Наивность (СИ) [Vi_Stormborn] (fb2) читать онлайн

Свое любимое платье Гермиона Джин Грейнджер бережет на особый случай. Так уж случается после войны, что у нее обостряется чувство бережливости. По этой же, наверное, причине она решает снимать вместе с Джинни квартиру, так ведь намного дешевле, практичнее и не так одиноко.

По этой же причине она позволяет себе маленькие радости точно в срок с интервалом в две недели. По этой же причине, непроизвольно закрыв в сердце необходимый клапан, она пренебрегает собственными желаниями и зацикливается на вещах, которые в прошлом посчитала бы бредовыми.

После войны идет уже пятый по счету год, но по ощущениям это совершенно иная реальность. Жизнь разделилась на “до” и “после” непроизвольно, и все принимают это, потому что нет иного выбора.

Гермиона старается держаться за прошлое, потому что страшно боится будущего. Ей всего двадцать четыре года, о каких глобальных решениях может идти речь, если по ночам она все еще иногда просыпается в холодном поту, как и все послевоенные дети.

Поэтому, наверное, она все еще с Роном.

В нем она видит опору, некоторое подобие защиты, надежности и постоянства, пусть он и не отвечает ее требованиям золотой гриффиндорской девочки и лучшей ведьмы современности. Гермиона этот титул со временем сама перестает оправдывать, даже не замечая этого.

Гарри вливается в послевоенную жизнь лучше всех из их Трио, и это неудивительно. Парень он толковый, закрывает двери в прошлое не без помощи Джинни, которая души в нем не чает, поэтому и чувствует себя сильнее с такой восхитительной девушкой рядом.

Министерство принимает его с распростертыми объятиями, предлагая почти сразу один из высших постов за его заслуги, и Гарри только положительно кивает, понимая, что прокладывает себе дорогу в будущее.

Джинни с головой уходит в квиддич, потому что спорт помогает ей держать голову холодной, особенно в моменты, когда приходится каждый год возвращаться с букетами свежих цветов на могилу брата.

Гермиона тоже находит себе работу в Министерстве, но так уж складываются события, что отличную вакансию, которую ей предлагают, буквально выбивает у нее из рук какая-то прыткая брюнетка из Шармбаттона, и она решается на пассивную вакансию бумажной волокиты отдела кадров, потому что устает быть в центре внимания за столько лет жизни.

Рон говорит, что это правильно, и обнимает ее рукой за шею.

Гермиона не любит, когда он так делает, но, почему-то, ни разу ему об этом так и не говорит. Артур и Молли только поджимают губы, но не говорят ни слова. Знают прекрасно, что без этой сильной девушки их сын пропадет, это за версту видно. Поэтому, наверное, и молчат, пусть и видят, что Гермиона счастьем совсем не светится в объятиях их сына.

Гермиона считает, что это просто такой этап в жизни. Она счастлива.

Она счастлива, ясно?

Она говорит себе это каждое утро перед зеркалом, когда надевает серый костюм и идет на работу в пыльный и плохо проветриваемый офис с кучкой сплетниц, которые представляют из себя ее коллег.

Несмотря на то, что с Джинни они снимают вместе квартиру, обе девушки — частые гостьи в Норе. Будем откровенны, только Гермиона. Джинни домой не каждые выходные рвется, потому что постепенно выбирается из семейного гнезда, предпочитая общество подруги у них дома и в квартире Гарри, в которой она ночует все чаще.

Гермиона правда в Норе часто. Там ведь Рон. Там его семья, его обитель. Она старается быть ближе к нему, тянется за призрачным прошлым и никак не может понять, что на нем жизнь не заканчивается.

Грейнджер рисует на себе крест сначала карандашом, затем берет ручку, а к пятому году новой жизни берет несмываемый маркер. Глаза девушки чахнут, бумажная работа доводит до ручки, она даже перестает брать в руки книги, забывает о том, как любит учиться.

Дело доходит даже до того, что она учится готовить, чего не было никогда. Гермиона с уверенностью может сказать, что в ее силах было максимум заварить чай в довоенное время, сейчас Молли непроизвольно ее натаскала, и это неудивительно.

Слишком много времени она проводит с ней, потому что, если честно, больше и не с кем, кроме Джинни.

Гарри ударяется в работу, пусть и заглядывает к ним иногда в квартиру на чай или что покрепче, но встречи эти становятся с каждым годом все реже. С другими ребятами из Хогвартса как-то заметно пропадает общение, даже совы с письмами отправляются в дорогу все реже.

Гермиона держит во внимании, пожалуй, только один аспект. Противозачаточное зелье она пьет точно по расписанию, хотя Молли как-то ненароком упоминает, что ей уж очень хочется поскорее понянчить внуков.

Хочется да перехочется. Хоть какая-то часть сознания у Грейнджер пока остается здравой. Ей двадцать четыре, она понятия не имеет, чего хочет от жизни. Не знает, кто она такая, и как ей вообще свою жизнь взять хоть под какое-то подобие контроля.

Собственное потомство — последнее, что ее интересует.

Рон узнает о том, что Гермиона пока не готова к детям, и хмурится так, будто ему предстоит страдать сначала девять месяцев, а потом всю оставшуюся жизнь. Он заговаривает о свадьбе, и Гермиона зачем-то кивает. После этого разговора они не видятся три дня.

А потом случается это.

— В мракоборцы? — вскидывает Гермиона брови, выкладывая на тарелку глазунью. — Постой, не понимаю, о чем это ты?

Рон откусывает кусок хлеба и берет в руки вилку.

— Отличный вариант, — бубнит он с набитым ртом. — Я уеду на год по контракту, когда вернусь — дадут жилье. И поженимся.

Гермиона присаживается на стул, сжимая на коленях руки.

— Рон, я не думаю, что…

— Это всего год, — перебивает он ее. — Мы ничего не потеряем. Если ты меня дождешься, конечно, — поднимает он взгляд.

Грейнджер молча смотрит на него. В уголке его рта виднеется желток глазуньи. Гермиона позволяет себе слабую улыбку, пока на душе скребутся кошки.

— Хорошо.

Рон широко улыбается.

— Я буду писать тебе письма, — берет он ее за руку и сияет.

Грейнджер сжимает его руку в ответ.

Рон действительно делает то, о чем говорит. Проходит комиссию, подписывает контракт и отправляется на целый год в какую-то чащу, которой даже на картах нет. Он так просто и легко бросает всю жизнь, что у Гермионы не укладывается это в голове.

На этой почве у нее развивается синдром, которому даже сложно подобрать название. С каждым новым днем она все сильнее чувствует, как любит Рона. Любит так сильно, что даже подташнивает.

Окрыленная мнимым чувством, она начинает ярче улыбаться, чаще видится с Джинни и Гарри и даже почти перестает ненавидеть сплетниц на работе в Министерстве, а это дорогого стоит. С одной из них она даже ходит пить кофе в обед.

Месяцы летят незаметно, Гермиона ждет, надеется и верит. Она получает от Рона по письму каждый месяц первые полгода, а затем совы в ее доме не видно долгое время. Гермиона не отчаивается. Всякое бывает.

— И что он еще пишет? — интересуется Джинни, лежа у подруги на коленях и глядя в светлое синее небо.

— Так я же тебе уже прочитала, — старается улыбнуться Гермиона.

Джинни фыркает.

— Одно и то же постоянно пишет, будто сказать больше нечего, — закатывает она глаза. — Да, брат у меня не из романтиков, это точно.

Гермиона улыбается. Ему нечего сказать, потому что он ничего не пишет.

— Зато он совсем скоро приезжает, всего два месяца осталось, — замечает подруга. — А знаешь, что еще случится в день его приезда?

Уизли заговорщически щурится и закусывает нижнюю губу. Гермиона с недоверием мотает головой из стороны в сторону.

— Нет, — не может сдержать она улыбки. — Не может этого быть!

— Может! — вопит Уизли и показывает лучшей подруге кольцо, которое старательно всю встречу прячет.

Гермиона кричит с ней одновременно чисто и звонко, поздравляет от души Джинни и заключает ее в объятия. Разумеется, не может быть и речи о том, кто будет заниматься всей подготовкой к свадьбе, и кто будет подружкой невесты.

Грейнджер почти потряхивает от переполняющих эмоций. Наконец хоть какая-то радостная новость. И прямо в этот прекрасный день к ней приедет Рон, которого она терпеливо ждет целый год, как и пообещала.

Все у нее будет в порядке.

Разве может что-то пойти не так?

========== 2. ==========

Очередное пожелание счастья молодым сопровождается аплодисментами и звоном бокалов. Гости долгожданного торжества рукоплещут: знаменитый герой войны и завидный холостяк магического мира наконец женится. И не просто на ком-то, на самой смелой и обаятельной чистокровной волшебнице.

Джинни вся светится.

Гарри ее из рук почти не выпускает, кружит в танце и глаз с нее не сводит. Гермионе так отрадно, так бесконечно радостно на душе. Давно она себя не чувствовала так хорошо, такое состояние дорогого стоит.

На свадьбе столько гостей, что разбегаются глаза. Бракосочетание Билла и Флер не идет ни в какое сравнение с тем, какое количество людей присутствует сегодня. Здесь даже находятся волшебники, о существовании которых Гермиона почти позабыла.

В какой-то момент она даже устает удивляться, честное слово.

Гарри не скупится на свадьбу, да и не стал бы. Он всегда говорит, что Джинни заслуживает самого лучшего. Гермиона гордится другом до Луны и обратно, печалит ее только, что она, наверное, уже не может назвать Гарри лучшим другом. Он — друг на век, если так можно сказать.

Позвонит, придет, напишет, если это необходимо, но у него теперь своя жизнь, своя семья и заботы. Это немного печалит, но это жизнь. Только в маггловских ситкомах друзья остаются таковыми с первого до последнего сезона, в реальности все не совсем так радужно.

Гермиона не отчаивается. Она знает, что всегда может на него положиться, как и на Джинни. Беспокоится только, что последний год она с ними чувствует себя, как пятая нога фестралу. Они счастливы, любят друг друга, оторваться не могут временами, а она…

Просто с ними. Просто с ними в ожидании Рона, который должен вот-вот приехать.

— Ты чего не танцуешь? — подлетает к ней Джинни, приобнимая за плечи. — Тут столько ребят из Хогвартса, — заговорщически шепчет она. — Такие красавчики.

— Джинни, — закатывает не без улыбки Гермиона глаза. — Ты знаешь, почему я ни с кем не танцую.

Миссис — теперь уже — Поттер смотрит на подругу и цокает языком.

— От одного танца не сломаешься, — качает она головой. — Давай, ну же, ты целый год как воскресная школьница, соберись уже, Грейнджер, я не узнаю тебя.

Джинни выжидающе смотрит на подругу тем самым взглядом, который означает я все равно от тебя не отстану, Грейнджер. Гермиона сдается и начинает смотреть по сторонам. Джинни искренне улыбается, прихлопнув в ладоши.

Гермиона видит Невилла, который действительно стал очень хорош собой, Дина и Симуса, которые оба ого, ничего себе, так, Гермиона, соберись. Блуждает взглядом по залу и дальше, как вдруг хмурится, придвигаясь к подруге.

— Мне кажется или там сидит, — чуть кивает она головой, не заканчивая мысль.

Джинни смотрит туда, куда указывает подруга.

— Профессор Снейп? — вскидывает она брови.

Гермиона кивает.

Ей не кажется. В дальней части зала действительно сидит Северус Снейп. У Гермионы мурашки бегут по коже от воспоминаний школьных лет. Преподаватель он строгий, суровый и — Гермиона это признает — справедливый.

Он сыграл немаловажную роль в магической войне, и ее отношение к нему поменялось, но не настолько, чтобы забыть, как он осаждал ее все курсы обучения. Он выглядит, как ей кажется, еще более несчастным, чем раньше.

Глаза мужчины безучастно смотрят в одну точку, отросшие темные волосы скрывают часть лица. На нем темная мантия, скрывающая все участки тела, за исключением кистей рук. Гермиона непроизвольно хмурится, глядя на него.

Что с ним произошло за пять лет? И как он вообще здесь оказался?

— Да. Что он здесь делает? — озвучивает она свой вопрос.

Джинни жмет плечами.

— Он женился на нашей дальней родственнице, — отвечает она, — я даже имени ее не знаю, но мама настояла на том, чтобы все родственники до единого были на торжестве, поэтому…

Гермиона округляет глаза, глядя на подругу.

— Женился? — не верит она своим ушам. — Он? Женился?

— Да, но там не все гладко, — отмахивается она. — Вроде как с женой произошел несчастный случай.

— Ты заставляешь меня удивляться с каждой новой фразой, — замечает Грейнджер и снова оборачивается назад.

Гермиона почти задыхается от возмущения, когда видит рядом с профессором человека, которого она бы явно не стала приглашать на свадьбу, чья бы она ни была.

— А она что здесь делает? — шикает Грейнджер.

Джинни заливисто смеется.

— Идея Гарри.

— Брось!

— Ну, такое событие, Гермиона, разумеется, пресса здесь, чему ты удивляешься?

Гермиона фыркает.

— В Министерстве есть и другие журналисты, зачем было приглашать эту Скитер? — хмурится она. — Насобирает сплетен, потом не выберешься из ее змеиного клубка, сама же знаешь.

Джинни поправляет корсет платья и вскидывает воинственно брови.

— Как же! — прыскает она. — Я ее статью лично проверять буду, чтобы всякого бреда не написала.

— Ты с огнем играешь, — вздыхает она.

Джинни берет подругу за плечи и заставляет посмотреть себе в глаза.

— Гермиона, — голос подруги жесткий. — Ты сейчас берешь себя в руки и идешь танцевать, понятно?

Грейнджер вздыхает и согласно кивает.

— Понятно.

На ней то самое платье, которое она так сильно бережет на особый случай. Этот как раз подходящий. Светлый материал гармонично сочетается с бледной кожей и туфлями на невысоком каблучке.

Северус непроизвольно бросает взгляд на прямую спину лучшей подруги виновников торжества. Девчонка эта все также держит ее прямой, сводит вместе лопатки. Как так вообще можно ходить? Наверное, ей приходится каждое утро глотать железный шест, чтобы ходить по струночке.

Кожа такая светлая, словно она совершенно не бывает на солнце. Волосы, вечно пушистые, торчащие во все стороны, собраны в аккуратный пучок на затылке. Сколько заклинаний ей пришлось использовать, чтобы привести их в порядок?

Северус морщится, пока разглядывает девушку со спины, но внезапно она оборачивается, когда ее плеча касается еще один его бывший ученик. Дин, кажется. Дин Томас. Бывший ухажер новоиспеченной миссис Поттер.

Мужчина помнит, как выгонял их после отбоя из закрытых классов, в которых они миловались почти каждый божий день. Северус и дальше готов был поддаваться не самым приятным воспоминаниям, но…

В танце она поворачивается к нему лицом.

Северус хмурится, отставляя бокал на стол. Со спины он еще мог воспринимать ее как ту самую всезнайку с Гриффиндора, но сейчас… Она взрослая. Черты ее лица стали резче, лицо вытянулось, тонкая шея непроизвольно бросается в глаза.

А ее взгляд…

Что-то присутствует в нем такое, чего Северус никак не может разобрать. Он слишком взрослый, тусклый, лишенный красок. Даже когда она улыбается, должного блеска в нем нет. Что же стало с золотой девочкой Гриффиндора за каких-то пять лет?

— И я с удовольствием бы это сделала, — врывается в его сознание голос женщины.

Северус оборачивается к собеседнице. Рита смотрит на него с лукавым взглядом, накручивая на палец крашеную блондинистую прядь. Тонкие губы женщины снова накрашены алой масляной помадой, пусть он и не раз говорит ей о том, что она ей совершенно не идет.

Так уж случается в жизни. Один раз на что-то соглашаешься, а потом это решение тянется за тобой, привязанное к поясу, оставляя на земле грязный смердящий след. Северус тяжело вздыхает. Общество Риты ему не совсем приятно, но и не противно.

Она хорошо готовит, не раздражает письмами, всегда отвечает, когда ему требуется, и приезжает сама, не оставаясь потом на ночь. Не «нужна», а именно «требуется». Вариантов было немного, он не умеет знакомиться с женщинами, а она ворвалась к нему сама, и он просто открыл дверь.

— Что сделала? — холодно спрашивает он.

— Потанцевала, — выдыхает она.

Глаза Риты блестят, она, кажется, совсем недавно держала в руках бокал с шампанским, а теперь у нее стакан с огневиски. Она рассыпается в лести и унижается перед ним из раза в раз, когда напивается, но Северусу плевать.

Они просто иногда спят, какое ему дело до нее.

Взгляд снова падает на лопатки танцующей гриффиндорки. Северус непроизвольно крутит на безымянном пальце кольцо, которое он так и не может снять. Дыхание Риты колышет его пряди, и он дергает головой в сторону, хмуря брови.

— Не сейчас, — поднимается он с места.

Гермиона смеется, когда Дин рассказывает очередную шутку. Парень он оказывается толковый, работает на себя, открыл маленький бизнес. В Министерство даже соваться не хочет и уже в пятый раз отмачивает по этому поводу достойную шутку.

— Юморист из меня так себе, ты льстишь мне, Гермиона, — покачивается он с ней в танце.

— Ты слишком строг к себе, Дин, — отмечает она.

Взгляд Гермионы падает за спину ее партнера по танцу. Улыбка пропадает с ее лица, и она останавливается. Дин непонимающе моргает, а после останавливается тоже, чтобы обернуться. Он даже вздрагивает.

— Вы словно призрака увидели, мистер Томас, — медленно произносит Северус.

— О, вы помните меня, профессор, — нервничает он. — Это приятно.

Он на мгновение замолкает.

— Здравствуйте! — протягивает он руку и улыбается.

Северус снисходительно смотрит на него снизу вверх, но свою руку не протягивает. Дин колеблется еще мгновение, а затем заводит руку за спину, не зная, куда теперь себя девать. В молчании они стоят две бесконечные секунды.

— Вы не против, если я приглашу мисс Грейнджер на танец? — смотрит он на бывшего ученика.

Гермиона округляет глаза. Дин замирает.

— Я, — заикается Дин. — Я… да. Я… Конечно! — указывает он на нее рукой.

Грейнджер, совершенно не ожидавшая такого поворота событий, вспыхивает моментально. Что-то просыпается у нее в глубине души от бесконечного пятилетнего сна и взрывается на щеках алым румянцем.

— Я думаю, что спрашивать следует меня! — срываются у нее с языка горящие слова. — Профессор, — уже не так смело добавляет она.

Гермиона заливается краской пуще прежнего, потому что сама от себя такого выпада не ожидает, и тут же замолкает. Северус и Дин одновременно оборачиваются к ней. На лицах обоих праведное недоумение.

— Невежливо с моей стороны, мисс Грейнджер, — замечает Северус. — Могу я пригласить вас на танец?

Гермиона смотрит в темные глаза мужчины.

— Пожалуйста, — небрежно бросает она и идет в другую часть танцпола.

Делает она это только для того, чтобы в ужасе округлить глаза, обернувшись к ним спиной, потому что какого черта сейчас с тобой было, Гермиона?! Она останавливается и оборачивается. Северус протягивает ей руку.

Гермиона колеблется. Танцевать со Снейпом — последнее, на что она решилась бы на этом мероприятии. Лучше бы она держала язык за зубами. Она еще и согласилась, какая нелепость. Гермиона успокаивает себя тем, что это обычный танец.

Он будет всего один. И всего на пару минут.

Рука Северуса холодная и шершавая. Ее вмиг влажная ладонь почти тонет в его руке, но он тактично не обращает на это внимания и осторожно кладет руку ей на талию, едва касаясь платья.

Она опускает влажные пальцы на темный материал мантии его предплечья. Гермиона сглатывает и смотрит по сторонам. Ей кажется, что все — абсолютно все — на нее смотрят. Помимо щек начинают гореть и уши. Потрясающе.

— Хорошая музыка, — замечает Северус.

Гермиона, которая смотрит куда угодно, только не на него, поднимает на мгновение взгляд.

— Да, хорошая.

Тишина. Неловкость. Потеют ладони. Все на нее смотрят, как ей кажется. Говорить не о чем. Зачем он пригласил ее на танец? Какой в этом вообще смысл? Ох, лучше бы она осталась с Джинни.

— Вы неплохо выглядите, мисс Грейнджер, — произносит он.

Неплохо?! Казалось бы, уши и щеки сильнее гореть не могут. Оказывается, могут. Она бегает глазами всюду, снова на мгновение смотрит на него и отводит взгляд.

— Спасибо, профессор, — выдавливает она.

— Теперь можно и помолчать.

Как-будто у них до этого была с ума сойти какая продуктивная беседа. Гермиона качается в такт музыке и хочет, чтобы она уже поскорее закончилась, но она все не кончается. Это самая длинная песня из всех, что Гермиона когда-либо слышала!

— Только я уже не профессор, — внезапно произносит он.

Гермиона чуть вскидывает брови и робко поднимает взгляд. Чтобы не смущать ее, Северус теперь сам смотрит в сторону. Впервые за этот танец она испытывает к бывшему преподавателю чувство признательности. Он хотя бы не видит, что она красная, как помидор.

— Почему же? — интересуется она.

Ого, завязывается диалог.

— Решил, что больше не хочу этим заниматься, — жмет он плечами, по-прежнему глядя в сторону. — Сменил род деятельности.

Боковым зрением он замечает, что она рассматривает его. Он предоставляет ей такую возможность, только бы она не так сильно смущалась. Яркий румянец ей определенно идет. Намного лучше, чем бледные щеки. И Северус хочет еще раз на нее посмотреть, потому что она, оказывается, уже далеко не девчонка с книжками.

Он впервые смотрит на нее, как на девушку.

— Надоело за столько лет котлы мыть, даже отработки уже не радовали.

Северус вдруг едва вздрагивает, потому что происходит то, на что он совсем не рассчитывает. Гермиона смеется. Тихонько, едва склонив голову вниз, но смеется. Северус смотрит на нее, даже когда она поднимает взгляд, потому что ему так хочется увидеть этот момент целиком и полностью.

— Что? — не понимает она.

— Вы смеетесь, — не то спрашивает, не то констатирует факт Северус.

— Да, смеюсь, — еще чуть улыбается она, — если вы не знали, то я очень смешлива.

Северус не понимает, что чувствует, когда она говорит об этом вслух. Он все еще слышит ее смех, хотя она больше не смеется. Почему он раньше не замечал, что у нее такой прекрасный смех?

Он хочет спросить что-то еще, но вдруг слышит гудок клаксона, и все гости свадьбы оборачиваются. Северус видит, как расширяются глаза Грейнджер.

— Рон, — выдыхает она, выпуская руку мужчины, — извините меня, — не глядя на него, бросает девушка.

Северус смотрит на то, как она мчит ко двору вместе с остальными, в то время как он сам остается на месте, наблюдая за тем, что происходит. Когда машина останавливается, с заднего сидения выходит Уизли и машет рукой.

Гости аплодируют и кричат. Гермиона все еще бежит к нему, придерживая в руках подол платья, а затем резко останавливается, как в землю вкопанная. Северус хмурится, а после медленно переводит взгляд с нее на автомобиль.

С соседнего места из машины выходит какая-то девушка.

Комментарий к 2.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 3. ==========

Рон зачесывает рукой влажные от духоты волосы назад и смотрит в окно. Мимо мчат на высокой скорости пустынные поля, вдалеке виднеется родной сердцу лес. Он и рад возвращению домой, и не рад одновременно.

Отчасти, все дело в том, с кем он идет. Это может стать проблемой.

— Ронни, я так рада, — жмется к его руке девушка, зажмуривая глаза. — Так рада!

Рон смотрит на свою девушку и кривит губы в полуулыбке, хотя ему не смешно. Он не планировал брать ее с собой, но она увязывается с ним, тараторит без конца, что уж очень хочет познакомиться со всей его семьей, ведь он так много о них рассказывал.

Ее зовут Амелия, имя у нее красивое. Да и вся хорошенькая. Рон замечает ее еще в первый месяц пребывания на базе. Она работает медсестрой, всегда ходит с двумя туго завязанными пучками волос по бокам головы, и это напоминает крохотные рога беспечного козленка.

Девушка она глупенькая, открытая и веселая. Это в ней Рона, наверное, и привлекает. Ее праведное жизнелюбие. Амелия не скупится на улыбку, не пилит его по пустякам, восхищается им так, что невольно вздергиваешь подбородок, да и вообще…

Амелия удобная. Это ему подходит.

— Вот почему ты там не осталась, я не понимаю, — хмурится Рон. — Я же в родном доме год не был.

— Как же я без тебя, Ронни? — щебечет она. — Я же так хочу познакомиться с твоей семьей!

Рон снова смотрит в окно и щурится на солнце. Вся эта затея со знакомством дурно пахнет, пусть он и не сомневается в своем решении сделать Амелию своей женой. Главное, что дома будут только родители.

Если придет Грейнджер, он сможет что-нибудь придумать.

Гермиона за последние несколько лет теряет весь тот шарм и обаятельность, которые и привлекали его долгие годы. Стержень девушки надломился, и он понятия не имеет, почему именно. Гермиона становится для него неудобной.

— Я еще взяла свадебный подарок для твоей сестры, — суетится Амелия. — Сможем вручить его ей уже завтра. Ее свадьба ведь завтра, да?

— Да, — хмурится Рон, не глядя на девушку.

Амелия снова обнимает его руку и жмется носом к его плечу.

— Ох, как я счастлива, — шепчет она. — Как счастлива! Скорее бы уже приехать! Я здесь никогда не была! — тараторит она. — Ты мне покажешь Хогсмид, как обещал, да?

Рон смотрит на нее лишь на мгновение. Карие глаза Амелии сверкают. Он чуть улыбается ей и снова отворачивается к окну.

— Да, мы… — он замолкает, расширяя глаза и выпуская руку девушки, чтобы поближе подобраться к окну. — Это еще что такое?

Амелия пригибается, чтобы все рассмотреть тоже, после чего вскрикивает и прихлопывает в ладоши.

— Свадьба сегодня? — не может усидеть она на месте. — Ах, Ронни, ты не говорил мне! Это так прекрасно! Я смогу со всеми познакомиться!

Рон чувствует, как бледнеет. Автомобиль сбавляет скорость, когда выезжает к дороге, ведущей к дому. К ним стекаются десятки гостей со всех уголков торжества. Черт возьми, неужели он что-то перепутал?

Уизли суетливо достает из внутреннего кармана мантии молодого мракоборца сложенный вчетверо листок и нервно его разворачивает, начиная бегать глазами по строчкам. Нет, все верно. Джинни писала ему о том, что свадьба состоится завтра!

— Черт возьми, — сглатывает Рон.

Джинни захотела сделать сюрприз. Что ж, он определенно удается на славу.

Гости аплодируют так громко, что слышится издалека. Они стекаются со всех уголков торжества прямо к подъезжающему автомобилю, и Рон в ужасе наблюдает за тем, насколько много сегодня присутствует гостей. Когда автомобиль останавливается, он выходит не сразу.

— Жди в машине, — сухо произносит он Амелии и открывает дверь.

Он поднимает вверх обе руки и заразительно улыбается, прихлопнув в ладоши. Гости с ума сходят от аплодисментов. Лучший подарок для сестры оказывается его приезд, потому что Джинни слишком хорошо его знает: он в любом случае приехал бы на день раньше, и тогда никакого сюрприза бы не получилось.

Из всей толпы выбегают виновники торжества.

— Рон! — тянет руку Гарри, рассыпаясь в улыбке.

— Гарри! — он тут же заключает лучшего друга в объятия и хлопает его по плечу. — Поздравляю, друг!

Гарри выпускает его из объятий.

— Не обижай ее, — предупреждает Рон.

— Мы о твоей сестре говорим или о ком-то другом? — вскидывает брови Гарри, и они снова смеются.

Джинни подлетает к брату и обвивает его шею руками. Рон подхватывает ее и кружит на месте. Она стала такой легкой. Любовь, что ли, окрылила?

— Ты меня обманула, Джинни, — хохочет Рон. — Написала, что свадьба завтра!

— Это был сюрприз! — звонко чмокает она его в щеку, когда он ставит его на землю. — И он удался!

Рон чуть ухмыляется.

— О, да, удался…

С какими-то непонятными звуками, представляющими из себя умиление, из толпы с распростертыми объятиями выбегает Молли, едва сдерживая слезы. Она сегодня очень хорошо выглядит, расцвела почти. Разумеется, единственная дочь выходит замуж.

Только двух сыновей Молли пока отдала в заботливые руки. Билла за Флер да Перси за Одри. Чарли жениться и не собирается, у Джорджа в планах бизнес, пусть он и встречается уже целый год с Анджелой, а вот Рон…

— Сынок! — берет она его лицо в ладони и звонко целует в щеки. — Как я скучала, дорогой мой!

— Мама…

Рон позволяет матери оставить еще два звонких поцелуя, а после выбирается из объятий, чтобы пожать отцу руку, крепко его обнять и получить похвалу за выполненный перед службой долг. Артур говорит, что сыном гордится.

Рон вздергивает подбородок, позволяя себе улыбку.

— Ох, а где же, — спохватывается Молли, высматривая кого-то в толпе. — Где же наша…

Пассажирская дверь автомобиля хлопает, и все собравшиеся обращают на звук внимание. Амелия вся светится, пока идет к ним в своем любимом зеленом платье, поправляя выбившиеся из пучков светлые пряди. Девушка подбегает к Рону и берет его за руку, улыбаясь остальным.

— Ну же, представь меня, — шепчет ему девушка.

Рон пока смотрит только на маму, лицо которой вмиг вытягивается.

— Познакомьтесь, — решается Рон, — это Амелия, — указывает он на нее, — моя… Моя…

Фраза никак не заканчивается, потому что Уизли не знает, как это сделать. Все должно было быть не так. Здесь не должно было быть столько людей, ему нужно было, чтобы дома были только родители, Гермиона на крайний случай.

Амелия не выдерживает затянувшейся паузы первой.

— Я его невеста! — расцветает она вся в улыбках и тянет руку вперед. — Здравствуйте, я Амелия!

Черт возьми, как же все это невовремя.

Амелия жмет оцепеневшей Молли руку, пока та стоит с открытым ртом, забывая о том, как протекает процесс дыхания. Артур также молча пожимает девушке руку, и что-то больше гордости за сына в его глазах совсем не наблюдается.

— Мне так приятно с вами познакомиться! — идет она к невесте. — Ох, здравствуй! Ты, наверное, Джинни, да? Ронни столько про тебя рассказывал!

Ах, Амелия. Глупенькая, недалекая Амелия.

Она с глубиной искренних чувств подлетает к невесте и заключает ее в объятия, опуская подбородок на ее плечо и совсем не замечая, что девушка почти каменная.

— Ох, одну секундочку! — поднимает указательный палец Амелия и ненадолго бежит к машине.

Забрав что-то с пассажирского сидения, Амелия почти летит по воздуху, возвращаясь обратно, и вручает Джинни две коробки, красиво упакованные в цветастую бумагу.

— Поздравляем вас от всего сердца! — сияет она. — Это от нас с Ронни!

Амелия на мгновение оборачивается и целует в щеку своего жениха, не представляя, что вообще здесь происходит. Только когда Рон никак не реагирует на ее ласку, она оборачивается к остальным и начинает смотреть на всю эту ситуацию под совершенно другим углом.

Молли всю потряхивает, она хватается за сердце, глядя на сына. Артур придерживает ее за плечи, подбородок мужчины чуть подрагивает. Гарри вообще дар речи теряет, стоит с открытым ртом, не в силах переварить то, что сейчас происходит, а вот Джинни…

Девушка делает два широких шага вперед и, замахнувшись, впечатывает брату звонкую пощечину.

— Охренеть, — слышится чей-то голос из толпы.

Амелия звонко охает, закрывая рот ладонями, от чего подарки летят из ее рук на землю прямо в грязь, и с ужасом смотрит на собравшихся. Молли снова хватается за сердце, начиная тяжело, прерывисто дышать.

Рита Скитер даже трезвеет, вливается в гущу событий, расталкивая гостей, и смотрит во все глаза на ситуацию, едва успевая отмахиваться от прытко пишущего пера, которое фиксирует каждое слово и действие.

— Рональд Билиус Уизли, — гремит невеста, — ты что, совсем страх потерял?!

Джинни, до этого страшно сильно побледневшая, теперь горит от ярости. Ее всю потряхивает. Рон кладет на мгновение холодную руку на горячую щеку, а после вновь поворачивается к сестре, стараясь чуть улыбнуться. Целая свора гостей смотрит на них, разинув рты.

— Сестренка, не думаю, что сейчас стоит…

— Ты выжил из ума?! — гремит Джинни.

— Что здесь происходит? — блеет Амелия тонким, наполненным слезами голосом.

Гости перешептываются, делают это слишком громко, слишком отчетливо. Многие указывают на кого-то пальцем, слышится то самое имя, которое до последнего стараются не произносить вслух.

Постепенно все оборачиваются назад, и Рон наконец видит ее. Гермиона стоит на месте, сжимая в ладонях подол платья с такой силой, что белеют костяшки пальцев. Глаза ее сухие, совершенно ничего не выражающие. Она просто молча стоит и смотрит на него.

Лучше бы она кричала, чем это.

Чем ничего.

Амелия смотрит на Гермиону, затем на Рона. Снова на нее, а после на него. Девушка осматривает собравшихся и все понимает. Может, Рон и считает ее глупой, на деле все обстоит совсем не так.

— О, Мерлин, — шепчет она, чувствуя, как к горлу подкатывают слезы.

Она наклоняется за подарками, сгребает их буквально в охапку, пачкая в грязи руки, после чего кладет коробки на ближайший стол и утирает нос тыльной стороной ладони.

— Я поеду, — бросает она, не глядя на Рона.

— Амелия, не говори глупостей, — хватает он ее за руку. — Останься.

Девушка останавливается и с глубокой обидой смотрит ему в глаза. Она не испытывает чувства ненависти, она разочаровывается в себе, что снова так глупо ошибается, раз решает, будто заслуживает настоящей любви.

Амелия вырывает свою руку.

— Не пиши мне больше, — просит она и направляется к машине.

В какой-то момент она останавливается, что-то суетливо делает и возвращается обратно.

— Мне этого больше не надо, — через силу выдавливает она и вкладывает ему в ладонь кольцо, которое он вручил ей всего месяц назад. — Прощай, Ронни.

Больше не оборачиваясь, девушка садится в машину, и водитель увозит ее из Норы, в которую, как она надеется, жизнь никогда ее больше не занесет. Рон смотрит вслед машины, сжимая губы.

В ладони горит еще теплое кольцо.

Северус смотрит на прямую спину Гермионы и понимает, что плечи девушки начинают постепенно дрожать. Надо уводить ее оттуда, и как можно скорее. Мужчина идет по направлению к куче собравшихся.

Расталкивая всех локтями, он идет прямо к ней, без остановки наблюдая за ее дрожащими плечами и прикидывая, сколько еще надо времени золотой девочке, чтобы сдержаться и не разрыдаться у всех на виду.

Гермиона смотрит на то, как он провожает машину взглядом, и не может заставить себя разжать челюсти. Понимает прекрасно, что один слишком глубокий вдох или один косой взгляд, и это будет приговор для нее.

Она задохнется от слез прямо здесь.

Рон оборачивается к ней, смотрит в глаза снова. Гермиона ненавидит в эту секунду его так, что сама поражается силе этого чувства. Оно вспыхивает в ней моментально, и девушка не спешит его тушить.

Это отсрочка перед истерикой.

Рональд разводит в стороны руки, улыбаясь и направляясь к Гермионе. Отдаленно девушка слышит, как начинает всхлипывать Молли, и как Артур просит Одри принести стакан воды для нее. Надо уйти отсюда.

Нельзя позволить подойти ему сейчас. Как сдвинуться с места? Давай, Гермиона, просто развернись и уйди. Давайте, ну же, ноги, слушайтесь! Не получается! Онемевшие пальцы дрожат. Он подходит к ней все ближе.

На плечо опускается чья-то ладонь, и Гермиона вздрагивает.

— Мисс Грейнджер?

Забери меня отсюда.

Его голос становится спасением. Она через силу оборачивается через плечо. Он смотрит не на нее, знает прекрасно, что сочувствие пробьет дамбу в ее и без того плачевном эмоциональном состоянии.

— Могу я пригласить вас на танец?

Грейнджер едва заметно кивает, когда Северус сразу протягивает ей руку. Гермиона разжимает с подола платья онемевшие ледяные пальцы и вкладывает ему в руку свою ладонь. Девушка слышит шаги за своей спиной.

— Профессор, — вскидывает Рон брови, останавливаясь рядом. — Неожиданно.

Он ненадолго замолкает. Гермиона чувствует напряжение, витающее в воздухе, но знает, что Северус ее защитит. Просто знает, чувствует. Он как стена. Каменная, неприступная крепость, которая не даст врагу пройти мимо.

— Танцуете? — интересуется он.

— К счастью, да, мистер Уизли, — холодно выплевывает он. — Это свадьба, если вы не заметили, тут так принято.

Больше не обронив ни слова, Северус смотрит на этого идиота сверху вниз своим неизменным презрительным взглядом и приобнимает Гермиону за талию, едва касаясь платья, пока ведет на танцпол.

Защищая ее спину от его взгляда. Придерживая ее, чтобы, случись неприятность, она ни за что не упала бы у всех на виду.

— Ты, — наступает на брата Джинни, когда Гермиону уводят, — просто, — тычет она его в грудь пальцем, — кретин!

— Джиневра! — хмурится он. — Прекрати! Что такого я сделал?

— Ты совсем идиот?! — вскидывает она руки. — Гарри, ради Мерлина, уведи его к Салазару с моих глаз, иначе я его прикончу!

Джинни рычит, запуская пальцы в волосы, пока Гарри хватает Рона за рукав и тащит в сторону дома. Невеста машет себе возле лица руками, чтобы хоть немного успокоиться, но ничего не выходит. Рональд упал в ее глазах окончательно. Он обидел до глубины души ее лучшую подругу.

Он опозорил ее у всех на виду.

Все знали, что Гермиона ждет его целый год. Сначала восхищались, теперь будут поливать грязью и обсасывать эту ситуацию со всех сторон, потому что золотая девочка с Гриффиндора оказывается лишь позолоченной игрушкой, которая приходит в непригодность и которой довольно быстро находят замену.

— Мама, — рычит Джинни, потому что не находит в себе силы сдержаться от срыва, — ноги моей в этом доме не будет, если здесь будет он! — тычет она в сторону жилища. — И внуков своих ты не увидишь, потому что я не хочу, чтобы они были знакомы с ним! — в сердцах кричит девушка.

Молли начинает рыдать, закрывая лицо руками, Артур обнимает ее, закрывая от остальных, и просит дочку быть мягче, потому что у самого от несправедливости глаза на мокром месте. Они не ожидали. Никто не ожидал.

Джинни прикладывает тыльную сторону ладони к губам и закрывает глаза, стараясь успокоиться. Этого правда никто не мог предугадать. Перед мамой она извинится позже, когда остынет.

Слава Мерлину, что пришел профессор Снейп и увел ее отсюда.

Северус держит Гермиону в своих руках, едва качаясь в танце. Грейнджер смотрит в одну точку перед собой, на одну из пуговиц его сюртука, кажется. Мужчина понимает, что она все еще в шоке и буквально отключается от реальности.

Щеки девушки мертвенно бледные, венка на виске истерично пульсирует, глаза ее стеклянные, совершенно неживые.

Этот танец отличается от предыдущего. Она не смеется.

Это печалит. Ведь она, оказывается, очень смешлива.

— Мисс Грейнджер?

Если он спросит, оно в ней взорвется.

— Как вы себя чувствуете?

Да чтоб тебя.

Гермиона сначала с дрожью вздыхает, а затем сжимает губы, покачав головой. Северус останавливается. Что ему сделать? Как ему помочь ей? Он в этом совсем ничего не смыслит. Что он такого сказал, что у нее на глаза слезы навернулись? Это же обычный вопрос.

— Мисс Грейнджер…

— Извините меня, — шепчет она и, отпустив его руку, уходит с танцпола.

Гермиона идет с прямой спиной и поднятой головой по всему двору, чувствует взгляды на своей спине, слышит шушуканье, сочувствие, которое ей никуда, черт возьми, не впилось и смотрит только перед собой, почти не дыша, до тех пор, пока не входит в гараж семейства Уизли, закрыв за собой дверь.

Джинни сжимает в руках подол платья, поднимаясь по ступенькам, после чего снова смотрит по сторонам. Гермионы нигде нет, да и профессора она нигде не видит. Куда они, черт возьми, оба подевались? Джинни откидывает мысль о том, что он успокаивает ее подругу весьма импозантнымспособом.

Она снова обходит танцпол и наконец видит Северуса у дальнего стола с бокалом шампанского. Джинни идет прямо к нему.

— Профессор, — зовет она.

Он продолжает стоять к ней спиной.

— Профессор Снейп! — громче произносит она.

Северус оборачивается. За четыре года он совсем отвык, что к нему обращаются как к «Профессору». Он довольно быстро привыкает к «Мистер Снейп». Мужчина наблюдает за раскрасневшейся от не совсем положительных эмоций последнего часа невестой.

— Миссис Поттер, — кивает он.

Звучит даже неплохо.

— Где Гермиона? — без прелюдий спрашивает девушка.

Мужчина жмет плечами.

— Ушла минут десять тому назад в сторону дома, — сдержанно произносит он и делает небольшой глоток шампанского.

Джинни кивает, бормочет что-то в духе спасибо-за-помощь и идет в сторону дома. Она уже жалеет, что выбрала для торжества платье с таким пышным низом. Весит оно, как черт, завтра она определенно не сможет поднять руки без стенаний.

Девушка следует в сторону дома и на мгновение останавливается. Домой Гермиона не могла пойти, потому что там Гарри отчитывает Рона за случившееся на повышенных тонах, это значит, что сама Гермиона направляется в единственное тихое место.

Джинни толкает дверь гаража и слышит глухие всхлипы.

— Гермиона, — тихо зовет ее подруга.

Рыдания на мгновение затихают, и Джинни открывает дверь шире, чтобы внутрь попала полоса света. Гермиона сидит на полу, прижав к груди какие-то рыболовные снасти Артура, которыми он никогда не пользуется, и смотрит заплаканными глазами на подругу.

— Джинни, — сипит она. Рыдания становятся пуще прежнего.

Джинни подходит к ней и садится в своем белоснежном платье прямо на пол возле ног подруги, после чего тут же заключает ее в крепкие объятия.

— Джинни, — задыхается в слезах Гермиона, — твое платье! — всхлипывает она. — Оно испачкается!

Подруга молчит, не обращает на ее слова никакого внимания, а затем Гермиона чувствует, как дрожат плечи виновницы сегодняшнего торжества. Грейнджер вмиг глушит в себе все слезы и выбирается из объятий подруги, обхватывая ее предплечья.

— Эй, эй! — зовет Гермиона. — Джинни, что ты! Что ты! Нет, милая, не плачь, пожалуйста!

Она утирает слезы подруги, стараясь сохранить свадебный макияж, но все идет совсем не так, и Гермиона ненавидит Рона еще сильнее, потому что он испортил долгожданный день своей единственной сестры.

Джинни чуть усмехается, пока Гермиона шепчет ей о том, чтобы она успокоилась, и размазывает ей слезы по всему лицу, а после вздыхает.

— Мой брат — полный кретин, — вздыхает со слезами она, и Гермионе ничего не остается, кроме как кивнуть.

Несколько раз кивнуть.

Джинни обнимает Гермиону так сильно, словно старается забрать у нее всю боль, которая в ней горит синим пламенем. Гарри отчитывает Рона в доме. Молли пьет зелье от нервов, Артур гладит ее по руке.

Гости танцуют и выпивают так, словно ничего не случилось.

========== 4. ==========

Убрав тыльной стороной ладони волосы со лба, Гермиона вновь наклоняется и, выставив палочку, шепчет заклинание, чтобы сочные плоды редиса, не запачкав ей руки, ловко прыгнули в корзину, стоящую возле ее ног.

Она не спит всю ночь, потому что это просто невыносимо. Лежать в постели и знать, что этажом ниже сопит Рон и видит десятый сон, совершенно не понимая, как сильно он ранит ее до глубины души.

Ночью, когда они с Джинни обе наконец успокаиваются, подруга ведет ее в дом, чтобы помочь умыться и лечь спать. Гермиона замечает, как Гарри ей кивает и старается улыбнуться после того, как заталкивает Рона в другую комнату подальше от ее глаз.

Он старательно прячет руку, но Грейнджер успевает заметить, как распухли костяшки пальцев ее друга, и понимает, что разговор у них был действительно серьезный. Без заклинаний не обойтись. Гермиона делает пальцем круг в воздухе, глядя на друга.

Этот жест давно присутствует в кругу их общения. Он означает простую истину: «Заклинание помнишь?» Гарри чуть кивает, поджимая губы. Гермиона кивает в ответ и следует за Джинни, которая тянет ее за собой за руку.

Новоиспеченная Поттер знает, в какие моменты говорить ничего не надо. Она просто молча помогает подруге переодеться, ждет, пока та сходит в душ, оставляет ей стакан воды и без слов обнимает, после чего уходит из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Гермиона ложится на постель на спину и широко распахнутыми глазами смотрит в потолок. Прислушивается. Знает, что разговор, на деле, совсем не закончен, потому что теперь спускается вниз Джинни, а она не станет выбирать выражения.

Гермиона знает, что Гарри свою жену сдерживать в данной ситуации не будет.

— Рональд, — выставляет Джинни палец вперед, едва заприметив брата, когда тот выходит из подсобки, дверь которой открывает Гарри.

Парни синхронно оборачиваются.

— Ты просто не представляешь, как я зла, — держит невеста свой подол. — Ты просто представить себе не можешь, как я хочу придушить тебя, — шикает она.

Рон убирает ладонь от лица, и Джинни на мгновение замолкает, когда замечает, какая красота уже наливается у него под глазом. Девушка бросает взгляд на супруга. Гарри показывает ей распухшие костяшки правой кисти и виновато, криво улыбается.

— Можно было и посильнее, — вынимает из складок платья палочку Джинни и взмахивает ею, вырисовывая руну.

Рон чуть вздрагивает, ощущая вибрацию магии на щеке, и на автомате прикладывает пальцы к коже. Покраснения медленно сходят, возвращая лицу привычную бледность. Джинни подходит к Гарри и, мягко взяв его руку в свою, проделывает тоже самое.

Гарри с благодарностью смотрит на девушку. Джинни дарит ему полную любви улыбку и оборачивается к брату.

Злоба возвращается на место.

— Знать не хочу, когда тебе вода из Черного озера успела в голову ударить, но ты совершил несусветную глупость, Рональд, — жестко произносит она. — Ты опозорил Гермиону на глазах у сотни человек и испортил день нашей свадьбы, — разносит его девушка. — Я не хочу, чтобы ты был в Норе.

Рональд качает головой и хмурится. Джинни скрещивает на груди руки, жестко глядя брата.

— И куда мне идти? — фыркает он.

— Да мне плевать с Астрономической башни, — не отступает она. — В этом доме ты не останешься, пока я здесь.

Рон смотрит на сестру и сначала хочет снова устроить сцену, которая возникла у них с Гарри и продолжалась до того момента, пока лучший друг не проехался ему по лицу, но затем вдруг замолкает.

Он видит, что вечерний макияж сестры совсем ни к черту, в золотисто-карих глазах блестит злоба, которая совсем недавно была слезами. Рон видит это по ее опухшим векам. Бросив взгляд на некогда белоснежное платье, он снова прикусывает язык. Оно все в саже, низ подола в грязи. Как бы то ни было, это его рук дело.

Рон с надеждой смотрит на лучшего друга.

— Не смотри на меня, Рон, — качает Гарри головой. — Ты поступил отвратительно, и твоему поступку нет оправдания. Я на стороне Гермионы в любом случае и, если ты не понимаешь, почему именно, то мне очень жаль тебя, правда.

Гарри понятия не имеет, что с другом сделали перед тем, как вручить мантию мракоборца, но тут явно дело пахнет отшибленными напрочь мозгами, потому что такого проступка со стороны Рона он, конечно, не ожидал увидеть ни в одном сценарии жизни.

Рон снова смотрит на сестру. Та сжимает пальцами предплечья до побелевших костяшек и, вскинув брови, ждет реакции брата. Уизли знает свою сестру. Она его на другие этажи дома не пропустит. Если Джинни что-то сказала, так оно и будет.

Он качает головой, хватает со спинки дивана свою мантию и, перебросив ее через плечо, направляется в сторону выхода из дома. Джинни отворачивается. Перед тем, как уйти, Рон снова смотрит на сестру, и та чувствует его взгляд на себе, но не обращает внимания. Рон плотно закрывает за собой дверь, когда уходит.

Джинни с дрожью вздыхает, закрывая лицо ладонями. Гарри тут же оказывается рядом.

— Тшш, — крепко обнимает ее Гарри, прижавшись губами к волосам. — Прости меня.

Джинни смеется, убирая руки от лица.

— Ты-то за что извиняешься, глупенький? — не понимает она.

— За то, что тебе пришлось говорить ему это, а не мне.

Гарри трепетно целует жену, и Джинни сразу успокаивается. Она говорит, что примет ванну наверху, и будет ждать его через полчаса. Поттер ухмыляется и выпускает ее ладонь, неотрывно и с восхищением наблюдая за тем, как будучи в свадебном платье, которое совершенно испортилось, Джинни все также стойко держится, гордо подняв голову вверх.

Воистину великая волшебница.

Дождавшись, пока она уйдет, Гарри открывает дверь во двор и выходит наружу. Вдалеке слышится гомон ликующей толпы гостей, которая продолжает празднование. Гарри взмахивает палочкой, чтобы в воздух взмыли крошечные пучки света, и видит, как на земле у забора сидит Рон.

Он медленно идет к другу, замечая у него в руке неожиданную вещь.

— Давно куришь? — интересуется Гарри, опустив руки в карманы брюк.

Рон жмет плечами и делает затяжку.

— Третий месяц, кажется.

— Эта дрянь тебя погубит, — прищурившись, смотрит Гарри на шатер, где ликует танцующая толпа.

Рон никак не комментирует слова друга. Гарри снова смотрит на него.

— Она остынет, — кивает волшебник, — Джинни, я имею в виду. Но ты обязан извиниться перед Гермионой лично, ты меня понял?

Рон кивает.

— Понял.

— Сотни раз, если придется.

— Ладно.

— В лепешку разобьешься, на коленях стоять будешь, что угодно, я не шучу, — серьезно говорит Гарри. — Днями, неделями вымаливать будешь прощение, ясно?

Уизли цокает языком.

— Да понял я, понял, Мерлин тебя подери! — делает он сильную затяжку и даже закашливается.

Гарри морщится от запаха едкого дыма и снова смотрит на шатер. Он тоже зол на Рона. Из-за его выходки Джинни плачет на собственной свадьбе два раза и совсем не от счастья. Джинни вообще почти никогда за всю жизнь не плакала, а сегодня…

— Можешь остаться сегодня на ночь, — произносит Гарри. — Миссис Уизли комнату тебе в любом случае подготовила, — смотрит он на друга. — Дождись только, когда все спать уйдут.

Рон поднимает глаза и согласно кивает.

— Спасибо, Гарри.

Поттер кивает, больше не говорит другу ни слова и направляется к шатру, чтобы успокоить гостей и дать им всем понять, что дальше празднование будет проходить без него и его супруги. Гости и без этой информации сами справляются, продолжая шумное празднование.

Рон делает последнюю тягу и бросает бычок куда-то в грядки, поднимаясь с места. Ему все равно предстоит слоняться еще как минимум час перед тем, как весь свет в окнах Норы перестанет гореть.

Гермиона прищуривается и присаживается на корточки, заприметив что-то в зелени грядок. Она взмахивает палочкой, и намокший в утренней росе окурок повисает в воздухе. Гермиона морщится. В доме никто не курит, она это точно знает. Владельца бычка определить оказывается совсем не сложно.

— Гермиона?

Девушка вздрагивает, прерывая заклинание, и влажная бумага падает вниз. Девушка оборачивается и тут же жалеет об этой затее. Только его ей в этот ранний час не хватало. Гермиона и без того почти не спит сегодня, поэтому и решается на ранний завтрак, а тут еще он.

Грейнджер возвращается к занятию, присаживаясь на корточки. Собирать зелень с помощью заклинания особенно приятно, нужна полная концентрация. Это ее шанс игнорировать Рональда всеми возможными способами.

Она концентрируется на заклинании, взмахивая палочкой.

— Ты меня игнорируешь? — спрашивает Рон.

Заклинание отскакивает и срубает под корень пару ветвей кустовой розы в метре от нее, от чего Гермиона прерывисто вздыхает. Она поправит все это, Молли не узнает об этом инциденте с ее любимыми цветами.

Ей в глубине души хочется сказать, что да, она его игнорирует, она зла на него, она не хочет с ним говорить, не желает его видеть, но…

— Нет, — негромко произносит она.

Почему я перестала говорить то, что думаю?

— По тебе не скажешь, — ухмыляется он, когда подходит ближе.

Гермиона чувствует его приближение спиной, но старается не придавать этому значения. Она концентрируется на заклинании, это важно. По спине непроизвольно бегут мурашки, когда дуновение ветра приносит запах его одеколона. Это уже не от трепета, этот поезд давно ушел.

— Гермиона, — присаживается Рон рядом с ней на корточки.

Девушка не отводит взгляда от грядок, взмахивая палочкой.

— Ну, — чешет он затылок, — прости, ладно?

Грейнджер чувствует, как свежие раны души кровоточат глубоко внутри. Она не поворачивается к нему. Рон какое-то время молча смотрит на профиль ее лица, ожидая реакции. Вот только какую реакцию он ждет?

Привел невесту к ожидающей его целый год девушке, опозорил ее на всю магическую Британию и говорит «ну, прости». Очаровательно. Да, разумеется, черт возьми, ты прощен, любовь моя!

Это он хочет услышать?!

— Ну, сглупил я, ладно, — громче произносит он. — Запутался. Так бывает, это мужская природа, ничего с этим не поделаешь. Так вышло! — указывает он большими пальцами себе на грудь. — Возвращаюсь на путь истинный. Что еще ты хочешь от меня услышать?

Гермиона бегло шевелит губами, осторожно стараясь срезать зелень и делать это так, чтобы рука, сжимающая палочку, не дрожала. Мужская природа.

Не получается.

Мужская природа?!

Целый пучок выдирается с корнем, и Грейнджер судорожно вздыхает, на мгновение зажмурив глаза. Ей не дается банальное бытовое заклинание, черт возьми! Она просто хочет побыть одна, почему он этого не понимает?!

— Я ничего не хочу слышать, Рональд, — находит в себе силы она.

Парень цокает языком, закатив глаза.

— Я же извинился, — напоминает он. — Может, хватит уже мне…

— Какого Мерлина ты здесь делаешь?! — гремит голос из окна дома.

Гермиона синхронно с Роном поднимает голову вверх, замечая, что из окна выглядывает огненный водопад рыжих волос новоиспеченной миссис Поттер.

— Держись от нее подальше! — рычит Джинни и скрывается из окна.

Рон щурится, глядя вверх, а затем машет рукой, возвращая свое внимание Гермионе. Не до сестрицы сейчас. Гермиона все еще смотрит вверх, а затем видит, как в окне появляется сонный Гарри с обнаженным торсом и взъерошенными волосами и надевает на себя очки.

Уизли собирается сказать что-то еще, как вдруг Гермиона слышит громкие шаги по лестнице дома.

— Так вот, Гермиона, послушай, я…

Задняя дверь дома с грохотом открывается, и на пороге появляется Джинни в синем махровом халате, наспех завязанном сбоку, с палочкой в руках. Вид у нее настолько грозный, что по спине бегут мурашки. Девушка вскидывает палочку.

— Я сказала тебе четко, чтобы в доме ты не появлялся! — вырывается из палочки сноп света и с размаху впечатывается Рональду в мягкое место, заставляя того подпрыгнуть.

Он вскакивает, прикрывая пятую точку, и звонко ойкает.

— Джиневра!

— Прочь, Рональд, я не шучу! — выскакивает из палочки следующее заклинание.

Рон прикрывает голову руками, срываясь с места. Джинни сыплет проклятьями и запускает в брата еще несколько заклинаний, но не особо целится, намеренно попадает во все, что рядом. Один из любимых садовых гномов Молли оказывается размозжен на черепки от прицельного редукто.

Гарри хватается за голову, наблюдая за происходящим.

— Чтоб больше я тебя здесь не видела! — гремит она, запыхавшись, и наблюдает за тем, как братец бежит от дома, все еще прикрывая голову руками и сверкая пятками.

Только когда он скрывается из виду, Джинни на мгновение оборачивается к Грейнджер. Она видит, что у Гермионы глаза на мокром месте, пусть она и задыхается от благодарности к подруге. Джинни знает Гермиону слишком хорошо, поэтому понимает, что сейчас на разговор она не настроена.

Она лишь кивает и идет в дом, не обронив ни слова.

Гермиона склоняется над грядкой и давится тихими слезами, собирая зелень руками без помощи магии.

***

Отогнав в сторону перо, Рита Скитер, вздернув подбородок, идет по знакомому коридору Министерства Магии, цокая небольшими каблучками давно вышедших из моды туфель. Ее кудряшки прыгают от каждого шага, и ей невыносимо отрадно, что даже в ее возрасте волосы все также прекрасно держатся в укладке.

Она кивает мимо проходящим сотрудникам и идет прямиком в отдел Магических происшествий и катастроф. Перехватив в левую руку две папки, Рита стучит правой в покрытую лаком дверь.

— Войдите, — слышится глубокий баритон по ту сторону.

Рита открывает дверь, заглядывая внутрь. У Северуса сейчас клиент, но ее это обычно не останавливает.

— Мистер Снейп, — мурлыкает она, — у нас с вами встреча на одиннадцать назначена.

Клиент озадаченно хмурится, глядя на журналистку. Не может быть такого, что его встреча по продолжительности всего десять минут. Он переводит взгляд на главу отдела. Ни один мускул на лице Северуса не дрожит.

— Мистер Болдвуд, основные аспекты вашего дела мне понятны, — вкрадчиво произносит он. — Настоятельно рекомендую на момент нашей следующей встречи обзавестись хорошим адвокатом, поскольку это — ключ к успешному разрешению дела, — он ненадолго замолкает, — для Вас, разумеется.

Волшебник средних лет с небольшими залысинами на лбу сжимает пальцы на ручке своего портфеля, склоняясь ниже к нему.

— Это ведь не моя вина, вы же понимаете, — бегло шепчет он. — Мне дорога свобода, но все вышло совсем не так, как планировалось изначально!

Северус скрещивает пальцы в замок и кладет руки на стол.

— Запись на следующую встречу через моего секретаря, мистер Болдвуд.

Мужчина нервно облизывает губы и, утерев руку об пиджак, тянет ее к Северусу. Тот окидывает его взглядом сверху вниз. Волшебник нервно убирает руку за спину и встает с места, начиная спиной пятиться к выходу.

— Спасибо, мистер Снейп, — кланяется он, продолжая спиной идти к двери. — Спасибо, через секретаря, я понял… До свидания, спасибо… До свидания!

Рита закрывает за нелепым посетителем дверь и переводит лукавый взгляд на Северуса, постукивая длинными красными ногтями по деревянной двери.

— Такой суровый, — не без восхищения произносит она, обращаясь к главе отдела. — Мурашки по коже.

Северус устало прикрывает глаза, поднимаясь с места. Ее лесть в нем никогда ничего не трогает. Он подходит к чайнику и подставляет к нему ладонь. Горячий. Значит, домовик опять приходил в кабинет во время посещения посетителя.

Мужчина берет себе на заметку, что домовика надо похвалить за незаметный приход и отчитать за неправильно выбранное для этого время.

— Зачем ты пришла? — чуть морщится он, стоя к ней спиной, когда берет в руки чайник. — Никакой встречи на одиннадцать часов у нас не было назначено, Люцинда бы дала мне знать.

Рите не нужно записываться у секретаря Северуса, чтобы попасть к нему на «прием». Она пользуется своим шатким положением уже целый год, и ее все устраивает. Женщина цокает каблуками по каменному полу, останавливаясь у него за спиной.

— Может, я просто соскучилась, — тянет она пальцы к нему и проводит десять дорожек по черной мантии на спине.

Северус невольно ежится. Ощущения приятные, но не особо желанные. Он делает глоток крепкого черного чая и поворачивается к ней лицом. Зеленые глаза журналистки смотрят на него со слепым обожанием.

— Чего ты хочешь, Рита? — со вселенской усталостью спрашивает он.

Женщина вскидывает брови. Он ни тогда не понимал, что это значит, ни сейчас не понимает. В намеках он полный профан и не скрывает этого. Он совсем не понимает женщин и не может принять во внимание, чем их вообще цепляет.

— Словами, Рита, — смотрит он на нее.

Скитер закатывает на мгновение глаза и тянется к нему, приподнимаясь на носочки. Северус тяжко вздыхает. Один из минусов Риты. Тактильность. Нравятся ей все эти поцелуи и обмены жидкостями. Он предпочитает все строго по традициям, но иногда соглашается на ее условия.

Редко, крайне редко.

Быстрее начнется, быстрее закончится.

Он слышит собственное дыхание, пока это происходит. Влажные звуки скорее раздражают, чем вызывают трепет. Он не умеет целоваться и не любит этого делать. Северус почти не разжимает губы и даже глаза не закрывает во время процесса. Смотрит только на темную точку родинки на левом веке Риты и на слишком широкие поры крыльев ее носа.

Она любит сжимать пальцами его предплечья, неприятно впиваясь длинными ногтями в кожу прямо через одежду, и это сразу дает первый звоночек о том, чего женщина ждет от этой встречи дальше. Северус чуть отодвигает ее от себя.

