Очарование тьмы [Мэри Э Пирсон] (fb2) читать онлайн

Тавиш молча помотал головой.

— У меня есть, — отозвался сидевший под охраной Каден.

— Я не стану пить таннис, — просипел Гриз.

— Молчать! — рявкнула я. — Прикажу — станешь!

Вообще-то, я просто хотела сделать ему примочку, когда спустимся в долину.

Развязав Гриза, Рейф с Джебом и Свеном совместными усилиями подняли его на ноги и, чертыхаясь, взгромоздили на лошадь. От него уже никто не ждал опасности, но Кадена со счетов не сбросили — он всё так же плёлся впереди всех.

Свен ехал вплотную к Гризу, и когда тот пошатывался в седле, удерживал за плечо.

Задержки из-за Кадена с Гризом отнимали много времени, поэтому мы спустились на дно долины уже после заката. Каден прошагал пять часов со связанными руками. Его движения выдавали усталость, но вместо сочувствия я ощущала лишь гнев и вновь пробудившийся страх. Сколько месяцев я брела такой же измученной и униженной пленницей, не зная, доживу ли до завтра? Кадену не досталось и половины моих мучений. Пока. Одна мысль не давала покоя: Каден ведь понимал, что его ждёт, так зачем же отправился за мной?

Мы ехали по широкому просвету между жуткими древними громадами, многие из которых ещё сохранили стены и крышу. Пора было искать место для ночевки, причём такое, которое легко оборонять. На всякий случай.

Немного поспорив, Рейф с Тавишем сделали выбор. Насобирав сухих веток, мы завели лошадей в просторные руины. Места внутри хватило бы для целого полка.

В свете костра я сделала примочку из припасов Кадена, а Тавиш, наточив нож, занялся раненым. Стены нашего укрытия уходили вверх на несколько этажей, пол усеивали массивные каменные плиты, обвалившиеся сверху. На одной уложили Гриза. Он заметно ослаб и даже, казалось, слегка бредил, но держать его, пока Тавиш ковырялся в ране, всё равно пришлось вчетвером.

Кадену отвели открытое место подальше от всех. Я сидела на валуне неподалёку с мечом на коленях. Меня мутило, будто я набила живот второпях. При виде связанных рук Кадена к горлу подкатил горький ком.

Недавно я была его пленницей, а теперь мы поменялись местами. В последнее время я мало думала о поступках Кадена, ведь в неком извращённом смысле он тоже спас мне жизнь, и вот теперь воспоминания нахлынули с такой мучительной яркостью, будто всё случилось вчера. В запястья снова врезались путы, на голове был чёрный мешок, через который я судорожно пыталась дышать. Я опять зарывалась лицом в песок, мучительно стыдясь слёз. Переживания не вспыхнули слепящим жаром, как тогда, я стала напряжённой и собранной, будто зверь, меряющий шагами клетку.

Я встретила взгляд Кадена — пустой, холодный, мёртвый. Увидеть бы в нём ужас сродни тому, который плескался в моих глазах, когда я осознала, что Каден — убийца, посланный по мою душу, а не безобидный торговец.

— Ну и как тебе? — спросила я.

Он сделал вид, будто не понимает. Надо вытащить его страх на свет.

— Нравится идти связанным через глушь? Гадать, убьют тебя или нет? — Я натянула ухмылку, словно радуясь такому повороту судьбы. — Каково быть пленником, Каден?

— Неприятно, если ты об этом.

И всё? У меня защипало в глазах.

— Не хочешь вымолить себе свободу? Поторговаться за жизнь, как пришлось мне?

Он молча вздохнул.

— Больше ничего не скажешь?

— Я знаю, как тяжело тебе пришлось, Лия. Но тогда я считал, что поступаю верно. Прошлого не изменишь. Остаётся хоть как-то искупать вину.

Я сглотнула комок, зная по горькому опыту, чего это стоит и как бесполезны все попытки. После смерти Греты я укоряла себя и тоже хотела искупить вину, хотя понятия не имела ни о правилах игры, в которую встряла, ни обо всех игроках… вроде тех предателей в Сивике. От меня ничего не зависело. Ложь следовала за ложью. Как ложь Кадена.

— Ты соврал про верёвочную переправу. Её не снесли.

— Да, переправа в четырёх милях на север от ворот Брайтмиста. Была. Мы её обрубили.

Жалкие четыре мили? Мы могли добежать.

— Чем, интересно, ты выторговал себе жизнь тогда в лесу? — Я выпрямилась на валуне. — Наверняка что-то убедительное наплёл. Ты же у нас известный ловкач.

Он окинул меня тёмными, как беспросветная ночь, глазами.

— Уже нет. Теперь это больше подходит тебе.

Я отвела взгляд. Если бы такая слава дала мне желаемое, я бы даже обрадовалась. Пламя танцевало в гранях начищенного обоюдоострого клинка.

— Я делала то, что необходимо.

— А как же твои рассказы? Тоже из одной необходимости?

Ну уж нет, ему не протащить меня по тропе вины. Я поднялась, сжимая меч.

— Кто тебя подослал, Каден? Кто и зачем? Малик отдал приказ?

Его губы скривились в полной отвращения ухмылке.

— Отвечай!

— Если ты не заметила, Лия, в тот день на террасе мы были в меньшинстве. Смерть нас чудом миновала. Фейвел погиб, как и все наши. Мы с Гризом пробились в погреба и целых три дня прятались в заброшенных туннелях. Все сочли, что мы улизнули на другом плоте.

— Откуда тебе знать, что все подумали? И что за нами гнались?

— Один из туннелей проходит рядом с главным залом Санктума. Мы слышали, как Комизар надрывает глотку, приказывая найти тебя.

Ноги затряслись. Тени вокруг, ожив, заплясали по стенам. Я уставилась на Кадена.

— Он ведь мёртв.

— Сейчас, возможно. Он едва держался, когда Ульрикс послал за лекарями. Те занялись раной.

Колени подогнулись, и я рухнула на пол. Меня прошили вспыхнувшие глаза Комизара, дракона, что отказался умирать.

— Лия, развяжи меня, — прошептал Каден. — Только так я смогу помочь.

Он придвинулся, едва не коснувшись моих коленей своими.

Попытка собраться утонула в солёном смраде крови с террасы. Снова сверкнул взгляд Астер, рассёк тишину рёв толпы, скрипнула в ладони холодная рукоять кинжала. Вновь нахлынули воспоминания о том дне: неверие, мгновения, что всё изменили. Комизар осел на землю, а во мне огоньком зажглась глупая надежда, что всё кончено.

Я сглотнула, пытаясь хоть как-то смочить одеревеневший язык, а затем выдавила сухим хрипом:

— А что стало с остальными, Каден? С Калантой, Эффирой, слугами? — И назвала ещё полдюжины неравнодушных людей, чьи обращённые ко мне взгляды всегда искрились верой. Они возлагали на меня чаяния, которые я обманула. Возлагали и возлагают по сей день.

Он хмуро сдвинул брови.

— Скорее всего, мертвы. Кланам, которые рукоплескали тебе на площади, пустили кровь. В назидание остальным. Точной цифры не знаю, но казнили по меньшей мере сотню человек. Из клана Астер мертвы все, в том числе Эффира.

Мысли закружились ураганом.

— Ивет и Зекия? — спросила я, не до конца уверенная, хочу ли услышать ответ. — Эбен?

— Не знаю. — В голосе Кадена теплилась слабая надежда. Он перевёл взгляд на мои колени, где лежал меч.

Хотелось развязать путы, поверить, что Каден явился помочь, но я опасалась. Рейф рассказывал совсем другое: на его глазах тело Комизара утащили прочь. Даже Свена в этом заверил.

Стены содрогнулись от внезапного рёва. Свен выбранился, раздались крики. Это остальные пытались удержать Гриза. Перепуганные птицы в гнёздах наверху осыпали нас градом веток и сора.

Каден поднял глаза, словно выискивая что-то в темноте верхних этажей.

— Развяжи меня, Лия. Развяжи, пока не поздно. Клянусь, я не вру.

Встав, я отряхнула штаны. В груди кольнуло знакомой болью. «Венда превыше всего». Пожалуй, единственные слова Кадена, не осквернённые ложью.

Я приставила меч к его горлу.

— Может, ты и спас мне жизнь, Каден, но доверия ещё не заслужил. Мне дороги мои спутники, и я не позволю причинить им зло.

В его взгляде тлели угольки разочарования. Отныне всё иначе. На кону не только моя жизнь, но и тех, кто мне дорог в Морригане и Венде, и каждого в отряде, с которым я еду теперь — столько судеб подвязаны нитями к моим мыслям и поступкам. Нет сомнений, что самого Кадена раздирали те же тревоги. Венда перестала быть для него превыше всего. Как и я.

Я устало свернулась в объятиях не менее усталого Рейфа. Пересказав слова Кадена, вновь спросила о Комизаре. Рейф заверил, что Комизар мёртв, но на этот раз сомнение охватило меня раньше, чем прозвучал ответ: растерянно приоткрытый рот и короткая заминка перед ответом говорили сами за себя. Рейф лгал. Он не видел, как утаскивали труп Комизара.

И что теперь делать: злиться или благодарить? Понятно, что он лишь хотел унять мою тревогу, но я-то того не просила. Хотела быть готовой к худшему. Давить на него не стоит, сейчас главное отдых. Рейф и так уже еле глаза открывает.

Мы устроились в укромном уголке, хоть немного скрытом темнотой и упавшими плитами от чужих глаз и света костра. Оррину досталось дежурить первым. До меня доносилось размеренное шарканье его сапог по камням. То ли шорох птиц тревожил его, то ли волчий вой вдалеке, а может, присутствие Убийцы, что лишало сна всех нас.

Один Гриз, кажется, погрузился в забытьё, унёсшись в край тёмных и тревожных снов. Если он переживёт ночь, то, по словам Тавиша, может выкарабкаться. Мы сделали всё, что в наших силах.

Глава четырнадцатая

Каден

Шаги Оррина доводили меня до белого каления. Как ни прислушивайся, ничего за ними не слышно. Я перекатился на бок и попытался достать до веревок на ногах, но не смог дотянуться до узлов. Плечо затекло от долго лежания в одной позе.

Рассказав Лии о Комизаре, я на мгновение поверил, что сейчас она развяжет меня. В глазах читалась внутренняя борьба, между нами вновь протянулась ниточка. Но тут же оборвалась, и передо мной стояла не та привычная Лия, а жёсткая и непреклонная. Но я знал об ужасе, который ей пришлось пережить.

«Ну и как тебе?»

Веревка врезалась в запястья. Ноги онемели.

«Знакомо, — хотелось тогда ответить. — Плен — привычное дело.»

По другому я никогда и не жил. Сегодня прошлое с такой силой напомнило о себе, что я будто вернулся в детство: свобода выбора так же ограничена, на ногах такие же кандалы. С самого рождения моя жизнь пропитана ложью.

«Ну и как тебе?»

Старый я. Достало враньё.

Глава пятнадцатая

Близился конец долгой дороги. Мало-помалу холмы расступались, а последние руины тонули в земле. Могущество Древних в который раз преклонило колени перед временем, неизменным владыкой мира. Первые проблески открытых просторов, затянутых жухлой осенней травой, отчасти успокоили мои тревоги. Долина вилась неожиданно долго, хотя, возможно, так показалось из-за парочки, с которой я ехала. Даже прекращая взаимные нападки, Рейф с Каденом то и дело обменивались злобными взглядами.

Сводит же дорога людей: наследный принц Дальбрекский бок о бок с убийцей из Венды и беглой морриганской принцессой. Отпрыски трёх королевств, норовящих взять верх друг над другом. Не будь положение таким мрачным, я бы расхохоталась. Что в крепости, что в дикой глуши, а раздоры, кажется, везде меня настигнут.

Гриз мало того, что пережил ночь, так ещё и проснулся голодным. Тавиш и слова не обронил, но во взгляде читалось облегчение и даже проблески былой гордости. Спустя три дня лицо раненого порозовело, лихорадка прошла. Тавиш заинтересовался целебными таннисовыми примочками, и я поделилась скудными знаниями о фиолетовом сорняке, смертельно опасном, когда созревают семена, а лепестки окрашиваются золотом. Забрав остатки травы, Тавиш пообещал, что к цветкам, если увидит, не притронется, но Гриз его успокоил: таннис растёт только в Венде. Я жалела, что у меня нет золотых семян, пусть даже только для того, чтобы посадить в саду Берди.

Кадену наконец-то позволили ехать верхом. Его руки ещё были связаны, но теперь хотя бы спереди. Преследователи так и не показались, но мы всё равно не теряли бдительности. Я верила словам Кадена и остальные тоже, хотя Рейф в жизни бы не признал этого на словах. Хватило того, что дал Кадену лошадь. Рейф просто хотел поскорее укрыться за крепкими стенами заставы.

— Осталось всего полдня пути, — прикинул он утром. Свен согласился.

Застава Марабеллы, первый островок покоя на нашем пути. Названа в честь какой-то королевы Дальбрека. Рейф сказал, что в гарнизоне четыре сотни, враг к заставе даже подступиться не сможет. Мы надеялись отдохнуть, запастись припасами и на новых лошадях отправиться дальше, пополнив отряд солдатами. До разговора с Каденом я не видела нужды торопиться назад в Сивику, но если если есть хоть шанс, что Комизар выжил и строит планы наступления на Морриган, нельзя терять ни минуты. Сивику нужно предупредить не только о Комизаре, но и о заговорщиках. А мысль о паре дней на заставе с Рейфом так соблазняла.

Рейф надолго припал губами к фляге, затем передал мне.

— Непременно попей, Лия, — рассеянно бросил он, вглядываясь в горизонт.

Настороженность его не ослабевала ни на миг, даже ночами толком не спал, вскакивал от малейшего шороха. Каден и Гриз только добавили забот, и лицо у Рейфа совсем осунулось. Хоть бы на одну ночь забыл об ответственности за всех и выспался как следует.

Он вдруг повернулся с улыбкой, словно ощутив мой взгляд.

— Почти приехали. — От ледяной голубизны его глаз меня с головы до пят окатило жаром. Рейф снова напряжённо вгляделся вдаль. Путь ещё не окончен. — Первым делом залезу в горячую ванну, — продолжил он, — а затем сожгу это варварское тряпьё.

Каден зло фыркнул.

Все тут же подхватили разговор о прелестях заставы.

— А я к самогону полковника Бодена приложусь, — Свен довольно улыбнулся, словно уже глотнул жгучего напитка.

— Я с тобой, — поддержал Гриз.

— А еды у Бодена в погребе сколько… — мечтательно протянул Оррин.

— Одежда пусть и варварская, а пригодилась тебе, — бросил Каден Рейфу. — Повезло, что достал.

— Да, повезло, — Рейф холодно смерил Кадена взглядом через плечо. — А тебе повезло, что головы не лишился, когда мы дрались на мечах в зале Санктума.

Каден сердито промолчал.

Я вдруг заметила, какая тишина повисла вокруг. Тягучая, неестественная. В пальцах закололо, звуки доносились как через толщу воды, в висках стучало. Повернув голову, я прислушалась. А затем будто где-то вдалеке довольно проурчал зверь: «Попались!». Все движения вокруг замедлились, волоски на шее встали дыбом.

— Стойте! — шепнула я.

Рейф натянул поводья, в глазах его вспыхнула тревога.

— Назад! — обернувшись, скомандовал он.

Отряд сбился в кучу. Восемь пар глаз неуверенно вглядывались в узкие просветы между развалинами, тщетно выискивая опасность.

Я помотала головой. Похоже, напрасно всех переполошила. Мы и так на взводе, да ещё и устали порядком.

Но тут безмолвие рассёк пронзительный вопль.

Мы резко обернулись. Лошади в тесноте вставали на дыбы, толкая друг друга. Позади, в начале дороги, которую мы проехали, возникли четыре всадника. Они стояли ровной шеренгой, словно на параде… либо изготовившись к атаке.

— Рахтаны! — рыкнул Каден.

С такого расстояния лиц не опознать, но преследователи определённо хотели заявить о себе.

— Всего четверо? — спросил Рейф.

— Другие где-то рядом.

Оррин и Джеб расчехлили луки, Рейф и Свен плавно вытянули мечи. Я откинула плащ и взяла в руки сразу меч и нож.

— Они так и будут стоять?

От развалин эхом отразился ещё один крик, мои руки покрылись мурашками. Впереди предстала почти зеркальная картина: шесть всадников, только гораздо ближе. Такой же ровный ряд из шести бдительных стражей, холодных и недвижимых.

Свен тихо выругался.

— Развяжите меня, живо! — шепнул Каден.

— Чего они ждут? — спросил Рейф.

— Её, — ответил Гриз.

— Хотят забрать Лию живой, — подхватил Каден. — Дают шанс выдать её, а потом всех нас перебьют.

— Ну, это им так кажется, — проворчал Оррин.

И не без причины. Двое с седыми гривами — Ивер и Трагерн, самые скверные из рахтанов. Десять здоровых, вооружённых до зубов воинов против наших восьми, из которых трое ранены, в том числе я.

Рейф окинул взглядом развалины по сторонам. Обороняться в них явно не выйдет.

— Если дёрнетесь, они нападут, — остерёг Каден.

— Ещё советы? — спросил Рейф.

— Время уходит. Они знают, что мы их обсуждаем.

— Строимся клином, — приказал Рейф, стараясь не повышать голоса. — Разделаемся с шестерыми, затем я, Тавиш и Джеб развернёмся и втроём перехватим остальных. Начинаем только по моему слову. Гриз, как дам знак, режь верёвки Кадена.

— Оррин направо, — бросил Тавиш. — Джеб налево.

Лошади нервно переступали копытами, чуя опасность.

— Готовьтесь, — прошептал Свен.

Люди двигались, как отлаженный механизм, почти без слов, не сводя с врага острых ледяных взглядов.

Наконец Рейф повернулся ко мне. Его усталости как не бывало, глаза пылали свирепым огнём.

— Лия, сделай вид, что убираешь меч. Проедешь вперёд, как будто мы тебя отдаём. — Он оглянулся на всадников позади. — Медленно, на десяток шагов, потом остановись. Готова?

Он удержал мой взгляд на мгновение дольше, чем мы могли себе позволить. «Верь мне. Всё будет хорошо. Я люблю тебя». В его глазах мерцали ещё сотни слов, для которых времени уже не оставалось.

Кивнув, я тронула поводья. Время сгустилось, как сахарный сироп, каждый стук копыт отзывался во мне стократно, каждый шаг коня казался долгим до бесконечности. Я не сводила глаз с рахтанов, словно пытаясь удержать их на месте. Они ждали, не шевелясь, ведь я сама шла им в руки. Так и есть: Трагерн с Ивером бок о бок, а рядом Барух, Феррис, Гир, в прошлом обычные стражники, пусть и жестокие, теперь получили повышение. Шестой не знаком, но Малика среди них нет. Неужели правит Вендой?

Я убрала меч, как велел Рейф, только нож из руки не выпустила, надёжно скрыв за лукой седла. Шаг… ещё шаг… Мгновения тянулись, как часы. Лошади рахтанов нетерпеливо переступали. Последний шаг.

Всадники торжествующе переглянулись, и тут я придержала лошадь. Лица впереди уже светились победой. Трагерн выехал мне навстречу.

Ближе давай! — крикнул он.

Я не шелохнулась.

На его лице мелькнуло сомнение, но лишь на миг — тишину вдруг разорвал боевой клич принца-воина. Земля задрожала от копыт, мимо пронеслись тела и тени.

Рахтаны поскакали навстречу, Трагерн нёсся первым. Рейф заслонил меня собой. Блеснули мечи, взметнулись топоры. Моя лошадь испуганно сдала назад, я натянула поводья. Над ухом свистели стрелы. Четверо всадников позади тоже помчались на нас, Рейф и Тавиш развернулись и выстрелили из луков. Окутанная клубами пыли, я оказалась в центре смертоносного круга звенящих клинков. Гриз, забыв про рану, мощным ударом выбил Ивера из седла. Рядом дрался Каден, впервые за несколько дней свободный от пут. Их лица заливала кровь, но чья, неизвестно.

Крутанувшись в седле, Каден с размаху пронзил горло Баруху, вытащил меч и тем же движением отразил удар Ферриса. На Свена со спины заходил Гир, и я метнула нож точно ему в затылок. Затем развернулась и достала мечом рахтана, который бросился на Оррина. Мой клинок лишь скользнул по кожаному доспеху, но противник отвлёкся, и Оррин сбил его наземь. Я выхватила из-за пояса другой нож, как вдруг в развалинах что-то блеснуло, стремительно приближаясь.

Из-за руин на меня во весь опор мчал ещё один всадник. Ульрикс.

Не успела я опомниться, как его лошадь врезалась в мою. Та едва устояла, но меч выскользнул у меня из руки. Ульрикс продолжал напирать, не позволяя собраться и дать хоть какой-то отпор. Стремена, поводья — всё будто спуталось в узел. Я полоснула ножом, задев кожаный наруч противника, затем ещё раз, но он отвёл удар, другой рукой дёрнул меня к себе и перекинул через луку седла.

От удара в живот вышибло дух, а затем снова и снова в бешеной скачке. Ульрикс увозил меня прочь, чтобы скрыться в развалинах. Надо восстановить дыхание, перевернуться, освободить зажатую руку. Ударить его чем-нибудь! Где нож? Воздух… Мне нужен воздух!

— Принцесса, мне и головы твоей хватит. — Ульрикс рванул меня за волосы. — Дёрнешься — отсеку! Выбор за тобой.

Наконец в лёгкие хлынул воздух. Я высвободила руку, ощущая в ней что-то твёрдое. Рубанула вверх. Ульрикс выбил нож, но слишком поздно: шею от ключицы до уха пересекла кровавая полоса. Он с рёвом вцепился в меня и занес меч над головой. Не извернуться, не оттолкнуть, чтобы защитить шею от клинка. И вдруг… он исчез.

Сгинул.

Его тело скорчилось на земле, а голова отлетела к валуну. Объезжая Ульрикса, Рейф спрятал в ножны окровавленный меч. Приблизился ко мне и боком пересадил к себе в седло. Я ощутила плечом, как стучит его сердце.

Рейф с трудом переводил дух, пот струился по окровавленному лицу.

— Ты как, не ранена? — прошептал он мне в волосы, прижав к себе так крепко, что я даже при желании не смогла бы соскользнуть.

Слова застряли в горле.

— Рейф, — только и смогла выдавить я.

Он гладил меня по голове, дыхание его успокаивалось.

— Не ранена, — повторил он скорее себе, чем мне.

Мы вышли победителями, однако без новых ран не обошлось.

На лбу Тавиша алел порез. В ответ на вопросительные взгляды он лишь отмахнулся и наскоро обмотал голову лоскутом, чтобы кровь не заливала глаза. При виде Джеба на земле, взмокшего и бледного, сердце сжалось, но Каден развеял мои страхи: раненая лошадь скинула Джеба, и тот всего лишь вывихнул плечо. Когда ему резали рукав, он морщился.

— Это моя любимая рубаха, дикари. — Джеб силился улыбнуться, но судорожные вздохи и выражение лица выдавали боль.

— Я тебе дюжину куплю. — Сев рядом, я отвела ему волосы с лица.

— Это крувасский хлопок. Лучше не найти.

— Куплю из крувасского.

Скривившись, он перевёл взгляд на Рейфа:

— Давай уже.

Плечо налилось кровью и посинело. Джеб явно не отделался простым вывихом, наверняка вдобавок что-то разорвал. Да ещё и зашитая Тавишем рана открылась.

Тавиш кивнул Оррину и Кадену, чтобы держали парня. Рейф приподнял ему руку, повернул и резко дёрнул. По всей низине прокатился надрывный, истошный вопль, от которого мне стало не по себе. Казалось, Джеб лишился чувств, однако, переведя дух, он открыл глаза..

— Ты этого не слышала.

— Слышала только, как дикари рвут превосходную рубаху. — Я отёрла ему лоб.

Джебу сделали перевязь из скатки мёртвого рахтана, затем снарядили для него венданскую лошадь на смену убитой. Заляпанные кровью, мы двинулись дальше в путь. Я беспокоилась за Гриза, он опять держался за бок, словно разошлись швы.

Страшно изувеченные тела рахтанов остались валяться на тропе, причём некоторых мы раздели донага и пустили одежду на лоскуты. Обирая трупы, я чувствовала себя стервятницей, одной из тех, кто повергал в ужас Годрель и Морриган. Хоть бы дальше в развалинах не оказалось новых врагов. Выберемся ли мы из этого ада?

Я кричу, припав к земле,

Не в силах ступить дальше,

Оплакивая мёртвых,

Оплакивая зверства,

Но тихо шепчет мне даль:

«Ты сильна,

Ты сильней своей боли,

Ты сильней своей скорби.

Ты сильней, чем они».

И я вновь заставляю себя встать.

— Утраченное слово Морриган.

Глава шестнадцатая

Рейф

Варвар с мечом, схвативший Лию за волосы, до сих пор стоял перед глазами. Я будто перенёсся в Терравин, вспомнив тот миг, когда наёмник приставил ей нож к горлу, только на этот раз она была слишком далеко от меня. Не спасу, не успею!

Но каким-то чудом успел. Действовал стремительно, как никогда в жизни. Теперь она рядом, прижимается к моей груди. Когда я объявил, что Лия пересядет ко мне, никто и слова не сказал, хотя у нас ещё оставались свободные лошади.

Не прошло и часа, как на дороге впереди возникло облако пыли и показался отряд. Они тоже нас заметили — растягивали строй. Чтоб их пекло изжарило! Скольких мы ещё осилим? Их там не меньше тридцати, кругом голая равнина, руины остались далеко за спиной.

Я жестом приказал остановиться. Позади все оживлённо зашептались:

— Благие боги!

— Jabavé.

— Твою ж мать!

— И что теперь?

Я чуть не приказал что есть мочи скакать к развалинам, как вдруг из пыли что-то вынырнуло.

— Ваше высочество! — поторопил Свен.

Что-то синее. И чёрное.

— Знамя! — крикнул я. — Это наши!

За спиной раздался гул облегчения. Однако всадники и не думали сбавлять ход, мчась с копьями наперевес и обнажёнными мечами. Намерения у них были несомненно враждебные. Солдаты не знали, кто перед ними. Мы махали руками, но всё впустую.

— Машите белым, скорее!

Когда они поймут, в чём дело, кого-то из нас уже заколют. И, как назло, не попадается ни одного белого лоскута.

— Наши плащи! — воскликнула Лия. — У нас венданские плащи!

Попоны, которыми мы укрывались, и правда были цветов и узоров Венды. Значит, и со стороны мы — отряд варваров. Кто ещё здесь может встретиться?

— Срывайте попоны! — закричал я.

Всадники придержали лошадей, озадаченно переговариваясь, но оружие всё ещё держали наготове. Когда до них стало можно докричаться, мы назвались солдатами Дальбрека. Они остановились на отдалении, в любую секунду готовые броситься вперёд и пронзить нас копьями. Я велел всем спешиться и держать руки на виду, затем ссадил на землю Лию и со Свеном выступил вперёд.

— Собственного принца не узнаёте, олухи?! — прокричал он.

Неудивительно, что в таком грязном, залитом кровью тряпье нас не признали.

— Полковник Хаверстром? — прищурился капитан. — Свен?!

Все разом выдохнули. Впервые за несколько недель я почувствовал, как напряжение отступает. Мы почти дома!

— Он самый, дубина! — радостно выпалил Свен.

— А я принц Джаксон, хоть и выгляжу, как бродячая шавка.

Капитан осторожно покосился на меня, затем, переглянувшись со своими солдатами, спешился. Лицо его было мрачным.

— Капитан Ация, — представился он. — Вас ищет вся армия Дальбрека…

Он хмурился явно неспроста. Что-то было не так.

— Ваше величество, — закончил он, опустившись на колено.

Глава семнадцатая

Мгновение тянулось, как хрупкая паутина под напором ветра. Всё дольше и дольше, без конца. В глазах Свена заблестели слёзы. Тавиш понурился, Оррин и Джеб понимающе переглянулись. Даже Каден и Гриз застыли без движения, хоть я и не могла понять, дошёл ли до них смысл слов капитана. Молодые солдаты по обе стороны от него выглядели растерянно — новость явно застала их врасплох. Грудь пронзило острой болью. Все ждали ответа от Рейфа. Мучительное мгновение, но оборвать его мог только он и никто другой.

«Ваше величество».

Рейфа я видела лишь сбоку, но мне хватило и этого. Он смотрел сквозь капитана, словно того не было вовсе. Измазанное грязью и кровью лицо было бесстрастно, и лишь стиснутые зубы выдавали его чувства. А ещё медленно сжимавшийся кулак. Каждый едва заметный, сдержанный жест говорил о том, каким ударом стала эта новость для Рейфа… впрочем, его хорошо обучили. Подготовили к будущей роли. Наверное, Свен натаскивал его ещё с детства. Рейф сделает, что требуется, как собирался в Морригане, собираясь жениться на мне, совершенно незнакомой ему девушке.

— Тогда ваш долг исполнен, — дважды глубоко вздохнув, кивнул он.

Одно мгновение, несколько слов, и принц стал королём.

— Когда? — тихо спросил Рейф, жестом приказав капитану встать.

Только теперь Свен сочувственно положил руку Рейфу на плечо.

Капитан окинул нас взглядом, явно не решаясь говорить при посторонних.

Рейф покосился на Кадена с Гризом и велел Тавишу и Оррину прогуляться с ними. Отдать мечи одно, а доверить государственные тайны — совсем другое.

По словам капитана, король умер несколько недель назад, всего через пару дней после кончины супруги. При дворе было неспокойно, поэтому смерть его величества решили утаить. Поскольку трон опустел, а наследник пропал, кабинет министров предпочёл скрыть от соседних правителей, что Дальбрек остался без монарха. Как было объявлено, король не появляется на людях, скорбя по королеве.

Без огласки приняв на себя государственные дела, министры стали отчаянно искать принца. Вместе с ним исчезли высшие офицеры, и всё указывало на то, что принц увяз в незаконной, но вполне заслуженной мести морриганцам. Дальбрек до сих пор негодовал из-за расторгнутого договора, люди жаждали наказать повинную сторону. В кабинете Свена нашлось письмо от принца, назначавшее встречу в Луизвеке, и больше ничего, не считая таких же приказов Тавишу, Оррину и Джебу. Правительство опасалось, что их всех бросили в темницу, но осторожные расспросы это опровергли. Принц как сквозь землю провалился, но надежда не угасала, ведь пропавшие были далеко не зелёными новобранцами.

Капитал закончил рассказ, и настала очередь объясняться Рейфу.

— Я введу вас в курс дела по пути, — бросил он, добавив, что мы устали, голодны, а некоторым нужна помощь лекаря.

— А кто те двое? — Капитан кивнул на Гриза и Кадена.

Рейф криво усмехнулся. Я напряглась, гадая, как он их назовёт — варварами, пленниками? Похоже, он колебался. Лишь бы не рахтанами или убийцами!

— Венданцы. Им пока можно доверять, но в меру. Мы глаз с них не спустим.

«Пока»? «В меру»?! Да они только что нам спастись помогли! И это уже во второй раз! Впрочем, они сделали это не ради Рейфа или Дальбрека, а ради меня одной, так что осмотрительность была уместна.

Капитан помрачнел, между бровей пролегла глубокая морщинка.

— Не так давно у нас пропал отряд. Мы выслеживаем таких, как…

— Отряд погиб, — отрезал Рейф. — Все мертвы. Я сам видел, как их оружие и снаряжение приволокли Комизару. Это двое ни при чём. Сказал же, объясню по пути.

Целый взвод. Капитан побелел, но, следуя приказу, и слова больше не обронил. Напоследок окинул меня взглядом и всё же из вежливости удержался от расспросов. Он видел, как я еду с Рейфом, и наверняка подумал о нас что-то грязное. Не хотелось вгонять в краску их обоих, особенно после слов капитана о том, какую ярость все испытывают к морриганцам. Люди капитана, взбираясь на лошадей, тоже поглядывали на меня с любопытством. Моя рубаха из кланового платья вся изорвалась, я была забрызгана кровью. Наверняка я кажусь им обычной варваркой. Зачем королю такая дикарка?

Все эти взгляды не ускользнули от Рейфа, и он хмуро покачал головой.

Да уж, объясняться предстояло долго.

Мне так и не удалось задержать Рейфа хотя бы на миг, чтобы выразить свои соболезнования, хоть как-то утешить. Все тут же двинулись дальше. Может, оно и к лучшему? Пусть он переварит новость в одиночку. Мои слова лишь разбередят рану.

Я всего раз видела его отца, и то мельком. Старик взбирался по ступеням цитадели, прихрамывая и опираясь на руку слуги. Меня сковал ужас. Король годился мне в деды, каким же старым окажется принц! Теперь стало понятно, что на самом деле возраст дальбрекского короля не имел значения, но я сбежала бы всё равно. Пугала сама мысль, что он приехал в Сивику подписывать брачный договор. Мне хотели навеки заткнуть рот, заперев в чужой стране, о которой я знала так мало, растоптать все мои чаяния. Сбыть, как партию дешёвого вина, только от него радости всё-таки больше. «А ну тихо, Арабелла. Мне неинтересно, что ты думаешь!»

Что-то хорошее в короле наверняка всё же было, недаром Рейф любил отца, а Свен даже всплакнул, узнав о его кончине. Но и напутствие монарха сыну не шло из головы: «Если невеста не понравится, после свадьбы возьмёшь фаворитку». Я могла оплакивать старика только ради Рейфа.

Поскольку нас теперь сопровождало тридцать воинов, я предпочла плестись на собственной лошади в самом хвосте каравана. Моё присутствие только помешало бы Рейфу и Свену рассказывать, где они провели столько времени. Весь Дальбрек, должно быть, придёт в бешенство от вести, что их принц пропал из-за меня. Капитан процедил слово «Морриган», будто сплёвывал яд.

Поднялся кусачий промозглый ветер. Мне так не хватало тепла Рейфа за спиной, его уютных объятий, прикосновения губ. Мои волосы пропахли землёй, гарью и даже рекой, что едва нас не погубила, но он зарывался в них носом, словно те благоухают цветами. Его будто совсем не волновало, похожа я на принцессу или нет.

— Рейф явно потрясён. Значит, он и про немощность короля врал?

Я и не заметила, как со мной поравнялся Каден. Вероятно, он с той самой минуты на террасе подсчитывал, сколько раз его обманывали.

Плечи его поникли, вид казался измождённым. Однако виной тому была не долгая дорога. Усталый взгляд объяснялся другим: теми словами, что день за днём неумолимо отрезали от него по кусочку. Моими словами. Я приготовилась дать отпор, но его потухшие глаза опустошили меня. Колоть Кадена больше не за что. На доске не осталось фигур.

— Прости меня, Каден.

Его губы тронула вымученная улыбка. Он помотал головой, словно упрашивая не извиняться.

— Я успел обо всём подумать. Напрасно ждал от тебя правды. Я ведь первым предал тебя в Терравине.

Это верно, он обманывал меня, лгал, но моя собственная ложь казалась теперь худшим преступлением. Я сыграла на его потребности быть любимым. Выслушивала самые сокровенные и тяжкие тайны, которые он скрывал ото всех. Он обнажил передо мной душу, и я подло этим воспользовалась.

Я слишком устала, чтобы перебирать грехи, точно фишки за игральным столом. Какая разница, у кого их больше?

— То время прошло, Каден. Тогда мы оба были другими. Лгали и притворялись.

— А что же теперь?

Он будто выписал робкое «правда», единственное слово незримого договора, что застыл в воздухе. Возможна ли между нами правда? Подходящую ли минуту он выбрал? Я больше ни в чём не была уверена.

— Что тебе нужно, Каден? Зачем ехал за мной?

Ветер трепал его светлые волосы. Он щурился вдаль, не решаясь ответить. Я видела, как он борется сам с собой, рвётся натянуть свою извечную маску бесчувствия. Но сейчас это было ему не под силу.

— Ты сам предложил говорить правду.

По его губам скользнула горькая улыбка.

— Столько лет… я не желал замечать натуру Комизара. Напитался его безумием, ведь он спас меня от чудовища. Я готов был заставить целое королевство заплатить за грехи моего отца — человека, которого не видел больше десяти лет. Полжизни я ждал его смерти. Отгораживался от доброты встреченных морриганцев, считал, она их не спасёт. Такова была цена войны, моей войны. Только ею я и жил.

— Если ты так ненавидел отца, почему сам его не убил? Для тебя это не составило бы труда.

— Потому что мне было мало его смерти. — Он стиснул поводья. — Когда я представлял, как режу ему глотку, гнев не унимался. Слишком быстрая смерть. Чем дольше планировал, тем большего хотел. Чтобы он помучился. Чтобы знал. Хотел, чтобы он видел, как всё, чего он меня лишил, постепенно ускользает из его пальцев. Чтобы он умирал сотней смертей, медленно, мучительно, день за днём, как я попрошайкой на улице в вечном страхе перед скотами, которым он меня продал. Я хотел, чтобы теперь он отведал, каково мне приходилось под его кнутом.

— Ты говорил, тебя били нищие.

— Да, но он начал первым. И раны оставлял самые глубокие.

Я вздрогнула. Жизнь обошлась с Каденом так беспощадно. Но с каким исступлением он жаждал мести, сколько времени её продумывал! Я сглотнула комок, подступивший к горлу.

— И ты всё ещё хочешь отомстить?

— Да, — кивнул он не раздумывая. — Но ещё больше я желаю другого. — Он повернулся ко мне, в уголках глаз собрались тревожные морщинки. — Чтобы невинные не пострадали. Комизар ведь никого не пощадит, ни Паулину, ни Берди, ни Гвинет — никого. Я не хочу, чтобы они погибли… и не хочу, чтобы погибла ты. — Он смотрел на меня так, будто уже видит у меня на лице печать смерти.

Внутри всё перевернулось. Я вспомнила последние слова Венды, утраченные строфы, вырванные из книги пророчеств: «Джезелия, чья жизнь будет отдана в жертву». Этими словами я не делилась ни с кем. Пусть пока побудут моей тайной. Для правды я ещё не созрела.

— Гибель угрожает не горстке знакомых, Каден, а всему королевству.

— Даже двум. В Венде тоже есть невинные.

Астер, толпы убитых на площади… Я едва сдержала слёзы. Да, в опасности целых два королевства. При мысли об интригах Комизара и Совета у меня внутри всё закипело.

— Кланы ещё легко отделались, — продолжала я. — Но в Венде и правда зреет угроза. Не знаю как, но я должна её устранить.

— В одиночку ты не справишься, Лия. Мне нельзя возвращаться, пока у власти стоит Совет. Морриганцы на родине меня тоже не примут. Я даже к кочевникам податься не могу. Если я буду с тобой…

— Каден…

— Не приплетай лишнего, Лия. Мы просто хотим одного и того же. Я предлагаю тебе помощь и только.

Вот во что Каден хотел верить. «Помощь и только». Но в его глазах светилось совсем иное: то самое желание быть любимым, всё такое же жгучее, как и прежде. Да, нелегко мне будет. Не хочется его зря обнадеживать или причинять ему боль, но и совсем закрываться нельзя: он ведь предлагает помощь. Венданский убийца для меня бесценный союзник.

«Мы просто хотим одного и того же». Посмотрела бы я сейчас на лица министров… в особенности канцлера и книжника.

— Тогда расскажи, что ты знаешь о планах Комизара. Кто ещё из морриганских министров с ним заодно? Не считая канцлера и королевского книжника.

— Знаю только про канцлера. — Он помотал головой. — Комизар тайн не раскрывал. Выдать ключевые связи — значит отрезать кусок от своей власти. Канцлеру я просто как-то раз доставлял письмо, вот Комизар и рассказал о нём. Я был тринадцатилетним и единственным венданцем, который мог говорить по-морригански без акцента. Для служанки, которая открыла дверь, я ничем не отличался от любого другого посыльного.

— И о чём говорилось в письме?

— Не знаю, оно было запечатано. Думаю, Комизар требовал больше книжников. Через пару месяцев они прибыли в Санктум.

Чем дальше, тем больше… Скольких же Комизар перетянул на свою сторону, помимо канцлера и королевского книжника? Даже смерть моего брата наверняка не была случайностью. Иначе что целый батальон венданцев забыл так далеко от границы? Они не собирались нападать на заставу или пробиваться вглубь страны. Только расправились с отрядом брата и тут же повернули назад, домой. Устроили засаду, зная, что Вальтер рано или поздно покажется. Заговорщики в Сивике их предупредили? Бойня явно была запланирована. Тогда в долине на лице чивдара не промелькнуло и тени удивления, хотя он дрался со вражеским отрядом. Неужели измена отравила даже верхушку армии?

Вдруг послышался резвый топот копыт. Ко мне подъехал один из всадников.

— Госпожа? — Слово прозвучало стеснённо, будто он никак не мог определиться с обращением. Он подтянулся, пытаясь скрыть сомнение в голосе. Рейф, очевидно, ещё ничего не сказал обо мне капитану.

— Да?

— Король вас зовёт. Мы почти на месте.

Король. Мысль о том, что перемены наступили так скоро, отозвалась во мне дрожью. В ближайшее время Рейфу придётся нелегко: скорбь его не отпустит, а вдобавок придётся выносить придирчивые взгляды… как и мне. Это может нарушить наши планы. Мои планы. И бежать теперь некуда.

— Поговорим потом, — бросила я Кадену и последовала за солдатом в начало каравана.

Я не могла представить Рейфа на троне. Видела его лишь верхом на коне, воином, чьи волосы размётаны ветром и позолочены солнцем, чей полыхающий огнём взор полон угрозы, а рука сжимает меч. Такого Рейфа я знала, но уже сейчас он стал другим. Из наследного принца превратился во владыку могущественного королевства. Его веки набрякли, словно недостаток сна наконец дал о себе знать. Даже такие сильные люди, как Рейф, нуждаются в капельке отдыха.

Капитан ехал по другую сторону от него, совещаясь с солдатом. Я не знала, как Рейф объяснил свое долгое отсутствие. Про Терравин наверняка многое умолчал. Зачем капитану знать про служанку в таверне и крестьянина?

Почувствовав мой взгляд, Рейф с улыбкой обернулся:

— Первым делом прикажу наполнить нам с тобой по горячей ванне.

А если я хочу для нас одну ванну? Плохо ли это? Всего пару благословенных часов с ним, чтобы забыть про весь остальной мир. Хотя бы это мы заслужили? Я так устала ждать, устала от неопределённостей и надежд.

— Вот она! — закричал Оррин где-то впереди.

На полгом холме поодаль высилась крепость. Навстречу нашему отряду скакали двое всадников. Вот она какая,застава?

— Это Марабелла? — спросила я у Рейфа.

— Ты ожидала чего-то другого?

Да, ожидала. Целого моря палаток, деревянных укреплений тут и там. Возможно, оборонительных валов. В Кам-Ланто ведь не просто так нет зданий: строиться здесь запрещает древний договор.

Но мне предстала каменная громада со сверкающими белоснежными стенами, что раскинулись по обе стороны от высокой проездной башни, точно изящные крылья дивного лебедя. Вблизи стали видны повозки и шатры, стоящие у самых ворот.

— Это что, целый город? — удивилась я.

Рейф объяснил, что внешние стены заставы служат пристанищем для торговцев, чей путь лежит в другие королевства. Сюда стягиваются и кочевники, особенно когда набирает силу крепкий северный холод. Здесь они возделывают землю и выращивают зимние овощи. Есть и те, кто заезжает поторговать с солдатами, предлагая еду, безделушки и всякого рода развлечения. Это и правда был настоящий город. Город, что менялся день ото дня, ведь постоянно уезжали одни купцы и прибывали другие.

На фоне тёмной земли высокие стены, залитые солнцем, казались ослепительными. Волшебное зрелище. Я словно очутилась в детской сказке. Ворота открылись, на заставу хлынули люди, и далеко не все из них были солдатами. На стене уже собралась целая толпа зевак. Весть расползлась быстро, но люди всё равно будто не верили. Купцы, из любопытства стянувшись к воротам, старались разглядеть, кто там едет. Цепочка солдат теснила их с дороги, расчищая нам путь

Если мне что-то и предначертано, так это без конца портить первое впечатление о себе. Что в таверне Берди, что в зале Санктума… или вот сегодня, когда мы встретили солдат с заставы.

Я с новой силой ощутила свою грязную шею, песок за ушами и чумазое лицо. Отмыться хотя бы в тазике. Попыталась пригладить волосы, но пальцы застряли в узлах.

— Лия, мы дома. — Рейф нежно опустил мою руку. — В безопасности. Остальное не важно.

Лизнув палец, он отёр мне подбородок и улыбнулся, словно хоть что-то изменил.

— Ну вот, идеально. Как и ты сама.

— Ты мне грязь размазал! — съязвила я наигранно.

Его искрящийся взгляд обещал надежду. Да, мы в безопасности. И вместе. Остальное не важно.

К заставе мы подъезжали в тишине, нарушаемой лишь стуком копыт. Каждая душа недоверчиво затаила дыхание — что если гонец ошибся? Но Рейфа понемногу узнавали, толпу охватил облегчённый шёпот. И вдруг с башни раздалось:

— Псы драные! Это и правда вы!

Рейф расплылся в улыбке, а Свен помахал кому-то наверху. Я далеко не сразу поняла, что их не оскорбили, а поприветствовали — как солдат солдата. Джеб, Оррин и Тавиш тоже отвечали на выкрики знакомых. Меня удивило, что в толпе стояли и женщины, притом недурно одетые. Потрясённо разинув рты, они смотрели во все глаза, только не на своего нового монарха, а на меня. Едва мы заехали на заставу, солдаты перехватили лошадей под уздцы, и Рейф помог мне слезть. Ступив на больную ногу, я пошатнулась, но он придержал меня за талию, и его забота не осталась незамеченной. Весь шёпот вдруг стих. Конечно, посыльные, поспешив на заставу с вестью о принце, и не вспомнили о какой-то девушке в караване.

Через толпу к нам пробирался высокий, поджарый мужчина. Его походка была степенной, лысина блестела на солнце, на плече красовался широкий золотой галун. Остановившись перед Рейфом, мужчина покачал головой, на подбородке у него образовалась ямочка. А затем он, подобно капитану при встрече, припал на колено и во всеуслышание объявил:

— Ваш сиятельный король — Джаксон Тайрес Рейфферти Дальбрекский. Поприветствуйте своего господина!

Все голоса умолкли. Некоторые офицеры тоже опустились на одно колено, эхом грянув: «Король Джаксон!», но солдаты в большинстве своём лишь растерянно переглядывались. Весть о смерти прежнего короля явно их потрясла. Понемногу приходя в себя, люди стали преклонять колени.

В ответ Рейф только слабо кивал. Сейчас меньше всего на свете ему нужны были церемонии. Пускай традиции и устав для короля куда важнее, чем для меня, в данный момент перед людьми стоял просто измученный юноша, грязный и зверски голодный.

Поднявшись, офицер оглядел Рейфа с ног до головы, а потом вдруг крепко сжал в объятиях, не обращая внимания, что пачкает свой мундир и крахмальную рубашку.

— Соболезную, сынок. Твои родители были славными людьми. — Он отступил на шаг. — Однако же вы не слишком-то спешили. Где же вас носило, чертяки?

Веки Рейфа опять налились тяжестью. Король может отмахнуться от расспросов, но вот верный братьям по оружию солдат…

— Капитан вам объяснит. Нам бы сначала…

— Ну конечно! — Офицер тут же повернулся к одному из солдат. — Король и его воины хотят вымыться и переодеться. Готовьте покои! А еще… — Похоже, он только сейчас заметил, что перед ним девушка. — Ещё…

— Полковник Боден, вот причина моего долгого отсутствия, — вмешался Рейф. — Причина достойная, — добавил он с ноткой жёсткости в голосе не только полковнику, но и всей толпе. — Разрешите представить принцессу Арабеллу, Первую дочь дома Морриган.

Все взгляды устремились на меня, и я почувствовала себя, как очищенная виноградина: голой и беззащитной. Юные солдаты прыснули, но затем осознали, что Рейф не шутит, и улыбки сползли с их лиц. Капитан Ация уставился на меня, весь пунцовый от стыда после гадостей, что наговорил про моё родное королевство.

— И она ваша… пленница? — напряжённо улыбнулся полковник Боден.

Наши королевства затаили злобу друг на друга, вид у меня жалкий. Неудивительно, что полковник так посчитал.

Оррин хмыкнул.

Свен кашлянул.

— Нет, полковник, — ответил Рейф. — Принцесса Арабелла — ваша будущая королева.

Глава восемнадцатая

Гриз тихо зарычал. С того момента, как он поднял мою руку перед кланами в Санктуме, я стала в его глазах королевой Венды и только Венды. А теперь Рейф отпихнул его в сторону.

Я пригвоздила Гриза взглядом, и он схватился за бок, как будто кряхтел от боли. Впрочем, его рык сразу потерялся в упавшей глухой тишине. Глаза толпы душили, испепеляли меня.

Пожалуй, даже венданке пришлось бы в этих стенах много проще, чем нахальной принцессе, бросившей их драгоценного принца у самого алтаря.

Я расправила плечи и вздёрнула подбородок, хоть и открывала тем самым грязную шею. Меня вдруг кольнула тоска по вечно недосягаемому человеческому теплу, по Паулине, Берди и Гвинет, которые не могут заключить меня сейчас в тесное кольцо рук, укрыть от всего мира. Тоска по всему тому, что навеки утрачено… и по Астер, так доверявшей мне. Тоска столь сильная, что хотелось истечь кровью и кануть в небытие.

Но я не сдалась. Глянула по-королевски, заключила голос в стальную оправу. Казалось, заговорила мать, хотя шевелились мои губы:

— Уверена, у вас всех много вопросов. Мы ответим на них позднее, как только приведём себя в надлежащий вид.

Отодвинув полковника локтем, вперёд протиснулась тощая, будто выструганная ножом женщина. Резкие точёные скулы, волосы цвета воронова крыла, посеребренные сединой, собраны в неумолимый пучок.

— Мы приготовим покои и для её высочества, — обратилась она к Рейфу. — Пока ей можно разместиться у меня. Я и другие дамы позаботимся обо всём.

Она бросила на меня косой взгляд, сжав губы в ниточку.

Мне никуда не хотелось. Лучше уж вымыться в солдатском душе и одолжить у кого-нибудь новые штаны. Однако Рейф благодарно кивнул, и меня жестом пригласили пройти.

Напоследок я услышала, как он приказывает удвоить караулы у ворот и сократить смены на башнях, чтобы солдаты не уставали. Причину он не назвал, но было ясно, что это из-за рахтанов. За последние недели мы привыкли вечно оглядываться. Удастся ли когда-нибудь зажить спокойно?

Ко мне избегали даже прикасаться. Из-за грязи или сомнительного положения? Так или иначе, толпа расступалась, пропуская нас с тощей угловатой женщиной, что представилась как мадам Рэтбоун. Идя за ней, я обернулась, но Рейф уже скрылся за спинами людей

Пока я ждала ванну в её покоях, ещё две дамы — Вила и Аделина — подбирали мне одежду. В неловкой тишине они сновали в свои комнаты и обратно, раскладывали платья на стульях и столах и прикидывали на глаз, подойдут ли. Примерка — дело интимное, да и вымыться сначала надо. Смотрели они опасливо, а вести светские беседы я была не в силах.

Сама Рэтбоун сидела на широкой кушетке напротив и не сводила с меня глаз.

— На вас кровь… — прервала она наконец молчание.

— Благие боги, да она вся в крови! — вскрикнула Аделина.

— Что же с ней такое делали? — спросила Вила, годами лишь немногим меня старше.

Я опустила взгляд на руки, пропитанную кровью рубаху. Дотронулась до лица — и там была запёкшаяся корка. Кровь, кровь, столько венданской крови! Я закрыла глаза. В мыслях была только Астер. Казалось, это всё её кровь.

— Девочка моя, тебя ранили? — Нежность, мелькнувшая в голосе Рэтбоун, застала меня врасплох.

Горло перехватило болезненной горечью.

— Давно. Кровь не моя.

Все трое переглянулись. Рэтбоун выплеснула поток такой крепкой брани, что я опешила.

— Ну, от солдат ты наверняка и похуже слышала. — Она вздёрнула бровь.

Вообще-то нет. Последний раз при мне такое выдавали только братья за игрой в карты.

— Ладно, давай уже снимем с тебя эти обноски, — поморщилась она. — Ванна, наверное, уже готова.

Она повела меня в соседнюю комнату. Скромное офицерское жилище включало лишь гостиную, спальню и туалетную комнату. На гладких выбеленных стенах красовались изящные гобелены.

Солдат поставил ведро воды, от которой валил пар, и вышел через другую дверь, которую Рэтбоун тут же заперла на засов.

— Помочь тебе или оставить одну? Чего бы ты хотела?

Я глядела на неё, сама не зная, чего хочу.

— Тогда мы останемся.

Я плакала, непонятно о чём, не узнавая сама себя. Слишком многим я никогда не была прежде. Слёзы медленно катились по щекам, пока с меня снимали одежду и стягивали сапоги, отирали губкой шею и мылили волосы. Пока с кожи смывали последние багровые пятна.

«Просто вымоталась, да и всё», — твердила я себе, но даже закрывая глаза, чувствовала, как два солоноватых ручейка сбегают к уголкам рта и растекаются по губам. Мне словно распороли вену, и кровь никак не унималась.

— Выпей. — Рэтбоун поставила рядом на столик большой кубок вина. Отпив, я откинулась на медный край ванны и уставила взгляд в балки потолка. Девушки принялись втирать мне в кожу цитрусовый порошок, смывая всю грязь и запахи, смягчая боль от пережитого. Неторопливо прошлись по ладоням и ступням, бережно омыли едва затянувшиеся раны. Ещё глоток, и по всему телу вплоть до кончиков пальцев разлилось убаюкивающее тепло. Шея расслабилась, отяжелевшие веки сомкнулись.

— Глотни ещё. — Вила поднесла к моим губам кубок.

До боли знакомые виноградники, шёлковый покров небес, пальцы, окрашенные бархатными шкурками ягод… родной дом.

— Морриган, — прошептала я.

Да.

Караваны привозят…

Оно лучшее.

По одной бутылке полковник убиваться не станет…

Наверное.

Совсем не помню, как уснула, и только смутно, как меня поставили на ноги, ополоснули. Помню мягкую перину, на которой меня растёрли душистыми маслами. Как мадам Рэтбоун осмотрела мои швы на спине и ноге.

— От стрел, — объяснила я. — Тавиш вытащил.

Аделина втянула воздух сквозь зубы.

Женщины тихо запричитали.

Рэтбоун смазала ещё розовые рубцы густой мазью, усластив воздух ароматом ванили.

На бедре, от удара о седло Ульрикса, налился пурпурный синяк. Нежные пальцы осторожно его обошли. Я чувствовала, что ускользаю всё глубже, голоса отдалялись.

— А это что? — Вила провела рукой по рисунку на моём плече.

То, что было свадебной кавой. А может и не было вовсе. Я вспомнила слова Эффиры о песне Венды: «Коготь быстр и свиреп, лоза медленна и прочна, но оба сильны, каждый по-своему».

— Это…

Клеймо одной безумной королевы.

«Та, что будет сначала слаба и гонима

Та, чьё имя дано было втайне»

— Их надежда. — Слова ощущались на губах, как тончайший, невесомый шёлк. Произнесла ли я их вообще?

Меня разбудил шёпот из гостиной.

— Может, это и это?

— Нет, надо попроще.

— Как думаешь, она знает?

— Вряд ли.

— Неправильно всё как-то.

— А принц знал?

— Знал.

— Вот ведь дурость.

— Сейчас уже всё не важно. Видела, как он на неё смотрел?

— А каким тоном говорил… Шутить не станет.

— Особенно теперь, когда стал королём.

— А взгляд его видела? Надвое рассечь может.

— Этим в отца пошёл.

— По крайности, сгодится как заложница.

— После всего, что они пережили вместе? Сомневаюсь.

— Может, тогда вот это?

— Ткань отличная.

— И пояс ещё…

Я села, завернувшись в одеяло. Сколько я проспала? На столе опустевший кубок, мои руки мягкие и бархатистые, какими были последний раз только в Сивике. Ногти подстрижены и отполированы до блеска. Чем я заслужила такую доброту? Или это ради их короля, который… как там, взглядом может надвое рассечь?

Зевая и отгоняя сонную одурь, я подошла к окну. Солнце клонилось к закату, белую крепостную стену уже окутало золотисто-розоватой сумеречной дымкой. Похоже, проспала я несколько часов. Из окна виднелся всего кусочек этого военного города, но и тот в спокойном вечернем свете полнился безмятежностью. Стену мерил шагами солдат, одетый как-то слишком парадно: золотые пуговицы его сверкали на солнце, как и бляха изящного ремня, и вставки на перевязи. Всё вокруг словно налилось свежестью и чистотой, даже этот выбеленный офицерский домик. Хоть до настоящей границы ещё далековато, застава — уже кусочек Дальбрека. Совсем не Морриган, ничего похожего. Воздух напитан порядком, который мы с Рейфом так рьяно расшатывали.

Чем сейчас занят Рейф? Удалось ему наконец поспать, или до сих пор расспрашивает полковника Бодена об обстоятельствах смерти родителей? Простят ли его товарищи за долгое отсутствие? Простят ли меня?

— Вижу, ты проснулась.

Я развернулась, прижимая одеяло к груди. В дверях стояла Рэтбоун.

— Принц… то есть, король заходил тебя проведать.

У меня подпрыгнуло сердце.

— Я нужна ему?

В комнату заскочили девушки, щебеча наперебой, что Рейф заходил просто так. Меня стали готовить к выходу: Рэтбоун усадила за свой туалетный столик, и Аделина принялась распутывать колтуны. Её ловкие пальцы перебирали мои волосы с проворством опытной арфистки, вытягивая по несколько прядей за раз, заплетая в задорном ритме детской песенки и перевивая блестящей золотой нитью.

Затем Вила натянула мне через голову платье, нежное и воздушное, как тёплый летний ветерок. Правду говорили про пылкую страсть Дальбрека к изысканным тканям и моде. Следом на меня надели мягкий кожаный жилет со шнуровкой на спине и ажурным золотым узором. Жилет походил на доспех, но лишь символически, едва прикрывая грудь. Рэтбоун повязала мне бёдра поясом из чёрного атласа, ниспадавшим почти до пола. Не слишком ли роскошный наряд для далёкой заставы? Если боги носят одежду, то как раз такую.

Я уже было думала поблагодарить их и поискать Рейфа, но тут они занялись украшениями. Аделина надела мне на палец замысловатое кольцо, соединённое тонкой цепочкой с браслетом, Вила надушила запястья, а Рэтбоун обвила талию поверх атласа сверкающим золотым поясом-цепочкой, на который, что удивительнее всего, подвесила острый кинжал в ножнах. В завершение на моём плече раскинулся крылом золотой наплечник. Каждый штришок был восхитителен, но оружие и броня служили больше для красоты, словно подчёркивая, что история королевства полна битв. Здесь ещё помнят, что его основал принц, изгнанный с родины, и никому больше не дадут усомниться в их силе.

Но такая роскошь ради ужина на военной заставе? Я промолчала, чтобы не показаться неблагодарной. Однако мадам Рэтбоун всё поняла без слов:

— Полковник Боден даст настоящий пир. Сама увидишь.

Я едва узнала себя в зеркале. Каким бы изысканным ни был званый ужин, меня одели на него чересчур пышно. И это не просто так.

— Ничего не понимаю. Я думала, меня встретят враждебно. Почему вы так добры? Я ведь та принцесса, что бросила вашего принца у алтаря. Неужели вы не таите на меня злобы?

Вила и Аделина стыдливо потупили взгляды. Рэтбоун нахмурилась.

— Мы злились. Другие и сейчас злятся, но… — Она повернулась к Виле и Аделине. — Девушки, почему бы и вам не переодеться к ужину? Мы с её высочеством скоро выйдем.

Она дождалась, пока нас оставят, и со вздохом обратилась ко мне:

— Что до меня, то за утаённую в прошлом доброту набежали проценты.

Я озадаченно поглядела на неё.

— Много лет назад я встретила твою мать. Ты так на неё похожа.

— Ты бывала в нашем королевстве?

— Нет, на то время твоя мать ещё не перебралась в Морриган. Я была служанкой из таверны в Кортенае, а она — дворянкой из Гастино и как раз ехала выходить замуж за короля.

Я опустилась на край постели. Об этом путешествии мне было так мало известно. Мать никогда о нём не рассказывала.

Рэтбоун подошла к зеркалу и вернула на место флакон с духами. Поправляя собственный наряд, продолжала:

— Мне тогда было двадцать два. Весь трактир на ушах стоял из-за приезда леди Регины. Она остановилась у нас всего на ночь, но трактирщик всё равно велел отнести ей тёплого молока с мёдом, чтобы спалось крепче.

Она распустила пучок перед зеркалом и стала причёсываться. Суровые черты смягчились, взгляд устремился вдаль, будто она вновь увидела мою мать.

— Мне было так страшно входить в её комнату. Страшно и любопытно. Я раньше не видела дворян, а уж будущих королев самой влиятельной державы и подавно. Но в комнате сидела не аристократка в золоте и короне, а уставшая и напуганная девчушка ещё младше меня. Она, конечно, не заикнулась про страх и даже выдавила улыбку, но я заметила ужас во взгляде и туго сжатые пальцы. Поблагодарила меня за молоко, и я хотела как-нибудь ободрить её, взять за руку, но всё стояла молча. Она смотрела пристально, словно умоляя остаться, но я не посмела выйти за рамки. В итоге просто раскланялась и вышла из комнаты.

Задумчиво поджав губы, Рэтбоун достала из шкафа короткий меховой плащ и накинула на меня.

— Та встреча ещё долго не шла из головы. Я могла столько ей сказать. Столько простых и добрых слов, что поддержали бы её в дальней дороге. Слов, что хотела бы услышать сама. Но день ушёл, и с ним ушла возможность, которую больше не вернуть. Тогда я поклялась, что буду переступать через страх. Что не позволю себе до конца жизни мучиться из-за невысказанного.

Смешно. Меня и саму терзали невысказанные слова: всё то, о чём умолчала мать. Всё то, что могло бы и меня поддержать в дороге.

Когда я наконец вернусь домой, тайн между нами больше не будет.

Глава девятнадцатая

Паулина

Впервые в жизни я нарушила таинство. Да простят меня боги! Жрецы призвали первых дочерей зажечь красные лампады у могилы, затем отпели принца и его воинов той же молитвой, которой я день за днём в Терравине оплакивала Микаэля. Выходит, напрасно, раз он жив?

Мои ногти впились в ладони. На кого злиться, на богов, Лию, на самого Микаэля? Или на то, что когда-то я была уважаема при дворе, а теперь беглянкой прячусь в тени за деревом? Боюсь показать лицо, выйти к могиле и обратиться к богам? Никогда не думала, что паду так низко.

