? — тянет Демьян.

— Так принято. Может он хотел ко мне подмазаться, — слишком поспешно и слишком нервно выдавливаю из себя. — Я понятия не имела, что путевка его подарок. Ее дал мне отец. — А это уже кристально чистая — правда.

Он замолкает и у меня, будто камень с плеч падает. Полагаю, на сегодня с допросом покончено, а завтра я что-нибудь придумаю.

— Ты что-то не договариваешь, — уверенно изрекает. — И я узнаю что.

Презрительно фыркнув, разворачиваюсь обратно на бок и пытаюсь уснуть. Тяжелый день дает о себе знать. Я начинаю зевать, глаза слипаются, и я проваливаюсь в темноту.

Я вижу темные как ночь глаза перед собой, которые смотрят так пронзительно, что мурашки табуном бегут по позвоночнику. Они то хитрые, то озорные. Знакомые мне, но для человека, которому они принадлежат, непривычно открытые. Затем я вижу лукавую улыбку, а после чувствую руки на своей талии. Они горячие, как клеймо. Но это ничто по сравнению с его губами, которые наклоняются ко мне с безоговорочным намерением поцеловать. Я тянусь к ним навстречу, касаюсь их, как чувствую боль в плече.

Какого черта?

Боль повторяется и я, дернувшись, просыпаюсь. Моргаю растерянно глазами, зло шипя.

На самом интересном!

Приподнявшись, прищуриваюсь и кидаю взгляд на Демьяна. Его часть одеяла находится в ногах, сам он лежит на спине, раскинув руки. Он что-то невнятно бурчит, после чегопереворачивается на бок, скидывая рукой подушку на пол.

Пнуть его что ли? Чтобы граблями своими не разбрасывался? И только я думаю, что это прекрасная идея, как в поле моего зрения попадает его телефон, что лежит недалеко от его головы.

Встаю тихо с кровати, крадусь на носочках в его сторону, ни на секунду не отрываясь от его лица. Подхожу и неуверенно протягиваю руку, почти забывая дышать. Как только телефон оказывается в моих руках, притягиваю к груди, как будто это самая дорогая мне вещь в мире, и делаю шаг назад.

— Тебе не говорили, что брать чужое без спросу нельзя?

В следующую секунду я лежу на кровати, а Демьян нависает надо мной, грозно мигая теми самыми глазами из сна.

Глава 15

Демьян

— Вот ты и попалась, воришка, — шепчу, держа ее руки над головой.

В этой футболке с растрепанными волосами и приоткрытым ротиком она выглядит, как чертова мечта!

Павлова застывает в немом шоке и дрожит в моих руках, прямо как в том кафе. Только сейчас у нас нет случайных зрителей. Мы одни. Ее грудь тяжело опускается и поднимается, словно она пробежала ни один километр. Тонкая ткань футболки не столько скрывает, сколько будоражит мое воображение. Ее горошины затвердели, а небольшая грудь идеально подходит моим рукам. Нет. Просто создана для них.

— Итак, — немного сдвигаюсь, чтобы подразнить эту хитрую лису, отчего из ее губок вырывается судорожный вздох. — Что ты собиралась сделать? — наклоняюсь ближе к ее лицу.

— Н-ничего, — сглатывает, отворачивая от меня голову.

Наверняка я должен рвать и метать, что она в очередной раз меня не подслушала, но почему-то радости во мне больше чем гнева. Будь я проклят, если не надеялся что так и будет! Эту хулиганку давно пора наказать, и я знаю один действенный и проверенный метод. Инструмент, которого красноречиво упирается ей в ногу. Не заметить этого или почувствовать просто невозможно. Даже в полутемной комнате, что едва освещается фонарем за окном, я вижу, как ее щеки и шея охватывает румянцем. Должно быть, она не особо опытна. И это пробуждает во мне еще большее желание, что обычно мне совершенно не свойственно. Я предпочитаю… Предпочитал раскрепощенных, умелых женщин.

— Ничего? — провожу своими губами по ее щеке, едва касаясь.

— Нет, — пищит, зажмуриваясь.

Где же вся ее смелость, когда она так необходима?

— Опять врешь.

Моя рука опускается на ее голую ногу чуть выше колена и ведет мучительно-медленно до края футболки. От моей откровенной ласки она будто каменеет.

— Пора тебя наказать…

— Н-не надо, — вырывается из ее шикарных губ молящий всхлип. Только загвоздка вот в чем: о чем она действительно молит?

— Не надо?

Еще как надо, девочка.

Отпускаю одну ее руку и провожу нежно по щеке, костяшками пальцев задевая сухие губы, которые она неосознанно облизывает. В этот самый момент через меня проходит двести тысяч вольт.

— Я хотела позвонить отцу, — сдается. — Отпусти меня, пожалуйста.

Ее язык тела противоречит ее словам, но я не могу трахать женщину, которая мыслями не со мной. С каких пор? Черт его знает! Раньше меня это не смущало, но сейчас… Я отстраняюсь, перекатываюсь на спину и слышу ее тихое робкое:

— Спасибо.

Да уж спасибо тебе, Павлова, за синие шары!

Резко поднявшись, иду в ледяной душ, а, вернувшись, застаю ее уже спящей. По крайне мере она угомонилась на некоторое время.

* * *

Утром мы ведем себя как ни в чем не бывало. Ну, она себя так ведет, а я сопровождаю ее каждое движение коварной ухмылочкой.

Хочешь играть по-взрослому, девочка?

Тогда сперва стань ею!

Безусловно, ее это бесит. Бесит настолько, что она пыхтит и бросает в меня молнии своими глазками. Похоже, прямо сейчас она меня ненавидит или же хочет. В чем, конечно же, себе не признается, а мне-то уж и подавно. И, тем не менее, мы не собачимся, как это происходит каждые несколько минут стоит нам оказаться наедине.

Одевшись, спускаемся вниз в буфет на кофе, чтобы обсудить дела. Кислый уже забегал с утра, собственно говоря, он нас и разбудил. Эти дела абсолютно точно не касаются Павловой, но оставлять ее одну — чистой воды безумие и легкомыслие. Девчонка даст деру, прежде чем я успею закрыть дверь или крикнуть «стой!». Несмотря на то, что она притихла, нет никаких сомнений — это затишье перед бурей. И лучше пусть эта «буря» будет у меня на виду и под моим четким присмотром.

— Какие последние новости? — как только подхожу к столу, за которым сидит Леха, спрашиваю, между тем, любезно отодвигая стул Соне. Она, кто бы сомневался, фыркнув, нарочно отодвигает другой и садится, сложив в протесте руки на груди.

— Летягин согласился на встречу с тобой. Сегодня он будет тут в пять.

Это меня утешает и обнадеживает. Я не солгал вчера, сказав, что отдам Соню этому хрену Ефимову. Он не последняя шишка и что-то его слово против слова Павлова да значит. И если он даст мне гарантии моей неприкосновенности и все вернется на круги своя, примерно туда, где мы с Павловым воюем за землю, то я буду вполне себе доволен.

Бросаю косой взгляд на девчонку.

Доволен. И никак иначе!

— Отлично! Павлов на связь не выходил?

В ответ он качает отрицательно головой. Соня даже не моргает глазом. Похоже, она и не ждет, что ее папаша спохватится и начнет землю носом рыть.

Нам приносят кофе и завтрак, за мы которым обсуждаем некоторые детали встречи. Насколько мне известно, у Летягина есть компромат на Павлова, что уже само по себе находка. Этот черт заметает за собой следы подчистую. И, безусловно, он за компромат потребует что-то взамен. Летягин давно точит зуб на Павлова, это ни для кого не секрет. Он его главный конкурент, но за исключением этого они вместе начинали в девяностых.

— Лавров все-таки подключил своих ребят, — отпив кофе, ставит меня в известность Кислый. — Не думаю, что он договорился с Павловым. Скорее они спелись с Ефимовым.

Как только Леха произносит слово «Ефимов» девчонку передергивает, а после она морщится.

— Здесь нам оставаться нельзя.

И он чертовски прав! Потому что нас в любом случае засекут. По камерам, по следам, хрен его знает, но это произойдет. Еще неизвестно, что это блондинистое недоразумение отчебучило.

Будто услышав мои мысли, Соня поворачивается, и ее брови дерзко изгибаются, мол, чего надо. Усмехнувшись, качаю головой. Если Кислый и замечает наш странный немой диалог, то не придает ему значение. Некоторое время мы еще сидим, обсуждая детали встречи. Мне в любом случае нужно будет показать ему Павлову, но на самой встречи ей не место, поэтому, как только мы с Летягиным начнем обсуждать «дела» Леха с Соней отчалят сидеть в его номер.

Расплатившись за завтрак, мы расходимся по номерам. Я не упускаю из виду то, как девчонка все тщательно рассматривает, будто ища лазейку.

— Так ты мне все-таки расскажешь, что тебя связывает с Ефимовым? — спрашиваю, плюхаясь на кровать.

— Я вчера уже все сказала, — отвечает, садясь как можно дальше от меня.

Ее голос звучит неестественно ровно, а лицо выражает отвращение. Этот вопрос, как назойливая муха, что жужжит под ухом. Он не дает мне покоя. Девчонка не коварна, но что-то в этом определенно есть…

— Если расскажешь, то я может и не свяжусь с Ефимовым, — несколько игриво заявляю. Знаю, это противоречит моим вчерашним словам. По правде говоря, я просто играю…

Соня задумывается на несколько секунд, а затем упрямо отрезает:

— Нечего рассказывать.

Я разочарован, что она не ведется на эту уловку. Сам не знаю почему, но мне необходимо знать, что ее связывает с Ефимовым.

Летягин приезжает к вечеру. Все это время я занимаюсь тем, что терроризирую, шантажирую и даже прошу девчонку рассказать, но она твердит одно и тоже: «Нечего рассказывать», что подогревает мой интерес еще больше. В итоге, Павлова просто разворачивается ко мне спиной и засыпает, а я как дурак пялюсь на нее.

Мы сидим за столом в номере у Кислого, пока тот встречает Летягина. Я нервничаю, хоть и стараюсь этого не показывать. Павлова сидит напротив, но ей похоже все равно на то, что происходит вокруг. Около получаса назад я ее разбудил.

Стоит ли говорить, как она была этому «рада»?! Пожалуй, промолчу. Впрочем, стоит отдать ей должное после ночи она стала непривычно молчалива. Кажется, я нашел действенный способ укротить эту строптивицу.

— Летягин шутки с тобой шутить не будет, поэтому не дерзи. В твоих же интересах держать язык за зубами, — говорю ей, но Павлова на мои слова только фыркает. — Он точно выйдет на твоего отца, — почему-то считаю важным это сказать.

Ответить Соня не успевает. В номер заходит солидный мужчина в идеально выглаженном костюме, туфлях, что вероятно стоят целое состояние, и тонких очках на его серьезном лице. Сразу же за ним заходит охранник, что становится около двери.

Летягин бегло осматривает комнату, пока не останавливает заинтригованный взгляд на Павловой. И, черт побери, мне не нравится этот взгляд! Напряжение повисает в воздухе. Павлова явно не в своей тарелке, оттого и жмется в кресле. Кислый прокашливается, и мужчина наконец-то обращает свое внимание на меня.

— Летягин Владимир Владимирович, — протягивает руку, которую я тотчас же пожимаю.

- Демьян, — представляюсь. — Присаживайтесь, — указываю рукой на стул, но он будто не слышит моих слов. Какого черта он все время зырит на Павлову?

- А вы должно быть Софья? — делает шаг к девчонке, пристально вглядываясь в ее лицо.

- Да, — растерянно кивает головой она.

— Ты очень похожа на свою маму. Тебе говорили об этом?

— Н-нет, — неловко выжимает из себя. — Вы знали мою маму?

— Да, очень давно мы были хорошими приятелями, — добродушно произносит, присаживаясь в кресло. Павлова не скрывает своего удивления.

— Ну, хорошо, — что-то сам для себя решает Летягин, — думаю, мы можем отпустить молодую леди и не мучать ее мужскими разговорами, — подмигивает Соне.

Смекалка Кислого не подводит и уже через секунду они с Павловой удаляются. Как только дверь закрывается, маска добродушности слетает.

— Почему с подобным вопросом ты обратился именно ко мне?

Летягин не ходит вокруг да около, что мне импонирует. Я был готов к подобному вопросу, поэтому отвечаю без заминки:

— Вы начинали вместе. Знаете всю его подноготную. Он хорошо заметает следы, но у вас на него что-то должно быть.

— Это верно, — задумывается, качая головой. — Зачем тебе еще что-то на Павлова, когда у тебя его дочь?

— Проблема в том, что он не связывается со мной. Он ищет через ментов, по своим каналам, но напрямую не хочет связываться.

— Это на него похоже, — усмехается Летягин, почесывая щетину на подбородке. — Павлов никогда не поступался своим принципам.

Он замолкает, сканируя меня глазами. Будто решая достоин ли я.

— Есть у меня кое-что на Павлова. Но зачем мне делиться этим с тобой?

Вопрос на засыпку…

— Но зачем-то же вы здесь.

Летягин криво усмехается, встает и бросает:

— Ты борзый парень, но мне нравится. Я дам тебе одну вещь с одним условием. Мое имя никак не должно фигурировать. Кто-то должен поставить Павлова на место. Завтра. Адрес и время скину.

Дверь закрывается, и я устало откидываюсь на кресло. Теперь Павлову от меня не отвертится. С его дочерью у меня на руках и компроматом, он забудет и про землю и про меня, как миленький.

Глава 16

Соня

Под непроницаемым взглядом Кислого, я чувствую себя неуютно. Не знаю, куда деть свои руки, в какую сторону смотреть и как вообще себя вести. Клянусь, этот парень меня ненавидит! Будь мы в средневековье он был бы первым, кто ткнул в меня пальцем и заорал: «Ведьма!».

— Ты может, и обвела вокруг пальца Зорина, но меня не удастся, — отрезает, резко подаваясь вперед на кресле напротив меня.

От этого движения я сжимаюсь, и подобно ежику выпускаю иголки. Воздуха становится катастрофически мало. Он пугает меня до чертиков.

— Я не обводила его вокруг пальца.

— Ты морочишь ему голову, куколка, — берет мой локон волос, трет между пальцев, отчего меня начинает мутить. Если он не отойдет от меня хотя бы на метр, я на него блевану.

— Я ничего не делаю, — бормочу, отворачивая свою голову и закидывая волосы за спину, подальше от его мерзких пальцев.

— Ты что-то мутишь с Ефимовым. Я знаю. Или хочешь сказать, что он за просто так спустил на тебя несколько тысяч баксов.

— Некрасиво считать чужие деньги, — едко выплевываю.

Кто-нибудь зашейте мне рот! Почему в стрессовых ситуациях мне нужно еще больше накалить обстановку? Я что скрытая мазохистка? Или бессмертная? Очевидно, Кислый думает так же, судя по его суженным зрачкам.

— Он друг семьи. В нашем мире нормально дарить дорогие подарки. Это подарок на Новый Год. Ничего особенного.

Я вновь вешаю эту лапшу на уши.

— Друг семьи? — с усмешкой кидает, глядя на меня исподлобья. — С которым ты трахаешься?

Вот теперь он точно выбивает почву из-под моих ног. Это не совсем то, но близко… Очень близко.

— Я ни с кем не трахаюсь!

— Расскажи это своему папочке, — изгибаются его губы в кривой усмешке. Самодовольный сукин сын!

Поборов в себе желание разбить о его тупую башку вазу, стоящую неподалеку от меня, даю себе обещание молчать. Что я не скажу так или иначе будет трактовано против меня. И абсолютно неважно, что на самом деле я не знаю где хуже: дома или здесь.

Почему же я тогда так рьяно рвалась домой? Потому что там хотя бы обстановка была знакомая. И да своими скандалами, провокациями и хитростью я надеялась отвоевать свою свободу.

Кислый все еще пытается «вывести меня на чистую воду», но я абстрагируюсь от этого назойливого мерзавца. Мыслями возвращаюсь к мужчине, что по стечению обстоятельств когда-то давным-давно был приятелем моей матери.

Мама.

На это слово у меня запрет. Я запретила возвращаться себе к этому. Запретила думать, а что «если бы», потому что это съедало меня живьем. Моя мать умерла, когда мне было три года. Ее сбила машина. Насмерть. Несчастный случай, хоть с возрастом я стала в этом сомневаться. Стала сомневаться, потому что отец о ней мало говорил. Как будто ее и не было вовсе. Словно я родилась от святого духа или меня нашли в капусте. Всего несколько потертых фотографий и украшений — все, что от нее осталось.

Сам отец толком и не рассказал, что случилось. Эту ответственность он предоставил психологам, которые объяснили мне в шесть лет перед школой, что такое в жизни случается, что у некоторых детей нет мамы. Конечно же, я спрашивала у отца, когда подросла, но он ограничился несколькими скупыми фразами: авария, несчастный случай, врачи ничего не успели сделать.

Я ее практически не помнила, а то, что помнила — было смазанными картинками. Однако, глядя на фотографии, с уверенностью могла заявить — у меня ее глаза. Такие же большие, любопытные и зеленые. Этот мужчина кто бы он ни был, знал мою мать. Сможет ли он рассказать мне о ней больше или не стоит надеяться на того, кто сотрудничает с моими похитителями?! «Приятелями» тоже можно быть разными, знаете-ли.

Делаю в голове пометку, вернувшись, проесть плешь отцу с этим вопросом. Хоть психологи и достаточно промыли мне мозги, чтобы я смирилась с ее смертью, порой мне хотелось из кожи вон вылезть, чтобы узнать хоть что-нибудь о ней.

Любила ли она зиму или больше лето, как я? Ей больше нравились утонченные платья или удобные штаны? И, в конце концов, была ли она настолько бесчувственна как отец, чтобы отдать свою дочь замуж за старика? Я ничего о ней не знала, но мне хотелось верить, что нет. Не отдала бы.

Дверь хлопает, возвращая меня в реальность. Демьян заходит в номер, качает головой и произносит:

— Все получилось. Он согласен.

Я чувствую облегчение от его слов. Значит, есть шанс, что он договорится сразу с отцом, а не с Ефимовым.

Казалось бы, какая разница кому меня отдадут отцу или моему «жениху»? В любом случае окажусь дома. Что ж, могу заверить, что есть разница. Есть чертова большая разница! Если я попаду в руки непосредственно к Ефимову, то отец заявит, мол, он меня спас, на вес золота женишок-то! Мчался на всех парах, рисковал, разыскивая невесту. Боюсь в таком случае, мне придется податься в бега еще раз, но уже по своей воле. И желательно туда, где меня не найдут.

— Завтра он скинет адрес и время, но, думаю, в город нужно выдвигаться сейчас.

Город? Какой город? Мы едем домой? Слава всем святым!

— Через полчаса тогда встречаемся возле тачек.

— Пошли, — командует мне Демьян, а затем выходит. Кто бы знал, как я устала от этих бесконечных дорог, но меня никто и не спрашивает.

Встав, выхожу за дверь, игнорируя брошенную фразу мне вслед:

— Я все узнаю!

* * *

Мы не едем домой. Черта с два! В город, в который мы въезжаем, совсем не похож на тот, в котором я живу. Он больше. Гораздо больше. Предполагаю, мы в соседней области в одном из самых больших мегаполисов страны.

Превосходно! Искать меня в таком городе, что иголку в стоге сена. И Демьян об этом отлично знает.

Мы лавируем по дорогам не менее сорока минут, пока не останавливаемся около высотки. Без понятия, что это за место, но оно близко к тому чему я привыкла. Не менее пятнадцати этажей и охраняемая территория.

Не в силах поверить собственным глазам зажмуриваюсь, но, открыв их, по-прежнему вижу высотку.

Господи Боже, у меня не глюки! Цивилизация!

Демьян спокойно минует охрану, заезжает во двор, паркуется и глушит машину.

— Устала?

Глупый вопрос. Устала ли я скитаться? О, еще как!

Когда я фыркаю, Демьян закатывает глаза. Не складывается у нас диалог, что тут сказать… За все время дороги мы едва обменялись несколькими фразами. В частности я потребовала у него объяснений, но Зорин (теперь я знаю его фамилию) велел мне цитирую: «Не совать свой нос не в свое дело!».

— Где мы? — интересуюсь, когда мы идем к входу парадной.

— В надежном месте, — уклончиво отвечает, открывая дверь.

Зайдя, мы поднимаемся на лифте, а затем выходим и останавливаемся у двери. Демьяну в этот же момент звонят.

— Слушаю, — отвечает, открывая дверь и пропуская меня вперед.

Уже не сопротивляясь, потому что занятие это бесполезное и мне самую малость любопытно, я захожу. Свет щелкает, озаряя светом коридор. Напротив нас зеркальный шкаф и две двери. Сам коридор ведет вглубь. Вероятно, в гостиную. В воздухе витает характерный запах все нового и немного отдает краской. Вероятно, здесь недавно сделали ремонт.

— Захвати с собой еды на вынос.

Словно в одобрение мой желудок урчит. Да, я определенно голодна. Настолько голодна, что даже доширак мне сейчас кажется деликатесом.

— Жду, — Демьян отключается, затем разувается, и я следую его примеру. — Заходи, — подталкивает меня в спину.

— Где мы? — вновь пытаю удачу. Ну, а вдруг?

Мы проходим вглубь. Демьян включает свет и, я понимаю, что стою посреди большой гостиной. Посередине стоит диван, напротив которого телевизор размером в маленькую машину, дальше идут стеклянные двери, что, похоже, ведут в кухню. Зорин проходится по комнате, после чего плюхается на диван, вытягивая ноги.

— Мы у меня дома, — я уже и не думала, что он ответит. Кажется, я словила удачу за хвост.

Осторожно крадусь, осматриваясь по сторонам. Если это его квартира, то вынуждена признать: у этого парня имеется вкус. Я и сама давно мечтала об укромном уголке, но у отца всегда был на все один ответ — муж купит.

— Не боишься, что нас здесь найдут?

— По-твоему я идиот?! — вскидывает бровь, покосившись на меня. — Она не записана пока на меня. Это самое безопасное место.

Вздохнув, сажусь в кресло. Провожу рукой по совсем новой коже. Теперь я действительно осознаю, что он сын бандита. Иначе… На какие шиши он заработал себе на квартиру? Был лучшим работником месяца в Макдональдсе? Очень сомневаюсь, что там настолько большие премии. По крайне мере не слышала, что ее выдают золотыми слитками.

— Ясно, — отвечаю, просто потому что не знаю что сказать.

Мы столько времени провели вместе. Пусть и не по собственной воле, а мне каждый раз, когда не хотелось убить этого парня, становилось неловко. Я бы не назвала себя закомплексованной. Отнюдь. Однако большинство парней, с которыми я общалась, были, мягко говоря, не особо умными. Ладно, они были тупицами. Гормоны затмили им их и без того крошечный мозг. Глупые приколы и банальные шутки. Но Зорин… Зорин будто перерос этот возраст, хоть и не был особо старше меня. На год другой — не больше.

— В прошлом году я здесь закончил Юридический, — совершенно неожиданно слетает с его губ.

— Ты юрист?

Поднимите мою челюсть с пола!

— А что не похож? — сверкает своей редкой задорной улыбкой.

— Не очень, если честно. Учитывая, все события.

Я скорее поверю тому, что он занимается вымогательством. Или мне хотелось в том себя убедить…

— Тогда ты должен знать, сколько тебе светит за похищение? — не удерживаюсь от шпильки в его сторону.

Веселье Демьяна испаряется. Медленно моргнув, он корчит раздраженную мину и бурчит:

— Почему тебе все нужно свести к похищению?

— Потому что это так.

— Твой отец вынудил меня. Я бы ни за что в жизни по собственной воле с такой истеричкой не связался! — повышает тон. Теперь все становится на свои места.

— Это все из-за твоего отца, а не моего! Мой всего лишь хотел защитить свою дочь!

— Тогда где же он?! Мои губы начинают дрожать, отчего я их поджимаю.

Мне надоело рыдать, но это невыносимо чувствовать себя ненужной. Брошенной. Родители Вари устроили бы переполох — пропади их дочь. Ее бы отец взял дробовик и отстрелил бы яйца всем, кто посмел прикоснуться к его дочурке. Так же как и остальные нормальные родители. Но ключевое слово здесь «нормальные».

