А. А. Выпивохин, человек лет сорока пяти, худосочный, нервный, известный своим знакомым, как человек безответственный, безработный и слывущий большим любителем горячительных напитков, находился вместе со своим восьмилетним сыном, в маленькой, прокуренной и не убранной после бесчисленных попоек однокомнатной квартирке. Его сын Сашка, спал на матрасе, лежащем на холодном, деревянном полу. Укутавшись с головой, словно в кокон, в давно не стираное, армейское, шерстяное одеяло.
– Сашка, вставай, давай! – сказал Выпивохин, толкая его ногой.
– Одиннадцатый час уже, хорош дрыхнуть!
Тело начало неохотно шевелится, издавать спросонья разные звуки и с одного конца одеяла показало свои тонкие, как спички ноги.
– П-п-пааап? – заикаясь, сказал Сашка, при этом, не высовываясь наружу, – я, есть х-х-хочу.
Выпивохин в это время сидел возле окна, балансируя на покачивающейся и слегка поскрипывающей под ним табуретке. Его трясущиеся от похмельного тремора руки, неохотно пытались скрутить цигарку.
– А я похмелиться и покурить хочу! – хриплым голосом, ответил он сыну. – Не успел глаза открыть, так сразу еды ему подавай!
– Я, п-п-последний раз ел, к-к-когда бабушка п-п-приезжала. – сказал Сашка и высунул из-под одеяла свою не стрижиную, с четко очерченными скулами и впавшими щеками голову. А сь-сь-сейчас у нас д-д-даже хлеба н-н-нет. К-к-который день ль-ль-лежу не евши!
Прикурив наконец, кое-как сделанную самодельную папироску, Выпивохин с довольным видом пустил изо рта колечко табачного дыма в направлении приоткрытого окна. Проводив взором колечко на улицу, его взгляд упал на грязный от голубиного помета оконный карниз. Опухшее, лиловое лицо вновь нахмурилось. Игнорируя слова сына, он с раздражением произнес:
– Голуби, проклятые! Весь карниз засрали, суки!
Затем резко сменив тон голоса на спокойный, он спросил:
– Сашка! Что ты там про бабушку говорил?
Сашка слегка приподнялся и глядя на отца, не сдерживая раздражения произнес:
– Н-н-ну ты че не-не не слышишь м-м-меня уже? Я, е-е-есть хочу!
– Ах есть, он хочет! Жрать, все ему подавай! Обжора, ты такая! – чуть ли не крича, захрипел Выпивохин. – Не видишь хреново твоему отцу? Че привязался, со своей едой?! Дай в себя прийти мне!
Сашка, махнул на него рукой и снова спрятался с головой под одеялом. Закрыв глаза, он начал представлять, как сидит за столом, полным всевозможных яств. Справа от него на столе стоит, слоистая сельдь под шубой, украшенная сверху переливающимися на свету красными осетровыми икринками. Рядом с ней, оливье в прозрачной вазе, сквозь которую виден свежий, порезанный огурчик, зеленый горошек, вареная картошечка, кусочки красной моркови и розовой вареной колбасы – все это приправлено большим количеством майонеза. Прямо перед ним, на металлическом подносе с ручками, лежал запеченный золотистый поросенок с зеленью и овощами. Точно такого же он видел в фильме, но никогда не мог представить, кто и как его ест.
– Целиком? Или все-таки режут на части, и каждый берет себе по кусочку? А если целиком, то у человека должен был быть просто огромный рот, чтобы он смог его туда засунуть. И если он туда влезет, то это уже не человек, а великан какой-то. Дааа… великаны их точно едят целиком, сразу десятками. И я бы сейчас так же смог. – рассуждал он.
Слева – продолжая представлять себе. – Стоял огромный шоколадный торт, украшенный разноцветными круглыми конфетами. Сашка подумал с чего бы он начал? Со своих любимых салатов или с торта? А может поросенка?
– А может быть пихать в рот сразу все без разбора? – в животе у него что-то заурчало.
– Сашка! – резко оборвав его мечтания, крикнул Выпивохин и сорвал с него одеяло. – Курицу будешь?!
В руках у него был мерлый, сизый голубь, со свернутой набекрень шеей.
– Деликатес-с! – подытожил, улыбаясь, он.
– Б-б-буду! Раздосадованно ответил ему Сашка и, подтянув к себе сорванное одеяло, снова укрылся с головой. Полежал так еще некоторое время и…помер.
50 рубликов
Осенний вечер. Небо так густо затянуто тучами, что свет заходящего солнца с трудом пробивается сквозь эту серую толщу. Виктор, крепко сложенный, бородатый мужчина, везет в прогулочной коляске своего, годовалого сына Валеру. Ребенок с ярым детским любопытством крутит головой в разные стороны, изучает окружающий его мир и что-то лялякает на своем ангельском языке. Вероника, супруга Виктора – красивая, ухоженная, молодая девушка, идет рядом, держа мужа под руку. Слабый ветерок легонько треплет края ее вельветового пальто, словно пытаясь заигрывать с ней. Идут они по стадиону школы, болтают…
Там же, медленно, тяжело наступая на резиновое покрытие трека, гуляет опрятно одетый старик. Услышав их разговор, он останавливается, поворачивается в их сторону, оценивающе смотрит на них и начинает улыбаться. После чего, не спуская с супругов глаз и не убирая с лица
