Утром, плотно позавтракав, я стал укладывать свой чемодан. Ехать надо в г. Арсеньев, где меня ждала должность начальника вещевой службы кадрированной (или как ее еще называли "кастрированной) дивизии. Мне, только что получившему погоны старшего лейтенанта, и в бригаде, где я прослужил свои первые лейтенантские годы ни за что не отвечавшему, кроме бумаг, было страшновато, но сегодня страха я еще не чувствовал.
Причиной того были мои вчерашние проводы в бригаде. Поэтому сборы мои были недолгими, и о качестве укладки чемодана я заботится, не стал. Закрыв недавно полученную квартиру, я отправился на автовокзал, хорошо, что он находился недалеко; чемодан все-таки весил около 50 кг. Считается, что вокзал-это ворота города, но отцы города Уссурийска начала 80-тых годов это утверждение или не слышали, или игнорировали полностью. К зданиям ж\д. и автовокзала придираться не стоило, какие есть такие и есть, но привокзальная площадь, размером с футбольное поле, своим видом просто изумляла. Во-первых, асфальтирован был только центральный круг, а от него вовсе стороны расходились грунтовые дороги, которых, по хорошо укатанным колеям можно было насчитать штук двадцать. Пять или шесть из них, на расстоянии 200–300 метров плавно переходили в асфальтовые. Вид сверху на эту площадь, наверное, напоминал ромашку, если не замечать кучи мусора и отдельно стоявшую пивную бочку.
Кстати, последнее, было тоже, довольно своеобразным заведением. Собственно своеобразными были начальница этой бочки и ее помощница. Когда я впервые вышел на эту площадь в сухом и жарком августе 1981 года, я обратил внимание на; очередь возле этой "буренки". Стояла не традиционная, в сто метров людская лента. Люди возле бочки стояли плотным полукольцом, окружив раздатчицу. Скорость ее работы просто удивляла. Наполнив кружку и взяв ее за донышко тремя пальцами левой руки, она круто, как на шарнирах, делала полный оборот, предлагая пиво этому плотному полукольцу людей и одновременно, правой рукой, успевала ставить очередную кружку под розлив. Это было похоже на игру " кто первый успеет схватить". Пивная очередь — вещь довольно консервативная, и к тренингам на реакцию в силах своего состояния должна была относиться раздраженно, но скорость обслуживания, приятная внешность, опрятный внешний вид и постоянные "будьте добры, пожалуйста" делали свое дело, да так, что долива пива после отстоя пены никто не требовал. Помощница, за исключением опрятности, была существом полностью противоположным своему командиру. Эта молчаливая, средних лет женщина, небольшого роста с очень пристальным взглядом, от которого хотелось вывернуть карманы, ловко сновала между островками страждущих, собирая кружки, мыла их и еще успевала торговать рыбой.
Мне часто потом приходилось приезжать и уезжать из города, и я ни разу не слышал никаких разборок возле этого эталона обслуживания. Скорее всего, люди зарабатывали довольно приличные деньги, имели хорошее терпение — вот и все. Купив билет, я, было, собрался попить пива, но, вспомнив о вчерашних проводах, не стал. Я пива, даже со вчерашней водкой не мешаю, раза два как-то попробовал, но после этого целый день находишься как в целлофановом пакете. Забравшись в автобус, я устроился и попытался заснуть, ехать надо было часа 3–4 до г. Арсеньева, а потом полчаса до п. Новосысоевка, где находился военный городок, в котором проживали офицеры моей дивизии, а также офицеры и прапорщики еще 5–6 частей, расквартированных недалеко от Новосысоевки, Чугуевки и т. п.;
На КПП гарнизона мне надо было позвонить в дивизию, для того чтобы за мной приехали и отвезли в часть, которая находилась в 30–40 км, в тайге. Автобус повез меня из одного конца Уссурийска в другой конец, на выезд из города, спать не хотелось, и я в очередной раз смотрел на этот город, куда я приехал два года назад.
" Почему собственно его назвали Уссурийском". Когда в штабе ДальВО, в Хабаровске меня поздравили с назначением начальником вещевой службы. В\Ч 63574 г. Уссурийск, я обрадовался.
Вспомнив " Дерсу. Узала", я попытался представить себе то место, куда я еду, по прекрасным рассказам Арсеньева. Привиделись снежные отроги, осенние разноцветные сопки, горные реки и много разных чудес, которые хранит в себе Уссурийская тайга во главе с ее начальником — Воином высокой травы под названием " Амба".