— Послушай, — проводит Демьян рукой по своим волосам, а голос у него уже не рассерженный, а раскаивающийся. — Я не хотел ничего такого сказать. Просто ты…

— Да я, — собрав остатки своего достоинства и мужества, изрекаю, — да я такая. Может мне бы и самой хотелось, чтобы мой отец не сидел, сложа руки. Чтобы не ждал, пока его люди найдут меня, а сделал это сам. Я не виновата в том, что он не шевелится.

— Я и не говорил, что ты виновата, — мягко протестует Демьян. Чертыхается себе под нос и двигается ближе ко мне. Он мечется будто загнанный в угол зверь, не зная что делать своими руками. Они то тянутся к моей голове, то к рукам, но в итоге опускаются на подлокотники кресла. — Ты ни в чем не виновата, — глаза в глаза, отрезает. — Соня, я просто не хочу быть козлом отпущения в этой войне между нашими отцами. Я не хочу, чтобы «Шафран» достался твоему отцу, — нехотя признается.

Я думала, что меня уже нечем удивить, но ошибалась. Прямо сейчас я нахожусь в шоке.

— При чем тут «Шафран»?

Зорин трет свое лицо. Он хочет ответить, но в дверь звонят. Демьян облегченно вздыхает, словно его спасли и тут же отстраняется, а после топает открывать дверь.

Я сижу в кресле, а Демьян с Лешей на диване. На журнальном столике пицца и куча вредной еды, которую я с радостью поглощаю. Время от времени я натыкаюсь на колючий взгляд Леши и задумчивый Демьяна. Они не разговаривают о делах, но между собой перебрасываются фразами.

— Прошлая квартирка мне больше нравилась, — гадко ухмыльнувшись, многозначительно поигрывает бровями Кислый.

— Еще бы, — усмехается Зорин, — мой диван протерся от того количества телок, которых ты на нем трахнул.

Я давлюсь куском пиццы от столь откровенных подробностей. Матерь Божья, ему кто-то дает? Кто эти слабоумные женщины?

Схватив со столика банку колы, жадно пью и пицца, что встала у меня в горле, проталкивается в желудок.

— Это был счастливый диван, — хмыкает, ни разу не смутившись, Кислый.

Пицца лезет наружу, как только в моем извращенном сознании появляются картинки старого потрепанного дивана, девушки и нависшего над ней Леху. Брр, жуть!

— И чья бы корова мычала! — шутливо восклицает. — Тоже мне монах нашелся.

Хмм, интересненько…

Демьян скромно пожимает плечами, но я-то вижу, что в его глазах пляшут чертики. Мужчины, что с них взять… Они и пятьдесят будут обсуждать свои похождения и гордится тем, что имели все что двигалось. Хотя на самом деле им стоило бы гордится тем, что они не заразились гонореей или еще чем похлеще…

Они еще некоторое время обсуждают свои студенческие годы, что в ходе их разговора как я поняла, не так давно закончились. Парни выпустились летом. Следовательно, чуть больше полугода тому назад. И, похоже, в этом городе.

Леша больше не замечает меня. Или делает вид. Откровенно говоря, мне плевать. Один раз он пытался втянуть меня в очередную перепалку, когда Демьян отлучился, но ему не удалось. Более того, вернувшись, Демьян осадил его. Собственно, с тех пор он ко мне и не лез.

Кажется, они трепаться целую вечность. Я зеваю, вслушиваясь в очередную нелепую историю их попойки. Кажется, кто-то купался в фонтане, а еще кто-то так надрался, что утром оказался в борделе. Борделе, где одни трансвеститы. И этому кому-то пришлось почти голышом бежать через пол-улицы. Забавная история, думаю я, закрывая глаза и погружаясь в сон.

Я просыпаюсь от легкого толчка. Нахмурив физиономию, сонно моргаю.

Зорин нависает надо мной. Голый. Вот теперь сна, как и не бывало.

Протираю глаза и опускаю их ниже. Фух. В полотенце.

— Разочарована? — издевательски-сексуально выгибает бровь.

Я невнятно бормочу себе под нос что-то вроде: «Отвали» и «Ничего особенного».

— Ну да, — ни капли не верит моим словам. — Иди в душ и ложись спать.

Демьян разворачивается, а затем заходит в комнату, на которую я прежде не обратила внимания. Должно быть, его комната. Привстав, разминаю затекшую шею. Кислого уже нет, что к лучшему. Терпеть его общество выше моих сил.

Встав на нетвердых ногах, плетусь в душ. Что ж, это не мое джакузи, но тоже недурно. Темное мутное стекло, что отделяет зону душевой кабины от ванной комнаты. Сушилка, длинная раковина, огромное зеркало на пол стены и несколько полотенец на крючках. Довольно просторно.

Сняв с себя одежду, первое время боюсь на себя смотреть, но все же поворачиваюсь лицом к зеркалу.

Я сдала. Мое тело покрыто несколькими синяками. Скорее всего, оставшихся от тех типов, что затаскивали меня в машину. На боку длинный порез, который бы не мешало обработать, а кожа бледная, как у мертвеца.

Поморщившись, иду в душ. Теплая вода помогает мне расслабиться. Мужской гель для душа потрясающе пахнет, а шампунь получше тех, что были в отеле. Когда я выхожу из душа, я чувствую себя посвежевшей. Кручусь у зеркала, рассматривая со всех сторон, и уже не кажусь себе страхолюдиной. Грудь, конечно, совсем пропала.

Руками хватаю свои сиськи сжимая. Подтягиваю выше, как бы пытаясь воссоздать эффект размера. Собственно, я так озадачена своим похудевшим телом, что не сразу слышу, как открывается дверь. Я еще несколько раз приподнимаю и опускаю свои груди, и только потом застываю, замечая в зеркале отражение ошарашенного парня.

— Какого хрена? — воплю, прикрываясь.

О.Господи.Боже.Мой.

— Выйди! — ору, когда Демьян не двигается с места.

Он с жадностью шарит своими бесстыжими глазами по моему телу, пока не натыкается на порез.

— Обработать нужно, — хрипло бросает, затем спокойно вешает футболку на крючок, поворачивается и выходит.

Глава 17

Демьян

Черт! Черт! Черт!

Говорила мне мама: «Стучаться нужно!», а я дурень не слушал. Не то чтобы мне не понравилось, то, что я увидел. Понравилось! Да так, что теперь мои штаны оттопыриваются. Маленький засранец стоит по стойке смирно.

Какие там есть способы снять напряжение?

Точно! Дыхательная гимнастика!

Вдох-выдох… Вдох-выдох…

Нихрена не помогает!

Приняв упор лежа, я начинаю отжиматься. Я делаю почти сотню отжимов, прежде чем до меня доносится хлопок двери ванной. Я слышу, как Соня на цыпочках крадется и останавливается в нерешительности позади меня.

Сделав последний отжим, встаю и разворачиваюсь к ней всем корпусом. На моем лбу выступила испарина, а руки болят и дрожат, но ублюдок никак не угомонится. Павлова красная как рак переминается с ноги на ногу, оттягивая ту футболку, что я ей принес. Она доходит ей до середины бедра и мне отлично видны ее ровные превосходные ноги. Соня глядит куда угодно, только не на меня. Кажется, я здорово смутил девчонку.

— Павлова, прекрати краснеть, — потому что меня это заводит, добавляю про себя. — У тебя нет ничего такого, что я не видел раньше.

Она фыркает, дергает плечами и поднимает на меня свои разъяренные глаза.

— Это не повод вламываться ко мне в ванную!

— Окстись, девочка, — непринужденно хмыкаю, — я думал, что ты еще в душе.

Это правда. Я действительно так думал.

— Где мне спать? — складывает руки на груди, отчего в паху тянет.

Черт!

— Иди в комнату, — указываю рукой на приоткрытую дверь.

Павлова разворачивается ко мне спиной, и мои глаза сами опускаются на ее задницу.

Футболка все скрывает, но мое воображение уже разыгралось, поэтому из моего рта вырывается сдавленный стон.

Душ!

Мне срочно нужен ледяной душ!

Душ, как и вчера, помогает. На некоторое время, потому что голод внутри меня слишком силен.

Зайдя в комнату, вижу спящую девчонку. Ее нога закинута на одеяло, отчего футболка задралась…. Мда, один душ мне тут не поможет.

Раздраженно откинув одеяло, ложусь на кровать. Я долго ворочаюсь, проклинаю Павлову и ее формы, за то, что она безмятежно спит, пока я мучаюсь, но, в конце концов, сморенный сегодняшним днем, засыпаю.

* * *

«19:00. Ресторан «Министериум». Возьми девчонку с собой».

Эту смс я получил утром от Летягина. Меня не удивил такой выбор ресторана, хотя бы потому что это его заведение. Это его территория, куда посторонние не сунутся.

Час назад я дал задание Кислому: найти девчонки приличные вещи. «Министериум» заведение люкс класса. Туда не ходят опрокинуть пару бокальчиков пиваса, посмотреть футбол или просто потусить. В этом месте заключаются сделки, собирается вся «богема» города, приходят удивить любовниц изысканными блюдами и коллекционным вином. Заявиться туда в драных джинсах считалось бы осквернением такого места. Собственно говоря, поэтому Леха и отправился в торговый центр за шмотками.

— Что насчет этого? — показываю фото очередного платья, которое прислал мне Кислый.

Она морщит носик и качает головой.

Опять не то! Это должно быть уже десятое платье по счету и ей ничего не нравится. Я уже начинаю жалеть, что вообще предоставил ей выбор. Не знаю с чего вдруг, но я предложил ей выбрать самой. Пусть и таким неординарным способом.

«Нет» — пишу Лехе, на что он в ответ присылает мне смайл среднего пальца. — Чем тебе это не подошло? Как по мне так вполне ничего…

Все благопристойно. Длинное платье с закрытыми рукавами и воротником. То, что нужно!

— Я в ресторан иду, а не в церковь.

На телефон поступает очередное смс. Открыв его, смотрю. Красное, короткое с вырезом едва ли не до колен.

Не дав заглянуть Павловой, строчу категоричное: «НЕТ!».

— Что там?

— Ничего, — прячу я телефон.

Еще некоторое время  мы выбираем платье, и в итоге приходим к решению. Черное, средней длины на одно плечо. Изящное и не кричащее. Кроме того, Лехе приходится купить еще кое-что из косметики, колготки, белье (что, полагаю, было для него самой приятной частью) и туфли. Это хорошенько бьет по моему карману, но я никогда не был скуп на подарки женщинам.

Хам? Да. Наглец? Да. Но я определенно точно не жмот.

Когда приезжает Леха, нагруженный пакетами, Павлова хватает все свое добро и уходит в комнату собираться.

— Чтоб я еще раз согласился на твои авантюры, — бурчит он, кривя физиономию.

Усмехнувшись, топаю к небольшой гардеробной, что находится за зеркальным шкафом в коридоре. В этой квартире все мои вещи. Перед отъездом я переехал, но документы не успел оформить. «Шафран» требовал моего немедленного присутствия. Собственно говоря, поэтому мне пришлось все бросить и уехать. Планировалось, что я приеду и все доделаю в ближайшие сроки, но теперь ничего не известно.

Я не поклонник костюмов. Впрочем, как и классической одежды, но кое-что у меня имеется. Темные джинсы, белая рубашка и черный пиджак с кожаными вставками на локтях. В самый раз…

— Павлова! — кричу, в который раз бросая взгляд на свои часы.

Время поджимает, а она все прихорашивается.

— Сейчас иду!

Говорят, самые медленные существа на планете улитки, но мне кажется это собирающееся женщины. За это время можно сделать пластическую операцию не то, что навести марафет и напялить кусок ткани.

Раздраженный иду к выходу. Кислый уже ждет внизу, потому что двадцать минут назад Павлова сказала: «Одну минуточку!».

Надеваю ботинки и только сейчас вспоминаю, что у Сони нет верхней одежды.

— Я все.

Дернувшись, поворачиваюсь и остолбеневаю.

Она превосходна. Похоже, я проглотил свой язык, потому что не могу произнести ничего внятного. Волосы обрамляют ее кукольное личико с невероятно длинными ресницами. Губы выглядят до того сочными, что я готов прямо сейчас на них набросится, как одичавший.

— Ну как? — крутится она на каблуках, демонстрируя себя.

— Отлично, — хрипло выдавливаю. Возможно, нам стоит остаться дома. Нужно было брать то закрытое платье.

Сняв пиджак, накидываю на Павлову, говоря:

— На улице холодно, а мы не купили пальто.

Конечно, это лишь для того чтобы она не замерзла и не заболела, а не для того чтобы скрыть ее оголенное плечо, что меня дразнит. Никогда мне не было дела до женских плечей, но сейчас оно как магнит притягивает мои глаза.

Выйдя из квартиры, мы спускаемся на лифте, а после выходим на улицу, где нам сигналит злой как черт Леха. Павлова на это фыркает. Сев в машину, мы наконец-то выезжаем. Ехать недолго. Двадцать минут. И все эти минуты я заставляю переключиться свой мозг на дорогу, а не на девушку, сидящую рядом. Мне нравится, как на ней выглядит мой пиджак, да и футболки тоже. Есть в этом что-то сексуальное…

Припарковавшись, я выхожу первым, чтобы затем открыть дверь Соне и подать ей руку. К моему удивлению, она не агриться, а спокойно вкладывает свою маленькую ладошку.

Она такая хрупкая и маленькая, что если я ее сожму, то она наверняка сломается. И, тем не менее, мне нравится, как ее нежная кожа касается моей загрубевшей. Наверное, поэтому не отпускаю ее руку до самого входа в ресторан. На секунду оборачиваюсь, чтобы встретиться глазами с Кислым.

Он будет ждать нас в машине. Леха кивает и приподнимает телефон, мол, на связи.

Швейцар тем временем открывает нам дверь, и мы проходим заходим. Проходим несколько шагов и останавливаемся, чтобы сдать верхнюю одежду гардеробщице.

— Ты же помнишь правила? — шепчу Павловой, снимая куртку и передавая женщине.

— Ты это называешь правилами? — хмыкает. — По-моему это приказы.

Я молча сверлю ее глазами, не обращая внимания на женщину, что настойчиво пытается всунуть мне номерок.

— Да, помню, — цедит сквозь зубы. — Быть послушной собачкой, и не тявкать пока не разрешит хозяин.

— Отлично, — беспристрастно отрезаю и забираю номерок.

Не успеваем мы сделать и шагу, как к нам тотчас же подбегает хостес.

— Добрый вечер! У вас столик заказан или…

— Да, заказан, — киваю головой. Вот, это я понимаю сервис. Чтобы в «Шафране» так работали, а не ныкались по углам и ходили каждые пять минут смалить. — Нас ожидает господин Летягин.

— Я вас провожу.

Девушка на каблуках словно парит, хотя я полагаю это не так легко, когда целый день на ногах. Ее походка мягкая, манящая, а задница, что скрывается под черной строгой юбкой упругая и покачивается туда-сюда, туда-сюда…

Грубый тычок под ребра отвлекает меня. Смотрю на Павлову, но она делает вид, будто ни при чем, осматриваясь по сторонам.

Здесь есть на что посмотреть. Живая музыка, хрустальные люстры, замысловатая лепка на стенах и картины.

— Присаживайтесь, господин Летягин сейчас подойдет, — подойдя к столику объявляет хостес, а после убегает встречать очередных гостей.

Как только моя задница касается стула, я слышу позади себя знакомый писклявый голос:

— Демьян!

Дерьмо!

Глава 18

Соня

Девушка на высоких каблуках мчит к нам через весь зал, чтобы затем повиснуть на шее Демьяна.

— Дема-а, — тянет писклявым голосом она и оставляет на его щеке смачный поцелуй.

— Карина, — удивленно выдыхает и, натянуто улыбнувшись, поворачивается к ней лицом.

Прищурившись, окидываю ее оценивающим взором с головы до пят.

Хороша. Не так как я, конечно… Но вполне себе ничего. Стоячая грудь третьего размера, что кокетливо выглядывает из выреза серебристого платья, плавные формы, слегка кривоватые ноги и большая задница. Эдакая русская копия Ким Кардашьян. Неужели такие в его вкусе?

— Я не видела тебя с самого выпуска, — откидывает эта Карина волосы за спину и наконец-то убирает свои грабли с шеи Зорина.

— Кажется так, — ухмыляется, словно что-то вспомнив. Что-то крайне неприличное!

Они обмениваются такими понимающими улыбками, которые понятны только им двоим. Очевидно, между ними что-то было. От этого неприятно сосет под ложечкой. Стискиваю руки в кулаки, чтобы не сорваться и не вытереть этой шваброй пол.

Зорин нас представлять не собирается. Он, похоже, слишком увлечен буферами своей подружки, а та совсем не против построить ему глазки. В общем-то, думаю, она была бы даже не против быть хорошенько отодранной в кабинке туалета.

— Я скучала, — ее голос звучит на тон ниже, будто прелюдия к чему-то большему. Эти уловки я видела тысячу раз. Фроловой нет в них равных. И хоть эта Карина не плоха, но Демьян не ведется.

Трет шею, косится на часы, а после изрекает:

— Как подготовка к свадьбе?

Если вы только что услышали громкий стук, то знайте это стук моей челюсти. Она, мать вашу, собирается замуж? Судя по ее перекошенной физиономии, еще как собирается.

— В следующую пятницу, — не слишком воодушевленно произносит. — А ты жениться, не надумал? — искоса поглядывая на меня, бросает.

Все-таки, я не невидимка…

— Не-а.

Наступает неловкая пауза. Девушка переминается с ноги на ногу, теребит помолвочное кольцо на пальце, и, вздохнув, указывает рукой на столик:

— Если что рада буду с тобой пообщаться. Приятно было увидеться, Дема, — наклонившись, она оставляет еще один поцелуй на его щеке, отчего мне хочется стукнуть ее башкой об стол. И его тоже. Какого черта он ей позволяет?!

Карина разворачивается и не спеша уходит, соблазнительно покачивая бедрами. Демьян проигнорировал ее предложение. Дважды. От того на душе становится теплее, несмотря на то что смойся он с ней у меня бы выдался отличный шанс слинять.

— У вас что-то было? — ляпаю, прежде чем успеваю себя остановить.

— Типа того, — кивает головой. — А что, принцесса, ты ревнуешь?

Я ревную? Его? Пфф! Вот еще!

— Тебя что ли?

— Меня что ли…

— Мечтай!

Фыркнув, я упираюсь глазами в стол, чтобы не видеть самодовольную харю Зорина.

Фантазер! Это ж надо было до такого додуматься! Я и его ревную. Да скорее Фролова остепенится, чем я начну его ревновать!

И, тем не менее, меня бесит, что все то время пока мы ждем Летягина эта курица, то и дело оборачивается на Демьяна, а тот в свою очередь на нее.

«Я все еще здесь, придурок!» — хочется мне крикнуть во все горло и заехать своим каблуком по его лицу.

Наконец-то спустя девять минут двадцать две секунды (да-да, я считала) к нам подходит Летягин. Пожимает руку Демьяну, целует мою ладонь, а затем присаживается.

— Замечательно выглядишь, Софья, — делает комплимент.

— Соня, — поправляю его, на что он качает головой.

— Твоя мама всегда тебя называла только Соней. Тебя назвали в честь прабабушки. Ты знала?

Черта с два я что-то знала! Я даже бабушку и дедушку по маминой линии никогда не видела. Ведь папа говорил, что мама круглая сирота…

Я в замешательстве и все что могу выдавить из себя это:

— Не знала.

— Будешь знать, — задорно подмигивает мужчина, на что я сконфуженно ему улыбаюсь.

Чем дальше в лес, однако. Что же еще мой папенька мне не рассказал?

Летягин переключается на Демьяна. Задает дежурные вопросы, мол, как ресторан и все в таком духе.

— Надеюсь, Соня, ты не вегетарианка? У нас подают изумительного цыпленка табака. Шефа из самой столицы переманил к нам.

— Нет, я ем мясо.

— Вот и отлично, а-то сейчас молодежь как с ума посходили. Диеты, здоровое питание, сыроеды какие-то… Чего только не придумают.

Вне всяких сомнений Летягин мужчина, который умеет расположить к себе. Иначе как так получается, что я сижу здесь как бы не по своей воле, но не чувствую давления. Возможно, поэтому, когда нам уже подают блюда, я набираюсь храбрости и задаю вопрос:

— Откуда вы знали мою маму?

Он усмехается, но ни капли не удивлен, будто ждал этого вопроса.

— Мы учились в одной группе. Все мы. Твой отец, твоя мама и я. Мы с твоим отцом сразу подружились. В первый же день нас выгнали с пары, а твоя мама опоздала на нее и ее не пустили. Так и познакомились. Стали ухлестывать за ней. Да что там мы! У твоей мамы женихов было хоть отбавляй! На любой вкус и цвет. Но она, конечно, кроме твоего отца никого не видела. Сперва я немного горевал, но потерять ее не хотел, поэтому согласился быть ей просто другом. Тем более, мы с твоим отцом уже начали бизнес налаживать.

— А почему тогда вы перестали дружить с папой, если были такими хорошими друзьями?

Мужчина поправляет свои очки, и, грустно улыбнувшись, отвечает:

— Это, Соня, тебе должен рассказать он. У меня еще так много вопросов.

Мне хочется узнавать и узнавать о женщине, которая меня родила, о женщине, которая меня любила, однако Летягин встает, комкает салфетку и уже деловым тоном бросает Демьяну

: — Пошли, — затем поворачивается ко мне, целует ладонь. — Приятно было познакомиться с тобой Соня. Надеюсь, еще увидимся.

Они уходят, и как только заворачивают за угол, ко мне словно невзначай пристраивается охранник. Не то чтобы, он стоял надо мной. Нет. Но он сидит за соседним столом и сверлит меня глазами.

Вздохнув от досады, прокручиваю наш разговор в голове. Конечно, я знала, что отец с мамой познакомились в университете, но странно, что я ничего не слышала о Летягине. По словам отца, ему просто повезло в то время. Подвернулся шанс раскрутиться, и он его использовал. Больше он мне не рассказал. Впрочем, и я не спрашивала.

Страдать одиночеством мне долго не приходится. До меня доносится стук каблуков о кафель, и я даже не поворачиваю голову, чтобы посмотреть на ту кто направляется ко мне. Я итак знаю. Спустя несколькомгновений Карина присваивается аккурат напротив меня.

— Чем обязана? — изгибаю стервозно бровь.

Возможно, я сейчас не в лучшей форме. Не в платье от «Шанель» как она и не в туфлях «Джимми Чу», кстати прошлогодней коллекции. Однако я кручусь с детства с такими богатыми сучками, так что яда мне не занимать. К тому же она подошла явно не любезничать. С таким акульим оскалом не любезничают.

— Моя дорогая, сбавь свой тон, — уж больно приторно звучит её голос.

Молча пялюсь на нее, ожидая продолжения.

— Я пришла с миром, — извергает ложь. — Хочу тебе помочь, так сказать…

— Похоже, что я нуждаюсь в помощи? — усмехаюсь.

В общем-то, я в ней нуждаюсь, но зачем ей об этом знать, верно?!

— Пока что нет, — пропускает мою колкость мимо ушей. — Хочу дать тебе совет…

— То помощь, то совет — да мне сегодня везет!

Раздраженно она сверкает своими глазенками и почти шипит, точно кобра перед нападением.

— Беги от этого мальчика он разобьет тебе сердце. У него таких как ты на каждый день недели.

— Ага, я вторник.

— Сегодня четверг, — бормочет она.

— Да? — притворно удивляюсь я. — У четверга сегодня выходной. Я за неё.

Кажется, у этой советчицы дергается глаз.

— Спасибо за совет, — нахально подмигиваю. — Я учту.

Пыхтя она встаёт. Отбрасывает свою гриву, едва не задевая меня и гордо удаляется. Тоже мне советчица. Да и я хороша! Какого лешего я начала ей дерзить? Мне же абсолютно все равно на Зорина. Абсолютно.

Глава 19

Демьян

Когда я возвращаюсь к Соне — на ней нет лица. Насупив брови и скривив губки, она сидит, сложа руки на груди.

