Солдатские небылицы [Геннадий Русланович Хоминский] (fb2) читать онлайн

Геннадий Хоминский Солдатские небылицы

Посвящается тем, кто отслужил,

кто служит,

кто будет служить и тем,

кто ждал, ждёт и будет ждать.

И куда не взгляни

В эти майские дни

Всюду пьяные

Бродят они.

(Дембельская песня)

Начало

Ночь. Не спится. Не понятно почему. Лежу и перелистываю в своей памяти странички дневника жизни. Год 1977. Весна.

***

Я работал проводником поезда Архангельск – Москва. Вообще-то проводником я работал мало, всего одну поездку – от Москвы до Архангельска и обратно. Но эта поездка запомнились навсегда. До Архангельска народу в вагоне было мало – человек десять-пятнадцать. Зато обратно вагон был полон. Основные пассажиры поезда – дембеля, то есть демобилизованные солдаты. Ребята отслужили свои два года, а кто и три, на крайнем Севере и возвращались по домам. Дорога была практически одна – на Москву. Откуда уже по одному, по двое поедут дальше по нашей необъятной. А от Архангельска ехали большими компаниями. Кто из архангельской тайги, кто с самого Крайнего Севера: Амдермы, Новой Земли и даже с Земли Франца Иосифа, или как они говорили ЗФИ. От свободы у ребят кружилась голова, вернее её зачастую просто сносило.

Ещё в Москве к моему вагону подкатили тележку, в которой стояли штабелем ящики с водкой и вином. С тележкой, помимо грузчиков, шёл бригадир поезда Николай Петрович. Подойдя ко мне, он поздоровался: «Новенький, первая поездка? Не бойся, если что, обращайся – помогу. Как, говоришь тебя зовут?», – спросил меня.

– Да никак не зовут, я сам всегда прихожу, – пошутил я.

– Ты вот что, шутить будешь, когда в Москву из поездки вернёшься. Ежели жив – здоров останешься, – грубо оборвал он меня.

– Да ладно, шуток не понимаешь, – огрызнулся я, – зовут Кеша, но друзья величают Палычем.

– Короче так, Палыч. Вот тебе ящик водки и ящик вина, спрячь получше и никому не показывай. Не вздумай сам приложиться, узнаю – скину с поезда, – сказал он мне и показал на ящики.

– А зачем это? – спрашиваю.

– Затем, что из Архангельска будет полный вагон дембелей. Понятное дело, захотят парни выпить, придут к тебе. Только смотри, не нарвись на патруль и сам не напейся. Вернёмся в Москву, деньги сдашь. За водку по десять рублей за бутылку, вино – по пять. Записываю на тебя триста рубликов, – и он записал в блокнотик.

– А что так дорого?

– Ресторанная наценка, – усмехнулся Николай Петрович.

– Так по чём же мне продавать?

– Дело твоё, только про долг не забудь. Так что давай, Палыч, работай. Если мозги есть, в накладе не останешься.

Грузчики покатили тележку вслед за бригадиром к следующему вагону, а я затащил ящики в своё купе. С верхней полки стянул все мешки с бельём, поставил туда ящики и мешки затащил снова на место. Практически ничего не заметно.

Затем началась посадка в Москве. Я стоял у дверей и проверял билеты. Как я уже говорил, народу было немного. Вечером, после того как разнёс чай, достал из своего саквояжа припасённую чекушку белой и кое-какую закуску, что прихватил в Москве в гастрономе. Поезд мерно катил через тайгу, наступил вечер и силуэты деревьев постепенно исчезли. В купе тепло, вагон мягко постукивал на стыках рельс. От выпитой чекушки на душе была благодать. Жаль только, что поговорить не с кем. Прошёлся по вагону, все купе закрыты, наверное, спать легли. Вернулся к себе. Надо бы ещё добавить, но больше водки нет. Поглядел на полку, где за стопками одеял стояли два ящика. И только было собрался вытянуть оттуда бутылочку, как дверь купе отодвигается и на пороге стоит Николай Петрович.

– Как дела, Палыч, всё нормально? – спрашивает меня.

– Так точно, гражданин начальник, – весело отвечаю я.

– А ты что такой весёлый? – он придвинулся ко мне и шумно втянул воздух, – уже бухой?

– Да ты что, Николай Петрович, так чуть-чуть для аппетита. В вагоне всё спокойно, все спят.

Бригадир резко взмахнул рукой и со всей силы ударил меня под ребро. От неожиданности я свернулся пополам.

– Зайду попозже, если уснёшь, прибью, – спокойно сказал он и неспеша пошёл в другой вагон.

«Вот же гад, давить таких нужно», – подумал я и решимость выпить ещё сильнее возросла. Я только встал на полку и вновь потянулся к стопке одеял, как хлопнула дверь в тамбур. Я резво соскочил и увидел двух ментов, которые вошли в вагон. Они остановились у моей двери. – Новенький? Что-то я тебя раньше не встречал, – проговорил один из них и вошёл в купе. Я стою, не дышу.

– Водкой затарился на обратную дорогу?

– Да ты что, гражданин начальник, какая водка?

– Это почему же гражданин? Я тебе пока ещё товарищ, – отвечает мент с ухмылкой и осматривает купе.

– Колян, ну ка залезь и посмотри, что там за одеялами, – говорит второму и выходит из купе.

Этот мент сразу встал на полку и сбросил одеяла на пол. В углу стоят два моих ящика.

– Так, оформлять будем. Колян давай за бригадиром, он был в третьем, – распорядился старший мент.

Он сел на полку, отодвинув сапогами одеяла в сторону. Я стоял напротив его и молчал.

– Ты, урка, откуда здесь появился? – спрашивает меня.

– Да вот, чалился в этих краях, а кадровичка спрашивает, поедешь ли, мол, на Архангельск. А чего – места знакомые, – стараясь не дышать бормочу я.

– Что, снова на Севера потянуло, ну это я могу тебе поспособствовать, – он засмеялся, так недобро, – за что сидел?

– Да по шофёрской статье.

Мент цепко глянул мне на кисть руки с татуировкой «СЕВЕР» и на пальцы с наколотыми перстнями.

– Ладно, мне врать не нужно, я не следователь. А как на дорогу приняли со справкой?

– Да кореш там работает, пошли говорит проводником, сейчас сезон начинается, людей не хватает.

В это время вновь хлопнула дверь тамбура и у купе остановился бригадир и тот мент.

– Вот, Петрович, полюбуйся, – и он показал на стоящие на полке ящики, – оформлять будем.

– Да ладно тебе, Володя, свои люди, разберёмся. Это у меня новенький, первая поездка, прости его, – обратился бригадир к сидящему в купе милиционеру.

– Прости, говоришь. А это, Петрович, преступление, сроком попахивает, а ты – прости. Прости – на кусок не намажешь. А ты что, урка, скажешь?

– Да чего здесь говорить. Что скажешь, то и сделаю, – промямлил я.

– Ладно, на первый раз прощаю. Но, Петрович, будешь должен.

– Да Володя, свои же люди – сочтёмся, – ответил бригадир, вытащил из ящика две бутылки водки и отдал их Коляну.

– Петрович, нужно учить молодое пополнение, как водку прятать, – засмеялся Володя, вышел из купе, и они пошли дальше по вагону.

– Поучу, поучу, можете не сомневаться, – бригадир резко закрыл дверь в купе.

– Я тебя предупреждал? Предупреждал, а ты что же, сучёнок, меня подводишь? – так спокойно и тихо говорит бригадир.

И не дожидаясь моего ответа он коротким сильным ударом врезал мне прямо под дых. Я согнулся. Тогда он ребром ладони со всей силы ударил меня по спине, прямо туда, где были мои опущенные почки. В глазах потемнело и я свалился на лежащие на полу одеяла. Бригадир вышел из купе и тихонько закрыл за собой дверь. Сколько пролежал, не помню. Начало светать. Я поднялся, умылся и разжёг титан.

В Архангельске все пассажиры вышли. Я навёл порядок. Вымыл полы во всех купе, в туалетах и коридоре. Навёл порядок в своём. Ящики вновь завалил одеялами, так как куда можно ещё спрятать не знал. Очень хотелось сбегать в ближайший магазин. Один был недалеко, за углом. Но только подумал, как резко заболела почка, аж в глазах потемнело. Нет, думаю, не стоит нарываться. Рука у бригадира тяжёлая, второго удара не переживу.

На перроне начали собираться отъезжающие. Точно, дембелей полно. И они всё прибывают и прибывают. Стоят командами. По перрону постоянно прохаживается патруль. Дежурный дал команду на посадку. Я открыл дверь в вагон и встал рядом. Отъезжающие начали выстраиваться у дверей. Я проверял билеты, и пассажиры заходили в вагон. Как я заметил, ни одного гражданского в моём вагоне не было. Вскоре посадка закончилась и поезд тронулся. Я замкнул дверь и вошёл во внутрь. Прошёл туда-сюда, всё хорошо, все сидят на своих местах. Затем обошёл все купе и собрал билеты. Минут через десять началось движение из вагона в вагон. Все ходили и искали своих друзей и земляков. Стоял громкий гул голосов. Где-то уже начали разливать, это слышалось по запаху. Двери всех купе были открыты. Я, в ожидании первых покупателей, зашёл в своё купе и сел на полку. Двери оставил открытыми. И точно, не прошло и пяти минут, как ко мне постучал сержант с голубыми погонами. Авиация.

– Извините, а не подскажете, где можно купить чего-нибудь согревающего? – робко спросил он.

– Скоро закипит титан – будет чай, – включил я дурака.

– Да нет, батя, ты не понял, чаю мы напились за два года предостаточно. Водка есть?

– Есть, только по червонцу.

– Ну ни фига себе, что так дорого?

– Ресторанная наценка.

– Ладно, давай пузырь.

– Ты в каком купе?

– Через два отсюда.

– Иди, сейчас принесу.

Сержант пошёл в своё купе, а я, прикрыв дверь, залез на полку и вытащил бутылку водки. «Это я правильно сделал, что не стал ему показывать, где она лежит. А с червонцем прогадал. Мне же нужно компенсировать за те два пузыря, что менты с собой унесли, да и себе что-то нужно заработать», – подумал я.

Рассказ 1

Взял я бутылку, завернул её в полотенце и подошёл к купе, где сидел сержант с голубыми погонами. «Да без физики никуда», – громко говорил сержант своим попутчикам. В купе сидело человек восемь. Я подошёл и подал сержанту бутылку.

– Во, батя, спасибо, – радостно крикнул сержант, ловко её открыл за ушко и разлили всем по стаканам.

– Да ладно тебе трепаться, где тебе нужна была физика? – продолжил начатый спор солдат с чёрными погонами, – через день на ремень, и так два года. Давайте выпьем за дембель. Ура!!!

«Ура!!!», – подхватили все сидящие и выпили.

Я сглотнул слюну, так мне захотелось присесть с ними и выпить. Но бутылка была одна.

«Так вот, рассказываю, – начал сержант, – дело было на аэродроме в Амдерме, полтора года назад. Была зима, мороз нешуточный. На стоянке стоял Ан-26, военный. Техники его обслуживали, а мы стояли в карауле. Я подошёл к самолёту и начал интересоваться, что да как. А от самолёта только что отъехал заправщик и один солдат из обслуги сливал отстой в ведро. А отстой, это тот же бензин, ну может немного грязный. Рядом с ним стоял инженер старлей и курил. Я решил проявить бдительность и сделал тому замечание.

