Предисловие
Данное произведение является моей первой попыткой вообще что-либо сотворить в рукописном жанре. Я не считаю того множества стихов, которые были написаны, это иное, пережиток возраста, и только.
Как я смею предположить, у читателя может появиться некоторое количество вопросов. Отвечать буду как художник (коим являюсь на самом деле) и как автор. Почему «красный»? Красный – это первый цвет в спектре разложения белого цвета на множество других. Помимо этого, у этого цвета долгая история, несущая в себе множество противоречивых значений. Это и страсть, и смелость, и убийство. Это все то, что в нынешнее время показывают единицы. Был ли прототипом главного героя я? Отчасти. Львиная доля – да. Но какой автор не закладывает часть себя в характеры героев? И, в конце концов, о чем история? В центре повествования находится художник, и я стараюсь как можно детальнее и аллегоричнее изобразить все, что влияет на творчество человека. В первую очередь, безусловно, я использовал свои личные предметы побуждения к творчеству, будь то страсть, вера в лучшее, неизвестный страх и т.д. Со всем этим вам предстоит познакомиться в течение истории.
Что ж, я не сильно многословен, а потому не смею задерживать вас, дорогие мои. Я должен поблагодарить каждого, чьи глаза видят этот текст, и буду по гроб жизни признателен тому, чей мозг будет способен трактовать концовку. Приятного чтения!
Красный
Среди прочего, человек обладает ограниченным разумом.
Я снова слышал, как наши соседи занимались сексом. Однообразные стуки сливались в слащавую мешанину криков и звуков города, разносившихся по тесной квартире.
О, этот город. Сколько слов было сказано за все время о красоте городов, и не столь важно, идет ли речь о дневном состоянии мегаполиса, или же о красоте больших ярких вывесок, освещающих проспекты ничуть не хуже придорожных фонарей. Но ведь и началось все гораздо раньше. Задолго до моего переезда, задолго до моего взросления и даже рождения.
Я хочу сказать о полотнах. Великолепные гармонии красок, нанесенных на многомиллионное количество холстов. Холстов, которые с самого начала были обыкновенным камнем. В период своей юности человечество все делало своими руками. Мы сами замешивали и искали краски, использовали порой даже кровь соседей ради одного – ради описания образов. Можно ли сказать, что первые произведения искусства были сделаны на костях? Безусловно. Да и, должен признать, за две тысячи лет ничего не поменялось. Я это понял, когда впервые взял кисть в свои руки.
Для меня было чем-то неистово безумным и кричащим то, что создавали люди ради искусства, таким же кричащим я и пытался сделать свои творения. А описания концепций картин так и пестрели громкими выражениями. Увидеть, ранее невидимое. Узреть то, что неподвластно. Расширяйте сознание. И что было глубже того, что я испытывал во время работы? Наверное, только глотка Саши Грей.
Прошло время, и исчезло слово «вдохновение», сменившись «рабочим настроением». Я творил уже не то, что было видно при первом взгляде на объект или окружение, а то, что первоначально появлялось в моем разуме, и лишь потом находило воплощение в части реального мира. Дни были наполнены звуками скольжения грифеля карандаша по ткани, кисть становилась продолжением пальцев, а ночью же… не было более насыщенного духом идеи времени, чем темное время суток. Я засыпал за час, за два до рассвета, а иной раз, бывало, не ложился вовсе.
Тысячи художников были оценены миром только после своей смерти. Сотни – приняты в яркую богему при жизни. Я не принадлежал ни одному из этих чисел. Но все же был на коне. Заказы сыпались один за одним, и каждый концептуальнее другого, я творил! Но художник регрессирует, если выполняет только заказы и не творит для себя. Поиск – вот, что заставляет превосходить свою зону комфорта. Это и стало причиной переезда вашего покорного слуги.
Теперь я слышу ЭТО. Наверняка, в их квартире сейчас невероятно жарко, ибо температура разгоряченных сопрягающихся тел просто рвет воздух на мелкие части. Ее животный хрип в мешанине со стонами перекрикивает стук клавиш, а изголовье кровати, по всей видимости, проделало изрядную вмятину в стене. Эти двое трахались куда чаще, чем студенты в летнем лагере после отбоя. Я сидел в периодической тишине и молча завидовал и сочувствовал левой стене своей квартиры-студии. Почему завидовал? О, ну а кто из детей человеческих не любит секс? Этот момент, когда нет ни тревог, ни страха, ни капли гнева – есть только ты и твой партнер, ставший воплощением неги внизу живота, готовой вот-вот вырваться наружу. Да… Кто из нас не любит секс?
По всей видимости, мой сосед этажом ниже.
Я пересекался с этим доморощенным детективом как-то на улице, когда застрял перед терминалом оплаты, довольно долгое время не выдававшим мне чек. За мной не было очереди, но рядом со мной был этот отшельник, державшийся меня подозрительно и нормально угрюмо (небо было в тот день пасмурное, что приводит всех в такое «нормальное» состояние). Он постоянно озирался по сторонам, словно ожидая кого-то. Или чего-то. Его взгляд совмещал в себе едва сдерживаемую панику и любопытство. Он будто анализировал все проходящие, но в анализе этом читался поспешный вывод во всем. Знаете, таким людям для полноты образа не хватает шапочки из фольги.
Я помню, как он что-то говорил о снятии комиссии при пополнении счета, что близится восстание машин и что человечество не доведет себя до добра со всем своим технологическим прогрессом. Невероятно заикался, да. Было видно, что в голове этого создания живет невероятное количество знаний, но нужных ли? Ох уж этот вечно подозреваемый тип. Он явно был поклонником теорий заговора, и не скрывал этого. Как он вообще заговорил со мной? Я не помню. Вероятно, это все началось с упоминания о консьержке, которая провожает его не менее подозрительным взглядом, чем он смотрит на весь этот мир. Он говорил о слуге и о том, что они посланы «убрать лишних». Знаете, я не поклонник консперологии. Но из его уст эти вещи звучали убедительно и правдоподобно. Или же мне казалось так? Он сопоставлял факты, притянутые в своей правде за уши, но его вера в них была непоколебима. По всей видимости, эта вера и заставляла уверовать и других в его паранойю, создать иллюзию неотъемлемости в этой жизни. Что ж, многие из нас верят в то, что американцы не высадились на Луну, и что однажды нас убьет невесть откуда взявшаяся планета. Не нам судить таких людей. Так мне говорил мой сосед сверху.
– Люди боятся, это в их натуре. Они боятся, что потеряют все, на что копили долгие месяцы, боятся потерять любовников и супругов. Они боятся, потому что жадны. Знаешь, сосед, если ты однажды потеряешь десятки тысяч рублей, ради которых трудился, словно лошадь, целый месяц, что ты почувствуешь?
Этот вопрос вызвал у меня нервный смешок.
– Вот именно, сосед. Можно ли обвинять этих людей в жадности и скупости? И да, и нет. Мы ведь не видим закулисья, да? Мы не видим голодающего ребенка, который живет с ним и его женой, которая и забыла, что такое бритва, и как ей брить подмышки. Точно? Но также и не видим мы его корзину в интернет-магазине. Все эти шмотки за тысячи долларов, бриллианты, дорогие пылесосы с хреновой тучей насадок. Не видим, так ведь? Поэтому я предпочитаю оставаться в стороне от людей, зависимых от показателей успешности.
