Святые Спасения [Питер Гамильтон] (fb2) читать онлайн

Питер Гамильтон Святые Спасения

Цикл «Спасение» посвящен американцам,

с признательностью и благодарностью.

В порядке появления:

Энтони Гарднеру

Бетси Митчелл

Джейми Ливайну

Дэвиду Померико

Энн Гроэл

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

2206

Юрий Альстер, шеф безопасности «Связи»

Каллум Хепберн, старший специалист по устранению проблем в Утопии

Алик Манди, старший следователь по особым делам ФБР Кандара Мартинес, тайный агент, работающий по контракту Джессика Май, неанский метачеловек

Люциус Соко, неанский метачеловек

Луи, помощник Юрия

Элдлунд, помощник Каллума

Энсли Балдуино Зангари, основатель «Связи» и ее генеральный директор

Энсли Зангари Третий, гендиректор транссолнечного отдела «Связи»

Эмилья Юрих, глава Утопии

Гвендолин Сеймур–Квинг–Зангари, финансовый директор «Связи» Горацио Сеймур, консультант служб социальной помощи Кохаи Ямада, безопасность «Связи», шеф Лондонского отдела Дэвид Джонстон, верховный командующий Обороны Альфа Олли Хеслоп, бывший член банды

Лоло Мод, любовник Олли

Николаи, представитель одной из криминальных семей Лондона

Команда «Моргана»

Деллиан, взводный

Ирелла, проектировщик Ваяна

Тиллиана, тактик

Элличи, тактик

Фалар, член взвода

Джанк, член взвода

Урет, член взвода

Ксанте, член взвода

Маллот, член взвода

Ован, взводный

Кенельм, капитан «Моргана» Вим, дежурный офицер в рубке Цинри, дежурный офицер в рубке

Иммануээль, комплексный человек

ПАДЕНИЕ ДЖУЛОССА

Перед неанским кораблем внедрения сапфировой жемчужиной сиял Джулосс с его обширными океанами и маленькими континентами, обвитыми длинными безмятежными лентами облаков. Пространство вокруг усеивали высверки алмазной пыли: это солнечный свет отражался от орбитальных станций, защищающих прекрасный мир от вторжения.

Корабль внедрения летел к югу от эклиптики, сбрасывая, подобно черной комете, холодную массу неравномерными толчками. К тому времени, как он вышел на посадочную прямую к ничего не подозревающей планете, диаметр его сократился до двадцати пяти метров. У корабля не было магнитного поля, а внешняя обшивка поглощала радиацию, делая его невидимым. Он скрытно проскользнул мимо бдительных орбитальных станций, сбросив в финишном маневре торможения остатки реактивной массы. Теперь он практически падал на западный край самого крупного континента, туда, где спускался к морю высокий горный хребет. Микроскопические корректирующие курс выбросы продолжали оптимизировать вектор снижения, направляя корабль к побережью, до встречи которого с рассветом оставалось еще полчаса. В удалении от моря, на волнистых предгорьях ярко сияли над цветущей долиной огни одинокой Афраты.

Войдя в верхние слои атмосферы, корабль внедрения распался на шесть грушевидных сегментов. Части круто пошли вниз, замедляясь тем больше, чем плотнее становилась вокруг них атмосфера. Сегменты направлялись к узкой полоске суши, скалистую береговую линию которой покрывала буйная растительность.

В ста метрах от берега в воздух взметнулось шесть высоких фонтанов — точно ударило шесть мощных гейзеров, забрызгав и распугав морских птиц, вылетевших на ежедневную утреннюю охоту за рыбой.

Неаны выплыли на берег возродившимся атавистическим кошмаром любого человека. Гигантские рептилии, передвигающиеся на многочисленных жилистых конечностях, часто стуча по камням бритвенно–острыми когтями, выбрались на скалы у подножия гор и отправились на поиски добычи.

Деллиан знал, что стая неан приближается к нему. Он находился в деловом районе Афраты, прятался в тенях пустынной площади от стоящего в зените жаркого солнца. Длинные побеги вьюнков, заполонивших нижние этажи хрустально–карбоновых небоскребов, ниспадали сверху зелеными водопадами. Отличное прикрытие. Деллиан пробирался сквозь свисающие растения, и шелковистая листва скользила по его обнаженной коже, даря приятное ощущение, напоминающее душ из мелкой пыли.

Над проспектом, к которому он приближался, пролетели птицы. Их сильные крылья взбивали воздух, создавая водовороты ярких цветов, заслоняющие небо. Присмотревшись, Деллиан разглядел длинные тени, скользящие между папоротниками, захватившими тротуары. Клекот летящих птиц почти заглушал быстрый треск — хриплое пощелкивание, используемое охотящимися стаями неан для общения.

Деллиан обогнул угол здания и поднял лук. Передний неан оказался куда ближе, чем ему хотелось бы. Заметив человека, дьявольская тварь бросилась на добычу. Мышцы задних конечностей толщиной с человеческий торс напрягались, ходя ходуном, толкая вперед тело; две пары верхних конечностей вытянулись, клацая когтями. Победоносный рев существа оглушал. Деллиан на секунду застыл с натянутым луком, а потом спустил тетиву, отправив в полет стрелу с железным наконечником. Расщепив воздух черным лазерным лучом, стрела вонзилась в горло неана.

Монстр дернулся, клюнул носом, из раны плеснула кровь цвета желчи. Инерция движения швырнула неана вперед. Остальные, завывая от ярости, ринулись к обидчику, но Деллиан уже исчез, устремившись на другую сторону проспекта, в переплетение вьюнков, огибая небоскреб. Пятнистая тьма сомкнулась вокруг него, грубые листья цеплялись за громоздкий бронежилет, замедляя продвижение. Под подошвами хрустели, ломаясь, папоротники. Бежал он в укрытие под входным портиком здания. Позади перекликались неаны, и эхо их трескучей речи разносилось над площадью.

Добравшись до портика, он присел на корточки, сжавшись. Тяжелое дыхание отдавалось в ушах, сердце бешено колотилось, он ждал… но никто не нападал. Деллиан чуть–чуть приподнял свой металлический шлем и окинул быстрым взглядом стену. Двое неан вышагивали по его стороне площади, еще трое обыскивали здания за центральным фонтаном.

Деллиан крепко сжал штурмовую винтовку и медленно выбрался из–под портика, доверившись зыбкой завесе из нескольких тонких лоз, скрывающих его от чужаков. Подняв дуло, он открыл огонь, производя оглушительный грохот. Отдача ударила в плечо, но он не терял цели, наблюдая, как пули ровным рядком впиваются в плоть первого неана. Тот, кто шел за раненым, замешкался, словно напуганный насилием, а потом извлек из своей упряжи нечто вроде базуки.

— Гребаные святые! — взвыл Деллиан и ринулся вперед, стреляя на ходу, почти не целясь, просто в сторону второго неана. Существо выпалило из своего оружия, и портик за спиной человека разлетелся вдребезги.

Взрывная волна сильно толкнула в спину, швырнув Деллиана на землю. Реактивный панцирь бронескафандра принял на себя главный удар, а Деллиан, сгруппировавшись, покатился кувырком. Адаптивная мускулатура поставила его на ноги — быстро, очень быстро, и по оптике побежали сенсорные графики, отслеживая цели. Из рюкзака со щелчком выскочила пусковая установка для микроракет, готовая к сбору данных. На площадь выдвинулись еще четверо неан в серых карбоновых экзоскелетах, снабженных разнообразнейшим оружием. Активировались электронные боевые системы, окутывая площадь цифровой дымкой.

Деллиан уже собрался выпустить ракеты, когда небо над головой посветлело. Сенсорный обзор переключился на вертикальное восприятие. Высоко вверху сквозь атмосферу пробивался сверкающий золотом огненный шар, оставляя за собой неподвижный янтарный столб раскаленного воздуха. Шар как будто ускорился, и Деллиан инстинктивно попятился. Сияние затопило площадь, сделав зрение монохромным.

— Вот дерьмо.

Он развернулся, чтобы бежать.

Огненный шар врезался в фонтан, и невыносимое сверкание взрыва залило все вокруг.

Деллиан захлопал веками, смаргивая блеск, глядя сквозь высокую ограду, что шла по периметру поместья Иммерль. В двадцати пяти километрах отсюда, на другой стороне поросшей густыми джунглями долины, солнцем сияла Афрата. Каждое здание светилось так, словно внутри него пылал протуберанец. Пожав плечами, Деллиан трусцой побежал к спортивным площадкам, где должна была ждать группа его года. Сегодня им предстояло сыграть в футбол против клана Ансару. Что касается Деллиана, он не мог ждать еще восемь месяцев, пока всем им не исполнится по десять лет, чтобы Александре, как и обещало, разрешило им начать тренировки на орбитальной арене. Ему жутко нравилось представлять, как они летают в невесомости, медленно кувыркаются, отскакивают от стен и парят, как птицы…

Где–то неподалеку раздался скрипучий охотничий крик локака. Деллиан снова остановился, озирая изгородь. Крик прозвучал так близко…

— Ты же знаешь, там ничего нет.

Он обернулся и увидел стоящую позади Иреллу. Только эта Ирелла была совсем взрослой, вдвое выше него, и волос у нее больше не было. Однако она, как и он, носила футболку и спортивные шорты. Ирелла всегда присоединялась к мальчишкам в их играх, в отличие от Тиллианы и Элличи. Пару секунд он смотрел на нее, изумленно разинув рот; отчего–то эта большая Ирелла показалась ему еще более пленительной, чем та, которую он знал… хотя эту он знал тоже.

Я не понимаю.

— Тогда что это был за звук? — поинтересовался он, довольный тем, что утер ей — именно ей — нос.

— Воспоминание. — Она опустилась на колени, так что ее большая голова оказалась на одном уровне с его головой, и протянула к мальчику обе руки. — Ты доверяешь мне, Дел?

За оградой опять заорали локаки, целый хор, их крик становился все громче и яростнее. Он понимал, что это значит: они собираются, чтобы напасть на поместье по приказу неан. Всегда неан, вечных врагов, обманщиков и предателей.

— Да, — нервно кивнул Деллиан, пытаясь смотреть только на нее, а не на дебри джунглей за изгородью.

— Хорошо.

Она взяла его за руки. Ее пальцы были прохладными, сухими и невероятно сильными. Присутствие Иреллы всегда доставляло ему удовольствие, но на этот раз ощущения от физического прикосновения оказались необычайно сложными. Он осязал ее не только кожей; чувство проникало глубоко в плоть, успокаивая и расслабляя мышцы. Он и не осознавал, что так напряжен.

— Это важно, Дел. Ничто из того, что ты видишь, — поместье, Джулосс, — ничто из этого не реально.

— Что? — Он чуть–чуть повернул голову.

— Нет. Смотри на меня, Дел. Продолжай смотреть на меня.

Ее огромные глаза полнились любовью и заботой. Чувство оказалось таким сильным, что он едва сдерживался, чтобы не прослезиться.

— Я не понимаю, — с несчастным видом повторил он.

— Важно, чтобы ты понимал одно: я здесь, Дел. Я с тобой. И я никогда тебя не покину. Никогда, потому что люблю тебя.

Мир позади нее подергивался, как будто Деллиан отчаянно тряс головой. Но он не тряс; он не мог отвести взгляда от ее прекрасных глаз.

— Это как игра, Дел. Я хочу, чтобы ты поиграл в нее со мной. Ты это сделаешь?

— Да, — пошептал он. Теперь испуганно. Мир дрожал так сильно, что он не понимал, почему не чувствует этого.

— Там есть плохие вещи, но это не звери, о которых нас всегда предупреждали. Эти плохие вещи — как чудища из кошмарных снов, они вторгаются в твою голову, чтобы наполнить ее по–настоящему злыми, губительными идеями. Но теперь я здесь, с тобой, и мы вместе сможем дать им отпор.

— Я не хочу драться. Я хочу домой.

— Мы дома, Дел. Вот почему мы здесь, в поместье. Здесь ты, самое начало тебя, настолько фундаментальное, что его невозможно испортить, как всё остальное. Ты принадлежишь этому месту.

— Да.

— Значит, мы должны убрать жестокость, которой тебя душат. Ты помнишь группу своего года?

— Да.

— Они теперь твой взвод, верно?

Он на миг зажмурился, увидев смеющиеся лица одногодок; черты их искажались, словно отражения в кривом зеркале, меняясь и взрослея. Кроме…

— Релло, — простонал он, когда лицо его друга почернело, растрескалось, потекло вязкой кровью, прежде чем видение, съежившись, исчезло.

— Знаю, — мягко сказала Ирелла. — Его больше нет.

— Мы убили его. Это наша вина. Мы всего лишь пленники. Нас сковали еще при рождении.

— Никто не сковывал нас, Деллиан. Мы свободны.

— Нет. Это все Святые. Это они, они лишили нас выбора. — Он зарычал. — Я рад, что они мертвы.

— Что?

Он уставился на ее потрясенное лицо.

— Я рад, — честно повторил Дел.

Мир вокруг перестал вибрировать. Успокаивающая серость обволакивала краски, смягчая резкость тропического пейзажа. Так называемые Святые были убиты; он помнил, что ясно видел это. Оликсы поделились воспоминанием о том времени, когда легендарное «Спасение жизни» вернулось ко входу в звездную систему. «Еретик–мститель», украденный транспорт Святых, прятавшийся всю дорогу домой на борту корабля–ковчега, внезапно вырвался на свободу и без предупреждения принялся стрелять по безобидным кораблям оликсов, оказавшимся поблизости. У них не было другого выхода, кроме как открыть ответный огонь, только чтобы защитить себя от столь бессмысленной агрессии. Перед глазами стояла яркая вспышка ядерного взрыва. Опалесцирующее великолепие врат отражало жестокое сияние. Так больно осознавать, сколько ему лгали…

— Проклятье, — рявкнула Ирелла. — Этот маршрут памяти оставил тебя открытым. Прости, это я виновата. Деллиан, сосредоточься, пожалуйста. Сосредоточься на мне.

Он слабо улыбнулся ей. Серость вокруг сгущалась.

— Я люблю тебя, Деллиан. Ты это помнишь?

— Конечно, помню.

Когда серость затмила вселенную, они поцеловались. И упали…

…на орбитальную арену. Место, которое он обожал, — такое простое место, мягкий цилиндр длиной семьдесят метров и диаметром сто. Наверху дрейфовали в воздухе тридцать препятствий, ярко–оранжевых многогранников, знакомых, как созвездия в ночи. Ох, в какие игры они здесь играли! Было так весело; были победы и поражения. А как–то раз он нарушил все правила, напав на другого мальчишку, который собирался причинить вред Ирелле…

— О да, — выдохнул он, и когда посмотрел на Иреллу, то увидел, что она разделяет трепет воспоминаний, нахлынувших из их общей юности.

А потом она отпустила его.

— Нет! — воскликнул Деллиан.

Продолжая улыбаться, она отстранилась. Стена арены за ее спиной истончилась, показав далеко внизу Джулосс. Джулосс атаковали. Тысячи больших кораблей Решения оликсов мчались к планете на страшной скорости, светясь дымчатым янтарем в верхних слоях атмосферы. Над городами поднимались грибовидные облака, поместья были уничтожены.

— Нет! — выкрикнул он. — Такого не было. Оликсы — наши друзья. Они этого не делали.

— Мяч у меня! — весело крикнула в ответ Ирелла. — Я к воротам!

Оглянувшись, Деллиан увидел ее в спортивном скафандре, со свирепой ухмылкой стискивающей мигающий мяч. Ворота команды противника висели в пространстве, на полпути к горящей планете. Скорость, с которой двигалась Ирелла, пугала.

— Осторожнее! — воскликнул он.

Она радостно рассмеялась, собираясь забить победный гол.

Он не видел, как игрок под номером восемь устремился к ней. Только это уже не был восьмой номер, это была охотничья сфера оликсов, она ускорялась, системы наведения ловили долговязое тело Иреллы, легко летящее к воротам.

— Нет! — завопил Деллиан.

Бронескафандр толкнул его к охотничьей сфере. Он ударился всем телом, сбивая шар с курса. Снабженные когтями перчатки скрежетнули по сияющему округлому боку, оставляя на плотной обшивке длинные царапины. Потом сфера начала изгибаться, вспучиваться — как будто то, что находилось внутри, пыталось высунуться и побороться с ним. Но Деллиан только усилил хватку, стараясь раздавить шар. Сфера ответила, размягчившись, прильнув к его груди, обволакивая, вбирая его в себя. Он знал, что вписался бы в нее идеально.

Впереди раскололся Джулосс, открыв край вселенной, где серебряные остатки звезд плавно сливались в сумеречные реки, утекающие в небытие. Рядом сиял зовущий золотистый свет.

Ирелла приземлилась на поверхность охотничьей сферы, широко расставив ноги. На ее черной как смоль коже дрожали алые иероглифы.

— Будет больно, — сурово предупредила она.

— Что? Ир, не…

Каким–то образом Деллиан увидел самого себя, словно смотрел сверху вниз, и был он охотничьей сферой, и Ирелла балансировала на нем. Рука ее опустилась, проткнула оболочку — и Деллиана скрутила невыносимая боль. От крика его содрогнулась умирающая вселенная.

По сфере побежали длинные трещины. Ирелла удвоила усилия, отрывая целые секции обшивки, отбрасывая их в пустоту. Деллиан забился, яростно извиваясь, чтобы вырваться из ее безжалостных пальцев.

— Доверься мне, — сказала она. — Не сопротивляйся, Дел. Я убираю нейровирус.

— Что?

Он уже рыдал. Мучительная боль жгла каждый нерв, раздирая трепещущий мозг.

— Я люблю тебя, Дел, ты знаешь. Ничто не может отнять этого у тебя.

— Да.

— Тогда скажи! — потребовала она.

— Я люблю тебя.

Ее руки оторвали последний кусок обшивки охотничьей сферы, обнажив его тело — тело квинты оликса.

— Я не могу быть таким, — взвыл он.

— Я люблю тебя, Дел. Всегда. И неважно, куда это нас приведет.

— Помоги мне, — взмолился он.

Конец вселенной изгибался вокруг них, последние фрагменты складывались в зловонный вихрь, воронку, затягивающую вниз, в смерть вечности, а рядом стоял золоченый бог — стоял и ждал их. Руки Иреллы ножами вонзились в плоть квинты.

Деллиан почувствовал, как ее пальцы смыкаются вокруг его ладони. Она потащила. Плоть квинты растянулась, как скользкая резина, прилипая к нему, сливаясь с ним, чтобы придать ему сил. Но теперь он боролся, и чужеродные мысли о преданности Богу у Конца Времен вырывались из него мучительными толчками.

— Ирелла! Не отпускай!

Вселенная стремительно исчезала, стенки воронки вращались, проносясь мимо смертоносным вихрем кошмаров и демонов.

— Пожалуйста, — умолял он.

Ирелла потянула сильнее, беззвучно крича от ужасного напряжения. Медленно–медленно, сражаясь с вязкой слизью, цепляющейся за каждый сантиметр его кожи, она извлекла Деллиана из тела квинты. Клейкие пряди лопнули, причинив напоследок жуткую боль. Гибнущая вселенная исчезла.

Деллиана мучительно трясло. Вокруг вспыхнул яркий свет. Болело все — но боль эта казалась пустяком по сравнению с той, что терзала его секунду назад. Он взмахнул руками — обычными человеческими руками, хотя они и были опутаны какими–то проводами, трубками и волокнами, будто кто–то поймал его в сеть. Голова горела, словно из скальпа вырвали все до единой волосяные фолликулы.

Силы кончились мгновенно, и он перестал трепыхаться, упав на кровать. Легкие опустели, грудь отчаянно вздымалась, пытаясь впустить хоть глоток воздуха. Все кружилось, вызывая тошноту, то появляясь, то исчезая из виду. Вокруг толпились люди в медицинских халатах, отовсюду на него смотрели обеспокоенные лица, звучали быстрые бессвязные разговоры. В трех метрах за ними изгибалась стеклянная стена, к которой — с той стороны — прижимался весь его взвод: рты разинуты в беззвучном крике, глаза мокры от слез. Джанк колотил по стеклу; Урет стоял на коленях. Тиллиана рыдала.

— Какого хрена?

Слова оцарапали горло. Он повернул голову.

Рядом с ним на кушетке сидела Ирелла, обхватив себя за плечи. Белые шелковистые нити тоньше любых волос полностью скрывали кожу ее головы. Она смотрела на него, и по щекам ее текли слезы.

— Дел?

— Я люблю тебя, — произнес он. И тут воспоминания, как цунами, обрушились на него, отбросив обратно на матрас. — Святые мертвы, — сказал он всем и заплакал.

ЛОНДОН декабря 2206 года

На линзах Олли вспыхнула иконка времени: изображение старых наручных часов Seiko со стрелками, шествующими по кругу, — а Тай, альтэго Олли, синхронно подкинул на аудиопериферию негромкое тиканье. Древние часы были сейчас популярны — нет, не то чтобы кому–то не хватало энергии на периферийные процессоры альтэго; все они работали за счет тепла человеческого тела. И все–таки причуда была понятной с учетом нынешней хронической нехватки электроэнергии в Лондоне и постоянных сбоев Солнета. Проблема заключалась в том, что первые двадцать четыре года своей жизни Олли был окружен исключительно цифровыми дисплеями, так что аналоговые устройства сводили его с ума. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить, что положение стрелок говорит о том, что сейчас шесть часов. Что на самом деле означало восемнадцать, то есть официально наступил вечер. Во времена, предшествующие тому, что теперь каждый лондонец называл «Блиц-2», люди бы, безусловно, знали, что сейчас вечер, — главной подсказкой служило бы солнце, неизменно садившееся с приближением ночи. Но этой подсказки больше не было.

Впрочем, предположительно, оно все еще садилось — Олли полагал, что правительство вряд ли стало бы сообщать всем и каждому, если бы оликсы помешали и этому. Но когда он смотрел на Лондонский щит, то видел лишь дьявольское небо, не меняющееся вот уже два года: зловещее фиолетовое сияние, бурлящее в нескольких километрах над головой. Иногда, прищурившись, он вроде бы различал узоры, извивающиеся на толстом барьере искусственно сгущенного воздуха, который защищал город, — что–то вроде молочных разводов в чашке кофе, только разогнанных до сверхзвуковой скорости.

Атмосфера снаружи была уже полностью разрушена, уничтожена тем колоссальным количеством энергии, которое корабли Избавления оликсов направили на обстрел тысяч городов по всему земному шару. Это настолько нагрело воздух, что испарение океанов достигло невиданного пика. Климатологи на останках Солнета говорили что–то о «точке невозврата Венеры»^[1], но всё, что знал Олли, — это что воздух снаружи превратился в непрерывный поток раскаленного тумана. Растения попросту не пережили столь неблагоприятных температур и влажности. Что же до животных, то они вымерли в результате катастрофы, превзошедшей огненные шторма Тихоокеанского региона две тысячи пятьдесят шестого года.

Несколько месяцев назад Олли с Лоло отправились к краю щита, в Эпсом, только чтобы посмотреть, действительно ли всё так плохо, как все говорят. Там, в пустынных пригородах, фиолетовое свечение над головой сгущалось в тонкие ленты молний, которые потрескивали вдоль края, позволяя безбашенным авантюристам взглянуть на то, что лежит снаружи. В коротких разрывах беспрерывно движущейся мантии смога они разглядели холмы Суррея. За обширным мертвым болотом, обступившим Лондон, высились над унылым адским ландшафтом, над дымящейся землей, укрытой жиденькими остатками растительности, неровные силуэты склонов. Всякое свидетельство человеческого пребывания — древние города и милые деревеньки, восходящие ко временам мифических королей, равно как и новые леса, поглотители углерода, триумфально высаженные в двадцать втором веке, — было уничтожено.

Увиденное повергло их в депрессию, да, однако чувство вины воспламенило гнев и решимость Олли.

Оликсы убили Землю, а я помог им. Я не хотел. Я не знал.

Но это не имело значения. Ему было стыдно.

Он бросил на дьявольское небо последний ненавидящий взгляд и вернулся в маленькое производственное здание, теперь служившее им домом — громкое, конечно, название для кирпичного сарая с крышей из карбоновых панелей. Этот ангар, втиснутый между аккуратных домов Холли–Гроув и старыми железнодорожными путями, они нашли неподалеку от Белленден–роуд. Сперва Олли не хотелось селиться там; железнодорожные арки слишком напоминали ему о местах, где любила тусоваться его старая банда, Саутаркский Легион. Так что мало того что каждый раз, когда он выходил наружу, в его голове вновь оживали болезненные воспоминания, но существовала и опасность, что его могут опознать. Он все еще входил в список особо опасных преступников, разыскиваемых особым отделом, так что их Ген 8 Тьюринги должны были смоделировать и отслеживать его профиль. Что, если они решили, что он эмоционально слаб и нуждается в том, чтобы цепляться за знакомые образы? Они сочли бы эти обшарпанные, увитые плющом кирпичные арки его психологической опорой.

Или…

«Ты просто параноик во всем, что касается полиции», как говорило Лоло каждый раз, когда он упоминал о такой возможности.

Рациональная часть сознания Олли знала, что оне право. Из того, что он сумел извлечь во время своих осторожных и кратковременных погружений в остатки Солнета, он понял, что все еще занимает высокое место в списке разыскиваемых лиц: Легиону никогда не простят и не забудут ни участия в кройдонском рейде, ни трагедии на Личфилд–роуд. Не то чтобы особисты установили наблюдение за каждым участком заброшенных железнодорожных арок Лондона, просто на тот случай, если он настолько жалок, что нуждается для успокоения в знакомом пейзаже. Кроме того, даже спустя два года после Блиц-2 правительство оказывало горожанам минимальную поддержку. Все усилия были направлены на поддержание щита и обеспечение населения продовольствием. Все остальное отошло на второй план — так, по крайней мере, они говорили. Но Олли не был в этом абсолютно уверен. Властям очень хотелось найти его.

Внутри длинное здание выглядело совсем просто: голые кирпичные стены с запотевшими окнами, пропускающими в помещение толику мерцания щита. Идеальная обстановка для некрупного предприятия. В данном случае речь шла о работавшем на заказ производстве керамики, закрывшемся больше десяти лет назад. Но печи никуда не делись — пятерка этих жадных до электричества тварей, способных обжигать затейливо раскрашенную глину при температуре свыше тысячи градусов, выстроилась по центру помещения. Их дверцы были плотно закрыты, но, проходя мимо, Олли почувствовал в сыром воздухе запах дыма и пробормотал неразборчивое ругательство.

Он потратил больше месяца на модификацию печей, покрывая внутренние огнеупорные кирпичи высокоэффективными термопарами, чтобы извлекать энергию из всего горящего. Сейчас любой огонь в Лондоне был строго запрещен, оказавшись вне закона, — как и в любом другом городе Земли, осажденном оликсами. Огонь — единственное, что объединяло народ в эти дни, — пожирал бесценный кислород, необходимый людям для дыхания. Кислород, которого осталось так мало. Народ жил под девизом «Заметил огонь — доложи об огне» и придерживался мнения, что неплохо бы еще задать поджигателю хорошую трепку до прибытия полиции и пожарных. Олли прекрасно помнил, как впервые увидел промчавшуюся по их улице пожарную машину: великолепное историческое наземное транспортное средство с мигалками и воющей сиреной. Они с Лоло были буквально загипнотизированы ее появлением, и орали, и размахивали руками, приветствуя пожарных, как парочка охваченных благоговейным трепетом школьников. Со времен начала Блиц-2 дюжины этих больших машин извлекли из музеев и восстановили.

Так что сжигание дров в печах стало рискованным предприятием, которое необходимо было скрывать от соседей. Установив термопары, Олли содрал со стропил древние вентиляционные трубы и перемаршрутизировал их. Теперь вентиляторы всасывали воздух через печи, поддерживая тягу, а дым извлекали и отправляли в старый железнодорожный ливневый коллектор, где он незаметно рассеивался среди окаменевших жировых отложений и крыс.

На верстаке за печами стояла стодвадцатисантиметровая модель «Ночной звезды», жутковато отливающая серебром в проникающем сквозь окна свете дьявольского неба. Еще пару месяцев назад Олли даже не слышал об этом научно–фантастическом шоу, но в две тысячи сто тридцатом году Гонконг выпустил сотню интерактивных эпизодов, спонсированных давным–давно с тех пор почившим модным домом. До Блиц-2 он бы просто вошел в Солнет, чтобы выяснить все досконально, но в эти дни идея использовать Солнет для чего–либо, кроме простейшей связи, была плохой идеей. Слишком много вирусоносителей блуждало по сети после диверсий оликсов.

Он услышал об этой модели от знакомого на рынке Рай–Лейн вскоре после того, как начал расспрашивать о предметах коллекционирования. Взрослые люди, выкладывающие бешеные деньжищи за дурацкие вещицы из старой дрянской фантастики, представляли собой целый класс, о существовании которого он и не подозревал, пока не открыл для себя Карно Ларсена — золотое звено, что соединит его с Николаи и местью.

Ему не пришлось даже красть модель. Сейчас никто ничего не платил за подобный хлам, предназначенный для развлечений, так что владелец с радостью отдал корабль в обмен на полностью заряженную домашнюю квантовую батарейку. И когда Олли доставил модель домой — в прицепе к велосипеду, педали которого он крутил всю дорогу от Пимлико, — он не смог не признать, что «Ночная звезда» прекрасна. Выглядела она так, словно ее проектировала раса насекомых, сидящих на тяжелом нарке. Вещица была штучной, ручной работы, что делало ее истинным произведением искусства. Он почти ожидал, что кораблик вот–вот взлетит и исчезнет в гиперпространстве во вспышке искаженного звездного света.

— Пора, — позвал Олли.

— Знаю, — ответило Лоло из дальней комнаты. Бывший офис керамической компании теперь служил им спальней и гостиной. Для Олли это было место, куда можно завалиться и заняться сексом, но для Лоло это был их дом, их гнездышко для новобрачных, их крепость, защищающая от ужасов Блиц-2. Вот почему Олли смирился с полупрозрачными полотняными занавесочками, которые оне развесило вокруг кровати, и маленькими свечками с фальшивым пламенем, распространяющими сладковатый мускусный аромат, добавляя романтики, а также с ковриками, безделушками из жемчуга и нефрита и антикварной черной лакированной мебелью, которую они позаимствовали в заброшенном доме дальше по улице.

Лоло вышло ему навстречу, широко улыбаясь. Одето оне было так, словно они собирались поужинать в одном из лондонских ресторанов прошлого. Пребывая в женской фазе цикла, оне выбрало фиолетовобелое платье с цветочным узором и глубоким вырезом. Лоло мастерски поработало над лицом хайлайтером, румянами и помадой, так что отсветы дьявольского неба сияли на глянцевитых вишневых губах и иссиня–черном ирокезе. Просто глядя на это великолепие, Олли ощутил неслабое напряжение в штанах.

— Круто выглядишь, — сказал он.

— Спасибо.

Последовал быстрый поцелуй, резко пахнуло духами, и улыбающееся Лоло подняло корзину, накрытую полосатой тряпицей:

— Идем.

Олли быстро посмотрелся в зеркало, проверяя кожемаску. Что ж, с лицом вроде порядок. Ему не слишком нравились округлый подбородок и длинный нос, и он все еще сомневался насчет белой кожи, а вот ямочки на щеках были вполне себе ничего. К тому же маска прекрасно реагировала на выражения его лица, хотя крем, который он наносил на собственную кожу, и подавлял тонкие эмоции. Он не давал себе поблажек и носил маску постоянно, избегая прицела распознавателей лиц Ген 8 Тьюрингов. Но за свободу пришлось платить раздражением, сухостью кожи и несколькими жуткими приступами стригущего лишая. Для Олли, раньше всегда заботившегося о своей внешности, это было почти невыносимо. К счастью, увлажняющий и прочие классические крема для кожи могли решить проблему — не бесплатно, конечно.

В качестве последнего испытания он скорчил перед зеркалом несколько рож и объявил:

— Годится.

— Как бы мне хотелось, чтобы ты не носил эту штуку все время. У тебя прелестное личико. Я обожаю смотреть на тебя.

— А мне бы хотелось, чтобы ты не таскало все время лифчик, но — эй, выбора–то нет.

— Вот скотина! Неужели вы, бинарные, не способны думать ни о чем другом?

Смеясь, Олли обнял Лоло, и они вместе вышли на улицу. И вместе надели солнечные очки. Очки Олли напоминали лыжные, создавая не вполне тот стильный образ, какой бы ему хотелось, зато их толстая оправа совершенно не пропускала свет дьявольского неба, прямое воздействие которого, даже с учетом дополнительной защиты, обеспечиваемой линзами, всегда вызывало у него мигрень.

Они находились неподалеку от Ридхэм–стрит, где государственное агентство по питанию открыло в бывшем культурно–спортивном центре общественную столовую. К ней тянулось множество людей. Олли знал большинство из них по ежедневным визитам и изредка кивал то одному, то другому. Говорить что–либо было бессмысленно: щит непрерывно гудел, сдерживая непрекращающуюся энергетическую бомбардировку кораблей оликсов, пытающихся перегрузить генераторы. Как следствие, все разговоры в эти дни проводились на очень близком расстоянии и были весьма громкими.

— Я сегодня видело Марка, — сказало Лоло.

— Круто, — рассеянно уронил Олли. Они как раз переходили Чадвик–роуд. Один из больших стариков–платанов пережил начало осады, но пару месяцев назад все же погиб из–за отсутствия дождя и этого вечного дьявольского неба. Олли было немного грустно видеть, как он сбрасывает пожухшие бурые листья. — Кто это — Марк?

— Тот, кто всегда приносит грибы.

— А, ясно.

— Между прочим, сестра его подруги Шерон работает в министерстве обороны. Она сказала, что один из техников–сейсмологов говорил кому–то из ее офиса, что оликсы больше не подкапываются под щит. Теперь они затеяли долгую игру. Их корабли направляются к заселенным звездным системам, и когда они доберутся туда, то перекроют подачу энергии, которую эти планеты переправляют на Землю, и межзвездные порталы отключатся. У нас не станет ни пищевых гранул для принтеров, ни электричества, чтобы запустить их. Так что они заморят нас голодом.

Олли с трудом сдержал вздох. Для того, кто обучался в предположительно превосходной эгалитарной школьной системе Дельты Павлина, Лоло временами бывало чертовски глупо.

— Чушь собачья. Перестань собирать сплетни. То, что ты только что сказало, — парадокс. Уверен, оликсы направляются к заселенным мирам, но если они перекроют энергию, идущую к нам от Дельты Павлина, Нью–Вашингтона и прочих, щиты земных городов накроются. — Он ткнул пальцем в дьявольское небо. — Это клятое уродство рухнет, как было месяц назад в Берлине. И мы все умрем — а этого они не могут допустить. Только не после всех тех усилий, которые они приложили, чтобы одолеть нас.

— Падение Берлинского щита не убило всех. — Лоло надулось. — Погибли только те, кто попал в разразившийся шторм. — Оне секунду помолчало. — И те, кто утонул, когда Шпрея вернулась в свое русло.

— К счастью для всех остальных, быстренько прилетели оликсы и превратили их в коконы, так что они — в некотором роде — остались живы. — Олли фыркнул. — Везунчики. Увидят, какова Вселенная у конца времен.

— Ты порой бываешь таким занудой!

— Ну да, куда правдоподобнее то, что, когда электричество отключится, оликсы начнут морить нас голодом — и мы сами, миллион за миллионом, смиренно потащимся в их ковчег.

— Не потащимся! Люди лучше, чем ты думаешь!

— Посмотри правде в глаза, если стоит выбор между смертью в цунами разрушенной перегруженной токсичной атмосферы и шансом, обернувшись мутировавшим уродливым коконом, через триллион лет паломничества встретиться с чужим богом, что ты выберешь?

— Ну, я не собираюсь сдаваться. Я окажу сопротивление!

Данное заявление просто распахивало двери в мир сарказма, войти в который Олли не был готов. Ну, не сегодня.

— Что ж, я с тобой.

Лоло радостно обняло его.

Общественный центр Беллендена представлял собой административное здание, построенное восемьдесят лет назад на месте старой школы. Композитные панели печатались так, чтобы напоминать традиционный лондонский кирпич, но за прошедшие десятилетия они выцвели и теперь выглядели как стены, сложенные из подержанного детского конструктора. Во входную арку тянулся непрерывный поток людей. Большинство несло сумки с холодными блюдами, распечатанными дома в дополнение к горячей пище. Почти половина из этих людей были беженцами, хлынувшими в город, когда оликсы начали вторжение. Все жители пригородов ринулись под щит в поисках безопасности, увеличив население Лондона до одиннадцати миллионов. Они теснились в старых заброшенных зданиях с минимальными удобствами. Коллективно — вот как жило большинство людей в эти дни. А Олли не возражал. Это оставляло вдоволь места для анонимности.

На ступенях общественного центра их встретил запах готовящейся еды. В главном зале разместилось нечто вроде импровизированного кафе, где так никто и не удосужился навести порядок. Большую часть пола занимали разномастные столы и стулья, вдоль одной из стен тянулись длинные стойки из нержавеющей стали. Пайки выдавались из окошка, по обе стороны которого стояли двое полицейских в легкой броне. Пайки можно было или приготовить прямо в центре, или забрать домой. Большинство ели в зале, поскольку в этом районе не хватало электричества. У кого найдется столько киловатт, чтобы разогревать еду каждый день? Олли встал в очередь и протянул женщине в окошке свой П-жетон. Зарегистрироваться, чтобы получить его, оказалось на удивление легко. Сразу после начала осады он украл личность Дэвиса Мохана — одного из своих соседей по Копленд–роуд. Когда они с Лоло приступили к исследованию ближайших домов, нашли Дэвиса лежащим на полу кухни в продвинутом состоянии кокона: тело обернулось бочонком с модифицированными органами, конечности практически исчезли, сознание Дэвиса то возвращалось, то ускользало. Для Олли фальшивая личность была делом привычным — в Саутаркском Легионе он натягивал их десятки раз. А тут все получилось еще проще. Когда в первые дни хаоса вводилось нормирование, Солнет откатился к собственному «темному веку», и любые проверки были смехотворны.

Женщина в окошке просканировала его П-жетон и протянула ленту брикетов и пакет с разнокалиберными текстурными порошками.

Лоло выступило вперед:

— А лососевый порошок есть?

— Извини, куколка, не сегодня. Найдется немного черничного, если хочешь. Совсем неплохо, если смешать с водой и дать застыть в какой–нибудь форме. Лучше всего в лоточке для приготовления кубиков льда.

— Как любезно с вашей стороны, спасибо. — Лоло извлекло из–под прикрывающего корзинку ситца маленькую баночку. — Миндальный зефир. Я экспериментировало. Скажете потом каково.

Лоло и женщина обменялись улыбками. А Олли подумал, что лента брикетов, выданная Лоло, намного длиннее той, что досталась ему. Он ошеломленно покачал головой:

— Есть здесь хоть кто–нибудь, с кем ты не флиртуешь?

— Я не флиртую, — возмутилось оне. — Я мило общаюсь с людьми. Тебе тоже иногда не повредит попробовать. Мы тут все, как–никак, застряли, знаешь ли.

— Я общаюсь с людьми. С теми, с кем нужно.

— О–о–о, назревает гроза. Как это возбуждает, когда ты говоришь вот этим вот угрюмым голосом мистера Серьезного.

— Да мать же ж твою!

— Следи за языком, парниша. Здесь дети.

Они перешли в очередь к стойке, для начала вытащив по паре брикетов каждый. Олли посмотрел на этикетки врученных ему порошков и бросил на стойку пакетик, обещающий «курицу в сливочно–томатном соусе».

— Будешь пахнуть этим всю ночь, — выразило недовольство Лоло.

— Не ной. Сомневаюсь, что его запах или вкус будет иметь хоть какое–то отношение к курице.

Пару минут спустя они добрались до пункта обслуживания. Лоло вытащило из корзины пару тарелок. Олли с бесстрастным лицом наблюдал, как мужик за стойкой плюхнул ему кучку рыжеватых помоев.

«Это неважно. Это просто то, что ты должен делать, чтобы спасти Бика и бабушку», — твердил он себе.

Они сели за один из столиков. Лоло устроило целое представление, доставая из корзинки приготовленные заранее блюда, бодро и весело возвещая о каждом из них:

— Я приготовило салат, смотри, и несколько индийских лепешек, наан, хотя, если честно, это больше похоже на основу для пиццы. И немного шоколадного мусса для пудинга. — Оне извлекло бутылку с — на что очень надеялся Олли — яблочным соком, потому что содержимое выглядело слишком уж желтым на его вкус. Алкогольные напитки в общественном центре были строго запрещены.

— Спасибо, — сказал он.

— Это было не так–то просто, знаешь ли. Мне бы не помешала еще малость электричества.

— Лишнего у меня нет. Извини.

Лоло мученически вздохнуло:

— Ну конечно.

— Слушай, я уже близко. Сегодня должен заполучить Ларсона.

— Я не хочу, чтобы ты пострадал.

— Страдания тут причиняю я, помнишь?

— Олли, пожалуйста…

— Не волнуйся, я осторожен. Знаешь же.

Олли взял листик из салатницы. Это было ошибкой. Листик оказался тонюсеньким зеленым печеньем, своим вкусом наводящим на мысли о сырых водорослях, выросших в канализации.

Столы вокруг них начали заполняться, и гул посторонних разговоров усилился. Рядом принялись бегать дети, молодые родственники помогали устраиваться старикам. Несколько медсестер из Агентства общественного здоровья расхаживали по залу, проверяя своих пациентов, расспрашивая семьи, все ли в порядке с детьми.

Одна парочка притащилась с новорожденным, и Олли нахмурился.

— Как они могли это сделать? Как могли завести ребенка в таком месте?

— Гедд и Лилли–Ди? Они милые люди, и их малыш просто очаровашка. Я нянчилось с ним пару раз.

— Зачем? Я хочу сказать, разве они не понимают, что происходит? Шансов выбраться из Блиц-2 у нас — раз — никаких и два — хрен с два. Как они могли привести в этот мир ребенка?

— Просто мы не можем позволить себе терять надежду. Только посмотри на него; он такой славный. Нам нужны дети, чтобы напоминать нам, зачем мы живем.

— Это не надежда, это глупость и эгоизм. — Покачав головой, он сунул в рот другой салатный листок и попытался не скривиться.

— Привет, ребята, как дела?

Подняв глаза, Олли увидел стоящего у стола Горацио Сеймура. Старший управляющий помогал работе полудюжины районных пищевых подразделений в этой части Лондона. В прежние времена он вроде как был большой шишкой в благотворительном фонде Бенджамина. Олли даже несколько раз сталкивался с ним, когда пропагандисты социальных агентств пытались уговорить Бика и его команду по паркуру посещать молодежный спортзал. И еще помнилась та заставившая его понервничать не–совсем–встреча на Темзе сразу после того, как убили последнего из друзей Олли по Легиону.

Таким образом, Горацио был тем, кто действительно знал настоящее лицо Олли. Каждый раз, когда он появлялся в Общественном центре Беллендена со своей официальной улыбочкой и снисходительным отношением, у Олли сдавали нервы. Он знал, что это глупо. Его маска была безупречна. И все же…

— Всё нормально, спасибо, — ответило Лоло. — Не желаете лимонногосквоша?

— Это лимон? — фыркнул Олли.

— Не обращайте внимания на моего друга, он такой невежа.

Улыбка Горацио стала чуть искреннее:

— Нет, спасибо. Так всё в порядке? Чем сегодня займетесь?

— Мы торгуем, — ответило Лоло. — И да, всё в порядке.

— Надеюсь, ничего слишком противозаконного?

— Абсолютно ничего. Я занимаюсь пищевыми текстурами. Если на вашей квантовой батарее найдется несколько ватт, это моя плата. Я могу получить множество вкусов. Овощи — моя специальность, не в обиду тем, кто трудится здесь, конечно.

— Конечно, — кивнул Горацио. — Рад слышать. Но если вам когда–нибудь потребуется помощь, вы всегда можете обратиться ко мне. Я не чиновник и не работаю ни на совет, ни на полицию.

— Это очень любезно с вашей стороны, — ответило Лоло. — Нам нужно больше таких людей, как вы.

Горацио приветливо кивнул и перешел к следующему столику.

Олли зачерпнул ложкой еще немного не–курицы–в-сливочном–соусе.

— Он мне не нравится.

— Он хороший человек, — возразило Лоло. — Ты просто ужасно предвзято относишься к властям. Не все в правительстве автоматически являются продажными фашистами, знаешь ли. И, кстати, ты же слышал — он не чиновник.

— Тогда что он тут делает?

— Помогает людям. — Лоло восторженно повело рукой. — Без таких, как он, без тех, кто заботится о других, где бы мы оказались?

— Прорвались бы через барьеры, которыми ублюдки Зангари перегородили межзвездные порталы, и убрались бы с этой планеты в безопасное место.

— Ни одно место в галактике не безопасно, пока существуют оликсы.

— Кроме хабитатов исхода. Только вот мы никогда до них не доберемся.

— Доберемся, — заявило Лоло. — Когда ты найдешь Ларсона, мы получим настоящую торговую власть.

— О, так теперь ты хочешь, чтобы я пошел за ним?

— Не неси чушь. Я люблю тебя, Олли. Я буквально отдало тебе жизнь, потому что верю в тебя.

Нет, не желал Олли такой ответственности. Но приходилось признать, что, несмотря на все свои глупости, нервные срывы и хрупкую внешность, Лоло делало это чистилище почти сносным.

— Я найду его. Не волнуйся. Я действительно уже близко.

Через пару часов после ужина Олли крутил педали в сторону северного конца Рай–Лейн. Восточную сторону занимал большой старый торговый центр, вот уже лет тридцать как заброшенный. Он медленно разрушался за заколоченным фасадом, зарастающим слоями мха и граффити, пока застройщики вели переговоры с местным советом и отделом планирования о превращении участка в площадку для роскошных апартаментов. С тех пор как началась осада и торговля через Солнет накрылась, предприимчивые дельцы нашли зданию свое применение. В старых магазинах разместились разномастные торговые точки — начиная от хромоногих стульев, на которых сидели чересчур оптимистичные ребятишки с ящиком всякого хлама, и заканчивая зарешеченными киосками реалистов, охраняемыми парочкой крепких парней. К этому времени с некоторыми из них у Олли сложились неплохие отношения. Он подкатил к Ребекке Эль, облаченной в привычное готическое черное кружевное платье, ее фиолетовые дреды свисали ниже пояса.

— Дэ–э–э-вис, — протянула она. — Хорошо–о–о вы–ы–ы-глядишь.

— Да уж не в пример тебе.

— Принес чего полезненького?

— А то. — Олли вытащил из притороченной к багажнику корзины три квантовые батарейки.

Ребекка Эль расплылась в наркоманской улыбке, забрала батарейки и сунула первую в зарядный порт киоска. И тихо признательно присвистнула, быстро считав, сколько киловатт он ей передал.

— Впечатляет. Обзавелся прямым кабелем до Дельты Павлина?

— Что–то вроде того. Ну что, мы в деле?

— Дэвис, я ценю качество, а ты никогда меня не подводил.

— Достала?

Она кивнула на одного из своих крутых парней. Тот принес из киоска маленький алюминиевый футляр и наградил Олли неодобрительным взглядом.

— Валяй. — Мечтательное спокойствие вернулось к Ребекке.

Олли отщелкнул замочки и приоткрыл крышку. Внутри, в защитной пене, покоились два синт–слизня размером с его мизинец. Их темная кожа поблескивала, словно припорошенная крошечными звездами. Разработанные в какой–то подпольной лаборатории, они использовали восьмибуквенную ДНК для создания не вполне естественных компонентов в основном теле и обладали биопроцессорным кластером вместо обычных нервных клеток слизня. Олли велел Таю, своему альтэго, проверить их. На линзы выплеснулась информация, подтверждающая функциональность.

— Увидимся, — бросил он.

— Ты не выглядишь опасным, Дэвис. У тебя приятное лицо. Бесхитростное. Но глаза выдают тебя. Когда я смотрю в них, то вижу бездну, черную бездну.

— Э, ладно. До встречи.

Крутя педали, Олли чувствовал, как взгляд Ребекки сверлит ему спину. И потребовалось большое самообладание, чтобы не оглянуться.

Следующий киоск принадлежал Ангусу Ти, который утверждал, что торгует всем, что нужно, но у которого не было таких связей, как у Ребекки Эль. Олли протянул ему пару квантовых батареек, заряженных им в обжигательных печах.

— Не знаю уж, где ты умудряешься доставать электричество, — сказал Ангус, — но это делает тебя самым ценным поставщиком.

— Рад помочь. А теперь — что ты можешь мне предложить?

После относительно добродушного торга он заполучил девять упаковок пищевых гранул, смесь текстурных порошков и вдобавок полную сумку севших квантовых батареек.

— Запомни, когда они будут заряжены, у меня преимущественное право покупки, — сказал Ангус, передав товар. — Ты же знаешь, я дам лучшую цену в округе.

— Заметано. — Олли протянул руки. — А теперь…

И Агнус вручил ему главное — пакетик с дозами зеро–нарка.

— Вот это дело. — Олли не пользовался нарком с начала осады, но Лоло так и не остановилось. Оне пыталось сократить потребление, но эта зависимость уже начала беспокоить Олли. — Эй, можешь добавить еще клейкой ленты?

Ангус окинул его оценивающим взглядом, после чего извлек из–под прилавка ополовиненный рулончик.

— Хочешь еще что–нибудь? Может, мои ботинки? Или трахнуть мою девушку?

Рассмеявшись, Олли забрал рулон.

— Сойдет и скотч. Увидимся.

— Конечно. Кстати, зачем тебе все это?

— Да вот решил проверить, а вдруг мне понравится связывание.

— Ты все же полегче там, парень. Могут пострадать люди.

— Спасибо. — Олли отвернулся от киоска. — Голос опыта.

Он вполне представлял, какой жест сделал Ангус за его спиной.

Олли потребовался почти час, чтобы доехать от Рай–Лейн до Далвича; говорить о чистых дорогах в эти дни определенно не стоило. Прошло уже два года, а никто так и не удосужился убрать поломанные ап–такси и ап–багажки, загромоздившие бетонку, а ситуация меж тем становилась все хуже и хуже, поскольку люди принялись швырять мусор куда вздумается. И, конечно, дорога по большей части шла в гору, так что он истекал потом, что опять–таки могло сыграть злую шутку с его лицом. Раньше он никогда не задумывался о лондонской сети метро–хабов «Связи»; она просто была. Теперь расстояния вновь стали болезненно реальными — стали препятствием, требующим сил, пота и времени. Напрягая ноги, крутя педали, он мог думать только о том, чтобы шагнуть на свой старый ап–борд и хоть разок прокатиться без лишних усилий. Не то чтобы у него не было электричества, чтобы запустить ап–борд, но такое расточительство привлекло бы слишком много внимания.

Он добрался до конца Лордшип–Лейн и повернул на запад, на А 205. Дорога шла через спортплощадки, сухие как пустыня и твердые как камень, окруженные мертвыми колючими изгородями. Но футбольные ворота еще стояли, и облупившаяся белая краска на них странно поблескивала под сияющим дьявольским небом.

За футбольными полями некогда живые изгороди сменились высокими кирпичными стенами, охраняющими большие дома. Олли перестал крутить педали и медленно покатил вдоль заборов, пока не подъехал к богатому трехэтажному цилиндрическому дому с фасадом в стиле Тюдоров, принадлежащему некоему Брендону Шамдеру. В конце короткой гравийной подъездной дороги высились ворота, увенчанные не вполне декоративными шипами. Но Олли не ожидал, что они создадут проблему. На самом деле он даже почувствовал прилив удовлетворения от того, что наконец–то прибыл сюда.

Без Солнета потребовалось два года торговли на рынках, налаживания контактов, оплаты в киловатт–часах или нарке, выдачи собственной информации, и всё ради одной лишь цели — найти Николаи. Олли еще не заполучил ее, но теперь точно знал, что Николаи и Джад работали на семью Пэйнор, одну из главных преступных группировок, заправлявших в Северном Лондоне. Оставалось только найти способ выйти на Пэйноров. Их организация была сплоченной — и после осады сплотилась еще теснее. Но если он в чем–то и был хорош, так это в планировании. Можно сказать, планирование было его суперсилой, одной из причин, по которой Саутаркский Легион так никогда и не поймали. Ему просто нужно было подойти под таким углом, какого никто не ожидает.

После череды осторожных расспросов он услышал имя Карно Ларсона, который, помимо прочего, в прежние времена выступал казначеем семьи Пэйнор, отмывая нелегальные ваттдоллары и загружая их в узаконенную банковскую систему. О Карно ходило много пустых слухов, но достоверные подробности — вроде его местонахождения — узнать оказалось трудно. Однако кое–кто из мелкой шушеры предположил, что Брендон Шамдер может знать.

Олли уставился на ворота, стоя по другую сторону расчищенной дорожки, и поднял руку, проводя сканирование. Он позаимствовал несколько систем со своего старого костюма–невидимки, того, что он носил во время рейдов Легиона. Надевать костюм сейчас не было смысла; под назойливым сиянием дьявольского неба никакая дымчато–серая ткань все равно не помогла бы. Так что непрерывно причитающему Лоло пришлось вручную вшить кое–что в кожаную байкерскую куртку Олли, снабдив ее заодно и слоем бронеткани.

Тай выплеснул на линзы результаты, показав нулевую мощность в воротах — и, в частности, в замке. Значит, даже Брендон Шамдер был не настолько богат, чтобы направлять столько ватт на охрану. Линзы Олли дали приближение, показав тонкую цепочку, удерживающую створки ворот, и отливающий медью блестящий навесной замок, просто кричащий о том, чтобы на него обратили внимание.

— Слишком просто, — с подозрением пробормотал Олли. Но нет, сканирование изогнутой стены здания не обнаружило активных электрических цепей. Примета времени. До Блиц-2 только очень богатые люди могли позволить себе такой дом, но теперь материальные ценности перестали быть показателем богатства. Вследствие этого личная безопасность уже не занимала высокого места в списке приоритетов.

Олли коснулся страховочного ошейника — черной ленты с кружевной отделкой, так плотно облегающей шею, что она могла бы показаться татуировкой. Глупый нервный жест; иконка на краю линз оставалась неизменной. Но с учетом того, против кого он решил пойти, проверка не была паранойей. Если Николаи так хороша, как все говорят, она могла и услышать, что он задает вопросы.

Он подошел к воротам и прижал к дужке замка маленький шарик термона. Полыхнула янтарная вспышка, потек расплавившийся металл. Сенсор показал, что ни на дороге, ни за высохшими кустами никого нет. Технически время стояло ночное. Трудно судить, но, когда солнце скрывалось за горизонтом, фиолетовое сияние наверху становилось вроде как чуток тусклее. Пара окон на втором этаже дома светились.

Олли закрыл за собой ворота и покатил велосипед к передней двери. Недолгая прогулка — но она вызвала целую кучу горько–сладких воспоминаний. Во всех налетах, во всех кражах со взломом Легион всегда прикрывал ему спину. А теперь его сопровождали лишь призраки. Тай выплеснул информацию о сети дома. Уровень сигнала был низким, но обеспечивал связь с остатками Солнета. Олли запустил в узел вирусный пакет.

Входная дверь представляла собой очередного монстра в стиле Тюдоров — сплошные громоздкие панели, скрепленные железными болтами. Он достал из корзины на багажнике полоску зарядной ленты, собираясь прилепить ее к замку, когда Тай доложил, что вирус полностью захватил контроль над домовой сетью. Тогда Олли приготовил нервно–паралитический пистолет и приказал двери открыться. Тихий щелчок подтвердил, что команда принята, и Олли пинком распахнул створку. Ворвавшись внутрь, как какой–нибудь головорез из интерактивки о Сумико, он почувствовал нарастающее возбуждение. Нет, конечно, не тот кайф, что он получал от рейдов Легиона, но его уверенность и сосредоточенность оставались высокими.

Отделанный деревянными панелями коридор, темный и длинный, заканчивался широкой изогнутой лестницей.

— Эй, ублюдок! — рявкнул Олли. — Выходи! Живо! Я хочу поговорить с тобой.

Тай сообщил, что чей–то альтэго соединяется сейчас наверху с сетевым узлом, запрашивая экстренную связь с полицейским Ген 8 Тьюрингом.

— Включение отклика, — приказал он своему альтэго.

Иконки изменились, подтверждая, что единственный, от кого теперь может получить ответ Шамдер, — это он, Олли.

— Шевели задницей, Брендон Шамдер, — крикнул он. — Даже если ты достучишься до копов, моя команда тайных агентов перебьет любой тактический взвод прежде, чем они хотя бы подойдут к твоей двери. А теперь тащи свой зад сюда, вниз, как хороший мальчик, а то плохо будет.

Призрачные лица друзей одобрительно улыбнулись, видимо, тоже представив, как запаниковал Шамдер.

— Не стреляйте, — раздался наверху голос. — Пожалуйста, мы не вооружены.

На верхней площадке лестницы показался Брендон Шамдер. Он был выше Лоло и такой тощий, что Олли подумал, не болен ли он. Но вставшая за его спиной Мэнси, его жена, оказалась почти такой же худой и высокой. Нет, никогда Олли не понимал богатых людей. Косметика, антивозрастные процедуры — оно конечно, кто бы ими не пользовался, имей деньги? Но такое дерьмо — это же просто гадко.

— Спускайтесь, — приказал он.

— Да–да, — встревоженно пробормотал Шамдер и поставил ногу на первую ступеньку с такой опаской, будто ожидал удара током. — Берите что хотите. Что угодно. Мы откроем для вас сейф.

— Иди–иди.

Когда Шамдер был в четырех шагах от него, Олли выстрелил в Мэнси. Из горла женщины вырвался сдавленный хрип, словно ее тошнило, она беспомощно вздрогнула и начала заваливаться.

— Нет! — выкрикнул Шамдер и попытался поймать жену, но не удержал и полетел вместе с ней, бухнувшись на колени на пол коридора. Олли выпустил нервно–паралитический разряд и в него.

Не прошло и пяти минут, а он уже примотал Мэнси к тяжелому стулу в столовой, а распластанного Брендона приклеил скотчем к столу. Клейкая лента кончилась, когда он возился с последней ногой, так что пришлось отрезать кусок шнура для занавески и воспользоваться им. Олли подождал, когда нервная блокада ослабнет и пленники начнут приходить в себя. Мэнси жалобно заскулила, но он встал перед ней и прижал пистолет к виску женщины.

— Это блокатор нервов. Если стрелять издалека, он отключает тело, — объяснил он. — А если я выпалю сейчас, в упор, это будет все равно что забросить твой мозг в блендер. Выстрел превратит тебя в зомби, и не из самых приятных. Так что веди себя тихо. Поняла?

Она оцепенело уставилась на него. По щекам Мэнси катились слезы. Но она поняла — и крепко стиснула зубы.

Олли вернулся к столу и посмотрел сверху вниз на Брендона.

— Не нужно тебе было этого делать, — просипел тот. — Я же сказал, бери что хочешь. Только, пожалуйста, не причиняй нам вреда.

— Ладно, — кивнул Олли. — Говоришь ты как человек разумный. Мы оба хотим покончить со всем этим как можно быстрее и безболезненнее, так что все должно быть просто. Знаешь, если бы тут был мой друг Ларс, он бы с наслаждением выбил из тебя семь видов дерьма.

Брендон застыл, с губ его сорвался тонкий стон.

— Но Ларс мертв.

— Мне жаль.

— С чего бы? — Олли ухмыльнулся. — Ты его не знал. Или знал?

— Не думаю. Нет.

— Нет. Но я пытаюсь найти человека, который в ответе за его смерть, так что, надеюсь, ты поймешь, почему я так жажду получить верную информацию.

— Да.

— Ты банкир, да? Реиндальский коммерческий банк?

— Да.

— Хорошо, значит, ты тот, кто мне нужен. — Олли наклонился, так что его лицо оказалось в сантиметре от лица Брендона. — Где живет Карно Ларсон?

— Кто?

— Ох, дерьмо. Неверный ответ.

— Но я не знаю…

Олли засунул Брендону в рот платок, протолкнув его поглубже. Шамдер снова напрягся и придушенно закряхтел.

— Помни, — Олли повернулся к Мэнси, — одно слово — и… — Он сложил указательный и средний пальцы в виде пистолета и изобразил выстрел.

Женщина в ужасе всхлипнула.

Олли продолжал твердить — обещать — себе, что он может это сделать.

С самого начала он знал, что с Брендоном будет трудно. Еще в банке он небось поднаторел в вопросах безопасности; кроме того, он боялся — боялся выдать Карно, боялся того, что с ним случится, если он это сделает. Чтобы заставить его говорить, нужен был совершенно новый подход — и новое отношение. Олли никогда не делал такого прежде.

Легион занимался налетами и мошенничеством. Они не причиняли людям боли — ну разве что Ларс отдубасит кого–нибудь до полусмерти. Но даже Ларс никогда ничем подобным не занимался. Тронд бы, пожалуй, не стал колебаться, была в нем этакая ледяная жилка, да и Петр, пожалуй, тоже. Но они мертвы, так что теперь все легло на плечи Олли.

Он положил контейнер, полученный от Ребекки Эль, на стол рядом с Брендоном и открыл крышку. Брендон перестал стонать, пытаясь разглядеть, что там внутри. Олли натянул защитные перчатки и вытащил первого синт–слизня. Его странное зернистое покрытие искрилось в просачивающемся в окна слабом свете.

— Знаешь, что это? — спросил Олли.

Брендон покачал головой и промычал нечто отрицательное.

— Синтетический слизень. — Олли поднял слизняка повыше, словно впервые рассматривая его. — А этот блеск — искусственная алмазная щетина, которая растет на нем, совсем как у нас — волосы. Знаешь, что говорят о бриллиантах, кроме того, что они лучшие друзья девушек? Это самое твердое природное вещество. Режет все что угодно. Правда–правда. Режет.

Брендон застыл, грудь его вздымалась, словно он собирался протестующе завопить.

— У слизня нет мозга, — продолжил Олли, — зато есть биопроцессорный кластер, который позволяет мне контролировать его.

Он прижал слизняка к подошве Брендона.

Вот так. Сейчас он либо струсит, либо… Олли зажмурился, не видя ничего, даже того, что выплескивал на линзы Тай. Только два кокона: братца Бика и бабушки.

Долгую секунду он стоял неподвижно. Потом активировал иконку управления синт–слизнем. Тот начал извиваться у ноги Брендона. Крохотные алмазные волокна рассекли кожу, потекла кровь. Брендон отчаянно пытался кричать, жилы на его шее вздулись от напряжения, но скотч держал крепко.

Олли достал второго синт–слизня и прижал к другой ноге Брендона. Червяк заворочался, вгрызаясь в плоть.

— Лучшее в них то, что они очень точно прокладывают себе дорогу, — объяснил Олли обезумевшему Шамдеру. — Для начала я оставлю их в кости, пусть жуют твой костный мозг. Как–никак, я не хочу, чтобы они перерезали тебе артерию или еще что–нибудь жизненно важное; иначе ты истечешь кровью и умрешь прежде, чем расскажешь мне то, что я хочу узнать. А я действительно хочу знать, где живет Карно Ларсон. Но ты же большой, сильный, непреклонный чувак, верно? Не какой–нибудь там слабак, который завизжит и сдастся. Так что потребуется время. После того как они сгрызут весь костный мозг в твоих ногах, я направлю их в грудную клетку. Не волнуйся, в позвоночник я их не пущу. Нервы надо оставить нетронутыми, чтобы ты мог чувствовать, что происходит, ага?

Распластанный на столе Брендон выглядел так, словно его вот–вот хватит сердечный приступ. Он дико корчился, лента врезалась ему в запястья. Олли велел слизням приостановиться. Синтетические твари погрузились в ноги Брендона едва ли на сантиметр, из проделанных ими дырок текла кровь и костяная каша. Олли наклонился над своим пленником.

— Хочешь что–то сказать?

Брендон заорал так, что даже чуть–чуть сместил кляп.

Олли прижал палец к губам:

— Прежде чем я вытащу платок, я повторю вопрос: «Где живет Карно Ларсон?» Если скажешь что–нибудь кроме этого — если начнешь ругаться или угрожать мне, — я не позволю тебе говорить до тех пор, пока слизни не доберутся до твоих тазовых костей, пройдя через яйца. Понятно?

Близкий к истерике Брендон лихорадочно закивал.

Так медленно, что это само по себе стало издевкой, Олли вытянул тряпку изо рта Брендона.

— Доклендс! — выкрикнул Брендон. — Карно в Доклендсе! Доки Королевы Виктории, жилищный комплекс «Икона». Третий этаж. Клянусь! Он никуда не выходит с тех пор, как начался Блиц-2. Он будет там!

— Браво, приятель. — И Олли снова засунул в рот Шамдера кляп. Потом достал синт–слизней и убрал их в контейнер. Весело ухмыльнулся рыдающей Мэнси и вышел через переднюю дверь. Ему даже удалось сделать шагов пять по подъездной дорожке, прежде чем он согнулся пополам и его вывернуло на гравий.

ДЕЛЬТА ПАВЛИНА декабря 2206 года

В восьми а. е. от внешнего кометного пояса звезды кольцо портала, расширившегося до пятидесяти метров в диаметре, светилось пронзительно–синим цветом. Из отверстия вылетел транспортный корабль оликсов средних размеров — усеченный конус длиной шестьдесят метров и шириной тридцать, с темно–бордовым фюзеляжем, поглощающим все немногие доходящие сюда крохи света. Тонкие пурпурные ионные реактивные струи вырывались из напоминающих жабры сопел в задней части корабля, разгоняющегося с постоянным ускорением одна и три десятые g.

— Гравитонный двигатель на семидесяти процентах, — радостно объявила Джессика Май.

Сидящий напротив нее в жемчужно–серой виртуальной камере, рубке «Еретика–мстителя», Каллум увидел, как дрогнули в улыбке ее губы, и задался вопросом, насколько все это реально. Процедура нейрозахвата умела подстраиваться под чувствительность реакций, либо смягчая, либо подчеркивая каждое выражение лица, каждое сокращение мышц, вызванное эмоциональным состоянием. Как Алику и Юрию, Каллуму было просто жаль тратить на это время; возня с подобным дерьмом была просто версией выбора иконки связи в Солнет, разве что с разрешением побольше. Он вообще перестал этим заниматься с тех пор, как ему стукнуло пятнадцать.

То же и с рубкой — настолько примитивной, насколько это вообще возможно. Пять консолей со сферическими экранами, с системой управления полетом настолько простой, что изобретена она могла быть в конце двадцатого века. Их, конечно, не существовало; этот виртуал вводился в его мозг через кортикальный интерфейс, который спроектировал для них Соко, предупредив, что это опасно. Если оликсы получат когда–нибудь доступ к сети «Еретика–мстителя», единое сознание сможет подорвать их разумы нейровирусом.

— Значит, нам лучше не попадаться, — спокойно ответил на это Алик на совещании по планированию — восемнадцать месяцев назад.

Каллум наблюдал за данными на своем экране, за цветными волнами графиков и иконками, аналогичными тем, что выплескивались на линзы. Когда он сосредотачивался на них, остальная рубка рассеивалась, оставляя его в центре чистой информации. Пространство на таком расстоянии от Дельты Павлина было относительно чистым, что подтверждалось минимальным воздействием на защитное искажающее поле, окружающее корабль. Датчики массы сообщали, что в радиусе тысячи километров от корпуса нет ничего, кроме атомов водорода и нескольких крупиц углерода. Энергия беспрепятственно текла из термоядерных генераторов в системы, и сеть работала без сбоев.

— Кто первый? — спросила Джессика.

Информация вернулась на экран, и Каллум обвел взглядом четыре остальных кресла. Их рассадили в вершинах простого пятиугольника — Кандара справа от него, потом Джессика, Алик и Юрий. Все они провели последний год в подготовке к полету, пытаясь разобраться в гравитонных двигателях и теории червоточин. Совокупный возраст не помогал, а скорее мешал им: новые концепции плохо укладывались в старые мозговые клетки. Но постепенно они научились контролировать симуляцию, не слишком при этом лажая.

— Я пойду, — решил Каллум.

Алик рассмеялся:

— С тебя полтинник, — бросил он Юрию.

Юрий был мрачен.

— Что? — не понял Каллум.

— Мистер Спасу–Мир–Дважды–До–Завтрака, — позлорадствовал Алик. — Конечно, тебе хочется полетать на этой хрени. Вновь ощутить вкус славы.

— Эй, я работал в экстренной детоксикации восемь лет, век назад. Уходя, я оставил позади деньки адреналинового наркомана. Я хочу все исправить, потому что это нужно сделать. И я что–то не слышал, чтобы вы, киски, поспешили вызваться добровольцами.

Кандара закатила глаза:

— Мальчики, мальчики.

Каллум не думал, что в ее случае процедуре нейрозахвата вообще приходится что–то усиливать.

— Валяй, Каллум, — сказала Джессика, и они с Кандарой перемигнулись.

Рычаги управления на консоли Каллума активировались. Он положил на них руки. Странное это было ощущение. Он держал не эргономичные рукояти, представление о которых было вложено в его сознание. Его нервные окончания осязали нечто вроде медленно текущей воды. Информация на экране снова приблизилась, и он изменил схемы, воспринимая переформатирующиеся энергии гравитонного двигателя. Вектор «Еретика–мстителя» изменился. Навигационные данные расширились, и он начал прокладывать новый курс, одной мыслью перемещая стайки курсоров.

Или это делает мой визуальный фокус?

Перенастройка восприятия и реакций для интеграции с корабельной сетью еще не завершилась. Джессика говорила, что в конечном счете им даже не понадобится симулякр рубки. А Каллум считал, что она слишком уж великодушна в своей оценке их адаптивности.

Переменный портал, через который они прошли, теперь находился в трех тысячах километров позади. В восемнадцати тысячах километров от них кувыркалась на своей одинокой орбите темная груда обломков астероида. Векторы ускорения материализовались в навигационных данных, и Каллум начал формировать графики движения в соответствии с ними, выводя корабль на курс, оканчивающийся точкой встречи.

— Отлично сработано, — одобрил Юрий.

«Еретик–мститель» ускорился до двух и двух g. Каллум старался взять под контроль колебания реактивной тяги, но оставался не слишком доволен своими манипуляциями.

— Не переусердствуй, — сказала Джессика. — Вводи изменения по чуть–чуть, плавнее. Процедуры адаптивны; они приноровятся к твоему стилю.

Каллум подавил инстинктивную защитную реакцию; Джессика советовала, а не критиковала. Колебания выровнялись.

Они управляли «Еретиком–мстителем» по очереди: Юрий снижал скорость при сближении; Кандара маневрировала вокруг ледяного астероида; Алик вел их обратно к порталу. Каллум почувствовал, что мастерство Алика еще не дотягивает до опыта прочих, но ничего не сказал.

Джессика провела их через портал к колыбели станции Круз. В камеру начала нагнетаться атмосфера.

Каллум обвел взглядом рубку и внезапно пришел в уныние при мысли о высадке.

— Мы могли бы просто остаться здесь до следующего испытательного полета.

— Ни в коем случае, — ответила Кандара. — Нам предстоит провести кучу времени в этих баках. И я лично не собираюсь торчать тут ни одной лишней минуты.

Ее изображение беззвучно разлетелось облаком пикселей и схлопнулось.

— Проектной группе необходимо провести анализ баков, — сказала Джессика. — Их впервые использовали в настоящем полете. Симуляционные прогоны многого не скажут.

Она пожала плечами и исчезла.

Юрий ухмыльнулся так широко, что процедура нейрозахвата, наверное, включилась на максимум.

— Отсоедини анабиозный бак, — велел Каллум Аполлону, своему альтэго. Программы нейронного интерфейса были не настолько хороши, чтобы напрямую считывать голосовые импульсы. Кроме того, он и не мог говорить вслух — с кислородной–то трубкой во рту.

В мозг просочились ощущения — вместе с густым бульканьем вытекающей из анабиозного бака жидкости. Удерживающая его рама слегка дрогнула, и под ногами появился твердый пол. На линзы выплеснулась длинная череда зеленых и янтарных медицинских иконок, и Каллум, моргнув, открыл глаза.

Прямо перед ним изгибалась стеклянная стенка бака, измазанная прозрачной жидкостью. Когда к телу полностью вернулась чувствительность, он осознал, что капли покрывают всю его кожу, и чихнул, изгоняя жижу из носа. Трубка во рту развернулась, выходя, вызвав мгновенную панику. Змея в горле! Каллум начал давиться, но тут конец канюли оторвался от губ, и по ногам потекло что–то липкое. Замигали, зеленея, новые иконки. От пупочных впадин с громким хлопком отделились пуповины. Металлические трубки, свертываясь кольцами, втягивались в крышку бака. Когда отсоединялись катетеры для удаления мочи, он постарался не морщиться.

Мигнула последняя иконка, рама отпустила его, и стеклянная стена раздвинулась, выпуская Каллума наружу. Он стоял на решетчатом полу в центральной камере «Еретика–мстителя» — цилиндре двадцати метров высотой, разделенном решетками на три секции. Бывший корабль оликсов основательно перекроили, снабдив пятью анабиозными камерами. Человеческое оборудование и материалы вытеснили первоначальные стены, создав металлическую трубу, загроможденную пустыми системными стойками, наводящими Каллума на мысли о подводных лодках двадцатого века. Акцент делался на функциональности, а не на «творческом подходе», свойственном дизайну двадцать третьего столетия, в то время как баки, настораживающе похожие на гробы, как будто бы явились из тех времен, когда властвовала инквизиция.

— Как же ты торопилась выбраться оттуда, — обратился Каллум к Кандаре, когда они ждали, пока Алик и Юрий спустятся по лестнице на нижнюю палубу.

— А тебе хорошо в этом белом пузыре? — с любопытством поинтересовалась она.

— Конечно.

— А вот мне нет. Нужны улучшения. И немалые.

— Бак выполняет свою работу.

— Каллум, нам предстоит провести вместе годы в симулякре рубки. И мне совсем не улыбается каждый раз пугаться.

— Можно добавить текстур. Как ты сказала, у нас масса времени, чтобы опробовать новые дизайны.

— И запах?

— А что запах?

— А то, что его нет. Или ты не заметил?

— Я… нет, — признался Каллум.

— Что ж, значит, это еще один нервный импульс, который интерфейс не освоил. — Она оглянулась на лестницу, на Джессику, проследовавшую за Аликом вниз. — Интересно, может, неаны забыли встроить в свои метачеловеческие тела обоняние?

— Сомневаюсь. Помнится, Джессика была большим знатоком вин, когда мы работали на безопасность после операции по Меланоме.

Брови Кандары восхищенно приподнялись:

— Вы что, встречались?

— Нет! Рабочие групповые мероприятия — и только. Знакомство двух команд.

— Ла–а–а-дно…

— Эй…

Но она уже исчезла, скользнула вниз по лестнице с грацией, совершенно недостижимой для него.

На нижней палубе располагались тренажерный зал, медицинский отсек Ген 8 Тьюринга и общая душевая. Стоя под душем, Каллум проверил пупочные впадины вокруг пупка. Кожа на них оставалась красной и очень чувствительной. Следовало бы сообщить об этом медицинской бригаде. К этому времени имплантаты уже должны были полностью прижиться.

Как и другие, последние десять месяцев он провел в станционной клинике, подвергаясь обширным модификациям тела, готовящим его к предстоящей миссии. Он получил новый желудок: биологический орган, выращенный в инициаторе по типу неанского, позволяющий переваривать питательные вещества, напрямую подаваемые системами анабиозных баков. Затем ему армировали кости высокопрочными волокнами, а все внутренние оболочки одновременно подверглись укрепляющей генной терапии — чтобы сделать их более устойчивыми к высоким ускорениям. После проверки органов врачи заявили, что собираются вырастить ему новые почки, простату и левый глаз, а также заменить метр нижней части кишечника — «просто на всякий случай. Вы же подвергнетесь уникальным физиологическим стрессам, будучи так далеко от какой–либо медицинской помощи».

Эти новости привели его в не меньшее уныние, чем воспоминания о времени, когда он оправлялся после первой партии процедур. Он же всегда старался держать себя в хорошей форме. Зато некоторое злорадное удовлетворение он получил, узнав, какой длины список намеченных замен у Юрия — начиная с печени, которой и было–то всего двадцать лет. Врачи настоятельно советовали Юрию бросить пить, но тот упорно их игнорировал. А еще бедный старина Алик, которому пришлось отказаться от всей своей периферии. «В баке от этого никакой пользы», — строго сказала Джессика. Так что Алик, надувшись, отправился на неделю в Вашингтон, в какую–то засекреченную правительственную клинику, чтобы извлечь все свои еще более засекреченные шпионские прибамбасы.

Кандара, ко всеобщему удивлению, меньше прочих нуждалась в «ремонтных работах». Однако, как и у Алика, у нее пришлось изъять небольшой арсенал боевых средств. «Это все равно что оказаться голышом на танцполе во время выпускного», — призналась она за ужином, после того как техники убрали всю ее периферию.

Каллум чуть было не отпустил ехидную реплику, но решил, что трусость — не лучший вариант. Кроме того, позже Джессика рассказала ему по секрету, что Кандара все–таки вернула себе кое–какое оружие, изготовленное инициатором, и просила не говорить об этом Алику.

Ланкин вошел, когда они одевались. Научный руководитель «Связи» контролировал миссию «Еретика–мстителя», проверяя сочетание технологических требований с целью операции. Каллума радовало, что за их полетом будет наблюдать человек такого опыта и дарования. Ланкину было едва за пятьдесят, но он чертовски хорошо справлялся со своей работой.

— Вы все нужны на общем заседании совета, — сообщил им Ланкин.

— Когда? — поинтересовался Алик.

— Как только оденетесь.

Каллум переглянулся с Юрием. То, что Ланкин лично явился сообщить им об этом, говорило о многом.

— Перед нашим отлетом случилось что–то существенное? — спросила Кандара.

— Если и так, я не в курсе, — угрюмо ответил Алик.

Не существовало никакого официального названия, никаких документальных записей; они были известны просто как совет. Формально они консультировали отдел службы безопасности Сената Сол, не ведущий никакой политической или иной деятельности. На самом же деле им было поручено разработать план ответного удара по оликсам — и неважно, каких средств и сколько времени он потребует.

В конференц–зале станции Круз не было окон, словно бы для того, чтобы подчеркнуть его сверхбезопасное местоположение где–то в системе Дельты Павлина. В центре стоял огромный стол из темно–красного камня, на полированной поверхности которого красовалась ваза с белыми и оранжевыми хризантемами.

Едва войдя, Каллум почувствовал аромат цветов и покосился на Кандару, которая как раз смеялась чему–то сказанному Аликом. Теперь, когда она упомянула отсутствие запахов в симуляции интерфейса, он знал, что отныне обречен всюду замечать их.

Энсли Зангари Третий уже сидел в одном из кожаных кресел. Как и его сестра Данута. Сам Энсли Зангари давно уже не посещал заседания совета. На станции Круз ходили слухи, что основатель «Связи» подвергается интенсивной психотерапии, помогающей ему справиться с тем фактом, что его десятилетиями пестуемая паранойя насчет оликсов в итоге обернулась реальностью.

— Как там ваш дедушка? — вежливо поинтересовался Алик.

— Он справляется, спасибо, — ответил Энсли Третий.

Каллум глубокомысленно кивнул.

Справляется. А о выздоровлении — ни звука.

Он сел за стол, поприветствовав своего помощника Элдлунд, которое заняло место рядом с Луи в углу комнаты.

— Как все прошло? — заинтересованно спросило Элдлунд.

— Я управлял кораблем, — скромно ответил Каллум.

— О!

— Конечно, я не лучший в мире пилот, но Ген 8 Тьюринг разбирается в специфике полета. Так что все сводится к указанию направления.

— А кортикальный интерфейс?

— Хорош, но интерпретация могла бы быть и получше. Нам просто нужно время, чтобы привыкнуть к системе.

Элдлунд и Луи переглянулись.

— Что? — спросил Каллум.

— Время никогда не было нашим союзником, — отозвался Луи.

Каллум собирался уточнить у своего помощника, что имелось в виду, но тут в зал вошли Эмилья Юрих и генерал–адъютант Джонстон. Они без церемоний уселись. Последним появился Соко в сопровождении капитана Трал. Оне, как всегда, облачилось в серое.

— Что ж, приступим, — сказала Эмилья. — Соко?

— Эскадра опасных кораблей летит по червоточине к системе Сол, — заговорил неан. — Я уловил это в едином сознании «Спасения жизни» три часа назад, как только транспортный корабль прибыл из анклава с информацией. Единое сознание вроде бы абсолютно уверено.

— Ты хочешь сказать, что эти новые корабли опаснее кораблей Избавления? — уточнил Алик. — Это те корабли Решения, о которых ты нас предупреждал?

— Нет. Это не корабли Решения.

— Так о каком же типе кораблей мы говорим? — спросил Энсли Третий.

— О новом типе. Я не могу классифицировать их, поскольку неаны не знали о них раньше, но я видел их цель в мыслях единого сознания. Они несут какой–то гравитонный генератор. Не уверен, как именно он работает, но, вероятно, это какой–то вариант гравитонного двигателя. Однако намерения эскадры в мыслях единого сознания выражены весьма ясно: анклав произвел их специально для того, чтобы вывести из строя городские генераторы.

— Как может гравитационный двигатель вывести из строя генераторы? — не поняла Данута.

— Если они сумеют сфокусировать гравитацию, создать из нее когерентный луч — а я думаю, именно это они и намерены сделать, — то они оторвут генераторы щитов от земли. Да–да, просто–напросто оторвут, подняв в воздух.

— Адское пламя, насколько ты в этом уверен? — охнула Эмилья.

Соко с сожалением пожал плечами:

— В процентах не скажу. Читать поток мыслей единого сознания — все равно что стоять в водопаде, пытаясь разглядеть отдельные капли. Если протянуть руку, чтобы поймать одну, это нарушит поток, и они узнают о моем присутствии. Но есть некоторые капли, важные капли, на которых он неизменно фокусируется, которые постоянно повторяются. Единое сознание изучает информацию и потенциальные возможности с момента прибытия транспортного корабля. Я думаю, оликсы сделали их специально, чтобы положить конец осаде.

— Сколько осталось до их прибытия? — спросил Джонстон.

— Десять дней.

— Черт, — крякнул Каллум.

— И что нам теперь делать? — требовательно спросил Энсли Третий.

— Поторопить день «S», — сказал Джонстон. — Больше ничего мы сделать не можем.

Эмилья ошарашенно посмотрела на них:

— А мы готовы к ответному удару?

— Нет. Он планировался через шесть месяцев, в июне следующего года. Но и тогда мы не были бы готовы — настолько, чтобы я мог гарантировать успех. Сейчас у нас есть достаточно ударных кораблей и ракет–каллумитов, чтобы нанести по «Спасению жизни» такой удар, который отбросит его в червоточину. Чего у нас пока нет, так это возможности разгромить также и корабли, осаждающие сейчас города.

— А нам это нужно? — спросил Энсли Третий.

— Это часть плана, — резонно заметил Юрий.

— Не совсем, — возразила Данута. — Конечно, это весьма желательно, но главное — доставить вас в анклав оликсов. Все остальное на фоне этого вторично.

— Наша троянская миссия и хабитаты исхода, — сказал Юрий. — Обе части должны работать, чтобы план имел хоть какой–то смысл. И, честно говоря, мы всего лишь вишенка на торте.

— Что произойдет с городами, если мы заставим «Спасение» отступить на следующей неделе? — спросила Кандара. — Должен же быть план на случай непредвиденных обстоятельств.

— Не то чтобы конкретный план, — ответил ей Джонстон. — Скорее, расчет. Если мы нанесем «Спасению жизни» серьезный удар — и не промажем, — мы надеемся, что корабли Избавления на Земле стартуют и попытаются уйти в червоточину прежде, чем оликсы закроют ее за собой. Против тех, кто останется, мы пустим все имеющиеся в нашем распоряжении корабли, чтобы гнать их до самого ада. Те, кто не уйдет… Что ж, они будут легкой мишенью.

— Вы позволите ядерным бомбам взрываться в земной атмосфере? Серьезно?

— В том, что осталось от земной атмосферы, — конечно, если это положит конец атаке оликсов. Они разрушили наш мир. Если даже мы начнем перетерраформировывать Землю завтра же, потребуются тысячелетия, чтобы восстановить ее хотя бы настолько, чтобы начать регенерировать биосферу. Я не говорю уже о восстановлении полярной ледяной шапки. Что же до ледников, ими займутся разве что наши прапрапраправнуки.

— Не думаю, что мы пятеро должны сильно беспокоиться о Земле, — сказал Юрий. — Что случится с ней и с хабитатами исхода после нашего отлета — то и случится. Нам нужно сосредоточиться на том, чтобы верно сыграть свою роль.

— Это жестоко, — запротестовал Каллум.

— Восемьдесят три города пали с начала осады — из–за грубых промахов, дерьмового обслуживания и саботажа, — ответил Юрий. — То есть практически по одному городу в неделю. Наша жизнь жестока, и лучше она не станет — по крайней мере, для нас. Придется тебе смириться с этим.

— Да пошел ты, приятель. У нас будет только один шанс, так что все должно быть правильно. Нет, все должно быть идеально. Но ты же был в испытательном полете. Мы в лучшем случае посредственности.

— Но ведь сработало же, — сказала Кандара. — Мы летели! Впервые! Оборудование работало, и мы работали. Пускай мы не так хороши в пилотировании, как Джессика, но мы же одна команда! И аккуратное пилотирование и вполовину не так важно, как остальная часть миссии.

— Ладно, — сказала Эмилья. — У кого–нибудь из вас пятерых есть веские сомнения в том, что вы сумеете попасть на «Спасение жизни», если мы приступим к Ответному Удару?

Если быть честным с самим собой, Каллуму приходилось признать, что все сомнения вызваны нервами. Столько взаимосвязанных факторов, каждый из которых должен сработать идеально, а ставки безумно высоки. Но…

— Да, я думаю, мы сумеем это сделать. — Он оглянулся на Луи и Элдлунд. — А как насчет вас двоих? Ваша роль чертовски важна.

— Найдите нам транспортный корабль оликсов в нужном месте, и у нас все будет впорядке, — ответил Луи.

— Генерал? — обратился к Джонстону Энсли Третий.

— Транспортные корабли оликсов всегда в движении. Но мы можем отследить их. Если какой–то из них окажется на пути к подходящей позиции, мы узнаем.

— Появляются какие–то варианты?

— Да. К несчастью. Два генератора щита Солт–Лейк–Сити теряют эффективность; похоже на незначительные сбои каких–то компонентов. Конечно, все встроенные элементы многократно продублированы, но допустимая погрешность приближается к красной черте.

— Проблема решается заменой? — спросила Данута.

— Возможно. Но тот факт, что два генератора сбоят одновременно, весьма подозрителен. У нас запланирована их замена, но нас беспокоят также Париж и Лондон.

— Опять саботаж?

— Да, — кивнул Соко. — Команда Николаи проникла в комплекс генератора Лондонского щита; они запустили дронов–ползунчиков, которые прогрызли путь во вспомогательные системы генератора. В Париже люди Эдуарда едва не пересекли периметр портала подвода энергии из Нью–Вашингтона. Так что в следующие несколько дней можно ожидать концентрации транспортных кораблей возле этих трех городов.

— Ради Христа, — запротестовала Данута. — Если мы знаем об этих диверсионных группах, то нужно немедленно их уничтожить. И я все еще не могу поверить, что кто–то может быть настолько глуп или безрассуден, чтобы работать на агентов оликсов.

— С этой проблемой мы столкнулись с самого начала, — сказал Алик. — Мы не можем допустить, чтобы оликсы узнали о том, что мы подключены к единому сознанию «Спасения жизни». А если мы начнем уничтожать их агентов на Земле, они это быстренько сообразят.

— Да, да, но люди, помогающие им? Это же так отвратительно!

— Большинство диверсий осуществляется дронами и синтетами, — сказал Юрий. — Поставщики с черного рынка не осознают, для чего используется их продукция.

— А я все–таки думаю, что их нужно ликвидировать. Мы уже всё о них знаем, не так ли? Ну и что, если единое сознание что–то поймет?

— Это может повлиять на наш троянский полет, — заметила Джессика. — Нам нужно одурачить единое сознание, ввести его в заблуждение относительно принадлежности «Еретика–мстителя». Мы не можем рисковать — если он обнаружит, что мы способны проникать в его мысли, то заподозрит и возможность обмана.

— Но мы не можем допустить падения новых городов! Проклятье, Берлин — это уже хуже некуда. Никто этого не ожидал. Людям, застрявшим под щитами, нужны какие–то хорошие новости.

— Мы ищем другие способы выйти на агентов оликсов, — сказал Алик. — И если они есть, то мы их найдем.

— Ответный Удар будет самой хорошей новостью из всех возможных, — заявила Эмилья.

— На какое–то время, — заметил Энсли Третий. — Потребуется несколько лет, чтобы население осознало, что им никогда не уйти. Снабжая их едой и энергией, мы всего лишь поддерживаем их жизнь — чтобы в итоге оликсы превратили их в коконы.

— Если мы сможем уничтожить анклав оликсов до того, как они вернутся на Землю… — Данута осеклась. — Извините. Просто… проигрыш слишком велик, чтобы с ним смириться.

— Краткосрочный проигрыш, — поправил Юрий. — Долгосрочная выгода. Холодный расчет, но в конечном счете все превращенные оликсами в коконы вернутся домой.

— Искренне на это надеюсь, — сказала Эмилья. — Генерал, сколько потребуется времени, чтобы инициировать Ответный Удар?

— Три дня на подготовку. Потом все будет зависеть от положения транспортных кораблей оликсов.

— Достаточно, чтобы хотя бы один оказался в нужном месте, — сказало Элдлунд. — И мы его найдем.

— А вы пятеро? — необычайно сдержанно спросил Энсли Третий. — Это не та миссия, выполнить которую можно попросить или приказать. Вы всё еще готовы взяться за это?

— А то, — фыркнула Кандара.

— Величайшая шпионская миссия в истории вселенной. — Алик хихикнул. — Попробуйте меня остановить.

— Убеждение, организация, репрессии, — сказал Юрий. — С удовольствием займусь последним.

Каллум театрально вздохнул:

— За этой компашкой просто обязан присматривать кто–то с мозгами.

Все повернулись к Джессике.

— Для меня будет честью лететь с вами, — сказала она и улыбнулась Кандаре. — Как знать, может, в конце концов вы признаете меня за человека?

МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО Год 2 ПП (После Прибытия)

Огромной производственной станции потребовалось семь месяцев для создания хабитата Сисакет — полого цилиндра длиной тридцать пять километров, диаметром восемь, насаженного на «солнечный» шпиндель. Свечение вращающегося вала соответствовало спектру звезды класса G. Свет его озарял внутренние лепные холмы и извилистые лощины, делавшие идеальным сельский пейзаж Центральной Европы. Ручейки, бегущие по всей длине цилиндра, медленно утолщались, петляя между разнообразными озерами, подпитываемые идущими дважды в неделю ночными дождями. Зародившись, молодая биосфера плодотворно развивалась, озеленяя песчаную почву и даруя атмосфере тепло и влажность поздней весны.

Выйдя из портала всего в паре километров от торца цилиндра, Деллиан вдохнул полной грудью:

— Температура такой и должна быть?

— Да. — Ирелла усмехнулась. — Тебя просто избаловала жизнь в тропическом климате.

Он поежился и демонстративно застегнул куртку, обозревая открывшийся перед ним вид. Они находились невдалеке от вершины невысокого, заросшего травой холма, увенчанного группкой уютных домов. Новизна биосферы хабитата потрясала. Здесь не было ни одного растения выше метра, словно кто–то озаботился стрижкой ландшафта. Глаза различали множество оттенков зеленого. Молодые побеги протолесов на склонах стекали темно–зелеными волнами к изумрудным лугам долин. А в двух километрах от них голым утесом на краю вселенной поднимался торец цилиндра.

Они прошли по тропе к дому Александре — врезанному в холм зданию с покатой черепичной крышей и стенами, большую часть которых занимали крупные окна, кое–где разделенные дощатыми секциями. По фасаду тянулся длинный балкон, с которого открывался вид прямо на торец.

— Мило? — осторожно спросил Деллиан.

Ирелла пожала плечами.

У дома собралось много людей, большинство из которых Деллиан знал. Все бинары, выросшие в поместье Иммерль на Джулоссе, или по крайней мере те, кто пережил роковой удар по Ваяну два года назад; к тому, скольких они потеряли, еще требовалось привыкнуть. К ним присоединились и омни, бывшие на попавшем в устроенную оликсами засаду «Калибаре».

Александре они нашли на террасе, с бокалом игристого розового в руке. Деллиан не припоминал, чтобы ему доводилось раньше видеть оне выпивающим, и он даже не знал, как реагировать. Неодобрение показалось бы неуважительным, а этого он никогда бы не допустил. Очевидная молодость Александре тоже смущала. После воссоздания тела оне выглядело просто подростком. В сущности, Деллиана терзало смутное подозрение, что теперь из них двоих именно он выглядит старше.

Но если Александре и беспокоила эта смена возраста, оне никак этого не показывало. Наставник сердечно обняло их обоих:

— Спасибо, что пришли. Гости придают мне уверенности.

— Счастливого новоселья, — сказала Ирелла.

— О святые, новоселья! — Оне ошеломленно покачало головой. — Я и помыслить не могло о новоселье. Оно кажется таким окончательным. Мол, вот и всё. Ты никуда уже отсюда не сдвинешься. Это вершина твоей жизни.

— Чепуха, — ответил Деллиан. — Это начало твоей новой жизни. Потому мы и празднуем.

— Спасибо, но меня вполне устраивала и старая жизнь.

— Как и всех на Земле до появления оликсов.

— Ох! И кто же теперь учитель?

— Я не имел в виду…

Но Александре захихикало, поэтому Деллиан слабо ухмыльнулся и воспользовался инфопочкой для вызова дистанционки, нагруженной спиртным.

— Как ты справляешься? — спросила Ирелла. — В смысле физически?

— Если честно, я не уверено, — призналось Александре. — Большая часть этого нового тела была выращена в биоинициаторе, отчего возникает ощущение… ну, не знаю… Синдром самозванца?

— Но твой мозг по–прежнему стопроцентный оригинал, — настаивала она.

— Знаю. Одна из больших оригинальных человеческих фантазий, верно? Возможность начать жизнь сначала. Но здесь должно оставаться много стареющих клеток. — Оне постучало себя по голове. — Полагаю, мудрость и осторожность берут в конце концов верх над импульсивностью. Я знаю, что могу бегать по горам, но, несмотря на позывы играющих гормонов, я просто не очень этого хочу.

— Это психология, а не физиология. Мы все еще в состоянии шока и депрессии: вы — после того как оликсы перехватили «Калибар» и превратили вас всех в коконы, а мы — после того как попали в засаду у Ваяна, думая, что сами устроили засаду. Не могу представить провала более унизительного.

— О, дорогая моя, нет, — запротестовало оне. — Это так далеко от нас. У нас есть эти великолепные новые хабитаты, чтобы жить в безопасности, и все мы, спасенные из «Калибара», получили новые тела. Что может быть лучше для морального духа?

— Это лишь кратковременное чувство, — сказала Ирелла. — На самом деле основа всей нашей миссии подорвана. Оликсы знали все наши планы и одурачили нас по полной. Они знали о наших хабитатах исхода и определили пределы нашей экспансии в галактике. Они знали, что и где искать. Они нашли нас. Поверить не могу, сколько сил они должны были отдать преследованию. Это же почти невозможно в такой обширной галактике, и все же они это сделали. Они — урок нашей самонадеянности. Святые, мы для приманки создали целую фальшивую цивилизацию на Ваяне. Она выглядела настолько реальной, что убедила даже неан. И все–таки все было бессмысленно. Мы потратили годы — чтобы получить в итоге страшную порку. Если бы не вмешательство Энсли, мы бы лежали в коконах рядом с вами. Большей неудачи и быть не может.

Деллиан рассмеялся.

— Что? — спросила Ирелла.

— Всегда удивлялся, почему нас так редко приглашают на вечеринки.

— А не удивлялся, почему она тебя терпит? — поддразнило его Александре. — Потому что я лично понятия не имею.

Дистанционка подкатила к ним, и Ирелла взяла бокал с вином.

— Выпьем за завтрашний день — за то, чтобы прожить его достойно.

Они выпили.

— Двойной праздник, — сказало Александре. — Сегодня последний из «Калибара» покинул госпиталь.

— Двести семьдесят три тысячи восемьсот пятьдесят три человека успешно извлечены из коконов, — сказала Ирелла. — И всего сто три жертвы.

— Они были очень старыми, — печально добавил Деллиан.

— Мне знакомо это чувство, — сказало Александре. — Это абсолютно сюрреалистический опыт. Я обрел молодое тело, а когда очнулся, вы все были рядом. Все, кто вырос в поместье Иммерль, — десятки лет спустя после того, как я попрощался с вами. Какова вероятность подобного?

Деллиан застонал.

— Ну зачем ты спросило?

— Не вижу ничего сверхъестественного, — сказала Ирелла. — Сенсорная станция оликсов находилась всего в двадцати световых годах от Ваяна. Она покрывала «пузырь» пространства диаметром в пятьсот световых лет. Так что на самом деле удивительно, что «Калибар» оказался единственным захваченным кораблем поколений. По меньшей мере несколько других, покинувших Джулосс, должны были находиться в доступной им зоне. Но я рада, что это оказались вы.

— Откуда ты знаешь, где их сенсорная станция? — спросило Александре.

— Энсли сказал. Он извлек координаты из единого сознания корабля оликсов, когда определял местонахождение врат.

— У меня все еще не укладывается это в голове. Энсли Зангари, инопланетный боевой корабль.

— В основном все же человеческий боевой корабль. И огромный бонус для нас.

— Неужели?

— Мы уже начали ретроинжиниринг некоторых его оружейных технологий.

— Ну, пытаемся начать. Некоторые из этих загадочных технологий Создателей выходят за пределы всего, что мы знаем — или хотя бы понимаем.

— Их раса называлась Като, — суховато поправила Ирелла. — И дело не только в их технологиях; ангелы и неаны тоже были частью Фабрики.

— Предположительно. Я имею в виду — есть ли у тебя какие–то доказательства?

— Насчет инопланетных рас — нет, если не считать того факта, что Энсли все–таки должен был быть где–то создан. И он определенно на нашей стороне. Слава Святым. — Ее рука легла на плечо Деллиана. — Он спас и Дела.

— Меня спасла ты, — сказал Деллиан и поцеловал ее руку.

— Вы двое. — Голос Александре стал хриплым. — Вы же доведете меня до слез. Вот проклятие молодого тела! Оно слишком эмоционально.

Ирелла усмехнулась:

— Опять–таки: психология, а не физиология. Не вини тело в эмоциях. Они твои.

Александре обняло их обоих:

— Да благословят вас Святые. Никто из вас не изменился. Как странно; теперь вы стали моей опорой.

— Это может пойти по кругу, если мы примемся использовать биологические инициаторы для восстановления тел, — хмыкнула Ирелла.

— Ты имеешь в виду бессмертие?

— Ага, — кивнул Деллиан. — Почему никто на Джулоссе этого не делал?

— На Джулоссе это делала куча народу, — ответило оне. — Некоторые из прибывших на корабле поколений основателей и через пятьсот лет были еще живы — и готовы к новому полету. Однако с учетом того, что наша средняя продолжительность жизни составляет около двухсот пятидесяти лет, многие граждане решили, что для них это слишком. Не знаю, было ли это решающим фактором, но большинство омолодившихся принадлежали к первым годам исхода. Подозреваю, это кое–что говорит об обществах, которые мы строим в новых мирах. Они определенно не вдохновляют людей жить еще дольше.

— Я и не знала, что омоложение — дело обычное, — сказала Ирелла.

— Раньше было обычным. Помните, вы жили в конце периода нашего пребывания на Джулоссе; к тому времени, как вы родились, большая часть населения уже разлетелась. Вам не довелось увидеть нашу цивилизацию в самом расцвете.

— А ты уже омолаживалось прежде? — спросил Деллиан.

— Нет. Я много думало об этом, но быть родителем для всех вас приносило мне такое удовольствие, которое, я знало, больше не повторится. К тому времени мне было уже почти двести лет. Так что я решило отправиться в путь, чтобы увидеть начало новой планеты, думая, что она будет хорошим местом для моих последних дней. Это вселило бы в меня оптимизм.

— Узнаю тебя! — радостно воскликнула Ирелла.

Деллиан вскинул взгляд. Что–то привлекло его внимание, но он не понял, что именно.

— Ага, начинается, — сказало Александре.

Свет оси над ними потускнел, переходя в розовато–золотистые сумерки. Из лощин поползли тени, обволакивая ландшафт цилиндра. Замерцали огни вдоль дорожек, засияли окна домов. Деллиан отхлебнул пива и покосился на торец, который…

— Великие Святые, — недоверчиво пробормотал он.

Поверхность торцевого конца менялась, ее темный цвет таял. Не прошло и минуты, как конструкция сделалась совершенно прозрачной. Теперь Деллиан смотрел на звездное поле, каждая яркая точка на котором горела ровным светом, а не искрила судорожно, к чему он привык из–за атмосферных искажений планеты.

— Так много звезд, — благоговейно вздохнула Ирелла. — И они такие красивые.

— Вот почему я выбрало дом поближе к торцу, — сказало Александре. — Есть что–то такое в том, чтобы видеть эти ночные звезды, что–то во всех отношениях успокаивающее — меня, во всяком случае.

Изучая панораму, Деллиан с трудом выдавил улыбку. Его вид звезд совершенно не успокаивал. А их головокружительное вращение лишь усиливало осознание того, что ты стоишь внутри искусственно созданного хабитата с относительно тонкими стенками. Это подчеркивало, насколько жалкими, крохотными и уязвимыми они были.

Он закрыл глаза, спасаясь от этого дезориентирующего вида, и вновь увидел, как взрывается маленький корабль Святых, окутанный слепящей ядерной плазмосферой. Пылающие обломки закувыркались на фоне огромных конструкций, вращающихся вокруг чужой звезды. Потеря «Еретика–мстителя» оглушила душу, точно электрическим током.

Он пошатнулся, выплеснув на себя пиво, но рука Иреллы удержала его.

— Дел!

— Все нормально, — выдавил он. — Просто голова закружилась. — Он обвиняющим жестом указал на звезды за торцевым концом. — Я не ожидал этого.

— Ты не бывал в хабитатах? — удивленно спросило Александре.

— Нечасто. И не ночью.

— А где вы живете?

— На «Моргане», — ответила Ирелла.

— Понятно.

— Звучит неодобрительно, — заметил Деллиан. — Я офицер, находящийся на действительной военной службе. Мы должны быть готовы.

Александре положило руку на плечо Деллиана:

— Я знаю. И поверь, мы все благодарны вам за службу.

— Только много ли от нее толку. Мы одни, план исхода провален, Святые мертвы.

— Мой дорогой Деллиан, а ну–ка прекрати. Мы живы, «Морган» спас четверть миллиона человек, и скоро мы начнем настоящую борьбу.

— Да, извини.

Деллиан понурился, стыдясь не того, что сказал, а того, что вновь подпустил к себе уныние. После Удара он большую часть времени думал о том, что нейровирус оликсов все еще сидит в его мозгу — депрессией, коварно прокрадывающейся в мысли, искажающей видение мира. Раньше он на все смотрел с оптимизмом, зная, что Удар сработает, что он еще увидит анклав оликсов изнутри. Теперь он даже не понимал, почему так думал.

— Слушай, — чересчур поспешно заговорила Ирелла. — Через пару дней Кенельм собирается созвать заседание совета по Последнему Удару. Это основательное заявление об уверенности в себе, о том, как мы будем двигаться дальше. Что бы мы ни решили, это положит начало нашему возрождению.

— Клятые святые, так и есть, — согласился Деллиан, стараясь, чтобы голос его звучал поувереннее. Но…

Еще одна встреча, опять сидение за столом и разглагольствования о том, что бы они могли сделать. Люди поддерживают предложения, люди выступают против, между фракциями заключаются сделки. Он по–настоящему возненавидел эту часть жизни после засады у Ваяна. У него больше не было незыблемой цели — ничего, за что можно было бы ухватиться, чему можно было бы посвятить себя. Ничего, что отвлекло бы разум от случившегося. Осталось лишь беспокойство. Что не очень–то хорошо для взводного.

— Важный момент для всех, — кивнуло Александре.

— Меня тревожит, что люди захотят выбрать вариант неан и спрятаться, — сказала Ирелла.

— Многие так и сделают, — согласилось оне. — Во всяком случае, многие из моих компаньонов по «Калибару». Но не все. Гнев и страх создают непредсказуемую комбинацию. Жажда мести — не обязательно хороший мотиватор, но она определенно помогает вербовать колеблющихся.

— Возможно. Думаю, собрание будет больше символичным. Но ты же придешь, правда?

— Только попытайся меня остановить.

Ирелла дождалась, когда Дел заснет, потом посидела еще полчаса. Он плохо спал в эти дни — да и она, собственно, не лучше. Она знала, что его продолжают мучить кошмары о взрыве «Еретика–мстителя» — и вопрос о том, действительно ли он вылечился или нейровирус оликсов просто затаился в глубинах его разума, ожидая своего часа. Деллиан больше не доверял себе, и это подрывало его силы.

А она… Мрачное отчаяние возвращалось — то самое, что сломило ее в прошлом, чувство абсолютной бесполезности всех их жизней. Она так и не победила его полностью, но рядом с Делом ощущение тщетности хотя бы получалось держать в узде. А теперь, когда та, прежняя «версия» Дела исчезла, унесенная нейровирусом, тьма вновь угрожала поглотить ее.

На оптике замигала белая иконка, и Ирелла активировала ее.

— Клевая вечеринка? — спросил Энсли.

— Все путем.

— О, ты сечешь фишку!

— Когда ты в Риме^[2]…

— Ох, дорогуша, Рим теперь так далеко — и дело не только в расстоянии.

— Мы восстановим его, когда вернемся на Землю.

— Правда? И Колизей? Восстановишь руины?

— Почему ты всегда такой упрямый? Новый Рим станет памятником прошлому. Это же очевидно.

— Новый, да? Умна не по годам!

— Неплохо бы. Ненавижу этот парадокс.

— Ох, только не начинай.

— И не заканчивала.

— Слушай, это просто поверхностная логика.

— Нет, если мы правы насчет того, что ты нашел в памяти единого сознания, что–то прислало оликсам тахионное сообщение из будущего, и на этом они построили свой безумный крестовый поход. Если мы победим, если мы уничтожим оликсов, то Бог у Конца Времен узнает об этом, потому что оликсы не доставят ему все эти вознесенные расы, как требовалось.

— …так что он не озаботится отправить им сообщение из этого своего будущего. Или пошлет другое, предупреждая о наших планах нападения. Да, врубаюсь.

— Мы не знали, реально ли послание. Мы всегда полагали, что это какая–то божественная чушь, вроде той, что гуляла по Земле.

— Ты что, становишься религиозной, а, Ирелла?

— Религия подразумевает веру. А я не верю в мифы. Но тахионное послание из будущего? Это заставляет сосредоточиться на том, что реально. Человеческая раса сейчас сократилась до трех крохотных хабитатов, дрейфующих в миниатюрной галактике, затерянной на просторах вселенной. Вселенной настолько огромной, что наш звериный мозг не может даже «врубиться», насколько она велика. И в лучшем случае я просто осознаю, что не «врубаюсь».

— Вы, ребята, и правда любители всего мрачного. И что? Размер вселенной — абстракция. Это не меняет угрозы, с которой мы столкнулись.

— Может, и нет, но размывает определенно. Ты понимаешь, насколько все незначительно. Так зачем бороться? В словах неан есть смысл; нам лучше ускользнуть во тьму, спрятаться и просто радоваться жизни, пока не настал конец.

— Черт побери, возьми себя в руки! Ты вроде как должна была проработать для нас варианты. Я ж полагаюсь на тебя.

— Знаю. Извини. Это просто стресс. Если мы не справимся идеально, то… Как ты там говоришь? Игра окончена.

— Ладно, если тебе будет легче, забудь о том, что у оликсов есть религиозная составляющая. Но нельзя отрицать того, что они фанатики, контролируемые каким–то адским отродьем, скрывающимся в будущем. Нет, не контролируемые. Одураченные. Послание дало им цель, которая сделала их слабыми.

— Слабыми? Как так?

— Им нужна причина, — ответил Энсли. — Внешний император, который сделает их такими, какие они есть. Послание на тахионном луче от будущего бога — это ведь запросто могли быть и мы. Знаешь, когда я был жив, по всему миру существовали секты и теории заговора, пророчащие, что придут добрые инопланетяне и спасут нас от самих себя.

— Думаешь, это неаны распространяли по Земле такую теорию?

— Нет. Дело не в этом. Нас не нужно спасать от самих себя; никогда не было нужно. Среди нас всегда бродили проповедники катастроф, наживающиеся на создаваемом ими страхе — либо продавая что–то, либо держа людей в узде. Но если посмотреть на прогресс нашего вида: от тупиц, гоняющихся за антилопами по саванне, до общества, заселившего далекие звезды, — черт, будь у меня глаза, я бы рыдал от гордости. Конечно, в какое бы время ты ни родился, этот прогресс никогда не шел достаточно быстро, и хрен знает, сколько личных неправедных поступков так и не были искуплены. Но в целом нам стыдиться нечего. Так что мне плевать, кто и откуда отправил это послание оликсам, потому что ни один ублюдок не имеет права вмешиваться в нашу эволюцию. Так что вера моя проста: оликсов надо остановить. Любыми средствами.

— Да. — Ирелла посмотрела на лежащего рядом Дела. Даже когда спит, он выглядит встревоженным. — Я тоже убеждена в этом.

— Так как же продвигается великая стратегия?

— Как всегда. Проблема в этой проклятой сенсорной станции; она портит все сценарии атаки. Мы всегда думали, что червоточины, принесенные кораблями–ковчегами оликсов, ведут прямиком к вратам анклава. Таким образом, мы могли бы добраться туда за один короткий перелет.

— Ну, этому случиться не суждено. Единственное место, с которым соединяется червоточина ковчега, — это сенсорная станция. Я извлек сей неприятный факт прямиком из единого сознания. Не то чтобы мы не вычислили этого раньше, с учетом того, сколько у нас было времени. По галактике разбросаны тысячи таких сенсорных станций, так что они являются узлами переходов. Совсем как перевалочные пункты римлян. Как только станция засекает появление разумного вида, она сообщает об этом анклаву, и анклав отправляет корабль–ковчег. А когда тот добирается до сенсорной станции, та прокладывает червоточину к месту обитания новой расы.

— Да, но это означает, что мы должны попасть на сенсорную станцию, которая охраняет прямой путь к анклаву. Подчеркиваю — охраняет. Что означает стремительное, ошарашивающее вторжение. Проделать всё нужно идеально, или они эту червоточину просто отключат.

— Угу. Ну, зато плюсом является то, что мы знаем, что сенсорная станция расположена в тридцати семи световых годах от нашего нынешнего местоположения.

— И теперь им известно, что мы расправились с кораблями, которые направлялись к нашей приманке-Ваяну. Червоточина схлопнулась, едва вы уничтожили их корабль Гостеприимства. Это не могло их не взбудоражить.

— Ясен хрен, Шерлок.

— Слушай, я пообщалась с физиками Вим. У нас не получится ретропреобразовать все наше оружие. Оптимисты утверждают, что мы могли бы за пару лет расколоть атомно–молекулярную теорию, но лишь Святым ведомо, как обращаться со сверхплотной материей, не говоря уже о том, чтобы создать ее для себя.

— Так как же вы хотите поступить?

Ирелла тяжко вздохнула:

— Мы сделаем ставку на неожиданность.

— Очевидно.

— Наверное. И рискованно.

— Ну, крошка, нам терять нечего.

— Так что и бояться нам нечего. Я помню этот афоризм.

— Э–э–э, я считал, что это, скорее, неологизм, но продолжай.

— Кенельм не любит рисковать. Работа капитана — защищать нас всех, и особенно выживших с «Калибара». И я даже согласна в этом с оне. Отчего возникает очередная трудная задача.

— Это так же погано, как убеждать совет принять проект хабитатов исхода и пожертвовать Землей! Знаешь, я могу просто перехватить управление вашими сетями. Вывести из уравнения Кенельм. Это сделало бы жизнь много проще.

— Ни в коем случае! Мы направляем, но не принуждаем. — Ирелла поежилась. — Поначалу.

— Вот это я понимаю.

Входя в рубку «Моргана», Деллиан отпустил руку Иреллы. Отпустил, зная, что позже она ему это припомнит. Взрослые люди, состоящие в долгосрочных отношениях, проявляя привязанность, едва ли совершали какое–то правонарушение; он просто не думал, что это уместно на таком официальном мероприятии, как заседание расширенного капитанского совета. Ирелла ничего не сказала, когда Дел надел полную парадную форму, но он знал, что она по этому поводу думает. Заведенный порядок был очень важен для него — особенно сейчас, обеспечивая стабильность, позволяющую ему функционировать на уровне, приближенном к его прежнему «я». Если люди и догадывались, что это не так, они вежливо молчали об этом.

Количество мест за круглым столом увеличили до тридцати, специально для представителей «Калибара». Деллиан коротко улыбнулся Александре, сидящему почти напротив него.

Вошло Кенельм. Отчего–то аккуратная серо–голубая униформа миссии Удара смотрелась на оне много лучше, чем на любом из присутствующих здесь взводных. Капитана сопровождало Вим; сивая щетина сильно портила осунувшееся лицо оне, подчеркивая каждый из ста восьмидесяти трех прожитых Вим годов.

Когда они уселись, на стене–экране появился Энсли: изображение корабля, загадочным сторожевым псом дрейфующего в настоящее время на окраинах их маленького межзвездного скопления хабитатов.

— Спасибо всем, что пришли, — официально произнесло Кенельм. — Нам предстоит изучить несколько презентаций наших научно–производственных тактических групп, которые, надеюсь, несколько прояснят, как мы будем действовать дальше.

Деллиан не осмеливался взглянуть на Иреллу; он знал, что разрабатывала ее группа. Людям это не понравится. После Удара и его негативных последствий все стремились перестраховаться. Отчасти ему даже хотелось согласиться с большинством, но он знал, что то, прошлое его «я» отнеслось бы к такому с презрением.

Два из пяти проектов предлагали сохранить межзвездную изоляцию хабитатов.

— Мы знаем, что в звездных системах галактики господствуют сейчас оликсы, — заявило Лонев, одно из спасенных с «Калибара». — Но пропасть между звездами намного больше и предлагает нам истинное убежище. Я понимаю, что многие в нашей ситуации испытывают чувство потери, растождествления, но мы не должны бояться преуспеть здесь. Мы будем расти, совершенствовать наши технологии — благодаря принципам, которым учимся у Энсли, — и увидим, что желание придерживаться традиционной парадигмы планетарного существования ошибочно. Здесь мы будем свободны — свободны так, как нам и не приходило в голову, с тех пор как мы покинули Землю. И в конечном счете мы сможем подняться до высот, которые позволят нам бросить прямой вызов оликсам.

Вим хотело почти того же, но предложило отделить первоначальную миссию «Моргана» — Удар — от населения хабитата.

— Это решит проблему разных целей, — сказало оне. — Многие из экипажа и взводов «Моргана» по горло сыты Ударом, а очень многие из «Калибара» хотят приступить к новому Удару. Принуждать обе стороны жить здесь вместе недопустимо, если не сказать безнравственно. Мы уже прошли через подобное разделение и знаем, что ране нельзя позволить загноиться.

— А если Удар вновь не удастся? — спросило Лонев. — Тогда оликсы проведают о нашем местонахождении. Своими действиями вы обречете нас.

— Тогда уходите через портал, едва миссия Удара отправится на дело. — Тон Иреллы граничил с презрительным. — А потом еще через портал, и еще, пока не почувствуете себя в безопасности.

Следующее предложение внесла Элличи:

— Следующее проведенное здесь десятилетие мы посвятим постройке самых мощных кораблей, которые только сможем изобрести, и вооружим их ядерным оружием, разрабатываемым командой Вим под руководством Энсли. Это даст нашему обществу время обосноваться. Когда мы будем готовы, люди смогут сделать осознанный выбор — кому оставаться, кому уходить. Сейчас расстояние, которое нам предстоит преодолеть, кажется пугающим. — Она оглянулась на изображение Энсли. — Ты уверен, что правильно определил местоположение анклава?

— О да, — ответил тот. — Выдрал его прямиком из единого сознания корабля Гостеприимства, как вырывали гнилой зуб в старые добрые времена. Анклав в сорока тысячах световых лет отсюда, то есть сразу за галактическим ядром.

— Хорошо. Но на самом деле это не такая уж большая проблема, особенно при релятивистском полете. И мы можем оснастить наши корабли Удара двигателями, которые разрабатывались для проекта «Актеон», — они доставят нас туда за двадцать лет по корабельному времени. Люди способны с этим справиться. Энсли может пойти с нами — ты ведь именно этого хочешь, верно?

— Я существую для того, чтобы истреблять оликсов, — откликнулся Энсли.

«Ответ политика», — подумал Деллиан.

Затем настала очередь Иреллы.

— Нам нужно создать еще одну приманку и использовать ее, чтобы вторгнуться прямиком в анклав — через их собственную червоточину, — сухо заявила она.

Все сидящие за столом неодобрительно покачали головами, застонали от разочарования или просто сказали «нет».

— Зачем ты вообще это предлагаешь? — спросила Тиллиана. — Оликсы знают, что мы создаем приманки. Мы только подставимся.

Деллиан чуть не поморщился — такая жалостливая улыбка появилась на губах Иреллы.

— Мы создадим новую приманку именно потому, что они знают, что мы знаем, что они знают о человеческих приманках. Так что, с их точки зрения, очевидно, что мы, немногие выжившие с «Моргана» и «Калибара», никогда не сотворим еще одну, потому что заняты предложением Элличи: прячемся здесь, собирая новую армаду Удара, чтобы проделать долгий путь до анклава.

— Рискованно, — заметила Элличи. — Ты пытаешься обвести их, обводя нас.

— Чтобы увеличить шансы в нашу пользу, мы сделаем всё по–настоящему.

— В смысле — «по–настоящему»? — с некоторой тревогой спросило Кенельм.

— Создадим человеческую цивилизацию.

— Ты не можешь, — возмутилось Вим. — Это же…

— Что? — вызывающе вскинулась Ирелла. — Опасно? Неэтично? Это война за наше существование. Тут не может быть никаких ограничений. Мы переступим любую черту. Оликсы держат всю нашу расу в заточении. Мы в безвыходном положении. И если не достигнем абсолютного совершенства, то, считайте, наш вид доживает последние дни.

— Какого рода человеческую цивилизацию ты хочешь сделать приманкой? — спросило Александре.

— Оликсы знают о нашем плане Удара, так что им известно, что мы наметили на случай обнаружения местоположения анклава: встречу у ближайшей нейтронной звезды. Такой образ действий имел смысл в то время, когда Эмилья и Энсли разрабатывали план исхода. Нейтронные звезды очень индивидуальны, настолько, что люди нанесли их на карты еще в допортальную эпоху Земли. Таким образом, любой корабль или заселенный мир, получивший Сигнал, несущий звездные координаты анклава, отправится к ближайшей из них. Все прибывшие корабли объединятся, составляя боевую армаду.

— Если мы не будем слишком заняты спорами друг с другом, — пробормотал Деллиан.

— Ну, придумай план получше, — фыркнул Энсли. — Ты понятия не имеешь, каково это было тогда.

— Это не то, что я…

— Давайте не отвлекаться, пожалуйста, — одернуло их Кенельм.

Вся сила воли Деллиана ушла на то, чтобы не запыхтеть от раздражения, но он все же сумел сохранить хладнокровие, задумавшись, как всегда, зачем его вообще зовут на такие собрания.

Чтобы совет мог рассмотреть весь спектр демократических взглядов.

М-да, как выразился бы Энсли, чушь собачья.

— Во–первых, — сказала Ирелла, — если оликсы увидят, что мы разместились у нейтронной звезды, они сразу поймут, в чем тут причина — что теперь мы знаем, где их анклав. И неважно, как мы это выяснили — вытянули из единого сознания, или нам рассказали неаны. Возможных источников масса. Но они также будут знать, что цивилизация нейтронной звезды займется созданием армады, достаточно мощной, чтобы вторгнуться в анклав, а это значит, что выбора у них не останется. Им придется прийти. Корабли Гостеприимства, которые они запустят в обычное пространство, понесут червоточины для доставки их флота непосредственно от сенсорной станции. Что и дает нам наш шанс.

— Ни одна человеческая цивилизация не стала бы передавать радиосигналы, — сказало Кенельм. — Это уже глубоко укоренилось в нашем сознании. Азбука выживания. И человеческое сообщество у нейтронной звезды, конечно, не поступило бы так.

— Значит, наша цивилизация–приманка сделает что–то другое, — отмахнулась Ирелла. — Изменит состав нейтронной звезды, сбрасывая в нее страпельки^[3], или сгенерирует гиперчастотные гравитационные волны. Мы произведем экзотическую материю с аномальными признаками. Неважно, как сенсорная станция оликсов заметит их. Важно, что заметит.

— И тогда что?

Ирелла театральным жестом указала на изображение Энсли.

— Я буду там, чтобы поприветствовать их, — сказал Энсли. — Оснащенный, как и вы, кое–каким новым крутым оружием. На этот раз нам не придется беспокоиться о том, чтобы сдерживаться, защищая окукленных людей, так что мы сможем врезать им по полной. Захватить терминал червоточины и долететь по ней до сенсорной станции. А оттуда всего один длинный шаг до анклава.

Деллиан следил за Кенельм, которое обводило взглядом присутствующих, пытаясь разобраться в их настроении. Теоретически оне обладало полномочиями отдавать любые приказы от своего имени, но спасенные с «Калибара» затрудняли утверждение безоговорочной власти капитана «Моргана».

— Значит, будет раскол? — спросило оне. — Кто–то из нас останется здесь, а кто–то отправится к нейтронной звезде?