Поезд из Хабаровска в Уссурийск выходит вечером, а приходит около 9-ти утра на следующий день. Проводница еле растолкала меня около 7-ми часов. Окончательно проснувшись, я бросился к окну и увидел голую как стол равнину, желто-коричневую от выгоревшей травы. Никаких отрогов. Выйдя из купе, в надежде увидеть на другой стороне дороги мои вчерашние видения, я увидел туже самую картину. Расспросив проводницу, я получил точный географический ответ. Посмеявшись над моим обиженным видом, она рассказала мне, что Уссурийская тайга находится не в Уссурийске, а влево по ходу движения поезда, километрах в трестах, начиная от г. Арсеньева и дальше на восток до побережья Тихого Океана.
— Так что — сказала она — классик не врет, ехай туда и все будет, как писано. И сопки, и отроги и весь Сихотэ-алинский хребет. Если поедешь вправо — продолжила проводница — то ничего кроме рисовых чеков до озера "Ханка" не встретишь. Упрешься в реку "Уссури", а по ней граница с Китаем.
— А что дальше Уссурийска, на юг — с тайной надеждой вопрошал я.
— Дальше на юг — самая большая деревня в СССР и в мире, кстати, — Раздольное (занесено в книгу Гиннеса, это я впоследствии узнал), а дальше Артем и Владивосток. Влево от Владика, (сокр. Владивосток) по побережью Большой Камень, Находка и т. д. Недалеко от них. Партизанок, чуть в глубине от океана. Вот там ты тоже можешь встретить Уссурийскую тайгу.
Прерии, по обе стороны дороги, были застланы голубоватой дымкой, и в вагоне ощущался ее еле заметный сладковатый, терпкий запах. Пару раз, чихнув, я поинтересовался, что это за сладкая мгла.
"Коноплю жгут — ответила женщина и, глядя в мои удивленные глаза, продолжила — сезон у нас сейчас. Ханурики со всего Союза съехались, москвичи, ленинградцы, новосибирцы. Представители мега полисов в основном. Разденутся донага и по утренней росе носятся по конопляным полям. Обсыхают, счищают с себя пыльцу и сразу в косяк. Ну а дальше праздник по полной программе, благо, что и раздетые пока. Некоторые для продажи собирают и другими способами, рассказывали, только на кой это нужно, у меня и так забот полный вагон. Потом все органы от милиции до лесников, собирают по полям эту братию, отгружают в машины или в вагон, сама раза два возила, намучалась всласть, и в Кировку, там у них вроде трудового лагеря. Затем с лопатами и пилами они ожидают, когда на них вернутся запросы или же родственники приедут, и разъезжаются месяца через три, четыре.
Да ты с этим добром еще встретишься — просвещала она меня далее — как увидишь зрачки в иголку толщиной, так и держись от этих зрачков подальше, парень. Мои дети, слава Богу, в Благовещенске живут, там этой заразы куда меньше. А вот племянница всего два года в Уссурийском политехническом проучилась, пришлось брату с женой забирать ее насовсем. Зачетка в два листика толщиной, а мед-карта как "Три мушкетера". Потом она еще два года мучилась, в деревне у родственников под замком жила, хорошо, что родственники как кержаки. Друзья ее по кумару пытались навещать, проведали каким-то образом, как репьи поганые, право слово, но еле ноги унесли. В деревне этого не уважают.
Да и в Уссурийске наркотиков полно, конопля-это еще цветочки. Три института, четыре техникума, половина жителей студенты. В основном из Владивостока, родители в море, а дети здесь грызут гранит науки, а также что под руку подвернется. Денег у родителей много.
Да — думал я, знакомый с коноплей только потому, что кормил ею своих птиц в детстве — интересные дела, ехал в тайгу, а приеду в царство теней
Так, за разговорами мы и приехали в Уссурийск. Поблагодарив и попрощавшись со своей рассказчицей, я вышел на привокзальную площадь. Вид ее, меня сразу заинтересовал, через десять минут я переключился на пивную бочку. Захотелось подойти и выпить пива, но дышать в первый день на командира части пивным запахом не стоило. Сонный от жары, помощник военного коменданта ст. Уссурийск выдал мне адрес моей части, попутно объяснил, как добраться.
Дальше мое удивление пошло по нарастающей. Я стоял перед домом, адрес которого был написан заботливой рукой пом. коменданта, и пытался увидеть воинскую часть с ее КПП, забором, размером с Китайскую стену. Передо мной стоял обыкновенный пятиэтажный дом. Вывеска на входе гласила, что это Уссурийский трест N 11 ГлавДальводстроя СССР. Чуть ниже висела стандартная военная табличка МО СССР В\Ч 63574.
