Наверное, я влюбился в нее именно тогда — на дне рождения друга. Это был загородный дом. На празднике было человек пятнадцать. Я пришел с двумя пакетами пива. Улыбаясь, открыл дверь именинник, он же дружище с работы. Поздравление и подарок виновник торжества получил сразу, прям на пороге. Ведь чего тянуть?
Дом для застолья двухэтажный, дорого-богатый. Первый этаж довольно большой, разделен на две зоны — справа от входа кухня-столовая, слева место для отдыха. В кухонной зоне довольно вместительный стол. За ним уже вовсю веселилась шумная компания. В зоне слева — кожаный диван и стеклянный журнальный столик. Напротив — широкая плазма. Тут же рядом полки с книгами.
Посмотрев налево, а потом направо, меня привлекла мысль усесться и почитать на удобном диване. Я направился в сторону с книжками. На полке лежали в основном старые томики, изданные еще в Союзе. Меня охватило любопытство. Интерес был велик. Казалось, будто я нашел клад. Ведь бывает, что влечет залезть к кому-то в жизнь, познать историю. А покопаться в личной коллекции, да еще собранной годами, всегда очень занимательно. Странно, еще несколько лет назад я и не думал, что буду рассматривать какие-то книги. Я же не какой-то задрот и ботаник. Книги — это всего лишь скучная бумага для этих отстраненных людей, книжных червей. С этими червями просто никто не хочет общаться. Вот они свои носы в книгах и держат — так я считал раньше.
Но все поменялось, когда я попал в армию. В единственном увольнительном за всю службу, я прикупил себе маленькую книжку — Ницше «Так говорил Заратустра». Книжка прожила со мной всю армию в нижнем кармане штанов. Она прошла многое, можно сказать, огонь и воду. Я изучил сие произведение вдоль и поперек. Что-то выучил наизусть: «Мужество — лучшее смертоносное оружие, — мужество нападающее: оно забивает даже смерть до смерти, ибо оно говорит: «Так это была жизнь? Ну что ж! Еще раз!» Но в этих словах громко звучит победная музыка. Имеющий уши да слышит». Эта фраза много раз поднимала мой дух, когда я уже хотел сдаться. В общем, почитав про странствия Заратустры, я перешел к Ремарку. И так пошло-поехало.
Сейчас мне больше всего нравился Гюго. Его романы были полны истиной красоты… Ладно, вернемся к полке. О, вот эту серую потертую книжку знаю — Жуль Верн «Таинственный остров»; на обложке большой воздушный шар. Так, а это что? Насибов «Безумцы» — на обложке суровое мужское лицо. Синяя книжка — во всю обложку: «Самолеты Страны Советов». И еще много книг, о которых я и не слышал. Перебрав еще с минуту полку, я выбрал себе чтиво — тоненькая зеленая книжка c подклеенным скотчем корешком, — «Откровенный разговор». Там же на обложке написаны вопросы: «Для чего мы живем?», «Что мы можем?», «Мужская работа», «Ты и она». Написал ее Юрий Андреев — тоже неизвестный мне писатель… Но почему же неизвестный? Такие темы. Вечные…
Плотный шум все еще стоял на этаже. Я сбросил взгляд с полки с книгами в сторону стола. Один из хохмачей надрался и стал барагозить. Его обложили ребята и стали успокаивать. В особенности именинник, сегодня он не похож на офисного менеджера, сегодня он выглядел как рефери на спорном матче.
Повезло, кожаный диван свободен. Все заняты дебоширом. Прихватив «Откровенный разговор», не обращая внимания на окружающий галдеж, я присел почитать. В начале книги приводится тезис: игра в шахматы есть сама жизнь. Отстаивая короля, ты отстаиваешь свой основной жизненный ориентир. Можешь дать в жертву пешек и даже ферзя. Можно потерять все, но не короля.
