Сказ о колдуне, царевиче и чудовище [Гладыш Ираклиий] (fb2) читать онлайн

Гладыш Ираклиий Сказ о колдуне, царевиче и чудовище

Долина Благоденствия соответствовала своему горделивому названию. Дворы были богатые, купцы — знатные, парни — ладные, девки — одно загляденье, урожай год от года становился обильнее. Правил этой мудрый царь Ярослав со своей прекрасной царицей Любавой. Был у них единственный сын Иван, на которого родители надышаться не могли.

В то время, о котором речь идет, жители Долины готовилась к свадьбе. Давно была обещана царевичу девица Настасья, дочь богатого царедворца. Красоты невеста была необыкновенной — мужики при встрече рты открывали да шапки из рук роняли на пол. Без придирчивого обсуждения Настасьиных нарядов да украшений с каменьями самоцветными ни одни бабьи сходни не обходились. И то понятно: счастливый и гордый отец нареченной из кожи вон лез, чтобы Иван — надёжа отечества и будущий царь — глаз не мог отвести от красавицы.

В разгар предпраздничной суеты на страну обрушилось несчастье: откуда ни возьмись на окраинах Долины появилось чудовище — скотину резало, людей пугало до полусмерти видом своим ужасным да воем лютым. Матери боялись детей на шаг себя отпускать, девки на улице старались не появляться, мужчины — и те опасались по одному в лес ходить. Тревога среди жителей росла, некоторые уже и роптать начали — мол, царь бездействует, о празднике думает вместо того, чтобы своих подданных защищать. Беда не ходит одна, и надо же такому случится, что Иван Царевич пропал. Просто исчез, как и не было его вовсе. Люди шептались, что без нечистой силы точно не обошлось. Слухи расползались, обрастая все новыми подробностями одна другой страшней.

В очередной раз выслушав от воеводы доклад о бесчинствах чудища и безуспешных поисках Ивана, плюнул царь и вызвал к себе во дворец Колдуна. Положа руку на сердце, не хотел он обращаться к тому, кто с потусторонними силами водится да знает то, о чем благочестивому человеку ведать не положено. Но, видно, пришло время. Колдуна привезли во дворец тайно, в придворной карете — чтобы народ не смущать да сплетен избежать. Приказано было страже с чародеем держать ухо востро и слова с ним всю дорогу не молвить. Что было исполнено с великим рвением. Поэтому Колдун был доставлен в царские покои связанный, с мешком на голове и в легком недоумении от происходящего.

— Как поживаешь? Давно не виделись, — Ярослав не думал извиняться за доставленные неудобства, будучи уверенным в том, что удовольствие и радость от общения с ним стоят любых жертв.

— И на том спасибо, что цепи сняли, — буркнул царский гость, потирая запястья, и нагло уставился на виновника своих несчастий.

Глянул в ответ Ярослав на кудесника сурово, недовольно пожевал губы, но делать нечего, поведал о своих горестях без утайки. А потом поделился с Колдуном своими догадками:

— Думаю, биться с чудищем пошел Иван. Дурак, одним словом. Удаль молодецкую показать хочет. А убивать тварей — не его, а твоя работа! Иди и сделай ее, как положено! Убей гадину, а потом приведи мне сына обратно. Одарю златом-серебром, любое желание исполню.

И добавил уже совсем другим тоном — не по-царски, а по-человечески: «Прошу, Колдун, пожалей если уж не мое, то материнское сердце».

Посмотрел книгочей на царицу повнимательнее, а на ней лица нет, все очи выплакала. Исхудала, в чем душа только держится. И то понятно: единственный сынок, любимей не найти, а тут такое учудил!

А царь тем временем продолжает:

— Подсказку тебе дам: у коня царевича подковы особые, знак в виде короны я приказал на них выбить, так что следы его найдешь без труда.

— Не гневайся государь, — перебил его Колдун, — если бы без труда, так твои стражники его бы уже нашли. А они какой день его ищут? Третий? По-другому здесь действовать надобно.

Царь махнул рукой: «Делай как знаешь. Но если вернешься без сына, голова с плеч долой» — и грозно посмотрел на чародея. Тот в ответ разочаровано пожал плечами — мол, всегда одно и тоже, и отправился восвояси.

Чем дальше уходил Колдун от дворца, тем дома становились плоше, улицы грязней. Наконец, дошел до окраины, именуемой Задним местом. Дорога, широкая у дворца, здесь превратилась в изрытую колдобинами неровную грунтовую насыпь, которая во время дождя становилась грязным месивом. Умный человек развернулся бы да покинул это место подобру-поздорову, но Колдун, хоть дураком себя не считал, упрямо двигался вперед в поисках дома старого знакомого. Шептун жил там, куда порядочный человек не заглядывает — здесь запросто ограбят или того хуже убьют. Виновников не найти: городская стража сюда предпочитает не соваться. Одним словом, Заднее место. Как тонко подметил Шептун, «название местечка — точь-в-точь, как пятая точка на теле человеческом: в разговоре с культурным, или того хуже, благородным человеком о ней упомянуть ни в коем виде нельзя, а вот послать туда неприятеля или поднадоевшего собутыльника — это завсегда можно».

