Эта страница может содержать материалы для людей старше 18 лет. Чтобы продолжить, подтвердите, что вам уже исполнилось 18 лет! В противном случае закройте эту страницу!
*Какими бы маловероятными не казались нижеизложенные события, они действительно имели место быть. Глава 1. Пятница.
Не верьте пятницам.
Они обещают вам новую жизнь и светлые горизонты. Ты, как Робинзон мечтаешь о неожиданных встречах, бережешь свою печень и бреешься еще в четверг, но вместо мулатки Пятницы, к тебе является ледяной дождь и грустные перспективы.
На северо-западе города М, с видом на самую чистую реку Европы, а может и всей Галактики, не находил себе места почти порядочный горожанин. Он наблюдал за непогодой с высоты шестого этажа и нервно барабанил пальцами по подоконнику. Тепло еще пряталось в городских нишах, но пронизывающий ветер и там доставал его своими щупальцами. Холодные капли безжалостно хлестали по стеклу и остаткам разбитых грез. На улице замерзала трава и прохожие.
К вечеру у него испортился характер.
– Замечательная погода, снег в октябре. Эй, вы, там, наверху, не перепутали ли вы месяцы? Если выйдет полная Луна, обрасту шерстью и буду выть, – решил он и уселся за компьютер.
Писулька не шла.
Блондин то вставал и мерил беспокойными шагами квартиру, то садился, стирал и писал снова.
Для друзей он был просто Алекс, тридцати восьми лет, плотного телосложения, с каре-зелеными глазами. Взгляд дерзкий, губы выдавали человека страстного и возбудимого, а руки, руки крепкие, по-настоящему мужские, – утверждала вторая половина человечества.
Так ли это? Не знаю, им видней.
Работа звукорежиссёра и поездки научили его радоваться малому, ничему не верить и не требовать от других, относиться к людям дружелюбно и расставаться легко. Человеком он был эмоциональным и, соответственно, импульсивным, Потусторонний мир его притягивал с детства, так случилось, что еще тогда, он лоб в лоб столкнулся с событиями странными, точнее, труднообъяснимыми. Да и в частых разъездах иногда происходили казусы, разъяснить которые не смог бы ни один Знайка. Хотя, если его называли мистиком, он удивлялся.
Наивный, да.
Звукорежиссер обладал умом ясным, был бесконечно честным и крайне порядочным… как вы уже поняли, речь не об авторе.
Александр тяжело вздохнул, оторвался от ноутбука и включил телевизор.
С экрана лилась духовность, ужастики у соседей и глобальное потепление.
В окно ледяными пальцами стучалась гроза.
– Нужно поменять телек, этот излишне злобен. Глобальное потепление, угу.
Пронзительное чувство потери чего-то неоформленного, навсегда ускользающего, но важного, грызло его изнутри.
– Осень. Тянет предаться порокам, а на улице сыро и колючий дождь. Жизнь уходит и растворяется в небесной дымке, а понимание, что все конечно, навевает грусть. А грусть, в конце недели, как известно – смертный грех. Тяжелые мысли одолевают, печаль и томление. Все не так, – он задумался о кризисе среднего возраста и напрягся как вулкан, который тужится извержением. – Пятница, дилемма. Пить нельзя бросить!
По лбу побежали морщинки, брови сошлись у переносицы. Со стороны он выглядел, как человек крайне взволнованный пытающийся принять решение определяющее дальнейшую жизнь. Впрочем, так оно и было. Тогда он еще не знал этого.
За окном громыхнуло, разверзлись небеса и послали ответ:
– Да иди ты уже!
Он просветлел лицом, вызвал машину и, перепрыгивая пролеты, спустился вниз.
– До первого убежища, где разливают счастье и благодать, – и с облегчением плюхнулся на сиденье.
– Знаю такое, – усмехнулся опытный бомбила, и вырулил на дорогу.
Глава 2.
В заведении царил приглушенный свет и уют.
– Мило, и место имеется, последнее, – Алекс присел у окна и заказал чашку кофе. Испорченное настроение испарилось в аромате напитка, приятный шум дождя за окном располагал. Он, не желая того, прислушивался к тихому диалогу за соседним столиком, и мысли его текли по течению.
«Интеллигентная беседа. Красиво складывают слова в предложения, предложения в смыслы, а смыслы – в выводы. Ни одного понятного слова. Как? Ни капли алкоголя? Видимо, пианисты, инопланетяне и прочие ухоженные мужчины.
– Что-то с непьющими не так, веры им нет. И не потому не вызывают доверия, что дамского общества избегают, а потому, что трезвенники, – заключил он, пригубил дымящийся эспрессо и застыл.
И было от чего – не каждый день в кафе появляется скрипка.
Ее потертый футляр возник из ниоткуда, из ничего, просто проявился в воздухе и повис в застывшем пространстве.
Алекс поперхнулся.
Чудеса продолжались.
В приоткрытую дверь, вместе с потоком влажного воздуха проскользнула элегантная ножка, за ней вплыла убедительная грудная композиция, и лишь затем, голова брюнетки.
В кафе воцарился полный штиль и неожиданно потеплело. Казалось, и лето еще не ушло, и до осени…
Впрочем, показалось.
В одном сомнений не было – их посетила фигура выдающегося таланта. С такими данными не может быть иного, это знают все мужчины. Они наблюдали, скребли пол копытами и мечтали отшлепать.
Скрипачка на миг остановилась. Музыкантшам очень к лицу стоять посреди кафе и при этом загадочно молчать выставив на всеобщее обозрение стройную ногу.
С высоты неприступной красоты на присутствующих строго смотрели глаза железной леди. Картину дополняло милое лицо в больших очках, взгляд наполнен долями, четырехзвучными аккордами, сонатами и симфониями.
И ничем больше.
«Всем сидеть», – пригвоздил он каждого. Ее взглядом можно было прибивать доски на стройке. Выразительный взгляд, да.
Глаза…
Глаза, в отличие от языка, никогда не врут.
И в глубине ее взгляда…
Плескалась искорки грусти, далеких идеалов и надежд, и чего-то еще, трудноуловимого. Такие глаза еще встречаются в глухомани у провинциалок пока не испорченных вниманием, деньгами и феминизмом.
Но здесь?
В городе М?
По-настоящему женственные, обещающие небо, звезды и билетик в рай, если выиграешь лотерею… Или, как минимум, самое сокровенное, свое все и… Почти ничего не требующие взамен. Немного внимания лишь.
Было в ее лице нечто притягательное. И Алекс не мог оторваться от него, хоть и понимал, что разглядывать так незнакомку неприлично. Неясные томления овладели им.
– А, черт! – вскрикнул он обжегшись и чуть не подавившись раскаленным напитком.
Железная леди повернулась, и сжала губы:
«Фи», – сообщил ее взгляд.
«Им не надо, я так и понял. Владик или Украина, где еще такие создания обитают»? – дул на обожженные губы блондин.
Отрешенная от серых будней, строгий костюм и прямая походка школьного директора. Грудь, чуть большего размера, чем приличный, надежно спрятана за броню стальной воли хозяйки.
Посетительница искала свободный столик. В пятницу, вечером?
Он сидел и гадал – фея, содержанка или вампир? Какие ожидания припрятаны у нее под черной копной волос? Тяжело в столице духовным особям, нет им тут места. Их давно и надежно вытеснили голддигерши с глазами-счетчиками. А могло быть иначе: Стояли б на перекрестках, улыбались вслед проносящимся машинам, а самым лучшим показывали, как отрастить такие ноги.. Если без спешки: ресторан, подарки и цветы – растает лед обнажая глубину души, и станет она твоей навсегда», – мечтатель грезил, не отрывая глаз от волшебства.
