худую красивую ключицу и изящные покатые плечи. В ту же секунду, как увидел её стан и осанку, понял, что барышня-то явно не из здешних краёв…
Она смотрела на этого издыхающего пса с такой искренней жалостью и горьким сожалением, что её изящные выразительные глазки нежно-зелёной палитры наполнялись крупными горошинами слёз, словно она переживала утрату не какого-то животного, кое видит впервые, а близкого и дорогого ей родственника. Помог схоронить бедолагу. Успокоилась она на удивление быстро, но ещё с полчаса не отпускали её думы об увиденном. Так мы и познакомились с Сонечкой.
Провели вместе весь вечер. Безудержно болтали о том о сём – давненько я не ощущал такой легкости в общении с дамами. Живенько, пылко, непринуждённо… экая услада! Сонечка – называю её так с её же позволения – хорошенькая, обаятельная девушка. Меня она прямо-таки очаровала – в наше время тяжело найти столь же светлую и непорочную душеньку. Даже не верится, что человек способен быть таким искренним. Видел бы ты её проникновенный взгляд… В ней так и полыхает огонёк юности, хоть ей уже и за восемнадцать лет – многие в такие лета считают себя зрелыми, смотрят на мир свысока, но не она. Сонечка черпает счастье отовсюду, даже из сущих пустяков и неприметных мелочей: радуется всякой уточке, всякому котёнку, всякой собачке, что попадается на пути. Завидит зверушку – тут же схватит меня за руку, посмотрит безмерно довольным и счастливым взглядом. «Гляди, собака! Какая красивая!» – проговорит своим нежным звенящим сопрано, ласкающим слух, подобно тихому журчанию волн у мелководья или заливистому пению молодого соловья…
Исписал уже два листа, но так и не исчерпал все эмоции, что получил за один только сегодняшний вечер. Извини меня великодушно, Михаил, за мой эгоизм и излишнюю словоохотливость. Смею надеяться на то, что тебе будет интересно это прочесть. Всё ещё пребываю в нетерпении, ожидаю твоего ответа. Но не стану торопить тебя. Понимаю я твоё положение. Наверняка сейчас где-то разъезжаете. Быть может, даже за границей. Оно – дело хорошее, путешествия укрепляют всякие узы, а уж тем более те, что соделал сам Гименей.
Искренно твой Георгий Грезин.
10-го апреля.
Вот и мои дела, Мишка, в гору пошли! Не могу поверить, что и до меня, наконец, снизошло благословение небес!
Всю последнюю неделю провёл с Сонечкой. Благодаря ей, кажется, вся природа задышала глубже, заговорила на другом языке. Ветер разнёс по округе дух молодости, вдохнул жизнь в мою иссохшую, очерствевшую душу. Чувствую, как ко мне возвращаются годы утраченной юности… а ведь впереди ещё весь апрель! Иногда, правда, посещает мысля: что же будем мы делать, когда отпуск мой иссякнет? Ведь и Сонечка вскоре вернётся обратно в Новгород – у ней там маменька с папенькой, учёба, а в здешних краях она проездом. Неужто боле не свидимся? Мы твёрдо решили не думать об этом – хотя бы стараться не думать. Опробую учения гедонизма на себе – стану наслаждаться моментом, предамся мимолётному удовольствию.
К слову об удовольствии. Сблизились мы как-то чрезвычайно быстро. Знакомы всего с неделю, а уже делим постель. Думается мне порой, что это пошло, нечестиво, скабрёзно… однако, к чему таковые сомненья? Коли суждено нам вскоре расстаться, а любовь уже набухает, словно почки на ветках сирени, готовится вот-вот зацвести, запестреть нежно-фиолетовой пыльцой на всю округу: так зачем же медлить? Да, быть может, это и опрометчиво, но в такие минуты человеком движет горячее сердце и безудержная страсть, а не холодный, расчётливый разум. А как ты считаешь, Миша? Возьмёшься ли судить нас?
Твой бесконечно порочный друг, Георгий Грезин.
11-го апреля.
Я, Мишка, доныне всегда считал, что меня тянет к Тургеневским барышням. Но Сонечка – она совсем не такая. Яркая, живая; порой не боится пренебречь рамками приличия, местами циничная, но в то же время застенчивая, неуверенная в себе. Никогда ещё на моей памяти человек не совмещал в себе столько противоречивых качеств… В одно время она излишне экспансивная, безмерно сердобольная и донельзя энергичная, а в другое – мрачная, молчаливая, всем недовольная. Настроение крутится, словно карусель. И часто без ведомых на то причин. Но знаешь, друг мой, мне это даже нравится. Я хорошо понимаю её и чувствую. Да и есть в ней что-то такое, что зацепило ещё при первой встрече. Как бы только это все не стало моей гарротой…
Никакой логики или сильного аргумента в подтверждение своих слов я найти не в силах. Однако уверен, твёрдо и бесповоротно уверен, что это решительно невозможно: вряд ли она способна причинить мне боль. А ежели и способна, то делать так она точно не станет – я верю ей. Не знаю, как можно объяснить это чувство… пообщался бы ты с ней лично – понял бы, о чем я. Она располагает к себе, всем видом показывает, что ей не всё равно. Ты, вероятно, со скепсисом отнесёшься к этим моим словам, в чём я тебя не вправе упрекать, но всё же попрошу тебя, Мишка, поверь мне на слово. Я видел много