Я получил, что хотел. В моей руке папка с давними документами. Не копиями, а оригиналами. Что в них мне ещё предстоит разобраться, ну, а пока я смотрю на эту недовольную моську и пытаюсь понять, что же на сей раз не так.

Отчего-то её глаза смотрят слишком пристально, так словно норовят меня испепелить. Оборачиваюсь в недоумении по сторонам, пока не натыкаюсь на Светку.

Что-то мне подсказывает, что без неё не обошлось. Переспать с ней было ошибкой. Во-первых, она почти замужняя женщина, а, во-вторых, была ревнивицей и собственницей. Ещё в универе она отшивала от меня всех, кто был со мной в каких-либо отношениях. Не то чтобы у меня были какие-то отношения исключительно кроме перепихов, но ей было все равно.

— Нам пора, — киваю головой на выход.

Павлова встаёт, распрямляет плечи, а после делает то, чего я совершенно не ожидаю. Кладет свои руки мне на плечи, нежно проводит по ним, словно стряхивая невидимые пылинки, а после берет меня за руку и тянет к выходу. Не знаю, чем я больше ошарашен её поведением или дрожью, что меня пробивает.

Возможно, прозвучит слишком по-девчачьи, но у меня начали подкашиваться колени.

Черт! Я в дерьме!

Когда мы проходим мимо Светки, Соня самодовольно ей улыбается и машет пальчиками, а после мы выходим в гардеробную.

— Что она тебе сказала? — интересуюсь, отдавая номерок гардеробщице, а после стаскиваю с себя пиджак, чтобы накинуть на плечи Павловой.

— Ничего особенного, — бормочет, пряча взгляд.

Ее поведение не похоже на «ничего особенного». Меня буквально раздирает любопытство, а может и раздраженность.

Меня никогда не парило, что Светка отгоняет от меня баб. Скорее мне это было даже на руку. Меньше мороки, но сейчас… Сейчас мне хочется вернуться и потребовать, чтобы она забрала все свои слова обратно.

Выйдя, Павлова стремительно мчит к машине, но я хватаю её за локоть, и разворачиваю к себе.

— Что она тебе сказала?

Соня дёргается, вырывает руку и шипит, точно кошка перед нападением. Мне кажется, её волосы даже дыбом встали.

— Сказала, что ты тот ещё Дон Жуан.

Собственно это я и предполагал. Провожу рукой по лицу, понимая, что мне нечего на это ответить. Потому что отчасти так и есть. И… Какого черта мы вообще стоим посреди дороги и выясняем отношения как та парочка? В конце концов, мы друг другу никто.

До Сони доходит быстрее вся странность ситуации, поэтому развернувшись, она, подходит к машине. Нажимаю на сигнализацию, затем вмиг подскакиваю к ней и открываю дверь. Она, кто бы сомневался, на это фыркает.

Леха сигналит мне, а после присылает смс.

«Всё в порядке?»

«Да. Документы у нас.»

«Поехали тогда быстрей. Нельзя долго светиться.»

Кислый прав. Пора сваливать. Сев в тачку, мы отъезжаем. Мы приезжаем половину пути, прежде чем я снова слышу голос Павловой.

— Она сказала, что у тебя девушка на каждый день недели.

Ну, это, безусловно, преувеличение. Хотя бы, потому что девушки у меня не было ни одной, а вот телок с кем я спал достаточно. Но чтобы прям на каждый день недели? Глупость. К тому же чего лукавить… Мне удобно было найти одну и зажигать с ней несколько раз.

— Ага, понедельник, вторник, среда — так я их называл, — весело подмигиваю.

Соня скрывает свою улыбку, но я-то замечаю, как подрагивают ее губы.

— Что?

— Ничего, — поджимает губы сильнее.

— Говори, — настаиваю.

— Я сказала, что я за вторник, — бормочет.

Меня пробирает гогот. Твою дивизию! Она действительно так сказала?

— Ты же в курсе, что сегодня четверг? — немного успокоившись, говорю. — Ага, я сказала, что у четверга выходной. Я за неё, — невозмутимо кидаю.

В следующий миг мы взрываемся диким хохотом. Клянусь, это девчонка остра на язык, как сама бритва. Так уделать Светку! Мы смеёмся пока на глазах не выступают слезы, затем переглядываемся и моё сердце екает. Сглотнув, я быстро отворачиваюсь, и в этот же момент какой-то олень меня подрезает.

— Какого хрена! — рявкаю, выравнивая руль.

Джип что нас подрезал уже гонит впереди.

— Дятел, — шиплю.

Мы проезжает ещё сто метров, прежде чем нас подрезают уже с другой стороны. Совпадением, это не назвать. Джип точно такой же марки.

Мы в дерьме!

— Пристегнись, — отрезаю, смотря в зеркала.

Пока сзади никого нет, но я уверен, что скоро появится.

«Нас пасут.» — приходит смс от Кислого.

«Поворачивай на Ленском спуске. И гони на наше место.»

Наше место — это мост. Там мы обычно встречались, чтобы погонять на байках. Когда-то я этим очень сильно увлекался. Когда я выжимаю педаль газа в пол, Павловна уже пристегнута. Сидит тихо как мышь и лишь вжимается в сиденье. В её глазах застыл ужас. Что-то я не замечал, чтобы она особо боялась скорости. Или дело в другом?

Мы гоним по трассе. Стрелка спидометра переваливает за сто сорок. Адреналин бежит по крови. Резко я торможу, когда чуть не проезжаю нужный мне спуск. От этого нас кидает, но я быстро справляюсь с управлением. Павловна ахает, но, кажется, она находится в таком ужасе, что даже не может ничего из себя выдавить. Мы буквально летим, машин за нами нет. И я позволяю себя спокойно вздохнуть.

Подъезжаю к мосту и торможу. Как только я это делаю, два черных джипа, словно из воздуха материализуются по сторонам от нас.

Черт! Черт! Черт!

Бью по рулю, матерясь. И строчку смс Кислому.

«Нас засекли. Мы в засаде.»

«Жди.» — приходит весьма загадочный ответ.

По окну моей тачки стучат. Я поднимаю голову и встречаюсь глазами с огромной Годзиллой. Меня не назвать хлюпиком, но этот шкаф на две головы меня выше. Что ж ладно. Как известно, чем больше шкаф, тем громче он падает.

— Сиди и не высовывайся.

— Не выходи, — испуганно восклицает Соня.

Я разворачиваюсь и сканирую её глазами. Только вот она не смотрит на меня. Она смотрит на фигуру, приближающуюся к нам. Со страхом и отчаянием.

— Это за мной, — едва слышно шепчет срывающимся голосом.

Конечно за ней! Только вот она же должна радоваться…

Мужик останавливается напротив капота. Жеманно поправляет воротник своего дорогого пальто, и глумливо ухмыляется. Я знаю эту мерзкую ухмылку. Ефимов. Не отрываясь, он пялиться на Павлову, как на добычу.

Черт бы его побрал!

Он машет Соне, и у меня появляется желание сломать ему каждый его долбанный палец.

— Пожалуйста… — шмыгает она носом, хватая меня за руку. — Пожалуйста, не отдавай меня ему. Прошу тебя.

Всегда такая храбрая и колкая она вдруг становиться ранимой.

— Почему? Соня закрывает глаза, облизывать пересохшие губы и бормочет: — Он мой жених.

Эта новость бьет меня по голове. Жених? Как? Почему? Я ошарашен. На меня словно выливают ушат холодной воды. Какого у неё вообще есть жених? И почему этот старый дряблый хрен? Наверное, я так бы и сидел дальше втыкал, если бы в моё окно снова не постучали.

Я оставляю ключи в машине и даю указания Павловой:

— Заблокируй двери. В случае чего пересаживайся на сиденье и уезжай.

После этих слов я выхожу.

Амбал отступает на два метра, тем самым давая мне возможность подойти к Ефимову. Он в отличие от меня ни капли не напряжен.

— Здравствуй, Демьян, — подаёт руку, которую я пожимаю. — Я к тебе с деловым предложением.

— Я слушаю, — резко отрезаю, чем вызываю у него смешок.

- Мне с тобой делить нечего, — начинает и мне хочется рассмеяться ему в лицо.

Конечно же, ему нечего. Кроме земли, в которую он вложил не один лям баксов и, очевидно, своей молоденькой невесты, что сидит у меня в тачке.

— Поэтому предлагаю сделку… Это чистой воды фарс, но мне нужно потянуть время до тех пор, пока не появится Кислый. У которого, я надеюсь, есть запасной план.

— Сделку? — выгибаю бровь. Шарю по карманам, но сигарет нет. Ефимов предлагает мне свои, затем даёт зажигалку. Втянув едкий дым в легкие, жалею, что нет ничего покрепче, хоть я с этим и давно завязал. Баловался, так сказать, по малолетке.

— Именно. Ты мне мою малышку, а я замну дело с Павловым. У меня есть рычаги давления. Я не люблю скандалов. Мы же в цивилизованном обществе живём. Всё можно решить.

О такой сделке, когда я сидел в доме с блондинистым проклятием, можно было только мечтать. Просто отдать Павлову и дальше спокойно себе жить. Однако сейчас… Сейчас, я украдкой на нее поглядываю. Вижу, как она тайком вытирает уголки глаз, и все чего хочу — это увезти её подальше от этого старого извращенца.

— Какие гарантии?

— Демьян, — оскаливается мужик, — ты не в том положении, чтобы требовать гарантии. Есть одна гарантия — мое слово.

И он чертовски прав! Ему стоит только щелкнуть пальцами, как эти псы выбьют окна и достанут оттуда Павлову.

Я делаю последнюю затяжку, кидаю бычок в снег и прямо в лицо Ефимову чеканю:

— Нет.

Мускул на его лице нервно дергается. Я слишком борзый, и его это бесит.

— Щенок, — рычит, и его псы в этот момент заламывают мне руки.

Свист колёс и крик из машины раздаются одновременно. В этот же момент я получаю удар в живот. До меня доносится топот ног, а после меня отпускают. Летягин. Не сам он, конечно. Но его ребята. Их больше. Примерно пять, и они набрасываются на этих двух.

Я, очухавшись, делаю резкий выпад вперёд. Бью не жалея силы в харю этому старому пердуну.

— Молоденькую девочку захотел? — хватаю его за шкирку. — Так найди себе другую.

— Другая не такой ценный экземпляр, — мерзко ухмыляться, показывая свои зубы по которым стекает кровь. — Я все равно заберу девчонку.

В бешенстве припечатываю его к капоту. На нашу несколько ударов, прежде чем меня оттаскивают.

— Зорин, у тебя крыша поехала? — тащит меня к машине Кислый. — Угомонись!

Глава 20

Соня

В панике я оборачиваюсь назад. Демьян откидывается на сидение. Он тяжело дышит, зубы сжаты, а в глазах столько бешенства и злости что по моей коже проносится холод. Сейчас я действительно начинаю осознавать, сколько в этом парне мощи и силы. Он бы мог одним ударом убить человека. Убить Бориса. Один удар и моей проблемы нет. Жизнь налажена.

Возможно, меня должен пугать мой эгоизм и цинизм, но я была бы рада, если бы Зорин его прикончил. То каким сальным взглядом этот старый извращенец меня окрестил… Пожалуй, только за это стоит расквасить его рожу об капот. И нет. Я не виню Демьяна. Я… благодарна.

Поэтому, пока мы лихо съезжаем с моста я, не отрываясь, на него гляжу. На миг наши взгляды встречаются. Внутри меня словно происходит взрыв. В тёмных глазах полно тьмы, но появляется что-то ещё. Что-то от чего мое дыхание перехватывает.

— Спасибо, — дотрагиваясь до его руки, шепчу.

Демьян дергается, смягчается и кивает. Он будто сбрасывает с себя броню.

Кладёт свою руку на мою, сжимает, нежно поглаживая кожу. Я сжимаю его ладонь в ответ. Сейчас не место и не время распинаться в благодарностях, но прикосновением я могу выразить хоть что-то.

Мы резко поворачиваем, и меня откидывает и мне приходится отпустить его руку.

— Держитесь! — орёт Кислый, вдавливая педаль газа в пол.

Мы резко стартуем и набираем скорость. Мчим через переулки, постоянно поворачивая. В конце концов, когда Кислый уверен, что за нами нет хвоста. Мы выезжаем на центральную трассу, и Лёша сбавляет движение.

— Чисто, — отрезает, смотря в зеркала. Я вижу в зеркале, как Демьян вяло кивает. — Я закину вас домой, а потом поеду к Летягину. Это кто-то из его крыс нас сдал. Ефимов бы не нашёл нас. Да ещё и в городе миллионнике.

В словах Лёши есть резон.

Не по зову же сердца нас нашёл Бориска, в самом деле!

Когда мы подъезжаем, первым выходит Леха. Осматривается и, не замечая ничего подозрительного, даёт нам знак выходить. Выйдя из машины, пока Демьян что-то обсуждает с Лехой, я плетусь к подъезду.

Чувствую себя выжатой, как лимон. То самое состояние, когда настолько устал, что даже нет слез. Я полностью опустошена.

Я останавливаясь около подъезда. Просто потому что ключа у меня от домофона нет. Он у Демьяна. Тот пальцами мне показывает, мол, одну секунду, и я, облокотившись на дверь, жду.

Мне не слышно, что они обсуждают, но очевидно что не погоду. До сих пор не могу поверить, что этот негодяй (по крайне мере так я считала) рискнул и не сплавил меня. Борька предложил ему выгодные условия. Я уверена. Однако Демьян ему отказал. Возможно, надеялся, что с моего отца стрясет больше? Или все же внял моей просьбе?

А во что мне самой хотелось верить? Вот в чем вопрос…

Через несколько минут Демьян прощается с Кислым, а затем идёт ко мне. Мы молча заходим в подъезд, так же молча едем в лифте, так же молча заходим в квартиру.

Сняв обувь, я прохожу в гостиную и плюхаюсь на диван. Демьян же отправляется в комнату, в которой пропадает на некоторое время.

Я сижу как на иголках. Очевидно, не будет лучшего момента, чтобы его поблагодарить. Всё время пока его нет, мысленно настраиваю себя. Подбираю в уме слова, и даже то с какой их интонацией произнести.

«Спасибо, Зорин, не ожидала!» — пожалуй, звучит как одолжение.

Нет, это определённо не то, что нужно.

«Спасибо, Демьян!» — слишком коротко.

Наверняка прозвучит так, будто я отмахиваюсь.

В итоге, когда он заходит в гостиную уже переодетый в домашние шорты и футболку, я проглатываю язык.

Клянусь, этот предатель прирос к небу! Я ничего не могу выдавить из себя! Ни-че-го! Только нервно ерзаю на диване, подбираю под себя ноги и вздыхаю, краем глаза наблюдая за парнем. Он, впрочем, как и всегда невозмутим. Проходит в ту часть студии, где кухня, открывает холодильник и, нахмурено почесав затылок, захлопывает его. Берет телефон и что-то щёлкает в нем.

— Как ты относишься к китайской еде? — вдруг спрашивает он.

Удивленно вскидываю голову. Я-то отношусь положительно, но он… Этот мужчина под два метра ростом, вдвое больше меня действительно будет есть китайскую лапшу и сырую рыбу? Да, ему, по меньшей мере, нужно кастрюлю такой лапши слопать, чтобы наесться.

— Положительно, — все же осторожно отвечаю.

— Отлично, — кивает головой, щелкает пару раз по сенсору, а после набирает и делает заказ.

Он заказывает роллы, лапшу и что-то еще название чего я разобрать не могу, а после сбрасывает. Вот он самый момент, чтобы сказать.

Давай, Сонька! Хватит сопли жевать!

— Демьян, — окликаю его, набравшись храбрости. Он поворачивает голову и смотрит так пристально, что ком встает в горле. — Я… Я, — заикаюсь, на что он выгибает бровь. Вдох-выдох. — Спасибо тебе, в общем, — на секунду я замолкаю, ожидая его реакции. Зорин, похоже, ждёт продолжения, потому что молчит. — Если бы не ты…

— Ты бы вернулась к своему жениху, — словно «жених» он буквально «сплевывает». — Как это и положено невесте.

— Я… Мы… То есть, — невнятно бурчу себе под нос, — мы не…

— Вы не что?

— Я не хочу за него замуж, — жалко вырывается из меня.

— Конечно, — ни на йоту не верит, поворачивая с ко мне спиной. Руками он сжимает столешницу, отчего его предплечья напрягаются. Видно, как под рубашкой играют мышцы. — Странные у вас брачные игры, однако.

— И все же ты мне помог!

— Помог, — легко соглашается.

Я жду очередной гадости, мол, это выгоднее и бла, бла, бла, но Зорин не продолжает. Вместо этого он начинает что-то искать в ящиках. Так, словно оно ему необходимо. Прямо сейчас. И он находит. Через секунду на столе появляется бутылка виски. Так же быстро появляется стакан. Он наливает себе стопку и моментально опрокидывает, не поморщившись.

— Почему ты мне помог?

— Потому что захотел, — резко отрезает.

Наливает еще виски и выпивает.

Захотел… Это не те слова, которые я ожидала услышать, но они правдивые. Он действительно захотел.

Встав, подхожу к нему. Беру со стола бутылку, забираю из его руки стакан и наливаю себе. Всего каплю, но я-то знаю, что этой капли хватит мне, чтобы развязать язык.

Под изумленным взглядом Зорина, залпом осушаю стакан. Горький привкус, заставляет меня сморщиться.

Вот это гадость! Да уж, это вам не шампанское!

— Я не хочу за Ефимов замуж, — повторяю уже более настойчиво. — Это желание отца. Это его идея.

— Но ты не против?

— Я против! — взрываюсь, топаю ногой, точно маленькая девочка, но именно такой я сейчас себя и чувствую. Маленькой потерявшейся девочкой, которая не знает куда ей идти! — Дело в том, что мой отец не спрашивает меня. Он ставит перед фактом. Ему этот брак выгоден. Для него это очередная выгодная сделка, — пожимаю плечами, так словно я давно привыкла к такому положению вещей. Что меня это совсем не парит…

— Тогда почему ты соглашаешься? — Зорин, забирает из моих рук стакан и наливает себе очередную порцию алкоголя.

— Потому что у меня нет выбора.

— Чушь собачья! — рявкает. — Выбор есть всегда.

— Я бы потом что-нибудь придумала, — неуверенно произношу.

— Ну конечно, — скептически хмыкает Демьян. — Вышла бы замуж, нарожала бы наследников, а потом завела бы себе любовника помоложе. Обычный сценарий. Старо, как мир.

Точно так же, правда в шутку, говорила Фролова. У меня подобный план вызывал отвращение. Возможно я балованная, но семья должна быть семьей, чтобы дети росли в любви и заботе, чтобы была любовь и уважение. А с Бориской… О каком уважении вообще речь, если он меня покупает как вещь?!

— Такой сценарий не для меня.

— Не для тебя? — зло скалит зубы. — И, тем не менее, ты едешь за его счёт отдыхать в Альпы и просираешь кучу его бабок.

И откуда он только… Ах да! У него же доносчик есть. Кислый. Тот жучара, поди, и знает, сколько у меня трусиков и какие по каким дням я ношу! Честно, не была бы удивлена!

— Еще скажи, что ты не знала, что за его бабки едешь, — закатывает глаза и вливает в себя очередную порцию виски.

Глупо, но все же я упрямо твержу:

— Не знала.

— О чем ты вообще знаешь?

— А ты думаешь, я просто так в твоей забегаловке работала? — срываюсь. — От нечего делать? Думаю, как же надоел мне этот Париж, Милан, Прага… Пойду-ка в «Шафран» работать! Мне же так не хватало, чтобы всякие мужики меня за задницу щипали!

Слезы уже накатывают на глаза. Все наши ссоры с отцом, все гадкие слова о том, что я ни на что не способна, что мне одна дорога — под крылышко обеспеченного мужа. Все это всплывает перед глазами. И от этого хочется громко-громко зареветь. Зареветь, как зверь. Если уж выть, так выть по-волчьи.

На несколько минут я замолкаю. Гляжу в никуда, пытаясь бороться с эмоциями. Не то чтобы у меня сильно получалось.

Одна слезинка, вторая, третья и я чувствую как меня, будто в кокон, обволакивают сильные руки.

— Я… Я просто, — шмыгаю носом, — я просто хотела, чтобы он отстал от меня, — дрожащим слабым голосом шепчу. — Он поставил мне условие: замуж или работа.

Горько усмехаюсь и трусь лицом о рубашку Демьяна. Пофиг, что тушь потекла и что она наверняка останется на рубашке. Все это не имеет ни малейшего значения.

— Меня никуда не брали. Ни-ку-да. Мне не хватало опыта. Я ничего не умела, кроме как тратить папины деньги. Да и сейчас, не умею. «Шафран» единственное место, куда меня взяли на работу.

— В общем-то, ты неплохой работник, — предпринимает нелепую попытку меня поддержать Зорин. — Когда не дерзишь начальству и не портишь ему кофе, конечно.

От этих слов, как ни странно, но мне становиться легче. В памяти всплывает наша первая встреча. Ох и до чего же я тогда была злая! А теперь вот…

Стою в обнимку, наслаждаюсь его руками, что успокаивающе поглаживают меня по спине. Ни один парень до этого не делал ничего подобного…

В том смысле, что никогда прежде я не была открыта так с мужчиной. Как на ладони. Зареванная, на грани срыва, настоящая. Кто-то считает меня фальшивкой, кто-то пустоголовой куклой. Впрочем, я не пыталась, кого бы то ни было переубедить. Все кто бегал за мной хотели лишь порезвиться «с той богатой телкой!». Собственно, поэтому никто в университете и не знал кто мой отец. Ну, а фамилия… Да мало-ли этих Павловых.

— Я действительно не знала, что еду отдыхать за счёт Ефимова, — почему-то решаю важным сказать. — Отец сказал, что это подарок на Новый Год. Не думала же я, что мой отец подсунет мне такую свинью, — причем свинью в прямом смысле, мысленно добавляю я.

— Он так сделал?

— Да, — шмыгаю и снова вытираю лицо об рубашку Демьяна. Похоже, он этого даже не замечает. — Потом сказал, что я приняла ухаживания этого… — крепкое словцо рвется наружу, но я усилием воли сдерживаюсь, — жениха, — брезгливо выплевываю.

Я вздыхаю, и Зорин стискивает меня в объятиях сильнее. Зарывается носом в мои волосы, задевая губами сперва щеку, затем шею.

Предательские бабочки в животе устраивают бунт. Они трепещут, а дрожь бежит по спине. Как сегодня в машине. Не знаю, просто это человеческая поддержка или что-то большее… Но это приятно. Так приятно, что хочется большего.

Что ж, пора признать. Я влипла. Влипла, потому что мне нравится мой похититель. Несмотря на его грубость и скверный характер. Несмотря на то, что он перевернул мою жизнь с ног на голову.

Я убегала от него всего два дня назад, а теперь со всех ног хочу бежать к нему на встречу.

— Ты не обязана выходить замуж, если не хочешь, — он отстраняется, но только для того чтобы заглянуть мне в лицо.

Нежно заправляют прядь волос за ухо, сбиты и костяшками проводя по щеке.

— Я не знаю, что мне делать, — то с каким отчаянием я это говорю, пугает даже меня саму. Однако, это правда. Я, черт возьми, не знаю что делать!

— Просто скажи «нет». — Ты же знаешь моего отца. Я могу сказать хоть тысячу «нет», но он будет слушать только себя.

— Но ты его дочь…

— Дочь, которую он продал.

— Убегай, — предлагает еще один вариант.

Грустно улыбнувшись, я кладу руку ему на грудь. Туда, где гулко стучит его сердце.

— Куда? У меня ничего нет.

Его рука накрывает мою, переплетая наши пальцы. Глаза гипнотизируют, и я словно завороженная наблюдаю как его лицо медленно по миллиметрам опускается к моему. Его губы едва слышно шепчат:

— Соня…

— Ммм… — отзываюсь.

Его вторая рука опускается на мою щеку, а после его губы накрывают мои. Сладко, нежно и почти не ощутимо. Он проводит своими губами по моим, ожидая приглашения. И он его получает. Я приоткрываю губы, и вот уже неистово он в них впивается. Легко покусывает, но тут же проводит языком.

