Хроники тихого охотника [Ярослав Алексеевич Щипанов] (fb2) читать онлайн

Ярослав Щипанов Хроники тихого охотника

Основные действующие лица:

Экипаж лодки

Ярослав Щипанов – капитан-лейтенант, командир лодки (капитан, а также «Старик», гер калёйн [немецкое сокращение от звания капитан-лейтенант] или господин каплéй);

Алексей Данилов – обер (старший) лейтенант, старший помощник (старпом);

Максим Николаев – обер (старший) лейтенант, штурман;

Карл Кригбаум – обер (старший) лейтенант, главный механик (Шеф, Главмех);

Александр Беляев – обер (старший) лейтенант, первый вахтенный офицер (первый номер);

Гюнтер фон Ротермах – штаб лейтенант, второй вахтенный офицер (второй номер);

Ганс Йохан – штаб лейтенант, старший механик (Стармех);

Ганс-Клаус Остерман – младший лейтенант, технический офицер/ судовой врач (пианист, хирург)

Даниил Красев – младший лейтенант, офицер связи/интендант (Шарманщик, Хомяк)

Франц Ильман – мичман, второй технический офицер (Арио)

Николай Петров – боцман (отвечает за дисциплину на лодке)

Александр [Алекс] Рунов – боцман, кок

А также ещё двадцать два не указанных членов экипажа.

Все события книги являются плодом фантазии автора и не относятся к событиям ни первой, ни второй мировых воин, а все действия и имена персонажей взяты из различных игр и других литературных произведений о военных действий.

Действия книги происходят на немецкой подводной лодке, времён Второй Мировой войны типа VIIC, самом массовом типе подводных лодок. Всего за годы войны было создано более 700 подводных лодок этого типа. Боевые действия, описанные в книге, происходят в вымышленном мире преимущественно с конца 1939 до середины 1940 года и косвенно связаны с битвой за Атлантику.

Во время битвы за Атлантику по подсчетам историков погибло 58 248 человек.

Часть I. «Прибрежные воды»

Великая Объединённая Европейская Империя, не так уж и плохо, да? Огромная, единая страна, протянувшаяся от берега бывшей Португалии до самого восточного побережья России, от Англии до Италии. Страна, вобравшая в себя 6 самых больших государств Европы XX века со всеми колониями, доминионами и так далее. И вот на такую могучую силу нападает не менее могучий враг: Североамериканская Конфедерация, образовавшаяся в ходе второй Гражданской войны в Северной Америке 1930-1933 годов, в результате которой была восстановлена Конфедерация со всеми вытекающими последствиями: в первую очередь рабством. С 1935 года территория бывших США расширилась за счёт Мексики, Канады, и всей Южной Америки. Империя долго не могла терпеть подобное и ввела экономические и политические санкции, но это не помогло!

В ночь на 22 июня 1938 года подлодка конфедерации CSS 122 «Codel» потопила имперский пароход RMS «Англия», на котором погибло 1518 человек. А уже через пятьдесят восемь дней войска конфедерации полностью захватили Португалию и Испанию, а также южную Францию и остановились в 25 километрах от Парижа.

Так и началась эта новая война!

Глава 1. «Бар Нассау»

Вильгельмсхафен Германия, 20 октября 1939 года

От отеля «Дойчланд», где столовались офицеры флота, мы отъехали на моём «Хорьхе» и направились за пределы города. Я всё время давлю на газ, чтобы доехать до места назначения побыстрее и без различных эксцессов, но внезапно мне приходится давить на тормоз. Визг покрышек! Но мне удалось удержать тяжелую машину на дороге. И вот мы останавливаемся перёд человеком в синей униформе – моряк, судя по пилотке, лихо задранной на затылок, матрос или старшина, на груди блестит серебром небольшой значок – моряк-подводник. Его лицо скрыто от света фар, так что я не могу понять: мой ли это или нет! Внезапно тот ударяет пудовым кулаком по капоту машины и орёт во всю глотку:

Wir lagen vor Madagaskar und hatten die Pest an Bord

In den Kesseln das faulte das Wasser

Und täglich ging einer über Bord..!

Сзади послышались грязные ругательства на немецком языке.

Стискиваю зубы и дёргаю ручку передач, нажимая на газ. Машину бросает назад, снова переключаю передачи, первая скорость. Оставив позади это пьяное недоразумение, я более-менее успокаиваюсь и спрашиваю у сидящего рядом:

Кто это был?

Старшина с U 43! Ха, нажрался, как свинья! – отвечает мне сидящий рядом парень, смотря в окно.

Алексей Данилов – мой старпом и друг детства. Не знающий его человек дал бы ему 35-40 лет, но на самом деле он сильно моложе! Ему всего 24, но выглядит он, откровенно говоря, плохо, как будто очень долго и сильно болел: бледная кожа, впавшие воспалённые глаза с синяками под ними и вдобавок морщины на лице. Хотя, мне ли говорить о его хреновой внешности, имея прозвище «Старик»?!

Почему ты думаешь, что он с сорок третьей? – снова задаю вопрос, переключая передачи.

У него на пилотке значок подковы и рыбы был!

Сзади снова раздаются немецкие ругательства. Этот «матершинник» мой главный механик – Карл Кригбаум, единственный из нас, кому недавно исполнилось 30 лет, чисто немецкое лицо с чёрными волосами и карими глазами. Ему скорее надо было бы преподавать уроки математики в пансионах для знатных детишек, а не с нами шляться по всей Атлантике… но я, пожалуй, отвлёкся.

Раз уж представил своих пассажиров, представлюсь и я! Ярослав Щипанов – капитан-лейтенант или гер калёйн, или господин каплей или «Старик», как кому будет угодно! Мне три дня назад исполнилось 25, но люди говорят, что мне скорее 40-45 лет, ну а что вы хотели? Человеку свойственно стареть на войне, особенно офицеру на подводной лодке, так что выглядел я ещё хуже своего старпома.

За этим размышлениями доехали до нужного места: двухэтажного дома из красного кирпича, на покосившейся вывеске большими буквами выведено название данного заведения: «Бар Нассау». Нижний этаж – это и есть само заведение, на втором располагается казино и администрация, рядом с этим зданием стоит примерно такое же, но без каких-либо вывесок, кроме красных фонарей, так что даже школьник сможет без проблем опознать это место – прибарный бордель. Мы вылезаем из машины и, поправив форму, идем в бар, из которого доносится музыка и слышатся пьяные голоса.

Не успели мы зайти в так называемую «прихожую», как нам навстречу выходят несколько младших лейтенантов, увидев нас, они стараются подтянуться, получается, откровенно говоря, плохо, но честь они всё-таки отдали!

Гер калёйн!

Я также в ответ отдал честь и прошёл внутрь, не сказав ни слова, как и мои сопровождающие. Внутри творился полный хаос: музыка вперемешку с пьяным ором; алкоголь вперемешку с сигаретами и так далее. На сцене играл живой оркестр, и девушка, одетая в традиционное немецкое платье, пела:

Es wird genug f;r alle sein!..

Всё это напоминало мне какой-нибудь бандитский, хотя, вернее будет сказать, пиратский притон из рассказов Роберта Льюиса Стивенсона. Пока вокруг творился форменный бардак и беспредел, мы втроём подошли к барменской стойке, за которым стояла низенькая, но хорошо сложённая светловолосая девушка лет двадцати-двадцати пяти. При виде нас она улыбнулась и кокетливо распушила свои волосы.

Добрый вечер!

Добрый! Три тёмных пива!

Слушаюсь, господин капитан-лейтенант.

Пока барменша пошла за заказом, я обернулся и обвёл взглядом весь этот дурдом. Эта наша последняя ночь на берегу, завтра в 8:00 лодка выйдет в свой одиннадцатый поход, вещи уже упакованы, приказ получу завтра перед отплытием, так что сейчас можно расслабиться. Остановив взгляд на столике «капитанов» и не найдя взглядом одного человека, я поджал губы и слегка наклонил голову.

А где Томпсон? Нужно обмыть его «Имперский галстук¹»!

Стоящий рядом Шеф не ответил, кошусь на него взглядом. «Ну, конечно!» Смотрящие в пустоту глаза и покусывание нижней губы о многом говорят. Я сразу догадался, о чём он сейчас думает! Оборачиваюсь к нему и спрашиваю:

Есть новости о семье?

Тот смотрит на меня несколько секунд и опускает голову. Нет, личные разговоры только после десяти вечера!

Стоявший рядом с нами Алексей кладёт руку ему на плечо. Я же просто киваю и оборачиваюсь к подошедшей барменше, беру из её рук увесистую кружку и, чокнувшись с Шефом и старпомом, отпиваю половину.

Господин капитан-лейтенант! – раздалось сзади.

Обернувшись, я встретился взглядом с голубоглазым блондином лет 20, идеально выглаженная форма, рубашка белого цвета и фуражка, взятая под подмышку, заканчивал образ истинного немца чёрный галстук с застёжкой в виде тевтонского креста. Гюнтер фон Ротермах, чтоб его! Мой второй вахтенный офицер. Тот щёлкнул каблуками и слегка поклонившись мне стал докладывать по всей форме устава:

Разрешите доложить, господин капитан-лейтенант?! Топливо, боеприпасы к орудию, зенитному автомату, торпеды и провизия загружены! Лодка готова выйти в море!

Спасибо, второй! – киваю я. Только хотел отвернуться, но не тут-то было.

И ещё одно, по пути сюда меня оскорбила часть команды! Они… они… это просто чудовищно! Они… мою…

Они помочились на вашу машину! – закончил за него я.

Тот посмотрел на меня и кивнул головой.

Я разберусь с ними завтра! – пообещал я, скрестив за спиной пальцы.

Вахтенный кивает и, снова щёлкнув каблуками, уходит на второй этаж. Я поджимаю губы и щурюсь, провожая его взглядом. «Как же он мне надоел! Карьерист-аристократ, мать его! Хуже сочетания, наверное, и быть не могло! Найти бы тех, кто устроил ему «автомойку» и пожать им руку!», но вслух ничего не говорю. Алексей извинился и, взяв свой бокал, ушёл к столу, где собрались почти все наши младшие офицеры. Я заказываю нам с Шефом ещё пива.

Взяв бокал, посмотрел на Шефа и улыбаюсь уголком рта.

Не переживай, Карл, всё с твоей Мери будет хорошо!

Тот поднял на меня глаза, улыбнулся, чокнувшись со мной.

Спасибо, Ярослав!

Отпиваем пива и снова погружаемся в свои мысли. Внезапно дверь в бар распахивается и вваливаются пять человек: три обер лейтенанта, один штаб-лейтенант и младший лейтенант. На тусклом свету я узнаю Эндрюса, значит, это офицеры с лодки U 71, недавно вернувшейся из очередного похода. Их командир Зейтлер теперь должен проставиться, так как он заново родился: его лодка находилась в надводном положении, когда её заметила противолодочная летающая лодка «Каталина», подлодка не успела погрузиться, и четыре бомбы упали прямо по ходу движения всего в двадцати метрах от правого борта. Как итог, три пробоины в корпусе, заклинившие рули глубины и возгорание правого электромотора.

Ещё полчаса, и весь Vereinigte Flotte будет здесь! – сказал я, отпивая из кружки.

Внезапно на сцене появляется человек, он поднимает руку, что-то говоря музыкантам, и те умолкают, мужчина оборачивается и подходит к микрофону, теперь я узнаю его! Ульман – второй вахтенный офицер на лодке U 79, тоже аристократ, но не такой бесящий как мой. «Так-так, интересно!»

Одну минуту! Прошу вашего внимания! – говорит он, и все быстро затихают, смотря на него.

Тот кивнул, откашлялся и продолжил:

Новоиспечённому кавалеру ордена Большого Имперского креста, капитану-лейтенанту Филиппу Томпсону, троекратное Vivat!

И тут все оборачиваются к дверям и орут во всю мощь своих глоток, вскидывая кулаки в воздух:

– Vivat! Vivat! Vivat!

В дверь еле-еле заходят два человека, ведущих под руку третьего: грязные рыжие волосы, неухоженная борода, белая фуражка, мятая в хлам форма, трубка в зубах, шатающаяся походка и бусины зелёных глаз, обводящие мертвецки пьяным взглядом всю беснующуюся толпу. Томпсон снова в стельку пьян, это для него уже вошло в привычку. Он грузно идёт сквозь толпу, махая всем руками и вытаскивая бутылку шампанского, у проходящей мимо официантки, он пару раз чуть не навернулся на ровном месте, но вот он на сцене, убирает в нагрудный карман свою трубку и орёт на весь бар:

Тихо, бордель! ТИХО!

Затем он замечает микрофон, подходит к нему вплотную и громко выдыхает.

За светлейшего, трезвейшего, женатейшего ИМПЕРАТОРА! Прошедшего тернистый путь от ефрейтора царской России, до великого полководца! Что, разве не так?! За великого знатока подводного флота! Которому… которых… ик…, который показал этим сыкунам! Этим зажравшимся вонючкам – конфедератам, куда он вставит им самые длинные имперские сигары!

Закончив этот монолог Томпсон вытаскивает кортик и под хохот и свист толпы разбивает горлышко у бутылки и хлещет прямо оттуда. После сего моноспектакля он опять, чуть не навернувшись, спускается со сцены и, оглядывая зал, направляется к нам. Остановившись напротив меня, он прищуривается и, ухмыльнувшись, вскидывает руку к козырьку.

Гер адмирал, рад вас видеть! – после чего громко икает

Уже по его интонации мне все ясно, он опять за старое!

Издеваешься, Томпсон?!– сказал я, сощурив глаза

Да ладно тебе, «Старик», я рад тебя видеть!

Он встаёт слева от меня и заказывает себе пиво, кивнув Шефу, тот кивает в ответ и смотрит на наручные часы.

Черт! – ругается он, тряхнув рукой, видимо, часы остановились.

Я бросил взгляд на него и задрал манжет рубашки.

22:05.

Шеф смотрит на меня благодарным взглядом и, махом допив остатки пива, надевает фуражку и быстро уходит к выходу, козырнув нам на ходу.

Мы с Томпсоном провожаем его взглядом.

Жене… пошёл звонить?

Я киваю и продолжаю смотреть за происходящим в баре. Кто-то из матросов уже забрался на стол и танцует на нём, а вокруг собралась ещё кучка и каждый старательно пытается спихнуть первого и занять его место. Смотря на весь этот бедлам, я качаю головой и поджимаю губы.

Это не «старая гвардия»! Это – салаги! Хамы и мудозвоны! Детишки, оторванные от груди матери!

Щёки румяные, задницы не траханы! И вера в империю в глазах! – вторит Томпсон, облизывая пальцы.

Скоро поумнеют!

Внезапно раздаётся звонок телефона, лицо Томпсона искажается, и тот мгновенно разворачивается, крича во всё горло: ALARM! Но, разобравшись, что это телефон, он грязно ругается и роняет голову на руки.

Дрянь, всё дрянь!

Что, опять неисправные торпеды? – предположил я

Ещё сколько! Девять подряд! ДЕВЯТЬ! – прорычал Томпсон и сплюнул себе под ноги.

Я киваю и невесело ухмыляюсь, у самого в последнем походе пять торпед подряд не сработали. Когда мы пришли на базу, у меня было дикое желание набить морду начальнику интендантской службы за такой подарок!

Ладно, идём к нашим! Вон Зайтлер припёрся, наконец!

Киваю ему и, взяв свой бокал пива, иду вместе с Томпсоном к столу командиров, но только мы подошли, как на мое место тут же приземляется какой-то лейтенант и задирает кверху ноги.

Ты что охренел? – ревёт Томпсон, хватая парня за воротник.

Тот от страха аж побледнел, а Филипп наклоняет его к себе и дышит прямо ему в рожу.

Чтобы я больше тебя здесь не видел, сопляк недоношенный! – орёт он ему в лицо и практически швыряет парня через два стола на пол.

Мельком глянул на него, живой и чёрт с ним! Я подхожу и протираю рукой сидушку кресла, как будто смахивая с неё грязь, и сажусь за стол, рядом со мной садится Томпсон. Кроме нас двоих и Зайтлера за столом сидят ещё трое: Вагнер – командир U 43, Савилов, тоже русский, как и я, и Труман. Зайтлер разливает нам всем настоящий ирландский виски, где он его достал – понятия не имею, ведь Ирландия вот уже как год оккупирована конфедерацией.

Мы поднимаем бокалы и выпиваем, не чокаясь. Крепкий алкоголь обжигает внутренности, но мы к такому привыкли. Я поглядываю на Трумана, всё жду, когда он задаст нам всем вопрос, которого мы так боимся?

Наконец, тот вздыхает и оглядывает нас.

Есть новости про Кеша?

Минута молчания, затем Томпсон также вздыхает и опрокидывает бокал виски.

Нет!

Ясно… Я так и знал, когда потерял с ним радиоконтакт.

Минута тишины, потом он, торопясь, спрашивает:

Неужели никто вообще ничего не знает?

Нет.

Есть еще шанс?

Нет.

Выпущенный изо рта сигаретный дым неподвижно висит в воздухе.

Да… АСЫ… многих уже нет! Из нашей флотилии из двадцати осталось всего семь. Всего семь!.. Гюнтер, Эмин, Франц… всем им досталось почти в одно и то же время – мае. У Вагнера просто сдали нервы, он застрелился у себя в комнате в санатории. Больше всего не повезло моему соотечественнику и другу Валере Мещерякову – командиру русской Щуки «Щ – 100», прикомандированной к нашей флотилии за два месяца до моего первого похода! Зажало между перископом и бронеплитой рубки, когда ту протаранил эсминец. Я тяжело вздохнул: «Да… из шести «медведей», как нас называли, остались только я и Савилов, и нет абсолютно никаких гарантий, что следующими не окажется кто-то из нас».

Ещё раз молча выпив, мы переводим разговор на другие темы.

«Старик», ты когда выходишь? – спрашивает меня Томпсон, смотря на меня мутным взглядом

Завтра утром в восемь.

Тот кивает, оборачивается и, икнув, произносит:

– А где Кальман?

– Он точно не придет.

– Ясно почему, – фыркает Савилов

Кальман вернулся позавчера с тремя победными вымпелами на приподнятом перископе – три транспорта. Последний он потопил при помощи орудия в мелких прибрежных водах. Мне невольно вспомнился разговор с ним в штабе: «Потратили на него больше сотни снарядов! Море было бурное. Нам приходилось стрелять под углом в сорок пять градусов с лодки, находящейся в надводном положении. Вечером перед этим, в 19:00, мы торпедировали еще один из-под воды. Два пуска по кораблю водоизмещением двадцать тысяч регистровых тонн. Потом они погнались за нами. «Банки²» сыпались целых восемь часов. Должно быть, они израсходовали весь запас у себя на борту».

Мы проговорили ещё минут десять, после чего Томпсон, снова икнув, встал и нахлобучил фуражку.

Пойду отолью!

Провожаю его взглядом и, покачав головой, делаю ещё глоток виски, оборачиваюсь: кто-то из офицеров U 43 выхватил пистолет и заорал: «Ложись»! Я просто сполз по креслу вниз, и в ту же секунду раздались выстрелы, уже по привычке загибаю пальцы на каждый из них. После восьмого выстрела стрелявший, явно довольный собой, орёт:

Вот что значит подводный флот!

В стене напротив нашего стола выстреляна кривая рожа.

Другой идиот принялся поливать всех из опрыскивателя, а третий резать галстуки добытыми где-то ножницами. Хорошо хоть нас этот дурдом не коснётся! Даже среди в хлам пьяных матросов не возникнет желание лезть на собственного капитана просто из-за инстинкта самосохранения.

«Старик», а ты знаешь куда тебя отправляют? – задал вопрос Савилов.

Я утвердительно кивнул, не сводя глаз с жидкости в своём бокале.

И куда? Если не секрет? – вклинился в разговор Труман.

Северная Атлантика!

Вновь наступило тягостное молчание, я не удивлён их реакцией – 10 лодок потоплено в том районе за последний месяц. И нет никаких гарантий, что и я не окажусь в их числе.

Ладно, не нагнетайте! Что может случиться со «Стариком»? Ведь не зря же он за десять боевых походов сто тысяч тон утопил?! – вклинился Зайтлер, хлопая меня по плечу.

Сто пятьдесят пять! – сухо поправил его я и отвернулся к сцене.

Оркестр как раз начал играть новую песню, выждав куплет, певица запела:

Ach komm du Schöne bring den Wein zu mir,

Bring den Wein zu mir, ich verdurste hier

Ach komm du Schöne bring den Wein zu mir,

Denn mir ist nach Wein und Weib…

Дослушав песню до конца, я отвернулся от сцены и допил виски.

Что-то Томпсон долго, он там уснул что ли?! – сказал Труман.

Ладно, пойду проверю!

Я встал и направился в уборную, открыв дверь, вижу лежащего на полу Томпсона без движения в луже блевотины! Кидаюсь к нему, тормошу.

Филипп! Томпсон, твою мать!

С его стороны послышалось неопределённое бульканье, ну хоть жив, и то радует.

Давай вставай, вставай Филипп! Вставай! – продолжаю тормошить его, мысленно матерясь на всё происходящее.

Внезапно открывается дверь, и в уборную, как нельзя кстати, входит Франс – главный механик Томпсона.

Филипп открывает глаза и говорит:

Я… я… я хотел трахаться до смерти, а… а теперь я не… в состоянии трахаться! Да здравствует Император! – и снова отключается.

Мы кое-как выволокли Томпсона на улицу, где дальше с ним разбирались уже его офицеры. Проводив их взглядом, я уставился на правую руку. У меня на руке осталось что-то жёлтое и липкое.

Твою мать! – громко ругаюсь, встряхивая рукой несколько раз, и возвращаюсь обратно.

«А вечер только начался!» – с тоской подумал я, направляясь в уборную.

Глава 2. «Гавань»

Вильгельмсхафен Германия, 21 октября 1939 года.

Погрузив свои вещи в машину, я опёрся о капот и стал ждать. Вскоре подошёл Шеф, положил вещи в багажник, и мы поехали от отеля в сторону порта.

Ехали молча, каждый думал о своём. Не знаю, какие мысли бродили в голове Шефа, а я думал, как пройдёт этот новый поход.

Мы проезжали мимо зенитных батарей под пятнистыми камуфляжными сетками, еле различимыми в сером утреннем свете; больших букв и различных геометрических фигур – указателей, обозначающих путь к штабу; живой изгороди, пары разбитых машин, разрушенных домов, церкви; старых афиш, обвалившейся печи, в которой когда-то обжигали кирпичи. Мимо нас вели под уздцы двух ломовых лошадей. В заброшенных садах около грязных серых стен домов кое-где еще цвели поздние розы. Мы проехали первые бомбовые воронки; руины домов по бокам дороги дали нам понять, что гавань приближается. Кругом валялись груды металлолома, ржавые бочки, слева от дороги виднелось автомобильное кладбище, справа кусок пьедестала – все, что осталось от памятника. И кругом трава, пожухшая под солнцем; сухие почерневшие подсолнечники, согнутые ветром.

Вот, наконец, подъезжаем к воротам военной гавани, около них трое автоматчиков в форме тыловых войск. Один из них подходит к машине, встаёт напротив моей двери. Я опускаю стекло, и тот отдаёт честь.

Здравия желаю! Ваши документы!

Без слов лезу во внутренний карман парадного кителя, вытаскиваю красную книжицу и, получив такую же от шефа, протягиваю их караульному. Тот несколько секунд изучает, и возвращает назад, махнув рукой. После этого ворота разъезжаются в разные стороны, давая нам возможность проехать. Остановив Хорьх у белого двухэтажного здания, заглушив двигатель, выхожу из машины, надевая на голову фуражку.

Шеф, жди меня здесь! – обратился я к стоявшему у багажника Кригбауму.

Слушаюсь, гер калёйн! – ответил тот, кивнув мне, доставая из багажника свой чемодан и парусиновую сумку.

Кивнул в ответ и пошёл в здание. Поприветствовав всех знакомых, попавшихся на пути, поднялся на второй этаж, подошёл к большой деревянной двери, поправив форму, постучал и вошёл.

За дверью была небольшая приёмная, ничего необычного: длинный кожаный диван, стол секретаря, на стене за ним портрет императора, а под ним флаг империи: бело-сине-красный триколор с английским крестом и чёрным орлом с тремя коронами.

За столом миловидная, белокурая секретарша в форме вспомогательных войск. Она поднимает на меня свои карие глаза и улыбается.

Доброе утро, господин капитан-лейтенант!

Доброе, Марта! У себя? – спрашиваю я, снимая фуражку.

Да. У себя. Давно ждёт.

Я киваю и, постучавшись в дверь, вхожу в кабинет. Встав по стойке смирно, слегка поднимаю подбородок.

Капитан-лейтенант Щипанов, командир U 96, прибыл для получения спецпакета! – стандартная избитая фраза. Сколько раз он это слышал!

Рыжеволосый мужчина лет пятидесяти, в парадной морской форме поднимает на меня взгляд и слегка улыбается. Ганс Георг – капитан цур зее (капитан 1 ранга если по-русски) начальник оперативного отдела 2 флотилии «Wilhelmshaven», бывший подводник и просто приятный человек, он относится к нам с должным уважением и пониманием. Не то что штабные штрюли!

