удивившись,
как всегда во всём был весел
– разве что, не пел он песен!
Госпожа же, улыбаясь
вопросила, не стесняясь:
«Сколько время, просто Фан
– славный ты наш Феофан?»
Тот ответил: «Госпожа,
я не ведаю года!»
Госпожа, аж растерялась
и немного засмущалась…
Но посыл тот поняла
и такой ответ дала:
«Да на что мне возраст твой?
– аль играешь ты со мной?!
Мне, лишь важно в нужный час
передать тебе наказ:
«Чтобы топал ты туда -
где у неба города,
И достал Царю вещицу -
что в сумЕ не поместИться,
И, чтоб он, ёё назвавши
ликовал, себе принявши!»
Ну, а коли ты услышал
– то, и срок уже твой вышел,
Собирайся-ка ты в путь,
да… и вещи не забудь!
– но, лишь то, что ты уложишь
и охрану не встревожишь.
Ну, а коли, всё пропало?
– то найди себе забаву -
чтобы, забыв про это место
и найдя себе невесту,
поселиться где-то «там»
– где не видно «это» нам!
Вот, я всё тебе сказала
и наказ весь передАла!
А сейчас, прости, дела!»
– то сказала и ушла.
«Вот засада… вот попал!»
– пригорюнил Феофан…
«Где же мне всё то искать -
что не знали, как назвать?»
– целый день о том грустил
и ответ не находил…
Лишь, под вечер, подуставши
так сказал, завет подавши:
«Хватит, полно тосковать,
время – вещи собирать!
И пускай моя дорога
станет даром мне от Бога!»
Поутру же, выйдя в сени
и увидев там смятенье,
он ответил, улыбаясь
– как всегда, не сомневаясь:
«Люди Добрые, ну что же
так печальны вы по коже?
В скором времени, как сдюжу
я вернусь в любую стужу!»
И, собрав с собой вещички
– лишь всё нужное и спички,
поспешил скорей туда -
где у неба города.
Глава II Под вечернюю зарю
– всё в родном ещё краЮ,
он увидел на опушке
лик печальнейшей старушки,
И темна она была
словно серая скала…
Подойдя, ей поклонился
и с вопросом обратился:
«Дашь водицею напиться
чтобы сил мне накопиться?
И чего сидишь одна
словно серая скала?»
А старушка, повернувшись
– тем вопросам улыбнувшись,
подала ему водицы
чтобы с жаждою проститься,
И вздохнув, себя терзая
говорит, слезу роняя:
«В жизни всё, уж так сложилось -
что тоска в меня вселилась,
и немногим на планете
я нужна в подобном свете…
Жизнь моя была по плану,
но с корыстнийшим изъяном -
что лишь сыну и себе
дам улыбку на лице!
И жила я той мечтой -
что всегда он будет мой…
Но потом, всё так сложилось -
что иное мне открылось,
и я с грустью поняла -
что пришла его пора!
Лишь на путь благословивши
– добрым словом вдохновивши,
отпустила, чтоб мой сын
добивался всех вершин!»
Грустно ведала старушка
– лишь почёсывая ушко,
и грустила, что она
никому и не нужна…
Тут, откуда и не ждали
и, конечно же, не звали,
пошёл к ним старичок
– худосочный, что сморчок!
Феофан спросил тогда:
«Ты откуда, и куда?
И чего такой весёлый
словно светом озарённый?»
«Так живу я – тута, рядом!»
– молвил тот, с задорным взглядом,
У меня так получилось -
что уныние вселилось,
даже начал унывать
и на Боженьку роптать…
Но, поняв потом причину
– всю нелепость той картины,
встал на новую дорогу
что увидел я от Бога!
Вы поймите, наши страхи -
это дикие собаки,
Как бы мы их не учили
или, чем бы, не кормили,
– лишь один там интерес:
«Волки смотрят только в лес!»
Но, когда их отпускаем
и кормить не приучаем,
то, и эти появленья -
не опасные явленья!»
Сразу понял Феофан
– то, и есть заветный план,
Только нужно всё сложить
дабы верно изложить!
«Ты, родная, не грусти -
чтоб былое обрести,
ведь кольми нам унывать
то и радость забывать!
А тоска – она, зараза
пожирает, но не сразу…»
Ожила тогда старушка
перестав чесать за ушком:
«Правы вы! – чего таить?
– важно Веру сохранить!
И не стоит жить в печали
лишь тоску себе венчая!»
Пригласила всех до хаты
приготовив им богато,
Пили, ели, говорили
и былое отпустили!
Со старушкой Фан обнялся
– поутру, как собирался,
пожелав, от всей души
чтобы радости пришли!
А потом, опять туда
– в путь, неведомо куда,
чтоб найти свою судьбу
в неизведанном краю!
Глава III Много дней он, так шагая
– мысли «в кучу» собирая,
брёл лугами и полями
– те красОты созерцая.
Много раз он попадался
– что на поле оставался,
но, в ночи, по пробужденью
не жалел о том решенье,
Свет луны и звёзд с небес
дарят множество чудес,
и весь луг, покрытый мраком
зацветает ароматом!
Много видел он зверушек
и заброшенных избушек -
где недавно жизнь цвела,
а теперь, лишь «трынь-трава»…
И, травою тех дорожек
– под шагание двух ножек,
он спешил скорей туда -
где у неба города!
Как-то раз, в один обычный день
встретил грустных он людей,
И, к тем людям подойдя
вопросил, чуть погодя:
«Дня вам доброго, селяне!
Что случилось, Други, с вами?»
Подошёл к нему старик
и сказал, склонивши лик:
«Мы –