Панихида закончилась, первых дочерей отпустили к семьям, и толпа стала неспешно расходиться. Я выискивала лицо тётушки, хоть и глупо было надеяться, что она бросит королеву в скорби и явится сюда. Брина с Реганом я спрашивать о ней опасалась. Она держалась правил во всём и вбивала их мне с первого дня в цитадели. Подумать страшно, как она относится ко мне теперь: ведь я не просто нарушила привычный ход вещей, а содействовала измене!

Брин и Реган поговорили сначала с одной, потом с другой вдовой в трауре и, наконец, двинулись в нашу сторону. Шагали осторожно: пусть нас и дальше считают скорбящими.

Подойдя, оба вопросительно глянули на Берди.

— Не волнуйтесь, Берди можно доверять, — поспешила заверить я. — Она любит Лию не меньше нас и хочет помочь.

— А тайны она хранить умеет? — Реган продолжал смотреть с подозрением.

— Как никто другой, — ответила Гвинет.

Берди искоса прищурилась на Регана.

— А вам-то самим доверять можно?

В ответ он слегка поклонился с усталой улыбкой.

— Извините меня. Последние дни выдались трудными.

— Понимаю. — Берди сочувственно кивнула. — Соболезную вам. Лия так тепло отзывалась о вашем брате.

Брин нервно сглотнул, Реган закивал в ответ. Без брата и сестры оба казались опустошёнными

— Вы говорили с родителями о Лие? — продолжила я.

— Не успели, — пояснил Брин. — Сначала пришла весть о Вальтере, затем слёг отец. Мать убита горем, из покоев выходит только к нему, но лекари говорят, она ничем не поможет и только тревожит его понапрасну.

На вопрос Берди о состоянии короля Брин ответил, что всё как прежде: слаб, но держится. По словам лекарей, сдало сердце. Он поправится, нужен лишь покой.

— Вы, кажется, хотели что-то рассказать? — напомнила Гвинет.

Вздохнув, Брин откинул со лба тёмные волосы.

— Солдат, который принёс весть об измене Лии, умер.

— Почему? Говорили, он не был ранен, — изумилась я. — Только измучен дорогой. Как же так?

— Не знаем. Сами забросали лекарей вопросами. Твердят, что, скорее всего, приступ случился от обезвоживания, — ответил Реган.

— Обезвоживания? — смутилась Гвинет. — Он же через десяток ручьёв и рек переправлялся.

— Вот именно, — кивнул Реган. — А перед смертью его успел допросить один только канцлер.

— Думаете, власти скрывают, о чём рассказал солдат? — нахмурилась Берди.

— Или, пуще того, к смерти гонца руку приложили? — добавила Гвинет.

Реган поскрёб щёку. Его взгляд омрачился беспокойством.

— Мы этого не говорили. Просто события летят так быстро, а ответов у нас нет. Будьте осторожнее, пока мы не вернёмся.

— Откуда?

— Об этом мы и хотели сказать. На той неделе нас посылают в Град Священных Таинств. Оттуда мой отряд направится в Гитос, а Брина в — Кортенай. По пути будем останавливаться в больших городах.

— Вы оба уезжаете?! — воскликнула я, на что Гвинет остерегающе кашлянула. Я понизила голос: — Вам позволят покинуть Сивику? Вальтер мёртв, король так слаб. Ты — прямой наследник трона, Брин следующий в линии. По правилам, один из вас всегда должен…

— Настали трудные времена, Паулина. — Брин взял меня за руки. — Морриган шатается. Малые королевства увидели, что между нами и Дальбреком пробежала чёрная кошка. Наследный принц, а вместе с ним и цвет знати, убиты. Отец болен, сестра, как считают, спуталась с врагами. Начальник стражи говорит, не время забиваться в угол, надо показать силу и решительность. Министры посчитали, так будет лучше. Мы с Реганом противились, но отец одобрил их решение.

— Вы с ним говорили? — удивилась Берди.

Братья переглянулись. Что-то недосказанное промелькнуло между ними.

— Да, — ответил Реган. — На вопрос о приказе он кивнул.

— Король ведь болен! — оторопела Гвинет. — Себя не помнит… а случись худшее, престол опустеет!

— Лекари уверяют, нам можно ехать. Да и начальник стражи говорит, никто не воодушевит войска лучше, чем королевские сыновья. И соседние королевства пускай смотрят.

На лицах братьев смешивались противоречивые чувства. Воодушевить войска — не главная цель.

— Вы едете доказать, что сами ещё верны короне, — догадалась я.

— Разлад в семье прочит страх и анархию. Это сейчас нам нужно меньше всего.

И верно, зёрна страха уже дали ростки. Миссия в самом деле имела смысл, но всё равно казалась неправильной. Я заметила опасение в их глазах.

— Вы же по-прежнему уверены в Лие?

— Не думай сомневаться, Паулина. — Взгляд Брина смягчился. — Мы знаем и любим сестру, можешь нам поверить.

В его тоне проскользнуло что-то странное. Гвинет тоже заметила и глянула с подозрением.

— Вы что-то недоговариваете.

— Нет, — отрезал Реган. — Всё так и есть. — Он посмотрел на мой живот, едва скрытый свободным плащом. — Обещайте, что затаитесь. К цитадели и шагу не ступите. Мы вернёмся, как только сможем.

Мы с Гвинет и Берди переглянулись и кивнули.

— Вот и славно, — заключил Брин. — Мы проводим вас до ворот.

Кладбище уже почти опустело, задержались только редкие скорбящие. Народ разошёлся по домам, чтобы готовиться к вечерним поминовениям. У памятника остался всего один юноша. Вооружённый, в полном доспехе, он застыл на коленях и склонил голову, всей позой выдавая смертельную душевную муку.

— Кто это? — поинтересовалась я.

— Андрес, сын вице-регента, — ответил Реган. — Единственный, кто остался из отряда Вальтера. Лежал в лазарете с горячкой, когда отряд уехал. С первого дня зажигает у памятника свечи. Вице-регент говорит, его сын мучается оттого, что не был с товарищами.

— Чтобы умереть?

Брин помотал головой:

— Чтобы дать остальным хоть шанс.

Глядя на него, все мы, наверное, гадали: изменил бы хоть что-то один солдат?

Когда братья скрылись из виду, я сказала Гвинет и Берди, что отлучусь и попросила подождать. Я очень хорошо понимала Андреса с его чувством вины. Знала, как мучительно вспоминать мгновения, когда всё могло пойти иначе. Когда Лия пропала, я ещё много недель подряд проживала то роковое утро: меня снова и снова волокли в заросли, и надо было выхватить у напавшего нож, отпихнуть, сделать хоть что-то! Тогда он пригрозил нам смертью, и я оцепенела от ужаса, но представься второй шанс, не струсила бы.

Когда я вернулась, Андрес ещё стоял у памятника. Возможно, получится убить двух зайцев и помочь нам обоим. Если он настолько любил свой отряд, то знал, как близки были Вальтер и Лия. Не исключено, что Андрес помогал принцу запутать следы, когда мы с Лией сбежали. Заметив меня, он вскинул голову и вгляделся в тени под моим капюшоном.

— Они были достойными людьми, — начала я.

Сглотнув, он кивнул.

— Лия восхищалась ими. Она бы ни за что их не предала.

Я пригляделась, не содрогнётся ли он в отвращении. Не содрогнулся.

— Лия, — протянул он, словно вспоминая. — Только братья так её звали. Ты была с ней знакома?

— Нет. — Я осознала ошибку. — Встречала принца Вальтера, он отзывался о ней с любовью. Долго рассказывал, как они преданы друг другу.

— Это правда, все королевские дети друг за друга горой. Я даже завидовал принцу. Мой родной брат умер ещё в детстве, а сводный… — Он помотал головой. — А, неважно.

Андрес пристальнее всмотрелся в меня, силясь разглядеть лицо.

— Ты не назвала имени. Как к тебе обращаться?

— Марисоль. — Первым на ум пришло имя матери. — Мой отец свечник из соседней деревни. Я приехала сюда проститься и нечаянно услышала, что ты один остался в живых. Надеюсь, я не помешала? Просто хотела утешить. Только грязные варвары могли сотворить такое с воинами. Ты ничего не смог бы сделать.

Он вдруг сжал мою руку.

— Все это твердят, и отец тоже. Я пытаюсь поверить. — Толика муки сошла с его лица. Значит, я старалась не зря.

— Я никогда их не забуду. И тебя тоже. — Освободив руку, я поцеловала два пальца и воздела их к небу, а затем пошла прочь.

— Спасибо, Марисоль, — бросил он вслед. — Надеюсь, ещё увидимся.

Увидимся, Андрес.

Когда я вернулась, Гвинет прожгла меня гневным взглядом.

— Пошла говорить с сыном вице-регента?! Это мы так затаились, называется?!

— Доверься мне, Гвинет. — Я лукаво улыбнулась ей. — Не ты говорила, что мне хватит изображать хорошую девочку? Он может знать что-то полезное. Пришёл мой черёд шпионить.

Глава двадцатая

Рейф

Я вошёл в лазарет.

Тавиша, Джеба, Гриза и Кадена перевязывали на койках. Каден скрыл, что его тоже задели. Пустячный порез у поясницы, но зашить всё равно не мешало. Оррин и Свен сидели в креслах напротив, забросив ноги на кушетки для больных.

Заметив меня, Тавиш и Оррин оба ехидно присвистнули, словно к ним зашёл покичиться какой-то щёголь. А вот Джебу мой вид понравился.

— Только мы успели привыкнуть к твоей чумазой физиономии… — язвительно протянул Свен.

— Вот что делают ванна и бритва. Советую и тебе попробовать.

Плечо Джеба всё замазали мазью и обложили примочками. Оказалось, он надорвал связки и теперь придётся беречься добрых пару недель. Ни поездок верхом, ни службы в карауле. На три дня постельный режим. За спиною лекаря Джеб корчил рожи и одними губами шептал «нет!»

Я лишь развёл руками: если врач сказал, ничего не поделаешь. Джеб насупился.

Гризу тоже велели несколько дней отлежаться, а пустячные раны Тавиша и Кадена не мешали нести службу и должны были зажить через день-другой. Врач, похоже, ещё не знал, что Каден не из наших, и лечил его наравне со всеми.

— Этим двоим можно в душ. Перевяжу их, когда помоются. — отметил он и пошёл к Гризу.

Стоявший в полутьме лазарета Каден потянулся за рубахой, и свет из окна на миг выхватил его спину и короткую линию чёрных стежков на ране. А затем я увидел шрамы. Глубокие. Его пороли.

Каден повернулся и уловил мой взгляд.

Грудь тоже усеивали шрамы.

Застыв на мгновение, он невозмутимо натянул рубаху.

— Старые раны? — спросил я.

— Да. Старые.

Судя по тону, делиться подробностями он не хотел. Мы почти ровесники, значит, секли его ещё в детстве. Лия как-то пробормотала, засыпая, что он из морриганцев, но я списал это на горячку. Если в Венде с ним так обошлись, откуда такая верность?

— Солдаты снаружи покажут, где душ, и выдадут чистую одежду, — сказал я, когда Каден застегнул рубаху.

— Сторожа, хочешь сказать?

Я пока не мог отпускать его одного, не только из недоверия, но и для его собственной безопасности. Слух о том, что отряд перебит, уже разошёлся по заставе, и сейчас никакой венданец не встретит в этих стенах тёплого приёма. Даже тот, кому король в меру доверяет.

— Назовём их свитой. Ещё помнишь это слово? Обещаю, с ними тебе будет куда приятнее, чем мне с Ульриксом и его сворой.

Он покосился на свою перевязь с мечом на столе.

— Про это лучше забудь.

— Я твой королевский зад сегодня спас.

— А я твой венданский прямо сейчас спасаю.

Обычно, когда меня посылали в Марабеллу, я спал в казарме с солдатами, но полковник заявил, что королю это не пристало.

— Привыкайте к своему новому положению, — сказал он, а Свен поддержал.

Во дворе для меня разбили шатёр, как для послов и сановников, что иногда заезжали по пути. Просторный и богатый, он сулил настоящее уединение, о чём солдат в переполненной казарме может только мечтать.

Я приказал поставить шатёр и Лие и сам его осмотрел. Землю устилал толстый ковёр в цветочек, на постели красовались одеяла, меха и целая тьма подушек. Круглобокую печку набили дровами, а сверху подвесили масляную люстру.

А ещё цветы. Целая вазочка каких-то пурпурных цветов. Должно быть, по приказу полковника солдаты не одну торговую повозку ради них обыскали. На столике с кружевной скатертью — расписной кувшин с водой и глиняная плошка с печеньем. Я кинул одно в рот и закрыл крышку. Ни одной мелочи не упустили, обставили шатёр куда лучше моего. Полковник знал, что я захочу всё проверить лично.

У кровати — сумка Лии, которую я велел конюху принести, как только поставят шатёр. Тоже была в крови, и, наверное, поэтому оставили на полу. Я высыпал вещи и книги из сумки на столик, чтобы забрать её с собой. Пусть почистят, надо стереть все напоминания о минувшем дне.

Сев на кровать, я открыл одну из книг. «Песнь Венды» — Лия о ней рассказывала. Та самая, где упоминается имя Джезелия. Я откинулся на мягкую перину и пробежал глазами по строкам, совершенно непонятным для меня. И как только Лия их разбирает? Она ведь не книжница. Помню, с каким трепетом она объясняла мне в Санктуме, насколько важна Песнь.

«Может быть, то, что я оказалась здесь, не случайность».

Когда она это сказала, я ощутил неприятный холодок. Венда — королевство и женщина — играли на её страхах, но я помнил и толпы на площади, что росли день ото дня. В этом было что-то неестественное, неправильное, с чем даже Комизар не мог совладать.

Я отложил книгу. Главное, что всё позади. Санктум, Венда — всё. Даже бредни Гриза о том, что Лия его королева. Со дня на день мы отправимся в Дальбрек. Злит только, что приходится ждать. Свену всё мало выделенного эскорта, и полковник предложил через несколько дней, когда сменят гарнизон, уехать всем вместе. Пока что он приказал сокольничьему послать в Фалворт тройку самых резвых вальспреев с новостью, что я жив и скоро прибуду.

Он сказал, что так ещё и успеет ввести меня в курс дел, хотя во взгляде его скорее читалось «подготовить».

Да, возвращение будет нелегким, это уж точно. Я всё ещё не мог поверить, что худшие мои кошмары стали явью: отец и мать умерли в неведении о судьбе единственного сына. Меня сжигало чувство вины.

Но они хотя бы знали, что я их люблю — это они знали.

Завтра мы обсудим смерть родителей и всё, что произошло с тех пор, а пока мне надо отдохнуть. Министры придут в ярость, когда узнают, где я пропадал и сколько раз моя жизнь висела на волоске. Непросто будет вернуть их доверие.

Но Лия жива. И если бы пришлось, я поехал бы за ней ещё раз. Свен и остальные это понимают. Поймут и министры, как только с ней познакомятся.

Глава двадцать первая

Каден

Словно не зная, куда идти, я следовал за стражей, хотя помнил заставу Марабелла до мелочей, особенно расположение душевых и отхожих мест. Проходя мимо ворот, ведущих к загонам, я увидел, что к задней стене одного пристроена новая сторожевая башня. Тут была единственная слепая зона, очень неудобная из-за крутого скалистого подъёма и реки внизу, но именно она помогла мне когда-то сюда проникнуть.

Лия как-то спросила, сколько убитых на моем счету. Слишком много, чтобы всех упомнить, но одного я не забыл.

Вон там это было.

Я глянул на уборную впереди. Лучшего места для смерти он и не заслуживал.

— Стой, — буркнул Тавиш.

Я остановился, и стражники нырнули в подсобку.

Вряд ли мне стали бы предлагать душ и чистое белье, знай они, что я перерезал горло одному из их командиров. Два года назад. Сейчас уже и не припомнить, какие за ним числились грехи, но по его приказу погибло много венданцев — веская причина для Комизара отправить меня поквитаться.

«Это за Эбена», — сказал я, прежде чем полоснуть клинком, хотя и сомневался, причастен ли он к смерти родителей парня. Жаль. Знать бы всё, что он натворил.

«Каден, прошла целая вечность. Мы были совершенно другими».

— Ну чего стоишь? — спросил Тавиш. — Что-то не так?

Солдаты вернулись со сменной одеждой и ждали меня.

— Уже иду.

Мы продолжили путь к душевым. Наконец-то теплая вода! Не горячие источники, конечно, в которых въевшаяся грязь сразу откипает, но для измотанных мышц всё же лучше, чем ледяная вода Санктума. Можно смыть с себя кровь бывших товарищей, с кем не так давно воевал плечом к плечу и кого сегодня помогал убивать.

— Похоже, Гриз выкарабкается.

Сунув голову под струи воды, я сделал вид, что не сразу расслышал. Тавиш напрашивается на похвалу? Только за то, что заштопал раненого?

Я повернулся с холодным ответом наготове. Тавиш смотрел в упор, почесываясь под мышками. Мне не нравился Рейф и его двуличные дружки, но этот и правда спас Гриза от смерти, а Гриз всё ещё мой товарищ, быть может, единственный.

— Ты мастерски владеешь иглой, — признал я.

— Только когда прижмет. — Он перекрыл воду. — Больше никто не берётся. — Вытершись полотенцем, он начал одеваться. — Смешно, Рейф не может воткнуть крошечку стали в чужую щёку, зато без труда уложит троих одним взмахом меча. Да ты и сам знаешь.

Не самое завуалированное предупреждение. Во время нашего разговора с Рейфом в лазарете Тавишу явно не понравилась моя непочтительность к королю.

— Он не мой король. Я не стану преклонять перед ним колени, как все вы.

— Если присмотреться, он не так плох. Дай ему шанс.

— Что еще ты можешь сказать? Я здесь не для того, чтобы раздавать шансы или с кем-то дружить. Я здесь ради Лии.

— Тогда ты теряешь время, убийца. — Он затянул ремень и поправил ножны. В чёрных омутах его глаз вспыхнул жар. — И вот тебе совет: будь осторожен в сортире, особенно по ночам. Я слыхал, там бывает опасно. Неожиданно, да?

Он развернулся и вышел, приказав стражникам ждать за дверью, пока я не оденусь.

Тавиш изучал меня гораздо пристальнее, чем я думал. Один мой взгляд, и уже сложил два и два. Теперь я под колпаком: сам с меня глаз не спустит либо приставит кого-нибудь. Небось уже и Рейфу доложил о своих подозрениях.

Заметил ли кто, что я дрался сегодня на их стороне?

Я продолжал плескаться под душем, не торопясь к ожидавшим стражникам. Когда же я снова увижу Лию… и увижу ли вообще? Уж Рейф постарается все усложнить, особенно сейчас, когда …

Снова помотав головой под душем, я выплюнул воду и стал отскребать грудь. Даже к мысли, что Рейф принц, привыкнуть было не так просто, а теперь он и вовсе король. Неужто Лия и впрямь думала, что он будет тащиться за ней всю дорогу в?..

Я выключил воду.

«Нет, в Морриган Рейф не поедет. Только вот её это не остановит».

На душе потеплело.

Снова надежда.

Ведь Рейф не знает её так, как знаю я.

Сколько всего он вообще не знает.

Не исключено, что Лия использует его так же, как когда-то меня.

И ещё одно.

Кое-чего и она не знает о нём. Быть может, пора открыть ей глаза?

Глава двадцать вторая

Ночь опустилась рано. Издалека доносились приглушенные звуки. Песня? Неужели и здесь на закате дня предаются воспоминаниям о девушке по имени Морриган? Трудно поверить. Корни у нас одни, но как широко раскинулись побеги? Тьма нежно притягивала меня, хотелось ей поддаться, но впереди уже золотились светом окна офицерской столовой.

Я поднималась за мадам Рэтбоун по ступенькам большого деревянного строения, обнесённого со всех сторон широкой верандой.

— Погоди, совсем немного, — попросила я, тронув провожатую за руку.

Она нахмурилась.

— Здесь нечего бояться.

— Знаю. — Моё дыхание сбилось. — Я скоро приду. Пожалуйста!

Она ушла, а я прислонилась к перилам.

Я никогда не боялась столкнуться с чужими ожиданиями, спорила с министрами, когда они пытались давить. И вот от меня снова чего-то ждут, причём я толком не понимаю, чего. «Ваша будущая королева». Её во мне и увидят, едва я войду в дверь столовой. Кадену я сказала, что как-нибудь справлюсь, но куда там! Невозможно. Всегда есть проигравший, и совсем не хотелось, чтобы это были мы с Рейфом.

В небе на западе раскинулись созвездия: Алмазы Астер, Божественный кубок, Хвост дракона — те же звёзды, что сияют над моей родиной. Поцеловав кончики пальцев, я воздела их к небесам, молясь о доме, о тех, кого оставила позади, о всех, кого любила, включая мертвых. «Enade meunter ijotande», — прошептала я и толкнула дверь.

Первым я увидела Рейфа, за что втайне возблагодарила богов. Сердце воспарило в вышину свободным невесомым перышком. Заметив меня, он встал, и по его глазам я поняла, что Рэтбоун, Аделина и Вила старались не напрасно. От его взгляда сердце вернулось на место, наполнившись теплом.

Рейф стоял в конце длинного обеденного стола, и я как заворожённая смотрела на него поверх голов военных, женщин и слуг. Впервые он предстал передо мной в одежде своего королевства, и это странно обескураживало. Синий офицерский мундир поверх свободной чёрной рубашки, на груди темная кожаная перевязь с гербом Дальбрека. Подстриженные волосы, блеск чисто выбритого лица.

Ощущая пристальные взгляды со всех сторон, я не сводила глаз с Рейфа, а ноги сами несли к нему, едва касаясь пола. Я понятия не имела о дальбрекском придворном этикете. Королевский книжник пытался научить меня самым ходовым приветствиям, но уроки я пропускала. Рейф протянул навстречу руку, привлек к себе и, к моему вящему ужасу, поцеловал у всехна виду. Поцелуй был вызывающе долгий, и мои щёки вспыхнули. Неужели здесь так принято? А что, неплохо.

Однако, когда я повернулась к гостям, стало понятно, что такое приветствие всё-таки не предусмотрено стандартным протоколом. Некоторые дамы тоже залились краской смущения, а Свен прикрыл рукой рот, словно сдерживая рвущееся наружу неодобрение.

— Примите мою благодарность, мадам Рэтбоун, вы прекрасно позаботились о принцессе!

Рейф расстегнул мою меховую накидку и передал слуге. Усевшись рядом, я наконец рассмотрела гостей. Свен, Тавиш и Оррин, преображенные бритвой, мылом и тщательно выглаженной одеждой, все в тёмно-синей дальбрекской форме— офицеры могущественной армии, историю которой Свен с такой гордостью мне поведал. И у Свена, и у полковника Бодена, сидевшего на другом конце стола, такой же золотой позумент на плече. Рейфа ничто не отличало от остальных, что и понятно: откуда на аванпосту королевские облачения.

Полковник Боден тут же подскочил с представлениями. Меня приветствовали радушно, но сдержанно. Затем слуги на белых фарфоровых тарелочках внесли первую перемену: теплые шарики козьего сыра с зеленью, рулеты из рубленного мяса, завернутого в тонкие полоски копченой свинины, крошечные корзиночки из печёного теста, наполненные пряными бобами. Каждое блюдо подавалось на новой тарелке, а основные яства были ещё впереди.

Впрочем, я понимала, что полковник Боден закатил сегодня небывалый пир не только в честь вернувшихся товарищей, но и ради короля, которого уже считали погибшим. Джеба не было: врач предписал ему покой и отдых. Отсутствия Гриза и Кадена никто как будто и не заметил, правда за этим столом они наверняка чувствовали бы себя не в своей тарелке. Временами все словно подергивалось дымкой, как во сне. Только сегодня утром мы ехали верхом, сражались за свою жизнь, а сейчас я плыла в море из фарфора, серебра, сияющих канделябров и звенящих бокалов. Всё казалось ярче, громче, острее, чем на самом деле.

Вечер был праздничный, и гости старались придерживаться легкой светской беседы. Полковник Боден принес свой знаменитый самогон, налил Свену стакан и объявил, что готовится еще одно торжество, на котором аванпост будет присутствовать в полном составе. Все солдаты получат возможность поднять тост за нового короля и — в голосе полковника послышалось сомнение — будущую королеву.

— Вечеринки в Марабелле ни с чем не сравнить, — сказала радостно Вила.

— Они поднимают дух, — вставил Боден.

— А еще будут танцы, — добавила Рэтбоун

Я всех заверила, что жду не дождусь всеобщего празднества.

В перерывах между блюдами звучали тосты, и чем больше лилось вина, тем смелее говорили о моей персоне.

— Мадам Рэтбоун рассказывала, какой у вас прекрасный стол, — обратилась я к полковнику Бодену, — и, должна признать, я под большим впечатлением.

— Застава Марабелла славится своей изысканной кухней, — с гордостью заметила Фиона, жена лейтенанта Бельмонта.

— Сытый солдат — стойкий солдат, — пояснил Боден, словно еда была не расточительностью, а боевой стратегией.

Перед глазами ярким пятном всплыли высокие сверкающие на солнце амбары и уверенная улыбка Комизара: «Великие армии должны быть сытыми».

Я взглянула на свою тарелку с объедками фазаньей ноги в апельсиновом соусе. Подносы с костями перед едой по кругу не пускали — никакого почтения к жертве. Это породило в душе странную пустоту, которую тянуло заполнить. Я не знала, что сталось с моей связкой костей. Наверное, выбросили вместе с рваной окровавленной одеждой, как что-то нечистое и дикарское. Пока слуга не забрал кость, я тайком спрятала ее в салфетку.

— Мне даже вообразить трудно, что вы перенесли от рук этих дикарей, — сказала мадам Хейг.

— Если вы о венданцах, то да, некоторые из них и впрямь грубы, но в большинстве своем они на редкость доброжелательны.

Мадам Хейг с сомнением подняла брови.

Капитан Хейг залпом выпил очередной стакан вина.

— Но вы, должно быть, жалеете о своем решении сбежать со свадьбы. Всё это….

— Нет, капитан, я не сожалею о своем решении.

За столом воцарилась тишина.

— Если бы я не покинула Дальбрек, сколько ценных познаний прошло бы мимо меня.

Лейтенант Дюпре чуть подался вперед:

— Уроки юности наверняка можно усвоить и более простыми способами…

— Нет, лейтенант, не уроки. Холодные, безжалостные факты. Венданцы уже собрали армию и создали оружие, способное уничтожить и Дальбрек, и Морриган.

За столом обменялись недоверчивыми взглядами. Кто-то закатил глаза. Да бедняжка бредит!

Рейф накрыл мою руку своей.

— Лия, мы поговорим об этом позже — завтра, с полковником и другими офицерами.

Он шепнул, что мы уходим, и извинился перед гостями. Когда мы проходили мимо Свена и Бодена, на глаза попалась почти пустая бутылка самогона.

Я схватила ее прямо со стола и втянула в себя запах.

— Полковник Боден, не возражаете, если я заберу с собой то, что осталось?

Его глаза округлились:

— Но это очень крепкий напиток, Ваше высочество.

— Догадываюсь.

Он вопросительно взглянул на Рейфа, и тот кивнул. Мне уже порядком поднадоело, что все смотрят на него, прежде чем ответить.

— Я не для себя, — успокоила я полковника и осуждающе посмотрела на Свена. — Мы ведь обещали стаканчик Гризу, помнишь?

Любезность Бодена не исчезла, но некоторые гости откашлялись и уставились на него, ожидая отказа. Я понимала их неодобрение: им только что сообщили о гибели целого взвода от рук венданцев. Однако они не могли не понимать, что свои ранения Каден и Гриз получили, спасая наши жизни.

Рейф взял у меня бутылку и передал караульному, стоявшему у двери:

— Проследи, чтобы здоровяк в лазарете получил вот это.

Оглянулся на меня вопросительно: всё так? Я довольно кивнула.

— Твои покои. — Рейф отодвинул занавешенный вход в шатёр.

Даже при тусклом свете свечей я была потрясена. Ковер цвета индиго с узором из вьющихся цветов. Голубое бархатное покрывало, белые атласные подушки и меховые одеяла на высокой кровати с балдахином и флеронами в виде львиных голов. Элегантные голубые портьеры, подхваченные золотыми шнурами. Массивная печь с замысловатой решеткой. Боковой столик украшали свежие васильки, а в углу стоял ещё один столик и два стула. Здесь было куда роскошнее, чем в моей собственной комнате дома.

— А твои покои?

— Там.

Королевский шатёр в дюжине шагов внешне ничем не отличался от моего. Как близко, и в то же время так далеко! Всю дорогу от Санктума мы спали рядом. Я привыкла к рукам Рейфа на своей талии и теплому дыханию на шее. Казалось невозможным провести ночь без него, тем более сейчас, когда появилась возможность остаться наедине.

Я убрала прядь волос с его лица:

— Ты так и не отдохнул?

— Нет еще. Как-нибудь потом…

— Рейф, — остановила я его. — Есть то, что нельзя отложить на потом. Мы всё еще не говорили о твоих родителях. Как ты себя чувствуешь?

Он отпустил полог, и мы снова погрузились в темноту.

— Нормально.

Я обхватила его лицо ладонями и притянула к себе. Наши лбы соприкоснулись, дыхание смешалось, а горло у обоих перехватило от невыплаканных слез.

— Я так сожалею, Рейф, — прошептала я.

Он стиснул зубы.

— Я был там, где должен. С тобой. Мои родители бы поняли.

От каждого слова воздух между нами пульсировал.

— Мое присутствие рядом с ними ничего бы не изменило.

— Но ты хоть смог бы попрощаться.

Он прижал меня к себе, как будто вложив всё свое горе в наше объятие. Это жестоко: на Рейфа столько свалилось, от него так много ждут.

Отпустив меня, он посмотрел устало. В уголках его глаз собрались морщинки.

— Останешься со мной? — попросила я.

Его губы прильнули к моим.

— Ваше высочество пытается меня соблазнить? — прошептал он между поцелуями.

— Вне всякого сомнения, — ответила я и медленно провела кончиком языка по его нижней губе, словно она была моим последним блюдом на вечернем торжестве.

Он слегка отстранился и вздохнул.

— Мы в самом центре аванпоста, за нами наблюдает сотня глаз — может, даже сейчас из окон столовой.

— Не похоже, чтобы тебя волновало чужое мнение, когда ты при встрече меня целовал.

— Я был под влиянием минуты. Кроме того, поцеловать тебя и остаться с тобой на ночь — это разное.

— Боишься запятнать мою репутацию?

Рейф ухмыльнулся:

— Боюсь, это ты запятнаешь мою.

Я шутливо ткнула его под ребро, но в следующий миг веселость с меня слетела. Кому, как не мне, знать требования протокола, особенно для королевских особ — всю жизнь по ним прожила. К тому же Рейф сейчас под прицелом всеобщего внимания. Но мы оба чуть не погибли, а я так устала ждать.

— Я хочу быть с тобой, Рейф. Прямо сейчас! Мы только и делаем, что ждем. Плевать, что о нас подумают! Что, если нет никакого завтра? Может быть, кроме «сейчас» — это все, что у нас есть.

Рейф нежно прижал палец к моим губам.

— Тс-с, никогда не говори так. У нас вся жизнь впереди, сто «завтра» и даже больше. Обещаю. Для этого все и делалось. Каждый мой вздох, каждый мой шаг — ради нашего будущего. Больше всего я бы хотел скрыться с тобой в шатре, но мне далеко не все равно, что подумают другие. Ты только появилась, а я уже пренебрег всем, что положено принцу по протоколу.

У меня вырвался вздох.

— А теперь ты ещё и король.

— Но я могу хотя бы войти и растопить печь. Это не займет много времени.

Я возразила, что и сама справлюсь, но, откинув полог, он увлек меня за собой внутрь шатра. Рейф проверил тягу в высокой круглой трубе, выходившей через верх шатра, и зажёг растопку. Затем опустился на край постели и стал смотреть, как разгорается пламя. Тем временем я осматривала убранство и водила пальцами по пологу кровати, привыкая к ее вычурности.

— Право, Рейф, вся эта роскошь ни к чему— сказала я не оборачиваясь.

Слышно было, как он кочергой помешивает дрова.

— Где же тебе еще останавливаться? В солдатских казармах?

— В сравнении с тем, где мы спали недавно, всё было бы роскошью. — На столе я заметила аккуратную стопку своих вещей, но седельная сумка исчезла. Я взяла расческу и стала вытаскивать шпильки из волос, уничтожая прекрасную работу Аделин. — Я могла бы спать в гостиной у мадам Рэтбоун, хотя ее муж, возможно, не…

Я обернулась на странный стук. Кочерга выскользнула из рук Рейфа и теперь лежала на полу.

По всему выходило, что мое желание исполнялось.

— Рейф?

Но он уже не слышал: сам на кровати, ноги на полу, а руки обмякли по бокам. Я подошла ближе и снова тихонько позвала по имени. Рейф спал. Даже самый упрямый король нуждается в отдыхе. Я стянула с него сапоги — едва шевельнулся. Сняла пояс. До одежды дело не дошло: моих сил не хватало, чтобы справиться с весом мужского тела. Подняла его ноги на кровать, он пробормотал, что уже уходит, и больше не издал ни звука. Скинув свой наплечник и украшения, я с трудом расшнуровала кожаный корсет и погасила свечи. Затем свернулась калачиком рядом на кровати, укрыв нас обоих мехами. Его лицо, в эти минуты безмятежное, поблескивало в свете камина. «Отдыхай, милый крестьянин», — шепнула я и стала целовать его щеки, подбородок, губы, запоминая каждое прикосновение. «Сто завтра». Положила голову на подушку и обняла его, все еще в страхе, что он ускользнет и наши «завтра» никогда не наступят.

Глава двадцать третья

Посреди ночи Рейф выскользнул из-под моей руки. Я думала, он просто повернулся на другой бок, но утром проснулась одна и встретила настороженный взгляд служанки. Поставив на столик поднос с пирожными, сливками и сухофруктами, она присела в реверансе:

— Я Тильда. Его величество велел передать, что у него важные встречи и он зайдёт позже. А до тех пор я в вашем распоряжении.

Я опустила взгляд на своё измятое после сна платье.

— Мадам Рэтбоун скоро пришлет ещё одежду, — заметила Тильда. — Она также хотела бы знать, желаете ли вы, чтобы другие ваши вещи почистили… или сожгли.

Конечно, они предпочли бы всё сжечь. Одежду уже не починишь, однако с ботинками и тем более с перевязью Вальтера я ни за что не расстанусь… а если подумать, то и с остатками платья, пошитого множеством рук. Сама вычищу, ответила я, пускай принесут.

— Как прикажете, мадам, — Тильда вновь присела в реверансе и поспешила наружу.

Я расчесалась, надела изящные мягкие туфли, которые одолжила мне Вила, и отправилась искать кабинет полковника Бодена.

Мощные стены укреплений сверкали на утреннем солнце. Безукоризненные чистота и порядок вокруг изумляли, подчёркивая незыблемость основ королевства. Даже земля между постройками была устлана тщательно выровненным, желтым, словно джем, гравием. Он похрустывал под ногами, пока я шла к длинному зданию, такому же, как столовая, но с высоко расположенными окошками — чтобы никто не заглядывал?

Когда я открыла дверь, офицеры удивленно подняли глаза. Ни Рейфа, ни Свена, ни полковника Бодена с ними не было.

— Ваше высочество, — привстал лейтенант Бельмонт, — можем ли мы быть вам полезны?

— Мне сказали, что сегодня мы продолжим нашу беседу. О венданской армии. Вам следует знать…

Капитан Хейг с громким стуком бросил на стол кипу бумаг.

— Его величество уже сообщил нам о событиях в Венде, — произнес он и добавил, выразительно глянув на моё помятое платье: — Пока вы спали.

Я провела ладонью по складкам.

— Мнение короля трудно оспорить, но он не видел того, что я, когда…

— А вы разве обученный солдат, ваше высочество? — ядовито прошипел он.

Я отшатнулась, словно от пощечины. Вот, значит, как? Подалась вперед и посмотрела ему в глаза, опершись ладонями на стол.

— Да, капитан, так и есть… хотя, возможно, обучали меня несколько иначе.

— О, разумеется, — ответил он, откидываясь на спинку стула. Сколько презрения! — Морриганская армия и впрямь делает всё несколько иначе… Полагаю, речь идёт об этом вашем «даре». — Он подмигнул офицеру сидевшему рядом. — Продолжайте же и расскажите нам, что вы там видели.

Напыщенный осёл! Рейф считает меня своей будущей королевой, а ему наплевать — по крайней мере, в отсутствие короля. Тем не менее, нельзя, чтобы уязвлённое самолюбие помешало мне рассказать то, что необходимо.

Я принялась рассказывать о военном городе.

— Сто тысяч вооруженных солдат — не слишком ли сильно сказано? — спросил Хейг, когда я закончила. — Варвары есть варвары.

— Не такие уж они и отсталые, — возразила я. — Люди, с которыми я там была, Каден и Гриз, могут подтвердить мои слова.

Капитан Хейг поднялся. На лице выступили красные пятна.

— Позвольте напомнить, ваше высочество, что из-за таких, как они, мы только что потеряли двадцать восемь человек. Единственный способ получить сведения от этих дикарей — выбить батогами.

— И совершенно ясно, что таким же образом вы предпочли бы расспросить меня.

Капитан Ация положил руку на плечо Хейга и что-то прошептал. Хейг сел.

— Пожалуйста, поймите, ваше высочество, потеря взвода стала горькой утратой для всех нас, особенно для Хейга. Там был его двоюродный брат…

Мои руки соскользнули со стола, я выпрямилась и вдохнула поглубже, чтобы успокоиться. Я знала, что значит горе.

— Примите мои соболезнования, капитан. Сожалею о вашей потере. Но, прошу вас, не совершите ошибки. Я в долгу перед людьми, которых вы очерняете. Если они не будут приглашены к столу, меня там увидеть и не надейтесь.

Его густые брови сошлись на переносице.

— Я передам ваши пожелания полковнику Бодену.

Я уже повернулась к выходу, и тут через дверь в глубине зала вошёл полковник Боден с Рейфом, Свеном и Тавишем. Увидев меня, они вздрогнули, а глаза Рейфа недобро сузились, словно я его компрометировала.

— Как раз собиралась откланяться, — сказала я. — Похоже, вы всё уже решили.

На полпути вниз по лестнице меня догнал Рейф:

— Лия, что происходит?

— Я думала, мы планировали встретиться с офицерами вместе.

Он с виноватым видом покачал головой:

— Ты спала, не хотел тебя будить. Но я передал всё, что ты рассказывала.

— И про амбары?

— Да.

— И о брезалотах?

— Да

— И о размере армии?

— Да, я им рассказал всё.

Всё… Кое о чём даже я не стала бы упоминать.

— И о предателях при морриганском дворе?

Он кивнул.

— Мне пришлось, Лия.

Разумеется. Мне оставалось лишь догадываться, насколько его слова подорвали уважение к Морриган и лично ко мне. Я выросла при дворе, кишащем змеями.

Я вздохнула.

— Похоже, насчёт венданской армии мне не поверили.

Рейф взял меня за руку.

— Они сомневаются лишь потому, что никогда раньше не сталкивались с дозором варваров больше десяти человек. Но я рассказал им о том, что видел своими глазами: вас привели в Венду пять сотен сплоченных и вооруженных воинов. Поверь, мы вполне понимаем, какие меры необходимы, особенно сейчас, когда погиб целый….

У меня вырвался тихий стон.

— Моё знакомство с твоими офицерами прошло не лучшим образом, а капитан Хейг уж точно меня невзлюбил. Один из убитых — его двоюродный брат, а я ни сном ни духом. И мы с ним схлестнулись.

— Плохо это или хорошо, но Хейга трудно принять без глотка крепкого эля. Так говорит Свен, я-то сам капитана едва знаю.

— Свен прав. Хейг даже не скрывал, что не уважает морриганскую армию, а уж дар и подавно презирает. Я им нужна, как пятое колесо телеге. Так зачем же, во имя богов, я понадобилась Дальбреку, если здесь нет почтения к первым дочерям и дару?

Мгновение Рейф стоял как оглушенный, уронив плечи, но тут же пришёл в себя.

— Капитан тебя оскорбил. Я поговорю с ним.

— Не стоит, — покачала я головой. — Меньше всего мне хочется предстать перед ним обиженным ребёнком, который побежал жаловаться королю. Сами разберёмся.

Он кивнул и нежно поцеловал мою руку.

— Постараюсь закруглиться со всеми совещаниями как можно скорее.

— Я могу чем-нибудь помочь?

Рейф устало покачал головой. Пока его не было, произошло очень многое, не только смерть родителей. Ассамблея и кабинет министров передрались без твердой руки. Вспыхнули самолюбия, генералы оспаривали приказы, а страх перед бедой, настигшей королеву, сказался на торговле. Всё это время смерть короля держали в строгой тайне, и ждали нового сражения на всех фронтах, едва он вернётся во дворец.

— Как же быть с Морриган? — Не время поднимать эту тему, но выбора нет. — Ты знаешь, надо их тоже предупредить, я должна…

— Знаю, Лия. Дай мне, пожалуйста, несколько дней, чтобы сначала разобраться со всем этим. Потом мы сможем поговорить о …..

Из двери высунулась голова Свена. Он показал глазами себе за спину.

— Ваше величество, подданные волнуются.

Рейф задержал на мне взгляд, словно хотел остаться навсегда. Под глазами у него пролегали глубокие тени. Всего несколько часов сна, хотя отсыпаться надо было неделю, и лишь мимолетная траурная церемония. От меня он хотел всего нескольких дней, чтобы вжиться в новую роль, но и это казалось роскошью, которую моё родное королевство не могло себе позволить.

Я кивнула, и дверь за ним и Свеном закрылась прежде, чем я успела попрощаться.

Я застегнула последний крючок лифа и поправила пояс. Хорошо, что Вила и Аделина принесли мне одежду попрактичнее: кожаную юбку с разрезом, куртку-безрукавку и рубашку — хотя всё оказалось не менее шикарным, чем вчерашнее платье. Тиснёная коричневая кожа была такой мягкой, что казалось, вот-вот растает под пальцами.

Старые порванные шнурки с узлами на моих вычищенных ботинках заменили, а перевязь Вальтера уютно расположилась на груди, сверкая, как в тот день, когда её подарила Грета.

— Семейная реликвия? — поинтересовалась Вила.

Обе смотрели испытующе, словно читая боль в моих глазах. Насколько капитан Хейг был несносен, настолько они — добры. Постаравшись стереть печаль с лица, я кивнула с улыбкой.

— Я готова.

Они взялись показать мне весь аванпост, окружённый широким овалом стены. Наши с Рейфом шатры стояли рядом с офицерскими домиками. Мы прошли вдоль рядов солдатских казарм, мимо солдатской столовой и хижины лекаря. Чуть дальше среди построек пряталась кухня. На нижний уровень заставы вели широкие ворота, за которыми располагались амбары, загоны для скота, огороды и конюшни. В вольерах содержали прекрасных белоснежных вальспреев с острыми когтями. Над пронзительными алыми глазами птиц торчали вразлет черные пучки перьев. Размах крыльев пять футов, по словам Вилы.

— Они способны пролететь без остановки тысячи миль. Так мы обмениваемся сообщениями.

На мой вопрос, можно ли их отправлять куда угодно, Вайла ответила, что птицы приучены летать только в столицу и обратно. Вальспреи поворачивали головы, провожая нас взглядами, от которых делалось жутко.

За дальней стеной вилась река, огибая аванпост. Мы сделали круг и вернулись на верхний уровень возле прачечной, поражавшей размерами, что и неудивительно при здешней любви к одежде. Наконец мы снова оказались у штаба полковника Бодена. Я бросила взгляд на маленькие окошки: интересно, что за необходимые «меры» там сейчас обсуждаются?

— А наружу выйти можно? — показала я на ворота сторожевой башни.

Рейф говорил, что кочевники часто разбивают лагерь у стен заставы. Когда мы вчера подъезжали, повозок Дихары видно не было, но правду сказать, я вообще мало что видела, кроме хлынувшей навстречу толпы. Вдруг они и сейчас здесь, где-нибудь на временной стоянке?

— Почему бы и нет, — весело ответила Аделина.

Небольшая дверь в массивных воротах охранялась четырьмя стражниками, как и приказал Рейф. Каждый держал блестящую, хорошо начищенную алебарду. Для солдат вход был свободен, купцам дозволялось лишь передавать сообщения.

Стоило нам приблизиться, как алебарды стражников скрестились и щелкнули, словно хорошо отлаженный механизм.

— Джеймс, — укоризненно обратилась Аделина к одному из солдат, — Что ты делаешь? Пропусти. Мы собираемся…

— Вам с Ви дорога открыта, — ответил он. — А вот её высочество пускать без сопровождения не велено. Приказ короля!

Я нахмурилась. Рейф боялся, что снаружи могут быть рахтаны.

— А эти дамы не считаются моим сопровождением?

— Вооруженное сопровождение, — уточнил он.

Я выразительно посмотрела на кинжалы, висевшие на наших поясах — чем не вооружение?

Джеймс покачал головой. Очевидно, этого было мало.

Шагая среди повозок торговцев в сопровождении суровых воинов с непроницаемыми лицами и острыми алебардами в руках, я чувствовала себя неловко, но Джеймс и этих нашел с трудом — четверка у ворот не покидала своего поста, так что нам повезло.

Импровизированный городок из повозок чем-то напоминал базар-джехендру. Здесь было всего понемногу и на любой вкус: жареная еда, ткани, кожаные изделия, палатки для азартных игр и экзотические напитки. Предоставлялась даже услуга по написанию писем для солдат, желавших отправить домой весточку в изысканном стиле. Остальные торговцы лишь хотели продать провизию на заставе и отправиться дальше.

Невольно подумалось, что аванпост, судя по всему, нарушает договор о запрете постоянного жилья на Кам-Ланто. Почему же хозяйство Эбена сожгли дотла, а здесь, в такой же глуши, стоит поселение на сотни человек?

Я спросила Аделину, и за неё ответил один из стражников:

— Здесь нет постоянных жителей, гарнизон регулярно меняется.

Удобное объяснение для тех, кто хорошо вооружен и способен дать отпор. Риган как-то рассказывал о лагерях, где отдыхал их патруль, но в моем воображении они рисовались временным пристанищем с шаткими палатками на истоптанном поле, где теснятся солдаты, спасаясь от дождя и ветра. Может, и наши лагеря основательнее, чем я предполагала?

По пути я расспрашивала торговцев, где остановились кочевники, но не находила тех, кто был мне нужен. Наконец, обратившись к старику, украшавшему заклёпками кожаную уздечку, уточнила: «Я ищу племя Дихары».

Он оторвался от работы и показал резцом вдоль стены.

— Там, в самом конце.

Моё сердце радостно подпрыгнуло, но только на миг, уж больно мрачным стало его потемневшее морщинистое лицо. Я бросилась вперёд. Вила, Аделина и солдаты едва поспевали за мной.

Вскоре я поняла, почему старик так помрачнел. Лагерь прятался под сосновыми ветвями, но ни одну из них не украшал колокольчик. Ни разноцветных лент, ни трепещущих на ветру медных дисков — голые ветки. Дымящегося в центре чайника тоже не было. И ни одного шатра — только три обгоревшие кибитки-карвачи.

Рина сидела на бревне у костра с одной из молодых матерей. Неподалеку Тевио ковырялся в грязи острой палочкой. Позади кибитки, скорее чёрной, чем пурпурной, мужчина с младенцем, примотанным к поясу, ухаживал за лошадьми. Кочевники выглядели понуро.

Я повернулась к стражникам и попросила их не приближаться:

— Пожалуйста. Там что-то случилось.

Оглядевшись, они неохотно согласились постоять в стороне. Аделина с Вилой остановились перед ними в качестве своеобразного заслона.

С колотящимся сердцем я подошла к костру.

— Рина?

Просияв, она вскочила навстречу и прижала меня к своей полной груди так крепко, словно и не собиралась выпускать. Затем, чуть отстранившись, снова взглянула мне в лицо. Глаза ее блестели.

— Chemi monsé Lia! Oue vifar!

— Да, я жива. Но что здесь случилось? — я не сводила глаз с обугленного фургона.

К тому времени возле нас собралось ещё несколько человек, включая Тевио, который то и дело тянул меня за юбку. Рина подвела меня к огню, усадила на бревно и начала рассказывать.

К ним в лагерь явились всадники, венданцы. Таких она раньше никогда не видела. Дихара вышла навстречу, но они разговаривать не стали. Показали маленький нож. Сказали, что помощь врагам Венды не должна остаться безнаказанной. Убили половину лошадей, подожгли палатки, фургоны и ушли. Рина с остальными, похватав одеяла и всё, что под руку попало, пытались сбить пламя, но карвачи сгорели в мгновение ока. Спасти удалось лишь три.

Когда я услышала про маленький нож, во рту появился тошнотворный солоноватый привкус. Нож Натии! К концу рассказа я едва сдерживала ярость. Для Комизара одной смерти мало. С каким удовольствием я убила бы его снова! В гневе я всадила кулак в деревянную стену карвачи.

— Aida monsé, neu, neu, neu. Нельзя с собой так, — Рина оттащила меня от карвачи. Осмотрев руку в поисках заноз, завернула её в свой шарф. — Ничего, переживем. Дихара сказала, всякое случается. Тут уж ничего не поделаешь.

— Дихара? Где она? Что с ней?

В глазах Рины появилось то же мрачное выражение, что и у того старика.

Меня словно под коленки ударили, я покачала головой:

— Нет, только не это!

— Она жива, — в тот же миг успокоила меня Рина, — но жить ей, наверное, осталось недолго. Она и так стара, а когда тушили пожар, сердце не выдержало. Пока оно бьется, но слабо. С заставы лекарь приходил, да благословят его боги, но и он ничего не смог сделать.

— Где же она?

Внутри карвачи царил полумрак, лишь тонкое голубое пламя мерцало в чаше сладко пахнущего жира, отгоняя дух смерти. Я внесла ведро теплой воды с пряными листьями.

Она лежала, опираясь на подушки, в глубине кибитки. Легкая, как перышко, как серая зола, которую вот-вот сдует ветерком. Наблюдая за нами, по углам пряталась смерть. Выжидала. Казалось, к миру живых Дихару привязывают лишь длинные серебристые косы. Придвинув табуретку, я поставила ведро. Дихара открыла глаза.

«Вы же слышали, что она сказала. Дайте девушке козьего сыра».

При воспоминании о первых услышанных от неё словах у меня перехватило дыхание. «Вы же слышали, что она сказала».

Дихара была одной из немногих, кто и впрямь меня слышал.

— Тебе нехорошо. — Я промокнула ей лоб тряпицей, смоченной в ведре с водой.

Выцветшими глазами она изучала моё лицо.

— Ты проделала долгий путь, а сколько ещё впереди… — Её дыхание сбилось, она медленно моргнула. — Далеко, далеко…

— Я держусь только благодаря той силе, которой ты меня наделила.

— Нет, — прошептала Дихара, — она всегда была в тебе… глубоко.

Её веки опустились, словно устав от собственного веса.

Я прополоскала тряпицу и отерла ей шею; изящные складки отмечали годы, прожитые на этой земле. Тонкие морщины на лице сложились в искусно вычерченную карту, древнюю, но пока не устаревшую. Мир пока нуждается в Дихаре, ей нельзя ещё уходить.

Иссохшая рука тихо легла поверх моей, холодная и невесомая, как бумага.

— Малышка Натия… поговори с ней, — произнесла больная, не открывая глаз. — Не позволяй ей винить себя. Она всё сделала правильно. Правда описала круг и заключила её в свои объятия.

Зажмурившись, я поднесла к губам её тонкую, почти прозрачную руку. Кивнула, сглатывая горький комок.

— Довольно. — Дихара отняла руку. — Меня чуть волки не съели. Я тебе рассказывала? Эристл услышала, как я кричу в лесу. А когда небеса тряслись от грома, она научила меня укрываться… — Глаза Дихары открылись. Зрачки плавали в серых кругах, словно две чёрные луны. Она слабо покачала головой: — Нет, это моя история, не твоя. Твоя впереди. Иди своей дорогой.

— Дихара, почему я?

— У тебя есть уже ответ на этот вопрос. Кто-то же должен, так почему не ты?

Точно такие же слова сказала мне Венда. По спине прокатились холодные мурашки. «Этот мир, он вдыхает тебя… знает тебя, а потом снова тебя выдыхает, делится тобою».

Глаза Дихары медленно закрылись, язык вернулся к родному наречию. Еле слышный голос дрогнул, как пламя свечи:

— Jei zinterr … jei trévitoria.

Будь смелой. Побеждай.

Казалось, и то, и другое мне не по силам. Я поднялась на ноги. Пора уходить.

Глава двадцать четвёртая

Рейф

— Ты ничего не ешь. — Свен постучал по столу рядом с моей тарелкой. — Полковник огорчится.

— Я таких бизоньих отбивных в жизни не пробовал, — влез Оррин, слизывая подливу с кости. — Только Бодену не говорите. Я заявил, что мои вкуснее.

Тавиш молча сверлил меня взглядом, откинувшись в кресле и закинув ноги на стол. Каблуки его сапог царапали начищенное дерево.

Мы перебрались в кабинет Бодена, а остальные офицеры обедали в зале заседаний.

— Да ты не волнуйся, парень. — Свен встал и подошёл к окну. — Всё утрясётся, на тебя просто много навалилось.

— «Парень?» — оторопел Тавиш. — Он у нас теперь король, чёрт возьми!

— Пусть тогда меня разжалует.

— Меня не только придворные дела заботят. — Я отодвинул тарелку. — Лия повздорила с Хейгом.

— И что? — прыснул Свен. — Кто не вздорит с Хейгом? Забудь, и всё.

— Ну а другие офицеры? — спросил я. — Как она им, по-вашему?

— Грехи Морриган на неё никто не вешает, — буркнул Тавиш. — Бельмонт, Армистед и Ация вообще обмякли, как щенки, когда её увидали.

Свен прищурился, высматривая что-то в окне.

— Тебя только это волнует? Что о ней подумали?

— Отнюдь нет. Её взгляд там на веранде…. он не уступал красноречием словам. На пути сюда я увиливал от разговора, сначала надо было добраться до заставы. Теперь мы здесь, и уходить от вопросов труднее.

— Я подался вперёд, потирая виски. — Меня ещё кое-что волнует… Лия хочет домой.

Свен оглянулся на меня.

— В Морриган? Что ещё за дурость?

— Хочет предупредить их о венданской армии.

— Может, Комизар и посвятил её в свои великие замыслы, — начал Свен, — но кто сказал, что их следует принимать всерьёз? Хоть одно его слово не сочилось честолюбием? Я ведь говорил: даже некоторые наместники считали, что он накручивает цифры!

— Оррин облизал пальцы. — Со страху и пара тысяч солдат может показаться огромным воинством.

— Но мы ведь давно знали, что их армия растёт, — возразил я. — Это и толкнуло нас на династический союз с Морриган.

Свен закатил глаза:

— Ну, не только.

— Да будь их любые толпы, что они против нашей вековой муштры и опыта? — вмешался Тавиш. — К тому же они лишились единственного достойного полководца.

— А тот флакончик Лии, что помог Рейфу взорвать мост? — Джеб нахмурился. — Такого оружия ни у одного королевства нет.

— Футов двенадцать стали вынесло, как не было, — подхватил я. — Повод забеспокоиться.

Свен снова уселся.

— На поле боя мостов нет, а брезалотов можно перебить, даже если они уже несутся на тебя. Да и Совет перегрызёт друг другу глотки ещё до того как мост починят.

Оррин потянулся за новой отбивной.

— Ты вообще-то король. Запрети ей ехать, и всё тут.

— Запретишь такой, как же, — фыркнул Тавиш. Впился в меня изучающим взглядом и помотал головой. — О боги! Только не говори, что уже обещал отвезти её туда!

— Может и обещал, — выдохнул я в потолок. Встал и принялся мерить кабинет шагами. — Да, обещал! Но это было ещё в Санктуме! Ей тогда нужно было услышать, что мы вернёмся в Терравин. Когда-нибудь. Я не говорил, когда именно, Просто хотел дать ей надежду.

— Тогда пришлось, понятное дело, — пожал плечами Свен.

Тавиш медленно втянул воздух.

— А теперь она воспримет это как ложь.

— Я не лгал, просто… думал, что отвезу её когда-нибудь потом, если получится… а теперь за её голову награда назначена, а кабинет министров в Морриган кишит предателями! Только полоумный дал бы ей вернуться.

— Да уж, дома её наверняка ждёт петля. — Оррин поскрёб шею. — Так ведь они казнят преступников?

Тавиш пронзил его взглядом:

— Не нагнетай.

— Она тебя любит, парень, — вздохнул Свен. — Любит и хочет быть с тобой, дураку ясно. Скажи ей то, что сказал нам. Лия — девчушка рассудительная.

Слова Свена ранили глубже всего. Я притворился, что разглядываю антиквариат на стене. Каждый день я видел, как Лия борется сама с собой. С одной стороны, Венда не ослабляла хватку, с другой — Морриган. Как внять рассудку, если тебя разрывает надвое? Её душа металась между двумя королевствами, и Дальбрека среди них не было.

— Я слышал, как она говорила с кланами в последний день, — припомнил Тавиш. — Беда ещё и в этом?

Я кивнул.

— Та, что будет сначала слаба и гонима… — пробормотал Оррин.

Их лица омрачила тревога. Те давние слова Лии в Санктуме тревожили их не меньше моего.

— Коготь и лоза. Проклятье! — Свен помотал головой. — Всё из-за рисунка на плече. Венданские кланы прониклись к нему уважением.

— Это бывшая свадебная кава. Когда мы только встретились, Лия назвала её ужасной ошибкой.

Похоже, придётся снова её в этом уверить.

Молвите правду, братья и сестры мои.

Не ложь, что льёт устами Химентра,

Зверь-искуситель двуязыкий,

Песнь его, точно атлас, нежна,

Оплетёт крепче пут шёлковыми косами.

Но избавь его от ушей внемлющих,

И Химентра испустит дух

Настигнутый своей же сладостной ложью.

— Песнь Венды

Глава двадцать пятая

Каден

Повздорив со стражниками у двери, Лия протиснулась мимо них и прошла в глубь барака. Я сидел, примостив ноги на край койки Гриза. Рядом на полу стояла пустая бутылка.

Бросив на неё взгляд, Лия нависла надо мной и шумно втянула воздух.

— Да ты пьян! — скривилась она.

Я пожал плечами:

— Слегка. Там было-то всего ничего.

— Бутылка предназначалась Гризу, не тебе.

— Глянь на него. Думаешь, ему нужна выпивка? Лекарь пичкает его своим особым варевом, чтобы лежал на спине ровно. И того тоже, — добавил я, кивнув на Джеба. — Вся моя компания — пуки да храп.

Она закатила глаза:

— И ты ничего лучше не придумал, как накачиваться самогоном?

— А что ещё?

— Да что угодно! Выйти на улицу и позагорать на солнышке. Исследовать заставу, в конце концов.

— Если ты ещё не заметила, снаружи охрана, да и на свежем воздухе я за последние недели провёл более чем достаточно.

Запрокинув бутылку, я поймал языком последние капли жгучего напитка и пнул Джеба. Удостоверившись, что тот спит, как убитый, продолжал:

— А как выглядит аванпост, я давно уже знаю. Бывал уже.

Лия смутилась:

— Бывал?..

Она побледнела, поняв, что это означает. Подвинув ноги Джеба, примостилась на краешек койки и уронила лицо в ладони, пытаясь переварить услышанное.

— Ты же знала: я не всегда охотился на принцесс, — вновь заговорил я. — Выполнял задания. Одно из них привело меня сюда… — Я рассказал, как два года назад оказался на заставе. Интересовал меня только один, но важный человек. — Он заслужил, если тебя это утешит — во всяком случае, так считал Комизар

«Заслужил». Это слово червём точило меня всё утро. Астер тоже заслужила нож в сердце? Может, потому я и забрал бутылку Гриза. Наверняка без счёта венданцев жестоко погибло по вине других королевств, в том числе от руки человека, которого я убил — так сказал Комизар. Я сам был свидетелем этих зверств. Но под раздачу попадали и другие, как Астер, просто напоказ. Сколько их погибло от моей руки?

Тяжёлый, пристальный взгляд Лии пронзал насквозь. Я отвернулся, жалея, что в бутылке ничего не осталось. Молчание длилось долго. Верит ли она теперь, что я уже другой?

Наконец она сдавленно вздохнула, встала и принялась рыться в шкафчике лекаря. И тут я понял, что шарф у неё не просто так, а обматывает руку.

— Что случилось?

— Одна глупость, которая никогда не повторится.

Она размотала руку и, прополоскав в чаше с водой, стала пинцетом вытаскивать занозы.

— Дай сюда.

— Тебе? — презрительно усмехнулась она.

— Это же не хирургия, и я не так уж пьян, справлюсь.

Она села напротив и, пока я пытался возился с занозами, рассказала о Дихаре и кочевниках-погорельцах.

— Эта Натия… — Я покачал головой. — Я знал о её пожелании, чтобы твоя лошадь повыбивала мне зубы, но не думал, что она передаст тебе нож. Кочевники обычно осмотрительнее.

— Даже они далеко не всё способны стерпеть. В особенности молодые. Теперь Натия мучается, винит себя за то, что с её племенем поквитались.

— Комизар, судя по всему, поверил, когда ты сказала, что украла нож. Иначе никто бы не выжил.

— Какое утешение, не правда ли? О, великий и милосердный Комизар!

Сказала, словно ужалила. Я погладил её ладонь:

— Прости.

Лия посерьёзнела.

— Каден, он мёртв? Как ты сам чувствуешь?

Она отчаянно хотела услышать «да», но я повторил то же, что и раньше. Не знаю. Комизар был опасно ранен и слаб. Я уловил пару фраз, что не слишком-то обнадёживали, и больше не слышал его голоса до самого бегства из Санктума

Её рука расслабилась в моей. Она не верила, что кто-то из оставшихся в Санктуме способен руководить такой гигантской армией. Возможно, она была права.

На пороге казармы легла тень. Тавиш. Он не сводил глаз с руки Лии, лежавшей в моей. Я позволил ему насладиться зрелищем и только потом сказал:

— У нас гости.

Глава двадцать шестая

Рейф

Я нашёл Лию в углу столовой, спиной ко мне, и, глубоко вздохнув, разжал кулаки. Пообещал же себе, что не буду сыпать обвинениями. Позабуду их.

Но как я ни пытался выбросить из головы разговор с Каденом в лазарете, ничего не получалось.

«Это мне она изливала душу, это я всегда подставлял ей плечо. Мы вместе засыпали каждую ночь. Знаешь, с какой любовью она меня целовала? Думаешь, волноваться тебе не о чем? Ты для неё лишь средство достижения цели».

Каден меня просто подначивал. Нет уж, я не покажу, что придал его словам значение. Не дождётся.

В опустевшей столовой сидели только пятеро солдат за одним столом с Лией. Я неспешно двинулся к ним. Под сапогом скрипнула половица, и все повернулись в мою сторону — кроме Лии. Солдаты один за другим положили карты на стол.

