Беседы наедине с собой [Димитрий Козаржевский] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Димитрий Козаржевский Беседы наедине с собой

Предисловие

Дорогой Читатель!

Наверное, на земле нет ни одного человека, который хотя бы раз в жизни не восхищался окружающим миром – будь то звездное небо над головой или пейзажи родного села. Причем, понятие «мир» здесь можно использовать в двух значениях: в широком, как Вселенную и в узком, как локальную точку (например, пределы населённого пункта). В каждом из нас заложена и живет любовь к родному краю, родному городу или деревне. Нельзя не признать уникальность многообразия форм действительности, разумность мира.

Как и у любого объекта, у окружающей действительности есть и обратная, тёмная сторона. И этот определённый дуализм является опорной точкой многих философских вопросов. В данном сборнике некоторые стихи объединены темой осмысления многогранностей бытия.

Стихотворения в сборнике условно разбиты на несколько групп: 1) философские стихотворения, к которым я отнес и стихотворения об исторических событиях древности, поскольку считаю, что они тоже дают почву для размышлений о человеческой природе и бытии; 2) стихотворения о природе, в которых описывается картины Поволжья, в частности, природа моей родной Астраханской области (многие топонимы, встречающиеся в стихах, такие как «Ашулук», «Ахтуба» и др. характерны для этого региона), а также отдельные природные явления (стихотворение «Июльский дождь», «Осенний дождик» 3) стихотворения о любви.

В стихотворениях нашли отражения опыт и личные переживания автора по тому или иному вопросу, проблеме бытия. Уверен, что строчки моих стихов найдут отклик у тебя, милый Читатель.

С пожеланиями приятного чтения,

Автор.

Не для того искусство нам дано…

Не для того искусство нам дано,

Чтоб мыслили мы формами живыми,

И делать разумы больными,

Чтоб на белоснежном чудеса творить панно?

Искусство нам даёт свободу

От повседневных тягот бытия.

Воспеть должны божественную оду

Во славу в этот свет пребытия!

Художник – бог, ему подвластно все;

Поэт великий – властелин над бездной!

Не побоялся же Басё

В простое превратить хорал помпезный!

Однажды кто за рамки вышел тона,

Тот сумасшедший навсегда!

И он, из вечного как следует закона,

Уже не скажет страху "Да".

Творение есть над смертию победа,

И создан hoc mundus наш Художником-Творцом,

И нет чудовищнее бреда

Считать наш Дом уродливый дворцом!

Мы ищем в формах идеальных вдохновение,

Под куполом природы – созерцаем храм…

Запечатлил Художник светлые мгновенья

И в образах Мадонны и Христа представил нам!

Скажи мне, homo, что такое свет…

Скажи мне, homo, что такое свет,

И что мы можем знать о тени?

Найдет ли человечество ответ?

Ведь пределы существуют людской лени!

И что такое звезды и планеты,

Туманности, моря и океаны,

Растения, бактерии, кометы?

Взглянуть одним глазком в божественные планы!

Источник кто живого на планете:

Эволюция? Господь? Ориша Нла?

Кто за этот мир в ответе

И почему в нем много зла?

И что есть чудные открытья:

Вред или цивилизации прогресс?

И нет в науке перекрытья

Того, что может мир вести в регресс?

И кто есть я в мире вещей:

Биологии развитие или творенье Бога?

Одно роднит меня с царством клещей,

Другое – с образом и подобием Бога.

И есть ли бессмертие, душа,

И что нам после смерти ожидать:

Уйдем в небытие, будто вовсе не дыша,

И черви будут наше тело поедать;

Или воскреснем в новом мире,

Где люди братскою любовью одержимы,

Вкушают яства на Господнем пире,

А грешники в аду в мучения ввержимы?

Космос, homo, полон тайн, прекрасен,

И в тоже время холоден, ужасен;

Разумен, мертв, равновелик;

Многоаспектен, многолик!

Я напишу роман…

Я напишу роман

О Цезаре или Понтии Пилате!

Цветущий опишу Оман

В больнице, находясь в палате.

Опишу прекрасный сад

В Господних райских кущах;

Алжир – пустынь горящих ад,

Растения в зелёных пущах!

Предамся снова сну,

И вновь увижу Эльдорадо;

Мадридскую чудесную весну

И странные картины Босха в Прадо.

Проснусь – услышу голоса

Влюбленных Ланселота и Гвиневры,

И в сердце Африки увижу чудеса,

Что взбудораживают нервы!

Я напишу роман

О лунном свете, о баварском замке…

Бирманской пряности дурман

Плыть будет в стихотворной рамке.

Хочу на парусах нестись

На триерах финикийского корсара,

А позже в Древний Вавилон перенестись

И яства там вкушать на пире Валтасара!

А после полететь на крыльях Ники

В страну ацтеков, пирамид;

Лицезреть богов индийских лики

И эллинскую красу кариатид.

Я hoc mundus опишу

Зелёным цветом ярким,

И рыцарские подвиги свершу

Под палестинским солнцем жарким!

Ганнибал

Под древним слоем земли

Кости лежат Карфагена героя.

Отдыхает он где-то вдали,

Средь богов душу свою упокоя.

Познал он, славы ваятель,

Сюрпризы Фортуны, пораженье, изгнанье…

И не скажет древний писатель

Слова ему в оправданье.

Чтобы дать покоренным свободы,

Прошелся по Альпам могучим!

Но не воспоют певцы о нем оды –

Победитель к нему завистью мучим!

Волновал он, подобно бури, народы,

Как ураган, пролетел по полям италийским!

В страх поверг он римлян знатные роды

У Тразимена и Канн коварством своим иберийским!

Не принес он счастья солдатам

Посулами, грабежами, добычей богатой.

Расписана богами жизнь смертных по датам –

День Замы стал для него датой проклятой!

Долго по странам скитался,

Ища у царей утешение.

Но, поняв, что врагу он отдался,

Испить яду принял решение.

Под античным слоем земли

Кости лежат Карфагена героя.

Отдыхает он где-то вдали,

Средь демонов душу свою упокоя!

Пир Александров

Пал Персеполь могучий -

Отдался под власть македонцев.

Убит Ахеменид невезучий

В битве за место под солнцем.

Огнём полыхают кварталы,

Кровь курташей льётся рекою:

Забрызганы ею дворцов золотые порталы,

Фонтаны, бившие чистой струею!

А царь Александр в Ападане пирует,

Он весь уподобился богу Арею!

Рядом верный Селевк торжествует,

С ним Парменион, подобный Энею

Птолемей в объятии подруги Таиды,

Каллас и другие великие мужи…

Танцуют полунагие жрицы Киприды…

Кипит весельем чертог внутри и снаружи!

Предаются эллины утехам с девицами

Там, где цари царей принимали

Послов, восседая хищными птицами,

И раболепству сатрапов внимали -

Там, где ныне Александр, пируя,

Празднует за Фермипилы отмщенье!

Меж тем афинянка Таида, ликуя

И вкушая явств угощенье,

К грекам обращает крылатые речи:

"О други! Даровал Александр

Награду за кровавые сечи!

Глумясь над вражьим чертогом,

Удовлетворены мы за город Афины,

Что был Ксерксом поруган поджогом!

Вкушаем сладкие вина

За бранные тяготы от Босфора до Нила!

Взяты древние грады, возьмём Экботаны!

Восток покорила Александрова сила -

Пируем теперь в стенах Ападаны!

Но большую за поруганье Эллады

Награду я получу, если сей дворец,

Его величественные залов коллонады,

Рельефы, что создал мидийский творец -

Будут сожжены рукою моею!

Пусть повествует потомки,

Что эллинская женщина в мести своею

Превзошла воевод, бывших славою громких! "

Слова девицы порочной

Встретили гул одобрения.

Александр походкой непрочной,

Полный к рассудку презрения,

Под призывы соратников пьяных

К середине залы направляется,

Хватает факел у прислужников рьяных

И к нетрезвой толпе обращается:

"Верны Таидины речи!

Друзья! Отмстим за Элладу,

За униженье греков, что было далече!

Клянусь Афиной Палладой,

Разрушу Ксерксом чертог -

Варваров величье и гордость,

Красу нагорий и Востока цветок -

Да не дрогнет руки моей твёрдость!"

Рек, и к воротам направился.

Множество факелов за ним устремилось.

Случай расплаты представился!

В танце ночное светило кружилось!

Грозно шумели Аттики дети

Словно варвары-скифы!

Попал царь в безумия сети!

В стену, ассирийские мифы

Где высечены, факел летит -

Факел царя и Таиды распутной!

Пламя быстро дворец поглотит!..

Напрасно взывал Парменион занудный

К царю не быть Геростратом —

Уже чёрным окутаны дымом

Крыши, покрытые златом!

В бешенстве страшном, неумолимом

Пламя охватил колонны,

Барельефы огнём пожираются!

Безжалостен пожар к залам Трипилоны!

Свирепо статуи львов озираются

На горящие редчайшие древа,

Тачара зятя великого Кира

Полыхает в день эллинского гнева

Под звуки, что издаёт весёлая лира…

Протрезвев, царь ужаснулся.

Тушить приказал он дворец,

Но поздно – страшный конец

Узрел Александр, и внутри встрепенулся:

Там, где было торжество речей,

Дымится груда кирпичей!