Рад тебя видеть, Ярослав! – говорит тот, откидываясь в кресле.

Я киваю и, смотрю на стопку одинаковых желтых листков на столе – мы все знаем, что это. Во всех листках одна и та же фраза: «Подлодка такая-то не вернулась из боевого похода в такой-то сектор. Причины не известны. Дата, подпись.»

Отрываю взгляд от «листков почёта» и снова смотрю на офицера, тот встал и направился к сейфу, стоявшему у стенки справа от стола.

Значит снова в поход. Какой это у тебя – десятый?

Одиннадцатый, – поправляю его.

Тот кивнул и, наконец, вытащил из сейфа увесистый коричневый запечатанный конверт, обёрнутый ниткой с печатью и красной надписью на немецком: «Каплею Щипанову. Лично! Секретно! В особых случаях – немедленно уничтожить!»

Взяв конверт и спрятав его в кожаном кителе, я расписался в книге и посмотрел на Ганса.

Ну что, Ярослав… Удачи! – говорит он и протягивает бокал с виски – традиция.

Спасибо, Ганс! – говорю я, выпивая бокал до дна и закусывая солёным огурцом.

Выйдя из штаба, я подошёл к Шефу и кивнул ему.

Как все прошло? – спрашивает он, протягивая мне мой чемодан и наплечную сумку из парусины.

Как обычно!

Забираю у него вещи, и мы направляемся к докам.

Пока идем мимо зенитных орудий, складов и железнодорожных вагонов, задаю вопросы:

Проблема с СРП решена?

СРП – счетно-решающий прибор, вычислительное устройство для управления торпедами, в последнем походе что-то часто коротил, чуть пожар нам не устроил.

Да, господин каплей! Заменили пару проводов и контактов – сейчас всё работает! – отвечает Шеф.

А перископ?

Крепление одной линзы расшаталось! Видимо, из-за атаки глубиной бомбы. Затянули и на всякий случай поменяли все линзы.

Хорошо, а проверка корпуса что-нибудь показала?

Да, на правом винте лопасть погнута была! Из-за неё и был звук на малом ходу, поставили новый винт!

И так далее. Шеф – отличный механик! Знает лодку, как свои пять пальцев, ни одна гайка не была закручена без его присмотра!

Пройдя мимо двух пустых доков, подходим, наконец, к нашей лодке. «Ну здравствуй, моя красавица!»

Перёд нами стандартная подводная лодка типа VII C, выкрашенная в серый цвет. Больше всего она напоминает корабль, что даёт ей хорошую скорость в надводном положении. Посередине корпуса возвышается боевая рубка, на ней зелёной краской нанесена наша эмблема – улыбающаяся рыба-пила. На заднем ограждении расположено 25-миллиметровое зенитное орудие, перед рубкой ещё одно «вспомогательное» 88-миллиметровое орудие. На флагштоке развевается флаг флота, на корме выстроен весь экипаж, у трапа стоит старпом и двое автоматчиков из вахтенной команды.

Я подхожу к трапу и слышу:

Экипаж, внимание! Смирно, равнение налево!

Мне отдаёт честь улыбающийся Алексей и докладывает по всей форме:

Господин капитан-лейтенант, экипаж в полном составе построен! Лодка к выходу – готова!

Спасибо, старпом! Виват U 96! – отдав честь, в ответ сказал я, повернув голову к экипажу.

Виват, гер калёйн! – раздаётся дружный громогласный рёв всего экипажа.

Поднимаюсь по трапу на борт лодки и не могу сдержать радостной улыбки! За мной заходят Кригбаум, Алексей и вахтенные матросы. Я прохожу вдоль выстроенной шеренги офицеров и матросов, заглядываю каждому в лицо. Вот Макс – штурман, тоже мой друг детства (кареглазый, подтянутый шатен), стоит улыбается и слегка кивает мне, вот Йохан – старший механик и специалист по торпедам, за ними стоят Красев, Ильман, а рядом другие офицеры и матросы. Парни стоят, и на их лицах улыбки – это хорошо! Дойдя до конца строя, я возвращаюсь и встаю перед ними, ещё раз обводя всех взглядом.

Ну, парни… всё всем ясно?!

Яволь, гер калёйн! – кричит весь экипаж.

Удовлетворённо киваю и, задумавшись на секунду, убираю улыбку с лица.

Все вы знаете, что произошло с лодкой Бекера! Попала под «Каталину» – какая славная лодка и какой бесславный конец!

Все понурили головы и минуту простояли глядя вниз. Я вздыхаю и продолжаю:

Ладно, это не наша вина. И мы такого не допустим. Подтянитесь!

Все смотрят на меня, и на их лицах снова начинают проскальзывать улыбки.

Я намерен вернуться домой с ещё одним победным вымпелом на перископе! Надеюсь, вы мне поможете в этом?!

ЯВОЛЬ, ГЕР КАЛЁЙН! – радостный крик огласил весь порт

Вольно, по местам!

Цу бефель! Ну же, шевелитесь, караси дохлые! – орёт наш боцман.

Я поднялся по трапу на рубку, скользнул в люк, спустился в центральный пост. В нос сразу же ударил слабый запах плохо выветриваемого дизельного топлива, вперемешку с запахами мяса, плесени и застойной водой. Внутри царят хаос и неразбериха. Не толкаясь и не пихаясь, невозможно продвинуться ни на шаг. Из стороны в сторону раскачиваются гамаки, набитые хлебными батонами. Везде в проходах стоят ящики с провизией, горы консервов, мешки. Я кое-как протиснулся в люк в офицерский отсек и сразу же посторонился, так как двое матросов несли здоровенный окорок, закреплённый на палке. Кладовых на лодке всего две, причём одна из них (в офицерском отсеке) хранит запас ремонтных инструментов; оружия с боеприпасами и часть дыхательных аппаратов для экипажа, а вторая (на камбузе) очень маленькая, так что почти всё мясо, колбасы и ящики с продуктами и консервами распиханы по всей лодке: на центральном посту (ЦП), в носовом отсеке (НТО) и даже в гальюне рядом с камбузом.

Подождав пока матросы пройдут, я отодвинул небольшую деревянную дверцу в сторону и прошёл в свою личную каюту. Здесь было всё достаточно скромно: небольшой стол, вмонтированный в шкаф для бумаг, койка, над ней два небольших рундука, слева от входа маленький шкаф для одежды и собственно все! Я сажусь на койку и оглядываю пространство, останавливаю свой взгляд на противоположной от меня стенке: на ней несколько фотографий, беру одну из них в руки, и на моих глазах готовы выступить слёзы. На фото я со своими родителями, дядей и тётей, и их дочкой, моей младшей двоюродной сестрой Викторией. С минуту посмотрев на снимок, возвращаю его на место и принимаюсь распихивать вещи по рундукам.

Закончив, сажусь на кровать, открываю шкаф для бумаг, достаю судовой журнал, делаю новую запись: « 21 октября 1939 года. 11 боевой поход. Выходим из порта Вильгельмсхафен в 8:00. Погода ясная, небо чистое…»

Внезапно раздаётся стук.

Войдите!

В кают входит Шеф, докладывает о готовности лодки. Киваю и, надев фуражку, выхожу из каюты, плотно закрыв дверь. Спустя минуту, я уже на рубке отдаю привычные команды:

Убрать трап! Отдать швартовы!

Включить электромоторы! Обе машины – средний вперед!

Лодка начинает медленно, но постепенно ускоряясь, отходить от причала. «Всё… всё – мы снова в море!», – подумал я, сжав ограждение рубки руками.

Над стеной канала собралась толпа: рабочие из гавани в промасленных спецовках, матросы, несколько офицеров флотилии. Я узнаю Кальмана, которого не было с нами прошлой ночью, Савилова, близнецов Купша и Стакманна, офицеров с U-55, Труманн, конечно, тоже здесь. Он выглядит совершенно нормально, без каких-либо следов ночной пьянки. За ним я замечаю Зайтлера – с пробоинами после встречи с «Каталиной». Явился даже штабной пижон Эрлер, окруженный компанией девушек с букетами цветов. Нет только Томпсона. Музыканты военного оркестра в своих стальных шлемах тупо смотрят на нас. Кривоногий дирижер поднял свою палочку и грянула медь; еще секунда – и все разговоры потонули в музыке, в которой я сразу же узнаю флотский марш, мозг сразу же выдаёт и первые строчки текста:

Der mächtigste König im Luftrevier

Ist des Sturmes gewaltiger Aar.

Die Vöglein erzittern, vernehmen sie nur

Sein rauschendes Flügelpaar.

Wenn der Löwe in der Wüste brüllt,

Dann erzittert das tierische Heer.

Ja, wir sind die Herren der Welt

Die Könige auf dem Meer.

Tirallala, tirallala, hoi! hoi!

Wir sind die Herren der Welt³

Я отмахиваюсь от наваждения, поднимаю бинокль к глазам, окидывая взглядом гавань, внезапно замечаю силуэт девушки в окне одного из полуразрушенных пакгаузов. Она машет нам рукой, слегка свешиваясь из окна, не могу сдержать ухмылки и наклоняюсь к Алексею, стоящему рядом.

Лёха, ты романтик?

Что? – не понял он.

Я смотрю на него и рукой указываю на девушку.

Вон там на верхнем этаже пакгауза! Не тебе машут?

Он смотрит в бинокль и, явно увидев ту же картину, что и я, ухмыляется.

Ха… девушка! Только что она там делает – это же запретная зона?!

Я пожимаю плечами и ещё раз осматриваю гавань. Нам сигналят гудками стоявшие рядом пара эсминцев, их экипажи машут руками и фуражками. На мостик падают маленькие букетики цветов. Вахтенные втыкают их в вентиляционные заглушки. Темная полоса воды между серой сталью лодки и масляной стенкой мола продолжает расширяться.

Внезапно я замечаю быстро подъезжающий чёрный «Хорхь», он огибает всю толпу и останавливается чуть впереди. Из него практически на ходу выпрыгивает человек в парадной форме и белой фуражке – а вот и Томпсон. Он подбегает вплотную к пирсу, вытягивает обе руки вверх, на его шее сверкает свежеполученная награда, и орёт во всю мощь своих лёгких:

Виват U 96! Виват! Славы, победы и жирной добычи!

После чего отдаёт нам честь, я улыбаюсь и тоже прикладываю руку к фуражке, а затем машу ему рукой, он машет в ответ и что-то говорит себе под нос.

Вскоре мы покидаем гавань и выходим в открытые воды, нас тут же догоняют два судна: слева от нас пристраивается патрульный катер: а справа переоборудованный под зенитную батарею старый сухогруз.

«Около шести, с половиной тысяч тон», – на автомате прикинул я, приказывая вниз:

Перейти на дизеля! Средний вперёд!

Спустя несколько секунд уже отчётливо слышу слабый шум дизеля, и лодка значительно ускоряеттся. К нам поднимается Макс с биноклем и секстантом в руках.

Какие у тебя ориентиры? – интересуюсь я.

Шпиль колокольни вон там – он едва заметен – и большое здание справа по борту.

Макс тщательно наводит прибор, считывает показания и сообщает их вниз.

Последние ориентиры, – произносит он, вздыхая.

Мы проходим рядом с плавучим маяком – двумя скреплёнными баржами, на которых возвели зенитную батарею и поставили десятиметровую вышку с прожектором наверху. Люди оттуда машут нам руками и что-то кричат. В десять часов мы расстаемся с эскортом, они «гуднули» нам и стали разворачиваться. Последний знак прощания. Через пару минут эти патрульные судёнышки уже остаются за кормой.

Теперь штурман демонстративно разворачивается всем телом вперед по курсу, подносит к глазам бинокль и упирается локтями в бульверк.

Спустить флаг, очистить палубу и приготовить верхнюю вахту к погружению! – отдаю я приказ, осматривая морскую даль.

Моряки закрывают все отверстия на верхней палубе, убирают флаг с флагштока.

Первый номер придирчиво смотрит, чтобы все было сделано, как надо: при бесшумном подводном ходе не должны раздаваться никакие звуки. Старпом перепроверяет еще раз, затем докладывает:

Верхняя палуба готова к погружению!

Я киваю и опускаю бинокль. Море из бутылочно-зеленого становится глубокого темно-синего цвета. По синей поверхности во все стороны разбегаются тонкие белые струйки пены, как прожилки по глади мрамора. Когда на солнце набегают облака, вода становится похожей на черно-синие чернила.

Лодка оставляет за собой в кильватере широкую полосу пенной воды, она сталкивается с набегающим валом и взметается вверх белой гривой. Такие же белые кудри видны повсюду, куда только достает взгляд.

Ну вот, Кригбаум, мы опять в море! – произношу я и скрываюсь в глубине боевой рубки. За мной спускается и Кригбаум. Лодка идет своим курсом в одиночестве.

Я прохожу в свою каюту, но перед этим останавливаюсь и говорю радисту:

Дай сигнал, что мы вышли в море!

Тот кивает и открывает большую деревянную коробку – шифровальный радиопередатчик – Энигма. Выставив настройки, Даня начинает набирать сообщение. Я захожу к себе, сажусь на койку, делаю запись в журнал и убираю его обратно. Затем снова смотрю на фотографии и, горько усмехнувшись, ложусь на кровать, подкладывая руки под голову, закрываю глаза.

Глава 3. «В море»

Меня кто-то трясёт за плечо, мычу что-то невразумительное в ответ и, отворачиваясь от стенки, ложусь на спину. С трудом продрав глаза, я сфокусировал их на человеке, стоявшем передо мной. Леха! «Ну конечно, кто ещё может войти без стука и срочного повода к командиру! Всё же он – мой друг детства как ни как! Хотя стоп, а что он здесь делает? Почему он не на посту?!»

Что случилось, Лех?

Извини, просто обед через полчаса! – пожимает он плечами

Спасибо! – говорю я, садясь на койке и трясу головой, чтобы прогнать сонливость.

Лёха кивает и уходит, а я выхожу вслед за ним. Протиснувшись в люк, оказываюсь в ЦП, жизнь в нём более или менее устаканилась: матросы уже не бегают туда сюда с многочисленными ящиками, коробками, банками и чем ещё только можно. Сейчас в ЦП всего несколько матросов из механиков, осматривающих вентили «Цистерн срочного погружения», ещё один матрос из рулевой команды, да штурман со своим помощником.

Штурман, какой сейчас курс и скорость? – спрашиваю я, подходя к столу и наклоняясь над картой.

273, скорость 8,5 узлов, господин каплей! – отвечает тот.

Я киваю и всматриваюсь в карту. «Так, так, так… вот кусок оккупированного норвежского побережья, вот южное побережье Англии и северное Франции, а вот и то самое бутылочное горлышко – Ла-манш, через который нам предстоит пройти.»

Где мы сейчас?

Вот здесь! – говорит Макс, ставя синим карандашом крест на карте, в нескольких сантиметрах от «пролива смерти».

«Пролив смерти» – так моряки империи прозвали Ла-Манш, который конфедераты в первые месяцы войны пытались минировать. Правда, вскоре они эту затею бросили, но всё равно! Двадцать торгашей, десять эсминцев и пять лодок, лежащих на дне, дали право на такое страшное прозвище. А сейчас там свирепствует вражеская авиация, хотя в Англии и есть ПВО, но оно нацелено на защиту городов, побережье и пролив они физически не смогли бы защищать.

Смотри чтобы мы подходили к Ла-Маншу ночью!

Само собой, Старик!

Я ухмыльнулся и облокотившись на стол спиной, обвел глазами ЦП, словно вижу его в первый раз.

Как у тебя, кстати? – спросил я у Макса, не поворачиваясь.

Тот невесело усмехнулся и поджал губы.

Мать болеет всё ещё, с ней сейчас сёстры да дядя с тётей! Сам-то я не смогу им сейчас помочь…

А отец?

На фронте, во второй танковой армии, в Австрии.

Я киваю и поджимаю губы: «Да… война! И ничего ты с ней не сделаешь, пока одна из сторон не победит и совсем не факт, что это будем МЫ!»

А где Шеф? – задаю я, наконец, вопрос.

Скорее всего, в дизельном! – ответил Макс, что-то отмечая на карте.

Я киваю и, протиснувшись в другой люк, иду в дизельный отсек. Вообще лодка имеет единый коридор, как в коммунальных квартирах, и состоит из 7 отсеков. Если идти с носа на корму, то устройство такое: Носовой торпедный (НТО) с четырьмя аппаратами (там же спят матросы); наш офицерский, совмещённый с постом гидроакустика и радиста (ОО); ЦП; отсек младших офицеров (ОМО); камбуз (специально отделён от других отсеков – во-первых, шума из машинного отделения меньше, во-вторых, частые пожары и пробоины); дизельный отсек (ДО) и, наконец, электромоторный (ЭО), там же находится и пятый торпедный аппарат (ТА). Собственно, всё! Ну, конечно, есть и рубка, но она вынесена за пределы прочного корпуса.

Прохожу мимо офицерского отсека, пробираясь сквозь парней, и открываю переборку в камбуз, там за плитой возится Алекс – наш кок (он полукровка: отец – немец, а мать русская). Он отличный кок – из тухлых яиц, протухшего мяса и плесневелого хлеба может приготовить просто восхитительные блюда. Шутка конечно, но в каждой шутке есть доля правды. Кок на лодке готовит одно меню на неделю, а в понедельник меняет его, но это относится только к обедам и ужинам, потому что завтрак у нас однообразный: кофе или какао, молочный суп с крекерами или галетами, джем или мёд, белый хлеб, масло или яйца – что первое испортится, и обязательно лимон каждому члену экипажа! Так как наше начальство всё ещё опасается того, что экипаж лодки может подхватить цингу.

Алекс, что на обед?

А… господин каплей! Суп, картофельное пюре, говяжья тушёнка и экзотические фрукты. Не желаете попробовать? – говорит он, кивая на большую кастрюлю с ароматным варевом.

Спасибо, чуть позже! – улыбнулся я и открыл следующую переборку.

Я прохожу в дизельный, там, как обычно, вонь дизеля, шум и повышенная влажность. И вот в таких условиях здесь работают наши механики, но у них вахта сокращённая – четырёхчасовая. Сразу же замечаю Шефа, он одет в рыжий комбинезон и чёрную фуражку, стоит, прислонив слуховую трубку, похожую на врачебную, но чуть длиннее, к дизелю – слушает сердце нашей лодки на предмет посторонних звуков. «Он и, правда, в таком состоянии похож на врача», – подумал я, улыбнувшись своим мыслям.

КРИГБАУМ! – кричу, пытаясь переорать грохот и шум дизеля.

Шеф открывает глаза и смотрит на меня вопросительно.

ЧТО ГОВОРИТ ДИЗЕЛЬ?

ДИЗЕЛЬ ДОВОЛЕН, ГЕР КАЛЁЙН! – орёт тот, улыбаясь

ХОРОШО, СМОТРИ, ЧТОБЫ НЕ КАК В ПРОШЛЫЙ РАЗ!

В ПРОШЛЫЙ РАЗ НАМ ДИЗЕЛЬ ПОВРЕДИЛИ! И УГАДАЙ ПО ЧЬЕЙ МИЛОСТИ, СТАРИК?!

ВТОРОГО ВАХТЕННОГО! – улыбнулся и опёрся спиной об переборку.

Постояв и послушав успокаивающий гул дизеля, я вышел из дизельного отсека. На камбузе, вытерев пот со лба, киваю Алексу и тот, макнув ложку в варево, протягивает её мне.

Осторожно, гер калёйн, горячее!

Подув на ложку, проглатываю содержимое и… зажмуриваюсь от удовольствия! «Да… наверное, так кормят только в элитных «столичных» ресторанах».

Отлично! Просто отлично, где ты так готовить научился?

У меня отец – шеф повар берлинского ресторан, наследственность! – пожимает плечами Алекс.

Затем он вздыхает и смотрит мне за спину, на дверцу кладовой.

Вот бы ещё интенданты выдавали нам нормальные продукты, а не те, у которых срок годности подходит к концу!

А… это в армии неискоренимо! Интересно, хоть в каком-нибудь веке в армии интенданты перестанут воровать и продавать военное имущество? – говорю я, понимающе вздыхая.

Кивнув Алексу и постояв с минуту, иду обратно, к себе в каюту. Дойдя до поста радиста, я останавливаюсь и поворачиваюсь к «шарманщику».

Новых радиограмм не поступало?

Нет, господин капитан.

Захожу к себе, оставив дверь открытой, открываю шкаф, беру с полки книгу, первую попавшуюся под руку книгу, и падаю на кровать, положив подушку под спину. Смотрю на обложку – «Шерлок Холмс «Союз Рыжих». Интересно, вроде я такую не читал! Открываю книгу и принимаюсь за чтение, изредка поглядывая на наручные часы, чтобы не пропустить обед.

Спустя некоторое время, мы сидели в офицерской кают-компании и «благообразно» принимали пищу. Мы – то есть я, Кригбаум, Лёха, Александр и Гюнтер. Максим и Йохан, увы, были на вахте.

Рядом со мной сидел Шеф, а передо мной, как назло, Гюнтер. Я смотрел на то, как он ест и меня аж выворачивало наизнанку. «Смотрите, какие мы аристократы! А вы все ничтожество… тьфу, мать его!» Переглянувшись с шефом, я по его лицу понял, что моё аж перекосило от отвращения ко второму номеру, но тот всё равно меня не видел или старательно делал вид, что не замечает. «Нет, вы только посмотрите на это! Вилка в левой, нож в правой! Были бы мы на каком-нибудь пароходе, он бы попросил весь набор столовых приборов и жрал бы согласно этикету!»

Внезапно раздаётся треск громкой связи и голос штурмана объявляет:

Второй смене заступить на вахту!

«Слава Богу!»

Простите, господа! – извиняется Гюнтер и встаёт из-за стола.

Он подходит к вешалке, снимает прорезиненный плащ. Когда он его надевал, рукавом задел лицо Александра, тот был готов взорваться, но я мотнулголовой, и тот продолжил есть молча.

Одевшись, Гюнтер вытянулся по стойке смирно и громким голосом спросил:

Господин капитан-лейтенант, разрешите убыть на вахту?

Я киваю, и тот, отдав мне честь, покидает нас. Александру приходится встать, чтобы пропустить идущих следом вахтенных матросов, проходя мимо нас они отдают честь. Дождавшись, пока они скроются и Александр сядет на место, швыряю вилку на стол и вытираю рот салфеткой.

Челюсти от него сводит! Ярый службист! «Приказы верховного не обсуждаются»!

Рожу бы ему начистить, а то так зажат, что жопой орех грецкий расколет! Гнида аристократическая! – грубо выражается Александр

Но, но, но! – обрываю его я.

Извините, гер калёйн!

Я киваю, и тут снова идут вахтенный матросы, но уже из первой смены, Александру снова приходится вставать, чтобы пропустить их. За матросами идёт Макс, также одетый в прорезиненный плащ и перчатки, подойдя к нам, он отдал честь и начал докладывать, снимая перчатки.

Господин капитан, ветер северный, меняется на северо-северо западный, видимость хорошая, волны 2-3 балла, барометр 1001 миллибара!

Спасибо, штурман! Присоединяйся!

Непременно, Старик! – говорит тот, снимая плащ и садясь на место второго номера.

Стюарт, подошедший к нам, убрал его порцию и поставил на стол новую. Макс принялся за обед. Мы какое-то время едим молча, а потом Александр поднимает на меня глаза:

Разреши вопрос, Старик?

Да, конечно, – отвечаю ему, беря чашку с кофе.

Ну, я недолюбливаю этого индюка за его тупой аристократизм, а вы почему?

А ты не знаешь? – отпив глоток горячего кофе, спрашиваю его.

Нет, я же с вами всего пятый поход!

Ах да! Ну так слушай, это было на третий наш поход; мы ночью напали на конвой, потопили три транспортных судна и повредили ещё два, после нас гоняли пять часов глубинками. Нам удалось всплыть лишь днём следующего дня, и что мы видим: повреждённой танкер без движения и креном 50 градусов на правый борт! Ну, я и решил ему «помочь»! Выпустил в него торпедую. Тот и утоп. А через три дня мы, в составе стаи, напали на ещё один конвой – пароход и балкер пошли на дно! Хотел добрать ещё один танкер, но… вот как раз одной торпеды и не хватило.

Я остановился, сделал ещё глоток кофе и на секунду прикрыл глаза. «Нет, это не настоящий кофе, но это вина не Алекса! А чертовых интендантов…»

А что дальше?

Дальше… мы вернулись на базу с пятью победами, меня к рыцарскому кресту представали, а эта сволочь накатала на меня рапорт…

На секунду задумался, вспоминая текст рапорта и, пожевав губами, процитировал:

« … командир повёл себя непрофессионально и даже расточительно! Вместо того, чтобы потопить судно с помощью артиллерийского огня, капитан… предпочёл выпустить торпеду, что в итоге лишило нас возможности атаки ещё одного судна…»

Вот гад! И что в итоге?

Ну, в звании меня не повысили, но рыцарский крест дали, правда, без дубовых листьев.