— А что это такой красивый дяденька здесь забыл? — прервав размышления Колдуна, к нему, развязно вихляя бедрами, обратилось существо неопределенного пола и возраста. На вид старуха, морщины располосовали то, что и лицом уже назвать было сложно, но не факт. Жизнь в Заднем месте не красила никого. Обладательница хриплого голоса придвигалась все ближе и ближе. Колдун уже чувствовал стойкий запах перегара, но даже он не мог перебить вонь от гнилых зубов. Дамочка темпы не сбавляла — поддержка со стороны подельников давала ей прыти: «Да ты не боись, мужик, она в постеле ничаво, особливо, если нос закрыть и глаза залить до верху». «Ишо та штучка, ты только до ее мохнатки доберись, так подмахнет — только держись», — комментарии один другого скабрезнее, так и сыпались. Толпа сгущалась, чародея окружали беззубые оскалы, изуродованные лица, культи. «Прямо Mortis Saltatio¹ какая-то», — пробормотал Колдун про себя, готовясь ударить заклинанием легкого удушья по отребьям. Пока очухаются, он уже далеко будет.

— Ушли отсюда все! — голос был негромок, почти шепот, но за пару мгновений Колдун остался в одиночестве. Его так называемые оппоненты скрылись стремительно и враз — как блохи от полынного настоя. Чародей посмотрел на сидевшего на завалинке старика, с уважением поклонился, подошел и присел рядом:

— Извини, что без приглашения, но дело срочное. Человечка надо найти. Особенного человечка и найти по-особенному. Мои запасы закончились, хотел у тебя позаимствовать.

— Отчего же не помочь? — спаситель Колдуна пожал плечами и едва слышно позвал помощницу. За этот тихий голос, обладающий удивительной способностью отчетливо доноситься до тех, к кому он обращался, Шептун получил свое прозвище. Из дома выскочила девочка лет десяти, старик ей что-то сказал на ухо, и она убежала обратно.

— Это Шура что ли? — удивленно спросил Колдун. — Подросла-то как!

— Так три года прошло с тех пор, как ты спас ее тогда, — старик крякнул и покачал головой, вспоминая дела минувших дней. — А все как вчера было.

— Да, как вчера, — в задумчивости повторил Колдун.

— А где кобыла твоя распрекрасная? Неужто сдохла? Или продал? — нарушил затянувшееся молчание Шептун.

— В стойле стоит, — ответил чародей и значительно посмотрел на собеседника.

— Видать, не по твоей воле там осталась, — хмыкнул тот в ответ. Самолюбие Колдуна, которому не хотелось рассказывать про связанные руки и мешок на голове, спасла Шура. Она вышла из избы, присела перед книгочеем в неуклюжем поклоне и, закрасневшись, отдала нательный мешочек на веревке. Колдун с благодарностью принял его, надел на шею и улыбнулся. Та, зардевшись еще больше, убежала в избу.

— Бабы на тебя так и вешаются. Шурка, дите ведь, а уже поди-ка, глазки строит. Ты как, все бобылем ходишь? — Шептун усмехнулся.

— Да куда уж мне, сам все знаешь, — негромко сказал Колдун, пресекая дальнейшие шутки, и оба вздохнули.

— Вижу, вопросы у тебя еще есть, задавай, чего уж. — Шептун с прищуром глянул на Колдуна.

— Благодарствую, — с чувством ответил чародей. И сразу, без хождений вокруг да около:

— Что в Совете говорят о чудище? А главное, ты сам что думаешь?

— Считают, что проклятие это на нашу Долину послано. Толи соседи наколдовали из зависти. Толи древнее зло пробудилось.

— А твое мнение, Шептун?

— Всплеск был сильный, не буду скрывать. Аж передернуло меня от этого удара магического, что кто-то без жалости в мир послал. Ты тоже почувствовал?

Колдун кивнул.

— Кто-то пробудил древнее зло. Этому надо положить конец, поэтому Совет тебе мешать не будет, а при необходимости и поможет. Три года назад всплеск магии слабее был, и то с трудом справились.

— За то отдельное спасибо. Что касается источника силы, я с тобой согласен. Либо древний маг работает, либо, что вероятнее — молодой да борзый, но по древнему учению. Разобраться надо. Царский сын с этим как-то связан, я уверен.

— Если моя помощь нужна будет, обращайся, — Шептун протянул руку для прощания.

