Анатолий нерешительно переступил порог гостиничного номера. Позади что-то цокнуло. Он вздрогнул и оглянулся — захлопнулась оставленная им открытой дверь. Анатолий машинально ослабил и без того уже ослабленный галстук и потянулся, чтобы расстегнуть верхнюю пуговицу рубашки. Пуговица была расстёгнута.
Двухкомнатный номер люкс был обставлен со всей подобающей роскошью: большие кресла, обитые белой кожей, журнальный столик с искусной инкрустацией, изящный письменный стол на гнутых ножках, широкий массивный комод, электрический чайник, чайный сервиз и лоток с набором разнообразных сортов чая и растворимого кофе, винные бокалы трёх видов. Дверь во вторую комнату, спальню, была открыта настежь, и взору представала огромная, занимающая почти всё пространство кровать, на которой легко могли уместиться четверо.
Подмышкой Анатолий держал большую картонную коробку, которая ему явно мешала, но он никак не мог решить, куда бы её поставить. Наконец решил и поставил на журнальный столик.
В дверь постучали.
— Да! — отозвался Анатолий.
На пороге возникла пожилая, лет шестидесяти, горничная, толкающая перед собой золотистого цвета сервировочный столик на маленьких колёсиках. На столике рядом с вазой, полной фруктов, в окружении двух незажжённых свечей торчала из серебряного ведёрка бутылка шампанского.
Анатолий пропустил горничную и прошёл вслед за ней на середину комнаты. Он вытащил из ведёрка бутылку и повертел её, разглядывая.
— Точно французское? — недоверчиво спросил он.
Горничная бросила на него недобрый взгляд и молча направилась к двери.
— Погодите! — крикнул Анатолий.
Поставив бутылку на место, он догнал горничную и извлёк из кармана пиджака пухлый конверт. Купюры малого достоинства в конверте не оказалось, и Аркадий протянул горничной пятисотрублёвку. Горничная схватила банкноту и, ни слова не говоря, вышла из номера.
Сунув конверт обратно во внутренний карман пиджака, Анатолий прошёлся по номеру и заглянул в спальню. Одну из стен сбоку от кровати целиком занимал гардероб с раздвижными зеркальными дверцами. Анатолий толкнул дверцу, и она бесшумно отъехала в сторону, обнажив чрево гардероба с дюжиной «плечиков» на металлической перекладине, двумя белоснежными халатами на полочке, одноразовыми тапками и множеством прочих аксессуаров, являющихся обязательными атрибутами пятизвёдного гостиничного номера.
Анатолий скинул пиджак и пристроил его на «плечики». Потом закрыл дверцу шкафа и взглянул на своё отражение. Из зазеркалья на него взирал покрасневшими глазами усталый человек, выглядевший значительно старше своих сорока пяти. Булавка с эмблемой Gucci на галстуке Hermes говорили о том, человек этот не из бедных, что он явно занимает не последнюю должность в какой-то весьма солидной компании.
Анатолий провёл рукой по взъерошенным, чуть тронутым сединой волосам и бросил взгляд через открытую дверь на стоявшую в гостиной на журнальном столике картонную коробку. Тяжело вздохнул.
В кармане брюк завибрировал телефон. Меньше всего сейчас хотелось разговаривать с женой.
— Да!
— Привет! — раздался в трубке бодрый голосок Ольги. — Ты где? Ты скоро? Можешь в магазин зайти?
«Что за дурацкая привычка задавать несколько вопросов сразу!» — подумал Анатолий.
— Нет! — буркнул он в трубку. — Я буду поздно.
— А что случилось? Ты ещё на работе? Но, может, всё-таки…
— Я сказал, буду поздно! — оборвал её Анатолий.
— Поздно… это когда? — уже совсем неуверенно спросила Ольга.
— Не знаю, когда! — выпалил он и яростно ткнул пальцем в телефон, давая отбой.
Анатолий спрятал мобильник обратно в карман брюк, но поразмыслив, переложил его в пиджак, висевший на «плечиках» в гардеробе. Внимание его привлёк какой-то неприятный запах. Он дёрнул за отворот пиджака, принюхался. Потом сунул нос подмышку и брезгливо поморщился.