– Товарищ старший лейтенант, на стоянке курить строго запрещено, тем более что Вы стоите рядом с ведром, а в нём бензин.

– Ты, салага, не борзей, делать замечание офицеру, – сказал старлей, а затем улыбаясь добавил, – и вообще это новая марка бензина – он не горит.

– Как это бензин не горит?

Офицер взял ведро и отнёс его к курилке, которая была за стоянкой. Вся обслуга самолёта подтянулась туда же.

– Да ты что, Витёк, это же новый сорт. Он горит только в двигателе, а на земле им костёр тушить можно, – встрял мой знакомый, техник Саня, сержант из роты обслуживания.

– Да ладно прикалываться, пацаны, – ответил я.

– Гляди, салага, – сказал подошедший старлей и бросил горящий окурок в ведро с бензином.

Окурок очертил дугу и спокойно упал в ведро. Я ожидал увидеть огненную вспышку, но раздалось только слабое шипение гаснущего в бензине окурка.

– Да в ведре, наверное, не бензин? Вы прикалываетесь надо мной.

– Делать нам больше нечего, только поприкалываться, – ответил старлей.

А я, глупый, стоял и смотрел на ведро с бензином, вместо того чтобы посмотреть на их рожи. Сразу бы понял, что здесь что-то не то. А они на полном серьёзе продолжали разводить меня.

– Не бензин говоришь? – Саня взял ветошь, намотал её на кусок проволоки и начал поджигать спичками.

Ветошь загораться не желала, только чуть тлела. Тогда он опустил её в ведро, намочил и снова поднёс к ней горящую спичке. Ветошь ярко вспыхнула.

– А ты говоришь не бензин. А теперь смотри, – и он быстро опустил проволоку с горящей ветошью в ведро.

Раздалось шипение и ветошь погасла. Все забалдели, и только я стоял ничего не понимая.

– Физику нужно было учить в школе, а не балду гонять, – весело сказал старлей, а затем уже громко добавил, – марш на пост, устроили здесь спектакль. А вы, охламоны, бегом на 37-ой, ему сегодня вылетать.

Вся обслуга мелкой рысью засеменила к стоящему вдалеке самолёту. Я вернулся на пост, поднял на тулупе воротник, так как холод начал пролезать во внутрь, хожу и думаю: «Как такое может быть – бензин и не горит?» Главное подвоха нигде не вижу. Всё честно. В ведре бензин, а ветошь погасла. Хожу, а сам поглядываю на оставленное ведро возле курилки.

Вскоре пришла моя смена и я, вместе с разводящим, пошёл в караулку. Поставил карабин, снял тулуп и прислонился к печке. Но мысли всё крутятся вокруг ведра с бензином. Отогрелся, оделся и вышел на улицу. Нигде никого не видно. Я быстренько добежал до курилки, взял ведро и отнёс его в вагончик КПП. Поставил под стол, дежурному сказал, чтобы не трогал – вечером заберу. И вот после наряда, я со своими кентами – человек пять, идём на КПП. Я обещал им показать интересный прикол с новой маркой бензина. Приходим, дежурный мне говорит: «Товарищ сержант, зачем ведро с бензином притащили, уже провонялось всё».

– Молчи, салага, это новая марка бензина. Он не горит, – отвечаю я.

– Да ты брось, как это бензин не горит, – раздался голос моего дружка Игоря.

– А вот, смотрите, – я достаю сигарету и закуриваю.

– Да ты офигел, сейчас все взорвёмся, – сказал Игорь и вышел из КПП.

– Слабонервных прошу удалиться, – хихикнул я и бросил горящий окурок в ведро.

Окурок плавно полетел и не долетая до ведра с полметра ярко вспыхнул, затем раздался взрыв. Стол, под которым стояло ведро подлетел в воздух и ударился об потолок. Входная дверь с грохотом вылетела наружу. Брызги бензина разлетелись по всему вагончику, и мы все начали гореть. Ломанулись в выбитую дверь и кинулись в снег, чтобы затушить огонь на бушлатах. Повезло, что все были одеты и обошлось без серьёзных ожогов. Через несколько секунд вагончик горел ярким пламенем. Мы отбежали в сторону. Стояли и зачарованно смотрели на пламя, пока к нам не подъехал на тягаче дежурный по аэродрому. Следом за ним подъехала пожарная машина и быстро залила всё водой. От вагончика остался только металлический скелет, который вскоре покрылся толстой коркой льда. Дежурный по аэродрому переписал всех нас в тетрадь и отправил в казарму. По дороге я сказал молодому, который дежурил на КПП, чтобы про ведро с бензином он не вздумал никому говорить, а то прибью. Когда пришли в казарму к нам все подошли и начали расспрашивать, что случилось. Я сказал, что молодой решил взбодрить печку и плеснул с баночки немного бензина, а она возьми и взорвись. Так эта версия и стала официальной, потому что везде пользовались бензином для розжига сырого угля. Пришёл командир части, всех допросил. Затем всех «погорельцев» отправили на всю ночь на расчистку снега», —закончил свой рассказ сержант.

– А не гонишь ли ты? – спросил его солдат с чёрными погонами, – я два года в Амдерме прослужил, но такого не слышал.

– Блин, я же говорю, это было полтора года назад. А потом уже, точно знаю, как какая недостача у старшины, там сапог не хватает, или бушлатов, так всё списывали на сгоревший вагончик, мол всё там хранилось.

– Да, я это слышал, – сказал другой солдат.

– А не плохо бы ещё выпить? Что пацаны думаете? – проговорил один из солдат.

Все загалдели и решили, что не помешает. Скинулись и протягивают мне десять рублей: «Давай батя ещё бутылку».

Я сунул деньги в карман и быстро пошёл в своё купе. Вытащил из ящика две бутылки, самому выпить хочется, аж невмоготу. Захожу к ним и ставлю две бутылки на стол. А у них вновь продолжается спор за физику.

– Не понял, причём здесь физика? – громко говорит солдат с чёрными погонами.

– Не понял? Соображать надо. Взрывается не бензин, а его пары. А на морозе паров не было, а в вагончике были, вот и шандарахнуло, в школе нужно было учить физику, – громко говорил сержант.

– Можно подумать ты учил?

– В том то и дело, что не учил ни фига, – засмеялся сержант.

Все рассмеялись.

– Вот солдатики, я водку принёс, – вклинился я в разговор.

– Батя, мы одну заказывали, – ответил сержант.

– А другая от меня, за хороший рассказ, – а сам открываю и наливаю себе полстакана.

– Ну, спасибо, батя.

Чокнулись, выпили.

– А ты, батя, физику в школе учил?

–Да нет, служивые. У меня образование – только две ходки, три класса да четыре коридора, – засмеялся я, – пойду дальше по вагону, посмотрю, чтобы порядок был.

И отправился к следующему купе.

Рассказ 2

Заглядываю в купе, а там сидят человек десять, на столе лежит какая-то закуска и стоят две бутылки водки и бутылка вина. Одна бутылка почти пуста. У меня не покупали, наверное, с собой принесли.

– Да ты знаешь, что такое ЗИЛ-131, седельный тягач? – громко один кричит другому.

– Да плевать на тягач, а ты ездил на сто пятьдесят седьмом, вот машина так машина, гляди какие мышцы накачал за два года, – солдат снял китель и стянул с себя рубашку, демонстрируя свою мускулатуру.

– Да, «мормон» машина серьёзная.

– Солдатики, может вам ещё водочки или винца принести? – спрашиваю я, когда все замолчали.

– Да нет, отец, у нас пока есть. Присаживайся, выпьешь с нами?

– Дак отчего же не выпить, коли угощаете, – и протягиваю стакан, который был в кармане.

Солдат разливает всю водку, кому не досталось – вино.

– Выпьем за дембель, которого два года ждали.

Выпили. Так хорошо стало на душе. Просто благодать. Колёса постукивают, за окном ёлки проносятся.

– Ладно, отец, принеси нам три бутылки винца, – и протягивает мне пятнадцать рублей, – денег больше нет, а нам ещё ехать далеко.

Я смотался в своё купе, достал три бутылки вина и бутылку водки. Что-то не могу пить вино и пришёл в купе к солдатикам. Поставил бутылки на стол: «А водка от меня в подарок, это если интересную историю расскажете. Люблю я разные истории про жизнь слушать».

– Молодец отец, конечно, расскажу. Историй за два года столько, что у тебя водки не хватит. Слушай.

– Может сначала выпьем? – спрашиваю.

– Давайте выпьем.

Разлили, выпили, закусили.

– Ну теперь слушай.

«Был весенний погожий денёк. Такой, который бывает только на Крайнем Севере. Сидишь себе в тёплой казарме, в окно светит яркое солнышко. Благодать. Правда на улице термометр показывает минус 20, но это ничего, главное нет ветра. Это видно по дыму из трубы кочегарки, который поднимается ровным столбом и рассеивается где-то там, очень высоко. Снег совершенно белый и блестит под лучами невысокого солнышка. Суббота. Кто служил, тот понимает, что суббота – это праздник души. До обеда ПХД – парко-хозяйственный день. После обеда можно отдохнуть, найдя укромное местечко где-нибудь на территории технического дивизиона. Затем баня, со всеми её прелестями. С парилкой. Веника, конечно, нет, но его функцию неплохо выполняет связка из двух – трёх полотенец. Дедки, это которым до дембеля осталось менее полугода, могут посидеть на расслабоне в предбаннике и похлебать горячего чайку после парной. А если повезёт то, чего и покрепче. Затем неторопливый ужин и кино. Если фильм неинтересный, можно свалить в курилку и там, сделав несколько глотков чифа, порассуждать с корешами о жизни.

Но это всё прелюдия. Рассказ не о том. Вернее, о том ПХД, когда случилась эта история. После утреннего развода мне удалось ускользнуть от коварного взора старшины и подбежать к начальнику штаба. Дело в том, что я был химиком-инструктором в дивизионе и подчинялся напрямую начальнику штаба. В подчинении у меня никого не было и это было большим плюсом в моей жизни. Так вот, после развода я подхожу к начштаба и говорю: «Товарищ майор, у нас предстоит проверка склада, звонил нач/хим полка. Нужно пойти навести там порядок, а то после последних учений всё разбросано, времени не было собрать». Естественно, майор дал добро, и я, с высоко поднятой головой, прошагал мимо старшины, который судя по выражению лица имел на меня виды. К сожалению, начштаба не всегда бывал так благосклонен и зачастую говорил: «Хорошо, только со старшиной согласуй». Это было всё. Я был припахан на целый день. Но сегодня солдатское счастье мне улыбнулось, так как начштаба очень не любил проверки, которые проводил время от времени нач.хим полка. Вообще нач.хима полка не любили все начальники штабов всех дивизионов, так как справедливо считали того бездельником, мешающего им, начальникам штабов, заниматься боевой подготовкой. А плохой рапорт от нач.хима мог доставить массу проблем и командиру и начальнику штаба дивизиона. Вообще у нас была такая поговорка: «У нас в полку стоят три дуба – нач.хим, нач.физ, начальник клуба». Но что-то я опять не о том.