Рита приоткрывает трепещущие веки, расплываясь в улыбке.

— Направляйся работать, — просит он, — у меня еще три встречи на сегодня.

— Как скажешь, — кокетничает она, поправляя прыгающие светлые кудряшки, и разворачивается на месте. — Я зайду к тебе вечером?

Она склоняет голову, вопросительно глядя на него, когда забирает со стола папки, которые принесла из своего офиса просто для галочки. Северус делает еще глоток обжигающего чая и садится на месте, не глядя на женщину.

— Я дам тебе знать, — коротко произносит он.

Ей этого более, чем достаточно, поэтому она снова хихикает и, послав ему воздушный поцелуй, скрывается за дверью кабинета. Настроение сразу улучшается, ведь нет ничего лучше служебного романа, который не вредит репутации. Какой бы она ни была.

Рита почти порхает по коридорам, забегает на мгновение в дамскую комнату, чтобы поправить макияж и подкрасить губы, после чего идет в свой кабинет, потому что статья о вчерашнем событии совсем сырая, а виновница торжества должна прибыть в ближайшее время.

Скитер причмокивает губами, пока идет вперед, чтобы помада легла равномерно, после чего жмет на ручку своего кабинета, открывая дверь. Наличию посетителя она совсем не удивляется.

— О, — ухмыляется она, — миссис Поттер, вы сегодня рано.

Новоиспеченная жена героя войны хорошо выглядит. На ней горчичного цвета платье с рукавом три четверти, тонкий черный пояс, подчеркивающий стройную талию, и хорошие дизайнерские туфли на каблучке в два с половиной дюйма. Огненные волосы девушки закручены в крупные волны.

— Мисс Скитер, давайте без всего этого, — просит ее Джинни, скрещивая на груди руки. — У меня мало времени, статья готова?

Рита чуть вскидывает брови не без ее фирменной ухмылки. Она следует к своему столу, виляя бедрами, и оставляет папки на краю, присаживаясь на свое место и поправляя очки. Она указывает рукой перед собой. Джинни, вздохнув, садится в кресло.

— Черновой вариант статьи уже готов, завтра напечатаем ее в Ежедневном Пророке на первой полосе, — берет она в руки папку, лежащую перед ней, и вручает ее девушке.

Джинни сразу ее открывает, начиная бегать глазами по строчкам.

— Без моего ведома никакой публикации, — заявляет она, не глядя на журналистку. — Я проверю каждую строчку, предупреждаю.

— Конечно, — кивает она, растягивая губы в змеиной улыбке. — Конечно, — профессионально скрывает она саркастичность.

Джинни бегает глазами по строчкам, а Рита в это время внимательно ее рассматривает. Надавить на нужные точки она давно умеет. Пара лишних слов, и собеседник кипит, а затем говорит вещи, которые предпочел бы никогда в жизни не произносить вслух.

— Как мисс Грейнджер? — слету выпаливает журналистка.

Джинни захлопывает папку моментально, от чего пряди ее волос дергаются назад, и смотрит на женщину. Огню в глазах молодой волшебницы можно позавидовать. Наверное, поэтому герой войны выбрал ее. Рита отмечает, что обязательно вставит эту мысль в итоговую статью.

— Это не ваше дело, — говорит довольно мягко Джинни, хотя каждая черта ее лица так и вопит о том, что еще слово, и я за себя не ручаюсь, Скитер.

Журналистка чуть прикусывает губу в полуулыбке.

— Мне показалось, что вчера мисс Грейнджер была чем-то расстроена, — будто задумывается она, постукивая указательным пальцем по светлому подбородку.

Джинни терпеливо сглатывает.

— Ох, — вскидывает она руки так, словно это умозаключение пришло к ней только что, — не потому ли, что ваш брат Рональд, которого она ждала целый год, прибыл на вашу свадьбу в количестве плюс один?

Рита смотрит на девушку с хищным взглядом. Она в журналистике не первый год и даже не первое десятилетие. Может, у новоиспеченной миссис Поттер и львиный рык, зато у Риты акулий оскал.

— Я плачу вам деньги не за догадки, — нарочито вежливо произносит Джинни, — а за мою статью.

— Ох, я до последнего считала, что чек мне прибыл от лица мистера Поттера, — на мгновение закатывает она глаза. — Прошу прощения за мою невнимательность!

Напряжение в этом офисе можно резать ножом. Джинни сглатывает неприязнь, глядя на женщину, а та, в свою очередь, лишь потешается над неопытностью и плевой бравадой юной жены героя войны. Рита подпирает подбородок руками, ожидая ее ответа.

Ох, как же она любит свою работу!

— Статью вы сможете опубликовать только после моего подтверждения, — вкрадчиво произносит Джинни, мастерски владея собой. — Надеюсь, это понятно?

— Разумеется, миссис Поттер, — машет она рукой. — Эту статью я опубликую исключительно с вашей подачи.

Джинни, к сожалению, не понимает, что именно задумала Рита. Ее свадебная статья действительно проплачена. Гарри отвалил большие деньги за корректный текст на первой полосе, но… Никто не застрахован от того, чтобы информация о свадебном инциденте не появилась на следующий день также на первой полосе.

Ежедневный Пророк — родные воды Скитер. Она слишком долго обитает в этом заливе, Кингсли не особо следит за тем, что она публикует. Пророк разбирают, как горячие пирожки, вот что самое главное.

— Я отправлю вам сову с правками к вечеру, — встает Джинни с места. — После этого добавлять ничего своего будет нельзя, — кладет она в сумку статью. — Мы услышали друг друга?

Рита поднимается с места.

— Конечно, миссис Поттер! — протягивает она ей руку. — Вне всякого сомнения!

Джинни без энтузиазма на мгновение жмет руку журналистке и тут же выпускает ее ладонь. Скомкано попрощавшись, она желает поскорее покинуть ее кабинет, поэтому сразу следует к выходу. Она непроизвольно вытирает свою ладонь об подол платья, как только за ней закрывается дверь.

Иметь что-то общее с этой женщиной после публикации статьи никогда больше не хочется.

Джинни прямо на ходу вынимает из сумки папку и, открыв ее, начинает читать. Девушка хмурится почти с первых строчек. Снова какие-то призраки прошлого, страхи настоящего…

— Платье удачно сидело лишь снизу? — шикает Джинни, тут же вспыхнув, и цокает языком. — Да чтоб ее, эту Скитер.

Она захлопывает папку и с остервенением кладет ее в сумку. Дома, все дома. И чаю с ромашкой надо бы выпить. Последние двадцать четыре часа — настоящий сумасшедший дом. Джинни сдувает с лица прядь волос, следуя в сторону каминов для трансгрессии, и все еще старается запихнуть до конца папку прямо на ходу, но все никак не получается.

Девушка едва удерживает равновесие, когда в кого-то с размаху врезается.

— Мерлин, — вздыхает Джинни, откидывая огненные волосы назад, — прошу прощения, я…

— Смотреть нужно под ноги, миссис Поттер, — поймав за плечи девушку, вкрадчиво произносит он.

Джинни заводит за ухо волосы и чуть кивает.

— Профессор Снейп, — она заставляет себя чуть улыбнуться.

Что-то утро не задается абсолютно.

— Мистер Снейп, — исправляет ее мужчина.

Они оба недолго молчат, глядя друг на друга. Джинни уже смотрит в сторону, собираясь уйти, но…

— Как мисс Грейнджер?

Джинни чуть вскидывает брови от удивления. Неожиданно. Чего это он спросил? Дело явно не в беспокойстве. Наверняка он хочет позлорадствовать, что у золотой девочки проблемы, это в его духе. Джинни чуть вздергивает подбородок.

— Она в порядке, — кивает она, глядя в темные глаза бывшего преподавателя.

— Прекрасно, — коротко отмечает он.

Девушка не хочет больше задерживаться, поэтому чуть кивает, машет на прощание рукой и уже собирается сделать первый шаг, но так не вовремя поднимает голову. Это утро действительно самое мерзкое за последний год ее жизни.

— Да чтоб меня, — шепчет она от обессиленной злости.

— Что такое, миссис Поттер? — скорее из вежливости спрашивает Северус, потому что все еще находится с ней рядом.

Он оборачивается, глядя туда, откуда не отрывает сурового взгляда Джинни. Рон стоит вместе с Молли и Артуром в нескольких метрах от них.

Краем глаза Джинни замечает, как мистер Снейп сжимает челюсти с таком силой, что его желваки судорожно дергаются.

========== 5. ==========

Джинни сжимает на мгновение челюсти и бросает взгляд на Северуса. Мужчина смотрит на ее брата, почти не шевелится. Девушка не представляет себе, о чем он думает, и думает ли вообще. Может, он где-то в своих мыслях. Джинни теряет интерес к нему почти моментально.

— Прошу меня извинить, — выдавливает Джинни, сжимая пальцами ручку сумки.

Она идет вперед и смотрит куда угодно, только не на своего братца. Даже на маму не смотрит, потому что чувствует, что станет мягче, прогнется, потому что это же мама, черт возьми.

Джинни идет мимо в сторону каминов, едва качая бедрами, чувствует на себе взгляды проходящих мимо волшебников. Те кивают ей, мужчины даже снимают шляпы. Они знают, кто она такая. Да кто ж не знает? Она уже рассчитывает пройти мимо, но на ее предплечье сжимаются его пальцы.

Девушка резко оборачивается, огненные волны перекидываются на спину.

— Руку убери свою, — окинув брата взглядом, сурово произносит она.

— Ты даже сказать мне не дала, — замечает Рон. — Ни вчера, ни сегодня.

Джинни фыркает.

— Мне нет дела до твоих слов, — резко отвечает она. — Я видела все своими глазами, а теперь убрал руку.

Рон хочет сказать что-то еще, но все же слушается: выпускает руку сестры, закатив глаза и облизнув губы. Молли оказывается рядом почти моментально, Артур семенит за ней следом.

— Джинни, милая, — суетится мама, — не злись на брата.

— Не злиться? — вспыхивает девушка. — Тебе напомнить, что вчера было? С памятью что-то произошло, мама?

— Джинни, — хмурится Артур. — Тебе следует быть мягче, ты разговариваешь со своей мамой.

Джиневра хмыкает, пропуская между пальцами волосы, чтобы убрать их с лица.

— Пап, тебе ли не знать, что должно было случиться после его возвращения, — не смотрит она на брата, пусть и говорит о нем. — Вся магическая Британия была в курсе, — облизывает девушка губы. — И что теперь?

Артур опускает на мгновение голову вниз, пока сжимает руками плечи жены. Джинни смотрит Молли в глаза.

— Теперь Гермиона выйти из дома спокойно не сможет без тычков в свою сторону, — сурово произносит она. — Он опозорил не только ее своей выходкой, — кивает девушка. — Он опозорил всех нас.

Рон закатывает глаза.

— Ты передергиваешь, — цокает он языком.

— Да неужели? — саркастично выплевывает она, прищурившись. — Это тебе не с безымянной девчонкой шашни крутить вдали от дома, Рональд. Наше положение после войны обязывает нас вести себя так, как полагает. Ты что, не понимаешь совсем ничего?

Джинни делает полушаг вперед, вынуждая Рона сделать синхронно шаг назад.

— Будучи частью Золотого Трио, ты всегда в центре внимания, идиот, — не сдерживается она в выражениях.

Молли чуть охает, но девушка не обращает на это внимание.

— Если ты хотел порвать с Гермионой, надо было быть мужчиной, отрастить достоинство и хотя бы написать ей о своих намерениях, а не держать голову в земле и не ставить перед фактом на виду у сотен людей.

Рон впервые за все это время краснеет, опустив вниз голову.

— Я презираю твой поступок, Рональд, — кривит она губы. — И не отказываюсь от своих слов: видеть я тебя не желаю.

Джинни разворачивается на каблуках и направляется в сторону каминов, обещая себе, что перед мамой извинится лично за то, что она видит ее перепалки с Роном собственными глазами, но позже. Сейчас главное вернуться домой и отредактировать статью, чтобы эта Скитер не посмела затронуть репутацию Гермионы.

Она уже подходит к одному из каминов, как вдруг он снова хватает ее за предплечье и резко разворачивает к себе лицом.

— Ты сама не видишь, что с ней происходит последние годы, Джинни? — наклоняется к ней Рон с жестким огнем в глазах. — Гермиона стала совсем бесполезной и серой, открой уже глаза!

Джинни вспыхивает моментально, вырывает руку и вздергивает подбородок, делая шаг вперед.

— Ты не имеешь никакого права так говорить, Рональд! — тычет она ему пальцем в грудь. — Ты сам заставил ее потухнуть, Мерлин тебя побери! На себя не хочешь посмотреть для разнообразия?!

Рон фыркает.

— Она любит меня, — самодовольно замечает он. — Захочет вернуть — изменится ради меня.

Да ему попросту отморозили на службе все мозги! Джинни едва сдерживается, чтобы не влепить пощечину брату на виду у всех. Снова. Она оглядывается по сторонам, замечает, как почти бегут к ним Молли и Артур, как проходящие мимо волшебники смотрят на них, косят взгляды.

Девушка невероятным усилием воли сдерживается и боковым зрением замечает приближающийся к ним силуэт в темной мантии.

— Невелика потеря для Гермионы, — выплевывает девушка. — Обо всей этой ситуации посудачат и забудут, когда она свяжет свою жизнь с достойным человеком.

Джинни с вызовом смотрит в карие глаза брата.

— А вот твой проступок магическое сообщество никогда не даст тебе забыть.

Рон с шумом выдыхает так, что складывается впечатление, будто вот-вот из его носа повалит пар, как у быка, перед которым на закрытой арене помахали красной тряпкой. Он собирается дернуться вперед, но на горчичный рукав платья сестры опускается чья-то рука.

— Миссис Поттер, — кивает мужчина, — вы обронили вашу статью, — протягивает он ей папку.

Джинни понятия не имеет, когда он успел вытянуть это из ее сумки, но сделал он это как нельзя вовремя. Она даже не злится на него, впервые испытывает чувство благодарности. Девушка кивает, принимая папку.

— Могу я предложить вам пройти в камин передо мной? — игнорируя шумное дыхание Рона, нарочито вежливо произносит он.

Смахивает на добровольную пытку, но ничто так не объединяет двух людей, как ненависть к третьему. Северус протягивает вперед руку и Джинни снова кивает.

— После вас.

— Благодарю, мистер Снейп.

Рон прыскает, и Северус замирает на месте. Джинни, больше не оборачиваясь, входит в камин и исчезает в пламени. Мужчина оборачивается к предмету своей ненависти, вскидывая брови. Северусу глубоко плевать, что его так рассмешило, язвительный комментарий по поводу всей этой ситуации обжигает нёбо.

— Более бестолкового человека, чем вы, в жизни своей не встречал, мистер Уизли, — холодно произносит он.

Рональд вмиг прекращает смеяться и кичится, вздернув подбородок. Он сжимает кулаки, делая шаг вперед.

— За слова отвечать нужно, профессор, — выплевывает он. — Мы уже не в Хогвартсе, ясно?

Молли подбегает и хватает за мантию сына, сдерживая его порывы. Женщина что-то негромко говорит ему, а сама затем смотрит на Северуса, взглядом просит прощения, сама в праведном шоке от того, что с сыном случилось за год вдали от дома.

— И все также беспросветно глупы, — спокойно замечает Северус.

Его не так просто вывести из себя, а обращать внимание на этого неуравновешенного ребенка он абсолютно не собирается. На мольбы Молли он также не обращает внимания, потому что не ей извиняться за сына, у него есть собственный язык.

К Рональду он и без того всегда питал не особо теплые чувства, а после вчерашней ситуации он навеки падает в его глазах. Из всего их семейства лишь новоиспеченная миссис Поттер имеет хоть какой-то стержень характера и правильное воспитание, об остальных он такого сказать не может.

— Подойди сюда, профессор, — выплевывает Рон.

— Рональд! — вскрикивает Молли и уже собирается с силами, зарядив сыну оплеуху.

Северус больше не задерживается в этом обществе и исчезает в пламени камина следом за Джиневрой. Рон смотрит в пустой камин, сжимая челюсти.

— Да что с тобой такое?! — никак не понимает Молли.

— Приди в себя, сын, — грозно произносит Артур. — Ты позоришь нас.

Рональд хочет сказать что-то еще, но кругом действительно слишком много ушей и глаз, да и вообще: в Министерство они прибыли совсем не за этим. Ему надо к главе мракоборцев добраться, чтобы продлить контракт с учетом подписей обоих родителей и получить жилье. И тогда к черту родителей, к черту сестрицу и к черту этого Снейпа.

Да, к черту Снейпа.

— Извини, отец, — небрежно произносит он и направляется к лифтам.

Рита Скитер, стоя у окна своего кабинета, постукивает пальцем по подбородку, обдумывая увиденное и ожидая, пока посыльный магический жучок доставит ей полную информацию о произошедшем разговоре.

Ситуация все интереснее и интереснее.

Рон машет родителям, чтобы те остались в приемной, пока он направляется к кабинету главы мракоборцев. Он поправляет галстук, заводит назад волосы и стучит в дверь. Она открывается сама.

— Добрый день, сэр, — входит Рон и кивает.

Глава мракоборцев, суровый и немногословный мужчина в возрасте, сидит за своим столом, склонившись над очередным письмом. Его перо бегло царапает по пергаменту. Не поднимая головы, он чуть машет рукой, побуждая прибывшего сесть перед ним.

Рон тут же повинуется и выполняет приказ. Приказы. Вот что он привыкает за двенадцать месяцев слушать. Вырабатывается своеобразная привычка, чувства закрываются, и он лишь покорно выполняет приказы вышестоящих, прекращая обращать внимание на других.

— Имя? — все еще не поднимает головы мужчина.

— Рональд Уизли, сэр, — кивает он.

— Второе.

— Билиус.

Мужчина откладывает перо в чернильницу, просматривает папки на углу стола. Рон терпеливо ожидает, глядя на него. Мужчина этот до этого встречался ему всего раз. Встречи с ними — на вес золота. Он лишь смотрит на будущих сотрудников, чтобы примелькались, дает минимум информации, а всю остальную работу предоставляет своим коллегам.

Он очень суров, брови его всегда сведены вместе, воротник отглаженной накрахмаленной рубашки всегда врезается в шею. Голова его и лицо гладко выбриты. Рон облизывает губы. Мужчина бросает перед ним папку.

— Продлеваем контракт еще на один год, база будет здесь, потому что достойно отслужили этот год. Вам будет предоставлена комната в общежитии. Вся информация внутри, по поводу договора обратитесь к секретарю.

Он сразу вливается в работу, забывая о существовании своего посетителя. Рон рассеянно смотрит то на папку в руках, то на главу мракоборцев. Уизли решается на вопрос.

— Сэр, мне говорили о том, что будет предоставлен дом.

Мужчина впервые за весь разговор поднимает взгляд. Рон тут же теряет весь запал и сглатывает, опуская взгляд. Повинуется.

— Спасибо, сэр.

Кивнув, Рон направляется к выходу из кабинета, прекрасно понимая, что глава мракоборцев уже забыл о нем абсолютно. Когда он выходит из кабинета, игнорирует вопросы Молли и заранее записывается на все процедуры у секретаря.

Дом, оказывается, предоставляют только через пять лет, но это даже не особо важно. Он далеко от первоначальной базы, а это значит, что Амелию ему не вернуть. Значит, будет шанс держать Гермиону ближе к себе, видеться с ней и проявлять необходимое давление. А еще он съезжает от родителей и не будет видеть несносную сестрицу.

Все будет нормально, все не так уж плохо.

***

Все настолько плохо, что не описать словами.

Гермиона до последнего верит в лучшее. Особенно в тот момент, когда Джинни дает ейпочитать статью, которую полностью перекроила. Подруга делает правки так, что имя Гермионы всплывает всего один раз, упоминая о том, что она является подружкой невесты.

Сначала все правда хорошо. В какой-то момент даже кажется, что спокойствие будет длиться бесконечно.

Ну, как бесконечно. Двадцать четыре часа.

Джинни сначала скрывает Ежедневный пророк от подруги, но Гермиона находит его сама. Она даже не дочитывает статью, с остервенением бросает скомканную бумагу в камин, а потом из дома не выходит три дня.

Это не спасает.

Отговорки о простуде заканчиваются, приходится выйти на работу. Ее начальник отдела — абсолютно некомпетентный, глупейший человек — грозит ей увольнением, и выйти из дома Гермиона себя почти заставляет.

Она старается не поднимать головы, держит ее всегда опущенной, но это не помогает. Ее обсуждают, над ней смеются, показывают пальцем. В отделе на работе находиться почти невозможно.

Сплетницы даже не стараются говорить тише. Они говорят о ней так, словно в офисе она не находится.

С каждым днем становится все хуже. Эта мерзкая Скитер выпускает еще одну статью, и там появляются детали разговора Джинни с Роном в Министерстве. Гермиона понятия не имеет, как Рита это делает, но ей снова это удается.

Любой выход из дома становится проблемой. Фотографы поджидают ее всюду, скрываться не удается. Удивительно, почему все внимание падает именно на нее, но все люди любят страдания других, это прописная истина.

Гарри ходит ругаться в Министерство, даже устраивает встречу с Кингсли, но Ежедневный пророк — абсолютно другая стихия, совершенно неподвластная, поскольку это чертова свобода проклятого слова. Кингсли только говорит, что надо потерпеть и через неделю все уляжется.

Джинни так не думает. Она даже ходит ругаться к Скитер в офис после первой статьи, но ничего не добивается от этого разговора. Рита опасна, она никогда ни перед чем не останавливается, если дело касается скандальных сплетен.

Гарри предлагает Джинни забрать подругу из съемной квартиры и позволить той остаться у них, на что девушка тут же охает, не понимая, почему сразу об этом не подумала. Так Грейнджер переезжает к ним сразу, как на свет выходит вторая статья. Легче становится, потому что она теперь не одна.

— Холодно же, — просовывает Гарри голову на балкон.

Гермиона чуть оборачивается.

— Да нет, нормально, — старается улыбнуться она.

Гарри качает головой, скрывается на пару минут в гостиной, а затем выходит к подруге. Он ставит перед ней чашку с горячим чаем и накидывает ей на плечи теплый плед. Гермиона чуть улыбается, когда Гарри не уходит, а присаживается рядом с ней, поправив штанины.

— Спасибо, Гарри, — с теплотой смотрит она на друга. — Где Джинни?

— В магазин вышла, — указывает себе за спину парень. — Сказала, что мороженое — лекарство от всех болезней.

Гермиона слабо улыбается, после чего берет в руки чашку чая, но пить не торопится, только согревает прохладные ладони. Благодарность Гарри и Джинни ей даже не выразить словами, они правда делают для нее очень много.

Морально ей очень тяжело выносить все, что происходит. Очень сильно тяжело.

— Я тебе мантию-неведимку на кровати оставил, — глядя на ночной город, произносит Гарри. — Если захочешь, носи на здоровье.

Гермиона чуть сводит вместе брови, чтобы скрыть эмоции, и опускает вниз голову. К горлу подкатывают слезы. Когда же это случилось с ней? Когда она стала такой? Может быть, слова Рона в статье Скитер не лишены истины.

И она действительно стала серой и бесполезной.

— Все это просто глупый треп, — говорит Гарри, — оно утихнет. Со временем, но утихнет, слышишь? — поворачивается он к подруге. — Мы рядом с тобой, все наладится.

Гермиона склоняется, утыкаясь виском в плечо друга, и Гарри обнимает ее, позволяя оказаться под защитой. Он легонько целует ее в волосы, после чего прикладывается к ним щекой. Гарри поглаживает ее по плечу в тот момент, когда откуда-то из темноты двора доносится громкий звук, и вспышка фотоаппарата не освещает ночной двор.

— Прочь отсюда, это частная территория! — вскакивая с места, рычит Гарри.

Гермиона оставляет чашку на столике, заворачивается в плед и входит в дом. Она снова все портит, додумались же вне дома посиделки устроить. Когда Джинни возвращается в приподнятом настроении, Гарри рассказывает ей, что на территорию пробрались папарацци. Настроение вмиг ухудшается. Все трое нутром чуют: Рита не остановится.

Обычно интуиция их не подводит.

Не зря же на следующее утро Рита поправляет волосы, вышагивая по своему кабинету, и на мгновение задумывается. Перо с блокнотом парят возле нее, не пропуская ни одного слова. Женщина уже готовит очередную сенсацию, на столе красуются новенькие снимки плачущей несчастной золотой девочки в объятиях героя войны.

Статья обещает быть горячей, если она добавит перчинку в виде старых дрожжей взаимодействия Поттера и Грейнджер со времен Кубка Трех Волшебников. С того времени остались весьма потрясающие снимки.

Рита почти устоять на месте не может.

— Как отреагирует на романтические взаимодействия своего супруга и лучшей подруги новоиспеченная миссис Поттер пока неизвестно, — произносит она, и перо бегло записывает каллиграфическим почерком каждое слово.

Когда дверь ее офиса резко открывается, Рита разворачивается на каблуках туфель и уже готовится устроить разнос за отсутствие стука, но, стоит ей увидеть нежданного гостя, как на лице расцветает счастливая улыбка.

— Надо поговорить, Рита.

Гермиона тяжело вздыхает и решается. Нагнувшись пониже к столу, она разворачивает Ежедневный пророк. Девушка листает страницы одну за другой, до дрожи под коленками боится каждой колонки и живой фотографии, но просматривает все страницы до самого конца.

Девушка с облегчением выдыхает, на мгновение закрыв глаза, и бросает Пророк в мусорное ведро. Это невероятно, но скандальная газетенка молчит уже седьмой день с момента выхода второй статьи.

Непонятно, почему так происходит. Неужели у Скитер проснулось в ее тщедушной сущности сострадание? Гермиона чуть хмурится от собственных мыслей. Это маловероятно. Скорее всего она лишь затаилась, чтобы выкинуть что-то похлеще, чтобы снова подогреть сплетни.

Которые, к слову, пока совсем не остывают.

— Посмотрите, кто пришел, — сидя на столе со скрещенными ногами, приторно произносит одна из коллег Гермионы, глядя в ее сторону. — Это же мисс Грейнджер!

Девушки злобно хихикают, поддерживая очередные издевательства. Каждое утро начинается одинаково. Как бы отвратительно это ни прозвучало, но Гермиона начинает привыкать к такому отношению. Это забивает далеко не последний гвоздь в гроб ее положения.

— Доброе утро, Делли, — старается не поднимать взгляд Гермиона, сразу хватая в руки очередную стопку бумажной работы.

Брюнетка отпивает глоток кофе и смотрит на Грейнджер, пока еще одна девушка из офиса шепчет ей что-то на ухо.

— Ох, не говори глупостей, Клара, — машет Делли рукой. — Не думаю, что наша мисс Грейнджер согласится на такое.

Гермиона сухо сглатывает и поднимает взгляд от бумаг. Хоть одно утро начнет наконец отличаться от предыдущих? Неужели их жизнь настолько скучная, что им приходится обсуждать только ее личную жизнь?

— Согласится на что? — решается Гермиона.

Девушки синхронно оборачиваются. Они успевают привыкнуть к тому, что Грейнджер постоянно отмалчивается. Им приносит удовольствие давить на нее, изводить и вынуждать сидеть в своей каморке до самого конца рабочего дня, не поднимая головы.

— О, это она про вечеринку в субботу, — сверкает злобным огнем в глазах Делли, поправляя длинные темные волосы. — Не думаю, что ты пойдешь.

— Отчего же? — скрещивает Гермиона руки на груди.

Делли отставляет чашку на стол и поднимается на ноги. Девушки наблюдают со змеиными улыбками за тем, что сейчас будет. Делли за словом в карман никогда не полезет и всегда закончит начатое.

Гермиона чуть хмурится, скрещивая руки сильнее, когда Делли останавливается возле нее и чуть склоняется, упираясь ладонями в колени. От нее всегда пахнет резкими, тяжелыми духами. Гермиона непроизвольно двигается на стуле чуть в сторону.

— Потому что это вечеринка для тех, у кого плюс один, дорогая, — хлопает она ресницами.

Офис прыскает в кулаки.

— А тут проблемка у тебя, солнышко, — касается она кудрявой пряди Гермионы, делая грустную гримасу. — Нам брошенки на вечеринке не нужны.

Девушки взрываются злобным булькающим смехом. Они заливаются так громко и невоспитанно, что у Гермионы против воли к глотке подступают слезы. Она дергает головой, чтобы прядь выпала из пальцев Делли, встает с места и, толкнув девушку плечом, выбегает из офиса под еще более мощную насмешку, захлопнув за собой дверь.

Гермиона мчит по коридорам в сторону уборной, сжимая кулаки, и держится до тех пор, пока не закрывается в кабинке и не накладывает оглушающие чары. Она позволяет себе разрыдаться изо всех сил только тогда, когда все четыре стены оказываются под заклинанием.

Ей так больно, так тяжело и так нестерпимо обидно, что все эти негативные эмоции мешают ей нормально дышать, каменной крошкой сваливаясь куда-то в солнечное сплетение и неподъемным грузом утягивая ее вниз.

Гермиона заставляет себя успокоиться. Она выплескивает обиду из себя и утирает слезы. Лишь бы не накапливалось. Грейнджер теряет не больше пятнадцати минут на это, поэтому надеется, что начальник отдела не отчитает ее за отсутствие на рабочем месте.

Девушка выходит из кабинки и подходит к раковине. В зеркало сразу не смотрит, знает, что придет в ужас. Сначала она пару минут умывается холодной водой, затем использует заклинание и только тогда смотрит на свое отражение.

Не так уж и плохо. Бывало и хуже.

Гермиона шмыгает носом в последний раз и, поправив на себе серый пиджак, выходит из дамской комнаты. Она уже сразу думает о том, как вести себя в офисе. Не стоило вообще им отвечать, надо было проигнорировать, она же всегда так делает.

Змеи только этого и ждут. Ее слез. Сегодня она преподносит им долгожданный подарок. Так больше делать нельзя. Гермиона уже собирается повернуть в свой коридор, как вдруг слышит чьи-то всхлипы.

Она останавливается и прислушивается. Понедельник, конечно, день тяжелый, но не значит ведь это, что она пройдет мимо? Гермиона идет на звук, рассчитывая увидеть какую-нибудь новенькую и неопытную девушку-стажера, но вместо этого…

— Ой, — не верит своим глазам девушка, — ой, кроха, здравствуй!

За массивной колонной возле стены стоит совсем маленькая девочка в синем сарафане и тихонько плачет, убрав руки за спину. Гермиона подходит к девочке и присаживается перед ней на корточки.

— Ты потерялась? — осторожно обхватывает она ее худые ручки.

Девочка поднимает взгляд. Темные волосы крохи ниже лопаток, но не заплетены, лезут в глаза, и ей приходится дважды пытаться убрать их в сторону, чтобы потереть глаза.

— Да, — всхлипывает она.

Грейнджер гладит ее по предплечьям.

— Ну, ничего страшного, я тебе помогу, — обещает она. — Как тебя зовут?

— Дейзи, — трет девочка глаза.

Радужки у нее зеленые, такие яркие, как молодая трава ранней весной. На щеке девочки то ли акварельная краска, то ли след от мелка. Грейнджер заботливо стирает с ее светлой кожи маркое пятно.

— А я Гермиона, — улыбается девушка, глядя на малышку. — Где твоя мама?

— Мамочки нет, — уже не так горько плачет она, начиная успокаиваться. — Только папочка.

Гермиона кивает, старается радоваться тому, что девочка идет на контакт, но информация об отсутствии матери горько отзывается в сердце. Ей, на вид, не больше четырех.

— А знаешь, где твой папочка работает, Дейзи? — поддерживает хорошую волну Гермиона.

Девочка на мгновение задумывается, опустив голову. У нее такие темные волосы, что диву даешься. Большая редкость увидеть такой натуральный цвет. Насыщенный, переливающийся, точно глубины океана, куда не ступала нога человека.

— Там много бумаги, — наконец отвечает Дейзи, подняв голову.

Гермиона снова восхищается пронзительной зеленью глаз малышки и искренне улыбается.

— Так это же архив, Дейзи! — смеется она. — Идем, я тебя провожу!

Дейзи улыбается в ответ и тянет ручки вверх. Гермиона поднимает ее и усаживает себе на левую руку. Ох, она такая легкая! Девочка обнимает ее за шею. Грейнджер не может перестать улыбаться. От малышки вкусно пахнет.

— Как же ты так далеко ушла, Дейзи? — поддерживает Гермиона диалог. — Это же на три яруса ниже.

— Я на лифте каталась, — спокойно отвечает она.

Гермиона улыбается.

— Что-то папа совсем не следит за тобой, — замечает она.

— А папочка работает много, — уверенно говорит Дейзи.

Для четырех лет малышка говорит очень хорошо, да и глаза у нее умные очень. С ней без вариантов занимаются, это заметно. Девочке определенно не хватает женской руки в плане опрятности, но Дейзи об отсутствии матери и сама ей говорит.

Гермиона уже с легкостью может представить, как красиво на густых волосах Дейзи будут смотреться два колоска.

Дейзи что-то рассказывает про свои рисунки и любимые игрушки без умолку, а Гермиона с интересом слушает и задает вопросы. Малышке, наверное, совсем не с кем поговорить, раз папа постоянно работает. Домовик в лифте косит на них взгляд, но потом даже чуть улыбается.

Гермиона приходит в архив и стучит в дверь. Она оказывается открыта, и девушка заглядывает внутрь. В полутемном помещении горит свет на столе, освещая небольшой участок комнаты. В самом архиве никого нет.

На небольшой софе лежат раскиданные детские игрушки, крохотный портфель и зеленая курточка с капюшоном, на табуретке рядом валяются альбомные листы и пачка открытых цветных карандашей.

— Поиграешь со мной, Гермиона? — с надеждой спрашивает Дейзи, глядя на нее.

Невозможная зелень, обрамленная темными, пока еще влажными от слез ресницами, не может позволить Гермионе ответить отказом. Ее определенно нет уже более пятнадцати минут, и ей влетит от начальника, но девочку одну она оставить не может до того момента, пока не придет взрослый, это точно.

— Конечно, поиграю, — прищурившись, улыбается девушка, и ставит Дейзи на пол.

Она тут же идет к дивану и сгребает в охапку целую кучу рисунков, начиная рассказывать Гермионе, что на них изображено. Грейнджер садится на софу и с интересом слушает про магических существ, ее любимую куклу и метлу, которую она очень сильно хочет, потому что мечтает играть в квиддич.

Гермиона рассматривает каждый рисунок и восхищается им, от чего Дейзи заливисто смеется и сияет. Грейнджер в жизни таких волшебных деток не встречала. Она все смотрит на малышку, слушая каждое ее слово, а потом Дейзи вдруг смотрит за ее плечо в сторону двери и звонко охает.

Грейнджер может поклясться, что зеленые глаза Дейзи сиять начинают только сильнее.

— Папочка! — вскидывает она руки и откладывает листочки, спрыгивая вниз.

Гермиона оборачивается в сторону двери и непроизвольно вздрагивает, задерживая дыхание. Улыбка стирается с ее лица, а сама она вся замирает от удивления. Дейзи обнимает за ногу папу, прикладываясь к темной мантии щекой и закрывая глаза.

Северус смотрит на Гермиону с тем же праведным удивлением, что и она на него.

========== 6. ==========

Гермиона все еще смотрит на Северуса, не в силах отвести удивленного взгляда. Она непроизвольно вспоминает разговор с Джинни на свадьбе и ее упоминание о том, что Северус женился, но с его женой случился какой-то несчастный случай.

Получается, он потерял жену и… Все эти годы воспитывает девочку один? Гермиона старается распробовать эту мысль, но у нее совсем ничего не получается. Как это так? У Северуса Снейпа есть дочь. Настоящая, из плоти и крови.

Темноволосая, чертовски зеленоглазая и настолько искренне любящая своего родителя, что диву даешься. Нелюдимого и холодного бывшего преподавателя по зельеварению оказался способен кто-то полюбить? Причем, видимо, дважды.

Если бы не случилось первого раза, Дейзи не обнимала бы его сейчас за ногу.

— Ты зачем из архива вышла? — Северус первый опускает взгляд.

Он задает вопрос тем же холодным тоном, но есть в нем что-то такое, чего нет обычно. Этот тон персонально для Дейзи, Гермиона понимает это сразу. Строго, холодно, но всё равно не так, как с прочими.

— Мистер дядечка ушел за сэндвичем и не закрыл дверь, — объясняет девочка, запрокинув голову. — А я подумала, что за дверью намного интереснее, чем здесь.

— Подумала она, — прищуривается Северус. — Я тебя с мистером Томасом по всему Министерству битый час ищу, — мужчина на мгновение смотрит на Гермиону. — Мистера дядечку я уже осадил за невнимательность, — зачем-то объясняется он.

Дейзи сильнее обнимает ногу родителя.

— Я совсем-совсем недолго погуляла, — заверяет она. — Немного заблудилась, но потом она нашла меня, — указывает Дейзи на Грейнджер.

Девушка непроизвольно поднимается с места, разгладив юбку. Северус бросает на нее быстрый взгляд, но сразу возвращает свое внимание дочери.

— Это Гермиона, — начинает она, — мы с ней…

— Не имеет значения, — прерывает ее Северус.

Девчонка чуть хмурится, но сразу замолкает.

— Я все еще сержусь на тебя за то, что ты убежала, — сурово произносит он. — Как прикажешь мне брать тебя на работу, если ты постоянно убегаешь, скажи мне?

Дейзи молчит, сосредоточенно вырисовывая указательным пальцем на штанине отца какие-то незамысловатые узоры. Северус продолжает смотреть на дочь сверху вниз.

— Мне долго ждать, юная леди?

Дейзи заканчивает с узорами и поднимает голову, после чего заводит за спину руки, начиная нервно перебирать пальцы.

— Прости, папочка, — чуть хмурит она темные брови. — Я больше не буду убегать, честно-честно.

Северус делает полушаг назад, открывая дверь, и кивает в сторону выхода.

— Не сомневаюсь, — устало выдыхает он, прекрасно понимая, что завтра она снова убежит.

Как вчера, позавчера и в любые другие дни, когда он никак не может оставить ее дома одну и берет ее с собой на работу. Северусу приходится платить мистеру Томасу за сутки сидения с его чадом в архиве подальше от чужих глаз, и своих денег эти вложения не отбивают, потому что все повторяется из раза в раз.

Разумеется, это же Министерство Магии. Лучшая дворовая площадка в мире. В доме так не разгуляешься, она же каждый угол всех комнат знает, а тут…

Неудивительно, конечно. Дейзи всегда была активным ребенком. Даже Мелоди с чрезмерной энергичностью дочери никогда не справлялась, что уж говорить о нем. После ее смерти спеси у девчонки стало чуть меньше, но легче от этого не стало.

Дейзи слишком сильно похожа на мать, вот и приходится изощряться с некомпетентными няньками, только бы ее реже видеть. Северус не претендует на любовь своего ребенка, он вообще считает, что она не должна его любить, но об этом позже.

— А теперь иди, тебя ждет мистер Томас, — строго произносит он. — Тебе надо поесть.

— Хорошо, папочка!

Дейзи снова обнимает отца за ногу, но Северус не предпринимает никаких ответных действий. Он лишь терпеливо выносит очередную тактильность и ждет, пока девчонка скроется в конце коридора, шлёпая туфельками по каменному полу.

Северус оборачивается к Гермионе. Та все еще стоит возле софы и без надобности теребит пальцы рук. Не самая удачная встреча, да и ситуация в целом. Гермиона не понимает, почему он так смотрит на нее. Она совсем не понимает его эмоций.

Он зол, что она здесь? Ему не понравилось, что она узнала о его дочери? Никто ведь не знает, правда никто. Гермиона ни разу ни от кого не слышала о том, что у Северуса есть ребенок. Он тщательно скрывал эту информацию, претендуя на закрытость личной жизни, и его нельзя за это винить.

Война, конечно, давно закончилась, но бывшие солдаты стоят в этой комнате.

— Это… ваша? — посмотрев в дверной проем, решается первой прервать молчание Гермиона.

Девушка мысленно закатывает глаза от собственного вопроса. Мерлин, зачем она это спросила?! Разумеется, Дейзи его дочь! Она его папой три раза уже при ней называла! От собственной глупости волшебнице хочется завопить, но она лишь сжимает губы.

Северус зачем-то смотрит в коридор, поправляет без надобности полы мантии и снова оборачивается к девушке.

— Моя, — коротко произносит он.

Гермиона кивает.

В архиве так тихо, что слышится, как звенит настольная лампа. Девушка обхватывает правую руку левой и начинает смотреть без надобности по сторонам. Ох, и почему ей так неловко находиться с ним рядом! Это просто смешно!

Он, конечно, выручил ее на свадьбе, очень сильно выручил. Поступок с его стороны действительно смахивал на рыцарский, и она правда чувствовала себя в тот момент, как за каменной стеной, но, Мерлин!.. Неужели стена обязательно должна быть такой холодной?

Гермиона блуждает взглядом по поверхностям, на которые попадает свет от настольной лампы. Игрушки Дейзи, грязная чашка из-под чая с темной полосой на плечиках, Ежедневный пророк… Девушка непроизвольно задерживает на газете взгляд.

Она, к тому же, не одна. Их две. И на первых страницах обеих ее снимки. Гермиона отворачивается. Северус замечает это, но не решается затронуть тему статей. Знает прекрасно, что ей и без того несладко.

Он уже сделал так, чтобы ни одна больше в свет не вышла.

— Не понимаю, как она постоянно сбегает, — заполняет пустоту Северус. — Сам следить совсем не успеваю, работы много.

Гермиона поднимает взгляд. Совсем не вяжется у нее этот образ с ним. С таким холодным, молчаливым, нелюдимым человеком. И дочка. Девчонка, которая души в нем не чает. Волшебство какое-то. Гермиона чуть улыбается собственным мыслям.

Северус чувствует, как перехватывает на мгновение дыхание. Ему что, удалось ее чем-то рассмешить? Она улыбается. Так робко и совсем тихо, но улыбается. Мерлин, он бы все отдал, чтобы хотя бы на мгновение вернуться на свадьбу Поттеров и снова услышать ее смех во время танца.

— Мне надо идти, мистер Снейп, — качает она головой, направляясь к двери, — иначе выговора мне не избежать.

— Я провожу вас, — тут же произносит он.

Гермиона останавливается возле него, подняв вверх голову. Это даже не вопрос с его стороны, скорее четкое и предельно уверенное утверждение. Девушка хмурит на мгновение брови.

— В этом нет необходимости, — заверяет она, — правда.

— Я должен сообщить главе вашего отдела, что вы отсутствуете на рабочем месте по моей вине, — четко произносит он.

Гермиона снова смотрит на него. Как он узнал, что у нее совершенно неуравновешенный начальник? Да и вообще, откуда такая забота? Или, возможно, она совершенно перестает различать вежливость и флирт на фоне всего, что происходит. Она и сама с мужчинами перестает контактировать за последний год почти полностью.

Гарри не в счет.

— Хорошо, — кивает она и сцепляет перед собой руки в замок, выходя из архива, когда Северус открывает пошире дверь.

Они идут медленно и совсем не разговаривают. Гермионе уже не приносит дискомфорта постоянное молчание Северуса, но и неловкость никуда не исчезает. Они слишком часто сталкиваются в последнее время, она замечает это.

До встречи с ним на свадьбе она даже не догадывается, что он давно уже не преподает в Хогвартсе, а работает в Министерстве. Получается, они находятся в одном помещении почти четыре года подряд, но при этом никогда не пересекаются.

Гермиона даже подумать не могла, что у нелюдимого зельевара в послевоенной жизни появится место для жены и дочери. С другой стороны, судьба снова вставляет ему палки в колеса, потому что держаться особняком и воспитывать в одиночку дочь дорогого стоит.

Мысли снова возвращаются к девочке.

— У вас очень красивая дочка, — негромко произносит Гермиона.

Северус продолжает идти рядом, рука к руке рядом с ней, но сохраняя дозволенную дистанцию и не нарушая ее границ. Его лицо ничего не выражает после этих слов. Гермиона совершенно не понимает этого человека.

— Хорошо, — он немногословен.

Гермиона не видит его эмоций, его чувств, проявлений. Хоть чего-нибудь. Он прежний, он всегда был таким. Незнающий человек ни на секунду не предположил бы, что он потерял жену и остался один с ребенком.

Он закрытая книга, страницы которой намертво склеены, но Гермиона не может не признать: у него по-прежнему присутствует тот самый несгибаемый стержень характера, который у нее непоправимо надломился.

Грейнджер на мгновение кажется, что где-то под мантией у него на поясе висят ножны с острым клинком, который он готов без колебаний применить к бою, если этого потребует ситуация.

Она бы никогда не назвала его трусом, язык бы не повернулся.

— Вот и мой отдел, — внезапно останавливается Гермиона, указывая рукой на дверь в трех метрах впереди.

Северус останавливается следом. Гермиона замечает, что он немного рассеянный, хотя обычно всегда собран. Он о чем-то задумался? Жалеет, наверное, что повел ее сюда. Или думает, как сказать ей о том, чтобы о Дейзи она не распространялась никому, потому что это секрет.

— Мисс Грейнджер…

Ну, вот, пожалуйста.

Гермиона на автомате нервно облизывает губы и непроизвольно скрещивает руки на груди. Только бы он сказал об этом помягче. Дейзи очень ей понравилась. Что, если она предложит ему иногда сидеть с ней? Ничего такого, просто иногда брать с собой. Она все равно одна, ни мужа, ни семьи, а лучшие друзья обзавелись собственной.

— Мы можем немного отойти? — внезапно просит она, когда замечает лицо Делли в стекле у офиса.

Гермиона наблюдает за тем, как несносная брюнетка уже подзывает к себе кого-то. Времени мало. Либо начальнику уже докладывает об ее отсутствии, либо снова зовет змей в свое гнездо, чтобы опять обсуждать ее личную жизнь.

Гермиона стискивает челюсти и опускает голову ниже. Северус смотрит через плечо. Сплетницы тут же исчезают из поля зрения. Он осторожно придерживает Гермиону за локоть, когда отводит в сторону, а затем тут же отдергивает руку, зачем-то сжимая и разжимая пальцы.

Просто Грейнджер неожиданно теплая, а у него всегда руки холодные.

Именно это он и проговаривает про себя, чтобы не только руки, но и голова оставалась холодной.

— Они досаждают вам, мисс Грейнджер? — чуть склонившись, серьезно спрашивает он.

Гермиона сильнее обхватывает предплечья руками и поднимает на него взгляд. Не будет же она рассказывать ему, что вся ее жизнь — одна сплошная пороховая бочка? Да, ей тяжело, ей ужас как тяжело, но ее жизнь его определенно беспокоит не больше, чем шахматы игрока в квиддич.

Такого участия к своим неурядицам от малознакомых людей она еще никогда не получала. Замученная девчонка, живущая в глубине ее души, не верит, что так бывает. Гермионе кажется, что он это неискренне.

Скорее из жалости.

— Нет, — старается уверенно произнести она и надеется, что лжет правдоподобно.

Северус внимательно смотрит ей в глаза.

— Хотите работать в другом отделе? — негромко спрашивает он.

Гермиона часто моргает, опуская на мгновение голову, чтобы в сотый раз зачем-то рассмотреть носы черных туфель, а затем снова смотрит на него. Невеселая улыбка трогает ее губы.

— На вас? — устало спрашивает она. — Хотите, чтобы я в архиве поработала?

Она воспринимает этот вопрос в штыки, потому что лучшая защита — это нападение. Девушка сильнее скрещивает на груди руки. Северус спокойно смотрит на нее.

— Нет, я работаю не в архиве, там мистер Томас сидит с Дейзи, — просто отвечает он. — Я глава отдела Магических Происшествий и Катастроф, но работу предлагаю не у себя, поскольку еще в прошлом году набрал полный штат.

Гермиона вмиг теряет весь крохотный запал злости, потому что он оказывается не оправдан. Ей даже становится стыдно за свои слова, и к щекам приливает кровь. Вот же ляпнула! Северус смотрит на то, как розовеют ее щеки.

Как же просто заставить ее смутиться. Как же просто заставить его замечать в ней такие мелочи.

— Нет, — качает она головой из стороны в сторону. — Не нужно другого места, — она находит в себе силы установить с ним зрительный контакт. — Я справляюсь.

Я не справляюсь.

Северус видит, что она лжет.

— Мисс Грейнджер…

Гермиона замечает его встревоженность. Его нервозность, волнение. Это она своим ответом его заставила так себя чувствовать? Ох, как бы ей хотелось читать чужие мысли! Гермиона совсем ничего не понимает.

— Я хотел бы, — начинает Северус, — заботиться о вас…

От неожиданности в горле встает ком. Гермиона чувствует, как вдоль позвоночника бегут мурашки. Он что, правда это сказал? Грейнджер во все глаза смотрит на него, до последнего надеется, что ей все это просто кажется.

— Что?

Лучшего вопроса и не придумаешь во всей этой ситуации. Молодец, Гермиона, отлично. Десять из десяти.

— Мисс Грейнджер, я хотел бы спросить вас кое о чем.

Нотки взволнованности скользят в его голосе все отчетливее.

— Конечно, — негромко произносит она, едва заметно кивнув.

Северус дышит чаще и все более поверхностно, на его лбу выступает едва заметная испарина. Может, он заболел? Гермиона наблюдает за его метаниями и никак не может понять, что ей самой сделать.

— Это прозвучит странно, но я все же спрошу, — решается он. — Вы стали бы моей женой, если бы я вам это предложил?

Мир разделяется на «до» и «после» моментально. Под ногами не чувствуется твердая земля, да и вообще вся реальность какая-то витиеватая и слишком резкая. Гермиона чувствует звон в ушах. Это розыгрыш?

— Простите? — язык едва ворочается.

— Я обеспечу вам достойное будущее, — продолжает он; голос его становится увереннее. — У вас будет все, что вы пожелаете, мисс Грейнджер.

Гермиона все еще стоит на месте, не чувствуя собственного тела, и во все глаза смотрит на него. Язык словно распухает, она совсем не может ничего сказать. Лишь заторможено моргает, чуть покачиваясь.

— Со мной вы сможете забыть обо всем, что последние недели сводит вас с ума, мисс Грейнджер, — обещает он. — Я смогу вас защитить и… Мне кажется, мы смогли бы, — Северус на мгновение задумывается, — сосуществовать в гармонии.

Гермиона все еще не может поверить в то, что это правда сейчас с ней происходит. Это словно какая-то дурная малобюджетная маггловская комедия, которую крутят после полуночи на канале, который никто не смотрит.

Она старается хоть что-то сказать, но не выходит.

Северус воспринимает это молчание по-своему.

— Я сказал несусветную глупость, верно? — спрашивает он. — Вы считаете меня наивным глупцом, мисс Грейнджер?

В легкие попадает кислород, и девушка разжимает окоченевшие пальцы с предплечий, делая полушаг в сторону на негнущихся ногах.

— Нет, мистер Снейп, вовсе не глупость, — прикладывает она на мгновение ледяные пальцы ко лбу и прикрывает глаза. — Наивным я вас тоже никогда не считала.

Северус переминается на месте с ноги на ногу и ожидает что-то еще от нее. Согласия или отказа. Он, кажется, четко поставил вопрос. Почему девушки и женщины такие сложные? Спросили — ответь. Он ведь не просто так предложил это.

Всякое действие — звено причинно следственной связи.

— Что вы сможете ответить на мое предложение? — снова спрашивает он.

— Но вы же не спросили, а только предположили возможность данного вопроса, — и откуда только силы берутся связывать слова в предложения.

Она смотрит на Северуса, а в голове просто каша. Она не понимает, к сожалению, что вопрос свой он не повторит. Он такой, всегда был таким. Мужчина смотрит в ее распахнутое карее море, даже чуть склоняется к ней, чтобы рассмотреть каждую крапинку в ее радужках.

Ближе не подходит. Он чуть сжимает пальцы рук.

— Обещайте подумать, — произносит он наконец, — прошу вас.

Северус Снейп ее просит?

Вместо ответа Гермиона лишь кивает, облизывая пересохшие губы. Мужчина кивает в ответ и просит подождать его здесь, потому что ему необходимо очень срочно переговорить с начальником ее отдела.

Начальником, который через пару минут перестанет для Гермионы таковым являться.

***

Джинни убирает волосы назад и кладет зубную щетку на место, утирая лицо мягким полотенцем. Солнце еще не взошло даже, а она уже просыпается, потому что места себе не находит. Она прямо чувствует, что этот день преподнесет ей немало сюрпризов.

Одна из причин — долгожданный выход на любимую работу после свадебного путешествия, которое, к сожалению, продлилось всего две недели. Они с Гарри не смогли позволить себе больше времени на отдых, поскольку у него на работе скопилось немало дел, а у нее совсем скоро будет игра, и надо как можно скорее приходить в форму после двух недель ленивого отдыха.

Изначально путешествие они хотят перенести, потому что не могут оба оставить Гермиону без присмотра в такой опасный момент, но подруга настаивает на том, чтобы они не говорили глупостей и отправлялись в долгожданный отпуск.

Она же не маленькая девочка. Сама о себе способна позаботиться.

Гарри настаивает на том, чтобы Гермиона все еще проживала у них дома, потому что цветы нужно поливать, Гермиона. Гарри не упоминает о том, что установил магическую систему охраны на участок, чтобы никто не посмел пробраться на территорию.

Джинни два раза пишет подруге письма, рассказывает о том, как же здорово побывать в маггловском мире, и какой теплый, оказывается, океан. Гермиона отвечает ей на оба письма, но совсем не рассказывает о том, что у нее в жизни происходит.

Хотя происходит немало.

Джинни выключает свет в ванной и возвращается в спальню, плюхаясь животом на постель. Гарри сонно ворочается, морща брови.

— Будильник уже, да? — сонно бубнит он.

Джинни ложится рядом с ним на бок и гладит его по волосам.

— Нет, — шепчет она. — Я просто рано вскочила, спи.

Поттер булькает что-то нечленораздельное и притягивает жену к себе, сгребая ее в охапку. Джинни тихонько смеется и оставляет на кончике его носа поцелуй. Гарри улыбается.

— Гермиона спит еще? — спрашивает он.

— Она сегодня ночует у себя, — отвечает Джинни, рассматривая темные ресницы супруга. — Записку на кухне оставила. Хотела, видимо, дать нам возможность побыть вдвоем.

Гарри снова что-то сонно бурчит, но Джинни, что удивительно, понимает каждое слово.

— Да, вечером придет. Сказала, что очень соскучилась и хочет поболтать.

— Сколько, говоришь, времени? — постепенно просыпается Гарри.

Джинни оборачивается через плечо и смотрит на мигающие цифры будильника, после чего снова возвращает свое внимание супругу.

— Пять тридцать девять.

— Сумасшедшая, — вздыхает Гарри, — середина ночи.

Джинни смеется, и Гарри заваливает ее на спину, побуждая поднять обе руки вверх. Он ставит колено между ее ног и тут же накрывает ее губы своими. Джинни смеется в поцелуй, закрывая глаза и растворяясь в моменте.

А потом бегает по дому, как сумасшедшая, когда в половину восьмого осознает, что опаздывает на работу. Она бегом принимает душ, исключительно с помощью заклинания проводит прическу в порядок, прыгает в спортивный костюм и, поцеловав Гарри на прощание, исчезает в камине.

— Джиневра, опаздываешь, — улыбается ее коллега, надевая кроссовки. — Давно такого не было!

Девушка улыбается в ответ, когда к приветствиям присоединяются другие участники команды. Такого правда не было уже давно. Она, как капитан сборной, всегда прибывает на поле в числе первых, чтобы встретить всю свою команду.

— В виде исключения, Лесли, — бросает она сумку на лавку. — Доброе утро, дамы!

— Светится вся, — слышит она добрый шепот с соседней лавки.

— Больше двух говорят вслух, Роуз, — треплет ее по голове Джинни. — А теперь все быстренько встаем со своих мест и на разминку! — прихлопывает девушка в ладоши.

Команда по-доброму смеется, понимая, что капитан совсем не изменилась даже после замужества, и общим скопом следует на поле. Джинни бесконечно радуется возможности снова вернуться в спорт. Квиддич она любит так же сильно, как собственного мужа.

Может, даже чуть больше.

Погода радует, у них есть целый день на тренировку, потому что капитан команды соперников свалилась с простудой, и их сегодня они не потревожат. Джинни раздает указания, полностью вливается в работу и начинает подготовку к грядущей игре со всей присущей ей страстностью.

Часы летят незаметно за любимым делом, пусть она и чувствует некоторую тревогу на протяжении целого дня. Интуиция Джинни подсказывает, что вечером им обязательно следует поговорить с Гермионой, потому что чувствует, что подруга что-то недоговаривает.

Джинни всегда прислушивается к себе.

Поэтому вечером, стоит ей появиться в камине своего дома, она тут же охает от радости и, бросив сумку, бежит к подруге, которая уже вернулась с работы и ожидает ее на кухне с двумя чашками горячего чая.

— Гермиона! — заключает она подругу в объятия. — Черт возьми, будто сто лет не виделись! Ох, я столько рассказать хочу!

— Джинни, — чуть улыбается девушка, опуская руки на ее лопатки.

Новоиспеченная Поттер чувствует тревогу лучшей подруги и чуть хмурится, выпуская ее из объятий, после чего обхватывает ее предплечья руками, внимательно заглядывая в глаза.

— Но больше мне хочется послушать тебя, — серьезно говорит она. — Садись и рассказывай.

Гермиона импульсивно заламывает пальцы, потупив взгляд. Джинни знает этот жест. Подруга что-то скрывает.

— И не вздумай врать, — жестко произносит она. — Я всегда понимаю, когда ты мне врешь, потому что делать ты этого не умеешь.

Грейнджер садится напротив Джинни и, не притрагиваясь к чаю, долгое время смотрит на подругу. Она терпеливо ждет, а после Гермиона вздыхает и… Рассказывает ей все, что произошло за две недели.

— Значит, в другом отделе теперь работаешь, — делает глоток чая Джинни. — Это хорошо, Делли всегда меня раздражала. И в какой отдел тебя перевели?

Ну, почти все рассказывает.

— В отдел международного магического сотрудничества, — отвечает Гермиона.

Джинни удивленно вскидывает брови.

— Ого, это очень здорово! — искренне восхищается она. — Только как ты туда попала? Туда же без связей вообще не пробьешься, — замечает девушка. — Гарри пытался туда попасть, но даже для него подходящего места не нашлось.

Гермиона понимает, что ей придется рассказать. В этот отдел действительно пробраться крайне сложно, надо было сказать что-то другое. Может, про отдел регулирования магических популяций… Нет же, стоп! Ей нужно поговорить с Джинни! Ради этого она и оттягивает свой ответ ему на протяжении такого количества времени.

Северус ее не торопит, он вообще словно забыл о собственном предложении, но… Нет, не забыл. Гермиона напрасно пытается себя обмануть.

Джинни наблюдает за метаниями подруги и непроизвольно сжимается, хмуря брови.

— Гермиона?..

И она рассказывает.

Постепенно не получается, информация обваливается на подругу лавиной, и Джинни от каждого нового слова подруги только сильнее расширяет глаза. Гермиона старается не смотреть на нее, но у нее не выходит.

В глазах подруги абсолютный, неподдельный шок.

Когда Гермиона заканчивает, Джинни молча смотрит на нее, откинувшись на спинку стула. Хорошо, что они сидят. Такие новости только сидя выслушивать.

— Сдурела? — наконец выдает Джинни.

Гермиона закрывает на мгновение глаза и отворачивается. Это не совсем та реакция, которую она ожидает, но что еще лучшая подруга может на это ответить? «Да, конечно, дорогая, отличный вариант выходить замуж за моего дальнего родственника! Нелюдимого, холодного бывшего профессора, который понятия не имеет, что такое улыбка!»

Правда, а какую тогда реакцию она хотела услышать?

— Замуж за Снейпа? — не верит своим ушам Джинни. — Это же… — девушкахаотично двигает руками в воздухе, — наш бывший преподаватель! Он нас обеих с первого курса зельям обучал, — старается понять подругу она. — Он же… Нет, ну, ты совсем чокнулась!

Джинни правда пытается понять подругу, но у нее не выходит. Она старается понять, как же так сильно Рональд ее изранил, что она допускает возможность принятия такого предложения. Мерлин, да ее брат полностью Гермиону покалечил!

— Мне не так часто предложения делают, — невесело улыбается Гермиона, царапая коротким ногтем бортик чашки.

Джинни задыхается словами, снова начиная хаотично рисовать какие-то геометрические фигуры и руны в воздухе.

— Черт, да… — не находит она слов, — да ты же не глупая, Гермиона! Брат у меня тупой, но ты-то куда?! Да за тобой вереница поклонников постоянно бегала, о чем ты вообще!

Грейнджер хмурится.

— Это было в школе, — качает она головой. — Время идет, а я за ним не поспеваю.

— Тебе двадцать четыре года, Грейнджер! — хватается Джинни за голову. — Да у тебя еще толпы будут!

Гермиона встает с места и подходит к окну, обхватывая предплечья руками. Джинни старается ее понять, но у нее этого не получится, пока она не скажет самого главного.

— Не нужны мне толпы, — негромко произносит она. — Я от насмешек и сплетен устала до гробовой доски, Джинни.

Подруга теряет весь запал своего праведного негодования. Может, Пророк и молчит, но магическое сообщество по-прежнему гудит, как улей никогда не спящих пчел. Даже на тренировке она сегодня слышит какую-то сплетню о Гермионе, за что наказывает загонщицу и ловца двумя подходами отжиманий по пятьдесят.

Джинни сглатывает, глядя в спину подруги.