Изучив достопримечательности роскошной ванной комнаты, включая наборы шампуней, гелей, лосьонов и прочего, Анатолий не спеша оголился и шагнул в душевую кабинку. В дверь номера постучали.
«Вот и утешительный приз», — подумал Анатолий.
— Открыто! — крикнул он и резко повернул рукоятку душа.
Холодный поток обрушился ему на голову, заставив на мгновение забыть обо всех проблемах, навалившихся в последнее время, в особенности в этот злосчастный день.
Дверь приоткрылась, и в номер вошла совсем ещё юная девица в очень короткой чёрной юбке и красном кожаном пиджачке поверх полупрозрачной розовой блузки, сквозь которую откровенно просвечивал кружевной бюстгальтер. Игриво зачёсанные набок волосы и кричащий макияж дополняли её вызывающую внешность.
— Проходите! — донёсся из ванной голос Анатолия. — Я скоро.
Девица прошла на середину комнаты и осмотрелась…
Туго завязав пояс халата, Анатолий сунул ноги в тапочки и открыл дверь. Полумрак комнаты наполняла томная музыка. Рыжие язычки пламени двух свечей на сервировочном столике, лениво покачиваясь, отбрасывали на стены причудливые тени. В дальнем углу силуэт девицы извивался в медленном эротическом танце. Заметив распахнувшуюся дверь ванной, она задвигалась энергичнее.
Некоторое время Анатолий стоял как вкопанный, пока наконец из темноты не раздался нетерпеливый возглас:
— Ну, чего застыл?
Анатолий вздрогнул. Щелчок, вспыхнул свет. Он стоял всё в той же позе, щурясь, рука замерла на стенном выключателе.
— Настя? — наконец произнёс Анатолий.
— Папа? — в тон ему отозвалась дочь…
Настя сидела в кресле, зажав ладони между голыми коленками, и смотрела в пол. Анатолий метался по комнате.
— Чтобы моя дочь, — восклицал он, — опустилась до такого!
Как такое могло случиться? Чтобы та, которую он с самого раннего детства оберегал даже от любого намёка на дурное влияние… Дочь, которую он воспитывал… Ну, может, последние годы не очень уж рьяно воспитывал. С этой треклятой работой у него вообще не было времени на дочь. Но ведь он работал только ради них, ради жены и дочери, чтобы они жили в достатке, чтобы ни в чём не нуждались, чтобы Настя могла спокойно учиться, чтобы… Да мало ли этих «чтобы»! В общем, заниматься воспитанием дочери — это была забота Ольги. Ну, вот и довоспитывалась!
— Это уму непостижимо! — простонал Анатолий и, взглянув на дочь со смесью ужаса и презрения, приказал: — Немедленно домой!
— А ты не командуй! — вдруг огрызнулась Настя. — Мне уже восемнадцать, если не забыл. Я сама решаю, что мне делать, а что — нет.
— Молчать! — срывающимся голосом крикнул Анатолий. — Да как ты смеешь! Ты… Ты с кем разговариваешь?
В голову лезли картины одна кошмарней другой: его дочь, обнажённая, в объятиях какого-то волосатого мужика; двух мужиков; трёх мужиков… в его, Анатолия, объятиях! Его передёрнуло, он с ужасом отогнал от себя отвратительные видения. Бросился в спальню и достал из кармана пиджака пачку Marlboro. Нервно разминая сигарету, он сунул её в рот.
— Здесь не курят, — заметила Настя.
Анатолий скомкал сигарету и швырнул её в неизвестно для каких целей предназначенную огромную пепельницу на столе, рядом с которой красовалась табличка с перечёркнутой сигаретой и пояснением для особо непонятливых: «No smoking».
— Я вот всё матери расскажу, чем ты тут занимаешься!
Это единственное, что пришло ему в голову.
— А если я расскажу маме, чем ты тут занимаешься? — дерзко ответила Настя, сделав акцент на слове «ты».
Анатолий замер в нерешительности. Ситуация действительно складывалась патовая. Он ведь пришёл в этот отель, чтобы с горя надраться и провести ночь со шлюхой. От этой мысли он вздрогнул и оглянулся на Настю. Она пристально смотрела на отца.
Анатолий схватил бутылку шампанского и принялся с остервенением сдирать фольгу с горлышка. Затем также яростно он скрутил проволоку и выдернул пробку, выплеснув добрую порцию драгоценного напитка на пол. Наполнив бокал, Анатолий залпом выпил вино. Пузырьки ударили в нос, на глазах выступили слёзы.
