кто-то выше, кто-то старше, два фото (профиль и анфас), бельё, по жилам кровь и реверанс. Никто не в силах, только лишь в мечтах пока впотьмах блуждает одиноко даль. Одна на всех –без крыши и без дна…
– Забавно, да? И пусть ощущение любви двигает вашими губами, подобно ветру, шевелящему спелые колосья в середине июля. Сейчас же июль?
Вездесущий и богоизбранный, с открытой пастью стремящийся к вечной власти, такой почтенный и незамысловатый народ: «Ловите, скорее ловите! Он сбежал, он вырвался, выскользнул из цепких лап, ничтожный тип, бездушный раб этот урод. Он видел, что не должен, что никому и никогда. Где он теперь? Ищите! Ибо да воздастся ищущим, будь ты праведным работягой или обычным нищим, а может, даже вершителем судеб, ложью изо рта брызжущим».
Пот со лба – стыки плёнки, потерянный счастья миг, неосторожно предсказанный, не награждённый ты им, а наказанный. Ищем дальше материи тонкие с дрожью в руках: опять стыки плёнки.
Хлеба и зрелищ в отместку на песни души чрезмерно уж звонкие. Вино в её раны вливая, ты верил, что этот урод – ну точно не ты, на месте двухтысячелетней вражды пепелищ мечты свои томно сжигая.
Не бывает праведным гнев, и агнцев не сулит перемен алая кровь. Есть только одна аксиома для всех: ей славное имя навеки – Любовь!
– Мы внебрачные дети новой эры, и Нам не осталось ничего.
Неуловимые моменты, мгновения простых потерь живут сами по себе. Если не мне, то самому себе поверь. А, впрочем, ладно. Пустое это: выпей яд и сдёрни крест! В руках цветы, в лицо борей и сердце, сердце щемит анапест. Уж хоть бы поскорей слеза, за ней струя, потом ручей, моря, и я совсем ничей. И ты со мной, покуда летней стужей будет зимний зной, покуда мысли талоюводой и мы в безлунной тишине ночной. Лови его, но только, только не поймай. Всю жизнь лови, всю жизнь и пой. Твой May!