Она не пошевелилась, даже когда я подошёл, и коснулся одеждой её волос. Солдаты начали вставать, но я жестом остановил их.

— Что у тебяна кону в этот раз? Мне стоит волноваться?

По-прежнему не глядя на меня, она приподняла бутылку самогона.

— Когда проигрываю, отдаю бутылку. Всего дважды от меня уходила. — Лия театрально вздохнула. — Право, полковнику Бодену следовало бы запирать шкафчик с выпивкой. — Она склонила голову набок, словно задумавшись. — Или шкафчик был заперт?

Я забрал бутылку и поставил её посреди стола. Затем туда же сдвинул и выигрыш Лии.

— Приятной игры, господа!

— Рада была поиграть, — кивнула она новым друзьям и подала мне руку.

Мы вышли в молчании. Там я повернулся к ней, обвил её за талию и нежно поцеловал.

— Так просто сдаёшься?

— Они хорошие ребята, но играют никудышно. Мы просто убивали время.

— Почему вдруг самогон полковника? Ничего другого не придумала?

— Ставка куда пристойнее, чем в прошлый раз. Ради тебя старалась.

— Вот уж спасибо. Наверное. А что это тебя вообще потянуло на карты?

— Куда ни пойду сегодня, всюду останавливают. — расстроенно посетовала Лия.

— Говорят, нужно разрешение короля. Сначала торговым телегам не пустили, потом на крепостную стену. Тавиш вообще выставил меня из лазарета…

— Что ты там делала? — спросил я чуть резче, чем хотел. Она вывернулась из моих объятий.

— Не всё ли равно?

— Нам надо поговорить.

— О чём? — Лицо стало настороженным.

— Пойдём в мой шатёр.

Глава двадцать седьмая

Рейф чуть ли не протащил меня через двор. Что за муха его укусила? Неужто дело в самогоне полковника Бодена или в невинной карточной игре? А может, что-то случилось сегодня?

В шатре он повернулся ко мне. Лицо напряжено до предела, на виске пульсирует жилка.

— Рейф, что с тобой?

Подошёл к столику у кровати, налил себе воды и залпом выпил. Мне предлагать не стал. Долгим взглядом посмотрел на пустой кубок в руке, стискивая с такой силой, что я испугалась, как бы тот не лопнул, но затем поставил его так осторожно, словно там был яд.

— Наверное, это неважно, — начал он.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Вижу, что важно. Давай, говори!

Он развернулся ко мне лицом, и столько вызова было в его осанке, во всём виде, что я невольно распрямила плечи.

— Ты с ним целовалась?

Он мог иметь в виду только Кадена.

— Ты сам видел, как мы…

— Когда были вместе в Кам Ланто.

— Один раз.

— Ты же говорила, что ничего не произошло.

— Ну да, — опешила я. Что на него нашло? — Просто поцелуй, и всё.

— Каден тебя заставил?

— Нет.

— Так было нужно для побега?

— Нет.

На его скулах ходили желваки.

— Тебе понравилось?

Что за грязные намёки? Можно подумать, я преступница!

— Да! Понравилось! Хочешь знать, почему? Я была напугана, Рейф. Одна. Уставшая. Считала тебя крестьянином, которого больше никогда не увижу. Думала, наши пути разошлись. Я отчаянно нуждалась в опоре, но я поняла, что Каден не тот, кто мне нужен. Всего один поцелуй в минуту слабости, но, если тебе так нравится, можешь всё перевернуть с ног на голову и превратить его в нечто постыдное, только я извиняться не стану!

— Он сказал, что каждую ночь спал с тобой рядом.

— На одеяле у костра! Рядом еще и Эбен спал, и Гриз, и целая свора других вонючек. И не забудь про змей с хищниками! Увы, но во время той милой прогулки нам не попалось отдельных комнат в уютных тавернах!

Рейф тряхнул головой и сжал кулаки, меряя шагами шатёр.

— Я знал, что Каден хотел меня позлить, когда рассказывал, но потом Тавиш видел, как вы держались за руки!

— Рейф, я вогнала в ладонь занозу, а Каден её вытаскивал! Ничего такого. — Я старалась сдерживать раздражение. Рейфу и так нелегко, а тут ещё Каден решил подлить масла в огонь. — Вы должны помириться. — Я потянула его за руку, разворачивая к себе. — Вы больше не по разные стороны, пойми!

Он посмотрел на меня, все еще хмурясь, затем поднял мою оцарапанную покрасневшую ладонь и прошептал:

— Прости. — Поднес к губам и поцеловал, согревая своим дыханием. — Пожалуйста, прости.

Я отняла руку.

— Подожди здесь. — И, не дав ему возразить, направилась к выходу из шатра. — Я сейчас.

— Ты куда?

— В туалет.

Меня так и разрывало от бешенства. Я вышла на воздух. Нужно было еще кое-что уладить.

На этот раз стражники отошли в сторону без споров. Видимо, поняли что-то по моему лицу. И не только они. Гриз и Джеб приподнялись с подушек, а Каден и Оррин с Тавишем встали. Дрожа от гнева, я остановилась перед Каденом.

Его глаза превратились в щёлки. Он точно знал, почему я здесь.

— Не смей подрывать ко мне доверие, намекая на то, чего не было!

— Он спросил, я ответил. Правду. Как он там её перевернул в своей голове, не знаю.

— Хочешь сказать, как ты это преподнес, чтобы в его голове всё перевернулось?

— Кажется, мы договорились быть честными. Поцеловала, значит поцеловала. Или ты и его за нос водишь?

Моя рука взлетела и хлестнула его по щеке.

Он дёрнул меня к себе.

— Лия, очнись! Разве ты не видишь, что здесь происходит?

В тот же миг лязгнул металл, и в грудь Кадена нацелились клинки Тавиша и Оррина.

— Принцессу отпустил! — рыкнул Тавиш. — Живо!

Каден медленно разжал хватку, продолжая буравить меня взглядом. Оррин оттеснил его остриём меча на несколько шагов.

Послышались шаги, и вошёл Рейф.

— Знаешь, не только нам с тобой недостаёт честности. Я думал ты всё знала с самого начала, но потом понял, что нет.

— О чём ты?

О легенде про порт, которую он так быстро состряпал! Как думаешь, почему Комизар сразу купился? Ты правда думаешь, что ваш брак был необходим лишь ради альянса? Морриганская армия нужна Дальбреку, как корове седло! Они над тобой потешаются. Порт — это всё, о чем они мечтают, а рычагом управления должна стать драгоценная Первая дочь дома Морриган.

Я задохнулась, слова застряли в горле. В голове зашумело.

— Мы хотим получить порт и несколько миль горной местности. Остальной Морриган ваш.

— У принца смелые мечты. Он ставит перед собой большие цели.

— Стоит ли мечтать о пустяках?

Я никогда не думала, что всё так и было.

— Думаешь, принц знал?

— Он знал.

Я взглянула на Рейфа. Еще один секрет?

Он ошарашенно приоткрыл рот, словно пропустил удар.

Гнев, пульсировавший в висках, схлынул. В груди зияла пустота.

Рейф потянулся ко мне:

— Лия, я всё объясню. Это не то, что…

Я отступила, избегая его касания, и обернулась к остальным. Тавиш и Оррин поёжились под моим взглядом, Джеб прятал глаза. Их лица не оставляли сомнений: я была пешкой, а игра столь давней, что уже превратилась в анекдот.

Пол подо мной качнулся. Я попыталась опереться хоть на что-то из прозвучавшей правды, которая прокатилась по комнате волной непрошеного прилива. Защищаясь, обхватила себя руками — тело будто одеревенело. Абсурд. Что я здесь делаю? Снова скользнула взглядом по лицам… Голова дернулась, как чужая.

— Какое разочарование для Дальбрека, что в Морригане меня заклеймили преступницей! Из-за бесполезности для собственной страны я и для твоей теперь никчемная фигура. Приношу свои извинения.

Голос дрожал, отчего унижение чувствовалось еще острее. Похоже, я сильно обманула ожидания всех королевств на континенте.

Каден смотрел так мрачно, словно понимал, что в своем правдолюбии зашел слишком далеко. Когда я повернулась к выходу, Рейф попытался меня остановить, но я вырвалась и выбежала за дверь, мотая головой. Стыд переполнял всё моё существо, не давая вымолвить ни слова.

Я неслась через двор, перед глазами все расплывалось в сплошное пятно… «Он знал».

И все это время, что я так беспокоилась за родителей, которым приходилось жить в притворстве, Дальбрек ни капли не заботило, есть ли у меня вообще дар. Моя ценность заключалась в другом. «Рычаг влияния» — словно ножом по сердцу. Как часто я слышала эти слова от кабинета министров в адрес какого-нибудь меньшего королевства или лорда-наместника, когда тактическое давление помогало получить желаемое. Слова, звучавшие дипломатично и разумно и произносимые с самодовольной улыбкой, таили в себе недвусмысленную угрозу. «Так устроен мир, — пытался объяснить мне отец. — Немножко надавишь — и с тобой уже считаются».

— Лия…

Я почувствовала, как меня схватили за локоть, и резко вывернулась. Гнев вспыхнул с новой силой.

— Не смей! — вскипела я, не давая Рейфу открыть рот.

Он расправил плечи.

— Если позволишь…

— Как ты смеешь обвинять меня в дурацком поцелуе, если сам все это время вынашивал во сто крат худший обман?

— Это не было…

— В сговоре со своим королевством, ты перевернул мою жизнь вверх дном из-за какого-то порта! Порта!!!

— Ты не понимаешь…

— Уж поверь, теперь-то я всё понимаю. Я…

— Хватит меня перебивать! — заорал Рейф. В стальных глазах вспыхнула угроза. — Дай мне хотя бы договорить. И мы будем говорить!

Мы сидели на стене заставы. Быть может, он решил, что здесь нас никто не услышит, или пытался загладить вину, зная, что раньше меня сюда не пускали.

С той стороны, где находились мы, Рейф отпустил часовых, сказав, что с наблюдением справимся сами. Те удивленно переглянулись: король на страже? Но для Рейфа это было так же естественно, как сейчас держать руку у меня на плече. На самом краю стены мы болтали в воздухе ногами. Вон как далеко зашло. Теперь он рядом со мной и на опасных уступах.

Ничего не отрицая и не пытаясь оправдаться, Рейф заверил, что целью нашего союза был не только порт, и в конце концов меня убедил. Целей было множество, и не последнее место принадлежало глупой гордости и жажде вернуть исторические земли, некогда принадлежавшие принцу-изгнаннику. Однако присутствовали и более практичные соображения. В Дальбрек тоже доходили сообщения о растущем населении Венды, и столкновения с пограничные столкновения с варварами происходили всё чаще. Содержание армии съедало основную часть казны. Второе по величине воинство принадлежало Морригану. Конечно, дальбрекцы считали себя сильнее, но знали, что если сумеют урезать расходы на армию, эти ресурсы можно будет использовать где-то ещё. Союз позволил бы сократить число застав на западной границе, а доход от глубоководного порта помог бы финансировать остальные. Получив меня, дальбрекцы тут же стали бы давить, требуя возвращения порта в качестве моего приданого.

«Давить». Еще одно безобидное слово, как и «рычаг». Даже вникать не хотелось, какие нюансы скрываются под их оболочкой.

— Ну а обеспечив себе политический союз, Дальбрек нацелился бы на большее, и уж тогда бы я стала выигрышной фигурой, зажатой в их лапах.

Рейф всмотрелся в темнеющий горизонт.

— Но я бы этого не допустил, Лия.

— Теперь король ты, Рейф. — Я спрыгнула на дорожку. — Ты ведь придумаешь другие способы, чтобы получить порт?

Он спрыгнул следом и навис надо мной, опершись ладонями о стену сторожевой башни, Глаза потемнели.

— Не имеет значения, кто я и что я, и чего хочет кабинет. Имеешь значение только ты, Лия. Если это всё ещё не понятно, я найду сотню других способов доказать. Ты нужна мне больше, чем порт, больше, чем союз, чем вся жизнь. Твои интересы — мои интересы. Неужели мы позволим королевствам с их заговорами и планами встать между нами?

От тёмных ресниц под глазами легли тени. Пристальный взгляд искал мой. В какой-то миг вся суета отступила, и её место заняло что-то другое — жажда, которая слишком долго оставалась неутолённой. Как и у меня. В груди разлился жар. Королевства, обязательства — всё исчезло. Только Рейф и я, кем мы всегда были друг для друга и кем я хотела нас видеть.

— Нет, никакое королевство не встанет между нами, — прошептала я. — Никогда.

Желая раствориться в нём, я прильнула всем телом, и мы слились в поцелуе. Нежные объятия Рейфа наполнились страстью и желанием. Его губы проложили путь по моей шее, сдёрнули платье с плеча. Неровно дыша, я скользнула ему под жилет, пальцы горели, скользя по мышцам его живота.

— Мы же в дозоре, — выдохнула я.

Он тут же подал знак часовому возобновить патрулирование стены и между поцелуями прошептал:

— Пойдем ко мне.

Я сглотнула и попыталась ответить связно:

— А как же твоя репутация?

— Под угрозой мой рассудок. Пойдем, нас никто не увидит.

— У тебя здесь найдется… что-нибудь?

Мне не хотелось повторять судьбу Паулины.

— Найдётся.

Шатёр стоял в нескольких шагах, но в то же время бесконечно далеко. Судьба слишком часто отнимает подаренные мгновения.

— Мы уже здесь, Рейф, и на сторожевой башне тепло. Зачем нам шатёр?

Мир вокруг исчез, растворился. Мы плотно закрыли дверь на засов. Зажгли свечу. Бросили на пол шерстяное одеяло.

Он целовал мои дрожащие пальцы, озабоченность не уходила из глаз.

— Нам необязательно…

— Я боюсь только одного: что всё это окажется сном.

— Если это сон, то он наш. Мы вместе. Нас нельзя разбудить.

Мы опустились на одеяло. Я всматривалась в лицо надо мной: мой принц, мой крестьянин. Невесомая, я тонула и растворялась в безбрежной глубокой синеве его глаз, тёмных, как полночный океан. Его губы, едва касаясь, медленно и нежно путешествовали по моей коже — исследуя, лаская, погружая в огонь каждый пройденный дюйм. Время, комната — всё кануло в небытие, а затем он снова заглянул в мои глаза и, скользнув рукой под спину, притянул к себе. Жар томления, копившийся неделями и месяцами, вырвался на свободу, а страх, что нам не суждено быть вместе, рассеялся без следа.

Клятвы, которые мы дали друг другу, доверие, запечатлённое в наших душах, всё это промелькнуло в памяти, когда его губы вновь приникли к моим. Наши пальцы переплелись, ритм его дыхания подхватил меня. Каждый поцелуй, каждое прикосновение были обещанием, понятным обоим: я принадлежала ему, а он мне, и никакие заговоры и хитроумные интриги не обладали даже крупицей той силы, что бурлила между нами.

Глава двадцать восьмая

Мы вбежали на веранду, ни капли не жалея, что опоздали к ужину. Меня удивило, что за столом среди гостей сидели Каден и Гриз. Я протиснулась мимо капитана Хейга, и тот с исключительным наслаждением прошипел:

— Как приказывали.

Момент хуже не придумаешь, он и сам понимает. При виде Кадена и Гриза рука Рейфа в моей напряглась. Да уж, перемирия рано ждать.

Никто за столом не мог вздохнуть спокойно, но труднее всего приходилось венданцам. Благо, Каден сдерживался и не говорил ничего, что могли бы счесть враждебным. Он даже поник, словно устыдился тех методов, которыми насаждал «честность». Его правда была извращена недомолвками и грязными намёками. Пожалуй, нам всем придётся учиться искренности с нуля. А овладеть ею куда трудней, чем мечом.

На ужин явился и Джеб, не желая отлёживать бока на койке. Страшно подумать, ценой каких мучений он втиснулся в наглаженную рубаху. Впрочем, сейчас он сиял изысканностью и гордостью. Рубаха точно из крувасского льна.

Разговор зашёл о грядущем бале, и соседи по столу оживились. Они понемногу привыкали к Гризу и Кадену, впрочем, всё ещё зорко следя за их движениями.

Весь вечер Рейф держался невозмутимо, и только пару раз под столом его рука ложилась мне на колено — ему, похоже, нравилось сбивать меня на полуслове. Только он завязал беседу с капитаном Ацией, и я вернула должок. Трижды сбившись на одной фразе, Рейф не выдержал и схватил меня за руку, чтобы не выписывала ленивые круги на его ноге. Словно догадавшись о нашей игре, капитан зарделся.

Весь следующий день Рейф утопал в делах. Я видела по глазам, как ему трудно. В Санктуме он собрал волю в кулак, день ото дня натягивая маску коварного эмиссара, а сейчас требовалось вживаться в новую роль, с которой на плечи легла невообразимая ответственность.

Из его шатра доносился оживлённый разговор. Рейф и Свен о чём-то спорили, и я нагнулась у входа, как будто перешнуроваю сапог. Оказалось, смена гарнизона задержится. Пришла весть и о том, что между ассамблеей и министрами зреет раскол.

— Всё! — кричал Рейф. — Отправляемся сейчас же, и плевать на охрану!

— Ты башкой подумай! — наседал Свен. — Письмо Бодена уже во дворце! Всем раструбили, что ты жив и едешь домой. Враг тоже мог пронюхать! Тебе нужен большой отряд. Поверь, ассамблея знает, что с тобой всё хорошо, и теперь быстро уймётся.

Как же Рейфа взвинтила весть о склоках в кабинете министров! Я что-то упустила, или у него просто кончается терпение?

Если и кончается, то не у него одного. Уверенность, что мне нужно домой, крепла день ото дня, заглушая другие чувства. Я перестала нормально спать. В обрывочных кошмарах слышала мешанину из Песни Венды и моего сбитого дыхания, словно бежала куда-то в панике, хотя ноги врастали в землю. Затем раздавался низкий рык того, кто нёсся следом. Ненасытный, безжалостный, он обжигал мне спину жаром из пасти. Раз за разом в голове билось «Ибо когда Дракон наносит удар, он не знает милости».

Я просыпалась в поту, хватая ртом воздух. Спина горела от острых когтей. В тот миг слова Комизара звучали ясно, как наяву:

«Если кто-то из королей и вельмож выживет в схватке, я с величайшим удовольствием устрою им ад при жизни».

Однажды после особенно беспокойной ночи я зашла в шатёр к Рейфу, когда он брился. Не пожелав доброго утра, я начала:

— Рейф, надо поговорить. Когда мне можно будет вернуться в Морриган?

Он поглядел на меня в зеркале, ополоснул бритву в тазике.

— Мы ведь уже обсуждали. Комизар либо мёртв, либо при смерти, в Санктуме царит хаос и резня. Ты сама знаешь, что Совет хуже голодных псов. Да они прямо сейчас рвут друг другу глотки. — Он прошёлся бритвой по шее. — А из выживших уже никто не сможет возглавить армию.

— Может быть. Если повезёт. А на удачу нельзя уповать, я должна…

— Лия, мост сломан, они не смогут даже переправиться.

— Мост можно и починить.

Бросив бритву в таз, он повернулся ко мне.

— А как же награда за твою голову? Нельзя вот так просто взять и прискакать в Морриган. Мы пошлём депешу, обещаю.

— Кому её посылать, Рейф? В кабинете министров изменники, и неизвестно, сколько. Да и канцлер перехватывает…

— Лия, я не могу сейчас ехать в Морриган, и ты это понимаешь. — Он вытер лицо полотенцем. — Сама видишь, как неспокойно в моём собственном королевстве. Сначала надо разобраться с делами здесь. Заодно успеем всё обдумать.

Рейф так и не понял, к чему я вела. Да, он не поедет со мной в Морриган, но его взгляд, светлый и решительный, пылал надеждой. Рейф молил меня поверить. Я кивнула. Пусть время утекает драгоценными каплями сквозь пальцы, я готова ещё подождать. Всё равно лекарь пока запретил Гризу ездить верхом и держать меч. Запущенная рана заживала плохо, но сильное тело уже брало своё. Главное, чтобы снова не разошлись швы.

Застегнув перевязь, он торопливо поцеловал меня и вышел из шатра. Офицеры собирались проехаться по заставе и своими глазами посмотреть на муштру. Рейф был явно рад отвлечься от бесконечных пререканий со Свеном и Боденом и окунуться в родную стихию — солдатскую жизнь.

Я проводила его взглядом. Так хотелось верить, что письмо в Морриган решит все наши беды, но увы, дальбрекский гонец и границу-то вряд ли пересечёт живым.

Следующим утром ко мне заглянули Вила, Аделина и мадам Рэтбоун с охапкой платьев. Возились долго, но в итоге выбрали мне на вечер бархатное тёмной дальбрекской синевы с серебряным пояском.

— Мы подыщем украшения, или желаете сами?

Пусть лучше выбирают они. Мне не меньше остальных нравится одеваться со вкусом, но этой троице уже стало ясно, что я далеко не знаток моды.

— Позволите вопрос?.. — Аделина залилась краской и помотала головой. — Хотя нет, извините.

— Всё хорошо, спрашивай, — ответила я.

— Мне показалось, вы с королём Джаксоном питаете друг к другу искренние чувства… вот и захотелось знать…

— Почему вы сбежали со свадьбы? — закончила за неё Вила.

— Говорят, морриганцы нарочно хотели оскорбить Дальбрек, — добавила Аделина.

Я едва удержалась, чтобы не закатить глаза.

— Так говорят те, чьё самолюбие я задела. Солидные мужи при дворе не могут поверить, что им спутала карты какая-то девчонка. Морриганские министры пришли в бешенство ничуть не менее. На самом деле моё бегство никак не связано с заговорами. Я попросту боялась.

— Боялись принца? — Аделина повертела в руках серебряный пояс.

— Нет, принц пугал меня меньше всего. Я боялась неизвестности. Боялась обмануть ожидания, потому что не унаследовала дара — так мне казалось. Боялась лишиться права выбора, стать марионеткой, чьё мнение всем безразлично. Заставят угождать другим, начнут обтёсывать на свой лад, пока сама не забуду, кем была и чего хотела. А больше всего боялась, что муж станет лишь изображать любовь ко мне. Да от такого даже трижды принцесса вскочит на лошадь и умчит подальше!

Их глаза понимающе сверкнули.

— Добавить нечего, — кивнула мадам Рэтбоун.

Я старалась не замечать охрану, что тенью плелась за мной. Лязг доспехов отдавался от торговых повозок таким эхом, словно по рынку маршировало войско. Всё же, слово короля — закон. Шесть солдат и ни одним меньше.

Сначала я заглянула к Дихаре, затем отправилась искать Натию.

Как и Дихара, Натия ещё в детстве осиротела. Повозка её родителей потеряла на горе колесо и сорвалась с обрыва. Сама Натия каким-то чудом выжила, и кочевники взяли её к себе. Дихара и Рина обе стали для неё матерями.

Натия сидела на берегу реки одна, глядя на спокойную рябь волн и вереницу удочек. Стражники поотстали, и я присела рядом, но Натия так и не отвела взгляда от реки, будто та несла мечты и воспоминания

— Мне сказали, что ты приехала. — Она продолжала смотреть вдаль.

— Всё благодаря тебе. — Я нежно повернула её за подбородок к себе. Большие карие глаза влажно блестели.

— Твоим ножиком я напугала громилу вдвое больше себя. Он обидел маленькую девочку, и я пригрозила, что отрежу ему нос. Ты постояла за себя, и я взяла с тебя пример.

— Но это ничем хорошим не кончилось. — Она опять повернулась к реке.

— В моём случае тоже. Но всё равно нельзя опускать руки. Если мы побоимся дать отпор, зло возьмёт верх.

— Почему тогда мне кажется, что мы уже проиграли?

Я медленно, судорожно вздохнула, вспоминая, какую цену она заплатила.

— Битвы ещё не закончены, Натия. Конец пока не наступил.

— Для Дихары наступил.

Сердце перехватило скребущей болью. Вот во что превратилась жизнь Натии. Да и моя тоже. Стоило ли оно того? Меня раздирали те же сомнения, что я видела в её глазах. Дихара послала меня поговорить с Натией, но, право, чем я её утешу? Самой бы сначала выкарабкаться.

— Как-то раз, когда мне ужасно не повезло, Дихара сказала: «Мы все — часть великого замысла, что выходит за пределы наших слез». И ты тоже часть замысла, Натия. Ты услышала правду в своём сердце. Пусть кажется, что надежды нет, но сегодня в тебе силы больше, чем вчера. А завтра ты станешь ещё сильнее.

Натия повернулась, глаза горели той же дерзостью, как в день нашего расставания.

— Я хочу уйти с тобой.

В груди похолодело. Я и не думала, что услышу такое. Я видела жажду в её глазах, но вспомнила Астер, и меня с новой силой опутали страх и чувство вины. Нет, с Натией такого не повторится.

— Нельзя, Натия. Ты ещё слишком юна…

— Мне уже тринадцать! Я женщина! Как и ты!

В висках застучало, мысли перекатывались, словно тысячи камешков в ревущей быстрине.

— Cha liev oan barrie, — проговорила я. — Твоё время ещё придёт, обещаю. Сейчас ты нужна родным. Будь сильной ради них.

Пристально посмотрев на меня, она коротко кивнула, но без тени убеждённости. Моя слабость вновь стала очевидна.

Леска вдруг натянулась, Натия вскочила и резко подсекла, вгоняя крючок рыбе в горло.

Я глядела на холмы со сторожевой башни. Золотой пламенный шар оседал в землю, и волнистое марево горизонта неспешно заглатывало его, рассасывая извечную мощь, точно леденец. Один миг — и нет её.

Рыжий огонь не давал уснуть лишь острым зубцам далёких развалин. Рейф говорил, там стояла легендарная крепость, Древних, где хранились все их сокровища. От творений полубогов остались только шрамы на земле — напоминание о том, что даже великие, несмотря на все свои богатства и знания, могут пасть.

Где-то там, за невидимым горизонтом, лежало королевство Морриган. Его народ жил своей жизнью, не подозревая, что грядёт беда. Братья. Паулина. Берди. Гвинет. Солдаты, что встретят смерть, подобно отряду Вальтера — в неведении, в котором когда-то жила и я сама.

«Я хочу уйти с тобой».

Там, куда я собираюсь, не место Натии. Да и мне, пожалуй.

Глава двадцать девятая

Рейф

— Можно мне попробовать?

Я смахнул рукавом пот со лба. Учебный бой собрал немало зевак, но кто бы мог подумать, что и Лия придёт посмотреть. Я повернулся на её голос. Спрыгнув с ограды, она пошла ко мне, и я жестом остановил следующего противника.

Меч она держит уверенно, сам видел в Санктуме. Но там на нашей стороне была неожиданность. Как Лия в поединке? В любом случае, пусть набирается опыта, ей не помешает.

— Почему бы и нет, — ответил я.

— Мне бы освежить навыки. Я раньше тренировалась с братьями, но они вечно выкидывали что-нибудь подлое.

— Когда дерёшься насмерть, по-другому нельзя. Для начала давай-ка подберём тебе меч.

Я подошёл к стойке с учебными мечами и примерился.

— Попробуй этот.

Лёгкий и длинный, рука не устанет слишком быстро, и дотянуться можно далеко. Затем я подобрал ей щит.

— Ваше величество, вы уверены? — шагнул вперёд Свен.

Лия смерила его убийственным взглядом. Как же ей опротивело, что все без конца сверяются со мной.

— Всё хорошо, полковник, — кивнул я.

— Мудрый шаг, ваше величество, — пробормотала Лия. — Не то пришлось бы избавиться от вашего камергера.

Мы отработали удары и уклонения, чтобы она привыкла к мечу. Затем я стал понемногу наседать.

— Мечом парируй только при необходимости, — объяснял я под звон стали. — Наступай! Меч — орудие убийства, а не защиты, используй его по назначению.

Я показал, как отбросить противника щитом, одновременно нанося удар.

— Ну же, нападай! — подначивал я. — Нападай! Не жди, пока возьму измором. Заставь меня попотеть! Внезапность — твой козырь.

Она послушалась, да ещё как! Пыль вокруг стояла столбом.

Солдаты подбадривали нас криками. Прежде на этом дворе девушки не дрались. А уж с королём!..

Двигалась Лия стремительно и собранно — прирождённая мечница! Однако на моей стороне были сила, вес и рост, как и у всякого, с кем она может сойтись в бою.

Ей же, в свою очередь, природное чутьё подсказывало, куда двигаться и в какой момент бить. Иные громилы врастают в землю, как деревья, надеясь устоять — при мне таких, бывало, валили солдаты немногим крупнее Лии. Лицо её блестело от пота. Меня переполняла гордость.

— Прикрывай голени! — раздалось из толпы. Я обернулся. Каден. Зрителей у нас прибавилось.

Меч скользнул мне по рёбрам, и толпа разразилась воплями. Лия бросалась на меня с жадностью почуявшей кровь волчицы, прыгая с места на место в изящном танце и не давая расслабиться, но я продолжал теснить, и вскоре она стала сдавать. Я знал, что каждая жилочка в её плече пылает огнём.

— Переходи в наступление! — крикнул я. — Пока ещё можешь!

Лия быстро училась и ловко отражала атаку за атакой, как вдруг её отвлёк пронзительный звук горна. Я попытался сдержать удар, но поздно — меч плашмя угодил ей по лицу, и она рухнула навзничь. По двору прокатился потрясённый вздох зрителей.

— Боги мои, Лия! Я тебя ранил?! — Нас обступили солдаты, и я крикнул послать за лекарем.

Лия скривилась и потёрла щёку. Красное место удара уже наливалось синим.

— Хватило же глупости, — проворчала она.

— Прости, я не хотел…

— Я про себя. Вальтер столько раз твердил не отвлекаться. — Она открыла рот, проверяя, не сломана ли челюсть. — Зубы на месте, жить буду.

И снова горн.

— Что там такое? — спросила она.

— Либо тревога, либо приветствие.

Я поглядел на вышку. Солдат размахивал знаменем и кричал: «Наши!»

Смена войск прибыла!

Мы с Лией наконец-то поедем в Дальбрек.

Глава тридцатая

Вечером про мою оплошность не вспоминали. То ли короля не хотели стыдить, то ли меня. Если бы Свен заговорил, я бы напомнила, что одному из противников Рейф рассёк бровь, а другому вообще сломал палец. Я дралась не чтобы показать когти, как это было с Каденом. Ещё придёт время, когда надо будет сражаться не на жизнь, а на смерть, и если уж учиться, то у лучшего из лучших.

В этот раз ужин вышел долгим. Офицеры смаковали десерт, жадно выпытывая вести из дома у новоприбывших Таггарта и Дюранте.

Оба рады были видеть принца Джаксона живым и здоровым, а вот сам Рейф с каждой вестью всё больше мрачнел. Поначалу говорили о будничном: помолвках, урожае, повышениях по службе, но когда речь зашла о министерских дрязгах и ропоте среди генералов, глаза принца сузились, а пальцы впились в подлокотник кресла.

— Через два дня выступаем. Скоро разберёмся, — процедил он.

Его напряжение от офицеров не ускользнуло, и о недовольстве генералов больше не заикались.

Полковник Боден повернул беседу в более светлое русло, заметив, что войско прибыло как раз к завтрашнему балу. Таггарт и Дюранте явно не понаслышке знали, какие Боден закатывает празднества.

— Дамы, готовьтесь, — начал Таггарт. — Вас на заставе немного, придётся танцевать до утра!

— Лично я только рада, — ответила Вила. Остальные женщины дружно закивали.

— И вам тоже, ваше высочество. — Капитан Хейг отсалютовал мне бокалом.

Тосты пошли по новому кругу. Разговор свернул в сторону, и я погрузилась в свои мысли, теребя в кармане косточку и отвлёкшись, как и Рейф, от планов вечеринки, неспособных заполнить странную пустоту в душе. В шатре у меня набралась уже целая кучка костей, слишком я привыкла к этому символу воспоминаний о тех, кто остался позади. Боялась, что Комизар выместит на них ярость, пугали и другие тяготы, которые ещё предстоят. Морриган стоит на пороге гибели, нас могут вычеркнуть из истории, и лишь разбитые памятники будут напоминать о нашем существовании.

Крики вырвали меня из раздумий. Все повернулись к двери: на веранде шла какая-то потасовка. Дверь приотворилась, и на пороге, рассыпаясь в извинениях, возник солдат.

— Поймали одного, ваше величество! Всё, как вы и говорили, ошивался у задней стены! С виду мелкий, но дури хоть отбавляй — одного нашего успел ранить в руку, пока скрутили. Требует встречи с… — Он потупил взгляд. — Хочет увидеть принцессу. Говорит, знает её.

Мы с Рейфом, Каден и Гриз разом вскочили на ноги.

— Сюда его, — приказал Рейф.

Снова крики, затем в зал ввалились двое солдат с мальчишкой, который продолжал вырываться.

— А ну стой смирно, не то башку сверну! — прорычал стражник.

Я встретилась с пленником взглядом, и сердце у меня упало.

Это был Эбен.

Хоть я и знала, что он не любитель нежностей, но бросилась и вырвала его из рук стражников. Каден и Гриз следовали за мной по пятам.

— Эбен! — Я прижала его к себе. — Хвала богам, ты жив!

Он жадно обхватил меня, и я ощутила все рёбра его тощего угловатого тела. Отстранилась, оглядела его: скулы торчат, глаза ввалились и очерчены тенями. Тощий, словно зверёныш, одежда в засохшей крови.

В лицах венданцев читалось волнение. Каден хватил Эбена за рубаху и и грубо заключил в объятия.

— Drazhone!

Брат.

Эбен был их товарищем, юным рахтаном.

Гриз обнял его в свою очередь, затем осмотрел царапину на щеке. Вывернувшись из кольца тел, я поймала взгляд Рейфа. Тот изучал нас не с любопытством, как все, а мрачно нахмурившись. Каден коснулся меня плечом, и я отступила в сторону.

Заметив Рейфа, Эбен с подозрением его оглядел. Для него Рейф был всего лишь дальбрекским эмиссаром, и вряд ли мальчик знал правду. Он перевёл взгляд на Джеба, причёсанного и элегантно одетого, в ком едва проглядывался тот метельщик-оборванец из Венды. Посмотрел и на Свена, некогда наместника Арлестона, сейчас наряженного в офицерскую форму, а следом и на Оррина, немого телохранителя, тоже в дальбрекском мундире и с хрустальным бокалом в руке.

— Сюрприз! — хмыкнул Оррин, поднимая бокал.

Я представила Эбену всех.

— Fikatande chimentras, — пробормотал он.

Я глянула на Рейфа. Хорошо ли он выучил венданский?

— Да, мы лжецы. — ответил Рейф на мой невысказанный вопрос. Он подался вперёд и пронзил Эбена ледяным взглядом. — Мы лгали, чтобы спасти жизнь принцессы. Хочешь что-то сказать?

Эбен дерзко вскинул подбородок, но спустя мгновение помотал головой.

— Вот и славно. — Рейф вновь откинулся в кресле. — Кто-нибудь, принесите мальчику еды. Разговор предстоит долгий.

На этом полковник Боден предложил закончить вечер, и офицеры с жёнами вышли. Остался лишь капитан Хейг.

Поначалу разговор походил на допрос. Рейф, Каден, Гриз, Тавиш, Свен и я наперебой засыпали Эбена вопросами, пока тот зверски сметал еду.

Парень едва ускользнул от смерти. Убийцы пришли за ним в конюшни, где он обхаживал Духа. При упоминании жеребёнка, которого пришлось оставить в Санктуме, голос Эбена дрогнул. Сперва он не придал значения шуму с террасы, но когда Трагерн, Ивер и стражник Сайрес на его глазах молча зарезали метельщика, стало понятно, что дела плохи. Следом заметили и его. Он нёсся прочь со всех ног, укрывался в стойлах, за тюками сена. Наконец Сайрус настиг его на чердаке и зажал в угол. Эбен вогнал ему в грудь вилы. Весь день он перебегал от укрытия к укрытию, пока не забился в брошенную кладовку южной башни. Сидел там двое суток и думал. Охоту на него объявили из-за Гриза. Всех, кто хоть парой слов обменивался с принцессой, Гризом, Каденом или Фейвелом, клеймили изменниками и убивали на месте. Вопли несчастных доносились даже до кладовки.

Эбен закрыл глаза, и на миг мне показалось, он их больше не раскроет. Раскрыл через силу, еле удерживая взгляд — не от ужаса, от изнеможения. Голова склонилась на бок. С полным животом ему было всё труднее отгонять сон.

— Где именно находилась кладовка? — спросил Каден.

— Прямо под покоями Комизара. Я почти всё слышал через дымоход.

— Ты знаешь, кого он послал за нами? — подхватила я.

Эбен перечислил, кто выходил из покоев. В Долине великанов мы прикончили всех нападавших. Малика там не было. Значит, где-то выжидает.

— Эбен, — продолжила я, пока мальчик не провалился в сон. — Комизар ещё у власти?

Дремоту в глазах на миг сменил ужас. Эбен посмотрел на меня и кивнул, словно боясь произносить имя Комизара.

— Призраки из пещер помогли ему зельями. Он теперь другой. Хочет нас всех убить, а я ведь даже ни в чём не виноват!

— Разве что моего солдата ранил, — вставил Рейф. — Что прикажешь с тобой делать?

— Ранил? — хмыкнул Эбен. — Да там царапина, даже зашивать не надо Нечего было у меня на пути стоять.

Рейф вопросительно поглядел на стражника у двери. Тот кивнул.

— Ну а кому же ты теперь верен, Эбен? — продолжил Рейф, сурово нахмурившись.

— Уж точно не таким, как ты! — презрительно ощерился мальчик, но тут же потупился и прошептал с разнесчастным видом: — Но и не Комизару.

Уже дважды вырванный из привычной жизни, Эбен уткнулся взглядом в дальнюю стену и откинул голову. Веки сомкнулись, челюсть отвисла, изнеможение взяло верх. Он начал соскальзывать со стула, и Рейф подхватил его, обессиленного, на руки:

— Я сейчас. Отнесу его к лекарю и заодно проведаю раненого.

— Не забудь приставить к сорванцу часового, — напомнил Свен.

Шаги Рейфа стихли, и в зале сгустилась тишина. Офицеры перекинулись парой слов. Ничего не значащих в отличие от тех, что грохотали у меня в голове: «Комизар правит Вендой».

Так я и знала.

Как бы Рейф ни пытался меня разубедить.

Знал даже истекавший кровью Комизар: «Это не конец».

Даже Дихара шептала мне «jei zinterr». Будь смелой.

Она знала, что это лишь начало.

«Он хочет нас всех убить».

Видение из Санктума, вновь опутало меня пальцами тягучего тумана, что клубился за спиной. Родная Сивика лежала в руинах, чернея обломанными клыками на фоне неба. Вдоль дорог тянулись горы трупов, наваленных, точно камни в кладке.

К затянутому дымом небу поднимались крики немногих выживших, которых уводили в венданский плен.

Их стоны сплетались с голосами Рейфа, Комизара, жреца, Венды и Дихары.

Мы пошлём весть, обещаю.

Настал мой черед восседать на золотом троне Морригана.

Мост сломан, они не переправятся.

Дракон знает лишь голод.

Поверьте в свои дары, Арабелла, какими бы они ни были.

Мы зовем их Жеребцами смерти.

Иногда дар требует великой жертвы.

Ты поймёшь, что необходимо сделать.

Поторопитесь, госпожа.

Иначе все умрут. Неотвратимая, как завтрашний рассвет, истина.

Все умрут.

Туманная пелена перед глазами развеялась, и я встретила взгляды всех, кто сидел за столом.

— Ваше высочество, всё хорошо? — настороженно спросил Джеб.

Его зрачки превратились в булавочные головки. Остальные смотрели почти так же. Что они прочли на моём лице?

— Полковник Боден, — начала я, вставая. — Утром я уеду вместе с Каденом. — Я повернулась к Гризу. — Поправишься, и с Эбеном догоните нас в Морригане. Раненый на лошади — обуза, а ты мне нужен крепким и здоровым. — проговорила я быстро и твёрдо, не давая никому возразить. — Полковник, нам нужны лошади и припасы. И оружие, если дадите. Обещаю, я возмещу…

— Как это понимать?

Все повернулись к двери. На пороге стоял Рейф, высокий и грозный, глаза недобро сверкали. Говорил напряжённо, значит, слышал меня, но я всё равно повторила:

— Я сказала полковнику Бодену, что утром отбываю в Морриган. Комизар жив, теперь мы точно знаем, что он замышляет, и я…

— Лия, давай обсудим это позже. Пока что…

— Нет. Мы уже всё обсуждали, медлить больше нельзя. Я уезжаю.

Он прошёл ко мне через зал и взял за локоть:

— Можем мы поговорить наедине?

— Разговорами ничего не…

— Простите нас, — повернулся он к остальным и под руку вытащил меня из обеденного зала на веранду. Едва закрылась дверь, он начал:

— Что ты себе позволяешь? По какому праву приказываешь офицерам у меня за спиной?!

Я на миг опешила от его вспышки.

— За спиной? Ты ушёл на пару минут!

— Да какая разница?! Я возвращаюсь, а ты кричишь седлать лошадей!

— Я не кричала. Кричишь сейчас ты, — парировала я, стараясь не повышать голос.

— Пусть так, но только потому, что мы уже всё обсуждали. Ты просто не слушаешь! Я говорил, что мне нужно время!

— Время — слишком большая роскошь. Не забывай, что Комизар нацелился на моё королевство. Не на твоё. Мой долг…

— Сейчас? — Рейф всплеснул руками. — Сейчас ты вдруг вспомнила про долг?! Почему-то, когда ты бросила меня у алтаря, тебе на них было плевать!

В груди осиным роем загудела злоба. Я силилась её задушить.

— Я перегруппировалась и с новой информацией двигаюсь вперёд, как учил меня один балбес.

Он прошёл по веранде туда и обратно чеканным шагом, который подчёркивал закипающую ярость. Затем встал передо мной.

— Я не для того ехал через весь континент и рисковал первоклассными офицерами, чтобы сейчас отпустить тебя в королевство, где всем нужна твоя голова.

— Ты просто видишь всё в чёрном цвете, — проговорила я сквозь зубы.

— А как иначе?! Думаешь, разок попрыгала с мечом и можно ехать в логово коварных головорезов?

Разок попрыгала с мечом?! Меня затрясло от бешенства.

— Позвольте напомнить, король Джаксон, что все пальцы ещё при вас только благодаря мне.Как думаете, без них можно учить фехтованию? Ради твоей никчёмной жизни я неделями терпела, как Комизар меня лапает, бьёт, суёт язык мне в глотку! Забыл, что при побеге я убила четверых? Не тебе отпускать меня или нет, я пока ещё сама решаю, что делать!

Взгляд его обжигал, как раскалённая сталь.

— Нет.

— Что значит, «нет»? — Я растерянно поглядела на него.

— Ты никуда не поедешь.

Я недоверчиво фыркнула.

— Ты меня не остановишь!

— Думаешь? — Рейф подошёл вплотную. Грудь его казалась непреодолимой стеной, глаза сверкали по-звериному. — Забыла, что я король Дальбрека? Мне решать, кого впускать и отпускать!

— Болван ты, а не король! Я уезжаю!

— Стража! — рявкнул он в конец веранды.

Часовые у перил шагнули к нему.

— Проводите принцессу Арабеллу в её шатёр… И выставьте четырёх солдат, чтобы не сбежала!

Я глотнула воздух как рыба, лишившись на миг дара речи.

— То есть я избавилась от одного плена, чтобы попасть в другой?

— Извращай мои слова, сколько захочешь. Тебе это понравится, я знаю. А сейчас ступай в шатёр и оставайся там, пока не образумишься!

Стражники глядели озадаченно. Рейф разъяснил:

— Если откажется идти сама, разрешаю её тащить.

Я обожгла его разъярённым взглядом и, развернувшись, бросилась вниз по ступеням. Стражники топали у меня за спиной.

Глава тридцать первая

Каден

Мы слышали каждое слово.

Когда раздались крики, Свен уже привстал, собираясь уйти:

— Наверное, лучше оставить их одних…

Но поняв, что единственный выход ведет прямо в эпицентр их споров, он снова сел. Можно было проскользнуть гуськом через дверь для повара, но это выглядело бы еще более неловко — подтверждением того, что мы слышали их яростную перепалку.

Так мы и сидели, гадая, чем всё закончится.

Если от «плевать», «болван» и «мне решать» наши брови поползли вверх, то на слове «плен» перехватило дыхание. Тавиш застонал, а Джеб ругнулся. Свен подался вперед и закрыл лицо ладонями, словно порывался дать совет по ведению дискуссии. «Тащить?» — выдохнул он чуть слышно.

Гриз был на удивление молчалив, и я понял: ему нравится слушать, как король сам себе роет яму. Гриз верил в Лию странной яростной верой, которую я едва понимал. Неважно, что она не собиралась брать его с собой. Король демонстрировал свою истинную высочайшую суть, и Гриз смаковал каждое слово.

Я тоже пытался лелеять тёплый росток удовлетворения, но понимал, что ярость Лии порождена глубокой болью. Тепло в душе сменилось холодом. Пообещав быть честным, я скормил Рейфу лишь часть правды о нашем с Лией поцелуе, чтобы его разозлить, но удар в основном пришёлся по ней, и причинять новую боль не хотелось

На веранде все затихло, и Свен нарушил молчание:

— А что ещё он мог сделать? В Морриган ей возвращаться опасно.

— Лия как-то спрашивала меня о возвращении домой, — проговорил Джеб. — Только я всегда думал, что она говорит про Дальбрек.

— Дальбрек никогда не был её домом, — сказал я.

— Но скоро им станет, — заметил Тавиш, бросив на меня мрачный взгляд.

— Ничего страшного, — Оррин подлил себе эля. — Она успокоится.

— Как же, жди, — хмыкнул Тавиш.

— Её тревога не напрасна, — сказал я. — Комизар готовится напасть на Морриган и другие королевства.

— И с какого начнет? — спросил Свен

— С Морриган.

— Ты так уверен, потому что это он тебе сказал?

Намёк Свена был прозрачен. Слова Комизара не слишком надёжный источник.

Я знал, как он умеет недоговаривать, сталкивая наместников друг с другом. Комизару нужны были и Морриган, и Дальбрек. Он хотел захватить всех.

— Да, — ответил я. — Уверен.

Правда, теперь уже не очень.

Боден ухмыльнулся.

— Двинет ту самую стотысячную армию?

— Не совсем так, — откашлявшись, заговорил Гриз. — Боюсь, принцесса не совсем верно оценила их число.

Всё она оценила. Когда я вернулся в Санктум и спросил Комизара, как успехи, он ответил, что действительность превзошла все ожидания. За последние несколько месяцев его армия сильно выросла.

Свен сверлил Гриза взглядом, словно знал, что тот продолжит.

— Ну вот! — махнул рукой Хейг. — Кому и знать, как не варвару. Так ему и карты в руки — пусть поговорит с принцессой.

Гриз выхлебал самогон и грохнул пустым стаканом о стол.

— Не сто тысяч, а все сто двадцать, и хорошо вооружённых! — Сделал знак Свену передать бутылку. — Вдвое больше ваших, верно, капитан?

Джеб вздохнул:

— Втрое.

Хейг молчал, разевая рот, точно рыба на крючке. Гриз с трудом удерживал улыбку.

Оррин с Тавишем качали головами. Свен передал бутылку, высматривая в лице Гриза признаки лжи.

Но сказанное было правдой. Потому Комизар так и нажимал, требуя от наместников всё больше припасов для растущей армии.

— Они всего лишь варвары, дикари! — прошипел Хейг. — Регулярная армия — совсем другое дело. Количество ничего не значит!

Боден откинулся на спинку стула.

— Пока что размеры и мощь венданской армии — под вопросом, — вмешался он, — а вот опасения короля небеспочвенны. Насколько я знаю, за поимку принцессы назначена награда, а благодаря Комизару и распространяемым слухам, сейчас ее ждет незавидная судьба. Если не ошибаюсь, король Джаксон сказал, что в Морригане на задержание принцессы брошены все силы. Очень опасно ей туда ехать.

Как же быть? Он тоже прав. Я не сомневался, что со стороны мы с Гризом выглядим чёрствыми и к участи Лии безразличными.

Боден прислушался, склонив голову набок, и встал, решив, что можно наконец уйти.

— А что это она проворчала, когда спускалась? Jabavé?

— По-вендански, означает…

Свен кашлянул, прерывая меня.

— Слово не ласкательное, и король его знает — этого достаточно.

Мстительное удовлетворение вновь затеплилось у меня в душе.

В горе.

В страхе.

В нужде.

Вот когда знание обретает крылья.

Черные крылья знания зашелестели где-то под грудью.

Он исчез и уже никогда не вернется.

— Утраченное слово Морриган.

Глава тридцать вторая

Я мерила шагами шатёр, кипя от ярости. Кровь мчала по жилам быстрее, чем у пришпоренной лошади.

Вот-вот он явится. Глаза виновато опустит, скажет, вспылил…

Голова гудела. Потирая виски, я протаптывала на ковре тропинку.

«Пока не образумишься»! Он сам-то себя слышал? Боги мои, неужто вся застава слышала? Казармы от столовой далеко, зато до офицерских домов рукой подать. Я зажмурилась, представляя, сколько ушей жались к окнам во время нашей ссоры.

Да, Рейфу и так трудно, а сегодняшние вести о склоках в столице подлили масла в огонь, но ведь и мне ничуть не легче! Я с досадой зашипела сквозь зубы. Может, и действовала у него за спиной, но только чтобы ясно высказать при всех, чего хочу, иначе Рейф опять отмахнулся бы от меня. Пусть ему и кажется, что я посягаю на его власть, тем более когда он старается завоевать общее доверие, но вести себя при этом, как осёл?..

«Мне решать». Я не подданная Дальбрека! Решать собрался!

Минуты текли за минутами. Прошёл час, но Рейф всё не появлялся. Так надулся или просто стыдно стало? Изливает душу друзьям, обдумывает слова Эбена? Рейф не дурак, понимает, что раз Комизар выжил и продолжает строить планы, мы все в опасности. Какой смысл меня беречь, если потом нас всё равно перебьют или возьмут в плен? Враги нацелились на Морриган, но Дальбрек так или иначе на очереди.

Я схватила подушку и врезала по ней кулаком, отшвыривая в изголовье. кровати

«Попрыгала с мечом»! А процедил-то как ядовито! Вот что обижает больше всего. Он в меня попросту не верит. Ценит только свою силу, а мою и в грош не ставит, хотя она спасла нас обоих. Помнится, и Каден задирал нос, а ушёл от меня с шишкой на голени. Не мешало бы и Рейфу набить такую, только на голове.

Стенки шатра вздрогнули на ветру. Где-то вдалеке пророкотало, словно мы и небеса втянули в свою ссору.

Я подкинула дров в печку. Ну где же Рейф?!

Едва я откинуда полог шатра, стражники скрестили алебарды у меня перед носом.

— Ваше высочество, прошу вас вернуться. Мне бы не хотелось… — Лоб стражника прорезала морщина. Он явно оробел.

— Тащить меня назад, как приказал король?

Часовой кивнул. Второй вцепился в алебарду, не решаясь встретиться со мной взглядом. Им явно ещё не доводилось сторожить пленницу, которая только что была гостьей короля. Только ради них я отступила и с рычанием задёрнула полог.

Я затушила свечи на люстре. Шатёр тускло освещали лишь угольки в печке. Как Рейф вообще смеет отсиживаться?! На коленях должен извиняться! Я плюхнулась на кровать, стянула сапог, другой, и запустила в стенку шатра, но жалкий стук не принёс ровным счётом никакого удовлетворения.

Гнев застрял в горле острой костью. В таком состоянии какой сон! Я смахнула слёзы с ресниц. Может, и зря мы не объяснились заранее. А понял бы он? Когда ехали из Санктума, стоило мне обмолвиться о Морриган, Рейф тут же увиливал от темы. «Сейчас главное — добраться до заставы». Раз за разом выкручивался, да так ловко, что я и не замечала подвоха.

А сегодня даже изворачиваться не стал, просто окатил меня грубостью и надменностью. Нет уж, никаких разговоров!

— Лия?

Ахнув, я вскочила с кровати.

Голос из-за полога. Его голос. Тихий, кроткий. Виноватый. Знала ведь, что придёт.

Я подошла к изножью кровати, отирая лицо, и прислонилась к широкой стойке. Глубоко вздохнула.

— Входи.

Полог отодвинулся, зашёл Рейф.

Сердце сжалось. Повздорили мы всего пару часов назад, но они показались мне долгими, как всё моё путешествие через Кам-Ланто. Глядя в ясные озёра его глаз, я чувствовала, как раскаляется кровь, и забывала обо всём на свете, кроме него. Волосы его растрепались, словно он только-только с лошади — скакал, чтобы развеяться, забыться. Лицо было спокойным, в глазах сияла мягкость. Сейчас попросит прощения, чётко и заученно.

— Хотел тебя проведать. — Он скользнул нежным взглядом по моему лицу. — Убедиться, что тебе ничего не нужно.

— Что пленницу стерегут как положено?

Его лицо потемнело от обиды.

— Ты не пленница. Можешь свободно ходить по лагерю.

— Но дальше ни шагу?

Рейф подошёл почти вплотную. Жар его тела поглотил меня, разлился по шатру, завладел моими мыслями.

— Я не хочу вражды. — Он прикоснулся к моей руке, медленно скользнул пальцами к плечу, принялся легонько выводить круги на моей ключице. В груди разгоралось пламя. Он знал, что я только и мечтаю броситься к нему, заполнить эту раздирающую пустоту между нами.

Нет, не только.

— Ты пришёл извиниться?

Его рука скользнула мне за спину, притянула. Наши бёдра встретились. Рейф коснулся губами мочки моего уха.

— Я хочу как лучше, Лия. Потому не могу тебя отпустить. Слишком опасно. Случись что, сам себе не прощу. — Он распустил шнуровку на моём платье. Дыхание перехватило, сбило, мысли опалило жаром.

Губы Рейфа проложили огненную дорожку сверху вниз и жадно прильнули к моим. Я мечтала раствориться в нём, в его вкусе и запахе, ветром трепать его волосы, каплями выступать на лбу. Но пламенело во мне и другое желание, куда важнее. Упрямое, неумолимое.

Я мягко отстранилась.

— Рейф, ты хоть раз доверялся предчувствию? Слышал шёпот, которому повинуешься вопреки всему?

— Я не передумаю, Лия. — Нежности в его взгляде как не бывало. — Прошу, верь мне. Домой тебе пока нельзя. Может, позже, когда опасность минует.

Я не отводила глаз, моля, чтобы он понял мою настойчивость.

— Для меня не минует, Рейф. Всё станет только хуже.

Он со вздохом отступил, всем видом показывая недовольство.

— В древней книге вычитала?

— Я говорю правду, Рейф. До последнего слова.

— Да тебе-то откуда знать? Ты не книжница! Может, вообще перевела неправильно.

Тёмное неверие, больше ничего. Всё, хватит с меня! Надоело искать слова и унижаться.

— Уходи.

— Лия…

— Проваливай! — Я толкнула его с силой.

— Ты меня выставляешь? — Глаза ошарашенно округлились.

— Ах да, ты же у нас король Джаксон, сам решаешь, кого впускать и выпускать! Так, кажется? Уходи сам, не то найду другой способ от тебя избавиться. — Я положила руку на кинжал у пояса.

Рейфа перекосило от ярости.

Он стремглав вылетел из шатра, едва не оборвав полог.

Посмотрим, кто образумится быстрее.

Рано утром меня навестили мадам Рэтбоун, Вила и Аделина. А с ними, что удивительно, мадам Хейг. Впервые. Я вздохнула про себя. Выходит, офицеры с жёнами всё-таки слышали нашу безобразную ссору, а мадам Хейг хоть и заявила, что поможет подобрать украшения к платью, на деле явилась ради сочных подробностей. Аделина показала серебряный плетёный пояс с сапфирами — очередная поразительная роскошь для далёкой заставы. Вила протянула украшенный камнями серебряный наплечник филигранной чеканки.

— Неужели женщины Дальбрека в таких воюют?

— Ещё как! — воскликнула Вила. — От этого и пошла традиция. Перед тем как cтать королевой, Марабелла была великой воительницей.

— Сколько веков назад она жила? — с хмурым видом добавила мадам Хейг. — В наше время дамы и королевы уже не ходят в битвы. Нет нужды.

«Не спешите с выводами», — чуть было не вырвалось у меня.

Мадам Рэтбоун последний раз оглядела украшения на столе.

— Мы зайдём пораньше, поможем одеться.

— И заплести косу, — вставила Аделина.

— С серебряной лентой, — добавила Вила, сжимая руки в предвкушении.

Их рвение, пусть и доброе, выглядело натужно. Они будто хотели развеять чёрную тень от вчерашней ссоры.

— Вам и самим нужно готовиться, — ответила я. — Сама справлюсь.

— Неужто у вас в Морриган принято обходиться без помощи? — поморщилась мадам Хейг со снисходительной жалостью.

— Да, — вздохнула я. — Дикари, что с нас взять. Не понимаю, зачем королю жениться на такой.

Она виновато потупила взгляд и вышла, что-то бормоча про дела. Извиниться при этом не извинилась. Наверное, посчитала, что раз король мне нагрубил, ей тоже можно.

Вскоре в шатёр явились шестеро солдат, и Перси, их командир, доложил, что им велено сегодня меня сопровождать. Вот значит как мне можно «свободно ходить по лагерю»? С шестью-то солдатами, и это в стенах Марабеллы. Чыоего рода комплимент. Видно Рейф оценивает мои таланты выше, чем готов признаться. Что ж, обойду всю заставу, повеселю зрелищем, а заодно спланирую до мелочей, как мне всё-таки отсюда выбраться.

Первым делом я спустилась проведать наших венданских лошадей, которые теперь тоже оказались под королевским арестом. Оглядела нижние ворота: солдат столько, что мышь не проскочит, но теперь хотя бы известно, где лошади и упряжь. Остальное — потом. Следом я заглянула на кухню. Повар мне не обрадовался, сказал, что сам принёс бы поесть. В ответ я заявила, будто не знаю, чего хочу, и обследовала полки и погреба. Смотреть было не на что: еду хранили либо в больших мешках, либо в ящиках. Наполнила миску кедровыми орехами, сушёным инжиром и галетами. Заметив это, повар глянул на мой живот, а я в ответ робко улыбнулась. Пусть что хочет, то и думает..

Я прогулялась и до лазарета. Кадена и Эбена не застала — они ушли в душ, Гриза же как раз осматривал врач. Я увидела, что рана затягивается уверенно, и только в одном месте чуть медленнее. Врач не сомневался, что Гриз поправится, но всё же метнул на него строгий взгляд:

— Покой никто не отменял!

Гриз отмахнулся со словами, что уже здоров.

— Это пока ты дважды в день не тягаешь сёдла, — насела я. — И, хвала богам, не размахиваешь мечом!

— А что, прикажешь на кого-то замахнуться? — улыбнулся Гриз, кровожадно сверкнув глазами.

На душе стало муторно. Раз он слышал наши крики, то остальные в обеденном зале — тоже. Каден наверняка в душе злорадствовал, хотя, когда мы позже встретились во дворе, взгляд его выражал беспокойство и только.

Чтобы стражники не поняли, Каден говорил по-вендански:

— Ну что, пришла в себя?

Я кивнула, стараясь сглотнуть ком в горле.

— А ноги у Рейфа как поживают?

Ободрить хочет. Спасибо и на том.

— Пока ничего, но ещё не вечер

— Так я и думал.

Слова поддержки. Будто глоток воды для пересохшего горла. Так хотелось обнять Кадена, но я бы только привлекла к нему лишнее внимание.

Стражники всё больше мрачнели. Ни слова по-вендански не разбирали, и, наверное, думали, мы что-то замышляем. Мы и замышляли. Ничего, пусть помучаются. Я подошла к Кадену и прошептала:

— Эбену придётся остаться с Гризом, уедем только мы вдвоём. Малик где-то там. Как считаешь, справимся?

— Он был в Долине великанов, раз послан убить тебя. Сейчас наверняка мчит в Сивику с донесением.

— О моей смерти?

— О побеге. В смерть они поверят, только если увидят твой труп. А так узнают, что ты сама идёшь к ним в руки.

Значит, канцлеру с его прихвостнями остаётся только ждать да поглядывать за дорогами в город. Внезапность теперь не мой козырь. Положение хуже некуда.

Краем глаза я заметила фигуры за спиной. Ко мне плечом к плечу подошли Тавиш и Оррин.

— Мы сменим стражников, ваше высочество. — Тавиш обжёг Кадена взглядом.

— Свободен, Перси, — махнул рукой Оррин. — Полковник ждёт вас всех у себя.

Тавиш почтительно кивнул мне:

— До конца дня вас будем сопровождать мы.

— Кто приказал?

— Мы сами, — ухмыльнулся Тавиш.

Венданского они не понимали, поэтому я бросила Кадену напоследок:

— Потом поговорим. Надо заготовить припасы.

Тавиш кашлянул.

— Джеб тоже скоро присоединится.

А вот Джеб говорил по-вендански. Я вздохнула. Что ж, ясно: они не просто верны королю, они верны другу.

Глава тридцать вторая

Я мерила шагами шатёр, кипя от ярости. Кровь мчала по жилам быстрее пришпоренной лошади.

Вот-вот он явится. Глаза виновато опустит, скажет, вспылил…

Голова гудела. Потирая виски, я протаптывала на ковре тропинку.

«Пока не образумишься»! Он сам-то себя слышал? Боги мои, неужто вся застава слышала? Казармы от столовой далеко, зато до офицерских домов рукой подать. Я зажмурилась, представляя, сколько ушей жались к окнам во время нашей ссоры.

Да, Рейфу и так трудно, а сегодняшние вести о склоках в столице подлили масла в огонь, но ведь и мне ничуть не легче! Я с досадой зашипела сквозь зубы. Может, и действовала у него за спиной, но только чтобы ясно высказать при всех, чего хочу, иначе Рейф опять отмахнулся бы от меня. Пусть ему и кажется, что я посягаю на его власть, тем более когда он старается завоевать общее доверие, но вести себя при этом, как осёл?..

«Мне решать». Я не подданная Дальбрека! Решать собрался!

Минуты текли за минутами. Прошёл час, но Рейф всё не появлялся. Так надулся или просто стыдно стало? Изливает душу друзьям, обдумывает слова Эбена? Рейф не дурак, понимает, что раз Комизар выжил и продолжает строить планы, мы все в опасности. Какой смысл меня беречь, если потом нас всё равно перебьют или возьмут в плен? Враги нацелились на Морриган, но Дальбрек так или иначе на очереди.

Я схватила подушку и врезала по ней кулаком, отшвыривая в изголовье. кровати

«Попрыгала с мечом»! А процедил-то как ядовито! Вот что обижает больше всего. Он в меня попросту не верит. Ценит только свою силу, а мою и в грош не ставит, хотя она спасла нас обоих. Помнится, и Каден задирал нос, а ушёл от меня с шишкой на голени. Не мешало бы и Рейфу набить такую, только на голове.