Он сидел передо мной за одним столиком на летней площадке и оценивал взглядом проходящих мимо официанток. Его взгляд был загружен, малость утомлен, но все ж не мертв, как у паренька двумя этажами ниже его. Его кисти выдавали писательский труд – он то и дело потирал и крутил запястья. Знаете, если вы в течении двух недель будете работать в офисе, набирая текст по восемь часов в день, то ваши мизинцы начнут неметь. Затем это онемение перейдет на предплечья. Выход: уволиться. Или хотя бы избавляться от тоннельного синдрома путем разминки кистей и периодической гимнастики.
– Они живут ради еды, – тихо вымолвил писатель. – И, блин, я не могу их осуждать. Человек ведь по природе хищник, ему нужно много еды. И мне, и тебе, мой дорогой друг. Нам эволюция позволила лишь не гнаться за антилопами на своих двух. Теперь мы это делаем на автомобилях. Ленивы и чертовски голодны.
Он подсел ко мне не случайно. Видел меня, когда я выносил мусор на улицу, а когда я подходил к подъезду, то лишь кивнул, чем спровоцировал ответный кивок. Теперь мой сосед сверху сидит передо мной, курит сигарету одну за одной, и то дело вращает между пальцами золотую зажигалку Зиппо. На ней была гравировка, и я не мог толком ее разглядеть. Надпись.
Поймав мой взгляд, сосед усмехнулся.
– Подкури, и будешь прощен. Ты куришь? Да? Ну и плевать. Целыми веками Фрейд и Ницше нам твердили о том, что мы все близимся к смерти, но, чисто теоретически, мы с тобой умираем быстрее. Знаешь, кто умирает быстрее нас? Чертовы лемминги. Эти психи склонны к суициду, представляешь?
Он прервался и отвел взгляд в сторону. Затем продолжил:
– Наверное, жаль, что у людей тоже есть эта черта.
Трахаться и вечно подозревать конец света, вот какая черта присуща людям.
– Сосед, а как ты думаешь, что было бы с матрицей, если бы Нео взял другую таблетку?
Очевидно, все бы осталось на своих местах. Подопечный героя Киану Ривза так и сказал: «Все вернется на свои места. Ты проснешься, и забудешь это, как страшный сон».
– Открою секрет. Машины все равно израсходовали бы себя.
Человек не видит мир таким, каков он есть. Зачастую…
Помните, чему нас учили родители? Я сейчас говорю о самых примитивных навыках. Разговаривать, держать ложку, ходить в туалет, пить, курить. Это все обычно для каждого человека, которого вы встретите на улице. Данные знания считаются для нас чем-то нормальным, обыденным и ничем не отличительным от других людей. А теперь скажите мне, чему нас учат родители или даже хренова жизнь, но что отличает нас друг от друга? Выбор. Правильный, мать его, выбор.
Мать не поддерживала мое стремление стать свободным художником, так как определяющим словом в ее жизни было слово Стабильность. Именно так, с большой буквы. Поставьте себя на место человека, который в начале третьего десятка больше восьмидесяти процентов финансов отдавал на ребенка. Готов биться об заклад, что наименьшее количество людей это не устроит. А что до остальных? Да вы будете трястись над тем, чтобы у вас была уверенность в том, что в заданный день и в заданное время вам на счет капнут долгожданные деньги. И вы ни копейки не потратите на себя, отнюдь. В нашей стране человек в первую очередь вынужден думать об оплате коммуналки да аренды, а никак ни о новых сапожках, ни о пальто, пригревающем задницу во время прогулки по зимнему промозглому поселку.
А что отец? Когда я думаю об этом мужике, вытащившем в свое время жену из состояния обреченности, у меня на лице появляется улыбка благодарности. Да, он ничем не отличается от других сотен мужиков, но есть в нем жилка, за которую если уцепиться, то ты и сделаешь правильный выбор. Этому меня батя и учил. «Сынок, – говорил он, – не бойся ошибаться. Главное иди к тому, к чему у тебя душа лежит». И старик не соврал. Я сделал, как мне кажется, свой выбор. И отец его поддержал.
Мои родители являются частью большого примера для каждого из нас, что как только вы появляетесь на свет, у большинства из вас есть возможность сравнивать. Вам дан шанс биполярного взгляда на ситуации. Такая ситуация заставляет ваши полушария буквально искрить от количества импульсов, по ним скользящим, левое связано с правым, и вы всегда стремитесь к большему. Если, конечно, на вас не забивали, и вы не укорененный интроверт.
Вспоминая о родителях, я часто невольно обращаюсь к своему прошлому. Особенно к школьным годам.
У каждого в классе был человек, становившийся во время классных заварушек козлом отпущения. Когда сквозь тишину должна пробиться шутка, то на этом человеке буквально весь свет клином сходится. Он как утенок в курятнике – обречен быть заклеванным. Именно так и было с вашим покорным слугой. Каков пацан без остроумных шуток и без внезапного эмоционального взрыва в адрес учителей? Хм, наверное, вовсе не пацан. Да что вы знаете об обиде за то, что над вами продолжают смеяться, не смотря ни на пену у рта, ни на слезы, ни на кровь из носа? Наверное, вы знаете все об этом. Я был по обеим сторонам этого фронта. И мне нигде не понравилось.
То ли дело, мой сосед справа. О, да, мне кажется, этот паренек сделал правильный выбор, едва появившись на свет. Внешне он так и представлял из себя оптимистичного, вечно улыбающегося человечка, словно его каждое утро ждала у плиты накрашенная девица в одном нижнем белье. И каждое утро разная. Я не знал, ни где он работал, ни его имени, ни его привычек и вкусов, но почему-то был уверен в том, что действительно сделал правильный выбор. В работе, в привычках, черт его знает, может даже и в имени. Он был доволен своей жизнью. Просторная квартира, лоджия, утепленный пол – казалось, у этого парня есть все, что только захочет современный обыватель. Быть может, они и не был богат, но точно был царем горы.
– Не важно, сколько ты зарабатываешь. Не важно, сколько у тебя подписчиков или какая у тебя скорость интернета. Пурга все это. Важно то, что делаешь здесь и сейчас, – так он сказал мне однажды.
И, вы знаете, я с этим соглашусь. Этот царь горы верил в лучшее и старался брать все, что ему так щедро предоставляла жизнь. И пока соседи слева упивались друг другом, и чем больше во мне закрадывались сомнения по поводу законного существования валют благодаря соседу снизу, тем с большей радостью я встречал этого паренька.
Для того, чтобы увидеть наготу этого мира, мне хватало минуты. Суть кроется в природе вещей, это факт. Каждый ваш вздох и каждый ваш шаг имеет последствие, все работает на вас. Вот, что нужно запомнить до конца собственных дней.
Ты дышишь дымом. И в нем же рождается твой поцелуй. Все эти соседи, да и люди в целом, так, мишура. Гораздо важнее то, что ты приходишь в самый нужный час и день. Почти каждый поздний вечер ты склоняешь голову надо мной и твой взгляд подобно револьверу пробивает мою голову с влажным треском. Эти руки, скользящие по животу, губы, замершие в одном положении на шее. Ты каждую ночь словно благословляешь меня на великие свершения. Есть что-то лучше того, что сейчас у меня в руках?
