позвонили. Некая сила давила на Рохан, не позволяя ему подниматься. Пытаясь заставить ноги двигаться, он лишь еще труднее с ними управлялся. Передвигаясь на четвереньках через всю комнату, Кишибе схватил старенький телефон.
– Йо, Дайске. У нас проблемы! Наш сэнсэй умер. Тело уже забрали. Нам нужно обговорить теперь с редактором нашу дальнейшую судьбу, со своими ораторскими навыками у меня может получиться уговорить его отдать нам проект, продолжив дело учителя. Завтра будет церемония, позвоню Гину, его почему-то тоже не было сегодня на работе, как и тебя.
– Знаешь, я так обожаю твои монологи, – сказал саркастично я, дабы предать веселья и жизненности своей речи. – Но меня больше интересует смерть учителя. Это ведь было не переутомление?
– Нет. Машима-сама совершил самоубийство на почве того, что посчитал свое произведение неинтересным. Выйдя на улицу, он начал резать себя канцелярским ножом, на всю улицу извиняясь за свои ошибки и за то, что умер как писатель.
– В… вот так… просто расстаться с жизнью из-за своего творения? М… Машима-сенсей зря себя корил! – Лицо Рохана искривилось от горя. – Ладно… напиши потом. Пока.
Церемония была назначена на воскресенье. Черный как смоль Дайске поприветствовал Рохана, в то время, как Гин весело ел, глупо улыбаясь, которому повезло унести больше, чем сам вложил. Вполне вероятно, что таким способом он пытался избавить себя от ненужных слезливых разговоров, без которых ему и так плохо на душе. Гин был вторым, кто начинал работать с учителем. Идея рисовать мангу никогда не приходила в голову молодому архитектору. Однако это оказалось более интересным занятием, нежели проектировка зданий. Тогда жизнь была ему монохромна, но как ни иронично, именно черно-белые рисунки добавили красок в его жизнь. Зарплата не имела для него никакого значения, лишь желание пройти один путь с этим творцом до самого конца.
– Тело Машимы Сенгоку было слишком изуродовано, поэтому его семья попросила не показывать тело, дабы запомнить этого человека в наилучшем виде! – было последнее, что услышал Рохан, после чего он ушел в себя.
Настало время речи для него. Собравшись с силами, он начал медленно и сдавливая речь говорить о том, что “его будет не хватать” и так далее. Все пятнадцать человек решили, что Рохан сильно скорбит, поэтому не стали просить от него большего.
Когда церемония подошла к логическому концу, остался лишь один. Глядя на надгробную плиту, в голове стали всплывать первые дни работы профессиональным иллюстратором – платили мало, работы тоже мало, холодильник пуст. Время от времени промышлял воровством в магазинах, дабы просто не умереть голодной смертью.
– Я отказываюсь. Отпускать тебя в свободное плавание еще рано, – докурив сигарету, сказал невысокий худощавый японец. – Знаешь, на самом деле я часто пытался найти удобный момент для тебя в “Джампе”, но каждый раз я убеждался, что даже если у тебя получится что-то, то лишь на короткой дистанции. Ты не вынослив, то бишь рисовать эпос или мономиф для тебя просто невозможно, а короткие рассказы довольно трудно придумывать.
– Как ты… Вы, черт возьми…
– Все гениальное просто. Твой удар был довольно слаб, поэтому одним напряжением мышц я не позволил лезвию дойти до сердца. После того, как я охуел, когда осознал, что ты только что пытался сделать, мне пришла в голову сдать тебя полиции, но решив, что твой срок мне ничего не принесет пользы, то мне пришла в голову одна замечательная идея. Набрав Дайске, он предложил пару занимательных вариантов. Мы боялись, что Гин спалит контору, но ты ничего не понял. Кстати, все похороны записывались на камеру, теперь ежегодно мы командой будем ее просматривать.
– Гм-гм, а я то думал, что Вам на все плевать кроме денег. Походу действительно самокритичности мне не хватает. Так поможете над ваншотом?
– Завтра, Киши, завтра, а сегодня я пойду смеяться над тобой и твоим угрюмым лицом в 4к!