Стенки шатра вздрогнули на ветру. Где-то вдалеке пророкотало, словно мы и небеса втянули в свою ссору.

Я подкинула дров в печку. Ну где же Рейф?!

Едва я откинуда полог шатра, стражники скрестили алебарды у меня перед носом.

— Ваше высочество, прошу вас вернуться. Мне бы не хотелось… — Лоб стражника прорезала морщина. Он явно оробел.

— Тащить меня назад, как приказал король?

Часовой кивнул. Второй вцепился в алебарду, не решаясь встретиться со мной взглядом. Им явно ещё не доводилось сторожить пленницу, которая только что была гостьей короля. Только ради них я отступила и с рычанием задёрнула полог.

Я затушила свечи на люстре. Шатёр тускло освещали лишь угольки в печке. Как Рейф вообще смеет отсиживаться?! На коленях должен извиняться! Я плюхнулась на кровать, стянула сапог, другой, и запустила в стенку шатра, но жалкий стук не принёс ровным счётом никакого удовлетворения.

Гнев застрял в горле острой костью. В таком состоянии какой сон! Я смахнула слёзы с ресниц. Может, и зря мы не объяснились заранее. А понял бы он? Когда ехали из Санктума, стоило мне обмолвиться о Морриган, Рейф тут же увиливал от темы. «Сейчас главное — добраться до заставы». Раз за разом выкручивался, да так ловко, что я и не замечала подвоха.

А сегодня даже изворачиваться не стал, просто окатил меня грубостью и надменностью. Нет уж, никаких разговоров!

— Лия?

Ахнув, я вскочила с кровати.

Голос из-за полога. Его голос. Тихий, кроткий. Виноватый. Знала ведь, что придёт.

Я подошла к изножью кровати, отирая лицо, и прислонилась к широкой стойке. Глубоко вздохнула.

— Входи.

Полог отодвинулся, зашёл Рейф.

Сердце сжалось. Повздорили мы всего пару часов назад, но они показались мне долгими, как всё моё путешествие через Кам-Ланто. Глядя в ясные озёра его глаз, я чувствовала, как раскаляется кровь, и забывала обо всём на свете, кроме него. Волосы его растрепались, словно он только-только с лошади — скакал, чтобы развеяться, забыться. Лицо было спокойным, в глазах сияла мягкость. Сейчас попросит прощения, чётко и заученно.

— Хотел тебя проведать. — Он скользнул нежным взглядом по моему лицу. — Убедиться, что тебе ничего не нужно.

— Что пленницу стерегут как положено?

Его лицо потемнело от обиды.

— Ты не пленница. Можешь свободно ходить по лагерю.

— Но дальше ни шагу?

Рейф подошёл почти вплотную. Жар его тела поглотил меня, разлился по шатру, завладел моими мыслями.

— Я не хочу вражды. — Он прикоснулся к моей руке, медленно скользнул пальцами к плечу, принялся легонько выводить круги на моей ключице. В груди разгоралось пламя. Он знал, что я только и мечтаю броситься к нему, заполнить эту раздирающую пустоту между нами.

Нет, не только.

— Ты пришёл извиниться?

Его рука скользнула мне за спину, притянула. Наши бёдра встретились. Рейф коснулся губами мочки моего уха.

— Я хочу как лучше, Лия. Потому не могу тебя отпустить. Слишком опасно. Случись что, сам себе не прощу. — Он распустил шнуровку на моём платье. Дыхание перехватило, сбило, мысли опалило жаром.

Губы Рейфа проложили огненную дорожку сверху вниз и жадно прильнули к моим. Я мечтала раствориться в нём, в его вкусе и запахе, ветром трепать его волосы, каплями выступать на лбу. Но пламенело во мне и другое желание, куда важнее. Упрямое, неумолимое.

Я мягко отстранилась.

— Рейф, ты хоть раз доверялся предчувствию? Слышал шёпот, которому повинуешься вопреки всему?

— Я не передумаю, Лия. — Нежности в его взгляде как не бывало. — Прошу, верь мне. Домой тебе пока нельзя. Может, позже, когда опасность минует.

Я не отводила глаз, моля, чтобы он понял мою настойчивость.

— Для меня не минует, Рейф. Всё станет только хуже.

Он со вздохом отступил, всем видом показывая недовольство.

— В древней книге вычитала?

— Я говорю правду, Рейф. До последнего слова.

— Да тебе-то откуда знать? Ты не книжница! Может, вообще перевела неправильно.

Тёмное неверие, больше ничего. Всё, хватит с меня! Надоело искать слова и унижаться.

— Уходи.

— Лия…

— Проваливай! — Я толкнула его с силой.

— Ты меня выставляешь? — Глаза ошарашенно округлились.

— Ах да, ты же у нас король Джаксон, сам решаешь, кого впускать и выпускать! Так, кажется? Уходи сам, не то найду другой способ от тебя избавиться. — Я положила руку на кинжал у пояса.

Рейфа перекосило от ярости.

Он стремглав вылетел из шатра, едва не оборвав полог.

Посмотрим, кто образумится быстрее.

Рано утром меня навестили мадам Рэтбоун, Вила и Аделина. А с ними, что удивительно, мадам Хейг. Впервые. Я вздохнула про себя. Выходит, офицеры с жёнами всё-таки слышали нашу безобразную ссору, а мадам Хейг хоть и заявила, что поможет подобрать украшения к платью, на деле явилась ради сочных подробностей. Аделина показала серебряный плетёный пояс с сапфирами — очередная поразительная роскошь для далёкой заставы. Вила протянула украшенный камнями серебряный наплечник филигранной чеканки.

— Неужели женщины Дальбрека в таких воюют?

— Ещё как! — воскликнула Вила. — От этого и пошла традиция. Перед тем как cтать королевой, Марабелла была великой воительницей.

— Сколько веков назад она жила? — с хмурым видом добавила мадам Хейг. — В наше время дамы и королевы уже не ходят в битвы. Нет нужды.

«Не спешите с выводами», — чуть было не вырвалось у меня.

Мадам Рэтбоун последний раз оглядела украшения на столе.

— Мы зайдём пораньше, поможем одеться.

— И заплести косу, — вставила Аделина.

— С серебряной лентой, — добавила Вила, сжимая руки в предвкушении.

Их рвение, пусть и доброе, выглядело натужно. Они будто хотели развеять чёрную тень от вчерашней ссоры.

— Вам и самим нужно готовиться, — ответила я. — Сама справлюсь.

— Неужто у вас в Морриган принято обходиться без помощи? — поморщилась мадам Хейг со снисходительной жалостью.

— Да, — вздохнула я. — Дикари, что с нас взять. Не понимаю, зачем королю жениться на такой.

Она виновато потупила взгляд и вышла, что-то бормоча про дела. Извиниться при этом не извинилась. Наверное, посчитала, что раз король мне нагрубил, ей тоже можно.

Вскоре в шатёр явились шестеро солдат, и Перси, их командир, доложил, что им велено сегодня меня сопровождать. Вот значит как мне можно «свободно ходить по лагерю»? С шестью-то солдатами, и это в стенах Марабеллы. Чыоего рода комплимент. Видно Рейф оценивает мои таланты выше, чем готов признаться. Что ж, обойду всю заставу, повеселю зрелищем, а заодно спланирую до мелочей, как мне всё-таки отсюда выбраться.

Первым делом я спустилась проведать наших венданских лошадей, которые теперь тоже оказались под королевским арестом. Оглядела нижние ворота: солдат столько, что мышь не проскочит, но теперь хотя бы известно, где лошади и упряжь. Остальное — потом. Следом я заглянула на кухню. Повар мне не обрадовался, сказал, что сам принёс бы поесть. В ответ я заявила, будто не знаю, чего хочу, и обследовала полки и погреба. Смотреть было не на что: еду хранили либо в больших мешках, либо в ящиках. Наполнила миску кедровыми орехами, сушёным инжиром и галетами. Заметив это, повар глянул на мой живот, а я в ответ робко улыбнулась. Пусть что хочет, то и думает..

Я прогулялась и до лазарета. Кадена и Эбена не застала — они ушли в душ, Гриза же как раз осматривал врач. Я увидела, что рана затягивается уверенно, и только в одном месте чуть медленнее. Врач не сомневался, что Гриз поправится, но всё же метнул на него строгий взгляд:

— Покой никто не отменял!

Гриз отмахнулся со словами, что уже здоров.

— Это пока ты дважды в день не тягаешь сёдла, — насела я. — И, хвала богам, не размахиваешь мечом!

— А что, прикажешь на кого-то замахнуться? — улыбнулся Гриз, кровожадно сверкнув глазами.

На душе стало муторно. Раз он слышал наши крики, то остальные в обеденном зале — тоже. Каден наверняка в душе злорадствовал, хотя, когда мы позже встретились во дворе, взгляд его выражал беспокойство и только.

Чтобы стражники не поняли, Каден говорил по-вендански:

— Ну что, пришла в себя?

Я кивнула, стараясь сглотнуть ком в горле.

— А ноги у Рейфа как поживают?

Ободрить хочет. Спасибо и на том.

— Пока ничего, но ещё не вечер

— Так я и думал.

Слова поддержки. Будто глоток воды для пересохшего горла. Так хотелось обнять Кадена, но я бы только привлекла к нему лишнее внимание.

Стражники всё больше мрачнели. Ни слова по-вендански не разбирали, и, наверное, думали, мы что-то замышляем. Мы и замышляли. Ничего, пусть помучаются. Я подошла к Кадену и прошептала:

— Эбену придётся остаться с Гризом, уедем только мы вдвоём. Малик где-то там. Как считаешь, справимся?

— Он был в Долине великанов, раз послан убить тебя. Сейчас наверняка мчит в Сивику с донесением.

— О моей смерти?

— О побеге. В смерть они поверят, только если увидят твой труп. А так узнают, что ты сама идёшь к ним в руки.

Значит, канцлеру с его прихвостнями остаётся только ждать да поглядывать за дорогами в город. Внезапность теперь не мой козырь. Положение хуже некуда.

Краем глаза я заметила фигуры за спиной. Ко мне плечом к плечу подошли Тавиш и Оррин.

— Мы сменим стражников, ваше высочество. — Тавиш обжёг Кадена взглядом.

— Свободен, Перси, — махнул рукой Оррин. — Полковник ждёт вас всех у себя.

Тавиш почтительно кивнул мне:

— До конца дня вас будем сопровождать мы.

— Кто приказал?

— Мы сами, — ухмыльнулся Тавиш.

Венданского они не понимали, поэтому я бросила Кадену напоследок:

— Потом поговорим. Надо заготовить припасы.

Тавиш кашлянул.

— Джеб тоже скоро присоединится.

А вот Джеб говорил по-вендански. Я вздохнула. Что ж, ясно: они не просто верны королю, они верны другу.

Глава тридцать третья

Морриган создал армию за долгие века до того, как другие заложили хотя бы краеугольный камень в фундамент своих королевств. Так гласило Священное писание. Говорилось там и о Священных стражах, яростных воинах, которые сопровождали Морриган на пути через дикие земли. Их нечеловеческая сила и стальная воля были ниспосланы самими небесами, желавшими уберечь Выживших избранников.

Алдрид, которому предстояло стать мужем Морриган и чтимым отцом королевства, тоже был из этих Стражей. Его свирепая кровь и сейчас течёт наших жилах. Помнится, в тронном зале цитадели до сих пор висят мечи Священных стражей, напоминая о нашем величии. О том, что мы помазанники божьи.

Армия у нас всегда была достойной — воины отважные, доблестные, но глядя со стены, как тренируются дальбрекцы, я поражалась. Алебарды взмывали в воздух с жуткой синхронностью, щиты смыкались с ловкостью живого танца. В каждом дотошно отрепетированном ударе гремела решительность, а из солдат буквально рвалось неистовое пламя. Силы и сноровки, как у местных, я ещё не видела. Ясно, почему они так в себя верят. Одного только не подозревают — их слишком мало.

Даже сорокотысячное войско не сравнится с ужасающей мощью Венды. Морриган падёт, а следом и Дальбрек.

Я подняла глаза. Полумесяц уже делил сумеречное небо с заходящим солнцем. Минул ещё день, их остаётся всё меньше. Время ползло неколебимо, но по кольцу, повторяя себя. Свернулось перед нами разъярённой гадюкой и вот-вот вонзит клыки. А направляют её заговорщики Морригана, притом коварнее всего — изнутри питая силой, что уничтожит нас всех.

Хоть как-то этого можно избежать?

«На ту, что Джезелией зовется, чья жизнь будет отдана в жертву за надежду на спасение ваших».

Нет, иначе.

Я ломала голову над словами Венды. Отдать жизнь за одну только надежду? Хотелось бы, конечно, чего-то посущественнее. Хотя и надежда — не пустой звук. Да, она туманна, но мне больше нечего дать Натии и многим другим. Тут даже Рейф ничего не поделает. Подобно историям, которые Годрель рассказывала Морриган, чтобы утишить голод, надежда — пища для пустого желудка.

Джеб выдернул меня из мыслей, напомнив, что пора готовиться к балу. Из-за его спины Тавиш и Оррин глядели на меня с любопытством. Я ещё раз обвела взглядом тренировочный плац. Солдаты разошлись. На небе кое-где уже серебрились звёзды. Оррин помялся, шумно вздохнул, но и слова не проронил, как и остальные. Все ждали моей отмашки, что можно идти. Они втроём целый день держались на расстоянии, ловко уходили в тень, как в Санктуме, при том ни на секунду не сводя с меня глаз.

Они не сами вызвались меня сопровождать, это ясно. Рейф приказал. Видно, стыдился, что за всюду хвостом таскается караул безликих стражников. А эту троицу я ценю. Мы уже столько пережили, пусть и знакомы всего ничего. Походишь с кем-то по острию ножа и волей-неволей сблизишься, точно знаком целую вечность. Я вгляделась в их лица. Нет, не стража. Смотрят по-дружески, обеспокоенно, хотя стоит мне влезть на лошадь, про дружбу они вмиг забудут. И остановят меня, конечно. Да, мы не чужие люди, но всё же я, по сути, их пленница.

Подобрав юбку, я спустилась со стены и впервые уловила зазывный аромат жареного мяса. Помнится, сегодня целый день украшали двор: подвесили лампады/фонарики, натянули навес над столом с угощениями, развесили шёлковые ленточки/повесили между столбами шёлковые вымпелы. Бала с нетерпением ждала почти вся застава.

Бок о бок со мной шёл Джеб. Тавиш и Оррин брели следом.

Джеб потеребил край рубахи. Разгладил рукав. Оттянул воротник.

— Ну говори уже, — начала я. — Сейчас дыру протрёшь.

— Его право на престол оспаривают! — выпалил он, всей душой негодуя за друга.

Тавиш и Оррин заворчали, явно недовольные, что Джеб проговорился.

— Из-за министерских дрязг? — я равнодушно закатила глаза. — Сказал бы что поновее.

— Не в министрах дело. Один генерал претендует на трон.

Да это чистой воды переворот! Я замедлила шаг.

— Значит, и в Дальбреке есть изменники?

— Генерал не изменник. Всё по закону. Он заявляет, что принц Джаксон отрёкся от титула, хотя все понимают, что это не так.

— Простое отсутствие сочли отречением? — Я остановилась и посмотрела на Джеба.

— Немногие, но да. Тут ещё и сам генерал в выражениях не стесняется. Кричит о дезертирстве. Принца ведь столько месяцев нет и нет.

— Почему Рейф не сказал мне? — взвилась я.

— Оба полковника советовали не говорить кому попало. Разногласия порождают сомнение.

Я для Рейфа не «кто попало». Наверное, если бы засомневалась я, это ранило бы его сильнее всего.

— Но сейчас-то генерал узнал, что Рейф жив, и точно угомонится.

Джеб помотал головой.

— Он ведь почуял власть, раздразнил аппетит, и теперь кусков со стола ему мало. Но за Рейфа горой стоит армия, особенно в последнее время. Как только прибудем в столицу, всё быстро уляжется, только ведь это для него лишняя головная боль.

— Хочешь сказать, неурядицы в стране оправдывают Рейфа за вчерашнее?

— Не оправдывает, — заговорил Тавиш у меня за спиной. — Но ты должна увидеть полную картину.

Я повернулась к нему на пятках.

— Полную картину? Как ту, что ты дал Рейфу про меня и Кадена, когда тот взял мою руку? Может, вам в Дальбреке стоит сначала проверять сведения, а потом уже трубить о них?

Тавиш виновато кивнул.

— Да, я ошибся, и за это прошу простить. Я просто рассказал о том, что увидел. Но весть о притязаниях на трон сообщил кабинет министров, ошибки быть не может.

— Значит, у вас в столице завёлся узурпатор. Какое мне дело? Чем заботы Дальбрека важнее морриганских? Комисар в ярости так брызжет ядом, что генерал на его фоне — пищащий котёнок!

Терпение было на исходе. Время убегает, а Морриган всё так же далеко. Тянет уступить, сказать «да», хотя в голове гремит «нет». Я нужна стольким людям, но внутри меня самой сплошная пустота!.. Моя решимость подрана на лоскуты тревогами, я сама себе напоминаю истрёпанную верёвку — ещё чуть-чуть и лопну. А последний рывок будет за Рейфом. Если в меня не верит даже тот, кого я люблю больше всего на свете, то как поверят другие?

В глазах защипало, но я сморгнула всякую слабость.

— Раз так, Рейф должен понимать, почему я так стремлюсь в Морриган. Только вот этого у него и в мыслях нет.

— Он не головой думает, а сердцем, — ответил Тавиш. — Рейф боится за тебя.

Его слова лишь ещё больше меня распалили:

— Я не вещь, чтобы меня оберегать, Тавиш! Я человек! Как и он сам! Моя жизнь — мой выбор, и мне решать, стоит ли идти на риск!

Тавиш молчал. Знал, что я права.

Меня проводили до шатра, где нас во всеоружии ждал отряд Перси.

— До скорого, — бросил напоследок Джеб и, робко улыбнувшись, добавил: — Первый танец — мой.

— Первый танец за королём, — напомнил ему Тавиш.

Ещё посмотрим. Может, танцев вообще не будет. Я с Рейфом точно не стану. Не пристало пленницам танцевать с королями. По крайней мере, в мире, где я хотела бы жить.

Растянувшись поперёк кровати в одной уютной мягкой сорочке, я записывала вырванные из Песни Венды стихи. После стольких лет я наконец возвращала её изначальные слова на место. Они убористыми строчками ложились на оборотную сторону оторванной страницы.

Преданная своим родом,

Избитая и презираемая,

Она изобличит нечестивых,

Хотя многолик Дракон

И сила его не знает границ.

Ожидание будет долгим,

Но велика надежда

На ту, что Джезелией зовется,

Чья жизнь будет отдана в жертву

За надежду на спасение ваших.

Каждое слово Венды отчётливо звенело в памяти, хотя поначалу меня заботило только: «Чья жизнь будет отдана в жертву». Теперь же мне не давала покоя другая фраза: «Она изобличит нечестивых».

Я дотронулась до обгоревшего корешка, скользнула по яростно оборванному клочку на месте последней страницы. Пророчество хотели скрыть от всего мира.

Я улыбнулась.

Кто-то меня до глубины души ненавидит. Или ещё приятнее — боится. Не хочет, чтобы я вывела его — или её — на чистую воду.

Страх. Гнев. Отчаяние. Вот чем пропиталась эта обгоревшая книга без страницы. Я распалю этот страх, уж точно распалю, потому что хоть люди на грани способны на что угодно, они ещё и вконец глупеют. Раскрыть главных участников заговора жизненно важно. Я раздую из их страха пожар, задушу дымом, чтобы они показали истинное лицо.

Если Малик предупредил заговорщиков обо мне, о внезапности можно забыть. Они подготовятся и будут ждать. Но раз и я всё знаю, надо обернуть это себе на пользу. Хоть как-нибудь!

Я отложила книгу и откинулась на подушки, думая, как покончить с изменниками и при этом не раскрыть себя. Придётся прожить хотя бы столько, чтобы выяснить, кто в сговоре с канцлером и королевским книжником. Может, кто-то из областных дворян? Власти у них немного, и это мне на руку — если повезёт, к зимнему заседанию уже буду в столице, и они ничего не смогут сделать. А вдруг остальные министры? Командир стражи? Министр торговли? Главнокомандующий? Из всех только хронист вечно поглядывал на меня с недоверием и ревностно берёг время отца. Сбросить ли его теперь со счетов? Впрочем, я избегала очевидного — отец приказал меня арестовать. Он, конечно, человек непростой, но в жизни не предал бы собственный народ, да и сговариваться с Комизаром не стал бы. Неужели он марионетка? Надо миновать свиту его прихлебателей, и поговорить с ним с глазу на глаз. Да уж, задачка не из лёгких. Что мне грозит?

Я зарылась пальцами в соболиное одеяло, стиснула нежный ворс в кулак. Нельзя забывать и про отца. Помню, Вальтер сказал: «прошел уже почти месяц, а он по-прежнему бушует». Даже любимый принц Вальтер тайком путал следы тайком от короля. С тех пор, уверена, злоба отца ни капли не поутихла. Я ведь подорвала его авторитет, унизила. Станет ли он вообще меня слушать? Сказанное-то ничем подкрепить не смогу. Меня заклеймили врагом государства, совсем как племянника, которого он велел повесить. А моё слово против слова канцлера… Кому отец поверит — мне или тому, кто верой и правдойслужил короне столько лет? Без доказательств канцлер и книжник так извратят мои заявления, что в глазах отца я буду просто вертеться из страха, лишь бы увильнуть от наказания. Помнится, когда я в последний раз съязвила канцлеру, отец так рассвирепел, что приказал увести меня в покои. Как же они решат заткнуть меня теперь? В груди похолодело. Рисков целый клубок, и мне его не распутать. А если я вообще ошибаюсь? Рейф вот в этом уверен.

Вся надежда на братьев, да ведь только они совсем юнцы, — одному девятнадцать, другому двадцать один. И оба невысоких военных званий. Впрочем, если вдвоём надавят на отца, может, тот и прислушается ко мне. А если нет, значит, все вместе заставим прислушаться. На кону слишком многое, не до церемоний.

Где-то вдалеке музыканты заиграли по второму кругу. Вечер был в самом разгаре. Проникновенная мелодия шептала тысячью струн, перетекала бархатистым, но в то же время дерзновенным хором. Руки порхали над инструментом, что звучал, как наша мандолина, только чуть глубже, чуть жарче. Играли «фараш», боевой танец, как объяснил Джеб, когда зашёл за мной. Я сказала, что ещё не готова и отпустила его, затем шепнула страже, что вообще никуда не пойду, а они вот пусть сходят повеселятся. Даже поклялась, что и шагу из шатра не сделаю, поцеловала два пальца и воздела их к небесам… про себя моля богов простить мне маленькую ложь. Но безбожные олухи-солдаты не шелохнулись, даже когда я заметила, как вкусно пахнет мясом, хотя у них перед глазами явно так и стояли зажаренные поросята.

Я лежала и грызла кедровые орешки, как вдруг послышался звон алебард. Полог отлетел в сторону, и вошёл Рейф, одетый по-парадному, в элегантный чёрный мундир, на плечах красовались золотые, явно королевские эполеты. Волосы зачесал назад, лицо за день чуть обгорело. Кобальтовые глаза недобро сверкали из-под чёрных бровей, обдавая меня волнами гнева. Казалось, он растерзать меня готов.

— Что ты творишь?! — прошипел он сквозь зубы.

Когда он вошёл, внутри меня разлилось тепло, но от этих слов, я тотчас заледенела.

— Орешки ем. А пленницам нельзя?

Тут он заметил, что я и не думала наряжаться. Зло заиграл желваками, обвёл взглядом шатёр и наткнулся на тёмно-синее платье, что Вила повесила на ширму. Подлетел к платью в три шага и швырнул комом мне на колени.

— Там тебя ждут четыре сотни солдат! — Он ткнул пальцем на полог. — Ты почётная гостья! Либо сейчас же одеваешься и выходишь, либо все будут с тобой обращаться, как капитан Хейг! — Он загромыхал прочь, но у самого выхода развернулся. — И чтобы я не слышал «пленница», если соизволишь явиться!

А затем вышел.

Я не могла поверить ушам. Когда он показался, я-то на миг сочла его богом!

«Если соизволишь явиться»!

Я схватила кинжал, моля Аделину простить за платье, а Вилу — что срезаю кусок цепи с плетёного пояса. Так и быть, раз Рейфу надо, я пойду на бал, но буду там собой. Не той, кем он хочет меня видеть.

Глава тридцать четвёртая

Рейф

Я облокотился на перила загона, скрытого от шумихи и света факелов, и уставился в землю.

Кто-то тихо подошёл сбоку. Я не поднял глаз, не произнёс ни слова. Стоит мне открыть рот, так и сыплю глупостями. Как мне править королевством, если даже с Лией не могу удержать себя в руках?

— Она придёт?

Я с закрытыми глазами помотал головой.

— Не знаю. Я там такого… — Договаривать не стал, Свен всё поймёт. Не хочу вспоминать, чего нагородил. Вообще. Какой толк? Я уже не знаю, что делать

— По-прежнему настроена уехать?

Я кивнул. Всякий раз, когда думаю об этом, ужас пробирает.

Ещё шаги. Тавиш и Джеб подошли и облокотились рядом. Джеб протянул кружку эля, которую я тут же отставил. Не лезло.

— Я бы её тоже не отпустил, — нарушил молчание Тавиш. — Мы всё понимаем, если тебе легче.

Джеб невнятно поддержал.

Не помогло. Плевать, кто на моей стороне, если на ней нет Лии. Она так же настроена уехать, как я — не пустить её. Помню, как нашёл её на берегу, едва живую, как долгими часами нёс по снегу, то и дело припадал к губам, проверяя, дышит ли. Как шаги складывались в мили, а в голове без перерыва билось: «почему я не ответил на записку? Почему не выполнил ничтожную просьбу?» Вот только всё теперь иначе. Просьба куда серьёзнее. Она хочет отправиться в змеиное логово, да ещё и с Каденом.

Я схватил эль, залпом осушил до дна и хлопнул кружку на перила.

— У вас с ней сейчас разные цели. — Прислонившись к перилам, Свен посмотрел на меня. — Вспомни, чем она тебе понравилась?

Да какая уж разница? Я помотал головой и вытер рот.

— Не знаю.

— Ну, ведь чем-то зацепила.

Чем-то зацепила. Пытался понять чем, ещё когда вошёл в ту таверну

— Наверное, когда впервые её увидел…

И вдруг озарение. Нет. Намного раньше первой встречи. Письмо. Дерзость. Требовала, чтобы её услышали. Вот что завлекло меня тогда и выводило сейчас. И даже не письмо — завладела моими мыслями ещё в день, когда бросила меня у алтаря! Девчонке семнадцати лет хватило смелости утереть нос обоим нашим королевствам! Бунтарство неслыханных масштабов. Она делала то, чего хотела и во что верила. Этим меня и пленила.

Своей смелостью.

Я поглядел на Свена. Тот явно видел меня насквозь. Буравил взглядом, как котёнка, которого ткнул носом в лужу.

— Не важно. — Я схватил кружку и побрёл обратно ко всем, спиной ощущая взгляд Свена.

К тому моменту, как я вернулся за стол, Лия танцевала с капитаном Ацией. Улыбалась, сияла, да и капитан не иначе как лучился. Следом она станцевала с новобранцем лет пятнадцати. Общество Лии так опьянило паренька, что он весь расплылся в дурацкой улыбке. Дальше последовал ещё солдат, и ещё. Те, что стояли вокруг, так и глазели на каву Лии. Рукав с одной стороны обрезала по самое плечо — несомненно, послание мне. Лоза Морригана оплетает дальбрекский коготь. Сдерживает. Насколько иначе я начал воспринимать эту каву!

И вдруг я заметил кости.

Руки сжались в кулаки. Напрасно я думал, эти дурацкие поверья остались в Венде.

Откуда же костей на целый пояс? Они цеплялись за красивое платье из синего бархата, бряцали и подпрыгивали в такт пляске, превращая Лию в какого-то безобразного скелета. Она избегала моего взгляда, хотя и прекрасно понимала, что я смотрю. Когда танец кончался, она всякий раз клала руки на костяное уродство на боку и улыбалась, словно та была из чистейшего золота с самоцветами.

Снова заиграли фараш, и теперь Лия танцевала с Оррином. Они кружились, хлопали в ладоши над головой, затем стукнули друг друга по рукам, что звук отразился от высоких стен вокруг плаца. Оррин заливался беспечным смехом, толком не замечая ни моего пристального взгляда, ни манёвров Лии. А я поражался. Поражался тому, как он умеет жить мгновением. Танцует ли, готовит, наводит стрелу на врага — всё для него здесь и сейчас. Видно, поэтому он такой меткий и бесстрашный стрелок. Для меня подобная жизнь — роскошь. Мне нужно глядеть на сотню мгновений вперёд, ведь весах будущее страны. Теперь я лучше понял отца с матерью. Понял, как иной раз они жертвовали своими желаниями ради высшего блага.

Партнёры сдвинулись вправо, значит, Лия теперь танцевала с кем-то другим. Оказалось, с Каденом. Так завладела моим вниманием, что я лишь сейчас приметил его в толпе. Они звонко хлопали, кружились… и говорили. Всего парой слов обменялись, наверняка пустых и не важных, как с Оррином, но в этот раз у меня почему-то кольнуло в груди.

— Ваше величество?

Вила застала меня врасплох. Я тут же выпрямился, а она, присев в реверансе, вся зарделась и протянула мне руку.

— Вы так и не танцевали. Окажете честь?

Я попытался успокоиться и, приняв её руку, встал.

— Прошу прощения. Я был…

— Занят. Знаю.

Она бойко потащила меня в самую пляску, хотя вести полагалось мне, и влезла права от Лии, хотя занять место полагалось в конце ряда. Как ловко меня обставили! Я удивлённо вздёрнул бровь, на что Вила мне улыбнулась и начала танцевать. Шагнула в мою сторону, шагнул и я в ответ. Мы кружились, хлопали, а время всё шло. Вот-вот круг сдвинется, через миг я сменю партнёршу.

Мы с Лией встали лицом к лицу. Она чуть кивнула мне, я ответил. А все пары-то уже сходились — надо бы догонять. Она шагнула, я отступил. Настал мой черёд, но Лия не шелохнулась.

— Устала?

— Ни капли. Движение не нравится.

Мы покружились, я коснулся её спиной.

— Спасибо, что пришла, — шепнул я через плечо.

Она фыркнула.

А я прикусил язык.

На последнем нашем хлопке музыканты как по команде заиграли аммару, медленный танец возлюбленных. Вила подговорила, не иначе. Я взял Лию за руку, как положено, обхватил за талию — напряжённую, стальную, но меня это ничуть не смутило. Как приятно пахли её волосы! Какими бархатистыми были пальцы!

— Я не знаю этот танец, — прошептала она.

— Позволь показать. — Я вздёрнул подбородок, придвинулся к Лие, затем отклонил её назад и, кружась в танце, перевернул и снова привлёк к себе.

Через миг она расслабилась в моих руках. Полумрак плаца будто бы сгустился, музыка играла откуда-то издалека. В вечерней прохладе, казалось, кожа Лии меня обжигает. Я бережно подбирал слова, лишь бы опять не увести разговор не туда.

— Лия, — только и смог прошептать, хотя на языке вертелось столько слов. Хотел сказать о чудесах и красотах Дальбрека Дальбрека, о любви и теплоте, с которыми её примут, о том, чем она восхитится, но в душе понимал — её не удержать. Как бы я ни упрашивал остаться, Лия поедет в Морриган, в лапы изменников, навстречу виселице.

Музыка замедлилась, и Лия оторвала голову от моего плеча. На казавшийся бесконечным миг наши губы оказались неимоверно близко друг к другу, но вдруг её спина как прежде закаменела, и я осознал, какая на самом деле между нами пропасть. Лия отступила, глядя мне прямо в глаза.

— Ты не собирался вести меня в Морриган, ведь так?

Сил придумывать увёртки не осталось:

— Да.

— Тогда ты не знал о смерти родителей. О трудностях в королевстве.

— Я хотел уберечь тебя, Лия. Говорил то, что ты хотела услышать. Вселял надежду, как мог.

— У меня есть надежда, Рейф. Была с самого начала. Ложная вера мне не нужна.

Я не прочёл в её лице ни злости, ни разочарования. Одни только глаза влажно блестели, этого хватило, чтобы перевернуть мне всю душу. Лия развернулась и пошла прочь, гремя костями, а лоза и коготь как будто бы вспыхнули мне напоследок.

Глава тридцать пятая

Каден

Я стоял среди руин.

Повернул голову, вслушался.

Что-то… вон там…

Приближается.

Воздух раскололся от пронзительного воя, но я не мог пошевелиться.

Всё вдруг закружилось — я летел куда-то, спотыкаясь. Воротник рубашки врезался в шею, будто кто-то собрал его в кулак. Уже не сон. Рука дёрнулась за ножом — разумеется, впустую. Пригляделся в темноте: Рейф! Сдёрнул с кровати и тащит к двери.

Он выпихнул меня из казармы и припечатал к стене. Ночной часовой отошел в сторону, охотно позволяя ему рвать меня на куски.

Лицо Рейфа пылало яростью, которой не могла скрыть даже тьма.

— Клянусь честью, если ты дотронешься до неё хоть пальцем, если потащишь ее в это клятое королевство, если хоть что-нибудь…

— Ты спятил? Ночь на дворе! — С чего вдруг такое бешенство?

Моя совесть чиста.

— Я всегда ее оберегал. Я бы ни за что…

— С рассветом выступаем. Будь готов, — процедил он сквозь зубы.

Дыхание отдаёт элем, но не пьян. Глаза горят, как у дикого зверя.

— Ты ради этого меня разбудил? Я и так знаю, когда мы снимаемся.

Выпустив мой ворот, Рейф глянул свирепо и снова пихнул меня в стену:

— Ничего, напомнить не мешает.

Он ушел, и я огляделся. Тишина, весь лагерь спит. Может, королю тоже привиделся кошмар? К гневу на его лице примешивалось еще что-то. Страх.

Из двери, сонно моргая, высунулись Гриз и Эбен, и часовой тут же преградил дорогу: Эбен всё ещё был под стражей.

— И что это было? — проворчал Гриз.

— Идите-ка спать.

Я толкнул Эбена в плечо и последовал за ним с Гризом. Сна — ни в одном глазу. И чего Рейф так взбесился? Что я такое «хоть что-нибудь» сделаю на пути в Дальбрек в окружении двух сотен солдат? Нет, драться умею и отваги хватает, но не настолько же дурак, тем более что за мной приглядывают!

Я потёр челюсть: видимо, Рейф, вытаскивая меня из постели, успел приложиться кулаком.

Горизонт на востоке едва подёрнулся рассветом. Туман вдали окутал землю пушистым одеялом, заглушая утренние звуки. Лишь росистая трава шуршала под сапогами. Пусть на время, но мне удалось ускользнуть от стражи. Компания в таком деле ни к чему.

За чередой торговых повозок у задней стены заставы я разглядел обугленные каравачи… и Натию.

Наши взгляды скрестились, и она выхватила нож, явно готовая пустить его в ход. Я опешил: та ли это Натия? Кроткая улыбчивая девчушка, что ткала для меня подарки, превратилась в свирепую незнакомку.

— Я хочу видеть Дихару. Отойди.

— А Дихара тебя видеть не хочет! Никто тебя видеть не хочет.

Девушка бросилась на меня, размахивая ножом. Я отскочил. Она вновь сделала выпад.

— Ах ты, маленькая….

В следующий раз я схватил её за запястье, развернул, тесно прижимая к себе другой рукой, и приставил нож к её собственному горлу.

— Ты что, серьёзно? — прошипел ей на ухо.

— Ненавижу! — выплюнула она. — Всех вас ненавижу!

Эта бесконечная ненависть погасила во мне едва тлеющий огонек, который я лелеял до последнего — надежду вернуться и исправить, прожить иначе последние несколько месяцев. Для Натии я стал одним из «них» и навсегда им останусь. Одним из тех, кто связал Лию и заставил ее покинуть лагерь бродяг; одним из тех, кто поджег карвачи и разрушил спокойную жизнь племени.

— Отпусти её, — услышал я голос Рины.

Она медленно опустила вёдра с водой. В её больших глазах была тревога, словно я и вправду собирался перерезать Натии горло. Взгляд Рины метнулся к кочерге у костра.

Я покачал головой.

— Рина, да я бы никогда…

— Что тебе надо? — спросила она.

— Ухожу с гарнизоном, хочу повидаться с Дихарой.

— Пока она еще жива, — обличающим тоном вставила Натия.

Отобрав нож, я оттолкнул её. Смотрел на Рину и пытался найти слова, которые смогли бы её убедить в моей непричастности к их беде. Но факт оставался фактом: я жил по правилам Комизара, хоть и отказался от них теперь. Никакие слова не могли меня оправдать.

— Прошу тебя, — прошептал я.

Всё ещё настороже, Рина сосредоточенно поджала губы, взвешивая решение.

— Дихара по-разному себя чувствует — не угадаешь, — наконец сказала она, кивая в сторону карвачи. — Может, и не узнает тебя.

Натия сплюнула.

— Милостью богов, не узнает.

Задёрнув за собой полог, я не сразу её заметил. Дихара напоминала истрёпанное одеяло среди мятых простыней. Все годы, что я её знал, она или прялку на спину громоздила, или оленя разделывала, или, в конце тёплой поры, снимала палаточные шесты и сворачивала коврики для перехода на юг. Такой увидеть не ожидал: казалось, Дихара переживет всех нас. Она стала хрупкой, как те пёрышки, что когда-то вплетала в свои украшения.

Прости меня, Дихара.

Старейшая в племени, она выкормила не одно поколение таких, как я, Рахтанов. Я понимал ярость Натии: если бы не нападение, Дихара жила бы вечно.

Её веки задрожали, словно она ощутила моё присутствие. Серые глаза уставились на холмик ног под простынями, затем с удивительной ясностью взглянули на меня.

— Ты… — Голос был едва слышен, но брови нахмурились. — Я всё думала, когда же ты придешь. А тот, большой?

— Гриз ранен, иначе бы пришёл. — Я придвинул к кровати табуретку и сел. — Натия с Риной мне не рады, пускать не хотели.

Грудь больной приподнялась с тяжким хрипом.

— Они просто боятся. Думали, у них нет врагов. В конечном счёте враги есть у всех. — Она прищурилась. — Зубы у тебя еще целы?

Что это, уже бред?

Я не сразу вспомнил напутствие Натии. Когда мы покидали лагерь кочевников, она сказала Лии: «Пусть камни из-под копыт твоей лошади летят прямиком в зубы врагам». Тело Дихары, может, и сдалось, но не память.

— Пока целы, — ответил я.

— Тогда ты не враг принцессе… и нам тоже. — Её глаза закрылись, слова уже еле различались. — Но теперь ты сам должен решить, кто ты.

Она вновь уснула — уже не здесь, но ещё не там — между двумя разными мирами. А может, и путешествуя между ними… почти как я сам.

— Постараюсь, — шепнул я, целуя ей руку на прощанье.

Если и свидимся ещё, то уж точно не в этом мире.

Глава тридцать шестая

Мне велели ждать.

Король сам проводит меня к каравану. Охрану с моего шатра сняли. Как-то это подозрительно. Не подвох ли?

Рейф опаздывал, долгие минуты казались часами, и в голову лезли непрошеные мысли. После нашего танца Рейф как в воду канул. Широкими шагами устремился под арку ворот на верхний двор и растворился в тенях. Так и не вернулся, и я невольно заволновалась. Куда он делся, если этот дурацкий праздник так для него важен?

Злилась на себя за беспокойство, и еще сильнее, когда уже в постели вспомнила, как он губами коснулся моей щеки. Спятила, да и только.

Рейф не мог дать того, чего мне так отчаянно хотелось — доверия. Не хотел положиться на меня, и это ранило до глубины души, а ешё больше — его безразличие к будущему Морриган.

Как бы он ни выкручивался, сейчас для него существует один Дальбрек… но разве трудно понять, что на карту поставлены оба королевства?

Когда вечеринка закончилась, Свен проводил меня в шатёр и на прощанье церемонно поклонился, сдержаннее обычного.

— Вы ведь понимаете, что он должен вернуться. Он необходим своему королевству.

— Доброй ночи, Свен, — только и сказала я.

Надоело слушать, как все защищают Рейфа. Хоть бы раз кто защитил меня и Морриган!

Не успела я скрыться за пологом, как Свен быстро добавил:

— Вы должны ещё кое о чём узнать.

Я нахмурилась и остановилась: снова какая-нибудь просьба за Рейфа? Свен как будто смутился и потупил взгляд.

— Жениться королю предложил я… и выставил порт приманкой.

— Ты?

— Был еще кто-то из ваших, — поспешил он уточнить на одном дыхании, словно держал в себе слишком долго. — Много лет назад, когда принцу было четырнадцать, доставили письмо… я тогда в поле тренировал кадетов. Даже он об этом не знает. Письмо с королевской печатью Морриган…

Само собой, я заинтересовался. — Он удивлённо вскинул брови, будто снова держал письмо в руках. — Я никогда не получал посланий из других королевств… видимо, кто-то узнал о моих отношениях с принцем. Письмо было от главного архивариуса.

— Королевского книжника?

— Вроде бы… во всяком случае, из его ведомства. В письме предлагалось обручить юного принца с принцессой Арабеллой и сразу же отправить её в Дальбрек, чтобы готовить к будущей жизни. Официальное предложение должно было исходить из Дальбрека. Письмо просили уничтожить, а мне предлагались большие деньги за содействие. Я бросил письмо в огонь и счёл его чьей-то нелепой шуткой, но печать выглядела подлинной, а в словах была настойчивость, которая будила смутную тревогу. Тем не менее я выкинул его из головы на целые недели, но когда вернулся с учений во дворец и остался с королем наедине, снова вспомнил. Чтобы избавиться от лишних мыслей, предложил ему заключить союз с Морриган через помолвку. Король идею отмёл, и тогда я упомянул порт, о котором он мечтал. В успех я не верил, да и король всё противился… и лишь годы спустя….

Кто же мог быть автором письма?

— Скажи, Свен, какой там был почерк? Помнишь?

— Как ни странно, помню. Аккуратный и четкий, как и ожидаешь от архивариуса, но уж больно витиеватый.

— С завитками? Затейливыми такими?

— Вот-вот, — Свен прищурился, будто и теперь держал перед собой письмо. — Помню, меня привлекла буква П в слове «Полковник» — её будто нарочно разукрасили, чтобы мне польстить. В общем, да, так и вышло. Кто-то очень старался меня заинтересовать, если играл даже на моём тщеславии.

Отправить мог и Королевский книжник, но писал не он. Почерк моей матери… характерный и пышный, особенно если она хотела что-то доказать.

И сколько же готовился заговор против меня? Если Рейфу было четырнадцать, то мне всего двенадцать — тот самый год, когда в руки Королевского книжника попала «Песнь Венды». «Она изобличит нечестивых».

Голова закружилась, я вцепилась в стойку шатра. Не может быть! Как поверить, что мать все это время была с ним заодно. Немыслимо!

— Простите, ваше высочество. Я знаю, вы намерены вернуться, но вынужден предупредить, что там уже долгое время от вас хотят избавиться. Быть может, зная теперь об этом, вы смените гнев на милость по поводу поездки в Дальбрек. Там вам будут рады.

Всё ещё думая о давнем письме, я опустила глаза, невольно стыдясь, что Свену пришлось выдать тайну. Сказать, что я была недовольна, значит ничего не сказать о буре моих чувств.

— Мы уходим на рассвете, — добавил он. — Вам помогут собрать вещи.

— У меня нет вещей, Свен. Даже то, что на мне, взято взаймы. Моя — лишь седельная сумка, которую я в состоянии нести сама, как бы скверно себя ни чувствовала.

— Без сомнения, ваше высочество. — В его голосе звучало сочувствие. — Тем не менее кто-нибудь поможет.

Я глянула на седельную сумку, которая лежала на кровати, собранная к отъезду. Удивительно, что она вообще осталась цела… и что я осталась цела.

«Пусть боги препояшут ее мощью, пусть дадут ей в защиту отвагу, истина да будет ее короной».

Слова моей матери застряли в горле. Молитва ли помогла мне выжить? Читалась ли она от сердца, чтобы услышали боги, или это всего лишь заученный стих для слуха придворных? Последние недели перед свадьбой мать стала такой далекой, словно чужая. Похоже, её роль в моей жизни обманчива и неоднозначна.

Пусть и в заговоре против меня, но всё же она моя мать. Та, что на лугу расстилала свои юбки для нас с Брином и веселила нас шутливым переводом птичьего щебета, а увидев мой фингал после драки с сыном пекаря, лишь пожала плечами, а потом оградила от хмурого взгляда отца. Та, что разрешила перед казнью отвернуться. Как же хочется понять, кто она была на самом деле и кем стала.

Перед глазами всё плыло, и я снова затосковала по тому далекому лугу и ласковому прикосновению матери. Опасное чувство — оно вызывало еще больше тоски: по смеху Брина и Регана, по напеву тети Бернетт, по гулкому перезвону колоколов аббатства, по аромату булочек, наполнявшему залы по вторникам.

— Я вижу, ты готова.

У входа стоял Рейф. Одет не как офицер и не как король, а как воин. От чёрных кожаных наплечников со стальными нашлёпками плечи кажутся ещё шире, по бокам свисают два меча. Взгляд жёсткий, изучающий, как в тот давний день в таверне Берди. От этого взгляда перехватило дыхание — совсем как в тот день,

— Ждёшь неприятностей?

— Солдат всегда к ним готов.

Сдержанность и холодность Рейфа заставили еще раз глянуть в лицо, недрогнувшее, суровое. Я схватила с кровати седельную сумку, но он забрал её.

— Я сам.

Больше королевская воля, чем предложение помощи. Я не возражала. По лагерю шли молча, под зловещее звяканье амуниции Рейфа. С каждой минутой он выглядел все мощнее и неприступнее. Лагерь гудел от суеты сборов: седлали и навьючивали коней, к воротам катились фургоны с припасами, офицеры выстраивали караван.

Каден, Тавиш, Оррин, Джеб и Свен ждали нас в сёдлах у ворот заставы. Рядом стояли еще две лошади — для нас с Рейфом, как я догадалась.

— Ваше место в середине каравана, — проронил он. — Я помогу принцессе. Мы нагоним.

«Принцесса» — даже по имени не зовёт!

Каден бросил на меня странно обеспокоенный взгляд, затем развернулся и ускакал вместе с остальными. В сердце заползло дурное предчувствие.

— Что-то не так? — спросила я.

— Всё не так.

Тон был безжизненным и тусклым, без привычного в последние дни сарказма. Рейф всё ещё стоял ко мне спиной и возился с моей седельной сумкой, пристегивая её.

Я заметила, что мой конь тяжело нагружен припасами и снаряжением.

— Хочешь посадить меня на вьючную скотину?

— Припасы тебе понадобятся.

Новая порция отстраненности и холода вызвала у меня прилив гнева.

— А тебе?

Я посмотрела на его лошадь, которая стояла налегке.

— Большая часть моего снаряжения и еды поедет в фургонах следом.

Он закончил возиться с сумкой и отошёл. С луки моего седла свисал меч в простых ножнах, а к тюку за ним был привязан щит.

Я погладила шелковистую морду коня. Увидев, как я разглядываю простую кожаную уздечку, Рейф сказал:

— Клейма королевства нет ни на чём. Можешь прикинуться кем угодно, если надо.

Я обернулась, не понимая, что он имеет в виду.

Избегая моего взгляда, он снова принялся проверять свою сумку и подпругу.

— Ты вольна двинуться, куда пожелаешь, Лия. Силой тебя удерживать не собираюсь. Хотя первые двенадцать миль предложил бы проехать с караваном. Дальше есть тропа, которая поворачивает на запад. Если захочешь, свернёшь на неё.

Он меня отпускает? Или это какая-то ловушка? Но я не могу уйти без Кадена. Я совсем не знаю дороги.

— А Каден тоже волен идти со мной?

Рейф застыл, уставившись на седло, на щеках заходили желваки. Он сглотнул, но так и не поднял взгляда.

— Волен.

— Благодарю, — прошептала я, хотя правильным ответом это было назвать трудно. Сбитая с толку, я не знала, что сказать.

— Не стоит. Возможно, я принял худшее решение в своей жизни. — Он наконец повернулся ко мне, но тепла в голосе не прибавилось. — Если за эти двенадцать миль передумаешь, скажи.

Я растерянно кивнула. Планы на день, уже сложившиеся у меня в голове, вдруг совершенно переменились. Я не собиралась менять своего решения, но интересно, почему передумал Рейф?

Он вскочил в седло и глянул выжидающе. Я посмотрела на своего коня, рысака, мощного, но поджарого и быстрого, как Морриганский равиан; вытащила из ножен меч, потрогала его: пренебрежительное «попрыгала с мечом» всё ещё стояло в ушах. Не слишком тяжелый, он отлично ложился в руку. Вне всяких сомнений, Рейф продумал всё, от коня до щита. Я пристегнула меч в ножнах к перевязи Вальтера и прыгнула в седло.

— Только у меня условие, — сказал Рейф, — даже просьба.

Так и знала.

— Все двенадцать миль ты будешь ехать рядом со мной — одна.

Я глянула с подозрением.

— Чтобы ты меня отговорил?

Рейф промолчал.

Караван тронулся в путь. Мы с Рейфом ехали в середине. Солдаты спереди и сзади держали дистанцию в двадцать шагов — не иначе как оговоренное расстояние, которое нельзя было нарушать. Для того чтобы не подслушали, если мы перейдем на повышенные тона?

Однако Рейф не произносил ни слова, и молчание давило на меня, как гора одеял, под которыми, пропотев, избавляешься от болезни. Он смотрел прямо перед собой, но и со стороны было видно, какая буря бушует в его глазах.

Похоже, этим двенадцати милям предстояло стать самыми длинными в моей жизни

Неужели он не понимает, что у меня самой хватает сомнений и страхов? Чёрт бы побрал его упрямство! Мне и так нелегко — зачем усложнять? Разве я хочу умирать? Но не хочу, чтобы и другие умирали. Рейф не знает Комизара, как знаю я. Может, и никто не знает. Дело не только в том, что он чуть не отнял мой голос, а лицо помнит его кулаки. Дух его алчности и сейчас преследует меня. Такую жажду власти не остановят ни поврежденный мост, ни даже вспоротые кишки. Как он и предупреждал, это еще не конец.

Проехав целую милю в тишине, я не выдержала:

— Как приеду, пошлю весточку.

Рейф даже не взглянул на меня.

— Мне больше не нужны твои весточки.

— Рейф, пожалуйста, я не хочу расставаться вот так. Пойми, на карту поставлены жизни.

— Жизни всегда поставлены на карту, ваше высочество. — В его голосе вновь слышались нотки сарказма. — Сотни лет королевства сражались и будут сражаться ещё сотни. Твоё возвращение в Морриган ничего не изменит.

— И точно так же, ваше величество, — огрызнулась я, — министры всегда будут препираться, генералы — угрожать восстанием, а короли на взмыленных скакунах — спешить домой, чтобы всех утихомирить.

Его ноздри раздулись. Резкие слова уже были готовы сорваться с губ, но он сдержался.

После долгого молчания я вновь заговорила. Перед отъездом так нужна внутренняя решимость, а он бросается «вашим высочеством», словно оскорблением!

— Рейф, у меня тоже есть долг. Почему свой ты считаешь важнее моего? Только потому, что ты король?

— Эта причина ничуть не хуже любой из ваших, принцесса, — процедил он сквозь зубы.

— Издеваешься, да? — я глянула на флягу: а ведь она пригодна не только для питья.

Он молчал.

— Надвигается буря, Рейф. Не стычки и не сражения. Грядет война, и такая война, какой королевства не видели со времен Великого разорения.

Он вспыхнул, как спичка.

— И теперь во власти Комизара срывать звезды с небес? Чем тебя опоили в этой Венде, а, Лия?

На этот раз не ответила я. Фляга так и просилась в руки, и я отвела глаза, чтобы не видеть её. Мы продолжали путь, но молчание длилось недолго. И когда Рейф обрушился на меня, я поняла, почему между нами и другими всадниками было такое большое расстояние. Он резко остановил коня, и я услышала позади нас многоголосое «стой!» и «тпру!». Весь караван встал.

Рейф рассёк воздух взмахом руки.

— Ты думаешь, меня не волнует венданская армия? Я не слепой, Лия! Я видел, что сделала с мостом эта жидкость из маленькой склянки. Но мой первостепенный долг — это Дальбрек! Я должен знать, что наши собственные границы в безопасности. Навести порядок в столице и убедиться, что мне есть куда вернуться. Это мой долг перед всеми подданными и всеми солдатами, что сегодня с нами, в том числе теми, кто помог уберечь твою голову на плечах! — Он замолчал, сверля меня взглядом с яростью и отчаянием. — Как ты не можешь понять?

— Я понимаю, Рейф. Потому никогда и не пыталась тебя удерживать.

Слова замерли на губах, словно все его аргументы сдулись. Он сердито щелкнул поводьями и двинулся вперед: трудно смириться с тем, что правильное решение дорого стоило обоим. Послышались скрип и жалобные стоны фургонов, тронувшихся с места. В ушах стучало собственное сердце. Понимает ли он, что я позволила ему гораздо больше, чем он готов позволить мне?

Напротив, он продолжал выговаривать:

— Какой-то старой пыльной книге ты позволяешь управлять собственной судьбой!

Позволяю управлять книге? Кровь застучала в висках. Я повернулась и глянула ему в глаза.

— Знаете, ваше величество, мною очень часто пытались управлять, но уж точно не книги! Оглянитесь назад! Сначала одно королевство обручило меня с незнакомым принцем, затем Комизар указывал, что говорить, а теперь молодой король навязывает защиту и тоже намерен управлять моей судьбой. Не получится, Рейф! Теперь свою судьбу выбираю я сама, а не книга и не другой человек или королевство, а если что-то из старой пыльной книги близко моей душе, то так тому и быть. Я служу своим целям, а ты волен поступать по-своему!

Я понизила голос и добавила с холодной уверенностью:

— Имйте в виду, король Джаксон: если Морриган падет, то Дальбрек будет следующим, а потом все остальные, пока Комизар не подомнёт под себя весь континент!

— Это всего лишь сказки, Лия! Мифы! Тебе необязательно брать на себя роль спасительницы.

— Кому-то это нужно сделать, так почему не мне? Да, можно отвернуться и пренебречь зовом сердца. Предоставить спасать мир кому-то другому. Возможно, меня заменили бы сотни! Но что, если я выбираю шаг вперед, а не назад? И как ты объяснишь вот это?

Я указала на свое плечо, где под рубашкой все еще виднелась кава.

Он глянул невозмутимо.

— Так же, как ты объяснила при первой нашей встрече: Ошибка. Метка жалких варваров.

Я обреченно вздохнула: он просто невыносим!

— Ты даже не пытаешься понять.

— А я и не хочу ничего понимать! Не хочу, чтобы ты верила во всю эту чушь. Я хочу, чтобы ты была со мной.

— Предлагаешь забыть обо всём? Ради шанса на будущее для своей семьи Астер рисковала жизнью, а ты просишь, чтобы я сделала меньше, чем ребёнок? Этого не будет.

— Тебе напомнить? Астер мертва!

Что ж не добавил «из-за тебя»? Более жестокого удара не нанести. У меня словно язык отнялся.

Он скривился, потупившись.

— Давай просто поедем молча, пока не наговорили друг другу того, о чём потом пожалеем.

Глаза щипало от слёз. Поздно спохватился.

Полуденное солнце стояло уже высоко, и скоро должна была появиться развилка, где мы с Каденом покинем караван. Я ничего не видела вокруг. Меня словно выпотрошили, а я ещё думала, он любит меня! И правда, самые длинные двенадцать миль в моей жизни.

Оррин, Джеб и Тавиш ехали впереди, и когда они отделились от каравана, я впервые заметила, что их лошади так же тяжело навьючены, как и моя. Между двумя невысокими холмами в трёх десятках шагов от тропы они остановились в ожидании. К ним присоединился Каден. И тут я поняла: эта троица поедет с нами.

Сказать спасибо Рейфу язык не повернулся. Что это — защита или уловка?

Он кивнул, чтобы я сворачивала с тропы, и мы остановились на полпути к Кадену. Первым никто не заговаривал, оба ждали. Секунды тянулись бесконечно.

— Пора, — произнес наконец Рейф приглушенно и устало, словно сил на сопротивление не осталось. — После всего, через что мы прошли, наши пути здесь расходятся?

Встретив его взгляд, я молча кивнула.

— Ты выбираешь долг, которым когда-то пренебрегла из-за меня?

— То же самое я могу сказать о тебе, — тихо ответила я.

Синева его глаз превратилась в бездонное море, грозящее поглотить меня целиком.

— Я никогда не пренебрегал своим долгом, Лия. Я приехал в Морриган, чтобы жениться на тебе, и всем жертвовал ради тебя. Ради тебя я рисковал своим королевством.

Рана в душе вновь закровоточила. Да, правда, он рисковал всем.

— И теперь я тебе должна? Предлагаешь в уплату отказаться от себя и от всего, во что верю? Такой ты меня хочешь видеть?

Рейф поймал мой взгляд и долго не отпускал. Казалось, в мире кончился воздух, время прекратило свой бег. Затем оглядел мой вещевой мешок, меч, нож на поясе, щит и припасы, которые сам тщательно отбирал. Недовольно покачал головой, словно всего этого было мало.

Кивнул на ожидавшую троицу.

— Я не стану вновь рисковать их жизнями во враждебном королевстве. Их единственная задача — сопроводить тебя в целости и сохранности до границы. После этого Дальбреку не будет дела до Морриган. Твоя судьба окажется в руках твоего собственного королевства, не в моих.

Словно почувствовав его настроение, лошадь ударила копытом. Бросив взгляд на Кадена, Рейф повернул ко мне застывшее лицо.

— Свой выбор ты сделала. Что ж, к лучшему. У каждого свой путь.

Во рту стало солоно, в груди разлилась пустота. Вот и всё. Я заставила себя кивнуть:

— Прощай, Лия. Всего тебе хорошего.

Прежде чем я успела хоть что-то сказать на прощанье, он повернул коня и не оглядываясь ускакал прочь. Волосы развеваются на ветру, мечи сверкают на солнце… Давние сны вновь обрушились сокрушительными волнами. Как часто я видела это в Санктуме — Рейф покидает меня. Всё повторилось: холодное бескрайнее небо и высокий всадник — свирепый воин в незнакомом боевом облачении дальбрекского солдата. с мечами по бокам.

Только теперь это не сон.

«Всего тебе хорошего».

Слова дипломата или случайного знакомого, сдержанные и отстранённые.

Он исчез из виду в начале каравана — там, где и должен ехать король.

Глава тридцать седьмая

Мы мчали, не жалея лошадей. Я сосредоточилась на небе, холмах, скалах, деревьях. Обшаривала взглядом горизонт, всматривалась в тени, ни на миг не притупляя бдительности. Строила и продумывала планы. Ни одной минуты впустую, ни единого шанса увязнуть в опасных «что если…»

Сомнение — яд, который я не вправе даже пригубить.

Я пришпорила коня, мои спутники не отставали.

Дни проходили одинаково. С утра до вечера я шептала поминовения, вспоминала путешествие Морриган, вспоминала Годрель и Венду, вспоминала голоса в долине, где я похоронила брата. Перебирала и ощупывала воспоминания словно бусинки на ожерелье, шлифуя до блеска. В них истина, иначе и быть не может.

Когда уже валилась от усталости, вспоминала и другое. Простые моменты, что придавали мне и лошади сил на милю, а потом ещё на десять.

Заплаканное и опустошенное лицо брата, когда он рассказывал о Грете.

Блеск безжизненных глаз Астер.

Предательские ухмылки книжников в катакомбах.

Обещание Комизара, что это ещё не конец.

Бесконечные подковёрные интриги королевств, которым ничего не стоило обменять чью-то жизнь на власть.

Каждая такая бусинка помогала двигаться вперед.

Но в первую же ночь, когда я разгружала коня, ниточка затёртого ожерелья лопнула. Даже обидно, что из-за сущих пустяков: лишнего одеяла в солдатской скрутке. Сменной одежды. Запасных ножа и ремня. Всего лишь подспорье для долгого путешествия, но рука Рейфа виднелась во всём: как сложил одеяло, какими узелками перевязал. Он лично упаковывал каждую мелочь.

А потом сердце заныло от его последних слов.

Жестоких слов. «Астер мертва».

Слов, которые заваливали грузом вины. «Я пожертвовал всем ради тебя».

Слов прощания. «Что ж, к лучшему».

Схватившись за живот, я согнулась пополам. Каден тут же оказался рядом. Джеб, Оррин и Тавиш, побросав дела, вопросительно на меня уставились.

— Живот скрутило, — успокоила я, усилием воли сворачивая боль в твердую бусинку и скрепляя ею решимость. Нет уж, из строя меня не вывести.

Каден протянул руку.

— Лия…

— Всё нормально!

Я сбегала к ручью, умыла лицо, руки, шею. Плескалась, пока не задрожала от холода. Не дам прошлому поставить под удар то, что впереди.

Следующие несколько дней Джеб, Оррин и Тавиш не сводили с меня глаз. Задание явно пришлось им не по нраву. Раньше они уводили меня от опасности, а теперь вели прямо к её порогу.

По вечерам, ещё засветло, я упражнялась с мечом и ножом, топором и луком — мало ли когда понадобятся. Джеба, как мастера в искусстве тихо ломать шею, попросила и мне дать урок. Он неохотно согласился, а потом показал, как ещё расправиться с врагом без оружия, хоть и не так тихо.

Когда темнело и оставалось только спать, я долго вслушивалась в ночь: вдруг послышится боевой клич рахтанов, лязгнет оружие? С одной стороны постели лежал кинжал, с другой — меч. В голове билась мысль, очередная задача — ещё одна бусина, которую надо отполировать и нанизать на ожерелье. А затем оставалась лишь тишина, и тьма накрывала меня своим одеялом.

И лишь одно было мне неподвластно. В беспокойном полусне, переворачиваясь на другой бок, я искала тепло груди, которой не было рядом, и пыталась прижаться головой к плечу, но не находила его. В этом призрачном мире меня преследовали слова, изматывая, точно голодные волки добычу. «Как ты не можешь понять?» А ещё свирепее набрасывались те, что так и не были произнесены.

Глава тридцать восьмая

Каден

Я знал, что она страдает. Прошло уже три дня. Хотелось придержать её, остановить. Заставить взглянуть в глаза и ответить на вопрос, который страшусь задать. Нет, нельзя сейчас принуждать Лию к чему-либо.

В первый же день, когда она присоединилась к нам и Тавиш спросил, всё ли хорошо, она словно окаменела. Поняла, на что намекает Тавиш: насколько ранила её разлука с Рейфом.

