Нужно сказать, что жизнь в этих местах была ох как сурова, и ведение хозяйства отнимало много сил и времени. Для других женщин это было обузой, для Сируш – спасением от грустных мыслей и переживаний. Единственной отдушиной, помимо дочерей и своего миндального сада, была прогулка до школы, куда она отправлялась в полном одиночестве, вдыхая ароматы трав и цветов.
Сельская школа была небольшим зданием из серого камня, окруженная садом, в котором росли яблони, вишни и тутовник. Под одним из огромных старых деревьев тутовника стояла скамейка, и Сируш старалась прийти немного раньше окончания занятий в школе, чтобы посидеть на этом островке тишины и забвения. Малышей из школы выводил учитель, передавая в руки родителей. У средней дочери Ануш был новый учитель, приехавший из соседнего села и бурно обсуждаемый на всех посиделках. Его звали красивым именем Симбад. Он был молод, интеллигентен и одинок. Даже слишком одинок для своего возраста. Он безусловно хранил какую-то тайну, угадать которую и пытались местные кумушки за десятой чашечкой крепкого кофе, сваренного в джезве4 с ложкой сахара и густой пенкой, ни в коем случае не перемешанной! Что может быть занятнее, чем перебирать фотоальбом чужой жизни, гадая кто где?
Одна версия сменяла другую, нагнетая драматизм все больше и больше, сгущая краски трагедии все сильнее и сильнее. Одни клялись бабушкой, что он вдовец и потерял жену и троих детей во время пожара, уничтожившего их дом. Другие считали его романтиком, ищущим свою Тамар. Третьи, совсем одичавшие от праздных будней, шептали, что он – беглый преступник. Отнял мёд интриги у женщин директор школы, не выдержавший натиска жены, умело выедающей плешь на и так поредевшем затылке. Оказалось, что новый учитель был разведен, что в те времена было такой же редкостью, как случаи проказы. И также отторгалось обществом. И замолчавшие на сутки языки взялись за новую тему с удвоенным энтузиазмом. На этот раз обсуждали причину развода. А так как он был одинок и крайне скромен, единственной версией было грехопадение его экс жены. О, женские языки! С их жестокостью могут соперничать только женские проделки! Никому не знакомая бывшая жена учителя была заочно обвинена в ста смертных грехах и еще на всякий случай в ста не смертных. Никто в деревне так и не узнал, что дело было обыденно и даже благородно.
Наш герой относился к той редкой породе мужчин, которые любили жизнь в лучшем ее проявлении –в детях. Он мечтал иметь хотя бы четверо, а лучше шестеро детишек. Прожив три года в браке, организованного по соглашению семей, и не родив ни одного ребенка, стало понятно, что что-то не так. Объездив всех возможных врачей, бабок, монахов, выяснили, что жена полностью здорова и готова к зачатию. Проверить мужа никто не подумал. Разве может быть причина в мужчине? Но наш герой сложил два плюс два, съездил в районную больницу и спустя неделю получил справку, что детей у него быть не может. Не говоря ни слова, он собрал вещи и уехал, оставив жене все, в том числе шанс, хоть и зыбкий, завести новую семью. Симбад уехал далеко-далеко, чтобы длинные нити родственных связей не проложили к нему дорогу. Взял только машину, подаренную родственниками с его стороны на их свадьбу. Ей бы она все равно не досталась. Но этой истории тут никто не знал, и со временем все догадки о его прошлом стихли. А все силы направили на споры о том, кто же станет его избранницей. То, что мужчине не быть долго одиноким, было так очевидно, что спорщики делали ставки на отрезок времени от месяца до года. Но время шло, а учитель был с окружающими его женщинами очень вежлив и доброжелателен, не более того.
О, сколько старших сестер стали проявлять неожиданное желание забрать младших из школы. Сколько выпускниц краснели и опускали глаза, встречаясь с ним в коридоре. Он не был красив, но было в нем что-то особенное. Глаза, выдающие что-то такое, что редко встретишь в глазах обитателей этой горной местности, ставшей домом для многих поколений, сурово обветривая их сердца и души. Что-то неуловимо знакомое было в этих глазах. Но сколько ни мучились жители села, так и не смогли вспомнить. Только два человека увидели эту схожесть, граничащую с родственной идентичностью, -Симбад и Сируш. Им хватило одного взгляда, чтобы все понять и тут же приложить усилия, чтобы похоронить и мысли, и чувства. Но если бы можно было вот так распоряжаться порывами души и зовом сердца, если бы было можно…
То чувство, что невольно зарождалось в сердце у Сируш, пугало ее не меньше, чем побои мужа. Пугало своей силой и ощущением безысходности. Чувство, которому