— И только из-за глупых сплетниц ты сделаешь это? — старается понять она. — Замуж за Снейпа? Он же…

Он слишком взрослый для тебя.

Джинни не говорит об этом вслух, вместо этого встает с места и также скрещивает на груди руки.

— Ну же, Гермиона, не будь наивной, прошу тебя.

Грейнджер смотрит на незатихающий магический город, не отрывая взгляда от плавающей линии горизонта.

— Мне нужна опора, — признается она. — Не могу я больше притворяться, что я сильная и что мне не все равно, правда, — девушка недолго молчит. — Он мне подходит.

Джинни кусает губы, глядя на прямую спину Гермионы. В глазах непроизвольно появляются слезы. Черт возьми, Гермиона.

— Пожалеешь ведь, — шепчет Джинни.

Однажды каждый из нас на фоне выхода из зоны комфорта, какой бы она ни была, совершает импульсивные поступки. Глупости, если быть точным. Только бы заполнить звенящую пустоту от потери, только бы хоть что-то взять в пустые руки, которые уже привыкли быть заняты.

О некоторых таких поступках люди могут жалеть до конца своей жизни. Но есть и те, кто пользуется любой возможностью с мыслью о том, что ниже падать уже не придется, а со дна дорога только вверх.

Гермиона чувствует себя на дне, а Северус — единственный, кто протягивает ей руку. Она принимает решение.

— И плевать.

Джинни задерживает дыхание, утирая с щеки стрелой упавшую слезу.

Чай на столе давно остыл.

Комментарий к 6.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 7. ==========

Они решают сделать это просто. Без помпезных празднований, списка гостей, летящего в толпу букета и речей на подиуме. Гермиона даже не покупает нового платья, надевает то самое со свадьбы Джинни и Гарри, пусть Северус и настаивает на том, что хочет купить ей любое белоснежное платье, которое ей понравится.

Гермиона не считает, что ей необходимо облачаться в белое. Она вообще не хочет хоть как-то выделять этот день среди прочих. Это просто роспись. Просто закорючка на документе, заламинированная с помощью магии, которая означает одну простую истину: девичью фамилию можно оставить в прошлом.

Она все же соглашается на крохотный букет, потому что в руках что-то нужно держать. И не только для фото, а чтобы никто не видел, как они у нее дрожат. Вспышка фотоаппарата заставляет Гермиону вздрогнуть.

Резкий звук возвращает способность думать. Она теперь жена. Молодая жена бывшего профессора по зельеварению. Гермиона старается не думать о том, что теперь во всех документах у нее стоит фамилия Снейп.

— Можете поцеловать невесту, — учтиво произносит дама в летах, которая их регистрирует.

Она старается держаться профессионально, но Гермиона замечает, как та кривит в осуждении линию губ, когда смотрит на новобрачных. Разница в возрасте очень ощутимая, и Гермионе непонятно, что именно думает обо всем этом женщина.

Очевидно одно. Ничего хорошего.

Она поворачивается к Северусу, сжимая в руках букет. Стебли цветов горячие и мокрые. У нее без конца потеют ладони, а все тело бьет мелкая дрожь. Она смотрит в темные глаза мужчины. Эмоции наглухо скрыты.

Они словно согласились на покупку метлы по акции, а не связали себя узами брака.

Гермиона делает шаг вперед, приподнимая вверх голову. Надо поцеловать его, чтобы скрепить брачный союз. Поцеловать Северуса Снейпа. От осознания по спине бегут мурашки. Девушка сглатывает.

Что я делаю?..

Гермиона приподнимается на носочки и немного склоняет вправо голову. Глаза прикрывает, но не закрывает полностью. Северус склоняется к ней. Она чуть покачивается от того, что ее потряхивает, а затем подается вперед.

Их ослепляет вторая вспышка фотоаппарата.

Его губы тонкие и жесткие. Поцелуй получается смазанный и короткий. Он даже не раскрывает губы, только прикасается своими к ней, всего на мгновение, и тут же подается назад. Гермиона встает на место, не чувствуя под ногами почву.

Ее трясет.

— Ваше свидетельство, — подает им женщина документ. — Счастья молодым!

Гермиона сжимает челюсти, бросив на нее мимолетный взгляд. Северус забирает со стола бумаги. Он разворачивается и протягивает Гермионе согнутую в локте руку. Девушка смотрит на мгновение на своего…

Супруга? С ума можно сойти.

Гермиона опускает взгляд и, расцепив дрожащие пальцы с букета, берет его под руку, сжимая материал темной мантии. Из конторы они выходят молча. Сердце бьет в грудной клетке так сильно, что даже подташнивает.

Северус открывает перед ней дверь автомобиля, помогая сесть. Он настаивает на том, чтобы до дома они добирались на транспорте, чтобы не испачкаться в золе летучего пороха. К тому же, он обязан перенести ее через порог своего дома.

Мужчина старой школы. Все традиции в его понимании необходимо соблюдать.

Они едут долго, потому что его резиденция находится за чертой города, но Гермиона только радуется продолжительной поездке. Она смотрит в окно, наблюдая за постепенно сгущающимися сумерками, старается себя успокоить, но ничего не выходит.

Гермиона на мгновение бросает взгляд на Северуса, но он смотрит в другое окно. О чем он думает? Хоть бы слово, хоть что-то. Взгляд, в котором она смогла бы прочесть его эмоции. Он не дает ей ни того, ни другого.

Девушка снова смотрит в окно, по-прежнему не выпуская букета из своих рук. Так ей удается цепляться за реальность, какой бы она ни была. Гермиона старается не думать о том, что свой скорый брак она скрывает ото всех.

Даже от самых близких друзей.

— Приехали, — это первое, что он говорит после «согласен».

Гермиона смотрит перед собой, когда автомобиль останавливается. Северус выходит первым и закрывает за собой дверь. От хлопка Гермиона непроизвольно вздрагивает. Она сидит в полной тишине и затем случайно смотрит в зеркало заднего вида, в котором ловит взгляд водителя.

Из-под темной шляпы на нее смотрит полный некоторого сочувствия взгляд. Гермиона прикрывает веки, когда ее дверь открывается. Она видит его темную мантию и протянутую руку. Какое-то время она молча смотрит на едва подрагивающую ладонь, а после расцепляет пальцы с букета и протягивает свою руку.

Ее ладонь снова тонет.

Гермиона выходит из машины, не глядя на него, потому что все внимание девушки оказывается привлечено огромным особняком, простирающимся за массивными воротами. Этому зданию не меньше сотни лет, это точно.

В доме два этажа, но его площадь огромна. Сколько же здесь комнат? Северус выпускает ее ладонь, и Гермиона тут же опускает взгляд. Он не хочет к ней прикасаться? Он ее боится? Она ему неприятна? Вопросов к его поведению столько, что гудит голова.

Девушка наблюдает за тем, как он направляется в сторону массивных ворот. Ей ничего не остается, кроме как слепо следовать за ним. Теперь это и ее дом тоже. От внезапной мысли об этом в горле встает ком.

Северус взмахивает палочкой, и щит заклинания взмывает вверх, пропуская хозяина дома внутрь. Ворота открываются сами, но Северус первым не заходит, пропускает ее вперед. Гермиона кивает и делает два несмелых первых шага на участок.

Она слышит, как он снова произносит заклинание, и ворота с лязгающим звуком закрываются. Гермиона не оборачивается. Ей теперь вообще не следует оборачиваться назад. Она сделала свой выбор, и его последствия только впереди. Сгущаются сумерки.

Перед ней открывается массивная дубовая парадная дверь.

Гермиона не торопится заходить, слышит только, как он следует к ней. Гермиона считает его шаги. Раз, два, три, четыре, пять, шесть. Волосы чуть дергаются вперед, когда он останавливается. Гермиона не знает, что ей делать дальше, поэтому оборачивается, глядя на мужчину с немым вопросом в глазах.

— Вы позволите? — негромко произносит он.

Северус снова ее спрашивает. Это придает ей уверенности. Девушка кивает.

Мужчина двумя легкими движениями поднимает ее на руки, подхватывая под коленями, и делает это так галантно, что подол ее платья все также прикрывает ее ноги. Гермиона по инерции хватается за его шею, чтобы сохранить равновесие.

У него неожиданно мягкие волосы.

Северус проносит ее через порог и останавливается посередине большого фойе, осторожно опуская на ноги. Девушка завороженно оглядывается по сторонам. Дом просто гигантский. Высокие потолки, две винтовые лестницы, ведущие на второй этаж. Узорная мозаика на полу, несколько скульптур возле парадной двери и лестниц.

Двери в другие комнаты пока закрыты.

— Я покажу вам вашу комнату, — начинает он идти вперед.

Гермиона смотрит пару мгновений на то место, где он стоял секундой ранее, а затем на негнущихся ногах следует за ним. Тридцать четыре. Она насчитывает тридцать четыре ступеньки на правой винтовой лестнице, не отрывая взгляда от носов своих туфель.

Северус ведет ее в левое крыло.

— Моя комната, — указывает он на закрытую дверь, когда останавливается. — Напротив ваша, — объясняет он. — В вашем распоряжении весь первый этаж и левое крыло дома. В правое доступ закрыт, мисс…

Он на мгновение замолкает. Гермиона поднимает взгляд. Она уже не «мисс». Она уже не «Грейнджер». Она миссис. Миссис Снейп. Северус какое-то время молчит, думая о чем-то своем. Выражение его лица понять совершенно невозможно. О чем он думает? Ему неприятно называть ее по своей фамилии?

— Как вы хотите, чтобы я обращался к вам? — наконец спрашивает он.

Девушка часто моргает, обескураженная вопросом. Они все еще с ним на «Вы», и это усложняет задачу. Она его совершенно не знает, он не знает ее. Вся эта ситуация, словно свидание вслепую, внезапно вышедшее из-под контроля.

— Г… — отчего-то заикается девушка, — Гермиона, если вам будет удобно.

По спине бегут мурашки. Мерлин, что же она натворила? Девушка сжимает на стеблях уже завядшего букета пальцы. Северус смотрит на нее пару мгновений, а затем отводит взгляд.

— Как пожелаете, — он делает паузу, словно старается распробовать ее имя на вкус, — Гермиона…

Он впервые говорит ее имя вслух. Северус снова о чем-то задумывается. Гермиона слушает тишину большого дома.

— Еще раз напоминаю, что доступ в правое крыло второго этажа для вас закрыт, — замечает он.

Гермиона кивает, непроизвольно бросая туда взгляд. То крыло даже не освещается. Там темно, очень сильно темно. Видно лишь очертания рамы двух картин по обеим сторонам коридора и всё.

— Ожидаю вас, как будете готовы, — кивает он и, не глядя на нее, заходит в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь.

Гермиона вздрагивает от хлопка. Волосы на руках встают дыбом от звенящей тишины дома. Он ожидает ее, когда она будет готова? Мерлин… Это же брак, разумеется. Супружеский долг и все вытекающие. Почему она не задумывается об этом раньше ни разу? Руки неконтролируемо начинают дрожать.

Гермиона облизывает пересохшие губы и сжимает окоченевшие пальцы на ручке двери своей спальни, дергая ее на себя. Она сразу поддается. Дуновение ветра приносит прохладный, но спертый воздух, откидывая ее волосы назад.

Девушка заходит в комнату, и свечи в разных уголках комнаты зажигаются сами, освещая помещение. Не красный цвет, и на том спасибо. Комната оформлена в темно-зеленых тонах. У стены стоит большая постель с балдахином, по обеим сторонам от нее находится по небольшой тумбочке.

У окна стоит туалетный столик с большим зеркалом, в другой части комнаты два комода с тремя ящиками, кресло, софа и небольшой светильник. Чуть подальше дверь в ванную. Черт возьми, у нее же нет тут своих вещей!

Словно догадываясь о мыслях новой хозяйки, дом чуть дрожит, заставляя Гермиону вздрогнуть и опасливо оглянуться по сторонам. Один из ящиков комода чуть приоткрывается. Девушка робко подходит к нему, потянув за ручку, и охает в изумлении.

Ее вещи! Они здесь. Все до единой!

Девушка, не веря собственным глазам, осматривает содержимое. Ее гардероб оказывается настолько скуден, что помещается в двух ящиках одного комода. Гермиона сжимает пальцы на древесине, на мгновение закрывая глаза.

Она глубоко вдыхает и выдыхает.

— Так, ладно, — шепчет она самой себе. — Все нормально, — убеждай себя, девочка, убеждай. — Все нормально…

Она идет мимо постели в ванную, открывая дверь. Такой роскоши она никогда еще не видела. Своя ванная комната. Большая, просторная, в ней есть все необходимое. Гермиона подходит к ванной, чтобы рассмотреть ее поближе.

Можно лечь в полный рост, едва сгибая ноги.

За эту мысль она и держится, чтобы остальные не сводили с ума. Девушка включает воду и, забрав в пучок на макушке волосы, залезает внутрь. Она смотрит на поток воды из крана стеклянным взглядом и лежит со скрещенными на груди руками, наблюдая за тем, как вода постепенно поднимается.

На мгновение в сознание попадает дурная мысль.

Гермиона не успевает отбросить ее, поэтому все еще смотрит на поток воды, пока сама постепенно сползает вниз. Вода касается ее локтей, затем живота, грудной клетки, подбородка и ушей. Она задерживает дыхание и закрывает глаза, позволяя ей скрыть ее полностью.

Давление давит на уши. Гермиона не дышит, чувствует, как из носа выходят пузырьки воздуха. Сколько она сможет пробыть под водой? Может, выдохнуть? Сколько тогда получится? Гермиона уже собирается это сделать, как вдруг собственные мысли начинают вопить.

Стоп!

Гермиона выныривает из воды и хватается пальцами за бортик, часто и прерывисто дыша. Она тянется вперед и, закашлявшись, выключает воду. Убрав руками мокрые волосы назад, девушка снова кашляет и закрывает на мгновение лицо ладонями.

— Да чтоб меня, — шепчет она в ладони. — Чтоб меня!

Гермиона снова проводит пальцами по волосам и шумно выдыхает. Сердце медленнее биться, видимо, сегодня не собирается. Гермиона считает, что она заслуживает такое состояние. Надо было думать о последствиях, а не совершать импульсивные поступки.

Взгляд падает на кольцо на безымянном пальце с камнем внушительного размера. Рука дрожит. Гермиона сжимает ее в кулак.

— Ладно, — кивает она самой себе и поднимается на ноги. — Ладно…

Завернувшись в полотенце, Гермиона выходит из ванной. Тело обдает волной холодного воздуха, она сразу покрывается мурашками. Гермиона сиротливо оглядывается по сторонам своей новой комнаты. За окном уже ночь. Девушка утирает нос тыльной стороной ладони и уже собирается пойти к комоду, чтобы что-нибудь выбрать из одежды, как вдруг останавливается, замечая что-то на постели.

Гермиона подходит ближе.

На зеленом покрывале лежит белоснежная сорочка с коротким рукавом и шнуровкой на груди. Кто-то заходил сюда, пока она была в ванной. Гермиона точно помнит, что на постели ничего не лежало. На всякий случай девушка оглядывается по сторонам.

Она одна. Кроме нее в комнате никого нет.

Значит, заходила прислуга. Неудивительно, дом огромный. В одиночку Северус не смог бы его поддерживать. Интересно, какой тут штат прислуги? Гермиона чувствует, что общаться будет со всеми ними куда чаще, чем с хозяином дома.

Гермиона вздыхает, снова глядя на белую сорочку. Скинув полотенце, девушка надевает ее на себя.

В коридоре тихо. Неудивительно, в доме живут лишь двое, не считая прислуги. Интересно, где же Дейзи? В доме почти не чувствуется ее присутствия, да и она не выходит к ним, чтобы встретить. Странно все это.

Гермиона останавливается возле его двери и, подняв кулачок, три раза стучит. По ту сторону двери какое-то время царит молчание.

— Входите, — слышится приглушенный ответ.

Девушка открывает дверь от себя. В этой комнате слышится запах его одеколона. Он ей нравится, не заставляет сморщить нос или сильно выдохнуть. От Рона всегда пахло очень резко, его одеколон был слишком тяжелым, и Гермиона даже дарила ему на Рождество другой, но он не стал им пользоваться.

Девушка прикусывает внутреннюю сторону щеки. Не самое удачное время, чтобы думать о Роне.

— Проходите, — негромко произносит он.

Гермиона переводит на Северуса взгляд. На нем широкая светлая рубашка, не застегнутая сверху на три пуговицы, и темные домашние штаны. Ей крайне непривычно видеть его не в неизменной черной мантии, а в чем-то другом, поэтому взгляд она отводит не сразу.

Северус оставляет на тумбочке наручные часы и следует к Гермионе, останавливаясь напротив нее. Девушка чувствует в глотке пульс, старается его сглотнуть, но ничего не выходит.

Она смотрит в его темные глаза и теребит пальцы опущенных вдоль тела рук. Что сказать? Что сделать? Как быть? Долго смотреть на него не получается, она смущается, сильно смущается, поэтому отводит взгляд в сторону и на мгновение замирает.

Над комодом висит портрет молодой женщины. У нее каштановые, слегка вьющиеся волосы, аристократические черты лица и яркие, зеленые глаза. Гермиона сразу понимает, кто это, и непроизвольно поджимает губы.

Северус моментально догадывается, куда она смотрит.

— Снять? — спрашивает он, не оборачиваясь.

Гермиона все еще смотрит на портрет, а затем переводит взгляд на своего супруга. Разумеется, снять! Это портрет его покойной жены, который он так и не может заставить себя убрать. Она ужасно сильно кого-то ей напоминает, но Гермиона никак не может вспомнить, кого именно.

— Нет, — едва слышно отвечает она.

Северус чуть кивает и делает шаг к ней. Подняв руки, мужчина развязывает бантик со шнуровки на ее сорочке. Гермиона почти каменеет, глядя куда-то в сторону. Все тело бьет дрожь, да только не от страха. Она не боится Северуса, она знает, что он не причинит ей боли. Ее трусит от осознания.

От последствий, которые настигают ее глупую голову за импульсивность.

— Где Дейзи?

Не самый подходящий вопрос в данной ситуации, но она его задает, только бы хоть немного оттянуть то, что вот-вот произойдет. Это не впервые, но дело совсем не в этом. Она осознает, что ей придется спать со своим мужем. Выполнять супружеский долг с человеком, которого она совсем не любит.

Лишь испытывает признательность за спасение.

— Не имеет значения, — коротко произносит он, осторожно убирая прядь ее волос назад.

Гермиона чувсвует, как кожа становится гусиной от его холодных рук. Он подходит ближе, опуская на ее талию широкую ладонь, и теперь уверенно касается ее тела, придвигая к себе чуть ближе. Девушка делает полушаг навстречу.

Северус ведет ее к постели и помогает лечь на спину, нависая сверху. Гермиона прерывисто вздыхает.

— Погасите свечи, — просит она.

Северус смотрит на нее долгим изучающим взглядом, а затем тянется к тумбочке и дует на фитиль. Гермиона надеется, что в темноте осознание того, что она сделала, придет к ней намного позже.

Она с нетерпением ждет, когда наступит утро.

***

Джинни во второй раз стучит в дверь и скрещивает руки на груди.

— Гермиона? — зовет она. — У тебя все хорошо? Ты целый вечер не выходишь из комнаты.

По ту сторону двери звенит тишина. Джинни прислушивается, но ответа никакого. Может, она уже спать легла. Девушка сжимает губы и, подождав еще немного, возвращается на кухню, усаживаясь на стул.

— Что-то случилось? — прожевав, спрашивает Гарри.

Они оба возвращаются сегодня позднее обычного с работы, но Гермиона обычно всегда выходит поздороваться, даже на минутку нос высовывает, а тут ни ответа, ни привета. Джинни скрещивает на груди руки и начинает нажевывать нижнюю губу, сосредоточенно глядя перед собой.

— Гермиона из комнаты не выходит, — указывает она себе за спину.

Гарри уплетает еще одну ложку мясного рагу и выставляет вперед руку, сделав вилкой полукруг в воздухе.

— Может, спит уже? — предполагает он.

Джинни снова хмурится.

— Она же всегда с нами сидит по вечерам. Пару минут иногда, но сидит, — смотрит Джинни на супруга. — Нечисто что-то тут, — озвучивает она свои мысли, глядя в сторону коридора.

Гарри жмет плечами и не торопится есть дальше. Взволнованность супруги встает поперек глотки.

— Уверен, беспокоиться не о чем. Возможно, она вымоталась на работе и уже спит. Ты же говорила, что ее в новый отдел перевели, — спокойно произносит он.

Джинни снова кусает губы, глядя в коридор, а затем оборачивается к супругу.

— Сходи к ней, — внезапно произносит она.

Гарри удивленно вскидывает брови.

— Сходить? — переспрашивает он.

— Да, просто сходи, — тараторит она. — Постучи в дверь, позови по имени и посмотри, как она, если дверь открыта.

— Почему ты не можешь этого сделать?

— Потому что меня сейчас разорвет от волнения, — шипит она. — Гарри Джеймс Поттер, подними свою задницу и проверь, что с твоей подругой!

Гарри боится двух вещей: злую Джинни и Джинни, которая зовет его полным именем. Волшебник тут же откладывает вилку и, вытерев рот салфеткой, встает с места. Он следует в конец коридора к гостевой комнате и на мгновение оборачивается. Джинни неотрывно наблюдает за ним, широко раскрыв глаза.

Гарри дважды стучит в дверь.

— Гермиона? — зовет он. — Ты спишь?

Джинни даже рот приоткрывает, внимательно вслушиваясь. Гарри терпеливо ждет пару секунд, а после жмет плечами и разводит в стороны руки, глядя на супругу.

— Она спит, — шепчет он.

— Загляни в комнату! — шикает Джинни, активно жестикулируя.

— Не буду! — шикает он в ответ.

— Живо!

— Ладно!

Гарри чертыхается и, надавив на ручку, ожидает, что дверь закрыта, но та поддается. Волшебник озадаченно хмурится и заглядывает в комнату. Так темно, хоть глаз выколи. Он включит свет и, если Гермиона проснется, то непременно извинится. Уйти просто так он не может, Джинни его покусает за это.

Свет освещает комнату. Джинни наблюдает за полосой света, которая в скором времени становится больше. Гарри появляется в коридоре.

— Ее тут нет, — обычным тоном произносит он, разводя в стороны руки.

Джинни округляет глаза.

— Как это нет? — не понимает она, вскакивая на ноги.

Девушка вихрем подлетает к супругу и заглядывает в комнату. Постель заправлена, запаха духов подруги совсем не слышно. Она не была дома с утра. Джинни заходит в комнату и без прелюдий распахивает дверцы платяного шкафа. Гарри тут же дергается.

— Ты что делаешь? — не понимает он.

Джинни удивленно поворачивается к Гарри и, сжав губы, указывает на содержимое шкафа. Гарри сначаоа мнется на пороге, но все-таки заходит в комнату, чтобы увидеть, что так удивило его супругу.

— Воу, — вскидывает он брови. — Не понял.

В пустом шкафу висят лишь несколько вешалок.

— Да что тут непонятного, она сделала это и ничего мне не сказала!

Джинни почти рычит, когда вихрем разворачивается и плюхается на заправленную постель, хватаясь за голову. Гарри непонимающе разводит в стороны руки.

— Джинни, что ты имеешь в виду?

Девушка тяжело дышит, старается справиться с эмоциями. Она поверить не может, что не уследила за подругой. Что не уберегла. Что все ее слова прошли мимо ее ушей, потому что были не теми. Неправильными. Пустыми.

Ее слова Гермионе никак не помогали. Она приняла решение, как Джинни кажется, еще до того, как обо всем ей рассказала.

— Помнишь, я рассказывала тебе о ее намерениях? — находит в себе силы на диалог девушка.

Гарри задумывается.

— Выйти замуж? — предполагает он.

Джинни чувствует, что еще секунда, и она взорвется.

— Да, Гарри, выйти замуж, — саркастично шикает она. — Проснись, Мерлина ради, вторая половина дня!

Поттер старается вспомнить все детали разговора.

— За Снейпа? — осторожно спрашивает он.

— Да, за Снейпа, — хватается Джинни за голову. — Ох, Мерлин, что же она сделала!

Гарри непонимающе осматривает пустую гостевую спальню, в которой Гермиона жила почти целый месяц. Без ее вещей помещение кажется совсем необжитым, каким-то серым и безликим.

Поттер искренне надеется, что все это неправда. И на самом деле Гермиона не сделала этого.

— Напиши письмо ему домой, — предлагает Гарри.

Джинни вскидывает голову. В глазах загорается надежда на лучшее.

— Адрес есть? — торопливо спрашивает она.

— Да, был где-то, — кивает он, — сейчас.

Гарри достает из заднего кармана брюк записную книжку и листает страницы. Джинни нетерпеливо вскакивает с места и подходит к нему, склоняясь рядом. Волшебник останавливает палец на заветной строчке.

Джинни выхватывает блокнот и со всей страстностью целует Гарри в щеку, со всех ног убегая на кухню. Схватив перо и чернильницу, она надеется, что не опоздала, и к утру сова доставит письмо в дом бывшего профессора зельеварения.

Надежды ее оказываются не напрасны.

С первыми лучами солнца благородная птица с белыми крыльями пересекает границу поместья Снейп и бросает письмо на карниз для почты у черного входа дома. Полакомившись вкуснятиной, которую всегда оставляют совам в тарелке жители дома, птица улетает обратно.

Гермиона сидит на кухне с чашкой холодного чая. Она безучастно смотрит перед собой в одну точку. Пушистые волосы девушки растрепаны, и она не торопится убирать их в прическу.

Поверх белой сорочки девушка накидывает кардиган, но не запахивает полы. Босые ступни касаются холодного пола лишь наполовину, потому что здесь высокие стулья. В большом доме тишина.

Здесь так тихо, так сильно, невозможно тихо, что закладывает уши. Хорошо, что уже утро. Хорошо, что выходит солнце. И хорошо, что сегодня суббота. Ей не придется идти в Министерство.

Гермиона слепо смотрит перед собой в одну точку. Впервые в жизни она занимается сексом не по любви. Это было… Немного скомкано, странно и… Ей даже не подобрать слов, как именно это было. Все получилось не сразу, потому что она была сухой и ничего не могла с этим поделать.

Северус сначала пытался помочь ей, но это положения не спасло, а затем он просто развернул ее животом вниз. Гермиона лежала с зажмуренными глазами и сжимала пальцами простынь, испытывая к себе жгучую ненависть.

Потому что он не смог смотреть ей в глаза.

Ей не было больно, он не был с ней груб, но… Заниматься сексом и любовью — вещи абсолютно разные.

— Еще рано, Гермиона.

Гермиона поднимает взгляд. Северус снова одет в привычную, наглухо застегнутую мантию. Из всех частей тела открыты лишь кисти рук и лицо.

— Вернитесь в свою спальню, здесь слишком холодно, — замечает он.

Девушка безучастно смотрит на него, не говорит ни слова. Эмоций нет. Только глухая ненависть к себе долбит где-то за ребрами. Он не стал смотреть на меня, пока мы занимались сексом, хотя я его законная супруга. Что же со мной не так?

Гермионе стало бы в сотни, тысячи раз легче, если бы Северус открылся ей хоть немного и объяснил, почему все так происходит. Что ее вины во всем этом нет. Что его отношение к ней совсем не такое, какое она в красках ненависти рисует в своей голове.

Этого не происходит.

— До обеда буду в Министерстве, — отводит он взгляд. — Если что-то понадобится, дайте мне знать.

Гермиона провожает его взглядом и ничего не отвечает. Когда он исчезает в камине, и дом снова окутывает звенящая тишина, Гермиона чувствует, как к глотке подкатывает ком слез. Она морщится, зажмурив глаза, и прикладывает тыльную сторону ладони к губам.

— Черт, — шепчет она и тихо всхлипывает.

Странные эмоции разрывают ее так сильно, что она не может их контролировать. В ней сталкивается все вместе. И злость на себя, и жалость, и отчаяние, и неизбежность положения, и… Девушка резко прекращает всхлипывать, когда слышит, как кто-то зажигает огонь.

Она резко поднимает голову и видит, что на плиту ставит чайник…

— О, Мерлин, быть не может, — шепчет она.

Домовик тушит спичку и кладет коробок в большой карман на фартуке, начиная едва шевелить ногами в сторону холодильника. Если с вынужденными супружескими обязанностями Гермиона еще в силах смириться, то с рабским трудом домовиков — никогда в жизни.

Она вспоминает об организации, которую создала еще в Хогвартсе. Да, участников было лишь трое. Она, Рон и Гарри, но, как бы то ни было, она существовала! И Гермиона несет свои убеждения оттуда по сей день.

Домовик оборачивается и, не ожидая кого-то увидеть, пугается, закрывая большие глаза худыми ручками.

— Прошу меня извинить, — тут же выставляет руки Гермиона, вмиг успокоившись, — я никак не хотела напугать вас!

— Ох, — суетится домовик. — Молодая хозяйка!

Гермиона задыхается от такого обращения к себе и тут же мотает головой из стороны в сторону, поднимаясь с места. Она подходит к домовику и садится перед ним на колени, чтобы быть одного роста.

— Нет-нет, прошу вас, — просит девушка, опустив руки на грудную клетку, — зовите меня Гермиона.

Домовик чуть кивает, опуская голову. Гермионе больно это видеть, и она тут же решает для себя, что отучит домовика от этой привычки, раз уж ей придется здесь жить. Рабский труд домашних эльфов должен уже был себя искоренить, особенно после войны.

— Как вас зовут? — спрашивает Гермиона.

— Ох, молодая хозяйка, — качает эльф головой, — к Моди никто никогда не обращался на «Вы». Молодая хозяйка так великодушна!

— Гермиона, — напоминает девушка. — Я прошу звать меня Гермионой, пожалуйста.

— Моди никто не говорил «пожалуйста», — закрывает глаза эльф.

Мерлин, да она сейчас заплачет! Гермиона совсем не знает, как ей быть, и что сделать, поэтому беспомощно наблюдает за тем, как пожилая эльфийка закрывает большие глаза руками, покачивая головой.

— Ох, ну же…

— Гермиона!

Девушка вздрагивает от собственного имени, звонко прозвучавшего в просторной кухне. Девушка оборачивается, и весь внешний мир для нее гаснет. На пороге кухни стоит сонная и немного растрепанная девчушка, глядя с искренней радостью на нее во все глаза.

— Дейзи! — на выдохе произносит Гермиона и раскрывает руки.

Девчушка с криками срывается с места и с размаху влетает в Гермиону, обнимая ее за шею. Гермиона смеется, поглаживая девочку по спине и покачиваясь на месте. Малышка словно теплый луч солнца, согревающий ее промерзшее до костей тело.

Все не так уж и плохо. Даже больше, все очень хорошо.

У нее теперь есть Дейзи.

— Гермиона, — выпускает ее малышка из объятий, — ты за папочку замуж вышла, да?

Девушку разрывают изнутри несколько противоречивых эмоций, но она глушит все негативные со всей присущей ей стойкостью бывшей гриффиндорки и улыбается девочке.

— Да, Дейзи, — кивает она, погладив ее по волосам.

Девчушка сияет улыбкой.

— Значит, ты теперь с нами будешь жить?

Совершив один импульсивный поступок, Гермиона, сама того не подозревая, делает шаг в жизни людей, которые всегда нуждались в такой, как она. Например, Дейзи. Девчонки с зелеными глазами, для которой она теперь по документам приходится…

Мамой.

— Буду, — выдыхает она.

Гермиона смотрит на Дейзи и гладит ее по волосам. Сердце непроизвольно наполняется такой теплотой и любовью, что в глазах моментально встают слезы. Она хочет сказать что-то еще, но тут Моди едва касается ее плеча.

Гермиона оборачивается. Домашний эльф протягивает ей конверт, который Гермиона тут же принимает в руки. Улыбка сходит с ее лица.

Это письмо от Джинни.

========== 8. ==========

Северус неотрывно смотрит перед собой, сжимая на коленях окоченевшие пальцы рук. Бессмертное перо что-то царапает на желтоватом и немного выцветшем листе бумаги. Слышится тиканье старинных часов, стрелки которых, как ему кажется, стоят на одном месте.

В груди редко и с болью бьется сердце. Зачем он пришел сюда? Зачем согласился? А он вообще соглашался на это? Может, все дело в заклинании, и на самом деле он приходит к ней не по своей воле? Руки дрожат.

Рита сосредоточенно смотрит на Северуса, хмуря тонкие темные брови. С момента начала интервью они пока не продвигаются с мертвой точки, как бы отвратительно жестоко это ни прозвучало.

У нее нет времени на его молчание, первая полоса Ежедневного Пророка жаждет горячих трагических новостей, но Северус уже целых тридцать минут молчит, не реагируя на ее вопросы. Рита уже предлагает ему чай, кофе и даже закурить, только бы он начал говорить.

Ничего не помогает.

— Мистер Снейп, — в сотый, наверное, раз окликает его Рита.

Северус медленно поднимает взгляд. Скитер даже дергается от неожиданности и чуть ерзает на месте. Глаза бывшего преподавателя и директора Хогвартса совершенно ничего не выражают, но ей абсолютно наплевать, только бы говорить начал.

Женщина опускает локти на стол и склоняется вниз, внимательно глядя на него, чтобы не потерять зрительного контакта.

— Мистер Снейп, — вкрадчиво произносит она, — расскажите о том, что произошло.

Перо замирает в воздухе.

Дейзи неуклюже шлепает босыми ножками по песчаному пляжу, сжимая в кулачке синее ведерко с желтой лопаткой. Ясное небо простирается над их головами, погода хорошая, пусть издалека к ним и бегут облака.

Море не совсем спокойно.

— Дейзи, — окликает ее девушка с завязанными в хвост волосами, — подойди ко мне, цветочек мой, я намажу тебя кремом!

Девчушка с игривым огоньком в глазах оборачивается, а затем, не отрывая взгляда от одного из родителей, продолжает идти вперед. Мелоди ставит руку козырьком и щурится на солнце, цокая языком.

— Северус, — оборачивается через плечо она. — Сходи за ней, я прошу тебя. У нее же обгорят все плечи!

Мужчина, сидящий под зонтиком вдали от солнца, опускает вниз газету. Северус плохо переносит жару, но вылезти в единственный выходной с ними соглашается, потому что тогда дочь не будет досаждать ему с бесконечными вопросами в четырех стенах дома, а начнет поиски приключений на пляже.

Он оказывается прав, но не учитывает чрезмерную опеку Мелоди над дочкой.

— В этом нет необходимости, — спокойно замечает он. — На ней панама.

— Плечи открыты, — указывая на по-прежнему старающуюся убежать проказницу, сообщает Мелоди. — Прошу тебя, намажь их ей, а я схожу искупаться. Что-то сегодня слишком жарко…

Девушка машет на себя руками и прикладывает на мгновение руку ко лбу. Она изнывает от жары, ей что-то совсем нехорошо. Она тоже крайне плохо ее переносит, но чего только не сделаешь ради дочери. Мелоди смотрит на мужа какое-то время, ожидая ответной реакции.

Северус сдается в тот момент, когда она снимает очки, и пронзительная зелень прибивает его к месту. Этот цвет глаз — единственное, что привлекло его четыре года назад. И единственное, что держит его рядом с ней до сих пор.

Мелоди Тодд появляется в его жизни случайно.

Она решает завершить карьеру в одном направлении и отправиться в совершенно другое. В свои тридцать один девушка выглядит намного младше своих лет. У нее вьющиеся каштановые волосы, аристократические черты лица волшебницы чистокровных кровей и…

Яркие зеленые глаза.

Мелоди проходит собеседование на должность его ассистентки почти моментально, пусть и специализируется на совершенно иной, отличной от его профессии. Она учится быстро, постоянно находится рядом и сама не замечает, как влюбляется.

Северус по сей день не может понять, чем именно ее зацепил, но ему хочется, чтобы ее глаза были с ним до конца его жизни. Иногда даже Северус ловит себя на мысли, что мысленно зовет Мелоди совершенно иным именем, но со временем это проходит.

В отношениях двух людей случается некоторое подобие гармонии, когда один любит слепо и открыто, а второй почти ничего не чувствует и, к тому же, плохо показывает эмоции. Это и случается с ними.

Мелоди любит искренне и открыто, закрывает глаза на сложности его характера и даже учится с ними жить. Она любит за двоих, потому что умеет это делать, а Северус, к сожалению, как ни старается, никак не может научиться в ответ.

Ведь в этом вся его суть. Ему требуется время, чтобы понять себя самого. Время — его лучший друг и его самый злейший враг.

Однако даже время не может оправдать всего на свете. И не может подвергать изменениям только одного человека в паре. Северус старается не замечать, как материнство меняет Мелоди.

Потому что это переносят по-разному.

— Ладно, — вздыхает он и откладывает в сторону газету.

— Спасибо, — наблюдая за ним, улыбается она.

Северус берет из пляжной сумки крем от солнца и, надев на голову кепку, направляется босиком вдоль пляжа. Дейзи, едва заприметив строгого родителя, на мгновение останавливается, расширив глаза. Мужчина идет к ней, не отрывая взгляда.

— Дейзи Снейп, — строго произносит он, — немедленно направляйся ко мне!

Девчонка заливисто хохочет и срывается с места, утопая в песке, но продолжая со всех ног убегать. Северус не ускоряется, не зовет ее еще раз, знает прекрасно себя самого и совершенно не знает собственной дочери и своей супруги.

Он и не старается узнать, потому что не может. Не понимает он их. Женщин. Совершенно, абсолютно. Учиться, как ни прискорбно, у него совсем не получается.

Северус спокойно подходит к девчонке в тот момент, когда та уже в пятый раз пытается подняться на ноги, в очередной раз споткнувшись. Под ноги она совершенно не смотрит. Северус наклоняется и поднимает ее на ноги.

— Стой смирно, — строго произносит он, но Дейзи уже и не собирается убегать.

Вымоталась.

— Ты меня догнал, папуня! — запыхавшись, сияет она счастливой улыбкой, глядя с невозможной любовью и теплотой на своего родителя.

Северус выдавливает на руку крем.

— Я просил не звать меня так, Дейзи, — напоминает он. — А теперь стой смирно, твоя мама сказала, что следует намазать крем.

Северус всегда говорит дочери «твоя мама» и всеми силами старается сделать так, чтобы она перестала называть его уменьшительно-ласкательными производными от «отец», потому что он считает, что не заслуживает такого обращения к себе.

Пусть любит мать, а его ненавидит. Так проще. Всегда проще. Он смотрит в будущее, проецируя его на собственное прошлое.

— Щекотно, — щурится она, когда Северус намазывает ей плечи.

Он никогда не присаживается перед ней на корточки, всегда смотрит на дочь сверху вниз, не выносит тактильности, не проявляет любви и заботы, но… Дейзи любит его. Любит так сильно, открыто и чисто,что временами Северусу кажется, что он делает что-то не так.

Дейзи заслуживает родителя получше. Северус уже несколько месяцев думает о том, что с одной матерью ей было бы куда лучше. Он не отец, никогда не умел им быть и никогда не хотел.

Но так случилось, поэтому лучшее, что он может дать ей — жизнь без него.

— Вот так, — заканчивает он намазывать крем. — А теперь я верну тебя матери под зонт, потому что тебе надо согреться. Идем.

Северус, не глядя на девчонку, начинает шагать обратно. Дейзи поправляет панамку и убирает в сторону выбившуюся прядь темных волос.

— Возьмешь меня на ручки? — склонив голову влево, спрашивает она.

Северус на мгновение останавливается и смотрит на дочку. Та не отрывает от него яркого и открытого взгляда. Ты должна ненавидеть меня. Почему ты смотришь на меня так, словно я центр мира?

— Нет, — коротко произносит он и отворачивается.

Дейзи тут же срывается с места и, едва поспевая, все же догоняет родителя, обхватывая его ногу обеими руками. Мужчина непроизвольно останавливается, глядя вниз. Она держится за его широкую светлую штанину, глядя в глаза. Губа вздернута, брови вскинуты.

— Ну, пожалуйста, — дрожит ее детский голос.

Северус смотрит на нее долгим взглядом. За что ты испытываешь ко мне теплые чувства? Я веду себя так, чтобы ты испытывала ко мне лишь неприязнь. Зачем ты привязываешься ко мне? Только один раз. Один.

И всё.

— Только ногами не болтай, — устало выдыхает он.

Дейзи почти прыгает на месте от радости, тянет вверх руки и скорее хочет оказаться в объятиях родителя. Северус все равно сажает ее на руку так, чтобы было не так много телесного контакта. Не привязывайся ко мне, девочка. Я все равно скоро уйду.

Одному проще.

Северус идет вдоль пляжа обратно и уже видит их зонт, но не наблюдает под ним Мелоди. Наверное, она все еще в воде. Северус поворачивается к океану и, сделав руку козырьком, смотрит вперед. Мелоди нигде не видно.

Он снова бросает взгляд на лежаки, но они пустые.

— А где мамочка? — спрашивает Дейзи.

Северус снова смотрит на неспокойные волны, в животе сжимается тревога.

— Мелоди! — громко зовет он, бегая лихорадочным взглядом по волнам.

Волны действительно высокие, ребристые и неспокойные. Одна захлестывает другую каждую секунду. Северус перехватывает девочку на руке и подходит ближе к воде, ступая по мокрому, плотному песку.

— Мелоди! — снова зовет он.

— Где мамочка? — настойчивее спрашивает девочка.

— Дейзи, тихо!

Северус почти вздрагивает, когда наконец видит на воде вдалеке макушку ее головы. Она очень далеко, в ста метрах от берега минимум. Ее руки беспомощно висят на воде, она дрейфует лицом к горизонту. Мужчина снова кричит ее имя, несколько раз кричит.

Ладони становятся влажными, в глотке долбит пульс. Северус, не отрывая взгляда от ее головы, опускает Дейзи на мокрый песок.

— Жди здесь! — сорвавшимся голосом произносит он.

— Папочка!

— Никуда не уходи!

Северус идет к океану, почти не моргая, но, стоит ему коснуться ступнями ледяной воды, ужас парализует его. Не воды, вовсе нет. Его поражает чудовищная мысль о том, что она умирает. И он боится увидеть это.

Увидеть смерть зеленых глаз во второй раз.

— Папочка! — плачет Дейзи.

А он так и стоит на берегу, пронизываемый поднимающимся ветром до тех пор, пока ее макушка не скрывается под водой.

Рита делает глоток воды и ставит стакан на стол. Тишина в кабинете слишком громкая. В какой-то момент даже перо перестает царапать по бумаге. Скитер старается думать о том, что у нее в руках скандальный материал убийства по неосторожности, но у нее не выходит.

Она смотрит на горящего скорбью мужчину.

Смотрит и даже представить себе не может, что с того самого дня у Северуса Тобиаса Снейпа один боггарт вместо двух. Смерть Лили и воплощение Темного Лорда канут в подсознании, потому что свежий страх все еще блуждает на поверхности.

Его покойная жена, бездыханное тело которой дрейфует в толще воды синего океана.

— Вы считаете себя виноватым?

Это первый вопрос, который она задает ему с того момента, как он заканчивает свой рассказ. Северус поднимает на журналистку взгляд. Он не хотел ее смерти, он боялся ее. Он хотел уйти, оставить ее, оставить дочь, чтобы дать ей лучшую жизнь вдали от него. Северус не виноват в ее смерти.

Он виноват в том, что струсил. Виноват в том, что не сделал главного: не попытался спасти ее.

Все было бы иначе.

— Что? — голос совсем сиплый.

Северус слышит ее вопрос, он просто не хочет давать ответ. Как бы то ни было, он убил Мелоди своим бездействием. Рита сжимает на мгновение губы. Кажется, впервые за всю журналистскую карьеру она проникается к кому-то давно забытым чувством.

Состраданием.

— Люди в таких ситуациях обычно испытывают что-то вроде, — она на мгновение замолкает, склонив голову влево, — вины…

Северус непонимающе смотрит на журналистку. Бездействием он убил свою жену. Нелюбимую, но жену. Девушку с зелеными глазами. Девушку, которая должна была жить. Жить и воспитывать дочь с такими же глазами, как у нее.

— В каких ситуациях? — тихо задает он вопрос.

Скажи мне, что я убийца. Скажи, что это убийство.

Рита часто моргает, чтобы пелена слез, внезапно появившийся на глазах, поскорее исчезла.

— Несчастный случай, — наконец выдыхает она.

Северус зажмуривает глаза, закрывая руками лицо и складываясь пополам. Оно взрывается в нем слишком сильно, слишком резко и без предупреждения. Оно кромсает все крохотные попытки мужчины закрыть в себе все, что только можно.

Завязанные в узел чувства просыпаются и искрят, как оголенные провода. Северус позволяет им выйти. Им всем. Всем до единой. Может, открытая на мгновение душа сыграла роль в том, что начало происходить дальше. Может, что-то другое.

Статью о несчастном случае с его женой Рита так и не выпускает, вместо этого ночь он проводит вместе с ней, а затем эти встречи стали повторяться с завидным постоянством. Единственное, что действительно изменилось в Северусе в тот день, так это тот факт, что…

Он отключает в себе все эмоции, закрываясь окончательно ото всех, даже от собственной дочери. И продолжается это до тех пор, пока на свадьбе Поттеров он не видит среди танцующих ее прямую светлую спину со сведенными вместе лопатками.

Северус дважды стучит в дверь.

— Войдите, — резко отвечает она.

Северус открывает дверь ее офиса. Рита поднимает взгляд от бумаг и жестким взглядом смотрит на вошедшего. Необязательно трубить по всем каналам о какой-либо новости, чтобы Рита о ней узнала. Скитер знает, что он сделал.

Знает прекрасно. И она в гневе.

— Зачем ты пришел? — спрашивает она.

Северус проходит в кабинет и садится в кресло напротив нее. Женщину почти трясет от того, что он не просто не сказал ей о своих намерениях, а взял и вошел в ее кабинет так, словно ничего не случилось. Будто он не женился вчера на малолетней волшебнице с первых страниц Пророка.

— Мне нужна статья, Рита, — спокойно произносит он.

Северус приходит сюда с одной целью. Ему нужна первая полоса о том, что мисс Грейнджер больше таковой не является, чтобы от нее наконец отвязались все глупые сплетницы, а магическое сообщество оставило героиню войны в покое.

Он сделает для этого всё. Всё и даже больше.

Чтобы защитить ее. Спасти ее.

— Неужели? — саркастично вопрошает она. — И о чем же тебе нужна статья? — делает она вид, словно действительно ни о чем не догадывается. — Новые кадры в отделах? Новые кадры в твоей жизни?

Северус спокойно смотрит на нее. На ее эмоции ему глубоко плевать, он никогда не претендовал на какие-то взаимоотношения с Ритой выше тех, что у них имеются. Они просто спят, черт возьми. Поправка. Они просто спали с ней.

Теперь он к ней не прикоснется.

— Рита, я женился, — просто произносит он.

— Да не может быть! — всплескивает она руками. — А молодая жена в курсе всего этого, или ты под Империусом ее под венец тащил?

— Рита…

— Я не собираюсь писать статью о тебе и твоей малолетней гриффиндорке! — рявкает она.

Северус владеет собой, поэтому не реагирует на выпад журналистки.

— Следи за языком, Рита, — жестко произносит он. — Я заплачу тебе. Заплачу большие деньги.

Он небрежным движением бросает перед ней на стол коричневый толстый конверт. Рита сначала хочет зарычать в лучших традициях скандального журналиста, но сразу обращает внимание на размер гонорара.

Здесь даже больше, чем Поттер отстегнул за статью о его женитьбе на Уизли.

Северус не жалеет денег, никогда не жалел. Как бы то ни было, он и на дочь не скупится, хоть и делает это из чувства вины. На Гермиону он готов потратить баснословные деньги, чтобы ее уберечь и спасти.

Он не спас Мелоди, поэтому пытается искупить свою вину.

Рита молча смотрит на Северуса. Губы ее плотно сжаты, потому что она старается скрыть свою дрожь. Пусть она и уговаривала себя воспринимать секс с Северусом обычной служебной интрижкой, сейчас отрицать она не может: она ревнует. Ревнует, потому что вечно доступное и желаемое теперь оказывается под запретом.

И еще потому что она испытывает к нему болезненную форму привязанности на фоне их взаимоотношений, которую она ошибочно принимает за чувство искренней влюбленности, а, может, даже больше.

— Купить ее хочешь? — выплевывает Рита. — Купить… — она берет в руки увесистый конверт и бросает его обратно на стол, после чего скрещивает на груди руки, — этим?!

Северус безучастно смотрит на журналистку.

— Не выйдет ничего, дорогой мой, — шипит она, прищурив глаза. — Знаешь, почему? — женщина склоняется ниже. — Она не любит тебя, Северус. И никогда, слышишь меня, никогда не полюбит.

Мужчина молча смотрит на нее, ни один мускул на его лице не дрожит. Он отключил все эмоции, он владеет собой. Ей не под силу вывести его из равновесия, никому не под силу. Северус вздыхает и вынимает из внутреннего кармана мантии еще один конверт, в котором лежат снимки со свадьбы.

— Это уже не твое дело, да и плачу я тебе не за разговоры, — жестко и холодно произносит он, опуская перед ней конверт и поднимаясь с места. — Я жду статью к понедельнику.

Не давая ей вставить даже слово, Северус направляется к двери и выходит из кабинета, на мгновение закрыв глаза. Это его искупление за содеянное. Это его несмелые шаги к проявлению заботы к своей супруге, брак с которой он заключил не по причине того, что кто-то из прошлого толкнул его в спину.

Это совершенно другое, совершенно новое.

Только он сам это пока не до конца понимает. Не осознает, что влюбляется в свою молодую жену еще в тот день, когда она появляется в поле его зрения на свадьбе его бывших учеников.

***

Гермиона поправляет на себе серый пиджак и касается пальцами аккуратного легкого пучка волос на затылке, глядя на себя в зеркало. Выглядит она не так уж и плохо. У нее хороший, пусть и простой гардероб.

Она убеждает себя в этом весь вчерашний день, всю бессонную ночь и сегодняшнее утро.

Теперь в гардеробе Гермионы яблоку негде упасть, и ее пугает это. Вечером воскресенья, когда Северус возвращается домой, он ясно дает понять, что хочет дать ей самое лучшее, на что Гермиона удивленно вскидывает брови.

— Что вы имеете в виду? — не понимает она, хмуря брови.

Хорошее настроение, так кропотливо восстановившееся за день общения с зеленоглазым лучиком солнца, постепенно ухудшается. Она снова не может заставить себя улыбнуться и не хочет даже пытаться.

Холод и отстраненность Северуса окутывают ее с головы до ног.

— Вы все поймете позже, — он делает паузу, — Гермиона.

Собственное имя снова сильно царапает слух. Гермиона чуть кивает, не представляя, что на это ответить, и что вообще говорить. Какие темы они могут обсуждать? Им вообще есть, о чем поговорить?

Спасение от молчания приходит само. Точнее, прибегает из соседней комнаты.

— Папочка! — смеется Дейзи. — Папочка вернулся!

Дейзи с размаху впечатывается в ногу родителя, крепко ее обнимая. Северус даже не опускает взгляд. Гермиона старается никак не реагировать на это, но получается плохо. Он совершенно не любит собственную дочь? Он даже на нее не смотрит.

Дейзи в отце души не чает, жмется к нему котенком и даже не осознает, видимо, что от отца исходит волнами один лишь холод. Почему он не любит собственную дочь? Что такого ему сделала маленькая девочка? Почему он такой? Почему? Почему?

— Папочка, смотри, какую прическу мне сделала Гермиона, — кружится она на месте. — Красиво, да? Красиво, папочка?

Гермиона делает Дейзи ту самую прическу из двух густых колосков, о которой задумалась еще в день их с малышкой знакомства. Большие косы невозможно сильно ей идут, открывая светлое, красивое лицо, аристократические черты которого в будущем сведут с ума не одно сердце.

Северус бросает на дочь мимолетный взгляд.

— Мне надо поработать, — коротко произносит он и направляется в сторону выхода с кухни.

Гермиона молча наблюдает за ним, задыхаясь в агонии глубоко внутри. Как он может быть таким холодным и жестоким по отношению к собственному ребенку? Дейзи снова кружится на месте и подбегает к Гермионе, усаживаясь рядом.

— Папочке понравилось, — довольно сообщает она.

Девушка озадаченно хмурится.

— Он же ничего не сказал, — замечает она.

Дейзи берет в руки по кукле и усаживается ровнее, протягивая одну из них Гермионе.

— Папочка такой, — с улыбкой сообщает она. — Ты тоже ему нравишься.

Гермиона округляет глаза, заторможено принимая из рук девочки куклу. Какие-то глупости говорит, честное слово. Дети действительно видят то, чего нет, однако разрушать воздушные замки девочки в таком возрасте Гермиона не хочет.

— Правда? — наигранно удивляется она. — И почему ты так решила?

Гермиона не рассчитывает на ответ, даже забывает на какое-то время о собственном вопросе, потому что Дейзи сосредоточенно надевает на куклу платье, стараясь справиться с петелькой и пуговицей на ее спине, как вдруг девочка поднимает взгляд.

— Он на тебя смотрит, — просто отвечает она. — Папочка так больше ни на кого не смотрит.

Девушка смотрит на вмиг потерявшую интерес к разговору девочку и старается понять ее слова. У нее этого не получается. Гермиона старается забыть об этом разговоре и о ситуации в целом, но у нее не выходит.

Уложив Дейзи спать и приняв ванну с тяжелой головой, Гермиона, завернувшись в полотенце, садится за туалетный столик и решается сделать то, что мучает ее целый день. Она пишет ответное письмо Джинни и просит о встрече на неделе, не упоминая конкретных подробностей того, что происходит.

Письмо подруги она зачем-то сжигает в камине и сама не понимает, почему так делает. То ли от того, что слова там слишком горькие, то ли от того, что она не хочет, чтобы эту самую горечь ненароком прочел ее муж. Северус ее муж, это придется принять.

И учиться с этим жить.

Гермиона отправляет сову в сгущающихся сумерках и закрывает плотно окна. Надо переодеться и подготовить костюм на грядущий день. Понедельник подкрадывается незаметно, от него никуда не скроешься.

Ей придется пойти в Министерство, придется намеренно светить обручальным кольцом, чтобы все всё понимали сами. Гермиона надеется избежать разговоров, но не против, чтобы весть о ее скорой свадьбе обошла поскорее магическую Британию.

Все лучше, чем слезливые заголовки о брошенной золотой девочке.

Гермиона подходит к комоду и уже собирается взяться за ручки, как вдруг вздрагивает и оборачивается на резкий звук. Теперь вместо двух комодов в комнате стоит один, а на месте второго высокий платяной шкаф. Девушка подходит к нему и распахивает двери.

Ее рот открывается в изумлении.

Весь шкаф забит обновками. Вечерние платья потрясающего кроя, деловые костюмы, внизу полки заставлены новыми парами туфель и полусапожек. Среди вещей Гермиона замечает новое белоснежное пальто. Она смотрит на все это, а затем вдруг замирает, и красивая роскошь кажется блеклой пустышкой.

Это, видимо, и есть тот самый сюрприз.

Что Северус хочет этим сказать? Что он покупает ее? Это извинение за первую брачную ночь? Это благодарность за нее? Все варианты кажутся бредовыми. Гермиона морщится и закрывает дверцы шкафа. Открывать его ей больше никогда не хочется.

Именно поэтому она стоит сейчас перед зеркалом в своем сером костюме. Именно поэтому ей плевать, что платяной шкаф ломится от обновок. Она не станет надевать их. Не после его поведения по отношению к Дейзи. На себя ей сейчас все равно, теперь она несет ответственность за маленькую девочку, к которой собственный отец относится с пренебрежением.

Словам Дейзи девушка не может поверить. Наверное, потому что совсем его не знает.

Гермиона заходит в камин и бросает летучий порох под ноги. Министерство Магии открывается перед ней после растворившихся языков зеленого пламени. В новой должности и новом отделе есть потрясающие плюсы.

Во-первых, она находится в отдельном крыле, куда доступ осуществляется лишь по пропускам. Во-вторых, доступ к ее рабочей зоне есть благодаря индивидуальному камину отдела, поэтому ей не нужно проходить все здание, чтобы добраться до рабочего места.

И третье, самое замечательное, начальника Гермионы не было два рабочих дня, поскольку он находится на конференции. Будучи ассистентом главы отдела, Гермионе предоставляется возможность в течение двух дней влиться в работу в прекрасном одиночестве.

Девушка надеется, что сегодня ее идиллия продолжится, но…

— Миссис Снейп, я полагаю.

Гермиона вздрагивает от обращения и почти роняет чашку кофе на кучу белоснежных бумаг, из-за чего глухо вскрикивает, но, своевременно взмахнув палочкой, избегает неприятности. Девушка переводит взгляд вглубь коридора на ту самую дверь, ведущую в кабинет начальника отдела, и удивленно охает.

— Да быть не может, — вместо приветствия выдает она, но тут же прикусывает язык.

Обращение забывается моментально. Все мысли фокусируются на том, что происходит. Это же начальник! Ее начальник!

— То есть, — касается она пучка волос, — доброе утро…

Гермиона все еще удивленно смотрит на него, не в силах осознать увиденное. Перед ней стоит подтянутый, одетый с иголочки, совершенно изменившийся в лучшую сторону бывший студент Хогвартса.

— Блейз? — робко спрашивает она. — Блейз, это ты?

Парень хмыкает, чуть опустив голову, когда выходит в приемную и подходит к Гермионе, сжимая что-то в руке. На нем строгий бордовый костюм, черные классические туфли с отполированными носами, белая рубашка, верхняя пуговица которой не застегнута, и ослабленный галстук.

— Вот это встреча, — Блейз чуть склоняется, чтобы внимательнее посмотреть ей в глаза. — Подумать только, Гермиона…

Девушка немало удивляется тому, что он помнит ее. Ее и саму удивляет, что она все еще знает его имя, хотя они оба в Хогвартсе никогда не общались. Лишь видели друг друга издалека, пока все школьные годы между Гриффиндором и Слизерином шла холодная война.

— Не могу поверить, — часто моргает она. — Ты — глава отдела Международного Магического Сотрудничества?

Сказав это вслух, Гермиона удивляется еще сильнее. Да это же бред! Никто в таком возрасте не может достичь этого поста! Это просто невозможно! Девушка нервно облизывает губы, ожидая ответа.

— Я лишь на несколько месяцев замещаю отца, — открыто улыбается он. — Никому не говори, — заговорщически шепчет он, — тш-ш…

Девушка непроизвольно улыбается. Не каждый день встречаешь старых знакомых. Забини, конечно, неожиданный начальник, но все лучше, чем кучка сплетниц, бесконечно перемывающая ей кости. Блейз собирается что-то сказать, как вдруг взгляд его падает на ее серый костюм.

Гермиона непроизвольно опускает взгляд на свою одежду, а затем снова его поднимает. Она озадаченно вскидывает брови.

— Что? — старается понять она.

Блейз набирает в грудь воздуха, приподнимая указательный палец, но затем глушит мысль и, походив у стола, в итоге на него присаживается. Девушка терпеливо наблюдает за его метаниями.

— Буду предельно честен, — деловым тоном сообщает он. — Ты — классная, — девушка чувствует, как резко начинают розоветь щеки, — красивая, стройная, но… Мерлин тебя подери, что за мешок на тебе?

Смущение сменяется стыдом по щелчку пальцев. Гермиона снова смотрит на себя, разглаживая серый костюм.

— Д-да это, — заикается она и морщится, — костюм мой любимый вообще-то, — смотрит она на Блейза.

Парень смотрит на нее в ответ и не без улыбки вскидывает брови.

— В моем отделе ты так ходить не будешь, — кивает он и, дернувшись на звук, достает из кармана мобильный, глядя на экран, после чего снова смотрит на девушку, — меняй гардероб. Я не шучу, Грейнджер.

Гермиона вспыхивает еще сильнее, но слова не успевает вставить, поскольку смуглая рука бывшего слизеринца подносит телефон к уху.

— Забини, я слушаю, — отвечает он на звонок.

Девушка снова смотрит на свой костюм, и теперь он правда кажется ей каким-то мешком. Вот что может сделать обычное слово! Она хмурится, все еще рассматривая себя со всех сторон, как вдруг Блейз шикает, привлекая ее внимание. Гермиона оборачивается.

— Ах, прошу прощения, — закрыв динамик на телефоне, четко произносит он. — Никак не Грейнджер. Снейп, верно?

Гермиона широко открывает в удивлении рот и не находит, что ответить. Это выбивает почву из-под ног моментально. Как он узнал? Кто ему сказал? Как такое вообще могло произойти? Блейз, видимо, замечает все вопросы в ее глазах, поэтому кивает на стол, на котором оставил ей свежий Ежедневный Пророк.

— Первая полоса, миссис Снейп, — жмет он плечами. — Как ознакомишься, принеси мне кофе, — парень снова подносит телефон к уху. — Да, здесь я, во внимании.

Забини исчезает в своем кабинете, закрыв за собой дверь, а Гермиона дрожащими пальцами берет со стола Пророк и разворачивает его. Заголовок первой полосы гремит большими буквами о том, что золотая девочка обзавелась серебряным королем. На живом фото она целует своего мужа, освещаемая вспышками камеры.

Автор статьи Рита Скитер.

========== 9. ==========

Гермиона открывает глаза и выходит из камина, отряхнув свой серый костюм. Она оглядывается по сторонам, отмечая, что на кухне никого нет. Это радует. Сегодняшний день оказывается настолько морально сложным, что у нее даже не хватает слов, чтобы выразить это.

После того, как она читает статью Скитер, у нее сердце, как ей кажется, биться вообще прекращает. Да, она думала о том, что было бы здорово как можно быстрее распространить информацию о том, что она замужем, чтобы магическое сообщество наконец заткнулось, но не настолько же быстро!

