тщательно осмотрел место, которое станет мне домом на ближайшие две недели. А потом проснулась Энни…
Все последующие дни я ни на миг не отходил от моей крошки. С того самого момента, как она впервые посмотрела на меня и улыбнулась, я, не замечая бега времени, с упоением опекал ребенка. Женщина заходила в комнату только когда малютка начинала плакать. Слегка пошатываясь, окутанная винными парами, она склонялась над кроваткой и брала на руки дитя. Мрачный Марк, плетущийся рядом, поддерживал ее и непрестанно ворчал. Я неизменно испытывал трепет и волнение, а сознание того, что с Энни может что-то случиться, приводило меня и вовсе в дикий ужас.
Вечерами наступало затишье, Марк и я сидели на подоконнике открытого окна, свесив ноги на улицу, и наблюдали, как в небе загораются звезды, вспоминали родной дом, куда непременно вернемся рано или поздно. Раза три к нам присоединялись Пол и Ли, живущие по соседству и невероятно похожие друг на друга. Их близнецы, которым было десять лет на двоих, отчаянные сорванцы и непоседы, рассуждали так: если день проходил без приключений, значит, жизнь не удалась. Неудивительно, что Ли все время испытывал приступы легкой паники, а Пол иногда заикался.
Меня можно было назвать счастливым, если бы одно обстоятельство не омрачало жизнь – день ото дня Марк становился все более хмурым и недовольным. Я пытался поговорить с Марком о том двойном бремени, что ляжет на его плечи, когда я покину малышку. Но он грубо оборвал меня на полуслове и скрылся в другой комнате, громко хлопнув дверью. Преследовать его я не стал, справедливо рассудив, что все уляжется само собой. Однако я ошибался…
В день моего отъезда близнецы устроили костер под лестницей. Кажется, они пытались выкурить Махлапа. К несчастью, накануне дворник ушел в запой, и канистра с бензином, оставленная им для газонокосилки, оказалась весьма некстати.
Я заметил легкое облачко дыма, просочившееся под дверью, и почувствовал едкий запах гари сразу после обеда. Малютка Энни сладко спала, так же как и ее мать, накачанная алкоголем под завязку. Я бросился к ребенку, хотя знал, что ничего уже не смогу изменить. Комната быстро наполнялась дымом. Попытки разбудить Энни окончились неудачей. Несколько раз она судорожно закашлялась, но так и не проснулась. Ее стиснутые кулачки расслабились, ладошки раскрылись как диковинные цветы, она всхлипнула в последний раз и перестала дышать. Все это время я наблюдал за агонией, бессильный хоть как-то помочь.
Мысль, что нужно позвать на помощь Марка в тот момент даже не пришла мне в голову. Но потом я вспомнил о нем и бросился в другую комнату. То, что я увидел там, еще долго будет преследовать меня в воспоминаниях. Языки огня ползли по стенам, жадно срывая куски обоев, горели занавеси на окне, добавляя дыма в клубящийся потолок. Старенький продавленный диван, на котором лежала женщина, полыхал с одной стороны, издавая едкую вонь паленой шерсти напополам с запахом горелой плоти – у женщины горели ноги. Но, судя по тому, как она лежала, не двигаясь, я пришел к выводу, что она тоже мертва. Марк сидел возле женщины и нежно гладил ее по руке. Он повернул ко мне лицо, мокрое от слез, и это поразило меня даже больше, чем смерть малютки.
– Прости, я солгал тебе, – глухо сказал он.
– Что? – не понял я.
– Я солгал тебе, – повторил Марк, – когда сказал, что не люблю ее… Он ненадолго замолчал, собираясь с мыслями, а затем продолжил:
– Когда она была маленькой и могла меня видеть… их легко любить в этом возрасте, ты знаешь. Они делают первые шаги и учатся произносить слова, пробуют этот мир на вкус и утверждаются в нем. Но потом, в какой-то момент, ты вдруг понимаешь, что твоя кроха, растеряла всю чистоту, но и тогда любовь не исчезает. Она остается внутри тебя маленькой искоркой порой так глубоко, что временами забываешь о ее существовании. Я обрадовался, когда у нее родился ребенок, я думал, ей дали второй шанс, но они прислали тебя. Я понял, что малютка Энни обречена и …
– Ты знал? – я перебил его. – Знал с самого начала и ничего мне не сказал?
– Послушай, Эл, – Марк впервые назвал меня по имени, – неужели ты думал, что они пришлют вместо тебя кого-то другого? Ангел дается человеку один и ведет его по жизни от рождения и до самой смерти. По-другому и быть не могло. Тебе пора возвращаться домой, а это значит, что Энни тоже придется уйти.
Я отступил от него на шаг и горестно воскликнул:
– Ты мог мне сказать сразу! Марк, почему ты ничего не сказал? Никак не подготовил… Ты не знаешь, что я чувствую….
– Не знаю?! – он вскочил и в ярости сжал кулаки. – Да если ты хочешь знать, все мы через это проходим. Посмотри вокруг – и Пол, и Ли, и я… Первый раз всегда трудно, поэтому никто не делится, каждый хранит в сердце боль первой потери. Подумай об этом.
Он сорвался с места и вылетел в окно, сминая хрупкое стекло. Осколки веером брызнули в разные стороны, рассыпались крошевом на полу. С новой силой вспыхнуло пламя, жадно пожирая все на своем пути. Я выскочил в другую