– Свободно? – прервала сладостный поток мыслей обладательница скрипки, указывая на единственно не занятый стул у столика.
У его столика.
Голосом обладала трансовым. Глубоким, женственным и завораживающим.
По ее лицу стекали капли, она хлопнула ресницами, и он понял, что пропал.
– Для вас берег. Вам Капучино или Латте? – чудесным образом ожог исчез и Александр ожил как лягушка в оттепель, совершенно забыв, что происходило минуту назад.
– Мужчина, вы такой оптимистично беспардонный, что мне уже хочется пересесть, – обиделась творческая личность, отошла на пару шагов, еще раз оглядела кафе, не нашла свободного места и сурово обернулась.
Глаза за линзами очков уперлись в незнакомца чуть дольше, чем требовало равнодушие.
Презрение сквозило в них.
Вернувшись с чашкой глясе и повесив пиджак на спинку стула, девушка равнодушно присела и тщательно протерла потертый футляр скрипки. Достала из пакета тетрадку и сосредоточенно принялась записывать ноты, возможно, скрипичные ключи или, даже, композицию. Между глотками поигрывая пальчиками гаммаобразные пассажи.
Пальчики прыгали по столику с завидной эротичностью.
Саня следил за манипуляциями затаив дыхание, и неожиданно почувствовал, как внутри него медленно начал раскручиваться горячий комок и поднялось волнение. От незнакомки совершенно очевидно исходили волнующие флюиды, и были они бесспорно ощущаемы.
«Здрасьте, мне опять семнадцать. А Пятницы, оказываются, существуют. Хоть и не мулатки, – ухмыльнулся он. – И погода превосходная, дождь до утра. Замечательный вечер, хоть зимуй здесь.
Красотка, будто прочитав его мысли, на мгновение остановила движение рук и подняла на него глаза. В ее взгляде набирал силу конфуз, сомнения в художественном смысле в частности, и искусству, как стержню жизни, вообще.
С музыкальным телом скрипачки, между тем, стали происходить события непривычные, можно сказать – странные. Где-то, даже неприличные. Видимо, уловив мужское волнение и магнетизм, грудь девушки пробудилась, начала проявлять нетерпение и независимость, и попыталась вырваться из тисков железного контроля хозяйки. Под белой блузкой отчетливо выделились рельефные бугорки, как два прицела направленные в лицо Алексу. Они, как две высокоточные антенны, пытались уловить его сигналы, и посылали ему свои.
Девушка, не ожидавшая такого предательства, сконфузилась, прикрылась рукой и беспомощно оглянулась.
Парень глубоко вздохнул, ответный импульс желания будоражил мозг.
– Прощу прощения, синьора, вы, должно быть, музыкант? Могу я у вас уточнить одну деталь, как у специалиста? – он передал ей спасительное меню, и она сделала вид, что внимательно изучает его, но слова уже сорвались с губ:
– Какой вопрос вас интересует?
«Опять болтовня. И ни-ка-ко-го внимания на мою красоту. Так и просижу затворницей в итальянской клетке бюстгальтеров», – обреченно вздохнула грудь.
– Что именно вы хотели узнать? Я не совсем еще специалист, только учусь в консерватории, – сбивчиво пояснила студентка, прикрываясь вовремя поданным пиджаком.
– Так случилось, что на миг между прошлым и будущим я зарабатываю ушами, и однажды, мне посчастливилось озвучивать концерт организованный банком Н, очень не бедным, надо сказать. В программе принимала участие скрипачка, с инструментами совершенно необыкновенными, – толком не отошедший от осеннего настроения и волнительных флюидов исходящих от незнакомки, Александр путался в словах. – После выступления, очарованный гармонией звуков, я, с массой извинений, попросил исполнительницу позволить мне подержать в руках волшебные инструменты. Увидев ее напуганные глаза, заверил в величайшей осторожности. Владелица смотрела круглыми глазами, и во всех смыслах, волновалась всячески. Объясняла сбивчиво, что скрипки эти имеют персональные имена, и являются достоянием человечества, искала секьюрити, но напору, беспардонному, противостоять не могла… В финале, сдалась, конечно.
И я нежно и осторожно прикоснулся к ней. И ощутил, как дрожит и вибрирует она под моими пальцами, как живет и откликается на прикосновение. Я держал в руках Историю… Первая из них, скрипка мастера Гварнери, ученика…
– Великого Николо Амати, – закончила за него студентка, впитывая каждую фразу странного незнакомца.
– Абсолютно верно! А зовут вас как? – спросил он и почувствовал себя несколько неудобно.
– Марго, – немного смущаясь ответила незнакомка, – меня в честь прабабушки так назвали..
– Марго, какое редкое имя… Разрешите представиться – Алекс. Мне трудно передать словами, и уж точно, невозможно выразить особенности… Но… Звучание скрипки, вы – как профессионал, – он выразительно посмотрел на сидящую напротив девушку, и она согласно кивнула, – поймете. Не-по-дра-жа-е-мое. Скрипка плачет и поет, а как дышит дека, даже молчит по-своему! Никакие акустически-частотные характеристики не могут передать волшебство! Но по-настоящему меня поразил второй инструмент – еще более старый. Одно из первых изделий самого Мастера – Страдивари. Она обладала настолько необычным тоном, что на первый взгляд казалась расстроенной. Каждая нота парила в воздухе, соприкасаясь с миром людей лишь бегущими пальцами виртуоза и смычка. Струны вибрировали, резонировала дека, завораживая всех, кого достигали волны волшебного звука прошлого, – Алекс совершенно забыл об эротичности собеседницы, заметно было, что предмет волновал его по-настоящему. – Послезвучия – потрясающие! Рассыпаются радугой, вспыхивают, струны трепещут и фонтанируют искрами оттенков, тянутся, пока не растают в пространстве! Необыкновенны!!! Неземны… Внутри тебя все начинает отзываться в резонанс, спаивая тебя с прошлым, с историей! Нам говорят – итальянские мастера не знали, что делали, дескать, случайно все вышло, какое у вас мнение по этому вопросу?
Его речь, горячая как пар, обнимала, обжигала и одурманивала. Поднимала из глубин души потаенные желания, пробуждала женское начало и волнующую дрожь. Сексуальность накатывала волнами, обволакивала и погружала в блаженное состояние.
На его блистательную улыбку невозможно было смотреть без солнцезащитных очков, а весь вид утверждал: он здесь, чтобы уберечь мир от греха и несет светлое будущее. Он был убедителен как молодой бог, только лучше. Красноречие Алекса было неостановимо как цунами. Глаза клялись, что он экстрасенс, банкир и владелец нефтяной вышки, интонации завораживали, а голос сулил монамуры и обещал продолжение.
Самым правдивым в потоке его слов было то, что каждое было ложью, ложью от начала и до конца.
И оба знали об этом.
Вру, конечно.
Так происходит обычно, но не сегодняшней ночью. Не зря, видимо, полная Луна пыталась пробиться сквозь тяжелые тучи, и обещала нечто. Нечто необыкновенное. И если и должно было что-то произойти, то, скорее всего, события выходящие из ряда повседневной обыденности.
Подчиняясь законам полнолуния, вел он себя не традиционно: был кристально честен и рукам волю не давал, хотя те, настойчиво пытались выйти из-под контроля.
Как правило, в головах двадцатилетних особ приятной наружности есть все. И Инстаграм и Фэйсбук, и прочее, о чем мы даже не подозреваем. Тик-Ток, например. Они складывают в голову все, кроме старой мебели, и общаться с ними доставляет немалый труд.
Не в нашем случае!