Ага, зато он получил бронзовый крест «За храбрость» со звездой и дубовой ветвью! – зло проговорил старпом.

Да уж… а почему вы не сняли его с лодки после этого?

А кого вместо него ставить? Все лодки укомплектованы! Пополнения офицерами ждать не приходится, да и не хочу – пусть мучается гад под моим командованием!

Мы засмеялись от такого моего отношения к нашему второму номеру. Доев обед, разошлись по своим делам: Макс – спать; Кригбаум – в дизельный (у него возникли подозрения на ненормальную работу левого дизеля); Александр – в отсек младших офицеров (сказал, что пойдёт вправит им мозги, чтобы не шутили на политические темы, на самом же деле он пошёл играть с ними в карты и, естественно, обсуждать «тему номер один» – женщин и политику). Ну, а я взял бинокль и отправился в ЦП. Встав у трапа на мостик, поднинаю голову и кричу наверх:

ВАХТА!

Давай! – кричит кто-то из матросов в ответ.

Поднявшись по двум трапам и втянув ноздрями свежий морской воздух, встаю у левого борта рубки, осматривая горизонт. После поворачиваюсь к вахте.

Смотрите внимательно! Не пропустите, местность – всегда обманчива! Янки знают, когда мы вышли! Информаторов полно: портовые рабочие; уборщицы в отелях; шлюхи; вольнонаемники… каждый хочет продать родину подороже.

Внезапно слышу крик чаек над собой и на автомате поднимаю голову.

Чертовы бестии!

Тут же замечаю, что один из матросов зевает.

Но, но, но!

Простите, гер калёйн!

Не можешь – бросай пить! – зло говорю я, поднимаю голову, осматриваю голубое небо с редкими облаками. Потом тихо спрашиваю у него.

Скажи, а ты участвовал в «автомойке»?

Так точно! – с заминкой отвечает тот.

Ухмыльнувшись, похлопываю его по плечу.

Ну хоть целиться можешь!

Обернувшись назад и проследив за горизонтом хмурюсь, в животе как будто пустота, а сердце начинает стучать с бешеной силой. «Странное чувство! Чтобы оно значило?»

Вооружить вахту, расчёт к зенитке, быстро! – отрывистая команда прозвучала быстрее, чем мозг понял, что эту команду отдал я сам.

Ответа не последовало, но я знаю, что сейчас старпом открыл кладовую в нашем отсеке и выдал на руки матросам два пулемёта. В кладовой у нас помимо дыхательных масок, рем-комплектов и медикаментов хранится также 6 автоматов (МР-38), 4 карабина (СВТ-40), два пулемёт (MG-34) и несколько цинков с патронами. «Неплохой арсенал на подводной лодке! И не совсем понятно – нужен ли он вообще?»

Уже через минут на вахту поднимаются два матроса, в руках у них пулемёты – MG – 34 с дисковыми магазинами. Они устанавливают их на специальные держатели по бортам рубки и начинают осматривать небо на предмет врага, ещё один встаёт у зенитного автомата и снимает его с держателя в походном положении.

Прошло минут десять, но опасности так и не было! «Черт! А я становлюсь параноиком! Какая неле…»

САМОЛЁТ ПО ПЕЛЕНГУ 65! – орёт один из вахтенный матросов, перебивая мою мысленную тираду.

ФЛИГ АЛЯРМ! – ору уже я, поднимая бинокль к глазам и ища врага.

Меня ослепляет солнце, так что я не сразу смог разглядеть хоть что-нибудь. Спустя секунд десять, я замечаю инверсионный след, а после и блеск от кабины самолёта. «Твою мать, малый гидроплан-разведчик! Но может он нас не заметил?! Нет сволочь – поворачивает на нас! Надо сбить его, пока он не понял, что мы не собираемся погружаться!» И в эту же секунду меня оглушает рёв двадцатипятимиллиметрового автомата. Пулемётчики пока молчат – прицельная дальность не позволяет им стрелять. В бинокль вижу, как трассерные снаряды проходят то выше, то ниже цели, как будто издеваясь над нами. А самолёт всё ближе и ближе к нам и, наконец, пулемётчики открывают огонь, но самолёту хоть бы что. Он уже пикирует на нас, и я с ужасом вижу на его крыльях подвешенные противолодочные бомбы. И тут он открывает огнь из своих двух пулемётов.

Инстинкт самосохранения приказывает сесть на корточки, закрывшись за более или менее бронированной рубкой, и тут слышу удары по корпусу (как будто в металлическую дверь швырнули горсть маленьких камешков), один из матросов падает, держась рукой за другую и истошно вопя. «Ранен», – только и успеваю подумать, как самолёт проходит над нами, задрав нос, уходя вверх.

И тут лодка содрогается от близкого взрыва, словно человека стегнули кнутом. Не знаю, если ли повреждения и ещё раненые, но знаю одно: СВОЮ ЛОДКУ Я УГРОБИТЬ НЕ ДАМ!

Быстро встаю и хватаю выпавший из рук матроса пулемёт, прижимаю его к плечу, навожу на самолёт и нажимаю на спусковой крючок. Мгэшка лягается, но выпускает короткую очередь, ко мне присоединяется зенитка и другой пулемёт. Стреляю, пока у меня не кончаются патроны в коробе, затем быстро наклонившись и взяв с пояса раненого матроса ещё один короб с патронами, перезаряжаю пулемёт. Ставлю на край ограждения и слежу за целью, вот он снова заходит на атаку и, наведя прицел на самолёт, нажимаю на спуск. А затем, как в замедленных кадрах кинохроники вижу, как пули высекают искры из корпуса вражеской машины, вижу взрыв под носом машины и как оттуда вскоре вырывается пламя, охватывающее весь нос самолёта. Затем наш стрелок стреляет уже по крылу машины и попадает! Вот правое крыло машины поглощает первый взрыв, второй и, наконец, оно отваливается, а сам самолет начинает заваливаться на него. Я инстинктивно сажусь, одновременно поднимая ствол пулемёта, продолжая стрелять. Вижу самолёт, пролетающий над нами метрах в пятидесяти, вскоре он падает, подняв столб воды в воздух. Стрелок продолжает стрелять по месту крушения, чтобы уж точно послать на дно эту летающую сволочь с обоями пилотами! «Я вроде бы видел две кабины… но не суть!» Свинство? Тут как посмотреть! В начале войны французская лодка «Murène», также сбила самолёт, оба пилота выжили, их подобрал эсминец и уже через три часа на лодку напали три других эсминца! Лодку они утопили, а командование выпустило директиву: «Избегать контактов с самолётами противника, при невозможности – сбивать их, а после открывать огонь по местам их падения для гарантированного уничтожения самолёта и его экипажа!» Так что мы поступили верно и с точки зрения командования, и с точки зрения самосохранения!

А дальше ничего не помню, пришёл в себя уже в ЦП, тупо смотрящим на стрелку манометра, и краем уха слышал голос шефа:

30 метров… 40 метров… 50 метров, рули на ноль!

Я тяжело выдыхаю, снимаю фуражку и несколько раз легонько бью кулаком в основание черепа, чтобы прийти в себя.

Доложить о повреждениях! – произношу команду, оглядывая отсек.

Во втором отсеке выбило пару лампочек, а так всё нормально! – отвечает Шеф, садясь на рундук и снимая фуражку.

Кригбаум, идём под водой два часа, после всплываем!

Яволь! – лаконично говорит он, вставая и подходя к посту глубины, где сидят двое матросов.

Киваю ему и поворачиваясь к Лёхе, сглатываю ком и говорю ему:

Старпом! Занесите в вахтенный журнал: «В 14:45 – атакованы самолётом. Самолёт сбит, повреждений нет, ранен один человек, погрузились для оценки ситуации!

Слушаюсь, капитан! – отвечает тот и идёт в отсек за журналом.

Штурман, изменить курс, идём ломаной линией час, после возвращаемся на прежний курс!

Есть! – отвечает Макс, не отрываясь от карты.

Надеваю фуражку и иду в НТО, там сразу же замечаю Остермана, осматривающего руку лежащего на откидной кушетке матроса.

Как он? – спрашиваю, вставая рядом.

Да ничего серьёзного! Осколок только срезал кожу и слегка проник внутрь, через неделю будет, как новенький!

Хорошо. Закончишь – возвращайся на пост и прослушай горизонт!

Цу бефель, гер калёйн! – отвечает он, заматывая раненому руку бинтом.

Выхожу из носового отсека и иду к себе, закрываюсь там, снимаю фуражку, кладу её на стол, туда же и Имперский крест, стаскиваю китель, бросаю его на стол, сажусь на кровать, откидывая назад голову. «Ну что, можем записать на свой счёт ещё один самолёт! Это получается… третий, да, да – третий! Первый был подобный гидросамолёт, а затем была та самая «Убийца подлодок» – «Каталина»…» Раздаётся стук в дверь, прерывающий мои мысли, и в каюту входит хирург, держа что-то в руках.

Капитан, вот выпейте! – говорит тот, протягивая мне железную рюмку и пару галет.

Что это?

Медицинский спирт, разбавленный водой!

Зачем? – недоверчиво смотрю на него.

Для нервного успокоения! Пейте! – нахмурившись, говорит он.

Смотрю несколько секунд на рюмку и, выдохнув, залпом выпиваю. Мгновенно жидкость обожгла внутренности, заставляя зажмуриться, я съел обе галеты, и мне действительно полегчало.

Вам легче, капитан? – забирая рюмку, спрашивает хирург.

Да, спасибо, Ганс! И, правда, легче!

Вот и хорошо! Мой вам совет – отдохните, капитан!

Хорошо, предупреди, чтобы ко мне никто без надобности не заходил!

Есть, капитан – сказал он, выходя и плотно закрывая дверь.

Я ещё секунд десять сижу, тупо смотря в стенку, затем стаскиваю с себя тяжёлые сапоги и ложусь на кровать, переворачиваюсь на бок и, обняв себя за плечи, «отпускаю» тело. Оно тут же забилось крупной дрожью, как будто мне стало дико холодно, даже зубы стучали друг о друга, благо из-за достаточно толстой переборки этого не слышно.

«Колотило» меня добрых минут десять, после медленно тело начало успокаиваться. Перевернувшись на спину, я расстёгиваю верх рубашки и, положив руку на глаза, лежу так ещё минут десять.

«Вух, давно у меня такого «трясуна» не было! С тренировочного похода, наверное… Ладно – это дело прошлое! Сейчас, сейчас … сейчас надо послушаться совета хирурга и хорошенько выспаться, вечером нам предстоит пройти «пролив смерти»! Нет не так! МЫ ОБЯЗАНЫ ПРОЙТИ ЕГО!», – говорю я себе мысленно и закрываю глаза, проваливаясь в сон.

Глава 4. «Пролив смерти»

На часах пробило 21:30, я оглядываю всех в ЦП и поворачиваюсь к Шефу:

Включить красный свет! – приказываю я, становясь одной ногой на ступеньку трапа.

Есть, капитан!

На секунду свет гаснет, и включается пара ярко-красных лампочек.

Поднимаюсь по трапу, выхожу на рубку. Переглядываюсь с остальными и подхожу к биноклю GOS (устройству для надводной стрельбы).

Ничего необычного? – полушёпотом спрашиваю у стоящего рядом штурмана.

Нет, капитан! – отвечает тот, не отрываясь от бинокля.

Это хорошо!

Оглядываю тёмный горизонт и поднимаю глаза на Луну. В небе достаточно большой, стареющий месяц и, что самое неприятное, яркий.

Чертовски светло, чёрт! Я надеялся на облачность.

Это ничего, капитан! Наша лодка тёмная, с воды нас будет не особо видно!

А с воздуха?

Макс, наконец, посмотрел на меня и поджал губы.

Если будем идти осторожно, может и не заметят!

Надеюсь! – со вздохом говорю я и припадаю к окулярам GOS.

Оглядев тёмный горизонт и не найдя ничего необычного, поднимаю бинокль, оглядывая и небо на триста шестьдесят градусов. «Нет, всё пусто! И это очень хорошо! Можно предполагать, что нас даже самолёт не заметит… ну, по крайней мере, не должен!». Макс отрывается от бинокля и смотрит на часы.

Капитан, судя по расчётам, мы должны войти в «зону» через пять минут!

Ну, что же… Михаэль, останешься на мостике, всем остальным – вниз, объявить боевую тревогу!

Михаэль кивает и встаёт к правому борту, ещё трое матросов быстро исчезают в рубочном люке. Тихо выдыхаю и, слегка повернувшись к Максу, говорю:

Ну что, Макс, жребий брошен!

Alea iacta est! Гер калёйн!– вторит мне он по-латински.

Улыбаюсь в ответ и снова смотрю в окуляры, после снимаю с них дневной фильтр (голубой) и ставлю ночной (коричневый), снова смотрю в бинокль. «Ну хотя бы что-то видно!»

Обе машины – средний вперёд! Занять позиционное положение!

Есть! – коротко отвечает Макс и наклоняясь к люку, скороговоркой повторяет мой приказ.

Вскоре лодка явно замедлилась, а секунд через десять палуба начала слегка уходить вниз. Свесившись через бортовое ограждение, я смог проследить за тем, как лодка медленно погружается, сначала по палубу, а после и орудие скрывается под водой.

Средний вперёд, позиционное положение! – докладывает Макс, возвращаясь на место.

«Господи! Помоги нам, как и в прошлые разы!» – проговариваю эту фразу в голове и смотрю по сторонам.

Если лодку сейчас обнаружат, мы сможем быстро погрузиться метров на 30, но не факт, что при этом мы не нарвёмся на мины, которых тут достаточно много осталось. Так что мы идём сейчас по лезвию очень тонкого ножа и, главное, не сорваться с него! Сейчас на лодке никто не спит! Даже нерабочая смена, все сидят так, чтобы в случае повреждений, экипаж быстро занялся ремонтом и не дал лодке пойти ко дну.

Я отгоняю от себя эти дурные мысли. «Не хватало, чтобы я сейчас предавался панике! А ну соберись, девочка, мать твою!» Как ни странно, ругательства помогли, и голова стала сразу пустой и невосприимчивой ко всяким дурным мыслям.

В полной тишине проходит один час, за ним второй, глаза начали уставать от долгого вглядывания в морскую даль, но сейчас нельзя терять контроль над собой! Сейчас нужно…

Тень на горизонте! Пеленг – 35! – громким шёпотом быстро докладывает Михаэль, указывая в сторону.

«Вашу мать!» – ругаюсь я, поворачивая туда бинокль и оглядывая горизонт в том направлении. Тишина и спокойствие. Луна освещает морскую гладь, рисуя на ней дорожку, волны бьются о корпус рубки… И вот луна, как прожектор, осветила силуэт корабля, небольшой по размерам, с низкой посадкой и надстройкой. «Это не транспорт… но и не эсминец!» – мысленно говорю я, сжав бинокль GOS, так, что пальцы побелели. За неопознанной «целью» замечаю ещё более низкие корабли, похожие больше не на корабли, а на прогулочные катера.

«Стоп… катера?! Ну да вон один, а чуть дальше второй! Так что же получается, это… это…!»

Тральщик с двумя малыми охотниками, дальность 2000! – тихо говорит Макс, подтверждая мою догадку!

«Чёрт! А ведь он прав! Если это тральщик с малыми охотниками, то, если он нас заметил, нас ничто не спасёт! Он просто расстреляет нас из пушки или охотники выпустят торпеды прямо нам в борт!» Но вслух я говорю другое:

Обе машины – вперёд самый малый! Приготовиться к экстренному погружению!

Макс быстро сообщает это вниз и снова поднимает бинокль к глазам, в упор рассматривая группу противника.

«Хоть бы не заметили! Хоть бы не заметили!..» – произношу я в голове как мантру, в любую секунду готовый выкрикнуть приказ на погружение, для нас троих это – смерть, либо в лучшем варианте – плен! «Но последнего я точно не позволю, пусть не надеются», – мысленно говорю я, дотрагиваясь до кобуры с пистолетом Люгер P – 09.

Но «враг» продолжает идти своим ходом, не обращая на нас никакого внимания. Вот они уже по пеленгу 90 и четко можно рассмотреть, что это действительно тральщик и два малых охотника. Уходят на пеленг 180, вот они уже сзади нас, проходит ещё пара минут, и все три судна теряются из вида.

Поняв что «враг» исчез из зоны видимости, выдыхаю, закрывая на секунду глаза.

Фух, прошли! – шепчет Михаэль.

Не накаркай! – тихо и зло говорю ему, не отрывая глаза от бинокля.

Но не проходит и десяти минут, как снова замечаю тень, на этот раз слева по борту и чуть ближе! Тоже тральщик с охранением. Мы практически встаём чётко борт о борт, но и эта группа проходит, не замечая нас. Нервы уже на пределе всех возможностей, сердце стучит так, что вот-вот готово вырваться из груди, но, видимо, дьяволу или кому-то ещё этого показалось очень мало!

Тишину ночи резанул громкий треск, который нарастал с каждой минутой. Подняв окуляры GOS и осмотрев небо, я тут же понял, что это так тарахтит: в свете миллиардов звёзд проскочила нарастающая чёрная тень, становясь всё отчётливее и отчётливее, в итоге превратившись в силуэт двухмоторного самолёта.

Черт возьми! Погружение быстро! – слегка повышая голос, отрывисто бросаю я.

Снимаю с прибора GOS бинокль и быстро просачиваюсь в рубочный люк, за мной лезет Макс и последним – Михаэль, он должен задраить люк. Я спускаюсь по лестнице и, коснувшись пола ногами, сразу же отхожу в сторону, только сейчас замечая, что на лодке включили синий свет.

Глубина пятьдесят метров!

Яволь, гер калёйн! – отвечает шеф, говоря что-то матросам на посту глубины.

Оперевшись на штурманский стол, я скрещиваю руки на груди. Макс встаёт к карте и включает лампу, прикрученную рядом.

Макс как думаешь – где мы сейчас? – спрашиваю его, оборачиваясь к карте.

Тот посмотрел на часы и поднял голову к потолку, постояв так секунд десять, он опустил голову, глянул на карту.

Ну, если я всё правильно рассчитал, то примерно здесь! – ответил он, отметив крестиком место на карте (примерно посередине пролива).

Хорошо, сколько ещё нам остаётся времени на проход?

Если брать во внимание нашу текущую скорость, где-то часа два-три.

Кивнув в ответ и отходя от стола, я сажусь в круглом проходе между вторым и третьим отсеками и откидываю голову. На несколько секунд закрываю глаза.

Внезапно раздаётся какой-то странный металлический звук, как будто кто-то грохочет железной цепью. И вот тут я может быть третий раз в жизни испытал животный, дикий страх за свою жизнь. Посмотрев на штурмана, стоящего ближе всех, понимаю, что такое чувство не у меня одного. «Нет, ради Бога, только не этот звук! Всё что угодно, но не…»

Мы в минном поле, гер калёйн! – со страхом в голосе произносит наш акустик, сильно сжимая «руль» гидрофона. Но он бы мог и не говорить этого!

Через секунду раздаётся звонкий, нарастающий, противный скрежет металла о металл. «Минреп, так вот что делали здесь те тральщики», – подумал я, а на лодке мгновенно наступила тишина, даже не просто тишина, а могильная, полная запаха близкой смерти. Всё ближе… ближе… ближе… Он прямо над нами!

Обе машины стоп, глубже! – рычу на Шефа, именно рычу, чтобы скрыть свой страх.

Глубже, стоп оба мотора! – бесцветно повторяет Шеф, смотря на приборы.

Лодка медленно пошла вниз: 55; 60.

Прекратить погружение! Вперёд самый малый!

Лодка пошла, и снова возобновился этот проклятый звук, но вот он всё дальше и дальше… и через пару секунд прекратился.

50 метров! – тихо говорю я.

Не проходит и десяти секунд, как раздается новый скрежет и вновь с левой стороны, и этот как будто громче, чем предыдущий. «Может быть, мы у края минного поля?» Посмотрев на Макса, я прищурился: тот стоял и смотрел в карту, словно ничего необычного не происходит, но его зрачки, большие, испуганные, и не мигающий взгляд в одну точку выдают его с головой. Алексей сидел около трапа и смотрел наверх. По моему, только Шеф остался невозмутим. Напряжение достигло такой концентрации, что воздух, наверное, можно было резать ножом. «Нет, так дело не пойдёт! Я капитан, а предаюсь какой-то панике?!»

Я усмехнулся своим же мыслям и постарался принять серьезное выражение. Встав, я отправился к себе и, открыв шкаф, взял оттуда наугад книгу, глянул на обложку и снова хмыкнул: «Осиное гнездо» Агата Кристи. «Интересно, у меня на лодке, кроме детективов, что-нибудь другое есть?» – почему-то подумалось мне. Вернулся с книгой и сел на прежнее место.

Ну что парни, перёд свиданием с красивой девушкой нужно как следует подготовиться, а то будешь выглядеть невоспитанным идиотом! Она и обидеться может! – говорю громко вслух и открываю первую страницу книги.

Агата Кристи «Осиное гнездо»: «Джон Харрисон вышел из дома и немного постоял на веранде, поглядывая в сад. Это был высокий мужчина с худым изнуренным мертвенно-бледным лицом. Вид у него обычно был довольно суровый, но, когда, как сейчас, эти грубые черты смягчала улыбка, он казался очень даже привлекательным».

Прошли ещё одну, но тут же напоролись на следующую уже с правой стороны. «Нет, мы похоже в середине минного поля, надо что-то делать!» – подумал я, перелистывая страницу. «А вариантов два: первый – всплыть и молиться о том, чтобы не напороться на мину! И второй – отсидеться под водой и медленно «на мягких лапах» выбираться из этой полной безнадёги!»

Неожиданно в НТО послышалась возня, и мне показалось что-то похожее на глухие удары. Нахмурившись и отложив книгу, я встал и направился туда. Моим глазам предстала картина маслом: первый вахтенный пытается зажать рот молодому матросу, а двое других, постарше, держат его за руки и за ноги.

Прекратить! – командирский рык мгновенно успокоил всю четверку.

Александр отпустил матроса, и тот рухнул там же, где и стоял. Строго оглядев каждого из них я спросил более тихим голосом:

Что тут происходит?

Капитан! Мы же умрём! Мы все умрём! – истерически запричитал молодой матрос Гюнтер, сжав голову руками.

И вот подобное дерьмо уже на протяжении минут пяти! Задолбал уже! – рыкнул другой – Франс, если быть точным.

Значит так! Умирать я не собираюсь и вам не позволю! А сейчас, все вчетвёртом – марш по отсекам! Доложить о состоянии и повреждениях!

Яволь, гер калёйн! – отозвались те, судорожно ища фонарики и осматривая первый отсек.

Вернувшись, достал спрятанную книгу и открыл её на нужной странице. Снова удар цепью о корпус «Да вашу…! Это кончится когда-нибудь!?»

Мы шли уже почти час под водой на тихом ходу, и пока кроме скрежета ничего не было! Он был невыносим, но я старался не думать об этом! «Видимо пока бог нас берёг, но вот когда он от нас отвернётся, что тогда?» – думал я, перелистывая страницы.

«Ну давай уже, давай! Красавица наша, сколько ещё нам слушать этот проклятый звук?»

И вот с корпуса соскочил очередной (23 по счёту, который вёл Алексей) минреп. Проходит минута… другая… пятая… десять минут!

Отрываюсь от книги и оглядываю лодку. «Что? Неужели всё кончилось?»

Акустик!

Тот медленно прокручивает свой «штурвал» и выдыхает:

Мы прошли!

После этой фразы я осторожно, чтобы никто не заметил, выдыхаю и откидываю голову назад. Атмосфера на лодке тут же становится легче! Словно смерть, поскребшись о борт лодки, как бы напомнила: «Я здесь, я всегда с вами!» – и ушла восвояси. Я посмотрел на часы: 3:56. «Так, ну и где мы теперь? Мать вашу конфедератскую», – мысленно ругаясь, смотрю на штурмана. Тот как обычно изучает карту и проводит линии.

Ну? – спрашиваю его после минуты молчания.

Ну… если я всё правильно рассчитал, то мы должны подходить к городу Борнмут!

Хорошо, обе машины полный вперёд, глубина 15 метров!

Цу бефель, гер калёйн! – откликается Шеф.

Не проходит и получаса, как снова слышу доклад акустика:

Шум винта справа по борту! Быстро приближается!

Глубина, 30!

«Ну что опять?! Какая сволочь на этот раз к нам идёт полным ходом?»

В лодке снова повисает мёртвая тишина, только слышно, как капли конденсата капают на пол ЦП. Повернувшись лицом к акустику, я пристально слежу за его движениями.

Идёт нам в борт, дальность 500, уменьшается!

В ту же секунду раздаётся молотящий звук, как будто кто-то очень быстро бьёт ногами об воду. «Что, неужели нас засекли?» – предательская мысль пробралась в голову и начала там пульсировать.

Шум винта прямо над нами! – в ужасе говорит акустик, сжимая одной рукой рукоятку, а другой схватившись за наушники, чтобы сорвать их с головы.

Звук становиться невыносимо громким, все на ЦП вжали головы в плечи, ожидая бомбёжки, но неизвестный прошёл прямо над нами и стал удаляться, звук всё тише и тише… наконец, пропадает.

