КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Тайна города Теней [Диана Викторовна Покормяк] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Диана Покормяк Тайна города Теней

Тайна города Теней (стихотворная сказка)

Есть мрачный город за рекой,

непроходимою скалой

растут вокруг него деревья,

а перед ними – сто болот:

незваным путникам облава.

Да! Чужакам не будут рады

в городе Теней,

где неприступность стен высоких

скрывает от людей секреты:

кто в той обители правитель?

Кто в хмуром замке покровитель?

И даже солнечные лучи

не могут подобрать ключи,

обходят стороной пугливо,

оставляя путь для тьмы.

В том городе всегда темно,

там королева ночь царюет

и сумерками украшает вереницу улиц,

над замком кидая россыпь хмурых туч.

И нет людей там – лишь стая

кровожадных чудищ:

для них неведомы порывы

благородства и любви.

Они – лишь слуги тьмы,

а в ней они – бесправные солдаты ночи.

Не по пути с людьми им,

они не знают жалости

и прыгают от радости,

когда в капканы их

людей заносит скверный случай.

Соседство с городом таким

не в радость людям:

как только солнце исчезает

за полосою горизонта,

все горожане прячутся

в своих домах за множеством дверей

и сотнею замков.

И ставни хлопают, как выстрел, окно в цепях!

Попробуй-ка, открой!

И каждый дом – как добровольная тюрьма,

покуда солнца луч не бросит россыпь золота

на каменные стены.

Как только сумерки заходят

в город на постой, все улицы пустеют,

лишь слышен лай собак и уханье совы…

Но кто это? Какой смельчак

среди мертвецкой тишины

ступает робко по дороге,

все дальше удаляясь от родных ворот?

Луна отодвинула одну из туч

и бросила на смельчака свой луч.

И что же видим мы?

Средь улиц пустынных

лик девушки мерцает, словно призрак,

а рядом с ней ступает верный пес,

такой же неприметный и безмолвный:

спешат они к реке, – там лодка у причала.

Среди холодных темных вод

мелькает ее серый плащ

и руки тонкие лозой обвили весла.

Не справиться с теченьем ей:

заветный берег мелькает впереди,

но на него не так легко взойти.

И выбившись из сил,

девица тяжело вздыхает,

но весла из рук не выпускает.

А верный пес отчаянно бурчит

и так легко своей хозяйке

сдаваться не велит.

Мария (так путницу зовут),

собравшись с духом,

с рекой вступает в последний бой

и… побеждает.

Ступив на долгожданный берег,

кидает взор на страшный лес,

который впереди раскинул грозно сети

своих колючих цепких лап.

Спят мирно вороны на одичалых жутких буках,

в их ветках дремлют вековые мертвецы.

Пропащая душа! О, скольких лес сгубил!

Ни одного чужака в свой мрачный храм

не пропустил!

Но девушка, откинув плащ,

змеей пролезла через плети,

что как узилища сплелись

в клубок непроходимых дебрей.

И ветки колдовских дубов,

раскинув невод, начали улов.

А дерзкий ядовитый плющ,

подкрался с заболоченных холмов

и накинул на босы ноги

сотни оков.

Но верный пес разгрыз капкан

и плющ поверженный,

отполз к своим болотам,

завывая, как шакал.

Но вот, к Марии зловеще тянется

дурман-трава – отрада дьявола.

Цветы луны вонзились когтями в платье,

но напрасны их труды, –

и здесь избавилась от пут

девица упрямством богатырским.

И, наконец, окончен путь,

коварный лес остался позади,

а впереди, в свете луны – город Теней,

где приют дикарей,

глядит неласково на непрошенных гостей.

Мария уныло руки к сердцу прижимает,

но отважным шагом ступает на голое плато,

раскинувшееся у высоких каменных стен.

Она глядит на башню сторожевую:

там темно, не видно никого,

и осторожно дальше путь свой держит –

к мосту, что перекинут через глубокое ущелье.

Шмыгнув, как мышь к стене,

Мария видит чудо:

волшебные цветы сияют при луне,

как жемчуг на воде.

Над ними, словно феи,

порхают ночные мотыльки.

«Не врут легенды!» – тихо восклицая,

Мария из кармана достает мешок

и бережно срывает первый цветок.

Собрав букет, она тихонько пятиться назад

и псу велит: «Пора домой, дружок!».

Но пес учуял шорохи за крепостной стеной

и нервно зарычал, – опасности сигнал.

«Стой! Иначе застрелю!» – послышалось вблизи.

Из замка вырвалась толпа огромных дикарей

и чудища из городских легенд,

которыми пугали всех детей,

чтобы не бродили дальше своих полей,

воскресли наяву.

Мария, охнув, хотела броситься с моста,

на дне ущелья найти последний свой приют,

но чья-то крепкая рука, схватив ее за плечи,

помешала замыслу сполна.

Девицу тут же окружили,

противным смехом оглушили.

Она, откинув гордо голову назад,

вгляделась в чудищ:

все, как есть, убийцы,

их темные недобрые лица,

как приговор любому,

кто попадется на пути им.

Высокие и дерзкие,

с кровавым взглядом

безжалостных лукавых глаз.

Они воткнут кинжал в любого

и кровью жертвы окропят

своё безумное лицо, –

так говорят легенды.