Он неожиданно ласков, но при этом страстен. Нет лишней робости и неуверенности. Это парень определённо точно уверен в себе и своих действиях. Ведь только его язык сплетается с моим, как я подлетаю, а затем опускаюсь на барную стойку. Все это происходит так быстро, что я даже не успеваю пискнуть. Каблуки слетают на пол, и ногами я обвиваю Демьяна за талию, а после притягиваю ближе к себе. Кажется, отлетели несколько пуговиц с его рубашки…

Мои руки закрываются в его волосы, что вызывает у Демьяна низкий хриплый стон. В ответ он оттягивает мою нижнюю губы и посасывает.

Мокрые, а если быть точнее французские поцелуи я всегда считала мерзкими. Конечно, они у меня были. Однако, весьма посредственные, а ещё мне хотелось потом прополоскать рот. Но, матерь Божья, почему у Зорина это выходит так сексуально?! Это не отвращает. Это напротив заводит. Заводит настолько, что я сама готова сорвать с него всю одежду.

— Соня, — хрипит между поцелуями.

Рука Демьяна опускается на мою лодыжку. Он ведет ее вверх, задирая платье. Он не позволяет себе лишнего. Останавливаться на коленке, поглаживая. Все мои чувства обострены. Кто бы знал, что это бывает так хорошо…

— Демьян, — севшим голосом шепчу, тяжело дыша.

И вот его рука двигается дальше, а платье задирается неприлично высоко. Рука останавливается, так и не дойдя туда, где я желаю его больше всего. Зорин медлит. Ждёт.

Поэтому, прижавшись к нему сильнее, я сама беру инициативу в свои руки. Дрожащими пальцами нахожу оставшиеся пуговицы на рубашке, пытаясь их расстегнуть. Не с первой попытки, но они все же подаются. Жадно я ощупываю его кубики пресса, наслаждаясь гладкостью кожи. Его губы переходят на шею, оставляя мокрые поцелуи до груди в вырезе платья. Он посасывает мою кожу, и это ни с чем несравнимое удовольствие. Мы оба возбуждены до предела. Оба горим. Я готова это сделать, но прежде… Мне нужно кое в чем признаться…

— Демьян, — стону, выгибаясь. — Демьян!

Тяжело дыша, он нехотя отрывается от меня, но не отходит. Он по-прежнему очень близко ко мне. Так близко, что я ощущаю всего его… Если вы конечно понимаете о чем я. Кое-что отчётливо упирается мне в ногу. Пока, что в ногу.

— Я что-то сделал не так? — рассеянно спрашивает.

Этот его невинный вид забавляет меня. Весь из себя милый мишка, которого хочется затискать.

— Нет. Все так, — обнимаю его за шею, оставляю на щеке короткий поцелуй, — просто… Мне нужно тебе кое в чем признаться.

Зорин кивает головой, и всем своим видом демонстрирует, что он целиком и полностью во внимании. А то, что его шаловливые глаза опускаются на мои ноги. Ну, это не он! Это какой-то другой парень!

— Я должна сказать, что я… — боже мой, почему это так сложно?! — что я…

Звонок в дверь, как по закону жанра. Именно в тот момент, когда я полна решимости признаться в том, что ни с кем не спала.

Почему?! Почему именно сейчас?

— Ну? — ждёт Демьян. Он явно не торопится открывать.

— Потом, — машу рукой, когда в дверь звонят еще раз.

Зорин чертыхается, сквернословит, так что мои уши сворачиваются в трубочку, а после, запечатлив на моем лбу поцелуй, идёт открывать.

Как только его широкая спина скрывается в коридоре, я обмахиваю себя руками.

Нет. Нет. Я не передумала, просто потому что адекватная женщина и не хочу отказываться себе в удовольствии. А что будет потом? Ну, потом будет потом!

Зорина мне ждать долго не приходится. Он возвращается спустя минуту. С пакетами еды в руках. Ставит на журнальный столик. Хищно сверкнув своими зубами, неторопливо направляется ко мне.

Я уже готова продолжить начатое, но он подхватывает меня на руки и несёт на диван. Усаживает. Раскладывает еду, а после плюхается рядом. Садит меня к себе на колени и откидывается на спинку дивана.

— Что ты хотела мне сказать?

Не похоже, что Зорин настроен на продолжение. Точнее Зорин младший точно настроен хотя бы, потому что упирается мне в зад, но в остальном…

— Ничего такого, — поспешно кидаю. — Потом скажу, — добавляю, когда он напрягаться.

Я вижу, что он хочет настоять, а если и придется вытрясти из меня, но почему-то даёт заднюю. Нет. Он не сдаётся, а даёт мне время.

— Хорошо, — неохотно соглашается. — А теперь давай кушать.

Мы тянемся к коробка с лапшой и Демьян вдруг произносит:

— Я помогу тебе.

— Поможешь? — не понимаю я.

Конечно, он мне поможет проститься с моей девичьей честью. Там в принципе по другому-то и не получится.

— Да, помогу, — заявляет. — Я помогу тебе сбежать, если ты захочешь.

Глава 21

Демьян

«План поменялся» — пишу Лехе, пока Соня принимает душ.

Это сумасшествие, но я готов рискнуть. Готов, пожалуй, впервые в жизни пожертвовать своими интересами ради другого человека. Ради девушки. Я готов бортануть её папашу жмота, чтобы тот ее как кусок мяса не продал Ефимову.

Хитер, конечно, этот жук Павлов. Связать свою дочь браком со своим партнёром. А этот «жених» в возрасте и рад! Как он сказал, ценный экземпляр.

Скажи он мне эти слова пару дней назад, я бы подумал что у мужика явно не все дома. Он бы завел себе язву в лице жены. Уж она бы ему кровушки попила, если всю не выпила.

Дикая, своенравная, абсолютно непослушная. Её поступки не поддаются никакой логике. Разве что той самой — женской. Павлова из тех, кто руководствуется эмоциями. Это меня бесило. Возможно, бесит до сих пор, но это и притягивает, как магнит.

Она кубик-рубик. Загадка для меня. Не знаю, чего мне хочется больше, когда она отматывает трюк, встряхнуть, чтобы мозги встали на место или разложить на любой доступной поверхности. Впрочем, судя по моему члену, которым уже как два часа можно колоть орехи, определенно второе.

«В каком смысле?» — приходит тут же ответ.

«При встрече»

«Что там с документами?»

Мне будто бьют по голове молотком. Бум! И озарение снисходит до меня.

Твою ж мать, а!

Я действительно забыл о компромат. Я настолько был увлечен Соней, что забыл про все на свете. Должно быть, если бы у меня спросили мое имя, когда я стоял промеж её стройных ног, я бы и его не вспомнил.

Эта девчонка определенно может крутить мной как ей вздумается, не то чтобы я собираюсь ей об этом сказать…

Когда Кислый не получает моего ответа в течении пяти минут, он присылает новую смс.

«Ну, что там?»

«Сейчас посмотрю…»

Встав с дивана, иду в комнату. Нахожу на столе папку. Открываю её. Передо мной несколько важных документов. Только берусь за первый, как на мой телефон приходит ещё одна смс.

«Чем ты нахрен до этого занимался???»

На губах растягивается лукавая ухмылка Ему лучше не знать…

Беру первый листок. Он потертый. Ему по меньшей мере лет пятнадцать.

— «Дело №68», — читаю я, и понимаю что я откопал клад. По крайне мере, именно такую ценность представляют эти бумаги.

Читаю дальше. Бумагу за бумагой. Только дойдя до половины, я понимаю, что это то, что может разгромить безупречную репутацию Павлова в пух и прах. Это заведенные на него дела, которые, к слову, не закрытые. Конечно, по истечению лет дело закрывается и т. д., но если поднять архивы. Если дать этому ход… Что ж, я бы на месте Павлова выполнил все мои условия.

Человек устраивающий разбои и занимающийся рэкетом, вот кто он на самом деле. Бандит. Ничем не лучше моего отца. Они друг друга стоят.

Дойдя по последних бумаг, вижу снимки. Не ас качества, конечно, но распознать машину вполне возможно. Следующая фотография тело женщины. Женщины чьи черты мне смутно знакомы. Видел её где-то в детстве что-ли… Может подруга мамы?!

Несколько фото с места событий аварии. Однако, читая прилагающиеся к этому документу, обнаруживаю, что дело заведено не на Павлова. Отнюдь. Павлов потерпевший, а точнее его жена.

Павлова Анна Сергеевна. Мать Сони. Её сбили.

В горле сдавливает от этих картинок. Бедная моя девочка. Остаться без матери совсем малышкой… Мне хочется ворваться к ней в душ и обнять, погладить по голове и спрятать от всего мира. Однако, я не делаю этого.

Следующие фото самого Павлова. Моложе лет на двадцать, но никаких сомнений. Эту жесткую линию челюсти и снисходительно ухмылку я узнаю везде. Он сидит в машине. В машине, которая сбила его жену. Сидит рядом с мужчиной. Этот же мужчина на следующем снимке. Он стоит напротив завода и улыбается во все тридцать два зуба.

Странно.

Переворачиваю фотографию.

«Облонский Николай Николаевич. Хозяин завода. 1989 год.»

Связав дважды два, я прихожу к выводу, что Павлов отжал завод у некого известного под именем и фамилией Облонский Николай Николаевич, а тот из мести сбил его жену.

В те времена простого совпадения не могло быть никак. Очевидно, Облонский хотел» по-хорошему» договориться, но Павлов отказал. Полагаю, были угрозы, долгие войны и как итог: смерть жены.

Мда, у них с моим отцом очень много общего. Они обое погубили своих женщин своим равнодушием.

Черт!

Откидываю бумаги, словно они жгут мне руки. Гнев бушует во мне. Как можно ставить деньги и статус выше жизни дорогих тебе людей? Мне никогда этого не понять. И я не хочу этого понимать.

- Демьян, — слышу позади себя и вздрагиваю. Я настолько был погружен в свои мысли, что не заметил как вошла Соня. — Ты в порядке? — дотрагивается до моего плеча.

- Кхм, — откашливаюсь и поспешно начинаю складывать бумаги в пап, чтобы она ничего не увидела. — Да, все нормально.

Сложив бумаги, кладу папку подальше, а затем поворачиваюсь к ней лицом и хватаю в охапку, зарываюсь лицом в волосы и кружу.

- Ты так долго в душе была, что я уже начал скучать, — воркую я.

Обычно, такие нежности мне не свойственны, но эта женщина вьет из меня верёвки, сама того не осознавая. На самом деле, она это делала с самого начала. Ещё тогда, когда я готовил за неё, потом после неудачного побега лечил и все последующие разы.

- Наверное мечтала обо мне, — шепчу на ушко.

Соня краснеет, толкает игриво в плечо и ворчит:

- Дурак!

- Ах так! — прищуриваюсь и в следующий момент закидываю ее на плечо и отвешиваю смачный шлепок по заднице, отчего она взвизгивает.

— За свое поведение будешь наказана.

Несу её в зал, скидываю на диван, сажусь и притягиваю к себе на колени.

- Все еще не хочешь мне ничего рассказать? — подталкиваю ее.

Павлова открывает и закрывает рот, точно рыба. Мне не хотелось на неё давить, но от любопытства меня едва наизнанку не выворачивает.

- Прямо сейчас? — пискает.

-А почему нет?

- Ну… Просто…

Она не готова. Понимаю, что я давлю на неё, поэтому целую в лоб и говорю:

- Ладно, уговорила. Потерплю до завтра.

Соня не скрывает облегченного вздоха. Кажется, с нее сошло семь потов.

Мы сидим обнявшись, не говорим о будущем, просто разговариваем на разные темы. Она спрашивает, каково это быть юристом, а я честно отвечаю, что не знаю. У меня были задатки, мне нравилось право, кодекс.

У меня была феноменальная память, но я заглох в болоте под названием «Шафран». Я же вскользь интересуюсь о её детстве, и радуюсь в душе, когда узнаю что у нее есть три замечательные подруги. Значит, она не одна.

Мы сидим так до глубокой ночи, разговаривая обо всем на свете, и мне до безумия это нравится. Нравится открываться ей и открывать её с другой стороны. Понятия не имею, когда мы переступили этот рубеж, да и меня не волнует.

Глава 22

Соня 

Сквозь сон слышу отвратительную трель звонка. Поморщившись, стараюсь глубже закопаться под одеяло, как носом утыкаюсь во что-то тёплое. И это что-то движется. Недоуменно приоткрываю глаза и натыкаюсь на ухмыляющегося и довольного Зорина.

— Что такое? — бурчу, ещё не до конца проснувшись. Кажется, я где-то между сном и реалью.

— Ничего, спи, — шепчет, оставляет кроткий поцелуй на моем лбу, а затем встаёт и уходит открывать дверь раннему гостю.

Я закрываю глаза, ерзаю, тщетно пытаясь устроиться удобнее.

Все не то. Мне холодно и одиноко в этой огромной кровати. Вчера мы уснули в обнимку. Для меня подобный опыт был впервые. Прежде я ни с кем не разделяла свою или чью бы ни было кровать. И, похоже, я могу привыкнуть к такому раскладу…

Закрыв глаза, я все еще пытаюсь погрузиться в сон до тех пор, пока не слышу:

— Зорин, мать твою, ты в своем уме?

— В своем. Не кричи, разбудишь Соню.

Поздно. Уже разбудил.

Привстав на локтях, вслушиваюсь в разговор.

— Он почти у нас в руках! Ты понимаешь, это? И ты хочешь все бросить к чертям собачьим из-за какой-то тёлки?

Что? Какая ещё тёлка?

—Следи за своим языком, Кислый. Соня тебе не тёлка.

Ой, это про меня, кажется… Так, стоп! Что он хочет бросить из-за меня?

Уже окончательно проснувшись, я встаю с кровати, подкрадываюсь на носочках к двери.

— Ты её знаешь без году неделю, Дема. О чем ты?! — в голосе Лёши явно в прослеживается недоумение. — Ты понимаешь, что мы рискуем? Ты уверен, что она того стоит?

Все мое тело напрягается в ожидании ответа, но я его не слышу. Хлопает дверь, а затем до меня доносятся неразборчивые приглушённые звуки.

Блин! На самом интересном! И надо же было этому Кислому припереться в… А сколько собственно время?!

Я обвожу комнату взглядом, в надежде наткнуться на часы, но их не нет. А вот телефон Демьяна лежит на столе. Взяв его в руку, нажимаю на кнопку блокировки.

Ну, разумеется, у него стоит пароль. Благо, время посмотреть можно.

Семь тридцать утра, однако. Положив на место телефон, я задумываюсь… .

Что такого могло произойти, что Кислый ввалился сюда ни свет ни заря? И почему меня не покидает ощущение, что все разом изменилось?

«Может потому что ты вчера чуть не отдалась своему «похитителю»?» — едко замечает мой внутренний голос.

Может и поэтому… Но был ли Демьян действительно моим похитителем? Он был заложником ситуации, как и я. И, будь я проклята, если то, что мы делали не было самым удивительным и волнующим за последние несколько лет моей жизни.

Жизни, казалось бы, насыщенной и веселой. Поездки в различные уголки мира, показы, встречи со знаменитостями и светские рауты. А ещё тонна фальшивых улыбок в глаза, злословий за спиной и одиноких ночей.

Хмыкнув, разворачиваюсь на пятках, как вдруг краем глаза замечаю папку. Смутно в памяти всплывает яростное выражение на лице Демьяна, когда он держал ее в руках.

Несколько минут я менжуюсь, словно перетаскиваемая канатом, то на плохую сторону, которая твердит: «нельзя!», то на хорошую, которая зазывает: «посмотри!». Так, как хорошей девочкой я никогда особо не была…

То и сама не замечаю, как мои руки тянутся к запретному. Возможно, узнав что там, я смогу помочь Демьяну. Мы, как ни крути, в одной лодке.

Чёрная папка выглядит самой обычной на вид. Кручу ее в руках, а после со вздохом открываю.

Неуверенно покусываю губу и нервно притоптываю ногой, боясь что Демьян войдёт в любую секунду.

Сглотнув, читаю первую страницу.

Дело какое-то что-ли…

Быстро пробегаю глазами по строчкам, пока не замираю на знакомой фамилии. Павлов. Отец. Похоже, это компромат.

Мои руки начинают дрожать. Розовые очки спадают, и теперь я вижу реальность. Реальность в которой большие деньги не падают, как снег на голову, реальность в которой не может быть «просто удачной сделки и везения», чем так любил меня кормить отец.

Делаю вдох, листаю дело за делом, пока не дохожу до фотографий. Мои ноги подкашиваются, когда я вижу тело женщины. Я узнаю её в ту же секунду. Эти черты мне ни с чем не спутать.

Мама.

Кажется, мои ноги перестают меня держать. Вот она та женщина, которая могла бы вести меня за руку в первый класс, ругать за плохие оценки, гладить по голове за хорошие.

Такая молодая. Такая красивая. Казалось бы, вся жизнь впереди…

Беру в руки следующий снимок и вижу незнакомого мужчину напротив завода, а после вижу отца в машине с этим же мужчиной. Все встает на свои места. Именно эта машина сбила мою мать. Никаких сомнений. Хоть и я, конечно, пытаюсь найти хоть какое-то отличие. Однако, когда номера совпадают до последней цифры, я понимаю… Понимаю, что ничего не знаю о настоящей жизни. Все мои воздушные замки рушатся.

Кто он, мой отец? Предатель? Самодур? Кто? Что произошло?

Кручу фотографии и на одной из них там, где незнакомый мужчина напротив завода, надпись:"Облонский Николай Николаевич. Хозяин завода. 1989 год.»

Самое смешное, что это наш завод! Наш! Отец его продал, когда мне было лет семь, но я точно помню как иногда ездила с ним на работу.

В голове полная каша. Я нутром чую, что что-то не так. Неспроста отец сидит в этой тачке. С бывшим хозяином нашего завода.

Я присаживаюсь на край кровати. Чувствую удушье в районе горла и подкатывающий комок. Из онемевших пальцев выпадают бумаги, разлетаясь по полу. Неконтролируемый озноб проходит по телу. Мне холодно. Накрываю свои плечи руками, машинально растирая, а перед глазами одна и та же картинка.

Тело женщины. Мужчина напротив завода. Отец рядом с этим мужчиной.

— Соня? — слышу на задворках сознания. — Соня! Черт!

Тёплые руки ложатся на мое лицо, вынуждая поднять голову и встретиться с обеспокоенными глазами цвета ореха.

— Девочка моя, — шепчет.

— Почему ты не сказал? — не своим голосом хриплю. — Почему?

Ответом мне стает тишина. Я выкручиваюсь из плена его рук, но тут же снова оказываюсь в них. Крепче. Ближе.

Демьян поднимает меня и садит себе на колени, нежно поглаживая мои плечи и волосы.

— Я не знал как, — неожиданно выпаливает, спустя время. — Это не мой секрет. Черт! — шикает. — Это дерьмо не должно было коснуться тебя.

— Нет, — возражаю. — Должно было.

— Соня…

— Мне пора перестать жить в своих фантазиях, Демьян. Есть вещи на которые пора открыть глаза, — мой голос звучит настолько сухо, что маленькая девочка Соня внутри меня зажимается в угол. Я её туда загнала.

Зорин ничего не говорит, но я знаю, что он со мной не согласен.

За него говорит язык тела. Его напрягшиеся руки, нервно дергающийся кадык, сопение, которые он тщетно пытается скрыть.

— Ты знаешь больше меня, — констатирую факт. — Расскажи мне.

— Давай мы лучше…

— Нет, — упрямо отрезаю. — Я хочу знать.

С отчаянным вздохом, он произносит:

— Я думаю, что твой отец отжал завод этого Облонского. Предполагаю, что тот ему угрожал, но Павлов не воспринял всерьез угрозы.

Что ж, тогда это многое объясняет. Например то, что мой отец чудовище.

— Соня он любит тебя.

— Он ничего не любит больше самого себя, — резко отрезаю.

Больше Демьян не старается меня переубедить. Да и толку нет. Мы так сидим, пока не звонит телефон. Чертыхнувшись, Демьян, так и не отпуская меня, снимает трубку.

— Зорин, ты будешь?

По голосу узнаю Лёшу. И хоть телефон не на громкой связи, мне все прекрасно слышно, да и Демьян ничего не скрывает.

— Да, буду, — неохотно произносит. — Через минут сорок. Жди.

На этом разговор завершается. Похоже, между парнямипробежала чёрная кошка.

— Соня, мне нужно отъехать.

Жму плечами, мол, если нужно, то нужно. Он вздыхает, поднимает меня с колен и пересаживает на кровать. Идёт к шкафу, и хватает из него первые попавшиеся вещи. Темные джинсы и свитшот. Пригладив пару раз расческой волосы, а затем взъерошив их, Зорин на пятках поворачивается ко мне.

— Может ты хочешь со мной? — его голос звучит очень осторожно.

— Нет, я лучше тебя тут подожду.

Желания ехать куда-то нет, как впрочем и сил.

Демьян не подаёт виду, но я вижу что он доволен моим ответом. Куда бы он не направлялся, там мне не место.

Открыв ящик тумбы, он достает часы и надевает их на запястье. Должна признаться, есть в этом жесте что-то исконно мужское. Впрочем, и сам Зорин мужчина до мозга костей. В каждом жесте, движении, взгляде.

Когда он собран и почти стоит на пороге комнаты, то подходит ко мне. Присаживается на корточки и берет мое лицо в свои руки, большими пальцами нежно поглаживая щеки.

— Я не задержусь долго. Я закрою тебя изнутри, — прежде чем я успеваю насупиться, он продолжает, — в целях безопасности. Если кто-то будет звонить в дверь, то смотри на камеры, если что-то подозрительное, то звони мне.

После этих слов он отдает мне свой телефон.

Непонимающе моргаю.

Я извиняюсь, но… Как я ему позвоню, если он отдает мне свой телефон?

Понимая мое замешательство, Демьян объясняет:

— Я взял свой старый телефон и симку, и уже забил его в этот телефон. Первый в наборе, если я не возьму, то звони Кислому, он идет сразу после моего.

Вижу, что ему хочется ещё что-то добавить. Смотрит очень пристально. В конце концов, он чмокает меня в лоб и шепчет:

— Просто надеюсь, что ты будешь еще тут, когда я вернусь.

Я не отвечаю. Что за глупость?! Конечно же, я буду тут!

Зорин встает и топает к двери, а я только сейчас начинаю осознавать, что моё молчание может быть неправильно расценено.

— Я буду тут, — когда его рука нажимает на ручку двери, говорю.

Обернув голову, он одаряет меня лукавой ухмылочкой и подмигивает, бросая напоследок:

— Тогда тебе лучше хорошенько отдохнуть.

А затем меня, распыленную женщину, оставляет в одиночестве. Клянусь, одного его взгляда хватает, чтобы я превратилась в нимфоманку.

Взяв телефон в руки кручу, заинтересованно его рассматривая. Обычный айфон, последней модели. Нажав на кнопку блокировки, замечаю, что Демьян снял пароль.

Что ж, сейчас я и узнаю все твои секретики, мистер…

Как одержимая, я начинаю копаться в его телефоне, и к своему удивлению ничего не нахожу.

Никаких фото, никаких постыдных смс, даже номеров девушек. Вроде: «Анджела 5 размер». Подписано всего несколько номеров, из приложений только самые необходимые.

У нет даже нет соц. сетей! Ради всего святого, он что агент ЦРУ? У кого по вашему еще не может быть соц. сетей?

Разочарованная откидываю телефон. Ясно только одно — Демьян самый скрытный из всех людей, что я знаю.

Когда интерес проходит, я вновь возвращаюсь к мыслям об отце. Слава Богу, что папку Демьян забрал с собой и больше эти гадкие фото не попадаются мне на глаза.

— Чтоб тебя, — цежу сквозь зубы, когда картинка моей погибшей матери встает перед глазами.

Резко встав, бреду на кухню.

Я знаю, что мне нужно!

Глава 23

Демьян

— Зорин, ты серьезно собираешься все просрать из-за тёлки?

Пропускаю сигаретный дым через себя, делая глубокую тягу, чтобы просто не вмазать своему другу по роже.

— Я же тебе сказал не называть её так, — ледяным тоном отрезаю и награждаю таким взглядом, что Кислый делает шаг назад.

— Черт, друг, да ты влип! — хватается он за свои волосы.