Колдун кивнул, с чувством пожал руку, и легкой походкой зашагал восвояси. Ни один из жителей Заднего места к нему не подошел. Дисциплина здесь была железная, а защита Шептуна — безоговорочной. Кара страшная ждала непослушника.

Без приключений дошел Колдун до дома своего. Собрал вещички, снадобья сложил, привычным жестом прикрепил ножны особым узлом к поясу и вложил меч, сел на кобылку свою ретивую да поскакал на поиски царевича. Долго ли коротко, оказался в чистом поле. Оглянулся вокруг, закрыл глаза, вдохнул глубоко полной грудью, встряхнулся, как собака, выдохнул и словно несколько лет с себя скинул. Тяжело ему было в городе среди людей. А здесь — промытое дождем чистое высокое небо, привольное поле зреющего хлеба. Воздух прозрачный, свежий. Вдыхаешь его и словно молодильное яблоко ешь — столько жизненной силы в нем. Радость, одним словом! Зажмурился довольно — так бы и остался подольше под теплыми лучами ласкового солнца. Да только времени нет.

Достал Колдун из мешочка, что на груди прятал, порошок какой-то, насыпал на ладошку и легонько подул. Взлетел порошок в воздух, закружился, играя взмыл вверх и вдруг замер, как птенец на взлете. И тут же — стеной, крупинка к крупинке — рухнул вниз, будто притянула его земля-матушка, да выстелился дорожкой. Крякнул Колдун довольно, подкрутил усы, огладил короткую аккуратную бороду, да поскакал по следам царского сына.

День скачет, два скачет. На третий привели следы к домику на опушке. Добрый человек поставил здесь когда-то избёнку, и теперь дровосекам было, где во время грозы укрыться, путникам ночь коротать в безопасности. Знали местные про этот дом, ухаживали за ним — многим он жизнь спас. Вон и тын стоит крепкий, и петли на дверях смазаны, и под навесом дрова укрыты рубленные.

Спрятал Колдун свою кобылу верную в лесу, пошептал ей на ухо, чтобы далеко не уходила и даже привязывать не стал — знал, что послушает. Сам на разведку пошел: может, не по своей воле царевич отчий дом покинул, а лихие люди в том повинны? С одного прыжка перемахнул через забор и притаился за кустом смородины, прислушался: тихо все. Неподалеку от избы конь иссиня-черный стоит привязанный, растрепанной гривой потряхивает, с ноги на ногу беспокойно переступает. А копыта-то замотаны тряпицами, поэтому следов с царским знаком стражники не нашли. «Умно!» — оценил Колдун и направился к коню. Подход он всегда к животным имел: самые злые собаки перед ним на спину ложились, чтобы он им животы чесал. Коровы в его присутствии столько молока давали, что хозяйки за вторым ведром бегали, одного было мало. В лес Колдун без страха ходил — дикие звери и те с рук ели. Вот и конь с лиловыми глазами успокоился, уткнулся мордой в теплую ладонь, пожаловался, что, мол, весь день гоняют, кормят плохо, гриву не вычесывают. Погладил Колдун друга нового по изящной шее, пообещал, что скоро он опять в своем теплом стойле окажется, где конюхи ему воздадут все положенные почести, овсом отборным накормят да маслом копыта умостят. Успокоился конь, а колдун пошел поглядеть в окно, что в избе происходит. Там на лавке спит царевич сном молодецким, одну руку за голову закинул, вторая на мече лежит.

— Молодец, — поставил Колдун царевичу еще один плюс, — оружие подле себя держит.

Уже не таясь зашел в дом и как гаркнет: «По-одъем!». Царевич вскочил, спросонья пошатывается, мечом водит из стороны в сторону, глазами моргает — продрать пытается. Посмотрел Колдун на это безобразие и уже спокойно молвил:

— Царь меня за тобой прислал, Иван. Загулял ты, мать переживает, отец места себе не находит. Пора возвращаться.

— Фу, напугал, Колдун, — с облегчением выдохнул парень и сел на лавку. — С любовью погладил свой меч и твердо молвил: «Не ворочусь, пока чудище не убью!»

— Знаешь, что люди умные говорят? Богу-богово, кесарю — кесарево. Это я к тому, что у каждого свое дело есть. Твое — учиться править мудро. Мое — чудовищ усмирять. Я не лезу в твое. Ты не мешаешь мне. Собирайся восвояси! — уже без шуток, грозно произнес Колдун и наклонился над сидящим царевичем, как скала, чтобы Иван осознал всю серьезность ситуации. Но где там!

— Это чудище Аленушку увело! Спасти мне ее надо! — чуть не плача, глядя на чародея снизу вверх, признался царский сын.

— А вот это уже интересно, — сказал Колдун, усаживаясь на единственный стул и не спуская глаз с царевича. — Расскажи-ка поподробнее об этом. Что за Алена, чем она чудищу приглянулась?

