Этот судебный процесс, состоявшийся в 1866 году, не относился к числу громких, таких, которые предпочитали порой театральным премьерам. Писарь Василий Шабунин был предан военному суду за то, что ударил по лицу своего ротного командира Яцевича. Защитник доказывал, что подсудимый действовал в состоянии исступления, развившегося до крайней точки под влиянием длительных педантичных требований и мелких придирок начальника. Он оспаривал заключение полковых врачей о вменяемости Шабунина и высказывал обоснованные сомнения относительно их компетенции в области судебной психиатрии. «Подумайте, обсудите этот вопрос, - взывал защитник, обращаясь к судьям, - не судите ли вы вместо преступника, вместо злодея - просто душевнобольного человека, ответом на этот вопрос является жизнь человека». Но судьи не вняли, они судили по законам военного времени, и приговор был, в сущности, предопределен - «к смертной казни расстрелянием». Так постановили, так и исполнили. Случай по тем временам едва ли не ординарный. Тот же Шабунин, всего за несколько дней до беды, случившейся с ним, собственноручно переписал приказ о расстреле рядового, совершившего аналогичный поступок. И вряд ли стали бы мы вспоминать через сто с лишним лет о деле писаря Московского пехотного полка, если бы его защитником на суде не выступал Лев Николаевич Толстой. - Впоследствии о своем участии в деле Шабунина писатель говорил: «Случай этот имел на всю мою жизнь гораздо более влияния, чем все кажущиеся более важными события жизни: потеря или поправление состояния, успехи или неуспехи в литературе, даже потеря близких людей».