Я с вниманием ученого перечитывал этот принцип, дабы тот основательно отложился в голове. Но тут враз нежданное чувство — рядом кто-то появился. Мой увлеченный книгой взгляд сменился на недовольный. Я глянул вправо — в сторону шевеления на диване. Мои глаза в секунду смутились: вблизи возникла светловласая особа. Я помню ее, раньше замечал эту светскую осанку. Она работала со мной в одной компании. Встречалась на лестнице и пару-тройку раз во дворе здания организации. Сразу бросилось — она с некой грацией держала в руке яблоко. Делала еле слышные, аккуратные укусы золотистого плода. Тонкие пальцы другой руки были заняты журналом с фотографиями картин современных художников. Ее шея и гладкий овал лица походили на талантливую работу скульптора. Волосы русы, прямы, убраны в характерный хвост. Кожа бела, черты лица румяны, правильны. Вид казался отголоском античности. Мне вспомнились изображения женщин из Древней Греции и Древнего Рима… Странно, ее глаза, полные синевы, стыли грустью. Даже ее черные ресницы подрагивали мыслью меланхолии. Я задумался. Держа в руках книгу, замер, смотря в сторону девушки. Мой взгляд переметнулся. Блеск, вижу ее правую руку — кольцо. Жаль… Я проснулся от мечтаний. Тугим скрежетом души вновь уткнулся в свою книгу…
Буквально через секунду что-то дернулось слева — это Мария, моя коллега-приятельница:
— Че сидишь тут?! — воскликнула Мария, присев со мной рядом. — Ты же на день рождения пришел, а не в библиотеку. Давай-ка ко всем!
— Да мне не хочется пить, — ответил я. — Там за столом водка да пиво. Еще этот пес сутулый нажрался, орет что-то.
— Да знаю я, чего ты тут засел, — улыбалась Мария. — Тут Катя. Я заметила, как ты пялишься на нее.
— Да неправда… — сделал я безмятежный вид. — Я просто читаю…
— Мне-то не надо врать. Я вас, мужиков, знаю, — поправив очки, проговорила Мария. — Давно замужем и дети есть, разбираюсь немного в жизни.
— Она так хороша, как те женщины в тогах из Древнего Рима… — внезапно вырвалось у меня. — Да и она вон, смотри, с кольцом…
— Не дрейфь, действуй, — придвинулась она ближе. — А кольцо всего помолвочное, жених еще ничего не значит. Не проблема! Нафиг подвинется! — твердо выдала Мария.
— Слушай, она тут рядом сидит. Все же слышит… — удивлялся я напору приятельницы.
— Да вообще пофиг! — улыбалась Мария, вытаращив глаза через толстые линзы.
Мне нечего было сказать. Маша всегда была прямолинейна и умна. Почему-то мне хотелось послушаться ее совету.
— Кать, вот этот парень, с книжкой, — посмотрела Мария в сторону девушки. — Он раньше нормальный был, недавно такой стал. Такой нелюдимый, — пододвинулась Маша теперь в сторону девушки. — Он сказал, что ты на римскую знатную даму похожа. Сказал, тебе тога пойдет. Обалдеть, вот эстет!
— Маша… Ты меня смущаешь… — отвечала девушка.
— В общем, пожалуйста, знакомьтесь и общайтесь, — показала рукой на каждого Маша. — А мне домой пора. У меня вообще-то дети, за ними приглядывать нужно.
Маша ушла с празднества. Мы с Катей остались вдвоем на диване. Тогда мы не обменялись ни единым словом. А шумный день рождения продолжался. Через полчаса безмолвного чтения книги я ушел…
Прошло несколько дней. Я все чаще сталкивался с Катей на работе. В коридорах, на лестнице. Каждый раз мне нечего было сказать ей. Я просто любовался ее платьями с флером элеганта, которые так славно сидели на стройной фигуре.
