добавил:
— Мать у него, понимаете? Там. Внизу. Как я ей… Пусть никто не узнает!
Потом была череда утомительных разговоров. С психологом, нейробиологом. Подписи брали по-старинке, ручкой…
Шлемофон затрещал, голос Андрея вырвал Дубровского из воспоминаний.
— Не устал, деда? Почти пришли.
— Свозишь меня до города? На неделе.
— Посмотрим, деда. — Андрей ответил не сразу. Связь, видимо, барахлит.
Хорошо бы, связь.
***
Ванна вздрогнула. Загудела. Дубровский пуговица за пуговицей расстегнул рубашку. Скомкал и бросил на пол — ночью Захар приберет. Вынул ноги из тапочек — пол теплый. Плитки с мелкими пупырышками, чтобы не скользило. Хорошо. Минуту он постоял с закрытыми глазами, раскачиваясь на пальцах.
— Спать пора… — Дубровский попробовал пальцем жижу в ванне. Почти согрелась. — Уснул бычок…
Сел на край ванны, стараясь не глядеть вниз. Опустил одну ногу, потом другую — медленно, как в трясину. Лег.
Чуть прохладная жижа обняла его со всех сторон. Дубровский положил голову на подушечку. Улыбнулся.
— Лег в коробку, на бочок…
Морщины разгладятся. С кистей и щек пропадут снова наметившиеся коричневые пятна. Крышка над Дубровским беззвучно закрылась. Свет притух.
Глубокой ночью пришел Захар, андроид старой модели. Постоял над спящим, считал жизненные показатели. Норма. Забрал белье и оставил свежее.
***
— Чего ты спишь, клюет же! Ну, подсекай. Ведет направо, а ты её влево, собаку!
Высунув кончик языка, Андрей водит удочкой влево-вправо. Не вытерпел и дернул. Полосатый кончик поплавка скрылся под водой и тут же вылетел в воздух, подняв кучу брызг.
— Э-эх, ты! — Дубровский хлопнул себя по ноге. — Такая дура ушла!
Старик проверил браслет — еще сорок минут. В ведерке мирно плавает пять штук карасей. Вода в озере — местная, лунная. Из кратерного льда плавят. Только живая рыба дохнет в ней моментально. Всё, что тут плавает, ненастоящее. Золотые спинки блестят в глубине. Выловишь — трепещет и пахнет резко, а внутри электронные потроха.
— Давай по новой, — старик примирительно улыбнулся. — Еще не вечер.
— А ты, дед? Закинь тоже.
— Я лучше понаблюдаю.
— Закинь. Разговор есть.
Какой еще разговор. Опять сердце заколотилось. На работе, кажется, все в порядке. На Земле…
— Андрей, с матерью что-то?
Молчит, мнется. Смотрит на поплавок и не видит клёва.
— Да говори ты!
Дубровский так и не добрался до удочки. Застыл от предчувствия.
— Женюсь я, деда. Аня вечером прилетает, ей квоту дали. — Андрей покраснел. Выпалил на одном дыхании. — Специально взял отпуск. Чтобы, ну, с ней. И с тобой познакомиться. А жить… мы тебя не стесним, я договорился в общаге. Ладно?
Старик рассмеялся:
— Слава богу, все живые. Ты меня так не пугай больше, понял? И общежитие к черту брось. Ты что, бездомный?
Стало страшно, даже колени онемели. Дубровский сел на траву. Развинтил термос — Андрей говорит что-то. Не важно.
Внук получился нормальным взрослым парнем. Без отклонений, если не считать провалов в памяти. В половине девятого вечера второго апреля он отпер своим ключом дверь. Я, говорит, дома. Пожру и гулять пойдем. Собирайся, деда.
Дубровский ждал в своей комнате. Съежился под одеялом, укрывшись с головой. Тихо, тихо. Выйдешь к нему? Не могу, не могу, сил нет. Было страшно увидеть живое лицо Андрея.
А если не умер, а просто…замерз? И пришел теперь. Ну бывает же такое!
Не бывает. Нет. Дурак.
— Деда, спишь, что ли? — на кухне зашипела кофе-машина. Признала хозяина. — Я дома.
Дверь растворилась. Лампа в коридоре желтая, яркая — только силуэт Андрея виден через щелочку между подушкой и одеялом.
Ну что ты замер, старый хрыч. Давай. Ради него. Ради дочки.
— Андрюшка, ты? Заснул я что-то.
— Как себя чувствуешь? …Тогда вставай. Чаю сделать?
И тут у Дубровского отлегло. Это он, Андрей. Его голос. Его свитер крупной вязки — старику показалось, что он даже видит затяжку от вешалки. Слева, на воротнике.
Пронесло…
***
Больше они ничего не поймали. Всю дорогу домой Андрей то молчал, листая браслет. То начинал тараторить.
— Ей-богу, понравится тебе Аня. Она миры создает, понимаешь?
Дубровский кивнул. Машина ровно катится по шоссе.
— Ну, на Земле. Виртуальные. Допустим, нет у человека семьи, он нейрошапочку на голову надел — бац, и семья! Дочка там, бабуля с пирогами.
А если девчонка узнает? Раскусит нас, и меня, и Андрюшку.
— Мы после свадьбы хотим на Марс. Работать. У Ани там подружка в кадрах, в «Адене». Закончу квартал, и рванем. Ты чего, деда?
Марс. Месяц пути в одну сторону, если не больше. Значит, навсегда. Соберись. Ну же. Никуда он не денется. Молодые часто треплют языком. Как же, ждут их на Марсе. Не дождутся.
Дома Дубровский побрился. Выдернул короткий белый волосок, выросший на кончике носа. Одежда на стуле — Захар отпарил, вывесил.
Коричневый пиджак из крапчатой плотной ткани. Старомодные джинсы с зауженным низом. Рубашка в тон