На первом этаже вахтер показал мне пальцем в небо и произнес только два слова: ”Пятый этаж". На пятом этаже меня встретила лестничная клетка, одну четверть которой занимала урна, сваренная на века. Войдя в В\Ч 63574, справа от себя я увидел небольшой барьер, из-за которого на меня смотрел младший сержант. Влево пел длинный коридор с направо и налево расположенными кабинетами. В коридоре было пусто, да и в кабинетах людских голосов слышно не было. Повернувшись к сержанту, я стал смотреть на него в надежде, что он встанет и расскажет о себе все что положено, по уставу. В ответ на меня лился спокойный и приветливый взгляд. Человек явно ждал, что я ему сейчас поведаю, зачем я сюда пришел.
Бычиться, я не стал, потому что сержант мне почему-то сразу понравился. Наверное, за два года он повидал здесь много разных погон и молодого лейтенанта считал себе равным. Моя догадка впоследствии подтвердилась, Андрей Резанов (так его звали) оказался очень симпатичным человеком, через неделю он уехал в школу прапорщиков, а, вернувшись, служил у нас в бригаде. Так или иначе, но первым про себя стал рассказывать я. Выслушав, сержант сказал мне, что я попал правильно (отпала последняя надежда), в бригаде сейчас никого нет, все в командировках, комбриг будет в понедельник, из начальства имеется только один пом. начальника штаба майор Пугачев. Евгений Михайлович Пугачев, в отличие от самозванца, роста был маленького. Его серые глаза смотрели куда угодно, только не на меня. Он разрешил мне быть свободным до понедельника. Расспрашивать его о том, где мне сегодня ночевать, не хотелось, в конце нашего разговора я стал сомневаться, видел ли он меня вообще, и, получив разрешение, я вышел из кабинета.
Мой опыт подсказывал мне, что ничего путного про мой будущий ночлег он не расскажет. Сержант в этом отношении выглядел куда более убедительно. Так оно и оказалось. За полчаса я узнал, где мне ночевать, куда мне можно ходить, куда ходить не стоило и куда вообще ни ногой.
Я отправился на центральную улицу города, она находилась прямо за углом нашего здания, в десяти минутах ходьбы, по ней я должен был встретить гостиницу "Уссурийск". Именовалась эта улица — улицей Некрасова Н.А. Для небольших городов именовать центральную улицу именем поэта, а не вождя, было, как мне казалось, некоторой вольницей. Она была довольно просторной улицей, с двух полосным движением, застроенной преимущественно зданиями сталинской постройки. Улица Ленина в Уссурийске, конечно, была, но она находилась в стороне, поближе к новостройкам. Через указанное время я увидел новое 9-ти этажное здание гостиницы, к которой одноэтажным застекленным крылом примыкал ресторан. Гостиница находилась на площади, рядом располагался райком и исполком, памятник Ленину, цветники и клумбы, напротив, через дорогу стоял кинотеатр "Уссури". Это был центр города и назывался он площадь Ленина.
Администратор без всяких разговоров поселила меня на 9-том этаже, в одноместном номере, сказав на прощание, что вода будет с 23 до 24, ресторан откроется после семи вечера. Поселившись в номере, я первым делом вышел на лоджию (хорошо, что хоть она открывалась сразу) и стал рассматривать город. Предо мной простиралось море пятиэтажек, в котором отдельными островками возвышались высотными здания. Огромное количество труб плавало в этом море, создавалось впечатление, что рядом с каждым домом стояла котельная. Ни рек, ни озер, ни в городе, ни за городом.
Вернулся в номер, лег на кровать и стал смотреть в потолок. Итак, пятница, вечер. Два дня назад я был за 12000 км, с родителями, женой, тещей, в городе, где воды хоть отбавляй и труб вполовину меньше. Позади, осталось родное училище, свадьба, свадебное путешествие по Армении и Грузии с завершающим 5-ти — дневным отдыхом на море, в Цихисдири. Сейчас Уссурийск, гостиничный номер, никого из родных и близких рядом, жена приедет, когда я получу какой-нибудь угол, впереди суббота и воскресенье, а потом В\Ч 63574, которая со всеми казармами, складами и автопарками убирается на одном этаже. Непривычно.