Однажды, после нервного рабочего дня, я хотел как можно быстрее напиться и пошел в близлежащий знакомый ресторанчик. Вокруг — осенняя отвратная тоска. Я шел быстро, наплевательски по лужам. Мне надо было срочно залить стресс алкоголем. Мой шаг знал дорогу и был уверенным. Вижу, в тридцати метрах заветная вывеска. Шаг становился быстрее. Дыхание вдруг сбилось… Впереди медленная походка — Катя.
— Привет, — сказал я, поравнявшись с девушкой.
— Привет… — улыбнулась она добро.
— Что ты тут делаешь? — спросил я.
— А ты?
— Да так…
— И я.
Я понял, что мы движемся вместе. Почти ровно, шаг в шаг. Мы проходим мимо вывески моего заветного ресторанчика. Странно, я совсем туда не хочу. Алкоголь мне больше не нужен. Вместо этого мы просто идем по улице. В тишине, без всяких слов. Погода шепчет. Ветра нет, приятный воздух. Мокрый асфальт тротуара сияет бликами фонарей. Слева цветные вывески магазинов, справа редкая линия пожелтевших березок. Я замечаю, как Катя довольно улыбается. Мои глаза пытаются найти место от переизбытка стеснения. Иногда я полон смелости — вскользь посматриваю на ее румяный профиль. Думаю, насколько же она прекрасна… Неловкое молчание затягивается.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я.
— Просто вперед. У меня вечерние гулянья, — проговорила она, смотря томной лазурью.
С ней было хорошо. Сейчас мне гораздо лучше. Будто долгая депрессия скрасилась и растворилась.
— Тут у меня остановка, дальше я на автобус. Значит, пока, — сказала она с приятной игрой на лице.
— Пока… — ответил я, теряв почву из-под ног.
Катя уехала. Я остался один у дороги в незнакомом месте. Но хорошо то, что я больше не хочу напиваться. Завтра не будет болеть голова. Наверное, сегодня я напился обществом Кати…
На следующий день я опять встретил Катю. В коридоре, рядом со своим рабочим кабинетом.
— Привет… Вчера хорошо прогулялись, — сказал я, замявшись.
— Да. Неплохо «поболтали», — улыбалась Катя.
Дальше, после пары слов и неудобных взглядов, мы как ни в чем не бывало отправились жить своей обычной повседневностью.
Наша прошлая прогулка продолжалась минут двадцать. Мне было мало, я хотел еще. Мне нравилось чувствовать ее рядом. Нравилось смотреть на ее улыбку. Мне нравился ее шелковый взгляд. Мне нравилась ее статность балерины. В общем, мне нравилось в ней все…
Я хотел еще…
Я написал ей сообщение через соцсеть:
— Привет. Как дела? Может, пройдемся?
Я с нетерпением ждал ответа. Держал «на пульсе» все входящие сообщения.
— Пройтись можно. В 17:00 у выхода, — ответила она через два часа.
Сообщение заканчивалось смайликом. На душе стало приятно и спокойно. Даже коллеги заметили мой приподнятый позитивом дух в течение дня. Они дивились моим изменениям. А я пребывал на седьмом небе от счастья и выжидал заветных пяти часов.
Вечерняя встреча прошла хорошо. Казалось, что мы хоть и разные, но при этом очень похожи. Что можем читать мысли друг друга. Поэтому длинные разговоры нам были ни к чему. После этого вечера наше общение зачастилось. Сначала два раза в неделю, потом три. Потом мы стали видеться в конце каждого рабочего дня.
В очередную прогулку мы шли мимо давно знакомого кафе. Наш путь всегда проходил рядом с ним. Кафе как всегда зазывало своей броской вывеской. Внутри светились приглушенные огни. Людей совсем не было. И конечно, мы решили туда зайти. В дальнем углу затемненного помещения виднелся подсвеченный стол. За ним прилежно пристроен пухленький диванчик. Твердым шагом Катя прошла вперед и заняла место. Ее глаза дружелюбно приглашали присесть напротив. Не успел я понять, что к чему, так откуда ни возьмись появился моложавый официант и любезно предложил пестрое меню в глянце. Рассмотрев внимательно чудные напитки, мы синхронно ткнули пальцы в одно и то же — бокал Маргариты.