Город молчал, но ты говорила, и белая невесомая ткань скользила по твоей груди и бедрам каждый раз, когда ты входила в мою комнату. Я знал, что дверь за тобой никогда не запирается, ждал, когда ты уйдешь, но лишь потому, что знал, что ты вернешься вновь. Есть ли что-то, что нашептывает мне сюжеты моих картин? Безусловно. И в каждом готовом полотне был слышен твой голос. Но ты появилась гораздо раньше.
Злость рождает силу. Когда вы чувствуете внезапное прикосновение в плечо такой силы, что тело движется согласно импульсу, а голова доли секунд находится на месте, то здравый рассудок уходит на фон. Если не исчезает вовсе. Уже следующим вы ощущаете холодный бетон и нытье правого колено, и черт его знает, что способствовало падению – ваш тяжеленный портфель с учебниками за шестой класс, или одноклассник, злобно ржущий вам в лицо, словно вымирающая лошадь Пржевальского. Встать, толкнуть в ответ, ударить… или нет? Убежать, дабы не столкнуться с еще большим позором? А, может быть, и не надо вставать, притвориться мертвым? Но ты не умер, и тебе не так сильно больно, чтобы ты убегал в слезах домой.
Достаточно было крика и одного неуклюжего взмаха рукой, еще не остывшей от прикосновения с бетоном. Этого хватило, чтобы два мелких тела, вцепившись друг другу в рубашки, вылетели прямо в открытый школьный коридор. Стоп-кадр… Следующий образ перед тобой пугает не меньше, чем толпа одноклассников, готовых тебя запинать до посинения.
Отвратительный запах старых духов и потное зловоние то дело и щекочет твои ноздри, пока ты выслушиваешь от взрослой тетки лекцию о вреде насилия. Мамаша, вы даже насилия то не видели… В эти моменты меня откровенно могло пробить на дикий смех. Представьте себе картину, где на скамье подсудимых не маньяк, а его уцелевшая жертва, ненароком отправившая психа в больницу. И судью, который приговаривает бедолагу, который всего лишь защищался, к тюремному заключению. Вот так это выглядело. Плачущий маньяк, злобная жертва, и старый, жирный, зловонный судья.
В тот день после всего дерьма я и увидел тебя. Мелкая, с невероятно большим портфелем, ты сидела на полу, обхватив колени. Наверняка, мои шаги вспугнули тебя, но ты всего лишь подняла голову, посмотрев на меня заплаканными глазами. И мгновение остановилось. Мне тогда показалось, что я с самого рождения готов был встретиться с тобой только ради этого взгляда. Знаете, как выглядит пожар под водопадом? Вот это и произошло в моей малолетней душонке. Плоть, жечь, кровь, огонь, выбитые зубы обидчика, холодный пол… Теперь этого не существовало. Была лишь мелкая девчушка, поднявшаяся ко мне и не спускавшая взгляд с моей подбитой щеки. Помню, я забрал тебя с собой. Сразу же после первого знакомства.
Ты шепталась со мной о жестокости, как это услаждает души злобных детей, ты говорила о том, что тебя никто не понимает, а родители прикрываются многочисленными делами, кричала, что им не до тебя. Меня поразило, насколько ты прониклась этим миром и сколько пропускала через себя. И ты сказала мне, чтобы я взял карандаш в свои мелкие ручонки и начал рисовать. Так появился я.
Следующее твое появление не заставило себя долго ждать, хоть и прошли с последнего годы.
Да, я раньше любил смеяться над людьми. Но это не были привычные во всеобщем понимании шутки или, как принято говорить в иных кругах, подколы. Карандаш или обыкновенная шариковая ручка могут дать гораздо больший результат, чем просто слова. А каким было удовольствием рисовать первые в жизни карикатуры.
На создание этого понятия ушли целые века. От самых унижающих чувства и достоинства целых наций и рас зарисовок, до безобидных сатирических изображений человечество меняло направление жанра. И задеты были все. Евреи, бедные африканцы, политики, учителя – все становились жертвами карикатур. И я впервые пошел по стопам шаржистов.
Едва мой карандаш коснулся листа, как я увидел тебя. Повзрослевшая, статная, ты уже не была похожа на ту заплаканную жестокую девчушку с исполинским портфелем за спиной. Изменилось все, от походки до взгляда. Да, ты узнала меня. Как там говорилось? Искра, буря, безумие? Да, точно. Но теперь между нами вспыхнуло что-то большее. С самого первого твоего шага ты не покидала меня. Я рисовал, тихо про себя смеясь, а поднимая глаза, видел твою улыбку. Вот, что заставляло меня творить. Я видел тебя за плечом каждого из моих одногруппников, ты облюбовала каждого из них, но твоя верность, похожая на наследственное заболевание, была моей. Твои руки скользили по их глазам и губам, хватали их за волосы, и мне принадлежали лишь твои поцелуи. Я рисовал, не прекращая, смеясь в голос, не стесняясь ничего и никого в этом мире. И получил свое. А когда получил, то уже не нашел этих рук в засаленных волосах моих знакомых, перестал чувствовать и сладость прошенных губ. Ты вновь ушла, заставив меня не придать этому значения.
Да, из моей головы вылетел напрочь этот вкус, но облик твой моих мыслей не покидал. Так было до того дня, когда мой рост полностью остановился.
Ох, какие же это были ряды. Да им позавидовал бы любой клипмейкер группы Пинк Флойд. Знаете, что убивает личность? Равноправие. Оказавшись в равноправных рядах, ты рискуешь лишиться индивидуальности.
Я видел, как эти псевдоличности, облаченные в одинаковые одеяния, синхронно горланили одни и те же песни, изо дня в день. Они кричали о голоде, о сне, об оставленном доме. Еда – вот, что было их мечтой. Мягкая кровать была ценнее воды для путника, заплутавшего в пустыне. Они были как один молоды, и лишь у единиц пробивалась седина. У тех единиц, которые буквально держали за яйца эти стройные ряды исхудавших и немощных пикселей многодюймового монитора.
Нас приводили сюда для того, чтобы разрушить и слепить нечто новое. Но это новое так же создавалось эпохами. Формула, проверенная временем, лишь в одном случае на миллион давала сбой, но этого было достаточно для окончательного утверждения. Одна зелень, сломанная и разрушенная на корню, сделанная из стройных многогранных кубов, но превращенная в обтекаемые и податливые любому толчку шары. И я был этим шаром. Любой седоватый юнец так и норовил загнать меня в лузу, что, впрочем, довольно часто получалось. Поначалу. По истечению недель почти каждый из шаров изнашивался и приобретал шероховатости, преднамеренно начиная тормозить. Тормозил и я. О, где же ты была весь этот адский год?
Из рядов я вырвался оголтелым и ни к чему не приспособленным шариком, бледным, легким, пустым, и, сука, невероятно тупым.