Повесил Иван голову и покаялся. Влюбился он в девушку из селения — дочь местного кузнеца Аленушку. Так влюбился, что сон и покой потерял. Девушка ему взаимностью ответила. Решили они бежать, обвенчаться, а потом уже перед родителями повиниться.

— Прав твой отец, дурак ты, Иван, — холодно и резко прервал Колдун поток романтических бредней царевича. — Если все сопли подтереть, то в остатке останется одно: подвел ты свою Аленушку под монастырь. Неужели не понимаешь, что голову с плеч ей снимут за то, что пособницей в нарушении царского Указа о свадьбе твоей стала, а тебя под венец с Настасьей в тот же день? — доступно разъяснил ситуацию Колдун в ответ на непонимающий взгляд царевича.

Растерялся Иван, затих.

— Эх, молодость! — вздохнул Колдун. — Так причем здесь чудище?

— Мы на прошлой седмице бежать хотели. Но не пришла она в условленный час. Я разозлился, подошел к дому ее, чтобы укорить. Смотрю, а светлица вся разворочена. И следы огромного зверя от ее оконца к калитке ведут. Понял я, что беда, выручать любушку мою надо. Замотал коню копыта, чтобы стражники отцовы меня не остановили, вскочил в седло и поскакал по следу. Здесь он оборвался.

Шмыгнул Иван носом, вытер щеки рукавом кафтана, который когда-то был нарядным, а сейчас стал грязным да рваным. Смотрел Колдун на его страдания, а сам думал: «Семь дней, значит, прошло. Всплеск магии был тогда же. Нападения на приграничные селения начались примерно в это время, да все по ночам. Но зачем чудищу идти от границы земель за Аленушкой, здесь что ли поживиться нечем?». Ответа на этот вопрос не было. Также, как и послушания со стороны сына царского — ни за что возвращаться во дворец не захотел. Уперся, как баран — сам убью, говорит, чудище окаянное. Пригрозил, что если Колдун его с собой не возьмет, то он пожалуется царю, что бросил чародей его на погибель посреди дремучего леса. «Ах ты ж, стервец», — про себя выругался чародей, но в душе оценил решительность сына царского. Да и время поджимало, поэтому поехали они к границе вместе. Колдун впереди, царский сын поодаль. Иван чувствовал, что лишнего наговорил, и молчал. Ближе к вечеру не выдержал:

— Прости меня, Колдун, за то, что обидел. Но жизнь мне без Алены не мила.

— Ты, Иван, пойми, ребячество это — любовь ваша. Что на роду написано, тому и быть. Аленушку ты, может, и любишь, но не дадут тебе от обычаев наших отступить. Подумай, в каком положении Настасья будет? Ее родня обидится, а ведь семья большой вес в стране имеет. Никифор — отец ее — злопамятный, междоусобицу развяжет как пить дать. Трон под твоим отцом пошатнется. Люди пострадают. Они разве виноваты, что ты предпочел другую девицу?

Иван насупился, а, Колдун, словно не замечая, продолжал:

— Ты родился царем. Это и кара, и счастье. Все для тебя по праву рождения — и злато, и почет, и уважение. Но будь любезен блюсти интересы царства выше своих собственных. А ты только о себе заботишься. Как дитё неразумное, мол, я хочу, я же царевич, я имею право. Такие в нашем царстве долго не задерживаются. У нас не только царь с людей требует, но и люди с царя.

— Но я готов служить отчизне, голову за нее сложить! — в растрепанных лучших чувствах закричал Иван.

— Свою голову? Ой ли? Вот ты хочешь без умения и знаний с чудищем сразиться. Погибель ждет тебя за твою самонадеянность. А царь мне голову с плеч долой за это. Разве это справедливо?

Пригорюнился Иван — прав был Колдун.

К пограничному селению подъехали уже затемно. Люди по домам попрятались, никто не решается вооруженных незнакомцев пустить. Удалось Старейшину взять на испуг тем, что царский сын в поле ночевать будет по его вине. А это ох, как царю не понравится.

Здоровый мужик с окладистой бородой долго разглядывал путников, прежде чем пустить на крыльцо. Завел в сени, еще раз оглядел и немного успокоился.

— Разогрей им, хозяйка, ужин. С долгой дороги гости.

Свежие щи да молодая картошка в масле с ароматным укропом подняли настроение усталым путникам. Не скрываясь они рассказали, что по приказу царя ищут чудище. Иван сомлел от пережитого, и его спать уложили. Остались за столом Колдун со Старейшиной и початая бутылка первача.

— Верю, что тебя отправили на охоту за чудищем, — сказал Старейшина, разливая очередную порцию крепкого самогона. — Но чтоб царь сына отправил, не верю! — и грохнул кулаком по столу.