«Но где же их клыки и безобразные горбы?» –

Мария с удивлением рассматривает

жителей ночной страны.

В легендах в этом городе – уродцы,

но, оказалось, – это люди, хоть и дикари.

А верный пес готов загрызть любого,

кто прикоснется к ней:

вперед, к толпе он храбро выступал

и грозно на всех рычал.

«Ко мне, дружок! Молчи, родной!» –

Мария просит.

И пес послушно отступает

и голову к ее ногам кладет.

«Ведите ее в замок!» – скомандовал один

и сразу понеслась: под руки подхватив,

ее ведут они в свою обитель,

да о мешке не забывают, –

с собой осторожно забирают.

И держат путь в ворота через башню,

где стражи, словно вороны

высматривают чужаков

на подступах к своим владеньям.

А стены крепости – высоки и толсты,

за ними – просторный двор,

усеянный домами, конюшнями,

складами и казармами.

Везде – ночной народ,

шумит и топчется на площадях,

кидая на Марию любопытства взоры.

Пройдя с солдатами дворы,

девица предстает пред замком,

который ввысь раскинул каменные этажи

почти, что до луны.

К нему ведет сосновая аллея,

в колючих мрачных ветках

филины воркуют и шепчутся о ней.

А перед замком озеро синеет,

в нем водяные лилии нашли приют,

и у воды пестреют Мирабилиса цветы,

как сотни желтых факелов,

горят они в ночи.

А пряный запах Маттиолы,

что притаилась у основанья троп,

как эликсир из чуда

разливает аромат повсюду.

Но вот, окончен путь,

и замок, как нерушимая скала

ей неохотно отворяет двери.

И вот, она в гостиной, в которой

не было гостей уж сотню лет:

под сводами из балок

сияет в лунном свете просторный зал,

украшенный колоннами и арками.

На каменном полу – ковры,

на грубой темной мебели, –

овечьи шкуры.

В огромных окнах стекол нет:

ночным ветрам всегда здесь рады.

И звезды блики серебра кидают на стены,

где гобелены. На них вышита луна, –

их божество и мать родная,

заступница в веках,

а на картинах, – лошади резвятся на лугах,

в неоновых мирах.

В камине каменном дрова не зажжены, –

для красоты они, ведь дети ночи

не бояться холода и тьмы

и видят в темноте они не хуже сов.

На стенах – бронзовые канделябры,

в них свечи, что в эту ночь

лишь для нее зажгли.

И сам правитель Лисагор

предстал пред ней во всей красе своей:

он восседает на высоком черном троне,

а на плече его сидит дозорная сова.

На нем нет злата и каменьев,

лишь скромная охотничья ливрея

и кожаные сапоги.

Высок и статен Лисагор,

с копной чернеющих, как смоль волос,

с холодным и недружелюбным взглядом

раскосых карих глаз.

Не так рисуют люди правителя обители,

где чудищ полчища пируют с тьмой ночной.

Мария вздрогнула: да это же он!

Это же он не дал на дно ущелья улететь

и сумел мертвой хваткой в капкан

своего города запереть.

«Что ты забыла здесь? –

спросил он громогласно, нахмурив бровь. –

Что ищешь ты у стен моих?

Погибель ли мою?

И кто прислал тебя?

Какой подлец решил

свести со мною счеты?

И что в мешке? Отрава для меня?

Иль лезвия клинок?

Тащи его сюда и извлеки то зло,

что для меня таила!».

Мария, подхватив мешок,

сняла веревку и россыпью цветов

усеяла ковер пред троном.

Правитель с удивлением взирает,

но Мария тут же поясняет:

«Цветы для матери. Она больна

и лекари не в силах ей помочь,

лишь напророчили:

недуг ее сведет в могилу.

Но сок цветов волшебных,

что здесь, у неприступных стен растут,

способны излечить ее:

так говорят легенды».

«Ты веришь им?» –

спросил правитель, усмехнувшись.

Вздохнув печально, девушка призналась:

«Когда надежды нет, пытливый ум

окольными путями отыщет способ

испробовать что-то еще

и вера в чудо побеждает слабость духа».

«Никто еще не добирался до наших стен,

тем более девчонка! – в негодовании Лисагор.

– Как удалось тебе пройти сквозь смерти лес,

сумев сразить преграды, которых там не счесть?».

Мария плечи пожимает

и с неуверенностью заявляет:

«Любовь к родному человеку

способна побороть любое испытанье

и все препятствия свести к нулю».

« И даже волшебства оковы бессильны

перед смелостью твоей!» –

промолвил задумчиво правитель.

«Что делать с ней?» –

послышалось в толпе его солдат.

Угрюмый и холодный взгляд

сменился на их лицах теплотой.

Лисагор склоняет голову на грудь

и в думы погружает разум.

Марии вдруг чудится знакомое

в чертах его чрезмерно бледного лица…

Как будто извлекли из памяти

далекое воспоминанье,

но девушке нелепым кажется оно

и словно птицу, выпускает она его в окно.

«Ступай домой! – вдруг говорит правитель. –

И забери цветы! Пускай не пропадают зря…».

И эти дивные слова ласкают слух,

не в силах девушка поверить

в свою удачу и в свое спасенье.

«Ты храбростью своей затмила

ненависть к вам, к людям», –

правитель свет пролил

на свой бесценный дар.