Пара увлеченно делилась мыслями о средневековых секретах и артефактах, и о мистике, немного. Даже удивительно насколько совпали интересы и представления о прошлом, мире сегодняшнем и призрачном, потустороннем. Видимо, замкнуло что-то во Вселенной, и в результате сине-белого космического замыкания послана ему была фея.
Его фея.
Саня готов был гусарить от души: окропить Шампанским, расслабить тайским массажем и угостить Дошираком, а она – нет.
Пришлось ограничиться беседами о главном: пограничных состояниях души, переходных процессах за границы бытия и последующих трансформациях.
Наслаждаясь беседой и взаимопониманием, они неспешно покончили с пирожными и кофе. Не переставая восхищаться тайнами старых мастеров и теорией струн Вселенной, не замечая дождя, зашли в магазинчик, так, на всякий случай.
Вспомнив, что коньяка много не бывает, неожиданно для себя Алекс взял три Арарата, закуску и провиант для воинской части на неделю.
«Коньяк, если его вовремя подливать, из студеного ноября запросто делает май, на дворе только октябрь, так что перспективы у нас – блестящи», – здраво размышлял он.
Не прерывая дискуссию и обвешанные пакетами как прошоперы, они добрались до самой обычной квартиры.
Глава 3.
Лифт.
Шестой этаж.
Дверь за ними захлопнулась, отрезая начальный этап.
Как зашли в палаты, она – глаза в сторону и чувствует себя неловко – нечасто, значит, в гостях у посторонних мужчин бывает.
На хоромы не смотрит, ярлык не клеит.
По квартире ходишь как по минному полю: осторожные взгляды, обезоруживающие улыбки – словно в гостях, а не у себя.
Чуть пригубив коньяк, и еще пару раз по чуть-чуть, и еще по глоточку…
Чувственный, эротичный изгиб губ. Зовущий.
Рука к руке.
Кончики пальцев пробежали от плеча к ладони.
Легкий испуг от прикосновений.
И…
То ли Струны сработали, биохимия, или нашла душа родственную душу и совпали вибрации…
Глаза в глаза.
Открывалась бездна.
Сами собой пали запреты и джинсы.
Парочка, увлеченно обсуждая нооосферу Вернадского и гипноз, (коим, якобы, обладал собеседник) забралась в кровать.
Обезумевшая от близкой свободы и нестерпимого ожидания высоко вздымалась грудь, готовилась выбросить на берег цунами страсти и снести ненужные разговоры…
Тело скрипачки жаждало поглотить говоруна целиком, но… нежданно прервавшись, она поднялась, явив миру свою нагую красоту, открыла сумочку и натянула длинные полосатые гольфы.
– Пеппи Длинный Чулок? Будем играть в похождения не Бременских музыкантов? – гадал хозяин.
– Секрет. Пока сам не испытаешь – не поймешь. А сейчас, хочу гипноз, – неожиданно потребовала студентка.
– Зачем оно? У нас вся ночь впереди… Может, другого? Ведь есть у меня…
– Гипноз давай, – настаивала скрипачка. Ее роскошная грудь приблизилась, почти касаясь его лица, снеся сомнения с легкостью атомного ледокола сокрушающего хрупкий лед.
– Мышцы лица медленно расслабляются, уходит напряжение и лишние мысли. Дыхание спокойное. Твои руки становятся теплыми и тяжелыми, – начал Саня, никак не совладая с соблазном форм и растущего давления… – От моих ладоней идет тепло. Ты начинаешь ощущать его в районе пупка. Ты полностью расслаблена и дышишь низом живота. Тепло моих рук распространяется кругами, оно проникает вглубь, ласкает и пробуждает скрытые, дикие желания, – он кончиками пальцев начал рисовать круги на плоском животике.
За ними дрожью бежали ее ощущения.
Он широко раскрыл ладонь, направляя свои посылы через нее, и почувствовал легкое жжение.
«Пошло», – понял он.
– Они наполняют тебя близким, зовущим, столь желанным наслаждением. Коленки сгибаются, ножки слегка раздвигаются… Дыхание становится глубже. Ты расслабляешься и раскрываешься навстречу. Ты хочешь и ждешь. Ты очень хочешь. Тебя поглощает желание, оно становится непреодолимым. Дрожь и горячие волны желания наполняют тебя, пронизывая все тело, – кажется, он и сам заводился, – снизу доверху. Ты готова, хочешь и ждешь. И горячее наслаждение слегка прикасается к тебе, медленно входит и наполняет всю тело, – колдовал он.
– Ах-амм… Ах!!! – вырвались в окно крики, которые, казалось, разбудили девятиэтажку.
Взлетели уснувшие, было, голуби.
Алекс отшатнулся и с изумлением взглянул на фею, улетевшую в Нирвану.
Широко открытый рот, затуманенные, совершенно обезумевшие глаза. Ее раскрытые бедра ритмично поднимались, обнажая манящее, чуть раскрытое таинство.
– Так я еще не там, – растерянно пробормотал гипнотизер, – мама моя дорогая, ничего же еще не было! Ни единого духасвятого прикосновения! Святоша я, хоть сейчас на икону – Далай Лама, я, Папа Римский – благородны мы во всем!!!
Саня поочередно поцеловал соски, подул на них охлаждая, лег и прижал весом своего горячего тела, приподнялся и опять подул.
– Еще, еще, – металась по кровати скрипачка.
Он прижался бедрами и слегка коснулся ее сокровенного, нежно скользя по поверхности, едва погружаясь и сразу выходя, и снова скользя.
Вверх, вниз.
Чуть вглубь.
Вверх, вниз.
Ее громкий стон сорвал препоны, горячая плоть поднималась навстречу и звала, звала.
Ритмично, но медленно, он начал погружаться в нее, постепенно наполняя собой.
С каждым разом впиваясь в нее все глубже и жестче, соединяясь с ней, и сливаясь в единое целое.
Животные стоны, хрипы, стенания.
Теперь он уже не слышал ее крика, и не замечал своего: безумные ощущения стерли контроль, время и поглотили обоих.
– Еще. Еще-е-о-о!!! – завывала девушка, разрывая темноту и спину.
Говорят, у музыкантов сильные и чувственные пальцы.
Нет, дорогие мои. Кто отвлекается на столь второстепенные признаки, скрывает главное – то, что у них действительно сильное и чувственное!
То искусство, с которым скрипачка управлялась своим волшебным органом, иначе как высшим пилотажем назвать нельзя.
Эммануэль.
Бетховен и Бах в одном теле.
Виртуоз.
Йогиня запредельного уровня.
Ведьма!
Именно так. С большой буквы.
Втягивая его в себя, она сжимала, пульсировала, засасывала в водовороты своей страсти, в прямом смысле слова выворачивая его наизнанку.
Жильцы внимательно вслушивались в нюансы.
Просыпалось желание.
За стеной послышался глухой говор соседей, тихие споры, консенсус, и через минуту скрип кровати…
Девушка поглощала его в себя, сводя с ума криками и новыми, никогда прежде не знакомыми ощущениями. Внутри нее все пульсировало, двигалось и перетекало. Ее бедра ритмично двигались навстречу, поднимали, затягивали, буквально всасывая его в себя.
И уже он перетекал в нее.
И становился частью ее самой.
С каждой минутой все большей.
Они купались в омуте страсти, не замечая, как омут поглощает их, и нет уже ничего кроме глубин его.
Наконец, напряжение достигло предела, и взорвалось, рассыпаясь залпом затухающих горячих искр.
Ошеломленная, задыхающаяся пара постепенно приходила в сознание, с удивлением обнаружив себя в полутемной комнате, а не на седьмом небе.
По крупицам восстанавливалась память и дыхание.
– Редкое совпадение, удивительное. Полное слияние и единение. У тебя потрясающий внутренний мир, – пришел в себя он.
