же!
– Например?
– Да хотя бы … да хотя бы: «давануть» … без изыска, конечно, но более гармонично … что-ли!
– Ты ещё «лизнуть» скажи. Тоже мне, фанат гармонии нашёлся … Гармонию искал дотошно, художник наш, и не найдя, вопил истошно, и кисть сломав, и карандаш!
– Ты мою живопись, своими руками сто лет немытыми, не лапай!
– И что?
– Да ничего, я, по крайне мере, в натюрмортах говнецо не рисую!
– Да уж, ты кроме жоп ничего больше не рисуешь!
– Не тебе, «кино – вино», о моих художественных способностях судить. Тело человека, чтоб ты знал, для изобразительного искусства – парадигма
3 наивысшая!
– Чего-чего? Ты хоть сам понял, чего сказал?
– Да я-то понял, а вот ты … да тебе кисть-флейц дай, так ты что и сможешь, так это только батарею покрасить, и то, не факт!
– Ах так, да? Ладно, берём «батарея»: галерея – диарея – гонорея – ливрея – лотерея –дурея … хирея … хренея! Что, съел? А теперь-ка давай ты, навскидку, про кисть!
– … это ты уже сам давно со своими рифмами и одурел, и охренел. А мы, художники, мы .. мы … когда рисуешь ветвь, нужно слышать дыхание ветра
4!
– Шибко умный, да? Художники – сапожники, Венер наг
их безбожники!
– Поэты … стихоплёты, срамные … губошлёпы! Что, тоже съел! Смотри, бедолага, не подавись! …>
§
… / Когда ни славы, ни богатства – / не распускай в досаде нюни, / свершается, порою, меценатство / … пусть не зимой, но, вдруг … в июне. / …. В общем, Рифмач ворвался в комнату, а Городихин жалобно на него посмотрел. Но «поэт» тут же разочаровал, грустно помотав головой, мол, денег нет. Зато победоносно поднял вверх принесённую с собой банку с краской. Эту банку, кстати, Городихин тут же узнал – краска недавно пропала из его бытовки в тот самый момент, когда он уже намерился её продать. «Собирайся, – отчего-то радостно выкрикнул Рифмач. – Айда на улицу, член рисовать!» От чего Городихин чуть не хлопнулся со стула на пол, хотя и был с утра, что говорится: «и не нюхавшим пробки!»
§
… / Поэт, однажды, и художник, / Похмеляясь на досуге, / Занялись разгадкой сути, /
Кто из них основ-положник / Арт-искусства всей округи. / На забор ссылались оба, / Из трёх букв там было слово, / Как начерчена и жопа … / Чёрт, не выделить особо / Чьё наследие –
основа. / … В общем, Городихин со стула на пол не хлопнулся, но зато одномоментно впал в прострацию. Причём в прострацию человека, хоть и запойного, но на данный момент вполне трезвого. Предложение, последовавшее от Рифмача, в голове Городихина никакой логике никак не поддавалось: «Уж ладно, ежели томатовкой
5 опиться до чёртиков, то на заборе всякую жопу нарисовать – то и не грех, даже! Но, вот так вот, не с того ни сего, на трезвую голову(!) и член рисовать в общественном месте… ????»
– И наш художник просто офигел, увидев не гондон – а с краской банку, едрёна стать, он даже покраснел, ведь краской на заборе нарисует он вакханку … а рядом бы себя … да хрен его давно уж захирел, – не узнавая натуры Городихина, попытался осмыслить сей конфуз своим фирменным стихотворным стилем Рифмач, ставя банку с краской на стол.
– Это ж моя краска, – очнулся Городихин. – А ты её, сволочь, спёр!
– Боже, какие незавидные слова: «сволочь», «спёр». И слышу я из уст сантехника шестого разряда, а шестой разряд – это почти что интеллигентный человек, – вразвалку плюхнувшись на стул, съязвил Рифмач. – И это слышу от Городихина вместо слов благодарности за не пропитую им же, интеллигентом недоделанным, банку с краской.
– С чего бы я в благодарностях рассыпался, – сурово глянул сантехник на собеседника. – Особенно, с похмелья.
– Вот, то-то и оно, – развалился Рифмач на стуле и вовсе, уж чуть-было, не сползая по его спинке на пол. – Как говорили древние: за бутылью красного вина, пьянь не видит дальше носа, руку протяни – а там казна, только жизнь – она хитр
а, глаз не видит – нет и спроса.
– Вот, именно! – в нос у меня сейчас кто-то и получит! – набычился Городихин, вставая. – Попроще изъяснятся можно?
– Можно, – кротко кивнул головой Рифмач. – Рисуешь огромный член – получаешь четыреста тысяч кусков, как минимум!
– Да, ну! – опешил Городихин. – Не может быть!
– В нашем самобытно-диковинном мире возможно всё, – подтянулся на стуле Рифмач, принимая нормальную позу. – Если не веришь, у Спинозы спроси.
§ …
/ Россия без мыслителей, / погост что без крестов, / от разных басилевсов до всяческих шутов, / и этики блюстителей, /и грозных просветителей, / сторонников кнутов. / … старик Спиноза – охранник продуктового магазина – Бенедикт Петрович Мозговой, был для Городихина авторитетом необсуждаемым: как двадцать восемь лет назад (под самый Новый год(!) девяносто второго года) объявил тот всей шаромыжной округе: «всё, больше не пью!», так и пребывал в завязке до сих пор. Прозвали же его Спинозой по случаю тезоименитства с древним философом, плюс неординарность фамилии, плюс тридцати томное издание Большой Советской