Я знал, что многие из нашей роты едут в ДальВО, но, кто, куда и кто сейчас в Уссурийске не известно, так что в ресторан мне придется идти одному. Радости от одиночества я тогда еще не испытывал, поскольку только месяц назад окончил училище, где все свое бытие в течение 4-ех лет я делил с взводом, не считая редких одиноких увольнительных. Пришла мысль поужинать в номере и завалиться спать, впечатлений за день хватило, но испугался, что и вовсе не усну. Так я доразмышлялся до 8-ми вечера и решил, что надо идти, не своих, так чужих встречу, надо же знакомится.
Еще в лифте я услышал печальный мотив песни " Старинные часы", Часы над входом в ресторан показывали 20.30. Поглядев через застекленные стены, я увидел, что ресторан был полон народа.
— Предаваться меланхолии надо вовремя — пришла мне в голову мысль — теперь опять в поисках места по залу рыскать.
Миновав швейцара, который искал меня глазами в надежде оказать платную услугу, я вошел в зал. Свободные места располагались отдельными вкраплениями, но компании по соседству меня не устраивали. “Внутренний" голос" подсказывал мне не подсаживаться в общество одних женщин, преклонного возраста, одних мужчин и тем паче в общество лиц кавказской национальности. Надо искать что-то похожее на себя. Пройдя до конца зала, прямо перед оркестром, я уперся взглядом в Сашку Мурашова — командира отделения в моем взводе. Он что-то с жаром доказывал сидевшему напротив Шуре Гурьину, тоже с нашей роты, только с первого взвода. Меня они не видели и продолжали орать друг на друга, по-другому это не назовешь. Рядом с ними, за столом сидела компания из двух пар, которые общались между собой таким же способом.
— Лучше бы им перейти на азбуку глухонемых — подумал я, рассматривая название ударной установки, находившейся в метре от нашего стола.
После крепких объятий мы все стали искать мне свободный стул. Усевшись спиной к оркестру, чтобы хоть не видеть этих гусляров, я сразу включился в общий рев.
— Через двадцать минут получасовой перерыв — просветил меня Мураш — так что потерпим.
Звать официанта бесполезно, ребята выясняли между собой старые ротные дела, в которые я посвящен, не был, и я начал осмотр зала, пока он не утонул в сигаретном дыму. Публика была разношерстная, молодежь больше танцевала, чем выпивала. Мой взгляд блуждал по залу, пока не остановился на девушке, которая сидела напротив меня, через стол, в компании себе подобных. Она, почувствовав мой взгляд, повернулась и тоже посмотрела на меня. Взгляд ее длился чуть больше, чем простое любопытство, она слегка улыбнулась и подмигнула мне.
Щеки мои враз стали пунцовыми и я, не выдержав взгляда, отвел глаза. Мураш, который видит на все 360 градусов, сразу начал вертеть головой, в попытке отыскать чего это я увидел, но на его беду за спиною у него сидел габаритный товарищ, заслонивший Мурашу весь обзор. Ансамбль заиграл " Старинные часы". Эта песня повторялась уже в четвертый раз. Я поднял глаза на мою пассию, она была увлечена разговором, и мне удалось полюбоваться ею подольше.
Девушка была в высшей степени призывная. Высокого роста, каштановые волосы, собранные сзади в пучок, красивые в пол-лица глаза. Черная водолазка прекрасно очерчивала ее фигуру до пояса, дальше мне мешал стол, на который она, оперившись локтями, и, подложив руки под подбородок, слегка наклонив голову, беседовала с соседями за столом. На соседей я даже не смотрел.
— Надо танцевать пока не начался перерыв — решил я и, дождавшись окончания Старинных часов, поднялся, в надежде, что сейчас будет тоже что-то медленное.
Сзади бодрый голос извинился в микрофон и объявил перерыв. Я обернулся к оркестру, с целью упросить их сыграть еще, но ребята уже покидали сцену. Обернувшись назад, я посмотрел на мою будущую пару и увидел, что она смеется, глядя на меня. Смеялся также Мураш с Гуриным, в общем, все смеялись, и я засмеялся, легко так засмеялся, потому что ее глаза говорили мне, что все равно дождутся моего приглашения.
От пережитых волнений очень захотелось есть. Приманив официанта, мы в течение десяти минут получили приличный ужин. Выпили за прошлое и приготовились выпить за настоящее. Мураш светился как новый самовар, его назначили начальником вещевой службы Уссурийского суворовского училища (оказывается, в городе есть и военные студенты). Место было действительно шикарное. Сашка Гурин получил назначение в Посьет, на границу с Кореей, там год — за полтора, тоже неплохо. Когда я рассказал о своей части, которую в городе называли почему-то "рисовой бригадой" в ответ раздался дружный смех.