Блейз упоминает об этом всего раз, а затем сразу вливается в работу, не размениваясь по мелочам. Он хорошо во всем разбирается, это Гермиона замечает сразу. Также, как и тот факт, что ее знаний в этой области совсем недостаточно. Она впервые за долгое время задумывается о том, чтобы снова начать учиться.

Гермиона решает для себя обязательно поговорить с Северусом о том, что статья была выпущена без ее ведома. Она, по сути, имеет к этим событиям прямое отношение. Он же мог ее хотя бы предупредить! Ей так сложно понять его, что хочется взвыть.

Девушка поднимается к себе и принимает ванну. Бросив в корзину для белья свой серый костюм, она на мгновение останавливается на месте, вспоминая слова Блейза. Гермиона решает надеть завтра свой второй костюм черного цвета.

Может, Забини прекратит поливать грязью ее вкус в одежде.

Гермиона надевает легкое платье на бретельках и светлую свободную блузку с коротким рукавом сверху. Ей совсем не хочется надевать верх белья после ванной, так намного удобнее, и все прикрыто. Она спускается обратно на кухню.

Дейзи уже возится с игрушками в столовой, дверь в которую с кухни открыта. Моди суетится у плиты. Девушка поджимает губы. Моди — пожилой эльф, Гермиона решает взять на себя часть обязанностей по дому еще в первый день, поскольку узнает жестокую истину положения.

Кроме Моди прислуги в доме нет. Она все тянет на своих хрупких плечах в одиночку.

— Добрый вечер, Моди, — чуть улыбается Гермиона и сразу подходит к ней, начиная резать овощи.

— Молодая хозяйка, — тут же кланяется домашний эльф.

— Гермиона, — чуть улыбнувшись, напоминает она. — Я прошу звать меня по имени, Моди.

Пока Гермионе не удается уговорить эльфийку называть ее без всякого слепого преклонения, но она не отчаивается. По крайней мере, Моди перестает так сильно пугаться, когда девушка заходит на кухню.

Постепенно и она, и сам дом привыкает к молодой жене хозяина.

— Я сделаю салат, Моди, — режет девушка спелые томаты, — и отварю картофель, а с тебя жареное мясо, договорились?

Моди трепетно кланяется с улыбкой, принимаясь за дело. Гермиона была бы рада все сделать сама целиком и полностью, но в горячих блюдах она не так сильна. Молли ее, конечно, очень натаскала в готовке, но за мясо Гермиона лично не стала бы браться.

— А что делать мне? — появляется на кухне Дейзи.

Гермиона оборачивается через плечо и улыбается.

— Хочешь помочь? — смотрит она на девочку.

Дейзи с огромным энтузиазмом кивает. Гермиона моет руки и вытирает их об полотенце.

— Что ж, — берет она пучок зелени и присаживается перед малышкой на корточки, — вот тебе укроп. Нужно убрать все маленькие лапки со стебелька. Вот, смотри…

Гермиона показывает Дейзи, что нужно делать, и та внимательно смотрит, чуть нахмурив аккуратные темные брови. Девушка непроизвольно на нее засматривается. Дейзи так сильно похожа на отца. Ее мимика, маленькие привычки.

Девушка начинает замечать это. Дейзи — его крохотная копия. В ней собрано все самое лучшее от него. Возможно, в ней есть даже то, от чего он отказался давным-давно. В каждом ее слове, движении, манере поведения…

Дейзи именно его дочь. Наверное, не зная ничего о матери, Гермиона так думает, но ей кажется, что от нее в Дейзи ничего нет. Только цвет глаз.

— Сможешь сделать дальше сама? — спрашивает Гермиона.

— Да, — на автомате отвечает девочка и тут же принимается за работу.

Странно, что Северус говорит, будто Дейзи — крайне активный ребенок. Гермиона этого не замечает. Она просто занимается с ней обыденными вещами, и малышка ко всякому действу проявляет живой, искренний интерес.

Гермиона напевает какой-то незатейливый мотив, мурлыкая себе под нос, Дейзи ей подпевает, не попадая ни в одну ноту. Девушка улыбается. Впервые за весь день ей удается отключить все тревоги, чтобы оказаться в приятной рутине.

Они совсем не замечают за готовкой, как пролетает время, поэтому даже вздрагивают, когда в камине появляется фигура хозяина. Гермиона оборачивается вместе со всеми немногочисленными жителями дома. Дейзи сразу вскакивает на ноги, чтобы поприветствовать родителя.

Северус чуть прикрикивает на нее, потому что у него штанины в золе, а она к ним прикасается. Гермиона только поджимает губы и молчит, наблюдая за всем этим, но не находит в себе сил устроить скандал перед ребенком. Хотя… Кого она пытается обмануть?

Она не смогла бы ничего ему сказать.

— Я переоденусь и в скором времени буду здесь, — отрывисто произносит он. — Ужин готов?

— Конечно, хозяин, — рассыпается в поклонах Моди.

Гермиона чувствует, как к щекам приливает кровь. Она не может заставить себя сказать что-либо по этому поводу, потому что Северус уже уходит, а Моди начинает суетиться у плиты, бесконечно повторяя, что хозяин очень устал и всенепременно будет счастлив сытно отужинать.

Девушка хмурится. Пока ей не удается даже отчасти начать менять в лучшую сторону ту жизнь, что у нее теперь есть.

Моди первым делом откладывает в тарелку две крупных картофелины и режет их, после чего достает кусочек мяса и делит его на кусочки. Эльфийка ставит тарелку на небольшой столик возле камина, который Гермиона до этого не замечает.

— Это, — Гермиона не успевает задать вопрос, потому что за стол тут же садится Дейзи и берет в правую руку крохотную вилку.

Девушка озадаченно моргает.

— Почему Дейзи не ест за обеденным столом? — не понимает она. — Она ест отдельно?

— Хозяин любит тишину, — чуть улыбается Моди, погладив девочку по волосам. — Кушай, душа моя, кушай.

У Гермионы сжимается сердце. Мыслей по этому поводу так много, что одна заглушает другую. Моди берет в руки два блюда и столовые приборы.

— Идемте, молодая хозяйка, — ковыляет эльф к столовой. — Хозяин скоро будет. Вы будете ужинать с ним.

Она не находит в себе силы сказать, что Моди снова зовет ее неправильно. Только молча забирает из рук пожилой эльфийки тарелки, чтобы нести их самой. Моди не успевает возразить, Гермиона идет в столовую впереди.

Девушка ставит приборы и садится на стул с высокой спинкой. В столовой она садится есть впервые. Все выходные Северус отсутствует, а она из кухни не вылезает, потому что там тепло. Все время она проводит с Дейзи и Моди, и это общество ей кажется куда приятнее, нежели трапеза со своим супругом.

Гермиона кладет руки на колени, закончив с сервировкой, как раз в тот момент, когда Северус открывает дверь и вихрем входит в столовую. В стенах дома он мантии не носит, но впечатление складывается такое, словно он думает, будто она все еще на нем.

— Моди, ужин, — бросает он, усаживаясь на место, и берет в руки газету.

Пожилая эльфийка тут же спохватывается и начинает суетиться. Она передвигается медленно в силу возраста. Моди выносит в дрожащих руках лишь блюдо с жареным мясом, едва удерживая его на весу. Гермиона не выдерживает и поднимается с места.

Северус смотрит поверх газеты, как она скрывается на кухне. Он даже забывает, о чем читает, потому что все его внимание оказывается сосредоточено на импульсивных и непонятных ему поступках его жены.

Гермиона возвращается обратно, удерживая в одной руке блюдо с горячим картофелем и зеленью, а в другой большую миску с салатом. Она молча ставит все на стол, не поднимая на Северуса взгляда. Он, в свою очередь, оторвать своего совсем не может.

Я пытаюсь понять тебя, но у меня совсем не выходит.

— Ни к чему потакать домовикам, Гермиона, — он даже складывает газету, чтобы сказать ей об этом. — Это их работа.

Девушка рассерженно выдыхает, но выражение ее лица остается бесстрастным. Только розоватые щеки, поджатые губы и едва заметно дрожащие ноздри дают Северусу подсказки. Она, кажется, злится?

— За работу платят обычно, — не сдерживаясь в саркастичности, выдыхает она и тянется к большому блюду, чтобы наложить себе картофель.

Северус не находит, что ответить. Он лишь слегка заторможено наблюдает за ее метаниями, а после сдается, потому что совсем не понимает их, а она не собирается пояснять ему. Мужчина утыкается в свою тарелку с ужином.

Впервые за последние полтора года он ест не один.

Между ними напряжение. Оно зыбкое, расплывчатое и осязаемое. Они оба много размышляют о том, на что решились, но не говорят вслух. Не обсуждают. Не решают проблему, которая обещает стать глобальной, если вовремя не начать искать пути ее решения.

Они все равно молчат.

Эльфийка входит в столовую с вазой, наполненной фруктами, и ставит ее на стол.

— Картофель неплохой, — замечает Северус, не обращаясь конкретно к кому-то.

Гермиона поднимает взгляд впервые за весь процесс ужина и замирает, не зная, стоит ли что-то говорить на это. Стоит ли вообще отвечать на его слова? Может, следует воспринимать все его вопросы риторическими?

— Молодая хозяйка готовила, сэр, — ставит блюдо на стол Моди.

Северус замирает, бросает взгляд сначала на эльфийку, затем смотрит на Гермиону. Та смотрит в ответ всего мгновение, но не выдерживает и отводит взгляд, начиная бесцельно копаться в тарелке, только бы руки занять.

Северус старается понять ее поступки, взгляды и действия. Зачем она помогает домашнему эльфу, суть существования которого априори заключается в грязной работе на дома волшебников? Он совершенно не видит логики ее поступков.

— Моди, чай через десять минут, — отложив вилку и вернувшись к газете, произносит мужчина.

Эльфийка моментально повинуется и кланяется. Гермиона не выдерживает и расправляет плечи.

— Моди, мы бы хотели выпить чаю через десять минут, — четко и громко произносит она. — Пожалуйста, можешь принести его нам? Спасибо.

Северус снова теряет интерес к Пророку и смотрит на свою жену, чуть нахмурившись. Что она делает? Гермиона продолжает сидеть с прямой спиной и чуть вздернутым носом, сжимая на коленях руки. Она смотрит на Моди.

Северус теперь также переводит на нее взгляд. Эльфийка сначала старается что-то ответить Гермионе, но затем мечется в принятии решения и отдает предпочтение тому, на кого работает десятилетиями. Моди прикрывает глаза, кланяется своему покровителю.

— Как скажете, хозяин, — и направляется в сторону кухни.

Задыхаясь от возмущения, Гермионе ничего не остается, кроме как проглотить это. Это просто варварство. Все ее существо вопит о том, как ей хочется осадить Северуса, но она боится это сделать. Девушка безучастно копается в тарелке.

Кусок в горло больше не лезет.

— Зачем вы проявляете неуместную вежливость к домовику?

Северус все же решается на вопрос. Делает шаг навстречу. Решает попробовать понять ее. Гермиона поднимает жесткий взгляд, хотя слезы уже пару раз пытаются вырваться наружу. Девушка сжимает вилку сильнее, прекращая делать из вареного картофеля пюре.

— Потому что это живое существо, — едва сдерживает злость она. — Как вы. Как я.

Северус сводит на переносице брови, оборачиваясь к ней.

— Вы ставите на одну ступень волшебников и прислугу?

Гермиона вспыхивает и, сжимая вилку так сильно, что белеют пальцы, смотрит на супруга.

— Я — магглорожденная, как вы помните. Если вам станет от этого легче, я могу сама встать с эльфом на одну ступень, — четко произносит она, повысив голос. — Вы, кажется, знаете, кто я такая. Или мне вам напомнить?!

Гермиона чувствует, как злость горит в ней, побуждая сделать то, что она бы не сделала, если бы владела собой. Это все равно происходит. Выставив левую руку, Гермиона с грохотом кладет ее на стол так, что звенят столовые приборы, а стенки бокалов дребезжат друг об друга.

На светлой коже все еще виднеется белый шрам, корявые буквы которого рассказывают о чистоте ее крови. Бессмертный подарок смертной темной волшебницы все еще иногда зудит, когда случаются резкие перемены погоды.

Северус бросает взгляд на ее руку, смотрит какое-то время на белых призраков прошлого, а после поднимает взгляд на Гермиону. Он лишь смотрит на нее, смотрит в глаза, в ее распахнутое карее море, не представляя себе, что ему сказать.

Если бы она могла прочесть его мысли, было бы проще. Он хочет сказать, что пытается понять ее, что ему сложно, но он старается. Ему жаль, что теперь этот шрам с ней до конца жизни. Ему жаль, что он не может сказать ей об этом.

Его глаза ничего не выражают.

Гермиона теряет весь свой внезапный запал злости и опускает взгляд, убирая руку под стол. Должно быть, он считает меня импульсивной и наивной? Он совсем ничего не сказал. Наверное, он не выносит меня. Ох, это взаимно, но… Надо хоть как-то попробовать понять его поступки.

В столовой звенит тишина. Слышится лишь дыхание двух людей, касание вилки по дну тарелки и шелест страниц газеты. Гермионе непонятно, зачем он читает ее. Обычно люди узнают свежие новости за завтраком, чтобы затем обсуждать их в течение дня. Северус читает газеты вечером.

Почему он так делает? Да и вообще…

Гермиона сразу вспоминает о том, что хочет обсудить с Северусом. Статья. Не такой сложный вопрос. Довольно простой ответ. Лишний повод попробовать поговорить. Гермиона решается.

— Почему вы не сказали мне? — поднимает она взгляд.

Северус читает газету и не отвлекается, лишь держит ее так, чтобы Гермиона видела его лицо.

— О чем именно?

— Сегодняшняя статья на первой полосе, — решает сразу все вывалить Гермиона, чтобы не анализировать собственные слова. — Почему вы не сказали?

Северус все еще смотрит в газету, неторопливо бегая глазами по строчкам.

— Дискуссия имела место быть? — спокойно спрашивает он.

Гермиона прерывисто вздыхает. Что еще за вопрос такой?!

— Разумеется, — розовеют ее щеки. — Это же, это…

Это был и мой выбор тоже! Наша свадьба — результат выбора нас обоих! Следовало посоветоваться со мной или хотя бы поставить в известность заранее, а не ставить меня перед фактом, вынуждая краснеть перед другими!

Именно это она и думает.

А вот сказать вслух ничего не может.

— Все утихает, — спокойно замечает Северус и наконец смотрит на девушку, — я прав?

Несмотря на то, что из своего нового офиса она высовывает нос всего раз за понедельник, она может с уверенностью сказать, что, если ее старый отдел сейчас лопается от сплетен, то само Министерство гудит уже не так сильно. По крайней мере, смотрят на нее теперь иначе.

Во второй половине дня Гермиона получает сову от миссис Уизли, но не решается открыть письмо. Двумя часами позднее к ней приходят еще два письма. Оба от Джинни. Сегодня она себя не может заставить их открыть. Мужества выйти замуж ей хватает, а открыть письмо от лучшей подруги нет.

Гермиону раздражает менталитет общества. Почему девушка обязана выходить замуж? Почему, если она остается одна, это воспринимают так, словно она подхватывает смертельную заразу? Одиночество — не бремя. Это возможность научиться понимать себя.

Девушка ждет того дня, когда общество будет думать также, как она.

— Да, правы, — коротко отвечает она.

Северус смотрит на то, как она безучастно копается в тарелке. Ему хочется спросить, чувствует ли она себя защищенной? Ощущает ли она безопасность, которую он ей пообещал? Понимает ли она, почему он это делает? О чем ты думаешь? Расскажи мне хоть что-то.

Время идет, а она все молчит. Моди уже приносит чай и уносит пустые тарелки. Гермиона по-прежнему не говорит ни слова. Северус снова на нее смотрит. Она о чем-то думает. Думает так громко, что складывается ощущение, если прислушаться, то можно услышать, как крутятся шестеренки у нее в сознании.

Она ставит чашку на блюдце.

— Почему Дейзи не ужинает с нами?

Северус делает глоток крепкого чая и снова смотрит в газету. Последние десять минут он просто смотрит на одну из живых фотографий, не стараясь читать и вникать в текст. Все его мысли крутятся вокруг Гермионы.

А вот ее мысли его поражают. Они затрагивают все, кроме него. Северус не понимает, что посредством других Гермиона пытается узнать его самого.

— Потому что не доросла еще до обеденного стола, — старается смягчить ответ Северус.

Не станет же он говорить ей, что хочет как можно меньше времени проводить с дочерью.

— Она ест на кухне с Моди.

Гермиона понимает, что доходит до точки кипения за долю секунды. Она со смешком выдыхает и, отодвинув от себя чашку, качает головой.

— И при всем этом вы с полным неуважением относитесь к домашнему эльфу, который проводит большую часть времени с вашей дочерью? — в сердцах выдает она.

И вздрагивает, когда он резко опускает кулак на стол. Приборы дребезжат, чашки с чаем звякают, чай выливается из одной, заливает блюдце и скатерть рядом. Гермиона вжимает голову в плечи, смотрит куда-то в сторону и редко дышит.

— Прошу прощения за это, — негромко произносит Северус, когда берет себя в руки с завидной быстротой.

Он прикрывает пятно на скатерти сложенной газетой и опускает на стол руки. Гермиона расправляет плечи и смотрит на Северуса, нахмурив брови.

— В этом доме есть определенные правила и порядки, Гермиона, — глядя ей в глаза, сдержанно произносит он. — Вам необходимо принять их как можно скорее, чтобы всем нам стало проще, — он делаетнебольшую паузу, — жить…

Гермиона вздыхает и обессиленно, почти истерично улыбается. За этой улыбкой скрывается все то, что она глушит в себе последнее время. Девушка облизывает пересохшие губы.

— Проще жить? — переспрашивает она, покачав головой, и поднимается с места. — Проще жить…

Гермиона идет в сторону кухни, потому что больше не может выдерживать его общества. Это слишком сложно. Почему никто никогда не рассказывает о том, какая совместная жизнь сложная? Хотя, тут немного другое. В отношениях у тебя есть возможность уйти.

Из брака выйти куда сложнее, общество заклюет тебя и съест без соли. К тому же, пока ей некуда идти. Она уже собирается толкнуть дверь, но…

— Ожидаю вас сегодня, как будете готовы, — прилетает ей в спину.

Гермиона на мгновение останавливается, безучастно глядя перед собой. Она сжимает губы и сглатывает. Хорошее напоминание о том, чтобы сварить еще порцию зелья, которое всегда было с ней еще во время отношений с Роном.

Маленький мамин помощник. Так его называет Гермиона. Более противоречивое название еще стоит поискать.

Девушка толкает дверь и уходит из столовой.

***

Неделя превращается в рутину. Неинтересную, обыденную рутину. Здорово, конечно, что она работает в новом отделе вдали от людей и не видит никого, кто бы стал досаждать ей, но в общении она постепенно начинает нуждаться. Блейз снова уезжает в командировку, и всю неделю она в офисе одна.

Разбирает документы, готовит договоры, назначает встречи, пишет письма. Кстати, о письмах. Послание от Молли девушка так и не открывает, оставляет в ящике стола, потому что не хочет читать о том, какая она глупая. В сердцах миссис Уизли могла так сказать, Гермиона уверена.

Она же должна была выйти за Рона и стать частью их семьи.

Письма Джинни она вскрывает и, даже не начав читать, уже видит торопливый и кривоватый почерк подруги. Гермиона знает, когда она так пишет. Когда встревожена и, возможно, зла. Она пробегается глазами по тексту, но в суть не вчитывается.

Вместо этого пишет в ответ, что на неделе увидеться не получится, и она ждет ее в резиденции Снейп в субботу утром. За бесконечной рутиной этот день приходит незаметно, и Гермиона тянет ручку двери, дергая ее на себя.

— Джинни, — старается улыбнуться она.

Подруга стоит на пороге, поджимая губы, и смотрит в глаза девушки. Гермиона даже не знает, что сказать, а сказать надо. Много чего нужно рассказать. Гермиона старалась подготовиться к этому разговору, но у нее не вышло. Лучше сразу и по факту.

Джинни чуть всхлипывает, наблюдая за подругой, которую не видела больше недели, и делает два широких шага вперед, обнимая ее так крепко, что кажется, будто еще секунда, и у нее треснут ребра.

— Да чтоб тебя, Гермиона, — бубнит она ей в волосы, сильнее прижимая к себе.

Гермиона обнимает подругу, закрывая глаза, и утыкается носом ей в волосы. Как же сильно ей ее не хватало. Они стоят так около минуты, может, даже больше. Джинни все гладит ее по спине, словно успокаивая, хотя пытается взять себя в руки сама.

— Я готова слушать столько, сколько потребуется, — выпускает ее наконец Джинни из объятий. — И расскажу сама все, что ты хочешь узнать.

Гермиона берет подругу за руку и ведет на любимую кухню, потому что попросила Моди посидеть с Дейзи в ее детской. Девушка пока не готова рассказать Джинни о девочке. Надо ее хоть немного подготовить.

Она ставит чайник, кладет пирожные в тарелке на стол и достает из буфета две чашки. По лицу Джинни понятно, что она выпила бы во всей этой ситуации что-то покрепче, но Северус не выносит алкоголя и не держит его в доме, поэтому Гермиона даже не предлагает.

Они садятся друг напротив друга, и Джинни во все глаза смотрит на подругу. Гермиона молча поднимает руку, показывая обручальное кольцо с большим камнем, и кривовато улыбается. Джинни в изумлении открывает рот.

— Я долго думала, сама знаешь, — начинает Гермиона, — и приняла решение в тот день, когда все тебе рассказала…

Гермиона рассказывает неторопливо, упускает большую часть подробностей. В ее рассказе Северус не такой холодный, каким является на самом деле. И вся ее жизнь в этом рассказе ярче, чем есть в действительности. Она не хочет, чтобы Джинни волновалась.

И не хочет, чтобы другие затем поняли, что статья на первой полосе и реальная жизнь — вещи абсолютно разные.

Джинни какое-то время молчит, обдумывая вопросы. Их много. Гермиона многое не рассказывает. Но перед этим она все же упоминает, что от новости про столь скорую свадьбу на ушах все ее семейство. Больше всего убивается Молли, но это неудивительно.

Она — женщина неглупая, знает прекрасно, что теперь Рональд с таким отношением к жизни и такой репутацией нескоро найдет себе спутницу жизни. Джордж во всей этой ситуации просит оставить Гермиону в покое, потому что она ничем им не обязана.

Гермиону приятно удивляет, что Джордж так мыслит. Пожалуй, он самый зрелый среди Уизли. Не считая Джинни, разумеется.

А вот Рон вообще не объявляется дома после новости. Он подписывает контракт и выходит на службу за пару дней до выхода статьи и, видимо, решает не попадаться на глаза семейству.

Гермионе писем он не писал. Странно все это. На него не похоже. Гермиона надеется, что он просто живет дальше, а не придумал какую-нибудь глупость.

После новостей из дома Джинни наконец решается на свой вопрос.

— Слушай, вопрос деликатный, но, — Джинни склоняется к столу и непроизвольно чуть хмурится. — Секс устраивает?

Гермиона чувствует, как розовеют щеки от этого вопроса, но не удивляется ему. Это же Джинни. Она и не такое спрашивает у нее, да и сама рассказывает о своей личной жизни, если Гермиону интересуют какие-то вопросы.

У кого еще учиться этому? Только сама жизнь и близкие люди способны показать во всей красе такую щепетильную тему. Вот только… Гермиона не знает, как объяснить Джинни, как именно это происходит у них.

После свадьбы он не ожидает ее в выходные, но всю неделю ровно в одиннадцать тридцать Гермиона стучит в его комнату, потому что после ужина он четко дает понять, что ждет ее, когда она будет готова.

Их попытки быть ближе пока почти не сдвигаются с мертвой точки. Гермионе все еще тяжело расслабиться рядом с ним, он не смотрит ей в глаза, не проявляет эмоций, не позволяет остаться в своей комнате на ночь и почти с ней не разговаривает. Все это усложняет задачу единения.

Если бы в интимные моменты они смотрели друг на друга, то, возможно, что-то бы изменилось. Невозможно оставаться холодным в такие моменты, поскольку в тебе просыпаются эмоции, о которых ты, возможно, и сам не знал.

Северус никогда не делает ей больно, никогда не применяет грубости. Просто секс с ним приравнивается к механической работе. Тяжело получать удовольствие от процесса, когда ты испытываешь не совсем теплые чувства к партнеру.

— Да, устраивает, — кивает Гермиона и делает глоток чая, переборов в себе желание почесать нос.

Джинни замечает это и хмурится.

— Скорее Ад замерзнет, чем ты научишься лгать, Гермиона, — машет Джинни рукой. — Он хоть какие-то знаки внимания оказывает? Просто пока я не совсем понимаю всю суть его предложения тебе. Хотя, — размышляет она, — его секс, видимо, устраивает, но… Тогда он падает в моих глазах.

Гермиона озадаченно хмурится.

— Гарри делает все, чтобы удовольствие получила сначала я, — объясняет она.

— Ох, — чуть улыбается Гермиона, — избавь меня от подробностей.

Джинни смеется. В этом доме смех большая редкость. Особенно, когда хозяин в доме. Гермиона делает еще глоток чая. Знаки внимания? Если бы Гермиона была осмотрительнее, она бы начала замечать все знаки еще в день свадьбы Джинни и Гарри, но сейчас все ее существо сконцентрировано на вещах более материальных, потому что так ей удается цепляться за реальность.

— У меня теперь есть что-то вроде, — Гермиона чуть морщится, — приданого…

— Приданого? — переспрашивает Джинни. — Он что, скупил тебе лавку с фарфором?

Гермиона ухмылается.

— М, — тянет она. — Нет, идем, я покажу тебе свою комнату.

— Свою комнату? — не верит своим ушам Джинни. — Вы живете не в одной?

Джинни разводит в стороны руки, приоткрывая рот. Что за викторианские устои в их доме? Гермиона все еще улыбается, пока ведет подругу вверх по винтовой лестнице. Джинни завороженно смотрит по сторонам.

— Он что, министр Магии, а Кингсли внезапно уволили? — не понимает она. — И да, ты не ответила на вопрос. Вы живете не в одной комнате?

Гермиона кивает, направляясь в левое крыло дома. Джинни фыркает.

— Скажи еще, что у каждого своя ванная.

Девушка не отвечает, и Джинни чертыхается, сетуя на то, что так жили только королевские семьи. Может, поэтому в статье Рита Скитер упоминает о том, что золотая девочка связывает свою жизнь с серебряным королем? Вот только она-то откуда знает, как живет Северус?

Джинни непроизвольно хмурится от внезапной мысли, но не придает ей значения.

— Это его спальня, — указывает Гермиона. — Напротив моя и…

Гермиона не успевает закончить мысль, потому что в конце коридора открывается дверь, пуская на пол полосу света, и оттуда выскакивает персональное солнце этого дома. Джинни в удивлении открывает рот. Гермиона зажмуривает глаза, поджимая губы, потому что не успевает подготовить подругу, а Дейзи…

Дейзи просто мчит к ним со всех ног.

— Гермиона! — эхом разбивается ее имя под высоким потолком. — Гермиона, я хочу показать тебе… Ой, здравствуйте!

Дейзи непроизвольно прячется за ногу Гермионы, обхватывая ее руками. В этом доме не так часто бывают гости, чтобы не стесняться первых встречных. Джинни смотрит на подругу, вскидывая брови, потому что не хочешь объяснить, какого Мерлина тут происходит, м?

— Дейзи, познакомься, — наклонившись, берет она девочку на руки, — это Джинни. Моя лучшая подруга, — она смотрит на девушку. — Джинни, это Дейзи. Моя…

Она же не может сказать вслух, что для девочки приходится мачехой. Да и вообще, как правильно сказать такое при ребенке, чтобы не сформировавшееся до конца сознание не спроецировало в будущем травмы до конца жизни?

Гермиона сама считает Дейзи теперь своей дочкой. Да, она ее мама. По документам, не родная, совсем юная, но мама.

— Это дочь Северуса, — решается преподнести ей информацию так Гермиона.

— Здравствуй, Джинни! — сразу улыбается Дейзи, понимая, что новая знакомая — хорошая подруга мамы.

Джиневра часто моргает и пожимает протянутую ручку.

— Здравствуй, Дейзи, — все еще не может оправиться от обрушившейся информации она. — Мне очень приятно познакомиться.

Джинни смотрит на Гермиону, и та старается улыбнуться, хоть в глазах у нее в закипают внезапно слезы. Джинни поражает, сколь многое Гермионе пришлось скрывать после брака, но теперь она начинает ее понимать.

Она осознает, что про Дейзи никто не знает. Это секрет этого дома. Секрет бывшего профессора по зельеварению и его молодой жены. Джинни понимает, что про девочку Гарри не скажет. И никому не скажет. Гермиона видит понимание в глазах подруги и согласно кивает.

Гермионе теперь легче дышать. Легче, потому что у нее есть Джинни. Одной все это выносить было невозможно, теперь будет легче, она в этом уверена.

— А ты правда в квиддич играешь? — спрашивает Дейзи.

Джинни улыбается.

— Правда, — кивает она. — Тебе Гермиона рассказала?

— Да, — расцветает на глазах девочка. — Я тоже хочу играть в него, когда вырасту! А то папочка сейчас летать не разрешает.

Джинни ухмыляется, пусть Гермиона и видит, что «папочка» режет подруге слух. Ей тоже потребуется время, чтобы переварить это.

— У меня есть рисунки. Показать?

— Конечно, показывай, — выдыхая, кивает Джинни, когда Гермиона опускает девочку на пол. — Показывай все, что у тебя есть.

Джинни приобнимает Гермиону и кладет ей голову на плечо, когда они направляются в детскую.

Они сидят в комнате девчонки почти два часа, но не наблюдают времени. Дейзи оказывается без ума от Джинни и не перестает говорить ей о том, какая она красивая, и как ей нравятся ее волосы. Гермиона показывает Джинни свое приданое, и подруга отмечает, что у Северуса хороший вкус, и ей стоит отбросить все сомнения и начать ходить на работу в обновках, потому что она теперь девушка замужняя.

Как бы то ни было, пора вылезать из своей раковины. Жизнь не заканчивается, когда у тебя на пальце появляется обручальное кольцо. Она только начинается. Вспомнив о работе, Гермиона тут же решает рассказать о самой главной новости.

— Джинни, я же забыла тебе рассказать, — поворачивается она к подруге, когда они, проголодавшись, снова перебираются на кухню.

Джиневра возится с Дейзи возле камина, потому что там правда тепло. Моди тащит из кладовки сыр и овощи. Гермиона, к слову, наконец приходит с эльфийкой к соглашению, что она будет готовить сама, когда ей потребуется, а она может в это время отдыхать.

Моди, конечно, не отдыхает, сразу идет убираться в доме, протирать картины или стирать белье. По крайней мере, девушка облегчает ей задачу на кухне, а это уже что-то.

— Что именно? — отрывается на мгновение от своего занятия Джинни.

— Ты не поверишь, кто у меня начальник на работе, — чуть улыбается она.

— И кто же?

— Блейз, — снова улыбнувшись, указывает она деревянной ложкой на подругу. — Можешь поверить? Блейз Забини, ты помнишь его?

Джинни даже прекращает игру с Дейзи, но та тут же находит себе занятие и присаживается рядом, склонившись над очередным рисунком. Девушка смотрит на огонь и чуть сглатывает, когда его имя касается ее слуха.

Шесть лет прошло уже, черт возьми.

— Не помню, — глухо произносит Джинни, все еще глядя на огонь и не моргая.

— Ну, как же! — не улавливает изменений в ее голосе Гермиона. — Блейз Забини. Со Слизерина, он еще…

— Не помню, я сказала, — чуть резче, чем нужно, произносит Джинни, но тут же берет себя в руки.

Гермиона уже оборачивается, чтобы спросить, что случилось, но Джинни уже вовсю улыбается и играет с Дейзи. Моди приносит из кладовки нарезанный сыр. Гермиона хмурит брови. Надеется, что ей просто показалось.

Разговор забывается почти моментально, они снова вливаются в приятные темы, шутят и смеются. Моди не нарадуется, что в доме наконец уют и тепло. Она уже и не помнит, когда такое последний раз было.

Гермиона берет Дейзи за одну руку, а Джинни за другую, и они качают девчонку, на что та заливисто хохочет. Кажется, ничто не может нарушить эту идиллию. Кроме внезапной вспышки в камине, разумеется.

За гомоном они даже не сразу это замечают. Северус стоит в камине и наблюдает за ними. Сердце непроизвольно сжимается от трепета. Гермиона улыбается. Она сияет своей невозможно прекрасной улыбкой, глядя на его дочь, лучшую подругу или домовика.

Ему почти больно от того, что он всего раз получил от нее улыбку, и было это почти три месяца назад на свадьбе ее лучшей подруги и героя войны.

Моди замечает хозяина первая и тут же кланяется, начиная пятиться назад, после чего берет Дейзи за руку, утягивая за собой в соседнюю комнату. Гермиона замечает перемену настроения эльфийки и моментально все понимает. Выпуская руку Дейзи, Джинни тоже останавливается.

Гермиона единственная, заприметив супруга, непроизвольно перестает улыбаться.

— Вы улыбаетесь? — смотрит он на свою жену.

Северус понимает, что задает вопросы не те и не так. Можно было сказать, что у нее прекрасная улыбка. Или что она красива, когда смеется. Он не умеет выражать мысли и чувства. Не умеет, черт возьми.

— Так себе прием гостей, мистер Снейп, — первой подает голос Джинни.

Северус оборачивается к ней. Гермиона хочет сказать подруге, что она зря это делает. Зря старается вывести его на эмоции. Задача не из легких. К тому же, Гермиону сейчас волнует не совсем это. Теперь Джинни знает о Дейзи.

И ей придется донести до Северуса, что об этом больше никто не узнает.

— Я просто не ожидал застать Гермиону не одну, — сдержанно произносит он и выходит из камина, оставляя на столе свой портфель. — У нас были планы на сегодняшний день.

Гермиона непроизвольно морщится. Планы? Какие планы? Да они всю неделю после перепалки в понедельник не разговаривают. Даже бойкот Гермионы в виде трапезы на кухне вместе с эльфийкой и Дейзи погоды не делает.

Он ничего на это не говорит. Лишь задумчиво смотрит на нее, будто вспоминает что-то. А теперь вот так… Вдруг! Планы? Девушка смотрит на него, и Северус безучастно смотрит на нее в ответ.

Удивительно, но Гермиона впервые понимает, что происходит. Он просто хочет, чтобы Джинни покинула его дом. От осознания в горле встает ком. Он что, подруг ее теперь лишит? Гермиона смотрит на Джинни и понимает, что та думает о том же. Только огня в ее глазах больше.

Гермиона одними губами просит подругу о том, что не надо ничего ему говорить, и та слушается, но не потому что боится Снейпа, а потому что Гермионе еще с ним жить.

— Я уже ухожу, — холодно замечает она и тут же подходит к Гермионе, заключая ее в объятия. — Сразу пиши, если что не так будет. Или к нам с Гарри приезжай, я доступ к камину открою, — бегло шепчет она.

Гермиона кивает, но вслух ничего не говорит, пусть и знает, что Северус не смотрит на них и не слушает их разговор. Она провожает подругу и, когда та исчезает в камине, какое-то время стоит спиной к Северусу, не зная, что сделать.

Как объяснить ему.

— Джинни не скажет никому, — повернувшись, сходу заявляет она. — Про Дейзи, — уточняет девушка. — Джинни — моя подруга, и я хочу видеться с ней, потому что…

— Хорошо, — сразу произносит он.

Гермиона, не ожидавшая, что он так быстро согласится, замолкает на полуслове.

— Что?

— Пусть миссис Поттер приезжает к нам, вы тоже можете ее навещать, это ваше право, — спокойно произносит Северус, — только ставьте меня в известность о любых визитах, не терплю подобных сюрпризов.

Гермиона открывает и закрывает рот, не представляя, что на это ответить. Северус терпеливо ждет.

— Спасибо, — наконец отвечает она.

Северус кивает и выходит из кухни.

Мерлин, Гермиона и в правду в некоторой мере считает его монстром, каким он никогда не был. Он совсем не тот, кем кажется. Под неприступной броней находится человек, с которым Гермиона пока не знакома. Нужно придумать что-то, потому что ей правда хочется узнать его.

Как бы то ни было, сейчас Гермиона действительно совсем его не знает.

========== 10. ==========

Комментарий к 10.

Спасибо большое за ваше ожидание! Я вышла на работу, продолжение не заставит себя ждать, просто время ожидания между главами будет чуть больше. Спасибо вам, приятного прочтения. Напоминаю, что меня можно найти в соц сетях: inst и tik tok: dominika_storm

Гермиона в четвертый или пятый раз крутится вокруг зеркала и рассматривает себя со всех сторон. Еще вчера вечером она выбрала себе после длительных раздумий один из образов ее нового гардероба, потратив на это не меньше двух часов, а с утра, надев выбранное, Гермиона понимает, что нужно надевать что-то другое.

Поэтому она и опаздывает. Поэтому в ее комнате настоящий кавардак, который прибавляет Моди работы. Девушка вздыхает и проводит руками по темно-синему качественному материалу платья-футляра.

Поверх него она надевает черный приталенный пиджак с серебряными молниями-обманками на карманах по бокам и лаковые туфли на каблуке в четыре дюйма. Образ выглядит замечательно, особенно с помадой вишневого оттенка и подведенными глазами, но Гермиона испытывает чудовищный дискомфорт.

— Мерлин, — снова стенает она и хватает со столика влажную салфетку.

Она уже вся мокрая от этой утренней беготни, а решение принять все никак не может. Она сдается в собственных глазах, стирает с губ помаду, наносит вместо этого бледно-персиковый блеск, и меняет туфли на пару с каблуком пониже из замшевого материала.

Гермиона не любит привлекать внимание к своей внешности, никогда не любила.

Схватив сумку, девушка импульсивно касается пучка волос, забранных на затылке, проверяя, не растрепался ли, и заводит за правое ухо волнистую прядь, направляясь в сторону лестницы, чтобы поскорее уже зайти в камин и успеть на работу вовремя.

Девушка привыкает к тому, что уходит на работу раньше Северуса, они никогда не пересекаются по утрам, и это приятный бонус к их и без того непростым взаимоотношениям. Как утро начнешь — так день и проведешь. Ей куда комфортнее начинать свой день в одиночестве, это помогает собраться с мыслями.

Гермиона цокает каблуками в сторону кухни, копаясь в сумке, и совсем не беспокоится за шум, потому что Дейзи просыпается сама точно в девять утра и ни минутой раньше, а для Моди звуки в доме сродни музыке. Толкнув бедром дверь, она входит на кухню и, подняв голову, чуть вздрагивает от неожиданности.

Северус стоит возле камина, глядя на нее. В одной из ладоней у него зажат летучий порох, вторая держит ручку портфеля. О, Мерлин, неужели она настолько сегодня задерживается с утра, что пересекается с ним? Только бы Блейз не разозлился, она же страшно опаздывает!

Утро не задается.

Гермиона делает два несмелых шага вперед, сжимая обеими ладонями ручку сумки перед собой, и смотрит на Северуса. Сказать что-то придется. Хотя бы ей.

— Доброе утро, — негромко произносит она и опускает взгляд.

Долго смотреть на него не получается, Северус смотрит слишком пристально и внимательно, это смущает. Мужчина оглядывает ее с головы до ног, восхищаясь в глубине души, но не показывая виду.

Она так прекрасна.

Это одно из тех платьев, что он купил для нее. Разумеется, сам Северус не разбирается во всем этом, поэтому пришлось идти в бутик и с несколькими консультантами пытаться понять размеры его молодой жены и выбрать для нее лучшее из лучшего.

Кажется, он не зря оставил им баснословные чаевые за работу. Они действительно подбирают для Гермионы платье, сидящее на ней идеально во все отношениях. Материал плавно обтекает плавные изгибы ее фигуры, туфли выгодно подчеркивают стройные светлые ноги.

Он видит, что она старается прикрыть ноги сумкой, как чуть жмется, сутулит едва заметно плечи. Она смущается? Ей некомфортно? Как бы он хотел знать ее мысли, Мерлин все в этом мире подери…

Северус снова смотрит, но слов подобрать не может. Давай, ну же! Скажи ей, как она прекрасна! Это не так сложно, как кажется! Скажи ей, ее реакция тебе понравится! Ничего сложного, правда. Лишь на выдохе сказать ей, как она совершенна.

Гермиона едва сдерживается, чтобы не поднять руку и не посмотреть на часы. Она страшно опаздывает, чего же он ждет! Пусть уже отправляется на работу, что за пауза? Мужчина набирает в легкие воздуха и приподнимает голову.

— Платье, — это первое, что произносит Северус, глядя на нее.

Гермиона вскидывает брови и часто моргает, а после опускает взгляд, разглаживая материал вмиг влажными ладонями. Ох, не стоило надевать его! Надо было снова пойти в сером костюме! Что же он хочет сказать этим?

— Да, — чуть морщится она и поднимает взгляд. — Не чересчур?

Северус решается. Сказать, как она прекрасна. Всего два слова. «Вы прекрасны». Ничего сложного. Однако тревожная мысль тут же скользит в его подсознание. Что, если она совсем не хочет слышать комплименты от него? Его общество, его устои и форма жизни нетерпимы для нее.

Вдруг она воспримет это не так хорошо, как хотелось бы?

— Вовсе нет, — спокойно замечает он, решив, что хватит столько думать. — Оно… вам к лицу.

Северус произносит это так, словно его заставляют наспех проглотить здоровенную сухую таблетку без воды. Собственные опасения душат его так быстро, что он не успевает это пресечь.

И они… Оказываются напрасны.

Гермиона сначала озадаченно моргает, глядя на него. Решает, что ей послышалось. Это что, комплимент? Северус сделал ей комплимент? От неожиданности чуть розовеют щеки, но девушка быстро берет себя в руки и, не сдержавшись…

Северус понимает, что у него перехватывает на мгновение дыхание.

Она улыбается. Тихонько, робко, едва приподняв уголок губ, но улыбается.

— Спасибо, — кивает она, так и не набравшись смелости посмотреть ему в глаза и продолжая рассматривать носы своих туфель.

Она так прелестна, когда смущается. В ней собраны десятки качеств, которые он так ценит в людях. Да, есть недостатки, которые ему немного досаждают. И это ее чрезмерная импульсивность и временами наивность, но это вещи не сильно существенные. Северус знает, что он вообще не подарок.

Эта маленькая радость с утра побуждает его расправить плечи.

— После вас, — оставив порох в чаше, делает он шаг назад, пропуская ее к камину.

Девушка кивает, снова смущенно опустив взгляд, и берет порох, делая шаг в камин. Бросив порох под ноги, Гермиона смотрит на Северуса, пока языки пламени пожирают ее, направляя в необходимое место.

Едва сделав шаг из камина ее отдела и отряхнув пиджак, Гермиона не сдерживается и улыбается широко и открыто. Неожиданный комплимент из его уст радует до глубины души, но показывать при нем свои истинные эмоции Гермиона пока не хочет. Он же тоже не делает этого.

Однако им удается сделать маленький шаг вперед. Сдвинуться с мертвой точки. Гермионе кажется, что все может поменяться к лучшему. Ее не пугает внезапная мысль о том, что из ее импульсивного замужества может получиться что-то хорошее.

Гермиона все еще чуть улыбается собственным мыслям, проходя вглубь офиса.

— Мерлин меня подери, Гермиона, — слышится знакомый голос.

Девушка оборачивается и чуть вздрагивает от неожиданности. Блейз никогда не говорит ей, когда срывается в поездки, и не упоминает день возвращения. Каждый новый рабочий день априори сюрприз, к которому она обычно всегда готова.

Сегодня, витая в своих мыслях, она забывает об этом. Забини выходит из своего офиса с зажатым в руке выпуском Пророка, как он делает это постоянно, и смотрит на девушку оценивающим взглядом.

Его взгляд отличается от Северуса. Это небо и земля, честное слово. Она не испытывает дискомфорта, когда он так делает. Ей скорее его оценка уверенности прибавляет. Она не испытывает смущения с ним и ждет день, когда такое случится в ее взаимоотношениях с собственным мужем.

— Совсем другой разговор, — кивает он, когда обходит Гермиону по кругу, рассматривая со всех сторон. — Вот так в моем отделе и надо ходить. Международное сотрудничество — лицо Министерства. Одобряю.

Гермиона позволяет себе улыбку. Пусть Забини и является ее замещающим начальником, все равно приятно услышать такое в своей адрес. Она ставит сумку на свой стол.

— Осторожнее, — чуть хмыкает она. — Могу и привыкнуть.

— К комплиментам? — улыбается Блейз. — К ним не нужно привыкать, они должны быть частью твоей жизни. Выглядишь правда отлично, — напоминает он. — Сама справилась или помог кто?

Разумеется, как без подколов.

Гермиона сразу идет к кофемашине, чтобы сделать ему американо с двойными холодными сливками. Предпочтения Блейза просты и понятны. Ему с утра Пророк, кофе и не мешаться под ногами — и всё, ты идеальный сотрудник.

— У меня, конечно, есть подруга, которая в моде разбирается, — замечает Гермиона, — но в этот раз я обошлась без ее помощи.

— Подруга? — переспрашивает Блейз, облокачиваясь копчиком на край стола и запуская руки в карманы брюк. — Если я не ошибаюсь, это Джинни, — осторожно спрашивает он.

Забини решается аккуратно прощупывать почву.

— Да, верно, — занимается она с кофе, поддерживая диалог.

— Она замуж вышла, насколько я знаю, — глядя в спину девушке, задает он вопрос.

Гермиона кивает, доставая из холодильника сливки.

— Да, Блейз, — снисходительно выдыхает она. — Ты читаешь Пророк каждый день, разумеется, ты обо всем знаешь.

Забини хмыкает, глядя на мгновение на носы острых начищенных ботинок. Гермиона — умная волшебница, с ней прикидываться дурачком бессмысленно, она на воду чистую вывести может на раз-два.

— Я просто думал, что школьные друзья обычно остаются в прошлом, — жмет он плечами. — Я почти ни с кем больше не общаюсь со Слизерина.

Гермиона оборачивается через плечо.

— Почему так? — чуть хмурится она.

Блейз смотрит на девушку.

— Жизнь раскидала, — просто отвечает он.

Девушка кивает и возвращается к кофе. В жизни всякое бывает, разумеется. Одно дело просто быть на одном факультете вместе, совсем другое — пройти огонь, воду и медные трубы вместе с одиннадцати лет.

Она не представляет свою жизнь без Гарри и Джинни. Без Рона уже может. Если бы Блейз не упомянул про школьных товарищей, Гермиона побила бы собственный рекорд по блокированию любых воспоминаний о Рональде.

— Нет, мы все еще дружим, — продолжает мысль Гермиона. — И у нее вкус к одежде куда лучше моего, — смеется она.

Блейз хмыкает.

— Королевский? — внезапно произносит он.

Гермиона замирает с коробкой сливок в руках, когда подходит к холодильнику. Внезапное слово пробуждает воспоминания об их с Джинни вчерашнем разговоре. Она не заостряет на этом внимание тогда, но сейчас, почему-то, вспоминает.

— Так забавно совпало, — озвучивает ей свои мысли Джинни, пока они сидят в комнате Дейзи.

Гермиона закрывает фломастер и смотрит на подругу.

— Что именно?

Джинни ненадолго замолкает, стараясь разобрать собственные наблюдения, пусть они и кажутся ей бредовыми. На то и нужны друзья. Чтобы всякую глупость можно было обсудить и не быть при этом осужденным.

— Я сказала, что так, как живете вы со Снейпом, жили раньше только королевские семьи…

— Не называй его по фамилии, — просит ее Гермиона, чуть поморщившись.

Джинни с улыбкой хмурится.

— Отчего же? — не понимает она. — У меня язык не поворачивается по имени его назвать, — жмет она плечами. — Как ты его называешь?

Гермиона поднимает взгляд, чтобы ответить, но тут понимает, что… Она вообще не обращается к нему. То есть ни по имени, ни по фамилии, ни по статусу. Она даже не спрашивала его, как именно к нему обращаться. Обычно он первым начинает обращение к ней.

Она лишь с некоторым неуважением сразу обращается с вопросом. Мерлин, она даже не замечала этого! Ей внезапно становится стыдно за себя. Гермиона решает для себя обязательно спросить у него об этом, когда представится возможность.

— Гермиона? — щелкает у нее перед глазами Джинни.

Девушка хлопает глазами.

— Прости, что ты спросила? — прикидывается дурочкой она, только бы на вопрос не отвечать.

Джинни знает ее слишком хорошо, поэтому машет рукой, чтобы не досаждать подруге вопросами, ответы на которые она не знает. Гермиона искренне благодарна Джинни в такие моменты.

— Забыли, — снова машет она рукой. — Так вот, о чем я, — она щелкает пальцами. — А, да. Я сказала, что вы живете по-королевски. И знаешь, что я вспомнила…

Гермиона смотрит на подругу, вскинув брови и ожидая ответа.

— В статье о вашей свадьбе Скитер описала его, как «Серебряного короля». Неплохо, скажи? Понятия не имею только, как она пришла к этой метафоре, — опустив глаза вниз, продолжает Джинни помогать Дейзи доделывать рисунок. — Но попала она в точку.

Гермиона хмурится.

— Ну, она же профи своего дела, — жмет плечами Гермиона. — Наверное, нашла информацию.

— Возможно, — соглашается Джинни. — После свадьбы на моей дальней родственнице они переехали. Никто не знал, куда именно, — рассуждает она. — Наверное, ты права. У Скитер столько рычагов давления всюду, что она мертвого из могилы поднимет, если ей это понадобится.

Гермиона чуть хмыкает и на тот момент разговор забывает абсолютно, но сейчас… Действительно, как Рита Скитер узнала о том, как Северус живет? В его дом не ступала нога человека после смерти его жены. Их тут всегда было трое. Он, Дейзи и Моди.

Или нет?

Неужели Рита бывала в его доме? От внезапной мысли становится не по себе. Гермиона надеется, что это лишь глупая игра ее воображения. И вообще, он взрослый мужчина, пусть общается с тем, с кем захочет.

Сначала Гермиона старается думать именно так, но… Да чтоб тебя! Вот уж нет! Да, брак у них так себе, но тесно общаться с другими женщинами… Тем более с этой Скитер! Гермиона чувствует, как краснеют щеки. Мысли идут не в том направлении.

Я что, ревную?

От собственного вопроса девушка закатывает глаза. Вот еще, глупости какие! Она не станет ревновать его ни к кому, потому что в этом нет никакого смысла. Именно это она и говорит сама себе, чтобы прийти в себя.

— Чего ты там зависла? — слышит она голос Блейза. — Сейчас холодильник потечет.

— Ох, извини, — морщится она и ставит сливки на место, закрывая дверцу и возвращаясь за готовой чашкой. — О чем ты говорил?

— Что вкус у Джинни королевский, — напоминает он.

Гермиона кивает и ставит чашку на блюдце, забирая с собой.

— Да, есть такое, — соглашается она, направляясь к нему.

Блейз смотрит на дымящийся кофе и решается завести диалог в необходимое ему русло.

— Мы с ней общались, — как бы невзначай бросает он. — В школе.

— Правда? — хмурится Гермиона, передавая ему чашку. — Не замечала.

Блейз помешивает кофе, пока Гермиона присаживается рядом. Звонков пока нет, можно немного побездельничать, работа все равно никуда не денется. Она есть всегда, есть всюду, ничего с этим не поделаешь.

— Сливки? — спрашивает он.

— Двойные холодные.

— Благодарю, — кивает он. — Так вот… Да, общались. Это был последний год в Хогвартсе. Тебя там не было, насколько я помню.

Гермиона замолкает. Говорить о войне спустя пять лет совсем не хочется, но разговор уже идет, поэтому…

— Да, отсутствовала, — кивает она; углубляться в подробности не хочется.

Не станет же она говорить ему, что искала по всему Магическому миру вместе с Гарри осколки души Темного Лорда, чтобы впоследствии его уничтожить. Совсем не тема для светской беседы, чего греха таить.

Они недолго молчат.

Это не спокойное молчание, но и дискомфорта не приносит. Терпимо.

— Может, есть желание собраться вместе и поужинать? — внезапно предлагает он.

Гермиона округляет глаза. Неожиданное предложение.

— Ты предлагаешь, — чуть морщится она, стараясь понять, — типа… Дружеских посиделок или что-то в этом духе?

Блейз чешет нос и чуть кашляет.

— Ну, — тянет он, — собраться вместе и поужинать. Почему нет?

— Ты, я и Джинни? — уточняет Гермиона, с сомнением гладя на парня.

Забини быстро находится с ответом и держится спокойно. Она и сама помогает ему в этом разговоре, сама того не замечая.

— Почему же? — жмет он плечами. — Ты, я, Джинни и Гарри, — спокойно произносит он. — Было бы неприлично не пригласить его, не находишь? К тому же, вы с Гарри тоже хорошие друзья, верно? Это ли не повод провести вечер вместе.

Гермиона сразу отбрасывает тревожные мысли и кивает. Возможно, Северус был прав. Одно из ее дурных качеств — излишняя наивность. Она улыбается, глядя на Забини.

— Идея неплохая, — соглашается она.

Блейз улыбается ей в ответ.

Телефоны начинают трещать уже спустя пару минут, поэтому они вливаются в работу. Забини четко и по делу отвечает на звонки, по воздуху в приемную к Гермионе летят десятки записок, которые она сразу забивает в систему. Встречи, договоры, звонки, она все фиксирует, параллельно не слезая со своего телефона.

Благодаря четким ответам, Блейзу хватает трех минут на один звонок, Гермионе требуется от десяти минут и выше. Она часто прикладывает ладонь к динамику и задает вопросы Забини, потому что сама ответ не знает.

Бывший слизеринец, кажется, ответы знает на всё и даже больше. Гермиона впервые за очень долгое время чувствует себя… Глупой? Нет, скорее недостаточно образованной. Эта мысль сидит в ней целый день, не давая покоя.

Ровно в шесть вечера они заканчивают. Даже лучше, без пяти шесть Блейз уже ставит блок на телефонные линии до следующего рабочего дня. Работа никуда не денется. Она будет всегда, а своим свободным временем надо дорожить, иначе вся жизнь пройдет мимо.

— Поднимайся, Гермиона, — берет он свой портфель, — бросай всё и уходим, я ни минуты больше не хочу здесь задерживаться.

Девушка улыбается и встает с места, захватывая с собой сумку. Как же хорошо, что у нее такой начальник. Да, они одного возраста, поэтому понимают друг друга. Другим отделам тяжело с начальниками в возрасте. Пропустив за работой свою жизнь, они стараются отобрать драгоценные минуты у молодого поколения.

Гермиона уже направляется к камину.

— Нет, брось, давай пройдемся, — машет он рукой. — Сидим тут, словно мыши в засаде. Надо выгуливать твой образ, чтобы все знали, где ты теперь работаешь и с кем. Идем, — открывает он перед ней дверь.

Девушка улыбается и, покачав головой, выходит из офиса. Блейз закрывает дверь и подстраивается рядом. Они завязывают диалог из ниоткуда, и им сразу есть, о чем поговорить. С Блейзом, оказывается, довольно легко.

Он совсем простой парень, дорогой костюм, оригинальные наручные часы и начищенные туфли — лишь часть образа жизни делового человека. И теперь Гермиона понимает, почему он попросил ее сменить свой стиль.

На фоне других сотрудников отделов они выделяются. Сильно выделяются. Не зря в этот отдел почти невозможно попасть.

— Голову выше, — внезапно произносит Блейз. — У тебя отличная осанка, смотри на всех с некоторым хладнокровием, потому что так ты и должна смотреть на тех, кто зарабатывает втрое меньше тебя.

Гермиона ухмыляется и вздергивает подбородок. Забини словно пробуждает в ней гордость и величественность, которые в ней уничтожил Рон. Давно пора начинать это делать, иначе вся жизнь и правда пройдет мимо.

— Ох, Блейз, — внезапно останавливается она.

— Что? — следом тормозит он.

Гермиона морщится, глядя вперед.

— Мы не могли бы пройти другим путем? — просит она.

Забини непонимающе разводит в стороны руки.

— До лифта сто метров, ты чего?

— Там мой старый отдел, — признается она. — Не хочу, чтобы они меня видели.

Парень смотрит назад, чуть наклоняясь в сторону. За прозрачными стеклами видно, как недовольные женщины в очередной раз перерабатывают, склонившись над бумагами. От того отдела так и веет мерзкой и недоброжелательной энергетикой.

— Они обязаны увидеть тебя, Гермиона, — серьезно произносит он. — Это же одно из лучших ощущений в мире: утереть нос тем, кто этого заслуживает.

Девушка колеблется, но все-таки сдается. Ей не особо хочется иметь с ними дело, но Блейз говорит, что и не придется. Нужно лишь пройти мимо так, как он ей показал, и абсолютно не обращать на них всех внимания. Парень протягивает ей согнутую руку и они направляются вперед.

Они проходят всего два первых окна отдела в тот момент, когда змеи внутри начинают шевелиться. Из открытых окон Гермиона слышит, как они произносят ее имя, как шипят про замужество, шикарные туфли и ее спутника рядом. За два окна до конца отдела Гермиона слышит, как орет ее прежний начальник.

Она знает, что за этим последует. Им всем придется сидеть до восьми, потому что он будет следить за ними. Отбирать драгоценные минуты жизни за пустые разговоры и не доплачивать за них.

Гермиона позволяет себе широкую улыбку в тот момент, когда они заходят в лифт.

— Я же говорил, — улыбнувшись в ответ, соглашается Блейз, слегка наклонившись к ней.

Почти все отделы уходят с работы в одно время, и обычно лифты заняты, но сегодня им очень везет. Даже можно спокойно дышать. Пять человек — не четырнадцать. Они снова заводят разговор и теперь о работе.

Гермиона упоминает, что Блейз хорошо разбирается в этих темах и быстро находится с ответом. Он останавливается рядом с ней в тот момент, когда до главных каминов остается не больше сотни метров, и смотрит на девушку.

Она непонимающе вскидывает брови.

— Ты думала о том, чтобы получить дополнительное образование? — спрашивает он. — Скажем, по международным отношениям?

Он заговорщически прищуривается. Гермиона почтизадыхается от радости, потому что Блейз поднимает этот вопрос. Она действительно хочет получить знания по интересующей ее теме. Девушка несколько раз кивает.

— Думала, разумеется, — соглашается она. — Только… что именно нужно, чтобы получить такие знания здесь?

Блейз хмыкает.

— Здесь? — переспрашивает он. — Ничего, потому что тут ты их и не сможешь получить.

— Не понимаю, — хмурится она.

Забини улыбается.

— Я получил образование в маггловском университете Британии за четыре года, но ты умнее, Гермиона, намного умнее меня, это придется признать, — кается он. — Тебе хватит и двухмесячного курса. У меня есть знакомый ректор, который очень с этим поможет.

Глаза девушки начинают сиять от искренней радости.

— Если ты согласна, конечно, — улыбается он.

— Согласна на что?

Гермиона вздрагивает, прекращая улыбаться, и оборачивается назад. Северус стоит позади них с портфелем в руках. Разумеется, его отдел тоже работает до шести. Только кто же так подкрадывается! Гермиона не знает, что сказать.

— Добрый вечер, мистер Снейп, — протягивает Блейз руку. — Приятно вас увидеть.

Обычно Северус руку не протягивает почти никому, но это его бывший ученик, который не особо сильно его раздражал. К тому же, примерно учился и хорошо прятался по школе после отбоя. Он так ни разу его и не поймал.

— Забини, — снисходительно произносит он и пожимает ему на секунду руку. — Могу ответить тем же.

Гермиона удивляется. Ей интересно, это деланная вежливость, или у бывших студентов со Слизерина есть преимущество? Может, поэтому Северус и отправил ее в этот отдел. Потому что так и выглядят его связи? Странно как-то. Северус не похож на человека, который бы так сделал. Тут что-то другое.

Ее пока не особо замечают. Это даже хорошо, наверное, потому что она лишь наблюдает за ними, слегка подняв вверх голову. Северус терпеливо ждет ответа. Дважды он не повторяет. Гермиона уже хочет сама сказать об этом Забини, но тот, что удивительно, понимает все сам.

— Я предложил Гермионе получить дополнительное образование, — кивает он. — По международным отношениям.

— А ваш отец в курсе, что вы предлагаете это его помощнице, хотя сами прямого отношения к ней не имеете? — довольно сухо интересуется он.

Гермиона чувствует, как розовеют щеки. Итак, вот оно! Северус даже не знает о том, что отец Блейза отсутствует на месте. Получается, он сам не знает, что ежедневно отправляет свою жену к свободному парню ее возраста. В голосе Северуса сквозит холод.

Он что, ревнует?

Гермиона отгоняет эту мысль. Глупости какие.

— Эти курсы лишними не будут, — глядя ему в глаза, спокойно отвечает Забини. — Хоть родные места повидает.

— Что вы хотите этим сказать? — хмурится он.

Блейз жмет плечами так, словно это не очевидно.

— Это маггловский университет, мистер Снейп, — кивает парень. — Ей придется пожить в немагическом мире какое-то время.

Гермиона впервые видит эмоции в его глазах. Только это негативные эмоции, они вынуждают ее сделать полушаг назад, когда он делает вперед к бывшему ученику, глядя ему прямо в глаза. Они почти одного роста.

— Не несите бред, Забини, — четко произносит он. — Магическую Британию она не покинет.

Гермиона вспыхивает моментально.

— Я всё еще стою здесь, господа, — жестко выдает она, чувствуя, как к щекам приливает жар. — Советую вам учитывать мое присутствие в ваших разговорах в будущем.

