Пэт высмотрел невдалеке ничейный треугольный кусок гранита. Углы были слишком острые, но ничего лучше на глаза не попадалось. Главное чтобы не скатился вниз. Согнувшись почти пополам, он попытался поднять камень, но тот примерз к земле. Он стукнул по нему несколько раз клювом, кося глаз на пока еще неаккуратную кучу камней в нескольких шагах от него. Остальные мужики носились и горланили вокруг, кто о рыбе, кто о футболе. Но Грэг, та еще скотина, топтался рядом. Пэт знал это и ни на секунду не оставлял будущее гнездо его первого яйца без внимания. А вот и Грэг, кстати, крадется, поглядывая на небо. Вроде как, заботясь о соседях, высматривает, нет ли поморников поблизости. Скотина, я тебя уем и сделаю гнездо лучше. Пэт не собирался облажаться, как Ант в прошлом году, когда его первое яйцо скатилось по склону и разбилось. А все из-за лени и тупости. Надо было стенку выше ставить. Поднапрячься еще немного…
Пэт оторвал, наконец, треугольный камень ото льда и поспешил с ним к своей кучке. Он начал работать над удобством, не забывая об эстетике и главное – о надежности и безопасности. В этот момент его сосед Грэг успешно таскал камни из гнезда раззявы Юпа. Тот таращился на облака и ни малька ни креветки вокруг себя не видел. Вот влетит ему от Тасы, когда она вернется с рыбалки! Увалень.
Камень никак не хотел прилаживаться. Яйцу, которая сделает сегодня его милая Тин-Тин будет удобно и безопасно. Этот камень воткнулся очень хорошо! Чутка скрепить его цементиком, вот так, и будет крепко и надежно. Вокруг валялось еще несколько круглых мелких камушков и Пэт заботливо подопнул их ластами к себе поближе. Могут пригодиться. Ведь запас карман не тянет.
От берега раздались радостные вопли и крики. Самки толпой маршировали от кромки льда к мужьям. А одинокий Берт так и стоит неподалеку. Остальные мужики стащили почти все его камни. Бедолага. Ни одна женщина не сделает ему яйцо. Такой дурак. Ант суетливо начал подражать своим соседям таская камни и кидая их в неаккуратную кучу. После прошлогоднего провала он так ничему и не научился. Пэт старательно вывел красивую и прочную стенку со стороны склона и, привставая на цыпочки, старался высмотреть свою Тин-Тин. Ну, где же она? Так классно получилось. Крепко, на века. В таком гнезде можно смело высиживать яйцо каждый год. Только смотреть, чтоб не сперли. Еще немного цемента вот сюда. Эх, похоже, это его последний цемент в этом году. Удастся ли еще разик перекусить перед высидкой?
А вот и звонкий голосок его милой Тин! Ни с кем не перепутаю. Тин-Тин осматривала гнездо придирчиво. Сравнивала с горой наворованных камней их соседа Грэга. Вон смотри, сколько натащил, говорит. А то, что он ворье, это ее не смущает. Любые способы, говорит, хороши. Тин-Тин уселась в гнездо довольная, сытая и началось ожидание. Да ничего, терпение его сильная сторона. Он вытерпит и это. Скорее бы уже яйцо! Какое оно будет? Только бы не было пятен… Но Тин такая красавица, у нее все будет просто прекрасно. Ждать. Терпения ему хватит. Ведь два сезона он ухлестывал за одной девчонкой! А мужики смеялись и крутили крылом у головы, мол, дурень. На тебя вешаются две молодые самки, а ты берешь ту, что тебя старше. А ему начхать. Он по-другому не мог. И вот – добился же.
