КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Китеж-грайнд. Книга 2 [Вера Галицкая] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]

Вера Галицкая Китеж-грайнд. Книга 2

1. Самый ценный ресурс


Грузовик изрядно потряхивало всю дорогу. Да и дорогой это можно было назвать с большой натяжкой: под колёсами мелькали только мусор, щебень, рытвины, горки и прочие неровности. Тёма в начале пути вздумал было паранойить из-за Дани, Новой Москвы и того, что никому нельзя доверять, но вскоре тряска его отвлекла, и он сосредоточился на том, чтобы не грохнуться со скамейки и не прикусить язык. Щёку себе он уже прикусил.

Это была его первая поездка на транспорте, не считая велосипеда. И сразу на военном "Урале"! Со стороны автомобиль выглядел мощно: здоровенная железная махина, в высоту чуть ли не три метра, шесть здоровенных колёс на толстых шинах, а в кабину водителя нужно подниматься по подножке. "Урал" был весь побит и исцарапан, и в местах, где отошла болотно-зелёная облицовка, виднелась ржавчина. "Боевые раны" только добавляли ему грозности, и Тёма представлял, в каких военных действиях успел побывать этот грузовик за годы службы.

Воодушевившись внушительным экстерьером грузовика, Тёма сначала с превеликой радостью забрался на платформу, закрытую тёмным брезентовым тентом. Он предвкушал невероятное удовольствие от поездки на этом военном аппарате, заранее смаковал чувство сопричастности к великому.

Но правильно говорят мудрые люди, что предвкушение счастья даже слаще самого счастья: тряска в тёмном кузове с двумя маленькими окошками, через которые еле-еле просачивался свет, быстро согнала весь пафос. Тем более было не до героического мироощущения, когда у тебя все внутренности перебалтываются на каждой кочке.

Первое время он ещё пытался смотреть на улицу через окошко, но картинка там так прыгала, что у него заболела голова и его начало подташнивать. Стало страшно, что он физически не сможет вынести поездку, и он забросил попытки следить за дорогой.

В кузове так же тряслись Нася, Гера, Уно и их бывший командир отряда с последней вылазки Илья. На бледных лицах его друзей читались те же эмоции и чувства, что и у Тёмы, а вот Илье, судя по всему, было всё равно. Он даже не держался руками за скамейку. Илья, вообще, очень гармонично здесь смотрелся: одежда такого же цвета, что и грузовик, тело такое же здоровенное, как эта махина. На лице военного не было ни единой эмоции. При взгляде на экс-командира Тёма почувствовал себя совсем мальчишкой, поэтому пришлось быстро отвести глаза в сторону. Ему совершенно не хотелось погружаться в состояние бета-самца, тьфу-тьфу-тьфу. Он же иммунный. И уже не школьник. И он должен был быть здесь главным.

– Илья, слушай, – решил он обратиться к командиру на "ты" и по имени, чтобы сразу поставить себя с ним на один уровень, – а ты часто ездишь на грузовиках?

– На "Урралах" – частенько. Но я за рррулём обычно, а в кузове – гррузы.

Тёме показалось, что Илья будто бы стал говорить с ним другим тоном, чуть ли не дружеским. Или это из-за тряски и рёва мотора создавалась такое впечатление, он не понял.

– Типа заказы для военных? – поинтересовалась Гера.

– Давай не упоминать всуе, всё-таки демка кругом, – предложил Уно.

– Да, да, правило номер один. Не упоминать всуе власть, – закивала татуированной лысиной Гера.

– Серьёзно? У вас что, уже свой свод правил есть, о котором я не знаю? – удивился иммунный.

– Да я импровизирую, расслабься, – выразительно посмотрела на него Гера, – но можем составить список. Предлагайте правило номер два!

– Не блевать на ближнего своего! – Уно поймал волну креатива. – А то я вижу по вашим зелёным лицам, что только об этом и думаете.

– По себе других не судят, Уно, – отрикошетила Гера, – но я поддерживаю предложение, так-то вполне рабочее.

– А что будет с тем, кто нарушит прравило? – улыбнулся Илья. – Ррастрел? Штрраф?

Нет, значит, Тёме не показалось. Их экс-командир с ними разговаривает по-человечески, даже шутить пытается. Это хорошо. За разговором путешествовать по рытвинам будет немного легче.

– Если кому-то плохо, давайте сейчас говорите Дюку остановиться. Это пункт 2.1., – серьёзно предложил паркурщик.

Никто не отозвался, и грузовик продолжил своё движение в неизвестность. Беседа так и не завязалась.

Нася сидела рядом и, в основном, молчала. Их ноги в практически одинаковых штанах цвета хаки периодически стукались коленями, что было не только совершенно не романтично, но и достаточно болезненно. Поэтому Тёма сильно напрягал икры, чтобы колени не гуляли сами по себе. Он не понимал, в порядке ли она, но, на всякий случай, не спрашивал. Может, её просто мутит. Да к тому же, он пока не решил, как им теперь общаться: он больше не был единственным спасителем человечества, а она не была бедной принцессой, оставшейся в умирающем городе ждать своего героя. Странно всё очень, короче говоря. И уж очень быстро меняется.

В кабине водителя, помимо самого водителя Дюка, ехали Николаич с Даней и о чём-то разговаривали. Из-за шума двигателя ничего не было слышно, и Тёме оставалось только догадываться, о чём идёт речь. Не подставил ли он весь поход под угрозу из-за своей болтливости? Он надеялся, что нет.

Когда у Тёмы только заболела голова, были надежды, что всё скоро пройдёт само, и он привыкнет к тряске и не будет обращать на неё внимание. Но становилось только хуже. Шум мотора и запах дизеля отравляли его существование. Тёма посмотрел на часы. Они были в пути чуть больше трёх часов, а ему уже невыносимо погано.

– Кто-нибудь знает маршрут? Какие у нас вообще планы? – решил осведомиться он, больше обращаясь к Илье.

– Сначала надо доехать до кррая. Два месяца назад мы установили новый ФЧИ и ррасчистили до него эту дорррогу.

"Ну, класс. То есть это мы едем по расчищенной дороге, – подумал Тёма с отчаянием. – Что же будет дальше?"

– Я сам метку устанавливал, за которрую пока нельзя. Дальше ходят только иммунные. И дррругие особо одарённые, – продолжал экс-командир. – А дальше нам начальник рррасскажет, что делать.

У Тёмы в сознании снова начали рождаться конспирологические теории. Почему всем иммунным просто не собраться и не уйти максимально далеко, чтобы проверить, что там за пределами Москвы? Неужели до него никто до этого не додумался? С другой стороны, он сам никуда далеко не уходит. Потому что ему с детства твердили, что там опасно и ничего нет. Да и других иммунных он не знает… Паранойя накладывалась на общее болезненное состояние, и настроение падало в бездну.


Внезапно грузовик затрясло из стороны в сторону сильнее прежнего. Нася уронила с коленок рюкзак, и даже Илья от неожиданности схватился одной рукой за стенку. Из-под скамеек к центру выехали какие-то брезентовые тюки, и их пришлось заталкивать обратно и придерживать ботинками. В полутьме было не понятно, что находится в тюках, на ощупь содержимое тоже невозможно было определить. Но это точно было не оружие, а что-то полегче, не железное.

– Оп-па! Выехали за край, по ходу, ребята, – скачущим голосом выговорил Уно.

Все в панике смотрели друг на друга, ожидая, что кто-нибудь провалится в демку. Тёма первым делом взял за руку свою девушку.

– Ты здесь, Нась? – обратился он к ней.

– Да, всё в порядке. Наверное, глушилки добивают ещё досюда, – говорить было сложно и она снова замолчала, забрав обратно свою руку.

Через несколько минут грузовик сильно тряхонуло, а потом всё остановилось, и мотор перестал шуметь. Резко стало очень тихо.

– На выыыхооооод! – Нараспев прокричал басом водитель. – Приехали!

Тёма удивился. Как приехали? Их поймали? Они не могли так быстро доехать до Шамбалы!

– Что за хрень… – проговорил он.

Все вышли из грузовика. Сухой ветер ударил Тёме в лицо, и в глаза попал мелкий песок. Он привычным жестом протёр их и огляделся. Вокруг была привычная для сталкерства картина – мусор, остовы сгоревших машин, в два раза ниже их "Урала", кирпичи, полуразрушенные здания, покосившиеся линии электропередачи. Единственным отличием было то, что расчищенной части не было видно. Они были в центре послевоенного мусорного полигона, куда ещё не ступала нога сталкера.

Учитель спустился с кузова и собрал всех рядом с грузовиком, припаркованным на небольшой возвышенности. Одно колесо заехало на острый кусок бетона и было спущено.

– Не знаю, обрадую вас или нет, но отсюда мы идём пешком. Дороги дальше нет и к тому же, по заказу, мы должны расчищать зону за крайней меткой. Инфосферы можете не опасаться. Я разработал компактный портативный ФЧИ, который будет путешествовать с нами, – на этих словах учителя все чуть ли не хором протянули "Ааа, вот оно что". – Пока, как видите и чувствуете, он нас не подводит, а мы ведь отдалились от допустимого края на несколько километров. Это моя новая разработка, никто в Москве о ней не знает, но я в приборе уверен. Можете не волноваться. Сейчас я раздам всем дополнительные мешки с необходимыми вещами, а Никита с Ильёй приготовят автомобиль.

Учитель раздавал всем мешки с компасами, фонариками, рациями, батарейками, картой похода, пайком (спрессованными хлебцами и бутылкой воды) и прочими незаменимыми вещами. Тёма проверил, работает ли фонарик, и убрал карту в карман куртки. Тем временем Дюк и Илья в кузове грузовика вытаскивали брезентовые тюки из-под скамеек.

– А там что такое? – поинтересовалась у учителя Гера, указывая пальцем на массивный брезентовый мешок в руках их водителя.

Тёме тоже стало интересно, что за таинственный груз они охраняли полпути, и он стал наблюдать за действиями военных.

– А это, Наташенька, мы, – со вздохом ответил старик.

В этот момент Дюк с грохотом вывалил на пол содержимое тюка, и Тёма не знал чему удивляться больше: словам учителя или тому, что вывалилось на железный пол платформы.

– Пять мальчиков, две девочки! – Загоготал амбал Дюк. – Даня в тусовке не участвует.

Ребята смотрели на происходящее, открыв рот. На полу "Урала" лежало тёмно-коричневое человеческое тело в какой-то знакомой одежде. Мумифицированный труп в совершенно не подходящем ему аутфите… Солдаты тем временем распаковывали другие мешки.

– Я сидела на мертвяке… – Тихо произнесла Гера с остекленевшими глазами. – И ещё ногой его придерживала, чтобы он в центр не укатился…

Мужчины слаженными движениями, не теряя времени даром, расположили двух мертвецов в кабине, а остальных разложили по кузову.

– Чё вы ахаете там? Знали бы вы, какая это ювелирная работа – найти трупы, застывшие в таких удобных позах. А переодевать их в ваши шмотки – вообще отдельная веселуха! – продолжал амбал, – можно сказать, вы пропустили самое интересное!

Видимо, не для одного Тёмы происходящее было незапланированным шоу. Нася с Герой, взялись за руки, как будто испугавшись, а Уно озадаченно почёсывал голову.

Затем грузовик был хорошенько залит горючим. Все, кто не участвовал в этом действе, молча наблюдали за происходящим. Они понимали, что происходит, но это было как-то дико и очень внезапно. Инсценировать собственную смерть Тёма даже в мыслях никогда не допускал.

– Теперь мы будем для всех мертвы… – драматичным голосом проговорил он.

– Наверное, это правильно. Рано или поздно нас начнут искать. И по нашему следу отправят кого-нибудь, это как пить дать. А так мы сможем немного выиграть время, – вынес предположение Уно.

У Тёмы сердце обливалось кровью при мысли о маме. Как она это перенесёт? С ней же удар может приключиться… А он даже не попрощался нормально. Теперь они будут думать, что остались с Вадиком вдвоём… Нужно быстрее дойти до Китеж-града, разведать там всё и вернуться за родными в Москву.

"Надеюсь, они не сразу кинутся нас искать", – подумал он.


Учитель скомандовал, что пора доставать компасы и быстренько уходить в направлении стрелки на 120 градусов. Ребята полезли искать нужный предмет в рюкзаках. Тёма нащупал бутылку воды и сделал небольшой глоток – горло совсем пересохло.

"Воды катастрофически мало. Как же мы будем пить?" – заметил он с опасением и хорошенько закрутил крышку, чтобы ни капли не пролилось.

Все достали компасы и водрузили рюкзаки на плечи. Идти по стрелке оказалось совсем не сложно и даже захватывающе. Тёма вспомнил, как папа впервые показал ему компас, принесённый со сталкерства. Маленького Тёму завораживала стрелка, которая всегда указывала на один и тот же странный значок, ему казалось это магией. Но папа сказал, что это не магия, а физика. Рассказал про магнитные поля вокруг планеты и про периодическую переполюсацию Земли. Артём тогда практически ничего не понял, но его так поразила идея о невидимых энергиях, что он потом ещё неделю бегал с компасом по всему району.

Закончилось всё печально: компас отобрали взрослые мальчишки и поставили Тёме пару синяков. Папа тогда его успокоил, сказав, что можно сделать свой собственной компас из любой иголки: нужно просто один конец иглы намагнитить о волосы, одежду или магнит, положить иголку на бумажку и поместить в воду. Размагниченный кончик всегда будет указывать на север. Ещё несколько дней Тёма мастерил самодельные компасы из всех иголок, которые находил в доме.

Когда команда отошла от грузовика метров на триста, Дюк нажал на какую-то кнопку. Послышался небольшой хлопок, и вскоре грузовик охватило пламя. Тёма смотрел, как огонь и чёрный дым пожирают огромную железную махину. Старый "Урал" как будто горел заживо, он свистел, трещал, хрипел, словно говорил им, что ему ещё жить да жить. Внутри него горели тела незнакомых людей, над которыми скоро будут плакать Тёмины мама и брат.

– Уходим, эта часть выполнена, – твёрдо сказал учитель.

Все в последний раз взглянули на грузовик, в котором, как думал Тёма, они проедут до конца маршрута. Затем поправили на плечах рюкзаки и отправились в путь. Теперь это Поход в прямом смысле слова.


Тёма пребывал в состоянии аффекта. Ему было очень непривычно, что учитель раздаёт команды, грубо говоря, на сталкерстве. Поджигать трупы в грузовике тоже было не самым обычным времяпрепровождением, но вот это перемешивание ролей… Сначала он был другом отца, потом школьным учителем, теперь он предводитель Похода с пироманскими замашками… И ещё он работал на Новую Москву. И теперь они вместе идут чёрти куда. В неизвестность. По крайней мере, для Тёмы пункт назначения был абсолютно сказочным, он, в отличие от Горбунова, по демке не блуждал.


Команда уходила прочь от пылающего грузовика. Впереди шли учитель с Уно, за ними Дюк и Илья, потом Нася и Гера, и замыкали шествие Тёма и Даня. Учитель отпустил из поля зрения Полунина достаточно далеко, что было хорошим знаком. По-видимому, всё закончилось нормально, и их теперь в отряде официально восемь.

Самые громоздкие рюкзаки тащили Илья и Никита, Нася с Герой шли практически налегке. Тёма решил, что это своеобразная демонстрация силы и статуса – самые мощные мужики несут самое тяжёлое, значит, они главные. Тёма был где-то посередине этой иерархии, и его это подбешивало. За месяцы подготовки к походу он настолько привык чувствовать себя уникальным, важным и единственным, что теперь наличие других особей мужского пола казалось ему неправильным. Особенно его раздражали солдаты. Они абсолютно точно работали на Новую Москву! Что они делают здесь?

Достаточно долго все шли молча, только Дюк с Ильёй обсуждали какие-то абстрактные исторические темы, которыми больше никто не интересовался. До Тёмы переодически долетали обрывки фраз про чилийскую расу, римских императоров, а ещё монголов, которые, якобы, защитили Русь от китайской экспансии.

"Зачем вообще это обсуждать? – недоумевал Тёма, у которого перед глазами ещё стояла тёмно-коричневая мумия в его джинсах и футболке, которую вытряхивал из мешка Дюк. – Какое это имеет значение сейчас? Чилийская раса! Что это, блин, за набор звуков?"

Долго идти с тяжёлым рюкзаком было непривычно тяжело. Тёма старался не смотреть на часы, чтобы не расстраиваться – время тянулось очень медленно. Иногда казалось, что он передумал уже все мысли, и он шли в его голове по второму кругу. Он сожалел, что учитель не позвал в поход Доцента. С ним Тёме было бы не так поганенько.

Они шли через котлованы, мусорные свалки, сгоревшие посёлки, огибали глиняные водоёмы и горы ржавых машин. Дороги не было. Точнее, уже не было: всё было разрушено и покрыто метрами грязи и мусора. Здесь трупы людей никто не убирал, и глаз через какое-то время уже не цеплялся за них. Сгоревший компьютер, кусок стены или мертвяк – уже было не важно, что под ногами, это всё было просто препятствиями, которые нужно было, по возможности, обходить.


В середине дня решено было сделать первый привал и подкрепиться. Для трапезы выбрали один из гигантских полуразрушенных кирпичных коттеджей. Часть дома обвалилась, и можно было пройти внутрь через зияющий проём в стене.

В коттедже осталось несколько комнат, в гостиной, которая располагалась в центре здания и пострадала меньше других комнат, стоял большой стол, диван, кресла и несколько стульев – как раз для их большой компании. Судя по тому, что в комнатах осталось много техники, а в гараже стояли скелеты сгоревших машин, дом раньше принадлежал очень обеспеченной семье. Но теперь всё было покрыто многолетним слоем грязи, а телевизоры и компьютеры превратились в бесполезный мусор. На кухне не осталось даже намёка на еду, ни консервов, ни крупы, вообще ничего. На высоченном холодильнике висели разноцветные магниты с надписями на других языках. Тёма осмотрел их, но не понял, что они значат. На столешнице стояли разнообразные электронные комбайны и пустые склянки, а под ногами валялось огромное количество стеклянных бутылок разных форм и цветов. Но нигде ни крошки пищи.

"Послевоенный голод, – резюмировал Тёма, – Надеюсь, нам не придётся такого испытать".

Он много слышал про эпоху Катастрофы, и это было просто безумием. Сложно было себе представить весь ужас, что происходил с миром и людьми. Даже странно, что всё закончилось и он живёт в такое мирное и сытое время, когда всё приведено в порядок.

"А скоро станет ещё лучше", – подумал Тёма про сокровища, которые откроются им в Китеж-граде.

Уно ушёл на поиски воды, учитель прилёг ненадолго в отдельной комнате, потому что у него болела спина, а все остальные сели отдыхать за стол в гостиной. Нася принесла с кухни тарелки, стаканы и ложки и протёрла их тряпкой, слегка смоченной в воде. Гостиная была очень грязной, но видно, что когда-то здесь всё было обставлено с шиком: на стене красовалась деревянная карта мира, каким он был до Катастрофы, с потолка свешивались длинные люстры, на полке под телевизором стояли вазы и статуэтки, изображающие что-то абстрактное, а на стенах висели картины в рамах. В комнате было много свободного пространства, которое современным людям казалось запредельным шиком, все жили очень компактно. Тёма никогда раньше не бывал в таком роскошном доме.

Сначала в оставшейся компании завязался общий разговор, состоящий по большей части из описания эмоций от увиденного во время похода, но через какое-то время беседа резко свернула не туда. Тёма даже не понял, что произошло.

– Ну, расскажи, чудище болотное, – произнёс Дюк, обращаясь к Гере, – почему тебя взяли в нашу экспедицию? С ищейкой всё понятно. А ты?

Гера замерла от этого внезапного хамства из уст взрослого мужика и даже не смогла быстро съязвить, как она обычно это делала. Тёма, Нася и Даня тоже слегка опешили.

– Наверное, по тем же причинам, что и тебя, – наконец, ответила она, недоумевающе глядя на амбала.

– Да что-то я не видел, чтобы ты таскала тяжести или мертвяков поджигала. Значит, не по той же. Что-то другое, – Дюк отпил из бутылки и смачно рыгнул, – что-то другого характера.

Тёма решил быстренько завести параллельный разговор на отвлечённую тему и спросил у Наси:

– Слушай, а ты чувствовала, что мы едем на трупах? Ну, как эмпат.

– Знаешь, я как-то не привыкла думать о наличии трупов под скамейкой перед тем, как на неё сесть, – девушке вопрос явно не понравился. Тёма слегка разозлился на то, что она не поняла его интенций.

– Я вообще не понимаю, что у тебя в голове. Как там всё это работает.

– Заметно, что не понимаешь, – Нася, похоже, решила, что мужчины предъявляют им с Герой какие-то необоснованные претензии. Но Тёма этого не хотел.

– Эй, да ты чего грубишь?

– У неё пмс, дурак. Отстань со своими трупами, и так тяжело, – сказала Гера, а потом обратилась к подруге, – Если что, я взяла прокладок на несколько заходов и менструальную чашу, могу поделиться.

– Фу! Ты больная такие вещи при мужчинах обсуждать? – отреагировал Дюк.

– А ты больной за столом при девушках рыгать? – Гера вернулась в свою привычную колею резких нападок.

– Во-первых, ты не девушка, а мутант. Давай уясним это. Во-вторых, мы ещё не едим. И в-третьих, отрыжка – это естественный процесс.

– Месячные – тоже естественный процесс. И их, в отличие от твоих извержений, нельзя контролировать.

– Так это ты просто не умеешь свои извержения контролировать, – загоготал солдат.

– Капец… Как хорошо было, когда ты вёл грузовик и тебя не было ни видно, ни слышно!

– А я смотрю, ты у нас дерзкая.

Всё это могло бы закончится знатной потасовкой, но пришёл Уно и сказал, что нашёл скважину с водой и ему нужна помощь. Тёме совершенно не хотелось драться со здоровенными мужиками, защищая честь подруги, и он с облегчением последовал за Уно. Дюк с ухмылкой вышел на улицу, а Гера глазами метала ему вслед молнии.


Вскоре мужчины принесли воду, её прогнали через фильтр и вскипятили в котелке на костре рядом с домом. Из прессованного хлебца приготовили сытную зелёную кашу. Затем все собрались в гостиной и молча пообедали. Дюк больше не нападал на Геру, и вроде бы, всё пришло в норму. Тёма решил, что все были просто злые от голода.

Главное теперь было срочно отправляться дальше, а не рассиживаться на диванах или заниматься поиском трофеев. Хотя в этом дворце их должно было быть огромное множество… Тёма сгорал от любопытства, что могут хранить комнаты на втором этаже, но в то же время понимал, что им не стоит терять драгоценное время. Да и нести с собой лишние вещи было бы плохой идеей.

После обеда все собрали рюкзаки и, оставив грязную посуду на столе, вышли из коттеджа. С одной стороны, здорово, что можно было не убирать за собой и не мыть тарелки. Но с другой – было в этом что-то устрашающее. Это было неким символом невозврата к нормальной жизни. Илья погасил костёр, как он выразился сам, "по-солдатски", и все отправились в путь.

После обеда идти стало ещё тяжелее, потому что теперь хотелось спать. Отряд продолжал свой поход через котлованы и сгоревшие посёлки. Дюк и Илья снова обсуждали непонятные исторические темы, войны и архитектуру, а Гера задвигала Насе теорию о том, что женщины умнее и сильнее мужчин, и они уж точно бы подгадали время экспедиции под цикл единственного эмпата.

– Уже предвижу, какой будет весёленький поход, – вполголоса сказал Даня Артёму и закусил свою пирсингованную губу.

Тёма решил воспользоваться случаем и поинтересовался у осведомлённого приятеля, что будет делать Новая Москва, когда поймёт, что целый отряд исчез.

– Ну, смотри, я так себе это представляю. Сначала нас все потеряют и отправятся искать. Горбунов – важный человек, его будут искать, пока не найдут. К тому же мы уехали на военном грузовике с двумя солдатами. Что должно ускорить процесс. Когда найдут грузовик с телами, родственникам расскажут, что мы погибли на сталкерстве. Но потом, это я гарантирую, специалисты моей малой родины поймут, что тела принадлежат давно погибшим людям. И нас начнут искать более тщательно.

– Да, звучит логично. Скорее всего, за нами отправят отряд иммунных. У других же нет портативных глушилок.

– Это очень дорого. Иммунные – самый ценный ресурс в мире, Артём. Их никто не отправит гоняться за стариком и парочкой военных, да простит меня Горбунов. Будут искать как-то по-другому…

Мысль, что он "самый ценный ресурс", смягчило сердце Тёмы. Он снова почувствовал себя незаменимой частью экспедиции.


Потом коттеджные и дачные посёлки закончились и сменились мусорными пустырями.

"Наверное, здесь когда-то было поле, – подумалось Тёме. – Такие просторы не могли быть ничем не заняты. Как говорил учитель, природа не терпит пустоты".

Он попытался представить старинное довоенное поле и что на нём росло. На ум приходили картинки из журналов и сцены из фильмов: золотые колосья, зелёные длинные листья. В принципе, при хорошем воображении человек может представить себе поле, состоящее из растений. Но вот электромагнитное поле… Тёма снова вспомнил про компас и свои детские эксперименты, когда вся комната была заставлена кружками с водой и плавающими в них иголками.

"Опять мысли повторяются, что ж такое," – заметил он и постарался переключиться.


Вскоре снова вокруг появились погоревшие дачи, и за ними уже стали вырисовываться привычные всем панельные дома – отряд подходил к окраине какого-то городка. Николаич сказал, что до темноты нужно пересечь центр и заночевать на противоположном краю города.

Они дошли до низких старинных домов и торгового центра с выбитыми стёклами. На фасаде здания ещё остались следы от крепления вывески – курсивные буквы "Галерея". Как понимал Тёма, до Катастрофы очагами цивилизации являлись именно торговые центры. Видишь тц – значит, ты в центре города. Он представлял, что туда стекались все люди, кто поесть, кто купить что-то, кто просто погулять. Тёме иногда очень не нравилось быть иммунным, ему хотелось, как Нася, уметь погружаться в любую эпоху и видеть, как там всё было на самом деле. Не сквозь фантазию режиссеров или писателей, а через глаза обычного человека, чтобы всё было правдоподобно и без лишней романтики. Но этому не суждено было случиться, поэтому он просто фантазировал.

Тем временем на общем голосовании было решено исследовать магазин на предмет важных трофеев – свечей, батареек, обуви и прочего. Отряд забрался в торговый центр, давно вросший в землю по второй этаж, и прошёлся по коридорам.

Всё было разграблено. Абсолютно всё. Каждый магазин, каждая лавка. Кассы раскурочены, стёкла витрин разбиты, повсюду валялись сломаные голые манекены и редкие пустые коробки, а из магазинов с вывесками типа "Одежда" или "Обувь" было вынесено подчистую всё. Тёма прошёл по всем этажам, заглядывал чуть ли не в каждый угол – ничего. Тотальная пустота. Остальные члены команды также ничего не нашли и были в лёгком замешательстве. В Москве на сталкерстве такого не было. Всегда можно было разжиться хоть какими-то трофеями или классной шмоткой. Здесь же было относительно целое здание без признаков взрыва или пожара, но в нём не было ни одной ценной вещи.

"То есть, нам говорили правду. За пределами Москвы ничего нет," – решил Тёма. Ему вдруг стало как-то неуютно от этой мысли и осознания, что они удаляются от дома, где всё-таки была еда, вода и одежда.


Начало смеркаться. Отряд по карте и компасу проследовал до следующего спального района и облюбовал себе панельку для ночёвки: пятиэтажное здание по типу тех, в которых все жили в Москве. В принципе, с портативной глушилкой можно было заселиться и в здание повыше, только вот идти по лестнице с тяжёлыми рюкзаками никому не хотелось. Поэтому все сегодня согласились на классику.

Они заняли весь этаж – нашли подъезд, где в квартирах трупы не лежали в кроватях, и быстро провели уборку в спальнях. Точно, как на обычных вылазках. На улице снова развели костёр и приготовили кашу, используя принесённые запасы воды. Завтра снова придётся искать скважину или колодец. Что они будут есть, когда закончатся хлебцы, Тёма не знал.

Ужинали они на улице при свете костра. Почти как на сталкерстве, только разговаривать никому не хотелось. Не было никаких задушевных разговоров, страшных историй и хихиканья девчонок. Только огонь потрескивал и слышно было, как громко чавкают голодные мужики. Когда огонь погас, все начали расходиться по выбранным комнатам. Все так устали друг от друга, что решили занять отдельные комнаты.

Тёма поцеловал Насю в щёку, пожелал ей спокойной ночи, включил фонарик и побрёл к дивану, рядом с которым он оставил свой рюкзак. Внутри дивана он обнаружил подушку и одеяло, настолько давно не использовавшиеся, что на запах казались новыми. По крайней мере, Тёма так себе представлял запах новых вещей.

Раздевшись, он вытянулся на диване во весь рост. Блаженство. Спина, плечи и ноги так устали, что теперь отдыхали с какой-то самостоятельной жадностью. Покрутившись в постели, Тёма занял самую удобную позицию и прислушался. Тишина. Он решил быстренько подвести итоги дня и заснуть, пока кто-нибудь в соседних комнатах не начал храпеть.

Сегодня на рассвете он ещё старался не разбудить маму и Вадика, тайком выходя из дома. Это было сегодня! Уму не постижимо. Ещё утром он думал, что они пойдут в поход вдвоём с учителем. А потом как всё закрутилось! Их оказалось в отряде восемь человек, с тремя из них он никогда особо не общался… Даня ещё кинулся под колёса грузовика… А теперь он вообще лежит на чьём-то диване в абсолютно пустом незнакомом городе. Где-то рядом засыпает Нася. А на окраине Москвы уже, наверно, догорел грузовик с мумиями… А сколько мертвецов он сегодня видел… Такой трешак! А ещё странный пустой город, где ни одной вещи не осталось в магазине… Но всё-таки это самое удивительное, что с ним случалось за всю его жизнь: он в другом городе, он путешествует. И это только самое начало.


2. Перед штурмом


"Человек заперт в своём теле. И ему невыносимо скучно жить здесь и сейчас. Он ограничен пятью чувствами, которые не позволяют ему видеть всё скрытое разнообразие мира. И если выходной день он проведёт без алкоголя, интернета и книг, уносящих его в неведомые дали, то жизнь ему будет казаться беспросветной, пресной и безрадостной. Сериалы, смартфоны, работа, общение с друзьями, путешествия раз в полгода… Всё это нужно человеку лишь для того, чтобы не оставаться наедине с собой и быть как можно дальше от этого пресловутого "здесь и сейчас". Казалось бы…"

Экран ноутбука вспыхнул неопубликованной записью в паблике и погас. Что было, в принципе, неплохо: Андрей бы всё равно потом пожалел об этом онлайн-нытье. Рядом с ноутбуком стоял остывший кофе, из колонки доносились тихие звуки музыки. Одурманивающе пахло сандалом.

В квартире всё замерло. Спальня родителей пустовала, пока те были на даче, а Андрею на секунду показалось, что пришло вдохновение, способное вытащить его за грань собственного восприятия, поэтому он поспешил занять позу для медитации.

Он лежал посреди комнаты на чёрном резиновом коврике для йоги. Его глаза были закрыты, а лицо напряжено. Он пытался вспомнить, как у него это получалось раньше. Напряжённо соображал, где же находится то самое воспоминание.

Как он же он это делал делал? Ведь должна быть какая-то технология проникновения в другую реальность. Как выглядит искомая информация и как её найти в голове? Это часть мозга, группа нейронов и синапсов? Он ещё больше нахмурил лоб, пытаясь представить нужное воспоминание в виде волны или импульса. Или пучка фотонов, каким его рисуют в научно-популярных роликах на ютубе.

Он пытался представить свой мозг, состоящий из органической ткани и электричества, пытался гнаться за своей целью по коридорам извилин. Вспоминал, как вначале сознание затягивала воронка, как за закрытыми глазами в полной темноте расплывался синий цвет и проявлялись контуры диковинных предметов, а со всех сторон смотрели на него разные глаза: детей, стариков, животных, и на все вопросы находились такие мудрые ответы, даже не ответы, а сразу знание… Но воспоминания были блеклые и уже превратились в пустые слова пересказа, и как ни старался Андрей, у него не получалось ощутить вновь то сладостное медитативное состояние. Ни мантры, ни остановка внутреннего диалога, ни поиск тонкого тела – ничего не помогало, умение выходить за пределы реальности никак не хотело обнаруживаться.

Больше часа бесполезных и мучительных попыток сконцентрироваться и увидеть хоть что-то. Разноцветные видения, перетекающие из одного в другое, ожившие мандалы, голоса мудрецов, мириады глаз, смотрящих на него из глубины веков, прогулки по невиданным городам – всего этого больше не было. Андрей лежал на полу и смотрел в потолок, и дым от благовоний смешивался с пылью в луче солнечного света, пробившегося сквозь шторы. Сопротивление бесполезно. Другой мир его покинул, теперь уже точно.


Раньше всё было проще. Он почти полгода практиковался в медитации, и всегда всё получалось. Правда, тогда у него был наставник… Но не могло же дело быть в этом! Полгода обучения и практик – это не так уж и мало. Андрею тогда уже казалось, что учитель ему больше не нужен, и когда тот не пустил его на занятие за часовое опоздание, Андрей даже немного обрадовался такому финалу. Но напоказ вспылил и ушёл, хлопнув дверью и ругаясь, сквозь зубы. Не такая уж это и точная наука.

"Наконец-то можно заняться куда более важными земными делами", – подумал тогда Андрей и полностью переключился на репетиции со своей музыкальной группой, написание новых текстов и общение с девчонками, с которыми он вместе с приятелями познакомился на концерте. Реальная жизнь поглотила его и закрутила в водовороте событий, встреч и алкогольного угара.

Через пару недель, натусовавшись в мелких клубах Москвы и области и набегавшись в "рейды по тёлочкам", Андрей решил вернуться к учёбе и медитациям с новыми силами. О наставнике он всё ещё вспоминал с раздражительностью и некоторой обидой, поэтому не стал ему звонить и напрашиваться на занятие. Он тогда просто достал с балкона свой черный резиновый коврик для йоги и расположился посреди своей комнаты. Сам справится.

Отправляясь в первое самостоятельное путешествие, Андрей был уверен, что всё будет просто. Он закрыл глаза и приготовился к потоку ярких картинок и волшебных откровений. Но перед ним появилась только стена непонятного тёмного цвета и застыла. Он двигал зрачками за закрытыми веками, пытаясь понять, куда же делись мириады глаз и синий цвет, но стена была повсюду. Вскоре Андрей понял, что никакая это не стена, а просто он видит кожу своих век. К тому же в голове роились мысли о домашнем задании по физике, о предстоящих экзаменах и лабах, об этой невыносимой преподше английского, а ещё о заднице его новой знакомой и о том, что неплохо было бы наведаться к холодильнику. Поняв, что в таком состоянии о плодотворной медитации и речи идти не может, Андрей перенёс это занятие на вечер. Перед сном всегда больше видится.

Но вечером перед глазами была всё та же темнота, а в голове – бытовые вопросы и тексты песен. И на следующее утро. И на выходных. И даже через месяц. Ни трава, ни благовонии, ни шаманская музыка, ни отказ от мяса, ничего не помогало. Всё исчезло.