— Твой король там, где ему следует быть, и заботится о нуждах королевства. Я тоже исполняю свой долг, вот и всё.

— Знаю, он обещал отвезти тебя в Терравин…

Лия лишь молча оглянулась на уходящий караван и натянула перчатки потуже.

— Поехали.

Перед глазами стояло перекошенное лицо Рейфа, с которым он в тот последний вечер швырнул меня о стену казармы. Обезумел от страха — такбоялся отпустить Лию. Но отпустил. А я не смог тогда, в Кам-Ланто, сколько она ни молила о свободе. Эта мысль не давала покоя.

Мы разбили лагерь в чахлой буковой рощице у нагромождения валунов. Неподалеку журчал ручеек.

Лия сидела в стороне от всех, но недалеко от костра. Мы все еще поглядывали за спину и спали с оружием наготове. Знали, что где-то рыщут враги. Перечислив, кого послали за нами из Санктума, Эбен нас успокоил, но ведь кого-то он мог не увидеть.

Я уже знал, что будет дальше. Закончив поминовения, Лия точила ножи, проверяла копыта лошади, не попал ли камушек, вглядывалась в тропу позади или царапала что-то палкой на земле, а затем стирала сапогом. Что там, слова? Карты? Когда я спросил, она только отмахнулась.

А раньше думал, другого мне и не надо — только быть рядом с ней, на одной стороне. «Она с тобой, Каден. Это ведь самое главное».

— Буду готовить ужин, — объявил Оррин, бросив на Лию пытливый взгляд.

Подошёл к набранным мною дровам и нанизал на вертел ощипанного и выпотрошенного фазана.

Тавиш, умывшись, вернулся от ручья. С его густых черных волос капала вода. Проследив за моим взглядом, устремлённым на Лию, тихо проворчал:

— Опять небось с кем-нибудь тренировку затеет?

— Она хочет быть ко всему готовой.

— Один в поле не воин.

— У нее есть мы. Она не одна.

— У нее есть ты — и не сказать, что это много. Мы же повернём назад, как только дойдем до морриганской границы.

Он тряхнул волосами и стянул рубашку через голову.

Первые дни ехать рядом с троицей Рейфа было почти невыносимо, но ради блага Лии я придерживал язык, а несколько раз и кулаки. Теперь эти трое как будто поверили наконец, что я не собираюсь уволочь Лию в Венду и отказался от прежнего звания убийцы, хотя бы до тех пор, пока Лия не вернется в Морриган. К тому же, надо отдать им должное, парни оказались полезными. Я знал сотни троп здесь, на юге, но и рахтанам о них было известно. Троица же Рейфа приятно меня удивила, показав новые тропы, вьющиеся по скрытым каньонам. А еще, спасибо Оррину, змей нам есть не пришлось: он умудрялся подбить дичь на ходу, прямо из седла. Мастерство под стать азарту.

— Ты заметил, — начал Тавиш, вытряхивая подседельник и вешая его на нижнюю ветку, — как только она заводит свои поминовения, ветер поднимается?

Заметил. И недоумевал. Казалось, воздух сгущается и наполняется жизнью, словно Лия призывала духов.

— Ну, на закате всегда сквозит.

Тавиш прищурился.

— Возможно.

— Не думал, что вы в Дальбреке так суеверны.

— Такое и в Санктуме бывало. Я стоял в тени, слушал, что она говорит. Слова будто ветром приносит, кожей чувствуешь. Странные дела…

Я впервые слышал, чтобы Тавиш рассуждал о чем-то помимо троп или моих истинных мотивов. Последнее едва не доводило нас до драки.

Словно спохватившись, он моргнул и, уходя сменить Джеба, бросил:

— Моя смена.

Но через несколько шагов обернулся:

— Так, из любопытства. Правда, что ты когда-то сам был морриганцем?

Я кивнул.

— Шрамы получил там же? Не в Венде?

— Это очень давняя история.

Он оглядел меня, словно прикидывая возраст.

— Впервые меня выпороли в восемь, — сказал я. — И с тех пор нещадно секли еще пару лет, пока не увезли в Венду. Меня спас Комизар.

— Экий он молодец! — Тавиш изучал меня, покусывая губу. Моя откровенность явно его не расположила. — Шрамы-то глубокие. Небось каждый удар помнишь. А теперь, значит, решил морриганцам помочь?

Я откинулся назад, опершись на локти и улыбнулся:

— Без подозрений никак, да?

Он пожал плечами.

— Я тактик. Долг обязывает.

— Ответишь на мой вопрос? Тогда и я отвечу на твой.

Он молча кивнул.

— Почему ты здесь? Сопроводить принцессу может любой, но король послал ближайших соратников… Не для того ли, чтобы уговорить ее поехать в Дальбрек? А если не выйдет, то и силой увезти?

— Да не особо мне и нужен твой ответ, — расплылся в улыбке Тавиш и зашагал прочь.

Когда он ушел, я увидел Лию: в грязных кожаных штанах и с перепачканным лицом она размашисто шагала ко мне. По бокам свисало оружие. Ни дать ни взять солдат, а не особа королевской крови. Знать бы только, как должна выглядеть настоящая принцесса. Как легко было презирать её происхождение, зная близко лишь одного из благородных — моего отца, высокочтимого лорда Роше из графства Дюрр. Его род восходил к Пирсу, одному из первых Священных стражей, что давало высокий статус и особый почёт, если не благословение самих богов. Мать рассказала однажды о предках, и потом я всячески старался забыть об этом и молился, чтобы мне досталась одна только её кровь.

Помедлив, Лия сняла через голову перевязь Вальтера и положила ее на скатанную постель, затем расстегнула пояс с двумя ножами и бросила рядом с остальным снаряжением. Устало потянулась, разминая спину, затем вдруг плюхнулась рядом со мной. Взгляд её устремился за холмы и леса, скрывавшие горизонт и заходящее солнце, будто прослеживая долгий путь впереди.

— Ножички точить не будешь?

На её щеках обозначились ямочки.

— Не сегодня, — ответила, по-прежнему глядя вдаль. — Нужно отдохнуть. Да и лошадей так гнать не стоит, иначе выдохнутся.

Я глянул с недоверием. Сегодня утром мы с Джебом сказали почти то же самое, но она лишь смерила нас презрительным взглядом.

— Что же случилось за день?

Она пожала плечами.

— Мы с Паулиной постоянно оглядывались в ужасе, когда ехали из Сивики, но в итоге успокоились и стали искать голубой залив Терравина. Вот и я сейчас должна так же, — просто смотреть вперед.

— Так просто?

Она продолжала вглядываться сквозь деревья, взгляд заволокло раздумьями.

— Ничего не бывает просто. Но другого шанса у меня не будет. От меня зависят жизни.

Лия отодвинулась на одеяле и повернулась ко мне.

— И поэтому нам нужно поговорить.

Она засыпала меня настойчивыми вопросами. Наконец стало ясно, что же её так занимало всю дорогу. Я подтвердил подозрения, что Комизар выступит после первой оттепели, и только теперь, думая над ответами, понял свою бесполезность. Несмотря на близость к Комизару, он держал меня в темноте насчёт большей части своих планов. Я был не соратником, а лишь одним из многочисленных помощников.

— Канцлер и Королевский книжник наверняка не единственные предатели. Ты доставлял ещё какие-нибудь сообщения?

— Только то единственное, в тринадцать лет. Комизар держал меня подальше от Cивики. Я либо выслеживал дезертиров, либо вершил возмездие в отдаленных гарнизонах.

Она задумчиво пожевала губу, а потом задала странный вопрос. Встретится ли нам такое место, откуда можно отправить сообщение.

— В Теркуа Тра есть стоянка гонцов. Быстрые, но дорогие. Зачем тебе?

— Может, я бы домой написала.

— Ты вроде говорила, что канцлер будет перехватывать все сообщения.

Её глаза сверкнули яростью:

— Именно.

Глава тридцать девятая

На четвёртый день, едва мы отъехали от лагеря, Каден сказал:

— У нас компания.

— Сама вижу, — буркнула я.

— Что станешь делать? — спросил Тавиш.

— Ничего. — Я смотрела прямо перед собой. — Едем дальше, вот и всё.

— Она ждёт приглашения, — заметил Джеб.

— Пусть даже не мечтает! — отрезала я. — Велела же не приезжать. Она скоро повернёт назад.

Оррин скептично причмокнул.

— Вряд ли она так легко сдастся, раз уж три ночи продержалась одна.

Я рыкнула — точь-в-точь Гриз в бешенстве — и, хлестнув поводьями, помчалась к Натии. Заметив меня, она тут же остановилась.

— Ты что это затеяла?! — поравнявшись прокричала я.

— Еду, — ответила она с нарочитой дерзостью.

— Мы не на прогулку собрались, Натия! Поворачивай, тебе со мной нельзя!

— Куда захочу, туда и отправлюсь.

— И хочешь ты туда же, куда и я, так?

Она небрежно пожала плечами.

До чего же дерзкая!

— Признавайся, украла лошадь? — пристыдила я.

— Она моя.

— А Рина тебя отпустила?

— Понимала, что не остановит.

Уже не та девчонка со стоянки кочевников. То, что я прочитала на её лице, мне совсем не нравилось. Невинная радость во взгляде сменилась опасным голодным блеском, и этот голод мне утолить не под силу. Она должна вернуться!

— Если поедешь с нами, можешь погибнуть.

— Ты, говорят, тоже. Тебя это останавливает?

Она впилась в меня глазами, ясными и умными, как у Астер. Я отвернулась. Не могу! Ударить её, что ли, толкнуть, хоть как-то показать, что ей не рады?

Вдруг подъехал Каден.

— Привет, Натия! — кивнул от задорно, словно мы и правда выбрались подышать воздухом.

— Боги милосердные, уговори её вернуться! Пусть хоть тебя послушает!

— Послушает, как ты? — улыбнулся он.

Я посмотрела на Натию, и к горлу подкатил комок. Её немигающий взгляд горел решимостью. Мой лоб внезапно покрылся холодным потом — казалось, меня сейчас вывернет наизнанку. Натия ребёнок, немногим старше Астер, зато куда наивнее. А вдруг?..

Я утёрла бисеринки пота над верхней губой

— Ладно, можешь ехать! — выпалила я. — Но пошевеливайся давай! Нянчиться с тобой не собираемся!

Конец пути. Обещание. Надежда.

«Здесь мы останемся, Ама?»

Долина. Луг. Дом.

Россыпь развалин, что нас укроют.

Место, куда не ступят стервятники.

Дитя поднимает на меня взгляд, полный надежды. Ждёт.

«Пока, да», — отвечаю я.

Дети разбегаются. Смех. Щебет.

Надежда.

Но не обещание лучшей жизни.

Кое-что не будет как прежде.

Кое-что уже не вернуть.

Кое-что утрачено навеки.

Но есть и то, что неизменно.

Стервятники.

Однажды они снова явятся за нами.

— Последний завет Годрель.

Глава сороковая

Рейф

Солнце.

Я сказал про солнце?

Да, помню. Держаться надо так, чтобы оно било в глаза врагу, а не тебе. Сказал.

Уклоняешься и тут же бьёшь снизу. А вот об этом и словом не обмолвился. Впрочем, она и без меня умеет драться. Надо было дать меч полегче, вот что.

Я так много мог сказать. И не только про мечи.

Меня раздирают сомнения. Раздирают с самого начала пути.

— Ваше величество, мы почти приехали. С четверть часа распинаюсь, а вы не слышите.

— Я уже выслушал тебя вчера, Свен. И позавчера. Этого королям нельзя, то не говори. Слушай, взвешивай, действуй. Бери, но отдавай взамен. Дави, не позволяй давить на себя. Я уже всё понял. Что я, по-твоему, не при дворе вырос?

— Нет.

Я нахмурился. А он ведь прав. Да, раз в неделю я ужинал с родителями, порой для вида присутствовал на важных встречах, но все годы со Свеном в наставниках я делил казарму с новобранцами, кадетами, а до недавних пор и с солдатами. Король Дальбрека всегда в первую очередь воин, и тут мы с отцом похожи. Впрочем, в последний год он приблизил меня к делам королевства: сажал подле себя на приёмах, поучал, советовал. Понимал, что конец близок?

— Ещё с десяток миль, — отмахнулся я. — Даю слово, я готов.

— Возможно. Однако ты витаешь в облаках.

Вот же пристал! Я крепко стиснул поводья.

— Ты поступил верно, — продолжал Свен. — Не каждому хватило бы мужества отпустить её.

Мужества. Или глупости.

— Она сама едет в руки к изменникам, которые только и мечтают её убить! — помолчав, бросил я.

— Тогда зачем отпустил?

Я молчал. Сам знает, уже говорил. У меня не было выбора. Вот же как в жизни бывает — увези я Лию в Дальбрек, всё равно бы её лишился. Однако, раз уж Свен приотворил дверь ко мне в душу, вопрос, что исклевал меня остервенелым вороном, вырвался наружу:

— Я знаю, Убийца её любит. — Сглотнув, я добавил полушёпотом: — А она его?

Свен кашлянул и заёрзал в седле. Поморщился:

— Это не ко мне. Не советчик я в…

— Я не совета прошу, Свен! Только мнения! У тебя оно про всё на свете найдётся!

Выбей он меня из седла, я бы и слова не сказал. Не впервой, в конце концов. Но он лишь снова прочистил горло и продолжил:

— Что ж, ладно. Судя по тому, что я видел в Санктуме, и как Лия за него вступилась, когда мы его только поймали… он ей небезразличен. Но чтобы любовь? Это вряд ли. На тебя она смотрела совсем…

И вдруг затрубил горн.

— Войско! — крикнул знаменосец.

Далековато от столицы для встречающих. В чём же дело?

Мы со Свеном пришпорили лошадей.

К нам направлялся целый полк, да вдвое больше нашего! Почётный эскорт или остановить хотят? Караван с заставы так не встречают… да только и короли, пусть неугодные соперникам, с караваном не ездят.

— К оружию! — Мой приказ боевым кличем прокатился по строю. — Вперёд марш!

Капитан Ация продолжил отдавать команды, растягивая караван в длинную грозную шеренгу. Солдаты выставили щиты. Да уж, сцепиться со своими… Не так я представлял начало своего правления. В стране куда неспокойнее, чем мне казалось. По одну сторону от меня ехал Свен, по другую — Ация. Наконец, показались всадники. Вёл их генерал Дрейгер.

— Дурное у меня предчувствие, — проворчал Свен.

— Дадим ему шанс. Пусть сделает правильный выбор. — Обернувшись, я скомандовал: «Держать строй!», а затем с офицерами двинулся навстречу свите генерала.

Мы остановились в нескольких шагах друг от друга.

— Генерал Дрейгер, — произнёс я твёрдо и кивнул. Лишь бы не дошло до крови.

— Принц Джаксон, — кивнул он в ответ.

«Принц». Во мне забурлила злоба. Я вонзил в него взгляд.

— Вас слишком долго не было в столице, генерал. Не знаете, что мой титул изменился, а ваш — нет.

— По-моему, слишком долго в столице не было вас, — ощерился он.

— Не отрицаю. Но теперь я еду по праву занять престол.

Он не уступал, не извинялся. Только хладнокровно смотрел в ответ.

Слишком молодой для генерала, ему нет и сорока. На высшем армейском посту от силы три года, а уже, видимо, метит выше. Он посмотрел на Свена, Ацию, обвёл глазами шеренгу за нашими спинами, явно прикидывая, сколько у нас солдат и на что им хватит духа.

— Собираетесь вернуться и властвовать, значит?

Я продолжал буравить его ледяным взглядом. Все границы переходит.

— Именно так.

Генерал потянулся к луке седла. Ация тут же схватился за меч.

— Спокойно, — приказал я.

Дрейгер спрыгнул с лошади, офицеры спешились за ним. Уверенно и бесстрашно глядя мне прямо в глаза, он кивнул:

— С возвращением домой, король Джаксон. Слава королю! — Он припал на колено, и солдаты по обе стороны эхом подхватили клич.

Он так верен Дальбреку, что ради благополучия королевства бросил мне вызов или же просто засомневался в своих воинах и решил не делать глупостей? Пока что надеюсь на первое.

Он обнял меня, и после его скупых соболезнований караван двинулся в путь. Генерал ехал между мной и Ацией. В воздухе всё ещё висело напряжение. Свен изучал Дрейгера, переглядываясь с офицером справа от себя. «Не упускай его из виду. Держись рядом. Будь начеку». За столько лет я как никто научился понимать Свена по одному взгляду.

Вскоре показались городские ворота, и генерал уехал командовать своим войском. Я тут же принялся вслепую шарить в перемётной сумке позади. Наконец, нашёл, что хотел и повернулся к Свену:

— Вот. Первым же делом отнеси Мэррику в храм. Судя по такой встрече, я ещё несколько дней никуда не смогу улизнуть. А вернуть надо. Главное, никому не показывай и молчи. Мэррик знает, что делать.

— Ты у нас вором заделался? — Он поглядел на меня озадаченно.

— Ты, Свен, лучше всех на свете знаешь, что короли не воруют. Короли берут. Неужто собственную мудрость забыл?

— Что-то подсказывает, это обернётся нам хлопотами, — вздохнув, пробурчал Свен под нос.

Уже обернулось. Но сейчас, надеюсь, хоть шаткий мир поможет установить. Интересно, а есть ли среди того, что дозволяется королю, надежда?

Глава сорок первая

Урок за уроком, миля за милей, тягостные дождливые дни, споры, тренировки с оружием. Натия была вымотана, как и положено. Я ведь не обещала ей увеселительной прогулки? Не обещала. Порой она прожигала меня ненавидящим взглядом, порой ревела у меня на плече. Я учила её всему, что умела сама, и заставляла других. Шишек, синяков и ссадин она набила не меньше моего. Нож метала, пока мышцы не деревенели. С обеих рук, я следила… а потом молилась, чтобы новые умения никогда ей не понадобились.

Я позволила Натии остаться, только когда она, скрепя сердце, примирилась с Каденом. Её враждебность его очень задела. Толика безмятежности и приязни, которую он находил в мире кочевников, теперь была навсегда для него утрачена. Временами, думая, что рядом никого, он уходил в себя, зажмуривался и будто бы душой искал своё место. Затем заводил речь о каком-нибудь уголке Венды, неподвластном совету и Комизару, и вновь становился прежним Каденом, решительным и сильным.

Дихары не стало через две недели после нашего отъезда. Я только закончила поминальные молитвы, как внезапно увидела её за прялкой на заснеженном пригорке. Щёлкала педаль, скручивались клочки меха, шерсти и кудели, которые ветер тут же уносил прочь. Волоски таяли в розовом веере заката, перетекали в аметистово-рыжее зарево над головой, теплым румянцем красили небо и, лаская мне щёки, шептали: «Великие замыслы действуют по-своему».

Дихару обступали знакомые силуэты, с каждым мгновением всё больше. Я увидела брата и Грету, затем по обе стороны от них с десяток венданцев, Эффиру и портних. Отряд солдат. Венду и Астер. «Поторопитесь, госпожа!». Голоса, лица, что являлись мне столько раз за последнее время, и каждый образ сплетался шелестом ветра, проблеском спрятанного тучами солнца и молчанием, текущим по моим венам. Безумие, знание, что кругами возвращаются ко мне снова и снова, след, прорезанный глубоко в сердце.

«Кто-то же должен. Так почему не ты?»

Голоса, что не позволяют забыть.

Ждут.

В ответ с губ сорвалось обещание… клятва.

Эти образы видела только я, у остальных и спрашивать было глупо. Звуки лагерной возни и на миг не прекращались. Никто не повернул головы, не сбился с шага.

— А, ты, — взглянула Дихара на меня. Прялка всё вращалась, ветер без передышки трепал нить. — Доверься внутренней силе. И научи Натию тому же.

Я обернулась. Натия уже расстелила скатку и стягивала сапоги. Я подошла и схватила её за руку:

— Мы ещё не закончили.

— Я устала! — пожаловалась она.

— Тогда иди в другом месте стоянку разбивай. Пусть тебя съедят пачего.

— Нет никаких пачего.

— Когда ногу тебе откусят, по-другому запоёшь.

Натия на удивление мало знала о даре. Как же так? Всю жизнь прожила с Дихарой. Впрочем, помню, Дихара говорила: «Есть те, кто открыт для него более, чем другие».

— Знание — это истина, которую чувствуешь тут и там, — объясняла я. — Это связь. Прикосновение мира Перед глазами вспыхивают видения, сердце замирает, по спине пробегает холодок. Правда не врывается молниеносно, как ложь. Она хочет, чтобы её узнали. Правда обхаживает, шепчет, разливается теплом по венам, ласкает шею, пока не покроется мурашками кожа. Вот что такое правда. Надо только открыть ей сердце. Присмири пыл, Натия. Доверься внутренней силе.

— Я не понимаю! — помолчав, воскликнула она с досадой.

— Речь о выживании, Натия! — Я ухватила её за запястье, не давая уйти. — Этот шёпот может спасти тебе жизнь! В нём дарованная богами сила. Истина не обязательно на острие меча!

Натия свирепо глянула на меня. Понятно, что иной силы, кроме стальной и острой, она сейчас и не желала. Мой гнев поутих. Её истина и мне не чужда.

— Не обязательно ограничиваться, Натия, — произнесла я ласково, вновь ощущая в руке тяжесть холодного кинжала, который всадила в Комизара. — Не жертвуй одной силой ради другой.

Как-то вечером меня осенило, что до морриганской границы наверняка уже рукой подать. Сил тренироваться у нас с Натией не осталось, и я принялась искать древние тексты. Натия в курсе, что ждёт впереди, пора ей узнать, и что было прежде. Впрочем, нашла я только Последний завет Годрель. Ещё раз перетряхнула всё, что было в сумке, даже сорочку с рубахой, но впустую. Песнь Венды пропала. Я пришла в ярость. Кто рылся в сумке? Книги ведь аккуратно лежали на самом дне!

— Ты их точно взяла? — спросил Тавиш.

Я прошила его злобным взглядом.

— Да! Точно помню, как… — И вдруг сердце замерло.

Сумка была при мне все время… и только раз попала в руки Рейфу, ещё на заставе. Сказал, что понесёт сам. Шли мы всего ничего, но затем я отвлеклась на лошадей и припасы. Неужели он украл книгу? Зачем?! Хотел этим перечеркнуть правду? Или пошатнуть мою решимость?

— Лия? — Натия глянула обеспокоенно. — Ты чего?

Кража ничего не изменит.

— Всё нормально, Натия. Помоги-ка развести костёр. Сейчас я расскажу тебе кое-что. Запоминай слово в слово на случай, если со мной что-то произойдёт.

Джеб обернулся, и на его лицо набежала такая же хмурая тень, как у Натии.

— С тобой всё будет хорошо, — проговорил он твёрдо, не отпуская мой взгляд.

— Да. Всё будет хорошо. — Хотя оба понимали, что этого никто не может обещать.

Мы достигли морриганской границы. Во всяком случае, Каден так сказал. Вокруг-то была всё прежняя глушь.

Тавиш посмотрел на землю.

— Я тут никаких линий не вижу. А ты, Оррин?

— Я тоже.

— Мне кажется, граница чуть дальше, — добавил Джеб.

Мы с Каденом переглянулись, но слова не обронили. Я только через несколько миль решилась-таки поговорить начистоту. Когда Каден отставал, они умоляли меня повернуть назад в Дальбрек. Когда отставала я — наседали на Кадена и, видимо, просили о том же, но в суровой манере. «Разделяй и властвуй», не иначе. Наконец я остановила лошадь и заглянула каждому из троицы в глаза.

— Вам велено не только сопровождать нас через Кам-Ланто… и вкусно кормить? — Я благодарно кивнула Оррину. — Король приказал вернуть меня силой, если за долгую дорогу сама не передумаю?

— Нет, — ответил Джеб. — Его слово твёрдое.

«Не всегда», — подумала я.

Джеб вскинул голову и так поглядел на голые холмы впереди, словно те кишели гадюками.

— Как доберёшься, что будешь делать?

То, чего изменники боятся больше всего. То, что уже проделывала, но на этот раз им придётся ещё хуже… Только Джебу знать о моих планах ни к чему, зачем его тревожить.

— Постараюсь выжить.

Он улыбнулся.

— Вам всё-таки пора, — продолжила я. — Мы уже в Морригане, уверяю. Я вижу границу как никто другой, и не стоит вам её нарушать, как и приказ короля.

Джеб так сник, что на мгновение показалось, он не повернёт.

Тавиш посмотрел на Кадена, затем бросил хмурый взгляд на меня.

— Уверена?

Я кивнула.

— Передать что-нибудь королю?

Возможность сказать последние слова. Вероятно, другой у меня не будет.

— Нет.

Король сам сказал: так оно к лучшему.

— А давайте-ка её всё равно увезём?

— Заткнись, Оррин, — осадил Джеб.

Оррин спешился и привязал недавно пойманного зайца к седлу Натии, а затем, ворча под нос, вернулся к своей лошади.

Вот и всё. Мы попрощались, и троица уехала. Что ж, как Рейф едко подметил, отныне моя смерть будет делом рук моего же собственного королевства.

Порой на прощание лучше ничего не говорить.

Глава сорок вторая

Каден остановил лошадь.

— Может, лучше поедешь вперёд?

Я смутилась. Мы уже въехали окольными дорогами в Терравин и добрались до северного тракта, у которого стояла таверна Берди. Терравин всё равно по пути в Сивику, так что мы решили заглянуть. Наконец-то вымылись бы и постирали одежду, пропахшую за две недели дымом и потом. От нас так тянуло, что ненужное внимание мы привлекли бы на раз. К тому же я хотела дать знать Паулине и остальным, что спустя столько времени со мной всё хорошо. Может, и у них есть, что рассказать. Особенно у Гвинет с её-то ворохом сомнительных связей.

— Зачем разделяться? Мы почти приехали.

Каден заёрзал в седле.

— Скажешь Паулине, что я с тобой. Подготовишь.

Кажется, впервые за всё время на его лице мелькнул страх.

— Ты что, Паулины боишься?!

— Да, — нахмурился он.

Я только рот раскрыла от удивления.

— Лия, она знает, что я венданец. Я грозился убить её, и тебя тоже. Такое не забывается.

— Ты и Рейфу угрожал, но ведь не боишься его.

— Это другое. — Он отвернулся. — Рейф был неприятен мне, а я — ему. Паулина — чистая душа, которая… — Он осёкся и помотал головой.

Чистая душа, которая когда-то видела в нём добро. Помню их тёплые и непринуждённые разговоры о том и сём. Злоба выжгла её мимолётное уважение к Кадену, и это, вероятно, ранило его глубже всего. Он и с Натией через это прошёл. Та хоть больше и не кидалась на него, а всё равно была холодна. Каден из венданцев — тех, кто разорил её лагерь. Мы с ним теперь в одной лодке: лишь горстка людей на свете не желает нам смерти. Помню круглые от ужаса глаза Паулины, когда он потащил нас в перелесок, и как она молила о пощаде. Нет, такое не забывается. Лишь бы за столько месяцев её страх не перерос в ненависть.

Каден допил последний глоток из фляги.

— Просто не хочу, чтобы она подняла крик, когда я войду в таверну.

Мы оба понимали, что это не пустая тревога, но всё равно поражало, как Кадена пугает встреча с Паулиной. Таким безобиднейшим человеком.

— Войдём через кухню. Паулина не глупая, всё поймёт, когда объясню. И, так и быть, заслоню тебя от неё и кухонных ножей, — подтрунила я, но он даже не улыбнулся.

Со мной поравнялась Натия.

— А я? Вместе будем защищать трусливого Убийцу? — произнесла она нарочито громко, проказливо сверкнув глазами. Каден в ответ обдал её грозным взглядом: не нарывайся!

Сердце трепетало от предвкушения, но едва таверна показалась вдали, я поняла: что-то не так. Страх молнией проскочил по нашей троице. Даже Натия почувствовала неладное, хотя раньше здесь не бывала:

— В чём дело? — спросила она.

Пусто. Тихо.

Ни одной лошади у крыльца. Не слышно смеха и разговоров, не видно гостей, хотя время обеденное.

Трактир накрыла саваном давящая тишина.

Спрыгнув с лошади, я вбежала на крыльцо. Каден бросился следом, просил остановиться, кричал об опасности. Я распахнула дверь и увидела только стулья вверх тормашками на столах.

— Паулина! Берди! Гвинет! — Я опрометью пролетела столовую, с грохотом впечатала в стену кухонную дверь… и замерла.

У разделочной доски стоял Энцо, разинув рот, подобно рыбине, над которой занёс тесак.

— В чём дело? — выпалила я. — Где все?!

Он моргнул, затем пригляделся ко мне.

— А ты что здесь делаешь?

— Энцо, положи. — Каден вытащил нож.

Энцо перевёл взгляд на тесак в руке и сначала удивился, затем опешил. Тесак со звоном брякнулся на доску.

— Где все? — повторила я с нажимом.

— Уехали. — Энцо трясущейся рукой подозвал нас к столу. — Пожалуйста, — добавил он, когда мы не шелохнулись. Выдвинув стулья, мы сели. Каден, всё время настороже, держал кинжал под рукой. Я же под конец рассказа только и могла, что, обхватив голову руками, пялиться на исцарапанный стол, за которым столько раз ела с Паулиной. Несколько недель тому назад она уехала искать для меня помощь. Все уехали. Я похолодела, хриплый стон так и рвался наружу.

Они в сердце Сивики!

— С ней Гвинет. — Каден положил руку мне на спину. — Уже хорошо.

— И Берди, — добавил Энцо.

Хотели утешить, да лишь укрепили страхи. Паулина, доверчивая Паулина сейчас для всех изменница, как и я. Возможно, её уже бросили в темницу… или того хуже.

— Отправляемся за ними. Завтра, — отрезала я. Придётся обойтись без отдыха.

— Всё будет хорошо, — успокоил Энцо. — Берди дала слово.

Я посмотрела на Энцо. В нём с трудом узнавался тот разгильдяй, которого работать не дозовёшься. Лицо было серьёзным, чего раньше за ним не водилось.

— Берди оставила за главного тебя?!

Покраснев, он опустил глаза и отвёл с лица сальные волосы. Я ведь и капли удивления не скрыла.

— Знаю, что у тебя на уме. Всё понимаю, обижаться не стану. А так — да, я тут хозяйничаю. Ключики вот даже есть. — Он звякнул связкой на поясе, а во взгляде мелькнула тень гордости. — Берди сказала, мол, давно меня пора в дело пристраивать. — Тут он вздрогнул и принялся теребить край фартука. — Тот, другой тип ножом грозился. Говорил, прикончит. Услышал, как я…

Энцо сглотнул, кадык на его тощей шее высоко подпрыгнул. Взгляда моего он избегал.

— Прости меня. Это я сказал головорезу, что ты на верхней тропе. Знал же, что добра от него не жди, но он так золотом тряс…

— Ты? — Каден подался вперёд, но я толкнула его обратно на спинку стула:

— Какой ещё другой?

— Да крестьянин тот заезжий. Прижал и, говорит, если ещё раз имя Лии назовёшь, язык вырежу. Обещал его в глотку затолкать вместе с монетами. Я вот боялся, прямо там и затолкает. Боялся, всё, конец… — Он вновь сглотнул.

— Я всех постоянно подвожу. Но Берди напоследок сказала, что во мне есть толк, надо только самому поверить. Я вот и стараюсь тут маленько. — Он поскрёб щёку трясущейся рукой. — До Берди мне, знамо дело, далеко. Только успеваю в комнатах прибираться, да с утра кашу варить, а вечером похлёбку. Мне всё-всё объяснили. — Он указал на дальнюю стену кухни, увешанную записками. Явно Берди нацарапала. — На все столы накрывать пока не наловчился. Нанять бы кого…

В кухню вошла Натия, точно напоказ покачивая бедрами. С пояса у нее свисал меч, в руке сверкал кинжал. Она прислонилась к стене, и Энцо глянул на неё, но слова не проронил. Круг замкнулся, мы вернулись туда, где всё началось. Энцо смотрел с тревогой — понимал, что мы видим в нём угрозу.

— Так ты знаешь правду обо мне? — спросила я.

На миг в его глазах вспыхнуло «нет!», но он собрался и кивнул:

— Берди ничего не говорила, но я сам услышал про беглую принцессу.

— И что же услышал? — спросил Каден.

— Что всякому дозволяется убить её на месте и получить награду. Никто и слова против не скажет.

Каден фыркнул и отодвинулся от стола.

— Я никому не скажу! — тут же залепетал Энцо. — Обещаю! Мог бы уже донести властям не один раз! Служаки заглядывали спросить, где Гвинет, да я и слова не сказал.

Поднявшись, Каден скользнул пальцем по клинку, поймал в нём свет лампады.

— А если они предложат монет? — Он с прищуром посмотрел на Энцо.

Энцо не сводил взгляда с кинжала. Над верхней губой выступили капельки, руки по-прежнему тряслись, но вдруг он с небывалой смелостью вскинул голову:

— Предлагали. Не взял. Сказал, не знаю, куда Гвинет делась, и всё.

— Лия, можно тебя? — Каден кивнул на дверь столовой. Натию оставили следить за Энцо.

— Я ему не доверяю, — прошептал Каден. — Крысёныш тебя уже один раз продал, продаст и второй, как только уедем. Его надо заткнуть.

— Имеешь в виду, убить?

Он ответил тяжёлым взглядом.

— Энцо ведь сам рассказал про наёмника, его не принуждали, — помотала я головой. — Люди меняются.

— Так быстро — нет. Он один знает, что мы уже здесь. Хочешь, чтобы узнали другие?

Я ходила кругами, взвешивая за и против. Энцо нельзя просто сбросить со счетов. Ладно корыстный — он ведь попросту ненадёжный! Но ведь Берди доверила ему таверну, дело всей жизни. Измениться могут все. Я изменилась. Каден тоже.

Да о чём это я, Энцо ведь готовит похлебку. Сам! И в мойке ни одной грязной миски!

— Берди верит Энцо, — ответила я. — Нам тоже стоит. К тому же, он явно ещё от того крестьянина не отошёл. Пригрозишь ножом пару раз, чтоб не расслаблялся, и глупить не станет.

Каден долго смотрел на меня с сомнением, затем протяжно выдохнул.

— Пускай только косо на нас глянет. Угрозами не ограничусь.

Вернувшись на кухню, мы сразу принялись хлопотать: постирали с Натией одежду и развесили у очага, чтобы просохла быстрее, после чего поискали в нашем с Паулиной домике что-нибудь неприметное на смену. Нашли две широкие рабочие рубахи и несколько шалей. А ещё белый траурный шарф Паулины. Натии незачем прятать лицо на людях, но вот я — другое дело, а скорбящую вдову никто не заподозрит. Как только Каден закончил с лошадьми, мы втроём налетели на кладовку Берди — готовить-то на костре теперь будет нельзя. Энцо помогал разложить по сумкам припасы, когда вдруг послышался ослиный рёв.

— Отто, — пояснил Энцо. — По своим скучает.

— Отто здесь?! — Накинув вдовий шарф, чтобы не узнали случайные путники, я выбежала к загону.

Я ласково чесала Отто за ухом, пока он отводил душу, а его жалобное хныканье звучало для меня милее всякой музыки. Вспомнилось, как мы с Паулиной въехали на осликах в Терравин, думая, что останемся здесь до конца жизни.

Отто ткнулся в меня нежным носом. Как же ему, наверное, одиноко без друзей.

— Знаю, — нежно заговорила я. — Потерпи, Нове и Дьечи скоро вернутся. Обещаю.

Но обещание было пустым. Я говорила, только чтобы утешить и…

На душе стало муторно. Давние слова Рейфа верёвкой затягивали куда-то в глубину, не позволяя дышать. «Я говорил то, что ты хотела услышать. Вселял надежду, как мог».

В груди закололо, и я отвернулась от загона. Рейф кормил меня ложной надеждой, воруя драгоценное время. Я вошла в сарай, долго глядела на чердачную лестницу и наконец решилась подняться. Через крышу наискось пробивались редкие лучи. На полу, всё ещё нетронутые, лежали два матраса, будто мы и не уезжали. Со спинки стула свисала забытая рубаха. На столике в углу пылился пустой графин. В дальнем конце громоздилась целая гора ящиков… а рядом стояли ясли. Сердце бешено зашлось.

Нет, Лия. Не смотри. Тебе уже всё равно.

Но ноги сами несли меня вперёд.

Я отодвинула ясли всего на ладонь. Всё как он и говорил. Ворох белой запачканной ткани. На язык будто соли насыпали. Чердак сделался тесным, воздуха не хватало. Я расправила ком, и на пол посыпалась солома. Подол, весь грязный и в дырах, был тут и там заляпан кровью. Его кровью. Поранился, когда выпутывал из колючек. «Я просто думал о той, кто его носила». То самое платье, что я злобно зашвырнула в кусты ежевики. Колени подломились, и я осела на пол. Уткнулась в платье лицом, лишь бы выбросить картину из головы, но видела, как Рейф вытаскивает его из кустов, убирает в сумку, строя догадки обо мне, как и я о нём. До чего же я тогда ошибалась!

Мне он представлялся бесхребетным папенькиным сынком. Никак не…

— Лия? Всё хорошо?

Я подняла голову. На чердак заглядывал Каден.

Вскочив, я закинула платье обратно за ясли и ответила, не оборачиваясь:

— Да, всё нормально.

— Мне показалось, что ты…

Я вытерла щёки и, разгладив юбку, повернулась к нему.

— Закашлялась. Тут так пыльно.

Каден подошёл, скрипя половицами, и заглянул мне в лицо. Скользнул пальцем по влажным ресницам.

— Просто пыль, — повторила я.

Кивнув, он привлёк меня к себе.

— Конечно, пыль.

Гладил по волосам, а я жалась к нему, чувствуя боль в его душе так же сильно, как собственную.

За окном чернела ночь. Натия давно ушла спать в домик, а Энцо закрылся в комнате Берди. Мы с Каденом сидели на кухне, и я вытягивала из него всё, что он ещё мог рассказать о планах Комизара, но было видно, что мимолётная нежность в сарае разбередила ему душу. Спасибо, хоть разговора не заводил. В тот миг я просто дала слабину от усталости. Ни больше, ни меньше. Миска наваристой рыбной похлёбки — на удивление вкусной, почти как у Берди — и я вновь полна готовности продолжать путь.

Каден из уважения терпел вопросы, которые я задавала не первый раз. Ответы были всё теми же. Он знал только про канцлера. Быть может, канцлер и королевский книжник — единственные изменники среди министров?

Мои отношения с министрами, не считая, пожалуй, вице-регента и первого ловчего, всегда были в лучшем случае натянутыми. Когда я входила, эти двое и улыбнуться могли и добрым словом поприветствовать, а не хмуриться презрительно. Впрочем, пост первого ловчего давно стал больше церемониальным, пережитком времён, когда за наполнение кладовых министры отвечали головой. Обычно он даже не присутствовал на заседаниях. Первой дочери королевства тоже полагалось почётное место на совете, но мою мать редко приглашали.

В мыслях снова возник вице-регент.

— Сначала Паулина отправится к нему, — предположила я. — Из министров он один умеет слушать.

Я прикусила кулак. Вице-регент постоянно в разъездах по службе, мотается из одного королевства в другое, и Паулина могла его не застать. Если так, она пойдёт напрямую к моему отцу и рискует попасть под горячую руку.

Каден молча пялился в дальнюю стену. Затем вдруг встал и скрылся в кладовой.

Я должен уехать, недалеко, — отрывисто сообщил он. — Час на запад от Луизвека в графстве Дюрр. Времени не потеряем. — Он назначил место встречи к северу от и велел ехать через лес. — Вас не заметят, всё пройдёт гладко.

— Сейчас? Посреди ночи?! — Я встала и вырвала у него из рук мешок с солониной.

— Энцо спит. Только так я ему доверяю.

— Тебе тоже надо поспать. Что…

— Посплю там, на месте. — Он забрал солонину и стал перебирать сумку.

Сердце заколотилось. Что же на Кадена нашло?!

— Зачем тебе понадобилось в Дюрр?

— Хочу разобраться кое с чем раз и навсегда. — Жилы вздулись у него на шее, как натянутые канаты, он старательно отводил глаза.

И тут я всё поняла.

— Твой отец… Он правитель там.

Каден кивнул.

Я перебрала в памяти наместников. Всего их было двадцать четыре. По именам я знала далеко не каждого, а тех, что правили здесь, у южной границы, не помнила вовсе. Возможно, одному из них жить осталось недолго.

— Ты убьёшь его? — Я опустилась на табурет в углу, где Берди когда-то осматривала мне шею.

Он развернул стул и уселся на него верхом. Долго молчал.

— Не знаю. Я хотел только навестить могилу матери. Увидеть места, где жил когда-то. Где меня в последний раз… — Он потряс головой. — Я просто не могу отпустить прошлое. Хочу отцу в глаза посмотреть. Завершить что-то важное, получить ответы, пока есть возможность. Не знаю, как поступлю. Будет видно.

Я не стала отговаривать. Тот, кто порет маленького сына, а потом вовсе продаёт его первым встречным, противен и мне. Некоторым предательствам нет прощения.

— Будь осторожен.

Каден взял меня за руку, и буря в его взгляде разбушевалась с новой силой.

— Завтра. Я вас не брошу. Обещаю.

Он встал и направился к выходу, но в дверях замер.

— В чём дело?

— Осталось завершить ещё кое-что. — Он посмотрел мне в глаза. — Ты по-прежнему любишь его?

Как под дых ударил. Такого вопроса я не ожидала, хотя следовало бы. Вот о чём Каден гадал всякий раз, глядя на меня. На чердаке сразу понял, что я расплакалась не от пыли.

Под его взглядом я отвернулась к разделочному столу и смахнула воображаемые крошки.

Я не позволяла себе об этом думать. Любовь. Глупая слабость на фоне всего остального. Она вообще хоть какое-то значение имеет? Помню, как цинично хмыкнула Гвинет, услышав, что я хочу жениться по любви. Знала то, что я начинала понимать только сейчас: чувства до добра не доводят. Паулина и Микаэль тому пример. Мои родители. Вальтер и Грета. Даже Венда, уехавшая с мужчиной, который её погубил. И юная Морриган, которую выкрали из родного племени и за мешок зерна продали стервятнику Алдриду. Вместе они создали великое королевство, но стояло оно не на любви.

— А что такое любовь? Я уже не уверена, что знаю, — покачала я головой.

— Но со мной у тебя всё иначе, чем с… — Он замолчал, словно одно имя Рейфа причиняло ему боль.

— Да, с тобой у нас всё иначе. — Я подняла глаза на него. — И всегда было, признайся. Ты с самого началаговорил, что Венда превыше всего. Не знаю, как сплелись наши судьбы, но теперь мы оба волнуемся за Венду и Морриган. Пытаемся уберечь их от той участи, которую уготовил им Комизар. Вот что свело нас вместе. Не стоит недооценивать нашу связь, целые королевства стояли и на меньшем.

Он глянул обеспокоенно.

— Что ты царапала на земле по пути сюда?

— Слова, Каден. Всего лишь слова, которые не сказала на прощанье

Он тяжко вздохнул.

— Мне непросто разобраться в этом, Лия.

— Знаю. Мне тоже.

Каден долго не сводил с меня взгляда, затем кивнул и вышел. Стоя в дверях, я смотрела, как завеса безлунной ночи поглощает его, и сердце ныло от сочувствия. То, чего он хочет, я дать не в силах. Просто не способна, как бы ни хотела.

Я задула лампаду на кухне, но всё не решалась отпустить эту ночь. Прижалась спиной к стене с записками — клочками бумаги, что поддерживали течение жизни, которую Берди поменяла на другую. Тускло освещённые углы напоминали о крутых поворотах и развилках, вплетённых теперь в её судьбу.

«Ты жалеешь, что не уехала?»

«Мне некогда думать о таких вещах. Что сделано, то сделано. Я тогда поступила так, как должна была»

Мои руки упёрлись в холодную стену за спиной.

Что сделано, то сделано.

Поздно гадать и сожалеть.

На следующее утро я перерыла гардероб Берди, но не нашла и половины нужных вещей.

— Натия, шить умеешь?

— Ещё как, — подтвердила она мою догадку.

Распороть подол плаща и зашить в него нож за считанные минуты мне определённо было не под силу, к огромному огорчению тётушки Клорис.

Деньги Рейфа ушли на гонцов ещё в Теркуа Тра, и пришлось просить у Энцо взаймы. Он тут же достал из бочки с картошкой кошель и бросил мне. Золота было немного, но я всё равно благодарно кивнула.

— Скажу Берди, что ты держишься молодцом. Она обрадуется.

— Скорее, поразится, — покраснел он.

— Ну, не без этого. — Я пожала плечами. — И, Энцо, ты нас не видел.

Он с пониманием кивнул. Угрозы Рейфа пошли на пользу, но подлинное чудо сотворило с ним доверие Берди — Энцо превратился в другого человека. Лишь бы им остался.

Мы выскользнули из таверны тихо, как воры, чтобы не разбудить постояльцев.

В суконной лавке нам очень обрадовались. Мы стали первыми покупателями за день. Первыми и единственными. Лавочница то и дело пыталась вглядеться в моё лицо под белым шарфом. Просьбе показать красный атлас она очень удивилась: обычно вдовы покупают что-нибудь более благопристойное.

— Тётушка желает вышить гобелен в честь погибшего мужа. Красный был его любимым цветом, — пришла на помощь Натия.

Я кивнула, тихо всхлипнув для пущего эффекта.

Растроганная лавочница отрезала атласа с лихвой, и мы покинули лавку.

Впереди была только одна остановка. То, что мне нужно там, не купить за деньги. Лишь бы цена оказалась по карману.

Глава сорок третья

Рейф

До чего внезапно я превратился из солдата в короля. Теперь все бароны в собрании как один хотят кусочек моей шкуры. Понятно, что рисуются они только для вида, лишь бы завладеть моим вниманием, в чём я не смел отказывать. Крепче всего за меня взялись восемь министров — те, с кем отец работал бок о бок.

Само собой, мне были рады, но от каждой любезности веяло упрёками и предостережениями: «где тебя носило?» и «волнения уже вспыхнули и потухнут нескоро».

Но больнее всего мне стало от слов придворного лекаря:

«На смертном одре и отец, и мать звали вас. Я говорил, что вы в пути».

Не я один намеренно лгал, лишь бы внушить надежду. Впрочем, корить себя не время.

Если я не совещался со знатью, министрами или толпой генералов, значит совещался со всеми сразу. Генерал Дрейгер часто брал слово, и, поскольку был наместником столицы, его голос имел силу. Дрейгер не скрывал намерений, давая понять мне и остальным, что глаз с меня не спустит: права на ошибку у меня нет, и я ещё расплачусь за своё исчезновение.

Все будто сговорились испытать новоиспечённого правителя, но я твёрдо действовал по наказу Свена: слушал, взвешивал, потом действовал. Но не позволял на себя давить. Мы будто кружились в танце взаимных уступок, и когда придворные переходили черту, приходилось их одёргивать. Невольно вспомнилось, как на балу шагнул в сторону Лии, а она упрямо отказалась отступить в ответ.

В тот миг я понял, что давить на неё бесполезно. Я чувствовал, что вот-вот её потеряю. Впрочем, и так потерял. Она ушла навсегда. Что ж, к лучшему. На моих плечах проблемы целого королевства.

Первым моим указам генералы воспротивились, но я был непреклонен: слово короля — закон. Гарнизоны северных застав и слабозащищённых городов будут усилены, войска с южных границ — перенаправлены на запад и восток. Надвигается буря, и пусть мы пока не знаем её силы, нужно готовиться. Упрямые бароны, конечно, заявили, что нельзя оставлять столицу без защиты.

— Граница будет первой на пути врага, — ответил я.

— Благодаря вашему отцу и его советникам наши границы и так отлично защищены, — вмешался генерал Дрейгер. — Вы хотите ещё больше разладить королевство из-за какой-то сомнительной девицы?

В зале повисла тишина. «Сомнительной девицы». Сколько же оскорбительных подтекстов таилось в этих словах! Слухи о наших с принцессой отношениях уже наверняка стали достоянием всего двора. Значит, и про наше горькое расставание известно. Раньше при мне о Лие говорить не смели. «Какой-то сомнительной девицы». Будто она никто, пустышка! Очередная перчатка мне в лицо — проверяют, верен ли ещё Дальбреку? Наверное, втайне посмеялись бы надо мной, если бы узнали, что войску я представил Лию будущей королевой.

Глядя в лица придворных, я вдруг почувствовал себя на её месте. Вспомнил, как усомнился в том, во что она свято верила. Был не лучше своих подданных.

«Рейф, ты хоть раз доверялся предчувствию?»

На уловку Дрейгера я не куплюсь — ему не втянуть в наши дрязги Лию:

— Моё решение продиктовано только тем, что я видел собственными глазами. Долг велит мне защищать подданных и земли Дальбрека. Поскольку новых сведений нет, будьте добры исполнить приказы без промедления.

Генерал пожал плечами, совет нехотя закивал. Им мало того, что я вернулся. Хотят, чтобы я отрекся от Лии, как от морриганской заговорщицы. Чтобы вновь стал своим в полном смысле.

Меня в спешке короновали и после этого наконец-то устроили отцу погребальную церемонию. Он умер несколько недель назад, но тело сохранили нетронутым. До моего возвращения смерть короля надлежало держать в тайне, а значит, и проводить его к богам не могли.

Поднося факел к костру, я вдруг ощутил себя недостойным, как будто боги упрекнули, что я никогда не пытался их понять и услышать. Свен был для меня наставником, но не духовным, и в те редкие случаи, когда я заглядывал в часовню, в вопросах веры меня просвещал Мэррик. Помнится, Лия спросила, кому из богов я молюсь, а я не нашёлся с ответом. У них есть имена? Морриганцы верят в четырёх богов. Мэррик учил, что на небесном престоле их трое, и верхом на свирепых зверях они охраняют врата в рай. Ну, когда не обрушивают на землю звёзды.

«Милостию небес Дальбрек непобедим. Мы самые обласканные богами потомки выживших».

Языки пламени ползли по савану, пожирая ткань. Оседающие дрова отвлекали от реальности смерти. Огонь взметнулся выше, провожая из этого мира верного родине солдата и короля на глазах всего королевства, следившего и за мной. Выжидающие взгляды давили тяжким грузом. Даже сейчас я должен быть самой стойкостью, гарантией, что жизнь идёт своим чередом. Я стоял между столпов Минноба: высеченного из камня воина по одну сторону и его гарцующего коня — по другую. Две из дюжины статуй, хранители этой площади и славной истории Дальбрека. Одно из чудес королевства, которые я хотел показать Лие.

Если бы она приехала сюда.

Костёр дышал в лицо жаром, но я не позволил себе отступить. Помню слова Лии: «Капсий — бог обиженных». В Терравине я дерзко грозил ему кулаком, а теперь он, должно быть, заливается смехом. Пламя трещало и шипело, нашёптывая небесам тайные послания, над площадью висел чёрный дым. Настал миг помолиться за упокой, но вместо этого я склонился и вознёс молитву за живых. За спиной запричитали — король на коленях!

Не прошло и трёх дней с похорон, как министры, бароны и прочая знать свезли в столицу дочерей и, подступаясь с пустячными вопросами, как бы невзначай сватали их мне. «Вы же помните мою дочурку?» — и после этих слов девушку расхваливали на все лады, предлагали познакомиться. Гандри, главный министр и ближайший советник отца, заметив, как я закатываю глаза после очередного барона с дочерью, посоветовал всерьёз задуматься о женитьбе:

— Это поможет развеять сомнения и привнести стабильность.

— Сомнения ещё не улеглись?

— Вы пропали на несколько месяцев, не сказав никому ни слова.

Как ни странно, за это я больше себя не винил. Что оставил родителей в неведении и не был с ними в последний час — да, однако я сделал то, о чём прежние короли и генералы думать не смели: ступил на венданскую землю и жил бок о бок с её народом. Теперь я как никто другой понимаю венданцев, знаю чего они хотят и на что способны. Может, поэтому армия так тепло меня встретили, хотя высшие круги до сих пор косо смотрят. С отрядом из пяти человек мы обвели вокруг пальца тысячи. Теперь мой побег казался необходимостью, а вовсе не опрометчивостью, но как убедить в этом совет и знать?

Я закрыл счётную книгу и потёр глаза. Такой пустой казна ещё не бывала. Надеюсь, завтрашняя встреча с крупными купцами и крестьянами подстегнёт торговлю и средства польются. Я уставился на потёртый корешок книги. Что-то упорно не давало мне покоя, вернее, целое множество едва уловимых тревог, и каждая глодала на свой манер.

Стены давили, и я вышел на веранду. Всё не верилось, что кабинет теперь мой. Каждая мелочь в нём напоминала об отце, его долгой жизни и правлении. Сколько себя помню, здесь проводились собрания. Как-то он позвал меня, семилетнего, к себе и сообщил, что через пару недель отдаёт Свену на попечение. Я толком ничего не понял, знал лишь, что никуда не хочу. Мне было страшно, и приглашённый для знакомства Свен ещё сильнее испугал меня суровым видом. Он так отличался от отца. Я едва сдержал слёзы. Сейчас понимаю, что, наверное, отцу тоже пришлось нелегко, но мы не хотели показывать друг перед другом слабость. Сколько же мучительных выборов на его счету, о которых я даже не знаю?

Мне редко удавалось побыть одному, обычно заседания плавно перетекали сразу в ужин. Я чувствовал себя, скорее, не королём, а измученным крестьянином, который пытается собрать в стадо разбежавшихся свиней.

Я облокотился на каменные перила, свежий ветерок приятно трепал волосы. В мраке прохладной ночи светились далёкие колонны Минноба. Столица спала, и над её тёмными очертаниями серебрилась россыпь звёзд. Сколько же раз отец стоял здесь, размышляя, как совладать с требованиями двора, хотя его тревоги отличались от моих.

Добралась ли она?

Всё ли в порядке?..

А вдруг она всё-таки была права?

Может, это и тревожило меня? В её словах сомневалась едва ли не вся Марабелла, включая Бодена и командиров. Признаться, осматривая город с Калантой и Ульриксом, я не заметил и намёка на огромное войско, и в Санктуме об этом не упоминали даже вскользь.

Однако полутысячный отряд, что привёл Лию в город, я хорошо помню. Такое число воинов сбило меня с толку, но, возможно, это была вся их хвалёная армия.

А подати? Наместники роптали, но всё равно раскошеливались… Из страха или в предвкушении награды? Им всем, как и Комизару, вечно хотелось кусочек послаще. До чего жадно запылали их глаза при виде трофеев с убитых дальбрекских солдат.

Да и та склянка с непонятной жидкостью… Одним взрывом вывела из строя громадный мост. Чересчур для нищих дикарей. Возможно, и правда случайность, как уверил Хейг. Всё возможно. Но у меня нет доказательств одному: что случилось немыслимое, и бедная варварская страна собрала войско, готовое смять всех соседей вместе взятых. После приказа усилить границы совет и так усомнился в моем душевном здоровье.

Дверь кабинета скрипнула, и на стол со звоном опустился поднос. Свен лучше всех меня понимал. Сколько же головной боли я доставлял ему первые годы! Бывало, пну под коленку и давай бежать, но он подхватывал меня на плечо и швырял в корыто с водой.

«Я воспитываю короля, а не балбеса! Бить того, кто от тебя и мокрого места не оставит — последняя дурость!».

Окунали меня часто. Свен был на порядок терпеливее меня.

Я всматривался в семь едва различимых голубых куполов храма. Глухой стук. Бумаги на столе. Свен каждый вечер приносил мне распорядок на завтра.

— День будет трудный, — начал он.

Как и всегда. Не новость. Скорее, стук молотка, объявляющего о незыблемости моей жизни

— Красиво, правда? — Свен опёрся на перила рядом.

— Да. Красиво.

— Но?

— Нет, Свен.

Не время изливать душу и распинаться о туманных тревогах.

— Боюсь, тебе придётся выкроить время на ещё одну встречу.

— Перенеси на завтра. Уже поздно…

— Мэррик выяснил то, что ты просил. Скоро заглянет..

Мэррик ещё не вошёл, а я уже знал, что услышу. «Это правда, Рейф. До последнего слова». Тем не менее во мне ещё теплилась надежда, что какой-то морриганский безумец просто решил обмануть всех шутки ради.

Раскланявшись, Мэррик с удивлением отметил возраст документа и протянул мне свиток в потёртом кожаном чехле. Затем достал из сумки лист бумаги, исписанный изящным почерком. Перевод от опытного книжника.

— Могу я поинтересоваться, откуда этот документ? — Он отхлебнул из предложенного Свеном стакана.

— Украден из морриганской библиотеки. Он подлинный?

— Такие древности ещё не попадали мне в руки, — кивнул он. — Ему по меньшей мере несколько тысяч лет. В архивах есть пара текстов схожей манеры письма, дату написания которых мы знаем, но у этого бумага и чернила, безусловно, из другой эпохи. Чудо, что свиток так хорошо сохранился.

Что же в нём? Правду ли говорила Лия?

Я начал читать вслух. С каждой строчкой голос Лии всё сильнее заглушал мой собственный. Я снова увидел глаза, полные тревоги. Ощутил, как она с надеждой сжимает мою руку. Вспомнил, как от её слов загомонили на площади кланы. Это был тот же перевод, до последней буквы. На последних строфах в рту вдруг так пересохло, что Свен налил мне вина.

Дракон свою месть замыслит,

Он предстанет во многих личинах,

На тех, кто в нужде, нашлет морок,

соберет нечестивцев,

Могущественный, как бог, поражений не знающий,

Безжалостный в суде своем,

Непреклонный в законе своем,

Похититель мечты,

Сокрушитель надежды.

Но придет та, что будет сильнее,

Обретя свою силу через страданье,

Та, что будет сначала слаба и гонима,

Отмеченная когтем и лозой винограда,

Та, чье имя дано было в тайне,

Та, кого нарекут Джезелия.

— Редкое имя, — заметил Мэррик. — Если не ошибаюсь, так зовут принцессу?

Я удивлённо посмотрел на него.

— Брачный контракт, — пояснил он. — Я его читал. А ты, судя по всему, нет?

— Нет, — шепнул я. Подписал и выкинул из головы, как и её записку. — Мне говорили, это пророчество — бред сумасшедшей.

Он задумчиво вытянул губы.

— Возможно. Текст необычный, полон загадок. Сумасшедшая его писала или нет — не скажешь, но удивляет, как точно всё изложено. И, судя по заметкам, книгу обнаружили, когда принцесса была немногим старше десяти. В ранних летописях кочевников есть схожее предание, и почти дословное: что из зерна интриг взойдёт надежда. Я всегда считал, оно о Бреке, но, видимо, нет.

Его твёрдый взгляд говорил сам за себя: Мэррик верил пророчеству.

По телу пробежала нервная дрожь. Я чувствовал себя так, будто на меня во весь опор мчит обезумевшая лошадь.

— На следующей странице есть ещё.

Я сдвинул верхний лист и увидел последние строфы.

Преданная своим родом,

Избитая и презираемая,

Она изобличит нечестивых,

Хотя многолик Дракон

И сила его не знает границ.

Ожидание будет долгим,

Но велика надежда

На ту, что Джезелией зовется,

Чья жизнь будет отдана в жертву

За надежду на спасение ваших.

Будет отдана в жертву?

Про это Лия ничего не говорила.

Неужели знала с самого начала?

Меня охватила ярость, а за ней — ужас.

«Это правда, Рейф. До последнего слова».

Вскочив, я прошёлся по кабинету, вернулся за стол, превозмогая стук крови в висках. Преданная своим родом? Избитая и презираемая? Чья жизнь будет отдана в жертву?!

Да чтоб тебя, Лия!

Я схватил распорядок на завтра и швырнул в стену. Бумаги разлетелись в стороны.

— Ваше величество… — Мэррик вскочил со стула. Я протиснулся мимо:

— Свен! Чтобы с утра генерал Дрейгер был в моём кабинете!

— Боюсь, он сейчас…

— Наплевать! Сюда его!

— Как прикажете, — улыбнулся Свен.

Глава сорок четвёртая

Каден

Помню, как мать брала меня с собой на рынок. Всем моим миром было отцовское имение, и рынок казался страной чудес. Вот по этой самой дороге мы ездили туда на повозке с кухаркой. Мама покупала бумагу, книги и чернила для меня и сводных братьев, а ещё по мешочку цукатов в награду за неделю прилежной учёбы.

Но кое-что она покупала лишь мне: причудливые безделушки Древних, которые так меня манили. Блестящие на солнце кругляшки, бурые непригодные монеты, затёртые украшения с их повозок завораживали меня, хоть уже и не имели ценности или применения. «Представь, когда-то они использовались для чего-то важного», — говорила она. Я аккуратно раскладывал их на полке и любовался, уносясь мечтами прочь от поместья, и верил, что и мне уготовано в жизни что-то важное… Как-то раз старший брат выкрал мои сокровища, и я нагнал его, когда он уже выбрасывал их в колодец. Хотел лишить меня всего, хотя я и так, считай, ничего не имел.

То был не последний повод для слёз. На следующий год мама умерла.

Я лишён всего, сколько себя помню. Даже сейчас — кто я такой? Воин без отчизны, сын без семьи. Мужчина без…

В памяти снова мелькнуло расставание Рейфа и Лии. Тот день всё не давал мне покоя, дразнил чем-то неясным, неуловимым. Когда мы отъехали, лицо Лии словно застыло в каменную маску, надтреснутую в тысяче мест. Застывший взгляд в никуда, неподвижные приоткрытые губы — Лия словно превратилась в статую. Я думал, что за последние месяцы видел в её глазах всё: ненависть и нежность, стыд и скорбь, жажду мести… и даже то, что считал любовью. Думал, изучил её, но такой, как после прощания с Рейфом, она не была ещё никогда.

«Да, с тобой у нас всё иначе, Каден. И всегда было, признайся».

«Мы оба волнуемся за Венду и Морриган… Не стоит недооценивать нашу связь. Целые королевства стояли и на меньшем».

Но что, если с Лией меньшее станет большим, той великой судьбой, о которой грезила моя мать?

Что, если меньшего достаточно?

Дорога к имению порядком заросла. Ветви нависали над головой пологом сплетённых пальцев, и почудилось даже, что я свернул не туда. Неужто поместье властного и уважаемого лорда Роше превратилось в медвежий угол? Я с детства здесь не бывал. В ушах до сих пор стоял вопль нищего: «Он тебя в ведре утопит!». Даже будучи венданским Убийцей, грозой остальных рахтанов, я содрогался от этого воспоминания. Оно и сейчас имело надо мной власть, бередило шрамы, снова делая меня восьмилетним мальчишкой. Изменит ли что-нибудь смерть отца? Мне всегда казалось, что да. Возможно, сегодня узнаю.

В просвете впереди мелькнула белая стена. Всё-таки не забыл дорогу. Приблизившись, я поразился — в какой же упадок пришло имение. От ухоженных лужаек остались только пучки жухлой травы, некогда подстриженные кусты утратили форму и задыхались от ползучих лиан. Усадьба имела брошенный вид, но над одной из труб тонкой струйкой курился дым. Внутри кто-то был.