Так вот. Я оделся и вышел на улицу. Погода благодать. Светит солнышко, морозно, ветра нет. Топаю себе на позицию и радуюсь жизни. Меня догоняет мой дружок Лёха. Тоже дед. «Геша, что делать будешь?» – спрашивает он. Меня почему-то звали в части Геша.

– Да ничего. Сейчас на склад, да до обеда продрыхну.

– Я с тобой, а то ком.взвода не даст спокойно отдохнуть.

Лёха был зам.ком транспортного взвода. В подчинении около 20 солдат и штук пятьдесят машин ЗИЛ-131. Так что дел хватало, но поскольку он уже дед, то работать хронически не хотел. Были у него два командира отделений, вот на них он всю работу и спихивал.

– Пойдём, какой базар, места хватит, – ответил я.

Мы пришли на склад, где у меня хранились противогазы, ОЗК (общевойсковой защитный комплект) и прочая химическая хрень. Я достал из ящика старенький чайник, пачку заварки, сбегал на улицу, набрал снега. Чайник примостил на батарею, чтобы снег растаял. Посидели, поболтали. Когда в чайнике появилась вода, включил его и вскоре он закипел. Заварили чай погуще. Только собрались почифирить, как в дверь постучали условным стуком. Пришёл Серёга, тоже наш дедок. Выпили по кружечке чайку и пошли на улицу покурить. Разговор зашёл за машины, и я предложил поехать покататься. Возражений не было, и мы втроём отправились в бокс, где стояли ездовые машины. Как я говорил, машин было штук пятьдесят, но ездовых, то есть готовых к поездкам, было штук десять, остальные на консервации. Лёха пошёл в бокс за машиной, а мы с Серёгой остались ждать его около кочегарки. Вскоре он к нам подъехал, мы втроём уселись в кабину и поехали по дороге вдоль ограждения позиции. Это километра три. Ездили по очереди. Затем нам попалось интересное развлечение. В одном месте дорога делала плавный поворот на девяносто градусов и за поворотом, метрах в десяти был переезд через короб. Что такое короб, кто бывал на Севере знает. Дело в том, что на Севере водопроводные трубы в землю не закапывают, а укладывают на стойки высотой с полметра от земли, утепляют чем можно и забивают в деревянный короб. Где нужно проходить людям, делают лесенки, где ездят машины, насыпают переезд. То есть делают бугор высотой с метр по которому машины переезжаю через короб. Так вот, как мы выяснили, этот переезд является хорошим трамплином. Нужно только получше разогнаться. А седельный тягач ЗИЛ-131, это резвый конь о шести ногах. Но как мы не пытались на нём прыгнуть через короб, толком ничего не получалось. Десяти метров для разгона даже такой машине было маловато и как мы не давили на газ, машина просто переезжала через короб. Переезжала, лихо подпрыгивая, но колёса не отрывались от снега. Это мы с Серёгой видели, наблюдая сбоку, как Лёха прыгал в кабине, вцепившись в руль. Лёхина задница отрывалась от сидения, голова билась о крышу, но колёса отрываться никак не хотели. Оставалось одно – начать разгоняться до поворота дороги. Но это уже не просто. Поскольку идея была моя, то и испытывать первому мне. Я отъехал от поворота подальше, развернулся и начал разгоняться. Скорость нарастала, поворот приближался и не казался таким простым. Нервы не выдержали, и я перед поворотом тормознул, повернул, снова полный газ, машина влетает на трамплин, но, увы, несмотря на явно более высокую скорость, отрываться от снега не захотела. Ко мне подбежали Лёха с Сергеем. Глаза горят. Каждый хочет попробовать сам. Меня назвали трусом, который боится повернуть на скорости. Я их вытолкал из кабины и сказал, что первая попытка не в счёт. Они согласились, и я подготовился к новому заезду. Разгоняюсь что есть мочи, перед поворотом не торможу, только сбросил газ и сразу за поворотом снова резко нажал на педаль. Подлетаю к трамплину, аж страшно. Вцепился в баранку, жму на газ со всей силы и чувствую, как машина отрывается от земли и летит. Сильный удар при приземлении. Остановился и выскочил к пацанам. Машина пролетела метра полтора, это видно даже по колее. Хотя мне показалось, что летела очень далеко и долго. Затем за баранку садились и Лёха, и Сергей, но результаты были примерно одинаковые. У кого-то чуть больше, у кого-то чуть меньше. Но не существенно. Продолжалось это с полчаса. Увлеклись и не заметили, как к нам подошёл дежурный по позиции, молодой летёха. Лейтенант Падалко, вот же угораздило его получить такую фамилию, прибыл к нам из училища недели две назад. «Вы что здесь, салабоны, за гонки устроили. На губу захотелось?», – это он нам. «Да пошёл ты, сам-то на год старше меня, а на Севере вообще две недели, а я второй год уши морожу, так что кто из нас салабон?», – подумал я, но ничего не сказал. Потом его поставили взводным. Пацаны говорили, что нормальный, в принципе, мужик. А по фамилии не скажешь. Но дело не в этом. Он стоял и разглядывал наши следы: «И кто из вас дальше прыгнул?», – спрашивает нас.

– Да все примерно одинаково, поворот мешает, – ответил Лёха.

– Учитесь, пацаны, как надо, – и он полез за руль.

Мы все тоже залезли в кабину. Лейтенант развернулся, отъехал подальше от поворота, снова развернулся, выровнял машину по дороге и начал прогазовывать.

– Лейтенант, не бзди, – сказал ему Серёга.

– Спокойно детишки, – огрызнулся он и резко начал разгоняться.

Я гляжу на него – зубы стиснул, вцепился в баранку, но перед самым поворотом резко дал по тормозам, потихоньку прошёл поворот и снова дал газу. Но не тут-то было. Машина спокойно перекатила через короб, даже не сделав попытки подскочить. Лейтенант немного побледнел и решил сделать ещё попытку: «Вы здесь уже час гоняете, а у меня, думали, с первого раза получится. Попытка вторая!», – он отъехал ещё подальше от поворота. Разогнался хорошо, уже поворот близко, скорость не сбавляет, начинает крутить руль, и машина на большой скорости входит в поворот. Вот уже и короб, но подъезжаем к нему как-то боком. Я вцепился в ручку на двери, глянул на летёху, он весь белый, прикусил губу, вцепился в баранку со всей мочи. Машина влетает на короб под углом к дороге, отрывается всеми своими колёсами и летит. Но мимо дороги и прямиком на столб, который стоял в паре метров в стороне. Влёт врубаемся в столб, он, кряхтя медленно валится на землю, таща за собой все провода, которые на нём были. Машина мягко приземлилась на столб. Всё стихло. Гляжу, прямо впереди по дороге к нам быстро шагает капитан Пеньковский, он был сегодня дежурным по дивизиону и, наверное, ходил посмотреть, как дела на позиции.

– Лейтенант, сам расскажешь, как катался, а нам нужно сматываться отсюда, – быстро проговорил Серёга и мы выскользнули из кабины.

– Бойцы, стоять! – громко крикнул капитан, пресекая нашу попытку свалить, – так, Хоминский, Хухрянский, Лозинский. Святая троица. Подобралась компания.

– Почему троица, ещё Пеньковский, – тихо проговорил Серёга.

– Ты у меня поборзей ещё. А кто за рулём? Лейтенант Падалко? Отлично начинаешь службу, лейтенант. С простым манёвром справиться не смог.

Он обошёл машину, посмотрел на помятый бампер и крыло. «Держи», – и он сбросил с себя полушубок к ногам лейтенанта.

Залез в кабину, выехал на дорогу и поехал за поворот, там развернулся и махнул нам рукой, чтобы отошли подальше. Мы стояли, разинув все свои четыре рта. Раздался скрежет раздатки. «Это он блокировку отключил, – тихо прокомментировал Лёха, – сейчас забуксует». Но машина очень плавно начала движение вперёд. Всё быстрее и быстрее. Вот и поворот. Вдруг двигатель взревел, из-под задних колёс вылетел фонтаном снег, машина пошла в занос и боком вошла в поворот, но вот она выровнялась после поворота и на большой скорости влетела на трамплин. Все три моста отрываются от снега, и машина летит вперёд. Она как бы парит в воздухе и не торопится приземляться. И только пролетев метров десять плавно опустилась на все шесть колёс. Капитан развернулся и подъехал к нам: «Учитесь лейтенант, а этих долбоёбов учить бесполезно, им скоро домой», – он вышел из машины, надел полушубок и пошёл по дороге дальше. Пройдя шагов десять, остановился, обернулся и говорит: «Лёха, к вечеру что бы ни одной царапины на машине, буду сдавать дежурство, зайду проверю, а тебе лейтенант – чтобы столб стоял как новый и провода все были на месте».

Лёха сел в машину и поехал в бокс, а мы с Серёгой пошли за трактором и подмогой, чтобы поднять столб на место. Вот так и прошёл очередной парко-хозяйственный день. В баню мы опоздали, все уже помылись и баню заняли офицеры. Правда уже после отбоя нас поднял дневальный и сказал, что мы можем пойти помыться. Втроём мы пришли в баню. От офицеров нам остался вполне приличный веник, который мы использовали до последнего листика».

– Да, было дело, – подтвердил один из солдат.

– Да, ребята, классная история, молодец ваш капитан, сам всё развёл, не стал на вас катить. За такой рассказ нужно выпить, – я разлил и водку, и вино по стаканам.

Рассказ 3

Выпили. Господи, до чего же хорошо. По коридору проходят дембеля. Они вообще не могут сидеть на одном месте. И вдруг раздаётся из купе, где я присел: «Кирюха, братан. Это ты?» – срывается со своего места один сержант. Проходящий по коридору останавливается, оглядывается, видно, что он уже «на кочерге».

– Геша, привет, – расплывается в улыбке Кирюха и они начинают обниматься.

– Пацаны, мы с Кирюхой на губе вместе сидели, – пояснил сержант своим попутчикам.

– Кирюха, бухнуть хочешь?

– Геша, тебе сейчас в морду дать или когда бухну, – загоготал Кирюха и вошёл в купе.

Какая-то странная у него форма. Все карманы отделаны белым кембриком, это такая трубка для проводов. Значков столько, что они еле разместились на его груди. Эмблемы стройбатовские.

– Отец, давай ещё пару пузырей, – толкнул сержант меня в бок.

– А деньги? – спросил я.

– Потом отдам.

– Деньги не проблема, – встрял Кирюха, – стройбат угощает, – вытащил из кармана горсть смятых купюр и сунул мне в карман.

Я быстренько побежал к себе за водкой. Вошёл в своё купе, вытащил деньги из кармана, пересчитал. Двадцать пять рубликов пятёрками и ещё трёшки с рублями. Залез на полку, вытащил две водки и бутылку вина. Только спустился, как в купе постучали, открываю. Стоит какой-то солдат и протягивает мне двадцать рублей. Отдал ему эти две бутылки, а когда дверь закрылась, достал себе. Ящик почти пустой. Нужно будет на станции сказать бригадиру, чтобы ещё принесли.

Прибегаю к купе, где расположился стройбатовец и ставлю на стол водку и вино, а сам пристраиваюсь в уголочке.

– Так как тебя отпустили? – продолжил разговор сержант, – я думал, что тебе дисбат светит?