И вот сегодня ровно два месяца как началась его новая жизнь – пресная, серая, бездуховная и ограниченная пятью чувствами. Он не в депрессии, нет. Просто его окружают люди, которые даже не понимают, насколько бессмысленно такое существование. Люди, которые вечно ходят по кругу, не осознавая этого. Ни к чему высокому не стремятся. По сути – абсолютно бессмысленное существование, первая ступень пирамиды Маслоу. А ведь было Другое…

Первое время после осознания, что дверь в другой мир закрыта, было совсем тяжело. Как будто внутри что-то оборвалось. Как будто родители выгнали из дома. Как будто все веселятся где-то, а тебя не позвали. И время несётся, как бешеное. Не понятно, куда и зачем.

Слишком долго длится это чистилище, из которого он уже почти потерял надежду выбраться. Всё стало плоским и бесцельным. Есть, спать, что-то зачем-то учить, куда-то ходить: вот и вся жизнь теперь, к которой он уже начинал привыкать.


Жалобы на всё вокруг громогласно прервал дверной звонок. Андрей вздрогнул, тихо выругался на внезапный громкий звук, но всё равно собрал расползающиеся мысли обратно в голову и медленно встал с коврика. Перед глазами всё поплыло от резко упавшего давления, и до двери он перемещался практически вслепую, то и дело спотыкаясь о мебель.

Выйдя в ярко освещённый общий коридор, где тошнотворно пахло чьим-то пригоревшим завтраком, Андрей упёрся лбом в дверь, ведущую к лифтам, и посмотрел в глазок. Там, оглядываясь по сторонам и одёргивая джинсовую куртку, стоял коренастый коротко стриженый парень – его однокурсник Ваня Шарко.

Шарко был родом из города Орёл, очень быстро и нечленораздельно говорил и имел раздражающую привычку приходить в гости без приглашения. Андрей часто задавался вопросом, все ли в Орле ходят друг к другу в гости, когда им взбредёт в голову, или это просто Шарко дебил.

Нехотя он открыл дверь.

– Здорово, бруд, – заулыбался орловчанин и полез обниматься к ещё не отошедшему от неудавшейся медитации Андрею.

– Ну, привет, конечно…– проговорил тот проходящему к дверям квартиры гостю, от которого разило дешёвыми сигаретами.

– Как житуха? Чего делаешь? Что сонный-то такой? Кто рано встаёт, тот к обеду уже задолбался? Встрепенись давай! Расширепь окна на кухне, а то что это такое.

Андрей уже пожалел, что открыл дверь этому урагану эмоций и дурацких словечек, но Шарко было не остановить…

– Плесни мне кофеюшку, бруд, лады? – как бы между делом кинул тот, деловито направляюсь на кухню прямо в кедах, пока Андрей в темноте искал тапки.

"Это просто талант. Как он только умудряется надоесть людям меньше, чем за минуту", – подумал Андрей и, бросив искать тапки, поплёлся за Шарко на кухню.

– Как жизнь-то? К сессии готовишься? – продолжил гость тираду риторических вопросов, усевшись за стол и звучно отхлебнув стоявший на столе остывший американо Андрея.

– Естественно, только об этом и думаю. Видишь, учебники на столе?

– А я вот думал у тебя материалы к экзамену по радиоэлектронике попросить, – не дослушав Андрея, перешёл к делу орловчанин. – Я их ксерану и верну сразу же, окей?

– Окей, Ваня, сейчас принесу, – сквозь зубы ответил хозяин квартиры и ушёл в свою комнату.

К тому моменту как Андрей вернулся с конспектами и чертежами, Иван уже выплеснул остывший напиток в раковину, насыпал в кружку растворимого кофе и включил чайник.

– А что у тебя так палками-вонялками пахнет? По Индии загоняешься, что ли? – хитро улыбаясь поинтересовался Шарко.

– Не, я дунул и решил так запах скрыть, – вальяжно ответил Андрей и сам поразился тому, как он так быстро додумался до столь изящной лжи.

– Ну, что за прошлый век, брудер! Сейчас уже никто не дует, ты чего, – Шарко улыбнулся, налил в кружку кипятка, и к аромату сандала добавился кофейный запах. – Сейчас все твои проблемы решит только Виртацин. И запаха никакого не будет, и по другим мирам полетаешь.

Андрея на секунду как будто током ударило от фразы про другие миры. От триггера в голове мгновенно пронеслась тысяча мыслей.

– Как по другим мирам? Это тяжёлый наркотик, что ли?

– Да это не наркотик, это лекарство. Просто ещё в России не освоенное и не проверенное, а в Европе все нормальные люди его юзают, от бессоницы помогает. Совершенно не вредно, можешь в инетике почитать, – гость располагающе улыбнулся и после секундной паузы удивлённо добавил, – Ты серьёзно, что ли, не слышал никогда?

– Слышал, было дело. Просто я предпочитаю откинуться от классики, – продолжал врать Андрей.

– Да безвредное абсолютно, не ссы. Было бы что-то страшное, уже полно роликов в нете было с отходосами. И всё законно на стопроц, если тебя это сильно парит.

– А ты сам-то пробовал? – пошёл в контрнаступление Андрей, разозлившись, что орловчанин считает его трусом.

– Я его не пробую, я им питаюсь! – пошутил тот, – Всё равно что очки виртуальной реальности одеть или кефиру попить, такой вот вред у него.

– Надеть.

– Чего?

– Ничего, забей, – решил не умничать в данной ситуации Андрей. – Ну, и в чём же его отличие от других… лекарств?

– Описать очень сложно, у меня слов не хватит. Бль, горячее какое! – Ваня обжёг язык и выплюнул отпитый кофе обратно в кружку. – Чёрт. В общем, очень странные ощущения. Как будто дежавю во сне. Видишь всякие отрывки очень реалистично. И ещё складывается такое ощущение, что всё знаешь: и физику, и арабский язык, и где лежит какая-нибудь вещь, которую ты потерял.

– Ясно, – с деланым безразличием сказал Андрей и даже зевнул и потянулся для пущей достоверности. Он считал, что никогда не надо показывать, что тебя что-то заинтересовало и ты этого хочешь. На рынке всегда срабатывало.

Гость тут же сменил тему, переходя на обсуждение нового голливудского блокбастера, который он только что посмотрел в кино. Потом речь зашла об общих знакомых и о вариантах сдачи сессии. Затем Шарко спросил про его группу и бывают ли у них концерты, начал расспрашивать, как организовать свой бэнд. Андрей старался вежливо поддерживать беседу невыносимо долгие пятнадцать минут, в глубине души надеясь, что разговор снова вернётся к обсуждению других миров. Но когда появилась возможность снова обсудить Виртацин, зазвенел мобильный из куртки в коридоре. Ване позвонил какой-то очередной его друг, он залпом допил уже не горячий кофе и очень быстро сорвался с места.

Уже около подъезжающего лифта Андрей полушёпотом обратился к уходящему гостю.

– Слушай… Достанешь мне этой штуки, о которой ты сегодня говорил? Ну, чтобы по другим мирам пошариться, – вымолвил Андрей и почувствовал, как в своей попытке штурмовать небеса, он заносит ногу над бездной.

– Да я это… Тебя сейчас же и угощу! – Улыбнулся Ваня и достал из внутреннего кармана куртки маленький полиэтиленовый пакетик. – Это тебе алаверды за конспекты. А у меня дома ещё вагон этого добра. Если ты понимаешь, о чём я.

Всё произошло так быстро, что не было времени подумать. Лифт увёз однокурсника, а Андрей рванул в комнату, сжимая в ладони маленький красный прямоугольник в полиэтилене.

"Это не спайс, от которого все мрут, и, скорее всего, не лсд, – размышлял он, – Ванёк бы не стал врать, что это лекарство. Просто помощь заблудшим душам, какой-то новый церебральный стимулятор как раз для таких, как я. Я же не торчок какой-нибудь конченый, я посвятил свою жизнь науке. Будем считать это экспериментом во имя прогресса человечества".

Андрей вернулся к коврику и сел в позу полулотоса. В комнате ещё стоял густой запах сандала. Он смотрел на таблетку в ладони. Он не был Нео, и выбора у него не было. Только один вариант – красная.

Не теряя времени на размышления, которые могут повлиять на его решимость, Андрей отправил маленький красный прямоугольник в рот, как флешку в картридер. Недалеко, чтобы можно было достать в случае чего. Было стрёмно пробовать какую-то неизвестную штуку в одиночестве. Но он успокаивал себя тем, что если что-то случится, Шарко быстро найдут и посадят, так как на входе в подъезд есть камера, которая записала, что он сюда заходил.

Несколько минут ничего не происходило, и он закрыл глаза.


Луга с яркой сочнойтравой и пасущимися тучными коровами, которые ожидал увидеть Андрей, здесь отсутствовали. И лестницы в небо тоже не было. Ни василькового цвета, ни добрых глаз древних мудрецов…

Но желание Андрея было исполнено: он выбрался из пресного чистилища своей реальности, снова видел за закрытыми глазами и, как и прежде, получал ответы на свои вопросы.

Вот только попал он явно не на небеса. Он видел марширующие толпы в одежде цвета хаки, мириады гниющих и разлагающихся глаз, гриб ядерного взрыва и синюю ногу с биркой, высунувшуюся из-под простыни. Видел, как невидимой волной уничтожало города, как земля разрывается и перекручивается. Он чувствовал, как волосы на голове седеют. Слышал вой сирен. И всё это сопровождали всепоглощающая паника, чувство беспомощности и привкус железа во рту…


3. Танталовы муки


Отряд был в пути уже десять дней. По дороге им всё чаще встречались пустыри без мусора и трупов и сухие поломанные остовы деревьев. Гера, увидев первые деревья, сначала подумала, что они уже подходят к Китежу. Но учитель сказал, что до пункта назначения ещё идти и идти, просто они далеко ушли от столицы. Города и сёла, которые им встречались, были все, как один, вычищены от продуктов и лекарств, завалены ненужными предметами и наводили тоску своими разрушенными низкими домами и разграбленными и сожжёнными церквями. Церквей было очень много! Изредка в них удавалось найти свечи, которые вкусно пахли чем-то сладким. Их использовали в тёмное время, чтобы не тратить батарейки в фонариках. Но чаще всего даже свечи были кем-то куда-то унесены.

Иногда они находили что-нибудь интересное в квартирах и дачных домиках, в которых останавливались на ночлег. Однажды они остановились в квартире каких-то очень творческих людей: на стенах висело огромное множество картин, некоторые полотна просто стояли на полу, а на балконе, помимо пустых бутылок, лежали разнообразные рамы. В прихожей стояло пыльное расстроенное фортепиано. Гера быстро нашла в демке, как играть самые простые мелодии, и исполняла "Собачий вальс", в то время как остальные доедали кашу. Потом к ней подошёл Даня и сыграл отрывок из "Полёта Валькирий" Вагнера. У Геры чуть челюсть не отвалилась! Он сказал, что его бабушка была пианисткой и с детства учила его играть. Гера попробовала повторить хотя бы первую строчку нотного стана, но у неё ничего не получилось. Это целое искусство! Одной теорией было не ограничиться. Она на несколько минут почувствовала себя обычной смертной рядом с Даней, это было неприятное и непривычное ощущение. Но потом она решила, что если бы у неё было свободное время, она бы научилась играть даже лучше.

"Я же человек гениальной новой расы, я могу всё," – как обычно, подумала она.


В другом доме они обнаружили целый склад денег, украшений и слитков драгметаллов. Этим добром была забита целая комната. Когда-то, до Катастрофы, эти бумажки и железяки считались невероятнейшим богатством. А сейчас они были просто хламом. Для Геры данная находка не была каким-то прям знаковым событием, но учитель, который понимал, что это за банкноты, и помнил их былую ценность, впал в меланхоличное состояние. Он взял охапку зелёных бумажек и сказал разжечь ими костёр для обеда. И сидел смотрел, как они сгорают. Была бы Гера эмпатом, она бы его лучше поняла.


Что касается крупных событий, то их за время похода было всего два. Во-первых, у Геры и Наси синхронно начались месячные. Ничего удивительного, они же подруги, ритмы синхронизировались. Выбрали они для этого, конечно, не самый удобный момент: за весь цикл у отряда не было долгих стоянок, и воды хватало в обрез. Гера себя успокаивала тем, что в 18 веке у крестьянок, работавших в полях, вообще не было ни прокладок, ни тампонов, ни, тем более, менструальных чаш. Неудобно, конечно, но не критично. Несколько усугублял ситуацию только Дюк-индюк, который пытался её унижать за её женскую природу. Но Гера не пасовала. Она привыкла тесно сосуществовать с имбецилами.

Второе событие выглядело, как издевательство. Как только девчонки героически покончили с менструацией, начался жуткий ливень, и отряд на сутки засел в двухэтажном загородном особняке. Теперь воды было хоть отбавляй! Её набирали во всевозможные тары, часть фильтровали для питья, часть уходила на гигиену. Также можно было отлежаться и отоспаться перед продолжением пути. Почему дождь не мог пойти на их первый или второй день – тайна, покрытая мраком.

Ах, ещё Дюк теперь по утрам проводил для всех зарядку! Сначала они с Ильёй по утрам вдвоём отрабатывали удары, "чтобы держать себя в форме", а потом учитель заставил его проводить физкультуру для всех. Гере с Насей тоже приходилось разминаться, несмотря ни на что. При учителе, кстати, Дюк вёл себя чинно и благородно, но как только тот уходил или просто отворачивался, этот придурошный индюк начинал хамить или грязно домогаться. Гера иногда хамила в ответ, только уже громко, и учитель делал ей замечание. Короче говоря, Дюк был невыносимым великовозрастным идиотом.

Сегодня после разминки Дюк всем сообщил, что теперь они будут разучивать приёмы самообороны. Даже учителю придётся, "а то мало ли что". Гера прекрасно понимала, что единственный, от кого здесь нужно самообороняться – это как раз сам индюк. Просто ему очень хотелось повыделываться и поиграть мускулами.

Какой же он мерзкий, всё-таки… Весь какой-то квадратный, шеи как будто нет, весь покрыт рыжеватой шерстью, кожа в чёрных родинках. Ещё за десять дней он оброс бородой и ужасно вонял. Фу, прям тошнит от него. Самое тупое, что это отвратительное чудовище называет её, Геру, монстром и мутантом. Но на её вкус мертвяки, валяющиеся в канавах в воде, были намного симпатичнее Дюка.

      Первые боевые приёмы волосатое чудовище показывало на своём коллеге. Они оба были в грязных чёрных майках, камуфляжных штанах и берцах. Оба бородатые. Только Илья был выше и стройнее Дюка.

– Остановили атаку! Прихватили руку противника! Разгибаем свою руку и бьём локтем! Потом бьёте коленом по спине! Запомнили?

Затем Илья и Дюк стали проверять своих учеников, как те справляются. Чудовище, конечно же, встало в пару с Герой. Она быстро продемонстрировала всё, что они разучили, но Дюку что-то не понравилось.

– Давай ещё раз, – скомандовал он ей.

И когда Гера схватила его руку, он свободной рукой ущипнул её за грудь и прошептал на ухо:

– Ну, чё там, закончились дела твои? Будем чпокаться?

Гера мгновенно озверела. Это уже переходило все рамки дозволенного. Она заломила ему руку, ударила коленом по спине, а потом со всей силы врезала ему между ног.

– А ты уверен, что сможешь теперь чпокаться? – прошипела она.

Тренировку пришлось прекратить. Учитель посетовал, что долгие остановки никому не на пользу и попросил всех держать себя в руках и помнить, зачем они собрались.

– Без дисциплины у нас ничего не получится, вы же сами понимаете. Мы идём по диким местам, где спасёт только взаимовыручка. Если вас кто-то раздражает, вызывает неприятные эмоции – просто отойдите, – наставлял их Андрей Николаевич, – только недалеко.

      Гера бы с удовольствием не видела Дюка, не общалась с ним и не думала о нём. Но он постоянно к ней лез! За время похода не было ни одного дня, чтобы он к ней не приставал.


После обеда отряд вновь выдвинулся в путь. Гера уже скучала по мягкому матрасу без пружин, на котором она спала в этом особняке, и по светлой просторной комнате с огромной гардеробной с кучей одежды, обуви и украшений. Ничего крупного с собой нельзя было брать, поэтому она взяла только одно золотое кольцо с красным камнем и крупную золотую цепочку на шею. Побрызгалась духами с ног до головы и пару раз пшикнула на рюкзак. Ну, и взяла свежее бельё, разумеется. Стирать тут некогда.

Пока Гера тратила все силы на борьбу с местным альфа-самцом, у Наси и Артёма был медовый месяц. Она сама рассказала Гере, чем они там занимались весь этот дождливый день. Гере было немного обидно. Ей тоже хотелось, чтобы её кто-то любил, говорил ей приятные слова, целовал и оберегал. Хотелось спать с кем-то в обнимку.

"Может, Дюк что-то увидел или услышал и теперь хочет того же самого от меня? Поэтому так упорно пристаёт?" – пришло на ум Гере.

Но она не согласна. Нет, нет, нет! Это просто мерзко. Лучше бы к ней Даня приставал или, в крайнем случае, Уно. Но только не ЭТО!!!

Слишком много мужиков в этом походе. И все они тупее Геры… Ну, кроме учителя, конечно. И, может быть, Дани. У Геры не получалось больше его презирать. Всё-таки он крутой и не совсем идиот. Но былого восторга, который она испытывала, когда он только появился, уже не осталось. Возникло что-то вроде сиюминутного восхищения, когда он играл Вагнера, но это было уже не то. Он же её обидел. Дважды. И по сердцу пробегал неприятный холодок, когда мысли о Дане заходили чуть дальше простого размышления. Даже сейчас.

Кто дальше. Уно. Ну, Уно был на своей волне. Вроде симпатичный и тоже не окончательно тупой, но какой-то далёкий, как будто не с ними. Он не проявлял абсолютно никакого интереса ни к девчонкам, ни к мальчишкам, вообще ни к чему и ни к кому. Просто шёл с ними рядом. Заинтересовать его разговором у Геры ни разу не получилось, хотя она пробовала по-всякому. И музыку пыталась обсудить, и фильмы, и его паркур. Получалось некое подобие светской беседы, и Гере вскоре уже не хотелось тратить силы впустую на эти бесперспективные разговоры.

Кто ещё мог претендовать на роль её приятеля? Илья? Ну, он взрослый. Гера не знала, сколько ему лет, просто знала, что он старше. В отцы ей не годился, но всё же. А со взрослыми мужиками не интересно, они какие-то закостенелые. Гера не видела в них ни лёгкости, ни развития, ни искры. С такими только что доживать оставалось. Тем более, они же почти как родители…

Потом мысли Геры перескочили на её настоящих родителей. Кто они? Какие они? Где они? Если они умерли, то каким образом? Были они такими же, как она, лысыми, серокожими и дико умными? Или были обычными людьми? Гера уже неоднократно порывалась спросить у Наси, может, она что увидит. Но каждый раз что-то её останавливало. Возможно, она просто не хотела знать правду.


Несколько часов отряд пробирался по грязи и лавировал между лужами и обгоревшими пеньками. На ботинки налипло чуть ли не два килограмма земли и глины! Иногда Гере казалось, что природа не так уж и дружелюбна: ходить по мусорным полигонам было даже чище. Но, может, это только мёртвая природа?.. Вроде как мстит людям за то, что они с ней сделали.

Живая природа представлялась ей доброй, разумной и крайне логичной. В походе Гера больше всего ждала увидеть растения. Даже животные её не так сильно интересовали. А вот цветы, листья, деревья… В них было что-то математическое и изначальное. В Китеже она обязательно изучит этот вопрос на наглядных примерах.

Пока Гера предавалась мечтам о хлорофилле, отряд снова оказался на сухой территории, докуда не дошёл дождь. Наконец-то, можно было очистить ботинки от налипшей грязи. Перед ними был крошечный посёлок на краю леса, за которым простирались пустые поля. Следующий город был далеко, поэтому решили остаться здесь на ночь, а перед этим исследовать местность на предмет еды, запасных батареек для глушилки и прочих расходных материалов.

Учитель, как самый старший, остался отдыхать и следить за глушилой на их новой временной базе, а отряд разделился на две команды. Гера, Нася, Тёма и Даня были в одной группе, а Уно, Дюк и Илья – в другой. Слишком далеко от ФЧИ уходить было нельзя, поэтому все достали карты и поделили территорию на две равные части. Первой команде досталась северная половина, второй, соответственно, южная.

Команды разошлись в разные стороны, и Гера даже с облегчением вздохнула: без присмотра солдат, прям как в школе. Как будто они просто идут тусоваться к Бабуле! А там уже их ждут Доцент, Оля, музыкальный центр и квас. Они будут обсуждать татуировки и кто в каких мирах путешествовал. И петь песни на непонятном языке. А потом она вернётся домой, где будет сидеть её взъерошенный брат. Она вспоминала его уже без раздражения, просто с теплотой. Так теперь далека их прежняя беззаботная жизнь…

Особенно не хватало песен. После того, как они горланили на тусовках у Бабули, Гере становилось легче. Да и всем, скорее всего. Была какая-то освобождающая сила в этих первобытных криках. Плечи расправлялись, дышать становилось легче…


– Не порядок, что молодёжь одна гуляет! Так. Тёма, давай метнись в другую группу. Они недалеко ушли.

"Ох, нет… Ну, только не ты...."

Гера решила его просто игнорировать. Его нет. Сгинул. Исчез. Его не существует. Какой ещё Дюк? Мы таких не знаем.

Солдат отправил их иммунного Тёму к другой команде и пошёл рядом с Герой.

– Так, ребята… Сосредоточились. Настя, нащупай, где тут есть чёнть интересное, – начал командовать он, – Еды мало остаётся. Сконцентрируйся на еде. Чтобы нам не пришлось… голодать. Знаешь, как крупа выглядит? Сможешь найти?

Сначала они прошлись по нескольким домам и досконально проверили каждую кухню. Нашли несколько упаковок из-под риса и муки, но вместо еды в коробках валялись мёртвые жуки. Ужасное зрелище. Или это рядом с Дюком всё казалось тошнотворным?..

Потом они вышли на улицу, потому что Настя что-то увидела. Пока она блуждала по демке, чудовище подошло очень близко к Гере и, смотря куда-то в сторону, тихим голосом завело свою шарманку:

– Ты же понимаешь, Наташа, что тебя не просто так взяли? Мы тут мужчины. Мы занимаемся серьёзной работой. Для иммунного взяли блондинку. А ты для остальных. Пойми уже это и смирись. Иначе я скоро лопну.

– Видимо, уже лопнул. И мозг вытек. Вместе с дерьмом, – ледяным голосом ответила Гера.

– Сучка ты, всё-таки. И глупенькая.

Гера отошла к Дане и сказала ему, что ещё немного и она прибьёт этого солдафона. Даня сказал, что тот просто стебётся над ней и не нужно воспринимать его слова всерьёз. Вроде как, если бы она не агрилась, к ней бы никто не приставал. Но Гера не могла не злиться.


Нася резко очнулась и сказала, что она увидела рядом с лесом бункер, где хранится крупа. Нужно только найти дверь вниз.

– Там прямо холодильник подземный, – она не могла отдышаться от волнения, – На полках разная еда. Там огромные помещения. И всё под землёй. Глубоко.

Команда возликовала. Еда! Они будут есть нормальную человеческую пищу! Впервые в жизни! Они попробуют не синтетическую кашу, а что-то другое!!!

Сердце рвалось у Геры из груди. Она моментально забыла про все обиды и ссоры, и чуть ли не расцеловала чудовище. Теперь у всех была осязаемая близкая цель. Они побежали к лесу, а Дюк по рации связался с Ильёй и вызвал ту команду на подмогу. Потом они ураганом пронеслись по периметру в поисках двери в бункер.

– Здесь! Внизу! Еда внизу! – крикнула Блонди.

– Значит, где-то рядом дверь, – сообразил Дюк.

Пришлось углубиться в лес, точнее в то, что осталось от леса. Кругом торчали поломанные сухие деревья и раскрошенные пни, на которых угадывался засохший мох, а на небольшом пригорке… она!

Ржавая тяжёлая дверь долго не поддавалась. Помогла только грубая мужская сила и складная ножовка, которая почему-то была у Дюка с собой. Когда же дверь со скрипом отворилась, перед ними открылся вид на тёмный бесконечный коридор.

– Я пойду первым, за мной Дан, потом вы обе, – сказал солдат, – включайте фонари и смотрите под ноги. Держим дистанцию в полтора-два метра.

Коридор был выложен то ли кафелем, то ли каменной плиткой. И эта плитка была очень скользкой. Вообще, всё вокруг было влажным, холодным и скользким, а железные перила на стене были просто ледяными. Снаружи таких температур давно нет. С потолка капала вода, и на полу от этой капели уже образовались ямки.

Дорога плавно спускалась вниз. Гера вспомнила приключенческие романы, в которых упоминались пещеры, и решила, что как-то так они и должны выглядеть. И, возможно, здесь внизу тоже водятся какие-нибудь белёсые ящерицы или рыбы, которым не нужен свет. И флуоресцентные грибы. Ещё обычно в пещерах всегда хранились сокровища. Вот и здесь тоже! Не понятно только, где вся эта еда…

Воздух был холодный, и изо рта у всех шёл пар. Пахло сыростью и чем-то таким знакомым, будто из детства, но Гера никак не могла вспомнить, что это за запах, как и подобрать аналогию для его описания. Ещё было зябко, прямо-таки пробирало до костей. Но главным здесь было не отвлекаться и не поскользнуться. Гера шла в колонне заключающей и, если бы она поскользнулась, то сбила бы с ног всю группу. Крупа, конечно, ценный продукт, но здоровье важнее.

– Через десять метров резкий спуск! Аккуратнее! – крикнул Дюк, и его слова эхом разлетелись по коридору, – идём медленно и держимся за перила! Если мы тут попадаем, я вам ноги поотрываю!

После этих слов все стали идти ещё медленнее, стараясь не скользить.


Вдруг из щели между настенными плитами с шипением вырвалась струя жёлтого пара и попала прямо в лицо Дюку. Он закашлялся и согнулся пополам.

– А! – вскрикнула Нася и рухнула на пол.

Затем с грохотом упал Дюк.

И Даня.

– Эй, ребята! Вы чего, прикалываетесь? Я не хочу, чтобы нам поотрывали ноги, – занервничала Гера и стала потихоньку спускаться к команде.

Все трое лежали на полу и не подавали признаков жизни. То ли из-за пара, то ли ударились головой. Фонарик Дюка укатился и упал в чёрную пропасть дверного проёма. Но Дюк даже не пошевелился. Было слышно, как фонарик падает по ступенькам где-то вдалеке и затем останавливается. Гере стало до ужаса страшно. Все мышцы окаменели. Руки и ноги затряслись. Зубы застучали. Она не знала, что делать. А делать нужно было что-то очень срочно!

Гера попробовала привести в чувство свою подругу. Похлопала её по щекам своими холодными ладонями, потрясла за плечи, повторяя "Настя, очнись! Очнись, Настя!". Но всё без толку. Потом померила пульс, проверила дышит ли она. Да, живая, но без сознания. Проверила пульс остальным. Все пока живы. Обмякшие, не реагировавшие ни на что тела её друзей вводили в панику. На секунду стало страшно, что очнётся только один Дюк.

Нужно было звать на помощь. Срочно связаться с остальной частью отряда. Гера сняла с пояса Дюка рацию. Нажала на кнопку. Раздался треск. Вроде ловит. И в тот самый момент, когда она распрямилась, чтобы передать сообщение Илье, ей в лицо выстрелила струя жёлтого пара.

– Приём! Мы в лесу в бункере, нужны противогазы и помощь. Все без сознания, – скороговоркой выпалила она, чтобы успеть донести суть проблемы, пока она сама не отключилась.

– Принял, – услышала она сквозь треск и отпустила кнопку.

Гера закрыла глаза.


Потом открыла. Она стояла в тёмном коридоре с фонариком в руке. Прошла лишь пара секунд. Похоже, газ на неё не действовал. Она провела по татуированной лысой голове рукой. Кожа была влажная. Минуты шли, но Гера была на ногах и в сознании. Да, на неё определённо не действует этот ядовитый газ… Значит, пора всех спасать!

Гера схватила фонарик в зубы, а рацию приделала к ремню. Затем попробовала поднять Насю. В принципе, если нести её так, чтобы ноги Наси тащились по полу, а самой идти спиной к выходу, то было не очень тяжело. Она взяла её за подмышки и поволокла к выходу.

"Главное, живи…" – мысленно просила Гера.

На поверхности она положила подругу на землю и снова вернулась в коридор.

Гера бежала к Дане, скользя по полу и ускоряясь, как на ледяной горке, которую когда-то видела во сне. В голове был миллиард мыслей одновременно. Она сверхчеловек? Её взяли в поход, потому что она бронебойная? Они достанут сегодня еду? Выживут ли все? Что это за газ? Как тащить чудовище? Он же весит килограмм сто, если не больше!

Даня был тяжелее Насти, но всё равно тащить его волоком было вполне реально. Гера рассматривала расслабленное лицо Дани: приоткрытый рот с пирсингованными губами, крупные кудри, длинные ресницы. Он был просто, как картинка. Жаль, что каннибал.

Она так радовалась тому, что на неё не действует ядовитый газ, что почти забыла про крупу, за которой они шли.

"Да у нас просто дрим-тим! Команда супергероев! – думала она, радуясь своей новой открывшейся суперспособности. – Учитель просто гениально всё придумал".

Когда она дотащила до выхода Даню и положила его рядом с Насей, то решила позвонить по рации ещё раз и уточнить нынешнюю обстановку.

– Илья! Илья! Приём! Это Гера. Я жива. И не упала в обморок. Я вытащила Нася и Тёму на поверхность, остался Дюк. Но он тяжёлый, я не знаю, сдвину ли я его. Все без сознания. В коридоре ядовитый газ, который на меня не действует, не заходите туда без противогазов.

– Как слышно? Принял! – через треск донёсся голос Ильи. – Мы бежим! Не видим вас! Прошу дать координаты.

Гера попыталась дать ориентиры, но их здесь просто не было. Тогда она начала рассказывать, как и откуда они шли и что видели. Вспомнила, что у неё есть компас и сказала, где они были относительно базы. Потом сказала, что ей нужно проверить Дюка, потому то он лежит там под ядовитым облаком дольше всех, и убежала обратно в коридор.


Когда она зашла в коридор последний раз, ей показалось, что в самом конце, там где лежал Дюк, промелькнул луч света и в нём показались две фигуры. Нет, она готова была поклясться, что там были две фигуры в тёмных одеждах с лысыми головами! И они убежали вниз, туда, куда упал фонарик Дюка!

– Эй! – крикнула Гера.

Вроде бы, если у неё ещё не начались галюны, как у её брата, она через эхо услышала, как кто-то убегает. Гера сделала несколько шагов вниз.

– Эй! Кто здесь? – попробовала она снова и прислушалась.

На этот раз ничего. Не видно и не слышно.

Она дошла до чудовища и увидела, что рядом с ним лежал его включённый фонарь. Гера была уверена, что фонарик укатился вниз в черноту дверного проёма! Она слышала, как он скатывался по ступенькам. А теперь он здесь.

Снова стало страшно. Это был тот детский страх темноты, когда боишься вылезать ночью из-под одеяла, чтобы добежать до туалета, потому что под кроватью и в коридоре тебя поджидают монстры. И вот она сейчас стоит в холодном тёмном коридоре, абсолютно беззащитная, и где-то тут прячутся настоящие, не придуманные монстры.

Но нельзя было больше терять время. Гера схватила Дюка, как до этого Настю и Тёму, и попыталась поднять. Она, по старой схеме, ухватила его под мышками, но это оказалось плохой идеей. Её чуть не стошнило. Она дотронулась обеими руками до самого отвратительного, что было на всём белом свете: до мерзких мокрых волосатых подмышек чудовища. Гера быстро вынула руки и нервными движениями вытерла их о штаны. Потом о влажные стены коридора и снова о штаны. Придётся тащить его за руки.

Он был просто неподъёмный. Гера несколько раз останавливалась, чтобы перевести дыхание, и проверяла, жив ли он. А то вдруг уже нет смысла тащить эту тяжесть. Но Дюк дышал, и ей приходилось снова волочь его к выходу миллиметр за миллиметром. Теперь ещё острее ощущалось, что дорога идёт в горку. Гера представила себя Танталом и очень надеялась, что Дюк не скатится, как камень, вниз по скользкой горке.

"А ведь я должна была быть женой Зевса, а не вот это вот всё," – сокрушалась любительница древнегреческих мифов.

Когда она дотащила свою ношу до середины коридора, в просвете показались её спасители в противогазах.

– Ну, наконец-то! У меня уже руки оторвались! И возможно, у Дюка тоже! – срывающимся голосом крикнула Гера.


Когда она вышла на свободу и от усталости легла на землю, Даня уже начинал приходить в себя. У него смешно путались слова во рту, и он как-то странно дёргал руками и ногами. Но, главное, что он был жив. Вскоре все, пережившие газовую атаку, пришли в себя. Дюку Илья рассказал, что его спасла Гера и тащила полпути на себе. Тот в ответ только молчал.

Гера рассказала всей команде, что произошло, а также, что она, возможно, видела там каких-то существ. Все были в полном замешательстве. Существа? Так далеко от Москвы? Под землёй? Может, Гера надышалась всё-таки этим газом?

В конце концов, Илья попросил очнувшуюся Настю ещё раз проверить, что же там конкретно происходит. Пусть теперь учтёт всю информацию, а не зацикливается только на еде. Им нужно знать всё: что там, кто там, сколько их.

Нася отдышалась и погрузилась в инфосферу. Смотрела невидящими глазами вперёд, держала правую ладонь параллельно земле и пошатывалась из стороны в сторону. Её не было довольно долго. Илья даже успел связаться по рации с учителем и доложить ему обстановку. Андрей Николаевич сказал, что когда Настя закончит, они должны будут незамедлительно вернуться к нему в штаб, на на что не отвлекаясь.

Когда эмпат очнулась, она долго не могла рассказать об увиденном. Или она ещё не отошла от жёлтого газа, или слова не подбирались. Но в итоге, сделала глубокий вдох и выдох и начала свой отчёт:

– Там под землёй целая деревня. Поселение. Клан. Не знаю, как назвать… Там есть вода и еда. И там живые люди. Немного, несколько человек. Они не могут выйти наружу из-за демки, а там какая-то естественная защита получилась. Сейчас они сильно напуганы.

– А они похожи на меня? – спросила Гера. – Они лысые и с серой кожей?

– Да, кстати. Я даже сразу не обратила внимание на это! – ответила Нася. – Действительно, похоже, что они новой расы.

– Я же говорила, что видела две лысые головы, – самодовольно подытожила Гера. Получается, она не только всех спасла, но ещё и догадалась о существовании подземного царства. И там жили люди её расы.

"Когда мы пойдём обратно в Москву из Китежа, я должна освободить этих людей из подземного заточения," – решила она.

– Раз они напуганы и боятся нас, мы можем вломиться туда в противогазах и вынести всю еду! – предложил Дюк.

– Нет, нам командир сказал, чтобы мы возвращались в штаб незамедлительно. Это приказ, – очень жёстко возразил Уно.

– В следующий раз не буду тебя спасать, – сказала Гера, глядя в глаза военному.