«Что сделали тебе мы? –

Мария не молчит, на сердце

тяжкий груз давно лежит.

– Ведь издавна средь нас

идет молва о том,

что кровожадней вас

не сыщешь в мире.

И мирный мы народ,

выращиваем скот и садим огород,

под утренние песнопенья соловья.

Но только сумерки узреем на пороге,

душа рождает липкий страх.

Мы знаем в прятках толк,

нас с детства приучили

бояться ночи и тех,

кто в городе Теней обитает

в мрачной крепости своей.

Ночь сделалась проклятьем,

лютым врагом и город ваш,

в котором смерть, жестокость и разбой

на волю хлынут по привычке,

как только солнце уйдет на покой.

Я много слышала о звездах,

их тусклый свет в картинах старцев брезжил,

но лишь недавно впервые увидала

их волшебное сиянье!».

«Нет нашей в том вины! –

сердито говорит правитель. –

И ваши страхи не туда направлены.

По-вашему, мы – кровопийцы?

Но видела ли ты хоть одного из нас,

кто в ярости своей обидел человека?».

Мария качает головой и вспоминает

жуткие картины, что в устрашенье им

висели в каждом доме:

на них огромные уродливые существа,

с копытами, клыками и гневными

налитыми кровью глазами.

Костлявые пальцы обрамлены

чернеющими полусгнившими когтями.

В ее глазах еще сидят сомненья.

«По-твоему, нет дыма без огня? –

правитель хмурится и добавляет:

– Легенды для глупцов!

Вы верите всему, что скажут.

Меж городами нашими столетняя вражда!

Да! Мы – люди ночи,

нам солнца свет, как смертный приговор,

но этот факт не делает нас хуже вас!

Нет, зло не властвует в душе у нас!

Пора бы выйти вам, глупцам, из заблужденья,

и мрачные фантазии о нас придать забвенью!

И разве чудища не вы?

В изгоев превратили нас

и в монстров, что вросли в легенды.

А ведь когда-то, на холмах,

за речкой у костров мы вместе с вами

в хороводах танцевали,

как только дружно ночь встречали!».

«Так, значит, подлая молва

оклеветала вас?» – Марии жгут уста вопросы,

и в эту ночь, – секреты прочь,

лишь правды свет прольет ответ

на тайну их вражды.

«Но почему раздор лег между нами?» –

девица вопросительно глядит в глаза правителю.

Он тут же отвечает:

«Всему виной любовь,

в руках коварных, подлых,

она, – смертельный яд,

для ненависти вечный повод.

Один из нас влюбился в девушку,

что в вашем городе жила,

но и она ответным пламенем любви пылала.

И с радостью пошла бы под венец

и тьма ночей из города Теней

ее манила, будто мать родная.

А если заскучала бы, то к солнцу

путь держала бы, как только

пожелала бы.

И вот, наш бравый человек,

набравшись смелости

у вашего правителя,

тогдашнего властителя

просил ее руки.

Но с яростью отверг правитель ваш

союз, что мог навеки соединить всех нас

и все различия меж нами схоронить

в колодцах прошлого.

И ревность заглушила разум:

правитель был сам в эту девушку влюблен.

Устроив нам войну, в которой не было нужды,

он ложь и клевету раскинул, словно сети,

в которые попались вы.

Он вынудил нас обрасти защитой:

волшебным лесом, который

соки пьет с ваших солдат,

чтоб неповадно было нам зло нести

под видом добрых дел».

«И что с той девушкой произошло?» –

спросила Мария, затаив дыханье.

Правитель города Теней с ответом медлит,

но, все же, неохотно проливает свет

на участь девушки:

«Она сбежала от надзора

и поспешила речку переплыть:

она держала путь к любимому,

но утонула в коварных синих водах.

С тех пор меж нашими народами вражда,

прикрытая легендами,

где ложь повергла истину.

Не докопаться до нее ни одному из вас!» –

воскликнул Лисагор, сын ночи.

«Но я ее увидела! – качнула головой Мария. –

Вы приняли меня, позволили уйти

и не распяли на костре.

Легенды лгут! Теперь я вижу это!

И расскажу о том, что видела, своим.

Пускай сорвут со стен картины,

где вымыслы, а правды нет!

Пускай перестанут желать беды

тем, кто не причинял нам суеты.

И с этих пор ни свет луны,

ни сумерки с прохладой

не будут нам страшны!

Они прекрасны! В них нету зла

и кровожадных чудищ.

У нас забрали их нечестным словом,

воздвигнутым в закон!».

«Опасно это! – качает головой правитель. –

И жизнь твоя, – на волоске!

Тебе заткнут уста и спрячут в подземелье!

И мать твоя одна останется

в печали век свой доживать».

Мария вздрогнула:

«Да! Забыла я про мать. И что цветы?

О них легенды тоже лгут?

И нет в них волшебства,

которые сотрут недуг?».

«Поверь, – они помогут! – уверяет Лисагор. –

И будет мать твоя излечена,

и ты, – живи сто лет!

О том, что видела, – молчи!

На каждом углу об этом не кричи!

Иначе смерть! Однажды ты уже стояла

над пропастью у врат забвенья.

Забыла?.. Так кто же чудища? Ответь мне!» –

правитель вопрошающе глядит в глаза Марии.