— Смейся паяц над разбитой любовью — ответил я на подначки Мураша. Сейчас меня мало интересовал понедельник, впереди была суббота и воскресенье, а напротив сидела "первая" красавица Уссурийска.
Перерыв кончился. Ансамбль, как проклятый, заиграл " Старинные часы". Надо идти приглашать, часы так часы, может, они другого не умеют. Девушка поднялась из-за стола, и я понял, что вторая ее половина полностью соответствует первой. Водолазка плавно переходила в фирменные джинсы (очень нравятся мне девушки в джинсах), они в свою очередь заканчивались изящными полусапожками, отделанными медью. Девушка одевалась просто, но очень, очень вкусно. В танце мы познакомились. Ее зовут Ирина, учится на 3-ем курсе педагогического, родом из Артема. Отец штурман, мама телеграфистка, сейчас в плавании, вместе на одном секретном научно-исследовательском судне. В Уссурийске живут дед с бабкой, которые уже полтора года стерегут их квартиру в Артеме. Форсировать знакомство я не стал, до закрытия ресторана оставалась уйма времени, и мы еще пару минут поболтали о любви и дружбе. Беседуя, я раза два ловил себя на ощущении, что Ира смотрит не на меня, а в меня или даже через меня. В остальном, вроде бы все нормально. Проводив Иру к столу, я мельком оглядел ее компанию. Две девчонки и один парень, он сидел рядом с Ириной. На столе только вино и фрукты, и никакой реакции на мое появление. За столом я поведал своим друзьям, что через стол имеется хорошая компания, с перспективой. Сделал я это согласно курсантской этики поведения, втайне надеясь, что они откажутся. Мураш действительно отказался с трудом, было видно, что Ира ему нравится, а с ее подругами ему возиться не хотелось. Сашке Гурину было до лампочки. Оказывается, они приехали в гостиницу гораздо раньше меня и уже успели сговориться с какой-то спортивной женской командой из соседнего номера, которая сейчас тренировалась, а к 12 ночи будет совершенно свободна. Мураш, еще раз посмотрев на Иру, даже не стал мне предлагать их спортивное общество.
— Ладушки — размышлял я, — надо искать шампанское. Официант продал мне бутылку по тройной цене, вечер шел к концу, и мне снова пора идти танцевать. С Ирой мы договорились, что покинем это заведение минут через тридцать, им надо было что-то довешать между собой. Дедушкин дом находился в пяти минутах ходьбы от ресторана.
" Когда ты в дом входил, они слагали гимн…". Сколько можно. Я обернулся к ансамблю и яростно вперился в клавишника, он находился в двух метрах и не мог не заметить моего гневного взгляда. Лицо у пианиста было скорбное. Проведя рукой по горлу, он указал на стол, стоящий справа от эстрады, в самом углу зала. За столом, спиной ко мне, сидел мужчина. Наклонившись к даме, сидевшей напротив, он держал ее за руку, и что-то говорил не переставая. Другой рукой женщина закрывала лицо, по пальцам которой текли слезы вместе с ручейками краски. Мне поначалу показалось, что рука одета в какую-то странную перчатку. На углу стола лежала ее сумочка, возле которой дежурил официант. Дама отняла руку от лица, на секунду я увидел черно-белую маску, и показала официанту на сумочку. Официант достал из нее банкноту и пошел к эстраде. Положив деньги на панель синтезатора, поближе к пианисту, официант молча вернулся на свое место.
— Кому свадьба, а кому поминки, — только успел подумать я, как подошедший к нашему столу официант сказал, что меня ждут в холле. Иры за столом уже не было, я простился с ребятами, договорившись, встретится завтра с утра, и вышел из зала. Она сидела на диване и курила. Возле ее эталонных ног, закинутых одна на другую, стоял черный пакет.
— Надо занести по дороге, здесь недалеко, положи, пожалуйста, в свой дипломат — сказала она, протянув мне пакет, и мы вышли из ресторана.
Миновав милицейскую машину, краем глаза я заметил, что ребята оценили мою спутницу, мы пошли по ул. Некрасова вверх, в сторону моей части. Пройдя около пяти минут, мы остановились рядом с типичной сталинкой в 6-ть этажей. Ира попросила у меня пакет, взяла его и на секунду задумалась.