Влип. Не отрицаю. И не собираюсь. Я уже в том возрасте, когда вполне могу разобраться с обычным желанием «трахнуть-и-забыть» и когда этого недостаточно. С Павловой я уверен мне будет этого недостаточно.

Мы едем обратно домой. Сегодня мы снова встречались с Летягиным. К слову, на этой встрече он настоял сам. Ничего нового он не сказал, а лишь подтвердил мою версию. Павлов отжал завод. Заигрался в крутого перца, а Блонский, хозяин завода, отомстил.

И как этот хрен только живёт с этой ношей? Не мучают кошмары? Прикрыться спиной своей жены… Очень по-мужски. Но если хорошенько пораскинуть мозгами, то вполне в его стиле. Даже сейчас Павлов прикрывался своей дочерью и этим скольким мурлом Бориской.

Зачем Летягин устроил встречу, я и сам не понял. Вероятно, хотел удостовериться, что я правильно растолковал его компромат.

— И что теперь? — прерывает мои размышления Кислый.

— О чем ты?

— Каков план? Ты же не собираешься отдавать девчонку, как я понимаю?

Вздохнув, выкидываю бычок в окно и потираю переносицу.

К черту! Нет у меня никакого плана. Он был до того, как Павлова скрутила меня в бараний рог.

Вернуть девчонку? Да я костьми лягу, но не позволю этому старому извращенцу и пальцем к ней притронуться!

— Девчонку не возвращаем, — твёрдо изрекаю, чтобы Кислый не сомневался в моем решении. Это не минутный порыв. — Думаю, компромата будет достаточно, чтобы он нас оставил в покое.

— А «Шафран»?

— И «Шафран» тоже, — упрямо заявляю.

— Если он не согласится? — Леха вскидывает бровь. Он, похоже, не верит, что я поставлю на место Павлова.

— Тогда мы поднимаем старые дела, и прокуратура сделает все за нас.

Я непоколебим в своем решении. Если для того чтобы Соня не вышла замуж за старого хрена мне понадобится засадить задницу её папаши в тюрьму, то я сделаю это не задумываясь.

Кислый только обреченно вздыхает на мои слова. Он, конечно же, не в восторге от всей ситуации. Думаю, он до конца не верит в наш успех.

— Павлов хитрый и умный мужик. Он найдёт как отмазаться, — уже остановившись около дома, приносит он.

— На каждого умного, найдётся ещё умнее, — вспоминаю фразу, которую мне часто говорила мама.

- Я  надеюсь, ты знаешь что делаешь.

Опустив руку на ручку двери, прежде чем нажать на неё, я бросаю:

— Я собираюсь скормить Павлову его дерьмо.

Выйдя, я по привычке осматриваюсь, и когда не замечаю ничего необычного, направляюсь к дому, поднимаюсь на лифте и подхожу к квартире.

Почему-то я даже не сомневался, что Павлова осталась там. Конечно же, я понимал, на какой риск иду, отдавая ей свой телефон. Она могла позвонить отцу, в полицию. Черт! Куда угодно, чтобы свалить от меня! Но все же я поверил ей. Я знал, что она останется на месте. Вчерашний вечер не мог мне показаться.

Открыв дверь, я прохожу в квартиру и сразу же настораживаюсь, когда слышу громкую музыку, доносящуюся из кухни.

Интересненько…

Сняв верхнюю одежду, прохожу по коридору, и достигаю кухни. Открывшееся картина перед моими глазами меня потрясает.

от же черт!

— Одиночество сволочь! ИК! Одиночество скукаа! — верещит во весь голос эта сумасшедшая женщина, отплясывая танец на барной стойке и крутя своим задом, как стриптизерша. И при этом умудряюсь попивать из горла мой коллекционный коньяк.

М-да, картина маслом, как говорится.

Еще с полминуты я наблюдаю за этим сумасшествием. Впрочем, кто меня может осудить? Она в одной чертовой футболке, её потрясающие длинные загорелые ноги и бедра плавно двигаются, а светлые волосы волнами струятся по спине. Несмотря на её хаотичные движения, Павлова невероятно сексуальна. Услада для глаз любого мужчины.

— Я сама так решила! Ик!

Как бы мне не было приятно наблюдать за этим неожиданным почти стриптизом, но, кажется, Соня задалась целью надраться до чёртиков, учитывая, что внушительная часть бутылки уже была пуста.

Подойдя к колонке, я отключаю ее из розетки. Наступает тишина.

— Какого черта? — недовольно возражает Павлова, поворачиваясь на пятках, а затем её нога подворачивается, и я как в замедленной съемке наблюдаю, как её глаза почти вылетают из орбит, а эти великолепные ноги оказываются задранными в воздухе.

Я чудом успеваю подхватить её задницу в последний момент. Видит Бог, если бы не я она бы расшибла свою несмышленую, но такую очаровательную блондинистую голову.

— Демьян, — ошарашено выдыхает, прижимая бутылку коньяка к грудной клетке. Алкоголь перевернулся, и теперь стекает на мои штаны и пол.

— Ну, а кто же ещё, — бурчу, ставлю её на ноги и забираю бутылку.

Там почти ничего не осталось. И нет. Я не жлоб. Мне абсолютно по барабану сколько осталось. Меня волнует, сколько же она влила в себя, и будут ли у этого последствия. Ещё вчера я заметил, что Соня не падка на алкоголь. Кроме того, после двух глотков она скривила свою моську так, что даже бы родной отец не признал.

— А я тут, — разводит руками, хихикает и пошатывается.

Похоже, ей сложно стоять. И как только она раньше в таком состоянии не навернулась со стойки?

— Сколько ты выпила?

Павлова комично стучит указательным пальчиком по подбородку, словно вспоминая. Считает про себя, как она думает, потому что на самом деле она бубнит себе под нос, а её «два» звучит как «тфа».

— Пять? Шесть? Уф! — хватается за голову, нахмурив бровки домиком, выпячивает губу и выдаёт, — не помню.

Что ж, я прихожу к двум выводам. Первое — выпила она явно больше, чем могла вспомнить. Второе — пьяная Павлова то еще зрелище, но зрелище совершенно очаровательное. Она так себя ведёт, что злиться на неё невозможно.

— Понятно, — киваю головой. — Идём-ка, мое сокровище, освежимся, — подхватываю ее под колени и беру на руки.

Она весит не больше перышка. Ей определенно точно нужно больше есть. Стоп. Она же додумалась поесть, прежде чем накидаться?

Ответ приходит сам собой, когда Соня прижимает руки ко рту, а весь алкоголь рвется наружу.

Твою мать!

Я спешу в ванную. Мне не хватает буквально двух шагов, как все содержимое ее желудка оказывается на моем свитшоте.

— Я…ИК… Прости, — а затем она рвёт ещё раз.

Не медля, я ставлю ее на пол душевой кабины, придерживая волосы рукой, пока она продолжает рвать. Уже когда, казалось бы, нечем, её живот продолжает, сжимается в судорогах, по коже бегают мурашки и она дрожит.

— Тише-тише, девочка, — нежно поглаживаю по спине, заплетая ее длинные волосы в косу, а затем заматываю и делаю что-то вроде пучка.

Прислонившись к стене, Соня медленно сползает на пол. Её глаза остекленевшие, а лицо практически зелёное.

Взяв лейку, я умываю её лицо, скидываю свой свитшот, а затем иду на кухню. Наливаю стакан воды и нахожу активированный уголь. Врач из меня, откровенно говоря, никакой. Собственно и аптечки как таковой не имеется. Парнем я всегда был крепким и здоровым. Болел крайне редко. Может всего пару раз в своей жизни.

Вернувшись, я протягиваю Соне стакан и таблетки.

— Выпей.

Она протягивает дрожащую руку, но тут же её опять скручивает. Павлова не рвет. Ей просто больше нечем. Опустившись перед ней на корточки, поднимаю ее голову двумя пальцами. Её взгляд расфокусирован. Сомневаюсь, что она вообще соображает, что происходит.  

Заставляю открыть рот, закидываю туда таблетку и заставляю запить, так я проделываю несколько раз, пока нужное количество таблеток не попадают ей в желудок.

Несколько минут я даю Павловой прийти в себя. Сам я между тем скидываю штаны, оставшись в боксерах, и ступаю прямо в них под душ. Отмываюсь, а затем протягиваю руки к Соне.

— Иди сюда, — мягко прошу.

Кажется, она начинает понемногу приходить в себя. Прижав руки к груди, Соня всхлипывает, пожирая меня своими глазами.

— Я сама, — хрипло шепчет.

Закатив глаза, я делаю шаг к ней, поднимаю её и ставлю под душ. Она все ещё держит руки у груди, словно пытаясь защитить себя.

— Тебе не нужно меня боятся, — кладя свои руки поверх ее, произношу. От моих слов она немного расслабляется, а я, воспользовавшись этим, приподнимаю её футболку почти до груди, но дальше не рискую. — Давай мы снимем её, принцесса, хорошо?

Дождавшись ее неуверенного кивка, я приподнимаю футболку выше, открывая вид на её прекрасные округлости, а затем снимаю полностью. Ахнув, руками она тотчас же прикрывает свою грудь. Меня это огорчает, но если ей так комфортнее, то пусть.

Чтобы она не ощущала себя неловко, я разворачиваюсь её спиной и сжимаю кулаки, потому что мои глаза опускаются на ее подтянутые ягодицы в бикини.

Так, Зорин, возьми себя в руки! Ты мужчина, а не прыщавый сосунок, впервые увидевший обнаженную женщину.

Сделав глубокий вдох, я включаю душ, не спеша намыливаю ее тело своим гелем для душа. Возможно, это ненормально, но у меня захватывает дух от одной мысли, что она будет пахнуть как я.Я не дотрагиваюсь до тех участков кожи, к которым мне бы хотелось притронуться больше всего. Притронуться. Укусить. Облизнуть. Поцеловать. Чеерт!

В конце концов, мне не хочется смутить девчонку ещё больше. Она точно не умудренная опытом женщина. Это читается в её глазах. В её невинных прикосновениях. Наверняка с ней был счастливый ублюдок, который не смог раскрыть всей ее сексуальности. Что ж это его промах, потому что я собираюсь однажды восполнить эти пробелы сполна. Конечно, если она позволит.

Смыв пену с ее лопаток, я скольжу на лебединую шею, пробегаюсь по ней пальцами, с удивлением отмечая, какая она тонкая. Налив в руку шампунь, я принимаюсь за её волосы. Сейчас они цвета мокрого песка. Когда я массирую кожу её головы, из Сони вырывается протяжной стон, а сама она начинает дрожать.

— Тебе плохо? — замираю и хмуро спрашиваю.

Я не могу обратиться в обычную больницу или же вызвать скорую. Ради всего святого, мы наверняка в негласном розыске, но у меня есть несколько знакомых аспирантов, которые могли бы ей помочь.

Когда она так и не отвечает, я разворачиваю ее к себе лицом и внимательно смотрю на неё. Лицо Павловой красного оттенка, а сама она, потупив глазки в пол, смущенно качает головой.

До меня не сразу доходит, но как только это случается, меня как будто прошибает молнией.

Черт! Мне нужна ванна со льдом. Непременно.

Резко повернув её обратно спиной, я домываю голову, быстро смываю пену, а затем выключаю воду. Поспешно накидываю на неё полотенце и вытираю, чтобы затем завернуть её в халат. От греха подальше…

Не то чтобы это мне помогло. Моих воспоминаний и фантазий с лихвой хватит на несколько лет.

Вытерев её волосы, поднимаю на руки и несу в комнату, где осторожно кладу на кровать и укутываю одеялом.

Я сам ещё в мокрых трусах, а мой возбужденный член стоит колом и не собирается униматься. Мне определенно точно нужна минутка другая ледяного душа. Однако только я ступаю из комнаты, как слабый голос Сони меня останавливает.

— Не уходи! Пожалуйста.

Я несколько секунд раздумываю, но наткнувшись на эти зелёные глаза полные мольбы, киваю головой.

— Хорошо.

Через секунду я забираюсь к ней под одеяло, ложась как можно дальше, дабы не было искушения, но Павлова похоже задалась целью меня убить или заставить посинеть мои яйца, ведь её голова ложится на мою грудь, а рука обнимает торс.

— Спасибо, — тихо шепчет.

Что ж, даже если мои яйца взорвутся, то оно того стоит.

Расслабившись, я глажу ее волосы до тех пор, пока ее дыхание не становится равномерным.

Глава 24

Соня

Если бы только можно было бы разрубить свою голову, достать оттуда этот дебильный отбойный молоток, что стучит по моим мозгам, и заново склеить я бы так и сделала. Но, увы, я вынуждена бороться этой головной болью.

В сотый раз порываюсь открыть глаза, но как только делаю это, тут же зажмуриваюсь.

Черт! Как же все болит!

А ко всему прочему привкус во рту, как будто кошки нагадили.

И нет. Я не пробовала кошачье дерьмо, но мне кажется это самое подходящее описание.Простонав, я все же усилием воли открываю глаза, а затем даже привстаю на локтях. За окном темно. Значит на улице ночь. Или вечер.

Откинув одеяло, медленно сползаю с кровати, пальцами массируя свои пульсирующие виски.

И что за пойло только лакает этот Зорин?

— Нормальное такое пойло, баксов за триста. Подарок за оказанную услугу, — вдруг раздается его голос, отчего я испуганно вскрикиваю, а отбойный молоток с силой бьет по моим мозгам. Баам!

Черт! Я это вслух сказала?

— Да, и это тоже, — и хоть я сижу спиной, но по голосу слышу, что Зорин веселится. Отлично, хоть кому-то из нас хорошо!

— Что же это за услуга такая? Ты уверен, что оказал услугу? Потому что мне кажется тебя хотели отравить, — ворчу, вставая с кровати.

Земля уходит из-под ног. Пошатнувшись, я, наконец, нахожу равновесие, и разворачиваюсь к нему лицом. Демьян лежит на кровати в одних боксерах, рукой подпирая голову, а на его лице красуется лукавая усмешка.

— Ну, утром ты явно так не думала. Особенно, когда пила эту «отраву», — делает акцент, — из горла.

События сегодняшнего дня проносятся в голове. Я ничего не забыла. А как хотелось бы… Вот я на свою беду нахожу бутылку, затем в голову приходит идея поплясать на столе, затем падаю, а после… Блин!

На пятках я круто поворачиваюсь, отчего меня заносит, и я едва не падаю на кровать. Чудом мне удается избежать падения. Как неудобно-то! Меня что действительно вырвало на Зорина?!

— Действительно, — подтверждает мои мысли. — А потом ещё раз двадцать в ванной.

— Я… — запинаюсь, готовая провалиться сквозь землю от стыда, — в общем, не специально. Извини.

Это второй раз в жизни, когда я напиваюсь до такого состояния. Обычно это в стиле Фроловой. Не в смысле, что опустошать свой желудок на парней, а напиваться. К тому же её реакция более безобидная, чем моя. Девушка просто отключается и дрыхнет до утра.

Первый мой раз случился на первом курсе. Я ещё молодая и зелёная и полная энтузиазма. Студенческая шальная жизнь, тусовки и все таком духе. Надралась я до чёртиков на одной из вечеринок, куда нас с девками потянула Фролова. Неугомонная задница! В общем, поддавшись соблазну, мы тогда знатно покуролесили. Так знатно, что я всю ночь и половину следующего дня обнималась с белым другом. С тех пор я знаю свою меру. Могу пригубить, чтобы быть навеселе, но не более. До сегодняшнего дня, конечно.

— Если бы ты поела, перед тем как локать, то тебе не было бы плохо, — заявляет Демьян. В его голосе звучат нотки беспокойства, отчего в груди разливается приятное тепло.

Полагаю, ему не стоит знать, что моей целью было забыться. Алкоголь помог. Он затуманил мой разум на время, но не решил проблему.

— Я знаю, прости, — опускаю голову, точно провинившиеся девчонка.

Ну и ещё его голая грудь отвлекает. Даже в полутьме я вижу, как напрягаются его мышцы.

— Ложись, — приказывает, и я на удивление его слушаюсь. — С прикроватной тумбочки со своей стороны он подаёт мне таблетку и стакан воды. Пока я глотаю таблетки и запиваю их, Демьян прожигает меня своими омутами. — Соня, — мягко начинает, — это дело минувших дней. Понимаю тебе сейчас не просто, — кладёт свою руку поверх моей, — но шок пройдёт. Ты сильная. Ты справишься с этим.

Мне бы его уверенность, потому что прямо сейчас я понятия не имею кто я такая. Избалованная папина дочка, кукла невеста для богатенького кошелька — это то к чему я привыкла. Но я не привыкла быть сломанной девчонкой, которая не знает, куда ей примкнуть. Что я умею? Какая у меня цель в жизни? Я поступила туда, куда меня всунул отец. Все что я умею это тратить деньги, прожигать жизнь и не думать о завтрашнем дне. У меня нет увлечений. Откровенно говоря, работать вообще не входило в мои планы. У меня было денег куры не клюют. Зачем? А теперь я осталась с голой попой практически на улице. Кажется, за неделю я повзрослела на несколько лет.

Погладив меня нежно по щеке, Демьян заправляет прядь волос мне за ушко, забирает стакан и ставит на столик.

— А теперь ложись спать, — хлопает по постели. — Сейчас два часа ночи.

Правда?! Это же, сколько я проспала?! Впрочем, неважно. Я выспалась и сейчас сна ни в одном глазу, но Зорину я об этом не говорю.Вместо этого ложусь на кровать рядом с ним, а он укрывает меня одеялом и притягивает к себе на грудь. Поддавшись порыву, ласково трусь об неё щекой, отчего Демьян резко выдыхает. Целует меня в голову, бормочет что-то похожее на:"Господи, дай мне сил…» и выключает лампу.Мы погружается в темноту. Я слышу его нервное дыхание, как громко стучит сердце. И моё, и его. Сглотнув, кладу свою руку на его пресс. Демьян дергается и шипит.

Кажется, вчера мы не закончили… Я хочу отвлечься от всего. Хочу забыться, хоть на время. Говорят, что секс помогает. Я не проверяла, но сейчас возможно готова рискнуть.

Пальчиками шаловливо пробегаю по его прессу, очерчиваю кубики и целую грудь. Зорин лежит ни живой, ни мертвый. Его хватка на моем плече становится стальной, а сам он деревенеет.— Соня, — практически умоляя, шепчет и накрывает мою руку своей, останавливая, — перестань. Давай спать.

— Я не хочу спать…

И когда я только успела стать такой смелой? Вчера я готова была проглотить свой язык только чтобы не говорить, что у меня ещё никого не было, а сегодня сама его провоцирую. Но это же Демьян. Зорин. Тот самый козёл, который украл меня, потом спас от огромного волка, потом тащил, потом отогревал и даже кормил. Он видел меня на грани истерики. Знает, какой я бываю чокнутой стервой и терпит мои закидоны. Он… Свой. Как будто я знаю его тысячу лет.

— Тогда я найду нам занятие поинтересней, — ведя своей рукой вдоль моей спины, мурлычет мне на ухо.

— И что же это за занятие? — не тушуюсь я. В конце концов, мне давно пора сказать своей девственности «пока!» и помахать ручкой.

Демьян застывает, а его рука прекращает движение. Похоже, он надеялся, что спугнет меня. Однако сегодня смелости мне не занимать. Вполне возможно, виски не до конца выветрился из моей головы, или же это так близость Зорина пьянит.

— Ты не в себе, — нехотя берет мои руки в свои крепкие и большие ладони и сжимает, чтобы затем убрать.

Это меня оскорбляет. Нет, я тут распинаюсь. Соблазнить его пытаюсь, а ему хоть бы хны!

— Соблазнить меня пытаешься, значит? — пальцем он поддевает мой подбородок, заставляя на него посмотреть. Хитрый игривый огонек блестит в его глазах.

Блин, пора что-то делать со своей дурной привычкой разговаривать вслух!

— Не думал, что когда-нибудь скажу это… — он даже не скрывает своего сожаления, — но у тебя стресс. Если мы переспим, потом ты скажешь, что я негодяй такой тобой воспользовался и оторвешь мне мои причиндалы. А я, знаешь ли, ещё намерен оставить потомство.

— А если не скажу?

У Демьяна в глазах целая буря эмоций. В замешательстве он отпускает мои руки, нервно проводит рукой по своим волосам и сглатывает, отчего его кадык дергается. Зорин хочет меня, но сдерживается.

— Демьян, — беру его лицо в свои руки, пальцами поглаживая скулы, — помоги мне забыть.

Судорожно втянув в себя воздух, он крепко зажмуривается. Целует мою ладонь, и через мгновение я сижу на нем верхом.

— Ты уверена?

— Прямо сейчас как никогда.

Склоняюсь над его лицом и целую. Сперва это невинный поцелуй, но затем Демьян его углубляет. Наклоняет мою голову под удобным ему углом и глубоко целует, покусывает мои губы, сплетается своим языком с моим в замысловатом танце. Пока одна рука зарывается мне в волосы, вторая поглаживает бедро. Его ласки становятся все откровеннее и горячее. Мои руки покоятся на его плечах, сильно их сжимая. Наверняка, там останутся следы от моих ногтей.

— Соня, — шепчет, отстраняясь.

Кажется, он на грани, но все еще хочет остановиться. Я не представляю ему такого шанса. Дерзко развязываю пояс халата и скидываю.

— Черт! — шипит, пожирая меня глазами. Он не упускает ни единой детали, а там, куда неотрывно смотрит, кажется, начинает печь.

Грудь, ложбинка между ней, родинка на ключице. Демьян не упускает ни единой детали.

— Хочу тебя видеть, — нетерпеливо рыкает и тянется к лампе. Щелк! И теперь комната озаряется светом.

Ахнув, я прикрываюсь руками. В темноте я чувствовала себя более раскованной. Прям эдакой Афродитой…

— Передумала, Павлова? — подстегивает меня, насмешливо изогнув бровь.

Вот ещё!

Опускаю руки, давая себя рассмотреть при свете. От этого Зорин едва ли не давится слюной, а его руки опускаются на мои ягодицы, притягивая ближе к себе.

— Ничего я не передумала, — шепчу ему на ухо и игриво кусаю мочку.

Лёгкими поцелуями он осыпает мою шею, посасывает, словно ставя метку и кусает. Моё дыхание тяжелеет, а Зорин ещё даже не дотронулся до меня по-настоящему. Дрожь проходит по спине, когда он пальцем проводит по позвоночнику, переходит на ребра и, в конце концов, накрывает грудь рукой. Она определенно точно создана для его ладоней. Вот почему прежде до неё никто не дотрагивался.

Черт!

Я замираю, а сердце грозится вырваться из груди от волнения.

Черт! Черт! Черт!

— Что-то не так? — отрывается Демьян от моей шеи и вглядывается в мое лицо.

— Все хорошо, — взвинчиво лепечу, ерзая на нем.

Зорин, конечно же, мне не верит. Его брови сурово сходятся на переносице, а глаза сканируют меня, будто пытаясь поймать на лжи.

Так или иначе, мне придётся ему сказать, но лучше это было бы сделать, когда дело непосредственно дойдёт до… «дела».

— Соня…

— Все хорошо, правда!

Наклоняюсь и целую его со всей страстью, зарываюсь пальцами в короткие волосы, голой грудью касаясь его груди. Он отвечает на мой поцелуй, сжимает руку и пальцем обводит сосок, отчего я практически задыхаюсь. Все ощущения обострены и каждое движение как разряд тока по телу.

Телом я отдаюсь ему, но маленький червячок тревоги в моей голове не дает мне полностью расслабиться и, как говорится, получать удовольствие.

— Нет, — отодвигает меня от себя. В шоке я хлопаю ресницами. — Что-то не так, — сжимает челюсти, а желваки начинают ходить ходуном.

— Все так…

— Павлова, — рявкает, — или говори, или на боковую, — ставит условия.

Мои плечи опускаются. Выбора нет. Впрочем, Демьян заслуживает правды. Это и его касается тоже.

Я нервно жую губу, а руками хочу прикрыть свою наготу, но Зорин удерживает мои руки. Он терпеливо ждёт, пока я соберусь духом. Несколько минут проходит в напряженном молчании, пока я все же не подаю свой слабый голос.