Скажите, кто знает старика Кубрика? Непревзойденный мастер, законодатель современного кинематографа. А кто помнит Алекса из его фильма Заводной Апельсин? Думаете, я был таким же, как он? Поклонником ультранасилия, главарь банды и баламут? Смейтесь в голос, господа. Этот тупой и полый шар вместо моей головы вмещал в себя литры воды, воспламеняющейся от одного дыхания, движения спутывались и мои ноги, словно из дерьма слепленные, зигзагом уносили в то место, которое я гордо называл домом. Каждый раз так происходило со мной.
Ты берешь стакан, ребра которого от донышка расходятся в стороны к небу, а он полон. И ты думаешь: «Черт! Наполовину полон, или же наполовину пуст?» Только идиот будет задаваться этим вопросом, пристально разглядывая стенки пустого стеклянного стакана, в котором буквально мгновение назад был виски. Или коньяк. Или коньяк и виски с колой. Это не важно.
Теперь в твоих руках земля. Точнее, в одной руке, а второй рукой ты отчаянно пытаешься схватить что-нибудь более устойчивое, чем ты сам, и плачешь, плачешь как мелкая девчонка, обхватившая свои колени в истерическом припадке, ревешь как драная портовая шлюха во время прибытия авианосца после годового круиза. Еще немного, и твой живот сковывает жар и весь плач через глотку вырывается наружу. Ты хотел оставить след в истории? Нет, ты достоин лишь оставить след на этой земле, которую хватал и едва ли не пытался целовать в приступе рвоты. И вот в этот момент, когда я поднял глаза, полные слез и бурлящего спирта, я сквозь размытые линзы увидел тебя. Ты стояла за деревом и аккурат выглядывала из-за него. Я почему-то знал, что ты наблюдала за мной очень долгое время, присматривала, берегла, и, может, просто ждала подходящего момента. Долго же ты этот момент ждала, должен признать.
До нашей встречи прошли годы, я помню этот день. В памяти всплывает первое фото – дверь моей комнаты, сплошь утыканная мелкими гвоздями, как в напоминание о том, что не стоит злиться попусту. Второе фото – я вижу, как дверь подается мне навстречу, и я вижу знакомые пальцы. Меня словно отбрасывает назад во времени, к тем студенческим годам, но теперь я жду эти пальцы в своих волосах, но в локонах моих друзей и знакомых. Третий снимок позволяет мне увидеть тебя полностью. Ты впервые надела белое прозрачное платье.
Я видел, как ты дышишь, видел эту дрожь на твоих губах. Ты скучала. Я тоже скучал… Ту ночь мы полностью посвятили друг другу, наслаждаясь моментами в полной мере, и я никогда так прежде не творил, как в эту встречу. А что же теперь?
Теперь я каждое утро вижу тебя и чувствую твое тепло на кончиках пальцев, даже когда не касаюсь твоей кожи. Ты то исчезаешь, то появляешься, позволяя проникнуть в тебя без остатка. И мне кажется, что ты постоянно рядом со мной. Может, оно так и есть.
Прошли годы, и ты теперь не шепчешь мне о жестокости, ты не кричишь и не смеешься. Ты олицетворяешь спокойствие, достойное ленивца, заснувшего от воздействия травки. Я просто вижу тебя всякий раз, когда ты куришь со мной, но стоит мне потушить сигарету, и ты словно таешь вместе с этим дымом, растекаясь негой в воздухе. И на ум приходит фраза, сказанная однажды тобой во время одной из тех бессонных ночей, наполненных красками. «Человек не видит мира в полной мере. Зачастую он просто этого не хочет. Реже он просто боится. И точно ни разу в своей жизни он не сделает это, когда ему кто-то предоставит шанс», – сказала ты, безмолвно исчезая под утро и смешиваясь с голосами машин разросшегося и умирающего мегаполиса.
Вдохновение рождается точно так же, как и психическое заболевание. Сначала ты принимаешь, пытаешься лечить, овладеть этим. Но проходит время. И ты перестаешь понимать, к чему сдерживать то, что естественно? А оно ни хрена не стественно.
Круг I
Ты то, что тебя убивает
Мы рождаемся с вами через оргазм. Это начало нашего пути. Подумать только, насколько это символично – первородство начинается с самого приятного чувства, ради которого рушились города и погибали империи. Как, вы не знали, что Троя слегла ради оргазма? Парис был еще тем эгоистом. Когда ты крадешь женщину из лап правителя самого неприступного полиса за всю историю Греции, то ты должен понимать, что как минимум без пары сотен смертей это не обойдется.
Странно воспринимать оргазм с двух абсолютно разных граней. Он рождается в любви и тогда напоминает, скорее, теплый душ, который вы принимаете утром. Вода чувств и эмоций разливается от низа живота к вашей голове и происходит взрыв, способный породить новую вселенную. Но есть и оргазм, существующий как плод страсти. Ты становишься соучастником процесса ковки воздуха, вы вдвоем силами собственного трения нагреваете не только друг друга, но и все окружающее пространство, позволяя эмоциям заполонить комнату. Пальцы в волосы, руки на бедра, крики, мимика – это все становится непосредственными участниками убийственного огня. И лишь в одно мгновение ты способен почувствовать жесточайшее напряжение в самом низу живота, разрывающее твои мышцы на мельчайшие волокна. Но ты не чувствуешь боли, а прямо противоположное чувство, которое криком рвет тебя, словно личинка инопланетянина.
Что ж, рождение начинается с самого прекрасного, это очевидно. Но так ли это прекрасно в течение всей жизни? Пожалуй, мои соседи лучше других знали этот ответ на вопрос.
Знаете, мне начинает казаться, что молчание девушки за левой стеной моей студии связано отнюдь не с тем, что она отдыхает. Это больше похоже на злостное молчание в тот момент, когда кто-то вставил тебе крупнокалиберный пистолет прям промеж челюстей и вот-вот готов нажать на курок. Иногда она мычит, чаще – стонет и бьет по стене конечностями, еще гораздо чаще – кричит аки свинья на скотобойне.
Неожиданность всегда подрывает происходящее в твоем разуме. Кончина близкого человека, выигрыш в лотерее, звонок налоговой службы в дверь квартиры – мы готовы к каждой из этих неожиданностей внутри себя, мы думаем об этом, пока оно не происходит. В итоге вы просто остаетесь наедине с недоумением и с немым вопросом «Какого х..я?». Это нормально. В этот же ступор меня ввел неожиданный звонок в дверь. Ты в этот момент сидела на кровати и смотрела пристально на меня и мою кисть, замершую в очередном мазке у поверхности холста.
Я недовольно высматривал дверь, за которой кто-то непременно стоял и настойчиво вызванивал меня. Настолько пристально смотрел, что, казалось бы, вот-вот и во мне откроется способность видеть сквозь стены. Этого не произошло. А значит придется делать все по старинке.
– Здоров, сосед.
Черт, я только сейчас поймал себя на мысли о том, что звуков за левой стеной уже как с полчаса не слышно. Оно и понятно, ведь их виновница стояла прямо передо мной. И меня поражало то, что она не дрожит от прохлады подъезда, имея на себе лишь длинную футболу, едва прикрывающую низ синих трусиков.