Блейз сразу замечает одну странную вещь. Когда они оба злятся, они страшно похожи. Ему кажется, что раньше с Гермионой такого не было. Совместное проживание и одна фамилия дают свои первые всходы.

— До завтра, Блейз, — не намерена больше здесь оставаться Гермиона и слушать холодную войну их обоих.

Только с утра она решает, что у них что-то сдвигается с мертвой точки, как вдруг он говорит о том, что она не может покидать магической Британии. Что за ерунда вообще! Гермиона понимает, что ей следует остыть, иначе они никогда с Северусом говорить нормально не смогут.

— До завтра, Гермиона, — бросает он ей вслед, — обещай подумать над моим предложением!

Забини с довольной улыбкой оборачивается к бывшему профессору. Он все еще смотрит на него с холодностью. Блейз кладет свободную руку в карман.

— Вы заковали ее в клетку, мистер Снейп, — говорит Блейз то, что думает. — Золотая девочка достойна большего.

Он смотрит на то, как стойко держится мужчина. Блейз надеется, что в глубине души бывшему профессору хочется его ударить. Иначе его поведение теряет свой смысл. Северус сглатывает.

— Не стоит лезть к ней, мистер Забини, — цедит он.

Парень немного колеблется.

— Она умна, — решает больше не дразнить его Блейз, — но ее знаний недостаточно. Ценный кадр пропадает, — он недолго молчит. — Вы ее с таким отношением долго возле себя не удержите.

Забини не прерывает с ним зрительного контакта. Он столько раз был на деловых встречах, и не такие взгляды выдерживал. Бывший профессор его не пугает. Блейза пугает лишь его отношение к молодой волшебнице.

— С ней надо говорить, понимаете? — дает он совет, о котором его не просили. — Со мной она говорит постоянно. Ей проще, когда люди идут на контакт…

Северус делает еще полшага вперед.

— Держитесь от нее подальше, — четко проговаривает он каждое слово, вынуждая бывшего ученика чуть попятится назад.

Забини даже марку на мгновение теряет, оборачивается через плечо, только бы смотреть ему в глаза поменьше, а затем поправляет узел галстука и снова расправляет плечи. Разговор зашел в тупик, развивать его с ним больше нет никакого смысла.

Парень на мгновение смотрит на него.

— Удачи вам, мистер Снейп.

И уходит, не протягивая руку. Он слишком хорошо знает бывшего декана своего факультета. Северус бы не протянул ему руку в ответ, а идиотом быть на глазах у целой толпы в Министерстве Забини совсем не хочется.

***

Едва Гермиона оказывается дома, она сразу снимает туфли, чтобы не цокать каблуками и не привлекать к себе внимание, и бежит наверх, только бы с Северусом не пересекаться. Девушка знает, что Дейзи ждет ее в своей комнате в половину седьмого, чтобы потом идти вместе готовить ужин, поэтому спокойно идет к себе, плотно закрыв за собой дверь.

Гермиона бросает туфли на пол и прикасается спиной к стене, опуская основания ладоней на глаза. Она старается дышать глубже и успокоить себя. Наверняка у него были веские причины сказать о ее внезапном запрете выезжать из Магической Британии.

Он вообще не имеет никакого права удерживать ее, потому что у нее и своя жизнь есть тоже. У нее есть родители, которые, пусть и не помнят ее, живут дальше без нее, и Гермиона иногда приезжает в тот район и гуляет там, чтобы убедиться в том, что они в порядке.

Гермиона снова глубоко вдыхает и выдыхает. Странно, что ее разозлило именно это. Странно, что она вообще стала чаще проявлять свой характер. Неужели он правда на нее влияет? С Роном она только закрывалась. Сейчас, пусть ее возрождение и происходит чаще с помощью негативных эмоций, процесс запущен.

Гермиона слышит, как хлопает дверь напротив.

Северус дома.

Девушка трет переносицу и закрывает глаза. Ей становится интересно, о чем они с Блейзом говорили. Ни о чем хорошем, это понятно по хлопку двери, но всё же. Может, ей удастся расспросить Забини завтра?

Гермиона надеется, что так оно и будет.

Слышится еще один глухой хлопок. Дверь его ванной. Действительно, не дом, а просто королевский замок. У Дейзи в комнате тоже своя ванная. Гермиона задумывается об этом всего на секунду, и мысли снова возвращаются к ее разговору с Джинни.

Что, если она права? Вдруг все правда, и на самом деле Рита Скитер имеет прямое отношение к Северусу? Эта мысль начинает грызть ее изнутри и не дает покоя. Даже когда она решает принять душ, чтобы смыть эту дрянную идею в слив, это не помогает.

Гермиона переодевается и распускает влажные волосы, чтобы подсохли. Стоя у зеркала, ей легче не становится. Она представляет себе, как Рита ходит в этом доме. Как трогает вещи в нем, заходит в его комнату. Девушку передергивает от собственных мыслей.

Сама она ответа не найдет, ей придется спросить его об этом лично. Как бы бредово это в ее исполнении ни прозвучало, как бы глупо она ни выглядела. Она спросит его. И вовсе нет, она совсем не ревнует, ей просто надо знать. Просто знать.

Дейзи крепко обнимает ее и звонко целует в щеку, когда она приходит к ней с небольшим опозданием в комнату. Она рассказывает о том, что читала с Моди сказки Барда Бидля, как ей понравилась история про волшебный горшок, и что сегодня Моди учила ее вышивать.

Малышка помогает Гермионе отвлечься. Она всегда помогает. Дейзи — ее спасение. И не только в доме, в ее новой жизни в целом. Они спускаются вниз, чтобы приготовить ужин. Моди приветствует молодую хозяйку с глубоким почтением.

Гермиона снова напоминает ей о том, как следует ее называть.

Витая в своих мыслях, девушка не замечает, как они быстро готовят ужин, и как дверь в столовую хлопает. Гермиона снова выносит часть готовых блюд сама. Мысли ее беспокойны, что-то ей подсказывает, что она опять толком поесть сегодня не сможет.

Она занимает свое привычное место и накладывает пасту.

Едят они молча.

Моди прекрасно готовит, грешно говорить, что блюдо невкусное, но Гермиона его вкуса совсем не чувствует. Она периодически посматривает на Северуса, который ужинает и параллельно читает газету. Гермиона не может есть, все комом в горле стоит.

Надо сказать.

— Могу я задать вопрос? — первой нарушает она молчание.

Северус переводит на нее взгляд и проглатывает ужин.

— Что угодно, — смотрит он на нее.

Мужчина хоть и был взбешен сегодняшней внезапной встречей с Забини и его предложением для Гермионы, все равно берет себя в руки, потому что он в чем-то прав. Слова. Чтобы понимать друг друга, необходимо говорить. Северус готов попробовать сделать это.

Ради нее.

Гермиона безучастно накручивает на вилку спагетти, а затем все же решается.

— Какие отношения связывают вас с журналисткой Ритой Скитер? — выпаливает она.

От собственного внезапного прилива храбрости резко холодеют ладони. Гермиона готовится к тому, что он лишь поставит ее на место или окатит ледяным взглядом. В его духе. Она попытается хотя бы.

Северус открыто смотрит на нее.

— Почему вы интересуетесь? — спокойно спрашивает он.

Гермиона оставляет вилку в тарелке и, усевшись ровнее, кладет руки на колени. Ее потряхивает, волнение дает о себе знать. Снова потеют ладони, но материал домашних штанов все впитывает.

Она долго думала обо всем этом, разложила по полочкам.

— Статьи, — начинает девушка, сглотнув. — Они выходили подряд, а затем резко все прекратилось, хотя я уверена, что ей было, что еще сказать, — облизывает она губы. — Во второй статье она упоминает одну деталь и…

Звучит, как бред. Как самый настоящий бред, но она уже начала эту тему. Надо довести все до конца.

— У нее либо богатое воображение, либо она хорошо знает, как вы живете, — решается она. — Осадите меня за мою дерзость, если я не права.

Северус спокойно смотрит на свою жену. Небольшая морщинка между ее слегка нахмуренных бровей не дает Северусу покоя. Ему хочется разгладить ее кончиком своего пальца, но он, разумеется, не может к ней прикоснуться. Это было бы глупо по многим причинам.

Она смущена, взволнована или сердится? Северус часто смотрит на нее, учится читать ее эмоции. Он не понимает, зачем это делает, но знает, что это важно. Гермиона важна, это стоит признать. Их взаимоотношения, их импульсивные поступки, одно больше все…

Не похоже на то, что было с ним раньше.

— Это дерзость, — соглашается он, — но осаждать я вас не стану, — он видит, как она изумленно распахивает глаза. — Вы правы.

Он не станет ей лгать, никогда бы не стал. Если бы она была осмотрительнее, то обратила бы внимание, что он всегда предельно честен с ней, если того требуют обстоятельства. Она спрашивает — он отвечает. Без уловок, изворотливости и лжи.

Гермиона смотрит на него в упор, не моргает даже.

— Вы спали с ней? — она держит спину прямой и старается держаться соответственно, но Северус видит, как она едва дрожит.

Кажется, она думает об этом слишком много. Кажется, она рассчитывает до последнего на другой ответ.

— Да, — коротко отвечает он.

Но получает этот.

Гермиона заливается румянцем все сильнее, краснеют даже ее уши. Когда это происходит, Северус понимает, что она злится. Все стадии ее закипания он научился различать. Лучше бы он так понимал, когда она счастлива, но она улыбалась-то ему всего пару раз.

— И вы так спокойно говорите об этом? — не верит она своим ушам. — Даже не станете отрицать?

Северус оставляет вилку в тарелке и чуть откидывается на спинку стула.

— Не стану, — сдержанно отвечает он плавным тоном. — Потому что это уже случилось, — замечает он. — Все дело в том, что я говорю в прошедшем времени, Гермиона.

Ее глаза блестят, когда он говорит об этом.

— Это было до встречи с вами.

Он смотрит в ее распахнутое карее море, стараясь понять, что именно она чувствует, когда он решает открыть ей небольшую дверь в свое прошлое. Он готов открыться ей еще, если она попросит. С ней все иначе.

Она другая.

Беда только в одном: она не знает, что он чувствует, а он не знает, какие еще есть способы, чтобы ей открыться.

— Я ответил на ваш вопрос?

Гермиона кивает и опускает взгляд. Она чувствует себя так ужасно, что ей не передать это словами. В столовую входит Моди с подносом чая, но Северус поднимается с места и молча выходит из столовой. Он впервые на ее памяти не пьет после ужина чай.

— Хозяин плохо себя чувствует? — спрашивает Моди.

И Гермионе надо бы ответить, но у нее не хватает сил сказать это так, чтобы не дрогнул голос. Она чувствует себя ужасно глупой и бестолковой. Глупой из-за того, что спросила об этом. Глупой, потому что задала свой последний вопрос.

Она только сейчас понимает, насколько сильно эмоционально зрелый ее супруг. Да, после смерти жены у него появилась женщина. В этом нет ничего плохого. Да, он с ней спал, но сейчас он женат. Женат на ней, поэтому оставил прошлое в прошлом, плотно закрыв эту дверь.

Северус спал с Ритой до того дня, как встретил Гермиону на свадьбе Гарри и Джинни. Это нормально. Нормально иметь бывших. Ненормально ревновать к ним, когда твой партнер не дает тебе причин это делать.

Гермиона больше не отрицает этой мысли. Да, она ревновала. И это открытие — поражает.

Поражает настолько, что вслед за этим умозаключением у нее из глаз брызжут слезы, охлаждая пылающие стыдом щеки.

От чая она отказывается и встает с места. Утерев слезы и поцеловав Дейзи, она обещает прийти к ней, чтобы уложить спать, пока она сама немного поработает. Малышка согласно кивает, вливаясь в свою игру. На деле Гермиона идет к себе и бродит без конца по комнате, думая о том, как извиниться перед ним за сказанное.

Из комнаты Северус не выходит, и это осложняет задачу. Она никогда не приходит к нему без приглашения. Сегодня приглашения не было. Гермиона кусает губы, но решение так и не приходит к ней.

Проторчав в своих мыслях около часа, она так и не придумывает, что сделать. Гермиона идет выполнять свое обещание и направляется в комнату Дейзи. Открыв дверь, она уже видит, как девчонка укладывается, а Моди поправляет ей в ногах одеяло.

— Чтобы никто тебя за бочок не уволок, — кряхтит с улыбкой эльф.

Дейзи смеется, протягивая к Гермионе руки. Та улыбается, когда входит в комнату.

— Спасибо, Моди, — смотрит она эльфийку, когда та ковыляет к выходу.

— Доброй ночи, молодая хозяйка, — закрывает она за собой дверь.

Гермиона присаживается на край постели.

— Пора спать, Дейзи, — помогает она ей улечься. — Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, как и обещала.

— А ты завтра со мной целый день будешь? — спрашивает она.

Гермиона улыбается.

— Разве завтра суббота? — спрашивает она. — Мы с тобой учили стишок про дни недели. Вспоминай.

Дейзи чуть хмурится, активно вспоминая. Она что-то мурлыкает себе под нос.

— … «а в четверг играл я в мяч», — произносит она. — Сегодня четверг. Ты работаешь завтра, а потом мы с тобой вместе будем, да?

Гермиона с улыбкой гладит ее по волосам.

— Да, — и целует ее в лоб. — Засыпай.

Девушка взмахивает палочкой, выключая свет, после чего собирается подняться с места, но Дейзи ловит ее за палец. Гермиона останавливается, склоняясь к девочке.

— Что такое?

— Гермиона, а ты папочку любишь?

Вопрос вышибает из-под ног почву. Он оказывается настолько неожиданным, что не подобрать слов. Что она может ей ответить? Что вообще говорить на такое? Гермиона даже не задумывается об этом, потому что… Нет. Наверное, нет. Или… Она хмурится. О какой любви может идти речь, когда ее с этим человеком не связывает ничего, кроме оков на безымянном пальце?

— Уже поздно, — выпускает она руку малышки. — Засыпай.

Гермиона закрывает за собой дверь и идет вдоль коридора к себе. После отбоя даже левое крыло дома плохо освещается, что уж говорить про вечно темное правое, зловещая густая темнота которого не представляет из себя ничего хорошего.

Девушка останавливается напротив своей двери и оборачивается назад. Из-под двери комнаты Северуса виднеется полоса света. Он еще не спит, но зайти к нему Гермиона так и не решается. Она цокает языком, злится на себя и заходит в спальню.

Уснуть не выходит. Несмотря на холодную осень, спать Гермионе жарко и душно, мыслей в голове целый рой, и одна громче другой. Она пару раз засыпает, но сон этот оказывается неспокойный и неглубокий. Она старается занять себя книгой, но и она не помогает.

К девяти утра, наплевав на возможность опоздания в свой офис, Гермиона уже надевает на себя новое платье для работы и готовится к выходу.

На деле она хочет застать Северуса с утра, чтобы извиниться.

Гермиона вспоминает, что забывает сережку в ванной и возвращается туда, после чего выходит в комнату и слышит хлопок двери. Она уже собирается выйти, как вдруг понимает, что он звук пришел откуда-то издалека.

Когда Северус выходит из своей спальни, звук намного громче. Гермиона хмурится и выходит из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь. В едва освещенной части коридора никого нет. Он не мог так быстро спуститься. Может, это был звук от хлопка его двери в ванную?

Гермиона прислушивается, но по ту сторону его комнаты тишина. Она скрещивает на груди руки и уже хочет вернуться к себе, как вдруг вздрагивает, когда слышится звук открывающейся двери. Из вечно темного правого крыла второго этажа дома.

Девушка задерживает дыхание и смотрит во все глаза в темноту, но чем дольше смотрит, тем сильнее ей мерещится всякий бред. Воображение у нее всегда работало хорошо, вот только сейчас это совсем не на руку.

Гермионе кажется, что еще секунда — и из этого темного коридора кто-то выскочит и со всех ног помчится на нее, чтобы впиться в глотку. На деле вдалеке появляется синяя точка света палочки от простого заклинания, которая мгновением позже освещает лицо хозяина дома.

Северус сначала идет так, как обычно, а затем останавливается, когда видит неожиданного свидетеля его ранних похождений. Он смотрит на Гермиону какое-то время, а после кивает ей, взмахивает палочкой, погасив свет, и идет в сторону лестницы вниз.

Гермиона смотрит в темный коридор и прислушивается. Ждет, когда он зайдет на кухню. Дверь хлопает. Девушка, предусмотрительно не надевшая туфли, босиком бежит по ковровой дорожке к лестнице, прислушиваясь еще раз. Слышится звук треска летучего пороха в камине.

Он ушел.

Гермиона набирается смелости и останавливается возле темного коридора правого крыла. Без магии здесь не обошлось. Темнота искусственная, это заметно сразу. Простое заклинание из учебника за второй курс. Наверняка темнота тут для того, чтобы Дейзи не бегала.

Девушка поднимает палочку.

— Люмос, — произносит она и, не раздумывая, ступает в темный коридор.

Что и требовалось ожидать. Густая темнота лишь на полтора метра, дальше едва видно, но это потому что осеннее утро темное, в конце коридора есть окно. Гермиона понимает, что это крыло почти ничем не отличается от левого.

Все точно тоже самое, только зеркально.

Гермиона непроизвольно смотрит на две двери, находящиеся напротив друг друга. Параллель оказывается провести не так сложно. Девушка понимает, что Северус любит выход окон на северную сторону участка, поэтому подходит ко второй двери и опускает ладонь на ручку. Зачем она это делает?

Он же запретил ей ходить сюда. Что, если он обманывает ее? Вечная подозрительность Гермионы беспочвенна в данный момент, но в наличии этого отвратительного качества благодарить следует только Рональда. Гермиона сама себя презирает за то, что делает, но дергает ручку на себя.

Спертый теплый воздух бьет в лицо.

Слышится чей-то едва уловимый запах духов.

Гермиона смело шагает вперед и, зная, где находятся в комнатах канделябры, взмахивает палочкой. Она уже готовится закричать, если придется, или применить коронное оглушающее заклинание, но этого не требуется.

В комнате никого нет.

Эта спальня в вишневых тонах, она обжитая. Была когда-то обжитой, однако сейчас везде находится пыль. Даже в воздухе пылинки летают. Всюду лежат вещи, что-то брошено в спешке, но да, здесь жили. На постели в ногах сбито одеяло. Штора не до конца закрыта. На туалетном столике лежит расческа.

Гермиона чувствует магию в воздухе. Кажется, поэтому тут едва пахнет духами. Вокруг небольшого пузырька с ними на туалетном столике мерцает ореол волшебства. Это замедляющее заклинание. Чтобы духи не испарились так быстро и не испортились?

Гермиона оглядывается по сторонам. Она понимает, чья это была комната.

— Я говорил вам, что доступ в это крыло закрыт, — слышит она жесткий голос на пороге комнаты, но не реагирует на него.

Внезапное осознание больно отзывается где-то за ребрами. Ее портрет все еще висит в его спальне. Ее духи все еще слышатся в ее комнате.

— Почему здесь все выглядит так, словно она жива?

Северус теряет весь свой запал гнева, когда она оборачивается к нему. Она выглядит такой… Расстроенной? Печальной? Безысходной. Гермиона воспринимает всю ситуацию совсем не так, поэтому Северус решается почти моментально. Он пообещал себе, что начнет говорить с ней и открыть ей двери в свое прошлое, если она попросит.

Она просит.

Он говорит.

— Именно такой она оставила после себя спальню в тот день, когда ее не стало, — произносит Северус.

Он запретил Моди приходить в это крыло и что-то здесь трогать. Запретил прибираться, менять белье, вытирать пыль и закрывать колпачок на ее духах, а после вообще решил закрыть это крыло, лишившись четырех гостевых спален, и перебраться в другое крыло.

Так даже лучше. Гостей в его доме все равно нет.

— Почему? — тихо задает она вопрос. — Что с ней случилось?

Гермиона снова задает вопрос.

Северус вздыхает и, мгновение помолчав, набирает в грудь воздуха.

Он рассказывает ей про день на пляже. Про невыносимую жару и непослушную Дейзи. Рассказывает про неспокойные воды океана. Про то, как он не увидел, как ей плохо. Про то, как она скрылась среди волн. Как он стоял на берегу, потому что не мог заставить себя пошевелиться, парализованный страхом.

И про то, как затем вытащил ее из воды в четырех милях от пляжа через два дня не без помощи спасателей.

Гермиона чувствует, как по щеке стрелой бежит слеза. Она не убирает ее, лишь сильно сжимает губы, чтобы не всхлипнуть. Только не от горечи, а от клокочущих в глотке слов, которые, как она всегда считала, она никогда в жизни ему не скажет.

— И почему тогда вы приходите сюда все эти полтора года после ее смерти, если вы наблюдали за тем, как она умирает? — дрожит Гермиона.

Северус смотрит на свою молодую жену.

Потому что я каждый день прошу у нее за это прощения.

Но вслух лишь:

— Я не знаю.

Первые мысли не всегда правильные. Не всегда верные, поэтому Гермиона не контролирует, когда оно взрывается в ней сорвавшимся шепотом, слезами по щекам, дрожащими коленями, сжатыми кулаками и комом в горле.

— Вы — трус, — наконец произносит она. — И мне тошно находиться с вами в этом доме.

Не давая ему ответить, Гермиона на негнущихся ногах срывается с места и, обогнув его, вихрем выходит из спальни, с остервенением стирая с щек никак не прекращающиеся слезы.

========== 11. ==========

Комментарий к 11.

Глава получилась крайне большая, я потратила на ее написание 17 часов. Приятного прочтения! Вы поймете, в какой момент следует включить ключевую композицию данной главы: **Duet - Sugar Vendil And Trevor Gureckis**

Гермиона не затрагивает тему разговора Блейза с Северусом, когда приходит на работу. Она вообще никакие темы, касающиеся своего мужа, с ним не поднимает. Он спрашивает, удалось ли ей подумать над его предложением по поводу дополнительных курсов в маггловском университете, но она отвечает уклончиво.

У нее нет ресурсов думать об этом. Все ее мысли крутятся вокруг ее разговора с Северусом с утра. Гермионе хочется забыть его, забыть и никогда больше не вспоминать. Слезы осознания произошедшего душат ее двенадцать минут, пока она сидит в своей комнате возле наглухо закрытой двери, зажимая рот руками. Она не может переварить услышанное.

Не может, пусть и старается.

Северус наблюдал за тем, как умирает его жена, но ничего не сделал. У Гермионы в тот момент не хватает сил подумать о том, что именно вынуждает его бездействовать, потому что тяжелый груз правды давит на плечи слишком сильно.

Гермионе приходится использовать несколько заклинаний, чтобы привести себя в порядок, а после без колебаний выйти из комнаты, потому что она опаздывает. Девушка решает для себя, что проигнорирует любые его слова и действия, если он посмеет что-то ей сказать, но это решение оказывается бесполезным.

В доме уже никого нет, сегодня он уходит на работу раньше нее.

Гермиона почему-то испытывает непривычно давящую пустоту в доме, когда его нет. Ей бы радоваться, что они не пересекаются после таких откровений, но на душе у нее неспокойно. Гермионе хочется видеть его в этот самый момент, и она сама не понимает, почему именно.

Блейз ведет себя крайне тактично и темы вчерашней вообще не поднимает. Они вливаются в работу почти сразу, он лишь напоминает о том, что затягивать с ответом не стоит, уже первый месяц зимы, в апреле необходимо отправить подготовленный пакет документов в университет, собирать который нужно довольно долго.

Девушка кивает и обещает подумать.

Она пока не думает.

Много дней проходят чудовищно медленно и бессмысленно. Гермиона не разговаривает с Северусом, не ужинает с ним, не пересекается с утра и вечером. Она иногда видит, как он идет на кухню, порой замечает, когда он закрывает дверь своей спальни, но не видится с ним напрямую.

Он не ожидает ее в одиннадцать тридцать в своей спальне все выходные и всю рабочую неделю. И Гермионе бы радоваться этому, но…

Этого не происходит.

Все свое свободное время после работы она посвящает Дейзи. От девчонки она почти не отходит, пропитывается ее простотой и искренностью. Ее жизнелюбием и детской наивностью. Порой Гермиона испытывает белую зависть. Дейзи не видит того, что происходит в доме, не понимает.

Она не задумывается о том, что может быть не так между Гермионой и папой, да ей и нет никакого смысла об этом думать. Она маленькая, она счастливая. У нее есть папа, есть чудесная Гермиона и Моди, которая читает ей сказки.

Гермиона не хочет, чтобы Дейзи взрослела.

Так тянется еще одна неделя, но в четверг Гермиона понимает, что не выдерживает. Уложив Дейзи спать, она выходит из комнаты и сразу направляется вниз по лестнице. В правое крыло дома девушка больше не смотрит. Не может смотреть. Да и в доме ей находиться после заката невыносимо. Если днем Дейзи еще может ее отвлечь от чудовищных мыслей, ночью Гермионе почти физически плохо.

Она входит в камин и надеется, что подруга не обманула ее с обещанием.

— Я схожу в магазин, ладно? — встает Гарри с места.

Джинни поднимает задумчивый взгляд от книги, прервав чтение. Поздним вечером они с Гарри берут за привычку проводить время вместе. Иногда они смотрят фильмы, выходят на прогулку или просто сидят вместе в гостиной с хорошей книгой.

Отношения не обязывают двух людей всегда пребывать в бесконечном общении, совершенно нормально просто посидеть вместе и помолчать. Это дорогого стоит.

— Захватишь сливочное масло и красной рыбы? — просит она.

Гарри улыбается и, склонившись, нежно целует жену, убрав ей за ухо густую прядь.

— Конечно, — соглашается он.

— И грибов, — напоминает она.

— Без проблем.

— И…

— Я возьму все, как обычно. Самую странную продуктовую корзину из всех возможных, — снова целует он Джинни. — Даже клубнику.

Джинни улыбается, закусив нижнюю губу, и с бешеной нежностью смотрит на Гарри. Мерлин, она так сильно любит его, что даже не может выразить это словами. Пожалуй, спустя почти пять месяцев после свадьбы Джинни может с уверенностью сказать, что влюбляется в него только сильнее.

— Люблю тебя, — выдыхает она. — Оденься потеплее, там вьюга на улице, — и опускает взгляд в книгу.

— И я тебя. Хорошо.

Гарри выходит из дома, закрыв за собой дверь, а Джинни подгибает под себя ноги, усевшись ровнее, и перехватывает книгу, снова загребая в ладонь горсть орехов. Девушка прекрасно знает, что после решающих матчей можно снова дать слабину в жестком питании, поэтому не стесняется съесть лишнюю порцию, потому что уж очень хочется.

За окном разгуливается непогода. Первая метель в этом году приходит в начале декабря, что странно. Стекла в рамах чуть дребезжат, давая тем самым понять, что непогода только усиливается, но кому до нее какое дело, если в доме тепло и уютно.

Она гоняет жареный миндаль за правой щекой и чуть ее не прикусывает, когда вздрагивает от вспышки огня в камине. Джинни резко оборачивается и расширяет в изумлении глаза, закрывая книгу.

— Гермиона? — не может поверить она в то, что видит.

Подруга выходит из камина и отряхивает домашний легкий костюм, опустив голову. Джинни бросает обратно в тарелку орехи и, оставив книгу на столике рядом, вскакивает с места, тут же ретируясь к подруге.

— Почему ты так поздно? — тревожится Джинни. — Что-то случилось?

Она видит, какая Гермиона бледная. Кажется, она немного потеряла в весе, уж слишком сильно выделяются у подруги скулы, да и щек почти не видно. Джинни обхватывает ее предплечья и старается заглянуть в глаза.

— Гермиона?! — чуть трясет она ее за плечи. — Отвечай, что стряслось!

Девушка поднимает взгляд.

— Гарри дома? — бесцветно спрашивает она.

— Нет, в магазин вышел, — смотрит она на входную дверь. — Вот буквально пару минут назад, — Джинни понимает, что задыхается от тревоги. — Гермиона!

Девушка делает небольшой шаг назад, побуждая Джинни отпустить ее, и та слушается моментально, отпуская ее предплечья. Гермиона заводит за уши волосы и тяжело, с дрожью вздыхает, прикрыв на мгновение глаза, после чего идет к дивану и обессиленно на него садится, ссутулив плечи.

Джинни терпеливо ждет. Ждет, пусть и знает, что такое молчание ни к чему хорошему не приведет. К тому же, Гермиона не держит осанку. Плохой знак. Она всегда ее держит, даже дома. Девушка поднимает взгляд.

Гермиона не знает, что именно следует рассказать подруге, и стоит ли вообще говорить о том, что она теперь знает о том, как умерла ее дальняя родственница. Эта информация становится просто финальной каплей. Гермиона терпела этот брак.

Терпела долго, несколько месяцев, но ничего, почти ничего не изменилось. Она не может находиться в этом доме, не может разговаривать с собственным мужем. Она как в клетке. Золотой клетке.

— Не могу больше, — шепотом выдыхает она, глядя подруге в глаза.

Джинни чувствует, как сжимается сердце от ее слов. Она говорит это так обессиленно, так устало и горько, что в глотке встает ком. Девушка делает шаг к подруге. Вопросов снова появляется столько, что гудит голова.

— Ударил? — первое, что спрашивает Джинни, озвучивая самое страшное предположение.

Гермиона качает головой из стороны в сторону.

— Брось, — морщится она.

Гермиону даже слегка поражает, что подруга это предполагает. Северус никогда бы не сделал этого. Джинни облегченно выдыхает. Не дай Мерлин он бы сделал что-то такое, она бы подняла на уши все, что только можно. Подруга делает еще шаг вперед и присаживается в кресло рядом.

— Противен? — осторожно спрашивает Джинни.

Гермиона смотрит на подругу. У нее не хватает слов, чтобы описать то, как ужасно она чувствует себя сейчас. Ей тяжело принять правду о прошлом Северуса, ей тяжело принять его самого, пусть она и старается. Она правда старается.

Мыслей слишком много, они очень разные и безумно громкие. Гермионе не удается зацепиться ни за одну из них, она не может разобраться в себе, не может понять, как ей быть. Она запуталась, она устала думать, от всей этой жизни у нее раскалывается голова, провоцируя апатию, из которой она только-только сумела выбраться не без помощи Блейза, Джинни и, как ни странно, самого Северуса.

Гермиона запускает пальцы в волосы и опускает вниз голову.

— Я не знаю, — честно сознается она.

Джинни облизывает губы, глядя в сторону. Ей тяжело видеть Гермиону такой. Что такое могло случиться за последнее время? Она же, кажется, только-только начинает расцветать в браке. Джинни надеялась, что все налаживается. Сейчас она так уже не считает.

— Я же предупреждала, что пожалеешь, — срываются с языка Джинни слова, которые она не хотела произносить. — А ты ответила, что плевать.

Однако кто скажет еще горькую правду, кроме лучшего друга? Гермиона молчит, не поднимая головы. Ей просто дышится легче в стенах дома лучших друзей, чем в своем собственном. Несмотря на то, что Джинни сейчас совсем не помогает, слушать ее голос куда приятнее, чем звенящую тишину дома все эти дни после отбоя.

— Да, ты доказала всему магическому сообществу, что способна его заткнуть, но, — девушка недолго молчит, — не слишком ли дорого обошлось тебе это доказательство?

Гермиона убирает назад волосы и смотрит на подругу. В глазах у новоиспеченной миссис Снейп стоят слезы. Она запуталась. Она устала. Ей так тяжело, что не выразить словами. Что же она делает со своей жизнью? Зачем она намеренно вошла в жизнь человека, который априори не должен был становиться ее частью?

Как она глупа. Как глупа и наивна.

Джинни встает с места и присаживается возле подруги, опуская ладони на ее колени.

— Что он сделал с тобой? — рассматривает она лучшую подругу. — Я тебя совсем не узнаю.

Гермиона смотрит в золотисто-карие глаза Джинни, наполненные искренней тревогой, и не совсем понимает вопроса. Она хмурится.

— Рон? — почему-то спрашивает она.

Джинни вскидывает брови.

— Нет же, — качает она головой, — я говорю про…

Стук в дверь вынуждает их обеих подскочить. Джинни оборачивается, глядя назад, Гермиона также смотрит на входную дверь. Девушка сводит брови. Может, из-за плохой погоды Гарри решает отложить поход в магазин и вернуться обратно?

— Это Гарри, — спокойно произносит Джинни, поднимаясь с места. — Ключи, наверное, забыл. Я сейчас.

Девушка поправляет штаны и идет к двери, после чего, повернув ключ, дергает ее на себя. Джинни замирает на месте. Видимо, Гарри решает все же сходить в магазин, потому что на пороге стоит вовсе не он. Джиневра воинственно расправляет плечи.

— Миссис Поттер, — кивает Северус.

Джинни переминается с ноги на ногу, вздернув подбородок.

— Мистер Снейп, — холодно, но учтиво отзывается она. — Чем могу помочь?

Мужчина бросает взгляд вглубь дома, но Джинни сразу ограничивает его возможности, прикрывая дверь и вставая вплотную к дверному косяку. От Северуса пахнет морозом. Он что, добирался сюда на своих двоих? Камин же работает, черт возьми. На худой конец существует трансгрессия.

— Гермиона, — сглатывает мужчина; кажется, он действительно бежит сюда, — она здесь?

Джинни хмурится сильнее, глядя на него. Да, она старается принять Снейпа, закопать топор войны и начать воспринимать его нейтрально, потому что ее лучшая подруга выбирает его в спутники своей жизни.

Сейчас, зная состояние Гермионы, Джинни не может позволить ему войти. Топор войны девушка снова выкапывает. Что бы он ни сказал, что бы он ни сделал: она видит в нем лишь причину бесконечной тоски близкой подруги, которая с каждой новой неделей все сильнее от нее закрывается.

Гермиона не рассказывает лучшей подруге и половины того, что происходит у нее в браке.

— Даже если и так, — ледяным тоном произносит она, — что с того?

— Я могу с ней поговорить?

Северус остается вежливым, несмотря на то, что видно, как воинственно Джинни настроена против него.

— Не думаю, — качает она головой, на мгновение обернувшись назад.

— Боюсь, мне придется настаивать, — чеканит он и чуть толкает дверь, намереваясь войти.

Потеряв бдительность, Джинни беспомощно делает несколько коротких шагов назад, зацепившись за дверь, когда та открывается, и незваный гость входит в дом. Джинни в мгновение ока заводится.

— Мистер Снейп, — рявкает она, — я не давала вам позволения войти в мой дом!

Северус ее не слушает, не обращает внимания, когда она говорит что-то еще, лишь следует в гостиную, потому что еще с порога слышит аромат духов Гермионы. Он останавливается на пороге, понимая, что Джиневра вот-вот доберется до него, но дальше ступить почему-то не может.

Не может, потому что Гермиона сидит на диване в нескольких метрах от него, сжимая хрупкие кулаки на коленях и глядя на него своими огромными, блестящими глазами, широко распахнутыми от изумления навстречу ему.

Когда он сидит этим вечером у себя в комнате в одиночестве и в сотый или тысячный раз обдумывает, как он скажет ей о том, что правду о своем прошлом он не говорил ни одной живой душе, не считая Риты, память которой он о том интервью благополучно стирает не без помощи обливейта, он осознает, что слова Гермионы, пусть и жестоки, зато правдивы.

Он струсил в тот день. Он испугался увидеть смерть зеленых глаз. Испугался быть отцом. Быть один. В тот миг было столько мыслей. Так много, много мыслей, что они парализовали его. Он убил Мелоди своим бездействием, но это лишь взгляд с одной стороны.

На самом деле в этой ситуации их было несколько.

И только Гермиона сама сможет их понять, когда разложит все мысли по полкам. Он не сможет ей объяснить так, чтобы это не выглядело оправданием.

Северус хочет дать ей понять это, но, когда выходит из комнаты, понимает, что девушки дома нет. Он впервые за все это время чувствует оглушающую пустоту внутри. Он успевает привыкнуть к ней в своем доме. К ее запаху, ее тихой походке, маленькой привычке оставлять по всему дому резинки для волос.

Он осознает в тот момент, что без нее этот дом слишком большой и пустой. И что ему тяжело оставаться здесь без нее.

Поэтому он и трансгрессирует к Поттерам, только из-за плохой погоды и неверной концентрации его отбрасывает на пару миль в сторону, и по метели приходится идти на своих двоих, потому что не остается иного выхода.

И вот он стоит здесь, в этой комнате, смотрит на нее, а сказать ничего не может. А вопросов так много. Так много. Он и злится на нее за то, что она уходит, но не предупреждает его, хотя он просил ее об этом, и печалится, что за столько времени они никак не могут прийти хоть к какому-то пониманию друг друга.

Он открывается ей, а она закрывается от него.

Почему все так сложно?

— Не смейте трогать ее, — вихрем подлетает к нему Джинни, просверливая в профиле лица мужчиныдыры.

Он, в свою очередь, без конца смотрит на Гермиону, которая по-прежнему смотрит на него в ответ.

— Даже в мыслях не было, миссис Поттер, — не глядя на девушку, произносит он.

Северус делает два несмелых шага вперед. Джинни синхронно делает это с ним, сжимая руки в кулаки. Джинни может и вдарить, если того потребует ситуация. Она — девушка боевая, ни на статус, ни на возраст, ни на положение смотреть на станет.

За друзей Джинни горой. Костьми ляжет, если придется. Особенно за Гермиону.

Северус все еще неотрывно смотрит на Гермиону. Взяла и сбежала из дома, а до этого столько дней отмалчивалась. Дейзи когда убегает из архива в Министерстве, хотя бы извиняется потом за это и сразу оказывается настроена на разговор.

— Вы ведете себя порой, — начинает он, — как ребенок…

Гермиона смотрит на него в ответ. В голосе Северуса нет холодности и чопорности, которые обычно всегда присутствуют в его речи. Гермиона обращает внимание, что он говорит с ней не так, как с Джинни.

Незнакомые нотки слышатся в его тембре. Это что… Тоска?

— Так она и не особо взрослая, мистер Снейп, — скрестив руки на груди, произносит Джинни холодным тоном.

Хотя девушка и опускает едкие комментарии, потому что хочет защитить подругу, пусть и не знает, от чего именно, они оба, находясь в одной комнате, выглядят сейчас так, словно Джинни здесь нет.

Девушка смотрит сначала на Северуса, затем на Гермиону. Она замечает, как они смотрят друг на друга. В этих взглядах есть что-то такое, что понятно только им двоим. Они словно разговаривают, не размыкая губ.

Это что-то совершенно новое, Джинни никогда не замечала, чтобы Гермиона хоть раз так смотрела на ее брата. Что же происходит в их доме за закрытыми дверями? Почему они стали оба так друг на друга похожи?

Северус делает еще шаг вперед.

— Что я делаю не так? — Откуда в его голосе столько тоски?

Гермиона чуть сжимает на коленях руки и смотрит в темные глаза своего мужа. Он впервые задает такой вопрос. Он впервые старается понять, почему у них ничего не получается, задавая вопрос вслух. Джинни этот вопрос также заводит в тупик.

Она даже не находит в себе силы что-то съязвить. Джинни смотрит на Гермиону. У той в глазах слезы кипят, но она не позволяет себе дать им волю. Джинни поражает всё, что она видит.

Кажется, не только Северус что-то сделал с Гермионой, но и она что-то сделала с ним.

Гермиона молча смотрит на него. Северус защищает ее на свадьбе Джинни и Гарри, он затыкает рот Пророку, хотя на тот момент Гермиона никем ему не приходится. Северус делает так, чтобы магическое сообщество замолчало. Они связывают себя узами брака.

Северус приводит ее в свой дом, показывает свою жизнь. Чопорную, холодную, штампованную правилами и порядками, но жизнь. Он рассказывает ей о своей дочери. Северус открывает ей двери в свое прошлое. Сознается в связях прошлого, пусть ее они и не касаются. Рассказывает о том, о чем никому никогда не рассказывал. О покойной жене.

А она сбегает в середине ночи в дом к лучшей подруге, пусть и понимает, что ничего не сможет ей рассказать.

Гермиона чувствует себя так паршиво, что не описать словами.

Ей стыдно, ей горько. Ей жаль.

Ей жаль.

Северус не выдерживает молчания первым.

— Идем домой, — он не требует.

Он просит.

Гермиона бросает взгляд на подругу, но Джинни сама пребывает в ступоре от всего, что происходит, поэтому лишь часто моргает, а после кивает подруге. Гермиона молча встает с места и направляется к камину.

— Мы трансгрессируем, — произносит Северус, протягивая Гермионе руку.

— В доме этого делать нельзя, — произносит Джинни не так грозно, как хотелось бы.

И куда подевался весь запас моего гнева?

— Я понимаю, миссис Поттер, — уже направляется он в сторону выхода.

Гермиона просто следует за ним. Она знает, что он собирается сделать, поэтому сразу встает по правую руку от него. Джинни его намерений не знает, поэтому тут же хмурится, делая шаг вперед.

— Там же мороз и метель, а она в домашнем костюме! — вспыхивает она.

О, а вот и гнев!

Вместо любого ответа Северус в то же мгновение снимает с себя мантию, с внутренними пуговицами которой возился мгновением ранее, после чего поворачивается к Гермионе и аккуратно надевает на нее плотную накидку, сохранившую тепло его тела.

Гермиона опускает взгляд и непроизвольно глубоко вздыхает, когда его запах мягким облаком окутывает ее тело. Северус застегивает на ней мантию, а она смотрит на его сильные руки и пуговки сюртука, вслушиваясь в только-только восстановившееся дыхание своего мужа.

Оказывается, ей становится спокойнее, когда он рядом. Это открытие поражает. Такого не было раньше. Несколько дней разлуки и отсутствия общения так повлияли? Не видеться столько времени, проживая под одной крышей. Это просто смешно.

— Увидимся, Джинни, — хрипло из-за долгого молчания произносит Гермиона, чуть кашлянув.

Девушка, до того момента внимательно за ними наблюдавшая, непонимающе приоткрывает рот. Она почему-то не испытывает теперь тревоги за подругу. Взволнованность есть, но это другое. Джинни видит, что Северус… защищает Гермиону?

— Да, пиши, если что, — отзывается она, скрестив на груди руки.

Они скомкано прощаются по второму кругу, потому что нормы поведения Северус соблюдает и также откланивается, после чего он протягивает Гермионе согнутую руку, когда они выходят во двор.

На улице страшно темно и бушует первая метель этой зимы, не собираясь сходить на нет. Северус морщится от кристаллических льдинок, летящих в лицо, и прикрывает рукавом рубашки лицо. Он чуть поворачивается к Гермионе.

— Держись крепче, — старается перекричать он шум ветра.

Девушка кивает и непроизвольно сжимается возле руки Северуса, закрывая глаза. Он слегка опускает голову, глядя на нее. Холод уже не беспокоит его, внезапное тепло молодой волшебницы пробуждает жар где-то глубоко внутри. Северус вздрагивает от этого чувства.

Что это со мной происходит? Может, я заболел?

Наверное, это и сыграло роль в том, что происходит дальше. Северус настраивается не на ту волну, думает о местоположении недостаточно четко, поэтому, трансгрессировав, они не попадают внутрь поместья, их отбрасывает магический барьер ворот, не позволяя войти.

Северус с размаху падает навзничь на спину, раскинув руки по сторонам. Снега успевает намести достаточно, он смягчает удар. Кажется, он ударяется затылком, но собственные неурядицы беспокоят его в последнюю очередь. Он тут же вскакивает на ноги.

— Гермиона! — в ужасе вскрикивает он, подбегая к ней. — Гермиона, вы целы?!

Девушка морщится, лежа с закрытыми глазами. Кажется, зимняя мантия смягчает удар вкупе с небольшим сугробом, поэтому она едва слышно согласно мычит. Северус отряхивает ее от снега и взмахивает палочкой, открывая ворота.

— Прости меня, — шепчет он, когда подхватывает ее и берет на руки. — Я виноват.

Он прижимает ее к себе и следует к дому. Гермиона обнимает его одной рукой за шею, прижимаясь ближе, и держит глаза закрытыми. Она не ударилась, только слегка напугалась, но она позволяет ему прикоснуться к себе, потому что странное желание оказаться в его руках затмевает все прочее.

Да что со мной происходит? Несколько дней назад мне было тошно находиться с ним рядом.

Гермиона непроизвольно сжимает теплую кожу его шеи, чувствуя мягкие темные волосы под пальцами. Она вспоминает день свадьбы, когда он также нес ее на руках. С того дня прошло несколько месяцев, и сейчас Гермиона чувствует разницу.

Ей хочется зайти в дом. Ей хочется, чтобы Северус держал ее в своих объятиях.

Он несет ее на руках на второй этаж и колеблется, когда останавливается возле двух комнат, находящихся напротив друг друга. Северус смотрит сначала на свою дверь, а после на дверь ее спальни. Он думает не так долго, но вскоре морщится, покачав головой, и локтем открывает дверь спальни девушки.

Моди появляется тенью возле него мгновением позже.

— Хозяин, чем я могу служить? — учтиво спрашивает шепотом она.

— Горячего успокаивающего чаю и ванную для моей жены. Срочно, — четко произносит он.

Гермиона слышит его слова, и от этого волосы на руках непроизвольно встают дыбом. Он никогда не называл ее своей женой. Вслух и при ней, если быть точным. Неожиданное обращение не пугает, ей даже приятно слышать это.

Северус усаживает ее на постель.

— Сидеть можете? — негромко спрашивает он.

Гермиона в тепле довольно скоро приходит в себя и смотрит в обеспокоенное лицо Северуса, освещаемое пламенем свечей на ее прикроватной тумбочке.

— Конечно, — спокойно замечает она. — Я не беспомощна.

Можно было сказать и мягче, но Гермиона так отвечает непроизвольно. Кажется, ее наблюдения не ошибочны. Она все чаще показывает свой характер и все больше походит на собственного мужа.

— Я бы никогда вас такой не назвал, — замечает он. — Позволите помочь?

Он указывает на влажную от растаявшего снега мантию, и Гермиона, на мгновение глянув на нее, снова смотрит на Северуса, после чего кивает. Он расстегивает внутренние пуговицы сам, его руки едва дрожат. Гермиона замечает это.

Повинуясь внезапному порыву, она прикасается к его холодным рукам своими. Гермиона впервые чувствует, что собственные ладони у нее прохладные и сухие. Либо она хорошо приложилась затылком после неудачной трансгрессии, что в голове все смешалось, либо она впервые чувствует некоторое подобие… комфорта?

— Я сама, — коротко произносит она, глядя ему в глаза.

Ее руки мягкие и хрупкие. Кажется, если сжать их слишком неосторожно, он сломает их, как крохотную фарфоровую фигурку.

Темные радужки мужчины блестят от света свечей. Он лихорадочно смотрит то в один ее глаз, то во второй, никак сконцентрироваться не может. Не может, потому что в первое мгновение после падения его чуть было не парализовала мысль о том, что он может потерять ее.

Это причинило ему почти физическую, больно пульсирующую за ребрами боль.

Он бы этого себе не простил. Не простил никогда в жизни.

— Хорошо, — также коротко отвечает он, продолжая сидеть возле нее.

Гермиона копается с пуговками на мантии, опустив вниз голову, и не знает, что Северус смотрит на нее. На неглубокую морщинку между ее сосредоточенно сведенных аккуратных бровей, на ресницы, которые отбрасывают едва заметные тени на ее щеки, на покрытые бледными поцелуями солнца крылья носа.

Так прекрасна.

Гермиона расстегивает пуговицы до конца и снимает с себя мантию, опустив влажный материал на колени. Когда она снимает ее, запах одеколона от его мантии снова окутывает ее коконом. В какой-то момент ей хочется остаться в этой полутьме и этом аромате.

Кажется, головой она и правда хорошо ударилась.

Она протягивает ему мантию. Северус принимает ее, едва коснувшись подушечкой большого пальца ребра ее ладони. В полутьме комнаты они сидят вдвоем в тишине, пока за окном бушует непогода. И слов почему-то нет. Никаких. Все они куда-то исчезают.

Словно остаются за пределами поместья на том самом месте, куда они падают.

— Гермиона, — внезапно произносит он, глядя на нее.

Девушка вопросительно вскидывает брови. Она даже не замечает, что впервые так расслаблена, что сидит, как нормальный человек, слегка сгорбившись. Неужели ей правда сейчас комфортно с ним?

Гермиона не замечает и второй странной вещи. Северус впервые в ее спальне. Он сидит возле ее постели на корточках, не отрывая взгляда. Гермиона понимает в какой-то момент, что не хочет спать одна. Эта мысль появляется внезапно.

Останься со мной.

Северус все еще смотрит на нее, сказать что-то пытается, но тут дверь в комнату открывается, и на пороге появляется Моди с подносом. Гермиона отводит взгляд, Северус тоже. Он поднимается на ноги, но про мантию, которую она ему протягивает, забывает, направляясь к двери.

— Доброй ночи, Гермиона, — посмотрев через плечо, произносит он.

Девушка кивает.

— Доброй, — глядя ему вслед, отзывается она.

— Моди, проследи, чтобы Гермионе всего хватало.

— Конечно, хозяин, — тут же кланяется она.

Только когда дверь за ним закрывается, Гермиона понимает, что делает осознанный вдох. Ох, Мерлин, что это со мной? Надеюсь, я не простыла. Чтобы избежать любой простуды, Гермиона просит Моди оставить чай на столе и направляться спать, а сама принимает ванну, выпивает две горячих чашки залпом и ложиться в постель.

Травяной чай, видимо, обладает сонным эффектом. Несмотря на все пережитые ситуации последних недель, Гермиона чувствует небывалое спокойствие и проваливается в сон довольно быстро. Она смотрит на пустую подушку рядом с собой и перед тем, как заснуть, в сознании мелькает внезапная мысль.

Я устала спать одна в такой большой постели.

Наутро она просыпается посвежевшей и отдохнувшей. Опасения по поводу возможной простуды оказываются напрасны. Она быстро собирается, снова не завтракает дома и выходит из комнаты. Не зря говорят, что утро вечера мудреней.

Сейчас она не хочет пересекаться с Северусом, поэтому, не оборачиваясь, сразу идет на кухню и входит в камин, исчезая в пламени.

Блейз опаздывает, и это хорошо. Гермиона успевает поправить макияж, поставить разогреваться кофемашину и морально настроиться к его приходу. Пророк она уже пролистывает, чтобы ознакомиться с последними новостями. Ничего интересного.

— Доброе утро, золотая девочка, — харизматично улыбается Забини, когда появляется в камине.

Девушка ставит сливки в холодильник и подходит за готовым кофе.

— Я просила так не называть меня, Блейз, — замечает она.

— Да брось, ты же золотая, — криво улыбается он, когда она протягивает ему кофе. — Спасибо.

Гермиона никогда не рассказывает о личной жизни и предпочитает не интересоваться чужой, поэтому, наверное, им с Забини довольно просто найти общий язык, потому что он придерживается той же позиции. Они заговаривают на какую-то отдаленную от работы тему, чтобы морально подготовиться к началу дня.

Когда Блейз вскидывает руку, чтобы посмотреть на часы, Гермиона сразу встает с места следом за ним. Пора начинать работать. Блейз открывает дверь своего кабинета, потому что они всегда так делают, после чего на мгновение оборачивается.

— Гермиона? — зовет он.

— Да? — реагирует девушка, оставляя в мойке пустую чашку босса.

Блейз ожидает, пока она повернется, но что-то ему подсказывает, что сделает она это только после того, как он скажет заветные слова.

— По поводу ужина, — сразу решается он. — Завтра в ресторане на углу двенадцатой и семнадцатой. Как идея?

Гермиона действительно оборачивается с распахнутыми глазами. Она до последнего считает, что он предлагает это тогда забавы ради. Она даже забывает о его предложении до этого момента. Неужели он правда этого хочет?

— Хорошая, — несколько раз кивнув, отзывается она.

В глубине души идея Блейза кажется ей просто странной.

— Отлично, — сияет он белозубой улыбкой. — Забронируешь стол? На шесть вечера.

— М, — на мгновение задумывается она, — да, конечно.

Забини кивает и скрывается в кабинете, сразу хватая в руки по телефону и снимая с них беззвучные режимы. Он дает Гермионе полчаса от начала рабочего дня, чтобы та забронировала стол и написала Джинни. Гермиона справляется за двадцать минут, и серая птица взмывает вверх с карниза их офиса.

— Леди, активнее выпады! — командует Джинни, прихлопывая в ладоши. — Держим ритм! Раз, два! Линда, я тебе считаю или кому?!

Команда разогревается перед тренировкой максимально продуктивно, чтобы разбудить все мышцы. Зимний период — не подарок, но игры отменяют только из-за сильного снегопада или бури, поэтому две следующие игры, которые пройдут в ближайшие два месяца, обязательно надо провести так, чтобы попасть на первую полосу Пророка.

— Активнее, я сказала!

— Джинни, — появляется закутанная мерзлячка из офиса рядом с Джинни, запыхавшись от быстрой ходьбы.

Девушка оборачивается, смахнув с огненного высокого хвоста несколько налипших снежинок, и смотрит на секретаршу.

— Что такое?

— Тебе письмо пришло, — протягивает она ей конверт.

— Спасибо, Конни, — принимает она его, — возвращайся в здание, для тебя тут слишком холодно.

— Спасибо, Джинни!

Секретарша тут же хрустит по снегу в сторону офиса, а Джинни, смахнув снежинки с бумаги, смотрит на адресата. Письмо от Гермионы. Может, что-то серьезное стряслось? Они вчера с Северусом уходят в метель на улицу трансгрессировать вместо того, чтобы воспользоваться камином. Глупости какие-то придумывают.

Гарри, когда возвращается и слышит о том, что произошло, вообще впадает в ступор, злится немного и даже расстраивается. Он давно не видел Гермиону, а такую возможность встречи упускает.

Джинни качает головой и разворачивает письмо.

— Чего она там зависла? — спрашивает ловец, делая приседания.

Линда с раскрасневшимися от упражнений щеками, также приступающая к приседаниям, смотрит на капитана и жмет плечами.

— Не знаю, — запыхавшись, отзывается она. — Спроси сам.

Парень оборачивается.

— Джинни! — зовет он. — Мы метлы можем уже в руки брать?! У меня все мышцы горят.

Девушка вчетверо сворачивает лист так, словно там написано что-то из рук вон страшное, потому что от лица капитана отливает вся кровь. Непонятно, что там за новости, но ловец уверен, что они не особо хорошие.

— Так, тебе еще подход на десять отжиманий от лавки за разговоры, Руди, — строго произносит она, возвращаясь в образ сурового капитана, — остальные за метлами!

Руди стенает, но идет к лавке, остальные участники команды выполняют новый приказ капитана. Только когда все отворачиваются, Джинни трет лицо ладонями и шумно выдыхает, опустив руки на пояс. Содержание письма выбивает почву из-под ног, заставляет пульс стучать в глотке, а руки облачиться в перчатки холодного пота.

Джинни решает все обсудить с Гарри прежде, чем принять или отклонить внезапный план на вечер субботы.

До конца рабочего дня Джинни старается обо всем этом не думать, но получается не особо хорошо. Она даже ловит себя на мысли, что начинает грызть ноготь на большом пальце правой руки, но тут же одергивает себя за это. Она просто ждет, когда закончится этот день, чтобы вернуться домой.

Гарри приходит с работы всегда в одно и то же время, поэтому она не удивляется странным звукам из камина гостиной. Только берет с собой чашку чая и, прожевав еще один крекер, на углеводную сладость которого она подсела, выходит к мужу, чтобы встретить его.

— Привет, милая, — нежно целует он ее в щеку, приобняв за талию. — Ты вкусно пахнешь, — замечает он.

Джинни усмехается.

— Крекер с кунжутом и яблочный гель для душа, — целует она его в ответ. — Привет.

— Ты уже пьешь чай? — снимает Гарри с себя пальто. — Ужинала?

Джинни отрицательно качает головой.

— Я не ужинаю без тебя, Гарри, — заверяет она. — Сходи в душ, я пока разогрею.

Гарри расцветает на глазах. Обрадовать его совсем просто. Интересно, как он отреагирует на новость позначительнее. Джинни пока решает дать Гарри поужинать, чтобы воспринимать новости на сытый желудок.

Так почти со всеми людьми работает. Голодный партнер — злой партнер.

Джинни ставит две тарелки на стол и садится на стул, опустив ногу на ногу. Она, конечно, для Гарри другую новость уже неделю вынашивает, но пусть будет эта. Она уверена, что Гарри воспримет ее с энтузиазмом и полным спокойствием, а вот про нее сказать такого нельзя.

— Вкусно как пахнет, — вытирая на ходу полотенцем волосы, замечает Гарри. — И когда ты все успеваешь?

Он вешает полотенце на спинку стула и, потянувшись, целует жену в лоб. Джинни улыбается, растворяясь в его ласке. Гарри сразу садится и берет в руки вилку. Девушке отрадно смотреть на то, как Гарри души в ней не чает.

Джинни не отличается спокойным характером. Сегодня у нее есть настроение готовить, а завтра будет пицца или что-то другое, что можно приобрести в доставке. Гарри такое устраивает, всегда устраивало, он даже сам иногда готовит.

Она же его прекрасная девочка, Джинни не обязана стоять на кухне целыми днями и готовить всякие изыски.

— Милый, на завтрашний вечер планы есть? — подождав, пока он съест добрую половину ужина, спрашивает она.

Гарри с упоением жует и поднимает взгляд, на мгновение задумавшись.

— Нет, кажется, — прожевав, отвечает он. — Есть идеи?

Джинни делает глоток чая.

— Да, есть одно интересное предложение, — начинает она издалека.

Гарри с энтузиазмом кивает, слушая жену. Джинни всегда приятно, что Гарри смотрит на нее во время разговора. Полное погружение в любую дискуссию дорогого стоит.

— Гермиона написала мне сегодня, что хочет поужинать с нами завтра вечером, — произносит она.

Гарри радостно улыбается, вскидывая брови.

— Это же прекрасно! — восклицает он. — Я так давно ее не видел! Прекрасная новость! Я только за!

Джинни улыбается в ответ, хотя главный сюрприз еще впереди. Она делает еще глоток чая, после чего ставит чашку на стол и берет в руки вилку.

— Она не одна нас зовет, — как бы невзначай добавляет она.

Гарри сначала слегка хмурится, а затем замирает с вилкой в руках, глядя на Джинни.

— Со Снейпом? — предполагает он. — Двойное свидание что ли?

— Нет, — заверяет Джинни, — вовсе нет. Не Снейп, нет.

Гарри облегченно выдыхает. Не готов он на двойные свидания такого типа. Он Гермиону-то толком не видел после замужества, а тут сразу в омут головой. Ему вообще пока крайне сложно представить ее замужем за бывшим деканом Слизерина. В голове не укладывается до сих пор, хотя несколько месяцев прошло.

Он по-доброму завидует Джинни, что та Гермиону видит чаще, чем он.

— С кем тогда? — спрашивает он, закладывая еще вилку ужина в рот.

Джинни чуть морщится, копаясь в ужине.

— Это… Блейз, — она безразлично жмет плечами, покачав головой, — Забини, кажется. Со Слизерина, помнишь?

Гарри удивленно расширяет глаза.

— Ничего себе, — кивает он. — Да, помню. Но он-то каким боком к нам причастен?

Джинни зябко ежится, что выдает ее тревогу. Гарри бросает взгляд на окно. Закрыто.

— Он сейчас замещающий начальник Гермионы, пока его отец в отъезде, — объясняет она, — а я общалась с ним в школе, когда…

Джинни впервые чувствует себя уязвимо. Она ненавидит это чувство.

— Когда мы год… Год с тобой не виделись, помнишь? — она снова хмурится, потому что эти воспоминания не приносят никакой радости.

Она тогда боялась, что Гарри никогда в жизни больше не увидит из-за этой треклятой погони за крестражами.

— Да, помню, — ему эти воспоминания тоже радости не доставляют. — Что ж, значит, мы все приятно проведем время. Конечно, мы сходим с ними поужинать, — улыбается он.

Джинни кажется, что вечер следующего дня наступает настолько быстро, будто кто-то включает перемотку времени. Она специально валяется в объятиях Гарри до позднего утра субботы, только бы поменьше думать и побольше получить ласки от любимого.

Джинни понимает, что Гермиона совсем ничего об этом не знает, потому что она ей не говорила. Никому она об этом не говорила, сама-то воспоминания заблокировала и не думала об этом целых пять лет.

На встречу идти придется, даже если не хочется видеть одного из гостей.

Джинни надевает коктейльное платье пудрового цвета выше колена с открытыми плечами и солнечным подолом, закручивает волосы в крупные волны, выбирает светлые туфли на каблуке в два дюйма, чтобы не быть выше Гарри, и делает себе легкий макияж.

Она и в любые другие вечера выглядит с иголочки, но сегодня ей хочется выглядеть воистину по-королевски. Джинни любит внимание к своей персоне, она знает, что красива, и активно этим пользуется, потому что любит видеть восхищение во взглядах проходящих мимо.

Самое главное для нее — в любом случае — видеть восторг в глазах Гарри. И ее радует, что это происходит и когда она с пучком волос и в домашних трениках, и когда она в элегантном платье с красивой прической.

— Ты просто великолепна, — на выдохе признается Гарри, стоит ей выйти в коридор.

Джинни, на ходу надевая сережки, улыбается широко и открыто. Каждая девушка бы отдала все на свете, лишь бы на нее смотрел ее любимый так, как смотрит на нее Гарри. Он никогда не скупится на комплименты, иногда даже ходит с ней по магазинам, если Гермиона не может, за что она его ужас как ценит.

Джинни может с уверенностью сказать, что Гарри — ее человек. Часть ее самой.

— Я готова, — берет она клатч в руки, — можем идти.

Блейз открывает дверь автомобиля, помогая Гермионе выйти. Она вкладывает руку в его ладонь, когда он протягивает ей свою.

— Спасибо, — улыбается она, поправляя платье. — Надеюсь, мы вовремя.