— Да, — подтвердила Ирелла. — Как и прежде, мы пошлем наши корабли–сеятели, чтобы заложить цивилизацию–приманку, потом последуем за ними на боевых кораблях. Ближайшая нейтронная звезда в ста тридцати семи световых годах отсюда. Мы рассчитаем всё так, чтобы сеятели прибыли на пятьдесят лет раньше нас, так что у них будет достаточно времени, чтобы, двигаясь по экспоненте, инициировать людей.

— Погоди, вы хотите поселить там настоящих людей? Мне казалось, речь идет о киборгах.

— Конечно, это должны быть настоящие люди. Сейчас не время для полумер.

— Исключено. Подвергать риску настоящих людей?!

— Я так не считаю. У гендесов сеятелей будет тот же уровень технологии, что и у нас. Они будут хорошо вооружены. И если мы устроим для людей нейтронной звезды теплицу, они, возможно, продвинут развитие своих технологий еще дальше.

— В каком смысле «теплицу»? — переспросила Тиллиана.

— Мы делаем то же, что делали неаны: выращиваем полностью сформировавшихся взрослых особей в биологических инициаторах; адаптируем процесс, которым пользовались для возвращения коконам «Калибара» нормальных тел. Таким образом, у них будет целых пятьдесят лет, чтобы развивать собственное общество и разрабатывать новое оружие.

— И какими же личностями ты собираешься оживлять этих «моментальных взрослых»? — с вызовом поинтересовалась Элличи.

— Я обсуждала это с метаваянцами. Они предлагают снабдить каждого из них базовыми человеческими мыслительными процессами — определенной программой, которая поднимет их до операционного самосознания гендесов, его мы потом индивидуализируем личностями добровольцев из хабитатов, воспользовавшись их воспоминаниями, опытом, чувствами, реакциями.

— Значит, по сути, там будем жить мы? Продублируем себя?

— Нет. Само их местонахождение означает, что им придется прожить совсем другие жизни, чем нам. Это фантастическая возможность расширить человеческий опыт.

— Исключено, — повторило Кенельм. — Не могу согласиться с данным аспектом вашего предложения. Они будут развиваться без какого–либо руководства с нашей стороны. Кто знает, какие у них будут взгляды? Возможно, они будут даже враждебны по отношению к нам.

— И что?

Кенельм наградило Иреллу ошеломленным взглядом:

— Люди должны понять. Мы бежим, спасая наши жизни. Об этом необходимо напоминать каждому новому поколению, чтобы они осознавали угрозу. Ты же не всерьез предлагаешь доверить эту священную обязанность гендесам?

— И Энсли.

Деллиану показалось, что Кенельм собирается презрительно усмехнуться, но капитану удалось сохранить самообладание.

— Нет, — твердо сказало оне. — Доля риска в этом плане слишком велика. Мы обязаны их контролировать. Мы несем ответственность за то, чтобы любые новые люди всецело осознавали обстоятельства. Однако в остальном ваша идея достаточно обоснованна. Постпланетарное человеческое общество у нейтронной звезды несомненно привлечет оликсов.

— И все же, если бы такое общество было создано, оно оставалось бы безнадежно пресным по сравнению с тем, каким бы оно стало, получи возможность самостоятельно развиваться, — сказала Ирелла. — Окружающая среда всегда является определителем развития человека, а околозвездный диск нейтронной звезды — необыкновенное и суровое место для жизни. На нем возникло бы что–то особенное — что–то выходящее за рамки всего, что мы можем представить, сидя в хабитате.

— На Ваяне мы стремились к абсолютному реализму, — сказало Вим. — И ради чего? Любому человеку в галактике нужно только крикнуть: «Мы здесь», и оликсы придут. Если вам нужна приманка, не нужно даже посылать корабль–сеятель к нейтронной звезде, достаточно одного инициатора с гендесом, который создаст боеголовки из антиматерии, чтобы испытать их на астероидах околозвездного диска и взорвать всё к чертям. Так они точно узнают, что мы создаем планетоубийц.

— Все должно быть абсолютно убедительно. Бомбы с антивеществом — это примитивно. Ради святых, мы делали их еще на Земле.

— Тут я согласен с Иреллой, — вставил Энсли. — Из того, что мне удалось извлечь из единого сознания, ясно, что оликсы прилагают адские усилия, чтобы обнаружить и подкараулить людей вдоль того, что осталось от волнового фронта экспансии исхода. Но есть кое–что, чего они точно не ожидают от цивилизации у нейтронной звезды.

— Чего же? — спросило Кенельм.

— Меня. Ирелла права. По логике вещей, эта гипотетическая группа людей не станет создавать очередную приманку. Мы прибегнем к чертовски дерзкому блефу и хитрым уловкам, но это даст нам преимущество.

— Ты хочешь сказать, что предпочитаешь именно этот вариант? — уточнило Александре.

— Эй, приятель, здесь нет никаких абсолютов. Все идеи могут сработать. Но есть степень вероятности, которой лучше следовать, если хотите выиграть — и выиграть по–крупному. Помните, я делал первые шаги еще в горниле Уолл–стрит, во времена ее порочного взлета. Так что да, для меня идея Иреллы на первом месте. Золотой стандарт чистой наглости, если не сказать круче.

— И для того чтобы что–то из всего этого сработало, нам потребуется твое сотрудничество. Что фактически дает тебе право вето.

Деллиан с любопытством взглянул на их старого наставника. Он знал оне достаточно хорошо, чтобы услышать в его голосе недоверие.

— Мы все хотим одного и того же, — сказал Энсли, — но я не уверен, что лобовой штурм сенсорной станции — хорошая идея. К тому времени у ублюдков будет серьезное подкрепление — именно потому, что это самый логичный следующий шаг для тех, кто победил оликсов на Баяне. Они до сих пор точно не знают, что я из себя представляю, потому что червоточина корабля Гостеприимства схлопнулась через минуту после того, как единое сознание отправило по ней корабль предупредить сенсорную станцию. Но они знают, что в системе Ваян есть нечто, что прикончило их корабли, поэтому они максимально усилят оборону и будут вести серьезное наблюдение. Но если половина из них отправится к нейтронной звезде, их силы разделятся, что увеличит наши шансы на успех. Возможен еще вариант, предложенный Элличи, — двинуться в анклав длинным обходным путем. У кораблей, идущих на релятивистской скорости, это займет всего двадцать лет, зато даст оликсам четыреста веков, чтобы усовершенствовать защиту.

— Я думал, время в анклаве идет медленно, — сказал Деллиан.

— Так и есть, если верить неанам. Но если подозреваешь, что опасный незнакомец уже идет надрать тебе задницу, то почему бы невывести свои самые крупные, самые умные боевые средства за пределы пузыря медленного времени? Сорок тысяч лет работы над всяческим оружием — ну и кто бы такого не сделал?

— Если ты полетишь прямо к анклаву, то захочешь, чтобы мы отправились с тобой? — спросило Александре.

На этот раз Деллиан с трудом сдержался, чтобы не нахмуриться. Недоверие наставника было почти осязаемым.

— Конечно, мне бы хотелось, — ответил Энсли. — И не надо скромничать; от команды «Моргана» все равно именно это и ожидалось. Но сорок тысяч световых лет — это чертовски много, особенно теперь, когда у нас есть пара вполне приемлемых вариантов, не предъявляющих к вам, ребята, таких требований. И кто знает, с чем мы можем столкнуться по пути? Плюс еще путешествие в пятьдесят тысяч световых лет назад на Землю, если мы добьемся успеха. Так что я голосую за план Иреллы.

Кенельм еще раз оглядело стол.

— Что ж, на этом этапе мне хотелось бы провести предварительное голосование. С одним условием — план Иреллы не будет включать попытку создать сообщество настоящих людей у нейтронной звезды. Цивилизация–приманка должна быть такой же искусственной, как Ваян, — что, уверено, тоже будет великолепно, — добавило оне, одобрительно улыбнувшись Ирелле. — Кто «за»?

Руки всех сидящих вокруг стола взметнулись вверх — даже рука Александре.

— Дел? — шепнула Ирелла.

И он смущенно осознал, что единственный не поднял руки. Просто… «Они с Энсли так легко переиграли всех. Почему же мне не по себе? Совсем как тогда, на Джулоссе, когда она вычислила, что на самом деле произошло во время аварии. Она не рассказала нам всего. О святые, неужто это потому, что она не доверяет нам сделать то, что нам в конечном счете придется сделать?»

Он медленно поднял руку, сгорая под полными сочувствия ухмылками Элличи и Тиллианы. Но вспышка взрыва «Еретика–мстителя» затмила их лица…

— Что ж, убедительно, — сказало Кенельм. — Мы попытаемся заманить оликсов к нейтронной звезде.

«Черт возьми, на что мы все только что согласились?»

ЛОНДОН декабря 2206 года

Кое–что в Гринвичском центре службы безопасности «Связи» просто собирало на себя пыль. Что ж, еще один показатель, сказавший Кохаи Ямаде, насколько все плохо. До Блиц-2 это округлое помещение содержалось по стандартам операционной. Повсюду сновали маленькие чистильщики, пылесося и полируя каждую поверхность, а фильтры кондиционера удаляли из воздуха любые посторонние примеси. Но без регулярного обслуживания крошки–машины сбоили и в конце концов неизбежно выходили из строя. И теперь гринвичская башня «Связи» управлялась минимальным штатом, выполняющим всего две функции: контроль и обеспечение безопасности жизненно важных межзвездных порталов, снабжающих Лондон электричеством и продовольствием. Хозяйственное и сервисное обслуживание были «временно» приостановлены.

На широких подлокотниках кресла Кохаи темнели многочисленные кольца, оставленные чайными чашками. Каждую смену он приносил с собой термос, печенье и бутерброды. Все щели были забиты крошками. Однако грязь пока никак не влияла на системы, что заставляло подозревать, что большая часть оборудования протянет дольше Блиц-2.

Работа команды Кохаи заключалась в координации действий с Лондонским особым отделом и Обороной Альфа и отслеживании продолжающихся диверсий агентов оликсов. Благодаря на удивление точным данным, получаемым от Юрия, им удалось предотвратить одиннадцать попыток за последние два года, начиная от грубого штурма генераторных станций и заканчивая запуском вирусов в межзвездные порталы, поставляющие Лондону электричество. Единственным отрицательным моментом были ограничения, наложенные Юрием на взятие главарей. Кохаи видел в этом определенную логику — не дать оликсам понять, как много знают люди, и все равно его это дико раздражало. Кроме того, приходилось наблюдать за всем сразу, отслеживать сообщников, пытаясь получить представление о том, что именно планируется дальше.

Этим утром он прибыл в центр рано, как обычно; то, что служило ему квартирой, раньше было офисом руководителя среднего звена на седьмом этаже башни. Кохаи подолгу работал каждый день; все равно ему больше нечего было делать. Свою жену (пятую) ему удалось переправить в безопасное место, в систему созвездия Кормы, откуда ее перевели на Бодард — первый из хабитатов исхода, построенный промышленными станциями на орбите Маламалама. Там она, защитившая шестьдесят лет назад докторскую диссертацию по ботанике, помогала стабилизировать биосферу хабитата, что занимало у нее по много часов каждый день. И почти каждый день они общались — он сообщал невеселые новости о том, как Лондон справляется с Блиц-2, она передавала ему сплетни из Нашуа, куда сбежало все семейство Зангари, — что было похоже на прослушивание какой–то запутанной интерактивной мыльной оперы, грешащей слишком большим количеством персонажей.

Он поудобней устроился в кресле и пролистал «вахтенный» журнал. Ничего примечательного. Маленькая компания продвинутых юзеров из Бэлема пыталась получить доступ к файлам трансзвездного хаба «Связи» Ватерлоо. Неделю назад они отказались от попыток воспользоваться Солнетом и теперь изучали улицы близ оцепленной станции, выясняя, нет ли возможности подключиться напрямую к кабелям передачи данных. Им было это подано под видом похищения энергии — что в общем–то имело смысл, поскольку именно в Ватерлоо подавалось питание с 82-й Эридана, а электричество высоко ценилось в Лондоне эпохи Блиц-2. Но на самом деле целью миссии было внедрение вредоносных программ, и стояла за ней семья Пэйнор, удалившаяся с передовой, запутанными путями перепоручив операцию действующим вслепую капитанам и солдатам преступного мира. Только вот это больше не была семья; Оборона Альфа даже не знала, жив ли еще вообще кто–нибудь из них. Николаи оставалась в их кенсингтонском доме, поддерживая прикрытие для преступной деятельности семьи, одновременно организовывая непрекращающийся шквал диверсий.

Не понимал Кохаи одного — как это так получается, что Юрию, кажется, удается узнавать о планах саботажа раньше кого–либо в Лондоне. Впрочем, он решил считать это частью легенды Юрия Альстера. У кого еще нашелся бы шпион на корабле–ковчеге оликсов?

Он медленно прихлебывал чай. Настоящий индийский листовой чай, который тщательно собирал по кухням заброшенных административных этажей башни несколько недель после переезда сюда. Его запасов хватит еще месяцев на семь. Кохаи решил, что имеет право насладиться последним вкусом цивилизации — в качестве награды за то, что он охраняет Лондон. Он пил и улыбался, поглядывая, как отряд Бэлема околачивается в голых Юбилейных садах, пытаясь просунуть своих синт–мышей под запечатанную крышку люка. Они не знали, что уже окружены офицерами спецотдела в штатском, а под люком, в канализационной трубе, поджидают пять боевых наземных дронов.

На линзы выплеснулось уведомление. Отдел Ген 8 Тьюринга зарегистрировал аномальную активность в районе доков Королевы Виктории. Нахмурившись, Кохаи велел своему альтэго найти дополнительную информацию. Особый отдел вел там наблюдение, но сосредоточено оно было в основном на жилищном комплексе «Икона». Без целевых датчиков и защищенной проводной линии связи вся эта территория оставалась бы невидимой. Покрытие Солнета было хуже некуда, муниципальные сенсоры тонули в грязи. Вот еще связанные файлы: надзор установлен потому, что там проживает Карно Ларсон. Уточнив запрос, Кохаи увидел, что этот человек классифицирован как лицо, представляющее интерес, — финансист, имеющий связи с несколькими крупными семьями, включая Пэйноров.

— Дай картинку, — приказал он.

Сенсоры показали молодого белого мужчину с длинноватым носом, медленно едущего на велосипеде по расчищенной тропке на восток, к Вестерн Гейтвэй. Добравшись до низкого ограждения зеленой зоны вокруг огромного выставочного комплекса, он, вихляя, пересек грязную площадь, бывшую когда–то лужайкой, после чего покатил дальше по широкой дорожке вдоль дока, объезжая древние краны, сохраненные как памятники первоначальному порту. Кроме прочего, проехал он и мимо комплекса «Икона», выходящего на большой док.

Вокруг почти никого больше не было. Выставочный центр надежно отпугивал и жителей, и гостей. Через месяц осады он был отведен под официальное «убежище» для коконов. На первых порах толпы набрасывались на любые коконы, которые могли найти, и уничтожали их — в особенности те, что находились на открытом воздухе и кого не защищали семьи. Затем, когда постепенно стало ясно, что коконы не заразны и жертвы все еще живы — пускай даже извращенным и диким образом, что чужеродные клетки сохраняют их, правительство создало «зеленые зоны», куда их свозили и где они были в безопасности. Кохаи знал, что в выставочном комплексе доков содержится больше восьмидесяти тысяч коконов; сенсоры показывали ему темных глянцевых охранных дронов, патрулирующих периметр. Толстые синие пластиковые трубы качали воду из дока, поддерживая находящиеся внутри коконы. После двух лет уровень воды опустился на пару метров. Как и остатки Темзы, всю поверхность портового бассейна покрывал рваный ковер темно–зеленых водорослей — единственной растительности, уцелевшей в этом городе.

Велосипедист разминулся с несколькими пешеходами, направлявшимися к угловому стеклянному зданию в западном конце дока, в котором Агентство питания гражданского населения оборудовало общественную кухню. Добравшись до конца прибрежной тропы, велосипедист повернул обратно к Вестерн Гейтвэй, повторяя круг. Уже в третий раз за утро. Кохаи наблюдал, как он, чуть–чуть не доехав до громоздкого блока «Иконы», спешился и покатил свой велосипед дальше. Иногда мужчина наклонялся, чтобы снять что–то с шин, или прислонялся к стене, глазея вокруг, или замирал рядом с краном, держась за толстые железные распорки. Так небрежно, так естественно. Но датчики видели, что каждый раз он оставлял «жучок» размером с пуговицу и все они были направлены на здание «Иконы».

— Он что–то выискивает, — объявил Кохаи трем другим оперативникам, сидящим вокруг пузыря дисплея. Ген 8 Тьюринг уже провел процедуру распознавания лиц, но результата не получил.

— Глубокий анализ, — приказал Кохаи.

Датчики наблюдения не были, конечно, первоклассными, но когда несколько из них фокусировались одновременно на одном объекте, они начинали вести детальное исследование. Первой засеченной ими аномалией оказалась разница в цвете кожи темных рук и белого лица. Велосипедист носил кожемаску. Именно в этот момент Кохаи серьезно заинтересовался им.

Ген 8 Тьюриенг тщательно зафиксировал каждую черту, каждое движение маски, после чего приступил к осторожной виртуальной деконструкции. Кохаи следил, как всегда захваченный процессом, как постепенно, один за другим, снимаются ложные слои, под которыми обнаруживается совсем другая личность.

— Ого, парень, — пробормотал он, когда на линзы ему выплеснулось досье Олли Хеслопа. Он знал это имя — имя одного из членов Саутаркского Легиона, подозреваемого в побеге во время рейда на Личфилд–роуд два года назад. — Где же ты прятался, Олли, и чем ты сейчас занимаешься?

ЗВЕЗДНАЯ СИСТЕМА КОРМА декабря 2206 года

Луи наблюдал за развертыванием портала корабля Ответного Удара, когда поступил вызов Элдлунд. Он вздохнул, мысленно посетовав на «удачно» выбранное другом время, но невольно улыбнулся, понимая, что означает этот вызов.

— Мы готовы, — сказало Элдлунд. — Черепахи добрались до конца озера.

— Уже иду.

Луи отключил защищенный канал связи со станционным Ген 8 Тьюрингом, контролировавшим развертывание, и погружающий дисплей, окружавший его кресло, скользнул прочь, как разорванный ветром туман. Луи сидел в одном из трех кресел–кроватей в небольшом шестиугольном помещении, освещавшемся только излучением размещенного посередине пузыря дисплея, проецирующего шар космического пространства диаметром в миллион километров с угнездившейся посередине Землей. Крошечные янтарные значки скользили вокруг осажденной планеты роем светляков — каждый из них означал корабль оликсов, а «Спасение жизни» зловеще краснело на L3^[4], прямо напротив Луны. Корабль–ковчег прилетел сюда сразу после начала вторжения, устроившись на стабильной парковочной орбите, где и принимал транспортные корабли, доставляющие новые коконы. На расстоянии двухсот тысяч километров медленно перемещались, занимая позиции, зеленые значки, еще не обнаруженные оликсами.

После уничтожения основной базы на Луне кораблями Избавления Оборона Альфа рассредоточилась по ряду второстепенных локаций. Станция безопасности в системе Кормы была назначена центром управления операцией Ответный Удар. Это было логично; в Корме базировалось множество промышленных систем, первоначально ожидавших плана терраформирования планеты. Все они были задействованы в проекте хабитатов исхода, основным компонентом которого были новые расширяющиеся порталы, разработанные учеными «Связи» на основе машин оликсов, захваченных во время боев в Лондоне. В отличие от старых порталов фиксированного размера, которые приходилось подвязывать, эти могли увеличиваться самостоятельно. Имелись, конечно, ограничения; портал диаметром десять сантиметров не мог расшириться до ста метров. Но пятидесятиметровый портал вполне мог увеличиться до полукилометра. Последнее поколение, находящееся в данный момент в стадии разработки, предполагало расширение до шести километров — через такой портал вполне мог пройти хабитат.

Когда фаза модернизации проекта «Еретик–мститель» завершилась, Луи перешел в команду развертывания, руководившую тайным размещением расширяющихся порталов Ответного Удара над Землей. Этот этап не был ни опасным, ни трудным, требовалось только присматривать за Ген 8 Тьюрингом, определяющим направления полета. Как дополнительное преимущество — мать считала, что именно этим он и будет заниматься во время самого Ответного Удара. То, что она тоже работала в системе Кормы над планом исхода, оказалось и благословением, и кошмаром одновременно. Она виделась с ним регулярно, что помогало ей успокоиться — и поддерживало легенду о том, что он все еще трудится помощником Юрия (что было отчасти правдой). Несмотря на то что она являлась одной из ведущих фигур в управлении производственной программой хабитата исхода и часто присутствовала на совещаниях по Ответному Удару, миссия «Еретика–мстителя» выходила далеко за пределы ее компетенции. И Луи был благодарен за это — потому что, если бы она узнала, чем он на самом деле будет заниматься в процессе Ответного Удара, ему пришлось бы чертовски дорого заплатить.

Он шагнул через портал в сверхсекретный офис команды «Нокдаун». С учетом того, что это был самый важный аспект Ответного Удара, доступ сюда разрешался всего пяти людям. Комната была почти такой же, как та, что он только что покинул, за исключением того, что в кресле перед пузырем дисплея сидело Элдлунд. Проекция тут была мрачноватой — плоский пустынный пейзаж, укрытый зернистым туманом, озаренный сверху ярким мигающим светом.

— Хорошо выглядишь. — Элдлунд лучезарно улыбнулось Луи.

— Э, да. Спасибо. И ты. Пришло сюда прямо с вечеринки?

Оне было одето в длинное струящееся платье — лиловое, бархатное — с длиннющим разрезом сбоку. На миг Луи задумался, кто же тот счастливчик, с которым у Элдлунд было свидание.

Элдлунд рассмеялось:

— Ты очень мил. Ну, как там Гвендолин?

— В порядке. Занята. Как и все мы.

Интереса Элдлунд к матери Луи сам Луи никак не мог понять. Конечно, она мила, но она — его мать. Они с Элдлунд очень сблизились за последние два года, так что принять эту влюбленность Луи было ужасно трудно.

— Не совсем как мы, — поддразнило Элдлунд. — Учитывая, куда мы направляемся…

— Да, но она не должна ничего узнать. Она ударится в панику, а я этого не вынесу.

— Безусловно. Стресс добрался и до меня.

— Эй, с нами все будет в порядке. Наши скафандры самые лучшие, и я тебя прикрою. Всегда.

— Знаю. Взаимно, кстати. — Оне посерьезнело. — Наши «проныры» покинули залив Гилберта.

Луи сканировал пузырь, пока его альтэго извлекало информацию из сети Нокдауна. На этом этапе операции их задачей было разместить порталы по окружности Солт–Лейк–Сити, где приземлялись корабли оликсов, готовясь к обрушению городского щита. Подобраться туда физически было делом нелегким — с учетом сенсорной технологии оликсов. Биоборги, которых Кандара пыталась использовать в качестве отвлекающего фактора во время провалившейся миссии по хабитату Макдивитт, доказали, что оликсы способны распознать подделку, так что команда «Нокдаун» выбрала для своих «проныр» биологический подход.

«Проныры» Нокдауна с восьмибуквенной ДНК в составе очень напоминали черепах. Сорок сантиметров в длину, они больше трех месяцев росли в особых чанах. Но вместо коротеньких медленных толстых ножек, которыми обладали «подлинники», их снабдили длинными извилистыми конечностями, двигающимися как змеи, что делало их относительно быстрыми. Покрывающие панцирь клетки–хамелеоны позволяли «черепахам» сливаться с ландшафтом. Луи сомневался, что это потребуется, с учетом того окружения, в котором им придется действовать, но биологи оседлали волну успеха, так что объекты прошли проверку без возражений. Внутренние органы «проныр» были более–менее стандартными, хотя «черепахи» могли выдерживать куда более высокие температуры, чем обычные животные, а мозг им заменяла сложная сеть бионейронных схем. Пятисантиметровый расширяющийся портал размещался в полости под самым панцирем, обеспечивая безопасную связь.

— Покажи, — велел Луи Ген 8 Тьюрингу.

Пузырь дисплея переключился на простую карту Солт–Лейк–Сити, сосредоточенного вокруг залива Гилберта. Изображение с датчиков поступало неоднородное, напоминая лоскутное одеяло; оликсы уничтожили все низкоорбитальные спутники–шпионы, но большинство высокоорбитальных скрытых систем Обороны Альфа функционировали и обеспечивали приличное разрешение. Визуально почти весь штат Юта обволакивал вихрящийся облачный покров, подобный юпитерианскому, в центре которого флюоресцировал фиолетовым Солт–Лейк–Сити. Из перисто–кучевого кургана то и дело вырывались зигзаги молний, врезаясь в толкучку вторичных торнадо, беснующихся над озерами и горами вокруг города.

Элдлунд передернуло от этого зрелища:

— Проклятье, как же я счастливо, что мы не там, внизу.

— Довольно скоро мы будем там, — напомнил Луи, переключил дисплей в режим наложения и дал крупным планом изображение береговой линии залива Гилберта на южной оконечности Большого Соленого озера. Которого больше не существовало. Даже в обычные времена огромный водоем каждое лето из–за сильного испарения практически пересыхал Теперь, когда четыре корабля Избавления интенсивно бомбардировали городской щит энергетическими лучами, перенасыщенная электричеством окружающая атмосфера за семь месяцев осады полностью опустошила непрерывно кипевшее озеро.

Двадцать пять «проныр» прибыли с севера, скользя по теплым гранулам озерного дна. Теперь тройка лидеров продвигалась по покоробленной асфальтовой ленте, бывшей когда–то трассой I-80. Остальные следовали за ними. Луи активировал прямую связь, получив возможность смотреть глазами первой «черепахи». Земля представляла собой нагромождение изломанных плит соединявшей штаты магистрали и высохшего кустарника. Изображение было настолько затуманенным, что он сперва подумал, что связь неисправна, но потом сообразил, что воздух на самом деле засорен песком и частицами грязи, поднятыми с земли ураганными ветрами. Низкие темные тучи синюшного оттенка гноящейся плоти быстро неслись над головой. Он знал, что по ту сторону трассы I-80 поднимается хребет Окер, а вдалеке должен маячить пик Кесслера. Но даже модернизированные органы чувств «проныры» не позволяли разглядеть ничего, что находилось дальше двадцати метров.

— Давай их рассредоточим, — предложило Элдлунд, — а затем двинем вперед. Эти горы и в обычных условиях довольно суровы, а уж при таком ветрище…

— Ладно.

Луи вообразил черепах фигурками на шахматной доске — хотя не видно было ни квадратов, ни противника. Где–то впереди, в вихре, расположились вдоль вершины хребта Окер транспортные корабли оликсов, готовые ринуться в атаку, едва упадет щит. Луи направил «проныру» вперед, загрузив курс в программу инерциальной навигации. «Черепаха» ускорилась, заскользив по зазубренным скальным выступам, отмечающим начало предгорий. Зыбкие струи тумана стекали со склонов и исчезали так же быстро, как и появлялись. Температура воздуха поднялась выше двадцати градусов по Цельсию.

— Надеюсь, наши скафандры будут достаточно хороши, — пробормотал Луи.

— Лим проделала огромную работу. Мы будем первопроходцами, а они — первыми вещами, сотворенными первыми инициаторами, созданными людьми. Круто, правда?

— Я бы даже сказал — огонь.

— Любишь ты все мрачное. Сосредоточься на хороших новостях. Должны же такие быть.

— Верно. Вообще–то мы можем найти выход на Николаи.

— Да ну?

— Кохаи выследил какого–то отморозка из низов, которым они надеются манипулировать. Если сыграть наверняка, они смогут прекратить диверсионную деятельность оликсов в Лондоне так, что единое сознание «Спасения» даже не узнает, что мы читаем его мысли. А нам это нужно. Лондонский щит вот–вот не выдержит.

— Все настолько плохо? Как в Солт–Лейк–Сити?

— Думаю, еще хуже — Лондону осталось несколько часов. Мама реально беспокоится. Папа все еще там, на Земле, играет в хорошего парня, занимается своей благотворительностью.

— Сочувствую ей.

Луи сосредоточился на маршруте, ведущем в горы.

ЛОНДОН 10 декабря 2206 года

Больше века назад передняя часть железнодорожной арки была заколочена рифлеными железными листами, так что внутри оказалось темно и на удивление прохладно. Толстая кирпичная кладка даже приглушала постоянный шум терзаемого щита, изгибающегося над головой. Фонарик Олли бросил яркий луч на грубый пол. Олли тащил тяжеленную бутыль с водой для кулера. В глубине, в двадцати шагах от него, за защитной линией заряженных крысоловок лежали на земле коконы Бика и бабули. Олли с Лоло перенесли их сюда, в арку, через пару недель после начала Блиц-2. А куда еще? Если бы он доставил их в одно из официальных убежищ, устроенных властями, службы безопасности и полиция засекли бы его. Так что он считал своим долгом присматривать за ними, содержать в чистоте, целости и сохранности.

Он осветил фонариком жуткую массу трансформированной плоти, бывшую прежде их туловищами. Теперь они почти не отличались. Оба стали одинакового размера, а множество черт, делавших раньше их лица такими индивидуальными, постепенно стиралось, исчезало, как глаза, уши и рот, так что черепа обтягивали только пустые кожаные маски. Из каждого туловища выползали корни, похожие на нити из белого воска, запуская усики в сырую почву в поисках простейших питательных веществ.

Между двумя коконами стоял маленький столик, на нем — почти пустая бутыль. Олли отодвинул ее и поставил новую так, чтобы та чуть–чуть нависала над краем. Убедившись, что все установил правильно, он повернул краник внизу. Вода медленно закапала на землю, на корни, образовавшие в этом месте что–то вроде воронки. Разыскивая в Солнете информацию, как ухаживать за коконом, — как и многие, не пожелавшие расстаться с любимым членом семьи, — он узнал, как важно регулярно снабжать их водой.

Олли слабо улыбнулся, глядя сверху вниз на изуродованное лицо брата.

— Я близко, Бик, — пообещал он. — Теперь действительно близко, угу? Я выясню, где прячется Николаи, и тогда все будет с вами в порядке. Поверь мне, чего бы это ни стоило. Я заставлю эту суку вырастить тебя заново, сделать таким, каким ты был, понимаешь? Тогда ты сможешь заниматься своим паркуром сколько тебе угодно.

Каждый раз он надеялся хоть что–то увидеть, хотя бы крохотное подергивание кожи, которое показало бы, что Бик слышит его. Люди в коме знают, что происходит вокруг них, верно? Но сейчас, как и всегда, то, что осталось от Бика, не шевельнулось.

— Скоро увидимся, братец.

Лоло ждало в отделенной занавесом части производственного ангара, зажигая лампы. Оне умиротворяюще улыбнулось Олли.

— Они в порядке?

— Да, конечно. — Олли ткнул большим пальцем в сторону печей. — Чуешь что–нибудь?

— Нет. А что?

— Да я вроде как чувствую запах дыма. Одну из дверок, должно быть, перекосило.

— Или дело в воздуховодах.

— Завтра утром проверю.

— Я тоже могу это сделать. Я, знаешь ли, не нахлебник.

— Спасибо.

Он одобрительно наблюдал, как Лоло залезло на кровать и потянулось, чтобы запереть световой люк в потолке. Короткая футболка оне высоко задралась, открыв подтянутый живот.

— Миленько.

Лоло шаловливо усмехнулось и спрыгнуло на пол.

— Спасибо.

Они поцеловались, обнявшись. Поцелуй был легкий, нетребовательный, обещающий близость позже. Мысль о скором сексе повысила настроение Олли, выведя его из меланхолии, вызванной посещением коконов.

— Сперва мне надо замесить тесто, — сказало Лоло и шагнуло к столу с мраморной столешницей, которым пользовалось для готовки.

— Ты это так называешь?

— Какой ты порой примитивный. Я экспериментирую со слоеным тестом. А его трудно правильно сделать вручную.

Неодобрительный тон ни на мгновение не обманул Олли. Он стащил с себя одежду и — да, бросил ее в корзину для белья, как будто они были давным–давно женаты или что–то типа того. По крайней мере, печи давали им достаточно энергии, чтобы пользоваться стиральной машиной; стирка вручную была бы просто невыносима.

Под стук и шлепки, с которыми Лоло отбивало и раскатывало тесто, Олли растянулся на кровати и погрузился в изучение файлов, стекающихся с устройств наблюдения, которые он установил вокруг «Иконы» сегодня утром. Он велел Таю выводить изображения каждого, входящего в здание или выходящего из него. Таковых оказалось не слишком много. Это его не удивило. Несмотря ни на что в Лондоне в эти дни царила добропорядочность, витало некое ощущение единения, которого не избежал даже такой циник, как он. Соседи сплотились. Люди заботились друг о друге. Все как бы уравнялись. Но не в Доклендсе. Наверное, это «зеленая зона» со множеством коконов вызывала некое отторжение. Если уж ты жил там, значит, у тебя не было выбора.

За четырнадцать часов, прошедших с его визита туда, через двери «Иконы» прошли только восемь человек. Олли занялся просмотром. Государственные досье всё еще существовали — просто добраться до них стало проблемой. Нижней сети не стало — ее разнесли Ген 8 Тьюринги службы безопасности в жестокой войне с вирусами, когда начались диверсии оликсов. То, что осталось от Солнета, представляло собой сильно усеченную версию, контролировать которую властям было проще простого. Так что ему пришлось прокладывать затейливые маршруты, применяя все уловки, каким его только успел научить Гарет.

Он был разочарован тем, что сам Ларсон не воспользовался дверями комплекса, но ведь Брендон Шамдер говорил, что этот человек никогда не покидает своих апартаментов. Однако Тай идентифицировал Сеста Оджерса, который вошел в двенадцать тридцать с вместительной эко–сумкой, а в час двадцать пять вышел — уже без сумки. Файлы, извлеченные Таем из лондонского торгового реестра, показали, что Оджерс был антикваром и участвовал в нескольких коммерческих предприятиях. Он даже был совладельцем компании, устроившей в две тысячи девяносто пятом пару шоу.

— Один есть! — крикнул Олли.

Лоло оглянулось:

— Что — один?

— Путь к Ларсону. Чувак по имени Сест Оджерс. Он торгует тем дерьмом, что нравится Ларсону. Судя по всему, он все еще проворачивает сделки, и у меня есть его адресок.

— Ох.

— Да ладно, мы два года преследовали Николаи. Пока это лучший выстрел.

— Знаю. — Лоло со вздохом отложило тесто, подошло к кровати, проскользнуло между белыми занавесями и легло рядом с ним. — Просто… Николаи другая. Если ты прав, она работает на оликсов.

— Если я прав?

— Олли. — Оне прижалось к нему, пылко поцеловало. — Будь осторожен. Пожалуйста. Пообещай мне.

— Эй, я не собираюсь сейчас все испортить. Я слишком много на это поставил. Бик и бабушка зависят от меня.

— Да.

— Ого, какая страсть.

— Прости, просто… — Оне погладило щеку Олли, потом провело пальцем вниз, к тонкому черному страховочному ошейнику. — Зачем тебе это?

— Ты знаешь зачем. Само только что сказало. Николаи работает на оликсов, так что неизвестно, кто ее защищает. А мне нужно подобраться к ней совсем близко. Лично.

— Я боюсь. За тебя. Не только Бик и твоя бабушка нуждаются в тебе. Я тоже — особенно сейчас. Должен быть кто–то еще, кто сможет это сделать. А ты не можешь просто… сдать их?

Олли фыркнул:

— Если бы я думал, что это принесет хоть какую–то пользу, я бы мигом переслал все имеющиеся у меня файлы в особый отдел. Но ты же сталкивалось с ними, помнишь? Славное то было времечко?

— Нет.

— Значит, решено.

ЛОНДОН декабря 2206 года

Взять Сеста Оджеса оказалось легко. Легче, чем ожидал Олли. Олли появился у него дома, разыгрывая отчаянно–невинное представление о том, как он жаждет продать модель «Ночной звезды» за крипжетон, полный ватт. Оджес не стал бы покупать модель для себя.

— В наши дни этот рынок мал и убог, приятель. И у меня больше нет таких денег. Но я знаю кое–кого, у кого есть.

Гонораром посредника стала наполовину заряженная квантовая батарея. Олли не пытался торговаться. Легкая добыча. С Ларсоном связались, и тот согласился встретиться. Но Олли должен был предоставить модель для проверки, чтобы доказать, что время не тратится впустую.

Так что он снова катил в Доклендс, на сей раз с «Ночной звездой», грохочущей в прицепчике позади. У него никогда не было периферийного оружия, как у некоторых в Легионе. Вместо этого он надел куртку, снабженную системами, выдранными из костюма–невидимки, провел диагностику вирусов, закачанных Таем, и сунул нервно–паралитический пистолет и синт–слизней в ангар «Ночной звезды». А еще пристегнул к предплечью двадцатисантиметровый керамический нож, спрятав его под рукавом куртки.

У входа в «Икону» обнаружился старомодный домофон с настоящими кнопками для каждой квартиры. Когда Олли нажал ту, что вызывала пентхаус на третьем этаже, Тай воспользовался вшитыми в куртку пассивными датчиками, проверяя, не ведется ли сканирование. Но единственной засеченной им электрической активностью был слабый ток на панели интеркома, питающий камеру.

Из домофона раздался голос Ларсона:

— Поднимайся и захвати модель.

Замок зажужжал и щелкнул.

Олли не ожидал, что ему придется тащить «Ночную звезду» — к тому же по трем лестничным пролетам. Модель не была слишком тяжелой, но поднять ее по извилистой лестнице, не ударив при этом о стену, оказалось чертовки трудной задачей.

Он весь вспотел, когда добрался до третьего этажа и шагнул в длинный коридор с полудюжиной дверей. Окон тут не имелось, но одна из дверей была открыта, и из проема сочилось немного света. Проходя мимо, Олли увидел, что квартира разграблена. Тай засек активную локальную сеть, сканирующую его при помощи размещенных вдоль коридора датчиков, вошел в узел и запустил в систему несколько вирусных пакетов.

У двери в конце коридора не оказалось ручки; вместо нее в центре горел одинокий красный светодиод. Олли встал прямо перед ним — со смущенным видом, свойственным любому проходимцу в подобном случае.

Раздался тихий щелчок, и дверь приоткрылась на пару сантиметров.

— Заходи, — пригласили его изнутри. — Автодоводчики не работают, так что придется толкать.

Эта дверь была, пожалуй, потяжелее двери банковского сейфа. Поначалу шла она трудно, но, когда Олли надавил посильнее, створка плавно, словно скользнув по маслу, откатилась назад. Олли ввалился внутрь, держа перед собой «Ночную звезду». Тай выплеснул на линзы отчет о проникновении вирусов, просочившихся незамеченными в системы пентхауса. Ларсон явно относился к своей безопасности куда серьезнее Шамдера. В стенах и потолке пряталось пять стволов. Кроме того, тут имелась тайная комната–бункер. Тай отключил чужое оружие.

Олли выглянул из–за пурпурно–черной мозаики изогнутых крыльев «Ночной звезды». Пентхаус открытой планировки представлял собой единственную двухуровневую залу с высоким потолком и остекленной стеной–окном, выходящей на Королевский док. Когда–то, давным–давно, это было шикарное местечко для жилья, но теперь… Повсюду теснились высокие стеклянные шкафы–витрины, напоминающие надгробные камни, превращая обширное пространство в мавзолей вымершей треш–культуры. Другой мебели в помещении не наблюдалось. Каждый сантиметр полок был заполнен статуэтками, игрушками, фирменными фигурками и значками, но места для коллекции все равно не хватало. Олли удалось сделать ровно шесть шагов — дальше пройти не получилось. В проходах громоздились пластиковые коробки, переполненные всяческим хламом. Модели всяческих машин, перемешавшись с пушистыми инопланетными существами, формировали длинные необузданные дюны, которые теснили волны настоящих бумажных книг, чьи броские цветастые обложки медленно тускнели, убиваемые энтропией. Подписанные постеры древних блокбастеров в причудливых готических рамах сплошь покрывали две стены. Последняя стена была сложена из экранов, установленных один на другой, подобно огромным стеклянным кирпичам. Большинство из них были мертвы, и только на нескольких живых прямоугольниках разыгрывались шоу, популярные больше века назад. Олли они показались окошками в странное альтернативное прошлое, которое — с учетом Блиц-2 — сейчас выглядело довольно–таки заманчивым. На центральном экране шел эпизод с «Ночной звездой».

Он озадаченно уставился в пол у своих ног. Пути дальше и вправду не было — разве что прямиком по всем этим бесценным сокровищам.

— Эй, есть тут кто?

— Добро пожаловать, добро пожаловать, — раздался над головой голос.

Олли решил, что это динамик, но все равно вскинул глаза, поскольку внимание его привлекло какое–то странное движение. Под потолком помещения тянулись железные балки, выкрашенные в черный — как и бетон, который они поддерживали. Теперь они служили направляющими для промышленного подъемного механизма. У Олли отвисла челюсть. Карно Ларсон висел на металлических тросах подъемника. Он был непристойно грузен, его туловище представляло собой дряблый жировой шар, обтянутый блестящей зеленой тогой, которая больше напоминала бинты, повязку, чья задача — не показать ни полоски кожи. Руки и ноги его тоже были громадными — толстенными придатками, настолько раздутыми, что казалось, они вовсе не способны двигаться. Мясистая голова вырастала прямо из тоги, без всяких признаков шеи, складки кожи лоснились, покрытые испариной. Всклокоченные седые волосы были собраны сзади в хвост и перевиты оранжевыми кожаными шнурками.

На «сбруе», удерживающей его, виднелись различные модули, которые, как сообщил Олли Тай, были медицинским оборудованием. От них тянулись всякие трубки, ныряющие в щели между полосами ткани тоги. Трубки качались и подрагивали, по ним толчками бежала какая–то жидкость.

Глядя, как Ларсон скользит к нему, точно уподобившийся дирижаблю Питер Пэн, Олли почти поверил в то, что этот человек стал жертвой пошедшего как–то чертовски не так окукливания. Подъемник остановился, двигатели громко зажужжали, опуская Ларсона вниз, на груду древних товаров. Шарообразные ноги коснулись стопки роскошных иллюстрированных книг, явно с научной фантастикой, которые начали прогибаться под страшным весом.

— Какой великолепный… — Ларсон сделал паузу, и голова его чуть наклонилась, так чтобы он смог втянуть воздух из трубки. — …экземпляр.

— С вами всё в порядке? — выпалил Олли, ляпнув глупость похлеще любой, выданной когда–либо Ларсом.

— Всё в полном порядке, мой дорогой друг. Долго в наши времена не проживешь, не пойдя на кое–какие компромиссы.

Еще как, хрен собачий.

— Точно.

— Да–да, в эти печальные времена я чувствую себя весьма привилегированным. Я последний из ныне живущих, ценящий культуру эфемерной современности. — Моторы снова загудели, и тонкие проводки, которых Олли раньше не замечал, подняли руки Ларсона, придав ему позу благословения, как будто он был марионеткой невидимого божества. — И каждая реликвия, которую я возжелаю, приходит ко мне, что доказывает твое присутствие. Я стал главным хранителем этого восхитительного жанра человеческого творчества. И посему я решил, что, когда придут оликсы, я встречу их здесь и введу в мой храм несравненного художественного богатства. Вместе мы понесем сию уникальную коллекцию к Концу Времен. Их бог возрадуется дивному дару.

— Э–э–э… — Олли разочарованно вздохнул, осознав, что Ларсон абсолютный псих. Но в его сумасшедшей башке все равно хранилась информация о местонахождении Николаи. — Изолировать пентхаус, — велел он Таю.

— Сделано.

— Пожалуйста, приподними «Ночную звезду», — попросил Ларсон. — Выглядит воистину великолепно. Говоришь, это ручная работа?

Улыбающийся Олли протянул «Ночную звезду», точно предмет религиозного культа.

— Тай, отключи подъемник.

Сияющий лоб Ларсона сморщился: он нахмурился.

— Что–то не так.

Толстяк вновь присосался к трубке и вдруг издал дикий мяукающий звук: тросы барабанов лебедки, удерживающие его, начали раскручиваться. Он запрокинулся назад — смехотворно медленно, как будто гравитация не вполне властвовала над ним. Игрушки и книги, на которые он приземлился, с хрустом мялись и сплющивались под тяжестью туши.

Олли запустил руку в ангар «Ночной звезды» и вытащил нервно–паралитический пистолет. Хотя мысль о том, чтобы применить его к Ларсону, уже не казалась ему хорошей идеей. Кто знает, что произойдет с таким телом, если откажет нервная система? Тай торопливо выплескивал данные с медицинских модулей толстяка. Олли не разбирался в подробностях, но количество янтарных значков сильно тревожило. Он выудил из «Ночной звезды» синт–слизней и перелез через нелепые сувениры, встав так, чтобы Ларсон мог его видеть.

— Возьми… возьми…

Ларсон, задыхаясь, судорожно грыз трубку для воздуха.

— Что взять? Нет, послушай, мне плевать на этот хлам. Я здесь, чтобы выяснить, где сейчас Николаи. Это всё, что мне нужно, понимаешь? Ну, где дом семьи Пэйнор, в котором она скрывается? Скажи мне, и я опять подвешу тебя.

Испуганные глаза Ларсона не отрывались от него.

— Скажи.

Олли поднял свой козырь, своих слизняков, вспоминая речь, которую толкнул Шамдеру. Хотя, если честно, он не был уверен, что сумеет найти в этой туше хоть какую–нибудь кость без больничного сканера.

— Я… я… помогите!

Олли стиснул челюсти: несколько медицинских иконок покраснели. Но он должен был это сделать. И быстро, потому что…

— Это синтетические слизни, а этот их блеск… Ладно, забудь. Они как бриллианты. Они и есть бриллианты. Действительно лучшие друзья девушек, потому что чертовски тверды, как я. И я позволю им съесть тебя — э, нет, проесть в тебе ход. Ага. Это будет очень больно. Если ты не…

Целый ряд медицинских значков Ларсона покраснел. Один из модулей на его «сбруе» хрипло завизжал, видимо, подавая сигнал тревоги.

— Черт! — рявкнул Олли.

Рот Ларсона слабо открывался и закрывался. Толстые пальцы подергивались, как пытаемые током черви.

— Воздух? — выкрикнул Олли. — Тебе нужен воздух?

Он бухнулся на колени и попытался приподнять голову Ларсона. Груда мусора, на которой он балансировал, угрожающе поехала, встряхнув их обоих. На одно жуткое мгновение Олли показалось, что чудовищная туша вот–вот навалится на него. Между губ Ларсона торчал синеватый язык.

— Что не так? — Олли уже выл. — О черт, черт, черт! — Медицинские модули пытались отправить экстренный вызов в специализированную кардиологическую клинику в Челси, но вирусы Олли блокировали сигналы. — Нет! Нет, пожалуйста! Скажи мне, где Николаи. Пожалуйста! Я вызову скорую. Клянусь. Они тебя спасут. Только скажи!

— У него остановка сердца, — сообщил Тай.

— Нет, нет, нет! Как он может!

— Жизненные показатели на нуле.

Олли умоляюще уставился на пустое лицо Ларсона.

— Где Пэйноры?

— Полиорганная недостаточность. Поддерживающие медицинские системы не способны обеспечить функционирование основных систем организма.

Ларсон перестал дышать.

— Ты кусок дерьма! — возопил Олли и ударил ублюдка, ударил кулаком прямо в гнусную жирную рожу. И еще раз. И еще. Ничего. — Ублюдок! Тупой безмозглый ублюдок! Как ты посмел это сделать? Почему? — Олли откинулся назад, неверяще глядя на свой единственный шанс найти Николаи и спасти бабулю и Бика.

Два года. Два гребаных года, чтобы найти его. А он, сука, взял и ПОДОХ?

Олли не помнил, как спустился по лестнице, как вышел из здания «Иконы». Только когда свет и гул лондонского дьявольского неба снова накрыли его, он опять начал замечать внешний мир. Дома и доки обернулись смазанными серыми пятнами. Даже резкая смена данных, выплеснувшихся на линзы, не особо привлекла его внимание. И только слова Тая «На тебя нацелено восемь лазеров» встряхнули Олли, заставив сфокусироваться на окружающем пространстве.

За углами ближайших зданий прятались военные в черной броне. Наверху, прямо над крышей «Иконы», зависли три уродливых городских противоповстанческих дрона. Куча стволов — неужто и вправду восемь? — смотрели на него.

Олли вскинул сжатые кулаки, беззвучно вопя от ненависти.

— Олли Хеслоп, вы арестованы, — громыхнул неприятный, словно бы механический голос. — Деактивируйте всю периферию и опуститесь на колени. Заведите руки за голову, сцепив пальцы в замок.

— Хрен вам! — взревел в ответ Олли. По щекам его текли слезы. Он поверить не мог, что это происходит на самом деле. Он вошел в «Икону», готовый узнать, где Николаи, чтобы начать спасать бабулю и Бика. А теперь он остался ни с чем, и особый отдел нашел его. Бик и бабушка пропали, их заберут оликсы, когда Лондонский щит наконец рухнет.

— Повторяю. Деактивируйте всю периферию…

— Нет! — Он шагнул вперед, тыча пальцемв свой черный ошейник. — Просканируйте это, говнюки! Ну же! Давайте! Видите? Видите, что это? Я воспользуюсь этим, клянусь, воспользуюсь! Просто отвалите и оставьте меня в покое! — Слезы побежали быстрее, из содрогающейся груди рвались жалкие рыдания. — Оставьте меня в покое, — провыл он. — Вы победили. Понятно? Ура, черт возьми, ура. Чего вам еще нужно? На Загреус вы меня уже не сошлете. Все равно мы все превратимся в коконы, так какой, к чертям, смысл?

Он привалился к стене и медленно сполз по ней, уронив голову, чтобы ничего не видеть, и продолжая рыдать. А когда слез не останется, когда все мысли оцепенеют — он это сделает. Ошейник действительно был страховочным. Начиненный взрывчаткой, он обезглавит его мгновенно; взрыв разнесет череп, расплескает мозг. Оликсы не сумеют окуклить его.

Это единственная победа, которая у него осталась.

Двадцать минут спустя он все еще не двигался. Слезы иссякли сами собой. В голове прокручивались воспоминания о прежних временах. О проказах Бика. О бабуле, всегда напряженной и измотанной, пытающейся вырастить двух мальчишек, заставить их ходить в школу, не позволить им связаться с дурной компанией. «Нет. Не им. Мне. Именно я подвел ее. Нужно было мне остаться в университете. Зачем я позволил себя вышвырнуть? Нельзя было возвращаться в Легион.

Вот почему я оказался в итоге здесь. Вот почему мы все здесь. Я был дико глуп, помогая оликсам. Я сделал это с Лондоном. Со всем миром».

Плотную пелену черного горя всколыхнул звук приближающихся шагов. Он вздохнул и сосредоточился на иконке ошейника. Последнем, что он увидит в жизни. Вот, сейчас…

— Олли, дорогой.

Пол. Ный. На. Хрен. Атас!

Олли истерически захохотал. Он был на самом дне, в самом худшем состоянии, в каком только может пребывать человек, — но нет, оказывается, имелся–таки способ опустить его еще ниже. И кто же тот единственный, кто сумел это?..

— Что ты тут делаешь?

— Олли, пожалуйста, не надо.

Он поднял глаза. Лоло стояло в десяти метрах от него — в алом летнем платье в крупный белый горошек, отливающий под дьявольским небом болезненно–лиловым. Несмотря на это, выглядело оне потрясающе. На прекрасном лице читались печаль, и тревога, и любовь.

— Я беременно, Олли.

Тело Олли отключилось. Все до единого мускулы окаменели. Как и легкие. Как, кажется, и сердце.

«Должно быть, я привел в действие ошейник. И не один раз. И это ад — тот же мир, но после каждой смерти все хуже и хуже».

— Прости, — продолжало Лоло. — Я должно было сказать тебе. Я хотело сказать. Но не могло выбрать подходящее время. Пожалуйста, это Кохаи Ямада. Выслушай его. Все совсем не так плохо, как ты думаешь, Олли. Правда–правда.

Рядом с оне стоял мужчина с неподвижным от омолаживающей терапии лицом, в ветровке с логотипом «Связи». Олли захрипел, с мучительным трудом протолкнув в себя глоток воздуха.

— Привет, Олли, — сказал Кохаи. — Мы тоже хотим заполучить Николаи. И мы знаем, где она. Ну как, интересно?

МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО Год 5 ПП

За шесть часов до отлета «Моргана» Ирелла сидела на краю кровати, глядя прямо перед собой, на неактивную текстурную стену каюты. Оптика опять проигрывала перед ней все тот же файл. С тех пор как записала, она просматривала его по крайней мере раз в день и все равно каждый раз чувствовала легкий укол вины.

«У меня не было выбора. Надеюсь, они поймут».

— Нельзя продолжать совещаться и откладывать решение до появления какого–то мифического консенсуса, — говорила она в записи. — Это не настоящее лидерство, а в его отсутствии мы виноваты, виноваты тысячи лет. Иногда просто нужно сделать выбор — потому что если ты в состоянии сделать выбор, значит, ты имеешь на это право. Обстоятельства таковы, что иного выбора у нас нет, кроме как создать вас. Цивилизация, которой мы даем начало, сходна с моим поколением. Как и вас, нас родили не спрашивая. Из–за обстоятельств, в которых мы оказались, у нас не было выбора, как прожить нашу жизнь. Но, в отличие от нас, у вас свобода выбора будет. Это самый ценный подарок, который я могу вам сделать. Сам факт того, что вы родитесь одни, в этом уникальном месте, дает вам свободу. Вы можете выбирать, помогать ли борьбе, длящейся вот уже десять тысяч лет… или нет. Эта способность — единственное, чего у вас не отнять. Конечно, я надеюсь, что, сделав выбор, вы решите присоединиться ко мне. Но если нет, я желаю вам всего наилучшего на вашем пути к той цели, которую вы для себя наметили.

Запись кончилась. И, как всегда, с губ Иреллы сорвался тихий вздох. «Теперь слишком поздно беспокоиться». Она никогда до конца не понимала, почему сожаление сжигает ее каждый раз, когда она проигрывает запись. «Я все сделала правильно». Хотя судить будет история. «Если останется хоть кто–то, чтобы пересмотреть человеческую историю».

Может, совсем не вина была причиной ее тревоги, а осознание ответственности, которую она на себя взяла, ее самонадеянность. Масштаб сделанного ею был колоссален, и только один человек разделял это — что отнюдь не снимало с ее плеч бремени обязательств.

Дверь каюты открылась, и вошел Деллиан, сопровождаемый дистанционкой, нагруженной всем их имуществом — парой коробок, вместивших всё, что они накопили. Совсем немного для двух жизней. Давным–давно люди обзаводились целыми домами, полными материальных воспоминаний.

Но то, как он улыбнулся при виде нее, сделало вселенную чуточку лучше. Даже супероружие оликсов не могло убить его любовь, и это стоило больше любых сокровищ.

— Привет, — сказала она.

Он озадаченно глянул на пустые стены:

— А что, текстура не работает? Ради святых! Переоборудование «Моргана» заняло три месяца. Могли бы проверить получше!

Ирелла встала и обняла его.

— Успокойся. Я ждала тебя, вот и всё.

— О. Спасибо. Так что там у тебя?

Она велела своей инфопочке включить среду. Стены превратились в голые металлические переборки с вмурованными в них овальными иллюминаторами, выходящими на гигантскую космическую станцию, всю из шпилей и дисков, висящую высоко над ночной стороной планеты, каждый континент которой представлял собой отдельный город. Огни городов сияли так, будто все звезды спустились с небес, чтобы заселить землю, а над всем этим великолепием сотни планет вращались вокруг солнца, разделяя одну орбиту, и каждая блистала сапфировыми, белыми, нефритовыми оттенками землеподобного мира. Причудливые и удивительные космические корабли грациозно курсировали в пространстве станции, отбывая и прилетая непрерывными потоками.

— Это уже кое–что, — признал Деллиан.

— Это могло бы быть нашим, — с грустью сказала Ирелла. — Так бы мы жили, такое бы строили. После Последнего Удара.

Он обнял ее крепче, так что голова его прижалась к ее груди.

— Мы справимся. Вот увидишь.

— Да.

— Ты готова?

— Конечно.

Он оторвался от нее и посмотрел снизу вверх. Взгляд его был пугающе глубоким, напряженным.

— Мы еще можем остаться здесь, в хабитатах. Это будет хорошая жизнь.

— Для нас. А как насчет наших потомков, если Последний Удар не сработает?

— Как сказало Лонев, они разработают тут новое оружие, такое, которое сможет победить оликсов. Кроме того, я думал, ты этого хочешь: общества, разорвавшего цикл исхода.

— Да, конечно. Но я слишком много вложила в миссию Последнего Удара, и тебе бы стало все здесь ненавистно. Не притворяйся, что это не так.

— Полагаю, мы достаточно хорошо знаем друг друга.

Она наклонилась и поцеловала его в макушку:

— Полагаю, да.

Это было совсем не похоже на отлет «Моргана» с Джулосса. Тогда они собрались отпраздновать отправление других кораблей Удара, каждый из которых избрал свой путь через галактику. То была церемония надежды и предвкушения, и их преданность цели оставалась нерушимой. На этот раз в главном зале звездолета собралось едва ли сто человек из тысячи, находящихся на борту. Более семисот уже распределились по анабиозным камерам, чтобы проспать все двенадцать лет путешествия к нейтронной звезде. И все равно они прибудут на пятьдесят лет позже кораблей–сеятелей, движущихся с еще более высокой релятивистской скоростью.

— Где все остальные? — спросил Деллиан, одевшийся по такому случаю в парадный мундир взводного — и потому оказавшийся в меньшинстве.

— Заняты, — ответила Ирелла. — Нужно мониторить много новых систем.

Деллиан отнесся к этому скептически; для мониторинга систем существовали гендесы. Он взглянул на большой экран, на котором демонстрировалось пространство сразу за корпусом «Моргана». Тридцать недавно построенных боевых кораблей Последнего Удара окружили станцию условной сферой диаметром пятьсот километров. Все они создавались по образцу «Моргана», то есть представляли собой семь выстроившихся в ряд решетчатых шаров, щетинящихся множеством сбрасывающих тепло зубцов. Но были и отличия. Задняя секция теперь содержала двигатель, разработанный для проекта «Актеон», — пять ребристых овалоидов, испускающих жутковатое аквамариновое свечение, а на пятой палубе размещалось ядерное оружие, созданное командой Вим: длинные пучки отвердевшего света пульсировали в ритме сердцебиения. За флотом виднелись три хабитата — тенями на фоне звездной гряды, рассекающей бездонную тьму глубокого космоса.

— Ты в порядке? — спросила Ирелла.

— Конечно.

Люди начали рассаживаться. Деллиан показал на ряд перед сценой.

— Нас так мало, да? — сказал он. Словно признался в чем–то.

— Ты говорил с Энсли перед тем, как он улетел с кораблями–сеятелями?

— Не так уж много. А что?

— Мы частенько беседовали о том, как мало на самом деле влияния оказывает жизнь на вселенную.

— Не думаю, что дотягиваю до такого уровня философии.

Ирелла взяла Дела под руку и помахала только что вошедшему Александре.

— Самоуничижение паче гордости.

— Тебе его не хватает?

— Да. Потому что без него мы в меньшей безопасности. Но он правильно сделал, что улетел вместе с сеятелями. Он сможет защитить их, пока они насаждают цивилизацию нейтронной звезды, а та уже воздвигнет свою защиту.

— Точно.

И снова он почувствовал легкое беспокойство. Несмотря на все заседания консультативного совета, дебаты и комитеты стратегических разработок, Последний Удар по–прежнему оставался концепцией Иреллы. Логичной, разумной, имеющей наибольшие шансы на успех. И всё же…

«Может, я параноик».

На каком–то фундаментальном уровне он знал, что Ирелла никогда не предаст их. Так, может, его сомнения — остатки воздействия нейровируса оликсов?

Будем надеяться.

И это была, пожалуй, самая безумная мысль из тех, что когда–либо приходили ему в голову.

Александре присоединилось к ним, сев рядом с Иреллой; нашли себе места и остальные из взвода.

— У тебя есть еще минута, прежде чем закроются порталы на Сисакет, — с усмешкой сказал Деллиан старому наставнику.

— Ни за что, — ответило Александре. — Видишь, что случилось в последний раз, когда я позволил вам уйти одним?

— Не стоит превращать нас в предлог, оправдывающий то, что ты покидаешь хабитаты, — сказала Ирелла. — Мы собираемся дать бой оликсам. Шансы на успех неизвестны.

Деллиан сердито нахмурился:

— Святые! Это же все твоя идея.

— Знаю. Но вы должны следовать плану по правильным причинам.

— Эй, вы двое, перестаньте ругаться, — одернул их веселый Джанк. — Капитан здесь.

На сцену вышло Кенельм. Деллиан обрадовался, увидев, что оне тоже в форме. Знакомые вещи и традиции действовали на него успокаивающе, хотя он и вполовину не был сейчас так уверен, как тогда, когда «Морган» покидал Джулосс. Борьба оказалась куда серьезнее, чем они тогда представляли. И отчаяннее.

На экране появилось лицо Лонев, заслонив половину флотилии Последнего Удара.

— Мне бы хотелось произнести мою старую прощальную речь, — сказало Кенельм, — но все мы знаем, что она больше не подходит. На этот раз, отправляясь в путь, мы идем навстречу угрозе, куда более серьезной, чем можно себе представить. Приманка Ваяна, возможно, и не дала того результата, который мы ожидали, зато мы стали сильнее и лучше осведомлены. Кроме того, мы спасли от порабощения четверть миллиона человек, а это достижение, которым воистину можно гордиться. Теперь освобожденные нами жизни останутся здесь, в безопасности, среди звезд, вольные выбирать собственную судьбу.

Деллиан почувствовал, как напряглась Ирелла при этих словах Кенельм.

— Едва ли мы когда–нибудь еще увидим друг друга, — продолжил капитан, глядя на изображение Лонев, — но, возможно, наши потомки встретятся с вашими потомками на отвоеванной Земле.

— Мы будем стремиться исполнить это пророчество, — официально отозвалось Лонев. — От имени всех нас, выбравших эту жизнь, я благодарю вас за службу и желаю удачи.

— Чтобы победить, нам понадобится много больше, чем просто удача, — пробормотал Фалар. Тиллиана двинула его локтем.

Кенельм с достоинством поклонилось Лоневу:

— В любом расставании есть и горечь, и сладость. Мы идем вперед, чтобы противостоять древнему врагу. Святые больше не с нами, но их дух живет в каждом из нас. Миссия Последнего Удара почтит их память той же самоотверженной решимостью, какую продемонстрировали они нам. Знайте, Святые: мы вас не подведем.

— Мы вас не подведем, — торжественно пообещал и Деллиан.

Или погибнем, стараясь не подвести.

По знаку Кенельм все встали.

— Мы улетаем не с печалью, но с надеждой, — сказало оне.

Оптический дисплей показал Деллиану, что все портальные соединения с хабитатами отключены. Двигатель «Моргана» включился, и они начали набирать разгон. Вокруг выстраивались широким кругом остальные тридцать кораблей флотилии, оставляющей позади три хабитата. Такого порядка они будут придерживаться следующие сто тридцать семь световых лет.

Деллиан молча смотрел на экран. Три хабитата тускнели, удаляясь. Потом в темноте космоса быстро выросли три тонких голубых кольца расширяющихся порталов, приветливо приглашая хабитаты скользнуть в них. Потом все исчезло.

Вот так. Мы это сделали.

Он повернулся и поцеловал Иреллу:

— Спасибо.

Затем Деллиан обратился к своему взводу:

— Ладно, завтра, значит, последняя тренировка, а потом все в анабиозные камеры. Честно говоря, не хочется мне целых двенадцать лет торчать на этом корабле, пялясь на вас, ребята.

ЛОНДОН декабря 2206 года

Камера предварительного заключения была вся из бетона: стены, пол, потолок. Только дверь железная, взрывоустойчивая, толщиной в полметра.

Олли так и не снял свой страховочный ошейник. Он сидел на карбоновой койке рядом с Лоло. Они не держались за руки. Не разговаривали. Оба смотрели прямо перед собой.

Наконец Олли не выдержал и завопил:

— КАКОГО ХРЕНА?

Лоло заплакало.

— Ох, ради Христа. — Олли неуверенно приобнял оне.

— Прости. Прости. Прости.

— За что? — спросил искренне озадаченный Олли. — Это дерьмовое время для жизни, и чем дальше, тем хуже. Я, наверное, сдох бы, добираясь до Николаи. Лондонский щит скоро падет, как Берлинский. Как же ты залетело?

— Так получилось. Мой гендерный цикл нарушен. Думаю, из–за стресса. Это случайность. Но это прекрасная случайность, Олли. У нас будет ребенок!

— Ребенок… Мы же не выберемся из этого дерьма, ты же знаешь, верно? Это будет самая короткая, самая жалкая жизнь. Мой ребенок…

— Олли, там, где есть жизнь, есть и надежда. Всегда.

— Тупица ты.

— Прости.

Он придвинулся ближе.

— Перестань это говорить. — Ладонь Олли легла на живот Лоло, прижалась к красной ткани платья. — Сколько уже?

— Два с половиной месяца.

— И не скажешь. Ты уверено?

— Тесты на беременность не ошибаются. Я сделало четыре.

— Почему ты мне не сказало?

— Боялось. В смысле это же не лучший в мире день, да?

— Этот день не настал бы, если бы ты сказало.

— Это не моя вина! — всхлипнуло оне.

— Я знаю. Всё в порядке. Это мне надо просить прощения. Я не должен был кричать на тебя. Просто… время, Лоло. Не слишком хорошее ты выбрало время.

— Они собираются предложить тебе сделку.

— Знаю.

— Не делай ничего безумного, ладно? Я люблю тебя. Я не смогу сделать это без тебя. — Рука оне потянулась к животу.

Олли сокрушенно кивнул:

— Понял.

— Ты действительно думаешь, что Лондон падет?

— Не сейчас. Не для тебя. Я позабочусь об этом. Во всяком случае, ты же утопиец. Ты имеешь право на репатриацию в Акиту. — Он вскинул голову, разыскивая датчики, которые должны были тут быть, но оставались невидимыми. — Эй, слышите? И это прежде, чем вы сделаете мне предложение!

— Я никуда не уйду без тебя, — сказало Лоло.

— Давай просто посмотрим, куда это нас приведет, ладно? Я им, верно, страшно нужен, иначе лежал бы уже носом вниз на дне доков.

Олли выжидающе озирал голые стены.

Меньше чем через минуту дверь распахнулась. В камеру вошел Кохаи Ямада всё в той же ветровке. Два вооруженных охранника остались стоять снаружи.

— Значит, так, — сказал Кохаи. — Лоло, попрощайся–ка пока со своим приятелем. Нам с Олли надо чуток побеседовать.

— Я никуда не пойду, — заявило Лоло.

Олли отлично знал этот тон. Вздохнув, он обнял оне и нежно поцеловал:

— Всё путем. Это наш билет отсюда, так что не капризничай, а то испортишь чего ненароком.

Лоло хмуро покосилось на Кохаи и с демонстративной неохотой поднялось:

— Будь осторожен. Я им не доверяю.

— Я тоже.

— Знаешь, они забрали Бика и бабушку, когда привезли меня сюда. Погрузили их коконы в ап–фургон.

Олли мрачно зыркнул на Кохан:

— На хрена?

— Вот, — многозначительно протянуло Лоло. — Что ты и говорил.

— Э. А что именно?

— Ты не параноик, если за тобой действительно следят.

Оне повело рукой, как бы охватывая камеру.

— Береги себя. — Олли поцеловал Лоло, потерся щекой о щеку. — И… ешь нормально, и все такое. И никакого нарка, вообще никакого!

— Я завязало больше месяца назад. А ты и не заметил.

— Ох. Прости. Уже знаешь, кто у нас будет?

Лоло нахмурилось, потом с легким раздражением покачало головой:

— Мои гены доминантные, Олли. Наш ребенок родится омни, конечно.

— Хорошо. Это хорошо.

Последний поцелуй, и Лоло вышло из камеры, быстро оглянувшись, когда дверь уже захлопывалась:

— Я люблю те…

Олли перевел дыхание.

— Я имел в виду именно то, что сказал, — твердо проговорил он. — Оне вернется на Акиту прежде, чем мы хотя бы начнем обсуждать условия.

— Крутой парень, да?

— Я знаю свои права.

— Немудрено. Ноль — число, которое несложно запомнить.

— Оне — гражданин Утопии.

— Что дает право на полное дерьмо.

— Да пошел ты!

— Но в качестве жеста доброй воли я согласен. Лоло Мод будет позволено вернуться на Акиту.

— О. Хорошо. Спасибо.

— Олли, это путешествие в один конец. Оне больше не вернется. И ты — известный преступник, досье которого длиннее интерактива о Сумико. Ты же любишь Сумико, верно?

О, черт.

— Угу. — Если им известно это, значит, им известно все. — Чего вы хотите?

— Того же, чего и ты: Николаи.

— Ты сказал, что знаешь, где она. Зачем же вам я?

— О, вот тут–то все и усложняется. Мы не можем позволить ей узнать, что нам известно о ней.

— Так возьмите и уберите ее. Есть же снайперы. Дроны. При чем тут я? Я — никто.

— Отнюдь, Олли, отнюдь. Ты — кое–кто очень важный. Сегодня, во всяком случае.

— Пошел ты еще раз.

— Дело вот в чем. Николаи работает на оликсов…

— Зачем? — выпалил Олли. — Не понимаю. Никогда не понимал. Она и Джад — они же обе предали нас.

— Ты тоже, Олли. Вы пытались уничтожить ретрансляционную станцию в Кройдоне. Без нее — без той энергии, которую она подает на генераторы Лондонского щита, — мы все сейчас были бы коконами на борту «Спасения жизни».

— Слушай, мы же не знали. Мы были глупы, да, но Легион никого не предавал. Мы сделали это ради денег. Не для гребаных чужаков! Но Николаи и Джад — они знали. И все равно делали. Они, должно быть, заключили какую–то сделку с оликсами, верно?

— Ты так полагаешь?

— Ну а как иначе–то? Нет никакой другой причины. Я думал об этом два года. Потому и пошел за ней.

— Понимаю. Месть заложена в каждом из нас. Культура, воспитание, цивилизация… Месть первобытна. И когда мы теряем все остальное, остается она.

— Нет, ты все–таки не понимаешь. Николаи стала бы моим рычагом давления.

Кохаи взглянул на него с любопытством:

— Ты хотел заключить с ней сделку?

— Я собирался заставить ее пойти на сделку, да. Мне нечего было терять. А потом случилось все это дерьмо. — Он развел руками, точно приглашая полюбоваться на бетонную камеру. — И Лоло… в смысле… черт!

— Какую сделку?

— Она знает оликсов. Оликсы знают, как обратить вспять окукливание. Должны знать. Они могут вернуть мне бабулю и Бика.

— А. — Кохаи улыбнулся.

Не понравилась Олли эта улыбка. Не было в ней ни грана сочувствия.

— Теперь понимаю, — сказал Кохаи. — Что ж, умный ход.

— Да? Тогда как я тут оказался?

— Судьба. И бедный старый Карно Ларсен. Что ты с ним сделал?

— Ничего! Клянусь! Он просто умер. Вы не можете обвинить меня в этом.

— Нет. Но остаются еще налет на Кройдонскую станцию и дом на Личфилд–роуд. Эти обвинения никуда не делись.

— Ну? И что? Что вы собираетесь делать? Запереть меня здесь? Надолго?

— Часов на десять.

— Э?

— Лондонский щит откажет самое большее через десять часов, если не остановить диверсионную деятельность Николаи. Они буквально грызут генераторы, кусок за куском.

— Но… если вам об этом известно, остановите их.

— Тут картина пошире, Олли. Такая широкая, что даже я не вижу ее всю.

— Погоди. Вы что, собираетесь позволить Лондону пасть? Не может быть.

— Чтобы предотвратить падение Лондона, нам нужно сначала устранить Николаи — причем таким способом, который не вызовет никаких подозрений. И этот способ — ты, Олли. Парень из банды, затаивший злобу и жаждущий мести, — тут нет ничего подозрительного. Ты недостаточно умен, чтобы быть кем–то другим.

— Дерьмо. Вы хотите, чтобы я убил ее?

— Я не политик и не собираюсь нести всякую чушь вроде «устранения угрозы» или «разрешения конфликта». Да, мы хотим ее смерти. Но она должна знать, что это делаешь ты — чтобы отомстить за Легион.

— Нет, не врубаюсь. Если она умрет, какая разница, что там она подозревала — а кстати, что?

— Что мы знаем о ней. Что тебя послали мы. Ясно? Так что просто сделай то, что мы просим. Тебе же все равно.

— Вовсе нет. Ты просишь меня кого–то убить. А я даже не уверен, что смогу.

— Ты убил Карно Ларсена.

— Нет! Он… Я не виноват!

— Конечно. А что насчет Николаи?

— А что насчет нее?

— Ты пытался найти ее два года. Что ты планировал сделать, заполучив ее? Сводить на романтический ужин? А потом в клуб?

— Да пошел ты!

— Олли, у нас мало времени. Мне нужно знать твой ответ.

— Скажи, почему она не должна знать о вас, — упрямо сказал Олли. Это все, что у него осталось сейчас, чтобы разобраться в том потоке дерьма, в который превратилась его жизнь.

— А ты подумай. Она работает на оликсов, верно? Они поддерживают с ней связь, так что, если она что–то заподозрит, они об этом узнают. А этого мы не можем допустить ни при каких обстоятельствах.

— Но если она умрет, она… Ох! — Олли захотелось свернуться клубком. Сошла бы и доза зеро–нарка, пожалуй. — Если она заподозрит, что я работаю на вас, и убьет меня… та–а–ак. Черт. Ты не веришь, что я это сделаю.

— Вообще–то верю. Проблема в том, что ты попадешь в исключительно враждебную среду. Нет никаких гарантий. Так что приходится планировать исходя из этого.

— Да. Полагаю.

— Могу чуток подсластить, — сказал Кохаи.

— Чем? Вы же отошлете Лоло домой. — Олли резко вскинул глаза. — Отошлете же, да?

— Да, но мне нужна твоя преданность — настоящая преданность. У нас только один шанс, и он должен сработать.

Дверь камеры открылась, и Олли уставился на вошедшую женщину. Она была в простой белой рубашке и темных брюках, то есть явно не относилась к тем, кто заботится о своей внешности. И лицо ее было довольно обыкновенным. Светло–карие глаза, аккуратно и коротко подстриженные черные волосы. Пожалуй, небольшая примесь азиатской крови. Человек, которого трудно запомнить. Идеальная «типичная женщина».

— Это Лим Танью, — представил «гостью» Кохаи.

— Рада познакомиться, — сказала Лим.

— Да уж.

— Лим из медицинской группы Обороны Альфа. Правильно, Лим?

— Имею такую честь.

— Медицинской? Обороны? — Олли не улавливал смысла, и это было нехорошо.

— Лим занимается исследованием коконов.

— Исследованием?

— Моя группа изучает возможность обращения процесса вспять, — пояснила женщина. — И мы добились кое–каких весьма многообещающих результатов.

— Да вы, на хрен, издеваетесь!

— Нет. Процесс находится на экспериментальной стадии, но, чтобы продвинуться дальше, нам нужно перейти к полноценному испытанию на людях.

— Охренеть. Это вы о бабушке и Бике, что ли?

Кохаи пожал плечами:

— Кто–то должен быть первым. Это их шанс, Олли. Иначе их отправят в убежище «зеленой зоны», к миллионам других, кто там содержится. Ну вот скажи — даже если Лондон переживет завтрашний день, насколько ты уверен в том, что правительственная программа восстановления доберется до них прежде, чем мы победим и прогоним оликсов?

— Ублюдки. А если не получится?

— Честно говоря, — сказала Лим, — я даю семидесятипятипроцентную гарантию их полного восстановления в заново выращенном теле.

— А какие у тебя шансы заставить Николаи это сделать? — мягко поинтересовался Кохаи.

Олли уже знал, каким будет его ответ. Конечно, он согласится. Просто сказать это вслух, признать это будет очередным поражением. Но он уже проиграл партию жизни — в тот день, когда Легион получил первый платеж от Джад.

— Для этого вы заберете их с Земли? — слабо спросил он.

— Моя лаборатория в системе Дельты Павлина, — кивнула Лим.

— Так что Лоло сможет подтвердить, что мы играем честно, — сказал Кохаи. — Олли, мне нужен ответ. У нас очень мало времени.

— Ладно. Я это сделаю.

Лейпциг пал, когда Кохаи вел Олли в комнату внедрения, устроенную на третьем этаже Гринвичской башни. Новости выплеснулись на его линзы еще на лестнице. Единственный генератор щита отключился, пораженный вирусом, и одновременно вырубилась энергия из–за диверсии на кабеле. В обычное время вторичный источник питания среагировал бы мгновенно. Но оборудование, перегруженное двумя годами напряженной работы, слишком истрепалось, а вирус «запорошил глаза» управляющему Ген 8 Тьюрингу, и перенаправление энергии включалось слишком долго, слишком много миллисекунд. Генератор взорвался, запустив каскад, поскольку оставшиеся генераторы не смогли ничего скомпенсировать.

Орбитальные спутники–шпионы видели, как защитная стена искусственно сгущенного воздуха разлетелась в клочья. Секундой позже корабли Избавления отключили энергетические лучи, но это уже не имело значения. Бушующий наружный воздух обрушился вниз, точно наэлектризованный поток магмы. В городе словно разразилось землетрясение. Лопнули миллионы окон, просели крыши, стены пошли трещинами. Здания повыше угрожающе зашатались. Некоторые рухнули в грохочущих клубах пыли, закручивающихся свирепыми вихрями под напором штормовых ветров, несущихся по всем дорогам.

Муниципальные датчики показывали людей, что пробирались по улицам, борясь с ураганным шквалом. Крики их терялись в вое катаклизма. Летящие обломки превратились в шрапнель, режущую кожу. Сухая трава и голые деревья начали тлеть.

Все сетевые каналы связи с Лейпцигом сразу отключились — вместе с остававшимися в городе порталами. Где–то на подсознательном уровне Кохаи этому даже обрадовался. Он уже видел, что происходит после того, как рушится щит, — как на людей охотятся, как их подчиняют и забирают. И не хотел «любоваться» этим снова.

На линзы выплеснулась иконка Юрия.

— Видел Лейпциг?

— Да. — Кохаи неуверенно покосился на Олли; пожалуй, они не могли мотивировать его еще сильнее, открыв доступ к информации.

— Согласно последним разведданным, на подходе новый тип боевого корабля оликсов. Они будут здесь через пять дней, — сказал Юрий. — Не хотелось бы затягивать Ответный Удар, но нам нужен еще день, чтобы все подготовить. Если ты собираешься закрывать проблему диверсий в Лондоне, то это надо провернуть быстро.

— Мои команды наготове. Нужно только, чтобы Олли сделал свое дело. Это еще максимум полчаса.

— Хорошо. Ладно, удачи. Мне правда жаль, что приходится накладывать на тебя все эти ограничения.

— Я понимаю. Не волнуйся.

— Слушай, если Олли облажается, возвращайся сюда, в Дельту Павлина.

— Спасибо за предложение, шеф, но тут, внизу, много людей, заслуживающих того, чтобы выбраться. Не только я.

— Не строй из себя мученика, Кохаи. За последние два года их было так много, что еще одного никто не заметит. Кроме того, тебя ждет жена.

— Да.

— Еще одно. Когда бы ты ни появился здесь, меня рядом не будет, так что я просто хотел сказать, как высоко ценю то, что ты сделал. Ты отличный сотрудник службы безопасности, Кохаи.

— В каком смысле — «тебя рядом не будет»?

— У всех у нас свои роли.

— Тут кто–то что–то говорил о мучениках?

— Я не мученик. Со временем ты это узнаешь. Но мы больше никогда не увидимся.

— Шеф!

— Ты хороший человек, Кохаи. Я доверяю тебе спасти Лондон. А теперь прощай. — И иконка Юрия исчезла.

— Дерьмо!

Олли встревоженно посмотрел на него:

— Что?

Кохаи промолчал, только сейчас осознав, что у него дрожат руки. Потом посмотрел в лицо этого глупого парня. Олли получил несколько периферий, доставленных Лим, созданных по какой–то новой технологии, разработанной Обороной Альфа. Предполагалось, что эти устройства невозможно обнаружить, но с имплантацией пришлось поторопиться. В результате Олли явно страдал от боли: он был красным, потным и постоянно морщился.

— Ничего, — ответил наконец Кохаи так бодро, как только смог.

— Что–то не похоже, — угрюмо отозвался Олли.

— Ты — не единственная операция, которую я провожу, сынок. Не льсти себе.

В комнате внедрения был установлен трехметровый портал. Там же ждал вооруженный отряд из пяти человек; на линзы Кохаи выплеснулась информация, что пятнадцать уже перемещены. А высоко над городом летело восемь противоповстанческих дронов, направлявшихся в сторону Челси.

— Идем, — сказал Кохаи.

Он хотел, чтобы Олли продолжал двигаться, чтобы у него не было времени остановиться и подумать. Крылась в нем какая–то уязвимость, тревожащая Кохаи. Десять минут ушло только на то, чтобы уговорить парня снять кожемаску и ошейник со взрывчаткой. Десять минут, которые они не могли себе позволить.

Олли с беспокойством смотрел на портал и охрану.

— Куда он ведет?

— Я же говорил. Николаи в Челси, в доме семьи Пэйнор на Пелхэм Кресент. А этот портал ведет к дому на Онслоу–сквер, что сразу за углом.

— Пелхэм Кресент?

— Да, на Фулхэм–роуд. Идем. — Он нетерпеливо махнул рукой.

Олли без особого интереса оглядел комнату, в которую они вышли. Типичный старый лондонский шик: гостиная с высокими потолками, большими створчатыми окнами и дорогой мебелью, сдвинутой к одной из стен. На этом фоне жилище Клодетты Бомон выглядело дешевкой. Охранники тоже проследовали через портал. Один отряд уже находился там, так что в помещении сделалось тесновато.

Кохаи провел Олли в зал с классическим черно–белым мраморным полом.

— Так, Лоло на связи. У тебя минута, чтобы убедиться, что оне в порядке и что мы выполнили свою часть сделки.

Олли потребовалась пара секунд, чтобы понять, что ему только что сказали. Боль от только что установленной периферии пульсировала в мозгу несмотря на местную анестезию. Мысли были туманными, вялыми, и всё происходившее он воспринимал с некоторой задержкой. На линзы выплеснулась иконка Лоло.

— Эй, привет, — протянул Олли. — Ну и где ты?

— В Аките. Я действительно здесь, Олли! Где–то в столице; я узнаю силуэты зданий.

— А бабуля и Бик?

— Их пронесли через портал вместе со мной, но потом Лим Танью куда–то ушла с ними. Меня, наверное, туда не пустят.

Олли, нахмурившись, оглянулся на Кохаи.

— Это сверхсекретное учреждение, — измученно пояснил Кохаи. — У оне нет туда допуска. Но будет полный доступ к наблюдению за процедурой. Прямо сейчас команда сопровождения ждет прибытия семьи Лоло. Можешь себе представить, в каком они состоянии.

— О да, — буркнул Олли. Он никогда и не думал о семье Лоло. Оне редко упоминало о них, разве что рассказывало, насколько расширенные утопийские семьи лучше любых других вариантов.

— Закругляйся, — велел Кохаи.

— Люблю тебя, Лоло, — сказал Олли. — Ты лучшее.

— Олли, дорогой, пожалуйста, будь осторожен.

— Осторожность — мое второе имя.

— Вот и нет. И никогда не было.

— Слушай, через полчаса все это закончится. Они снабдили меня кое–какой навороченной периферией, из самых лучших. А потом я сразу присоединюсь к тебе, ладно?

— Обещай!

Связь не позволяла ничего толком определить, но Олли точно знал, что оне плачет. Опять.

— Обещаю. Думаешь, я хочу оставить нашего ребенка без отца?

— Олли!

— Ладно, мне пора. Увидимся.

Охранники покинули зал, удалившись куда–то вглубь дома. Кохаи открыл переднюю дверь.

— Ты нас не увидишь, — сказал он Олли, — но мы будем с тобой. В доме много синт–жучков. Мы будем отслеживать каждую секунду.

Олли шагнул наружу.

— Понял, — кивнул он, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно.

— Эй, Олли…

— Что?

— Удачи, — торжественно произнес Кохаи. — Серьезно.

— Конечно.

Гладкая черная дверь закрылась, оставив Олли одного под каменным портиком. Сухой порывистый лондонский воздух качал ветви мертвых деревьев на площади и отвешивал Олли пощечины. Он к такому не привык; впервые за очень долгое время он вышел наружу без кожемаски. Медики, вживлявшие периферию, дали ему какого–то крема для щек и носа, но ощущения все равно были странными. Голая кожа оказалась такой чувствительной…

Он вышел на расчищенную дорогу вдоль Сидней–плейс, всего в нескольких метрах от Фулхэм–роуд. Повернул налево — и вот уже впереди Пелхэм Кресент. Белое здание в георгианском стиле зловеще сияло под дьявольским небом, нависая над небольшим парком, который, как и все остальные открытые пространства в городе после Блиц-2, представлял собой заброшенное кладбище кустов и деревьев.

Мысли подошедшего к входной двери Олли всё еще были погружены в оцепенение. Снаружи стоял человек. Он и разрушил чары. Олли ухмыльнулся ему. Дорогой костюм, темный — всегда темный. Униформа мелкого рядового солдата–мафиози. Охранник нахмурился, опустив взгляд, и махнул рукой — убирайся, мол.

Олли знал, что справиться с ситуацией можно лишь одним способом — тем, который применил бы Петр: подавляющей наглостью.

— Эй ты, — рявкнул он. — Я здесь, чтобы повидаться с Николаи. Открывай.

— Отвали.

— Хрена с два. За ней должок. Так что ты либо впускаешь меня, либо я возвращаюсь с ракетным дроном и взрываю дверь, перед которой ты торчишь. Давай–давай, звякни ей. Скажи, что тут Олли из Легиона, а потом открой эту гребаную дверь.

На лице мужчины вроде мелькнула неуверенность. Последовала пауза, потом ненависть вытеснила сомнение. Дверь распахнулась. Олли издевательски ухмыльнулся и шагнул внутрь.

В доме не наблюдалось никаких признаков присутствия кого–либо из семьи Пэйнор. Кохаи сказал, что их не видно тут уже несколько месяцев, с тех пор как безопасники внедрили сюда синтетических жучков. Неизвестно, что сделала с ними Николаи — убила или держала где–то в заложниках. Так или иначе, теперь она руководила делами семьи, какими бы эти дела ни были во время Блиц-2.

Дом походил на пятизвездочный отель, постояльцев которого не затронули события двух последних лет. У каждого из капитанов семьи имелась своя комната. Ели они вместе, в столовой, определенно не беспокоясь о нормировании. Отрывались каждую ночь и с парнями, и с девушками, подстегивая себя зеро–нарком (только мягким и основательно подрезанным; все–таки Николаи требовала от них выполнения своих обязанностей снаружи). Носили костюмы с Сэвил–роу и играли с любой безделушкой, какую только хотели.

Олли, шагающего среди всего этого декадентства, тошнило. Таким стал бы и Легион, к такой жизни они стремились — более богатой, более успешной.

«Знают ли эти люди о том, что они помогают оликсам? Да как они могут не знать? Просто им плевать. Ублюдки»!

У подножия лестницы его ждал юноша, даже подросток, совершенно голый, если не считать серебряного ошейника с инкрустированной рубинами подвеской — гнездом для таблеток нарка. Золотой мальчик, чьи яркие черты лица привлекали взгляд даже сильнее, чем внешность Лоло. Но Олли, следуя за ним вверх по ступеням, мог думать только о том, что этот паренек едва ли старше Бика.

— У Николаи номер на втором этаже, — предупреждал Олли Кохаи. — Мы никогда не видели, чтобы она покидала его. Так что, если они попытаются завести тебя куда–то еще, это ловушка.

Они добрались до лестничной площадки. Там стояла пара солдат семьи. Один покрупнее Ларса, хотя мускулатура его выглядела совсем иначе, изящнее, что ли, — так отличаются горилла и пантера. Они молча зашагали по обе стороны от «гостя». Стараясь не обращать внимание на запугивание, Олли шел дальше с высоко поднятой головой. Мальчишка постучал в обшитую темными дубовыми панелями дверь в дальнем конце площадки и застыл в ожидании.

Тай сообщил, что Олли подвергают глубокому сканированию, которое выявит все системы, оставшиеся у него со времен Легиона, — те, которые он вшил в куртку. Именно этого Николаи от него и должна была ожидать. Но именно сейчас он выяснил, насколько хороша периферия Лим.

Дверь открылась. Олли вошел внутрь; Тай анализировал дверь, оказавшуюся именно тем, чем выглядела, — обычным дубом, даже без какой–либо современной арматурной сетки. Даже замки самые простые. Это плохо. После того как он убьет Николаи, нужно будет задержать рядовых, пока военизированная охрана Кохаи не ворвется в дом, чтобы спасти его. И Олли не был уверен, что эта дверь устоит перед тем оружием и мускулами, которые он уже видел.

Он очутился в довольно симпатичной гостиной: большой антикварный стол, кожаные диваны, задернутые шторы, ярко сияющая — словно все еще черпала энергию из солнечного колодца — люстра. Николаи стояла перед столом, чуть наклонив к плечу голову, словно оценивая его. На линзах заплясали иконки. Ее альтэго было подсоединено к сети дома, но кодирование такого высокого уровня Тай взломать не мог.

Планирование, вечное планирование, даже сейчас. Если воспользоваться столом, чтобы забаррикадировать дверь, она, пожалуй, продержится чуть дольше. Остается только придумать, как протащить этого монстра пять метров по толстому ковру.

Тай просканировал комнату в поисках скрытого оружия. Но если такое и было, его пассивные сенсоры не сумели ничего обнаружить. Олли попытался прикинуть, где бы он сам разместил пушки, а Тай продолжал сканирование; не мешало удостовериться, что синт–жучки наблюдают за ним.

— А тебе не занимать наглости, раз ты явился сюда, — сказала Николаи.

Олли повернулся к ней, так что график–мишень точно наложилась на ее голову. Она была выше Джад — и стройнее, о чем свидетельствовали облегающая блузка и красные брюки. Волосы подстрижены коротко и, по мнению Олли, плохо уложены, из–за чего голова кажется странно вытянутой, особенно с этим тонким носом и округлым подбородком.

Сделай это. Просто сделай это сейчас. Ну давай же.

Но сперва нужно свести кое–какие счеты. Это его долг перед Легионом. А она должна знать. И именно этого требовал от него Кохаи.

— Семья Пэйнор мне задолжала. Много задолжала за Кройдон.

— О, Олли, я сильно разочарована.

— А мне плевать. Плевать даже на деньги.

— Тогда на что тебе не плевать?

— Знаешь, что сказала мне Джад, как раз перед тем, как полиция нагрянула на Личфилд–роуд? Перед тем, как мои последние друзья погибли в бою?

— Это имеет значение?

— Ага, имеет. Это единственная вещь в мире, которая имеет значение.

— Что–то сомневаюсь, но все равно скажи. Вижу, тебя это гложет.

Линзы Олли оставались сфокусированы на Николаи; Тай анализировал инфракрасное излучение ее кожи, выискивая температурные колебания — или любые аномалии, которые показали бы активацию периферии. И ничего не находил. Это было… неправильно.

— Она сказала: оликсы навсегда.

Он ждал, что в ее глазах вспыхнет тревога, что она всполошится, поняв, что он знает, что она предатель. Но она только поджала губы:

— Нет.

— Что?

— Коу–Джад такого не говорила. Ты лжешь. Зачем?

— Что это, черт возьми, за Коу…

Все было очень странно. Олли услышал громкий хлопок, и в тот же миг мир словно заледенел, и сам он оцепенел. Потом взгляд его сместился: Олли рухнул.

Все чувства резко вернулись, завизжав в мозгу. Он ударился об пол, раздираемый такой агонией, что казалось, голова вот–вот взорвется. Взгляд скользнул вдоль тела, мимо пояса… Олли заорал от ужаса. Ног у него не было — только лужа крови растекалась по ковру. Позади, в двери, зияла пятисантиметровая дыра.

— Анализ указывает на попадание волоконной пули, — сообщил Тай; голос его, казалось, пульсировал в такт миганию на линзах красных медицинских сигналов. Мир отступал, холод полз по спине, заставляя Олли дрожать.

Потом перед ним оказалась Джад. Хмурясь, она опустилась на колени:

— Ты истекаешь кровью, — сказала она. — Но я могу тебя спасти.

Она кивнула, подзывая кого–то.

Дверь открылась, и вошел обнаженный мальчик. В одной руке он держал большой пистолет, в другой — медицинский саквояж.

— Я наложу на твои раны заплаты из К-клеток, Олли. Никто не должен больше умирать. Мы спасем тебя. Мы тебя любим.

Олли попытался заговорить, но губы, к вящей его досаде, отказывались шевелиться.

Джад наклонилась ближе:

— Что?

— Все умирают, — радостно сказал ей Олли. — Так что давай мы с тобой встретимся с Легионом вместе. — И он приказал Таю активировать все новое оружие периферии. Всё сразу.

Кохаи бежал по лестнице сразу за боевиками и чуть впереди парамедиков. В доме гремело эхо выстрелов: это ликвидировали последних капитанов семьи Пэйнор. Им не дали возможности сдаться.

В гостиную.

— Черт!

На полу лежало три тела. Первое: обнаженныймальчик с черным кратером в левой стороне груди, оставленным микроракетой, разорвавшей сердце. Второе: Олли, на спине, ноги ниже бедер отсутствуют, по ковру размазалась мясная каша — все, что осталось от костей и мышц, развороченных изнутри волоконной пулей. Кровь еще выплескивалась слабыми толчками из разорванных бедренных артерий. И третье тело, тело Николаи. С аккуратной дырочкой в виске от проникшего в череп кинетического взрывателя органов. Из ушей, из ноздрей, изо рта течет суп–пюре из инопланетного мозга. Микроракеты сдетонировали также в коленях и локтях, оторвав конечности от туловища.

Визор шлема Кохаи, бухнувшегося на колени рядом с Олли, скользнул вверх. Он хотел что–то сказать парню.

— Ты сделал эту суку. — Боже, какая глупость! — Ты спас Лондон, Олли.

Парамедики принялись заталкивать истерзанные обрубки ног Олли в аварийные модули. Но Кохаи в свое время видел достаточно ранений, чтобы понимать, что все их усилия бесполезны.

Челюсть Олли с трудом шевельнулась, изо рта вырвалось невнятное бульканье.

— Что? — Кохаи наклонился, вслушиваясь.

— Да пошел ты.

И последняя кривая улыбка застыла на мертвых губах.

Медкомплекс пронзительно засигналил. Кохаи отодвинулся, тяжело вздохнул и закрыл глаза.

— Шеф, что бы вы ни планировали, пусть это будет чертовски зрелищно. — И он отдал приказ своим тактическим группам пресечь все диверсионные операции против Лондонского щита, которые организовала Николаи. — С максимальным ущербом для исполнителей, понятно?!

КВИНТА ГОКС-НИКОЛАИ «Спасение жизни», 11 декабря 2206 года

Чер–р–р-рт! Как всегда, боль от насильственной смерти тела была мучительной. Слишком много оружия поразило наше человеческое тело Николаи; в плоти Олли Хеслопа было спрятано пять периферий. Разработали их, должно быть, неаны, поскольку сенсоры дома ничего не засекли. Что ж, неудивительно. Предательство неан — вещь неизменная во вселенной. Мы уверены, что Бог у Конца Времен сурово покарает их за неповиновение.

Мы знали, что с этой встречей что–то не так. Входя в кабинет, Олли Хеслоп был напряжен и встревожен. Признаем, чего–то подобного следовало ожидать. Как и многие люди, он был сильно травмирован неминуемой добротой нашей цели вознести их расу. Однако разум его сохранил воспоминания о событиях на Личфилд–роуд и последнем бое Коу–Джад. Нам всем было бы очень интересно узнать, что случилось с человеческим телом Коу–Джад. Отряд людей, напавших на дом, явно пытался захватить ее.

Да, поведение Олли Хеслопа настораживало. Проведя так много времени среди людей, особенно пользующихся дурной репутацией, мы знали, что что–то не так. Эмоциональное совмещение — чужеродная черта, от которой нам придется избавиться по завершению вознесения, но пока что оно позволяет эффективно действовать на Земле.

Олли Хеслоп нервничал, а потом солгал. Сказанные им слова не были последними словами Коу–Джад. Мы предположили, что он собирается с духом, чтобы совершить какой–нибудь жалкий акт мести, как делают многие люди. Естественно, мы приказали Джоэлю стрелять. Выстрел искалечил бы Олли Хеслопа, поставил бы его на грань смертельного исхода. Тогда его можно было бы подчинить, и мы приняли бы его с любовью.

А этот засранец взял и…

Нет, это плохая мысль. Человеческая мысль, подхваченная от эмуляции, которой мы пользовались, маскируя нашу личность в теле Николаи. Теперь она исторгнута. Мы Гокс. Мы квинта. Не человек.

Олли Хеслоп использовал скрытую периферию. Кошмарная боль пронзила плечи и бедра. Ужас затопил наш объединенный разум при виде отрывающихся от туловища — моего туловища — человеческих конечностей. Шок человеческого тела скрутил все наши тела. Проклятье, как мы ненавидим подобную слабость.

Олли Хеслоп лежал на полу и смотрел на меня, беспомощно воющего. Губы его скривились в злобной ухмылке. Периферия на его правом запястье развернулась, и мы уставились прямо в узкое дуло. Последовала вспышка…

На то, чтобы восстановить самообладание, ушло слишком много времени. Каждый раз времени требуется все больше и больше. Все наши тела испытывают от этого дискомфорт, как будто бы потеря человеческой эмуляции — это что–то плохое.

Наши оставшиеся тела на миг замерли. И перевели дыхание — словно мы были людьми.

Стоп. В четырех наших оставшихся мозгах квинты нет включающих эмоции нейрохимических потоков. Они идеальны. Мы не подвержены случайным животным вспышкам хаоса. Превосходство квинты первостепенно.

Единое сознание «Спасения жизни» осознало мое беспокойство.

— Объясните происходящее, — потребовало оно.

— Мы обратились в четырех Гокс. Наше человеческое тело Николаи уничтожено.

— Как?

— Выстрелом человека, Олли Хеслопа. Единственного уцелевшего члена уличной банды Саутаркский Легион.

— Личность установлена. Его использовали при нападении на лондонскую электросеть в Кройдоне.

— Подтверждаем. Людей низкого статуса легко ввести в заблуждение. Они поддаются жадности.

— Зачем он убил ваше тело Гокс–Николаи?

Мы сделали паузу, обдумывая ответ. Горячность Олли Хеслопа свидетельствовала о том, что им двигала жажда мести. Вполне человеческая черта. И все же — что–то тут было не так. Что–то неуловимое.

— Он заявил, что хочет отомстить Николаи. Он считал, что Коу–Джад, заключившая договор с Легионом, входившая, как и Николаи, в преступную семью, предала его. Такая реакция типична для людей. С искоренением общественных ограничений подобные стычки стали обыденными.

— Объясните свои сомнения.

— Я… у нас… Объяснение в данном случае сложное и неопределенное. Это инстинкт. Я… мы общались с людьми больше любой другой квинты. Мы видели, как они ведут себя в критических ситуациях. Мы хорошо их знаем. Что–то в этой встрече было не так.

— Что именно? — спросило единое сознание.

— Определенные поведенческие индикаторы указывали на чересчур сильный стресс.

— Олли Хеслопу удалось при помощи шантажа и дерзости проникнуть в хорошо охраняемое здание. Он пришел туда с целью убить Гокс–Николаи, зная, что подвергает себя серьезной опасности. Это вызвало бы стресс у любого человека.

— Лондонский щит вот–вот будет ликвидирован. Я считаю совпадение во времени подозрительным.

— Вы чувствуете свою правоту? — требовательно осведомилось единое сознание. — Страдаете неврологическим расстройством? Не заражены ли вы нейровирусом неан?

— Нет! Мы чисты, и сейчас, и всегда. Незначительный сбой понятий произошел из–за остаточных процессов человеческой эмуляции. Мы лучшие из проникших на Землю агентов. И доказали это в ходе многочисленных заданий, которые выполняли на Земле и в других человеческих звездных системах.

— Признаю утверждение об эффективности, несмотря на Верби.

— Теперь нам известно, что наша диверсионная миссия против астроинженерных объектов Дельты Павлина сорвалась из–за неанского метачеловека, Джессики Май. Это был внешний фактор.

— Согласно. Однако необходимость во внедрении пропадает. Городские щиты Земли падают один за другим. Наш окончательный успех близок. Вы будете переведены на корабль. Вместе мы удержим дар людей в священном равновесии и преподнесем их Богу у Конца Времен.

— Я благодарю за возможность служить Богу у Конца Времен.

— Я уполномочу координатора сформировать для вас новое тело квинты. Вы вновь обретете целостность.

— Прекрасно.

— А пока проследите, чтобы в вашей мыслефункции не было никаких остаточных мыслей человеческой эмуляции.

— Их не будет.

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Седьмой год полета

Когда Деллиан проснулся, тело было вялым, а мысли медленными. Ему хотелось вновь провалиться в уютную дрему с такими приятными снами — снами, которые сейчас уносились прочь, как подхваченные ветром облака. Но нет, ему не позволили. Кровь ускоряла бег, пока различные «пуповины» извлекались из брюшных впадин. Ощущение давления на кожу уходило. Заныло, закололо в отдельных мышцах. А что до привкуса во рту…

Он поморщился и попытался сесть. Ребристые амортизаторы анабиозной камеры послушно приподнялись, поддерживая спину. Но от бурления в животе это не помогло — бурления, стремительно набирающего силу. Даже сейчас, при всех знаниях их общества о генетике и человеческой биологии, всякое тело упорно оставалось уникальным, единственным в своем роде. Его нельзя было просто включить и выключить удобства ради при массовых межзвездных перемещениях.

— Святые!

Его слабо стошнило, жижа тут же смешалась с остатками прилипшего к коже прозрачного геля. Стайка дистанционок размером с жуков заскользила по груди и рукам, очищая тело. Рвота вызвала головную боль, на которую вживленные железы отреагировали выделением легкого успокоительного. От этого голова стала какой–то ватной.

Свет по ту сторону прозрачного корпуса сделался ярче, и Деллиан увидел смотрящего на него сверху вниз — с сочувственным выражением на лице — Ована. Капсула открылась.

— Не заморачивайся, помнишь?

— Угу, — простонал он и поднял руку. Жучки суетливо убрались. Ован стиснул протянутую ладонь и помог Деллиану выбраться.

От движения закружилась голова, зашумело в ушах. Он сел на край капсулы, дожидаясь, когда ощущения улягутся.

— Сперва душ? — спросил Ован.

— Сперва отлить!

Он знал, что это чисто психологическое; трубки для выведения отходов позаботились бы о мочевом пузыре. Однако, если уж тебе нужно идти, ты должен идти. Опираясь на Ована, Деллиан двинулся через ячейку к уборной. И увидел, что Ирелла все еще в анабиозной камере. Все дисплеи мониторов спокойно зеленели. От этого он почувствовал себя немного лучше.

Душ завершил его превращение в нечто живое. Хотя ему и пришлось сесть, позволив мыльной воде изгонять из костей воображаемый холод, а с кожи — остатки геля. До сушилки удалось доковылять самостоятельно. Пока теплый воздух из вращающегося обруча обдувал его, Деллиан вывел инфопочку из режима ожидания. Прочитав то, что выдал ему дисплей, он поспешно отключил сушку.

— Что случилось? Прошло только семь лет. А на вахту нам назначено заступать на девятый год.

— Эффективность двигателя «Миана» падает. Когда возникла проблема, Цинри встретилось с капитаном, и оне приняло решение замедлить ход. Это было год назад.

— Замедлить? В смысле мы уже движемся не с околосветовой скоростью?

— Нет. Мы на эффективной скорости покоя в межзвездном пространстве. Вот уже пять недель.

Деллиан снова запустил обруч, чтобы занять время. Ован принес ему пакет с только что напечатанной одеждой.

— Так что мы делаем, ждем ремонта?

— Ремонт почти закончен. Физики связали неисправность с производственной проблемой в партии деталей. Цинри приказало всем кораблям провести полную проверку двигателей.

Деллиан натянул штаны и с досадой обнаружил, что они с него сваливаются.

— Извини, — хмыкнул Ован. — Я не подумал. Я просто воспользовался твоим файлом. В анабиозе мы все основательно похудели.

— Пожалуй, мне это было нужно.

— Да ладно, это не нужно никому из нас. Я свое набрал за несколько недель. Кстати, анабиозные системы не вполне компенсируют мышечную атрофию, так что тебе придется этим серьезно заняться. Ты уже не так силен, как был.

— А долго ты снаружи?

— Почти два года. Мы дежурили вместе с Цинри. А поскольку мы с тобой знакомы, меня назначили твоим «приятелем по восстановлению».

— Спасибо.

— А ты сможешь помочь Ирелле. Цинри приказало разбудить и Кенельм, и весь консультационный совет.

— Зачем? Ты вроде сказал, что двигатель починен.

— Потому что мы засекли Сигнал.

— Нет. Не может быть. Вы не могли. Святые мертвы. И в любом случае мы слишком далеко от анклава, чтобы засечь Сигнал, даже если они отправили его до того, как их поймали оликсы.

— Деллиан, Сигнал пришел не из анклава оликсов.

То, что «Морган» неподвижно висел между звездами, отчего–то нервировало Деллиана на самом фундаментальном уровне. Полет со скоростью, близкой к скорости света, защищал корабль, делая задачу обнаружить его — а тем более перехватить — феноменально трудной даже для оликсов. Но это инертное парение в почти абсолютной тьме космоса, без всякого аварийного эвакуационного портала, который соединял бы их хоть с каким–нибудь местом, наводило ужас. Деллиан чувствовал себя жутко уязвимым.

Ирелла — что неудивительно — не слишком ему сочувствовала.

— В этом нет никакого смысла, — сказала она ему в их первую совместную ночь после того, как ее вывели из анабиоза. — Эта точка совершенно случайна. Даже если бы сенсорная станция оликсов находилась в пределах пяти световых лет и могла засечь нас — а это практически невозможно, — прошло бы десять лет, прежде чем они сумели бы добраться сюда.

— Знаю, — с жалким видом ответил он. — Просто… Мы здесь совсем одни. Я это чувствую.

— Дел! В нашей флотилии тридцать боевых кораблей, самых грозных из когда–либо построенных человечеством. Ну–ка прекрати, возьми себя в руки!

Он слабо усмехнулся, сбросил халат и лег на кровать, пытаясь не обращать внимания на то, каким он стал тощим.

— Да, мэ–эм.

Она еще раз осуждающе посмотрела — и забралась к нему. Ее длинная футболка совершенно не скрывала, какими тонкими стали руки и ноги за время, проведенное в анабиозе. От этого они казались еще длиннее.

— Даже не думай, — дразняще сказала она, поймав его откровенный взгляд. — Нам обоим нужно как следует восстановиться. А это включает в себя отсутствие лишних физических нагрузок.

— Лишних?

— Да.

Он притянул ее к себе, наслаждаясь тем, как она прижалась к нему.

— А объятия разрешены?

— Ровно одно.

— Ах, кто сказал, что романтика умерла.

Ирелла хихикнула и поерзала, устраиваясь поудобнее.

— Я рада, что тебя разбудили первым. Так здорово было открыть глаза — и увидеть твое лицо. Успокаивающе.

— Ха, а мне досталась физиономия Ована.

Они полежали немного в уютной тишине.

— Как думаешь, что нам делать с Сигналом? — спросил Деллиан.

— Я знаю, что нам делать. Ничего.

— Правда?

— Да. Это, конечно, интригующе, но в конечном счете не имеет отношения к нашей миссии. Вопрос в том, что сделает Кенельм.

— Уверен, ты направишь оне в нужную сторону. Как всегда.

Ирелла повернулась так, что ее лицо оказалось в сантиметре от его лица.

— Дел, я тут думала кое о чем до начала полета. На самом деле я много об этом думала. И правда надеюсь, что это не имеет отношения к делу.

— О. И о чем же?

— Мы знаем об Убежище, верно?

— Да, — осторожно согласился он. — И ты — больше кого–либо другого.

— Правильно. И никто не обрадовался больше, чем я, когда Энсли сказал, что это не миф. Что оно реально. Или, по крайней мере, может быть таковым. Какие–то люди–бродяги присоединились к материнскому кораблю Като и отправились в путь, чтобы основать пристанище, которое никогда не найдут оликсы. Он даже сказал, что с ними был кто–то из его семьи. Внучка, кажется.

— Ты думаешь, у них ничего не получилось?

— Не в этом дело. Энсли сказал, что, когда Фабрика, создавшая его, в конце концов распалась, все фракции пошли своими путями: Като и некоторые люди — строить Убежище; неаны вернулись в укрытие; военный флот ангелов улетел в другую галактику; а корабль поколений людей — искать новую планету. Между мирами, где обосновались люди, нет никакой связи, а значит… — Она выжидающе посмотрела на него.

— Фабрика — это наше прошлое! Корабль поколений, бывший частью альянса, отправился дальше, чтобы основать Джулосс!

— Возможно. Разумеется, не так прямо. Наша ветвь живет в новом мире пятьсот лет, потом оставляет его и летит дальше. Энсли сказал, что его создали около двух тысяч лет назад, в линейном временном интервале. Это указывает на то, что Фабрика, вероятно, существовала три планеты назад, в нашей ветви.

— Джулосс был основан кораблем поколений с Квиллера, который, в свою очередь, был основан Серджи, — процитировал Деллиан. — А тот — Фальконом.

— Да. Так что я полагаю, что место Фабрики — где–то между Фальконом и Серджи.

— Да, это имеет смысл. — Он пытался понять, к чему она клонит, но, как обычно, безуспешно. — И что?

— И то, что если Убежище — это по нашей линии, то почему мы не знаем о Фабрике? Хуже того, почему мы не знали о корабле Энсли — или кораблях?

— Ох, святые. Да, почему?

— Ответ — безопасность, не иначе. Кенельм имеет доступ ко всем видам засекреченных оперативных инструкций.

— Да! Как тот приказ, который оне отдало: если оликсы не среагируют на нашу ваянскую приманку, мы должны по примеру неан выстроить скрытое межзвездное общество.

Ирелла кивнула.

— Выходит, оне знало о кораблях типа Энсли? — спросил Деллиан.

— Кто–то должен был знать. И Кенельм очень быстро перепоручило мне командование сетью Бенну, когда появился Энсли. Только подумай — неизвестная угроза, возникающая в разгар битвы, а ты перекладываешь проблему на меня. На меня! Да, я умна, но я первая признаю, что стрессоустойчивость у меня не на высоте.

— Святые, оне знало, что Энсли — не угроза!

— И еще кое–что. Мы — ты, я, взводы — не знали, что люди Джулосса умеют продлевать жизнь с помощью биологических инициаторов, восстанавливающих тела. Нас заставили поверить в то, что эта технология предназначена для создания новых тел окупленным, так что возврат «Спасения жизни» не будет бесплодным. И она так хорошо сработала на людях с «Калибара», что, вполне очевидно, это весьма зрелая технология.

— Они все еще с нами! — воскликнул Деллиан, радуясь, что не отстает от хода мысли Иреллы. — Люди с Фабрики. Святые, они всё контролируют. всегда контролировали. Они бессмертны.

Ирелла пожала плечами:

— Возможно. Мы ничего не знаем об омни, входивших в экипаж «Моргана», кроме их официальных досье и того, что они соизволили нам рассказать, точно так же как мы мало что знаем на самом деле об обществе Джулосса, потому что жили там в последние его дни. Нас растили, чтобы мы сражались, а не чтобы задавали вопросы. Наша награда за то, что мы живем жизнью, которую для нас спланировали, — наша свобода после победы. И мы согласились на эту сделку.

— Я — да, — тихо сказал Деллиан. — А вот ты — едва ли.

— Я живу с этим, потому что так решила. Я выбрала тебя.

— Значит, и ты не так уж непогрешима.

Она поцеловала его.

— О, думаю, я все–таки приняла несколько верных решений.

— Я не жалуюсь. Так что, если эти бессмертные существуют и они знали об Энсли, думаешь, они сохранили технологию, чтобы создать больше таких, как он?

— Не знаю, но сомневаюсь. Если бы у них была возможность построить больше — они бы построили. Фабрика возникла благодаря уникальному сочетанию инопланетных технологий. Это был единичный случай. Мы не знаем, сколько звездолетов типа Энсли они создали две тысячи лет назад, но у нас больше нет доступа к этим технологиям. Мы не можем построить новые корабли.

— Ладно, так что же ты хочешь с этим делать?

Почему–то он не мог представить себе бунта. Хотя был совершенно уверен, что другие взводные поддержат его, если узнают о Кенельм. «Или нет? Не потому ли Ир была такой встревоженной и настороженной в последние месяцы перед отлетом»?

— Не знаю, — сказала она. — Я презираю отсутствие честности. А если мы спросим Кенельм, что происходит, к чему такая секретность, мы получим обычные ответы: это для вашей безопасности, чтобы информация, если что — если нас захватят, — не досталась оликсам. Все это политическое дерьмо. Сомневаюсь, что мы получим правдивое объяснение их намерений.

— А у тебя есть какие–нибудь идеи?

— Это должно быть связано с первоначальной операцией Удара. По принципу бритвы Оккама тут что–то простое: не показать, например, что они считают нас, бинаров, расходным материалом, или просто гарантировать, что каждый новый мир исполнит свой долг и создаст военные корабли, которые отправятся наносить Удар.

— Так они что, контролируют ортодоксальность?

— Что–то в этом роде. Я всегда думала, как это удивительно, что наша линия так жестко придерживается единой политико–культурной идеологии на каждой итерации в каждом новом мире.

— Но эта модель оказалась неработоспособной, да? — горько сказал Деллиан. — Ни один Удар не принес Сигнала. К тому времени, когда корабль поколений с Квиллера встретился с чужими и построил Фабрику, они, должно быть, были уже серьезно обеспокоены этим. Так почему же они продолжали придерживаться неудачной стратегии?

— Не уверена, что так и было. Фабрика построила корабль Энсли — или корабли. Но ты прав, Энсли невероятно мощен, так зачем же было продолжать миссии Удара? — Ирелла покачала головой, словно в мозгу ее теснилось слишком много мыслей. — Задумайся о том, что произошло. Энсли, скрываясь в системе Ваяна, находился в каком–то усеченном режиме. Он только ждал и наблюдал. Приманку создали мы. А оликсы ничего не знали об Энсли, что заставляет предположить, что на Ваяне они впервые столкнулись с боевым кораблем с Фабрики.

— Значит, он — единственный?

— Не могу в это поверить. Но едва ли их много. И сейчас мы наконец поймали Сигнал, но это не Сигнал Святых. Кто–то другой одолел корабль оликсов. Это не может быть совпадением. После тысяч лет они терпят поражение дважды — на отрезке в восемьдесят световых лет. По галактическим меркам это очень близко — практически по соседству. Фабрика, должно быть, отправила их сюда, в эту часть космоса, довольно далеко от того места, где они появились, что дает всем причастным к Фабрике огромную фору, если выяснится, что оликсы способны победить корабль класса Энсли.

— Убежище, — сказал Деллиан. — Даже если оликсы выяснят, где была Фабрика, они никогда не смогут определить, куда отправился материнский корабль Като. Теперь уже нет.

— Значит, в итоге все опять сводится к безопасности. Страшный секрет, который хранится две тысячи лет.

— Но… вся миссия Удара — корабли вроде «Моргана», все наши взводы — мы что, всего лишь прикрытие, чтобы материнский корабль Като мог выйти сухим из воды?

— Мы всегда знали, что мы расходный материал, — медленно проговорила Ирелла. — Если все это правда, то мы имеем дело с сущностями, которых по–настоящему не понимаем. Не могу даже представить, насколько выше бессмертный человек может считать себя по сравнению с нами, недолговечными бинарами. Мы для них, наверное, совсем как мунки.

Деллиан почувствовал, как кулаки его сами собой сжимаются от злости:

— Нам нужно встретиться с Кенельм. Заставить оне рассказать нам, что происходит. Взводные поддержат меня, я знаю, что поддержат.

— Нет, Дел, ни в коем случае.

— Но почему?

— Во–первых, это всего лишь предположения — башня из гипотетических возможностей. Во–вторых, флот несет нас именно туда, куда нужно, куда я хочу, — к нейтронной звезде. Если мы разоблачим клику бессмертных, манипулирующую нашей миссией в соответствии со своими планами, политические последствия внутри флота будут чудовищные. Одни Святые знают, что сделают люди! Я не могу на это пойти, особенно сейчас, когда мы уже так близко. Я рада, что непредвиденная задержка отодвинет дату прибытия. Это удача. Но я не могу допустить, чтобы Последний Удар был скомпрометирован. Кроме того, я не верю, что Кенельм — со всеми своими секретами — это сделало.

Больше всего сейчас Деллиану хотелось в отчаянии ударить кулаком по подушке. Конечно, Ирелла права. Права, как всегда. Но это не означает, что ситуация честная. Как же это унизительно — знать, что тебя так нагло использовали. Необходимость дать сдачи была инстинктивной, не говоря уже о том, что оправданной.

— Ладно, — сказал он. — Но если мне покажется, что Кенельм уводит нас от Последнего Удара, я…

— Знаю. И спасибо тебе за то, что ты веришь в меня.

Она поцеловала его — куда нежнее, чем раньше. Свет в каюте потускнел, замерцал розовато.

— Это что, взятка? — ухмыльнулся он во мраке. — Мы же не собирались, помнишь?

Ирелла хихикнула:

— Думай об этом как о нашей первой акции неповиновения власти Кенельм.

Совет стал куда меньше. Вернулся к приемлемому числу, подумала Ирелла, когда они с Деллианом сели рядом друг с другом. Он, как всегда, облачился в форму, но это же Деллиан, обладающий старомодным достоинством, не нашедшим себе места в этой эпохе. Но она любила его — в том числе и за это.

Кенельм заняло свое место за столом.

— Выношу свою благодарность Цинри за то, что оне так умело справилось с данным инцидентом. Хотелось бы сказать спасибо и вам всем за то, что пришли, но поскольку ни у кого из вас не было выбора… Ладно, начнем, пожалуй, с двигателя «Миана».

— Проблема решена, — доложило Вим. — Мы изготовили компоненты–заменители, и они функционируют нормально.

— И всё?

Тон Кенельм был удивленным.

— Не люблю это выражение, — призналось Вим, — но, похоже, случай был единичным. Мы провели доскональное тестирование всех двигательных систем флотилии. Все модули изготовлены в полном соответствии с техническими требованиями.

— Я не понимаю, как партия бракованных деталей могла пройти нашу проверку качества, — сказала Тиллиана. — Выпуская флот, вы проводили те же процедуры?

Ирелле удалось сохранить невозмутимое выражение лица — в отличие от Вим. Оне яростно уставилось на Тиллиану:

— Стоило бы проявить ко мне хоть немного уважения. Анализы и расчеты, которые мы проводили последние шесть недель, абсолютно новые. Даже программы, которые мы использовали, отличаются от прежних. Флотилия снова может разогнаться до релятивистской скорости, не беспокоясь больше о поломке компонентов.

— Значит, теперь нам нужно решить, куда мы направляемся, — сказало Кенельм. — Мы…

— Прошу прощения, капитан, — перебила Тиллиана. — Но если что–то произошло с одним компонентом, то же самое может случиться и с остальными.

— Ты же не всерьез предлагаешь проверить каждую деталь каждого корабля флота?

— Нет, — ответила Тиллиана. — Но меня беспокоит совпадение. Мы висим здесь на скорости покоя и — Святые! — ловим Сигнал. Разве не удивительно?

— В каком смысле — совпадение? — переспросило Цинри. — Ты хочешь сказать, что поломка не была случайной? Что кто–то хотел, чтобы мы остановились и смогли принять Сигнал?

Ирелла бросила на Тиллиану удивленный взгляд.

«А я-то полагала себя королевой заговоров!» Она не могла решить, следует ли ей вмешиваться, чтобы опровергнуть предположение подруги. «Потому что я точно не знала о Сигнале».

— Мы приняли его только потому, что стоим на месте, — сказала Тиллиана. — Нашим датчикам было бы трудно засечь Сигнал, когда мы шли с околосветовой скоростью, но когда мы начинали полет, такой вопрос даже не ставился, потому что мы больше и не искали Сигнал. Нам же уже известно местоположение анклава оликсов, и, если Святые и отправили что–то, их Сигнал не достиг бы нас еще десять тысяч лет. Значит, совпадение?

— Да, — ответило Кенельм. — Потому что, чтобы саботировать наш полет в нужное время в нужном месте, надо было по крайней мере знать, что Сигнал, который необходимо перехватить, идет.

— Более того, — сказала Ирелла, глядя в упор на Тиллиану и надеясь, что ощущение вины не написано у нее на лице. — Сигнал неважен — особенно для нас.

— Что? — захлебнулась Тиллиана.

— Он содержит координаты анклава оликсов, верно?

— Да, — подтвердило Цинри.

— Что ж, эти координаты нам уже известны, так что нет нужды и исследовать источник Сигнала. Что и требовалось доказать. Он неважен.

— Так, — сказало Кенельм. — Я пока воздержусь от вынесения заключения по этому поводу. Что еще нам известно об этом Сигнале?

— Звезда К-класса, от которой он идет, находится в семнадцати световых годах от нас, — сказало Цинри. — Как только мы засекли его, я отправило «Урквай» и «Конво» на а. е. от основного флота, чтобы провели начальные измерения. Анализ показал, что передатчик представляет собой массивную сферическую решетку; мы оцениваем его диаметр в десять тысяч километров. Таким образом, трансляция идет всенаправленная, распространяясь по всей галактике. Мощность передатчика феноменальна — Сигнал вполне способен добраться отсюда до края ядра Галактики.