Memento mori

Ничто не вечно в этом вещном мире:

Ни запахи цветов, ни танцы махаонов,

Ни капища германцев, ни дворцы в Пальмире –

Вечны разве пирамиды фараонов!

Пред великим звездным небом млеют

Погоня за богатством, распри и почёт.

В роскошных саркофагах люди тлеют,

Их могилы солнце жаркое печёт.

Сменяются империи, народы,

Тираны, олигархи, демократии вожди,

Умрут богатые, красавицы, уроды,

Ведь времени не скажешь «Подожди!».

Бессмертны лишь деяния благие –

Деяния апостолов, ученых и царей,

Тех, чьи на крестах тела полунагие

За истину распять старались поскорей!

Рассуждения о третьей декаде Тита Ливия

Пламенную любовь к Отчизне святой,

Храбрость, нравственную силу превозносит древний век!

И до Рождения Христа, в году двести девятом

Благородство со страниц "Истории" внушает человек!

Мужества идеалами нам служат

Эмилий Павел, Марций, братья Сципионы,

И дух захватывает, и головы нам кружат

Места, сраженья, карфагеняне, легионы!

Но все же… Благородство и порок

Рука об руку проходят,

И боком благодеяния – богов таков уж рок -

Покорителям во все века выходят!

Ведь с италийцами был ласков Ганнибал,

Старший Сципион с испанцами был мягок -

Те оплатили вероломством – кто бы понимал!

Поступок низменный душе людской не тягок!

Не должен ли быть зверем человек

В опасные мгновенья, как завещал Макиавелли?

Смешалось зло, добро в людском потоке рек,

И от войн жестокостей сердца, как камень, онемели!

Учитель наш, историк благородный

Нам прошлое раскроет, как урок:

Политику, поступки, дух народный!..

Не зря из древности хорошее мы тащим впрок!

Понтию Пилату

Пособник зла, владыка Иудеи,

Не ты ли казнил Бога самого?

Кричат тебе «Распни!» злодеи…

Идешь на поводу ты у кого?

У толпы, что сегодня рукоплещет,

А завтра растопчет в пух и прах?

Наступит сему царству скоро крах!

Пусть император твой трепещет!

Власть твоя подобна тлену,

Чиновник ты жестокий, сумасбродный!

В попытках укротить народ свободный

Утопаешь в семитской крови по колено!

О политике

Что есть политика, мой друг:

Благое дело или грязная работа?

И что за странная забота

Владеть и править всем вокруг;

Принимать законы и в тоже время

Государство охранять от происков врагов,

А в тираниях тяжкое нести бремя

Всемогущих и мудрых правителей-богов?

Не понимал я никогда

Платона, Филмора и коммунистов –

Далекие от реальности когда

Возводят в ранг мечты идеалистов!

Истинно ведь то, что каждый из людей – творец…

Истинно ведь то, что каждый из людей – творец,

И он даёт ответ за акт разумный.

В мире, что подобен книге, не имеющей конец,

Не он ли сотворил весь этот праздник шумный?

Не он ли сотворил пирамиды и дворцы,

Заводы, бомбы, интегралы, кубы,

Переступив законы, разрушив истины венцы

И выбив окончательно Природе зубы?

Он жаждет завоёвывать планеты,

Спустится в океан и перекроить небеса,

Плевав на религиозные догматы и заветы -

Господь есть он, творить он призван чудеса!

В самоуверенности гордой

Наслаждения брегов пытается достичь,

Построить на земле Эдем взамен любви народной;

На штурм Олимпа боевой бросает клич!

Но не достигнет счастья он, несчастный,

И не обретёт он рай земной.

К страданиям других он – безучастный,

И в празднестве своём не слышит вой

Планеты, загрязненной пластиком противным,

Что злобою пропитана, кровью и развратом;

Он убивает реки, лес уничтожает дивный

(Ведь все в мире Божьем дивно, в том числе и атом!)

Он – разрушитель, и обречён кочевником отсталым

Скитаться в космосе, на жалкие мгновенья!

Он в первобытности найдёт приют дыхания усталым,

Чтобы вновь восстать, и вновь разрушить жизни звенья!

Привыкли, в церкви расшибая лбы…

Привыкли, в церкви расшибая лбы,

Предаваться подлости сыны разврата!

Хамство вызывает восхищенье у толпы,

И преуспевает тот, кто ненавидит брата!

Трепещет перед мнимой силой люд,

Машины и айфоны дороже качеств в человеке!

Покровительством начальника гордится лизоблюд,

И блага материальные Фемиде затмевают веки!

Кто целомудренен и чист, того общество бранит,

А музыку убогую трезвонят в трубы;

Забыта честь, никто уж верность не хранит,

И библиотекам предпочитают стриптиз-клубы!

Модно сейчас казаться, но не быть;

Каноны красоты – накаченные губы!

В Инсте хотят успешными все слыть,

Выставляя напоказ тела, курорты, "камри", шубы!

Люди! Верните в моду простоту,

Добрые дела и веру в человечность!

Смягчите свои нравы, сего мира остроту

И деяния свои направьте в вечность!

Пусть мир настанет, перестанет литься кровь,

В Сирии и на Донбассе знамя мира разовьется!

Верните в моду настоящую любовь -

Не ту, что похотью зовётся!

Оказывается, борьбу надо вести…

Оказывается, борьбу надо вести

В этой жизни неспокойной;

Страдать, тяжёлый крест нести!

Блажен в земле сырой покойный!

И каждый раз быть в суете и на пределе.

Рвать всех – иначе рвут тебя!

Как тоскливо жить в таком уделе,

O homo, пожалей себя!

А если слабое здоровье

Подтачивает, как червь, каркас?

Артериальное ли выкинет давленье

Меня из жизни тот же час?

Бегут куда-то все – и ты беги?

Но зачем повиноваться чёртовым законам?!

Смири свой пыл, и в сердце жаркое вложи

Стремление к божественным канонам!

Я чувствую себя японцем…

Я чувствую себя японцем,

Что воспевает в хайку волны и цунами,

Восхищается травой, дождём и солнцем,

И лик Природы созерцает вместе с нами!

Как пагоды, деревья стынут

Средь зелени, очам приятной.

Иероглифами сложными нахлынут

Эмоции в мой сад нарядный!

И предамся здесь покою -

В синтоистской рощи.

На священный камень

Положу я мощи…

Дорожки

Дорожек в жизни сколько:

Извилистых, прямых и сложный!

Одни ведут к паденью только,

К гибели натуры и идеалам ложным;

Другие к горним небесам ведут,

К истинному счастью и блаженству.

Чаще мудрецы по ним идут

К очищению души и совершенству.

Какое множество путей

Возможности большие открывают;

Прекрасных мест, занятий и людей,

Что на чудные открытья вдохновляют!

Впереди покрыта жизнь туманом…

В бизнес ли идти или в науку?

Не обманутся только дьявольским дурманом

И решение принять на скору руку!

Не печалься о великом…

Не печалься о великом!

Ведь тех судеб ты не знаешь,

Что в гармонии живут с безликим -

Логику Природы все равно не угадаешь…

Мне нравится молчать…

Мне нравится молчать -

Я в молчании преисполняюсь силой!

Охота в одиночестве читать,

Сидя в углу за книгой милой

Или на небо звёздное смотреть,

На купол чёрный Пантеона,

И летний зной в тиши терпеть,

Любуясь прелестью пиона!

Мне нравится молчать

О радостях, страданиях и бедах.

Оглушительно стремлюсь кричать

Я про себя о личностных победах.

Мне нравится молчать-

Молчание ведь душу очищает,

Воздерживает от обидных слов,

И от убийственных речей ответных защищает.

Мне нравится молчать.

"Золото-молчание",-так говорили греки.

Умён хоть кажется болтун,

Но часто глупости в нем льются реки!

Мне нравится молчать-

В молчании я познаю искусства

Созерцания прекрасного, учусь ценить

Счастливые мгновения и чувства!

Учусь в молчании любить

И чувствовать всей сути.

Но навредить

Легко всегда раздумьем, полным ртути.

Мне нравится молчать

И наблюдать за суетой, ненужным

И с гордостью себя считать

От света отстраненным, миру чуждым!

Когда ты боль превозмогаешь…

Когда ты боль превозмогаешь,

Следуя тем аксиомам, что Создатель рек,

Когда к истине других вести ты помогаешь,

Вот тогда ты – богочеловек!

Санта-Мария

Плыла каракка

По просторам морским,

Паруса раздувая

Под ветром мирским,

В дальние страны,

Мучаясь в буре и тряске,

Под звуки паванны

И галисийские пляски.

Открывали новеллы

Страницу те каравеллы,

Что вёл генуэнец -

Не к красотам Равенны

И не к раю блаженных.

Шёл в Новый Свет,

К земле прокаженных,

Где обагрились кровью

Индейские плата,

Где погублены жизни младые

В поисках злата,

Где новые пласты возникли,

Породы,

Где уничтожены грады,

Культуры, народы,

Где порядочность гибла

И культ наживы расцвёл…

Туда корабли

Христофор свои вёл!

Раскрыл я книжицу небес…

Раскрыл я книжицу небес.