Студентка отпрянула от него, пронзительно взглянула ему в глаза ища подвох, не нашла, взгляд скользнул вниз и затуманился.
– А у тебя – большое сердце. Впервые такое, знаю – не поверишь, но действительно – впервые. Извини, не удержала себя в руках… У меня давно никого не было. А в моем возрасте, нужно стабильность и постоянство. Плюс темперамент – пытаюсь, борюсь, но бесполезно все.
– И не надо. Ты умопомрачительные фокусы вытворяешь – на всю жизнь в памяти останется… Неординарный талант, физические данные и потрясающий голос. В твоем возрасте? Сколько тебе лет, солнышко?
– Знаю, самой стыдно квартал будить, но сделать с собой ничего не могу. А лет мне уже двадцать два, – серьезно отвечало Солнце.
– Возраст немалый, – согласился любовник. – Стабильность, я думаю, мы тебе обеспечим. Мы ее уже двадцать лет в стране строим, у нас каждый дворник – специалист по стабильности.
И вот тут…
Когда казалось, все только закончилось, и не было сил на продолжение, и даже желание надежно спряталось под матрас…
Набрав в рот коньяка, она опустилась, и медленно, чуть открыв и вытянув губки…
Его обожгло, но затем… Что только не выделывал ее язычок: и вокруг бегал, и вдоль, и плясал кончиком, и, покусывая зубками, ходил волнами.
Исчезли планы, ограничения, проблемы и мысли.
Пропал мир. А после…
Она поднялась, и бедра их вновь соединились и ритмично танцевали вместе, и волны страсти перетекали в них. Сжимались ягодицы и что там еще? Захватывали и втягивали его в бездну безумия.
Их тела играли в унисон как мастером настроенные струны. Где кончалась она, и начинался он? Не ясно, да и неважно это. Жизнь искрила через них и праздновала вершину бытия, и билась кровать о стену, и в ответ вторили соседи и через стеночку, и сверху, и снизу.
Множилась гармония.
Уже в его мычания вслушивались чужие уши, рисуя красочные картины, пенсионеры матерились, включая телеки погромче. У правильных людей скрипело и стучало, и домовой оркестр дружно подыгрывал.
Бешеную гонку сменил неторопливый променад.
Подхватили инициативу и распоясались соседи, все громче выкрикивая страсть в ночь выходного дня.
Уловив импульсы, возбуждались нейроны граждан за стеночкой, и от них, как круги по воде, расходились волны на квартал, и далее, далее.
И каждое сближение вызывает новый крик во всю мощь музыкального горла, и эхо возбужденного дуэта множится за стеной.
Кипит жизнь.
Глава 4.
Утро наступало долго.
В очередной раз распались на половинки тела.
Сквозь шторы засерело.
Ночные иллюзии растворялись в неверном свете.
Пенсионеры поминали добрым словом сорвавшегося с катушек соседа:
– Притворялся порядочным человеком, а на деле – порядочная скотина!
Горожане с активной позицией гордились собой, жены – засыпали со счастливой улыбкой на устах, а любовники с трудом приходили в себя.
Хлопающие двери.
Шум лифта.
Грохот рельсов. Трель трамвая.
Обыденный рассвет.
А она, легко спрыгнула с кровати и бегает по квартире в твоей рубашке, а под ней – ничего и голые ноги, и куда не повернешь лицо – везде они.
И светлее становится там, где ступит нога ее.
И рассвет заалел розовым, и птицы запели за окном.
Чудеса случаются! Но приходят они не постучавшись.
Как только падают скрепы обязательств, и ты ощущаешь на губах свежий ветер новых открытий, у тебя, вдруг, утром, посреди квартиры обнаруживается девушка.
Сама.
Вот не было ее еще вчера, но где-то, видимо, открылся портал, порвался мешок обыденности, и свалилась из него милая особь в наш вечно занятый мир. Шлепает босыми пятками по полу, гремит по-хозяйски тарелками на рассвете, прибирается и готовит завтрак из ничего на твоей кухне.
Скрипачка светится от детского восторга и божится, что впервые встретила мужчину, способного довести ее до самой глубины женского «ах, еще» целомудренными рассуждениями об искусстве и скитаниях души в вечных просторах Космоса.
И вибрации, магические вибрации, наконец, совпали! Видимо, сломалось что-то в небесах, прорвался мешок разграничения миров, и оттуда вывалился ангел. Вместо крыльев за спиной у нее была упругая грудь, а вместо змия охраняющего нравы и порядок – длинные и мускулистые ноги.
Или метла у Маргариты отказала? Теперь порхает она из ванной в кухню и смеется заливисто?
Райское создание.
И души, и тела сошлись как сложные пазлы, не только сексуально, но и духовно, и миропонимание совпало.
Будто всегда были вместе. И никаких разговоров про ресторан, начемездишь и начтоживешь: ни клюки, ни ступы.
Идеальный день.
Глава 5. Они не знали.
Внезапно скрипачка остановилась на полушаге, вздрогнула и изменилась в лице:
– Суббота… О, мама мия… У нас же концерт, в зале Чайковского, сегодня, – погасли искорки счастья в глазах, она отодвинулась, и стала, вдруг, другой. – Надо собираться, – чужим голосом отрезала чудо и начала натягивать на себя одежду и отчуждение.
– Уже? Я думал, ты оста… Я буду ждать. Дай знать…
Безучастный поцелуй на прощанье.
Нежданное, неожиданное счастье рухнуло в один миг.
Исчез праздник. Испарилось волшебство.
Саня посмотрел на свои, вдруг, трясущие руки и подумал: «Как странно, зачем сейчас расставаться? Сейчас, когда все сошлось и совпало?»
Девушка встала у двери.
Его девушка.
Та самая. Единственная.
– Может, – он перебирал все возможные способы ее удержать, но в голову не лез ни один. Надежда еще жила, но увидев ее взгляд, тут же погасла. – Понятно, – бритвой полоснуло внутри, и он остро осознал, что его жизнь никогда не будет прежней.
Вчерашняя незнакомка, а сегодня, кажется, самый близкий человек на свете, приостановилась на миг у дверей, глаза в пол.
Зажатая в серый куб реальности.
Без надежд и радуг.
Сама не своя.
Сковано улыбнулась. Молча.
Не спросила номер телефона, и ушла.
Видимо, навсегда.
Было бы честнее, если б оседлала метлу и исчезла.
Как же так?
Как так???
В груди появился холодный булыжник. И становился он тяжелее с каждой минутой.
Саня как зомби прошел в комнату, опустошенно уставился в выключенный телевизор, и через пару минут уже спал мертвецким сном.
Ему снился Страдивари, волшебная скрипка и случайная знакомая.
Расстроилась душа.
Булыжник превратился в шар, который начал медленно закручиваться.
В груди мелькнула первая робкая боль.
В беспокойном сне он вспоминал безумную ночь и жаркие объятия, и вздыхал, понимая, что таких праздников в жизни будет немного. Он догонял скрипачку возле двери, хватал за руку и спрашивал:
– Подожди, не уходи, куда, зачем? А как же Космические струны и наши вибрации?
И чудился ему ответ: «Послана тебе была натура страстная и чувственная, для взаимного понимания созданная и на одной волне с тобой думающая. С кем ты мог дышать и мечтать в унисон, а ты – свое счастье упустил».
«И телефона не спросил, подлец», – добавлял кто-то еще.
Внутренний голос, наверное.
Глава 6.
Проснулся разбитым, в груди давило.
Он застыл на кровати, силился вспомнить ее имя, и тупой с утра головой колол ребус: «Имя? Вера, Мария, Марина? Где, как, какие звезды обещал? Каков был я, и какова она?»