— Как же он приводится в действие? Какой энергией питается?

Цинри улыбнулось. Экран в конце стола включился, показав нечеткое изображение звезды, окруженной ореолом светил поменьше.

— Это лучшее визуальное изображение, которое мы смогли получить с помощью нашей сенсорной матрицы. По нашим оценкам, там задействовано по меньшей мере четыре тысячи солнечных колодцев.

— Человеческая технология, — радостно возвестило Вим.

— Человеческая технология периода, предшествовавшего вторжению, — поправило Цинри. — Мы не пользовались солнечными колодцами с начала исхода.

— Они быстры и просты, — сказала Ирелла. — Именно то, что нужно для питания непрерывного Сигнала. Тут изящество ни к чему. Оликсы знают, что их корабли засады были разбиты у этой звезды, и знают, что мы сделаем, выяснив местоположение их анклава. Значит, они сразу направятся туда от своей сенсорной станции, вероятно, с целым флотом кораблей Решения. Значит, Сигнал должен быть отправлен — и получен — быстро. Я бы так и сделала.

— А что насчет самого Сигнала? — спросило Кенельм.

— Он короткий, но транслируется на ста человеческих языках. Само послание очень простое. Координаты анклава оликсов, вычисленные по пульсару, и предупреждение.

— Какое? — быстро спросил Деллиан.

Цинри щелкнуло по экрану, и на нем появился текст:

«Это боевой корабль „Лоло Мод" с посланием для всех уцелевших людей, все еще бегущих с украденной у нас Земли. В этой звездной системе была устроена приманка для привлечения оликсов. Когда они прибыли, я содействовал миссии Удара, и мы разгромили их. Будьте осторожны, оликсы знают о наших мирах поколений, они вычислили курс нашей экспансии в галактике. Они знают, что наши корабли Удара создают приманки. Их оружейная технология продвинулась гораздо дальше той, что дали нам наши союзники–неаны. За последние две тысячи лет они заманили в засады несчетное множество человеческих кораблей и сообществ. Пожалуйста, считайте, что эта стадия нашего исхода завершена. Не вступайте в бой с их кораблями; это стало слишком опасно. Выработайте новую стратегию. Я желаю всем, кто получит это сообщение, удачи в их начинаниях и верю, что однажды мы снова будем вместе во всех мирах, которые мы потеряли. Идите с миром и помните, что наша любовь всегда сильнее их ненависти».

— Вот и всё, — сказало Цинри. — Повторяется постоянно, без изменений.

Тиллиана прикрыла глаза.

— Это ловушка оликсов, — заявила она.

— Как так? — спросило Кенельм.

— Они знают о нас всё: миры поколений, Удары, приманки. Всё. Знают, что мы намеревались делать после того, как примем Сигнал.

— О святые, — простонал Деллиан. — Ожидалось, что мы, получив Сигнал, отправимся к ближайшей нейтронной звезде.

— Думаешь, они ждут нас там? — спросило Цинри.

— Вероятность высока, — откликнулась Тиллиана.

— Нет. — Ирелла уже оправилась от шока. — Это подлинник.

— Почему ты так считаешь? — устало вздохнуло Кенельм.

— По двум причинам. Первая логическая: это Сигнал высокой мощности, и он становится все сильнее, верно?

— Да, — подтвердило Цинри.

— Сценарий, при котором оликсы стали бы транслировать сведения о местоположении своего анклава, просто невозможен — тем более что передача непременно разойдется по всей галактике. Любые инопланетяне, которые засекут ее, не смогут перевести написанное, поскольку у них нет ни лингвистических, ни символичных ссылок. Однако карта пульсара основана на математике, так что в ней относительно несложно разобраться. Неаны поняли бы. И Като тоже. Может, даже военный флот ангелов развернулся бы и двинулся к анклаву. Если вы — раса, пострадавшая и бежавшая от вторжения оликсов, единственное, чего у вас нет, это координат анклава. Потому что, едва вы их получите, победить оликсов станет теоретически возможно. Так что — нет, Сигнал не ловушка оликсов. Он настоящий.

— Ладно, — осторожно признала Тиллиана. — А вторая причина?

— Лоло Мод — в некотором роде мой предок.

— Что?

Она, наверное, рассмеялась бы, видя реакцию собравшихся, — если бы все это не было так чертовски трагично.

— Я проследила свою генетическую родословную, когда проходила… лечение на Джулоссе. — Она взглянула на Александре, которое сдержанно кивнуло. — Она восходит к некоему человеку по имени Бик Хеслоп. Известен он — и это единственная причина, по которой он попал в наши записи, — благодаря тому, что стал первым человеком, успешно перенесшим процедуру извлечения из кокона.

— А Лоло? — спросил Деллиан.

— Оне было партнером брата Бика, Олли Хеслопа, который… Ну, он погиб в Лондоне, помогая Святым попасть на борт «Спасения жизни». И Лоло, и Бик покинули Землю, перебравшись на Акиту.

— Но как это доказывает, что послание Лоло настоящее?

— Доказательство — абсолют, которого нам в данном случае не достичь, но это еще один байт, добавляющий данным достоверности. Расширенная семья, в которую вошли Лоло и Бик, жила на Пасобле; это тот же хабитат, который принял Эмилью и Энсли после того, как оликсы вернулись к людским мирам. Так что Лоло было, видимо, на том же корабле поколений, что и Энсли, когда он покинул Фалькон. Оне было на Фабрике. Оне стало одним из боевых кораблей, точно так же как Энсли.

— Раньше мы не знали, выпустила ли Фабрика другие корабли, кроме Энсли, — сказало Александре. — Теперь знаем. Ты права, это добавляет достоверности.

Ирелла благодарно кивнула:

— Нужно также учитывать, насколько близко в галактических масштабах находились корабли Лоло и Энсли. Это не может быть совпадением. Эта часть космоса — фронт волны человеческой экспансии. Все сосредоточено здесь.

— Хорошо, — сказала Тиллиана. — Значит, Лоло Мод — настоящий корабль с Фабрики, и он уничтожил засаду оликсов. Но за этим должен был последовать автоматический ответ; пока мы сидим здесь, оликсы возвращаются к звезде — со значительными силами. Когда они доберутся туда, то немедленно уничтожат шар–передатчик. А когда поймут, что он транслировал, устроят засаду у каждой нейтронной звезды вдоль всего фронта экспансии. Как ты и сказала, именно здесь сосредоточена вся человеческая деятельность — если кто–то вообще остался. Оликсы будут ждать все уцелевшие корабли миссии Удара.

— Точно, — сказала Ирелла. — Но они пока не приняли сообщение. Еще слишком рано. Так что мы должны продолжить полет к нейтронной звезде. Теперь у нас есть преимущество.

Кенельм перевело взгляд с Вим на Цинри:

— Мы готовы возобновить полет?

Вим кивнуло:

— Да, капитан. Год торможения, затем еще год разгона до релятивистской скорости — таким образом мы прибудем позже, чем предполагалось, но, уверено, никаких больше проблем с двигателями у нас не будет.

— Но где сейчас другая миссия Удара? — выпалил Ован.

— Прошу прощения? — переспросило Цинри.

— Лоло Мод — не приманка. Мы знаем, что корабли Фабрики просто ждут оликсов, пребывая в некоем ограниченном состоянии. Они, как и «Морган», выполняли миссию. Какие бы люди ни находились у той звезды, они биоформировали ее планету. Значит, прямо сейчас, если они следовали протоколу…

— Святые, да! — взволнованно воскликнул Деллиан. — Они направляются к той же самой нейтронной звезде, что и мы!

— Как и все уцелевшие корабли Удара, — сказала Тиллиана. — Как только они засекут Сигнал, они полетят туда — и все корабли Фабрики тоже. Черт, если остался еще хоть кто–то, мы могли бы даже убедить некоторые корабли поколений изменить курс и присоединиться к нам.

— Мы не были бы больше одни!

Ирелла не видела Дела в таком возбуждении с тех пор, как они засекли корабль оликсов, приближающийся к Ваяну. Это был почти что прежний Деллиан. Она потянулась и стиснула его руку.

— Не обязательно, — сказала она, словно прося прощения. — Сигнал Лоло яснее ясного: люди должны выработать новую стратегию — теперь, когда оликсы знают всё. А значит, к нейтронной звезде любой человек отправится в последнюю очередь.

— О. Верно.

— Мы не имеем права строить предположения, как интерпретируют предупреждение другие, — сказало Кенельм. — Возможно, решат не вмешиваться, а может, отправят исследовательскую миссию. Однако я согласно с Иреллой в том, что Сигнал Лоло — хотя он и очень важен — не меняет нашей цели. Таким образом, мы возобновим полет к нейтронной звезде. Тиллиана?

— Да, капитан?

— Поддерживай взаимодействие с Вим. Я хочу, чтобы был разработан тактический сценарий для фазы торможения у нейтронной звезды. Нас больше не поймают и не заманят в засаду.

СТАНЦИЯ КРУЗ День «S», 11 декабря 2206 года

В командном центре Ответного Удара станции Круз стояло восемь кресел главных координаторов; их массивные рамы почти терялись среди ярких сталактитов голограмм, выступающих из гладких стен и потолка помещения и заполняющих практически все свободное пространство. Генерал–адъютант Дэвид Джонстон, войдя, поприветствовал личный состав штаба, после чего сел на свое место сзади, с которого ему открывалось больше данных, чем мог бы воспринять любой человек. Очередной голографический дисплей изогнулся, окружая его, а генерал снял очки в тонкой оправе и сунул их в карман кителя.

— Мы готовы? — спросил он.

Восемь координаторов, приведенных им из Обороны Альфа, утонули в собственных цифровых гнездах из лазерного света и один за другим подтвердили готовность.

— И вновь на прорыв, дорогие друзья, — мягко сказал Джонстон. — Но когда в ушах гремит гром войны, будьте подобны тигру. — Он сделал паузу, закрыл глаза, перевел дыхание и велел своему альтэго открыть канал связи с Ген 8 Тьюрингом, который будет направлять Удар. Тотчас же графические дендриты его дисплеев обросли цифровыми листьями данных. Тренировки позволяли ему сохранять спокойствие, хотя генералу очень хотелось оказаться сейчас где–нибудь в другом месте. Но кому еще он мог бы доверить эту работу? Однако поток свежей информации в реальном времени усилил подозрение, что это уже слишком. Правда в том, что на самом деле он будет играть очень скромную роль в атаке: этакий уборщик, вертящийся под ногами Ген 8 Тьюринга.

Крохотная багровая иконка вспыхнула где–то наверху и состыковалась с линзами, позволяя получить доступ к символу.

— Впустить, — с легким намеком на возмущение приказал генерал командному центру.

Дверь позади него открылась. Вошли Эмилья Юрих и Энсли Зангари — на этот раз без помощников. Эмилья — в черном шелковом платье с высоким воротом — выглядела, как всегда, высокомерно и величаво. А Энсли облачился в университетский синий с бордовым пиджак, словно собрался на студенческую вечеринку. Джонстон едва сдержался, чтобы не нахмуриться при виде него; Энсли месяцами не появлялся на заседаниях совета. Ходили слухи…

— Не волнуйтесь, генерал. — Энсли усмехнулся. — Мы не собираемся вмешиваться. Мы просто понаблюдаем. Это ведь история.

— И окажем вам некоторую моральную поддержку, — добавила Эмилья. — Кое–какие решения, которые привели к сегодняшнему дню, сомнительны с этической точки зрения — и это только точка зрения Энсли.

— Проклятье! Я с самого начала был прав насчет этих дерьмовых оликсов.

— Кажется, ты время от времени действительно упоминал об этом.

— Я ценю ту политическую поддержку, которую вы оказывали мне последние пару лет, — нейтрально проговорил Джонстон. — Сенат Сол не вполне разделяет ваше мнение.

— Кучка гребаных политиков, — прорычал Энсли. — Это они не дали вам оружие для защиты Земли, а потом вас же и обвиняют. Уроды. Надо было бросить их всех в Лейпциге. Показать им, как кусается порой реальность.

Эмилья холодно улыбнулась:

— Мы готовы, генерал?

— Да. Если не сработает сегодня, то не сработает никогда. — Он быстро провел обобщенный анализ, проверяя позиции кораблей оликсов в системе Сол; скрытые расширяющиеся порталы вокруг Земли; статус кораблей, сосредоточенных в Дельте Павлина, у Кормы, Эты Кассиопеи, 82-й Эридана, Трапписта-1; команду Ответного Удара.

— Как дела?

— Мы готовы, сэр, — ответил Луи. — Все на позициях, сенсорный охват отличный.

— Хорошо. На связи. «Еретик–мститель», идем на Ответный Удар.

— Вас понял, генерал, — откликнулся Юрий. — Мы готовы.

— Счастливого пути, «Еретик–мститель». Увидимся по ту сторону вечности.

Джонстон сверился с плотной панорамой данных. Ген 8 Тьюринг выплеснул подходящие начальные ходы. Генерал долгие секунды изучал их. Эскадрилья из трехсот транспортных кораблей оликсов спускалась со своей тысячекилометровой орбиты; головной корабль направлялся к светящемуся пятну, которое было Лондоном — пока еще упорно и дерзко существующим. Он мстительно улыбнулся.

— Не так все просто, ублюдки. — На линзы выплеснулся ряд значков скрытых порталов: горячие янтарные звезды высоко над Атлантическим океаном. — Начинаем первую фазу.

В трех тысячах километров над Землей, в центре внутреннего радиационного пояса Ван Аллена, где концентрация опасных электронов и протонов максимальна, полностью открылись сорок расширяющихся порталов диаметром восемьдесят метров. Корабли, прошедшие через них, были построены на огромных промышленных базах на орбите Нанкина, третьей планеты Трапписта-1, заселенной выходцами из Китая. Сразу после начала вторжения все производственные мощности, задействованные в проекте терраформирования, были реконструированы под создание хабитатов исхода, а также новых ударных крейсеров класса И-Ксиан.

Спроектированные в основном как ракетоносители и орудийные платформы, крейсеры представляли собой простые додекаэдры, двенадцатигранники диаметром шестьдесят метров, разгоняемые тремя термоядерными ракетными двигателями. Их защита обеспечивалась щитами ближней обороны, покрывающими карботаниумный фюзеляж азотным слоем пятиметровой толщины, градиент плотности которого поддерживали связующие генераторы, наподобие поперечного сечения атмосферы газового гиганта — с газообразным внешним слоем, быстро сгущающимся в оболочку сверхъестественной прочности. Простота и модульный принцип конструкции позволили оперативно наладить массовое производство. Ко Дню «S» Траппист-1 произвел больше восьми с половиной тысяч таких крейсеров.

Две тысячи из них вылетали сейчас из расширяющихся порталов — по одному каждые пять секунд.Каждый шел по вектору, немного отличающемуся от вектора предыдущего корабля. Потом включались термоядерные двигатели, развивая ускорение до четырех g. Крейсеры не обладали маневренностью транспорта оликсов, но они компенсировали это численностью.

Корабли оликсов над Землей немедленно приступили к маневрам уклонения, уходя с орбитальной траектории на семи g. Высоко над ними продолжали появляться крейсеры И-Ксиан, развертываясь накатывающей грозовой тучей. Первые сорок запустили восьмерку термоядерных ракетных двигателей, разогнавшись до пятидесяти g. Игнорируя корабли оликсов над мезосферой, они нырнули вниз, в стратосферу, где пытающиеся спастись транспорты пробивали озоновый слой.

Поврежденную атмосферу Земли встряхнули множественные сверхзвуковые ударные волны; ракеты нещадно рвали изнемогающий воздух. Все они выбросили шквал крохотных сенсорных сфер, которые распространялись, имитируя метеоритный дождь, обеспечивая уникальными данными наблюдений Ген 8 Тьюринг команды Ответного Удара. Поскольку ведущий транспортный корабль оликсов все еще находился в ста километрах западнее Азорских островов и шел на восемнадцати Махах, ракеты начали взрывать свои двадцатипятимегатонные боеголовки в тщательно рассчитанной последовательности.

Сенсорные сферы наблюдали за интенсивным разрушением атмосферы, отслеживая энергетические взрывные волны и всплески радиации, тщательно рассматривая их влияние на незащищенный корабль оликсов. Оборона Альфа разработала ядерное оружие с усиленным эффектом гамма–излучения. Транспорты, похоже, обладали очень слабой устойчивостью к радиации. Как только бомбы начали взрываться, корабли стали терять ускорение. Те, что были ближе всего к взрывам, полностью потеряли мощность и, кувыркаясь, полетели с небес. Затем на оставшиеся суда обрушилась колоссальная взрывная волна. Часть кораблей рассыпалась на части, остальные беспомощно завертелись, потеряв управление. Датчики отслеживали все подробности их распада и смерти — для дальнейшего анализа Ген 8 Тьюрингом.

Крейсеры И-Ксиан выпустили вторую партию ракет. У этих боеголовки были поменьше, и сдетонировали они к западу от первой линии огня, ближе к Бермудам, где оликсы в отчаянии неслись к вершине мезосферы. Их судьба предоставила еще один транш подробных данных для Ген 8 Ответного Удара, уточнив технологические параметры кораблей оликсов. Джонстон наблюдал, как накапливается информация.

На его дисплей выплеснулась иконка Соко.

— Вы их ошеломили, — сказал он. — Единое сознание «Спасения» глубоко потрясено нападением. Они не ожидали, что мы применим ядерное оружие на Земле. «Спасение жизни» перебрасывает корабли Избавления на защиту транспортов.

— Но не отзывает их? — уточнил Джонстон.

— Нет. Пока нет.

— Отлично, заставим их относиться к нам посерьезнее. Переходим к фазе два.

Восемьсот порталов открылись над Землей, полностью окружив земной шар. В них хлынули крейсеры. Большинство устремились вниз, к планете, а оставшиеся выстроились для атаки по пятьдесят в ряд и, набирая скорость, двинулись курсами перехвата навстречу приближающимся кораблям Избавления. Все пространство было пронизано тонкими шлейфами термоядерных реакций, заштриховавшими раскаленным светом верхний слой атмосферы, заключив в клетку всю планету.

В восьми тысячах миль над Индийским океаном корабль Избавления выполнил параболический маневр на одиннадцати g, чтобы поравняться с одной из атакующих шеренг. Из него ударили невероятно мощные энергетические лучи, рассекая щиты крейсеров, убивая корабли, обращая их в клубы накачанного энергией пара. Уцелевшие ответили синхронным залпом, выпустив каллумиты. Маленькие — всего два метра в диаметре, — эти ракеты использовали тот же принцип, что и человеческие субсветовые звездолеты, превращая каплевидный корпус в одиночный портал. «Дыры» неслись сквозь космос с ускорением в двадцать пять g.

Понять, что они есть, можно было только по шлейфу выхлопных газов. Корабли Избавления выстрелили по ним энергетическими лучами; кинетическими гарпунами; тридцатипятимегатонными боеголовками, чьи плазменные сферы насыщали локальное пространство высокоэнергетичными частицами. И ничто из этого не возымело ни малейшего эффекта. Любая угроза просто проходила сквозь дыру, вылетая из инертного портала–двойника в тысячах километров отсюда.

Первый корабль Избавления был поражен семнадцатью каллумитами за полторы секунды. Двигаясь со скоростью больше семидесяти километров в секунду, каждая из ракет проложила сквозь корабль идеальный туннель, пробивая все, с чем приходилось сталкиваться. А миллисекунды спустя каждую из этих дыр затопило выхлопом термоядерной плазмы. Корабль Избавления уже распадался, но тут разрозненные фрагменты его мигом превратились в атомную порошу.

— Отлично, — сказал Соко. — Единое сознание напугано.

— Начинаем зачистку, — приказал Джонстон. — Убрать все корабли оликсов ниже геостационарной орбиты. — Он сосредоточился на секции дисплея, фиксирующей северную Юту. — Луи, приготовься.

МИССИЯ «НОКДАУН» День «S», 11 декабря 2206 года

Их было трое в транзитной камере, когда взрывостойкие двери с грохотом захлопнулись и заперлись с глухим металлическим щелканьем. Кольца семи расширяющихся порталов перед Луи светились яркой бирюзой, окружившей призрачную центральную серость, как будто они подсвечивались сзади слабым лунным светом.

Скафандр послушно сомкнулся вокруг него. Не слишком изящная вещь добавляла к росту полметра. Рядом в своем скафандре стояло трехметровое Элдлунд. И Лим Танья — два метра шестьдесят сантиметров.

На секунду, когда свет исчез, Луи скрутил приступ клаустрофобии. Шлем был прочным, как и весь скафандр, толстый панцирь отливал тем же тусклым оловянным блеском, что и средневековые доспехи. Луи знал, что древние рыцари ездили обычно на лошадях, специально выведенных, чтобы выносить огромный вес всадника, — еще одна вещь, роднившая его с теми благородными воинами былого. Сейчас он весил больше полутонны. И, в отличие от брони, которую современные наемники и сотрудники служб корпоративной безопасности носили на боевых заданиях, весьма малая часть веса скафандра приходилась на оружие. Здесь все служило защите, защите и еще раз защите. Основной задачей его «доспехов» была защита владельца от радиации. Сквозь них не пробился бы и гамма–импульс тактической ядерной бомбы. Почти треть массы составляли искусственные мускулы, без которых в скафандре нельзя было бы даже стоять, не говоря уже о том, чтобы двигаться. Вес и прочность делали его подходящим для загубленной атмосферы Земли. Нет, в роду у этого скафандра все–таки не было древних рыцарских доспехов; скорее уж его прародители трудились армейскими танками.

На линзы выплеснулось изображение с внешнего датчика брони, и Луи задышал спокойнее. Тактические дисплеи показывали титаническую битву, разворачивающуюся в пространстве над Солт–Лейк–Сити. Помимо армады человеческих боевых кораблей, расширившиеся над Землей порталы выпускали рои сенсорных спутников, собирающих оперативные данные для Ответного Удара. Ген 8 Тьюринг вычерчивал запутанную паутину корабельных векторов. На орбите сотнями уничтожались транспортные суда оликсов. Корабли Избавления вели яростный арьергардный бой с потоками крейсеров, но остановить каллумиты не могли.

— Ты разбил его, босс, — воскликнуло Элдлунд. — Мы громим их!

— Чертовски верно, — согласился Луи. — А вот и наземная волна.

Тысячи крейсеров спускались в верхние слои земной атмосферы, осыпая корабли оликсов, что окружали каждый уцелевший город, градом каллумитов. Вблизи перенапряженных щитов нельзя было применять ядерное оружие — но и избегать его применения не следовало. Эта фаза должна была быть убедительной.

— Луи, приготовиться, — приказал Джонстон.

На линзы Луи выплеснулись лучшие варианты развертывания порталов.

— Третий и пятый, — решил он.

— Согласно, — подтвердило Элдлунд.

— Соберитесь.

— Есть, — откликнулась Лим.

Все три скафандра наклонились вперед.

Перед ними серый псевдоцентр порталов под номерами три и пять растаял, сменившись другой, более разреженной текстурой. Воздух с воем ворвался внутрь, неся шквал грязи и пыли. Скафандры слегка качнулись, но удержались.

Луи снова сверился с тактическим дисплеем. В Южной Америке и Китае пятимегатонные боеголовки взрывались в двадцати–тридцати километрах над землей, рядом с колоннами поднимающихся транспортных судов оликсов. Под напором ударных волн корабли кренились — и срывались в смертельное пике. Те, что еще не стартовали, катились по земле, налетая на камни, врезаясь в скалы, трескаясь и сминаясь от ударов. В ответ корабли Избавления, бомбардировавшие города, направили энергетические лучи вверх, целясь в приближающиеся ракеты, что частично ослабило давление на щиты. Другие транспортные корабли оликсов воспользовались передышкой, чтобы взлететь, ища ненадежного убежища в небе.

А черные дыры каллумитов спускались в тишине, с одинаковой безмятежностью поглощая воздух и рентгеновские лазеры, — и насквозь пробивали корабли Избавления, нещадно потроша их.

Несмотря на то что Луи присутствовал на большинстве совещаний по Нокдауну и знал план наизусть, наблюдать за тем, как крейсеры с феноменальной скоростью расходуют боеприпасы, оказалось очень тревожно. Он ведь отлично знал, сколько у них запасов. Они разогнали производственные станции до максимума, чтобы подготовиться к сегодняшнему дню, и все равно ясно было, что им придется туго.

Тактический дисплей Нокдауна показал крейсеры над Ютой, приближающиеся к оптимальным точкам атаки. Корабли Избавления отреагировали на их приближение, открыв огонь по собравшимся наверху. В ответ посыпались ракеты, вспарывая густой грязный воздух.

Три командные иконки вспыхнули зеленым.

— Вперед, — приказал Джонстон.

Луи двинулся к пятому порталу. Потребовалось некоторое время, чтобы перейти на бег, даже с таким обилием искусственных мышц; столь большую инерцию нелегко было преодолеть. Когда они с Элдлунд тренировались в скафандрах, то обнаружили, что лучший способ затормозить, разогнавшись, это просто упасть на землю и упереться локтями и коленями, вспахивая грязь до полной остановки.

Голубой обод пятого портала он переступил уже на скорости бега трусцой. Равновесие сместилось, но сеть скафандра это исправила. Прямо за его пятками прижималась к крутому склону горы Кесслера в самом сердце хребта Окирр синтетическая черепаха — «проныра». Элдлунд появилось из портала номер три, двадцатью метрами западнее. За оне следовала Лим.

Штормовой ветер, обрушившийся на горы, был так свиреп, нес столько песка и каменного крошева, что визуальные сенсоры Луи не справлялись. Камни отскакивали от его брони с таким звуком, словно он попал под пулеметный огонь. Несмотря на неустойчивость почвы Луи продолжал двигаться вперед, сохраняя инерцию. На линзы выплеснулись данные о кораблях оликсов, выстроившихся за ближайшими горами. Они появились в километре от транспортного судна — в то время как в двух с половиной километрах от этого места корабль Избавления размолол в порошок пик Фарнсворта, над которым висел последние два с половиной года, бомбардируя щит Солт–Лейк–Сити.

Транспорты начали взлетать, а корабли Избавления все стреляли вверх, по рою сыплющихся на них ракет. На этот раз каллумиты прибыли первыми. Тянущиеся за ними шлейфы были достаточно яркими, чтобы свет их пробивался сквозь муть атмосферы, превращая склон в дикую монохромную пустошь. Луи даже различил громоздкие силуэты двух других неуклюже бредущих вровень с ним скафандров.

Пять каллумитов пробили насквозь корабль Избавления на пике Фарнсворта и вонзились в гору. Секундой позже их оболочки пространственной запутанности отключились. К этому времени раскаленные выхлопы уже опустошили внутренность корабля Избавления — и тот взорвался, разлетевшись каскадом расплавленных осколков и зазубренных элементов конструкций.

Сияние исчезло, сменившись яростными вспышками в вышине, — это взорвалась очередная серия ядерных боеголовок. Луи едва различил смутную тень взлетающего транспортного судна — усеченный конус с задранным носом. Ударные волны новых взрывов обрушились на землю. Транспортный корабль находился в этот момент на высоте более трехсот метров — и его швырнуло назад, скручивая и выгибая, словно он все еще пытался вернуться на заданный вектор полета. А потом корабль врезался в землю. Сильно. Фюзеляж растрескался — но не развалился.

Луи определил, где находятся выхлопные трубы термоядерной камеры, и его скафандр выпустил тактическую ракету со всего–навсего двухдекатонной ядерной боеголовкой, взорвавшейся к тому же в двадцати метрах от корабля. И все же она оказалась достаточно мощной, чтобы оторвать от земли половину транспорта. Нос с хрустом врезался в скалу, трещины в фюзеляже разошлись, корма смялась и почернела, а маленькое грибовидное облако ядерного взрыва тут же разметал ветер.

Луи присел на корточки, но это не помогло — взрывная волна опрокинула его на спину. Из разбрасывателя скафандра Элдлунд вылетело три высокоскоростных дрона — они воткнулись в изувеченный корпус транспортного корабля и прочно засели там.

— Подавление запутывания активировано, — объявило Элдлунд. — Единое сознание «Спасения» не знает, что происходит с этим кораблем.

Луи выпрямился и рванул вперед так быстро, как только мог. Вспышки ядерных взрывов над головой становились все реже и реже. Все это было частью стратегии Нокдауна, позволяющей оставшимся кораблям уйти на орбиту.

Транспорт был в скверном состоянии. На его темно–красном фюзеляже чернело столько трещин и выбоин, что едва ли этот корабль когда–нибудь смог бы снова взлететь. Внутренние резервуары разорвало. Жидкость с бульканьем лилась наружу, растекаясь по корпусу и обожженной земле. Часть прозрачной корабельной «крови» была криптогенной, она пузырилась под горячим ветром, исходя клубящимся белым паром, скрывающим тайны внутренних помещений.

Луи активировал сенсорную матрицу скафандра, и датчикам удалось пробиться сквозь плотные тучи. С таким кораблем, идентичным первоначальной конструкции «Еретика–мстителя», Луи был знаком досконально. Непосредственно под обшивкой фюзеляжа размещалась толстая прослойка систем манипулирования экзотической материей, позволяющей кораблю лететь сквозь червоточины. Гравитонные двигатели и термоядерные генераторы располагались в кормовой части, превращенной сейчас выпущенной им тактической ядерной ракетой в искореженный шлак. Основное тело корабля составляли цилиндрические отсеки, соединенные перекрывающими друг друга круглыми коридорами, напоминающими толстые трубы.

Добравшись до корабля, Луи ухватился обеими руками за края широкой трещины. Искусственные мышцы врубились на полную мощность, и он даже сквозь изоляцию скафандра услышал скрежет расходящихся металлических листов. Миг, и Луи уже оказался внутри, стараясь не поскользнуться на покрывающей пол и стены маслянистой пленке. Ледяной белый пар из пробитого криогенного бака клубился вокруг него, блокируя визуальные сенсоры. Радар УКВ засек впереди какое–то движение. Выплеск показал странный профиль — словно бы осьминога с двумя рядами щупальцев, окаймляющих туловище двумя кольцами, сверху и снизу, и с хлыстами–кабелями посредине. Чудовище стремительно приближалось. Встроенные в плечо магнитные мини–пушки активизировались, поворачиваясь в сторону противника, и выдали пару полусекундных импульсов, вызвав свирепую вибрацию, от которой у Луи застучали все зубы. Тело конструкта разорвало в клочья — почти той же консистенции, что и пузырящаяся жидкость под ногами.

По коридору, молотя конечностями, спешили еще три твари. Луи пристрелил всех, после чего он, Элдлунд и Лим добрались до центрального отсека — цилиндра, занимающего всю высоту корабля, разделенного на три секции простыми решетчатыми перекрытиями–переходами. На полпути вверх располагалась двухметровая сфера, удерживаемая десятью радиальными столбами. Там было, наверное, больше двадцати чудищ–конструктов — разных размеров, с разной длиной щупалец. Двигались они вяло, точно пьяные, и датчики не увидели у них ничего похожего на оружие. Луи и Элдлунд открыли огонь. Десять секунд спустя их скафандры были покрыты потеками запекшейся крови, все твари валялись мертвые, а в стенах отсека зияли сотни дыр размером с кулак, пробитых бронебойными микрогарпунами.

— Это облегчает задачу, — сказала Лим и начала карабкаться по стене с ловкостью бывалого, объятого азартом скалолаза, пользуясь дырами как опорами для рук и ног. И если они оказывались недостаточно велики, она била или пинала стену, неизменно получая желаемое.

Луи при помощи датчиков скафандра наблюдал за двумя коридорами в нижней части отсека, а Элдлунд прикрывало три верхних входа. Буря криогенных паров наконец иссякла, и пространство очистилось.

Лим добралась до среднего перехода и двинулась по нему. Если единое сознание транспортного корабля и было встревожено ее присутствием, оно никак этого не проявляло. Но Луи сохранял бдительность. Адреналин так и бурлил в его крови.

«Выходит, паранойя прадедушки Энсли передается по наследству».

Тактический выплеск показал, что над Солт–Лейк–Сити поднялось уже около двух дюжин транспортных судов оликсов. Пара уцелевших кораблей Избавления шла с ними, кромсая энергетическими лучами последнюю порцию ракет. В двухстах километрах над ними строй крейсеров двигался на восток. Второй отряд шел за первым на расстоянии ста пятидесяти километров. Вот в этот зазор между ними и нацелились корабли оликсов. После двух лет анализа летных возможностей транспортных судов совет Ответного Удара пришел к выводу, что более пятидесяти процентов кораблей сумеют попасть в этот промежуток и продолжить подъем.

— Приступаем к извлечению, — объявил Луи.

Датчики скафандра дали приближение. Лим прижала к сфере рядом с одной из радиальных спиц глянцевый черный контейнер. Поверхность зарябила и потекла, словно очень густая жидкость.

В этой части они полностью зависели от неан. Инопланетники обладали нейровирусом, который, по их утверждению, не могли использовать люди. Пришлось положиться на Лим и Джессику. Луи хотелось верить, что все обойдется, но он никак не мог выкинуть из головы подозрения Кандары. Слишком многое пришлось принять на веру. А ведь от этого зависит выживание. Наше выживание.

Перчатка Лим разошлась, и она до самого запястья погрузила правую руку в зыбкий черный контейнер.

— Я внутри.

Луи опять просканировал коридоры. Тишина, никакого движения. Интересно, а что же в других отсеках? Они никогда не исследовались, даже при помощи мобильных датчиков. Сегодняшняя миссия преследовала лишь одну цель — самую важную на Земле. Все остальное служило ей.

Все, что нужно было сделать Лим, — это подключиться к органическому нейронному процессору, размещенному внутри сферы, и загрузить в него нейровирус. Луи ничем не мог тут помочь; тогда он занялся сравнением размеров. Даже если масса нейронных процессоров занимает лишь половину сферы, она все равно в семь–восемь раз больше мозга Лим. Так что недостаточно просто верить в то, что неаны — настоящие, верные союзники людей; еще и их нейровирус — нечто, созданное в кластере обиталищ неан несчетные века назад, — должен сработать идеально. Невольно задумаешься, откуда им так много известно о мыслительных процессах оликсов.

«Может, у них были пленные, на которых они экспериментировали? Но это идет вразрез с их предполагаемой философией, принцип которой — скрываться между звезд».

Соко обещал, что все получится. «Я отключил с его помощью единое сознание транспортного корабля, помнишь?»

— Есть! — воскликнула Лим и осторожно убрала руку. Перчатка ее вновь стала целой. Поверхность контейнера чуть прогнулась — и плавно погрузилась в сферу, словно ее засосало внутрь.

Эта часть всегда казалась Луи самой странной. Нейровирус позволял Лим копировать идентификационные структуры единого сознания. Но чтобы полет «Еретика–мстителя» увенчался успехом, им нужен был особый узел клеток, расположенный глубоко внутри нейронного процессора транспортного корабля, тесно связанный с нейростратой «Спасения жизни». Если бы бронированный скафандр не был таким тяжелым, Луи бы, пожалуй, нервно притоптывал от нетерпения.

Черный контейнер выполз из дыры, и Лим сорвала его со сферы. Тридцать секунд спустя она отчасти слезла, отчасти спрыгнула на пол отсека.

— Пошли.

— Аллилуйя! — воскликнуло Элдлунд.

Они поспешили к выходу — следом за Элдлунд. Выйдя в коридор, Луи уронил на пол десятидекатонную ядерную бомбу, установил таймер на десять минут и двинулся дальше, не оглядываясь.

Путь до порталов занял у них семь минут. И когда бомба взорвалась, уничтожив то, что оставалось от транспортного корабля, а равно и любые свидетельства миссии «Нокдаун», троица уже вернулась на станцию Круз.

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» День «S», 11 декабря 2206 года

Все пятеро, сидевшие за своими консолями в белой овальной рубке, наблюдали за висящим между ними изображением. Внутренние датчики «Еретика–мстителя» показывали инженерного дрона, который принес черный контейнер, доставленный Лим по завершении миссии «Нокдаун», — и осторожно опустил его в открытый белый цилиндр.

Каллум пытался сосредоточиться на дроне, но разум его продолжал визуализировать чистые данные — не разложенные по столбцам и графикам, но в виде клубящейся массы символов, которые он помнил весьма смутно. Навязчивые призраки проникали прямо в мозг из сети «Еретика–мстителя» через нейронный интерфейс, и этот отвлекающий фактор он не мог игнорировать, поскольку попытки игнорировать заставляли концентрироваться сильнее.

Он вроде бы знал, что данные касались статуса клеток узла — опорный цилиндр запускал в них нитевидные капилляры, налаживая подачу и извлечение питательных веществ и прямую неврологическую связь. Проверка функциональных возможностей…

— Узел жив, — объявила Джессика.

Голос ее встряхнул Каллума. Блуждающие данные обернулись неяркой искрой.

— А вспомогательная система? — спросила Кандара.

— На данный момент она поддерживает клетки. А что до долгосрочной перспективы, то поживем — увидим.

— Продержался бы узел хотя бы день, — сказал Юрий. — Ответный Удар, мы готовы.

— Знакомство с вами — честь для меня, — раздался голос Джонстона. — Со всеми вами. То, за что вы взялись, не имеет прецедентов в истории человечества. Будущие поколения вознесут благодарность каждому из вас. А я могу только пожелать вам удачи.

— Увидимся, — усмехнулся Алик.

Мысль–желание–приказ Каллума вновь переключили его внимание на окруженное консолями изображение в цифровом сенсориуме, служащем сейчас оболочкой реального мира. «Еретик–мститель» висел в пространстве, в десяти а. е. от сияния Дельты Павлина, один, если не считать маленького, окаймленного голубым диска в сотне метров от его приплюснутого носа. Тактический снимок Северной Америки показал флотилию транспортных кораблей оликсов, устремившихся прочь от Юты стайкой вспугнутых птиц, ведомых единственным уцелевшим кораблем Избавления. Они были уже в трехстах километрах над планетой и стремительно ускорялись.

— Развертываем эскадрилью перехвата, — спокойно сообщил Джонстон. — Готовьтесь.

Двадцать расширяющихся порталов открылись в двухстах километрах над убегающими транспортными кораблями. Из них потоком хлынули крейсеры. Полетели ракеты, оставляя за собой колеблющееся кружево термоядерных шлейфов, превращающееся в светящийся саван, подобный северному сиянию в истерзанной атмосфере. Пять каллумитов нашли корабль Избавления и расправились с ним в считаные секунды. Внутри и вокруг транспортов начали взрываться ядерные ракеты, превращая огромный участок космоса в беснующуюся туманность.

— Вперед, — приказал Джонстон.

Расширяющийся портал перед «Еретиком–мстителем» стремительно рос; сквозь него пробивался белый свет. «Еретик–мститель» рванулся вперед, возникнув в эпицентре ядерной катастрофы над Ютой. Сверхжесткое излучение вгрызлось в корпус, мимо с ужасающей скоростью проносились обломки кораблей оликсов.

— Отключаю подавление, — сообщила Джессика. — Связываюсь с единым сознанием «Спасения».

Каллум затаил дыхание, зная, что на самом деле это не так — что с телом его, покоящимся в анабиозной капсуле, ничего подобного не происходит. Там он вообще не дышал самостоятельно. Но симулякр подчинился. Он считал секунды, слыша, как все громче и громче стучит в ушах кровь.

Со всеми, с кем только можно, он попрощался два дня назад. С Сави, конечно; они уже несколько десятков лет поддерживали ровные вежливые отношения. Она пожелала знать, зачем он позвонил и затеял эту сентиментальную беседу.

«Всегда была умнее меня».

Попытка уклониться от ответа оказалась просто смехотворной.

— Когда придет День «S», у меня есть задание, — признался он. — Трудное задание. Выполнение его может занять некоторое время.

— А если я спрошу, какое именно, ты мне расскажешь?

— Не могу. Соображения безопасности. Ты же понимаешь, да? — Это не было насмешкой, напоминанием о Загреусе, но он напрасно беспокоился. Она не обиделась. Они давно уже миновали эту стадию.

Потом последовали действительно тяжелые звонки — детям и их семьям. Для праправнуков он сделал записи; близнецы семи месяцев от роду в будущем услышат его любовь, дошедшую до них из прошлого, точно какой–нибудь исторический артефакт.

«Надеюсь, эти сообщения покажутся им скучными. Это будет означать, что они живут по–настоящему».

— Он принял нас, — сказала Джессика. На лице ее читался восторг. — Копия обманула его, он признал нас кораблем, который уничтожила команда Нокдауна.

— Что он говорит? — спросил Юрий.

— Он не столько говорит, сколько посылает автономные импульсы, как будто мы являемся его продолжением. Я попробую показать. Смотри внутрь.

Каллум неохотно закрыл глаза, пытаясь уловить… звуки? Цвета? Жар? Холод? Вместо всего этого возникло какое–то слабое ощущение — будто ловишь равновесие, ступив на неровную землю. Телу хотелось качнуться, нагнуться, повернуться. Что–то невидимое манило его вперед, к безопасности. Беспокойство скрутило его, сдавило, будто тисками, — дикое желание избавиться от страшной взрывной опасности, возникшей так внезапно вокруг планеты новых возлюбленных. И тревога за тех, кто уже спит в начале великого пути к Богу у Конца Времен. Шелест миллионов расчетов в секунду, точно хлопанье крыльев летучей мыши, эхом отдавался в черной пещере размером с гору, поневоле определяя самый безопасный путь бегства.

Он открыл глаза, терзаемый необходимостью увидеть нынешнее положение. Космос вокруг фюзеляжа «Еретика–мстителя» потемнел — это испарились остатки плазмы. Внизу лежал огромный полумесяц Земли, заляпанный грязно–белыми грозовыми тучами. Он не мог сказать, находятся они над сушей или над морем; под скомканным перисто–кучевым одеялом ничего не было видно. Обломки всё еще проносились мимо, остовы разбитых транспортных кораблей уменьшались, кружась и падая в объятия безжалостных ураганных вихрей.

Реакция его на эту бурную панораму была сложной. Слишком много эмоций. Радость из–за разгрома оликсов, пускай даже разгром этот и не имел особого значения, а был лишь ходом в самой сложной шахматной игре из всех, что были когда–либо придуманы. Еще сомнение и неуверенность в их миссии, от которых хотелось закричать: «Нет, поворачиваем, я не хочу! Я не могу! Я хочу присоединиться к исходу. Неаны правы — мы должны спрятаться между звезд и жить тихо с нашими друзьями и семьями». Но он не закричал; перед ним вдруг возникло призрачное лицо отца, выжидающе глядящего на него.

Ох, черт. Мы, верно, все тут гребаные сумасшедшие.

Кажется, он произнес это вслух — судя по тому, как ухмыльнулись все остальные.

Скорость начала нарастать: Джессика активировала гравитонный двигатель. Они поднимались среди уцелевших оликсов, осаждавших Солт–Лейк–Сити и стремящихся сейчас ввысь, к относительной безопасности. Дюжины флотилий шли над потускневшим белым шариком Земли к надежной гавани корабля–ковчега, висящего на своей орбите в третьей точке Лагранжа в трехстах восьмидесяти тысячах километров над поверхностью, прямо напротив Луны.

На расстоянии четырех тысяч километров от Земли различные флотилии оликсов начали объединяться в более крупные группы. Каллум продолжал наблюдать за происходящим через сенсоры корпуса, одновременно ощущая призывы единого сознания «Спасения». Импульсы постепенно начали обретать смысл, поскольку Ген 8 Тьюринг совершенствовал расшифровку и базовый импульс превращался в многогранный комплекс. Нащупывать отдельные нити было сложнее, чем выделять звучание отдельного инструмента симфонического оркестра. Удивительно и поразительно, как во всем этом разбиралась Джессика.

— Оборона Альфа консолидирует крейсерные флотилии, — сообщил Юрий.

— Преследует нас, — сказал Алик. — И — о, поглядите — стратегически так никогда и не догонит. Облом, да?

— Крейсеры специально строились так, чтобы ускорение их было меньше, чем у транспортных кораблей, — пояснила Кандара. — Некоторым же из них нужно позволить сбежать.

— Это должно быть подозрительно, — сказал ей Каллум.

— Единое сознание не мыслит в таких терминах, — ответила за Кандару Джессика. — Все его внимание сосредоточено на стратегическом отходе и защите коконов, которые у него на борту. Его главная забота — что делать с отступающими кораблями, включая этот. В его ангаре места недостаточно. Так что нам приказано лететь прямо в червоточину.

— Мы можем это сделать? — спросил Юрий.

— Регуляторы отрицательной энергии полностью функциональны, так что это не проблема. Но наша миссия состоит в том, чтобы остаться со «Спасением жизни».

— И что ты предлагаешь?

— Отступающие оликсы всё еще несут тяжелые потери. Многие корабли повреждены. Я могу имитировать ухудшение состояния наших регуляторов. Может, тогда нас направят в ангар.

— Давай, — согласился Юрий.

Каллум продолжал наблюдать за полетом к кораблю–ковчегу. Крейсеры всё еще обстреливали удирающие транспортные суда оликсов. Правда, огонь сделался реже, создавая совершенно верное впечатление, что запасы боеприпасов у людей на исходе. Каллумиты практически не выпускались, что позволило немногим уцелевшим кораблям Избавления более успешно защищать транспортные флотилии.

Просьба, направленная Джессикой единому сознанию «Спасения», мелодично прошелестела на краю подсознания Каллума тихой слабой мольбой. Он не думал, что корабль–ковчег, всецело поглощенный атакой Ответного Удара, удостоит хотя бы малейшего внимания нечто столь незначительное.

— Думаешь, он пойдет на поводу нашей стратегии? — спросил Каллум.

— Должен пойти, сукин сын, черт возьми, должен, — прорычал Алик. — Нам это нужно. Нужно, чтобы он сделал то, что мы хотим. Ответный Удар затевался ради того, чтобы загнать его в угол. Только ради этого…

— Он сделает, — сказала Кандара. — Единое сознание продемонстрировало значительные тактические способности. Оно должно знать, что мы могли напасть — вот так, неожиданно — непосредственно на него. Тысяча каллумитов превратила бы ковчег в самый большой кусок швейцарского сыра во всей вселенной, а инерция вращения довершила бы дело.

— О, благослови Господь могучие каллумиты. — Алик рассмеялся. — Только посмотрите, как бегут эти суки.

— Нам повезло жить в эпоху таких чудес, — спокойно сказала Кандара.

— Ой, да идите вы на хрен, — проворчал Каллум. — Использовать порталы как оружие было хорошей идеей, и вы это знаете.

— Нам ли не знать? — ухмыльнулся Юрий.

— Да, Калл, — согласилась Джессика. — Они действительно сбили единое сознание с толку. Ковчег понимает, насколько он уязвим при массированной атаке.

— А еще он понимает, что мы не стали бы так рисковать, — сказал Юрий. — Мы, люди, отчаянные, но не настолько, чтобы уничтожить все до единого коконы, находящиеся на борту, что неизбежно произойдет при его распаде. Он знает, что мы работаем над их спасением, над обращением вспять процесса окукливания.

— Доверься Джонстону, — сказала Кандара. — Удар по «Спасению» будет точным. Единое сознание сообразит, что мы пытаемся нанести ему вред, уничтожив червоточину — теперь, когда мы уже перебили большую часть кораблей Избавления. Это логичный ход с нашей стороны. И это оставляет ему только один вариант.

Каллум почувствовал импульс, пришедший от единого сознания «Спасения» — многоплановый стимул для всех транспортных кораблей флотилии. И был рад, что ему не пришлось спрашивать Джессику, что это означает.

Пришла пора «Еретику–мстителю» развернуться и, замедлив ход, направиться к «Спасению жизни». Этот маневр сделал бы все транспортные корабли оликсов уязвимыми для крейсеров, но крейсеры–то не собирались сближаться с ковчегом; они планировали пронестись мимо на большой скорости и провести заключительный массированный ракетный обстрел. Каллум почти чувствовал, как это обескураживает оликсов.

Корабли Избавления, сгруппировавшиеся вокруг «Спасения жизни», защищая ковчег, двинулись на перехват крейсеров, как и те, что сопровождали транспорты. Идеальный расчет.

Доверься Джонстону.

К счастью, все зависело не только от генерал–адъютанта. Ответный Удар заключал в себе два года трудов и планирования, работу миллионов людей, вовлеченных в производство боевых кораблей, и тысяч, руководивших ими. Сотни тактиков разрабатывали и анализировали план, учитывая множество непредвиденных обстоятельств. Шесть контролеров вместе с самым мощным из когда–либо созданных гиперкубом Ген 8 Тьюрингом осуществляли надзор. Нет, это было совсем не то, что просто метнуть кости и надеяться.

И все равно осознание этого не умаляло беспокойства.

«Еретик–мститель» был в восьми минутах от «Спасения жизни» и шел уже на трех g, когда в тысяче километров от кормы корабля–ковчега открылись четыре скрытых портала. Из них вылетели двадцать каллумитов в сопровождении роя сенсорных спутников. Пять оставшихся кораблей Избавления, охранявших «Спасение», тут же запустили сверхскоростные ракеты. Как и прежде, без толку. Пятидесятимегатонные взрывы не возымели эффекта. Каллумиты просто глотали все, пересекавшее их границу: радиацию, частицы, плазму… Мигом позже все двадцать дыр вонзились в «Спасение жизни», пробивая глыбу корабля насквозь со скоростью двадцать два километра в секунду. Датчики высокого разрешения показывали повреждения, узкие туннели, пробуренные быстро остывающим термоядерным пламенем движков каллумитов. Там, где перед ними оказывались механизмы, повреждения были серьезными, но конструктивно корабль–ковчег оставался целым. Что для такой громады новые туннели? Пустяк.

Каллум почувствовал, как беспокойство единого сознания усилилось. Анализируя векторы атаки, по которым летели каллумиты, оно видело, что люди выцеливают инженерные системы корабля–ковчега — и, что куда важнее, терминальный механизм червоточины. Среди всего этого проскользнул слабый ответ на запрос Джессики, незначительное согласие, простое включение в общую расстановку сотен транспортных кораблей оликсов, поврежденных, но еще пригодных для полета.

— Нас направляют в ангар, — подтвердила Джессика.

Первая волна транспортных кораблей подошла к «Спасению жизни». Приблизившись, все они активировали регуляторы отрицательной энергии — сотни маленьких, похожих на плавники зубцов, которыми ощетинились гладкие корпуса — точно дикобраз среагировал на угрозу. В центре кормовой части «Спасения» мерцала характерным фиолетовым светом черенковского излучения^[5] горловина червоточины диаметром разве что чуть–чуть поменьше самого ковчега. Глядящему в нее не открывалась ни воронкообразная перспектива, ни далекая точка схождения в конце туннеля пространства–времени. Горловина червоточины была просто местом, где заканчивалась существующая вселенная.

Каллум вздрогнул, получив доступ к сенсорному изображению.

«Что, если ничто вырвется наружу?»

Транспортные корабли ныряли в светящуюся пустоту, маневрируя ловко и проворно, точно косяки рыбок, и мгновенно исчезали из виду. «Еретику–мстителю», парящему среди себе подобных, оставалось всего сто километров до входа. Они больше не тормозили, но направлялись к сверкающей цели. Семьдесят километров. Сорок.

— Э… — выдавил Каллум.

Нереальная Джессика сидела за своей консолью, закрыв глаза, лицо ее выражало предельную сосредоточенность. На лбу даже поблескивала испарина. «Еретик–мститель» аккуратно выскользнул из потока транспортных кораблей, удаляясь от червоточины. Теперь они скользили над кораблем–ковчегом, над крапчатой мрачно–серой громадой, на поверхности которого то и дело вспыхивали яркие пятна — это продолжали взрываться ракеты с ядерными боеголовками, преследующие транспорты. Джессика вела судно по извилистой траектории, слишком близко к ковчегу. Даже сейчас Каллум ощущал призрачные импульсы гравитационных колебаний, воздействующие на его подвешенное физическое тело: как будто они катались на потерявших управление американских горках. Сенсоры показали тень «Еретика–мстителя», зыбким привидением скользящую над серой «скалой», то появляющуюся, то исчезающую при каждой вспышке взрыва.

Чернота накрыла их так стремительно, что он вскрикнул от потрясения. Идеально затормозив, они влетели прямо в ангар ковчега. Джессика пилотировала феноменально. Каллум не мог даже представить такой точности и проворства у единого сознания транспорта.

«А не заметило ли „Спасение", что мы слишком хороши?»

Он перевел дыхание, размышляя, не стоит ли применить какие–нибудь транквилизаторы из поддерживающих модулей капсулы, потому что при таком ходе мыслей здоровая паранойя способна перерасти в откровенное безумие.

— Срань господня! — воскликнул Алик. — Проклятье, ну и поездочка!

Сенсоры сфокусировались на новом окружении. «Еретик» находился в огромной пещере, каменные стены которой пронизывали извилистые черные корни, как будто они попали в какой–нибудь подземный скандинавский грот. Здесь уже стояло больше двадцати транспортных кораблей в различном состоянии — от тех, внешние повреждения которых были почти незаметны, до таких, у которых корпуса были чудовищно искорежены и расколоты близкими ядерными взрывами. «Еретик–мститель» плавно скользнул между ними, выискивая место для приземления. Джессика направила судно в дальнюю половину ангара, к нескольким серьезно пострадавшим кораблям, и медленно опустила «Еретика» рядом с ними.

— Ох, Матерь Мария, — выдохнула Кандара. — Поверить не могу. Мы это сделали.

— Они внутри, — объявил Джонстон, вглядываясь в густеющую вокруг него массу тактических данных. Слева висело единственное застывшее изображение — хвостовая часть «Еретика–мстителя», исчезающая в черноте входа в ангар в середине ковчега. Остальные иконки расплескались, подтверждая, что связь с кораблем разорвана — деактивирована на тот случай, если «Спасение жизни» способно засечь ее.

Генерал сосредоточился на кольце из двадцати скрытых порталов, кольце диаметром шестьсот километров, окружившем «Спасение жизни».

— Начинаем пятую фазу, — приказал он.

Порталы расширились. Из них градом полетели каллумиты, устремляясь к кораблю–ковчегу, выстраиваясь в линию в районе кормы, там, где мерцала червоточина. Длинные вереницы транспортных кораблей оликсов всё еще продолжали исчезать в ней.

Джонстону хотелось молиться. Все–таки этот момент — величайшая авантюра всех времен. Неаны заверили их, что корабль–ковчег способен перемещаться по червоточине, хотя у него на борту и есть терминальный генератор. Если этого не произойдет — если они ошиблись или единое сознание откажется отступать, — восемьсот дыр, оставленных восемью сотнями каллумитов, полностью уничтожат «Спасение жизни».

По оценкам Обороны Альфа, на борту ковчега находилось сейчас более миллиарда человеческих коконов.

— Ну же, — выдохнул он. Первым каллумитам оставалось двадцать секунд полета. Пятнадцать. — Беги, черт побери.

Десять.

Странный колеблющийся лиловый свет излучения Черенкова окружил громаду ковчега зыбким ореолом. Каким–то образом огромный каменный цилиндр погружался в это сияние. Потом свет исчез, а вместе с ним исчезло и «Спасение жизни».

Джонстон шарил взглядом по выплескам данных в поисках информации, но ничего не было. Сотни каллумитов пересекали пространство, которое всего несколько секунд назад занимала их цель. Координаторы командного центра начали перенаправлять ракеты на перехват брошенных транспортов и кораблей Избавления.

Генерал развернул кресло, оказавшись лицом к Эмилье и Энсли. Они смотрели на центральный дисплей, на пустой участок космоса, где только что находилась громада корабля–ковчега.

Энсли победно вскинул кулак:

— Ну вот! Мы надрали этим ублюдкам задницы!

И засмеялся.

— Да хранят нас небеса, — пробормотала Эмилья. — Что мы сделали?

— Единственное, что могли, — заверил ее Джонстон.

— Они вернутся.

— О да. И когда они вернутся, нам останется только одно: бежать. Мы должны быть готовы.

— Ради Христа, вы двое, — рявкнул Энсли. — Расслабьтесь. Мы победили. Через пару веков мы сможем драться с ними на наших условиях. Вот увидите.

Эмилья с жалостью улыбнулась ему:

— Я, к счастью, не увижу. Это будет бой наших детей. И они не поблагодарят нас за это.

ХАБИТАТ НАШУА, ДЕЛЬТА ПАВЛИНА День «S», 11 декабря 2206 года

Гвендолин Сеймур–Квинг–Зангари находилась в главном фойе строительного департамента хабитата исхода — просторном общественном помещении, куда сотрудники приходили расслабиться. Стандартная подпрограмма, спроектировавшая его, предназначалась для европейских домов–усадеб, а не для зон отдыха работников компаний, однако диваны тут были мягкими и удобными, голографический проектор — высшего качества, программное обеспечение ап–сервов, разносящих напитки, — вполне разумное, араспечатанные закуски на удивление неплохи. Она могла бы отправиться в свои апартаменты с потрясающим видом на цилиндрический ландшафт Нашуа, но сидеть в одиночестве, когда идет решающая — судьбоносная — битва за будущее человеческой

расы, было бы слишком угнетающе. Наблюдать за происходящим вместе со своей семьей она не собиралась. А поскольку прибыла она сюда всего два года назад, то друзьями обзавестись не успела. Поэтому Гвендолин решила обосноваться тут и посмотреть Ответный Удар вместе со своей командой; за последние двадцать месяцев они достаточно сблизились, хотя никто из сотрудников не был Зангари. Она перетащила сюда нескольких коллег из лондонского офиса — с которыми работала в прошлом и знала, что они суперкомпетентны. Других назначила Дельта Павлина. Некоторые из них были из Обороны Альфа, что на самом деле означало Сенат Сол, проверяющий, выполняют ли Зангари и утопийцы свою часть соглашения о строительстве флота исхода. Остальные пришли из различных астроинженерных консорциумов, преимущественно из Пояса Миллионеров Эты Кассиопеи.

Висящий в воздухе дисплей был перегружен данными и огромным количеством изображений с дистанционных сенсоров, демонстрирующих взрывы над Землей и, к сожалению, в атмосфере.

— Мы действительно никогда не вернемся, да? — с горечью сказала Матильда д’Горро. — Со всем этим радиоактивным дерьмом поверх отравы оликсов…

В Лондоне она была одним из исполнительных директоров Гвендолин и отрывалась так же усердно, как и работала — с полной отдачей. Теперь она стала закоренелой пессимисткой, склонной наслаждаться всем мрачным и депрессивным, но не утратила впечатляющей сосредоточенности на задачах, поэтому Гвендолин и продолжала работать с ней.

— Это однофазные термоядерные бомбы, — откликнулась Беттин Эбби, одна из научных руководителей Пояса Миллионеров. — Чистая вспышка, так что загрязнений от них не много.

— От десяти–то тысяч? — усмехнулся Жоскен. — Да еще гамма–излучение…

— Мы терраформировали и худшее. Посмотри на Улисс.

— На Дельте Эридана было иначе. Там не было такого распада частиц, от которого страдает сейчас Земля. И в любом случае…

— Хватит, — прервала спор Гвендолин. — Никто из нас никогда не вернется на Землю.

— Но Земля — наша родина, — воскликнула Матильда, чуть не плача. — Там же оставались еще целые области биосферы, о которых мы ничего не знаем. Как же мы теперь их опишем?

— Пусть этим занимаются те, кто не собирается присоединяться к исходу, — фыркнула Беттин.

— Земля — это не только люди!

— Ты что, всерьез решила заняться сейчас видовой дискриминацией? Сегодня?

— Ну–ка перестаньте, вы обе, — скомандовала Гвендолин. Она знала, что должна быть добрее, отзывчивее, но все они вымотались, все были напуганы, и у каждого была семья. Семья, которая пострадала. Споры насчет списков тех, кого следовало принять хабитатам исхода, шли горячие — в лучшем случае. Порою доходило и до драки.

«Просто наша психика не подготовлена к Армагеддону».

Хотя, судя по секретным медицинским отчетам, с которыми совет Зангари позволил ей ознакомиться, у людей определенно имелись лекарства — точнее, психотропные вещества — и на этот случай.

Она смотрела, как кучки транспортных кораблей оликсов бегут от Земли. Собираясь огромными эскадрильями, они неслись к висящему в третьей точке Лагранжа «Спасению жизни». Это ее озадачило. Неожиданный первый удар по инопланетному кораблю–ковчегу был бы наверняка лучшим шагом? Они могли бы вывести из строя червоточину и гравитонный двигатель, и ковчег сел бы на мель. Тогда можно было бы спасти коконы. Но теперь единое сознание корабля оликсов знало, что крейсеры и ракеты Ответного Удара приближаются, и, несомненно, готовилось к бегству.

— Позвони Луи, — велела она Теано, своему альтэго.

— Подключение к сети невозможно.

— Что? Попробуй еще раз.

— Подключение невозможно. Он не в сети.

Гвендолин нахмурилась. Сын был активно задействован в Ответном Ударе, возможно, даже находился в командном центре вместе с Юрием, так что, несомненно, был сейчас страшно занят. И определенно не обрадовался бы звонку матери. Но…

— Где он?

— Данные засекречены.

— Так, а каково последнее незасекреченное место его нахождения?

— Звездная система Дельты Павлина.

— Ясно. Ладно, оставь ему сообщение. Я хочу… — Она удивленно замолчала: на линзы выплеснулась иконка Энсли Зангари Третьего. — Да?

— Не пытайся дозвониться до Луи, — сказал Энсли Третий.

— Я просто хотела…

— Ты переполошила все системы безопасности. Он участвует в Ответном Ударе; тебе это известно. А от Ответного Удара, если ты еще не заметила, зависит сейчас все наше выживание. Перестань быть его матерью, черт возьми. Он достаточно взрослый, чтобы самому заботиться о себе и принимать собственные решения.

— Но…

Иконка Энсли Третьего исчезла.

«Что за чертовщина?»

Гвендолин украдкой окинула взглядом фойе, проверяя, не смотрит ли кто–нибудь в ее сторону. Нет.

«Ну вот, теперь и ты становишься параноиком».

Но реакция Энсли Третьего встревожила ее. Значит, Луи помогает в командном центре. Но это же не причина рычать на нее. Если только он не…

«Ох, черт!»

Горацио, по крайней мере, сразу откликнулся на вызов.

— О, привет. Ты знала, что это произойдет? — беззаботно спросил он.

— Что?

— Ответный Удар, глупышка. А ты о чем подумала?

Прекрасно осознавая, что отвечающий за безопасность Ген 8 Тьюринг будет теперь пристально следить за ней, она сказала:

— Именно над этим мы и работали.

— Это великолепно, Гвендолин! Все корабли Избавления ушли. Лондонский щит больше не обстреливают. Ни гула, ни грохота, ни этого дьявольского неба — ничего больше нет. У нас здесь, в общественном центре, все рыдают. Мы знали, что заселенные миры помогут нам. Я всегда так всем и говорил, но это были очень долгие два года. Видела бы ты вечеринку, которая вот–вот тут начнется.

— Я рада, — сказала она, и глаза ее отчего–то наполнились слезами.

— Правительство открыло несколько визуальных каналов с орбиты. Мы видели, как отступают оликсы. Ваши силы собираются захватить «Спасение жизни»?

— Я понятия не имею, что будет дальше. А если бы и имела…

— То ты бы мне не сказала.

— Чертовски верно.

— Хорошо тебе. Господи, я так счастлив. Как бы мне хотелось, чтобы ты была здесь, хотя бы сегодня. Ты не представляешь, каково это — видеть, как треклятые корабли Избавления удирают, поджав хвосты.

— Я скучаю по тебе, — сказала она. — Очень сильно.

— Да, я тоже. Но это помогает, правда?

— Помогает?

— Ты и я, — сказал он. — Я знаю, это не та победа, о которой люди здесь думают прямо сейчас. Полагаю, мы не сможем даже отключить щит, ведь оликсы жутко испортили нам климат. А значит, всем придется уйти.

Гвендолин не могла этого сделать, не могла рассказать ему. Нигде на Земле не осталось больше льда: ни глетчеров, ни величественных белых корон, венчающих горы, — ничего. Жалкие крохи бывшей арктической ледяной шапки стремительно исчезали, а массивные антарктические шельфовые ледники, медленно утолщавшиеся после антропогенных изменений двадцать первого века, раскололись, и огромные айсберги размером с небольшую страну быстро таяли. Повышение уровня моря, столь же опасное, как и перегретая атмосфера, измученная единым, душащим мир ураганом, скоро усугубит страдания выживших городов.

— Да, придется, — тихо сказала она. — Мы думаем, оликсы вернутся. И ты не захочешь быть рядом, когда это произойдет. Никто не захочет.

— Когда это произойдет, я хочу быть с тобой, отправиться… куда угодно. Но только с тобой.

— Ты же знаешь, ты можешь быть здесь уже через минуту. У тебя есть портал.

— Да, но пока мне нужно быть здесь. Я не могу бросить своих людей. Только не сейчас. Я тут делаю много хорошего, я приношу пользу, Гвендолин. Я помогаю.

«И всё впустую».

— Знаю. Я так горжусь тобой.

— Ты тоже выполняешь свою часть сделки, не так ли?

— Да. Да, конечно. Мы построим сотни хабитатов исхода — тысячи, если у нас будет время.

— Спасибо. Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Девятый год полета

Когда они с Деллианом вошли в гибернационный отсек, Ирелла уже зевала. Было в этом месте что–то такое успокаивающее: размеры помещения, безмолвное присутствие похожих на capкофаги анабиозных капсул, приглушенное освещение, температура на несколько градусов ниже, чем в остальных отсеках «Моргана». Она подозревала, что именно так было в церквях и храмах на старой Земле.

Они вместе вошли в душевую и разделись, ухмыляясь так, словно вернулись в год выпуска в поместье Иммерль.

— Наша последняя ночь, — смущенно сказала она.

— Знаю.

Последние четырнадцать месяцев они провели друг с другом, и это было хорошее время. Все, разбуженные к капитанскому совету, оставались активны, пока флотилия разгонялась до релятивистской скорости.

Ирелла с удовольствием принимала участие во всех собраниях экспертной группы по поводу Сигнала Лоло Мод, строя догадки о том, что произошло и куда подевалась первоначальная миссия Удара — если она была. «Морган» сконструировал новые сенсорные матрицы для изучения звезды К-класса, но это ничего не добавило к их знаниям. У них были только предположения и догадки — а значит, Ирелла оставалась в своей стихии.

Если не считать собраний и официальных вахт, они с Деллианом воспринимали это время как праздничные каникулы, которых у них никогда не было на Джулоссе. Настолько, что весь последний месяц она ловила себя на том, что болезненно воспринимает приближение того дня, когда они вновь достигнут девяти десятых световой скорости. Этот промежуток дал Ирелле возможность расслабиться, как никогда раньше. С их точки зрения, цель, к которой они стремились, была столь отдаленной, что ее спокойно можно было игнорировать, что давало уникальную для нее степень свободы. Ограниченной свободы, возможно, но цифровая библиотека «Моргана» хранила многовековые запасы музыки, литературы и сериалов, так что Ирелла могла погружаться в них, когда пожелает, и был Деллиан, на этот раз не застрявший в вечном цикле спортивных и боевых тренировок. Она словно выяснила, каково это — на самом деле быть человеком, — после года той жизни, которую им всегда обещали.

Они уже стояли возле его анабиозной капсулы, и она поцеловала Деллиана на прощанье, борясь с запутанными эмоциями.

— Увидимся через мгновение — и через три года, — нежно сказал он.

— Назначаешь свидание?

По пути к своей капсуле Ирелла не оглянулась. Ее уже ждал медицинский техник.

— Я справлюсь, — чуть раздраженно сказала она, когда он протянул ей руку.

Когда прозрачная крышка закрылась, наступил неизбежный момент «гробовой лихорадки». По ту сторону стекла медтехник показал ей поднятый большой палец, и она кивнула, с опаской вздохнув. Гибкие роборуки выскользнули из мягких стен капсулы и осторожно вставили пуповинные трубки в брюшные впадины. Ирелла закрыла глаза и активировала нейронный интерфейс.

После того как она помогла вылечить Деллиана, ей не удалили этот маленький биотехнологический модуль. Она сказала Алимин, что он будет полезен ей в работе по проектированию цивилизации нейтронной звезды, позволяя получать доступ к Ген 8 Тьюрингу и управлять подпрограммами форматирования много быстрее, чем через стандартную инфопочку. Алимин нехотя согласилось.

Ирелла оказалась права — модуль показал себя чрезвычайно полезным при разработке норм, которые корабли–сеятели будут использовать в качестве основы для цивилизации нейтронной звезды, которую они должны породить. Но он также предоставлял ей куда больший доступ к сети «Моргана», чем инфопочка. В сочетании с программами приоритетов, которыми снабдил ее Энсли, она получила такой уровень контроля над кораблем, который встревожил бы Деллиана — если бы он об этом узнал.

Ирелла воспользовалась прямой связью и загрузила в подпрограмму управления анабиозной капсулой простую инструкцию, после чего закрыла глаза и слабо улыбнулась. В ее тело уже текла по пуповине первая доза успокоительного.

Сознание вернулось легко. Ирелла как будто проснулась утром, а не вышла из гибернации. Впрочем, прошло всего три дня. Она чувствовала себя свежей, отдохнувшей и немного взволнованной тем, что собиралась сделать. Сперва она убедилась в том, что следящие системы отсека не замечают ее; корректировка, загруженная ею, создала слепую зону вокруг ее капсулы. Никаких сигналов тревоги не последовало.

Пуповины отсоединились, крышка откинулась. Принимая душ, Ирелла проверила корабельный статус — в частности, узнала местонахождение несущих вахту, после чего пересмотрела другую начатую ею незаконную процедуру. Двумя палубами ниже биологический инициатор потратил три недели на производство человеческого тела. У киборга не было полного набора органов, только основные модули, способные поддерживать биомускулы, обтягивающие карбоновый скелет, одетый, в свою очередь, в весьма реалистичную кожу.

И он был готов.

Программа наметила безопасный путь к гибернационному отсеку. Ирелла осторожно подняла киборга.

Когда тот вошел в душевую, неся коробку с дополнительными дистанционками, произведенными для нее инициатором, Ирелла уже была полностью одета и готова. Вид точной своей копии вызывал странные ощущения. Она не знала, бежать ей или восхищенно улыбаться.

Эта часть плана всегда оставалась самой неопределенной, потому что они с Энсли не вполне понимали, с чем имеют дело. По одной — первоначальной — версии инициаторы должны были произвести партию дистанционок размером с жуков, начиненных датчиками, которыми она могла бы управлять, «отдыхая» в капсуле. Это, безусловно, было сопряжено с наименьшим риском. Потом «Морган» засек Сигнал Лоло — случайный фактор, который никак нельзя было предвидеть. Целый год без всего — без тревог, без интриг — отвратил ее от мысли все предоставить дистанционкам. Ей хотелось вовлечения, она говорила себе, что способна выполнить работу лучше любого сенсора, что ей нужно быть там. Вот она и создала киборга.

Ее двойник лег в капсулу, и крышка скользнула на место. Таким образом, любая внешняя проверка — осуществляемая вахтенными в обязательном порядке раз в день — показала бы, что Ирелла спокойно спит, как обычно.

Путь от отсека жизнеобеспечения «Моргана» до личной капитанской каюты, находящейся несколькими палубами выше, оказался долог. Ирелла шла осторожно, секция за секцией отключая мониторы, постоянно проверяя позиции всех членов экипажа, чтобы ни на кого не наткнуться в коридоре. Три с половиной часа спустя она стояла перед нужной дверью. Последний осмотр показал, что Кенельм внутри нет. Все вроде чисто — если, конечно, Кенельм не пользуется такими же хитрыми подпрограммами, как Ирелла. Все–таки, если она права, оне было на Фабрике, когда создавали Энсли.

Ирелла на секунду замешкалась, потом отправила дверному механизму разблокирующий код. Дверь бесшумно открылась, и она вошла. Личные апартаменты Кенельм состояли из восьми комнат: официальной приемной, гостиной, комнаты отдыха с интерактивной сценой в центре, столовой, комнаты–спа, спальни, ванной и кабинета. Едва она перешагнула порог, зажегся свет. Маленькие сенсорные дистанционки выпустили насекомьи ножки и, цепляясь за одежду Иреллы, спустились на пол. Они разбежались, а она закрыла глаза, «оседлав» их. Множество картинок вливалось в мозг через нейронный интерфейс, позволяя заглянуть во все комнаты сразу, изучая одновременно планировку и оборудование.

Здесь не было никаких активных независимых датчиков, и Кенельм не лежало в своей кровати. Оне действительно вновь погрузилось в спячку через день после Иреллы, как и было запланировано. Ирелла позволила себе выдохнуть и принялась за работу. Дистанционки тщательно записывали обстановку каждой комнаты на тот момент, когда Кенельм отправилось в гибернацию, положение каждого незакрепленного предмета, даже расстановку и поворот стульев. Возможно, предосторожность и была чрезмерной, но Ирелле не хотелось, чтобы Кенельм узнало, что кто–то тут шпионил.

Когда все было зафиксировано, Ирелла, естественно, решила начать свой экспертно–криминалистический анализ с кабинета. Она направила туда большинство дистанционок, а сама устроилась в столовой. Кенельм, безусловно, располагало лучшими пищевыми принтерами во флотилии, а после трех дней внутривенного питания Ирелле жутко хотелось есть.

За пять часов дистанционки обследовали и изучили каждый квадратный миллиметр кабинета и всего, что в нем находилось, даже просканировали стены в поисках потайных ниш или проходов. Ирелла стояла в центре комнаты, оглядываясь по сторонам, и в голове ее крутились результаты осмотра. Под полом, в стенах, в потолке — всюду тянулись сетевые кабели. Силовые кабели представляли собой яркие шипящие линии; эфемерные силуэты систем и сенсоров мерцали, как тающие голограммы. Она пришла сюда лично, поскольку знала, что никакие дистанционки никогда не заменят интуицию. Но теперь оказалось, что подозрительное разглядывание кабинета в реальной жизни не ведет к озарению и раскрытию всех тайн, как непременно случалось во всех книгах, к которым она имела доступ.

Она не очень представляла, что именно рассчитывает найти, но в кабинете этого определенно не было. Главным образом она боялась, что то, что могло бы подтвердить наличие у Кенельм тайных планов, содержится в зашифрованных файлах, укрытых где–нибудь в глубине сети «Моргана». А учитывая, сколько данных хранится в ячейках памяти корабля, найти там нужное почти невозможно — разве что гендес провел бы полный анализ содержимого каждого файла; а такая задача растянулась бы на много веков.

Дистанционки переместились в приемную. В конце концов, разве святой Юрий не сказал, что лучший способ спрятать что–нибудь — это поместить на виду? Она нахмурилась. Или это был святой Каллум?

Дальше — спальня. Когда дистанционки закончили там, она прилегла ненадолго отдохнуть.

Гостиная.

Столовая.

Спа.

К тому времени, как дистанционки добрались до комнаты отдыха, Ирелла провела в апартаментах капитана уже два дня: ела, спала, волновалась. Антикварная книга, которую она листала, чуть не выпала у нее из рук, когда дистанционки сообщили, что завершили сканирование. Все было в норме. Все на местах, никаких тайников за фальшивыми панелями, никаких скрытых инопланетных приспособлений.

— Дерьмо.

Она встала и поставила книгу на полку рядом с остальными, предварительно сверившись с записью, что задвигает ее на верное место. У Кенельм было двадцать томов, в которых подробно описывалась история терраформирования Фалькона. Судя по титульному листу, на этой планете они и были отпечатаны. Рука Иреллы легла на корешок. И застыла.

Кенельм явно ценило эти книги. А почему бы и нет? Они важны, они часть их наследия.

Но почему именно эти?

Бегло просмотрев несколько страниц, она убедилась, что это исключительно скучный научный труд. Скучными были даже иллюстрации: бактерии, генетические последовательности, трехмерные графики, резервуар для клонирования, лабораторное оборудование, экспедиции экспертов по оценке, биологические инициаторы размером с небоскреб, орбитальная геологоразведка.

Она помнила историю святого Юрия, как он упрямо следовал за святым Каллумом, отчаянно разыскивавшим свою жену, Сави. Каждый хороший детектив понимает, что о любом человеке можно судить по тому, что он считает важным.

— Чего я не вижу? — спросила она себя и сняла с полки первый том.

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Неделя четвертая

— Должен признать, — сказал Алик, — вот это я и называю упражнениями.

Кандара только закатила глаза, насмехаясь над мужскими гормонами, и натянула свою неизменную черную майку. Каюта была крохотной, и пространство для маневров практически отсутствовало.

— Весьма лестно. Тебе нужно чаще ходить в тренажерку. Мы же не знаем, долго ли нам еще этим заниматься.

Она пошарила взглядом вокруг в поисках туфель — и обнаружила их под койкой, под ворохом его одежды.

— Надеюсь, довольно долго.

— Идиот. — Она отпихнула его ноги и села на край койки, чтобы достать обувь. — Я имела в виду нашу миссию.

— О. Да. — Малоподвижные черты лица Алика сложились в хмурую гримасу.

— Серьезно? Уже передумал?

— Нет. Просто очнулся на передовой реальности. Время — абстракция, ты же знаешь. Люди на самом деле не понимают этого. Думаю, это потому, что все мы не желаем принимать того, что стареем.

Она бросила усталый взгляд на его закаменевшее лицо с перекроенными мышцами и глянцевитой, как пластик, кожей:

— Ну…

— Да–да, знаю–знаю. Не тычь меня в это носом. Человеку в моем положении приходится плыть по течению. В наши дни у всех на Холме клонированных частей больше, чем оригинальных.

Она похлопала его по ноге.

— Больше нет.

— Эй, Вашингтон жив. Ну… в День «S» его щит все еще держался.

— Зато в Рио, держу пари, полный бардак.

На миг она вновь оказалась там, на горячих песках Копакабаны, с молодыми и энергичными, горделиво демонстрирующими свои роскошные тела солнцу. Запах уличной еды и крема от загара на ветру, музыканты, играющие на авенида Атлантика, живущие мечтой о том, что какой–нибудь продюсер остановится и поманит их за собой. Ночная жизнь: буйствующие в барах футбольные болельщики, сирены мотоциклов, разгоняющие гуляк. Марши гордости, марши протеста, влюбленные, которым никто больше не нужен, семьи, заполняющие парки, — всем хорошо живется под солнцем. Карнавал — прекрасное, дикое, счастливое празднество смеющихся маньяков, петляющее по улицам приземлившейся радугой.

Ничего этого больше нет.

Весь остаток ее жизни пройдет здесь, на этом стерильном модифицированном чужом корабле.

— Милая, — Алик фыркнул, — весь гребаный мир сейчас — чертов бардак.

— Да.

Милая. О Матерь Мария!

— Эй, с другой стороны, когда все это кончится, мы увидим, как он станет новехоньким.

Она недоуменно ухмыльнулась:

— Что–то на тебя не похоже.

— Что?

— Оптимизм. Неужто ты веришь в то, что мы способны завершить хоть какой–нибудь из этапов этой безумной миссии, не говоря уже о том, чтобы закончить ее?

— Э, тогда почему ты здесь?

— Кто–то же должен. Какая польза от меня там? Теперь, когда «Спасение жизни» отступает, на Земле уже не будет битвы один на один, пока оликсы не вернутся с подкреплением — лет через двадцать–тридцать. К тому времени я стану слишком старой.

— Никогда!

— Ну вот, теперь ты просто пытаешься залезть мне под юбку.

— Не вини парня за попытку.

— Ты можешь остановиться. Оба мы — практичные взрослые люди.

— Ладно. Сегодня ночью?

— Конечно.

Скупая улыбка Алика исчезла, когда его взгляд скользнул по небольшим выпуклостям на ее предплечьях.

— Эй, я думал, ты избавилась от всех периферий…

— Избавилась. Поначалу. — Она подмигнула. — А потом приобрела несколько новых.

— Гос–споди. Но Лим же сказала, что это может быть опасно, когда мы в баке. Никто не знает, как на них повлияет длительное погружение.

— Ага. Вот почему Лим соорудила для меня в инициаторе эти, бакоустойчивые.

— Какого хрена мне не сказали, что это возможно?

— А ты спрашивал?

— Вот блин!

Ухмыляясь, Кандара вышла из его каюты в салон — нижнюю треть главной цилиндрической камеры корабля, окруженную крошечными персональными спальными каютами, которыми они пользовались, когда не висели в баках. Полезного пространства, таким образом, оставалось немного, и большую его часть занимал стол. Ну, по крайней мере на средней палубе удалось поставить тренажеры, и умывальную, и медицинский отсек, управляемый Ген 8 Тьюрингом, — Кандара буквально молилась, чтобы он ей никогда не понадобился. Предубеждение, но она все–таки предпочитала врачей–людей. На верхней палубе размещались анабиозные баки с системами обеспечения. Ее первоначальная надежда на то, что каждый из них получит по личной каюте, быстро развеялась, когда инженеры принялись набивать все доступные камеры дронами, принтерами и инициаторами на основе неанских технологий. Старые бачки оликсов для биомусора теперь заполнили сырьем, которое использовала человеческая техника. Стратегический отдел хором клялся, что запасы оборудования для их миссии покроют большинство непредвиденных обстоятельств. Клятвам этим Кандара не верила ни на грош; обитатели корпораций, эти теоретики просто не могли постичь одну простую истину: ни один план сражения не выдерживает контакта с врагом.

Каллум сидел за центральным столом и ел яичницу–болтунью с тунцом. Рядом с его тарелкой исходила паром кружка с чаем.

— Утро доброе, — буркнул он, махнув вилкой в ее сторону.

Она улыбнулась ему — немного неловко — и подошла к пищевому принтеру. Сапата, ее альтэго, выплеснула на линзы обнадеживающе–зеленую медицинскую иконку; железы работали отлично, поддерживая нейрохимическую стабильность.

«Да и не было никакой травмы, чтобы спровоцировать шизофрению. А если железы откажут, я просто воспользуюсь Аликом для снятия стресса».

Она едва удержалась, чтобы не рассмеяться в голос.

Ах, какая романтика.

— Я собираюсь отсутствовать еще двадцать четыре часа, — сообщила она, когда принтер выдавил ее смузи. — Еще один сеанс аэробики.

— Понятия не имею, отчего ты считаешь, что тебе это нужно, — сказал Каллум. — Это мы, старые галоши, должны топтать беговые дорожки.

— Беговые дорожки? Я что, единственная занимаюсь на тренажерах?

— Ну, я пару дней назад воспользовался одним из них. Так ноги до сих пор огнем горят.

— Матерь Мария, я думала, доктора нас всех подлатали. В какой же форме ты был раньше? Мы пролежали в баках всего три недели. Это ж репетиция в детском саду. Настоящая каторга начнется, только когда мы доберемся до сенсорного аванпоста, ну или что там еще.

— Расскажи мне об этом.

Кандара взяла свой смузи и села за стол рядом с Каллумом. Она разделяла его мрачное настроение. Это был огромный удар — обнаружить, что «Спасение жизни» не летит прямо в анклав. Начав кое–как разбираться в мыслях единого сознания, они поняли, что червоточина заканчивается у какой–то местной наблюдательной базы. Оликсы разбросали по галактике тысячи таких пунктов, и каждый следил за появлением разумных видов в своем секторе. Именно там ждала червоточина, ведущая в звездную систему анклава.

Великолепная логическая организация. Полная подстава. Именно то, чего они не предвидели. Кандара согласилась бы даже, пожалуй, обнаружить себя, только чтобы отправить Обороне Альфа сообщение: «Вы, умники, все–таки не всё предусмотрели!»

— Знаешь, что меня беспокоит больше всего? — сказала она.

— Что?

— Неаны не знали.

— Про аванпост?

— Да. Мы полностью зависим от их знаний и технологий. И в первый же раз, как мы воспользовались ими… Бах! Тут же проблема.

— Пессимистка. Я бы сказал — затруднение, а не проблема. Значит, анклав оликсов находится дальше, чем мы рассчитывали. Это не меняет ни характера нашей задачи, ни того, с чем мы имеем дело. И, если честно, прибыв на Землю, Джессика и Соко не ожидали, что мы предпримем что–то настолько глупое, как эта миссия. Намеренно отказаться от всех наших планет, чтобы наши потомки могли проникнуть в анклав? Глядя в завтрашний день, скажу, что это не слишком хорошая идея.

— Знаю. Но этот корабль — всего лишь крохотная часть общего плана исхода. Живем ли мы между звезд, как неаны, или выбираем вариант Эмильи и прыгаем от планеты к планете, создавая между делом арсенал самого опасного оружия во вселенной, настанет время, когда нам придется встретиться с оликсами. То, что делаем мы с тобой, дает нашей расе чуть больше шансов на успех. И если мы потерпим неудачу, то в конце концов они сами найдут анклав.

Каллум поднял кружку с чаем:

— Отличная мотивирующая речь. Спасибо.

— Извини. — Она хихикнула. — Что я могу сказать? Я прагматик.

— Понимаю. По крайней мере, это означает, что у нас чуть больше шансов провернуть это дело.

Кандара подняла стакан со смузи:

— А пока наслаждайся видом.

Она отхлебнула зеленой жижи и поморщилась. Вкус был совсем не тот, к которому она привыкла, совсем не так она смешивала этот коктейль у себя дома — с настоящими фруктами и дорогущим органическим йогуртом. Неужто одно знание того, что все это ненастоящее, подчеркнуло разницу?

Если она вообще есть.

Через пару минут появился и Алик. В белой футболке и шортах. Это тоже было неправильно. Кандара так привыкла видеть его в костюме, что то, что он разгуливает в нижнем белье, выбивало ее из колеи почти так же, как понимание того, что они сидят в корабле–ковчеге пришельцев, который, в свою очередь, летит по червоточине.

— Пойду приму душ, — объявил Алик и двинулся к лестнице на среднюю палубу.

Кандара наблюдала за Каллумом, изо всех сил пытающимся сохранить невозмутимое лицо.

— Просто — не надо.

Она устало вздохнула.

— Я не осуждаю. Но вы, детишки, хотя бы предохраняйтесь, ладно?

— Ох, отвали.

Он засмеялся. И Кандара, вопреки самой себе, обнаружила, что радостно улыбается.

— Это долгий полет, — сказала она, словно защищаясь.

— Который становится все дольше.

— О Мария, прости меня.

Кандара шагнула к пищевому принтеру и заказала сэндвич с беконом, авокадо и капелькой острого томатного соуса, а еще теплую булочку с шоколадом. Если добавить черный кофе и апельсиновый сок, она сможет считать себя истинным дитя интернациональной курортной кухни.

Один из способов сохранить потерянную Землю живой.

Юрий вышел из своей каюты, когда она снова садилась. Он облачился в футболку полузащитника футбольного клуба «Динамо» и черные шорты. И этот наряд ему, как ни странно, шел.

— Доброе утро, — сказал он. — Думаю, я сегодня вернусь в бак.

— Не терпится перейти к действию? — поинтересовалась Кандара.

— Скучно.

— Ползунчик продвигается, — сказал Каллум. — Скоро нам будет на что посмотреть.

Всю первую неделю, пока «Еретик–мститель» торчал в ангаре, они только наблюдали, стараясь впитывать как можно больше мыслей единого сознания корабля–ковчега. Установив, что единое сознание совершенно не проявляет интереса к отдельным кораблям, Джессика приступила к проникновению в местную нейросеть, мягко отвлекая ее внимание. Воспринимающие клетки на толстых, похожих на стволы трубах, оплетающих ангар, по–прежнему видели все; просто программам интерпретации, куда поступали данные, стало плевать.

Создав зону укрытия–на–виду, они следили за биологическими существами, выполняющими основные задачи технического обслуживания «Спасения жизни». Кандара видела записи из трех пещер ковчега, ничем не отличающихся от внутреннего пространства хабитата. Разница заключалась в поддержке окружающей среды. Люди в космических хабитатах пользовались машинами; оликсы предпочли «зверинец» из существ, руководимых единым сознанием.

Очень немногие квинты оликсов отваживались входить в ангар. В первые дни некоторые появлялись, проводили проверки наиболее сильно поврежденных транспортов. За исключением этого, практически никакой деятельности не велось. Существа, похожие на гигантских слизней, медленно скользили по плавно изгибающемуся полу и черным трубам — похоже, в заведенном порядке, на который никак не повлияло прибытие транспортных кораблей. Какие–то паукообразные организмы помельче скакали на пяти ногах, приглядывая за отдельными участками ячеек. Одного из таких и сконструировала Джессика в биоинициаторе «Еретика–мстителя» — он напоминал дрона–ползунчика, которых используют в тайных операциях в качестве шпионов. У них имелись подробные описания всех типов существ, с которыми люди сталкивались во время своих визитов на корабль–ковчег до начала вторжения: размер, вес, окраска, скорость, маневренность, даже предположительный уровень автономного интеллекта.

Фальшпаука выпустили в ангар три дня назад. Джессика направляла его, медленно ведя вдоль стен, избегая настоящих служителей оликсов. Продвигаясь, шпион тянул за собой длинную мономолекулярную нить, по которой передавались данные. Каждую сотню метров Джессика останавливала существо и устанавливала датчик размером с булавочную головку, открывая команде вид на ангар.

Кандара это одобряла. Теперь ничто не могло подкрасться к ним незаметно. Не то чтобы они могли что–то сделать, если оликсы их заметят, но…

Сейчас дрон добрался до большого входа в ангар, затянутого невидимой силовой мембраной, удерживающей внутри воздух, подобно земным щитам, хотя через эту мембрану могли проходить транспортные корабли. Джессика двинула шпиона вперед. Ему противостояла ураганная сила. Ползунчик напрягся до предела, прорвался — и оказался в вакууме. В нисходящем извилистом проходе за мембраной не было труб, как в ангаре; только голые каменные стены, тянущиеся до самого выходного отверстия в корпусе ковчега. Ползунчик застыл на краю.

— Он что, заглючил? — спросил Алик.

Они снова вернулись в баки — а значит, и в имитацию рубки, изменившуюся со времен их первых полетов в Дельте Павлина. Пространство разделилось на уровни, появились изогнутые перила. У стен стояли незанятые кресла для экипажа; на консолях, между маленькими экранами, заполненными цветными графиками, пестрели ряды переключателей и клавиш. Вместо дисплея, висевшего между консолями, перед ними растянулся панорамный настенный экран. Кандара подозревала, что либо Юрий, либо Каллум подгрузили в шаблон симуляции воспоминания о старых научно–фантастических фильмах. Но приходилось признать, что теперь пространство гораздо больше походило на рубку космического корабля.

Все смотрели на главный экран. Пустой. Кандара проверила прямую передачу с дрона, и в поле ее зрения мелькнул скальный выступ. Шпион находился в нужном месте.

— Что происходит? — спросила она. — Почему мы не видим червоточину?

— Технически — как бы видим, — ответил Каллум. — Это та часть изображения, которой не существует. Навскидку я бы сказал, что внутренность червоточины представляет собой континуум, не допускающий распространения фотонов.

Кандара и забыла, что у Каллума имеется степень по физике. Конечно, устаревшая на столетие, зато единственная на борту.

— Ты хочешь сказать, что там темно?

— Нет. Там вообще нет визуальности. Это структура, полностью состоящая из экзотической материи, которую, вероятно, даже нельзя классифицировать как открытое пространство. Неудивительно, что сенсоры дрона ничего не видят. Полагаю, наши бедные старые животные мозги интерпретируют это как черный цвет.

— А как насчет излучения Черенкова?

— Только не здесь. Хотя теперь, когда ты заговорила об этом, я подумал, что где–то на ковчеге физическая структура должна пересекаться с экзотической материей. Возможно. Не знаю.

— То есть ты хочешь сказать, что мы не увидим приближения конца туннеля? — уточнил Юрий.

— Полагаю, так.

— «Спасение жизни», безусловно, будет об этом знать, — сказала Джессика. — Насколько я понимаю, до сенсорной станции осталась всего пара дней пути.

— Нам нужно утвердить наши действия, — заявил Юрий. — Может, попробуем выпустить там передатчик Сигнала?

— Это же не анклав, — быстро проговорил Алик.

— Да, но теперь мы знаем, что анклав находится гораздо дальше, чем полагал кто–либо. А у наших передатчиков ограниченный радиус действия.

— Я думал, распознавание ограничено размером радиотелескопа, которым пользуются люди для обнаружения Сигнала.

— Ты прав, — кивнул Каллум. — Но чем дальше мы уходим, тем больше времени потребуется Сигналу, чтобы достичь этой части галактики. Если хабитаты исхода не засекут его через пару тысяч лет, они, наверное, решат, что мы ничего не передавали. И никто не будет искать Сигнал. А если и будет, улавливать импульсы тем труднее, чем больше расстояние.

— Оликсы не покинут свою сенсорную станцию, к которой мы направляемся, только потому, что мы передадим ее координаты, — сказала Кандара. — Они воспользуются ею, чтобы отправить следующую волну кораблей к Сол и населенным мирам. Это займет у них век или больше, в зависимости от того, насколько мы далеко. Если что, они усилят оборону кораблями из звездной системы анклава, где бы он ни находился.

— Может, и не век, — возразила Джессика. — Я исследовала всё, что могла, в едином сознании «Спасения жизни». Оликсы удивились, когда прибыли на Землю; они не ожидали, что люди так быстро совершают межзвездные путешествия. Мы знали, что они пытаются установить собственные порталы между Сол и населенными мирами, но, похоже, у них имелся запасной вариант на случай, если это не сработает.

— Какой еще запасной? — резко спросил Юрий.

— Девять кораблей идут от сенсорной станции к населенным мирам. Насколько я могу судить, вышли они несколько десятилетий назад.

— Чертова Матерь Мария, — прорычала Кандара. — И когда же они долетят?

— Не знаю. Может, еще через несколько десятков лет. Но наверняка один или несколько из них теперь будут перенаправлены к Земле. Это же смысл всего их крестового похода — захватить столько людей, сколько они сумеют, на пути к их Богу у Конца Времен. На Земле остались миллиарды людей, и, когда прибудут корабли Решения, исход будет только один.

— Так ты говоришь, что не стоит даже пытаться послать Сигнал Сол, когда мы долетим до наблюдательной базы? — спросил Алик.

— Мы не сможем, — с сожалением ответила Джессика. — Это разоблачит нас. И тогда наши шансы найти анклав сведутся к нулю.

— Звучит убедительно, — согласился Каллум.

— Я за то, чтобы попытаться добраться до анклава, — сказала Кандара.

Было бы, конечно, неплохо запустить передатчик Сигнала, будучи уверенными, что люди его примут, но в конечном счете это все–таки пустой жест. Не за этим они здесь. Кроме того, столько усилий было затрачено и столько жертв принесено, чтобы они оказались на борту «Спасения жизни»; отправлять Сигнал отсюда было бы предательством.

— Наша миссия не признает полумер, — заявил Алик. — Мы нацеливаемся на анклав — и сжигаем этих ублюдков.

— Вопрос, — вставил Каллум. — А что насчет неан? Джессика?

— А что насчет них?

— Если они засекут наш Сигнал, идущий от сенсорной станции, смогут ли они его использовать?

— Чтобы что?

— Чтобы сражаться. Прилететь сюда, пробиться через червоточину к анклаву. Наверняка это и ваша конечная цель?

— Я не неана. Я человек или пытаюсь им быть. Я не знаю, какова конечная цель неан.

— Извини. Я думал, ты хотя бы догадываешься.

— Не больше и не меньше, чем ты.

Кандара сдержала улыбку. Она видела, как вспыхнули щеки Каллума.

«Мы действительно сливаемся с симуляцией — или она с нами».

— Неаны нам не помогут, — сказал Алик. — Они сделали всё, что собирались, отправив тебя предупредить нас.

— Почему ты так считаешь? — спросила Джессика.

— Потому что, если бы они хотели атаковать оликсов с помощью военных кораблей, подобных кораблю внедрения, который доставил вас, они бы отправили их к Сол и устроили засаду на «Спасение жизни».

— Верно подмечено, — сказал Юрий.

— Ну признай же. После того как ты вогнала топор в башку Феритона, целые команды наших стратегов, психологов и ученых пытались разобраться в неанах. Черт, один научно–исследовательский центр даже привлек писателей–фантастов — ради, так сказать, свежего взгляда. И все, что они придумали, было полным дерьмом.

— Ладно, — подытожил Юрий. — Когда мы прибудем к сенсорной станции, будем сидеть тихо и надеяться, что «Спасение жизни» полетит прямо в червоточину, которая ведет к анклаву.

«Спасение жизни» вышло из червоточины в реальное пространство через пять недель и один день после ухода из системы Сол. Наконец–то Алику было на что посмотреть. Он не говорил остальным, даже Кандаре, но антисуществование червоточины начало его доставать. Не то чтобы это была клаустрофобия, нет, скорее, ощущение потерявшегося ребенка. После всего, что он видел за время работы на ФБР, после всего, через что прошел, после всех ужасов и смертей — почему именно это так подействовало на него? Буквально — ничто? Жизнь действительно иногда может быть полной сволочью.

Но теперь снаружи снова можно было увидеть что–то реальное. За последние два дня Джессика провела дрона по опасной кромке входа в ангар, к вершине скалы с падением в бесконечность, устанавливая повсюду группы крошечных датчиков, после чего вернула ползунчика обратно на «Еретика–мстителя». Кластеры показывали обычный на вид звездный пейзаж, окружающий их: гелиоцентрическую панораму, привязанную к красному карлику. Алик так глубоко погрузился в визуализацию, что буквально чувствовал на щеках сияние. Он не был экспертом по созвездиям, но это не выглядело слишком чужеродным.

— Звездная корреляция помещает нас примерно на сто семь световых лет от Солнца.

— Соко повезло, — сказал Каллум. — Он, верно, вовремя выбрался. Еще немного, и корабль выпал бы из червоточины здесь.

Визуализация показала оставшийся позади огромный обруч. Лиловый ореол вокруг серебристо–белой поверхности быстро исчезал. Алик догадался, что это терминал червоточины.

— «Спасение» ускоряется, — сказала Джессика. — Поехали, значит.

— Ускоряется — куда? — спросил Каллум.

— Ко входу в другую червоточину, — ответила Джессика. — Это занимает все мысли единого сознания. Его единственная цель сейчас — возвращение в звездную систему анклава.

— А мы? — спросила Кандара. — Он собирается прихватить с собой транспортные корабли?

— Думаю, да. Ну, он точно не приказывает никаким кораблям высадиться здесь.

Визуализация расширялась по мере того, как «Спасение жизни» медленно вращалось, что позволяло группам сенсоров собирать полное изображение с охватом в триста шестьдесят градусов. Терминальный обруч висел на орбите в семидесяти миллионах километров от поверхности красного карлика. Датчики показали также несколько других объектов на той же орбите, весьма массивных.

Конечно, кластеры датчиков были очень малы, а расстояния — огромны, так что разрешение не дотягивало до оптимального. Но все равно понятно было, что большинство объектов представляют собой пятиугольные додекаэдры, каждая плоскость которых имеет две тысяч километров в поперечине.

— Это, верно, радиотелескопы, — сказал Каллум. — Тут ведь, как–никак, сенсорнаястанция оликсов, так что сомневаюсь, что это может быть чем–то другим. Черт возьми, ну и масштабы! Неудивительно, что они засекли радиопередачи с Земли.

— Туда мы и направляемся, — сообщила Джессика.

Визуализация перефокусировалась. Угол обзора оказался не слишком удачным, поскольку скалистая поверхность корабля–ковчега превратилась в красный «марсианский» полумесяц, занимающий три четверти изображения. В трех миллионах километров перед ними находилось «гнездо» из семи широких обручей, причем диаметр внешнего составлял километров двести. Каждое следующее кольцо было меньше предыдущего, центральное не дотягивало и до тридцати километров. Все они располагались под определенным углом друг к другу, так что центральное стояло перпендикулярно внешнему. Поверхность каждого глянцевито отливала багрянцем. Никаких видимых маркировок не наблюдалось. Температура твердо держалась на двадцати семи по Цельсию.

— Что думаете? — спросил Юрий. — Хабитат оликсов?

— Скорее всего, — ответила Джессика. — Рядом есть несколько терминальных обручей входов в червоточины. Мы направляемся к ближайшему.

— Что–то не видно движения, — заметила Кандара. — Мы словно у звезды–призрака.

— Планет я тоже не заметила, — сказала Джессика. — И вообще в плоскости эклиптики отсутствует какая–либо твердая материя; ни астероидов, ни комет… Они всё зачистили.

— Адское пламя! — воскликнул Каллум. — А я-то гадал, чем они питают свои червоточины, учитывая, сколько энергии требуется, чтобы держать их открытыми. Взгляните–ка на экватор этой звезды.

Алик подождал, когда визуализация, подстраиваясь под прихоти каждого, вновь перефокусируется. Он ничего не сказал о чудесах этой чужой звезды, потому что, честно говоря, чудеса эти находились далеко за пределами его зоны комфорта. Вложенные кольца были куда больше хабитатов, которые строили люди, — если это «гнездо» действительно являлось таковым; а радиотелескопы размерами превосходили любую гребаную луну. Он всегда знал, что их полет — предприятие рискованное, почти безнадежное, но теперь они явно увязли не в своей стихии — и продолжали тонуть. Он неохотно посмотрел на мерцающий красный диск маленькой звезды. Экватор, отмеченный тонкой черной линией, был ясно виден. Изображение увеличилось, став расплывчатым.

— Он что, твердый? — недоверчиво спросил Юрий.

— Похоже на то, — откликнулся Каллум. — Вращается быстрее звезды, но расположен выше хромосферы.

— Радиус звезды — приблизительно треть от солнечного, — прикинула Джессика. — Что дает окружность… Черт! Один и три десятые миллиона километров.

— Они построили кольцо из твердого вещества длиной один и три миллиона километров? — поразился Юрий. — Из чего, черт возьми?

— Из чего–то достаточно прочного, чтобы сидеть на звезде, — процедил Каллум. — И этот экватор действует как генератор. Господи, если это то, что они построили для питания червоточин, что им нужно для питания того, что замедляет время внутри анклава? Какого размера? Что оно делает, глотает звезды целиком?

Кандара хмыкнула:

— У тебя когда–нибудь было чувство, что ты откусил больше, чем можешь прожевать?

— Это ни хрена не смешно! — рявкнул Алик.

— Расслабься. Мы здесь не для того, чтобы сойтись врукопашную с этими ублюдками. Мы — бактерия на слоне. Мелкая, пустяковая бактерия. Но если бактерия попадет в кровоток…

Алик закрыл глаза, выдохнул и откинулся на спинку кресла. Он знал, что все это не по–настоящему, и все же это помогло ему успокоиться.

— Кажется, реальность все–таки укусила меня за задницу.

— Везет тебе, — сказал Каллум. — А я? Я все еще полностью отрицаю все это. Юрий?

— Жаль, что клонирование вне закона. Я бы вырастил одного себя и послал его вместо себя. Возможно, мне все–таки следовало так сделать.

— Неплохо бы.

— Вы, парни, слабаки, — заявила Кандара. — Я бы ни за что это не пропустила.

— Да, но ты…

Алик захлопнул рот.

— Полный псих? Да ладно, признай, здесь только я и Джессика нормально функционируем. А она…

Кандара сделала вид, что задохнулась от ужаса, и прикрыла рот рукой.

— Не родилась человеком, — подзуживая, завершила Джессика.

— Мы, должно быть, одна из самых больших компаний лузеров в истории.

— Надежда не умирает никогда, — торжественно провозгласил Каллум. — Но это, черт побери, слишком часто упускается из виду.

— Отвали–ка ты, гуру, с этим дерьмом, — ухмыльнулся Алик. — Я никогда не говорил, что теряю надежду. Я парень практичный. Мы просто продолжаем делать свою работу.

— Какая глубокая мысль, — пробормотала Кандара.

— Я знаю вектор курса «Спасения жизни», — сказала Джессика. — Мы движемся ко входу в червоточину, расположенную рядом с кольцами хабитата, — к самому большому из них. Терминал двадцать километров в поперечине. В него легко могли бы войти два ковчега, идущих бок о бок.

— Сколько? — коротко спросил Юрий, но Джессика поняла.

— Восемнадцать часов.

Оставшееся время они провели в скучной рубке. Алик уже подумывал о том, чтобы немного оживить ее, добавить роскоши, как в каком–нибудь из пентхаузов, где ему приходилось бывать. Отчего у них вообще так убого? Они же либо в рубке, либо в забытьи в баке. Они даже не смоделировали утилитарные отсеки настоящего «Еретика–мстителя».

Несколько раз за эти улитками ползущие часы корабли Избавления описывали круги над «Спасением жизни», точно орлы, охраняющие свое гнездо.

— Почему? — спросил Юрий, когда восьмой дозорный корабль обогнул ковчег. — Это же их звездная система. Тут не может быть никакой угрозы. Что они ищут?

Джессика нахмурилась:

— Думаю, это какой–то ритуал. Они празднуют успешную миссию. Или возвращение; я не вполне уверена, что именно. Я еще не улавливала в мыслях единого сознания такого эмоционального содержания, как сейчас.

Каллум усмехнулся:

— Танцуй так, будто никто не видит.

— Счастливые оликсы! — пробормотал Алик. — Вселенная не только куда более странная, чем мы представляли, но и куда более странная, чем мы вообще можем себе представить.

— Матерь Мария, спаси и помилуй! — воскликнула Кандара. — Я заперта на корабле, полном философов!

— Может, оликсы не всегда были жалкими фашистскими ублюдками, — сказал Юрий. — Что–то их изменило.

— Бог у Конца Времен, — фыркнула Кандара. — Все просто.

— И никто из них ни разу не усомнился? — удивился Каллум. — Как–то в это трудно поверить.

— Некоторые усомнились, — пожала плечами Кандара. — Один раз. Поэтому их больше нет.

— А вот я думаю, — сказал Юрий, — если господствующая культура у оликсов фашистская, не допускающая инакомыслия, то должно же быть сопротивление, группа неверующих.

— Сейчас это маловероятно, — ответила Джессика. — Отдельные оликсы не умирают; они просто включают новое тело в свою квинту всякий раз, когда старое начинает отказывать. Они больше не рождаются. Оликсы стали по–настоящему искусственным видом. Любой из их числа, не соответствовавший требованиям, наверняка был истреблен тысячи лет назад, как сказала Кандара. Оликсы превратили себя в монокультуру. Им уже не измениться.

Кандара резко села. Столь заметное проявление эмоций в относительном спокойствии рубки оказалось почти пугающим.

— Если только…

Она уставилась на Джессику.

— Да? — поторопил заинтересовавшийся Алик.

— Неверующие увидели, что происходит, и пустились в бегство как раз перед «ночью длинных ножей» по версии оликсов. Они укрылись среди звезд, делая все возможное, чтобы предупредить другие расы и не попасться самим.

На сей раз самообладание покинуло Джессику:

— Я… у меня нет насчет этого никакой информации.

— Биотехнологии неан удивительно похожи на биотехнологии оликсов, — сказал Каллум. — И откуда неаны узнали об анклаве и его владениях? Они либо посещали его до того, как рассеялись по укрытиям, либо просто были там, когда он строился.

Все посмотрели на Джессику.

— У меня нет ответа, — слабо проговорила она.

— А я считаю, это чушь собачья. — Алик с ухмылкой посмотрел на Кандару. — Если бы неаны когда–нибудь были в анклаве, то они, конечно, знали бы, где он находится. Точно так же возможно, что нейровирус извлек какую–то информацию о зоне замедленного времени из квинты или единого сознания.

— А биология? — спросил каллум.

— Планеты земного типа, вероятно, идут по одному и тому же эволюционному пути на биохимическом уровне, — сказал Юрий. — Этой теории всегда придерживались экзобиологи «Связи». Конечно, чем дальше ты продвинулся по эволюционной шкале, тем фантастичнее и разнообразнее будет животная жизнь. Но если исходные элементы на планетах были одинаковые, то и базовая клеточная химия будет схожа. Бритва Оккама.

— Черт, — раздраженно фыркнула Кандара. — А мне понравилась моя теория заговора.

— Продолжай в том же духе. — К Джессике вернулось чувство юмора. — Нужно же чем–то занять время.

— Я не согласен, — обратился Каллум к Юрию. — Наш химический состав обусловлен миллионами случайностей и беспорядочных мутаций. Вот почему у нас своя особая биохимия. И мы понятия не имеем, какова биохимия настоящих неан.

— Конечно, ты не согласен, — проворчал Юрий.

— Так держать, мальчики, — сказала Кандара. — Вижу, время пролетит незаметно.

Алик в отчаянии застонал.

«Интересно, смогу ли я смоделировать несколько искусственных людей для приличной компании?»

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Пятнадцатый год полета

Сперва у Иреллы не было даже сил, чтобы застонать от разочарования. Пробуждение от анабиоза — дело всегда нелегкое, но это, по крайней мере, значит, что ты жива. Каждый раз перед тем как открыть глаза она думала об одном. Кто там? Дел, или кто–то еще из ее друзей, или квинта оликсов, поджидающая, когда откроется крышка капсулы?

Она почувствовала, как пуповины выходят из живота, и заставила себя открыть глаза. Лицо по ту сторону прозрачного корпуса было немного не в фокусе. Но принадлежало оно человеку. Что ж, начало хорошее. Чувствуя, как ворочается в желудке тошнота, Ирелла прищурилась. Процедура выхода из анабиоза подразумевала, что тебя будет встречать близкий друг. Она узнала пришедшего — Матиас, один из взводных. Неплохой парень, но к близким друзьям Ирелла бы его не отнесла.

Крышка откинулась, и Ирелла медленно села. Подушка тоже поднялась, поддерживая ее.

— Ты в порядке? — спросил Матиас.

Ирелла вовремя вспомнила, что кивать не стоит. Она подняла палец и прохрипела:

— Почти.

Матиас терпеливо ждал, когда она будет готова вылезти. Ирелла стиснула зубы и кое–как приподняла ногу. Когда она перекинула обе ноги через край капсулы, Матиас протянул ей руку. Тогда–то она и увидела Рафу, одного из членов взвода Матиаса, стоящего в паре метров от них. Впервые за много лет ей стало неловко из–за своей наготы. Потом она заметила, что оба они при оружии, и едва успела спрятать улыбку.

Она встала, держась за край капсулы, чтобы не упасть. Смущенный Матиас подал ей халат.

— Что происходит? — спросила она. Данные на оптике говорили, что «Морган» уже достиг половины световой скорости и находится на расстоянии одного светового года от нейтронной звезды.

— Ты нужна на капитанском совете.

— Ладно. Приму душ и приду туда.

Она не смогла удержаться от сарказма.

Рафа кашлянул.

— Это срочно, — с несчастным видом объяснил Матиас. — Мы тут, чтобы проводить тебя прямо туда, как только ты оденешься.

— Правда? Почему?

— Слушай, Ирелла, извини. Я знаю только, что им нужно посоветоваться с тобой. И это очень срочно.

— Похоже на то. — Она кивнула на капли маслянистой жидкости на своей коже. — Но сперва все–таки душ.

Рафа хотел что–то сказать, но Матиас его опередил:

— Конечно.

Неспешно умываясь, она через инфопочку заказала пищевому принтеру куриный бульон. Избавляясь от остатков масла на коже, Ирелла воспользовалась интерфейсом, проверив своего киборга. Тот пребывал в режиме ожидания, находясь там, где она оставила его семь лет назад, — в одном из множества пустых отсеков на нижней палубе, неподалеку от того места, где взводы устраивали свои идиотские рукопашные бои. Судя по записям в бортовом журнале, никто этого не заметил — да никто на «Моргане» и не патрулировал корабль в поисках злоумышленников. На миг у нее возникло искушение вывести киборга из режима ожидания, просто на всякий случай. Но это было бы глупо — никакой ведь физической угрозы нет. Сопровождай он ее на совет, это было бы равносильно «заеданию» стресса. А как только она вышла из душа, подкатила дистанционка с бульоном. Так что…

Кружка, в которой доставили суп, казалась непомерно тяжелой. По дороге к капитанским каютам им пришлось пять раз останавливаться, чтобы Ирелла присела и отдохнула. Но она упрямо отказывалась от предложений Матиаса вызвать для нее медицинское автокресло.

Кенельм сидело во главе стола в приемной. В любое другое время суровое выражение лица омни было бы пугающим. Но сегодня Ирелла с трудом сдерживала усмешку. Александре, тоже сидящее за столом, жестом пригласило Иреллу устраиваться. Она благодарно кивнула и отхлебнула еще супа. Руки и ноги дрожали от напряжения после долгой ходьбы. Сидящая напротив Тиллиана обеспокоенно смотрела на нее.

Цинри и Вим заняли места по обе стороны от Кенельм. Еще были Напар, капитан «Коллесии», и Иллатан, командовавший «Кинзалором». Они бросали на нее тревожные взгляды.

— Прошу прощения за то, что тебе не дали толком прийти в себя после анабиоза, — сказало Кенельм, — но мы столкнулись с неожиданным развитием событий.

Ирелла повернула голову, посмотрев на стоящих за ее спиной Матиаса и Рафу.

— Это что, расширенный совет, капитан? Если да, то разве взводный Матиас не должен сидеть рядом с нами?

— Матиас здесь, чтобы обеспечить порядок, — спокойно сказало Кенельм.

— Порядок?

— Ирелла, мы обнаружили у нейтронной звезды нечто странное, — устало произнесло Александре. — Или, скорее, тревожащее. Мы надеемся, что ты сумеешь помочь нам понять, что происходит.

— Я постараюсь.

— Я вышла из анабиоза девять месяцев назад, чтобы помочь команде расчета подхода Вим, — сказала Тиллиана. — Пять кораблей флотилии выгрузили удаленные сенсорные спутники для ведения наблюдений.

— Я в курсе технических характеристик, — сказала Ирелла. — Сенсоры хорошие, еще с «Актеона».

— Да. Спутники замедлились до пятидесяти g, сравнявшись скоростью с нейтронной звездой. Затем они выпустили зонды и отправили нам данные через порталы.

— И?

— Скорость вращения нейтронной звезды изменилась.

Ирелле потребовалась секунда, чтобы осознать сей монументальный факт.

— Что ж, это хорошо. Это должно помочь привлечь внимание оликсов.

— Хорошо? — ледяным тоном сказало Вим. — Ты так думаешь? Хорошо? Мы совершенно не представляем, как это сделать.

— Представляем, — возразила Ирелла. — У нас есть несколько теорий, как этого добиться.

Она отпила еще супа.

— Да, но у нас нет для этого технологий.

— У Энсли, наверное, есть. Он нес разные удивительные системы.

— Энсли не знал, как они работают.

— Нет, но команда, которую ты возглавляло в хабитатах, добилась поразительного прогресса, разбираясь в нейтронных функциях Энсли, не так ли? Это было впечатляюще. Вложите достаточно усилий в проект ретропроектирования, и непременно добьетесь успеха.

Вим метнуло на Кенельм возбужденный взгляд.

— Ты предлагаешь, чтобы Энсли анализировал свою собственную структуру? — спросило оне.

— Я не знаю. О чем ты меня спрашиваешь?

— Мы спрашиваем тебя вот об этом, — сказало Кенельм.

В конце стола загорелся экран, показывая звездное поле. Прямо в центре его виднелось маленькое кольцо из тускло–красных крапин.

— И что это? — спросила Ирелла. Хотя она знала. Знала, потому что это было прекрасно. Идеально. Это было все, на что она надеялась. И все же она хотела — нет, нуждалась в том, чтобы — услышать подтверждение.

— Цивилизация нейтронной звезды, — сурово произнесло Вим. — Инфракрасное излучение почти четверти миллиона отдельных «гранул», обращающихся по орбите в трехстах восьмидесяти четырех тысячах километров от звезды. Все, что могут измерить отсюда наши датчики, — это что диаметры объектов варьируются от одного до двадцати пяти километров. Есть еще несколько, побольше размером, хотя их инфракрасная характеристика ниже.

— Ого!

— Триста восемьдесят четыре тысячи километров — весьма специфическое расстояние.

— На таком расстоянии Луна обращалась вокруг нашей утраченной Земли, — сказала Ирелла. — Значит, у Энсли все–таки есть чувство юмора. Кто ж знал?

— Ты говоришь, что это сделал Энсли? — вызывающе спросило Вим.

— Я говорю, что он дал возможность это сделать. — Ирелла глотнула еще супа, глядя на Кенельм поверх чашки.

— Как это произошло? Цивилизация–приманка, спроектированная вами, должна была состоять из десяти хабитатов и нескольких платформ с нейтронным оружием. Они собирались заявить о своем существовании оликсам, обстреливая нейтронную звезду массивными глыбами, чтобы создать искусственную картину сверхвысокоэнергетического рентгеновского излучения. А теперь мы видим вот это. Как? Как такое могло случиться?

Ирелла поставила чашку на стол.

— Это случилось, потому что я дала людям полный контроль над инициаторами корабля–сеятеля.

— Что ты сделала?

— Каким людям? — вмешалось Вим. — Ведь популяция–приманка — андроиды.

— Нет. Это была первоначальная идея. Я изменила план.

— По чьему распоряжению? — осведомилось Александре.

— По моему собственному. То, что вы видите вокруг нейтронной звезды, — естественная космическая человеческая цивилизация, развивавшаяся без пределов и ограничений, так что она могла продвинуться куда дальше нас.

Кенельм закрыло глаза и словно оцепенело.

— О святые! Ты не могла этого сделать.

— Ну нет, я это сделала — с помощью Энсли. Я сделала то, что, уверена, мы должны были сделать, чтобы покончить с этим. Я дала людям наши самые сложные технологии и дала им свободу — свободу строить всё, что они захотят.

— Так это настоящие люди? Ты вообще понимаешь, какой опасности их подвергла?

— Не надо мелодрам. Никакой опасности они не подвергаются — именно потому, что я сняла все ваши ограничения. Все эти чересчур осторожные — «играй–по–правилам» — ортодоксальные утопийские ограничения, которые такие, как вы, накладывали на нас тысячелетиями. Ограничения, которые затормозили нас, превратив в беспомощных жертв; ограничения, которые обрекли миллионы на плен оликсов. Слепое подчинение, означающее, что я буду не так уж и не права, назвав тебя предателем нашей расы.

— Довольно! — воскликнуло Кенельм, стукнув кулаком по столу. — Матиас, помести ее под домашний арест — до тех пор, пока мы не созовем общий совет.

— Нет! — так же громко выкрикнула Ирелла. — У тебя нет таких полномочий. Твое звание капитана — ложь.

— Ир, — в отчаянии выдохнула Тиллиана. — Что ты делаешь?

— У меня вопрос к нашему капитану, — сказала Ирелла. — Один вопрос, вот и всё. Ты же не боишься этого, капитан, а?

— Уведите ее отсюда, — приказало Кенельм Матиасу.

Ирелла злобно усмехнулась:

— Сколько тебе лет?

— Что?

Ее нейронный интерфейс приказал экрану отобразить то единственное изображение, которое она скопировала из пятого тома собрания, посвященного терраформированию Фалькона. Пять высоких омни улыбались в камеру, стоя где–то среди продуваемых всеми ветрами болот, с серым морем за заднем плане. У их ног громоздились открытые ящики с оборудованием.

— О, черт, — прошептало Кенельм.

— Что это? — в замешательстве спросило Александре.

— Это, — ответила Ирелла, — экспедиционная группа три-Б подразделения создания биосферы Управления терраформирования Фалькона. Они берут пробы в прибрежных болотах, чтобы измерить плотность пропагул в осадочных породах. Важная работа с учетом того, что две тысячи двести двадцать восемь лет назад Фалькон находился всего лишь в конце третьей фазы процесса терраформирования.

Тиллиана вгляделась в изображение, повернулась, посмотрела на Кенельм, потом снова уставилась на экран.

— Гребаные святые! Это ты.

ЛОНДОН февраля 2231 года

— Вчера днем я видел небо, — задумчиво сказал Горацио. — У нас был разрыв в тучах, почти на пять минут. Я и забыл, какая странная эта голубизна — такая светлая и одновременно такая глубокая, как будто ее и нет… Смотреть на нее было настоящим откровением, пускай и продлилось оно недолго.

Изображение Гвендолин на экране печально улыбнулось ему:

— Я рада, что тебе понравилось.

— Говорят, за этот год облака расступились уже в третий раз. Первые два я пропустил. Тогда небо показалось всего на пару секунд.

Он откинулся на спинку дивана, наслаждаясь воспоминаниями. Снаружи небеса над щитом темнели: сгущались сумерки. Но внутри лампы под потолком ярко сияли. Включая их, Горацио каждый раз слегка удивлялся, что они работают. За двадцать пять лет, прошедших после окончания Блиц-2, Лондон всего четыре года оставался без электроснабжения, а заселенные миры постоянно усиливали свою поддержку Земле. Горацио подозревал, что точно такое же изумленное недоумение испытывали лондонцы двадцатых годов двадцатого века, переходя с газового освещения на электрические лампочки. Долго ли протянет такое чудо? Те первые годы стали серьезным уроком того, что многие привилегии воспринимались как нечто само собой разумеющееся.

Когда энергия вернулась, вновь заработали принтеры (после основательного ремонта), и в конце концов они даже организовали общественные системы утилизации отходов. Главным производственным вопросом была еда. Жидкости на основе органики оставались нормированы еще пять лет, пока завершалось строительство ряда новых внеземных фабрик. Теперь уже вновь можно было распечатать большинство блюд, хотя некоторые отдушки по–прежнему было трудно достать. Последние десять лет Лондон старательно озеленяли заново, возрождая давно почившие сады и сажая овощи. В парках, где имелись ирригационные системы, даже пробилась трава — благодаря тому, что вода теперь была вполне доступна в любых количествах. Темза очищалась каждые две недели, когда секция щита открывалась, позволяя зловеще–теплой реке вновь течь по городу. Недавно на берегу расцвело даже несколько банановых деревьев.

Жара под изогнутым щитом стояла тропическая. Даже без кораблей Избавления, лупящих энергетическими лучами по всем городским щитам, ежедневно выбрасывая в атмосферу тераватты энергии, глобальная температура с момента бегства «Спасения жизни» упала разве что на пару градусов. И никто ничего не мог с этим поделать, кроме как включить кондиционер, выкачивая тепловую нагрузку своего дома во влажную жару города. Когда специалисты по окружающей среде расширили высотное отверстие в щите, чтобы впустить немного свежего воздуха, они словно открыли портал в одну из пустынь прошлого.