Смотрю на акустика, тот повернув рукоять несколько раз вправо и влево, кивает мне.

Уходит на корму: 500… 900… 1000.

Я откидываю голову назад и закрываю глаза. «Господи, да когда же это кончится». Проходит ещё полтора часа, прежде чем я посмотрел на Макса. Тот, сверившись с картой и часами, смотрит на меня и пожимает плечами, как бы говоря: «Черт его знает! Вроде должны пройти!»

На перископную глубину, – произношу я, вставая и подходя к трапу.

Шеф кивает и говорит:

Носовые 10, кормовые 5 на всплытие!

Он имеет в виду рули глубины. Услышав команду, я смотрю на глубиномер (для малых глубин, до 35 метров): 30 метров… 25… 20… 15… 10!

Рули на ноль! – командует Шеф, утирая пот со лба. – Есть перископная глубина, гер калёйн!

Киваю ему и поднимаюсь к атакующему перископу в рубку, снимаю фуражку, вешая её на выступающую гайку, сажусь в кресло и дёргаю рычаг вверх. Труба перископа медленно поднимается, и прибор показывает мне уровень воды. Вот перископ выдвинут на 4 метра над водой, я припадаю к окуляру и нажимаю на кнопку слева, на место обычной линзы встаёт синий фильтр, нажимаю ещё раз и вместо синего теперь коричневый – то, что нужно в ночное время! Давлю на правую педаль, и перископ начинает вращаться в правую сторону, давая мне обзор. Волнение было, как минимум три балла, так что иногда перископ заливало водой, и на секунды он уходил под воду, не позволяя ничего разглядеть. Сделав полный оборот, я увидел лишь удаляющиеся очертания берега Ирландии, который начинал затягивать небольшой туман. «Значит, мы прошли! ПРОШЛИ!» Делаю ещё на всякий случай два оборота и нажимаю рычаг вниз, убирая перископ вместе с тем даю команду:

Продуть балласт! Всплытие! Вахте – приготовиться!

Через минуту матрос прокручивает запорочный штурвал, открывая люк. В лодку мгновенно проникает свежий морской воздух, дождавшись, пока вахта вылезет на боевую рубку, лезу вслед за ними. Оказавшись наружи, подхожу к ограждению и жадно вдыхаю воздух. Помотав головой, поднимаю бинокль, прихваченный с собой из ЦП, всматриваюсь во всё ещё тёмный горизонт.

Спустя два с лишним часа, над морем начинает вставать солнце. Отрываю взгляд от бескрайнего горизонта и смотрю на это зрелище: над темно-синей, практически чёрной водой, начинает проблескивать ярко-красный свет, переходящий в жёлтый и фиолетовый. Через пару минут показывается и сам диск солнца, тоже кроваво-красного цвета, более всего напоминающий сейчас расплавленный металл в мартеновской печи. Зрелище было настолько завораживающее, что, не удержавшись спускаюсь по трапу с рубки и подхожу к орудию. «Знаю: запрещено без надобности! Знаю: в любой момент нужно срочно погрузиться! Но… пошло оно сейчас всё к черту!». Видя перед собой такое потрясающее зрелище, я не смог сдержать улыбки, расстегнул кожаный китель и сдвинул фуражку на затылок. Опёрся спиной о ствол палубного орудия и долго смотрел на это прекрасное во всех отношениях действо: «Восход солнца в Северной Атлантике».

«Интересно, почему никто из художников не напишет картину об этом?» Задумавшись над этим, поворачиваю голову, смотрю на залитую жёлто-красным светом боевую рубку нашей лодки. «Хорошая картина бы получилась: боевая подводная лодка идёт навстречу встающему диску солнца. И название есть: «Восход солнца в Северной Атлантике»… Наслаждаясь своими мирными мыслями, я откинул голову назад, посмотрел в светлеющее небо, оно приобрело некий волшебный бледно-розовый оттенок. «Как в какой-нибудь сказке для девочек!» – подумалось мне. От этих мыслей сразу стало грустно: «Вика… где ты сейчас? Всё ли с тобой хорошо и вообще – жива ты или уже нет?!»

Гер калёйн! – раздался крик с рубки, заставивший меня поднять голову.

Там стоял Макс и вопросительно глядел на меня, ожидая приказов. «Так, что-то я раскис, а ну-ка… соберись, гер калёйн!»

Секстант на мостик! – отдаю я приказ, отходя от орудия.

Есть! – отвечает мне Макс и исчезает за ограждением рубки.

Глава 5. «Первая жертва»

Треск радиограммы раздаётся по всей радиорубке, бесконечные точки-тире, точки-тире, точки… понятные только радистам. Красев торопливо записывает их в свой блокнот, после внимательно проверяет записи и, хмыкнув, преображает непонятную писанину в нормальный текст. Подтащив к себе «Энигму», он слегка привстаёт с места и открыв дверцу шкафа, вытаскивает из него книгу с кодами. Открыв их на нужной странице, нажимает на чёрную кнопку сверху «Энигмы» и проверив настройки, начинает нажимать кнопки на клавиатуре шифровальной машинки. При каждом нажатии на клавиатуре на верхней панели загорается лампочка, подсвечивающая букву. Данил переписывает эти буквы на лист бумаги.

Закончив, он протягивает этот листок мне: «Атаковали три транспортных судна в квадрате ВЕ 33. Приблизительно 13000 тонн. После атакованы эсминцем сопровождения, 55 бомб, легкие повреждения. “Triton”».

Ухожу к себе, достаю из шкафа судовой журнал и вкладываю туда радиограмму.

«Черт… это уже третья подобная радиограмма! У всех победы, найденные конвои и атаки! А у нас? Шестой день в море – ничего! Хотя бы какое-нибудь рыболовецкое судно и того нет!»

От злости и, чего уж греха таить, зависти, треснул кулаком по столу и вышел из каюты, направившись к офицерской кают-компании. Там были Шеф, Лёха, Макс и Франц, они оживлённо играли в карты, кажется в UNO. Шеф поднял на меня глаза, улыбнулся:

Гер калёйн, не желаете сыграть?

Сыграть… почему бы и нет! – соглашаюсь на предложения.

Сел напротив Алексея и тот, собрав и перетасовав карты, начал раздавать их. Получив карты, я разобрал их, как мне удобно, расстегнул молнию на спортивной кофте и слегка откинулся назад, прикрываясь от соперников. Наша партия началась. Играли мы больше часа, я несколько раз выиграл, и настроение мое повысилось, как и у моих оппонентов.

Ну что, ещё раз? – спросил Франц, тасуя карты.

Мы все кивнули, и я понял – в наших глазах плясал азарт близкой победы.

Ну тогда, капитан! Вы раздаёте!

Я кивнул и начал раздавать карты…

ДЫМ НА ГОРИЗОНТЕ! – неожиданно для всех раздался крик вахтенного матроса.

Я на секунду впал в ступор, а затем побежал в ЦП, даже не поняв, как в моих руках оказался бинокль, лежавший до этого в моей каюте. Подбежав к трапу и подняв голову, крикнул наверх: «ВАХТА!» Получив через секунду положительный ответ, поднимаюсь на рубку.

Где? – первое, что я спросил, слегка отдышавшись.

Один из вахтенных матросов указывает рукой куда-то вдаль.

Пеленг 69, два дымных столба, дистанция, приблизительно, 10000! – отрапортовал вахтенный матрос, стоявший ближе всего ко мне.

Подняв в бинокль и поводив им по горизонту, замечаю в том направлении два коричнево-чёрных следа дыма. Вопрос о том, что это не противник, даже не стоит. В этом районе Атлантики наших судов уже давно нет!

Я посмотрел на часы -14:10. После этого поднимаю глаза и смотрю на горизонт, чувствую, как губы непроизвольно расплываются в злорадной улыбке.

Обе машины максимальный ход, курс 55!

Яволь! – отзывается матрос и кричит тоже самое вниз.

Спускаюсь и, обведя всех взглядом, громко кричу на всю лодку:

БОЕВАЯ ТРЕВОГА! ВСЕ ПО МЕСТАМ

KAMPFALARM! – вторят мне на немецком несколько голосов.

Тут же лодка превращается в распотрошенный муравейник: матросы носятся из отсека в отсек, офицеры их подгоняют. Лёха прибежал в ЦП и, получив от меня указания, быстро залез по трапу наверх.

Штурман! Расчищайте курс перехвата!

Есть капитан! – отзывается тот, и на его лице появляется похожая на мою злорадная улыбка.

Киваю в ответ и, юркнув в люк, захожу в каюту, открываю шкаф и достаю судовой журнал, сажусь на кровать и делаю пометку:

«14:10, обнаружен дым на горизонте! Две цели, пеленг 69, удаления 10000, принято решения об атаке!»

«Ну всё, конфедераты – молитесь!» – злорадно думаю я, сжав крест на шее.

Убираю журнал, подхожу к шкафу с одеждой и надеваю кожаный бушлат, хватаю бинокль и снова поднимаюсь на боевую рубку. Подхожу к ограждению и, подняв бинокль, несколько секунд ищу глазами «цели». Нахожу и, оскалившись, словно волк, (привычка – не знаю, откуда появилась), опускаю бинокль и обращаюсь к первому вахтенному:

Подойдём к цели на 5000 – погружение!

Яволь! – коротко отвечает он.

Прождав около часа и, приблизившись к противнику на 5000 метров, отдаю приказ о погружении. Спускаюсь к атакующему перископу, сажусь в специальное «кресло» и, уместив ноги на педали поворота, жду.

Перископная глубина, гер калёйн! – послышался голос Шефа из люка.

Поднимаю небольшой рычажок вверх – труба перископа начинает выдвигаться.

Отпустив рычажок, я прикладываю лоб к специальной подушке и, прильнув к окуляру, прикрываю один глаз. Сначала вижу только перекрестие и градусную сетку, но через пару секунд глаз привык и я, наконец, увидел водную гладь, небо и линию горизонту. Нажимаю на правую педаль и перископ начинает медленно вращаться вправо, навожу его на силуэт корабля, кручу правую рукоятку на себя, та со щелчком поддаётся, и корабль увеличивается, ещё щелчок и снова приближение. Теперь я могу разглядеть, что это за суда: первым идёт среднего размера пароход. «Не менее 8000 тонн», – мысленно прикинув, тщательно рассматриваю его: две трубы и три спасательных лодки на верхней палубе. Отрываюсь от перископа и поднимаю голову, закусывая нижнюю губу.

«Две трубы и лодки между ними… две трубы и лодки… две…»

Первое судно тип 2 – «Лайнс»! – говорю вслух, наводя перископ на другое.

Ну с этим проще: средний сухогруз «Либирейтер».

Какие торпеды в носовых аппаратах? – спрашиваю у стоявшего рядом первого номера.

Тот на несколько секунд исчезает, после возвращается и докладывает:

I;III – парогазовая; II и IV – электро, Т2!

Киваю в ответ и снова рассматриваю суда.

На нашей лодке – 14 торпед, в частности 4 в НТА, ещё 6 в запасе и 1 в кормовом, плюс запасная и две во внешних контейнерах (одна на носу, вторая на корме). Всё бы ничего, но из 14 – 6 старых добрых парогазовых торпед (G7a) и 8 новейших электрических (G7e; Marc 2/T2), и если парогазовые хоть и демаскируют себя пузырьковым следом, но работают безотказно и идут на 6000 метров, то электро – идут всего на 3000, и, что самое поганое, не работают через одну, а то и вся партия! Причина, скорее всего в магнитных взрывателях, но это пока не доказано!

Подойдём на 2700 и выпустим все четыре!

А нас не заметят? – с опаской спросил первый.

Не должны! – отвечаю ему и смотрю на него. – Ты чего такой пугливый стал, Алекс?!

Тут с вами не то, что пугливым станешь – поседеешь окончательно! – отвечает он, кивнув на мои волосы.

Я провёл по ним рукой и посмотрел на него с лукавой улыбкой.

Ничего, после войны покрасимся!

Мы хмыкнули и улыбнулись, но улыбка быстро сползла с моего лица. Снова приклонился к окуляру перископа.

Передай Йохану и Шефу – пусть прогреют торпеды!

Есть капитан! – ответил первый и снова скрылся из боевого отделения.

Я посмотрел на часы -15:10, а мы идём точно по графику.

Первый аппарат – прогрет! – отрапортаовал Йохан.

Втрой – прогрет! – послышалось от Кригбаума.

В общем, через десять минут все торпеды были прогреты. Цели находились в зоне досягаемости. Оторвав взгляд от окуляра перископа, смотрю на первого.

Ну что, начнём?

Жду приказов, капитан! – ответил тот, ухмыльнувшись.

Включить СРП!

Цу бефель!

Он отходит к ящику с СРП и через секунду раздаются щелчки тумблеров.

СРП – готов, господин капитан!

«Ну что, твари – молитесь», – проносится в голове и я начинаю отдавать приказы:

Смочить носовые аппараты.

Через несколько секунд на лодке можно было услышать шипение – вода заполняла носовые торпедные аппараты, это продолжалось несколько секунд, после чего прекратилось.

Аппараты смочены, гер калёйн! – доложил снизу Шеф.

Включить синее освещение!

На лодке в ту же секунду выключилось белое освещение и включилось синее, обычно, его включали на лодке поздней ночью, чтобы экипаж лучше отдохнул. Но и в боевой обстановке он также включался, чтобы яркий свет не отвлекал от работы с перископами и приборами.

Я достал из стоящего рядом ящичка хронометр и, наведя перекрестие перископа на нос первого корабля, нажал на кнопку запуска. Стрелка хронометра начала крутиться, отсчитывая секунды, в этот момент все звуки на лодке почти прекратились, остались слышны только слабый шум электродвигателей и тиканье хронометра. Дождавшись, пока судно пройдёт перекрестие, нажимаю на кнопку и считываю показатели. Затем просчитав все в голове, говорю вслух:

Ну что, Саш, скорость первой цели – 7 узлов!

Щелчки тумблера и после доклад:

Есть!

Киваю и включаю дальномер, небольшой тумблер, расположенный над моей головой, снова смотрю в перископ. Изображение расплывается, значит, теперь мне нужно действовать: я начинаю крутить левую ручку на себя и изображение разделяется на два: одно, «истинное», остаётся месте, а другое, «дальнее», начинает подниматься. Совместив мачту «истинного» и уровень моря «дальнего» изображений, я поднимаю голову и смотрю на прибор – на циферблате проступили цифры 2,7. Снова прикидываю в голове расчеты и произношу:

Дистанция 2750!

Есть!

Идёт левым бортом, угол 85 градусов!

Установлено! – снова щелчки тумблеров.

Сальве торпед – 3.

Сальве – это расхождение торпед относительно друг друга, считаются в метрах и, если не точно угадать с ним, то одна из торпеда может пройти мимо цели, а как раз на пароход нужно две, а то и три торпеды.

Установлено.

Выключить магнитный взрыватель! «От греха подальше!»

Магнитный взрыватель выключен!

Первый, третий!

Первый… третий установлены! Все параметры введены, капитан!

Таким же образом я отметил и вторую цель:

Дальность 2700… скорость 7… угол 85… второй, четвёртый!

Второй, четвертый – есть! Все параметры второй цели введены!

Я выдохнул и на секунду закрыл глаза.

Открыть крышки НТА! – медленно произношу, не открывая глаза.

Говорю тихо и спокойно, как судья зачитывает смертный приговор осуждённому.

Все аппараты открыты! – говорит Саша после двадцатисекундной паузы.

Открываю глаза, смотрю на ненавистные суда и на флаг, развевающейся на их кормовых мачтах.

Первый, третий… товсь!

Первый, третий – товсь!..

Есть товсь!

«Всё, назад дороги нет! Теперь остаётся только одно! За Кеша, Валеру, РОДИТЕЛЕЙ…»

TORPEDO LOS! – крикнул я от волнения на немецком языке, почему именно на нём, не знаю! Хотя ничего удивительного – учился-то я в немецкой академии!

Внезапно перископ слегка тряхнуло – верный знак того, что торпеда вышла из аппарата, ну… по крайней мере, вышел сжатый воздух, которым выбрасывалась торпеда.

Первый чист! – крикнул Саша.

Через пять секунд снова толчок.

Третий чист!

Ожидаю секунд 10-15, чтобы Шеф, стоявший на посту глубины, смог водой в балластных цистернах скорректировать вес выпущенных торпед, чтобы мы не вылетели из-под воды. И в этом нет ничего удивительного: одна торпеда весит 1500-1600 кг, то есть при полном залпе из НТА мы теряем примерно 6000 кг, что существенно для лодки.

Отсечка первой торпеды… отсечка второй торпеды! – произносит Саша, смотря на хронометр.

Я тоже отследил время отсечки (приведения торпед в боевой режим) и, сглотнув от волнения, произнёс:

Второй, четвёртый – товсь!

Есть товсь!

LOS!

Снова два толчка, и снова подтверждение от Саши – обе торпеды в воде.

Закрыть аппараты, стравить воду! – говорю я на полном автомате, следя в это время за целью.

«Главное, чтобы они не заметили пенный след от ашек (парогазовых торпед), да и сами эти чертовы торпеды взвелись!»

От волнения сжимаю ручки перископа, не сводя взгляд с парохода.

Первые торпеды прошли половину дистанции! – говорит Саша с явным волнением в голосе.

На лодке снова воцарилась мертвая тишина, но не та, что в начале похода: могильная, предвещающая скорую гибель, а тишина ожидания: попадут ли торпеды, сработают взрыватели или снова брак? Если в первом вопросе команда была единодушна – попадут, командир всегда попадает в цель! То насчёт второго я и сам не уверен, судя по тому, с какой периодичностью попадается брак, или торпеды не до конца прогреты неопытными матросами.

Первые торпеды – 40; Вторые прошли половину!

«Интересно, что сейчас думают те солдаты и матросы на кораблях? О чём думают? Хотя ответ я знаю – тема номер один у мужчин, как у половозрелых подростков – всегда одна! Чёрт, о чём я думаю?!» Хотя в такие секунды мысли о «цели» исчезают из головы!»

30 секунд!

Слышу слабый шум внизу, это Йохан или Кригбаум перезаряжают торпедные аппараты, как пошутил один из матросов: «Запихивают новых «угрей» для новой конфедератской задницы!»

20 секунд!

Мне почему-то сейчас вспомнилась Вика. Вот именно сейчас, ни до, ни после, а именно сейчас в эти 10 секунд. Её образ на секунду мелькнул в памяти и исчез в неизвестном моему мозгу направлении, интересно – с чего бы? Да и вообще, чтобы она сейчас сказала бы мне?

10 секунд!

Напряжение достигло максимума, казалось, ещё пара мгновений, и оно разорвёт лодку изнутри. Я начал считать в уме«9…8…7…».

Казалось, время растянулось, стало словно резиновым! Я даже перестал дышать от нервного напряжения и вот-вот схвачу сердечный приступ! «Хотя только этого мне и не хватало, тогда меня точно можно назвать Стариком! И это в мои-то годы…»

«6…5…4…»

«Ну, давайте! Давайте чертовы «угри», только попробуйте не сработать, только попробуйте промахнуться!..» От злости я ещё сильнее сдавил ручки, да так, что ещё чуть-чуть, и я оторву их, хоть они и являются единым целым с атакующим перископам.

«3…2…1…0»

Еле-еле заметную вспышку у носа парохода, успевает уловить глаз, а после то место скрывается за пяти метровым столбом воды, моё сердце, кажется, пропускает удар, через секунду всё повторяется, но прямо посередине, и тут же слышно приглушенный звук двух взрывов.

ПОПАДАНИЕ! – орёт на всю лодку Саша.

Через мгновение после этого крика, из всех щелей, иллюминаторов, дымовых труб судна вырывается пламя, а после мощнейший взрыв буквально вскрыл судно, как консервную банку.

Критические повреждения! – говорю спокойно, отрешённо, всё ещё не веря в происходящее!

Через секунд 20-25 подобное повторяется и со вторым судном, но теперь не в такой ужасающий мере. Палуба сухогруза загорается, и тот кренится на правый борт.

ПОПАДАНИЯ ВО ВТОРОЙ, – снова орёт первый номер.

Я тупо смотрю на два подбитых корабля и… просто не верю в происходящее: «Мы… мы… мы поразили их… мы… в них попали?..», – многократно, словно мантра, проносится немой вопрос у меня в голове.

На лодке – ни звука, никто не шелохнулся, все ещё не до конца, что мы «попали» в цель.

СУДНО ТОНЕТ, – пробивается сквозь «пробку» в мозгу голос акустика.

И правда, пароход лёг на левый борт и… перевернувшись кверху килем, начал погружаться с дефирентом на нос, а вскоре становится слышен звук ломающихся переборок. Секунда, ровна одна секунда проходит, пока до всех дошло, что крикнул акустик…

УРА! – многоголосый рёв, многократно усиленный специфической акустикой, разносится по лодке, да так, что стенки переборок явно дрожат.

У меня отлегло от сердца. Опустив голову на грудь и закрыв глаза, тяжело выдыхаю оставшийся в лёгких воздух. «ДА! МЫ ЕГО ПОРАЗИЛИ И УТОПИЛИ! ЭТО ТЕБЕ ЗА ВСЁ И ВСЕХ, ТВАРЬ!»

Поднимаю голову и снова припадаю к окулярам.

А НУ! ТИХО ВСЕ! – ору я, пытаясь заглушить рёв экипажа… как ни странно, работает!

Все замолкают почти мгновенно и стараюься даже не дышать, чтобы не мешать мне. Киваю самому себе и перевожу прицел на другое судно.

Оно кренится, на палубе пожар, но не такой сильный, как в начале, да и в целом он не выглядел, как готовый вот-вот опрокинуться и затонуть. «Что же ты тонуть не хочешь?» – подумал я, сжав ручки перископа и следя за ним несколько минут.

Второе судно начало движение! – прокричал акустик.

Я ещё раз посмотрел на судно и опёрся щекой о налобник. Секунд десять я провожу в молчании, судорожно думая над вопросом: «Что делать? Нет, не так, как мне утопить эту несговорчивую тварь?! Потратить на неё ещё одного «угря»… Нет, не вариант, у меня их всего четырнад… то есть уже десять, уйти и оставить ему «жизнь»? Нет рыцарство в подводном флоте кончилось после того, как император лично издал указ «О тотальной войне»… Значит нам остаётся…»

Приготовиться к всплытию, вахте – получить оружие, расчёт палубного орудия – к бою! – опуская перископ, произношу я.

Есть! – говорит первый номер и, отключив СРП, исчезает в люке, быстро раздавая команды.

Я встаю из-за АП и спускаюсь вслед за ним, на ЦП уже стоят 3 матроса из артиллерийско-зенитной команды, киваю им и «рыбкой» выпрыгиваю во второй отсек. Около кладовой уже собралось 5 матросов и первый вахтенный, быстро подхожу к ним, снимаю с шеи ключ от кладовой с оружием (вообще, их два, обычно они хранятся у командира и у старпома, но у каждой лодки может быть по-разному), вставляю его в замочную скважину и открываю дверцу, после ещё одну и достаю оттуда MP – 38 и подсумок с 4 дополнительными магазинами.

Разобрать оружие! – говорю я, передавая ключ Беляеву.

Тот кивает и берет оттуда ещё один МР. Развернувшись, я иду в свою каюту и, открыв шкаф, беру оттуда широкий ремень. Просунув в него подсумок, я застёгиваю его поверх ветровки, хватаю бинокль и быстро иду обратно в ЦП. Дождавшись, пока все приготовятся, я закидываю МР за спину и говорю Шефу:

Всплытие, продуть балласт!

Есть всплытие! – отвечает Шеф, подходя к клапанам цистерн и крутя их для продувки.

Я быстро поднимаюсь по двум трапам и берусь за штурвал верхнего рубочного люка.

Мы на поверхности, плавучесть 100! -кричит Кригбаум снизу.

Я моментально начинаю вращать ручку, и когда та встала в положении «открыта», откидываю люк и выбираюсь наружу.

Расчёт к палубному и зенитному орудию, быстро! – кричу я, вставая к прибору GOS и устанавливая бинокль.

Далее все происходит мгновенно: двое парней с МG встают по бокам рубки, один, закинув за спину МР, подходит к зенитному автомату, двое других встают по бокам и поднимают свои МР, вахтенный вместе с расчетом орудия быстро спускаются по двум трапам и бегут к нашему 8,8cm SKC/35. Откручивают ствольную заглушку, снимают со стопоров и разворачивают его на врага.

Транспорт, заметив наше всплытие, попытался ускориться, но с таким повреждением и креном он этого не смог сделать, а вот наша лодка увеличила ход и стала приближаться к нему, слегка поворачивая налево. Встав четко борт о борт с сухогрузом на дистанции менее километра и сбросив ход до сравнимого с ним. Я сжимаю бинокль и кричу расчету:

Ну что, парни? ПРИКОНЧИТЕ ЭТУ СВОЛОЧЬ!

Ответа не последовало, хотя нет, он был! Сразу после моей команды раздался первый выстрел. Снаряд попал в воду в нескольких сотнях метров от судна.