Команда достаточно быстро дошла до штаба, Гера неслась впереди всех. У них была первая крупная операция за время похода, и она была главной звездой! К тому же, теперь они знают, что где-то ещё осталась еда. И даже жизнь. И Китеж-Шамбала уже не казался таким уж нереальным. Гера верила, что скоро она увидит живые деревья. С зелёными листиками, цветами и плодами. Поэтому только вперёд! И как можно быстрее!

В штабе они всё подробно рассказали своему предводителю. Всем не терпилось что-нибудь сделать. Дюк и Илья жаждали ворваться в бункер, Гера, Тёма и Настя хотели скорее идти к следующему городу, Уно и Даня хотели обедать. Даня, кстати, препогано выглядел.

"Может, головой ударился", – предположила Гера, кинув на него взгляд.

Учитель долго думал. Перед ним на столе лежала карта с компасом и рядом покоился главный охранный талисман всего мероприятия – фильтр частиц инфосферы, глушилка. Странный аппарат, накрытый чёрным пластиковым коробом, с десятком антенн с палец толщиной.

После длительной паузы Горбунов произнёс:

– Мы не будем тревожить местных жителей. Помочь этим людям мы не можем, а отбирать последние запасы – бесчеловечно. Мы идём туда, куда попадут только чистые сердцем. Самым правильным решением будет идти дальше своей дорогой. Еду мы ещё найдём, перед нами вся Россия.

Дюк был явно разочарован, он уже настроился на схватку с подземными мутантами. Тем временем учитель продолжал:

– Это просто уникальная ситуация, нонсенс. Скорее всего, эти люди – даже не первопоселенцы, а их потомки. Обычный человек просто не смог бы пробраться до еды и обратно в бункер. Если только под землёй не растёт что-то съедобное. Это очень интересно, но мы, к сожалению, не можем терять времени, – в конце своей речи он добавил:

– Наташенька, ты большая молодец, ты спасла свою команду. Это поистине героический поступок! Да, всех касается: в следующий раз, держите при себе противогазы и оружие.


После ужина все разошлись по комнатам. Гера с Насей на сей раз жили вместе. У них была достаточно просторная квадратная комната с бело-розовыми обоями и двумя спальными местами – двуспальным диваном и одноместной кроватью. Нася уступила Гере большую кровать в знак признательности за спасённую жизнь и даже взбила ей подушку. Подружки переоделись в найденные в платяном шкафу длинные ночнушки, забрызгали всё парфюмом и забрались под одеяла. Перед сном, конечно же, нужно было ещё обсудить кучу вещей, поэтому они оставили один фонарик включённым и поставили его в пустую чашку, чтобы он светил в потолок.

– Нась, знаешь… Я так часто думала за этот поход, что Дюк – урод. Что мне кажется, я начинаю испытывать к нему какие-то чувства.

– Нет, нет, нет! Наташа! Ты чего? Ты же слышишь, что он тебе говорит? – Настя на удивление резко отреагировала на признание подруги.

– Слушай, ну, может, он не такой уж и плохой. Просто тупой. Он же постоянно вокруг меня вьётся, явно он испытывает ко мне сильные чувства.

– Сильные чувства не всегда положительные, – политкорректно подметила Блонди.

– Он говорит только о сексе и старается всё время меня задеть просто потому, что не умеет нормально выражать свои чувства. Он же солдат! – выгораживала Гера своего избранника.

Настя развернулась на кровати, села и свесила ноги на пол, обратившись лицом к Гере.

– Мне нужно тебе сказать одну важную вещь, – серьёзным тоном сказала она.

Гера немного напряглась и тоже решила сесть.

– Дюк вёл себя очень странно весь поход. Но я не залезаю в голову к людям без особой надобности. Это неправильно, и мне потом очень тяжело развязаться с человеком, ну, я тебе рассказывала. А здесь он ещё каждый день рядом… Но он тут обронил пару фраз, после которых я стала его действительно опасаться. И мне пришлось.

Нася собралась с духом и продолжила:

– В общем, я посмотрела, о чём они говорят с Ильёй. Дюк не воспринимает тебя как человека. Блин, как тяжело это говорить… Ох… Короче, он считает, что ты какое-то бездушное существо, предназначенное для секса и… Он сказал Илье, что наверное, ты их консерва.

– Чего?! Кто я для них?! – глаза у Геры загорелись.

– Он думает, что когда закончится еда… Ох, Гера, я не хотела этого говорить, правда! Но я за тебя боюсь! Ты должна его опасаться, а не влюбляться!

– А Николаич?? Он знает про это? Меня что, правда, ведут тут про запас, чтобы съесть? – Гера обхватила голову руками. Она чёрти где, вдали от дома, среди людей, которые, вместо благодарности, хотят её сожрать!

– Нет, конечно! Это больные фантазии только одного Дюка. Даже Илья ему постоянно возражает.

– Аааа, я теперь не усну! Нахера я его спасала?

Гера положила голову на подушку.

– Мне нужно всё переосмыслить. Давай выключать свет.

Нася выключила фонарик и пожелала доброй ночи подруге. Ей тоже было тяжело: гонцов с дурными новостями никто не жалует.


4. Соблюдать тишину


Его с другими мужчинами и женщинами сопроводили в комнату. Молодой человек с широким плоским лицом и узкими смеющимися глазами сказал им, что они будут слушать неприятный звук, который однако не причинит им никакого вреда. Просто раздражающий звук высотой 3000 герц. Он включил трехсекундную демонстрацию на кассетном проигрывателе. Действительно неприятно, но терпимо: просто громкий беспрерывный писк. Затем мужчина добавил, что этот звук будет появляться и периодически исчезать, и его можно неким способом прекратить окончательно. Во время эксперимента им нельзя будет задавать вопросы и просить помощи, но они должны помнить, что неприятное пищание можно остановить какими-то действиями. Больше он ничего не сказал, улыбнулся и широким жестом руки показал, куда проходить дальше.

Затем группу разделили, сказав, что они должны будут пройти в небольшую кабинку по одному. Ему пришлось ждать своей очереди почти полчаса.

"Как на приёме у врача, – думал он, – только здесь плачу не я, а мне".

Зайдя в кабинку, он был слегка разочарован. Внутри не было ничего сверхъестественного и высокотехнологичного. Только деревянный стол, на котором располагался странный аппарат с большой красной кнопкой посередине, и музыкальная колонка в правом верхнем углу комнаты. Кнопку на аппарате можно было двигать вправо и влево.

Перед этой процедурой он подписал несколько бумажек, в том числе и о неразглашении информации, полученной в ходе эксперимента, и сначала боялся, что над ним нависнет большой соблазн проболтаться. Но в кабинке он понял, что тут и разглашать было особо нечего. Он участвовал в тестах и поинтереснее.

Из колонки раздался мужской голос, похожий на голос того молодого азиата, который встречал их перед экспериментом:

– Вам будет предложен ряд испытаний, во время которых вы будете слышать относительно громкие звуковые сигналы разной продолжительности. И самое важное! Я хочу, чтобы вы внимательно послушали меня. Каждый раз, когда вы слышите звуковой сигнал, существует что-то, что вы можете сделать, чтобы его остановить.

Но решением проблемы каждый раз управляю я. Другими словами, способ, которым можно остановить звук, зависит только от меня. Как вы уже поняли, это игра в угадайку. Когда вы угадываете способ, звук автоматически выключается. Предполагаете неверно – звук продолжается.

Сразу после этих слов начался громкий писк – одна ужасно раздражающая высокая нота, от которой заложило левое ухо и глаза самопроизвольно завращались из стороны в сторону. Казалось, этот звук может свести с ума. А тот азиат просто решил над ними поиздеваться.

Он нажал на красную кнопку. Звук продолжался. Он нажал на неё ещё раз и отодвинул кнопку влево. Опять ничего. От писка начало подташнивать. Нажал три раза и довёл обратно до центра – никакой реакции. Нажимал с разной периодичностью, двигал кнопку быстрее и медленнее. Ничего.

Звук иногда просто прекращался, даже когда он просто опускал руки. Но потом начинался снова. Как может звук там раздражать? Хотелось, чтобы это быстрее закончилось, всё равно у него ничего не получается…


Марк открыл глаза, и перед его взором медленно растаяло видение с красной кнопкой на деревянном столе. Он лежал на кровати в своей комнате. Смотрел на грязный жёлтый потолок с чёрными разводами у окна. В ушах всё ещё стоял звон.

Он не знал, провалился ли он в демку или просто спал. И была ли вообще какая-то разница между сном, реальностью и другими мирами. Он уже неделю пребывал в пограничном состоянии: спал, не раздеваясь, ел, только когда начинал терять сознание, перестал мыться и чистить зубы. Родители его не трогали, потому что были заняты поисками его сестры. Гера ушла из дома неделю назад, оставила записку, что идёт сталкерить, и с тех пор её никто не видел. Марк слышал, что родители говорили, что и Настя с Артёмом сбежали вместе с ней.

Это всё из-за него. Почему он не сдержался тогда и рассказал Наташе, что она приёмная? Теперь, если она не вернётся домой или погибнет, он себе этого никогда не простит… Марк был бы рад даже снова терпеть от неё издевательства, лишь бы она просто жила тут с ними, звала в гости друзей, громко болтала с мамой. С ней как будто из дома ушла жизнь.

После окончания школы всё изменилась слишком быстро и кардинально. Он не узнаёт свою жизнь и одновременно не верит, что раньше было по-другому. Кажется невероятным, что у него были надежды, стремления, увлечения, лучший друг и сестра, а его родители когда-то были спокойны и счастливы. Чересчур резко всё перевернулось с ног на голову. Или, наоборот, с головы на ноги…

На работе его отправили отдыхать, потому что школу закрыли на каникулы, и уборщик им понадобится, только когда администрация вернётся из отпусков. Марк ненавидел свою новую работу, но и торчать безвылазно дома было невыносимо. У него не было друзей, любимая Нася ушла, сестра пропала в неизвестности по его вине, родители были на нервах, Арс превратился в безмолвного истукана и пугал его. Ничего не отвлекало от мыслей о своём жалком существовании.

На столе лежали учебники по физике и математике, покрытые слоем серой пыли. Ещё несколько недель назад он думал, что его распределят на завод. Он был гением, он знал это. И все это знали. Но вместо него на работу взяли его тупых одноклассников, а его кинули мыть полы. Гений моет полы… Иногда ему казалось, что все эти последние события будто переломали ему хребет в нескольких местах. Поэтому большую часть времени он лежал на кровати и зависал в демке. Смысла ни в чём больше не было. У него никогда не будет хорошей работы. У него не будет друзей. У него никогда не будет не то что Наси, а вообще хотя бы какой-нибудь девушки. У него не будет детей, и их род прервётся на нём. А он мог бы быть научным достоянием, он мог бы сделать мир лучше, если бы хоть один человек поверил в него и подал руку… Но что-то как будто каждый раз мешало. Что бы он ни делал, ничего не получалось.

"Хуже просто быть не может," – подумал он, перевернулся лицом к стене и закрыл глаза рукой.


*********


С тех пор как Тёма, Даня и их подружки куда-то сбежали, Оля не знала, что делать и о ком теперь думать. Несколько лет она визуализировала, как они с Тёмой будут вместе, что у них будет собственная семья и дети, но тот в последний момент переметнулся к Блонди. С трудом, лишившись половины сердца, пары килограммов нервов и большей части друзей, Оля пережила этот удар. Она выстояла и была очень горда собой.

Затем она переключила внимание на новенького, он был даже красивее и умнее её первого парня. Начала выстраивать с ним отношения, но уже не так нежно и деликатно, как с Тёмой, а сразу с главного. Всё равно мужчинам нужен только секс, что уж тут лицемерить. А нежность и ласка всегда идут в комплекте с женщиной, мужикам повезло. Да и к тому же ей нужно было торопиться, мама всегда говорила, что хороших мужчин разбирают "в щенячестве", потом уже их днём с огнём не сыщешь, только огрызки останутся. А ей нужен был самый лучший. Чтобы дети были умные и красивые, а не страшные серокожие уродцы, типа Геры. Или самый лучший, или вообще никакого не надо, пан или пропал.

И вот когда Даня уже буквально был у неё в руках, они все куда-то исчезают! Оля не знала, что и подумать! Это что, венец безбрачия? Злой рок? Оля делала что-то не то? У неё уже не было сил всё это терпеть. Все уже закончили учиться и разошлись по разным работам, она теперь сидит вечно в библиотеке с мамой… Как она в таких условиях найдёт мужа? От бессильной злости сводило скулы.

Оля перестала сильно краситься, а из-за работы ей пришлось отрезать дреды. Она постоянно переживала, что теперь стала абсолютно обычной девушкой. Никакой. Каре, рубашки, под которыми не видно татуировки, строгие юбки. Единственное, что её ещё отличало от других людей – сколотый передний зуб, но это же скорее минус… В овраге она больше не появлялась, даже стыдно было смотреть в его сторону. Тем более, без длинных волос она уже не чувствовала себя сильной ведьмой, что-то ушло вместе с ними.

Иногда к ней в библиотеку приходил Доцент, брал или возвращал сборники коротких фантастических рассказов и тоненькие книжки с аккордами. Между делом спрашивал, как у неё дела, и они перекидывались стандартными фразами старых знакомых. Узнавали друг у друга, есть ли какая-нибудь информация об их общих приятелях и обменивались свежими слухами. Потом Доцент уходил и возвращался на следующий день. Он очень быстро читал, Оля даже не понимала, как он умудряется закончить целую книгу всего за сутки, работая в серьёзной конторе.

Сегодня Доцент вернул очередную книгу и опять ненадолго задержался поболтать. Они снова рассказали друг другу, что не получали никаких новостей об их исчезнувших одноклассниках, а потом Доцент совершенно внезапно пригласил Олю сходить вместе на тусовку к Бабуле. Она радостно согласилась. Оля так давно не тусовалась… Казалось, что это было в позапрошлой жизни. И это приглашение было очень неожиданным. Она думала, что бывшие одноклассники её ненавидят.


После работы за ней зашёл Доцент. Он успел переодеться в драные джинсы и футболку Misfits и выглядел, как раньше в школе. Оля так и осталась в рабочей блузке и строгой юбке.

"С другой стороны, чего я удивляюсь? Прошло совсем немного времени. Никто, кроме меня кардинально не изменился," – возвращала себя в реальность Оля. Из-за последних событий всё как-то перемешалось, и она ещё не успела ни привыкнуть к новым реалиям, ни осознать, что мир вокруг не так уж сильно изменился. Даня часто ей говорил, что всё это лишь в её голове. Наверное, он был прав. В голове и на голове.

– Иногда в глубине души надеюсь, что приду к Бабуле, а Тёма, Настя и Гера там сидят. Рассказывают, как их похитили инопланетяне или поглотила и выплюнула демка, – со вздохом сказал Доцент.

– Да, инопланетяне многое бы объяснили, – улыбнулась Оля, а сама в это время заклинала небеса, чтобы дома у Бабули не было Геры. Ей хотелось отдохнуть после работы, а не слушать панкреатичные обвинения в свой адрес. Она была слишком слаба, чтобы давать отпор.

– Ты, кстати, слышала? Народ вспомнил историю, как несколько лет назад точно так же исчезло сразу несколько иммунных ребят. Они тоже только-только закончили школу и однажды утром просто растворились! Их долго искали родственники и друзья, но не было даже никаких зацепок. Полицейские разводили руками. Тогда как раз кто-то предположил, что их похитили инопланетяне. Типа не было никаких следов на земле – значит, их похитила летающая тарелка. Знаешь, как рисовали раньше такую тарелку с лучом, который поднимал в небо предметы, дома, коров…

– Да, видела такой постер к какому-то фильму. Ты вот сказал про летающую тарелку, и я вспомнила другую городскую легенду. Она не связана с похищением людей, конечно, но там есть тоже летающий аппарат. Слышал про самолёт с иммунным пилотом? – спросила Оля.

– Может и слышал, но ты лучше напомни! Название интересное.

– Окей. Это произошло ещё во время войны. Поговаривают, что это был последний полёт людей на самолёте, – Оля понизила голос и выждала паузу. Она была начитанной девушкой и умела рассказывать захватывающие истории. – Однажды военным нужно было перебросить группу учёных и политических лидеров с их жёнами из Москвы в другой город, куда-то в центр бывшей Российской Федерации, предположим, на Волге. В самолёт загрузили жизненно важные продукты, воду, оружие, топливо, короче говоря, всё, что пригодится для жизни в изоляции. В то время во всей армии был только один-единственный иммунный пилот, его призвали на эту важную миссию и пообещали золотые горы и лучшие условия жизни в том далёком городе. Он, понятное дело, не мог отказаться.

В самолёт, как на ковчег, проследовали все сливки общества: толстые старые генералы, увешенные медалями и орденами, их стройные жёны в бриллиантах и роскошных шубах, учёные с кипами бумаг и своими разработками. Чемоданы несли слуги, которых тоже взяли с собой. Когда самолёт был укомплектован, врачи вкололи сильное снотворное каждому пассажиру, чтобы никто не попал в демку, не начал выбивать стёкла и двери на высоте и совершать другие неадекватные действия. Когда все заснули, самолёт поднялся в небо.

Лететь нужно было всего полтора часа, а при нулевой загруженности неба, и тогоменьше. Перед взлётом генералы строго приказали пилоту домчать их быстрее пули. Деваться было некуда, и он выжимал из летающей машины всё, на что она была способна. Вскоре самолёт поднялся на такую высоту, где демка была видна невооружённым глазом. Пилот отказывался верить, что видит все эти диковинные образы, он же иммунный и не мог чувствовать демку!

Дальше у истории есть несколько трактовок. Кто-то говорит, что пилот сошёл с ума, выбежал из кабины к спящим генералам, выхватил у кого-то пистолет и начал стрелять. Другие говорят, что пилот так ненавидел власть, что специально разбил самолёт вместе со всей тогдашней элитой, а сам выпрыгнул с парашютом куда-то в неизвестность. Но все сходятся в одном: самолёт потерпел крушение где-то в лесах между Москвой и тем городом. И стал очередной вехой в истории: с тех самых пор в небеса никто из ныне живущих не поднимался.

– Вау, Оля! Ты так круто рассказываешь, я аж заслушался. У меня только пара вопросов возникло по ходу истории. Во-первых, почему никто из богачей не взял с собой своих детей? Неужели, ни у кого не было отпрысков? Во-вторых, не понятно, как про эту историю вообще узнали, если самолёт разбился где-то далеко от Москвы?

– Да это же просто легенда! Примерно как про инопланетян. Думаю, это всё просто кто-то выдумал, когда не мог объяснить, почему самолёты больше не летают. А другим понравилось. Как тебе сейчас, – Оля улыбнулась и посмотрела на зачарованного приятеля.

– Дааа, Олечка. Умеешь ты завернуть, – Доцент ненадолго замолчал, призадумавшись. – Слушай, а ты же нормальная вообще-то девчонка. Тебе даже колдовать не надо, чтобы парня уболтать.

"Он что сейчас, подкатывает? – подумала Оля. – Совсем уже".

– А я не знаю, почему вы все решили, что я ненормальная, – пожала она плечами. Доцент совершенно не входил в её планы. Пока жива надежда, что Даня вернётся, она снижать планку своих требований не намерена.

– Это всё девчачьи ваши закидоны, – подвёл итог этой теме Доцент и продолжил делиться байками, – Ты слышала про поселение иммунных, кстати?


Всю дорогу до квартиры Бабули они обсуждали истории про иммунных, и получалось, что мысли Оли всегда блуждали вокруг воспоминаний о Тёме. Иногда возрождались иллюзии и ложные надежды, что у них ещё может что-то получиться. Он может вернуться один, без Насти. Он может понять, что Оля – это лучшее, что с ним случалось. Он мог всё это время встречаться с Блонди просто, чтобы позлить Олю и заставить её ревновать. Но потом она вспоминала, как он с ней обращался последнее время, и понимала, что она сама себя утешает. А Тёма её не любит и, возможно, никогда не любил. Более того, он её абсолютно не уважал.

"Странные мужчины, конечно. Они хотят от женщин только секса, но когда его получают, то сразу перестают уважать. С ними постоянно нужно лавировать," – думала Оля, а сама параллельно поддакивала Доценту, даже толком не слушая, что он говорит.


У Бабули уже сидели ребята, которые учились на два класса младше. Один лысый пацан с серой кожей, копия их Геры, только мужского пола, второй парень – тощий длинноволосый шатен с клетчатой рубашке и узких джинсах. Они слушали всё ту же музыку, что и всегда, и играли с Бабулей в настольную игру. На полу лежала большая картонная карта, на которой стояли фишки, обозначающие различные ресурсы: там были брусочки, выкрашенные в красный, серый и золотой цвет, обозначающие кирпич, серебро и золото соответственно, маленькие палочки из настоящего дерева, обозначающие древесину, а ещё круглые монеты, отвечающие за деньги. Оля любила эту игру, но они редко играли, потому что Гере настолки были не интересны, она всегда всех побеждала, а потом нудела, что ей скучно.

– О, я просто обожаю эту настолку! – воскликнула она. – Можно с вами?

– Давайте уже чем-нибудь поинтересней займёмся? – возразил лысый пацан и запрокинул голову, демонстрируя, как ему скучно. – Невозможная тягомотина же.

"Ну вот, они все такие. Значит, опять не поиграю," – с грустью подумала Оля. У неё было слишком подавленное состояние, чтобы отстаивать свои интересы, и она просто замолчала.

– Слышь, лысый! Ты можешь ваще домой идти. Видишь, девушка хочет поиграть! – Доцент неожиданно вступился за Олю.

"Он абсолютно точно подбивает ко мне клинья," – решила она.

– Спасибо, Андрей, но я не хочу никому мешать.

– Да ты никому не мешаешь, я тебя умоляю! Я тоже с удовольствием сыграю, – убеждал её Доцент, выталкивая за шиворот протестующего. – Все же хотят ещё играть, так ведь?

– Я хочу отыграться! А то Митя все победы себе забрал, – сказала Бабуля.

– Я бы тоже сыграл без Митяя, – сказал длинноволосый и подмигнул другу, – Он для нас всех слишком умён.

– Ой, ну играйте, я тогда посмотрю, – Митяй явно немного обиделся.

– Так. Сдавайте ресурсы и фишки, начинаем заново, – скомандовал Доцент.


Компания начала новую партию. Бабуля снова рассказывала истории из своей молодости, как она с друзьями ходила на концерты, как они смотрели фильмы, а потом изображали сценки оттуда, как на вписках они готовили коктейли из всего, что было под рукой. Оля уже выучила некоторые истории наизусть, но ей всё равно было интересно слушать.       Мама Оли говорила, что у их Бабули, скорее всего, уже начались старческие отклонения, потому что она отлично помнила, что было до Катастрофы, а что она делала после – нет. Оле не сильно нравилась эта медицинская трактовка, она предпочитала сравнивать Бабулю с книгой, в которой хранится определённый набор историй. В книгах же тоже не появляется новых страниц! И при этом их никто не считает неправильными или сумасшедшими. Их любят и перечитывают. Так что Бабуля – хорошая приключенческая (или даже документальная) книжка, которую с удовольствием читают школьники.

Потом все начали делиться друг с другом забавными историями, в которые они попадали в демке. Длинноволосый парень рассказал, что в детстве думал, что в демке можно выспаться, потому что она похожа на сон.

Доцент поделился историей про то, как он оказался на каком-то телевизионном шоу, крутил барабан и отгадывал слово по буквам. И там была странная традиция – приносить усатому ведущему солёные овощи в банках, которые потом уносили в музей. Он очнулся от демки в полной уверенности, что ему теперь нужно найти этот музей с солёными овощами и рассказать об этом волшебном месте людям. Но чем больше времени проходило, тем бредовее казалась сама идея музея с банками огурцов, и он решил, что это чья-то больная фантазия.

Но Митя, быстро просмотрев информацию в демке, сказал Доценту, что такое шоу действительно существовало, и его многие годы показывали по телевизору.

– Отгадывать слово по буквам и везти через всю страну банку солений усатому мужику? Не удивительно, что эта цивилизация пала! – удивился Доцент.

– Я тебе больше скажу. Это не самое странное, что смотрели люди. Далеко не самое странное! – уверял его лысый парень и привёл в пример шоу из интернета, где люди на улице подбегали к прохожим и внезапно громко на них кричали или говорили странные провокационные вещи.

– То есть всякие имбецилы этим занимались, а нам теперь эта херня может попасться в демке, замечательно… – расстроился Доцент. – Я надеялся, что хуже музея банок со мной ничего не случится.

Оля, тем временем, начала потихоньку присматриваться к Доценту. Она никогда раньше его не воспринимала, как мужчину. Он был чем-то вроде дополнения к Тёме. Тёма его затмевал тем, что был выше, красивее, а ещё и иммунным в придачу. Но, в принципе, Доцент не был каким-нибудь там уродом. Внешне он был просто обычным парнем: плотно сложенный, но не толстый. Не высокий, но и не коротышка. Даже волосы у него были какими-то средними по цвету, не тёмные и не светлые.

Но он был добрым. Оля была ему благодарна, что он не гнобил её, когда весь класс объявил ей бойкот. А ещё за то, что позвал сегодня потусоваться у Бабули, ей этого очень не хватало. Раньше она не ценила доброту в парнях, и только сейчас заметила, что от его заботы и участия на душе становится теплее. Поддержка намного сильнее отзывалась в сердце, чем чья-то красота или крутость. Простое нормальное человеческое обращение оказалось более ценным.

"Как с этими ресурсами, – Оля посмотрела на разноцветные брусочки, разложенные на карте. – Красота – красный брусок, доброта – золотой. Надеюсь только, что это действительно так. И во мне говорит здравый смысл, а не отчаяние".

Оля уже начала забывать, как общаться с людьми вне работы, поэтому, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего, она больше молчала и слушала. На работе она целыми днями была с мамой. Дома тоже общалась только с ней. А ещё в библиотеке нужно было соблюдать тишину, чтобы не мешать тем, кто пришёл в читальный зал, и вежливо просить разговаривающих придерживаться этого сакрального правила. Везде висели таблички с напоминаниями, и глаз постоянно цеплялся за красную надпись на белом фоне – "Соблюдайте тишину". Эту фразу Оля говорила чаще, чем все остальные, и она начала уже впечатываться в мозг против её воли, становиться девизом по жизни. Первым и главным правилом. Молчать и соблюдать тишину.

Во время обеденного перерыва Оля общалась с мамой, потому что больше в библиотеке никто не работал. Они обсудили уже все темы по сотому кругу. Раньше Оля думала, что в библиотеке она будет всё свободное время читать. Но теперь ей хотелось только разговаривать. Ужасно не хватало человеческого общения.

– Оль, твой ход, – подсказал Доцент задумавшейся подруге. – И можешь что-нибудь рассказать про свои блуждания по другим мирам. Уверен, тебе точно видится что-то интереснее кроссвордов из одного слова.

– Ой, я что-то задумалась, простите, – отозвалась она. – В последний раз в демке я попала на концерт. Но не такой концерт, как рассказывает Бабуля. А на яркое красочное шоу на большой сцене. И я была не зрителем, я была акробаткой. Ну, или это как-то по-другому называлось. Я поднималась к высоченному потолку на лентах, крутила огненные веера и прыгала на батуте. Нас было очень много на сцене, все в ярких сюрреалистических костюмах и в лучах разноцветных прожекторов. И играла волшебная музыка…

– Да, Оленька, в разные шоу нас взяли, ничего не скажешь, – усмехнулся Доцент.

Они сыграли ещё одну партию, потом по традиции попели песни, включив магнитофон на полную громкость, и, накричавшись, разошлись по домам. Доцент проводил Олю до подъезда и сказал, что скоро придёт за новой книгой в библиотеку.


Оля зашла в квартиру и посмотрела на себя в зеркало в прихожей. Просто хорошенькая девушка в цивильной одежде и с аккуратной причёской. Из-за длинных рукавов блузки она и сама забыла, что у неё на руке имелась татуировка змеи.

"Может быть, так даже лучше. Я выгляжу, как приличная девушка. И, похоже, ко мне даже стали по-другому относиться. Возможно, моя сила вовсе не в длинных волосах и колдовстве, а в чём-то другом…"

Оля сняла обувь и тихо прошла в ванную. Мама уже спит, нужно соблюдать тишину.


5. Золотая жила


"Да как же ты задолбала! Вот же дверь! Она открыта! Почему ты, твою мать, не видишь дверь?!"

Синеволосая девушка стояла в ванной перед открытой дверью и не могла через неё пройти. Говорила что-то на непонятном языке и топала ногой. Потом достала мобильный и стала просматривать соцсети.

"Ну, просто прекрасно! И что, ты теперь сдохнешь у толчка, потому что ты опять не видишь открытую дверь?"

Девушка убрала телефон, разделась и зашла в душ.

"Ты же только что мылась!! Вылезай оттуда и иди ешь! Тебе не нужно мыться! Тебе нужна еда, видишь, питание красное уже… Так… Я не буду смотреть, как ты помираешь. Я тебя слишком долго создавала. Ладно… Давай опять переустановим дверь… На том же месте… В двадцатый раз…

Вот так. Теперь иди к холодильнику и подай ужин. Надо что-то поесть, чтобы у тебя были силы на вуху. Там уже этот кудрявый Михаил к тебе в гости явился".

Кудрявый Михаил прошёл в гостиную и сел на диван перед пустым местом, где должен был, по идее, висеть телевизор. Девушка приготовила ужин и теперь ела спагетти за столом. Сама по себе завязалась беседа, хотя гость сидел спиной к хозяйке дома.

"Вам там норм орать друг другу через всю комнату? Пусть Миша тоже поест, вместе за столом хоть посидите, а то артхаус какой-то устроили. А он вроде ничего… Дети симпатичные будут. Приблизим лицо… Хотя глазки мелкие какие-то. Ну, сойдёт. Нам же не обязательно сразу детей. Просто для здоровья будет Мишаня. Тем более, сам приходит каждый вечер. Странно, даже приглашать не нужно.

Теперь давайте включим романтическую атмосферу при помощи моей шедевральной картины. И… приступим к делу. Сначала, ради приличия, узнаем, как у него дела и дружески пообщаемся на максимальной скорости… Поболтаем о рыбалке. Комар носу не подточит! Ставим на паузу… И понеслась! Романтика. Гладить по щеке. Послать воздушный поцелуй. Держать за руки. Обольстительный поцелуй. Заключить в объятия. Задать рискованный вопрос. Ещё разок обольстительный поцелуй. И теперь можно наконец-то заняться вуху! Плэй".

Михаил с синеволосой девушкой мило беседовали и пребывали в хорошем настроении ровно до того момента, как дело дошло романтики. Михаил сначала засмущался, а потом и вовсе разозлился, разбрасывя вокруг себя красные минусы дружбы.

"Вот козлина! Опять? Ты гей, что ли? Что тебя не устраивает? Который раз уже сам напрашиваешься в гости и отказываешься от интима! Я столько времени на тебя потратила! И на работу уже через 9 часов. Мне сейчас опять придётся добиваться жизненных целей и пить зелье молодости. Я уже ветхозаветного возраста, но ещё ни разу не вуху! Был бы ты хотя бы красивым, я ещё понимаю, стараться ради тебя. Вали давай отсюда. Мы найдём кого-нибудь посговорчивее. Досуг на нуле, телека нет, секса нет. Что-то мне это напоминает.

Ладно. Ложись спать".

Михаил поблагодарил за прекрасный вечер и сказал, что ему пора домой. Девушка вихрем переоделась и залезла в кровать.

Ночь пронеслась на максимальной скорости. За час до работы девушка встала и отправилась в ванную по важным делам.

"А я пока сама схожу поем".


В комнате было душно, повсюду раскиданы тетрадки с неоконченными рассказами и карандашные рисунки. В реальной жизни не приходила домработница, поэтому на полу валялись разноцветные носки и клочья пыли в перемешку с синими волосами. На стенах висели плакаты Rancid, Misfits, Sex Pistols и других панк-групп, а к тапкам приклеивался старый жёлтый линолеум в коричневую крапинку. На кухне на столе стояла тарелка с остывавшей лапшой, уже покрытой кусками белого жира. Сразу стало грустно.

"Чёрт. Надо что-то менять в своей жизни".

Девушка посмотрела на своё отражение в стеклянной дверце советского комода. Бледное лицо, синяки под глазами, волосы убраны в неаккуратный пучок, на шее татуировка.

"Какой кошмар. Неудивительно, что люди думают, что я сижу на героине… "

Остывший доширак не вызывал никакого желания его есть, поэтому пришлось сделать пару горячих бутербродов в микроволновке и кофе с молоком. С этим нехитрым обедом она пошла в комнату. Окружающая обстановка в реальной жизни была, мягко говоря, удручающая. Хотелось быстрее погрузиться в альтернативную реальность и на несколько часов переключиться от своих проблем. Она подвинула таблетки, стоявшие на прикроватном столике, и поставила туда тарелку с едой. В предвкушении хорошо провести время девушка уселась за жужжащий ноутбук.

"Да блин…"

На экране картинка поменялась. Теперь синеволосая девушка снова стояла в ванной и читала соцсети на телефоне. В правом верхнем углу красовалась надпись "ПРОГУЛ".

"Я не могу так больше. Я же ставила на паузу… Что за чёртов баг. Я не могу завести отношения, не могу выйти через открытую дверь, а теперь ещё прогуляла работу".

Время в игре шло, как ни в чём не бывало.

"Это натурально моя жизнь… Сидеть у туалета и залипать вконтакте. В уродском дешёвом доме".


Хлопнула входная дверь и в коридоре послышался звон ключей, шуршание пакетов и приближающиеся шаги. Девушка резко отставила ноутбук и вскочила с кровати.

– Ребёнок! Ты где? Я дома!

"Чёрт, чёрт, чёрт. Меня сейчас убьют".

Дверь в комнату открылась и на пороге она увидела улыбающуюся маму в расстёгнутом пальто с сумкой и пакетом в руках.

– Чем занимаешься?

– Я решила немного отдохнуть.... и поиграть в Симс… Пару часиков.

– А ты ужин приготовила?

– Блин…

– Понятно.

Мама развернулась и ушла. Резко стало холодно и очень стыдно. Девушка пошла за мамой на кухню.

– Слушай, я не знаю… У меня просто из головы выпало…

– У тебя не выпадает из головы только шляться с какими-то отбросами, выпивать в подворотнях и играть в жизнь на компьютере, – мама была очень зла. Достала из морозилки открытую пачку пельменей и бросила их на столешницу с такой силой, что пара пельмешек выкатилась и упала на пол.

– Я просто устала и решила отдохнуть…

– А я не устала? Работать на трёх работах, ездить через всю Москву тебе за лекарствами? Что ты такого делаешь, что не можешь убрать свои носки с пола и донести их до стиральной машины? Помыть пол? Приготовить яичницу хотя бы?

– Я не виновата, что у меня депрессия и я не вижу ни в чём смысла!

– Люди в депрессии не хохочут по три часа, болтая с подружками по телефону. И не наряжаются в разноцветные тряпки. И не шатаются по клубам.

– А что я могу ещё делать? Расскажи, пожалуйста! Мне очень интересно. Извини, что я родилась в бедной семье и мои единственные развлечения – это бухать и играть в компьютер! С радостью бы съездила поучилась в Оксфорде или научилась кататься на сёрфе на Мальдивах.