— Маленькими шажками, — сказала Гвендолин.

Она казалась встревоженной — странное для нее настроение. Горацио не вполне это понимал.

Последний сюрприз она преподнесла ему три года назад, перебравшись из Нашуа в Пасоблу в системе Дельты Павлина. Но это, по крайней мере, было понятно; Луи только что объявил, что Элдлунд беременно, и Гвендолин не собиралась отказываться от роли бабушки. Кроме того, она утверждала, что свою работу может с тем же успехом выполнять и в Пасобле. «У их промышленных систем те же недостатки, что и у наших. Я уже переговорила с Утопийским комитетом проекта исхода, они примут меня как гражданина второго уровня».

— Второго уровня? — поддразнил он тогда. — Что так низко?

— Не больше чем через месяц я поднимусь до первого. Они примут и тебя тоже.

Это испортило ему настроение.

— Я подумаю об этом, — ответил он, как обычно. Если пинать банку по дороге достаточно долго…

— Я уже получила разрешение взять с собой портал.

— Боже милостивый, как тебе это удается?

Она усмехнулась:

— Второй уровень, не забывай. Это часть моего «золотого парашюта»^[6].

— Управляющих корпораций больше нет.

— Да–да, продолжай тешить себя этой мыслью.

Никогда еще он не испытывал такого искушения присоединиться к ней, и к Луи, и к Элдлунд. Той ночью он даже собрал чемодан. Трогательно маленький. Но потом ему позвонили из одного из общественных центров. «Простите за поздний звонок, но у нас тут возникли некоторые проблемы с нормировками. Вы всегда так хорошо справляетесь с этим, Горацио». Люди рассчитывали на него.

Чемодан остался упакованным. Он так и стоял в шкафу рядом с сумкой с порталом. Наготове. Потому что однажды он воссоединится с семьей, пребывающей в безопасности. Однажды, очень скоро…

— Не шагаем мы, а скорее, бредем, — возразил он. — С ноября уровень моря поднялся еще на десять сантиметров. На прошлой неделе вода перехлестнула через парапет Таррока. Даже если воздух когда–нибудь стабилизируется настолько, что мы сможем убрать щит, половина города затонет.

— Да, — сказала Гвендолин. — Я знакома с прогнозами. Все беспокоятся о Нью–Йорке — настолько, что увеличили скорость эвакуации города в Нью–Вашингтон.

— Уверен, в Поясе Миллионеров отнесутся к этому с восторгом.

И вновь он заметил, как она рассеянна.

«Не понимаю. Она что–то недоговаривает?»

Она улыбнулась, мягко упрекая его.

— Последний из первоначальных обитателей Пояса покинул его семь лет назад.

— А скольких вы уже отправили?

— Сведения засекречены. Но все заселенные системы строят хабитаты исхода с феноменальной скоростью.

— Правда?

— Ну, относительно — да. Учитывая размеры хабитата и число вспомогательных систем, которые мы должны отослать вместе с ними. И они должны работать, Горацио. Они ведь, в сущности, подобны звездолетам — им никто не поможет, если что–то пойдет не так.

— Я не сомневаюсь в тебе.

Гвендолин подалась ближе к камере, давая ему возможность лучше разглядеть ее лицо — на удивление неизменное, хотя она никогда и не выглядела на свой возраст, даже тогда, во время вторжения. Об этом позаботились деньги Зангари. Ее антивозрастной режим, созданный специально для того, чтобы Зангари продолжали вести свой роскошный образ жизни, — практически без изменений, не прервался, и когда она отправилась на Нашуа. В Пасобле тоже прекрасные медицинские учреждения, особенно для граждан второго уровня. Просто глядя на эти черты — черты женщины, которой никто не дал бы и тридцати, Горацио с болью осознавал, на сколько десятков лет выглядит он сам. Редеющие, седеющие волосы, расползающаяся талия, старческое кряхтение, сопровождающее каждый его подъем со стула. И память уже не такая, как раньше, и альтэго внимательнейшим образом следит за его диетой, снижая потребление углеводов, чтобы избежать полномасштабного сахарного диабета и инсулиновой недостаточности, чреватой пересадкой — если он вообще сможет попасть в список очередников на имплантацию. Если бы не велосипедные прогулки, поддерживающие его в относительно сносной форме, он непременно набрал бы вес — и приобрел бы все связанные с этим проблемы. Посещение спортзала становилось с каждым разом все утомительнее, и он не помнил, когда в последний раз совершал пробежку по лондонским улицам. Он твердил себе, что теперь, когда все вновь оседлали ап–борды и велосипеды, когда возродились ап–такси и модифицировали ап–троллы, все это стало слишком сложно. Ради всего святого, дороги сейчас стали как в начале двадцать первого века. Никаких порталов, конечно; и никогда уже не будет. На заселенных мирах не так уж и много энергии. Хабы, петли, радиалы Лондонской транспортной сети «Связь» стали легендой прошлого, о которой родители рассказывали детям.

— Утопийцы — хорошие люди, — сказала Гвендолин. — Мне здесь нравится. И тебе понравится.

— Гвен…

— Горацио, — твердо проговорила она, — тебе действительно пора уходить из Лондона.

— Я не могу просто бросить людей. Они нуждаются во мне.

— Я нуждаюсь в тебе.

— Нет. У нас есть воспоминания. Прекрасные воспоминания — которыми я владею с огромной благодарностью.

— Ты нужен Лакасте.

Это был удар ниже пояса, и Горацио пару секунд просто не мог выдавить ни слова.

— Не надо.

— Оне почти три, и оне хочет встретиться со своим дедушкой, а не просто увидеть его на экране. Нужно, чтобы ты взял оне на руки, обнял, любил. Не отказывай оне в этом.

— Зачем ты это делаешь? — в ужасе спросил он. — Я не могу уйти. Это будет нечестно.

— А ты нечестен по отношению к нам, твоей семье. Ты все равно что в коконе.

— Я не жертвую честью. Я вижу, что происходит.

— Нет, Горацио. Поверь мне, ты ничего не знаешь.

— Да? О лондонцах, которые уходят? Они тщательно отбираются.

— Выбор случаен. Это лотерея.

— Лотерея по районам. Равномерно распределенная, естественно, — это всегда кто–то с соседней улицы, кто–то, кого знаешь либо ты, либо друг твоего друга. Специально поддерживаемая иллюзия того, что и сам ты очень скоро уйдешь. Чтобы не умерла надежда.

— Без надежды Земля погрязла бы в анархии. Живущим под щитами нельзя себе этого позволить.

— Знаю. Но ты не можешь спасти нас всех.

— Я могу спасти тебя.

— А если все подобные мне уйдут?

— Прости, Горацио, дорогой, но ты не настолько уникален.

Он сгорбился, терзаясь тем, что их разговор дошел до такого. В начале Блиц-2 он чувствовал себя таким сильным, таким воодушевленным, оставаясь и помогая тем, кто в этом нуждался, то есть практически всем. У него была цель, которой не существовало бы, если бы он последовал за Гвендолин на Нашуа. Но минули первые годы, потом десятилетия, и цель поблекла, почти исчезнув. Люди справлялись, город вновь работал. Конечно, это был совсем другой тип экономики, не тот, что раньше, — производство в абсолютно замкнутом цикле. Если принтеру требовалось сырье, его получали за счет разборки чего–либо — особенно если были нужны специальные составы. Это требовало организации и взаимодействия на местном уровне, в чем Горацио преуспел. Он занимался этим уже много лет.

— Знаю, — уныло сказал он.

— Тогда есть кое–что, чего ты не знаешь. — Гвендолин оглянулась по сторонам, как будто в ее доме был еще кто–то, и решительно вздохнула. — Наблюдатели Ген 8 могут отрубить мне связь, но… Трапписта-1 больше нет.

— Нет? Ты хочешь сказать, что китайцы эвакуировали всех со всех планет? Это немыслимо.

— Нет, Горацио. Его нет, он пал. Портальные связи оборвались прошлой ночью, сразу после обнаружения открытия червоточин. Из червоточин вышли корабли Решения. Оликсы вернулись. Значит, осталось недолго. Падут все заселенные миры. И Земля! Земля падет. Возможно, через несколько часов.

— О, черт.

— Ну и скажи мне теперь, чего ты добьешься, оставшись? Здесь твоя семья. Неужели это ничего для тебя не значит?

— Это значит всё!

— Хорошо. Тогда открывай портал. Я знаю, он еще работает; Ген 8 Тьюринг проверяет его каждый час. Пройди через него. Прямо сейчас.

— Каждый час? — тупо переспросил он.

«Каждый час — двадцать пять лет? Это дольше, чем мы были женаты».

— Да, Горацио. — Голос все–таки выдал ее возраст. — Я никогда не переставала надеяться.

— Господи, я не знаю, что сказать.

— Знаешь.

— Хорошо, — ответил он, и после двух с половиной десятков лет это оказалось удивительно легко. Он даже не чувствовал никакой вины.

— Ты придешь?

— Да. Только попрощаюсь с парой людей.

Уголки губ Гвендолин лукаво приподнялись:

— Ты можешь привести ее, если хочешь. Давай смотреть правде в глаза, я не жила монашкой эти двадцать пять лет.

— Это совсем не такое прощание, — слишком уж поспешно возразил он. — Дай мне пару часов.

— Я позвоню Луи. Он будет тут, чтобы встретить тебя.

— И Лакаста?

— Попытайся остановить оне.

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Пятнадцатый год полета

Когда Деллиан открыл глаза, над его анабиозной капсулой стояла Элличи — совершенно непристойно ухмыляющаяся, скользя взглядом по его влажной коже. Он проигнорировал и ухмылку, и протянутую руку и медленно выбрался сам. Искусственная гравитация, создаваемая вращением, не пошла на пользу его чувствительному желудку. Искусственная гравитация?

На оптике развернулись таблицы данных.

— Мы не замедляемся? — в замешательстве спросил он. В прошлый раз он просыпался три года назад — для несения последней вахты перед тем, как они должны были достичь пункта назначения. Данные указывали на то, что они находятся в девяти десятых светового года от цели, что теоретически означало, что флот завершил исследование нейтронной звезды.

Элличи вновь предложила ему руку:

— О, она действительно тебе не сказала, да?

— Э?

Он инстинктивно оглянулся на капсулу Иреллы. Та была пуста.

— На старой Земле это называлось правдоподобным отрицанием, — сказала Элличи.

Ему не нравилось постоянно повторять «Что?» — чтобы не выглядеть совсем уж тупым. Но…

— Что?

— Ирелла вызвала настоящий переполох. Сюрприз! Завтра по этому поводу состоится большой совет. Все хотят, чтобы ты в нем участвовал. Александре распорядилось вывести тебя из анабиоза.

— О святые, у нее неприятности?

— Это с какой стороны посмотреть.

— Что она натворила?

— Ты не очень торопишься?

Добравшись до их каюты, он обнаружил, что Ирелла дает аудиенцию двум десяткам человек, восемь из которых — взводные. Остальные были омни в форме кораблей всего флота. Все выглядели мрачными.

Она сразу вскочила и долго обнимала его. Отпустила только тогда, когда он покачнулся, едва не упав. Он сел на койку, а остальные вышли.

— Все это правда, — угрюмо проговорила Ирелла. — Все параноидальные теории, которые у меня когда–либо были, и еще некоторые. Марионетки не только мы, отсталые бинары; всеми омни исхода манипулировали. Никогда бы не подумала, что, оказавшись права, победив, буду чувствовать себя так дерьмово.

— Святые. Что ты выяснила? Подожди: я только что понял. Александре уполномочило вывести меня из гибернации?

— Да. Оне на данный момент исполняет обязанности капитана — вот уже два дня. Многие — и экипаж, и взводы — очень злы сейчас на Кенельм.

— Значит, это оне управляло нами?

— Да, похоже на то.

— Но наверняка ты не знаешь?

— Оне не было слишком откровенным. Пока. — Ирелла протянула ему большую кружку с говяжьим бульоном и тарелку с теплым, нарезанным толстыми ломтями хлебом. — Ешь и слушай, к утру ты должен быть готов.

Совет проходил на спортивной арене «Моргана», набитой сейчас до отказа. Деллиан подозревал, что личное присутствие людей усиливает чувство причастности и, как следствие, добавляет происходящему правомерности. Никакая арена не вместила бы всю флотилию, так что девяносто процентов участников присутствовали виртуально; текстурные стены превратили открытое пространство в старинный амфитеатр с поросшими травой ярусами. Доступ к этому собранию получили все, не находящиеся в данный момент в анабиозе.

Войдя, Деллиан почти не заметил толпящихся людей, разыскивающих свободные места. Он видел только Кенельм, сидящее с краю на помосте, установленном в дальнем конце арены.

— Так сколько же оне лет? — спросил он Иреллу.

— Точно не знаю. Может, три тысячи?

— Живые Святые!

Они прошли сквозь толпу и поднялись на помост. Ирелла заняла место между Напар и Иллатан. Два капитана дружески поприветствовали ее. Остальные капитаны составили первый ряд виртуальных зрителей. Некоторых, несомненно, только–только вывели из анабиоза.

Деллиан сел рядом с Цинри, которое устроилось подальше от Кенельм. Странно было видеть оне в форме, на которой отсутствовали капитанские нашивки. Усевшись, Деллиан заметил, как много враждебности направлено на Кенельм со стороны собравшихся на арене. По крайней мере, никто не расстроен из–за того, что учинила Ирелла. Ему все еще было больно, что она не поделилась с ним своим планом касательно нейтронной звезды. Он просто не мог избавиться от мысли, что она больше не доверяет ему целиком и полностью — из–за нейровируса.

Александре встало со своего места в центре помоста и жестом призвало всех к тишине.

— Нам многое предстоит понять и многое решить. Я прошу вас не принимать поспешных решений. Мы можем позволить себе не торопиться; пройдет еще год, прежде чем мы сравняемся скоростью с нейтронной звездой. Так что… Кенельм, думаю, начать следует вам. Не хотите ли вы рассказать нам, откуда вы родом?

Кенельм наклонило голову:

— Благодарю за возможность…

— Предатель! — выкрикнул кто–то из зрителей.

Деллиану показалось, что это был голос Ована.

— Нет. — Александре предостерегающе подняло руку. — Я не допущу оскорблений такого рода. Мы выше подобной нетерпимости. Наш совет с уважением выслушает Кенельм и Иреллу, прежде чем решать, какие у нас есть варианты.

— Я прошу прощения за то впечатление, которое, должно быть, производит мое существование, — проговорило Кенельм. — Но, уверяю вас, что цель, которую мы с моими коллегами преследуем, состоит исключительно в том, чтобы продвигать человеческие интересы и помочь нам пережить оликсов. Я никогда не откажусь от этой ответственности. Ради этого я существую.

— Так не могли бы вы рассказать нам, откуда вы? Пожалуйста, — попросило Александре.

— Я родилось на Каниме две тысячи шестьсот лет назад. Покинуло планету на корабле поколений «Байссел», который основал Фалькон. Именно там, по инициативе Соко и Эмильи, была сформирована наша группа. Их сильно беспокоили отступление от первоначальных утопических идеалов и неизменное отсутствие успеха любой миссии Удара. Мы все были гражданами первого уровня, которым было поручено поддерживать проект исхода на верном пути. И я горжусь своей ролью в этом.

— Вы нами манипулировали?

— Мы направляли — конечно, с непропорционально большой степенью влияния из–за нашего статуса. Благодаря этому наше общество осталось утопийским, что я считаю позитивным достижением. Утопийский идеал — вершина человеческой культуры, он демонстрирует сочувствие к каждому и всеобщее единение.

— Сколько вас в этой группе?

— Полагаю, на Фальконе нас было около тысячи. Потом мы разделились по разным новым планетам. Некоторые отправились с миссиями Удара. Остальные продолжали наше начинание на кораблях поколений. К тому времени, когда мы добрались до Джулосса, нас осталось меньше пятидесяти. Мы, конечно, сохранили гражданство первого уровня, что позволило нам оказывать значительное влияние.

— А в нашей миссии? — спросило Цинри.

— Мы с Лонев были последними.

— Значит, нами больше не управляют? — уточнила Ирелла. — Этот совет может принять независимое решение?

— Конечно. Как и всегда. Если бы кто–то выдвинул убедительное предложение по изменению утопийской политики исхода, к голосованию на совете отнеслись бы с уважением и пониманием. Я всегда подозревало, что из всех, кто агитирует за перемены, ты, Ирелла, будешь самой успешной. Должно признать, однако, что никогда не предвидело, чем ты готова рискнуть ради своих амбиций.

— Спасибо. Наверное.

— Прежде чем совет примет какое–либо решение, мне хотелось бы подчеркнуть, как сильно Эмилья, Соко и даже Энсли были обеспокоены отсутствием Сигнала. Вот почему все в нашей группе согласились с тем, что после Фабрики мы станем склонять наши планеты к прекращению экспансии на кораблях поколений и созданию по примеру неан изолированных межзвездных сообществ — построенных на утопийской основе, конечно.

— Так вы считаете, что мы ничего не должны делать с оликсами, кроме как прятаться от них? — спросило Александре.

— Нет. Тут нечто большее. Люди могут жить между звездами; мы способны процветать там, как никогда не процветали на планетах. И благодаря засаде у Ваяна мы теперь понимаем, насколько оликсы могущественны, как широко они распространены. Они неодолимы — и они охотятся на нас.

— По–моему, в этом и был смысл нашего исхода — дать людям время и ресурсы, дождаться, когда мы станем достаточно сильными, чтобы бросить вызов оликсам.

Кенельм пожало плечами.

— Концепция Удара была разработана во времена крайнего кризиса, когда люди еще не вполне понимали, с чем столкнулись. Не думаю, что даже неаны понимали это; Соко был, несомненно, обеспокоен нашими неудачами. Энсли и Эмилье удалось добиться от тогдашнего правительства поддержки идеи отложенной мести и спасения, финалом которого стало бы триумфальное возвращение на Землю. Но поскольку Сигнал так и не засекли, Эмилья осознала, что использование приманок для отправки лучших из нас прямиком в неизвестный вражеский оплот чрезвычайно глупо. Однако к тому времени концепция набрала колоссальные психологические и политические обороты — и продолжала набирать с каждым тысячелетием. Один человек, даже такой влиятельный, как она, не мог остановить этого одним предложением. Политика того времени была нестабильной, особенно после контакта с Като, ангелами и неанами. Поэтому было принято решение о двустороннем подходе. Боевые корабли, построенные Фабрикой, такие как Энсли, были нашей последней попыткой обеспечить себе преимущество перед оликсами. Они предназначались для борьбы с ними здесь, в этой части галактики, и для создания безопасной зоны для людей. Гораздо проще уничтожить терминал червоточины, доставленный на нашу территорию кораблем оликсов, чем бросать вызов самому анклаву.

— Святые пожертвовали собой ради нас! — выкрикнул Деллиан. Слова вырвались из его рта неожиданно для него самого. Он вспыхнул от направленных на него взглядов — и пары ухмылок, — но не раскаялся.

— Четыре человека и неана, — спокойно сказало Кенельм. — Их гибель достойна сожаления, но совершенно незначительна по сравнению с числом людей, доставшихся оликсам. Миллиарды с одной лишь Земли — а сейчас, когда оликсы догнали расширяющийся фронт волны, возможно, раза в четыре больше.

— Значит, вы собирались отказаться от Удара?

— Это второй аспект. Члены нашей группы указывали советам на планетах и кораблях поколений, что концепция Удара застопорилась. Сигнал Святых не принят; приманки не работают; мы понятия не имеем, где находится анклав. Таким образом, вариант неан должен был быть представлен идеей, чье время наконец пришло. Давление, которое мы оказывали бы на общество— веками, если потребуется, — в конечном счете привело бы к принятию этого решения. В случаях, подобных «Моргану», можно было бы просто сказать, что это включено в приказ, так как нашей приманке потребовалось непредвиденно много времени, чтобы привлечь оликсов.

— Но мы разгромили оликсов у Баяна, — сказал Ован.

— Энсли разгромил оликсов у Ваяна, — уточнило Кенельм. — Простите, но миссия Удара больше не эффективна. Нет, при всем уважении к Ирелле, это Последний Удар. До анклава сорок тысяч световых лет. Сейчас у нас есть прекрасная возможность обосноваться меж звездами — в безопасности. Пусть корабли Фабрики преследуют силы оликсов и нападают на их сенсорные станции; эта партизанская война лишит их результативности на тысячи лет. И кто знает, что мы сумеем создать в конечном счете, если прекратим мигрировать и объединим всё, что построили.

— Что я и сделала, — с нажимом заявила Ирелла.

— Нет. — Кенельм покачало головой. — Ты дала людям возможность развиваться, не задумываясь о последствиях. Это полная противоположность тому, за что выступаю я. Они вообще утопийцы?

— Кто знает? — ответила Ирелла с насмешливой невозмутимостью. — Если это действительно вершина человеческой культурной эволюции, уверена, они выбрали именно ее.

— Я предлагаю совету придерживаться мнения неан, — сказало Кенельм. — Цивилизация нейтронной звезды продемонстрировала себя всем сенсорным станциям оликсов в галактике! Это безрассудство приведет к катастрофическим последствиям, если они не поймут, что должны немедленно эвакуироваться. Я предлагаю отправить к нейтронной звезде корабль добровольцев, чтобы они предупредили людей и всецело объяснили им обстоятельства.

Александре бросило на Иреллу почти комичный ожидающий взгляд.

— Я не могу согласиться с методами, которые использовала эта тайная группа граждан первого уровня, но замечание Кенельм насчет опасности попытки вторжения в анклав вполне обоснованно.

— Согласна, — очаровательно улыбнулась Ирелла.

Кенельм удивленно покосилось на нее.

— Ирелла, — сказало Александре, — тебе слово.

Деллиан ободряюще улыбнулся ей, когда она поднялась, но Ирелла этого не увидела. Она стояла лицом к зрителям, совершенно невозмутимая. И он знал, откуда она черпает свою уверенность: она была права. Права, как всегда.

— Мы проигрываем, — сказала она без затей. — Это стало для меня очевидно после катастрофы с нашей приманкой-Ваяном. Энсли едва удалось вывести из строя улучшенные корабли Решения. Он сказал, что кое–что из их оружия оказалось сюрпризом даже для него. Что, с учетом того, что он был создан две тысячи лет назад, на самом деле не является таким уж большим откровением. Итак, подумайте, что мы собирались делать дальше: снова заманить оликсов, имея при этом почти тот же уровень оружейных технологий плюс Энсли. Это чертовски глупо. Кенельм совершенно право: мы понятия не имеем, что ждет нас в анклаве. Но их количество должно быть феноменально. Также логично предположить, что свое самое мощное оружие они приберегли для обороны. Если мы собираемся лететь навстречу такой опасности, нам нужно быть лучшими — насколько это возможно.

— Это не давало тебе права единолично снимать ограничения с корабля–сеятеля, — сказало Кенельм. — И мне известно, что ты это знаешь, потому что ты даже не попыталась получить одобрение совета. Ты просто пошла напролом и действовала в одиночку. Ты подвергла опасности всю человеческую популяцию у нейтронной звезды, посеянную тобой незаконно.

— Это полная чушь, — отрезала Ирелла. — Если ты в состоянии принять решение, значит, ты имеешь на это право.

Кенельм, пораженное столь откровенным презрением, отшатнулось, откинувшись на спинку стула.

— И я действовала не в одиночку, — продолжала Ирелла. — Энсли согласился со мной, согласился, что мы должны попытаться выбраться из этого отвратительного тупика. Наш Удар был почти на пределе, когда оликсы прибыли на Ваян. Наши предки требовали от нас слишком многого, а мы слишком многого требовали от себя. Теперь все иначе. Первоначальная группа людей, которых вырастили в биологических инициаторах корабли–сеятели, получила базовые мыслительные процедуры, позволяющие им функционировать, пока они не начнут мыслить самостоятельно и развивать собственные личности — со всеми нелепыми мнениями, со всем упрямством, со всем тем, что делает нас такими, какие мы есть. Им была предоставлена вся информация об экспансии и миссии Удара. Они знают, что оликсы устраивают нам засады у каждой приманки и выслеживают корабли поколений в каждой звездной системе с планетой, которую можно терраформировать. Обществу нейтронной звезды ничто не угрожает. Они ждут нас. Энсли сказал им, что мы идем. Они могли уйти, но изменение вращения звезды — бесспорный показатель того, что они этого не сделали. В реальном времени с момента прибытия кораблей–сеятелей прошло шестьдесят лет. Этого вполне достаточно, чтобы они определили свою судьбу и построили то, что хотели.

— А что Энсли просил их сделать? — спросило Александре.

— Он не давал им никаких советов. — Ирелла хитро улыбнулась. — По крайней мере, так он сказал мне. Мы планировали предоставить им факты: все знания, накопленные людьми; беспристрастные отчеты о нашей истории и обществах, которые мы создали; все, что нам известно об оликсах. Таким образом, они могли сами выбирать, как им жить. Ибо это и есть настоящая свобода. И мы до сих пор не знаем, что они решили, но это должна быть высокоэффективная цивилизация. Определенно, среда, где царят конфликты и беспорядки, не смогла бы прилагать постоянные усилия, требующиеся для изменения вращения нейтронной звезды. Это очень серьезное начинание — и, полагаю, оно доказывает правоту моего решения. Я поняла, что нейтронная звезда — самый большой потенциал для нашего развития из всех, которые мы имели, полагаю, и будем иметь когда–либо, потому что нейтронная звезда — единственное место, где люди никогда раньше не были; она не похожа ни на одно из мест, где пытались обосноваться люди. Комбинацию этих обстоятельств я не смогла игнорировать. Если когда–то где–то может появиться нечто исключительное, если мы способны изменить свое мышление, то это случится здесь. И если это получилось, жители сами решат, куда им идти, — без нашей устоявшейся идеологии, без отягчающих их ожиданий прошлых поколений. Всё в итоге сводится к двум вариантам: они могут ждать нашего прибытия и присоединиться к нам в нашей миссии Последнего Удара по анклаву или укрыться в межзвездной пучине, чтобы жить так, как им хочется.

— Если вы сейчас отправитесь в анклав и проиграете, людей, которые живут сейчас здесь в безопасности, выследят и затравят, — сказало Кенельм. — Таково твое решение?

— Конечно, нет. Вот почему я предлагаю всей флотилии завершить наше путешествие и отправиться к нейтронной звезде. Только тогда мы получим все факты. Я открыла путь к последней для нас возможности. Другой, возможно, не будет еще тысячу лет. Вот он, наш кульминационный момент. Если люди нейтронной звезды отправились в свой вариант Убежища, наш выбор прост: мы последуем совету неан и предоставим разбираться с оликсами следующим поколениям — в который раз. Однако, если люди остались на нейтронной звезде, если они хотят противостоять анклаву с тем оружием, которое создали, — тогда у нас снова есть выбор. Те, кто хочет присоединиться к ним, могут это сделать; те, кто устал, кому не хочется противостояний, не хочется наносить Последний Удар, могут улететь в ночь и пребывать в безопасности.

Деллиан услышал, как Цинри негромко пробормотало:

— Разумно.

Александре коротко посовещалось с Напар и Иллатан, потом встало и повернулось к аудитории:

— Капитаны не поддерживают отправку к нейтронной звезде одного корабля, — сказало оне. — После всего, через что мы прошли, этот флот должен оставаться единым на пути к цели. Поэтому у нас есть четкий выбор. Либо флотилия отклоняется от текущего вектора и обустраивает себе мирную жизнь между звездами, либо мы летим к нейтронной звезде, чтобы посмотреть, что ждет нас там. Пожалуйста, обдумайте эти варианты, обсудите их со своими друзьями; в любой момент вы сможете задать любые вопросы Ирелле, Кенельм, мне и другим капитанам. Совещательное голосование мы проведем через пять дней. И да даруют нам Святые мудрость.

ЛОНДОН февраля 2231 года

Велосипед был для Горацио компромиссом. Ему постоянно приходилось лично посещать различные общественные центры, которыми он помогал управлять, а расстояния без старых портальных хабов стали большой проблемой. Его квартира находилась в Бермондси, и до трех центров он спокойно добирался пешком, но еще один располагался в Кеннингтоне, а еще два — в Ламбете. Ап–такси он пользоваться отказывался — не то чтобы он мог себе это позволить. Так что оставался велосипед.

Он жил на втором этаже дома на углу Грэйндж–роуд, с видом на Бермондси Спа Гарденс. Четыре последних года группа добровольцев упрямо засеивала парк травой. Когда они начинали, никакой ирригационной системы там не было, так что они установили резервуары и медленно прокладывали сеть старых водосточных труб, позаимствованных с ближайших зданий. Мертвые иссохшие лондонские платаны и клены по–прежнему стояли безмолвными часовыми по периметру парка, но трава уже стелилась изумрудным одеялом посреди городской пустыни. Место это пользовалось популярностью в любое время суток.

Едва закончив разговор с Гвендолин, он достал из шкафа два чемодана. В первом лежали предметы первой необходимости, которые он упаковал три года назад, — которые, по зрелому размышлению, теперь казались ему либо совершенно бесполезными, либо чудовищно глупыми, либо и тем и другим разом. Во втором был портал, простой двадцатисантиметровый круг с серой псевдоповерхностью. Альтэго подтвердил, что портал все еще работает — не то чтобы он сомневался в словах Гвендолин, но сейчас это имело решающее значение. Горацио поставил его вертикально, чтобы подвязать сразу, как только вернется.

«Возможно, это последний портал, который тебе доведется подвязывать; заселенные миры теперь пользуются расширяющимися моделями».

Он покатил по Бэкон–гроув под бодрую мелодию, наигрываемую джаз–бандой для благодарной публики на старой баскетбольной площадке; люди частенько устраивали там вечерние пикники с вином. Даже сейчас в Лондоне светилось мало уличных фонарей, а на узкой, совершенно не расчищенной Бэкон–гроув — вообще ни одного. Приходилось полагаться на велосипедную фару, работающую от динамо–машины, и на собственную память. Бэкон–гроув сузилась до короткой, огороженной бетонными столбами тропы и быстро вывела на Кертис–стрит. Еще пара сотен метров, и он оказался на задах старого бизнес–парка.

Большие склады из кирпича и карбоновых панелей были идеальным местом для общественного обменного центра. Горацио посмотрел на стены, затянутые коричневым мертвым плющом, таким старым, что хрупкие листья крошились буквально на глазах. Он чувствовал себя окрыленным и одновременно подавленным. Сколького удалось добиться благодаря таким обменам, скольким они помогли. А теперь он собирается бросить все это, бежать в безопасность заселенных миров. Так в чем же был смысл?

Долгое мгновение он просто стоял, упиваясь жалостью к себе. Потом, рассердившись на себя за слабость, толкнул маленькую заднюю дверь. И как только оказался внутри, среди шума и запахов систем рециркуляции, все предательские сомнения исчезли. Нет–нет, все было не напрасно.

Как только в городскую сеть вернулось электричество и домашние принтеры вновь заработали, люди столкнулись с проблемой поиска смесей, необходимых для фабрикации чего угодно. Нынешняя экономика Лондона сильно отличалась от той, при которой он вырос, — и это последствие Блиц-2 было единственным, которое ему нравилось. Гиперкапиталистический потребительский подход Универсалии, поклонявшейся продукту и статусу, исчез, сменившись более мягкой, более продуманной — и, главное, полностью ориентированной на общество — системой.

Горацио был одним из зачинателей этой «биржи». Отработав свое в агентстве Бенджамина, он знал парней, перерабатывавших что попало без всяких корпоративных лицензий и тем паче без контроля Инспекции по опасным веществам. Они создавали свои полулегальные продукты для неотслеживаемых крипжетоновых платежей — в основном для крупных криминальных семей Лондона и местных барахольщиков. Это был подпольный рынок, который Горацио мог вывести на поверхность и приспособить для помощи людям, чтобы они могли восстановить сносный уровень жизни.

Много лет он помогал расширять эту концепцию, и теперь она стала основополагающей для жизни Лондона после Блиц-2. В город ничего больше не ввозилось, кроме основных органических жидкостей и пищевых гранул. Так что люди могли принести сюда на обмен старые ненужные отпечатанные вещи и получить за них местные рекрип–жетоны. Собранное перерабатывалось тут в огромных чанах Клемсона или геобактериальных силосах для металлов, построенных и обслуживаемых особыми общинными командами. Затем в процесс включались более традиционные установки, производя ценные смеси, которые можно было купить за рекрип–жетоны и снова пустить в печать.

Сперва восстановленные принтеры производили простейшее бытовое оборудование, вышедшее из строя из–за длительного неиспользования, — в первую очередь водяные насосы и фильтры. Горацио всегда удивляло, какое значение оказало на уровень жизни возвращение питьевой воды. Затем, когда базисные элементы вновь стали доступны, начала появляться новая одежда, а также множество солнечных батарей, покрывающих сейчас стены и крыши.

Большинство районов имели свои обменники — и свои жетоны. Что являлось одной из самых сложных частей ратификации предприятия, так что Горацио стал чем–то вроде чиновника местного казначейства, контролируя различные рекрип–жетоны и следя за их разумным обращением, устанавливая цены и проверяя, чтобы какие–нибудь «рационализаторы» не подделывали их и не злоупотребляли возможностями системы. Судя по востребованности, получалось у него неплохо.

— Настоящий корпоративный финансист, — поддразнивала его Гвендолин чуть ли не каждый раз, когда звонила. Правда, она же и посоветовала, как структурировать торговлю и обезопасить ее. Хороший совет, признал он, когда она объяснила, что данная идея заложена в ее первоначальный проект экономики Корбизана — общества, дублирующего утопийское времен снятия ограничений, но основывающееся на политике Универсалии. Он даже немного устыдился того, что никогда толком не осознавал, насколько его жена сведуща в своей области.

Горацио покатил велосипед мимо высоких цилиндрических чанов, в которых бурлили генетически модифицированные микробы. Резервуары гнездились среди хаотичного переплетения разномастных труб. Все было откуда–то изъято, притащено с улиц, переделано. Но работало. Он помахал дежурной бригаде, снующей среди клапанов и регуляторов с анализаторами неисправностей, плоскогубцами и молотками, следя за тем, чтобы процесс шел без запинок. Даже в этот час на бирже еще были клиенты. Чаны и силосы работали двадцать четыре часа семь дней в неделю, и люди торчали под щитом круглосуточно.

Горацио настоял на том, чтобы устроить в старых складских офисах кафе, подчеркивая важность биржи не только как источника жизненно важных ресурсов, но и как социального центра. Когда он появился, кафе как раз закрывалось. Мария О’Рурк была там, как он и предполагал, убирала не распроданные за день кексы в холодильник. Его альтэго даже не проверял графики смен; Горацио и так знал их наизусть. Они с Марией были вместе уже три года. До Блиц-2 она управляла пабом в Уолворте, затем сменила несколько мест, работая волонтером, и вот оказалась помощником в кафе обменника. Поначалу они много спорили, потому что у нее ко всему имелся свой подход и вообще она была не в его вкусе. Но любовь под щитом — штука странная и ох какая желанная среди всего этого ненормального существования.

Мария заметила его и улыбнулась, но тут же нахмурилась, недоумевая, что он здесь делает, если она через двадцать минут должна была прийти к нему. И ему, конечно, не удалось скрыть от нее тревогу.

— Что случилось? — спросила она.

Тут он увидел сидящих за одним из столиков Ниастаса и Джазмин. Джаз кормила грудью их четырехмесячного малыша. Горацио захотелось зажмуриться и заплакать. Ниастас вместе с Мартином налаживал перерабатывающие устройства обменника; они с Джаз внесли огромный вклад в сообщество. Горацио в отчаянии возвел глаза к небесам.

— Горацио?

И Горацио принял решение.

«Она убьет меня, но что я еще могу сделать…»

— Идемте со мной, — сказал он всем троим. — Без вопросов. Повторять не буду.

Он прислонил велосипед к столу и развернулся, двинувшись к двери, в которую только что вошел. Теперь все зависело от них.

А он видел перед собой только лицо Гвендолин с неодобрительно поджатыми губами.

«Вселенная — чистый холст, — сказала она ему как–то. — Ей не присуще добро — есть только то, что ты на этом холсте напишешь».

Что ж, это ведь можно считать добрым делом.

Мария догнала его, когда он открыл дверь, схватила за руку:

— Что происходит?

— Мы уходим. Пожалуйста, ни о чем не спрашивай. Просто доверься мне, ладно?

— Уходим? — воскликнула Джаз. — Куда уходим?

Ниастас взял ее за руку, не отрывая глаз от Горацио.

— Просто иди.

— Но…

— Идем, — настойчиво повторил Горацио.

Они подошли к задней двери старого склада. Горацио снова помахал ремонтникам, колдующим над протекающим коллектором, чувствуя себя дерьмово. Он не мог представить реакции Гвендолин, когда она увидит, что он привел с собой этих людей. Молодая парочка с ребенком, ладно, она посмеется над ним, сентиментальным старым дураком. Что правда. Но Мария? Что будет после того, как они покинут планету? Пожмут друг другу руки и он пожелает ей доброго пути? «Скорее всего, Гвендолин вышвырнет меня из ближайшего шлюза. Но она сказала, что я могу привести кого–нибудь. Пошутила? Черт!» Но дело уже сделано.

Дверь закрылась, оставив их на раскрошенном асфальте запущенной неосвещенной улицы. Только теперь Горацио сообразил, что по пути сюда он целиком и полностью полагался на велосипедную фару. А велосипед он оставил как непрактичный, и…

— Черт.

Обычно он так хорошо все продумывал. Альтэго активировал функцию усиления света в линзах, и дорога стала чуть–чуть четче, только по поверхности заплясали синие крапины статических помех.

— Эй, — спокойно сказала Мария и обняла его за талию. — Не хочешь сказать нам, что происходит?

— Нам надо идти, — ответил он. — Ко мне. Первым делом.

— Зачем? — спросила Джаз.

— Есть выход. Отсюда. И я думаю, мы…

На линзы выплеснулась иконка Гвендолин — с маркировкой экстренной ситуации. От одного ее вида Горацио пробрал озноб.

— Да?

— О боже, Горацио, — выкрикнула Гвендолин. — Они на орбите!

— Что?

— Оликсы! Над Землей только что открылись червоточины; они в пяти тысячах километров. Орбитальные сенсоры даже не засекли корабли–носители, идущие через систему Сол. Корабли Решения летят, как чертова чумная саранча! Первые уже в верхних слоях атмосферы.

— Ну ни хрена себе! — охнул он и потрясенно вскинул глаза. Мутный щит изгибался над городом, обыденный и неизменный. Неестественно плотный воздух превратил лунный серп в размытое мерцание на востоке над Дартфордом.

— Они пришли за всеми нами, — сказала Гвендолин слабым от страха голосом. — Червоточины открылись у Дельты Павлина и восемьдесят второй Эридана, щит над столицей Эты Кассиопеи уже отказал. И — о господи! — Рангвлад пал.

— Пал?

— Да, мы потеряли все межзвездные портальные связи с Бетой Гидры. Нам надо уходить, Горацио. Немедленно. Пасобла начинает обратный отсчет. Я не могу остановить этого. Даже Энсли не может.

— Энсли?

— Да, он был здесь на какой–то сверхсекретной конференции с Эмильей. Теперь ему придется отправиться с нами; пути назад на Нашуа больше нет. Ради любви Господа, Горацио, открой портал!

— Я уже иду. Буду через пять минут.

— Черт, Восемьдесят вторую Эридана только что отрезало. Поторопись!

Он посмотрел на остальных:

— Оликсы здесь. У меня есть выход с планеты. Я могу взять вас четверых. Только сейчас или никогда. Вы идете?

— Да. — Ниастас забрал у дрожащей Джаз младенца. — Мы бежим?

— Черт возьми, да.

И едва Горацио это произнес, скудное городское освещение вырубились. Погасли фонари, погасли огни в тех домах, где не запаслись аккумуляторами. Позади них замолчала общественная «биржа», только громко гудели, полязгивая, разбалансированные насосы, беспорядочно вертясь при аварийной остановке.

— Христос на костылях, — выдохнула Мария. — Ты не шутишь, правда?

— Нет. Идем.

Он трусцой побежал в сторону Кертис–стрит. Остальные не отставали, так что он ускорил темп. Впереди послышались голоса, люди в стоящих стенка к стенке домах перекрикивались, что–то спрашивали друг у друга. Раздергивались шторы, и из окон квартир, где лампы питались от аккумуляторов, лился свет. Люди прижимались к стеклам, силясь разглядеть, что происходит.

А потом и без того не слишком надежная лондонская сеть рухнула.

Это было глупо, но Горацио опять посмотрел вверх, словно взывая к древним богам. Высоко над головой небеса раскалывались под ударами несчетных молний. Горацио прищурился от бешеного сияния. В самом центре огненной патины что–то двигалось — что–то темно–серое, овальное, неуклонно растущее. Зигзаги молний, бьющие из этой серости, без устали вонзались в щит, сливались воедино, создавая ширящееся зазубренное полотнище. Кошмарная энергия, излучаемая огромным инопланетным кораблем, озарила все, как будто снова вернулся день.

— Это… — прошептала Мария.

— Да.

Горацио невольно притормозил, взирая на страшное представление, но теперь он снова рванул вперед, через Кертис–стрит.

Всего несколько сотен метров. Пожалуйста!

Свет внезапно изменился, сделавшись резким, тревожно–лиловым. А Горацио уже надеялся, что никогда больше этого не увидит. Дьявольское небо. Огромные участки щита начинали флюоресцировать, когда в них врезались выпущенные кораблем лучи. Свет был более ярким, чем во времена Блиц-2, — и становился все ярче.

Горацио знал, что щит долго не продержится.

Джаз тихо скулила. Они с Ниастасом брели вместе, спотыкаясь, заслоняя глаза от ярящейся в вышине световой бури. Горацио вспомнил, что девочке всего девятнадцать; Блиц-2 закончился еще до ее рождения. Так что рассказы своих родителей она, наверное, слушала со здоровым подростковым скептицизмом и скукой. «Нам, молодым, тяжело было, а вам, дети, сейчас куда легче». И вот теперь реальность обрушилась на все ее чувства с неведомой ей раньше жестокостью.

Он повернулся к ней:

— Всё в порядке. Пять минут, и мы уберемся отсюда. Только держись, ладно?

Она лихорадочно закивала, вцепившись в Ниастаса, свою единственную опору в бушующем вокруг шторме.

Свет дьявольского неба вдруг исчез — и Горацио скрутила дикая паника, словно кипящий адреналин захлестнул мозг. Для этого может быть лишь одна причина. Он едва осмелился взглянуть вверх, но…

В воздухе витал привкус неизбежного. Не было ни ветра, ни сквознячка, но грудь невыносимо сжимало предчувствие. А потом он увидел, увидел то, что двигалось в небе, — темный столб, похожий на смерч, только разбитый на сегменты. Он летел быстро, как самолет, поднявшись уже на несколько километров. Горацио застыл, ошеломленный. Столб венчало искореженное здание размером побольше общественного центра, оставшегося позади, оно вращалось, взбираясь все выше и выше, роняя куски стен, панельная кровля проминалась и рассыпалась на части. Ниже тянулся хвост обломков: дома поменьше, комья земли, даже стволы деревьев. Что–то, потянувшись с неба, подхватило и увлекло их.

Он понял, что это за здание, понял инстинктивно. Генератор щита. Корабль Решения каким–то образом изменил гравитацию и вырвал с корнями единственную защиту города. Горацио обернулся и увидел еще пару таких же столбов, уже достигших своего пика: обломки градом сыпались на землю.

— Сейчас поднимется ветер! — крикнул Горацио. — Найдите что–нибудь, за что можно держаться! — Он окинул взглядом улицу. Да, выбор невелик. Несколько мертвых деревьев и несколько железных столбов, ограничителей заезда, в дальнем конце сужающейся к Бэкон–гроув дороги. — Вот!

Он кинулся к столбам. Яростный шквал молний над головой утихал, слепящее сияние чуть померкло, и он разглядел два корабля Решения, зависших над Лондоном.

Черт, какие они огромные.

Когда они добежали до стоек, ветер уже вовсю продувал Бэкон–гроув. Горацио и Мария вцепились в один из столбов, Ниастас и Джаз крепко обнялись, укрыв своими телами ребенка. Грохот шторма приближался — пробирающий до костей, оседлавший сильнейшую волну давления, вполне способную оторвать людей друг от друга. Навалилась жара, не дающая толком дышать.

Окна по всей улице со звоном разбились вдребезги, осколки полетели вместе с подхваченными ветром кусками кровельного шифера. В воздухе было так много мусора, что эти тучи даже затмили гигантские ореолы молний вокруг кораблей Решения, и улица вновь погрузилась в серые сумерки. Одежда хлестала тело, словно стараясь оторваться и взлететь.

Лицо Марии, пальцы которой до боли впивались в его руки, было в считаных сантиметрах от его лица, и Горацио видел исказивший ее черты испуг. И знал, что она видит на его лице точно такое же выражение.

— Что нам делать? — прокричала она. Вой ветра почти заглушал слова.

Горацио вздрогнул, когда сухая сосна рухнула на землю в пятидесяти метрах от них и покатилась, кувыркаясь, пока ветер не прижал ее к стене; тонкие ветви вибрировали, ломались, и ураган уносил их в небо вместе с другим мусором.

— Лучше не будет! — крикнул он в ответ. — Надо попытаться!

Джаз взглянула на него с неподдельным ужасом, но Ниастас кивнул.

— Все держитесь друг за друга, — скомандовал Горацио. — Мы поползем.

Это было лучшее, что ему пришло в голову, чтобы как можно меньше подставиться ветру. Встать означало тут же оказаться в воздухе, среди обломков.

До входной двери дома, по его прикидкам, оставалось метров двести. Но уже после первых метров отчаянной борьбы с ураганом Горацио усомнился в своих силах. Тучи смертоносных осколков неслись вдоль Бэкон–гроув: куски шифера, сучья, стекла, консервные банки, мешки с отбросами, лопающиеся, вываливающие свое содержимое, точно огромные артиллерийские снаряды. Он даже не считал, сколько раз содрогнулась земля при обрушении какого–нибудь из соседних зданий. Один раз прямо на них огромным железным мячом покатилось двухместное ап–такси, мотаясь из стороны в сторону и осыпая дорогу разбитым стеклом и отвалившимися деталями корпуса. Им всем пришлось отползти, чтобы избежать столкновения. Отлетевшее шасси едва не пришибло Марию.

Спустя целую вечность они добрались до конца Бэкон–гроув. Дом Горацио находился по ту сторону широкого перекрестка. И едва ли ветер на Грэйндж–роуд дул слабее. Повсюду вокруг кувыркался мусор, мимо проносились бесхозные ап–такси. Они увидели катящуюся по асфальту женщину — юбка раздулась, как парус, переломанные конечности с содранной кожей безвольно болтаются, лицо измазано кровью. Горацио не сомневался, что она мертва.

— Что за черт? — прокричал Ниастас.

Горацио проследил за его безумным взглядом, заранее зная, что увидит нечто плохое. Из открытого люка в задней части фюзеляжа ближайшего корабля Решения, зависшего совсем низко над Лондоном, хлестал черный водопад: точно кибернетический птеродактиль справлял на город нужду. Линзы дали максимальное приближение, и поток оказался плотной массой черных шаров.

В последний раз он видел такое двадцать пять лет назад, но зрелище этих шаров заставило его заскулить, как испуганного ребенка, угодившего в петлю кошмара.

— Охотничьи сферы оликсов, — крикнул он, когда мимо в сторону Спа Гарденс прокатилось еще одно взбесившееся ап–такси. — Шевелитесь!

Это было безумие, воздух Грэйндж–роуд рассекало слишком много смертоносной дряни, но он предпочел рискнуть. Низко пригнувшись, они побежали вперед, остановившись лишь раз, пропуская волочащийся по асфальту навес магазина. Потом нырнули под круглый столик. Мелкие, почти невидимые частицы беспрерывно молотили по нему с силой профессионального кулачного бойца.

Меньше чем за минуту они перебрались на ту сторону и прижались к стене. Колено Горацио горело огнем: в него врезался кусок кирпича. Из рваной раны на лбу Марии бежала кровь. Плачущая Джаз, прижимая к себе ребенка, поддерживала едва стоящего Ниастаса.

Стеклянные дверные панели растрескались, но пока не разбились. И не открывались — косяк перекосило.

— Вместе, — бросил Горацио Ниастасу.

Они навалились плечами на дверь. Тщетно. Они ударили еще раз — и все–таки сдвинули упрямую раму. Раздался ужасный рев, воздух яростно закружился. Горацио тяжело рухнул в вестибюль, не понимая, что случилось. А потом увидел несущуюся вдоль Грэйндж–роуд сферу оликсов, из которой что–то сыпалось. Он пригляделся. На асфальте извивались дюжины ловчих киберзмей. Ветер, естественно, не уносил их — и только их.

— Идите! — крикнул Горацио и втащил Джаз внутрь. — Идите, идите. Наверх.

Концы змеиных тел приподнялись, точно головы кобр, высматривающих добычу. Горацио подтолкнул Ниастаса к лестнице.

— Помоги ему, — велел он Марии.

— Но ты…

— Идите. Я за вами.

Несколько киберзмей, извиваясь, поползли к открытой двери. Горацио понимал, что пытаться закрыть ее бесполезно. Джаз и Ниастас уже одолели несколько ступеней. Мария бросила на него отчаянный взгляд, потом быстро развернулась, начав подъем.

— Давайте, давайте, — торопила она, отчасти подталкивая, отчасти волоча Ниастаса. — Второй этаж, квартира двадцать четыре. Шевелитесь!

Горацио попятился к лестнице — довольно узкой, с бетонными ступенями и железными перилами. Под потолком вдоль кирпичных стен тянулись устаревшие вентиляционные трубы. Он добрался до первого поворота, когда его альтэго получил наконец сигнал от портала. На линзы выплеснулась иконка Гвендолин.

— Горацио!

— Я здесь. Почти у квартиры. Подвязывай, ради бога. Быстрее!

— Горацио… ты в безопасности?

— Здесь ловчие змеи. Они нас преследуют. Не волнуйся, я за ними слежу.

— Горацио!

— Скорей!

— Я… я попробую.

— Что?

— Мы не можем впустить оликсов, даже киберзмей. Это вопрос безопасности.

— Черт! Я же сказал, что слежу. Ни одна змея не приблизится к порталу.

— О господи.

— Подвязывай!

Он заметил движение в вестибюле и вытащил телескопический электропрут, раздвигающийся на целый метр. Луковицеобразный конец искрил фиолетовым. Горацио никогда не гордился тем, что носил оружие. Как–никак, это была его работа — убеждать и урезонивать сбившихся с пути детей, запутавшихся, нуждающихся в сочувствии и руководстве. Сила никогда не была ответом. Но он достаточно хорошо знал этих заблудших детей, чтобы признавать, что некоторые из них не поддаются никаким уговорам, а Лондон постоянно балансировал на очень тонкой грани анархии. Так что… он всегда брал с собой электропрут, покидая квартиру. Практичная мера предосторожности.

Две змеи, стремительно извиваясь, рванулись вперед, вверх по лестнице. Программа самообороны, заложенная в альтэго, подсказала сперва ударить ту, что была слева. Горацио ткнул прутом вниз, попав в точку сразу за «головой». Электропрут выпустил сильный разряд, и Горацио тут же сделал выпад вправо. Последовала еще одна вспышка. Заклубился дымок, потянуло запахом горелого пластика и смазки.

— Что там у тебя? — крикнула Мария.

— Ничего, я же сказал, разберусь.

— Я получила разрешение, — сообщила Гвендолин. — Мы подвязываемся.

— Ты Зангари, — сказал он ей. — Меньшего я и не ожидал.

Альтэго показал еще одну змею, скользящую по ступеням. И все больше и больше их проникало в вестибюль.

Горацио дождался, когда следующая змея окажется на ступеньку ниже него, — и резко ткнул прутом. Кибертварь метнулась в сторону и тут же ринулась вперед — едва электропрут врезался в бетон. Она обвилась вокруг его лодыжки, царапая кожу. Черт, как же будет больно! Горацио рванул прут на себя, вонзил его в заднюю часть змеи. Кольцо вокруг лодыжки превратилось в обжигающую лаву. Горацио закричал от жуткой боли, инстинктивно отдернул электропрут и затряс ногой, сбрасывая дымящуюся, дергающуюся ловчую змею. А по лестнице уже поднимались еще три твари.

Со слезящимися от боли глазами он двинулся к следующему пролету. На втором этаже не было света, поэтому линзы переключились в инфракрасный диапазон. Горацио видел алые и персиковые силуэты остальных, ковыляющих к его квартире. Позади на лестнице горели янтарем маленькие солнца, готовые начать день.

— Метровый портал подвязан, — сказала Гвендолин. — Долго еще?

Мария возилась с дверным замком.

— Почти с тобой.

Он застыл в коридоре нерушимым барьером между лестницей и квартирой. За спиной Мария наконец–то открыла дверь. Тусклый изумрудный свет озарил коридор.

— Кто это, черт возьми, с тобой?

Головки трех ловчих змей поднялись над лестничной площадкой. Горацио встал в стойку, взяв прут на изготовку, готовясь разить и парировать, как какой–нибудь древний флибустьер. Змеи бросились на него — две напрямик, одна вдоль стены. Тактическая программа подсказывала наилучшую стратегию атаки, углы выпадов и уколов, оптимальное время между ударами. Прекрасная программа — если бы он при этом еще и обладал давным–давно канувшими в небытие великолепными рефлексами подростка–футболиста…

Он стукнул по той, что ползла у стены. Линзы автоматически затемнились, защищая оптический нерв от вспышки, но он увидел, как киберзмея упала, содрогаясь в предсмертных судорогах. Во вторую змею он не попал, однако разряд, пройдя по дуге, вошел прямиком в третью. Зрение опять затуманилось, и в этот момент что–то со страшной силой ударило его в левое колено. Горацио, задохнувшись, рухнул на пол.

— Горацио? — вскрикнула Мария.

— Валите! — рявкнул он в ответ. — Гвендолин, они мои друзья.

Даже он слышал в своем голосе откровенную мольбу.

— Я не могу, — прошептала Гвендолин.

— У них ребенок!

— О, черт.

Больше ничего Горацио не слышал; ее голос смыла волна боли. Адреналин в сочетании с дикой паникой пересилили паралич, скрутивший мышцы, и он уставился на свое дрожащее тело. Ловчая змея обвилась вокруг обоих его колен, стиснув их, точно кандалами, и пробила передним концом кожу, прокладывая себе путь через четырехглавую мышцу бедра. Он увидел, как она проникает в него все глубже, завопил от ужаса — и, резко опустив электропрут, бешено замолотил по омерзительному инопланетному устройству. Мучительная боль от разряда вынудила его остановиться после третьего или четвертого удара. Горацио заливался слезами. Лежа на полу, задыхаясь, он увидел, что киберзмея мертва — или, по крайней мере, инертна. Нога онемела, но он знал, что это ненадолго. Он протянул руку, ухватил жуткую тварь, потянул… Целая вечность, заполненная немыслимой болью, ушла на то, чтобы извлечь змею. Из раны сразу хлынула кровь, ужасно много крови. Но хуже всего было ощущение, что внутри него что–то движется, протискивается вдоль бедра к паху. Киберзмея выполнила свою функцию, впрыснув ему дозу К-клеток, отвечающих за окукливание. Желудок скрутило, и он обмяк, теряя сознание.

Чьи–то руки схватили его за плечи и потащили назад, из коридора в квартиру. Разлепив веки, он увидел Марию. Маниакально ухмыляясь, она волокла его за собой. За ней, в дальнем углу гостиной, скромно стоял простой круглый портал на тонких механических ножках. По ту сторону маячила ярко–зеленая комната. Горацио оцепенело уставился на призрак потерянного прошлого.

Джаз стояла перед порталом на четвереньках, просовывая в круг ребенка.

— Я иду, — сказал Горацио Гвендолин.

— Ребенок у нас, — ответила она.

Ниастас подтолкнул Джаз, и та поползла в портал. Горацио стиснул зубы, пережидая очередную волну жгучей боли в ноге. Сгусток К–кле–ток, которыми его наградила змеюка, снова двигался.

— Мне потребуется медицинская бригада, — прошипел он.

— Уже едут.

Ниастас полез в портал. Откуда–то взявшаяся ловчая змея упала Марии на голову. Женщина закричала, содрогаясь так, будто ее ударило током. Змея свалилась, и Горацио приложил гадину электропрутом. Но в квартиру ворвалось еще четверо тварей. А пола в коридоре за дверью уже не было видно под извивающейся массой киберзмей, залитых нефритовым светом портала.

— Горацио! — крикнула Гвендолин, зовя его.

— Иди, — выдохнул он, умоляя Марию. Первая из змей метнулась на него. Горацио ударил прутом, удивленный и разочарованный собственной неожиданной слабостью. Что–то впилось в его ногу. Ловчая змея, прокусив кожаный ботинок, ввинчивалась в щиколотку. Другие змеи тоже устремились вперед, словно почувствовав растущую уязвимость жертвы. Он бешено замахал электропрутом. — Иди. Пожалуйста.

Мария в ужасе смотрела на приближающихся змей.

— Нет.

— Живи ради меня.

— Горацио!

Киберзмея вонзилась ему в живот — и он полоснул ее прутом, будто делая себе харакири. Разряд выгнул позвоночник дугой; мышцы закаменели. Вселенная тускнела и стремительно удалялась, отчего–то уносясь сразу во все стороны.

— Иди.

— Я люблю тебя, — сказала Гвендолин.

— Каждый день, во веки веков.

Последней улыбки не случилось — «голова» ловчей змеи нырнула в его рот, и тварь, извиваясь, поползла вниз, по пищеводу. Кусать ее было бесполезно: чешуйчатая кожа была тверже камня. Он начал задыхаться, и тут зеленый свет потускнел. Тело Марии заполнило портал. Последний удар он нанес по двум рванувшимся за ней змеям, успев обрадоваться белой вспышке, поджарившей киберпотроха. Нефритовое сияние вновь сделалось ярче: ноги Марии быстро скользнули по краю и исчезли. Совсем.

Я буду ждать тебя там после конца времен.

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Год второй

Это был второй длительный период Каллума вне забвения бака, и Каллума удивляло, как быстро он пролетел. Режим работы экипажа был достаточно прост: два человека несут вахту три месяца, потом всех выводят из анабиоза, чтобы провести месяц вместе, потом к дежурству приступает другая пара.

Он думал, что первая вахта — с Джессикой — будет трудной. В голове все еще оставались сомнения — и не только потому, что она была инопланетянкой (или, наверное, лучше было бы сказать, что ее происхождение было инопланетным), но и потому, что он раньше ни о чем не догадывался. Сколько времени они работали вместе на Аките, сколько раз заходили куда–нибудь выпить вечерком после работы: пара бинаров, мягко посмеивающаяся над причудами недавно принявшей их Утопии. Не было никаких признаков, никаких намеков на то, что она не вполне человек. Сколько он всего навидался в жизни — и всегда считал, что неплохо разбирается в людях. Так что винить стоило только себя — что неизбежно зажгло в душе искру эгоистичного гнева.

Конечно, если рассуждать логически, у него не было причин подозревать ее. Ее создали, чтобы помогать людям, — реальная версия посланного на Землю ангела. Последнее тому доказательство — то, что она здесь, поддерживает эту безумно глупую миссию. Поэтому он со своими сомнениями выглядит еще более жалким. Наверное, он отреагировал слишком остро, пытаясь компенсировать это чрезмерной вежливостью и слишком громким смехом от ее шуток, зайдя так далеко, что после десяти проведенных вместе дней она спросила:

— Ты в порядке?

Он смутился, пристыженный, и попытался увести разговор в другую сторону, ответив:

— Просто вспомнил слова Кандары о том, что неаны — отколовшаяся группа оликсов.

— Меня это тоже задело, — призналась она. — Но есть и контраргумент: почему мы тогда не знаем местоположения анклава?

— Вашей группе неанских металюдей много чего не сказали. Что на самом деле представляет из себя ваша раса, где вы обитаете… Соображения безопасности.

— Логично. Но на твоем месте меня бы больше беспокоило другое предположение Кандары.

— Какое?

— Что я не властна над своей судьбой. Что в меня вложены подсознательные приказы предать вас или еще что похуже.

— Спасибо. Ты меня очень успокоила.

— Но, с другой стороны, что я могу в данный момент сделать, чтобы было еще хуже?

— Э…

— Вот–вот.

Каллуму пришлось признать, что этот раунд остался за ней. Так что оставшаяся часть их вахты прошла гладко.

Потом, шесть месяцев спустя, когда на дежурство заступили они с Юрием, Каллум приготовился к неделям угрюмого игнорирования и короткого бурчания при встречах. Но оказалось, что Юрий для этого слишком профессионален. Хотя, конечно, был он не из разговорчивых.

— Я тут поразмыслил кое о чем, сказанном Джессикой, — признался как–то Каллум за завтраком во время второй их совместной недели.

— О чем?

— Будь она неаной, своего рода двойным агентом, как она могла бы повредить миссии.

— Так. И?

— Ну, не думаю, чтобы у нее имелись какие–то тайные планы.

Юрий закатил глаза, не переставая жевать сырник.

— Рад, что мы с этим разобрались.

— Но это заставило меня задуматься, что вообще может произойти. Ну, знаешь, наихудшие варианты развития событий и все такое.

— Угу. Ну?

— Теперь мы знаем больше о «Спасении жизни»; даже я более–менее разобрался в его мыслительных процедурах. Ну, по крайней мере в основных.

Это потребовало много времени и еще больше уговоров Джессики, но в конце концов он научился извлекать определенную долю смысла из импульсов, поступающих в его мозг из клеточного узла. Единое сознание «Спасения жизни» было на удивление спокойным. Каллум всегда полагал, что любое существо, достаточно фанатичное для того, чтобы затеять насильственное завоевание, будет психически ненормальным, — мнение, навязанное человеческой точкой зрения. Земная история изобиловала подобными примерами, начиная с таких личностей, как Гитлер и Пол Пот, и заканчивая демократическими принципами, так сильно навредившими так называемым демократическим нациям с девятнадцатого века и далее. То, что единое сознание оказалось твердо, методично и последовательно в своих целяхи убеждениях, жутко нервировало. По сути, эта холодная решимость пугала его больше, чем он ожидал.

— Оно не видит нас, Каллум, — сказал Юрий успокаивающим тоном. — Джессика позаботилась об этом. Визуальные подпрограммы для ангара просто стирают наших ползунчиков из его восприятия.

То, что Юрий точно знал, что сказать, навело Каллума на мысль, что мысли старого шефа безопасности текли в том же направлении.

— Да, оно не видит ничего постороннего, — согласился Каллум, — потому что в данный момент наблюдение автономно. Проблем нет, вот ковчег их и не ищет. Но если он действительно начнет искать, как думаешь, долго ли продержатся те глюки, которые мы внедрили в местные подпрограммы?

— И «Спасение» займется поисками всерьез, — заключил Юрий.

— Чертовски верно, приятель. Как только мы включим передатчики Сигнала, вся звездная система оликсов узнает, что люди каким–то образом добрались до анклава. И разорвут «Спасение жизни» в клочья, только чтобы найти нас.

— Оставаться здесь, на «Спасении», и, возможно, призвать ударные силы будущих людей было всего лишь второстепенным аспектом нашей миссии. Главное для нас — передать Сигнал, чтобы люди узнали, где находится анклав. Ты знал это, когда мы начинали. Так что мы должны смириться с неизбежным. Когда Сигнал уйдет в эфир, его уже никто не остановит.

— Я согласен с этим, чувак. Но это не значит, что мы не можем принять некоторые меры предосторожности.

Юрий отхлебнул чаю из своей огромной кружки.

— Например?

Следующие десять недель они бодро обстреливали друг друга самыми дикими идеями, разрабатывая концепции выживания, пока не пришли к чему–то, что можно было предложить остальным перед следующей сменой вахтенных.

Джессика всегда пробуждалась безукоризненно, поднимаясь из бака так, словно проспала всего пару часов. Алику и Кандаре требовалось куда больше времени, чтобы прийти в себя, и Каллум, помогая им выбраться из баков, с глубоким сочувствием воспринимал их раздраженное недовольство. Его собственному телу тоже требовалось немало времени на восстановление, когда заканчивался его срок анабиоза.

По уже установившейся традиции через двадцать четыре часа после общего пробуждения они собрались за столом на большую китайскую трапезу. Каллум даже заставил принтеры соорудить им контейнеры из термофольги, чтобы все выглядело так, будто они заказали еду навынос.

— Бункер? — спросил Алик, пытаясь палочками выловить из риса креветку.

— Запасное убежище, — пояснил Каллум. — Когда мы отправим Сигнал, они начнут охоту на нас. Тут не так уж много мест, где мы можем оказаться. И они непременно это вычислят.

— Вычислят или обыщут весь ковчег, — сказал Юрий. — Каллум прав. Мы должны быть готовы покинуть корабль.

— И что? — спросила Кандара. — «Еретик–мститель» дает нам хоть какие–то возможности.

— Ограниченные возможности, — поправил Юрий. — После того как мы вылетим из червоточины, наша первоочередная задача — послать Сигнал; только после этого мы можем думать о проникновении в анклав. Они сразу поймут, что мы здесь, — и спустят ищеек. Если мы попытаемся бежать в реальном космосе, нам просто некуда будет податься; мы же в тысячах световых лет от Солнца.

— Если мы попробуем улететь, корабли Избавления все равно нас поймают, — заметила Джессика. — Скорость у них выше нашей, и, полагаю, это еще не самые мощные местные боевые корабли. Далеко не самые мощные.

— Думаю, ты права, — мрачно согласился Юрий.

— Мы первоначально предполагали, что если сумеем добраться до звезды анклава незамеченными, то сможем оставаться невидимыми для единого сознания и после того, как отправим Сигнал, — сказал Каллум. — Теперь, когда мы чуть лучше разбираемся в работе «Спасения жизни», я так не считаю. По крайней мере, нам нужна какая–то обманка.

Джессика подцепила палочками немного жареной лапши и задумчиво уставилась на Каллума.

— Мы могли бы захватить другой транспортный корабль. Только в этом ангаре их двадцать семь — разной степени исправности. Но большинство пригодны к полету. Корабль может начать героическую борьбу за свободу и трагически погибнуть от ядерного взрыва.

— Звучит рискованно, — сказал Юрий. — Тебе придется запустить нейровирус в его сознание.

— Соко доказал, что мы на это способны.

— Да, верно, — сказал Алик. — Но вот какая штука. Он находился внутри транспортного корабля, соединившись напрямую с его нервными волокнами. А как ты сейчас собираешься проникнуть на один из них?

— План нуждается в доработке, — признала она. — Но я все равно от него не отказываюсь.

— Ладно, — сказал Юрий. — Это запасной вариант номер два. Но мне кажется, нам следует начать с анализа предложения Каллума.

— Мы либо делаем, либо нет, — заявила Кандара. — Чего тут анализировать?

— Место, — ответил ей Каллум. — Я уже несколько недель осваиваю местные процедуры восприятия единого сознания.

Кандара ухмыльнулась:

— У каждого должно быть какое–то хобби.

— Из этого ангара есть двенадцать выходов. Некоторые — просто туннели, разновидность инженерно–технических каналов; другие — нормальные входные коридоры. И там и там, похоже, есть какие–то отсеки, помещения. Мне бы хотелось послать туда наших дронов–шпионов, посмотреть, не найдется ли чего подходящего.

— А если найдется? — спросила Джессика.

— Начнем создавать резерв оборудования.

— В смысле — ты хочешь перенести содержимое «Еретика–мстителя» в пещеру?

— Нет, — сказал Юрий. — Столько всего нам не понадобится. Воздух «Спасения» пригоден для дыхания, помните? Так что потребуется только основное оборудование и запас еды по крайней мере на пару месяцев. Может, на год.

— Месяцев? — воскликнул Алик. — Ты издеваешься?!

— Нет. Внутри анклава время течет медленно.

— Кто сказал? — резко спросила Кандара и ткнула китайской палочкой в сторону Джессики. — Неаны? Откуда им знать? Если ваши там не были, как они это выяснили? А если они и были здесь, то когда? И кто они после этого?

— «После этого» они раса, способная запустить нейровирус в единое сознание оликсов, — заявил Юрий. — Способная извлечь знания из памяти корабля–ковчега. И даже если они близкая родня оликсов или мятежники, какая, к черту, сейчас разница? Мы же не можем развернуться и отправиться домой. Пока что вся информация, предоставленная Джессикой и ее коллегами, подтверждалась. Мы подписались на эту миссию, а значит, приняли как данность то, что анклав — пузырь замедленного времени.

— Из того, что я извлекла из единого сознания «Спасения», следует, что так и есть, — серьезно сказала Джессика. — Что подтверждает первоначальную информацию.

— Мы с Юрием говорили об этом, — добавил Каллум. — Анклав создавался, чтобы довести оликсов до конца времен, так что время там должно течь медленно. Очень медленно. Год внутри — это века здесь, если не больше. Так должно быть, иначе никак. Даже если перенестись вперед, когда галактика замрет и перестанет зажигать новые звезды, это же миллиарды лет.

— Ты о чем?

— Если человеческая армада не постучится в двери анклава через год или два по тамошнему времени, значит, этого не произойдет никогда, — пояснил Юрий. — Снаружи пройдут тысячи лет.

— Так что же нам делать? — требовательно спросил Алик. — Если они никогда не придут?

— Пожалуйста, ты всегда знал, что такое возможно. Но мы это не рассматриваем, да? Не позволяем этому отвлекать нас. Мы продолжаем нашу миссию, стараемся прожить как можно дольше. Потом…

Юрий пожал плечами и закинул в рот кусок курицы в кисло–сладком соусе.

— Присоединимся в виде коконов к остальной человеческой расе и выясним, что предназначил нам этот их инопланетный бог, — сказал Каллум.

— Или исчезнем в великолепной вспышке, — зловеще предрекла Кандара.

Юрий ухмыльнулся Алику:

— Видишь, сколько вариантов? А ты беспокоился, что полет будет скучным.

Алик прикрыл глаза:

— О гос–споди.

Каллум пилотировал одного из шпионов–ползунчиков. Вел он уверенно, хотя протекала операция ужасающе медленно. Скопление выпученных глазок маленького паукообразного дрона давало довольно странное изображение. Непонятно было, почему Джессика не использовала линзы попроще, но, когда Каллум как–то раз поинтересовался этим, она пробормотала что–то насчет достоверности и избегания расхождений.

Дрон осторожно пробирался по широкому проходу, вырубленному в скале. Идеально гладкая поверхность пола потускнела с годами. Стены и потолок представляли собой беспорядочное переплетение деревянных труб (некоторые обхватом превосходили ствол старого дуба), опутанных стеблями в палец толщиной, образующими загадочный серо–коричневый гобелен. Листвы было немного, а биолюминесцентные полосы, протянутые вдоль коры, располагались на изрядном расстоянии друг от друга, так что большие участки терялись в тени. На полу под растрескавшимися трубами скапливались лужицы густой липкой жидкости, которые ползунчик под руководством Каллума старательно обходил.

В полукилометре от ангара пол начал подниматься. В паре больших труб обнаружились вентиляционные клапаны, которые Каллум сперва принял за корявые наросты на коре. Когда же он остановил шпиона возле одного из них, то увидел, что луковицеобразная нашлепка медленно расширяется и сжимается, выдыхая влажный воздух. Кору рядом с клапаном покрывала пушистая сине–зеленая дрянь, нечто среднее между плесенью и папоротником.

Еще через пару сотен метров проход раздваивался. Каллум направил дрона в туннель поуже. Тот опять разветвился, а потом вывел на перекресток пяти туннелей, один из которых шел вертикально вверх и был почти полностью забит трубами, свившимися совсем уже непристойно. Ползунчик двинулся дальше, вновь выбрав самый узкий проход, и нашел в древесной паутине щель, как раз такую, чтобы в нее мог протиснуться человек. Внутри было темно.

Каллум остановил дрона и сосредоточился на хаосе мыслей единого сознания. Фильтрация и интерпретация тут были больше искусством, чем наукой. Но в конце концов ему показалось, что он различил узкий туннель, у которого ждал ползунчик. Что бы ни скрывалось там, в щели, оно казалось естественной паузой в восприятии единого сознания.

— Что думаешь? — спросил он Джессику. — Ловушка или настоящий разрыв?

— Давай посмотрю, — ответила она.

Прошел почти час, прежде чем она заговорила снова:

— Там какая–то активность. Внутри идут трубки, и я чувствую давление. Но поток очень слаб. Все импульсы — часть автономного процесса. Предполагаю, там какой–то запас жидкости.

— Бак?

— Бак, камера, резервуар — что угодно. Место для хранения.

— И никакой вооруженной квинты, поджидающей внутри?

— С вероятностью девяносто восемь процентов: нет. Думаю, там чисто.

Каллум вздохнул, снова сосредоточился на дроне–шпионе — и направил его в щель. На первый взгляд, это была естественная трещина в астероиде, существовавшая еще до того, как оликсы превратили его в корабль–ковчег. Неровности стен создали расщелину, протянувшуюся больше чем на полсотни метров, причем ширина ее варьировалась от двадцати метров до считаных миллиметров. На стенах возле входа теснились шелковистые пятиметровые сферы, крепящиеся с помощью прочных волокон, оплетающих шары, точно сети. Вокруг вились трубки, медленно перекачивая жидкости. Каллум подумал, что шары эти похожи на яйца, отложенные какой–нибудь бестией вдвое крупнее тираннозавра — и в десять раз страшнее.

Кроме яиц–резервуаров, в пещере ничего не было.

— Это место противоречит всему, что мы знаем о составе астероида, — сказала Кандара. — Я повидала их достаточно, чтобы знать, что они бывают двух типов — либо цельные и твердые, либо смерзшаяся груда обломков. В них нет никаких пещер. Это часть планетарной геологии: полости в скалах образуются, когда вода размывает известняк. А единственное, чего не найти в космических породах, это известняка, поскольку он — осадочный. Ну и, конечно, там нет воды, тем более свободно текущей.

— Обелиски, которые, по словам Феритона, он видел в четвертом отсеке, были сделаны из осадочных пород, — заметил Алик.

— Четвертого отсека не существует, — возразил Юрий. — Это была симуляция.

— И все же здесь у нас настоящая пещера. Мне почему–то не кажется, что оликсы сотворили ее для эстетического удовольствия. Это может иметь большое значение.

— Меня абсолютно не волнуют процессы образования астероидов, — сказал Каллум. — У нас тут пещера, внутри которой восприятие минимально. Конец истории.

— Но почему она здесь?

— Понятия не имею. Подними этот вопрос на следующей лекции по философии геологии. Мы нашли укрытие.

— Мы нашли первое возможное место для укрытия, — поправил Юрий. — Хотя я согласен, место неплохое. Давайте продолжим осмотр.

Через три дня все согласились, что лучше пещеры Каллума им не найти. В радиусе километра от ангара имелись и другие полости, но они были либо меньше, либо забиты биологическими конструкциями корабля–ковчега.

— Ну и как нам добраться туда? — спросил Алик.

— Визуальные накладки подпрограмм восприятия прикроют нас в ангаре, — ответила Джессика. — Это займет какое–то время, но я смогу растянуть их на всю дорогу к пещере.

— А физически? — спросил Юрий. — Как мы доставим туда припасы?

— Троянский конь. Применим инициатор, чтобы собрать дрона в виде одного из местных существ среднего размера, и используем его внутреннюю полость в качестве грузового трюма. И мало–помалу перенесем вещи.

— Хотелось бы сперва установить в проходе наши датчики, — сказала Кандара. — Такие же, какие мы понатыкали вокруг ангара; они проследят за любым из существ «Спасения» и за перемещением квинт. Меньше всего нам нужно, чтобы наш «носильщик» неожиданно наткнулся на нечто, способное к анализу. Доставку мы будем осуществлять только при условии абсолютно свободного прохода, согласны?

— Да, мэм, — рявкнул Каллум.

— Что ж, решено, — подытожил Юрий. — Этим и займемся. Начнем со списка пожеланий. И, Кандара, — только оружие личной самообороны.

— Ох, Матерь Мария, умеешь же ты испортить вечеринку.

НЕЙТРОННАЯ ЗВЕЗДА Прибытие «Моргана»

Флот был все еще в двух а. е. от нейтронной звезды, когда появился Энсли, так идеально рассчитав скорость, что изящный белый корабль аккуратно занял позицию в тысяче километров от «Моргана». Дежурные в рубке не получили предупреждения; ни один сенсор ни одного корабля флотилии не засек демаскирующих гравитационных волн, которые — теоретически — должны были исходить от двигателя Энсли при приближении.

— Скрытый гравитонный двигатель, — пробормотала Ирелла, вылезая из постели. — Кто ж знал?

Уведомления, пришедшие на инфопочку, разбудили ее всего через пару часов сна. Ложилась она, предвкушая, что встанет бодрой и хорошо отдохнувшей, когда они уже завершат маневр торможения примерно в миллионе километров от неестественного кольца нейтронной звезды. Пока контакты были ограничены — флот отправил всего несколько сообщений о том, что они находятся в одном световом месяце от звезды и прибывают с миром. И короткое: «Мы знаем, добро пожаловать» — в ответ. И детали — на какую орбиту выходить, протоколы контакта; жители нейтронной звезды организовали «приемный конгресс», чтобы обсудить «единые намерения». Резонно и предсказуемо, хотя и несколько суховато. Они не отправили никаких изображений, ни себя, ни своих хабитатов, и не объяснили, что собой представляют термически активные гранулы кольца.

И только в самом конце последовал единственный вопрос, заданный обитателями нейтронной звезды; «Ирелла с вами?»

Это обескуражило прилетевших.

В приятном смысле.

Деллиан — с весьма озадаченным лицом — присел рядом с ней, почесал шею, потом руку. Зевнул.

— Значит, твой приятель вернулся, — пробормотал он, просматривая поступающую на оптику информацию.

Ирелла подавила вздох досады. Он и не собирался забывать. Она пыталась объяснить, что дать кораблям–сеятелям независимость и свободу было ее идеей, ее авантюрой, ее ответственностью. И она слишком хорошо понимала, что, если бы призналась ему в том, что сделала, бремя знания раздавило бы его. Да, следовало бы официально вынести свое предложение на совет, должным образом обсудить его и проголосовать. Только вот дело в том, что тогда бы оно было отклонено. Это доказывает хотя бы реакция Кенельм, а оне — не единственное, считающее ее поступок крайней безответственностью. Так что каждый раз, когда Ирелла пыталась смягчить, успокоить Дела, то натыкалась на раздражение и обвинения в своекорыстии. Конечно, она была уверена, что в конце концов он простит ее или по крайней мере перестанет огрызаться — со временем, лет эдак через двести.

— Похоже на то, — кивнула она.

— И что теперь?

— Ничего. Полагаю, Энсли просто подтверждает, что мы — не замаскированные оликсы, идущие в атаку.

— А кто подтвердит нам, что это не засада оликсов?

Ирелла стиснула зубы, не желая показывать ему, как это все ее бесит.

— Верно подмечено. Цинри дежурит. Я скажу оне.

— Не думаю, что я нужен.

— Тебя не вызывали в рубку?

— Нет.

— Это хорошо. Значит, они не думают, что в нас собираются стрелять.

Она быстро натянула тунику и вышла из каюты. Когда дверь закрылась, Деллиан повернулся лицом к стене и закрыл глаза.

— Святые, — тихо прошипела Ирелла.

На оптику скользнул белый значок.

— Проблемы в раю? — спросил Энсли.

— И ты тоже можешь катиться в ад! — рявкнула она.

Ответный смешок Энсли совсем взбесил ее.

— Рад тебя видеть. Честно. Как прошел полет?

— Насыщенно.

Она рассказала о Кенельм, о группе утопийцев, собранной Эмильей и Соко, чтобы направлять поколения исхода.

— Что ж, мы ведь и думали, что это будет что–то в таком роде, не так ли? — отозвался Энсли. — Хотя — две тысячи лет политического мошенничества… должен признать, это впечатляет. Мой отец частенько говорил мне, что, когда он был ребенком, перемены — в культуре и технологии — были настолько глобальны, что люди жаловались, что ни у кого из них нет больше работы на всю жизнь. Интересно, одобрил бы папочка эту конкретную реинкарнацию синекуры?

Ирелла улыбнулась.

— А я думала, что политика — призвание, а не работа.

— Ты молода. Ты еще научишься.

— Так что, во имя Святых, люди тут построили? Они же изменили скорость вращения звезды!

— Ага. Отличный способ объявить всей галактике: «Мы здесь». Эта цивилизация очень умна и… нет, либералистична — не то слово, и преодолевший бедность коммунизм тоже не подходит. Не знаю даже, как описать их политику. Скажем так: начиная мыслить самостоятельно, они очень любили поспорить. Но по большинству вопросов пришли к консенсусу. Ох, как бы не прослезиться.

— Так они собираются сражаться с оликсами?

— Увидишь. Они собирают для тебя настоящий конгресс.

— Они, э, спрашивали обо мне.

— Ах да, насчет этого; возможно, я слегка выдвинул твою роль в нашем маленьком заговоре по содействию их сообществу на первый план.

— Ох, святые.

— Ну–ну, не дуйся. Это сработает в твою пользу.

— Думаешь?

— Предсказываю. Хотя, с другой стороны, именно на предсказаниях я сколотил себе состояние, когда был человеком.

— Я проверяла. Состояние ты унаследовал.

— Я унаследовал маленькое состояние и превратил его в величайшее богатство в истории.

— Да, почти такое же большое, как твое эго. Так что дальше?

— Вы заканчиваете торможение, они отправляют к «Моргану» портал. И вы все попадаете прямо на конгресс. Всё просто.

— Ничего так просто не бывает. Только не в наши времена.

Когда флотилия приблизилась к согласованной парковочной орбите в миллионе километров от кольца, сенсоры «Моргана» начали собирать данные об испускающих тепло «гранулах» с высоким уровнем детализации. Ирелла, Элличи и Вим сформировали аналитическую группу и собрались в малом конференц–зале, чтобы внимательно изучить изображения и таблицы данных, составленные гендесом. Стен комнаты было почти не видно за напластованиями голограмм; панорама словно бы помещала их в центр системы, расположенной на поверхности самой нейтронной звезды.

— Есть определенная стандартизация, — заметило Вим. — Тут тысячи гранул, имеющих схожие размеры и массу; мы предварительно классифицировали их по типу. Не то чтобы это имело большое значение, поскольку у всех у них совершенно одинаковая внешняя оболочка — вот этого медного цвета. Так что мы не знаем, что они представляют собой на самом деле.

— Среди них нет ни одной меньше километра, — сказала Ирелла. — Но коэффициент теплового излучения практически одинаков для всех типов.

Она внимательно изучала увеличенное изображение того, что выглядело как астероиды, хотя казалось изваянным из полированной меди. Однако поверхности пребывали в постоянном вялом движении — выпуклости и впадины медленно, неритмично колебались. Глядя на снимки, Ирелла вдруг с тревогой вспомнила лекцию по биологии, на которой им показывали плодный мешок с ворочающимся внутри эмбрионом с генетической патологией.

Мысль эта была настолько неприятной, что она сдалась и вызвала Энсли.

— Что это, черт возьми, за штуки?

— Хабитаты, корабли, фабрики, склады расходных материалов, лаборатории, научная аппаратура, датчики; всё, что только можно ожидать от продвинутой цивилизации.

— Но у них у всех одинаковая поверхность.

— Это усовершенствованная защитная зеркальная ткань вроде той, что используете вы, — объяснил Энсли. — Оболочка защищает от излучения нейтронной звезды. Ну и для обороны полезно.

— Так странно, — задумчиво проговорила Элличи, выводя более подробную информацию с датчиков. — Действительно странно. Нейтронная звезда обладает несимметричным гравитационным полем.

— Как такое возможно? — удивилось Вим. — Нет такой теории, которая могла бы объяснить неравномерное распределение массы внутри звезды, не говоря уже о нейтронной звезде.

— Это, должно быть, те внутренние станции, — предположила Элличи. — Сто пятьдесят больших станций. Их гравитационное излучение зашкаливает. Вот они и влияют…

— Мы видели, на что способны корабли Решения, на Ваяне, — сказала Ирелла. — Возможно, это подобное излучение. Какой–то луч направленной гравитации?

— Если достаточное их количество «потянет» поверхность нейтронной звезды, они могут создать волну во внешней коре; в конце концов, это всего лишь ионы и электроны на глубине около четырехсот метров.

— Мне нравится твое «всего лишь», — вставило Вим.

— Но они восприимчивы к внешним силам, — продолжила Ирелла. — Интересно, сможем ли мы составить точную карту поверхности? Там, внизу, как будто катятся настоящие волны.

— Они невысоки, — сказало Вим. — Нейтронная звезда всего двадцать один километр в диаметре, так что волна поднимется разве что на пару миллиметров. Может, меньше.

— Мы упускаем главное, — сказала Элличи. — Почему?

— Потому что они могут?

— Полагаю, потому что они используют нейтроний в качестве оружия. Помните, у Энсли есть какое–то сверхплотное оружие, которого мы еще не видели в действии.

— И вот мы витаем на орбите вокруг массы нейтрония, в два целых три десятых раза превышающей солнечную, — сказала Ирелла. — Материя тут настолько плотна, насколько это вообще возможно. Если использовать ее как оружие, у оликсов будут серьезные проблемы.

— У любого будут, — фыркнуло Вим. — Это оружие для захвата галактики.

— Не согласна, — возразила Ирелла. — Это оружие устрашения галактики, да, но годится оно лишь для уничтожения. Оно не вынудит людей подчиниться — только заставит бежать.

— Или погибнуть.

— Хорошо, что они на нашей стороне, — сказала Элличи.

Ирелла ухмыльнулась подруге:

— В этом кольце не хватает кое–чего — да и вообще–то во всей системе.

— Чего?

— Кораблей–сеятелей.

— Тогда где же они? — нахмурилось Вим.

— Внутри музейной гранулы? — предположила Элличи.

— За ненадобностью, — сказало Вим. — К тому же кольцевая орбита неудобно близка к нейтронной звезде. Радиация там внизу опасна. Если бы у нас не было зеркальной обшивки, флот не смог бы находиться на этой орбите ожидания. Мы бы витали намного дальше.

— Корабли–сеятели устарели, — сказала Ирелла. — И люди не стали утруждать себя их обслуживанием. Простейшее из решений.

— Интересный экскурс в их психологию, — заметила Элличи. — Обычно человеческие культуры проявляют больше почтения к прошлому. Знаете же, что над лунным модулем «Аполлон» в Море Спокойствия был построен защитный купол, чтобы уберечь отпечатки следов Армстронга и Олдрина от чересчур любопытных туристов.

— Которого, вероятно, не стало в тот день, когда оликсы бросили в кратер Теофил супербомбу. Просто чудо, что они не раскололи при этом всю Луну.

— Скорее всего, — раздраженно сказало Вим. — Так какова твоя точка зрения?

— Это первая человеческая цивилизация, о которой мы знаем, что у нее нет ни прошлого, ни наследия, — сказала Ирелла. — Я намеренно не стала обременять их ожиданиями и традициями. Их система ценностей несомненно будет отлична от нашей. И Энсли сказал мне, что они поначалу… спорили.

— Значит, им потребовалось время, чтобы установить границы и поведенческие модели, которые родители обычно прививают детям. Но, конечно, им пришлось определять все это самим. Так что да, вероятно, они будут смотреть на вещи иначе. Со строго логической точки зрения прошлое для них по–настоящему мертво, безотносительно.

— Сентиментальность — врожденная человеческая черта, — сказало Вим.

— Неужто?

— Ой, только не начинай тут развивать тему «природа против воспитания». Пожалуйста.

— Их общество, равно как и отдельные люди, еще недостаточно взрослое, чтобы иметь опыт смерти от старости, — сказала Ирелла. — Подобная потеря им неизвестна. Это не могло не повлиять на их мировоззрение.

— Святые, что же ты сотворила?

— Понятия не имею, — ухмыльнулась она. — Чудесно, не правда ли?

Небольшое шарообразное судно с вездесущей медной обшивкой вылетело из кольца к «Моргану», разогнавшись и притормозив на двадцати g. Нырнув в самый большой шлюз звездолета, кораблик открылся, явив одинокий портал три метра в диаметре. Стоящее перед ним во главе делегации старших офицеров и капитанов флотилии Александре мельком увидело обрамленный сияющим голубым ободом зеленый пейзаж — скорее всего, там расстилались тропические леса. Потом сквозь портал шагнула человеческая фигура.

Ирелла зачарованно смотрела на человека с нейтронной звезды, не в силах унять дрожь. Рост гостя был около трех метров, и она решила, что это, наверное, омни; что–то в резких чертах лица человека наводило на такие мысли. Пол — если таковой имелся — трудно было определить из–за ярких лент ткани, спиралью обвивающих тело и колышущихся так, словно их всё еще наматывают. Глаза словно отказывались воспринимать это неуловимое движение. Кроме того, по ткани струились цветные полосы — в направлении, противоположном кажущемуся физическому движению. Глаза гостя представляли собой бледно–золотистые шары, явно не биологические. Необычной была и его кожа, темная, хотя не такая черная, как у нее, с вкраплением сине–фиолетовых пятен, словно тут не обошлось без ДНК какой–нибудь рептилии. Предположение относительно рептилий подкреплялось хвостом метровой длины, гибким, извилистым, сильным, со свистом рассекающим воздух, помахивающим из стороны в сторону с четкостью маятника — что говорило о том, что орган этот отнюдь не рудиментарный.

Деллиан потянулся к ней и прошептал:

— Это ты их так спроектировала?

— Нет. Инициаторы были настроены на производство стандартных бинарных людей. Тут не обошлось без множества модификаций.

— Вольны делать всё, что им нравится, так?

Ирелла уже собиралась как следует зыркнуть на него, когда гость повернулся к Александре, которое как раз начало официальную приветственную речь. Ленты на спине разделились, обтекая пять торчащих из позвоночника металлических раструбов. Ирелла даже не поняла, что это; насадки были слишком грубы для того уровня технологий, который демонстрировало то же кольцо.

— Я Иммануээль, — сказал гость высоким голосом, в котором чудилась нотка веселья. — Я благодарю вас за приветствие. Это важное событие для нас.

Иммануээль оглядел всех выстроившихся за Александре людей, глубоко вздохнул — и двинулся прямо к Ирелле. Все расступились, давая ему дорогу.

Ирелла не привыкла смотреть на людей снизу вверх. Из всех аспектов модификации Иммануээля больше всего ее выбивал из колеи рост.

— Создатель, — благоговейно произнес Иммануээль и поклонился. — Я польщен. Ты создала нас не связанными ничем — величайший дар, который может быть дан разумным. Мы благодарны тебе за наши жизни и нашу свободу.

Ирелла открыла белую иконку Энсли:

— Что, во имя Святых, ты наделал?

И получила в ответ насмешливое фырканье:

— Всем нужен миф о сотворении мира. Не порти игру. Мессия.

— Вот дерьмо. — Она изобразила любезную улыбку специально для Иммануээля. — Это я польщена нашей встречей. Кольцо и то, что вы сделали с нейтронной звездой, необычайно впечатляют. Вы должны по праву гордиться своими достижениями.

— Спасибо. Мы построили хабитат, подходящий для вас. Конгресс решения можно провести, как только вы будете готовы.

Ирелла покосилась на Александре, которое, кажется, скорее забавляло, чем расстраивало то, что Иммануээль обращается с ней как с главной.

— Полагаю, мы уже готовы, — вежливо сказала она.

Иммануээль повернулся и указал на портал — жестом, который Ирелла ассоциировала со средневековым придворным, сопровождающим королевскую особу.

— Тогда я буду счастлив, если вы последуете за мной.

— Конечно.

В голове ее зудел крошечный призрак сомнения, говорящий о том, что это может быть роскошной ловушкой, — и оттого она злилась на саму себя.

«Вот что происходит, когда тебя воспитывают в вере, что все, что находится за забором, тебе враждебно».

Хабитат, в который вел портал, возможно, обладал земной средой, но визуально Иреллу это дезориентировало. Она ожидала оказаться в одном из крупных цилиндров, обнаруженных сенсорами флотилии в кольце. Но Иммануээль же сказал: «Мы построили для вас хабитат».

«Следовало обратить на это внимание».

Портал открывался на просторную площадь, выложенную каменными плитами, поросшими лишайниками; и щели были забиты мхом. Плиты выглядели старыми, как будто их уложили много десятков лет назад, если не больше. Но тогда густому лесу из болотных кипарисов и дубов, окружившему площадь, Ирелла — в обычной ситуации — дала бы не меньше века, учитывая размеры деревьев. Наверное, их семена генетически модифицировали, запрограммировав на быстрый рост, но в результате образовалась по–настоящему древняя на вид биосфера.

«Мы могли бы сделать так на Ваяне».

На другой стороне площади, напротив портала, в тридцати метрах над землей парило, опираясь на каннелированные колонны, дисковидное здание. Опоры обвивали глицинии, лианы, почти такие же толстые, как стволы ближайших деревьев. Здание тонуло в роскошных темно–фиолетовых гроздьях, так что виднелась лишь полоса ленточных окон. Здание производило впечатление чего–то священного, отданного природе, напоминая о древних доиндустриальных земных храмах.

В конце концов подсознание заставило Иреллу поднять взгляд выше крон деревьев, чтобы рассмотреть хабитат в целом. И Ирелла нахмурилась. Цилиндр плавно изгибался по всей длине, торцов даже видно не было. Значит, он гораздо длиннее любого из тех цилиндров, что вращались вокруг нейтронной звезды. Ирелле потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что не так с тем, что она видит. Она стояла на полу цилиндра, а ландшафт выгибался над ней вопреки любой планетарной географии; вершина его скрывалась за осевым пучком слепящего света. Типичная, казалось бы, планировка больших человеческих хабитатов вроде Сисакета, который они покинули, отправляясь в полет Последнего Удара. Такие хабитаты вращались вокруг продольной оси, обеспечивая возникновение силы Кориолиса. Только вот тут не простая цилиндрическая геометрия. Ирелла стояла внутри изгибающейся трубы, образующей тороид, который не мог вращаться вокруг осевого «солнца».

— Живые Святые, — пробормотала она. Это же искусственное гравитационное поле. — Вы умеете управлять гравитацией, — констатировала она, обращаясь к Иммануээлю.

— Да.

— Опять–таки — впечатляюще.

— Я бы сказал спасибо, хотя на самом деле все это благодаря тебе.

— В каком смысле?

— Мы существуем благодаря тебе. Если мы построили что–то, что произвело на тебя впечатление, я рад. Ты — корень, из которого растем все мы, такие, какие есть.

Ирелла почувствовала, что краснеет.

— А, точно.

Она осмотрелась в поисках других обитателей нейтронной звезды, но увидела только вышедших и продолжающих выходить из портала представителей флотилии.

— Где ваша делегация? — спросила она.

Иммануээль совершенно по–птичьи наклонил голову к плечу:

— Прошу прощения. В конгрессе примет участие этот мой физический аспект. Мои коллеги будут присутствовать в виде своих прямых информационных составляющих. За исключением Энсли; он появится как андроид.

— А у него такой есть?

— Да. — Иммануээль сделал очередной замысловатый жест, указывая на парящий диск здания. — Не будете ли вы любезны присоединиться к нам?

Они вместе прошли через площадь к висячим гроздьям глициний, и Ирелла поняла, что недооценила масштаб. Диск оказался гораздо больше, чем она думала: по меньшей мере сто пятьдесят метров в диаметре.

— Что это за место?

— Это Гостеприимный Дом — для вас.

— Красивые цветы. Мне нравятся.

— Спасибо. Мы приурочили сезон цветения к этому моменту.

Сразу за колонной светился голубым портал. Они прошли через него вместе, оказавшись в центре здания — огромном зале с потолками под двадцать метров, охваченном ободом окон. В самой середине его высилась толстая многогранная кристаллическая колонна, расширяющаяся у основания и под потолком. Ирелла не удивилась бы, узнай она, что это настоящий бриллиант; первозданный блеск, безусловно, претендовал на подлинность. Каждая из граней радужно лучилась, и сияние это плавно колебалось, как будто внутри него двигалось что–то крошечное, искажая свет.

— Аспекты моих коллег, — официально представил Иммануээль. — Большинство из них аналитичны.

Ирелла кивнула колонне:

— Рада встрече.

Точки света, все до единой, разом окрасились в розово–золотой, погрузив зал в великолепную сумеречную дымку. Ирелла вежливо улыбнулась. Похоже, она как–то неправильно истолковала кое–что из слов Иммануээля. Оглянувшись, она заметила смутное недоумение на лицах Деллиана и Александре.

— В каком смысле — аналитичны?

— О. Способ, который мои коллеги используют, чтобы освещать этот конгресс, будет тщательно изучаться и обсуждаться. Когда мы поднялись над формой, данной нам при рождении, мы перераспределили наше мышление по нескольким физическим хранилищам. Сегодня каждая личность, проживающая в кольце, представляет собой целый комплекс тел. Данное биофизическое тело — всего лишь часть меня.

С точки зрения Иреллы, это звучало ересью, но она все равно спросила:

— Как у квинт оликсов?

Колонна возбужденно замерцала молочно–белым с радужными переливчатыми оттенками светом.

— Вполне применимая аналогия, — признал Иммануээль. — За исключением того, что, едва мы выросли, развились и созрели, мы решили расширить наше сознание, усилить разум; наш комплекс — много больше, чем простое резервное копирование, лежащее в основе модели квинты. Мой разум, например, прекрасно взаимодействует с сетью квантовой обработки данных, а также с биологическими компонентами, подверженными нейрохимическим и гормональным искажениям. Таким образом я сохраняю полную человеческую эмоциональную реакцию на свое окружение, а также повышаю свои интеллектуальные способности и скорость мышления. Другой набор неврологических сегментов усиливает интуицию — или воображение. Я считаю, что этот аспект наиболее тесно связан с разумом, данным мне при рождении. Я все еще мечтаю, Ирелла.

Она улыбнулась Иммануээлю — улыбнулась печально:

— А какой из компонентов комплекса содержит твою душу?

Иммануээль восхищенно зааплодировал.

— Прекрасный вопрос. Ты воистину создатель, творец жизни, как и говорил Энсли. Этот вопрос, несомненно, привел бы в восторг древнегреческих философов.

— А тебя?

— Душа — абстракция. В комплексе она везде и нигде. Она ничто — и она всё.

— Единственный недостаток — рациональность, но в то же время это путь к величию.

— Именно. Наша человеческая сущность точно такая же, как ваша.

— Совершенно другая.

— Признаюсь, я беспокоился перед встречей с тобой, Ирелла. На старой Земле была поговорка: «Никогда не встречайся со своим кумиром». Но ты в точности такая, какой я тебя представлял.

— Ты еще с ней не спорил, — негромко пробурчал Деллиан. — Дай мне знать, много ли восхищения у тебя останется после того, как это случится.

Ирелла показала ему средний палец.

— О, друг создателя, — кивнул Иммануээль.

— У него есть имя, — предупредила Ирелла.

— Так и не удосужился его запомнить, — громко заявил знакомый голос.

Ирелла обернулась и увидела просто–таки белоснежного мужчину, идущего к ней. Несомненно, мужчину — поскольку он был обнажен и анатомически безупречен. Черты его лица были легко узнаваемы.

— Привет, Энсли.

— Привет, крошка. Рад видеть тебя — во плоти.

— Инициатор не мог сделать тебе одежду?

— Вот уж не считал тебя ханжой.

— Ладно, а как насчет цвета?

Андроид был абсолютно бел — глаза, волосы, изнанка рта. Все было из одного и того же пластика.

— Я экономный. Если мы преодолели бедность, это еще не значит, что мы должны быть расточительными.

— Не можешь не умничать?

— В точку.

Ирелла не знала, стоит ли посмеяться или поиздеваться над андроидом–аватаром Энсли, но удивлена она почему–то не была.

— Ну и что теперь?

— Конгресс! — Он подмигнул, и идеально гладкое лицо неприятно сморщилось.

Деллиан ухмыльнулся.

— Ох, да спасут нас Святые, — простонала Ирелла. В большом зале собрались все восемнадцать капитанов. — Начнем? — спросила она Александре.

— Думаю, да. — Оне слегка поклонилось Иммануээлю. — Надеюсь, вы проявите к нам терпение. Не все здесь так быстро соображают, как Ирелла.

— Конечно.

— Тогда мне хотелось бы начать с благодарности за этот прием. Вы сказали, что построили этот хабитат для нас?

— Да. Я рад, что вам он понравился. Он вызревал шесть недель.

Александре перевело дыхание, собираясь задать следующий вопрос, но Ирелла подняла руку:

— Мы не на вашем уровне, верно? — сказала она.

— Прошу прощения?

Она закрыла глаза, сосредотачиваясь на том, что увидела и услышала.

— Естественная гравитация — результат искривления пространства–времени.

— Да?

— Но вы полностью овладели этим. Этот хабитат — тому доказательство.

— Да.

— Значит, вы умеете создавать червоточины, для чего вам приходится манипулировать негативной энергией?

— Да.

— Та же технология, что и у оликсов. Итак, вы обладаете феноменальным контролем над структурой пространства–времени. — Она щелкнула пальцами. — И управляете временами года. Ты сказал, что вы приурочили цветение глицинии к сегодняшнему дню. Значит, это анклав, но анклав, обратный анклаву оликсов.

— Э? — крякнул Деллиан.

— Теперь я впечатлен, — сказал Иммануээль.

Ирелла повернулась к Делу:

— В зависимости от точки зрения наблюдателя, этот хабитат и нов, и не нов. Он был построен недавно, а потом народ Иммануээля изменил внутренний поток времени. Внутри анклава оликсов время течет медленно относительно внешнего наблюдателя, позволяя им путешествовать к концу времен, не слишком страдая от возраста и энтропии. Здесь относительно того же наблюдателя время течет быстро. Так что этим деревьям действительно сотни лет.

— Чертовы святые, — пробормотал Деллиан.

— Это же должно требовать колоссального количества энергии? — Ирелла выжидающе посмотрела на Иммануээля.

— Мы получаем ее непосредственно из нейтронной звезды.

— Ого.

— Мы знали, что если хотим уничтожить анклав оликсов, то должны разобраться в механизмах, которые создали и поддерживают его. Это было одним из первых наших достижений, после того как мы расширили свое сознание.

Деллиан обвел взглядом экипажи флотилии:

— Ну что, кто–нибудь еще думает, что Ирелла поступила неправильно?

Белая рука Энсли хлопнула его по плечу:

— Наш человек!

— Хорошо, Деллиан, — сказало Александре. — Только давайте постараемся быть конструктивными, ладно?

В зале стояли полукругом ряды тяжелых деревянных стульев — лицом к бриллиантовой колонне. У Иреллы создалось впечатление, что все они были сделаны вручную — а если и нет, то кто–то приложил большие усилия, создавая в резном дубе крошечные отличия.

Иммануээль сел на самый большой стул перед мерцающей колонной; раздвоенная спинка этого стула, очевидно, специально предназначалась для размещения хвоста. Капитаны и члены экипажей тоже расселись — лицом к хозяину. Ирелла оказалась в первом ряду, между Энсли и Александре; Деллиан устроился у нее за спиной. Судя по его напряженному лицу, он с трудом сдерживал смех.

— Что? — спросила она уголком рта.

— Мы словно при дворе эльфийского короля, — прошептал он в ответ.

Что ж, Ирелла не могла с ним не согласиться. Фигура Иммануээля была весьма внушительной, а его стул вполне сошел бы за трон.

Если взглянуть без современных фильтров, этот барочный зал, обремененный весом новых веков, придавал обстановке убедительно царственный вид: словно милостивый монарх давал аудиенцию своим верноподданным.

Хотя у некоторых, пожалуй, были на уме цареубийство и революция. Ирелла видела сидящее тремя рядами дальше Кенельм, с неприкрытым неодобрением разглядывающее купол потолка.

— Если позволите, я начну с краткой истории, — сказал Иммануээль. — Мы начали переход от базовой человеческой формы через пять лет после того, как родились из биологических инициаторов корабля–сеятеля, около пятидесяти пяти стандартных земных лет назад — в обычной пространственно–временной реальности. И все–таки мы немонокультура. Многие из нас выбрали нейронную экспансию в сочетании с разработкой комплекса; некоторые этого не сделали. Некоторые, такие как я, решили подождать здесь и встретиться с вами с единственной целью — отправиться вместе к анклаву оликсов и нанести Последний Удар.

Ирелла метнула на Александре удивленный взгляд; оне ответило ей тем же.

— Таким образом, — продолжил Иммануээль, — мы посвятили себя разработке того, что Энсли предпочитает называть технологией вооружения.

— Значит, вы собираетесь помочь нам захватить анклав оликсов? — спросило Александре.

— Воистину так. Я придерживаюсь мнения, что оликсов нельзя оставить безнаказанными, — особенно в свете их воздействия на историю человечества.

За спиной Иммануээля колонна вспыхнула и замерцала разными цветами.

— Могу я спросить, многие ли из вас придерживаются такой точки зрения? — осведомилось Вим. — Кстати — а сколько вас вообще?

— Последний вопрос сейчас не имеет ответа. Многие из нас уже ушли; они начали расширяться и заселять свои собственные домены.

— Кто же ушел?

— Они назывались фракцией выхода; они опровергают понятие межвидового конфликта, справедливо считая его незрелым и неуместным для столь высокоразвитых эволюционно созданий, как мы. Нам не нужна борьба; мы способны просто возвыситься над подобными ситуациями животного происхождения. Мы верим, что оликсы не способны захватить и окуклить нас. Однако, поскольку мы начали изменять скорость вращения звезды, оликсы неизбежно однажды прибудут сюда. Поэтому фракция выхода и отбыла, отправившись к другим звездам, где они обоснуются в новых пространственно–временных доменах.

— Ты имеешь в виду анклавы? — спросила Ирелла.

— Полагаю, некоторые территории «выходцев» включат альтернативные скорости времени относительно пространства–времени вселенной, так что — да.

— Убежище! — воскликнул Деллиан.

— Новые святилища, — поправил Иммануээль. — Мы ничего не знаем об Убежище, которое основали люди Фабрики и Като.

— Сколько же народу было в этой фракции выхода? — поинтересовалась Ирелла.

— Пятьдесят семь тысяч восемьсот тридцать два, — ответил Иммануээль. — Каждый из них создал эскадру мощных боевых крейсеров на случай, если они столкнутся с кораблем Решения прежде, чем смогут основать свой домен.

— Прошу прощения. Каждый? — Вопрос Иреллы вызвал бурное перешептывание аудитории за ее спиной.

— Да.

— Ты хочешь сказать, что все они пошли своими путями? — недоверчиво уточнила она.

— Конечно. Мы все — личности. Индивидуумы. Это и есть свобода, которую ты дала нам. Каждый здесь независим, никто не несет ответственности перед другим. Это предельное освобождение. Благодаря тебе, создатель.

Она отлично представляла себе, какое сейчас лицо у Кенельм.

— Подождите, — сказала Тиллиана. — Вы говорите, что все эти выходцы сейчас расширяют свою популяцию?

— Верно. Индивидуалисты, мы сохраняем социальную природу. Каждый, кто улетел отсюда, создал или еще создаст свое собственное сообщество.

— У пятидесяти семи тысяч различных звезд?

— Да. Для начала, во всяком случае. Звезды нужны как источник энергии для внешних пространственно–временных доменов. Я полагаю, они просто снимут газовых гигантов с орбиты и превратят их массу в энергию, как только сконструируют соответствующие сооружения.

Как и все в зале, Ирелла на миг онемела, пытаясь осознать смысл только что сказанного Иммануээлем.

— Так кто же остался? — спросила она наконец. — Кроме тебя.

— Мы называем себя фракцией истории.

— Хорошо. Итак, сколько вас в этой фракции истории?

— Три тысячи пятьсот семнадцать. — Он лениво махнул рукой в сторону бриллиантовой колонны, которая вспыхнула в ответ сумеречным янтарем.

Зал вновь умолк.

— Три с половиной тысячи?

— Да. Это число беспокоит тебя? Ты считаешь, что это мало? Не беспокойся, уверяю, мы способны уничтожить анклав оликсов.

Ирелла не могла заставить себя посмотреть на андроида Энсли. Тело словно заледенело и не могло ничего, кроме как пялиться на Иммануээля на его не–троне. Очень осторожно она сказала:

— Перед кораблями–сеятелями стояла задача вырастить в биологических инициаторах базовую популяцию из ста тысяч человек. Вы пребываете тут уже шестьдесят лет. И мне хотелось бы знать, что сталось с теми, кто не относится к фракциям выхода и истории.

— Вижу, ты озабочена, — сказал Иммануээль. — Не все из первоначальных ста тысяч выбрали путь разработки комплекса. Зовите их натуралистами. Они сохранили первоначальную форму, данную при рождении. Многие даже отказались от неврологического усовершенствования.

— Значит, они люди, как мы? — оживился Деллиан.

— Именно так.

— Так где же они сейчас? — спросила Ирелла.

— Те, кто родился здесь, теперь мертвы.

— Что?

— Не пугайтесь. Они все умерли от старости. Многие в течение жизни неоднократно проходили процедуры клеточной замены — омолаживались, если хотите. Старшей было чуть меньше четырех тысяч лет, когда она скончалась. Это была трогательная церемония. Каждый комплекс, находившийся здесь в этот момент, присутствовал в биофизическом теле, чтобы почтить ее.

Ирелла медленно выдохнула.

«Мне нужно время, чтобы приноровиться к новым возможностям, которые открываются здесь, сделать их частью своих инстинктов».

— У натуралистов должны были быть дети, — сказало Вим.

— Именно так, — с энтузиазмом подтвердил Иммануээль. — Чтобы разместить их, было построено восемнадцать отдельных доменов, каждый с несколько иной социальной структурой. Некоторые оказались более… успешны, чем другие. — Впервые безмятежное самообладание Иммануээля слегка поколебалось. — Джордж Сантаяна был прав: кто не помнит своего прошлого, обречен пережить его вновь. Но все, кто родился здесь, в конце концов приспособились и преуспели. Домены, содержащие их сообщества, забрала с собой фракция выхода — туда, где их будут оберегать и лелеять, пока время внутри не перезапустится.

— Четыре тысячи лет, — пробормотало Вим. — Сколько же их было, когда они ушли?

— Точно не скажу. Мы, комплексы, не любим вмешиваться в дела натуралистов. Но в каждом домене размещалось по несколько миллионов. Некоторые даже начали разрабатывать субдомены.

— А как они жили? Что делали?

— Есть записи, показывающие их существование, вы можете ознакомиться с ними в любой момент, если захотите удовлетворить свое любопытство.

— Спасибо. Мне было бы интересно.

— Итак, теперь вы должны решить, — сказал Иммануээль. — Я отправлюсь к анклаву оликсов вместе с остальной фракцией истории, чтобы нанести Последний Удар. Вы собираетесь сопровождать нас?

— А есть ли смысл? — спросил Деллиан и пожал плечами. — Я хочу сказать, что каждый из вас, похоже, по меньшей мере не слабее Энсли. Так какой, черт возьми, вклад можем внести мы? Святые, я вообще не понимаю, зачем вы нас ждали?

— Что касается военных кораблей и вооружения, мы полагаем, что обладаем ресурсами, чтобы справиться с оликсами в бою, достигнув таким образом цели, поставленной много лет назад Энсли и Эмильей. Взломав анклав, мы должны будем отыскать «Спасение жизни» и все остальные корабли–ковчеги, в которых хранятся человеческие коконы, — не такая уж простая задача, которая при необходимости будет выполняться в зоне активных боевых действий. Вот тут и становится актуален вопрос о вашем участии. Вы взяли на себя обязательство освободить обычных людей от оликсов, а взводы «Моргана» имеют опыт ведения войны внутри вражеских кораблей. Нам хотелось бы помочь вам выполнить свои обязательства, пригласив вас присоединиться к нам. После всего, что вы пережили, мы искренне верим, что вы заслужили шанс внести свой вклад в Последний Удар — если пожелаете. И, конечно, нам хотелось встретиться с создателем.

Ирелла почувствовала, что все опять смотрят на нее. Щекам стало жарко от прилившей к ним крови.

Словно ощутив ее дискомфорт, Александре сказало:

— Иммануээль, спасибо за объяснение. Нам действительно нужно многое обсудить.

— Конечно. Пожалуйста, не стесняйтесь, отдыхайте. Оборудование тут — лучшее из того, что мы можем предложить, и, полагаю, вы найдете, что оно приятно отличается от систем жизнеобеспечения ваших кораблей. Если что–то понадобится, просто закажите это через свои инфопочки.

Все встали — как в детстве, в поместье Иммерль, когда учитель выходил из класса, окончив урок. Заскрежетали об пол передвигаемые стулья; все заговорили разом.

А Ирелла подошла к поднявшемуся Иммануээлю:

— Нам надо кое–что обсудить.

Ирелла уже представила, как они вдвоем прогуливаются по одной из гравийных тропинок, вьющихся между старыми болотными кипарисами тора, и вспугнутые птицы с возмущенным щебетом летают среди высоких ветвей. Вместо этого Иммануээль повел ее к порталу на другой стороне зала.

Пройдя через него, она оказалась в причудливом полусферическом помещении двадцати метров в поперечнике, с металлическими пурпурно–красными стенами, которые могли быть деталями какого–то механизма; а может, то было гнездо, зарытое в груде мусора. Между странными, геометрически правильными выступами тянулись глубокие трещины, сходящиеся в верхней точке купола. По трещинам мерно и неизменно, из ниоткуда в никуда, скользило множество крохотных искр, от которых и исходил свет.

— Что это за место? — спросила Ирелла.

Пол был так гладок, что она боялась поскользнуться, сделав хоть шаг. Цвет под ногами отсутствовал, как будто голограмма застыла в нейтральной позиции, и Ирелле казалось, что она стоит на стеклянной крышке, закрывающей жутко глубокий колодец.

— Мой центрекс, — ответил Иммануээль.

— Э?

— Дом. Мне хотелось бы, чтобы мы стали друзьями или по крайней мере образовали прочный союз. Если не ошибаюсь, приглашение кого–то в свое жилище имеет большое значение в вашей культуре?

— Да, конечно. Имело. Приглашение разделить что–то с тобой обладало большой социальной силой на старой Земле, но тогда были другие времена. Постдефицитный период изменил социальный подтекст. Однако обычай остался — и это очень мило. Но ты сам это знаешь. Я предоставила тебе все имеющиеся записи.

— Воистину.

— Значит, если ты — комплекс, физически распределенный по многим элементам… — она театрально повела рукой, как бы охватывая машинный рельеф стен, — это они?

— Некоторые — да.

— Ладно, тогда я должна спросить: почему — «создатель»?

— Тебя это обижает?

— Нет. Это разжигает мое любопытство, хотя я и знаю, что тут не обошлось без Энсли. Я считаю его несколько эксцентричным, особенно для искусственного интеллекта — или кто он там на самом деле. Он больше чем гендес, но меньше чем человек, несмотря на то, насколько быстр и умен.

— Именно так он нам себя и описал. Умный, но без воображения. А воображение, по–видимому, неотъемлемая часть человеческой души, если не суть ее.

— Не надо мне всей этой романтики. Интуиция, воображение, импульс; все они — часть случайных биохимических взаимодействий в нашей нервной системе.

— Пожалуй. Но они никогда по–настоящему не воспроизводились вне биологического мозга. Сколько бы случайных факторов ни генерировал искусственный разум, истинное творческое воображение ему не подвластно. Идея насчет нас исходила от тебя, а не от него, не так ли?

— Да.

— Так что простое обращение к тебе — «изобретатель», «начинатель», «первая мать» и тому подобное — не передает грандиозности того, что ты сделала. Ты ведь действительно, в самом прямом смысле, создала нас, Ирелла.

— Ладно. Полагаю, я смогу с этим жить.

— Нам больно, что твои партнеры не вполне осознают твою ценность. Ты должна возглавлять флотилию.

— «Вам»? Неужели нас слышит сейчас вся фракция истории?

— Не совсем, но они настроены на наш разговор.

— Но только небольшой частью своего сознания? Каким–то аспектом?

— Верно.

— Вам и вправду нужно, чтобы мы отправились с вами в анклав?

— Мы можем нанести Последний Удар без вас. Конечно, можем. Однако ваши взводы идеально подходят для этой задачи. Они внесут ценный вклад.

— Завершение, — изумленно сказала она. — Вы предлагаете нам завершение.

— Именно так.

— Меня тревожит то, что взводам придется сражаться внутри анклава. Неважно, насколько вы продвинуты, сколько аспектов несете, оликсы — серьезный противник.

— Ты права. Даже мы не можем ничего гарантировать.

— Но вы должны все–таки представлять, что там внутри. Вы строите свои домены по тому же принципу.

— Да, мы знакомы с принципами квантовой темпоральной механики, в соответствии с которыми был создан и поддерживается анклав оликсов. А с его внутренней природой — нет. Это то, чего люди всегда боялись…

— Иное.

— Воистину. Мыслительные процессы оликсов по–настоящему нам чужды. Мы можем строить догадки о том, как устроена внутренняя часть анклава, — логические догадки. Но наверняка мы ничего не знаем.

— А если узнаете, то сразу сформулируете план.

— Всё гораздо хуже.

— Ни один план сражения не выдерживает контакта с врагом.

— Вот именно. Активная боевая обстановка постоянно меняется. И тут нужен командир, который делает выбор. Ты, возможно, подошла бы.

Иммануээль наклонился, спина его изогнулась, так что хвост задрался довольно неприятным образом. Потом он прислонился к стене, с силой прижался к асимметричным контурам. Сияющие пурпурные компоненты раздвинулись, создав нишу, в которую тело Иммануээля вошло, как рука в перчатку. Патрубки плавно скользнули в гнезда на спине комплекса, включая его в конструкцию стены.

— Нет, спасибо, — сказала Ирелла. — Тиллиана, Элличи и другие тактики могли бы предложить альтернативную точку зрения в случае столкновения с чем–то неожиданным, но я действительно плохо справляюсь в стрессовых ситуациях.

— Понимаю и даже сочувствую. Мы не станем требовать от тебя мгновенного решения, но будем рады твоему участию в выработке общей стратегии.

Голос Иммануээля, чье неподвижное тело объял центрекс, сделался всенаправленным.

— Ну, по крайней мере ты не сказал, что будешь польщен.

— Тем не менее ты знаешь, что мы были бы. Было бы уместно, если бы вы сопровождали нас; таким образом вы засвидетельствовали бы свой триумф. Ты — архитектор истинного Последнего Удара, Ирелла. Извини за бесцеремонность, но, с учетом того, что до анклава сорок тысяч световых лет, если вы не пойдете с нами, то никогда не узнаете исхода. Это ведь не то, чего ты хочешь.

— Ох, святые!

— Да покоятся они с миром.

— Ты прав, конечно. Все первые взводы «Моргана» жаждут расплаты. Как–никак, именно для этого мы, бедные бинары, и были рождены. Даже мне трудно избавиться от обусловленности.

— Жизнь дана для того, чтобы радоваться. И причину рождения, хорошую или плохую, не стоит принимать во внимание.

— Вы действительно другие. — Ирелла все–таки сдвинулась с места, обходя центрекс по кругу, выискивая закономерности в формах и потоках огней, образующих неровные стены. — Но я рада, что ты и другие комплексы, члены фракции истории, считаете, что мы должны постараться освободить представителей нашего вида.

— Не только нашего. Если неаны правы, оликсы держат в заложниках своего бога многие расы.

— О. Вот загадка, лежащая в основе проблемы.

— Бог у Конца Времен.

— Да. — Она оторвалась от изучения силуэта, напоминающего удлиненную камеру сгорания с тонкими ребрами теплоотвода, и далеко не сразу отыскала взглядом тело Иммануээля в стене. Его пятнистая черно–синяя кожа меняла цвет, уже сливаясь с королевским пурпуром остальных форм. — До того как Энсли отправился сопровождать корабли–сеятели, я попросила его обратиться с просьбой к тому обществу, что возникнет здесь. — Она наклонила голову к плечу, с отстраненным интересом разглядывая тело–хамелеон. — Вы выполнили эту просьбу?

— Да. Мы построили вам тахионный детектор.

— И? Он работает?

— Теоретически — да.

— Теоретически?

— Он не обнаружил никаких тахионов.

— Я искренне надеюсь, что это потому, что ни один из них не направлен на эту звезду.

— Как и мы. Доказательство, конечно, будет получено, когда мы запустим его в точке приема.

— Да.

— Я чувствую себя обязанным указать на проблемы, связанные с путем, который вы хотите избрать.

— Например?

— Мы считаем, вы понимаете, почему этого хотите. И не можем согласиться с тем, что ваша идея сработает.

— Я услышала это послание, когда была в мозгу Деллиана; нейровирус поместил его глубоко и прочно. В сущности, это было ядро нейровируса, поскольку ради этого они его и внедрили. Принесите мне всю свою жизнь, принесите мне весь свой свет. Вместе мы увидим, как вселенная возродится из нас. Послание действительно пришло откуда–то из будущего. Так что если тахионный луч движется из некой точки назад, в тот момент истории, когда оликсы поймают его, он должен существовать и в этом времени. Фактически он должен существовать в любом времени до момента его отправки.

— И поскольку он движется быстрее света, то создает постоянную ударную волну черенковского излучения, разрезая пространство–время.

— Да, — кивнула Ирелла. — Что, надеюсь, позволит детектору отследить, откуда он движется.

— Мы понимаем ваши доводы, но сначала нужно подтвердить местонахождение точки приема — а эта информация, предположительно, доступна любому единому сознанию, руководящему анклавом оликсов. Тем не менее, даже если у нас получится извлечь эти данные, останется еще задача определения пространственного местоположения точки приема в момент получения послания. Если оликсы поймали его миллион лет назад, точка эта за прошедшее с той поры время переместилась на феноменальное расстояние. Все во вселенной находится в постоянном движении относительно всего остального. Эта нейтронная звезда в настоящий момент движется по орбите вокруг ядра галактики со скоростью двести километров в секунду. Кроме того, следует учитывать скорость галактики относительно местного сверхскопления, а также массу Великого Аттрактора^[7] — и это всего лишь два фактора, которые следует принять во внимание. Честно говоря, чем дальше в прошлом было получено сообщение, тем меньше у нас шансов найти его источник в настоящее время.