Скорректировать огонь! Стрелять по радиорубке, фугасными! – кричу я, прекрасно понимая, что если они спохватятся и пошлют радиосообщение, то через несколько часов в десяти секторах начнётся охота на нас. «А оно нам надо?»

Второй выстрел последовал через семь секунд, и на сей раз снаряд попал точно в надстройку, последовавший за этим взрыв явно разнёс несколько помещений. Подняв бинокль, я смог разглядеть людей, бегающих по палубе и приседающих после наших выстрелов, явно надеясь защититься от осколков снарядов и обшивки корпуса, но несколько из «наиболее умных» матросов начинают спускать шлюпки и надувать понтоны. Пока я их разглядывал, стрелки сделали ещё два выстрела: один попал в борт и взрыв отбросил нескольких человек в разные стороны, один даже перелетел через леера и рухнул в воду, а второй четко попал в радиорубку и, судя по взрыву и падению мачты, попадание было убийственно точным для всех, кто там находился.

Капитан, они спускают шлюпки! – доложил мне один из стоявших рядом матросов.

«А то я сам не вижу?»

Попробуют приблизиться к лодке – стреляйте по ним! – тихо говорю ему.

Но капитан, а как же морской кодекс?

Саш, ты приказ не слышал! – опередив меня на секунду, бросил ему зенитчик, разворачивая Flak 30 на судно.

Парень умолкает, сверля меня взглядом. В это время орудие выплевывает ещё один снаряд. Попадает четко в борт судна, оставляя после взрыва довольно большое отверстие, из которого видны языки пламени. Судно тем временем застопорило ход и явственно накренилось на правый борт и людям уже трудно ходить по палубе, но они продолжают спускать шлюпки и надувать понтоны.

Я отхожу от ограждения рубки и нагибаясь над люком кричу:

ОБЕ МАШИНЫ СТОП!

ЕСТЬ СТОП! – через минуту послышался ответный крик, кажется, Алексея.

Я киваю и возвращаюсь на борт, смотря за происходящим.

Лодка через пару минут останавливается и ложится в дрейф, а артиллеристы, не переставая стреляют. Ещё два выстрела идут мимо: один с недолетом, другой с перелетом, но вот следующий за ним четко попадает в борт и, видимо, попадает в грузовой отсек с боеприпасами. На носу корабля, на мгновение, появляется огненный шар, затем поднимается огненный столб высотой метров 30-35, а после вся палуба судна загорается и становится одним большим костром. «По всей видимости, судно перевозило что-то взрывоопасное!»

Пожар на палубе! – говорю я тихо, особо ни к кому не обращаясь.

«Да когда же тебе хватит, тварь ты несговорчивая?»

Артиллеристы выпустили по судну ещё 15 снарядов, прежде чем то сдетонировало и ушло под воду, встав в самом конце почти вертикально. На поверхности остались плавать две шлюпки, полностью забитые людьми и три понтона.

Попробуют сунуться – стреляйте! – ещё раз напоминаю матросам и подхожу к люку, снова кричу вниз:

Обе машины полный вперёд, руль на левый борт максимум!

Лодка увеличивает ход и поворачивает в левую сторону, развернувшись на 180 градусов, я приказываю: «Руль прямо», и лодка быстро удаляется от места атаки, оставляя за кильватерным следом людей в шлюпках.

Через час, покинув место атаки, мы разговорились с Алексеем, стоя в ЦП:

Какие же мы свиньи! – сказал он, сложив руки на груди.

У нас приказ! Да и потом – куда мы их посадим? У нас и так на борту 32 человека! – пожал я плечами, смотря на запись на небольшой доске с нашими координатами.

Так-то да, но все равно некрасиво! – говорит Лёха, отводя глаза в сторону.

А мы не барышни из института благородных девиц, чтобы красоту разводить! Мы – подводники объединенного императорского флота! И у нас приказ, топить любые вражеские суда и неважно есть ли на них экипаж и пассажиры! – говорю я, откидываясь спиной на трап.

Vivat die Flotte, Herr Kaleu- улыбается Лёха, посмотрев на меня с прищуром. – Значит, вечером как обычно?

Я, сразу поняв о чём он, киваю и тот улыбается ещё шире.

Старик, мне сходить к Алексу или ты сходишь?

Я схожу, а ты скажи Шефу о том, что мы на вечер уходим под воду!

Яволь! – отвечает старпом и уходит в наш отсек.

Постояв несколько минут и подумав о бренности бытия, я направляюсь на камбуз, откуда уже несёт приятными яствами, но меню на ужин, увы, придётся немного изменить моим начальственным самодурством.

Алекс! – зову я его, зайдя на камбуз.

Да господин капитан? – отзывается он, глядя на меня.

У меня к тебе просьба! – говорю я, ухмыльнувшись своим мыслям…

Глава 6 «Праздничный ужин»

До глубокого вечера мы шли на полном ходу, удаляясь от места нашей атаки. Солнце уже почти село, а по всему, уже практически чёрному небу, начинали проступать миллиарды звезд.

Стоя на рубке, я подставил лицо встречному ветру и запрокинул голову, глядя на это природное великолепие. Рядом со мной возился с секстантом Макс. Он опустил руку и посмотрел на показания прибора, потом спешно ушёл с мостика. Проводив его взглядом, я поднял бинокль и медленно осмотрел горизонт на все триста шестьдесят градусов.

Капитан! Все готово, мы можем начинать! – сказал показавшийся из люка Николай.

Я посмотрел на него, а затем на наручные часы: 18:50.

Хорошо, верхняя вахта – приготовиться к погружению!

Сказав это слезаю с подножки у левого борта и спускаюсь в рубочный люк. Когда под моими ногами оказался мокрая палуба ЦП, оглядываю все помещение и поджимаю губы.

Включите помпу, а то мы сейчас утонем, а я «конфам» делать такой подарок не хочу! Парни посмеялись и Йохан, стоявший у рулей глубины, прошёл к противоположной стороне и опустил рычаг на помпе. Сразу же послышался шипяще-булькающий звук откачки воды. Кивнув головой, я посмотрел на Макса.

Макс, Кригбаум, все в порядке?

Те кивают головой и смотрят на меня, ожидая дальнейших приказов.

Хорошо, погружение, перископная глубина!

Тут же все забегали. Двое матросов сели за пост рулей глубины, ещё трое начали постепенно открывать балластные цистерны: нос; центральные; корма. С вахты спустились все матросы и последний доложил, что «рубочный люк задраен».

Я встал рядом с люком во второй отсек и посмотрел на стрелку глубиномера: 2…5…9.

Перископная глубина, гер калёйн! – сказал Йохан, слегка наклонив голову.

Обе машины малый ход! Поднять перископ – говорю я, подходя к зенитному перископу.

Дождавшись, пока тот подниматься, я быстро осмотрел весь горизонт и приказал опустить его, присел в проходе и стал следить за гидроакустиком. Тот несколько минут крутил штурвал, меняя частоту, громкость и диапазон, после повернулся ко мне и отрицательно помотал головой.

Выровнив лодку, Йохан повернулся и кивнул мне. Я повторил его "маневр" и шагнул во второй отсек. Взяв из своей каюты наградной кортик возвращаюсь в ЦП. Подойдя к телефону связи я снял трубку и включил общую связь.

– Всему экипажу собраться на Центральном Посту.

Повесив трубку, я помог Максу убрать со стола карты, затем подозвал вошедшего Алекса и тот поставил большое блюдо, прикрытое крышкой. За минуту более-менее весь экипаж теперь находился в ЦП и смотрел на меня.

Обведя всех взглядом, я откашлялся и начал:

– Я должен… поблагодарить всех вас… за оказанную мне честь, за честь командовать всеми вами! Я… я по-настоящему горжусь тем… что являюсь вашим командиром! С многими из вами я служу с своего первого учебно-боевого похода. Признаться, я… не знаю, чем заслужил такую честь. Но, я благодарен судьбе и Богу за то, что он сохранил мне жизнь до этого момента, хотя должен был погибнуть в первом походе, но благодаря всем вам – я сейчас стою здесь, в центральном посту нашей U-96!

Мне было трудно подбирать слова, но парни, смотря на меня улыбались, а в их глазах была безграничная преданность мне – их командиру, человеку, которому они доверили свои жизни!

Спасибо всем вам! Спасибо за то, что вы – мой экипаж! Виват экипажу U-96!

– ДА ЗДРАВСТВУЕТ НАШ КОМАНДИР! – крикнул кто-то из матросов, и остальные матросы и офицеры поддержали его троекратным «Виват» в мой адрес.

В эту секунду я был благодарен судьбе, как никогда раньше! За то что у меня такой сплочённый, преданный экипаж, за то, что несмотря ни на что, мы сейчас идём вперёд: к новым победам!

Спасибо, парни! Ну а сейчас сюрприз от нашего кока! Лёха!

Тот понял меня и сняв крышку с блюдца, поднял его и продемонстрировал всем в ЦП. На блюдце был большой квадратный кремовый торт, на котором из кусочков фруктов и шоколада был изображен переломленный по середине транспортный корабль и цифры 34 (то есть 34-е подбитых корабля). Увидев это великолепие экипаж тут же начал хлопать в ладоши и свистеть, а на моем лице появилась ехидная улыбка. Наш кок Алекс, услышав мою просьбу приготовить торты на весь экипаж, побледнел и сказал, что это «угробит почти все наши запасы, ведь ему придётся приготовить торты так, чтобы всем досталось по три куска», но я ему не особо поверил! «Алекс – ещё тот хомяк, да и кулинар отличный» – подумалось тогда мне.

Лёха поставил торт на штурманский стол и посмотрел на меня. Подойдя к торту и вытащив из ножен парадный золотой кортик. Я повертел его в ладони и начал резать торт на тридцать две части. Когда эта традиция была выполнена, Рунов, бросая на меня «хищные» взгляды, взял одну из принесённых им небольших тарелок и положил один кусок и протянул мне.

Ну теперь ещё кое-что! ВСЕМ ПО БУТЫЛКЕ ПИВА! – выкрикнул я, поднимая над головой кортик.

УРА! – заорал весь экипаж и поднял в воздух кулаки.

Стоявшие ближе всего ко мне Лёха и Макс ухмыльнулись, бросив друг на друга понимающие взгляды.

Пол часа спустя, мы всем офицерском составом сидели в кают-компании, переговариваясь между собой, слушая музыку из динамика или разговоры матросов в носовом отсеке.

Я, отпил из темной бутылки, поставил ее на стол и подтянув правое колено к себе и опер его о стол. Кроме тортов Алекс приготовил ещё несколько блюд: мясная, сырная нарезка, фруктовый салат, баварская рулька и так далее.

А я ещё раз говорю, что, если мы выйдем в полуфинал считай, что всё: победа у нас в кармане! – бросил красный Беляев Алексею.

Эти двое спорили по поводу футбольного чемпионата, я футболом интересовался, но не так сильно.

Не факт! Если там будет какая-нибудь «Нант», то «Шальке» конечно их сделает, НО, если в полуфинал выйдет «Бавария» или же «Лион», то это будет ОЧЕНЬ большой вопрос!

Послушав их несколько минут, я прикрыл глаза и стал слушать тихую музыку, льющуюся из репродуктора:

Lore, Lore, Lore, Lore,

Schön sind die Mädchen

Von siebzehn, achtzehn Jahr'.

Lore, Lore, Lore, Lore,

Schöne Mädchen gibt es überall.

Und kommt der Frühling in das Tal,

Grüß mir die Lore noch einmal,

Ade, ade, ade!

«Хм… да уж песня про «юную дочку лесника» в закрытом пространстве с тридцатью двумя половозрелыми детьми, это то, что нужно, для нашей полной деградации!»

И правда, только песня закончилась, как в НТО послышались крики, визги и громкий смех, а до нас долетали несколько приглушённых фраз: «… а у меня была ТАКАЯ!.. у француженок все же сиськи больше, чем у англичанок… а мне больше лысые нравятся…» и так далее!

Да… это не морские волки! Это дети, которые хотят казаться «взрослыми», а у самих ещё молоко с губ не обсохло и трусы на лямках! – буркнул я, смотря в стол.

Разговоры в нашей кают компании тут же смолкают и все смотрят на меня, как в какой-нибудь Галии, вожди племён на старика оракула. Взяв в руки бутылку пива и посмотрев на неё несколько минут, я продолжил:

Мне даже страшно представить, что будет с теми янки, если они увидят нас в таком виде! Наверняка их удар хватит от стыда, ведь их отправили в АД – младенцы! Половозрелые подростки, которым грудь женскую покажи, и они сразу слюни пустят! Ну, не все из них, капитан! Есть десяток подобных индивидов, но остальные все сплоченные! – возразил мне Макс. Остальные, Макс просто хорошо скрывают это! Вспомни себя в их годы,

Вы так говорите, господин капитан, как будто вы не из «этих», прошу прошение за столь вульгарное сравнение! – сказал второй номер.

Не зря же меня называют «Старик» и нет это не от слова старый – дряхлый, это от слова опытный. За свою короткую жизнь я на все насмотрелся и понял многие вещи, которые ещё «они» не поняли! Все тут же умолкли и сидели так несколько минут, пока тишину не развеял «гром фанфар»

«Начинается!» – тихо со вздохом сказал я.

Экстренное сообщение из ставки императора. Санкт-Петербург 28 октября 1939 года. Главное военное командование Объединенной Европейской империи сообщает: «За прошедший период военно-морской флот и военно-воздушные силы одержали множество громких побед, показав всю мощь Объединенной Европы! За прошедшие сутки в Северной, Центральной и Южной Атлантике и Средиземноморье было потоплено множество грузовых и военных кораблей противника, по сообщению штаба «Vereinigte Flotte» было потоплено более 200000 регистровых тонн тоннажа…»

Ааа… пустая болтовня! 200 тысяч тонн… идиоты! Где они только нашли такие цифры?! Речь идет о «хороших» больших конвоях! Мы утопили не более 15 тысяч тонн, да и то случайно! Хорошо, даже если кому-нибудь повезло, и он нашел большой конвой, но и там тоже не может быть более 100 тысяч тонн! Любители просто трепать языками попросту. Они делают из нас мясников и убийц, гоняющихся по всем морям в поисках кого-либо и потом, с особым цинизмом, отплясывающих на палубе, смотря при этом на тонущий корабль! Лучше бы они рассказали о том, что за месяц мы потеряли четырнадцать лодок! Вот это была бы правда, неприкрытая голыми лозунгами и пропагандой как в 1937 году, а настоящая правда жизни.

Почему, вы так думаете, гер Калёйн? – спросил Ротермахт смотря на меня.

– А что, разве не так? Как их называют, жирные толстосумы, пьяницы, мочащиеся под себя паралитики… что же, для пьяных, обмочившихся паралитиков они неплохо начали войну, раз они за два месяца смогли разбить наши войска в Португалии и Испании, а также отвоевать себе часть Франции и Австрии!

– И всё же, я убеждён, что тирания Северо-Американской Конфедерации будет побеждена войсками нашей империи! – спокойно и гордо сказал Ротермахт.

Я наклонился и посмотрел в упор на него, тот смотрел на меня, но не выдержав моего взгляда отвёл глаза в сторону.

– Хочу вам сказать умник, до этого нам ещё очень далеко, если не принимать во внимание, что возможно этого не когда не будет!

– Но, п…почему вы так думаете?

– Почему? Да потому, что: Португалия пала всего за двадцать дней, а Испания за тридцать пять! А сколько уже идут бои за Францию, Италию и Австрию? – оглядываю всех офицеров, произнеся последний вопрос.

Полтора года, господин каплей! – ответил Макс, прожевав небольшой кусок пирога.

– То-то же, полтора года наши толстозадые генералы и фельдмаршалы пытаются придумать план «Возврата, просранных территорий», вот и все чем они занимаются!

Отпив ещё немного из бутылки и обведя всех взглядом, я ухмыльнулся.

– Что, разве я не прав? Сколько сейчас кораблей и конвоев противника проходит над нами… а? Где наша «хвалёная» авиация, где дальние разведчики? А истребители? Если хотя бы 100 истребителей патрулировало Ла-Манш и север Франции мы не теряли бы до десятка лодка в месяц!

– Возможно вы правы, командир… но у янкисов видать тоже дураки сидят в штабах! Отправить конвой из пятидесяти судов с прикрытием в один эсминец, это не идиотизм? – подняв на меня голову спросил Алексей, вспомнив один из наших больших триумфов в этой войне.

– Да, вот только янкисы усвоили тот урок! И сейчас конвои достаточно сильно охраняются!

Мы замолчали и несколько минут сидели молча, каждый думал о своём, и никто не хотел продолжать этот разговор. Тут из НТА выходят несколько человек – новая вахта электромоторного отсека и поста глубины, так что обоим нашим вахтенный приходиться встать и пропустить их. Когда наконец матросы скрылись в люке и прошла другая смена, парни сели на место и принялись за остатки «пира».

Обведя всех взглядом и остановившись на роже Ротермахта, я вдруг ухмыльнулся. «А ведь он к англичанам не очень хорошо относится, ну что же…»

«Музыки не хватает!» – говорю я, все также продолжая в упор смотреть на второго номера. Тот на секунду поднял на меня взгляд и снова опустил голову смотря в тарелку. Вождь «Золото-кайзеровской молодёжи» поставит нам пластинку? – снова говорю я, переведя взгляд на шефа. Тот глянул на Ротермахта, после на меня и злорадно улыбнулся. «Бедный» второй номер положив вилку и нож на тарелку, встал и исчез в радиорубке.

Tipperary, если вы не против, сэр! – бросаю ему в след на английском.

За столом тут же наступил откровенный ржач, даже сдержанный Кригбаум не смог удержаться от ехидного смеха. Через секунд пятнадцать из приёмника, установленного на шкафу, начинает идти музыка труб, переходящая в слова песни «Долгий путь до Типперэри»:

Up to mighty London

Came an Irishman one day

As the streets are paved with gold

Sure, everyone was gay

Singing songs of Piccadilly,

Strand and Leicester Square

Till Paddy got excited

And he shouted to them there…

Дослушав первый куплет молча, я, переглянувшись с остальными, набираю воздуха в грудь и над нашим столом раздаётся припев:

It's a long way to Tipperary,

It's a long way to go.

It's a long way to Tipperary

To the sweetest girl I know!

Goodbye Piccadilly,

Farewell Leicester Square!

It's a long, long way to Tipperary,

But my heart's right there.

Гер калёйн, но мы же не англичане! – с улыбкой говорит мне старпом.

А что Лёха, от одной песни у тебя может пострадать мировоззрение? – с улыбкой вторил ему я, продолжав петь следующий куплет.

Paddy wrote a letter

To his Irish Molly-O,

Saying, "Should you not receive it

Write and let me know!"

"If I make mistakes in spelling,

Molly dear," said he,

"Remember, it's the penthat's bad,

Don't lay the blame on me!

It's a long way to Tipperary

It's a long way to go.

It's a long way to Tipperary

To the sweetest girl I know!

Goodbye Piccadilly,

Farewell Leicester Square!

It's a long, long way to Tipperary,

But my heart's right there.

Вернулся и наш вахтенный аристократ, как писали поэты: «мрачнее самой чёрной тучи», да и хрен с ним, Индюк безмозглый!

Molly wrote a neat reply

To Irish Paddy-O

Saying Mike Maloney

Wants to marry me and so

Leave the Strand and Picadilly

Or you'll be to blame

For love has fairly drove me silly:

Hoping you're the same!

It's a long way to Tipperary

It's a long way to go.

It's a long way to Tipperary

To the sweetest girl I know!

Goodbye Piccadilly,

Farewell Leicester Square!

It's a long, long way to Tipperary,

But my heart's right there.

Просидев ещё часа два, я приказал закончить наш небольшой праздник и всплыть на поверхность, всё-таки мы на подводной лодке, а не на прогулочном пароходе и выполняем мы-боевую задачу, а не круиз по Атлантике.

Выйдя на рубку задвинув фуражку подставляю голову прохладному ночному ветру и смотрю на звёзды. «Всё-таки чертовски красиво!» проскакивает мысль в голове.

ВАХТА! – кричит с низу Алексей.

Давай! – вторит ему один из матросов.

Лёха поднимается по трапу и встаёт рядом со мной. Кивнул мне, поднял бинокль смотря за горизонтом. Кивнув ему в ответ я подхожу к тумбе GOS, устанавливаю на неё свой бинокль и забравшись на специальную подставку осматриваю полный круг горизонта.

– Как думаешь Лех, что нас ждёт завтра? – спрашиваю спустя несколько минут я, отрывая взгляд от GOS.

Тот смотрит на меня и снова поднимает бинокль к глазам, пожимает плечами: "Хрен его знает, Старик! Время покажет".

Киваю ему в ответ и сняв бинокль я спускаюсь по трапу в ЦП. Встав на мокрый пол и отойдя от траппа, смотрю на наручные часы: 00:10.

«Включить синее освещение!» – говорю как будто в пустоту.

«Арио» подходит к люку в ОМО и переключает тумблер, опять мигание света и зажигается синий свет. Постояв ещё несколько минут, я отправился к себе в каюту. Сняв там с себя кожаный бушлат повесил его в шкаф, а фуражку бросил на стол. Расстегнув две верхние пуговицы на рубашке завалился на кровать свесив ноги в сапогах. Кладу сжатый кулак себе на лоб и тупа таращусь в потолок. Через пол часа, а может и чуть дольше я наконец скидываю с себя сапоги. Взяв из верхнего рундука серую олимпийку надеваю её и укрываюсь тёплым шерстяным одеялом.

«Да… не май месяц, да и не экватор, температура воздуха сейчас конечно иногда и +15, но ночью не редко опускается до -5. Ни смотря на работу дизелей на лодке иногда бывает холодновато. Вот примерно с такими мыслями я выключил лапу над койкой и отвернувшись в стену очень быстро проваливаясь в сон.

Глава 7 «Потерянный вымпел»

Бескрайний, пустынный горизонт. Ни пятнышка, ни судёнышка, даже облаков и тех нет! Я стоял на рубке у ограждения зенитного орудия и просматривал горизонт с задней его стороны, поминутно поднимая свой тяжёлый морской бинокль и всматриваясь на узкую полоску между водой и небом, пока руки и глаза не уставали. Тогда я опускал бинокль и просто стоял, облокотившийся на ограждение и почёсывая появляющуюся бороду.

Девятый день похода, самый отвратительный на мой взгляд, я ненавижу такие спокойные дни! Некого нет в радиусе 20 миль, словно все янкисы в одночасье вымерли.

Сняв фуражку и проведя ладонью по волосам, я почувствовал на руке неприятную маслинную плёнку и тело тут же зачесалась сразу и во всех местах.

Ну, что поделать. На лодке душевых нет, так что мы мучаемся от смрада наших тел и одежды. Хотя пока вшей нет и то слава Богу. На последней мысли я мысленно же сплюнул и снова поднял бинокль к глазам.

Отстояв на вахте четыре часа сплевываю в воду и спускаюсь в низ, проходя в ОО, останавливаюсь возле рубки радиста.

Есть что-нибудь? – спрашиваю у «пианиста», сидевшего в радиорубке. Тот смотрит на меня усталым взглядом и отрицательно качает головой.

Кивнув в ответ и постояв несколько минут, я направляюсь в гальюн. Завершив там все свои дела, вытерев руки и умыв лицо, тупа смотрю в зеркало на своё отражение, горько усмехаюсь: «И правда сейчас я очень сильно похож на старика лет этак семидесяти: усталый, осунувшийся взгляд, морщины, борода…»

Мотаю головой и ещё раз умыв лицо выхожу из гальюна включив свет. Иду в нашу кают-компанию. Проходя мимо коек замечаю Алексея, свернувшегося в клубок и накрывшегося одеялом до уха, Йохана, поставившего одну ногу на стопу и спящего в таком положении и двух других (если судить по времени: 14:35, то это второй номер и соответственно шарманщик).

Сажусь за стол и налив себе чашку крепкого кофе, открываю судовой журнал и начинаю тупо его листать.

Лодка живет своей, особой жизнью – смена вахт; храп спящих членов экипажа; вонь паров дизеля; запах медленно тухнущих продуктов и полная картина нашей деградации…

Спустя час своего тупого перелистывания страниц я заметил выходящего из НТО боцмана, тот также тупа шёл по своим делам, но по его глазам было видно, что он тоже вымотался.

Боцман! – окликнул его я, откладывая журнал в сторону.

Тот обернулся и посмотрел на меня, кивнув ему на сидушку с права от меня и дождавшись пока тот сидит я беру кофейник. Проверяю на наличие содержимого, там как раз хватает на две чашки.

– Будешь?

Не откажусь! – отвечает он и получив от меня чашку отпивает из неё, прикрыв на секунду глаза ставит ее на стол.

– Как настроение в экипаже?

– Да… как сказать, парни устали! Но несмотря на это готовы и рвутся в бой!

– Ясно, а инциденты какие-либо были?

– Пока нет! Но вы меня знаете, капитан, я раздолбайство не потерплю!

– Рад слышать… Слушай Ник, мы ведь с тобой с нашего учебного похода, не так ли?

– Да… тот чертов поход, он мне в кошмарах сниться с N-ной периодичностью! Нас тогда скорее всего бог спас, ну и ты конечно!