— Это! — воскликнула Катя.
— Маргариту пьют по-особенному. Есть целый ритуал питья, — произнес я задумчиво.
Кое-как мы обмазали края бокалов солью. При этом рассыпали большую часть на столе. Смеясь, мы признались друг другу, что пьем Маргариту впервые.
Ее скромный смех запечатлелся в памяти теплым фото. Я ощутил полный жизнью момент — музыка лаунджа, слабая желтизна ламп и нас только двое. Нам хорошо, вкус счастливого мгновения… Все происходящее походило на блаженство колдовства, магию из сказок.
Мы вышли из кафе, обдуло прохладой. Я взглянул на Катю с волнением. Может, она замерзла? Есть ли у нее шарф? Из кармана пальто Катя вынула белое кашне и обернула тонкую шею. Я c довольством улыбнулся. Дальше мы прошли еще немного. Опять же, молча.
Подошло время прощаться. Катя встала передо мной, ее взгляд проник сквозь давно одинокую душу. Ее взор ослабил меня, моя голова склонилась. В глаза бросился блеск золотого кольца на безымянном пальце. Печаль прихватила сердце, я изменился в лице. Катя заметила это, ее улыбка спала.
— Пока… — произнес я тихо.
— Пока… — сказала она, сделав шаг в сторону остановки.
***
Странно, раньше я натыкался на Катю внезапно и часто. Хоть мы и работаем в одном здании, но я не видел ее уже с неделю. Говорят, если человек не встречается на твоем пути, значит, ты не горишь желанием его видеть. А когда хочешь встретить, думаешь о нем, то встреча неизбежна. В моем случае я мечтал увидеть ее хоть на один миг… Я скучал по ней. «Да ну это все. Туда лезть нельзя. Но…» — болело словами внутри.
В этот же день Катя объявилась на горизонте. Мы столкнулись взглядом в конце дня. Прямо на выходе из здания нашей конторы. На лицах появилась созвучная улыбка.
— Как дела? — спросила она.
— Да никак… — ответил я.
Неосознанно, вместе мы, как и раньше, двинулись по тротуарам нашего обычного пути. Шли как всегда — с редким разговором. Я снова оживал. Вновь пропитывался дорогим мне уютом…
Впереди встало наше ранее облюбованное кафе. Быстрый обмен улыбками — решено, идем туда. Это любезное заведение снова в тишине. Живет полумрачной романтикой. Наш крайний столик свободен. На этот раз мы громко, без стеснения смеемся. Мне почему-то показалось, что Катя смешно ест. Она звонко тыкала вилкой по тарелке. Пыталась поймать все время ускользающий ломтик картошки фри. Я сравнил ее с самым милым дятлом на свете. В смешке Катя уронила вилку на пол. Потянулась за ней под стол и с грохотом навернулась. И конечно, вызвала тем самым истерический хохот обоих. Она так и осталась смеяться лежа на полу. Я как можно мягче поднял ее и усадил на диван рядом с собой. Голова Кати опустилась мне на плечо. Она притихла. По мне прошлась невидимая приятная волна. Я закрыл глаза и лакомился временем сладких минут…
Каждый день мы проводили вместе. Каждый день был насыщен ценностью. Все изменилось, моя жизнь перестала быть вязким беспросветным несчастьем. Дни с Катей бодрили меня. Она отдавалась сердцем, дарила заботу. Вокруг я стал замечать больше хорошего — в людях, природе, обычных бытовых вещах. Я начал чаще улыбаться. Перестал изъедаться чернотой. Глубины души прояснились и наполнялись цветом радуги.