— Знаю, — сказала Ирелла. — Но, обладая соответствующими знаниями, его ведь можно будет перехватить, верно?

— Теоретически это возможно, но существуют и значительные практические проблемы.

— Десять тысяч лет назад оликсы вторглись на Землю, и наши предки отправились на их поиски, чтобы вернуть наш народ домой. И вот мы здесь, вы и я, наконец–то приблизились к достижению этой цели. Так что люди, мне думается, неплохо справляются с решением значительных проблем.

— И что случится — какова завершающая фаза вашего плана, — если вы найдете несущий сообщение поток тахионов?

— Отправимся к источнику — в нашем времени.

— Мы опять–таки предполагали, что такова и будет ваша стратегия. Вы думаете, если уничтожить источник — планету, звездную систему, расу — в настоящем, то послание не будет отправлено из будущего. Оликсы не превратятся в религиозных фанатиков, Земля и другие миры не подвергнутся вторжению.

— Да.

— А как же парадокс?

— Этот уровень квантовой временной космологии выше моего понимания, — призналась Ирелла. — Я могу сосредоточиться только на том, что это проклятое Святыми тахионное послание меняет прошлое — наше настоящее, — развязывая крестовый поход оликсов по галактике. Таким образом, если мы сможем истребить здесь, в нашем настоящем, цивилизацию, расу или юного бога, передавшего послание, то послание не будет отправлено.

— Твоя логика безупречна. Но как насчет причинно–следственной связи? Всё, что мы о ней знаем, говорит о том, что путешествия во времени невозможны.

— Ты говоришь о линейном времени.

— Естественно. Наше восприятие позволяет нам видеть время только линейным. Но сама природа линейного времени подразумевает, что — с точки зрения внешнего наблюдателя — история всей вселенной от сотворения до тепловой смерти существует в статичной форме, позволяя нам — нашему сознанию — воспринимать время движущимся только в одном направлении. Следовательно, совокупная вселенная — и пространство, и время — была создана как единое целое. Что доказывает, что изменение невозможно.

— Только вот наше восприятие может и ошибаться, потому что путешествие во времени все же произошло, — возразила Ирелла. — Бог у Конца Времен отправил послание из будущего. И ты должен признать, что эта временная линия должна отличаться от той, которая существовала до того, как послание изменило поведение оликсов.

— О. Что ж, сама концепция временных линий подразумевает мультивселенную. Одна теория — которую наш комплекс одобряет — гласит, что нарушение причинно–следственной связи, такое как путешествие во времени, является аномалией, которая создает новую вселенную. Это означает, что, если ты вернешься в прошлое и убьешь своего дедушку, он умрет в новой вселенной — той, где твое будущее «я» еще не существует и уже никогда не возникнет. Вселенной, в которой ты теперь чужая, — но также и той, в которой у тебя никогда не будет двойника. Однако, если бы ты каким–то образом могла переместиться в свою первоначальную вселенную, твой дедушка там был бы все еще жив.

Ирелла поджала губы:

— Путешественники во времени — боги? Интересно.

— Скорее, создатели машины времени — боги. Каждый раз, когда используется машина времени — для каждого отправленного сквозь время тахионного послания или каждый раз, когда кто–то отправляется убить своего дедушку или какого–нибудь тирана, — это действие создает новую копию вселенной, ответвляющуюся от оригинала.

— Значит, каждая альтернативная вселенная — продукт машины времени? Но они по–прежнему являются точной копией «оригинальной» вселенной — вплоть до момента, непосредственно предшествующего расщеплению?

— Да.

— Выходит, тахионное сообщение, принятое оликсами, пришло на самом деле не из этой вселенной?

— По теории возникновения аномалий — да.

— Значит, Бог у Конца Времен существует только в определенных вселенных, история которых развивалась особым образом?

— Возможно. Но если мы примем допущение, что послание было отправлено из времени тепловой смерти оригинальной вселенной — когда бог определил необходимые для решения проблемы условия, — тогда это делает наше настоящее желаемым результатом возникшей новой реальности.

— Это значит, что Бог у Конца Времен также существует — или будет существовать — в данной реальности, потому что к этому результату он и стремился. Получается, физические условия для появления Бога у Конца Времен наличествуют в этой вселенной — прямо здесь, прямо сейчас. Его родная звезда реальна. Если мы уничтожим место, где он появился, здесь, в настоящем, то он никогда не родится и не отправит послание, что создаст еще одну копию вселенной. Цикл завершен, петля парадокса разорвана.

— Так рассуждали и мы и потому построили для вас детектор. Мы не думаем, что ваша стратегия обязательно сработает, но мы не можем игнорировать вероятность того, что это возможно.

— Спасибо. Похоже, это делает всю вселенную котом Шредингера. Мы не знаем исхода, пока не откроем ящик, но, даже открыв, мы ничего не узнаем, потому что открытие ящика изнутри означает, что мы перестаем быть наблюдателями.

— Верно. Очевидно, какая–то форма путешествий во времени или управления им все же возможна — это доказывает послание. Но что, если классическая темпоральная теория верна? Что, если существует только одна вселенная и возможно изменить линию времени? Если так, то за вашу стратегию возврата придется заплатить огромную цену.

— Да. Меня не станет. Как и тебя, как и всех остальных, живущих здесь и сейчас. В мультивселенной все равно будет какая–то вселенная, где все мы существуем, а если нет, поколения исчезнут, будто их и не было вовсе.

— Не совсем.

Глаза Иреллы сузились; прищурившись, она изучала нечеткий профиль Иммануээля, почти неотличимый уже от любого другого участка стены.

— Что ты имеешь в виду? — спросила она.

— Отрицание эволюции Бога у Конца Времен означает, что послание никогда не будет отправлено и впоследствии оликсы не начнут свой отвратительный крестовый поход. Они не вторгнутся на Землю. История последних десяти тысяч лет будет совсем другой.

— Да, мы все спасемся от катастрофы. В этом–то весь смысл. И если я не смогу этого сделать — если ваши теории креационизма путешествий во времени верны, — значит, завершится цикл новых вселенных, созданных тахионным посланием бога, каждая из которых содержит всю ту же угрозу оликсов. Одно это уже оправдает затраченные усилия.

— Но, дорогой мой создатель, хотя вторжение оликсов и стало для нас настоящей катастрофой здесь и сейчас, подавляющее большинство населения Земли все еще живо, пребывая в форме коконов, и мы надеемся, что наша миссия Последнего Удара поможет вернуть им тела. И не только; нам доступны такие технологии, что высокому проценту из них никогда уже не придется жить в бедности, как жили они до вторжения. Их социально–экономический индекс сильно повысится. Записи показывают, что из девяти миллиардов, живших на Земле в момент прибытия «Спасения жизни», четыре миллиарда относились к необеспеченным слоям населения из–за культурно–экономический структуры Универсалии, превалирующей в ту эпоху. Сами они никогда бы не выбрались из бедности. Теперь наши инициаторы и гендесы могут обеспечить постдефицитную среду для каждого, а медицинская наука способна продлить жизнь базовых человеческих тел на неопределенный срок, а также открыть возможности для усовершенствования и подъема на уровень комплексов.

— Ты всерьез намекаешь мне, что вторжение оликсов было для нас благом?

— Это зависит от точки зрения. Для тех, кто покинул Землю и заселенные миры в хабитатах исхода, это было катастрофическое время — время, когда их устоявшаяся жизнь разрушилась навсегда. Остаток своих дней они провели в страхе, в бегстве через всю галактику — эра столь страшного опыта сформировала психологию поколений, оставив порченое наследие, конечным результатом которого стали вы с вашими взводами. Но теперь эпоха полетов исхода закончилась, так или иначе. Некоторые из исходов, чью неимоверную самоотверженность мы должны почтить, стремились дать будущим поколениям шанс на свободу. Некоторые — и их миллиарды — все–таки стали жертвами экспансии оликсов. И если рассматривать всю эту эпоху с точки зрения малообеспеченного, неудовлетворенного жителя Земли две тысячи двести четвертого года, то мнение таковых касательно возможного успеха Последнего Удара будет сильно отличаться от твоего. Только представь: они словно бы отключились, выпали из жизни, а очнулись тысячи лет спустя в чем–то вроде рая миллионеров, где они могут делать что угодно и быть кем угодно. Теперь спроси себя: получит ли человеческая раса чистую выгоду от того, что вы измените временную линию на ту, где вторжения оликсов не случилось? Вычеркнув при этом из жизни себя и всех тех, кто родился после прибытия в систему Сол «Спасения жизни»? Конечно, вместо них родятся другие, но все те жизни не только не будут больше существовать — получится, что они никогда и не существовали.

— Гребаные святые, — выдохнула Ирелла.

— Вот истинный парадокс, — с сочувствием произнес Иммануээль.

— Но вы считаете, что причинно–следственная связь в теории исключает перезагрузку временной линии и что, устранив возможность появления Бога у Конца Времен, я добьюсь только предотвращения повторения текущего цикла?

— Это совершенно неизвестно. И, вероятно, таковым и останется. Наблюдатель — ты — не может наблюдать за тем, что произойдет с ним самим в рамках парадокса. А все путешествия во времени — это парадокс, так или иначе.

— Мне действительно нужно все это обдумать.

— Конечно. А есть и третий вариант. Некоторые из наших, скажем так, наиболее нетрадиционных теоретиков утверждают, что темпоральные петли могут быть вызваны только внешним фактором.

— Внешним?

— Побудительная причина должна исходить из–за пределов этой вселенной.

— В смысле, когда машина времени создает новую ветвь?

— Нет. Полностью из–за пределов пространства–времени, независимо от нашего существования во вселенной или мультивселенной.

— Гребаные святые!

— Эта теория допускает любое нарушение причинно–следственной связи, какое только можно себе представить.

— Ты всерьез утверждаешь, что Бог у Конца Времен пришел не из этой реальности?

— Эта теория бездоказательна, пока ее не проверят. Если она верна, значит, уничтожение исходного мира послания в настоящем невозможно, ибо этот исходный мир даже не является частью нашей реальности.

— Так что же мне делать? — спросила она в отчаянии.

— Ничего. Если это внешний фактор, ничего из того, что мы делаем, не будет иметь никакого эффекта. Если мы живем в мультивселенной, где любая попытка исправить нашу временную линию просто приводит к появлению другой временной линии, ничего в нашем прошлом не изменится. И если мы живем в предопределенной вселенной одновременного тотального существования, твое решение, каким бы оно ни было, не будет иметь никакого значения, потому что оно уже было принято и дало результат; нет такой вещи, как изменение. В каждом случае всё, что ты можешь делать, — это просто наслаждаться своим нынешним существованием.

— Святые, уж поверь, я совсем не наслаждаюсь такой жизнью.

— Да. И все же, судя по тому, что рассказал нам Энсли, и по тому, что видел я сам, у тебя есть Деллиан, и ты этому рада, не так ли?

Она не нашла, что ответить. Просто печально кивнула.

— Какие–то путешествия во времени возможны. Послание это доказывает, верно? Не думаю, что беспокойство о возможном прекращении моего существования — повод для бездействия. В конце концов, я жила здесь и сейчас, этого не отнять. Только вселенная забудет меня — но не я сама. И если задуматься о чудовищных масштабах происходящего… Я полагаю, решение бога отправить послание оликсам было первоначальным решением, и наши действия обусловлены им. Здесь у меня нет выбора. Следовательно… — Она перевела дыхание. — Я хочу доставить тахионный детектор к анклаву. Если мы сумеем выяснить, где были оликсы, когда было получено сообщение, тогда мы примем окончательное решение: отправимся ли мы за Богом у Конца Времен.

— Твое первое решение — именно то, которого мы от тебя ожидали. Хорошо, создатель, мы возьмем с собой тахионный детектор.

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Год четвертый

Вспоминая, какой была рубка «Еретика–мстителя» в День «S», Алик видел лишь пустую комнату с большой голографической проекцией в центре. Теперь же помещение выглядело так, словно его обставили для съемки какого–нибудь сериала, — впрочем, он догадывался, что многое тут именно из сериалов и утащено. Главным подозреваемым был Каллум, а его сообщницей — Кандара, хотя она только рассмеялась, когда он спросил ее об этом. Перепланировка претворялась в жизнь медленно. Однажды изменилась форма кресел. Они стали больше, массивнее, как будто их изъяли из каких–нибудь боевых машин начала двадцать первого века, и хотя выглядели кресла неуклюже, на деле они оказались весьма удобными, и никто ничего не сказал. Консоли увеличивались постепенно весь второй год, поверхности окрасились в армейский болотно–зеленый и приобрели черную окантовку, которая отрастила светящуюся — при уменьшении общего освещения — голубую кайму. Функции управления сделались интуитивно понятнее. Тактические дисплеи переросли в полусферические пузыри вокруг голов. Хромированные тумблеры появлялись, как осторожные грибы: сперва лишь несколько штук, потом к ним присоединились подковообразные щитки, потом они выстроились длинными рядами. Кресла опять выросли, обрели дополнительную защиту, и ремни безопасности, и противоударные сетки. Из потолка вылезли красные мигалки и аварийные сирены.

— Да что за хрен, люди?! — взвыл Алик, когда Джессика впервые проверила их. В ушах виртуального аватара звенело, а когда он моргал, перед глазами плыли яркие пятна. — Что–то наша рубка превращается в фетиш бункера завзятого геймера. Мы здесь нейровиртуальны.

— Обстановка прививает правильное отношение, — сказал Юрий.

Алик стиснул зубы, чтобы не нахамить, — слишком уж насмешливо прозвучал голос Юрия.

— Ага, — вмешалась Кандара. — Проживи этот опыт, чувак.

Он сердито зыркнул на нее и увидел, что Каллум пытается подавить смех. Несмотря на пребывание на корабле с людьми, которые могли, когда хотели, быть по–настоящему чертовски раздражающими, Алик не мог не признать, что новая конструкция оказалась значительно лучше. Она каким–то образом облегчала связь разума с сетью «Еретика–мстителя». Симуляция, конечно, была показухой, но предназначалась для того, чтобы повысить скорость реакции во время тренировок. Поэтому он предположил — хотя и неохотно, — что она действительно сформировала нужный уровень боевого напряжения. Их миссия по сути тактическая; им нужны четкие команды и ясная информация о целях и угрозах. И все же светящаяся каемочка…

Вдобавок ко всем точным данным, поступающим с дисплеев консоли, на заднем плане разума Алика проскальзывали более прозаичные мысли единого сознания «Спасения». Теперь он уже лучше понимал их; годы призрачного присутствия, подкрадывающегося злобным вторичным подсознанием каждый раз, когда он открывал нейронный интерфейс, научили его фокусироваться на отдельных процедурах. Это, а также бесценное попечительство Джессики облегчили попытки разобраться в каскадах чуждых импульсов, помогая отделять важные аспекты без ведома единого сознания.

Прямо сейчас он испытывал нечто, чего единое сознание никогда раньше не проецировало: нетерпение. Конец червоточины близок. Они прибудут в анклав, где их встретят и радушно примут. Нет, не так. Обнимут? Поддержат? Окажут честь? У чувства не было человеческого эквивалента.

— Не понимаю, — сказал Алик. — Какого приема оно ожидает?

Он посмотрел на Джессику, почти утонувшую в пышной подушке безопасности — наружу торчали только голова да руки.

— Речь идет о том, чтобы утвердиться в анклаве. Его цель будет достигнута; ковчег прилетел домой с миллиардом людей, чтобы доставить их Богу у Конца Времен. Так что теперь он отправится — кажется — на орбиту хранения или в какое–то место отдыха внутри анклава, к другим вернувшимся с успехом кораблям–ковчегам. И сможет занять там свое законное место.

— Он считает, что это успех? — спросил Алик. — Ему же надрали задницу в День «S».

— Зависит от точки зрения, — сказал Каллум. — Земля теперь непригодна для жизни. Будут эвакуированы десятки миллионов, но цифра эта просто смешная — с учетом того, что население планеты по–прежнему насчитывает около шести миллиардов человек. Значит, следующая волна оликсов соберет всех оставшихся. Они победили, ублюдки. В этом раунде. Потому что то, что мы здесь, тоже успех, только наш, не так ли?

— Гос–споди, какой мрачный тон, чувак.

— Я тоже это почувствовал, — сказал Юрий. — «Спасение»… не счастливо, нет, но удовлетворено. Его активное участие в крестовом походе оликсов закончено, и оно предвкушает следующую фазу своего существования.

— Пока в двери не постучатся наши потомки. — Кандара ухмыльнулась из–за дисплея, в оформлении которого преобладал кроваво–красный.

— Ясно, — хмыкнул в ответ Каллум. — Оптимизм.

— Угу, верно, — буркнул Алик.

— Интересно, сколько кораблей–ковчегов уже в анклаве? — задумчиво произнес Каллум. — Сколько других рас?

— Скоро мы это узнаем, — сказала Джессика. — Действительно, будет интересно. Я не знаю, как долго длился крестовый поход оликсов. Нам не говорили.

— Какого черта ваш кластер вообще это засекретил? — спросила Кандара.

— Не знаю. Могу только предположить, что информация раскрыла бы о неанах что–то такое, что увеличило бы их уязвимость перед оликсами.

— Когда они вообще успели побывать рядом с оликсами и проследить за ними?

Руки Джессики раздвинули иконки на дисплее: это она пожала плечами.

— Стоит ли вообще гадать, со сколькими расами они это сделали? — вздохнул Каллум.

— Совершенно бессмысленно, — подтвердила Джессика. — Мы понятия не имеем, сколько разумных видов в галактике достигает высокого уровня научно–технического развития за, скажем, период в пять тысяч лет.

— И сколько падает по собственному желанию, — добавил Юрий.

— И сколько разумны, но не идут по пути технологического развития, — сказал Каллум.

— Гос–споди, люди, можем мы сосредоточиться на чем–нибудь позитивном? — взмолился Алик. — Пожалуйста. Хотя бы сегодня, а?

Он переключил внимание на данные сенсоров.

Скопления датчиков, которые их дроны–ползунчики установили вокруг входа в ангар, как всегда, ничего не показывали. Алик просто не мог смотреть в пустоту червоточины. Так что для оценки прогресса полета ему приходилось полагаться на странное восприятие червоточины единым сознанием — тусклый серый туннель с колеблющимися стенами, пронизанными золотистыми нитями. Теперь в какой–то невообразимой дали эти светящиеся нити сплетались, создавая впечатление брезжащего у горизонта рассвета.

«Спасение жизни» зафиксировало конец червоточины.

— Уже недолго, — сказала Джессика. — Приготовьтесь.

Алик и не знал, чего он ожидал. В конце концов, они уже выходили из червоточины раньше, возле сенсорной станции оликсов. И он не помнил, чтобы единое сознание из–за этого напрягалось.

Он молча ждал, а корабль–ковчег продолжал свой стоический полет сквозь ничто. Очень трудно было осознать и принять то, что они наконец–то прибывают в анклав. Четыре года полета — по большей части проведенные в анабиозе — казалось бы, должны были его подготовить. Хотя, если честно, он как–то не ожидал, что дело зайдет так далеко.

Конец полета в червоточине застал Алика врасплох. Визуальный дисплей в одно мгновение переключился с пустоты, которую он пытался игнорировать, на изображение нормального космоса — и столь резкая перемена стала ошеломительной. Поначалу половина пространства казалась Алику сияющей белой туманностью.

На основных дисплеях, окружающих кресло, распустились данные — как листья на ветвях дерева после долгой зимы. Информационный поток хлестал не слабее визуального. Игнорируя фактическую сводку, предоставленную корабельным гендесом, Алик удивленно улыбнулся, медленно осмысливая сигналы сенсоров, показывающих на переднем плане огромную звезду. За ней в черноте космоса сверкало гигантским драгоценным камнем бело–золотое галактическое ядро. Он не мог поверить, что на свете и впрямь существует столько звезд, не говоря уже об одном скоплении.

— Гос–сподь рыдающий. Где мы, черт побери?

— Далеко–далеко от дома, — тихо ответил Юрий.

Несмотря на грандиозность галактического ядра, Алика потрясла звезда, к которой они прибыли. Таблицы и ряды чисел, множащиеся вокруг него, подтверждали, насколько она необычна.

— Ну и громадина, — пробормотал он.

— Да, — согласилась Джессика. — Почти вдвое больше Сириуса. Сенсоры не обнаружили никаких планет — с этой стороны, по крайней мере.

— Даже не газовый гигант? — спросил Алик, просматривая информацию.

— Нет. Но это кольцо — нечто особенное.

Алик сконцентрировался на тонком ободе, вращающемся в полутора а. е. от звезды. В отличие от обычного грязно–серого астероидного реголита, кольцо мерцало преломленным светом яркой звезды, как будто каждую гранулу пояса припорошила, точно снежком, кварцевая пыль.

— Плотность частиц сумасшедшая, — сказал Каллум. — Это неестественно.

— Это определенно не аккреционный диск, — кивнула Джессика. — Так что, полагаю, понятно, что случилось с планетами.

— Но почему нужно было это делать? — недоуменно спросил Юрий.

— Потому что они могли? — ответила Джессика.

— Нет, — сказал Каллум. — Взгляните на эти узлы в кольце. Они же полны активности.

Алик навел увеличение на указанную Каллумом область. Разрешение было невелико — чего ожидать от скопления датчиков размером с булавочную головку, — но каждый из объектов узла неторопливо вращался вокруг какого–то артефакта, создавая этакий замедленный ураган.

— Индустриальные станции оликсов? — вслух удивился он.

Предметы были в основном сферичные и щетинились десятками конических выступов. На поверхности под ними паутина четких пурпурных и янтарных светящихся линий бросала на вершины разноцветные тени. Неподалеку держали строй звездолеты — размерами куда больше кораблей Избавления. На глазах Алика еще один корабль поднялся со станции и присоединился к строю.

Алик переключил внимание на следующий узел, где похожую станцию окружала флотилия кораблей Избавления. Уменьшив изображение, он разглядел целую серию подобных узлов, разбросанных по кольцу, — их, наверное, были тут тысячи.

«Что означает десятки тысяч кораблей — а скорее, сотни тысяч. Гос–споди».

Одна из дальних станций как будто прижималась к большому каменному объекту, придавая ему форму цилиндра.

«Ковчег! Так вот почему в „Спасении" есть пещеры, какие бывают на планетах: раньше оно было частью твердого мира».

— Видимо, они раскололи планеты на удобоваримые куски, — заметила Джессика. — Теперь у них есть целая солнечная система — в качестве сырья для производства боевых кораблей и ковчегов.

— Нашла радиотелескопы, — объявила Кандара.

Алик переключился на указанную Кандарой зону. В трех а. е. от кольца, сияя под светом звезд, виднелись пятиугольные додекаэдры, старшие братья тех, что висели на орбите звезды сенсорного аванпоста оликсов. Если размещались они через равные промежутки, их должно было оказаться сто пятнадцать.

— Хорошо. Мы можем использовать их, чтобы усилить Сигнал наших передатчиков. Просто понадобятся только те, что направлены на участок пространства, где находится Сол.

— Гендес почти закончил составлять звездную карту, — сказала ему Джессика. — Но, судя по видимым размерам ядра, мы находимся примерно в пятидесяти тысячах световых лет от дома.

Число не нашло отзвука в душе Алика. В какой–то момент в течение этих четырех лет он смирился с тем, что никогда не вернется на Землю. На самомделе он, возможно, не продержался бы и нескольких часов после того, как они добрались до звездной системы анклава. Обустройство запасного убежища окончательно утвердило его в этой мысли. И все равно — пятьдесят тысяч световых лет!

— Как вообще человеческая армада доберется сюда? — спросил он. — Если они поймают наш Сигнал, вероятность чего колеблется между ничтожной и нулевой, им придется пролететь пятьдесят тысяч световых лет. Что — и поправьте меня, если я ошибся в расчетах, — займет у них пятьдесят тысяч лет.

— Для нейтрального наблюдателя, — поправил Каллум. — Но релятивистское путешествие сильно сократит этот срок для любого находящегося на борту корабля армады.

— Да? Что ж, мы и будем этими нейтральными наблюдателями, и нам придется ждать сто двадцать тысяч лет, прежде чем кто–то появится. Проклятье! Это же безумие!

— Ты хочешь сказать, что нам не нужно посылать Сигнал?

— Черт возьми, не знаю. Вся эта миссия — одна гигантская ошибка.

— Мы пошлем Сигнал, — отрезала Кандара. — «Еретика–мстителя» вот–вот отправят в какой–нибудь док на ремонт, а может, вообще захотят разобрать и переработать.

— Ах да, конечно, — усмехнулся Алик. — Экологическая репутация оликсов известна всей галактике. Переработка отходов, блин.

— Это неважно, — с ледяным терпением проговорила она. — «Еретик–мститель» скоро покинет этот ангар. Вот почему мы подготовили убежище. Так или иначе, оликсы узнают, что мы здесь. Итак, мы пошлем Сигнал, и, если люди не поймают его, возможно, это сделает кто–то еще. Неаны, быть может. Кто–то, кто способен на большее, кроме как убегать и прятаться. Мы чего–то добьемся. Я проделала весь этот путь не для того, чтобы предстать перед единым сознанием и сдаться, как гребаный трус.

— Я и не говорю о сдаче, — сердито буркнул Алик.

— Тогда почему бы тебе не сказать нам четко и ясно, что, черт возьми, ты хочешь сделать? — рявкнул Юрий.

— Я не знаю, чувак. Послать Сигнал, полагаю. Просто… Это место. Они дробят планеты, чтобы использовать их! Я чувствую себя таким чертовски крошечным. И даже не говорите мне, что никто из вас этим не страдает.

— Я с Аликом, — сказала Джессика. — Я только что нашла энергетическое кольцо. Проверьте экватор звезды.

Удивление — от того, что она согласилась с ним, — боролось в душе Алика с тревогой.

— Они построили его для этой звезды? Да тут же длина окружности больше тринадцати миллионов километров!

Но дисплей подтвердил, что Джессика говорит правду. Темная лента вращалась над короной, притягивая миллионокилометровые вихри раскаленной плазмы, образующие огромные изгибающиеся протуберанцы.

— Так и должно быть, — сказал Каллум. — Я проверил, сколько на этой орбите терминалов червоточин. Пока насчитал больше тысячи. Им нужен постоянный источник энергии.

Сенсорные кластеры показывали слабое фиолетовое мерцание, следующее по собственной орбите в десяти миллионах километров от кольца. Некоторые пятна были ярче других; эти червоточины были открыты, корабли ныряли в них — и выходили из них наружу.

— Черт побери, — проговорил Юрий. — Неужели все они ведут к сенсорным станциям?

— Надеюсь, что так, потому что я определенно не хочу, чтобы они вели к другим анклавам, — и это так же точно, как и то, что в Глазго дождливо.

— Сукин ты сын, во что же мы вляпались? — пробормотал Алик.

— Именно в то, что, как мы знали, тут будет, — ответила ему Кандара. — Ну же, возьми себя в руки.

Он насупился, хотя и понимал, что она, конечно, права. Впрочем, это совершенно не помогало.

— Ладно, — сказал Каллум. — Итак, мы видим червоточины. А где ворота анклава?

Алик проверил дисплеи и увидел, что фиолетовое мерцание конца червоточины съеживается за «Спасением жизни». Поток больших пирамидальных кораблей по широкой спирали обтекал ковчег. Единое сознание приветствовало их, возвращаясь к тому странному удовлетворенному состоянию, которое продемонстрировало по прибытии к сенсорной станции. Корабли тоже присылали свои приветы и поздравления, смешанные с жаждой информации. В ответ на их любопытство хлынул такой поток воспоминаний, что Алик даже не пытался с ним справиться. Он только ловил короткие кадры: Земля, люди, городские щиты, пылающие, точно гибнущие солнца, МГД-астероиды, распадающиеся в ядерном огне, страшные взрывы, ровняющие с землей кратер Теофила.

— Ублюдки.

Увиденное не улучшило настроения Алика.

— Врата должны быть другими, верно? — сказала Кандара. — Червоточины уводят отсюда. Нам нужно что–то, что идет… внутрь космоса?

— Я попробую поискать координаты в мыслях единого сознания, — сказала Джессика. — Подождите.

Стая пирамидальных кораблей, поприветствовавшая их, шустро умчалась прочь, словно испугавшись чего–то. Несмотря на «жесткую» геометрию, было что–то пугающее в их птичьем поведении — как будто они не вполне контролировали свои действия, просто позволяя инстинкту направлять их. Потом Алик увидел, почему они улетели. Приближалась целая флотилия кораблей Решения. Казалось бы, размер должен был сделать их величавыми, движущимися с тяжеловесной уверенностью, но нет, они были быстры и проворны, непринужденно демонстрируя вселяющие страх силу и точность. Они сделали круг вокруг «Спасения жизни», салютуя достижениям ковчега, и пронеслись мимо, направляясь к черенковскому сиянию червоточины.

— Они летят к Сол, да? — спросила Кандара.

— Да, — кивнул Юрий.

— Это займет у них какое–то время, — сказал Алик. — Десятки лет.

— Да, — неохотно согласилась Кандара. — Так что люди смогут немного подготовиться. Построят хабитаты исхода. Наверное, они уже запустили пару десятков.

— И через сто двадцать тысяч лет прибудут сюда, чтобы освободить нас.

Кандара показала ему соответствующий палец, подкрепив жест раздраженным взглядом. Он знал, что по окончании дежурства его ждут огорчения и похлеще.

— Я нашла ворота, — объявила Джессика. — Они в одной с четвертью а. е. от нас, на миллион километров вглубь кольца.

Датчики послушно увеличили указанную ею область пространства. Алик буквально затылком чувствовал, как единое сознание определяет курс, ведущий к вратам, намечает полетные векторы. «Спасение» готовилось увеличить мощность главных генераторов и направить ее в гравитонный двигатель, который бездействовал, пока они находились внутри червоточины.

Уловил он и другие мысли. Небольшая подсекция единого сознания начала распределять по пунктам назначения перевозимые в трюме корабли. Ни один из них уже не потребуется, когда они пройдут через ворота; их ждет долгое затишье — до прибытия в эпоху Бога у Конца Времен. В настоящий момент пересматривались оценки ущерба, чтобы выяснить, не ухудшилось ли в пути состояние судов. Те корабли, которые не смогут больше летать, будут убраны, их единые сознания перенесут в пустое бионевральное ядро новых кораблей, а сами корабли выпустят в кольце, чтобы вакуум за миллион лет превратил их в газ и пыль — пыль, которая в конечном счете сольется с другими частицами, что идут на питание промышленного строительства.

«Ладно, вот что я теперь буду называть рациональной переработкой», — с мрачной усмешкой подумал Алик. Такое долгосрочное планирование посрамило бы хабитаты исхода.

— Нам нужно развернуть передатчики Сигнала, — сказал Юрий. — Если корабли в этом ангаре начнут пробуждаться, они могут заметить нашу активность. Насколько я понимаю мысли единого сознания, времени у нас осталось немного.

Джессика повысила уровень искажения, заразив, насколько осмелилась, нейрострату, отвечающую за ангар, чтобы прикрыть их выход из «Еретика–мстителя». Алик и Каллум вели больше дюжины пауков–ползунчиков по проходам и коридорам, тянущимся к их пещере–убежищу, готовые поднять тревогу при появлении на пути квинты или кого–то из крупных существ. Установив наблюдение по периметру, они собрались уходить.

Симуляция рубки растаяла в сознании Алика, и он, открыв глаза, увидел остальных, сидящих вокруг стола в главном отсеке жизнеобеспечения. По какой–то причине все они расселись в том же порядке, что и в рубке. Окинув взглядом тесное помещение со скопившейся в углах грязью и давно засохшими, втоптанными в пол пятнами раздавленной пищи, он с удивлением обнаружил, что как–то привык иметь хотя бы несколько метров личного пространства.

— Ну что ж, — бесстрастно произнес Юрий. — Пошли.

Скафандр, выданный инициатором, очень напоминал тот, что Алик носил во время тактических рейдов в начале своей работы в Бюро, — цельный костюм из серой ткани со странным размытым отливом, на котором очень трудно сфокусировать взгляд. Предположительно, столь же трудно будет и оптически чувствительным клеткам биологической решетки из труб–стволов и листьев, растянутой по ангару. Имелся и шлем — чуток поизощреннее старых противогазов тактических групп. Он представлял собой полусферу с тем же серым покрытием и без смотрового щитка, что давало полное оптическое размытие. Алик надел шлем и застегнул ворот. Изображение с камер шлема поступало непосредственно на линзы, что обеспечивало четкость, высокое разрешение и отличную возможность увеличения. Встроенные в шлем фильтры рециркуляции гарантировали, что выдыхаемый воздух не будет виден даже в инфракрасном излучении. Не совсем, конечно, полный скафандр, и все–таки, случись разгерметизация, он защитит их от вакуума, пока они не доберутся до безопасного места.

Единственное, чего ему не хватало, это усиления брони. Это заставляло его нервничать — на каком–то глубинном уровне; инстинкт велел дать отпор, если оликсы загонят их в угол. Умом он соглашался с Юрием в том, что бой ничего не изменит, но от этого легче не становилось.

Герметизируя скафандр, он увидел, как Кандара — стоя спиной к Юрию, — прежде чем застегнуться, запихнула за пояс громоздкий пистолет. Они обменялись понимающими взглядами, ухмыляясь, как дети, перехитрившие родителей.

Люк «Еретика–мстителя» открылся. Алик заметил, как Джессика на секунду замерла на краю, потом загерметизировала шлем и шагнула на пол ангара. Юрий последовал за ней — с маленьким биологическим модулем жизнеобеспечения, который содержал узел нервных клеток оликсов, связанных с единым сознанием «Спасения жизни». Следующей спустилась Кандара. Алик махнул рукой Каллуму, потом быстро оглянулся, преисполненный сомнений, — слишком поздно, конечно. Они уже приступили.

Медицинский дисплей выплеснул на линзы сообщение о росте частоты сердечных сокращений. Проигнорировав предупреждение, Алик шагнул следом за Каллумом на каменный пол, не в силах избавиться от ощущения уязвимости. Корпус «Еретика–мстителя» загораживал их от других поврежденных кораблей, выстроившихся в ангаре, а многочисленные дроны и скопления сенсоров сообщали, что квинт поблизости нет. И все–таки тревога не отпускала его, пока через несколько минут они не добрались до ведущей в пещеру трещины в стене.

Оказалось, что он недооценил размера щели; толстые стволы–трубы занимали куда больше пространства, чем ему представлялось. Протискиваться мимо них было мучением, чреватым вывихом. А значит, выбраться быстро тем более не получится.

К счастью, пещера за резервуарами–яйцами — темное, неправильной формы помещение, температура в котором была на несколько градусов ниже, чем в проходе, — соответствовала ожиданиям. Алик снял шлем и сразу увидел, как сгущаются в сухом воздухе облачка его дыхания. Он впервые вдохнул атмосферу ковчега — и сморщил нос от ощущения. Произведенная биологическими системами, она тем не менее оказалась на удивление безводной, хотя Алик и учуял мягкие экзотические запахи, подтверждающие ее инопланетное происхождение. И здесь точно было гораздо холоднее, чем на «Еретике–мстителе».

Сам не зная почему, он почувствовал совершенно нелепое облегчение при виде поджидающей их на неровном каменном полу груды оборудования. Рядом стояло десять дронов–паучков и парочка обслуживающих созданий покрупнее, которых они использовали для переноски вещей.

Люди сняли скафандры и натянули толстые туники, спасаясь от холода. Алик напомнил себе сварганить на одном из трех маленьких инициаторов, принесенных в пещеру, перчатки.

— Все готовы? — спросил Юрий. — Отлично, приступим.

Алик устроился поудобнее на одном из скальных выступов, позволил интерфейсу накрыть сознание симуляцией — и вновь оказался в причудливой рубке, где Джессика активировала приводные системы «Еретика–мстителя». Центральный дисплей показывал ангар со множеством стоящих там поврежденных транспортных кораблей. Пара существ покрупнее, обслуживающих оликсов, висела вниз головой на толстой потолочной трубе, перетирая жвалами мертвые листья. В глубине сознания далеким водопадом импульсов бормотало единое сознание «Спасения» — вечно присутствующее, но не на переднем плане.

«Еретик–мститель» оторвался от пола и медленно развернулся; его нос, как стрелка компаса, искал вход в ангар. Поток мыслей единого сознания не нарушился; системы, наблюдающие за ангаром, просто не зарегистрировали движения.

— Думаешь, нам действительно сойдет это с рук? — спросил Каллум.

Алик, не сдержавшись, прыснул: ну что за детский оптимизм?!

— Ни единого гребаного шанса, друг мой.

— Помехи восприятия в нейрострате ангара держатся нормально, — сказала Джессика. — Единое сознание не знает, что мы движемся. Другие корабли знают, но это не их забота. Корабли независимы лишь отчасти. Сомневаюсь, что в их психике вообще предусмотрено какое–то нечестное поведение.

— Может, нам следовало остаться на борту, — пробормотал Алик.

«Еретик–мститель» двинулся вперед — сперва медленно, но постепенно увеличивая скорость. Алик завороженно смотрел на вход в ангар, залитый потрясающим сиянием галактического ядра.

— Готовы к запуску передатчиков Сигнала, — сообщила Кандара.

— Как только окажемся снаружи, — ответила Джессика. — Надеюсь, нам выпадет момент, когда мы будет уже далеко от края, а «Спасение» нас еще не заметит.

Нос «Еретика–мстителя» уперся в невидимую полунепроницаемую мембрану входа, и Алик мог бы поклясться, что ощутил, как искусственно скомбинированные молекулы воздуха скользнули по его коже, словно промасленное перо, когда корабль выходил в открытый космос. И вот уже массивная каменная стена корабля–ковчега осталась позади.

— Сейчас! — приказала Джессика.

Аппараты–носители передатчиков Сигнала были порождением лучшей стелс–технологии станции Круз, сочетающей методы людей и неан. Команда разработчиков воспользовалась концепцией, примененной кораблем внедрения неан, произведя сферы четырех метров диаметром с матово–черным корпусом, полностью абсорбирующим свет. Внутренние теплопоглощающие устройства отвечали за соответствие температуры шара температуре окружающей среды и были экранированы, чтобы не производить никакого электромагнитного излучения. Вместо гравитонного двигателя их снабдили внешним слоем активных молекулярных блоков, что превратило весь фюзеляж в ракетный двигатель, выбрасывающий холодные нейтральные частицы, практически не оставляющие следов. Теоретически эти выхлопы не должны были отличаться от порывов солнечного ветра.

Алик только мельком увидел пять скрытых передатчиков, когда они покидали бункеры, — и то лишь потому, что корабельные сенсоры отслеживали черные силуэты на фоне скалы. Дисплей ожил, принимая сигнал от передатчика, который Алик дистанционно пилотировал. Он активировал поверхностные блоки, уводя шар от корабля–ковчега, быстро увеличивая расстояние и скорость. Потом отключил двигатель, позволяя сфере двигаться по инерции. Сенсоры передатчика показали быстро удаляющееся «Спасение жизни», сверкающее в ярком серебристом свете, господствующем в этой звездной системе.

— Требую объяснения полета.

Алик содрогнулся от инстинктивного чувства вины, когда «Спасение жизни» обратилось к «Еретику–мстителю». Мысль пришла напрямую через узел запутанных клеток. Пока это был всего лишь вторичный уровень сознания; программы ковчега еще не осознали ухода «Еретика».

— Курс к назначенной ремонтной станции, — ответила Джессика, отправив заодно идентификационный код станции в кольце, который получила, когда проводилась оценка каждого поврежденного корабля.

— Вы не получали этого назначения.

Джессика увеличила тягу гравитонного двигателя «Еретика–мстителя», разгоняя его до восьми g. Корабль лег на курс, ведущий к вратам.

— Ошибка, — ответила она. — Назначение получено и подтверждено. В пути.

— Неверно. Курс не разрешен. Вы отклоняетесь. Возвращайтесь.

Алик чувствовал, как меняется «тембр» мыслей «Спасения» по мере того, как все более высокие уровни сознания сосредотачивались на заблудшем грузовом корабле.

— Он проснулся и обратил на нас внимание, — сказал Юрий.

Алику показалось, что в голосе его прозвучало веселье — а может быть, возбуждение.

— Действую в соответствии с первоначальной инструкцией, — настаивала Джессика.

Последовала секундная пауза, потом прозвучало:

— Кто вы?

Вопрос задало первичное сознание «Спасения жизни». Алик почувствовал перемену, почувствовал необъятное присутствие, скрытое за запросом. Странные шепотки поползли из этого сознания в узел… но Джессика легко блокировала их.

— Неана, — провозгласило «Спасение жизни».

— Близко, но не настолько, чтобы прокатиться на единороге, — парировала она.

Наблюдая через сенсоры передатчиков, Алик увидел, как дюжина кораблей Избавления, сопровождавших ковчег, резко нарушила строй и, ускоряясь, ринулась в погоню за «Еретиком–мстителем».

— Ты — один из человеческих конструктов, отправленных к Сол жилым кластером, — объявило «Спасение жизни». — Зачем ты здесь?

— Да мать твою, насколько ж ты туп? — рявкнул Юрий. — Думаешь, хоть кто–нибудь во вселенной ответит на этот вопрос?

— Человек. Я чувствую твои мысли, чувствую неуверенность, скрывающуюся за бравадой. Твой инстинкт верен; неаны солгали тебе. Мы ваши друзья; всё, что мы хотим, — это преподнести вам величайший дар, который только может дать жизнь. Вы познаете Бога у Конца Времен. Мы доставим вас к этой славе.

— Мы гибли миллионами, сражаясь против своих собственных богов на протяжении всей нашей истории, а их ведь даже не существовало. Как думаешь, что, черт возьми, мы сделаем с вашим богом, если когда–нибудь встретимся с ним лицом к лицу?

— Я скорблю, видя, как ты околдован обманом.

— Они приближаются, — предупредил Алик.

Корабли Избавления разогнались до пятнадцати g, стремительно сокращая расстояние между собой и «Еретиком–мстителем».

— Моя очередь, — радостно заявила Кандара.

«Еретик–мститель» выпустил из бункеров группу каллумин. Они действовали по тому же принципу, что и каллумиты: корпус на девяносто процентов состоял из портала, но не имел пространственной привязки к порталу внутри звездной короны, а отсутствие плазменного двигателя лишало «мины» способности маневрировать на сверхскоростях. Зато они были оснащены небольшим сегментом активных молекул, выступающим из портального фюзеляжа. Это обеспечивало достаточный толчок, чтобы направить снаряды навстречу кораблям Избавления.

У Кандары было слишком мало времени, чтобы каллумины успели рассыпаться по большому пространству. Они поразили только семь преследователей. Дыры в пространстве за миллисекунды пронзили корабли Избавления насквозь. Семь яростных взрывов полыхнули за «Еретиком–мстителем».

Кандара победоносно вскинула кулак.

— Упс, — усмехнулся Юрий. — Я думал, вы убрали из этой звездной системы весь мусор.

— Вы этим ничего не добьетесь, — сказало «Спасение жизни».

Еще ряд кораблей Избавления перестали сопровождать «Спасение жизни» и погнались за «Еретиком–мстителем».

Алик, как и остальные четверо, включил молекулярный блок привода своего передатчика Сигнала. Никем не обнаруженные, темные сферы улетали все дальше от корабля–ковчега, ориентируясь на громадные радиотелескопы, вращающиеся далеко за пределами кольца.

Из бункеров продолжали сыпаться каллумины. Но на этот раз они пересеклись только с одним кораблем Избавления.

— Черт. Простите, — буркнула Кандара. — Промазала.

— Идите к нам, — призывало «Спасение жизни». — Мы понимаем вашу панику и замешательство. Позвольте нам принять вас в нашем доме.

— Дави, Юрий, — прорычал Каллум.

— Мы никогда не сдадимся, — заявил Юрий. — Знайте: мы отомстим. Пускай не сегодня, но расплата настигнет вас до тепловой смерти вселенной. Жизнь на каждой планете объединится, чтобы помешать злу, которое вы несете. Ваш бог сдохнет среди боли и страдания, когда увидит, как вы корчитесь в пламени.

— Неплохо, — признала Кандара. — Чуток ветхозаветно, но…

Юрий ухмыльнулся и пожал плечами.

Девять кораблей Избавления всё еще преследовали «Еретика–мстителя». Один из них выпустил энергетический луч, уменьшив его колоссальную потенциальную мощность: чтобы повредить, ослабить, а не уничтожить.

Тогда Джессика открыла магнитную ловушку, удерживавшую полкило антиматерии. «Еретик–мститель» исчез в яростной вспышке, излучение ударило по трем кораблям Избавления, и те взорвались — синхронно, один за другим. Еще два беспомощно закувыркались в пространстве. Мертвые.

Жуткая плазмосфера разбухла, на миг сравнявшись яркостью с галактическим ядром. Потом начала затухать.

Алик молча смотрел, как вспышка рассеивается, пораженный и смущенный дикой силой взрыва. И все же это было ничто по сравнению с мощью кораблей оликсов.

— Миленькие погребальные костры, — пробормотала Кандара. — Лучшего и я бы не пожелала.

— Джессика? — окликнул неану Юрий.

— Я переключила запутывание клеточного узла на чисто пассивное. Мы по–прежнему сможем воспринимать мысли единого сознания, но это всё. Загружать потихоньку свои запросы в нейрострату уже не получится.

Алик потянулся к постоянному фоновому потоку мыслей единого сознания и обнаружил, что мысли эти приглушены; Это не вызвало у него особого недовольства; многочисленные чужие размышления и воспоминания, вплетающиеся в его собственный мозг, всегда выводили его из себя. Теперь он чувствовал только, как «Спасение жизни» сканирует остывающее ионное облако, бывшее только что «Еретиком–мстителем», чувствовал недоумение ковчега, его озадаченность тем, что они так долго скрывались от него, чувствовал, как «Спасение» исследует собственные мыслительные процедуры. Почувствовал он и вспышку раздражения, с которой корабль избавился от внедренного Джессикой нейровируса, восстановив восприятие ангара в полном объеме.

— Мы чисты? — нервно спросил Каллум.

— Думаю, да, — ответила Джессика. — Я не чувствую подозрений в его мыслях. Конечно, он проанализирует нейровирус и наметит контрмеры, так что мы уже никогда не сможем воспользоваться вирусом снова.

— Неважно, — отмахнулся Юрий. — Как только мы включим передатчики Сигнала, наша миссия завершится.

— Ты имеешь в виду: завершится успехом, — вставила Кандара.

— Угу. Потом нам нужно будет просто не высовываться и ждать.

Алик позволил симуляции рубки растаять и сел. Пещера являла собой мрачный контраст с чистой элегантностью рубки; даже слишком маленькая каюта «Еретика–мстителя» была бы предпочтительнее. Много десятков лет он жил исключительно в городах — с тех пор, как прошел свой последний обязательный для служащего Бюро учебный курс выживания в парке Денали на Аляске — в районе, отчего–то совершенно невосприимчивом к антропогенному теплу, охватившему всю остальную Землю. Целая неделя дрожания в спальном мешке по ночам, готовка еды на термоблоке, который либо сжигал пищу, либо оставлял ее сырой, установка силков, куда ничего не попадалось, без душа, без какой–либо защиты от влаги, соседство с коллегами, прикидывающимися веселыми, отчего ему очень хотелось им хорошенько врезать, и толстый–толстый слой покрывающего всё снега… Снега, который, как он обнаружил, вовсе не был белым рождественским идеалом, который все так любят; он не превращал вылазки в беззаботные лыжные прогулки. Снег на полпути к вершине крутой горы был холодным. Он проникал сквозь одежду, затруднял ходьбу, скрывал предательские рытвины, на которых можно запросто вывихнуть, а то и сломать лодыжку. Снег схоронил все сухие ветки, которые можно было бы подбросить в костер. Снег был дерьмом. И вот он здесь, в пещере, — и застрял в ней, возможно, на годы; с замкнутым циклом переработки отходов и печати пищевых продуктов, о котором и думать не хочется. Но снега, по крайней мере, тут нет.

Он подошел к груде оборудования и включил пищевой принтер.

— Кто хочет позавтракать?

Они по очереди следили за передатчиками Сигнала, летящими к намеченным радиотелескопам. Цели выбирались так, чтобы тарелка была наведена на тот сектор космоса, в котором находится Сол. При правильном наведении сферы могли использовать тарелку для фокусировки своего вещания — хотя сомнительно, конечно, что Сигнал, пролетевший пятьдесят тысяч световых лет, сохранит мощность, которая позволила бы его обнаружить. Межзвездный газ и закон обратной квадратичной зависимости — серьезные ослабляющие факторы.

Вопрос, сумеет ли кто–нибудь когда–нибудь поймать Сигнал, стал главной темой их разговоров. Алик воспринимал монотонность этого порочного круга рассуждений о неизвестном как неизбежное зло. Он относился к происходящему как к засаде. Ты не знаешь ни ее исхода, ни когда придется действовать, так что просто упорно ждешь и терпишь вздор, который несет твой партнер. Вздор с лихвой обеспечивал Каллум, решивший, что их миссия теперь бессмысленна.

— Пятьдесят тысяч световых лет, — жаловался он. — Мы–то ожидали две, в худшем случае три тысячи. Мы же уже миновали чертово галактическое ядро. Мы даже не видим Солнца.

— Чем больше пройдет времени, тем могущественнее станут люди, — сказала Кандара. — Подумай, какого прогресса мы добились за последние пятьсот лет. И мы возьмем их числом. Хабитаты исхода будут расширяться экспоненциально.

— Если у них есть хоть капля здравого смысла, они двинутся в противоположном направлении. Я бы так и сделал.

— Отличная идея. — Юрий рассмеялся. — И откуда же они узнают, какое направление противоположное?

Каллум мрачно посмотрел на него.

— Мы сделали дело, — сказала Джессика. — Теперь нам нужно только ждать.

— Мы планировали ждать максимум год, — проныл Каллум.

— Это до того, как мы узнали, где на самом деле находится звездная система анклава, — напомнил ему Алик. — Теперь мы просто должны извлечь из ситуации максимум выгоды.

— Черт возьми, чувак, мы даже не можем выйти из этой пещеры.

— А что ты предлагаешь? — резко спросила Кандара. — Пойти сдаться оликсам?

— У нас все еще есть миссия, — заявил Юрий. — Не просто миссия — цель. Когда сюда придет человеческая армада, мы должны показать им, где находимся мы пятеро и где все коконы. На этом мы и сосредоточимся; только на этом. Все остальное — чушь.

— Аминь, — подытожил Алик, хоть и знал, что все это безнадежно.

«Сто тысяч лет! Гос–споди».

Через десять дней сферы передатчиков Сигнала приблизились к гигантским радиотелескопам. И как раз вовремя. «Спасению жизни» оставалось часов пятнадцать до ворот. Больше половины сенсорных блоков, которые люди установили на внешнем корпусе корабля–ковчега, были потеряны. После взрыва «Еретика–мстителя» единое сознание отправило тридцать квинт в бронескафандрах прочесать ангар в поисках любых признаков человеческих махинаций. Квинты обшаривали каждый корабль, невзирая на его состояние, — зрелище, напомнившее Алику, как в прежние времена отряды полицейского спецназа врывались в нарколаборатории. Все было подозрительно.

Достаточно скоро «Спасение жизни» доказало его правоту. После ухода поисковых партий Алик услышал приказы единого сознания, даже не концентрируясь на разрозненном бормотании в глубине головы. Требования были четкими и однозначными. Всем кораблям в ангаре было приказано покинуть ковчег. Каждому задали траекторию, и в каждом случае вела она прямиком в гигантскую солнечную корону.

Вся эта суета в ангаре разорвала половину паутины информационных нитей, которая так тщательно плелась много месяцев. Хорошо еще, что часть сети прокладывалась под потолком, так что у людей осталось еще достаточно сенсоров, чтобы наблюдать за приближением врат анклава.

Врата выглядели как призрачный шар в сотню километров в поперечнике, окруженный роем кораблей Решения, снующих вокруг него, как электроны вокруг ядра. Если бы не они, Алик никогда бы и не догадался о существовании сферы. Слепящий серебристый свет галактического ядра, отражающийся от фюзеляжей, мерцал и искажался, окунаясь в странные силы, определяющие границы врат пузыря пустоты, от которой исходило монохромное зарево, столь зыбкое и неуловимое, что Алик даже засомневался в его существовании. Но по ту сторону был анклав: область, или строение, или королевство, или какое–то иное пространство, в котором, по словам неан, время текло медленно.

«Гос–споди, чертовски надеюсь, что они не солгали насчет этого».

Существование анклава отзывалось в едином сознании «Спасения жизни» удовлетворением, которое росло по мере приближения к вратам.

— Самодовольный засранец, — пробормотал Алик, усевшись на каменный выступ, который уже считал «своим».

Рубка снова окутала его. Дисплеев с данными стало существенно меньше, консоли по большей части представляли собой пустые блестящие поверхности.

Однако проклятая голубая каемочка осталась.

Он быстро просмотрел скудную информацию. Телеметрия сферы–передатчика показывала, что она израсходовала больше восьмидесяти процентов активных молекулярных блоков, составлявших ее толстый корпус, потеряв больше половины первоначального размера.

Изображение, поступающее с сенсоров передатчика, показывало огромные додекаэдры, омытые великолепным серебряным светом ядра. Тарелки были составлены из стокилометровых шестиугольных сегментов. Алик предположил, что, когда их только–только изготовили, они были зеркально яркими, как и человеческие астроинженерные конструкции. Но века пребывания в космосе и интенсивное излучение звезды поистерли поверхность до тусклой белизны: лишь несколько полированных полосок осталось там, где копились тени.

Интересно, сколько они уже торчат здесь, прислушиваясь к радиосигналам?

— Пожалуй, худшей невезухи во всей вселенной и не представишь, — сказал он.

— В смысле? — не понял Каллум.

— Быть расой, эволюционировавшей на звезде неподалеку отсюда, в сердце крестового похода оликсов. Я хочу сказать, если живешь на планете где–то в районе Сол, у тебя есть по крайней мере хоть какой–то шанс. Тебя предупредят неаны, у тебя будет время построить несколько спасательных кораблей и разработать какие–нибудь безумные планы вроде нашего. Но здесь — здесь отклик мгновенен. Ты едва–едва поднял голову над парапетом, чтобы взглянуть на чудо вселенной, и — бац! — в следующее мгновение ты уже в коконе, на борту корабля–ковчега. У тебя нет ни шанса.

— Может, именно отсюда и пришли неаны, — сказал Юрий. — Они были на той же технологической стадии, что и оликсы, жили всего в паре световых лет и видели, что те делают. Они не воинственны, поэтому убежали — и поклялись предупредить любую расу, которую смогут найти.

Все посмотрели на Джессику, а та пожала плечами.

— Слушайте, серьезно. Я. Не. Знаю.

— Извини, — смущенно пробормотал Каллум.

Когда сфера передатчика приблизилась к радиотелескопу, Алик разглядел на гигантских полотнищах полированного металла изъяны. Огромные шестиугольные сегменты подверглись термической деформации, так что они уже не совсем плотно примыкали друг к другу. Некоторые приподнялись, другие немного съежились. Микрометеориты пробили в них небольшие сквозные дыры, над которыми потом поработал вакуум, оставив рваные края, — как будто металл гнил, как сырое дерево.

Алик подождал, пока бортовой ГенвТьюринг разместит передатчик в точке, удаленной от центра на тысячу триста километров. Теоретически оттуда любое электромагнитное излучение должно было отразиться в сектор пространства, где находится Сол, — с усилением уровня сигнала.

— Не знаю, как другие, — сказал он, — но этот радиотелескоп явно нуждается в серьезном ремонте.

— Тебе повезло, — откликнулся Каллум. — Мой нуждается в полном демонтаже и замене. В одной тарелке тут дыра размером с Лох–Несс.

— Это хорошо, — сказал Юрий.

— Как это? — удивился Алик.

— Это значит, что деятельность оликсов тут не кипит. Все их корабли сосредоточены в кольце и вокруг червоточин. Им потребуется время, чтобы перебросить сюда что–нибудь, когда мы включим передатчики.

— Мой почти на месте, — сообщила Кандара.

— Джессика?

— Пять минут. Сенсоры передатчика не обнаружили тут никаких кораблей.

— Гадские телескопы, — пробурчал Каллум. — Кто знает, что у них в середине. Кто–то же должен следить за приемниками.

— Отсутствие кораблей и состояние тарелок обнадеживают, — ответил Юрий. — Трансляция может сойти нам с рук.

— Девяносто минут, если повезет. Но поймать Сигнал поможет только чудо.

— Они будут следить, — сказала Кандара. — Будут–будут.

Через десять минут все вышли на позиции.

— «Спасение» взбесится, — радостно заявил Алик.

— Надеюсь, — кивнул Юрий. — Готовьтесь.

Когда начался обратный отсчет, Алик в последний раз проверил положение передатчика. И при счете «ноль» отправил Сигнал.

Центр каждого передатчика представлял собой плотный шар активных молекул, формирующих динамическую решетку, предназначенную для изоляции отдельных антипротонов. Решетка должна была отключаться при длинной последовательности, обеспечивая полноценную аннигиляцию материи/антиматерии, при этом высвобождаемая энергия запускала феноменально мощный электромагнитный импульс. Теоретически это должно было длиться девяносто минут.

Но запутанная связь Алика с передатчиком тут же оборвалась: чувствительная бортовая электроника мгновенно вышла из строя от энергетической бомбардировки.

— Ну вот, кое–что случилось, — сказал он. — Мой вырубился.

Остальные тоже признались, что потеряли прямой контакт со своими передатчиками.

— Мы в семи а. е. от ближайшего Сигнала, — сказала Джессика. — Через час узнаем, что случилось.

— Если у нас получилось, «Спасение жизни» узнает об этом гораздо раньше, — заметил Каллум. — У каждого корабля и станции в этой звездной системе имеется запутанная связь. Так что узнают они все, сразу.

Алик закрыл глаза, чтобы сосредоточиться на чужих мыслях, шелестящих в его голове. И действительно, через минуту из бормотания единого сознания выделилось главное — удивление и тревога. Это сознания, управляющие радиотелескопами, делились своим восприятием.

Он сосредоточился на мыслях, касающихся того радиотелескопа, до которого добрался его передатчик. Крохотная мощная звезда висела над ним, сгорая в верхней части фиолетового спектра. Ниже тарелка помогала отражать и концентрировать Сигнал, превращая его в луч, тянущийся в направлении Сол.

— Черт, сработало. — Голос Алика невольно выдал его удивление.

Хоть что–то мы сделали правильно!

— Рада за тебя, — проворчала Кандара.

Исследуя мысли единого сознания, Алик увидел четыре передатчика Сигнала — четыре яркие фиолетовые искры, но вот пятый… Что–то пошло не так с процедурой аннигиляции. Все антипротоны вырвались из ограничивающей решетки одновременно, вызвав сильнейший взрыв, в основном в форме гамма — и рентгеновского излучения, — так что выброс энергии на миг сравнялся мощностью со звездой оликсов. Додекаэдр из тарелок уже разрушался, вогнутые поверхности с континент размером плавились и трескались. Он видел раскалывающие тарелки длинные трещины, поверхность которых, обращенная к взрыву антиматерии, уже закипала. Потом ближайшая к катастрофе точка обзора исчезла из мыслей единого сознания.

— Что случилось? — спросил Каллум.

— Ядро моего передатчика переусердствовало, — пробурчала Кандара.

— Да ладно, не стоит вешать нос, — сказала Джессика. — Четыре передатчика работают. Если активные молекулы сохранят сцепление, они продержатся еще почти полтора часа.

— Но без моего мы потеряли двадцать процентов мощности вещания.

— Ничего, осталось вполне достаточно, чтобы разозлить оликсов, — заявил довольный Каллум.

Алик улыбнулся, вслушиваясь в яростные мысли, бурлящие в едином сознании. Они были правы насчет того, что рядом с радиотелескопами нет никаких звездолетов. Восемнадцати кораблям Избавления и одиннадцати кораблям Решения было приказано отклониться от курса и перехватить генераторы сигнала. Но ближайшие находились больше чем в а. е. от цели. Даже при максимальном ускорении им потребуется пара часов, чтобы добраться до радиотелескопов, а к этому времени передатчики Сигнала исчерпают свой запас антипротонов.

Они продолжали читать мысли единого сознания, пока не погас последний передатчик. В общей сложности Сигнал транслировался девяносто одну минуту семнадцать секунд.

— Всё хорошо, — сказала Джессика. — Любой хабитат исхода с приличным набором сенсоров сможет принять его.

— Девяностоминутное окошко в пятидесяти тысячах лет? — с горечью произнес Каллум. — Ну конечно, дело верное. Давайте откроем шампанское и устроим вечеринку.

— Ой, расслабься, черт побери, — сказал ему Алик. — Ты же чувствуешь, как всполошились оликсы. Даже если люди не поймают Сигнал, это сделают другие расы. Половина галактики узнает, что здесь что–то есть. И любой, кто бежит от вторжения оликсов по совету неан, сразу поймет, что к чему. Это начало конца, чувак.

Каллум опустил голову.

— Может быть.

Восемь часов спустя «Спасение жизни» прибыло к вратам. Корабли сопровождения больше не нарезали вокруг него восторженные спирали; никто ничего не праздновал. Мысли единого сознания сделались сухи и формальны.

Оставшиеся группы датчиков на внешнем корпусе ковчега показали им приближающуюся преграду — почти иллюзорное рефракционное полушарие, окруженное ореолом галактического ядра, растущее, растущее — и заслонившее наконец всё наружное пространство. И они вошли в него с легким всплеском, раздвигая зыбкое серебристое мерцание.

КВИНТА ГОКС

«Спасение жизни», прибытие к вратам

Блин, ну я так и знал! Это пронырливое дерьмо, эти жалкие человечки все–таки провернули какое–то темное дельце. Нельзя им доверять, нельзя! Никогда.

Наверное, они каким–то образом запустили в транспортный корабль нейровирус неан и подорвали его единое сознание. Совсем как Соко тридцать лет назад. Завели его в ангар, когда мы отступали от Земли. В тот день была такая суматоха. Мы так и не поняли, почему они не атаковали все наши позиции одновременно. Они могли бы обстрелять этими своими смертоносными ракетами–порталами «Спасение жизни». Не чтобы уничтожить — тогда они перебили бы кучу своих, а они похвально сентиментальны. Но они могли бы вывести из строя генератор червоточин. Мы бы оказались в весьма затруднительном положении, одни–одинешеньки. Что ж, теперь мы знаем, что они затевали на самом деле. Всё в этом нападении было намеренно хаотичным, тысячи наших кораблей бежали от нападающих; даже единое сознание не анализировало подробно все маневры.

Я оторвался от своей бесконечной задачи, проверил контейнеры с миллиардами людишек и потянулся дальше, к дивному союзу с единым сознанием. Оно в срочном порядке пересматривало память ангара. Этот корабль поднялся от Солт–Лейк–Сити, там люди атаковали особенно яростно. Воспоминания были неполными, неадекватными, изобилующими слишком большим количеством пробелов. Мы были глупы. Нет: оно было. Чересчур снисходительно.

Теперь мы платим за наше сострадание, за то, что относились к людям с любовью и уважением. А тем временем их питаемые антиматерией радиоустройства транслируют наши координаты на всю галактику. И мы ничего не можем с этим поделать. Пока. Ближайшим кораблям туда два часа лету.

Я не понимаю, зачем они устроили эту передачу. До системы Сол — пятьдесят тысяч световых лет. Не могут же они звать на помощь. Для нас это заминка, неудача, но не поражение. Наши доблестные корабли Решения вернутся к жалкому человеческому миру и заселенным планетам уже через тридцать лет. Все оставшиеся люди будут освобождены от их никчемных жизней, чтобы мы понесли их в объятия Бога у Конца Времен. Для тех же, кто уже у нас, не будет никакого «спасения».

Так что… зачем? Зачем это? Зачем тратить столько усилий, вбухивать массу ресурсов — пожалуй, всё, что у них было, — только чтобы доставить сюда эти передатчики? Люди никогда не получат их сообщения. О. А им и не надо…

Я полностью открылся единому сознанию.

— Это неаны, — заявил я. — Они за этим стоят.

— Почему вы так решили? — благосклонно спросило единое сознание.

— Крайне маловероятно, что это послание будет обнаружено какой–либо группой людей, ускользнувшей от нашей доброты. Однако нам известно, что предательские гнезда неан рассеяны по всей галактике. Они, как и мы, прислушиваются к передачам недавно возникших видов. Они поймут, что означает этот сигнал и откуда он исходит.

— Не только неаны, — неосмотрительно призадумалось единое сознание.

Глубинные воспоминания из нейростраты корабля–ковчега. Мы увидели Като — красные пятна, портящие звездный ландшафт, разрушения, учиненные ими, когда они разгадали нашу истинную благородную миссию. Хуже того, мы почувствовали гибель доблестных единых разумов, когда боевой флот ангелов громил и жег наши корабли Гостеприимства. Печаль потери и по сю пору живет в мыслях каждого оликса.

— Мы можем выяснить истинную цель этой передачи, — сказал я. — Люди, наверное, еще на борту. Их можно допросить.

— Дестабилизированный транспортный корабль был уничтожен. Сымитировать это не способно никакое нейровирусное искажение; осуществлялась внешняя проверка. Я очистило себя от скверны и подтвердило свою абсолютную целостность. Остававшиеся в ангаре корабли летят в звезду. Их траектории отслеживаются. Иллюзий больше нет. Люди погибли вместе со своим кораблем.

— Люди, посвятившие себя какой–то миссии, редко кончают жизнь самоубийством. Я знаю. Я хорошо понимаю людей. Очень хорошо.

— Ваше знание человеческой психологии не оспаривается.Вы поделились им со мной, и теперь я использую ваши процедуры в своем анализе. Во мне им спрятаться негде. Квинты и обслуживающие организмы обыскали ангар и не нашли никаких следов человеческой деятельности. Их нет. Люди мертвы.

Единое сознание глядит на меня с поистине неимоверной высоты. Оно, блин, даже не слушает.

— Это не так.

— Ваше нежелание признать мой авторитет вызывает беспокойство.

— Я просто предлагаю вероятные возможности. Если люди на борту этого корабля, они попытаются выжить.

— Если, если… А если, как вариант, кораблем управляет Ген 8 Тьюринг? Если на борту находится неанский метачеловек? Нет. Прискорбный инцидент закрыт. Радуйся; мы вот–вот войдем в анклав.

— Я радуюсь. Единое сознание врат следит за приближением враждебных кораблей чужих?

— Конечно. Уже отдано распоряжение, дозорные сенсоры в звездной системе врат будут обновлены. Установят новые датчики ближнего действия, чтобы усилить наблюдение за ближним космосом. Теперь приступайте к своим обязанностям. Ситуация вернулась в обычное русло.

Но это не так! Из–за этого высокомерного ублюдка нас всех убьют. Эти инопланетные паразиты всё еще на борту, прячутся где–то. И я собираюсь найти их. Я собираюсь доказать, что единое сознание ошибается. Я с удовольствием ткну его в это самодовольной мордой. Кто знает, может быть, полное сознание оликсов даже вознаградит меня, повысив до единого сознания — не на корабле Решения, а на ковчеге, как я и заслуживаю. Это было бы что–то. Разве оно того не стоит?

«МОРГАН» Миссия «Последний Удар», год двенадцатый

Деллиан, Ирелла и все остальные экипажи провели двенадцать лет в домене–торе. Двенадцать лет, пока фракция истории реконструировала тридцать кораблей флотилии. Они также усилили защиту нейтронной звезды, добавив концентрические слои датчиков и порталов на три световых года, готовясь к прибытию любых кораблей со стороны сенсорной станции оликсов, находящейся на расстоянии шестидесяти семи световых лет от них. Иммануээль изменил скорость течения времени, убрав ускоренный режим, превративший биосферу в древний восхитительный парк, и включив то самое медленное время, которое использовалось в анклаве оликсов.

Деллиану пришлось признать, что это намного лучше, чем вновь погрузиться в анабиозную капсулу.

— Так ты думаешь, они смогут переместить во времени флот, пока мы будем находиться внутри червоточины? — спросил он.

В последний день перед тем, как отправиться к звезде анклава, они с Иреллой прогуливались по одному из лесов домена. Они проделывали это каждый день, наслаждаясь временной передышкой и погружением в обстановку, наверное, самую близкую к окружающей среде старой Земли. Как ни странно, лес казался даже более естественным, чем на Джулоссе. Деллиан решил, что это связано с древностью природы, которая сама по себе внушала уверенность. Некоторые деревья в лесу были настоящими столетними великанами. Так что они с Иреллой исследовали не слишком заросшие тропинки, иногда забирались на величественные деревья и заканчивали купанием в одном из больших каменных бассейнов.

В целом это был приятный опыт — до сегодняшнего дня. Когда течение времени нормализовалось, чтобы они могли вернуться во внешнюю вселенную, им нанес визит андроид Энсли.

— Комплексные ребята знают свое дело, — сказал белоснежный андроид. — Если все пойдет по плану, мы действительно будем у анклава через пару недель — по нашему времени. Можете в это поверить?

— Нет, — безучастно ответил Деллиан.

— Легко. — Ирелла сердито покосилась на него.

— Да ладно тебе, Деллиан, — хмыкнул Энсли. — Только не говори, что тебе не интересно посмотреть, как они модернизировали оружие.

Черт, если бы они сделали вам боевые скафандры, как у Янки из «Космического префекта — 3», я бы запихнул этого андроида в один такой и самолично присоединился бы к штурму «Спасения жизни». Потрясающие штуки.

— Отлично. Хотя я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— «Космический префект — 3» — это была такая игровая матрица, когда мне было… Ну, когда у меня было обычное человеческое тело. Игра вышла, пожалуй, году эдак в две тысячи сотом. Моя память отчего–то магическим образом не улучшилась, когда меня переместили в корабль Фабрики; всё, что я помнил тогда, — это всё, что я буду когда–либо помнить. Но имейте в виду, теперь у меня отличный доступ ко всем этим воспоминаниям.

— Так ты умирал? — спросила Ирелла.

— Черт, нет. К тому времени я перенес немало полных клеточных перестроек. Мое тело пребывало в хорошей форме. Методы омоложения в хабитатах исхода были весьма неплохи. Уж получше тех, что на Сол. Мне поначалу нейроны–то повредили. Не то чтоб серьезно, но достаточно, чтобы изменить меня. Да уж, поверьте, у меня тогда выдалась парочка действительно психованных столетий.

— Ты хочешь сказать, что твое первоначальное тело — настоящий ты — все еще где–то живет?

Андроид задумчиво нахмурился:

— Я не помню. Помню себя на койке в какой–то модной клинике; рядом Эмилья, кто–то из моей семьи — Гвендолин, безусловно. Потом я возродился в корабле. Но — два меня? Черт, нет, это было бы слишком странно. Я почти уверен, что не пошел бы на это. Есть только один я, вот этот — истинный Энсли Зангари, не принимающий замены. Ядро моей личности — точная копия моей первоначальной нейронной структуры, но большая часть мышления протекает в квантовых массивах; это дает мне быстродействие и сноровку в бою.

Деллиан усмехнулся:

— И что, это не слишком странно?

— Эй, хватай всё, что может предложить тебе вселенная, парень.

— Так твое тело мертво? Прости.

— Да ладно. Оно прожило тысячи лет, без всяких притом махинаций со временем. Каждый из этих годов я прожил по–настоящему. И могу проделать это снова.

— Погоди. Что?

— Видишь ли, в данном случае моя личность как бы заморожена, заперта в том, в чем была в тот момент, когда ушло мое тело. Нейронное ядро корабля не обладает той неупорядоченностью, которой подвержен человеческий мозг. Я неизменен. Значит, когда все это закончится — и при условии, что я выживу, — у меня будет выбор. Я могу продолжить быть кораблем или могу клонировать себе новое тело и перенести в него мой разум. Я снова буду собой, точно таким же, как прежде.

Деллиан рискнул взглянуть на Иреллу, заранее зная, что увидит: лицо, лишенное всякого выражения, ну разве что плоский нос слегка сморщится. Это не имело значения; он точно знал, что она думает.

А как насчет души?

— Похоже, преемственность тут — тема многоуровневая. Ты знал о той группе ультраутопийцев, что собрала Эмилья?

— Отчасти. Я знал, что она и некоторые утопийцы первого уровня сформировали политическую группировку, этакое движение лоялистов. Воспоминания опять–таки не слишком точны. Знаю, что мы с Эмильей были обеспокоены отсутствием успеха в хабитатах исхода. Когда мы бежали с Сол, мы верили, что не пройдет и тысячи лет, как мы осадим анклав. Что ж, этого не случилось. К тому времени, как мы попали на Фабрику, мы поняли, что нам придется изменить подход к исходу. Наши технологии остановились в развитии, но были достаточно хороши, чтобы позволить людям адаптировать неанский подход к выживанию при оликсах. Я никогда не знал, кого она завербовала, но мы договорились о программе мягкого влияния с долгосрочными перспективами. Так мы сохраняли нашу цивилизацию, но медленно меняли цель, отвращая корабли поколений от планетарной жизни. Впрочем, должен признать, что я не ожидал, что это будет так мягко и так медленно. Люди вроде Кенельм… оне могло бы быть и чуточку поактивнее.

— Не такое впечатление о тебе сложилось у меня на Ваяне, — сказала Ирелла. — Там тебя интересовало нападение на анклав, а не ведение защитной кампании, направленной на то, чтобы держать оликсов подальше от этой части галактики.

Гладкое лицо андроида умудрилось изобразить нечто вроде задумчивости:

— Ну, да. Может, я и не способен изменить своего мнения, но я и не Тьюринг с заранее заданными тактическими задачами. Все, что я когда–либо хотел, с того дня, как «Спасение жизни» объявилось у Сол, — это отправить этих ублюдков–оликсов в небытие. И это был мой величайший шанс.

— А на Фабрике знали это, когда помещали тебя в корабль?

— Эмилья знала. Но это не имеет значения. В этих краях полно других кораблей с Фабрики, которые способны причинить оликсам немало горя, если те начнут рыскать поблизости.

— Сколько? — спросил Деллиан.

— Не знаю. Это стратегическая информация. Но теперь нам известно, что есть не только я, Сигнал Лоло Мод тому доказательство. Счастливое совпадение, да?

— Что? Что другой корабль с Фабрики победил оликсов?

— Нет. — Пугающе пустое лицо андроида повернулось к Ирелле. — Что вы притормозили в полете. Эта флотилия, знаете ли, строилась не по правительственному заказу.

Деллиан открыл было рот…

— За каждый компонент отвечал подрядчик, запросивший самую низкую цену, — сообщил ему Энсли. — Так когда–то создавались все звездолеты. Летать на них было довольно интересно. Сидишь на вершине столба огня и ярости, гадая, какая же часть откажет первой.

— Я хотела дать цивилизации нейтронной звезды как можно больше времени для развития до нашего появления, — сказала Ирелла. — Торможение, потом новый набор релятивистской скорости добавили к нашему полету годы. Некритический единичный сбой — вполне безобидный способ добиться этого.

Деллиан стиснул зубы.

Святые! Я должен был догадаться.

Он не осмеливался взглянуть на Иреллу.

— Мне нравится ирония, — сказал Энсли. — Расщелкав манипуляции с экзотической материей, комплексные люди буквально получили столько веков, сколько их душам угодно.

Ирелла пожала плечами:

— Задним умом…

— Но сейчас мы здесь, — сказал Деллиан.

— И оликсы тоже, — весело добавил Энсли.

— Иммануээль засек их?

— Да. Одиннадцать кораблей Решения, в двухстах восьмидесяти а. е. от нас, приближаются; притормозили до ноль двух световой. И все несут терминалы червоточин. В червоточинах, конечно, тоже имеются корабли Решения, и немало.

— Быстро они добрались, — сказала Ирелла.

— Мы в шестидесяти семи световых годах от сенсорной станции, — повторил Энсли. — Они знали, что мы придем сюда, еще когда мы надрали им задницы на Ваяне. Это кульминация плана Удара, и оликсы теперь понимают это лучше, чем кто–либо другой.

— Я должна была задаться вопросом, сколько человеческих сообществ на самом деле займутся этим, приняв Сигнал или вытащив координаты анклава из единого сознания, — пробормотала Ирелла. — В смысле если ближайшая нейтронная звезда в ста пятидесяти световых годах от вас… зачем беспокоиться? Предоставь это кому–то другому. Все равно не доберешься туда вовремя.

— Неважно, — ответил Энсли. — Комплексные люди собираются нанести удар через двадцать три минуты.

— Они уже там? — удивленно спросил Деллиан.

— О да. — Энсли изобразил приводящую в замешательство ухмылку. — Они воспользовались порталами, чтобы отправить корабли за спину оликсам. И теперь разгоняются до сотни g, чтобы догнать, в то время как корабли Решения тормозят.

— Они маскируются?

— Ну, скажем так, их довольно трудно обнаружить. Мы не знаем всех возможностей кораблей Решения, но Иммануээль полон надежд.

— Ты уничтожил все корабли Решения у Ваяна, — сказал Деллиан. — Уверен, комплексные люди тоже на это способны.

— Да не вопрос, малыш. Суть в том, насколько быстро они перебьют их. Думай об этом как о большом испытании армады комплексов перед серьезным визитом в анклав.

— Но сенсорная станция узнает, что они потерпели поражение, — сказала Ирелла. — Как только генераторы червоточин будут уничтожены, червоточины схлопнутся. Все одиннадцать разом — и оликсы сообразят, что люди разработали здесь что–то пугающе мощное, особенно после Ваяна и того, что Лоло Мод сделало с оликсами у звезды другого Сигнала.

— Ну–ну, давай.

— Я хочу по–настоящему наблюдать за тем, что происходит, — заявил Деллиан.

«Если смогу понять», — подумал он, но вслух не произнес.

— Попкорн готов и ждет в конгресс–зале, — любезно пригласил Энсли.

Через инфопочку Деллиан вызвал портал — и получил его пару секунд спустя. Портал упал на тропинку и расширился.

Они шагнули в него и оказались в зале. Чрезвычайно высокое тело Иммануээля уже было здесь, присутствовали и люди, имеющие доступ к новостям. Деревянные стулья исчезли, так что все стояли, глядя на большой тактический дисплей, спроецированный в воздух перед центральной колонной. Сегодня призматический свет внутри кристалла был заметно приглушен: комплексные люди сосредоточились на приближающихся кораблях Решения.

. Деллиан и Ирелла подошли к Иммануээлю.

— Как дела? — спросила Ирелла.

— Никаких отклонений в траектории кораблей Решения, — ответил комплексный человек. — Мы считаем, что они еще не обнаружили наши силы.

Деллиан изучал большой дисплей. Графика была довольно проста: скопление из одиннадцати алых значков с лиловыми векторами курсов, ползущими к сверкающему изумрудному сгустку данных — нейтронной звезде. Позади них, выстроившись фиолетовой стрелой, мчались за кораблями Решения ударные крейсеры. Через секунду Деллиан разобрался в масштабе; одиннадцать кораблей Решения занимали пузырь пространства диаметром больше а. е. Крейсеры уже шли на ноль четырех световой и продолжали ускоряться.

— А какое оружие вы намерены применить против них? — спросил Деллиан.

— Первый залп будет чисто кинетическим, — ответил Иммануээль. — Крейсеры могут стрелять с релятивистской скоростью. Не будет ни плазменного выхлопа, ни гравитационной эмиссионной волны. Но когда корабли Решения поймут, что их атакуют, мы сразу переключимся на активное оружие. Это займет от десяти до ста миллисекунд после обнаружения.

Деллиан невольно — и с недоверием — хмыкнул.

— Быстрота нам необходима, — пояснил Иммануээль. — Если дать им время, корабли Решения просто замкнут червоточины, находясь в них, и полетят обратно к сенсорной станции, или где там находится другой конец. Если вы помните свою историю, именно так Оборона Альфа вынудила поступить «Спасение жизни» над Землей, когда «Еретик–мститель» благополучно оказался на борту ковчега.

— Да. Но… как думаешь, сколько времени им понадобится?

— Мы полагаем, от одной до одной и пяти десятых секунды. Когда они приблизятся к нейтронной звезде, то будут очень бдительно следить за нашей реакцией. Что включает и возможность мгновенного бегства. Что мы бы и сделали.

Дел и представить себе не мог, сколько факторов комплексные люди включили в свой сценарий атаки.

— Мы же вам на самом деле совершенно не нужны, да? — тихо проговорил он.

— Это всего лишь базовая орбитальная механика, — сказал Иммануээль. — Простая математика. С анклавом всё будет гораздо сложнее.

— Ух.

— Если вы не захотите присоединиться к нам на Последнем Ударе, мы поймем.

— О нет, всё в порядке, мы с вами, — заявила Ирелла; отсветы изображения на дисплее играли на ее лице, словно подчеркивая ее целеустремленность — решительность, всегда пленявшую и пугавшую Деллиана разом.

Он обменялся понимающим взглядом с белым андроидом, что вызвало целый ряд новых вопросов. К примеру:

Неужто Энсли действительно смотрит этими пустыми глазами?

Атака оказалась скучной. Совершенно не оправдала ожиданий. Алые значки просто исчезли. Кто–то радостно ухнул, кто–то зааплодировал, но в целом люди просто послушно приняли такой исход. Деллиана почти возмутило то, что у них нет непосредственного сенсорного покрытия; потребовалось несколько секунд, чтобы получить визуальное изображение взрывающихся кораблей Решения. Но даже тогда это была всего лишь белая–сфера–на–черном–фоне — ничего особенного, ничего, что указывало бы на истинную жестокость зрелища, ничего, что помогло бы прочувствовать успех.

— Червоточины схлопнулись? — нетерпеливо спросила Ирелла.

Иммануээль кивнул:

— Да. Оликсы не смогут вернуться сюда шестьдесят семь лет. Так будет считать сенсорная станция, пока мы не появимся там.

Деллиан следил, как увядают белые соцветия плазмы. Тактика, применявшаяся здесь, слишком уж напоминала жутко продвинутую шахматную партию, разобраться в которой ему было не под силу, — оставалось лишь радоваться тому, что его собственная роль ограничивается штурмом корабля–ковчега и убийством квинт — ничего сложного. Уничтожение червоточин кораблей Решения было отвлекающим маневром, оно должно было заставить оликсов сосредоточенно гадать, кто же обитает на нейтронной звезде. Они отчаянно захотят вернуться, собрав серьезные силы, чтобы противостоять брошенному им вызову. На самом же деле тридцать четыре года назад комплексные люди отправили звездолет, несущий червоточину, к сенсорной станции. И прибудет он за десятки лет до того, как кто–либо из оликсов вернется сюда, застав их врасплох, совершенно неподготовленными.

— Что будет, если за первой волной кораблей оликсов, которую вы только что уничтожили, идет вторая? — спросил Деллиан. — Или третья. Или больше?

— Мы будем бдительны и не пропустим приближение любых кораблей, — ответил Иммануээль. — Какое–то количество судов оликсов при разрушении червоточины материализуются в реальном пространстве между этим местом и сенсорной станцией. И некоторые из них могут решить полететь сюда, а не возвращаться домой. Не думаю, что они станут проблемой.

Ирелла не отрывала взгляда от затухающих взрывов.

— Хорошо. Теперь мы можем нанести настоящий ответный удар.

Два часа спустя Деллиан прошел через портал назад в обновленный «Морган». Корабль радикально отличался от того, что улетал с Джулосса. Комплекс сферических решеток сменился обтекаемым пятикилометровым конусом из того же защитного зеркально–медного материала, из которого состояла оболочка всех гранул кольца нейтронной звезды. Основанием служила простая неглубокая полусфера, озаренная аквамариновым светом усовершенствованного гравитонного двигателя, с ободом, «поросшим» длинными алыми и черными зубцами и напоминающим оттого окровавленный терновый венец.

На оптике Деллиана развернулась схема. Почти всю переднюю секцию занимал ангар, загруженный оружием и вспомогательной аппаратурой; далее располагались пятьдесят две палубы секции жизнеобеспечения и кормовая инженерная палуба. Вот и всё. «Морган» лишился и сложного оборудования для разработки (и переработки) недр астероидов, и репликаторных систем фон Неймана. Теперь это был чистокровный военный корабль. Никаких компромиссов, никаких поправок на неудачу. Нельзя было не признать безупречность логики. Если в анклаве оликсов они проиграют, не будет никакого бегства, и не смогут они укрыться среди звезд, чтобы спокойно перегруппироваться. Проиграв, они погибнут — или того хуже. Но если — когда! — они выиграют, их ждет светлое будущее с воссоединившейся в победе, богатой возможностями человеческой расой.

Этот исход был так близок, что Деллиан почти пережил его, шагая по круговому главному коридору тридцать третьей палубы к каюте, отведенной им с Иреллой. Пол был плоским, к чему он не привык, но этой версии «Моргана» не требовалось вращаться, чтобы обеспечить гравитацию.

— Искусственная гравитация — всего лишь одна из функций манипулирования экзотической материей, — одобрительно сказала Ирелла. — Точно так же здесь обеспечивается и контроль над потоком времени. Они прекрасно овладели этой технологией.

— Да, — сказал он. — Знаешь, я действительно сомневаюсь, что мы им нужны.

— Мы им не нужны. Но я должна лететь.

— Конечно. И я с тобой, Ир.

Решение было не таким уж трудным, по крайней мере для него. К счастью, и весь его взвод решил поучаствовать в Последнем Ударе — хотя значительная часть экипажей боевых кораблей, прибывших к нейтронной звезде, предпочли пойти своим путем и построить хабитаты, чтобы дрейфовать в бескрайних безднах межзвездного пространства. Удивительно, но Кенельм решило остаться с «Морганом».

Деллиан не обижался на тех, кто ушел, — не обижался даже на бывшего капитана за то, что оне осталось. Ему хотелось, чтобы, когда они наконец прибудут к «Спасению жизни», на штурм ковчега вместе с ним пошли только те, кто по–настоящему предан делу.

Он опустился на кровать, оказавшуюся больше и мягче прежней. Стены пустовали, ожидая, когда Ирелла отформатирует их текстуру.

— Как думаешь, сколько времени тебе потребуется, чтобы адаптироваться ко всем усовершенствованиям брони? — спросила она.

— Пара месяцев по меньшей мере. Я изучал возможности. Они перешли на микро — и макроуровни. Кое–что из этого оружия способно уничтожить целую эскадрилью охотничьих сфер, а кое–что — стереть мельчайшие участки нейростраты.

— Святые, ты уж будь теперь осторожен, используя то, что хоть как–то контактирует с единым сознанием.

Он развел руками:

— Поверь, я усвоил урок. В этих новых системах имеются кое–какие предохранительные средства.

— Отли–и–и-чно.

— Да! Процедура нью–анимации анализирует любой импульс, исходящий от нейростраты. Это как независимый аспект комплекса — умный, но не осознающий себя.

— Послушать тебя — ну просто мастер кодирования.

— Я только что прочел инструкцию. Но сложнее всего будет обучить когорту обращаться с новым оборудованием. Надо вложить в них целый набор свежих ответных рефлексов. Это займет время.

— Ну, в этом и заключается преимущество управления временем. Ты можешь получить его столько, сколько тебе угодно, — хоть много, хоть мало.

Деллиан приподнялся на локте и посмотрел на нее:

— Я могу придумать кое–что, на что мы могли бы потратить все это дополнительное время.

— Не сомневаюсь, — лукаво усмехнулась она.

— Нет! То есть — да. Но нет, я имел в виду, что мы могли бы сделать то, что сделали все те люди с нейтронной звезды, как их там называл Иммануээль… натуралисты? Они жили тысячи лет. И жизнь их не была обременена угрозой оликсов. У нас тоже могла бы быть такая жизнь.

— У каждого может быть такая жизнь, Дел. Как только мы освободим их из анклава.

— Да. Да, наверное. Если так посмотреть…

— Но я понимаю.

Она села рядом, начала растирать ему спину между лопатками.

— Тебя не тревожит, насколько комплексные люди… другие? — спросил он.

— Тревожит меня? Нет. Если честно, я малость благоговею перед ними.

— Святые, правда? Так ты бы усовершенствовала себя? Стала комплексом? Как они?

— Не сегодня.

Она улыбнулась, но это не успокоило его.

— Но ты думала об этом?

— А ты нет?

— Не всерьез. Но… Святые! В этом месте, со всеми этими их технологиями локального сдвига времени ты могла бы выйти отсюда и вернуться через час по моему времени, прожив пятьдесят лет полноценным комплексом. Я бы и не узнал.

— Да. От этих изменений времени у тебя просто голова идет кругом, верно?

— Конечно. У меня. Моя тупая голова.

— Ну что ты. У тебя прекрасная голова. Я знаю. Я была там внутри.

— Ох, дерьмо. Мы действительно собираемся это сделать, да?

— Ну, оружие комплексов выполнит за нас большую часть, но — да. — Она торжественно вскинула голову. — Мы собираемся это сделать. Собираемся войти в анклав.

— Раньше мы были слишком самоуверенны. Пускай мы победили у Ваяна, но могла ли ты себе представить, что мы выступим против анклава с такими кораблями, каким был «Морган»? Нас окуклили бы в первую же минуту.

— Это еще вполне может случиться. Кто знает, на что способны оликсы? В этом отношении встреча с ними ничуть не отличается от того, что было раньше. Но никогда не предполагалось, что «Морган» пойдет в бой в одиночку. План Удара всегда имел целью собрать людей у нейтронной звезды и объединенными силами напасть на анклав. Именно это мы и сделали.

— Ты сделала.

— Я вооружила нас надеждой, вот и всё.

— Святые! Все–таки как насчет того, чтобы нам с тобой прожить эти четыре тысячи лет, Ир? Мы могли бы это сделать, ты и я. А потом, пожив вдосталь, мы вышибли бы пинком дверь анклава.

— Нет, Дел. Как бы ни ошибалось поколение Александре, создав нас. Мы здесь. У нас есть цель, даже если у нас и не было выбора. И едва ли мы первые люди, оказавшиеся в такой ситуации.

— Что ж, будем надеяться, что мы — последние.

Взвод собрался вокруг пары больших столов в столовой тридцать третьей палубы, оттекстурированной кем–то в стиле парижского левобережного кафе двадцатых годов двадцатого века, с высокими сводчатыми потолками и мерцающими газовыми лампами под абажурами из матового стекла, с длинной полированной стойкой вдоль одной из стен — только вот пищевые принтеры вместо официантов в белых накрахмаленных фартуках несколько портили эффект. Высокие окна, якобы выходящие на знаменитый бульвар Сен–Жермен, туманили тактические дисплеи, демонстрирующие систему нейтронной звезды.

Деллиан потягивал горячий шоколад, наблюдая, как фракция истории готовится покинуть нейтронную звезду. Как и всё в диске вокруг звезды, генератор червоточин представлял собой большую неопределенной формы гранулу с волнистой медной поверхностью, защищающей находящееся внутри оборудование. На его глазах покрытие отогнулось плавным движением, открыв утробу, испускающую отчетливое фиолетовое сияние черенковского излучения. Он даже был немного разочарован тем, что сияние не скручивается в бесконечный вихрь.

— Далеко она тянется? — спросил Ксанте.

— Фракция истории отправила корабль–носитель к сенсорной станции оликсов за двадцать два года до нашего прибытия, — сказала Тиллиана. — А мы здесь двенадцать лет, так что корабль уже в тридцати четырех световых годах отсюда, плюс–минус. Осталось еще тридцать два.

— Трудно поверить, что здесь было всего две фракции, — сказала Элличи. — Истории и выхода. На сто тысяч человек? Да ну, это нереально.

— Их фракции — организации, вмещающие широкий спектр идей, — пояснила Тиллиана. — И не забывай еще о куче натуралистов, тех, кто не усовершенствовался до уровня комплекса.

— Эй, смотрите, гранулы кольца движутся, — воскликнул Урет.

Деллиан бросил взгляд на дисплеи. Гранулы, ближайшие к червоточине, устремились к ней, за ними потянулись другие. Движение напомнило ему косяк игривых рыбок, следующих за своими предводителями.

Через час в движение пришло все кольцо, каждая гранула направлялась к червоточине.

— Значит, все кольцо идет с нами, чтобы вторгнуться в анклав? — спросил Джанк.

— Каждая гранула, да, — подтвердила Ирелла. — Это ведь либо боевые корабли, либо особое оружие. Это армада, и наша маленькая флотилия — ее часть. Наконец–то!

На оптике Деллиана замигала иконка Александре.

— Приготовьтесь, — сказало оне. — Мы отправляемся к терминалу червоточины.

Данные на оптике показали, что «Морган» ускоряется. Деллиан нахмурился, увидев, что они уже перешагнули отметку в десять g. Гравитация оставалась абсолютно стабильной, как будто они сидели на планете.

— Может, нам сперва следовало провести испытательный полет… или двадцать полетов, — сказал Урет. — В смысле, а что если бы компенсаторы не сработали?

— Все корабли флотилии были тщательно протестированы, пока мы отдыхали в домене, — сказала ему Ирелла. — Все неполадки устранены.

— Э… какие неполадки?

Уголки ее губ приподнялись в слабой улыбке. Деллиан присмотрелся. Ирелла сидела с Элличи и Тиллианой на другом конце стола, закрыв глаза, с отстраненным выражением лица.

В последнее время он все чаще видел ее в такой позе. Почти половину времени Ирелла где–то витала, тело ее было духом, перемещающимся по этому миру без какой–либо реальной основы. А разум… Он знал, что она использует нейронный интерфейс, чтобы напрямую подключаться к сети «Моргана». Это помогало ей гораздо глубже погружаться в цифровую вселенную — никакая инфопочка такого восприятия не обеспечивала. Он сам не пользовался своим интерфейсом после излечения. Даже несколько раз ходил в медотсек «Моргана», собираясь его удалить. Но каждый раз останавливался у порога, разворачивался и шел назад.

«Я хочу быть равным ей… или по крайней мере не считаться низшим».

Все визуальные дисплеи, заполнявшие окна кафе, показывали сто пятьдесят очень крупных гранул, от которых исходили мощные гравитационные волны.

Гранулы начали приближаться к самой нейтронной звезде. Больше половины из них меняли наклон орбиты, поднимаясь из плоскости эклиптики, в результате равномерно распределяясь над темной поверхностью.

— Они формируют клетку, — сказала Ирелла.

Деллиан понятия не имел, о чем это она. Он взял миндальный круассан, откусил кусок.

— Какую клетку?

— Крупные гранулы — высокомощные гравитонные системы, которые удержат нейтронную звезду во время перевозки. Они также действуют как проводники отрицательной энергии, как и любой корабль, летящий внутри червоточины.

— Перевозки? — переспросил Урет.

Ирелла открыла глаза и улыбнулась друзьям:

— Полагаю, никто из вас так и не удосужился получить доступ к полному плану миссии?

Тиллиана усмехнулась:

— Ну конечно, они и не подумали.

— Требуется очень много энергии, чтобы удерживать червоточину открытой на протяжении шестидесяти с лишним световых лет, не говоря уже обо всем пути до анклава, — сказала Ирелла. — Действительно очень, очень много.

— Ох, великие святые, — выдохнул Деллиан, когда на его оптике наконец промелькнула информация о миссии. — Она летит с нами. Они берут нейтронную звезду в анклав.

— Если точнее, — вставила Ирелла, — они собираются атаковать анклав с помощью нейтронной звезды. Это в высшей степени волшебная пуля.

— Против чего? — требовательно спросил Фалар. — Я в курсе, все говорят, что мы не знаем, что там внутри, но там, наверное, тысячи различных конструкций оликсов. И все хранящиеся в кораблях–ковчегах коконы, для начала.

— Есть только одна цель, — сказала Элличи, — одна главная. У анклава должна быть звезда, чтобы снабжать его энергией. Если уничтожить звезду, отключится питание. А лучший способ уничтожить звезду…

— Ударить по ней нейтронной звездой, — закончила за нее Ирелла, весело улыбаясь. — Бум! И новая. За этим, вероятно, последует коллапс в черную дыру, если звезда анклава достаточно велика.

— Ты шутишь, да? — спросил Урет.

Ирелла, ухмыляясь, очертила указательным пальцем круг вокруг собственного лица:

— Тебе кажется, это лицо шутника?

— Святые!

— Это война, ребята. Победа или поражение, это последняя битва, в которой когда–либо будут сражаться люди. И в этой войне не победишь полумерами.

Потребовалось полтора дня, чтобы все гранулы комплексов влетели в червоточину. Когда большинство оказалось внутри, флотилия «Моргана» — все семнадцать оставшихся кораблей — скользнула следом за ними.

Деллиан снова сидел в кафе, наблюдая за дисплеями, показывающими данные, поступающие с внешних сенсоров. Когда они оказались в тысяче километров от конца червоточины, проводники отрицательной энергии «Моргана» — маленькие, похожие на кинжалы зубцы — плавно вышли из своих пазов по всему фюзеляжу. Ускорение снизилось до ноль одной g. Остальные корабли выстроились вереницей позади «Моргана». Место в арьергарде занял Энсли, его белый корпус отражал тусклый фиолетовый свет черенковского излучения червоточины.

«Морган» вошел в горловину червоточины, и все визуальные изображения разом отключились.

— Что за?..

— Мы больше не в естественном пространстве–времени, — объяснила Тиллиана, не отрываясь от блинчиков с кленовым сиропом и фруктами. — То, что находится за пределами корпуса, не распространяет фотоны.

— Тогда как же мы узнаем, где сейчас другие корабли?

— Их масса проявляется в виде искажений на детекторах экзотической массы «Моргана».

Деллиан изменил входные настройки оптики и обнаружил, что смотрит теперь вдоль гладкой белой трубы, ведущей в какую–то необозримую даль, к точке схода, с какими–то серыми пятнами впереди и сзади, похожими на сгустки тумана. Потом труба изогнулась, по ней побежала рябь, и воображение дополнило картинку дрожью. Потом узкий туннель за «Морганом» заполнила черная сфера, вынуждая трубу деформироваться вокруг себя. Деллиану невольно пришла на ум змея, проглотившая громадную крысу; выпуклость медленно продвигалась вперед.

— Нейтронная звезда, — с довольным видом провозгласила Ирелла.

Отчего–то эта звезда, ползущая сразу за ними, вызывала у Деллиана глубокое беспокойство. Но он вообще оказался как–то не готов к путешествию по червоточине. Однако, окинув взглядом сидящих за столом друзей, сгорбившихся в своих креслах, нервно сжимающих в руках чашки с чаем, кофе и соком, Деллиан понял, что они, похоже, разделяют его тревогу.

— Нам нужно начать тренироваться, — объявил Деллиан.

Что угодно, лишь бы отвлечься от того, что происходит снаружи. Не то чтобы снаружи что–то было. Там не было даже вакуума. Вот в этом–то и проблема.

Тиллиана ухмыльнулась:

— Отлично. Мальчики, мы разработали для вас новые сценарии. Корабль Гостеприимства у Ваяна дал нам основу для некоторых реалистичных условий, которые можно воссоздать для вас в яйце. Вот будет потеха.

— Потеха? — с опаской повторил Ксанте.

— Для нас с Элличи.

Армада комплексов вышла из червоточины в половине светового года от сенсорной станции оликсов. Все взводы находились в состоянии боевой готовности, когда «Морган» вывалился в обычное пространство и время. Они перешучивались и ворчали, облачаясь в скафандры за три часа до прохода через терминал, заявляя, что если оликсы поджидают их, то для них, для людей, все кончится так быстро, что они, наверное, ничего и не узнают. Но случись задержка, стычка между равными кораблями, есть отдаленный шанс, что они все–таки понадобятся и сыграют свою роль.

Так что Деллиан привел взвод в транспортер, где они ждали, и ждали, и ждали… Тиллиана с Элличи сидели в своем тактическом ситуационном центре на двадцать четвертой палубе, а специальный сопряженный с мунками гендес поставлял им огромное количество сенсорных данных в реальном времени.

А Ирелле снова нечего было делать. Она ждала в каюте, лежа на кровати, среди голых, лишенных текстур стен. Ее нейронный интерфейс соединял ее непосредственно с сетью «Моргана». Комплексные люди, перестраивавшие корабль, создали лично для нее полноценную связь. Блуждание по сетевым каналам оказалось непростым опытом пребывания в свободном состоянии, особенно когда она пользовалась квантовой матрицей как буфером для огромного количества доступной информации. Так, наверное, нейронный интерфейс мунков фильтровал данные для Тиллианы и Элличи. За исключением того, что вычислительная мощность матрицы также форсировала и ее сознание.

В этом состоянии трудно было продолжать подыскивать оправдания для того, чтобы по–прежнему оставаться в единственном плотском теле, а преимущества усовершенствования до комплекса были как никогда очевидны.

«Время еще есть. Сколько угодно времени. Сколько я захочу».

Она начала разделять расширившийся разум на части, каждый сегмент мониторил отдельный блок информации: червоточину, армаду кораблей комплексов, клетку нейтронной звезды, транспортер взвода, Деллиана в новехоньком смертоносном бронескафандре, его когорту в новых боевых корпусах. Ее основное внимание легко переключалось между всеми ними.

«На этот раз я действительно ангел–хранитель».

В сознание с фантомным приветом вторглось присутствие Иммануээля, признавая ее соседство в сети.

— Можно понаблюдать вместе с тобой? — спросила она.

— Рад буду компании, — ответил тот.

Она переместила фокус на несколько (всего несколько) гранул, вмещающих аспекты комплекса Иммануээля. Некоторые немногим отличались от носителей боевых кораблей, способных уничтожить своим оружием целые луны. Другие были механизмами посложнее.

— Я не знала, что ты такой… я хотела сказать — большой, но, наверное, лучше подойдет — обширный.

— Я такой, каким хочу быть, — вежливо ответил комплекс. — Возможно, после Последнего Удара я перестроюсь в нечто менее агрессивное.

Вместе они смотрели, как армада выходит из червоточины. Когда корабли шли через горловину, их медные поверхности раздвигались, позволяя большему числу датчиков исследовать новое окружение. Они находились в шести световых месяцах от сигнальной станции оликсов — скромной звезды L-класса с безвоздушной каменистой планетой, вращающейся на расстоянии двух а. е. от нее, и ледяным гигантом размером с Нептун, удалившимся на тридцать две а. е.

Когда корабль — носитель червоточины замедлил здесь ход два года назад, фракция истории направила эскадрилью кораблей–невидимок к аванпосту оликсов, и каждый из них нес расширяющийся портал. Они прилетели в звездную систему незамеченными. А теперь Ирелла наблюдала через выделенные каналы связи, как они медленно скользят на позиции, приближаясь к своим целям.

— Впечатляет, — невольно пробормотала она.

Сенсоры кораблей–невидимок показывали подробные изображения конструкций оликсов. Они зафиксировались на самой станции, когда та находилась в двух третях а. е. от звезды L-класса. Станция представляла собой «гнездо» из семи концентрических, медленно вращающихся обручей. Их поверхности ярко сияли пурпуром в лимонном свете солнца и казались выточенными из цельной глыбы металла.

— Значит, это хабитат оликсов? — спросила Ирелла.

Диаметр внешнего кольца был километров двести.

— Похоже на то. Учитывая уровень их технологического развития, удивительно, что им нужно что–то такое большое, чтобы управлять подобным аванпостом. Возможно, это связано с количеством обслуживающих биологических конструктов, которые они используют.

— Значит, это жилище единого сознания и… что? Стойло для конструктов?

— Возможно. Но активность тут так и бьет ключом, это бесспорно.

Ирелла проследила за орбитальной траекторией станции, разглядев одиннадцать радиотелескопов, пятиугольных додекаэдров, напоминающих симметричные подсолнухи, только шириной в две тысячи километров. Они располагались на равном расстоянии от звезды, что позволяло им сканировать межзвездное пространство в поисках любых, даже самых невинных радиопередач зарождающихся цивилизаций.

Впрочем, радиотелескопы не имели значения. Ее беспокоило число кораблей Решения в пятидесяти тысячах километров от большой многокольцевой станции. Эскадрилья охраняла корабль Гостеприимства, каменный цилиндр длиной тридцать пять километров.

Восприятие увеличило изображение, повисшее в центре сознания детализированным призраком. Профиль корабля оказался неприятно знаком по встрече с почти таким же пришельцем на Ваяне.

— Интересно, сколько там коконов? — пробормотала она.

— Неизвестно, — ответил Иммануээль. — Мы пришли к выводу, что он приписан к новому военному флоту, направлявшемуся к нам. Они полагали, что способны захватить нас.

— Скорее всего, — согласилась Ирелла. Изучив корабли Решения и убедившись, что они действительно представляют собой улучшенную версию прежних, она переключила внимание на экватор звезды, где вокруг кипящей короны вращалась петля материи, частично перекрываемая неестественным штормом протуберанцев, вызванным ее присутствием. — Это, должно быть, генератор, питающий их червоточины. Святые! Сколько энергии они производят!

— Воистину.

Она сфокусировалась на червоточинах, лениво кружащих вокруг станции. Тридцать семь активных, выглядящих омутами излучения Черенкова, ярко сверкали на фоне черноты космоса. Чуть дальше на орбитальной траектории неровно, со смещением относительно оси, дрейфовали одиннадцать мертвых полушарий — обнаженные тонкие механизмы за десятки лет основательно источил беспощадный вакуум. Еще две инертные полусферы медленно вращались друг вокруг друга в призрачном танце.

— Те одиннадцать в первом скоплении, наверное, были терминалами червоточин, которые вы уничтожили, — сказала Ирелла.

— Да. А оставшаяся пара, по–видимому, предназначалась для Баяна и мира–приманки, где они встретились с Лоло Мод.

— А активные червоточины? Наверное, самая большая ведет назад к анклаву?

— А остальные, предположительно, к кораблям, в данный момент летящим к нейтронной звезде и звезде Сигнала. Они хотят устранить все источники сопротивления.

— Угу.

Ирелла смотрела, как три невидимых корабля комплексов дрейфуют к самой большой червоточине оликсов. После двух лет полета их отделяло от цели всего десять тысяч миль. Мягко выделялись темные клубы инертных молекул, внося окончательные коррективы в курс.

— Никаких признаков того, что оликсы нас обнаружили, — сказал Иммануээль. — Все идет по плану.

Ирелла невольно задалась вопросом, сколько же беспокойства она бессознательно транслировала через нейронный интерфейс. А может, Иммануээль просто слишком хорошо ее знал. Она снова вернулась к наблюдению.

Повсюду вокруг «Моргана» специализированные системы и корабли армады стекались к расширяющимся порталам, связанным с их близнецами на кораблях–невидимках. Они уже начали выстраиваться в заранее намеченной последовательности для атаки, и Ирелла сосредоточилась на пяти генераторах отрицательной энергии, целью которых должна была стать ведущая в анклав червоточина. Если они не войдут в нее, если им не удастся взять червоточину под контроль, армаде предстоит очень долгий кружной путь. Так что их задача была чрезвычайно важна.

Она наконец поняла, отчего люди старой Земли обожествляли созвездия. Приятно верить, что есть высшая сила, которую можно молить изменить судьбу. Бесполезно… но приятно.

«Святые, как бы мне хотелось не быть такой умной».

— Поехали, — сказал Иммануээль.

Головной корабль–невидимка, приближающийся к червоточине анклава, был меньше метра в поперечине. Он сбросил внешний слой молекулярных блоков — в несимметричной последовательности, приняв неправильную форму, так что любое тщательное сканирование показало бы естественно выглядящую глыбу, обломок астероида. Курс, по которому он шел со скоростью три тысячи семьсот девятнадцать километров в час, должен был вывести его на тысячу двести метров к югу от генераторного механизма. Близко, но не опасно. Комплекс ожидал, что структуры оликсов должны иметь защиту от ударов — как минимум поле гравитационного искажения, отклоняющее космический мусор.

Данные, поставляемые квантовыммассивом, действующим словно бы на инстинктивном уровне, проносились в сознании Иреллы. Генератор действительно находился в центре вывернутой гравитационной воронки. Но никаких других активных мер не отмечалось — пока.

Корабли–невидимки максимально приблизились к цели, слегка отклонившись от курсов, проскакивая границу поля гравитационного искажения, — так подпрыгивает пущенный по озерной глади камешек. Они обогнули полусферу генератора червоточины, разместившись по одному с каждой стороны сияющего входа, в то время как третий корабль проследовал за изгиб механизма. На расстоянии двух километров порталы расширились.

Через порталы стремительно пролетели пять генераторов отрицательной энергии. Их окружали крейсеры обороны, готовые отразить любую атаку, энергетическую или физическую. Иммануээля это не волновало. Единственной его целью было за секунду установить собственный контроль над червоточиной.

Для Иреллы, обособленной на своем цифровом Олимпе, эта секунда растянулась до бесконечности благодаря сверхбыстрому представлению квантового компьютера, встряхнувшему старые серые клетки ее мозга, силящегося справиться с огромными объемами поступающей информации. Происходящее пронзило ее, как зубная боль от ледяного мороженого; все обстоятельства были болезненно, кристально ясны.

Едва выйдя из порталов, пять генераторов соединились с горловиной червоточины; их выброс отрицательной энергии заблокировал отверстие, зафиксировав его на месте и обеспечив энергией. Меньше чем через секунду на них обрушилось гравитационное искажение в сочетании со свирепой бомбардировкой энергетическими лучами. Одновременно генератор оликсов прекратил излучать свою отрицательную энергию. Без нее червоточина должна была схлопнуться. Но этого не произошло.

Как только крейсеры обороны подтвердили, что червоточина сохранила целостность и находится под контролем комплекса, был нанесен удар. Генератор оликсов пошел трещинами, став жертвой мощнейшего гравитонного импульса, скрутившего всю его внутреннюю структуру. Затем деформация обратилась вспять — и генератор разлетелся вдребезги, разбросав зазубренные осколки, которые отскакивали от медных корпусов кораблей комплекса. Расширяющееся облако обломков искрилось в темно–желтом свете звезды.

— Мы это сделали! — воскликнула Ирелла.

— Конечно, сделали, — согласился Иммануээль.

В самом сердце мерцающего скопления обломков и газа устойчиво горело фиолетовое черенковское излучение червоточины.

Оставшиеся десять кораблей–невидимок, проникших в звездную систему, развернули свои порталы. И в них хлынула находящаяся в двух световых годах отсюда меднокожая армада фракции истории. Потоп этот длился пять часов. С Энсли, вставшим во главе одного из отрядов, они, резко ускорившись, двинулись по направлению к кораблям Решения.

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

Когда «Спасение жизни» проходило через врата, они оставались в симуляции рубки. Юрий озадаченно изучал изображения, поступающие с сенсорных блоков на корпусе корабля–ковчега. Сперва он решил, что возникшее перед ним разноцветное пятно говорит о неисправности прибора или это какая–то пространственная деформация вроде внутренностей червоточины. Затем его мозг все–таки осознал масштаб, и он понял, что видит.

Пятно обернулось монументальными газовыми завесами, обвивающими друг друга, — медленно, горделиво, почти чувственно, светясь всевозможными завораживающими оттенками. Значит, туманность. Запертая в клетке анклава, сферической зоне, создающей впечатление бесконечности, но оцененной Ген 8 Тьюрингом примерно в девяносто а. е. в диаметре.

— Чтоб меня, — крякнул он.

В пяти а. е. от них, в центре этой искусственной микровселенной, едва видимая сквозь густые потоки пыли и газа, горела белая–белая звезда — близнец той, что сияла снаружи, — в полтора раза больше Солнца, окруженная какой–то перевозбужденной короной. Юрий никогда не видел столько солнечных пятен и протуберанцев, загрязняющих звезду. Огромные плазменные плети вырывались из хромосферы, некоторые взлетали вертикально вверх больше чем на миллион километров, прежде чем обрушиться вниз грандиозными каскадами раскаленного дождя.

На этот раз звезду окружало пять колец. Внутреннее вращалось вокруг экватора в том же направлении, что и сама звезда, а второе, расположенное почти вплотную к первому, но наклоненное под углом в двадцать градусов, крутилось в обратную сторону.

Каждое следующее кольцо размещалось под все более крутым углом к первому, так что внешнее опоясывало полюса. Только, в отличие от плотной внутренней пары, они полностью состояли из опалесцирующего света, сияющего ярче звездной короны под ним.

— Экзотическая материя? — предположил Каллум.

— Длина волны не соответствует излучению Черенкова, — сказала Джессика. — Но, учитывая уровень энергии, необходимый для поддержания управления временными потоками в такой громадине, как анклав, возможен и такой вариант. Судя по впечатлению, которое создалось у меня после «общения» с единым сознанием, это генераторы, а внутренняя пара колец питает их.

— Чуваки, я не уверен, что смогу со всем этим разобраться, — тихо сказал Алик. — На каждом этапе нашего путешествия мы видим что–то еще более невозможное, чем на предыдущем. Может, людям вообще не следовало идти по технологическому пути. Сидели бы себе в пещерах. И все было бы просто, вот так.

Юрий не припоминал, чтобы когда–нибудь раньше видел на лице агента ФБР такое потрясенное выражение. И отчего–то ему даже не хотелось язвить; анклав поразил и его тоже.

— Мы больше не в вакууме, — сообщила Джессика. — У этой туманности измеримая плотность. Посмотрите на корму «Спасения».

Юрий выбрал нужный вид с датчиков. Неана была права. Позади них висели неподвижные врата — черной версией наружного призрачного пузыря. А за уходящим от врат ковчегом тянулся длинный биофосфорецирующий хвост вроде того, что оставлял на ночной воде древний океанский лайнер.

— Почему? — спросила Кандара. — Эта штука как–то связана с временным потоком?

— Нет, — ответил ей Каллум. — Анклав очень ограничен. Солнечному ветру некуда тут деваться, поэтому он просто крутится здесь, поглощая всю избыточную энергию звезды. Через миллиард лет тут будет нормальная водородная атмосфера, только ужасно плотная.

— И горячая, — добавила Джессика. — И радиоактивная. Весь анклав в конце концов уподобится внутренностям красного гиганта. Но ничего, если нам хоть капельку повезет, мы не пробудем тут так долго.

— Миллиард лет по местному времени или по внешнему? — уточнил Алик.

— Какая нам разница, — хитро усмехнулась Кандара. — Даже я никогда не планировала прожить миллиард лет.

— По внутреннему — но это только предположение, — сказал Каллум. — На самом деле все, что им нужно сделать, — это отключить анклав на денек и позволить туманности улететь в межзвездное пространство, а потом включить всё снова.

— О, ну, если ты так ставишь вопрос…

— Неважно, как тут все устроено, — сказал Алик. — Всем плевать. У нас есть наша миссия. Будем стараться оставаться живыми и свободными столько, сколько сможем. И, может, в конце мы сумеем сообщить спасательному кораблю, где мы. Вот так. Точка.

— Должен быть какой–то способ узнать, с какой скоростью течет здесь время, — пробормотал Юрий.

— Это только если бы мы имели возможность сравнивать с внешней скоростью, чтобы получить точку отсчета, — сказала ему Джессика. — А у нас такой возможности нет.

— Черт.

— Неважно, — настаивал Алик. — Сосредоточьтесь на миссии. Мы здесь для того, чтобы привести человеческую армаду к «Спасению», верно? С которым нам, кстати, повезло, потому что тут ни хрена не видно. А любому вторгшемуся кораблю нужно будет знать, где мы. У нас есть настоящая цель, чуваки.

Главный дисплей рубки отодвинул туманность в сторону, показав внутреннюю часть пещеры. Вся пятерка неподвижно сидела на облюбованных ими скальных выступах.

«Странная перспектива», — подумал Юрий. Она отчего–то вызвала у него легкое головокружение. Находясь в симуляции, он смотрел на самого себя, а в реальности образ, который он видел, существовал лишь внутри его головы. Шизофреническая версия стояния между двумя зеркалами и любования собой, уходящим в бесконечность.

Джессика сфокусировала камеру на передатчике, сооруженном инициаторами «Еретика–мстителя», простом черном диске метрового диаметра, достаточно мощном, чтобы разнести послание по всей солнечной системе, с резервом питания по меньшей мере на час.

«Мы столько не протянем».

Но и нескольких минут должно было хватить. Любая армада, ворвавшаяся в анклав, непременно будет иметь сенсоры, способные уловить человеческую радиопередачу.

— Хорошо, — сказал Юрий. — Значит, надо разработать наилучший способ доставить его ко входу в ангар.

— Обстановка–то нестабильна, — откликнулась Кандара. — Мы не знаем, что будет в ангаре или вокруг него, когда явится армада.

— Значит, начнем с наихудшего варианта, — предложил Алик. — Когда на страже стоит бронированная квинта.

— На страже? — фыркнул Юрий. — Мы что, в средневековом замке?

— Квинта в одной из этих их летающих сфер в любом случае куда хуже, — заметила Кандара.

— Никто не станет обращать внимание на ангар, — сказал Каллум. — «Спасение жизни» отправляется на склад или на консервацию. Никакие силы вторжения не доберутся сюда тысячи лет. Оликсы думают, что мы мертвы, так что единое сознание не будет искать нас. На самом деле, если нам действительно повезет, к тому времени единое сознание просто отключит биологические системы ангара. Они ему не нужны, и ангар не нужен. Сейчас единственная задача «Спасения» — сохранять коконы живыми.

— Поздравляю, — буркнул Алик. — Это самая большая чушь, которую я слышал с тех пор, как мы покинули Землю. Хотя на самом деле, с тех пор как… не знаю когда.

Юрий едва сдержал смех, увидев, как потемнело от раздражения бледное лицо Каллума; он так покраснел, что даже веснушек стало не видно. Юрий поднял открытую ладонь, останавливая Алика:

— Ладно. Нам бы хотелось, чтобы так и случилось. Но, Каллум, мы строим план на худший случай, ага? Так мы по крайней мере сможем чем–то заняться.

— Да, конечно.

— Я должна иметь возможность отследить физическое местоположение нексуса этой области, — сказала Джессика.

Юрий нахмурился:

— Чего?

— Нексуса. Это вроде узла цепи в нейрострате. Уберите его, и единое сознание не сможет ни воспринимать, ни контролировать всю зону.

— А что, он не сможет просто использовать запутанность со своими квинтами и обслуживающими существами для наблюдения? — спросил Каллум.

— Да, но это даст очень ограниченный обзор. Уничтожение нексуса даст нам большое тактическое преимущество.

— Хорошо. Поищи, может, найдешь этот нексус. Если доберемся до него, будет еще вариант. Иначе придется рассматривать самый простой способ позиционирования передатчика.

Кандара указала на черный диск:

— Сунуть его какому–нибудь дрону, который летает, и летает быстро. Тогда мы доставим его наружу прежде, чем «Спасение» опомнится.

— Одного дрона мало, — заявил Каллум. — В данном случае избыток лучше недостатка.

— Сперва мы должны убедиться, что армада здесь, — сказала Джессика. — А это значит, нужно следить за мыслями единого сознания.

Юрий поморщился; перспектива не казалась ему привлекательной.

— Ну да.

— Посмотрим, куда мы направляемся, прежде чем начинать строить какие–то планы, — сказала Кандара. — Если окажется, что на какой–нибудь большой склад, то мы действительно облажались.

— На склад? — повторил Каллум. — Для кораблей–ковчегов?

— Ты понял, что я имела в виду.

— Я не получаю от единого сознания никаких намеков, — сказала Джессика. — Только чувство — что–то вроде удовлетворения от того, что он присоединится к другим.

— Мы определенно куда–то направляемся, — сказал Алик. — И «Спасение» продолжает ускоряться.

Их место назначения стало очевидно только через день. В семи а. е. от солнца находилась планета — газовый гигант. Нет, датчики не могли пока получить ее изображение; они видели только яркое пятно в глубине туманности, к которой они направлялись. Но у планеты имелся хвост, изящно изгибающийся хвост, растянувшийся на десять процентов орбиты, — странный мазок в этом залитом светом миникосмосе. Как будто кто–то взял нож, чтобы разрезать туманность, вскрыв вены внутренней тьме.

— Как? — выдохнул Алик.

— Толчок, — ответил Каллум, изучая немногие извлеченные из изображения Ген 8 Тьюрингом данные. — Газовый гигант прокладывает себе путь сквозь туманность, и его магнитное поле действует как буфер, прогибая облака. Когда ионы и электроны попадают в поле, оно ускоряет их, они нагреваются, и плазма расширяется — вот почему эта зона темнее окружающей ее туманности. По сути это версия плазменного тора Ио вокруг Юпитера, но величина тут опять–таки другая.

— Это опасно?

— Черт возьми, да, если у вас нет защиты от радиации. И тепловых перегородок. И нужно следить за электрическими разрядами. А хуже всего — вон та искра на конце хвоста. Видишь? Это фактически молнии размером с луну. Попадешь под удар такой — и все, игра окончена.

Алик просиял:

— Значит, это потенциальное оружие?

— Нет, корабль–ковчег достаточно большой и прочный, чтобы выдержать такое воздействие, даже если каким–то образом и заманить его в хвост. Между прочим, от атмосферных разрядов слезятся глаза.

— Мы не хотим выводить из строя ковчег, — мягко напомнил Юрий агенту ФБР. — На борту живет миллиард людей.

— Ты называешь это жизнью?

— Подожди, пока мы не подойдем достаточно близко, чтобы увидеть эффект буфера, — радостно сказал Каллум.

Только на расстоянии одиннадцати миллионов километров они смогли что–то разглядеть сквозь сияние окружающей газовый гигант туманности.

— Супер–Юпитер, — объявила Джессика, когда появились цифры. — Диаметр две тысячи километров. Но тяжелее всего в сорок раз.

— Неудавшаяся звезда, — сказал Каллум. — Недостаточно большой и плотный, чтобы вспыхнуть. Но горячий.

— Значит, туманность замедлит его достаточно, чтобы врезаться в звезду? — спросила Кандара.

— Со временем, — сказала Джессика. — Но туманность только технически не является вакуумом. Несмотря на все сопротивление, которое она оказывает, газовый гигант столь же инертен, как бог. Воистину потребовались бы сотни миллионов лет, чтобы притормозить его на орбите.