От усталости и полной опустошенности не мог вспомнить. В голову лишь лезли чудесные мгновения прикосновений, необыкновенного влечения и душевного комфорта, разговоры о Страдивари и космических вибрациях.
Узнаваемая картинка, да.
Сомнения.
«А я был кто вчерашней ночью: рыцарь на белом коне, олигарх, пацан конкретный или Мюнхгаузен ? Подробности где? Мощь духа своего скромное сопротивление одолевшее – тысячу раз помню, да! А конфузы случались, черт их дери? Проникновения в глубины таинственные?»
Он слонялся из угла в угол и недоумевал.
Кто-то невидимый, но, видимо, очень влиятельный, стер детали и воспоминания небесной резинкой. Память выдавала картинки скупые и смутные.
Ни имени, не деталей.
– Что же такое? И не пил особо, а вспомнить ничего не могу. Так, отрывки волшебной ночи и разговоры о прошлом и Космосе немного.
Он нервничал, подходил к окну, садился на кровать и вновь вставал, пытаясь вытянуть вчерашние события за хвост воспоминаний. Но нет, не шло. Будто поставил кто-то блок и закрыл вход в необыкновенную ночь и встречу, мир его перевернувшую.
Взгляд наткнулся на давно забытый дневник.
Он открыл страницу и взял ручку.
Далее постранично:
«Анализ происшедшего и вывод физического тела: Болит голова, но еще более душа страдает. Будь осторожен, следуй за вибрациями своими, не позволяй никому себя обмануть и в терзания духовные ввергнуть»
Шар внутри раскалялся и вращался все быстрее.
Через день:
«Живу мечтами о новой встрече. Нет более реальности, будней и ежедневных забот. Одно только и волнует – увидимся ли? И когда? А тебя, волнуют ли воспоминания обо мне? Или ушла и забыла? Не верю… Хочу надеяться, что в череде событий и волнений просто позабыла мой адрес, и так же думаешь обо мне, как и я о нашей встрече. Неужели случилось это в первый и в последний раз? Господи, какое страшное слово – последний… Никак не могу выбросить тебя из сердца, глубоко засела ты в нем, наверное, навсегда… Заболеваю, видимо.
Боюсь, заразила.
Приворот теорией струн, не иначе. Как же звали ее? Совсем вылетело из головы, Валентина, Магдалина?»
Спустя неделю:
«Посетил заведение Чайковского, всех расспрашивал о скрипачке с именем на Вэ, или Ма, и космологией в голове. Прогнан был метлой. Теперь имею две мысли тайные: одну безумную, полную постельных сцен и фантазий сладких. Вторую – про овчарку… Завтра пойду на базар и куплю щенка, говорят, они по следам, человека в большом городе найти могут.
И еще…
Может кто-то, встречал озадаченную скрипачку, лет 22-ух, натуральную брюнетку, роста среднего, помешанную на мастерах 18-ого века и мирах потусторонних?
Предупреждаю, по всей видимости, особа сия, хоть и не грешница, но и не Мать Мария, и является распространителем опасных и весьма заразных заболеваний – принципа распространения резонансных волн, переселения душ и прочих заблуждений.
Контрольный вопрос: «Секрет изготовления скрипок Гварнери и Страдивари?»
Если начнет рассказывать про льняную олифу и узкие годовые кольца – срочно затыкайте уши и звоните. Нет, не психиатру. Прошу… нет, требую! Безотлагательно сообщить при обнаружении!
Желательно с точным адресом.
Контактные данные прилагаю.
P.S. Объявить вознаграждение, распечатать и повесить на подъездах и магазинах»
Страницы с разводами и жирными следами.
«Невыносимо тянулся и канул в лету месяц. Затянула она меня в омут безумия, и как выбраться из него я не знаю. Жду звонка. Ваш обманутый амиго, Ах, а телефон-то вы не взяли, печаль. Ноет душа»
Шар внутри заполнил грудь и давил, жег, давил…
Листы скомканы.
«Сорок дней и ночей минуло…
Где ты? Кажется, я взволнован и хронически скучаю. У меня есть, что поведать тебе… Нет контакта, в очередной раз обманут несбывшимися ожиданиями… Слышу твои шаги порхающие, и мелькает белая рубашка на голых ногах. Голос и смех искристый. Тону в омуте фантазий и воспоминаний, и храню тот самый коньяк и Доширак, вдруг?»
Почерк корявый и текст разбирается с трудом.
«Прошла вечность, а по календарю-лгуну подлому – только декабрь на дворе.
Делюсь сокровенным.
Пропали последние надежды, упустил я посланный мне свет, радость бытия, скрипичные переливы по утрам и возможность совместного просветления. Что же я не закрыл на замок дверь? Нет прощения мне, пойду за утешением на кухню. Там есть в заначке. Что же так рвется сердце?
Страницы вырваны с корнем.
На последней неожиданно ровный почерк:
«Вот и Новый год. Потерял счет дням, и календарь с датами не волнует меня более, как, впрочем, и все остальное.
Волнует один вопрос: не в Вальпургиеву ли ночь явилась ты в жизнь мою, обратив метлу в скрипку, как ключ к заблудшей душе?
Заворожила колдовскими чарами, открыла мне мир новый, призрачный и не могу я найти из него выход. Крутятся мысли в колесе нескончаемых картинок прошлого, и валится все из рук. Только о вас и думаю. Рухнул привычный мир, не интересуют меня больше вещи привычные, на все смотрю со стороны, как Будда. Но от привязанности, безумной, освободиться не могу.
Хочу я…
Хочу снова увидеть взгляд полный долями, аккордами и сонатами. Хочу снова прикоснуться к плечику и чтобы мурашки ваши бежали за моими пальцами. Хочу, чтобы в глазах открывалась бездна и таяли мы в ночи.
Ведьма ты, Ведьма.
Милая моя, невыносимо мое желание увидеть тебя и взять за руку. Помолчать вместе, а после, поговорить о Страдивари и Космосе.
Пытаюсь осознать причины своего падения.
Вопросов много – ответов нет.
Безумна моя страсть, и в полнолуние я, кажется, схожу с ума.
Видите ли, писать, думать и в глубины событий погружаться единовременно, может не каждый. Говорят, Гай Юлий, который Цезарь, одновременно пил, скакал галопом и подрезал несогласных. И мою проблему решил бы играючи. Рискну и я, не лайков ради, понимания для.
Подайте мне лошадь. Есть мне, куда еще расти.
Что?
Нет лошади, дайте лист бумаги: допишу писульку и разнесу ее по Земле и окрестностям. Возможно, мир чуточку поменяется, и будет света больше в нем.
Есть не хочу, аппетит сбежал давно, может и умер где-то. Допил коньяк, но Доширак оставил. Как память.
Слышит ли кто, и поймет ли путаные мысли?
Бежит время, а волшебство прикосновений к тайнам и душе Виртуоза так и остается в памяти. Где же ты, где, девушка моей мечты? Может, и не было ее вовсе, а придумал я ее, в белой рубашке на загорелое тело, утром, по квартире моей порхающей?
Нет ее, а вернуть ее силой мыслей я не в состоянии, энергии моей не хватит. Не тяну я, пока, на Эгрегора. Если только чужого призвать? Но в полнолуние с ними лучше не заигрывать, не приведи Б. могут и проявиться.
Но об этом позже, устал я, нелегкое это занятие – хвосты событий прошлого в информационном поле ловить, и ночь на субботу наивными мечтами портить…
Одно сомнение гложет: полжизни суетился я в погоне за выгодой сиюминутной – крутил, обманывал, бывало, и выживал, как многие. Для чего, зачем? Стоило оно того, чтобы грызть мне душу в кризисе среднего возраста?