Катя без устали выводила меня в свет. Водила по крафтовым кафешкам и ресторанчикам. Она показала мне всякие модные сладости — лавандовый капучино, пончики со вкусом дор блю. Эклеры в золотой глазури, шоколадный фондан. Уровень моего удивления зашкаливал. Например, чего стоили мои безмерные восклицания, когда из кексика-фондана медленно вытек топленый шоколад. Катя вытаскивала меня в парки. Всю жизнь я и прожил в Питере, но парки особо не посещал. Удельный парк, парк Сосновка, Есенина. Каждый из них мы прошли полностью, неспешно. Наслаждались солнцем, природой и друг другом.
В отличие от меня у Кати была машина. Водить она не любила, поэтому авто особо не использовала. Но раз за разом бралась катать меня по пригородам — например, Пушкин. Мы обошли весь Екатерининский парк.
— Смотри! Какой интересный дядька на скрипке играет! — воскликнула Катя.
— Какой он тебе дядька! — удивлялся я. — Серьезный музыкант вообще-то!
Этот дядька, чудаковатый, с кудрявой длинной шевелюрой, смычком довольно виртуозно и дерзко вычерчивал мелодии «Грозы» Вивальди. Тем самым еще больше одухотворяя наш дивный променад.
***
Кажется, она забыла о своем женихе. Кольца на пальце больше не появлялось. Однажды я спросил:
— Катя, у тебя было кольцо…
— Не спрашивай. Ведь ты же мой любимый мужчина, — сказала она, отмеряя поцелуями мой нос.
Порознь время будто ныло страданием. Вынужденные расставания давались нам обоим болью во всем теле. Поэтому было решено жить вместе. Мы взяли в аренду однокомнатную квартиру. Ремонт был не новый, но эта простота и своеобразная серость меня устраивала. Может, просто я не знал, как выглядит альтернатива. Эту альтернативу показала Катя. Она создала настоящий домашний уют. Она купила красивые деревянные стулья. Пледы и белье на кровать. Коврики в ванную и прихожую. Милую посуду, вазочки для цветов, ароматические свечи. Апогеем «мимишности» был красочный поднос с ланью и воробушком. Она принесла его в один из вечеров. Держа в руках находку, улыбаясь, остановилась в коридоре. Завидев ухмылку Кати, я сразу понял, кто на нем бездомный воробьишка, а кто — грациозная лань.
Вместе мы пересмотрели множество семейных фильмов и мультфильмов. Каждый из них был полон доброты и волшебства. Это волшебство росло от нашего единого сердцебиения. Теперь мы засыпали в обнимку и просыпались так же в обнимку. Я уже не мог заснуть без любящих глаз Кати.
***
Сегодня мы едем на пикник к озеру. Катя, как всегда, набрала кучу неведомых мне вкусняшек. Она любила баловать ими нас обоих.
— Куда ты столько набрала! Деньжищ же натратила!
— Да какая тебе разница! — улыбалась Катя. — Белка ты пухлая! — воскликнула она, дернув меня за щеку.
В теплых объятьях мы неподвижно лежали на берегу. Слушали движение слабых волн и смотрели на приближающийся закат.
Тогда мы незаметно уснули. А пока мы спали, нас искусали комары…
Время летело незаметно. Благодаря Кате я питался новыми эмоциями, новой жизнью. Она дарила себя без остатка. Говорила, как сильно любит, как ценит каждый совместно прожитый момент. Могла подойти украдкой и свеситься на шее, пронизывая в упор безумным любовным взглядом. В такой позе, глаза в глаза, пролетали секундой минуты. Мы просто молчали, любуясь друг другом.
Все с ней было в новинку. Мы даже могли сходить в клуб. Играла музыка, и мелькали огни, но танцпол всегда был потухшим. Раз за разом мы бодрили собой эти скучные места.