– Эх, Геша, дембель неминуем, как крах империализма, – хохотал Кирюха разливая водку по стаканам, – сделали с пацанами дембельский аккорд – вырыли штольню на Маточкином Шаре за два месяца, вместо трёх и – домой, ты лучше расскажи, в какой день мы с тобой попали на губу.

– День приказа, помню.

Кирюха соскочил и громко закричал: «Дембель стал на день короче!» Все солдаты в купе заорали: «Старикам спокойной ночи!» И все в вагоне громко подхватили: «Пусть приснится водки таз и Устинова приказ! Ура!!!» Похватали свои стаканы с налитой водкой и выпили. Выпил и я.

– Геша, давай рассказывай пацанам про губу, а то что-то я устал кричать.

– А что рассказывать, – начал, успокаиваясь говорить Геша.

«Служба у меня была не пыльная, занимался секретными работами. А по закону меня не могли сажать на губу, так как после этого я терял допуск. И заменить меня было некому. Так я и борзел потихоньку. Ну, понятное дело, сутки мне объявляли, но на губу не везли. Сначала я их считал, а потом сбился со счёта. Но вот, в один прекрасный день пришла мне замена. Ну, думаю, теперь мне от губы не отвертеться. И точно, встречаю замполита, а это был мой враг номер один. Короче, он хотел меня в партию принять, типа сержант, отличник боевой и политической, из рабоче-крестьянских. А я его послал куда подальше вместе с партией, вот он злобу на меня и затаил. Собирайся, говорит, Геша на губу, я тебя сам отвезу. Да за что же, товарищ капитан, говорю. А за все твои грешки прошлые и будущие. Но не получилось у него в тот раз. Докторша наша не подписала записку. У меня ещё раны на ногах после медведя на зажили».

– Что за раны? – спрашивает Кирюха.

– Да с белым медведем пришлось встретиться на узкой дорожке, – отвечаю.

– Не слышал о таком, ну-ка расскажи.

– Это пацаны я не всем рассказываю, особенно когда трезвый. Как-нибудь позже.

«И выбрал же, сука замполит, время, как раз в день приказа. Раны как раз у меня зажили. Деды приготовили все что нужно: спирт, брагу, чай. Чтобы отпраздновать становление дембелями. А меня в этот день на губу. Привёз меня замполит в Белужью Губу, там была гарнизонная гауптвахта. Сдал дежурному мичману, сказал, что через десять дней за мной приедет. Ну и ладно – где наша не пропадала. Обидно только, что пацаны без меня приказ отметят. А я целый день снег кидал. Вообще столько снега я за всю свою жизнь не перекидал. Гарнизон в Белужьей Губе был морской. Поэтому кругом были моряки: и губари и караульщики. Вечером, уже после ужина, сидим в камере отдыхаем, про жизнь разговариваем. Вдруг открывается дверь и входит матрос. Оглядел всех, затем ткнул в меня пальцем и сказал, чтобы я одевался и шёл чистить туалет. На что я ему отвечаю, что ты, салага, промахнулся. Во-первых, я дембель, а во-вторых, сержант и мне работать не положено. Но матросик оказался настырным и ткнул меня в грудь прикладом. Этого я снести никак не мог и врезал ему в табло, так, что он вылетел в коридор вместе со своим карабином. Я захлопнул дверь в камеру и снова сел на своё место».

– Это ты Геша правильно сделал, не забздел – уважаю, – проговорил бухой Кирюха.

– Ну и что потом? – не утерпел я.

«Открывается дверь в камеру, входят трое, с ними этот салага, его по стриженной голове сразу видно и показывает на меня. «Сержант, на выход», – говорит один из них. Делать нечего, поднялся и пошёл за ними на «разборку». Заходим в караулку. Там сидят ещё двое матросов и мичман. Мичман уже поддатый. Они молодого сразу выгнали из караулки и обращаются ко мне: «Дембель, говоришь? Сейчас проверим». «Михей, дай книгу арестованных», – обратился один из них к мичману. Тот поднялся, открыл сейф и достал книгу. «Фамилия?» – спрашивает меня. Я отвечаю, он поискал в книге, нашёл и говорит: «Точно дембель». «Тогда, братуха, садись, выпьем. Сегодня наш с тобой праздник», – и достаёт из тумбочки бутылку водки. Разлил по стаканам, все выпили. Ну, думаю, подфартило. Сейчас вмажу и в камеру к пацанам. Но не тут-то было. Выпили, а матрос и говорит: «Значит говоришь, что сержанту работать не положено. Молодец, устав знаешь. А ты знаешь, что сержанту и сидеть положено в отдельной камере». Он встал, выглянул за дверь и позвал того салагу: «Сержанта во вторую. И не вздумай руку поднять на дембеля – урою». Мы вышли, матрос открыл дверь камеры. Я вошёл, дверь позади захлопнулась. В камере холодища, почувствовал сразу. Лампочка не горит. Свет попадает только через маленькое окошко в двери. Присмотрелся. На топчане сугроб снега, который залетает в камеру через разбитое окно. «Вот же сука, дембель поганый, устроил мне праздник, – думаю я, – но унижаться и проситься обратно в общую камеру не буду». Подошёл, очистил снег с досок. Под ним была ледяная корка. Садиться не стоит. А сам в душе костерю этого дембеля. «Сука, все два года просидел в карауле на губе. Но ничего, встретится тебе кто-нибудь в поезде – мало не покажется», – кипело у меня внутри.

– Хорошо бы наказать этого вертухая, – предложил я.

– Какой базар, пойдём по вагонам, может и попадётся, падла, – вскочил Кирюха.

– Да я уже прошёлся по вагонам, земляков искал, но этого козла не видел.

«Примостился я возле батареи, она была чуть тёпленькой, так и кантовался до утра. То прижмусь к батарее, то пешком камеру меряю. Настало утро, всех вывели на утреннюю поверку. Вышел и я. После переклички поступила команда: «Всем по камерам». Я и рванул снова в общую. Никто не обратил внимания».

– Мужики, говорят у вас проводник сидит? – раздался голос из дверей купе.

– Да, я здесь. Что вам нужно, морячки, – у купе стояли два здоровенных парня в тельниках и бескозырках.

– Спиртное есть? – спрашивает один из них.

– Конечно, пойдёмте.

Иду в своё купе, они за мной, а сам думаю: «Что-то я пролетаю с водкой. Менты две забрали, да сам бутылки три отдал за так. Нужно цену повышать».

– По чём у тебя пузырь? – спрашивает моряк.

– Да по пятнадцать, соколики.

– Ты что, совсем оборзел?

– Никак дешевле не могу, – отвечаю я.

– Сможешь, – и со всей силы бьёт меня кулаком прямо в лоб.

Я упал на лавку, в глазах круги разноцветные, в ушах звон. Я увидел, как он заскочил на лавку и спустил вниз ящик с водкой. В нём было всего пять бутылок, это я успел сосчитать. Они все бутылки выгребли, потом один из них разворачивается и говорит: «А ты говоришь не могу. Держи, сдачи не нужно», – и бросил на диван возле меня два червонца. Вышли, закрыли за собой двери.

Я полежал немного, звон в ушах прошёл. Вытащил все деньги из карманов. Насчитал сто пятьдесят рубликов. А должен я бригадиру триста. Ладно, разберёмся, ещё вино есть. Деньги засунул под матрац – от греха подальше. Вскоре показалась большая станция.

Рассказ 4

Остановились на станции. Я, перед тем как выйти из вагона, посмотрел расписание – стоянка тридцать минут. Вытер тряпкой поручни и встал возле вагона. Из него посыпались дембеля и бегом на перрон. Кто ищет чем закусывать, кто-то спрашивает, где можно купить водки. Ко мне подошёл бригадир и поинтересовался как мои дела. Я ему отвечаю, что, мол, нормально, только водка вся закончилась. Он меня похвалил: «Молодец Палыч. Можешь хорошо работать, когда захочешь. Сейчас принесут тебе ещё ящик. Будешь должен пятьсот». Я стою и думаю – пятьсот, это ведь полтыщи. Сроду у меня в руках таких денег не было. Правда, когда работал на лесоповале на Сахалине, расписываться за пятьсот мне приходилось, но в руках никогда не держал. Бугор всё у себя хранил. Даже когда летали пиво пить с крабами во Владик, тоже за всё рассчитывался он. Через пять минут к вагону два парня притащили ящик водки. Только я его успел занести в купе, как раздался истошный крик: «Полундра, патруль!» Все быстро метнулись опять к вагонам. Я выскочил на перрон и встал около двери. В это время прямо на перрон заехала «шишига» с полным кузовом солдат с повязками. Они быстро повыпрыгивали из машины и побежали ловить дембелей. Но, как я увидел, патруль большой прыти не проявлял и дембеля успели позапрыгивать в вагоны. К моему вагону подошли три солдата и офицер. Только хотели подниматься по ступенькам, как к ним навстречу нарисовался знакомый мне наряд милиции. Они поздоровались с офицером и отошли в сторону. О чём говорили – не слышал. Мне махнул рукой мент Володя, я быстренько подбежал к нему. «Быстро принеси две водки», – сказал он мне. Я мухой метнулся в своё купе и вынес два пузыря. Володя завернул каждый в газету и отдал офицеру. Патруль не спеша пошёл дальше по перрону. Поезд тронулся, и я замкнул двери. Не успели отъехать, как в купе заглядывает солдатик и просит чего-нибудь выпить.

– Что, патруль всех разогнал? – говорю солдату.

– Да ну их, суки. А что они к тебе в вагон не полезли?

– Откупился, солдатик, чтобы вас не подставлять.

– Это ты правильно сделал, а то они бы тут наворотили делов.

– Так что, теперь всё подорожало. Тебе сколько водки?

– Нет, нам вина. Водка уже не лезет.

– По десяточке за бутылку.

– Пойдёт, давай три, – и он протянул мне три красненькие.

Я отдал ему вино, а сам радуюсь, что хоть как-то недостачу закрою. Выхожу в тамбур и думаю, в какое купе заглянуть. Тут мне на встречу бабка с тазиком, прикрытым полотенцем.

– Старая, а ты куда собралась? – строго спрашиваю, так как она в мой вагон не садилась.

– Так соколик, мне Николай Петрович разрешает, – отвечает бабка, приоткрывает полотенце и достаёт мне два пирожка, – соколик, угощайся.

– Ладно, старая, спасибо. Проходи.

Я отодвинулся в сторону, и бабка пошла по вагону. Заглянула в следующее купе: «Сынки, пирожки горяченькие берите. Картошка с фаршем».

– Это, бабуся, кстати, а то так жрать хочется, что аж переночевать негде, – из купе раздался хохот и здоровые руки подхватили бабкин тазик.

– Так сынки, посчитать нужно, пирожочки по пятнадцать копеек, – испуганно залепетала бабка.

– Ты что, бабуся, с нас, защитников Родины, по пятнадцать копеек, совесть у тебя есть? Мы за тебя два года мёрзли, а ты – посчитать.

– Так сыночки, и мука, и мясо, всё с базара.

– Бабуся, спасибо тебе от всей Советской армии. Держи свой тазик, – и сунули бабке в руки пустой тазик и полотенце.

– Соколик, так как же так? Это грабёж, – она повернулась ко мне, – мясо покупала, пирожки жарила, а эти сволочи мне только спасибо? Я сейчас пойду до Николая Петровича, пущай он Володьку-милиционера пришлёт.