Благословен ты, Боже Святый,

Что сотворил из пыли звёздной ты навес,

И Млечный путь, что удивляет нас раз уже девятый!

Нам Греции герои смотрят свысока:

Цефей, Кассиопея, Андромеда-

То бишь созвездия космических цветов,

А небо – Библия иль Веда!

От света их никто не уходил:

Ни грешник, ни святой, и ни разбойник,

И не воспламенялся ими в роще голубой

Лишь тот, кто сам внутри – давно покойник.

Не ценишь бытия ты красоту…

Не ценишь бытия ты красоту,

Бежа куда-то по привычке.

"Повремени, мгновенье!" Мы будто спички:

Сгораем, уходит дым наш в пустоту.

Какая разница: читаешь Гегеля на даче,

В метро уборщиком трудясь;

Иль ты – успешный журналист на передаче,

От скандальной славы не таясь;

Иль силовик, иль депутат, иль парикмахер?

Люби свою работу – следуй платоновским заветам!

Не мчи чрез времена, словно Шумахер,

Не нравится – остановись, жизнь не равняется монетам.

Коль нравятся тебе торги – иди,

И не смотри на мненья коллективов.

Нравится наука? Так и скажи: "Провиденье, веди!"

У общества ведь – плюрализм мотивов!

Не слушай никого, ты – уникальное созданье,

Ты сотворен не для того, чтобы бежать

От никчемности своей, от мирозданья,

И бесполезный труд ничтожества рождать!

Ты – Человек, и создан быть счастливым,

Даря радость бытия другим!

А формулу не может вывести несчастный

Творения добра умом своим тугим.

Ты – Человек, и создан быть счастливым!

Окунись в мечтания с размахом!

Коль кажется мытье полов тебе занятьем милым,

Так это предпочти отчетам, тяжбам, альманахам!

Письмо А. С. Пушкину

О тебе уж сколько слов, о Гений:

Восторженных, влюблённых, резких!

Не повторится снова твой "Евгений"

В трудах писак заядлых, дерзких.

Ты подарил нам, эфиоп-писатель

Прекрасный русский наш язык!

Стихов чудесных созидатель,

В эпитетах из кружев описал свой век

Нам – детям сего века мрака!

Казалось, смертен человек,

Но от камчатского барака

И до "зажравшейся" Москвы

Глаголом жжёте сердца Вы!

День интроверта

Утром снова тишина,

Блаженство и покой,

И мерится шагами ширина

Библиотечной по кривой!

За окном пурга, метель,

А ты за книгою Ремарка.

Воображенье поражает Вильгельм Тель

И величественная арка

Неизвестного мне Рима

Из энциклопедии по истории

Чудесного Древнего мира!

Охота весь день, играя на лире,

Валятся в постели,

И, слушая Средних веков менестрели,

В альбомах смотреть шедевры Растрелли,

А после под соседскую музыку дрели

Выбегать в пустующий парк развлечений,

И, сидя у колеса обозренья,

Неровностью любоваться сечений

Дорожек из плиток, вкушая печенья,

А потом, сидя в кафешке,

Смотря на проспект, покрытый туманом,

Наслаждаться лагманом!

Неся атмосферу оттуда, словно на флешке,

По пути впитывая запах помой

Придти домой

И заниматься кроссвордом,

Затем, сидя за вордом,

Параллельно смотреть сериальчик

И пить чёрный кофе,

А потом, словно маленький мальчик,

В пижаме прыгать на софе,

Разрисовывать краской мольберт

И стихи писать о природе!

Ведь ты интроверт –

По юнговской сути и странной породе!

По Кастилии солнечной…

По Кастилии солнечной

Рыцарь шагал.

Без коня и без шлема

От жары умирал.

Вдруг видит-бьёт

Источник живой,

И рядом хвост вьёт

Дракон молодой.

Сражается рыцарь с драконом

Не день и не два.

Как он устал-

Не подобрать здесь слова!

Всё бьётся и бьется

Рыцарь в тяжёлой борьбе.

Наконец пало чудище-

Внял Боже мольбе!

Тут молвил изнемождённый Дракон:

"Зачем со мной бился, чем ты влеком?"

"Жаждой", – ответил рыцарь ему.

"Ну и пил бы – махаться со мною к чему?"

Капуанские выборы

В год, когда великий Ганнибал

Римлян разбил у Тразимена,

Назрела в Капуе измена.

Народ к оружию припал,

Замыслив перебить сенат,

Чтоб карфагенцу отворить ворота,

И, выгнав наместников ромейских из палат,

Зажить счастливее немного.

Но посланный бессмертными богами человек,

Палавий Калавий хитроумный

Созвал сенаторов и рек:

"Вас убьет народ безумный

И город передаст пунийцам.

Но доверьтесь мне, о други!

Пыл остужу я дерзким кровопийцам!

Пусть закроют мои слуги

Вас в курии, словно врагов.

Пусть думают плебеи,

Что разделяю их затеи,

А сам отдамся воле я богов…"

Приставил стражу он к дверям,

А сам, тогу надев,

Вышел к толпе, словно к зверям,

У храма весталок-дев

Вещал: "Други!

Сенат в наших руках!

Хоть и предадутся смерти

Казнокрады и хапуги,

Но себя мы не оставим в дураках:

Ведь погибнет государство

Без порядка и властей.

Так дадим ему лекарство:

Сенат очистим от страстей!

Мы заменим на достойных

Бесстыжих и надменных идиотов -

Тех, о чьих делах разбойных

Слава ужасает капуанца-патриота!"

Решили жребий все тянуть,

И выпал первый казнокрад.

Народ кричит "На смерть!" Но жуть!

Кто же будет рад

Занять вакантный пост?

И все затихли вдруг…

Один вскричал: "Казнокрада на погост,

А за место него я!" "Друг,

Тебя никто не знает ведь"

"Да ты такой же жулик и свинья!"

"Придешь и будешь воровать

Не лучше этого урода"

"С тобой мы будем пуще горевать", -

Звучал в многоголосье глас народа.

И брошен жребий был второй.

За ним – и третий тоже.

Но альтернативы нет порой

Даже самой бесстыжей роже.

Так не отдав голос никому,

Разошлось народное собранье,

Решив, что наилучшее из зол – то, что есть, ему

Не следует осуществлять попранье.

Храбрость погубит, добро не в почёте…

Храбрость погубит, добро не в почёте.

Кто благороден и честен, тот явно в просчёте.

Словно триста кинжалов – любовное чувство.

Но разве не ими вдохновлялось искусство?

Я слышал немало от римских историков…

Я слышал немало от римских историков:

О богах своенравных, добродетелях стоиков;

О консулах храбрых, о девах, чья domina – Веста.

Но ни разу не слышал о смерти Христа!

На бахче у Бога не цветут арбузы и дыни…

На бахче у Бога не цветут арбузы и дыни -

Цветут праведных души в любви вместо них.

В саду Жизни нет места страстям и гордыне,

Как и нету и тех, кто на злое был лих.

Размышления о 1937 годе

Там, где Природа два притока обвенчала -

В лесу усадьба одичала.

Разрушен старый русский быт

Под топотом Истории копыт.

Кровавый царь убил Россию,

И большевик распял народный дух.

Из церкви выгнали Мессию.

Везде тоска и смрад разрух!

Зачем, зачем, бесовские сыны

Славянский убивали мУжей?

Не умолкали шины воронков,

И пули ваших комиссарских ружей.

И сколько узникам Сибири

Сплели могильных вы венков,

Купаясь в масле и имбири -

Агранов, Сталин, Маленков!

И сколько вы умов великих

Сгубили в стенах Соловков,

Крестьян-колхозников связали

Громоздкой тяжестью оков!

Хотели вы построить остров Мора

Или рай Платона воссоздать,

Но от Кавказа до земель помора

Не смог никто вас обуздать!

Вы превратили темной силой

Народ Святой Руси – в рабов,

В своей земле побыв Аттилой,

Наделав наскоро гробов!

Разрушенные временем моменты

Не склеить, как не воскресить и судьбы тех,

Что превратились в камни, монументы,

В архивы и листочки картотек…

Не ставь богатство ты в почёт…

Не ставь богатство ты в почёт -

Оно молекулы небытию отдаст.

Оно несчастия влечёт:

Развратных дев, людей из тёмных каст.

Не ставь богатства ты в почёт:

Ведь деньги загубить способны сердце

И вымостить дорогу к преисподни дверце.

(Благотворительность не в счёт).

Вам не принесут покоя доллары и йены,

Тем более – добытые бесчестными трудами,

Что вскрыть способны от безнадёги вены,

И вас соделают порока страстными рабами!

Недостиженья сокровищ не ставь себе виной -

Они придут сами, от Бога

Покоем на душе и любящей женой,

Не важно – из Парижа ты иль с Таганрога!

В древнерусской дымке старею…

В древнерусской дымке старею

Средь книжных погостов.

Я уплыву, в котомку взяв, что имею -

На северный остров!

Где укроюсь от боли, печали.

Старинные книги крепче стен Соловков.

Где заросли купол венчали

Освобожусь я от смерти оков?

Отогреюсь в монашеской келье

И усну средь церковных икон.

Не уподоблюся змию, выпив страшного зелья,

И в играх бесовских жизнь не поставлю на кон!