— Я должна кое-что тебе сказать…

— Продолжай, — поощряет меня и проводит рукой по ноге, останавливаясь неприлично близко к краешку трусиков.

— Уменянискемнебыло, — на одном дыхании выпаливаю.

Демьян озадаченно переспрашивает:

— Что?

Не заставит же он меня снова это повторять, правда?!

Нет, судя по всему, заставит.

— У меня ни с кем не было, — повторяю более внятно.

— Не было?

Господи!

Простонав, я ворчу:

— Да, не было…

— То есть ты…?

— Ни с кем не спала, — заканчиваю за него.

Что ж, если я хотела увидеть растерянного и смущенного Зорина, то мне это удалось. Он явно чувствует себя не в своей тарелке.

— Демьян…

— Я… — заикается и убирает от меня свои руки, — Ты…

— Ага, — наклоняюсь над его лицом, чтобы поцеловать, но он уворачивается.

— Соня, ты уверена? Уверена, что хочешь, чтобы я был этим человеком? У меня нет опыта…

— Серьёзно? — фыркаю. Если это отмазка, то она самая глупая в мире!

Пусть своей бабушке это рассказывает, монах несчастный.

Пыхтя, я пытаюсь подняться с его колен, но он рывком опускает меня обратно, крепко держа своими за бедра.

— Я в том смысле, что обычно это был просто быстрый перепих и ничего большего. Я не был никогда первым.

— Ты не хочешь?

Можно ли чувствовать себя еще более оскорбленной?

— Что? Ты серьёзно? Думаешь, я тебя не хочу? — взяв мою руку, он кладет себе её между ног. — Ну как? Похоже, что я тебя не хочу?

Я чувствую все его желание. Он твёрдый.

— Я хочу тебя с тех самых пор, как ты врезала мне по яйцам!

— Ты заслужил!

— Возможно, — ухмыляется, но тут же становится серьезным, — я хочу тебя, Соня. Целиком и полностью.

— Тогда возьми, — проникновенно шепчу, и тем самым развязываю ему руки.

В следующую секунду я оказываюсь на спине, а Демьян нависает надо мной. Руками он исследует моё тело, губами спускается по шее, оставляет влажные поцелуи на ключицах и добирается до груди. Я выгибаю спину, когда его рот накрывает мою грудь.

Дальше все как в тумане. Мои стоны, его громкое дыхание, все смешивается воедино. Прихожу только в себя, когда мои трусики оказываются на лодыжках, а затем улетают. Руками нетерпеливо шарю по телу Демьяна, призывая более к активным действиям.

— Тише, не спеши, — целует меня.

Его боксеры тоже исчезают. Своим центром я чувствую всего его. Так близко и интимно. Однако мне не стыдно, мне не страшно. Желание затмевает все. Когда пальцы оказываются во мне, я не сдерживаю крика.

Черт! Как же это приятно!

Он двигается мучительно медленно, словно распаляя меня. Шепчет на ухо, какая я красивая, что я вредная, и что теперь полностью его. Движения становятся быстрее, и я взрываюсь на тысячу осколков.

Клянусь, у меня в глазах темнеет! Не успеваю я прийти в себя, как Демьян раскрывает мои бедра шире.

— Уверена? Обратного пути нет.

Вместо ответа я просто притягиваю его ближе. Он не делает резких движений. Всё происходит плавно, а боль лишь мимолетная. Однако разве это имеет значение, когда два человека хотят друг друга до истомы? Когда чувствуют друг друга на совершенно другом уровне? Это так первобытно, так откровенно и так чувственно, что пальцы на моих ногах подгибаются.

Мы двигаемся в унисон, пока оба не доходим до пика. Я вновь взрываюсь, а Демьян еле успевает выйти из меня, и следом получает свое удовольствие. Обессиленно он падает на подушку рядом со мной и притягивает к себе.

— Спасибо, — шепчу, а он только крепче сжимает меня в своих объятиях.

Глава 25

Демьян

— О боже! Это так вкусно, — маленькая проказница закатывает глаза, явно балдея.

Еще бы! Эта белобрысая зараза в который раз стырила бекон прям у меня из-под носа!Ладонью несильно, но ощутимо даю ей по заднице, отчего она взвизгивает и хохочет.

— А-ну, брысь!

— Зорин, не будь такой злюкой, — надувает губы уточкой, а сама рукой тянется к очередному кусочку, строя мне свои восхитительный голубые глазки.

Прищуриваюсь и резко перехватываю её руку, которая уже почти схватила кусочек с разделочной доски.

— Попалась! — держа за руку, притворно грозно рычу. — Накажу, — притягиваю её к себе ближе. Ее грудь касается моей, а моя рука оборачивается вокруг талии. Медленно перемещаю ладонь на ягодицы и щипаю.

— Ах, ты… — ахает и шипит сквозь зубы.

— Ну и кто же я? — наклоняюсь ближе к её губам.

— Неплохой человек, — бормочет, а её дыхание сбивается, когда мои губы касаются её.

Мы утопаем в жарком поцелуе. Наши опухшие губы, кажется, уже болят, но нам все равно. Мы не можем насытиться друг другом. С тех пор как я пришёл из магазина и разбудил Павлову, мы только и делаем что целуемся.

Сковорода начинает подозрительно шипеть, но это слышится где-то далеко, а затем случается бах! Мы отрываемся друг от друга, потому что на нас брызгает раскаленное масло.

— Черт! Омлет! — спохватываюсь я, делаю огонь тише, подмигиваю Соне, чей взгляд захмелел, и принимаюсь дальше нарезать бекон.

Павлова же садится за стол, подпирает рукой подбородок и наслаждается зрелищем. То есть, мной.

— Когда ты уже будешь мне готовить?

— Я? — показывает недоуменно на себя пальцем, на что я киваю. — Кхм, — откашливается, — ну ты же знаешь, что у меня с готовой так себе…

— Да уж! Сложно забыть, как ты чуть хату не спалила, — ухмыляюсь, а Павлова супится.

— Я не специально! Просто оно само как-то вышло.… Да и вообще, я и готовить — это вещи несовместимые, — заявляет мне эта барышня.

Ну, уж нет, Павлова! Мы же в демократической стране живем. Стало быть, и права у всех равные и обязанности тоже равные, так что…

— Будем тогда совмещать, — непреклонно отрезаю.

А пока…

Я стою у плиты, нарезаю зелень, перекладываю в тарелки готовый омлет и ставлю перед Павловой, чьи глаза загораются при виде еды.

Вчера мы изрядно утомились. Собственно, поэтому сегодня я и баловал свою принцессу. Впрочем, зная Павлову с завтраками иначе быть не может, так же как с обедами и ужинами. Ну, это дело поправимое. Вот разберёмся с её папашей деспотом, а потом и на курсы отправлю. Будем мне такое стряпать, что все еще обзавидуются!

На моё заявление Соня лишь сконфуженно улыбается. Завтрак проходит в легкой беседе. Мы флиртуем, заигрываем, общаемся на разные темы.

— А потом мы убегали, потому что те гопники хотели нас убить, — заканчивает рассказ. — И все из-за Фроловой, — обреченно вздыхает.

Насколько я понял из её рассказов, Ульяна Фролова самая буйная её подруга, которая постоянно вытягивает девчонок в авантюры. Однажды Фролова с Павловой решили продать свои старые вещи. Пришли на ярмарку, поставили столик, а там к вечеру пьяные гопники с пивом потянулись. Начали права качать и требовать «дань» за «крышу». Те, безусловно, отказали. В несколько грубой форме. Со слов Соньки:"Ты че попутал, заморыш пучеглазый? Петляй отсюда!» — так сказала Фролова. Те, конечно, от такой наглости опешили и стали разбрасывать вещи. Фролова же, недолго думая, стала лупить хулиганов туфлями.

— И чем же все закончилось?

— Ляля, — серьёзно изрекает Павлова. — Ляля наш спаситель.

— Что ещё за Ляля? — сужаю щелки я.

— Боксер, — невозмутимо отвечает, пожимая плечами.

— И-и-и? — напряженно протягиваю.

Ревность бьёт меня хлыстом наотмашь. Кровь начинает бурлить. Мне не нравится любое упоминания мужчин из её уст. Мне не нравится, что кто-то занимает место в её памяти. Я хочу стереть их всех к чёртовой матери! До одного. Хочу, чтобы думала только обо мне. Вспоминала только меня. Я слетел с катушек, это факт.

- И ухажер Фроловой, — заканчивает.

Как от сердца отлегает. Могу поспорить, что я выгляжу неприлично довольным.

- Ну, тогда, конечно, он еще не был её ухажером, — кладет кусочек омлета в рот, аккуратно жуя. Законно ли это делать так сексуально? — Мы бежали. Нас заметила группа парней. Как оказалось, это были боксеры, которые шли с тренировки. Фролова с крокодильими слезами бросилась к ним, стала умолять о помощи. Те, конечно же, не могли бросить девушек в беде, поэтому накостыляли этим гопарям. Хотя, честно говоря, не удивлюсь, если от удара туфлей у одного из них шрам до сих пор остался. У Фроловой рука тяжёлая.

- Веселая у тебя подруга, — усмехаюсь.

Внезапно её лицо становится грустным. А я без понятия, как убрать эту тоску из её глаз.

- Скучаешь по ним?

- Безумно, — шепчет, вздыхая.

Сейчас в этой девчонке нет ничего от той стервы, которая напоила меня кофе с перцем, а затем влупила по яйцам. Сейчас она настоящая. Такая, какой бывает только с самыми близкими. И это невероятно ценно для меня.

Я несколько секунд раздумываю, прежде чем положить перед ней свой телефон и сказать:

- Позвони им, Соня. Думаю, они должны знать, что с тобой все в порядке.

Затем я иду в душ. Не то чтобы это было первой необходимостью, но ей нужно пространство. Уже у самой двери, Соня окликает меня.

— Демьян, — смотрит на меня, и я тону в ее бездонном омуте глаз, — спасибо тебе.

Соня

Смотрю на телефон перед собой.

Я пропала на неделю. Мы не те подружки, которые в обязательном порядке созваниваются каждый божий день. Мы не вместе двадцать четыре на семь, но такое долгое отсутствие должно было их встревожить. У каждой свои дела и заморочки. Конечно, мы взрослые люди со своими заботами и проблемами, но и пропасть на неделю чтобы ни слуху, ни духу — это крайняя редкость.

Взяв телефон в руки, понимаю, что я не помню номеров. К счастью, в современном мире — это ерунда.

Включаю интернет и захожу в социальные сети. Там у меня несколько сообщений с просьбами срочно перезвонить.

В общем чате вообще переполох. Читаю последние сообщения нескольких дней.

«А где Павлова? Что-то её не видно» — пишет Варька.

«Поработили походу. Павлова, если ты ещё жива, то дай нам знать!» — это от Ульяны.

Несколько таких саркастических замечаний, а затем идут сообщения следующего дня.

«Ко мне приходил Сонин папа. Спрашивал, не связывались ли со мной Соня. Девки, что-то происходит!» — это от Дуни.

«Набери меня!»

«И меня!»

В контактной информации нахожу номер Ульяны и набираю трясущимися руками.

Что отец хотел от них? Не уверена, что он вообще различал моих подруг, несмотря на то, что мы дружили с садика. Он всегда путал Варю, Улю и Дуню. Порой мне было неловко, когда он называл их не своими именами. В конце концов, за столько-то лет можно было и запомнить!

Несколько долгих гудков, и я слышу запыхавшийся как после долгой пробежки голос подруги.

— Я слушаю.

— Уль! Уль, это я Соня!

— Соня? — озадачивается. — Сонька! Чтоб мне сквозь землю провалиться! Явилась пропажа! Где ты? Что с тобой?

— Уль, я… — вздыхаю. Как можно все это объяснить?! Понимаешь, меня похитили, но вроде, как и нет. Мой отец последний подонок, а ещё я влюбилась и переспала со своим похитителем. Черт! Звучит как бред сумасшедшей. — Мне пришлось отъехать. Все очень сложно, — тщательно подбираю слова. — У нас с отцом разногласия.

— Мне пришли пригласительные. Эти ты имеешь ввиду разногласия? — слышится какой-то шорох, а затем ворчание Ульяны, — Да подожди ты! Извращенец!

Похоже, я не совсем вовремя. Обычно я бы извинилась и положила трубку, но сейчас я слишком ошарашена, чтобы обращать внимание на подозрительные шорохи.

— Что? Какие пригласительные?

— Ну, ты даёшь, мать! — усмехается. — На твою свадьбу, конечно. Слушай, если ты связалась со своими богатыми ушлепками и решила напоследок гульнуть, то знай хотя бы меру.

— Какую меру? — рычу. — Ни с кем я не связывались! Я ни хрена не знаю о свадьбе!

— Как не… — запинается, — знаешь? Вчера курьер принёс. Свадьба двадцать пятого. Через неделю. Слушай, такой переполох. Обычно хотя бы за месяц говорят, а тут за неделю.

Очень странно…

Значит, отец без моего ведома, решил меня замуж отдать. Просто сказка!

— Я не собираюсь замуж. Это все этот старый хрен с отцом. Я сейчас вообще в… отъезде.

— Ну, у вас и Санта Барбара! Сонь, ты лучше скажи с тобой все хорошо?

— Да, — уверенно изрекаю. — Всё хорошо. Передай девчонкам привет от меня. Я потом обязательно все объясню.

— Хорошо.

Еще несколько минут мы общаемся. Фролова в подробностях рассказывает о визите отца к Дуне домой. Отец, как впрочем, и всегда, в своем репертуаре. Сказал, что, мол, у меня депрессия перед свадьбой, и я сбежала, что я такая сякая заставляю своего «жениха» волноваться. Ещё бы! А ему же нельзя! Возраст не позволяет!

Через пару минут мы сворачивает разговор.

— Пока… И, Уль, не говори моему отцу и никому кроме девчонок об этом звонке, ладно?Ох и не нравится мне все это, — бурчит Фролова. — Ты же знаешь, я могила.

Отключившись, кладу телефон на стол. Рукой провожу по волосам, словно пытаясь осмыслить всю полученную информацию.

Получается, отец уверен, что я вернусь домой. Все даты оговорены, гости приглашены. Уверена и платье готово.

Падаю головой на ладони и тру свое лицо. Черт!

— Что случилось? — слышу обеспокоенный голос Демьяна. Я настолько погружена в свои мысли, что даже не услышала его шаги.

— Я, похоже, замуж выхожу, — хрипло выдавливаю из себя.

Глава 26

Демьян

— Черта с два ты выходишь замуж! — взрываюсь я.

Какого хрена? Я отошёл всего на десять минут, а она уже замуж собралась. Что за чушь она портит? Какая муха её укусила?

Соня отрывает свои руки от лица и поднимает на меня голову. В ее глазах стоят застывшие слезы. Господи, я бы сейчас все отдал за то чтобы узнать, что творится у неё в голове…

— Свадьба назначена…

— Какая свадьба, Павлова? — разгневанно рявкаю и наклоняюсь над ней, опираясь руками на стол и стул. Я буквально зажимаю её.

— Я только что звонила Ульяне. Отец прислал приглашение. На двадцать пятое число назначена свадьба.

Сжимаю зубы до судороги в челюсти. Неужели она ничего не поняла? Неужели она думает, что я её отпущу? Наивная…

— И? — ледяным тоном спрашиваю, выгибая скептически бровь.

— Я… Я не знаю, — рассеянно бормочет. — Я ничего не понимаю.

— Соня, — беру её лицо в свои руки, заставляя на меня посмотреть, — я сказал, что тебе помогу.

— Да, — вяло соглашается, — ты поможешь. А потом что? Что я буду делать, Демьян? Куда пойду? Рано или поздно они найдут меня и тогда…

Она не договаривает, но я и без того понимаю что тогда будет. Меня не пугает ни ее отец, ни Ефимов, меня пугает ее скептический настрой. Неужели она настолько в меня не верит? Неужели настолько не верит в нас? Да и есть ли вообще «мы»?

— Так построй свою жизнь так, как ты того хочешь. Я всегда приду тебе на помощь. Я буду тебе… — осекаюсь, не зная как продолжить. В конце концов, мы ничего не обсуждали. Я точно знаю, чего хочу. Её. Однако хочет ли она меня? Решив не гнать лошадей, заканчиваю, — другом.

— Другом, — эхом повторяет, а после усмехается. — Хорошо, друг, — хлопает меня по плечу, — я тебя услышала.

Для её комплекции она достаточно сильно толкает меня в плечи, и когда я отстраняюсь, поднимается и идёт в душ, что-то злобно ворча себе под нос. Кажется, Павлова проклинает меня до седьмого колена.

И что не так с этими женщинами? Что я опять не так сказал?

— Соня, — окликаю, но в ответ девчонка лишь хлопает дверью.

Похоже, я чего-то не понимаю. Черт!

Мы непременно вернёмся к этому разговору, но когда оба остынем, а пока я иду в комнату и созваниваюсь с Кислым, чтобы обсудить последние новости.

— Павлов пошел на контакт, — сходу радует меня новостями друг. — Я отослал ему несколько скринов. Он с самого утра оборвал мой телефон. Думаю, нужно его брать, пока горяченький.

— Ты уже обсудил с ним условия встречи?

— Нет, он хочет говорить с тобой лично.

— Озвучил наши условия?

— Демьян, — устало вздыхает, — послушай…

— Ясно, ничего он не обсудил.

-Ты вспылил. Давай не будем рубить с плеча.

— Нет, — чеканю. — Я уже все сказал. Дуй ко мне, будем договариваться с Павловым.

Когда приезжает Леха, Соня все ещё со мной не разговаривает. Противная девчонка ходит, задрав свой нос и фыркая на каждое моё слово. Похоже, мы вернулись к тому, откуда начали. Превосходно, мать твою!

Мы с Кислым сидим на кухне. Павлова в это время находится в комнате. Я курю, чтобы хоть самую малость успокоить расшатанные нервы. Мне нужно быть собранным на сто процентов, когда я позвоню Павлову. Я не такой дурак, чтобы звонить со своего телефона. Для этого у нас есть особый телефон и симка. По ним нас не должны засечь.

Он должен оставить ресторан и Соню в покое.

— Зорин, я понимаю землю, но как ты собираешься отца заставить отказаться от родной дочери? Ты в своём уме? — Лёша косится на меня, как на психа.

— Он ее продаёт, как скот! — шиплю я.

— Ладно, — поднимает руки вверх в знаксвоей капитуляции. — Допустим, что чудом нам удастся договориться с ним. Что дальше? Ты будешь возиться с ней? Девочка родилась с золотой ложкой во рту, Зорин! От нее будут только одни неприятности. Она морочит тебе голову.

Фыркнув, беру телефон в руки. Кислый не доверяет женщинам. Я могу его понять. «Та самая», как он считал, предала его.

Черт! Да я и сам не верю им. Верил.

Решительно набираю Павлова. В конце концов, я и так затянул эту историю. Он берет почти сразу.

— Слушаю, — раздается его грубый голос.

— Андрей Евгеньевич, — протягиваю.

На несколько минут воцаряется тишина, а после Павлов откашливается и выдает:

— Чего ты хочешь, Зорин?

Правильное решение. То, что он не начал с угроз уже что-то. Значит, сильно мы прижали его за хвост.

— Встречу.

— Ты можешь все обсудить с Борисом. Земля принадлежит нам обоим. Я не стану влезать. Верни мою дочь!

— Планы поменялись, — хмыкаю. — Мне нужно ещё кое-что.

— Что?

— Думаю, мои условия стоит обсудить при встрече, — настаиваю. Точнее даю понять, что если встречи не будет, то к компромиссу мы не придём.

— Черт с тобой, — рявкает. — Сегодня вечером. Я буду у тебя в городе.

— Я скину адрес, — говорю напоследок, а после отключаюсь.Кислый лишь качает разочарованно головой.

* * *

— Почему я не могу поехать с вами? — истерично кричит Павлова.

Клянусь, с самого утра она выносит мне мозг и ведет себя как стерва!

— Потому что ты остаешься.

— Демьян! Демьян! — следует за мной по пятам, пока я топаю в комнату, чтобы одеться.

Меньше чем через час я должен быть центре. Павлова, кто бы сомневался, намылилась с нами. Нам так и не удалось обсудить утренние… разногласия, скажем так. Я же сказал, что пытаюсь помочь этой девчонке! Я пытаюсь не давить на неё! Даю ей время привыкнуть ко мне. Что этой женщине еще нужно?

— Зорин! — рычит, буравя меня взглядом, я между тем снимаю с себя спортивки и надеваю джинсы. — Ответь мне! — топает капризно ногой.

— Мы собираемся обсудить условия сделки. Если ты будешь маячить перед глазами своего папаши, то он попытается кинуть нас.

— Я посижу в машине!

Ей богу, как маленький ребёнок…

— У меня создается впечатление, что ты и сама не так уж против своего жениха, — зло пыхтя, скидываю свою футболку и рывком натягиваю свитшот.

— Что?

— С утра, помнится, ты уже собиралась замуж, — едко напоминаю ей.

— Да пошёл ты! — срывается, фыркает и хлопает дверью. Через секунду из-за двери доносится, — ты так ничего и не понял!

Ну, простите что я не телепат. Мысли читать не научился! Впрочем, с ней мне этот навык был бы очень кстати. Застегиваю ремень, беру ключи, телефон и бумажник. Остальное у Лехи. Пару раз брызгаю на себя парфюмом и выхожу из комнаты.

Павлова, надувшись, сидит на диване, испепеляя глазами чёрный экран плазмы.

— Сонь, — подхожу к ней, дотрагиваясь до плеча, но она отскакивает от меня, точно ужаленная. — Не обижайся, — устало произношу. — Я хочу как лучше для тебя. Для нас.

— Ох, — наконец-то подаёт она голос, — теперь есть «мы»? С утра мне так не казалось.

Ее слова больно бьют, не щадя. Я и забыл, какой она может быть колкой. Я не понимаю сказано это с претензией или напротив она меня поправляет. Её тон не выражает никаких эмоций.

Покачав разочарованно головой, плетусь в коридор, где обуваюсь. Каждую секунду мне приходится себя одергивать, чтобы не подскочить к ней, не встряхнуть и не впиться губами в ее, чтобы доказать что никакие мы не друзья. Однако что-то меня останавливает. Это навязчивый вопрос в моей голове: «А нужно ли ей это?». Вчера она хотела утешения, забыться. Она получила этого сполна.

Вздохнув, выхожу из квартиры, закрываю дверь и направляюсь к лифту, подавляя в себе настойчиво желание вернуться обратно.

В машине Леха награждает меня мрачным взглядом, но никак не комментирует.

— Можем ехать?

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на свое окно, а затем все же киваю. Пора ехать.Дорога проходит в гнетущей тишине. Каждый занят своими мыслями. Я так и не объяснил Леше, как собираюсь заставить Павлова не выдавать свою дочь замуж. Отчасти потому что и сам не знаю. Будем действовать исходя из обстоятельств.

Когда мы подъезжаем к кафе, Кислый отдаёт мне копии компромата и мои документы на землю (оригиналы). Там есть несколько лазеек, которыми может воспользоваться этот старый хитрый лис. По факту земля принадлежит нам обоим. Так как Павлов выкупил землю, то «Шафран» принадлежит ему. Но вот незадача…. Сам «Шафран» в моих документах принадлежит мне, собственно, как и земля, поэтому Павлов должен подписать отказную, что, мол, не имеет претензий, а мой юрист, что должен прийти примерно через десять минут, должен все заверить. Слишком самонадеянно? Возможно.

Захожу в ресторан, расправляю плечи и осматриваюсь. Павлов уже сидит за столом. Один. Кто бы сомневался! Он не позволит кому-то уши греть, когда на него столько накопали. Это и к лучшему. Если бы он позвал Ефимова, я бы закончил начатое. И тогда сушить сухари пришлось бы уже мне.

Не спеша подхожу к столу, отодвигаю стул и сажусь аккурат напротив Павлова, складывая руки в замок.

Он залпом опрокидывает в себя коньяк, поднимает руку и просит повторить, а уже после обращает свое внимание на меня.

— Ближе к делу, Зорин, — по-деловому изрекает. — У меня нет времени на прелюдии.