Яйцо появилось перед рассветом. Пэт извелся весь. Даже жена Грэга уже скатилась вниз по пригорку, затолкав отцу между лап их ребенка. Ант уже пытался пристроиться среди кусков льда пополам с мелкими камешками на своем яйце. И вот наконец-то! Тин-Тин сдвинулась с гнезда, и Пэт на долю секунды увидел своими глазами блеснувший краешек гладкой стенки! Великие кашалоты, какое же оно красивое! Получив клювом от Тин-Тин по голове, он скорее взгромоздился на своего ребенка. Нельзя чтобы мороз коснулся его нежных и тонких стеночек. Так, теперь ему хорошо. Внутри у Пэта все разливалось незнакомым теплом. Оно было намного горячее того, что было от близости с Тин-Тин. Так забавно. Оказывается, любить можно еще сильнее, чем он думал раньше. Он почти пищал от счастья, но старался не опозориться перед другими мужиками и сдерживал эмоции. Засмеют. А с другой стороны, да плевать. Он счастлив! Это его яичко! Милая Тин, такого красивого малыша подарила! Бортики высокие как ни у одного гнезда. Вода на его холм не попадет, малыш останется сухим и не заболеет. Прикрытие из скалы за спиной, спасет от налета с той стороны. Он неплохо ел и нагулял жира больше чем Грэг и Ант вместе взятые. Тощие как сельди. Придурки. Вот у меня какой малыш. Сейчас я его вот так поверну ногами, чтобы ему было теплее. Пэт осмотрел небо. Летали. Конечно, летали над головой, эти сволочи. Они тоже жрать хотят. Но, не моего малыша. Только не моего!
Дни пробегали мимо, не оглядываясь. Тин-Тин незаметно исчезла. Ушла по своим девчачьим делам. Вроде недавно еще была тут, помогала. Были и драки. Как она погнала Сэру, когда та пыталась таскать их камни у него за спиной стараясь дотянуться до яйца. А нефиг было зевать. Прочухали поморника и потеряли ребенка. Не пожелаешь такого никому. Над головой полыхало зелеными сполохами небо и становилось все темнее и темнее. Пэт нашептывал тихонечко маленькому сказки. Про Полярные сияния, про приключения криля и мальков, которые придумывал сам. Будет не только красивым, но и умным. Эх, вот бы девочка! Назову ее Патия. Моя доченька.
Сегодня рассказал про страшную касатку и леопарда. Надо быть осторожным. Ноги мерзнут, потоптаться немного, пригнать крови к заднице. Там сейчас весь смысл его жизни. Там его будущее. Еще больше тепла дать. Только бы девочка получилась! Похожая на Тин-Тин, красивая и умная. А мальчишка будет похож на него. Такой же балбесный. Но зато верный и заботливый. Надежный. Никого нет такого верного как он.
Ветер становился невыносимым. Пэт с ужасом подумал, что совершенно не чувствует левую ногу. Два пальца окончательно онемели. Ну и ладно. Не шевельнусь ни на секунду. Только не спать! Немного потоптаться. Легче, легче. Повернем малыша чуток. Этот край совсем холодный. Вот идиот, как у меня задрались перья тут? Еще немного повернуться и вот. Как же больно, касатке меня на обед. Как же больно!!! Сколько прошло времени? Еще день и еще пару деньков. Это не долго. А где Грэг? А вот он. Прижался к тому мужику. А чего не ко мне? Тоже мне сосед. Тим упал и уже, похоже, не встанет. Как я тогда удирал от того леопарда! Вот была гонка. Он мордой прямо об лед, а я стрелой вверх и на берег. Я молодец. Еще терпения и мое яичко станет самым умным и красивым. Всему научу сам. Мой малыш, как же я тебя люблю!