Лишь птицы у склепа Святого Ионы

Щебечут, нарушая дивный покой.

И рвутся чёрта знамёна

Где исписана церковь Рублёва рукой!..

Страстная пятница

Умер Бог. Ликует дьявол,

Покорив мир наконец.

Одеты в терновый венец

Тополя и осины у церкви.

Освящавшие лучики солнца торец

За мглою серой померкли.

И ведает небо, как били Его и ругали,

И гвозди вбили в перста.

На посмешище черни отдали.

"Распни!", – кричали злодеев уста.

Лишь птицы весело вились,

Украшая к Пасхе гнездовые вехи.

Что бы в жизни вечной мы возродились

Он муки принял – под бесовы утехи!

Колокол бьёт тревожно-тревожно,

Оглушая печаль пустоты.

Капает дождик набожно,

Землю слезами моча с высоты.

Бьёт бешено ветер по крышам.

Не расцвела еще к Пасхе сирень,

Словно смерть царствует свыше,

А не жизнь в этот миг на земле.

У подножия Олимпа…

У подножия Олимпа

Трупы и гробы лежат.

Полыхают пески лимба,

И чистилища визжат.

Схоронюсь я в мире снежном,

За знаками укроюсь, как масон.

Лишь не зреть за дымкой нежной

Чёрный, непроглядный сон.

О смерти

Под синим куполом белел брезент,

Пыльнее кругом и знойней стало,

А солнце золотом волос блистало,

Как средневековая принцесса из легенд.

Сидел я у колонки во дворе.

Песок метёт, лаская ноги.

Засохшее пустыни море

Не ждёт уже дождя подмоги.

Я размышлял о жизни за гробом,

Ведь сама природа мне даёт раздумьям пищу.

Чем мы заполним жизни нишу?

И станет ли человек небытия рабом?

Как скоро за моей душой придёт покойник родный?

Куда укажет компас путеводный

Дорогу праведным, отшельникам, злодеям,

Порочным практикам, теориям, идеям?

Быть может, Рубенса и Мунка узрю в аде,

Представлю уши к сладостной награде,

Услышав скрипку Паганини, или Клеопатры речи -

Они потушат боль, что причиняют печи!

Но так страшна ли сера лава,

Кого коснулась подлости отрава,

Тех, что не знали рай при жизни,

Небесной долг не отдали отчизне,

Тех, чей сад души давно цветами не объят,

Чья добродетель цикуты приняла яд?..

Ius naturale

Что есть неписанный закон,

И почему писал о нем Сенека?

Найти его бы Рубикон,

Что вечно, а чего от сына века.

По нем живём мы до сих пор,

Он неотделимо следует морали.

А может, древние все врали?

А может, истине святой даём отпор?

И государство следует ему,

А без него оно – разбойников триера.

Божественный канон оно иль вера?

Моей естественной природе

Потребностей присущ могучий дух.

В культуру смотрит все Радбрух,

А Савиньи узрит его в народе.

Как скоро истину увидят люди

И сбросят зла нелёгкий груз,

Мы век златой построим муз…

И разрушения внесём на блюде!

Боевая песнь древнего германца

За леса наши священные

Мы бьём нещадно врагов,

И образы богов отмщенные

Поднимутся с оврагов!

Сквозь терний крепких линий

Из царства страхов – вон!

Чудесный, смелый Арминий

Целый поверг легион.

Пойдём за ним – возьмём мы славу

Римского орла!

Кто укроется в траву,

В том доблесть умерла!

Мы честь не потеряем.

Прольётся римлян кровь!

Под власть меча вверяем

Поля, деревни, и к нашим девам любовь!

И в Риме запируем,

И женщин их возьмём,

Их марсов низвергнем,

Их сыновей убьём!

И Водана прославим

И Рейн священный свой,

И златым кубком помянем

Храбрецов, ушедших на покой!

Небосвод как вещий сон – он к озаренью…

Небосвод как вещий сон – он к озаренью,

К созерцанию воды, стихах о ней.

Вину испанскому, тамбовскому варенью

Я соки предпочту корней

В гондоле по степному саду

Я в путешествие приятное отправлюсь.

Когда достигну горнего посада,

Я крест воздвигну. И останусь.

Увижу я оттуда колесницу,

Что мчит могучий вещий вол,

И огненную крепкую десницу,

И Рим бессмертный, и Подол!

Нурсултану Назарбаеву

Не вечно ничего под небосводом -

Се бытия езмь мудрый базис.

Любим он был своим народом

За то, что степь преобразил в оазис.

А ныне сносят памятник ему,

И жгут покрышки, акиматы.

Ему, что превратил страну в тюрьму,

Хвалу не воздадут уже солдаты.

И тьма и хаос захлестнули жилы.

О древний ты степной старик!

Ты был как колосс глиняный, как миг,

Как идол, что оберегали старожилы!

Ныне ты покинут, одинок.

И в мечтаниях великих, небожитель,

Лавровый рисовал себе венок…

Но вот падёт твоя обитель!

Юрты очистительным огнём горят,

И снег морозит больно лапы,

И духи патриархальной вольности парят,

И рвут рубахи на груди сатрапы!

Колумбийские этюды

В Боготу солнечную цветы я носил,

К креолке хорошенькой бежал со всех сил.

Не расцвела ещё бальса в горах,

А жизнь пронеслась стремглав на парах,

Как кондор, что с высоты лицезрел

Путь на земле – несчастных удел.

Земная тропа через джунгли и реки

Не приведёт в Эльдорадо, но сомкнёт тебе веки.

Конкистадор,не править тебе гордым народом,

Пусть каравелла твоя несётся к чёртовым водам!

Не видеть тебе колибри прекрасных,

В златых слитках отраженья рептилий опасных.

Кровавых богов, кому уподобляются смертные сами

Забьют аркебузами, мачете, веслами.

И водрузят в рощах священных кресты,

И обагрятся черною кровью персты.

Индеец,хоть библейские символы всюду ты зреешь,

По библейским канонам жить ты смеешь.

Эскобаровым зельем хочешь скрыть себе вены,

Или с блудницей забыться в стенах Картахены.

Ведь она, порочной не боясь наготы,

Кажется чище, светлее ханжи Боготы,

Куда цветы из Европы я приносил,

К милой креолке бежав со всех сил!

Тебя встречаю я в темнице…

Тебя встречаю я в темнице,

Но радостно, как стоик, я гляжу

На пирамиды снежные – уездные гробницы,

Что мраморно сияют на пляжу.

И видится мне свет в конце туннеля,

И видятся Амазонии цветущие сады.

И музыка прелестней Амадея

В Сахаре приведет к источнику воды.

Нужна ли мне твоя amore,

Когда здесь столько дивных уголков?

Любовь твоя – как пищей стать волков,

Или как утонуть мне в Средиземном море!

Найду любовь – я смерти уподоблюсь.

Уж лучше убежать во сны,

Залечь в иллюзии берлогу до весны,

Где пережду напасти, испытанья.

И тропики удушливых терзанья

Мне будут как тумбуктские дворцы!

Просидеть в квартире сутки…

И не видеть злата дня?

Эти Бродского минутки

Как для жизни западня!

И не видеть крыш старинных

(Нет, не из своего окна!)

Площадей, степей картинных

Из соцветий волокна?

Брось сомненья и терзанья

И к мечтам скорей иди.

На свое ты увяданье

Не смотри и не веди!

Зрить не надо деградатов,

Что живут в твоем мозгу!

Бойся серости солдатов,

Что сломят в тебе "Могу!".

Сон

Мне снилась дева по ночам,с ромашками в руках.И синий цвет ее глаза с небесным куполом роднил. И тихий звон… Могильный прах тоскою русскою манил. А вокруг – разрушены кресты, и покосились сёла. Крапивой заросли версты, где жизнь была весёла. И церкви кажутся пусты: все в злате – но нету Бога! Леса порублены густые – там пни торчат убого. И дева упивалась та кровавыми слезами; в грязи была ее пята, а руки – повязали. И страшен крик из уст ее: "От сна очнитесь! Погибну я, творение сиё, спаси меня, мой витязь!" Холодный пот пробил тотчас, и колокол ударил. Очнулся я – седьмой уж час. А сон – на десять лет состарил.

А точно это – сон?

Весна в уездном городе

По кривым дорожкам мчит вперёд трамвайчик;

Тягает товарняк вагон во сто потов.

Лужи – как озёра, и из солнца зайчик

Прыгает по крышам, веселя котов.

Колокольный звон струится песней

В шумный муравейник ниточкой одной.

Тополям в дворах хрущевских что не тесней,

То уютней, как в семье родной!

Под гул моторов едва слышно,

Как у "КБ" воркует пара голубков.

И играют дети у берёзы пышной -

У дворянки стройной, что сошла с лубков!

В улочках старинных бьют фонтаны

Коммунальной нечисти, и хочется бежать…

Ах особняки старинные, залечивайте раны!

Не должен ли градоначальник вас заново рождать?

Из окон Консерватории музыка играет,

Цоколи могильные сияют в высоте.

На самокатах по проспекту молодёжь виляет,

И обнимаются влюблённые в наивной простоте!

Скверик городской преобразился:

Раньше был понурый, а теперь живой!