Мы кружили взаимностью в ритме мелодий. Светомузыка сияла в наших глазах. Страсть во плоти. В колонках звучала моя любимая песня:
Если ты со мной, я могу дышать.Если ты со мной, жива моя душа.Каждый новый вдох для тебя одной,Сердце бьется вновь, если ты со мной.
Раньше мне бы и в голову не пришло, что во мне откликнутся слова попсовой песни. В тексте отображалась вся суть моей теперешней жизни. Я не представлял, что в одночасье может появиться человек и изменить весь мир вокруг. Вынуть из мертвецкой тоски и придать живительные цвета каждому дню.
***
Шли наши совместные дни. Загруженность Кати меня напрягала. Мне было неудобно, даже стыдно. Ведь она была всегда за рулем. Спросонок в выходной купить продукты — за руль Катя. Природа и парки — Катя за баранкой… Рабочие вопросы — и тут она как таксист… Пора что-то менять. «Решено!» — подумал я. Время очередной попытки сдать на права. Раньше пройти экзамены не получалось. Я завалил вождение три раза к ряду.
Без хорошего наката никуда. В автошколе у дома я нанял инструктора.
— Да, так, хорошо. Сейчас сцепление и тормоз, — проговорил инструктор, играя в стрелялки на телефоне.
Пропуская неспешный поток людей, я остановился перед пешеходным переходом.
— Теперь налево. Прямая дорога будет. Можно разогнаться, — не отрывая глаз с телефона, произнес инструктор. — Теперь переводим на вторую, третью.
Сцепление — передача, сцепление — передача. Машина набрала скорость. Одной руки мне вполне хватало уверенно держать руль.
Вдруг дети справа. Руль резко влево. Встречка. Удар. Крики. Резаная боль. Глухая боль. Тишина. Тьма…
Свет. Во всю ширь встало белое пространство. Я вижу то, что не видел глаз раньше. Слышу то, что не ведало ухо. Чувствую то, что не представляло сердце. Здесь не холодно и не жарко. Я не ощущаю тела. Где я? Я иду вперед. Тут не видно ни конца, ни края…
Приближается звук. Плач. Откуда он? Вокруг никого нет. Плач становится сильнее. Женский плач. Он как будто рядом, прямо напротив. Смотрю по сторонам. Яркий свет, он так прекрасен…Я могу наблюдать его минуты, часы, дни… Смотрю вниз — и тут белым бело! Мягкая глазу снежная вата…
Опять шум…
— Что происходит?! — в крике крутанул я взгляд.
Сделав шаг в сторону звука, я будто вмиг провалился. Упал в бездонное ущелье. В мгновение я оказался совсем в другом месте… Все стало не так светло и приятно. Взаперти, мне мало места! В жестяной коробке. В машине… Зачем я тут?!
— Верните обратно! — надрываюсь я во весь голос. — Душно! Что такое! — злился я в истерике.
Плач слева. Резко поворачиваю голову. Узнаю — Катя… Гнев исчез, смотрю внимательно. У нее что-то в руках. Мягкая игрушка, медвежонок. Это был мой первый подарок… Катя, прижав его к себе, горько рыдала. Затем сквозь слезы поставила медведя на пассажирское сиденье, прямо на меня. Выехала на дорогу. Надавила на газ… Ее красные глаза излучают уверенность. Она мчится уже под сто километров в час, сто двадцать, сто сорок.
— Стой! — кричу я.
Она не слышит. Впереди затор. Машина продолжать набирать скорость.
— Катя! Стой!
Ее руки твердо держат руль. Она закрывает глаза. По щекам стремглав бегут слезы.
— Катя! Катя! Катя! — рву я горло.
Она резко раскрывает глаза и давит на тормоз. Громкий визг жженой резины. Машина на перекрестке. Впереди в упор стальной отбойник фуры. Катя смотрит будто на меня, ее глаза в беге, она ищет, но не находит… В трепете оглядывается вокруг. Никого. На соседнем сиденье нет медведя. Его закинуло под ноги… Катя поднимает его и смотрит в пластмассовые глаза игрушки…
— Катя! — взываю я.