На глазах тонкий изящный макияж, губы накрашены ярко-красной помадой, волосы неровными белокурыми локонами спадают по лицу и подаются каждому мимическому движению, должен признать, красивой мордашки их владелицы.
В ее глазах читалось постоянное желание, оно было видно и по постоянно небрежно прикусываемой губе. Так вот ты какая, соседка слева. Прошло буквально с десяток секунд, прежде чем я снова выпал из прострации в реальный мир и услышал слова гостьи:
– … пройти?
Она недоуменно морщась посмотрела на мою грудь и провела взглядом по шее и до самых зрачков глаз. Холодок пробежал по коже, а на заднице мураши устроили третью мировую.
– Пройти-то можно? Тут не сильно-то тепло.
Я немного подвинулся в сторону и дал девушке пройти по прохладной плитке коридора. Босая. Интересно, а на улицу она тоже без обуви выходит?
– Я хотела попросить тебя о кое-чем, сосед.
Она ловко умостилась на краю моей кровати, черт знает откуда достала сигарету и зажигалку. Знакомую зажигалку, чуть ослепившую меня золотым бликом от поверхности. Девушка не менее изящно, чем ее походка, положила фильтр между своих губ, словно нарочно пробежавшись по нему кончиком языка, и дернула колесо Зиппо. Пламя породило дым в моей студии.
– Мы с тобой не знакомы. Были… Скажи, у тебя есть выпить?
Как очень кстати у меня в закромах завалялось двухдневное пиво. Я его не трогал, стараясь не расстраивать рабочий лад. Что ж, по всей видимости, его время пришло.
Сделав глоток, она подкатила глаза и, не открывая их, затянулась сигаретой. В процессе курения ей позавидовали бы Фаина Раневская и Коко Шанель вместе взятые.
– Спасибо. Скажи, как часто ты трахаешься? – ее взгляд упал на мой торс. – Нечасто, видимо. Ты затворник. Я видела тебя лишь однажды, когда ты выносил мусор, но не более. У тебя есть любовница? Может, проститутки?
Уймись, я бы никогда не стал платить за секс даже если бы от меня и проститутки зависело б дальнейшее существование человечества. Или стал бы?..
– Да ладно, забей, – вымолвила она, выдавив сигаретный дым из легких. – Я просто хотела проверить тебя. Помню, в соседней квартире, там, в конце площадки, нашли труп. Он лежал на кровати, кожа касалась костей, а запах… я помню, как две недели просыпалась от этой вони. Помимо трупа в той квартире нашли еще кучу пакетов с дешевой лапшой, банки от газировки, кучу туалетной бумаги. Бедняга и не собирался выходить из дома. Мусор, видимо, выбрасывал в окно. Я почему и пришла к тебе… Еще две недели терпеть смрад я бы не смогла.
Последние слова были выдавлены будоражащим шепотом, и я лишь услышал усмешку, потому что мадам Гостья договаривала, прильнув своими губами к моему уху. Отодвинулась и облокотилась на кровать, невольно приподнимая свою майку и оголяя низ живота и треугольник синих трусиков, вершиной ныряющих куда-то вглубь.
– Не бойся меня, – сказала она, засмеявшись. Я тут же вспомнил этот же смех, ранее мной слышанный лишь за стеной. – Меня мужчины никогда не боятся. Ты любишь секс?
Странный вопрос, я бы сказал, провокационный.
– Я тоже его люблю. Мне кажется, что змей изнасиловал Еву, – она снова перешла на шепот. – И ей настолько понравилось, что она решила это показать Адаму. Вот тебе и запретный плод.
По ее лицу то дело и гуляла улыбка, глаза смотрели твердо и уверенно в одну точку, сверлили меня.
– Вы, мужчины, с самого начала времен падкие на секс. Знаешь, почему люди в самом начале жили так долго? Потому что они занимались им день и ночь…
Она выпрямилась и в этом ракурсе я смог по достоинству оценить ее пышную округлую грудь.
– Смотри на меня, – прошептала девушка и ее взгляд приобрел блеск. – Смотри, сколько хочешь. Вы целыми тысячелетиями смотрите на меня и хотите. Я знаю это, потому что вы даже не пытаетесь скрыть, ваш организм…выдает вас.
Звонкий смех вновь раздался в студии, и ее рука с потухшей сигаретой скользнула по моему бедру.
Что делает человека по-настоящему уязвимым? Его прихоти. Внезапно загорающийся голод и угрожающий холод толкали нации на войны, эти вечные споры о воображаемых покровителях селились дымом в извилинах и отравляли разумы фанатиков. Все потому, что так хотели правители. И сами люди. Толпа кричит и воет, если не получает того, что хочет. А хочется всего и сразу. Нам целые поколения всего было мало, мы ели, сражались, убивали и рождали только потому, что в этом заключался смысл нашего существования. Мы хотим делать то, о чем нас просят наши прихоти. И за всем этим твердолобым следованием навстречу своим целям и мечтам мы упускаем из виду самое прекрасное, а в большинстве даже губим его.
Похоть, неожиданная пришедшая в нашу жизнь, кружит голову.
Представьте, что есть частица, поражающие ученые умы всей планеты своей нестабильностью. Попадая в воду, она мгновенно весь объем превращает в холодный твердый лед. Плевать на границы, на грязь, и все, что оказалось в этой воде, обречено быть заковано в нерушимую ледяную твердь. Страшно подумать о том, что было бы с мировым океаном, попади эта частица в него. Название у этого вещества есть – Лед-девять. Спасибо Воннегуту за его «изобретение». И вот, что есть настоящая похоть. Едва попробовав ее на вкус, вы проникаетесь ей, она поражает каждую клетку вашего тела, парализует ее, а затем взрывает. Секс и любовь убивают, это ни для кого не секрет. Черт, как и все в этом мире нас убивает.
Она смотрела в потолок, даже не пытаясь прикрыть обнаженную грудь. Честно сказать, я уже и сбился со счету тех сигарет, которые она уже выкурила.
– Я согласна с тобой, похоть может убить. Лишь за счет того, что во имя свершения ради своей любви мы плюем на инстинкт самосохранения, и готовы идти убивать. И погибать, – она повернулась ко мне и провела кончиком ноготка по губам. – Удачные случаи не в счет.
Уходила она так же, как и пришла. Словно не было стонов и криков, оглушающих меня во время нашего соития, не было и ногтей, вцепившихся мне в лопатки, и сильных ног, как канаты обхвативших мою поясницу. Будто этого ничего не было для нее.
– Держи, – промолвила она с улыбкой и кинула в меня свою майку, стоя уже в дверях. – Я думаю, мы с тобой еще долго будем пересекаться, сосед.
Рисуя ногтями на обоях линии, она открыла дверь, и хлопнула ей уже с обратной стороны. Мой бог, теперь нужно поправлять мятую постель.