— Пунктуальности тебе не занимать, золотая девочка, — смотрит он на часы. — Без пяти до начала брони.

Гермиона чуть хмыкает, когда Блейз закрывает дверь автомобиля, и идет в сторону ресторана. Забини говорит номер брони, и хостес проводит их в необходимый зал. Миловидная девушка указывает им на нужный стол, и Гермиона сразу расцветает на глазах. Гарри и Джинни уже здесь.

Она идет по направлению к ним, сияя улыбкой. Гарри замечает ее первой и тут же улыбается в ответ, поднимаясь с места. Гермиона приветствует Джинни поцелуями в обе щеки, Гарри едва может устоять на месте от нетерпения, пока ждет.

— Гермиона! — весь светится он, заключая подругу в объятия. — Потрясающе выглядишь! Ох, я так давно не видел тебя! — обнимает он ее крепче.

— Гарри, привет, — прикрыв глаза, Гермиона чувствует волны теплого спокойствия в его объятиях.

Ох, как она скучала по нему!

Джинни смотрит на Блейза с деланным спокойствием, но за ребрами сердце стучит от волнения быстрее обычного. Он изменился. Выше стал, вытянулся, одет с иголочки. Даже взгляд парня стал другим. Более осмысленным и взрослым. Почти шесть лет прошло, нечему удивляться.

Друзья давно не виделись, Гарри и Гермиона уделяют друг другу максимум внимания, в это время Джинни делает несколько коротких шагов вперед и протягивает Блейзу руку. Он смотрит на нее не без восхищения и, чуть склонившись, целует тыльную сторону ее ладони, не отрывая взгляда от карих искрящихся глаз.

Она стала еще красивее, чем была. Как такое возможно?

— Джинни, — кивает он.

— Здравствуй, Блейз, — сдержанно произносит она, заставляя себя улыбнуться.

Без вина этот вечер ей не пережить, это точно.

Гарри жмет Блейзу руку и чуть хлопает его по плечу. Для парней это первая и, наверное, последняя встреча, потому что в дальнейшем общении они оба, как им кажется, не заинтересованы. Цель Гарри на этот вечер — создать приятные воспоминания своей супруге и увидеть Гермиону.

Забини для него, если честно, бесплатное приложение к столу, однако Гарри — парень тактичный, поэтому в разговорах этого вечера участвуют все. Найти общие темы для разговоров оказывается очень просто. Они говорят о работе, недвижимости, магии, учебе, путешествиях и киноиндустрии.

Личные темы не затрагивает никто. Плюс этого вечера.

Джинни старается поддерживать все разговоры, но то и дело ловит взгляд Блейза, хотя сама тут же свой отводит и делает небольшой глоток красного сухого. Джинни позволяет себе два бокала, от этого никакого вреда не будет.

Ужин оказывается крайне вкусный, все первые блюда, десерты и напитки в этом заведении на высшем уровне. Спустя пару часов начинает играть живая музыка, и Гарри протягивает Гермионе руку, приглашая на танец. Та отвечает согласием.

Общие разговоры — это, конечно, здорово, но она понимает, что Гарри с ней и наедине поговорить хочет. Они выходят на танцпол. Какое-то время они лишь молча качаются под музыку.

— Выглядишь ты прекрасно, Гермиона, — первый начинает Гарри. — Я очень беспокоился за тебя, мы давно не виделись, — в его голосе сквозит тревога. — Скажи мне, правильный ли выбор ты сделала? Для меня это важно, ты же мой лучший друг.

Девушка смотрит на друга. Правильный ли выбор она сделала? Она задает себе этот вопрос с того момента, как ее свидетельство о браке заламинировали с помощью магии, а ответ дать по-прежнему не может. Каждый раз появляются обстоятельства, которые влияют на ее ответ.

Она чуть качает головой, поджимая губы.

— Дай ему шанс, — внезапно произносит Гарри, понимая не сказанный вслух ответ.

— Шанс? — переспрашивает она.

Ее интересует ответ на другой вопрос, ответить на который сможет только Гарри.

— Скажи, ты смог бы дать шанс тому, — она подбирает слова, — кто не смог спасти человека, когда у него была такая возможность?

Гарри качается чуть медленнее, внимательно глядя на подругу и хмуря темные брови. Вопрос застает его врасплох, но он понимает, что конкретизировать Гермиона не станет, а додумывать самому ему не хочется. Если Гермиона не готова рассказывать, он не станет ее принуждать давать ответ.

Гарри недолго думает.

— Ты же дала мне шанс, — наконец отвечает он.

Гермиона останавливается, непонимающе глядя на лучшего друга.

— Седрик, — глядя на нее, произносит он. — Римус, Тонкс, Фред, Грозный Глаз… Сириус. Мне продолжать?

Девушка задыхается словами.

— Нет же, Гарри, это совсем другое.

— Вовсе нет, — качает головой волшебник.

Они так давно не говорили о последствиях войны, что каждое имя с болью отзывается на старых затянувшихся рубцах души.

— У меня была возможность спасти каждого из них, если бы не обстоятельства, Гермиона, — он смотрит на подругу долгим взглядом. — Порой мы что-то не делаем не потому, что не хотим, а потому, что не можем, — он недолго молчит. — Каждый шаг меняет будущее. Одно обстоятельство сменяется другим.

Гермиона сжимает губы. Гарри прав. Мерлин, он так невозможно прав! Если бы он спас Седрика, мог бы застрять на кладбище. Ринулся бы за Грозным Глазом, оказался бы в ловушке и был пойман. Если бы закрыл собой Сириуса в Министерстве… Нет, Гермионе тяжело даже думать об этом.

— И ты давала мне шанс каждый раз, Гермиона, потому что знаешь меня. Знаешь причины моих действий и их последствия, — он с грустной улыбкой смотрит на подругу. — Так что и мужу своему тоже стоит дать шанс.

Гермиона с благодарностью смотрит на друга.

И если на танцполе все хорошо, потому что Гермиона получает наконец совет, в котором так нуждается, то за столом сидят два человека, которых связывает общее прошлое, и им советов никто не дает, а второй бокал красного сухого у Джинни почти заканчивается.

— Ты потрясающе выглядишь, — первым нарушает неловкое молчание Блейз, глядя на девушку.

Джинни открыто смотрит ему в глаза, иронично вскидывая брови. Деланная вежливость не к месту, когда они вдвоем. Здесь нет сторонних глаз, этот разговор принадлежит только им.

— Зачем ты настоял на встрече? — в лоб спрашивает девушка. — Это же бессмысленно.

Блейз чуть кривит линию губ.

— Не бессмысленно, — качает он головой и тянет вперед руку, намереваясь коснуться кончиков ее пальцев.

Джинни убирает руки со стола и кладет их на колени.

— Блейз, это глупо с твоей стороны, понимаешь? — сердится она. — Прошло много лет, все это, — она быстрым взглядом осматривает ресторан, — полнейшая ерунда.

— Я хотел увидеть тебя.

Внезапное признание чуть пошатывает жесткий настрой девушки, и она на мгновение замолкает, теряя весь свой пыл. Она сглатывает, скрещивая на груди руки.

— Хотел встретиться, — добавляет Блейз. — Ты же не можешь отрицать, что тогда…

— Тогда была война, Блейз, — жестко произносит она. — Мы лишь помогли друг другу, — смотрит она на него. — Я была нужна тебе, ты был, — она замолкает, подбирая подходящие слова.

Не находит.

— Я был нужен тебе? — смотрит он на девушку.

— Ты был рядом, когда никого не было, — наконец произносит она.

Ворошить прошлое Джинни не хотелось ни при каких обстоятельствах. Была война, было страшно, было тяжело. Глупости совершали все, и она в том числе. Она не скажет никому об этом вслух, даже самой себе, но в тот момент Блейз был нужен ей.

Нужен, чтобы пережить все это и не свихнуться.

Это было всего пару раз, секс с ним лишь глушил слишком громкие мысли, которые сводили с ума. Это было нужно, чтобы забыться.

— Я хотел бы увидеться с тобой еще раз, — смотрит он на девушку.

В темно-карих глазах Забини сквозит надежда. Джинни сглатывает.

— Нет, — отрезает она. — В этом нет никакого смысла. Я люблю Гарри, Блейз.

Парень прочищает горло, глухо кашлянув и поправив галстук.

Она говорит это уверенно и четко, потому что это правда. По наивности она совершила глупость в школе, но как же сильно теперь она жалеет об этом. Не зря говорят, что последствия импульсивных поступков в прошлом порой тянутся за тобой до конца жизни.

— Школьные годы давно миновали, почти шесть лет прошло, — смотрит на него девушка. — Тебе пора бы двигаться дальше и забыть обо всем.

Джинни сильнее сжимает пальцами предплечья, чувствуя, как за ребрами гулко стучит сердце. Она смотрит в сторону. Этот вечер — самое абсурдное, что случалось с ней в последнее время. Блейз опускает локти на стол, чуть склоняясь вниз и глядя на девушку.

— Джинни, — негромко зовет ее парень.

Она не оборачивается.

— Джинни, я не хочу забывать.

Девушка медленно переводит на него взгляд. С танцпола возвращаются смеющиеся Гарри с Гермионой.

***

Гермиона делает глоток чая, спускаясь по лестнице. Воскресное утро спокойное, такого давно не было. Моди уводит Дейзи играть в снежных ангелов на задний двор, потому что снега намело за ночь довольно много, Северус все еще не выходит из своей спальни.

Девушка оглядывается по сторонам. На первом этаже дома она бывает только в столовой и на кухне, другие комнаты она совсем не обследует. Кажется, пришел этот день. В конце концов, ей не запрещено ходить по комнатам первого этажа.

Гермиона оставляет чашку на комоде в фойе и идет к одной из массивных дверей, дернув на себя ручку. Девушка хмурится. Закрыто. Почему везде все постоянно закрыто? Что на этот раз? Или, может, замок проржавел? Девушка дергает ручку снова. Безрезультатно.

Она цокает языком и идет к соседней комнате. Эта дверь оказывается открыта. Гермиона осторожно заглядывает внутрь. В светлом небольшом помещении окно занимает целую стену. Всюду висят картины, виднеются в углах комнаты статуи, стоит новенькая софа, на которую очень давно никто не присаживался, а прямо посередине комнаты…

Гермиона с придыханием восхищается и не может сдержать улыбки. Белое фортепиано, совсем новенькое, с блестящей лаковой крышкой стоит перед ней. Девушка подходит к нему, рассматривая каждую деталь. Она так давно не играла.

Кажется, прошла целая вечность с того момента, как она играла вместе с Роном в штаб-квартире Ордена. Девушка морщится от воспоминаний. Кажется, навыки у нее все еще остались. Она садится на стульчик подгибая под себя подол платья.

Гермиона почти с трепетом поднимает крышку и касается пальцем клавиши, внимательно вслушиваясь. Ох, оно даже не расстроено! Она пробегается по клавишам, вспоминая давно забытую мелодию школьных лет, которая представляет из себя собачий вальс.

Инструмент просто в идеальном состоянии.

Гермиона вспоминает одну чудную мелодию, которую давно не играла, и решается. Руки всегда помнят. Она опускает пальцы на клавиши, и вверх взмывает мелодия. Гермиона старается играть от сердца, механическая память работает превосходно, она помнит все ноты.

Мысли словно освобождаются, когда она снова начинает заниматься любимым, давно забытым делом. Девушка смотрит на беглые пальцы, играя с полным рвением и энтузиазмом. Голова свободна. Как хорошо. Повинуясь внезапному порыву, Гермиона поднимает взгляд и видит, что на пороге комнаты стоит Северус и неотрывно смотрит на нее.

Если бы ей было запрещено здесь быть, она бы… Она бы что? Все равно бы зашла, если быть откровенным. Что именно побуждает его снова так делать? Тихо подходить и вот так стоять и смотреть? Он удивлен музыке в доме? Поражен, что она играет? Или, может, он надеется ее смутить?

Гермиона смотрит на него в ответ.

Смутить меня? Боюсь, вас ждет разочарование.

Она не прекращает играть, опуская на клавиши взгляд. Гермиона замечает боковым зрением, как он проходит вдоль комнаты и останавливается недалеко от инструмента, наблюдая за ее игрой. Гермиона непроизвольно мысленно возвращается к вчерашнему разговору с Гарри.

Я всегда давала шанс Гарри, сама того не замечая?

Девушка бросает взгляд на светлые кисти рук ее супруга. Пальцами Северус отбивает ритм. Гермиона непроизвольно ухмыляется, приподнимая уголок губ. У него есть слух. Может, Гарри прав. И на деле все совсем не так, как ей кажется на первый взгляд.

Гермиона непроизвольно думает о том самом дне на пляже, когда произошел несчастный случай. Обстоятельства. Что бы произошло, если бы Северус поплыл за ней на глубину? Если бы он не успел? Если бы волны и его захлестнули? Она была далеко от берега.

Что, если бы он тоже в тот день сгинул в океане вместе с ней?

От страшной мысли бегут мурашки вдоль позвоночника, а волосы на руках встают дыбом. Гермиона понимает, что ее до слез пугает мысль о возможности потерять его. Потерять Северуса. Она облизывает губы, продолжая играть.

Что же со мной такое?

А Дейзи? Гермиона представляет, как маленькая девочка стоит одна на пляже в чудовищную жару, пока в океане дрейфуют тела ее родителей. Сердце сжимается. Вот о чем говорил Гарри. Обстоятельства. Одно вытекает из другого.

Гермиона сжимает губы. Северус вовсе не трус.

Какая же я глупая, Мерлин.

Северус все еще стоит рядом, отбивая ритм. Гермиона решается. Шанс. Она двигается на стульчике вправо, освобождая место. Не говоря ни слова вслух, она делает шаг навстречу к нему, потому что осознает одну простую вещь: она хочет идти ему навстречу.

Мужчина присаживается рядом и опускает пальцы на клавиши. Он умеет играть?

Импровизированный дуэт завязывается непроизвольно, в нем сталкиваются противоположности. Ее свет и его тьма, ее наивность и его жесткость, ее импульсивность и его стабильность.

Гермиона подстраивается почти моментально, глядя на его пальцы, бегло касающиеся клавиш. Ритм произведения растет, Гермиона чувствует рядом с собой жар его тела. Он касается ее предплечья, линии талии и левого бедра вплоть до колена. В животе странно екает.

Гермиона прерывисто вздыхает от неожиданности и скрещивает ступни под стульчиком. Она держит спину прямой, потому что всегда играет только так и никак иначе, но в какой-то момент ей хочется все бросить и отдаться этой композиции со всей страстностью.

В легкие попадает запах его одеколона. Бедро обдает жаром его тела. Гермиона сглатывает. В какой-то момент, она сама этого не ожидает, Северус убирает правую руку с клавиш и, перекинув ее за Гермионой, опускает ее на дальнюю правую часть клавиш, чтобы достичь необходимой тональности.

Жар его тела окутывает ее спину. Гермиона не может заставить себя посмотреть на него, чувствует только, как его дыхание колышет ее волосы, как запах одеколона слышится во всей, кажется, комнате, и как пульсация внизу ее живота усиливается.

Гермиона чувствует, как к щекам приливает стыд, когда она прикрывает глаза и, скрещивая ноги сильнее, чуть ерзает на стуле, распахивая губы. Игра смахивает на полное безумие, она смотрит на его руки, спину обжигает его теплом, рваное дыхание рядом сводит с ума.

Она до боли кусает губу, когда пульсация становится невыносимо жаркой, и до боли в коленках и на хрупких косточках щиколоток сжимает ноги, содрогаясь всем телом. Мелодия прерывается также неожиданно, как и начинается.

Гермиона едва заметно дрожит, закрыв глаза. Щеки девушки пунцовые, но она скрывается за водопадом распущенныхволнистых волос. Она дышит редко и рвано, во рту солоноватый привкус металла. Должно быть, она прикусывает губу.

Она не может заставить себя обернуться, чтобы посмотреть на него. Подскочившая температура тела постепенно начинает снижаться, и Гермиона чувствует, что жара возле левого бедра она больше не ощущает. Она оборачивается.

В комнате, кроме нее, никого нет. Верхние стекла слегка запотели, а она… Она, кажется, только что испытала свой первый оргазм от игры на музыкальном инструменте со своим мужем.

До конца воскресенья они больше не видятся. Гермиона снова проводит время с Дейзи, но мысли ее совсем далеко от обычных детских игр. Она думает о том, что произошло сегодня утром. Уложив Дейзи спать, она продолжает думать об этом и тогда, когда возвращается к себе.

Северус не ожидает ее уже целую неделю, дает, видимо, пространство, не настаивая на супружеском долге, в котором она изначально была не особо заинтересована. Ох, Мерлин, ты свидетель, Гермионе стыдно от собственных мыслей, но сейчас от предложения она бы не отказалась!

Однако его не поступает, поэтому Гермиона накладывает на балдахин своей постели оглушающее заклинание и снимает напряжение самостоятельно, сжимая губы, чтобы не издавать лишних звуков, и лаская себя, пока сама думает о том, что это с ней делает…

Да что со мной такое?!

Уснуть ей удается только к рассвету на пару часов. Сонливости она, что удивительно, совсем не чувствует. Собравшись на работу, она снова не застает Северуса с утра и направляется в Министерство.

Блейз только упоминает, как хорош был вечер в субботу, и моментально вливается в работу. Гермионе даже проще не разговаривать. Она пытается работать, пусть мысли ее и находятся далеко за пределами Министерства. Они остались в маленькой комнате с фортепиано.

День пролетает незаметно, даже мелкие неурядицы и пара скандалов на телефонных линиях не откладываются в памяти, потому что Гермиона поскорее хочет добраться домой. Домой. Она все чаще ловит себя на мысли, что поместье теперь ее истинный дом.

Гермиона возвращается точно по времени, принимает душ и делает легкий пучок на макушке. Они с Моди и Дейзи идут по традиции на кухню готовить ужин, но Гермиона то и дело смотрит на камин.

Сегодня Северус задерживается. Гермиона тревожится. Ужин они заканчивают точно в срок, Гермиона сначала готовит приборы в столовой, но вскоре понимает, что Северус действительно сильно опаздывает. Гермиона не хочет, конечно, с огнем играть, но решает сделать это.

Дейзи она сегодня кормит ужином в столовой, подложив ей на стул две большие подушки. Девчушка никак нарадоваться не может этому, все повторяет, что она, оказывается, уже совсем большая. Гермиона с безграничной любовью смотрит на девочку.

Дейзи совсем не избалована, ей приносят радости простые и обыденные вещи. Она — необыкновенная девочка.

Опасения о гневе супруга оказываются напрасны, они заканчивают с ужином, еще час играют, а затем Гермиона отводит Дейзи спать. Девушка тревожно смотрит на наручные часы. Ох, что-то он поздно сегодня! Она возвращается на кухню, в которой Моди заканчивает уборку, и отпускает пожилого эльфа спать, настаивая на том, что сама обо всем позаботится.

Моди с благодарностью кланяется и направляется спать.

На часах уже бьет десять, когда у Гермионы остывает в чашке чай, а в камине горят языки пламени. Девушка тут же поднимается на ноги, скрещивая на груди руки. Она, не подумав, надевает обычные пижамные штаны и приталенную светлую кофту с длинным рукавом. В доме прохладно.

Сейчас ей не особо есть дело до того, как она выглядит.

— Здравствуй, — немного нервно произносит она.

Северус ставит портфель на стол, с удивлением глядя на девушку.

— Добрый вечер, — кивает он, — я думал, вы уже спите.

Гермиона сильнее скрещивает на груди руки и прищуривается.

— Почему вы сегодня так долго? — у нее даже не дрожит голос, когда она задает вопрос.

А с чего бы ему дрожать? Ее муж задерживается на работе на четыре часа. Северус отряхивает ладони, обескураженно глядя на девушку. Она впервые так делает. Это… как вообще можно подобрать слово тому, что сейчас происходит? Она беспокоится? Она… что она чувствует?

— Мы закрывали дело мистера Болдвуда о магическом происшествии, — объясняет Северус. — Я его четыре месяца вел. Даже заседание хотели отложить, но комиссия настояла на закрытии дела сегодня, поэтому и задержался.

Северус говорит ей правду, он всегда только ее ей говорит, и Гермиона это чувствует. Она сразу расслабляется, потому что да, она его жена, но неуверенность в ней взрастил Рон, и теперь она пожинает плоды. Сорняки неуверенности все еще есть в ее саду, но она старается избавляться от них.

Да, грешным делом она думает о том, что Северус мог быть в кабинете одной несносной журналистки. Гермиона почему-то не понимает, что ее опасения бессмысленны, а эта женщина не стоит и ногтя на ее мизинце.

— Хорошо, — кивает она, направляясь к нему.

Северус старается понять ее эмоции. Она так спокойна, так расслаблена. Между бровей нет той морщинки, которая долгие месяцы не дает ему покоя. Она чувствует себя… в безопасности?

— Почему вы спросили? — задает он вопрос, чтоб понять ее.

Гермиона останавливается возле него, слегка приподнимая голову. В темных глазах мужчины озадаченность и немой вопрос. Гермиона учится читать его эмоции. Они у него, оказывается, есть. Просто язык его эмоций не всем понятен, а ей наконец попадает в руки необходимый словарь.

Девушка жмет плечами. Правду говорить не хочется.

— Время увидела, — слегка нахмурившись, кивает она. — Обычно вы… в начале седьмого уже дома.

— Уже дома, да, — зачем-то повторяет он, глядя в ее искрящиеся глаза.

Гермиона смотрит на него, сжимая пальцами предплечья. Желание сделать это появляется само. Дать шанс. Себе, ему. Им обоим. Девушка делает полшага вперед, врываясь в его личное пространство.

Гермиона чувствует его дыхание в своих волосах и тепло его тела. Она приподнимает голову. Северус смотрит на нее во все глаза, восхищаясь каждой чертой ее лица, но не подавая виду. Она осознает, что ни разу его не целовала за эти месяцы. Смазанный поцелуй в день свадьбы не считается.

Гермиона чувствует, что правда хочет этого, поэтому чуть тянется к нему, приподнимаясь на носочки, и, прикрыв глаза, склоняет голову. Она не делает это первой, боится все равно, поэтому пару мгновений стоит в нескольких миллиметрах от его губ, чувствуя его дыхание и касание кончика носа по своей щеке.

Поцелуй меня, чего же ты ждешь?

Северус уже хочет податься вперед, как вдруг на лестнице слышится топот ног. Гермиона сжимает губы, когда больше не чувствует его рядом с собой, и опускает пятки на пол, разочарованно сжимая челюсти.

Топот ног усиливается, и на кухню влетает причина сорвавшегося поцелуя.

— Папочка! — сонно восклицает Дейзи. — Я никак не могла уснуть, потому что тебя не увидела!

— Направляйся спать немедленно! — грубо прерывает ее Северус, сам того не замечая.

Гермиона хмурится, подходит к девчонке, губа которой тут же оказывается вздернута, и гладит ее по волосам, позволяя обнять себя за ногу.

— Незачем так кричать, — платит ему той же монетой Гермиона, чеканя каждое слово. — Она лишь хотела поприветствовать вас.

На одном желании далеко не уедешь. Его устои жизни, его холодное отношение к дочери и третирование домовика перечеркивают то немногочисленное хорошее, что Гермиона ищет в нем столько месяцев.

Она берет Дейзи на руки, крепко прижимая к себе.

— Идем, цветочек мой, я уложу тебя спать, — целует она ее в волосы.

Девочка сильнее обнимает ее за шею, пряча взгляд. Северус с болью в сердце наблюдает за тем, как они уходят. Гермиона возвращается в спальню крохи, зажигает свечу и помогает ей улечься.

— Вот так, — поправляет она ей одеяло.

Гермиона видит, что Дейзи расстроена. Неужели ей придется… Ох, розовые очки придется вернуть на место.

— Ты не расстраивайся из-за папы, хорошо? — гладит ее Гермиона по щеке. — Он просто устал на работе, он не хотел на тебя кричать.

Девчушка тут же расцветает на глазах и успокаивается. Вот у кого наивности не занимать, пусть жизнелюбию девочки стоит поучиться всем жителям этого дома. Дейзи вылезает из-под одеяла и ползет на коленках к Гермионе, обнимая ее за шею.

— Я люблю тебя, — внезапно произносит Дейзи, — мамочка.

Гермиона замирает с широко распахнутыми глазами и приоткрытым ртом. В глазах резко закипают слезы. Она называет ее мамой. Дейзи называет ее мамой. О, Мерлин… От переполняющих эмоций сжимается все в груди, когда Гермиона обнимает девочку в ответ.

— И я люблю тебя, Дейзи, — шепчет она в ответ, потому что знает себя: голос подведет, и она разрыдается прямо здесь.

Она гладит кроху по теплой спине и дышит глубоко и свободно. Гермиона непроизвольно снова возвращается мыслями к разговору с Гарри. Обстоятельства. Ком в горле мешает сглотнуть. Девушка выпускает Дейзи и гасит сразу свечу, чтобы малышка не увидела, как она растрогана тем, что произошло.

Гермиона целует ее в лоб и выходит из детской, плотно закрыв за собой дверь.

Девушка с завидной быстротой успокаивается и возвращается вниз. Ей хочется сказать Северусу, как он не прав в своем отношении к дочери, но, стоит ей войти, весь запал гнева куда-то уходит. Северус тут же поднимается с места и рассеянно смотрит на нее.

— Что я делаю не так? — беспомощно разводит он в стороны руки.

Настоящий разговор? Не прошло и года. Гермиона сжимает губы. Что не так? Твоя манера общения с дочерью, отсутствие всяких эмоций, третирование домашних эльфов. Это, пожалуй, основное. Больше всего Гермиону, конечно, беспокоит Дейзи.

Она у нее на первом месте.

Наверное, еще в тот день, когда она находит ее в Министерстве, заплутавшей на этажах, Гермиона уже понимает, что эта девочка будет у нее на первом месте.

Гермиона не отвечает.

— Осень прошла, — продолжает он, — идет вторая треть зимы, а мы по-прежнему живем так, будто чужие люди.

Девушка скрещивает на груди руки. Надо чем-то себя занять. Ответ приходит сам, ей надо сварить еще «маленького маминого помощника». Девушка подходит к двери, которую держат запертой от Дейзи, дергает ее на себя и заходит внутрь.

В кладовке зельевара места хватит и для двоих, но Северус не заходит, останавливается на пороге.

— Гермиона, скажите мне, что я делаю не так, — в его голосе почти мольба.

Она не может заставить себя сказать и слова. Только берет ингредиенты, стоя к нему боком и прекрасно зная, что он смотрит на профиль ее лица. Гермиона понимает, что собственный муж начинает ее привлекать, но его поведение ее снова отталкивает.

Парадокс, черт возьми.

— Вы не улыбаетесь, — продолжает вести он свой монолог, — не смеетесь… Проводите время только с домовиком и Дейзи. Почему?

— Я не знаю, — резко на выдохе произносит она, бросая в котел пучок сухоцветов.

Она все прекрасно знает.

— Вы боитесь меня?

Вопрос звучит ужас как безысходно, но на то есть свои причины. Он же сам сделал это с ней. Как и она. Все эти вопросы… Это она сделала с ним, даже не подозревая об этом. Гермиона молчит какое-то время, а после решается.

Он хочет знать, что делает не так?

Пожалуйста.

— Вы почему Дейзи не любите? — резко развернувшись, задает она вопрос, сверкнув глазами.

Северус хмурится, прежняя холодность в глазах возвращается на место.

— С чего вы взяли? — в том же тоне спрашивает он.

Гермиона сжимает пальцами столешницу, чтобы была опора.

— Вы вечно гоняете ее, точно собачонку, — злится она. — Она — ребенок, живой человек. И она бесконечно любит вас, — захлебывается Гермиона словами. — Откуда в вас столько жестокости и хладнокровия по отношению к ней?

Северус резко выставляет вперед указательный палец.

— Не говорите так, — требует он. — Вы ничего об этом не знаете.

Гермиона вспыхивает.

— Я знаю! — кричит она. — Я все прекрасно знаю! Вы — один из тех, кто считает, что ненависть проще, чем любовь, — выдает она. — Вам проще, чтобы собственная дочь вас ненавидела, чтобы не ранить себя, когда она уйдет. А она уйдет, если вы не прекратите так себя вести! Уйдет, когда ей даже не будет пятнадцати!

Северус удивленно смотрит на Гермиону. Неужели кто-то впервые видит причины его поступков? Она действительно сама осознает, почему он так делает? О, Мерлин… В его голове это все звучит куда лучше, пусть суть одна и та же.

— Это эгоистично! У всех тяжелая жизнь, как вы не понимаете, — никак не может остановиться она. — Совсем необязательно проецировать собственное прошлое на будущее единственной дочери!

Поглощенная эмоциями, Гермиона слишком сильно взмахивает рукой, не замечая, как сбивает с полки пузырек с каким-то зельем. Он разбивается у нее под ногами, но ни Гермиона, ни Северус внимания на это не обращают.

— Я не просил вас, — чеканит он, стараясь скрыть эмоции и гулко долбящее в глотке сердце, — проводить на мне психоанализ. Вам неизвестно мое прошлое, о котором вы так громко говорите. Вы не знаете меня.

— А вы не знаете меня, — в той же мере холодно произносит она, скрестив на груди руки и глядя ему в глаза.

Они молча сверлят друг друга взглядами. Маленький мамин помощник непоправимо испорчен, придется варить заново, а в крохотной комнатушке запах одеколона Северуса слишком сильный. Гермиона фыркает.

— Вот это гармония, — саркастично выдыхает она, сильнее скрещивая на груди руки.

Северус непонимающе хмурится.

— Что?

— Гармония, — повторяет она. — Вы же именно это мне обещали тогда, — смотрит она на него. — Сосуществовать в гармонии.

Северус злится. Злится на эту тесную комнату, на свои пустые, нарушенные обещания и, в первую очередь, на себя самого. Он сжимает губы и чуть морщится.

— В следующий раз используйте не такое баснословное количество ваших духов, Гермиона, — резко выдыхает он. — В доме нечем дышать.

Не давая ей вставить слово, Северус разворачивается и уходит. Они словно два глупца. Только кричат друг на друга, а поговорить нормально не могут. И оба, точно дети. Ни она, ни он о собственных чувствах говорить не умеют.

Гермиона чувствует, как от безысходности гудит в груди. Слез нет, только зияющая пустота за ребрами. Она снова резко выдыхает носом, потому что очень яркий отголосок запаха одеколона Северуса все еще здесь.

Девушка наклоняется над разбившимся зельем и, взмахнув палочкой, чтобы не порезаться осколками, поднимает пузырек вверх. Прищурившись, Гермиона старается прочесть, что за название у зелья, и не опасно ли ей сейчас находиться в комнате.

Как только пузырек поворачивается к ней этикеткой, Гермиона в изумлении распахивает губы. Ответы на все вопросы приходят сами. Убрав котел с недоваренным зельем, девушка выключает свет и выходит из комнаты, направляясь на второй этаж.

На столешнице в подсобке зельевара лежат осколки от разбившейся бутылки с Амортенцией.

Комментарий к 11.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 12. ==========

Комментарий к 12.

Приятного прочтения! Первую часть главы обязательно читаем с этой композицией: **Fire In The Water - Feist**

Гермиона поднимается на второй этаж, перешагивая через одну ступеньку. В горле стучит сердце, и девушке впервые не хочется, чтобы ритм был ровнее. Внутри все дрожит от осознания. Она помнит урок профессора Слизнорта на шестом курсе, знает, что из себя представляет разбившееся зелье.

Понимает, что происходит.

Осознание подкрадывается незаметно. Кажется, они оба за бесконечными перепалками не принимают очевидного. Они живут под одной крышей, носят одну фамилию, едят за одним столом. Да, прошло много времени, но это, кажется, происходит.

Гермиона осознает, что, кажется… Влюбляется в собственного мужа.

Она останавливается напротив двери его комнаты, сжимая кулаки и переминаясь с ноги на ногу. Гермиона кусает губу. Зайти сейчас? Без приглашения и ожидания? Открыть дверь и войти, потому что это необходимо? Девушка зажмуривается, впиваясь короткими ногтями в ладони.

Внезапный страх побуждает мурашки пробежать вдоль позвоночника и утонуть в ямочках на пояснице. Девушка резко выдыхает, прислушиваясь. По ту сторону двери спальни супруга слишком тихо. Может, он ушел в ванную? Или уже лег спать?

Полоса света под дверью помогает ей понять, что ответ на второй вопрос отрицательный.

Гермиона осознает, что боится. Она разворачивается и входит в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Сердце стучит по ребрам, мешая нормально дышать. Тело бросает в жар.

Гермиона не может стоять спокойно, не может нормализовать дыхание. Она начинает мерить шагами комнату. Сжимая левой рукой правое предплечье, девушка нервно покусывает подушечку большого пальца. Ей жарко, совсем не дышится. Она подходит к окну и, отдернув штору, открывает его.

Морозный зимний воздух врывается в помещение.

Гермиона распускает пучок волос и старается глубоко дышать, чувствуя, как мороз обжигает глотку. Ей приходится снять домашний костюм и надеть белую сорочку, чтобы стало прохладнее. Это не спасает.

Успокоиться не получается. Она понимает, что меняется. Понимает, что он делает это с ней. Гермиона не может отрицать, что и сама влияет на собственного мужа. Даже в самых странных своих фантазиях Гермиона такого исхода в собственной жизни никогда не предполагала.

У нее был план, четкий план. Получить образование, найти работу, выйти замуж за Рона и завести с ним семью. План — отвратительный, Гермиона сейчас это понимает. Глаза ей открывает на все это ее импульсивность, которая вкупе с наивностью приводит ее в жизнь Северуса.

Если раньше Гермионе казалось, что это — самое глупое решение в ее жизни, сейчас она так не считает.

Она хочет быть частью его жизни, хочет стараться работать над ней, над их браком. Она даже ругаться с ним любит, как бы это сейчас ни прозвучало. Больше всего на свете любит, пусть и не осознает до конца. Да, ему тяжело понимать людей, тяжело понимать женщин, но он старается. Гермиона это видит.

Видит, потому что он старается ради нее.

Намотав по комнате еще три круга, девушка понимает, что действительно не может больше ждать. Шанс. Попытка. Нужно что-то менять, потому что иначе чувства, которые она не принимает до сегодняшнего момента, так и останутся в ней, сгниют глубоко внутри и станут трухой, а она так и не сможет понять, каково это…

Любить своего мужа.

Гермиона решается. Подлетев к выходу, Гермиона дергает ручку двери на себя и замирает, широко распахнув глаза. На пороге своей спальни с открытой дверью стоит Северус. Они смотрят друг на друга с немым изумлением в глазах.

Северус уже успевает побывать в ванной, поскольку на нем та самая белая ночная рубашка и темные домашние штаны. Видимо, ему тоже не удается успокоить даже после душа свои мысли, а о сне вообще не может быть и речи.

Кажется, собственных порывов они оба не понимают, поэтому смущение тут же вспыхивает на щеках Гермионы. Северус сжимает ручку своей двери. Неловкость такая ощутимая, что кажется, будто можно протянуть руку и сжать ее между пальцами.

Мужчина чуть кашляет.

— Доброй ночи, — коротко и тихо произносит он, делая шаг назад и закрывая дверь.

Коридор погружается во мрак с правой стороны. Гермиона заторможено смотрит на закрытую дверь. Сколько же еще они будут бояться жить? Одна часть Гермионы хочет сделать точно тоже самое: закрыть дверь своей спальни и остаться в ней, сжираемая собственными мыслями. Другая часть…

Другая ее часть, та самая, что засыпает в ней после войны не без помощи удушающих обстоятельств неудачного партнера, решается сорвать с себя оковы именно сейчас. Именно поэтому Гермиона шагает в коридор, хотя у нее дрожат колени.

Именно поэтому она поднимает ледяную руку и, не давая себе подумать еще раз, стучит в его комнату. По ту сторону двери тишина. Гермиона сглатывает, прислушиваясь. Ох, да я сейчас отключусь из-за волнения!

— Да? — слышится удивленный и неуверенный приглушенный ответ.

Гермиона понимает, что назад дороги нет, пусть все ее существо и трясет от переживаний за исход ее очередной импульсивности. Она нервно облизывает пересохшие губы и давит на ручку двери, толкая ее вперед.

В комнате горит всего три свечи на прикроватной тумбочке, шторы плотно закрыты, потому что он не терпит дневного и ночного света, постель еще не разобрана. Северус поднимается с кресла и, едва заметно дрогнув, смотрит на девушку.

Гермиона закрывает за собой дверь и прислоняется к ней спиной, заложив руки назад, чтобы не видно было, как ее трусит. Она впервые заходит в его комнату за эти месяцы без приглашения. Она впервые здесь не потому, что надо ему, а потому, что надо ей. Надо им.

Им обоим.

Северус сглатывает, рассеянно глядя на нее.

— Я, — он чуть кашляет; голос подводит, — я не… Не ожидал вас сегодня.

Гермиона слышит собственный пульс. У нее еще по сердцу в каждом ухе. Она чувствует, как от бешеного сердцебиения у нее всякий раз подскакивает кулон, висящий на шее. Девушка смотрит на него в ответ и распахивает губы.

— Я знаю, — негромко произносит она.

Гермиона не понимает, что еще ей сказать и нужно ли это делать. Она отталкивается пальцами от двери. Кажется, будто у нее в каждом из них по дюжине иголок. От нервного напряжения все покалывает. И это если не брать во внимание, что внутри у нее все горит, а по факту она ледяная.

Девушка делает несколько несмелых шагов вперед, глядя на него. Северус неотрывно смотрит на нее в ответ. Гермиона впервые видит, как быстро и ярко меняются эмоции в его глазах. Это и смятение, и некоторая неуверенность, и восхищение, и… Что-то еще, чего она не может разобрать.

Кажется, по предмету «Снейп» у нее есть все шансы получить долгожданное «Превосходно» в недалеком будущем.

Она останавливается возле него, не поднимая взгляд. Чувствует только его неровное дыхание в своих волосах. Ладони дрожат. Гермиона зажмуривает на мгновение глаза и делает еще полшага вперед, врываясь в его личное пространство, после чего осторожно поднимает руки и кладет их на его грудную клетку.

Гермиона чувствует, как он замирает, и видит, как подпрыгивают подушечки ее пальцев на его хлопковой рубашке. Кажется, нарушенное сердцебиение не только у нее. Гермиона нерешительно поднимает голову. Северус смотрит на нее все это время, не отрываясь.

Сказать бы хоть что-то. Хоть что-то. Однако язык не слушается, да и мысли превращаются в кашу. Гермиона не знает, как ей быть дальше. Она смущена, она почти не контролирует то, что делает.

Помоги мне понять тебя, чтобы я смогла помочь себе.

Он словно слышит ее мысли.

Подняв руку, он медленно ведет ладонью по ее предплечью, спускается к локтю, ведет по внутренней стороне руки и осторожно обхватывает ее пальцы. Потянув девушку за собой, Северус, не отрывая от нее взгляда ни на мгновение, идет спиной вперед к постели.

Гермиона следует за ним.

Он даже моргать боится, смотрит на ее эмоции так, словно это самое важное, что только существует в этом мире. На ее едва подрагивающие губы, редкое дыхание, взволнованно распахнутые блестящие глаза, ямочку на подбородке.

Северус помогает ей улечься на постель, приподнимая подол ее сорочки и не отрывая от нее взгляда, а после делает снова все так, как это происходит обычно. Он уже хочет перевернуть ее на живот, как вдруг Гермиона прерывисто вздыхает и ловит его руку, чуть сжимая пальцы.

От неожиданности он замирает.

— Нет, — качает она головой, поджимая губы, — нет, не так…

Северус хмурится, старается понять ее. Гермиона берет его за руку и спускает ноги с постели, поднимаясь на них, после чего теперь сама ведет его за собой. Он слепо следует за ней. Гермиона подводит его к софе и побуждает сесть. Северус слушается.

Как бы странно это ни прозвучало, но Гермиона привыкает к сексу с собственным мужем в обыденном смысле этого слова. А вот что касается желания, тактильности и поцелуев… Здесь сложнее. Над этим следует работать, только постепенно, не все и сразу.

Гермиона делает шаг вперед и, приподняв подол сорочки, садится на него сверху, обхватив ногами бедра. Северус обескуражен всем, что происходит. Сам процесс — вещь несложная, сейчас Гермионе хочется почувствовать Северуса. Они оба в одежде, оба смущены и оба скрывают свои истинные эмоции.

Им предстоит огромная работа.

Гермиона нервно облизывает губы, устраиваясь ровнее. Лицо мужа непривычно близко, от чего сердце заходится все быстрее. Девушка смотрит ему в глаза.

— Я хочу, — она говорит тихо, знает прекрасно, что он слышит, — видеть твое лицо…

Первое откровение срывается с языка далеко не непроизвольно, Гермиона вынашивает эту мысль долгое время. Она хочет теперь видеть его, хочет слышать, хочет чувствовать. Хочет, чтобы он испытывал то же, что и она.

— Мне погасить свечи? — негромко спрашивает он.

Они всегда делают это в темноте, только ночью, только в постели, а она всегда лежит животом вниз. Пора с этим заканчивать.

Сегодня все будет иначе.

— Нет, — качает она головой.

Я хочу видеть тебя.

Неожиданный ответ вынуждает Северуса удивленно распахнуть глаза. О, Мерлин, что же происходит с ними обоими?

Гермиона сжимает пальцами спинку софы по обеим сторонам от его лица, чтобы была опора, и, удерживая равновесие пальцами ног в мягком материале, начинает плавно двигаться на нем, качая бедрами. Северус рвано выдыхает, закрыв глаза.

Девушка покрывается мурашками от ответной реакции. Мерлин, значит, все правда. Значит, он действительно что-то чувствует к ней. Он чуть откидывает голову на спинку, когда она проделывает это снова, и касается пальцами ее щиколоток, слегка сжимая их пальцами.

Гермиона чувствует, как мурашки бегут снова по всему телу, даже на коже головы. Обычные прикосновения вызывают у нее такой трепет. Ей не кажется, что все дело в недостатке любви в последние годы ее жизни, просто она наконец получает прикосновения от необходимого человека.

Она смотрит на него, наблюдает за эмоциями. Смотрит на распахнутые губы, на то, как он слегка морщится от переизбытка незнакомых чувств, как смотрит на нее в ответ. Гермиона чувствует, как тянет внизу живота.

Разум еще можно обмануть, а вот с собственным телом все куда сложнее.

Гермиона распахивает губы, вырисовывая бедрами восьмерку, и шумно выдыхает, понимая, что так просто у них все сегодня не закончится. Она понимает, что хочет Северуса. И чувствует, что он тоже хочет ее.

Остановившись, Гермиона тянет руки вниз и, приподнявшись, продолжает смотреть в глаза мужа, не прерывая с ним зрительного контакта. Это кажется ей куда интимнее того, что происходит между ними сейчас.

Гермиона насаживается сама, резко выдохнув одновременно с Северусом от неожиданно накрывших с головой ощущений. О, Мерлин, неужели это происходит… Гермиона, не сдержавшись, искренне улыбается, когда начинает двигаться.

Кажется, она наконец расслаблена. Она чувствует себя комфортно. Она мокрая и радуется этому так сильно, что ей становится неловко. Северус почти задыхается от увиденного. Гермиона улыбается. Открыто, ярко и искренне.

Улыбается ему. Улыбается из-за него.

Гермиона двигает бедрами, сжимая руками спинку софы, и чувствует бешеный жар по всему телу. Она убирает рукой за ухо волосы и хватается за спинку снова, часто и рвано дыша. Северус обхватывает пальцами ее бедра, слегка их сжимая.

Желание накрывает сильнее. Гермиона склоняет голову вправо, останавливаясь невозможно близко возле его губ, но не предпринимает попытки поцеловать его первой. Это странно, это, в некоторой мере, удивительно, но поцелуй с ним Гермионе кажется самым важным этапом из всего, что может быть.

Это единение не физических составляющих, а столкновение душ. Гермиона не уверена сейчас в том, что поцелуй должен случиться. Нет, это другое. Это странно, но это так. Поэтому она лишь дразнит.

Дразнит себя и его, оставаясь непозволительно близко к нему, чувствуя его дыхание на своих губах, но не позволяя ему к ним прикоснуться. Жар становится невыносимым, хочется быстрее, ярче и искреннее.

Он словно в очередной раз слышит ее слишком громкие мысли. Ладони Северуса скользят по ее бедрам, он поддевает большими пальцами сорочку и тянет ее вверх. Гермиона поднимает руки, позволяя ему снять ее с себя.

Северус с восхищением смотрит на изгибы ее тела, на аккуратную грудь, тонкие руки. Она насаживается еще раз, но ей тоже мало. Ей мало его. Она комкает в руке его рубашку на груди и чуть тянет на себя, побуждая отодвинуться от спинки.

Он понимает ее намерения, сам поднимает руки, помогая ей снять с него рубашку, которую она сразу бросает в сторону. Горячие тела обдаются волнами прохлады комнаты, мурашки лишь на мгновение появляются на коже, но тут же исчезают обратно.

Северус сжимает ее бедра, впиваясь в них пальцами, и насаживает сам, чуть склоняясь вперед и прикусывая кожу на ее ключице. Гермиона, не сдержавшись, стонет в голос, распахивая губы и запрокидывая вверх голову. Она жмурится, когда обхватывает Северуса за шею одной рукой и снова склоняется к нему.

Они дразнят друг друга, доводят до края своими способами.

Северус то отдается тактильности и ведет руками вдоль ее спины, сжимая нежную кожу на лопатках, то хватается в поисках опоры за софу, словно снова вспоминая о том, что прикосновений не выносит. Однако очевидного он отрицать больше не может.

К своей жене он хочет прикасаться. Хочет смотреть на нее, хочет открыться ей.

Гермиона не позволяет сознанию отключиться только в тот момент, когда она снова рассыпается в ощущениях и тянется к его губам. Прикосновения собственного мужа вызывают незнакомый до сегодняшнего дня трепет, ее это и немного пугает, и доводит до бешеных эмоций глубоко внутри.

Гермиона чувствует, как подрагивают ноги от усталости. Обычно они никогда так долго не занимаются сексом. Это вызывает еще одну непривычно искреннюю улыбку.

— Идем, — сбивчивым шепотом выдыхает она, хватая его за руку, — давай.

Северус помогает ей подняться, видит, как покраснела с непривычки кожа девушки под коленями. Она оглядывается по сторонам в поисках подходящего места, но никак не может определиться. Северус делает выбор сам.

Потянув девушку на себя, он подхватывает ее под бедра, вызывая сдавленный вздох, и несет на руках к туалетному столику. Гермиона обхватывает его шею рукой в поисках опоры и не прекращает смотреть в его блестящие, наполненные искренним желанием глаза.

Северус усаживает ее на столик, сбросив какие-то склянки на пол, и устраивается между ее разведенных в стороны ног, обдавая жаром своего тела. Гермиона почти скулит от бешенных ощущений, когда он входит в нее, сразу задавая ритм.

Всякие склянки и баночки дребезжат, большая часть падает с туалетного столика вниз, а само зеркало вот-вот упадет и разобьется на сотни осколков, но они оба словно не замечают этого. Северус подхватывает ее под коленом левой ноги, меняя угол входа, и девушка стонет ярче, зажмуривая глаза от удовольствия.

И оно срывается с языка само.

— Ох, — едва цепляется она одной вечно соскальзывающей рукой за край столика, — Северус…

Он замедляется почти сразу, с немым изумлением в глазах и сбившимся ко всем чертям дыханием глядя на Гермиону. Он до последнего думает, что ему это просто кажется. Девушка и сама от себя не ожидает такого, потому что… Потому что прошло больше четырех месяцев после брака, а она только сейчас впервые к нему обращается.

По имени.

От неоднозначности ситуации изнутри разрывают эмоции. Он все еще смотрит на нее, изучает каждую черту ее лица в этот момент. Она сказала это, потому что… Она счастлива? От осознания в глотке встает ком.

Северус смотрит на бисеринки пота на ее ключицах, на растрепанные волосы, искрящиеся жизнью глаза, алые щеки и… И на ее улыбку. Мерлин, она так прекрасна. Так прекрасна. Девушка видит его состояние, она его… Ошеломила?

Приятное чувство. Потрясающе приятное чувство.

Гермиона настолько сейчас преисполнена всем, что происходит, что решает не останавливаться на достигнутом. Убрав прядь темных волос мужа за ухо, Гермиона чуть склоняется к нему, обхватывая ногами сильнее, и, облизнув губы, тихо произносит:

— Не останавливайся, — она слышит его прерывистый выдох, — Северус…

Он чувствует, как от ее голоса по телу бегут мурашки. Это взрывает все остатки самоконтроля, и несчастный туалетный столик определенно будет вынужден отправиться в утиль, если они еще хоть раз решат выбрать его в качестве опоры.

Гермиона больше совсем не сдерживается, она выпускает все эмоции разом. Она жмурится, скулит, стонет, выгибается навстречу своему мужу. Северус сжимает пальцами ее кожу, вбивается ярко и резко на всю длину, сам того не ожидая. Он порой замедляется, проверяет, не делает ли ей больно своей непонятно откуда взявшейся жесткостью, но она только кивает, несколько раз кивает, а затем…

Просит еще, подаваясь навстречу ощущениям.

В этот раз его помощи почти не требуется, он совсем недолго стимулирует ее, чтобы Гермиона достигла пика, после чего позволяет и себе закончить начатое. Гермиона прикасается своим лбом к нему, опустив левую руку на его плечо. Дыхание сбито ко всем чертям.

Они оба задыхаются от горячего воздуха в комнате, оба мокрые и липкие, Гермиона даже чувствует, как по кончику носа стекает бисеринка пота. Она не торопится ее убирать, только старается нормализовать дыхание, прикрыв глаза, пока сама все еще находится в его руках.

Северус медленно выходит из нее, опускает руки по обеим сторонам от нее, опираясь на туалетный столик. Он все еще прикасается к ней своим лбом, не намереваясь прекращать это неожиданное единение так скоро.

Он чувствует ее дыхание, жар ее тела. Чувствует отдачу, которой прежде почти никогда не было. Мерлин, как же это случилось с ними? Как такое случилось с ним? Он прежде не испытывал такого всепоглощающего желания. Никогда, Мерлин свидетель, никогда в жизни. Северус долго бегает от этой мысли, но…

Я что, влюблен в свою жену?

— Мне надо к себе, — первой нарушает молчание Гермиона, когда первичная пелена желания спадает, и грязная реальность возвращается на место.

Гермиона чувствует безбожную липкость всего тела, на внутренних сторонах бедер влажно, ей надо в душ, ей надо все обдумать и, черт возьми, ей надо одеться! Северус словно ощущает ее смущение, убирает одну руку и не хочет смущать ее сильнее, поэтому не поворачивается к ней лицом.

Гермиона на дрожащих ногах подходит к софе и берет с пола свою сорочку, накидывая на себя и вытаскивая волосы из-под ворота. Глядя в спину своему мужу, Гермиона сначала сильнее смущается, заливаясь краской, а затем в какой-то момент думает о том, что… Душ и у него есть, а у нее есть возможность уснуть в постели не одной.

Она прикусывает губу.

Нет, нужно думать о последствиях. Надо все сначала переварить.

Северус все еще стоит спиной к ней, вслушиваясь в каждый ее шаг. События сегодняшнего вечера обескураживают его, выбивают напрочь из колеи. Его руки по-прежнему подрагивают. Северусу кажется, что он все еще чувствует мягкость ее кожи.

Она негромко желает ему спокойной ночи и выходит из комнаты, тихо закрыв за собой дверь, а он желает ей того же в ответ. Оба понимают всю бессмысленность этих слов почти моментально. Северус оборачивается назад.

В комнате слышится непривычная смесь из запаха ее духов, его одеколона и секса. Северус впервые за долгое время решается проветрить комнату сам. Обычно этим занимается Моди, пока он на работе, но сегодня следует сделать исключение.

Он надевает на себя рубашку, потому что тело постепенно успокаивается, начиная ощущать прохладу, и идет к окну, отдергивая штору. Северус замирает, глядя на длинные рамы сверху вниз. Повинуясь внезапному порыву, он тянется пальцем к стеклу и рисует первую букву ее имени.

Все стекла комнаты запотели. С кривоватой «H» медленно стекают вниз ручейки никогда ранее не знакомого этой комнате конденсата.

Наутро Гермиона просыпается намного позднее обычного. Она садится на постели, приоткрыв один глаз, и смотрит по сторонам. В какой-то момент она расширяет глаза и с размаху шлепает себя ладонями по лицу.

О, Мерлин, так это был не сон!

Едва подумав об этом, собственное тело дает Гермионе подсказки. Чуть подняв руки, она чувствует, как их слегка ломит. Поерзав на простыни, она понимает, что и бедра у нее побаливают. Гермиона вылезает из постели.

Ей приходится схватиться за матрас, чтобы удержать равновесие. Черт возьми, да у нее ноги не ходят! От комичности ситуации и смущения Гермиона непроизвольно тихо смеется, снова закрывая лицо ладонями. Это самый необычный момент во всей ее послевоенной жизни.

Гермиона старается успокоиться, но получается у нее так себе. Ей просто не дают покоя собственные мысли! Все возвращается к вчерашней ночи. Девушка рассеянно одевается, выбирает странное сочетание одежды и чуть в нем не выходит, но вовремя успевает себя остановить.

Волосы в пучок она не забирает, оставляет распущенными. Так у нее есть возможность скрывать свои временами заливающимися стыдом щеки, а это преимущество. Как бы то ни было, Гермиона побаивается видеться сейчас с Северусом, потому что она крайне, бесконечно смущена.

Да, был момент, когда она громко заявляет, что смутить он ее никогда не сможет. Пожалуй, не зря говорят: «Никогда не говори «никогда».

Она оглядывается по сторонам, когда выходит из комнаты, и, убедившись, что никого здесь нет, выбегает в коридор с зажатыми в руках туфлями. Собственное поведение кажется ей трагично-комичным, но, черт возьми, не каждый день испытываешь оргазм и получаешь удовольствие от секса.

Ее можно понять.

Гермиона небрежно бросает взгляд на наручные часы.

— О, Мерлин! — вскрикивает она. — Я опаздываю на целый час!

Подбежав к камину, Гермиона уже идет к чаше с порохом, но тут же округляет в ужасе глаза.

— Ох, нет, — шепотом тараторит она, — нет, нет, нет-нет-нет. Где же весь порох?

Девушка осматривает все ящики в кухне, смотрит за плитой и на полке над камином. О, Мерлин, куда подевался весь порох! В чаше только остатки, не хватит для одного перемещения. Наверняка в доме есть еще, Гермиона в этом уверена.

Черт возьми, она уходит сегодня позднее обычного. Северус уже на работе. Может, Моди забыла обновить чашу? Дома ее не слышно, да и Дейзи тоже. Они наверняка куда-то ушли, возможно, на рынок за продуктами.

Гермиона закатывает глаза, когда осознает, какой путь до работы ей предстоит.

— Проклятье, — сокрушаясь, ругается она и, взмахнув палочкой, призывает из шкафа свое белое зимнее пальто и сапоги.

Выбора не остается.

Трансгрессировав в определенное место за пределами ворот дома, Гермионе приходится пройти целую милю в зимних сапогах на каблуках прежде, чем добраться до секретного входа в Министерство. Отплевавшись и пообещав себе отмыть руки трижды, Гермиона заходит в кабинку и, зачем-то заранее переодев обувь, встает новенькими туфлями в унитаз.

— Как противно, — морщится она, нажимая слив.

Все-таки, к хорошему привыкаешь очень быстро. Кто бы не хотел добираться от работы до дома за несколько секунд? Звучит слишком хорошо, и у Гермионы есть такая возможность. Она не особо ценит такую короткую дорогу раньше, а воспринимает ее, как данное, это стоит признать.

Когда она выходит из камина в главный холл Министерства и отряхивает белое пальто, стеная на то, что придется отчищать его в кабинете с помощью заклинания, Гермиона старается не смотреть по сторонам, потому что с утра большое скопление людей не выносит.

Она расстегивает на ходу пальто, открывая черное приталенное платье с длинным рукавом, и старается смотреть на носы своих туфель, жалея о том, что переодела их прямо в туалете, а не в офисе. Глупость совершила.

Да и вообще, она сейчас туго соображает и улыбается слишком часто. Несмотря на все неурядицы, голова девушка совсем другим занята. Она сноваи снова думает о прошлой ночи, непроизвольно закусывая нижнюю губу.

Витая в своих мыслях, совершенно ожидаемо, что она в кого-то влетает.

— Ох, я прошу прощения, — не глядя на случайного незнакомца, произносит она, собираясь уже пойти дальше.

— Гермиона!

Девушка резко оборачивается, услышав свое имя, и тут же расцветает еще сильнее прямо на глазах, радостно улыбаясь.

— Джинни! — делает она шаг к подруге, заключая ее в объятия. — Что ты тут делаешь?

Она выпускает подругу из объятий, заглядывая ей в лицо. Джинни словно чем-то встревожена. Прическа у нее не совсем опрятна, словно она бежала до этого, да и она вся запыхавшаяся.

Щеки девушки красные. Она успела с утра с кем-то разругаться в Министерстве?

— Разбиралась тут с одним делом, — небрежно взмахивает она рукой, чуть закатив глаза, и непроизвольно поправляет волосы, словно замечает быстрый взгляд подруги. — Как раз перед тренировкой заскочила.

Гермиона кивает, а улыбку опять сдержать не может. Джинни это замечает. Вся ее нервозность уходит куда-то на задний план, когда она с прищуром смотрит на подругу.

— Подожди-ка, — тянет девушка, глядя на нее.

Гермиона озадаченно хмурится, часто заморгав.

— Что? — не понимает она.

— Да ты довольная, как гиппогриф, поймавший стаю белок! — восклицает она. — О, Мерлин, Гермиона, ты что… влюбилась?!

Девушка морщится, чуть улыбаясь, и качает головой из стороны в сторону, пряча от подруги взгляд. Влюбилась? Глупости какие. Хорошо вечер закончила, это да. А любовь — слишком громкое для нее слово.

— Да с чего ты взяла это вообще? — заводит она за ухо волосы. — У меня просто… настроение хорошее, вот и…

— Десять утра, Гермиона, — замечает Джинни, — это первое. Второе, — Гермиона смотрит на нее, — ты не умеешь лгать. И третье, — Джинни чуть улыбается, — сегодня в шесть мы встречаемся, и ты все мне рассказываешь.

Джинни во все глаза смотрит на подругу и поверить не может, что видит это. Да она вся светится! Гермиона снова не может сдержать улыбки. Джинни прикусывает губу и улыбается в ответ. Мерлин, как она счастлива видеть ее такой!

— Ладно, — сдается Гермиона.

Джинни почти визжит, едва сдерживая себя, чтобы не начать прыгать на месте.

— Значит, в шесть, — подтверждает Джинни, — на углу Ривера, там можно без брони, — тараторит она.

— Да, хорошо, — начинает уже идти Гермиона в сторону лифта.

Джинни ловит ее за руку.

— Во всех подробностях! — вся сияет Джинни.

— Хорошо! — смеется она.

— Где, когда и сколько!

— Джинни!

— Всё, ушла! — отпускает она руку лучшей подруги. — До вечера!

Гермиона качает головой, послав подруге воздушный поцелуй, и направляется в сторону лифта. Она очень надеется, что Блейз не сильно будет зол на нее за то, что она сегодня опаздывает на целый час.

Снимая пальто прямо на ходу, Гермиона семенит по каменному полу в свой отдел, цокая каблуками, и открывает дверь, толкнув ее бедром.

— Блейз, прости! — сходу начинает она, снимая с руки пальто. — Прости меня за опоздание, я просто…

Она непроизвольно замолкает, когда поднимает взгляд. Забини проводит рукой по влажным волосам и поправляет рукава рубашки, едва торчащие из-под пиджака. Он поднимает указательный палец вверх, потому что возле уха держит телефон.

— Да, именно так, — строго произносит он. — Во второй половине дня мне нет до вас дела, мне нужно, чтобы мастер прибыл сегодня, что непонятного! — он замолкает на мгновение. — Это проблемы уже не мои, я готов ждать не больше двух часов.

Забини бросает трубку и кладет телефон на стол, устало выдыхая. Гермиона делает несколько шагов вперед, чуть нахмурившись, и внимательно смотрит на парня. Не так уж тут и жарко, чтобы так потеть.

— Чего опаздываешь, золотая девочка? — спрашивает он, доставая платок из кармана. — Ты никогда не опаздывала раньше.

— Да я просто, — указывает она себе за спину на дверь, теряет мысль и снова хмурится.

Она может сказать все, что угодно. Знает, что Блейз — отходчивый. Может разозлиться ненадолго, но ситуацию отпустит. Ее сейчас беспокоит нечто другое. Она только сейчас понимает, что Джинни в Министерстве оказывается не по прямой необходимости.

Она вообще здесь не бывает, если быть точным. Арена для квиддича далеко отсюда. Что тогда она делает здесь с утра пораньше? И почему вышла такой же взвинченной и краснощекой, как выглядит Блейз сейчас?

Забини воспринимает немой вопрос в глазах девушки по-своему.

— Кондиционер сломался, — кивает Блейз на адскую машину, чуть кашлянув. — Тут градус за пару минут до твоего прихода был просто бешеный.

Гермиона сжимает пальцами ручку сумки. Что-то ей подсказывает, что дело тут совсем не в кондиционере. Эта мысль громом поражает ее. Нет, не может этого быть.

— Да прохладно, вроде, — едва находит в себе силы на ответ Гермиона, не доверяя собственным догадкам.

Как она хочет ошибаться. Мерлин, как сильно хочет.

Забини криво ухмыляется, чуть вздергивая подбородок.