Бледное лицо исказилось в гримасу. Девушка развернулась и побежала в свою комнату. От жалости к себе, смешенной со стыдом, от голодного желудка, от потраченного на неинтересную игру времени и от напоминания самой себе, кто она такая, наворачивались слёзы. Молниеносно вспомнились детские обиды, как она пролежала в больнице все каникулы, а её подруга начала встречаться с её парнем, как её кинули на работе прошлым летом и не заплатили ни копейки, как на первое сентября ей не в чем было идти в школу, потому что туфли порвались, а на новые не было денег, как она хотела попасть на место пиарщика в районную газету, а на это место взяли её тупую богатую одноклассницу… Смысл вообще стараться и что-то делать, если всё равно ничего не получится? Даже в Симс не получается найти выход, просто чтобы дойти до работы…

Она свернулась калачиком на кровати, накрылась халатом и заревела.

"Почему всегда так? Что я сделала плохого? Я не заслужила всех этих страданий. Ни здоровья, ни денег, ни любви, ни будущего. Только никому не нужное творчество, тусовки с панками и компьютерные игры. Единственная радость – пить "мишки гамми" и прогуливать занятия. Всё, что меня ждёт – это шизофрения, с такой то тенденцией. Шиза и выход в окно. Так заканчиваются все затяжные депрессии длинною в жизнь. У меня нет даже нормальной одежды. Живу с родителями в засраной съёмной квартире. Все, с кем я учусь, богатые и здоровые, ездят отдыхать в Таиланд и на выходные в Европу. Они просто протягивают руку, и им само всё сваливается. Чем я хуже? Я всю жизнь учусь, стараюсь, делаю всё лучше всех. А "двоечников" берут на работу, где я пашу бесплатно, и им платят деньги. Родители оплачивают им квартиры, машины, стажировки. Они не едят доширак и могут купить себе дорогую одежду и обувь. И они все так близко… Они живут рядом, но лучше. Все места под солнцем занимают прямо у меня перед носом, хотя я могу делать всё то же самое, даже лучше. Всё, на что я тратила время, заканчивается ничем".

И эти чёрные мысли всё бежали и бежали по кругу, не давая всплыть ни единственному хорошему воспоминанию. Она посмотрела на свои холодные руки с облезшим чёрным лаком. Представила свою комнату сверху, себя, лежащую на кровати под халатом и ревущую. Жалкое зрелище.

"Как же хочется проснуться однажды в большой белой кровати с розовым постельным бельём. Довольно потянуться. Увидеть на подушке свои белокурые длинные волосы. Посмотреть на аккуратный маникюр и розовые ноготочки на загорелых пальцах. Протянуть руку к телефону и увидеть там сообщение от любимого человека. И чтобы на столе стоял огромный букет нежных пионов. А не вот это вот всё".

Она представила эту идеальную картинку.

"Это всё грёбаный баг. Баг в реальной жизни. Я просто стою перед открытой дверью и не могу пройти через неё и сделать то, что хочу. И тот, кто за меня играет в этот вселенский Симс, или извращенец, который загоняет людей в бассейны и убирает лестницы, или просто не умеет пользоваться читами".

Слёзы резко остановились от за секунду родившегося плана действий. Озарение!

"Читы. Нужно нагуглить читы".

Она выползла из-под халата, села на кровати и включила ноутбук.

"Надо закончить на красивой ноте этот раунд. Выходим в главное меню. И создаём новую меня. Только поменяем фамилию… Нам нужно что-то аристократическое… Так, куда писать Motherlode…"


Вскоре в особняке жила подтянутая загорелая блондинка. У которой не было проблем с дверью.

Не было проблем с кудрявым Михаилом.

А ещё с Андреем. С Никитой. Со Стасом. С Мортимером Готом.

И с деньгами.

Идеальная версия, которой досталось всё легко и сразу.

Только почему-то по соседству самостоятельно расхаживала неудачная синеволосая версия.

"Странная ерунда. Компьютеру явно удаётся провести её через дверь туалета. Ну, и ладно, пусть живёт с тем багажом навыков, воспоминаний и татуировок, который я ей оставила.

Теперь дело за малым. Нужно понять, какие читы достанут меня из этой дыры".


6. Сагеней


– Привет, ковбой! Угостишь девушку ромом? – послышался за спиной чей-то игривый голос.

Он развернулся на барном стуле и увидел длинноволосую рыжую девицу. Огромную грудь еле-еле прикрывал кожаный топ со шнуровкой, на ногах – ботфорты на высоченных каблуках, шорты и колготки в крупную сетку. Конечно, он угостит, какие тут могут быть вопросы.

– Бармен, рома прекрасной мадемуазель! – сказал он и стукнул ладонью с наличными по столу.

Бармен, похожий на престарелого Фрэнка Заппу, в чёрной жилетке на голое тело достал из-под стойки бутылку и налил садившейся рядом красотке пятьдесят грамм.

– Почему такой красавчик скучает здесь в одиночестве? – она кокетливо двигала плечами, устраиваясь на высоком стуле, а её лицо осветили лампы над барной стойкой. Красивая.

– Ждал тебя, крошка. Как тебя зовут?

– Я Мэддисон. Но ты можешь звать меня Мэдди, – она чуть наклонилось к нему и посмотрела прямо в глаза, – а тебя?

– Ден. Можешь звать меня Ден.

Она рассмеялась, а потом выпила залпом то, что было в её стакане.

– Может, Ден, ты бы хотел продолжить наше знакомство в более уютной обстановке? – она указала пальчиком в сторону его кошелька, лежащего на барной стойке.

– С удовольствием.

Она спрыгнула со стула, и её необъятная грудь чуть не выскочила из шнуровки. Мэдди взяла его грубую ручищу своей нежной ладонью и повела куда-то вглубь кабака. В зале играл блюз-рок, засыпающие завсегдатаи потягивали пойло из грязных стаканов, у шеста крутилась сочная блондинка.


Они зашли в тесную каморку за бархатными синими шторами.

–– Хочешь посмотреть, как я танцую? – сказала она и толкнула его на диван.

Она соблазнительно двигалась в такт музыке, трогая себя и смотря на него. Потом одной рукой взяла шнурок на топике и медленно за него потянула. Он достал из кошелька пару бумажек и засунул ей в кармашек шорт. Шнурок тут же развязался, и топик упал на пол. Идеальные упругие сиськи.

– Ты тоже можешь расстегнуться, – сказала она, продолжая танец под следующую композицию.

Он незамедлительно послушался совета и расстегнул ширинку. Давай, сучка, я уже полный. Такая знойная девка.

– Нагнись.


– Он что, дрочит там что ли? – Уно толкнул Даню локтем и кивнул в сторону разрушенных гаражей.

Они уже в который раз теряют Дюка, и теперь стало понятно, куда он вечно пропадает.

– А я думаю, чё это он отстал от нашей Геры, – начал ржать Даня.

– Не, ну, не мудак, а? Весь отряд его ждёт, пока он тут скамейку обкончает! – Уно почему-то было не смешно.

– Ну, вообще, да, как-то некрасиво.

– Эй! Эй! Дюк! Слышь! – стал кричать Уно.

Дюк никак на них не реагировал. Уно психанул и пошёл приводить его в чувства.


Он уже был на финальной прямой. Давай, сучка, не останавливайся… Мэдди садится перед ним на колени, продолжая трогать себя и смотреть на его руки…

Резкий удар в плечо.

Мэдди решила залезть на него сверху? Какая быстрая…

Он стукается головой о стенку. Ауч! Хорошо, что всё в бархате…

Она хватает его за плечи и трясёт…

– Дюк! Алё! – говорит шлюха не своим голосом.

Нужно срочно спрятать деньги… Они решили его опоить и ограбить…

– Дюк! Тварина!..


Дюк очнулся и увидел перед собой разъярённого Уно.

– Ты нормально тут, а? Мы из-за тебя время теряем!

Дюк посмотрел вниз и увидел, что он сидит на грязной скамейке с расстёгнутыми штанами и сжимает в руке свой член.

– Ааа, чёрт!… – Взвыл он. – Грёбаная демка!!!


Даня услышал, как Дюк простонал про демку. Он сам сегодня в неё попал, но никто не заметил, и он тогда решил ничего не рассказывать.

"Если глушилка сломалась, нам конец", – подумал он.


Даня, Уно и Дюк вернулись к остальной команде, и Дюк с очень серьёзным лицом сообщил всем, что попал в демку. Без лишних подробностей, правда. Илья сказал, что тоже сегодня чуть не улетел в другие миры и, вообще, чувствует что-то неладное. Даня решил, что раз взрослые мужики признаются, ему тоже следует раскрыть карты. Ну, а потом всех, как прорвало.

– Здесь какие-то прям сгустки демки, чуть ли не осязаемые! – сказала Настя, которая была сегодня особенно бледная.

– Может, у нас перестал работать ФЧИ? Потому что даже я на грани, – спросила у учителя Гера.

– Если мы все, грружёные оррружием, начнём падать в демку, это ничем хоррошим не закончится! – разнервничался Илья.

Учитель сначала выслушал всех, а потом сказал:

– Успокойтесь, прошу вас. С ФЧИ всё в порядке. Просто мы подходим к очень важному перевалочному пункту, который нельзя обойти. Ставки повышаются. Этот город не сильно пострадал от войны, но там, действительно, случился какой-то коллапс с инфосферой. Вам придётся мобилизовать все силы.

На этот город я делал все ставки относительно еды и необходимых инструментов. Там также можно найти материалы, чтобы усилить ФЧИ и даже сделать парочку новых. Почти все запасные части у меня есть, но нужно электричество и несколько вещей, которые я попрошу вас найти.

– А как называется город? – отличнице, как обычно, нужны были подробности.

– Самара, Наташенька. А раньше – Куйбышев. Но, чтобы там оказаться, нам ещё предстоит перебраться через реку Волгу.

– Ого! Никогда не видела рек! – обрадовалась Гера.


Отряд выдвинулся в путь. Снова кругом были бесконечные мёртвые леса, сухая грязь, холмы из мусора, ржавые машины и упавшие линии электропередач. В деревнях они видели смятые, сплюснутые, как пластиковые стаканчики, деревянные дома. Пейзажи уже давно ничем не поражали. Скоро должна была показаться Волга. Слово "скоро" за время Похода несколько изменило свое привычное значение. Теперь это равнялось двум суткам или типа того.

Даня теперь чаще общался с Уно, чем с Тёмой, потому что всё-таки с иммунным у них было совершенно разное мироощущение. А Уно тоже искал в жизни чего-то нового и настоящего, а не просто выполнял чужие приказы. Они вдвоём были немного изгоями: Уно сам отстранялся ото всех, чтобы втихаря слушать плеер, тратя не по назначению ценные батарейки, а Даня просто по определению не принадлежал ни одной компании. Общались они немного, просто чаще отбивались вдвоём от общей группы, шли заключающими в колонне и в спарринге тоже чаще вставали друг против друга. Уно ничего не спрашивал про Даню, Даня ничего не узнавал про Уно, очень удобно. Только немного тоскливо.

В Новой Москве его друзья хоть и не стремились ни к чему в этой жизни, но у него с ними был хотя бы общий бэкграунд, они понимали друг друга. Здесь никто его не понимает.

Несколько дней назад к нему пристала Гера в очередном каком-то своём припадке и снова стала обвинять его в том, что он раньше ел мясо. Разговор выглядел примерно следующим образом:

– Ты вообще людей ел. У тебя нет ни морали, ни принципов. Приперся к нам в школу, как на ферму. Пообщаться с животными! Которых сначала трахнет, а потом съест. Если бы с нами не увязался, Олю бы съел через пару месяцев, стопудняк.

– Я вообще-то не виноват, что родился богатым. Нам там всем с детства давали мясо, а я в 4 года как-то не сильно задумывался, откуда берётся еда.

– И в 14 всё ещё не задумывался, гений ты наш?

– А в 14 нам говорили, что вы – животные. Которые родились, чтобы работать на нас и кормить нас своим мясом и молоком.

– Фу, ты конченный.

– Посмотрел бы я на тебя. Хватило бы твоих мозгов самостоятельно понять, что к чему? И хватило бы силы воли уйти.

– Мне хватило мозгов не рождаться в Новой Москве.

После этого диалога их с Герой окончательно раскидало друг от друга. Обвинять человека за его бессознательное детство… Мощно, конечно. Ещё бы вспомнила, что он в подгузник писался.

В общем, настроение было постоянно ниже среднего, но иного пути у Дани быть не могло. Он не хотел умирать в Новой Москве, не посмотрев мир. Даже если этот мир вот такой вот.


Когда они, наконец, дошли до реки, миновав несколько поселений и бесконечный лес, их всех ждало полное разочарование. Все два дня в пути они представляли себе Волгу широкой полноводной рекой, чуть ли не морем, с голубой водой и бурным течением. Но перед глазами стояла коричневая студенистая масса , какое-то вытянутое болото из грязи и мусора, в котором застряли речные суда, облепленные мёртвыми ракушками и засохшей тиной. Довершая картину, над всей этой мировой скорбью застыло серо-жёлтое небо.

Учитель попросил Настю найти место, где можно перейти реку с наименьшими потерями. Всё было размыто, а карта Андрея Николаевича не отображала существующей картины. Чтобы не увязнуть в трясине, нужно было чуть ли не до метра определить, где можно пройти эту густую глиняную массу вброд. Нася сказала, что есть два варианта: первый – это пройти по Московскому шоссе, но придётся возвращаться назад и потерять ещё несколько дней в пути, или второе – пройти через реку по колено в грязи. Посмотрев на речку, все решили, что лучше не терять времени.

Артём периодически оборачивался проверить, не попал ли кто в демку. Если кто-то не реагировал, он просил шедшего рядом привести увязнувшего в чувство. Даня пока держался.

В итоге, им удалось перейти Волгу пешком, изгваздавшись чуть ли не по уши в глине. Штаны промокли, обувь можно было выкидывать…


Самара оказалась гигантским городом. Весь предыдущий маршрут у них проходил через населённые пункты значительно меньше и непригляднее. А этот город просто поражал воображение! Ещё с речки, если можно так назвать то, что осталось от Волги, они увидели серебряный шпиль – монумент Славы, как сказал учитель. На высоком стальном постаменте возвышалась фигура человека с чем-то вроде самолёта в руках.

Дане увиденное показалось глотком свежего воздуха. Возникло какое-то ощущение жизни, невероятных человеческих сил, вдохновения на новые свершения. Вблизи монумент оказался потрёпанным и грязным, но Даня решил сохранить в памяти именно тот первый момент, когда он увидел статую издалека. Возвращаясь к этому воспоминанию, у него появлялись силы идти дальше.

Всем нужно было обзавестись новой одеждой и обувью, поэтому команда, по традиции, пошла в торговый центр. По пути они осматривали город. Длинная набережная, с которой раньше, наверное, был прекрасный вид на Волгу. Полуразрушенная церковь, за ней – красный кирпичный театр с некогда белыми барельефами, изображающими какого-то рогатого зверя, то ли мифического, то ли реально когда-то существовавшего. Ещё одно культурное здание… Даня был в эстетическом восторге, представлял, каким красивым это было до всех катастроф. Так хотелось вернуться в прошлое и пожить здесь хотя бы денёк!

– А кто-нибудь, кроме меня, заметил, что здесь вообще нет трупов на дороге? – поинтересовался Артём у отряда.

Даня осмотрелся по сторонам. Действительно. Вокруг разруха, грязь и все виды мусора, но ни одного тела. Но он слишком устал, чтобы замечать что-либо, кроме красоты старинных зданий.

– Хм, очень странно, – пробормотал Горбунов.

– А вдруг здесь ещё есть люди? Как в той деревне, где был подземный город? – предположила Гера, воодушевившись идеей. – Здесь, кстати говоря, пять огроменных бункеров со времён Второй Мировой!

Даня каждый раз поражался умению Геры находить в демке интересующую её информацию. Она не могла видеть, как эмпат, что где происходит в режиме реального времени, но зато всё, что можно было найти в справочниках, она выискивала молниеносно и при этом не проваливалась в демку. Она хвасталась, что ей нужно лишь за что-то зацепиться: название города, какая-то цифра, более или менее сносное описание чего бы то ни было. Горбунов говорил, что у неё компьютер с поисковиком в голове.

"Даже не знаю, Гера, что более несправедливо по отношению к простым смертным: родиться просто богатым или такой вот мутанткой-всезнайкой," – подумалось Дане. Хотя в глубине души он прекрасно знал, что ни за что не хотел бы быть на её месте. Он может и в Поход пойти, и жить в Москве, и вернуться в Новую Москву. А она в Новой Москве на правах богатого человека не окажется ни при каких условиях.

– Предлагаю сначала подкрепиться и отдохнуть, а потом уже с новыми силами искать очередных подземных жителей, – крайне настойчиво предложил Уно, – я с ног валюсь и скоро заболею, если не переобуюсь.

Идею все поддержали и продолжили путь к торговому центру, который исполнит все их желания.


– А вот и мекка! – проговорил уставшим голосом Дюк, вступая на разрушенные ступени торгового центра. – Мы спасены!

Но Дюк крупно ошибался, несмотря на все свои познания в истории и географии. Даня готов был поспорить на что угодно. Это была не мекка… Это был чёртов Эль Дорадо! Сагеней! Нетронутые магазины, одежда всех размеров и фасонов, джинсы, брюки, куртки, шубы, кеды, берцы, сапоги, рюкзаки, батарейки, фильтры для воды и… Еда! В супермаркете на полках стояли упаковки риса, макарон, гречки, сухой фасоли, была бутилированная вода, сушёное молоко, сахар, соль, даже сушёное мясо и рыба! Быстропортящиеся продукты, конечно, давно превратились в чёрную грязь, но это никого не волновало. Они, наконец-то, поедят человеческую пищу.

Всплакнули от счастья и усталости все, включая Дюка и Илью. Учитель радостно посмеивался, Тёма с Настей целовались, а Гера его, Даню, даже обняла! Все обиды забылись, весь негатив растворился, они нашли великий клад. И это был только первый торговый центр в этом городе!

Команда решила остановиться на привал прямо здесь. Уно нашёл большущий казан на газу в локации, где располагались ресторанчики, и пошёл кашеварить. Все остальные гуляли по магазинам, хватали самые дикие наряды, которые только можно вообразить, и смеялись до икоты: Илья влез в длинное красное платье, обвязался пушистым боа, напялил шляпу и воображал себя голливудской актрисой 20 века. Нася была в фиолетовых лосинах, сапогах и огромном мужском пиджаке, на груди у неё болтался десяток золотых часов на цепочках, Гера нашла косметику и намазалась чёрными и серебряными тенями. Тёма укутался в шубу, повязал на лоб бандану и стащил из магазина сувениров длинный меч, сказав, что он пират Волжского моря. Даже Горбунов переоделся в чёрные джинсы и балахон с черепами! Звездой праздника все единогласно признали Дюка, который нашёл разноцветный полноразмерный костюм лошади и катал на спине всех желающих.

Даня помогал Уно на кухне, и они смеялись, глядя на шоу, которое устроили их однополчане. Они надели черные фартуки с эмблемой ресторана, белые колпаки и готовили рис с солью и специями на кухне. Даня просто не верил своему счастью… Такого аромата от не чувствовал с тех пор, как ушёл из дома. А его приятели сейчас будут есть рис впервые в жизни. Приятный ток прошёлся по всему телу, аж волоски на руках поднялись. Даня ещё предложил добавить сушёное мясо в блюдо, но Уно посчитал это не самой лучшей идеей.

– Будет просто солёный ароматный рис с засушенными веточками растений, а ещё чай с мёдом или сахаром, кто как захочет, – огласил меню шеф.

– Прекрасный выбор, – согласился Даня.

– Я находил рис и специи несколько раз на кухнях в высотках, – проинформировал его Уно, – и знаю, как не пересолить.


Потом они все собрались за длинным столом в ближайшем мебельном магазине, зажгли свечи, разлили по хрустальным бокалам воду и принялись есть шикарный обед из фарфоровых тарелок. Даня впервые за долгое время вздохнул полной грудью. После основного блюда шёл чай с десертом: учитель, оказывается, взял из продуктового разнообразные леденцы. Девчонки опять расчувствовались и всплакнули. Даня, глядя на них, тоже чуть не уронил слезу. Илья с Дюком, вместо десерта, открыли бутылку коньяка.

После обеда всех скосило. Учитель сказал, чтобы все завели будильники на 2 часа, и расположился отдохнуть в этом же мебельном магазине прямо на заправленной кровати. Остальные разбрелись по торговому центру. Даня тоже отправился на тихий час в подсобку ближайшего магазина одежды, где он до этого приметил диванчик. Он подложил под голову диванную подушку, накрылся пледом и моментально погрузился в сон.


Вставать было тяжело. Даня проснулся от неприятного звука в кромешной темноте и переставлял будильник несколько раз. Он ненавидел спать днём в одежде: ноги пережимало штанами, всё тело дрожало от холода, голова была чугунной, настроения вообще не было. Через несколько итераций с переносом подъёма он всё-таки встал с дивана и пошёл искать остальных.


– Этот кретин опять куда-то свалил и не отвечает по рации… Я не буду больше бегать за ним и искать, где он решил самоудовлетвориться на этот раз, – Уно снова нервно ругался на ушедшего в неизвестном направлении Дюка.

– Да расслабься ты. Может, он встать не может после коньяка. Я вот не пил, но всё равно выполз из-под пледа далеко не с первой попытки, – решил успокоить его Даня, до сих пор слегка трясясь от холода.

– Он, прравда, куда-то ушёл, – сказал Илья, который уже переоделся в новую практичную одежду, – я прроверял тот магазин, куда он ушёл спать. Там никого нет.

– Значит, в толчке, – предположил Даня.

– Давайте так. Если его не будет ещё двадцать минут, начнём искать. Мало ли что могло произойти. Тем более, нам всё равно скоро идти искать разные штуки для Николаича, – сказал Артём.

– Двадцать минут. И если он не умер, а ушёл, как в прошлый раз, я его сам убью, – сказал Уно.


Он бежит мимо гигантских железных коробок, из-за которых удобно стрелять. Хватает аптечку. Аптечка – это прекрасно, но у него мало патронов и проклятый стартовый пистолет, с которым не сильно разойдёшься. Пока можно экономить патроны и не шмалять в мобов.

Спускается по секретному затопленному тоннелю. Он помнит, что там есть дверь, за которой жирная нычка.

Выныривает. Толкает дверь. Та с железным грохотом раскрывается.

"Какого чёрта!" – на него бросается тварь, похожая на собаку, и ему приходится стрелять.

Дыщ!

Дыщ!

Собака мертва. Он знает этих тварей. Опасный моб с длинным языком, которым он может присосаться к тебе и выкачивать жизнь. Над трупом собаки сразу начинают жужжать мухи.

Забегает в комнату. Опять коробки побольше и поменьше. Забирается на них. Прыгает в подъехавшую вагонетку. Там есть одна секретка. Проезжает на вагонетке на другую часть уровня. Снова прыгает в воду. Стреляет в кнопку…

Дыщ!

За спиной открылась стена.. Вот и жирная нычка. Он собирает все припасы. Пора всплывать.

Снова подъезжает вагонетка. Прыгает на неё.

Теперь он бежит по железному коридору с огромным количеством поворотов. Вдалеке видит моба. Уродливый квадратный мутант в броне.

Монстр разворачивается и замечает его…

Нужно быстрее стрелять.

Резкий удар в плечо.

Как быстро перемещается моб…

Он же был далеко.

Рука болит…

Ах, похоже он опять в демке....

Его кто-то толкает…

Ауч! Больно! Уно совсем озверел, что ли?!

Какая резкая боль!


Дюк очнулся. На сей раз перед ним стоял вовсе не Уно. Ему показалось, что это полуразложившийся труп какого-то деда. Нижней челюсти нет, на голове драная шапка-ушанка набекрень. Через дырку в тельняшке видны костяные рёбра. Дед тянул к нему свои мумифицированные руки, дергал за рукав и хрипел.

"Это всё ещё демка. Что за странный город".

Дюк поднял правую руку с пистолетом и выстрелил деду прямо в лоб. Тот с глухим звуком рухнул на землю. Дюк посмотрел по сторонам. Вроде он уже не в демке… И теперь он чётко осознает, что это просто очередной мертвяк под ногами, каких в этом походе были тысячи. Удивительное смешение реальностей.

"Это всё коньяк. Жаль только, патроны потратил".

Резкий удар в спину.

Дюк развернулся и получил ещё один удар по голове. Он покачнулся и упал на землю рядом с телом деда. Последним, что он увидел, перед тем, как кто-то вгрызся ему в горло, было нечто с неестественно открывающимся ртом. Пахло землёй и кровью.


– Вы слышали? Выстрелы! – Нася встрепенулась.

– Да, точно… Похоже, Дюк прровалился в демку! Надо было забрррать у него орружие! – Илья стал собираться на улицу: взял кобуру и нож.

Уно уже пытался связаться с Дюком по рации:

– Не берёт.

Где-то вдалеке послышался ещё один выстрел.

– Это уже что-то серьёзное, – сказал Горбунов. – Берите оружие и выходите. Все держимся рядом и смотрим по сторонам.


Вооружённый отряд вышел на улицу. Раздался ещё один выстрел.

– Напррраво! Звук оттуда! – скомандовал Илья и рукой подозвал команду к себе. – Идти за мной, спиной к стене, смотрреть по сторронам!

Даню начинало лихорадочно трясти. На Дюка напали? Он провалился в демку? А если это люди вышли люди из подземелья? И они вооружены… Он же никогда ни в кого не стрелял. У них нет бронежилетов…

Они тихо шли, по-видимому, по одной из главных улиц Самары. Широкий проспект, по обеим сторонам – старинные низкие дома, как в любом центре города. В линию стоят остовы деревьев, между ними -развалившиеся скамейки и бетонные клумбы. Первые этажи зданий уже вросли в землю, в витринах магазинов и кафе почти нигде нет неразбитых стёкол. Под ногами только мусор и грязь, даже не видно дороги. И вокруг никого…

Выстрелов больше не было слышно. Уно по-прежнему пытался связаться с Дюком по рации, но безуспешно. Даню начало отпускать: врагов не видно и не слышно. Самое страшное, что могло произойти – Дюк попал в демке в какую-нибудь войнушку или компьютерную игру и стреляет в воображаемых врагов из реального пистолета.

"То есть единственное, чего стоит опасаться – шальная пуля, выпущенная этим идиотом в рандомном направлении," – подумал Даня, и ему снова стало страшно за своюжизнь.

Но Илья, как опытный вояка, сразу выстроил их в колонну вдоль стен домов, и, вроде бы, так у пули меньше шансов. Так что после минутного раздумья Даня снова сосредоточился на окружающей обстановке.

– Вижу тело! На 45 грррадусов. Стойте на месте. Я посмотррю.

Илья на полусогнутых ногах вышел на середину дороги. Подошёл к лежащему там телу и присел.

– Два тела! Никита погиб… – крикнул он.

Все кинулись к Илье и мёртвому Дюку. Даня остолбенел от увиденной картины: Дюк не был застрелен. Он был наполовину съеден. Разорванная шея, вскрытый череп, внутренности раскиданы на полдороги. Рядом лежало тело какого-то бездомного, умершего давным-давно, но со свежей дырой от пули посреди лба.

– Что за… – только и вымолвил Даня и огляделся по сторонам. Никого.

Илья снял с погибшего товарища рацию и кобуру, разжал его руку и достал пистолет. Все молчали. Затем тишину прервал Горбунов:

– Настя. Посмотри, пожалуйста, что здесь произошло. Я понимаю, что тебе неприятно. Но надо.

Нася ничего не сказала, но подняла руки над телом Дюка. Снова воцарилась звенящая тишина. Даня не мог больше смотреть на раскуроченный труп человека, с которым они совсем недавно сидели за одним столом. И ещё этот запах крови и вскрытых внутренностей… Его начинало штормить. Всё казалось неестественным. Такого просто не могло быть. Может, ему всё это снится? Даня с силой надавил ногтем большого пальца правой руки на подушечку безымянного пальца. Больно. Значит, не сон…

Настя вернулась из демки.

– На него напал этот человек… – Настя показала пальцем на мертвяка в тельняшке. – Потом другой. Вскрыл ему горло и выпил кровь. Я не знаю как. Не спрашивайте, – Настя выговорила это и отошла на пару шагов назад от места происшествия. Тёма подошёл к ней, обнял и что-то сказал на ухо.

– Насколько я знаю, ребята, если на живых нападают мёртвые, это в массовой культуре называется "зомби-апокалипсис", – сказал Уно. – И нам следует затариться оружием, бронежилетами и стараться сделать всё возможное, чтобы никого из нас не укусили. А то мы можем превратиться в таких же зомби. Игра начинается!

– Что ты несёшь? Какая ещё игра? Нам нужно валить из этого города поскорее, – возразила Гера воодушевившемуся Уно.

– С таким слабеньким ФЧИ ты далеко не уйдёшь, – улыбнулся паркурщик.

Горбунов молча кивнул, глядя Гере в глаза.

– И что, нам теперь со слабенькой глушилкой бегать за зомбарями? – Гера явно была не в восторге от предложения Уно.

– Именно. И параллельно искать необходимые детали, про которые нам расскажет Андрей Николаевич. Так ведь?

Даня не понимал, как можно так радоваться мысли, что скоро придётся бороться с восставшими мертвецами. Если бы он знал, что за пределами Москвы его будет ждать такое… Он думал, что они будут идти на восток, а дорога будет постепенно становиться всё краше и краше. Он увидит заповедники с животными и птицами, растения, цветы… Что-то подобное. Но никак не зомби-бомжа, поедающего мозги его знакомых!

– Сзади, Арртём! Аккуррратнее! – крикнул Илья.

– Тёма! Тёма, т-ты… Ты это видишь? – Нася испуганно смотрела то на своего парня, то на зомби.

– Блин, вижу… Это не демка! – ответил иммунный.


Чёрт. Зомби рядом. И не один, а группа из трёх человек. Тёма обернулся, схватил Настю за руку и направил пистолет на врагов. Они были в точности, как те мертвяки, что им встречались по пути: коричневые мумии в драной одежде, с черепами, обтянутыми тёмной кожей. Только они ходили. Хрипели. И готовы были сожрать чьи-нибудь свежие мозги.

– Смешно, что первый, кто лишился мозга, был самый тупой член нашей команды, – засмеялся Уно.

Все на него оглянулись в недоумении, а тот подбежал ближе к зомбарям и три раза выстрелил.

– Бам-бам-бам – прямо в яблочко!

Дане показалось, что Уно двинулся крышей. Он смеялся и радовался, как ребёнок, получивший в подарок то, о чём давно мечтал.

"Один умер, второй двинулся. Нас становится всё меньше," – подумал он.

– Быстрро возврращаемся на базу! Сюда могут пррийти дрругие на звуки стррельбы! – Илья явно не разделял энтузиазма охотника на зомби.

Все быстрым шагом направились к торговому центру, где у них остались рюкзаки и остальные припасы.


Торговый центр закрыли изнутри. Разбившись на пары, прошлись по этажам, но не нашли ни одного зомби. Горбунов собрал всех на первом этаже в самом светлом коридоре, показал, какие нужны детали для ФЧИ, и сказал, что также потребуется генератор, топливо для генератора и паяльная лампа. Как только все детали будут собраны, ему ещё нужно будет время и безопасное место, чтобы собрать пару глушилок помощнее. Илья добавил, что, помимо прочего, они все должны искать оружие, боеприпасы и жилеты.

Настя была в лёгкой растерянности. Оказывается, город был буквально напичкан оружием, провиантом и техникой. Можно было идти практически куда угодно. Самой большой сложностью было взять всё это, не попавшись в лапы зомби, и донести до штаба. Отряд решил, что разделится на две команды: Даня, Уно и Гера идут обследовать бункер Сталина и прилегающие территории на предмет оружия, а учитель, Илья, Тёма и Нася займутся зданиями технических вузов Самары, чтобы собрать всё для новых глушилок.

– Отлично! Все знают, что делать, настало время как следует оторваться. Погнали! – сказал Уно и выкрутил громкость плеера на максимум. Даня находился от него в трёх метрах, но всё равно слышал агрессивный биг-бит, доносившийся из наушника, болтающегося на плече.

"Представляю, как страдает его правое ухо", – усмехнулся Даня, а вслух спросил:

– Это Продиджи, что ли?

– Ага. Люблю девяностые, – ответил Уно, и Даня заметил, что тот жуёт жвачку.

– Капец, ты на стиле, – сказала Гера и улыбнулась. – Надеюсь, тебя не грохнут в первые пять минут.

– Следите лучше за собой, детишки, – ответил модник.


В городе было спокойно. Первоначальная паника от присутствия угрозы и смерти Дюка отступала, и боевое настроение Уно постепенно передовалось Дане с Герой. Они даже решили разжиться плеерами после этой вылазки. Круто ведь жить под саундтрек!

– У меня есть парочка идей! Давайте сначала возьмём всё необходимое в магазине техники, а потом заглянем в военно-исторический музей славного города Самары, – безапелляционно предложил Уно.

"Всем необходимым", помимо батареек, оказалась мини-колонка для плеера, которую Уно до поры до времени спрятал в пустой рюкзак. В музее Даня с Герой взяли по автомату Калашникова, а Уно схватил длинный старинный меч. Потом они прошли мимо железнодорожного вокзала, рядом с которым всё ещё пахло мазутом, заскочили в магазинчик за жвачками и чупа-чупсами, и в аптеке Уно взял эластичные бинты, чтобы обмотать ими руки.

По дороге Гера рассказывала про бункер: что он глубиной 37 метров, это как двенадцатитиэтажка, только вниз, под землю. Что это самый глубокий бункер Второй Мировой. Что Сталин в бункере так и не прятался, а ещё что там есть лифт, зал заседаний, спальня, генераторная и куча лестниц и коридоров. Правда, что там происходило во время Катастрофы, ей было не известно.

– Ну, что ж. Пошли проверим, что за хоромы приготовили местные жители для товарища Сталина, – предложил Уно.


Сверху бункер был замаскирован под обычный пятиэтажный дом: светлые стены, много окон с разбитыми стёклами, над входом – обрушенный козырёк. Раньше здесь располагался институт культуры.

– Нам в обход, – сказала Гера, – и давайте я вам схему нарисую.

Она взяла с земли кусок красного кирпича и начертила на стене нечто напоминающее букву "У".

– Мы зайдём здесь, – она ткнула пальцем в рисунок, – а вот здесь идёт лестница, здесь у нас лифт, тут – коридоры. Этажи, этажи, этажи, внизу – комната Сталина. Но есть смысл обследовать всё. Вы как? В демку не проваливаетесь?

– Нет, мам, – сказал Уно и выплюнул жвачку. – Погнали уже!


Они вставили беруши, включили фонарики и открыли неприметную дверь во дворе института.

– О, гляньте! Тут каски при входе. Полезная штука, – решил Даня, взял одну и стряхнул с неё пыль, – держите все.

За входной дверью их ждал первый сюрприз: маленький мальчик, на вид лет девяти, неподвижно стоящий в противоположном углу площадки… Серо-коричневое лицо, вместо левого глаза гниющий провал, грязный зелёный комбинезон и такая же видавшая виды футболка. Когда луч от фонаря скользнул по его лицу, мальчик дёрнулся и с тихим хрипом пошёл на них!