И в сердце девушки стрелой вонзилось озаренье.

Нет, не могла она совсем забыть

огонь раскосых карих глаз

и этот голос…

Нет, не правитель, а ее спаситель

стоит пред ней!

* * *

Немного времени прошло с тех пор,

как полюбил Марию соседский сын,

богатый отпрыск лихих кровей.

Он дерзок был, хвастлив

и славился жестоким нравом.

Марии чужд был он, в ее глазах, – презренье,

жестоким было его отмщенье.

За отвергнутое чувство он злобой брызжет

и велит своим друзьям-пособникам,

таким же, как и он, разбойникам:

схватить Марию, утащить к реке

и привязать к столбу цепями.

Пусть станет пищей для волков или

добычей для монстров,

что в городе Теней ждут угасанья солнца.

* * *

Закат рассеялся, как дым,

со стороны реки подул прохладный ветер.

Стоит Мария у столба совсем одна

и наблюдает горько, как луна

взошла на небосклон

и в городе родном закрылись плотно двери.

Речной туман окутал ее стройный стан,

а кудри золотые запутались в цепях,

которых не сорвать.

Мария видит, как зажигаются огни

на башнях города, что за рекой.

Ну, вот… в то время как ее народ

уходит на покой и сон зовет,

здесь, в городе Теней, все оживает.

Просыпаются они, – убийцы,

воспетые в легендах жутких

и ночь им в помощь.

Сколько времени пройдет,

покуда один из них

ее на смерть не обречет?

И вот, со стороны загубленных лесов,

выходит к берегу большая тень

и тянется рукой к воде.

Нащупав плот, ступает смело на него,

к другому берегу плывет, орудуя веслом.

Мария вздрогнула. Ну, вот и все,

подкралась тихо смерть и чудище,

сокрытое, как мышь летучая, в плаще,

к ней тянет руки, как мертвец во сне.

Зажмурив очи, Мария вскрикнула.

«Постой! – сказала тень и цепи,

словно бусы распустила одним рывком.

– Кто так жесток? И кто обрек тебя на верную гибель?» –

спросила тень и отступила на шаг назад.

Мария, вытерев слезу, все рассказала и спросила:

«Кто ты? Кого благодарить мне за чудное спасенье?».

Но тень качнула головой

и скрылась средь листвы густой терновника,

что плотною стеной раскинулся у речки.

Лишь быстрый взгляд мелькнул

раскосых карих глаз, –

единственное, что осталось в памяти о незнакомце,

что ее от смерти спас.

* * *

Теперь, спустя десяток дней и ночей,

Мария узнает в правителе города Теней

освободителя, своего верного спасителя.

Она склоняет в почете голову и произносит:

«Правитель! Сын доблести и чести!

Ну, чем тебя благодарить?

Мне век тебе не отплатить

за то добро, что мне принес

и за цветы, что не для нас сажали вы».

Лисагор, улыбаясь, отвечает:

«Я благодарность не ищу,

лишь просьбу выполни одну:

как только ступишь на тропу,

раскинь волшебную росу,

что дам тебе я в пузырьке, –

и лес не будет угрожать,

опасность будет миновать,

удача будет расстилать спокойствия ковры

до берега твоей реки».

Ну, вот и все, Мария собрала цветы

и приняла в дар пузырек росы,

простившись с Лисагором и его людьми,

ушла из города Теней, оставив свет

в душе своей.

* * *

И шесть рассветов полыхало над землей,

как пламя из костра, а на седьмой

Марию удивила мать:

с кровати встала, затопила печку,

открыв окно, впустила солнца луч.

Цветов волшебных соки, –

правителя зароки,

сумели ей помочь.

Мария не молчит, любому говорит

о том, что нет причин

для ненависти и вражды,

о том, что нет нужды

бояться света луны,

о том, что в городе Теней

она повстречала таких же,

как она людей.

И нет ужасных чудищ,

они, – лишь выдумки толпы,

и нет причин для суеты:

настало время окончания

бессмысленной войны.

* * *

Не верит ей народ,

запуганный легендами

по-прежнему ночами добровольно

взаперти живет.

Тарок, правитель города их,

ужасно недоволен:

Мария ставит под сомненье

его любимое изреченье:

«Держись подальше от реки,

за нею обитают уродливые чужаки!».

После доносов, Марию тащат к Тароку

для допросов.

Ее рассказ ему не мил.

Не верит ей правитель:

он топчет сердито ногой

и качает упрямо головой.

Марию запирают в темнице:

«Пусть не болтает небылицы!».

Проходят дни и ночи,

сменился за городскими окнами пейзаж,

и лето, уступив дорогу осени,

исчезло, словно незатейливый мираж.

Мария, с темнотой-сестрицей

по-прежнему в тюрьме томиться.

Недолго нынче горевать:

ей скоро умирать, ведь холоду и голоду

нет сил противостоять.

* * *

Тем временем, правитель города Теней

почуяв беду, отправил во враждебный город

дозорную сову.

Она неслышной тенью в город пронеслась

и разговорами людскими, как добычей, запаслась.

Лихую весть несет сова домой:

Мария в заточении и мать ее

в исступлении оплакивает свою дочь.

