к дорожке, нужно было лишь пройти вдоль грядки с огурцами.
Июльский вечер в русской деревне. Закончены работы в полях, в огородах, самое время для ужина и чаепития на природе. Мы всей семьей сидим в открытой беседке, недалеко от колодца, в тени раскидистых яблонь, пьем чай. Собралось много родни, мои тёти, братья, ко мне из Москвы приехала мама. На столе несколько ваз с конфетами и печеньем. Нет ничего прекрасней, чем посиделки на природе, на фоне медленно клонящегося ко сну июльского дня.
Вдруг дед оживился, будто что-то вспомнил, и спросил:
– А кто сегодня у малинника лазил, табак весь затоптал?
Я почувствовал, как загорелись мои щеки, а к горлу подступил ком.
– Главное, по всей посадке маршем, туды-сюды, будто нарочно! – продолжал дед.
– Я не обрывала сегодня там, – отвечала бабушка, – может животина какая пробежала. Иль ребятишки озоровали.
Я очень испугался и начал медленно сползать со стула под стол, и едва сдерживался, чтобы не расплакаться. Я был готов признаться, но при всех мне было боязно, и очень стеснительно, тем более, что потом бы я не избежал насмешек моих старших двоюродных братьев, которые были в этом деле мастера.
На помощь неожиданно пришел сам дедушка:
– Видать, малина-то, поспела. Ты бы, мать, нарвала бы завтра ребятишкам-то, пущай полакомятся!
Дед посмотрел на меня, украдкой, исподлобья, и улыбнулся, а затем начал забивать табачок в папиросу.
Опять подкатили слёзы. Но теперь мне было так легко и радостно на душе, что мне хотелось подбежать и обнять деда, но я понимал, что это будет лишним и, для всей родни, чем-то странным с моей стороны, да и дед не особо любил проявления таких нежностей. Чаепитие продолжалось.
***
Когда я закончил пятый класс, мама снова повезла меня на каникулы в деревню. Правда теперь, я проводил лето у своей тёти Оли, а не у деда. Дед стал сильно выпивать в последнее время.
Мы приехали и сели обедать, тётя рассказала нам, что деда намедни мотоциклом придавило. Возвращался вечером с подработки, калыма, то есть, как говорят в здешних местах, через поле на мотоцикле, немного выпивший, и на ухабе перевернулся, не удержал. Мотоцикл с люлькой был, повело. Бабушка и тётя искать не пошли, думали, что опять загулял, и бог бы с ним, надоело уже. Только утром знакомые трактористы вынули деда и домой привезли. В больницу он ехать отказался.
– Отлежусь маленько дома, – постоянно повторял он.
А на следующий день после нашего с мамой приезда, дед умер. Помню только, что всей деревней провожали в последний путь. Раскиданные по дороге еловые ветки, горький плач бабушки, мамины слёзы в платок, а потом долгие и тихие, очень молчаливые поминки. Вся деревня скорбела. Широкой души был человек.
Не растет теперь в огороде табак, да и малинник вырубили и посадили в другом месте. Но я до сих пор возвращаюсь в этот тёплый июльский вечер в беседке, и вижу добрую улыбку деда, которая осталась со мной, в моём сердце, как приятное и дорогое воспоминание о счастливом детстве.