— Тише ты, разбудишь еще, — утихомирил его Колдун. — По собственной воле едет, вопреки указу цареву. Но ты его попробуй убеди развернуться!

Недовольно покачал головой Старейшина, поджав губы. Оно и было понятно: помогал он нарушителю закона, пусть и царским сыном он был.

— Не узнает никто о твоем участии, если погибнем. А выживем — благодарность будет, так что боятся тебе нечего, — увещевал его Колдун. — Ты мне вот что, мил человек, расскажи, что за чудище, откуда взялось? Может, это всего-навсего зверь лесной? У страха, известное дело, глаза велики.

— Я сам его видал, — распалившись, как будто его улучили во вранье, вскричал Старейшина. — Лапы волчьи и голова, а тело гладкое, будто человечье. Глаза горят, рычит так, что ужас до самых косточек пробирает. Не зверь это! Сила нечистая, вот это кто! — и Старейшина закинул в себя очередную стопку.

— Угу, — Колдун сначала что-то записал в своей книжице, а уже потом последовал примеру хозяина дома. Выпил, культурно крякнул, вытер усы, затем со вкусом, закрыв глаза от удовольствия, занюхал куском черного хлеба, и только тогда выдохнул. — Уговорил, верю, что чудище это, а не просто слухи баб перепуганных. Будем его ловить.

— Приятно общаться с тобой! — Старейшина, который, не скрывая удовольствия, наблюдал за всеми почестями, которые чародей воздал первачу, вновь поднял стопку: «За удачу на вашем пути!» Колдун с достоинством ответил:

— Буде здрав ты, хозяин, и твоя хозяйка, а также детишки и вся родня. Богатого урожая и долгого мира!

Выпили не спеша, закусили, разговор продолжили:

— А можешь ли найти мне петухов трех разных мастей? За ценой не постою, — Колдун вопросительно посмотрел на Старейшину.

— Найду, вот тебе мое слово. Будут в лучшем виде!

На покой разошлись, когда светало. Спал Колдун тревожно, мучился кошмаром. Снился ему поединок с оборотнем. Вот и фигура уже сложена из пальцев, и заклинание летит прямо в цель, бьет в грудь, сгущается вокруг нечисти в плотную сферу, но ничего не берет проклятого. Отмахивается оборотень от магических снарядов, как от мух надоедливых, подходит близко-близко и сам накладывает на чародея заклятие. Лицо Колдуна немеет, становится гладким, безликим, будто залитым толстым слоем теста. Оборотень хохочет, отходит от жертвы и оборачивается — и Колдун вместо звериной морды видит свое лицо.

Из кошмара его вырвал Старейшина, который тряс гостя за плечо: «Эй, вставай, птичек я достал!» Чародей вскочил, еще не до конца отошедший от страшного сна и от ночных возлияний, уставился на довольного, до сих пор не протрезвевшего хозяина, который держал в руках двух петухов, а третьего под мышкой и широко улыбался, как человек, которому доверили ответственное задание, и он его с честью выполнил.

От души Колдун поблагодарил нового друга и стал собираться в путь-дорогу. Позавтракав вкуснейшими блинами, которые наготовила жена Старейшины (понятное дело, не в честь чародея, а молодого царевича ради), тепло простившись с хлебосольными хозяевами, путники поехали к горам. У подножья отвесной скалы Колдун спешился:

— Дальше пойду один, — сказал он Ивану. — А ты привяжи коней, и без самодеятельности!

Царевич послушно кивнул, взял лошадей под узцы и с интересом стал наблюдать за действиями Колдуна. А тот перво-наперво закрыл глаза и провел руками по траве, по мелким камешкам. Прислушивался, будто земля ему что-то шептала. Встал с довольной улыбкой, убедился, что меч в ножнах не застревает; закинул за спину мешок с петухами и еще какой-то колдовской утварью. Растер в пальцах щепотку земли, принюхался, толи выругался, толи заклинание шепнул, и полез наверх.

Привели следы к пещере. Когда-то подземный толчок большой силы расколол скалу на двое, и теперь основание разлома служило входом в каменную утробу. Колдун постоял, прислушиваясь, но внутри было тихо, как в могиле. Этим его было не обмануть — чуял он каждой клеточкой тела, что там чудище. Достал меч, подсветил себе путь заклинанием radius lucis и двинулся вперед. Усложняло продвижение то, что около пятнадцати саженей предстояло идти по текущей из пещеры речке. Неглубокая, но дно каменистое, скользкое, приходилось смотреть не столько по сторонам, сколько под ноги. К счастью, скоро та свернула налево и ушла под землю, а Колдун постепенно выбрался на сухое место и оказался в довольно просторном гроте. О том, что он подошел вплотную к обиталищу нечисти, говорили валяющиеся везде кости разной степени обглоданности и дурной запах. Колдун закрыл глаза, стараясь уловить в звенящей тишине любое движение. И уловил — совсем рядом раздался сдавленный крик, шлепок в воду и складный набор слов, от которых не то, что девица зардеется, а и взрослый муж удивленно бровь подымет.