Нелегко размышлять об этом в полночь, мораль колеблется, и мысли лезут в голову похотные.
Дьявол одолевает, не иначе.
Включу Кай Метова и дождусь рассвета, развеется голова и появятся свежие мысли.
Милая моя, где ты?
Милая моя, где ты?
Шар внутри заполнил меня до предела и выжигает внутренности.
Не могу больше.
Больно мне, больно.
Рвется сердце, и, кажется, вот-вот лопнет.
Звякнуло окно.
– Птица, или ветер стучится? Надо закрыть».
Глава7. Тебя ждут новые тени.
«Проверил. Закрыто все и тишь необыкновенная. Полная Луна лишь плывет над огромным городом. Странные события происходят в последнее время, и рушится мой атеистический мир и стойкость скептика. Что это? Ищу знаки.
Стучится кто-то.
Опять.
Нет, не привиделось. Не в дверь стучится, в окно!
Нет объяснений: в галлюцинации и многократные совпадения не верю, и реальность происходящего сомнений не вызывает. Пойти с утра к врачу, провериться? Он выпишет направление в шестую палату на встречу с Наполеоном, Пушкиным и прочими знаменитостями, с интересными людьми пообщаюсь!
Но слышал же я, слышал! В глазах муть и чернота, и чертовщина какая-то происходит.
Дышим, читаем мантру «Ом мани, подме хум» и успокаиваемся.
Ом-м-м-м-м…
Еще и грушу поколочу больно, а то висит в спальне без дела, скучает.
Помогло немного.
Отпустило.
Вернемся к нам, людям занятым проживанием срока отпущенного и бытовым реальностям.
Есть и для нас хорошая новость!
Что бы ни случилось, расстраиваться не надо – все мы пришли из звездной пыли, туда и уйдем!
Все же.
Напрягают внезапные резкие звуки, которых не слышал я ранее и колотит от предчувствия беды. Я бы изменил свое отношение к жизни с помощью коньяка, но нет более Арарата. И он, оказывается, не вечен… Грустно. Полюбуюсь тогда Луной, необыкновенная она сегодня.
Дописано на обложке.
Строки наискосок и рваный почерк:
«Скрипачка, похоже, настоящей ведьмой оказалась – ключом к миру страшному, неведомому. Открыла мне бездну, и бездна эта безостановочно смотрит на меня. Приближается и поглотит, без сомнения. А показалась ангелом. И на одной волне, одних вибрациях, одними глазами на мир смотрели. А оно – вот как…
Дрожат руки и ноги подгибаются, скорей бы утро, к дьяволу все…»
Алекс почувствовал резкий приступ тошноты, ноги подкосились и он упал на четвереньки.
– Какая ненастоящая настоящесть, такой не бывает. Чужая Матрица, хоть и реалистичная до чертиков. Слабость неимоверная, И тело, всегда мне послушное и никогда не подводившее, вдруг, отказывает. И дышать трудно. Так и приходит кирдык. Вчера пил в меру, паленый коньяк, наверное, – удивился он. – Переволновался? Еще немного и того… Надо прилечь. Это не со мной происходит, и я не здесь. Я не умру. У меня большие планы. Сегодня надо еще отжаться двести раз и над грушей поработать, заскучала.
Он медленно, словно опасаясь, опустился в постель, и дрожащей рукой облокотился на стену.
Она растворилась, и рука провалилась в нее.
Потолок сдвинулся, начав едва заметное вращение.
Все быстрей и быстрей, пока не превратилось в крутящийся бешеный водоворот. Потолок обвалился и придавил.
– А-а-а, – хрипел Алекс цепляясь за кровать, но постель с чавкающим звуком уже поглотила лежащее на ней бессильное тело.
Сознание схлопнулось, и растворилось в темноте.
Время.
Оно исчезло.
И ход его остановился.
Для человека.
Постепенно водоворот замедлился, и остановился. Сознание медленно возвращалось, и мало-помалу он пришел в себя.
Он открыл глаза и удивился – его окружала кромешная тьма. На уши давила тяжелая тишина.
– Не видно ни зги. Будто ночью в нигде.
Он лежал на чем-то жестком, явно не в комнате, и вокруг было ничто. Ничего. Совсем ничего не было.
Густая, непроницаемая темнота.
Абсолютная, и ничем не ограниченная давящая слепота и тишина. Ситуация складывалась мерзопакостная. Тело пробила холодная дрожь.
Как в страшном кошмаре, он начал поэтапное возвращение в сознание.
– Я у себя в квартире, на шестом этаже. Это просто дурной сон. Шел-упал. Ударился головой об угол и угол оказался крепче. Сейчас открою глаза, и проснусь в своей постели.
Он напрягся, выдавливая себя из сновидений, и снова открыл глаза.
Медленно, бесконечно медленно глаза адаптировались. Он напряг зрение, пытаясь разглядеть детали, но так и не смог: они ускользали и таяли в темной мгле.
Прошли бесконечные минуты, прежде чем глаза привыкли к темноте, и он увидел едва видимые очертания странного, неосвещенного туннеля, уходящего под крутым углом вниз и вверх, и пропадающего в темноте. Сферической потолок, переходя в стены, упирался в земляной пол.
Мутные круги перед глазами. Подташнивало.
Воздух пропитывался страхом и чем-то неестественным, от чего волосы вставали дыбом. Саня никогда еще не чувствовал опасность так остро.
– Допился до чертиков, алкаш долбанный, – пробормотал Алекс. – Где я?
Это, наверное, и был туннель одним концом исчезающим вверху, другим – где-то глубоко внизу.
Парень осторожно, держа руки перед собой, начал подниматься, туда, где, как он думал, должен быть выход.
Неожиданно почувствовал, как вдруг, поверхность под ногами стала рыхлой, и идти стало намного труднее. Она хлюпала и превращалась в зыбучую трясину, засасывая ноги. Подавив тошноту и головокружение, парень кое-как собрался, и по стремящемуся проглотить его болоту, шатаясь, с трудом брел вверх.
С земной корой, видимо, происходило что-то неладное.
С каждым шагом, поверхность становилась вязче, глубже и обхватывала ноги все плотнее. Шаги – короче и тяжелее.
Он остановился переводя дыхание.
– Не понимаю… Провалов памяти никогда не было, выпивал всегда в меру, как и какого дьявола, я здесь оказался? Последнее что помню – футляр, скрипку и глаза, алмазы в небе обещающие. И… постель. Но здесь? Каким образом? Прибей, не помню.
Он изо всех сил пытался идти, вновь и вновь с трудом вытаскивая ноги из засасывающего песка, шаг за шагом поднимаясь вверх.
Силы ушли в землю, он опять остановился ловя дыхание.
Посмотрев вверх, увидел тупик. Темный тупик.
– Опять наврали. Всякие библии нам обещали свет в конце тоннеля, а там – тупик. Все кончено. Глуха стена и… выхода, похоже, нет. Живешь, и думаешь, что еще успеешь искупить свою вину перед близкими, а оказывается – нет, – выдохнул он надежды.
Предчувствие чего-то нехорошего, потустороннего, дрожью пробежали по спине.
Снизу, нечто, спрятавшееся в непроницаемой тьме, затаилось, и наблюдало за ним из глубины, поджидая момента.
– Нужно успокоиться и собраться… Какое здесь спокойствие, к дьяволу? Из такой тьмы не может появиться ничего хорошего.
Напрягшись всем телом он рванулся вверх, пытаясь добраться до конца. А там, там видно будет…
Внезапно, все изменилось. Что-то, пока еще неясное и неочевидное, надвигалось, и это что-то, не обещало ничего хорошего. По стенам потекли тени. Они ожили и двигались подчиняясь чьей-то воле. Их повелитель оставалсяневидимым.