Я скрытно обошёл усадьбу и направился к нашей с матерью лачуге. Когда-то и она была белой, теперь же извёстка облупилась, а крыльцо и окно оплетали те же лианы. Тут точно никто не жил. Привязав лошадь, я навалился на покосившуюся дверь и вошёл внутрь. В памяти дом казался больше. На полу лежал толстый слой пыли, мебель пропала — видно, сбыли нищим, как меня, и дело с концом. Дом превратился в пустую скорлупу без единого напоминания о матери или жизни, в которой меня любили. Я поглядел на пустой очаг, пустую полку над ним, обвёл взглядом пустую комнату, где стояла моя кровать. Эта заброшенность бередила душу. Я вышел, нуждаясь в глотке воздуха.

Опершись на перила крыльца, я устремил взгляд на безмолвную усадьбу. На миг воздух вновь наполнился ароматом жасмина, и я представил отца: вот он, спина прямая, брюки отглажены, у ног — ведро воды. Ждёт. Не дождётся, я больше не позволю себя топить. Держась в тени, я направился восточнее. Туда, где точно нашёл бы маму. На похоронах были только я, отец да могильщик. Сводные братья не сочли нужным явиться, хотя она, считай, их вырастила — и в доброте. Мамину могилу никак не отметили, и я стаскивал на могилу тяжеленные камни, пока отец не остановил.

Я не нашёл той груды камней. Не нашёл и следа того места, где похоронена мама, но неподалёку заметил два резных памятника. Неужели спутал место и она там? Как же. Оттянул лозу и прочёл: первая могила старшего брата — умер через пару недель после того как меня продали, — а вторая моей мачехи, если её можно так назвать. Умерла спустя месяц. Несчастный случай? Болезнь?

Я перевёл взгляд на усадьбу, над которой по-прежнему поднимался дымок. Не удивлюсь, если отец превратился в больного, сломленного старика. Это бы объяснило, почему он так запустил имение, предмет его гордости. Моему второму братцу сейчас двадцать два. Наверняка сильный малый и сможет дать отпор, да только вряд ли узнает меня спустя столько лет. Я ослабил перевязь, удобно приспустив кинжал. Сколько же раз Комизар дразнил меня справедливостью, как куском мяса. Очень скоро настанет её час.

Я направился к дому и постучал в дверь.

Послышалась возня, что-то хлопнуло, вскрикнули и выругались, и, наконец, дверь открылась. В женщине на пороге, седой и чуть ли не вдвое толще себя прежней, я тут же узнал усадебную ключницу. А мне-то она запомнилась долговязой и как ножом выточенной, с очень колкими костяшками пальцев, которыми мне доставалось постоянно. Как же она растолстела! В руке у нее болтался железный котелок.

— Чего надо? — глянула она косо.

От её голоса по спине пробежал холодок. Всё как в детстве.

— Я хочу видеть лорда Роше.

— Здесь?! — усмехнулась она. — Ты откуда выполз такой? Он здесь уж кучу лет не показывался. У него нынче важная служба.

Отец бросил поместье? Быть не может. Я навсегда запомнил его хозяином усадьбы и округа, а других исходов даже не рассматривал.

— Какая ещё служба?

Она презрительно фыркнула, будто сочла меня последним недоумком.

— В столице у короля работает. Лорд Роше у нас нонче первая знать, тут жить не изволит. И золота слать тоже. На дом уж смотреть больно.

Он в Сивике? Один из министров?

— Постой-ка… — Ключница подалась вперёд, глаза её вдруг округлились. — Я тебя знаю, ты тот ублюдок! — Равнодушный взгляд злобно вспыхнул, и она ткнула меня пальцем в грудь. Я всё ещё пытался вместить в голове услышанное. Отец в Сивике… Неужто Комизар всё знал? Знал и потому не раскрывал соглядатаев? Работал с тем, кого я столько лет мечтал убить?

— Будь ты проклят, ты и твой дар! — Ключница с шипением вцепилась мне в руку. — Накликал госпоже смерть в муках, она и умерла… Щенок поганый!..

Я развернулся на шорох за спиной, выхватывая кинжал, но поздно: затылок пронзило болью, земля ушла из-под ног.

Очнувшись, я понял, что меня вот-вот сбросят в колодец двое мужчин. В заломленные за спину руки впивалась верёвка.

— Здесь утоп их сынок. Но ты и так знаешь, — мерзко ощерилась ключница. — Говорят, толкнули. Ты толкнул, мы-то знаем. Жить не мог спокойно, всё завистью исходился. Госпожа совсем голову потеряла от горя, чахла день ото дня, а через месяц перерезала запястья. Как ты и говорил, медленная смерть в муках. Врагу не пожелаешь увидеть первенца раздутым и осклизлым. С тех пор дела и покатились под горку. Для всех. Пришёл и для тебя час расплаты!

В глазах снова потемнело. Похоже, на этот раз мне досталось от ключницы не костяшками, а котелком. Она кивнула, и меня под руки потащили к колодцу. Глубокий: если сбросят, назад уже не выберусь. Я встряхнулся, пинком раздробил колено одному мужчине, и тут же зарядил промеж ног его товарищу. Тот согнулся пополам, и в тот же миг я сломал ему шею, затем откатился к ножу и разрезал путы. Хромой, воя от боли, заковылял на меня с тесаком, но через миг повалился на землю с рассечённой глоткой. Оцепеневшая ключница, очнувшись, бросилась к дому.

В ушах звенело. Согнувшись пополам, я пытался справиться с головокружением. Сколько я пробыл в беспамятстве? Кое-как забрался на свою лошадь, всё ещё стоявшую у лачуги. Голова разрывалась от боли, а по спине стекал вязкий, липкий ручеёк.

Хоть бы Лия дождалась меня… Нужно успеть к ней, не свалиться по пути. Она должна узнать, что среди дворян есть ещё один изменник — тот, кто не имеет понятия о верности. Мой отец.

Глава сорок пятая

Накрапывал дождик, и я плотнее закуталась в плащ. Промозглый ветер шипел что-то на своём языке, а сырая мгла покусывала щёки, нашёптывая тысячи предостережений. Грядёт нечто важное — возможно, и мой конец.

«Вселенная напела мне твое имя. Я просто пропела его в ответ».

Сколько же веков напев звучал в пустоту? Сколько раз имя отвергали? Даже сейчас не имя определяет мою судьбу, а я сама. Могу уехать прочь, и пусть другие отвечают на зов. Внезапно меня вернула на землю неимоверная тяжесть груза, лежащего на плечах. Я снова лишь принцесса Арабелла: не ровня своему врагу, безгласая, а главное, нежеланная.

Но время утекает.

«Кто-то же должен. Так почему не ты?»

Я приложила два пальца к губам. За Паулину. За Берди, Гвинет и братьев. За Вальтера, Грету и Астер. Воздела руку, отпуская молитву в небеса. И за Кадена. Чтобы остался жив. И за Рейфа. Чтобы… А что ему пожелать? Он получил, что хотел.

Позади топали лошади, густая морось приглушала их фырканье. Я оглянулась на отца Магуайра и Натию, ждущих моего знака. Он кивнул, тряхнув намокшими волосами и не сводя с меня глаз, будто всегда знал, что этот миг придёт.

«Семнадцать лет назад я держал в руках плачущую малышку. Я поднял ее, молясь богам, чтобы они сохранили ее, и поклялся, что буду делать то же. Я не глуп и держу слово, данное богам, а не людям».

Сейчас его слово для меня дороже любого золота.

Холмы и долины впереди укрывало лоскутное одеяло воспоминаний о прошлой жизни. Очертания руин, белые буруны бухты, покосившийся шпиль Голгаты, предместья у городских стен, цитадель с башнями и аббатство, где меня собирались обвенчать — то самое место, где молодой жрец поднял к небесам новорождённую, поклявшись оберегать её, когда другие уже ткали заговоры.

Вот она, Сивика.

Сердце Морриган.

Я въезжаю в город, которому стала ненавистна.

Солдаты вдоль дорог ищут принцессу Арабеллу. Но кто посмеет донимать вопросами скорбящую вдову с дочерью в обществе священника?

— Кадена убили? — спросила Натия.

— Нет, — ответила я уже в третий раз. То, в чем Натия упорно не признавалась даже себе, было не скрыть. Хотя иногда заглушать чувства полезно, уж я-то знаю.

— Он приедет, — заверила я.

Но, в самом деле, где же Каден?

Неделю назад, когда он так и не появился к полудню в условленном месте, оставалось лишь отправиться дальше, нацарапав на земле: «Мельничный пруд». Теперь я знала, что Паулина в Сивике и не на шутку беспокоилась — а вдруг она обратится за помощью не к тому человеку? Вдруг недооценит вспыльчивость отца?

А ещё меня волновали письма. Когда писала их, понятия не имела о судьбе Паулины и остальных. Зато знала точно, что письма наделают в городе шума, а отследить их не выйдет — оба доставлены чужеземными гонцами. Первое, скорее всего, пришло на днях.

«Я уже здесь.

Слежу за вами.

Знаю, что вы сделали.

Бойтесь.

— Джезелия.

Разумеется, сначала оно попадет в руки канцлера, а там весть чумой расползётся среди остальных заговорщиков. Пока что у меня одна цель — проникнуть в город. Если бы они считали, что я уже там, то не выставили бы кордоны на дорогах. В столице я знаю каждый темный закуток и переулок, всегда смогу затеряться. Ох, изведутся же заговорщики от моих писем! Хватит мне одной оглядываться на каждом углу, пусть побудут в моей шкуре. К тому же, с записками я вожу давнюю дружбу. Пусть кажется, что я всё такая же бесстрашная, как тогда, с дерзким посланием в тайнике королевского книжника. Вальтер рассказывал, как оголтело они сновали по замку в поисках книг, позабыв о всякой осторожности. Даже слуги заметили. Надеюсь, мои письма опять выбьют их из колеи, и это не ускользнёт от Брина и Регана, как не ускользнуло от Вальтера. Я выведу высокопоставленных игроков на чистую воду или хотя бы заставлю просто показаться на свет.

Второе, письмо королевскому книжнику, скорее всего, доставят вот-вот.

«Возвращаю ваши книги.

Надеюсь, вы найдёте их первым

Бойтесь.

— Джезелия».

Я надвинула на лицо траурный шарф. Чтобы широкий плащ Берди сидел на мне естественно, пришлось заранее подвязаться тряпьём.

— Ты готова? — спросила Натия.

— Готова.

Выбора у меня нет.

Спустившись по крутому склону, мы выбирались из рощицы, и тут меня как обухом по голове ударило. В ушах зашумело, тени закружились хороводом.

Ну как же до меня раньше не дошло?!

— Благие боги. Паулина же в Сивике!

Натия встревоженно приблизилась.

— Ты ведь давно знаешь. В чём дело?

Я так боялась за Паулину, что об остальном и думать не могла. А вдруг и Микаэль в городе? Что, если она его увидит?!

— Арабелла, всё хорошо? — забеспокоился отец Магуайр за спиной.

Сейчас не время себя накручивать. Быть может, мне повезло, и Микаэль правда погиб.

— Просто задумалась, — ответила я и дёрнула поводьями, выезжая на дорогу.

Не успели мы подъехать к предместьям, как наткнулись на заставу: двое солдат, перегородив дорогу, досматривали путников и повозки.

— Зачем едете в столицу? — спросил один, когда подошла наша очередь.

— Направляемся в собор, — ответил отец Магуайр.

Один солдат лениво глянул в наши сумки, второй кивнул на моё лицо:

— Извольте поднять вуаль.

— Да как вы смеете?! — вскипел священник, возводя глаза к небу. — Я ручаюсь за эту вдову и за её дочь! Есть у вас хоть капля уважения к скорби?!

Молодой солдат пристыженно махнул рукой, пропуская нас. Дальше дорога вилась свободно — похоже, моя уловка с письмом подействовала, и заговорщики решили, что я в городе. Скоро предместья остались за спиной, и мы въехали в Сивику.

Первая цель достигнута, можно выдохнуть. Через запруженную улицу я для пущей убедительности шла с тростью. Спустя мгновение оказалось, что расслабляться рано:

«Молвят, король при смерти», — вдруг донёсся обрывок разговора. Ноги тут же стали ватными. Я подошла к двум женщинам у прилавка с большущей тыквой и перебила их:

— А мне сказали, что король быстро оправится

Одна из женщин, закатив глаза, буркнула что-то про лишние уши.

— Ну так наврали тебе! Моя сестрица Софи в замке служанка. Говорит, от его кровати нынче не отходят.

— А раз такое дело, значит, точно не мимолётный кашель, — покачала головой вторая.

Кивнув, я пошла дальше. В глазах отца Магуайра и Натии мелькнул вопрос, но я и бровью не повела. План всё тот же. Я велела Натии увести лошадь, а после, как договорились, искать Паулину. Они с Магуайром будут осведомляться в трактирах, там ли гостья, что спрашивала повитуху. Их либо прогонят, либо направят к Паулине. Магуайр и Натия передадут ей и остальным просьбу о встрече у мельничного пруда. Заброшен только один. Священник перевёл взгляд на Натию и кивнул. Он дал мне слово защищать её, если дело вдруг пойдёт наперекосяк.

Я поправила шарф и, стараясь не привлекать внимания, поспешила к цитадели. Под плащом затаились два кинжала. Я и меч пыталась уместить, но он оказался слишком громоздким, и я не стала испытывать судьбу.

На момент моего побега отец был здоров. Имел, конечно, брюшко, но чувствовал себя полным сил. Неужели очередная уловка? Запросто. Сыграть на моих чувствах и заставить оступиться. Если и так, они сглупили — я оставила чувства далеко позади.

Я завернула за угол. При виде замка перехватило горло. На этих ступенях мы с семьёй столько раз нетерпеливо ждали парада или важного объявления. Обычно я пряталась за спинами братьев, и, чтобы нас угомонить, отец клал руку мне на плечо, а мама — на плечо Брина. Как же подмывает взбежать по лестнице, кликнуть братьев, поприветствовать тётушек, найти мать, а затем ворваться в кухню на запах свежеприготовленных лакомств.

Теперь же вокруг цитадели стояли караульные. Вышколенные немногим лучше обычных солдат, они, тем не менее, были одеты куда пышнее: чёрные сапоги отливали блеском, красные плащи ниспадали на землю, сверкали кованые шлемы. Ещё пара стражников скрестила алебарды перед парадным крыльцом. Через те двери мне полагалось пройти в день свадьбы. Сердце зашлось от воспоминания: в последний миг ноги сами несут меня к чёрному ходу, и солнце, ударив в глаза, рассекает жизнь на до и после.

Сгорбившись на манер горюющей вдовы, я медленным шагом направилась к дворцу, держа в руке купленный по пути букетик примул.

У лестницы караульный шагнул мне навстречу.

— Это для короля, — заговорила я низко, с северным говором, и передала цветы. — Молюсь за его здоровье.

— Он получит цветы. Прослежу лично. — Стражник забрал букет.

— А что принц Реган? — продолжила я. — И ему долгих лет. Готовится взойти на престол?

Стражник состроил недовольную мину, но быстро опомнился — со вдовой ведь говорит. Возможно, вдовой солдата.

— Принц Реган отбыл по делам королевства. Принц Брин тоже. Его величество идёт на поправку, и поводов для волнения нет.

Уловка, так и знала. Никто не бдит у его кровати. Но почему братья не в Сивике?

— Оба принца в отъезде?

— Как уже сказал, дела государственной важности. — Терпение у него явно кончалось. — Прошу простить, мне нужно вернуться на пост.

— Да хранят тебя боги, сынок, — кивнула я.

По дороге к собору я ещё пораспрашивала о братьях. Стражники в броских красных плащах, стоявшие тут и там близ цитадели, охотно соглашались перекинуться словцом с понурой вдовой в обмен на сладкую булочку. Оказалось, оба принца с личной гвардией отбыли в Град Священных Таинств. До него рукой подать, но легче от этого не стало. Брин и Реган нужны мне здесь, и не только как братья, которые не дадут меня в обиду, но и как верные соратники. А вообще, это как-то подозрительно. Обычно в разъезды по стране отправляют министров, а не воинов.

Вскоре мне попался отряд со знакомым стражником. Мы вместе играли в карты во время одного из моих ночных побегов. Хохот и подколки тогда сыпались без конца. Войдя в азарт, я стала выуживать из солдата подробности о поездке Брина и Регана. Братья собирались заложить памятник Вальтеру и его падшим товарищам, и делом доказать, что королевская семья по-прежнему едина. Необходимо утихомирить смуту, которую посеяла своей изменой принцесса Арабелла.

— Она ведь убила брата своими руками, слышали? — вмешался другой стражник. — Всадила меч в грудь принцу Вальтеру!

От неожиданности, я позабыла сутулиться, опираясь на трость.

— Нет, не слыхала.

Меня словно под дых ударили. «Убила брата своими руками». Презрение солдата тут же перекинулось на остальных в отряде. Я ошеломлённо двинулась прочь. И как мерзкая ложь о моей с Комизаром свадьбе дала ещё более гнусный росток? Неужели люди поверили, что я сама убила Вальтера?.. Поверили и воспылали ко мне клокочущей ненавистью.

По плечам будто вновь по-хозяйски заскользили пальцы Комизара. «Всегда найдется, что отнять». Наша игра продолжается. Он знает моё слабое место.

К горлу подкатила тошнота. Я сдёрнула шарф, и меня вывернуло наизнанку за лошадиным стойлом. Вот каков он на вкус, яд Комизара! Сплюнув, я вытерла рот. А вдруг не только солдаты купились на ложь?

Вдруг и остальные тоже?

И братья…

Кто теперь мне поверит?

Глава сорок шестая

Паулина

Я сказала Берди и Гвинет, что схожу на кладбище. Вдруг там снова будет Андрес? Наши с ним беседы выходили не слишком плодотворными, но кое-что я всё же узнала. Смерть гонца, сообщившего об измене Лии, поразила его так же, как и Брина с Реганом. Андрес тепло дружил с тем солдатом и теперь оплакивал, как павших соратников. Быть может, сдавленные слова умирающего не так поняли? На это Андрес лишь пожал плечами и ответил, что его отец, вице-регент, сам не верил своим ушам. Мне захотелось поговорить с вице-регентом самой, но в ушах стояли слова Брина: «Обещайте, что затаитесь. К цитадели ни шагу».

Я бы потерпела ещё, но неопределённость заглушала голос разума, требуя правды любой ценой.

— Здравствуй, Микаэль.

Увидев меня в переулке за кабаком, он остолбенел. На руке у него висела девица с роскошными каштановыми кудрями. Он отцепил её и махнул идти вперёд, буркнув, что догонит.

Моё лицо скрывал капюшон, но голос Микаэль не мог не узнать.

— Паулина!

Тот же тембр, медово-ласкающий и бархатистый, что я запомнила. По спине пробежала дрожь.

— Ты не приехал, — только и смогла выговорить я.

Он шагнул ко мне, и я крепче прижала к животу корзину. Лицо Микаэля выражало тревогу и раскаяние.

— Мне пришлось вернуться в армию, Паулина. Семье нужны деньги…

— А мне сказал, что у тебя нет семьи.

— Просто не люблю говорить о родных. — Микаэль на миг отвёл глаза, словно стыдясь.

Сердце больно кольнуло.

— Со мной мог бы и поделиться.

— Я так по тебе скучал… — сменил он тему и подступил ещё на шаг. Его рука потянулась ко мне, словно он знать не знал никакую девицу с кудрями. Я поставила корзину на землю и откинула плащ.

— Я тоже скучала.

Он потрясённо уставился на мой округлившийся живот. Мгновение казалось вечным, словно последний вздох умирающего. Наконец, Микаэль неуклюже кашлянул и сложил руки на груди.

— Поздравляю, — и затем настороженно: — Кто отец?

На мгновение перед глазами встала Лия. Растрёпанные волосы разметались по плечам, глаза влажно блестят, грудь вздымается, а голос хрупко подрагивает, как весенний лёд.

«Он мёртв, Паулина. Мне очень жаль».

Микаэль пристально глядел на меня, ожидая ответа. Он был первым и единственным моим мужчиной, и сам отлично это знал. Его губы сжались в струнку, зрачки стали с булавочную головку. Я будто видела, как мелькают его мысли в поисках изворотливых слов.

— Ты его не знаешь, — ответила я, и плечи Микаэля расслабленно опустились.

Глава сорок седьмая

К вечеру Натия вернулась ни с чем. В городе около десятка трактиров, и в каждом на вопрос о беременной гостье только пожимали плечами. Паулина сейчас должна быть на восьмом месяце, и любой трактирщик заметит её живот.

Я что-то упустила? Неужели она потеряла ребёнка? Энцо не говорил, какой она была перед отъездом. А вдруг?..

А если…

Вдруг она уже в темнице?

— У тебя усталый вид, — заметил отец Магуайр, наблюдая за мной. — Ты сегодня ела?

Я покачала головой. Всё, что съела, осталось там, на улице. Он тут же усадил меня за стол, помимо которого в крошечной келье были только стул, узкая койка и один-единственный крючок на стене. Каморка предназначалась для священников, прибывших изучать архивы, и нам с Натией нельзя было тут задерживаться, привлекая внимание.

После цитадели я сходила к мельничному пруду, но Каден там не появлялся. Сердце сжали холодные пальцы. Только бы ничего не случилось!

Неудачу Натии уже обсудили, и священник поинтересовался, как прошёл день у меня. Я лишь молча подпёрла лицо руками, обдумывая новости.

Измена принцессыАрабеллы подорвала здоровье короля. С тех же пор королева не появлялась на людях, да и свита её приближённых скорбела в затворничестве по павшим солдатам. Даже к тёте Бернетте я пробраться не могу: дворец охраняют лучше последней на свете сокровищницы. Братья, которые так отчаянно мне нужны, уехали вместе с солдатами, на чью поддержку я рассчитывала; Паулина куда-то пропала… Всё сыплется из рук. И вдобавок народ убеждён, что принца Вальтера вероломно зарезала сестра.

Я закрыла глаза.

И это лишь первый день.

Неожиданно я осознала — то, что вело меня вперёд через любые преграды и невзгоды, стало моей слабостью. Я привязана к Сивике узами, о которых раньше не задумывалась. Изменники мне всё так же ненавистны, но ведь здесь живут и дорогие люди. Отвернётся ли от меня деревенский пекарь, что давал на пробу тёплого хлеба? Или конюший, научивший меня ухаживать за лошадьми? Солдаты, которых я обчищала в карты, а они только расплывались в улыбках? Важно, что они думают.

Не забуду, как расчётливо изучал меня Комизар в первую встречу. Он знает меня лучше, чем все морриганские министры и даже сейчас невидимой рукой правит бал.

Я прижала ладони к глазам. Ну уж нет, я не поддамся отчаянию.

«Это ещё не конец».

Отец Магуайр поставил на стол горячую похлёбку, с которой я через силу затолкала в себя кусок хлеба.

Вальтер мёртв, и этого не изменить. Как и отношения людей ко мне.

— Как там с записками? — начала я.

— Готовы к отправке, — кивнул священник. — Но королевская печать придала бы им внушительности.

— Ладно, посмотрю, что тут можно сделать.

— Если честно, затея кажется слишком опасной. Дело того стоит? Может, лучше?..

Это страховка, на всякий случай. Поможет купить время.

— Но…

— Весть проглотят, как кружку бесплатного эля.

Вздохнув, он кивнул. Я попросила ещё об одной услуге: осторожно выспросить, не пропали ли другие книжники.

Я сняла плащ с крючка и прошлась глазами по искусному шву Натии на подкладке. Возможно, в сумерках меня и не заметят. Скорее всего, братья вернутся из Града Священных Таинств лишь через несколько дней, но просто ждать их без дела я не могу.

Могучая, величественная цитадель. Если архитектура Венды сродни наряду из лоскутов тряпья, то Морриган облачена в практичное, добротно скроенное платье с запасом в швах, которое при желании можно и расширить.

Замок разрастался веками, наравне с королевством, и, в отличие от Санктума, упорядоченно. От древнего главного корпуса в середине отходили ещё четыре крыла, обросшие башнями и пристройками. Сколько раз юная принцесса пряталась там в бесчисленных укромных закутках, ускользнув из лап наставников через проходы и коридоры. Так досконально изучить все тёмные шкафы и чуланы, все неприметные ниши и уголки может лишь ребёнок, отчаянно жаждущий свободы. А ещё из замка ведут тайные ходы на случай бегства, о которых уже никто не помнит. Эти заросшие пылью пережитки смутной древности так завладели моим любопытством, что я не могла пройти мимо.

Королевский книжник знал о моём секрете и даже пытался меня ловить, но всякий раз оставался ни с чем. Я понимала, за каким углом стоит притаившийся наставник, где поджидает шёлковая нить с колокольчиком, и моё путешествие по замку невозможно было остановить. К тому же, настойчивость книжника подогревала во мне азарт и учила не попадаться на глаза. Он тоже стал для меня своего рода наставником.

Дворцовые сады тоже предоставляли целую тьму укрытий. Сады позади замка также предоставляли немало возможностей улизнуть. Помню, как с братьями пробиралась сквозь неряшливо подстриженные живые изгороди, некоторые проходы в которых были так широки, что мы все устраивались в них под прикрытием ветвей и лакомились тёплыми сладкими пирожками, стащенными из кухни.

Я и сейчас пряталась в кустах, выжидая подходящий момент. Приметилась и швырнула камень точно в цель. Стражники обернулись на шум, а я прошмыгнула в тень крытого перехода.

Я в цитадели. Теперь меня никто не остановит.

Я кралась по коридорам, ощущая, как пьянит опасность. Кровь стучала в ушах, но обострённые до предела чувства улавливали малейший шорох. Отовсюду доносились такие знакомые звуки запахи… а следом за ними кралось что-то ещё. Теперь я знаю, как его назвать. Оно зверем проползло мимо, источая смрад, задевая меня брюхом. Стук его сердца отдавался в стенах и я ощущала на языке отвратительный сладковатый вкус. Зверь ступал по-хозяйски, привычно — здесь его логово уже много лет. И он голоден.

Возможно, поэтому я всегда так и рвалась в раздолье полей и лесов с братьями. Ощущала тлетворный запах предательства ещё в детстве, но не понимала, что это такое. Теперь же истина шептала отчетливо, называя имена виновных. Здесь обитель заговора. Он завладел цитаделью, и мне придётся её отвоёвывать.

Держась в тени, я босиком кралась по проходу. Если где-то слышались шаги, тут же ныряла за шкаф или в укромную нишу. В замке только четыре тюремных камеры — промозглые клетки в подземелье для ожидающих верховного суда. Стражи на подступах я не увидела, значит, Паулины там нет. Для верности позвала её шёпотом во тьму, но ответа не последовало. Уже неплохо, хотя расслабляться рано, ведь её могли заточить где-то ещё. Я вновь пробралась к лестнице. Путь лежал на третий этаж.

Я заглянула в тёмный восточный коридор, ведущий к покоям королевский семьи. Массивная входная арка, давно привычная, теперь напоминала разверзнутую пасть, а огромный белый камень в навершии свода — грозно занесённый меч.

На посту в коридоре стояли двое стражников. Вокруг — ни души. Блуждающий по цитадели сквозняк таинственным образом затих. Даже тётушка Клорис не сновала, как обычно, туда-сюда с причитаниями о чьих-то кривых руках. У неё даже скорбеть нужно по строгим правилам. Повседневные хлопоты — смысл её жизни. Воплощённая деловитость, никакого смеха, никаких грёз. Как я её теперь понимаю. Хотя, быть может, правила уже не так много для неё значат, горе берёт своё.

Едва я подошла к балкону галереи, пульс измены заглушили чьи-то слова:

«Ему конец».

Я остановилась.

«Они его добьют».

Сердце захолонуло. Кого добьют? Неужто Рейфа? В королевстве у него неспокойно. Или Кадена, от которого по-прежнему ни весточки? Может, знакомые коридоры всколыхнули в памяти гибель Вальтера? Я заставила себя дышать ровно. Вальтер. Не одной мне тяжело далась его смерть. Сколько же скорбящих сердец вокруг!

Моя цель лежала впереди, однако ноги несли совсем в другую сторону.

Я стояла, скрытая полумраком. Что-то тёмное и когтистое неспокойно ворочалось в душе, будто раненный зверь. Мать с раздражённым видом вытаскивала из волос шпильки. Достала последнюю, и шёлковые чёрные пряди опали на плечи.

— Он погиб в бою, — заговорила я. — На моих глазах. Подумала, тебе стоит знать.

Её спина напряглась.

Он умер с мечом в руке, мстя за Грету. Я своими руками вырыла могилы ему и товарищам, сама пропела молитву. Вальтер похоронен, как полагается — все похоронены, я позаботилась. Знай об этом.

Она медленно повернулась. Боги милосердные, как же мне хотелось броситься к ней в объятья, прижаться к груди! Но нет. Она мне лгала.

— У меня есть дар, — продолжила я. — И я знаю, чего ты добивалась

Её глаза влажно засверкали, но в них не промелькнуло и тени удивления. Мама сглотнула.

— Почему ты так спокойна, матушка? Неужели, кто-то предупредил обо мне?

— Арабелла… — Она подступила на шаг.

— Лия! — одёрнула я, выставив руку. — Хоть раз в жизни назови меня именем, которое сама же навесила! Ты знала, что оно…

Внезапно из-за шкафа выступила тёмная долговязая фигура.

— Это я предупредил о вас. Ваше письмо дошло.

Королевский книжник!

Я потрясённо отшатнулась.

— Нам нужно поговорить, Арабелла, — начал он. — Нельзя…

Я выхватила кинжал и в неверии уставилась на мать. Горло сдавило тисками.

— Умоляю, не говори, что, пока я хоронила брата и его товарищей, ты плела на пару с ним заговоры!

Она покачала головой, хмуро сдвинув брови.

— Но это так, Арабелла. Мы уже много лет заодно. Я…

Дверь распахнулась, и в покои шагнул стражник. Мой взгляд метнулся от книжника к матери.

Западня!

Заметив мой кинжал, стражник подступил с мечом наготове. Я без раздумий нырнула в окно, через которое забралась, едва устояла на узком карнизе и побежала по нему вдоль стены. От слёз перед глазами всё дрожало, карниз плясал под ногами, словно хлипкий верёвочный мостик. Я неслась почти наугад, молясь, чтобы нога нашла камень, не угодила в пустоту. Из окна за спиной донеслось: «Остановите её!», громыхали шаги, но я не просто так выбрала путь. Вмиг скрывшись из виду, я направилась в противоположное крыло замка.

Времени немного, однако ночь ещё не кончилась. Тем более после такого.

Тем более теперь, когда в душе бушует буря.

Вот она, правда. Пора выдоить её из матери капля за каплей. Кого ещё послушает народ, как не Регину, достопочтенную первую дочь дома Морриан?

Отчаяние прорежет клыки.

Выпустит когти. В зверя обратится,

Силе его не будет границ.

На волю выпустит мои мрачные помыслы,

Что раскинутся чёрными крыльями.

— Утраченное слово Морриган.

Глава сорок восьмая

Рейф

Дрейгер опоздал на час. Я к его приходу уже сгорал от бешенства, но за генералом шла его юная дочь, так что пришлось выбирать выражения. Гнев однако никуда не делся.

— Нам нужно поговорить с глазу на глаз.

— Ей можно доверять, — отмахнулся он.

— Я не спрашивал…

Он зашагал прямиком к моему столу.

— Полковник Хаверстром передал ваше пожелание. Неужели передумали так скоро? Только вернулись, и снова в дорогу… По-моему, вы обещали, что останетесь. Как же так?

Я толкнул его в кресло, так что оно едва не опрокинулось. Дочь испуганно ахнула, отшатнувшись к стене.

— Не припомню, чтобы интересовался вашим мнением, генерал Дрейгер. Я не высказываю пожелания, а отдаю приказы.

Он откинулся на спинку.

— Боюсь, эти приказы не так-то просто исполнить. Если позволите, напомню, что это вы поручились перебросить силы к границам, и теперь столицу почти некому защищать. Да и к тому же, что может сотня солдат?

— То, что нужно мне и чего не может тысяча — незаметно пересечь границу.

— Столько трудов ради какой-то принцесски?

Как же зачесались кулаки. Но я пообещал себе, что не стану выбивать ему зубы перед дочерью.

— Нет, — отрезал я. — Ради Дальбрека. Помощь Морриган окупится сторицей.

— Мы им ничем не обязаны. Какое-то сумасбродство…

— Их двор кишит изменниками. Если падёт Морриган, падём и мы, — процедил я.

Он наигранно пожал плечами, давая понять, что и в грош не ставит мои слова.

— Ну, так считаете вы. Право, я уважаю королевскую власть, но снарядить сотню воинов — дело небыстрое. Мне придётся потрудиться.

— У вас времени до завтрашнего утра.

— Невозможно. Впрочем, была бы заинтересованность… — Он достал из мундира бумаги и бросил мне на стол.

Беглого взгляда хватило. Я потрясённо уставился на генерала.

— За это я могу вас казнить. — И это была не шутка.

— Не спорю, однако не станете. Мне одному под силу исполнить ваш приказ так быстро. Обезглавите меня, и придётся самому ехать на дальние заставы. Есть ли у вас на это время? Подумайте, ваше величество. Подумайте и не забывайте: почва под вами по-прежнему зыбковата. А такое решение упрочит власть. Я пекусь о благе Дальбрека.

— Печётесь, как же! Вы обычный приспособленец, только и ждёте, как бы протиснуться повыше.

Его дочь глядела на меня круглыми от страха глазами.

— Да вы поглядите на неё! Она совсем ещё девочка! — воскликнул я.

— Ей уже четырнадцать. Дождётесь, пока повзрослеет. К тому же, признайте, она очаровательна.

Я метнул на неё взгляд и прорычал:

— И ты согласилась?!

Она испуганно закивала.

— Вымогательство! — покачал я головой, отвернувшись.

— Всего лишь сделка, ваше величество, причём старая, как мир. И ваш отец знал ей цену, между прочим. Что же, изволите подписать договор? Объявим о помолвке, и я тут же разделаюсь с вашими приказами.

«С тобой самим бы разделаться!» — подумал я, метнув на него убийственный взгляд и поспешил прочь. Слишком уж хотелось его придушить. Никогда ещё я так не нуждался в трезвом совете Свена!

Глава сорок девятая

Паулина

Я возвращалась в трактир поздними сумерками, не замечая ничего вокруг — перед глазами стояла улыбка облегчения Микаэля. «Кто отец?» лязгало в голове коровьим колокольчиком, мешая думать.

Внезапно я что-то почувствовала. Чье-то присутствие, и так отчётливо, словно меня схватили за плечо. Подняла взгляд и увидела на высоком балконе над площадью крошечную фигуру. Атласный подбой её плаща пылал багрянцем в последних лучах заката. Королева.

Я замерла, подобно прохожим вокруг, хотя многие наверняка спешили по домам на вечерние поминовения. Вид королевы на парапете не мог не потрясти. Если не считать официальных церемоний, она никогда не произносила поминовений прилюдно, тем более так небезопасно устроившись, но зато

её голос разносился ветром над нашими головами и проникал в душу каждого с лёгкостью воздуха.

Послушать стягивалось всё больше людей, молча внимавших её голосу.

Временами казалось, она не поёт, а плачет, и песнь льётся из самого сердца. Одни фразы она пропускала, другие повторяла многократно, отчего они растворялись во мне долгим эхом. Возможно, тяжкая боль в её голосе и заворожила так толпу. Ни одной принуждённой нотки не скользнуло в её пении; строки были исполнены подлинной скорби и в этот раз звучали для меня как никогда прежде. Наконец, королева поднялась и, хоть её лицо скрывал капюшон, явно смахнула слезу. А после этого стала читать поминовение, которого я раньше не слышала.

— Внемлите, братья и сёстры! Услышьте слова матери нашего народа. Слова Морриган и её родичей.

— Давным-давно,

Очень, очень давно,

Семь звезд упали с небес.

Одна, чтобы сотрясти горы,

Одна, чтобы вспенить море,

Одна, чтобы взорвать воздух,

И четыре, чтобы испытать сердца людей.

Пришло время испытать ваши.

Впустите в сердца правду,

Ибо лишь так мы повергнем

Врага, что вовне

И врага, что внутри.

Слова встали в горле, и королева на мгновение умолкла. Площадь бездыханно ждала.

Ибо многоликий дракон

Не только в сокрытой дали,

Но и среди нас.

Берегите сердца от коварства его,

Детей от голода его,

Ведь алчность его не знает границ.

Да будет так,

Сёстры сердца моего,

Братья души моей,

Чада плоти моей,

Во веки веков.

Она поцеловала два пальца и воздела их к небу. Глубокая скорбь отягчала её движения.

«Во веки веков», — вторили люди. Я же пыталась уместить в голове услышанное. Слова Морриган и её родичей? Семь звёзд? Дракон?

Словно услышав что-то за спиной, королева осеклась, спрыгнула с балюстрады и растворилась в ночи. Через миг двери распахнулись, и на пустой балкон вбежал командир стражи с солдатами… И вдруг я заметила, что в паре шагов от меня стоит канцлер. Он, как и все, смотрел вверх, пытаясь осмыслить, что нашло на королеву. Я отвернулась, накинула капюшон и зашагала прочь, но следующей ночью соблазн вернуться пересилил всякую осторожность. Страстная молитва королевы что-то во мне всколыхнула. С наступлением темноты её величество появилась вновь, но в этот раз на восточной башне.

На третий вечер ко мне присоединились Гвинет и Берди. Королева вышла на крепостную стену под западной башней. Зачем она так разгуливает по карнизам и крышам? Неужели горе толкнуло на такие причуды?.. или вовсе лишило рассудка? Подобных поминовений я в жизни не слышала. С каждым вечером людей на площади прибавлялось, но нас туда вели слова, что никак не шли из головы. Четвёртой ночью она заговорила с колокольни собора.

«Впустите в сердца правду».

— А это точно королева? — спросила Гвинет.

Внезапно дремлющее у сердца сомнение встрепенулось.

— Отсюда не увидишь, — пригляделась я. — Но на ней королевский плащ.

— А голос?

Голос-то и поражал больше всего. Да, звучал он как у королевы, но в то же время нёс сотни других отголосков из прошлого, напоминая что-то извечное, как шёпот ветра. Он пронёсся сквозь меня, словно тая какую-то свою правду.

— Это не королева, — покачала головой Гвинет.

Берди решилась озвучить невозможное. То, о чём мы все думали.

— Это Лия.

Я поняла: они правы.

— Хвала богам, живая! — воскликнула Гвинет. — Но на что ей выдавать себя за королеву?

— Королеву чтут и слушают, — ответила Берди. — А кто послушает распоследнюю изменницу?

— Она хочет нас подготовить, — добавила я. Но к чему именно — не знала.

Глава пятидесятая

Полуночная луна вычерчивала очертания кабинета, тусклой белизной освещая узор оловянного кубка в моей руке. Я вернула его на витрину, к остальным диковинкам, собранным за годы службы. Эйсландский медальон, позолоченная ракушка из Гитоса, нефритовый медвежонок из Гастиньо — столько вещиц со всего континента и ни одной из Венды, с которой мы не поддерживаем дипломатических отношений. Будучи послом, вице-регент много времени проводил в утомительных разъездах. Хоть он никогда не жаловался на тяготы, по одному лицу было заметно, как он рад возвращаться домой.

Я закрыла витрину и уселась на кресло в углу. Как же приятно убаюкивал мрак. Так и забыла бы, где нахожусь, если бы не меч на коленях.

Возможности подходили к концу. Даже в замке стало так неспокойно, что на четвёртую ночь мне пришлось разговаривать с горожанами со стен аббатства… Благо, люди меня нашли. Сегодня, не сомневаюсь, и там выставят часовых.

В первую ночь после поминовений я вообще чудом унесла ноги от стражи. Теперь же я куда осмотрительнее, но тогда сама себя не помнила: сердце бешено колотилось, заготовленные слова напрочь вылетели из головы. Когда увидела книжника рядом с матерью, мне в грудь словно всадили кинжал, искромсавший все чаяния на лоскуты. Не будет слёзной встречи. Долгожданного разговора по душам. Я не пойму, что ошиблась. Ничего не будет.

Будет лишь книжник бок о бок с матерью, её признание в заговоре, стражник с мечом в руке. Полминуты безумия в её обществе закончились мучительным ударом в спину и ещё более мучительным вопросом: почему я до сих пор ощущаю привязанность к матери?

Услышав шаги в коридоре, я стиснула рукоять меча. Боком разговор точно не выйдет, а какие-то плоды, возможно, принесёт. Я уже перерыла кабинеты канцлера и королевского книжника в поисках хоть одной улики, хоть скудного письма, но тщетно. Порядок царил такой подозрительный, словно всё мало-мальски обличительное заблаговременно убрали. Отлично зная заговорщиков, я даже перетрясла каминный пепел, но нашла лишь прогоревшие клочки бумаги.

В кабинете вице-регента же царил рабочий бардак. Стол заваливали кипы документов, требовавших его внимания; сверху лежало незаконченное письмо министру торговли, ожидали печати и подписи благодарственные грамоты. Где-где, а здесь точно не пытались замести следы.

Шаги приближались и, наконец, вошёл человек. На миг треугольник жёлтого света пересёк пол, но дверь закрылась, и полумрак вернул своё. Вошедший мягко пересёк кабинет, наполняя воздух тонким ароматом… одеколона? Я уже и забыла, что придворные могут изыскано благоухать, а не смердеть потом и скисшим элем, как совет Венды. Кресло шумно примялось под человеком, вспыхнула свеча.

Меня по-прежнему не видел.

— Добрый вечер, вице-регент

Он вздрогнул и попытался встать.

— Нет, — произнесла я тихо, но с нажимом. — Сидите.

Я вышла на свет, чтобы он увидел небрежно заброшенный на плечо меч.

— Арабелла, — Вице-регент опустился в кресло.

Лицо настороженное; голос, вопреки опасению, ровный и сдержанный. Вице-регент всегда был потвёрже духом, чем другие министры — не поддавался панике, не суетился попусту. Хронист бы точно уже носился по кабинету с воплями.

Я села в стул напротив.

— Будете тыкать в меня этой штукой? — кивнул он на меч

— Я не тыкаю, уж поверьте. Иначе, вы бы почувствовали тычки. Вообще-то, я пытаюсь вести себя с вами учтиво. Всегда любила вас больше, чем остальной кабинет, просто это ещё не означает, что вы не действуете с ними заодно

— С кем, Арабелла?

Не скользнула ли фальшь в его голосе? Сейчас придётся забыть, как тепло он ко мне относился. Проклятье, даже доброты приходится остерегатьcя!.. Но доверять нельзя никому.

— Вы в сговоре, вице-регент? — спросила я. — Заодно с канцлером и королевским книжником?

— Не понимаю, о чём вы.

— Об измене в высших кругах власти. Что преследует книжник — загадка, ну а канцлеру, видимо, перстеньки на пальцах опротивели. Причина на всё одна — жажда власти, а она, как показал любезный наш Комизар, бывает неуёмной.

Я рассказала вице-регенту, как морриганские книжники в Венде помогают вооружать армию невиданной мощи, и при этом внимательно изучала его лицо, взгляд и движения. Всё, что увидела — потрясённое неверие, возможно, с толикой ужаса, словно он засомневался в моём душевном здоровье.

Вице-регент откинулся на спинку кресла, качая головой.

— Армия варваров? Наши учёные в Венде? Довольно… громкое заявление. Признаться, я в тупике. Чтобы совет внял голословным обвинениям, да ещё и — простите — вашим… Меня на смех поднимут. У вас есть доказательства?

Нет, и я не хотела, чтобы он знал. Каден видел и армию и книжников в пещерах, и Комизар посвящал его в свои планы, но для министров что слово венданского убийцы, что моё — пустой звук.

— Возможно, и есть, — ответила я. — Скоро я изобличу многоликого дракона.

— Дракона? — его брови хмуро сошлись. — Вы о чём?

Не знает. Или только делает вид? Небрежно отмахнувшись от вопроса, я поднялась:

— Не вставайте. Прошу один раз.

— Арабелла, что вы от меня хотите?

Я вгляделась в каждую его черту, поймала каждый взмах ресниц.

— Чтобы вы знали о предателях. Если вы один из них, будьте уверены, заплатите. Заплатите так же дорого, как мой брат. Его смерть на руках глупцов, которым взбрело в голову сговариваться с Комизаром.

— Опять вы о глупцах-заговорщиках. Даже если это правда, они не такие уж глупцы, раз утаили заговор от меня.

— Поверьте, — продолжала я, — с Комизаром они и рядом не стоят. Да им хватило глупости купиться на его посула! Поверить, что он отдаст, подозреваю, морриганский престол! Комизар не делится ничем, а властью и подавно. Как только предатели исполнят роль, им конец. И нам тоже.

Я развернулась к двери, как вдруг вице-регент подался вперёд. Свеча выхватила из сумрака белокурую прядь, упавшую на лицо. Взгляд был честен.

— Арабелла постойте! Останьтесь! Я вам помогу! Я так жалею, что не смог защитить вас от беды. На моей совести и без того столько горьких ошибок! — Он встал. — Но вместе…

— Нет. — Я подняла меч.

И вновь этот аромат, тонкий, едва уловимый, но всё же пробудил что-то в памяти. Нотки жасмина? Да, жасмин. Ещё вдох, и образ всё ярче. Мальчик вцепился в штаны отца, умоляя остаться.

Жасминовое мыло.

Нет. Не может быть!. Я уставилась на вице-регента, будто впервые в жизни. Светлые волосы. Спокойные карие глаза. Масляный тембр, проникающий в душу… И другой, схожий голос: «Я был морриганцем. Бастардом, внебрачным сыном высокородного лорда».

Дыхание спёрло. Ну как же я раньше не догадалась?!

Не услышала сходства в голосах?

Вице-регент — отец Кадена. Тот, кто в бессердечности не уступает самому Комизару; кто бил сына и за медяк продал бродягам.

Он смотрел на меня с надеждой.

Но заговорщик ли он?

«На моей совести и без того столько горьких ошибок».

В его взгляде промелькнула тревога.

Неужели боится за меня?

Или что я раскрыла его тайну?

— Разве я могу довериться человеку, который вышвырнул восьмилетнего сына, как мешок с мусором?

Его глаза округлились.

— Что? Каден жив?!

— Жив. И по-прежнему в шрамах. Он так и не оправился от вашего предательства.

— Я… — Морщинки изрезали его черты; он наклонился перёд и уронил лицо в ладони, что-то бормоча под нос. Затем сказал: — Я разыскивал его столько лет. Когда его увезли, сразу понял, что совершил ошибку, но не смог его найти. В итоге счёл мёртвым.

— Сначала продали нищим за медяк, а потом искали?

Он поднял на меня влажные глаза.

— Я никогда!.. Это он вам наговорил? — вице-регент откинулся в кресле, совершенно измученный и обессиленный. — Хотя что удивляться. Его мать только-только умерла… да и сам был убит горем. Я тысячу раз жалел о своём решении.

— Что же это за решение?

Он поморщился, словно воспоминания причиняли ему боль.

— Мой брак не был счастливым. Я не хотел заводить отношения на стороне, но так получилось. Жена смотрела на нашу связь сквозь пальцы. Я ей был ни к чему, к тому же Катарина заботилась о наших детях, как о родных. Но вот Кадена супруга терпеть не могла. Когда Катарины не стало, я переселил его в поместье, но она в тот же день его избила. Я не знал, как быть. Пришлось отыскать единственного родственника Катарины — какого-то дядю, который согласился взять к себе Кадена. Я даже заплатил за опеку, но, когда решил навестить сына, вся семья уже куда-то пропала.

— Каден рассказывал совсем другое.

— Его можно понять. Он ведь был восьмилетним мальчишкой, Арабелла. За считанные дни его мир перевернулся с ног на голову: мама умерла, отец отослал жить к каким-то незнакомцам… Где он сейчас? Здесь, в городе?

Если бы я и знала, где Каден, то вице-регенту ни за что бы не раскрыла.

— В последний раз я видела его в Венде. Он был заодно с Комизаром.

Взгляд вице-регента потрясённо остекленел. Я ускользнула прежде, чем он вымолвил хоть слово.

Глава пятьдесят первая

Я мерила шагами лачугу на берегу мельничного прудика, вслушиваясь в шум дождя. Огонь уже развела и даже протёрла от пыли какую-никакую мебель: обшарпанный стол, три шатких стула, табурет и кресло-качалку без подлокотника. В углу красовался с виду прочный остов кровати, матрас на котором давным-давно изъели мыши.

Эту лачугу и мельницу на другом берегу забросили много лет назад, когда под рабочие нужды приспособили глубокий и обширный пруд восточнее Сивики. Сюда теперь наведывались одни жабы, стрекозы да еноты… а ещё, изредка, юные принцы с принцессой, желающие хоть глотка свободы. На широком косяке по-прежнему вырезаны наши имена, а рядом — ещё с десяток имён деревенских детишек, кому хватило смелости сюда забраться. Поговаривали, здесь обитают Древние. Может, мы с Брином и пустили этот слушок. Просто хотели, чтобы лачуга была нашей и только. На косяке даже имя отца есть. Брансон. Я провела пальцами по шершавым буквам. Неужели и он когда-то был беззаботным мальчишкой, радостно бегал по лесу? Как же мы все меняемся. До чего неумолимо жизнь давит, крутит, переплавляет нас да так, как мы и представить не смели. Только, наверное, перемены приходят крупица за крупицей, и замечаем мы их слишком поздно.

Как с Комизаром. Реджиносом. Мальчиком, подобно его имени, стёртым из этого мира.

Я коснулась букв на косяке, кривых, но чётких. «Лия». Взяла нож и доцарапала «Джезе». Ну и ну, поменяла меня жизнь. Кто бы мог подумать.

Имени Паулины здесь не было. Мы с братьями её сюда не водили. Когда она переехала в Сивику, лачуга уже потеряла для нас прежнее очарование, и мы заглядывали в неё всё реже. Да и к тому же отлучаться так далеко — это ведь не по правилам, а правила двора Паулина соблюдала неукоснительно!.. пока не встретила Микаэля.

Ну где же она? Натия где-то ошиблась или спутала Паулину с другой? Может, дождь задержал? Он ведь еле накрапывает. Мы в Сивике к такому привыкли.

Когда я сегодня вернулась в каморку, все мысли были о том, что узнала ночью. Выходит, если кто-то из кабинета и заслуживает доверия, так это вице-регент. Моя проверка не вскрыла притворства, так что, похоже, он говорил от чистого сердца. Даже о грехах прошлого сокрушался искренне. Неужели одиннадцать лет правда изменили его? Долгий срок. Я изменилась не настолько сильно. Да и Каден тоже. Вице-регент и так в высших кругах — второй человек после моего отца. Что ещё он может заполучить?

Мысли так завладели мной, что Натии пришлось встряхнуть меня за плечи, лишь бы дослушала. Она отыскала Паулину. Та шла с опущенной головой, и капюшон скрывал волосы, но округлый живот ни с чем не спутаешь. Натия догнала её у ворот кладбища и назвала по имени. Паулина явно испугалась, но всё же согласилась прийти.

Лишь бы не я вызвала этот страх. Паулина точно не поверила бы клевете. Может, осторожничает? С Натией не знакома — вдруг ловушка? Но ей известно, что домик на мельничном пруду всегда был моим любимым укрытием. Чужак бы не позвал сюда.

Возможно, Берди с Гвинет её задержали. Гвинет и без того везде видит подвох, а уж в Сивике это как никогда оправдано. Тогда, пожалуй, отсутствие Паулины — добрый знак.

Но тревога меня не оставляла.

Я расхаживала от стены к стене. Наконец, села за стол и и, уставившись на дверь, потёрла бёдра. У меня по кусочку отнимают всё, что осталось. Не знаю, что будет, если отнимут и Паулину. А вдруг она?..

Ручка дрогнула, и дверь со скрипом приоткрылась. Всё вокруг замолкло. Я инстинктивно схватилась за кинжал, но, увидев на пороге Паулину, выдохнула. Её лицо обрамляли мокрые пряди, на розовых щеках серебрились капельки. Мы переглянулись, и я прочла в её взгляде то, чего больше всего опасалась: она знает. От резкого укора, которого раньше не бывало в её глазах, мою душу стиснули страх и горечь.

— Почему, Лия? — начала она. — Почему ты ничего не сказала?! Я бы всё вынесла, но ты и шанса не дала!

Слова застряли в горле, и я молча закивала. Как же она права.

— Я испугалась, Паулина. Думала, правду можно зарыть, и её не станет. Но ошиблась.

Паулина робко шагнула навстречу, а затем пылко бросилась ко мне и с каким-то ожесточением, сердитостью стиснула в объятиях. Её дрожащие кулаки требовательно вцепились мне в одежду, и вдруг она сползла мне на плечо и всхлипнула.

— Ты жива! — простонала Паулина. — Жива!

Я расплакалась вместе с ней, сотрясаясь всей грудью, смывая слезами месяцы разлуки и лжи. Паулина рассказала, в каком страхе жила; как мучилась неизвестностью и насколько обрадовалась, увидев меня в обличье королевы. После тех поминовений они с Берди и Гвинет принялись осторожно искать меня.

— Я без тебя не могу, Лия! Ты мне как сестра, самая родная и близкая! Я и слову о тебе не поверила, понимала, что всё ложь!

Не знаю, кто на ком висел, — настолько крепко мы жались друг к другу, мокрая щека к щеке.

— А братья как?

— С Брином и Реганом всё хорошо, но они беспокоятся о тебе.

Пришёл мой черёд вцепиться в её накидку. Давясь всхлипами, я слушала, что братья и не думали от меня отворачиваться, что засыпали Паулину вопросами обо мне и по приезде обещали докопаться до правды. С Паулиной приехали Берди и Гвинет, и я поняла, почему Натия не смогла их отыскать, — троица остановилась в маленькой, скрытой в переулке таверне, что сдавала комнаты прямо над лавкой. Я её помню. Там даже вывески нет, и так просто на неё не наткнёшься. Точно Гвинет нашла.

Отступив на шаг, я вытерла щёки и оглядела её в талии.

— Ну, а сама как? Всё хорошо?

Паулина кивнула, поглаживая живот.

— Пару недель назад увидела Микаэля, но смелости заговорить набралась только на днях. — Грустная улыбка омрачила её лицо. Мы сели за стол, и Паулина стала рассказывать, как мечтала о семье с Микаэлем и думала, он тоже; как они держались за руки, болтали, планировали будущее, целовались. Она перебирала воспоминания, как лепестки ромашки, отрывая одно за другим и пуская по ветру. И с каждым во мне что-то надламывалось.

— Моему ребёнку он не отец, — подвела она и с тихим смирением рассказала о девице в объятьях Микаэля, о его нежелании признать очевидное; о сомнениях, которые гнала прочь, но в тот миг они бились в голове с удвоенной силой.

— Я с первой минуты поняла, что он за человек, но, думала, одна такая особенная, смогу его исправить. Витала в облаках, наивная дурочка. Теперь я другая.

Да, я увидела в ней перемену. Даже взгляд изменился. Стал мудрее. Мечтательного тумана в нём как не бывало. Увидела я и причины, почему соврала ей тогда: разрушила бы мирок её грёз, и пришлось бы распрощаться и со своими.

— Паулина, ты никогда не была дурочкой. Твои мечты дали крылья моим.

Она прижала руку к пояснице, словно пытаясь уравновесить тяжесть малыша, давящую на позвоночник.

— У меня теперь совсем другие мечты.

— Как и у всех нас, — ответила я, помня о собственных разбитых надеждах

— Ты о Рейфе? — нахмурилась Паулина.

Я кивнула.

— Помню, как он влетел в таверну Берди. Я рассказала про Кадена, а он давай командовать, кричал о подмоге. Подмога прибыла, а вот назад уже не вернулся никто. Яначале я себе места не находила, а потом заподозрила, что и он туда же, — предатель. Да и Берди разожгла моё беспокойство. Догадалась, что Рейф никакой не крестьянин.

— Верно догадалась. Рейф не крестьянин. Он солдат… а ещё принц Дальбрека Джаксон. Тот, кого я бросила у алтаря.

Она явно призадумалась, не лишила ли меня Венда рассудка.

— Уже не принц, кстати, — добавила я. — Недавно стал королём.

— Ты это всерьёз? Бессмыслица какая-то.

— И правда так кажется. Давай я лучше начну с самого начала.

И я стала рассказывать, что произошло с момента похищения, но Паулина очень скоро перебила:

— Каден надел тебе на голову колпак? И протащил через Кам-Ланто?! — Её взгляд заискрился ненавистью. Этого Каден и боялся.

— Да, но…

— И он ещё сидел с нами за праздничным столом?! А через мгновение грозился убить! Как он вообще…

И вдруг мы обе осеклись. С улицы донеслось ржание. Я прижала палец к губам и шепнула:

— Ты на лошади?

Она помотала головой. Я тоже на своих двоих. Путь недолгий, да и лошадь в лесу слишком приметна.

— Кто-нибудь мог за тобой проследить?

Глаза Паулины округлились, и она выхватила нож. Нож! Она в жизни его не носила!

Вытащив свой, я прислушалась к тяжёлым шагам на каменном крыльце. Мы с Паулиной встали, и дверь открылась.

Глава пятьдесят вторая

Каден

Первое, что я заметил — нож. Блеснув, он чиркнул по плечу.

Я тут же прижал напавшего к стене и только тогда увидел, что передо мной Паулина.

— Брось нож, Паулина! — кричала Лия. — Брось! Каден, отпусти её!

В кинжал вцепилась намертво, всё выворачивая руку из моей хватки.

— Перестань! — рявкнул я.

— Не дождёшься, варвар! — прошипела Паулина.

Порез уже стало жечь, и плечо обагрилось тёплой кровью.

— Ты сдурела?! Чуть не прикончила меня!

Ни тени извинения в глазах. Одна лишь ненависть, чуждая Паулине, как мне раньше казалось.

— Хватит! — отобрала нож Лия, затем кивнула мне отпустить Паулину. Я тут же отпрыгнул подальше, чтобы не достала, и приготовился к новому нападению, но Лия встала между нами:

— Каден здесь, чтобы помочь. Ему можно доверять.

Однако Паулина всё надрывалась в исступлении:

— Ты соврал! Мы к тебе с теплотой, а ты…

Лия объясняла положение, стараясь её успокоить.

А я стоял. Молча, ведь знал: всё, что она бросает мне в лицо — правда. Лгать Паулина не способна. Я растоптал её доброту и доверие.

— Он изменился, Паулина! Послушай ты меня, наконец!

Её взгляд остекленел, грудь часто вздымалась, и вдруг, ухватившись за живот, она согнулась пополам. Лия подскочила к подруге, и тут я заметил, как под Паулиной образуется лужа. Она скорчилась ещё сильнее и застонала. Я подбежал с другой стороны, но Паулина отбрыкнулась от меня даже через боль.

— На кровать! — скомандовала Лия.

Я подхватил Паулину на руки и понёс на остов кровати в углу:

— Скатку с моей лошади, живо!

Лия выбежала, а Паулина прошипела сейчас же её опустить.

— Сам хочу того же, поверь. Пусть только Лия вернётся.

Лия вбежала, на ходу расправляя скатку. Я уложил Паулину.

— Срок ещё не подошёл, — встревожилась Лия. — Ещё целый месяц!

— Подошёл! — кивнула Паулина.

Лия поглядела на её живот с неприкрытым испугом.

— Я не умею… Я раньше не… — метнула взгляд на меня, — Ну хоть ты?..

— Нет! Я не принимал родов! Видел как кобылы…

— Я не кобыла! — воскликнула Паулина, и схватки вновь её сковали. Через силу прорычала: — Берди! Приведите Берди!

Я метнулся к двери.

— Куда мне?..

— Нет! — перебила Лия. — Берди с тобой не пойдёт, да и я отыщу её быстрее! Будь здесь!

Мы с Паулиной запротестовали, но Лия одёрнула:

— Выбора нет! Останешься и поможешь ей! Я быстро! — И вылетела, хлопнув дверью.

А я уставился ей в след, избегая взгляда Паулины. Роды ведь — дело небыстрое, да? Не на один день могут растянуться? Пешком до города четверть часа. Лия быстро обернётся.

Дождь, тем временем, полил сильнее.

Паулина снова застонала, и я неохотно повернулся.

— Тебе что-нибудь нужно?

— Не от тебя!

Прошёл час. Я бранил Лию и беспокоился за неё. Ну куда же она пропала? Схватки у Паулины участились и стали ещё мучительнее. Я, было, попытался отереть ей лоб холодной тряпкой, но она тут же ударила меня по руке.

Когда боль отпускала, Паулина жгла меня испытующим взглядом.

— Помню, Лия тебя проклинала. Чем же вернул её доверие? Чёрным колдовством?

Я посмотрел на ее мокрое, с прилипшими белокурыми прядями, лицо, заглянул в глаза, которые ещё никогда не смотрели настолько потерянно.

— Люди меняются, Паулина.

— Не меняются, — презрительно ухмыльнулась она. Её голос задрожал, но почему-то не злобой, а печалью.

— Ты изменилась.

Паулина сердито глянула на меня и показала живот:

— Шутить вздумал?

— Я не о беременности. Хотя бы о том, как ты рвалась меня зарезать.

— Как не познакомиться с оружием, если норовят ударить в спину. — сощурилась Паулина.

Да. Увы, это правда.

— Но тебе, похоже, и без меня досталось, — добавила она.

Я дотронулся до запекшейся корки на затылке.

— Есть такое.

После передряги в имении я провалялся без памяти на тропе целых два дня. А перед этим меня ещё и вывернуло наизнанку. В висках уже не так стучит, но ясности мысли как ни бывало — попёрся в незнакомую хибару без оружия! Хотя, пожалуй, оно и к лучшему, ведь иначе я прикончил бы Паулину на месте.

Я подошёл к окну и отвёл ставню в надежде увидеть Лию с Берди. Завеса ливня скрыла лес, небо сотрясали громовые раскаты. Я осторожно прощупал затылок. Знать бы, скверная ли рана. Шишка под коркой надулась ощутимая. Подумать только, Убийцу из Венды чуть было не прикончила старуха с котелком!

Вот рахтаны бы посмеялись.

Рахтаны. От одного слова на душе тоска. Помню, как гордился, попав в их ряды, впервые в жизни почувствовал себя своим. Теперь я в краю, который меня отверг, в доме, где мне совсем не рады. До чего мне самому здесь тошно, но уехать не могу. А как там Гриз и Эбен? Гриз определённо набрался сил, значит, уже в пути. Эти двое мне как семья. Семья ядовитых змеев.

Я невольно улыбнулся.

— Что смешного? — смутилась Паулина.

Как посуровел её взгляд. Неужели из-за меня? В Терравине Паулина была такой доброй и отзывчивой. Ещё тогда думал: малый, которого она так горячо ждёт, вряд ли её достоин, но затем я узнал о его смерти и стал надеяться, что погиб он не от венданской руки. Возможно, и я для нее лишь венданец, варвар, сродни тому, кто отнял отца у её ребёнка. Улыбка давно сползла с моих губ, но Паулина всё смотрела на меня вожидании.