Внезапный толчок. Выбрасывает из машины. Отрывает от мира. Завис дуновеньем. И вот опять оно — бескрайнее белое море…Так хорошо, хочется спать.
***
Странно, я лежу. Беспокойно. Вижу, как барахтаются крохотные ножки в ползунках. Ворочаюсь, пытаюсь понять, где я. Туго затянут какой-то шнурок на шее, очень неудобно. Что-то на голове. Давит уши. Кажется, чепчик… Я вижу бортики вокруг. Я в детской кроватке. Так неудобно! Текут слюни. Дурацкий чепчик! Сейчас я заплачу.
Сверху какие-то лица. Эти двое смотрят на меня. Улыбаются. Это же мои родители… Такие молодые! Я начинаю невольно смеяться. Отец щекочет меня. Я заливаюсь еще большим смехом. Маленькие ручки пытаются защищаться от навязчивых щекоток. Кроватка качается, кажется, она движется! Я в коляске… Яркий свет, морщусь. Это же небо сверху! Как будто я в добром сне. Мне тут нравится…
Вижу колыхание ветвей и лучи солнца. Родители катают меня, продолжают умиляться. Замечаю, тут что-то странное. Чем-то пахнет. Чем-то едким.
— Вы что?! Не чувствуете! — протестую я плачем.
Мама берет меня на руки. Пытается успокоить.
Газ! Сейчас задохнусь! — рыдаю я во все горло.
Поднимаю глаза к небу. Разом ослепляет солнце. Резкий нырок… Зажмуриваюсь. Упал. Не понимаю, вверх или вниз… Раскрываю глаза. Они все еще в слезах. Оглядываюсь в изумлении. Я могу идти, и я иду. Знакомые стены, мебель.
Я чувствую газ.
Иду по коридору. В нем мечется чья-то собака. Прохожу мимо, дальше. Открываю дверь на кухню. За столом Катя. Без сознания. Ее голова лежит на нашем фото.
— Катя!
Реакции нет. Паника, она задохнется.
— Катя!
Пытаюсь ее схватить. Бесполезно. Врывается пес, скалит зубы.
— Видишь?! Слышишь?! Лай громче, псина!
Бегу в коридор, зову собаку. Собака уже у выхода. Прохожу сквозь дверь. На лестничной площадке никого.
— Лай, глупая псина! Лай! — надрываю я голос.
Пес лает с пеной у рта. Бешено рычит. Скребется.
— Громче! Громче!
Собака бьется о дверь.
Появляется соседка напротив. Сверху спускаются люди. Соседка испугано стучит в дверь.
— Что случилось! — воскликнула женщина в страхе.
Дергает за ручку, дверь была открыта…
Белизна. Так хочется плыть в этой белизне. Она так притягивает в свои просторы. В свое доброе море из пуха и перьев. Хочется тонуть в нем, спать…
***
Через сон, через закрытые глаза вижу образ. Черно-белые тона негативом пленки создали черты лица. Я очнулся. Недосып. Передо мной высотой метров в десять столбом голова мужчины. Мышцы лица живые, сокращаются неврозом. Внимательный темный взгляд, вокруг рваными линиями морщины. Глаза щурятся или злятся, не понимаю… Острый нос, высокий лоб. Длинные угловатые брови. Подбородок выпирает. Щеки и закрытый рот напряжены, будто сжаты зубы. Я не могу смотреть на него. Иду ближе. Подхожу в упор. Смотрю в уродливый взгляд.
Вижу его прошлое, вижу убийства. Вижу его кровавые руки, как он получает удовольствие. Я ненавижу его… Не могу терпеть, ненависть разрывает на куски. Давит жуткая головная боль. Безвольно обхватываю лицо руками. Сквозь пальцы просачивается воздух. Он другой, теперь у него есть сырой привкус… Меня обдувает сильным холодным ветром. Руки ослабли, опускаются.