Круг II
Ты то, что тебя преследует
Ни для кого не секрет, что человек умеет находить связь той цепочке событий, которая никак не связана напрямую. Если в разном промежутке времени вы найдете живую рыбу в Мертвом море, затем где-то родится красный теленок, а в довесок к этому еще и змея проползет по Стене Плача, то непременно вы будете кричать о приближающемся Апокалипсисе. Вы говорите мне, что мысли материальны, и мечтаете о дорогущих машинах, девушках в бикини в вашем личном джакузи и о восьмизначном счете, хотя плевать, что спите в мороз внутри картонной коробки из-под стиральной машины. Приметы, предсказания, суеверия, религия – все это является плодом излишней наблюдательности человека, покоренного собственной фантазией. Можно вечно рассуждать о природе совпадений, но что вы в них не верите, можете мне даже не говорить. Я думаю, вы сильно удивитесь, если после переезда в Европу на улицах Амстердама увидите своего одноклассника. Совпадение, не так ли? Мы все живем по принципу черепашки из популярного мультфильма.
Немудрено, что мир богат людьми, которые винят всех и вся в сокрытии правды. В первую очередь правительство. Бьюсь об заклад, что в вашем окружении точно найдется человек, который является поклонником теорий заговора. Масоны, люди-рептилии, НЛО – нам всем нравится существование лично созданных белых пятен в истории человечества. А все почему? Потому что человек любит мистику. Все человечество страдает апофенией.
Череда развратных позиций и две выкуренные сигареты сменяются вновь раздавшимся по всей квартире звуком дверного звонка. Это было уже не похоже на удивительное совпадение, а нечто похожее на подозрение. Я открыл дверь, ожидая тонну паленых духов и стоящего передо мной разодетого по классике чудилу, но нет, вместо него стоял чудила другой. Ну, как стоял.
– Пожалуйста, закрой дверь, – ринувшись внутрь квартиры, пропищал мой сосед с нижнего этажа. – И побыстрее!
Сказать, что я был удивлен, значит ничего не сказать.
На нем был надет домашний халат, тапочки он сбросил, едва пробежав по коридору, бегающие повсюду зрачки были расширены и глотали свет без остатка. Паренек сжимал в подмышке неровный сноп исписанных вручную бумаг.
– Никого за мной не было? Нет? Хорошо, очень хорошо.
Я думаю, что мое выражение лица таки каждой морщиной выпрашивало объяснений. Но ему было плевать, гость раскладывал по одному листочку на полу и двигал их, словно подыскивая единую картину общего паззла. О боже, я уже начинаю рассуждать, как он, хотя тот едва вошел. Быстрая речь мешалась с не менее быстрым и прерывистым дыханием, полы халата рассекали воздух из стороны в сторону, этот человек явно поддался панике.
– Они не должны были найти меня в моей квартире, я, надеюсь, ты поймешь меня, они нашли меня по чертову IP адресу, просмотрели записи, почту, черт! Извини, извини за столь неожиданный визит, но в это место они точно не заглянут. Или заглянут?.. Черт, возможно, я подставил нас обоих, но так не должно было произойти. В любом случае, я смогу уйти от них в другом реалии, если вдруг они выстрелят, одна из версий меня выживет, да, да, пистолет даст осечку, я смогу воспользоваться моментом и уйти. Но они не должны узнать о моих исследованиях, о моем деле.
В суматохе паренек крутился, как теннисный шар под сильной струей воздуха, топтался с места на место, и даже не заметил под своими ногами один из тех листов, которые он разложил на полу. Одно мгновение, и лист смялся, поехав в сторону. Гость осекся, и, громко вдохнув воздух, упал на колено. И замер. Казалось, что до его параноидального разума дошло что-то.
– Скажи, ты когда-нибудь думал о том, что все, что с тобой происходит – чей-то замысел?
Хочу сказать, что я довольно скептически относился к явлению религии. Не то, чтобы «не щупал, значит не верю», а в силу своего мышления. Религия нужна умирающим, чтобы они искренне верили, что их что-то ждет за гранью жизни.
– А я верю, – быстрое дыхание сменилось глубоким, речь замедлилась, и до этого момента носящийся по тесной студии паренек сел на пол, подперев спиной на кровать. – В любом случае нас кто-то же должен ждать там.
Избавь меня от фанатичных умозаключений.
– Я боюсь, что все мои теории – правда. Да, я знаю, как я выгляжу в глазах других людей. Они небось думают: «О, это тот паренек, которому впору бы носить шапочку из фольги!», хах.
Ох.
– Не помогает шапочка из фольги, – с уверенностью в голосе пролепетал гость. – Я пробовал. И пробовал провести ряд экспериментов по наблюдениям внеземной жизни. Знаешь, я кажется что-то увидел. В поясе Ориона. Вокруг одной из звезд там образовался непонятный эллипс. Знаешь, что я еще заметил? С течением наших земных суток этот эллипс вращается вокруг звезды, но радиусов не меняет. Словно орбита электрода. Мне кажется, это новая планета. А что до эллипса… Скорее всего, это путь вращения спутника планеты. М-да. Наверное, мы скоро все умрем. Я сделал зарисовки, посмотри.
Возможно, корень проблемы гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Все знания, которыми мы обладаем, это далеко не наследственное. Все, что мы знаем, нами приобретено, это ни для кого не секрет. Что будет с вами в случае, когда связь с внешним миром крайне ограничена и все, что есть на ваших полках – книги о лженауках? Книжные черви меня поймут. Впитывать, как губка, не перебирая и не зная о такой вещи, как объективное мышление, вы значительно сужаете свой мозг. От этого и получается маленький Билли Миллиган в вашей голове. В науке есть определение такому явлению – диссоциативное расстройство личности.
Все зарисовки и суждения, которые хранились и накапливались в голове моего гостя, являлись пережитком одиночества. Я знал, что они не найдет свою нишу в этой жизни. Он задавлен ложными знаниями, приобретаемыми в течение долгих месяцев. А может и лет. У него не будет жены, которая примет его таким, каков он есть, детей не будет даже случайных – сомневаюсь, что паренек является завсегдатаем спермобанков. Ведь «они собирают семя для ограничения демографии и контроля генофонда». Поднимите руки те, кому не жаль этого параноика?
– Знаешь, я должен тебя поблагодарить. За всем, что люди видят при первом взгляде на меня, скрывается паника. Да, я паникую, и это единственное, в чем я готов признаться самому себе. Наверное, я знатно помешал тебе. Но ты принял меня, впустил. Может, не все люди так плохи?
Человек, однажды убедивший себя в том, что он мизантроп, что нынче модно, будет смотреть на других с раздражением и ненавистью. Его собеседники, в свою очередь, видят это, и в глубине себя беснуются от высокомерности первого. Тот же замечает, насколько люди оскорблены его присутствием. И делает вывод: все люди твари, едва стоит подойти к ним. И еще больше убеждается в том, что он мизантроп. Круг замкнулся. Мы по природе видимо то, что хотим видеть. Скажите, на какие отзывы вы обратите внимание, будучи уже довольны работой продукта? А какие будете замечать менее всего? Вот именно. Плохие отзывы, сколько бы их не было, просто-напросто пройдут мимо вас. Потому что вы уже довольны наличием положительных. Это простая природа вещей.
Та же самая ситуация возникает с моим гостем.
– Они раздражены тем, что я подхожу к ним. Смотрят обвиняющим взглядом, плюются однозначными фразами, закрыты. Какой у меня выбор? Если люди не хотят впускать меня в свою жизни, то я так же и поступлю в ответ.
Зато начнешь засорять мозг отвратной жижей под названием «суеверие и консперология».