— Слушай, Сань, отнеси, пожалуйста, сам, а то начнутся приглашения к столу, не хочу, да и тебе, наверное, это не надо. Третий подъезд, квартира 44, на втором этаже, Виктору — попросила она — а я тут подожду.
Поднявшись на 2-ой этаж, я очутился на тускло освещенной лестничной клетке, с двумя квартирами друг напротив друга. Подойдя к нужной квартире, я позвонил, мелодичный звук гонга поплыл по спящему дому. Через секунду я услышал не громкий, но явственный шорох у себя за спиной. Обернувшись, я посмотрел на соседнюю дверь, шуметь могли только за ней, но дверь хранила молчание. Кто-то явно рассматривал меня в дверной глазок.
— Что можно увидеть в такой темноте, — подумал я, но в это время открылась дверь квартиры N 44, и я встретился глазами с драконом. Он, не мигая, смотрел на меня с шелкового китайского халата. Хозяйка халата была такой высоты, что мне пришлось сделать шаг назад, чтобы посмотреть ей в лицо.
— Я к Виктору, ему просили передать пакет — сказал я, задрав голову.
— Кто просил — послышалось с потолка.
— Ира” — лаконично сообщил я.
Меня пощупали взглядом еще секунды две, и дверь захлопнулась. Ожидая Виктора, я предусмотрительно сделал еще один шаг назад. Отворивший дверь Виктор роста был нормального, и здороваться со мной, а тем более приглашать к столу, похоже, не собирался. Я молча протянул ему пакет, и он исчез за дверью. Бросив взгляд на соседнюю дверь, я побежал вниз.
— Все нормально — Ира поднялась со скамейки и затушила сигарету своим лакированным сапожком.
— Все путем — ответил я.
Она взяла меня под руку, и мы пошли обратной дорогой, по направлению к ресторану.
— Далеко нам? — спросил я ее.
— Нет, от ресторана третий дом — ответила она.
Как бы почувствовав, что я начну расспрашивать о 44 квартире и ее обитателях, она разговорилась. Учится здесь скучно, хочет переводиться во Владик, там и интереснее и знакомых побольше.
— Делать тут нечего — рассказывала она далее — одна учеба да ресторан этот по вечерам, все остальные рестораны гуталином пропахли.
Слушая ее нехитрый рассказ, я видел, что чувствует она себя не так напряженно, как до визита к Виктору. Далее ее вопросы переключились на меня. Я, вкратце, рассказал, кто я есть и зачем я здесь, добавив, что гуталин находится в моем прямом подчинении.
— А нельзя этому гуталину пахнуть не так сильно — попыталась сострить она, но было видно, что встретить здесь выпускника МГИМО она уже разуверилась.
— Прикажем — заверил я ее.
Квартира дедушки, как и одежда Ирины, была обставлена просто и со вкусом. Просторные комнаты, коридор, кухня. В спальне я обнаружил огромную кровать, явно не дедушки с бабушкой.
— Сама купила — был ответ на мой вопрос, — люблю большие кровати и больших мужчин.
В гостиной мне приветливо мигал светодиодами музыкальный центр " Р1опеег", занимавший целый угол комнаты.
— Ну что, Иринушка, — провозгласил я — дискотека начинается
— Валяй — согласилась она со мной.
Накрыв нехитрый стол, мы расположились в креслах. Музыкальный центр, отрабатывал свое японское происхождение прекрасной музыкой, я любовался своей собеседницей и откровенно жалел, что так рано женился. От вина и разговора, который я старался направить к сути своего визита, она захмелела. Часы показывали полвторого ночи, самое время начинать целоваться в соседней комнате.
— Подожди — она поднялась — мне надо покурить.
— Чего покурить, — удивился я — и так накурено, хоть разгоняй руками.
Ира молча подошла к комоду, отодвинула нижний ящик и достала большую коробку. Это были папиросы "Герцеговина Флор", я помню их с детства, очень красивая упаковка. Подойдя к столу, она уселась и открыла коробку. В ней, ровным слоем, лежали папиросные гильзы. Рядом с ними отдельно находились две плоские коробочки. Достав из них табак и какой-то грязно-серый порошок, она быстро смешала их и ловко набила папиросу.
— Попробуешь — предложила она, — очень конкретная вещь, не пожалеешь.
— Нет — в сердцах ответил я, чувствуя, что праздник мой стремительно летит к финишу, а у нее, похоже, только начинается.