— Так это потому что я окно открыл, — указывает он себе за спину. — Ладно, за работу, — прихлопывает он в ладоши. — И я жду свой кофе.

Блейз уходит в свой кабинет, снова не закрывая дверь, и берет трубку, отвечая на следующий звонок. Гермиона так и стоит в фойе, сжимая в одной руке пальто, а в другой свою сумку. Где-то в глубине души что-то непоправимо надламывается, когда она осознает то, что происходит.

В этом офисе слышится запах Джинни.

Духи лучшей подруги Гермиона ни с кем никогда не перепутает.

***

Весь день Гермиона пребывает в смешанный чувствах. Она не может толком смотреть на Блейза, почти не разговаривает с ним, отказывается вместе пойти на обед, потому что ссылается на важный звонок, и совсем не задает ему вопросов, хотя в работе с клиентами они есть, и их много.

— Гермиона, — окликает ее наконец Блейз.

Девушка приподнимает брови, нехотя бросая на него взгляд.

— Если есть вопросы — задавай, — немного холодно замечает он, — мне перезванивают твои клиенты и просят дать вразумительный ответ. Будь добра относиться более ответственно к звонкам, не создавай себе двойной работы.

Девушка кивает. Кивает, хотя ее сильно злит, что ей приходится работать с ним сейчас.

— Хорошо, — коротко отвечает она и снова берет трубку.

Вопросы она задает. Холодно, отстраненно, без большого желания. Она просто не может смотреть на Блейза, не может говорить с ним. Он ведет себя так, словно ничего не случилось. Словно он не спал с ее замужней лучшей подругой.

Словно не использовал Гермиону, чтобы добиться встречи с Джинни.

Гермиона морщится от собственных мыслей. Ей противно, ей горько, ей обидно. Противно от того, что это случается с ее близкой подругой. Горько за Гарри, который ни о чем не знает, хотя он ее лучший друг. Обидно за свою наивность.

Есть только одна вещь, о которой она совсем не думает. О том, что она спешит с выводами.

— Шесть вечера, закругляемся, — без энтузиазма произносит Блейз, выходя из офиса.

Он замечает поведение Гермионы с самого утра, но вопросов не задает. Если Гермиона не поднимает какой-то темы, значит она личная. Забини не любопытный и не сует нос в темы личных взаимоотношений, поэтому отпускает ситуацию.

Просто сегодня день такой.

Неудачный в личном плане для всех.

— Ты идешь? — снова предпринимает Блейз попытку заговорить.

Гермиона складывает бумаги в папку.

— Я сегодня останусь в городе, у меня встреча, — не глядя на него, отзывается она.

Блейз чуть вскидывает брови и кивает. Сегодня правда какой-то странный день. Он скомкано прощается с коллегой и входит в камин, исчезая в пламени. Гермиона бросает бумаги и садится на стул, скрещивая на груди руки.

Ведет она себя, конечно, глупо, но она зла. Мерлин, она так зла, что этому не подобрать никаких слов. Ей так неприятно от всей этой всплывшей ситуации, что даже слегка подташнивает. Как Джинни могла так поступить!

У Гермионы не укладывается это в голове. Ее мутит так сильно, что кружится голова.

Она не хочет видеть сегодня Джинни, не хочет появляться в городе, но и домой не хочет. Нужно хоть немного привести в порядок собственные мысли.

Она оставляет туфли под столом, чтобы не тащить лишнюю тяжесть в сумке, надевает зимние сапоги, белое пальто и захватывает замшевые перчатки.

Может, свежий воздух поможет ей.

Благодаря тому, что она намеренно задерживается после шести, она не встречает добрую половину уходящего домой Министерства, наверняка успевает пропустить перед собой Северуса и надеется, что ей вообще больше никто не попадется.

Гермиона с удовольствием бы погуляла в мантии Гарри, но она возвращает ему ее сразу, как принимает решение выйти за Северуса замуж. Гермиона уже идет к каминам, чтобы встать в небольшую очередь, как вдруг чувствует, как ее плеча кто-то касается.

Она останавливается, обернувшись назад.

И вздрагивает всем своим существом глубоко внутри.

— Привет, Гермиона, — криво улыбается он.

Девушка прищуривается, даже в какой-то момент собственным глазам не верит.

— Рон? — щурится она.

Он выглядит иначе. Прошло почти полгода с момента свадьбы Джинни и Гарри, и девушке сложно представить, что человек так способен измениться за такой короткий срок. Все дело в том, что она не очень внимательно смотрит на собственное отражение в зеркале.

Осанка Рональда стала ровнее, у него другая мантия, рангом выше, он набрал мышечную массу, сделал короткую стрижку и… О, Мерлин!.. И отрастил усы. Гермиона непроизвольно окидывает его взглядом снизу вверх, не замечая, как от этого парня чуть передергивает.

Знает он этот взгляд. Знает прекрасно еще со времен школьной скамьи. Только один человек способен был одним взглядом заставить кожу покрыться мурашками. Теперь и Гермиона так умеет.

— Хорошо выглядишь, — кривовато улыбается он, глядя на нее.

Гермиона изменилась, Рон понимает это сразу, как она оборачивается. Внешний вид не является основным критерием этих изменений. Он замечает ее снова сияющий изнутри огонь, это видно в искрящихся энергией глазах. Рон чуть хмыкает.

Он знал, что она изменится ради него.

— Спасибо, — коротко кивает она, на мгновение бросив взгляд на его обувь.

Еще одна привычка, которая появляется у нее не по своей воле.

— Как ты? — склоняет он голову вправо.

Гермиона перехватывает в ладонях ручку сумки.

— Замечательно, — кивает она, чуть поджав губы. — Спасибо, что спросил.

Рон снова чуть улыбается, ждет, когда она спросит его о чем-нибудь. Гермиона не спрашивает. Она вообще хочет побыстрее уйти отсюда, пусть и не отрицает очевидного: старые раны затягиваются, ей хотя бы терпимо находиться с ним рядом. А еще она понимает в это самое мгновение, что, кажется, скучала по нему.

Дрянное чувство, неправильное. Если бы это можно было контролировать, Гермиона бы непременно что-нибудь с этим сделала. Однако она не может этого сделать.

— Хочешь кофе? — спрашивает Рон, глядя на нее.

Я хочу, чтобы ты больше не встречался на моем жизненном пути после этой встречи, потому что мне следует отпустить прошлое. В противном случае мне придется наложить на себя обливейт.

— Не против, — коротко кивает она, едва заметно улыбнувшись.

Гермиона поверить не может, что настолько не хочет видеть лучшую подругу, что соглашается на посиделки с человеком, который перевернул ее жизнь с ног на голову. Девушка лишь на мгновение задумывается о том, что жизнь ее совсем ничему не учит.

Они с Роном молча идут рядом. Гермиона держит перед собой сумку, Рон опускает руки в карманы. До ближайшего кафе возле Министерства всего лишь надо перейти дорогу, туда они и направляются.

Рональд проводит пальцами по коротким волосам, стряхивая талые снежинки, и выдвигает Гермионе стул. Он даже помогает ей снять пальто, за что она благодарит его, пусть с каждой последующей секундой ей кажется, что вся эта затея дурно пахнет.

Гермиона обычно всегда к своему шестому чувству прислушивается, а тут полностью решает игнорировать сигнальные ракеты.

Рон поднимает руку и просит миловидную официантку два кофе. Гермиона делает вид, что ее не задевает тот факт, что он не спрашивает, что она будет. С подростковых лет прошло много времени. Гермиона не пьет кофе. Она пьет чай, как и ее муж.

Девушка садится напротив него и сразу кладет ногу на ногу, скрещивая на груди руки. Рональд садится напротив в открытой позе, опустив локти на стол. Он смотрит на девушку. Гермиона всеми фибрами души хочет, чтобы он был таким же тактичным, как и все ее окружение, и не стал задавать вопросы на личные темы.

— Как работа? — спрашивает он.

Гермиона сначала даже радуется, что он не задает вопросов о ее замужестве, а затем начинает злиться. Они не виделись почти полгода, на свадьбе своей единственной сестры он позорит ее на всю магическую Британию, даже не извиняется за это, а сейчас…

Спрашивает, как у нее дела на работе?

Это просто смешно.

Гермиона сжимает скрещенные руки сильнее, негативные эмоции выбираются наружу. Зря она согласилась прийти сюда. Надо было вообще никак не реагировать на него, пройти мимо, проигнорировать. Несколько месяцев назад она не смогла бы так сделать.

Сейчас может.

— Замечательно, — безразлично выдыхает она, рисуя на губах слабую улыбку.

Безразлично. Гермиона старается распробовать это чувство. Неужели ей и правда наконец стал безразличен Рональд? Такой закрытый гештальт дорогого стоит, от одной только мысли об этом становится легче дышать.

— Я по контракту служу, всего полгода осталось до окончания первой трети, — рассказывает он, словно не замечая ее прохладного отношения к этой встрече в целом.

Гермиона чуть кивает. Ей не очень интересно слушать о его работе или его жизни в целом, даже Джинни понимает, что говорить о брате ей не стоит, пусть она и знает обо всем, что происходит в его жизни. Рон пишет домой письма, Молли все передает дочери, потому что Рон с Джинни все это время после свадьбы не общаются.

— Надеюсь, тебе нравится, — нарочито вежливо отзывается она.

— Очень! — с энтузиазмом соглашается он. — Отслужив несколько лет, смогу получить дом. Военная карьера дает преимущества.

— Не воевать, например? — не сдержавшись, выдает Гермиона.

Рональд замолкает на мгновение, глядя на девушку, а после открыто улыбается. Черт возьми, у нее что, очнулся ото сна стержень характера? Рон не помнит уже, когда она последний раз говорит о том, что думает на самом деле. Последний раз такое на войне было, наверное.

Парень все еще смотрит на нее не без некоторого восхищения, Гермиона безразлично смотрит на него в ответ. И что же ее привлекло столько лет назад? Дело вовсе не во внешности, Гермиона обращает внимание на другие вещи.

Он был другой, она была другая. Рон был храбрым, открытым и настоящим. Он и злился, и радовался, и печалился, и завидовал. Он был обычным парнем с полным комплектом обычных человеческих качеств, но некоторые из них выделялись на фоне прочих.

Рон защищал ее, пусть всем своим видом девушка всегда показывала, что в защите не нуждается. Он оберегал ее, был ее опорой. Их дружба плавно перетекла в любовь, но после войны все изменилось.

Может, все дело было в ней. В войне. В опасностях, из-за которых ты не знал, будешь ли жив завтра. В глупостях, которые все совершали, потому что не смотрели в будущее, а жили только тяжелым настоящим.

Наверное, их попытка создать отношения и оказывается глупостью. Любовь становится слепой привязанностью к постоянству, за которую Гермиона хватается, точно за спасительную соломинку, только бы не потерять той мнимой стабильности, которую она кропотливо выстраивает у себя в подсознании после войны.

А стабильность… Стабильность оказывается попыткой создать зону комфорта и плодом наивности. Глупой уверенности в том, что все должно идти по «плану», когда никакого плана нет и не было никогда.

Задумавшись обо всем этом, Гермиона не замечает, как им приносят кофе. Девушка нервно моргает и берет в руку чайную ложку, начиная помешивать пену. Она не любит кофе. Мерлин, она его не любит! За столько лет Рональд так и не смог этого запомнить.

Она уже собирается сказать об этом, как вдруг горячие пальцы Рона опускаются на тыльную сторону ладони девушки. Гермиона вздрагивает от этого прикосновения, как от огня, и отдергивает руку, пряча ее под стол.

— Что ты делаешь? — непроизвольно шипит она.

— У тебя по-прежнему, — он ненадолго задумывается, — хорошая кожа.

Рон кривовато улыбается, глядя на нее. Он не может не отметить, как Гермиона красива. Она всегда была хороша собой, не считая последних лет, а сейчас будто наверстывает упущенное. Надо было раньше расстаться с ней, чтобы она побыстрее пришла в себя!

Он осознает, что она вновь привлекает его.

— Вовсе необязательно прикасаться ко мне без моего позволения, — хмурит она брови.

Рон удивленно смотрит на нее, но улыбки сдержать все равно не может. Черт возьми, да это же та самая Гермиона Джин Грейнджер!

— Ладно, прости, — выставляет он согнутые руки ладонями к ней в примирительном жесте.

Гермиона видит, что в свои извинения он не вкладывает ни капли искренности. Она осознает, что так было всегда. Совершив что-то дурное, Рональд извиняется, но затем повторяет точно тоже самое и приносит извинения повторно. И так продолжается по кругу.

Нормальный человек, когда приносит свои извинения, старается сделать так, чтобы этого больше не повторилось. Это называется «работа над ошибками». Когда человек бессмысленно произносит извинения и продолжает совершать одно и то же, это уже называется по-другому.

Это манипуляция. Слепое оружие усыпления бдительности партнера, чтобы он перестал злиться.

Именно этим Рональд и занимался последние пять лет их отношений. Гермиону поражает, что она все это осознает только сейчас. Она действительно была в каком-то трансе на фоне всего дерьма, что творилось в ее жизни.

— Тебе нужен сахар? — спрашивает он.

Я все равно этот кофе не выпью, а так хоть будет, чем руки занять.

— Да, спасибо.

Рон протягивает ей пакетик на раскрытую ладонь и намеренно касается пальцами ее кожи на запястье. Что и требовалось доказать. Обычная манипуляция. Только это не отменяет того факта, что в глубине карих глаз Гермиона по-прежнему продолжает видеть мальчишку, в которого была влюблена еще ребенком.

Ох, что же с нами стало?!

И Гермиона отвечает на свой же вопрос сама.

Просто я выросла.

— Какая встреча! — врывается в их личные границы неприятный голос.

Гермиона вздрагивает, дергая рукой, и пакетик с сахаром падает прямо в чашку, но ей далеко плевать. Интересует Гермиону сейчас совсем не это. Возле их стола с отвратительно довольной ухмылкой стоит несносная журналистка, глядя на двух молодых людей поверх очков.

Ох, им следовало отойти на пару улиц в любом направлении! Разумеется, в это кафе забегают почти все сотрудники в любое время. Даже сейчас, вечером, кто-то забегает за стаканом кофе, потому что перерабатывает.

Как, например, она.

— Мистер Уизли, — смотрит она мгновение на парня, — и миссис, — женщина делает паузу и проводит кончиком языка по губам, словно смачивая их своим ядом, — Снейп…

Гермиону почти передергивает от того, с какой скрытой ненавистью обращается к ней журналистка. Видимо, она окончательно перешла ей дорогу, когда связала себя узами брака с предметом ее слепой одержимости. Нормальный человек начал бы беспокоиться, а у Гермионы нет на это ни времени, ни сил.

— Мисс Скитер, — поднимает Гермиона голову. — Чем обязаны?

Рита смотрит на облаченную в черное дорогое платье девушку с некоторой завистью. Фигура Скитер не позволяет ей носить такие платья, пусть ее кошелек и способен их оплатить. Рита почти с ненавистью думает о том, что эта малолетняя волшебница не смогла бы себе этого позволить, если бы не ее муж.

— Знакомые лица всегда приятно видеть, — замечает она с ярко выраженной саркастичностью. — Особенно ваши.

Гермионе не нравится все это. Теперь в глубине души она действительно начинает беспокоиться. Вот кого следует опасаться в магическом сообществе. Никто почему-то не понимает, насколько Рита опасна, если кто-то покушается на ее собственность. Слово жалит не хуже заклинания.

Особенно, если слов много. Особенно, когда их повторяют тысячи людей.

— В таком случае, присаживайтесь к нам, — указывает на соседний стул Гермиона, чувствуя, как вспыхивают щеки. — Поболтаем вместе.

Рита получает от кассира свой стакан с кофе и возвращается к столику, намеренно обходя его полукругом, чтобы рассмотреть детали во всех подробностях. Она запоминает их мимику, считывает эмоции. Ох, Рита знает, что сейчас она пойдет не к себе в кабинет с такими новостями.

— Благодарю за приглашение, — небрежно бросает она, — но я понимаю, что у вас тут тет-а-тет, — ужасно пошло подмигивает она Рональду, на что тот чуть ухмыляется и отводит взгляд.

Гермиона чувствует, как в горле начинает стучать пульс в тот момент, когда Рита выходит из кафе. Девушка сразу чувствует что-то неладное. Руки тут же становятся влажными. Зря она все это затеяла. Надо было сразу идти домой, а там Джинни написать письмо, что они не смогут сегодня встретиться.

Или следовало написать ей письмо заранее. Черт возьми, сколько ужасных новостей она сегодня получает! Смех не перед радостью, гласит пословица. Так что же теперь, совсем перестать смеяться?

Гермиона только-только испытывает искренне счастье от случившегося ночью, как весь сегодняшний день то и дело преподносит ей сюрпризы. Печально то, что все они отнюдь не радостные.

Девушка поднимается с места.

— Мне надо домой, — сглотнув, произносит она, когда тянется к пальто, висящему на спинке стула.

Рон встает следом за ней. Они толком не поговорили. К тому же, не только разговоры его интересуют.

— Постой, — просит он, — не уходи.

Гермиона замирает на мгновение с почти надетым пальто и смотрит на него. Не уходи? Это надо было полгода назад говорить, глупенький. Гермиона чуть морщится, покачав головой. Эта встреча — насмешка судьбы.

— Мы можем немного прогуляться? — просит он. — Снегопада нет, еще только начало седьмого. Пожалуйста.

Гермиона надевает пальто до конца и опускает вдоль тела руки. Ей все равно предстоит идти целую милю, чтобы оттуда трансгрессировать домой. Общество Рона ей хотелось бы иметь в последнюю очередь, но… Они действительно толком не поговорили.

— Ладно, — сдается она.

Рон ухмыляется, поднимаясь с места. Он оплачивает кофе и оставляет официантке чаевые, а затем выходит из кафе следом за ней. Он даже не обращает внимания, что Гермиона не делает ни глотка.

Да и встреча с Ритой ничего хорошего не предвещает, Гермиона чувствует это всеми фибрами души.

На улице прохладно, но снегопада нет. Они медленно идут рядом. Гермиона чувствует себя некомфортно. Она замечает, что так она себя с ним чувствовала последние два с половиной года во время отношений с ним, но не придавала значения. Мерлин, сколько же времени с ним она потеряла впустую?

Он заговаривает с ней на отдаленные темы, рассказывает про службу, но по нему видно, что спросить он хочет совершенно о другом. Гермионе хочется поскорее вернуться домой, эта идея кажется единственно правильной. Она понимает, что поезд ее взаимоотношений с Роном давно ушел, но она ни капли не жалеет, что так случилось.

— Я, кстати, живу тут неподалеку, — как бы невзначай замечает он.

— Здорово, — просто кивает она, наблюдая за тем, как место для трансгрессии все ближе и ближе.

— У меня комната в общежитии, — указывает он рукой на торчащее вдалеке здание, — хочешь зайти?

Предложение нелепое и глупое. Он совершенно не замечает, как она отстранена?

— Не думаю, что это хорошая идея, — холодно произносит она.

Рональд внезапно останавливается, Гермиона тоже. Она нервно теребит пальцы рук в карманах пальто. Парень чуть прищуривается.

— Боишься что ли? — со смешинкой в голосе спрашивает он.

Гермиона вздергивает подбородок. Ладно, злить он по-прежнему ее умеет, это придется признать. И минуту назад Гермиона бы лишь фыркнула и направилась домой, потому что это верный поступок. Сейчас он задевает ее гордость.

— Что за глупости? — немного резко произносит она, нахмурив брови.

— Тогда идем, — упивается он всем этим, снова направляясь вперед.

Гермиона сжимает челюсти, наблюдая за его удаляющимся силуэтом и… Почему-то идет за ним. Вахтер пропускает их внутрь по пропуску Рона. Гермиона обстукивает каблуки от налипшего снега и идет на третий этаж, расстегнув три пуговицы пальто.

Здание старое, требует ремонта. Общежитие для мракоборцев по контракту смахивает на студенческое в маггловском университете с низким бюджетом, но Гермиона старается этого не замечать. Ну, зайдет она к нему на пару минут, что в этом такого?

Рон открывает дверь своей комнаты и пропускает Гермиону внутрь. Девушка делает два смелых шага вперед, вздернув подбородок, но тут же чуть дергается, потому что на второй постели сидит какой-то парень с книгой в руках. Он смотрит на девушку поверх страниц.

Рон входит следом, сразу заприметив товарища.

— Привет, Холл, — кивает он, чуть ухмыляясь. — Это… моя сестра. Навестить пришла.

Холл чуть вскидывает брови в усталой гримасе. Видимо, к соседу по комнате довольно часто приходят всякие «сестры». Парень он тактичный и, разумеется, не глупый. А еще он читает газеты и варится в магическом мире также, как и все.

Он знает, кто она такая. И знает, кем они друг другу приходились.

Холл молча встает с постели вместе с книгой и, захватив пальто, выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

В помещении пахнет давно не стиранным постельным бельем, сигаретами и ношеной одеждой. Гермиона непроизвольно морщится.

— Располагайся, — указывает Рон на комнату, пока сам идет к небольшому шкафчику с расхлябанной дверцей.

Гермиона снимает пальто и держит его в руках. Класть его куда-либо ей не хочется. Стоит быть откровенным, ей и мысль о том, что следует куда-то сесть, радости не приносит. Рон достает из шкафчика бутылку самодельной настойки.

— Хочешь выпить? — спрашивает он.

Девушка отрицательно качает головой.

— Нет, спасибо, — учтиво отзывается она.

— Как знаешь, — жмет он плечами, после чего наливает себе в стакан красной жидкости на два пальца от дна и сразу ее выпивает, приложив тыльную сторону ладони к губам.

Гермиона непроизвольно смотрит на то, как он проводит пальцами по редким усам. Она не замечала раньше, что Рон выпивает. Несколько месяцев назад на заднем дворе семейства Уизли — как раз после свадьбы — Гермиона помнит, как нашла окурок сигареты.

Судя по запаху в комнате, Рон, видимо, еще и по-прежнему курит.

Парень убирает бутылку обратно в шкафчик и, выдохнув, смотрит на девушку, по-прежнему стоящую на одном месте. Видимо, об отсутствии свободного места он догадывается не сразу, но это происходит. Сбросив со стула гору вещей на кровать соседа, Рон указывает на него руками.

— Прошу, — улыбается он.

Гермиона бормочет слова благодарности, пусть благодарить его не за что, и садится на стул. Рон берет в руки старую, повидавшую мир гитару. Он что, за полгода научился играть? Парень начинает играть какой-то перебор и напевает мотив неизвестной ей песни.

Голос Рона приятный, но вся ситуация в целом впечатление от исполнения омрачает.

— Я скучал, — прервав мелодию, внезапно произносит Рон.

Гермиона не сразу поднимает взгляд от струн, чтобы посмотреть на него. Внезапное признание не поражает, но отзывается где-то глубоко внутри. Где же были эти слова несколько лет назад, Рональд? Когда я нуждалась в тебе, ты этого не говорил. Теперь я больше в тебе не нуждаюсь, и ты решил сказать об этом?

— Неправда, — твердо произносит она.

Рон садится на постели ровнее.

— Правда, — настаивает он. — Я думаю о тебе постоянно. С того самого дня, когда…

Он кивает на уже пожелтевшую газету на углу тумбочки. Гермиона смотрит на нее. Тот самый выпуск Пророка, на главной странице которого она целует Северуса в день свадьбы. Газета где только не была. На ней и след от чашки, и обуглившиеся точки, будто он тушил об нее сигареты.

Несмотря на это, ей видно, что среди всего хлама эта газета является чем-то важным.

Гермиона снова переводит на Рона взгляд. Он внимательно смотрит на нее, чуть прищурившись.

— Ты ведь не любишь его, — уверенно произносит он.

К щекам моментально приливает кровь. Ее злят его слова, он не имеет никакого права вообще ничего ей говорить после всего, что случилось. Никакого, черт возьми, права.

— Это уже не твое дело, Рон, — старается спокойно произнести она, держит марку.

Парень откладывает гитару в сторону и придвигается еще ближе, чтобы смотреть ей в глаза неотрывно.

— Ты несчастна, — вкрадчиво продолжает он.

Манипуляции. Снова. Гермиона спокойно смотрит ему в глаза.

— Счастлива, — спокойно отвечает она. — У меня есть муж, дом, любимая работа и дочь.

Рон, до того момента настроенный на то, чтобы сломать ее, удивленно распахивает глаза. Гермиона прикусывает язык. Вот же ляпнула! Рон непроизвольно смотрит на ее плоский живот и издевательски хмыкает.

— Так он тебе еще и с прицепом достался, — догадывается он. — Спишь со стариком и воспитываешь падчерицу?

Гермиона резко поднимается на ноги и тут же следует к выходу. Она даже тратить нервы на него не собирается. Он глуп, служба отморозила ему все мозги. Девушка умоляет себя не злиться и не придавать значения его словам.

Он намеренно делает это, Гермиона это понимает. Она умнее, чем он.

— Стой! — подрывается он с постели следом. — Извини, ладно, стой!

Он хватает ее за запястье и дергает на себя. Белоснежное пальто падает на давно немытый пол. Гермиона резко вздыхает и больше не может подавлять свой гнев. Он взрывается в ней слишком долго спящим вулканом.

— Немедленно отпусти меня! — рявкает она так грозно, что поражается сама.

Рон теряет бдительность только на мгновение, а затем почти рычит, делая это с улыбкой.

— Брось творить херню, Гермиона, — жестко опускает он ей руку на затылок. — Ты любишь меня, всегда любила.

Он силой тянет ее к себе, намереваясь поцеловать, но девушка реагирует молниеносно. Замахнувшись свободной рукой, она с размаху впечатывает Рональду в нос. Парень тут же теряет запал и хватается за лицо, делая два шага назад.

Гермиона хватает упавшее на пол пальто, которое уже точно не кристально белое.

— Еще раз ты появишься в моей жизни, — выставляет она вперед палец, — и я за себя не ручаюсь! — рычит она. — Держись от меня и моего дома подальше!

Она разворачивается и, схватившись за ручку двери, резко дергает ее на себя, открывая так сильно, что она бьет по дверце шкафа. Рон делает пару шагов вперед и хватается за косяк, поднимая голову выше, чтобы остановить кровь.

— Ну, и катись! — орет он. — Пожалеешь еще о своем выборе, черт возьми!

Гермиона слышит, как он хлопает дверью, когда спускается вниз по лестнице со скоростью света. Раньше она бы давилась слезами от того, что случилось. Сейчас она идет и улыбается широко и открыто.

Адреналин кипит у нее в крови, она почти парит над ступеньками. Она смогла постоять за себя, совсем как в школе. Джинни была права. Это заслуга Северуса. Это он помогает ей вылезти из собственной раковины.

Может, у нее все-таки получится прийти к согласию с собственным мужем? Что, если он сможет смягчить свое отношение к дочери? Если станет чаще проявлять свои чувства, как это случилось вчерашней ночью?

Если даст Моди работу в доме, за которую та будет получать выплаты и уходить на заслуженные выходные раз в неделю?

Это и будет гармония, в которой они оба смогут сосуществовать. Даже не просто сосуществовать. Этому можно будет подобрать другое, более чуткое название.

Гермиона даже не замечает, как доходит до места, с которого следует трансгрессировать. Она преисполняется мыслью о том, как им с Северусом следует быть, отбрасывая на задний план другие насущные проблемы, которые всплывают за сегодняшний день.

Попав на территорию поместья, Гермиона ставит защитные чары на ворота и направляется к дому. Уже начало восьмого, Северус наверняка дома. Ох, им следует поговорить! Обязательно поговорить, как нормальным людям.

Стоит Гермионе войти в дом, как прежний радостный настрой куда-то исчезает. В доме знакомый запах. Гермиона кладет ключи на тумбочку специально громко, чтобы звон эхом разбился в пространстве фойе.

Дверь с кухни резко открывается двумя секундами позже.

— Гермиона! — звенит встревоженный голос. — Где ты была?!

Ей навстречу идет Джинни, совершенно не представляя, почему лучшая подруга не приходит на назначенную встречу.

========== 13. ==========

Комментарий к 13.

Спасибо большое за ваше ожидание! Трек: **Unfair - The Neighbourhood**

Северус закрывает папку с очередным делом и кладет ее на край стола. Он понимает, что тратит сегодня слишком много времени на решение простых вопросов, но ничего не может с этим поделать. Он не контролирует свое сознание и свои мысли, как ни старается.

Когда Гермиона покидает его спальню, он уходит в ванную и находится под душем дольше своего обычного времени. Северус стоит под струями воды, закрыв глаза и опустив ладони на стену напротив него. Он старается взять под контроль свое сознание, но у него не выходит.

Она не уходит из его головы. Она заполняет все его мысли.

Северус не может поверить в то, что произошло между ними. Не может принять то, что происходит с ним. Он настолько растворяется в момент единения с Гермионой, что этому сложно подобрать всякие слова.

Она пробуждает что-то в нем.

Что-то такое, что он всегда глушит в себе, все эти годы. Всю свою жизнь. В этот момент оно вырывается наружу, сорвав с запястий проржавевшие от времени оковы. Северус может поклясться: он никогда ни к кому такого не испытывал.

Мужчина сжимает губы и переминается под душем с ноги на ногу, игнорируя навязчиво попадающие в глаза капли воды. Под закрытыми веками вспыхивает ее образ. Как Гермиона входит в его комнату. Такая дрожащая, пораженная собственными порывами.

Такая смелая. Такая, Мерлин все в этом мире подери, невероятная.

Северус был так обескуражен тем, что она вошла к нему в комнату. Он и сам собирался, правда собирался. Не знал только, как она отреагирует. Их очередная ссора в подсобке разжигает что-то неподвластно новое у него в груди.

Его поражает, что девушка понимает его поступки. Его поведение. Его эмоции. Никто никогда не понимал, а она…

Она.

Северус зажмуривается, тряхнув головой. На работе сосредоточиться не получается.

Уже шесть часов, а у него еще несколько задач на сегодня, которые он не закончил. Это странно, это дико для него. Он всегда все делает вовремя, всегда успевает точно в срок, никогда не выходит за свои рамки определенного времени.

Гермиона меняет его, перестраивает заводские настройки, которые он несет на себе, точно крест, всю сознательную жизнь. Возможно, девушка сама не понимает, какое влияние на него оказывает. Или понимает? Северус даже жалеет, что слишком воспитан. Он не станет копаться в ее мыслях без позволения.

А еще не может отрицать очевидного: его влечет к своей жене и совсем не так, как раньше.

Изначально у Северуса появляется желание защитить ее. Своеобразное искупление за ошибки прошлого побуждает его сознание стать для нее опорой. Со временем появляется что-то другое. Он хочет понять Гермиону.

Ее мысли, слова, действия, поступки. Хочет увидеть ее маленькие привычки, научиться верно воспринимать ее эмоции. Северус даже ругаться с ней любит. Это странно и немного дико для него, но…

Он понимает, что ругаться хочет исключительно с ней и больше ни с кем.

Они и громко скандалят временами, и сверлят друг друга взглядами, и не разговаривают целыми днями, и даже игнорируют существование друг друга. Они разные, у каждого была своя жизнь до брака.

Абсолютно, совершенно разная жизнь.

Однако со временем он понимает, что хочет открываться ей, чего не было раньше. Она постепенно открывается ему. Для этого требуется время, много — много, черт возьми, — времени, но они оба начинают стараться.

Оба идут навстречу друг другу.

Вчерашняя ночь помогает понять, что эти медленные шаги оказываются верными. Северус весь сегодняшний рабочий день периодически сжимает и разжимает пальцы рук, чувствуя в них странное покалывание. Эта девушка с ума его сводит.

И ему, почему-то, совсем не хочется больше ей в этом мешать.

В дверь два раза стучат.

Северус дергается от неожиданности, выбираясь из собственных мыслей, и поднимает взгляд сначала на дверь, затем на висящие над полкой часы. И кого черт принес к семи часам? Его рабочий день давно закончен.

— Войдите, — небрежно произносит он и делает глоток остывшего чая.

Дверь с тихим скрипом открывается, от чего Северус морщится. Следует позвать мастера смазать петли. Мужчина не терпит хозяйственных неполадок ни в доме, ни на рабочем месте. Он даже на мгновение отвлекается на эту мысль, упуская из внимания внезапного посетителя.

Звук цоканья небольших каблуков возвращает способность мыслить. Северус хмурится, глядя на неожиданную гостью.

— Рита, — сдержанно выдыхает он, — мои рабочие часы для посещения давно истекли. Если желаешь что-то обсудить по работе, запишись на прием через Люцинду.

Журналистка бросает сумку на стул, а сама садится в кресло, поставив возле себя наполовину пустой бумажный стаканчик. Северус чувствует запах кофе. Он не поклонник данного напитка.

Рита кладет ногу на ногу и с некоторым упоением смотрит на начальника отдела. Северус, к сожалению, не понимает, что из себя представляет ее ухмылка. Он вообще Риту никогда не понимал, но это ни разу не было для него проблемой. Для нее тоже.

Северус старается вернуть свое внимание незаконченным делам, которые держат его на работе дольше положенного, но ему не удается сосредоточиться. Если целый день мысли его возвращались к событиям прошлой ночи, то сейчас ему тяжело находиться в кабинете с человеком, мысли которого громче, чем его собственные.

Мужчина поднимает взгляд.

— Рита, — смотрит он на женщину, — что ты хочешь?

Журналистка широко улыбается, растягивая губы в саркастичной улыбке, и Северус видит, что предпочтения женщина по-прежнему не меняет. На ее губах снова масляная помада неестественно алого цвета. Как же он раньше не замечал, что она такая вульгарно яркая?

— Странный вопрос, Северус, — выдыхает женщина, — может, я соскучилась, — жмет плечами она, невинно похлопав глазами.

Северус снова берет в руки перо, опуская его в чернильницу.

— Мне придется попросить тебя покинуть мой кабинет, — спокойно произносит он, держит фирменную марку.

На дискуссии с ней времени у него давно нет, он четко обозначает свои позиции на этот счет еще в тот день, когда просит статью о собственной свадьбе несколько месяцев назад. Северус может с уверенностью сказать, что Рита его просьб совсем не слушает.

Или не хочет слышать.

— Брось, я пошутила, — прыскает она, — наверное, — негромко добавляет женщина.

Северус бросает на нее быстрый взгляд и снова возвращает свое внимание работе.

— Времени на шутки у меня нет. У тебя что-то срочное?

Мужчина произносит это только из вежливости, лишь бы отвязаться от нее поскорее. Ему сейчас чертовски некомфортно от того, что он собственные мысли не может держать в узде. Они словно живут своей жизнью, снова и снова возвращаясь к воспоминаниям о прошлой ночи с молодой женой.

Он нетерпеливо сжимает губы.

— Да нет, — уклончиво произносит она, склонив головуи внимательно его рассматривая. — Знаешь, интересно ты вещаешь о времени. Ты его, кстати, видел?

Перо мужчины торопливо бегает по бумаге, но почерк его все также спокоен, слегка размашист и резок. Он держит всю ситуацию под контролем.

— Да, видел, — коротко отвечает он.

Северус уже не знает, как намекнуть на то, что он хочет закончить все дела наедине с собой и поскорее вернуться домой. Домой. Мужчина не помнит, когда последний раз так сильно хотел в него вернуться.

Это что-то новое. Совершенно, абсолютно новое.

— Задерживаешься, — продолжает разговор Рита, словно не замечая, что собеседник на него совсем не настроен.

Северус сжимает челюсти, перо его на мгновение замедляется. Он перехватывает его пальцами и прерывисто вздыхает. Он не понимает, чего она хочет, но Рита просто так ничего никогда не делает. Это он знает.

— Так бывает, — прохладно замечает он.

— Время теряешь, — тут же реагирует Рита. — А вот твоя жена совсем наоборот.

Клякса на пергаменте появляется неожиданно. Черное пятно плывет по тексту, давая Северусу понять, что придется переписывать весь документ заново. Однако эта мысль приходит куда позднее. Первая мысль затмевает все прочее.

Он поднимает взгляд.

— Что ты хочешь этим сказать? — старается спокойно произнести он.

Старается изо всех сил, но что-то получается совсем плохо. Странное, совершенно незнакомое ему чувство внезапно гудит глубоко внутри. Может, он все-таки заболел? Что же с ним такое происходит?

Рита кривит линию губ. Ей наконец удается его заинтересовать.

— Ничего, — парирует она, растягивая губы в улыбке. — Абсолютно ничего, — чуть прихлопывает она в ладоши.

Северус неотрывно смотрит на журналистку. Риту веселит его поведение. Кажется, он даже задерживает дыхание. Неужто в жилах бывшего зельевара закипает кровь? Она кривит линию губ и кладет руки на подлокотники кресла.

— Я хочу сказать лишь то, что мистер Уизли после нескольких месяцев пребывания на службе выглядит куда более счастливее в компании мисс, — Рита театрально вздыхает, прикладывая пальцы к губам. — Ах, прошу прощения, с миссис… Миссис Снейп.

Северус чувствует, как пальцы сжимают перо настолько сильно, что белеют ногтевые пластины. Кажется, еще немного, и перо будет непоправимо испорчено. Мерлин, откуда берется агрессия? Почему глупый треп неизменной сплетницы так сильно разжигает печи у него в груди?

— О чем ты говоришь? — голос тверд, точно сталь.

— О том, что вижу, — глядя в темные глаза мужчины, отзывается она.

Северус кладет перо в чернильницу. До работы уже нет никакого дела, пергамент можно выбрасывать, а дело придется переписывать с нуля, а он не помнит из этого документа ни единого слова. Черт возьми, да что со мной происходит!

— Объяснись, — настаивает он.

Мужчина складывает руки в замок перед собой. Рита замечает, как он старается держаться стойко, но у него не выходит. Мерлин, да он в бешенстве! Он в бешенстве, но подавляет его так, как только может!

— В твоих жилах кипит праведный гнев или мне кажется? — беззаботно спрашивает она.

— Рита.

Он произносит это так отрывисто, холодно и коротко, что прежняя бравада журналистки куда-то исчезает на пару мгновений, и она озадаченно моргает, глядя на Северуса. Рита не привыкла видеть его таким. Таким… Ревнивым?

— Они мило беседовали в кафе через дорогу, а затем направились на прогулку…

Рита смотрит ему не просто в глаза, она словно в душу к нему заглянуть пытается.

— Вместе, — заканчивает она.

Северус чувствует, как внутри что-то начинает гореть. Это странное чувство появляется внезапно, оно обескураживает его, вынуждает потерять вечно беспечную маску хладнокровия и заставляет щеки предательски вспыхнуть.

Он чувствует жар на своем лице и понимает, что Рита тоже его замечает.

— Ты лжешь, — старается спокойно произнести он.

Рита не может поверить собственным глазам. Она столько месяцев подряд видит его перед собой. Она видела его в разных локациях, временах года и состояниях. Его настрой всегда был один: равнодушный.

Она видела его на работе, на обеде, дома, в его постели, но за все эти месяцы она ни разу не видела, чтобы он терял свою маску. Именно это сейчас и происходит. О, Мерлин, что эта девчонка сделала с ним?

— Да неужели? — саркастично выдыхает она.

И ее это злит.

Злит безумно, потому что девчонке удается сделать это за каких-то пять месяцев, в то время как она не сдвигается во взаимоотношениях с ним с мертвой точки уже больше года и двух месяцев, пока сама внушает себе тот факт, что ее интрижка с ним является чем-то большим.

Что бы эта девчонка ни сказала, что бы ни сделала… Рита знает одну вещь.

Ей никогда не привязать Северуса к себе.

Этого малолетней волшебнице не удастся ни в одном сценарии жизни.

— Лгу? — переспрашивает она, когда снова надевает на себя маску.

Они же оба хороши. Оба стоят друг друга. У каждого за пазухой ключ от шкафа, в котором масок для общества лежит друг на дружке в неразборчивой куче — не сосчитать. Гримасы только разные, а у Риты ассортимент побольше.

— Тогда тебе наплевать на мои слова, — невинно жмет она плечами. — Ладно, мне пора.

Журналистка берет бумажный стакан с остатками уже остывшего кофе и поднимается с места, разгладив на коленях подол юбки свободной рукой. Поправив кудряшки, женщина чуть улыбается и прощается, выходя из офиса и закрыв за собой дверь.

Она отходит всего на тринадцать шагов, встает под одну из скрытых ниш и подносит стаканчик к губам, когда дверь его офиса громко хлопает, и в коридоре слышатся его торопливые шаги.

Рита скалит зубы и делает глоток остывшего кофе, чувствуя горькие гранулы на корне языка. Ей приносит небывалую радость одна только мысль о том, как несладко будет его молодой жене, когда она осознает всю глубину его гнева и праведной ненависти к своей персоне.

Гермиона оставляет на пуфе сумку и делает шаг вперед, чуть сжимая кулаки.

Она рассчитывает на то, что с подругой будет резонно увидеться позже, когда она остынет. Джинни не дает ей ни отсрочки встречи, ни возможности остыть и привести в порядок мысли. Гермиона осознает, что ей физически неприятно находиться рядом с подругой.

Это наблюдение приводит в ужас.

— Гермиона, что стряслось? — старается понять Джинни и по привычке старается прикоснуться к близкой подруге, обхватывая ее предплечья руками.

Девушка непроизвольно делает шаг в сторону, не давая ей этого сделать. Джинни непонимающе хмурится, в ее глазах сквозит непонимание и тревога.

— Ты чего? — не понимает Джинни, покачав головой.

Странный жест почти моментально забывается, Джинни пытается понять, почему она сидела в кафе одна на протяжении целого часа, так и не притронувшись к чайнику чая, который она заказывает им, в результате чего он сильно, почти до самой настоящей горечи заваривается, а затем остывает.

Джинни не выпила ни глотка без подруги.

— Мы же с тобой увидеться собирались, — напоминает она. — Я думала, что у тебя что-то случилось.

— Случилось, — тут же отвечает Гермиона, сверкнув глазами. — Только не у меня.

Гермиона чуть качает головой и, оставив на вешалке пальто, собирается пойти на кухню, рассчитывая, что Джинни пойдет за ней. Так ей удастся побыстрее спровадить ее в камин. Так и происходит. Подруга сразу направляется следом.

— Гермиона, — тревожно произносит Джинни, — объясни, я…

Горящие слова взрываются в глотке раскатом грома.

— Я не могу поверить, что ты сделала это! — резко остановившись, поворачивается к ней Гермиона сразу, как входит на кухню.

Джинни замирает от неожиданности, хмурит брови, с полным непониманием смотрит в глаза подруги. Она не понимает, что произошло за день. Как могло так резко все поменяться с утра? Джинни помнит, какой была Гермиона, когда они встретились в Министерстве.

Такой счастливой, отдохнувшей и… Влюбленной? Что успело произойти за каких-то десять часов?

— Да что я сделала? — от непонимания хочется взвыть.

Гермиона чувствует, как вспыхивают щеки. Столько лет вместе, а она пытается солгать ей прямо в лицо! Она сжимает кулаки и делает полшага вперед.

— Ты спала с Блейзом, — глядя ей в глаза, грохочет Гермиона.

Джинни почти вздрагивает, как от пощечины, когда слышит это. Все тело окатывает горячей волной неприятных ощущений. Черт возьми, что она говорит такое? Джинни чувствует, как начинают подрагивать колени.

— Что? — едва слышно произносит она; громче сказать не получается, голос дрожит. — С чего ты взяла?

Гермиона фыркает и утирает губы без надобности тыльной стороной ладони. Ей кажется, будто слова о том, что произошло, сорвавшиеся с ее губ, горькие и маркие. Ей непроизвольно захотелось стереть их с себя.

Если бы все было так просто.

— Не прикидывайся, — выдохнув, просит Гермиона, всплеснув руками. — Я видела тебя утром, видела Блейза, когда пришла и, — она на мгновение замолкает, морщится непроизвольно, — твои… Духи. Они были в офисе, — старается договорить она, — их запах… Я слышала, Джинни…

От осознания свалившейся ситуации Гермиона снова чувствует, как ее начинает тошнить. Неприязнь комом встает в глотке, обида жжет за ребрами. Как Джинни могла так поступить с Гарри? Да и как теперь самой Гермионе быть?

Как жить со скелетами из чужих шкафов, не имея возможности вернуть их владельцу?

— Да как ты могла! — сжимает она челюсти, чтобы не дать эмоциям захлестнуть ее с головой.

Джинни чувствует, как в глазах сами собой закипают слезы. Она не верит в то, что слышит. Совершенно не может поверить. А слышать такое от единственной близкой подруги просто невыносимо.

— Гермиона, — находит в себе силы Джинни, — да ты же…

Шок настолько сильно оглушает ее, что не дает возможности собирать слова в предложения. Вся кожа девушки горит, щеки, уши, шея, руки. И внутри больно пульсирует. Джинни может с уверенностью сказать, что Гермиона никогда в жизни ее так не ранит, как сейчас.

Только Джинни собирается хоть что-то ответить, как слышится хлопок входной двери. Гермиона непроизвольно смотрит на дверь кухни, Джинни тоже. Северус очень редко пользуется парадной дверью, обычно все передвижения они совершают через камин.

Может, Гермиона оказывается права, и Моди просто забыла приобрести еще летучего пороха?

Стоит Гермионе подумать о домашнем эльфе, как та тут же появляется на кухне и ставит сковороду на плиту, намереваясь разогреть для хозяина ужин. Гермиона замечает, что Моди — крайне тактичный эльф.

Она не мешается под ногами, когда дело касается межличностных диалогов хозяев дома, и никогда не подслушивает. Лишь покорно выполняет свои обязанности, не слушая просьб Гермионы о том, чтобы помочь ей.

Над свободой пожилой эльфийки Гермиона по-прежнему работает, она уже знает, что следует сделать. Гермиона хочет платить Моди за ее работу и желает, чтобы у нее была возможность отправиться в отпуск. Остается ей дело за малым: обсудить ее предложение с Северусом.

Самое сложное.

Заплутав в своих мыслях, Гермиона почти вздрагивает, когда дверь кухни резко открывается, и на пороге появляется Северус. Гермиона теряется от собственных чувств и ощущений. Она злится на Джинни, она смущена от воспоминаний о вчерашней ночи со своим мужем и еще…

Она обескуражена тем, каким видит его сейчас.

Северус вихрем проходит по кухне, оставляет портфель на столе, бросив его с характерным, звякающим звуком, и направляется в свою подсобку. Джинни он словно не замечает, собственную жену тоже.

— Моди, ужин, — холодно рявкает он. — Живо.

Гермиона задыхается от такого обращения к пожилому эльфу. Она замечает, что, если сравнивать с первыми месяцами их совместной жизни, то сейчас Северус относится к Моди лучше, чем раньше.

Он даже учится обращаться к ней чуть мягче, вслух не благодарит ее, конечно, только кивает иногда, но это уже большой прорыв! Гермиону морально убивает то, что она слышит. Такое чувство, словно они возвращаются в самое начало.

Северус резким движением закрывает дверь подсобки и идет в сторону столовой.

— Живо, Моди, я сказал!

— Конечно, хозяин, сейчас!

Пожилая эльфийка едва шевелит ногами, когда несет полное блюдо запеканки в столовую. Гермиона тут же срывается с места, чтобы помочь ей, но не успевает дойти, поскольку эльфийка уже скользит в столовую.

Гермиона замечает, как Северус сидит спиной к ней, руки мужчины слегка подрагивают. Дышит он тяжело, да и вся энергетика у него сейчас недобрая. Он даже не открывает газету, которая лежит по обычаю на краю стола.

Плохой знак.

Гермиона все еще стоит в дверях, старается понять, стоит ей сейчас зайти или нет. Может, у него был плохой день? С другой стороны, все это не имеет значения. Нельзя срываться на домашних, какой бы плохой день у тебя ни был.

Она уже хочет сделать шаг вперед, как вдруг Моди запинается за угол ковра, и полное блюдо с горячим ужином летит на пол. Дорогая посуда разбивается моментально, осколки летят во все стороны. Северус резко опускает ладонь на стол.

— Меня поражает до глубины души твоя нерасторопность, — холодно и крайне жестко произносит он, склонившись над эльфийкой, которая на коленях голыми руками собирает осколки блюда. — Прочь!

Моди сжимает в крохотных кулачках осколки, зачем-то прижимая их к груди, и смотрит своими огромными, наполненными слезами глазами на хозяина дома. Он не гнал ее никогда. Да, был холоден всегда и требователен, но не прогонял.

Ни разу за все эти годы.

Гермиона чувствует, как сжимается сердце от увиденного. Она уже собирается войти, как вдруг мимо нее вихрем проносится Джинни, забегая в столовую так быстро, как это только возможно. О, Мерлин, она совсем забыла о том, что Джинни здесь!

— Вам следует извиниться, причем немедленно! — рявкает Джинни, останавливаясь слева от эльфа лицом к хозяину дома.

Северус медленно поднимает взгляд. В его доме в очередной раз гость, причем наименее желанный, учитывая непростые, натянутые взаимоотношения с миссис Поттер. Гость, о котором он снова не предупрежден. Гость, который что-то от него требует.

Мужчина впивается чернотой своих глаз в девушку.

— Миссис Поттер, — цедит он, поднимаясь с места, — снова в моем доме без приглашения и обозначенного времени.

Джинни фыркает и делает смелый шаг вперед. Моди только сгребает осколки и ковыляет на кухню, чтобы не попадаться под горячую руку. Сегодня, кажется, оба хозяина дома пребывают в не самом лучшем состоянии.

— Я пришла не к вам, а к своей подруге, — не позволяет ему вставить последнее слово Джинни.

Северус разворачивается так, чтобы видеть лицо девушки и знать, что стоящая в дверях Гермиона прекрасно все видит и слышит.

— Ваша подруга, — особой интонацией выделяет он слова, — сегодня не собиралась с вами встречаться, потому что предпочла общество вашего брата.

Воздух в столовой становится так сильно заряжен, что можно поднять лампочку в ладони, и она начнет светить. От неожиданности Джинни приоткрывает рот, не представляя, как вообще возможно то, что происходит сейчас. Она смотрит на Гермиону.

Она вся бледная, с распахнутыми глазами так и стоит в дверях между кухней и столовой, не в силах произнести даже слово. О, Мерлин, как же он узнал! И ответ на вопрос Гермиона получает почти моментально.

Проклятье, снова эта Скитер!

Северус смотрит на Гермиону и все видит по ее глазам. Он до последнего надеется на то, что Рита лишь доводит его до ручки пустыми предположениями, но они оказываются правдивы. От осознания внутри все горит.

Северус понимает, что для него ужасна даже мысль о том, что Гермиона может быть с кем-то другим. Он больше не отбрасывает эту мысль, он наконец принимает ее.

— Значит, это правда, — холодно произносит он, глядя на Гермиону.

Сейчас и без того между ними все страшно тяжело и сложно, им бы сесть, поговорить, разобраться, но… Не все видят негатив в окружающих. Многие его не замечают непроизвольно. Например, дети.

Если точнее, маленькая девочка, которая слышит из своей детской знакомые голоса и понимает, что домой пришли родители. Дейзи спускается вниз и влетает в столовую с широкой улыбкой, а в это время Моди входит из другой двери с новым блюдом в руках.

Все происходит быстро, очень быстро. Дейзи запинается за тот самый ковер и с размаху летит вниз, Моди старается спохватиться, роняет второе блюдо под ноги, от чего охает, в ужасе прикладывая ладони к глазам.

Северус впервые за все эти годы не сдерживает свой гнев.

— Моди, прочь на кухню и не выходи оттуда! — указывает он в сторону двери. — Дейзи, марш в кровать! — хватает он девочку за руку, чтобы она поднялась на ноги, после чего подталкивает ее в сторону другой двери.

Гермиона понимает, что все это оказывается последней каплей.

— Хватит! — тут же взрывается Гермиона, потому что не может больше выносит этого. — Немедленно прекратите!

Ни его отношения к домовику, ни его отношения к дочери.

Северус оборачивается, и они снова сверлят друг друга взглядами. Один ревнует так, что болит за ребрами, и сам понять не может, как это с ним случилось. Другая разрывается в жгучей ненависти от его поведения и именно в этот момент понимает, что больше не может так жить.

Негативные эмоции берут верх над ними обоими, вынуждая совершать неправильные поступки.

— Я больше не могу, — теперь она говорит об этом вслух. — К черту. В этом доме я больше не останусь. Вы своего добились.

Качнув головой, Гермиона выходит из столовой, толкнув дверь. В помещении стоят четверо. Северус, которого слова девушки обескуражили, выбив почву из-под ног. Джинни, которая не первый раз становится свидетелем их перепалок. Моди, которая так и стоит с израненными руками возле второй разбившейся тарелки.

И Дейзи.

Дейзи, которая понимает все первая.

Гермиона чувствует, как болит в груди. Как гулко и часто долбит за ребрами сердце. Она уже подходит к входной двери и хочет схватить пальто, прикидывая, сколько времени ей понадобится, чтобы вернуться в старый дом родителей, и достаточно ли у нее сбережений на первое время, как вдруг в просторном фойе разбивается ее крик.

— Мамочка!

Гермиона прерывисто вздыхает и резко разворачивается. Дейзи бежит к ней со всех ног, темные волосы растрепаны, потому что Моди не умеет заплетать ее, один гольф сполз вниз, а в глазах девчонки столько печали, что в ней можно утопить всех людей мира.

Девушка не сдерживается, падает на колени, не чувствуя резкой боли от удара об каменный пол, и раскрывает руки. Дейзи с размаху впечатывается в нее, крепко обнимая за шею. Малышка тут же горько всхлипывает, потому что она не умеет скрывать свои эмоции. Если она счастлива — она смеется. Если злится — показывает свою злость.

Если ей больно — она плачет.

— Мамочка! — задыхается Дейзи в слезах, сильнее обнимая девушку. — Не оставляй меня одну, мамочка!

Джинни и Северус выходят из столовой следом, но Гермиона их совсем не замечает. Слезы душат девушку почти моментально. Она крепко обнимает Дейзи, прижимая к себе, и чуть покачивается, стараясь успокоить не только ее, но и себя.

Какая же она глупая! Как она могла забыть о самом главном!

— Не оставлю, Дейзи, милая, — глядит она ее по волосам, не замечая, как слезы бегут по щекам, — я тебя с собой заберу, малышка. Не оставлю, слышишь?

Джинни сама едва сдерживает слезы, глядя на все, что происходит. О, Мерлин, как много всяких отвратительных вещей случается за такой короткий промежуток времени. И несмотря на то, что Гермиона сильно ранит Джинни, та все равно решает для себя довести дело до конца.

Джинни за Гермиону горой, что бы ни случилось, поэтому она оборачивается к замершему Северусу, который неотрывно смотрит на то, как Гермиона в слезах держит их дочь в своих объятиях.

— Что вы с ней сделали, мистер Снейп? — срывается с ее губ вопрос.

Это совсем не то, что следует спрашивать. Джинни совсем не знает, что творится за закрытыми дверями их дома. Не понимает, что происходит между ними, но… Она знает, как сделать так, чтобы он сам сказал наконец то, что следует произнести уже давно.

Джинни психологию людей понимает, поэтому оказывается совершенно готова, когда Северус почти задыхается словами, глядя то на нее, то на Гермиону.

— Да она всю душу мне вытрепала, — в сердцах восклицает он, растоптав под ногами маску, которую без конца носит всю свою жизнь. — Я не знаю, как мне быть!

Джинни видит, что он говорит правду. Она смотрит на мужчину, побуждая закончить начатое. Не каждый день видишь такое. Как человек переступает через собственные ненужные границы, побуждая самого себя меняться.

Северус понимает, что не может контролировать слова, которые обжигают ему глотку.

— Почему она не понимает, — смотрит он Джинни в глаза, — что я люблю ее!

Джинни вздрагивает от внезапного откровения вместе с Северусом. Они смотрят друг на друга пару секунд, а после Северус вихрем выходит из дома, минуя сидящую на полу Гермиону, и закрывает за собой дверь.

Гермиона сидит с зажмуренными глазами и прижимает девочку к себе. Поднять веки она себе позволяет только в тот момент, когда Джинни выходит из дома мгновением позже.

Гермиона смотрит перед собой в какую-то точку, почти не дыша. Сердце пропускает удар.

Кажется, ее муж только что сказал о том, что любит ее.

***

Джинни понимает, что происходит что-то глобальное в тот момент, когда Северус произносит вслух о том, что любит Гермиону. Девушка видит, что слова даются мужчине с большим трудом, что он буквально через себя переступает, потому что открывается не только предмету своей симпатии, но и присутствующему постороннему человеку.

Джинни осознает, что для Гермионы она, может, и не посторонняя, но для Северуса она именно такая. Она с ним даже толком поговорить не может, они вечно шипят друг на друга, и это постепенно превращается в привычку.

Любая их встреча заканчивается конфликтом, Джинни с уверенностью может сказать, что они с Северусом почти искренне и открыто не выносят друг друга, но… Сейчас ему больно. Больно, потому что все это имеет значение.

Гермиона имеет значение.

Поэтому Джинни выходит на улицу следом, захватив свое пальто, и следует вдоль тропинки к главным воротам, где виднеется в полутьме его силуэт. Двор освещается, даже если там никого нет, и это радует.

Несмотря на сугробы, за чертой города все равно очень темно, поэтому даже здорово, что сейчас есть возможность видеть. Джинни идет вперед, вслушиваясь в хруст снега под подошвой.

Она останавливается в двух метрах от Северуса, глядя ему в спину, и скрещивает на груди руки. В тишине они стоят пару мгновений. Слышится только шум ветра и стук голых ветвей деревьев друг об друга.

— Я дам вам совет, мистер Снейп, пусть вы и настаиваете в том, что в советах не нуждаетесь, — первой прерывает молчание Джинни. — Особенно от меня.

Северус сначала стоит неподвижно, а затем чуть оборачивается. Дает тем самым понять, что слушает. Джинни — невероятная волшебница. Закрыв глаза на боль, которую ей причиняет Гермиона, она по-прежнему ее защищает.

— Вы должны говорить с ней, — сжимает скрещенные руки Джинни чуть сильнее. — Нельзя с ней молчать, человек она такой, с богатым воображением, надумает глупости сама, потом мучается из-за этого.

Джинни недолго молчит, покусывая нижнюю губу.

— Не предоставляйте ей роскоши додумывать самой, говорите с ней, — настаивает она. — Начинайте слушать ее и, что самое главное, слышать.

Северус смотрит через плечо, чуть сжимая губы. Черт возьми, молодое поколение намного смышленее, они знают истины, которые в прошлом доходят до людей лишь в преклонном возрасте.

Джинни делает еще шаг вперед. Ее не смущает вести монолог, она знает, что Северус ее слушает.

— Как давно она брала в руки книгу? — продолжает Джинни. — Она же жить не может без учебы, без знаний.

Северус сводит на переносице брови. Мерлин, и правда. Если вспомнить школьные времена, то можно с уверенностью сказать, что Гермиона книг почти никогда из рук не выпускает. Сейчас такого за ней он не наблюдает.

Возможно, на работе она что-то изучает, но дома… Ох, Северус чувствует себя настоящим идиотом! Как же он упустил такое из виду!

— Каких размеров библиотека у нее в комнате? — с прищуром спрашивает Джинни, заранее зная ответ на собственный вопрос.

Молчание вполне ожидаемое, Джинни кивает.

— Верно, — замечает она. — У нее в комнате вообще ее нет.

Северус кивает, но не оборачивается. Джинни сильнее заворачивается в пальто, потому что без дневного света прохладно, хотя ветра и снегопада нет. Девушка переминается с ноги на ногу.

— Хотите понять ее? — спрашивает она.

Ей совершенно непонятно, почему она вообще решается давать ему советы, но что-то ей подсказывает, что они с Гермионой так и не смогут прийти к согласию, если их не подтолкнуть на верный путь. Оба ведь словно бараны.

Северус кивает.

— Тогда позвольте ей вернуться к вещам, которые всегда ее привлекали. И вы сами увидите, как она откроется вам в ответ.

Мужчина вздыхает, Джинни видит, как из его легких вырывается белое облако.

— Я думаю, что это плохая идея, — впервые произносит он.

Джинни хмурится и жмет плечами.

— Почему? — старается понять она.

Северус поворачивается к девушке, но в глаза не смотрит. Лишь устанавливает контакт, чтобы она слышала его. Собственные откровения в доме приводят его в ужас. Он никогда не позволял себе такого.

Мерлин, я что, правда люблю ее?

— Я сказал глупость, — сдержанно произносит он. — Мне не следовало говорить этого, я должен был держать себя в руках.

Джинни чуть хмыкает и делает это непроизвольно.

— Но почему? — улыбается она, стараясь его понять.

Северус недолго молчит, взвешивая слова. К откровениям с молодой волшебницей он не был готов ни в одном из сценариев своей жизни, особенно с той, кого он не выносит в равной степени сильно, что и она его.

— Я не думаю, — он чуть кашляет, глядя куда-то под ноги, — не думаю, что Гермиона испытывает смежные чувства по отношению ко мне, — наконец произносит он. — Думаю, будет разумно… Оставить все так, как есть.

Джинни всплескивает руками и невероятным усилием воли сдерживается, чтобы не закатить глаза. О, Мерлин, да они с Гермионой стоят друг друга! Одна боится и себя, и своих чувств. И второй совершенно такой же!

— Мистер Снейп, — качает головой Джинни, — вот вы, кажется, умный и образованный мужчина, а такой бред иногда говорите, хоть стой, хоть падай.

Северус с непониманием смотрит в карие глаза волшебницы..

— Что вы хотите этим сказать?

Джинни вздыхает. Он хотя бы начинает задавать вопросы, чтобы разбираться в словах и поступках женщин, огромный шаг вперед, Гермиона молодец.

— Я хочу сказать, что хватит думать, — просто отвечает она. — Вечно загружая себя ненужными мыслями, вы не даете собственным чувствам выбраться на волю.