Даня отодвинул Геру и выстрелил. В ушах зазвенело и эхо разлетелось по коридору.

– Ай, ты чего?! Зачем ты выстрелил в ребёнка?! – зашипела на него Гера.

– Да он ребёнком был лет 50 назад, дура! – возразил ей стрелявший.

– Сам ты дурак! – Не унималась Гера. – Его можно было мечом завалить! А теперь из-за грохота сюда сбегутся все зомбаки этого грёбаного коллектора!

– Ну, раз терять нам уже нечего… – Уно достал из рюкзака колонку, подключил её к плееру и включённую бросил снова на дно рюкзака.

Заиграло вступление "Baby´s got a Temper", а из двери, ведущей в шахту, появился второй зомбак.

– Этот мой! – Крикнул Уно, в три прыжка оказался у мертвяка и снёс ему башку. – Не зря с Дюком тренировались! Юхуу!

Он выбросил меч и достал пистолет.

– Вперёд и вниз, товарищи! За Родину! За Сталина!


Они спускались вниз, Уно стрелял, Гера и Даня освещали путь фонариками.

– Получай, красотка! – крикнул Уно, стреляя между глаз мёртвой женщине в длинном сарафане в мелкий цветочек. И её чёрные мозги мгновенно разлетелись по белым стенам шахты. – Было бы места побольше, угандошил бы тебя изящнее.

Адреналин, чёрная кровь зомбарей, биты и басы из рюкзака Уно… сердце Дани билось в такт, ему хотелось двигаться, стрелять, танцевать!

Они дошли до первого коридора. Там стояли коробки с оружием и боеприпасами.

– Еее! Вот они, мои хорошие! Даня, прикрой нас. Гера, бери всё, что влезет в рюкзак!

Руки тряслись от эмоций, и пистолет водило. Даня целился в мёртвых рабочих, измазанных то ли углём, то ли мазутом. Но выстрелы не были точны, пока он не додумался концентрироваться на музыке, а не на своих чувствах. Следующая порция зомбаков полегла с меньшим расходом патронов.

– Держи патроны для автомата, убирай пистолет, и идём дальше! – Дюк кинул ему полный магазин.


Бункер был забит под завязку всем необходимым. Они взяли бронежилеты для себя и остальных членов команды, оружие, боеприпасы, канистру бензина и дизеля. И всё это спустившись лишь на два этажа!

– Ладно, возвращаемся! Завтра придём ещё разок, – сказал довольный Уно, – нам ещё переть это добро до тц.

Они вышли из бункера и забаррикадировали вход куском кирпичной стены в надежде, что зомби не сильно захотят преследовать их и мстить за своих сородичей.

Гера рассказала, что в бункере есть помещение с фальш-дверями, и теперь Уно рисовал картины того, как он будет заманивать туда зомби.

"Больной он, всё-таки," – решил Даня.


      Вторая часть команды уже ждала их в торговом центре. На этот раз еду готовила Нася. Судя по запаху, это было что-то с карри и перцем, возможно, чечевица. Илья пил коньяк в мебельном магазине, Тёма развалился рядом на диване, всем своим видом демонстрируя, что он очень устал. На столе горели свечи, а на полу валялись рюкзаки.

– Куда вы дели Николаича? – поинтересовался Даня у присутствующих.

– Он собирррает глушак новый, – ответил пьяным голосом Илья. – Помянешь Никиту?

– После ужина – обязательно, – согласился Даня. Давненько он не пил ничего алкогольного и никого не поминал.

Потом они поужинали, некоторые желающие выпили, и все разошлись спать. Только учитель вернулся за работу. Он оборудовал себе кабинет, куда принесли бензиновый генератор, и усердно паял новое чудо техники.


Утром, когда Даня пришёл на завтрак, выяснилось, что учитель ещё спал, а Уно куда-то ушёл. Тренировку, по понятным причинам, сегодня никто не проводил. Гера приготовила для всех макароны с сушёным горошком и развела сухое молоко с сахаром. Получилось сытно. Потом все присутствующие разбрелись собирать себе новые комплекты одежды и ждать Горбунова и Уно. В итоге, почти полдня они были предоставлены сами себе и могли как следует отдохнуть, помыться и приодеться.

Когда проснулся учитель, уже настало время следующего приёма пищи. Артём приготовил бобы с какой-то невнятной смесью специй и чай с кардамоном.

– Мы должны идти дальше, – сказал Горбунов собравшимся за столом, – набрать еды и идти дальше. Сначала даже можем проехать часть пути на автомобиле… Здесь их полно. Как и бензина. Но дальше оставаться здесь небезопасно, и нет смысла терять время. После обеда соберите вещи. Надеюсь, вы сегодня хорошо отдохнули. Скорее всего, это последний город на пути к нашей цели. За ним – изменённый до неузнаваемости ландшафт, отсутствие дороги и полная разруха. Терра инкогнита. До Китежа придётся экономить еду, а также взять с собой дополнительную обувь и одежду. Шик и комфорт заканчиваются.

В этот момент внизу послышался шум и музыка. Уно вернулся. Он пришёл к столу при полном параде: снова жуя жвачку, в толстовке с дикими кислотными узорами, в жёлтых очках, с автоматом на плече и с музыкальным центром в руке.

– Поздравьте нас, я нашёл новый бункер! С генераторной и огромной горой припасов. Можем остаться здесь хоть до скончания времён! – он поставил музыкальный центр на тумбочку и выключил музыку.

– Мы уходим, – спокойным тоном сказал Горбунов. – Собирайся.


Уно молча снял очки. Выждал паузу. И железным голосом произнёс:

– А я никуда больше не пойду.

За столом начались волнения и дискуссии.

– Ты с ума сошёл совсем? – чуть ли не визжала Гера. – Ты забыл куда мы идём? Про цель нашего Похода?

– Герочка, не забывай давай, что это не мы идём, а нас ведут.

– Да что ты вообще несёшь?! Как можно быть таким эгоистом?! Ты не хочешь больше изменить мир к лучшему?!

– Все, кто говорят, что хотят изменить мир к лучшему, на самом деле, просто хотят изменить мир под себя. Чтобы лично им было удобно. А мне здесь хорошо и удобно, понимаешь? Кто-то уже изменил целый город прям под меня!


Через полчаса стало понятно, что Уно действительно никуда с ними не идёт и ни о чём не собирается сожалеть. Он попросил оставить ему старую глушилку, поблагодарил всех и попросил не держать на него зла.      Здесь он будет слушать музыку, исследовать бункеры и убивать зомби. А на их обратном пути поможет им пройти через Самару под защитой. Больше ему от жизни ничего не надо.

Для команды это было ударом. Никто не знал, как реагировать. Учитель, судя по всему, тоже не ожидал такого поворота и был оскорблён. Тёма молчал. Илья, переживавший смерть друга, только махнул на Уно рукой. Гера в очередной раз разочаровалась в мужчинах, а Настя политкорректно попрощалась с Уно и пожала ему руку.


Закидывая вещи в грузовик, Даня почувствовал, что он весь как будто горит изнутри. Но руки и лицо на ощупь были ледяные. Его трясло.

– Чё ты улыбаешься? – обратилась к нему Гера. – Мы двух людей тут потеряли.

Но Даня и не думал улыбаться.


7. Круги


– КТО-ТО ИЗ НАС ДВОИИИХ ТОЧНО СОШЁЛ С УМА!! – кричал Андрей, крепко вцепившись в руль и стараясь не сильно отвлекаться от дороги. В правое ухо ему орал Санёк, наполовину вывалившийся на подлокотник с заднего сидения. Рядом голосил и отбивал такт по коленям Байс. Сзади Дима Итальянец курил в приоткрытое окно дешёвые вонючие сигареты, показывал "козу" проезжающим мимо дачникам и тряс головой.

В машине на полную громкость играла музыка, которая когда-то вдохновила их создать собственную группу. Точнее, Андрея в группу позвали позже, когда предыдущий вокалист решил, что ему не интересно выступать перед аудиторией в десять человек. Он даже никогда не фанател от "Тараканов!", если уж на то пошло. Но идея дополнить свой образ ещё одним интересным хобби была ему по душе. "Стив Джобс увлекался каллиграфией, я буду увлекаться панк-роком", – думал он. Так или иначе, ребята в унисон верили, что тоже смогут прославиться и вдохновлять других.

Итальянец (который, кстати, был наполовину армянином, наполовину русским) играл на гитаре, Байс научился барабанить, а Саньку досталась роль басиста, которую он гордо нёс, невзирая на классические "шутки про басистов". Всё-таки Сид Вишес тоже играл на басу, а остался в памяти поколений навсегда. Андрей пел и вдохновлённо писал тексты про протест против всего на свете, хитро вплетая в панк-манифесты свои наблюдения, полученные благодаря учёбе в МИРЭА и блужданиям по Другим мирам.

Сегодня они играют третьими – практически золотая середина в лайн-апе, которая им досталась благодаря тому, что все остальные бэнды были из Красногорска, а ребята ехали из Москвы. Такая вот несправедливость: иногда всего несколько километров отделяют тебя от звания столичной панк-группы. Хотя в этой среде быть немного на отшибе было даже почётно. Рабочий класс, все дела.

Когда композиция закончилась, Андрей убавил громкость, поправил авиаторы на носу и обратился к коллегам:

– Чё, как думаете, много народу будет?

– Местных должно быть прилично, – Дима выкинул бычок в окно и поднял стекло. – Спецом на нас вряд ли кто-то из Москвы поедет.

– Я вписал своего другана с женой. Он сейчас написал, что они точно будут. И его жена ещё подругу возьмёт, – обрадовал всех Санёк.

– Жена? Им сколько лет? – удивился Диман.

– Да он мой одноклассник, всё в порядке. После школы расписались зачем-то. Они крутые так-то.

– Если подруга жены факэбл, беру её на себя! Чур я первый! – возликовал Байс.

– Ага, разбежался. Если она факэбл, то она уже мечтает обо мне и течёт, – заржал Итальянец.

– Только если она весит центнер. Как на той вписке, – Байс поймал взгляд Димана в зеркале заднего вида и подмигнул другу, приоткрыв рот в издевательской ухмылке.

– Ара, ти ни панимаэшь, – Итальянец включил образ и акцент, – Я же не могу ничиво падэлат! Телочки всех мастей в меня сразю жи влюбляются.

– Короче, вы сражаетесь за подругу жены, а я в это время беру на себя всех местных девчонок! И пиво! Всё местное пиво! – успел влезть в раздел территории Санёк.

– Не сыпь соль на рану, Саня… – грустно вздохнул по пиву водитель, – мне ещё трезвым вас обратно везти.

– Нас же орги вписывают. Ты сто раз протрезвеешь до завтра.

– Блин, я забыл. Хаха, это меняет дело, – улыбнулся Андрей и знаком попросил у Байса сигарету, – И гляньте, где ближайшая заправка или мак. Пора проветриться, так сказать.


Клуб был просто огромный. Огромный, старый и с ремонтом двадцатилетней давности. Ну, или так казалось после камерных московских площадок, где сцена плавно переходит сначала в зал, а потом упирается в стену. Гримёрка тоже поражала размерами, здесь можно было жить! Тут был гардероб для выступающих, советский холодильник, два старых дивана и несколько кресел. Посередине располагался длинный журнальный столик, на котором стояли ящики с дешёвым пивом и бутерброды, накрытые пищевой плёнкой. На полу стояли закрытые упаковки пол-литровых бутылок воды. Вдоль больнично-зелёных потрескавшихся стен были выстроены стулья, на которых висела сменная одежда музыкантов.

Нарядные панки обсуждали сет-листы и кто в какой стэк играет. "Столичная группа" встретилась с организаторами, загрузила инструменты и вещи в гримёрку и уже успела оценить звук в зале. В гримёрке постепенно начинался движ. Если есть вариант, где тусоваться: за баром, у сцены или в гримёрке, сто процентов всех будет тянуть в гримёрку. Это ужасно бесит, когда ты на сцене, но очень радует, когда ты сам пьёшь пиво в этом чилауте, переодически совершая променад на перекур.

– Так, мы, в принципе, сейчас уже можем почекаться и пойти переодеваться, – шепелявящий чувак в клетчатой рубашке с пацанской чёлкой приставал к звукачу, который пришёл стрельнуть у выступающих бутылочку пива.

– Френдс! Кто может мне кез поставить? – в гримёрку забежал какой-то улыбающийся парень, явно не из музыкантов. В руках у него была расчёска и лак для волос.

– Я могу. И не только кез, мой хороший – голосом, которым обычно пародируют геев, ответил барабанщик одной из местных групп. Девчонка с челси, которую он обнимал за талию, кивала головой.

– Фу, бль, у меня теперь вообще больше никогда не встанет! Как это расслышать, – рассмеялся парень с поникшим кезом.

– Ты не пожалеешь, сделаю тебе классный петушочек, – продолжал барабанщик.

– Предлагаю с этого момента запретить ирокезы в панковской тусовке! Только под ноль, – крикнул кто-то с дивана.

– Я могу нежно побрить твою головку, – не унимался музыкант.

Любитель ирокезов с криком "Буэээ!" комично убежал, все засмеялись.

– Завтра во всех газетах Красногорска: "Бледный из группы "Лолр" совершил каминаут перед поклонниками!", – резюмировал Санёк и добавил, – Лично мне после такого нужно выкурить сигаретку.


Часть тусовки переместилась ко входу в клуб. Шум, гам, дым, смех, кезы, челси, дреды, кеды на ногах, блестящие заклёпки на джинсовках и косухах. Все здесь такое любили. Серотонин в воздухе.

– О, идут! – сказал Саня и кивнул в сторону.

Андрей повернулся и увидел приближающуюся троицу: темноволосого плотного парня в зелёной олимпийке и чёрных джинсах, полную блондинку, которую тот держал за руку, и рядом стройную длинноногую девушку с ярко синими волосами. Сердце ёкнуло в груди.

– О-хе-реть, – по слогам тихо проговорил Байс.

– Здорова, пункеры! – Парень протянул руку сначала своему другу, а потом остальным участникам группы, – Макс. Это моя жена Марго, это – Лия.

– Привет! Андрей.

– Байс.

– Джузеппе! – откуда-то примчался Диман и протянул руку Лие.

– Бона серра, итальянец! – Лия нежно пожала ему руку и кокетливо похлопала ресницами.

– Эй, ты что, про меня успел рассказать? – с обидой в голосе воскликнул Диман, повернувшись к Саньку.

– Если бы я про тебя, дебила, рассказал, она бы тебе по-армянски ответила, – усмехнулся тот.

– Ладно, лоханулся. Диман, к вашим услугам, – Итальянец присел в реверансе.

Отодвинув плечами мужа и подругу, в центр вышла Марго.

– Короче, Диман! И всё остальные. Я хочу сделать громкое заявление, – голосом глашатая начала она, – мы все неимоверно задолбались сюда ехать, отсидели себе все жопы и уже успели закинуться Виртацином. В связи с чем планируем как можно скорее уничтожить танцпол и содержимое местного бара! Поэтому! Предлагаю незамедлительно проследовать в клуб и исполнить предначертанное!

– Вот это ты задвинула, подруга, респект, – похлопал в ладоши Байс.

– Образование не пропьёшь! Хоть я и прилагаю к этому все имеющиеся у меня силы, – Марго взяла под руки Байса и Димана и потащила их ко входу в клуб.

– Давай я тебя проведу, у меня "плюс один", – предложил Андрей Лие и сам поразился своему застенчивому голосу. У него почему-то при взгляде на эту девушку с кукольным лицом, тонкой талией и татуировкой на шее подкашивались ноги.

"Надо к выходу на сцену что-то с этим сделать", – подумал он.

– О, спасибо! А то у меня денег только на проход и один коктейль, – улыбнулась эта странная мультяшная девочка, – Пойдём!


Они бросили вещи и верхнюю одежду в гримёрке и пошли в зал поддержать первую группу. Андрей купил им по ром-коле в пластиковых пивных стаканчиках, и они стояли и смотрели на музыкантов, пока четверо самых активных фанатов и Марго пытались устроить мош у сцены. Не самое весёлое время – начало гига, но из солидарности нужно постоять. Они тоже бывают первыми, и это тяжело: публика не разогрета, кто-то у бара, кто-то курит, кто-то тусит в гримёрке, часть народу тупо опаздывает. В общем, первой группе не позавидуешь.

– Смешная у тебя подруга, – Андрей старался перекричать шум.

– Да! И судя по движением, она стремится попасть в Вальгаллу, – прокричала Лия в ответ.

– Давай после этой к бару?

– Давай!


У бара к Андрею постоянно подходили здороваться знакомые и с интересом рассматривали его спутницу. Подошла преследовавшая его девочка-фотограф с розовыми косичками и даже спросила у Лии, не вместе ли они. Всех приходилось вежливо провожать.

– Да ты звезда, оказывается, – улыбнулась Лия.

– Широко известен в узком кругу, скорее.

Теперь Андрей чувствовал удивительную силу и уверенность, как будто внутренний голос говорил: "Я всё могу".

– Как ты? Таблетка начала работать уже?

– О даа, – блаженно протянула Лия.

Было так громко, что им приходилось разговаривать, наклоняясь для ответа прямо к уху собеседника. Андрей чувствовал её дыхание, видел как поднимается грудь.

– И как? Что видно?

– Я думаю, это Вудсток или типа того. Любовь витает в воздухе, я чувствую её в музыке, в людях, в цветах.

– Кайф! После сета тоже закинусь. Будет круто и мне побывать среди хиппи.

Они сидели за барной стойкой, потягивали ром-колу и обсуждали всё на свете: музыку, книги, космос, фильмы, татуировки, учёбу, религию. Она смеялась над его шутками, даже самыми опасными, а ему было так тепло и… вдохновенно. Они слушают одинаковую музыку, они оба учатся в крутых вузах, они красивые, молодые и на них все смотрят. Какая-то мистическая синергия.

Потом к бару пришла раскрасневшаяся Марго, а Андрей ушёл готовится к выходу на сцену.

В гримёрке он поменял белую майку на чёрную концертную футболку с черепом, поставил гелем волосы и подвёл чёрным карандашом глаза. Огонь. Можно идти рвать зал.

Почти половину выступления он выискивал глазами Лию в толпе и смотрел, как она танцует под его песни в разноцветных лучах и в тумане дым-машины. Она это делала не как другие симпатичные девчонки: не красовалась телом, виляя жопой и смотря на реакцию окружающих. Она просто поймала волну и бесилась, как в детстве: прыгала, трясла головой, крутилась, держась за руки со своей подружкой. Чувствовалось, что ей просто всё в кайф. А красивую фигуру всё равно было видно и так. Нереальная синеволосая хиппи в костюме панк-гёрл.

Они отыграли очень мощно. Андрей выкладывался на 150 процентов. В нём было столько энергии и желания ею делиться, что к концу выступления с него ручьями тёк пот. В гримёрке он пытался вытереться концертной футболкой, но она была сама мокрая насквозь. Тогда он распотрошил пачку салфеток и вытерся ими. С трудом отдышался, выпил два литра воды и понял, что он трезв, как стёклышко. А ещё, скорее всего, похудел на пару килограммов. Облачившись обратно в белую майку и растерев мейк на глазах, побежал искать Лию.

Лия стояла у бара с какими-то местными гопниками и пила воду. Пацанчики кружили вокруг, как ястребы, и очень откровенно пускали на неё слюни. Но когда она увидела Андрея, она просто ушла от них, не попрощавшись, и направилась к нему навстречу.

– Вы крутые! Я, честно говоря, не ожидала! – Лия тоже, судя по всему, протрезвела после своих активных танцев.

– Спасибо! Видел, как ты танцуешь, мне очень понравилось, – Андрею чуть ли не впервые было комфортно говорить девушке приятную правду, – Ты классно двигаешься. Отдышалась, кстати? Пойдём поищем места за баром!

Андрей отбил у фанатов два стула с краю барной стойки, и они с Лией сели продолжать беседы обо всём на свете. Болтали про новые татуировки, которые они планируют набить, про компьютерные игры, про чай, Латинскую Америку, шаманов и круги на полях. Когда Лия произнесла слово "круги", со сцены тут же донеслось то же самое слово: "Делаем круг!" Они переглянулись, и Андрей таинственным голосом произнёс: "Круги сужаются".

– Аааа, я сейчас с ума сойду, – Лия закрыла руками лицо, – это какая-то магия!

– Рано сходить с ума. Прелагаю нахерачиться! Бармен, нам с лэйди текилы! – Андрей крикнул через всю барную стойку, – 2 текилы сюда, пожалуйста!

После нескольких шотов Андрей понял, что пора действовать. Ещё несколько раз повторялась магия со словами, финальным аккордом стала оброненная кем-то фраза "Получается у единиц", которую Андрей перевёл Лие, как знак, что им пора "получается уединиться". Через громкую музыку и собственный пьяный смех, они прошли к гримёрке и завалились на диван, на котором лежали чьи-то шипованные куртки, пакеты непонятного назначения и бумажки с сет-листами.

Вокруг были какие-то люди, пахло травой и пивом, кто-то так же обжимался в кресле. Коктейль из гормонов, алкоголя и громкой музыки туманил головы. Они целовались жадно, как будто окружающего мира не существовало, как будто шипы не врезаются в кожу, а завтра не нужно было никуда ехать. Всё вокруг было только для них. Андрей запустил руку ей под юбку и трогал стройные бесконечные ножки. Она разгорячённая, напряжённая, как будто бы вся дышала жаром и феромонами.

"Как же она круто целуется. Хочу её всю", – это были даже не мысли в голове, а квинтэссенция мыслей и инстинктов.

– Давай попробуем по-настоящему уединиться? Как в фильмах про панк-рок, – прошептал Андрей Лие на ухо и легонько укусил за мочку.

– В туалет? – уточнила Лия, направляя его руку своей ладонью всё выше по внутренней стороне бедра.

– Ну, рискнём.


В туалете над бочком была приклеена яркая красно-чёрная картинка, на которой схематически изображалось, что разрешается совокупляться только сзади и запрещается – сидя на бачке.

– Видишь, всё предусмотрено, – прошептал Андрей.

– Будешь сзади? – спросила Лия, игриво глядя в глаза Андрею и спуская колготки с трусиками до коленок.

– Да ладно, ты худенькая – я тебя на руках подержу. Хватайся за шею.

– Но тогда мне нужно совсем раздеться…

– Как тебе угодно, – Андрей развернул её лицом к стене, пропустил руку между её дрожащих ног и уткнулся носом в яркие синие волосы, – какая ты горячая девочка…


Андрей с Лией переписывались всю неделю, присылали друг другу любимые песни и мемы. За несколько дней получилась километровая переписка. В итоге, они договорились встретиться в субботу в центре, чтобы "пить странный чай под шаманскую музыку и делиться планами по захвату мира".

Андрей решил, что к выходным нужно бы подстричься, раз такое дело, и по дороге из института зашёл в парикмахерскую в торговом центре у метро. Потом прошёлся по магазинам и решил что-нибудь купить Лие в подарок. Выбор пал на духи. Андрей перенюхал десятки флаконов и нашёл тот, который ассоциируется с ней. Он не смог бы описать этот аромат, но понимал, что готов дышать им бесконечно.

Жизнь становилась полнокровной. Во-первых, у него была учёба в одном их лучших вузов страны, от которой кипел мозг и он физически ощущал, как рождаются новые нейронные связи. Одни уравнения математической физики чего стоили! После этих пар чувствуешь себя выжатым, как тряпка, но способным на всё. К тому же, уже невдалеке маячил диплом инженера-конструктора радиоэлектронной аппаратуры, что позволило бы ему совсем скоро вплотную заняться новыми открытиями и переплюнуть в своей значимости Стива Джобса. Это было принципиально.

Во-вторых, у него был Виртацин, и он ощущал, что у жизни есть какой-то смысл. И у него иногда появлялись мысли, что второй пункт ещё обязательно свяжется с первым.

В-третьих, его группа начинала приобретать вес в тусовке, и проведённые на репах часы уже не были просто приятным времяпрепровождением и медленным угнетением слуховой функции. Во всемирную славу панк-исполнителя он не особо верил, но этот пункт собственной биографии казался ему интересным.

И, наконец, он встретил Лию.


В субботу в чайной они умудрились напиться пуэром до состояния, как под Виртацином. Сопровождалось мероприятие сюрреалистическими разговорами, из которых всё же было понятно, что Лия далеко не дурочка. Ещё она каким-то чудесным образом убрала боль в правом плече Андрея, просто приложив руки. Это было удивительно, немного пугающе и похоже на сон. Андрей в ответ решил показать "фокус с появляющимся из ниоткуда магическим эликсиром", и когда Лия закрыла глаза, тихонько поставил флакон духов на стол и накрыл его салфеткой. Она мило подыгрывала, смеялась и сразу же попшикалась новым запахом.

Ночью он проводил Лию домой, и на прощание они поцеловались у её подъезда. Андрей отправился к себе в полной уверенности, что это судьба.

Дальше были самые счастливые недели в его жизни. Они с Лией ходили на концерты и на вписки к друзьям, занимались сексом где только можно и нельзя. Однажды ночью доехали до Икеи и косплеили там фильм "500 дней лета": валялись на кроватях и притворялись, что смотрят телевизор в гостиной. Пока родители были на даче, они с Лией готовили домашнюю лазанью под марафон фильмов про постапокалипсис и делали зомби-мейки.

"Иногда нужно отпустить ситуацию и разрешить себе немного побезумствовать, чтобы не сойти с ума позже и бесповоротно", – оправдывал он свою влюбленность.


На этих выходных родители Андрея никуда не уехали, и ему пришлось снять номер в гостинице на другом конце Москвы. Они лежали на кровати после трёхчасового секса и, обессиленные, обсуждали планы на неделю.

– У тебя, случайно нет ощущения, что мы вместе уже тыщу лет? – поинтересовался Андрей.

– Да! Столько всего уже произошло. И у нас даже общих друзей вконтакте теперь больше сотни. У меня так только с Марго ещё.

– Хочешь прикол?

– Давай.

– Это всего лишь пятая неделя. Прикинь!

– Хаха, да, я знаю. Но стараюсь об этом не думать. Как-то нецеломудренно получается.

– Я сам в шоке. Но это очень круто. Я рад, что мы встретились.

– Я тоже.

Они обнялись, и Андрей поцеловал её в лоб. Как же ему хорошо…


8. Хрупкость жизни


Всё познаётся в сравнении. Две недели назад Марк наивно полагал, что хуже быть уже не может. Теперь он чётко видел, что тогда его обуяла лишь лёгкая меланхоличная задумчивость, по сравнению с той бездной отчаяния и мрака, которая разверзлась перед ним позже. Можно сказать, что тогда он просто кайфовал, лёжа днями напролёт на кровати и не вылезая из демки. Отдыхал, бездельничал. Теперь всё действительно плохо.

Наташа погибла. Сгорела вместе с Настей, Артёмом, Горбуновым и другими людьми со сталкерской вылазки. Их грузовик нашли далеко за пределами города, там, докуда не добивали глушилки. Сказали, газовый баллон взорвался и огонь перекинулся на канистры с горючим. Наверное, из-за высокой концентрации демки они даже не поняли, что горят… Пришлось подключать военных, чтобы найти их местоположение и вывезти останки их опасной зоны. Тела привезли на военной машине в непрозрачных полиэтиленовых мешках.

Они все сгорели в том грузовике. Марк видел тела – почти ничего не осталось. Они даже не были похожи на людей. Марк пытался представить, как всё это произошло, но картинка в его голове не складывалась. Он просто не мог соединить в своём сознании, что тот уголёк на ржавом железном столе морга – это и есть его умная, активная, громкая сестра.

Им даже не дали похоронить её по-человечески, увезли куда-то до выяснения всех деталей. Мама с тех пор не спит. И каждый день плачет. Папа её успокаивает, как может, но у мамы словно что-то надорвалось, она постарела, осунулась. Марк каждый день видел в ванне клочья её волос с проседью. Папа держался, но стал ещё более молчаливым, чем раньше, и тень залегла в складке на его лбу. Марк никак не мог облегчить им жизнь, наоборот, когда он подходил обнять маму, она только горче плакала.

В самом начале, когда все думали, что Гера просто сбежала из дома, родители ходили по домам её одноклассников и пытались найти хоть какую-то информацию. К ним присоединились мамы Насти и Тёмы, такие же заплаканные, с опухшими лицами, и они вместе десять дней собирали по крупицам всё, что могло помочь в поисках. Каждый вечер они собирались и составляли план поисков на следующий день, разложив на их кухонном столе карту города. Потом нашлись какие-то люди, которые сказали, что видели Артёма, уходящего с утра в одиночестве куда-то с рюкзаком. Всё свободное время родители исследовали заброшенные кварталы и сталкерские территории в указанном направлении. Тогда уже подключилась полиция.

Сейчас всё стало похоже на дурной сон. И Марк не может от него спрятаться, даже в демке. Образы всё равно просачиваются в другую реальность, и он повсюду видит пожары, чувствует утрату и холод одиночества. Повсеместно. Ему одиноко дома, на работе, во снах и в видениях. И он понимает, что это уже не восполнить. Холод, который поселился в его душе, теперь там навсегда. Ему казалось, что теперь даже воздух, который он выдыхает из своих лёгких, стал холодным.

Военные нашли грузовик, когда Марк возвращался домой с работы. Он весь день чистил грязные, вонючие туалеты, мыл полы, стирал пыль с подоконников, шкафов и парт. Его шпыняли тётки из школьной администрации. И чем больше он старался работать хорошо, тем сильнее на него кричали, что он всем мешает. Он гремит вёдрами, он путается под ногами, он бесит всех своим видом – вот, чем он занимался на работе, по мнению тех, кому когда-то чуть больше повезло на распределении.

Когда рабочий день закончился, Марк пулей выскочил из дверей школы, стараясь не расплакаться. Ему хотелось как можно скорее оказаться дома, забраться с головой под одеяло и отключиться. Но дома он успел только поужинать – сразу после этого в дверь громко постучали. На пороге стояли люди в форме с бумагами в руках.

Резко всё закрутилось в плотный узел. К его перманентным жалобам на жизнь и тихому поскуливанию добавилась Трагедия. Всеобъемлющее горе, сквозившее из каждой щели. Он пытался вспомнить лицо Наташи, её голос. Хотел восстановить в памяти светлый образ Наси. Но перед глазами стояли лишь чёрно-коричневые угли. Он пытался вспомнить сцены из прошлого, как Гера с Насей сидели у них дома и болтали о всяких девичьих делах, а Марк подслушивал. Но с каждым разом воспоминания только сильнее стирались, и видения ускользали.

Марк не знал, хватит ли у него сил перетерпеть всё это. Да и смысл терпеть? Был бы он хотя бы тупым и не понимал всего ужаса своего положения… Но нет. Он ясно видел, что он рождён исключительно для страданий. У него не будет ни друзей, ни любви, ни положения в обществе. Он был лишним элементом, сломанной деталью механизма. Деталью, наделённой разумом как будто лишь для того, чтобы понимать всю ничтожность и бесперспективность своего положения. Сегодня он будет маяться от неприкаянности весь день, потом ляжет спать и будет видеть страшные сны, чтобы завтра опять проснуться и первым делом ощутить холод своего одиночества. И это будет тянуться день за днём, неделю за неделей… Без просвета. Ничего уже не исправить.


********


Последние недели округ жил только сплетнями и домыслами о пропавших Тёме, Насте и Гере. Давно не происходило подобных крупных происшествий, и все, от мала до велика, знакомые и незнакомые, обсуждали таинственное исчезновение старшеклассников. Доцент наслушался различных версий произошедшего и уже было свыкся с мыслью, что его лучший друг просто сбежал с Восточный Округ или даже за пределы Москвы, ничего ему не сказав. Он был уверен, что у Тёмы всё хорошо, и из-за этого где-то в глубине души поселилась обида. Они столько лет дружили, а он ни словом не обмолвился о своих планах и даже не попрощался.

Но когда пришли настоящие новости и все узнали про грузовик, на место обиды пришёл страх. Страх, что он что-то не успеет. Для Доцента это стало переломным моментом в сознании, ни окончание школы, ни выход на работу не произвели на него такого отрезвляющего воздействия. Смерть вдруг стала реальной. Не чем-то далёким, из фильмов, книг и городских легенд, не каким-то мифическим словом, которое к тебе не имеет никакого отношения, а настоящей. Близкой. Почти осязаемой. Это чувство пугало. Жизнь внезапно оказалась такой хрупкой, быстротечной и непредсказуемой, что Доценту стало стыдно, что он так бездарно её проводит. Он перестал играть на гитаре, не играл в сокс с приятелями, работа вдруг предстала бессмысленной тратой драгоценных минут. Нужно было срочно сделать что-то стоящее, что-то настоящее, что могло уговорить страшную старуху с косой дать ему ещё времени. Мысли хаотично метались из стороны в сторону, и он никак не мог придумать, что сделать, чтобы жизнь стала осмысленной, как упросить Смерть немного подождать. Доцент пытался спросить совета у отца, но тот говорил с ним пустыми хрестоматийными фразами, которые, по-видимому, сам ещё не прочувствовал. Родители его не понимали, коллеги и подавно.

Он заходил к маме Тёмы, пытался её поддержать и в то же время сам искал поддержку и ответы на свои вопросы. Казалось, что у неё опустились руки, и она держалась только ради Вадика. Они с ней подолгу беседовали, вспоминали Тёму, его с ним детство, плакали над планами, которым уже не суждено было сбыться. Но каждый раз Доцент уходил из дома своего лучшего друга всё с тем же грузом на душе.

Ему стали сниться тягостные сны, смысл которых всегда был как будто бы один. Сначала ему привиделось, что он едет куда-то из Москвы на пригородной электричке. С ним были его друзья, но лиц он не различал. В середине пути по вагону прошёл слух, что идёт Контролёр. Как назло, ни у Доцента, ни у его друзей не было билетов. Все начали придумывать схемы обмана: кто-то купил билет на ближайшей остановке и заскочил обратно в вагон, кто-то покупал билеты через телефон. А у Доцента ничего не получалось. Он пытался делать то же самое, что и другие, ему даже показывали, куда нужно нажимать на телефоне, но билет упорно не покупался. И весь сон его сопровождало кошмарное чувство, что Контролёр всё ближе и ближе, что нужно срочно что-то придумать, но у него ничего не выходило.

Потом ему приснилось, что он ведёт машину. И вначале даже всё шло хорошо, он вписывался в повороты, ни во что не врезался и набирал скорость. Но когда ему потребовалось ненадолго притормозить, оказалось, что педаль тормоза не работает. Он давил на злосчастную педаль что есть сил, но машина продолжала ехать. Ему приходилось нарушать правила, ехать на красный свет, объезжать другие машины по тротуару. В этом странном сне он даже смог переключиться и представить, что едет не на машине, а на велосипеде, и попытался тормозить ногой о землю. Но транспорт всё ехал и ехал, не сбавляя скорости.

Эти сны надолго въедались в память, и Доцент всё явственнее ощущал неумолимый ход времени, с которым он не мог ничего поделать. Друзей становилось всё меньше, а люди в Москве чаще умирали, чем рождались. Накрывало ощущение, что он живёт в последние времена.