Рассержен Лисагор: Мария не сдержала слова

и выдала секрет, о том, что смысла нет,

в вражде, что между ними

цветет уж столько лет.

* * *

Грядет уже рассвет,

мелькает в городе загадочный силуэт.

Облаченный в темный плащ,

скользит он к темнице,

где заперта девица.

И не нужны ему ключи,

одним прикосновением руки

он отпирает каменные двери

и узницу выводит на свободу.

Мария, как смерть бледна,

от света жмурится она:

ее глаза привыкли к темноте,

не узнает она того, кто скрыт,

как тень, в плаще.

Их обступают люди,

что выпорхнули из домов,

как бабочки из коконов,

как только солнца свет

шагнул в их город.

На чужака взирают строго:

он прячется в тени домов,

и, не роняя слов, снимает плащ.

Мария, охнув, узнает того,

кто столько раз спасал ее.

«Лисагор, любовь моя!

Погубишь ты себя!» –

твердит она под гул толпы.

«Я не боюсь судьбы! Лишь ты, – живи!

Любимая, живи! – правитель исповедь дает:

Да! Я полюбил тебя с тех самых пор,

как у реки впервые увидал!».

И, устремляя взгляд в толпу, он поясняет людям,

кто он и откуда.

Но в их глазах сплошное недоверие,

а на устах, – лукавая улыбка.

«Не страшен ты и где твои клыки?

И безобразный горб?

И руки, что всегда в крови людской?

– угрюмо говорят они. –

И, разве ты, – посланник темноты

из города Теней,

тот самый, что боится солнечного света?».

«Тот самый!» – кричит правитель

и выступает смело в солнца луч.

И тут же раны страшные проказой

разрослись по телу:

в глазах, – укор и солнца приговор, –

он падает на землю и замирает.

Мария горько плачет: неверие людей

ее спасителя сгубило,

навеки сердце в темницу печали заключило.

И верят люди: глаза не врут.

Правитель города Теней,

не дал солгать, – повергнут солнцем он.

И лишь об этом не лгут легенды,

а в остальном, – все вымысел и клевета.

Но слишком поздно для тех,

кто попытался мир ото лжи спасти

и радость в правде обрести.

* * *

Мария безутешна: от свободы проку нет,

любовь ее навеки сомкнула плотно веки.

К ней подбегает верный пес

и, разомкнув клыки,

кидает под ноги цветов охапку.

Мария охнула: цветы волшебные пред ней,

те самые, что у неприступных стен

ночного города растут,

те самые, что мать ее спасли

от скверного недуга.

Мария вспомнила, как Лисагор твердил,

что волшебство, которое он сотворил

и те цветы, что он у стен своих взрастил

не в силах побороть смертельный поединок

с солнцем.

Но сердце упрямое надежду рождает:

Мария выжимает соки из цветов

и бездыханное тело Лисагора окропляет.

Накрыв его плащом, она взмолилась

об исцелении.

«Но мертвым нет пути назад!» –

послышалось в толпе угрюмо.

Но Лисагор, будто назло им,

врагам любви, надежды, веры

вдруг оживает. С жадностью глотая воздух,

он медленно встает и замечает:

исчезли раны, и солнца луч ему не страшен более.

Марию к сердцу прижимая, он кричит в толпу:

«Не только лишь цветы волшебные меня спасли,

любовь, – заступница судьбы, противоядие бедам!».

Народ, увидев чудо, колени преклоняет перед теми,

кто в борьбу против бесправия вступил

и, несмотря на грозные преграды, победил.

* * *

И чистые сердца вернули мир своим народам

и закопали тень вражды в былое.

Нет больше страха перед тьмой

у тех, кто каждой ночью запирался,

нет больше солнечной опалы

у тех, кто света дня боялся.

И нет обид, и глупых суеверий.

И снова песни у костра на берегу,

под светом звездным.

И снова людям путь открыт туда,

где крепость лунная жила, –

в город Теней, где отпраздновали свадьбу

двух славных людей.

Сборник стихов «Carpe diem»

Ищи меня в глухих лесах,

где сумрак прячется в ветвях,

где травы шепчут о веках.

Ищи меня в рассветных снах,

где степи яркие в цветах,

где речки в стройных камышах,

где горы бродят в облаках:

там бог природы прячет на холмах

мою любовь, – бессмертный клад.

* * *

В царстве вечных теней

из безрадостных дней

и холодных дождей,

я тебя отыщу

на зеленом холме,

средь крестов и могил,

где поникший твой дух,

прислонившись к плите,

тихо шепчет молитву,

скорбя обо мне.

К звездам в небе взову,

путь к тебе проложу:

сквозь моря и долины,

сквозь поля и равнины,

сквозь ущелья и скалы

легким ветром ступлю я

на зеленый твой холм.

Обрядившись в туманы,

лунный свет я раскину,

словно невод к могиле,

озаряя сияньем

твой последний приют.

Мирно плещет ручей,

в ветках спит соловей,

убаюканный тьмою

сотен тысяч ночей.

Хитрый ворон на иве,

зоркий глаз свой прищурив,

сосчитал все кресты

и повесил венки,

приглашая на бал всех,

кто здесь задремал.

Разомкнув ряды сосен,

сквозь толпу сотен душ,

я к тебе, о, любовь моя,

как звезда устремлюсь

и с тобою в объятиях

в легкий вальс я пущусь.

