после чего двое его сопровождающих направились к повозке, а он вместе с третьим солдатом повернул к парочке.
Юноша снова сжал руку Богданы. От боли девушка прикусила губу. Она хотела закричать, но увидев его напряжённый взгляд и желваки на скулах, поняла, что дело серьёзное и им действительно грозит опасность.
Между тем всадники уже подъехали к ним. Офицер кинул на молодых людей оценивающий взгляд и спросил:
– Это ваша повозка?
– Вовсе нет, – ответил парень.
– Вот как? – сдвинув брови, спросил офицер. – И чья же она?
– А мы почём знаем?
В этот момент по пустынной площади гулким эхом прокатилось оглушительное ржание. Верный конь Богданы не позволял стражникам ухватить себя за вожжи. Он брыкался, фыркал и внезапно встал на дыбы. Навьюченная телега накренилась, и всё её содержимое вывалилось на мостовую. Послышался звон разбитого стекла.
Богдана с ужасом смотрела на происходящее. Сердце лихорадочно билось. Ей хотелось кинуться к Рятэ', но горячая ладонь юноши, крепко сжимавшая её ледяную руку, удерживала на месте.
– Вы что, не знаете: во время траура вся торговля в королевстве запрещена? – не сводя глаз со строптивого коня, спросил офицер.
– Конечно, знаем! – быстро ответил парень.
– Это цыганская телега, – почесав гладкий подбородок, сказал офицер. – А им запрещено появляться во всех городах Восточного королевства.
– Да-да, после смерти короля все цыгане теперь под подозрением, – поддакнул парень и ещё сильнее сжал руку Богданы.
– Ну да, ну да, – недоверчиво сказал офицер и внимательно посмотрел на девушку.
Её бордовое платье в пол было вышито яркими узорами, а узкую талию опоясывал парчовый платок с бахромой. На тонких запястьях блестели золотые браслеты, в ушах красовались массивные кольца. Офицер мог поклясться, что девушка была цыганкой, но её белокурые волосы, тонкие благородные черты лица и бледная кожа заставили его сомневаться.
– Кто вы и что здесь делаете?
– Я и моя сестра приехали из Западного королевства на празднование дня равноденствия и остановились вон в той таверне, – юноша махнул рукой в сторону каменного дома. – Мы услышали шум и вышли посмотреть, что случилось. Наверное, наш приход спугнул цыгана, приехавшего на повозке. Мне кажется, я видел чей-то силуэт вон там, за ратушей.
Офицер не сводил глаз с Богданы.
– Почему твоя сестра молчит? Я слышал, она что-то кричала.
– Я побаиваюсь лошадей, – с фальшивым западным акцентом сказала Богдана. – А конь так стучал копытом, что я испугалась.
Офицер недовольно сплюнул и, резко развернув лошадь, направился к ратуше, где двое солдат снимали с ретивого коня упряжь. Рятэ' вновь вскочил на дыбы. Мужчины отшатнулись и отпустили вожжи. Конь почувствовал свободу и галопом пустился с площади к городским воротам.
– За ним! – всадники пришпорили лошадей и ринулись за беглецом.
– Кхарэ' (домой), Рятэ', кхарэ'! – прошептала Богдана.
Как только солдаты скрылись, незнакомец развернул Богдану к себе и сказал:
– Короля Хармана отравили. Придворный лекарь установил, что это был редкий цыганский яд, поэтому сейчас солдаты рыскают по окрестностям и ищут виновных среди цыган.
– О, дэвэ'л-да'д! – вскрикнула Богдана.
– Твоему табору грозит опасность. Ты должна предупредить их. Поспеши!
Часть 3: Ночь в таборе
Богдана бежала сломя голову. Её босые, сбитые в кровь ступни налетали то на острые зубья камней, то на изогнутые корни деревьев. Упругие ветки хлестали по разгорячённым щекам, но она не чувствовала боли. Удушающее чувство страха, словно ядовитая змея, опоясывало и сдавливало ей грудь. В ушах звенели слова незнакомца из таверны: «Короля отравили… цыганский яд… опасность… ты должна всех предупредить!»
Впереди показался знакомый овраг. Отсюда брал начало бурный лесной ручей. Он журчал среди высокой травы, петляя между деревьями, прячась под замшелыми корягами. Богдана знала, сейчас он завернёт за уступ, скатится по скальной стене и с грохотом упадёт на камни, создав в воздухе сияющую радугу.
С первыми лучами солнца и до самой ночи, пока тёмное небо слизывало последние отблески заката, сюда приходили женщины табора. Шумной толпой они бежали к ручью с глиняными кувшинами на головах. Каждый раз цыганки с поклоном приветствовали родник: «Бахталэс, да'до!», а после, наполнив крынки, благодарили его: «Наи'с, да'до!»
Дом был совсем близко. «Палэ', палэ' (вперёд)!», подгоняла себя Богдана. Вот каменный уступ, девушка обогнула его и оказалась на поляне. Среди вытоптанной травы лежала пара разбитых кувшинов и чей-то цветастый платок.
Отчаяние взмахом хлыста ударило её по ногам, и девушка рухнула на траву. Обычно здесь пахло тиной, но сейчас ей в нос ударил острый запах гари. Богдана вскочила на ноги. Дым! Он шёл со стороны табора. Девушка схватила брошенный платок и побежала к поляне, где был их постой.
Через минуту плотная занавесь леса расступилась, и девушка вырвалась из мрачной чащобы. Яркое полуденное солнце на секунду