— Возможно, — тихо пробормотал Каллум.

Юрий видел, что он внимательно изучает астрономические данные. По мере того как они приближались, изображение улучшалось. Газовый гигант обзавелся крыльями. Огромные эллиптические дуги ярких розово–золотых плазменных потоков завивались вокруг феноменальной громады — результат взаимодействия мощного планетарного магнитного поля с туманом отбрасываемых элементарных частиц.

— Похоже на иллюстрацию к научной статье, — сказал Каллум. — Магнитный поток воочию.

— Кольцо планеты неправильное, — заявила Джессика.

Юрий проверил дисплей. У газового гиганта имелось единственное кольцо, расположенное на высоте двух с четвертью миллионов километров над бурливым облачным пейзажем, сразу за границей освещенной носовой волны магнитосферы. Обычно кольца газовых гигантов вращались вокруг экватора; а это было полярным, и главенствовала в нем розетка из пяти малых лун. Промежутки между ними заполняли тысячи отдельных светло–серых частиц, довольно крупных — относительно — для кольца. Там определенно не было песка и пыли, составляющих кольца Сатурна.

— Это то, что я думаю? — спросил Юрий.

Джессика только кивнула.

— Гос–споди, — протянул Алик. — Это же не могут быть корабли–ковчеги, правда?

— Похоже на то, — пробормотал Каллум.

— Сколько?

— По оценке Ген 8 — пятнадцать тысяч, если предположить, что размещение равномерно. Когда приблизимся, получим более точные цифры.

— Пятнадцать тысяч!

— Да.

— Это, верно, ошибка.

— Почему? — поинтересовалась Джессика. — Потому что ты думаешь, что это слишком много?

— Ну… Черт, я не знаю. Пятнадцать тысяч!

— Оликсы давно уже занимаются этим, — сказала Джессика. — Просто подумай — сенсорная застава, через которую мы прошли, находится приблизительно в пятидесяти тысячах световых лет отсюда. Это означает, что оликсам потребовалось примерно столько же, чтобы доставить к ней корабль, несущий червоточину. И это при условии, что они не расширяют свои аванпосты поэтапно. Потом неизвестно, сколько они уже тут. Неужели ты считаешь, что они засекли радиосигналы с Земли сразу, как только прибыли?

— Срань господня. Пятнадцать тысяч рас захвачены в плен?

— Едва ли их столько, — заметил Юрий.

— Откуда, черт побери, тебе знать?

— Человеческая раса не вместилась бы в один корабль–ковчег; нас слишком много. И даже таким высокомерным ублюдкам, как оликсы, требуется некоторая избыточность. Так что они, пожалуй, распределили каждый плененный вид по двум или трем ковчегам…

— А что так мало? — вскинулся Алик. — Почему не по десяти или почему бы им не запихнуть пять рас в один корабль? Почему…

— Эй, успокойся–ка, ладно? Все это только «что, если». Ну, давай скажем — пять. В качестве отправной точки. Значит, предположим, что на каждую расу выделено пять ковчегов. Это, получается, дает нам три тысячи разных видов инопланетян.

— следуТри тысячи прерванных эволюций, — безжизненно произнесла Джессика. — Три тысячи рас, лишенных будущего. Три тысячи разрушенных судеб. Неважно, какая у вас этика; это кольцо — величайшее преступление, которое только можно совершить в этой вселенной.

— Думаешь, и ваш народ там? — спросила Кандара.

— Вы мой народ, — отрезала Джессика с несвойственной ей яростью. — Но мои создатели, неаны? Да, один из тех кораблей наверняка стал тюрьмой для тех из них, кто не сбежал вовремя.

Юрий чуть не улыбнулся, заметив, как покраснела от неловкости Кандара.

— Джессика попала в самое яблочко. Оликсы делают свое черное дело очень долго. Может, сотни тысяч лет, а может, и много больше. Им требуется время, чтобы распространиться по всей галактике. От этой звезды до края не добраться одним прыжком.

— Значит, мы должны сказать спасибо за то, что там не больше трех тысяч? — спросила Кандара.

— Спасибо тут ни при чем. Думаю, вся ситуация слишком серьезна, чтобы подходить к ней эмоционально. Нам нужно придерживаться фактов.

— Наблюдать и двигаться дальше, да? — вставил Каллум. — И не принимать близко к сердцу?

Может, остальные и не уловили сути — но только не Юрий.

«Он еще не забыл Сави и Загреус. Сто лет, черт возьми».

— Как сказал Алик, у нас есть работа, которую нужно делать. Работа на результат. И нам нужно сосредоточиться на этом.

— Конечно. Конечно, ты прав.

В следующие часы «Спасение жизни» изменило курс, поднявшись из плоскости эклиптики, чтобы замедлить ход и выйти на полярную орбиту вокруг газового гиганта. Когда они приблизились, состав кольца стал абсолютно ясен. Действительно, все объекты были кораблями–ковчегами, хотя размеры их и варьировались. Большинство, благодаря магнитному эффекту носовой волны, приобрели собственный флюоресцирующий ореол, более яркий и фиолетовый, чем вызолоченное мерцание газового гиганта под их орбитой.

Пока они маневрировали, идя на сближение, проскальзывая в большую брешь в кольце, «Спасение жизни» тоже успело украситься нимбом. И потеряло длинный хвост бурлящего пара, который тянулся за ними, когда они летели сквозь туманность.

Юрий чувствовал, как возвращается удовлетворенность единого сознания, оживляя его мыслительные процессы, — то самое самодовольство, которое оно утратило, когда они подали Сигнал. Теперь оно было среди своих, обменивалось приветственными мыслями с другими добившимися успеха кораблями–ковчегами, уже устроившимися на отдых на вечной орбите накопления. Подтверждение паломничества, совершенного в крайне сложных обстоятельствах. Корабли–ковчеги в кольце ценили и понимали, через что пришлось пройти «Спасению», — больше любого наружного единого сознания. Больше тех, кто еще не проявил себя.

«Суки», — подумал Юрий.

За уютными мыслями, пропитавшими все кольцо, маячило нечто огромное, объединяющее их всех: полное сознание. Сумма всего, чем были оликсы. Любящий проводник, направляющий их судьбу, пока они не прибудут к концу времен.

— Жрец–вождь, — негромко сказал он.

— Эй, — объявила Кандара. — Она вернулась.

— Кто?

— Странная квинта.

Юрий вызвал данные с сенсорных кластеров ангара. Теперь, с уходом всех транспортных кораблей, ангар казался гораздо просторнее, чем во время их путешествия к анклаву. Он словно смотрел на неподвижную голограмму: густое переплетение похожих на корни труб, цепляющихся за каменные стены и потолок, с чахлыми веточками и вялыми листьями. Змеящиеся полосы биолюминесцентных клеток, встроенных в кору, освещали пространство ровным оранжевым светом, изгоняющим тени.

Ангар не изменился с тех пор, как масса обслуживающих созданий и бронированных квинт обшаривали его в тот день, когда «Еретик–мститель» покинул ковчег, совершив обреченный маневр побега. Только один раз после этого заглянула и медленно обошла помещение какая–то квинта.

Теперь она вернулась.

— Что она делает? — спросил Каллум.

Квинта стояла посреди ангара, ее громоздкое дисковидное тело раскачивалось в тяжеловесном ритме, как будто в такт слышному только ей медленному танцу. Юрий задался вопросом, не сканирует ли внимательнейшим образом золотистый круглый глаз квинты все вокруг синхронно с движением. Юбка из вялой манипуляторной плоти лениво болталась, хотя по канту то вытягивались, то опадали маленькие гребешки, не формируя никаких реальных придатков. Юрий видел, как самая толстая из пяти ног, наверное, ведущая, нервно подергивалась: так ведет себя земное животное, когда ждет наказания.

— Она… волнуется? — рискнул предположить он.

— Чушь собачья, — буркнул Алик. — Я бы сказал — напряжена, злится на что–то.

— Их язык тела отличен от нашего, — заметила Джессика.

— Да? Ну и что? Уж возбуждение–то я всяко опознаю.

— Это рефлекс — «дерись или удирай», — сказала Кандара. — Тут я согласна с Аликом.

Ну, естественно. Юрий сдержался и даже не покосился на Каллума.

— Она тут не просто так. Всё, что они делают, имеет причину. У них нет нашего…

— Воображения? — предположил Каллум. — Причуд? Поэтичности? Индивидуальности? Души?

— Ну да. Всего этого дерьма. Джессика, ты можешь определить что–то через единое сознание?

— Сомневаюсь. Размышления одной квинты, по сути, теряются в потоке мыслей единого сознания. Они слишком малы, чтобы иметь значение. Их обрабатывают разве что подподподпрограммы.

Но прежде, чем он попросил ее попробовать, она закрыла глаза, сосредотачиваясь. Юрий снова уставился на странную квинту. Различать тела квинт было чертовски трудно — слишком мало индивидуальных особенностей. С учетом того, что всех их изготовили на инициаторе, собрав все клетки по стандартному шаблону, они должны быть идентичны. Но и у них имелись случайные пятна, шрамы или слабые цветовые отличия полос внутри полупрозрачной манипуляторной плоти.

Всё, что видели их датчики, записывалось в специальное хранилище памяти. Юрий попросил своего альтэго, Бориса, провести сравнение.

— Это не то же самое тело квинты, что было тут в прошлый раз, — отозвался альтэго. — Дефекты манипуляторной плоти иные.

— Но она ведет себя странно, как и та, прошлая.

— Тогда это, скорее всего, та же самая квинта, только в одном из пяти других физических тел.

— Точно.

— У меня ничего, — задумчиво сообщила Джессика.

— Ладно, — кивнул Юрий. — Спасибо за попытку.

— Нет, ты не понял. Я не могу найти ангар — наш ангар — в потоке мыслей единого сознания.

— Э?

— Давай покажу.

Юрий закрыл глаза, принимая симуляцию. Нет, он оказался не в рубке; Джессика погрузила его в собственный интерфейс. Он очутился в полноводном потоке мыслей единого сознания — буквально в потоке. Вода неслась мимо, импульсы, поступающие от кожи, говорили, что ему мокро и холодно. Рябящая поверхность отливала серебром, вода изобиловала смутными, плохо различимыми образами, стремительно проскальзывающими мимо. Сосредоточиться на них не получалось.

— Значит, так ты воспринимаешь мысли единого сознания?

— Да. А ты нет?

— Нет. Это… у меня всё совсем бессистемно.

Он невольно задумался, насколько на самом деле отличаются их разумы.

«Может, Кандара и права в своих подозрениях».

— Его просто нет, — сказала Джессика.

Они вырвались на поверхность, оказавшись где–то внутри ковчега, — как нерестящаяся рыба, прыжками идущая вверх по течению. Множество прыжков, ни один из которых не длился больше секунды. Новая обстановка исчезала, не успев толком проявиться. Туннели. Помещения, набитые биомеханическими системами. Высоченные штабеля коконов, за которыми ухаживают уродливые обслуживающие твари. Мрачные пещеры, ими не пользовались с того времени, как покинули Землю. Ангары без кораблей. Ангары с кораблями — одинаковые, неотличимые друг от друга. Но их ангара среди них не было.

Сидящий на каменном выступе Юрий резко выпрямился, напряженно осматриваясь, пока разум переориентировался, помещая его туда, где ему и следовало быть в этой вселенной. Он жадно втянул в себя воздух, как будто действительно слишком долго пробыл под водой.

Кандара бросила на него странный взгляд:

— Ты в порядке?

Он коротко кивнул, не решаясь заговорить.

— Нашего ангара нет, — спокойно сказала Джессика. — Импульсы, идущие от каждой сенсорной клетки ангара, каким–то образом исчезли прежде, чем добрались до какой–либо из основных процедур единого сознания, и, естественно, не включились в его память. Мы знаем это лишь потому, что наши сенсорные кластеры видят там квинту. Ничто другое ее не видит.

— Кто–то убил нексус?

— Это не имеет никакого отношения к нексусу. Если бы его сожгли, нейрострата заблокировала бы гораздо большую площадь. А слепое пятно накрыло лишь наш ангар и ведущие к нему проходы.

— И почему же? — спросил Каллум.

— Не знаю. — Джессика нахмурилась. — Что–то заблокировало восприятие единого сознания.

— Нейровирус? — удивился Алик. — На борту есть еще один отряд тайных агентов?

— Невозможно, — отрезала Кандара. — Чтобы поместить нас на борт, потребовались объединенные усилия Обороны Альфа и всех заселенных миров. Второй миссии быть не может.

— Тут поработало что–то более тонкое, чем нейровирус, — сказала Джессика. — Единое сознание не знает, что оно чего–то не знает. И я этого не понимаю. Невозможно так глубоко погрузиться в автономные процедуры. Я, по крайней мере, не могу.

Малоподвижное лицо Алика выразило замешательство.

— Ты хочешь сказать, что Странная Квинта прячется от единого сознания?

Джессика пожала плечами:

— Если исключить невозможное, то, что останется, каким бы невероятным оно ни казалось, будет правдой.

— Так что же, черт возьми, она затеяла?

«МОРГАН» Сенсорная станция оликсов

Бой длился три дня. Нет, не грандиозная битва между двумя противоборствующими сторонами; она, по существу, закончилась в первые две секунды, когда генераторы армады захватили ведущую в анклав червоточину. То, что происходило дальше, было в основном операцией по зачистке. Семь концентрических колец хабитата оликсов охраняли десятки кораблей Решения. Они сильно уступали фракции истории и численностью, и вооружением, но капитуляция явно не была частью генетического кода оликсов. Каждый корабль сражался до конца.

Некоторые корабли Решения пытались бежать, вероятно, чтобы попытаться предупредить другие аванпосты оликсов. Они начали ускоряться через минуту после того, как армада прошла через расширяющиеся порталы. Их пришлось преследовать, и это заняло несколько дней. Энсли самолично изловил двоих.

Наконец все корабли Решения были уничтожены. Семь колец остались без защиты. В дело вступили десантные транспортеры «Моргана» в сопровождении армады линкоров. Взводы людей вошли в кольца, прокладывая себе путь сквозь соты внутренних камер. Их прикрывали группы мобильных орудий комплексов, которых взводы прозвали «морпехами». Слаженными действиями им удалось загнать в угол и подчинить несколько отдельных тел квинт. Рейды длились недолго. Оликсы яростно сопротивлялись; их охотничьи сферы разрушали целые сектора внутри колец.

Что ж, это для них плохо кончилось. Армада ударных крейсеров комплексов использовала взрывы антиматерии и гравитонные импульсы, чтобы раздробить кольца станции и испарить самые большие уцелевшие куски. Быстро расширяющееся облако обломков поглотило клубы пара, бывшие недавно кораблями Решения. Уничтожив станцию, ударные крейсеры атаковали гигантские радиотелескопы. Расправившись с ними, армада переключила внимание на огромный обруч, вращающийся вокруг экватора звезды. Флотилия из пятидесяти боевых крейсеров вышла на трехмиллионнокилометровую орбиту над экстраординарным артефактом. Комплексных людей интересовали его состав и устройство; их зонды определили, что внешняя структура имеет единую квантовую сигнатуру.

— Ты имеешь в виду одноатомную оболочку? — спросила Ирелла.

— Слишком грубая интерпретация, — ответил Иммануээль. — Это расширение классической двойственности, которое, по сути, делает ее сингулярной волной, одновременно объединяя множество частиц. Оба состояния существуют в модифицированном квантовом поле. Разумное решение проблемы перегрузок, которым подвергается петля, — не только экстремальных радиационных и термальных воздействий из–за близости солнца, но и сохранения физической целостности во время вращения. Обычная материя просто распалась бы.

Ирелла бесстрастно наблюдала, как Энсли вышел на орбиту в двух миллионах километров над звездой. Его белый корпус сделался серебристым, отчего казалось, что это осколок самой звезды завис над буйной короной. Разведывательная флотилия комплексов быстро отступила, унеслась в безопасность расширяющихся порталов — и вылетела в тени единственной каменной планеты в системе звезды, где собралась вокруг второй точки Лагранжа большая часть армады.

Энсли выпустил одинокую ракету с квантово–модифицированной боеголовкой, и та сдетонировала всего в тысяче километров над поверхностью петли. Сверхгорячие газы хромосферы резко деформировались и, испаряясь, создали вокруг ракеты бешеный вихрь. Миг — и смерч обрушился на петлю.

Громада раскололась вдребезги со скоростью света, эффект аннигиляции покатился по окружности в разные стороны, двумя волнами. Триллионы осколков брызнули в пространство, сверкая Ядерными кометами. Энсли ушел от них, просто поднявшись чуть выше своей эклиптической орбиты.

— Великие святые, — прошептала Ирелла. — Мы стали смертью, истребителями звезд.

— Пока нет, — ответил Иммануээль. — Но скоро.

— Опустошение, — выдохнула она, глядя на разбухающую тучу обломков, бывшую только что хабитатом из семи колец, и на светящиеся дымчатые облачка поменьше, останки кораблей Решения. Венцы обломков отмечали места, где недавно сонно дрейфовали радиотелескопы, а выбросы излучения схлопнувшихся червоточин уже кричали о своей гибели на весь космос. — Пугающих масштабов.

— Брось, комплексы и оликсы — цивилизации второго типа по шкале Кардашева^[8], воюющие за будущую свободу галактики, Наши поля сражений будут вызывать благоговейный трепет и недоумение у инопланетных астрономов на протяжении тысячелетий независимо от исхода. Если и есть в нашей борьбе какая–то ценность, то это ее великолепие.

— Полагаю, так. Теперь нас никто никогда не забудет.

— Никогда — это слишком долго. Но мы, так или иначе, оставим свой след.

— Как ты думаешь, Бог у Конца Времен может увидеть, что мы сделали?

— Если может, то нам не удастся убить его до того, как он родится.

— Парадокс.

— Вечный.

— Когда я думаю о нем, мне приходит на ум осужденный в камере смертников, встречающий свой последний рассвет перед казнью. Он знает, что перестанет существовать, но ничего не может сделать, чтобы остановить восход солнца.

— Он попытается. Ты ведь знаешь это, да?

— Знаю. Но его пока нет.

— Нет. А солнце восходит.

Грохот и суета обрушились на вышедшего из десантного корабля Деллиана неожиданно. Несмотря на тяжелые нагрузки внутри кольца хабитата оликсов, на быстрые и беспощадные стычки с врагом, несмотря на адреналин и ужас, их бои оставались бесшумными. Шлем защищал его от, вероятно, смертоносных звуков высокоэнергетических разрядов: лучевых, кинетических, плазменных. Тихая война — пускай и не особо цивилизованная.

Потом на возвращающемся на «Морган» корабле оказалось не так много места, так что движение свелось к минимуму. Но теперь здесь, в ангаре, грубый механический шум сотрясал воздух, словно рядышком шел рок–концерт. Освещение было резким, воздух отдавал металлом, дистанционки и устрашающие «морпехи» комплексов, с которыми он сражался бок о бок, сновали вокруг, занимаясь чем–то непонятным. Ему даже почти захотелось вернуться в святилище транспортера и переждать, пока суматоха утихнет. Почти. Потому что она стояла у подножия трапа и лучезарная улыбка осветила ее лицо, когда она увидела его. Призрак тревоги и беспокойства, мелькнувший в ее блестящих глазах, растаял так быстро, что он решил, что ему показалось. Возможно, он просто вообразил то, что хотел увидеть; в конце концов, она лучше, чем кто–либо другой, знала, что он и его взвод прошли через всё и остались невредимы.

Он поспешил вниз по трапу, а она возбужденно подпрыгнула и крепко обняла его, осыпая поцелуями. В окружении улыбок и веселого улюлюканья Ирелла широкой ухмылкой поприветствовала возвращение остального взвода.

— Вы все целы, — сказала она. — Слава Святым.

Деллиан заметил промелькнувшую за счастьем неуверенность и понял, о чем думает Ирелла.

Это всего лишь сенсорная станция, крохотная застава, которую застали врасплох и задавили числом. В следующий раз все будет по–настоящему. В следующий раз никто не будет знать, кто спустится по трапу после прилета… если у корабля еще будет трап. И если прилетит сам корабль.

Как и она, он припрятал беспокойство поглубже.

Они поспешили в свою каюту, как перевозбужденные дети, какими были когда–то — давно, слишком давно. И сразу рухнули в кровать, где все было быстро и жестко. Поели, приняли душ — и снова в койку. Потом уснули, вжавшись друг в друга. Потом опять были ласки — уже не обезумевших подростков, а нежные, чувственные, полные любви ласки взрослых людей.

— Ты наблюдала за нами? — спросил Деллиан, когда они вместе направились в душ.

— Да. — Теплые струйки побежали по ее голове, потекли по спине, сливаясь в мыльные ручейки. — Тиллиана и Элличи хороши. Ну и твоя подготовка помогла. Ты был очень собран, не то что там, на Ваяне.

— Не такой наивный? — поддразнил он.

— И это тоже.

— Да. Я доволен всеми. Хотя я по–прежнему думаю, что при наличии армады мы лишние.

— Они не смотрят на нас свысока. Именно потому, что поднялись так высоко, сомневаюсь, что они принимают в расчет чьи–то задетые чувства.

— Точно.

Едва ли его согласие прозвучало убедительно. Но потом скользкие от мыла руки принялись гладить его по груди, и все сомнения вылетели из головы.

Деллиан наблюдал через оптику, как фрагменты энергетического кольца оликсов долетели до каменной планеты. Под ударами на дневной стороне беззвучно вспучились серые клубы, взметнулись на десятки километров обломки, заслоняя древний ландшафт, не менявшийся сотни миллионов лет. Когда пыль начала оседать, от вековых каньонов, сухих морей и дряхлых гор ничего не осталось; их заменили перекрывающие друг друга кратеры, центры которых еще светились: это остывали и затвердевали рдеющие лавовые озера.

От вида опустошения у Деллиана, шагающего вместе с Иреллой по главному коридору тридцать третьей палубы к хабу портала, рефлекторно напряглись мышцы живота. Снаружи, в безопасности второй точки Лагранжа, корабли армады увеличили мощность гравитационного эффекта отклонения, ожидая, когда смертоносная туча пройдет мимо. Деллиан знал, что им ничего не грозит — технически. Тем не менее от масштабов разрушения его бросало в дрожь; то, что когда–либо проделывал его взвод, не шло с этим ни в какое сравнение.

Портал привел их в ксенобиологический исследовательский центр, где разместился один из аспектов Иммануээля. Они прошли прямо в огромную центральную камеру с полупрозрачными жемчужно–белыми стенами, дробящими помещение на полусферические ячейки, сложенные в широкую спираль. На взгляд Деллиана, это слишком уж походило на биологические технологии, которые использовали оликсы. Приближаясь к любой из изогнутых стенок, он различал под поверхностью бордовое кружево вен. Вопиющее сходство заставляло его нервничать.

— Проектирование всегда дает одно оптимальное решение проблемы, верно? — спросил он на ходу. — Мы прорабатываем методы и прототипы, пока не отыщем способ выполнить задачу должным образом. Я имею в виду, что построить генератор или процессор можно только одним–единственным способом, так?

Ирелла несколько озадаченно покосилась на него:

— Как правило, да.

— Значит… в конце концов комплексные люди разовьют ту же технологию, что и оликсы? Это же теория плато — ну, что некоторые вещи просто нельзя улучшить еще больше, поэтому они становятся универсальными, неизменными?

— Как правило, да. Но к чему ты клонишь?

— Ну, если все, что мы делаем, ведет нас в одном направлении, не значит ли это, что мы можем стать такими, как они? Как оликсы?

— Нет! Почему ты так решил? Что заставит нас шнырять по галактике, порабощая другие расы?

— Это вроде как добавляет смысл жизни, не так ли? Я не говорю, что это хорошая цель, — поспешил пояснить он. — Но они прониклись этим; они строят на этом свою бессмертную жизнь. Ну, посмотри на Кенельм и таких, как оне. Их идея — поддерживать в поколениях философию Утопии — нацеливала, концентрировала их, давала то, ради чего стоит жить. Идеи опасны, Ир.

— Я знаю. Но, правда, Дел, мы же не думаем так, как оликсы. Они чужаки, помнишь? Не только в плане биологии и культуры, но и в том, как они мыслят.

— А может, они просто настроили себя так, чтобы вписаться в этот их крестовый поход, в который их снарядил Бог у Конца Времен? Это несложно, если ваша биотехнология настолько продвинута, что позволяет изменять собственное тело, просто для удобства. И именно это мы имеем сейчас, так? У нас есть потенциал жить вечно, если мы того захотим. Но я не уверен, что мы — такие, как мы есть, — созданы для этого. Наш разум просто не продержится так долго, так что нам придется изменить его. Как сделали комплексные люди. Наши взгляды должны будут эволюционировать, чтобы справиться с экстремальной продолжительностью жизни. И как насчет всех тех людей, которых мы собираемся освободить?

— А что насчет них? — резко спросила она.

— Ну, сама знаешь. — Он выразительно пожал плечами, надеясь, что у него не слишком сконфуженный вид.

— Нет, Дел, не знаю.

— Ой, да ладно. Они же не… ну, не такие просвещенные, как мы. Они росли в другие времена.

— И?

Деллиан уже пожалел, что затеял этот разговор.

— Ну, там же есть люди вроде тех, с которыми имел дело святой Алик, — из нью–йоркских банд, например. Таким людям мы ведь не можем предоставить свободный доступ к инициатору, да? Нет, правда. Черт знает, что они могут сотворить!

— Человеческая цивилизация всегда регулируется, Дел. Так она поддерживает себя, вечно балансируя между свободой и диктатурой закона. Мы все живем посередине, подчиняясь правилам ради общего блага.

— Возможно, — пробормотал он. — Но люди с Земли могут и не принять ограничений, увидев, чего мы достигли, что может предложить наша технология.

— С чего это вдруг ты стал таким… порицателем?

— Ну, у тебя же обычно есть ответы на случай любых непредвиденных обстоятельств. А я просто спрашиваю, вот и всё.

— Если Последний Удар окажется успешным, многое придется согласовывать. Мы можем начать с какого–нибудь собрания граждан, полагаю, чтобы договориться о новой конституции. Потом поговорим о введении ограничений для инициаторов, как поступили неаны.

— Хорошо. Но я не уверен, что это что–то принципиально изменит.

— Ты что, говоришь, что мы не должны освобождать захваченных оликсами людей?

— Нет! Но, просто… как–то все стало… нелегко. Когда мы покинули Джулосс, я думал, будет пара битв — пускай тяжелых, — но после этого все закончится и мы сможем поселиться где–нибудь вместе и вести нормальную жизнь.

— Не в первый раз кто–то, выигравший войну, теряет мир. Но, Дел, сначала мы все–таки должны выиграть. А потом начнем думать, что дальше.

— Да, но нам придется измениться самим. Это и беспокоит меня, Ир: кем мы станем?

— Если мы изменимся и будем контролировать то, как мы меняемся, мы сможем сохранить наши души. В отличие от оликсов.

— Надеюсь, ты права. Но мы же были просто одержимы идеей распространения земной ДНК по всей галактике. Это тоже своего рода завоевание.

— Этого не случится, Дел.

Ему хотелось ей верить. Но даже Ирелла едва ли могла четко разобраться в таком множестве переменных. Так что приходилось полагаться только на веру. Что ж, это просто.

— Ладно, вернемся к технической идентичности. Интересно, неаны тоже прячутся в анклавах с замедленным временем? Что, если они движутся к тепловой смерти вселенной параллельно оликсам и однажды они наконец столкнутся друг с другом?

— Великие святые, Дел, откуда ты всего этого набрался?

— Не знаю. Просто пытался думать о чем–то кроме тренировок и того, что мы делаем. Я хочу видеть общую картину, Ир. Как ты. Но, поскольку я не ты, у меня, наверное, не получится.

— Дел… ты думал о возвышении до комплекса? Все сводится к этому?

Он вяло пожал плечами:

— Я не хочу делать это в одиночку. То есть — если бы я это сделал.

Ее рука легла на его плечо, остановив его, и Дел обнаружил, что смотрит в ее лицо — печальное лицо.

— Ты не тупой, Дел. Тебе не нужно это прямо сейчас. Мы играем важнейшую роль в ПоследнемУдаре.

Снова накатили сомнения, но эти слова его успокоили — тем более что сказала их она.

— Потом, — продолжила Ирелла, — если ты продолжишь все это чувствовать, мы возвысимся до комплекса вместе.

— Святые, ты это сделаешь? Серьезно?

— Да. И знаешь почему?

— Я никогда тебя не понимал.

— Потому что это обратимо. Если это окажется для нас неправильно, мы просто вернемся к самим себе.

Он невольно ухмыльнулся:

— Я думал, ты скажешь что–нибудь о судьбе, или любви, или еще какой чуши.

— Ага. — Она облизнула губы. — Сдается мне, ты решил это попробовать, потому что тогда все твои тела будут заниматься сексом вместе.

— Эй! Я об этом и не думал! Круто!

Она вздохнула — с мученическим раздражением.

— Пойдем. Пока твой мозг не растаял. Я хочу посмотреть, что там у Иммануээля есть для нас.

В двадцати камерах исследовательского центра содержались тела квинт — обездвиженные, зафиксированные на каких–то странных, напоминающих табуреты колоннах. Их короткие толстые ножки были помещены в припаянные к полу черные «чехлы», а юбку из манипуляторной плоти опоясывали широкие стальные браслеты. Шею и нижнюю часть головы тоже охватывали металлические обручи — только наверху блестел одинокий глаз. Сверху на пленников лился белый актинический свет, лишь подчеркивая первое неприятное впечатление: квинты выглядели распятыми.

В одной из камер рядом с заключенным обнаружился андроид Энсли. Они вместе с рослым гуманоидным телом Иммануээля застыли по обе стороны подвешенной квинты: вечный образ бесстрастных ученых, изучающих любопытный экземпляр.

— Хороший прогресс, — сказал Энсли, когда вошли Ирелла и Деллиан.

Его гладкие белые руки вкладывали в полупрозрачную плоть инопланетника маленькие алые полушария. Деллиан видел волок–на, растущие из основания каждого приспособления, предназначенные для того, чтобы обвивать темные внутренние органы; все они направлялись к самой сердцевине туловища, туда, где находился мозг. Отчего–то он понимал, что золотистый глаз квинты расфокусирован.

— Прогресс — в чем? — спросил он.

— В извлечении памяти, — ответил Иммануээль. — К сожалению, ни одному из наших «морпехов» не удалось изолировать центральную нервную систему корабля до того, как единое сознание самоуничтожилось.

— Та же проблема, с которой я столкнулся во время засады у Баяна, — отметил Энсли. — Как только единое сознание понимает, что его целостность нарушена вторгшимися системами, оно совершает благородный поступок — убивает себя. С такой громадой, как корабль–ковчег, у которого нейрострата размером с небоскреб, это требует времени, так что я смог извлечь кое–какие воспоминания. Но корабли Решения очень быстры, и единое сознание хабитата получило массу предупреждений. Оно стерло все самое важное еще до того, как вы, парни, ворвались туда.

Деллиан уставился на квинту, стараясь оставаться бесстрастным.

— Но квинты не покончили с собой?

— Нет, — ответил Иммануээль. — По крайней мере, не все. Взводы и «морпехи», захватив станцию оликсов, усердно подавляли запутывание, разрывая связи между телами квинты. Будучи изолирована от четырех других, квинта становится менее склонна к суициду. Полагаю, это остаточный инстинкт с той поры, когда они еще были обычными животными, обладающими каждый своим телом, а не этой косной расширенной версией. Замешательство позволило вам с «морпехами» оглушить их.

— А эти твои волокна? Они высасывают воспоминания?

— По сути — да. Но, чтобы оживить их разум, нужно позволить им подняться на определенный уровень сознания. Они пытаются сопротивляться.

— Они… чувствуют боль?

— Нет. Квинты полностью искоренили само это понятие из своих тел. Их нервная система больше похожа на вычислительную сеть. Тело понимает, что повреждено, но не интерпретирует это так же, как мы.

— Ладно. — Деллиан не знал, рад он этому или нет. Подвергать вражеского бойца пыткам противоречило его принципам, но это ведь были оликсы. Они заслужили наказание — хотя он понятия не имел, какая кара подошла бы для преступления космического масштаба, совершенного ими. — Ну и что вы выяснили? И вообще, что вы ищете?

Хвост Иммануээля лениво дернулся.

— Наша главная цель — информация о звездной системе анклава. В первую очередь подтверждение того, что она находится именно там, где мы предполагаем.

— Спасибо, блин, большое, — буркнул Энсли.

— Да, спасибо — кажется, мы это подтверждение получили.

— Сорок тысяч световых лет, — задумчиво проговорила Ирелла.

Деллиан взглянул на нее. Она была ошеломлена расстоянием, но его это не тревожило. Цифры — всего лишь цифры. У них был путь и был способ добраться до цели через захваченную червоточину оликсов. Они могли потратить на путешествие столько времени, сколько захотят, — много или мало. Цифры значения не имеют.

— Да, — сказал Энсли. — Десять тысяч лет, и у нас наконец есть цель. По статистике, едва ли мы будем первыми людьми, которые возьмутся за них. Но… эти перерывы…

Взгляд Иреллы не отрывался от обездвиженной квинты.

— Неаны, должно быть, делали что–то подобное. У Соко и святой Джессики было столько информации об оликсах…

— Устаревшей информации, — уточнил Энсли.

— Это неизбежно, — возразил Иммануээль, — учитывая масштаб событий. Однако основные факты вполне надежны. К сожалению, среди оликсов существует строгая иерархия, и квинты, созданные вне анклава, находятся в самом низу. Они мало что знают.

— Я думал, это эгалитарное монокультурное общество, — заметил Деллиан.

— Ты ошибался, парень, — хмыкнул Энсли. — Похоже, эволюция вступает в одно и то же дерьмо вне зависимости от того, с какой точки галактики начинать. Квинты, низшие из низших в цивилизации оликсов, — по сути рабочие дроны. Но имеющие определенную степень автономии.

— Свободу воли? — резко спросила Ирелла.

— Нет, это больше похоже на способность принимать малозначительные решения без руководства единого сознания. Как в любой религии или идеологии, ты волен делать то, что ты хочешь, до тех пор, пока это соответствует определяющим заповедям. Но это позволяет им продвигаться по общественной лестнице — еще один пережиток естественного отбора. Дарвин гордился бы этими маленькими засранцами.

— Значит, они могут начать сомневаться в том, что они делают?

— Полагаю. Теоретически. Но для того, чтобы квинта изменила свое отношение и убеждения, она должна подвергнуться воздействию других способов мышления, чего–то, что заставило бы ее воспротивиться идеологической обработке. А этому случиться не суждено. Как ты сказал, у них царит монокультура.

— Черт возьми, но какая же тогда ступенька для квинты — следующая? Шесть тел?

— Единое сознание. Тебя пересаживают во что–то относительно простое вроде транспортного корабля, где ты преданно трудишься, и если выполняешь свою работу хорошо, то получаешь следующее повышение. Может, корабль Избавления, потом корабль Решения или аванпост станции обитания, корабль–ковчег, корабль Гостеприимства, производственная база. Но даже у них разные уровни. Если твое существование началось за пределами анклава, то в анклав ты попадешь только после того, как завершишь крестовый поход и вернешься с сокровищем — коконами другой расы.

— В этом–то и проблема, — сказал Иммануээль. — У нас есть воспоминания квинт о звездной системе анклава, но ни одна из этих квинт никогда не проходила через врата в сам анклав. Так что информации из первых рук у них нет.

— Но вы нашли воспоминания о звездной системе анклава? — взволнованно уточнила Ирелла.

— Да. Относительно недавние, им от силы несколько лет.

Деллиан запросил через инфопочку информацию, извлеченную Иммануээлем и Энсли. Центром системы анклава служила огромная белая звезда, лишенная каких–либо планет. Вместо планет имелось невероятно плотное кольцо, вращающееся в пяти а. е. от звезды, окруженное великолепием галактического ядра.

— Это развалины, — сказал Иммануээль. — И неестественно большие сегменты тоже. Они раздробили свои планеты, обеспечивая легкий доступ к эксплуатируемой массе.

— Как по мне, так по шкале Кардашева это цивилизация второго с половиной типа, — заявил Энсли. — Перестройка звездной системы, прости господи! И только для того, чтобы подготовиться к крестовому походу.

— Мы знали, что будет нелегко, — откликнулся Иммануээль.

Оптика Деллиана показала ему изображение врат. Он заранее представлял огромную технологическую сферу, возможно, защищенную жуткими энергетическими пушками, способными разнести в клочья небольшую планету. Однако, хотя кораблей Решения кружило рядом немало, сами врата оказались почти неразличимы и выглядели гигантским воздушным шариком, наполненным темной водой, едва отражающей свет ядра.

Деллиана пробрал озноб.

«Столько истории. Люди ждали десять тысяч лет, только чтобы мельком это увидеть. Ради святых, это же дольше, чем документированная история людей на Земле. Столько усилий, столько страданий… Мне кажется, я недостоин».

— Врата в ад, — тихо произнес он. — Думаешь, мы все это время знали? Это так велико, так грандиозно, что, возможно, каким–то образом просочилось в нашу коллективную расовую память?

— Может быть, — отозвалась Ирелла.

Он знал, что она просто потакает ему, и это добавило нотку гнева в его голос:

— Иммануээль, что–нибудь в памяти этих квинт подтверждает, что Святые убиты? Я… я хочу знать.

«Знать, что это была не просто пропаганда, часть нейровируса, ложь, задача которой — сломать меня».

Он увидел, как Энсли и Иммануээль переглянулись. Странный поступок — физический показатель — с учетом того, к каким системам с невообразимо высокой скоростью передачи данных они подключены.

— В мозгу каждой квинты есть уровень базовых знаний, — сказал Иммануээль. — Расовая память — ну, так мы изучаем основные моменты нашей истории. Это способ лучше понять самих себя.

— Они мертвы, — отрезал Энсли. — Они добрались до звездной системы анклава на «Спасении жизни» и попробовали совершить прорыв на «Еретике–мстителе», когда поняли, что обнаружены. Их сбили, но им удалось прихватить с собой несколько кораблей Избавления. Только представь! Они отправились в путь, пользуясь примитивнейшей технологией — лучшей из того, что у них имелось в то время, хотя по сравнению с тем, что есть у нас сейчас, это просто ничто. Чудо, что они вообще попали на борт корабля–ковчега! Но они добрались до системы анклава оликсов и были первыми людьми, увидевшими ее. И они послали Сигнал. Они сделали все, что на них возлагалось, вопреки тому, что шансы у них были просто–таки смехотворные. Меня поразить непросто, но эти ребята действительно были лучшими из лучших. Они воистину Святые. Я горжусь тем, что знал их.

Инфопочка Деллиана воспроизвела единственный доступный файл. Он увидел размытое изображение: передатчик Сигнала, пылающий перед громадным радиотелескопом. Странная получилась визуальная инверсия естественной астрономии: как будто звезда вращалась вокруг планеты.

— Значит, первоначальный Сигнал уже на пути к нам, — благоговейно произнесла Ирелла.

— Да, — кивнул Иммануээль. — Он достигнет этой части галактики примерно через тридцать тысяч лет.

— Интересно, а он будет еще достаточно сильным, чтобы его можно было засечь?

— Должен.

— Надо следить! Мы в долгу перед ними!

— Если люди всё еще будут свободны, полагаю, мы построим немало догм и ожиданий вокруг прибытия Сигнала Святых. Это поистине великолепный символ силы нашего духа.

Деллиан еще раз прокрутил файл.

«Спасибо, — мысленно сказал он Святым. — Вы показали мне, что мы можем победить даже в самые черные времена».

Отдав дань уважения былому, он перевел дыхание и попытался сосредоточиться на планировке звездной системы анклава с ее множеством кораблей и производственных хабов.

— И что теперь?

— Теперь все аспекты комплексов соберутся, чтобы сформулировать нашу стратегию нападения, — ответил Иммануээль. — Мы приглашаем вас присоединиться к нам на решающем конгрессе.

«Конечно, как будто мы можем внести хоть какой–то вклад», — мрачно подумал Деллиан.

— Спасибо, — сказала Ирелла. — Наша приоритетная задача — добраться до «Спасения жизни» и других кораблей, где хранятся человеческие коконы.

— Мы оцениваем масштаб звездной системы анклава и ее ресурсы. Мы понимаем первостепенную важность освобождения коконов. Однако, если это окажется недостижимым, запасным вариантом будет окончательное пресечение способности оликсов продолжать их крестовый поход. С устранением угрозы люди смогут возобновить более–менее нормальное существование.

— Нет, — заявила Ирелла. — Я не могу этого допустить. Мы существуем для того, чтобы освободить наших братьев.

— Для достижения этого будут приложены все усилия. Но, создатель, пожалуйста, подумай о характере оружия, которое собираются применить обе стороны. Где–то в системе врат есть механизмы, которые разрушали планеты.

— В прошлом, — вставил Деллиан.

— Да. Но мы не можем игнорировать возможность того, что они всё еще существуют. Против нашей армады встанет огромное количество кораблей Избавления и Решения, а значит, высвободится феноменальная разрушительная энергия. И это только со стороны оликсов. Мы несем нейтронную звезду, чтобы ударить по их звезде. Результатом будет новая — а может, сверхновая. Мы понесем потери, значительные потери. И вы должны быть готовы к потерям.

— К потерям — да. К провалу — нет.

— Мы разработаем наилучшую стратегию из возможных. Неизвестных все еще слишком много, чтобы гарантировать победу. Мне жаль, но это не та война, что ведет к абсолютам. Как и Святые, мы приложим все усилия, чтобы выполнить свою миссию. Это все, что могут требовать от нас наши предки: чтобы мы старались изо всех сил. И мы будем стараться.

— Мы знаем, — сказал Деллиан прежде, чем Ирелла успела что–то возразить. Он же знал ее. — И мы будем с вами. Все взводы.

— Ценю, Деллиан, — кивнул Энсли. — Что ж, давайте уже начнем этот конгресс решимости, да?

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

Каллум вынул из пищевого принтера миску с ризотто из лосося и спаржи и сунул ее на девяносто секунд в микроволновку. Пока еда разогревалась, он ждал, когда принтер закончит печатать чесночный хлеб. Микроволновка дзинькнула, он открыл дверку и вдохнул аромат. От поблескивающего риса тянулись зыбкие струйки пара. Пахло чудесно…

Черт побери!

— Эй, эти сенсорные клетки на листьях, ну, на трубках снаружи — они что, и запахи ловят? — с тревогой поинтересовался он.

Джессика и Юрий сгорбились на своих каменных выступах, вслушиваясь в мысли единого сознания. Кандара и Алик сидели вместе — он с пивом, она с белым вином. Все посмотрели на Каллума.

— Ну? — Он ткнул пальцем в сторону дымящейся миски. — Как у единого сознания с обонянием?

Джессика взглянула на ризотто и нахмурилась.

— Некоторые почки на стволах чувствительны к составу атмосферы. Я бы не назвала это обонянием. Способность используется для выявления дисбаланса в газовой смеси — если накапливается слишком много углекислого газа и тому подобное.

Каллум с подозрением уставился на свое ризотто.

— Да, но выделяющиеся молекулы имеют земную сигнатуру. У единого сознания должны быть записи…

Теперь все смотрели на Джессику.

— Возможно, — признала она. — Хотя я не уверена насчет уровня чувствительности.

— Если мы будем готовить тут пару лет, запахи точно будут накапливаться, это как пить дать, — сказал Каллум. — И выплывут в наружный коридор. С едой всегда так. Отлично помню, как я гулял по Эдинбургу субботними вечерами.

— О чем ты, чувак? — спросил Алик и качнул кружкой с пивом. — Я что, должен отказаться от этого?

Каллум пожал плечами:

— Вода нейтральна.

— Да пошел ты!

— Холодная пища не такая вонючая, — задумчиво сказала Кандара.

— Вонючая? — опешил Алик.

— Ну, в смысле испарения. Горячая еда пахнет сильнее.

— Ты хочешь сказать, что нам предстоит десять лет жевать холодные бутерброды?

— Возможно, Каллум прав, — заметила Джессика.

— Гос–сподь всемогущий. Ни–за–что.

Пищевой принтер мигнул индикатором готовности, и из лотка выскользнул чесночный хлебец. Каллум виновато уставился на него.

— Чеснок воняет будь здоров, — сказал Юрий. — Тем паче если его разогреть.

Каллуму очень хотелось злобно зыркнуть на Юрия, который явно напрашивался. Но тогда бы Юрий победил.

— Нет, серьезно, холодная еда? — не унимался Алик. — А как насчет — ох, дерьмо! — кофе? Нет! Нет, чуваки, нет и нет.

Кандара глубокомысленно кивнула.

— Я думаю, Каллум прав. Мы не должны рисковать.

— Я не собираюсь всю оставшуюся жизнь пить… — Алик захлебнулся воздухом и закончил совсем тихо: — …воду.

— Водка почти не пахнет, — забавляясь, заявил Юрий. — А если ее подавать со льдом, старым русским способом, то выделяется еще меньше случайных молекул.

Алик охнул от отвращения и всплеснул руками.

Каллум наградил чесночный хлебец последним досадливым взглядом и бросил его в утилизатор. Водоворот смыва подхватил лакомство и унес в атомизатор в нижней части биогенного составителя. Ну а ризотто он все–таки съест.

— Ген 8 Тьюринг наверняка сумеет предложить нам достойное меню с низким уровнем выброса, — сказала Кандара.

— Подождите, — вскинула руку Джессика. — Прибыл еще один корабль: «Освобождение от невежества».

Ошеломленный Каллум застыл в идиотской позе — с полной вилкой перед открытым ртом.

— К газовому гиганту?

— Нет. В анклав. Только что прошел через врата. Я чувствую, как его мысли объединяются с полным сознанием. О черт!

— Что? — вскинулся Юрий.

— Они послали… они называют это флотом Улаживания. К Земле. «Освобождение от невежества» вернулся первым. С полным грузом.

— С полным?

Каллум знал, что она имеет в виду, но…

— Коконов.

— О господи, нет. Это же невозможно. Мы провели здесь всего… Ох. Верно. Замедленное время. Снаружи, должно быть, прошли годы.

— Пара десятков лет, по меньшей мере, — сказала Кандара. — Больше, если учесть время полета по червоточине к Сол и обратно. Лет тридцать, пожалуй.

— Мы не пробыли в анклаве и двух дней, — запротестовал Алик.

Она насмешливо улыбнулась ему:

— Очень медленное время.

— Что произошло? — спросил Юрий.

— Земля пала, — ответила Джессика. — Они послали тысячи кораблей Решения. Те взломали городские щиты. Окуклили всех оставшихся на планете. Миллиарды наших. Миллиарды!

— А как насчет заселенных миров? — спросил Алик.

— «Освобождение от невежества» чувствует печаль, некую незавершенность, — сообщила Джессика. — Наши терраформированные миры были практически пусты, когда прибыли оликсы. Хабитаты исхода воспользовались порталами, и оликсы не смогли обнаружить, куда все ушли.

— Слава богу, — вздохнул Каллум. — Они это сделали. Разбрелись по галактике. Надежда еще есть.

Он смахнул с глаз влагу, непонятно как там оказавшуюся.

«Дети в безопасности. Черт, сейчас они уже старые; у внуков, наверное, есть уже свои дети. При таких темпах у нас не пройдет и недели, а они станут старше меня. И никогда не узнают, что я жив, что мы все сделали».

— Все прошло лучше, чем я ожидал, — сказал Юрий. — Они выбрались — Эмилья и Зангари, даже, по–видимому, Соко. Они знают, что делать. Теперь у нас простая задача.

— Простая? — взметнулся Алик.

— Сидеть и ждать, — пояснил Каллум. — И думать, как позвать человеческую армаду. Когда она придет.

В ту ночь Каллум спал беспокойно. В своем коротком ярком сне он шел по вечернему Эдинбургу — в старые добрые времена. Он и его приятели направлялись к кому–то на квартиру, потому что пабы уже закрылись. Чистые мощеные улицы были скользкими от холодного дождя, льющегося с Шотландского нагорья. В лужах дрожали зыбкие полосы — отражения света фонарей и голограммных реклам. Затем огни погасли один за другим, оставив его одного, бредущего по каньону, стенами которого служили каменные здания с какими–то перекошенными боками. В меркнущем городе еще сохранилось немного света: витрины шашлычных, закусочных, бургерных, пиццерий и лапшичных. Заведения были набиты битком; грили и печи полыхали оранжевым цветом раскаленной лавы, бросая загадочные отсветы на нарисованные лица — лица, теряющие черты, медленно тающие, превращающиеся в овалы плоти. И жирный дым, поднимавшийся от обугливающейся еды, втягивали вытяжные вентиляторы. Потоки едкого смога захлестнули улицу, накрыли ее всепроникающей вонью.

В канавах, за решетками водостоков, подергивались носы крыс, рвущихся к источнику… ’

— Калл?

Он ахнул, и сон рассеялся. Над ним склонилось лицо Джессики — нежное, обеспокоенное.

— Ты кричал, — объяснила она. — Дурной сон?

— Что–то вроде того. Который час? — Он расстегнул боковую молнию спального мешка. Внутрь сразу заполз прохладный воздух.

«Мне нужен мешок потолще».

— Пять утра по корабельному времени.

— Э, ясно. Спасибо. И прошу прощения.

Свет в пещере едва мерцал, и распоясавшиеся тени тесно сжимали мир. Как в его кошмаре.

— Ген 8 Тьюринг подправил формулу молока, — сказала она. — Теперь его молекулы разлетаются меньше. Я могу подогреть тебе немного, если хочешь.

«Теплое молоко. Я что, пятилетка? Черт побери. Может, Алик прав; некоторые жертвы слишком велики. Уходить — так уходить окутанным парами приличного виски».

— Спасибо. Ценю. — Он потер руки, сложил их чашечкой и подул на сухие ладони. — Мне холодно.

— Привыкай. — Джессика занялась пищевым принтером.

— Черт. Вот уж не думал, что все так кончится. Надеялся на взрыв, а не на нытье.

Она поставила кружку в микроволновку.

— Прибыл еще один корабль.

— Господи, что теперь?

— Он называется «Убежище надежды», и он собрал людей исхода. Кажется, с двух новых планет.

— Черт. Исхода? Это хреново. Значит, они охотятся на нас?

— Да. Мне жаль, но это было неизбежно. Они фанатики.

— Проклятье. Кто же там?

— Я могу попробовать копнуть чуть глубже.

Каллум взял протянутую ему кружку.

— Спасибо.

Вкус у жидкости отсутствовал напрочь: теплая белая вода.

— Есть одна вещь, которую полное сознание рассматривает в первостепенных мыслительных процедурах, — сказала Джессика. — Они озабочены. Они знают об исходе и его целях.

: — О целях исхода? В смысле — о том, что люди будут наращивать военную мощь, чтобы дать отпор?

— Да. — Она помедлила. — Но не только.

— Не только?

— Должно быть, они допрашивали людей, извлекали воспоминания непосредственно из мозга. Оликсы знают, кто мы. Мы пятеро играем не последние роли в потоке мыслей полного сознания.

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

Свести на нет восприятие нейростраты в ангаре было проще простого — всего–то и понадобилось, что несколько неверных указаний в автономных процедурах локального узла. Мне не нравится скрывать свои поступки от единого сознания, но у меня нет выбора; единое сознание ошибается насчет приоритетов. Эти ублюдки–люди все еще живы и где–то здесь, так что я должен сделать то, что должен.

Все, что происходит, — еще одно доказательство моей правоты. Я собираю информацию, доставленную нам грозным «Убежищем надежды», который несет так много представителей этой гнусной человеческой расы. Вы этого не ожидали, да, маленькие засранцы? Не ожидали, что мы будем преследовать вас через века и световые годы? Знаете, мы видели все это прежде, все предательства и злодейства, на которые способны переоцененные обезьяны вроде вас. Мы знаем, как с вами разбираться.

У конца времен вы за все ответите. Не избежать вам той благородной судьбы, которую мы призваны нести.

Я хочу сказать, неужели вы действительно думали, что ваши жалкие маленькие мозги смогут перехитрить нас, пускай даже эти гребаные подонки–неаны подначивали вас, врали вам, подсовывали ложную надежду и лучшие технологии, которые они, вероятно, украли у нас или Като? Нет, мои обманутые друзья. Эта вселенная устроена не так. Совсем не так.

Вообще, насколько глупым был весь этот план? Убежать и размножаться, как бешеные крысы, пока вас не станет достаточно, чтобы заполонить наш анклав? Неужто у вас вообще нет мозгов? Неужто вы не можете даже попытаться представить, какие средства защиты мы накопили? Мы пасли и спасали другие несчастные заблудшие расы еще до того, как ваши убогие, лишенные разума предки хотя бы научились разжигать огонь.

Ну, пробрались вы тайком на борт? И что, засранцы? И что? Никто никогда не услышит ваш Сигнал. С такого–то расстояния? Никогда. Вы проиграли.

И теперь все, что мне нужно сделать, это завершить последнее задание. Закончить уборку. Потому что я собираюсь найти вас, сколько бы времени это ни заняло. Я собираюсь надрать ваши мерзкие…

О. Интересно. Это что? Это они? Лучшие из лучших? И вы называете их Святыми? Правда? Их? Вы, верно, издеваетесь. Некоторые мои тела из тех, что уже умерли и сгнили, и те были бы лучшим выбором.

Значит, вы теперь мои; мои–мои, черт возьми. И я буду наслаждаться каждой секундой. Может, даже подключусь к биоструктурной сети местной среды, чтобы вдыхать ваш страх, когда найду вас. Ну да, я знаю, что мне следовало бы отправить вас в маленькую уютную люлечку корабля–чистилища, идущего к концу времен. Но — эй, бывают же несчастные случаи, а ваши тела такие хрупкие; их так легко повредить в бою. Я знаю. Мне ли не знать! Я и в этом хорош.

Видите ли, когда охотишься на земных животных, фокус в том, чтобы поставить себя на их место, перенять их образ мыслей, понять их мотивы. Сделай это — и увидишь, какие у них есть варианты, и запросто предугадаешь их действия.

Когда я извлек из нейростраты память украденного транспортного корабля, то точно выяснил, какую он занимал позицию. Сейчас я стою там, где был его нос, глядевший в стену. Я чувствую это, превращаю воспоминание в пространственное зрение. Я — транспортный корабль. Они перемещаются внутри меня. Они прячутся. Изо дня в день, изо дня в день. Их примитивные мозги тускло мерцают, формулируя жалкие планы.

Все, что людишки делали в тот день, День «S», когда они напали на нас, делалось для того, чтобы доставить этот конкретный корабль на борт «Спасения жизни». Большое дело! Вложили всё, что имели, вплоть до последнего ваттдоллара. В ход пошло всё — вся продукция всех промышленных станций, все грязные политические сделки — только ради того, чтобы пять человек оказались тут, в этом ангаре.

И они всё еще где–то здесь. Где–то рядом. Правильно? Я знаю, знаю, пускай даже «Спасение жизни» и не признает этого. Единое сознание слишком высоко вознесло свою могучую задницу, чтобы услышать меня.

Что ж, теперь я вас знаю. Святые.

Юрий Альстер, бывший шеф тайной полиции, алкоголик и мизантроп, неспособный к общению с другими.

Старший следователь ФБР по особым делам Алик Манди. Профессиональный подхалим, самый коррумпированный из высокопоставленных чиновников, какого только можно найти.

Каллум Хепберн, опальный инженеришка, слабак и трус, придворный евнух Эмильи Юрих.

Джессика Май. Неанское творение. Даже не живая, как ни крути.

И Кандара Мартинес. О, Кандара, думаешь, ты крутая, да? Мисс Добродетель, тайный нелегальный убийца гангстеров. Смерть родителей так сильно повлияла на тебя, что твой поврежденный разум надо постоянно контролировать и унимать наркотой, чтобы твоя собственная ярость не спалила тебя.

Я найду тебя, Кандара. Обещаю, что найду тебя и закончу то, что мы с тобой начали на Верби. Я напомню тебе, как ваш вид называл меня, когда я жила среди вас. Это было хорошее имя, потому что каждый знает, что Меланома в конце концов побеждает, сука.

«МОРГАН» Сенсорная станция оликсов

За день до выступления армады Ирелла навестила Иммануээля в его центрексе. Вошла она осторожно, как всегда опасаясь поскользнуться на гладком полу. Формы, составляющие полусферическую стену, казались сейчас немного другими, более округлыми, менее механическими. Как и раньше, она попыталась определить, какой из выступов был большим биофизическим телом Иммануээля, но сегодня ей это почему–то не удалось.

— Ты в порядке? — раздался голос Иммануээля.

Ирелла обошла помещение по кругу, продолжая искать. Маленькие огоньки, скользящие по трещинам, не помогали.

— Нормально, как всегда. Только нервничаю из–за того, что мы собираемся надрать оликсам задницу.

Эхо разнесло по залу легкий смешок:

— Кажется, ты слишком много времени проводишь с Энсли.

— Наверное, ты прав. Мне нравится его уверенность. Она успокаивает.

— Можно называть это уверенностью. А можно — эгоизмом.

— Да, но подумай, чего он добился в своей жизни. Ради святых, он родился в двадцать первом веке. Он создал корпорацию «Связь», помог Эмилье протолкнуть идею исхода. И вот он здесь — военный корабль, который заставляет нервничать даже вас, ребята.

— Родился богатым и поднялся на эксплуатации технологии порталов. Потом купил политиков. «Связь» была среди первых, осознавших выгоду использования астероидов в качестве офшорных зон, что помогло сохранить культуру Универсалии по всей системе Сол.

— Люди не рождаются равными; у всех у нас разные способности. И его способности нужны нам, прямо сейчас, как цивилизация Джулосса нуждалась во мне и в мальчиках.

— Я признаю необходимость различий между нами и поощряю ее. Будь она валютой, каждый человек в нашей истории был бы богат изначально.

Ирелла уловила какое–то движение. Один из фрагментов стены колебался чуть быстрее прочих, световые бусины соскальзывали с него.

— Я пришла спросить, не извлекли ли вы еще что–нибудь из мозгов квинт. Например, историю звездной системы анклава?

— А. Ты насчет поиска источника тахионного послания? Что ж, у меня есть хорошие новости: процесс продвигается довольно быстро. Система анклава — действительно система домашней звезды оликсов. Увы, я не смог определить, как давно они услышали послание той сущности, которую называют Богом у Конца Времен. Однако крестовый поход оликсов длится, похоже, уже больше двух миллионов лет.

— Святые! Они же, наверное, практически непобедимы. Флот ангелов бежал в другую галактику. Даже Като уклонились от прямой конфронтации. Неужели одни мы настолько тупы, чтобы ввязаться в бой?

Фигура на миг застыла.

— Интересное допущение, — произнес голос Иммануээля. — В активной фазе своего крестового похода оликсы, совершая вторжения, захватили более трех тысяч инопланетных рас. Точное число нам неизвестно, поскольку такие подробности для квинты не важны. Им недостает нашего неутолимого любопытства. Возможно, если ты родился или был создан в обществе, так долго бывшем недоступным, ты больше не чувствуешь необходимости задавать вопросы, ибо на все уже есть ответы.

— Да. Это, безусловно, объясняет их высокомерие, веру в собственную правоту. Я просто не могу перестать думать о том, какой ущерб они нанесли космической экологии. Их действия опустошительны.

— В отличие от нашей экспансии, старательно распространявшей земную ДНК по галактике.

— Туше. — Ирелла наблюдала, как очертания биофизического тела Иммануээля проступают все четче. — Значит, ты не думаешь, что там, в будущем, сидит бог?

— Я считаю это крайней маловероятным. Что, признаю, звучит как ответ агностика, а не как категорическое утверждение атеиста. Скорее всего, это какие–то остатки оликсов пытаются затянуть временную петлю, чтобы укрепить собственное положение.

— Очередной парадокс.

— Не совсем. Судьба — или предназначение — оликсов, несомненно, связаны с этой сущностью. Ну подумай: кто еще мог представлять, куда направить тахионный луч? Эта сущность должна была знать и то, что в то время там находилась звезда, и то, что там был кто–то, способный принять послание. Не говоря уже о том, что использовался язык, понятный оликсам эпохи, предшествовавшей крестовым походам.

— Боги всеведущи, — задумчиво проговорила Ирелла.

— Воистину, так зачем же им нужно, чтобы к их алтарю несли пленников из прошлого?

— В смысле зачем они нужны оликсам следующего поколения? Пожалуй, в этом–то и дело. Нужно будет спросить.

Биофизическое тело Иммануээля выпрямилось и отделилось от стены. Хвост, освободившийся последним, радостно завилял.

— Ох, как же мне нравится каждый раз делать первый вдох. Это переживание у меня всегда ассоциируется с пробуждением моего старого единственного тела ото сна.

Ирелла озадаченно улыбнулась.

«И он говорит о богах…»

— Вылет запланирован через семнадцать часов.

— Да. А что, какие–то проблемы?

— Нет. Я просто хотела спросить, как ты думаешь, есть ли у вас все, что нужно. Мы могли бы подождать здесь, пока ваши производственные системы выпустят еще оружие.

Любезное лицо Иммануээля озарилось блаженной улыбкой.

— Если Последний Удар нельзя осуществить с тем, что у нас есть сейчас, то его нельзя осуществить вообще.

— Ну ладно. Я только спросила. Кстати, я здесь для того, чтобы официально сообщить: консультационный совет полагает, что четырех дней полета для нас достаточно.

— Значит, по дню на год. Отлично, мы отрегулируем внутреннее время ваших кораблей соответствующим образом. Могу я поинтересоваться, а чем вы собираетесь заниматься в процессе?

— У взводов будет еще один день на последнюю тренировку. Потом — спортзал и планирование на случай чрезвычайных обстоятельств. Так что, когда мы подойдем к вратам, взводы будут на пике эффективности.

— Похвально. А что насчет тебя лично, дражайший создатель? Что будешь делать ты во время Последнего Удара?

— Наблюдать. Только наблюдать. Мы либо победим, либо нет. На данный момент я сделала всё, что могла.

— Воистину так. — Иммануээль наклонился и взял ее за руку. — Тебе необязательно идти вместе с армадой в анклав.

— Нет! Даже не начинай. Я не брошу своих друзей и Деллиана. Никогда!

— Создателю стоит рассмотреть все рациональные предложения.

— Ну, удачи в поисках.

— Ты даже не выслушала, что я предлагаю.

Ненавидя себя, она сказала:

— Ну?

— Подгруппа моих аспектов может отделиться, став независимой.

— Погоди, что? Я думала, это… ну, не то чтобы незаконно, но не одобряется. Комплексные люди не разделяются, не так ли?

— Обычно нет. Но, так или иначе, мы стоим перед концом целой эпохи. Мы сделали всё, что могли, для выживания нашей расы, а благодаря фракции выхода некоторые люди навеки останутся свободными. Если наша армада не справится с оликсами, то в последнем бою будет применено такое оружие, что не уцелеет никто из нас.

Ирелла судорожно вздохнула:

— Что ж, я не ожидала такой откровенности. Но мы не должны так рисковать. Пессимизм не побеждал ни в одном сражении.

— О да, цитата из Дуайта Д. Эйзенхауэра, полагаю.

— Правильно полагаешь.

— Это не пессимизм, Ирелла. Объективность — мое кредо. И с учетом обстоятельств было бы разумно иметь запасной вариант. Ты тоже можешь создать вспомогательную версию самой себя.

— Черт! Ни за что. Никогда!

— Если Последний Удар завершится успешно, мы просто сольемся с нашими оригиналами. Если нет, ты будешь жить.

Ирелла от души стиснула его руку.

— Если нет того, ради чего жить, то и жить не стоит. Нет, Иммануээль, ты добр и мил, но нет. Какая бы судьба ни ждала нас в анклаве, я приму ее — вместе с теми людьми, с которыми разделила свою жизнь. И я рада, что ты тоже стал одним из них. — Она встала на цыпочки и нежно поцеловала его в щеку. — Спасибо.

Андроид Энсли ждал возле столовой тридцать третьей палубы, как одинокая статуя. Увидев его, Ирелла замедлила шаг и скорбно улыбнулась. Она знала, зачем он здесь.

— Присоединяйся к нам, — сказала она. — Весь взвод тут. Твои друзья.

— Твои друзья, хочешь сказать.

— Закаленные в огне и все такое. Они будут рады видеть тебя. Мы следим за формированием армады. Это стало чем–то вроде традиции.

— Еще одна причина, по которой я не могу остаться.

— Да, я ознакомилась с планом построения. Ты идешь первым.

— Должен же кто–то идти впереди, стрелять первым, а потом задавать вопросы.

— Потом — это никогда.

— Ну так это буду я. Есть возражения?

— Нет. — Она покачала головой, изучая пустое белое лицо в поисках хоть какого–то намека на выражение. — Иммануээль сказал, что кое–что из твоего оружия они не могут воспроизвести.

— Да, это та часть моего арсенала, что досталась нам от Като. Я мало что помню о них; полагаю, это стерли из моей памяти из соображений безопасности. Но они подняли понимание состояния вещества до небес. Уж поверь, такими мечами боги разят неправедных.

— Интересно. Тогда почему же они никогда не встречались с оликсами лицом к лицу?

— Полагаю, по той же причине, что и мы. Если мы проиграем, оликсы получат технологию. Что чертовски усложнит задачу тем, кто придет за нами.

— В этом нет никакого смысла. Зачем же тогда отдавать оружие тебе?

— Не забывай, моя задача была — партизанить. Корабли Фабрики вроде меня должны были досаждать оликсам в этой части галактики, чтобы потомки совершивших исход могли хоть немного передохнуть. Здесь, в кромешной тьме, они никогда бы не поймали меня — как никогда не поймали материнский корабль Като. Да, мне доступны такие методы уклонения, каких вы и представить не можете. Видала, что я вытворял там?

— Да уж. — Она с любовью усмехнулась, хотя и поморщилась. — Значит, мы никогда не найдем Убежище?

— Нет.

— Что ж, спасибо Святым за это. Если мы не найдем, то и оликсы не найдут.

— Да.

Белые губы скривились, голова слабо кивнула, как бы изображая неловкость.

Ирелла выдержала паузу.

— Ну что ж… значит, увидимся на той стороне.

— Назначаешь свидание?

— Береги себя, ковбой.

— Угу. Ирелла, ты же знаешь, что он без ума от тебя? Твой парень.

— Да.

— Ну это я так, просто убедиться. Иногда вы принимаете подобные вещи как должное, даже не осознавая, что делаете. А я женился пятнадцать раз, так что действительно понимаю, о чем говорю.

— Святые, Энсли Зангари — романтик. Этой информации не найдешь ни в одном историческом файле!

— Вид влюбленных старшеклассников всегда делает меня счастливым. А в галактике сейчас не так уж много счастья. И мне не хотелось бы видеть, как умирает еще одна его частица.

— Кажется, я уже вышла из этого возраста, ну да ладно. Тебе не нужно беспокоиться обо мне и Деле.

— Хорошо. Пойду я. Увидимся через неделю, или когда там. Когда все закончится.

Горло внезапно сжалось, и ей пришлось приложить усилие, чтобы ответить:

— Увидимся через неделю.

— Всё в порядке? — спросил Деллиан, когда она вошла в кафе с арочными окнами, впускающими в помещение теплый парижский весенний свет.

— Конечно, — бодрая улыбка Иреллы была столь же подлинной, как текстура кафетерия. Она села за столик, присоединившись к взводу. — Ну, как дела?

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

Нет, Кандара не составляла список. Ну, не совсем. Но… если бы составляла, тогда булькающий, сосущий звук, который издавал Каллум каждый раз, когда сосредотачивался, стоял бы на первом месте. Или еда. После двадцати дней холодной безвкусной еды живот ныл почти постоянно. Затем — медленно закипающая ярость Алика. Угрюмость Юрия. Одна Джессика вроде не изменилась.

Хотя, может, она просто сложный искусственный интеллект, и только.

Дело было не только в дерьмовой еде, замкнутом пространстве и скуке, преследующей каждого. Новости из–за пределов анклава становились все хуже — и медленное время внутри анклава не помогало, ибо означало, что новости снаружи поступают порциями и столетия активной деятельности сжимаются в плотные пакеты обновлений.

Они все ужаснулись, узнав, что оликсы начали захватывать корабли и планеты, которые, как считали разбежавшиеся по галактике люди, они создавали втайне. В глубине души Кандара начала подозревать, что все кончено, что они проиграли. Через несколько дней стало очевидно, что она не одинока; настроение у всех становилось все хуже и хуже, пламя сжигало остатки воздуха. Единственным, что поддерживало их сейчас, был заведенный порядок; создание дронов–передатчиков уже стало напоминать ей систему социального обеспечения, стимулирующую получающих пособие браться за любую работу. Бессмысленное — зато занятие.

«Три гребаные недели, и мы совсем расклеились! Матерь Мария!»

— Угадайте, кто опять объявился? — воскликнула Джессика.

Кандара даже не потрудилась поднять взгляд. Они с Каллумом как раз тестировали последний передатчик, прежде чем спаять корпус. Инициаторы изготовили все компоненты, но без сборочного участка их приходилось прилаживать вручную. Работа тонкая, сложная даже с учетом применения небольших установок–манипуляторов, которыми инициаторы снабдили людей в первую очередь. Положительный момент заключался в том, что Каллум был занят, так что им приходилось выслушивать меньше стонов.

После пары неудачных запусков они усовершенствовали форму передатчика, уподобив его обтекаемому морскому скату метровой длины с заостренной воздухозаборной решеткой впереди вместо рта и сдвоенными ионными движками сзади. Гибкие серповидные крылья помогали ему довольно быстро маневрировать, чтобы дрон мог добраться до наружного прохода, совершить пару акробатических трюков, если в ангаре поджидает что–то враждебное, и вырваться на свободу через главный вход. Оказавшись снаружи, дроны должны были позвать вторгшуюся человеческую армаду, сообщив местонахождение «Спасения жизни».

Только вот время снаружи тянулось, и тянулось, и тянулось, пока не превратилось в абстракцию. Насколько они могли судить, там прошло около десяти тысяч лет. Цифра эта не имела для Кандары никакого смысла. Она уже начала задаваться вопросом, а не отказывают ли вообще ее железы и не живет ли она в состоянии сумеречного помрачения сознания.

Когда Сапата, ее альтэго, отодвинула в сторону тестовые данные, Кандара получила доступ к оставшимся в ангаре сенсорам. Что ж, Джессика оказалась права; Странная Квинта вернулась. Она неуклюже обходила ангар, держа на выступе манипуляторной плоти черный, похожий на камень шар, — точно жрец, явившийся с подношением.

Или как оликс со стояком.

— Какого хрена она делает на этот раз? — прорычал Алик.

— То же, что и раньше, — ничего, — откликнулся Каллум.

— Нет, — поправила его Кандара. — Она приносит эту штуку ужевторой раз. Наверное, это что–то важное.

За последнюю пару недель квинта (или много тел квинты) возвращалась восемь раз, осуществляя свой странный осмотр ангара, чем и заработала себе прозвище. Каждый раз Странная Квинта нейтрализовывала рецепторы нейростраты, оставаясь невидимой для единого сознания корабля–ковчега. Будь они на Земле, Кандара сказала бы, что квинта занимается какой–то преступной деятельностью. Может, провозит контрабандой человеческие артефакты? Или это такой инопланетный наркодилер? Однако, несмотря на то что о культуре оликсов она знала смехотворно мало, Кандара отчего–то в это не верила. За постоянными появлениями квинты стояла какая–то цель. Тайная цель — и это особенно беспокоило Кандару.

— Этот шар, должно быть, какой–то сенсор или записывающее устройство, — сказал Юрий.

— Но Странная Квинта вроде бы ничего не анализирует, — проныл Каллум. — Это же не может быть счетчик Гейгера, да?

Кандара присмотрелась к тому, как квинта держит шар, как качается из стороны в сторону манипуляторная плоть, немного не в такт с ковыляющей походкой.

— Она им машет, — заявила Кандара. — Матерь Мария, возможно, ты был прав насчет запаха еды, Калл. Держу пари, эта штука берет пробы воздуха.

— Черт. — Алик бросил виноватый взгляд на неровный вход в пещеру. — Насколько этот прибор может быть чувствителен? Что, если он хорош как ищейка? Если так, мы знатно облажались.

— Всё, что можем сделать мы, могут и они — и еще кое–что, — сказал Юрий.

— Если бы этот шарик был хорош как ищейка, Странная Квинта была бы уже здесь вместе с остальными своими телами, — фыркнула Кандара. — Так что, возможно, у нас еще есть время.

— О, началось, — сказала Джессика.

Странная Квинта двинулась по одному из малых туннелей, ведущих прочь от ангара. В этих магистральных трубах люди не размещали никаких сенсоров, так что все, что они видели сейчас, — это медленно поглощаемую густыми тенями спину квинты, все еще держащей шар.

— Определенно вынюхивает нас, — сказала Кандара.

— Согласен, — кивнул Алик. — Но почему она не хочет, чтобы единое сознание знало?

Кандара встревоженно покосилась на него:

— Не знаю.

— От ангара отходит одиннадцать туннелей и коридоров, — сказал Юрий. — Так что это лишь вопрос времени, когда она найдет вход в нашу пещеру. Если у этого шарика хоть сколько–нибудь приличный уровень чувствительности, квинта нас учует.

— Надо убить ее, — заявила Кандара.

— Воистину идиотская идея, — огрызнулся Алик. — Выйди отсюда, пристрели эту тварь — и у нас, остальных, будет потом не больше десяти минут.

— Не уверена, — возразила Кандара. — В ангаре ведь все еще нет покрытия нейростраты, верно?

— Нет, — неохотно подтвердила Джессика.

— И?

— Что — и? Это же гребаная квинта. Одна из пяти, — фыркнул Алик. — Ты пристрелишь эту, а остальные четыре мигом узнают.

— Да, но только расскажут ли они кому?

Она ухмыльнулась — насмешливо и самодовольно, намеренно дразня Алика, — уж она–то знала, на какие его кнопки давить. Однако сидение взаперти в этой каменной темнице сводило ее с ума.

Рот Алика приоткрылся, потом захлопнулся. Он бросил взгляд на Юрия, ища поддержки:

— Мы же этого не сделаем, верно? Скажи, что не сделаем.

— Мы не знаем, являются ли действия Странной Квинты незаконными, — медленно проговорил Юрий, — или еретическими, или еще какими–то, что привлечет к ней внимание местного гестапо. Но это явно что–то не вполне честное.

— Но нельзя же просто взять и бросить на кон все наши жизни! Гос–споди! У нас же есть миссия. — Алик ткнул пальцем в сторону четырех законченных дронов–передатчиков; их гладкие серые бока впитывали тусклый свет пещеры. — Наша приоритетная задача — вывести их наружу, так?

— Я же не планировала выходить и драться с ней врукопашную, придурок, — сказала Кандара. — Мы соорудим жалящего ползунчика. Биотоксин, созданный Обороной Альфа по формуле Соко, убивает квинт, верно, Джессика?

— Должен, да. Наверняка не скажу.

— И если мы воспользуемся ползунчиком, — она кивнула на ряд неподвижных паукообразных существ, — то сможем подавить запутывание. Тогда остальные четыре тела даже не узнают наверняка, что пятое мертво.

— И что потом? Они ведь просто спустятся и посмотрят.

— Ну, их будут ждать скверные новости.

— Ты не можешь быть посерьезнее, а?

— Ты вообще видишь, где мы? — Она презрительно раскинула руки, тыча пальцами в стены пещеры. — Ты хоть представляешь, в каком мы дерьме? По уши, по макушку в дерьме! Оликсы захватывают наши корабли поколений. Мы проигрываем. Соображаешь? Проигрываем! Счастливого конца не будет, по крайней мере для нас. Мы не уйдем в закат, Алик! Заката нет, потому что нет больше Земли, на которой бывали закаты. Они убили ее — убили наш мир, нашу планету! И теперь всё, что у нас осталось, — это праведная месть. И я, клянусь именем Марии, заставлю их заплатить. Клянусь, они проклянут своего бога за то, что тот отправил им послание, раньше, чем я закончу!

Алик потрясенно уставился на нее, уголок его рта слегка подергивался, чего она никогда не видела раньше. Наверное, для него это было равнозначно отвисшей челюсти.

— Эй. — Джессика приобняла Кандару за плечи. — Отдышись. Всё в порядке.

— В–гребаном–порядке? Что? В каком еще порядке?!

— В полном. Понимаешь: только что прибыл корабль с одного из контрольных аванпостов оликсов, расставленных вдоль фронта волны экспансии. Полное сознание напугано, ошарашено. Оно никогда не было таким прежде.

— Из–за чего? — спросил Юрий.

Джессика прикрыла глаза.

— Там что–то случилось. Они решили, что люди создали еще одну планету–приманку, Ваян, так что послали корабль Гостеприимства с группой кораблей Решения. Как только они добрались до Ваяна, червоточина схлопнулась. Кто–то нанес им сильный удар.

— Наконец–то, — выдохнула Кандара. И напряжение на миг действительно отпустило ее.

— Подожди. — Рука Джессики непроизвольно поднялась. — Нейтронная звезда. Это странно.

Кандара едва сдержалась, чтобы не заорать на нее.

— Что странно?

— Скорость вращения изменилась.

— Нельзя изменить скорость вращения нейтронной звезды, — возразил Каллум.

— Изменилась, — повторила Джессика. — Сенсорная застава оликсов провела тщательные наблюдения. Там что–то есть, у этой нейтронной звезды. Что–то могущественное. Полному сознанию известно, что план предполагал сбор людей у ближайшей нейтронной звезды, как только будет получен Сигнал. Оликсы отправляют Флот Гармонии. — Джессика открыла глаза. Она была явно озадачена. — Но мы слишком далеко. Наш Сигнал не мог добраться туда.

— Мы должны быть наготове, — резко сказал Юрий. — Каллум, давай сюда законченный передатчик. Кандара, нужно разобраться со Странной Квинтой.

— Жду не дождусь!

— Да ладно, чувак, — протянул Алик, — до них же сорок тысяч световых лет. Даже если эти люди с нейтронной звезды сокрушат Флот Гармонии, пройдет целая вечность, пока они доберутся сюда.

— Двадцать пять лет — по их корабельному времени — если они полетят на ноль девяти световой, — сказал Каллум. — Для нас это — от шести месяцев до года. Но оликсам за пределами анклава это дает сорок тысяч лет на укрепление обороны.

— И столько же — на отслеживание прогресса. И перехват, — добавил Юрий.

— Они изменили скорость вращения нейтронной звезды, — настойчиво повторила Джессика. — Это цивилизация второго типа по шкале Кардашева — если не ближе к третьему.

— А оликсы что, нет? — встрял Алик. — Вы вообще помните, что питает этот анклав? Генераторное кольцо вокруг гребаной звезды.

— Я просто говорю, что перехватить их будет не так–то просто.

— По мне так это первая хорошая новость с тех пор, как Феритон собрал нас вместе для оценочной миссии на Нкае, — заявил Каллум. — Я с Юрием; нам нужно быть наготове.

Кандара широко ухмыльнулась, радуясь чуду. Они с Каллумом закончили диагностику компонентов дрона–передатчика и приступили к сращиванию корпуса. Тестов обычно проводилось больше, но сейчас они решили, что в этом нет смысла. Если и выявится какая–то проблема, все равно исправлять ее нет времени. Так что оставалось только закончить и надеяться на лучшее.

— Вот это называется настоящей комплексной проверкой, — пробормотал Каллум, когда верхние сегменты обшивки сомкнулись и срослись вдоль спинного хребта дрона.

Кандара собиралась что–то ответить, когда ощутила в едином сознании «Спасения жизни» странную дрожь удивления. Она сосредоточилась на потоке мыслей «Спасения», пытаясь разобраться, но вместо ясности почувствовала прилив тревоги.

Джессика, недоверчиво улыбаясь, вскинула голову:

— Они здесь.

ПОСЛЕДНИЙ УДАР

Деллиан знал, что нет таких примет, по которым можно определить, что ты находишься в замедленном времени, и все–таки назойливый, раздражающий инстинкт все твердил и твердил ему, что со вселенной что–то не так. Путешествие армады по червоточине должно занять четыре года реального времени — ну, в зависимости от того, что считать реальным. Но для «Моргана» оно продлится всего четыре дня. Вот разум и продолжал искать признаки нестыковки.

— Больше похоже на знамения, чем на признаки, — посмеялась над ним Ирелла в первую ночь. — А знамения — выдумка. Время всегда постоянно для наблюдателя, Дел. Просто забудь.

Но он, конечно, не мог. Все параноидальные предчувствия, все инстинкты, развитые во время боевых тренировок, были постоянно начеку. А постоянная бдительность весьма утомительна. А он к тому же упорно отказывался от использования желез, чтобы избавиться от лезущей в голову ерунды химическим путем, на что Ирелла в очередной раз закатила глаза.

И вот осталась всего пара часов. Беспокойство подняло его очень рано. Нужно ведь быть наготове. Потому что если они хоть немного ошиблись с этим искусственным временем…

«Ир права. Я идиот».

Длинные, уходящие вдаль стеллажи на скудно освещенной седьмой палубе, где отдыхали когорты, напоминали Деллиану какой–то мрачный склад. Шагая по одному из проходов, он чувствовал, как вибрирует под ногами пол: это работали всякие вспомогательные механизмы.

После последней тренировочной симуляции его когорта отдыхала два дня. Он почти жалел, что и сам не может отключиться, пока они летят к звездной системе анклава, но потом понял, что почти все на борту пребывают в таком же возбужденном состоянии. Все эти последние инструктажи, устраиваемые комплексными людьми, все данные, извлеченные непосредственно из мозга захваченных квинт, — и в перерывах между собраниями много, много лихорадочного страстного секса.

— Ну ты же понимаешь, что это не секс «прощай–грусть»? — сказала Ирелла ночью, когда они лежали, прижавшись друг к другу. — В смысле мы оба нервничаем из–за Последнего Удара; это естественно. Но это же не решающий бой.

— Э? — Вот и все, что он смог выдавить из себя в сумраке каюты, текстурированной под лесную хижину в поместье Иммерль — ту самую, которую он занимал в год их выпуска.

— Нам так много надо сделать после того, как мы освободим «Спасение жизни» и всех остальных людей в анклаве, — горячо сказала она ему.

— Да. Для начала нужно доставить их домой.

— Возможно. Но комплексные люди справятся с этим и без нас. Если мы собираемся покончить с угрозой, мы должны уничтожить самого Бога у Конца Времен.

Он перекатился на кровати и удивленно уставился на нее.

— Святые! Что?

— Он все еще там, Дел, скрывается в будущем. Ничто не помешает ему отправить послание уцелевшим оликсам, снова и снова возобновляя крестовый поход. Ничто — кроме нас. Мы можем остановить его.

— Мы?

— Кто–то же должен. И я не вижу, чтобы этим занимались неаны, а ты?

— Но… как?

Тогда–то она и рассказала ему о тахионном детекторе, который комплексные люди построили для нее. И когда она закончила, он не знал, смеяться ему или плакать.

— Но, если мы уничтожим сейчас звезду, родину бога, — медленно проговорил он, чувствуя, что разум его, как всегда, отстает от ее на световые годы, — значит, он не отправит послание оликсам. Никто не вторгнется на Землю, исхода не случится. Мы не родимся.

— Парадокс. Знаю. Удивительно, сколько теорий существует на этот счет, правда? Но не волнуйся. Если темпоральная петля раскручена машиной времени, создавшей альтернативную вселенную, то мы, разорвав цикл, стабилизируем нашу временную линию. И просто продолжим двигаться дальше, но в этой реальности Бог у Конца Времен не отправил сообщение оликсам, так что дальнейшего раскола нет, как нет и альтернативной Земли, которую снова постигнет та же участь. По крайней мере, так постулируют Иммануээль и другие комплексные люди.

Ее страстность пугала его. И в ужас приводила мысль о том, что они собираются начать собственный маниакальный крестовый поход. Он посвятил всю жизнь Последнему Удару, зная, что потом — если он выживет — они с Ир смогут прожить обычную спокойную жизнь на новой планете или, может, даже на самой Земле. А теперь — вот это.

«С Последним Ударом для Иреллы ничего не закончится. Святые, она никогда не остановится, пока не увидит, что последний оликс в галактике мертв и их бог уничтожен».

Он сел и обхватил голову руками, чувствуя то же оцепенение и отчаяние, которые обрушились на него, когда он услышал о смерти Релло.

Рука Иреллы легла ему на плечи; она обняла его.

— Что–то не так?

— Не так? — рявкнул он. — Гребаные святые, Ир, почему ты никогда не останавливаешься? Почему не подумаешь о том, что может хотеть кто–то другой?

— Но, убив божественную сущность до ее рождения, мы будем в безопасности, Дел.

— Ты уверена? Потому что я — нет, Ир. Я слишком туп, чтобы рассчитать квантовые временные линии и понять, какая реальность реальна. И не пытайся объяснять, только не сегодня, ладно?

— Я просто хотела, чтобы ты завтра знал, что я всегда буду рядом, пытаясь придумать ответы, — кротко сказала она.

Он кивнул, боясь посмотреть ей в глаза.

— Конечно. Ну, я все равно это знал. Ты — единственное, что стабильно в моем мире.

— Это моя реплика, Дел. Это я опираюсь на тебя.

После этого он, естественно, толком не спал. Утром он сделал все возможное, чтобы загладить свою вину перед ней; они вместе позавтракали вкуснейшими яйцами по–бенедиктински и расстались — со множеством объятий, поцелуев и демонстрацией неохоты вперемешку с радостью от того, что все завершается. Только вот он ничуть не радовался. До смерти бояться битвы — это одно; а вот пребывать в отчаянии от того, что за этим последует, — совсем другое.

«Ох, святые, я весь — одна сплошная лажа».

Он остановился у той секции стеллажей, где размещалась его когорта. Они получили новые корпуса, разработанные комплексными людьми. Упрямо продолжая отказываться от использования нейронного интерфейса — тем паче сегодня утром, — он активировал когорту через инфопочку. Бывшие мунки теперь стали похожи на большие приплюснутые черные яйца, только из фарфора, инкрустированного тонкими серебряными иероглифами. Сделавшись меньше размерами, они отчего–то выглядели куда смертоноснее прежнего.

Включив приводные системы, когорта поднялась из люлек и двинулась вперед. Деллиан протянул руку и нежно провел пальцем по изогнутому носу ближайшего «яйца». Когорта закружилась вокруг него, ласково тычась носами, точно щенки, и он на миг вернулся в те времена, когда они были просто мунками, спали вместе с ним в общежитии поместья, успокаивая, согревая и обожая. И понимая его так, как он понимал их, — когда знание было чистым инстинктом.

Даже сейчас они считывали его печаль; он видел это — по углам, под которыми они зависали, по мягкому давлению, когда они игриво терлись об него, по легкой дрожи прохладных корпусов, когда он гладил их, чувствуя под руками короткую серо–коричневую шерстку. Он даже мысленно слышал знакомое мягкое гудение, которое они обычно издавали.

— Спасибо, ребята, — пробормотал он. — Мы пройдем через это, да? — Он выпрямился и в последний раз похлопал каждого по «спине». — Ну ладно, давайте… — он усмехнулся, — вперед и с песней.

Чуть дальше на стойке ожила экзоброня когорты. Еще одно новшество, любезно предоставленное Иммануээлем и его друзьями. Комплексы клялись, что не моделировали экзоброню по типу адских гончих, но Деллиан был абсолютно уверен, что они просто скрывают смущение от того, что «заигрались в войнушку». В конце концов, оликсов не испугать кибернетическими тварями из людской мифологии. Но, Святые, любое живое существо наверняка сочло бы это угрожающим.

Церберы получились размером вдвое больше человека, весом в добрую четверть тонны, с четырьмя стандартными земными конечностями и двумя цепкими хвостами — чтобы прокладывать себе путь по узким туннелям корабля–ковчега, если там нельзя пролететь; имелась даже клиновидная голова на короткой шее, содержащая сенсоры и оружие, в то время как обшивка была пронизана энергетическими отражающими волокнами и усилителями атомных связей, что делало носителей брони способными пережить прямое попадание ядерной бомбы.

Яйцевидные тела когорты легли в специальные углубления в экзоброне, и подобные лепесткам щитки плотно сомкнулись над ними. Конечности принялись сгибаться и разгибаться, проходя процедуру проверки; выдвигались и прятались многочисленные оружейные стволы. Кибернетические церберы приземлились и выстроились нетерпеливой стаей, их самонастраивающиеся лапы скребли гладкий пол.

— Отлично, — улыбнулся им Деллиан. Его собственный неуклюжий бронескафандр ждал дальше на стойке. Он направился к нему, и тут в конце прохода появились Джанк и Ксанте.

— Святые, я думал, мы будем первыми, — воскликнул Джанк.

— Вот поэтому некоторые из нас — простые члены взвода, а кое–кто — взводный, — сообщил им Деллиан.

Все трое громко рассмеялись — и крепко обнялись. Это так много значило для них сегодня. Конечно, он чувствовал громадное напряжение, когда вел взвод там, на Ваяне, но тут… тут анклав оликсов!

Следующим пришел Урет, потом Фалар и Маллот. Каждый активировал свои когорты. Шум неуклонно нарастал. Деллиана только радовала суета вокруг; он сосредоточился на рутине, следя, чтобы все провели проверку снаряжения. Его собственный бронескафандр нуждался в замене заднего левого визуального датчика — ультрафиолетовые рецепторы давали показатели ниже оптимальных; а Ксанте требовалась новая подающая трубка для магнитного импульсника. Всё их снаряжение разрабатывалось с многочисленными режимами резервирования и было готово к любым повреждениям, какие только можно получить в бою, но Деллиан не собирался никому позволять выступать с неполной рабочей мощностью.

Перед тем как ребята надели скафандры, он собрал всех в круг, и они постояли так, обняв друг друга за плечи.

«Нам нужна эта близость. Возможно, мы в последний раз видим друг друга во плоти».

— Все мотивирующие речи мы оставили на Джулоссе, — сказал он. — Кроме того, я в курсе, что всегда выступаю дерьмово. Но мы готовились к этому всю свою жизнь. Святые, мы и родились–то именно для этого! Так что я знаю, что мы будем прикрывать спины друг другу и выкладываться по полной, особенно для тех бедных ублюдков, которых мы пришли освободить. Все, что я хочу сказать, — я счастлив, парни, что иду на это дело вместе с вами.

Руки крепче сжали плечи соседей, и у Деллиана перехватило горло. Он смахнул подступившие к глазам слезы, даже не пытаясь скрыть их. Он хотел, чтобы ребята увидели, как много они для него значат. Оглядевшись, он понял, что пробрало не его одного. И от этого на сердце стало теплее.

Его скафандр с открытыми грудными сегментами стоял перед нишей для хранения и обслуживания. Деллиан все еще чувствовал себя не слишком уверенно, управляя искусственными руками и ногами, бывшими намного длиннее его собственных конечностей и снабженными к тому же тремя суставами, а значит, и дополнительными локтями и коленями. За конечности отвечали двигательные реакции человеческого организма, обеспечивая ходьбу, бег, подтягивание, подъем, а экстраполирующий интегральный гендес гарантировал идеальную координацию движений.

Эксплуатационная дистанционка выдвинула для него небольшую лесенку, Деллиан забрался наверх и, неуклюже извиваясь, залез внутрь скафандра. Сунул ноги в «штанины» с губчатой подкладкой, напоминающей на ощупь промасленную кожу, и прочно уселся на амортизирующую подушку. Затем наступил неприятный момент подсоединения трубок для удаления отходов, сопровождающийся, как обычно, глубокомысленными гримасами. И наконец, он просунул руки в рукава. Скафандр активировал первый уровень, и мягкая подкладка обрела упругость, прижавшись к коже и крепко стиснув руки и ноги. Отдельного шлема не было — шею и голову полностью закрывал верх торса, что значительно снижало уязвимость. Верхняя секция опускалась и запиралась, вызывая короткое, но неприятное ощущение того, что ты оказался внутри средневековой «железной девы».

На оптике теснились графики и выгрузки с камер; инфопочка подтвердила полную интеграцию. Системные данные окрасились зеленым. Быстрая двойная проверка ультрафиолетовых рецепторов — и он инициировал полное удержание, что позволяло ему управлять движениями скафандра при помощи собственной физической силы. Итак… обзор прицельных ручных станков, бег на месте, разворот, нырок, наклон — танец дурацкий, но без него никак. От клаустрофобии, охватившей его секунду назад, он уже избавился и, невесомый, грациозно поплыл по проходу.

Все дисплеи оставались зелеными.

Он проверил свой взвод, заканчивающий разминочную гимнастику, подтвердил телеметрию и слабо улыбнулся, отметив, что когорты каждого держатся на расстоянии, словно не вполне верят тому, что видят.

Деллиан активировал иконку связи:

— Элличи, Тиллиана, проверка. Переключение на множественное резервное соединение.

— Мы слышим тебя, Дел, — откликнулась Элличи. — Усиленное шифрование, как общее, так и направленное, плюс множественные завихрения запутывания. Готовьтесь. Час до выхода из червоточины.

«Если все будет нормально», — мысленно добавил он.

— Спасибо, тактик. — Он поднял руки, словно благословляя кого–то. — Так, взвод, давайте–ка спустимся в арсенал и вооружимся. Даю двадцать минут.

Он двинулся к порталу в дальнем конце прохода, втайне довольный тем, что выглядит как настоящий крутой демон — тем паче что сопровождала его рьяная свора адских псов.

Этим утром «Морган» ощутимо тревожил Иреллу. Корабельные помещения были большими — специально чтобы дать людям пространство. Обычно сложно было сказать, сколько вокруг тебя человек, сотня или ни одного. Но сейчас, шагая по извилистому коридору, она знала, что осталась одна. Если ты — часть экипажа «Моргана», то ты либо член взвода, либо сидишь в одной из тактических командных кают. Никаких исключений — кроме нее. Даже Александре находилось сейчас, в преддверии конца червоточины, с Элличи и Тиллианой.

Расставание с Делом тоже не улучшило ее настроения. Она думала, что поступила правильно, рассказав ему все о тахионном детекторе, перспективе уничтожить Бога у Конца Времен в этой эре, об интригующей сложности квантовой темпоральной теории. Но все пошло не так, как ей представлялось: он не увлекся, не загорелся энтузиазмом. И, конечно, не восхитился ее предприимчивостью и решимостью, на что она втайне надеялась.

«Эгоистичная идиотка», — выругала она себя.

Ему предстояло сражение куда страшней и серьезней, чем в прошлый раз, — и это если они вообще пройдут через врата и попадут в анклав. И меньше всего ему сейчас нужны неопределенности и сложности.

«Но это же был мой прощальный подарок! Дурак!»

Он улыбался и был ласков этим утром во время завтрака, к которому едва притронулся. Конечно, она уловила тревогу, омрачавшую его мысли. И потребовалось все ее самообладание, чтобы не давить на него по этому поводу: «Что ты думаешь? Что ты чувствуешь?» Ему это не нужно, хватит с него ее диких амбиций. Так что, может, она и помогла.

— Да черт возьми! — выкрикнула она в пустоту коридора. — Причем тут ты?

«Мне нужно к тактикам. Я могу пойти к тактикам. Я способна на выбор. Много разных выборов!

Но мой выбор привел нас сюда».

Когда она вошла в столовую тридцать третьей палубы, силы покинули ее. Тут было приятно тепло, воздух благоухал кофе и корицей. За окнами просыпался весенним утром бульвар Сен–Жермен. Корзины с яркими цветами украшали фасады других баров и кафе, дорога блестела после освежающего ночного дождя, мимо проезжали радостно улыбающиеся велосипедисты.

Ирелла поймала в стекле свое отражение. Сгорбленные плечи, выглядящие при ее росте просто жалко; лицо несчастного, сломленного человека. Она сердито уставилась на себя:

— Соберись. Ты нужна ему.

Пищевые принтеры выдали ей парочку круассанов, и она сварила себе кофе. Колумбийский: черный, крепкий, горький. Сжав бока чашки обеими руками, она откинулась на спинку стула, полуприкрыла глаза и запела:

— Не возражаешь, если я присоединюсь?

Ирелла взвизгнула и дернулась всем телом, выплеснув кофе на стол и собственные штаны.

— Святые! Я не знала, что тут есть еще кто–то.

И не кто–то, а оне!

— Извини, не хотело тебя напугать. — Кенельм торопливо подхватило горсть салфеток и принялось промокать сырые брюки Иреллы. Стало только хуже.

— Дай сюда.

Нахмурившись, Ирелла начала нормально вытираться. Смущенное Кенельм занялось лужей на столе.

— Я никогда раньше не слышало этой песни. Теперь смутилась Ирелла:

— Она из тех времен, когда мы были еще детьми.

Ничего, сойдет и такое объяснение; ни к чему рассказывать о большой фазе музыкальной терапии в ее лечении. Стихосложение занимало разум и отвлекало от проблем, из–за которых она оказалась взаперти.

— Хорошо. — Кенельм с потерянным видом застыло у стола. Оне было в простой сине–зеленой тунике, которую по ошибке легко можно было принять за форму.

Кое–кому трудно привыкнуть к потере статуса.

Ирелла сдалась:

— Садись уж. День будет долгим.

— Спасибо.

Дистанционка подобрала комок мокрых салфеток, и оне опустилось на стул — через один от Иреллы.

— Я ждало этого две тысячи лет, но знаю, что на мостике меня будут опасаться.

— Вот ты говоришь — «на мостике», а я говорю — в комфортном главном зале консультативного совета. Иногда мне кажется, что наши баснословные ресурсы толкнули нас на ложный путь. Может, нам следовало придерживаться тех структур, что существовали у наших предков. Вы знали, что отправляетесь на войну на старых военно–морских линкорах.

— Вы тоже знали, что ваши шансы выжить не слишком велики, — возразило оне. — Те дни чересчур романтизированы.

— Наверное, ты право.

— Другая эпоха, другие требования. Большинство сражений ведут гендесы.

— Но окончательное решение все равно принимают люди, и это обнадеживает, — настаивала Ирелла. — Когда встречаешься лицом к лицу с врагом, нужно верить в свои силы — но не грешить высокомерием.

— Мне кажется, засада у Ваяна излечила нас от высокомерия, — заметило Кенельм.

— Да. Но я беспокоюсь о Деле.

— Это естественно. И это хорошо.

— Правда? Возможно, перед его уходом я сказала кое–что не то. Мне следовало быть более… чуткой.

— Ох, пожалуйста. Никогда не видело более гармоничной пары, чем вы двое. Как будто вы мунки друг друга. Знаешь, вы, когда разговариваете, в половине случаев даже не заканчиваете предложения. Вам это не нужно.

Ирелла нахмурилась:

— Неужели?

— Ну да. Это забавно и мило. Нам, остальным, остается только наверстывать.

— О.

— Один разум, два тела. Или квинта без трех.

— Не говори так.

— Извини. Скверная шутка.

— Какой она была? — внезапно спросила Ирелла. — Я имею в виду Эмилью. Поверить не могу, что ты знало ее. Она для меня история, а не кто–то, с кем можно запросто пообщаться.

— Честно говоря, я с трудом вспоминаю столь далекое прошлое. Иногда мне кажется, что моя жизнь до Джулосса была сном. Но… она была усталой, вот что засело у меня в голове. Дело не в недосыпе, нет, просто она вымоталась. Исход не работал просто как концепция, и она вложила всё, что имела, чтобы он случился. И восемь тысяч лет наблюдала, как он терпит неудачу. Представляешь? Восемь тысяч лет, век за веком, видеть, как угасает надежда. Мы отправили в галактику столько кораблей Удара и кораблей поколений, а в ответ получили лишь тишину. Но она выдержала это, хотя и попала в ловушку собственного представления.

— Поэтому она и собрала вашу группу?

— Да. Она понимала, что мы неизбежно изменимся, но наша собственная жесткая духовная стабильность это затрудняла.

— Так ты на самом деле мятежник?

— Да. — Кенельм криво улыбнулось. — Можно сказать и так. По–своему. Я ничего не имею против тебя, Ирелла. Просто ты хотела перемен — так много и так быстро. Это было рискованно.

— И все же мы здесь. С армадой комплексов, готовые к Последнему Удару. Первые люди, зашедшие так далеко.

— Да. Фантастическое достижение. Но задумывалась ли ты когда–нибудь, что бы случилось, если бы что–то пошло не так? Ты поставила под удар целую человеческую цивилизацию. Однажды ты спросила, что дало мне право уводить «Морган» от Удара. А это ведь очень скромная реорганизация по сравнению с твоей затеей.

— Но ведь сработало!

— Мы получили шанс. Но — сработало? Надеюсь, так и будет, потому что не думаю, что последует еще одна человеческая атака на анклав. За десять тысяч лет эта — единственная.

— Не знаю. — Ирелла бездумно поигрывала кофейной чашкой. — Если стратегия вашей группы сработала, там, во тьме космоса, много людей — и они в безопасности. Но не могут же они прятаться вечно. Это не в нашей природе. Как вы уже выяснили.

— Туше.

— Если мы потерпим неудачу, найдутся другие. Корабли Фабрики дадут оставшимся передышку для перегруппировки.

— Возможно, — сказало Кенельм. — Но, как бы то ни было, я считаю, что лучшего шанса у нас не будет. — Оне недоверчиво ухмыльнулось. — Проклятая нейтронная звезда!

— Да. — Ирелла заказала принтерам новую порцию кофе и круассанов. — Десять минут.

Никакая сила воли не смогла изгнать нервную дрожь из ее голоса.

— Давай посмотрим.

Через интерфейс Ирелла активировала в окнах кафе тактические дисплеи. Уютный мираж бульвара Сен–Жермен сменился яркими схемами. Часть данных поступала напрямую в сознание.

Червоточина представлялась белым туннелем с едва заметными неоднородностями стен — как будто они неслись сквозь глаз урагана и лишь эти дефекты позволяли отслеживать продвижение. Ведущий корабль — Энсли — медленно вращался на лету. За ним шли семь специализированных кораблей с генераторами отрицательной энергии, в чью задачу входило взять на себя контроль над червоточиной сразу по прибытии в систему врат. Дальше двигались больше тысячи боевых кораблей и ракетоносцев — чтобы защищать терминал червоточины. Ведь армаде нужно будет уйти после завершения Последнего Удара, а значит, червоточина подвергнется яростным атакам оликсов.

Дальше следовала остальная армада, с кораблями класса «Моргана» в центре. Как и прежде, нейтронная звезда находилась в хвосте — зловещим присутствием, словно бы надвигающимся на армаду.

Ирелла щелкнула по иконке Энсли.

— Добро пожаловать на борт, — тут же откликнулся он, и она вспыхнула от ощущения скорости, просочившегося по каналу связи в ее нейронный интерфейс; то было пьянящее возбуждение кружения, чистая радость ныряющего зимородка, скрывающая более глубокое чувство: сдерживаемая мощь феноменального оружия дарила ему изысканную уверенность.

Впереди уже виднелся конец червоточины — черное, неуклонно расширяющееся пятнышко в белизне туннеля. Энсли перестал вращаться, и скорость его, кажется, увеличилась.

— Тридцать секунд, — радостно заявил он.

— Что бы ни случилось, — сказала Ирелла, — я рада, что мы встретились.

— Встреча была коротка, крошка, зато ну и врезали же мы этой вселенной!

Энсли вылетел из червоточины. Ирелла решила, что должен раздаться грохот, что–то вроде сверхзвукового хлопка, хотя, наверное, когда прокалываешь ткань реальности, чтобы вернуться в нее, можно ожидать и вспышки Большого взрыва. И — ничего. Полное отсутствие звука, как в вакууме. Но свет…

— О святые, — прошептала она.

Впереди висела огромная звезда белого спектра, опоясанная великолепным кольцом, мерцающим, точно дитя, рожденное от столкновения двух алмазных миров. Но за ним раскинулось истинное величие родины оликсов — галактическое ядро, занимающее половину космоса.

Внешние сенсоры Энсли уже обнаружили спектральные врата — до них было около двух с половиной а. е.

— По крайней мере, они не по ту сторону звезды, — сказала Ирелла.

— Все равно туда еще надо добраться, — парировал Энсли. — Вот веселуха будет!

Через секунду после Энсли терминала достигли гранулы–генераторы, производящие собственную отрицательную энергию, взаимодействующую с существующей структурой, удерживающей червоточину открытой. Так же, как и у сенсорной станции, они установили контроль над структурой экзотической материи, чтобы, даже если оликсы отключат свои генераторы, терминал не закрылся.

Энсли шел с таким ускорением, что сам засиял звездой, встретившись с солнечным ветром. Больше пяти миллиардов воспринимающих «листьев» сорвались с его корпуса, насыщая пространство, чтобы обеспечить беспрецедентное разрешение. Семь кораблей Решения уже приближались к Энсли на восьми g. Он инициировал отрицательный импульс, и частица сверхплотной материи превратилась в чистую энергию, разделившуюся на семь лучей. И семь кораблей Решения взорвались, обернувшись недолговечными огненными памятниками великолепному насилию.

Часть избыточной энергии отрицательного импульса преобразовалась во всенаправленный радиовзрыв.

— Привет, ублюдки! — проорал Энсли на всю систему оликсов. — Люди приехали. Извините, что опоздали. Но вот мы здесь, так что давайте веселиться!

Как только «листва» активировалась, тактический дисплей Иреллы начал расширяться.

— О, черт, — охнула она. — Ты это видишь?

— Меньшего мы и не ожидали, — спокойно ответил Иммануээль.

Теперь «листья» воспринимали сферу пространства диаметром в миллион километров, центром которой служил терминал червоточины. В этой зоне находилось восемьсот семьдесят три корабля Решения. И все они уже двигались. Сотни ближайших к червоточине рвались туда, а восемьдесят, выстроившись в боевом порядке, ринулись за Энсли.

Корабли армады вырывались из червоточины; ударные крейсеры устанавливали защитный периметр вокруг генераторов, уничтожая системы оликсов и ближайшие звездолеты. Корабли Решения выпускали ракеты и гравитонные лучи, которым противостояли ядерные барьеры и снаряды антиматерии ударных крейсеров. Сверхвысокая радиация сотен взрывов создала смертоносную энергетическую бурю вокруг терминала червоточины, превращая все незащищенные объекты в субатомные частицы, вливающиеся в радиационный поток. Колоссальная перегрузка нарушила даже работу воспринимающих «листьев». Волны ракет катились одна за другой сквозь хаос. Крейсеры обороны гибли, но корабли армады все летели и летели из червоточины, сразу закрывая бреши в защитном кордоне, а эскадрильи тяжелых боевых крейсеров проносились по накаленной до предела арене, чтобы нанести удар по приближающимся кораблям Решения. Управляемые субаспектами комплексов, бронированные крейсеры были чрезвычайно маневренны. После того как первые двадцать стычек закончились уничтожением кораблей Решения, уцелевшие звездолеты оликсов начали прибегать к тактике уклонения. Плотно сомкнутый строй боевых крейсеров произвел залп, и волны каплевидных каллумитов устремились вперед, оставляя за собой недолговечные черные инверсионные следы, поглощая плазму, сквозь которую пролетали. В считаные секунды ускорение их достигло немыслимых тысяч g. Ближайшие корабли Решения не успели даже среагировать, а первые ракеты уже пропороли их фюзеляжи. Те корабли, что находились дальше, вышли из–под удара, наблюдая, как каллумиты пролетают мимо; их колоссальная скорость быстро вывела ракеты за пределы кольца судов оликсов, охранявших терминал червоточины. Некоторые корабли Решения использовали подавляющие излучатели, убивающие спутанность каллумитов, обнажая чувствительную структуру маленьких ракет, мгновенно становящихся уязвимыми, не защищенными ни от трения сверхскоростной межзвездной пыли, ни от обычных рентгеновских лазеров.

— Это хорошо, — сказал Иммануээль, когда они потеряли восемнадцать каллумитов. — Мы разобрались в их технологии подавления. И модифицируем соответствующим образом вторую фазу стратегии развертывания.

Ирелла смотрела, как больше пятисот каллумитов исчезают в недрах звездной системы. Проследить за ними не могла даже сенсорная «листва» — лишь их собственные внутренние коммуникационные каналы связывали их с тактической сетью армады.

После минуты полета, в течение которой он уничтожил девятнадцать кораблей Решения, Энсли увеличил ускорение до двухсот восьмидесяти g и развернулся по огромной параболе, направляясь теперь прямо к терминалу червоточины, навстречу ста семидесяти преследовавшим его кораблям Решения. Ирелла, хотя и знала, что должно произойти, поймала себя на том, что сидит, вцепившись в подлокотники кресла.

За двадцать пять секунд до столкновения с противником Энсли инициировал еще один отрицательный импульс. На этот раз вся энергия ушла на чудовищный электромагнитный разряд, временно ослепивший множество следящих за ним датчиков, на пару секунд лишив врага важнейших данных.

— Ох, святые, — простонала Ирелла.

Она видела вектор курса несущегося обратно Энсли; он собирался пролететь мимо конца червоточины, с пространственным разносом в какие–то две тысячи километров, на ужасающей скорости.

Если у него не получится…

Энсли развернул щит сверхплотной материи. В этот момент он находился в семнадцати тысячах километров от строя кораблей Решения и быстро приближался к ним. В пятнадцати тысячах километров он активировал свой щит.

Весил щит примерно столько же, сколько луна средних размеров. В сложенном состоянии это был диск диаметром тридцать метров и толщиной один сантиметр. Когда щит развернулся на скорости ноль девяносто пять световой, диаметр его стал восемьдесят тысяч километров, а толщина — сто микрон. Усиленное квантовое равновесие гарантировало, что все композиционные атомы находятся в одном и том же состоянии — что и объединяло их.

У кораблей Решения не было времени отклониться от курса; они врезались в то, что по сути своей было двумерной луной, со скоростью сближения, превышающей девятьсот километров в секунду. Щит послушно распределял и поглощал удары. Неудержимая инерция сметала с пути раскаленные обломки, так что по поверхности потекли релятивистские реки, каскадами срываясь с краев.

Через пять секунд после последнего столкновения Энсли вновь сложил щит.

Ирелла невольно вскрикнула, видя, как это немыслимое полотнище несется на смертельной скорости к терминалу червоточины. Щит заслонил все галактическое ядро, притушил пылающую звезду, затмил даже сверкающее кольцо. На каком–то животном уровне мышления Ирелла пребывала в твердой уверенности, что такого просто не может быть.

А потом щит исчез, так же быстро, как появился, и Энсли пролетел мимо конца червоточины. Еще три секунды — и щит развернулся снова. Десятки приближавшихся кораблей Решения разлетелись вдребезги; гравитонные лучи и удары антивещества не могли повредить искусственную структуру щита.

— Я же говорил, что сработает, — усмехнулся Энсли. — Като и впрямь знают, как управлять материей. — Он снова убрал щит и выполнил очередной маневр на трехстах g, возвращаясь к терминалу червоточины. — А вы, парни, готовы? — спросил он комплексных людей.

— Подтверждаю, — отозвался Иммануээль. — Приступаем к третьей фазе.

Генераторы, удерживающие червоточину открытой, начали разгон до двухсот пятидесяти g, направляясь к вратам. Крейсеры армады, окружившие червоточину, не отставали. Энсли вернулся на свою передовую позицию. Очередная порция выпущенных каллумитов выстроилась защитным «зонтом» для перехвата идущих в атаку кораблей оликсов.

— Десять часов, чтобы добраться до врат, — сказала Ирелла. — За это время многое может пойти не так.

— Только не для нас, — ответило Кенельм. — Наш способ атаки вынудит оликсов отвлечь от нас все ресурсы.

— Эта часть всегда вызывала у меня сомнения, — призналась Ирелла. — Если бы я защищала анклав, то бросила бы всё, что у меня есть, на то, чтобы помешать противнику добраться до врат. Если мы убьем анклав — все будет кончено. Они не посчитаются с потерями.

— Не согласно. Если мы уничтожим их червоточины, у галактики будут тысячелетия, прежде чем оликсы вновь смогут отправиться в свои грязные крестовые походы. Это даст шанс эволюционирующим расам выйти к звездам, а неанам — первыми наладить контакт с новичками.

— Да, — пробормотала Ирелла. — Насчет этого… Я не так уж уверена, что быть объектом тонких манипуляций неан — обязательно наилучший вариант для кого–либо.

— Но это шанс — что на данный момент куда больше, чем получает большинство рас. Кроме того, мы говорим о ближайшей тактике. Единые сознания оликсов еще должны решить, насколько сильно они хотят сохранить сеть червоточин. Я полагаю: довольно сильно.

— Святые, надеюсь. Чем больше я просматриваю данные с сенсоров, тем больше кажутся их ресурсы.

Она перевела взгляд с тактических дисплеев на напряженное лицо Кенельм.

— Они активно ведут свой крестовый поход вот уже пару миллионов лет, — сказало оне. — Даже если они остановились или притормозили — называй как хочешь, — у них было достаточно времени, чтобы подготовиться к нападению. Потому что они чертовски хорошо понимали, что в конце концов кто–нибудь непременно придет сюда, чтобы бросить им вызов.

— Теперь это не имеет значения. Если мы победим, галактика освободится от них. Если проиграем, то… нам это будет уже безразлично, поскольку нас не будет.

— Странный ты фаталист.

— Да, я знаю.

Ирелла оглянулась на мерцающие в окнах дисплеи. Гигантская флотилия каллумитов, мчащаяся в систему врат, находилась в четверти миллиона километров от цели. Строй растянулся: сорок процентов ракет летело прямо к вратам, оставшиеся нацелились на кольцо, развернувшись веером, чтобы накрыть все промышленные станции. Сенсоры показывали тысячи кораблей оликсов, несущихся навстречу захватчикам через всю систему. Большинство двигалось к червоточине, остальные шли на перехват каллумитов.

— Приумножение, — объявил Иммануээль.

Визуальных подсказок было слишком мало, даже от сенсорной «листвы» Энсли, так что Ирелле оставалось полагаться на тактическую сеть армады. Порталы в корпусах каллумитов расширились до полукилометра в диаметре — и из каждого вылетели еще сотни ракет. Это напоминало вспышку фейерверка, только наоборот: черные пятна вместо слепящих огней. Новички разогнались до тысячи g — и через пять минут тоже расширились, выпустив еще одну партию каллумитов.

— Задействовано полмиллиона активных порталов, — сообщил Иммануээль десять минут спустя. — Это по меньшей мере займет их корабли. Через двадцать четыре часа мы получим полный доступ к системе.

Несмотря на десятки тысяч кораблей и тысячи промышленных станций кольца, оликсы, казалось, не знали, куда направлять свои силы. Как и предсказывала Ирелла, почти все корабли в радиусе а. е. от врат кинулись защищать их, а оставшиеся рассеялись, пытаясь разобраться с распространением каллумитов.

Важным фактором являлась скорость сближения. Корабли Решения просто не могли разогнаться настолько, чтобы поймать ракеты. Им приходилось идти на перехват на встречнопересекающихся курсах, с высочайшей точностью используя подавление запутывания. Тактика армады была достаточно проста. Если корабль Решения шел на перехват, каллумиты совершали маневр, нанося удар. Когда противников разделяло десять тысяч километров, портал в корпусе каллумита расширялся, и боевой крейсер, находящийся рядом с двойником портала, открывал огонь гравитонными лучами или сверхмощными рентгеновскими лазерами. Промахи не имели значения; корабль Решения уносился от системы врат с такой скоростью, что ему потребовалось бы слишком много времени, чтобы затормозить и вернуться к кольцу или еще куда–то, где он мог бы пригодиться. То же самое относилось и к каллумиту, ставшему жертвой подавления и разорванного солнечным ветром. Он отвлекал корабль Решения от защиты стратегических объектов, так что цель достигалась.

Несмотря на масштаб сил армады и важность достижения врат, Ирелла продолжала следить за семью тысячами каллумитов, направляющихся к звезде. Маневр был не из очевидных; вектор курса мог привести их и к кольцу по ту сторону звезды. Но в плане атаки они имели решающее значение. Ракетам потребуется три часа, чтобы достичь короны, и к этому времени оликсы могут и догадаться, какова их истинная цель. Но через три часа будет уже поздно.

Три эскадрильи кораблей Решения и Избавления вперемешку атаковали проносящийся по системе терминал червоточины. Тактически они столкнулись с той же проблемой, что и корабли, пытавшиеся остановить каллумиты. Скорость сближения давала им единственный шанс, и армада видела их приближение, вычерчивая траектории с поразительной точностью. Множащиеся каллумиты при поддержке боевых крейсеров разобрались с двумя эскадрильями, а щит Энсли уничтожил третью.

Восемьдесят семь кораблей Решения огибали колоссальную звезду на высоте в тридцать миллионов километров над экватором и титаническим черным энергетическим кольцом, стремительно вращающимся над краем короны, притягивая гигантские протуберанцы. Теперь цель группы из семи тысяч каллумитов стала очевидна, и оликсы наконец–то отреагировали на налет. Все корабли в радиусе пятидесяти миллионов километров помчались навстречу угрозе с полным ускорением в девяносто g. Даже если бы каллумиты пробили тысячу дыр в силовом поясе, это не оказало бы большого влияния на столь громадную структуру, но оликсы явно не хотели рисковать.

— Слишком мало, слишком поздно, — удовлетворенно пробормотала Ирелла.

Корабли Решения были, конечно, хороши, и к этому моменту оликсы усовершенствовали свои методы, объединяя звездолеты по три и триангулируя эффект подавления запутанности. Они начали уничтожать каллумиты по краю строя, но армаде нужен был только один.

В пятнадцати миллионах километров над звездой этот каллумит перестал ускоряться. Портал в его фюзеляже расширился, и из него выскользнул Энсли, выпустив восемь ракет с квантово–модифицированными боеголовками по силовому кольцу.

— Восемь? — удивилась Ирелла.

— Нам нужна абсолютная уверенность, — ответил Энсли и нырнул обратно в портал, чтобы вновь возглавить строй летящих к терминалу червоточины кораблей.

Первые две ка–эм ракеты взорвались прямо на силовом обруче — и кольцо распалось так быстро, что шестерке оставшихся просто не досталось мишени.

Ирелла уже видела это раньше, но и сейчас с благоговейным ужасом смотрела, как силовое кольцо разбивается вдребезги, гибнет, разбрасывая несчетное множество осколков — сверкающих кинжалов размером с земную Луну.

По всей системе врат червоточины оликсов умирали, отрезая хозяев от их галактической империи сенсорных станций.

— Мы это сделали! — в восторге воскликнула Ирелла. — Им потребуются века, чтобы построить еще одно силовое кольцо, а до тех пор они будут заперты в этой системе!

Кенельм осторожно кивнуло:

— Стало безопаснее. Но там, снаружи, еще тысячи станций оликсов, а посмотри, что мы создали, используя лишь доступные «Моргану» ресурсы.

— Нет. — Ирелла покачала головой. — Мы вырвались из их хватки. Теперь они рассеются, как сделали мы. Монокультура разрушена.

«А я позабочусь о том, чтобы их бог не начал всё сначала, отправив еще одно послание».

— Врата всё еще целы.

Ирелла вытащила из тактической сети последние сенсорные данные. Да, гибель энергетического кольца никак не отразилась на сфере врат.

— Мы были вполне уверены, что уничтожение силового обруча не скажется на вратах; они наверняка подпитываются изнутри. Так что гипотеза комплексов верна. Там должна быть еще одна звезда.

— Значит, это была двойная звезда?

— Да. Что может быть… проблемой.

— Новая?

— Если мы ударим по звезде анклава нашей нейтронной звездой, рухнет сама граница анклава. И мы вернемся в систему двойной звезды, в которой одна звезда становится новой. Что, вероятно, спровоцирует и вторую.

— И в итоге мы получим сверхновую?

— С высокой вероятностью — да. И если это произойдет, радиация уничтожит всё в радиусе пятидесяти световых лет. Так что нам нужно защитить терминал червоточины. Сейчас это единственный способ для любого из нас выбраться отсюда живым.

— Что ж, будем надеяться, мы сможем попасть в анклав.

Теперь, когда оликсы узнали, что каллумиты могут выступать в роли троянских коней, пропуская через свои порталы корабли армады, их тактика изменилась. Корабли Избавления и Решения, двигавшиеся на перехват направлявшихся к кольцу ракет, резко развернулись, устремившись к каллумитам, летящим в сторону врат, а тысячи кораблей, пассивно охранявших врата, присоединились к атаке.

Каллумиты начали все быстрей и быстрей исчезать с тактического дисплея.

Ирелла нахмурилась:

— Как они это делают?

— Столкновения, — пояснил Иммануээль. — Единые сознания кораблей жертвуют собой. Корабли Решения выстроились прямо напротив каллумитов. Таким образом эффект подавления неизбежно достигает цели, но и корабли Решения не успевают уйти с дороги.

— Но у нас тут сто двадцать тысяч каллумитов, летящих к вратам! И мы! А у них…

— Двадцать восемь тысяч кораблей в пределах досягаемости, — сообщил Иммануээль.

— Святые! И они все собираются покончить с собой? Они и вправду фанатики, да?

— Нашим каллумитам придется сбросить скорость. Уменьшение скорости сближения даст силам оликсов тактическое преимущество.

— Но численное преимущество по–прежнему за нами, так?

— Для штурма врат — да. Мы можем произвести еще два залпа, но кораблей у них в конечном счете больше. Нам надо попасть в анклав прежде, чем они прибудут.

Залпы армада произвела, когда каллумитам оставалось двадцать миллионов километров до врат. Это пространство стало «полем смерти» кораблей Решения. Идущие на сниженной скорости ракеты сделались куда более восприимчивыми к эффекту подавления. Сотни, тысячи каллумитов исчезали с тактического дисплея. Но оставшиеся расширили порталы, и в них ворвались новые тысячи каллумитов. Слишком много, чтобы оликсы могли их остановить.

Незадолго до начала четвертой фазы Ирелла активировала иконку Деллиана.

— Как у вас там внизу?

— Скучно, и броня чешется.

— Ох, бедняжка. Но, по крайней мере, все идет по плану.

— Если все идет по плану, почему я должен преть в этой броне целый день, дожидаясь, когда мы доберемся до врат?