– Успокойся старая, – я достал из кармана три красненьких, которые получил за вино и отдал бабке.

– Так, соколик, я не помню сколько пирожков было в тазике? – смущённо говорила бабка, пока засовывала деньги в карман.

– Бери, старая и иди с Богом.

Наверное, жалко мне стало бабку, раз я так расщедрился. Но на душе потеплело. Пора выпить, раз такое хорошее состояние души. Только подумал, как в купе ввалились два солдатика и взяли сразу пять бутылок водки. Я подумал-подумал, достал ещё одну и пошёл за ними. Подхожу к купе, а там народу битком. Войти невозможно. Ладно, думаю, пойду дальше, посмотрю, что и как в других купе. Следующее купе было закрыто. Прошёл дальше. Заглядываю. Сидят человек шесть и один из них рассказывает: «А генерал, какой-то старичок, типа Деда Мазая. Невысокий, сухонький. Только генеральская форма выдаёт в нём генерала».

– Солдатики, а что же вы не выпиваете. Ведь скучно так ехать, – встрял я.

– Да мы бы выпили, только денег уже не осталось, – отвечает один из них.

– А я вас угощу, ежели интересную историю какую расскажете, – и ставлю бутылку на стол.

– Вот это дело. Тебя как звать-то?

– Да Палычем кличут, – отвечаю.

– Ну присаживайся, Палыч, угощайся, – и достаёт из пакета жареную рыбы.

Я быстренько разлил по стаканам. Выпили за дембель,закусили. Но чувствую, что ни душе, ни сердцу.

– Сейчас, солдатики, обождите малость, я ещё принесу.

Соскочил и в своё купе. Как говорится, раз пошла такая пьянка, режь последний огурец. Захожу в купе и не пойму. Ящик с полки снят и стоит на полу. И бутылок в нём поменьше, чем должно быть. А на столике мелкими деньгами лежат двадцать рублей. Вот же черти. Я вытащил беленькую, вышел и дверь замкнул. Прихожу в купе к своим солдатикам. Они ждут меня. Разлили по второй.

– Ну, давайте обещанную историю. Очень я люблю послушать про разное житьё-бытьё.

– Слушай, не жалко, – сказал один из них и откинулся назад.

«Короче, тот генерал приехал на дивизион с проверкой. Ходит то с начштабом, то с зампотехом и всё проверяет и в блокнотик к себе записывает. А потом говорит: «Учебная тревога. Нападение десанта с севера», – посмотрел на часы, записал и садится в кресло. Это мне писарь штабной рассказывал. Начштаба позвонил дежурному по дивизиону и объявил тревогу. Завыла серена и в громкоговоритель объявили о нападении десанта. Всем занять свои места. Я быстренько построил своё отделение, получили карабины и бегом на тех.позицию. Согласно расписанию, мы, с отделением, должны держать оборону на углу позиции. Для этого там был выкопан окоп полного профиля, берега были залиты бетоном, оборудованы стрелковые ячейки. Короче, сделано было всё «по уму». И если бы не зима, то мы бы отлично смогли держать оборону позиции. Но был ноябрь месяц. Так что наш окоп весь засыпан снегом. А снегу было – пропасть сколько. Да ещё шнек, который расчищает дорогу, забросал нам весь угол. Ну мы прибежали, потоптались-потоптались. Что делать? Я послал двоих бойцов в кочегарку за лопатами. Сидим курим. Принесли лопаты, начали копать. А снег спрессованный, как бетон. Все руки поотбивали, пока раскопали участок на полметра вглубь. Дальше пошло легче. Ну, часа за два мы выкопали новый окоп полного профиля, правда в снегу. Чую печёнкой, что-то здесь не так, но ничего другого придумать не могу.

«Идут», – крикнул один из бойцов, и я увидел, как по дороге вышагивает генерал со свитой из командира части, начальника штаба и замполита. Я согнал всех в окоп, и мы заняли «оборону». Боковым зрением вижу, как генерал остановился у окопа. Командир громко кашлянул, я понял, что это касается меня, выскочил из окопа и громко рапортую: «Товарищ генерал, отделение держит оборону в указанном секторе, командир отделения…» – не успел я закончить, как генерал рявкнул на меня.

– Сержант, ты о чём думаешь? Окоп выкопали в снегу. Одна единственная граната и твоего отделения нет! Любая пуля, любой осколок прошьёт твой окоп насквозь! – сказал генерал и повернулся к командиру, – очень плохо, что бойцы не понимают элементарных вещей. Можете считать, что оборону организовать не смогли.

– Товарищ генерал, через час всё устраним, – лебезит перед генералом наш полковник, аж жалко его стало.

– Это вы десанту скажете, а не мне, – генерал повернулся и зашагал по дороге дальше.

Ко мне подошёл начштаба и что-то хочет сказать, но, видимо, никак не выберет из своего словарного запаса того, что можно сказать при генерале. Только усы подпрыгивают и рот молча раскрывается. Выручил его замполит: «Через час что бы окоп был готов, иначе тебя самого закопаю!»

Они ушли, а мы стоим и думаем, как быть. Копать, руки не поднимаются, так как все понимаем, что ни через час, ни к утру выкопать окоп невозможно. Курим и видим, что к нам бегом бежит зампотех.

– Ну что тут у тебя, сержант? – спрашивает запыхавшись.

– Товарищ капитан, окоп полного профиля велено копать.

– Так что же стоите, копайте, – и побежал назад.

Ну мы поковыряли снег, поковыряли да снова сели, курим. Вдруг видим, что к нам по дороге едет бульдозер, а на нем солдат нацеплялось человек десять, и ещё по дороге идут. Теперь работа закипела. Бульдозером начали расчищать снег. Скоро он сделал большую воронку, метра два глубиной и показался мороженный грунт. У меня была надежда, что найдём заготовленный окоп и его нужно будет только расчистить, но ничего не нашлось. Ладно, будем копать, тем более что народу теперь достаточно. И вот в этой воронке мы все по очереди стали бить ломом и пытаться копать лопатами. А кто знает, что такое вечная мерзлота, тот поймёт. Лом втыкается на глубину три сантиметра и застревает. Еле выдернешь. А лопаты просто скребут грунт не оставляя следов. Мучились мы часа три, кое как отскребли окопчик по колено. И всё. Сил не осталось. Бульдозер уехал, подкрепление разошлось. Остались мы одни. Сидим в окопчике и чего-то ждём. Вылезти на верх и посмотреть, сил нет, да и вылезать по мёрзлому снегу непросто. Но, тем не менее, я одного бойца на верх выгнал – пусть наблюдает. «Генерал!» – вдруг прокричал боец и соскользнул вниз. Сели на окоп рядком и ждём. Вот на верху появился генерал, рядом с ним командир. Рожи у обоих красные, видимо хорошо пообедали, да бутылку раздавили.

– Сынки, – кричит нам сверху генерал, – вы что туда забрались?

– Сержант, ко мне! – грозно рявкнул командир.

Я соскочил и пытаюсь выбраться из воронки, но края скользкие, снег плотный. С первого раза не получилось, соскользнул назад. Потом ребята мне помогли, я вылез: «Товарищ генерал…» – только начал рапортовать я, как генерал замахал на меня руками: «Ты что сержант, совсем дурак». Развернулся и засеменил своими ножками по дороге. Полковник за ним».

– Ну, как тебе история? – спрашивает сержант.

– Господи, да того бы генерала самого заставить мерзлоту грызть, – сказал я, – за такою историю нужно выпить.

– Конечно нужно, только у нас больше нет, правда закуска осталась.

Сержант вытащил из-под столика бумажный пакет и достаёт из него большой шмат сала. Оно такое белоснежное и так аппетитно пахнет. На шкурке видны прилипшие кристаллики соли и кусочки чеснока. Я с трудом проглотил слюну. Вспомнил, что сегодня я ещё почти ничего не ел.

– А что, батя. Водочка ещё найдётся? – и начинает нарезать ножиком сало на крупные кусочки.

– Да найдётся, солдатики, найдётся, – и я быстренько засеменил в своё купе.

Отомкнул дверь, вытащил из ящика две бутылки. Собрал деньги со стола, вытащил из карманов и тоже сунул под матрац. Вышел из купе, замкнул его и для уверенности подёргал за ручку. Быстренько пошёл на запах сала.

Рассказ 5

Захожу в знакомое купе. На столе порядок – сало нарезано, хлеб тоже; стаканы ополоснуты. Поставил на стол бутылку водки, вторую держу пока в кармане кителя. Сержант, который рассказывал про генерала, откупорил бутылку и собрался разливать.

– Только давай по грамулечке, ещё хочется послушать ваших историй, – сказал я.

– Хорошо, – ответил сержант и плеснул каждому в стакан на два пальца.

Выпили опять за дембель.

– Ну что, солдатики, кто ещё что расскажет.

– Да расскажу, – отозвался солдат с черными погонами, в петлицах эмблемы автомобилиста, – раз пошла тема про снег, так слушайте, что у нас на площадке устроили.

«Было это совсем недавно, в апреле. На восьмёрке, если кто бывал на Новой Земле, знает, это между Рогачёво и Белужьей. Там стоит наш технический дивизион. Если ехать из Рогачёво, то справа у дороги стоит жилой посёлок, а слева, где-то с километр – Техническая позиция. И есть там Первое сооружение. Это здоровенный ангар на подобии кинотеатра или спортивного зала. Там хранятся ракеты семьдесят пятого комплекса, есть ещё несколько стендов для проверки. Так вот. Началась весна и снег на крыше стал таять. И потекла крыша на сооружении. А она, почему-то, была плоская. Так, с небольшим скатом на обе стороны. Покрыта рубероидом. Но раньше, прошлой весной, почему-то не текла. Может вовремя ремонт делали? А этой весной целый потоп. Что только не делали: стеллажи с ракетами укрывали брезентом, застилали металлическими листами, но ничего не помогало. Просто ужас. На полу лужи воды. Ракеты все мокрые. Всё оборудование со стендов сняли и оттащили в другой бокс. Короче, большая головная боль у командиров. И вот, они, посовещавшись, решили снег с крыши убрать. А что ещё делать?

В ближайший парко-хозяйственный день, на разводе, командир поставил задачу – очистить крышу от снега. И весь дивизион отправился на позицию. Ну мы, как дембеля, зашли сначала в кочегарку, почифирили слегка. Правда прибежал зампотех и быстренько выгнал нас. Вышли на улицу. А там благодать. Солнышко светит, мороза нет. Ну так градусов десять всего, зато без ветра. Все старички залезли на крышу, молодёжь оставили внизу, чтобы снег откидывать от сооружения. Там, показалось, работы поболее. А на крыше кайф. Снег не топтаный, не примятый. Лёгкий и пушистый. Кидать лопатой одно удовольствие. Правда крыша оказалась очень большой – в футбол играть можно. А изнутри, из сооружения – не скажешь. Быстренько скинули снег с одного угла. Показалась крыша. Чёрная, мягкая. Солнышко сразу её нагрело, так что можно было полежать, позагорать. Лёха спустился вниз и пригнал с десяток молодых, чтобы лопатами помахали, а мы развалились и лежим, покуриваем. До обеда почти вся крыша была очищена. Сходили на обед. Ну а после обеда дембелям, а было нас человек семь, работать не положено. Поэтому мы расположились в кочегарке вздремнуть, а молодых загнали на крышу. К вечеру вся работа была выполнена. Пришёл поддатый зампотех, всех построил и поблагодарил за службу. Мы дружно прокричали: «Служу Советскому Союзу», – и разошлись.

