Рождественская сказка со счастливым концом
/в качестве прелюдии чистосердечно признаюсь, что события имели место в действительности… я лишь незначительно сдвинул их по временной шкале, чтобы придать сказочности и красок… этой грустной, в сущности, истории
Умывался он с наслаждением, отплевывался, причитал и тряс головой, чтобы избавиться от воды, набежавшей в уши. Вытираться тоже было приятно, но, отняв от лица полотенце, Николай Дмитриевич увидел, что оно испачкано радикально-чёрными штрихами — вероятно машинное масло попало на волосы.
"Как я умудрился?" — подумал с неприятным удивлением. — Изгадился? Когда?"
И ещё подумал, что замарал хозяйское полотенце, а это свинство.
Лида сидела на кухне, из окна бежал свет не по-зимнему белый и энергичный, женщина опустила ладони меж колен, словно Иисус в пустыне. Николай Дмитриевич хотел извиниться, и даже приготовил фразу: "Ты представляешь, весь день ходил по базе, выбирал полуоси и тормозные колодки. Где-то влез в отработку… — здесь следовало развести руками. — Испачкал полотенце, Лид… Ничего? Ну, свинтус я, ну, виноват! Не велишь казнить?"
Лида опередила:
— А меня муж бросил.
Пауза на четыре секунды.
— Не горюй слишком, — выговорил Николай Дмитриевич, и таки использовал заготовленный жест. — Дело житейское. Вчера бросил, завтра вернётся. Я свою кобру знаешь сколько раз бросал? Безоговорочно и безрезультатно.
— От меня муж ушел, — повторила Лида, будто бы надеясь, что такая формулировка доступнее для понимания.
Николай Дмитриевич сунул в ухо мизинец (там оставалась вода), сочувственно "икнул" правым плечом вверх и вниз. Следом за этим движением, в животе заурчало: позавтракать Николай Дмитриевич не успел, и целый день не имел во рту даже росинки маковой.
Вспомнил, что хотел с Аркашей (ушедшим мужем) посоветоваться о болях в пояснице — там что-то постоянно ныло и тянуло… и это тревожило.
— Аркадий ушел, дядя Коля! — с усилием выдавила Лида.
— Давно?
— Третий день. — Губы племянницы затряслись.
— А почему ты решила, что ушел? — Женщину требовалось приободрить, Николай Дмитриевич заговорил рассудительно. — Канун Нового года, праздники… быть может, загулял с друзьями. У меня завгар вон вторую неделю не просыхает, и ничего. Он свободная личность в результате назревающего коммунизма, конституция его защищает. Я ему отпуск оформил… за его собственный счёт и всё — пущай пьёт. Нам ли быть в печали?
— Ушел он… бросил… я знаю.
От такой унылой целенаправленности Николай Дмитриевич даже воскипел:
— Да почему вы, бабы, всегда самое плохое думаете? Быть может он ногу сломал… эту самую, как пёс её?.. шейку бедра! лежит где-то во сугробе, подняться не может.
В мутных от слёз глазищах Лиды зародилась надежда:
— Дай бог, чтобы так! — проговорила она. — Дай бог…
Лида попросила проводить её в отделение милиции — она хотела написать заявление. Николай Дмитриевич подумал, что это чушь: "Курам на смех!", но отказать не сумел, хватанул на ходу горбушку хлеба с салом и начал одеваться… не расстраиваясь больше о перепачканном полотенце.
***
Картина вытанцовывалась следующая. 18 декабря Аркадий Сергеевич Лакомов не вернулся домой с работы.
— Я не заподозрила дурного, — пояснила Лидия Лакомова, — подумала, что он остался на дежурство, или кто-то из персонала заболел. Сейчас многие болеют… дети в школе, педагоги и даже среди врачей случаются заболевания гриппом. Аркаша часто подменял… он добрый, отзывчивый. Он не мог отказать.
Младший лейтенант скупо кивнул головой, обозначая своё внимание и перевёл взгляд на дверь, лишь только по ходу кольнув Николая Дмитриевича, что стоял рядом с заявительницей.
— На следующий день я забеспокоилась и позвонила заведующей… Аркадий работает в поликлинике терапевтом, понимаете?.. Заведующая сказала, что он отпросился и ушел раньше, сразу после обеда.
— Когда? — вклинился лейтенант.
— Что когда?
— Когда он отпросился? Восемнадцатого или девятнадцатого?
— Восемнадцатого, — вздохнула Лида. — Он отпросился и ушел… от меня.
Указательным пальцем лейтенант почесал в затылке, палец двигался по радиусу, словно "дворник" на лобовом стекле автомобиля:
— А чего вы хотите от милиции?
— Я… — Лида смутилась и начала мямлить: — Дело в том… мы прожили девять лет… почти всегда душа в душу… я не ожидала предательства… боюсь…
В разговор ворвался Николай Дмитриевич, оттеснил племянницу:
— Ну, вот что, лейтенант, не морочьте голову! Человек провал, не мешок картошки! Три дня, как ушел из дому! Примите меры!
— Заявление приму, — согласился лейтенант. — Меры — отнюдь! — Слово "отнюдь" явственно нравилось служке закона. — Каждый человек имеет право жить где он хочет и с кем он хочет. Конституция дозволяет.
— А что, если он погиб? — опасным шепотом выговорил Николай Дмитриевич. — Что, если