Как и всегда, он собран и сдержан. В нем нет даже намека на нервозность. Одет с иголочки, чисто выбрит. Выглядит свежо, впрочем, как обычно. Или же хочет так выглядеть. В любом случае ему меня не провести. Я вижу, как подергивается жилка на его шее, и как он то и дело косится на часы, словно спешит. Или что задумал…

Кладу перед ним папку. Неохотно он берет ее в руки, открывает, пролистывает, стискивает зубы, но тут же возвращает на лицо невозмутимость.

— Ты договорился с юристом? — сразу же переходит к делу. Он не собирается торговаться. Полагаю, с землёй вопрос решён.

— Да, скоро будет, — киваю головой.

— Отлично! Где моя дочь? — оглядывается, словно Соня должна стоять где-то в углу со связанными руками и заклеенным скотчем ртом.

— А вот это второе мое условие… Я хочу, чтобы свадьбу отменили.

Павлов ошарашенно смотрит на меня. Вся его невозмутимость летит в тартарары. Откашлявшись, он допивает остатки коньяка, а затем начинает хрипло смеяться.

— Зорин, ты нанюхался чего-то? По стопам папаши пошёл?

— Я абсолютно серьёзен.

— с какого перепугу я должен это сделать, позволь поинтересоваться? — выгибает бровь. Он, кажется, забавляется.

— Соня не выйдет замуж за Ефимова. Вы продаёте свою дочь, — сквозь зубы цежу.

— А ты у моей дочери спросил, чего она хочет? — на несколько секунд он задумывается, а затем до него доходит, — постой ты что же на мою дочь запал?

Я не отрицаю его слова, но и не подтверждаю. Впрочем, он и сам догадывается.

— Ай да Сонька! Моя порода! Обвела тебя вокруг пальца. Если бы я знал, Зорин, что ты так на баб падок…

Павлов усмехается, почесывает свой подбородок, а уголки его губ лукаво приподнимаются. К моему удивлению, он изрекает:

— Хорошо! Будь, по-твоему!

Пока я пытаюсь все переварить, приходит юрист. Мы довольно быстро справляемся с документами. Когда Павлов все подписывает, Лёша приносит нам оригиналы документов.

— Должен признаться, Зорин, я не ожидал от тебя такой прыткости и наглости, — хмыкает, забирая компромат. — Я впечатлен.

— Соня свяжется с вами, когда сама того захочет, — напоследок бросаю ему.

— Конечно, — уже вслед доносится мне.

Я удивлён, что Павлов так просто отказался от своей дочери. Что он за отец такой? А вдруг я ее пытаю? Сдал в сексуальное рабство, в конце концов?! К слову, насчёт последнего я очень даже «за» по обоюдному согласию конечно.

Тоже мне папаша. Лишь бы свою задницу прикрыть!

Однако когда мы с Кислым едем домой меня не покидает ощущение, будто я упустил что-то крайне важное. Чувство тревоги нарастает во мне, хотя, казалось бы, все сложилось как нельзя лучше.

— Не думаешь, что Павлов блефует?

— Каким образом? — фыркаю на это идиотское предположение. — Документы у нас, Павлова тоже со мной.

— Как знать… — шепчет Леха.

Я не обращаю на его слова внимание. Кислый какой-то в последнее время… кислыйМы проезжаем мимо цветочного. И тут впервые в жизни меня посещает идея…

— Останови, — прошу друга.

— Что? — не понимает он.

— Останови у магазина.

Леша косится на меня, как на блаженного, когда я спустя десять минут выхожу с огромным букетом алых роз и с не менее широкой улыбкой.

— Чувак, у тебя реально крыша поехала.

— Едь, давай, — цокаю, а сам между тем радуюсь как ребёнок.

К слову, я никогда не дарил женщинам цветы. Можно сказать, что у меня дебют. Странное ощущение, но мне оно определенно точно нравится. Нет. Я от него тащусь.

Подъехав к дому, я быстро прощаюсь с другом, а после пулей вылетаю из машины, чтобы буквально за минуту оказаться у своей двери.

Достаю ключи, вставляю в замок и тут же напрягаюсь, когда понимаю, что он сломан.

— Дерьмо!

Рывком открываю двери и влетаю в квартиру. Сношу все на своем пути, пока осматриваюсь комнаты.

— Соня! Павлова!

Заглядываю в ванную, но там пусто. Так же как и в комнате.

— Если это шутка, то тебе лучше выйти сейчас!

Но она не выходит, потому что её здесь просто нет.

Глава 27

Соня

— Ну что, голубка моя, думала я тебя не найду? — проводя по моей щеке своими сморщенными пальцами, говорит Борис.

Сглотнув, вытираю слезы и отворачиваюсь к окну.

Мерзавец!

Ефимов больно хватает меня за подбородок, разворачивая моё лицо обратно.

— Нагулялась? — шипит.

— Не трогайте меня! — кричу и бью его в солнечное сплетение.

От неожиданности он отпускает меня и сгибается пополам, жадно хватая воздух ртом.Подобрав колени, сворачиваюсь калачиком и тихо плачу.

Как только Зорин уехал в квартиру ворвался мой названный муж. Он не стал церемониться. Даже распинаться в обвинениях не стал. Просто схватил за руку и потащил к выходу. Могу поспорить у меня на руках остались синяки.

Ефимов разгибается, жеманно поправляет свой пиджак, зло зыркая на меня из-под нахмуренных бровей.

— Упрямая девка, — бубнит.

Он больше не говорит ни слова. Дорога долгая, потому что мы направляемся домой.Я поняла, это из его разговора с моим отцом по телефону. Из обрывков догадалась, что папа получил свой компромат, правда не без убытков. Видимо, Зорин добился своего. Отлично! Хоть кому-то из нас везёт.

Машина просторная, дорогая и престижная. Не в пример той, что у Демьяна. Однако я не чувствую ни толику спокойствия и комфорта в ней. Мне с трудом удается успокоиться, а ещё подавить в себе желание выпрыгнуть из этой тачки прямо на ходу.

По крайне мере он не получит то ради чего устраивает эту свадьбу. Невинной девчонкой я уже не была, поэтому старому извращенцу ничего не обломится.

Проходят долгие часы, прежде чем мы заезжаем в наш город. Практически всю дорогу я спала. Конечно, за исключением тех моментов, когда вспоминала о Зорине и размышляла, о своём скором будущем.

Как он там? Ищет ли меня? Волнуется ли? Или ему просто все равно? Мало ли вдруг я просто очередная глупая дурочка, которую развели на секс…

Нет. Нет. Демьян не такой. Я знаю, он себе места не находит.

Боже, я противоречу сама себе!

На улице уже рассвет. Я смотрю на знакомые места, но вот мы сворачиваем и точно не к моему дому.

— Куда мы едем?

— Домой, — устало изрекает.

— Но мой дом в другой стороне! — повышаю тон.

Я снова на грани истерики. Кажется, нервный срыв мне обеспечен. Возможно, если меня признают невменяемой, то Бориска откажется от меня. Зачем ему жена психопатка, в конце концов?!

— Любовь моя, — воркует своим этим приторным скрипучим голосом, — ты моя жена. Следовательно, твой дом там, где твой муж.

— Я не ваша жена! — с отвращением выплевываю.

— Это вопрос всего нескольких дней, — парирует, на что я рычу и снова отворачиваюсь.

Шиш ему! Если он забрал меня, то это вовсе не значит, что я замуж выйду! Ничего. Проживу и без отца. На работу пойду, квартиру сниму, первое время поживу у Фроловой. Она, кажется, квартиру сняла. Не выгонит же она подругу на улицу, в самом деле! И потом… У меня куча брендовых шмоток. Продам… На первое время хватит.

В конце концов, я знаю английский и французский языки. Так что не пропаду. А если уж Зорин свое обещание сдержит, так вообще заживу!

Мысли хоть немного, но приободряют меня. Вероятно, где-то далеко внутри себя я предполагала такой исход. Безусловно, ещё неделю назад, буквально до того момента как один нахал увез меня в лес, лишится средств к существованию и продать свою коллекцию было для меня ужасом и крахом всего. Однако сейчас когда я осознаю, что ужас это выйти замуж за человека от которого тебя выворачивает наизнанку, что это быть его куклой за его подачки, что это не познать тех самых бабочек в животе про которых столько разговоров и не испытать влюбленность. А если испытать, то не быть с любимым человеком.

М-да. Где же мой любимый человек?

Эта мысль так бьет меня по голове, что я, кажется, перестаю даже моргать. Любимый?

— Приехали, Софья, — как назло подаёт свой голос старик. Ещё и полным именем меня назвал! — Добро пожаловать домой!

Бориска выходит из машины, обходит и любезно открывает мне дверь.

Он что серьёзно? Маразм крепчал, однако. Не собираюсь я выходить. Это. Не. Мой. Дом.

Принципиально сижу на месте, уставившись перед собой.

— Выходи, — повторяет несколько раздраженно.

— Это не мой дом. И я не собираюсь выходить за вас замуж.

— Упрямица! — рывком вытягивает меня за руку из машины, подает своему водителю знак рукой, что тот может быть свободен. Тоже мне барин!

Машина отъезжает, а Ефимов тащит меня за руку в дом, больно сжимая запястье.

— Ты будешь делать то, что я тебе скажу, девчонка!

Он тянет меня на второй этаж, где заталкивает в комнату.

— Посиди здесь и подумай над своим поведением. Я приеду, и мы поговорим, — отпуская меня, чеканит.

Проводит рукой по своей вспотевшей лысине, поправляет выбившуюся из брюха рубашку, что трещит по швам. Он так молодится, что берет на размер меньше. Не то чтобы ему это помогает…

Дверь хлопает. Старый маразматик отчалил.

Фыркнув, даже не осматриваюсь, просто из-за ненадобности, и выхожу следом за ним. Дохожу до лестницы и только ступаю вниз, как передо мной встаёт каменной стеной один из его верзил.

— Софья Павловна, вернитесь, пожалуйста, в комнату.

— И не подумаю!

Пытаюсь обойти этого аборигена, но он не даёт.

— У меня приказ. Софья Павловна, вернитесь, пожалуйста, в комнату, — как заведенный повторяет. Не пора ли ему сменить пластинку?!

— А если не вернусь то что? — выставляю я руки в боки, злобно на него зыркая исподлобья.

— Тогда я буду вынужден действовать по инструкции. Софья Павловна, вернитесь, пожалуйста, в комнату.

Уму непостижимо! Этот старый козёл приставал ко мне своих шавок!

Зарычав, я топаю в комнату и хлопаю дверью с такой силой, что та чудом остаётся держаться на петлях.

Не хочешь по-хорошему, муженек? Будет по-плохому!

Подхожу к окну, открываю и выглядываю. Конечно же, охранник стоит и тут. Мало того, я замечаю несколько камер наблюдения в комнате. Несмотря на то, что я вроде как почтенная и долгожданная «гостья» в этом доме, я не думаю, что их поставили исключительно из-за меня. Полагаю, таков дизайн. Говорю же, извращенец. Мало ли что эта камера записывала в этой комнате.

Пока осматриваю свои временные владения, замечаю еще одну дверь, ведущую в ванную комнату. Остаётся надеяться, что там камер нет. Впрочем, кто его знает…Дизайн, безусловно, излишне пафосный. В стиле Ефимова. Дорого, вульгарно и броско. Красная кровать с балдахином, мебель под старину. А возможно действительно риоритет. Отвратительные картины обнаженных людей на стенах. В общем, одни письки кругом. Бордовые стены, потолок с замысловатой лепкой и позолоченная вычурная люстра. На полу шкура медведя, а над кроватью оленьи рога. Странно…рога здесь, а хозяина нет. Забыл видать…

Плюхаюсь на кровать, раздумывая какую бы пакость сделать своему «жениху». И вообще, где мой отец? Он не собирается увидеть свою дочь, которая пропадала черте где целую неделю?!

Не проходит и десяти минут как в дверь стучаться, а затем входит ходячий шкаф с подносом, ставит на столик у дивана, желает приятного аппетита и удаляется.Выглядит, конечно, все весьма аппетитно. Аж слюнки текут… Но есть принципиально не буду! А то скажет отрабатывать потом…

Я объявляю голодовку!

Подскакиваю с кровати, беру этот поднос, а затем выставляю за дверь. Так-то! Не нужны мне ничьи подачки!

Больше ко мне никто не заходит. Я умираю со скуки. Мучаю себя мыслями и терзаюсь догадками. А еще признаюсь себе, что люблю Зорина. Когда это произошло? Наверное, когда он пошёл за мной в лес. Когда нёс на руках всю дорогу, а затем обрабатывал мою рану. Оказалось, что за маской надменного засранца скрывается отважный мужчина. А уж, какой пылкий любовник… Страстный и нежный одновременно, доводящий до безумства.

Я люблю тебя злой и вредный, Тролль. Только приди ко мне. Только найди меня.

Когда хлопает дверь, я даже не двигаюсь. Сколько прошло часов? Пять? Шесть? Явился, не запылился. Хотя о чем это я?! С этого и без того пыль сыпется.

— Софья!

Раздраженно закатываю глаза. Бесит.

— Я Соня.

— Голубушка моя, ты почему не ешь?

Нет. Это отнюдь не любезность. Этот энергетический маньяк вводит меня в заблуждение. Хочет казаться белым и пушистым. Хочет меня заболтать. Но я ни капли не ведусь на эту клоунаду.

— Я не буду есть в этом доме. Вы приставали ко мне своих аборигенов.

— Поверь, голубка, — садится на кровать, отчего та прогибается, а ещё противно скрипит, — это все ради твоего же блага.

— Да неужели?

— С тех пор как ты пропала, девочка моя, я места себе не находил! Теперь вот боюсь, что опять украдут золотце моё.

— Я хочу домой.

— Твой дом здесь.

— Меня здесь заперли. Я здесь не по собственной воле.

— Ты вольна делать что хочешь, Софья.

-Отлично!

Поднимаюсь с кровати, но тут же он хватает мою руку и тянет обратно, отрезая:

— Сядь.

Вся его напускная нежность исчезает. Больше Ефимов не играет. Он прожигает меня своими глазами.

— Вы можете делать что угодно, но я не выйду за вас замуж. Я не стану вашей. И даже отец вам не поможет, — шиплю змеей ему прямо в его набитую рожу.

— А за сосунка своего выйдешь, значит? — сужает щелки. — Думаешь, я не знаю о твоем романе? Думаешь, не знаю, что ты к нему в койку только и рада была прыгнуть? Но я тебя прощаю, — снисходительно заявляет. — Спишем это недоразумение на твою неопытность и молодость.

-Любовь это не недоразумение!

— Любовь? — едко усмехается, а затем и вовсе хохочет. — Любовь у вас значит, да?

Упрямо молчу. Пусть потешается пердун старый.

— Думаешь, ты ему нужна? Да у него таких дурочек как ты на каждый день недели. И каждая думает, что она единственная. Твоему хахалю нужен был только ресторан. Он его обменял на тебя, как и планировал.

— Он обменял компромат на ресторан, — не могу я сдержать себя. Это наговор. Ложь.

Борис усмехается. Видимо не ожидал, что я так много знаю. Ефимов меняется в лице, сжимает зубы и цедит:

— Я предлагаю тебе сделку.

— Сделку? — скептически приподнимаю я бровь. Очень интересно…

— Именно, — кивает головой. — Ты становишься моей женой, а я, раз ты так любишь этого сопляка, так и быть не буду его трогать.

— Вы и так его не тронете. У него на вас компромат.

— Нет, у него компромат на твоего отца, который он, между прочим, сегодня отдал. А вот побои, — трогает он свое лицо, на котором синяк, что остался после потасовки, — я сниму.И уж, поверь мне, дорогая, — скалиться, — я сделаю, так что твоего ненаглядного упекут далеко и надолго.

— За драку ему дадут только условный срок.

Я не такая дура, чтобы повестись на эту провокацию.

— Ах да, забыл совсем, — проводит рукой по своей лысине, — ещё похищение.

— Я не буду давать показания.

— А они и не нужны будут, любовь моя, — хлопает рукой по моей ноге. — Ты подумай пока. До свадьбы еще есть несколько дней.

Ефимов встаёт и довольный собой уходит. Это грязный шантаж, но не блеф. Он ни перед чем не остановится. С него станется подключить все свои связи и действительно посадить Демьяна.

Черт! Черт! Черт!

Глава 28

Демьян

Мы с Кислым сидим у меня в кабинете. У каждого в руке стакан с виски, а между нами бутылка. Как только я понял, что Павловой нет, вернулся в город.Уже прошло больше суток, а я до сих пор не имею понятия, куда увез её Павлов. Да и он ли?!

Когда я позвонил этому козлу с требованием вернуть Соню, потому что у нас уговор, ублюдок саркастически усмехнулся и ответил что понятия не имеет где его дочь. Более того он никак не может отменить свадьбу, просто потому что не имеет к ней ни малейшего отношения. Он её не устраивал, собственно все претензии к её жениху.

«Теперь это его забота» — жёстко отрезал, а потом положил трубку.

Я был вне себя от гнева. Кажется, сломал стул, которым пульнул в телек, а ещё разбил стеклянный стол, из-за чего теперь на моей руке красовался гипс. Мне никогда не удавалось держать свои эмоции под контролем.

— Демьян, она выходит замуж. Я думаю, Павлов её к этому всю жизнь готовил. Просто она ожидала, что это будет какой-то крутой мажор, а в итоге это пузатый дед. Но, откровенно говоря, это её среда. Она привыкнет.

Стакан сжимается в моей руке, кажется, он сейчас лопнет.

— Ее подруги самые простые ребята. Она не такая, как эти чёртовы мажоры, — отрицаю. — Она не привыкнет. И она не хочет.

— Ты хочешь перейти дорогу, Ефимову? Серьёзно? Он не Павлов. На него у нас ничего нет.

— Это он перешёл мне дорогу, когда зашёл в мой дом и силой увел мою женщину, — выплевываю и опрокидываю в себя остатки виски, затем наливаю ещё. Тогда возможно, когда я все же узнаю, куда Ефимов увёз Павлову, то я буду просто не в состоянии размазать его по стенке, и меня не посадят за убийство этого слизняка.

— Ребята ищут адрес. Завтра должен быть, — говорит Леха, вставая. — Я, пожалуй, пойду, — направляется к двери. — Ты бы завязывал. Завтра будет сложный день. Там наверняка куча охраны.

Леша уходит, а я откидываюсь на спинку кресла. Я выпил пару стопок, но ум все еще трезв. И он подкидывает картинки того, как Ефимов трогает своими мерзкими пальцами Соню. Я пытался с ним связаться, чтобы договориться. К черту! Я готов был даже отдать эту проклятую землю вместе с «Шафраном», но тот не выходил на связь. Он игнорирует меня.

Мне ничего не оставалось делать, как подключить свои связи, чтобы найти этот долбанный адрес. Самое удивительное, что я его нашёл. Ну, тот, в котором он прописан. Это была маленькая хрущевка в обычном спальном районе. И, разумеется, там никто не жил. Никогда не думал, что найти адрес человека такая проблема, но этот жук хитер и скрытен.

Чтобы больше не заниматься самоедством, беру всю макулатуру, что скопилась за эту неделю, и начинаю разгребать. Все равно сегодня не усну…

* * *

— Сколько их там?

— Четыре. Двое в доме, двое на улице. Есть камеры. Но мы на пятнадцать минут отключим свет. Времени должно хватить, чтобы добраться до Павловой, вырубить верзил и увести ее отсюда.

Я чувствую себя участником гребаной детективной драмы. Мы нашли адрес, а теперь придумали «план» по «захвату». Но, так или иначе, а заявись мы сюда просто так, Ефимов бы вышвырнул нас, не моргнув глазом. На моих руках все нужные документы, в том числе и Сони. Не спрашивайте как, точнее, сколько это стоило, но мне их сделали. Как только мы покинем этот дом, я хочу уехать. Если свадьба не состоится, то поползет много слухов. Ефимов не станет после такого позора её возвращать, но мстить однозначно будет. Поэтому нам лучше держаться подальше.

— Хорошо, — киваю я, довольный таким раскладом.

Сейчас без пяти минут три часа ночи. Свет должны отключить ровно в три. Ефимова дома нет. Мы просидели под этим домом два часа. Пару раз я видел Павлову в окне. По крайне мере мне так показалось. В эти моменты моё сердце чуть не выскочило, а от нетерпения я буквально сходил с ума.

— Пора, — смотрит на часы Леха. — Выходим.

Мы вылезаем из машины, идем к задней части дома и ждем, пока погаснет свет.

— Я беру на себя тех, что сидят за камерами, а ты вырубаешь тех, что на дворе, а потом заходишь в дом.

Откровенно говоря, я не спец в таких делах. Мне никогда не приходилось лезть в чужие дома. Ни из корыстных побуждений, ни из романтических. Но вот Леха одно время занимался угоном тачек. От одного такого случая, я его, к слову, отмазал. Поэтому в таких делах был склонен ему доверять.

Свет тухнет ровно в три. Как мы и заказывали.

Мы ловко перелазим через забор, осматриваемся, а затем, кивнув, расходимся. Пройдя несколько метров, замечаю спешащую фигуру, что направляется к дому. Парень высокий, плотный, но мое преимущество в том, что он повернут ко мне спиной. Нагоняю его, а затем одним ударом вырубаю. С тихим стоном он падает, а я двигаюсь дальше. Сворачиваю и вижу еще одного. Он светит фонариком и, к несчастью, замечает меня.

— Эй! — кричит. — Ты кто?

Конь в пальто.

Он идёт на меня, но я резко сворачиваю за угол, вижу дверь, похоже, запасного выхода, дергаю и захожу. Слышу шаги и притаиваюсь, выжидая момента. Как только он оказывается перед дверью, резко её открываю, отчего попадаю ему точно в переносицу, а после тут же бью, вырубая его окончательно.

Двое есть. Остальные за Лехой.

Осторожно поднимаюсь по лестнице, обхожу лежащего на полу амбала и вижу несколько дверей. Первой оказывается кабинет, во второй никакого нет. Открываю дверь еще одну дверь, но в темноте ничего не вижу.

Уже хочу закрыть, как слышу едва разборчивое ворчание:

— Тролль, гад такой…

Моя девочка. Я тебя нашёл.

Прокрадываюсь в комнату, закрываю на всякий случай дверь на замок и подхожу к кровати.Соня спит. Присаживаюсь на корточки, оказываясь перед ней лицом к лицу.

Нежно глажу по щеке и шепчу:

— Принцесса…

Она улыбается, её ресницы трепещут, а после распахиваются.

Ахнув, она от испуга отодвигается, взвизгивая:

— Демьян?!

— Тихо, — прикладываю палец к губам, тем самым призывая к тишине. — У нас мало времени. Быстро накидывай на себя что-то и уходим, — отдаю приказ и встаю.

Соня остаётся сидеть на месте, застыв истуканом.

— Сейчас не время тормозить, Павлова. Резче.

Закрыв глаза, она делает глубокий вздох. Встает, подходит ко мне.

— Демьян, — мягко начинает. От этого тона я напрягаюсь. Чтобы она не сказала, мне уже это не нравится. — Я не могу с тобой пойти.

— Что за чушь?

— Я выхожу замуж…

— Серьёзно? — рявкаю. — Ещё два дня назад ты не хотела.

— Я не могу… — кусает в волнении губы. Какого хрена происходит? — Пойми, я должна выйти замуж.

— Ты никому ничего не должна.

Кроме меня. Но это, разумеется, я не произношу вслух. По крайне мере мне бы хотелось, чтобы у нас друг перед другом были обязанности и обязательства.

— Он не даст мне жизни, — качает она обреченно головой. — Даже если я уйду сейчас к тебе то что потом? Я не буду сидеть у тебя на шее вечно. И потом вдруг ты захочешь…

— Что захочу? — требовательно спрашиваю, заглядывая в её глаза, что Соня так старательно от меня прячет.

— Вдруг ты захочешь завести себе девушку. Ей не понравится…

Какая же она у меня дурочка…

— Павлова, ну что ты несёшь?! — притягиваю к себе и утыкаюсь в шею, вдыхая любимый аромат. — Разве ты не поняла? Тебя способен вынести только я. Поэтому будешь терпеть меня.

Соня обнимает меня крепче. Проводит рукой по моей спине, а после закрывается рукой в волосы, тянет за голову, и мы сливаемся в жарком поцелуе. Её губу податливые и сладкие, точно карамель. Вкушаю ее жадно, ненасытно, будто в последний раз.