– Ааа… я тут не причём! Просто надо было кому-то принять командование в той ситуации, да и не чего такого я и не сделал!

Боцман поперхнулся, поставил не допитую чашку на стол, посмотрел на меня с каким-то непониманием в глазах и явно придя к каким-то выводам начал загибать пальцы.

– Единственный кто принял командование, спас тем самым лодку от полного уничтожения, смог вразумить всю команду и как финал потопить эсминец! И ты называешь это «Ничего не сделал»?!

– Ага, и чуть не утопил лодку при возвращении!

– У нас в тот момент были повреждены цистерны балласта и корпус имел три течи, да вообще чудо что мы тогда не то, что в базу пришли ЖИВЫЕ, но и всплыть смогли и потом: рапорт командованию сдавал ты! Так что именно ты нас тогда и спас!

– Спасибо на добром слове! – я улыбнулся и посмотрел в сторону радиорубки.

– Ладно я пойду, спасибо за кофе, господин капитан!

Я кивнул и откинул голову назад, мысленно вспоминая тот поход, где, по сути, и должен был остаться на всегда. Я слегка повернул голову и посмотрел на фотоснимок. Мои губы не произвольно поджимаются. На фото подводная лодка типа IIB с намалёванными на рубке цифрой «32» и лежащей чёрной пантерой. На носу лодки выстроен практически весь экипаж и там, где-то в первых рядах, стою я ещё в звании старшего курсанта Императорской военно-морской академии: «Киль». Под фото было подписана дата снимка: 15.11.1938.

От грустных мыслей меня отвлёк шум, который заставил мое сердце биться сильнее. Я отчётливо услышал треск радиоприёмника и сейчас слышал щелчки кнопок на «Энигме». «Да неужели?» Спустя несколько минут «пианист» стоял передо мной и протягивал мне желтоватый лист бумаги.

– Радиограмма, гер Калёйн!

Взяв слегка помятый листок и кивнув радисту, разваливаюсь в кресле и опускаю голову, пробегая глазами по карандашному тексту:

«Лично, капитану. Центральный штаб подводного флота.

Одна из наших лодок перестала выходить на связь, последний раз, сообщение было принято 24 часа назад из точки BD 61. Просим вас, по возможности, организовать поиск и в случае необходимости оказать всестороннюю помощь».

Прочитав сообщение и осознав «просьбу» ZZF я встал и направился в ЦП.

– Штурман!

Да, капитан! – отозвался Макс, оторвавшись от карт.

«Где мы сейчас находимся?» – спрашиваю его, подходя к столу и опираюсь на локти.

Ну… примерно вот здесь. – говорит он, обводя красным карандашом сектор BE 49.

– Ммм… а до сектора BD 61, нам сколько?

Макс на секунду посмотрел на меня в недоумении, потом поднял голову и секунд тридцать прикидывал что-то.

– На нашей скорости, примерно часов 5-6, а что?

В место ответа протягиваю ему листок и продолжаю смотреть на карту, прикидывая у себя в голове наш новый курс и маршрут к нему. Макс, прочитав текст возвращает его мне и пожимает плечами.

– Если увеличим скорость до полного хода, то будем там через 4 часа.

– А смысл? Ты прекрасно знаешь, чем это обычно заканчивается! – говорю ему стуча пальцами по радиограмме.

Твоя правда! – поджимает он губы и вздохнув произносит: – Если мы идём туда, тогда нам надо сменить курс на 255 градусов, господин каплей.

– Хорошо! Построй маршрут патрулирования, согласно полученной радиограмме!

– Есть!

Подойдя к трапу в боевую рубку, поднимаю голову и кричу на верх:

Новый курс: 255!

Есть капитан! – отозвался матрос, сидящий на рулях.

Кивнув в ответ непонятно кому, подхожу к телефону связи и сняв трубку, переключил тумблер на селекторную связь.

– Внимание экипаж! Получена радиограмма о потере связи с одной из наших лодок, нам приказано отправиться на ее поиски, будем в точке встречи через 6 часов!

Произнеся это и повесив трубку на место, несколько минут смотрю в пустоту, операясь о прибор связи, после забираю из своей каюты бинокль, поднимаюсь на вахту и встаю у правого борта.

«Что случилось капитан?» – спрашивает Лёха, не отрывая взгляда от бинокля наблюдения.

– Нам приказали найти нашу лодку!

– Есть смысл в её поиске?

Посмотрев на него и печально ухмыльнувшись и ничего не ответив облокачиваясь о край борт и поднимаю голову на верх.

•••

Спустя шесть с половиной часов…

Мы уже почти час крутимся в этом районе, но лодку мы пока не нашли, а солнце уже почти скрылось за морской гладью.

«Скоро совсем стемнеет, если так пойдёт и дальше, тогда мы засядем в этом квадрате на долго!», подумал я, устало подняв бинокль к глазам осматривая сектор с перейди и справа от лодки. Провариваю ещё раз тот сектор и снова опускаю тяжёлый бинокль.

Чёрт! Да где же они могут быть! – рычу я не известно, от чего, от усталости или от раздражения.

Их могло отнести куда-нибудь из этого квадрата, здесь достаточно сильное течение! – предположил первый номер.

– Если так, тогда мы просто зря тратим время и топливо!

…Что прикажите, гер Калёйн? – повернулся он ко мне лицом.

Посмотрев на слегка волнистую гладь океана и на темнеющее небо, я снова поднял бинокль к глазам:

Остаёмся ещё на пол часа в этом районе, а после возвращаемся в наш сектор патрулирования!

Понял, господин капитан! – ответил Александр и снова припал к биноклю.

Прошло ещё минут десять после этого, и мы так и некого и не нашли. «Неужели их и правда здесь нет?!»

ТЕНЬ НА ГОРИЗОНТЕ! 310 градусов, большая дальность! – крикнул один из вахтенных матросов.

Перейдя на левый борт рубки и подняв бинокль к глазам я несколько секунд водил им в том направлении, пока действительно не увидел небольшую тень, на фоне бледно-розового неба.

Лево на борт максимум, обе машины средний вперёд! – крикнул я слегка обернувшись назад.

Палуба под ногами заметно сильнее завибрировала и нос лодки стал поворачивать в сторону тени, и вот он встал четко на эту тень.

«Руль прямо!» —говорю я, не отрывая взгляда от контакта.

Спустя пару минут тень обретает более-менее узнаваемые формы: вытянутый «корабельный» корпус, боевая рубка по середине и балластные цистерны – «немецкая» лодка. Она стояла к нам левым бортом и вызывала к себе странные чувства. Подойдя к ней метров на шестьсот, я приказал остановить оба мотора и лечь в дрейф. К тому моменту совсем стемнело, и лодка практически терялась из виду лишь по барашкам на воде, да по еле заметному силуэту можно было понять, где она.

Зажечь сигнальный прожектор! – приказал я, осматривая темное небо без намёка на какие-либо звёзды.

Один из вахтенных матросов подошёл к носовой оконечности рубки и опустил рычаг, включив прожектор. Мощный луч света ударил вперёд и осветил нос лодки, мирно покачивающейся на волнах. Парень слегка повернул прожектор и осветил середину лодки и её рубку.

Ну что могу сказать: это действительно подводная лодка, немецкой постройки, но явно не нашего типа! Лодка казалось больше в длину и ещё одно явное отличие сразу же бросалась в глаза: кроме стандартной рубки типа Turm 0, которая устанавливалась на все «немецкие» лодки, за ней в двух метрах была установлена ещё вторая платформа под зенитное орудие (цилиндр примерно два метра в высоту и ширину, ограждённое по периметру).

«Так, это явно не тип VII, подобных рубок на «наши» лодки не ставят, а значит есть только один вариант, что сейчас перед нами!»

«Классифицирую контакт как лодку тип IX!» – сказал я после недолгого размышления

Подтверждаю! U-Boot Typ IX! – бросил первый номер смотря на лодку через GOS.

Меня больше всего волновало то, что на рубке не было людей, да и сама лодка вызывала чувство покинутости, заброшенности! Такое можно испытать в детстве, шарясь по разным заброшенным зданиям. Посмотрев ещё немного на лодку и опустив бинокль, я сошёл с подставки.

– Расчёт к зенитке, подготовить штурмовую группу!

Есть капитан! – отозвался первый, спускаясь в низ.

Спустившись следом и слегка прищурившись от бьющего красного света, я прошёл к себе в каюту и поверх серой «спортивной» формы, надеваю кожаный китель, ремень с пистолетной кобурой и четырьмя подсумками. Проверив свой офицерский Parabellum P-08, передёргиваю на нем затвор и, сунув его обратно в кобуру, выхожу из каюты направляясь к ящику с оружием.

Спустя десять минут подготовки я стою с шефом в ожидании, пока матросы накачают понтон и закрепят на нем лодочный мотор.

Капитан, может вы всё-таки останетесь на борту? – спросил меня в который раз шеф, перехватывая по удобнее автоматный ремень. Я не чего не ему ответил, лишь ещё раз проверив свой MP 38.

Умом, конечно, прекрасно понимаю, что мне там делать не чего, но сердце велит сейчас отправиться на эту лодку и плевать что нас там может ждать!

По мимо меня и шефа с нами отправляться ещё 3 матроса (двое инженеров вооружённых автоматами и один канонир с пулемётом). Выглядели мы как жесткая помесь морского пехотинца и партизана. Взглянув на себя я невольно ухмыльнулся: серая «спортивная» форма (штаны и олимпийка), плохо сочеталась с широким солдатским ремнём с кобурой и подсумками, разгрузочными ремнями, на которых были закреплены подсумок под магазины к MP, солдатская каска и, как довершение всего бедлама, наши небритые рожи. Ну прямо без слёз не взглянешь.

Через пять минут мы всем кагалом сидели в понтоне. Матросы отвязывали удерживающие нас верёвки. Когда оба конца свободно болтались на цистерне, Гейгель (один из двух инженеров) запустил двигатель и наша лодочка поплыла к лодке.

– Будет осторожны, капитан! – крикнул мне с рубки первый номер, отдав честь.

Отдав честь в ответ, я поудобнее перехватил MP, поставил левую ногу на ящик со взрывчаткой (мало ли, что!) и стал всматриваться в приближающуюся лодку, освещённую нашим прожектором. Почему-то только сейчас замечаю, что лодка выкрашена в пятнистый серо-синий камуфляж, а на рубке нанесена эмблема: зелёная четырехугольная звезда.

«Нет, подобную лодку у нас я никогда не видел!».

Подплывая к ней, все сидевшие в нашей лодке более отчётливо чувствовали «мертвость» лодки, как будто мы подплывали к кораблю призраку, а не к боевой субмарине. Гейгель выключил мотор, и мы стали по инерции двигаться к борту лодки.

ЕЙ В РУБКЕ! – крикнул Курт (наш канонир), наставив свой MG 34 на приближающуюся боевую рубку.

Мы тоже наставили оружие на рубку готовые открыть огонь в случае опасности. Но прошла минута и… НИЧЕГО! Ни звука, ни голосов, ни шума изнутри лодки!

Курт посмотрел на меня и получив мой кивок отложил MG, взялся за верёвку с кошкой на конце, осторожно встал, размахнулся и кинул верёвку. Удачно зацепившись за леер ограждения, Курт начал подтягивать наш понтон к лодке. Когда наш понтон задел край цистерны, на неё сразу же соскочили Курт вместе с Арсением (второй инженер). Поднялись по верёвке и перелезли через леера, подождав пару секунд они бросились к трапу на «главную» рубку.

Чисто! – свесившись через ограждение крикнул Курт.

«Останься здесь!» – сказав это Гейгелю мы с шефом проделали тот же путь, что и наши парни.

Уже стоя у главного люка в рубку, я снял затвор с предохранительного положения и наставил его на люк. Шеф сделал тоже самое, постояв так с минуту мы переглянулись и подойдя вплотную к люку я постучал в него, держа автомат на голове.

В ответ мертвая тишина, «Да что за наваждение! Почему именно «МЕРТВАЯ»!»

«Надо вскрывать люк! – сказал шеф, проведя взглядом по горизонту, – как бы не налетела авиация!»

Не каркай, шеф! – буркнул я, вставая и осматриваясь, – Курт, Сеня – на зенитки!

Те молча кивнули и быстренько оказались у зенитных автоматов, Сеня на рубке, а Курт у второй платформы "Wintergarten" ("Зимний сад").

Переглянувшись с Кригбаумам и снова присев у люка, берусь за штурвал и начинаю попытки его открыть. Не сразу, но штурвал начал проворачиваться и вскоре он открылся полностью. «Странно что люк не закрыт на стопор! Но нам сейчас это на руку!», киваю шефу и быстро поднимаю тяжёлый люк.

Изнутри рубки практически сразу же почувствовался едкий запах гнили и застойной воды, я мгновенно подбежал к борту схватившись за живот пытаясь удержать рвоту и если мне каким-то чудом удалось удержаться, то судя по характерным звукам издаваемых шефом, тот оказался менее стойким.

Плюнув через борт в воду и зажав нос и рот рукавом я подошёл к люку и посветил внутрь, картина маслом, твою… рядом с люком в ЦП лежало полуразложившиеся тело молодого матроса в дыхательной маске и держащего в руках MP 38.

От вони у меня глаза начали слезиться и мне пришлось отойти чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя. Отдышавшись и потреся головой я снял фуражку и вытащил из специальной сумки на поясе дыхательную маску. Сделав глубокий вдох и задержав дыхание надеваю её, затем нащупав кольцо с низу, на баллоне углепоглатителя, дёргаю его и выдыхаю что есть силы. Снова делаю глубокий вдох. Таким образом запускалась система регенерации кислорода в патроне. Посмотрел на шефа. Тот последовал моему примеру и теперь так же стоял в маске. Кивнув ему и надев фуражку, осторожно спускаюсь вниз, держась одной рукой за трап, а другой придерживая автомат. Спустившись в ЦП мои ноги примерно по колено ушли в воду. Оглядевшись по сторонам меня передернуло от открывшейся картины: еле-еле горевшем аварийном освещении можно было разглядеть, что по всему ЦП валялись тела матросов и офицеров. За мной спустился шеф и также оглядевшись по сторонам посмотрел в мою сторону.

«Попробуй включить генератор!» —через маску сказал я, показав на лампочки.

Яволь, гер Калёйн! – через маску ответил шеф и включив свой фонарик направился в кормовой отсек.

Поджав губы и обведя ещё раз взглядом всё пространство ЦП, направляюсь к люку в офицерский отсек пытаясь понять, что могло стать причиной гибели всего экипажа.

Встав в проходе, я обвёл фонариком всё пространство, картина была примерно похожа на ЦП: в луче фонарик поблёскивала вода в отсеке, правда чуть меньше, трупы людей и неработающее освещение. Рядом с радиорубкой был труп в полусидящем положении, судя по рубашке – офицер. Пройдя в это «царство мертвых» и присев возле парня я приподнял его лицо и тут же дернулся от отвращения. На лице и губах запёкшаяся кровь вперемешку со слюной, в глазах ужас и рука лежала на груди, как будто он хотел унять боль в груди. Повернув голову и посветив в глубь фонариком, замечаю следы пожара на деревянной обшивке, что окончательно поставило меня в тупик.

«И так что мы имеем: полностью мёртвый экипаж, с кровавой рвотой и обожженныепереборки. Пожар если и был, то потух, если не моментально, то в течении нескольких минут, причём самостоятельно, так как огнетушителей я не вижу, да и кислородные маски не у всех членов экипажа… тогда что стало причиной смерти?»

Пройдя ещё чуть-чуть вперёд, стараясь не наступать на части тел под ногами, я подошёл к середине отсека и едва не навернулся в какую-то пропасть. В последнюю секунду успев отскочить, не удержав равновесие падаю в воду и едва не сталкиваюсь лбом с очередным мертвецом.

«Твою мать!» ругаясь про себя вставая и направляю фонарь себе под ноги. Луч света выдирает из тьмы открытый в полу люк, валяющиеся рядом ящик с инструментами и труп механика в рыжей спецовке, маске и разбитой головой.

«Ну теперь мне всё ясно! Не самая лучшая смерть, которую можно было испытать… Ладно, сейчас надо забрать судовой журнал и принять решение о дальнейших действиях!» Дёрнув головой отгоняю мысли, захожу в каюту капитана, подхожу к ящику с бумагами. Открыв дверцы и быстро выбросив все что было на пол я наконец нахожу то что искал: Судовой журнал подводной лодки U – 102, командир – кап. 3 ранга Клаус Швабер, гласила надпись на лицевой стороне. Положив его на стол, открываю последнюю заполненную страницу и нахожу последнюю запись, сделанную аккуратным почерком:

19:00 Погрузились на перископную глубину для прослушивания горизонта по гидрофону и проведения мелкого ремонта после атаки эсминца.

19:25 Механики доложили о том, что аккумуляторы стали выдавать на 15% меньше мощности, отправили двух механиков для ремонта…

Здесь запись обрывалась, значит мои догадки подтвердились! Аккумуляторы, как всегда, в подобных случаях! Закрыв журнал и сунув его за пояс, я вышел из каюты и направился в ЦП. Там я заметил шефа, стоявшего у трапа и ждавшего меня, его олимпийка была вся чём-то перемазана. При виде меня он кивнул и развёл руками, показывая, что он не смог отремонтировать освещение. Кивнув ему в ответ, показываю рукой на верх, первым забираясь на ступеньки трапа, выбравшись на палубу рубки кое-как отползаю в сторону и усевшись на какой-то ящик, закручиваю клапан дыхательной трубки и стягиваю маску с взмокшей головы.

Когда маска оказалась у меня в руках я откинул голову и вздохнул полной грудью. «Чёрт, как же в этих масках жарко и дышать не чем!» Через минуту после меня выбрался и шеф, он закрыл люк и также сняв маску, пытался отдышаться.

Ну что там, капитан? – спросил меня Сеня, слегка повернув голову.

Вода… и экипаж… мёртв! – пытаясь отдышаться говорю я, откинув голову, сглатываю и продолжаю говорить: – Вода во втором… отсеке… залила аккумуляторы и… выделился хлор!

Шеф посмотрел на меня и кивнул соглашаясь. Сеня посмотрел на меня печальным взглядом и произнёс:

– Весь экипаж?

Кивнув в подтверждение, смотрю на шефа и спрашиваю:

– Люди на корме – мертвы?

– Да! Хлор пошёл через вентиляцию в кормовые отсеки… они, по-видимому, всплывали! Дизеля выключены, а «электро» не включены!

– Аварийный генератор?

– Вышел из строя – пожар, там почти всё сгорело!

– Самолёт или мина?

– Хрен его знает, капитан!

Кивнув ему и поседев ещё пару минут, вновь смотрю на шефа.

– Нужно, сжечь все документы и взрывать лодку!

Согласен! – отвечает тот выдыхая и поднимаясь на ноги.

Я продолжаю сидеть и смотреть в темное небо, дождавшись пока главмех вернётся с ящиком взрывчатки, снова натягиваю маску и иду к люку в братскую могилу.

– Сень, «отсвети» на лодку «Экипаж мёртв, хлор, готовим взрыв».

Есть, капитан! – говорит он, отходя от зенитки и вытаскивая фонарик из кармана.

Спустившись вниз, мы идём в носовой отсек: шеф в торпедный, я в радиорубку. Включив фонарик и бегло осмотревшись, поочередно открываю все ящики и беря из них документы сваливаю их на стол, образовав небольшую кучку листов и книг вытаскиваю из кармана «трофейную» зажигалку и поджигаю край одного из листа. Вскоре маленький костёр сжёг все бумажки, а остатки я скидываю в воду.

Внезапно кто-то хлопает менять по плечу, от неожиданности я вздрагиваю и резко обернувшись, вытаскиваю из кобуры пистолет и направляю на… Кригбаума. То отпрянул от меня и поднял руки. Убрав пистолет и показав ему кулак, в жестах задаю вопрос «Что случилось?»

«Мне нужна помощь!» также жестами отвечает он и мы идём в торпедный отсек. Осветив его и бегло проведя взглядом, я не нашёл чего-то иного: те же труппы, вода и отсутствие света. Главмех показывает на койку и после делает жест как будто что-то откидывает. Я понимаю, что он хочет откинуть матросские койки, чтобы добраться до лежащей под ними торпеды. Вдвоем мы откидываем койки, а после шеф вставляет два пиротехнических заряда на место взрывателя. Такое же мероприятие мы проводим и с соседней торпедой. После Кригбаум вставляет провода от них в специальную взрывмашинку и взводит её ключом, как детскую игрушку, ставя взрыв на определённое время.

После всех мероприятий, уже идя к трапу, я остановился у каюты капитана и зайдя туда, порылся в ящике и вытащил из одного из них флаг. Убрав его сзади за ремень, выбираюсь из отсека и поднимаюсь по трапу на верх.

Штурмовой группе, покинуть лодку! – в последний раз закрыв люк и прокрутив штурвал, говорю я.

Пока парни спускались в низ, подхожу к флагштоку и вешаю на него флаг, затем отдав честь сам спускаюсь на палубу и сажусь в наш понтон.

Минут через пять мы стояли на носу нашей лодке и смотря на лодку, отсчитывая последние секунды. И вот у носа погибшей лодки поднимается столб воды. Вскоре лодка крениться на нос и начинает уходить под воду. Я встаю по стойке смирно и отдаю честь погибшим. Тоже самое делает, наша штурмовая группа и вахта на мостике, вскоре кто-то начинает петь, а за ним подхватываем все мы:

«Tausende von Tapferen Seemannsleuten

Liegen in den Tiefen der Meere.

Bis zum letzten Mann tapfer

In der jeder Schlacht,

So behielten sie stets ihre Ehre.

Und es dröhnen die Geschütze, Feuer aus allen Rohren

Und die Wellen, sie tosen.

Auf einem Seemannsgrab blühen keine Rosen…»

(Тысячи храбрых моряков

Покоятся на дне морском.

Бесстрашно сражались они до последней капли крови

В каждом бою,

Честь свою не потеряв.

И грохочут пушки, ведется огонь со всех орудий.

И бушуют волны.

На могиле моряка не цветут розы…)

«Да простит вас бог!» —тихо говорю я, следя за скрывающимся под водой реющим флагом.

Когда всё закончилось и мы, включив двигатели встали на прежний курс, я подхожу к нашему радисту и говорю ему:

Передай в штаб: «Подводная лодка U – 102, героически погибла в результате… подрыва на мине! «

Пианист нечего не отвечает, лишь подтягивает к себе «Энигму» и начинает отстукивать слова на клавишах. Я отправляюсь к себе и переодевшись в тёплый лыжный белый свитер и сухие штаны. Сажусь к себе на кровать и вытаскиваю небольшую фляжку с бренди, выменяют у одного капитана инфантерии с полгода назад.

Честь и память тебе Клаус Швабер и твоему экипажу, Vivat! – тихо произношу я, отпивая глоток из фляжки.

Глава 8. «Проблема не приходит одна»

Пятнадцатый день похода. Половина месяца минула с нашего отплытия из Вильгельмсхафена и для нас настоят «Тяжёлые дни»! Такое стойкое ощущение, что нас или прокляли, или дьявол над нами, издевается! Судите сами, господа: из всех семи походов на этой лодке, все «неприятности» случаются именно на пятнадцатый день похода: то дизель начнёт отказывать; то аккумулятор потечёт; то кто-то из команды устроит потасовку… прям чёрная полоса, причём, что очень странно, «неприятности» случаются без какого-то участия противника!

Вот и в этот раз: не успел я проснуться и принять гигиенические процедуры, как в дверь гальюна постучались. Тихо выматерившись открываю дверь и вижу на пороге Рунова, судя по перекошенности лицу в полном раздражении.

– Гер калёйн…

Я, уже понял! «Что на сей раз?» – с вымученной улыбкой говорю я и выключив свет, иду за ним.

Дойдя до камбуза, вижу картину маслом: у нескольких ящиков и коробок стоят: наш боцман Николай Петров и наш «хомяк» Даниил Красев, стоят и тихо ругаются на немецком и русском, а вокруг них «витает» назойливый аромат тухлятины и выхлопов дизеля.

Ну что господа, с чего начнём день? – произношу, с кислой улыбкой, входя на камбуз.

Оказалось, что наш любимый кок, собираясь готовить завтрак, открыл банку консервированной рыбы и та «выстрелила» ему в лицо. Кок, получив заряд тухлятины, упал и снёс кастрюлю с завтраком.

Выслушав всё это и поинтересовавшись в порядке ли наш кок получаю ответ «нормально». В матно-ругательной форме, приказываю перебрать все консервы, да и вообще ВСЕ продукты питания, а также прошу приготовить «новый завтрак».

Как итог: стою сзади на рубке отперевшись на ограждение зенитной площадки и наблюдаю, как матросы скидывают в воду несколько ящиков с протухшими продуктами (с десяток консерв; несколько мешков овощей и фруктов; пару банок консервированного сока) и в место рисовой каши с изюмом и фундуком – макароны с сыром; галеты с маслом.

Как будто первого было мало: во время смены вахты ДО один из матросов, перебираясь через люк из ОМО в ЦП, зацепился за что-то ногой и рухнул на пол. Как итог – вывих ноги! Молча выслушав доклад хирурга, кивая головой и ни слова не говоря развернулся и ушёл к себе. Там, взяв бинокль, накинул кожаный китель и, также молча, пошёл к трапу.