— Можно мне тоже? — попросила Настя.
— Обойдёшься, — сдавленным голосом проговорил Анатолий, преодолевая желание рыгнуть.
— И чаю тоже нельзя? — язвительно произнесла Настя.
Анатолий молча кивнул в сторону чайника. Настя встала с кресла и включила чайник. Только сейчас она обратила внимание на стоявшую на журнальном столике коробку. Настя приоткрыла её. Верхний клапан коробки распахнулся, открывая взору сваленные в кучу бумаги, кое-какие канцелярские принадлежности, рамку с семейной фотографией и большую кружку с неведомым китайским иероглифом.
— Тебя что, уволили?
— Не твоё дело! — огрызнулся Анатолий и яростно спихнул коробку на пол. — Да, меня уволили.
Анатолий сел в кресло и обхватил голову руками. Настя посмотрела на него с сочувствием.
— И поэтому ты…
— Да, поэтому.
Щёлкнул вскипевший чайник. Настя налила в чашку кипяток и принялась полоскать в нём пакетик чая.
— Кофе мне сделай, — попросил Анатолий.
— Растворимый, — предупредила Настя.
Анатолий махнул рукой.
— Обычно в таких случаях… напиваются, — со знанием дела заметила Настя, заваривая кофе.
— А я не хочу, как обычно. Чёрт! Я просто хотел снять себе… — Анатолий поднял на неё взгляд, полный скорби и страдания. — Тьфу! В кои-то веки! Впервые в жизни! И на тебе — такой сюрприз!
Настя подала ему кофе и села в кресло напротив.
— Ну, я… — нерешительно начала она. — Вообще-то я тоже. Первый раз.
Анатолий отхлебнул горячего кофе.
— Ты — мой первый клиент. — Настя горько усмехнулась. — Повезло.
Анатолий продолжал молча пить кофе. Она сочла его молчание за недоверие и отчаянно воскликнула:
— Правда!
В ответ Анатолий лишь хмыкнул.
— Честное слово!
— Ну, конечно! Ещё скажи «честное пионерское». Ты сейчас что угодно придумаешь.
— Почему ты мне не веришь?
— А с какой такой стати я должен тебе верить?
— Я твоя дочь.
— И что это меняет?
— Вот! В этом твоя проблема — ты никому не веришь.
— Ты ещё поучи меня, — фыркнул Анатолий.
— Да я не учу, я говорю, как есть.
— Хочешь, чтобы я тебе поверил?
Анатолий встал, нашёл на письменном столе блокнот и ручку и положил их перед Настей.
— Пиши расписку, — сказал он, снова садясь в кресло.
— Какую расписку? — не поняла Настя.
— Пиши, пиши: я, фамилия, имя, отчество, признаюсь, что занималась проституцией…
— Не занималась, а… только собиралась.
— Ну, допустим.
— И не проституцией. Это называется эскорт-услуги.
— Ничего себе — эскорт! В постели?
— Мне про постель не говорили, мне говорили про…
— Неважно, что тебе говорили и что ты там услышала или не услышала. Важно то, что ты… Короче, пиши: в чём была уличена моим отцом, фамилия, имя, отчество. И теперь торжественно клянусь навсегда отказаться от этого постыдного занятия. Число, подпись.
— Ну и зачем это? — спросила Настя, расписываясь.
— А затем. Теперь, если что, я эту бумажку сразу предъявлю матери.
— Если что? — уточнила Настя.
— Ну… если я тебя опять увижу где-нибудь в таком виде.
— Я же говорила — ты никому не веришь, — буркнула Настя.
— Верю, верю, — ответил Анатолий, протягивая руку. — Давай сюда.
— Ну нет! — сказала Настя, вырывая из блокнота листок и пряча его за спину. — Сперва ты напиши мне расписку.
— Какую расписку? — опешил Анатолий.
— Пиши, пиши. — Настя протянула ему ручку. — Я, фамилия, имя, отчество…
Анатолий придвинул к себе блокнот и начал писать.
— Признаюсь, что собирался для снятия стресса воспользоваться услугами проститутки, — продолжала Настя.