Кто-то на скамейке в шахматы сразился,

Кто-то в телефоне,кто бредёт домой.

Радуйтесь, ребята – сирень благоухает!

Позади унылость, впереди листва.

Бутоны не случайно в Пасху расцветают,

И воздух лучезарен, и Волга так чиста

Поволжские этюды

Во тьму уходит станция моя…

В плацкарде мчусь я в годы молодые!

И жанибекские пустынные поля,

И озинские степи золотые

Бегут пред юношеский оком.

Снуют проводницы… Тёплое одеяло под боком…

Вот воды Эльтона в утренних лучах сверкают

Как серебристый клинок калмыцкого ножа.

Вот села дивные мелькают,

В любознательную душу уныние ложа.

Лети по широкой степи, моя душа,

Где орды Стеньки Разина гуляли,

Где народы степей, криками друг друга глуша,

На шумных пирах в шатрах пировали!

Где степные стервятники клевали поверженных очи!

Лети, от баскунчакских степей к средневолжскому ковру травяному!

Лети в плацкардном вагоне под покровом ночи

К земном Эдему, под колыбель комара кровяного!

Дальняя дорога…

Дальняя дорога,

Запах степных трав…

Словно дева-недотрога

Яблоня стояла у порога,

Жару июльскую застав.

Купеческий дворец-избушка

Временем безжалостным крушим.

В старинной улочке церквушка

Сверкает куполом большим.

Там я вижу Идеал

Средь группы прихожан изнеможденной:

Не златой телец он,не Ваал -

Он Спаситель, Девою Рожденной!

Речные как прекрасны рощи,

Живописную красу храня!

А стены белоснежного Кремля

Полны величием и мощи!

Весельем наполняют душу,

Как море, синий небосвод,

Кремлёвский сад в зелёной гущи,

Фонтана чудный рокот вод!

И мир порой становится понятен

Под дождик летний проливной,

И ветра шум особенно приятен,

И дивный тополь так опрятен,

Что радость просыпает он в больном!

О степь, родная колыбель…

О степь, родная колыбель

Прекрасных юрт, заснеженной метели!

Довольно быстро мы летели

По деревням, где слышалась капель,

По пустышам широким, где цветут

В апрельские деньки тюльпаны,

А в мае травы сочные растут,

Пасут отар у Элисты чабаны!

А на Волге Средней зелень

Режет глаз, как изумруд!

Деревца речного ветра ждут,

У воды стоя, словно у келен!

Летим над Волгою прекрасной!

Кругом все тихо. Месяц ясный

Сменяет солнце в небосклоне-

Спит все живое в звездном лоне!

Как свежа в Поволжье ночь

От Саратова до дельты Волги!

Весна прекрасна – Года дочь

Любимая, дни жизни с нею долги!

Зелени картины…

Зелени картины

У моего двора.

Птичьи кварантины…

О дивная пора!

Как прекрасна юность

В майской тишине,

Где покоем пахнет

Воздух в вышине!

Эдемские сады цветут…

Эдемские сады цветут

В тиши в селе у дома.

И замысловатые плетут

Узоры сорняки, как на руинах Roma.

Я помню запахи цветов,

Как школьная плыла аллея

Когда читал я там роман,

Мечту, надежду светлую лелея!

А ночью алкоголик, словно Вечный Жид,

По пыльной улице плетётся бренной,

И Млечный Путь над ним бежит

По океану тёмному Вселенной.

Тополь одинокий…

Тополь одинокий

У окна стоял

И тоску о детстве

Тихо навевал.

Яблоня, черешня-

Всё вокруг цвело,

И июльский дождик

Садился на чело.

На улицах-Сахара,

И сам – словно араб.

А где земля – плетется

Муравей-прораб.

И камыш за градом

В тишине могильной

Шелестел, и рядом

Ашулук обильный,

Где живой мой дядя

Выловил сома…

Вот песок сыпучий

Метётся на дома,

И травы полевые

Широкою волной

Захлестнули землю

Зелёной пеленой!

Где-то дятел дробит

Чёрную кору,

И танцуют шмели

В цветущую пору!

Раннесентябрьские этюды

У Ашулука цветы росли

Средь травы болота;

Стрекозлы живого флота

К чабанам летят по борам,

Что стада свои пасли;

Ужей давно чернющих рота

Залегла по норам;

И зелёною косой

Берег мчится вдаль,

Где ребёночек босой

Разложил букварь!

В час осени природа умерла…

В час осени природа умерла:

Болота все остыли на рассвете;

Украшены нарядами деревья в тишине,

И панихиду им поёт холодный ветер.

Грустно и печально все кричит,

И ивушки скорбят по лету,

И траурной процессией летит

Клин журавлей – в далёкую Валетту.

Собирают уж картофель на рассвете

Крикливые работники полей.

Ежи и змеи – страшные на свете

В дома свои попрятались скорей.

И Ашулук от горя пересох -

От страха неминуемой кончины!

Конечно все – скор времени песок,

В природе все имеет величины.

Накрылася земля под Чёрным Яром

Саваном из грязи и тумана;

Там обернет её Природа одеялом

Белёсо-чистым – как дворцы Амана…

Но ведь из мёртвого рождается живое -

Таковы первопричины бытия!

И здесь Провиденья великое начало

Звучит красноречивей вития.

Зима уступит власть весне.

Степи преобразится кровь.

Воскреснут снова, как во сне,

И Бог, и радость, и любовь!

Не печалься, степь ты удалая…

Не печалься, степь ты удалая,

Что покинул я тебя;

Не грусти, берёзка молодая,

И Ашулук осенний, водами рябя.

Уезжаю я ведь ненадолго,

Я к вам ещё вернусь домой,

Родные Ахтуба и Волга,

И яблоня-девица, что охраняла покой мой.

Не волнуйся, бедная природа,

И не срывай слезу-дожди.

В конце пыльной улицы у брода

Ты меня немного подожди.

Подожди, когда я нагуляюсь

В городе безликом и пустом,

И, как от суеты сам оклемаюсь,

Отдохну в зелёной роще под кустом!

И сорву я снова травы,

И порадуюсь за вас -

Хандры цветущие отравы

И России-Матушки Парнас!

Пробегусь я по болотам

И по насыпи змеиной;

Побегу к осиным сотам,

Что висят белёсой миной,

И услышу птичий гогот,

И жужжание шмеля,

И весёлый звонкий ропот

На прохожих кабеля…

А ныне – в печали все живое.

Облекся в златой траур вяз,

И думает сердце о вое

Тополя у школы, что так долговяз.

Как просторны в осени низины,

Как отдыхает здесь село!

В доме, где прабабушка плетёт корзины

И уютно, и тепло, и весело!

Не любит русское село…

Не любит русское село,

Чтоб шумом улицы мело;

Оно не любит городских

И труб коптящих заводских;

Не любит тысячи машин;

Погибших куполов вершин,

Что так рубила здешняя орда

Ещё в советские года;

Не любит мусор под окном,

Раскинутым большим сукном;

Загаженных озёр, полей

И сваленных зелёных тополей;

Но более не любит всех

Больных чиновничьих утех…

Яблочный Спас

Колокол церковный звучно

О Спасе яблочном гремит,

И забытая старинка

Горько в сердце защемит.

Пахнет тиною и степью.

За селом унылым – рай,

И виднеется немного

В камышах кривой сарай.

Где полузасохший ручеек

Тонкой струйкою бежит,

Созывая на чаек,

Стрекозел в кустах жужжит.

А во дворе моем девица

Не снимает свой наряд

Чистый, из зелёных листьев,

Что так цветом все горят!

Скоро сменит на багряный

И снимет яблочки давно,

И засыреетдеревянный

Домик бывшего РОНО.

Щебетали ныне звучно

В алой вишне воробьи.

На пороге старом тучно

Наступают муравьи!

Цветут арбузы на полях,

А в доме – свежий квас.

Бежит за мотыльком котенок

Уже в который раз!

И невыносимая жара

Всё больше клонит в сон,

И с нею ерик мутный

Смеётся в унисон!

Осень в уездном городе

Вязы вдоль хрущевки томной

Надевают золотой убор.

Ложатся листья на тротуар неровный -

Там, где куполом играет Троицкий Собор.

Волочится троллейбус по улицам узким,

Словно старушка, средь ветхих домишек -

Старинных усадеб интеллигенции русской -

Украшений уездных глухих городишек!

У грязной дороги мрачно чернеет

Завод, забытый человеком и Богом.

Внизу одинокая Волга сереет,

И дети играют у пирса,покрытые смогом.

И вот нависли угрюмо черные тучи

Над старой избушкой купеческой,

И шуршат под детской обувью кучи

Листвы на пути из школы к квартирке отеческой.

Мелькает в сквере ель мундиром зеленым,

Не поддавшись моде багряной,

А под ней, смотря на подругу взором влюбленным,

Кормит парень птиц у скамьи деревянной.

Печальный крик журавлей раздается

В небе над городом, туманом накрытым.

И кротко, словно ребёнок, во власть отдается

Уезд матери-осени, суетою забытый!

Июльский дождь

Нерукотворную стеной,

(То ли нитками белёсыми)

Слёзы тучка проливает.

Бьют осины косами.