Дня через два я по каким-то делам зашёл в Первое и удивился порядку. Полы все чистые и сухие, Ракеты лежат на стеллажах ровными рядами, все протёртые. Аж загордился, что и мой труд не прошёл даром.

А через две недели у нас произошло ЧП. Началось с того, что к нам приехала целая толпа каких-то морских офицеров. Они ходили по позиции, долго рассматривали Первое сооружение, даже на крышу залазили. Потом устроили настоящий разгром командиру. Как рассказал наш штабной писарь, эти моряки были из военной контрразведки. Они отодрали командира, и начштаба, и зампотеха по первое число, за то, что чёрную крышу нашего сооружения видно даже из космоса. Когда они уехали, командир со своей свитой уселись в офицерской столовой и напились там до полной невменяемости. На следующий день, на утреннем разводе ни командира, ни начштаба не было. Был только бледный зампотех. Он дрожащим голосом отменил все запланированные на сегодня работы и отправил дивизион в полном составе на засыпание крыши Первого сооружения снегом.

Но это легко скомандовать, да трудно исполнить. Засыпать крышу снегом? А крыша размером с футбольное поле и высота от земли метров пятнадцать. И несмотря на то, что был апрель, на улице весна ещё не очень чувствовалась. Это на улице, а на крыше – как в Крыму. Тепло, даже очень. Вытягиваешь ведро со снегом наверх, высыпаешь снег на чёрный рубероид и не успел сбросить ведро вниз, как от той мизерной кучки снега остаётся только маленькая лужа. Так и работали мы до обеда. Внизу насыпаешь в ведро снег, сверху его вытягивают веревкой и высыпают на крышу. Результат нулевой. Крыша даже мокрой не стала, так как снег быстренько растаивал, а вода сразу же испарялась. Теперь старички работали внизу, а молодых загнали на крышу, так как поднимать вёдра со снегом оказалось трудновато. К обеду настроение солдат упало, так как все понимали, что крышу снегом засыпать не удастся. После обеда к сооружению пришли опохмелившиеся командир и зампотех. Они тоже поняли бесполезность этого занятия и решили немного приложить смекалки. Снег поднимать нужно не маленькими вёдрами, а большой бочкой, чтобы он не успевал растаивать. Притащили трёхсотлитровую бочку, приварили к ней «уши», за которые привязали верёвки. Но оказалось, что вытащить её на крышу невозможно – больно тяжела. Теперь мысль начала работать бойчее. Нужно на крыше установить блок и поднимать бочку через блок лебёдкой с машины. Пока сварщик варил «козла» для блока, нас, дембелей, собрал командир и объявил, что эта работа считается «дембельским аккордом», и если к утру крыша будет в снегу, то мы все пойдём на дембель в первой партии. Это нас воодушевило на трудовые и боевые подвиги. Через час всё было готово к испытаниям этой конструкции. Насыпали полную бочку снегом, даже притрамбовали. Пропустили трос от лебёдки, которая установлена на Зилу, через блок, зацепили за бочку и начали поднимать. Подняли, высыпали снег. Получилась большая куча. Бочку опустили вниз, снова загрузили снегом, подняли на крышу, а там вместо кучи снега здоровая лужа. Огорчённые спустились с крыши. Теперь зампотех с командиром сами залезли на крышу. Говорят, что мы всё медленно делаем. Нужно быстрее, чтобы снег не успевал растаивать. Начали сами командовать, кричать, подгонять. Но результат тот же самый. Тут и вечер наступил. Все вымотались окончательно, да ещё и вымокли «по уши». За ужином решили, что не видать нам первой партии как своих ушей. Старшина разрешил ложиться в кровати после ужина, не дожидаясь отбоя. Видел, как все нереально устали.

Спим и вдруг: «Дивизион, подъём!!!» Глянул на часы – ещё двух нет. Вот только тревоги нам сейчас не хватало. Оделись, построились. В казарме были только старшина и дежурный по дивизиону. Он нам сказал, что, если хотим засыпать крышу снегом, делать это нужно сейчас, ночью, так как на улице похолодало и метёт позёмка. Мы быстренько оделись потеплее и вышли на улицу. Точно – мороз. Притопали на позицию, достали снова вёдра, так как возиться с бочкой не хотелось. Без особого энтузиазма вытащил первое ведро со снегом на крышу, высыпал и гляжу на него. А кучка снега не тает. Так и лежит себе. Я снял рукавицу и пощупал чёрный рубероид крыши. А он холодный как лёд. Я посмотрел на небо. Всё в звёздах. Нашел Полярную, она была почти над нами. Ветер поддувает, холодно. Спустился вниз, молодые наверх. И закипела работа. Выгнали несколько машин, чтобы освещали фарами у сооружения. На крышу затащили пару прожекторов. Собрали все вёдра, даже с казармы притащили. Не хватало верёвок, резали электрический провод. Быстро подобрали снег возле сооружения. Пригнали бульдозер, который стал сгребать его из других мест и подталкивать к нам. Короче, к утру вся крыша была присыпана снегом. Где два сантиметра, где пять. Взошло солнышко, потеплело. Мы все залезли на крышу и с тревогой глядим, не начнёт ли таять. Не начала. Решили работу продолжать весь день. Дембеля и старички разбрелись кто куда. Молодые работали до вечера. Перед ужином я залез на крышу, она вся была в снегу. Затем залезли командир с зампотехом.

Утром на разводе объявили благодарность всему дивизиону».

– Что-то я смотрю, ты в первую партию не попал? – спрашивает сержант.

– Ага, в первую партию. Последним демобилизовался.

– А что так?

– Залёты были. Замполит держал до последнего, а командира не было, куда-то улетел.

– Сколько бывал на Северах, первый раз слышу, чтобы крышу снегом забрасывали, – сказал я, – за это нужно выпить.

Выпили бутылку, которая была на столе, выпили и ту, что я держал в кармане. Гляжу солдатики начали клевать носом, ну, думаю, пора и мне отдохнуть. Зашёл в своё купе, постоял-постоял, потом ещё раз прошёлся по вагону. День клонился к вечеру. Шум в вагоне стал стихать. В какое купе не загляну, все уже завалились спать. Ну и ладно, пойду тоже отдохну.

Рассказ 6

Зашёл в своё купе, запер дверь, убрал с полки лишние вещи и не раздеваясь завалился не неё. И, кажется, только заснул, как кто-то начал дёргать за ручку. Так не хотелось вставать, но делать нечего. Вдруг слышу, в замок вставляют ключ и дверь отмыкается. Я мигом слетел с полки, дверь открывается и в купе заглядывает Николай Петрович. От него идёт стойкий фонтан перегара, видимо тоже крепко выпил.

– А, Палыч, не спишь? Молодец. Как дела?

– Да всё нормально, гражданин начальник.

– Вижу. Все дембеля пьяные и спят.

– Умаялись солдатики.

– Всё распродал?

– Осталось несколько бутылок, но ещё разберут – вся ночь впереди.

– Гляди, чтобы к Москве в вагоне был порядок и пьяных не было. Если будут замечания от дежурного – прибью.

– Не беспокойтесь, Николай Петрович, всё будет в ажуре.

– Ты вот что, Палыч, иди в вагон и следи за порядком, а я тут у тебя прилягу, а то в моём купе заснуть не дадут.

– Хорошо, хорошо. Отдыхайте, – и я радостный вышел, тихонько закрыл за собой дверь.

«Пронесло, без побоев», – подумал я, так как помнил его крепкие кулаки. Вдруг во мне начала нарастать злоба на бригадира. За то, что согнал меня с моего места, за тот удар по почкам – до сих пор с кровью мочусь. За жизнь мою беспутную, за зоны Северные, которые топтать пришлось, горбатясь на хозяина. Только я собрался распахнуть дверь купе, чтобы врезать по этой сытой роже, как подходит ко мне солдатик: «Товарищ, а водка ещё есть, мне бы пару бутылок», – и протягивает четвертак. На душе сразу отлегло. Спас меня солдатик от побоев, а может даже и от зоны.

– Конечно есть, куда принести?

– Не нужно, я сам заберу.

– Ну жди, сейчас вынесу.

Я тихонько открыл дверь и только собрался достать ящик с верхней полки, как бригадир соскочил и схватил меня за руку: «Тебе чего, Палыч?»

– Солдатик за водкой пришёл, не беспокойтесь, отдыхайте.

– За водкой? Это хорошо.

Я достал ящик, поставил его на пол и вытащил две бутылки. Деньги сунул под матрац.

– Ты что же, все деньги под матрацем держишь?

– А где же мне их хранить? Можете себе забрать.

– Не нужно. В Москве рассчитаешься.

Я вышел, отдал бутылки солдатику и поплетухался за ним. Он зашёл в купе, и я за ним. Там сидело человек пять. Я примостился на уголок: «Я с вами посижу, послушаю?»

– Сиди, не жалко, – ответил один из них и начал разливать водку.

Налил и мне. На столике на газете была жареная рыба и варёная картошка. Выпили, закусили. Один из них, сержант с артиллеристскими эмблемами продолжил прерванный рассказ.

«Ну, короче, выхожу из казармы, а метёт нешуточно. Вариант номер два. Ладно, думаю, не впервой. Подошёл к углу казармы, нашарил верёвку, взял её под правую руку, руку засунул в карман спецухи так чтобы верёвка была под рукой и не могла выскользнуть и пошёл вперёд. Дошёл до столба, где кончалась одна верёвка и начиналась другая. Левой рукой нашарил новую верёвку и крепко зажал её, правую руку из кармана вытащил, старую верёвку отпустил и быстренько взял верёвку из левой руки и тем же макаром засунул под правую руку. И пошёл дальше. И так от столба к столбу. А они стояли через каждые двадцать пять – тридцать метров. Сначала считал столбы, но после двадцатого сбился и бросил это дело. До позиции было уже недалеко. А вьюга не унималась, мело так, что не было видно собственных ног. Да ветер всё время прямо в морду. Думаю, сейчас добреду до КДП, там горит печка, отогреюсь, чайку выпью, да там и останусь. Разденусь, завалюсь на свободный топчан и буду ждать, когда за окном стихнет. Ветер пошёл порывами, признак того, что вьюга скоро затихнет. Это когда дует постоянно в одну и туже сторону, то дуть может много дней, а когда начинаются порывы и ветер меняет своё направление, значит вьюга выдыхается и часа через два–три может прекратиться. Внезапно на меня налетает мощный порыв ветра со снегом и залепляет всё лицо, даже дышать невозможно. Я левой рукой пытаюсь очистить его от снега, а ветер ещё сильнее. И тут мне, как будто чёрт подсказал – нужно отвернуться от ветра, стать к нему спиной. Что я, не раздумывая, и сделал. Верёвку из-под руки выпустил, повернулся к ветру спиной и стою очищаю лицо и успокаиваю дыхание. Постоял так минуты две, не больше. Думаю, нужно идти дальше, нечего отдыхать. До КДП рукой подать. Разворачиваюсь снова лицом к ветру и ищу верёвку правой рукой, а её нет. Ну, деться ей некуда, она по любому справа от меня. Может отнесло метра на два–три. Повернулся направо и пошёл к верёвке. Прошёл шагов десять, верёвки нигде нет. Меня как кипятком ошпарило. Аж вспотел на морозе. Нифига, думаю себе. Вот так дела. Прошёл ещё шагов пятнадцать–двадцать – нет верёвки. Я повернулся назад и снова прошёл немного. Ничего. У меня спёрло дыхание и внутри всё похолодело. Ноги затряслись, и я быстро развернулся снова вправо и прошёл немного. Остановился, хотел рвануть назад, но что-то не пустило меня. Стоп, сам себе думаю. Суета, это худшее, что можно себе позволить в такой ситуации. Нужно остановиться и всё разложить по полочкам. Я шёл на позицию и ветер всё время дул мне в лицо. Дорога прямая. От казармы до КДП около километра. Я насчитал примерно двадцать столбов. Это около пятисот метров. Потом я сбился со счёта и прошёл ещё, наверное, столбов десять. Итого метров семьсот. До колючки, которая окружает позицию, остаётся метров триста. Там, где дорога заходит на позицию, стоит КДП. Ворота всё время открыты. На крыше КДП стоит прожектор, светит в сторону казармы. Значит нужно встать лицом к ветру и внимательно смотреть – возможно я увижу свет прожектора. Так и сделал, но сколько не вглядывался в белое марево, ничего не заметил. Ладно, думаю, нужно идти вперёд. Другого варианта нет. Строго на ветер. Должен я упереться в колючку, не могу промазать мимо позиции».

