которая лежит рядом с ней. Я дотронулся до маминого запястья. Казалось, глаза сиделки знают что-то, чего не знаю я, и от этого мне было не по себе.
– Понимаешь, Трэвис, – сказала Беки, наклоняясь и заглядывая мне в глаза, – я дала маме лекарство, от которого она уснет. Но во сне она будет тебя слышать. Поэтому ты можешь сказать ей, что любишь ее, что тебе будет ее не хватать. Она все услышит.
Я посмотрел на маму и быстро мотнул головой:
– Не хочу, чтобы мне ее не хватало.
Беки положила на мое плечо теплую, мягкую ладонь, как всегда делала мама, когда я из-за чего-нибудь расстраивался.
– Она тоже хочет быть здесь, с тобой. Очень хочет. Но Иисус зовет ее к себе.
Я нахмурился:
– Мне она нужнее, чем Иисусу.
Беки улыбнулась и поцеловала меня в макушку.
Папа постучал и открыл дверь. Мои братья стояли по обе стороны от него на пороге. Беки взяла меня за руку и отвела к ним.
Трентон не отрывал глаз от маминой кровати, а Тэйлор и Тайлер, наоборот, смотрели куда угодно, только не туда. Мне немного полегчало от того, что все они выглядели такими же напуганными, каким я себя чувствовал.
Томас встал рядом со мной, выступив немного вперед: он всегда так становился, защищая меня, когда мы играли во дворике перед домом и соседские мальчишки пытались затеять драку с Тайлером.
– Она плохо выглядит, – сказал Томас.
Папа кашлянул.
– Мама уже давно тяжело болеет, и она… скоро она… – Его голос оборвался.
Беки, сочувственно улыбнувшись, пришла ему на помощь:
– Мама ничего не ест и не пьет. Жизнь покидает ее тело. Это очень тяжело, но пора сказать маме, что вы любите ее, будете по ней скучать и что она может уйти спокойно. Ей важно это знать.
Мои братья синхронно кивнули. Не кивнул только я. Я не считал, что она может спокойно уйти, и мне было все равно, нужна она Иисусу или нет. Это была моя мама. Он мог забрать какую-нибудь другую маму, старую, у которой нет маленьких мальчиков, которой не надо ни о ком заботиться. Я старался запомнить все, что она мне сказала, изнутри приклеить ее слова к своей голове. Играть. Навещать папу. Бороться за тех, кого люблю. Это, последнее, особенно беспокоило меня: я любил маму, но не знал, как за нее бороться.
Беки наклонилась к папиному уху. Он покачал головой и кивнул моим братьям:
– Ладно, ребята. Давайте попрощаемся с мамой. Потом ты, Томас, уложишь их всех спать. Им ни к чему видеть остальное.
– Да, сэр, – сказал Томас и попытался сделать храброе лицо, но глаза у него были такие же грустные, как у меня.
Он что-то сказал маме, потом подошли Тэйлор с Тайлером и с двух сторон зашептали ей в уши. Трентон долго плакал и обнимал ее. Все они говорили, что она может спокойно уходить. Кроме меня. А мама больше ничего не говорила.
Томас потянул меня за руку, чтобы вывести из маминой спальни. Я шел задом наперед, пока мы не оказались в коридоре. Я попытался представить себе, что мама просто уснула, но от этого только голова закружилась. Брат подхватил меня и понес вверх по лестнице в ванную. Он ускорил шаг, когда сквозь стены послышался папин плач.
– Что она сказала тебе? – спросил Томас, открывая кран.
Я не ответил. Я слышал вопрос и помнил каждое мамино слово, как она велела, но не мог ни плакать, ни говорить.
Томас через голову стащил с меня забрызганную грязью рубашку, стянул и бросил на пол мои шорты, а потом трусы и майку с паровозиком.
– Давай-ка в ванну, малыш. – Он поднял меня, посадил в теплую воду, намочил губку и провел ею по моей голове. Я не мигнул и даже не попытался увернуться от струек, которые текли мне на лицо, хотя вообще-то терпеть не мог купаться. – Вчера мама сказала, чтобы я заботился о тебе, о близнецах и о папе. – Томас сложил руки на краю ванны и, опершись о них подбородком, посмотрел на меня. – Я так и буду делать, ладно, Трэв? Буду о тебе заботиться. Так что не беспокойся. Мы все будем очень скучать по маме, но ты не бойся: с тобой все будет в порядке. Обещаю.
Я хотел кивнуть и обнять его, но ничего этого у меня не получилось. Вместо того чтобы бороться за нее, я был наверху и торчал в ванне, как истукан. Я уже разочаровывал ее. Собрав в узелок путающиеся мысли, я пообещал ей, что сделаю все, о чем она мне говорила, как только мое тело снова заработает. Как только грусть пройдет, я начну не переставая играть и не переставая бороться. Это и правда будет очень тяжело.
Глава I
Голубка
Долбаные стервятники. Они могут часами выжидать, когда ты им достанешься. Сидят над тобой целыми днями. И ночами. Пялятся на тебя, выбирая, какой кусок твоего тела будет удобнее ухватить, где мясо самое вкусное, самое нежное.
Только одного они не знают: жертва может притворяться. Этот трюк всегда застает их врасплох. Они ждут себе, ни о чем не подозревая. Думают, ты вот вот-вот подохнешь, нужно только проявить терпение. И тут ты наносишь удар своим секретным оружием: отказываешься уважать статус-кво, отказываешься подчиняться существующему порядку. То, что тебе наплевать на этих хищников, просто парализует их.
Противники