— Ты же сказала, что это эскорт-услуги.
— Это я нанималась оказывать эскорт-услуги, а ты заказывал проститутку. Сам же говорил.
— Ну так выходит, нас обоих надули! — возмутился Анатолий. — Напомни, как фирма называется? Я им устрою.
— Потом устроишь, а пока пиши.
— Да не буду я это писать!
— Так нечестно! — в свою очередь возмутилась Настя. — Тогда не получишь мою расписку.
— Ну ладно, ладно. Что там писать?
Настя повторила. Анатолий покряхтел, но всё же написал.
— И теперь торжественно клянусь, — продолжала Настя, — что больше никогда этого делать не буду.
— Не буду, — повторил Анатолий, дописывая.
— Не забудь число и подпись.
— И зачем тебе это? — спросил отец.
— Как зачем? Теперь если что, я эту бумажку — маме.
— Ну, знаешь, это уже шантаж.
— Давай, давай сюда, — сказала Настя, протягивая руку и держа в другой свою расписку. — Меняемся.
Несколько секунд они сидели друг напротив друга, ухватившись обеими руками в обе расписки, и наконец отпустили — каждый свою. Настя пробежала глазами по корявым строчкам отца и спрятала расписку в карман. Анатолий положил расписку дочери на журнальный столик и прижал пепельницей.
Затем он наполнил бокал шампанским и, пригубив, сказал:
— А теперь ответь мне, как девушка из хорошей семьи, студентка престижного вуза…
— Уже нет, — вставила Настя.
— Что?
— Меня отчислили?
— Как? Когда? Почему? Что случилось?
— Ты задаёшь несколько вопросов сразу, совсем как мама, — сказала Настя, и отец поперхнулся. — Тебе на какой ответить?
— На все! — откашлявшись, ответил Анатолий и добавил: — По порядку.
— «Как» — вызвали к декану и сообщили, что отчислили. «Когда» — три дня назад. «Почему» и «что случилось», думаю, можно объединить в один вопрос, и ответ — за неуспеваемость. Твоя дочь дура, папа.
— Но ты же в школе…
— В школе — это одно, а в универе — совсем другое. Сначала завалила зимнюю сессию, а теперь и летнюю. Так что…
— Может, мы ошиблись с выбором профессии? — задумчиво произнёс Анатолий.
— Вот именно, что «мы»! — воскликнула Настя. — Я ведь не хотела получать высшее образование, я хотела пойти учиться на стилиста. Это же ты настоял, чтобы я поступала на экономический.
— А зачем ты меня слушала?
— А кого мне было слушать? Маму? Так она только за тобой повторяла.
— Ты должна была отстаивать свою позицию.
— Я пыталась. Но вы оба знать ничего не хотели.
— И что теперь? — спросил Анатолий.
— Что-что… Работать буду.
— Проституткой?!
— Пап, прекрати, а?
— Что прекрати? Что прекрати?
— Вообще-то я собираюсь учиться на стилиста. Кстати, как тебе мой «лук»?
— Какой ещё лук? — проворчал Анатолий.
— Ну, образ — внешний вид.
— По-моему, безобразный образ. И вид такой же — бесстыдный.
— Это ты говоришь как отец.
— А как я ещё должен говорить?
— Попробуй оценить как мужчина.
— Что значит… — Он взглянул на дочь, пробежал глазами по её фигурке с головы до ног и обратно. — Ну-у… Тьфу! Нет, это невыносимо!
— Значит, не понравилась, — разочарованно произнесла Настя.
— Нет, ну о чём ты думаешь? Как тебе только не совестно?
— Я думаю о том, сколько времени я потратила на причёску, макияж и подбор вот этого всего. — Она похлопала руками по одежде. — И всё напрасно.
— Знаешь, что я тебе скажу, — глядя на неё в упор, сказал Анатолий, — главное в человеке то, что у него здесь, — он прижал руку к груди, — и здесь, — он постучал ладонью по лбу. — И совсем неважно, какой у тебя чеснок.
— Лук, — поправила его Настя.
— Да хоть петрушка.
— Значит, ты считаешь, что я бессердечная и безмозглая?
— В том то и дело, что я так не считаю! И потому ума не приложу, как ты могла до такого опуститься? У тебя что, кавалеров мало?
— Папа, у меня нет кавалеров. И никогда не было.