Самым близким человеком теперь стала Оля. Наверное, даже единственным. Она чувствовала то же самое, что и Доцент, ему даже не приходилось утруждать себя в подборе нужных слов, чтобы передать свои мысли: она облекала в слова за него всё то, что он не мог сформулировать. Он приходил к ней после работы, они пили квас на кухне и общались до поздней ночи. Когда наступал момент прощаться и нужно было снова идти домой к родителям, на него снова обрушивалось давящее чувство тревоги и душевного дискомфорта. Ему хотелось забрать её с собой и уйти подальше от всех.

Он решил, что предложит ей быть вместе. Когда он снова придёт к ней после работы, он пригласит её прогуляться и признается, что ему хорошо только с ней. Это было взвешенное решение.

Сначала его терзали сомнения. Оля всё-такираньше встречалась с его лучшим другом… Но когда Доцент смотрел на неё с этой новой причёской и без вызывающего макияжа, ему даже иногда казалось, что эта какая-то другая Оля. Ещё он вспоминал рассказы Тёмы и Дани, что они занимались с ней сексом… То есть, у неё уже было двое мужчин… Доцент боялся, что окажется хуже их. У него ещё ни с кем не было отношений, а ей было с чем сравнивать. В этом вопросе он, пожалуй, не будет торопить события. К тому же иногда проскальзывали мысли, что она могла его приворожить, её всё-таки считали ведьмой из-за той истории с альбомом и оврагом. Но это уже было из области фантастики. Тем более, он не был уверен, что он вообще ей настолько нужен. Она бы не стала на него колдовать.


После работы Доцент зашёл домой, чтобы помыться и переодеться во что-то приличное. Он надел синюю рубашку и чистые, некогда чёрные джинсы, зачесал влажные волосы на косой пробор и побрызгался одеколоном отца, который взял с полки в комнате родителей. Посмотрел на себя в зеркало: оттуда на него смотрел взрослый серьёзный мужчина.

– К девушке своей собрался? – поинтересовалась мама, увидев в каком виде он выходит из квартиры.

– Надеюсь, что да, – сухо ответил Доцент.

– Совсем большой стал… – произнесла мама с оттенком печали в голосе, как будто прощаясь с ним не на пару часов, а навсегда. – Привет ей передавай.

Мать никогда раньше не передавала привета Оле. Может, она даже и не знала, что это именно та самая Оля.


Он громко постучал три раза. Через пару минут дверь открыла Оля и удивлённо на него посмотрела.

– Привет, Андрей… Что-то случилось? – аккуратно поинтересовалась она.

– Привет, Оль. Да… Пойдём погуляем? Ты не против?

Она ещё не переоделась в домашнее, поэтому только накинула ветровку, надела чёрные балетки, и они вышли на улицу.

Уже смеркалось. Время заката прошло, и на улице зажгли неяркие фонари, но небо было относительно чистое, поэтому на горизонте ещё виднелась жёлтая полоска света. Окна на первом и втором этажах серого дома, в котором жила Оля, тоже горели таким же тёплым светом. Это постоянное сочетание серого и жёлтого внушало Доценту чувство стабильности и уюта. Всё пройдёт хорошо.

Он начал издалека и спросил у Оли, как дела на работе и всё ли в порядке дома. Потом попытался поговорить про книги, но из этого ничего не вышло, потому что он их, говоря по правде, последнее время их не читал. Они были просто удобным поводом приходить к Оле на работу. Затем он собрался с духом, остановился и взял её за руки.

– Скажи… Тебе не кажется, что жизнь последнее время стала какой-то хрупкой? – он никак не решался перейти к основному вопросу.

Оля слегка сжала его руки, прищурилась и замолчала, как будто формулируя мысль.

– Сначала ты мне скажи. Ты не хотел бы меня поцеловать? – она склонила голову набок.

У Доцента подкосились ноги, и он чувствовал, что его ладони предательски потеют. Затем мозг будто бы отключился на минуту, и тело действовало уже без его участия. Он прижал Олю к себе, запустив правую руку ей в волосы, и поцеловал. Точнее, сначала просто ударился губами в её губы. Но она всё-таки ответила на его поцелуй, приоткрыв рот.

Они стояли на дороге между двух фонарей и целовались. Доцент чувствовал, что Оля немного дрожит, как будто бы ей холодно. Надо было проводить её домой, чтобы она не простудилась, но он не мог оторваться. Не хотелось больше ничего, он даже не опускал руки ниже, не трогал её. Хотелось просто целовать её и понимать, что она согласна и что он больше не один. На улице больше никого не было, и создавалось впечатление, что они остались вдвоём во всём мире.

Затем Оля слегка отстранила его.

– Пойдём ко мне?

– У тебя же мама дома, нас увидят, – бормотал в полусознательном состоянии Доцент.

– Мама у себя в комнате, а мы в мою пойдём.

Доцент старался прогнать из головы все сомнения и совершенно ни о чём не думать. Они молча дошли до Олиной квартиры, сняли обувь и зашли в её комнату. Он раньше никогда здесь не был, они всегда сидели на кухне. Доцент осмотрелся. Комната не была похожа на классическую девчачью спальню в его понимании. Вдоль одной стены располагались чёрные шкафы со стеклянными дверцами, за которыми стояли книги и лежали безделушки: маленькие флакончики из-под духов, маски с перьями, фарфоровые статуэтки, засохшие цветы. У другой стены были разложенный диван с тёмно-синим постельным бельём и платяной шкаф тоже из тёмного дерева, у окна стоял письменный стол со стопками тетрадей и бумаг.

Оля закрыла дверь на щеколду и повернулась к нему.

"Не облажайся," – мысленно сказал себе Доцент.


Когда оба понимают, что им нужно быть вместе, из секса уходит грубость и пошлость. Он становится не высвобождением внутренних демонов, а занятием любовью. Из низменного превращается в нечто сакральное. Доцент боялся сделать Оле больно, как-то навредить или оттолкнуть её. Он старался не шуметь, но кровать периодически предательски скрипела и билась о стену. Иногда они встречались глазами, он смотрел на её раскрасневшееся лицо, улыбался и целовал. В эти моменты приходило осознание, что время всё-таки можно остановить.

Когда Доцент понял, что он близок к финалу, то тихо сообщил об этом Оле на ухо. Оля в ответ прошептала: "Хорошо" и только сильнее прижала к себе, впившись ногтями в спину. Он не сопротивлялся.


На следующее утро Доцент проснулся с ощущением, что он смог обмануть смерть. Ему снова снился старый любимый сон, как он рассекает волны океана на доске, а с неба светит обжигающее солнце. Жизнь продолжалась. И у этой жизни появился смысл. Светлый и правильный.

Часы показывали десять. Сегодня у него выходной, и они пойдут тусоваться к Бабуле. С Олей, как пара. Ему снова захотелось взять с собой гитару, позвать всех приятелей и петь песни на иностранном языке до позднего вечера. Хотелось обыграть всех в настолки, рассказать про приснившийся сон и вообще поведать всему миру, что счастье есть. Потом он заберёт Олю к себе, и они снова будут только вдвоём. По-хорошему, им уже нужно жить отдельно.

Доцент позавтракал в таком прекрасном настроении, что даже родителям передалось его ощущение праздника. Батя сразу понял, в чём дело, пожал ему руку, похлопал по плечу и сказал, что если будут какие вопросы, он может смело обращаться к нему. Матушка закатила глаза, но тоже улыбалась и радовалась за сына. Сказала, что хочет познакомиться с его избранницей и чтобы он звал девушку в гости. Доцент всех заверил, что обязательно так и сделает. Потом он оделся в свой выходной панковский прикид, взял гитару, чмокнул в щёку маму и пошёл за Олей. Папа, улыбаясь, показал ему развёрнутый кулак, типа "Так держать!", и закрыл за ним дверь.

"Ох, чувствую, я им дал повод для разговоров на неделю. Они уже, наверное, думали, что я по мужикам, раз никого не приводил раньше" – усмехнулся Доцент.

Оля тоже была в прекрасном расположении духа, вся как будто светилась изнутри. На ней было чёрное короткое платье с серебристыми круглыми пуговицами на груди, а в волосах красовалась розовая заколка в виде какого-то диковинного пышного цветка. От прошлой Оли осталась только татуировка в виде змеи на руке, а в целом – совсем другой человек. Доцент никогда раньше не видел её такой.

Они сладко поцеловались при встрече, взялись за руки и выдвинулись в путь.

– Знаешь, мне сегодня хочется сделать что-нибудь хорошее этому миру, – поделился Доцент.

– Да, правда. Хочется поделиться своим счастьем! Последнее время все в каком-то упадническом настроении… Нужно показать, что жизнь – это не только страдания, – согласилась Оля.

– Есть идеи?

Оля ненадолго призадумалась.

– Я почему-то часто стала вспоминать брата Геры. Помнишь этого забитого шизика из нашего класса, которого ещё сделали уборщиком? Мне кажется, что он сейчас самый несчастный человек во всём городе… Говорят, что его родители совсем в клинической депрессии погрязли из-за смерти Наташи. Представляю, как ему погано сидеть дома одному.

– Думаешь позвать его с собой к Бабуле? Идея шикарная, Оленька! – Доцент обнял свою девушку и поцеловал её в лоб. – Ты просто гений добра.

– Думаю, ему как никому сейчас нужна помощь. У него же вообще и одного друга не было. Мне тоже было препогано, когда мне объявили бойкот… Прекрасно помню то ощущение. А нам сейчас так хорошо, что мы можем поделиться с ним хорошим настроением. Как думаешь?

– Мне так нравится, когда ты говоришь "мы", – Доцент с силой обнял её за талию. – Пойдём скорее!

Доцент не верил своему счастью. Совсем недавно жизнь казалась пугающей и скоротечной, а теперь он чувствовал, что может всё. Теперь их двое, они смотрят в одном направлении, они просто берут и делают друг друга счастливыми. И даже хватает энергии делать добро другим. Ему хотелось делиться этими эмоциями со всем миром!

Они подошли к дому, где жила Гера. Раньше они все заходили друг за другом перед тем, как идти тусоваться к Бабуле или идти играть в сокс у школы, поэтому помнили дорогу и номер квартиры. Доцент постучал в серую металлическую дверь.

Долго никто не открывал и не было слышно никаких звуков. Тогда доцент дёрнул за ручку, и дверь, к его удивлению, открылась. Они с Олей переглянулись, молча друг другу кивнули и тихонько зашли внутрь.

– Есть тут кто? – крикнул Доцент.

В квартире стояла тишина. Они заглянули на кухню – никого, только стулья были странно расставлены, и грязная посуда лежала на столешнице у раковины. В гостиной тоже никого не оказалось. Тогда они на цыпочках прошли к комнате Марка и постучали в дверь. Ответа не было.

– Странные дела. Может, ушли все, а квартиру запереть забыли, – предположила Оля.

– Похоже не то, – ответил Доцент, приоткрыл дверь в комнату и заглянул туда.

Затем он резко захлопнул дверь, так что от грохота задрожала дверная коробка и холодным голосом сказал:

– Уходим! Быстро идём отсюда.

– Да что такое? Что ты там увидел? Дай посмотрю! – запротестовала Оля.

– Не надо тебе на это смотреть, – Доцент крепко держал дверь и не давал девушке пройти.

– Почему, Андрей?! Открой дверь! – Оля вцепилась ему в руку.

– Говорю же, не надо, Оля! – он взял её в охапку и поднял на плечо. – Всё, нет ничего здесь. Нас ещё в воровстве обвинят. Уходим.

Как она ни сопротивлялась, Доцент был не умолим. Он силой вынес её из чужой квартиры и захлопнул дверь. Ей не нужно было ничего ни знать, ни видеть.

– Давай пройдёмся сначала, – предложил он, оказавшись на улице.

– Ты не собираешься мне ничего сказать?

– Может быть, попозже расскажу. А пока давай зайдём за пацанами, – Доцент пытался вернуть себе прежнее расположение духа и не подавать виду, что что-то произошло. Но это будет теперь не просто.

Когда он заглянул в комнату Марка, то увидел его болтающимся в петле, свешенной с люстры. Лицо его уже было синим, а штаны мокрыми. Оле точно не нужно было этого знать.


9. Смеющаяся смерть


Андрей Николаевич был прав. После того большого города они шли по странной пустой местности. Раньше её не было на картах. Сначала им ещё встречались мелкие деревеньки с зомби, но уже три дня – ни построек, ни живой души, ни мёртвой. Тащить на себе "комплект для выживания" теперь стало вдвое тяжелее. Во-первых, они лишись двух сильных мужчин. Во-вторых, бензин в грузовике давно закончился, и им приходилось идти пешком и тащить бронежилет, оружие, крупы, воду и запасную одежду на себе. У Наси постоянно болели шея и спина. Ноги стали бетонными. Хорошо ещё, очередные месячные прошли, пока они ехали на грузовике.

Иногда было так тяжело и грустно, что по вечерам Нася плакала, обнявшись с Тёмой. И ей даже казалось, что она чувствует и его редкие крупные слезинки. Ещё ей было жалко Геру, потому что она не могла так обняться ни с Даней, ни с Ильёй. Нася чувствовала холод одиночества, когда смотрела на свою подругу. И поэтому ещё больше дистанцировалась.

Геру волновал Даня, потому что он последнее время как-то странно двигался и разговаривал. Она даже спросила Насю, не превратился ли он в зомби. Нася тогда бросила короткий взгляд на него, но почувствовала только, что это что-то нервное. Она не хотела лезть никому в душу. Она знала, что всем тяжело. И если она будет, как эмпат, сочувствовать всем, её просто не хватит. Внутренний ресурс был близок к нулю.

Нася всё чаще молчала и старалась ни о чём не думать. Мысли о прошлом и о Москве вгоняли в депрессию, мысли о будущем и о Китеже могли довести до нервного истощения. Приходилось концентрироваться на "здесь и сейчас". На грязи под ногами, на жёлтом небе над головой, на сушёных бобах на обед. Так было проще.

Сейчас как раз был обед. Тёма развёл костёр, и они варили бобы. Вся команда разместилась на сломанных деревьях, вросших горизонтально в землю. Учитель прихватил из магазина в Самаре разноцветный кубик с двигающимися квадратиками.

– Знаете, что это такое? – спросил он у отряда.

Когда Гера поняла, что все будут молчать и дальше, тогда ответила:

– Головоломка "Кубик Рубика".

– Соберёшь, Наташ?

Гера подошла к учителю и взяла игрушку. Тридцать секунд, и все цвета ровно расположились по сторонам куба.

– Там алгоритмы есть, не интересно, – сказала она и вернула учителю его головоломку.

– У меня уже интерес в том, чтобы не забыть алгоритм, – усмехнулся Андрей Николаевич.

Вдруг Даня со звоном уронил алюминиевую тарелку, и бобы оказались на земле.

– Чёрт… – Проговорил он.

– С тобой точно всё в порядке, друг? – поинтересовалась Гера.

– Да, рука дёрнулась просто. Забей.

Он собрал верхний слой бобов, которые не испачкались в земле, и вернул их в тарелку.

Абсолютно точно с ним не всё в порядке. Но не настолько, чтобы что-то предпринимать. Они сейчас находятся посередине Нигде.


Ночью они спали под открытым небом. Не раздеваясь и укрывшись дополнительным комплектом вещей. То, что когда-то они отдыхали в роскошных особняках на мягких кроватях, казалось далёким сном. И лучше себя было не расстраивать этими воспоминаниями.

Недавно Настя придумала, как держать себя в руках, и активно пользовалась своей находкой. Она просто повторяла по тысяче раз, как мантру, фразу "Всё будет хорошо", и никакие посторонние мысли не лезли в голову. Мозг обманывался, и на какое-то время становилось действительно хорошо. По крайней мере, так можно было заснуть.

Каждое утро начиналось с того, что расчесаться становилось всё сложнее и сложнее. Волосы сваливались в колтуны, и скоро из них можно было делать дреды. В такие моменты Настя слегка завидовала своей лысой подружке: никаких изменений во внешнем виде. А вот ей, блондинке, приходилось ещё втихаря подкрашивать глаза чёрным карандашом. Она всё-таки здесь с парнем. Не хотелось выйти из Москвы принцессой, а прийти в Китеж чудовищем. Она знала, что мужчины любят глазами. Ну и что, что сложно? Чувствовать на себе взгляд, полный отвращения, ей совершенно не хотелось. Она останется для всех принцессой, несмотря ни на что. Как минимум, постарается.


      Отряд шёл вдоль гигантского разлома в земле. К краю подходить не хотелось – казалось, что внизу была самая настоящая бездна. Зато они видели водопад. Наверное, раньше тут была просто река, а теперь это река стекала в разлом и образовывала внизу другую реку. Мир изменился. Настя знала, что до Катастрофы ничего этого не было.

Она ненадолго заглянула в демку, увидела живой лес и прошлась по нему пару минут. Просто бескрайний лес, наполненный звуками и запахами природы. Это было так странно: всё звучало. На разные лады чирикали птички, жужжали насекомые, шелестела листва, где-то хрустели ветки. А потом землю просто перекрутило и перекорёжило. И всё затихло. Если скоро перед ними появятся извергающиеся вулканы, Настя даже не удивится.

В лесу прогремел гром. Настя вернулась из демки.

– Скоро дождь начнётся, – сказала она команде.


Попасть под ливень, когда ты вышел из дома и идёшь в школу или на работу – очень неприятно. Попасть под ливень, когда ты даже в перспективе не сможешь нигде укрыться – просто уничтожает морально. И ливень начался.

Для поднятия боевого духа Гера предложила спеть песню, и на пять минут им действительно стало веселее. Но идти было тяжело, и все замолчали.

Учитель говорил, что, по его подсчётам осталось совсем немного. По километрам – в три раза меньше, чем они шли от Москвы до Самары. Только вот дорога была в разы тяжелее, и они продвигались вперёд крайне медленно.


– Мне кажется, у меня начались галлюцинации… – Громко сказала Гера. – Я вижу оазис. Стены домов, провода… Всё в сером тумане.

На секунду у всех промелькнула мысль "Вдруг Китеж?", и они стали всматриваться туда, куда указала Гера.

Действительно, там были дома. Нася видела очертания города!

– Не расслабляйтесь только, прошу вас. Держите оружие наготове, – Андрей Николаевич решил напомнить, что сюрприз может оказаться не приятным.

Когда появляется цель, идти под дождём по грязи становится менее удручающе. Нася мысленно затаилась и просила у вселенной, чтобы всё было хорошо.


Город казался пустым. Как там, в самом начале, рядом с Москвой. Они зашли в первый попавшийся двухэтажный дом, у которого была цела крыша. Обычный дом на несколько семей, внутри – общий коридор и запертые входные двери. Илья с Тёмой сняли одну дверь с петель, и все зашли внутрь.

Было ощущение, что люди отсюда просто ушли и не вернулись, бросив все свои вещи и дела. В прихожей висели куртки и стояли мужские и женские туфли. В гостиной на столике лежали раскрытые журналы и стояла пустая тарелка с ложкой, на подоконнике осталась ваза с засохшими цветами. На кухне в раковине лежала посуда. Всё было покрыто толстым слоем пыли. Ни зомби, ни тел в доме не было.

Почувствовав себя в безопасности, все переоделись в то, что нашли в этом жилище, и развесили мокрые вещи сушиться. Было холодно и ужасно хотелось есть.

На кухне в баллоне ещё остался газ, и можно было снова поесть по-человечески. Они набрали дождевой воды, пропустили через фильтр и приготовили рис и чай с сахаром.

Все сидели за столиком в гостиной. Настя, укутанная в халат, держала обеими руками горячую чашку чая и постепенно начинала отогреваться. А вот Даня, так же укутанный в халат, всё ещё дрожал. Видимо, скоро придётся узнавать, что с ним происходит…

Учитель был напряжён. Наличие этого города даже для него было сюрпризом. Но пока что он ничего не говорил, только вертел в руках разноцветный кубик и просил всех не отпускать из виду своё оружие.

А дождь за окном становился сильнее.


После ужина Гера позвала Настю в другую комнату.

– Он дрожит уже сутки! Вообще не останавливаясь, – сказала она громким шёпотом, настойчиво глядя подруге в глаза, – давай поговорим с ним!

– Может, так сильно промёрз. Да и что он может нам сказать?

– Ну, послушаем. Хотя бы покажем, что он нам не безразличен. А если заболел, дадим таблеток, которые мы в Самаре взяли. Или поищем здесь лекарство вместе.

Нася согласилась, и они позвали Даню на кухню в соседнюю квартиру, подальше от остальных.

Кухня была в таком же состоянии внезапно покинутого помещения: на столе с грязной выцветшей скатертью стояла посуда, рядом с плитой валялось полотенце для рук, больше напоминающее по цвету половую тряпку. Они втроём сели за стол: Гера спиной к плите, Настя – напротив неё, а спиной к двери разместился их приятель. Места хватало впритык.

Даня выглядел неважно. Во-первых, из-за синяков под глазами и бледной кожи. Во-вторых, из-за усов, бородки и отросшей шевелюры он казался старше и неопрятнее. И, наконец, он действительно странно дёргался.

– С чего бы начать нашу беседу… Я бы предложила чаю, но мы не на той кухне, – Гера попыталась наладить разговор.

– Я могу принести! – предложила Настя и начала вставать.

– Не надо, Нась, не привлекай внимания остальных, – попросила Гера и затем обратилась к Дане, – как ты себя чувствуешь?

– Ты же сама видишь, Наташа, – Даня сжал губы.

– С тобой когда-нибудь уже случалось что-то подобное?

Даня наклонил голову и так посмотрел на Геру, будто бы хотел сказать что-то ехидно-саркастическое в своём стиле. Но не успел он раскрыть рта, как выражение лица изменилось: челюсть ушла вниз, а глаза остановились.

Настя тоже это видела. И слышала.

– Вы друзья Олежки? – дружелюбным голосом спросила полная пожилая женщина в цветастом халате.

От неожиданности Гера вскрикнула и подпрыгнула на табуретке.

– Сидите-сидите, он скоро придёт.

Все втроём они смотрели на женщину, открыв рот. Это был настоящий человек. Говорящий. Не хрипящий. Не мёртвый. И не стремящийся их убить. Вроде бы. Настя, на всякий случай, нащупала в кармане толстовки пистолет.

Женщина подошла к старому холодильнику, покрытому грязью чуть больше, чем полностью, открыла дверцу, и оттуда хлынул свет. Она достала продукты: какой-то светлый прямоугольник на дощечке, батон хлеба и, как предполагала Настя, колбасу. – Сделаю вам бутерброды к чаю. Лакомств у нас немного, но чем богаты, хехе!

Затем она дотронулась до электрического чайника и он моментально стал, как новенький! – Чуть воду не забыла, вот голова старая, – хихикала сердобольная тётя.

Настя посмотрела на стол. Он был чистый, а клеточки на скатерти стали кипельно-белыми и ярко-синими. Заиграло радио.

– О, уже шесть часов! Скоро придёт наш Олежа.

Женщина достала нож, и все напряглись. Но она просто нарезала продукты для бутербродов. Затем она разлила чай по чашкам и поставила всё это на стол перед ребятами.

– Кушайте, кушайте, не смущайтесь! – приговаривала она.

Над чашками поднимался пар. Все взяли в руки по бутерброду. Холодный. Настя попробовала откусить крохотный кусочек. Совершенно ни на что не похоже. Потом, на свой страх и риск, откусила кусок побольше и медленно его пережевала. Настоящий…

Даня ел бутерброд, совершенно не опасаясь, что их могут отравить. Гера сначала откусила, но потом выплюнула пожёванный кусок и выбросила на пол, взглядом показывая Насте, что она не доверяет всему происходящему.

– Спасибо большое… – проговорил Даня с набитым ртом и сделал паузу, будто вспоминает имя женщины.

– Тамара Фёдоровна, дорогой, Тамара Фёдоровна. Мама Олежки, – улыбалась женщина.

По кухне разлетелся запах свежезаваренного чая.

– Молодёжь, прриём! Возврращайтесь! – зашипела рация у Геры на поясе.

Бутерброд медленно исчез у Насти из руки. Просто растворился! Радио замолкло, а на грязном столе лежали разбитые чашки в луже вонючей воды.

– Пфффф! – Даня выплюнул воду. – Буэээ. Что за хрень?

– То есть, до этого тебя не смущало ничего? На кой чёрт ты это пил? Видно же, что это всё какая-то коллективная галлюцинация.

– Этот бутерброд был настоящий! Я тебе отвечаю. Я чувствовал, как насыщаюсь! – возразил Даня.

– Вообще, мозгов нет. Ладно, пойдём к остальным. Им что-то нужно от нас.

Уходя, Настя оглянулась на кухню. Ничего необычного, просто старый заброшенный дом. Никого нет.


– У вас с собой оружие? Я только что видел здесь мужчину! Но он растворился, я не успел выстрелить! – Тёма подошёл к Насе и приобнял её.

– Всё страньше и страньше, как говорится. Их видят иммунные, – задумалась Гера.

– Мы рядом с Шамбалой, друзья. Хотя в нашей стране лучше называть это место Китежем… – обратился к команде Андрей Николаевич, медленно раскручивая собранный разноцветный кубик. – Инфосфера материализуется. Причём очень по-разному, как мы могли заметить… Мои ФЧИ работают на другом уровне, они отвечают только за то, чтобы вы не попадали в другую реальность произвольно. Грубо говоря, человеческий разум защищён, но, очевидно, что, помимо нашего разума, есть что-то ещё, практически не зависящее от нас.

За окном всё ещё лил дождь. А все ждали, что в комнате снова появятся люди. Гера рассказала, что они увидели в другой квартире и как это произошло. По её гипотезе, женщина с чаем и бутербродами материализовалась после того, как она, Гера, вслух сказала про чай. Потом Артём вспомнил, что мужчина появился после того, как Илья сказал, что интересно было бы посмотреть, кто здесь жил и в чьих штанах он ходит.

– Мечты сбываются! – усмехнулся Даня.

Настя посмотрела на него, и тот внезапно упал на пол.


Даню привели в чувства. Он с трудом шевелился и странно улыбался. Но теперь было понятно, что эта улыбка – не от большого веселья. Он просто не мог перестать улыбаться.

– Вы, наверное, уже поняли, что я… Я дальше не смогу… – Настя чувствовала, что он подбирает слова, чтобы не расплакаться. – Я надеялся, что дотяну… хотя бы до двадцати пяти… Сложно го… горячо… говорячо… чёрт… говорить…

Даня улыбался, а по щекам его текли слёзы. Гера подсела к нему на диван и обняла. Он зарыдал, уткнувшись в её плечо.

Настя принесла стакан воды и протянула ему, стараясь, не вникать в его чувства. Но даже так ей было больно. Сердце разрывалось на части. Их крутой красавчик на глазах превратился в недееспособного калеку…


Когда Даня немного отдышался и привёл мысли в более или менее ясный строй, он начал рассказывать:

– Я ещё в детстве видел, как люди умирают вот так вот… Среди детей ходили байки про прокляться ведьм и прочая чепуха… Но пока тебя самого это не коснётся, ты же не будешь вникать в неприятные темы. Как видите, меня коснулось. Я понял это, когда ещё был дома, в Новой Москве.

Даня сделал паузу и глубоко вдохнул. Было видно, что ему сложно говорить.

– По-научному, это называется "прионная болезнь". Или "куру". По-простому – "болезнь каннибала".

– "Смеющаяся смерть" ещё, – добавила Гера, – давай я расскажу, не переутруждайся. Как явствует из одного из названий, подхватить заразу можно при помощи каннибализма, то есть поедая человеческое мясо. Причём сырое. Карма во плоти просто. Из мяса в организм попадает инфекция – те самые прионы, которые фигурируют в другом названии. Это до конца не изученные микроорганизмы, которые вызывают трансмиссивные губчатые энцефалопатии (это род заболеваний). Все прионные болезни поражают головной мозг и другие нервные ткани, в настоящее время неизлечимы и… ой…

Гера осеклась и замолчала.

– … и смертельны, – закончил за неё Даня, – да, так и есть, спасибо, Наташ. В общем, я прошёл долгий путь отрицания, торга, отчаяния… Классика, короче. В конце концов, я понял, что всё равно умру, как и другие, кто подхватил эти прионы. И я решил что-то изменить в своей жизни. Искупить свой грех перед вами. Я ясно понимал, что это расплата. За то, чо я пользовался всеми благами, катался на машине, ел… всё… Я ушёл из дома и пришёл к вам. Мне хотелось рассказать про Новую Москву, как-то улучшить вашу жизнь. Но, оказавшись в старой Москве, я понял, что вам хорошо. Вы счастливо живёте в своём неведении, несмотря на постоянный труд, голод и отсутствие развлечений. И я могу только всё испортить, рассказав правду. Единственное, что я смог вам дать – это открутить глушилку в клубе, чтобы вы тусанули, как в лучших клубах Новой Москвы.

– Спасибо, тусанули, – Гера вспомнила позор, который она чувствовала после той вечеринки.

– Видишь, я только всё испортил. Потом я узнал про ваш поход и решил, что смогу здесь сделать что-то полезное. Или хотя бы дойти до какой-то истины… Но потом этот жёлтый газ, зомби, ливень… Короче, подорвал я здоровье…

У Дани к глазам снова подступали слёзы.

– Я не смогу пойти дальше… Я очень хочу… Но не смогу… Я не смогу идти…

Он запрокинул голову на диванную подушку и замолчал. Настя увидела через демку, что люди с этой болезнью с трудом передвигаются. Даня, правда, не сможет… Остальные мужчины всё время разговора молчали. Андрей Николаевич ничего не возразил на слова Дани про то, что он дальше не пойдёт.

– Я всё узнала, – сказала Гера, – мы найдём аптеку и возьмём тебе костыли и уколы для восстановления нервов. Как после инсульта. Не боись, сейчас всё будет. Настя, Тёма, пойдём!

Горбунов кивнул взглянувшей на него Насте, и они стали собираться. Дождь как раз заканчивался.


На улице было уже темно, всем пришлось включить фонарики. Настя посмотрела, где здесь могла находиться круглосуточная аптека, и они отправились в центр города.

– Интересно, а снаружи могут появляться призраки? Или это только в той квартире? – произнёс Тёма.

– Вот сейчас и проверим.

Несколько минут они шли в тишине. Но потом над головой что-то защёлкало и загудело. Воздух стал постепенно светлеть.

– Фонари зажглись… – ахнула Гера.

Вскоре фонари разгорелись, и на улице стали появляться редкие прохожие. Вдалеке ревели машины. Ребята продолжали идти молча, чтобы не спугнуть появившееся видение.

Прямо посередине улицы стоял парень в зелёной футболке, который что-то кричал и раздавал бумажки. Когда они проходили мимо него, он всучил бумажку Насте. Она посмотрела на неё – реклама кафе – и смяла. Ей хотелось почувствовать, что бумажка настоящая. Её плотность, её реальность.

Вскоре они дошли до дежурной аптеки. Там было очень ярко, пахло спиртом и лекарствами. Перед ними стояли ещё два человека.

– Ну, я его лайкаю, и сразу мэээтч, прикинь! – Девушка в обтягивающих джинсах и блестящей жёлтой кофточке громко разговаривала по мобильному телефону. – И он мне пишет. Даже не бот оказался. Москвич, прикинь! Ой, ладно, давай! Я тебе перезвоню, у меня очередь подходит.

– Здрасьте! Тестик на беременность какой-нибудь самый дешёвый, пожалуйста.

Ребята всё ещё стояли, затаившись. Казалось, что одно неловкое движение, и мираж растает. Настя понимала, что сейчас им тоже придётся разговаривать с аптекарем и просить лекарства. Было очень страшно.

Подошла их очередь. Настя заглянула в окошко. Там стояла молодая девушка в белом халате и маске.

– Мне, пожалуйста, магний и витамин Б1 в ампулах. И упаковку шприцов.

Девушка в халате отвернулась к белому шкафу с ящичками, достала из них несколько коробочек и длинную упаковку шприцов.

– Это всё? – Обратилась она к Насте. – У вас картой или наличными?       – Блин, деньги! – сказала Настя и повернулась к друзьям. – Тут просят деньги!

В аптеке резко стало темнеть. Настя повернулась к аптекарше и выхватила из её исчезающих рук шприцы и лекарства. Девушка растворилась, а коробочки с витаминами и упаковки шприцов в руках у Насти резко пожелтели и стали другими на ощупь.

Тёма и Гера включили фонарики.

– Ну, у нас есть просроченные витамины, как и планировалось, – сказала Гера, – теперь ищем тут костыли.


Где-то через час ребята вернулись в штаб с добычей. Костыль они нашли только один, зато захватили с собой ещё и ходунки, с которыми обычно ветераны передвигаются по квартире.

Даня взял ампулу и оторвал от блистера один шприц.

– Мы тут натренировались вызывать призраков. Даже подружились с хозяевами квартиры. Они думают, что я их дальний родственник из Москвы. Очень обрадовались. Сейчас попробую провернуть фокус с лекарством. Вот бы посмотреть, какими были эти лекарства до того, как у них вышел срок годности.

На ампуле в руках у Дани стали восстанавливаться напечатанные буквы, а жидкость стала светлее.

– Шикарно. Я справлюсь, можете спокойно меня здесь оставить. Будет мой собственный Хоспис-град, с блэкджеком и шлюхами. Главное тут – научиться съедать обед, пока он не растаял в воздухе.

Настя чувствовала, что Даня очень хотел бы пойти с ними и посмотреть на Китеж, но считал, что он должен искупить свои грехи хотя бы так – не быть для отряда обузой.


Утром все проснулись рано. Настя долго не могла заснуть и плохо спала. А когда чуть проснулась, уже не смогла заснуть обратно. Она помылась в призрачном душе и вымыла голову шампунем. Когда мираж растаял, волосы были чистые и вкусно пахли.

"Хорошо, значит, и местной едой можно наесться", – решила она.

Потом весь отряд позавтракал у гостеприимных новых родственников Дани. Пора было уходить. Они, на всякий случай, оставили Дане пачку риса и попрощались. Сказали, что на обратном пути захватят его обратно. Но, наверное, он уже их не дождётся. Настя старалась не думать о том, что он будет здесь делать один и сколько ещё он здесь пробудет. Слишком тяжело.


Они шли по компасам прочь из странного разрушенного города. На улице изредка встречались миражи из прошлого: работающее кафе, проезжающая машина, редкий прохожий. Последней они увидели молодую маму, которая вела сына и дочку в школу. На спинах у них были портфели, больше их самих, а в руках старые пакеты со сменкой. Не доходя до путников, видение растворилось в воздухе. Больше им никто не встретился.


Им нужно было спешить. Настоящей еды оставалось совсем ничего. Их самих осталось пятеро… Дойдут ли они до Китежа с такой тенденцией к потерям? Настя снова стала повторять свою мантру. Они должны.


10. Матрона


Ксюша была удивительно доброй и религиозной девчонкой. И когда в лагере все курили и обсуждали парней, она читала Библию. Даже странно, что над ней никто не издевался там, а ещё более странно, что они так сдружились с Лией. Произошло это, конечно, не на фоне обсуждения Библии, а из-за общей любви к гончарному делу. Они обе ходили в кружок по лепке из глины, который был в лагере не особо популярен, из-за чего большую часть времени они сидели в студии втроём: преподаватель, Лия и Ксюша. Болтали, смеялись, слушали старый альбом "Мумий Тролля" по кругу, лепили и раскрашивали фантазийных зверюшек и блюдца.