Повеяло ледяным, могильным холодом.
– Привыкай. Ты здесь насовсем, – послышалось ему. Ноги неожиданно задрожали.
Рыхлая почва заходила волнами, засасывая вглубь. Как цементом цепко обхватила ноги и обездвижила перепуганного человека.
Густела мгла.
Черная точка в глубине туннеля становилась рельефной и увеличивалась на глазах.
Алекс попытался вырваться из песка, но не тут-то было. Он прочно застрял, как в ловушке. Чувство беспомощности вытеснило решимость и парализовало.
– Я рядом, – обдало его стылым холодом. Стало не по себе.
Зловещая, сконцентрированная из тьмы точка, росла и приближалась.
Из глубины к нему подбиралось что-то безликое, чудовищно страшное и неизбежное. Все вокруг тонуло во тьме, тишине и бессилии.
Гулко стучало сердце, и звук этот, казалось, наполнял туннель. Животный, панический страх волнами наполнил тело.
Исчезли мысли, силы и парализованная страхом воля. Руки и ноги тяжеленными гирями бессильно повисли в ожидании неизбежного.
Он понял все. Немножко поздно. Испугавшись, сбежала его тень.
Темнота медленно приближалась, принимала угрожающие размеры и выросла в огромный черный тетраэдр, заполнив все пространство.
Глыба клубящейся черноты с широким основанием и узким верхом, продолжала расти, грозя смять и раздавить застрявшего человечка.
Навалившись над ним, потусторонняя материя сформировалась в отчетливую фигуру, похожую на закутавшегося с головой в плащ человека высотой в шесть-семь метров.
Плащ начал раскрываться, открывая бескрайную, всасывающую в себя, в бездонную, зловещую глубину.
Раздался пронзительный, леденящий, подавляющий все живое голос, от которого затрепетала каждая клеточка.
– Твое время пришло. Ты – мой. Все кончено. Пора.
Из мрачных углов долетели еле слышимые шорохи.
Уродливые, зловещие тени запрыгали по мрачным стенам.
Внутри все оборвалось.
– Что происходит? – почувствовав, что вот он, тупик земного пути, Алекс напрягся из последних сил, сопротивляясь неизбежному. – Я – не твой. И никогда не был.
Рвалось налитое страхом сердце.
Он понял, что вот и все. Конец. Конец всего, и всему.
И вот этот, тот, в которого он никогда не верил, проявился из пустоты, из ничего, и теперь поглощает его и лишает его всех планов и всего непрожитого будущего.
Забирает с собой туда, откуда пришел – в Тьму. В никуда.
Сердце проглотил животный страх.
– Я всегда был против. И никогда не был твоим, – еле слышно повторил он. Мне кажется, или тени сползают со стен и прячутся в углах? Вечность становится ближе, я – на другой стороне, на другой… Но… если есть тьма, то должен быть свет. И я собрался жить вечно. Пока получалось.
– Возьмите его, – равнодушно пророкотал голос, от которого задрожало пространство…
Со всех углов поползли тени, материализуясь в бесформенные сущности.
– Ты знаешь, ты – мой. Тебе пора, – равнодушно добавил Темный. Его черный плащ начал раскрываться.
– Он знает, знает! – обрадовались нечисти ощерившись как голодные псы.
Подчиняясь чудовищному, властному голосу, тени мгновенно кинулись, скрутили тело Сани в нелепую позу выламывая кости, и потащили в бездонную тьму раскрывшегося плаща.
Пронизывающая все тело непереносимая боль.
Тонкая ткань времени растянулась и затрещала от напряжения, разрывая тело в клочья.
Похолодела кровь в жилах.
Леденящая рука вошла в грудь, и, играясь, слегка сдавило сердце.
Дыхание почти остановилось.
Рука продолжала давить и давить, как тисками. Волны вымораживающего его изнутри холода и животной боли покатились по телу.
– Вы что…? Сду-ре.., – еле шевеля губами от нечеловеческой боли, рвущихся мышц и полного бессилия прошептал Алекс. Позади беспомощно металась его тень.
Он попытался подняться и освободиться от тварей, и сопротивлялся изо всех сил. Тщетно.
Его свинтили в нелепо перекрученную куклу.
Только миг назад, был его мир, с мечтами и планами, а кто-то чужой вдруг решил его уничтожить.
И весь мир, так просто и бесповоротно, гибнет в миг.
Гибнет навсегда. Вместе с тобой.
– Своло.., – ослабевающее серде билось из последних сил, но в глазах уже начинало мутнеть. Руки и ноги все дальше заворачивались за спину, превращая только что сильного, уверенного в себе парня, в беспомощный комок плоти не похожий на человека.
Непослушное туловище моталось тряпичной куклой, бессильно болталась голова. Он еще барахтался между быть или не быть, но оглушенное близостью конца, совершенно ослабевшее от невыносимой боли тело цепенело и не подчинялось более.
Медленно и неотвратимо наваливалась отстраненность.
Лопались сосуды.
Он обреченно и почти слепо смотрел, и уже ничего не видел, прощаясь с этим миром.
По щекам потекли слезы бессилия, дыхание остановилось, мир начал растворяться в дымке и удаляться, сваливаясь в черную точку.
Мгновение раскололось на мучительные миги сменяющие друг друга.
Он проваливался в темное, поглощающего его ничто.
Человек понял – все.
И вот так просто, страшно, неотвратимо и нежданно это происходит.
С непереносимой болью и невозможностью сделать последний вдох.
И момент, за которым уже нет ничего – наступил, и время расставания с жизнью и любимыми – пришло, и он уходит навсегда, ни с кем не попрощавшись и не предупредив.
Вопреки всему, всем планам, ожиданиям и желаниям.
В угасающем сознании промелькнуло:
«Всему наступает предел. Не увидеть мне больше восхода луча и света звезд, и не искупаться в волнах теплого океана. Прости меня, Господи, за все что я совершил, обещал и не сделал… Пусть простят меня все, кого обидел и недолюбил.»
Вибрировала пустота в мозгу и остатках мыслей.
Свет гас, глаза мутнели вместе с угасанием сознания.
Перед самым уходом, перед наступающей темнотой и небытиём, перед пересечением границы миров и безвременья, никогда не молившийся, собрав остатки последних сил он прошептал:
– Вот и все… Не твой я, не твой. Прости меня, господи, я иду к тебе. Во имя Отца, Сына и Святого Духа, – мелькнуло в голове Алекса перед тем, как провалиться в черное небытие.
Дьявол раскрывал свой плащ все шире.
Росла Тьма и становилась ближе. И втягивала его в себя.
Воздух стал плотным и вязким, как трясина.
Поток черной, всасывающей энергии убыстрялся, закручиваясь в струи уходящего в непроницаемые глубины плаща водоворота.
Сущности подталкивая жертву в пропасть небытия, немного испуганно сторонились бездонной, засасывающей в никуда воронки.
Неожиданно, сквозь толщу тоннеля, пронизывая высоким напряжением все существующее, прозвучал громыхающий голос, от которого зазвенело пространство.
Другой.
Незнакомый, звенящий чистотой и мощью. Еще более властный, и каждая клеточка тому голосу подчинилась трепеща.
– Стойте.
Всё мгновенно замерло услышав Его.
– Ты же знаешь – он мой. Зачем вмешиваешься? – недовольно поморщился Темный. – Тащите его ко мне, сюда.
Нечисти опять ожили, подняли переломанное, обессиленное тело, и медленно, с оглядкой потащили во вновь оживший, раскрывающийся водоворот черной энергии.
Тащат его, тащат.
