По Неве в блокадную зиму везде были протоптаны дорожки. Павел вот идет и видит: женщина стоит на пути – на дорожке – уже овеяна белым снегом. В очередной обстрел он уцелел на улице, а кто-то рядом уже стонет… каждый человек – житель города – теперь вступал в трагическую борьбу со смертью – развязку… разъезжали спецмашины, в них складывали поленья трупов, которые всюду чернели.
В это время в Ленинграде безопаснее можно было ходить лишь посередине улиц, а не по тротуару. Могли наброситься, утащить… и тут, пока добегут, оглянешься, увидишь, – запросто пропадешь. Раз Павел заночевал у приятеля недалеко от завода, да подумал уже в постели: «Зачем я?! Заснешь – сгинешь на тот свет. Ни за что! Ведь никто не знает где ты?» Ушел от него.
III
В марте 1942 года заводская администрация «Большевичка» предложила Степину вместе с семьей и другими работниками выехать в Сталинград. Зима была крепкая на мороз. Лед сковывал Неву. И вот Степины с вещами на санках тащились по Невскому льду до Финляндского вокзала.
Они выбрались из дома 24 марта. Павел весь был опухший от постоянного недосыпания, а Яна очень-очень больна, сильно температурила: температура в теле поднялась до 41 градуса. У нее отказали почки – ацетон в кровь пошел. Павлу помогал везти ее на больших санках ее отец. Он открыто говорил сыну:
– Смотри, Паша, Яна умрет – ведь ты детей потеряешь…– Он не очень-то верил в его способность заботиться.
У них, детишек, ради подстраховки заблаговременно были зашиты во всех карманах написанные на бумажках имена и адреса.
И двое-то суток они проторчали на Финляндском вокзале – железная дорога была донельзя забита, эвакуирующимся никак не давали линию.
После было страшно то, что когда погрузились в кузов полуторки, тогда она с ними, людьми, и вещами плыла по ледяной воде ладожской, качаясь, и чуть ли не опрокидываясь в водную черноту-бездну. Одна из них на виду всех сорвалась и так ушла в глубину, совершенно запросто… Ойкнуть никто не успел!
Пока переправлялись в таком половодье, Толя, сидя в кузове зажатым между мешков с вещами, чуть было не замерз.
Что-то около 2000 или побольше заводчан и членов их семей прибыли в спасительную Кабонну. Им всем выдали продукты, в основном крупы, из которых варили каши на таганках. Причем доброхоты присказывали наставительно:
– Много не ешьте! Много не ешьте!
После тоже двухсуточного ожидания они погрузились в эшелон, состоявший из вагонов-теплушек (выручалок) и наконец, поползли, поехали вглубь России. И немцы не оставляли их в покое: бомбили поначалу.
А по ночам на остановках, видно, железнодорожники стучали в двери теплушек и громко спрашивали:
– Трупы есть?
И тогда тела умерших, вновь пополнивших скорбный список, спускали из вагонов на землю.
В часы вынужденных стоянок, когда состав загоняли в какой-нибудь тупик, чтобы освободить путь для других эшелонов, его пассажиры, выбравшись из теплушек, жгли костры и из снегозащитных щитов, так как было еще довольно холодно и готовили на этих кострах какую-нибудь еду.
Яна понемногу приходила в себя. Павел держался. Люба, одетая в теплую шубейку, играла в песочницы между шпал. У нее была формочка полумесяцем – подковка как полуулыбка. Странная для военного времени. Была подковка с ручкой маленькой. Ярко зеленая, обливная. И помнила – вспоминала Люба потом (и даже ей снилось это спустя шестьдесят пять лет) ярко-желтый песок, игравший желтизной в лучах весеннего солнца. Совсем одна она играла. Брата Толи рядом с ней не было. И у нее все время возникала мысль, когда она видела лица людей: «Ну, почему все такие хмурые, грустные?»
Их повезли в обход Москвы. Очевидно, они имели такой, страшно несмотровой, непотребный вид, могущий испугать москвичей. Где-то в апреле они наконец прибыли на место назначения – в Сталинград, на тракторный завод.
Встречавшим их, как узналось, было наказано:
– Встретить ленинградцев со всеми почестями!
И точно, их встречали даже с оркестром! А они-то еще еле-еле двигались, были еще живыми… Живые немощи!
Они ехали сюда целый месяц. В дороге умерло почти 500 человек. Никто этого не считал. Было не до счета такого.
Среди встречавших здесь ленинградцев, кстати, оказался и белобрысый их знакомый, тоже ленинградец, талантливый снабженец, попавший сюда на Сталинградский завод ранее. Он с нескрываемой радостью хотел теперь услужить им, своим землякам. Всем им были выданы продовольственные карточки, нужные талоны. Вообщем, всех их кормил завод, для всех подготовлено жилье. Кроме того, на местном рынке ленинградцы продавали все, что привезли с собой сюда: одежду, белье, еще какие-нибудь вещи. И за проданное