* * *

В темном лесу нити заговора плету:

с воронами совет держу,

с летучими мышами

на ветках сижу.

После, у подножья скалы, зелье варю:

горсть костей полевых мышей,

стая голубей, ветки камышей,

ягоды шиповника и кусты терновника,

капелька росы, веточка лозы, –

и настой готов.

В полночь разолью и с луной спою.

У моих болот черный кот сидит

и несет дозор с доблестью солдат.

В озеро гляжу, облик нахожу:

платье из крапивы, плащ из плетей ивы,

волосы из тины, – в них гроздья рябины

и ветви осины, а в глазах рубины

и печать тоски, а на голове обруч из лески:

пауки там сплели сады.

На руках браслеты из полынь-травы,

тихо блестит на шее жемчуг из росы.

С метлой в обнимку, свой путь держу

сквозь мрачный лес, –

владычица звездных небес.

У папоротника свет неона зажигаю,

светлячков в небо вздымаю

и с радостью я ночь встречаю,

с досадой спрятав шумный день

за дальнюю плетень.

И, заплутавший путник, – не жди пощады.

Повстречав меня у своих болот,

я тебя заколдую и в пещеру лихую

намертво замурую.

Будешь век мне служить и со мной говорить.

* * *

Ты умираешь, но на устах твоих улыбка:

конец мученьям и тревогам.

И боль отступит у ворот,

где ангел смерти тебя ждет.

Устал от жизни, – гроб зовет,

постель из листьев тебе шлет

и у кладбищенских ворот

все птицы мира панихиду

отпевают.

И закатилось солнце твоих дней

за горизонт земных ночей, –

холодная расплата за ошибки мира.

Забвенья путы и оковы вечных снов,

запрут твою любовь навеки

от людских миров.

* * *

Я, – дочь луны,

спускаюсь на землю в полночь

с высокой отвесной скалы.

Сажаю в горной долине тайком

ото всех цветы.

Поливаю рощи ливнями воды,

укрываю травы капельками росы.

Наряжаю озера в кувшинковые сады,

пою колыбельные птицам у реки,

протаптываю тропинки скитальцам

в лесной глуши.

Плету в березовой роще

лесным феям венки,

в болотных топях прокладываю

мостки.

У деревенских дорог рассаживаю

шиповника кусты,

наряжаю степи в вересковые ковры.

Оставляю на мосту для тебя

чуть видимые следы,

чтобы разыскал ты меня в ночи.

* * *

Люди сбиваются в стаи,

а я, как прежде, минуя толпу,

стремлюсь увернуться от шума и споров,

закапывая в глубокую яму

от пустых разговоров тоску.

Накрывшись свободой от предрассудков,

ступаю своей одиночной тропой

к лесам и горам, что тянуться к небу,

купаются в тучах, играются с солнцем

и прячут в рассветах с любовью росу.

* * *

Совсем не нежный я цветок

и на улыбку

хмуростью могу ответить.

Я дикой порослью росла

в глухой степи,

средь пастбищ и болот

и к одиночеству стремлюсь,

в нем растворяюсь и лечусь.

Мне не нужна толпа и шум,

милее мне укромный лес

и тишина озер, тех, что за полем

прячутся от шумных городов.

Отраду я в уединении ищу

и никому ничего доказывать

не хочу.

Навязчивых советчиков

в нокаут отправляю

и права голоса лишаю.

Они своей судьбе не могут

ладу дать,

но очень любят поучать.

Сама себя в буксир впрягаю,

из любой пропасти

на свет божий извлекаю.

Я с миром один на один,

но не страшит меня этот бой, –

закалка мне дана судьбой.

Я, – дочь ветров, сестра долин,

подруга солнца и крестница лесов.

Они мои заступники и дел моих

наместники.

* * *

Осенний лес меня зовет,

кленовый лист мне подает

и радугу листвы плетет,

мхом стелиться до кромки поля.

И у любого пня грибное море,

и белки мечутся в ветвях,

в обнимку с желудем галдят.

Боярышника красный плод

пестреет на кустах,

птиц приглашая к пиру.

И шишки под ноги летят,

и дятлы с радостью долбят

в деревьях тайники.

Вороны, облепив дубы,

мне говорят, что не хотят зимы,

кукушка прерывает их,

отсчитывая всем года.

На всех нас ласковое солнце

кидает золотую пыль

последнего тепла.

* * *

Сосны в иней наряжу, березам стволы отбелю,

в снежные шапки все кусты наряжу,

сосульки в кленовые ветви вплету

и все тропинки запорошу.

Белкам шишки в сугроб потрушу,

замерзшим птицам на ветку

закатный солнца луч пущу,

нити серебра в косы ивам заплету.

На замерзшие ручьи и долины

снежную лавину, словно покрывало,

бережливо опущу и колыбельную

матушке-земле спою.

* * *

Засну крепким сном в одной из могил,

пусть гроб будет моей последней колыбелью.

Пусть убаюкает меня ветер, прилетевший

с дальних полей, сладким напевом тлена.

Но вечность стучится в мою последнюю

земную обитель, давая понять,

что это еще не конец:

пусть я в обличии другом,

пусть я всего лишь тень от жизни былой,

да здравствовать духу моему в небесном саду.