Все ближе к бездне раскрывшегося плаща.
Картинка начала схлопываться и размываться.
Нет воздуха.
Ломают тебя и боль невыносимая. Непереносимая боль.
Не бывает такой.
Такая, что дышать не можешь, не то, что шептать.
– Оста-но-ви-тесь! – громыхнул всевластный, пронизывающий каждый атом пространства, голос сверху.
Воздух сгустился и забурлил высоким напряжением готовым сорваться и выжечь голубыми, испепеляющими стримерами все окружающее.
Каждая частица завибрировала. Все замерло.
Серые сущности будто уменьшились, прижались к земле перепуганными щенками, и бросили тело.
Истерзанная жертва рухнула на вязкий песок.
Все замерло в остановившейся реальности стоп-кадра.
– Зачем ты звал меня? Ведь ты не верил. Никогда не верил и смеялся, – спросил его невидимый собеседник.
С трудом, сквозь пересохшие губы и почти остановившееся дыхание Алекс еле слышно выдавил:
– Я смеялся над глупостью и жадностью людей использующих веру в своих интересах. Прикрывающих ею свою корысть и подлость. Я – лишь неразумный человек, у меня не хватало сил верить. Просил тебя дать мне понимание, мудрость и сил… Для того, чтобы суметь понять и поверить.
Всегда был на стороне света. И, если по дурости, сделал что – врал, струсил или еще что – всегда пытался исправить. Но никогда не был на его стороне. Как мог бился с его тварями. И ты, это знаешь, – он уронил голову.
В страшном напряжении боролись клетки за последние мгновения существования.
Звенел, потрескивал, содрогался и дрожал переполненный и пронизанный противоположными энергиями воздух.
Закипел эфир в невидимой человеку битве.
Только иногда появлялись еле заметные микро-вспышки, прорезая густую мглу.
Где-то там происходила борьба, лопались и плавились молекулы, сталкивались и разрывались электроны и микромиры.
Секунды превратились в бесконечность, и само пространство, казалось, сотрясалось и вибрировало.
Сверху еще раз раздался пронизывающий, невероятной силы голос:
– Он не ваш. Он – мой. Пустите его.
Что-то изменилось.
Густая тьма начала отступать, в ней появились необычные проблески.
Искорки чистого света, плавными снежинками падали на поверженное исковерканное тело лежащее на сером песке.
Сущности съежились и тенями растворились в углах.
– Я еще вернусь, это не конец, – хмуро пробурчал посланец тьмы. Он недовольно свернул свой плащ, медленно развернулся, и постепенно уменьшаясь, в сопровождении мрака ушел вниз, в конец тоннеля, где и исчез черной точкой.
Глава 8. Последний звонок.
Желание жить пересилило, мутные, расплывающиеся образы начали постепенно обретать очертания.
Саня медленно всплывал из небытия, собирая себя по частям. Сел на вдруг отвердевший пол, с трудом встал на четвереньки и заново учился дышать и видеть.
Кажется, квартира.
– Твое время, пора, – пророкотал всевластный голос. – Иди ко мне, чего медлишь? Или ждешь, пока Иной вновь придет за тобой?
Холодная дрожь и ожидания, печальные, переполняют
Собрался из последних сил и ответил:
– Да что же такое? Я, уже подумал, что приснилось мне все, а вы опять грохочете. Не дай Б. соседей разбудите. Опять вы за свое, – тяжело вздохнул Алекс. – Не время сейчас. Не вовремя. Обещал я… Только недавно произошла у меня встреча, судьбою посланная, или случайность приключилась, не разберешь уже, да и не так это важно…
С невинной женщиной.
Настоящей, единственной.
Моей.
Ведь столько мгновений чудных должны были мы пережить вместе, столько открытий совершить!
И не в сексе, безумном, дело.
В вибрациях.
И в Космических Струнах Вселенной.
В Страдивари, и в Николе Амати.
Изменила жизнь мою она бесповоротно. Ведьма, наверное. Но люблю ее и хочу рядом быть. Всегда. В этой жизни, и в следующей. Знаю – мечты пустые, вам безразличные и сейчас не к месту. Для меня – важные. Самые важные. Жаль, не сложилось. Я не могу уйти, – пробормотал Алекс. – Обещал ждать и надежду не теряю… Даже сейчас.
– Я могу подождать. Но труднее будет ждать тебе, ожидая Моего прихода. Одумайся, уговаривать не буду! И Сумрак – не дремлет, – гремит сверху и пауз не предлагает.
– Спешка у вас… Самая неуместная в моей жизни. Понял я, понял. Конечно, никуда не денусь – весь в вашей безмерной власти. Ни времени, ни выбора не даете, решили все за меня. Одну просьбу имею – последний звонок. О встрече с моей единственной не прошу, не хочу ей сердце ранить, позвольте лишь позвонить. В последний раз. Даже осужденному на казнь даруют такую милость. Так я пойду, и позвоню. Право имею. Близким, слова самые главные, скажу. Что благодарен им за все, и прощения попрошу также, – не дожидаясь разрешения, он, шатаясь от слабости поднялся, и, опираясь о стенку, шаркая ногами и задыхаясь, подошел к телефону.
За миг до этого телефон зазвонил сам.
Резкая трель. Нежданная.
Еще звонок. Не переставая.
– Алле! Алекс, да, я…
Да, шестой этаж, и адрес верный.
Что значит «Наконец, нашла?»
Кто вы… откуда? И голос ваш мне кажется знакомым… Близким, и волнующим…
Девушка, здравствуйте, неужели…
Телефон выпал из рук.
Пространство исказилось, на миг все смешалось, и исчез мир.
Хлопающие двери.
Шум лифта.
Грохот рельсов.
Трель трамвая.
Обыденный рассвет.
Александр поднял телефон и с опаской огляделся.
Обычная квартира, запущена немного. На столе стоит пустая бутылка коньяка.
И никаких теней и сумраков.
И голосов сверху.
Обычный день.
Идеальный день.
– Неужели все мне лишь привиделось, и не было ничего? – он недоверчиво огляделся, взглянул на потолок, и на дверь боязливо.
Облегченно выдохнул.
За дверью громыхнуло.
Сердце екнуло.
Соседи выбрасывали мусор.
– Тьфу, ты че.., – и остановился на полуслове.
Так, на всякий случай.
Он задумался, и начал вспоминать прошедшую ночь, прокручивая в памяти все детали.
– Быть такого не может, потому что не может быть. Паленый коньяк, – решил он, еще раз осмотрел квартиру, и гора свалилась с плеч.
Все окна заперты, на столе – исписанный старый дневник.
Тело ломит так, будто по нему проехался грузовик. Ноет каждая мышца, каждая вывернутая косточка.
Он кое-как поднялся, взгляд упал на обложку дневника.
Строки наискосок и рваный почерк.
И вспомнилось все, каждое слово и голоса повелительные.
Его качнуло, судорога пронзила тело.
На миг все смешалось, и исказился мир.
Опять.
– Нет, не показалось, все было, – он взял себя в руки и решительно выдохнул сомнения. – Не все так, как нам кажется, есть и другой ми…
Резкий звонок.
В дверь.
Его бросило в пот.
На непослушных ногах, придерживаясь за стену, он подошел к двери. Готовый ко всему, открыл.
На пороге старый, потертый футляр.
Сердце сжалось.
Боясь ошибиться, он медленно поднимал взгляд.
Строгий костюм, элегантная девичья фигура.
Девушка.
Его девушка.
Глаза полны тревоги, надежд и ожиданий. С трудом сдерживая слезы, она произнесла:
– Алекс, я так соскучилась по вашей белой рубашке! Вы не против?
– Мар-га-ри-та???