В лужицах у дома

Ребятня играет.

Вдалеке раскаты грома

Марши напевают.

Грустно мокнет во дворе

Плюшевый коняшка.

Юный саженец под ветром

Словно неваляшка.

Ручеек с хрущевки

Стекается уныло.

Безмятежен тополь у ливневки -

Он так сердцу милый!

И сыреет золотистый

Троицкий собор,

А за Волгою волнистой

Степных трав набор.

Окунуся в травы -

Там, на мокром склоне,

Где застыл цветочек

В почтительном поклоне.

Осенний дождик

"Труть-труть", – бился по окну

Дождичек осенний на ветру.

Просится пустится в дом,

Чтоб согреть суставы,

И поведать нам о том,

Обвевая сырым ртом,

Как приятны нравы

Городов степных убогих

И аулов дивных,

Насекомых многоногих

И цветов наивных.

Он расскажет о полыни,

Что растет под склоном;

О морях, полях, Волыни,

Что под звёздным лоном.

О поездах и о дорогах…

Скажет: "Берегите осень!"

И простится

Чтобы завтра

Ровно в восемь

Снова возвратиться.

Степной град

В астраханской степи стоит горделиво,

Окруженный свитою сел,

Степной град, где солнце светит игриво,

Где беззаботный житель столицы весёл.

Там полынью поросли колхозы,

Там голые дети в лужах играют,

Там расцветают сердцу родные мимозы,

Там кореец с таджиком помидоры с полей собирают.

Ныне мертв тот град, славившийся весельем шумным.

Вместо оживленных улиц – когорты одиноких босяков.

Погублена природа человеком хитроумным:

Где край рыбный был, там – кладбище косяков.

Зияют руины на месте завода.

Растут армян торговые точки.

А за городом – владенья чабана-овцевода,

Царство травы и звездной ночки!

Вот ночное небо купол раскрывает,

Отражая в Ахтубе созвездий свет.

Тишина ночная воздух наполняет -

Только уж ползёт встречать рассвет!

А в полдень жаркий солнце сушит поле.

И возвращается чабан в землянку,

О степной напевая песенку воле,

И о Жаныбеке – родине его мамы-смуглянки!

Сибирь

В царстве вьюги одинокой

Средь редчайших деревень,

Что старинным злобным роком

Замести пургой не лень -

В этом царстве одиноком

Вплоть до тундры лысой мрака

Море зелени широкой

Расползлося от барака!

Не сюда ль привёл Мессия

Ермака и казаков?

Декабристская Россия

Здесь вздыхала от оков.

И советские твердыни,

Смело в небо уходя,

Говорили о гордыне,

Взор от кладбищ уводя.

Здесь смешались с красотою

Тяжкий труд, нужда и плач.

Здесь Отчизну зрел святою

Омский генерал-палач!

А на Байкале шайки

Грабили, бесились;

По степи, звеня на гайкой,

Орды проносились!

У западных болот зловонных

Запах внушал грёзы.

Енисей червонный

Пропитали слёзы…

И таежною волной

За окном вагона вечность

Всё несётся, окуная

В сонность и беспечность!

Люблю я запах октября…

Люблю я запах октября,

Когда, сидя за чаем дома,

Воспоминанья сентября

С грустинкой перематываешь снова.

Я вспоминаю школьные года

И храм старинный величавый…

Поток мыслей, как вода

Несется к речке одичалой,

Где тебя я вижу в грёзах,

И в любви тебе клянусь.

С быстротой пиратов-гёзов

С настоящим разведусь!

И уйду в себя надолго,

Хоть и нет еще снегов,

И белёсая соседа "Волга"

Снится будет у стогов…

Белоснежным чистым покрывалом…

Белоснежным чистым покрывалом

Мать-природа землю накрывает.

Снег, кружа, бежа девятым валом,

Простор степи широкой открывает.

Серебристый инеем одеты

Ветви вязов, тополей,

В сельском парке ёлки как кадеты

Стройные стоят у фонарей!

Детвора играет и резвится,

Детство – дивная пора!

На санях лететь бы со двора!

Жаль, туда не возвратиться!

А за село пурга метёт,

Речушка скована ледовым пленом.

Одинокая тропинка вдаль ведет,

Пропитанную летним сеном.

В маленьком лесочке белка скачет,

И с нею желтогрудая синица,

А ветер в чистом поле плачет,

Летя куда-то словно кобылица!

Так и жизнь наша бежит

Подобно ветру-лошади степной…

А в чаще снежный хоровод кружит,

На землю оседая белою копной!

Льются капли тёмной тучи…

Льются капли тёмной тучи

Робко-робко на крылечко.

Потрясая крону лип рукой могучей,

Постучалась осень красная в сердечко.

Ветерок её колышет нежно

Платья у студенток и осин.

Омывает лужа у бульвара

Подошвы модных мокасин.

Убежал бы от незваной гостьи

В лето – через пыльный взвоз,

Полевых цветов нарвал б любимой,

Пропитавших запах гроз.

Прочитал стихи о сельских нивах

Я в её босых ногах.

И окунулся в звёзды

В поле на стогах!

В городе уездном осень ночевала…

В городе уездном осень ночевала -

Слёзы девичьи березе изливала;

Золотом осыпала асфальт дорожный

И овеяла прохожих холодом таёжным;

Окутала туманом, пледом словно

Улицы, кварталы тихо и любовно;

Расплескало волны у причала речки;

Полила дороги, затопила печки;

Развеяла зелёные наряды лета;

Восхитила кружевом оранжевым поэта;

А на утро, подойдя к рябинам,

Магию развеяла по далям и глубинам!

Прелестный край травы узорной…

Прелестный край травы узорной

В степи засушливой распят:

Средь редкостных лесов, в стране опят;

Средь сельской нищеты позорной;

Средь камышей, ютивших диких птиц;

Средь руин больниц, заводов, школ начальных;

Средь страшных и красивых лиц;

Средь Волги-матушки и Ахтубы печальных.

Шипит гадюка где-то под Богдо,

Но мёртвым сном окутан солончак.

В жарких пустошах омыт

Солёным потом Баскунчак.

Плывёт верблюд в старинный город,

Но не найдёт уже дворцов

Средь хижин жалких и мечетей свод.

Татарская княжна не восхитит красою стана,

И девы не напоют у фонтана.

Здесь – торжество пустынь отныне.

Не думает Природа здесь о человеке-сыне!

Солончак, солончак! Где же

Обрести душевный покой

Как не в свободе бескрайней,

Что разольётся по степи рекой!

Море травяное расплескалось…

Море травяное расплескалось

По велению царицы рек.

Рвётся вольной кобылицей брег,

Пыль кружа, что от скифов здесь осталась.

Воздух жаркий, похотливый

Лобызает бор степной.

Дождик оросит ленивый

Старый магазин лепной.

Бугры, ямы, косогоры

Бородавками, морщинами осели на лице.

В древнем граде ищут воры

Словно змеи на крыльце.

Ёрик светлоокий дивный

К селу руки простирает,

И чабан, тоской гонимый,

Слёзы платом вытирает.

Камыш шумит, поя просторов песнь…

Камыш шумит, поя просторов песнь.

Гремит гроза в степи могучей.

И небо, потрясая тёмной тучей,

Твердит: "Я господин дрожащим езмь!"

Болотный смрад над насыпью парит

И тянет в страшные палаты.

Духотою воздух здесь морит.

В полях стучат рабочие лопаты.

А в пойме трав степных убор

Преобразовал плешивые просторы.

Ведёт тропинка в редкий бор,

Где весело жужжат шмелиные моторы.

Могильный камень вереском покрылся,

И в цвете зелени уляжется печаль.

Там к тризне стол давно накрылся,

И умершая природа всех зовёт на чай!

В селе печальным под Саратовом…

В селе печальным под Саратовом

Цветёт сирень как девица.

Берёзка не надивиться

Своим убором матовым.

Дорожка серебристая

К лесочку приведёт,

Где дух болот, уснувши,

Меня давно не ждёт.

Пледом из ромашек

Укутана земля.

Вдали утёс белеет каменный

Как стены у кремля.

Ковром прохладной свежести

Раскинулась трава -

Там жизни начитается

Новейшая глава!

Поют, щебечут птицы

У Волги как в раю.

С ней думку о любимой

От всех я утаю.

Губернские здания

Тучи у брега чернеют.

Бушуют бешено волны.

Ушедшими столетьями веют

Усадьбы, тайн полны.

Посмотри на одну – и увидишь печать

Городского дела владыки.

Но пилигримов не хочет она примечать,

Не до этого ей, горемыки!

Дом заболел, развалился, вот-вот упадёт

И нежный плющ окутает окна.

Другой дом, с колоннами – к блеску дворянства ведёт,

Балом губернским пропитались волокна.

Вот еще один дом, где жил мукомол -

Он и в старости бодрость духа хранит.

Завсегдатаев искусства ныне манит,

Но бесчувственен, как Петербурга гранит!

Вот ещё один дом, в нем педколледж стоит,

Белоснежной невестой с другим обручён,

Что в смертной тоске удручён,

Чахнет, душою болит,

Словно старик, повидавший тысячи бед.