— Ничего, — отвёл взгляд я.

Минул ещё час. Схватки подступали одна за другой. Я намочил тряпку и протёр Паулине лоб. На этот раз она не отбрыкивалась, хотя и закрыла глаза, чтобы меня не видеть. На душе становилось всё неспокойнее. По телу Паулины прокатилась очередная судорога.

Наконец, перетерев муки, она расслабилась на подушке, которую я сбил наспех.

— Паулина, боюсь, нам придётся справляться одним, — вздохнул я.

— Ты примешь роды? — вытаращилась Паулина. Затем, впервые улыбнувшись, засмеялась: — Чтобы первым моей малышки коснулся варвар?!

Я пропустил шпильку мимо ушей. За час в голосе Паулины поубавилось яда. Ей надоело со мной препираться.

— Так уверена, что родится девочка? — спросил я.

Но ответить она не успела. Паулину пронзила до того сильная боль, что я подумал, сейчас лишится чувств, но тут:

— Нет! — навзрыд протянула она. — Не уверена! Кажется, она на подходе! Боги мои, ну почему сейчас?!

Следующие секунды потянулись как в горячечном бреду. Мучительные вопли Паулины разрывали меня на кусочки. Она выла. Умоляла. Сгибалась вдвое от судорог, а я держал за плечи. Её ногти впились мне в руку.

От криков сердце заходилось бешеным стуком. Время пришло. Паулина рожает.

Проклятье, Лия! Чёрт бы тебя побрал!

Я уложил Паулину на подушку, задрал платье, и, стараясь не думать, стянул с неё исподнее. Головка уже показалась. Между схватками Паулина обсыпала меня тьмой крепких слов, захлёбывалась потоком безответных молитв и проклятий.

— Не могу! — откинулась она со слезами, не в силах тужиться.

— Уже вижу головку! Ещё совсем чуть-чуть! Не сдавайся!

Мимолётную радость на её измученном лице вновь смыла гримаса боли. Паулина закричала. Я придержал головку, теперь уже всю целиком.

— Последний рывок! — крикнул я. — Тужься!

Показались плечики, и через мгновение я держал в руках тёплого и влажного малыша. Он выгнулся крохотным тельцем и махнул ручкой перед лицом, глядя блестящими глазами-щёлками на мир. На меня. Взглядом до того глубоким, что пронимал душу.

— Ну что там? — обессиленно простонала Паулина.

И малыш, словно отвечая, заплакал.

— Всё отлично, — ответил я. — У тебя родился замечательный сын. — И дал его Паулине.

Глава пятьдесят третья

Людей было не меньше, чем в трактире.

Мы будто вернулись в Терравин.

Только эля не хватало. Не пахло похлёбкой. И смеха не слышно.

Зато был младенец.

Прекрасный, замечательный малыш. Пока Паулина спала, Берди баюкала его на краю кровати. Мы с Гвинет и Натией сидели за столом, а полуголый, с перевязанным плечом, Каден дремал у очага на покрывале Натии.

Дождь перерос в беспощадный ливень. Повезло, что крыша выдержала. Под одинокую течь в углу подставили ведро.

В комнате, куда меня направила Паулина, царил разгром, а окна, несмотря на грозу, были распахнуты настежь.

«Сбежали», — испугалась я. — «Дело плохо».

Трактирщик уверял, что ничего не знает, но голос его странно подрагивал, и он с боязливым любопытством всматривался в моё лицо под капюшоном, которое я в спешке забыла прикрыть шарфом.

Я натянула капюшон пониже и, прибежав в келью к Натии, велела навьючить лошадь и скакать в лачугу, пока я разыскиваю Гвинет и Берди. Прочёсывая улицы, я наудачу всматривалась в окна таверн, но вдруг вспомнила круглые глаза трактирщика и поняла — он боялся, я заодно с теми, кто рылся в комнате и поэтому так хотел выпроводить! Я понеслась назад в его трактир. Берди и Гвинет никуда бы не ушли без Паулины!

Они прятались на кухне.

Встреча вышла до слёз радостной, но спешной. Гвинет рассказала, что увидела под окном канцлера с солдатами, требовавших у трактирщика указать комнату Паулины. Но как же он узнал?

Трактирщику, как оказалось, можно доверять. Он до последнего тянул время, чтобы Гвинет с Берди сбежали. Услышав про роды, он тут же дал припасов, и мы поспешили к Паулине на Нове и Дьечи.

Натия быстро нашла лачугу, а внутри её встретил Каден с завёрнутым в рубаху младенцем на руках. Она перевязала Кадену раненое Паулиной плечо и обработала рассечённый затылок. Сказал, досталось котелком. От кого же? Наверное, поэтому не успел на место встречи, а сейчас спит мёртвым сном. Когда мы вошли, он даже не пошевелился.

Как ровно вздымалась его грудь. Удивительно, но я не припомню его спящим. Когда просыпалась, он всякий раз уже был на ногах. Даже когда давным-давно, в дождь, мы заночевали в развалинах, я знала, что даже с закрытыми глазами он следит за мной — каким-то внутренним взглядом. Но сейчас — нет. Сейчас он спал так крепко, что душа беспокойно шевельнулась. До чего беззащитный у него вид. Утром я даже не успела обрадоваться ему, вздохнуть облегчённо, а теперь меня переполняли чувства. Я поцеловала два пальца и воздела к небесам.

Спасибо.

Пусть ранен, но ведь жив.

— Натия, там, кажется, в сумке оставался таннис, — вспомнила я. — Сделаешь для Кадена примочку?

— Таннис? Это ещё что? — полюбопытствовала Берди.

— Мерзкий на вкус, но полезный сорняк. Растёт только в Венде. Успокаивает сердце, душу, а, когда есть нечего, и живот. Главное, чтобы семена не окрасились в золотой, иначе отравишься. Единственное, чем богата Венда.

Таннис. От одного слова подступает неожиданная тоска. Воспоминания, которые я так душила в себе, пробились наружу. Сколько же раз меня им угощали. Скромный дар скромного народа.

Гвинет хмуро покосилась на Кадена:

— Как всё дошло, — всплеснула рукой, — до такого? Почему этот венданский головорез теперь на твоей стороне?

— Ну, всё-таки не прислуживает, — ответила я, закидывая в котелок фасоль. — Долго рассказывать. Лучше после еды.

Вспомнив кое-что, я повернулась к Берди.

— Кстати, я ведь обещала похвалить Энцо. Он молодец, умудрился даже не спалить трактир. Путешественников кормит, посуду моет.

— А похлёбка? — Она вздёрнула бровь.

— Варит, — кивнула я. — И неплохую.

Гвинет с искренним удивлением подняла глаза:

— Горазды ещё боги на чудеса.

— Сама не поверила, когда увидела, что он в фартуке чистит рыбу.

Берди усмехнулась, вся светясь от гордости.

— Ишь ты, дела делаются. Сказала ему, что придётся взять бразды. Ну а на кого ещё трактир-то оставлять? Пришлось рискнуть. Видно, не прогадала!

— Что, кстати, с тем крестьянином сталось? — спросила Гвинет. — Поспешил за тобой и с концами. Только мы его и видели. Убили его?

«С тем крестьянином». В её голосе скользнуло сомнение. Берди и Натия выжидающе уставились на меня. Я с серьёзным лицом бросила в котелок солонину и повесила вариться.

— Он вернулся на родину, — села я за стол. — Думаю, у него всё хорошо.

Очень надеюсь. Кончилась ли склока с генералом, который бросил Рейфу вызов? Верю, Рейф выйдет победителем, но всё равно не забуду, как морщинки прорезали его лицо, стоило кому-то из офицеров поднять эту тему. Увы, случиться может всё что угодно.

— Он из Дальбрека, — вмешалась Натия. — И никакой не крестьянин, а король. Он требовал, чтобы Лия…

— Натия, — вздохнула я. — Уж лучше молчи. Я сама расскажу.

И я рассказала, как могла. Многое пропустила, пробегая только по главному, что было в Венде, и чему я научилась. Далеко не все мне хотелось переживать вновь, но умолчать о гибели Астер было труднее всего. Эта глубокая рана на сердце всё ещё кровоточила и саднила. Когда речь зашла об Астер, пришлось замолчать и собраться с мыслями.

— В тот день погибли многие, — вздохнула я. — А тот, кто заслуживал смерти, уцелел.

Я довершила рассказ. Гвинет откинулась на стуле, качая головой.

— «Джезелия», — задумчиво повторила она имя из Песни Венды. — А я знала, что лоза и коготь у тебя неспроста, и никакой щёткой их не соскребёшь.

— Щёткой? — кашлянула Берди.

Будто осознав в полной мере, чем это чревато, Гвинет поднялась и зашагала по лачуге:

— Увязли же мы, надо сказать! Я ведь в первую секунду поняла, что из-за тебя, принцесса, мы хлебнем сполна!

— Прости, если… — понурилась я виновато, но Гвинет сжала мне плечо:

— Я разве сказала, что мне это не по душе?

Горло перехватило.

Берди встала с младенцем на руке и поцеловала меня в макушку.

— Вот пропасть-то. Ну ничего, справимся. Как-нибудь.

Я прижалась к ней и закрыла глаза. Внутри я захлёбывалась плачем боли и горечи, но по окаменевшему лицу не скатилось и слезинки.

— Ладно, хватит тут разводить, — села напротив меня Гвинет. Берди взяла оставшийся стул. — Ставки выше некуда. Глаза Королевства теперь не просто наблюдают из тени. Так какой у тебя план?

— Говоришь так, будто у меня он есть.

— Но ведь есть? — нахмурилась она.

Я его еще не проговаривала. Он рискованный, но только так я добьюсь внимания придворных и остальных морриганцев, верных стране. Хотя бы на несколько минут.

— Я повторю то, что уже пыталась сделать. Но в этот раз все получится. Совершу переворот. — И затем рассказала, как в четырнадцать повела взбунтовавшихся братьев с друзьями в Большой зал. Кончилось всё плохо. — Тогда у меня в распоряжении были только злость и требования. В этот раз будут два отряда солдат и доказательства.

Берди подавилась чаем:

— Солдат?! Откуда они у тебя?

— Братья помогут, — пояснила я. — Когда вернутся, их отряды меня поддержат.

— Два отряда против всей морриганской армии? — возразила Берди. — Да цитадель в два счёта возьмут в кольцо.

— Поэтому мне и нужны доказательства. Большой Зал можно защитить на короткое время, да и кабинет в заложники захвачу. Если с первых минут выведу кого-то из изменников на чистую воду, может, совет ко мне прислушается.

— Или тебе с порога стрелу в грудь всадят, — фыркнула Берди.

Собрания в Большом зале охраняет почётный караул лучников, расположенных в галереях на двух башнях. Караул — традиция, дань прошлому, когда в зале собирались лорды со всего королевства, поэтому солдаты в жизни не стреляли. Впрочем, луки и стрелы у них отнюдь не для красоты. Врываясь в зал в прошлый раз, я знала, что королевскую дочь не тронут… но сейчас уверенности нет.

— Не исключено, что застрелят, — согласилась я. — Всего знать не могу. Пока что мне нужны весомые доказательства. Канцлер и королевский книжник вовлечены в заговор, но улик не нашлось. Кабинеты вычищены до блеска, даже пыли нет. А с ними заодно…

И замолкла. Моя мать… Нет, не могу произнести эти два коротеньких слова. Кто угодно, только не она! Всё внутри противится, даже после пережитого в цитадели. Я не в силах ставить мать в один ряд с изменниками. Она бы не посмела рисковать жизнью Вальтера, настолько его любила. Нет, хотя бы чувства к нам она не осквернила ложью.

Закрыв глаза, я очутилась под звёздами на крыше, с которой она меня разлучила.

«Нечего тут понимать, милое дитя, это просто ночной холод».

Я застала её с Книжником, тем, кто погряз в измене с головой. Его драгоценные подопечные трудятся в пещерах Санктума. Берди и Гвинет, перегнувшись через стол, обе погладили меня по рукам.

— Посвятите в разговор?

Паулина проснулась. Я села к ней на край кровати, и мы все засыпали её поздравлениями и поцелуями. Берди положила ей на руки малыша.

Показав, как приложить его к груди, Гвинет с гордым видом подбоченилась.

— Посмотрите, как освоился. Силача растим, не иначе.

— Ты уже выбрала имя? — спросила Берди.

На лицо Паулины набежало облако.

— Нет.

— Ну, тут торопиться некуда, — успокоила Берди. — Пойду поищу, чем бы его укутать. Не оставлять же в драной рубахе.

— Может, та твоя распашонка на двухголового сгодится? — подмигнула Гвинет и с Берди принялась разбирать сумку.

Я дотронулась до крохотной розовой ножки, торчащей из рубахи Кадена.

— Он прелестный. А ты сама как?

— Да ничего, — закатила глаза Паулина. — Разве что пришлось обнажить дамские прелести перед варваром-убийцей. — Она вздохнула. — Но с тем, что пережила ты, это наверняка не сравнить.

— Зато какая награда, — улыбнулась я малышу. — Неужели не стоило того?

Сияя, Паулина нежно погладила сына по щеке.

— Стоило. До сих пор не верится.

Она перевела взгляд на Кадена, и улыбка померкла.

— Вот это шрамы. Что с ним случилось?

Каден лежал на боку, к нам спиной. Я уже привыкла к его рубцам, но других они, верно, потрясали).

— Предательство.

И я рассказала, кто Каден такой и что перенёс.

Проснувшись, Каден неуклюже встал и потёр голые плечи. Поздоровался с Гвинет и Берди.

— Да, умеешь ты удивлять, торгаш пушниной! — Берди хмуро уткнула руки в бока.

— Есть такое, — краснея, ответил Каден.

— И роды принимать тоже, — усмехнулась Гвинет.

Каден повернулся к Паулине.

— Ну как он?

— Нормально, — буркнула она.

Он с лёгкой улыбкой подошёл и отвёл одеяльце с лица малыша. В ответ Паулина, отпрянув, опасливо прижала сына к груди. Каден тут же сник и едва заметно отступил, но от движения повеяло такой досадой, что у меня больно сжалось сердце. Впрочем, и Паулину можно понять. После всего пережитого, доверие для неё, как и надежда, — опасная роскошь.

— Ну, чем ещё нас поразишь? — съязвила Берди.

— Лия, надо поговорить с глазу на глаз, — обратился он ко мне.

— Ну-ка, воин ты наш, — вмешалась Гвинет. — Хочешь что-то сказать, говори при всех.

Я кивнула. Мы всё равно должны научиться доверять друг другу.

— Ладно, как скажете, — пожал Каден плечами. — Я знаю ещё одного изменника. Мой отец. Он давно уехал из графства Дюрр, и теперь приближён к королю.

Паулина шумно втянула воздух сквозь зубы. Она даже без имени всё поняла, как и я. Лишь у одного из министров те же белокурые волосы, те же мягкие карие глаза. Даже спокойный голос, и тот узнаётся без ошибок. Мы не замечали очевидного, потому что оказались в плену своих суждений о людях: Каден — варвар-убийца, Вицерегент — благородный потомок Святых стражей, и общего у этих двоих быть не может.

Гвинет и Берди молчали, не зная, о ком речь. Каден в ожидании метал взгляды с меня на Паулину.

— Лорд Роше, — добавил он в заключение.

На миг мне захотелось солгать, что никакого лорда Роше при дворе нет. Боялась, что Каден ринется прочь, и ему вновь размозжат голову, но он уже всё прочёл по моим глазам.

— Не вздумай врать, Лия.

Я вздохнула. Сейчас придётся туго.

— Знаю, о ком ты. Я виделась с ним два дня назад. Он и правда в кабинете министров. Каден, пусть отец из него ужасный, но нет доказательств, что он предатель.

Глава пятьдесят четвёртая

Каден зашагал к мельнице проверить лошадь и осликов, буквально пыша яростью.

«Враньё! Нет у меня больше родственников! Мать была одна в семье! И сбагрили меня конченым бродягам!»

Его перекосило от ярости, но и полные горя глаза вице-регента мне не забыть. «Он ведь был восьмилетним мальчишкой. Его мать только-только умерла…»

Если жизнь чему-то меня и научила, так это что время треплет и рвёт правду в клочья не хуже ветра, подхватившего забытый бумажный листок. А склеивать обрывки теперь придётся мне.

Я сказала Натии скакать в город, как только погода прояснится, с поручением отцу Магуайру. Где-то в архивах должны быть списки гувернанток. Меня интересовала лишь одна, с именем Катарина.

Дьечи довольно задёргал ушами под моей рукой. Тогда я и Нове почесала макушку. Скучают, наверное, по Отто.

Дождь не залил мельницу, но из-за обвалившейся давным-давно стены, внутри гуляли промозглые сквозняки. Где-то в стропилах захлопали крыльями совы. В дальнем углу Натия точила меч. Утро мы посвятили тренировке, освежили навыки. Она сама напомнила, что нам всегда нужно быть в полной готовности. Мои уроки в Кам-Ланто не прошли даром.

В глазах Паулины то и дело мелькало сомнение, а потом она не выдержала и спросила об армии Комизара.

— Она сметёт Морриган, — ответила я. — Изменники всё для этого сделают. Мы должны готовиться.

— Но как же… — Она пожала плечами с явным недоверием на лице. — Это ведь невозможно. Мы избранники, Выжившие. Так определили боги. Величие не даст Морриган пасть.

Я молча посмотрела на неё. Так не хочу рушить её мир ещё сильнее, но выбора нет.

— Величие — пустой звук. Пасть может любой.

— Но ведь Священные писания…

— Не только в них истина. Ты должна кое-что узнать. — И я рассказала о Годрель, Венде, и как юную Морриган похитили и за мешок зерна продали Алдриду. Рассказала то, чего мы раньше не могли знать. Отнюдь не Выжившие заложили первые кирпичики королевства, а воры и стервятники. Да и Святые стражи не такие уж святые. Мне вдруг стало так гадко от своих же слов, будто я выбила у Паулины из руки заветную хрустальную безделушку и раздавила каблуком. Но иначе нельзя.

В задумчивости Паулина сумрачно прошлась по лачуге. Наверняка искала ответа в Писаниях.

— Ты уверена, что эти легенды не лгут? — резко обернулась она.

— Нет, и от этого труднее всего. Но я знаю, что часть правды от нас утаили, и мы сами должны её отыскать. Правда — она ведь как воздух. Глубоко ли вдохнуть — решаешь сам, и в руке его не удержишь.

Едва качая головой, Паулина подняла взгляд к стропилам, где ухали совы. Каждый кивок источал сомнение, борьбу, в которой правда легенд перевешивала родную ей правду — правду морриганских писаний.

Стервятники.

Если легенды не лгут, история давно лишила нас богоподобного величия. Теперь ясно, почему книжник спрятал книгу Годрель. Она подорвёт нашу уверенность в собственном превосходстве. Одно не ясно: почему он не уничтожил крамолу? Кто-то ведь до него пытался.

— Пойду назад в лачугу, — глубоко вздохнула Паулина и разгладила юбку. — Сына кормить пора.

Глава пятьдесят пятая

Паулина

Ночью, лёжа на боку, я долго разглядывала шрамы спящего Кадена. Рядом с отцовскими добавился ещё один, от моего ножа. Каждый раз теперь будет видеть его в отражении. В Терравине он ввёл меня в заблуждение невзрачной рубахой и добрыми словами. Микаэль тоже обманул, но прятал истинную натуру за красивыми речами. Эта сладкая ложь заглушила голос разума.

Способна ли я вообще разбираться в людях или мне просто не дано?

Я перевернулась и вперила взгляд в тени, пляшущие по потолку. То, что пришлось обнажиться перед Каденом, заботило меня меньше всего. Из головы не шло, как он впервые взял малыша на руки. На лице не было и тени фальши. Каден светился преклонением перед чудом, но, дав сына мне, померк, словно понимая, что к моему ребёнку больше не прикоснётся. Да, он заслужил благодарность, но душа протестует, а в глубине ещё и таит страх. Откуда знать, что в этот раз доброта не наигранна? Вдруг он опять использует нас? Раз Лия ему верит, и я могу пойти навстречу, вот только я разучилась доверять людям.

Я чистила на крыльце деревянный ящик, который Каден предложил утром в качестве временной колыбельки. Моего взгляда он избегал. Просто поставил ящик и зашагал прочь, и отошёл уже далеко, когда я бросила вслед:

— Каден. — А когда он обернулся: — Спасибо.

Он надолго задержал на мне взгляд, затем, кивнув, скрылся.

Дождь не переставал уже четвёртый день. По холмам стекали настоящие реки, а крыша давала всё новые течи. Не знаю, к счастью или в наказание потоп загнал нас в тесную лачугу, но, по крайней мере, за его время Каден и Лия затеяли важный разговор. Каден жаждал «повидаться» с вице-регентом. Лия отрезала: момент неподходящий. Странно, но он прислушался. Была между ними какая-то непонятная связь. Но когда Лия предположила, что за долгие одиннадцать лет вице-регент мог измениться, а затем вспомнила Энцо в качестве доказательства, Каден пришёл в ярость. На миг в нём будто проснулся былой Убийца. Хотя, может, он до сих пор им остаётся, ведь под этим «повидаться» вряд ли подразумевалась тёплая встреча.

— Да не меняются так люди! — взорвавшись, выскочил он под ливень. Вернулся час спустя, вымокший до нитки. О вице-регенте больше не заговаривали.

Я тоже думала, что не меняются, но теперь закрались сомнения. Лия изменилась. Она всегда была бесстрашной, порой в моменты негодования безрассудно игнорировала опасность, и такие порывы часто выходили ей боком. Теперь же от неё веяло выдержкой и расчётом. Страх, мучивший меня столько времени, не обманул: Лия познала страдания. Хоть она отмахивается от расспросов, следы стрел не спрячешь. Её чуть не убили. Да и эта отметинка от кулака Комизара на щеке. Но больше меня тревожат не внешние рубцы. Пустота во взгляде, стиснутые кулаки, поджатые губы, когда она уходит в воспоминания — шрамы куда более глубоких ран. Многих друзей убили на глазах, другие погибли после её бегства. Народ Венды дорог Лие. Она часто говорит на их языке с Каденом и в поминовениях соблюдает венданские традиции.

— Ты теперь одна из них? — спросила я.

Она удивилась, но, словно что-то вспомнив, передумала отвечать. Может, сама ещё не разобралась.

Больше всего перемен было в её поминовениях. Если раньше Лия читала их вынужденно и неохотно, то теперь — с неукротимым рвением, заставляя сам ветер замереть. Взывала не только к богам, но и к звёздам, и к поколениям прошлого, а мир напитывался полнотой, словно дышал с нами в такт. Взгляд Лии устремлялся во тьму, ловя что-то неведомое нам.

Дар её больше не страшил. Лия приняла его, научилась упрашивать, а когда-то и требовать. Доверять ему. Так о даре она ещё не говорила, не описывала, как он видит и знает, призывает верить. Её слова заставили меня заглянуть в собственную душу.

Но от меня не ускользнул надлом в её душе, хоть она умело его скрывала. Натия завела рассказ о дальбрекском войске и заставе, и стоило всего раз упомянуть имя Рейфа, как Лия выскочила на крыльцо, будто не в силах слушать. Прислонившись к подпорке, она глядела на стену дождя.

— Натию войско явно очаровало, — начала я. — Такая юная, а уже сражается. Не думала, что кочевники владеют…

— Не владеют кочевники оружием. Натия как-то зашила мне в плащ нож, и в итоге они все жестоко за это поплатились.

— И теперь она хочет наказать виновных.

— Кочевников предали те, кого она же радушно приняла. Натию лишили прежней жизни… и невинной чистоты. Если первое она ещё сможет отвоевать, то второе — никогда.

Я постаралась деликатно увести разговор в сторону:

— Похоже, она высокого мнения о дальбрекском короле.

Лия не ответила.

— Что между вами было? — продолжила я. Свет из лачуги на миг выхватил её лицо.

— Что было, уже в прошлом. И это к лучшему, — качнула она головой.

Я сжал Лие плечо, она подняла на меня взгляд. И взгляд не лгал: разрыв дался ей нелегко.

— Лия, это ведь я, Паулина. Мне можешь открыть душу.

— Не надо. Прошу тебя.

Я взяла её за руки, чтобы не отвернулась.

— Нет, я не отстану. Если скрывать боль, легче не станет.

— Не могу, — шепнула Лия внезапно севшим голосом и зло вытерла глаза. — Не могу о нём думать, — повторила она собраннее. — Слишком многое на кону, в том числе его жизнь. Нельзя, чтобы чувства мне мешали.

— Хочешь сказать, он для тебя только помеха?

— Уж ты-то знаешь, что в жизни не всё так однозначно.

— Лия, — строго бросила я.

— Он был мне нужен. — Лия закрыла глаза. — И Дальбреку тоже. Мы ничего не могли изменить.

— Но?

— Я думала, он поедет со мной. Вопреки всему. Он не мог и не должен был, но в душе я всё равно надеялась, передумает. Мы любили друг друга, клялись, что политика с интригами не встанут у нас на пути… но они встали.

— Расскажи мне всё с самого начала. Так, как я тебе о Микаэле.

И мы проговорили несколько часов. Она поделилась самым тайным: как осознала истинную личность Рейфа; какая дрожь её пробрала на подъезде к Венде, как он носил у сердца её записку, а она презирала его на людях, вместе с тем мечтая обнять. Рейф обещал, что всё теперь будет иначе. За его голос Лия цеплялась, лишь бы не ускользнуть из мира живых. А при расставании они горько поссорились.

— Оставив его, я каждый день царапала на земле его последнее «к лучшему», пока сама не поверила. А потом нашла в трактире Берди свадебное платье, которое он спрятал, и опять всё внутри перевернулось. Я ведь уже отпустила его, Паулина, так сколько же ещё раз придётся?

Трудно найти слова. Даже после предательства Микаэля я каждый день по-новой вычёркиваю его из памяти. Вопреки моему желанию он прочно обосновался в мыслях, непрошеный, словно болезнь. Забыть его — всё равно, что заново научиться дышать: требует целенаправленных усилий.

— Не знаю, Лия, — ответила я. — Но сколько бы ни пришлось, я с тобой.

Я поглядела на ящик, принесённый Каденом. С виду без заноз, прочный. Повесила сушиться на гвоздь. И правда, постелить одеяльце, и колыбель выйдет неплохая.

Воздух рассекли крики.

Пачего настигли добычу.

Плачут дети,

Ибо тьма так густа,

Животы так пусты,

А вой пачего так близко.

Тише, мои милые.

Расскажи им, взывает Джафир.

О том, что было раньше.

Но что было — мне неведомо.

Ищу в памяти слова Амы.

Надежда. Конец пути.

Обречённо заворачиваю их в свои.

«Подступите ближе, дети.

Я расскажу вам, что было раньше.

Пока наш мир не стал бурой, безжизненной пустыней

Когда крутился голубым самоцветом,

Когда сверкающие башни тянулись к звёздам».

Глумятся стервятники,

Но не Джафир.

Он изголодался по сказке, как дети.

— Утраченное слово Морриган.

Глава пятьдесят шестая

Рейф

— Она в хижине недалеко от цитадели. С ней три женщины и Каден. Ну, и та кочевница, — доложил Тавиш.

— Вы ослушались приказа.

— Ты на это и надеялся, — ухмыльнулся Джеб.

— И благодарен нам, — ввернул Оррин.

Джеб кивнул на клетку с тремя вальспреями:

— А птицы зачем?

— На крайний случай. Прощальный подарок от Дрейгера. Если нас опять потянет в бездну, просил хотя бы послать весть.

Тавиш недоверчиво оглядел отряд и как бы между делом полюбопытствовал у капитана Ации:

— А откуда столько морриганских сбруй на лошадях?

Опережая ответ, Свен кашлянул. Ему этот вопрос так же неприятен, как и мне.

— Долгая история.

— Объясню позже, — махнул я Тавишу. — Возвращайтесь к остальным и разделитесь. Ехать по северному и восточному трактам, по три-четыре человека, не больше, — нельзя заявиться в город всей толпой.

Мы не обвешанные оружием солдаты, а крестьяне и странствующие купцы. Надеюсь, хоть впечатление производим убедительное.

Глава пятьдесят седьмая

Дышать.

Дышать!

Я подскочила на кровати в холодном поту. В ушах — строфы пророчества вперебивку с омерзительным механическим лязгом. Где я? По-прежнему в лачуге. За окном полночная тьма, тишину нарушают лишь тихие всхрапы Берди. Кошмар приснился. Снова улеглась, но сна ни в одном глазу. Задремала только ближе к рассвету и проспала допоздна, а там меня озарило: строфы и звуки приснились неслучайно. Венданцы починили мост. Враг всё ближе.

В лачуге одна Гвинет спала в кресле с малышом на руках. Капель больше не барабанила по вёдрам и кастрюлям, так что мне выпала возможность проскользнуть в город, — на улицах опять людно, затеряюсь в толпе. Да и Брин с Реганом, возможно, вернулись.

Одевшись, я увешалась оружием и набросила дорожный плащ. Если повезёт, уже к полудню мы с братьями и солдатами ворвёмся в Большой зал. Неплохо бы напоследок пробраться в цитадель и поискать улики, но раз мост вновь исправен, откладывать долгожданную встречу с министрами больше нельзя.

Я вышла из дома на носочках. На крыльце Паулина громоздила под крышу ящик.

— Тебе бы поберечь силы.

— Я родила, а не под лошадь упала. И сил у меня полно. Я ведь за столько времени успела и забыть, что по малой нужде может и не хотеться. Да и к тому же, какой труд — ящик вымыть? Его Каден с мельницы принёс. Сам, кстати, ушёл пасти свою лошадь и осликов. Овёс кончился.

Надеюсь, и правда увёл животных, а не поехал всё-таки «повидаться» с отцом.

— А где Берди с Натией? — Я прошлась по крыльцу.

— Отправились в город за припасами, пока дождь утих. — Она провела рукой по ящику. — Да, можно будет уложить малыша. Особенно когда всем надоест баюкать его на руках.

— Его баюкать ни за что не надоест. Гвинет его вообще не отпускает.

— Да я заметила, — вздохнула Паулина. — Надеюсь, не злится. Наверняка на душе тяжело — жалеет, что со своим малышом так не могла.

— Она рассказала? — удивилась я.

Мне-то казалось, это её страшная тайна. Я сама поняла случайно, ещё в Терравине, по её взгляду на Симону. Такой лаской лицо Гвинет больше не сияло.

— О Симоне? Нет, уходит от разговора. Видно, что любит её больше жизни, но этого же и боится. Поэтому не готова сближаться.

— Почему боится?

— Не хочет, чтобы отец узнал, — пояснила Паулина. — Он скверный человек.

— Гвинет сказала, кто он такой?

— Сказать — не сказала, но открылась по-другому. Мы с ней как-то без слов друг друга понимаем. — Она сняла мокрый фартук и повесила сушиться рядом с ящиком. — Отец Симоны — канцлер.

Я обомлела. Да, Гвинет знакома с тёмными личностями, но чтобы с хищником на верху пищевой цепи… Она не зря боится.

Не желая смущать набожную Паулину, я выругалась по-вендански.

— Да можешь и по-морригански. Поздно мне уже каяться. У самой, бывало, не такое вырывалось.

— У тебя-то?! — усмехнулась я. — И ножом размахивать научилась и браниться?.. А ты точно Паулина?

— Да вот и я тебя не узнаю, — прыснула она.

— В хорошем смысле или плохом?

— Ты стала той, кем должна быть. — Паулина нахмурилась. — Жизнь нас обеих заставила измениться.

Вдруг она заметила, что я в дорожных штанах.

— А ты куда?

— В город. Ливень стих, затеряюсь среди людей на улицах. Брин и Реган наверняка уже вернулись. Хочу…

— Они вернутся нескоро.

— До Града Священных Таинств всего пару дней пути, да и заложить памятник — дело недолгое. Брин и Реган не…

— Лия, ты не поняла, они поедут дальше по городам, а там и по малым королевства. Реган от имени Морриган отправится в Гитос, Брин — в Кортенай. Поручение Командующего.

— Но ведь принцы — воины. Не разъезжают с представительством.

— Вот и я засомневалась, да и болезнь твоего отца подлила масла в огонь. Как-то всё не так, против правил. Но Брин счёл задание важным, и король дал согласие.

Внутри всё упало. Только объехать малые королевства — уже несколько недель, а столько у меня нет. Но и ворваться в цитадель без поддержки братьев я не могу.

Да нет же! Брин и Реган терпеть не могут такую дипломатическую возню. Так и вижу, как Реган закатил глаза. Если что и любил в дипломатических поездках, так это возможность прокатиться верхом…

В груди похолодело.

Они задают вопросы. Хотят знать правду.

Вальтер тоже хотел. «Я тайком разнюхаю, в чем дело».

Брин и Реган мешают заговорщикам.

— Ты что? — встревожилась Паулина.

Я ухватилась за столб крыльца. Лишь бы не упасть. Путь братьев, и очень долгий путь, лежит через Кам-Ланто. Они не ждут западни, напасть проще простого. В висках застучало. Брин и Реган не с миссией поехали, а прямиком в ловушку. Нет принцев — нет лишних вопросов.

Отец бы ни за что не согласился. Если бы знал.

— Засада, Паулина, — прохрипела я. — Их ждёт засада. Как с Вальтером. Нужно их остановить, пока не поздно. Я должна сказать отцу.

И я понеслась в цитадель в надежде, что ещё не поздно.

Глава пятьдесят восьмая

Каден

— Здравствуй, Андрес.

Я пообещал Лие, что не поеду к отцу. Про брата я ни слова не сказал.

Краем уха я слышал, как Паулина обсуждала Андреса с Гвинет. Мол, вдруг это он проследил за ней до трактира и навёл на след канцлера? Паулина назвалась не своим именем, но Андрес всё равно засыпал её вопросами. Теперь, когда она узнала обо мне и вице-регенте, вопросы не кажутся ей такими уж невинными. Этого-то ни на грош: коварством Андрес в отца.

Подкараулив его у кладбищенских ворот, я тут же приобнял, как старого друга и одновременно ткнул в бок коником ножа:

— Пройдёмся?

Он без лишних слов подчинился.

Я завёл его в глухой склеп посреди кладбища — как оказалось, гробницу самой Морриган, — тусклую обитель пауков и призраков. Спустившись, оттолкнул Андреса на стену, и тот обернулся.

Он прищурился на меня и сразу же склонил голову на бок — узнал за секунду. Видно, мы с отцом как две капли. А вот он больше в мать: лицо пепельно-бледное и круглое, с кроткими чертами — нищий на углу вышел бы первосортный. Но, что поделать, незаконный сын — я.

— Каден? — Рука дёрнулась будто бы к мечу. — Я думал, ты мёртв.

— Все думали. А вышло вот как.

— Понимаю, ты злишься на отца, но прошло много лет. Он изменился.

— Изменился, как же!

Андрес опустил взгляд на нож в моей руке.

— Чего ты хочешь?

— Ответов. Ну и, может, немного крови за всё, чего лишился.

— Как ты меня нашёл?

— Через Марисоль, — ответил я.

— Паулину. — Он нахмурился.

— Понял, что ты догадался.

— Живот сбил с толку, но голос я узнал. Встречался с ней как-то. Вряд ли я произвёл впечатление, а вот она на меня — да. Она…

— Больше с тобой не увидится, — отрезал я, разбивая его возможные планы на Паулину. — Скажи-ка мне вот что: почему ты не был с принцем Вальтером, когда тот напоролся на вендацев?

Андрес прищурился:

— Я лежал в лазарете.

— На моей памяти, ты не из болезненных. Часто у тебя так, или по случайности отсиделся дома?

— К чему это ты клонишь, братец? — процедил он.

— А сам ещё не понял?

— Я почти неделю бредил. Придворный лекарь подтвердит. Когда пришёл в себя, отец сказал, лихорадка свалила.

— Когда тебе стало плохо, ты был с ним?

— Да. После ужина с отцом и придворными упал в обморок. Помню только, как слуги несут меня на кровать. Это было за день до гибели принца. Да какая вообще разница? Никто не знал, что ждёт Вальтера и остальных!

— Нет, кое-кто знал. И не хотел отправлять единственного сына на бойню. А сын только и рад подыграть.

— Думай, что говоришь, — решительно процедил он, а глаза свирепо полыхнули.

Может, и правда не лжёт. Паулина сказала, гибель братьев по оружию оказалась для Андреса невыносимой. Если притворяется, зачем ему каждый день оплакивать отряд? Я вгляделся ему в лицо — что тобой движет, Андрес? — но увидел лишь скорбь. Ни капли наигранности.

— Убери меч. Не хочу тебя убивать.

— Кем же ты стал? — Он опустил клинок. Понял, что перед ним уже не тот никчёмный братец.

— Лучше тебе не знать, — ответил я. — Кто ещё из придворных был на том ужине?

Собравшись с мыслями, он перечислил канцлера, капитана стражи и придворного лекаря.

Глава пятьдесят девятая

Родители жили вместе, но на случай недомогания для королевской семьи отводились покои ближе к придворному лекарю. Там на свет появились и мы с братьями. Если отец правда плох — пусть даже это и уловка — он будет именно там.

Надев чепец и, прикрыв лицо стопкой полотенец, я зашла во внешнюю комнату. В руке сжимала бутылочку. Трудно шагать безучастно, когда так тянет сорваться и побежать. Будь отец хоть трижды на меня разгневан, рана от потери Вальтера ещё свежа. Мне только и нужно заронить ему в душу хоть крупицу сомнения, и приказ будет отменён. Он меня выслушает. С ножом у горла, если придётся.

— Врач приказал обтереть королю лоб настойкой, — проговорила я с акцентом на манер злой тёти Бернетты.

Сонная горничная у двери встрепенулась.

— Но никто…

— Да, да, всё как обычно, — проворчала я и, сглотнув, выдавила раздражённо: — Только домой собралась, а тут на тебе. Может, выручишь, а? Тут всего-то надо…

— Нет-нет-нет, — замахала она руками. — Я здесь уже битый час сижу, а так хотя бы пройдусь. — Горничная глянула на стражника у входа. — Попросить, чтобы помог?

— Да я только лоб протереть, справлюсь.

Она радостно встала и в мгновение скрылась.

В покоях царил полумрак. Руки были заняты, так что я попросила стражника закрыть за мной.

— Устав, — пожала я плечами, когда он замялся.

Дверь тихо затворилась, и я оглядела комнату. У стены напротив раскинулось огромное ложе, в котором отец будто утопал. Такой маленький, усохший, словно перины с одеялами его поедают. В глазницах — черные тени, скулы торчат острыми углами. От прежнего отца ни следа.

Я положила полотенца, поставила склянку на столик и подошла. Он не шевельнулся.

«Ему конец».

«Они его добьют».

Так вот о чем шептала цитадель. Сердце зачастило. Я представить не могла, что предупреждение об отце — всегда готовом вспыхнуть, держащим власть в кулаке. Такой уж он.

— Отец?

В ответ ни слова.

Я присела на кровать и взяла его за руку. Теплую, но неживую. Что это с ним? Всё бы отдала, лишь бы он стал прежним, метал громы и молнии. Не зря же Вальтер говорил, как отец на меня сердится.

— Реджина?

Голос до того слабый, что я вздрогнула. Глаза он не открывал.

— Это я, отец. Арабелла. Матери здесь нет. Отец, умоляю, послушай: ты должен сейчас же отозвать Брина и Регана домой. Ты меня понимаешь?

— Арабелла? — Он нахмурился. Глаза блеснули щёлкой. — Ты припозднилась. Сегодня ведь твоя свадьба. Как мне потом объясняться?

В груди все сжалось. Какой же отуманенный взгляд.

— Я с тобой, отец, — и прижала его ладонь к своей щеке. — Всё будет хорошо, обещаю.

— Реджина… Где моя Реджина? — Веки опять смежились.

Сколько нежности вложил в имя матери. Да и меня назвал любя, без капли гнева, скорее с легким укором.

— Отец…

Но какой смысл. Он даже воды попросить не в силах, что уж говорить об отмене приказа. Снова потонул в забытье. Положив ему руку грудь, я дотронулась до его шеи. Пульс ровный и чёткий. Неужели сердце в норме? В чём же дело?

Я подошла к столику и рассеянно пробежала пальцами по рядам настоек и вытяжек — сплошь знакомые с детства лекарства. Мать часто давала их нам с братьями. Поднесла к носу, и точно: сразу вспомнился взопревший лоб, и как голова гудела от горячки. Дальше я заглянула в шкатулку с мазями и травяными примочками, осмотрела комод. Знать бы, что ищу. Баночку, флакон? Свидетельство, что его и правда хотят «добить»? А, если нет, просто плохо лечат?

Я заглянула за зеркало, осмотрела подставку под высокой вазой, обыскала прикроватную тумбочку, даже пощупала под матрасом — ничего.

Тогда я приложилась ухом к двери в смежный кабинет лекаря и, удостоверившись, что там никого, тихо вошла. Но что мне, из каждой склянки отпить и ждать, станет ли плохо? Больше я никак не узнаю, из-за чего отец слег. Может, и правда сердце. Может, разбила его, как говорят.

Вернувшись, я вновь подошла к ларчику с травами. Помнится, придворный лекарь всегда брезговал народными снадобьями. Стоило тёте Бернетте заварить тёте Клорис сбор от мигрени, он всякий раз медленно кивал с плутовской улыбкой.

Шкатулку теперь осмотрела пристальнее, и на самом дне под бутылочками нашла склянку с мизинец, заполненную какой-то золотистой пыльцой. Это отцовское снадобье для сердца? Я откупорила склянку, но запах не шёл. Тогда решила поднести ближе.

Нет. Не стоит.

На вытянутой руке оглядела блестящую золотом склянку и, вернув на место, закрыла шкатулку.

— Ваше высочество.

Я резко развернулась. Передо мной, с видом победителя, стоял канцлер. Струящаяся алая мантия, пальцы в сверкающих перстнях, губы вытянулись в надменную улыбку триумфа. За спиной — два стражника с мечами наголо.

— А писали, чтобы боялся я. Как забавно, — проговорил он с задором. — Бояться нужно вам, дорогая моя.

— Не спеши с выводами.

Я свирепоглянула на него и отвела плащ, чтобы быстрее выхватить оружие. Затем метнула взгляд на стражников. Лица незнакомые. Неужели он приказал заменить гарнизон? И всё же эти двое с символом королевской гвардии.

— Опустите мечи, — обратилась я к ним. — Всеми богами клянусь, вы защищаете не того человека. Он изменник, отправивший моих братьев на смерть. Прошу вас…

— Довольно, принцесса, — закивал канцлер. — Не думал, что вы будете так унижаться. Все прекрасно знают, кто из нас изменник. Вас признали врагом короны. Да, что за чудовище способно убить собственного брата?..

— Я его не убивала! Я…

— Взять её, — отступая, скомандовал канцлер.

Стражники шагнули ко мне, но я не бросилась бежать, нет, я рванулась к канцлеру и обхватила за шею, в тот же миг приставляя к горлу нож.

— Назад! — крикнула я.

Стражники замерли с мечами наготове, но отступать не думали.

— Сказано же, назад, идиоты! — пролепетал Канцлер, чувствуя кончик ножа на шее.

Гвардейцы осторожно отошли к стене напротив.

— То-то же, — бросила я, затем шепнула канцлеру на ухо: — Кому, говоришь, надо бояться?

До чего же приятно частило его сердце под рукой. Вдруг из коридора послышался грохот сапог. Подкрепление. Мне вот-вот перекроют все пути к бегству. Я поволокла канцлера в кабинет лекаря, но у самого порога силой оттолкнула в сторону, так, что он споткнулся, и проскользнула внутрь. Дверь тут же забаррикадировала. Через мгновение стражники уже ломились ко мне под вопли канцлера, чтобы дверь выломали.

Я подошла к окну и посмотрела вниз, однако в этот раз со спасительным карнизом не повезло. Зато прямо внизу темнел балкон, только сильно ниже, и к тому же из голого камня. Выбора нет. Я осторожно свесилась на окне и разжала пальцы. Приземлилась с кувырком, да только ногу от удара всё равно пронзило болью. Я заковыляла прочь, не разбирая пути, металась из комнаты в комнату, бросалась наугад в коридоры, если слышала топот солдат. Промахнув лестницу для слуг, я вбежала в пустой зал, где крики звучали глуше — меня всё ещё искали наверху. Я оказалась в задней части цитадели, значит, на свободу мне ближе всего через чёрный ход для слуг, которым почти не пользуются. По нему мы с Паулиной впервые сбежали.

Едва я отодвинула щеколду, раздался странный металлический щелчок. Я обернулась. Что-то свистнуло над ухом, затем — стук-стук-стук о дерево.

И тут руку прожгло такой болью, что перед глазами всё поплыло. Я, было, дёрнулась, но в груди захолонуло: руку что-то держит. Глянула влево. В двери один под другим торчали два длинных арбалетных болта, третий же намертво пригвоздил мою ладонь. На пол западали капли крови. Услышав шаги, я попыталась вырвать болт, но от боли меня едва наизнанку не вывернуло. Шаги все приближались. Подняв глаза, я увидела, как ко мне вразвалочку идет фигура. Развязность-то до чего знакомая. А нож на полу. Я выхватила меч, но понимала, что выгляжу жалко — куда там защищаться с прибитой рукой? Человек вышел на свет.

Малик.

Арбалета, как у него в руке, я ещё не видела. От боли меня затрясло, и всё вокруг будто сделалось во сто крат громче: его шаги, скрежет кончика моего клинка о пол, мой надсадный хрип.

— Вот так встреча, принцесса! — пропел он. — Каден, надо думать, тоже здесь? Зря я все-таки дал ему уйти тогда, на террасе. — И расплылся в самодовольной ухмылке. Той самой, за которую я однажды поклялась отомстить.

— Жаль не разделяю радости, Малик. — Я едва приподняла на него меч, но даже от этого руку снова прострелило. Лишь бы не выдать мучений.

Он без труда отбил меч арбалетом, и тот забряцал по полу. От удара пробитую ладонь охватило таким огнём, что я не сдержала стон. Ухватив меня за другую руку, Малик придвинулся ко мне всем телом.

— Умоляю, нет… Мои братья…

— Беспомощная и молишь о пощаде. Такой, принцесса, ты мне по душе. — На его лице виднелись шрамы от моих ногтей, а глаза полыхали жаждой мести. Он прижался ещё ближе и свободной рукой схватил меня за горло. — Нравится болт? Поклон от Комизара. Жалеет, что сам заглянуть не сможет. Видимо, придётся нам с тобой как-то самим. — Его рука опустилась мне на грудь. — Когда закончим, за каждый шрам на моём лице исполосую. Комизару-то плевать, какой тебя получит.

Все, что я видела в этот миг, что затмило чувства — его ухмылка, самодовольная и хозяйская, как у властелина мира, всколыхнувшая болезненные воспоминания. Вальтер рыдает у меня на плече. Грета со стрелой в горле. Пламя пожирает детский чепчик.

«Это тоже было нетрудно», — стояли в ушах его слова. Нетрудно было её убить.

Шумно дыша мне в ухо, он возился с моим ремнём, рванул пуговицы на штанах.

«Убить было нетрудно».

Я попыталась вывернуть руку, зажать болт, но услышала хруст кости. По предплечью зазмеилась кровь. Из горла вырвался даже не крик, а низкий звериный рёв. Агония стала топливом, что распаляло пламя в груди всё жарче. Я сжала кулак и потянула. Кисть выжигало изнутри, болт распалял мою ярость. Потянув, я высвободила его ещё больше. Упоённый моими стонами, Малик жадно окинул моё лицо, словно уже распланировал, где резать.

«Нетрудно».

— Чур мне в обморок не падать, — протянул он, расстёгивая последнюю пуговицу на штанах. Затем положил руку мне на бедро, и ухмылка растянулась до ушей. — Я обещал Комизару, что ты будешь страдать. Слово я держу.

Внезапно болт выскочил, и я тут же всадила его Малику в шею, пробивая насквозь. Его глаза округлились.

— Я тоже.

Малик открыл рот в попытке заговорить, но не издал и звука. Впрочем, я увидела всё по глазам. На долю секунды — упоительную! — он осознал, что ему конец, и убила его я.

— Даже мерзко, что мне так понравилось тебя убить, — процедила я, пока он ещё мог слышать. — Больше не стану обременять тебя мольбами, будь покоен. — И выдернула болт. Кровь хлынула на пол, и через мгновение он рухнул замертво.

Я ещё долго смотрела на его скрюченный труп, под которым на мощёном полу лениво расползалась алая лужа. Его стеклянные глаза уткнулись в потолок.

А от ухмылки не осталось и следа.

И вдруг со всех сторон загромыхали шаги. Меня обступили шестеро солдат. Лица у всех незнакомые. Среди них был и капитан стражи — член кабинета министров, начальник замковой гвардии.

Он признал в мертвеце Малика и помотал головой.

Меня окатило тошнотворным страхом.

— И вы тоже?

— Увы.

— Капитан, прошу, одумайтесь! — взмолилась я. — Всё ещё можно исправить!

— Если бы, принцесса. Время не повернуть вспять. Я зашёл слишком далеко.

— Ещё не поздно! Вы ещё можете спасти моих братьев! Вы!..

— Схватить её.

Я отступила и грозно размахнулась болтом, ещё зажатым в кулаке, но колени подогнулись, и я рухнула на пол.

Два стражника подхватили меня под руки, третий выдернул из руки болт. Кровь окропила камень, и пол под ногами завертелся. пыталась проследить, куда меня тащат, но перед глазами всё смешалось.

Зажми рану, Лия.

Куда там, если волочат под руки. Я было пыталась взывать к чести стражников, увещевать, что заговорщиков хуже их капитана нет, но слова выходили какими-то далёкими, словно не моими. Один из стражников без конца велел мне замолкнуть и в итоге дал по лицу. Щеку вдавило в зубы, и на язык брызнула солоноватая кровь. Коридор то возникал, то проваливался во тьму, пол с потолком менялись местами… но кое-что запомнилось преотлично. Одно короткое слово стражника обрушилось на меня сильнее, чем его кулак.

Бросая меня в темную камеру, солдат выплюнул:

— Jabavé.

Теперь ясно, почему среди гвардейцев ни одного знакомого.

Они венданцы.

Глава шестидесятая

«Держись, Лия».

«Ещё немного».

«Держись. Ради меня».

Веет речной сыростью. Тянутся ввысь сосны, увенчанные белыми шапками. Надо мной клубится морозное дыхание. От чьих-то решительных шагов хрустит снег.

Чувствую поцелуй тёплых губ.

«Ещё чуть-чуть».

«Ради меня».

Я приоткрыла глаза. Всё-таки живая. Снежный мир ослепляющей белизны и запаха хвои померк, а ему на смену пришла чёрная камера без окон. Я по-прежнему чувствовала прижимавшие меня руки, пальцы, что отводили с лица налипшие пряди, тёплую, вопреки морозу, грудь. И слышала голос, что не давал ускользнуть во тьму.

«Смотри на меня, Лия! Смотри в глаза!»

Синее пламя, что теплило во мне жизнь.

Я попыталась вглядеться во тьму камеры. Душно. Воздух такой же древний, как стены. Пахло землёй и прелостью. Я прижала ладонь к животу, чтобы остановить кровь, но от боли чуть снова не лишилась чувств и, хватанув воздуха, заставила себя дышать.

Я не готова была принять, что это конец.

Что братьев не отзовут, и они погибнут.

Что я не изобличу изменников.

Что Комизар победил.

Смерть Малика, на удивление, не доставила особого удовольствия. Радость быстро утекала, — прямо как кровь из его шеи. Убив его, я просто поставила точку. То, что у меня отняли, так не вернуть.

Почти не помню, как меня сюда волокли, — все как в тумане. Ясно одно: я не в цитадели. Может, в какой-то из пристроек? Но рисковать и тащить меня по улице, когда замковая темница в двух шагах… Я точно не дальше гарнизона Пирса, но где именно?

Я встала поискать, чем можно бы отбиваться, но ушибленная нога подвернулась, и я шлёпнулась лицом в земляной пол. До чего, наверное, похожа на раненого зверя.

«Теперь наконец мы понимаем друг друга?»

Я подавила слёзы злости.

Нет!

Опершись на здоровую руку, я попыталась подняться. Казалось, хуже быть уже не может, как вдруг в коридоре послышались грохот сапог и приглушённые крики. Дверь отлетела, и свет ударил по глазам. Ко мне втолкнули ещё заключённых и тут же захлопнули камеру, погрузив нас во тьму.

Он уже близко, дети мои.

Его губы скользят по моей шее,

Слюна заливает щёку.

От ласки его холодеет в груди.

Ни мечей,

Ни кулаков он боится всего более,

А моих слов.

Близится мой час.

Но слова, что я дала вам,

Ему не забрать.

— Песнь Венды.

Глава шестьдесят первая

Рейф

В лес я взял небольшой отряд. Остальным силам велел рассеяться по городу, чтобы нас не заподозрили — и в любой момент ждать моего приказа. Мы подбирались к лачуге, когда я подал знак замереть. Они тоже услышали. Какое-то вытьё. То ли кошка, то ли…

Мы сорвались в галоп. Первым я заметил Кадена, — тот бежал со всех ног к лачуге. Нас он тоже увидел, но не подумал остановиться.

— Паулина! Лия! — проорал он, вбегая внутрь.

Мы влетели следом, но встретила нас пустота… и детский плач. Все метнули взгляды на кровать. Каден нагнулся и достал из-под неё младенца.

— Это сын Паулины. — Он стал укачивать ребенка, оглядывая, не ранен ли тот. — Она бы ни за что его не оставила. — И словно бы только сейчас заметил, кто перед ним. — А ты здесь откуда взялся?

Не успел я ответить, как вбежали Берди с какой-то девушкой и тут же принялись бушевать и сыпать угрозами. Затем потребовали младенца. На мгновение в лачуге воцарилась сумятица, полились удивлённые вопросы, но появившийся на пороге Оррин заставил опомниться. Он нашел свежие следы чужих коней.

— Их кто-то увёл, — пробормотал Каден. — Сына Паулина спрятала, чтобы не забрали.

Девчушка рядом с Берди сорвалась с места.

— Нужно скорее в собор!

Не слушая крики Кадена и Берди, она вмиг скрылась. Я не знал, что ей движет, потому быстро догнал на лошади. Сначала она угрожающе выхватила нож, но в итоге рассказала о записках Лии.

Глава шестьдесят вторая

Мы втроём бок о бок сидели у каменной стены. Наверное, как и я, таращились в непроглядную тьму. Повезло, что я не видела лица Паулины, когда она рассказывала о предательстве. Ее голос ошеломлённо подрагивал, но в нём сквозили опасные нотки, что-то среднее между отчаянием и слепой яростью. В одно мгновение мне показалось, она сломается, но нет — прониклась ужасающим спокойствием, символом дикой и неистовой жажды мщения.

Гвинет рассказала, что перед тем, как их схватили, Паулина в ужасе окликнула её с крыльца. Увидев солдат в окно, Гвинет завернула младенца в одеяло и спрятала под кроватью.

— Каден его найдёт, — голос Паулины опять задрожал от страха. — Ведь найдёт, Лия?

Когда вернется с мельницы, обязательно услышит плач, уверила Гвинет. Я поддакнула, и Паулина взяла меня за израненную руку. С моих губ сорвался стон.

— Благие боги, что с тобой?!

Как только их втолкнули в камеру, мы принялись обниматься, но моей руки в темноте она не увидела.

Я уже рассказала об отце и Кацлере, о стражниках, бросивших меня сюда. Теперь же пришло время поведать о роковой встрече с Маликом и его арбалетом.

Паулина в ужасе ахнула и оторвала кусок подола, чтобы замотать мне руку. Я почувствовала, как Гвинет прошлась по углам камеры и, вернувшись, прижала к моей ране пучок паутины. От такого лечения придворный лекарь бы, наверное, только ухмыльнулся, но кровь и правда быстро остановилась.

— Трудно было? — спросила Паулина. — Убить его.

— Вовсе нет.

Было настолько легко, что теперь я сама себе кажусь диким зверем. Тварью с клыками и когтями, готовой растерзать любого, кто войдёт в эту дверь.

— Жаль, у меня не было болта, когда Микаэль привёл к нам солдат, — посетовала она и передразнила его голос: — Понимаешь, сдать тебя велит долг. Я ведь солдат, а ты разыскиваемая преступница. — Она затянула узелок на моей повязке. — Долг ему велит! Главное, так плечами пожал, когда ему дали кошель, будто и не подозревал о награде!

— Как он узнал, что ты в лачуге у пруда? — спросила я.

— Наверное, выучил меня куда лучше, чем я его. Подозреваю, он же навёл канцлера на трактир, а, когда меня там не оказалось, стал думать, где ещё я могу скрываться. В лачуге мы с ним… — Она не договорила. Да и не было нужды.

— А я в этой сделке приятный довесочек, — усмехнулась Гвинет. — Я-то знаю, каким очаровательно порочным он может быть. — И тогда она впервые сама рассказала о Симоне. Видимо, если смерть близко, всякого тянет открыть душу.

Она фыркнула в отвращении, кажется, на саму себя.

— Я познакомилась с ним в девятнадцать. Он был старше, весь такой могущественный, и меня обхаживал. И, верите, просто очаровал! Хотя я уже и тогда нутром ощущала, что человек он небезопасный, но мне такая остринка даже нравилась. Я тогда прозябала в трактире Грэйспорта горничной. Одевался он богато, а разговаривал, как настоящий дворянин, и мне чудилось, раз мы вместе, то я с ним на одной доске. Ну я ему и доносила почти с год на гостей, — город портовый, и вельмож с купцами там хоть отбавляй. Так бы и продолжалось, если бы двух гостей, о которых я сообщила, не зарезали прямо в постелях. Вот тогда-то и дошло, с кем я связалась. Сказал только, что они «мешали». И больше он меня не будоражил, а пугал.

К этому моменту Гвинет уже забеременела. Канцлеру соврала, что нашла хорошую работу где-то в глубинке, — наверняка не такое бы сочинила, лишь бы не отдать ребёнка. Он не препятствовал. Впрочем, и не радовался, так что Гвинет не на шутку испугалась за себя и малышку. О Симоне она заботилась всего пару месяцев. Деньги быстро кончились, пойти было некуда, да и канцлер мог выслеживать, но как-то в Терравине она заметила на площади пожилую пару, с нежностью глядящую на детей. Оказалось, своих у них нет. Гвинет проследила за парой до дома. Чистого и опрятного.

— У них на подоконнике даже красная герань цвела. Я два часа на неё глядела с Симоной на руках. Тогда ещё поняла, что родители выйдут достойные. — Она замолкла и, судя по шороху, вытерла слёзы. — Два года духа моего не было в Терравине. Боялась, сопоставят, поймут, хотя и дня без мыслей о Симоне не жила. Та пара — славные люди. Мы с ними на эту тему не говорили — видно, знают, что я не горю желанием, — но хоть спасибо, что впустили меня в свою жизнь. А Симона — счастливая милая девочка. Не как я, слава богам. И не как он. — Голос дрогнул. Гвинет, стальная Гвинет больше не надеялась увидеть дочку, и от этого её надлома в груди сделалось больно.

— Перестань! — воскликнула я. — Мы выпутаемся, даю слово!

— Обязательно выпутаемся! — зло рыкнула Паулина, на что мы ойкнули, но затем я представила Паулину, сжимающую болт с именем Микаэля, и мы расхохотались.

Гвинет взяла меня за здоровую руку, больной я приобняла Паулину. Мы прижались друг к другу, лоб к щеке, подбородок к плечу, оплели друг друга, позволяя слезам и стойкости закалить наши узы.

— Выпутаемся, — прошептала я вновь, и затем повисла тишина. Все понимали, что грядёт.

Гвинет первая освободилась и прижалась к стене.

— Одного я понять не могу: почему нас ещё не прикончили?

— Ждут команды, — ответила я. — Совет наверняка уже созвали, но главный из заговорщиков почему-то тянет. Может, это королевский книжник.

— В полдень совет прерывается на трапезу, — заметила Паулина.

— Значит, времени у нас до полудня.

Или больше, если мой запасной план сработал, но чем дольше я слушала перезвон колоколов, тем сильнее убеждалась, что и он провалился.

Сердце захлестнул гнев. Надо было резануть Комизара ещё раз. мРазделать его, как гуся на праздник, показать народу его голову на мече, чтобы поняли, как этот тиран мне ненавистен.

— Почему его клевете поверили? — спросила я. — Как он убедил королевство, что я предала отряд брата и вышла за Комизара?

— Больную рану разодрал, — вздохнула Гвинет. — Люди скорбели в отчаянии. Тридцать парней, цвет знати, погибли, и канцлер просто указал, на кого сорваться. Тем более что один раз этот человек уже отвернулся от своих. Уверить было нетрудно.

И всё же не сбеги я, замыслы Комизара так и остались бы тайной. И о заговоре я бы не узнала. Жила бы себе с Рейфом без забот, пока Комизар не покусился бы на Дальбрек. И тогда больше всего меня ужаснули бы венданские дети, едва способные держать меч — жертвенные агнцы, которых Комизар бросил бы в первых рядах штурмовать ворота. Дети на поле боя станут ударом под дых морриганским солдатам. Братья cо своими воинами в жизни не поднимут руки на ребенка, скорее замрут в нерешительности, оцепенеют, а Комизар тем временем пустит в ход весь свой убийственный арсенал.

— Не все купились на ложь. — Паулина погладила меня по ноге. — Брин с Реганом и слову не поверили.

Возможно, поэтому ехали теперь в смертельную западню. Они задавали слишком много вопросов.

Мы сидели молча, каждая в своих мыслях. Рана пульсировала в такт сердцу, а от паутины руку покалывало, словно от лапок тысячи крошечных паучков. Самое, что ни есть, народное знахарство — то, к чему придворный лекарь ни за что не прибегнет по своей воле. Тьма перед газами завихрилась, и паучки взросли полем золотых цветов, из которых затем восстало спокойное и уверенное лицо.

Он не спрашивал, есть ли у меня дар, потому что знал ответ, и страшился его.

«Она изобличит нечестивых».

И мне предстал целый континент из королевств, и каждое со своим неповторимым даром. Затем лицо вновь потонуло в цветах, что затрепетали на ветру, медленно обращаясь прежними паучками.

Внезапно дверь распахнулась, и нас ослепил свет. Послышался надменный хмык канцлера, а следом показался и он сам.

— Гвинет, — протянул он с наигранным разочарованием и процыкал языком. — Не думал, что тебе хватит глупости связаться с врагами.

Гвинет свирепо глянула на канцлера, а тот лишь улыбнулся. Затем встретился взглядом со мной. Я заковыляла прямо на него, но он сдержался и не отступил, не желая показывать страх. К чему бояться раненую узницу без оружия? Но всё же на один удар сердца в его глазах мелькнуло сомнение. Он читал Песнь Венды. «Она изобличит нечестивых». Вдруг это про меня?