Сознание иногда исчезало и ему виделись картины с косяками рыбешки. Солнечные лучи, прорезающие голубую водную толщу, с просвечивающим над головой волнами лазурного льда. Но он заставлял себя встряхнуться и думать только о малыше. А какого ему там? Ей. Конечно, ей. Пэт улыбался от счастья. Не тесно ли? Хватает тепла? Пэт продолжал время от времени бормотать сказки и истории. Тихонько, но он был уверен, что малыш его слышит. Он ведь такой любопытный! Холод пронизывал до костей. Одиноко. Хочется есть. Слабость в ногах уже задолбала. Спину сводит от усилий, и она сгибается и сгибается вперед. Так можно и упасть, если заснешь. Спать нельзя! Как сейчас Тин-Тин там в море? Только бы не касатка или тюлень, так хочется увидеть ее. Но нельзя подвести. А когда маленькая вылупиться из яйца он будет учить ее плавать. Надо обязательно рассказать, как думать вперед, а не бросаться сломя голову за всей толпой. Надо рассчитывать расстояние и скорость и не паниковать. Главное не паниковать. Тюлень не такой уж и умный, мой малыш, он прямолинеен и слишком быстр. Это его и подводит. Я научу. Никто не сможет тебя поймать. Ты не станешь обедом для тупого леопарда или стервы касатки. Я научу. Все сделаю для тебя милая.
Стало светлеть. Раздались первые робкие крики их группы мужиков, сбившихся в плотную кучу. Ветер сменился с ледяного на более теплый и влажный. Неужели перезимовали? Головы стали подниматься вверх и ждать первых лучей солнца. Пэт с надеждой слышал крики тех, что были под горкой. Они первыми дождались своих жен. Придет ли Тин-Тин? Наверняка, такая толстенькая, такая секси-крошка. Ах, какие у нее складки под крыльями! Вот бы снова ткнуться в ее шею клювом! Он аккуратно поворачивал яйцо на другой бок и увидел, как рядом ссутулился Ант. Надеюсь, у него в этом году все получится. Не хочется, чтобы он превратился в старого Хупа, который спятил после потери трех яиц, ушел на берег и там умер в одиночестве. Такое кого угодно сведет с ума. Грэг радостно закричал. Этот ждет жену, чтобы скорее передать ей яйцо и свалить в море за крилем и рыбой. Ему бы только пожрать. Только бы погонять с парнями перед мордами касаток. Вообще, зачем заводить ребенка, если тебе на него плевать?
Самки, наконец, повалили толпой и среди них самая красивая, его Тин-Тин. И вот он счастливый момент. Когда большая часть мужиков, спихнув яйца женам, унеслась жрать в море, Пэт остался с милой и передал ей малыша. Яйцо треснуло в тот момент, когда они ожидали меньше всего. Раз и перед глазами крохотный пушистый комочек. Тин подпихнула ее под себя и сообщила счастливому Пэту, что это девочка. Патия! Она будет почти как он. Тин-Тин согласилась назвать их первую доченьку Пат-Пат. Ну, почти Патия. Так тоже хорошо. В груди сжался горячий комок, все закружилось. Неземное счастье. Грэг пояснил, что это от голода и надо бежать жрать. Уже некоторые мужики вернулись и рассказали, что рыбы в море по колено, а креветки размером с крыло. Не ловишь, а выбираешь, какую съесть. Тин благосклонно отпустила мужа. Только никакого пива с парнями, говорит. Откуда, блин, тут пиво. Ха, смешная она у него, милая Тин-Тин. А Ант, оказалось, проморозил своего второго ребенка до чахотки и тот умер прямо в ногах его жены. И вон, катится на пузе впереди всех, за рыбой. Как он может думать о еде после такого?
Начались веселые и счастливые дни, когда Пат-Пат росла и кушала, кушала и росла. Они с Тин меняли друг друга и таскали рыбу из моря. Пэт старался, чтобы Тин была с девочкой больше чем он, и приносил рыбу и ей, стараясь отрыгнуть все до последней капельки. Он готовит еду вкуснее всех на свете. Тин прижималась к нему гладкой головкой и называла прекрасным поваром, лучше, чем в ресторане. Да он такой. Есть чем гордиться.
Какая же она милашка, любознательная и немного трусиха. Конечно, это хорошо. Целее будет. Но такими любопытными глазками смотрит на этот прекрасный мир. Пэт учил дочку для чего камни и как их нужно переносить в клюве. А еще, как можно играть выщипанными перышками. И их любимая сказка про зеленую звездочку! Он просила его рассказывать эту сказку снова и снова! Они с опаской смотрели в голубое небо, и Пэт рассказывал дочке, что такое солнце и почему оно греет. И что бывает ночь и зеленый свет на небе, и тогда темно и холодно. И девочкам лучше быть в это время в море, там тепло и много креветок.