— Да чтоб тебя! Иди на мой голос, Иван! — у Колдуна от злости аж дух перехватило.

Через пару минут мокрый парень появился в гроте и прижал к носу рукав кафтана, чтобы хоть как-то уберечь царские ноздри от вони.

— Да что ж ты такой упертый-то, а, царевич! — Колдуна досада разобрала. — На тебя положиться невозможно! Сказал же стеречь коней — если их украдут, что делать будем?

— Не серчай, Колдун. Сердцем чую, здесь мне быть надо, — Иван раскаянно опустил глаза, но по его физиономии было видно, что настрой у него решительный, и раскаянья нет ни на йоту.

Вздохнул Колдун и поднял с земли небольшую кость:

— Видишь, пока чудище по мелочи перебивается, птиц да кролей давит. Но скоро полнолуние, тогда в полную силу войдет. А пока оно где-то недалеко спит сном непробудным, значит, у нас есть время подготовится.

— Откуда знаешь, Колдун? — Иван присел с ним рядом на корточки и подражая Колдуну начал растирать щепотку пыли в пальцах. Принюхался, расчихался, ничего не понял, только руки испачкал.

— Есть одна догадка. Но сначала надо кое в чем убедиться.

Начал Колдун готовится ко встрече. Достал из мешка трех петухов, что у Старейшины купил. Убил белого и рыжего, сцедил кровь в разные плошки. Начертил какие-то знаки и выпустил черного петуха в круг. Возле круга с одной стороны вылил кровь белого петуха, а с другой — рыжего. И все заклятия бормотал.

Смотрел Иван на все эти приготовления, не мешал. Под конец не выдержал:

— Как думаешь, жива Алена?

Колдун пожал плечами.

— Я бы не надеялся на чудо. Семь дней прошло, ни одного следа девицы мы не нашли.

— Жива она, сердцем чую, — царский сын нахмурил брови. И перевел разговор в другое русло:

— Часто чудища на нашу землю захаживают? На моем веку — это первое.

Колдун ухмыльнулся:

— Редко. Заклятия охраняют наши границы, просто так через них не проскочишь. Да и чувствуют, опасно им здесь, истребят их без жалости. Таков закон.

— Понятно, — сурово сказал царевич со знанием дела. Потом подумал-подумал, и уточнил:

— А разные это какие? То дракон какой вылезет, то живность лесная в шкуре медведя с головой быка?

— Не про то я, Иван, — вздохнул Колдун. — Суть у них разная. Кто-то из них от рождения бешеный, хуже подбитого зверя. Таких не жалко. Некоторые сознательно выбрали путь зла, за что и получают по заслугам. Но вот сейчас мы дело с молодой Стрыдней иметь будем. Они не по своей воле оборачиваются, не по злобе. Это зачарованные, видать, поперек чужого интереса пошел человек. А может, и под проклятие попал.

— То есть мы убиваем без вины виноватого?

— Не факт. Может, этот человек дите сгубил, вот безутешная мать взяла на душу грех и пошла к чародею. А может, ты прав — безвинное оно. Повторю, что мы не знаем. Но в полнолуние, то бишь, завтрашней ночью, обращение завершится, и будет Стрыдня людей давить да их сердцами питаться.

— Да зачем убивать-то сразу? Разобраться ведь еще можно, помочь? — в голосе Ивана звучало отчаянье, которое Колдун понимал очень хорошо. Сам такой в юности был. Но помнил наказ Учителя и слово в слово повторил его сыну царскому:

— У Колдуна нет власти перестроить мир. Единственное, что нам остается — бороться со злом в каком бы обличии оно не было. Ни у тебя, ни у меня нет права делать только то, что велит совесть. Мы обязаны делать то, что необходимо.

Закрыл Иван глаза, привалился спиной к стене каменной. Руки трясутся. Выждал Колдун несколько минут и твердо, но тихо произнес:

— У каждого свой путь, помнишь? Мой — убивать чудовищ. Поэтому ты, Иван, сиди тихо, не высовывайся. Почует чудище кровь живую, само на нас выйдет. Здесь мы его и изловим.

Ближе к полуночи чудовище проснулось. Учуяв запах свежей крови, оно потеряло страх, выскочило из убежища, прыгнуло прямо в середину круга и попало в ловушку. Чародей вышел из тени и увидел Стрыдню. Тело гладкое, на человечье похоже, вроде даже на женское. Голова волчья и лапы с когтями огромными. Пасть огромная, зубы в три ряда — острые, кривые. Глаза желтые, а зрачки — как у змеи, узкие, поперек глаза идут. Нечисть рычала, пыталась вырваться из круга, но заклинания ее обжигали, не давали перешагнуть преграду.