Анатолий вопросительно посмотрен на дочь.
— Да, у меня никогда не было парня. Так вот получилось. У всех моих подруг, у одноклассниц, у однокурсниц — были парни, а у меня — нет.
— Почему?
— Мне вот тоже интересно — почему.
Анатолий снова оценивающе взглянул на дочь.
— Но ты же вроде… симпатичная, — неуверенно проговорил он.
— Вроде? — воскликнула Настя, и на глазах у неё выступили слёзы.
— Да нет, точно! Ты… ты просто красавица!
— Это ты сейчас как отец говоришь, — всхлипывая, сказала она.
— Нет! Нет, уверяю тебя. Я говорю это как… как мужчина.
— Врёшь ты всё!
— Ей-богу!
— Поклянись.
— Клянусь.
— Значит, мой «лук» всё-таки привлекательный?
— Очень! Вот только…
— Что?
— Я категорически против, что бы ты использовала его, как… проститутка.
— Папа! — возмущённо крикнула она, тыльной стороной ладони вытирая хлынувшие из носа сопли.
Анатолий вскочил и подал ей бумажный платочек.
— Спасибо, — буркнула Настя.
— Ну, хорошо, — продолжил Анатолий, — тогда объясни мне, зачем ты сюда пришла? Только честно.
— Я тебе уже сказала, что я устроилась в агентство по оказанию эскорт-услуг. Нашла их в Интернете и позвонила. Они пригласили меня, поговорили. Ну и подписали договор. Там ни слова об интиме… Точнее, там есть оговорка, что интим не входит в перечень услуг, предоставляемых агентством.
— Ага! Значит, в частном порядке эти услуги можно предоставлять?
— Но я же не собиралась этого делать.
— А что же ты, позволь полюбопытствовать, собиралась?
— Эскорт — это, прежде всего, общение, приятная беседа, как с гейшей, понимаешь?
— Ах, с гейшей? Ну я же говорил — проституция. Только очень дорогая. Недаром они слупили с меня…
— Сколько, интересно?
— Неважно. А сколько они пообещали тебе?
— Неважно. Важно то, что я просто собиралась хорошо провести время, пообщаться, потанцевать. — Она взглянула на бутылку шампанского. — Выпить, наконец. Может, ты мне всё-таки нальёшь?
Анатолий взял чистый бокал и наполнил его вином.
— И всё? — недоверчиво спросил он, протягивая бокал дочери.
— Нет, не всё, — ответила та. — Ещё я хотела произвести впечатление. И не только тем, что здесь, — она хлопнула себя по лбу, — но и своим внешним видом. Зачем я, спрашивается, так старалась создать этот «лук»?
Анатолий покачал головой и устало опустился в кресло.
— Что, не веришь? — спросила Настя.
Отец пожал плечами. Он уже здорово захмелел.
— Знаешь что, дочка, — сказал он. — Я очень-очень хочу тебе верить. Но когда я смотрю на всё это, — он обеими руками показал на её одежду, — на это, — он повертел головой, окидывая взглядом гостиничный номер, — мне делается не по себе.
— А когда я смотрю на тебя, — парировала Настя, — в этом гостиничном халате, ожидающего девочку по вызову…
— Не говори! — Анатолий махнул рукой. — Мне самому противно. Давай ещё выпьем.
— Шампанское кончилось.
— А ты посмотри в мини-баре, там много чего должно быть…
Настя вышла из гостиницы и остановилась на крыльце, вдыхая прохладный вечерний воздух. Позади бесшумно закрылась массивная дверь. Настя достала из кармана пиджака листок бумаги: «Расписка. Я, фамилия, имя, отчество, признаюсь, что решил для снятия стресса воспользоваться эскорт-услугой (зачёркнуто) услугой проститутки. И теперь торжественно клянусь…»
Настя порвала листок на мелкие кусочки и отправила в урну…
Горничная вошла в пустой номер и недовольно поморщилась — в комнате пахло дымом. Она проворчала что-то себе под нос, подошла к журнальному столику и, схватив пепельницу, понесла её в ванную. Под струёй воды комок пепла рассыпался в прах, и только маленький клочок бумаги с надписью «Расп…» ещё некоторое время, прилипнув, никак не хотел смываться.
Москва, 2022