После лагеря они продолжили общаться и периодически виделись вот уже несколько лет (что было ещё более странно). Лия не вынимала сигарету изо рта, всё время болтала о парнях, концертах и книгах серии "Альтернатива", одевалась, как панк. А Ксюша осталась такой милой, плюшевой и уютной, ходила в длинных юбках и носила кукольную пышную чёлку. Рядом с ней Лия чувствовала, что она не совсем пропащая. Ксюша ведь рассмотрела в Лии что-то доброе, поверила в неё.

И когда Ксюша звала гулять, они обычно блуждали по центру и заглядывали в какие-нибудь церкви. Лия никогда не была религиозна, но разглядывать и фотографировать церкви ей нравилось. И слушать Ксюшины истории про святых. Голос у неё такой необычный… Нельзя сказать, что всем нравился, но Лию он как-то гармонизировал.

"Главное ведь то, как ты звучишь," – эту фразу Лия прочитала в одной из своих альтернативных книг и теперь пыталась проверить эту гипотезу в жизни. Действительно, иногда было не понятно, что нашёл какой-нибудь классный парень в далеко не самой красивой девушке. А теория про голос всё ставила на места. Более того, один раз Лия сама влюбилась в вокалиста одной хардкор группы только после того, как услышала его на сцене. А ведь до этого он оказывал ей знаки внимания, которые никак не трогали душу. Он, конечно, ещё и круто держался перед фанатами… В общем, гипотеза про голос всё ещё обкатывалась.


Итак, завтра подружки собрались посетить Крутицкое подворье. Лия понятия не имела, что это, но решила не читать ничего в интернете, чтобы был сюрприз.

"Там точно будут таблички с описанием, вот и узнаю всё. Или Ксюша лекцию почитает. Приключения!" – резюмировала Лия.


В Москве творилась какая-то дичь. Везде военные, каждый день митинги и марши, забастовки таксистов и рабочих. В остальном мире всё было ещё хуже: горели леса, в океане массово умирали рыбы и животные, вулканы пробуждались, страны воевали.

Лия смотрела на автозаки и военных с автоматами возле станции метро и думала:

"Так странно, что при всём этом моя жизнь идёт своим чередом. Пир во время чумы! Мы гуляем, ходим на концерты и вписки, пьём "мишки-гамми" в пьяном дворике, ходим на пары, смотрим фильмы, играем в компьютерные игры и занимаемся сексом. А вокруг чуть ли не военное положение и ЧП. Единственное ЧП, которое нам знакомо не понаслышке – это Чистые пруды".

Дойдя до Крутицкого подворья, девчонки развернули традиционный фотосет на телефоны: позировали для аватарок на фоне кирпичных стен, старинных лестниц и на современных лавочках. Параллельно представляли, что попали в Москву 16 века и выбирали себе профессии, исходя из имеющихся знаний и талантов. Лия решила, что устроится летописцем или напросится раскрашивать стены в церквях. Ксюша будет знахаркой или монахиней-настоятельницей.

Погода была чудесная. Пахло весной, цвели одуванчики, пели птички. Солнце уже начинало пригревать. Девчонки ходили по подворью, фотографировали всё подряд, плели венки и болтали.

– В общем, давай дорасскажу самое интересное. Вкратце! Мои близкие друзья, женатая парочка, вроде ты их не знаешь, но я тебе про них рассказывала, в общем, они позвали меня с ними на концерт в один подмосковный город, – Лия закурила сигарету, не выплёвывая фруктовой жвачки, и продолжила рассказывать Ксюше историю своей очередной любви на всю жизнь, – Не помню я названия города, куда мы приехали, но не суть. Мы, как и положено, затарились Виртацином, закинулись, врубили музыку в машине на полную громкость и полетели в путь. Все были разодеты в пух и прах! Мама мия! Я была на платформах, в короткой юбке и драных колготках, вся такая опасная рок-н-ролл квин. И вот мы подходим к клубу, а там… Он! ОН, Ксюша!! В голубых джинсах, белой майке, косухе, в очках-авиаторах и с сигаретой в зубах! Аррр! Я обомлела. Он просто мегакрутой. Чёткие партаки на руках… И смотрит на меня! Так же, как я на него! Серьёзно, такое было впервые в жизни. Между нами электрический разряд пробежал. У нас у обоих отвисла челюсть, когда мы друг друга увидели. После концерта мы пошли в гримёрку, там уже все навеселе были, завалились на диван какой-то вонючий и целовались и обжимались полвечера.

Но самое интересное, Ксю… Мы до сих пор встречаемся. Уже столько недель! И я никогда в жизни так классно не проводила время! Сегодня вечером опять увидимся. Это любовь. Мы созданы друг для друга. И он оказался очень хорошим. Прям хорошим! Тьфу-тьфу-тьфу!

– А как его зовут-то хоть, ты знаешь?

– Хаха, дааа. Не как обычно! Андрей он. Андрюша… Хочу замуж за него и детей. Будут Андреичи. Правда, фамилия у него дурацкая…

Лия сняла солнцезащитные очки и подставила лицо тёплым лучам. Кайф.

– Не хочешь ещё погулять? Такая классная погода, не хочется идти в метро и пропускать всё. И до встречи с Андреем не знаю, что делать.

– Да, погода здоровская. Можем дойти до Матроны. Как раз у неё можешь попросить мужа и семейное счастье со своим Андреем.

– В смысле, у монахини попросить мужа?

– Матронушка уже умерла. Это очень известная московская святая, в Покровском монастыре находятся её мощи и чудотворная икона. К ней ходят просить о семье. У меня 3 года назад тётя ходила, замуж вышла почти сразу, сейчас беременна. Правда, одноклассница уже несколько лет ходит просить, и у неё не получается ничего… Не знаю, от чего зависит успех. Но попытка, не пытка! Если хочешь, пойдём попросим тебе мужа и деток.

– Я заинтригована! Пойдём, – Лия затушила сигарету и выкинула в урну, – только настроюсь на благостный лад, а то меня не пустят.

Подружки отправились навстречу мощам и счастливому замужеству. По дороге зашли в магазин из серии "Всё за доллар" и купили платочки на голову.

Лия вспомнила, как зимой они так же гуляли с Ксюшей где-то на севере Москвы и зашли погреться в Храм всех святых, где как раз шла вечерняя служба. Лия тогда натянула на голову капюшон пуховика, вместо платочка, и чуть в обморок не упала от жары. Ещё она всю службу простояла с бутылкой сладкой воды в руках, потому что та не влезла в сумку. И Лия стояла и размышляла, станет ли за время службы вода считаться святой или запах малины и химикаты будут препятствовать проникновению святости.

Интерьер храма и атмосфера тогда очень вдохновили Лию. Кругом всё светилось: настенная роспись с преобладанием золотого цвета, позолоченный иконостас, золотые люстры и подсвечники, свет горящих свечей, сладкий запах пчелиного воска, разноцветные лампадки и священники в золотых рясах, поющие "Аллилуйя, аллилуйя!". Большинство людей просто стояло и периодически крестилось, но были старушки, которые падали на колени.

После окончания богослужения Ксюша с Лией отстояли очередь к Библии и какой-то иконе, прикоснулись к ним через стекло, а потом батюшка помазал им лбы елеем. Лия была просто счастлива.

"Это же нереально крутое шоу! Никогда на таком не была. Просто бесплатный концерт Киркорова… Ой, прости, Господи, если Ты это услышал! Хотя Господь, может, сам в шоке от происходящего… Ещё раз прости!! Надеюсь, никто здесь не умеет читать мысли. Но они сами. Если что, я хотела сказать, что для многих бедных христиан – это же действительно праздник. Очень красиво. Понимаю, почему раньше по воскресеньям люди с удовольствием ходили в церковь. Я тоже обязательно приду ещё".

Уже перед уходом Ксюша купила несколько записок "За здравие", написала на них имена родных и друзей и отдала монахине. Лия же купила десяток свечей домой, чтобы те вкусно пахли пчелиным воском в квартире.


Дорогу к Матроне оказалась найти очень просто: за километр начиналась вереница нищих с протянутой рукой и бабушек, продающих розы, а ближе к монастырю девчонки увидели разноцветную живую очередь.

– Да, здесь всегда приходится отстоять очередь, но оно того стоит, – сказала Ксюша, увидев замешательство Лии.

Они купили по пышной оранжево-красной розе и встали за женщиной в шёлковом платке Luis Vuitton, от которой сильно пахло дорогим парфюмом.

"Должно быть действительно что-то стоящее, раз тут такие дамы," – промелькнуло в голове у Лии.

Очередь была разношёрстной: здесь были и богатые женщины в чёрных очках на пол-лица, и пенсионерки с цветами с дачной клумбы, и одинокие мужчины с неизвестными целями, и молодые парочки, по-видимому, пришедшие просить о ребёнке. Так что, когда Лия спрятала свои тёмно-синие волосы под платочек, она даже не выбивалась из общей массы.

Очередь двигалась крайне медленно. Через полчаса они только попали на территорию монастыря, а через час уже закончились все благочестивые темы, которые было интересно обсуждать, коротая время. Также оказалось, что очереди две, и они стоят в той, что к мощам. Вторая тянулась к иконе и была в полтора раза короче. Ксюша сказала, что та, что длиннее, основная и нужно стоять в ней. Лия прикинула количество людей и с какой скоростью они двигаются, и пришла к неутешительному выводу, что стоять им ещё часа четыре. Потихоньку копилось недовольство.

Когда ноги устали стоять, руки начали мёрзнуть, а лепестки роз потихоньку вянуть, Лия уже с трудом находила в себе внутренние силы, чтобы быть доброй и не сбежать под каким-нибудь изящным предлогом домой. Кульминацией страданий стала оса, прилетевшая на розу и ужалившая Лию в ладонь.

"А что если я настолько плохая, что вселенная подаёт мне знаки, что мне здесь не место?" – мысль засела в голове Лии, и к горлу подступил комок.

Девушка боялась расплакаться и принялась изображать, что ищет что-то в сумке. Кошелёк, паспорт, ручки, блокнот, несколько помад, футляр для очков, какие-то чеки, жвачка… На дне среднего кармана она нащупала знакомый выпуклый пакетик. Виртацин.

"По идее, он должен унять боль и привести меня в нормальное настроение, – решила Лия и незаметно засунула таблетку защёку. – Господь, прости. Мне всё равно здесь не рады".

– Это такое намоленное место! Несмотря на то что я агностик, я придерживаюсь мысли, что энергия, которую сюда приносят люди, может работать каким-то невиданным неизученным образом, – дама в дорогом платке подсела на уши Ксюше, а та только растеряно улыбалась, опустив взгляд к земле.

Лия достала из сумки первую попавшуюся вещь и пришла на помощь подруге:

– Ксю, хочешь жвачку? Смотри, со вкусом баббл-гам. То есть жвачка со вкусом жвачки! Интересно, это просто резинка без ароматизатора или такой вкус специальный? На, держи. Попробуй мысленно отделить вкус резинки от вкуса бабл-гам. Если ты поймёшь, где он.

Фирменная импровизация всегда отпугивала нежеланных собеседников. Правило было простым: с людьми, претендующими на интеллектуальность, нужно переводить темы на максимально дегенеративный уровень, а у пикаперов и прочих бездельников нужно спрашивать, в какой книге "Метаморфоз" Овидия рассказывается о Триптолимусе и Линкусе или что-то другое узкоспециальное. Женщина, закатив глаза, отвернулась и заняла своё место в очереди.

Вдоль очереди шли монашки, что-то говорили и куда-то забирали людей. Скоро с девочками поравнялась одна монахиня с красивыми голубыми глазами.

"Неужели монахиням можно красить глаза тушью?" – проскочил риторический вопрос в голове Лии.

Накрашенные глаза смотрели прямо на неё.

– Сёстры, не хотите поработать бесплатно во имя Господа? Нужно убирать свечки и чистить полы, – спросила монахиня.

Пока Лия стояла, открыв рот, Ксюша взяла всё в свои руки:

– А сколько по времени нужно работать?

– Часа два.

– Ой, мы тогда не успеем на электричку, простите.

– Да, два часа для нас много, – подхватила Лия.

Монахиня пошла дальше, а подружки начали размышлять, правильно ли они сделали, отказавшись.

– Если бы не два часа, я бы поработала. Может, догнать её и сказать, что я передумала? Но только на час, – рассуждала Ксюша.

– Блин, у меня судьба работать только бесплатно! – сокрушалась Лия. – Но как-то некрасиво получилось, что мы во имя Господа отказались работать…

– Ага, пришли просить, а сами взамен ничего не даём…

Вскоре появилась другая монахиня.

– Сёстры, хотите послужить во имя Господа? Почитать записки. И тогда можете без очереди пройти!

– А сколько по времени? – снова осведомилась Ксю.

– Полчасика. Или больше, если захотите.

– Мы готовы! – хором ответили новоиспечённые "сёстры".

– Крещёные? – уточнила служительница церкви.

– Да, – пожала плечами Лия.


Монахиня вела их мимо очереди и говорила:

– Сначала подойдёте к мощам, положите цветочки, попросите всё, что хотите, потом я вам расскажу, что нужно делать. Когда закончите, можете снова подойти без очереди и снова помолиться и попросить помощи.

Лия была на седьмом небе от счастья! Монахини целенаправленно дважды обратились именно к ним, их провели без очереди (как на гиг по вписке!), она будет читать записки, как настоящая монашка! Такого не было в её жизни никогда, и это было удивительно.

"А вдруг это Виртацин?" – подумалось ей.

Но рядом шагала удивлённая до глубины души Ксюша в платочке, вокруг были обычные прихожане с цветами в руках, и всё остальное было совершенно нормальным.

Молитву или просьбу Лия не придумала, потому что всё случилось слишком быстро. Она просто поздоровалась с Матроной, поклонилась и перекрестилась, решив, что вернётся после отработки.

Монахиня отвела их к огороженному золотым заборчиком закутку справа от очереди и прямо напротив иконостаса. Показала тетрадки с именами тех, кому нужно читать о здравии и тех – кому за упокой. Выдала по ламинированной бумажке с молитвой, которую нужно произнести перед чтением имён и после имён, вручила каждой по тетрадке "За упокой", затем закрыла дверцу и оставила девчонок работать.

"Сёстры" сели на табуретки и оглянулись.

– У тебя хоть раз такое было? – спросила Лия шёпотом у подруги.

– Ни разу, – ответила та, и по глазам было видно, что она в полной растерянности.

Лия также была в смятении. Во-первых, кто они такие, чтобы читать молитвы за упокой? А вдруг души не упокоятся? Они же не монахини. И у неё ещё Виртацин за щекой, который уже начинал действовать. Во-вторых, что за странные записки, переписанные в тетрадки? В-третьих, прихожане за это заплатили деньги? Наверное, Ксюша сейчас расстраивается, что её записки могли читать такие вот девочки с улицы…       Но с другой стороны, может, монахини что-то разглядели в ней, в Лии. Она и сама замечала за собой странные вещи. Например, очень часто то, что она читала в книгах, происходило в жизни. А иногда и мысли материализовывались… По мелочам, правда. Но вдруг у неё дар? Призвание?

Она решила очень тщательно читать молитвы и имена, чтобы точно все упокоились и точно все выздоровели.

Прочитав заламинированную бумажку с первой частью молитвы, синеволосая монахиня открыла тетрадку. Там в два столбика аккуратным почерком были написаны имена. Перед некоторыми именами стояли сокращения.

"Тааак, и что с этим делать? Что за "отр."? Отравлен? "Н/п"? Не поняла? Меня о таких сложностях никто не предупреждал!"

– Ксюююшааа! – тихо позвала она на помощь, – Что за сокращения?

– Н/п – новопреставленный, отр. – отрок, мл. – младенец, – тихо ответила сведующая из "сестёр".

"Ну, я почти угадала", – подумала Лия, кивнула в знак благодарности и принялась усердно читать.


Читать несколько страниц переодически повторяющихся имён и не отвлекаться оказалось намного сложнее, чем кажется. В голову лезли самые разные мысли и желания: от безобидной прихоти разглядывать прихожан и иконы до совсем нехороших порывов.

Лия вспомнила, что один её приятель-гот рассказывал, как он ходил ставить свечки "за упокой при жизни" одной девушке, которая его бросила. На полсекунды промелькнула мысль: "Может, прочитать имена своих врагов?" Тут же вспомнилась пара-тройка людей, которые изрядно попили Лииной крови. И даже продолжают её пить… Бывший парень, бывшая начальница, одногруппница Маша. И можно это всё быстро и просто закончить…

Брать на себя грех? Стоит ли оно того? Девушка вспомнила, что в комиксах и в аниме главные герои часто стояли на распутье и обычно выбирали сторону света. У всех всегда идёт внутренняя борьба добра со злом. И каким быть – выбираешь ты. Это твой осознанный выбор.

В итоге, Лия решила быстро дочитать тетрадку "За упокой", не отвлекаясь от написанных имён, и, от греха подальше, впредь брать только тетрадки "За здравие".


Через полчаса отработки Виртацин раскрылся букетом. Всё было благостно, спокойно и правильно. В груди горел огонь так сильно, что казалось, может сжечь сердце. Лия вышла из их золотого закутка с тетрадями, прихожане из очереди спрашивали, где купить свечи, думая, что она настоящая монахиня. Она была в свету. Полностью в золотом небесном луче. Пахло восковыми свечами, огнём, воздухом, водой, землёй… Энергия стала видна. Желания людей стали видны. Всё переливалось разноцветной пудрой. Иконы были идеальными, люди были такими… проработанными и совершенными. Лица были невероятно реалистичными. Весь окружающий мир был гармоничен и представлял собой завершённое произведение искусства.

"Это круче, чем Симс".

Лия встала перед иконой и начала молиться, как остальные страждущие.

"Господи, сделай, пожалуйста так, чтобы Андрей сделал мне предложение… Нет, я не буду загадывать конкретных людей, это уже какое-то вуду. Зачем мне зомби? Сейчас по-другому скажу. Господи, дай мне самого лучшего мужа и здоровых, умных, красивых детей. Аминь".

– Господи, спаси и сохрани! Спаси и сохрани! Спаси и сохрани, Господи! – громко шептала бабушка слева от Лии.

Свет застыл. Время на секунду остановилось. Все силы сосредоточились над головой.

"Вот оно… Вот оно!" – Лия начала тихо смеяться, как сумасшедшая.

"Motherlode. Спаси и сохрани…

Господи, спаси и сохрани.

Спаси и сохрани, Господи.

Спаси и сохрани… Сохрани и выйди в главное меню.

И создай новую Лию без багов и с читами. Здоровую и богатую. А синеволосая пусть живёт, как НПС.

Спаси и сохрани.

И создай новый шикарный дом для новой Лии, для новой меня. Светлый, с большими окнами и белыми колоннами. И сделай меня красивой загорелой блондинкой, Господи. И убери татуировки с шеи моей. И надели меня красивой фамилией. Спаси и сохрани!"

Лия вспоминала, какой она сделала себя в последней игре, и перечисляла, перечисляла просьбы-читы. Потом вспомнила, какие желания она писала в своих бесконечных тетрадях.

"Хочу замуж за идеального мужчину, который любит меня просто за то, что я такая классная. Чтобы хотел вместе со мной воспитывать наших общих детей. Хочу проснуться в своей огромной белой кровати с розовым постельным бельём, потянуться, посмотреть на свой аккуратный френч и разбросанные по подушке блондинистые локоны. Хочу просыпаться спокойной, довольной и счастливой. Жить в лучшем городе на свете. Выходить на балкон и видеть простор. И чувствовать, что я не одна. Что у меня есть любящая семья. Спускаться на террасу, обнимать и целовать мужа. Знать, что мы будем вместе всегда, что бы ни случилось. Что мы всегда будем верны друг другу, защищать и поддерживать друг друга. Мой муж – мой лучший друг. Буду болтать с детьми, смотреть, как они растут. Радоваться, что я дала новую жизнь. Счастливую, прекрасную жизнь. Новые люди, которые будут делать мир лучше хотя бы тем, что они добрые и сильные. В таком мире я хочу проснуться. Спаси и сохрани!"

В мечтах идеальный мужчина всё равно имел лицо её любимого Андрея, но Лия строго-настрого запретила себе заниматься вуду и просить кого-то конкретного делать что-то против воли. Ей зомбаки не нужны!

Когда себялюбивые молитвы закончились, она решила попросить чего-то для всех.

"И последнее желание… Мне так хорошо, Господи… Пусть у всех всё будет, прям как в фильмах! Прям нереально чтобы! Пусть будет так, как никогда не было, пусть все увидят другую реальность в реальности!

Спаси и сохрани! Аминь!"


С чувством выполненного долга и в предвкушении чудес подружки вышли из церкви.

– Что за странная херня с небом? Ты это видишь? – Лия не верила своим глазам.

– Ага… И этот нарастающий гул…


11.Как в старой сказке


Илья с Никитой пошли в Поход, потому что думали, что тут наберут несметных богатств, артефактов и секретной информации, а потом вернутся в Новую Москву героями. Илья мечтал, что его сделают генералом. Дадут солдат в подчинение, дом. Может, он даже завёл бы женщину. Вряд ли бы ему разрешили жениться, но мало ли…

Но в пути всё изменилось. Он сам не понял, что конкретно, как и когда. У него просто не получалось понять, где всё пошло не по плану.

Теперь Никита мёртв. А сам он блуждает за всеми дозволенными границами. Абсолютно потерян, говоря по правде. Илья не знал, кому он теперь подчиняется. Всё ещё силовикам? Горбунову? Никому? Эта неопределённость его пугала. Он постоянно возвращался мыслями к бутылке коньяка, которую он давно прикончил. Эх, надо было взять алкоголя, вместо воды и жилета…

Ещё и поговорить не с кем. С Дюком они всегда могли поговорить об общих интересах, обсудить технику, оружие, историю России и древних империй. Какие у них были дебаты! Загляденье. Например, в последний их разговор Дюк поведал, что наше такое родное слово "бандиты", на самом деле, связано с ландскнехтами. Они носили яркие ленты – "банд" по-немецки, из-за чего их стали называть бандой. А благодаря тому, что они убивали, грабили и насиловали мирное население, термин "банда" вскоре стал обозначать вооружённую преступную группировку. Удивительно же! А с кем теперь это обсуждать?

Чтобы совсем не рехнуться, он прислушивался к разговорам молодёжи или перекидывался редкими фразами с Горбуновым. Николаич его не понимал так, как Дюк. Он всё же учёный, себе на уме. В Москве военные с учёными никогда крепко не дружили, совсем разные люди. Горбунов – научное светило. Илья – из "потерянного поколения", даже читать не умел, хоть и скрывал этот факт всеми силами ради генеральства. Всю важную информацию он получал благодаря тому, что отлично ладил с людьми и частенько блуждал по демке. Из-за этих же качеств, наверное, он и в этот поход попал.

Когда Илья погружался в раздумья о том, что сейчас творится в Новой Москве, у него начиналось что-то вроде паники. Мысли метались из стороны в сторону, становилось неспокойно.

"Они знают. Они всё про нас знают. Нам теперь нельзя возвращаться. Это дорога в одну сторону. И Горбунов это знает. Детишек жалко. Они верят, что мы спасём их родных и друзей. Жалко их. А мне уже совсем нельзя назад. Они точно знают, как далеко я зашёл. Я ослушался приказа, я сбежал. Уже, небось, пустили за нами отряд. Я же знаю их," – иногда накрывало Илью.

Потом его отпускало, и он не знал, о чём думать. Не хотелось думать. Поэтому он просто шёл, смотрел, ел, пил и спал.

Ещё мышцы ныли: они давно не тренировались, потому что нужно было экономить силы, а хотелось как-то размяться, раскрутиться, расправиться. Уже хотелось сражений… Чтобы не просто так тащить на себе всё это железо. Эх, лучше б совсем не думать.


Отряд шёл по голой степи. Бескрайней бесконечной степи из застывшей грязи и глины. Горизонта не было видно из-за тумана. Иногда на пути им встречались огромные валуны, как будто где-то раскололась гигантская гора, и её части раскидало по всей округе на многие километры. Тишина, туман, скрывающий горизонт, и бескрайние просторы сводили с ума. Было непонятно, где они и куда идти. Ориентировались только по компасу. Зомби здесь не было, но и фокусы с вызыванием призрачной еды за пределами того городка не работали.

Иногда Илье хотелось провалиться в демку, лишь бы не идти по этому бесконечному Нигде. Но он держался. Где-то уже должен возникнуть Китеж. Иначе что же?

Вскоре степь пошла холмами, и чёрные валуны стали встречаться чаще.

– Николаич, что у вас по карртам? Местность меняется. Есть что интерресное в ближайшем диапоносе? – поинтересовался у Горбунова Илья.

– АХАХА, в диапоносе! – Гера сложилась пополам, остальные тоже засмеялись. – Я сейчас умру!!! Ахахаха! ДиаПОНОС! Как ты это рождаешь каждый раз?

– Юморр у меня такой, – Илья чувствовал, что он сказал что-то не то, но виду не подал.

– Диапазон, Илья! ДИАПАЗОН! Но лучше и это слово в данном контексте не использовать.

"Зато теперь точно запомню", – подумал Илья и посмеялся со всеми вместе.

Отсмеявшись, Горбунов сказал, что Китеж совсем близко. Им нужно только дойти до места, с которого видны заснеженные горные склоны.

– О, в диапоносе будут горы! – продолжала издеваться Гера.

Илья к ней хорошо относился, пусть она и резкая. Но на неё можно было положиться, настоящая боевая подруга: Никиту тащила на себе из бункера, Дане сообразила лекарства и костыли. Честная, сильная и умная девка. На такой бы он женился. Ему даже понравилось, что он её рассмешил. Разредил обстановку.


Остатки отряда остановились на привал между гигантскими чёрными камнями. Нужно было дать отдохнуть спине и ногам. Костёр разводить давно уже было нечем, поэтому, вместо каши, они с ночи обворачивали бобы и горох в мокрую одежду и убирали в целлофановые пакеты – за несколько часов сушёные плоды становились мягкими, и их можно было есть на завтрак, обед и ужин. Но и этой еды скоро не будет. Приходилось экономить.

На молодёжь жалко было смотреть. Они все как-то осунулись, щёки впали. У Геры за время похода появилась напряжённая линия между бровей. Совсем не похожи на тех школьников, с которыми он ходил на последнюю операцию. Казалось, что они уже сами забыли, зачем ушли из дома и куда идут. Время в походе изменилось. Когда они вышли из Москвы? Месяц назад? Два? Семь лет?

– Гера с Настей о чём-то тихонько болтали. Горбунов растянулся на земле: старик жаловался на боли в спине. Тёма так же, как и Илья, молча сидел на рюкзаке и думал о чём-то своём.

Вдруг послышался странный звук.

– Вы это слышите? – удивлённо спросил Илья и повернулся к девочкам: – Тихо! Слышите?!

Где-то вдалеке раздавался еле слышный странный звук… Какой-то быстрый равномерный стук… И казалось, что стук приближался.

– Орружие! Прри себе дерржите!

Илья аккуратно выглянул из-за валуна и прищурился, стараясь разглядеть объект. Из белого тумана на горизонте на них приближалась чёрная точка.

– Что-то прриближается…

Все встали и тоже выглянули из-за камней, держа пальцы на стволах. Илья всматривался в точку.

– Движется сюда! Пррригнитесь! – скомандовал он и сам сел так, чтобы его не было видно.

Вскоре стук стал различимым. Бежало нечто с четырьмя ногами.

Тыгдык- тыгыдык-тыгыдык…

Илья уже слышал этот звук в своих блужданиях по демке и в исторических фильмах. Но почему здесь?

– Ты слышишь звук? – спросил он у иммунного.

– Да, я слышу. И я видел, что что-то бежит сюда. Это что-то такое же реальное, как те зомби.

Илья кивнул и добавил:

– Сидите тихо и будьте наготове.


Отряд спрятался за камнями и был готов в любой момент отразить атаку. Через пару минут к топоту добавилось тяжёлое фырчание, и мимо валунов пронёсся гнедой конь, подняв клубы пыли. За долю секунды Илья успел разглядеть всадника в блестящей кольчуге: тот прижался грудью к гриве животного и держался за неё мёртвой хваткой, из его спины торчали длинные стрелы.

– Видали?! Живая лошадь! – Гера чуть ли не прыгала от счастья. – Там жизнь! Нам туда! Пойдём быстрее!

      Илья догадывался, что это всё может значить, на самом деле, но пока решил промолчать. Все смотрели на Горбунова. Судя по его озадаченному лицу, он тоже всё понимал.

– Настя, перед тем, как ты посмотришь, что там происходит, я хочу всем сказать одну вещь, – начал старик. – Мы почти пришли. Можете оставить здесь лишние вещи. Но…

Горбунов ненадолго замолчал, формулируя мысль. Илья давно не видел его таким: умные глаза словно зажглись изнутри, спина выпрямилась, он как будто стал выше. Сложив ладони вместе и вглядываясь куда-то вдаль, Горбунов продолжил:

– Будучи в Москве, я никак не мог предполагать, что демка здесь материализовалась. По правде говоря, это не входило в первоначальный план. Эти существа во плоти… Явление, которое до похода не было не то что изучено, оно даже не наблюдалось, его нельзя было рассчитать. Мне нужно немного времени, чтобы придумать новый план действий. Не пугайтесь. Мы уже у цели. Нам только нужна свежая информация. Настя, девочка, посмотри, пожалуйста, откуда прискакал всадник. И мы всё решим.


Гера радостно прыгала вокруг Ильи и Артёма, а ищейка вышла к тому месту, где пронёсся конь. Она присела и дотронулась до следа. Илье всегда было интересно, что они там видят, как это у них получается. Ещё он заметил, что эмпаты – всегда светлокожие и светлоглазые девочки. Про таких некоторые старики говорили – "с заячьим сердцем". Хрупкие, в общем, создания. Жалко даже их как-то. Наверное, учёный специально взял иммунного, чтобы девочка раньше времени не закончилась. Хотя, кто его знает, зачем он кого позвал.

Настя встала и опустила руки.

– Там битва… – сказала она. – Люди на конях дерутся. Стрелы, мечи. У них другие бронежилеты, из колечек и пластинок. Воинов очень много! Я даже не могу назвать число. И это бесконечное сражение.

– Я так и думал! Оррда, – наконец, сказал Илья.

– И что нам делать? Как нам от стрел защищаться? – иммунный разнервничался и слегка оттолкнул от себя прыгающую Геру.

– Надо обойти эту войнушку, делов то, – предложила та.

– А за войнушкой – горы, – добавила Настя. – К которым мы и шли.

– Да, нам туда… – Вздохнул Горбунов. – Настя, посмотри, сможем ли мы раздобыть щиты и шлемы поблизости.


Илья не понимал, что значит, "бесконечное сражение" и сколько там воинов на поле боя, но ситуация казалась патовой. У них, конечно, есть огнестрел и жилеты, но от града стрел монголов это не спасёт. У них открыты головы и ноги. К тому же, у орды есть кони. Даже если они найдут здесь защиту, то двое мужчин, старик и две девочки против профессиональной средневековой армии долго не протянут. Если они продвинуться вперёд, они все погибнут, их просто напросто сметут.

Настя сказала, что поле усеяно телами на много километров. Но чем ближе к горам, тем больше будет холмов с валунами, за которыми можно прятаться. Так что можно подойти ближе, снять с павших шлемы и раздобыть щиты. Горбунов приказал выбросить из рюкзаков всё лишнее, кроме оружия и патронов, и выдвигаться к полю битвы. Илья хорошо знал войну. Он понимал, что они идут на верную гибель.


Отряд шёл уже больше двух часов. Хотелось пить, но Илья оставил еду и воду на месте предыдущего привала. Зато рюкзак заметно полегчал без посуды, запасной одежды, противогаза, фильтров, крупы и прочего добра. Они шли через холмы, на каждом подъёме ожидая увидеть поле битвы. Но сначала их взору открылись горы.

Вдалеке, в голубой дымке на горизонте показалась изломанная линия горной гряды. Перед ней темнели красноватые глиняные холмы и степь, испещрённая чёрными волунами.

– Как с картин Рериха, – вдохновлённо сказал Николаич.

– Действительно… – таким же тоном проговорила Гера.

Появилась надежда, что не будет никакого поля битвы и полчищ татаро-монголов. Но через несколько таких спусков и подъёмов они увидели первых павших воинов и мёртвых лошадей. Убитые были с обеих сторон. Илья рассматривал доспехи монголов, которые они совсем недавно обсуждали с Дюком. Здесь были воины всех линий построения: копейщики в стёганных доспехах с зерцальными пластинами на груди, конные лучники в колонтаре и в сфероконических шлемах с открытым лицом и спешенные лучники в классических мягких доспехах – "хатангу дегель" (если Илья правильно запомнил).

– Ну, и запах, буэ, – Гера притворилась, что её тошнит. – И мы с них должны снимать шлемы? Не много нам приключений с мертвяками?

– Снимайте шлемы с наших, не берите ничего вражеского, – сказал Горбунов. – Вам Илья подскажет, если запутаетесь.


Переодевшись в русскую пехоту, они пошли дальше мимо павших воинов. Где-то ещё ржали недобитые лошади, но у них не было времени на благородство, отряд продолжал идти. Странный был вид у этого небольшого отряда: средневековые доспехи, красные щиты и автоматы Калашникова.

Приближаясь к очередному холму, они услышали крики, свист стрел и лязганье мечей. Горбунов остановил отряд и достал из голенища сапога мятые бумажки.

– Если на нас нападут, читайте молитву, не останавливаясь. Это помогло жителям Китежа, и будет нашим планом Б, – сказал он. – План А: взять щиты и шлемы и пробиться к Китежу с оружием. А пока читайте и учите наизусть.

Илья посмотрел на клочок бумаги.

"Вот и сказке конец, как говорится", – с горькой усмешкой подумал он. На бумаге были закорючки, которых он не понимал.


Дождавшись, когда все прочитают молитву и повторят её несколько раз, Илья выпалил:

– Дальше слушаете мои команды! Делаете всё чётко. И не перречить! Я знаю, что делать. Сейчас спускаемся на ту сторрону холма, вы остаётесь у подножья и ждёте моих указаний. Ясно?

Никто не возражал, даже Горбунов. Отряд поднялся на холм, и все увидели настоящее средневековое сражение без киношного монтажа, музыки и прочей романтики. Просто массовое взаимоубийство, от которого кровь в жилах превращается в стопроцентный адреналин.

– Спускаемся!

Они сходили вниз, прячась за камнями. И какое-то время на странную группку путешественников из будущего никто из воюющих не обращал внимания.

"Запах крови, железа, лошадиной мочи и помёта – вот, значит, что будет последним, что я почувствую, – подумал Илья. Ноги и руки у него похолодели.

Когда они спустились вниз, Илья обратился к отряду:

– Сейчас вы достаёте свои бумажки и читаете молитвы. А я иду туда. У вас 10 секунд, чтобы подготовиться.

Никто ничего не успел понять, как ровно через десять секунд Илья с криком ринулся в бой.

– Нет! Илья! – кричала ему вслед Гера.

Он не обернулся. Пусть они спасаются.


Горбунов с молодёжью смотрели, как под пулями валятся с ног монгольские захватчики, как русские крестятся, а лошади разбегаются в стороны. Потом их заметили. Монгольские лучники скакали к ним, натянув тетиву.

