отрешенности Нилов не видел никогда, на лице ни одном мертвого.
Сын еще не знал, что его покой будет недолгим. Что скоро на него обрушаться молитвы, слезы, просьбы, миллиардов людей. А он будет обязан даровать им веру, надежду, любовь и прощение. И новым испытанием для него станет необходимость не только миловать, но и казнить.
Дома Нилов, отдыхая, доставал из книжного шкафа любимые альбомы по искусству и не спеша перелистывал их плотные листы. И душевное равновесие возвращалось к нему.
Он смотрел на лица мудрых стариков, пристально всматривающиеся в вечность своими выцветшими глазами. На прекрасных женщин: юных с по-детски чистыми глазами, и немолодых с тяжелыми подбородками и телами, далекими от современных идеал «бестелесной» красоты. Они сохранили свою красоту навечно.
Он встречался взглядом с надменными мужчинами, знающими себе цену и готовыми ее заплатить.
Да, эти люди жили давно. Но их тоже терзались страсти, они любили, ненавидели, совершали преступления … Но, он уверен, что они не были так ничтожны, как те, с кем ему приходиться имеет дело сейчас.
Но вот домой возвращался Лиза, гремела ключами, с шумом кидала сумки в коридоре. И начинала говорить, говорить. О работе, подругах, покупках, болезнях, родственниках.
Или звонок телефона! И начальник, полковник Мухоморов возвращал Нилова в реальность: «Два трупа у нас. Возможно, заказное, за тобой выехали».
И если от Лизы он мог отгородиться молчанием, делая вид, что слушаешь, и думать о своем, то на работе реальные картины жизни мгновенно вытесняли художественные.
Особенно тяжело ему было после расследований убийства на бытовой почве. Часто они происходили в неблагополучных квартирах. Все эти квартиры были похожи друг на друга ужасом запустения. Ободранные стены, продавленные диваны, горы вонючего тряпья по углам, прожженные кастрюли с остатками засохшего варева. И бутылки из-под алкоголя, десятки, сотни бутылок под ногами, в углах квартиры, на балконе. Хозяевам таких квартир было все равно, как жить. И от этого патологического равнодушия к себе, к родным людям, к своим детям Нилову становилось жутко.
И трупы. Мужчин и женщин, стариков или даже, случается и детей. Удар ножа, молотка, бутылки превращал человека – вместилище божьего духа – в кусок скоропортящегося мяса.
У него складывалось впечатление, что он все время выезжает на место одного и тоже преступления. Сходство было не только в состоянии квартир, но и в анемичных выражениях лиц жертв и участников, отупевших от беспросветного пьянства.
Раскрывались такие преступления быстро. Преступник обычно находился рядом – в соседнем доме, в соседней квартире, в соседней комнате. Это был или постоянный гость в доме жертвы, сосед или родственник, и обязательно собутыльник. Жертва и убийца вместе выпивали, спали с одними женщинами, честно скидывались на общую бутылку – спасительницу от мук бесконечного похмелья.
Но вот помутненное, разлагающееся под действием алкоголя сознание давало сбой, и друзья-родственники хватались за нож или топор, чтобы доказать или наказать, отомстить или … Нередко повод оставался тайной даже для них.
Нилов спрашивал себя: почему люди так бездарно, ничтожно, глупо и грязно растрачивают свою жизнь?
После посещения таких квартир ему хотелось вымыться, надеть чистое белье, всеми способами отстраниться от увиденного. А иногда возникало злобное желание сбросить на этот город, на весь мир бомбу и очистить Землю от людей, наверняка и навсегда. Нилов был готов вместе со всеми сгореть в очистительном пламени.
Лиза с пониманием относилась к этим приступам ипохондрии и пыталась отвлечь его: покупала ему книги по искусству, билеты на выставки. И давала совет, раздражающий его своей примитивностью: «Тебе надо больше отдыхать от ужасов твоей работы».
часть 2Алексей Нилов А в самом деле: чем пахнет Время? Пылью, часами, человеком.Р.Бредбери.
Грустные мысли становятся особенно назойливыми поздней осенью, когда неумолимо расползающиеся вширь ночи торопливо сдавливают короткие, пасмурные дни.
В один из таких грустных осенних вечеров Лиза принесла Алексею пригласительный билет на открытие выставки немецкой живописи в городском музее.
Алексей часто посещал его, но международная выставка проходила в нем нечасто. Он обрадовался, надеясь, что впечатления от картин хоть немного потеснят мрачное настроение, в котором он находился.
В холле музея собрались нарядные люди. Женщины бальзаковского возраста в красивых платьях. Мужчины в строгих костюмах, придающих элегантность любой фигуре. Молодежь не изменила джинсам и свитерам, но юность – лучшее из украшений.
Сначала выступил солидный мужчина в дорогих очках – представитель немецкого культурного фонда. Его косноязычно приветствовали толстолицые мешковатые товарищи – чиновники из мэрии. Их речи состояли из штампов, пропахших пылью.
Алексей порадовался, что немецкий гость услышит только перевод, быстро