– ВАХТА!

– МОЖНО!

Поднявшись на мостик, встаю у ограждение зенитной площадки и становлюсь спиной к волнам. Рядом со мной стоял Алексей. Мельком глянув на меня и видимо что-то поняв по моему лицу, он воздержался от комментариев. Тихо, чтобы услышал только я, спросил:

– Пятнадцатый день?!

Зло хмыкнув в ответ, посмотрел на облака и прищурился:

– Доклад о погоде!

– Небольшая облачность, осадки и тумана отсутствуют, волны три бала, скорость ветра 3-4 метра в секунду, барометр: 990 мБар – снижается. К вечеру возможен туман. – спустя пару минут ответил Алексей.

Тихо выдыхаю через плотно сжатые зубы и закрываю глаза. «И погода над нами решила поиздеваться! Туман, особенно в северной Атлантике, особенно зимой – штука дрянная! Если наткнёмся на эсминец – он нас уничтожит быстрее чем мы его разглядим!»

Постояв несколько минут, спускаюсь в низ и встречаюсь нос к носу с несколькими матросами, курящими на палубе атакующего перископа. Увидев меня, они моментально спрятали сигареты и виновато уставились на меня. Отмахнувшись от них, спускаюсь по трапу в ЦП и тут пряма картина маслом: народу немного, Макс что-то ваяющий над картой, пара механиков проверяющих вентили цистерн главного балласта и… собственно всё. Тихая идиллия на подводной лодке в разгар войны!

Твою мать! – тихо ругается Макс, оборачивается к трапу и кричит на верх: – КАКОЙ КУРС?

218! – кричит из рубки рулевой матрос.

Макс хмуриться и опускает взгляд на карту, постояв так с минуту, он швыряет карандаш об стол и разворачивается спиной к столу тихо матерясь при этом.

«Что случилось?» – тихо спрашиваю его.

Тот поднимает глаза, несколько минут смотрит сквозь меня, а после отводит взгляд в сторону, ещё раз выматерился и снова встретился со мной взглядом.

– Капитан, разрешите поднять секстант на мостик?!

– Разрешаю!

СЕКСТАНТ НА МОСТИК! – орёт тот обернувшись к люку ОО.

– Так что случилось? Только без мата!

– Если кратко… то у меня большие сомнения в наших координатах!

Понимающе кивнув и пропустив Макса к трапу иду к себе в каюту, снимаю с себя всё лишнее: ставлю бинокль и фуражку на стол, стаскиваю китель, олимпийку и ботинки, остаюсь в одних спортивных штанах, футболке, ложусь на кровать и кладу правую руку на глаза, придают полудрёме, тихо ругаясь про себя: «…хоть бы этот день закончился по быстрее… ну его к дьяволу со всеми конфедерацкими собаками…»

Поспать мне дали всего минут сорок… сорок долгих для подводника минут… после меня осторожно, но настойчиво растолкали. Открыв глаза и сфокусировав зрение, вижу перед собой виноватую физиономию Франца Ильмана, в рыжей заляпанной спецовке.

Случилось что-нибудь не вероятное «Арио»! – кисло сказал я, садясь на кровати и надевая сапоги, продолжая выговаривать пришедшие в голову «невероятные новости»: – Мы заняли «Капитолий»; командующий «немецким» подводным флотом, женился в третий раз…

Хотелось бы, погулять по разрушенному «Капитолию» … но на сей раз все куда хреновие, гер калёйн! – с кислой рожей ответил «Арио».

Одевшись и нахлобучив фуражку, иду в след за «Арио» в дизельный отсек,. Там, как обычно, грохот; влажность; дым… Стоп дым? Подхожу ближе и действительно: самый зад правого дизеля дымиться. А рядом с ним стоят несколько механиков, Йохан и шеф.

ШЕФ, ЙОХАН! – кричу им, дабы привлечь внимание.

Те оборачивается и махают мне рукой, предлагая подойти, встав рядом с шефом смотрю на источник дыма – один из цилиндров и слушаю «крики-объяснения» Кригбаума:

– МАСЛА-КОЛЬЦА – МАТЬ ИХ, И ПОДШИПНИКУ ПОХОЖЕ ХАНА!

– СМОЖЕТЕ ОТРЕМОНТИРОВАТЬ?

– ПОПРОБУЕМ, ГЕР КАЛЁЙН! НО ЭТО КАК МИНИМУМ ДО ВЕЧЕРА, И МЫ НЕ СМОЖЕМ ДОЛГО ИДТИ НА ПОЛНОМ-МАКСИМАЛЬНОМ ХОДУ! – крикнул Йохан, беря в руки разводной ключ.

ПОНЯЛ, ПРИСТУПАЙТЕ! – крикнул в ответ и вышел из отсека идя обратно, на ходу вытирая пот со лба.

До обеда это оказалось последним неприятным происшествием, видимо «ТАМ» тоже ушли на обед и на нас перестали сыпаться эти самые неприятности! По всей видимости обед «ТАМ» заканчивался в 16:00, потому, что именно в это время ко мне подошёл наш боцман и попросил помочь ему. Проследовав за ним до камбуза, я увидел там молодого матроса из вахтенной команды: Уве Шнайдера, за его тёмный цвет кожи, экипаж его прозвал: «Машинист». Рядом с ним стоял кок и с осуждением смотрел на него.

Что здесь происходит? – уже буднично начал я, скрестив руки на груди.

Эта крыса, бл, эта глиста, бл, эта «сволочь», бл, – начал было боцман, но перехватив мой взгляд, тут же откашлялся и виновато посмотрел на меня продолжил – Простите, гер калёйн! В общем, он посмела уснуть на посту!

Эта правда?! – нахмурив брови, грозно посмотрел я на парня, но в душе удивился: откуда мой боцман, всю сознательную жизнь проживший во Франции, набрался и теперь поразительно филигранно использовал столь популярный у русских офицеров неопределённый артикль, и даже характерно его не проговаривал, только шевелил губами, при этом придавая глубине фразы.

Парень затравленно посмотрел на меня, потом на боцмана и опустил голову прижавшись спиной к дверце кладовой.

Отвечай, бл, на вопрос, бл, своего капитана, свинья! – заорал на него Николай.

Д… да, г…г…господин капитан! – тихо ответил Уве ещё больше сжавшись под моим взглядом.

Я тихо выдохнул сквозь зубы и ещё сильнее нахмурил брови.

Матрос подводного флота, Его императорского величества – всегда начеку! Стыд и позор вам, Старший-матрос Шнайдер! – тихо, но максимально зло произношу я в упор смотря на парня.

Тот под моим взглядом сжался ещё больше, казалось, что он сам готов бросится за борт, лишь бы подальше от меня и от боцмана. Тем временем я продолжил:

Теперь в место отдыха, вы будете чистить гальюн! Спящему на посту и подвергающего опасности лодке и экипаж, там – самое место! А теперь марш за работу!

Парень едва не плача отдаёт мне честь и быстро проталкивается мимо нашей троицы исчезает за дверью переборки.

Сопли подбери, бл! Сопляк не доношенный! – орет ему в след Николай.

«Хватит боцман!» – тихо говорю ему, прислоняясь к стенке, где несколько секунд назад стоял залетчик.

Простите ещё раз господин капитан! – вытягивается тот, преданно смотря на меня лихим придурковатым взглядом.

Хватит из себя придурка строить! – усталым, раздражённым голосом произнёс я.

– Так ведь, ещё Пётр Первый завещал: «Подчинённый перед лицом начальствующим должен иметь вид лихой и придурковатый, дабы разумением своим не смущать начальство»!

– Ты от куда так выражаться научился? Вроде ты всю сознательную жизнь провёл во Франции и даже в престижном пансионе учился!

– От дяди, капитан! Он у меня на рыболовном трале работал.

А такое ощущение, что на Древне Римской галере! – встрял в наш разговор Рунов, срезая кожуру с моркови.

Парни посмеялись, а я лишь слега улыбнулся. Хотелось забиться в какой-нибудь самый дальний угол и сидеть там, пока мы не вернёмся на базу! Хотя этого не будет пока: а) мы не пропатрулируем наш сектор до определенной даты и б) пока я не отдам приказ об окончании патрулирования!

Капитан, с вами все в порядке? – обеспокоено спросил меня боцман.

– Ну… если не учитывать тот вал «происшествий» и усталость, то… да я в порядке.

– Нечего, гер калёйн – прорвёмся! Мы всегда прорывались!

– Это да… Алекс, можешь пожалуйста чай сделать?

Тот без лишних слов быстренько заварил три кружки «ароматного» чая и протянул две из них мне и боцману, а мне ещё вручил невесть откуда взявшиеся блюдце с бутербродами с белым плавленым сыром.

А это ещё что? – спросил я в недоумении, так и хотелось пошутить что «это не заказывали», но сил не было!

«За счёт заведения! – словно предчувствуя мой несостоявшийся вопрос произнёс наш кок, откусывая от своего бутерброда, – Всё равно, этот надо было доесть, иначе испортился бы!»

«Спасибо!» —говорю ему и за два укуса, запихал в себя бутерброд и запил его чаем.

«Да… чай та ещё помесь: дизельного топлива, масла, тухлятины и где-то на задворках всего этого, может быть, был один чайный листок.»

Гер калёйн! – раздался стук в закрытую переборку.

«Ну что там опять, бл!», подумалось мне пока дверь открывалась и в неё протиснулся… хирург.

– Давно не виделись! Что на сей раз: перелом; понос; ВШИ?

Если бы «понос и вши» капитан. – сказал хирург с кислой рожей.

Ладно иду! – быстро допиваю чай, отдаю чашку коку и поправив фуражку быстро иду за нашим несравненным хирургом.

«Так что там случилось?» —спрашиваю у него протиснувшими в люк ЦП.

– Сейчас вы всё увидите, капитан!

Когда мы вошли в НТО, я увидел столпотворение: человек десять окружили кого-то и что-то тихо говорят. Грубо растолкав всех, я протиснулся к эпицентру всего этого.

Ну что можно сказать видел и похуже! На нижней койке лежит и стонет наш матрос из торпедной команды, левая рука перебинтована какой-то тряпкой, из-под которой буквально сочиться кровь.

Что случилось?! – обращаюсь к аудитории.

– Мы прогревали торпеды… и когда загружали последнюю его рука попала в цепь, и вот результат! – пробился ко мне наш главный торпедист: боцман Алекс Фукс.

Самовредительство? – нахмуриваю брови.

– Нет, несчастный случай!

Капитан, ему нужна операция иначе он кровью истечёт! – сказал хирург, садясь на кровать!

– Хорошо! Его надо перенести?

– Да, желательно в кают-компанию!

Кивнув хирургу и подозвав ещё двоих матросов, мы осторожно поднимаем пострадавшего и относим его в нашу кают компанию. Пробившийся раньше нас Фукс, сорвал скатерть, и мы положили пострадавшего на стол. Остерман сбегал за аптечкой и металлическим ящичком для хирургических инструментов. Он разрезал тряпку и нам открылось довольно печальное зрелище: с руки срезало буквально половину кожи и содрало мясо, так что куски плоти висели буквально на честном слове. Складывалось очень стойкое впечатление, что руку практически отрезало пилой до локтя и только очень большое везение спасло нашего торпедиста.

Проклятье! – ругается Ганс осматривая руку, потом надевает медицинские перчатки и не поворачиваясь к нам говорит: – Горячей воды и чистых тряпок, БЫСТРО!

Фукс, быстро! – произнёс я и тот исчез в мгновение ока.

Могу сказать, что ему ОЧЕНЬ сильно повезло! Кости раздроблены и возможно заражение крови!

– Ты сможешь что-нибудь сделать?

Тот посмотрел на меня с полной отрешённостью в глазах, но потом в них промелькнул азарт, но не простой, а как бы это сказать… врачебный!

– Попробую! Хотя из меня хирург – так себе!

Тем временем, Фукс притащил металлический поддон и пару чистых простыней. Ганс берёт какие-то инструменты, и говорит, наклоняясь над пострадавшей конечностью:

– Закройте переборки и держите его!

Мы с матросами навалились на парня и стали его удерживать, а Фукс задраил переборки предупредив что без ОСОБОЙ надобности нас не тревожили, вернулся к нам и схватил ноги несчастного, тот в ужасе посмотрел на нас и… дальше начался АД.

Я старался не смотреть что делает наш хирург. Нет, не то чтобы я боялся крови или падал в обморок при виде откровенной жести, уже насмотрелся на все и со всеми подробностями, но мне как-то и так было не очень, а тут ещё приходилось всей своей массой удерживать вопящего и вырывающегося матроса, так что ещё и наблюдать за тем, что там делает Остерман, не было никакого желание!

Казалось, что всё это не закончится никогда, что парень умрет либо от потери крови, либо от дикой боли… или как там всё это называется у медиков? Но всему приходит конец!

Все, отнесите его! Через пол часа его начнёт знобить, так что принесите ему горячего чая! – сказал хирург, отходя и снимая медицинские перчатки.

– Фукс…

Jawohl, Herr Kaleun! – опередил мой приказ Фукс снова исчезая в направлении кормы.

«Шустрый парень! Надо его на курсы повышения квалификации отправить после нашего возвращения!», подумал я, пропуская матросов, несущих пострадавшего. Ганс тем временем оттирал руки спиртом от крови.

– Пока говорить рано… но в общем его скорее всего придётся списать с лодки, капитан!

«Это уже мои проблемы!» – тихо сказал я, смотря на ладони тоже все в крови.

Ганс протягивает мне новую тряпку, обильно смоченную в спирте, кивнув ему принимаюсь отирать руки.

– Поганый день! По-га-ный!

Пятнадцатый, гер калёйн! – с улыбкой говорит Ганс.

«Тоже верите в подобную мистику?» —спрашиваю его, кидая кровавую тряпку к остальным.

Кажется, у разведчиков есть поговорка: два провала – повод задуматься, а три подряд – уже статистика! Я с вами шестой поход и у нас всегда на пятнадцатый день что-то происходит!

– Ага… видимо я «ТАМ» на особом контроле!

Как знать, гер калёйн. – заведя руки за спину и оперившись спиной о перегородку поста гидрофона, сказал он.

«Вы верующий Ганс?» – оперившись на стол спрашиваю его.

– К моему стыду нет, капитан!

– Странно, в Бога вы не верите, но в различную мистику верите?!

– Меня так воспитали в семье! Отец рабочий, а мать бухгалтер в одной из фирм. Они весь день были на работе, так что по выходным все шли в ближайшую церковь, а я оставался дома, помогать родителям. Вот так вот, гер калёйн!

Да прекрати ты! «Гер калёйн», не было бы войны – хрен бы я получил эти «четыре полоски на рукав»!

– Но в… ты получил! И ты отличный командир!

– Ага, командир, который едва не угробил две лодки!

– Ну не угробили же! А вернулись, да так что об этом трещали все газеты.

– Это да! Ладно пойду проверю вахтенных.

– Хорошо, капитан!

•••

Уже поздним вечером, сидя на ужине, я позволил себе немного расслабиться, за нашим столом как обычно напряжённая атмосфера: Кригбаум и Йохан ругаются на дизель и на «Криворуких докеров, которые проморгали повреждение»; Макс просто уткнулся лбом о кулак и чуть ли не падает на стол; Лёха сидит и что-то читает, то ли письмо то ли газету.

Внезапно из репродуктора раздаётся «гром фанфар», и все как-то оживились и посмотрели на него. «Что там на сей раз?» – вымученно думаю я, также переведя взгляд с тарелки на приёмник.

«Экстренное сообщение! За прошедшие двое суток, конфедератские бомбардировщик нанесены воздушные удары по территории империи. По большей части по не военным целям в городах, с применением фугасных и зажигательных авиабомб большой мощности…»

При этой новости Кригбаум явственно вздрогнул и опустил голову на подставленные кулаки. Тем временем диктор продолжил монотонным голосом: «Больше всего пострадало население следующих городов: Парижа; Реймса; Шалон-ан-Шампань; Седана; Вердена; Люксембурга; Кёльна и Франкфурта-на-Майне! При этом было сбито около двадцати самолётов противника! Вы слушали сообщение штаба ВВС Королевство Пруссии!»

При упоминании Кёльна, Кригбаум вздрогнул и с ужасом посмотрел на приёмник, потом несколько секунд тупо смотрел на стол, схватил фуражку и исчез в направлении кормы. Беляев хотел было пойти за ним, но я поднял руку.

– Оставь его!

А что случилось, то? – спросил тот садясь на место.

Я посмотрел на него и мотнул головой сказав при этом:

Его семьей в Кёльне!

За столом вновь повисло напряжение, посидев ещё минут пять в неподвижном положении, хмыкнул и допил свой кофе.

«Поганый день! Просто поганей не куда!» подумал я, откидывая голову и натягивая на глаза фуражку.

Глава 9 «Сюрпризы посреди Атлантики»

Восемнадцатый день похода… Небольшие осадки, туман отсутствует, волны семь балов, скорость ветра 11 метров в секунду, барометр – пляшет от 960 до 985 мБар.

А если по-простому говоря – небольшой шторм. Лодку, имевшую в надводном положении полное водоизмещений 769 тонн, подкидывало над волнами так, что нос иногда выскакивал из воды по самые цистерны, а рубку заливало так, что пришлось задраить рубочный люк и включить помпу.

Команда ходит по лодке или зелёная или бледно-зелёная, мы с офицерами как-то держимся пока, хотя тошнота и морская болезнь подкатывают с N-ой периодичностью. Вот такие вот сюрпризы преподнесла нам погода.

Проклятье! – крикнул я снова не успев отойти от трапа при смене вахты и получив столб воды себе на ветровку.

Бесплатный душ! – буркнул Макс снова смахивая воду с кальки прикрывающей карты.

Нужен он нам сейчас! – рыкнул я, хватаясь руками за трос у зенитного перископа, – Ладно хоть это не настоящий шторм!

Обведя ЦП злым взглядом и наконец восстановив хоть какое-то подобие, равновесие иду к штурманскому столу.

– Ну что у нас?

– Мы сейчас вот здесь, BD 51, идём курсом 104, нас постоянно сносит в право на 5-6 градусов, нам еле-еле удаётся держать ровный курс

– Не сильный повод для беспокойства!

Так-то оно да… – Макс поджал губы, стряхивая остатки воды со стола.

Капитан! – обращаются ко мне сзади.

Обернувшись, я встретился глазами с «Арио», стоявшего в рыжем комбинезоне, взгляд злой и настороженный.

– Капитан, у нас перерасход топлива!

– Причина?

– Не знаю! Может где сальник протёк!

– Устранить сможете?

– При такой качке – нет!

Переведя взгляд на карту и нахмурившись, несколько секунд стою и думаю, что нам делать: перерасход топлива – очень плохо! Курс пляшет и точно определить его нельзя из-за погоды – тоже нечего хорошего… да и посмотрев на Макса замечаю его легкий кивок, типа «Нужно погрузиться и дать команде отдохнуть».

«Сколько времени вам потребуется!» —не поворачиваясь спрашиваю Арио.

– Час, может два!

– Ладно… ПОГРУЖЕНИЕ, тридцать метров!

«Есть капитан», —с долей радости в голосе произнёс он и направился к вентилям балластных цистерн.

На сей раз мне удаётся отойти от трапа за долго до того, как вахта начнёт спускаться.

•••

Через час мы с Алексеем; Йоханом и Ротермахтам сидим в кают-компанию, перекидываясь в картишки. Макс возился над картой, Кригбаум и Арио возились с двигателем, Алекс, переодевшись в чистое, дрых на койке. Ганс-Клаус Остерман – настраивал гидрофон… матросы и часть младших офицеров получили себе «материальное счастье» – спокойный сон! Идиллия, да и только, нарушаемая лишь тихим гудением электромоторов и тихим треском радиоприемника играющего песню:

Des Morgens,

Des Morgens um halb viere,

Halb viere,

Da kommt der Unteroffizier.

Heraus,

Heraus ihr faulen Tiere,

Ja Tiere,

Und reinigt das Revier.

Refrain:

Aber immer,

Mit frischem, frohen Mut, zwei drei,

Ja Mut zwei drei,

Ja Mut zwei drei,

Aber immer,

Mit frischem, frohen Mut, zwei drei,

Ziehn wir der Heimat zu.

Lisa, Lisa,

Schenke dem Reservemann noch mal ein,

Lisa, Lisa,

Schenk der Reserve noch ein.

«Я вышел!» —произнёс Ротермахт кладя последнюю карту на стол.

Да, бл! – одними губами произнёс Лёха, швыряя карты на стол.

Учитесь проигрывать, гер обер-лейтенант! – гордо произнёс второй номер, собирая карты и подсчитывая очки и записывая их на специальном листе.

Я умею проигрывать, майн хер! – ответил тот, зевая и вытягивая в верх руки и потянувшись до хруста в спине, – Чёрт, как же скучно!

Почитайте устав к примеру! – говорит второй номер собирая и протягивая карты Йохану.

– Ага, чего я там не видел?!

– Ну к примеру… «Офицер должен всегда иметь опрятный внешний вид… Особое внимание должно уделять личной гигиене, внешний вид отражает чистоту внутреннего облика…»

«Чистоту внутреннего облика»… вы на что-то намекаете, господин штаб-лейтенант?! – почесав пальцем «бороду» со злостью спросил Лёха.

«Нет!» – с неким вызовом в голосе произнёс Гюнтер.

Мне показалось, что Лёха готов был набросится с кулаками на второго номера, но перехватив мой гневный взгляд, тот под остыл и посмотрел на меня.

Господин капитан! Разрешите… осмотреть центральный пост?! – тихо прошипел Алексей.

«Разрешаю!» —тихо произнёс я, складывая руки на груди.

Лёха моментально встал, схватил фуражку и, едва не сбив с ног проходящего инженера, исчез в люке ЦП. Инженер едва успевший отскочить от старпома, почесал в затылке и пожав плечами доложил мне:

Капитан, проблема с топливом – решена! Можем подняться на поверхность!

Спасибо Хейнс! – ответил я и обвёл наш стол взглядом.

Тот кивнул и скрылся в НТО, Йохан, посмотрев на меня и кивнув сам себе, положил карты в ящичек и надев фуражку также скрылся в люке ЦП.

– Гюнтер, разрешите вам кое-что сказать, как старший по рангу офицер?!

– Да, гер калёйн?

Если вы в будущем, планируете взять под командование подводную лодку, то не используйте устав в походе – команда этого не любит!

– Я не понимаю вас, капитан!

Я посмотрел на него, как на идиота, в голове прокручивая один вопрос: «Он прикидывается или с рождение такой дурак?», и мой скромный скепсис подсказывал что второй вариант более предпочтительнее.

– Хорошо, скажу по-простому: вы своим «солдафонством» и «строгим подчинением уставу» – приелись ВСЕЙ команде! Парни не бросаются на вас с кулаками только потому, что бояться получить от меня и от других офицеров! Запомните, а лучше вбейте себе в мозг и повторяйте как мантру: «офицер не должен отторгать от себя людей, потому что одиночка на подводной лодке – покойник»! Я надеюсь, вы поняли?!

Д…да капитан, я… я понял! – несколько сконфуженно ответил тот опустив голову.

Надеюсь на это! – сказал я, вставая и надевая белую фуражку. Выхожу из-за стола остановившись, ещё раз смотрю на второго номера и хмыкаю: – Запомните! Одиночка – это ВСЕГДА покойник!

Сказав это, просовываюсь в ЦП и кивнув Алексею, стоящему у трапа с руками на груди, оборачиваюсь к находящимся на рулях матросам.

– На перископную глубину!

Есть перископная глубина! – ответил один из них.

Через несколько минут стрелка глубиномометра, более-менее стабильно показывала 8-10 метров.

– Поднять зенитный перископ!

Дождавшись поднятие трубы перископа подходу к ней и, заглядываю в перекрестие, погода та же дрянь: серо-белые волны и дождь. Сделав два полных оборота, приказываю убрать перископ и всплывать, Лёха, дождавшись второй команды, идёт к себе переодеваться и я направляюсь к себе для того же.

Спустя десять минут мы вдвоем и ещё тремя матросами стоим на рубке под ударами стихии, изредка пригибаясь за больверк, когда волна накатывала прямо на нас.

КАК В АДУ НА СКОВОРОДКЕ… ВАРШАВА!.. ДОЛБАНАЯ ПОГОДА, НАДО ЖЕ БЫЛО ТАК ПОПАСТЬ-ТО! ВАРШАВА!.. – орёт Лёха, пригибаясь от новой волны.

Крик Варшава, в данной ситуации, означает не город, а предупреждение об надвигающиеся большой волне.

ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛЮС В ТОМ, ЧТО В ТАКУЮ ПОГОДУ САМОЛЁТЫ НЕ ЛЕТАЮТ! – кричу в ответ я, поднимаясь и осматривая горизонт по курсу лодки.