По комнате поплыл сладкий, терпкий дым. Ира, закрыв глаза, сидела напротив меня и ровными, глубокими затяжками курила свой праздник. Лицо ее, чуть-чуть повернутое вверх, к потолку, было бесстрастно. Об удовольствии говорили только пальцы рук, которые постоянно подрагивали, будто пытались что-то погладить.
— Подождем, не надо торопиться, надо так надо, может все будет нормально — размышлял я, поскольку в отношениях с наркоманами был тогда еще человеком "девственным".
— Кажется, перестаралась — неожиданно, как бы про себя, тихо произнесла Ира, не открывая глаз.
Прошло еще минут десять. Моя красавица так и сидела в кресле, не меняя позы. Докуренная папироса тлела в ее пальцах, которые уже не подрагивали. Я поднялся, вынул окурок и затушил его. Прошелся по комнате, заглянул в кухню. В холодильнике стояла бутылка коньяка, выпил пол стакана, закусил сигаретой.
— Надо уложить тело в кровать — решил я — и самому рядом. Утро вечера мудренее, надежда, как говорят, умирает последней, может быть оклемается.
— Ира, радость моя, пойдем спать — на ухо сказал я девушке. Провел рукой по лицу, попытался потрепать за плечо.
— Не надо, подожди, пожалуйста — тихо, как из могилы, отозвалась она.
Через 15 минут Ира на мои прикосновения уже не реагировала. Я поднял ее на руки, отнес в спальню. Зажег у изголовья ночник, он был сделан в виде старинного замка. Бойницы его светились красноватым светом, ровно настолько, чтобы рассмотреть протянутую руку. Густой красный полумрак, незнакомая комната, красивое тело девушки, лежащей с раскинутыми руками. Мне вдруг сделалось так жутко, что я невольно передернул плечами. Раздевая ее, я опять услышал невнятные просьбы, подождать, которые стали переходить в угрозы. Ощущение такое, будто человек просто лежит с закрытыми глазами и не хочет тебя видеть. Стянув с нее джинсы, я хотел, было, укрыть ее одеялом, но вдруг увидел маленькие кровоподтеки у нее на ногах, чуть повыше колен. Проведя рукой, я почувствовал сетку множественных уколов. На тыльной стороне сгибов рук была та же картина.
— Вот тебе и красота и простота. Водолазка и джинсы. Да ей ни в чем другом и носу нельзя высунуть. Тьфу, вот напасть — жалел я, разглядывая атласное тело.
Руки мои потянулись к ее груди, но в этот момент я получил резкий, наотмашь удар по лицу. От боли в глазах у меня брызнули слезы. Проморгавшись, я увидел, что Ира сидит на кровати, упершись в меня открытыми, в пол-лица глазами.
" АААА…." Кто-то дико заорал у меня внутри. От страха я стал пятиться назад, пока не уперся в стену, не в силах отвести взгляда. Мне в глаза, не мигая, смотрела Медуза Горгона. Красноватый мрак, серая маска вместо лица и огромные, без зрачков глаза.
— Сволочь, — отчетливо произнесла она (меня чуть отпустило, человек вроде), — я же просила подождать, ты, что смерти моей хочешь, ты сам сейчас сдохнешь.
Дальше события замелькали как в кино. Слетев с кровати, она бросилась из спальни. На своих ватных ногах я попытался догнать ее, но куда там. Я только успел выскочить в коридор, а она уже летела мне навстречу с зажатым в руке топориком для разделки мяса.
Замах. Я выбросил руки вперед, стараясь, поймать ее запястье, но она на полсекунды опередила меня. Ее рука скользнула по моим пальцам, и топор, направленный мне в голову, в мах разрезал мне батник на левом плече. Не ожидая второго замаха, я со всей силой толкнул ее в грудь. Она отлетела к стене, а я бросился, было к входной двери, но за долю секунды понял, что не успею, провожусь с замком и получу удар сзади. Кинулся в ванную и успел захлопнуть дверь у нее перед носом.
ВАЦ. Топорик вошел в дверь, показав мне свое стальное жало. БАЦ.БАЦ.БАЦ. В это время я лихорадочно наматывал на ручку двери провод от стиральной машины, задвижка вроде крепкая, но лишний запор не помеха. Удары прекратились, я уселся на стиральную машину, меня трясло как под током. Рядом, на туалетной полке, лежала пачка "БТ". Еле-еле прикурил от фитиля газовой колонки, дрожь стала стихать, призадумался.
— Приехали — думал я — что делать будем. Стучать в стену, пока соседи не проснуться, так она им просто не откроет, да и ярить ее стуком не стоит, успокоилась вроде. Придется ждать, а сколько? — подошел тихонько к двери, но злобного сопенья снаружи не услышал — Нет, рано, надо посидеть.