Колдун покачал головой: «Сильный чародей работал. Еще сутки до полнолуния, а эта почти обратилась. Уже заклинания не пугают, кровь подавай».

Чудище взвыло, поняв, что из ловушки не выбраться. Колдун взялся за меч, прочитал про себя слова, дух укрепляющие. Собрался с силами и осторожно, будто приплясывая, начал подкрадываться к кругу.

И тут, откуда не возьмись, Иван с криком «За Алену!» вылетел с мечом и встал рядом с Колдуном. Увидело чудище царского сына, затряслось, уши прижало. Скулит, словно плачет живой человек от тоски смертной. Иван, глядя на это, опешил и оружие опустил.

— Отойди! — Колдун плечом отпихнул Ивана. Тот неожиданно схватился за его руки мертвой хваткой, дернул прочь от круга и оба упали. Колдун рухнул на спину, Царевич удерживал его, прижав грудь правой рукой. Но мелок он был против соперника. Колдун дернул его запястье и крепко зажал под левой подмышкой. В то же самое время без жалости оттолкнул левое бедро наследника престола и изо всех сил потянул руку юноши на себя. Сустав натянулся и царевич взвыл от боли. С недобрым прищуром книгочей, прижав Ивана локтем к полу и глядя в глаза горе-помощнику произнес: «Каждому чудищу на земле нашей подлежит смерть!», легко вскочил на ноги и снова поднял свой меч. Иван опередил его на долю мгновения, рыбкой нырнул в круг, где металась загнанная тварь. Колдун даже глаза прикрыл — не жить сыну царскому, без наследника страна останется, а виноват в этом он!

Но нет. Не нападает чудище на Ивана. Присмотрелся Колдун внимательнее — а глаза-то у чудища человеческими стали. Стрыдня дрожит, голову к коленям царевича прижимает, не шевелится. И слышит Колдун ее голос: «Руби голову, Иван. Лучше от твоей руки смерть принять, чем таким чудовищем жизнь проживать, да несчастье людям приносить». Разглядел в глазах Стрыдни Колдун столько страдания и любви истиной, которой даже проклятия не страшны, что опешил.

Бросил Иван меч, сел в круг рядом с чудищем, гладит ему голову:

— Ничего, Аленушка, не бойся, мы с тобой подальше от всех уйдем. В горы. Ты прятаться в пещере будешь, а я тебе еду добывать стану. Никто не догадается.

Сам плачет. Чудище ему руки лижет да щеки, по которым слезы горючие текут.

Посмотрел Колдун на это все и вышел из пещеры. Уж и ночь прошла, солнце начало приподнимать голову из-под земли, когда услышал он за спиной шаги: легкие — девичьи, а рядом уверенные, почти царские. Обнимаются оба, глаз друг от друга оторвать не могут.

Кашлянул Колдун для приличия. Иван встал между Аленой и чародеем:

— Сначала мне руби голову. Не позволю её убить!

Вздохнул Колдун, плечом легко отодвинул защитника:

— Рассказывай, девица, давно ты такая?

— Скоро две седмицы будет, как это со мной произошло, — и Аленушка зарыдала, вспомнив ту страшную ночь. И рассказала, как утром проснулась в крови, от одежды одни клочья остались, весь двор разгромлен. На следующую ночь, и на третью повторилось тоже самое. Испугалась, что либо отца поранит, либо Ивана, и решила бежать. В пещере этой пряталась. Днем людской облик принимала, а с заходом солнца чудищем становилась.

— Сама как думаешь, за что тебя прокляли?

— Не знаю, — Алена вновь залилась слезами. — Зла никому не делала.

— Понятно, что ничего не понятно, — задумчиво сказал Колдун. — Будем разбираться. А пока каждый час ты должна пить по глотку этого настоя, — чародей протянул девице коричневую склянку. — Так мы попробуем сдержать окончательное превращение. Потому что, если ты обратишься еще раз, спасти тебя станет невозможно.

Наказал Ивану следить, чтобы его зазноба ничего не пила и не ела, кроме лечебной настойки, а сам сел на коня и что есть мочи поскакал обратно в город, сразу в Настасьин терем. Хотели его стражи остановить, да сказал Колдун, что от Ивана вести есть, но скажет он их только царской невесте, ибо не для чужих ушей эти новости. Заинтригованная Настасья приняла его в светлице. Дождался Колдун, пока лишние люди выйдут и начал, не откладывая дела в долгий ящик:

— Расскажи-ка, красавица, как проклятие на Алену наложила.

Изогнула Настасья прекрасные, как две черные стрелочки брови, сверкнула зелеными глазами:

— Велю тебя, Колдун, казнить, за наговоры.