Налетали поморники, и они с Тин яростно отбивались от их атак, закрывая самое дорогое в жизни своими телами. Пэт делал все, что только мог, чтобы уберечь своего малыша. Многие соседи теряли своих детей. Многие погибали сами в бою. Сердце Пэта так и сжималось, когда очередные соседи вскидывали головы вверх и громко клекотали от горя. У Грэга родился мальчишка. Круглый как камень. Толстый. Они начали играть вместе с Пат, и родителям вчетвером стало немного легче наблюдать за безопасностью детей. Но Пэт не доверял никому. Даже когда Грэг оставался на дежурстве, он не мог толком наесться в море и бежал скорее назад. Оскальзываясь на мокром льду, прыгая по скалистым уступам. Все внутренности смораживались и холодная колючка колола под ребро от страха, что без него там случиться беда.
Пат-Пат стала все дальше отходить от гнезда. Она весело бегала вокруг с подружками, удирая от мальчишек. Вот уже как выросла. Как же горячо становится, когда этот маленький комочек пуха, с разбегу тыкается в его живот и со смехом обнимает папу своими слабыми коротенькими крыльями. Хотя не такая уж и маленькая – скоро с Тин-Тин вырастет ростом.
Время бежало. То, что для других родителей было рутиной, для них с Тин это было счастьем. Убирать в гнезде, отбиваться от птиц, учить и играть с малышкой. Осколки яйца уже давно затоптали другие соседи. Но один осколочек Пэт припрятал и с любовью разглядывал его, когда никто не видит. Пат уже убегала кататься на горке без присмотра. Опасно это. Хищников много, так и норовят схватить сладкий кусочек его кровинушки. Пат уже перестала бежать домой на первый его зов. Он отчитал. Строго. Напомнил о том, чему учил все это время. Опасность. Кругом опасность! Но Пат легкомысленно сказала, что всю жизнь в гнезде не просидишь.
Ну да. Это, конечно, так. Но, ведь можно потерять эту жизнь, если слепо нестись за подростками на берег. Там же тюлени! Ведь столько усилий. Ведь, она смысл его жизни. Да ладно, утешала Тин-Тин. Она растет, у нее скоро буде своя жизнь. Она уже девушка. Что ты от нее хочешь. Но Пэт все еще считал, что его уроки не лишние. Он настаивал на безопасности. И Пат заявила отцу, что он давит. Как это давлю? Я же тебя грел почти половину своей жизни! Сказала, дерзко глядя в глаза, что он запер ее в скорлупе и не дает развернуться личности. Какой нафиг личности? О чем это она? Сказала, что эта скорлупа была для нее тюрьмой, а он ничего не понимает в этой жизни. Ушла.
Пэт стоял на берегу и смотрел, как молодежь скатывается с горки и плюхается в море. С Пат была Тин-Тин и она учила, как выпрыгивать из воды. Да, у нее, конечно, получается лучше. Но ведь он тоже знает и умеет многое. Не слушает его теперь совсем. Все не так делаю. Засмеялась над сказкой про зеленую звездочку. Не модно. Выщипала у себя мех под мышками, потому что другие девочки так делают. Ведь холодно будет! Говорит, что модно и не лезь в мою жизнь. Твою жизнь? А как же моя? Ведь я в мороз, лютый ветер, не сходя ни на секунду с…
Да кому это интересно, сказал Грэг. Все это химия. Какая химия, Грэг? Что ты несешь? Обычная, говорит Грэг. Инстинкт, говорит. Ты вот много вспоминаешь о своих родителях? Какого фига твоему ребенку про тебя помнить. Пусть живет, говорит, своей жизнью. Забей и пошли с мужиками от касаток бегать.