— А как хорошо все начиналось, — мои мысли вернулись на 7-мь часов назад — Как у Жарова, какая фемина, а внутрь заглянешь так крокодил.
Я вдруг вспомнил тот черный пакет, который я пронес мимо милиции и передал молчаливому Вите.
— Гадина — взорвался я — она же меня как ослика использовала, взяли бы меня с этим дипломатом, она в сторону, а я объясняйся. Стерва вонючая.
Рванулся к двери, но одумался. " Не кипи. Выйти из этой квартиры надо очень, очень спокойно. Она, наверное, на примете, не зря же напротив Вити живет дверной глазок, поэтому лишний шум мне не нужен. А вышел спокойно, спросят, зачем вы, дорогой товарищ заходили, можно ответить, что дело мое обыкновенное, можно сказать житейское, поскольку синяков и следов от уколов у меня пока нет».
Когда прошел еще приблизительно час, я осторожно размотал провод на дверной ручке, открыл задвижку, прислушался. Вроде тихо. Встав подальше от двери, если топор пойдет вперед, то хоть успею уклониться, я стал потихоньку открывать дверь. Она отошла на пол метра. Взяв в руку деревянную швабру (в ванной больше ничего не было), я толкнул дверь. Красавица моя была рядом. Кайф подкрался к ней, когда она находилась в засаде, она тихо сползла по стенке, не выпустив из рук оружия. Лицо ее опять было безмятежным, по подбородку текла тонкая струйка слюны. Я забрал из ее рук топорик и стараясь не поворачиваться к ней спиной, прошел в комнату, взял дипломат, огляделся.
— Может прихватить что-нибудь на память, рубликов за восемьсот — подумал я, осматривая антиквариат, — да ну эту наркоту к черту, хорошо, что так все обошлось, с этими ребятами потерей партбилета не отделаешься, а он сам по себе не мало значит».
Вышел на улицу. Город еще спал. Хорошо. Ребята, наверное, спят сейчас со своими спортсменками. Дежурная по этажу, протягивая мне ключ, вдруг уставилась на мое левое плечо.
— Парень, бог мой, у тебя вся рука в крови, что случилось. Левый рукав от стачного шва был аккуратно разрезан вместе с кожей, но кровь запеклась и присохла к ране вместе с тканью
— Не беспокойся мамаш, через забор прыгал, о проволоку, наверное, зацепился, в номере обработаю, если есть бинт, йод или перекись, дай, пожалуйста — попросил я.
Получил я перекись и бинт и пошел в номер. В номере, быстро отмыв рану, перебинтовал ее, рана вроде неглубокая, затянется. Все, спать.
Утром меня разбудил звонок. Бодрый голос Мураша сообщил, что утро заканчивается, сейчас 11.45, и через 15 минут мне приказано быть на восьмом этаже. С минуту, непонимающе, я смотрел на свою повязку, а потом все вспомнил.
Попытался умыться, но вспомнил, что вода подается здесь только по ночам, а ладно, все равно в баню идти.
Шура Гурин сидел на кровати, прихлебывая чай, и смущенно улыбался. Приличный синяк под его левым глазом, переливаясь, как елочная игрушка говорил о бурно проведенной ночи. Лицо Мураша было непроницаемо. Он скупо поведал, что, придя на назначенную встречу, они обнаружили рядом со спортсменками их коллег. Не спрашивая, каким видом спорта они занимаются, ребята пошли в атаку и через пару минут их выкинули из номера. Мураш, усмотрев мою повязку под рукавом рубашки, вкрадчиво осведомился, что случилось. Я также, вкратце, рассказал о своем «обломе».
— Вот что, други, — сказал я — надо успокоиться, не все сразу, оно придет потом. Нужно спокойно провести выходные, с учетом того, чтобы сохранить здоровье для завтрашней бани, горячей воды и по ночам в номере нет».
Так мы и сделали. Возлияния наши были умеренными, на девушек мы старались не смотреть, воспоминания были еще свежи, а Саня вообще мог смотреть только с одной стороны. Мы посадили его в воскресенье в автобус, и он отправился к корейцам. Вечер мы провели у меня в номере. Мураш, правда, рвался в ресторан, но я сказал ему, что ради Бога, иди, мне пока хватает своего плеча, топорик, похоже, оказался не стерильным. Простились, уговорившись» найти друг друга через месяц. Все, завтра начнется.