— Вот несчастье, подумать только. Если бы все пошло не по плану, червоточина схлопнулась бы, «Морган» отбросило бы назад, куда–нибудь в пространство–время поблизости от звезды врат, и десять тысяч кораблей Решения накинулись бы на нас. Так что смирись со своим роскошным уютным одеяльцем, мистер.

— Странные у тебя представления о роскоши.

Ирелла ухмыльнулась:

— Вовсе нет. Круассаны нынче утром были совершенно неправильного золотистого оттенка; так что вот: я разделяю твои страдания.

— О великие святые!

— Боевые крейсеры выходят к вратам через две минуты.

— Да, я слежу за тактическими данными. На вид всё в порядке.

— Число потерь достигло максимума от прогнозируемого, что мне не нравится, но — да. Мы пока держимся.

— Ты ведь собираешься наблюдать за взводом? Когда мы войдем, я имею в виду.

— Наблюдать, да. Но и только.

— Знаю. Тиллиана и Элличи лучшие. Просто ты мой ангел–хранитель, вот и всё. Ты это знаешь.

— Я присмотрю за тобой.

Тысячи каллумитов гасили скорость, окружая эфемерные врата, над которыми дрейфовали семь крепостей–станций оликсов и которые заслонял последний щит из девяти тысяч кораблей Решения. Все каллумиты расширили свои порталы, и из них принялись вылетать тяжелые крейсеры армады.

Бой продолжался два часа. Пространство вокруг врат заполнилось обломками и энергетическими выбросами и порой сверкало едва ли не ярче звезды, преломляя фотохимически активные взрывы в недолговечных асимметричных волнах. Но к тому времени, как орбиты Энсли и терминала червоточины совпали, в радиусе десяти миллионов километров от ворот не осталось ни одного оликса. Хотя десятки тысяч кораблей Решения торопились к вратам со всей системы.

— Они бросили всё, — сказала Ирелла. — Большинство станций кольца охраняются хорошо если десятком кораблей.

— Трудно будет защищать врата, когда мы пройдем внутрь, — заключило Кенельм. — Если пройдем.

— Защитникам нужно будет только немного прикрыть нас — чтобы мы успели запустить четвертую фазу.

— Наши сенсорные зонды сообщают, что граница открыта, — сказал Иммануээль. — Интерфейс представляет собой простой образец отрицательной энергии, который вроде бы не должен причинить вред.

Ирелла рассматривала мерцающий шар с величайшим недоверием.

— Мне это кажется маловероятным. Значит, на другой стороне должно быть что–то, что нападет на нас, когда мы войдем.

— Да, но не сразу. Внутри анклава время течет медленнее. Возможно, они только–только заметили наше присутствие. По их срокам потребуется несколько дней, если не больше, чтобы собрать флотилию и приготовиться к обороне.

— Как только мы войдем внутрь, мы окажемся в том же временном потоке и о «днях» можно будет забыть.

— Да, но пока у нас есть преимущество.

Ирелла бросила взгляд на приближающиеся орды кораблей Решения. Цифры внушали тревогу.

— Мы должны защитить терминал червоточины. Это же наш единственный выход отсюда.

— Принято, — отозвался Иммануээль. — Как только нейтронная звезда выйдет, мы тут же изымем терминал из системы. Оликсам как минимум придется разделить силы. Мы полагаем, что большинство войдет в анклав, преследуя нас.

— Хорошо. Так когда же мы войдем?

— Прямо сейчас, — заявил Энсли.

Ирелла почувствовала, как бешено забилось ее сердце. Пробиться к вратам было нелегко, но она была уверена и в боевых кораблях, и в тактике. А сейчас они воистину делали шаг в неизвестность.

При помощи нейронного интерфейса она собрала как можно больше тактических данных в режиме реального времени. Линейные крейсеры занимали позиции перед вратами, крупные гранулы выходили из червоточины. Едва они появлялись, медная оболочка отгибалась, обнажая орудийные платформы. Воздвигаемый защитный слой утолщался.

— Увидимся на той стороне, — бросил Энсли.

Ей хотелось крикнуть: «Подожди, нет, будь осторожен!» — просто что–нибудь, что могло бы помочь, что дало бы ему понять, что она беспокоится о нем. Но большой белый корабль плавно набрал скорость и легко скользнул сквозь мерцающую поверхность. Секундой позже за ним проследовал поток боевых кораблей армады. Терминал червоточины, поманеврировав, занял позицию всего в двух километрах от эфирной поверхности врат. Еще тысячи тяжелых крейсеров вырвались из червоточины и тут же нырнули в анклав.

— Есть ответ? — тревожно спросила Ирелла.

— Никакого, — ответил Иммануээль. — У меня нет контакта ни с одним из прошедших через врата аспектов моего комплекса. В сущности, та группа, что осталась снаружи, сейчас в меньшинстве. Наш интеллект сократился. Необычное обстоятельство. И оно приводит меня в замешательство. Быть разделенным на две сознательные сущности неестественно.

Ирелла переглянулась с Кенельм. Признание Иммануээля отчего–то деморализовало.

Большая часть армады уже вошла в анклав. Ну, по крайней мере, во врата, сказала себе Ирелла.

«Ох, святые, а что, если это самая хитроумная ловушка во вселенной? Что, если все расы, которым удалось вырваться из тисков вторжения, заманиваются сюда? Что, если…»

«Морган» ускорил ход — и через несколько секунд нос его ткнулся в зыбкий фотонный пузырь врат. Ирелла не могла вмешаться. Не могла уже ничего остановить, даже если бы использовала все доступные ей средства сети.

— О, черт!

Она зажмурилась, чтобы хоть как–то отгородиться от мучительной огненной смерти, которая вот–вот разорвет «Морган» в клочья.

И ничего.

Ирелла открыла глаза, огляделась. Тактические дисплеи быстро заполнялись: «Морган» восстанавливал контакт с армадой и… Энсли. Да!

Но с визуальным изображением определенно было что–то не так. В окнах кафе бешено кружились разноцветные облака. Корабль словно погрузился в атмосферу газового гиганта. Что, конечно, было не так. Ирелла просто не могла разобраться в перспективе — чтобы с чего–то начать.

— Великие святые, это туманность, — охнула она.

— О, значит, ты это сделала? — подал голос Энсли.

Ирелла облегченно вздохнула:

— Мы это сделали. Ну, и какие местные разведданные у тебя есть для нас?

— Даже моя сенсорная «листва» плохо видит сквозь этот мрак. Сейчас датчики рассеиваются, так что мы должны получить более внятную картинку, хотя это и нелегко. Хорошая новость заключается в том, что тут не так уж и много кораблей и ни один из них не находится близко к нам. Звезду окружают два энергетических обруча и еще несколько колец поверх них — полагаю, это генераторы экзотической материи, создавшие это место. Здесь есть только одна планета, газовый гигант; это тот участок туманности, который выглядит так, словно там пожар. Вижу огромный заряженный ионный хвост и тысячи маленьких лун на полярной орбите — это, наверное, корабли–ковчеги. Скоро мы, надеюсь, получим хоть сколько–нибудь приличное разрешение.

— И у оликсов нет тут никакой флотилии? — недоверчиво спросила Ирелла. Ей это казалось просто невозможным.

— Это одна большая плотная туманность, крошка. Здесь может прятаться что угодно, особенно если оно не движется с ускорением. Я засек какие–то странные… мерцания.

— Мерцания?

— Точки света, которые то появляются, то исчезают. Совершенно бессистемно.

— Столкновение ионизирующего излучения с частицами туманности?

— Не знаю.

— Они представляют потенциальную угрозу?

— Тоже не знаю. Еще какие–нибудь тупые вопросы?

Ирелла плотно сжала губы; ей было совсем не смешно.

— Мы отправим три линейных крейсера к ближайшему мерцанию, чтобы его исследовать, — решил Иммануээль. — Но остальная армада двинется дальше. Силы оликсов вскоре нагонят нас. Берем курс на газовый гигант. Этого достаточно — пока наша база знаний об анклаве расширяется.

Дрон–передатчик, снабженный тремя небольшими движками, от каждого из которых тянулись крохотные льдисто–голубые побеги электростатических разрядов, медленно поднялся в воздух на высоту человеческого роста, потом осторожно обогнул пещеру.

— Хватит, — сказал Юрий. — Работает.

В его сознании сомнения боролись с желанием.

Чтобы со всем этим покончить. Чтобы все закончилось.

Но он на собственном горьком опыте научился тому, что бросаться очертя голову во враждебную среду к добру никогда не приводит.

— Чувак, — пробурчал Алик, — первый полет братьев Райт и тот длился дольше^[9].

— Ну, честно говоря, у них и пляж был побольше, — сообщил Каллум. — А мы с тех пор чуток набрались опыта полетов.

— Уверена, братья очень бы гордились всеми вами, — сказала Джессика. — Но сейчас в анклаве очень много человеческих кораблей. И они начинают удаляться от точки входа. Так что мы должны это сделать.

Юрий бросил взгляд на три других дрона, лежащих на неровном каменном полу.

— Сколько надо послать?

Каллум недоуменно посмотрел на него:

— Ну… всех, естественно. Второго шанса у нас не будет.

— Одного, — отрезала Кандара. — Мы выпустим одного. И как только он окажется снаружи, пошлем остальных.

— Мы отправим всех, — заявил Юрий, игнорируя удивленное выражение лица Каллума. — Сегодня не тот день, чтобы валять дурака.

— Яйца, — напомнила Кандара. — Корзина. Одна.

— Я согласен с Юрием, — сказал Алик. — Нам нужно выйти наружу и крикнуть. Господи, именно для этого мы здесь.

— Чертов тестостерон, — проворчала Кандара.

— Джессика, как далеко эти корабли? — спросил Юрий. Мысленным взором он видел то, что воспринимало полное сознание: огромный рой незваных гостей, аккуратным строем текущий сквозь туманность. Кораблей было несколько видов, и оликсы медленно классифицировали их.

— Они идут конусом за тем белым кораблем, из–за которого так нервничает полный разум. Похоже, они держат курс к газовому гиганту. Они направляются к нам!

— Время прибытия?

— По прикидкам полного сознания, пара часов.

— Часов? — переспросил Каллум. — Нам потребовалось несколько дней, чтобы добраться сюда по прибытии в анклав.

— Это боевые звездолеты, — сказала Джессика. — Я не шутила, когда сказала, что они быстрые.

— И немало их сенсоров будет направлено в нашу сторону, — добавил Алик.

— Ну ладно, — завершил Юрий. — К делу.

— Сперва нексус, — сказала Кандара. — Запасной вариант. Всегда должен быть запасной вариант.

Знаю!

— Да. Алик, ты сможешь пилотировать их?

— Конечно.

Алик поерзал на каменном выступе и закрыл глаза. Пять пауков–ползунчиков поднялись, «разминая» ноги.

— В туннеле никого из обслуживающих созданий, — доложила Джессика. — И Странная Квинта все еще блокирует восприятие нейростраты в районе ангара. Путь чист.

Дроны выстроились гуськом и покинули пещеру.

— Сколько? — коротко спросил Юрий.

Нексус нейростраты, идентифицированный Джессикой, размещался в одном из ведущих от ангара коридоров, так что ползунчикам придется сперва отправиться туда. В общей сложности до помещения с нексусом было около двух километров.

— Столько, сколько потребуется, — процедил Алик сквозь стиснутые зубы, не открывая глаз.

Каллум вскинул руку, как бы останавливая Юрия:

— Давайте просто сохранять спокойствие, ладно?

Он чуть не сказал: «Я-то спокоен». Но взял себя в руки и промолчал. Единственным его утешением было то, что другие напряжены не меньше.

Всего пара часов, и все закончится — так или иначе.

— Полное сознание что–то делает, — сообщила Джессика.

— Что? — одновременно спросили Юрий и Кандара.

— Какое–то оружие. — Джессика нахмурилась. — Не оружие. Нет. Анклав — оружие. Не понимаю. Оно думает, что может остановить флот.

— Мы должны предупредить их, — сказал Каллум. Три оставшихся дрона–передатчика поднялись.

— Подожди! — воскликнул Юрий. — Ничто из того, что мы можем сказать, ничего не изменит. Если на них нападут, они, черт возьми, и сами об этом узнают, так? Нам нужно сосредоточиться на том, чтобы сообщить им, где мы. И чтобы у нас был хоть какой–то на это шанс, нам надо отрубить нексус. Алик, сколько еще?

— Спроси еще раз, ублюдок, и, клянусь, я приведу их назад и сожгу дотла твою гребаную задницу!

Юрий пожал плечами, глянул на Каллума, закрыл глаза и попросил Бориса вывести тактическую карту. Тонкие паутинки, тянущиеся от спин пауков–ползунчиков, обеспечивали высококачественное изображение того, что видели дроны. А они уже приближались к ангару.

Резкое потрясение, которое испытало полное сознание, нарушило концентрацию. Юрий попытался сосредоточиться на потоке чужих мыслей, но увидел только какой–то… сгусток? Что–то двигалось сквозь туманность анклава. Только вместо того, чтобы разгонять завитки разноцветного газа, пятно словно бы всасывало в себя пряди.

— Что за хрень?

— Черт возьми! — воскликнула Джессика.

Юрий даже не знал, чему удивляться больше: тревоге полного сознания или ругани неаны.

— Что это за штука?

— Звезда.

— Что?

— Это нейтронная звезда! Вторгшиеся в анклав принесли с собой нейтронную звезду. Они собираются нанести ею удар по звезде анклава.

— Невозможно, — выдохнул Каллум. — Это же будет… Полный ад!

— Что будет? — с трудом сдерживаясь, поинтересовался Юрий.

— Новая, — ответила Джессика. — Если повезет.

— Повезет?

— Технически это умный ход, — сказал Каллум. — Уничтожить энергетические кольца на пути к звезде, что погубит анклав. Так что нас выбросит обратно в прежнее пространство–время.

— Ох, Матерь Мария, — вздохнула Кандара. — Мы окажемся прямо возле звезды врат.

— «Возле» — понятие относительное, — сказал Каллум. — Но да, это двойная система. И если звезда такого размера станет новой…

— Это спровоцирует и другую, — сообразил Юрий.

— Мы можем оказаться в центре сверхновой.

— Но эти, которые вторглись, должны это знать, верно? — сказал Алик. — Они наверняка наметили путь к отступлению.

— Конечно, — ответила Джессика. — Корабли вторжения движутся сюда, а здесь находятся корабли–ковчеги. Так что у них должна быть стратегия.

— Отлично, — заключил Юрий. — Так давайте поможем им. Алик?

Алик злобно зыркнул на него и тут же снова зажмурился. Его глянцевая, пластмассовая на вид кожа даже немного сморщилась от напряжения. Юрий проверил данные и убедился, что пауки–дроны покидают ангар, двигаясь по коридору, который приведет их в камеру нексуса. Двое суетливо бежали по полу, остальные почти так же быстро перемещались среди переплетения труб, тянущихся по стенам и потолку. Юрий не мог не признать, что Алик прекрасно справляется с пилотированием ползунчиков.

Он проверил сенсорные кластеры в ангаре, потом коридор, куда удалилась Странная Квинта, — там ничего не двигалось.

— Ну, идем? — спросил Каллум. Он мелко дрожал, словно собираясь начать гонку.

— Вторжение займет несколько часов, — сказал Юрий. — А Алик выведет ползунчиков на место уже через несколько минут. Так что не будем все портить из–за того, что не можем чуть–чуть обождать.

Каллум издал стон разочарования, проигнорированный Юрием.

— Полное сознание сплачивается, — предупредила Джессика.

Попытавшись разобраться в потоке чужих мыслей, Юрий ощутил только давление. Полное сознание каким–то образом сжимало, уплотняло анклав — и процесс этот поглощал феноменальное количество энергии, создавая опасную нагрузку на силовые кольца звезды. Ничего из этого Юрий не понимал. Так что…

«Сосредоточься на том, чего можно достичь».

Дроны–ползунчики наконец добрались до огромной пещеры, набитой всяческими механизмами, живыми трубами и гигантскими резервуарами размером с городской квартал: мрачное напоминание о временах земных нефтеперерабатывающих заводов, дополненное темными лужами, протекающими стыками и слоистым неряшливым туманом. Все пять пауков быстро взобрались на странную кривую колонну из стекла и карбона, огибая наросты свежей зеленой листвы, спаянной с плотно упакованными внутренними волокнами.

— Так, я на месте, — сообщил Алик. — Могу ослепить нейрострату этой секции, как только скажете.

— Каллум, Кандара, — сказал Юрий. — Приступайте.

Дроны слаженно двинулись к выходу из пещеры; воздух, возмущаемый крохотными голубыми струйками их выхлопов, чуть колебался, но дроны двигались практически бесшумно. Влетев в туннель, они устремились к ангару. В огромном пустом пространстве дроны буквально затерялись. А через несколько секунд они уже оказались у открытого входа.

И остановились, просто зависнув в воздухе, максимально приглушив ионные выбросы.

— Какого хрена? — воскликнул Юрий.

— Ох, черт, — простонал Каллум. — Они врезались в мембрану. Та затвердела.

— Но мы же легко пролетели сквозь нее, — запротестовал Алик. — Как и все транспортные корабли; влетели и вылетели.

— Это было, когда ангар использовался, — сказал Каллум. — Тогда единое сознание оставило мембрану неплотной. А теперь она затвердела, предотвращая утечку атмосферы. Значит, дронам не пройти. Ни дронам — ничему.

— И что нам делать? Нам же нужно вывести передатчики наружу.

Юрий взглянул на Кандару. Судя по ее лицу, она уже знала, что он собирается сказать.

— Мы пойдем в ангар и ликвидируем генератор мембраны. Физически.

Ни один из кораблей оликсов в анклаве не летел на перехват армады. Некоторые в самом начале попытались, но потом из врат появилась нейтронная звезда, и оликсы поспешно изменили курс.

— Как думаешь, они ждут подкрепления? — спросила Ирелла.

— Мы не уверены в их тактике, — сказал Иммануээль. — Похоже. Никто не последовал за нами во врата. Это странно, с учетом того количества кораблей, которые находятся в наружной системе. Возможно, в анклаве есть еще не замеченные нами корабли Решения.

— Но они должны знать, что Энсли расправится с силовыми кольцами точно так же, как он сделал в системе врат. Если они хотят остановить нас, то должны были быстро организовать сопротивление. Если только… — Нет, конечно же, нет. — А что, если они смирились с проигрышем?

— Насколько мы разбираемся в характере оликсов, это весьма маловероятно.

— Да. — Она вновь, на сей раз почти без содрогания, посмотрела на нейтронную звезду. Генераторы клетки выполнили последние корректировки курса и отключились, дав возможность звезде самостоятельно пролететь конечный участок траектории. При ее нынешней скорости нейтронной звезде потребуется два дня, чтобы достичь звезды анклава. — Я всегда считала, что тащить сюда нейтронную звезду было перебором, но теперь, когда я увидела, что соорудили тут оликсы, мне кажется, что вы приняли правильное решение.

— Это наша гарантия — на тот случай, если Энсли потерпит неудачу. Удар уничтожит звезду и анклав. И, каким бы ни был исход для нас, оликсы уже никогда не восстанут.

— Что ж, давайте просто надеяться, что мы сможем достичь большего.

— Тридцать минут до точки замедления, — объявило Александре. — Десантным кораблям — боевая готовность.

Ирелла активировала иконку взвода:

— Удачи, ребята. Да пребудут с вами Святые.

Ей ответил радостный нестройный хор. Едва получив доступ к сенсорам десантного корабля, она поняла, насколько бессмысленной была визуальная обратная связь. Темные, громоздкие механизмы в промышленного вида тисках висели в галерее, набитой таким количеством запутанных, переплетенных кабелей, что казалось, их произвел на свет гигантский, страдающий диареей паук. Ничего человеческого видно не было; установить хоть какую–то эмоциональную связь не представлялось возможным. И не смогла она в последний раз увидеть лица парней.

«Но я их помню. Остальное неважно».

Ирелла переключилась на внешние камеры «Моргана», наблюдая, как десантные корабли вылетают из своих труб — массивные черные клинья со сдвоенными жалами, торчащими из носов, такие отчетливые на фоне размытых радужных спиралей туманности. Корабли набирали скорость, чтобы выстроиться кольцом в тысяче километров от «Моргана».

Именно тогда она и увидела мерцание — загорающиеся и гаснущие огоньки, словно «Морган» летел среди разбросанных в пространстве микрозвезд.

— Эй, мы еще не выяснили, что это за штуки? — спросила она. — Они словно прыщи на континууме анклава, этакие дефекты, искажающие свет.

Последовала долгая пауза, потом раздался голос Иммануээля:

— Идет выяснение.

— Что?

— Подтверждение интеграции аспекта.

— Иммануээль?

Ирелла повернулась к Кенельм, которое хмурилось, явно озадаченное не меньше нее. Сеть «Моргана» начала анализ защищенных каналов связи армады.

— Энсли, ты поддерживаешь контакт с Иммануээлем?

— Частичный. Какой–то сбой. Оликсы создают помехи. Веду анализ.

Ирелла проверила дисплей тактического статуса:

— Ну вот. У меня проблема с доступом к твоей «листве».

Огни кафе замигали, потом успокоились. Ирелла озадаченно уставилась на светящиеся полосы. Часть ее тактического дисплея застыла, потом цифры и графики пустились вскачь, превращаясь в бессмысленные размытые пятна.

— Какого черта? Они запустили в нашу сеть вирус?

— Энсли?

— Святые!

— Гендес «Моргана» не отзывается, — встревоженно сказало Кенельм. — За эту секцию корабля отвечает отдельная установка. Похоже, сетевые узлы вышли из строя. Осуществлен вброс большого объема данных, вот протоколы безопасности и активировались, изолировав каждый физический сектор сети.

— Святые! Как они это сделали? Как занесли вирус в наши системы? Комплексы ведь полностью перестроили «Морган».

Взгляд, который оне бросило на нее, сказал все, что Ирелла хотела знать. Они разом подумали об одном и том же — о проникновении агентов оликсов.

«И я знаю одного человека, который был с нами очень долго, так долго, что даже записей о нем не существует. Только картинка в книге…»

Она воспользовалась интерфейсом, проверяя, где можно взять личное оружие. Палубой ниже.

«Значит, придется импровизировать?»

В кафе много столовых приборов.

«Спокойствие. У меня нет доказательств. Пока нет».

— Я не знаю, — сказало Кенельм. — Но гендес вычислит и уничтожит любой вирус.

— Верно, — кивнула Ирелла, надеясь, что оне не сумеет прочитать ее мысли и сомнения. — Энсли, мы думаем, что «Морган» заражен.

Иконка Энсли оставалась неизменной, но ответа не последовало. Ирелла воспользовалась субсетью палубы, чтобы получать сигналы от любых внешних датчиков корпуса, до которых возможно дотянуться. Обзор получился ограниченный, но несколько десантных кораблей, занимающих позицию в тысяче километров от «Моргана», она все же увидела. На вид с ними все было в порядке. Вдалеке маячила белая точка Энсли. Ирелла разглядела даже завихрения газа, потревоженного его прорывом сквозь туманность. Сразу за кораблем завитки застыли в неподвижности, но внешняя «листва» как будто все еще колебалась. Трудно было сказать наверняка. А странные, искажающие свет точки вокруг Энсли множились и множились; их было уже столько, что они мешали обзору.

— Ох, святые! — Ирелла навела фокус. Мерцание в строях армады участилось и сделалось ярче. — Это не сетевой вирус. Это они что–то делают с нами.

— Что?

— Не знаю. Похоже на… Ох, дерьмо! Тиллиана?

Ответа не последовало.

Ирелла поспешно активировала значок общей связи. Внутренние системы корабля должны были быть защищены от любого радиоэлектронного воздействия.

— Кто–нибудь? Это Ирелла. Кто–нибудь на «Моргане» меня слышит?

Дисплеи сообщили, что каналы открыты, но никто по–прежнему не отзывался.

— Что происходит? — спросило Кенельм.

— Это мерцание, которое мы видим, — линзовый эффект от «прыщей» на континууме анклава, — сказала Ирелла. — Оликсы что–то меняют. Думаю, они замедляют время вокруг армады.

«Но почему это влияет на нашу внутреннюю сеть?»

— Вот черт.

Ирелла проверила нейтронную звезду и обнаружила, что ее окружают отблески искаженного света. Здесь, однако, огоньки выглядели перекошенными и нечеткими, они дрожали, как мучающиеся живые существа. И туманность вокруг них флуоресцировала гораздо ярче.

— Мне нужно поговорить с Тиллианой и Элличи. Надо добраться до их тактической командной каюты.

Кенельм неохотно кивнуло:

— Да.

— Это на двадцать пятой палубе. Пошли.

Они вместе вышли из столовой. На ходу Ирелла попыталась изучить диаграмму корабельной сети.

— Не понимаю, — пожаловалась она. — Протоколы безопасности блокируют входные сигналы с некоторых палуб, где скорость передачи данных запредельно высока, в то время как некоторые из них мертвы.

Они добрались до портального хаба. Ирелла в смятении огляделась. Края каждого портала светились красным, а середины почернели и выглядели абсолютно непроницаемыми. Она никогда не видела их в таком состоянии.

— Хреново, — сказало Кенельм.

— Точно.

Интерфейс вывел схему палуб «Моргана». Ирелла представляла планировку отсека жизнеобеспечения, но только в общих чертах.

Вот что происходит, если постоянно пользуешься порталами.

Секция обеспечения имела три основные шахты технического обслуживания, проходящие через все палубы; в них скрывались трубы, воздуховоды, кабели, а также винтовые лестницы, вьющиеся вдоль стен, и центральная колонна, по которой ездили вверх и вниз дистанционки.

Ирелла с Кенельм направились к ближайшей шахте. Через интерфейс Ирелла проверила, можно ли как–нибудь соединиться с передатчиком на корпусе. Оказалось, что можно; нужно только направить энергию аварийного элемента питания к резервному модулю и воспользоваться альтернативными кабелями передачи данных для обеспечения надежной связи.

Ирелла остановилась, сосредоточившись на настройке.

До процедур управления передатчиком она добралась, но оказалось, что к навигационным данным он доступа не имеет, так что воспользоваться прямым лучом невозможно, потому что она понятия не имеет, где находится сейчас десантный корабль Деллиана по отношению к «Моргану». Так что пришлось довольствоваться общей трансляцией.

«Я помогу тебе. Я буду твоим ангелом–хранителем, в котором ты так нуждаешься».

— Вызываю взводного Деллиана. Говорит Ирелла с «Моргана». Ты слышишь?

Ответа не было. Она загрузила избирательные фильтры и приказала устройству расширить спектр приема — получив в награду шквал помех. Тогда она отключила ограничители, повышая мощность передатчика — настолько, насколько осмелилась.

— Это Ирелла с «Моргана». У нас проблемы со связью. Думаю, оликсы меняют временной поток. Кто–нибудь слышит меня?

По–прежнему ничего. Она повторила вызов еще несколько раз — безрезультатно. Туманность, гигантское ионизирующее поле, должно быть, блокировала сигнал. Поэтому Ирелла поставила сообщение на повтор и загрузила программу мониторинга, оценивая выходную мощность приемника.

— Ни до кого не достучаться, — сказала она уныло.

Кенельм рядом не оказалось.

Ирелла нахмурилась и огляделась:

— Кенельм?

Нет, оне нигде не было видно. Ирелла велела своей инфопочке дать пеленг, но инфопочка Кенельм не ответила.

Это же невозможно. Инфопочки способны напрямую связываться друг с другом на расстоянии до километра. А оне было тут секунду назад.

Все недоверие, которое она испытывала к Кенельм, накрыло ее адреналиновой волной. Иреллу бросило в жар, сердцебиение участилось. Рефлекс «бей или беги» заставил ее принять что–то вроде боевой стойки, в сознании всплыла какая–то мешанина полузабытых приемов. Ирелла резко развернулась, напряженно обшаривая взглядом помещение.

Ярко освещенный коридор плавно изгибался впереди и сзади, совершенно пустой. Безобидный — и все же вдруг ставший невероятно зловещим.

И не было ничего, что она могла бы использовать в качестве оружия. В голове промелькнула мысль, не сбегать ли обратно в столовую, чтобы вооружиться чем–нибудь.

«О да, вилочкой для торта; это очень поможет. Святые!»

Впереди, в трех метрах от нее, располагался перпендикулярный коридору проход. Согласно схеме корабля, вел он к одной из опорных шахт. Ирелла двинулась к нему — напряженная, сосредоточенная на том, что может скрываться там, лихорадочно прокручивая в голове всевозможные кошмарные сценарии. Рой монстров, прущих из дверей шахты. Охотничьи сферы, несущиеся по коридору со сверхзвуковой скоростью, преследующие ее. Кокон Дела, свисающий с потолка, как какая–нибудь гнилая паучья еда.

«Прекрати».

Она заглянула в проход — всего на миг — и тут же нырнула обратно, на тот случай, если кто–нибудь вздумает в нее выстрелить.

«Ну да, системы наведения ведь такие медленные. Давай же, соберись».

Однако и от увиденного мельком она содрогнулась и взвизгнула. Маленькими шажками выдвинулась на середину прохода, лицом к двери опорной шахты, до которой было метров тридцать.

В пяти метрах от нее, в коридоре, вниз лицом лежало Кенельм. Ирелла знала, что это Кенельм; оне было в сине–зеленой тунике. Но оне было мертво уже давно. Ирелла видела голову — с иссохшими, сморщенными лохмотьями кожи на черепе, гнившими так долго, что от них уже мало что осталось. Тело окружало расползшееся омерзительное пятно, только органические жидкости давным–давно высохли.

Но…

Эти раздутые ноги, эта разлагающаяся, отвратно–зеленая плоть…

Ирелла стояла и смотрела, окаменевшая от потрясения и непонимания.

«Оликсы не замедлили время, — догадалась она наконец. — Они его ускорили. Но как это убило Кенельм?»

Это не имело смысла. Если бы Кенельм вошло в зону с ускоренным потоком времени, оне бы просто стало жить на такой скорости. Точно так же, как жил в замедленном потоке «Морган», когда они летели по червоточине.

Она снова уставилась на тело. Распухшие ноги сморщивались, плоть темнела, а пергаментная кожа на голове исчезала, превращаясь в ничто, и клочья волос падали на пол.

— Разная скорость, — прошептала Ирелла. — Градиент.

Зона быстрого течения времени не имела четкой границы. Время разгонялось на участке в нескольких метрах от того места, где стояла Ирелла, — с обычного темпа до такого, при котором человеческий труп разлагается за пару минут. Инфопочка сказала, что такой распад должен занять годы.

Великие Святые! Ирелла невольно сделала шаг назад. Этот градиент, каким бы коротким он ни был, смертелен для любого живого существа. Вступи в него — и все части твоего тела будут жить с разной скоростью. Кровообращение станет невозможным, нервные импульсы потекут от быстрых участков к медленным, перегружая аксоны до полного выгорания, и синапсы мозга откажут, не справившись с мыслями.

Ирелла сглотнула подкативший к горлу комок желчи. Начальная инерция будет поддерживать движение по градиенту. Но… когда ты начнешь падать, часть тебя будет мертва уже год, в то время как остальное…

Она упала на колени, захлебываясь рвотой. Но даже сейчас Ирелла не могла отвести глаз от трупа.

Значит, вот что произошло с «Морганом». Оликсы перемешали временной поток, сделав его сегментированным. Одни участки стали быстрыми, другие — медленными; именно поэтому поток сетевых данных в некоторых секторах увеличился, а в других замедлился настолько, что даже не регистрировался. То же самое случилось и со всеми аспектами комплекса. Дело не в прямом сбое связи; просто они оказались разделены во времени. Оставшись в одиночестве.

Кратковременное разделение всего–то на два сознания, когда его аспекты влетели в анклав, привело Иммануээля в сильное смятение. А теперь каждый из его аспектов одинок. И все аспекты комплексных людей будут разъединены. Разрозненная армада… Разбитая.

Ирелла судорожно вздохнула, выплевывая последние горькие капли. Потом медленно попятилась от прохода, в ужасе от судьбы, поджидающей любую ничего не подозревающую душу, пересекающую невидимую границу. И резко остановилась. Она понятия не имела, где могут начаться другие искаженные временные потоки.

«Думай. Должен быть какой–то способ обнаружить их».

Сначала — обзор сбоев в сети. Конечно, коридор, ведущий к вспомогательной шахте, не имел никакого оперативного соединения со всей секцией. Используя это как основу, Ирелла начала вычерчивать другие пустые области секции жизнеобеспечения. Картинка складывалась. И была она обнадеживающе простой. «Морган» разделился на слои — медленные, обычные, быстрые. Сравнение скорости передачи данных при обрушении сети показало различие потоков, но только приблизительно. Ирелла получила представление о территории, на которой время изменилось, но сказать, где именно проходят границы, не представлялось возможным.

«Что же может их выдать?»

Ирелла переключила оптику в инфракрасный режим, задав максимальную чувствительность. Очищенный воздух, нагретый до температуры ровно двадцать один градус по Цельсию, вырывался из расположенных вдоль пола вентиляционных отверстий и всасывался такими же отверстиями под потолком, чтобы пройти через фильтры. Это течение было медленным, едва заметным. Но и малейших температурных различий достаточно, чтобы распознать циркуляцию.

Ирелла вгляделась в проход. За трупом Кенельм воздух клубился, как сверхзвуковой облачный покров газового гиганта. Она уважительно кивнула и отступила чуть дальше.

Зона обычного времени, в которой она находилась, похоже, занимала четыре палубы и больше половины секции жизнеобеспечения. Сюда, кажется, входили все жилые помещения: личные каюты экипажа, несколько комнат отдыха и столовых, спортзал, медицинский отсек и помещения со вспомогательным оборудованием. Питание от основных корабельных генераторов не поступало; все работало от местныхрезервных квантовых батарей. Быстрый расчет показал, что палубы, на которых она застряла, способны поддерживать жизнь одного человека, обеспечивая его продовольствием, в течение следующих трехсот семидесяти двух лет — при условии бесперебойной работы оборудования. Тут отсутствовали инициаторы, которые могли бы произвести запасные части, если что–то серьезное выйдет из строя. Затем Ирелла поняла, что у нее нет возможности перемещаться между палубами. Порталы закрыты, а до служебных шахт, где есть лестницы, ей не добраться.

— О великие святые!

Ирелла вернулась в столовую. Без сети бульвар Сен–Жермен зациклился, обрекая счастливых стильных парижан на одну и ту же утреннюю прогулку каждые семь минут. Подумать только, какая ирония — сидеть во временном пузыре, наблюдая этот замкнутый цикл! Ирелла поспешно отключила окна.

И что теперь?

Она не была уверена, что аспекты корпуса по отдельности достаточно умны, чтобы решить проблему. Они еще на нейтронной звезде освоили технологию управления временными потоками, создавая свои домены, но в случае с колоссальным анклавом им пришлось бы снова объединиться, чтобы противостоять ему. Очевидным — и, по сути, единственным — решением было уничтожить энергетические кольца вокруг звезды. Без них анклав непременно падет. Но «контрастные» временные потоки, точно чума, пресекли любые действия людей, не говоря уже о полете к звезде и атаке на кольца.

Значит…

Значит, нужно каким–то образом воссоединить «Морган», устранить разницу в потоках времени. И когда корабль вновь станет единым целым, можно будет начинать сопротивляться.

В секции жизнеобеспечения имелась собственная регулирующая время установка, необходимая во время полета по червоточине.

«Если я смогу включить ее, это защитит нас от темпоральных искажений оликсов».

Но, конечно, Ирелла не могла включить блок, потому что сеть «Моргана» не работала, — а если бы и могла, это всего лишь защитило бы секцию жизнеобеспечения от атаки.

«Мне нужен весь корабль, объединение всего, что находится внутри корпуса».

Она представила себе корабль, окруженный защитной оболочкой, отражающей искажения, и в голове ее возникла идея. На фундаментальном уровне внутренний континуум анклава ничем не отличается от червоточины. Оба они — не что иное, как плод манипуляции с пространством–временем посредством сложноорганизованной экзотической материи. Проводники отрицательной энергии «Моргана» также направляли эту псевдоматерию, позволяя кораблю лететь вдоль червоточины. По всему фюзеляжу располагались сотни таких проводников. Если бы можно было активировать их и перенастроить их функцию на отклонение временных искажений, весь «Морган» вновь оказался бы в одной часовой зоне.

Но тут опять возникала извечная проблема «курица или яйцо». Нужно обеспечить корабль единым потоком времени, чтобы активировать проводники — что даст кораблю единый поток времени.

— Ненавижу парадоксы, — заявила она пустой столовой.

Все проводники на корпусе должны быть активированы одновременно. Это возможно только в том случае, если субсеть каждой секции будет знать, когда их включать. Но для этого нужно как минимум загрузить инструкцию в каждую местную субсеть. Попытка перемещаться между временными потоками равнозначна смертному приговору.

— Для людей! — торжествующе выкрикнула Ирелла.

И тут же отправила сигнал своему киборгу.

— Ох, гребаные святые.

Бесполезно; киборг хранился на складе сорок шестой палубы, в трех временных зонах отсюда. Абсолютно вне досягаемости. Поэтому она провела инвентаризацию всех дистанционок палубы тридцать три. Доступными оказались больше дюжины маленьких уборщиков и даже три небольших ремонтника, плюс…

— ДА!

Она бросилась было бегом, но все–таки сдержалась, перейдя на разумный темп, пользуясь оптикой интерфейса, чтобы отслеживать любые признаки еще не нанесенной на виртуальную карту границы. Неиспользуемая каюта располагалась через пять дверей от той, что делили они с Деллианом.

Резонно.

Дверь открылась, и она заглянула внутрь. Включился свет. Там на неоттекстурированном параллелепипеде кровати неподвижно сидел андроид Энсли. Интерфейс немедленно подключил ее к нему. Грудная полость андроида содержала огромный нейронный массив, находящийся в режиме ожидания. Ирелла осторожно выбрала программу, которой уже пользовалась раньше, когда внедряла свое сознание в сеть «Моргана». Только на этот раз будет по–другому; на этот раз она не останется подключенной к андроиду.

Процесс усовершенствования до уровня комплекса, до становления чем–то большим, чем ты один, был сложен. Часть времени она с нетерпением ждала его запуска, а остальную часть — боялась, что структура ее личности, ее воспоминания не просто дублируются, но методично удаляются из биологического мозга, поглощаемые массивом андроида. Конечно, глупо было так думать, но это ее — ее собственная! — слабость.

И в итоге, вот она — два разума Иреллы, удерживаемые в идеальной гармонии единой мощнейшей связью. Ирелла отключила связь.

Она открыла глаза и увидела… андроида.

«Слава святым, я — это настоящая я, изначальная».

Уголки губ андроида опустились.

— Извини, — сказала она.

— Я снова стану тобой, — откликнулся он. — Когда все закончится.

— Теперь все зависит от тебя. Может, ты потом и не захочешь.

— Ты знаешь ответ на этот вопрос и знаешь, что просто высказываешь свое беспокойство, чтобы его опровергли, черпая в этом уверенность.

— Да.

— Так что этого не случится. Комплекс явно не для нас.

— Не сейчас. Но мы с тобой разъединены. И с этого момента расхождение будет увеличиваться с каждой секундой. И в секторах быстрого времени ты проживешь годы — возможно, десятилетия. Различия станут… значительными.

— Как только наши аспекты воссоединятся, различий не будет.

— Я не аспект. Я Ирелла.

— Мы — аспекты.

— Нет. Ты — искусственная личность, функционирующая в массиве, никогда не предназначавшемся для тебя.

— И все же вот я. — Андроид поднялся, посмотрел на себя и усмехнулся: — И отличия не только в массиве.

— Ох, святые.

Она тоже невольно ухмыльнулась; и губы ее дернулись точно так же.

«Возможно, мысли обладают собственной запутанностью, больше духовной, чем квантовой?»

— Нам лучше заняться делом, — сказал андроид.

— Да. Думаю, тебе лучше на чем–то поехать. Не уверена, что даже ты способен скоординироваться, проходя через градиент.

— Знаю. Кресло подойдет.

— Да.

Говорить что–то еще не было смысла. Копируя себя, она размышляла о том, как лучше всего добраться до лестницы. Значит, это знал и андроид.

Андроид взял кресло с колесиками и без усилий понес его к проходу. Там, у перекрестка, он сел — лицом к трупу Кенельм. Разложение прогрессировало. Скелет распался на части, поскольку суставы отделились друг от друга, кости осели, туника распласталась по ним. Череп перекатился, пустые глазницы уставились в потолок.

Ирелла ухватилась за спинку кресла и потянула на себя, проверяя, насколько легко оно катится.

— Постарайся не наехать на скелет, — сказал андроид.

Замечание, не достойное ответа.

— Готов?

— Риторический вопрос.

Ирелла собралась и побежала к проходу, толкая перед собой кресло. Сильно толкая. А потом отпустила его — и резко остановилась, замахав руками, ловя равновесие.

«Только бы не упасть вперед».

Кресло с грохотом покатилось дальше, легко пересекло границу, и бешеные воздушные потоки захлестнули его. Вот оно миновало скелет…

И андроид исчез. Так быстро, что даже размытого пятна не осталось.

Ирелла испустила долгий вздох облегчения. Кресло оставалось несколько секунд в том же положении, потом ей показалось, что она заметила какую–то тень, мелькнувшую позади него, — тень, двигавшуюся со скоростью молнии. Затем появилась небольшая колесная платформа с одинокой вертикальной штурвальной колонкой в центре. Платформа пересекла границу. На ней стоял андроид Энсли — и еще четыре таких же андроида, только бесполых и с кожей почти столь же черной, как у Иреллы.

— Что случилось? — спросила она.

Четверо чернокожих андроидов спрыгнули на пол и поспешили прочь по коридору.

— Эй! — возмущенно пролепетала она.

— Мне очень жаль, — сказал андроид Энсли, сходя в платформы.

— Что? Почему?

У нее возникли дурные предчувствия.

На оптике Иреллы замигала ее собственная иконка. Но она не решилась открыть ее, догадываясь, что воспоминания будут плохими.

— Просто скажи. Мы можем изменить временные потоки?

— Полагаю, да. Остальные наши ушли, чтобы начать процесс. Ирелла активировала иконку…

Ощущения были как при пробуждении. Сознание поднималось из туманной тьмы, неся с собой память о том, кем она была и что сделала, чтобы восстановить свою личность. Она самоопределилась — не было ни сомнений, ни биомеханической тревоги за андроида Энсли. Однако его проход через градиент был мучительным. На внутреннюю сеть обрушилась лавина помех, массив в груди бессистемно сбоил. Ей казалось, она теряет рассудок… в некотором смысле так и было. Она сопротивлялась, помещая драгоценные воспоминания в глубокие хранилища, а кресло все ехало и ехало через градиент, и маленьким колесикам требовались долгие томительные дни, чтобы совершить один–единственный оборот. Наконец безумные временные потоки сгладились, и сознание вернулось в полном объеме. Время вновь сделалось целым. Она встала и поспешила к лестнице. Поднялась на двадцать пятую палубу. Палуба состарилась. Огни потускнели, некоторые вообще не горели. От воздухораспределительных решеток черными языками пламени тянулись по стенам полосы пыли. Краски повсюду поблекли — она оказалась в мире тусклой пастели. Пол перед тактической рубкой истерся, из–под тонкого ламината проглядывал металл.

«Сколько же прошло времени?» — гадала она.

В рубке никого не было. Но когда–то там кто–то был. Больше половины комнаты занимала огромная гора мусора — в основном старых подносов с остатками еды, давно высохшими и затвердевшими, но все еще источающими мерзкое зловоние.

«Погоди–ка. Что? У андроида есть обоняние? Зачем?»

Она торопливо закрыла дверь. Тактическая рубка, должно быть, использовалась в качестве свалки. Потом она осознала размер кучи.

«Святые, сколько же подносов там было? Сотни? Нет, больше похоже на тысячи».

Сколько прошло времени?

— Тиллиана? Элличи? Александре?

Нет ответа. Программы управления андроидом были сложными; чтобы разобраться в структуре системы связи, пришлось сосредоточиться. В этом секторе имелась функциональная субсеть, хотя некоторые узлы и бездействовали. Иконка журнала технического обслуживания увеличилась, предоставляя детальную информацию о неполадках. Узлы начали выходить из строя одиннадцать лет назад.

«Одиннадцать лет?»

Она запросила подробности. Изо рта вырвался крик ужаса, взлетела рука, чтобы приглушить его. Раздвоение. Полное раздвоение. Рука — ее рука — была белой, и несколько секунд она не могла понять почему. Потом вспомнила, что она в теле андроида. Странно, как она приспособилась — за считаные минуты. Но шок осознания оказался достаточно силен, чтобы разрушить этот уют. Согласно журналу, узлы первоначально отключились от сети «Моргана» девяносто семь лет назад.

— Ох, святые, нет. Нет, нет, нет!

«Этого не может быть».

Она побежала, открывая каждую попадающуюся на пути дверь. За десятой обнаружилась столовая. Здесь тоже валялось много подносов, посвежее, чем в конференц–зале. Объедки подсохли не все, и запах стоял посильнее. Стеновые панели вокруг пищевых принтеров были сняты. Кто–то чинил машины; две стояли открытыми и частично разобранными. Их сложные комплектующие подключили к оставшемуся принтеру при помощи грубых шлангов и кабелей. Ирелла заглянула в меню принтера: очень скудное, в основном супы и рогалики. Имелось еще некоторое количество фруктовых заправок, а из молочного производиться могло только собственно молоко да сыр. На всем твердом стояли пометки об ошибке; продукт выходил только пастообразный. Резервуары с питательными веществами были практически пусты — в них не осталось и пяти процентов биогенов.

Ирелла, пошатываясь, вышла из столовой. Палубой ниже располагался медотсек; если Тиллиана, Элличи и Александре выжили, они могут быть там. Она спустилась по лестнице, заставляя себя поторапливаться. Дверь госпиталя была открыта — ее механизм не работал. Внутри все пять медицинских отсеков явно подвергались ремонту: крышки сняты, деликатные внутренние системы обнажены, и видно, что в них копались, неумело пытаясь что–то исправить. Тело андроида не обладало программой непроизвольных мышечных сокращений, но Ирелла определенно чувствовала, что ее бьет дрожь.

Вернувшись в коридор, она осмотрела пол и обнаружила бросающиеся в глаза потертости — следы, ведущие к нескольким каютам. В первой было темно и тихо; во второй тоже. Однако, приблизившись к третьей, она услышала оркестровую музыку. Когда дверь открылась, звук стал таким громким, что Ирелла замешкалась на пороге. Текстура стен каюты воспроизводила великолепный туринский оперный театр Реджо — в его первоначальном виде, каким он был в восемнадцатом веке. Зрительный зал был полон мужчин во фраках и женщин в длинных вечерних платьях, в оркестровой яме играли музыканты, по сцене вышагивали актеры в аутентичных костюмах. Подпрограмма определила представление. Опера «Богема». Пуччини.

В первом ряду партера сидела старая женщина в экстравагантном, обшитом кружевом платье, которое ассоциировалось у Иреллы со сварливыми вдовствующими знатными дамами из романов Джейн Остин. Если бы не причудливое одеяние, легко можно было бы представить, что эта старуха шагнула на «Морган» прямо из эпохи неолита. Визуальная подпрограмма определила с вероятностью в сорок три процента, что это Тиллиана. Предельно сосредоточившись, Ирелла и впрямь улавливала черты, которые знала всю свою жизнь, — состарившиеся и истершиеся за девять десятков лет.

Она опустилась на колени рядом с Тиллианой.

— Тилл? Тилл, это ты?

Ошеломленная Тиллиана уставилась на нее и жалобно запричитала:

— Кто ты? Ты не из труппы. Я не текстурировала тебя. Ты оликс? Ты пришла за нами?

— Нет, я не оликс. Я человек, честное слово.

Оркестр перестал играть, и актеры на сцене замерли. Ирелла старалась не обращать внимания на то, что весь зрительный зал смотрит сейчас на нее.

— Так долго, — пробормотала Тиллиана. — Знаю, это кара. Мы страдаем в наказание за то, что пришли в анклав.

Ирелла потянулась к иссохшим, похожим на птичьи лапы рукам Тиллианы, но та их отдернула.

— Нет, Тилл. Я не оликс. Я Ирелла, но я в теле андроида Энсли. Ты помнишь меня? Помнишь андроида? Помнишь, когда мы прибыли к нейтронной звезде, мы думали, какой он смешной и какое это ребячество со стороны Энсли — не носить одежду?

— Энсли? Энсли был прекрасен. Корабль, какой могли построить лишь на самих небесах.

— Да. Да, он прекрасный корабль, лучший корабль. А я, Тиллиана? Ты помнишь меня? Иреллу?

— Я помню Иреллу. Мы потеряли ее, когда пришли в анклав. Мы потеряли всех. Они все застыли снаружи. Окаменели навеки. Оликсы оставили их ждать конца времен, а нас решили наказать. Сделали так, чтобы мы жили все эти миллиарды лет. Потому что мы были в тактической рубке, знаешь ли. Мы так решили. Мы командовали, вот они и обвинили нас. Остались только мы.

Слезы покатились по ее щекам.

— Я не потерялась, Тилл. Я все еще здесь. Оликсы намутили со временем внутри «Моргана». Ты прожила много больше нас. Но я Ирелла. Мы росли вместе в поместье Иммерль. Александре было нашим наставником, помнишь? Александре здесь? Оне в порядке?

— О, нет, дорогуша. Александре мертво, с того самого первого дня.

— Нет! — Она не сдержала крика ужаса. Для массива, силящегося справиться с эмоциональными программами, это был очень сильный удар, и она поняла, что, кажется, пытается зарыдать. Только бесполезно; импульсы уходили в пустоту. Энсли не удосужился снабдить андроида слезными железами. — Как? Как оне умерло?

— Оне попыталось пройти в другую секцию. Мы ничего не поняли. Оне просто упало замертво, но тело так и не разложилось. Оно все еще там. Я так думаю. Я не заглядывала туда много лет.

— А Элличи? Она еще жива?

Тиллиана скорбно кивнула:

— Она еще жива. Но для нее все это оказалось слишком. Она давно уже не в себе. Тяжело это было, знаешь ли. Жизнь — такое бремя, если ее не на что направить. Иногда я думаю, что надо все это заканчивать, но она нуждается в присмотре. А у меня есть мои шоу и моя музыка, сохранившиеся в остатках сети. Возможно, это было ошибкой.

— Нет. Нет–нет. Я здесь. Мы выберемся из этого.

— Не думаю, дорогуша. Не знаю, кто ты на самом деле, но пути из анклава нет. Он вечен.

— Могу я увидеть Элличи? Пожалуйста. Я буду очень благодарна.

— Полагаю, в том нет вреда. — Театр Реджо и фантомные почитатели оперы медленно растаяли, растворившись в нейтральной текстуре стен каюты. — Помоги мне встать, дорогуша; что–то артрит разыгрался. А фармацевтический диспенсер медотсека недавно совсем отказал. Мне его уже не починить. В этой части корабля нет никаких инициаторов.

— Знаю.

Ирелла помогла Тиллиане подняться на ноги. Это оказалось несложно; старушка была такой худой. Ирелла удивилась и даже встревожилась, поняв, как мало она весит. Выпрямившись, Тиллиана продолжала сжимать руку андроида в поисках поддержки. И к тому времени как они добрались до каюты Элличи, все дряхлое тело непрерывно дрожало от напряжения.

— Зайди, — сказала Тиллиана. — Я немного устала. А она порой так утомительна.

Дверь открылась. За ней оказалась тускло освещенная комната. Текстуры Ирелла не опознала: тут не было ни известного классического дома, ни какого–нибудь исторического вида за окном. Стены, обитые чем–то бархатистым, серебристо–серым — как и пол, и даже потолок, за исключением нескольких встроенных полос, излучающих рассеянный свет. Тут имелся унитаз — тоже обтянутый мягким, внутри и снаружи, и маленькая ниша с раковиной, словно бы выдолбленная в стене.

Кроме этого, в комнате стояла только кровать — чуть приподнятая над полом прямоугольная плита, тоже, конечно, с толстой упругой обивкой. На ней лежала Элличи, одетая в ужасно грязный тонкий комбинезон. Ирелла узнала его — это был скин–слой скафандра, предназначенный для поддержания стабильной температуры тела и удаления отходов. Колени Элличи были подтянуты к животу, руки суетливо рисовали что–то на «матрасе», но она не смотрела на них: глаза ни на чем не фокусировались.

— О нет, — простонала Ирелла. Видеть всегда энергичную подругу в таком состоянии было невыносимо. Она всегда считала, что они будут вместе еще много–много лет, оставаясь прежними благодаря способности восстанавливать и омолаживать свои тела. Возможно, со временем, вернувшись на отвоеванную Землю, они бы и разошлись в разные стороны. Но успели бы к этому подготовиться. А это… это самое жестокое оружие из всех, которые оликсы применяли когда–либо против людей. Так внезапно…

— Мы всё исправим, — прошептала она. — Я починю «Морган». Медотсек вновь заработает. Тебя вылечат.

Физически — возможно. Но она, пожалуй, как никто другой понимала, как глубоки бывают душевные травмы. Элличи и Тиллиана, те, которых она знала, теперь ушли навсегда.

Ирелла молча попятилась из комнаты, и дверь закрылась.

— Мне так жаль, — сказала Тиллиана. — Для нее это оказалось слишком. Ожидание, пустота. Они сломали ее.

— Я понимаю. — Ирелла повернулась к старой подруге. — А другие тактические посты, другие взводы? Ты не связывалась с кем–то из них?

— Нет. Границы времени перекрыли все входы и выходы из этой части корабля.

— Ясно. Подожди еще немного, ладно? Я сделаю то, для чего пришла сюда.

— О. А для чего?

— Чтобы все исправить. Это может занять какое–то время, но я вернусь, обещаю.

Она помогла Тиллиане вернуться в ее каюту, потом извлекла из изношенной подсети дисплей состояния. Получив хорошие новости и плохие новости. В силовых ячейках достаточно производственной мощности и приличный запас. Проводники отрицательной энергии на фюзеляже функциональны: надо только дать им оперативные инструкции.

Чего ей по–прежнему не хватало, так это действующего инициатора. На двадцать второй палубе их было три, но туда субсеть не дотягивалась. Там текло другое время. Ирелла провела инвентаризацию дистанционок и обнаружила три грузовые тележки. Две из них работали.

Минуту спустя она уже была в другой шахте — сидела на тележке, прицепившейся к центральной колонне. Переключив оптику в инфракрасный режим, под своими болтающимися ногами Ирелла увидела восходящие клубы воздуха, катящиеся вроде бы с меньшей относительно других скоростью. Она приказала тележке разогнаться до максимума, чтобы быстрее преодолеть градиент.

На этот раз все оказалось не так уж плохо. Она даже не поняла, находится ли двадцать вторая палуба в медленном или быстром потоке.

Лампы в режиме ожидания источали тускло–зеленый свет. И с воздухом было что–то не так; он пах затхлостью. Вентиляционные решетки, похоже, вообще не перекачивали воздух. Тоже режим ожидания?

Она подключилась к субсети и просмотрела журналы. Узлы были изолированы от сети шестьдесят три года. Значит, тут время шло медленнее, чем в секции, где застряли Тиллиана и Элличи, но быстрее по сравнению с той, из которой пришла Ирелла. И здешний градиент тоже убил бы любое биологическое тело, которое попыталось бы пересечь границу.

Изучая журналы, она увидела, что субсеть ждала год, в течение которого никакое оборудование не потребляло энергии. Атмосфера не менялась — за неимением углекислого газа, от которого нужно избавиться; двери не открывались, не регистрировалось никакое движение. Управляющая программа перевела все в режим бездействия и ждала дальнейших инструкций.

Что ж, Ирелла их предоставила.

Когда она подошла к инженерному отсеку, он уже был ярко освещен, и из вентиляционных решеток вырывались тугие потоки свежего воздуха. Три цилиндрических инициатора завершали внутренние проверки. Ирелла подключилась к их управляющим массивам, загрузила чертеж андроида и занялась его модификацией. Некоторых видов сырья просто не было в наличии, так что она проконтролировала замены. Оставалось только… сгладить излишнее пристрастие Энсли к анатомическим подробностям. Кроме того, если это ее первый неуверенный шаг к возвышению до комплекса, у новых андроидов не должно быть профиля Энсли.

Покончив с дизайном, она активировала инициаторы. Процесс изготовления занял восемь часов. Один из инициаторов засбоил на середине процедуры — когда Ирелла открыла крышку цилиндра, то обнаружила внутри нечто похожее на обуглившийся труп, — но оставшаяся пара продолжала работать.

Через пять дней у нее было тридцать андроидов. Странное это было ощущение, когда каждый из ее новых аспектов входил в эксплуатацию и начинал разделять ее мыслительные процессы. Она чувствовала, как ее сознание расширяется по мере того, как разум приобретает дополнительные «вычислительные мощности» — не совсем, конечно, эквивалент повышения интеллекта, но определенно помогает решать проблемы, в частности количественно определить паттерны отрицательной энергии, которую должны будут направить проводники «Моргана». С этим решением — пускай только теоретическим — она приступила к форматированию процедур загрузки. Новые андроиды также были оснащены квантовыми логическими часами, достаточно точными, чтобы можно было синхронизировать активацию проводников в разных временных потоках.

Двадцать андроидов она разослала по всему кораблю с двумя основными заданиями. Первое состояло в том, чтобы установить контакт с любыми другими выжившими тактическими группами. Второе — найти работающие инициаторы, которые могут произвести еще больше Ирелл. Гладкий конус «Моргана» длиной в пять километров обладал сейчас, по ее прикидкам, по меньшей мере двумя с половиной сотнями разных временных потоков. Хорошо хоть андроиды не нуждались в скафандрах, чтобы перемещаться по заполненным вакуумом отсекам, так что они должны были равномерно распределиться по кораблю.

Двое продолжили производить новые аспекты на инициаторах. Восемь проводили аспект–андроид Энсли на ту палубу, где жили Тиллиана с Элличи, и четверо остались там, оказывая товарищескую и практическую помощь двум подругам Иреллы. Другая четверка с андроидом Энсли вернулась туда, где ждала настоящая Ирелла…

…Она пошатнулась, словно под порывом ветра, и чуть не упала на колени, пережив столько за считаные секунды.

— Гребаные святые, — простонала она. А перед глазами стояли Элличи и Тиллиана — ее умные, веселые подруги, превращенные годами в тени тех удивительных людей, которыми они были.

Сморгнув с глаз липкую влагу, она увидела собственное скорбное выражение на лице андроида Энсли. Остатки принесенного им знания плескались в ее голове, как штормовые волны, бьющиеся о скалистый берег.

— А проводники?

— Мы активируем их через три минуты, — сказал андроид Энсли.

Ну, конечно. Это воспоминание она тоже получила; просто нужно было сосредоточиться. Если те первые двадцать андроидов, которых она отправила обыскать корабль, обнаружили еще инициаторы, то сейчас по всему «Моргану» разбросано больше тысячи ее аспектов, и все готовы загрузить оперативные инструкции в систему проводников и перенаправить резервные источники энергии. Если нет, то те двое, которых она оставила на двадцать второй палубе, к этому времени произвели около двухсот андроидов, что вполне достаточно для того, чтобы активировать все проводники. Все теперь зависит от согласованности действий, регулируемых квантовыми логическими часами.

По мере погружения в ситуацию она все четче осознавала, что ее внимание изо всех сил старается справиться с шестью аспектами на тридцать третьей палубе, соединенными в одну личность. И дело не в том, что восприятие шести разных пар глаз и других органов чувств разом приводило ее в замешательство. Просто она не могла нормально обработать мысли своих находящихся в единстве аспектов. Ее мозг не был создан для этого, хотя процедуры комплекса делали все возможное, чтобы сгладить чувства и объединить мысли.

— Я думаю, Иммануээль и прочие изменили нейроструктуру своих биологических тел, — сказала она вслух. — А у меня только голова раскалывается, несмотря на всю фильтрацию.

— Держись там, — откликнулся аспект–андроид Энсли. Остальные четыре аспекта выразили поддержку и сочувствие, уменьшив свой вклад в общую личность.

Она начала беспокоиться о том, как справится, если «Морган» действительно освободится от временных потоков и сотни аспектов присоединятся к ее личности.

Есть вещи и похуже.

И она не была вполне уверена, где возникла эта мысль — в ее органическом мозгу или в той мультиаспектной личности, до которой она усовершенствовалась.

«Но я приму ее. Потому что она — моя».

Обратный отсчет на оптике показал, что осталось девяносто секунд. Она получила доступ к камерам корпуса — как раз вовремя, чтобы увидеть, как проводники отрицательной энергии поднимаются из своих углублений в блестящем медном фюзеляже «Моргана». Она смотрела на изящный изгиб и угрожающие острия и не могла думать ни о чем, кроме как об ушах морокса, напавшего на Дела после того, как их флаер потерпел крушение на Джулоссе. Эта форма порождала слишком много эмоций.

Осталось двадцать секунд. Аспекты загружали схему форматирования в местные управляющие программы. И тут в ее голове возникло осознание, исходящее от множественной личности, — мягкий ментальный толчок слабого биологического мозга. Поднимались зубцы не только их секции фюзеляжа. Камеры показали, что ощетинился весь «Морган».

— Святые, — выдохнула она. — Сработало. Я сработала.

Обратный отсчет достиг нуля. По палубе пробежала дрожь, оптику заполонили иконки, детализирующие статус узла. Процедуры восстановления активировались. Ее личность расширялась с феноменальной скоростью по мере реинтеграции сети, вознося Иреллу к семнадцати сотням аспектов. Уровень комплекса! Она была разбросана по всему кораблю: в каютах, в инженерных отсеках, в ангарах, в тесных пространствах между резервуарами, в машинных модулях, в безвоздушных камерах. Она прижималась к корпусу, она цеплялась за балки. Все ее аспекты взаимодействовали с массивами и энергетическими системами, контролировали схемы проводников, сканировали туманность, готовили оружие. Она видела, что проводники расходуют почти всю мощность, генерируемую «Морганом», чтобы стабилизировать временные потоки. Они работали на пределе, просто чтобы разогнаться. Что же до лучевого оружия… Она приказала отключить его. Им нельзя сражаться — по крайней мере, если они действительно хотят избавиться от темпоральной мешанины.

Тридцать семь Ирелл ухаживали за древними тактиками, пережившими десятилетия горестного заточения на своих изолированных палубах, и еще пятнадцать пытались успокоить тех, кто находился в нормальных или замедленных временных потоках и даже не успел заметить, что что–то не так.

В оперативном отношении «Морган» работал примерно на семидесяти процентах мощности, при том что для восстановления подключения оборудования, бездействовавшего десятки лет, требовалось время, а некоторые аппараты оказались так изношены, что нуждались в полной замене. Но это был военный корабль, и создавался он так, чтобы продолжать функционировать и сражаться даже при сильных повреждениях.

— Статус армады! — затребовала Ирелла.

Главный тактический дисплей обновлялся по мере того, как в сеть включались восстановившиеся датчики. Теперь она отчего–то могла спокойно анализировать информацию — она, та Ирелла, которая трепетала при мысли об активном участии в планировании самого Последнего Удара.

«Вероятно, потому, что только один аспект страдает от гормонального стресса, в то время как остальные тысяча семьсот — чистые аналитики. А что, нормальный баланс!»

Армаду осаждали фотонные искажения, каждый корабль стал центром мерцающего циклона микрозвезд.

— Взводы, — вздохнула она с облегчением, увидев десантные корабли, все так же удерживающие позицию в тысяче километров от «Моргана». К ним мерцание не пристало. «Слишком незначительны». Эта мысль разозлила ее. «Ничего–ничего, просто подождите чуток».

Ее коммуникатор разрывался от вызовов всех взводных — включая Деллиана. Всем отчаянно хотелось знать, что происходит. И она разговаривала с ними со всеми одновременно, приказывая возвращаться на «Морган», где они будут в безопасности, защищенные от хаотичных временных потоков.

А еще она следила за эскадрильей из восьмидесяти кораблей Решения, легко и быстро расправляющейся с кораблями армады. Из оставшихся позади врат вылетали новые корабли, присоединяясь к избиению. Никто не мог дать им отпор; боевые корабли комплексов оказались парализованы искаженными временными потоками. Они гибли от гравитонных импульсов, ядерных ракет, энергетических лучей, взрываясь яркими вихрями раскаленного пара. Облака эти росли, как дикое скопление разномастных корявых опухолей, поскольку время разрушения разных частей варьировалось.

Пока ее андроидные аспекты занимались тактиками, ее оригинальное тело открыло иконку Деллиана.

— Ну, привет. Как дела?

— Ирелла! Святые! Что происходит? Ты в порядке?

— В полном. Оликсы ударили по нам странным временным оружием. Вот почему тебе приказано вернуться на «Морган». Внутри безопаснее.

— Точно. Да. Слушай, Элличи и Тиллиана не отвечают. Не знаешь, с ними все нормально?

Она напряглась, готовясь солгать. Хотя это будет ложь во спасение. Взводам нельзя отвлекаться, им же еще входить в ковчег.

— Да, все хорошо. Тактики сейчас очень заняты, вот я и взялась за эту работу.

— Спасибо, Ир. Так что, Последний Удар завершен? Мы отступаем? Мы видим, как гибнут корабли армады.

— Нет, Дел, мы не отступаем. Комплексные люди собираются дать отпор. Мы знаем, как противостоять оружию оликсов. Наши корабли освободятся.

— Слава святым. После всего этого мы не можем пойти сейчас на попятный. Просто не можем.

— Знаю. Я перезвоню.

— Конечно. Спасибо, что участвуешь. Я понимаю, как это, верно, тяжело для тебя.

— Нет проблем.

Она отключилась, испытывая безмерное облегчение от того, что услышала его голос. Ирелла дала своему первоначальному телу лишнюю секунду, пока комплекс завершал разработку стратегии. Армаду действительно нужно освободить, и побыстрее. Иначе эта свобода долго не продлится.

Генераторы «Моргана» вновь заработали, почти все, обеспечивая практически полную выходную мощность — достаточную, чтобы снабдить энергией целый континент старой Земли. Губы Иреллы сложились в улыбку:

— Огонь по этим проклятым мерцаниям, — велела она сети «Моргана». — Задействовать все гравитонные лучи.

Ей необходимо было увидеть, какое воздействие окажет это оружие. Мерцания были просто локусами в континууме замедленного времени анклава. Никаких физических тел, которые можно взорвать, — но она пребывала в твердой уверенности, что их можно исказить, деформировать — и таким образом разрушить темпоральный эффект.

Гравитонные импульсы проносились сквозь косяки мерцающих огоньков, разбрасывая их, как торнадо — кучу листвы. Десантные транспортеры, не обращая внимания на искристый световой шторм, возвращались в свои ангары. Как только последний из них оказался на борту, Ирелла разогнала «Морган» до восьмидесяти g, устремившись к ближайшему тяжелому крейсеру. Они быстро поравнялись; гравитонные импульсы бомбардировали плотное скопление мерцающих пятен, окруживших удлиненный цилиндр в медной оболочке.

— Работает! — радостно воскликнула она, когда осколки зыбкого сияния посыпались с корпуса звездолета.

На оптике возникла иконка связи Иммануээля: вызов был перенаправлен по защищенным каналам армады.

— Что произошло? — спросил он. Боевой крейсер был лишь одним аспектом комплекса, но сам факт контакта обнадеживал. Ирелла отправила файл собранных ею данных. Секунду спустя медный корпус крейсера ощетинился зубцами — проводниками отрицательной энергии.

— Я свяжусь с Энсли, — сказала она. — А ты займись очисткой армады.

— Немедля, — ответил Иммануээль.

Сенсорное изображение крейсера обернулось размытым пятном: корабль унесся прочь. «Морган» снова ускорился, уже до трехсот g, и двинулся к Энсли.

Оликсы совершили ошибку, подумала Ирелла, не уничтожив Энсли в первую очередь. Корабли Решения, пройдя через врата, настигли хвост армады — и принялись атаковать беспомощные суда. Плохая стратегия.

К тому моменту, как «Морган» добрался до Энсли, Иммануээль извлек из разрозненных временных потоков еще четыре корабля. Каждый из них полетел помогать другим; свобода росла в геометрической прогрессии. Судя по усилившейся интенсивности мерцания, оликсы осознали неизбежный исход.

При длине в два километра Энсли был короче «Моргана», так что Ирелла была абсолютно уверена, что они сумеют очистить его от искажений. Но оликсы, очевидно, тоже это сообразили. Когда корабли сошлись, белый корпус был почти не виден под тучей дьявольских мерцающих духов. «Морган» посылал гравитонные импульсы в непрерывном режиме, один из аспектов комплекса Иреллы взял на себя непосредственное управление системами корабля в обход матриц гендесов и направлял каждый выработанный генераторами ватт в проводники отрицательной энергии.

Шел бой, который не разглядишь через сенсоры, тем паче не интерпретируешь. Но контрмеры, предпринятые «Морганом», методично очищали прилегающий к Энсли континуум от мерцающих безобразий, создавая вокруг двух кораблей темную зону.

Наконец появилась белая иконка Энсли.

— Ублюдки! Подлые мелкие засранцы! Отдельные части меня прожили тысячи лет. Ничто не работало. Как будто меня душили целую вечность. Это… Проклятье. Мне приходится удалять целые кластеры памяти. Это очень больно! Черт их побери! Они искалечили половину моего разума, а вторая половина об этом даже не догадывалась. Уж я им устрою! Я зажгу им сверхновую! Я заражу нейровирусом каждую квинту и заставлю сожрать нейрострату единого сознания…

— Энсли.

— …а когда закончу, от них не останется ничего, даже страшной сказки, чтобы пугать детишек. Я…

— Энсли.

— Ну, блин. Что?

— Энсли, ты нам нужен. Пожалуйста.

Из белого корпуса плавно выскользнули зубцы проводников отрицательной энергии. Похожие на крылья конструкции на миг расчертила сложная паутина сверкающих алых и бирюзовых линий, но краски быстро смягчились до цветов, лежащих ниже порога сознательного восприятия.

— Да. Верно. Отлично. Я перестраиваю свою психику. Большинство систем уже под контролем. Черт! Даже у некоторых моих компонентов отняли время. Блин, если бы это продолжалось чуть дольше, это могло бы повредить системы поэтапного развертывания. Показатели восстанавливаются.

— Энсли, оликсы нацеливают эту хрень с темпоральным искажением на нейтронную звезду. Думаю, они пытаются задержать нас. Так что мне нужно, чтобы ты уничтожил силовые кольца. Мы должны убить анклав. Сейчас.

— Понял. Ирелла?

— Да.

— Что с тобой?

— Я стала комплексом. Это был единственный способ преодолеть множественные временные потоки.

— Ясно. Ну… э, спасибо, крошка.

— Пожалуйста. Энсли?..

— Да?

— Тиллиана и Элличи оказались в ловушке быстрого времени. И это прикончило их. Нет, они живы, но прожили девяносто лет.

— О боже, нет. А как насчет твоего дружка?

— С ним всё в порядке. Он жив и на борту «Моргана».

— Ладно. Я разберусь с кольцами. Увидимся у ковчега.

— Да.

Она наблюдала за тем, как удаляется Энсли, оставляя темный след на светлой туманности. Как показала проверка, общее время, прошедшее с момента их встречи, составило две и восемь десятых секунды.

«Выходит, в возвышении есть некоторые преимущества».

Тактический дисплей показал, что скорость восстановления кораблей армады резко возросла. Еще десять минут, и освобождение завершилось, хотя ее и мутило от вида горы мерцающего мусора, засорившего огромный кусок туманности, — кружащийся памятник их высокомерию.

«Так много кораблей уничтожено, так много аспектов потеряно».

Но теперь ударные крейсеры вступили в бой с кораблями Решения, продолжающими залетать во врата, создавая новый вихрь обломков среди перенасыщенной энергией плазмы туманности.

— Нам надо уходить, — сказала она Иммануээлю. — Мы способны развить большую скорость, чем корабли Решения. Оставим пятнадцать процентов армады сражаться с ними, а остальные двинутся к кораблю–ковчегу.

— Согласен.

Курс был уже проложен. «Морган» начал разгоняться до пятисот g.

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

Кандара надела поверх скафандра легкий бронежилет и нажала кнопку герметизации. Ребра слегка сдавило. Этот бронежилет для нее изготовил инициатор в первую же неделю после того, как они перебрались в пещеру, предусмотрев индивидуализированные отверстия под периферию в предплечьях, чтобы без помех вести стрельбу. Кандара опустила взгляд и недовольно покачала головой: жилет едва прикрывал бедра.

«Пользы от него — примерно столько же, сколько от кольчужного бикини, что носила Сумико в сериале „Нож Стеллы"».

Нет, бронежилет, конечно, защитит жизненно важные внутренние органы от кинетического удара или энергетического луча, но и только.

«Ах, а конечности — да кому они вообще нужны?»

Она пристегнула к поясу сверхмощный индукционный пистолет и вызывающе приподняла бровь в ответ на раздраженный взгляд Юрия.

— А чем, интересно, ты собирался уничтожать генераторы мембран? — спросила она его.

Он качнул силовым мачете:

— Я просто отрублю электричество. Последнее, что нам нужно, — ввязываться в перестрелку с охотничьей сферой оликсов. Это добром не кончится. Кому, как не тебе, это понимать.

Что ж, ей совсем не хотелось вспоминать ту встречу в хабитате Макдивитт.

— Не охотничья сфера, нет. Но Странная Квинта наверняка бродит где–то поблизости. Она еще не вернулась.

— Тут Кандара права, — кивнула Джессика. — Восприятие ангара все еще нейтрализуется, значит, Странная Квинта рядом.

— Вам идти не обязательно, — сказала Кандара. — Я и сама справлюсь.

— Не знаю, как вы, — заговорил Каллум, — а я считаю, что сейчас мы должны держаться вместе. Мы уже так далеко зашли. И я не хочу… ну, остаться за бортом, когда прибудут человеческие боевые корабли.

«И умереть в одиночестве», — мысленно закончила за него Кандара. Прекрасно; именно так она и сама думала.

— Согласен, — буркнул Алик и надел шлем.

Юрий коротко кивнул и протянул ему еще одно мачете.

— Так–то лучше.

— Спасибо, чувак.

— Ох, черт побери. — Каллум со стоном протянул руку, и улыбающийся Юрий выдал мачете и ему.

— А мне? — вызывающе поинтересовалась Джессика.

— Я бы предпочел, чтобы ты следила за единым сознанием, — ответил Юрий. — Любое твое предупреждение…

Кандара ухмыльнулась и приобняла Джессику за плечи:

— После того как Юрия испарят, ты всегда сможешь воспользоваться его ножичком.

— Да пошла ты, — буркнул Юрий.

Кандара могла поклясться, что видела, как горестно ссутулились его плечи, когда он, открыв небольшой контейнер, достал индукционный магнум и три запасные обоймы.

Она хихикнула:

— Чертовски типично. Тебе следовало стать политиком: не делай, как я, делай, как я говорю.

— Крайнее средство, — ушел в оборону Юрий.

— Абсолютно. — Алик поднял мазерный карабин.

— Господь рыдающий! — воскликнул Каллум.

— Вот теперь я счастлива, — фыркнула Кандара.

— Мы пойдем в ангар вместе, — сказал Юрий. — Сделаем дело вместе и сразу вернемся. Идет? Ну, в путь.

Кандара ничего не сказала, надевая шлем, но…

«Я явно не единственная, кто смотрел слишком много интерактивных боевых сериалов».

Она осторожно обошла яйца–резервуары. На линзы ей поступала информация с датчиков двух дронов–ползунчиков, ждущих в наружном туннеле. Один нес подавитель запутывания и пистолет, заряженный дротиками с биотоксином, а у второго имелся лишний ряд сенсоров, обеспечивающих улучшенное изображение туннеля. Кандара продвинулась еще немного и быстро заглянула за неровный край трещины.

— Чисто.

— Что–то происходит, — сказала Джессика. — Полное сознание атаковало человеческие корабли, но все пошло не по плану.

— Хорошо!

— Наши освободились от того, что по ним ударило.

— Давайте сосредоточимся на ангаре, пожалуйста, — раздраженно попросил Юрий.

— Восприятие единого сознания по–прежнему нейтрализовано.

Кандара протиснулась сквозь трещину и вышла в мрачный туннель. Пара ползунчиков находилась в пяти метрах от нее. Больше никого и ничего видно не было. Кандара с подозрением покосилась на стволы. Извилистые трубы с морщинистой корой казались совершенно безобидными — ну просто лесной пейзаж, навевающий воспоминания о долгих прогулках с родителями в горах над Тавернолой, когда они посещали головной офис.

«Соберись!»

Она сделала пару шагов в сторону ангара. Больше ничто в коридоре не двигалось. Кандара осмотрелась, включив полную чувствительность оптики шлема. Инфракрасный режим ничего не выявил — в земном пейзаже светились бы, по крайней мере, точечки–насекомые. Она двинулась дальше, слыша, как сзади из щели вылезают остальные, — и даже сдержалась и не остановилась, чтобы отругать их за то, что подняли такой шум.

— Эй, Алик?

— Да?

— Как думаешь, может, нам следовало просто отправить вооруженного ползунчика в туннель за Странной Квинтой и включить подавление запутывания?

— Зачем? Мы же хотим быстро войти и выйти, а не гоняться за какой–то там призрачной угрозой. Мы разберемся со Странной Квинтой, если она встанет у нас на пути. Не усложняй ситуацию.

— Я ничего не усложняю. Но Странная Квинта действительно угроза. Ее нужно устранить.

— Мы это уже проходили, — сказал Юрий. — Мы не понимаем Странную Квинту. Так что оставь ее в покое.

— Глупое отношение. Не понимаю. Странная Квинта выслеживает нас. Она… ну, все равно что тайный агент оликсов.

— Маловероятно, — заметила Джессика. — Все квинты оликсов действуют по приказам своего единого сознания.

— Тогда почему она блокировала восприятие единого сознания в ангаре? — спросил Каллум.

— Потому что она — тайный агент, — упрямо повторила Кандара. — И каким–то образом независима.

— Возможно. — В голосе Джессики звучала неуверенность. — Я согласна, что эта квинта ведет себя не так, как обычные оликсы.

— Интересно, где она этому научилась? — пробормотала Кандара. — Что сбило ее с пути истинного?

— Оликсы обладают определенными естественными амбициями, — сказала Джессика. — Как и большинство разумных рас. Это универсальная часть арсенала природы, действующая как эволюционный катализатор. Только проявившая себя квинта возвышается до статуса единого сознания. Так что, возможно… она считает, что охота на нас поспособствует ее продвижению.

Кандара задумалась.

— С тех пор как мы прибыли сюда, на борту появлялись какие–нибудь новые квинты?

— Нет. «Спасение жизни» самодостаточно. Его системы просто выращивают новые тела квинт, когда старые приходят в негодность.

— Значит, все квинты на борту участвовали в крестовом походе оликсов на Землю. Матерь Мария, держу пари, Странная Квинта принадлежала к диверсионным группам, и теперь у нее что–то вроде посттравматического расстройства. На Земле она переняла кое–какие наши скверные качества типа скрытности и жадности, а может, и чуток нашей паранойи.

— Полагаешь, Странная Квинта — Феритон? — резко спросил Юрий.

— Ох, черт возьми, да, — выпалил Каллум. — Выполняя задание для «Связи», он точно так же рыскал по «Спасению жизни». Возможно, он переживает все заново!

— Ну, это немного натянуто, — усомнилась Кандара. — На протяжении десятилетий к нам проникали сотни — тысячи! — оликсов. Это может быть любой из них.

— Неважно, — сказал Алик. — Мы знаем о проблеме, и это все, что имеет значение. Если Странная Квинта встанет у нас на пути, мы ее убьем. Если не встанет, то мы уберем мембрану, и ее вытянет в вакуум. Так или иначе, искать ее мы не будем. Не стоит усложнять себе жизнь.

Кандара понимала, что он прав, но от этого было не легче — ведь квинта все равно бродила где–то рядом.

Ползунчики вошли в ангар и рассредоточились. А Кандара снова остановилась, теперь в десяти метрах от ангара. Изображение с дронов и сенсорных кластеров на потолке было как нельзя более знакомо: пустой ангар.

Вытащив пистолет, держа периферию наготове, она двинулась ко входу. Все, что она видела, подтверждало данные датчиков.

— Чисто, — сообщила Кандара остальным.

Профессиональная подготовка брала свое. Привычно держа пистолет двумя руками, прижимаясь к стене, она скользнула в ангар, отслеживая точки потенциальной угрозы, — и застыла, целясь в жерло туннеля, у которого видела в последний раз Странную Квинту. На линзы выплеснулся график–мишень, фиксируя гипотетические враждебные локации. Кандара чувствовала, как периферийные устройства тычутся в рукава, готовые — нет, жаждущие! — стрелять.

Четыре дрона–передатчика зависли у широкого входа в ангар. Кандара видела легкую статическую дымку в воздухе мембраны, где стволы–трубы уступали место двухсотметровому проходу к скале, ведущему в анклав. Зыбкое сияние туманности едва брезжило по ту сторону, бросая на каменные стены колеблющиеся пастельные отблески.

Не обращая внимания на дронов, Кандара поспешила к туннелю, в котором скрылась Странная Квинта. Остальные тоже вошли в ангар.

— Алик, мне бы не помешало прикрытие.

— Понял.

Каллум, Юрий и Джессика побежали к перекрытому мембраной входу, а Алик бросился за Кандарой. Она остановилась в двух метрах от туннеля и прижалась к стене. Алик втиснулся в переплетение труб–стволов позади нее.

— Ползунчик все еще не видит там никакой активности.

— Хорошо. Слушай, нам надо как–нибудь закрепиться тут, приготовиться к отключению энергии мембраны. Когда грянет декомпрессия, тут будет хуже, чем в канзасском торнадо.

— Угу. — Она изучала вход в туннель, где, казалось, не было никакого оборудования — только все те же растворяющиеся во мраке трубы. — У них ведь должна быть аварийная шлюзовая дверь, верно?

— Полагаю. У нас бы была.

— Да? А я вот что–то не вижу ничего похожего.

— Может, внутри труб есть что–нибудь интересное? И оно просто выскакивает при необходимости.

— Матерь Мария, не знаю. Эй, Джессика?

— Да?

— Тут есть аварийные гермостворки?

— Понятия не имею.

— Черт.

— Должны быть, — сказал Каллум. — С чего бы им не быть?

— Ве–е–ерно. Вы уже нашли силовые кабели генератора?

— Нет! Дай нам хоть чертов шанс. Господи!

Кандара приблизила изображение сладкой троицы, суетящейся возле мембраны, размахивая сенсорами над извилистыми стволами, обрамляющими вход, и мысленно выругалась. Они находились точнехонько на одной линии с выходом из туннеля, который она стерегла. Если Странная Квинта там, ничто не помешает ей сделать точный выстрел.

Она сняла с пояса пучок тонкого кабеля — страховочный трос — и обмотала его вокруг толстого ствола. Сильно дернула — трос выдержал. Что ж, пожалуй, он справится и с ее весом.

— Один есть, — сказал Юрий. — Органический проводящий кабель. Похож на толстую зеленую лиану, да? Он ведет сюда.

— Я проверю с той стороны, — решил Каллум.

— Тут должен быть и запасной, — заметила Джессика. — И, наверное, не один.

— И запасной генератор мембраны тоже. Само собой разумеется. Я бы так и сделал.

Кандаре хотелось заорать на них, чтобы поторопились.

«Возьми себя в руки. Они знают, что делают».

Тонкие нити освещения, протянутые по потолку ангара, загорелись ярче. Много ярче. Шлем скафандра включил фильтры, приглушая сияние.

— Ох, Матерь Мария! — Кандара вскинула пистолет, целясь в туннель, сжимая оружие так крепко, что рукоять чудом не треснула. Отверстия в рукавах открылись. В инфракрасном спектре свечение было столь же интенсивным — настолько, что глушило сенсоры.

«Это не может быть совпадением».

— Они идут!

Кандара сконцентрировалась на данных, поступающих с сенсоров дронов. Туннель осветился так же ярко, как и ангар, но движения в нем не улавливалось.

— Алик.

— Что?

— Убей нексус.

— Что?

— Нексус нейростраты. Убей его. Быстро! Нельзя позволить единому сознанию увидеть, что здесь происходит.

Процедуры тактического монитора засекли движение в ангаре позади Алика. Кандара резко развернулась, пригибаясь…

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

Я наблюдала через нейрострату, как четыре маленьких летательных аппарата пронеслись через ангар и врезались во входную мембрану, зависнув в воздухе. Но, поскольку я аккуратненько отвлекла локальный нексус, это экстраординарное зрелище не стало достоянием единого сознания. Хотя, даже если бы картинка дошла до него, не думаю, что единое сознание удостоило бы ее внимания. Человеческая армада вырвалась из ловушки временных искажений, в которую мы ее заманили. Теперь корабли Решения гибли, хотя несколько секунд назад они сами несли гибель. Одно это уже безмерно тревожило полное сознание, поглощая все грани его интеллекта. Для меня же прибытие людей в таком количестве свидетельствовало о его предательстве. Как могло наше руководство быть таким невежественным, таким самодовольным, таким чертовски тупым?

Наши червоточины, наши священные пути по галактике потеряны. Наши праведные флотилии уничтожены ужасным человеческим оружием. В наш благословенный анклав — заветную сердцевину нашей цели — вторглись. Он осквернен животными, которые лишь с очень большой натяжкой могут считаться разумными. Черт возьми, они притащили нейтронную звезду, чтобы убить наше солнце!

И все потому, что полный разум не снизошел до мысли о немыслимом: что мы не ограждены от неан, Като и прочих, чьи корабли сбежали от участия в нашем славном паломничестве.

Воистину жалкая ортодоксальность полного сознания: как могли мы быть избранными Богом у Конца Времен, если он не верил, что мы — высшие? И как мог наш Бог не знать — там, в будущем — о тех опасностях, с которыми мы столкнемся? Если бы нам, его избранным, действительно грозило что–то серьезное, он бы предупредил нас еще одним посланием, позволив нам устранить негативный фактор прежде, чем тот возникнет.

Наше полное сознание верит в то, что понимает божественное. Какое бредовое высокомерие! Высокомерие, которое обрекло нас. Мы должны доказать свою состоятельность нашему Богу, а не наоборот. Любой придурок это понимает.

Так что теперь вся изысканная история оликсов исчезнет вместе с нами. Из–за людей. Людей! Тупейшего вида в галактике, управляемого и пестуемого на продолжении тысячелетий ублюдками–неанами.

Возможно, такая судьба ожидает и мою квинту, но я не собираюсь безропотно кануть во тьму и варварство галактики, лишенной наших благодеяний. Я не подведу нашего Бога. Теперь я вижу для себя другой путь.

Убогие летающие дроны Святых не могут быть оружием против ковчега; для этого они слишком малы. Кроме того, они никогда не осмелились бы нанести ущерб «Спасению жизни» — со всеми этими людишками на борту. Значит, это какие–то коммуникаторы. Здесь, в лимбе, тысячи кораблей–ковчегов и кораблей Гостеприимства; люди не знают, который из них — «Спасение жизни». Подлые маленькие засранцы, которые прячутся здесь, должно быть, пытаются позвать на помощь себе подобных, как сделали за вратами. Повторяют одно и то же, снова и снова — потому что их второсортные мозги лишены воображения.

Но они не разобрались в мембране, натянутой, чтобы изолировать атмосферу, — сейчас, когда «Спасение жизни» отдыхает в лимбе. Мембрана остановила их дронов. Так что им придется явиться в ангар самим, чтобы отключить питание мембраны или — с учетом примитивности их мышления — расстрелять генератор.

Оставшаяся четверка моих тел бросила свои занятия и направилась к ангару.

Если полное сознание не может остановить нейтронную звезду — а оно не верит, что может, — та врежется в солнце анклава. Силовые кольца и кольца экзотической материи будут разрушены, а солнце неизбежно превратится в новую — вместе с тем, что снаружи. Всем придется уйти — или умереть. В такой ситуации человеческий флот, несомненно, посвятит себя спасению кораблей из лимба. Их эмоциональная привязанность к тем, кто еще не обратился к благодати нашего Бога, — принципиальная стратегическая слабость, еще один из их недостатков.

Они не заслуживают жизни, дарованной им вселенной.

И я, несомненно, та, кого наш Бог у Конца Времен избрал для божественного возмездия тем, кто в ответе за эту катастрофу. Если я хочу сохранить свою цель здесь и сейчас, то буду бороться с нечестивыми захватчиками до конца. И каждый убитый будет означать, что стало на одного меньше тех, кто живет, чтобы осквернять время нашего Бога.

У Святых должны быть какие–то устройства наблюдения в этом ангаре.

Не уверена, что они меня не видели, хотя я не сделала ничего, что выдало бы мою цель. Придется это учитывать. Они наблюдали за моим туннелем, проверяя, не вернусь ли я. Схема путей в — «Спасении жизни» довольно проста. У ангара двенадцать разных входов. Я исключила тот, из которого вылетели машинки, и выбрала четыре других.

Четверка моих тел, прибыв, двинулась по проходам, внимательно следя, не появятся ли презренные проныры. Долго ждать не пришлось. Мое восприятие внутри нейростраты показало пятерых Святых — неуклюжих, плохо развитых животных, одетых в примитивные скафандры, суетливо вылезающих из трещины в стене туннеля. При них была парочка поддельных обслуживающих существ не нашего производства. Я узнала технологию: ползунчики–дроны. Преступные отбросы, которых я использовала на Земле, применяли подобные машинки при налетах и мелких стычках.

Квартет моих тел осмотрительно шел по выбранным мной туннелям, приближаясь к ангару. Настоящее оружие было лишь у троих людей: два пистолета и мазер. Ну, еще несколько длинных силовых клинков, которые бесполезны в битве со мной. Оружие моих тел гораздо мощнее, но наша последняя встреча с Кандарой показала, что эта сучка чрезвычайно опасна. С ней придется быть особенно осторожной.

Квартет уже подобрался к ангару. Впереди меня двое Святых стерегли туннель, который я обыскивала, когда прибыла армада. Трое других исследовали территорию вокруг генераторов мембраны. Я активировала оружие, приготовившись стрелять. Святые не догадываются, что моя кварта рядом, и это дает мне преимущество. Но преимущество должно быть побольше. Я расширила свое влияние в локальном нексусе, уже не просто пассивно глуша фильтры восприятия, но перенастраивая автономные процедуры.

Я приказала поднять уровень освещенности в ангаре до максимума. Моя кварта ринулась вперед, в сияние, пока люди пребывали в замешательстве. Первым появилось тело два, выстрелив из многолопастного кинетика в Алика Манди, который жался у входа в туннель. Одну ногу агенту ФБР оторвало выше колена; другую туча вращающихся клинков основательно освежевала. Он упал, заливаясь кровью.

Человеческие тела: совершенно ошибочный путь эволюции. Никакая другая раса из тех, что мы приветили, не обладает таким высоким давлением в системе циркуляции питательной жидкости.

Но тело два я потеряла. Кандара, стоявшая рядом с Аликом Манди, стремительно открыла ответный огонь. Мы даже не ожидали от нее такой скорости реакции. Сука!

Внутренние органы тела два разорвало в клочья. Я испытала шок и невозможный намек на невыносимую боль — приглушенную осознанием того, что она не реальна. Но я все–таки еще заражена человеческой автономностью, привязавшейся ко мне в те времена — долгие, слишком долгие, — когда я выполняла задания на Земле, включая их грубые тела в свою квинту и еще более грубые мысли в свой разум, чтобы лучше вписываться в их быт.

Кандара выпустила в тело два волоконную пулю. Ноги тела два подогнулись, и оно рухнуло на пол ангара. Толчок разорвал поврежденную кожу, та лопнула — и наружу выплеснулась липкая волна превращенных в кашу тканей.

Все мои четыре оставшихся тела застыли, потрясенные. Гребаный человеческий рефлекс — опять! Никакой настоящий оликс так бы не сделал. Когда все закончится, мне обязательно нужно будет основательно очиститься.

А потом я утратила контакт с локальным нексусом. Свет в ангаре потускнел. В чем дело? Нексус дал сбой? Или… или единое сознание обнаружило мое вмешательство? Но поток мыслей по–прежнему фиксировался лишь на надвигающейся армаде.

Тела три, четыре и пять вели непрерывный огонь, обстреливая те участки, где находились Святые. Люди рассеялись; Кандара и Юрий отстреливались, укрывшись в туннелях. Тело три ранили в ногу. Я быстро развернула его, направив к туннелю, из которого оно только что вышло. Еще чуть–чуть…

Пули вошли в мозг. Из единства выпало и тело три.

Ублюдки!

При помощи тела пять я жахнула по пространству у входа в ангар протонной дробью. Каллум и Джессика Май, неанский метачеловек, укрывались там. Длинные секции биоструктуры ангара взорвались, разбрасывая щепки и капли. С потолка посыпались молнии, оставляя в каменном полу дымящиеся дыры. Я переместила прицел тела пять и выстрелила в одного из маленьких темных дронов. Топливный элемент сдетонировал мгновенно, и взрывная волна подхватила и бросила на пол всех — и Святых, и тела четыре и пять.

Единству пришел конец.

Я осталась одна в теле пять. Невозможно. Я знала, что тело один в безопасности, далеко от ангара; я не могла сократиться до одного, если только тело четыре не уничтожено. И все–таки у меня было только это единственное тело. Я увидела, как тело четыре, пошатываясь, поднялось в пятидесяти метрах от меня. Мы посмотрели друг на друга. И я в безумном жесте протянула к нему манипуляторную плоть. И оно сделало то же самое. Но наши мысли никак не могли соединиться.

Часть моей манипуляторной плоти еще сжимала пистолет с протонной дробью. Я выпрямилась, ища цель. Один из мелких ползунчиков валялся на земле возле тела четыре, ножки его уже сгибались, готовясь поднять дрона. Я повела пистолетом, захватывая цель. Но прежде, чем я выстрела и разнесла эту штуковину, из маленького, анатомически неправильно отверстия в верхней части тела дрона выплеснулось зеленое пламя.

Тело четыре покачнулось, содрогаясь так, словно его схватили и принялись трясти какие–то невидимые противники. Манипуляторная плоть выпустила длинный побег, заканчивающийся вытянутой присоской. Я беспомощно наблюдала, как тело четыре шлепает присоской по маленькой круглой ранке в своем торсе, словно пытаясь потушить огонь. Столь незначительная травма не должна была вызвать такой бешеной реакции. Ноги тела четыре задергались, выписывая дикие кренделя. Манипуляторная плоть бессистемно пульсировала, усик терял сцепление.

Я знала, что тело четыре испытывает невозможное: агонию. Но квинты оликсов не чувствуют боли. Наши тела слишком развиты для этого. Мы не страдаем, как примитивные животные, как… люди.

Я пристрелила ползунчика. Протонная дробь разнесла его в клочья. Наверное, в него был встроен подавитель запутывания. Мысли тела один и тела четыре воссоединились с моими. Спасибо, черт возьми, и на том. Мы снова стали полноценной квинтой Гокс. Нет… часть нас умирала; мы чувствовали, как наш мозг растворяется, как токсин разъедает клетки, распространяясь со скоростью лесного пожара. Драгоценные воспоминания, которые содержало лишь это тело, были утрачены, унесены во тьму.

Тело четыре испытывало не боль, но ужас. Ужас и гнев — от того, что вся его память перекачивалась в мозг тел один и пять. Бурлила кошмарная мешанина хаотичных операций и воспоминаний Гокс, всех нас прошлых: Гокс–Ли, Гокс–Мэнди, Гокс–Эсфирь, Гокс–Сюзанна, Гокс–Намоно, Гокс–Юа, Гокс–Азуцен, Гокс–Ренпа, Гокс–Кирти, Гокс–Ниоми, Гокс–Мириана, Гокс–Галина, Гокс–Аннукка, Гокс–Орнелла, Гокс–Чайлайл; кипели все поведенческие привычки, вся сущность человеческих самок, которых мы поглощали, чтобы играть их роль, превращаясь в идеальное человеческое тело квинты — Меланому. Мы все были одно, пускай и полностью рассогласованы среди этой сумятицы отчаяния и страха. Я не чувствовала физической боли, но из–за нашего инопланетного происхождения познала истинный ужас.

Я попыталась закричать: слишком уж мучительной была смерть тела четыре. Его манипуляторная плоть вскинула руки, человеческие руки, потрясая ими в ярости на вселенную.

— Что происходит? — требовательно спросило единое сознание «Спасения жизни» — потому что я ослабила ментальную защиту. — Почему вы в ангаре? Что там делают люди? Как они попали в меня?

— Да пошло ты! — мстительно завопила я. — Это ты с нами сделало! Ты! Я говорила тебе, что люди всё еще здесь. Говорила, черт побери!

— Квинта Гокс, держи себя в рамках.

Я сделала невероятное усилие, восстанавливая равновесие, потеснив инопланетных демонов, задвинув их глубоко, глубоко в мой прекрасный, совершенный разум оликса. Они для меня ничто — инструкция по уловкам, открытая книга, которую я раз уронила, трепыхающиеся в угасающем свете страницы, несколько ничего не значащих фраз. И только. Это не реально. Это не я.

Я разорвала запутанность со «Спасением жизни». Я отвергла его — как бесполезного неудачника.

Тело четыре рухнуло на землю. Мертвое.

Среди дыма и развалин ангара что–то зашевелилось. Юрий двигался осторожно, пробираясь между неровными выступами биоструктуры. Я выстрелила в него из обоих стволов. Сквозь дым и статические разряды ударили ответные выстрелы. Каменное крошево и осколки биоструктуры завертелись вокруг тела пять. Несколько попали в цель, вызвав незначительные повреждения.

Я метнула тело пять в туннель и быстро побежала, пригибаясь. Но это не было уже тело пять. Это было тело два. Я больше не квинта, кварта или трио. Я теперь дуо. И это уже не изменится, ибо последний день оликсов наступил.

Не смейтесь, люди. Я слышу вас. Чувствую вашу горькую радость. Глубоко в сознании, где прячутся ваши презренные останки. Я вас знаю. Но это и ваш конец тоже. Ибо это время моей славы.

Я убила одного из этих ублюдков Святых, ранила других. Она этого так не оставит. Кандара. Скоро она последует за мной в пустынные пространства корабля–ковчега, на протяжении веков бывшего моим домом. Глупо, конечно, но я любила его все это время, и потому его схема запечатлелась в моем сознании. И теперь ковчег станет моим полем боя.

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

Кандара проехалась по скользкому от липкой питательной жидкости полу ангара, разбрасывая обломки, и остановилась, склонившись над Аликом. В ужасе смотрела она на его культю и искалеченную ногу. Из ран толчками выплескивалась кровь.

«О, сладчайшая Матерь Мария, ни в ком не может быть столько крови».

Костенеющие пальцы вцепились в висящую на бедре аптечку — смехотворно маленькую. Страшные раны Алика бросили бы вызов целой реанимационной бригаде.

— Нужна помощь! — крикнула она. — Тащите свои аптечки! Скорее! Алик? Ох, Мария. Алик, ты меня слышишь?

Где–то позади нее Юрий все еще стрелял из пистолета в коридор, в котором исчезла последняя квинта.

Тело Алика слабо содрогнулось: он закашлялся. Застежки на вороте щелкнули, и шлем упал, со стуком ударившись о камень.

Кандара не раз видела, как смерть забирает людей, видела в их глазах отчаяние и потерю. И вот опять…

Сапата, воспользовавшись санитарными подпрограммами, проанализировала повреждения и выплеснула на линзы последовательность действий.

Этого недостаточно.

— Эй, ты свободна сегодня вечером? — прошептал Алик. Изо рта его сочилась кровь.

— Молчи! Не болтай!

Она наложила первый кровоостанавливающий зажим прямо на разорванную бедренную артерию. Потеря крови замедлилась, но не прекратилась. Второй зажим зацепился за что–то, и вытащить его из аптечки сразу не получилось. Кандара сердито дернула его и воткнула наугад в страшную багровую рану на уцелевшей ноге, пытаясь перекрыть источник крови. Перчатки скафандра не предназначались для выполнения таких деликатных задач; она была уверена, что только навредила еще больше.

Шанго, альтэго Алика, тоже выплеснул на ее линзы медицинскую диагностику, окрасив мир в катастрофический красный. Зажимы, похоже, ничего не изменили. Подбежала Джессика, протянула уже открытую аптечку. Пока Кандара пристраивала еще один зажим на протекающую артерию, Джессика приложила к шее Алика пузырь с кровезаменителем; медуза–вампир сразу приникла к яремной вене раненого.

— Надо насытить его органы кислородом, — сказала Джессика, когда пузырь начал съеживаться. — На это уйдут все кровезаменители, какие у нас есть.

Кандара изучила комбинацию лекарств, которые Сапата хотела скормить Алику, и подключила фармацевтический модуль прямо к пузырю с плазмой. Было трудно; горячие слезы заливали линзы, искажая изображение. На красное поле выплеснулась иконка Алика.

— Продолжайте миссию, — произнес его спокойный голос прямо у нее в голове. — Передайте сообщение о том, где мы.

— Я доставлю тебя в пещеру, — сказала ему Кандара. — Все будет в порядке. Инициаторы помогут. Ты выздоровеешь, Алик.

Медицинский дисплей высветил критические оповещения: внутренние органы Алика начали отказывать. Глаза его закатились.

— Гос–споди, Кандара, — отправил он через интерфейс, — исполни последнее желание умирающего. Взорвите мембрану, выведите дронов наружу, а потом прикончите для меня этого сукиного сына, Странную Квинту. Прикончите хорошенько, убейте все ее гребаные тела. Понятно?

— Я займусь этим, как только мы тебя стабилизируем.

— Нет! — Тело его слабо подрагивало. — Я чертовски хочу этого.

Изо рта Алика выполз большой сгусток крови, и жесткие мускулы его перекроенного лица наконец–то обмякли.

Медицинские данные Шанго исчезли.

— Черт! — выкрикнула Кандара, не зная, сделала это сразу или сперва целую вечность бездумно смотрела на труп Алика. Тело ее оцепенело, скрученное дикой яростью.

— Гм-м… — подал голос Каллум. — Мне бы не помешала некоторая помощь.

Кандара оглянулась, готовая осыпать его самыми грязными ругательствами. Алик мертв. Неужели он не понимает? Мертв. Преодолев пятьдесят тысяч световых лет — умер бесславно, в боли и крови.

Каллум привалился к стене, среди переплетения искореженных стволов–труб, заливаемый неритмично выплескивающимися из них клейкими соками. Левая рука его была согнута под неестественным углом, рукав скафандра разорван от плеча до локтя. Он накладывал себе повязку из лип–кожи — слабыми втирающими движениями, которые, кажется, не имели никакого эффекта. Кандаре показалось, что она видит выпирающий из плоти острый обломок кости, но все было таким красным…

— Черт! — взвизгнула Джессика, схватила аптечку и кинулась к Каллуму.

Кандара снова посмотрела на Алика. По общему мнению, когда люди переселяются в мир иной, на них нисходит спокойствие. К Алику это не относилось.

Отлично.

Она подобрала его карабин, перебросила ремень через плечо. Потом поднялась и направилась к одному из трех мертвых тел квинты — тому, что взорвало большой участок стены со стволами–трубами.

— Юрий, ты достал ту последнюю квинту?

— Не думаю. Коридор просматривается на сотню метров. Тела там нет.

Кандара велела Сапате проверить три оставшихся дрона–передатчика.

— Продолжай наблюдать. Я попробую пробить эту штуку.

— Кандара…

— Продолжай наблюдать, — резко повторила она. — Всем советую привязаться. Тут будет… неприятно.

Она взяла пистолет оликса — размером с ее предплечье и весом примерно килограммов десять. Вместо рукояти один его конец раздваивался, образуя зубцы, увенчанные двумя крупными бугристыми «луковицами», — Кандара видела, как их обволакивала манипуляторная плоть квинты. Курок отсутствовал, зато имелся круг из пяти резиновых кнопок. Кандара вскинула оружие, пристроив ствол на колено — для упора.

— Нет, — предостерег Юрий. — Не надо.

Кандара приказала дронам зависнуть прямо перед мембраной. Они послушно застыли в грязном дыму, прослоившем воздух ангара.

— Ох, дерьмо, — пробормотала Джессика, быстро залепила разорванный рукав Каллума пластырем и принялась возиться с его страховкой, прикрепляя трос к своему поясу.

Юрий бросился к концу своего ремня:

— Подожди…

Кандара направила дуло большого пистолета на стену у мембраны и нажала одну из кнопок. Ничего. Вторую. Третья попытка — счастливая.

Пистолет выстрелил. Маленькая белая вспышка вырвалась из ствола, а потом среди труб взорвалась шаровая молния, разбросав по рассыпающейся коре потрескивающие электрические молнии. Мембрана налилась фиолетовым.

— Подожди, черт возьми, — взвыл Юрий; он согнулся пополам, возясь со своим тросом… или что–то вроде того.

Кандара нажала третью кнопку еще раз. И еще. И еще!

Внутри шлема ее крик звучал громче грохота взрывов. Она расстреливала периметр входа, уничтожая все биотехнологии оликсов на стене и добрую часть самой стены. Последний силовой кабель генератора мембраны разорвался внезапно. Еще секунду мембрана держалась, мерцая, как окно, глядящее в чистое закатное небо, потом исчезла.

Атмосфера с ревом вырвалась в вакуум, подняв жуткую короткую метель из рассыпанного по полу мусора. Мертвые тела квинты поползли по полу, набирая скорость, — и выплыли в космос вместе с яростными газовыми потоками. Кандара и не ожидала, что ветер будет так свиреп. Она упала на четвереньки — хотя сила сцепления, пожалуй, не имела большого значения, особенно с учетом растекшейся по полу коричневой жижи. Пришлось воспользоваться страховочным тросом, подтянуться и, перебирая руками, добраться до скалы и там уже ухватиться понадежнее за кривые стволы. И молиться Марии, чтобы трос выдержал.

Быстро осмотревшись, она обнаружила Юрия, проделывающего то же самое, что и она, только в конце туннеля, в который сбежала последняя квинта. Он даже умудрился удержать пистолет — в отличие от нее. Пушка оликсов канула в небытие вместе со своим предыдущим хозяином. Сбоку от входа Джессика и Каллум цеплялись за узловатые пряди биоаппаратуры: ее рука обвивала его талию, а его ноги не стояли на полу.

— Юрий? — позвала Кандара. — Есть что–нибудь?

— Пока нет, — откликнулся он. — Дроны–передатчики сработали?

Сапата сообщила, что уловила сигнал трех дронов, хотя и слабый. Изображение с их датчиков выплеснулось на линзы, явив яркие волны туманности вперемешку с обветренным серым камнем. Ионные движки работали в полную силу, пытаясь стабилизировать дронов. Крошечные ледяные кристаллы и ошметки коры, выплюнутые темной пастью в кривом боку горы, кружились вокруг них, то появляясь, то исчезая из виду. Большую часть изображения занимали облачный ландшафт перегретых клубов газового гиганта и золотистое сияние обнимающих его крыльев головной волны. Инерциальная навигационная система дронов вычислила участок туманности, где должен был находиться человеческий флот, и направила туда антенны.

Кандара приказала передатчикам начать отправку сообщения, присовокупив к заранее записанному посланию свое:

— Вызываю флотилию вторжения. Это Кандара с «Еретика–мстителя» — если кто–нибудь из вас еще помнит нас. Мы это сделали. Мы на борту «Спасения жизни», вместе с коконами — со всеми коконами, которые оликсы забрали с Земли перед Днем «S». Они живы. Матерь Мария, я счастлива видеть вас. Но ваше появление навело тут шороху. Мы загнаны в угол, и нам и впрямь не помешала бы ваша помощь. Пожалуйста, побыстрее. Мы в ангаре, который…

Темный кривой силуэт скользнул в зону видимости, почти заслонив прекрасную головную волну, и все иконки дронов исчезли с линз — вместе с передаваемыми ими изображениями и телеметрией.

— Ох, Мария, — простонала Кандара. — Ладно, дроны сработали. Остается надеяться, что люди еще используют старое доброе радио.

Атмосферное давление в ангаре сильно упало. Все двенадцать коридоров и туннелей, ведущих вглубь корабля–ковчега, теперь действовали как выхлопные трубы ракеты: мощные струи белого газа пролетали через просторный ангар и высасывались космосом через огромный выход. По крайней мере это означало, что сила, тянущая ее, утратила мощь, сравнявшись с простым штормом. Она могла бы даже стоять прямо, но скользкий пол был коварен, и липкие лужи на нем пузырились в разреженной атмосфере.

— Матерь Мария, их звездолеты пересекли всю галактику — неужто не ведая о технике безопасности? Где, черт возьми, аварийные двери?

— Кандара! — гаркнул Юрий. — Идет.

Кандара двинулась через ангар, пригибаясь как можно ниже. В разреженном воздухе еще просвистывали темные хлопья, ветки, листья и маленькие волокнистые трубочки, вырванные из биотехнологической оснастки корабля–ковчега, — и каждый клочок, попадая в нее, наносил удар с силой профессионального боксера.

Юрий начал стрелять, когда ей еще оставалось пройти метров тридцать.

Край входа в туннель рядом с ним разлетелся каскадом каменного крошева под энергетическим огнем, ведущимся откуда–то изнутри. Юрий бросился на землю, потом плавно откатился назад и застыл в полуприседе, продолжая целиться в проход.

«Как будто он уже проделывал такое прежде», — восхищенно подумала Кандара, метнувшись под прикрытие тревожно покачивающихся перепутанных и изломанных труб, держа карабин наготове. Струя тумана, с ревом вырывающаяся из коридора, заколебалась, ее слабое свечение потускнело. Квинта брела вдоль стены коридора, ноги ее отчаянно скользили по каменному полу, манипуляторная плоть поросла толстыми псевдоподиями, пытающимися ухватиться за колыхающиеся стволы–трубы и трепещущие листья, но податливая полупрозрачная масса была недостаточно прочной, чтобы удержать вес квинты, борющейся с кошмарной силой атмосферного цунами, с воем хлещущего в наружный вакуум. Один отросток все еще сжимал оружие, пытаясь целиться в тлеющий круг выхода.

— Моя! — взвыла Кандара.

Тонкий оранжевый график–мишень карабина выплеснулся на линзы, и она осторожно подняла оружие, ища, отслеживая… Выстрел глубоко прожег манипуляторную плоть квинты. Плоть пошла воронками, словно пытаясь отстраниться от ожога. Кандара чуть–чуть сместила карабин и выстрелила снова, спалив еще часть манипуляторной плоти.

— Какого хрена ты делаешь? — заорал Юрий. — Стреляй в голову. Убей ублюдка!

— Я убиваю, — прорычала она в ответ. — Только медленно.

Еще несколько разрядов мазера, и изуродованная, дымящаяся плоть потеряла хватку. Поток воздуха оторвал квинту от стены, и та закувыркалась, неуклюже дрыгая ногами.

Кандара встала, борясь с ветром, и резко рубанула ребром ладони по сгибу локтя.

«Да, ты это видела. Ты знаешь. Я это сделала. Я прикончила тебя, тварь. Я!»

Тело квинты вылетело из ангара, успев несколько раз врезаться в каменные стены. Кандара даже не поморщилась, наблюдая за этими жестокими столкновениями.

— Теперь довольна? — спросила Джессика.

— Ох, Матерь Мария, да. Вполне.

Увидев, что Джессика и Каллум всё еще цепляются друг за друга, она поползла к ним. Но их разделяли три неуправляемые атмосферные струи.

— Не двигайся, — сказала Джессика. — Мы в порядке.

— Ладно.

Кандара принялась озираться в поисках пути побезопаснее. Но все маршруты предполагали карабканье по стене и протискивание над входом в туннель в считаных сантиметрах от струй.

Дерьмо.

— Они глохнут, — сказал Юрий.

— Что?

— Смотри. Давление падает.

И действительно, струи съеживались, теряя напор. Всего минута — и они исчезли. Ангар заполнил вакуум.

— Наконец, — вздохнула Джессика. — Хоть какая–то техника безопасности.

Кандара двинулась к ним, но сделала всего несколько шагов — и резко остановилась, оглядываясь, потрясенная осознанием:

— О Мария! Нет!

Тела Алика нигде не было. Его выбросило в пространство.

Она думала, что снова заплачет, но нет. Никаких эмоций. Либо железы царили безраздельно, либо сама интенсивность всего произошедшего навсегда избавила ее от всяких чувств.

Когда она наконец добралась до Джессики и Каллума, Юрий был уже там. Все осматривали руку Каллума.

— Всё нормально, — настаивал он. — Я в порядке.

— Ну да, будешь, — ответил Юрий. — Тут ничего серьезного.

— Что?

Кандара сухо усмехнулась, услышав в голосе старика негодование. Она подозревала, что Каллуму хочется поспорить с Юрием, чтобы во вселенной все встало на свои места.

— Но, — продолжил Юрий, — меня беспокоит сохранение целостности скафандра. Пластырь–то медицинский. Он не предназначен для ремонта таких разрывов в вакууме. Так что старайся не дергать рукой. Я наложу сверху еще заплату, а потом нам нужно будет вернуться в пещеру. Инициаторы соорудят для тебя что–нибудь получше, пока не прибудет человеческий флот вторжения.

— Я не против, — пробурчал Каллум.

И даже не стал возражать, когда Джессика помогла ему, неловко держащему сломанную руку на отлете, осторожно подняться на ноги.

Кандара вновь перебросила ремень мазера через плечо и загнала запасную обойму с волоконными пулями в свой магнум.

Осталась еще одна.

С пояса Каллума свисало силовое мачете. Кандара отцепила его и пристегнула на свой.

— Что ты делаешь? — спросил Юрий.

— Ты что, считать не умеешь?

— О чем ты?

— Странная Квинта. Квинта. Их пять. Мы убили четыре тела. — Она показала на туннель, куда ушла первая квинта. — Эта так и не вернулась.

— Мы в вакууме, — напомнила Джессика. — Они стойкие, но им все равно нужно дышать.

— И всё же мы здесь, — фыркнула Кандара. — Я бы забеспокоилась, если бы мы находились в звездолете — ну, знаешь, это такое транспортное средство, на борту которого может найтись какое–нибудь оборудование, позволяющее квинте выжить в вакууме. Как бишь его — скафандр?

— Ты ведь знаешь, что там, по ту сторону аварийной двери, какой бы та ни была, да, — сказал Юрий, — все квинты «Спасения жизни» — и все они весьма заинтересованы в том, чтобы выяснить, уцелели ли мы.

— Да? — Кандара похлопала по карабину. — Что ж, им придется узнать это на собственной шкуре.

— Пожалуйста, — взмолилась Джессика. — Не надо. Мы победили. Я вижу в потоке мыслей единого сознания: человеческие корабли уже близко. И Алик не хотел бы, чтобы ты это делала.

— Дешевый прием.

— Зато это правда, — вздохнул Каллум.

Кандара стояла неподвижно. Вакуум убрал все фоновые звуки, которые обычно не замечаешь, и стук собственного сердца, отдающийся в шлеме, казался немыслимо громким. Громким и быстрым. Ей отчаянно хотелось уничтожить последнее тело Странной Квинты.

«Значит, у меня еще остались чувства, пускай даже это всего лишь жажда мести и гнев».

— Я проверю туннель. Идет? И всё. Не выйду за ту аварийную дверь, что перекрыла дальний конец.

— Кандара… — устало проговорила Джессика.

— Клянусь жизнью Матери Марии, я останусь в вакууме. Но я должна знать, есть ли там пятое тело Странной Квинты. И если единое сознание отправило за нами батальон квинт — вы не поверите, как быстро я умею убегать.

— Будь осторожна, — попросил Юрий. — Пожалуйста.

Она ухмыльнулась. В его голосе действительно звучало беспокойство.

— Осторожность — мое второе имя.

«МОРГАН»

Ирелла не могла заставить себя вернуться в главный зал совещаний «Моргана». Воспоминания о каждом сидевшем там — болтавшем, спорившем, делавшем пылкие предложения по Последнему Удару — были еще слишком яркими. Так что она снова торчала в кафе на тридцать третьей палубе в компании андроида Энсли, устроившегося по другую сторону стола. Больше никто из ее аспектов–андроидов здесь не присутствовал. Интересно почему?

«Какая–то подсознательная неуверенность? В моих собственных андроидах слишком много от меня, чтобы успокоить меня? Мне нужно одобрение со стороны?

Ой, прекрати».

Тактическая ситуация была не так уж плоха. Мерцание все еще осаждало «Морган», но до газового гиганта оставалось всего несколько минут. Корабль замедлил ход, но все равно шел с огромной скоростью, разрывая плазму туманности и оставляя за собой длинный инверсионный след пустоты. Строй армады растягивался, корабли разлетались, направляясь к отдельным ковчегам. И Энсли приближался к силовым кольцам — со скоростью, от которой Иреллу пробирал озноб. Он и не думал тормозить. Остаточные шлейфы девяти кораблей Решения все еще рассеивались позади него, а сам белый корабль был почти невидим в центре непроницаемого скопления мерцающих огоньков, горящих ярче короны, к которой он подлетал.

— Что ты делаешь? — спросила она. — Твой вектор становится опасным.

— Чтобы наверняка.

— Энсли…

— Оликсы знают, что я собираюсь сделать. Они пытаются задушить меня потоками времени, крошка, — пытаются не шутя. Я отгоняю их на максимуме выходной мощности. А мой максимум, как тебе известно, способен пробить дыру в Юпитере. Если я выпущу квантово–модифицированную ракету, отклонения потока в этом чертовом мерцающем скоплении изувечат ее, как только она окажется за пределами моего корпуса.

Даже сейчас ее комплексная личность — самый, казалось бы, рациональный разум из всех возможных — просто отказывалась принять то, что было, увы, неизбежно.

— Так как же ты собираешься уничтожить энергетические кольца?

— Лично. Это единственный способ. Сам доставлю ка–эм ракету на место.

— Нет. Ты не можешь. Ты нам нужен. Тут тысячи кораблей–ковчегов. Мы должны спасти их.

— Ты справишься. Технология, которую комплексы извлекли из моих ментальных подразделов и переработали, годится и для единых сознаний. Помнишь, что я сделал с кораблем Гостеприимства на Баяне? Вы запросто выведете отсюда этих громил и без меня. Ведь ради этого все и затевалось, ради этого мы прилетели сюда: чтобы спасти несчастных окукленных ублюдков.

— Ты нужен мне.

— А мне нужно, чтобы ты выжила. Для этого я убью анклав; иначе ты не попадешь домой. Сопротивляться этим дерьмовым временным потокам — слишком большая морока и жуткая нагрузка; в конце концов мы не выдержим. А без этого у вас будут неплохие шансы.

— Ох, святые, Энсли. А как же щит? Разве ты не можешь использовать его? Если он ударит по внутреннему кольцу при твоей нынешней скорости, инерция дестабилизирует ось вращения. Кольца полетят в хромосферу — это будет катастрофой.

— Щит — запасной вариант, крошка, потому что я не могу позволить себе все испортить. Когда я врежусь в кольцо, щит будет на борту — и масса его никуда не денется. Так что либо ка–эм боеголовка сделает свое дело, либо масса щита. Так или иначе, мыпобедим.

— Не надо…

Но она знала, что отговаривать его бессмысленно; видела, что Энсли не меняет курса. Никакие эмоциональные призывы не заставили бы его передумать. Он уже почти достиг скорости света и начинал переход в красное смещение.

— Считай это удовлетворением от работы. Это всегда меня мотивировало. Видела бы ты, как мы отрывались каждый раз, когда заключали сделку. Хе, мы могли бы поведать римлянам кое–что о распущенности нравов.

— Энсли?

— Доставь «Спасение жизни» домой, Ирелла. Но, прежде чем ты это сделаешь, выясни, где скрывается бог оликсов. И передай от меня привет этому ублюдку, ладно?

— Ох, святые.

Тактический дисплей показал, что Энсли приближается к внутреннему силовому кольцу. Ирелла в ужасе наблюдала за происходящим. Учитывая его феноменальную скорость, погрешность была ничтожной. У Энсли уже не было времени изменить курс. И если он хоть немного ошибся…

«Святые, это что, значит, я хочу, чтобы корабль врезался?»

Корабль врезался.

Энсли идеально рассчитал время, выпустив ракеты с квантово–модифицированными боеголовками за наносекунды до того, как удар уничтожил бы их, но достаточно близко, чтобы задеть ткань кольца: так пуля попадает в ледяную скульптуру. Кольцо разлетелось вдребезги, рой обломков усеял эклиптику. Едва оно распалось, три внешних кольца экзотической материи замерцали и исчезли. И радужные искры, окружавшие корабли армады, тут же погасли.

Там, куда врезался Энсли, раскрывался щит — неестественно черный круг на фоне сияния короны. Он падал, медленно кувыркаясь, пролетая сквозь бешено пляшущие протуберанцы, — и нырнул наконец в хромосферу. Гигантские сгустки плотной плазмы вспыхнули вокруг диска, окутали пришельца, утаскивая его вниз, в неведомые глубины.

А потом радиальный взрыв осколков ударил по второму кольцу в двух точках пересечения орбит. Одна из областей столкновения сохранила целостность, но другая распалась на части, оставив нестабильную мегапетлю, вращающуюся в полумиллионе километров над короной. Рождение первой флуктуации, казалось, растянулось на целую вечность, но длина окружности кольца составляла все–таки больше восьми миллионов километров. На самом деле деформация шла поразительно быстро — и скорость ее нарастала. Меньше чем через пять минут начали появляться первые трещины, а потом откололся и улетел прочь кусок длиной в четверть миллиона километров.

— Траектория? — поспешно спросила Ирелла, когда к первому массивному фрагменту присоединился второй. На тактическом дисплее возникли векторы, указывающие траекторию. Поскольку орбита второго кольца располагалась под углом в двадцать два градуса к орбите первого, обломки не должны были пройти рядом с газовым гигантом. Второе кольцо продолжало трескаться, в космос летели всё новые и новые куски.

— Экзотический континуум анклава распадается, — сообщил Иммануээль. — Мы снова в реальном пространстве–времени. Я связался с моими аспектами из червоточины.