Канцлер опустил взгляд на мою окровавленную руку, и вновь расплылся в заносчивой ухмылке. Грозности во мне теперь ни капли. всегда была для него только помехой, которой и названия не дать, но точно не угрозой. Мимолётное сомнение в его глазах исчезло.

— Лорд канцлер, прошу вас, не надо! — взмолилась я. — Не убивайте моих братьев!

Он самодовольно фыркнул.

— Так вот зачем тебе понадобилось к отцу.

— Если мой отец умрёт…

— Не если, а когда. И не беспокойся, твою смерть он застанет. Он нам пока что нужен…

— Если сдадитесь прямо сейчас, я вас не убью.

Он влепил мне пощёчину тыльной стороной ладони. Перстни впечатались в челюсть, и я отшатнулась к стене. Гвинет и Паулина тут же вскочили, но я скомандовала не лезть.

— Ты? Не убьёшь меня? — прыснул он. — Совсем из ума выжила.

— Отнюдь, канцлер, — улыбнулась я, глядя на него. — Просто хотела дать шанс. Теперь я чиста перед богами. — И отвела глаза, словно те со мной говорили.

И опять к нему подкралось сомнение, словно зверь, который всё преследует по пятам.

— Снимай плащ, — приказал он.

Я недоумённо поглядела на него.

— Живо! — гаркнул он. — Или стража сорвет!

Я подчинилась. Плащ упал на земляной пол.

Канцлер кивнул стражникам, и те развернули меня спиной, затем один рванул мне рукав на плече. Опустилась тишина, прорезаемая лишь его медленными сдержанными вздохами. Я почти ощущала, как он прожигает меня ненавидящим взглядом.

Стражники оттолкнули меня.

— Убить их! — скомандовал канцлер. — Ночью вывезти трупы за город и сжечь. И чтобы эта наколка на плече сгорела дотла, ясно? — Он развернулся к выходу. Стражники шагнули к нам, наматывая шёлковую удавку на руки, — быстрая и бескровная расправа.

Но внезапно зазвучали колокола.

— Слышите?! — бросила я ему вслед. — Вы слышите, канцлер?

— Перезвон собора, — пробурчал он. — Что с того?

— Оглашают указ, — улыбнулась я. — Ваш указ. Не заметили, как из кабинета пропала печать? В городе заканчивают развешивать листовки, и люди в этот самый момент их читают. Принцессу Арабеллу схватили. Горожане приглашаются на завтрашний суд и повешение на главной площади. Неловко выйдет, если всё отменится. Позор, сущий позор. Трудно же вам будет отмыться.

Его обсыпало багровыми пятнами, словно языками пламени, что взвились бесконтрольным пожаром.

— Отставить! — рявкнул он стражникам. — Пошли вон!

Дверь лязгнула, но до меня донеслись его вопли, чтобы листовки немедленно сорвали.

Поздно. И он это понимал.

— Ловко, однако, — усмехнулась Гвинет. — Но почему завтра утром? Отсрочить бы суд хоть на неделю.

— Чтобы они точно избавились от нас по-тихому? Вот уж нет. Не факт, что мы и до утра доживём. На суде мне точно не дадут заговорить, но так я хотя бы куплю себе пару часов. К тому же теперь они паникуют и, надеюсь, натворят ошибок.

Я на ощупь поискала ногу Гвинет.

— Вставайте обе. Покажу вам пару дальбрексих приемов. Как убить человека голыми руками. Стражники скоро вернутся.

Глава шестьдесят третья

Шаги загрохотали за дверью спустя всего час. Не думала, что так скоро. Топот громкий и спешный. Злой. Мы набрали по пригоршне земли с пола и встали у стены, готовые ослепить стражников.

— Как только дверь распахнется, дайте глазам привыкнуть к свету, — наставляла я. — Шанс всего один, так что цельтесь как следует.

Паулина шёпотом молилась, Гвинет же сыпала проклятьями. Оторвав край подола, они сплели из лоскутов тонкую, но крепкую верёвку с узелками на концах, чтобы каждая могла прочно ухватиться. Не только у стражников теперь удавки. От моей левой руки не будет толка, но вот правой я могла бы как следует вцепиться одному в глотку. Я уже рассказала, какие слабые места подметила у стражников: глаза, пах, нос и колени. А ещё горло. Доспехов у них нет, только мечи, и в предстоящей схватке, надеюсь, отберу хоть один.

Шаги остановились у двери.

Загремели ключи.

Лязгнул замок.

Выругались. Опять звон ключей.

— Скорее!

Я стиснула землю.

— Ну же!

Но что-то в голосе меня насторожило.

Снова ключи, раздражённо.

— Да чтоб тебя! В сторону!

Дверь вздрогнула от удара. И ещё. Камеру заполонил треск дерева.

Из пробитой дыры хлынул свет. Блеснуло и тут же исчезло лезвие топора.

Затем вновь треск, и дверь распахнулась. Я напружинилась, готовая к атаке, но внезапно…

Светлые глаза. Хитрая ухмылка.

Густые чёрные волосы.

Вот уж кого никак не ожидала.

— Стойте! — скомандовала я остальным.

По ту сторону развороченной двери стоял Каден с топором в руке. Лоб взмок, грудь запыханно ходила вверх-вниз. Из-за его спины вышли Джеб и Тавиш. Я сказала Гвинет и Паулине, что это свои.

— Хвала богам, мы вас отыскали. Идём. — Джеб подал руку. — Времени мало.

Я отбросила землю. Ещё бы чуть-чуть, и его горлу непоздоровилось бы.

— Запомнила, — усмехнулся он.

— А ты во мне сомневался?

— Никогда.

Паулина взволнованно вцепилась в Кадена.

— Что с сыном?!

— Все хорошо. Берди взяла, сказала, приведёт кормилицу. Я велел им укрыться в аббатстве.

— Скорее за мной. — Тавиш развернулся и повёл нас по коридору. Теперь-то стало ясно, где я: в пристроенной замковой оружейной. Она меньше той, что в гарнизоне Пирса, и только для гвардии цитадели. А нас, скорее всего, бросили в кладовку. Выходит, моя догадка подтверждается — пусть стражники вовлечены в заговор, не факт, что и обычные солдаты тоже.

Впереди послышались крики. Джеб у меня за спиной заметил, как я сбавила шаг.

— Не бойся, это свои.

Свои? Что ещё за «свои»?

Вбежав в главное хранилище, мы застали пятерых полуодетых мужчин, которые, кто больше, кто меньше, уже успели натянуть гвардейскую форму. Рядом лицом в пол лежало с полдюжины связанных, а им грозили клинками ещё шестеро в плащах. Свен разрезал рубаху на лоскуты и подозвал Джеба с Тавишем, чтобы те заткнул пленным рты.

— Ты как? — вновь глянул на меня Каден и потянулся к моей руке.

— В норме. — Я извернулась. — Капитан стражи тоже в сговоре. И в гвардии есть венданцы. По-морригански говорят — не придерёшься, так что книжники явно не сидели без дела.

В глазах Кадена полыхнул гнев. Сколько же Комизар от него скрывал… но Комизар и не был бы собой, не используй людей как марионеток, которых нельзя полностью посвящать в планы. Вся власть — только в его кулаке.

— Перевяжем-ка получше. — Каден взял лоскут ткани и притянул мою окровавленную руку.

Я поморщилась от боли.

— Скверная рана? — спросил он.

— Жить буду. В отличие от Малика, — усмехнулась я. — Похоже, туннельные черви Комизара изобрели необычный арбалет, который выпускает сразу несколько болтов. Повезло, что в меня попал только один.

Каден бережно обмотал лоскут вокруг моей руки.

— Сожми зубы, — предупредил он. — Затяну потуже, чтобы остановить кровь.

Руку опять охватило огнём. Рана запульсировала.

— Принесу тебе плащ. В таком виде нельзя, привлечёшь взгляды. И я еще кое-что должен сказать. — Он подошёл к куче одежды, которая, видимо, принадлежала полуодетым солдатам и покопался в ней.

Вдруг со спины ко мне приблизился отец Магуайр. Я поразилась: из-за полы его мантии выглядывал меч в ножнах.

— Вы хоть знаете, как за него держаться?

— Скоро научусь, — ответил он, а затем добавил, что нашёл нужные мне сведения в архивах: — Родни не было.

Я молча кивнула. Ещё одно подтверждение. Пятно краски на размытой картине, которая стала проясняться только во тьме камеры.

Гвинет с Паулиной уже сновали по хранилищу, вливаясь в общую суету — часть плана, который я понимала все лучше. В дальнем углу Оррин снимал со стойки алебарды, мимо прошагала Натия с перевезями — и все с морриганским клеймом. Отдав их переодевающимся, она защебетала с Паулиной и Гвинет, но о чём — не знаю: меня отвлёк человек у стены напротив.

Воин. Он обрушил палицу на замок очередного оружейного шкафа, и тот распахнул дверцы. Вдруг человек замер, словно ощутив мой взгляд. Повернулся и поглядел прямо на меня, затем опустил глаза на мою перевязанную руку. Я тоже оглядела себя — штаны и рубаха все в крови. Он двинулся ко мне, походка была выверенной. Просчитанной. Рьяность, с которой он сбил замок, словно испарилась, и он в мгновение одеревенел.

Походка напряжённая.

Плечи скованы.

Его раздирают сомнения.

Вот о чём говорила его фигура, но, стоило ему подойти, и во взгляде я прочла совсем иное: желание притянуть меня к себе, слиться в бесконечном поцелуе, не отпускать меня, покуда королевства и весь мир не обратятся в прах. Чтобы мы вновь стали теми, кем были — раньше.

Я ждала. Хотела. Надеялась.

«Кое-что длится вечно. То, что имеет значение».

И все же он сдержался. Отстранённый. Король. Солдат, продумывающий свой новый шаг.

— Не смогу ввести тебя в курс дела. Некогда, — заговорил он.

— И не нужно. Ты здесь. Только это имеет значение.

Он вновь опустил глаза на мою руку.

— Можем перегруппироваться или выдвинуться прямо сейчас. Решать тебе.

— Сколько у вас человек? — Я оглядела зал.

— Сотня, но они…

— Лучшие. Знаю.

До того, как заседание совета кончится, и лорды разъедутся по домам, оставалось несколько часов. Последний шанс поговорить с ними всеми разом. Каждая минута на счету.

— Мои братья на пути в западню. Отец умирает. Комизар с войском выступил. Ждать некогда.

— Комизар выступил? Неужели мост починили?

Я кивнула.

— Ты бледна. — Он повернул меня за подбородок к окну. — Много на одежде твоей крови?

Почти вся — моя, но тревожные нотки в его голосе не позволили мне сказать правду:

— Это Малика. Я ему как следует задала. Живым не ушёл.

— Значит, оружие сможешь держать?

— Да. — Я зачехлила меч, который дал Каден, чувствуя себя так, будто мои движения уже стали движениями товарищей.

Остальные, собравшись, выстроились за Рейфом, ожидая и моего слова. Шестерых солдат, в том числе и Джеба, теперь было не отличить от замковых стражников. У остальных с плеч ниспадали простые грубые плащи, как у крестьян или купцов, но разные по цвету и крою, чтобы не вызвать подозрений. Тавиш и Оррин надели такую же форму, что и Свен. Паулина с Гвинет тоже укрылись плащами, подвесив на пояс оружие.

Близилась роковая минута. Внезапно сердце обдало холодком.

— Ей нельзя. — Я указала на Натию.

Она в ярости рванулась с места, но Каден схватил её сзади и прижал к себе.

— Послушай её, Натия! — Она дёрнулась. — Хочешь, чтобы Лия из страха всё время оглядывалась на тебя? А она будет. У всех есть слабости. Ты — её слабость. Не надо тебе с нами, придёт ещё твой день.

На её глазах блеснули слёзы. Она надолго ухватила мой взгляд.

— Мой день — сегодня! — Голос Натии гневно надломился.

Натию мало заботили подковёрные игры двора, и кто кого предал. Она лишь хотела возмездия, не понимая, что сегодняшний день, каким бы важным ни был, не вернёт ей утраченного.

— Нет, — отрезала я. — Впереди ещё много дней, когда ты встанешь рядом со мной, но сегодня — нет. Я прошу тебя, возвращайся в аббатство к Берди.

У неё дрогнула губа.

Всего тринадцать, а уже готова побороть весь мир. Но, поняв, что меня не переубедить, она зло зашагала прочь, в аббатство.

Я глянула на Рейфа.

— Разберёмся с изменничками, — кивнул он.

Мы обогнули пристройку сзади, Рейф сопровождал меня с одной стороны, Каден — с другой. Подле нас катилась телега, солдат впереди толкал перед собой тачку, а в хвосте остальные несли за плечами по холщёвому мешку, до верху забитому якобы товаром. Наши сапоги невпопад шаркали по мостовой; телега скрипела, подпрыгивая; плащи хлопали на ветру. Каждый звук словно кличем глашатая возвещал о нашем прибытии, но мы всё же умудрились затеряться в потоке горожан, бредущих по своим делам.

К нам стягивалось всё больше людей — вылитых купцов на пути к рынку, но в то же время ждущих командирского знака. И где только Рейф нашёл таких солдат? Это не простые воины, а настоящие актёры, к тому же, понимающие друг друга без слов, по малейшим намекам. Он сказал, их всего сотня. В Венде вшестером мы сотворили немыслимое, но тогда мы бежали от врага, а не направлялись в его тёмное логово. Надолго ли сотня задержит морриганскую армию? Гарнизон Пирса совсем близко, и в нём, по меньшей мере, две тысячи солдат.

Сердце зачастило. Это уже не бунт, как в детстве. Мы устраиваем переворот, самое злостное преступление по морриганским меркам. Помню, какую выволочку мне устроили в четырнадцать и как на целый месяц заперли в покоях. Если сегодня восстание потерпит крах, у королевства появится повод устроить повешения невиданного размаха.

Но сейчас нельзя сомневаться в нашем маленьком войске. На кону стоит всё.

Впереди мелькнул фасад цитадели, когда Рейф впервые сбился с шага.

— Не обещаю, что все морриганские солдаты выживут.

Я кивнула. До этого я просила Рейфа и солдат по возможности обойтись малой кровью. Не вся гвардия кишит венданцами, и морриганские солдаты будут верить, что просто исполняют долг.

Рейф не двигался с места. Между бровей у него пролегла морщинка.

— Лия, тебе не обязательно идти с нами. Можем ворвёмся первыми, закрепиться в зале и послать за тобой. — Они с Каденом многозначительно переглянулись.

— Если попытаетесь меня остановить, вам конец, ясно?

— Но ты же ранена, — возразил Каден.

— Всего лишь в руку. И ты разве не знаешь, на что я способна?

Мы вышли на площадь, и наши солдаты в форме сразу направились к страже у ворот. Джеб на чистейшем морриганском заявил, что с отрядом пришел сменить караул. Стражника посередине насторожили незнакомые лица, и тот заколебался, но поздно: люди Рейфа сработали молниеносно, короткие мечи синхронно свистнули и уперлись в грудь гвардейцам. Их затолкали в тёмные сторожки у ворот и обезоружили, а мы же хлынули на лестницу, срывая плащи и доставая из мешков и повозок мечи.

Дальше уже не обошлось без крови. Нас заметили из конца коридора. Двое стражников бросились закрывать массивные двери, остальные же, плечом к плечу ринулись на нас с алебардами наперевес. Мечи тут бесполезны, подумала я. Вперёд шагнули лучники Рейфа, крича остановиться, но безрезультатно. Тогда гвардейцам в ноги пониже щитов вонзились стрелы. Те завалились, и мы тут же сорвались с места, лишь бы не дать закрыть двери. Один из солдат стал звать на помощь, но Свен повалил его одним ударом.

Последние два стражника держали караул у Большого зала больше по традиции. Им полагалось не впускать нежеланных гостей, но к настоящим битвам их не готовили. Это были уже седые господа с заметным брюшком, из доспехов имевшие только кирасу и кожаный шлем. Они боязливо вытянули мечи.

Я выступила вперёд. Они меня узнали.

— Ваше высочество… — Стражник осекся, не зная, как ко мне обращаться.

— Сложите оружие и отойдите, — приказала я. — Мы не хотим вам зла, но, если придётся, не дрогнем. На кону всё королевство и жизни моих братьев.

Их глаза округлились от страха, но солдаты не отступили.

— У нас приказы…

— У меня тоже. Немедленно отойдите. На счету каждая секунда.

Они не сдвинулись с места. Тогда я повернулась к лучникам справа и скомандовала:

— Застрелить.

Стражники переметнули на них взгляды, и тут Рейф с Каденом впечатали обоих в стену, выбив мечи.

Прежде, чем ворваться в зал, мы претворили в жизнь остаток плана. Только мы с Паулиной знали цитадель изнутри, и я отослала её, в точности описав, что она должна принести. С ней ушли Джеб и капитан Ация.

— Стражник у дверей — венданец, — предупредила я. — Возможно, придется убить.

Каден ушёл с двумя солдатами в гвардейской форме. Я чётко описала, что икать, но его задача всё равно казалась туманной. Гвинет же отправилась в третью сторону с остальными замаскированными солдатами. Я молилась, чтобы коридоры оказались пустыми, раз уж все министры в Большом зале.

Их удаляющиеся шаги отдавались во мне, пробуждая забытые голоса.

«Придержи язык, Арабелла!»

«Тихо!»

«Разговор окончен!»

«Марш к себе!»

Рейф и Тавиш глядели на меня в ожидании команды.

Но я слышала и другие голоса.

«Поторопитесь, госпожа».

«Доверься внутренней силе».

«Распали свой гнев».

Последнее далось легко. Выхватив меч, я кивнула и распахнула двери, по одну руку от меня шагал Рейф, по другую — Тавиш. Оррин с лучшими стрелками прикрывал фланги, Свен возглавлял ряды щитоносцев впереди, остальные сбились в мощный арьергард. Столько солдат готовы сложить жизни во имя чужого королевства, хотя исход для них как в тумане

Глава шестьдесят четвертая

Рейф

Здесь наш тщательно разработанный план кончался, и в дело вступал другой, продуманный кое-как. Впрочем, успокоил Свен, действовать по таким горе-стратегиям ему даже сподручнее. Тавиш на это лишь фыркнул.

Врываясь в зал заседаний, мы полагались только на собственную сноровку и внезапность, а что там случится через минуту или час, представить не могли. Хотя я уже тогда знал, что времени немного. Понял это, ещё когда Лия вошла в оружейную. Её война против изменников уже шла полным ходом — и, похоже, они одерживали верх.

Тавиш, бормоча под нос, окинул взглядом балкон и длинную галерею под потолком. Как пояснила Лия, туда можно подняться только из королевского крыла, но, если мы не закрепимся там первыми, королевские лучники перестреляют нас, как куропаток Мы прикрывали Лию со спины и друг друга. Знать оторопело хлопала ртами, не понимая, что происходит, а мои люди в это время рассредоточивались по залу. Под прицелом наших лучников гвардейцы у трибуны молча подняли руки. Мы с Тавишем закрывали Лию щитами, настороженно оглядываясь, ища угрозу. Оррин с лучниками обошли нас и, готовые ответить на атаку, нацелили стрелы на две башни.

Лия вышла на середину зала и закричала:

— Не двигаться, и никто не пострадает! Даю слово!

Лжёт. Хочет крови. Эту голодную ярость в ее чертах ни с чем не спутаешь. Наверное, только этим Лия ещё держится на ногах. Под глазами у нее черные тени, губы бледные. Соврала мне в оружейной, что крови не потеряла. Но и подобный боевой пыл мне известен не понаслышке, знаю, какая неимоверная сила от него приливает, — мёртвому упасть не даст. Только это, вкупе с отчаянной яростью, двигает Лию вперёд.

Я приказал забаррикадировать двери и разоружить стражу.

Дворянин, обращавшийся к совету с небольшой полукруглой трибуны у передней стены, обомлел и только водил глазами.

— Сядьте. — Я наставил на него меч.

Лорд поспешил на свое место. Лия его сменила.

Она пристальным взглядом окинула всех министров, кивая каждому. В глазах у них застыл ужас: понимали, что это отнюдь не в знак приветствия. Лия балансирует на острие ножа, и церемониться не станет — иначе зачем так увешалась оружием?

— Это возмутительно! — вскочил со стула канцлер.

По залу прокатилось роптание. Кресла со скрипом отодвинулись, словно лорды собрались проводить принцессу в ее покои.

Не успел я открыть рот, как Лия метнула кинжал.

— Сказала же не двигаться! — Клинок пригвоздил рукав канцлера к резной деревянной стене.

Все вмиг замолчали. Канцлер схватился за руку, между пальцев у него зазмеилась кровь. Он злобно помотал головой, но все же послушно сел.

— То-то же, — бросила Лия. — Не хочу вашей смерти, лорд канцлер. Пока что. Сначала выслушайте меня.

— Значит, затыкаете министров силой. — Он хоть и сел, но продолжил гнуть свое. — Еще и напустили на нас своих мятежников-головорезов. Что, всю морриганскую армию сдерживать собрались?

Я шагнул вперёд.

— Вообще-то да, именно так.

Канцлер смерил меня взглядом, осматривая грубую одежду.

— А ты ещё кто такой? — презрительно скривился он.

Даже в таком опасном положении он находил смелость дерзить. Его спесь пробудила и мою

— А я король Дальбрека. Уверяю, мое сборище головорезов сможет сдерживать вашу армию поразительно долго. Вашим трупом полюбоваться точно успеем.

Капитан стражи хмыкнул:

— Из ума выжил! Мы видели дальбрекского короля, и ты неон!

Подойдя, я перегнулся через стол и поднял его с кресла за грудки.

— Жизнью поклянетесь, капитан? Пусть вы меня не видели, но вас-то я видел из окна аббатства в день своей свадьбы. Вы с хронистом нервно расхаживали у входа и бранились.

Я отпустил его мундир, и капитан осел на стул.

— Мой отец cкончался, теперь я король. У себя ещё никого не обезглавил, но тут руки чешутся попробовать.

Он обмер, а я, подобно Лие, оглядел остальных министров одного за другим, прикидывая, чья рука нанесла ей рану, кто порвал рубаху, и самое ужасное: кто предал её и весь континент, сговорившись с Комизаром, и променял наши жизни ради своих мелкошкурных интересов? Кабинет, канцлера и капитана стражи, подозрительно молчал, но меня эта тихая задумчивость тревожила не хуже криков. Они продумывали, как выпутаться.

— Говорите, принцесса. Зал ваш, сколько потребуется.

Лия с тенью испуга улыбнулась.

— Зал мой, — просмаковала она, затем повернулась и раскинула руки. — Прошу простить, досточтимые министры, за такой… — она опустила взгляд на одежду в крови и оборванный рукав, — вид. Знаю, не пристало так появляться при дворе, но сидит удобно. «Избитая и презираемая, она изобличит нечестивых». — Улыбка сползла с её лица. — Вы страшитесь этих слов? Вам следовало бы.

Снова оглядев лордов, она вдруг возвела глаза к пустой галерее под потолком. Все проследили за её взглядом. Молчание затянулось, и стало уже неловко, но из страха перед её кинжалом министры придерживали язык. У меня зачастило сердце, и мы Тавишем встревоженно переглянулись. Неужели забыла, где находится и что говорить? Я тоже посмотрел на галерею. Ничего. По крайней мере, для моих глаз.

Глава шестьдесят пятая

Воздух удушал, цвета поблекли, как на старом пергаменте. Зал разросся, словно во сне, перенося меня в далекий мир, куда четырнадцатилетняя девочка ворвалась бок о бок с братьями. Следом шли те, кто поверил в неё. Все они теперь лежат замертво на безымянном поле брани. «Осторожнее, сестрёнка», — шепчет Вальтер.

— Не двигаться, и никто не пострадает! — кричит девочка, сама понимая, что лжёт.

Она не знает, кто из них погибнет, и когда, но смерть уже высится над ними. К девочке бросаются двое, начеку, следят за её движениями, с боков ее обходят лучники со стрелами на тетиве. Её взгляд пробегает по лицам министров, затем падает на пустое кресло отца. Девочке как пощёчину хлестнули. Краски налились цветом, и от стен волнами отдался ужас. Девочка исчезла. Осталась только я. Перед ними. И сегодня меня уже не запрут в покоях.

Вице-регент, канцлер, капитан стражи, первый купец, придворный лекарь, хронист, главнокомандующий, первый ловчий и, конечно же, самое проблемное звено этой цепи, — королевский книжник. Как примечательно, что здесь нет короля и Первой дочери, но она точно скоро явится. Хронист нервно теребил пуговицы на камзоле, пока одна не оторвалась и не запрыгала по начищенному каменному полу.

Хронист нервно теребил пуговицы на камзоле, пока одна не оторвалась и не запрыгала по начищенному каменному полу. Я знала, кто верховодит, кто творец заговора, жаждущий власти не меньше Комизара. А может, и больше, раз поставил на карту все ради желаемой добычи, — целого континента. Я надолго вперила в него пристальный взгляд. Теперь ясно. Под мантией поблескивала чешуя его истинного обличья. Вот он, дракон, столь же многоликий, как Комизар.

Стоило канцлеру ослушаться меня, я приструнила его кинжалом. Еле сдержалась, чтобы не нацелиться в сердце — на пути через Кам-Ланто всякий представляла, что метаю нож не в дерево, а в него. Нет, рано канцлеру еще умирать. Я им воспользуюсь от и до, палец за пальцем, если это спасёт моих братьев.

Он гневно сел и перекинулся с оскорблениями на Рейфа.

Я вгляделась в министров, одного за другим. Успех заговора определяет его слабое звено. Осталось это звено найти.

Стены замка наползали, смыкались, втискивая измену в твердое и живое обличье. Его сердце бешено частило, он ревел по-звериному, в протест, но в то же время на фоне упорно постукивало что-то тихое. Надежда. Вдруг на балконе показалась фигура.

Девочка. Перегнувшись через перила, она вгляделась в меня большими темными глазами.

— Пообещай, — шепнула она.

Я кивнула.

— Пообещала уже давно.

Она исчезла, и мир стал прежним. Вернулись цвета и запахи.

Лорды ждали, напряженные, как струна. Казалось, ещё немного и не выдержат.

Я поведала об изменниках в их рядах, о драконах, чья жажда неутолима, о Комизаре Венды, который повел на нас непобедимое войско. Рассказала, как ему помогают предатели, стоящие за гибелью принца Вальтера.

— Я сбежала со свадьбы из страха. Предавать Морриган или брата я и не думала. Он погиб в засаде венданцев, на моих глазах, и те, кто это подстроил, сейчас в этом зале. Они же послали принцев Брина и Регана на смерть.

Королевский книжник подался вперед.

— Мне кажется, подобное лучше обсуждать…

Но вице-регент перебил его, вскинув руку:

— Незачем прерывать, пусть принцесса говорит. Хотя бы слово мы можем ей предоставить. — Он поглядел на меня в упор, словно вспоминая все, о чем мы говорили тогда, в кабинете.

«У вас есть доказательства?». Он понимал, что одних моих слов недостаточно.

Я устремила тяжелый взгляд на королевского книжника. Пусть знает: и его черед скоро настанет. Затем обратилась к главнокомандующему, представителю войска в совете:

— Братьев нужно немедленно разыскать и вернуть домой. Из-за болезни отца вы не имели права посылать их в Гитос и Кортенай. Как вы такое допустили, командующий?

Он заерзал на стуле и злобно глянул на капитана стражи. Королевский книжник так смотрел на них, словно уже готовился вскочить с кресла.

— Я был против, — хмуро ответил он. — И оспорил решение. Меня уверили, что это на благо королевства.

— И ваши братья сами согласились! — влез капитан стражи.

Я подлетела и вонзила меч в стол рядом с его рукой.

— Согласились ехать на смерть?!

Капитан вытаращился на руку, словно пересчитывая пальцы. Затем глянул на меня в ярости.

— Она спятила! — заорал он солдатам Рейфа вокруг. — Сдавайтесь, пока вас из-за неё не перебили!

В южном коридоре загромыхали сотни сапог. К нам неслась толпа солдат, поднятых по тревоге. Я снова глянула на министров.

Дракон.

Он улыбается.

Больше никто не видит.

Больше никто не слышит голоса.

«Всё, всё моё! И ты моя!»

Скрежещет зубами.

Жадно сглатывает.

Довольно фыркает.

Грохот нарастал, и я посмотрела на Рейфа. Перехватив мой взгляд, он уверенно кивнул: «продолжай».

— Единственная изменница здесь — вы! — осмелев от звука шагов, крикнул лорд в дальнем ряду. — Что же вы не раскрываете заговорщиков, а? Капитан прав, она спятила!

Вздохнув, вице-регент хмуро сложил руки перед собой.

— Мы дали вам высказаться, Арабелла, но здесь я соглашусь с лордом Гованом. Вы сыплете обвинениями, а доказательств нет.

Я могла бы хоть сейчас назвать имена, — полкабинета бы вышло, — но единственное доказательство точно сочли бы подброшенным. Если Паулина его вообще нашла. Мне нужно было, чтобы кто-то другой обличил предателей

— Будут вам доказательства, — тянула я время.

Ну где же Паулина? Неужели её отрезали в северном коридоре?

— Имена тоже будут, — продолжила я. — Но лучше для начала обсудим…

Вдруг в северную дверь забарабанили кулаком и раздалось:

— Лия!

Засов подняли, и Паулина перемахнула через зал, ёжась под пристальными взглядами совета. Она поднялась ко мне на трибуну со шкатулкой в руках.

И вновь топот, а затем на галерее появились наши солдаты в гвардейской форме. Следом — Гвинет, и она кивнула мне сверху. Ещё шаги, но теперь мягкие, торопливые. Шелест подолов. Показались тёти Бернетта и Клорис, а также леди Адель, фрейлина королевы. Вцепившись в перила, они оглядели зал и заметили меня. Горло сдавило. За прошедшие месяцы я изменилась до неузнаваемости. Поняв, кто я, тетя Клорис ахнула, а у Бернетты слёзы покатились по щекам, но наставлению Гвинет они вняли: и слова не проронили, потому не говорить пришли, а быть свидетелями.

Внезапно мелькнуло что-то голубое, и у меня сжалось сердце. Вперёд выступила королева, — тень себя прежней. Опустила на меня глаза — тёмные, ввалившиеся.

«Нечего тут понимать… это просто ночной холод».

Но мы обе знали, что это не так.

— Здравствуйте, ваше величество, — поприветствовала я. — Мы как раз хотели обсудить состояние короля.

Я вновь повернулась к министрам. Они нервно ерзали, ожидая моего слова, а капитан стражи предусмотрительно убрал руки со стола.

— Король не идет на поправку. Не скажете, почему? — проговорила я.

— Ваше предательство всему виной, — пробурчал канцлер. — Искромсанное сердце так просто не вылечить.

Лорды согласно забубнили. Тётя Бернетта тихо всхлипывала.

— Да, слышала я об этом. — Мой взгляд упал на придворного лекаря. — Поднимайтесь ко мне, расскажите о здоровье короля.

Он только завертел головой, словно надеясь на помощь остальных.

— Это не просьба, лорд Фентли. — Я подняла перевязанную руку. — Не заставляйте раненую тащить вас силой. — А затем зачехлила меч, и лекарь неохотно повиновался.

— Арабелла, — вмешался королевский книжник, — не…

Я крутанулась к нему.

— Меня так и тянет оплатить за годы нравоучений, ваше преосвященство. Советую придерживать язык, пока я его не отрезала.

Придерживай, как сам меня заставлял. Он сощурился. Знаю этот взгляд, — ему не по себе, боится. Но не за язык. Боится правды?

Во мне закипал гнев. Лекарь поднялся ко мне на трибуну, и я тут же силой опустила его на колени.

— Что с моим отцом?!

— Сдало сердце, ваше высочество, канцлер говорит правду! — искренне залепетал он. — Но и другие недуги есть, а лечить их непросто! И все же я верю, что он поправится!

— Вот как. Обнадёживаете, лорд Фентли, — улыбнулась я и кивнула Паулине, чтобы она открыла шкатулку. — А это, значит, ваши лекарства?

— Простые настои, чтобы он не мучился, да! — чуть ли не взмолился он.

Покопавшись, я достала тёмно-янтарную склянку.

— Для чего это?

— Облегчает боль!

Я кое-как подцепила пробку одеревенелой раненой рукой. Повязка при этом опять набухла тёплой кровью. Я понюхала содержимое склянки.

— Облегчает, говорите? То что нужно. — Глотнув сполна, я пожала плечами. — По-моему, и впрямь полегчало.

Он натянул улыбку, а на его лице застыл мучительный страх. Я убрала склянку и достала новую, с белой жидкостью.

— А это зачем?

— От живота, ваше высочество!

Я подняла ее на свет, затем отпила.

— Да, узнаю вкус. — Мой взгляд упал на королевского книжника. — В детстве у меня часто болел живот.

Убрав и вторую склянку, я достала маленькую, с золотой пыльцой.

— А это?

Лекарь побледнел и судорожно сглотнул, а со лба скатилась бисеринка пота. На губах замерла полуулыбка.

— Успокаивает душу. Знаете, какой он вспыльчивый.

— Успокаивает, говорите? Мне вот не помешало бы успокоиться. — Я поднесла склянку ко рту. — Много ведь не опасно?

— Что вы. — В его глазах мелькнула тень облегчения. — Можно сколько угодно.

Поднесла ещё ближе. Он, затаив дыхание, ждал, что я и теперь употреблю с половину, но я остановилась и посмотрела на него.

— Вам, лорд Фентли, явно нужнее. Лучше вы примите. — И силой протянула ему, но что он тут же замотал головой:

— Мне не нужно!

— Я настаиваю.

— Нет!

Он отпрянул, но я выхватила из сапога нож и приставила ему к горлу.

— Вам очень нужно успокоиться, не видите? — процедила я. — Высыпайте в рот. Живо! — Я вдавила нож, пустив по шее струйку крови. Лекарь застонал, а я придвинула склянку. — Можно ведь сколько угодно, не забыли?

Она коснулась его верхней губы.

— Нет! — Глаза его округлились от ужаса. — Это он! Он дал! Его приказ!

Лекарь указал на вице-регента.

Я опустила нож и отпихнула лекаря. Повисла тишина. Все переметнули взгляды на вице-регента, и я ему улыбнулась.

— Таннис. Для души и для сердца. Растет только в Венде. Не удивительно, что посол много лет о нем знает, — с какой-нибудь тайной поездки. — Я шагнула к нему. — Безупречный яд, но подсыплешь королю по крупице, он и сляжет, пока ты вершишь планы. От принцев-наследников ведь столько хлопот, они и новый кабинет могут избрать.

Вице-регент встал.

— Придворный лекарь лжёт. Я никогда не видел этого средства.

Вдруг в задней части зала раздалось:

— А что на это скажешь?!

По камню загремели шаги, их мерный ритм отвоёвывал внимание.

Головы повернулись. На мгновение опустилась тишина, а затем по толпе лордов поползло змеиное шипение — все зашептались — будто стая напуганных птиц взмыла в воздух. Они уловили в голосе что-то знакомое… но в то же время чужеземное, чему здесь не место. Зал вновь замолчал. Каден шел к нам с такой же золотой склянкой в руке.

— Это лежало в столе у тебя в покоях. — Он вышагивал медленно, прямо. Солдаты расступались перед ним. — Так ты уберёг Андреса, своего законного сына?

Было видно, что Каден с трудом сдерживается. Встреча с отцом подняла в его душе бурю: глаза полыхали, от хладнокровия ни следа, в голосе — тысяча надрывных ноток. Каден, мальчик, который просто хотел быть любимым. Быть с семьей. От его внутренней борьбы и мне сердце пронзало мукой.

Вице-регент остолбенел, словно увидел призрака:

— Каден.

— Он самый, отец! Твой сын, прямиком из могилы! Как и ты, пешка Комизара. Я был его Убийцей! — Самообладание Кадена рассыпалось по кусочку. Он заговорил вновь, и у него дрогнула губа, отчего у меня кольнуло в груди. — Сколько же лет я жил мечтой, что лично тебя прикончу! Теперь, видно, не судьба — желающих прибавилось!

— Безумие! Сущее… — Вице-регент оглянулся. Все взгляды были прикованы к нему. Его загнали в угол, отпираться бесполезно. Внезапно он выхватил из-под стола нож, приставил к горлу хрониста и потащил того к дальней деревянной стене зала. Там вслепую принялся шарить пальцами по резной обшивке. Не там, чуть правее, подумала я. Ну вот, нащупал, и вдруг в стене открылась дверца, — тайный проход, о котором знал каждый король… и дети, шпионившие за ним. Оттолкнув хрониста, вице-регент и скрылся.

Хронист нервно глянул на проход, словно желая нырнуть в него следом.

— Не стоит, — остерегла я, и через секунду вице-регент попятился оттуда с упёртым в грудь мечом. Сжимал меч Андрес, из-за спины которого выглядывали ещё солдаты. На его лице читалось такое же отчаяние, как и у Кадена.

— Ты погубил моих товарищей. Я должен был умереть с ними! — Он опустил меч и зарядил вице-регенту по лицу. Тот отшатнулся ко мне.

Из уголка рта у него побежала кровь. Пинком я сбила его на колени и, дёрнув за волосы, заставила посмотреть себе в глаза.

— Ты убил моего брата. — Я придвинулась к нему почти вплотную. — Его с солдатами просто порубили, — и шанса не оставили. — Мой голос звучал грозно, и в его глазах мелькнул неподдельный страх. — Врагов было впятеро больше — и только из-за тебя. Ты послал весть. Я их всех похоронила. Копала могилы, пока руки в кровь не стерла, а ты здесь потягивал вино и думал, кого бы еще прикончить!

— Вот кто послал моего брата и тридцать солдат на смерть! Вот кто отравил моего отца! Заговорщики — его крысиная стая! — Я снова посмотрела на него, вдавив кинжал ему в шею. — Вы предали королевство. Вас ждет казнь, лорд вице-регент, и если мои братья погибнут, казнь мучительная, даю слово.

В его глазах опять полыхнул гнев. Он прошептал мне одной:

— На кого укажу, тех Комизар пощадит. У нас с ним уговор.

— Уговор? — усмехнулась я. — Находит же Комизар глупцов!

— Все равно уже поздно, — просипел он, отказываясь мириться с судьбой. — Нас не остановить! Но я могу…

— Верно, лорд вице-регент. Слишком поздно. Для вас. Я сделала то, чего вы так боялись, — изобличила виновного.

Внутри все клокотало. Я напоследок заглянула ему в глаза и отпустила его соломенные волосы. Кровавая повязка оставила на них ярко-красный след.

— Под стражу его! — крикнула я, и солдаты Рейфа увели вице-регента.

Меня бросило в жар, голова закружилась.

— Всех под стражу! — Я указала на министров. — И гвардейцев тоже! Потом разберусь, кто невиновен.

Один из лордов вскочил со стула.

— Вы не имеете права приказывать…

Но Рейф его оборвал:

— Принцесса Лия пока что правит королевством. И приказывать может все что угодно.

Все запротестовали, и лорд Гован громче всех:

— При всем уважении, ваше величество, это не вам решать. Нам не нужна анархия! По морриганким законам…

— Пока король не поправится, моя дочь будет регентом и созовет новый кабинет.

Зал резко замолк, устремив взгляды на балкон. Королева кивнула мне оттуда. В ее глазах сверкнуло покаяние.

— Джезелия говорит от имени короля. Она солдат в его армии и будет верна его интересам. — Королева многозначительно посмотрела на лорда Гована. — Возражения есть?

Не успела я и слова проронить, как Андрес с кличем «Джезелия!» припал на колено, а следом и другие солдаты. Меня признали. По древнему обычаю, о котором я знала только понаслышке. Клич грянул из северного коридора, затем облетел зал. «Джезелия!». Сестра их погибшего соратника. Весь балкон с матерью подхватили мое имя — впервые на моей памяти вот так, публично. За ними — с полдюжины лордов.

— Значит, решено. — Мать встала, и лорд Гован с министрами неохотно кивнули. В считанные минуты их мир перевернулся с ног на голову, — и это было лишь начало.

Я шагнула вперед. Их лица уже двоились в глазах, пол ходил ходуном.

— Заговор раскрыт, но это не конец. — Мой голос все удалялся, затем я услышала, как нож бряцнул о пол. — Совет еще не окончен. Над нами висит угроза… Нужно обсудить стратегию, как выжить… Заседание продолжим завтра, а сейчас я…

Не знаю, договорила ли. Помню только, как ноги подломились, и Рейф подхватил меня.

Глава шестьдесят шестая

Слышу плач.

Чьи-то нежные руки отирают мне лоб.

Веет розами.

Снова плач.

Что-то закапало.

Скрипнула дверь.

Зашептались.

На лоб легла холодная тряпка.

Онемевшую кисть потянули.

«Руку отнимут?»

Сладость во рту. Теплота на коже.

«Иди передохни, я посижу».

В груди тяжело стучит.

Осторожные шаги.

Снова плач. Судорожный, надсадный.

Зашелестела чешуя зверя. Щелкнул хвост.

«Я все ближе. Это еще не конец».

Мои веки приподнялись. Вокруг — комната в полумраке. Моя комната. В камине потрескивает огонь. На окнах плотные шторы. Не разобрать, день сейчас или ночь, и сколько я спала.

Я повернула голову. Рядом на стуле развалился Каден: ноги на табурете, голова запрокинута, как у спящего, но взгляд на мне, словно я разбудила его, просто подняв веки. Моя рука лежала на подушке, рана под тугой свежей повязкой пульсировала. На мне была мягкая ночная рубашка.

— О боги, — простонала я, вспомнив последние секунды в зале. — Не говори, что я упала в обморок при всех.

Его губы тронула тень улыбки.

— Скорее наглухо вырубилась. Еще бы, крови потеряла с ведро. Ты ведь у нас не бессмертная. Вообще удивляюсь, как ты столько на ногах простояла. Но есть и плюс: когда тебя вынесли, пару лордов сами грохнулись без чувств.

Вынесли. Рейф вынес. Где он сейчас? Я глянула на дверь.

— Он улаживает кое-что с солдатами. — прочел мои мысли Каден.

Я угукнула. Ради меня Рейф привел лучших воинов из такой дали, и всё же держался так отстраненно. Даже в оружейной послал мне на помощь других.

— Кто перевязал? — Я подняла руку с подушки.

— Твоя мать с тетушками и лекарем. Из предместий вызвали. Придворный и лорды под стражей.

Что-то не то в голосе. Не просто лорды, а кто-то конкретный.

— Ты вообще как, держишься? — Я робко потянулась к нему здоровой рукой.

Он молча посмотрел на меня. Боль в его взгляде вернулась.

— Не знаю. Перед входом в зал думал, меня вывернет, — проговорил он с отвращением. — Как сосунка.

— Не нужно, стыдиться нечего.

— Да я и не стыжусь. Противно, что он вообще у меня такие чувства вызывает. Я сам не свой был — так боялся. И это после стольких лет. — Он помотал головой. — Сколько же гнева и страха может смешаться в человеке.

Я его прекрасно понимала. Мои гнев и страх никуда не делись, но сейчас их затмила боль за Кадена.

Он замолк, грудь поднялась в глубоком вдохе, ноздри затрепетали.

— Ничего в нем не изменилось. Он и теперь смотрел на меня, как на обузу. Сбагрил бы за медяк опять и не поморщился. Скажи только, кому. Я как восьмилетним мальчишкой опять стал.

— Ты не мальчишка, Каден. Ты мужчина. — Я сжала его руку. — Он тебе уже ничего не сделает.

— Знаю, — нахмурился он. — Но посмотри, сколько от него несчастья другим. Как Андресу досталось… Может, и к лучшему, что меня продали в детстве. Он жизнь был готов отдать за товарищей и до сих пор не верит, что их сгубил его родной отец. — Каден посмотрел на меня. — Когда рванул с разведчиками за твоими братьями, явно был слегка не в себе.

— Вы…

— Да, Рейф и Свен допросили пленников, но без толку. И за братьями отправили четыре отряда на лучших скакунах. Сама же сыпала приказами, когда Рейф тебя укладывал, помнишь?

— Не помню.

— Хотя это и приказами не назовешь. — Он пожал плечами. — Бормотала там что-то, пока Рейф тебя не заткнул, чтобы не мешала лекарю.

— И я замолчала?

— Вроде того. Опять вырубилась.

— Который час? — спросила я.

— Не знаю. За полночь.

Каден рассказал о том, что произошло, пока я валялась без сознания, — сам все узнал от тети Бернетты. Цитадель весь остаток ночи не смыкала глаз. Мать после меня навестила отца и приказала вернуть его в королевские покои, затем вышвырнула все снадобья придворного лекаря. Отца вымыли и напоили травяными настоями, чтобы вывести яд. Каден не знал, поможет ли — венданцам известно о золотом таннисе ровно столько, чтобы его не трогать. Одна щепотка валит с ног коня. Андрес после него хоть и оправился, но он молод и здоров, и отравили его однократно, а не как отца. Я боялась, что из-за яда он до конца жизни останется в полубреду. Что я опоздала.

— Теперь-то нам хватит сил, Каден?

— Остановить Комизара? Не знаю. Благодаря Рейфу власть у тебя, но шаткая. Сколько бы твоя мать тебя ни поддерживала.

Не поспоришь. Шествовать Первой дочерью на параде — одно, а править так, чтобы с тобой считались — другое. Пусть солдаты Андреса меня поддержали, но лорды в большинстве остались при своем.

— Ваши лорды, похоже, не верят, что надвигается беда, — добавил он.

Не удивительно. Они всю жизнь прожили с верой, что морриганцы — избранные, и ничто не пошатнет наше королевство.

— Я подготовлю народ. Подготовлю их, чтобы дать отпор венданцам.

— А потом что? Комизар нам обоим враг, но я ведь тоже венданец.

Он посмотрел на меня с тревогой, пробудив мои давние страхи.

— Знаю, Каден. Но не забывай, есть две Венды: первую ведет на нас Комизар, а вторую мы оба любим. Придется нам с тобой как-то выпутаться.

Но как? Комизар и Совет не отступятся, — куда там, добыча уже у них на виду.

«Настал мой черед восседать на золотом троне Морригана и зимой лакомиться сладким виноградом».

Так я и лежала, сжимая руку Кадена под треск углей. Веки набрякли, перед глазами в темноте вихрилось будущее, и вдруг до меня вновь тихо донеслись стоны, но на этот раз я знала, что плачет не мать и мои тётушки. Стенания лились издалека, из-за саванны и великой реки, из-за каменистых холмов и бесплодных равнин. Это рыдали кланы Венды. Комизар обескровил их еще сильнее за одно имя «Джезелия».

Глава шестьдесят седьмая

Паулина

Ребенку нужно имя.

Но какое? Я еще не придумала. Голова была забита другим.

Я забрала сына с рук кормилицы и покачала, перебирая его волосы цвета полуденного солнца. Как у Микаэля.

После того, как он меня предал, этому ребенку он никто.

«Ты не одна, Паулина. У тебя есть родня».

Но холодный тетушкин взгляд до сих пор стоит перед глазами.

Мы перевязали Лию, затем, распоров ей одежду, вымыли. Она обмякла на белых простынях и даже не противилась. Королева и тетушки в страхе глядели на ее бедное тело, — дневник последних месяцев, записанный на коже. Заметили жуткий шрам на бедре. Порез на шее. Разбитую канцлером губу и синяки на лице от солдатских кулаков. А стоило перевернуть её на живот, открылся выпуклый рубец на ребрах, куда вонзилась стрела. На плече бледнел след кавы.

От увиденного они всё давились и давились слезами. В итоге моя тетя, фрейлина королевы, злобно уставилась на меня.

— Это все ты виновата! — процедила она.

На сердце стало тяжко, и я стыдливо опустила глаза на тряпку в тазу. Тётя права. Я соучастница Лии. Без моей помощи она не сбежала бы. Но в таком случае…

Я взглянула на тётушку. Её перекосило от гнева и разочарования.

— Это был выбор Лии.

Она хватила ртом воздух.

— Ты должна была её остановить! Ты! Не…

— Я ни о чем не жалею и сбежала бы с ней еще раз!

Тетушка онемела, разинув рот, но леди Бернетта положила ей руку на плечо.

— Паулина права, Лия сама этого захотела, и мы не остановили бы ее.

Тётя замолчала, но её взгляд был полон упрека. Королева всхлипывала у кровати, прижимая руку Лии к своей щеке.

— У меня еще остались дела. — Я смигнула слёзы и вышла из комнаты в тёмный коридор. Там прислонилась спиной к двери и постаралась сглотнуть горький ком в горле. Меня раздирали сомнения. Я ведь еще даже не сказала, что родила.

— Ну как там? — вышел из тени Каден.

Я-то и забыла, что он ждет вестей о Лие.

— Ничего, — ответила я. — С рукой пока неясно, но кровь остановилась. Лия сильная, выкарабкается.

— Тогда почему… — Каден потянулся к моей щеке, но словно в испуге осекся. Даже в полумраке разглядел мои слёзы, но затем вспомнил, что между нами стена недоверия, которую мне даже сейчас не разрушить.

Я помотала головой, не в силах говорить.

— Расскажи, — тихо попросил он.

Моя грудь судорожно запрыгала. Я безрадостно улыбнулась, а затем слезы хлынули по щекам.

— У меня из родных лишь тетя, и она считает, что я во всем виновата.

Он едва заметно нахмурился.

— Ты? Мы все ошибаемся, Паулина, и твои ошибки… — Он потянулся к мой щеке и смахнул слезу. — Твои ошибки самые безобидные.

Каден смотрел с раскаянием. Мои обвинения еще бередили ему душу.

— Близкие — это не только родня, — сглотнув, продолжил он. — Одна семья — по крови, в ней появляешься на свет, другую выбираешь сам. У тебя есть Лия. Есть Гвинет и Берди. Ты не одна.

Повисла долгая тишина. От слов о семье у него опять заскребло на сердце. В его лице читалась такая же боль, как и несколько часов назад, при встрече с отцом. Хотелось утешить, поддержать, как он меня, но живучий отголосок страха не позволял.

Глубоко вздохнув, Каден первым нарушил молчание.

— А еще у тебя теперь сын. И ему нужно дать имя.

Дать имя. Дело-то нетрудное, да?

— Дам. — И я проскользнула мимо, добавив, что скоро ему можно будет к Лие.

Я вернула сына кормилице.

— Пусть еще побудет у вас. В цитдели суматоха, и ребенку там не место. Я скоро еще загляну.

С пониманием кивнув, женщина пообещала заботиться о малыше, хотя явно усомнилась в моих словах. Она нежно погладила его по щеке, и мой сын без имени довольно устроился у нее на руках.

Глава шестьдесят восьмая

По краям штор просачивался румяный свет. Семнадцать лет он каждый день возвещал мне о новом утре.

Никак привыкну, что я снова у себя в комнате. Снова дома. Вот только для меня она уже не будет прежней. Мне здесь тесно, словно стены давят, — я как будто пытаюсь натянуть куртку, которая мне мала. Все теперь иначе.

Мать так и не показалась. Ночью трижды заходили тети Бернетта и Клорис — обе изможденные, с красными глазами, — и по наставлению лекаря давали мне тягучее и сладкое, как сироп, лекарство.

— Пей, восполнит кровь, — шепнула тетя Бернетта и поцеловала меня в щеку.

На вопрос об отце она посуровела и выдавила обнадеживающее «дадим ему время».

Тетя Клорис настороженно поглядывала на Кадена, дремавшего на стуле у моей кровати, и тихо причитала, что «неправильно это, не положено». Поздно ночью она все же прогнала его в гостевую комнату, после чего мне толком не спалось. Один беспокойный сон сменялся другим, а когда мне приснились Брин и Реган на конях в долине, я подскочила в кровати. Все что угодно, лишь бы не смотреть дальше.

Тетя Бернетта распорядилась еще раз дать мне приторного сиропа. Снотворное ли это или наоборот, чтобы взбодриться, но на ногах я держалась увереннее.

Я распахнула шторы, и в комнату хлынул свет. Впереди голубел залив и было так ясно, что вдалеке в лучах утреннего солнца сверкали развалины на острове забытых душ. По слухам, в стенах той тюрьмы, которых давно нет, все еще слышат плач Древних. Их узилище — иного рода, бессмертное, узилище воспоминаний, удерживающее не хуже стального.

Я перевела взгляд западнее, на последний стоящий шпиль Голгаты, все такой же накренившийся, с грацией встречающий неминуемую гибель. Что-то в этом мире вечно… а что-то — вовсе нет.

В дверь постучали. Ну наконец-то! Вся моя одежда лежала в гардеробной в сундуках, которые Дальбрек нам добросовестно вернул. Их так и не открыли. Сегодня, помимо прочего, меня днем ждал совет, а появляться перед лордами в чужой ночной рубашке не пристало. Тетя Бернетта так давно ушла за ключами от сундуков, что я уже сама собиралась вскрыть замки шпилькой. День намечался долгий и ответственный.

— Входите! — крикнула я, отодвигая шторы в гардеробной. — Я здесь!

Шаги. Тяжелые. Кто-то в сапогах.

Сердце застучало, и я вернулась в комнату.

— Доброе утро, — заговорил Рейф. Ему больше не требовалось скрывать личность, и оделся он как обычно.

В груди зачастило еще сильнее. Чувства, которые я так подавляла, полыхнули с новой силой, и спокойствия в голосе поубавилось:

— Я ждала, когда ты зайдешь.

Ему не легче. По взгляду вижу и тому, как нервно сглатывает.

— Выглядишь лучше, чем прошлой ночью, — подметил он.

— Спасибо, что пришел на помощь.

— Прости, что не явился раньше. Наверное, ждал от тебя записки.

— Сам же просил не писать.

— С каких пор ты меня слушаешься?

— А с каких пор ты читаешь мои записки?

На его хмуром лице мелькнула улыбка, и моей выдержки как ни бывало: я бросилась к Рейфу, и он обвил меня руками. Мы жались друг к другу, словно разлуки не было. Рейф запустил пальцы мне в волосы, шепча на ухо «Лия», но от поцелуя увернулся и, скинув с себя мои руки, прижал к бокам.

Я растерянно посмотрела на него.

— В чем дело?

— Я должен кое-что сказать.

— Что-то не так? — Мой голос испуганно дрогнул. — Что-то случилось…

— Лия, просто послушай. — Его взгляд вгрызался в меня.

— Ты меня пугаешь, Рейф. Говори уже.

Рейф поморгал, и его лицо чуть дрогнуло. Он тряханул головой, словно пытаясь навести порядок в мыслях/

— Должен сказать, что обстоятельства… По правде… В общем, знай, что я теперь помолвлен.

Во рту пересохло. Сейчас он засмеется. Скажет, пошутил.

Но Рейф молчал.

Я, раскрыв рот, уставилась на Рейфа. Дар речи меня покинул.

Рейф меня любит. Точно это знаю — взгляд не обманет.

Неужели померещилось? Расстались несколько недель назад, но он что, уже меня забыл? И месяца ведь не прошло.

— Так скоро? Откуда она? — выдавила я одеревеневшим языком.

— Из Дальбрека, — кивнул он. — Совет посчитал, мне необходимо жениться — это поможет успокоить волнения.

Я отвернулась и заморгала, переваривая мысль, вмещая в уме.

— У вас там все так плохо?

— Родители умерли, я как сквозь землю провалился. Престол долгие недели пустовал, и это не прошло без следа. Проблем больше, чем мы думали.

— Ты про генерала, что бросил тебе вызов?

— И про него тоже. Меня вынудили…

Я повернулась к нему.

— Ты ее любишь?

— Я с ней толком не знаком.

— Меня перед свадьбой ты тоже не знал.

— Перед свадьбой, которой не случилось.

Я посмотрела ему в глаза. В них и тени лжи не было, — он правда женится на другой. По настоянию лордов. Его верность стране взяла верх, как и когда он поехал в Морриган брать меня в жены. Что же это, брак для Рейфа — долг перед державой и только? Но вдруг мне стало от себя же противно: какие упреки могут быть, когда я сама бросила его ради моего собственного долга?

Джеб говорил, слово Рейфа твердое. Вот бы сейчас оказалось иначе!

Я нарушила болезненное молчание, хотя сама не верила, что говорю:

— Счастья вам. Надеюсь, с ней оно у тебя будет.

— Может быть, — кивнул он.

Мы молча смотрели друг на друга. Чувство было такое, словно меня долго били, и у меня все нутро перемешалось. Странно, но ему, похоже, приходилось не легче.

— И кто же мы теперь друг другу? — спросила я.

Он молча задумался, при этом не отпуская мой взгляд.

— Двое… нет, трое союзников, чей враг — Комизар.

— Трое?

— Сама говорила мне примириться с Каденом. Я примирился, — безрадостно ответил он.

Вдруг дверь распахнулась и влетела тетя Бернетта с ключами.

— Нашла! — И тут же, увидев Рейфа застыла. Поняла, что момент не лучший.

Я сразу заговорила:

— Тетя Бернетта, позволь представить тебе короля Джаксона. — Мой голос напомнил материнский, когда она с невозмутимым видом пыталась сгладить неловкость. — Король Джаксон — леди Бернетта.

— Мы уже познакомились прошлой ночью. Правда на бегу. Доброе утро, ваше величество. — Она присела в глубоком реверансе, как и подобает перед монархом.

— И вам, леди Бернетта. — Рейф поцеловал тете руку, и они обменялись любезностями. Затем он, не говоря мне и слова на прощание, зашагал к двери.

Ну сколько еще мне придется его отпускать?!

Все. Этот раз последний.

Не успел он шагнуть за порог, как послышались шаги. Влетела Гвинет с солдатами Рейфа… которые держали под руки главнокоманующего.

— Дело срочное. Касается твоих братьев, — выпалила она извиняющимся тоном, увидев, что я в ночной рубашке.

Я перечерчивала шагами комнату. Еще вчера чувствовала, что главнокомандующий невиновен, но сил убедиться в этом не осталось. Взять министров под стражу, чтобы допросить позже, было надежнее.

— Почему не сказали прошлой ночью? — напирала я.

— Перед всеми? Со змеями-то в совете, которых вы раскрыли? Я, знаете, не глупец. И чтобы шансы принцев были выше, лучше остальным этого не знать. Я все время под стражей требовал аудиенции, но вот этот меня не слушал. — Командующий кивнул на Рейфа.

— Все требовали, но Лие было нехорошо. Предлагал же сказать мне.

— Доверить государственную тайну чужому королю, который вломился в зал посреди заседания? Благодарю покорно. — Он посмотрел на Гвинет. — Меня выслушала эта добрая особа.

Оказалось, Гвинет спустилась в темницу, к лордам в одиночных камерах, позлорадствовать над канцлером. И удостовериться, что он не сбежал в Терравин, как в ее ночном кошмаре, от которого она проснулась. Командующий заметил ее в окошко на двери и попросил хотя бы на пару слов: ему было что сказать мне о братьях.

Командующий поговорил с ними перед их отъездом. Чтобы принцев в дипломатическую поездку — это его совсем не радовало, и от их согласия он порядком удивился. Казалось, братья что-то задумали.

Он наедине спросил у старшего, Регана, зачем им это, а тот и не скрыл:

— Вы и сами знаете. Делаем все, чтобы очистить доброе имя сестры.

— Пропущу мимо ушей, — ответил командующий.

— На это и рассчитывал.

После этого командующий пожелал им доброго пути.

Я села на скамейку в изножье кровати и уронила лицо в ладони. Воздуха не хватало. Братья и не думали ехать в Гитос и Кортенай после того как заложат памятник в Граде Священных Таинств. Они собирались набрать солдат по пути и двинуться на Венду, чтобы вызволить меня и доказать мою невиновность. Получается, что всадников мы отправили не в ту сторону, и о новом маршруте принцев они узнают слишком поздно. Одно обнадеживало: засаде тоже придется перегруппироваться, что добавит шансов братьям. Но даже если они минуют западню, ехать в Венду — верная смерть. Будь с Брином и Реганом хоть десяток полков, венданское войско просто их сметёт.

— Абердинский гарнизон, — вспомнила я. — После гибели Вальтера к ним там половина солдат запишется добровольцами. Туда они едут. Пошлем всадников.

— Всадники не успеют, — Рейф помотал головой. — У нас к северо-востоку от Града Темного Колдовства застава. Фонтейн. Попробуем перехватить там?

— Это еще дальше, — усмехнулся командующий. — Как приказ-то передадите? Он опоздает.

Сердце еще больше захолонуло. Я посмотрела на Рейфа.

— У тебя с собой вальспреи?

Он кивнул.

Мы тут же принялись писать. Одно послание — от меня братьям, чтобы они не восприняли дальбрекских солдат в штыки. Второе — от Рейфа коменданту заставы, с приказом прочесать местность в поисках морриганских отрядов. Но все одно, надежды на успех мало. Братья едут в такие дикие земли, что убийцы могут без труда опередить дальбрекцев. Но мы хоть что-то сделали. Рейф бегло просмотрел мое письмо, затем скрутил со своим, написанным офицерским шифром. Его не показал никому.

— Я велел полковнику отправить твоих братьев домой в сопровождении батальона, если их найдут.

«Если найдут живыми», — прочла я в его глазах.

Рейф ушел отдавать письма птичнику. Если повезет, застава получит их уже завтра, но меня сразу предупредили, что ответа не будет. Птиц хоть и месяцами приучивают летать, куда требуется, и возвращаться в Сивику они не умеют.

Я кивнула главнокомандующему благодарно и в то же время виновато.

— Отныне доверяйте королю Дальбрека, как одному из нас. Его слово твердое.

Я велела солдатам отпустить главнокомандующего, а заодно хрониста, первых ловчего и купца. Остальных министров ждут суд и казнь, — если я не прикончу их раньше. Вице-регенту я грозила не просто для вида. Пусть братьев или их товарищей хоть пальцем тронут, и он умрет в муках.

На нас смотрела смерть

Но впереди зеленела долина.

Забрезжил конец пути.

И я сделала то, к чему готовилась —

Перерезала горло жениха.

Он хватал ртом воздух,

Кровь его пропитала землю,

И никто не лил по нему слез.

Даже я.

Особенно я.

— Утраченное слово Морриган.

Глава шестьдесят девятая

Рейф

Утром я как будто не заключенных допрашивал, а залез в теплую, непроглядную клоаку. Она все затягивала и затягивала, так и подмывая бросить допрос на полпути. Я сыпал вопросами, а у самого перед глазами стояли горы снаряжения убитых дальбрекских солдат. Сыпал и ударами, видя, как Лия в венданской темнице оплакивает брата. Когда занимался вице-регентом, вспомнил ее, в крови, обмякшую у меня на руках, и выхватил нож. Свену пришлось меня оттащить.

Вице-регент вытер губы рукавом и ухмыльнулся.

— А я ведь и для вас с ней засаду планировал. После свадьбы, по дороге в Дальбрек. Все списали бы на разбойничий налет.

Его глаза надменно полыхнули.

— Вами ведь что-то движет, так почему мной не может? Мы все чего-то хотим, и всем опротивело ждать! Я вот решил, что хватит. Наждался.