Я в ночном лесу. Нет, в парке. Аллея, вокруг густые деревья. Нет света. Здесь будто убита сама жизнь, здесь веет страхом… Я чувствую запах смерти, твердый, не дающий шанса. Иду на него. В дали вижу знакомый силуэт, знакомую походку. Катя… Она идет одна. В этой тьме. Мой шаг учащается, превращается в бег. Из черноты деревьев появляется фигура человека. Он медленно движется за Катей. Он идет бесшумно. Я замечаю в руке человека рукоять ножа-финки, лезвие спрятано в рукав кожаной куртки.
Двумя рывками ровняюсь с человеком. Разворачиваюсь, иду перед ним. Высматриваю. Это то самое отвратное лицо. Одним движением появляется лезвие. Я вижу, как эта «мразь» готовится. Я во власти страха. Дыхание смерти проходит сквозь меня. Страх превращается в горящую злость. Вмиг выпад головой в переносицу, тело «мрази» падает. Время замедляется. Я забиваю тело тяжелыми ударами вкладывая всю силу духа. С каждым ударом лицо «мрази» превращается в раздробленную кашу из мяса и осколков костей. Я задыхаюсь от усталости, вкуса крови во рту и в воздухе. Встаю с тела. Оборачиваюсь, Кати уже нет…
***
Трудно стоять. Я на стуле. Он качается. «Сейчас я грохнусь!» — с испугом мечется в голове. Смотрю вниз, какие у меня маленькие носки. Шерстяные. И ножки…
Слева и справа сестры, совсем еще школьницы. В белых праздничных платьишках. Сзади меня поддерживают большие ладони. Поднимаю голову — это руки отца. Стоит рядом с матерью. Тоже одеты празднично — пиджак и платье. Спереди какой-то мужик. Нервничает, мельтешит и суетится.
— Улыбаемся! — вскрикнул мужичок. — Сейчас вылетит птичка!
А я сейчас свалюсь с этого стула! — пытаюсь сказать я сдерживая слезы. — Пустите меня!
Этот, с фотоаппаратом, недоволен.
— Одной фотографии хватит, — произнес отец.
Он взял меня на руки и поставил на пол.
Я сразу сбегаю. Куда подальше, быстро перебирая ножками. Мчусь в другую комнату. Прячусь за диван. Я затихарился, тут меня никто не найдет. Главное — переждать, отсидеться. Выбираю позу поудобнее, кажется, я тут надолго. Внезапный свист в коридоре. Очень громкий. Болят уши. Я прикрываю их ладошками. Звук не прекращается. Во всем теле появляется зовущая тяга. Я очень нужен… Выхожу из укрытия. Медленно двигаюсь в сторону шума. Захожу в коридор. Еще шаг — падение. Глубокий провал. Тянется резкая прохлада. Мягкий прорыв. Я в городе, на оживленной улице…Рвет гудок поезда. Я на путях.
Смотрю на стремительно приближающийся поезд. Люди послушно стоят. Вижу — Катя…Она идет. Ничего не видит, не слышит. Наушники.
— Поезд! — кричу я.
Подбегаю ближе. Пытаюсь ее схватить. Руки проваливаются. В лихорадке кричу в лицо. Реакции нет…
Взгляд Кати пуст, она идет в бездумье через рельсы.
В горячей панике дотрагиваюсь до ее лица. Кончики пальцев чувствуют теплоту… Руки оживают. Прижимаю ее к себе. Делаю шаг в сторону. Поезд с ревом пролетает мимо. Катя застыла в моих объятьях. Смотрю ей в глаза, кажется, она видит меня… Слезно улыбается. Я отхожу назад, ее взгляд теряется. А с ним теряюсь и я.
P.S.
Ангелы-хранители — это люди, которыелюбили и оберегали нас при жизни.