Ирелла посмотрела через стол на андроида Энсли. Очень тяжело было видеть перед собой его лицо. Аспект только кротко улыбнулся и, едва шевельнув губами, произнес:

— Извини. Нет.

Какая–то глупая, подростковая часть ее сознания почти ожидала, что Энсли создал свою резервную копию и — вуаля! — разум его сейчас распакуется в нейронном массиве белого андроида. Однако с фактами не поспоришь; Энсли больше нет.

Но он не забыт.

За пределами «Моргана» все так же мерцали облака туманности. Ирелла увеличила изображение, поступающее с визуальных датчиков, до максимума.

— Не вижу никаких звезд.

— Диаметр анклава составлял девяносто а. е., — сказал Иммануээль. — Наружному свету потребуются часы, чтобы добраться до нас.

— Значит, мы даже не представляем, где находится звезда врат?

— Ну, к счастью, она не материализовалась прямо среди нас. Следует быть благодарными за это.

— Да. Полагаю, да. — Ирелла переключила сенсоры на корабли–ковчеги на полярной орбите. — Нейтронная звезда достигнет этой звезды еще через восемь часов. Нужно отыскать «Спасение жизни» и увести все здешние ковчеги в червоточину.

— Мои аспекты у червоточины могут наблюдать туманность анклава.

— Что?

— Она стала видна им; внешний край пересекает кольцо обломков в звездной системе врат.

— Святые, это ближе, чем мы ожидали.

— Да. Что имеет свои преимущества и недостатки. В системе врат всё еще находятся десятки тысяч кораблей Решения. Теперь они могут легко добраться до нас.

— Но червоточина тоже близко. Мы можем…

Тут датчики «Моргана» засекли радиосигнал, идущий с полярной орбиты газового гиганта. И все изменилось.

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

Я как раз добралась до вспомогательной пленки удержания атмосферы, когда та начала разворачиваться, перекрывая туннель. Давление струи воздуха на тело один было экстремальным. Моим выростам манипуляторной плоти едва хватало сил удерживаться, цепляясь за переплетающиеся биоструктуры, затянувшие потолок и стены туннеля. Засовывая ноги в щели между трубами — для устойчивости, — я кое–как, рывками тащилась вперед, пока «Спасение жизни» истекало воздухом.

Если бы я поскользнулась, то полетела бы назад по туннелю, как кинетическая пуля, рвущаяся из ствола винтовки; как тело пять в своем коридоре. Сила воздушного потока — загустевшего от опасных осколков разрушенных биоструктур — уже одолела хватку тела пять. Я никак не могла толком уцепиться, и мои проклятые ноги скользили по полу. Пистолет с протонной дробью усугублял положение, ведь его тоже приходилось держать, что нарушало равновесие и уменьшало количество манипуляторной плоти, которой я могла бы держаться за стену.

Тело пять приближалось к концу туннеля, когда в стену рядом с ним ударили кинетические пули. Я открыла ответный огонь, разнеся стену у выхода протонной дробью.

И ощутила первые повреждения тела пять. Его нервная система зарегистрировала атаку: часть клеток моей манипуляторной плоти гибла от мощного теплового воздействия. Все верно. Но мой разум… Мой разум отчего–то интерпретировал это как боль. Жуткую, жгучую боль ожога. Все, что я могла сделать, это не дать манипуляторной плоти расползтись. Хотя больше всего мне хотелось передернуться.

— Черт!

— Квинта Гокс, — требовательно поинтересовалось единое сознание «Спасения жизни». — Что происходит?

— Отвяжись!

Из–за боли я потеряла концентрацию, и запутанность возобновилась. Но я опять захлопнула разум, отгородившись от этого бесполезного дерьма.

Тело пять продолжало поджариваться. Я задрожала от шока, заставляя себя держаться. Лучевое оружие — должно быть, гребаный мазер — продолжало стрелять. Разрушалось все больше и больше манипуляторной плоти, и в конце концов я сдалась.

Тело пять взлетело, подхваченное безжалостным потоком выходящего воздуха, беспомощно покатилось по туннелю, ударяясь о стены, и оказалось в ангаре. Я ожидала смертельного выстрела в мозг тела пять. Меня пронесло мимо двух Святых, оба стояли с оружием в руках. Я собралась, убеждая свой разум, что боли нет. Квинты не чувствуют боли, только люди.

Выстрела не последовало.

Когда меня крутануло в очередной раз, я увидела, что один из людей развернулся — и рубанул себя по сгибу локтя.

Ах ты, чертова шлюха! Я убью тебя, сучка! Убью вас всех! Взорву «Спасение жизни», разнесу его на атомы и заберу с собой все ваше дьявольское отродье, всех, кто есть на борту. Вы мертвы! Вы уже, считай, сдохли!

Тело пять врезалось в стену у входа в ангар. Сильно. Меня так оглушило, что тело один едва не потеряло хватку. Кто б знал, чего мне стоило удержаться. Но я удержалась. Иначе нельзя. Я ведь собираюсь прикончить Кандару, даже если это будет последним, что я сделаю в своей жизни. Последовали новые удары: бешеная атмосфера снова и снова била меня о скалу.

Когда тело пять в конце концов выбросило в вакуум анклава, оно было почти разрушено, мозг едва функционировал. Но боль ушла. Меня вертело и крутило, мимо проносились изысканные облака туманности — и изогнутые бока «Спасения жизни». Воздух выходил из жабр тела пять, закручиваясь странными серыми спиралями, как будто кто–то медленно обматывал вокруг меня туманную ленту. Потом зрение начало тускнеть.

Я потеряла тело пять.

Осталась только я.

Защитная пленка, вытекающая из лопнувшего стручка волокнистыми нитями, покрытыми вязкой желтой жидкостью, уже начала перекрывать туннель. Освободившись, она стала разворачиваться быстрее. Отчаянным усилием я дотянулась до нее и перелезла через край, пока еще оставалось место. Это была первая из трех пленок, расположенных на небольшом расстоянии друг от друга, — и все они стягивались. Яростная воздушная волна сошла на нет.

Я чуть приоткрылась, активировав слабейшую запутанность с единым сознанием, только чтобы пассивно читать его мысли. В мыслях этих доминировала тревога — тревога по поводу приближающейся человеческой флотилии, тревога по поводу разрушения силовых колец, тревога по поводу курса нейтронной звезды, тревога по поводу событий в ангаре. Отряд почтительных квинт уже направлялся туда, чтобы поприветствовать уцелевших людей, заключить их в объятья и поинтересоваться, что они делают. Единое сознание действительно считало, что они могут владеть информацией, касающейся ситуации снаружи; оно даже предложило данный вариант полному сознанию, которое отнеслось к этому бреду с одобрением.

Тупые ушлепки.

Я протиснулась сквозь вторую сдерживающую пленку и открыла резервное хранилище скафандров. Достала один, и тот быстро обтек меня. Его нейрофибры впечатались в мои нервы, налаживая синхронизацию движений. Я взяла протонный пистолет и отправилась назад, за защитные пленки, в вакуум. Времени у меня немного. Отряд прибудет быстро — хорошо вооруженный, готовый подчинить оставшихся Святых.

Некоторые люминесцентные нити биоструктуры над головой были повреждены или просто оторвались при бешеной разгерметизации, но света хватало, чтобы видеть. Питательные жидкости сочились из прорех в трубах, и по полу растекались липкие лужи, пузырящиеся в вакууме. Коридор передо мной изгибался. Я отрегулировала визуальные датчики скафандра, усилив инфракрасный и ультрафиолетовый спектры, после чего подключила электромагнитные считыватели — радиационный монитор и радиодетектор. Без точек восприятия других моих тел, к которым нужно было приспосабливаться, интерпретировать информацию оказалось чрезвычайно легко. Я как будто внесла в туннель дневной свет, и множество дивных цветов раскрасили каждую грань в свои особые тона.

Вот почему я заметила инфракрасные следы с расстояния в пятьдесят метров. Пятна на полу испускали тепло в окружающую среду — и это несомненно были следы человека. Кого–то, кто прошел этим путем — а потом вернулся.

Я замедлила шаг. Впереди, на повороте, верхний свет практически отсутствовал, но не может же быть, чтобы так пострадала от шторма разгерметизации только эта секция.

А она хороша, надо отдать ей должное. Я оттолкнулась от стены и осторожно двинулась вперед. Из зазоров между стволами биоструктуры исходило яркое инфракрасное свечение. А еще обнаружился маленький тугой узел магнитных силовых линий — так может проявлять себя источник энергии человеческого оружия.

Засада. Грубая, но достойная попытка — учитывая обстоятельства.

Я устремилась вперед, вскинула протонную пушку и трижды выстрелила прямо в источник тепла. Энергетическая вспышка детонации на миг перегрузила датчики скафандра. Это неважно; целая секция стены и биоструктуры превратилась в пыль; тлеющие угольки, рассыпавшись по полу, с шипением тонули в лужах. Инфракрасного излучения было так много, что мне пришлось понизить чувствительность.

Я остановилась возле новой дыры, у неровного края, окруженного сломанными стеблями биоструктуры, испускающими клубы пара. На полу валялся изодранный человеческий бронежилет. С примотанным к нему ремнем изуродованным лазерным карабином. Но ни тела, ни ошметков плоти, ни обугленных костей, ни кипящей крови не было.

Дерьмо!

Я повернулась… попыталась повернуться, но от шока у меня отказали ноги.

Я же, черт побери, квинта оликса. КАКОЙ, К ЧЕРТУ, ШОК… Ох.

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

Это был не самый умный поступок в жизни Кандары, и она это понимала, но сейчас ей было все равно. Называйте это одержимостью, называйте завершением миссии — нет, называйте как есть: откровенной местью. Люди наконец–то нанесли ответный удар, как всегда предусматривалось планом Удара.

«Пришло время и мне внести свой вклад в активную стадию миссии».

Так что она отключила железу, дав волю своему разуму.

Ох, Мария, и как же это оказалось здо–о–о-рово!

Никаких ограничений — впервые за десятки лет. Если что ее сейчас и беспокоило, так это излишняя самоуверенность. Или, может, то была паранойя, вознесшаяся до уровня любого другого необузданного психоза. Да какая разница.

Шагнув в коридор, она сразу начала перебирать варианты. У нее не было даже минимума того вооружения, с которым она обычно в былые дни отправлялась на операцию. Всего четыре периферии: умный гранатомет в предплечье — хорош, но ограничен в размере, в магазине всего три гранаты средней мощности; кинетический ствол с разрывными пулями в предплечье; блокиратор нервов в предплечье и катушка мономолекулярной нити в запястье. Даже когда железа поддерживала в ней спокойствие и рассудительность, она всегда испытывала глубокое недоверие к этой синтетике — невидимой ниточке, способной без всяких усилий разрезать человеческое тело. Кошмар любого тайного агента — особенно если у тебя нет нужных датчиков, чтобы предупредить о том, что ждет впереди. Ее суперпродвинутые линзы были способны разглядеть эту проклятую Марией дрянь, если какой волосок выбьется, но сейчас–то она в чертовом шлеме, так что от линз никакого проку. С кинетикой всё в порядке, а вот магнум с волоконными пулями жутко громоздкий. Сработает ли блокиратор нервов — неизвестно. Джессика утверждала, что он должен действовать на оликсов, но на деле пока никто не проверял. Гранаты можно считать как плюсом, так и минусом; слишком уж сильный энергетический сигнал они испускали — для того, у кого имелись соответствующие сенсоры.

Она приказала гранатомету выбросить все три гранаты, поморщившись от шипения выходящего воздуха, когда разрез в скафандре раздвинулся, выпуская их. Обнаженную кожу точно оса ужалила. Гранаты она разместила среди стволов–труб. В крайнем случае их можно будет взорвать и дистанционно, обрушив на Странную Квинту потолок. Потому что та придет за ней. Кандара это знала. Пускай они и принадлежат к разным расам, к разным видам, но узнать себя в зеркале, даже самом кривом, не так уж и сложно. Она свирепо ухмыльнулась. Где–то на другом конце коридора Странная Квинта готовится сейчас к их последней встрече.

И она, Кандара, здесь, на чужом корабле–ковчеге, в анклаве с перекошенным временем, куда прибыла по червоточине, преодолев пятьдесят тысяч световых лет, за десять тысяч лет от своего покинутого дома — собирается сразиться с затаившим злобу инопланетным религиозным экстремистом. Прикольно.

Вокруг нее со стен и потолка свисали расщепленные и поломанные стволы–трубы с редкими рваными листьями, опутанные потрепанными лианами. Липкий сок капал из них на пол и кипел в вакууме, так что ходить было опасно. Впереди коридор изгибался, но они со Странной Квинтой увидят друг друга с расстояния в пятьдесят метров. Значит, все сведется к тому, кто быстрее выхватит оружие — ну просто пара стрелков старого доброго Дикого Запада. Вот где ей пригодилось бы самое совершенное оборудование, которое только способны произвести технологии людей и неан. Кандара окинула взглядом душащие скалу инопланетные биотехнологии — настоящие первобытные джунгли в сумерках.

«Или… если уж речь зашла о первобытном…»

В мозгу бурлили сомнения — много, много сомнений. Первые тридцать секунд, втиснувшись вниз головой в потолочную щель между стволами–трубами, она испытывала воодушевление, граничащее с ликованием. Вот ее истинная сущность — готовое к насилию, невзирая на риск, коварство. То, для чего она была рождена. Но потом начали обнаруживаться недостатки плана, подтачивая ее уверенность. А что, если у Странной Квинты нет никаких инфракрасных сенсоров? Потому что на самом деле не следовало бы закорачивать топливный элемент мазерного карабина, только чтобы он стал заметен в тепловом диапазоне, поскольку его предохранители стараются сдержать ответную реакцию. Нет, это добром не кончится. И заворачивать оружие в бронежилет, ограничивая тепловыделение, тоже было глупо. А если бронежилет ей понадобится для защиты?

Столько всего может пойти не так.

Какая скверная идея.

Но если она сработает…

«Матерь Мария, вот для чего мне нужна была железа: для ясности».

Вися под потолком, она не могла смотреть вдоль коридора; Кандара видела только небольшой участок липкого пола прямо под собой. Любой кусочек ее шлема, высунувшийся за пределы неровной поверхности изодранной коры, выдал бы ее местоположение даже простейшему сенсору. Так что она просто ждала, испытывая нарастающий физический дискомфорт; мысли путались, тело становилось все горячее и горячее. Она отключила терморегулятор скафандра, чтобы тепло, выделяемое телом, не вырвалось наружу, выдавая ее.

Несмотря на то что она ожидала чего–то подобного, взрывы застали ее врасплох. Кандара взвизгнула от неожиданности — и звук этот внутри шлема показался ей пугающе громким. Все мускулы напряглись: гнездо из окружающих ее стволов–труб покачнулось. Стебли ослабли, и тело Кандары просело на несколько сантиметров вниз.

Она затаила дыхание, зная, что наступил решающий момент. Под ней была квинта в сером скафандре, выглядящем так, словно его сделали из рыбьей чешуи. Квинта осторожно шла к разрушенной стене — именной той, куда Кандара засунула бронежилет. Кандара активировала блокатор нервов, разжала руки, отпустив стволы–трубы, за которые держалась, и наклонилась вперед, поднапрягшись, чтобы высунуть голову из гнезда. Хрупкие тлеющие плети лопнули, и она свесилась вниз всем туловищем, цепляясь только ногами. Ей открылась дивная, хотя и перевернутая вверх ногами картина: трясущаяся квинта, стоящая над разорванным бронежилетом.

Кандара вскинула руки, на линзы выплеснулись график–мишени. Периферийная кинетика вышибла оружие из рук Странной Квинты, разбив его вдребезги. Выстреливший одновременно магнум отправил три волоконные пули в три ноги противника. Клочья плоти и чешуйки скафандра брызнули во все стороны, и Странная Квинта рухнула на пол.

Кандара ухватилась обеими руками за самый прочный на вид ствол, высвободила ноги и довольно ловко спрыгнула на землю. Две оставшиеся ноги Странной Квинты дико дергались, но встать квинта не могла — только ерзала, вращаясь вокруг своей оси. Альтэго включило в скафандре радио, хотя Кандара и подозревала, что у Странной Квинты радио нет. А если какая–то часть корабля–ковчега способна засечь сигнал — то к черту ее!

— Потеряла ноги? Истекаешь кровью, да? Скверная смерть. Знаю. Давай помогу. — Кандара взмахнула силовым мачете. Рука не дрогнула, отрубив одну из оставшихся ног Странной Квинты.

Полумесяц уцелевшей манипуляторной плоти мучительно корчился, безуспешно пытаясь сформировать придатки. Кандара взмахнула мачете еще раз, лишив квинту последней ноги.

— Всю свою жизнь я истребляла фанатиков. Людей, оликсов; и среди тех, и среди других есть больные ублюдки вроде тебя, которые портят всё остальным. И все вы совершаете одну и ту же ошибку. Вы думаете, что наша порядочность делает нас слабыми, делает легкой добычей. Ты тоже все еще так считаешь?

Она занесла мачете, собираясь отрезать еще немного манипуляторной плоти. На стене несколько уцелевших листьев затрепетали от ветра.

Ветра?

По коридору пронеся порыв воздуха. Слабый, всего на пару секунд, но откуда–то ведь подуло. Как будто открылась и закрылась аварийная дверь…

«Ох, Мария сладчайшая…»

На линзы выплеснулась иконка Джессики.

— Они идут, Кандара. Единое сознание отправило кого–то в ангар за нами. Уходи оттуда. Немедля!

Кандара выстрелила в Странную Квинту из магнума. Пять волоконных пуль превратили в кашу все внутренние органы твари — и под конец мозг.

Убегая от трупа квинты, она вывела на линзы изображение с датчиков шлема, чтобы видеть коридор за спиной. Там, где он изгибался, исчезая из виду, по неровным стенам текли рваные тени. Кандара пронеслась мимо гранат — а потом активировала их.

Кора и щепки забарабанили по спине так, что она, зашипев от боли, растянулась на скользком полу, шлепнувшись в кипящую липкую лужу. Плеснули янтарем несколько предупреждений, но скафандр сохранил целостность. Обернувшись, она убедилась, что коридор перекрыт грудой обломков.

— Ты в порядке? — спросила Джессика.

— Почти. Я остановила их. О, Джессика, я ее сделала. Убила ту гадину, которая застрелила Алика.

— Хорошо. Мы наложили на руку Кэлу шину высокого давления. Должна выдержать. Тебе нужно возвращаться сюда.

— Да. Уже иду.

Не без труда, но ей удалось подняться на ноги. Кандара пошатнулась — хотя, возможно, это коридор закачался вокруг нее. Она точно не знала.

По склону перегородившей проход горы покатились камни.

— Э?

Она заморгала, не веря своим глазам. Камни продолжали катиться, сталкиваемые с осыпи темными червями.

— Ох, Матерь Мария.

Червеобразные существа вываливались из проделанных ими отверстий на пол; за ними, извиваясь, ползли другие. Их, наверное, были сотни. Она вдоволь навидалась их в новостях из земных городов — сразу после того, как рухнули щиты. Ловчие змеи.

Кандара развернулась и побежала.

ВЗВОД ДЕЛЛИАНА Анклав

Деллиан очень старался не показывать своего беспокойства. Да и что может показать неподвижная бронированная статуя, втиснутая на стойку десантного транспортера, — в ней же нет ничего человеческого. Хотя голос… голос может его выдать. Так что он общался со взводом только короткими бесстрастными фразами.

Потому что по ним никто ничего не сможет понять. Верно?

Все шло по плану. Прибытие в звездную систему анклава. Пролет через врата. Развертывание десанта. А потом вдруг — это странное дерьмо. Они потеряли связь с «Морганом» и остальной армадой, слышали только другие транспортеры, да и то не всё время, а периодически.

Потом Ирелла связалась с десантом и приказала им вернуться на «Морган», где они будут в безопасности. Радость Деллиана, услышавшего ее голос, узнавшего, что с ней всё в порядке, тут же притупила тактическая ситуация в целом. Оликсы что–то сделали с анклавом, обрушив на армаду темпоральный хаос. Через врата хлынули корабли Решения, уничтожая беспомощные суда комплексов. А хуже всего то, что Тиллиана и Элличи оказались в медотсеке. Ирелла заверила взвод, что с ними всё в порядке, но они нуждаются в уходе и лечении. Так что она взяла тактическое управление на себя.

Вот и еще одна причина, по которой Деллиан радовался тому, что на нем скафандр. Он знал, что взвод будет обмениваться возмущенными взглядами. Ирелла исключительно умна, Ирелла пугающе решительна, но руководство в стрессовой ситуации — это не ее. А ситуация несомненно будет ухудшаться.

Весь взвод радовался, когда Энсли уничтожил силовые кольца, погубив анклав, но командный канал Деллиана показал ему, какой ужасной ценой досталась эта победа. Он не поделился горем со взводом; нельзя позволить, чтобы что–то отвлекало их, когда они прибудут на корабль–ковчег.

Ирелла приказала десантным кораблям стартовать снова. А потом пришли по–настоящему безумные новости, которые он сразу отверг как ловушку оликсов — притом грязную ловушку.

— Святые мертвы, — сказал он ей по защищенному каналу.

— Наш анализ сообщения дает семидесятипроцентную вероятность того, что оно подлинное. Это была святая Кандара.

— У оликсов было десять тысяч лет, чтобы сработать идеальную подделку.

— Но зачем? — возразила она. — Мы здесь. Мы высылаем взводы на корабль–ковчег. Если это подделка, мы сразу узнаем.

— Да, когда ковчег взорвется и заберет нас всех с собой.

— Опять–таки, какой смысл, Дел? Они должны понимать, что мы собираемся победить на этом этапе кампании. Мы захватим их ковчеги. И они должны знать, что мы скептически отнесемся к любому сообщению, особенно обрывающемуся. Ты лишь станешь еще более бдительным и осторожным, когда поднимешься на борт «Спасения жизни».

— Когда я поднимусь на борт?

— Я могу отправить в ангар кого–нибудь другого.

Он в смятении стиснул зубы. Слишком долго он жил с образом гибнущего в ядерной вспышке «Еретика–мстителя», слишком долго. Это была его реальность. Свежие новости разбередили старые раны.

Но если есть хоть шанс, пусть даже крошечный…

— Спасибо, не надо, — сказал он. — Ценю доверие.

— Пожалуйста. Готовьтесь.

«Морган» чуть изменил траекторию, чтобы поравняться с источником короткого сообщения. Корабль–ковчег на полярной орбите, предположительно являющийся «Спасением жизни», соответствовал всем параметрам всех записей со старой Земли. Хотя… не то чтобы он сильно отличался от любого другого корабля–ковчега и кораблей Гостеприимства, окружающих газовый гигант.

Тяжелые крейсеры армады полетели вперед, чтобы атаковать корабли Избавления, сосредоточившиеся вдоль полярной орбиты. Деллиан наблюдал за стычками. Они выглядели такими незначительными: маленькие вспышки яркого белого света, как будто сгорали последние мерцающие огоньки. Почему–то все, что он видел, казалось очень далеким. Сенсоры десантного транспортера обеспечивали превосходное изображение гигантской магнитной носовой волны планеты. По сравнению с бойней, учиненной армадой, это зрелище казалось ему невероятно красивым: как будто планета бесконечно кружилась в этой странной реальности, трепеща множеством сияющих призрачных крыльев.

— Проход чист, — сообщила Ирелла.

Десантный транспортер устремился к массивному каменному цилиндру, воскрешающему слишком много воспоминаний. На поверхности скалы расцветали вспышки взрывов: это ударные крейсеры уничтожали защитные системы «Спасения жизни». С близкого расстояния на камне стали видны «узоры» — морщины напластований и маленькие кратеры, соответствующие старым записям. И этот зазубренный край — там, где отделилась задняя четверть, обнажив конец червоточины… Полное совпадение.

— Они ведь не могли это подделать, верно? — спросил Деллиан.

— Теоретически — могли, — ответила Ирелла. — Только зачем?

— Ну, может, потому что ожидали нас.

— Напрашиваешься на отмену задания?

— Нет.

Транспортер обогнул ковчег и скользнул в один из кратеров в средней части корабля. На дне кратера обнаружился вырубленный прямоугольный вход с уводящим внутрь туннелем. Достаточно широкий, чтобы в него мог войти десантный транспортер.

Через двадцать секунд они влетели в ангар.

— Ради святых, что здесь произошло? — спросил Фалар.

— Взрывная декомпрессия, — откликнулся Ксанте. — Наверное, из–за этого и прервалось сообщение.

— Аварийные затворы активированы, — сказал Маллот. — Здесь сейчас глубокий вакуум.

— Выход, план три, — приказал Деллиан. — Предполагается присутствие противника.

— Может, ты имел в виду заложников? — спросил Фалар.

— План три.

— Да, сэр.

В корпусе десантного корабля открылось восемнадцать различных люков. Из них выскочили когорты и рассыпались по пустому ангару. Некоторые «церберы» принялись «обнюхивать» места наибольших разрушений; тут определенно много стреляли.

— Протонная дробь, — считал Деллиан с дисплея. Почти с облегчением. Их зеркальная броня выдержит и не такое. Внутри, конечно, потрясет малость, но когорта быстро разберется с нападающими.

— Посмотрим, что там в коридорах, — сказал Деллиан. — Фалар, Джанк, Урет — налево. Остальные — направо.

Когорты начали занимать позиции, разбиваясь на пары возле каждого ведущего из ангара прохода. В зоне прямой видимости ничего не было. Маленькие авиадроны взлетели под потолок ангара и зависли у входов в туннели. Потом нырнули внутрь.

— У меня тут порыв воздуха, — доложил Ксанте. — Возможно, аварийная заглушка отказала.

— Ясно, — сказал Деллиан. — Что бы тут ни случилось, это произошло недавно, так что давайте…

В туннеле прогремел взрыв.

— Готовим «вилку», — приказал Деллиан и с трудом сдержал улыбку. Возможно, его когорта и считывала все его намерения, но и когорты друзей не отставали. Он еще не закончил фразу, а они уже действовали.

Ксанте и Урет подпрыгнули и вцепились в потолок. Карабкаясь по разбитым трубам, к ним присоединилась дюжина адских псов. Сам Деллиан отступил под десантный корабль, укрывшись за одной из посадочных опор. Остальные когорты рассыпались веером, готовые броситься на того, кто появится из туннеля.

— Вижу! — воскликнул Ксанте. — Это же… Святые! Человек.

— Уточни, — велел Деллиан.

— Фигура человеческая. Масса и температура аутентичны. Грубый скафандр, не броня. Стрелковое оружие.

Деллиан изучал поступившее на оптику изображение, чувствуя, как все быстрее и быстрее бьется в его груди сердце. Либо это потрясающе детализированная приманка, о какой даже Ирелла могла только мечтать, либо…

— Ладно, в сторонку. Впускаем.

Две наплечные пушки выскользнули из гнезд и уставились на вход в туннель.

— Ты видишь? — спросил он Иреллу.

— Да.

Фигура в скафандре ворвалась в ангар — и сразу увидела адских гончих в экзоброне: когорту, изготовившуюся к прыжку. Реакция появившегося была почти комичной — человек замахал руками, отчаянно пытаясь притормозить, ботинки его поехали по скользкому от соков полу, и он шлепнулся на задницу, проехавшись еще немного.

Бронескафандр Деллиана засек радиосигнал.

— Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — провыл женский голос. — Джессика, я спятила. Они повсюду!

— Не стрелять, — скомандовал Деллиан. Гендес его брони высветил полное совпадение с голосовым «отпечатком». На миг у Деллиана перехватило горло так, что он и слова сказать не мог. — Святая Кандара? — выдавил он наконец. — Это ты?

— Что? — Фигура в скафандре быстро развернулась и вскинула пистолет, держа под прицелом два ближайших экзоскелета когорты. — Кто здесь?

«Армейский опыт», — вертелось в голове Деллиана.

— Я взводный Деллиан, — сказал он. — Я под десантным транспортером. Я собираюсь встать. Просто… не нервничай.

Пистолет качнулся в его сторону. Он поднял руки над головой и встал.

— Так ты что, человек, что ли? — спросила Кандара.

— О да!

— Матерь Мария, с тех пор как мы улетели, многое изменилось. Ноги, руки… да и выросли вы неслабо.

— Да нет, это просто скафандр.

Взвод покинул укрытия.

Кандара резко крутанулась, ткнув своим пистолетом в коридор, откуда она появилась.

— Надеюсь, что боевой!

— Ты действительно святая Кандара? — с придыханием спросил Ксанте.

— Черт! — взвизгнула она. — Они идут!

Аэродроны дали сигнал тревоги. Из туннеля выскользнула темная волна. Деллиан потрясенно уставился на ловчих змей — точь–в–точь таких, как в архивных файлах. Взвод и когорты открыли огонь.

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

Каллум пытался сохранять хладнокровие. Это было нелегко. Он находился в напряжении так долго, что боялся разрыдаться при любой попытке расслабиться и плыть по течению. Не то чтобы это имело значение, поскольку все равно никто бы не увидел. По крайней мере, никто, в ком бы он признал человека.

Кандара привела в пещеру отряд солдат вторжения: двух типов в откровенно устрашающей броне — экзоскелетах. Первые еще кое–как походили на людей, только конечности их обладали слишком уж большим количеством суставов, а вторые были просто стаей демонических боевых роботов, выходцев из кошмарных снов. И те и другие оказались слишком велики, чтобы протиснуться в щель в стене туннеля, не разворотив при этом скалу. Хотя, судя по рукам скафандров, для этого им, вероятно, даже не потребовалось бы оружие.

Между прочим, рука самого Каллума к этому моменту сильно пульсировала — притупленная медикаментами боль пугала, потому что лекарства не сняли ее полностью. Нелепая шина, которую Джессика соорудила на инициаторе, придавала ему такой вид, словно рука его застряла внутри пляжного мяча.

Отряд проводил их в ангар, где ждал корабль человеческой армады. Командира звали Деллиан, и в его звучащем по радио голосе слышалась странная смесь подросткового возбуждения и религиозного благоговения.

«И почему, черт возьми, он все время называет нас святыми?»

Но тут Каллум увидел ангар — и вопрос умер, не сорвавшись с его губ. Весь пол был усеян ошметками ловчих змей и осколками охотничьих сфер, разбитых, как яйца — железные яйца, из которых выплеснулись расплавленные металл и пластик… и к внутренним стенкам которых прикипела обугленная плоть квинт.

Слишком сильный контраст с десантным транспортом, внутри которого все поверхности сияли черным хромом. Но когда шлюз закрылся и давление поднялось, Деллиан опустился на свои первые колени, и верхняя часть его брони откинулась, точно крышка.

Каллум пристально рассматривал молодого человека, в чертах которого было что–то неуловимо неправильное. Голова слишком… большая? А может, толстая шея слишком коротка? Он оставил попытки разобраться и стянул свой собственный шлем.

— Это правда ты, — сказал Деллиан. — Святой Каллум.

Юрий и остальные тоже сняли шлемы. Деллиан ошеломленно оглядел их — и заплакал.

— Ну–ну, — смущенно проговорил Каллум. — Не так уж скверно мы выглядим.

— Вы не понимаете. — Деллиан скривился, словно от боли. — Я видел, как взорвался «Еретик–мститель». Мы думали, вы все погибли.

— Ты видел? — Джессика нахмурилась.

— Да. Единое сознание вроде как заразило меня нейровирусом. Та картинка была частью того, что сломало меня.

— Вот черт, — крякнул Юрий. — Значит, вы уже какое–то время сражаетесь с оликсами?

— Всю мою жизнь. Все мы сражаемся. И вы вдохновляли нас. Вы пятеро — наши Святые. То, что вы сделали, пожертвовав всем, чтобы бросить вызов оликсам, направляло нас с тех пор, как наши предки покинули Землю. Мне так жаль, что мы не успели вовремя, чтобы спасти святого Алика.

— Святой Алик, — криво улыбнулась Кандара. — Ничего себе.

— Знаешь, что бы он сказал по этому поводу? — спросил Юрий.

— Что? — вскинулся Деллиан.

— Он был бы весьма польщен, — поспешно проговорил Каллум, пока Юрий не брякнул что–нибудь.

— Э-эм, теперь нужно доставить вас на «Морган», — протянул Деллиан. — Там безопаснее, и святой Каллум подлечит руку в одном из наших медотсеков. А мне нужно идти, вести взвод на «Спасение жизни». Мы на этапе зачистки.

— Зачистки?

Бесхитростное лицо Деллиана посуровело.

— Ирелла разбирается с единым сознанием, а мы уничтожим всех квинт на борту.

Каллум пожал плечами и тут же поморщился от боли.

— Ну ладно.

В дальнем конце загроможденного помещения расширился портал.

— Мне бы хотелось поговорить с вами, — сказал Деллиан. — Потом. Если не возражаете.

— Конечно.

И они прошли через портал. Это напоминало возвращение в штаб–квартиру корпорации — только стены были, пожалуй, белее, чем в любом офисном здании «Связи», и воздух оказался слишком стерильным. И люди… которые не были людьми в биологическом смысле. Их встретили бесполые чернокожие андроиды ростом на добрых полметра выше даже Юрия. Всех андроидов звали Ирелла, что отнюдь не прояснило ситуацию. Но они показали Каллуму и остальным медотсек. Тут, по крайней мере, все было обнадеживающе нормально, хотя медицинское оборудование выглядело куда миниатюрнее и изящнее всего, что доводилось видеть Каллуму прежде.

. Отсек не пустовал. Каллум сидел на кровати напротив пары поразительно старых женщин. Даже на Земле в его время только самые бедные люди могли выглядеть такими старыми.

— Что с ними случилось? — спросил он двух андроидов, помогавших ему снимать скафандр.

— Жертвы войны, — ответил один из них. — Борьба с оликсами повлекла за собой множество жертв. Я не ожидала, что это будет так… жестоко. Для меня это очень личное.

— Да. Я начинаю понимать, как много оставил позади. Мы настоящие путешественники во времени, верно?

Андроид Ирелла, только что снявшая с его руки защитную шину, задумчиво кивнула:

— Да, полагаю. Хотя, боюсь, это путешествие только в один конец.

На свою руку Каллум даже не мог смотреть; его тошнило от одного вида выпирающей кости. Появился еще один андроид, белый, чуть пониже черных, с определенно мужской анатомией. И в зеленых шортах. Он принес длинный синий рукав, выглядящий связанным из толстых шелковых нитей.

— Что это? — спросил Каллум, потом всмотрелся в лицо андроида. — Энсли?!

— Больше нет, — вздохнул белый андроид. — Извини, но я тоже Ирелла. Я просто подумала, что тебе будет спокойнее, если с тобой в медотсеке будет знакомый тебе на вид аспект. Все это, должно быть, очень сбивает с толку…

— Ну да, тут ты не ошиблась. Я никак не ожидал, что наша миссия завершится таким образом.

— А чего вы ожидали?

— Честно говоря, мы вообще не думали, что зайдем так далеко. Я все еще подозреваю, что это сон, а мой мозг на самом деле в коконе оликсов.

— Поверь мне, ты не спишь и не в коконе.

Каллум лег на спину, и андроид с лицом Энсли осторожно надел ему на руку синий рукав, подключив его трубки и провода к серебристой стойке в изголовье кровати. Рукав раздулся, и фантомная боль наконец исчезла. Каллум облегченно вздохнул. Трубки начали покачиваться: по ним потекли разные жидкости. Одна из них оказалась кошмарного коричневого цвета. Каллум снова отвел глаза.

— И что же сейчас происходит? — спросил он.

— Мои другие аспекты разбираются с единым сознанием «Спасения жизни».

— Разбираются?

— Убивают его. Мне нужно перехватить контроль над основными системами «Спасения», чтобы поддерживать жизнь коконов.

— Тут есть и другие ковчеги с человеческими коконами. Штук пять, думаю.

— Знаю. Армада уже вступила с ними в бой, как и со всеми здешними кораблями оликсов. Они заключили в коконы — или их эквивалент — тысячи различных рас. Мы должны спасти всех. Это наш долг — и для нас честь сделать это. Мы собираемся забрать их всех с нами, обратно через галактику, к фронту волны экспансии.

Каллуму потребовалось какое–то время, чтобы переварить информацию.

— Вы обладаете такими… мощностями?

— Пока да. Мы понесли больше потерь, чем ожидали. Но армада комплексов одерживает верх. Аспекты заменят каждое единое сознание.

— Э–э–э, аспекты?

— Комплексные люди — это люди, которые разделили свой разум на множество аспектов, каждый из которых обитает в отдельном «сосуде»: биологических телах, квантовых массивах, машинах, боевых кораблях…

— Андроидах.

Ему было трудно принято то, о чем она говорила. Слишком много странностей.

— Некоторые — да. Теперь их аспекты начинают занимать корабли–ковчеги, единые сознания которых уничтожены. И очень скоро нам придется уходить.

— Знаю; вы принесли сюда нейтронную звезду. Она врежется в местную звезду, не так ли?

— Да. И та скоро обернется новой, что в свою очередь спровоцирует и ее близнеца. С вероятностью восемьдесят два процента это приведет к вспышке сверхновой. Так что наш моральный долг — позаботиться о том, чтобы ни одна из жертв оликсов тут не осталась.

— Я чертовски рад это слышать. Вы пугающе продвинуты, и весьма утешительно знать, что вы так много внимания уделяете этике. От нее ведь так легко отказаться во время войны.

— Мне приятно, что я могу успокоить вас. Мы так многим вам обязаны.

— Ну не так уж и… Сигнал, который мы послали, не достигнет Земли еще сорок тысяч лет. Так много людей стольким пожертвовали, чтобы мы оказались здесь. Риск, на который мы пошли… И в итоге вы нашли путь без нас.

У Каллума перехватило горло; к глазам подступили жгучие слезы. Глупо, но… Жизнь, которой он жил сейчас, была совсем не той, какую он когда–либо ожидал. Во многих отношениях это была загробная жизнь. Он ведь навеки разделен с теми, кого любил, с кем жил. Он начал смеяться. Смех перешел в рыдания.

Рука белого андроида тронула его за плечо.

— С тобой всё в порядке?

— Да. Похоже, реальность догоняет меня. Я только что осознал, что единственные сверстники, которые остались у меня в этом дивном новом мире, — это Юрий, Кандара и Джессика. Черт побери, отряд реликвий.

— Живые — не реликвии. И скоро к вам присоединятся миллиарды людей из вашего собственного времени. Ты возвращаешься домой, святой Каллум. И когда ты вернешься, ты и другие Святые займете почетное место на восстановленной Земле — и на каждой планете людей, которую мы заселим.

— А зачем?

Слова прозвучали куда горше, чем он ожидал — и чем хотел.

— Ты привел нас сюда, Каллум, ты и твои товарищи-Святые. Вы — звезды, за которыми мы следовали в ночи. Вы — герои из наших самых древних легенд. Мы — я, взвод, с которым вы встретились, все остальные взводы, которые пересекли полгалактики, чтобы оказаться здесь, — мы все были рождены ради одного этого момента. Как ты думаешь, что мы почувствовали, когда услышали голос святой Кандары и отследили ее передачу до самого «Спасения жизни», величайшего зла, которое только знали люди? Легенда о вас сделала моему поколению самый ценный подарок, как и всем предшествующим поколениям исхода. Вы дали нам надежду, святой Каллум. И мы были правы, веря в вас, потому что никто из вас не сдался, не так ли? Вы исполнили свой долг до конца. Можешь ли ты представить, как это важно для тех из нас, кто переживает то, что стало концом света?

— Я ни о чем таком не просил, — промямлил он.

— Знаю. Как и все мы. И, возможно, впервые в своей жизни я рада тому, что существую. Благодаря вам, святой Каллум. Вы — причина, по которой я живу. Вы — подтверждение правильности моей жизни. Спасибо.

— Да всегда пожалуйста. Но я должен предупредить, что мы не заслуживаем вашего восхищения.

— Посмотрим. Даже с червоточиной, которая перенесет нас на расстояние десяти тысяч световых лет от Сол и других заселенных миров, это путешествие будет долгим.

— Назад на Землю? — удивленно произнес он. — Думаешь, у нас получится?

— Фактически эта частьвойны закончена. Мы победили. Теперь единственная червоточина, ведущая из этой звездной системы, в руках людей. Она доставила нас сюда и сейчас уходит, разогнавшись так, что ни один корабль оликсов ее не догонит.

— А мы?

— Мы — несомненно. Эту кампанию планировало много очень умных людей.

— С нетерпением жду встречи с ними. — Он замешкался: рука под медицинским рукавом опять зачесалась. — Мы действительно собираемся вернуться домой?

— Да.

ИРЕЛЛА «Морган»

Ирелла не слишком доверяла себе, никак не решаясь встретиться со Святыми «во плоти». Она была почти уверена, что ее исходное тело будет беспрестанно фонтанировать восхищением и она выставит себя полной дурой. Даже ее разместившиеся в андроидах аспекты восторженно трепетали в присутствии Святых.

Она помогла им снять скафандры в медотсеке и провела базовое сканирование, чтобы убедиться, что всё в порядке, удивляясь, насколько точны все имевшиеся о них сведения. Каллум, утративший вкус к жизни и все же оптимист по сути своей, — хороший человек в глубине души, напуганный и ошеломленный их невероятной миссией. Юрий, грубый профессионал, изо всех сил скрывающий свое облегчение — но не прячущий подозрений. Джессика, невозмутимая и загадочная; человек с благородным оттенком неаны. Идеально владеющая собой, где бы она ни оказалась. С печалью признавшаяся, что не знает, будет ли гибель анклава означать, что неаны выйдут наконец из своих укрытий. И Кандара, крутой наемник, тайный агент, настоящий профессиональный убийца, сдерживаемый только неврологическими препаратами. Когда аспекты стояли рядом с ней, беседуя обычно о «Моргане» и о том, что происходит с армадой, Ирелла находила ситуацию смутно–волнующей.

Она убивала людей. Плохих парней, террористов, но все равно — людей.

Все они были восхитительны, и ей ничего так не хотелось, как разговаривать с ними — разговаривать десятилетиями. Люди, жившие на старой Земле, ходившие по ней. Но теперь ее аспекты были и в «Спасении жизни». Тысячи «морпехов» комплексных людей помогали взводам и их когортам преследовать и уничтожать квинты, ликвидируя заодно и большинство служебных существ. С ними продвигались три машины — ментальные аспекты, немногим больше, чем релейные модули для ее комплексной личности. Они шагали по коридорам и помещениям корабля–ковчега, разыскивая нексусы. В первый же найденный они ввели ряд игл, установив связь с нервными волокнами нейростраты.

— Привет, — сказала Ирелла.

— Человек, но не человек. Я чувствую твой разум, твои мысли упорядочены, как у механизма.

— Отчасти так и есть, но сейчас это не имеет значения, не так ли?

— Что ты здесь делаешь? Зачем принесла столько смерти и разрушений в нашу гавань? Мы любим тебя.

— Знаешь, хватит пороть чушь. Вы проиграли. Вот мое предложение. Добровольно откажись от контроля над кораблем–ковчегом, и я позволю некоторым вашим квинтам основать колонию. Они не будут помнить свою историю, не будут знать о послании вашего бога, но ваш вид выживет.

— Чувствую, ты исследуешь мои воспоминания. Что ты ищешь?

— Вижу, ты стираешь свои воспоминания. Что ты пытаешься скрыть?

— Мы открыты для вас, сейчас и всегда.

— Никогда не понимала вашего фанатизма. Ты предпочитаешь умереть, чем получить второй шанс. Это немыслимо.

— Я — лишь грань в полном разуме оликсов. Часть меня будет жить независимо от того, сколько из нас погибнет в устроенной вами бойне. Это не положит конец нашей божественной цели. Она вечна.

— Вот уж нет. Я слышала послание вашего бога. Чушь собачья.

— И все же ты продолжаешь рыться в моих мыслях. Это ты и ищешь? Послание Бога у Конца Времен? Не утруждайся, я дам его тебе. Наша благородная задача — донести его до всех живущих при свете.

— Не стоит, я уже досыта нахлебалась этого дерьма на Ваяне. Но, признаю, я любопытна. Наверняка сейчас вы уже осознали, что вселенная не циклична? Единственное, что ждет там, в далеком будущем, — это тепловая смерть, а не возрождение, несущее новый свет. У вас было достаточно времени, чтобы ваши астрономы смогли это выяснить, — много, много тысяч лет. Мы, люди, поняли это уже после четырехсот лет изучения космоса.

— Дорогой человек, мы знаем правду гораздо дольше.

Ирелла улыбнулась. Ассоциация сработала; она увидела прибытие сообщения на родину оликсов, эту самую двойную звезду, два с половиной миллиона лет назад.

— Вот как. Спасибо.

В безмятежных мыслях единого сознания наконец проскользнула неуверенность.

— Ты хотела узнать, когда Бог у Конца Времен благословил нас своим посланием?

— Да, это часть того, что я искала.

— Зачем?

— Чтобы победить вас.

— Тебе не победить Его. Новая, которую создаст ваша нейтронная звезда, уничтожит эту звездную систему, но у нас тысячи аванпостов по всей галактике. Каждый из них расцветет и вырастет в новый анклав. И каждый продолжит наш крестовый поход.

— Да. Меня беспокоила такая возможность. И, вижу, ты действительно веришь в это. Так знай вот что. Мы разберемся с любыми выжившими и пресечем любую попытку возобновить ваш презренный крестовый поход. Теперь у нас есть для этого возможности — и друзья. Много друзей — благодаря вам.

Она почувствовала, что единое сознание стирает огромные участки себя самого, и это отступление сильно облегчило ее вторжение в его личность.

— Я уничтожило сведения о местах расположения наших доблестных застав. Дорогой человек, однажды мои потомки встретятся там с твоими. Эта битва — всего лишь одна из битв в той войне, которая продлится до тех пор, пока не восстанет наш Бог.

— Знаю.

— Тогда прекрати свое святотатство. Останови нечестивую атаку. Еще не слишком поздно для искупления. Теперь у людей есть возможность добраться до эпохи нашего Бога на собственных кораблях. Присоединяйтесь к нашему паломничеству как равные.

— Вы разрушили эволюцию тысяч видов — это миллиарды и миллиарды потерянных жизней. А ты, лично ты, осуществляло надзор за гибелью моего родного мира. При обрушении городских щитов погибло не меньше людей, чем вы украли. Вы убили моих друзей, ваш бессмысленный фанатизм заставил меня принимать решения, которые никогда не дадут мне покоя, не говоря уже о счастье. После всего зла, которое вы натворили, ты просишь меня быть милосердной? Ты все еще ничего не понимаешь, что ли? Не бог отправил вам послание; это был дьявол, психованное ты дерьмо. А теперь сдохни.

СВЯТЫЕ «Морган»

Если Юрий чего и не ожидал обнаружить на супертехнологичном боевом корабле, построенном какими–то весьма странными людьми будущего, то, пожалуй, парижское кафе эпохи «ревущих двадцатых» находилось бы где–то наверху списка.

Тем не менее именно там они с Джессикой, Кандарой и Каллумом и оказались. Они сели за один из деревянных столиков, и дистанционки принесли ему лучшую еду, которую он пробовал… ну, за очень долгое время.

Пока они ели, в больших арочных окнах разворачивались тактические дисплеи. Армада комплексов убила все единые сознания во всех кораблях–ковчегах над газовым гигантом; взводы при поддержке механических «морпехов» заняли все ковчеги и корабли Гостеприимства, где имелись человеческие коконы. Другие «морпехи» продолжали захватывать другие суда с пленными инопланетянами, но время заканчивалось — пора уже было переходить к следующему этапу миссии.

Нейтронная звезда должна была столкнуться с большой звездой белого спектра через девяносто минут. На окраине туманности выстраивался громадный флот кораблей Решения. А армада израсходовала большую часть своих каллумитов.

— Поверить не могу, что их все еще так называют, — в явном смятении покачала головой Кандара.

— А почему бы и нет? — спросил Каллум. — Бозон Хиггса, теория относительности Эйнштейна, прогрессия Робсона, дверь Риндстрома, закон всемирного тяготения Ньютона. Много открытий названо в честь изобретателей.

— Но то были важные исторические фигуры, — заметил Юрий с невозмутимым лицом. — Гиганты человеческой науки.

— Значит, я в хорошей компании.

Джессика и Кандара рассмеялись. Каллум, стараясь сохранять молчаливое достоинство, игнорировал их, потягивая пиво.

Юрий через альтэго вызвал визуальные данные с внешних сенсоров «Моргана». И увидел «Спасение жизни» в окружении двадцати превосходящих его размерами крейсеров армады. Целый рой маленьких насекомоподобных суденышек прыгал по скале, прикрепляя к поверхности ковчега множество полусферических аппаратов. На заднем плане, в прекрасных полихроматических облаках туманности, искрились какие–то точки света. На миг он встревожился, что вернулось мерцание, но потом понял, что это — одна за другой — появляются звезды, чей свет преодолел наконец пустое пространство, бывшее недавно анклавом. И действительно, когда корабль–ковчег пролетел над экватором газового гиганта, Юрий увидел галактическое ядро, поднимающееся из–за планеты — точно самая громадная драгоценная луна вселенной.

За стойкой кафе начались перешептывания — там шла оживленная, хотя и неразборчивая, дискуссия. Юрий не стал оборачиваться, а вот Кандара удосужилась — и перегнулась через стол, тихонько пробормотав:

— Детишки вернулись из школы.

Соизволив все–таки оглянуться, Юрий увидел Деллиана в тесном кружке других молодых людей; спор их прекратился, как только они обнаружили, что на них смотрят. Несмотря на очевидные этнические различия, все они обладали своеобразным сходством — невысокие, широкоплечие: не олимпийцы, но бодибилдеры с избытком мышечной массы. Земные культуристы когда–то достигали такой формы посредством приема абсолютно незаконных препаратов.

— Присоединяйтесь к нам, — сказала ухмыляющаяся Кандара прежде, чем Юрий успел возразить. Хотя после стольких лет, проведенных впятером, новая компания — не такая уж плохая идея.

Взвод Деллиана и еще несколько их друзей торопливо подошли к столику.

— Это большая честь… — восторженно начал Джанк.

— Не надо. — Юрий предупреждающе поднял палец. — Просто не надо. И мы не святые. Отнюдь.

— Да, сэр.

Ладно, хоть так.

— Ну, и в каком же состоянии находится «Спасение»? — спросил Каллум.

— Под контролем, — ответил Деллиан. — Ирелла уничтожила единое сознание и позаботилась о жизнеобеспечении коконов. А мы убили много квинт.

— Да, — мрачно буркнул Урет. — Но, как мы знаем из засады на Ваяне, потребуются месяцы, чтобы выследить всех до последнего. Эти ковчеги — самые большие трехмерные лабиринты в галактике; внутри миллионы местечек, где можно спрятаться.

— Кому ты говоришь, — хмыкнула Джессика.

Урет вспыхнул.

Кандара подняла бокал с вином, пристально глядя на него.

— Значит, вы организуете охотничьи партии?

— Есть команды «морпехов», специализирующихся на отслеживании, — сказал Ксанте. — И дистанционки растягивают всеобъемлющую сенсорную сеть по всем помещениям и коридорам. Но мы установили график дежурств. Это держит нас в форме.

— Нам еще предстоит разбираться со всем этим большую часть полета, — сказал Джанк. — В прошлый раз мы перенесли все коконы в хабитат и быстренько смылись, но сейчас так не получится.

— В прошлый раз? — переспросил Юрий.

— Угу. Мы попали в засаду.

— Ясно. Мы знали, что оликсы совершают набеги на волну экспансии. Здесь есть еще пять кораблей, в которых хранятся человеческие коконы.

— И коконы тысяч других рас, — добавила Джессика. — Со слов андроидов Иреллы я поняла, что они все пойдут с нами?

— Подальше отсюда, да, — кивнул Деллиан. — Долетим до того конца червоточины, а там уж посмотрим, что делать. Ирелла говорит, мол, мы должны все поселиться неподалеку друг от друга, у соседних звезд, образовать что–то вроде великого межвидового альянса на тот случай, если оликсы вернутся.

— Смелый шаг, — заметил Юрий. — А что, если некоторые из этих видов еще безумнее оликсов?

— Пожалуйста, простите Юрия, — сказал Каллум. — Он всегда предполагает худшее.

Половина восхищенной аудитории энергично закивала:

— Мы знаем.

И Юрий впервые растерялся.

— Будет много работы, — сказал Деллиан. — Нужно всё о них разузнать. Но, хотя бы по статистике, найдутся те, кого бы мы хотели видеть своими соседями.

Каллум поднял кружку и в пару глотков расправился со своим пивом.

— Время покажет. А пока — какое пиво из будущего вы, парни, порекомендовали бы старшему поколению?

ИРЕЛЛА «Моргам»

Комплексная личность Иреллы наблюдала за кафе тридцать третьей палубы через сенсоры. Она все еще не встретилась со Святыми в своем изначальном теле, которое тихо сидело в официальной капитанской приемной вместе со своим клоном. Иммануээль потратил последний час, выращивая для нее этот клон в домене быстрого времени. Размерами домен едва ли сильно превосходил чан–матку. Вырастить биологическое тело на инициаторе было бы гораздо проще, но ей не хотелось дешевок. Это тело должно было быть совершенным во всех отношениях; он этого заслуживал.

Оба аспекта с волнением наблюдали за кораблями комплексов и аппаратами, устанавливающими проводники экзотической энергии на корпусах всех захваченных кораблей оликсов. Одновременно немалая доля ее внимания была сосредоточена на продвижении нейтронной звезды. Звезда находилась теперь всего в часе от короны. Широкие пылевые реки туманности втекали в нее, вспыхивая солнечными протуберанцами, ныряя в небытие черного горизонта. Впечатляющее, но зловещее зрелище.

— Не слишком быстро?

— Все идет по графику, — спокойно ответил Иммануээль.

— При условии, что ничего не сорвется. Не попадись в ловушку самонадеянности. Мы не оликсы. Нам нужно уходить немедля; можно закончить крепить проводники и попозже.

— Хорошо. Мы признаем твою точку зрения, создатель.

Ирелла не совсем поняла, что из этого следует. Иммануээль обращался к ней так только во время официальных речей.

— Я тебя чем–то обидела?

— Нет. К мнению создателя всегда нужно относиться с уважением — особенно если ты решила усовершенствоваться.

— Это не вполне усовершенствование. К такому я не готова.

— Понимаю. Я помню, как начинал процесс. Он требует значительной ментальной перенастройки.

— Да.

— Сейчас мы размещаем порталы.

Ирелла сосредоточила большинство аспектов на поступающей от армады информации. Еще одно преимущество того, что тебя много, — вполне можно оценить общую картину.

Вдалеке виднелся терминал червоточины, окруженный более чем тысячей ударных крейсеров комплексов. Преследователи, корабли Решения, сильно отстали. Большинство из них, кажется, даже снизили скорость. Точно сказать было трудно; миллиарды сенсорных «листьев», разбросанных червоточиной, только–только зарегистрировали их. Ирелла считала расстояние и удивилась:

— Как долго мы находились в анклаве?

— Вопрос относительный, и правильного ответа на него нет — тем более что полное сознание оликсов управляло временным потоком анклава.

— Конец червоточины находится в трех четвертях светового года отсюда. Мы, верно, проторчали там несколько месяцев.

— Да, но это означает, что ближайшие корабли Решения находятся почти в семи тысячах а. е. за червоточиной. Что дает нам преимущество.

— Определенно.

— Эвакуация начинается.

Перед каждым ковчегом открылись расширяющиеся порталы, залив корабли густым сапфировым светом. Личность Иреллы все еще оперировала нейростратой «Спасения жизни» — хотя и пользовалась огромным количеством защитных процедур и режимов на случай, если единое сознание оставило после себя какие–нибудь вирусы. Она отказалась от попыток активировать гравитонный двигатель. Целые секции его были выведены из эксплуатации, а компоненты загружены в оликсовский эквивалент дезинтеграционных реакторов, готовых к переработке массы. На некоторых кораблях–ковчегах постарше даже не имелось отсеков, где размещался бы двигатель; все они были перепрофилированы на содержание коконов.

Сейчас она могла только обеспечивать поставку энергии в огромные хранилища коконов, поддерживающие жизнь мозга более чем миллиарда человек. И эта ответственность была ей ненавистна.

Ударный крейсер занял позицию в километре перед кораблем–ковчегом. А сам портал двинулся назад, поглощая «Спасение жизни».

«Я так и не увижу, как упадет нейтронная звезда. Мы будем обгонять свет новой на всем пути до Земли. Жаль. Зрелище, верно, удивительное».

Оставшиеся ударные крейсеры и «Морган» проследовали в портал за «Спасением жизни». Ирелла бросила последний взгляд на изысканные облака туманности, обрамленные тонким голубым ободом. Как только все корабли прошли, Иммануээль деактивировал портал.

Ирелла отрегулировала поступающие с сенсоров «Моргана» данные. Вокруг «Спасения жизни» вырастала корона полыхающей межзвездной пыли: одинокие молекулы сталкивались с защитной границей ударного крейсера и распадались на элементарные частицы. В сотне тысяч километров впереди ждала открытая червоточина.

— Итак, за тобой осталось еще одно решение, — проговорил Иммануээль. — Ты скажешь ему?

Ирелла поднялась; ее изначальное тело и ее новый клон застыли лицом друг к другу.

— Не могу. Он заслуживает той жизни, которую нам обещали. Я не могу отказать ему в этом. Я люблю его.

Двадцатью семью палубами ниже, в одном из грузовых трюмов «Моргана», она собрала все свои аспекты–андроиды. Теперь она оставила их, чувствуя, как они каменеют, отключаются. Иммануээль принял сеть «Моргана», затем она передала ему контроль над «Спасением жизни».

И вот их осталось двое.

Точно у кого–то двоилось в глазах: эти два ее изображения, два ее аспекта были абсолютно идентичны, даже носили одну и ту же одежду.

«Потому что я не могу позволить себе быть с ним честной».

Из всех необъяснимых страхов, порожденных существованием в виде сонма аспектов комплекса, этот был самым острым.

В конце приемной открылся портал. Биофизическое тело Иммануээля прошло сквозь него, резко пригнувшись и дергая хвостом, чтобы сохранить равновесие.

— Мы готовы, — сказал он.

— Спасибо.

Она нежно обняла темное пятнистое тело.

— Ты уверена, что хочешь этого?

— Да. Я должна. Он никогда не поймет. Не простит.

— Он может. Он любит тебя.

— Нет. Я знаю моего Дела. Его война теперь закончена. После всего, что он сделал, после всего, что случилось с ним, я не могу просить его о большем.

— А как насчет тебя? Ты этого заслуживаешь?

— Заслуживаю? Простота тут больше не применима. Я давно уже поняла, что, если ты в состоянии сделать выбор, значит, ты имеешь на это право.

— Ты воистину создатель.

Ирелла в своем настоящем теле расправила плечи и последовала за Иммануээлем в его корабельный центрекс. Разум ее раздвоился и разделился. Шагнув за светящийся край портала, она оглянулась и взмахнула рукой, прощаясь.

— Позаботься о нем.

Когда Ирелла вернулась в кафе, там шла настоящая вечеринка. Всем хотелось заглянуть в столовую и встретиться со Святыми, которые после почти правдоподобного сопротивления все–таки храбро согласились смириться со статусом кумиров. Звучали громкие разговоры — и еще более громкая латиноамериканская музыка.

Юрий все еще сидел за столом, с Джанком и Ксанте, между ними громоздилась куча липких рюмок и две пустые бутылки из–под водки — которая, видно, была такой холодной, что стекло все еще покрывала изморозь. Юрий разлил всем по новой из следующей бутылки, повествуя о какой–то героической миссии, которую некогда выполняли они с Кохаи, спасая мир от террористов, или революционеров, или безумных мечтателей. Твердость его руки произвела на Иреллу поистине глубокое впечатление — меж тем как Ксанте едва ли видел свою рюмку, не говоря уже о том, чтобы поднять ее.

Каллум вел очень серьезный разговор с Ованом о последнем (перед тем, как он покинул Землю) потрясающем сезоне «Донов» в шотландском первом дивизионе, а Кандара учила Урета и Фалара танцевать самбу — настоящую самбу — при дружной поддержке громогласной аудитории.

Деллиан увлеченно беседовал с Джессикой, глядя на тактический дисплей в окне. Ирелла обняла его сзади, привычно положив голову ему на плечо.

— Ну, привет.

— Наконец–то! — радостно воскликнул он и поцеловал ее. — А я все гадаю, куда ты подевалась.

— Времечко было напряженное.

— Да! — Улыбка его поблекла. — А Тиллиана и Элличи?

— Живы. Мы омолодим их тела, так же как восстановили всех на «Калибаре».

— Здорово!

— Их тела, Дел. Их тела восстановятся. Но от них самих мало что осталось.

Он уныло кивнул:

— Верно.

Ирелла улыбнулась Джессике, которая бросила на нее оценивающий взгляд.

«Как будто она знает».

— Рада встрече.

— Взаимно. И спасибо.

— Я должна спросить: вы знали про это, когда прибыли на Землю? Думали, что мы будем теми, кто победит оликсов?

— Ничего определенного. Но я была уверена.

— Ясно. Что ж, и вот мы здесь.

— И что же будет дальше?

Ирелла указала на окно и вызвала визуальное изображение терминала червоточины. Корабли–ковчеги один за другим ныряли в открытую горловину.

— Примерно через три минуты мы тоже войдем туда, а четырьмя годами позже выйдем у небольшой звезды, бывшей сенсорной станции оликсов. Бывшей — потому что армада позаботилась об этом. А потом — долгий путь в десять тысяч световых лет к Земле.

— Так просто — на словах.

— Вы были там — на Земле, в смысле. Мы — нет.

— Когда я покидала ее, она была в ужасном состоянии. Планету потребуется восстанавливать.

— Мы на это способны, — выпалила Ирелла. — У нас есть опыт терраформирования многих миров. Мы можем восстановить Землю. Энсли всегда смеялся надо мной, когда я говорила что–то подобное.

Джессика подняла высокий бокал с коктейлем:

— Похоже на него.

— Да.

— Осталось еще много оликсов. Вам это известно, не так ли? Их корабли и промышленные станции здесь, но их заставы разбросаны по всей галактике. Еще ничего не кончено. Я как–то переговорила с единым сознанием «Спасения жизни», когда мы прибыли к этой звезде, и оно думало, что я сижу внутри «Еретика–мстителя» — как раз перед тем, как корабли Избавления его взорвали. Я ощутила его фанатизм.

— Знаю. Но уничтожение анклава — начало конца. Для них.

— Надеюсь, — ответила Джессика.

— Отсчет пошел. Все эти корабли армады, охраняющие терминал червоточины, — они вот–вот укроются.

— Укроются?

— Как только последний корабль–ковчег окажется в безопасности внутри червоточины, комплексные люди захлопнут ее точно так же, как сделало «Спасение жизни», когда вы вынудили его бежать с Земли. И тогда эти укрытые боевые корабли тихонько вернутся и начнут выслеживать корабли Решения. Оликсы не смогут оставаться здесь. Их звезда станет новой, может быть, даже сверхновой — а может, как знать, и черной дырой. Им придется уйти, чтобы выжить. И они отправятся к своим аванпостам. Наши боевые корабли последуют за ними. И, оказавшись в световых годах от какого–либо места, нанесут удар.

— Черт побери, — пробормотала Джессика. — Комплексные люди сделают это?

— Да. Их аспекты будут делиться и множиться; они к этому готовы. Защитить невинных этой галактики, чтобы их история не оборвалась.

— Этим и собираются заниматься люди?

— Вы, неаны, тоже это делали. Пассивно, придя на Землю. Мы не пассивны.

— Я человек, — горько сказала Джессика. — Как я всегда говорю: такая же, как ты.

Ирелла прищурилась, изучая ее:

— Конечно.

— Это будет что–то особенное: галактика с тысячами разных видов, контактирующих друг с другом. Какой контраст с изоляцией и одиночеством, которые длились для нас последние два с половиной миллиона лет.

— Да! Мы можем установить порталы и червоточины, чтобы снова связать все звезды, как сделала «Связь», только в гигантских масштабах. Кольцо станций по всей галактике, чтобы путешествовать среди всех рас и культур и просто… жить.

— Ты мечтатель, Ирелла.

Она крепче обняла Деллиана и улыбнулась ему:

— Меня уже обвиняли в этом.

Деллиан поцеловал ее.

— Да ладно. Уже почти время.

Веселье приостановилось. Все столпились у окон, наблюдая за приближением «Моргана» к червоточине. Руки со стаканами и рюмками замерли в предвкушении.

— Как Хогманай^[10], — радостно выдохнул Каллум.

Ирелла, нахмурившись, оглянулась на Джессику. Откуда она знает, что крестовый поход оликсов начался два с половиной миллиона лет назад?

Кто–то начал обратный отсчет. Ирелла временно отложила вопрос и поспешно схватила стакан. Впереди них «Спасение жизни» скользнуло в червоточину, и тьма поглотила ковчег. На корпусе «Моргана» поднялись проводники отрицательной энергии.

— Три. Два. Один!

Червоточина объяла их, и окна погасли. Грянули аплодисменты; последовало празднование — исступленное и попойка — грандиозная. Ирелла удостоверилась в том, что перецеловала всех присутствующих в кафе, а потом принялась танцевать, смеясь над Деллианом, чей энтузиазм сильно превосходил грацию. Закончили они тем, что просто стояли, чуть покачиваясь, крепко вцепившись друг в друга, среди буйной танцующей толпы.

А потом, когда музыка стала медленной, а повсюду распростерлись пресытившиеся тела, она наклонилась и поцеловала его как следует.

— Я люблю тебя, — сказала она. — Я не хочу жить без тебя.

И заплакала.

Ее прекрасный Деллиан улыбнулся ей — такой же восторженный и обожающий, как и тогда, когда им обоим было по пять лет.

— Глупышка, — сказал он и пальцем смахнул ее слезы. — Ничто не может разлучить нас. Мы заживем чудной жизнью в галактике, которую создала ты.

Ее мысли на миг — краткий, кратчайший миг — скользнули к другому аспекту, тому, который она оставила сопровождать Иммануээля, тому, кто завершит ее искания.

«Потому что если не можешь доверять себе, то кому ты можешь доверять?»

— Теперь мы вместе, — сказала она любимому. — Навсегда.

ОБРАТНЫЙ ПОЛЕТ «Морган»

У «Моргана» не было настоящих иллюминаторов, таких, через которые можно смотреть. Ну естественно — это ведь военный корабль, спроектированный так, чтобы выдерживать ядерные взрывы, толчки на сверхсветовых скоростях и интенсивные удары энергетических лучей. Но во время путешествия домой все поняли, что им хотелось бы видеть мир–легенду, а не просто его проекцию, пускай и в отличном разрешении. Поэтому, когда армада вышла из червоточины у звезды L-класса, бывшей сенсорной станции оликсов, пользуясь передышкой, произвели небольшую реконструкцию. Теперь над гладким корпусом возвышалась полусфера прозрачного пузыря — как будто на теле корабля вздулся огромный волдырь.

Кандара дождалась, когда схлынет первый поток «туристов», насытившихся видом жуткого льдисто–голубого гиганта, и только тогда решилась взглянуть сама. Обсервационный салон выглядел по–спартански в сравнении с остальными помещениями звездолета с их текстурированными поверхностями. Можно было даже усомниться, что ты находишься внутри корабля. Купол был оптически безупречен, абсолютно невидим — если только мерцание звезды не падало на него под острым углом, создавая ничтожно малый дифракционный ореол. Все нормальные чувства говорили, что ты стоишь на фюзеляже, открытая всему космосу.

Корабли армады и «приписанные» к ним ковчеги оликсов двигались по орбите одинокого ледяного гиганта звезды — тысячи световых точек образовывали тонкое кольцо в миллионе километров над холодным облачным ландшафтом. Кандара смотрела на мутные медленные ураганы кристаллов аммония, заторможенно кружащие высоко–высоко над ее головой, иногда озаряемые вспышками молний. Только сейчас она начала осознавать масштаб. Некоторые из этих вихрей размером превосходили Южную Америку, а значит, вращались они не так уж и лениво. Что же касается энергии каждой молнии…

Она услышала приближающиеся шаги: кто–то намеренно давал знать о своем присутствии. Кто–то, кто знал, что к ней не стоит подкрадываться.

— Привет, Юрий.

Она почти не видела своих коллег-Святых во время обратного путешествия по червоточине; и не то чтобы они тоже искали ее общества. Долгожданный отдых друг от друга…

Благодаря медленному течению времени на «Моргане» дорога заняла всего неделю. Большую часть ее Кандара провела со взводом Деллиана — славными ребятами, которые впервые в жизни начали по–настоящему расслабляться. Как и она, они не знали, что, черт возьми, им теперь делать, а значит, стали для нее родственными душами.

— Прекрасный вид. — Юрий встал рядом с ней.

— Не совсем, но я впервые за десять тысяч лет увидела наружный мир. Перед полетом мы так долго торчали на станции Круз, а потом вся визуальная информация подавалась датчиками на нейронный интерфейс. Этот смотровой купол — анахронизм; сенсоры обеспечивают гораздо лучший обзор с более высоким разрешением. Но, Мария, это же настоящее. Это успокаивает меня.

— Да, такое количество кораблей расставляет всё по своим местам, верно?

Кандара кивнула, переведя взгляд на растянутую петлю светящихся точек, надежно захлестнувшую ледяной гигант. Ближайшая была и самой большой: само «Спасение жизни». И Кандара испытывала по этому поводу смешанные чувства.

— Да. Вот мы и снова на парковочной орбите рядом с этим ублюдком. Так и не освободились от него, а?

— Необходимый шаг в путешествии. Я разговаривал с Иммануээлем и Иреллой. Возникли некоторые споры о том, что нам делать дальше.

— Я думала, все уже решено. Мы же возвращаемся на Землю, не так ли?

— Так. До того как армада ушла, комплексы отправили туда несколько кораблей с червоточинами. И еще несколько летит сейчас к заселенным первоначально звездам.

— Где–то в твоих словах явно прячется «но», Юрий.

— Комплексные люди составили опись всех приведенных сюда кораблей–ковчегов и кораблей Гостеприимства. На них шесть тысяч четыреста двадцать три инопланетные расы в различных видах стазиса.

— В различных видах?

— Да. Один, например, это невылупившиеся яйца — миллионы яиц. Из–за эллиптической орбиты их год составлял сорок пять земных лет; таким образом каждое поколение жило около тридцати лет, а с наступлением зимы умирало, предварительно отложив яйца. Все, что нужно было сделать оликсам, — это явиться с началом зимы и забрать эти яйца.

— Звучит… странно. Как они вообще изобрели радио за тридцать лет?

— Природа, оказывается, весьма аккуратна. Очевидно, яичный желток — это своего рода химическая память, отпечаток взрослого мозга. В процессе роста эмбрионы впитывают его. Так что, вылупившись, они просто перебираются в построенные их предками здания, обладая всеми знаниями насчет того, как все работает. Разбираются они и в науке — и продолжают исследования.

— Ладно, соглашусь: это аккуратно.

— Есть там и раса хладнокровных, которую оликсы буквально заморозили в жидком азоте при экстремальном давлении. Еще одни…

— Спасибо, Юрий, я не нуждаюсь в кратком описании всех шести тысяч видов. О чем же спор?

— Нужно решить, куда их всех отправить.

— Ага.

— Звездолетам потребуется десять тысяч лет, чтобы достичь Земли, так что время принять решение у нас, очевидно, есть.

— Теперь поняла. Нам нужно оценить каждую расу и определить, кого мы хотим видеть своими соседями. О, догадываюсь, такой уровень технологий нам тоже доступен?

— Верно. Некоторые могут быть настроены враждебно. Нужно проявить осторожность. В таком случае мы не выведем их из стазиса, пока не восстановим человеческое общество.

— Потому что и у них было бы десять тысяч лет на то, чтобы развить собственные технологии…

— Да.

— Что ж, в этом есть смысл. В конце концов, еще сотня лет — и человечество, вероятно, сумело бы справиться с оликсами. И кто же будет проводить все эти вычисления и оценки?

Юрий скромно пожал плечами:

— Иммануээль полагает, что этим не должны заниматься только комплексы. Соберется совет, в него войдут оживленные люди с разных ковчегов и из разных эпох. Ирелла, конечно. И Джессика вполне способна привнести новую достойную точку зрения.

— Совет? Кажется, ты говоришь о бюрократии?

— Я нахожу это весьма обнадеживающим. Даже комплексы, столкнувшись с проблемой, инстинктивно создают комитет.

— И ты, конечно, тоже поучаствуешь?

— Меня попросили. Как–никак, я жизнь положил на службу безопасности. Как и ты.

— Что? О нет. Нет. На это я не подписывалась. Я свою роль уже сыграла.

— И тем заработала себе репутацию святой Кандары. Знаешь же, ни один план сражения не выдерживает контакта с врагом. Кроме того, чем вообще ты собиралась заниматься следующие десять тысяч лет?

— Это время я планировала провести в домене с исключительно медленным течением времени.

Губы Юрия дрогнули, сложившись в улыбку.

— Святой Каллум уже согласился.

— Матерь Мария, ты меня удивил. А Ирелла? Ты сказал, она тоже в комитете?

— Да. — Юрий бросил на нее проницательный взгляд. — А что? Ты ей не доверяешь?

— Естественно, доверяю.

— Вот такие инстинкты и нужны нам в комитете.

— Это не инстинкт, это…

— Предубеждение?

— Да пошел ты. Но ты заметил, что все, что предсказывает Ирелла, неизбежно случается?

— Потому что она умна.

— Как и комплексные люди.

— Они в некотором роде благоговеют перед ней, что меня немного тревожит. Было бы хорошо, если бы среди нас был кто–то вроде тебя, чтобы служить ей противовесом.

— Ох, Мария.

— Отлично. Первая встреча — через два дня. Ознакомься пока со списком видов.

— Ты полагаешь, я выучу все шесть тысяч четыреста рас за сорок восемь часов?

— Они предварительно сгруппированы по категориям. Но, полагаю, первый десяток сессий мы проведем, обсуждая, что делать с теми, кого мы не желаем видеть в соседней звездной системе.

— Конечно.

— Потом мы должны решить, какую человеческую культуру мы хотим создать, когда вернемся на Землю. С той мощью, что дают нам технологии комплексов, должны быть какие–то ограничения на индивидуальное пользование.

Кандара уставилась на него, не рискуя заговорить и, как всегда, размышляя, насколько эффективно работает ее железа.

— Верно, — фыркнула она наконец.

— Ну подумай, кому еще можно это доверить? Мы же, как–никак, Святые.

ЛОНДОН Далекое будущее

Придя в сознание, Горацио закричал — и кричал, и кричал, и кричал. Тело его боролось с ловчими змеями, вторгшимися в него, руки и ноги бешено дергались, и какие–то полосы белой ткани развевались вокруг, как паруса застигнутого бурей корабля. Но даже его исступленный, перепуганный разум в конце концов осознал, что что–то тут не так. Боли не было. Он перестал метаться и впервые по–настоящему увидел, где он и что с ним. Он лежал, завернутый в свежую белую простыню из чистого хлопка, на большой круглой кровати, мягко прогибающейся под ним, не давая упасть. У кровати стояли двое в стильных зеленых туниках, наводящих на мысли о медицинских халатах. На их лицах читалось сочувствие.

— Ну вот, — сказал один, успокаивающе улыбаясь. — Все закончилось. Никаких ловчих змей нет. Ты выздоравливаешь. И все у тебя хорошо. Просто попытайся успокоиться. Не торопись, времени у нас предостаточно. Мы здесь, чтобы помочь.

Что–то в его тоне разъярило Горацио; медик старался внушить уверенность, голос его звучал слишком покровительственно.

«Тебе не помешало бы подучиться эмпатии».

И Горацио хрипло рассмеялся, поскольку обижаться на того, кто спас тебя от оликсов, было настолько глупо, насколько это вообще возможно. Так что он действительно успокоился и отдышался.

— Что случилось?

Снова улыбка — не вполне искренняя.

— Тебя извлекли из кокона и вернули в тело.

— Э… — Должно быть, Гвендолин нарушила правила и отправила агентов службы безопасности отбить его у ловчих змей. Рискованно, конечно, но клиники неотложной помощи здесь, на Пасобле, самые лучшие. — Где Гвендолин?

Медики переглянулись.

— Подобная дезориентация — дело обычное. Я предлагаю воспользоваться моментом и подготовиться к нашим объяснениям. Но все будет хорошо, подчеркиваю — хорошо.

— Я не дезориентирован, — с угрозой заявил Горацио и поднял руки — нет, не для того, чтобы сжать кулаки. Нет. Он уставился на свою кожу. Молодую кожу. Испуганно вскрикнув, он сел и потянул простыню, обнажая тело. Идеальное тело — стройное, мускулистое, способное на быстрые уверенные движения — и никакой боли в суставах. Тело из ностальгических воспоминаний — то, которое он привык видеть в зеркале в лучшие дни своей поздней юности.

— Что? Что?

— Спокойнее.

— Не надо, черт возьми, меня опекать! — взревел он. — Где я? Что произошло?

— Ладно. Если в двух словах, оликсы превратили тебя в кокон. Потом, много позже, тебя спасли. Теперь ты вновь в системе Сол, в хабитате на орбите Земли. Сейчас идет масштабная операция по восстановлению биосферы, поврежденной в результате осады оликсов. Когда мы вернулись, на нашей дорогой родной планете царил новый ледниковый период, но наши геотехники полагают, что им удалось инициировать самоподдерживающуюся инверсию.

— Гвендолин, — прошептал он.

— Извини, но мы не обладаем никакой информацией о тебе. Мы даже не знаем, как тебя зовут.

— Горацио. Я Горацио Сеймур. Я жил в Лондоне. Вплоть до того дня, когда оликсы вернулись.

— Ты молодец, Горацио. Похоже, твои воспоминания интегрировались. Можешь сказать, кто эта Гвендолин?

— Моя жена.

— Прекрасно. У нас есть для тебя хорошие новости. Мы создали агентство по розыску и воссоединению семей. Если ты сообщишь нам подробности, мы сможем сказать тебе, получила ли она новое тело или все еще… ожидает процесса восстановления.

— Она… — Он вновь откинулся на кровать. — Она была на Пасобле, когда вернулись оликсы.

— О. Мне жаль, но тогда ее не может быть ни на одном из кораблей оликсов, возвращенных армадой. Пасобла успешно покинула Дельту Павлина, став частью исхода.

— Значит, она спаслась?

— Да.

— Сколько прошло времени? — тихо спросил он.

— Много. Анклав оликсов — их родная звезда — находился довольно далеко от Земли.

— Просто скажи, черт возьми. Сколько?

— Примерно двадцать тысяч лет.

Горацио хотелось взвыть, заорать, что они ошиблись, или он ослышался, или… Но он знал, что все именно так. Двадцать тысяч лет. На глаза навернулись слезы, и он не смог остановить их.

НЬЮ-ЙОРК Далекое будущее

Через десять лет после возвращения звездолета к Сол они четверо наконец–то спустились на родную планету, чтобы посетить то, что когда–то было Центральным парком Нью–Йорка — и будет им снова. Земля была болотистой — и немудрено, ведь еще семнадцать месяцев назад ее покрывало море, — поэтому они держались временной дорожки, проложенной точно по линии аллеи, и шли молча. По обе стороны от них армия тестообразных белых синтетических биоформ, напоминающих гусениц размером с белку, прокладывала себе путь сквозь соленую грязь, накапливая соли и другие нежелательные океанические минералы в раздутых фильтрах–желудках, оставляя за собой очищенную землю. Между ними сновали дистанционки помельче, более механизированные, изучая старые пни, открывшиеся после осушения Манхэттена, собирая образцы и анализируя древесину, готовясь по завершении ландшафтных работ засадить парк точь–в–точь такими же видами.

Добравшись до усеянного красными кирпичами склона, бывшего когда–то террасой Бетесда, они остановились и посмотрели на север. К холодному лазурному небу тянулись похожие на скелеты каркасы новых зданий. Далекие, километровой высоты башни вдоль реки Гарлем были уже возведены и заселены первой партией возрожденных жителей Нью–Йорка; остальная часть города еще отстраивалась, продвигаясь на юг квартал за кварталом.

Джессика ощущала странную ностальгию — и гордость.

«Я помогла этим людям. Я сделала свою работу. Теперь я могу наконец жить с ними».

Конечно, восстановление Нью–Йорка — непростая задача. Настоящий вызов. Едва пройдя процедуру восстановления жизни, ну и после надлежащей терапии, конечно, его старые обитатели начали делать то, что у них получалось лучше всего: громко спорить. Об уровнях подлинности, о том, что воссоздать, а что предать истории. Удивительное число людей хотело чего–то радикально нового, заявляя, что они должны смотреть в будущее, а некоторым, прошедшим долгий и трудный путь к принятию своего нового существования, вообще было все равно.

Она потерла замерзшие руки, жалея о том, что не надела куртку потеплее. Стояла середина августа, но ветра, дующие с ледников, покрывших Великие озера, делали здешнее лето как нельзя более северным. Впрочем, льды уже отступали, оставляя за собой совершенно иную географию.

Каллум и Юрий оба прошли процесс полного омоложения, аналогичный процедуре восстановления из коконов, которая сама по себе являлась наследием биотехнологий неан, принесенных на Землю так много лет назад. Джессика лишь печально усмехнулась тщеславию, порожденному ее даром. А вот Кандара, как ни удивительно, не вернулась к вечным двадцати, как мальчики. Кажется, ее устраивали биологические сорок — со всей их физической привлекательностью и энергетикой вождя племени в придачу. Помогало и то, что каждый на планете знал, кто она, благодаря легенде о Святых, а теперь и ее роли посредника в Оценочной комиссии по инопланетянам, основанной Парламентом Альянса. Люди на улицах останавливались, глядя на нее с нервным благоговением, как будто она могла изгнать их на другой конец галактики, как сделала с огромным количеством инопланетных рас.

«Интересно, а со мной она могла бы так поступить?»

Джессика не призналась в этом своим друзьям — и уж точно не откровенничала с Кандарой, — но после уничтожения анклава оликсов она чувствовала себя куда более… осведомленной. В ее сознании появились сведения, которых — она точно знала — там прежде не было. Не какая–то там массивная загрузка, вызванная успехом Последнего Удара, но информированность о фактах, неведомых ей раньше.

«Так что, возможно, Кандара была все это время права, и в глубине моего подсознания скрывается какая–то управляющая программа неан. А может, я просто становлюсь таким же параноиком, как обычные люди».

— Хорошо выглядишь, — сказала Джессика Кандаре. — Периферии всё еще при тебе?

Кандара бросила на неевысокомерный взгляд.

— Да, плюс еще парочка разработок. Уверена, комплексные ребята проделывают отличную работу, взрывая все уцелевшее дерьмо оликсов, но кому ж хочется рисковать.

— Они никогда больше не приблизятся к нам, — сказал Юрий. — Людьми заселены сорок две планеты. Еще полторы тысячи звездных систем выделено Альянсу, и еще три тысячи выбраны для потенциального биоформирования. Вот это я называю надежной границей.

— Хотел сказать — буферной зоной?

Кандара ухмыльнулась.

— Эти звезды могут быть частью Альянса, — заметил Каллум, — но, полностью биоформированные, они будут принадлежать инопланетянам. Не думаешь, что мы окажемся в клетке?

— Старая добрая паранойя Каллума, которую все мы знаем и любим.

— Наши червоточины и порталы охватывают почти половину галактики, — сказала Кандара. — Мы никогда и ни за что не окажемся «в клетке». Перестань мыслить в терминах докосмической эры.

— Новости фронтира, — объявила Джессика. — За последние шесть месяцев с нами установили контакт еще восемь групп хабитатов.

— Знаю, — кивнул Юрий.

— Конечно, знаешь, — насмешливо отсалютовал Каллум. — Генерал–адъютант, сэр.

— Эй, это моя головная боль, — парировал Юрий. — Мы должны дать оценку созданной ими культуре. Эмилья добилась слишком уж большого успеха со своим отколовшимся неолибертарианским движением. Там попадаются очень странные идеи насчет того, как именно должны жить люди.

— Что ж, давайте просто возблагодарим Марию за то, что она тебя сейчас не слышит, — хмыкнула Кандара.

— Могло быть и хуже, — заметил Каллум. — Вспомните Джукуар.

Даже Джессика содрогнулась при упоминании о прошлогоднем кризисе — первых квазивоенных действиях, которые Альянс вынужден был предпринять против одного из своих.

— Мария! — рявкнула вконец разозленная Кандара, яростно уставившись на Каллума. — Одна ошибка — из трех тысяч оценок! Одна!

— Я ж не в порядке критики, — пробормотал Каллум.

— Откуда моей команде было знать, что взрослые особи способны производить подвиды? Первая группа с Джукуара, которую мы возродили, согласилась со всеми дипломатическими нормами Альянса, со всеми статьями о ненападении. Обязывающими статьями! Не стоило им создавать касту солдат.

— Скорпионы, — сказал Юрий.

— Что?

— Вам всем известна эта нравоучительная история. Скорпионы делают то, что делают, потому что они такие, какие они есть. В семьях джукуаров есть солдаты, потому что такова их природа.

— Ну, хорошо, теперь мы об этом знаем, — вздохнул Каллум.

— Нельзя их винить.

— Проанализировать генетический код джукуаров настолько, чтобы он показал, что они обладают способностью к селективному размножению подвидов, было бы феноменально сложно, — сказал Каллум. — У нас и так достаточно проблем с биоформированием миров для инопланетян, чья биохимия хотя бы немного отлична от нашей. Нам приходится синтезировать организмы с нуля, чтобы обеспечить их необходимыми питательными веществами.

Кандара задумчиво посмотрела на Джессику:

— Было бы неплохо, если бы нам кто–нибудь помог. Неаны никак не проявились?

— Нет, — ответила Джессика. — Пока нет, во всяком случае. Но они проявятся. Однажды.

— Что ж, они наверняка знают, что мы сделали, — сказала Кандара. — Каждая планета, которую заселили люди в этом нашем безумном Альянсе, громогласно транслирует свои мнения на всю галактику. Даже старый Солнет на этом фоне выглядит вполне вменяемым. Сейчас мы воистину живем в эпоху постпарадокса Ферми^[11].

Каллум хихикнул:

— Столько интриг, столько политиков, требующих демократического голосования. Ему бы это понравилось, знаете ли.

— Да, — согласилась Кандара. — Понравилось бы.

— Чертовски верно, — сказал Юрий. — Он был вашингтонцем до мозга костей.

— Воистину. — Джессика огляделась. На юге, вдоль разметки для Западной Пятьдесят девятой улицы, в ледяной черный ил уже погрузились первые фундаменты, потеснив старые бетонные сваи. Карбоновые брусья тянулись вверх — их с впечатляющей скоростью устанавливали строительные дистанционки–гендесы. — Помните, как мы были там наверху? На крыше башни «Связи», смотрели сверху вниз на людей, молящихся на этой террасе?

— Рождение потрясающей идеи каллумитов, — фыркнула Кандара.

— Ох, черт возьми, ты когда–нибудь прекратишь?

Джессика рассмеялась:

— Эти ракеты выиграли войну.

— Поэтому мы здесь? — спросил Каллум.

— Нет, — ответила Джессика. — Мы здесь, чтобы вспомнить его. Потому что никто другой этого не сделает.

— Он один из нас. Святой, — возразила Кандара. — Никто никогда не забудет любого из нас. Мария, могла ли я когда–нибудь такое подумать!

— Но они не знали его — так, как знают нас. Мы четверо — практически единственное здешнее правительство.

— Мы и Ирелла, — мрачно добавила Кандара. — Если мы Святые, то она — гребаный ангел для всей галактики.

Каллум робко кивнул.

— Как думаете, может, нам воздвигнуть мемориал?

— Ну нет, — отрезал Юрий. — Ему бы это не понравилось. Он был призраком, внедренным агентом. Он жил в тени. Он жил ради тени.

— Достаточно того, что мы будем приходить сюда и вспоминать о нем, — сказала Кандара. — Не каждый год, это было бы сентиментально, и я не зажигаю свечи и все такое. Но мы будем приходить, когда сможем. Он бы как минимум жутко радовался, что эти приходы причиняют нам неудобства.

Юрий улыбнулся:

— Так выпьем за неудобства, святой Алик Манди, с благодарностью от освобожденной тобой галактики.

ИРЕЛЛА-2 Лондон

Ирелла любила снег. Даже прожив на Земле два года, она все еще наслаждалась выходом на улицу, когда белые хлопья волшебно падают с неба. Поэтому она и настояла на том, чтобы их дом находился на северной окраине Лондона, откуда открывался панорамный вид на субарктический ландшафт. В своем новом воплощении древняя столица представляла собой совокупность уютных деревень, призванных обеспечить обитателям сплоченное сообщество, необходимое для выздоравливающих. Несмотря на то что теперь они были благословлены идеальными телами и не знающей дефицита межзвездной цивилизацией, люди продолжали страдать от шока и слишком резкого перехода от вторжения к новым временам.

Деревня, в которой они поселились, называлась Лавандовый Холм и состояла либо из уединенных хижин, как у них, либо из длинных каменных зданий в аутентичном георгианском стиле. Причудливая архитектура вызывала у нее смех, но обладала определенной элегантностью, и это соответствовало тому образу Лондона, который сложился в ее голове.

Стоя перед эркером, она смотрела, как с сонного серого неба исчезает дневной свет. Снаружи изгибалась широкая улица, озаренная неяркими фонарями, скрытыми среди высоких елей. Центральная дорожка была расчищена от снега, но повсюду вокруг лежал толстый, сантиметров в тридцать, слой утрамбованного наста, а ветви деревьев и кустарников совсем обледенели. Осень и зима длились тут не меньше семи месяцев, да и весна часто запаздывала. Все ходили, кутаясь в толстые пальто и длинные шарфы, и постоянно жаловались на холод. А Ирелла, выросшая в тропиках, наслаждалась снегом и льдом, замерзшими озерами и заиндевелыми деревьями. Она как будто жила в романтической зимней стране чудес. Единственным ее разочарованием было то, что они находятся слишком далеко на юге, чтобы видеть ледник, покрывший большую часть Северной Англии.

Деллиан не разделял этого мнения. Нет, он никогда не жаловался. Но она знала.

Кто–то осторожно шел по центральной дорожке, проверяя каждое здание. Потом остановился перед их домиком, глядя на него снизу вверх. Ирелла воспользовалась прямым слиянием с горсетью, чтобы получить основную информацию о незнакомце. Его звали Горацио Сеймур. Согласно досье, он был жителем Лондона, захваченным в две тысячи двадцать шестом, получившим новое тело пару лет назад и ныне работающим психотерапевтом, специализирующимся на недавно восстановленных детях — то есть самых трудных случаях.

Она увидела, как он огляделся, потом толкнул железные ворота и двинулся к их крыльцу.

— У нас гость, — крикнула она.

Деллиан отвел взгляд от горящего в центре комнаты подвесного камина. Скандинавский дизайн: металлическое блюдо с медной крышкой, укрепленное под железным дымоходом. Она обзавелась им больше из эстетических, чем из практических соображений, но камин этот давал на удивление много тепла. Конечно, дрова, которые заталкивал в него Деллиан, не были настоящим деревом; эти цилиндрики представляли собой самоокисляющуюся горелку, не выделяющую углекислого газа. Как–никак, никто не хотел нарушить хрупкое равновесие, установившееся в земном климате теперь, когда ледниковый период вынужденно отступил.

Деллиан поправил кочергой «дрова» — делая при этом такие выпады, как будто ему приходится фехтовать с более опытным противником.

— Кто?

— Я его не знаю.

— Святые!

Из камина вырвался сноп искр, они запрыгали по полированному паркету, и Деллиан кинулся их топтать.

Сенсор на двери прислал вежливое уведомление о появлении гостя.

— Пойду выясню.

Проходя мимо него, Ирелла сдержалась, не нахмурилась. Деллиан, как обычно, был в форме констебля, что не слишком гостеприимно, но, если бы она указала на это, возник бы спор, переходящий в ссору. Опять.

Ирелла открыла дверь — и невольно приветливо улыбнулась Горацио Сеймуру. Он был весьма привлекателен и выше Деллиана, но дело не только в этом; просто его присутствие отчего–то рождало в душе спокойствие. Что ж, такой человек идеально подходит для помощи измученным проблемами детям.

«Жаль только, что сам он выглядит таким встревоженным».

— Искренне прошу прощения за вторжение, — сразу сказал Горацио, — но я ищу свою жену, и вы единственный человек на Земле, который может мне помочь.

Ирелла замялась:

— Боюсь, я всего лишь внештатный советник Оценочного комитета Альянса, — сказала она. — У меня нет официального статуса. И в любом случае для этого есть агентство по розыску семьи.

— Нет, мне не нужно ее разыскивать. Я уже знаю, где она.

— И где? — автоматически спросила она.

— В Убежище.

— Вам лучше войти.

Они устроились на длинном диване лицом к камину: Ирелла с Деллианом — уютно, поближе к огню, Горацио — на дальнем конце, скованный, напряженный, не обращающий внимания на чай дарджилинг, налитый ему дистанционкой.

— Если вы были в коконе с две тысячи двадцать шестого, откуда вы знаете, что ваша жена в Убежище? — спросила Ирелла.

— Гвендолин была в Пасобле, когда появились оликсы. Они покинули Дельту Павлина через портал, войдя во флотилию исхода. Они основали цепочку миров поколений.

Ирелла почувствовала, как напряглась рука Дела, сжимающая ее руку, при упоминании о Пасобле.

— Эмилья и Энсли тоже из этого хабитата исхода, — сказал он.

— Да.

— Подождите… — Слияние извлекло из архива целую охапку файлов. — Гвендолин Зангари? Она была вашей женой? Вы — отец Луи? Ассистента святого Юрия? Луи, укравшего узел запутывания в Солт–Лейк–Сити?

Горацио кивнул:

— Да, это она. И мой мальчик.

— Оликсы однажды уже похищали вас, задолго до вторжения. А Юрий нашел.

— Да.

— Вы и сами практически святой, — восхищенно пробормотал Деллиан.

— Едва ли, — ответил Горацио. — После восстановления я только и делал, что просматривал файлы. Существуют десятки тысяч общедоступных записей. Но при помощи фильтров мне удалось выстроить стратегию. Ключ к ней — Лоло Мод.

— Боевой корабль Фабрики?

— Да. Видите ли, я знал и Лоло, еще во времена Блиц-2.

— Вы шутите!

— Нет. Оне часто приходило на общественную кухню, которой я помогал управлять.

— Погодите! Если вы знали Лоло, то, должно быть, встречались и с парнем омни, Олли. Олли Хеслопом?

Горацио нахмурился.

— Не думаю. Парнем Лоло был Дэвис Мохан.

Ирелла облегченно усмехнулась:

— Это вымышленное имя Олли. Во время Блиц-2 он был в бегах.

— О. Ясно.

— Простите. Это просто… ну, вы — живая история, понимаете? Мы учили все это в школе, когда проходили Святых.

— Понятно. Но суть в том, что Лоло, очевидно, добралось до Фабрики. И стало там боевым кораблем, как Энсли.

— Я знаю. Мы поймали сигнал Лоло на «Моргане».

Горацио подался вперед, его нетерпение перевесило опасения:

— Когда я узнал о Лоло, я проверил записи «Моргана». Энсли кое–что сказал вам.

— Его внучка! — воскликнула Ирелла и улыбнулась Деллиану: — Помнишь? Энсли сказал, что, когда альянс Фабрики распался, его внучка присоединилась к материнскому кораблю Като, чтобы основать Убежище.

— Это Гвендолин, — выдохнул Горацио.

— Конечно. Он сказал, что она была там, когда он перенес свое сознание в боевой корабль. — Восторг ее угас. — Извините, Горацио. Вы правы, Гвендолин, должно быть, в Убежище. Но…

— Его недаром назвали так, — твердо сказал Деллиан. — В лучшем случае оно спрятано между звезд, как и обиталище неан. В месте, которое оликсы никогда не найдут. И никто не найдет.

— Но никто и не ищет, — возразил Горацио. — По–настоящему — нет. А вы, Ирелла, величайший эксперт в этом.

— Это было просто хобби, вот и всё. Я получала доступ к имеющимся файлам, в основном это были просто рассказы. Никаких достоверных фактов — ни единого. Все сведения об Убежище обрываются на том, как корабль Като отправился его строить; люди, улетевшие с ними, очень тщательно удалили всю информацию. С тех пор всё, что у нас есть, — воспоминания из вторых рук, ставшие нашими легендами. Я могу дать вам список всего, что нашла, и вы тоже получите доступ к этим файлам.

— Мы можем сделать много больше.

Она озадаченно посмотрела на него:

— Правда?

— Да. Мы можем расспросить людей, бывших на Фабрике.

— Энсли был там, но он ничего не знал, или его память подчистили безопасности ради. Единственный, о чьем пребывании на Фабрике мы знаем наверняка, — это капитан Кенельм, но оне мертво.

— Вы ошибаетесь, — сказал Горацио. — Есть еще кое–кто.

— Кто? — резко спросила она.

— Лоло Мод.

Ирелла задумчиво уставилась на него:

— Мы не знаем, куда отправилось Лоло Мод. Оне не показывалось у нейтронной звезды.

— А кто–нибудь искал?

— Нет, — неохотно согласилась она.

— Тогда это может стать хорошей отправной точкой, не так ли?

— Я… Ну, да, полагаю.

— Это было тысячи лет назад, — сказал Деллиан. — И боевые корабли Фабрики передвигаются довольно быстро. Это же получается огромное пространство. Идея хорошая, но непрактичная.

— Оне бы полетело к анклаву, — сказал Горацио. — И сейчас бы уже знало, что оликсы побеждены. Альянс транслирует в космос множество сообщений, чтобы связаться с потерявшимися людьми.

— Это лишь предположение. — Ирелле очень хотелось, чтобы ее голос звучал более уверенно.

«Но он прав, это имеет смысл».

— Вот почему я и пришел к вам, — сказал Горацио. — Комплексные люди построят вам флот для поиска Лоло Мод, если вы попросите. Вы — создатель. Вы сотворили их, а потом спасли их в анклаве. Я прав?

— Ну, — медленно проговорила она, — это сокращенная версия событий.

— На сто процентов! — гордо заявил Деллиан.

— Я прошу вас обдумать мою просьбу. Вам не обязательно присоединяться ко мне, но, если бы вы могли просто достать мне один корабль, я был бы бесконечно благодарен.

— Если Гвендолин жива и в Убежище, — сказал Деллиан, — она провела там тысячи лет. Вы думали об этом?

— Думал, — кивнул Горацио. — В конце я отказался от всего, что делал на Земле, бросил людей, которые зависели от меня, только чтобы воссоединиться с ней на Пасобле. Но оликсы поймали меня прежде, чем я прошел через портал. Она знает, как я люблю ее. И знает, что я был в коконе, что я не мертв. Я просто хочу увидеть ее снова. Я хочу знать, что с ней всё в порядке, что она прожила хорошую жизнь после…

Ирелла уставилась в пол — только бы не видеть слез Горацио.

— Позвольте мне подумать, — сказала она.

— Ты будешь думать? — спросил Деллиан, как только Горацио ушел.

— Ну а что я еще могла сказать? Бедняга явно любит ее.

— И я помню их историю: как святой Юрий вернул Горацио после того, как его захватили агенты оликсов. Она тоже любила его.

— Ну вот и всё.

— Больше двадцати тысяч лет назад!

Ирелла откинулась на спинку дивана, обхватив голову руками.

— Если бы это был ты, я бы тебя нашла.

Он сел рядом с ней и со вздохом обнял за плечи:

— Я тебя тоже.

Она не могла смотреть на него. Чувство вины преследовало ее — за то, что она не доверяла ему настолько, чтобы признаться, что ее изначальный аспект ушел, отправившись на охоту за Богом у Конца Времен. Доверие — это ведь огромная часть безоговорочной любви. А ведь есть еще и то, с чем она никогда не сможет свыкнуться. Она — клон. Не тот человек, с которым Дел вместе рос, в которого влюбился. Она — самозванка, пускай и с благими намерениями.

Что бы он почувствовал, если бы узнал? Был бы польщен? Или напуган? Посмеялся бы или ушел, хлопнув дверью? Она не хотела этого выяснять. Никогда.

Этот позор, этот стыд висел между ними, как призрак, которого он не видит — и которого ему нельзя позволить увидеть, — мешая тому, что сделало бы его по–настоящему счастливым. Ему нужны были семья, дети, всё, о чем они мечтали, всё, что хотели получить после того, как война будет выиграна. А она просто не могла ему этого дать. Ей нужно было быть абсолютно уверенной в том, что они в безопасности.

«Потому что я знаю, что война не окончена, а тем более не выиграна. Святые, знаю ли я?»

Альянс растянул червоточины и установил порталы, покрыв почти треть галактики. Не у каждой звезды, конечно: это потребовало бы колоссальной — и ненужной — сети. Но благодаря тому, что корабли комплексов постоянно продвигались вперед, их охват был всеобъемлющим. Оборона Альфа получала много сообщений о столкновениях с оликсами, но пока Альянс оставался непобедим.

«Но галактика не безопасна». Да, да, это было глупой верой, уходящей корнями в их детство, когда страх перед иными, скрывающимися за оградой поместья Иммерль, внушался им с самого рождения. «И знание того, что это ложная вера, должно помочь мне отвергнуть ее. Я прежде всего рациональна». И все же она боялась завести ребенка. «Что с ним будет, если оликсы вернутся?» Так глупо. Очень, очень глупо.

Она поцеловала Дела, погладила его аккуратный мундир констебля.

— Что ты делаешь завтра?

— А? Ну… завтра у меня еще одна серия встреч с управляющим советом ИиК.

— И что там с Исполнением и Контролем?

— Ничего особенного. Как лучше добиваться соблюдения законов, когда люди борются с травмами возрождения и диссоциации.

— Осторожно, полагаю.

— Да. Но на некоторых констеблей нападают, потому что они представители власти. Так что теперь обсуждают уместность легкой брони во время патрулирования. Им интересно мое мнение насчет усиления тренировок по рукопашному бою и, возможно, о кое–какой нелетальной периферии.

— Звучит слишком по–военному.

— Да, но обычные люди, которые уже восстановились, имеют право на безопасность и защиту от собственных соседей. Альтернатива — сегрегация по психическому состоянию. А это слишком… позорно.

— Похоже, нам нужно больше психотерапевтов.

— Да, но это дело не Исполнения и Контроля. С населением миров исхода все не так уж и плохо. Но — ха — люди Земли! Их нормы совсем другие.

— Предвкушаешь, значит?

— Я… ты шутишь, верно?

— Тебе безумно скучно, не так ли?

Она смотрела, как он изо всех сил пытается справиться с виноватым выражением лица.

— Возможно, — сдался он наконец. — Не этому я учился, не ради этого тренировался. Тут требуется только некоторая корректировка, вот и всё. Я ничем не отличаюсь от остальных. В смысле — тебе нравится твой Оценочный комитет?

— Никогда, ни за что.

— Ага. И?

Она с довольной улыбкой стиснула обе его руки. Ее нос почти прижимался к его носу.

— Хочешь выбраться отсюда?

— Святые, да!

— Я вызову Иммануээля. Они могут начать проектировать для нас поисковый корабль.

— Ох, святые, спасибо! — Он поцеловал ее. — Эй, может, мы найдем твой тахионный сигнал, пока ищем Лоло Мод.

Ирелла, вздрогнув, скривилась в неловкой гримасе:

— Может…

ИРЕЛЛА-1 Глубокий космос

Домен был сферическим, что поначалу несколько смущало Иреллу. Шар диаметром пять километров, заполненный буйной зеленью диких джунглей. В центре, высоко наверху, восемь крошечных ярких звезд со свистом вращались друг вокруг друга по сферическим орбитам, двигаясь так быстро, что сливались в сплошные линии, — ну просто электроны в классической модели атома.

Она понятия не имела, почему комплексы всегда предпочитали тропический климат. Может, это как–то связано с тем, что их солнцем была нейтронная звезда? Но теплый влажный домен был мирным и дал ей время смириться со всем, что случилось. Бесконечное время — если бы ей потребовалось. Время, когда размышления в конце концов переходят в решение. Она гуляла по утрам по мягкой росистой траве, изгоняя сомнения, а после полудня по большей части просматривала воспоминания, извлеченные армадой из единых сознаний. Потом йога, успокаивающая — особенно сейчас. И она научилась готовить то, что росло, росло по–настоящему — из земли. Не то чтобы она отказалась от печатных блюд, но бывали дни, когда приготовление пищи давало почти лечебный эффект.

Потом шли новости. Корабль Иммануээля сканировал пространство при помощи широкого спектра датчиков, охватывая пространство более тысячи а. е. в поперечнике. Там не царил мир; они это видели. Разыгрывались грандиозные сражения, достаточно мощные, чтобы их радиационные последствия ярко сияли на тысячи световых лет, — флотилии комплексов громили заставы оликсов. Каждый раз, обнаруживая тлеющие угли этих схваток, она вспоминала взвод — Тиллиану, Элличи, Александре. И его. И свою потерю.

«Это все ради тебя, — говорила она воспоминаниям. — Чтобы ты был в безопасности».

Курс, по которому они летели с тех пор, как покинули анклав, не был прямым. Каждые несколько столетий они останавливались, чтобы добыть и переработать породы и материалы с планет в безжизненных звездных системах; конструкторы создавали всё новые и новые боевые корабли для постоянно растущего числа аспектов Иммануээля. Так что в итоге они получили небольшую флотилию звездолетов с медной обшивкой, сопровождающую их в поиске. Благодаря такой траектории и паузам она все–таки увидела сверхновую, которую они породили, — блеск ее затмил немыслимый вихрь звезд ядра. Ирелла часами сидела в астрономическом куполе, глядя на происходящее невооруженным глазом, ничуть не жалея о космическом катаклизме. Пусть сверхновая станет маяком для всех вновь появляющихся рас, говорящим о том, что им нечего бояться. Почти.

Это было несколько недель назад по времени домена.

Биологическое тело Иммануээля пришло к ней домой, когда она заканчивала ланч, состоящий из салата с авокадо и (напечатанного) лосося. Ирелла улыбнулась ему:

— Что скажешь сегодня?

— Создатель, мы нашли его, — сказал Иммануээль.

В его голосе звучала гордость, какой она раньше не слышала. Рука инстинктивно потянулась к животу. То, что она сделала, непростительно. Но она пожертвовала своей жизнью и любовью ради этого поиска. Она имела право хотя бы на толику радости!

— Покажи!

В этом куполе она наблюдала за разрушением родной звезды оликсов. Сейчас, однако, скопление кораблей Иммануээля застыло в межзвездном пространстве, а галактическое ядро поблескивало в стороне. Впереди же виднелось неестественное свечение цвета индиго, как будто там, в темноте, висела миниатюрная монохромная туманность. Только не было ни пыли, ни клубов газа, оживленных радиацией.

— Тахионный луч, — прошептала она.

К глазам подступили слезы, но ведь она была так взволнована…

— Когда он проходит сквозь этот момент пространства–времени, — подтвердил Иммануээль.

— Можете определить направление?

— Уже. И это не совсем то, чего мы ожидали.

— О? — Она повернулась к нему, нахмурившись. — Так откуда же он исходит?

— Исходная точка находится на орбите этой галактики, расположенной под углом восемьдесят градусов к эклиптике.

— Близко.

— Да. И, создатель, послание отправлено из будущего, удаленного на шестьдесят тысяч лет от нас.

— Это не конец времен. Даже приблизительно.

— Нет.

— Ну что ж. — Она ухмыльнулась в злорадном предвкушении загадочного мерцания излучения Черникова. — Пойдем убивать бога.

ХРОНОЛОГИЯ «СПАСЕНИЯ»

1901 Гульельмо Маркони посылает радиосигнал через Атлантический океан.

1945 Первый атомный взрыв (надземный).

1963 Подписан договор об ограничении испытаний, запрещающий испытание атомного оружия в воздухе.

2002 Неанский кластер вблизи 31-й Орла улавливает электромагнитный выброс (выбросы) атомного взрыва.

2005 Неана отправляет на Землю экспедицию, двигающуюся с субсветовой скоростью.

2041 В Техасе открывается первая коммерческая станция лазерного синтеза.

2045 Введены в эксплуатацию первые пищевые принтеры.

2047 Агентство передовых оборонных разработок США открывает материалы по генератору искусственных межатомных связей — так называемому силовому полю.

2049 Конгресс США проводит Акт о создании министерства национальных щитов, которому поручена установка силового поля вокруг всех городов.

2050 Китай вводит в Красной армии подразделение защиты городов, начинает строительство Пекинского щита.

2050 Саудовское королевство устанавливает массовые фабрики пищевой печати. Двадцать процентов оставшихся у королевства запасов сырой нефти отведено под пищевую печать.

2050 Россия учреждает Силы национальной обороны, проект установки щитов начинается с Москвы.

2052 Европейская Федерация создает АОГ (Агентство обороны городов), устанавливая силовые поля над главными городами Европы.

2062, ноябрь Келлан Риндстром демонстрирует в ЦЕРН эффект пространственной квантовой запутанности.

2063, январь Энсли Балдуино Зангари основывает «Связь».

2063, апрель «Связь» открывает портальную пару между Лос–Анджелесом и Нью–Йорком, плата за проход между городами десять долларов.

2063 Крах мирового рынка акций, автомобильные компании теряют до девяноста процентов рыночной цены. Рушатся акции компаний, занимающихся перевозками, железнодорожных и авиакомпаний. Акции аэрокосмической отрасли взлетают после объявления компаниями об амбициозных планах развития астероидов.

2063, ноябрь «Спейс–икс» с помощью «Фалькон-10» запускает портал ПКЗ на низкую орбиту Земли, обеспечивая выход на орбиту. Начинается широкомасштабная коммерческая разработка космоса.

2066 Миссия корпорации «Астро–икс» на Весту. Основание колонии на Весте.

2066–2073 Тридцать девять миссий на астероиды с целью колонизации и разработки (Вторая Калифорнийская лихорадка — названная так, потому что в ней участвует множество американских технических компаний). Мировые суды засыпаны исками от развивающихся стран и левых группировок против эксплуатации экзоресурсов ради прибыли.

2066 Корпорация «Связь» сливается с молодыми компаниями портальной связи из Европы, Японии и Австралии, образуя конгломерат. Между главными городами работает сеть порталов. Использование личного и общественного транспорта быстро идет на спад.

2067 Тридцать городов по всему миру укрыты щитами, сооружается еще двести. Начинается упадок конвенционных вооруженных сил. Договоры о поэтапном сокращении авиации и флота подписаны большинством государств ООН. Армии перестраиваются в военизированные образования для подавления инсургентов, а их численность существенно снижается.

2068 На Весте действуют семь корпораций. «Астра–икс» заканчивает создание космического поселения Либертивиль на три тысячи человек.

2069 Китайская национальная корпорация «Солнечная энергия» забрасывает на Солнце первый колодец. Строящиеся на Весте пятикилометровые магнитогидродинамические камеры располагаются на крупных астероидах за орбитой Нептуна.

2070 На Луне собирают курортный купол Армстронг. Строительство подобных курортов идет на Марсе, Ганимеде и Титане.

2071 Все крупные города Земли объединены сетью станций «Связи» — за исключением Северной Кореи.

2071 Договор ООН о предотвращении неравной эксплуатации экзоресурсов. Любой астероид или космический источник минеральных ресурсов, предназначенный к использованию коммерческими компаниями, должен быть в равных долях распределен на все земные государства. США, Китай и Россия отказываются подписывать договор. Европейская Федерация присваивает договору статус первоочередного признания и приступает к введению собственных правил эксплуатации, требующих направления «избыточной прибыли» от разработки астероидов в агентства международной помощи Федерации. Компании, занятые разработкой астероидов, перерегистрируются в страны–неподписанты.

2075 Семнадцать самодостаточных космических поселений–хабитатов построено в поясе астероидов. На Весте начинается строительство Ньюхолма (дополнительно к Либертивилю): длина — пятьдесят километров, диаметр — пятнадцать километров. Строительство занимает три года, создание биосферы — два года.

2075 Пятьдесят пять процентов энергии поступает на Землю из солнечных колодцев. Начинается разборка ядерных электростанций, радиоактивные материалы через порталы выбрасываются за орбиту Нептуна.

2076 Все большее число развивающихся астероидов обретают самостоятельность и отрываются от Земли. Возникает движение за независимость космических поселений.

2077 «Интерстеллар–икс» запускает первый корабль, «Орион», движущийся за счет портала ПКЗ с солнечной плазмой. Цель полета — Альфа Центавра. Скорость достигает семидесяти двух сотых световой.

2078, март Все государства Земли подписывают соглашение по налогам, уничтожающее офшоры.

2078, август Девять космических поселений объявляют себя низконалоговыми зонами.

2078, ноябрь В космическом поселении Нузима проводится Первый прогрессивный конгресс, пятнадцать миллиардеров подписывают утопийский пакт о гуманизации общества изобилия. Каждый из них приступает к масштабному устройству астероидных колоний с экономикой, основанной на самовоспроизводящейся промышленной базе под управлением ИИ.

2079 Китайское национальное межзвездное управление запускает межзвездный корабль «Янг Ливэй» к Траппист-1. Корабль развивает скорость в восемьдесят две сотые световой.

2081 Вся энергия поступает на Землю из солнечных колодцев. «Связь» — основной потребитель энергии.

2082 Основные национальные валюты базируются на киловатт–часах. Фактически мировой валютой становится ваттдоллар.

2082 Подписание всеми «звездными» (способными к строительству звездных кораблей) организациями и государствами инициированного «Интерстеллар–икс» соглашения о свободном доступе к новым звездам и предотвращении дублирования звездных миссий.

2082–2100 От Сол к ближайшим звездам запущено двадцать пять звездолетов на портальных двигателях.

2083 «Орион» достигает Альфы Центавра. В 2,8 а. е. от звезды открыта экзопланета, названная Загреус. Терраформирование затруднено и слишком дорого. Одиннадцать государственных миссий направляется в систему Центавра для строительства производственных баз на астероидах, в котором участвуют и восемь независимых компаний. Начинается строительство в системе Центавра многопортальных звездных кораблей.

2084–2085 От Центавра запущено двадцать три звездных корабля.

2084 Закрывается последний автомобильный завод (в Китае). Сеть хабов «Связи» обслуживает девяносто два процента человечества, включая и население космических городов.

2085 Утопия запускает звездный корабль «Элизиум».

2086 Астероидные промышленные станции у Альфы Центавра заброшены. На орбите звезды совместными предприятиями установлены маленькие станции мониторинга ракетной плазмы, обеспечивающие поступление плазмы для двигателей звездолетов.

2096 Китайский звездный корабль «Транаж» достигает Тау Кита, обнаруживает там экзопланету.

2099 Китай приступает к терраформированию экзопланеты Тау Кита, названной Мао.

2107 Звездный корабль США «Дискавери» достигает Эты Кассиопеи. Обнаружена экзопланета.

2110 США приступает к терраформированию экзопланеты Эты Кассиопеи, названной Нью–Вашингтон.

2111 Европейская Федерация договаривается о терраформировании экзопланеты у 82-й Эридана, названной Либерти.

2112 «Элизиум» достигает Дельты Павлина. Открыта пригодная для терраформирования планета, названная Акита. Сооружается космическое поселение Небеса и множество индустриальных промышленных установок. Начинается терраформирование Акиты.

2127 «Янг Ливэй» достигает звезды Траппист-1. Китай начинает терраформирование экзопланет T-1e, T-1f, Тяньцзинь и Ханчжоу.

2134 Завершается вторая стадия терраформирования Нью–Вашингтона. Планета открывается исключительно для американских поселенцев.

2144 Корабль–ковчег оликсов, «Спасение жизни», обнаружен в одной десятой светового года от Земли при переключении его двигателя на основе антиматерии на торможение. Установлена связь. Четыре года торможения до точки Лагранжа-3 в системе Земля — Солнце, на противоположной от Земли стороне Солнца.

2150 Население Земли составляет двадцать три миллиарда. Завершено строительство семи с половиной тысяч космических поселений с населением в сто миллионов.

2150 Оликсы начинают торговлю с людьми, обменивая биотехнологии на электричество для выработки антиматерии, позволяющей им продолжать странствие к краю Вселенной.

2153 Мао объявлена пригодной для заселения. Из Китая на нее перебираются поселенцы–фермеры, начинается вторая стадия — посадка деревьев, трав, полевых культур. Океаны заселяются рыбой.

2162 Неанская экспедиция достигает Земли.

2200 Уже одиннадцать планет проходят вторую стадию заселения. Масштабная миграция с Земли. Еще двадцать семь экзопланет находятся на первой стадии терраформирования. Новые не разрабатываются; пятьдесят три планеты считаются потенциально пригодными к терраформированию. Отправка портальных звездных кораблей продолжается, но идет на спад.

2204 Портальный звездный корабль «Кавли», прибыв в систему Беты Эридана в восьмидесяти девяти световых годах от Земли, принимает сигналы маяка чужого корабля.

Примечания

1

Ученые подозревают, что Венера стала «адской теплицей» на каком–то раннем этапе своей истории, возможно, из–за незначительного увеличения яркости Солнца. И если для Земли это прошло безболезненно, то Венера преодолела некую «точку невозврата». Повышение температуры привело к увеличению количества водяного пара в атмосфере, которая стала непрозрачной, и планета потеряла возможность эффективно излучать тепло в космос. — Здесь и далее прим. пер.

(обратно)

2

Когда ты в Риме, веди себя как римлянин. Русский аналог — «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят».

(обратно)

3

Страпелька, или странглет («странная капелька»), — гипотетические микросгустки, состоящие только из странных кварков и имеющие массы, сравнимые с массой нуклонов.

(обратно)

4

Точки Лагранжа, точки либрации, или L-точки, — точки в системе из двух массивных тел, в которых третье тело с пренебрежимо малой массой, не испытывающее воздействия никаких других сил, кроме гравитационных, со стороны двух первых тел, может оставаться неподвижным относительно этих тел. Точка L3 лежит на прямой, соединяющей два тела с массами M1 и M2 (M1 > M2), и находится за телом с большей массой.

(обратно)

5

Излучение Вавилова — Черенкова (черенковское излучение) — свечение, вызываемое в прозрачной среде заряженной частицей, движущейся со скоростью, превышающей фазовую скорость распространения света в этой среде.

(обратно)

6

«Золотой парашют» — вознаграждение за досрочный выход на пенсию или увольнение высшего менеджера с большой финансовой компенсацией.

(обратно)

7

Великий Аттрактор — гравитационная аномалия, расположенная в межгалактическом пространстве на расстоянии примерно 75 Мпк, или около 250 млн световых лет, от Земли в созвездии Наугольник. Объект имеет массу порядка 105 масс Млечного Пути.

(обратно)

8

Шкала Кардашева — метод измерения технологического развития цивилизации, основанный на количестве энергии, которое цивилизация может использовать для своих нужд. Цивилизация II типа по шкале Кардашева — межпланетная. На данном этапе разумные существа целиком покоряют себе энергию своей звезды. На ее основе создаются специальные сооружения, накапливающие и распределяющие энергию. Никаких сложностей не возникает с термоядерной энергетикой, она поставлена на службу разуму. Цивилизации II типа по шкале Кардашева активно продвигаются вглубь Вселенной и заселяют другие планеты.

(обратно)

9

17 декабря 1903 года Орвилл Райт на пляже в Северной Каролине впервые взлетел на высоту 6 метров над землей на первом прототипе самолета. Полет протяженностью 36,6 метра длился 12 секунд.

(обратно)

10

Хогманай — языческий шотландский праздник последнего дня в году. Канун Нового года.

(обратно)

11

Парадокс Ферми — отсутствие видимых следов деятельности инопланетных цивилизаций, которые должны были бы расселиться по всей Вселенной за миллиарды лет ее развития.

(обратно)

Оглавление

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ПАДЕНИЕ ДЖУЛОССА

ЛОНДОН декабря 2206 года

ДЕЛЬТА ПАВЛИНА декабря 2206 года

МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО Год 2 ПП (После Прибытия)

ЛОНДОН декабря 2206 года

ЗВЕЗДНАЯ СИСТЕМА КОРМА декабря 2206 года

ЛОНДОН 10 декабря 2206 года

ЛОНДОН декабря 2206 года

МЕЖЗВЕЗДНОЕ ПРОСТРАНСТВО Год 5 ПП

ЛОНДОН декабря 2206 года

КВИНТА ГОКС-НИКОЛАИ «Спасение жизни», 11 декабря 2206 года

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Седьмой год полета

СТАНЦИЯ КРУЗ День «S», 11 декабря 2206 года

МИССИЯ «НОКДАУН» День «S», 11 декабря 2206 года

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» День «S», 11 декабря 2206 года

ХАБИТАТ НАШУА, ДЕЛЬТА ПАВЛИНА День «S», 11 декабря 2206 года

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Девятый год полета

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Неделя четвертая

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Пятнадцатый год полета

ЛОНДОН февраля 2231 года

МИССИЯ «ПОСЛЕДНИЙ УДАР» Пятнадцатый год полета

ЛОНДОН февраля 2231 года

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Год второй

НЕЙТРОННАЯ ЗВЕЗДА Прибытие «Моргана»

«ЕРЕТИК-МСТИТЕЛЬ» Год четвертый

«МОРГАН» Миссия «Последний Удар», год двенадцатый

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

«МОРГАН» Сенсорная станция оликсов

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

«МОРГАН» Сенсорная станция оликсов

СВЯТЫЕ Анклав оликсов

ПОСЛЕДНИЙ УДАР

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

«МОРГАН»

КВИНТА ГОКС «Спасение жизни»

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

ВЗВОД ДЕЛЛИАНА Анклав

СВЯТЫЕ «Спасение жизни»

ИРЕЛЛА «Морган»

СВЯТЫЕ «Морган»

ИРЕЛЛА «Моргам»

ОБРАТНЫЙ ПОЛЕТ «Морган»

ЛОНДОН Далекое будущее

НЬЮ-ЙОРК Далекое будущее

ИРЕЛЛА-2 Лондон

ИРЕЛЛА-1 Глубокий космос

ХРОНОЛОГИЯ «СПАСЕНИЯ»

*** Примечания ***