Сколько секретов хранили они:

Огорчений, триумфа, печалей, побед…

Кто-то, как роза увядшая,

Средь хрущёвок, асфальта зачахшая;

Кто-то, алмаз ограненный,

Чебуречными ныне пленённый.

Кто радует глаз, кто давно потерял

Смысл жизни и облик первичный,

И размеренный modus vivendi привычный

Он ветру истории часто вверял.

В них жили, любили, мечтали о званиях.

Хозяев покой сторожили они -

Старинные губернские здания!

Боже, под пылью столетий их сохрани!

Весенний дождик

Черствый кирпич омывает

Влага целительней света,

Возвещая пришествие лета -

Только в нем окрыленная радость бывает,

И бывают любовные письма и грёзы.

Под девичьи слёзы

Капли бьют по лафету

Старинной пушки кремлёвской.

Весело Маяковского, Фета

Захлёбываешь с "Жигулевским".

Раскаты гремят оглушительней бомбы,

Беззаботность цветам ставя в упрёк.

Вспышки рисуют зигзаги и ромбы

Как в день Рагнарек.

До нитке промокший,

Петляя меж невидимых свай,

Бежит прохожий продрогший

На последний трамвай.

Бежит, спотыкаясь, забыв

Насладится запахом трав.

Дождь уйдет за обрыв,

Прелесть света забрав.

Изольёт всю тоску

Молодому ростку,

И в рассказе о Боге

Слёзы прольёт на дороги!

Урал

Каменьями брега вздеты,

Разрослися за окном.

Горы зеленью одеты

Изумрудным полотном.

Ручеек продрогший тихо

У скалы глухой журчит.

Поезд то грохочет лихо,

То как кошка замурчит.

Хаты чёрные покрылись

Духом гробовой тоски.

Там воры давно не рылись!..

Руси нищия куски!

Бедный край, в неполной мере

Ты укрылся за леса.

В малахитовой пещере

Представляешь чудеса!

И природы огрызанья

Не стерпел бы здесь добряк.

Твой запечатлели нрав в сказаньях

И Бажов, и Сибиряк!

В миг за горною десницей

Путник увязался —

Окаянною темницей

Пояс показался!

Убаюкивают нежно

Звезды, рубины освящая…

А поезд мчит, гудит небрежно,

О тайге вещая.

Февраль

Обломками укрылся тумана

Купол церковный, как простынью серой.

В тёплой квартире читаю Томаса Манна,

Окутанный верой.

Пруд замерший, остывший

Вновь воскреснуть готов.

Снежная буря лютует, оплывши,

Через семнадцать потов!

Охватили сосульки ворота

Как зубы монста библейского.

По-прежнему вьются снежинок бечёвки

Звездой Вифлеемской.

Детишки салазками

Путь расчищают весне.

На окнах Мороз балует сказками

Словно во сне!

Январь

Заснеженной далью белёсой

Предстали глаза января.

Друид – старик седоволосый

Колдует, на окнах зелье варя.

Он колдует, всех созывает

Посмотреть на его волшебство.

За Лысой Горой дьявол вьюгой стенает,

Проклиная Христа Торжество!

Поле устлано белым -

На Мёртвое море чем-то похоже.

Уподоблятся щеки яблокам спелым -

Морозцу есть их негоже!

Взяты в плен ледовый реки,

И трамваи все стоят.

Дома, чьи снегом сомкнуты веки

О пощаде молят.

Скатертью белой покрыты

Старинные улочки, крыши.

Под ней летние травы сокрыты,

Под ней спрятались мыши.

Но в жарких краях нет ему власти -

Там её обрубают шейхи, эмиры.

Не испытает он сласти

Под сводами Карфагена или Пальмиры.

Так пусть он насладится ею

В бескрайних русских широтах!

В тундре весной приют найдёт он,подобно Энею,

И ледовый щит прибъет на воротах!

Декабрь

Оделся в белые одежды,

Как сенатор Рима на триумф,

Декабрь – полный мечт, надежды,

Питает сессией наш ум.

Окутал он и холодами,

И теплотой семейных уз,

Чья крепость не поколеблется годами…

Закованы речные глади льдами.

В пурге затерян родной вуз.

Оделся в иней тополёк,

Словно под венец идёт с берёзкой.

Прохожие спешат домой на "огонёк":

Им холод бьёт в лицо верёвкой хлёсткой.

Мороз щипается так больно,

И дарит, словно поцелуй, румянец.

На санках дети… Как же вольно!

И прыгаешь от радости, как заяц!

А дома ёлка, огоньки,

И ноги после снега – вата!

И пахнут свежестью трескучие деньки,

И ликованье бьёт с морозного заката!

Твой лик, как у Наташи Гончаровой…

Твой лик, как у Наташи Гончаровой,

Огонь очей, как у Болконской Маши!

Тобою был бы Пьер Безухов очарован,

И рвали волосы от зависти невест мамаши!

Проста ты, поволжская крестьянка

С манерой русской старины,

Но где-то в объятиях тёмной глубины

Живёт в тебе казанская дворянка!

Но не в том столетье ты живёшь,

Не в веке светлого величья,

А в современном море бытия плывешь,

Где отмечена позором честь девичья!

Где найти такую же девицу

С душевным ликом чистоты

Как на полотнах Рафаэля,

И взором, полным красоты!

Твои небесные глаза…

Твои небесные глаза

Лазурью светлою играют.

Смущенья тени как гроза

Девичий лик графини осеняют!

В твоих очах отобразилось море,

Константинополь славный, древний Рим,

Искусства, чувства и amore,

И внутренний, прекрасный мир!

Златоволосая дева, Афина младая…

Златоволосая дева, Афина младая,

Упорно грызешь ты науки гранит!

Диомеда коня укротишь, с собой совладая!

Ребенок в душе, кто тебя возбранит?

Quo vadis, virgina, лишенная царских гармоний?

Мчишься все время куда-то, одержимая суетою великой.

Тебе ли Бетховен посвятил одну из симфоний?

Тебя ли воспел средневековый автор баллад многоликой?

Золотистые копна на детские плечи

Ложатся, переливаясь на солнце…

Нежные руки… Светлые очи, что когда-то далече

Наблюдали за рыцарской битвой из замка оконца…

На лике веселом румянец пылает,

Как пятна на персике сладком.

И непоседливый взор света луч посылает –

Тот, что на сердце ложится приятным осадком!

Её черты, словно Тристан…

Её черты, словно Тристан,

Меня, Изольду, притягают:

Высокий рост и стройный стан;

Уста, что о науках рассуждают;

Ее тёмные и смелые глаза,

Что так невежества страшаться;

Пряди волос, словно лоза,

На плечи нежные ложатся!

Не зреть её в сонме великих,

В кругу богинь или княгинь,

Средь ночных клубов героинь,

Средь сплетниц – баб румяноликих…

Учебник для неё словно Тора,

Университет – ученья синагога,

И дивной юности пора

Направлена во славу Тота-бога!

И в райских кущах, и чертогах ада

С нею общение – услада!

Мне сердце наполняет грусть…

Мне сердце наполняет грусть

О том, что не вернуть – и пусть

Приятно вспоминать тебя,

Златые пряди теребя;

Твои чело, ланиты и уста,

И детскую натуру, что чиста;

Твой лад, манеры, разговор,

И закрома души, куда не ступит вор;

Внутри мне щемит от тоски -

С старинной словно ты сошла с доски;

Твой смех, улыбка и перста;

Обед в кафе и долгая верста;

Как вечность – миг один короткий

И нрав её, казалось, кроткий…

Сковал мой слабый дух недуг,

И видеть я не мог других подруг,

Любовь ли это – трудно мне сказать,

Решили боги наказать!

Но ныне изменилось все:

Она – филолог, я – Басе;

Уже не виделись века,

И удалён с друзей в ВК;

А я совсем её не знаю ведь:

Нашёл ли золото иль медь?

Мне сердце наполняет грусть

О том, что больше не вернуть – и пусть!

Короткое письмо девушке

Приятно мне в тиши лесной

С тобою находится рядом

В ковре зеленом позднею весной.

К тебе любовь не кажется цикутным ядом!

Уж как просто твоё лицо

Послушницы или мещанки,

Что вытащить готово из стремён

Разгула, похоти и пьянки!

И кажется, что в вечности одной

Я любовать тебя достоин.

Останься, я прошу, со мной!

Навеки твой я рыцарь, воин!

Таких, как ты, не видел я давно,

И не увижу больше я наверно.

На жизнь мою мне – все равно!

Охота целовать уста твои безмерно!

Хоть любите вы дерзких,

Пусть не Паганини я,не Ржевский!

Но честен, предан я тебе!

Твой раб,

Димитрий Козаржевский.

Любуюсь красотой твоей степной…

Любуюсь красотой твоей степной,

И плакать хочется от дрожи.

Златые волосы копной

Ложатся у белёсой кожи.

И жить не хочется на свете,

И застрелится – мочи нет!

Воспел тебя Шекспир в сонете

За пять веков, за много лет!

Зачем тебе моя любовь,

Моя земная обречённость?

В любви святой есть отрешённость…

Местами – мы будто Менделеева и Блок:

Ты так сурова, холодна,

А я закрыт, застенчив.

Души твоей я не достигну дна.

Умру, тебя я славой не увенчив!