– Что ж, – паренек выпрямился на худощавых ногах, – я не буду тебе мешать.
Я уже смотрел вслед трепещущимся от шагов полам халата,когда мой сосед двинулся к выходу. Он не взял листов с пола, не собрал их в кучу и не впихнул себе бумажный сноп под локоть. Вот так молча и ушел, не сказав более ни слова. Оно и к лучшему.
Когда понимаешь, что человеческая природа не представляет из себя идеально отработанный механизм рассуждений и объективизма, то невольно становится по себе. Столетия назад было нормальным ткнуть пальцем в соседку, которая отказала тебе в любовных утехах, и обвинить ее в ведьмачестве. Людей казнили пачками из-за ложных свидетельств, достаточно изучить историю Салема. Знаете, что я думаю по этому поводу? Вы скажете: «Ой, да всем пофиг». А я скажу, что этот паренек вас первых бы отдал на сожжение.
Круг III
Ты то, во что ты веришь
Большой взрыв поделил время на до и после. Единственное, нам неизвестно, что было до него. Зато, нам известно, что было до нашего «большого взрыва». Пещерного человека не заботили вопросы жилищно-коммунальных услуг, его не волновало, чье имя было у него на одежде, главное – дубинка в руке да женщина у костра. Мы обходились инстинктами, и это было нормально. Но проходили века и все ж нам стало мало того, что мы могли сами себе добывать. Представь, что ты всю жизнь питаешься только мясом? А ведь охота хоть раз его приправить да закусить душистым хлебом. Но этого у тебя нет. Есть у других. Убить? К счастью, уже в то время у людей вопрос гуманности и человечности стоял далеко не на последнем месте. Тогда нашим предком пришлось пойти на ухищрение, которое полностью поменяло ход истории. Изобрести деньги.
Вы скажете, что рождение Иисуса повлияло на хронологию. Нет. С чего началась смерть этого человека? Он был продан. Информация о нем была продана за деньги. Думаете, война нужна ради господства над всеми? Я надеюсь, что вы слышите мой смех. Все войны ведутся ради ресурсов, человеческих или природных. А что такое ресурсы? Это деньги.
Человек благодаря своей лени поставил себя на вершину пищевой цепочки, забывая о том, что есть хищники и покрупнее. Но и в сообществе людей появилась вертикаль. Во многих странах твоя должность отождествляется с этажом небоскреба, в котором ты работаешь. Чем ты выше, тем больше низших должностей умещается под твоей задницей. Но под ней не только люди, но еще и деньги. Они поднимают эго, окрыляют тебя, а едва запахнет жаренными купюрами, так большинство из нас готово начать пресмыкаться. Большинство – это и огорчает, и радует одновременно. Но не об этом сейчас.
Деньги являются последствием. С незапамятных времен очень популярной версией является идея существования параллельных реальностей. На секунду представьте, сколько реальностей появилось с вашим рождением. В одной из них от вас отказались, в другой – вы стали ученым или композитором, в третьей – маньяком или наркобароном. Рассмотрим две последние. Лишь итоги. Вы богаты, но деньги свои получили противоположными да охреневания способами: в первом случае вы занимались любимым делом, скажем, музыкой, а в другом – ваши деньги испачканы в крови и мольбах пощадить семью, но все ж это тоже деньги. Вы успешны в обоих случаях. Вы шли к цели разными способами, но все ж заняли свою нишу этого мира. И что теперь, скажете вы?
Я упоминал ранее человека, который занял свою нишу. Мой сосед справа, да. У меня в мыслях не было копаться в его прошлом, видно было лишь одно – ему нравилось на занятом месте. Кажется, что нравилось даже мостить свою бриллиантовую пятую точку на моей твердой деревянной табуретке.
– Ну, как жизнь, сосед?
Видимо, прокуренный воздух квартиры довольно неприятно щекотал ему ноздри, от чего и пришло решение клин выбить клином – паренек достал сигарету и закурил.
– Не спрашивай, у меня все отлично. Понемногу отдаемся работе, пожинаем плоды, прямо пропорциональные нашей отдаче, и все тут. Ты, как я посмотрю, творческий человек, да?
Он довольно уверенно и с наигранным интересом окинул все наброски, прикрепленные к моей стене.
– У меня был знакомый художник. Безумно красиво рисовал пейзажи, натюрморты, все такое, понимаешь? Но никак не могу научиться рисовать людей. Кто на что горазд, я понимаю, но, возможно, по этой причине в его картинах не было жизни? Он трудился дни и ночи напролет, и все же не мог выбить должного результата со своих рук. Где он сейчас? Ловит вдохновение где-то в Японии, вроде так. Скажи, а как давно ты этим занимаешься?
Нет нужды вам повторять это снова. Вы прекрасно знаете мою историю.
– Тебя это кормит?
Мне часто приходится слышать этот вопрос. Оно и понятно, почему.
– Ты молодец, если по полной отдаешься своему любимому делу, этого очень не хватает человечеству. Придет время, когда твое хобби начнет приносить доход. Почему в нашем мире так много мастеров маникюра, видеоблогеров, актеров? Все пытаются заниматься тем, что им по вкусу. Это то же самое, что и пахать на заводе, но с той лишь разницей, что ты отдаешь все свои силы творчеству. Я поддерживаю такие начинания. Знаешь, мне кажется, что лучше отказаться от работы, которая стабильно задалбывает тебя изо дня в день и заставляет на протяжении двух десятков лет терпеть начальство. Ведь, занимаясь тем, чем мы хотим заниматься, мы сами себя распределяем, это не делают за нас. И мир принимает свою цепочку. Ведь уже сейчас интернет может выдавать страницы согласно твоим запросам. Кто-то скажет – это контроль и показатель того, что за нами следят. Я же скажу, что вы сами выбираете, что вам употреблять в пищу. Хотите, будьте доморощенными детективами, коли нет – становитесь творческими работягами, если и это не подходит, то просто лежите и ничего не делайте. Жизнь последний тип людей тоже принимает, ведь в таком случае они никому не мешают своим существованием. Естественный отбор, помнишь? Смерть быстрее находит тех, кто слаб и болен. Если вы ничего не делаете, то вы в хвосте стае. А значит будете съедены голодными хищниками.
Меня прекратило смущать то, что мой очередной гость сидел на моей кухне в дорогущем костюме, потирал плитку носом до зеркального блеска натертого туфля, и неторопливо курил дорогие сигареты. Даже дышалось от дыма этих сигарет иначе, чем от простого воздуха, отравленного никотином.
– Главное, что? Верить. Мысли материальны, сосед. Если ты веришь в лучшее, то лучшее и настанет. Но еще и нельзя забывать о худших исходах. Знай место, куда придется падать, и подстели там солому. Этому учил меня отец. И вот, что получилось.
Его улыбка была настолько отработана в своей искренности, что ты начинал верить ей. Мой сосед не стеснялся показывать ровный ряд идеально белых зубов, и потому постоянно выдавливал из себя улыбку. Может, это просто паралич такой?
– Я вижу, что ты веришь, да. Вероятно, ты веришь в то, что твои картины займут место где-нибудь возле Моны Лизы, да?