И МНЕ КАЖЕТСЯ ЭТО ЕДИНСТВЕННЫЙ ПЛЮС В ЭТОМ! ВАРШАВА!.. ДА МАТЬ! ЧЕРТОВ ШТАБ – ШЛЁТ ВСЯКУЮ ЕРУНДУ, А ПОГОДУ ПЕРЕДАТЬ НЕ МОЖЕТ! ЧТО У НИХ ТАМ ОДНИ БАРАНЫ СИДЯТ… ВАРШАВА!.. – пригибаясь, продолжает надрывать голос старпом.

ЭТО ЕЩЁ ЧТО! ВОТ НА ПАРУСНИКЕ В НАСТОЯЩИЙ ШТОРМ – ВОТ ЭТО ДА! – кричу я, проверяя крапление поясного карабина.

А ТЫ ОТКУ… ВАРШАВА!.. ОТКУДА ЗНАЕШЬ КАК НА ПАРУСНИКЕ… ВАРШАВА!..

ХОДИЛ В АКАДЕМИИ НА ТРЁХМАЧТОВОМ ДО ВОЙНЫ!

НА «ПРИНЦЕ»? ВАРШАВА!..

НЕТ! НА «SCHNEESTURM-Е»!..

Вот так перекрикиваясь и оглядывая горизонт мы стояли и мокли, пока мне совсем не поплохело и я не спустился в низ, успев при этом получить водопад из не закрытого рубочного люка.

Как вам душ, капитан? – с ехидной улыбкой спросил меня боцман, отряхивая лицо от воды.

«Не язвите боцман!» – зло говорю я, не удерживая равновесия, на мокром полу, почти падая на металлический пол.

Если бы боцман меня не придержал, то сейчас бы мата от меня было столько и в такой форме, что хоть записывай и издавай словарь: «Русско-немецко-английских бранных слов и выражений» за авторством: капитана-лейтенант Щипанов! «Так что-то я не о том думаю!», тряхнув головой и поблагодарив боцмана, отправляюсь к себе, снимаю там мокрую одежду и переодевшись в сухое ложусь под тёплое одеяло, чтобы хоть немного согреться.

•••

Мне удалось поспать до своеобразного обеда! То есть – часа два и не какая зараза не будила меня с истеричным «ГЕР КАЛЁЙН», так что встал я достаточно бодрым, а поев – совсем повеселел. Мы сидели нашей «дружной», за исключение Йохана, Александра и, к всеобщему одобрению, Гюнтера, компании и травили смешные истории или анекдоты, что окончательно подняло всем настроение.

ОДИНОЧНОЕ СУДНО, МАЛАЯ ДАЛЬНОСТЬ! – проорал из ЦП Макс.

На секунду все оцепенели, как я успел схватить бинокль, резиновый плащ и выскочить на рубку меньше чем за минуту, хоть убейте не знаю, но факт остаётся фактом! Меньше чем за минуту, стою в месте с Алексеем под ударами ледяного ветра, таких же волн и разглядываю в бинокль очертание судна. На первый взгляд – обычное транспортное судно – сухогруз если быть точным, но что-то в этом корабле меня напрягало!

КАПИТАН! ОН ВООРУЖЁН! – кричит один из матросов также разглядывающего транспорт.

Присмотревшись, действительно замечаю стволы пушек: крупнокалиберных на носу и корме, по меньше на борту. «Всё приплыли! Но почему у меня такое чувство, что он нам НИЧЕГО не сделает?!», судорожно думал я, все ещё разглядывая очертание приближающегося вооруженного сухогруза и чувство этой «не враждебности» к нам крепло с каждой секундой!

КАПИТАН?! – кричит ожидающий команду Лёха, поднявшийся со мной.

– ОБЕ МАШИНЫ – МАЛЫЙ В ПЕРЁД, РУЛЬ НА ПРАВЫЙ БОРТ МАКСИМУМ!

– НО КАПИТАН…!

ДЕЛАЙ ЧТО СКАЗАННО! – рычу я на матроса, всё ещё рассматривая судно.

Вскоре лодка начала поворот и мне пришлось перейти с правого борта рубки на левый, постоянно балансируя и пригибаясь от накатывающих волн. И вот, когда мы встали практически борт о борт с судном, а дальность сократилась до каких-то 900 метров, я смог наконец различить флаг и название судна и тут же испытать большое облегчение.

– КЛАССИФИЦИРУЮ СУДНО – ВСПОМОГАТЕЛЬНЫЙ КРЕЙСЕР «BALTIC»! ЭТО НАШИ, ПАРНИ, ЭТО – НАШИ!

УРА! – заорали все вахтенные.

Радости на рубке не было предела мы махали им руками орали, пытаясь перекричать звук шторма, внезапно с мостика крейсера-рейдера ударил свет, потом ещё раз и ещё.

– КАПИТАН, ОНИ ЗАПРАШИВАЮТ НАШИ ОПОЗНАВАТЕЛЬНЫЕ!

– ОБЕ МАШИНЫ-СТОП! СИГНАЛЬНЫЙ ФОНАРЬ НА МОСТИК!

Через минуту я держал в руках фонарь-прожектор и нажимая с боку на кнопку, то включая его, то выключая, отправлял на судно световым сигналом:

«Я…U…96… 2…флотилия…Wilhelmshaven… Капитан…лейтенант…Щипанов… Приветствую…вас!»

Опустив фонарь, я поднял бинокль и, сквозь брызги, смог разглядеть ответ:

«Видим…вас!.. Рады встрече… Капитан…второго…ранга…Браун…Что…вы…потопили?»

«Два…судна…пароход…и…сухогруз…15000… Что…у…вас?»

«5…судов…21500…возвращаемся…в…Ливерпуль…на дозаправку… Удачной…охоты…сыны…морского…дьявола!»

«И…вам…того…же…сучьи…дети! Удачного…возвращения!»

ОБЕ МАШИНЫ-ПОЛНЫЙ В ПЕРЁД! – крикнул я своим опуская фонарь и улыбаясь, привстаю на носки и машу им рукой.

•••

ЧЁРТ ПОДЕРИ! – кричу я на весь центральный пост, швыряя мокрые перчатки на стол штурмана.

50 метров, рули на ноль. – спокойно говорит Кригбаум, даже не поворачиваясь в мою сторону, но спиной своей чувствую, как он нервно заглатываете.

Тридцать минут назад после этой «неожиданной встречи» с нашим крейсером, я приказа погрузиться «от греха по дальше»!

– В Атлантике сейчас менее ДЮЖЕНА наших лодок и военных судов! «ОТ ИСЛАНДИИ ДО АЗОРСКИХ ОСТРОВОВ! – в ярости говорю я, бродя по ЦП в зад и в перёд и стаскивая с себя мокрый на сквозь резиновый плащ, – А мы сейчас чуть в наш крейсер-рейдер носом не въехали!»

Остановившись у люка в наш отсек кладу руку на вентиля и утыкаюсь в неё лбом, переводя дыхание. В голове крутятся два вопроса: «Как мы оказались на параллельных курсах и какого ЧЕРТА, наше славное ZZF, прокладывает маршруты так, что корабли едва не сталкиваются друг с другом.»

Что-то здесь не так… МАКС, у нас точно верные координаты, ты не где не ошибся! – залаю вопрос повернувшись к нему и подходя к столику.

– Координаты верны! Более или менее…

– Что… что значит, это ваше: БОЛЕЕ ИЛИ МЕНЕЕ, господин штурман?!

– Два дня не было никакой обсервации, да и лодку постоянно кидает из стороны в сторону…

Сколотивший голову над картой и внимательно изучив её, слегка успокоившись и почесав бороду, киваю Максу. «Ладно на него грех наезжать! Во-первых, он мой друг, а во-вторых – он один из лучших штурманов, во всём Vereinigte Flotte»

Понимаю… если и у других такая же проблема, то нет ничего удивительного в том, что два военных корабля крутятся в одном и том же квадрате! Вот вам и дыры, да такие, что туда не то, что эскадра, ВЕСЬ «Atlantic fleet of the Confederation» войдёт незамеченным! – треснув по столу кулаком и разворачиваюсь к нему спиной, грозно выдыхаю сквозь сжатые зубы.

Капитан… какие… будут приказания? – тихо спрашивает Алексей, поняв, что «шторм в отдельно взятой подводной лодке» стих, если не совсем, то хоть частично.

Я зыркнул на него, ещё раз глубоко вздохнул и зло бросил ему:

Идём под водой, не менее двух часов.

Есть, капитан! – говорит тот становясь во фрунт.

Сплёвываю на пол и иду к себе, там переодевшись в сухое. Обессилено падаю на кровать и несколько минут тупа прожигаю стену взглядом, после поворачиваю голову и беру со стены дорогой моему сердцу фотоснимок с семьей, разглядываю его несколько минут, затем целую и крепко прижимаю к груди.

Господи, помоги нам! Помоги не сойти с ума и вернуться домой! Не за себя прошу, а за всю остальную команду!

Сказав это ещё раз поднимаю фото на уровень глаз, смотрю на сестрёнку и тихо говорю:

Надеюсь мы, когда-нибудь, ещё встретимся… сестренка!

После возвращаю фото на стену и отворачиваюсь к стенке. «Всё, на сегодня стресса хватит!»

Глава 10 «Конвой»

Двадцать третий день в море. Погода наконец-то успокоилась и дала нам возможность спокойно продолжить наш патруль. Топлива, правда, потратили почти 25 процентов, но шеф говорит, что нам до конца похода хватит без вызова транспорта снабжения.

«Доброе утро, господа!» – с радостной ухмылкой произнёс я, заходя в нашу кают-компанию, снимая фуражку. Поправляю воротник белого лыжного свитера. Настроение сегодня было на удивление отличное, даже непонятно было почему, но это и не важно!

Доброе утро, капитан! – с такими же радостными ухмылками поприветствовали меня Лёха, Макс, Йохан и Александр.

Сегодня в нашем меню было: макароны с рыбной котлетой, тушёными грибами и шпинатом; бутерброды с белым хлебом и плавленым сыром; кофе, мёд и традиционный лимон по три на каждого. Алекс изменил наш повседневный завтрак, так как сыр, грибы, шпинат и хлеб вот-вот испортятся.

Сев за стол и взяв чашку с горячим кофе я сделал большой глоток и на секунду зажмурился от удовольствия. «Вот почему так всегда получается: в начале похода кофе на вкус – отвратителен, а о его бодрящих свойства вообще говорить не приходится, а практически в конце – вкус меняется и бодрит он не хуже, чем кофе из дорогого ресторана?!», оставив на потом размышления и взяв вилку я приступил к употреблению завтрака.

Покончив с макаронами и налив себе ещё кофе, откидываюсь на спинку диванчика, ставя ногу на самый его край, упирая колено в стол.

Что пишут в календаре, старпом? – задаю вопрос, делая большой глоток.

Тот смотрит на меня и снимает с противоположной стены большой отрывной календарь. Прочитав надпись он ухмыляется и откашлявшись зачитал в слух:

«Знание – настолько ценная вещь, что его не зазорно добывать из любого источника.» Фома Аквинский.

«Чего?» – в недоумении спрашивает сидящий рядом Йохан, отрываясь от своей тарелки.

«Знание – настолько ценная вещь, что его не зазорно добывать из любого источника», – повторяет Алексей с видом «A la philosophe».

«Ну ка покажи!» —говорю я, протягивая руку.

Взяв календарь и посмотрев на надпись, через плечо в него заглядывает и Йохан, хмыкаю и возвращаю его Лехе.

«Интересно что он хотел этим сказать?» – задаёт риторический вопрос наш «призрак машинного отделения».

Наверняка то, что различные «приятные знание» не стыдно получать и оставшись наедине с собой, в запертой комнате! – тихо говорит Александр, ухмыляясь и осушая бокал большим глотком.

Мы все ухмыльнулись его пошлой шутки и вернулись к завтраку. Прикончив наконец весь завтрак, мы приступили к не самой приятной его части – к употреблению лимонов. Все их ели по разному: кто-то, как я и Йохан, вырезал внутренности и ел их, Макс и Саша отрезали дольки и обсасывали их, а Лёха выдавливал лимон в воду и размешивал его там.

«Спец коктейль имперского подводника!» – говорил Лёха, выпивая его залпом и делая новый.

«Капитан!» – отвлёк меня голос подошедшего к нам Красева. В одной руке он держал несколько желтоватых листков, а в другой недоеденный бутерброд.

– Новые радиограммы?

Тот кивнул и протянул их мне, вытерев руки от лимонного сока. Беру листы и кивнув уходящему радисту, вчитываюсь в них. Две из них были не о чём – перехваченные сигналы SOS с подбитых кораблей, а вот две другие имели ценность!

«Есть что-нибудь интересное, капитан?» – спросил меня Лёха.

«Угу, «Предупреждение всем судам императорского торгового и военного флотов! Не приближаться к сектору AL и AE. Любое судно в этом районе будет потоплено.»

«Ух ты! Это же сектора рядом с Исландии? – задал вопрос Алексей и получив кивок от штурмана в недоумении посмотрел на меня: – А есть разъяснения поэтому?»

Взяв следующую радиограмму и прочитав её, я нахмурил брови:

«Лично. Секретно. Всем командирам и офицерам подводных лодок, патрулирующим сектора: AF; AE и AM! В ночь с 12 на 13 ноября из Вильгельмсхафена вышла тактическая эскадра открытого моря «Gipfel», с специальным заданием. Приказ всем лодкам: не проводить атаки на суда и конвои в этих секторах до 25 ноября. Регулярно отправлять отчёты о встречи с одиночными и групповыми целями, идущими к/или от Исландии, не проводя их атаки.»

«Gipfel»!? – переспросили меня Йохан и Макс одновременно и получив мой кивок в ответ переглянулись.

«Интересно, это зачем наше славное ZZF выпустило в море, боевое соединение, предназначенное для линейного боя в открытом море, воглаве с самыми мощными линкорами во всей империи: «Принц Уэльский» и «Фон Бисмарком»?»

«Они в штабе рехнулись или как? На кой чёрт они выгнали их в море? Они что второй «Ютланд» хотят?» – в недоумении бросил Саша, поджав губы.

«Штабу как всегда виднее, как просрать самые мощные корабли «Объединённого императорского флота» – буркнул Макс, доев свой последний лимон и бросив шкурку в специальную кастрюлю.

«Ладно, это нас не касается! – строго говорю, отдавая радиограммы Алексею, вставая из-за стола и надевая фуражку: – Пройдёт время и мы всё узнаём.»

Взяв у себя в комнате бинокль я поднимаюсь по трапу на рубку. Оказавшись на свежем воздухе, вдыхаю полной грудью и подхожу к правому борту, туда, где стоял второй номер.

«Капитан!» – приветствует тот меня простым кивком на секунду отрывая взгляда от бинокля.

С момента нашего «разговора по душам», он… сильно изменился: снял наконец-то с формы застёжку в виде тевтонского креста и перестал общаться с офицерами уставно-дебильноватыми фразами. Правда с матросами пока общался также, но Гюнтер явно делал большие успехи в преобразовании из «уставной обезьянки», в офицера подводника.

– Доклад!

«Пока все тихо, капитан!» – лаконично ответил тот опуская тяжёлый морской бинокль и промаргиваясь от глазного напряжения.

– А погода?

– Осадков и тумана нет, ветер юго-юго-западный, видимость отличная, барометр – от 1000 до 1003 миллибаров!

Хорошая погода – это плохо! Следите за небом внимательнее! Не хватало ещё напороться на воздушный патруль!

«Есть!» —также лаконично говорит он, вновь поднимая бинокль.

Последовав его примеру, поднимаю бинокль, обшариваю горизонт и время от времени посматриваю за небом: «Хватит мне и сюрприза в начале похода!». Спустя два с небольшим часа руки начали понемногу побаливать, а глаза начали слипаться от постоянного взгляда в морскую даль. В который раз опустив бинокль я опёрся руками о борт, смотрю наш кильватерный след, чтобы дать глазам немного отдохнуть от постоянного смотрения в даль.

«ЭЙ В РУБКЕ! СРОЧНАЯ РАДИОГРАММА!» – кричит кто-то с низу.

Я отрываю взгляд и посмотрев несколько секунд на открытый люк тяжело вздыхаю, ныряю в него, спустившись в ЦП, встречаюсь с Сашей. Тот кивает головой в сторону ОО и ведёт меня за собой.

Просочившись в люк, я встал около радиорубки. Сидевший там «Пианист» протягивает мне лист бумаги, а на его лице некое подобие злорадно-усталой улыбки. Взяв в руки лист бумаги поднимаю его к глазам и чешу отросшую бороду.

«Срочно, всем командирам подводных лодок: В секторе BD 27, обнаружен крупный конвой, не менее 30 судов, с сильным охранением, следующий курсом 88. Объявляю сбор всех ближайших подводных лодок в квадрате BD 29. HMS Tigris».

Мне потребовалась несколько секунд, чтобы понять смысл данной радиограммы, а когда он до меня дошёл, быстро разворачиваюсь и практически влетаю в переборочный люк.

– Штурман!

Да капитан?! – Макс аж вздрогнул от столь резкого моего появления.

– Наше местоположение и курс?

– Наш квадрат – BD 39 идём курсом 215 градусов.

Посмотрев на карту и найдя нужный квадрат киваю сам себе и протягиваю Максу листок радиограммы. Тот быстро пробежался по тексту, взял линейку и транспортир и начал вырисовывать новые линии на карте. Через пару минут он поднял глаза на меня, и ехидно улыбнулся.

– Новый курс 270, максимальный ход и мы будем там через шесть часов!

«Новый курс – 2…7…0; обе машины максимально возможный ход!» – громко сказал я, разворачиваясь к рулевым и подходя к прибору внутренний связи.

«Есть, капитан!» – ответил стоявший у рулевого поста «Арио» и подойдя к машинному телеграфу поднял рукоять до конца в верх. Через минуту он доложил, посмотрев на телеграф: «Обе машины максимальный ход, выдаём 18,5 узлов! Курс – 270 установлен!»

Кивнув ему в ответ и сняв трубку, покрутил рукоятку вызова и включил селекторную связь.

– Внимание всему экипажу! Лодка преследует конвой, обнаруженный английской подводной лодкой: Tigris! В точке встречи будем через шесть часов! Всему экипажу – приготовиться! Конец.

Повесив трубку, я услышал громкий рёв всего экипажа, причём рёв это не преувеличение. Весь экипаж: матросы и большинство офицеров: орали «ура»; «yes»; «Endlich doch mal» и тому подобное, все были рады этой новости.

«Полундра! Идём топить американских свиней!» – закричал Лёха, как акробат, влетая через люк в ЦП.

«Ты чего так орёшь?» —спросил я, расплываясь в злорадной улыбке.

– А как мне не орать! Мы идём топить врага, а это самое главное в жизни подводника!

– Главное в жизни подводника, мой друг, это – вернуться живым домой! А атака конвоя это – наша работа!

– Старик, кончай философствовать! Ладно, я на мостик! – сказал он, подходя к трапу и скрываясь в рубке.

Помотав головой и ухмыльнувшись, иду в офицерский отсек и останавливаюсь у радиорубки.

– Ганс, передай «Tigris-у»: Я U 96, идём к вам. Будем в точке встречи через шесть часов!

Тот кивнул головой и начал отстукивать сообщение на Энигме. Я отправился к себе и взяв бортовой журнал сел и записал следующие:

«13 ноября, 12:14, получили радиограмму об обнаружении конвоя в квадрате BD 27. Идём в точку сбора Волчьей стаи точка BD 29. Ориентировочное время прибытия 18 часов».

Написав эти строчки, убираю журнал обратно в шкаф и надев кожаный китель, иду обратно в ЦП. Подхожу к трапу и дальше стандартная процедура.

– ВАХТА!

– ДАВАЙ!

Поднявшись на мостик, встаю у бульверка и поднимаю бинокль к глазам.

«Старик, ты аж светишься!» – через некоторое время говорит мне Лёха, стоявший справа от меня.

Ненадолго опустив бинокль и посмотрев на его ухмылку, оскаливаю правый клык и снова поднимаю бинокль к глазам.

– А я этого и не скрываю! Я буду только рад утопить ещё пару конфедератских собак!

Спустя семь часов…

– Который час?

«20:15, капитан!» – ответил мне вахтенный матрос, посмотрев на часы.

Киваю в ответ и продолжаю следить за чёрными палками, из дали они напоминают крохотные сосёнки, ели-ели заметных на горизонте – это и есть конвой! Мы засекли его около часа назад, сразу же дав радиограмму всей нашей стае об обнаружении и теперь ждём пока первое судно конвоя встанет у нас по пеленгу больше, чем 140 градусов, чтобы во время подводного хода мы встали чётко им в борт.

«Капитан, наблюдаю около двадцати пяти судов!» – сказал Лёха, не отрываясь от бинокля.

«Хорошо!» – говорю ему, продолжая наблюдение.

Сейчас главное определить корабли сопровождения, чтобы потом на них не отвлекать внимание и примерно представить куда они бросятся после начала нашей атаки.

– Пеленги первого и последнего судна в конвое?

«Пеленг первого – 55, последнего 120!» – отрапортовал стоявший сзади у зенитного ограждения первый номер.

– Плохо! Очень плохо! Такими темпами мы их минимум ещё часа три преследовать будем, а топливо у нас не бесконечно!

Поджав губы и проведя взглядом по горизонту поднимаю взгляд на висевший в небе полумесяц, «Чёрт, а поменьше ты не мог быть!».

«Первые два судна: эсминцы, тип… «Механ» – докладывает Алексе.

Киваю ему головой и всё также смотря на месяц спрашиваю:

«Какие лодки сейчас рядом?»

– «Tigris»; U 223; U 231 ещё должна подойти какая-то французская.

– Хорошо… интересно, кто в итоге откроет «бал»?

Мы шли ещё минут десять. Конвой всё также шёл себе спокойно параллельно с нами, а наша «волчья стая» также тихо проследовали его, обгоняя и ожидая удачного момента для атаки. Всё-таки правильно подобное соединение «штабные» назвали «Волчьей стаей» или «Wolfpack»! Ведь правда: мы, на самом деле, тихие охотники, нам некуда спешить, мы спокойно выжидаем, пока добыча сама не придёт к нам в лапы! А затем мы её загоняем в угол и наносим всего один смертельный удар.

К нам на мостик поднялся «шеф». Подойдя вплотную ко мне, он прикрыл рот рукой, как будто прикуривал сигарету, и прошептал мне на ухо:

«Запас топлива 58%, господин капитан!»

Нам хватит топлива до дома? – спрашиваю также тихо, чтобы слышал только он.

– Если это наша последняя атака, то скорее всего да!

Я киваю ему и обернувшись назад провёл взглядом по горизонту с другой стороны лодки, на всякий случай. Тут же меня одолел приступ зевоты, и глаза начали слипаться, проведя пальцами по глазам тихо говорю «шефу»:

«Можешь принести сюда кофе?»

«Конечно господин капитан!» – говорит тот и исчезает в люке.

Осмотрев горизонт с носа лодки и вздохнув, поворачиваю голову к старпому.

«Ну, что… который час?»

Тот мельком посмотрел на наручные часы и оперев локти о борт сказал: «20:35».

«Наш курс?» – продолжаю задавать вопросы подходя к правому борту рубки.

«88. Тот же что и у конвоя!» – механически отвечает тот, даже не посмотрев на меня.

– Дистанция до первого и последнего судна в конвое, тип судов?

– Первое – 2,5; последнее 4,9, тип – эскортные корабли!

– Пеленг первого?

– 120 градусов!

Хм странно… я поймал себя на мысли, что с каждой его фразой злобная ухмылка, на моем лице, становиться всё более злорадной. Всё пока складывалось удачно, прямо как в учебниках по тактике!

– Ну прям картина маслом! Курс на сближение с конвоем, подготовить все торпедные аппараты! Боевая тревога! И пусть радист передаст в эфир: «Я U 96, встречаю дам и открываю бал!»

«Есть, капитан!» – говорит мне старпом и также исчезает в люке.

«Ну что, гады! Как говориться: «месть – это блюдо, которое подают холодным», в нашем случае – охлажденном водами северной Атлантики! Так что – молитесь, пока ещё можете!», злобно подумал я, поднимая бинокль и ища взглядом самое большое судно в конвое.

Продолжение следует…

Примечания

1

Имперский галстук – неофициальное название среди военных «ордена Большого Императорского креста», который тот получил из-за способа ношения на шейной ленте

(обратно)

2

Банки – жаргонное название глубинных бомб. Небольших жестяных бочонков, начинённых мощным взрывчатым веществом, предназначенных для борьбы с погружёнными подводными лодками

(обратно)

3

Der mächtigste König im Luftrevier (Самый могущественный король в воздушном пространстве – бурный могучий орёл) – старый немецкий марш, неофициально используется как песня флота Королевства Пруссии.

(обратно)

Оглавление

Часть I. «Прибрежные воды»

Глава 1. «Бар Нассау»

Глава 2. «Гавань»

Глава 3. «В море»

Глава 4. «Пролив смерти»

Глава 5. «Первая жертва»

Глава 6 «Праздничный ужин»

Глава 7 «Потерянный вымпел»

Глава 8. «Проблема не приходит одна»

Глава 9 «Сюрпризы посреди Атлантики»

Глава 10 «Конвой»

*** Примечания ***