– Тёма, стреляй! Девочки, держите щиты крепко и читайте молитвы! Быстро!!! – рявкнул Андрей Николаевич, стреляя в монголов из автомата.


Уши заложило. Настя читала молитву, но ничего не слышала, только гул. Она видела, как Илья упал под копыта безумствующей орды. Видела, как в них летят стрелы. Как Тёма и учитель, стиснув зубы, стреляют по всадникам. Потом всё несметное монгольское войско развернулось и ринулось к ним. Патроны закончились, и мужчины тоже начали читать молитву. Стрелы градом стучали по щитам, их сложно было держать, но Настя не останавливалась. Когда щит, качался и открывал панораму, Настя понимала, что монголы совсем близко. Она уже могла различить лица всадников, их широкие лица, узкие глаза, тёмные косы. Они что-то кричали, но их не было слышно.

Вдруг столпы воды вырвались из-под земли. Огромные гейзеры чистой прозрачной воды сбивали с ног лошадей и поднимали в воздух пехоту. Отряд продолжал читать молитву, глядя, как дорога к Китежу освобождается. Вода била и затапливала всё окружающее пространство. Она сметала всё и всех на своём пути. Под ногами стало расти озеро, вода уже доходила до колен. Воинов уносило в стороны, оставляя на их месте только бурлящие волны.

Вскоре от орды не осталось и следа. Когда гейзеры исчезли, путники оказались по пояс в водах спокойного прозрачного озереа, над которым стоял густой мерцающий туман.


Настя не знала, сколько времени прошло с того момента, как орду смыло водой. Озеро тоже постепенно таяло, оставляя на своём месте странную субстанцию: плотный мерцающий туман. Настя снова начинала слышать, но в ушах ещё ужасно свистело.

Тёма, Гера и учитель молча сидели рядом с ней на берегу.

– Вы меня слышите? – спросила Настя, подумав, что они тоже могли оглохнуть от стрельбы.

– Да, не кричи, Нась, – отозвалась её подруга.

– А чего мы ждём?

– Отдыхаем, – ответил за всех учитель. – Но если вы готовы к последнему рывку, то пойдёмте. Нам нужно пройти через пелену демки.

"Так это не туман, – подумала Настя, – а что же тогда делать Тёме? Он же иммунный…"

– Тёма, ты видишь эту демку?

– Да, коть. Вижу туман. А ты что видишь?

Настя сощурила глаза и присмотрелась. Над водой застыл какой-то эластичный прозрачный перламутр.

– Давайте уже пойдём! В Китеже отдохнёте, – предложила Гера.

– Да-да, Наташ, – отозвался учитель. – Но мы все должны туда зайти одновременно. Поэтому держимся за руки.

Учитель встал и подал руку Гере, так же встал Артём и помог подняться Насте.

Когда они подошли к пелене демки, Настя поняла, что мерцание – это различные образы и картинки. Вот там – зелёный хвойный лес, здесь – две сказочные птицы с женскими головами, а вдалеке – белые церкви с золотыми куполами. Настя дотронулась одним пальчиком до этого мерцающего тумана. Прохладный. Затем она посмотрела на оставшуюся команду. На любимого Тёму и на подружку Геру. Увидела, что учитель отключает глушилку. Потом они все взялись за руки и шагнули в туман.


12. Последняя глава


Настя зажмурилась и прикрыла глаза рукой, как козырьком. Очень ярко. Ни в одном видении раньше не было такого ослепительного света. Настолько ярко, что глаза слезятся и веки невозможно разлепить. Нет, это невообразимо. Она протёрла глаза кулачками и через боль попыталась приоткрыть веки.

Под ногами очень ровная асфальтовая дорога. Неразрушенная чистая дорога серого цвета, подходящая для того, чтобы смотреть на неё, пока глаза не привыкнут к перемене освещения. Яркие лучи солнца всё равно пробивались через ресницы и слепили глаза. Всё же Настя медленно подняла взгляд чуть выше. По обе стороны от дороги располагались жилые дома. То, что раньше называлось "частный сектор". Как в старых фильмах: разноцветные домики с треугольными крышами, низкие заборчики, садовые участки с цветами. Вдоль дороги высажены деревья.

Справа, метрах в ста пятидесяти, спиной к Насте стояли мужчина в синей форме и маленький мальчик, указывающий ему рукой на верхушку одного из деревьев. Настя посмотрела в направлении руки мальчугана. Там на ветке, среди зелёной весенней листвы, сидел пушистый чёрно-белый зверь.

"Неужели я умерла… И попала в свой личный вариант рая? Это же… котик!!"


Кто-то дотронулся до Насиной руки. Она вскрикнула от неожиданности, одёрнула руку и повернулась к фигуре слева.

– Тёма? Это ты? Ты тоже здесь?

– Похоже, мы на месте, – он оглянулся, – все на месте.

– Эй! Эй? Вы кто такие? Уйдите с проезжей части! – крикнул мужчина в синей форме и направился к ним. – Уходите, уходите! На тротуар! Вы что, с луны свалились?

Растерянные, жмурящиеся от солнца и обилия красок, с головой, кружащейся от свежего воздуха и непривычного количества кислорода, они продолжали стоять и оглядываться по сторонам.

– Да что с вами? Здесь же машины ездят!

Мужчина в форме размахивал руками, сгоняя ошалевших путников на тротуар.

– Ох, ну, и вид… Что с вами со всеми случилось? – Незнакомец подошёл ближе, скривил лицо и снял рацию с пояса. – Вы все как будто пережили пожар, потоп и нападение диких собак одновременно.

Настя не понимала, где они оказались. Посмотрела на ребят и на свои ноги – штаны всё ещё влажные после стояния в озере, берцы в грязи. Вокруг всё было таким странным: воздух наполнен светом, цветом и звуком. Как в те моменты, когда проваливаешься в демку, в чьи-то воспоминания, только объёмней. В демке ты видишь только то, что видел владелец воспоминания, а здесь Настя могла выбирать, что чувствовать и куда направлять внимание. Всё звучало одновременно: птицы, насекомые, машины, чьи-то голоса. Голова начала болеть и стало немного страшно. Мир такой огромный…


Андрей Николаевич, пошатываясь, сделал пару шагов вперёд к человеку, по-видимому, являющемуся местным стражем порядка. Видно было, что учитель пытался сконцентрироваться и взять ситуацию под контроль.

– Добрый день… – Учитель замялся, вспоминая, как общаться с людьми и подбирая обращение. Осмотрел форму полицейского, но не понял ни рода службы, у которой могли бы быть подобные погоны, ни, тем более, звания собеседника. В конце концов, он решил пропустить эту часть своей вступительной речи, – Дела обстоят… чуточку хуже, чем Вы описали. Нам нужен отдых, вода и пища. Возможно, кому-то из моей команды потребуется помощь врача. И мне необходимо поговорить с вашим главным, как можно скорее.

– Я ничего не понимаю. Стойте и не шевелитесь. Ну, и дела.

Пока полицейский связывался со штабом и вызывал подмогу и транспорт, Настя выбрала, куда направить своё внимание. Она, открыв рот, смотрела на кота. Настоящего кота, который сидел на дереве прямо перед ней. Маленького хозяина котейки полицейский загнал домой, так и не сняв с ветки его питомца, и зверь явно был очень доволен своей неприкосновенностью и этой крупной победой за свою свободу передвижения. Убедившись, что все собравшиеся узрели, как изящно он расправился со своими преследователями, кот начал сползать с дерева.

Через несколько секунд черно-белое пушистое облако приземлилось на лапы и пошло к гостям. Нася присела и подозвала котика:

– Кис-кис-кис! Какой ты красивый! Котя, иди сюда. Кис-кис-кис!

В это время Гера тоже сидела на корточках и трогала газон. Щупала травинки, тыкала указательным пальцем мягкую почву. Потом оторвала листик какого-то крошечного цветка, растёрла пальцами и поднесла к носу. Запах свежей травы… Затем куснула краешек листа. На вкус оказалось такое себе, но вполне съедобно. В животе заурчало.

Артём разглядывал дома. Слева находился фиолетовый дом, за ним белый, ещё дальше – светло-зелёный. Справа, напротив фиолетового дома, был жёлтый дом, за ним – тёмно-коричневый. На фоне ярко-голубого неба и зелёного газона это всё выглядело каким-то невиданным праздником. Все здания были двухэтажными, некоторые с раздваивающимися крышами, как будто бы два дома срослись боками. У каждого дома было крыльцо и труба из крыши. На заборах у калиток висели ящики с затейливыми изображениям: на одном были изображены львы, держащие знамёна и крест, на другом – завитой рог, на следующем – конверт.

– Это какое-то цветовое безумие! Здесь весь спектр! Неужели люди прям там живут…

Андрей Николаевич, единственный, кто в своей жизни застал и разноцветные дачные дома, и газон, и даже котов, понимал, что для полицейского развернувшаяся сцена выглядела просто немыслимо. Они были похожи на восставших из ада сумасшедших бездомных. Поэтому он старался сохранять спокойствие и своим невозмутимым видом хоть как-то сглаживать ситуацию. Но полицейский всё равно пребывал в тихом шоке и не верил своим глазам.

Мимо проезжали блестящие машины, из открытых окон которых доносилась разнообразная музыка. Прохожие, завидев издалека отряд, переходили на другую сторону дороги и ускоряли шаг.


Вскоре подъехало два белых минивэна: один с синей полоской и надписью "Полиция", другой – с красной полоской и крестом. Женщина в белом халате и в маске на лице померила всем температуру, направив аппарат на лоб каждого гостя города, затем измерила давление и пульс, потыкала иголкой, взяв анализ крови, и, наконец, раздала всем по бутылке воды и отпустила.

Приехавшие полицейские с удивлением посмотрели на странных путников и пригласили их разместиться в кузове минивэна. Никто не сопротивлялся. Артём, Настя и Гера сели на скамейки, прямо как в первый день похода, а учитель устроился на переднем сидении. Теперь полицейские допрашивали его, как когда-то он Даню…

"Какая ирония судьбы,– подумалось Тёме. – Кстати, мы точно уже едем? Автомобиль вообще не трясёт!"

Гера заглянула под скамейку и радостно сообщила друзьям, что мумий на этот раз там нет.

– Хватит с нас их уже, – ответила Нася, – пусть теперь будут только живые. Котики, птички, деревья… Ах, какой котя там был! Буду считать котов, которых здесь встречу. Раз.


Тёма всё время проверял себя – жив ли он, точно ли он со всеми рядом. Он дотрагивался коленкой до Насиной коленки, чувствовал небольшой удар, и понимал, что всё взаправду. Он смотрел за окошко: там быстро проплывали разноцветные здания, зелёные деревья, загорелые пешеходы, как со страниц старых журналов, новенькие машины.

"Интересно, что это за место? Когда это? Это правда?" – думал Тёма и снова бился коленкой о коленку подружки.

Стражи порядка ехали рядом, но ни о чём не расспрашивали ребят. Только с интересом рассматривали. Особенно их взгляд притягивала татуированная серая голова Геры.

Андрею Николаевичу пришлось разговаривать с полицейским по дороге в участок. Он рассказал, что они пришли из Москвы, что там произошла большая катастрофа и им нужна помощь. Про зомби и татаро-монголов он решил не распространяться, чтобы его не упекли в дурдом, но общий посыл постарался передать. Полицейский передавал всю информацию по рации в участок.

– И ещё у меня вопрос. Не поймите превратно, но… Что это за город? И год?

Полицейский рассмеялся:

– Здорово вы заблудились. Это Китеж, год 2055 от Рождества Христова.

– Это я на всякий случай, вдруг нас не туда занесло, – улыбнулся Горбунов. Ему стало так легко и спокойно, что даже захотелось спать.


Когда отряд довезли до полицейского участка, информация об их внезапном появлении уже дошла до мэра города. Их под конвоем проводили от автомобиля до приёмной местного начальника. Никаких наручников, всё вежливо и, Горбунову даже показалось, что с неким почтением.

В участке их попросили оставить отпечатки пальцев. Начальником полиции оказался высокий подтянутый блондин средних лет в форме и погонах. Он поприветствовал гостей и рассказал, что на первых порах, до выяснения полной картины, всех разместят в санатории.

– Сейчас как раз готовят для вас комнаты и обед, также принесут новую одежду и все необходимые вещи, – голос полицейского был спокойным и дружелюбным. – Вас довезут на нашем транспорте, можете ни о чём не беспокоиться.

Артём, Настя и Гера были настолько ошарашены происходящим, что просто на автомате выполняли то, что им говорят. Они были вымотаны, но всё вокруг вызывало у них бешеный интерес, поэтому спать не хотелось. Они рассматривали форму полицейских насыщенно-синего цвета, плакаты за стеклом, рассказывающие о том, как правильно оказывать первую помощь, трещинки на кафеле – каждая деталь без исключения вызывала их интерес. Всё было чистое, новое, свежее, цветное, настоящее. Одновременно совершенно невозможное и абсолютно реальное.

– Вы втроём можете проходить к выходу, вас там будет ждать автобус, – полицейский указал на ребят, – а вас, господин Горбунов, ждёт на деловой обед мэр. К сожалению, переодеться вы не успеете, автомобиль уже подан.


– А это что такое? – Гера указывала пальцем на разнообразные блюда, стоящие на белоснежной скатерти.

– Это куриные завитки с цукини и помидорами.

– Отлично. А это?

– Паста карбонара.

– Ясно. А это всё с мясом? – в Китеже Гера обнаружила, что не может находить информацию через демку, и все названия блюд для неё оказались просто набором неясных звуков.

"Теперь понятно, что чувствовал Ландау после аварии. Неприятное ощущение. Хочется достать свой мозг из черепной коробки и хорошенько почесать", – подумала Гера и тяжело вздохнула.

– У нас есть вегетарианские блюда, пожалуйста, вот, – девушка в чёрном коротком платье и белом фартуке вежливо отвечала на все вопросы Геры. – Это гречневая лапша с баклажанами и сладким перцем, это морковные котлеты, это яблочные оладьи…

Гера первая вышла на обед, наверное, потому что ей не надо было сушить голову, и без друзей разбиралась в тонкостях местной кухни. Если бы она знала, что однажды лишится своей главной силы, она бы заранее всё узнала про продукты питания… Но, как говорится, кабы знал, где упасть, соломки бы подостлал.

"Хотя бы русский язык успела выучить, и на том спасибо", – саркастично похвалила она сама себя.


Насте не хотелось вылезать из пушистой пены. Она исследовала белые шкафчики в ванной комнате, нашла запечатанные маленькие флакончики с гелем для душа, кондиционером и пеной для ванн и сразу же решила всё это испробовать. Несколько раз помыла голову, приняла душ, чуть не стерев себе всю кожу мочалкой, а затем набрала горячей воды в ванну. Она представляла, что смыла с себя всё, что видела и чувствовала за время похода, а теперь наполняется новыми вкусными запахами, чистотой и спокойствием. Она уже составила для себя дальнейший план действий: после ванны она вся намажется кремом для тела и закутается в белый пушистый халат. Высушит голову таким же пушистым полотенцем. И пойдёт обедать.

"Отличные планы на жизнь, – решила она, – планы нормальной девушки, у которой в голове только её собственные мысли".

Было настолько хорошо, что не хотелось ни с кем общаться.


Тёма привёл себя в порядок и переоделся в новую принесённую кем-то одежду: голубые джинсы, синюю футболку и белые кеды. Стало понятно, зачем их спрашивали про размер одежды и обуви – все вещи идеально подошли. На вешалке ещё висела куртка, но в помещении было тепло, поэтому она подождёт до выхода на улицу. Волосы у Тёмы так сильно отросли, что приходилось зачёсывать их назад, пока они ещё влажные. Причёска несколько дисгармонировала с аутфитом, но он ещё подстрижётся. А сейчас хотелось одновременно есть, спать и пойти изучать округу.

Тёма спустился в столовую и увидел там Геру, которая уже сидела за столом, обставившись тарелками с едой и стаканами с разноцветными напитками.

– Ты себе представить не можешь, что я сейчас чувствую! – Крикнула она ему с набитым ртом. – Бери всё и иди сюда!

Позже всех к обеду присоединилась Настя. Тёма видел её такой впервые – неспешная походка, щёки розовые, губы красные. Она взяла себе какое-то неизвестное блюдо и розовый напиток.

– Потом пирожное возьму, – сообщила она друзьям с видом полнейшего довольства.

Ребята впервые в жизни ели ресторанные блюда, которые подавали в Москве до катастрофы. Это была не просто еда, для того чтобы набить желудок и не умереть. Это было новое, неисследованное наслаждение. Казалось, что они только сегодня начали жить и использовать свои тела по назначению.


После обеда ребята вышли на улицу. Вокруг санатория раскинулся цветущий весенний парк. Было слегка прохладно, так что всем пришлось накинуть куртки.

Гера рассказала друзьям, что демка здесь не работает, что было, в принципе, логично.

– Чувствую себя инвалидом… Вот, что это за дерево, может мне кто-нибудь сказать? А вон там? Вижу, что разные растения, а назвать не могу.

Насте и Артёму было всё равно на названия, они просто рассматривали окружающий мир, вдыхали свежий воздух с ароматом цветения и слушали щебет птиц. Они впервые в жизни увидели ящерицу, и Настя даже всплакнула. Потом ребята минут пятнадцать рассматривали ползущую через дорогу большую улитку.

Москва была так далеко, как будто в другой жизни. Когда Тёма вспомнил о родных, которых нужно оттуда забрать, ему сначала стало лень даже думать о проблемах. Но потом стало стыдно, и он решил хотя бы поднять этот вопрос:

– Интересно, что там творится в Москве?

Настя и Гера немного смутились, было видно, что они, как и Артём, просто наслаждаются своей новой жизнью и думать ни о чём другом не хотят.

– То же самое, скорее всего… – отозвалась Настя.

– А кто-нибудь думал, как мы будем вызволять оттуда остальных? И как их привести сюда так, чтобы в Новой Москве не прочухали? – Гера озвучила вопрос, который всех волновал. – И к тому же, мы вообще можем отсюда выбраться?

– Думаю, надо дождаться учителя, – предложил Артём, и всех такой итог устроил.


Тем временем учителя доставили к мэру на обед. Мэром оказалась пожилая женщина, и беседовать они собирались в её личном особняке. Андрей Николаевич еле держался на ногах: он уже давно не ел, а выпитая бутылка воды только обострила мучавший его последние годы гастрит. Он не помылся и не переоделся, потому что мэра снедало любопытство и она вызвала его на светскй допрос, даже не осведомившись, в каком виде к ней явится гость.

Когда госпожа мэр увидела вошедшего в её дом путника, на её загорелом лице можно было прочитать, что она уже прикидывает, на какой день заказывать химчистку мебели. Андрей Николаевич был в брюках, переживших потоп, и поддоспешнике, снятом с убитого монголами воина.

Его проводили в просторную светлую гостиную, где был накрыт стол на две персоны, стояли фужеры, шампанское в серебряном ведёрке и свежие букеты пионов. Прислуга помогла гостю разместиться, и вскоре им принесли закуски.

Мэр расспрашивала его о путешествии и о Москве. Учитель больше не скрывал никаких подробностей и рассказал женщине о Катастрофе, о жизни в Москве и о походе, пока им приносили всё новые и новые блюда.

Когда подошло время пить кофе, хозяйка дома предложила перейти в кабинет,так как там уютнее и никто не будет им мешать. Она вежливо попросила слуг убрать со стола и принести две чашки кофе на её рабочий стол.


Когда мэр с гостем оказались наедине, и им принесли напитки, она закрыла дверь и тихо, как будто по секрету, сообщила учителю:

– Знаете, я очень скучала по Москве. А там такое горе, оказывается… Я там выросла, там прошло моё детство и юность. Я сюда тоже… переехала.

Гость шумно набрал воздуха в лёгкие.

– Ладно, перейду к делу, слишком долгая преамбула. У нас мало времени. Не знаю, узнала ли ты меня. Но я знаю, что это сделала ты, – Горбунов прошёлся по комнате и сел в одно из тёмно-серых бархатных кресел. У него ужасно ныла поясница и к ногам будто бы привязали по гире. Кресло было мягким, пахло парфюмом, а на спинке были вышиты разноцветные попугаи, сидящие на золотых обручах.

Госпожа мэр посмотрела на его штаны, испачканные грязью и засохшей кровью, руки с чёрными ободками под ногтями, лежащие на подлокотниках, и тяжело вздохнула.

– Что именно сделала я? – она старалась улыбнуться, но получилось только задать вопрос сквозь зубы.

– Я всё увидел. Я долго думал о тебе, слишком догло и напряжённо. Я замечал, что после катастрофы что-то изменилось. Моя синеволосая девочка изменилась. Сначала я думал, что ты меня разлюбила. Потом решил, что ты сошла с ума.

Повисла долгая пауза. Было слышно, как за окнами шумят деревья и щебечут птицы. Учитель рассматривал свою давнюю любовь, которая теперь была пожилой ухоженной дамой в кремовом костюме из плотного шёлка, с загорелой кожей и жемчужными волосами. На пальцах – крупные золотые кольца, на шее, вместо татуировок, подвеска с бриллиантом. Затем посмотрел на свои старые руки в грубых тёмных мозолях, на разбитые ботинки, с которых на блестящий паркет сыпалась сухая грязь, и перевёл взгляд на пейзаж за окном.

Госпожа мэр обдумывала ответную речь неприлично долго. Всё это время её гость молча смотрел, как ветер колышит листья деревьев, и думал, как же жизнь его перекрутила. Наконец, женщина произнесла:

– Андрей… Прошло столько лет… Но тогда… Я даже не думала, что у меня из этого что-то получится… И что я останусь здесь без возможности вернуться. Мне просто очень хотелось нормальной жизни. Без всей той грязи, боли, наркотиков, нищеты, подлости… Просто хотела, чтобы всё было хорошо.

– Лия… Но теперь всё очень, очень нехорошо! Там зомбиапокалипсис за чертой твоего уютного города. Мы плесень едим в Москве. Твой дом в руинах, мой дом в руинах, дети рождаются с кошмарными мутациями! Там нет голубого неба, нет животных, нет растений. Богатые едят бедных в прямом смысле слова: нищих пускают на фарш и стейки! А наркотики… Наркотики теперь в атмосфере и в ДНК.

У Андрея Николаевича при взгляде на Лию щемило сердце. Она называет его, большого учёного и старого учителя, просто Андреем. Помнит то, что было тогда, в их молодости.

Лия встала и вышла из-за стола. Несмотря на морщины на лице, она не казалась дряхлой бабушкой из-за идеальной осанки, стройной фигуры и звонкого голоса.

– А с чего Вы… ты взял, что это сделала я? Я не такая всемогущая! Я же, по сути, просто сбежала… Мир и так был на грани войны и катастрофы. Может быть, наоборот, я открыла единственное пригодное для жизни место? Да и вообще, всё, что ты рассказал… Всё, что случилось с Москвой – это же закономерно! Люди употребляли запрещённые средства, были жестокими, убивали животных… – Она теперь шагала по просторной комнате туда-сюда, цокая небольшими каблуками, и размышляла вслух, явно начиная нервничать.

– В одном из своих видений я встретил тебя. Я был внутри твоей головы. Я слышал, что ты говорила в той церкви. Ты просила, чтобы произошло что-то такое эдакое, как в кино. И просила сделать тебя блондинкой и чтобы ты жила в лучшем городе на земле, подальше от всего этого треша и разврата.

– Да!.. это правда. Но я не просила разрушать мир! Я попросила только, чтобы всё было, как в кино. Я не виновата, что мы все выросли на фильмах про смерть, криминал, войны и ходячих мертвецов. Если бы в нашей молодости мы смотрели советские пропагандистские фильмы про светлое коммунистическое будущее и здоровую нацию, скорее всего, ты сейчас жил бы в другом мире. И я тоже. Но то, что получилось, это… Закономерно! Понимаешь? Всё к этому шло. Вспомни нашу мололодость, вспомни, чем мы жили. Что нас окружало – телевизор, музыка, интернет, книги этой оранжевой серии. Бесконечные тусовки, чтобы не думать о своей никчёмной жизни. Я не могла одна всё это сделать! Я только хотела оказаться здесь и быть любимой.

– Я ни в чём не обвиняю тебя. Я знаю, что ты всегда была доброй и справедливой. А ещё ведьмой, – Андрей улыбнулся, – Но то, что произошло и происходит с миром за пределами твоего Китежа – это хуже ада на земле. Но самое неприятное, что скоро и тому, что есть, может прийти конец. Финита! И они придут сюда рано или поздно.

Лия прошла мимо кресла, где сидел её давний любовник, и её затошнило от запаха, исходившего от его одежды и волос. Она быстро отошла и встала напротив окна смотреть на свой прекрасный сад с цветущими кустами жасмина, аккуратными мощёными тропинками и чистым голубым небом над головой. Красота и спокойствие. Она хочет смотреть только на такую жизнь.

– Скажи мне ещё кое-что, пожалуйста… Я долго готовил эту речь, но возможно, тебе она покажется сумбурной и какой-то внезапной. Просто не знаю, как подвести. В общем… У тебя нет ощущения, что всё, что у тебя есть – как будто ненастоящее? – Андрей встретил взгляд Лии и осёкся, а затем резко поменял вектор своего монолога. – Нет ощущения, что этого всего не ты добилась? А на тебя всё просто с неба упало. Тебе никогда не хотелось добиться чего-то своими силами? Спотыкаться, пробовать заново раз за разом, а потом радоваться, что у тебя получилось, и гордиться собой и проделанной работой? Тебе правда нравится легко жить… как бы, на читах? Ты не представляешь, какое это огромное удовольствие – выполнить сложную задачу своими силами.

На этот раз Лия даже не стала долго раздумывать над ответом:

– Я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что, если в конце всей этой божественной игры будет подсчёт очков за достижения, у меня будут нули. Я действительно последние несколько десятилетий не сталкиваюсь с трудностями. Но мне нравится моя жизнь… Я люблю свою семью, я люблю работу, я люблю свой дом, я люблю Китеж, вкусную еду и хорошую музыку. Я счастлива с мужем, Андрей. Здесь всё всегда складывалось идеально, это правда. Но я по-другому не хочу. Это мой отдых. В Москве всё было тяжело, с надрывом, через боль и слёзы. Всё, кроме тусовок под Виртацином и общения с тобой. За всё хорошее нужно было бороться, прямо-таки сражаться!

– Знаешь, когда я понял, что за всё хорошее нужно сражаться и просто не воспринимать эту борьбу как трагедию, моя жизнь заиграла новыми красками. В детстве мне тоже каждая сложность виделась концом света, и я с ума сходил от зависти к богачам, у которых всё быстро и без проблем получалось. Как у тебя сейчас. Но потом я понял, что в этом и есть смысл жизни – бороться за то, что ты хочешь. И процесс так же важен, как результат.

– Ты не понимаешь. По сравнению со мной, ты был богачом. Мне было слишком сложно тогда, в молодости. У меня совсем не получалось заработать денег и жить отдельно от родителей. У меня не получалось добиться хоть чего-то стоящего. Я не боялась! Просто был какой-то барьер. И ещё я наделала кучу глупостей, типа тату на шее и туннелей, и все эти тусовки с наркотиками… Мне даже от травы плохо было, а я всё равно за компанию дула! А ты помнишь, что мы делали? Мы с тобой занимались… этим… в туалете на первой встрече! Это всё было не то, это было неправильно. А здесь мне хорошо. Здесь всё правильно и легко. И это всё настоящее, понимаешь, и мои чувства, и вот этот деревянный шкаф, и этот запах жасмина за окном, и вкус тыквенного супа сегодня за обедом. Всё настоящее. Люди… Мои дети настоящие!

Слегка дрожащими руками она взяла рамку с фото со стола и показала собеседнику.

– Посмотри, какие они красивые. Это старая фотография, мы всей семьёй ходили на пикник в парк. Это наша дочка Соня, – она ткнула пальцем с идеальным маникюром в улыбающуюся белокурую девочку, – она была чудесным ребёнком, чуткая, умненькая и та ещё воображала. А это наш сын, весь в отца, верный, честный, трудолюбивый парень. Они уже взрослые и у них уже есть свои дети. Мои самые лучшие и самые любимые внуки в мире. Посмотри, они все настоящие!

Учитель смотрел на фото её мужа и думал, что они с ним даже чем-то похожи. Точнее были похожи тридцать, сорок или сколько там лет назад. Интересно, потрепала ли жизнь хоть чуть-чуть её мужа?

"Уверен, его руки, ни разу не убивавшие зомби, точно выглядят не так, как мои сейчас".

– Знаешь, а ведь твоя неудачная, как ты говоришь, копия тоже вполне настоящая. Осязаемая. И её любят эти настоящие ребята, с которыми я сюда пришёл, ходят к ней музыку слушать постоянно. Твоя предыдущая версия – настоящая любимица молодёжи. И эта молодёжь взаправду любит и страдает. И скучают по родителям, которые остались в мёртвой Москве. Которая тоже реальна. И ты, я уверен, скучала по родителям, – он подошёл к Лие и взял за руки, – Я не знаю, как это всё устроено. Что происходит. Игра ли это, компьютерная симуляция, реальная жизнь, может, мы вообще все давно умерли и это моё секундное предсмертное видение. Подарок перед отключкой – снова повидаться с тобой. Я не знаю. Я знаю только одно: если есть хоть малейший шанс всё исправить, им нужно воспользоваться.

– Но это уже не исправить, Андрей. Это всё уже свершилось. Я прожила большую часть жизни в Китеже, у меня большая семья. Москва стала другой, мир разрушен. Это факт. И этому факту почти сорок лет.

Горбунов замолчал. Что-то кольнуло в боку так, что на секунду потемнело в глазах.

"Нельзя было столько есть…" – подумал он и, перетерпев боль, проложил разговор.

– Ты просто никогда не думала, как это исправить. В отличие от меня. Я дошёл до одной лазейки. Может показаться странным, но меня уже ничего не удивляет. Короче говоря, Лия. Тогда в церкви ты после каждой просьбы говорила "Спаси и сохрани". Помнишь такое? Понимаешь, что это значит? В общем, думаю, что существует небольшой шанс, крошечная верятность, что ты можешь загрузить самую первую сохранённую версию.

Лия рассмеялась, забрала свои руки из ладоней Андрея и отшагнула назад.

– То есть мы играем, да? Ахаха, – она замотала головой, как будто отрицая происходящее.

Андрей молчал.

– Ну, предположим. Но зачем мне это? – Она тоже замолчала и в уме прикидывала варианты развития событий.


Каждый думал о своём. Лия взяла со стола уже остывший кофе и сделала глоток. Затем продолжила рассуждать вслух.

– Если этот твой малейший шанс и правда существует, он будет значить, что я потеряю всё. То есть у меня не будет семьи, не будет этого города. Мои дети исчезнут! Мой любимый и самый близкий человек не встретит меня… Хочу ли я променять улыбки своих детей, – она махнула рукой в сторону фотографий, – счастье быть любимой, мой шикарный дом с садом, занятия йогой на рассвете, ежедневный вкусный кофе с круассаном и единение с лучшим мужчиной… Променять всё это на мёртвую Россию, разруху, смерть и боль? Перспектива не из приятных, скажу тебе. Здесь я главная! Я мэр города, Андрей. Это мой идеальный мир, где всё именно так, как я всегда хотела.

Она стала говорить быстрее увереннее:

– Продолжим! Если я, предположим, что эта бредовая ситуация произойдёт, если я всё верну на момент самого первого загаданного желания, я снова буду тощей, бледной, больной, синеволосой девчонкой без гроша в кармане, которая вечно ссорится с родителями и плачет у себя в комнате. А потом, как полоумная тусуется с друзьями-алкашами, лишь бы не думать о реальном положении дел. Буду ли я помнить что-то из моей нынешней жизни? Отменится ли конец света, если я не скажу, что хочу чего-то абсолютно нового и чтобы, как в кино. Вдруг дело не во мне! А что если я всё забуду и повторю там у иконостаса всё слово в слово? Что если повторится всё то же самое? Один в один? У тебя есть силы проходить весь этот кошмар по второму кругу? Хотя, может, это уже было. И мы уже вот так разговаривали. Мы ходим кругами, и прошлое не изменить.

Она снова замолчала, продолжая развивать мысли уже в уме.

– Я не знаю, что будет, – печальным голосом сказал Андрей. – Но мне кажется, что попробовать можно. Проснуться молодыми. Попытаться спасти мир. Мы же любили друг друга, хоть и были оба далеко не идеальными. Мы можем пройти через всё вместе, можем остановить катастрофу. Ты попытаешься делать всё сама, через сложности и неудачи. Будешь радоваться честно заработанным результатам. Мы остановим весь этот кошмар. А потом поедем в путешествие. Настоящее путешествие по целой и невредимой Европе. Или в Америку. В Перу! К шаманам. Весь мир будет открыт! Ты же давно никуда не выезжала отсюда.

– Нет, Андрей, – хмыкнула Лия. – Мне не нужны трудности. Я не мужчина. И я не воин. И у меня есть, что терять. Мне всё это геройство не нужно. Я прожила прекрасную жизнь. Правильную, красивую и счастливую. Без войн и плесени на обед. Спасибо за предложение, но я буду держаться за свой мир и за свою семью до последнего вздоха. И я ни о чём не жалею.

– Сюда всё равно скоро придут другие. И большая часть этих других тебе точно не понравится. Приятелей нашего Дани ты не захочешь увидеть, гарантирую. Ещё живы наши общие знакомые, с которыми, как ты говорила, не хочешь общаться ни за какие деньги. И это не панки-наркоманы, а люди посолиднее. Так что… Подумай, пожалуйста, над моим предложением.

– Хорошо. Я подумаю над твоим предложением, Андрей. Но моё решение не изменится. Слишком крупной личной жертвы ты у меня просишь ради абстрактного общего дела и сомнительных результатов, – сказала Лия, а потом резко включила образ мэра города, – Я настоятельно советую тебе для начала отдохнуть. Прийти в себя, принять горячую ванну, поспать на мягкой перине. Тебе здесь обязательно понравится, Китеж – волшебный город. Я сейчас прикажу отвезти тебя в дом отдыха.

Она улыбнулась и посмотрела на него, как на душевнобольного любимого родственника, которому нужен покой и уход.

– Но ты же сама хотела, чтобы было, как в кино… И всё пропустила, запершись здесь, – ответил он.

Учитель положил на стол пластиковый мешочек с яркой таблеткой и вышел из комнаты.


Оставшись одна, Лия снова взяла в руки семейное фото и поцеловала его.

"Нужно собраться на семейный ужин, хочу всех увидеть, – подумала она, – хочу теперь видеть их постоянно и просто быть рядом".

Она села на краешек стола и пододвинула телефон.

– Алло, Сонечка? Это ты? Это мама. Приходите с детьми к нам вечером! Я ужасно по вам соскучилась! А я сейчас Андрюше позовню, приглашу его тоже.


За окном цвела весна, а в комнате всё ещё стоял невыносимый запах одежды, пережившей тот жуткий поход. На рабочем столе мэра рядом с нетронутой чашкой кофе, принесённой Андрею, лежал пакетик с таблеткой Виртацина.

"Нет, это мне совершенно не нужно. Это не мой мир, я выбрала сторону добра. Я выбрала Китеж-град," – думала Лия, пряча пакетик в ящик. Но всё же где-то на подкорке засела информация, что сюда могут прийти те, с кем она никогда не хотела бы видеться.


Конец Второй Книги.