На глаза солдата накатилась слеза, он налил себе в стакан немного водки и молча выпил.

– Да, досталось тебе, братишка, – тихо сказал сидевший в углу моряк, – у нас так начальник караула пропал. Весной оттаял, не дошёл до караулки метров десять.

– У нас в зоне тоже было такое, – начал было я, но меня перебил сержант.

– Всё, хватит болтать, дальше рассказывай.

«Ну, выбора у меня не было. Вернее был. Остаться на месте и замёрзнуть, либо идти вперёд. Я и пошёл, строго на ветер. Сначала начал шаги считать, потом понял, что это бесполезно. Иду и иду себе вперёд. Чувствую долго иду. Колючка уже должна была бы появиться. Но нет её, проклятой. И что-то мне до того жалко себя стало, мочи нет. Заревел, а слёзы сразу застыли и глаза залепили. Еле отодрал их. А ветер начал кружить. То с одной стороны дунет, то с другой. Что делать – непонятно. Стоять нельзя, нужно идти. А куда – тоже непонятно. Одна надежда была, что буря скоро стихнет. Если раньше не свалюсь и не замерзну, то цел останусь. А сил уже нету. До того, братцы мои, охота присесть, свернуться калачиком и отдохнуть. Но понимал – это смерть. И вдруг пахнуло дымом от кочегарки, да так явственно, что я чуть не подпрыгнул. Остановился и стал внимательно принюхиваться и приглядываться по всем сторонам. А метель, чувствую, стихает. Даже вроде звёзды проглянули. Проглянули и снова пропали. Тут вроде сбоку от меня огонёк промелькнул, наверное, прожектор на КДП. Я развернулся в ту сторону и пошёл. Силы как будто прибавились. Но сколько я не шёл, огонёк больше не появлялся. «Нет, чертовка, меня голыми руками не возьмёшь», – подумал я и прибавил шагу. Ветер почти стих. Я зашагал побыстрее. И внезапно со всего маху наткнулся на колючку. Затрещал брезент на спецухе. Хорошо лицо не ободрал. Ну, думаю, жить будем. На душе соловьи запели. Посмотрел вдоль колючки и понял, что я её вижу метров на двадцать. Остановился, внимательно огляделся. Сбоку какой-то бугор виднеется. Что за бугор, никак определить не могу. Нет никаких бугров возле КДП. Это, наверное, я куда-то в сторону ушёл. Только теперь понять – в какую. Решил я на бугор залезть. Он крутой оказался, но я залез. И обомлел. Горизонт сразу раздвинулся. Луна на небе. Светло как днём. Колючка уходит куда-то вдаль. А вон в стороне увидел трубу кочегарную. Из неё дым валит столбом. Прямо вверх. Ветер стих совсем. Я спустился с бугра и снова всё пропало. Белая мгла. Но верхушки столбов с колючкой проглядывают. И ветер задувает нешуточно. Низовая метель, вспомнил я наставление. Поднялся снова на верх. Труба кочегарки стоит метрах в ста от меня. Взял на неё направление и начал спускаться с бугра. Спустился, снова ничего не видно. Пошёл по взятому направлению. И тут натыкаюсь на стену. Что это? Никак не пойму. Пошёл вдоль неё. Дошёл до больших деревянных ворот. Так это же тройка! Третье сооружение, сообразил я. Но как я сюда попал?»

Тут в дверях купе появился милиционер Володя: «А, ты здесь? А бригадир где?» – спрашивает меня.

– Бригадир? Так он в моём купе отдыхает.

– Нет там никого.

– Ну, тогда не знаю. В эту сторону не проходил.

– Пошли с нами.

Мы пришли в моё купе. Точно, бригадира нет. На полу стоит ящик из-под водки. В нём осталось пять бутылок. Володя достаёт одну: «Стаканы давай». Я достал из шкафчика три стакана и поставил на стол. Он наливает два – себе и Коляну. По полному. Выпили и молча вышли в тамбур. «Вот суки», – подумал я и допил остатки прямо из горлышка.

Рассказ 7

За окном была ночь. Я прислонился к стеклу, но ничего не увидел. Правда, через несколько минут проехали какой-то переезд. Он был освещён. За шлагбаумом стоял автобус и несколько машин. Я прилёг на полку и задремал. Внезапно кто-то постучал в дверь купе. Открыв её, заглядывает солдатик. Он был без кителя и рубашки. В одной майке. На плече наколка – льдина и на ней белый медведь. И надпись «Арктика-77».

– Извините, а вино у Вас есть? – робко спрашивает он.

– Вино? Должно быть.

Я встаю ногой на полку и достаю ящик с остатками вина. В нём сиротливо стоят три бутылки.

– Вот всё что осталось.

– По чём? – спрашивает солдатик.

– По чирику, – отвечаю я.

– Нормальная цена, у нас на ЗФИ вино стоило дороже спирта. Так как вино, это витамины, а их, ох как не хватало. Забираю.

– Может ещё водочки возьмёшь. Всего четыре осталось.

– Пока нет. У нас разговор за вино зашёл, вот его решили выпить.

– Я тоже пойду послушаю, если не возражаешь.

– А чего одному сидеть. Пойдёмте.

Я взял две бутылки водки, солдатик три вина, и мы пошли к нему в купе. Заходим, народу человек десять.

– Ну вот вино, как обещал, – сказал солдатик и поставил на стол.

– А вот ещё и водочка, это от меня, – и я поставил бутылки тоже на стол.

– Ну это другое дело, правда разговор пойдёт за вино, как обещали. Давай Геша, рассказывай.

– Погоди Серый, давай сначала горло промочу, – и солдат Геша, который приходил за вином, наливает себе полстакана вина, выпивает, закусывает луковицей, которые лежат на столе вместе с салом и повеселев, окидывает всех взглядом.

– Было это в учебке в Белгороде, где мы с Серым прослужили полгода.

– Так вы вместе были в учебке, и только теперь встретились? – спросил кто-то.

– Да, вот представь себе. Мало того, что земляки, в учебке вместе были и на дембель вместе едем. Ну так, слушайте.

«Прослужили мы где-то месяца по четыре. Уже, вроде как, не зелёные и захотелось нам выпить чего-нибудь. Короче, сходить в самоволку. Нашли мы место, где старички лазят. Это за складами, где всякий мусор валяется, там стена склада вплотную подходит к забору части и по этому углу можно вскарабкаться на него. Высоковато, метров пять будет, но залезть можно. Так вот, выбрали мы время после обеда, когда все на самоподготовке и залезли на забор. А с той стороны были двухэтажные дома и двор огороженный, а у самого забора стояли сараи. Так что мы спрыгнули на крышу сарая и потом на землю. Только вошли во двор, как к нам подходят два парня, наверное, живут здесь.

– Вы куда это бойцы отправились? В самоход?

– Ну а куда же ещё, – отвечаю я, – где здесь магазин поблизости?

– Магазин вон, рядом, а что вам там нужно?

– Вина хотели купить.

– Ну вам вино не продадут. Командиры ваши строго-настрого запретили продавать алкоголь курсантам.

– Вот черт, что же делать?

– Не переживайте, давайте деньги, мы вам принесём.

Я достал наши пять рублей и отдал парню. Они быстренько вышли на улицу, а мы остались стоять возле сарая. Стоим и не поймём, кинули нас или нет. Но минут через пять они заходят во двор, отдают нам три бутылки портвейна. Мы поблагодарили их и одну выпили на четверых прямо из горлышка. Хорошо пошло. А по бутылке перелили во фляжки, которые у нас болтались на ремнях.

А вот теперь самое интересное. Дело в том, что в части летом появилась дизентерия. То один курсант попадёт в санчасть, то другой. Так вот, врачи придумали такую штуку, как нас дезинфицировать. У входа в столовую поставили здоровое корыто, налили в него воды с хлоркой и каждый раз, при входе все должны были опустить руки в это дерьмо. Противно, жуть. Руки воняют, царапины щиплют. Хлеб взять невозможно. Но это я не про то. Ещё поставили бочку из-под кваса, куда наливали кипячёную воду. Всем выдали фляжки, и мы должны были набирать в них воду из этой бочки. А она теплая, противная и ещё в неё что-то добавляли, для дезинфекции. Короче пить невозможно. А пить хочется постоянно, особенно после физо или строевых. Так мы стали набирать во фляжки обычную воду из умывальника, а из бочки только делали вид, что наливаем. Но командир это просёк и воду в бочке стали подкрашивать в коричневый цвет, вроде как заварка. И проверять, что во фляжке. Идёт, к примеру, боец по дорожке, его останавливает дежурный и требует показать, что во фляжке. Нужно из фляжки плеснуть на дорожку. Если вода коричневая, всё нормально, если чистая – наряд обеспечен.

Так вот, перелили мы во фляжки по бутылке вина. Парни притащили от куда-то лестницу, по которой мы залезли на крышу сарая, оттуда на забор и кое-как сползли в часть. Отряхнулись и идём в сторону казармы. И тут видим, как впереди командир отчитывает двух курсантов за то, что у них во фляжках оказалась простая вода. Это было видно по лужам на асфальте. Я толкаю в бок Серёгу, и мы резко разворачиваемся назад. «Курсанты, стоять, ко мне!» – раздался громкий голос командира. Делать нечего разворачиваемся, подходим, останавливаемся метра за два от него. Душа ушла в пятки, мало того, что во фляжках вино, так ещё мы с парнями во дворе выпили немного. Останавливаюсь и громко рапортую: «Товарищ полковник, …», – полковник махнул рукой: «Отставить. Что у вас во фляжках, вода или чай?» Я снимаю фляжку с ремня и спокойно, но быстро плещу на асфальт себе под ноги. Коричневый портвейн образовал на асфальте маленькую лужицу. Запах, как мне показалось, пошёл по всему плацу. Но на наше с Серёгой счастье, толи ветер дул на нас, толи полковник был изрядно проспиртован, короче, запаха он не почуял. Серёга повторил тоже самое со своей фляжкой. «Всё. Молодцы. Свободны», – кивнул полковник и продолжил драть этих двух разгильдяев. А мы быстренько в казарму и спрятали наши фляжки в кровати. А вечером всем взводом славно посидели в курилке».