Его громкий смех раздался по моей квартире. Заразительный такой, вызывающий ответный смех. Лишь это и вызвало у меня улыбку.
Пищевая цепочка не идеальна. И я говорю о той части, в которой находимся мы. Нас съедают черви, убивают миллионами болезни, съедают другие хищники. Если у вас в руках ружье, а на поясе тяжелит десяток-другой патронов, то вы будете чувствовать себя царем животного мира. Но попади вы в равные условия с иными млекопитающими, имея при себе ногти да зубы, то вы обречены. Значит ли, что по природе своего происхождения человек является совершенным хищником? Лень – вот, что заставило человека так думать. Лень и то, что было изобретено благодаря ей.
Я не отводил взгляд от уже вот третьего гостя за сегодня и пытался вспомнить, с чего же это началось. С тебя, прильнувшей ко мне всей своей трепещущей красотой? Быть может, с тех унижений, которым я поддавался в школе? Или со стонов соседки? С паранойи? Я не знал ответа на этот вопрос. Когда мы видим события своего сна, то мы зачастую не помним его начала. Есть место, время, и события. Сейчас я попал в такую же ситуацию. Образы соседей становились смазанными и уже ничего для меня не значили. Я задал себе вопрос, а все ли это происходит на самом деле? Ближайший ориентир заключался для меня в стонах соседки за левой стеной моей студии.
В момент этого умозаключения новый гость посмотрел на меня, поднес сигарету ко рту, и через пару секунд выпустил плотный дым между губ. И задал сквозь молчание последний вопрос:
– О какой ты соседке?
Человек теряет себя в современном обществе, если не находит себе место. В мире деталей сложно найти свой рабочий винтик. Выход: смастерить свой собственный механизм.
Заключение
С чего все началось? Перед глазами стоял калейдоскоп событий. Мои смеющиеся одноклассники, маленькая девочка с невероятно большим портфелем за спиной, аудитория, забитая дыханием двух дюжин студентов, краски, размазанные в незамысловатых сюжетах по ткани, тела, секс, тепло, ты. А может, я ошибаюсь? И началось все задолго до моего рождения?
– Ты прав.
Знакомый голос заставил мои глаза распахнуться и задергаться от ослабшего пьяного угара. Я узнал место, в котором находился. Этот линолеум, не остывший от пролитого пива и виски, высокая барная стойка, пустой зал. В нем не было ничего, только дым сигарет, я, и сосед сверху. Сосед?
– Начало твоей истории было положено еще даже до твоего зачатия. И я не говорю о каких-то отдельных событиях.
В его руках крутилась все та же золотая Зиппо, перед ним лежала открытая пачка красных Мальборо, а между пальцев зажата только что подкуренная сигарета.
– Видишь ли, мой друг, когда человек пытается найти корень своих проблем, это зачастую приводит к негативным последствиям. Мы начинаем винить других, редко себя. И ничто из этого не критично. Все в порядке вещей.
В горле пересохло. Я пытался слизать со своих губ этот мерзкий песок сухости и безмолвия, но даже язык меня не слушался.
– Дыши ровнее. Будешь?
Я принял одну из сигарет, предложенных моим собеседником, подкурил от пламени его же зажигалки. И стало легче. Дым не захламлял легкие, он свободно выходил и мешался со светом неоновых вывесок пустых холодильников такого же пустого бара. Разум прояснялся, и сейчас я видел лишь моего соседа. Почему больше никого нет? И почему я до сих пор называю этого мужичка своим соседом?
– Ты должен понимать, что твоя фантазия сыграла с тобой довольно злую шутку. Твой разум отдался путешествию на пару с музой в мир похоти и паранойи, ты даже нашел это успешным, мой друг. У тебя явно проблемы. Ты точно так же зависишь от общества, как и все, кто говорил со мной. Меня и просили о многом. Убить, занять, помочь найти свое место. Ты даже не представляешь, насколько это сложно, указать человеку свою нишу. Были благодарности, я не отрицаю. Но и гнева было не меньше. Люди докучают своей разнообразностью, но и вместе с тем пробуждают во мне неистовый интерес. Я никогда не знаю, чем закончится история, как и большинство писателей, которые начинают свой бестселлер, то не знают, к чему приведет генерируемая ими цепочка событий. Но ты не такой. Ты знаешь, что хочешь видеть в итоге на своих холстах. Только вот дело в том, что ты меняешь все за мгновения до финиша. Да, я видел, как ты писал. Взяв другие цвета, ты меняешь и отношение к картине. А теперь подумай – поменяется ли отношение у человека к жизни, если он изменит цвет своего восприятия?
Паззл постепенно собирался воедино, и я снова почувствовал подступающую комом к горлу паранойю. Снова?
– Да, снова, мой друг. Скажи мне, почему та девочка, которую ты помнишь с самого детства, внезапно исчезала всякий раз, когда к тебе приходили гости? Или почему она не убила тебя после того, как ты изменил ей? Но измена ли тому, что даже не имело однозначного физического воплощения? И ответь мне на последний вопрос…
Дым направился ко мне в лицо и сквозь него я увидел блестящие глаза своего собеседника.
– Покидал ли ты этот бар?
Когда Малыш упал на Хиросиму, он вместе с собой унес жизни десятков тысяч ни в чем неповинных японцев. Моя Хиросима сейчас сгорала в адском пламени с миллионами нейронов. Я знаю, что ничего не будет. Останется только радиоактивная пустошь, это совершенно точно, я был в этом уверен. Взрывная волна росла от гиппокампа по обеим полушариям и отзывалась мелкими ударами тока аж на кончиках пальцев ног. Я становился пеплом, как тот осадок, который прилип к стенам уцелевших домов японского городишки, слетевший с тел его погибших жителей. Время замедляло свой ход, черепная коробка трещала по швам, а глазные яблоки смещались навстречу моему собеседнику. Еще мгновение, и я забрызгаю эту чертову барную стойку своими поджаренными мозгами.
– Надеюсь, что я ответил на все твои вопросы. Но ты же знаешь, что зачастую ответы порождают новые вопросы, и это нормально. Мы еще свидимся с тобой, мой друг.
Барный стул скрипнул под тяжестью тела вскочившего с него мужчины, и сделал четверть оборота спинкой. Я смотрел вслед своему собеседнику, за ним же взглядом и закрыл дверь бара, который принимал меня в свои пьяные объятия каждые выходные. Да, я точно знал это. Потому что помнил. Как помнил и ту надпись, которая красовалась на корпусе золотой зажигалки Зиппо, оставленной на барной стойки. Но она была не моей отныне, она принадлежала тебе и твоим пальцам с этим умопомрачительным красным маникюром. Ты забрала у меня из рук сигарету и потушила ее о дерево стойки. Твоя улыбка делала твои глаза блестящими, словно ты была олицетворением северного сияния, и, казалось, вот-вот и ты сорвешься на безудержный смех. Но ты лишь заговорила со мной.
– Ну что, ты готов идти дальше?
Да, я был готов. Я знал это, потому что мое Вдохновение, мои Похоть, Паранойя и Вера тоже знали это. Мои руки сгребли в карман золотую Зиппо с надписью: «Подкури, и будешь прощен» и я с улыбкой направился к выходу из бара.