— Я люблю тебя, — сквозь поцелуй удается ей прошептать.

Отстранившись, не веря своим ушам, изумленно спрашиваю:

— Что?

— Я люблю тебя, Зорин. Люблю, хоть ты и бываешь невыносимым гадом.

Она снова целует меня. Отчаянно, безумно, сминая мои губы и задевая их зубами.

— Но я не могу пойти с тобой.

— Какого черта?

— Демьян, — переплетает наши пальцы и сжимает, — он посадит тебя. Я знаю, что так и сделает. Он сказал, что снимет побои и напишет заявление о похищении. Тебя посадят, Зорин. Я не хочу носить тебе передачки.

— Он ничего не сделает. Соня, послушай меня, — хватаю её за плечи, строго изрекая, — мы уедем туда, куда ты только захочешь. Я договорился с твоим отцом…

— Нет, — делает она шаг назад, отчего мои руки падают по бокам. Внезапно так пусто становится. — Я выхожу замуж. Тебе лучше уйти.

— Так значит да? — трогаю её, но она сбрасывает мою руку.

— Отлично, Ефимова, — колко бросаю, и эта шпилька летит прямо в нее, отчего она дергается. — Счастья и любви тебе в браке.

Круто развернувшись, иду к двери, открываю замок и выхожу из комнаты, до последнего надеясь что Соня пойдёт за мной или на худой конец окликнет, но вот я уже спускаюсь по лестнице, а ее все нет.

Меня всего трясет.

Упертая девчонка! Не хочет даже побороться за нас! Ест все что ей скармливают.

На выходе сталкиваюсь с Кислым.

— А где Соня?

— Замужем, — рявкаю.

* * *

Моя башка трещит по швам, когда я слышу громкий мат и звук падающих бутылок.

— Зорин, мать твою! Развёл свинарник!

Простонав переворачиваюсь на неудобном кожаном диване, с которого у меня свисают ноги, и накрываю голову подушкой, что стащил с дивана в зале для посетителей.

— Пошел нахрен.

Однако Кислый не слушает меня, он подходит и стоит у меня над душой не меньше пяти минут. Я уже почти проваливаюсь в сон, как вдруг подушку у меня отбирают.

— Пошёл вон, — скалюсь.

— Может ты перестанешь нажираться, как свинья? Ты персонал пугаешь. Ты вчера устроил драку и до смерти напугал Аллу. С такими темпами на тебя никто не будет работать.

— Насрать.

— И что ты теперь вот так просто сдашься? Откажешься от Павловой?

— Она уже Ефимова, — обиженно соплю.

— Нет. Она пока ещё Павлова, но если ты не высунешь свою голову из задницы и будешь продолжать вести себя как обиженный пацан, то она непременно ей станет.

— Да пошёл ты! — фыркаю и резко встаю, отчего меня начинает мутить. Все-таки я вчера перебрал. — Ты говорил, что она привыкла к такому образу жизни, так и оказалось.

Ложь. Самая настоящая ложь. Потому что слова «я тебя люблю!» снятся мне каждую ночь, как и обжигающие страстью поцелуи.

— Говорил, но я не ожидал того что ты уйдешь в запой. Если бы ей было плевать на тебя, то она бы не призналась тебе в любви.

Каюсь, вчера в пьяном угаре, когда мне было особенно тяжело, я нылся Кислому, потом материал её, а потом не помню что было…

— А вообще знаешь, — хмыкает, — бухай дальше. Забей на любимую женщину и на то, что её будет трахать пузатый мужик, годящийся ей в дедушки.

Леха уходит, нарочно громко хлопая дверью, а я чувствую горечь во рту и отвратительный запах перегара.

Чтоб его! Знает, как за больное задеть! Не постыдился ткнуть ножом в гниющую рану, козёл!

Я встаю, пошатываясь, подхожу к мини бару, достаю минералку и жадно присасываюсь к ней. Как только мне становится легче, падаю в кресло, рассеянно проводя рукой по волосам.

Бороться… Как?

Любит… Если бы любила, то ушла бы со мной. Как я пришел за ней, потому что… люблю.

Люблю! Черт!

Я её люблю!Ну что ж, Павлова, без боя я не сдамся. И не мечтай.

Беру телефон в руки, набираю номер и жду ответа.

— Привет, Гера. Мне нужна услуга.

Глава 29

Соня

Дни до свадьбы пролетают, как сумасшедшие. Меня таскают на примерки, ушивают адски дорогущее платье, подбирают туфли, фату, образ и, конечно же, украшения. Украшения стоимостью в целое состояние. Подарок жениха невесте. Бриллианты в ушах, бриллианты на шее, на руке. Возможно, раньше бы я оценила этот наборчик, но сейчас эти стекляшки не имеют никакого значения. Они не сделают меня счастливой.

С равнодушием принимаю во всем этом участие, потому что мне абсолютно начхать будут в моем букете розы или пионы, меня абсолютно не колышет торт размером с минивэн, и мне точно по барабану какой будет лимузин. Все вокруг суетятся, бегают вокруг меня, носятся как с писаной торбой, а я просто хочу, чтобы меня оставили в покое! И особенно те двое одинаковых с лица, что следуют за мной попятам. Ефимов приказал своим псам меня сторожить.

На следующее утро, после нашего «разговора», я дала ему ответ. Он победил. Меня не смог переубедить даже Зорин, который ворвался ко мне в комнату и требовал немедленно уехать с ним. А так хотелось…

Однако решение принято. Сделка есть сделка. Я не допущу, чтобы Демьян гнил в тюрьме. А про меня он быстро забудет. Очухается, займётся своими делами, найдёт хорошую девушку и может быть женится…

Конечно, от таких мыслей меня мутило. Стоило мне только представить Зорина и другую бабу, как я становилась разгневанной мегерой и рычала на всех подряд. Я смирилась, но это не означало, что мне было все равно. Внутри еще ничего не перегорело. Оно все еще болит и кровоточит. Порой хочется махнуть на все рукой и как послать… на все известные буквы. А затем рвануть к нему, хоть на край света.

Однако вместо этого я сижу здесь, в своей гримерке разодетая и накрашенная, как кукла. Идеальная Барби для далеко не идеального Кена.

Нежный макияж подчеркивает черты моего лица. Мои глаза выделили, а ресницы накрасили какой-то чудо тушью, что сделало их невероятно длинными. Губки сделали пухлыми, но не варениками. Девичий румянец и высокая прическа завершали мой образ.Если бы я чувствовала себя, так же как и выглядела, то вероятно была бы самой счастливой девушкой на земле, и считала этот знаменательный день самым важным в своей жизни.

На самом деле корсет затянули так, что мне с трудом удается дышать, а грустные глаза не скроет никакой макияж.

Мне даже не дают увидеться с дружками! Хотя я знаю, что они давно прибыли. Сижу в этой комнате, как проклятая! Парюсь в этой конструкции дьявола и прощаюсь с последними часами своей беззаботной жизни.

Ефимов не поскупился. Закатил пир на весь мир. Снял старую усадьбу, привёз декорщика аж из Парижа. Всюду благоухает живыми цветами, а на улице, на минуточку, середина зимы. Мы будем расписываться в стеклянном куполе, где будет проведена красная дорожка, по которой меня должен отец провести и «передать» жениху. Отец, которого до сих пор нет.

Арка из зелёных листьев, стулья для гостей, церемония, кольца, что принесет маленький ангелочек, все в лучшем виде. На купол должен падать хлопьями снег, чтобы создать атмосферу волшебства. На тот случай, если снег не пойдет естественным образом, привезли специальную машину. Ещё, безусловно, никак нельзя было обойтись без целого оркестра. Есть ещё куча всякой чепухи и этой вычурности, но остальное я пропустила мимо ушей.

Ефимов уже заходил несколько раз. Довольно скалил свои искусственные виниры, и не мог налюбоваться своей «голубкой». Тьфу, на него!

— Ну что, любовь моя? — снова заходит он. — Осталось всего пару часов и ты моя.

Ничего ему не отвечаю. Только удостаиваю смиренным кивком и отпиваю шампанского избокала.

Какой это по счету? Впрочем, какая к черту разница? Когда он меня поимеет меня, я хочу быть в полной отключке. Лучше бы в алкогольной коме, чтобы ничего не чувствовать и не помнить.

Бориска хмурится. Подходит ко мне, бесцеремонно вырывает бокал, кидая:

— Думаю, тебе хватит. Хочу, чтобы ты запомнила нашу первую брачную ночь.

Как жаль, что наши мысли не сходятся… Но это, разумеется, я оставляю при себе.

— Где мой отец?

В конце концов, я так и не видела его. Андрей Павлов не соизволил меня почтить меня своим присутствием.

— Скоро будет. Идём, у нас фотосессия.

Вздохнув, с трудом поднимаюсь. Шампанское ударило мне в голову, и каблуки что раньше были продолжением моих ног, вдруг стали совершенно неудобными и неустойчивыми.

Отлично, Ефимов, будут тебе фотки!

Взяв меня под руку, он ведет меня в холл, где нас снимают с разных ракурсов.

Я любила позировать. Раньше фотосессии доставляли мне огромное удовольствие, но сейчас, когда приходится изображать неземную любовь к этому колобку, это самое отвратительное занятие. Кажется, меня тошнит…

Мы ходим по локациям. Заходим в чудный зимний сад. Нас снимают у фонтана, затем у причала, даже в лодке, что тоже украшена цветами. Вся свадьба в красно белых тонах. Хоть и пафосно, но декоратор знает свое дело.Так проходит час, а затем мне позволяют (под присмотром охраны!) вернуться в гримерную.

Я валюсь в шикарное кресло королевского размера и скидываю туфли, что ужасно трут. Тут я замечаю, что шампанское убрали.

Вот же старый жмот!

Дверь открывается и входит отец. Он выглядит хорошо. Ничего в нем не выказывает, что его дочь пропала на неделю. Новых седых волос не стало, морщин тоже, даже кругов под глазами.

Он холодно кивает мне и садится напротив, ставя передо мной чашку с кофе.

Отец одет в шикарный костюм. Белая накрахмаленная рубашка, приталенный черный пиджак, идеально сидящие по фигуре брюки. В довершение образа красный тонкий галстук, запонки с бриллиантами из белого золота и швейцарские часы. Статный мужчина в расцвете лет. Именно так он выглядит. Не в пример моему без пяти минут мужу, чей костюм почти расходится по швам.

Да уж! Выгодная партия. Сам-то, поди, по моделям ходит. Удружил, папенька!

— Софья, — начинает первым он, когда спустя пять минут я не говорю ни слова, — ты уже совсем взрослая стала.

Криво усмехаюсь.

— Да, а ты и не заметил. Наверное, потому что был слишком занят.

— Однажды ты мне скажешь «спасибо», — с полной уверенностью заявляет. — У тебя сейчас возраст такой бросаться в омут с головой.

— Зачем тебе столько денег? — вдруг неожиданно даже для самой себя срывается с губ.

А и правда, зачем? На каждого богатого и крутого, найдётся ещё богаче и круче. У него и так есть все, что можно только пожелать.

— Причём здесь деньги? — искренне изумляется. Или же он действительно хороший актёр. — Я все для твоего блага делаю, неблагодарная девчонка! — в сердцах выпаливает.

— А завод отжал тоже для блага? Мама умерла из-за твоего «блага»!

Цвет сходит с его лица. Из внутреннего пиджака кармана он достает маленькую флягу, делает несколько глотков. Не то чтобы папа удивлён. Скорее ему не нравится тон, в котором происходит этот разговор. Точнее мои обвинения.

— Твоя мама умерла, потому что была такой же упрямой ослицей, как и ты.

— Нет, — качаю головой. — Она умерла, потому что тебе больших денег захотелось, потому что ты был слишком горд, чтобы заметить очевидные вещи. Тебя волновали только деньги. И, знаешь, с тех пор ничего не изменилось!

— Да я же для вас старался! — подрывается он. — Чтобы у вас было все лучшее. И вот такая теперь благодарность? Или ты не ездила по миру? «Папочка хочу то! » — папочка пошёл и купил. Шмотки, путевки, учеба твоя, репетиторы. Это все стоит денег, моя дорогая.

— Но это не стоит жизни моей матери! Ты и меня сейчас продаешь!

— Я тебя выдаю замуж за уважаемого и состоятельного человека, который положит мир к твоим ногам. Что тебе ещё надо?

— Я хочу любить и быть любимой! Не все можно купить за деньги.

— Давно-ли? — глядит на меня, изогнув скептически бровь. — Вся в мать! Такая же дура набитая! — фыркнув, он разворачивается и направляется к двери, открывает и кидает, — Зорин просил за тебя. Мелкий говнюк поставил мне условие! Знаешь, что он потребовал? — разворачивается ко мне лицом. — Чтобы я отменил свадьбу.

Сглотнув, сдерживаю подступающие слезы. Я все еще помню его отчаянные поцелуи и крепкие объятия.

— Я дал такое обещание, — самодовольно ухмыляется. — Он же не знал, что свадьбу устраивает Борька. А я не могу отменить то, чего не делал. Вот так вот!

Мой отец высокомерный козёл! Как мы вообще помещаемся на одной планете с его эго?! Ему плевать, что я узнала. Очевидно, это не было такой уж тайной. И ещё он так и не признал свою вину. Конечно, он не сидел за рулём той тачки, но он не сделал ровным счётом ничего, чтобы эту трагедию предотвратить.

«Набитая дура» — так он охарактеризовал женщину своего ребёнка.

Я пытаюсь прийти в себя, цежу кофе и смотрю телевизор. Ефимов даже не дал мне возможность поехать домой за вещами.

«Всё после свадьбы, голубка моя!» — сказал, как отрезал.

Полагаю, он боялся, что в любой момент я могу улизнуть. И правильно, потому что порой меня посещали именно такие мысли.

Я гадала, а что было бы, если бы я согласилась уехать с Демьяном? Как бы мы проводили наши дни? И куда бы это привело? Смогла бы из нас выйти пара? Я сомневаюсь…

Я люблю Зорина. Однако он не выглядит, как человек готовый остепениться. Что это были бы за отношения?

До начала остается пятнадцать минут, когда я слышу громкий крик за дверью.

— Ты че жертва пьяной акушерки попутал? Если ты меня не пропустить, я тебе сейчас твою карму поправлю и чакры начищу, понял?

Улька…

За дверью слышится возня, а затем Улька с боем врывается в комнату, а за ней и девчонки. Дунька распирается в извинениях, а Варя пытается успокоить не на шутку взведенную Фролову.

— Целый день тут сторожат псы цепные! Косточек нет, брысь отсюда! Не положено им, видите ли, тьфу ты! Сонька, что за беспредел?

На шум прибегает Ефимов, но как только хочет выпроводить девчонок, Улька зыркает на него так, что он махает рукой и бросает:

— Пускай…

Фролова с видом победительницы захлопывает дверь прямо перед носами этих абориген, а после переключается на меня.

— Ну и мерзкий у тебя дед, конечно, — корчит кислую мину.

М-да, она никогда не стесняется в выражениях.

— Улька, прекрати, — шикает Варя. — Ей ещё замуж за него выходить!

— А может и нет, — уже добавляет Дунька, лукаво улыбаясь.

— Ну, ты конечно и горазда давать, мать! — высказывается Фролова. — Пропала на неделю, а потом оказывается что у неё любовь-морковь.

— Откуда вы все…

— Сонь, меня Белов попросил тебе передать, — Дунька лезет в клатч, достаёт оттуда белое письмо и протягивает мне.

Зачем, скажите мне, Белову писать мне письмо? Что вообще происходит?

— А его попросил Демьян.

Оседаю на кресло, с которого вскочила, сжимая в руке письмо.

Зорин написал мне письмо?

Смотрю на свою руку и не могу поверить.

Он же сказал… И ушёл так. Ефимовой назвал, счастья пожелал… Впрочем, Зорин всегда такой темпераментный и вспыльчивый.

— Сонь, — Варя дотрагивается до моего плеча, — мы пойдём. Думаю, тебе нужно побыть одной.

— Ну, я тоже хочу почитать! — Улька надувает губы, но все же подсуровые взгляды девчонок обнимает меня и плетется к выходу.

Они оставляют меня одну.

Десять минут. Остаётся десять минут.

Дрожащими руками разрываю письмо, из которого мне на платье тут же падает кольцо.

Ошарашенно прикладываю руку ко рту.

Господи, что в этом письме?

Беру кольцо в руку, а сама разворачиваю лист.

«Соня, с тех пор как ты меня долбанула чашкой по башке, я не могу перестать о тебе думать. Надеюсь, кроме тебя это письмо никто никогда не прочтет, иначе за мной навечно будет закреплена репутация «каблука». Я совсем не романтик, не умею красиво разглагольствовать о любви и давать клятвы, но я знаю, что я тебя люблю, Павлова. Люблю, хоть ты меня бесишь и взрываешь мой мозг.

Мы провели вместе не так много времени, но это больше чем когда-либо, что у меня было. Ты просила меня уйти, и я ушёл, но я не могу тебя отпустить. Не могу и не хочу.

Когда я представляю рядом с тобой другого мужчину, мне хочется сделать себе трепанацию мозга, чтобы избавиться от этого образа.

Возможно, я спешу… Но я хочу дать тебе то, что не давали другие. Выбор.

Это обручальное кольцо. Ты не ошиблась.

Я прошу тебя стать моей женой. Ты для меня не просто друг, как ты могла подумать. Ты моя женщина. Женщина, которую я хочу взять в жены и стать ей достойным мужем.

Нас ждет Лас-Вегас и Элвис Пресли, чтобы расписать.

Жду тебя в три в аэропорту ***.

С любовью и надеждой, твой злой и плохой Тролль.»

Когда я дочитываю письмо, слезы уже градом текут по лицу.

Зорин… Боже!

Сжимаю кольцо в руке и пристально на него смотрю.

— Соня! — заходит отец, отчего я дергаюсь и суматошно прячу письмо. Он не обращает внимание. И, слава богу! А мои слезы, наверное, принимает на свой счёт. — Пора.

Кольцо все так же прожигает мою ладонь, пока оставшиеся минуты мне расправляют шлейф платья, подправляют макияж и что-то счастливо щебечут.

— Пора, дочь, — вздыхает отец, беря меня под руку.

Перед нами открывают двери высотой с три метра. Под звуки оркестра я иду ни живая, ни мертвая, точно на казнь.Ефимов лыбится, а я не могу даже изобразить улыбку, хоть отец и повторяет несколько раз: «Улыбнись».

Мы подходим к арке, где отец передаёт меня в руки жениху.

— Сегодня в этой торжественный день мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями зарождения… — начинает ведущая.

Она что-то долго лепечет, но до меня доносятся только обрывки.

— Согласны ли вы, Ефимов Борис Михайлович, взять в законные жены Павлову Софью Андреевну?

— Да, — чётко и уверенно отвечает он.Согласны ли вы, Павлова Софья Андреевна, взять в законные мужья Ефимова Бориса Михайловича?

Наступает тишина.

Господи, что я творю?!Я что действительно собираюсь за него замуж? За этого человека, когда меня ждёт мой любимый? Отец прав. Я дура набитая!

Ефимов больно сжимает мою руку, поторапливая, но я вырываю её, кидаю букет и уверенно изрекаю:

— Нет.

По залу проходит шёпот, «охи» и «ахи». Служащая загса сконфуженно улыбается.

— Нет. Не согласна, — повторяю и разворачиваюсь. Срываю побрякушки и кидаю Ефимову, а затем, подобрав тяжёлое платье, сбегаю.

Я выхожу за территорию полная свободы. Отец уже бежит за мной, но тут как тут ко мне подъезжает машина. В ней Белов.

— Садись!

— Софья, не смей! — орёт, как прокаженный отец. — Ты мне больше не дочь! Я тебе этого никогда не прощу!

— И не надо! — кричу в ответ, залезая в машину. — Сам носи стакан воды этому старому извращенцу!

Машина срывается с места, и мы уезжаем. В моей руке по-прежнему кольцо, которое я тут же надеваю на палец.

— В пакете одежда. У вас с Дунькой вроде один размер, — говорит Герман.

— Что? — переспрашиваю.-

— А ты хотела как в мыльных операх? Чтобы прямо в свадебном платье припереться в аэропорт? — усмехается. — Переодевайся.

В аэропорт я приезжаю уже без фаты, роскошного платья и тысячи подъюбников.

— Удачи, Павлова! — желает мне напоследок Герман, когда проводит через зал.

— Спасибо, — улыбаюсь и, кивнув, он уходит.

Я замечаю его сразу. Он стоит и улыбается, потому что смотрит на меня.

Руки вальяжно держит в карманах, пока я к нему приближаюсь.

— Я здесь.

— Я вижу, — опускаются его руки на мои щеки, а затем он притягивает меня для влажного долгого поцелуя. — Если ещё раз, Зорина, ты будешь трахать мои мозги, клянусь, я буду трахать тебя пока на вытрахаю всю дурь.

Да. Он точно не романтик.

Эпилог

Оказывается, можно быть счастливой невестой.

На нашей импровизированной свадьбе нет гостей, нет оркестра, нет стола, который ломится от закусок. Только мы вдвоём. Я в белом легком платьице в пол и мой жених в белой рубашке, джинсах и кроссовках. У меня скромный букетик из роз, а ещё у нас есть бутылка шампанского.

— Объявляю вас мужем и женой! — торжественно произносит Элвис и начинает петь, а мы целуемся.

Взрывается бутылка шампанского, несколько фото, вот и вся свадьба.

Впрочем, имеет ли это значение? Какая разница, как делать свадьбу? Ведь брак — это желание людей разделить одну жизнь на двоих. Это не торт в несколько ярусов, это не пышное неудобное платье, это не тысяча приглашенных гостей.Чтобы пожениться нужно только два человека и их желание. Я ни капли не жалею. И сейчас счастлива как никогда.

— Ну что, Зорина? — выносит меня на руках на улицу мой муж. — Будешь, теперь учиться готовить.

— Только если меня будешь учить ты, Зорин, — целую его в щеку.

— Договорились, этим и займемся, как только приедем из круиза.

— Круиза?

— Я разве не сказал? — притворно удивляется. — Мы сейчас же едем на лайнер в свадебное путешествие.

— Что? Ты с ума сошёл? У меня даже ничего с собой нет!

— Уже все доставили с отеля, успокойся. Все остальное купим, — подмигивает. — Да и что нам нужно? Мы все равно из каюты не будем выходить… — поддевает шлейф моего платья и ведёт пальцем по ключице.

— Ну, уж нет, — фыркаю. — В круизе я ещё не была.

— Мы только поженились, а ты уже меня динамишь, — надувается он.

Мы переглядываемся, а после смеёмся.

* * *

Домой мы приезжаем через месяц. Об обстановке докладывают мои девки. Первую неделю мой отец рвал и метал, а Ефимов отмахивался от прессы. Они с отцом сейчас судятся. Ефимов отказался с ним сотрудничать, а ещё требует неустойку. У отца в документах оказалось не все чисто. В общем, он получил то, что заслужил.

Ефимов не стал писать на Демьяна заявление. Как только скандал просочился в прессу, он вообще залег на дно.

Согласитесь, писать заявление о похищении своей якобы невесты на человека, который в нынешнем времени ее муж было бы крайне странно. А эта информация точно бы попала в прессу, а даже если нет, то мы бы помогли.

Готовить я все еще не научилась, но уже нашла себе работу. Когда мы отдыхали на лайнере, я познакомилась с женщиной, которая держит бизнес в нашем городе. Она абсолютно не знает английского языка, а сама русская. Я помогла ей сделать бармену заказ, а она в ответ позвала меня работать переводчиком, так как у неё очень много иностранных клиентов.

В целом, жизнь налаживается. А вообще главное не работа, не мой отец и Ефимов, а то, что мы счастливы и любим друг друга. Пусть иногда эта любовь и на грани убийства.

От автора:

Вот и закончилась та история. Думаю, в ближайшнее время не будет историй связанных с криминалом и так далее. Хочется больше юмора и позитива, поэтому приступаю к истории Ульки и Синицы ("Миссия соблазнить")

Спасибо всем, кто терпел, ждал и интересовался этой историей)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Эпилог