Пиня Копман
Байки негевского бабайки. Том 3. Проза
1 Инвалид (Хроники 90-х)
В 16 лет нужно играть в футбол и баскетбол, плавать и нырять, влюбляться и ухаживать за девочками.
А я ничего этого не могу. Я инвалид. Детский церебральный паралич. Я уже привык говорить об этом без горечи. Привык к своей коляске, к тому, что для большинства людей я не человек, а так, предмет жалости.
Доктор Вера, спортивный врач, с которой я занимаюсь, говорит, что я как раз вступаю в критический возраст, когда происходит переоценка ценностей и становление мировоззрения. Наверно она слишком много теории читала. Мне, кажется, переоценивать нечего. Я живу с теткой в теплой двухкомнатной квартире на первом этаже пятиэтажного дома. У меня есть несколько хороших товарищей, и тетя Мира, которая заменила родителей. Родители у меня погибли, когда мне еще трех лет не было. Нет друзей и нет врагов. Ну, друзей нет потому, что дружить только с равным можно. А меня равным никто не считает. А враги… Кто всерьез будет враждовать с калекой?
Был у меня случай, еще в пятом классе. Какой-то американский фонд как раз подарил мне коляску с электроприводом. Это когда я выиграл приз на республиканской компьютерной олимпиаде. Ну, я ехал по двору, а Вовка из соседней школы, он года на два старше меня, неожиданно выскочил из арки. Я уже давно тогда научился подобных типов избегать. Просто, когда они появляются, я держусь поближе ко взрослым, и они меня не трогают. А тут ни одного взрослого, и я прямо перед ним, этим Вовкой. Вредный тип. Он всегда маленьких и слабых обижал. И никто ему ничего не делал. Дядя у него местный бандитский авторитет. Ну, он меня увидел, на коляске, и что во дворе никого нет, и прямо ко мне. Улыбка на лице: сразу ему два удовольствия: и слабого обидеть, и механизм поломать. Если б он меня за руку, или за одежду схватил, в секунду из коляски бы выкинул. А я без нее что же? Ноль без палочки! Вытащил я из кармана шариковую ручку, и вогнал ему прямо в протянутую руку. Это я ниже пояса паралитик. А в руках сила есть. У меня до электрической была коляска с ручным приводом. А на занятия я езжу почти за 10 километров. Вовка этот завизжал, как поросенок из мультика, и убежал. Я-то, понятно, об этом случае промолчал. Но в городе все про него узнали. Город у нас не слишком большой, так что слух быстро разошелся. Может, сам Вовка растрепал, а может, бабки в окно подсмотрели. Мне потом рассказали, что он к дяде ходил, просил, чтоб мне бандиты шею скрутили. Но дядя ему сам надавал, чтоб не лез к инвалиду. Это был единственный в жизни раз, когда я не жалел, что инвалид. Ведь в наше время так просто бандюги угробить могут. Милиционера нашего участкового, мы его «Дядя Степа» звали, так его за то, что за порядком следил, а может просто так, для острастки, металлическими штырями к стене Дворца культуры прибили. То, что это банда Вовкиного дяди, у него еще кличка «Змей Горыныч», сделала, так тоже весь город знал. И начальник нашей Днепровской милиции заявил на похоронах, что рассчитается с убийцами. Только его и самого убили. В машине взорвали. А потом статья была, что он сам связан был с уголовными элементами. Но я о другом. Я еще тогда подумал, что вот и у меня будет теперь враг.
Ну, а через месяц я познакомился с Мишей.
Вечером я подъезжал к дому, когда почувствовал неладное. И опять, как назло, близко никаких взрослых. Потом смотрю – стоит парень с метлой. Я его и раньше видел, когда он соседнюю улицу мел. Я знал, что он даун. То есть, болен болезнью Дауна. Из-за этого он в развитии остановился, и по интеллекту сейчас как пяти-шестилетний ребенок.
Мама у него уборщицей работала, а он ей помогал. Зовут его Мишей. Мальчишки его все время дразнили «Мишка, мишка, где твоя сберкнижка!», и камни кидали. А когда он бросался на них, разбегались. Но тогда я об этом не думал, просто не хотел дальше один ехать. Я подкатил к Мише и сказал: «Давай вместе пойдем, я боюсь». Он стал повторять: «Вместе, боюсь». Речь у него… та еще! Но пошел рядом. Заходим через арку во двор – ну точно, Вовка, и с ним еще какой-то парень, сразу видно – из блатных.
Вовка, как меня увидел, в улыбке расплылся, будто ему мороженое бесплатно дали. А Миша все повторял: «Вместе, боюсь», – и сзади моей коляски стал. Тоже испугался.
Вовка близко подходить не стал, видно хорошо мою ручку запомнил.
Он наклонился, поднял с дорожки кусок кирпича, и кинул в меня. Я даже почти почувствовал, как камень в меня врезается. Я крикнул: «Лови!»
Кому я кричал, и почему, не соображал. Сам я даже руки не поднял, чтобы прикрыться. Но Миша протянул свою руку сзади, и поймал кирпич. Это так было похоже на фокус, что все растерялись: и я, и Вовка, и парень, который с ним был, и сам Миша, кажется, тоже. Только вместо: «Вместе, боюсь», он стал повторять: «Лови, лови, лови».
Тут во двор заехала машина, парень, который с Вовкой был, крикнул: «Атас!», и они убежали.
С того дня я подружился с Мишей. Лет ему больше двадцати. Он, когда не волнуется, почти все понимает, особенно если не спешить и не говорить