И звезды проливают свой волшебный свет

на мой, невидимый людскому оку силуэт.

Свободой от земных забот укутаюсь я с головой,

и крылья вырастают у меня за спиной,

они сотканы из потоков лунного света,

пронизаны туманами речных снов.

* * *

В лесу однажды я гуляла

и между тропок заплутала

средь моря сосен и осин,

чуть не утопла в одной трясине.

Я вопрошающе за солнцем шла,

но нужной тропки так и не нашла.

Тем временем уставший день

галопом ускакал за горизонт,

взошла луна, – я выбилась из сил

и у болот легла в зеленый

мягкий мох.

Укрывшись листьями, заснула

под стрекотание сверчков

и уханье совы.

Но сон прервал престранный шум,

открыв глаза, я подошла к болоту

и голову склонила удивленно:

а там, на дне, Болотный царь

устроил пир, собрал русалок хор,

и леших в хоровод пустил,

лягушками всех накормил

и в тину обрядил.

Из пней столы соорудил,

кувшинками скатерть накрыл.

Пускаясь в пляс с русалкой,

все водоросли разворошил,

меня вдруг увидел

и в свое болото утащил.

Затем за стол со всеми усадил,

подарок в руки положил, –

браслет из жемчуга.

Потом на вальс галантно пригласил

и долго в танце, будто водяную лилию кружил,

вокруг уснувших рыб, в лесу водорослей,

зажег огни луны.

Мы танцевали до утра

и царь признался мне в любви,

и предложил остаться с ним.

Но солнца свет манил меня домой

и я сказала ему «нет»

и вдруг проснулась.

Рассвет пробрался тихо в лес:

пригрев поляну у болот,

он распустил дремавшие цветы

и поливал росой кусты.

Я осмотрелась:

«Неужто это был лишь сон?».

Но нет, сияет на руке браслет

и я в волнении с травы встаю,

к его болоту подхожу:

но там темно, не видно дна,

лишь тина и зеленая вода.

Я, сняв с себя сережки золотые,

отправила ему на дно, –

пусть знает, что не забуду я вовек его.

* * *

Надежда села в шлюпку и уплыла в морскую даль

искать твои следы, но якорь бросила среди грозы

и пленницей волны ушла на дно со сломанным крылом.

А вера у смертельного одра качала колыбель моей любви,

слезой дождя омыла жизни путь и ускользнула в небо:

махнув отчаянно рукой, растаяла средь звезд.

И скорбь, как верная сестрица, присела на мое плечо,

открыв уста, баюкала печальной песней об утрате.

* * *

Сметая хитро радость и беспечность с жизненной тропы,

беда задула свечи мира и зажгла огонь жатвы.

В предсмертном стоне исчезает лик надежды,

не успеваешь оглянуться, как в ногах пестреют

кандалы лишений и бессмысленной борьбы.

Рабыня обстоятельств, – теперь уж не хозяйка

собственной судьбы, как сотни… тысячи других,

тех, что вчера еще спокойно колыбель качали

и в будущее с теплотою взор кидали.

Нет сил избавиться от этих прочных пут,

как будто небеса на голову упали

и жажду к жизни псы из ада в кровавой тьме

предательски стирали.

* * *

Нас подменили в неравном бою

на марионеток, безвольно глядящих

в пустоту однообразных дней…

Нет нам приюта в царстве

безмятежных огней.

Мы исчерпали счастья родник

и иссушили озеро света.

Печатью смерти отмечены,

дорогой судьбы искалечены,

и каменеют наши сердца

в осаде, у ворот конца.

* * *

Секрет свой заверну в стихи,

посланье там отыщешь ты

про то, что помню о тебе,

хотя не виделись сто лет.

И в память яркий образ твой

навеки вписан мне судьбой.

И не скорблю в разлуке я,

ты вдохновляешь жить меня.

Мой талисман: ты светишь мне

во тьме, словно маяк

в бездонном синем море.

Букет надежды даришь мне во сне,

невидимой рукой отводишь горе

и высылаешь за границу моей судьбы

любую боль, моя любовь.

* * *

Взор кладбища с высокого холма

спускается, как солнца луч на город, –

там, в малодушном танце праздная толпа

на ярмарке злословий уродует цветы любви

и бескорыстной доброты,

втаптывая в грязь мораль и совесть.

И покупают украшения своей судьбы:

наряды ненависти и вражды.

И пьют за гордость и тщеславье,

роняя слезы в озеро обид,

не в силах мир и радость в дверь впустить.

И так до гроба, покуда ангел смерти

не пролистнёт последнюю главу,

вложив у изголовья сотню сожалений…

Десятки рук несут тебя на холм,

закрылись двери в город, –

обратно хода нет.

И мерзлая земля сомкнет тебя в объятья,

покроет мхом тайник твоих былых надежд.

Там Бог на закате мимо проходил

и мудрость в могилу твою опустил.

* * *

Можно ли нарисовать дверь в прошлое?

Распахнуть ее и убежать туда,

где был счастлив, где улыбки, смех

и кувшин надежд и леса мечтаний,

и любимый взгляд, – верности наряд.

Поцелуй любви и тревогам нет

входа в этот рай.

Омрачить его, не подвластен рок,

он, как тот росток, радостью цветет

в озере воспоминаний.