— Воля твоя. Только снял я проклятие с Аленушки. Через три ночи вернется оно к тому, кто его создал, и спасения не будет. Если не твоих рук дело, так прости за наветы. А если ты зло совершила, то быть тебе чудищем до последнего дня своего. За границы страны тебе не выйти — заклятия помешают. А здесь я тебе найду и убью. Сама знаешь — не жить тварям рядом с людьми в Долине благоденствия.

Закусила Настасья губы, страшно стало от слов этих. Созналась, что прочитала старую бабкину книгу, наложила проклятие на разлучницу. Давно догадалась, что равнодушен Иван к ее чарам. И она к нему страстью не пылала. Но ведь Указ о свадьбе издан, позор-то какой, что ее, первую красавицу, предпочел царевич дочери кузнеца. Вот и решилась.

— Дай книгу сюда, быстро!

Читал заклятие и соображал, как его снять до полнолуния. Сердце ликовало: можно это сделать, можно! Все ингредиенты под рукой и времени займет немного. И не мог избавиться от мысли, как сильна Настасья, если без опыта, без знаний такую силу пробудила да себе служить заставила.

Повнимательнее глянул на заплаканную и перепуганную красавицу.

— Так сильно царицей стать хочешь, что жизнь человеческую ни во что не ставишь? За что на смерть лютую девицу обрекла?

Закрыла Настасья лицо руками, зарыдала:

— Не знала я, что делаю. Прочитала, что в чудовище она превратится. Думала, увидит ее Иван, разлюбит.

— Любишь его так сильно?

Посмотрела Настасья на Колдуна внимательно и сказала, будто выдохнула:

— Нет. И царицей быть не хочу. Душно мне в покоях царских. Бабка у меня непростая была, всегда любила ее сказки слушать. Потом нашла эту книгу — сама в руки легла, поняла, что не выдумки это были. Хочу так же как она — владеть стихиями, чтобы ветер и солнце мне подчинялись. Чтобы могла я ворогов одним взглядом усмирить. Чтобы мудрость мне открылась вековая.

Долго думал Колдун, а потом молвил:

— Книгу я заберу, но с возвратом. Закажи у кузнеца — отца Алениного, три железных посоха и три пары железных башмаков. И уходи из царства. Как сломаешь эти три посоха да износишь железные башмаки, считай, что искупила содеянное. Тогда приходи за книгой. Ждать тебя будет. А если не сделаешь, как я скажу, найду тебя, хоть из-под земли достану, и убью.

— А если все сделаю, как скажешь, научишь меня делу колдовскому?

Посмотрел Колдун в глаза ее зеленые, и даже страшно стало — будто в омут с головой. Так бы и смотрел в них вечно. Очнулся от наваждения и с осторожностью произнес:

— Утро вечера мудренее. Ты сначала испытание пройди, а там видно будет.

Когда через три дня привел Колдун Ивана в дом отчий, счастлив был царь, но слегка растерян. Исчезла царская невеста, родителям написала, что пошла следы бабушки искать да исправлять содеянное. А бабка-то уже лет десять как померла. Сбрендила, видать, девка. Отец Настасьи с горя запил, а мать в большую задумчивость впала.

Царица так обрадовалась возвращению сына, что про Настасью-то и забыла. Уговорила мужа на свадьбу Ивана с Аленой: мол, не по правилам, но лучше пусть при нас да счастлив. Внуков нянчить будем. Не стал царь огорчать любимую супругу и принял Аленушку в дом как дочь родную.

Слово сдержал, одарил колдуна по-царски, хоть зубами скрипел, сундуки открывая. Поэтому Колдун на свадьбу не пошел — нечего царя раздражать лишний раз. Сидел в своей избе и пытался вспомнить, когда он перестал спасать, а начал только убивать. С горечью осознавал, что таким его сделало не слово, Учителю данное, а опыт, подсказывающий, что так проще и хлопот меньше. А следовало прислушаться если уж не к голосу совести, то хотя бы к доводам рассудка и не судить всех одним мерилом. Вот у Ивана хватило отваги рассмотреть в чудовище человека. Юный царский сын смог отвоевать право на любовь, спасти жизнь любимой потому, что сохранил способность видеть истинное за кажущимся; слушать сердце, а не указы.

Открыл Колдун свою книгу и в главе «Об истреблении тварей разных» решительно написал: «Прежде чем чудищ уничтожать, сначала пойми природу их превращения, и исцелить попытайся. Случается, что в душе твари есть что-то человеческое, за что зацепиться можно и заставить вспомнить свою суть светлую. Это — верный путь к спасению не только того, кто под шкурой чудища скрыт, но и охотника. В ком зла больше: в том, кто не может освободиться или в том, кто не хочет помочь? А посему, дабы самому не стать чудищем, гляди сердцем».

Примечания

1

Пляска смерти (лат)

(обратно)

Оглавление

*** Примечания ***