Не мог Пэт бегать. Давило внутри. Скорлупа была тюрьмой! Как она такое могла сказать. Теперь уже Патия не прибегает к нему на его крики. И сказала, что имя дал ей дурацкое. Теперь называет себя Пин-Пин. Обидно. Он так мечтал о девочке. Пацаны, вон, с отцами в камни играют. А она убежала и несколько дней не показывалась у гнезда. Все плещется в море с мамой и подружками. А кто будет гнездо оберегать? Нет сил, такое пережить. А Тин говорит, что так устроена жизнь. Как так? А как же его любовь, все его жертвы? Это что – тоже какая-то химия? Просто дурацкие инстинкты? Они же не роботы, не машины. Нажали кнопку и поехала. Кончилось горючее и встала. Он не может вот так взять и встать, и перестать заботиться. Перестать любить. Это не инстинкты!!! Это его любовь! Его и только его! Как обидно. Неужели все это проклятые гены и миллиарды его потомков? Все за него сделали они. А он? Сам он вроде как, тут и ни при чем, получается. Любой остолоп Грэг может навалить или наворовать камней, просидеть в толпе сонных мужиков на яйце, а потом радостно свалить в море за рыбой.
А может и правда, все это его домыслы. Другие же могут. Бегают, играют, катаются, плавают, живут для себя полной жизнью. А он не может. Тин-Тин машет ему крыльями, зовет за рыбкой. Говорила сегодня, что будут делать с ним новое яйцо. А может даже, в этом году у нее получится снести два. Значит надо расширить гнездо. Где я наберу столько камней, чтобы было надежно? Как отпустить Патию? Отпустить? Я же не дурак, я понимаю, что все должно идти своим чередом. Вон у них с сыном Грэга вроде любовь. Странная такая. Патия сама бегает за этим здоровяком. Дылда-переросток, весь в отца. Тоже будет воровать камни для гнезда, небось. Наоборот должно быть! Это он должен бегать за Патией и валяться у нее в ногах вымаливая яйцо. У них все не так. Все по-другому.
Что-то я совсем стал старый. Ворчу стоя один на берегу. Мужики смеются. Уже не зовут в море, махнули на него крыльями. Говорят, спятил от счастья. Пойду к остальным, ведь они могут. Смогу и я. Может быть счастье именно в том, чтобы сидеть эти три недели на яйце в самый лютый холод и ветер. Ждать и надеяться, что яйцо не укатится. Не стащит его поморник. Что весной малыш не намокнет и не умрет от чахотки. В этом, получается, счастье. Все начать сначала? Может так и надо. Но что же тогда так меня сверлит внутри. Такая ледяная глыба с колючками на сердце. Другое яйцо? А я смогу? Тин сказала, что я отличный отец. Но я опять услышу – скорлупа была тюрьмой. Эх. Нет. Надо жить дальше. А если больше не получится яйцо? А если потеряю в следующий раз? На месте Анта я бы бросился в пасть леопарда. А он спокойно плавает у берега и ест криль. Ушла сказали от него жена, а ему пофиг. Играет с мужиками. Я тоже закончу так как старый Хуп, если не перестану ныть. Пойду плавать вместе с Патией и буду обычным парнем, который снова хочет завести другое яйцо. Другое. Ох, как же больно-то… Как же щемит в груди от таких мыслей.
Пэт встряхнулся и потопал по ледяному берегу в сторону стаи. Там весело кричала и горланила песни молодежь. Среди них его Патия. Его. Маленькая, беззащитная, круглая. Такая смешная, веселые глазки, любознательная. Милый, маленький кусочек скорлупы. Как же быстро она выросла. Ну и пусть она теперь Пин-Пин. Переживу. Лишь бы еще побыть рядом. Что это темное сбоку? Ох, нет! Нет!!!
Страшная боль стеганула, по голове и крыльям и все потемнело перед глазами Пэта. Морской леопард довольный очередной добычей потащил обмякшее тело пингвина Адели на глубину. В темноту.
Раз, и нет его больше.