* * *

Затопили наши степи

бардовые реки,

разрастаются, словно грибы,

на наших кладбищах кресты.

Земля, приняв в свои объятия,

с немым укором укрывает их:

заклейменных проказой,

осененных заразой войны.

И певчих воронов тайный хор,

благословлял их на мор,

благословлял их на смерть,

и, взяв под руки правоту,

завернул вместе с ними

в простыню,

в последний путь отправил

и дверь в тот мир расплавил,

бесчестьем казней во имя лжи.

* * *

Не тратьте понапрасну время,

оно кометой пролетит

и след упущенных возможностей

на небе освятит.

И если любите, скажите,

не молчите, потворствуя судьбе.

Разлуку с любимыми долой уберите,

в самый ненужный ящик заприте.

Живите сегодня. Живите сейчас.

Рассвет вашей юности скоро погаснет,

с востока смерть с косой уже идет,

ларец с твоим концом несет

и сумерки сгущает на равнине.

Жизнь не приемлет промедленья,

она, – и горький мед и сладкий плен,

но оковы на нас наденет не она,

в сырую темницу запрет нас земля.

Так действуй! Мечты сбывай!

Лови мгновенья счастья,

будто в последний раз.

Никто не знает, суждено ли

проснуться на рассвете

и в небо заглянуть,

к устам любимым прикоснуться

и матери послать привет.

Пройтись по полю и собрать букеты,

сплести венок и тихо песню

на пару с соловьем в ивовой роще спеть.

Мы так боимся жить, что на алтарь

свои мечты кладем

и отступаем в никуда,

в спокойное болото без проблем.

Попытки ухватить удачу,

безжалостно хороним,

сдаемся на привале после неудач

и тихо ждем конца, смирившись с тем,

что проиграли, и новые попытки запирали

в кольцо сомнений.

* * *

В моем просторном саду,

словно в земном раю,

все цветы мира у ног моих

ковры почета стелют.

Они поют мне про весну

и ароматом счастья манят,

советуют мне в небеса взметнуть

и все мечты оттуда почерпнуть.

Как долог путь до тех,

кого мы любим!

Срывай ромашку и дерзни

узнать секрет своей любви,

склонись ты к розе и спроси,

когда любви шипы занозу

в сердце всадят.

Тюльпаны скуку не приемлют,

они, как солнца луч,

улыбку на лице рисуют

и подают тебе лопату в руки:

тоску зарой и больше не ной.

Нарциссы гордо заявляют,

что в моих сердечных делах

участвовать вовсе не желают.

Календула совет дает:

служить лишь солнцу,

отгородившись от людской

толпы коврами из листвы.

Гвоздика в будущее лепесток

взметнет и напророчит горечь

разочарований и тьму забот.

Но адвокат в лице бегоний

опротестует сей поспешный вывод

и доводы в угоду счастью приведет,

поставив точку в заседании

Цветочных королей.

* * *

Веретено судьбы плетет клубок любви,

пускает нитку алую разведать все пути

и подступы к ключам от сердца.

Ты узник в замке без дверей,

не выбраться тебе из плена.

И все попытки на провал обречены,

у неприступных стен твоей души,

любовь коварно проплетет лазейку

и пустит пулю в сердце,

сметая все преграды на пути,

протопчет тропку в Храм Любви.

* * *

Разлука, как коварный враг,

пустила нас по разным тропам

и в жаркий пляс, где мы одни,

хотя и средь толпы безликой.

Никто из них не в силах нам помочь

и заменить огонь любимых глаз,

и потому мы бой ведем

за право встречи.

За храбрость нам заступники любви

даруют в арсенал копье судьбы,

проткнем разлуку и сметем

в костер войны,

навеки избавляясь от ее тюрьмы,

отпразднуем победу.

* * *

Мой истинный облик, как книгу читаешь,

все маски с лица умело срываешь

и все недостатки мои принимаешь,

как должное.

Лучину в душе моей зажигаешь

и тьму страданий искусно стираешь,

затаптывая в прошлое тоску,

эликсир из радости в омут страхов вливаешь.

Причудливые тени в лабиринте моих мыслей

собираешь и в дальний путь,

как парусник, пускаешь.

Тревогу, как врага, в темницу запираешь

и если оступлюсь,

не побоишься в ад за мной ступить

и путь обратно проложить.

* * *

Они, словно шайка воров,

подкрадутся в потемках,

украдут твое счастье,

обрекая на гибель,

возведут эшафот.

Раскаленным железом

выжгут радость из душ,

в пепелище развеют

прах мечты и надежды.

Словно стая волков,

они рыщут по свету,

сквозь года и века,

сквозь туманы и вьюги,

сладкий яд пропаганды

льют дождем на слепцов.

Разбой, – их знамя,

они верны лишь року,

пощаду спрятав под замок,

они восславят смерть, –

реликвию безумца.

В ларце доспехов их:

невежество и ложь,

война и ненависть,

господство и нажива.

Они пророчат нам, как черти ада:

не встречать нам рассветы,

не считать в небе звезды,

не любить и не жить,

только тенью ходить,

в склепе голову приклонить,

веки закрыть и волю к жизни усмирить.


Оглавление

  • Тайна города Теней (стихотворная сказка)
  • Сборник стихов «Carpe diem»