Как вечера с тобой тихи

В саду, где пахнет травами, клубникой!

Пусть воспоют мои стихи

Тебя – младою ежевикой!

О солнечных лучах, о золоте её волос скажу я в оде –

О солнечных лучах, о золоте её волос скажу я в оде,

И прикоснусь к рукам, как к лепесточкам роз.

Прелестный лик узрю в Природе:

Глаза – средь голубых озёр и стан – среди берёз.

И в шёпоте листвы, что по последней приоделась моде,

Услышу шум дождя – пустых девичьих слёз.

Её, что сводит ум, увижу в звёздах в небосводе,

И лес её карельский – владенье в царстве грёз.

С ней наслаждаться рассветом…

С ней наслаждаться рассветом -

Светлоокой девой из снов -

Я желаю – до позднего лета,

И общаться с небом звёздным без слов.

Нежном пледом из роз и сонетов

Я укутаю нежные плечи.

Из горячих признаний зажгу

В сельском домике свечи.

Там, где она – свет не увянет,

Не затянет снегами рубец.

С поцелуем ее в сердце лучик проглянет,

И положит мученьям конец.

Средь стройных лип, цветов прелестных сада

Две любящих души сплетутся, как ветви винограда.

Твой дивный золотой убор…

Твой дивный золотой убор

Волос, переливаясь в свете,

Сводил с ума, ставя в укор,

Отсутствие поэзии в ответе.

О фея степных нив!

Я окунусь в твои объятья!

Но, взор прелестный холодом сменив,

Ведёшь меня ты на распятье.

Желаю лишь тебя средь дев потока,

Но ты как челн, отлынишь снова.

Со мной за что ты так жестока?

За то, что я – не демон Казанова?

Оставь презрение и снизойди к поэту,

Его сердечку подари цветенье лета!

Мне косы Ваши покой не дают…

Мне косы Ваши покой не дают.

Давно позабылись мне Кати и Нади.

Природе могучей хвалу воздаю

За очи весёлые, светлые пряди!

В садах Прованса Вам внимать.

И зреть Вас в белоснежном тюле,

И Вас целовать, горящий взор принимать -

Как сон волшебный, что снится в июле!

Незамедно годы земные пройдут,

И обратитесь вольною птицей.

Только знайте – гордыня и спесь Вам не идут,

Прошу, не мните себя Вы царицей!

Меня волнуешь ты, о диво…

Меня волнуешь ты, о диво,

Созданная из лепесточков роз!

И косам мягким говорю: "Красиво!",

И эллинский восхищает нос.

На коленях белёсых твоих я усну

Под голос твой ангельски нежный

В саду ли, у скалы ли прибрежной,

И к плечикам хрупким свою длань прикосну!

Тебя – здесь целый легион…

Тебя – здесь целый легион,

Но в то же время ты – эндемик.

Будь ты страной – тебя не покорил Наполеон,

А душу – не познал бы академик.

Тебя любить – тяжёлая награда!

Себя убить – страшнейший грех!

Презренный взгляд ужасней града -

Расколит сердце как орех!

Русалка! Утону в твоих власах!

Волшебным светом глаз умоюсь!

В объятьях страстных, как в тропических лесах

От тягот жизни я укроюсь!

Любовь твоя – эдемская награда.

Её я в орхидею обращу у входа сада!

Холодность твоя – как тысяча кар…

Холодность твоя – как тысяча кар,

В девичьем обличие кобра!

Сорок стихов преподнёс тебе в дар,

Но ко мне ты недобра.

Равнодушна к ласкам и розам,

Не внемлишь речам, что сердце рвут на куски,

Ревнивым взглядам, угрозам и слёзам,

Что бывают в моменты тоски.

Меня ты можешь, друг, забыть,

Но мысли грешной не оставлю

Тебе служить, с тобою быть,

И подвиги свершить… Коня мне, саблю!

Твои глаза как две луны…

Твои глаза как две луны

Мерцаньем бледным осветили лик причудный

Средь образов, что в день мой судный

Предстанут. И балтийский дюны

Накроют нас на ложе у прибоя.

Улыбка нежная печали глушит голоса.

Я поцелую снова губы, волоса.

И честь твою не дам без боя

Как город Рим – гиенам и волкам!..

Порой я веду себя неприлично…

Порой я веду себя неприлично,

И не гожусь на модный журнал.

Твоя холодность мне непривычна,

А страсть – разожжет карнавал.

Но жизнь земная и есть карнавал:

За маской весёлой скрываем унылые лица.

Укоризненный взгляд убьет наповал!

Если приближусь – обратишься жар-птицей!

В ярком танце воспылаем друг к другу,

А потом, отчужденные, перейдём в минуэт.

В долгой битве обрёл я подругу,

Чтоб её потерять на тысячу лет!

В груди моей волнуется море,

И сладчайшей не знаю мечты!

Были разные дамы в фаворе,

Но костёр разожгла только ты!

Губ твоих отпечатки,

Я сохраню на щеках,

Что ласкали чужие перчатки,

И на устах, что в любви клялись навека!

Любовь твоя как кленовый листок…

Любовь твоя

как кленовый листок:

поздней осенью

вянет.

Запах рук – как цветка лепесток.

В омут глубокий надолго затянет!

Белый свет обойду

И не встречу тебя,

И убогою рифмой вновь не обижу.

В Калахари помчусь,

На галере гребя,

Но искр твоих глаз не увижу.

Я бродил по морям,

И руины видал.

Вдоль изъездил я сушу…

Расскажи,

Кто тебя так предал,

Что открыть не хочешь мне душу?

Ты – словно весь небосклон,

Ты вместила полмира.

Золотым волосам

Передам я поклон

Из чертога персидского Кира!

И за них сладчайший нектар

Выпью на пыльной улице Ниццы.

Не сравнится с тобой

Богиня Иштар

И краса Антуанетты царицы!

А когда костьми полягу,

Обращуся в исток.

Он к дому твоему

Через скалы заглянет.

И печаль утолит

Запах рук, как цветка лепесток -

Он надолго ещё не отстанет!

Amore

Молю Эрато сниспослать

Желанье вновь гореть томленьем,

Стихи любовные писать,

Тебе служить и почитать мгновенья;

Возможность окунуться в глубину твоих очей,

Как окунуться в Марианские пучины;

Завоевать тебя под звуки сладостных речей!

Огонь любви – он жарче ста печей,

Его угасит жизни лишь кончина.

Твоя душа инкогнито есть терра.

Готов я славой бренной пренебречь

Чтоб в Гесперидовом саду с тобой возлечь

И почитать у ног отрывки из Гомера.

Письмо древней римлянке

Семптония, радуйся!

Молю богов бессмертных милость

Узреть на миг твою красу.

Ведь наше время – прах и гнилость,

И часто пьём мы горькую росу.

Порой amore не хватает,

И губит, и счастьем отдаёт она.

Досуг наш Марс войной латает,

И Клио задевается печальная струна.

Чего пишу? Узнать желаю

Как обстоят твои дела?

В весталках ходишь, вся бела?

Иль замужем хранишь ты верность Гаю?

Как обстоят дела с страной?

Германцы мучают набегом?

Парфяне все грозят войной?

И в Риме как у вас со снегом?

Мне снятся белые одежды,

И вид твоих бессчётных кос

Затмили разум мне, невежде,

И жизнь плебейскую свернули под откос!

Твои глаза наполнились Вселенной -

Глаза Юноны, что таят грозу.

Твой стан напомнил мне лозу,

А дыхание твоё – о славе бренной.

Испить сладчайшее вино за столько лет

С тобой хочу, и насладится яством.

Но я смотрю триере вслед,

Куда учишься – с государством!

И грусть, тоска меня берёт,

Но уст твоих я не целую.

Как знать – кого Фортуна изберёт,

И смерти, может быть, миную.

Твою в Помпеях, может быть, скульптуру

Увижу через много лет.

Отцу и братьям передай привет

И в добродетели храни свою культуру!

Деметрий

Безымянный методистке

Чиста твоя душа, virgina,

И лучик озаряет дивный свет.

Принцесса словно ты с картины,

Закованная в башне на тысячу лет!

Твоя краса давно смущает,

И белокурые власа пленят,

Как льды полярников прельщают,

И щеки пламенем горят!

Из пены рождена ты, словно Афродита,

Но в этой жизни методистки играешь роль.

Тебя спасти хотел бы рыцарь,

И счастье обрести с тобой мечтал король!

И так манит твой гордый стан.

Изольда, где нынче твой Тристан?

Прелестна ты – улыбкой и очами,

Но некогда тебе поужинать с свечами!

Тюльпанчик мой! Средь офисных бумаг морей

Ты расцвела, и производишь впечатление!

Постой, повремени, мгновенье!

Таких как ты, я не сыскал за сто морей,

И даже там, где царствует Борей!

Короткая записка девушке

Тебя ли сравнивать с цветком,

Моя славянская Крихмильда?

Поэту, мне писать еще о ком,

Как о русых локонах бессильно!

Как пробудится ото сна,

Что послан чарами очей?

Пылают щечки – огоньки свечей:

За них скрестятся тысяча мечей!

Ты снизошла из польских сказок

Ясновельможною панной!

Не пожалел Творец чудесных красок,

Твоя краса Ему виной!