Солдат Геша разлил вино по стаканам, я налил себе водки, и все выпили за дембель. Потом допили мою водку и начали укладываться спать. За день было выпито не мало, меня тоже клонило ко сну, и я ушёл в своё купе.

Рассказ 8

Закрыл дверь на ключ. Думаю: «Нужно поспать хоть немного, весь день на ногах, да и выпил немало». На полу стояли три ящика, два были пусты, в одном сиротливо стояли две бутылки водки. Лёг на полку. Потянулся, так, что затрещали кости в ногах. Хорошо, однако мысли заснуть не дают: «Мне нужно отдавать пятьсот рублей бригадиру. А денег собрал мало, нужно встать и посчитать. Продавалась водка хорошо, но много отдал даром». Сунул руку в карман кителя, вынул смятую пригоршню купюр. Рублей тридцать, не больше. Посмотрел под матрацем, там тоже лежат, сколько – сразу не понять. Чувствую, утром будет тяжёлый разговор с бригадиром. «Быть тебе битому, Палыч. Спекулянт я недоделанный. За водку втридорога с пацанов драл. А всё этот барыга, бригадир значит». И такая на меня снова тоска опустилась, что хоть сиди и вой по-собачьи.

Тут в дверь громко забарабанили. Ясно, это не солдатики. Менты или бригадир. Делать нечего, внутренне весь сжался от предстоящих побоев и дверь открываю. Точно. Бригадир.

– Ты что, Палыч, дрыхнуть собрался?

– Да нет, Николай Петрович, так, порядок навожу, – и я поглядел на бригадира.

Он был начисто выбрит, в форменной рубашке с галстуком, китель чистенький. Мне даже показалось, что от него одеколоном пахнуло. «Ну скотина», – пронеслось у меня в мозгу.

– Значит так, через четыре часа прибываем в Москву. В вагоне навести полный порядок, туалеты вымыть. Пустые бутылки соберёшь в ящики. У тебя их должно быть три штуки.

– Да вот они стоят, – кивнул я на пол.

– Вижу, не слепой. Ящики отдашь вместе с пустой тарой. И деньги. Не забыл?

– Да ты что, начальник, как про такое забудешь.

– Это хорошо. Приведёшь себя в порядок, побреешься.

– Слушаюсь, гражданин начальник.

– Давай, шевелись, некогда рассиживаться, дембелей разбудишь за час до Москвы, – и он так недобро на меня посмотрел, что даже почки сразу заныли.

Я зашёл в туалет, взял ведро, налил воды, бросил в него тряпку и пошёл в другой конец вагона, чтобы оттуда начать убираться. Прохожу по вагону, все спят. Вдруг в одном купе услышал голоса. Сидели двое: солдат из стройбата и сержант Геша, я его запомнил.

– Эй, проводник. Водка осталась? Может угостишь, а то бабки все кончились.

– Угощу, солдатики, угощу, – я вернулся в своё купе, взял оставшиеся две бутылки и зашёл к ним.

– Ну вот это хорошо, а то в три шкуры с нас за водку.

– Солдатики, не обессудьте, это бригадир цену устанавливал, не я. Да разве я со своих защитников посмел бы так драть?

Сержант разлил водку на три стакана. Однако на звук проснулись ещё двое и тоже подставили стаканы. Выпили.

– Ладно, Геша, давай дальше, а то скоро приедем и не узнаю, чем дело закончилось, – сказал стройбатовец.

«Ну, короче, иду я, иду и тут такой удар в спину, я аж растянулся по дороге. Ну, думаю, салабоны, решили над дедом шутки шутить. Поворачиваюсь, а там стоит такой здоровый медведь и смотрит на меня. Ну ничего себе, думаю, вот это дела. Я за карабин, а он у меня не заряженный. Патроны в подсумке. Я быстренько рукавицу скинул, патроны вытащил, поднялся на ноги и бежать. А сам пытаюсь карабин зарядить. Но скажу вам, карабин зарядить на бегу, в мороз, на такая простая штука. Патроны клинят, не лезут. Но я кое-как всё же запихал в него все десять штук. Затвор передёрнул. Оглядываюсь, медведь идёт за мной. Я выстрелил в воздух, думаю, может испугается, убежит. Но ни фига. Стоит и смотрит на меня. Я снова припустил бежать. До караулки уже не далеко, метров триста. Вдруг снова удар в спину, да такой сильный, что затрещала спецуха, а она из брезента. И, чувствую, по спине полосонуло, как ножом. Я снова упал лицом в снег. Резко переворачиваюсь на спину, а мишка прямо возле меня стоит. Я пытаюсь отползти от него, но он подошёл, лапы расставил, так что я под ним оказался и смотрит на меня. У меня всё внутри похолодело, сердце где бьётся – не понятно. И такой животный ужас смерти, что выть охота. Но несмотря на испуг, я изловчился, ткнул его в бок стволом и выстрелил раз, потом ещё. Смотрю реакции у него на мои выстрелы никакой нет. Только ближе наклонился ко мне своей пастью да как зарычит. В глазах потемнело, дрожь во всём теле, а он пасть раззявил, да к моему лицу. Зубы громадные, желтые, почти коричневые и такая вонь от его пасти. Ну, думаю, конец мне. Аж закричать захотелось «Мамочкаааа!!!». А он ещё ближе, сантиметров двадцать осталось и глаза такие злые, красные, что просто жуть. И здесь я чисто интуитивно карабин выставил вперёд, чтобы, вроде как, оттолкнуть его морду. А ему это не понравилось, и он схватил зубами за ствол, да так, что конец ствола оказался у него во рту. И тут я понял, что это мой единственный шанс, кто-то помогает мне, наверное, мама. И я начал стрелять. Все пули уходили в пасть медведю и с каждым выстрелом он резко дёргал головой, но ствол из зубов не выпускал. Выстрелов я не считал, но вскоре затвор ударился в железку. А медведь как стоял, так и стоит. И смотрит на меня своими красными глазами. А потом разжал рот и на меня хлынул поток его горячей крови. Постояв еще несколько секунд, он начал валиться на бок и упал сбоку от меня. Я посмотрел на небо. Оно было совершенно чёрным и только миллиарды звёзд освещали меня и убитого медведя. С трудом поднялся на ноги, вытянул из-под медведя карабин и волоком, за ремень, потащил за собой. Куда идти? Конечно, в караулку, это ближе всего. И тут я увидел, как из неё выбегают солдаты, впереди бежит начкар, мой закадычный дружок. А я иду к ним навстречу, весь мокрый от крови, в разодранном комбинезоне».

Геша замолчал. Молчали все. Также молча разлили остатки водки и молча выпили.

– Ну а дальше что? – спрашивает кто-то.

– Да ничего. Меня в госпиталь. Оказалось, он мне подрал ноги и спину. На спине зажило быстро, а ноги до сих пор в повязках. Потом приезжали следователи, всё меня пытали, зачем я медведя убил. А шкуру с него сняли и в Ленинской комнате повесили на стену.

Я выглянул в окно, уже совсем рассвело. Скоро Москва. Дембеля стали просыпаться, умываться. Грязища кругом, как мне убирать, когда все ходят взад-перёд? Ладно, разберёмся.

Конец

Вскоре за окнами начали мелькать постройки. Поезд сбавил ход и всё чаще и чаще стал стучать колёсами по стрелкам, резко поворачивая то в одну, то в другую сторону. Показался перрон Ярославского вокзала и поезд остановился. Я открыл дверь и вышел из вагона. За мной потянулись дембеля. Они были помяты и хмуры. Не было той радости, что была у них на лицах, когда садились в Архангельске. Сутки пьянства дали о себе знать. Кто-то не мог найти свой галстук, кто-то фуражки или ремня. Выходя из вагона, никто не попрощался со мной и не поблагодарил. Я чувствовал, что являюсь виновником их плохого настроения. Все деньги, которые они накопили на поездку домой истратили на водку, покупая её у меня втридорога. Во мне начинала закипать злоба. Злоба на себя, что я оказался такой падлой, торгуя бухлом. Да если кореша мои узнают, как я барыжнячал, то зачморят меня, когда снова доведётся мне попасть на кичу. А от сумы, да от тюрьмы зарекаться нельзя. Ну вот и всё. Последними вышли из вагона стройбатовец и сержант Геша. Молча прошли мимо меня. Я их окликнул: «Ребята, может вам деньги нужны, я дам». «Да пошёл ты», – ответил сержант и сплюнул на пол. Они пошли дальше и вскоре затерялись в толпе. На душе скребут кошки, до того противно жить. «Нет, это не по мне. Лучше на лесоповал чикировщиком», – подумал я. К вагону подошёл бригадир.

– Значит тебе на мои указания наплевать? – я молча смотрел в пол, – ладно, сейчас состав отгонят в парк, там и поговорим.

Я молчал, а внутри меня всё клокотало. И тут я понял, если сейчас я не сделаю этого, то никогда себя не прощу. И я с оттяжкой, как научил меня один зек в Воркуте, не спеша, но хлёстко, вложив в удар все свои силы, выставив левую ногу вперёд, ударил бригадира в челюсть. Я почувствовал, как по моей руке застучали его выбитые зубы. Я увидел ужас в его глазах. Он, не успев сделать шаг назад и рухнул всем своим телом навзничь. Я услышал, как закричала проводница соседнего вагона, как из дверей выбежали менты Володя и Колян и побежали ко мне. Всё было, как в замедленном кино. Но я не стал их ждать, а припустил вдоль состава. Кончился перрон, я спрыгнул на шпалы и побежал по ним. На ходу сорвал с себя фирменный китель и бросил его на землю. И только потом сообразил, что в кармане были деньги. Но, да чёрт с ними. Я снова свободен. И никто не посмеет назвать меня барыгой, падлой буду, я честный вор. И я бежал и бежал по шпалам. Бежал на Севера, где остались мои кореша. Не беда, что нет денег, нет документов. Они меня примут таким какой я есть.

***

Как давно всё это было. Более сорока лет назад. Надеюсь, что я почти правдиво пересказал всё, что услышал за те сутки. Правда несколько приукрасил, убрав нецензурные выражения. А вдруг это будут читать несовершеннолетние.

Были ли эти истории на самом деле, или это плод моей фантазии? А может сами дембеля их выдумали, чтобы выпить на халяву? Кто ж теперь это вспомнит? Да и был ли тот поезд? А может и его я тоже выдумал?

Но я знаю одно точно. Был дембель 1977 года, и я ехал в таком же поезде Архангельск – Москва. А может и эти все истории случились со мной? Кто знает? Всё может быть.

Оглавление

Начало

Рассказ 1

Рассказ 2

Рассказ 3

Рассказ 4

Рассказ 5

Рассказ 6

Рассказ 7

Рассказ 8

Конец