Северус нетерпеливо и немного нервно поправляет полу мантии.

— И как же мне с ней разговаривать? — интересуется он.

— Сердцем, — не задумываясь, отвечает она. — Сердцем с ней разговаривайте.

И в то же мгновение Джинни понимает, что совет этот оказывается полезен всем, кроме нее.

Ведь именно сердце она слушает, когда в Хогвартсе все становится совсем плохо. Когда Гарри, Рон и Гермиона отправляются на поиски крестражей, директором становится Северус, а Кэрроу начинают отрабатывать непростительные на первогодках.

Ее сердце болит за Гарри, поэтому Джинни находит способ, как эту боль хоть немного заглушить.

В ту ночь она совершенно не могла спать. Проблемы со сном появляются у Джинни почти сразу, как она прибывает в Хогвартс в начале учебного года, но она часто закрывает на это глаза. Это выливается в хроническую апатию быстрее, чем она может себе представить.

Гарри не пишет ей письма, она тоже не пишет ему в ответ. Причина проста и понятна: некуда писать. Джинни не знает, где Золотое трио путешествует, отследить их перемещения просто невозможно. К тому же, письма отправлять небезопасно.

Их могут перехватить.

Джинни ходит на занятия, ест по расписанию или делает вид, что ест, потому что так нужно, и ходит колонной строевым шагом, потому что таковы новые порядки. Лишний раз девушка старается не высовывать нос и не качать свои права, даже если очень хочется.

Новые карательные меры не позволяют оставлять каждое слово безнаказанным, и это связывает ей руки. Джинни хорошо помнит, как это однажды для нее заканчивается. Она даже Гарри не рассказывает о том, что ее едва заметный шрам на тыльной стороне ладони вовсе не от того, что она порезалась.

Это ее наказание от близнецов, полученное за непослушание.

Сон все никак не идет, поэтому Джинни вылезает из постели, оставляя мирно спящих соседок наедине с ночной тишиной. Джинни даже немного завидно от того, что девочки могут спать. Интересно, они по своей воле отключаются или пользуются сонными зельями?

Поморщившись, Джинни надевает кофту на пуговицах, чтобы было не так холодно, и принимает опасное решение дойти до совятни, чтобы немного подышать. Другого варианта она не видит. В башне Гриффиндора нечем дышать.

Джинни знает, где именно патрулируют по ночам близнецы коридоры, поэтому ей удается пробраться по назначенному пути, не привлекая к себе ненужного внимания. Она добирается до совятни почти бегом и прислоняется спиной к закрытой двери, крепко зажмурив глаза.

Сердце бьет в глотке, как сумасшедшее. Джинни находится в вечном страхе за лучшую подругу, родного брата и Гарри, вестей от которых она совсем не получает. Каждый новый день приравнивается к пытке.

Джинни кажется, что она просыпается одна. Девушке до трясущихся коленей страшно, что Золотое трио в какой-то момент прекратит просыпаться, и ее опасения окажутся правдивыми. Девушка кладет основания ладоней на веки и сильно зажмуривает глаза.

Так сильно, что взрываются искорки.

Она старается дышать, наматывает круги по совятне, не замечая ничего вокруг, как вдруг вздрагивает, когда слышит, как кто-то шаркает ногой. Она убирает ладони от глаз и часто моргает, тут же доставая палочку.

— Кто здесь? — стальным голосом произносит она, оглядываясь по сторонам.

— Я, — спокойно отзывается мужской голос, и Джинни указывает палочкой на нишу, из которой доносится звук.

Девушка настраивается крайне воинственно и уже знает, какое заклинание использовать, если потребуется, заранее вырисовывая руну, чтобы быть максимально готовой.

— В этом нет необходимости, — выставив перед собой руки, отзывается парень, медленно выходя из-под ниши.

Джинни сдержанно выдыхает, но палочку не опускает. Мало ли, что он тут вынюхивает. Слизеринцам она не доверяет, никогда не доверяла, это правда. А уж правой руке Малфоя младшего она доверять станет в последнюю очередь.

— Джинни, да? — осторожно спрашивает парень, усаживаясь на единственное чистое место во всей совятне.

Девушка и раньше замечала этот выступ, но не обращала внимания, что он чист. Видимо, парень часто здесь бывает. Не она одна страдает бессонными ночами, получается.

— Да, — кивает она, все еще выставив палочку перед собой.

— Меня зовут… — начинает он.

— Я знаю, кто ты такой, — саркастично выплевывает Джинни, чуть поморщившись. — Не первый год под одной крышей учимся.

Раз уж ей связывают руки с ее взрывным характером на занятиях, почему бы не оторваться на слизеринце, особо приятных чувств к которому она не питает. Блейз чуть улыбается, опустив на мгновение голову вниз.

— Не спится? — негромко спрашивает он, снова подняв взгляд на девушку.

Джинни хмурится.

— Тебе-то какое дело? — фыркает она.

Блейз поднимается на ноги, опустив руки в карманы брюк. Ни один мускул на лице Джинни не выдает ее внезапно проснувшейся паники. Может, он действительно выдаст ее близнецам за то, что она слоняется после отбоя, где попало?

— Уизли, твоя ершистость не к месту, — качает он головой. — Я тоже не могу спать и тоже прихожу сюда, чтобы успокоить мысли. Выключи стерву и ответь на мой вопрос.

Джинни даже запал гнева куда-то теряет. Ей редко кто отвечает на подобные выпады. Девушка не сразу, но опускает палочку. Блейз терпеливо ждет ее ответа.

— Да, не спится, — наконец отвечает она.

Забини улыбается.

Так случается, что внезапная встреча повторяется. Затем еще раз и еще один. Они просто разговаривают. Говорят обо всем, только не о войне. Забини рассказывает про свое детство, про строгую мать, не задерживающихся в мире живых отчимов и его желание стать независимым от своих корней.

Они просто сидят по несколько часов и разговаривают, это помогает заснуть им обоим.

Однако однажды это происходит. Джинни узнает из Пророка, что Гарри и Гермиона были замечены в Годриковой впадине. Видит снимки обломков дома Поттеров и, пожалуй, именно в тот момент понимает, насколько опасно все то, что происходит сейчас.

Война. Идет война.

Той ночью она идет в совятню с расшатанными нервами и опухшими веками, потому что она плакала. Джинни запрещает себе проявлять такого рода эмоции, но в тот момент это кажется единственным выходом, чтобы не рехнуться.

Когда она заходит внутрь, Блейз тут же встает на ноги и с тревогой в глазах смотрит на Джинни. Он знает о том, что ее беспокоит. Он тоже новости читает. Мыслей в тот момент у Джинни так много. Мерлин, так много! И она знает, что ей нельзя с ним таким делиться.

Это ее переживания, не его.

И возможность заглушить их появляется сама.

Это была глупость. Наивная, несусветная глупость, но идет война. И никто не знает, что будет завтра.

Джинни выключает голову и закрывает глаза, когда Блейз притягивает ее к себе, накрывая ее губы своими. Он целует ее глубоко, жарко и напористо. Даже слишком жестко, но это помогает. Блейз помогает ей забыть о том, что творится за пределами стен замка, Джинни помогает ему не думать о том, что будет завтра.

Секс с ним заглушает не только мысли, но и чувства. Блейз берет ее так, как ей нравится. Жестко, напористо и немного грубо. Даже поцелуи получаются именно такими. Когда Джинни возвращается к себе, у нее трясутся ноги и зудят губы от жалящих поцелуев.

Они спят всего три раза. В ночь, когда он впервые целует ее, затем через три дня, когда она понимает, что без него ей всего этого не вывезти. И третий раз — за день до новости о том, что Гарри был замечен в Министерстве.

Видимо, в тот момент к юной волшебнице возвращается способность здраво мыслить. Да, идет война, но кто сказал, что нужно бояться каждого нового вздоха? Во время их следующей — последней — встречи Джинни не позволяет Блейзу поцеловать себя и останавливается возле него на расстоянии.

— Блейз, думаю, нам надо прекратить это, — спокойно произносит она. — Это всё.

— Что «всё»? — старается понять он.

Джинни смотрит на него. И ее радует, что никаких чувств у нее не просыпается к нему. Она благодарна ему. Но это всё.

— Ты и я, — кивает она. — Ты и я теперь всё, — твердым голосом заявляет девушка. — Я больше не хочу этого. Это…

Неправильно? Глупо? Слишком наивно? Неосторожно?

— Я понял, — отвечает он. — Ладно.

И он не смотрит на нее, потому что ему совсем не «ладно». Потому что все те случаи, когда они остаются вместе, Джинни думает о Гарри, а Блейз думает о ней. У него эта гриффиндорка теперь из головы не выходит, но что он может сделать?

Они ничего друг другу не обещали.

В вечной любви не клялись. Они просто спали.

Помогали друг другу, не претендуя на что-то большее. И сначала все правда так и было.

Блейз не успевает заметить, когда его подводят собственное тело и разум. Просто сегодня он шел сюда сказать ей, что влюблен, а она говорит, что следует все закончить. Может, если бы они обговорили все заранее, то что-то бы изменилось?

Нет, наивно так полагать. Человеческая сущность — самая неожиданная и непостоянная из всего, что есть в этом мире.

Джинни часто моргает, нервно облизнув губы, и возвращается в реальность. От прохлады по спине бегут мурашки. Сколько они тут с ним уже стоят?

— И да, мистер Снейп, по поводу моего брата…

Северус смотрит на девушку. Джинни видит, что разговаривать о ее брате ему совсем не хочется, но она все равно скажет.

— Я бы на вашем месте больше Гермионе доверяла, — сообщает она. — Она же доверяет вам.

Мужчина чуть кивает, Джинни кивает в ответ. Больше говорить не о чем, к тому же, это самая продолжительная их беседа за все время послевоенного общения. Удивительно, они даже ни разу не фыркнули друг на друга.

Воистину чрезвычайно странный день.

Джинни идет к воротам, чтобы телепортироваться домой оттуда, потому что не хочет пересекаться с Гермионой сейчас и снова заходить в дом. Северус не задает лишних вопросов, только снимает защитное заклинание с железных прутьев.

— Миссис Поттер, — окликает он, когда девушка выходит за пределы ворот.

Джинни оборачивается.

— Спасибо, — коротко произносит он.

Девушка кивает и, закрыв глаза, покидает поместье Снейпов почти с облегчением.

Джинни попадает домой в начале девятого и прислушивается. Обычно в это время Гарри уже дома, но Джинни не слышит его присутствия. Оставив на софе сумку, девушка снимает с себя пальто и идет вдоль коридора.

Из ванной доносится плеск воды. Джинни кивает сама себе, понимая, что Гарри здесь. Она испытывает непреодолимое желание увидеть его и обнять, а еще… Взять и разрыдаться у него на плече. Взять и пустить слезы, как маленькая девочка.

И сознаться.

Рассказать обо всем, что она скрывает от собственного мужа о том тяжелом периоде войны, о котором они никогда не заговаривают. Может, в этом и есть проблема. Этот этап не проработан, и участники войны варятся в своих воспоминаниях в одиночку, снова и снова прокручивая в голове совершенные по наивности глупости.

Джинни сидит на кухне и нервно покусывает подушечку большого пальца. Она принимает решение, и назад дороги уже нет. Когда Гарри выходит из ванной и замечает Джинни, то сразу сияет и улыбается, заключая супругу в объятия.

Однако Гарри — парень не глупый, состояния Джинни видит на раз-два.

— Что случилось? — спрашивает он, глядя девушке в глаза.

Джинни вздыхает и сжимает его пальцы.

— Я должна рассказать тебе, — кивает она, — рассказать о том, что было, когда мы год почти не виделись из-за войны…

Гарри, утерев лицо полотенцем, садится на стул, не выпуская руки Джинни из своей. И она рассказывает. Рассказывает все с самого начала. Как не спала, как мучилась от тревоги, как глушила собственный характер.

Рассказывает истинную историю своего шрама на тыльной стороне ладони. Незабываемый подарочек от близнецов Кэрроу. И рассказывает про Блейза.

Джинни говорит правду, решается на это целиком и полностью. Она смотрит на их с Гарри руки, пока рассказывает, замечая, как он водит подушечкой большого пальца по ее шраму на ладони. Гарри с Джинни глаз вообще не сводит, пока она говорит.

Он не перебивает, не уходит, не высказывает упрека, лишь слушает. Когда Джинни заканчивает, она какое-то время молчит, ожидая ответа Гарри. Долго в молчании сидеть не получается, девушка сразу вскидывает подбородок и сводит аккуратные брови на переносице.

— Ну же, скажи что-нибудь, — шипит она. — Хочешь кричать — кричи. Хочешь обвинять — обвиняй, — воинственный настрой пропадает в тот момент, когда она смотрит в зеленые глаза мужа. — Только не молчи, прошу тебя, Гарри.

Джинни решается на этот разговор, потому что не хочет, чтобы между ними были хоть какие-то секреты, которые могли бы навредить им и их браку. Джинни любит Гарри. Любит искренне и глубоко. И она не позволит каким-то глупостям из прошлого вставлять им палки в колеса.

Ох, из-за своего состояния она критично эмоциональна!

Гарринаконец вздыхает.

— Джинни, война была, — наконец произносит он. — Мы не знали, будем ли живы завтра. Я каждый день с ужасом слушал радио, боялся услышать твое имя или кого-то из наших родных, — смотрит он на нее. — По наивности и глупости многие совершали необдуманные поступки, поэтому…

Он кривовато улыбается, глядя с той же любовью на жену. Она же его жена. Его Джинни. Которая всегда была, есть и будет. Прошлое его мало интересует, Гарри важно настоящее и будущее, которое они с ней строят на этой основе.

— Забыли, — просто кивает он и обхватывает ее лицо ладонью. — Это было давно, пусть в прошлом и остается.

— О, Гарри…

Джинни, не сдержавшись, всхлипывает, прикладывая основание ладони к губам. Гарри заключает ее в объятия и гладит по плечам, повторяя, что все хорошо. Он целует ее в кончик носа и стирает большими пальцами слезы с бледных щек.

Он не просит ее успокоиться, понимает, что ей надо выплеснуть это из себя.

— Забавно, конечно, что воспоминание прошлого ты рассказать не побоялась, а вот то, что важно для нас…

Джинни обожает, когда Гарри так делает. Когда говорит «мы», «нас», «наши» — это чертовски приятно. Только она отвлекается от сути предложения, но Гарри сразу это понимает, поэтому повторяет без просьбы.

— Важную для нас новость ты мне так и не сказала, — смотрит он на жену с бешеной нежностью.

Джинни округляет глаза. О, Мерлин, как же он понял!

— Ты знаешь? — не верит она, распахнув в удивлении глаза.

Гарри хмыкает.

— Разумеется, — парирует он. — Я же не глупый. И вот сколько сейчас?

Джинни утирает остатки слез с глаз и улыбается. Ох, Гарри все понимает и сам!

Неудивительно, если честно. Она сама за собой не замечает изменений в рационе и скачущем настроении до последнего момента. Списывает все на усталость на тренировках, а за циклом перестает следить совершенно, потому что из головы вылетает.

— Три, — улыбаясь, кивает она.

— Три недели, — искренне радуется Гарри, расцветая в улыбке, и тянется к жене, чтобы поцеловать ее.

— Три месяца, — исправляет его Джинни.

Гарри смотрит во все глаза на жену. Три месяца! Кажется, он не такой уж и внимательный.

— О, значит, я все-таки немного глупый, — замечает Гарри и улыбается, потянувшись к Джинни.

Он целует ее так трепетно и нежно, что в животе что-то екает от переполняющих чувств. Джинни понимает, что с каждым днем все сильнее влюбляется в собственного мужа, хотя ей каждый раз кажется, будто сильнее любить Гарри она просто не может.

Оказывается, может.

Открыв Гарри правду, Джинни становится в сотню раз легче, даже дышать теперь спокойнее. Дрянной единственный скелет в ее шкафу наконец вываливается наружу, и Джинни искренне этому рада.

Гарри трепетно целует ее шрам на ладони, словно старается забрать всю ту призрачную боль, которую ей когда-то причинили. Она ложится сегодня в постель с не такими тяжелыми мыслями, как это происходит обычно.

Только одно ее сейчас беспокоит. Близкая подруга, которая сильно обижает ее, сделав неправильные выводы. Кажется, ей необходимо прислушаться к совету, который она сама сегодня дает Северусу: не предоставлять Гермионе возможности додумывать все самой.

Необходимо поговорить с ней, когда она остынет.

И сделать это как можно скорее.

========== 14. ==========

Комментарий к 14.

Мои любимые, спасибо за ваше ожидание! Я отработала смены и весь сегодняшний выходной посвятила этой главе. Вспомнила в семь вечера, что надо поесть :D Писала с великим чувством, поэтому желаю удачи! Наш трек на сегодня: **In The Woods - Lambert**

Гермиона просыпается от того, что Дейзи, спящая рядом, ворочается во сне. Приоткрыв один глаз, девушка чуть двигается в сторону, но не убирает руку, продолжая обнимать девочку. Кровать Дейзи большая, места хватает им обеим, и на мгновение Гермиона задумывается, почему раньше не ложилась с ней спать.

Девушка оборачивается, глядя на стоящие на тумбочке часы, и вздыхает. Уже почти восемь, пора подниматься, потому что работу никто не отменял, что бы ни случилось. А случилось многое.

Гермиона все же убирает руку и ложится на спину, глядя в потолок. События вчерашнего дня все еще не укладываются у нее в голове.

Когда Джинни выходит из дома следом за Северусом, Гермиона еще какое-то время так и сидит на коленях, крепко прижимая Дейзи к себе. У нее не хватает сил на вздох, что уж говорить о каких-либо движениях.

Слова Северуса ее ошеломляют.

Он говорит вслух о том, что испытывает к ней глубокое чувство, и Гермиона пытается переварить это. Понять, что это касается ее напрямую. У нее совсем не получается. Этому не подобрать слов.

Она никогда в жизни не испытывала подобных ощущений.

Только одна мысль заставляет ее начать шевелиться: она не хочет сейчас ни с кем говорить. Ни с Северусом, ни с Джинни. Идея-фикс заставляет ее разум работать, побуждая тело к действиям.

Гермиона поднимается на негнущиеся ноги и на чистом автомате идет с Дейзи на руках наверх, чувствуя, как голова попросту гудит от осиного роя мыслей. Девушка сразу направляется в детскую малышки и закрывает за собой дверь.

Остаться с Дейзи сейчас ей кажется самым верным решением.

Сжимая ее крохотное тело в своих объятиях и пропитываясь ее светом и детской искренностью, Гермиона успокаивается. Не так хорошо, как хотелось бы, но успокаивается. По крайней мере, сердце перестает так сильно бить по ребрам.

Дейзи быстро засыпает, не выпуская указательного пальца Гермионы из своей ладони. Сама девушка уснуть никак не может, но ей куда спокойнее, что Дейзи в безопасности. Она просто смотрит в потолок и старается навести порядок в мыслях, но у нее не выходит.

После полуночи она слышит, как дверь в спальню Северуса хлопает, и прислушивается. Около пятнадцати минут царит тишина, а затем дверь хлопает снова. Гермиона понимает, что в ее комнату он не стучит, а про детскую и беспокоиться не о чем.

Он вообще никогда в нее не заглядывает.

Под утро Гермионе удается ненадолго уснуть, но беспокойный сон выбрасывает ее обратно в реальность. Он почти моментально забывается, но Гермиона может поклясться, что даже во сне ее преследует что-то не особо хорошее.

Девушка осторожно вынимает руку из-под подушки, чтобы не потревожить Дейзи, и поднимается с постели. Тело ноет от усталости. Страшное чувство: просыпаться еще более разбитой, чем ложился.

Гермиона осторожно открывает дверь детской и смотрит в коридор. Пусто. Никаких намеков на чье-то присутствие. Тишина большого дома приветствует ее темным зимним утром с прежним радушием.

Девушка пробирается в свою комнату на цыпочках и тихо закрывает за собой дверь. Утренние хлопоты проходят быстрее обычного. Она не крутится у зеркала, не выбирает долго платье. Лишь быстро принимает душ и надевает синее платье-футляр с длинным рукавом с черными замшевыми туфлями.

В доме задерживаться не хочется.

Гермиона не старается вести себя слишком тихо, но каблуки все равно берет в руки, чтобы ненароком не разбудить раньше времени Дейзи. Моди тоже нужно давать время, чтобы выспаться.

Отчасти дело все в том, что Северус лишается возможности оставлять Дейзи с мистером Томасом в архиве, и теперь Моди приходится сидеть с девочкой сутки напролет. Именно поэтому Гермиона еще больше проникается теплыми чувствами к пожилому эльфу.

И поэтому вчера взрывается, когда Северус срывается на домовике, прогнав ее прочь.

Гермиона морщится от собственных мыслей и идет вниз, сжимая губы. Мерлин, как же им обоим быть? Такое чувство, словно им вечно что-то вставляет палки в колеса. Гермиона делает большой шаг вперед, когда идет к нему навстречу прошлой ночью.

Вчерашние события отбрасывают их на два шага назад.

Девушка не представляет, что нужно сделать, чтобы они снова пошли навстречу друг другу.

Гермиона чувствует и собственную вину за то, что решилась на посиделки с Роном в столь людном месте и не учла возможности неприятных встреч со всякими несносными журналистками, но… И Северус во всей этой ситуации повел себя чрезмерно импульсивно.

Девушка не понимает, что, набираясь его хладнокровия, она отдает ему взамен собственные черты характера.

Гермиона входит на кухню и надевает на ходу туфли. Уже заприметив полную чашу с порохом, она облегченно выдыхает и собирается подойти к камину, как вдруг ее внимание привлекает что-то странное на кухонной тумбе.

Девушка проходит вперед, оставив сумку на стуле, подходит к столешнице и берет в руки конверт, слегка нахмурившись, потому что на лицевой стороне размашистым знакомым почерком написано ее имя.

Конверт увесистый, в нем что-то твердое. Она разворачивает его, вскрывая печать, и вываливает на ладонь содержимое. Потертый от времени серый железный ключ обжигает холодом кожу.

Гермиона вертит его какое-то время в руке, а после заглядывает в конверт и, нахмурившись, замечает, что там есть что-то еще. Девушка вынимает сложенный лист и разворачивает его, склонив голову.

Не понимаю, почему не понял этого сразу.

Она теперь и ваша тоже.

Северус

Гермиона озадаченно хмурится и перечитывает письмо снова, после чего вновь смотрит на ключ. На втором этаже она бывает постоянно в своем крыле. Мысль о том, что ключ может быть от двери в скрытом коридоре, девушка сразу отметает.

На первом этаже кухня, столовая, комната с фортепиано, выход на террасу и задний двор, гостиная, в которой никто из жителей дома не бывает и… Гермиона сжимает ключ в ладони. Оставив письмо на столе, девушка выходит из кухни и целенаправленно идет к той самой двери.

Она помнит, как безрезультатно дергала ручку всего одной закрытой двери в доме, поэтому останавливается возле нее и осматривает пару мгновений искусную резьбу. Заприметив замочную скважину, Гермиона решает попробовать сразу.

Если не подойдет — не страшно. Именно так она и утешает себя, в глубине души рассчитывая на то, что ключ именно от этой двери. Он прекрасно входит в скважину, но это лишь половина дела.

Гермиона на мгновение закрывает глаза и вздыхает.

Только бы подошел.

Ключ дважды проворачивается без всяких усилий.

Девушка даже не верит сначала, заторможено смотрит на слегка приоткрытую перед собой дверь и старается дышать ровнее. Глянув себе через плечо на всякий случай, потому что знает привычку своего мужа подкрадываться незаметно, Гермиона толкает дверь, делая шаг вперед.

И тут же замирает. Замирает, широко раскрыв глаза и восторженно охнув.

Это библиотека.

Огромная, фамильная библиотека поместья. Гермиона даже приоткрывает рот от восторга, когда входит внутрь. В помещении прохладно, в нем давно никто не бывает. Камин топили в последний раз не меньше года назад, если не больше.

Комната пахнет старинными книгами и сыростью. Ох, тут непременно необходима уборка! И саму библиотеку не помешало бы прогреть. Гермиона проходит вглубь, оглядывается по сторонам и непроизвольно касается спинки дивана.

Полки заставлены целиком и полностью до самого потолка, целых три стены забиты книгами, о существовании которых Гермиона до сегодняшнего момента даже не предполагает. Девушка начинает ходить вдоль стен.

Она непроизвольно касается пальцами потрепанных корешков книг, осторожно вытаскивает некоторые из них и листает. Ох, Мерлин, да здесь собрание старше самого Дамблдора! Гермиона видит и книги по истории магии, и справочники, и тонны магической литературы, и даже…

В глазах сами собой закипают слезы радости, когда Гермиона достает очередную книгу с полки. Северус имеет в своей библиотеке даже собрания Джейн Остин. И здесь есть одна из ее любимых работ: «Разум и чувство». Гермиона непроизвольно прикладывает книгу к груди, обнимая ее руками.

Библиотека Северуса поражает ее до глубины души, пробуждая давно забытую любовь к книгам. Гермионе кажется, что, если бы не работа, она бы просто осталась здесь до глубокой ночи с чайником чая и не выходила до того момента, пока «Разум и чувство» не покажет ей белый форзац окончания.

— Невероятно, — на придыхании шепчет она, смаргивая слезы, и продолжает улыбаться.

И внезапная мысль разжигает огонь в груди непроизвольно. Это теперь не только библиотека Северуса. Это… Их библиотека. От этого заключения по спине бегут мурашки. Он открывает ей еще одну дверь.

Он снова делает шаг к ней навстречу.

Гермиона смотрит на наручные часы и цокает языком. Ей пора выходить, придется это сделать, как бы сильно ни хотелось остаться здесь. «Разум и чувство» девушка оставляет на крохотном журнальном столике у дивана, намереваясь как можно скорее взять книгу снова в руки, когда она вернется домой.

На работу она приходит точно по часам, не опоздав ни на секунду, а даже прибыв заранее на пять минут. Блейза еще нет, и это хороший знак. Воспоминания заставляют вернуться к вчерашним событиям, и девушка снова хмурит брови.

Ей придется выносить общество Блейза и при этом знать, что связывает его с ее близкой подругой. Интересно, он вообще догадывается, что она в курсе? Или ему тоже не на руку, чтобы об этом кто-то знал, кроме него и самой Джинни?

Гермиона злится из-за собственных мыслей.

Пламя в камине оповещает о прибытии начальника.

Девушка не оборачивается, продолжая заниматься с документами, которые лежат у нее перед глазами. Содержания их она не знает, не читала еще даже, но все лучше, чем общаться с человеком, на разговор с которым она совсем не настроена.

— Доброе утро, золотая девочка!

Забини сегодня просыпается с хорошим настроением. Он вообще чувствует эмоциональный подъем, несмотря на события вчерашнего дня. К слову, и про не самый радостный настрой своей коллеги вчера он также благополучно забывает.

Гермиона только коротко кивает, но головы не поднимает.

Блейз озадачено хмыкает, когда проходит спиной в свой кабинет и кладет портфель на стол. Он не сводит внимательного взгляда с Гермионы, которая вновь странно себя ведет. Ее вчерашнее отчужденное поведение сразу вспоминается, и парень непонимающе сводит на переносице брови..

— Ты сегодня не в духе, золотая девочка? — направляется он к ней, параллельно расстегивая пуговицу на пиджаке.

Гермиона сжимает челюсти и бросает попытку делать вид, что увлечена работой, поднимая суровый взгляд. Мерлин, Забини ведет себя так, словно действительно ничего не понимает! Они с Джинни что, ее за идиотку держат?

— Не зови меня так, Блейз, — жестко произносит она, качнув головой.

Забини останавливается на месте, запуская руки в карманы брюк. Он внимательно смотрит на девушку, чуть прищурившись.

— Ты никогда не просила об этом серьезно, — замечает он.

— Сейчас прошу, — тут же выплевывает она и снова опускает взгляд на документы, начиная беспорядочно их перебирать.

Парень искренне не понимает поведения Гермионы. Если вчера он мог списать его на плохое настроение, подъем не с той ноги или что-то еще, то сейчас он в замешательстве. Что он такого сделал, что она вдруг так на него шипит второй день подряд?

— И что послужило причиной? — спрашивает он.

Гермиона кусает внутреннюю сторону щеки так сильно, что мгновением позже во рту чувствуется противный привкус металла и соли. Черт возьми, она прикусывает ее так сильно, что начинает идти кровь. Чего только не сделаешь, чтобы промолчать и не взболтнуть лишнего.

Однако это не особо помогает.

Ее стержень характера за столько времени в браке постепенно снова отливается из стали.

— Она замужем, Блейз, — подняв свирепый взгляд, заявляет Гермиона.

Блейз делает шаг вперед. О чем она вообще говорит?

— Кто? — не понимает он.

Гермиона шумно выдыхает. Как долго будет продолжаться этот концерт? Сколько еще ей нужно сказать очевидных вещей, чтобы вывести людей на чистую воду? Ребячество, черт возьми. Надо всем учиться нести ответственность за свои поступки.

Она плоды пожинает за один из них каждый божий день.

— Джинни, — говорит это Гермиона таким тоном, словно старается завлечь истеричного ребенка безделушкой, после чего смотрит на парня.

Блейз хмурится. Сегодня день очевидных фактов? Что она хочет этим сказать? Только он собирается задать вопрос, как Гермиона его перебивает.

— Я не стану разбираться, кто прав, а кто виноват, — небрежно взмахивает она рукой, будто ей плевать, хоть это и не так, — ты поступил мерзко.

Девушка сглатывает.

— И она тоже, — тише добавляет она.

Забини вынимает руки из карманов и складывает их перед собой в умоляющем жесте.

— Ты о чем вообще? — обессиленно выдыхает он, абсолютно не понимая, что здесь происходит.

Гермиона моментально вспыхивает и сжимает губы. Да он же издевается над ней! Открыто и искренне! Девушка поднимается с места, стул скребет с противным звуком всеми ножками по полу. В глотке встает ком гнева.

— Вы спали, — в лоб говорит она, глядя Блейзу в глаза. — Вчера, — уточняет Гермиона. — Я видела вчера Джинни. И тебя я тоже видела.

Забини со смешинкой в глазах смотрит на коллегу, чуть склонив в сторону голову. Гермиона начинает злиться только сильнее. Что смешного она говорит? Ситуация серьезная! Если бы это касалось любых других людей, Гермиона бы и ухом не повела, но…

Это касается Джинни! Ее единственной лучшей подруги.

— И даже не смей отрицать очевидное! — заявляет она. — Я не слепая!

Забини все еще чуть улыбается, но без особого энтузиазма. Он смотрит на мгновение на носы своих туфель, а затем снова кладет руки в карманы и подходит ближе к столу Гермионы. Та, кажется, только сильнее распаляется от его спокойствия.

— Может, всё-таки слепая? — мягко спрашивает он, чуть прищурившись. — И вообще, ты что, свечу держала, золотая девочка?

Гермиона, которая всего секунду назад хотела продолжить разнос, внезапно замолкает от его слов. Прежняя наивность хочет взять бразды правления в свои руки, но Гермиона вовремя дергает повод на себя, затыкая этой глупой черте характера глотку.

Однако сказать в ответ Гермиона, почему-то, ничего не может.

— Да, когда-то мы общались с Джинни, — Блейз делает паузу, — чуть теснее, чем следовало бы, — аккуратно подбирает он слова, — но это было больше шести лет назад, еще в школе.

Гермиона словно совершенно не успевает переваривать информацию.

— А вчера? — быстрее, чем думает, произносит она.

Блейз хмыкает, непроизвольно касается пальцами линии челюсти и чешет указательным пальцем нос, глядя куда-то в сторону. Теперь очередь Гермионы не понимать, что происходит. Кажется, повод своей наивности Гермиона тянет недостаточно хорошо, и предательский кислород поступает в легкие слабой черты характера.

— Хотелось, конечно, но, — словно рассуждает сам с собой Блейз, по-прежнему глядя в сторону и думая, видимо, о чем-то своем, — не вышло, — наконец заканчивает он.

Гермиона непроизвольно вспоминает тот день, когда она рассказывает Джинни о своей новой работе и своем начальнике. Тогда ей кажется, что она видит неоднозначную реакцию подруги на Блейза в качестве ее вышестоящего лица.

Теперь ей не кажется.

Как бы то ни было, прошлое должно оставаться в прошлом.

Если Блейз говорит ей сейчас правду, то она обижает свою лучшую подругу марким обвинением до глубины души. Гермиона чувствует себя паршиво от этой мысли.

— И с каких пор тебя беспокоит чужая личная жизнь, золотая девочка? — прищурившись, спрашивает Забини.

Гермиона непроизвольно прикусывает язык. Действительно. Они столько времени сосуществуют в гармонии на работе с Блейзом по одной простой причине: ни он, ни она никогда не затрагивают личные темы.

Это табу, которое они оба обозначили еще в самом начале работы.

— Бросай привычки старого отдела, я такого не одобряю, — смотрит на нее парень, снова запустив руки в карманы брюк. — На работе нет места межличностным отношениям.

Гермиона чувствует, как вспыхивают щеки. Мыслей в голове просто осиный рой. Ох, Мерлин, зачем же она так поспешила с выводами! От злости на саму себя к глотке подкатывает ком, который Гермиона старается сглотнуть.

— Так что возьми себя в руки и работай, — довольно жестко произносит Блейз. — Через два часа жду договор для компании Эндрюса.

Гермиона кивает. Делает она это так, чтобы распущенные волосы скрыли водопадом пылающие от стыда щеки. Это мало помогает. Закончив монолог, Блейз уходит в свой кабинет и впервые на памяти Гермионы прикрывает за собой дверь.

Он никогда ее не прикрывает.

Обида на саму себя душит еще сильнее.

Значит, она совершает глупость, когда додумывает собственные наблюдения без помощи других. В офисе действительно слышался запах духов Джинни, она была в этом уверена, да и Блейз выглядел тогда слишком уж мокрым для не такой высокой температуры в помещении.

Гермиона хмурится. Блейзу хотелось этого с Джинни, он прямым текстом ей это говорит, но этого не случается. Девушка задыхается от осознания.

Подругу она знает слишком хорошо, не зря она, значит, первым делом увидев ее, решает, что Джинни устраивает кому-то разнос с самого утра. Кажется, именно это и происходит. Джинни осаждает горе-кавалера со всей присущей ее характеру пылкостью.

Сердце гулко стучит в груди от осознания.

Мерлин, что же я сделала!

Гермиона закрывает на мгновение лицо ладонями. Ей срочно нужно будет поговорить с Джинни. Прямо сегодня. В идеале, конечно, прямо сейчас, но работа никуда не денется. Следует прекратить поддаваться своей излишней импульсивности.

Гермиона обещает сама себе, что к Джинни поедет сразу после работы. Без лучшей подруги тяжело жить даже пару дней. Все равно, что кто-то забирает частичку тебя самого, когда она намертво к тебе припаяна.

Мысль о скорой встрече помогает Гермионе воспрять духом.

Она даже забывает на какое-то время о неурядицах вокруг, полностью сосредоточившись на работе и подруге, как вдруг в фойе разбивается о поверхность лакового стола знакомый голос.

— Я кофе свой уже больше получаса жду, — произносит Блейз так неожиданно, что заставляет Гермиону подпрыгнуть.

— Извини, — машинально произносит она, подняв голову и встав с места, — сейчас все будет.

Блейзу и самому не хочется выходить на деловой стиль общения и прибегать к холодности, но Гермиона так непривычно для самой себя выдает ему сегодня с утра порцию осуждения на личную тему, что это задевает его.

Забини просто хочет, чтобы все вернулось на круги своя. Чтобы они могли спокойно общаться, вместе обедать, с утра за чашкой кофе болтать ни о чем, пока телефонные линии еще перекрыты. Гермиона умная, как собеседник она Блейзу очень импонирует.

Он пока даже не знает, что такого можно сказать, чтобы у них снова все стало нормально.

Расстроившись, Забини возвращается на свое место и сразу берет в руку трубку, чтобы связаться со следующим клиентом и поскорее занять себя. Обычно так день проходит быстрее.

Гермиона ставит чашку на кофемашину и нажимает кнопку. Схватившись за ручку холдера, девушка бездумно смотрит на какой-то документ, валяющийся на столе, и сжимает губы. Она даже не представляет, как аккуратно извиниться перед Блейзом за то, что она сейчас ему выдала.

Она действительно не имеет права такое говорить ему, потому что это его жизнь, а не ее. Он же в ее личные дела носа не сует, хотя очень многие, особенно те, кто с ней совершенно не общаются, хотят свой нос в ее дела сунуть.

Гермиона достает из холодильника сливки и ставит их на столешницу. Она уже собирается закончить напиток, как вдруг взгляд падает на брошюру, лежащую рядом. Девушка берет ее в руку. Это информация об университете, которую Блейз оставляет ей на прошлой неделе.

У нее так и не доходят руки ее прочесть, на фоне других проблем в жизни Гермиона снова и снова откладывает на потом решение, которое находится исключительно в ее интересах. Она же любит учиться. Невозможно сильно любит.

Времени на ответ остается не так много, на фоне этого ограничения здоровый эгоизм Гермионы просыпается от долгого, мучительного сна. Она вдруг понимает, что хочет учиться. Хочет получать знания.

Она хочет пройти курсы в маггловском университете, чтобы быть рыбой в воде в своей сфере. Это особенно пригодится ей, когда отец Блейза вернется на свое рабочее место, и ее условия работы в корне поменяются.

Гермиона не уверена, что отец Блейза будет отвечать на ее вопросы.

А еще Гермиона не уверена, что после случившегося Забини пойдет ей навстречу, чтобы помочь попасть в этот маггловский университет.

Гермиона берет готовый кофе, захватывает свежий Ежедневный пророк и несет все в кабинет к Блейзу. Тот смотрит в свой монитор и почти не моргает, полностью сосредоточившись на работе. Девушка даже язык прикусывает, чтобы ничего не сказать лишнего.

Забини словно не замечает ее присутствия. Гермиона искренне надеется, что он это случайно, а не намеренно. Оставив все на столе, девушка уже собирается уйти на свое рабочее место, но вдруг останавливается и разворачивается на каблуках туфель к нему.

— Мне не собирать документы? — решается в лоб спросить она.

Блейз не сразу, но отводит взгляд от монитора, глядя на стоящую в дверях Гермиону.

— Что? — не понимает он.

— Для учебы, — сглатывает она, начиная перебирать пальцы от волнения. — Мне не собирать их, да?

Блейз сначала не отвечает, смотрит на встревоженную девушку, оглядывая ее с головы до ног. Получается, Гермиона принимает решения только в стрессовых ситуациях? Это умозаключение вынуждает Блейза чуть хмыкнуть, подняв уголок губ в полуулыбке.

Какая же все-таки необычная эта золотая девочка.

— Ты приняла решение? — спрашивает он, хотя уже знает ответ.

Гермиона кивает.

— Я хочу учиться, — чуть вздернув подбородок, заявляет она.

Забини смотрит на девушку под новым углом. Как же она изменилась за время работы с ним. Изменилась в лучшую, самую лучшую сторону. К девушке возвращается железный стержень характера, она приподнимает подбородок во время ходьбы, у нее чудесный вкус в одежде.

Она словно распускается заново, выбираясь из своей раковины. Блейзу отрадно видеть ее такой.

Он улыбается.

— Тогда собирай, — кивает он.

Гермиона буквально задыхается от благодарности, а теплая улыбка бывшего слизеринца почти до слез доводит. Ох, большинство в ее окружении очень эмоционально зрелые! Не держат подолгу зла, не таят обиду, стараются говорить сразу о том, что беспокоит.

Это открытие поражает.

— Спасибо, Блейз, — искренне благодарит она.

Забини с улыбкой кивает и снова возвращает свое внимание работе. Гермиона сначала какое-то время топчется на месте, а затем все-таки решается, потому что это в ее природе, поднимает голову снова, глядя на парня.

— И извини меня, пожалуйста, за…

— Забыли, — не дает ей закончить Забини и тепло улыбается. — Все нормально.

И эти шаги навстречу друг другу настолько сильно важны, что не передать словами. Они непроизвольно решают сразу забыть все обиды и оставить проблему недопонимания между друг другом.

От этого Гермионе дышится легче, а сам день начинает играть новыми красками.

Вчерашний молчаливый день забывается моментально, они с Блейзом снова работают в команде, и это так радует, что от переполняющих эмоций хочется широко улыбнуться. Блейз снова помогает ей, отвечает на вопросы, которые Гермиона ему задает.

Обедают они вместе, и на личные темы снова вешают по собственной воле по амбарному замку, что не может не радовать. У Гермионы даже появляется аппетит, а внезапная встреча с коллегами из бывшего отдела позволяет с легкостью вздернуть подбородок и бросить на них уничижительный взгляд.

Сплетницы тушуются от волн ее уверенности и даже прячут глаза. Блейз говорит, что гордится ею.

Рабочий день пролетает незаметно, и под вечер Гермионе почти жаль, что он так быстро заканчивается.

— Ты сегодня без верхней одежды, — замечает Блейз, надевая на себя черное классическое пальто. — Снова лишаешь себя прогулки под морозным воздухом?

— Я не люблю холод, Блейз, — чуть улыбается она. — Пока есть возможность напрямую добираться до дома, буду ею пользоваться.

Парень согласно кивает, не скрывая улыбки, и берет в руки темно-серый шарф.

— Я тебя услышал, золотая девочка, — надевает он его на шею. — Тогда до завтра, не забудь выключить свет.

— Да, хорошо, — берет она с места сумку, наблюдая за тем, как парень выходит из офиса. — До завтра.

Забини машет на прощание и закрывает за собой дверь. Гермиона расцепляет пальцы с сумки и топчется на месте, начиная наворачивать круги по комнате и заламывая руки. Она так ждала вечера, а теперь находится в настоящей панике, потому что боится встречи с Джинни.

Слова, наверное, придут сами, пусть Гермиона себе в этом плане и не особо доверяет. Ее беспокоит, сможет ли она добраться отсюда к Джинни домой. Может, она закрыла свою каминную сеть? Подруга, конечно, упоминает еще давно Гермионе о том, что каминная сеть ее дома для нее всегда открыта, но…

Это было до момента вчерашнего разговора.

Кто знает, может, теперь доступ в ее дом Гермионе закрыт? Девушка осознает, что сильно ранит свою близкую подругу своими обвинениями. И она готова сейчас на все, чтобы искупить вину за сказанное сгоряча.

Схватив сумку, Гермиона уверенно входит в камин и нагребает полную ладонь пороха. Проговорив четко адрес Джинни и Гарри, Гермиона закрывает глаза, пожираемая языками пламени. В глубине души она страшно боится, что каминная сеть подруги оказывается закрыта.

Боится, что ее выбросит в стужу улицы без верхней одежды, но этого не происходит. Открыв глаза, Гермиона видит знакомый интерьер гостиной. В комнате витает аромат готовой еды, живых цветов и сухоцветов лаванды.

Гермиона делает шаг вперед на небольшой коврик возле камина и сжимает перед собой на ручке сумки пальцы, чтобы справиться с тревогой. Она уже хочет окликнуть хозяев дома, но этого не требуется. Джинни появляется на пороге комнаты несколькими секундами позже.

Она так и замирает на месте, глядя на внезапную гостью. Гермиона смотрит на нее в ответ. Слова, которые, как она думает, придут сами, совершенно не приходят. В голове пусто, руки подрагивают, а в горле стоит ком. Джинни выглядит очень подавленной.

Гермиона сглатывает.

— Привет, — наконец произносит она.

Джинни скрещивает на груди руки, но в комнату так и не заходит. Между лучшими подругами находится пропасть, которую они обе не знают, как миновать.

— Привет.

Гермиона топчется на месте. Ну же, слова, где же вы! Совсем ничего в голову не приходит. Однако Гермиона чувствует, что шанс на разговор у них есть, и Джинни сама его ей предоставляет, когда по-прежнему держит каминную сеть для нее открытой.

— Где Гарри? — спрашивает Гермиона.

И тут же прикусывает язык. Это не тот вопрос, это вообще совершенно не то, что следует говорить, но она уже произносит это, и слов назад не вернуть. Джинни переминается с ноги на ногу.

— Еще на работе, — коротко произносит она.

Гермиона кивает. Они молчат. Молчат и смотрят друг на друга. Гермиона чувствует себя такой виноватой перед подругой, что этому не подобрать слов. Если бы у нее была возможность вернуться в прошлое и не говорить этих громких слов обвинений, она бы непременно этим воспользовалась, но так просто ничего не бывает.

Джинни вздыхает.

— Почему решила прийти? — наконец спрашивает она.

Она смягчает вопрос. Не говорит «зачем ты пришла?», не говорит «что ты хочешь?» Сама головой понимает, что поговорить с лучшей подругой собирается еще в момент ссоры. Джинни не любит ссориться с Гермионой, у них вообще любые конфликты — большая редкость.

И меткость.

Гермиона задыхается словами.

— Прости меня, — на выдохе произносит она и делает шаг вперед. — Джинни, прости, что сказала вчера глупость сгоряча.

Джинни смотрит внимательно в глаза подруги. Они у нее блестят. Кажется, приходит время наконец прекратить бегать от прошлого и начать о нем говорить.

— Дошло наконец? — спрашивает она.

Гермиона коротко кивает.

Джинни закрывает на мгновение глаза.

После странного ужина в компании с призраком прошлого Джинни хочется только одного: вернуться домой и никогда больше на такие встречи не соглашаться. Слова Блейза о том, что он не хочет забывать прошлого, больно врезаются ей в подсознание.

Они злят. Злят и пугают одновременно.

Она даже толком не помнит, как заканчивается вечер, все смешивается в один мутный миг. Просто в какой-то момент они с Гарри уже оказываются дома, что не может не радовать. Она снимает с себя сережки и хочет поскорее в душ, чтобы в сток ушли все ее мысли.

— Прекрасный был вечер, — резюмирует Гарри, когда снимает с себя галстук. — Ох, я так был рад видеть Гермиону! Да и Блейз довольно неплохой собеседник.

Джинни кивает и натянуто улыбается. На счет первого и второго высказывания Джинни полностью согласна с мужем, а вот по поводу последнего…

— А где твоя сумка? — нахмурившись, спрашивает Гарри.

Джинни рассеянно смотрит по сторонам. Ох, Мерлин, ее новый клатч! Кажется, она оставляет его в ресторане! Девушка сердится из-за собственной невнимательности. Она всегда собрана, такого с ней обычно не случается.

— Ничего страшного, — отмахивается она, — я пришлю с утра сову к ним, а заберу на следующий день. Там ничего ценного.

Гарри спокойно кивает.

— Как скажешь, — соглашается он и подходит к Джинни, — жду тебя в душе, если хочешь, — целует он ее в висок.

Девушка тепло улыбается.

— Хорошо, я присоединюсь позже.

Гарри уходит в ванную, закрывая за собой дверь, а Джинни обессиленно садится на стул и сутулит плечи, глядя куда-то в одну точку. Сегодняшний вечер кажется абсурдным по всем категориям. Кажется, словно сама Вселенная глумится над ней, потому что посылает людей из прошлого в тот момент, когда она двигается дальше.

Девушка трет лицо ладонями. Лучше бы они не виделись с Блейзом, лучше бы она никуда не пошла. Встреча с ним лишь разозлила, потому что Джинни испытывает к Забини лишь чувство благодарности за то, что они помогали друг другу в тяжелое военное время.

Блейз, видимо, воспринимает все это иначе. И это злит еще сильнее.

На карниз присаживается птица и стучит клювом в стекло.

Джинни поднимается с места и хмурится, направляясь к окну. Кто станет писать в такое позднее время? Открыв окно и предоставив птице миску с кормом, девушка забирает письмо и разворачивает его.

Ты оставила свою сумку на столе, я взял ее с собой. Можешь прийти в любой будний день в Министерство, когда тебе удобно, мой рабочий день начинается в девять.

Блейз

Джинни шлепает от досады ладонью по бедру, чем пугает птицу, которая до того момента спокойно ужинает. Сова ухает и хлопает крыльями. Джинни закрывает глаза, ожидая, пока та успокоится, а затем смотрит на птицу.

— Извини, — зачем-то говорит она ей. — Новости дрянные, реакция соответствующая.

Сова ухает, словно понимает, что волшебница говорит ей, а после улетает прочь. Видимо, знает, что ответа на принесенное письмо дожидаться не нужно. Джинни тяжело вздыхает, наблюдая за удаляющейся в темноту зимней ночи птицей, после чего закрывает окно и возвращается в дом.

Гарри она не говорит о принесенном письме, она и саму весточку зачем-то сжигает. Поступков своих она тогда не понимает абсолютно. Выходные пролетают незаметно, и Джинни сетует на то, что ей все-таки придется ехать за сумкой в Министерство перед работой.

Блейзу она пишет, что прибудет во вторник, потому что в понедельник утро у нее полностью расписано, и тот отвечает, что предупредит секретаршу у входа, чтобы она впустила ее в закрытое крыло отдела без дополнительных вопросов.

Разумеется, проснувшись во вторник утром, неприятный комок волнения закручивается у Джинни в глотке почти мгновенно. Ей не хочется еще раз видеться с Блейзом, но… Джинни хмурится. Или хочется. Может, это правда нужно, чтобы поставить точку? Увидеть в последний раз и понять, что прошлое следует отпустить?

Пожалуй, именно эта мысль и не дает Джинни разозлиться и на себя, и на него снова, а просто забрать свою сумку и закрыть уже вопрос под именем Блейз Забини до конца своей жизни.

Блейз не обманывает ее с доступом в закрытое крыло отдела. Стоит Джинни произнести свое имя, как секретарша сразу без лишних вопросов открывает перед ней дверь и позволяет войти внутрь.

Сжимая пальцами ручку сумки, Джинни направляется вперед. Каштановые волосы девушки, едва вьющиеся на концах, прыгают от каждого нового шага. Постучав в дверь, Джинни прислушается.

— Войдите, — слышится наконец в ответ.

Джинни непроизвольно закатывает глаза. Ее раздражает эта деланная вежливость для неформальной встречи, но она соблюдает правила хорошего тона. Дернув ручку на себя, девушка входит в офис.

Блейз стоит в фойе прямо перед ней, чуть отвернувшись в сторону. На нем темный хороший костюм, красный галстук поверх застегнутой наглухо белоснежной рубашки и дорогая обувь. Из-под рукава пиджака виднеются наручные часы, которые явно куплены за баснословные деньги.

Джинни хочется фыркнуть, но, стоит Блейзу повернуться к ней, это желание исчезает. У него все те же глаза. Внешний вид — лишь оболочка. Она по-прежнему видит в его взгляде того парня из совятни в военное время. Джинни хмурится от собственных воспоминаний.

— Ты мог просто передать его мне совой, — вместо приветствия произносит она и тут же прикусывает язык.

Тогда она могла бы и написать ему об этом. У нее было в распоряжении несколько дней, однако она этой возможностью не воспользовалась. Да, она здесь, и стоит признать, что по собственной воле. Блейз берет со стола сумку и подходит к девушке, глядя на нее.

— Привет, — чуть улыбнувшись, произносит он.

Джинни кивает, не глядя на него.

— Я просто хотел еще раз увидеть тебя, — сжимает он в руках ее клатч, решаясь на откровения.

Девушка поднимает суровый взгляд. Блейз может поклясться, что эта девушка способна метать молнии из своих глубоких карих глаз.

— Мы все с тобой уже, кажется, обсудили, — жестко произносит она и протягивает вперед руку.

Блейз еще какое-то время держит клатч в руках. Джинни всегда была очаровательна, но с возрастом стала невозможно красивой. Эти воинственные, но при этом мягкие черты лица, глубокого цвета каштановые волосы, открытый и живой взгляд.

Даже без макияжа эта девушка выглядит великолепно, да Блейз и не особо понимает, зачем он ей нужен, когда природа наградила ее красотой не только внешней, но и внутренней. Он завороженно смотрит на нее, а затем протягивает руку.

— Да и не обсудили толком, — жмет он плечами.

Джинни принимает свой клатч и бросает его в сумку с формой для квиддича, после чего поднимает взгляд на парня. Ей приходится приподнимать голову, потому что Блейз высокий, но это не было проблемой для нее ни тогда, ни сейчас.

— Я четко сказала тебе обо всем и, — она вздыхает, — Мерлин, да у тебя тут просто печка, — оглядывается она по сторонам.

Блейз только сейчас замечает, что в офисе и правда слишком жарко. Он чувствует, как рубашка к спине прилипает, да и все тело бросает в жар. Джинни озадаченно оглядывается, сдувая прядь волос со лба.

— Что происходит? — не понимает она.

Забини оборачивается, смотрит на кондиционер. Глаза его округляются. Откуда взялись сорок по Цельсию? Он расстегивает одну пуговицу рубашки сверху и чуть ослабляет узел галстука.

— Кондиционер, кажется, сломался, — сообщает он, направляясь к нему.

Джинни удивленно вскидывает брови.

— Кондиционер? — не верит она своим ушам. — Откуда у вас тут кондиционер?

— Иногда встречи с партнерами из мира магглов проводятся здесь. Для них все удобства и созданы. Тут и кофемашина как раз для таких случаев также стоит.

Джинни смотрит туда, куда указывает Блейз. Действительно стоит. Мерлин, Джинни, наверное, только сейчас понимает, насколько этот отделотличается от всех прочих в Министерстве. Наверное, на него выделяется самое большое количество средств.

Блейз берет пульт и пытается что-то сделать, но Джинни видит, что он им пользоваться не умеет. Маггловские технологии — Запретный лес, а ориентироваться в нем почти никто не умеет из волшебников.

— Дай я попробую, — задыхаясь от жары, подходит к нему девушка.

Она берет пульт из его рук и рассматривает кнопки. Блейз буквально потом обливается, но старается этого не замечать. Он смотрит на Джинни. Румяную, яркую, по-прежнему рассерженную, но все еще безумно привлекательную.

Он думает о том, что той ночью, в совятне, ему не следовало молчать. Возможно, сейчас все было бы иначе. Джинни чувствует на себе его взгляд и оборачивается.

— Чего ты так смотришь? — хмурится она, воспринимая все по-своему. — Не сломаю я, не беспокойся.

Он и не беспокоится о таких пустяках. Они стоят так близко друг к другу. Блейз чувствует тепло ее тела, он почти касается ее предплечья своим. Он думает о том, что у него сейчас есть возможность вернуть прошлое. Недолго думая, он наклоняется, чуть прикрыв глаза.

Джинни реагирует молниеносно. Замахнувшись, она с размаху впечатывает сжатый кулак ему в переносицу, забывая о том, что у нее, к тому же, на пальце обручальное кольцо с большим камнем. Блейз охает от неожиданности и хватается за лицо, зажмуривая глаза.

— Мать твою, Уизли! — выпаливает он, сделав два коротких шага назад.

Джинни, игнорируя боль в запястье, сжимает кулаки и вспыхивает только сильнее. Щеки девушки становятся алыми, под кожей клокочет злоба, зудит в горле и кипит в крови.

— Я — Поттер, — рявкает она, — это первое!

Блейз чувствует, как в разбитом носу становится влажно, и как в глотке чувствуется металлический вкус. Мерлин, да она ему нос сломала! В подтверждение собственных слов из ноздрей начинает идти кровь. Блейз запрокидывает голову.

— Получишь еще раз и сильнее, чтобы мои слова дошли до тебя, Забини! — вся пылает она. — Я замужем, ясно тебе? И я люблю своего мужа!

Блейз даже ответить ничего не может, стоит только с запрокинутой головой и старается остановить кровь, но у него не выходит. Джинни, выплеснув злобу, сжимает челюсти на мгновение, а после цокает языком и достает свою палочку.

— Эпискеи, — нарисовав в воздухе руну, небрежно произносит Джинни, направив заклинание на парня.

Слышится еще один хруст, на что Блейз, не сдержавшись, с болью охает. Кровь брызжет снова. Джинни произносит еще два заклинания, и вскоре парень стоит уже перед ней с восстановленным носом, остановленным кровотечением и в чистом костюме.

Джинни уже не с ненавистью, не со злобой, а с некоторым бессилием смотрит на него, тяжело дыша. Здесь слишком жарко. Так сильно, что мозги плавятся. Именно это, наверное, с Блейзом и происходит. Иного объяснения его поступку она найти не может.

Джинни стоит вся мокрая от жары и с пылающими щеками. В этот момент она и понимает, что больше их с Блейзом ничего не связывает и не связывало, наверное, в принципе. Джинни не сможет объяснить Блейзу, что нельзя вернуть прошлое.

Ему самому придется это понять.

— Я не думаю, что мы с тобой еще когда-нибудь увидимся, — наконец произносит она.

Блейз коротко кивает, уже не смотрит на нее, глядит куда-то под ноги. Собственное поведение расстраивает его, но он не подает виду. Он действительно упускает свой шанс много лет назад.

— Я так и понял, — отвечает он.

Джинни снова смотрит на кондиционер, а после замечает, что здесь есть розетка. Недолго думая, она тянется вверх и вынимает вилку оттуда. Кондиционер замолкает, алая панель гаснет.

— Кажется, я выключила его, — опускает она провод. — Открой окно, здесь дышать нечем.

— Ладно, — коротко произносит он.

Джинни перехватывает в ладони сумку и, убрав влажные волосы за спину, направляется в сторону двери.

— Джинни, — зовет ее Блейз.

Девушка, едва коснувшись ручки двери, замирает на мгновение, а после оборачивается через плечо. Он смотрит на нее слишком разрывающе и искренне. Так, что боль прошлого снова хочет выбраться наружу. Блейз ассоциируется у Джинни исключительно с тяжелым временем.

С войной, которая наконец закончилась.

— Извини, — качает он головой.

Джинни поджимает губы, а после кивает.

— Прощай, Блейз.

И отпускает свое прошлое, когда выходит из офиса и закрывает за собой дверь.

Джинни открывает глаза, глядя на не находящую себе места лучшую подругу. Она так и мнется на коврике возле камина, не зная, что делать. Джинни делает шаг вперед и бросает от бессилия руки вдоль тела.

— Гермиона, ты же знаешь, что я люблю Гарри всю свою жизнь, — начинает она. — Всю свою долбанную жизнь, ты же сама все видела! Как ты вообще могла подумать, что я способна поддаться глупой интрижке, чтобы поставить под сомнение все, что нас с ним связывает? Мы же столько пережили вместе!

Гермиона чувствует, как к глотке подступают слезы. Мерлин, какая же она глупая! Собственная наивность поражает ее до глубины души. Она чувствует себя виноватой перед Джинни так сильно, что этому не подобрать слов. Она так сильно ранит ее этим, но…

Гермиона осознает, что, несмотря на ту боль, которую она ей причиняет, Джинни продолжает ее вчера защищать во время ссоры с Северусом. Мерлин, теперь ей еще хуже от собственной слепоты!

— Я хочу завести с ним детей, — продолжает Джинни. — Хочу видеть, как они взрослеют. Хочу вместе с Гарри состариться, — объясняет девушка. — И ты подумала, что я готова это променять на бездумный одноразовый секс? Тебя что, мандрагора за задницу укусила?!

Гермиона понимает, что слезы стягивают кожу на щеках. Она двумя резкими движениями смахивает их и наконец входит в гостиную, покидая границы несчастного коврика возле камина.

— Прости меня, — снова выдыхает она, направляясь к подруге. — Я виновата. Так виновата, Джинни, просто…

Она останавливается возле нее, бросает на пол сумку и проводит ладонями по волосам, стараясь взять себя в руки. Совсем не получается. Гермиона утирает нос тыльной стороной ладони.

— Всего так много, — никак не может выразить мысль Гермиона. — Так много кругом, что я… Прости. Прости меня…

Джинни смотрит на лучшую подругу, и самой разрыдаться хочется. Они делают шаг навстречу друг другу и заключают в объятия. Гермиона с дрожью выдыхает, прижимая подругу к себе, гладит ее по волосам и старается перестать всхлипывать.

Ох, Мерлин, как много в жизни играют слова. Если бы все люди научились говорить друг с другом, все было бы иначе.

— Хорошо ему досталось? — спрашивает Гермиона, потому что теперь, кажется, действительно понимает все так, как надо.

Джинни смеется, когда выпускает подругу из объятий и по неизменной любимой привычке сжимает ее предплечья пальцами. Гермиона так рада, что Джинни снова так делает. В глазах подруги счастливые слезы.

— Сразу после удара вправила ему нос с помощью магии, — небрежно жмет она плечами, но не без улыбки. — Хорошо, что ты так не сделала, когда проехалась по лицу моего брата.

Гермиона округляет глаза.

— Как ты узнала? — не понимает она.

— Мама, — с улыбкой отвечает Джинни. — Сову сегодня прислала, что Рон домой с утра заявился с красотой под глазами. Заживляющих заклинаний он не знает, поэтому ему все вправил Джордж.

Гермиона, не сдержавшись, смеется. Мерлин, Джинни действительно так хорошо ее знает?

— Ты знала, что я это сделала? — спрашивает она. — Сразу, как услышала, что я виделась с ним?

— Не сразу, — чуть улыбается Джинни, — но догадалась.

Девушка удивленно качает головой, вскидывая брови.

— Но как?

Джинни проводит ладонями вдоль рукавов подруги и берет ее за руки.

— Гермиона, — смотрит она ей в глаза, — ты даже не представляешь, как изменилась после замужества. Как бы временами меня не раздражал твой муж, — смотрит куда-то в сторону на мгновение девушка, после чего возвращает свое внимание подруге, — брак идет тебе на пользу. Кажется, ты возвращаешься к себе.

Девушки смеются почти одновременно, Джинни снова обнимает Гермиону, чуть покачиваясь на месте, а после выпускает из объятий.

— Ты никуда не торопишься? — спрашивает Джинни.

— Нет, — улыбается она.

Весь сегодняшний день она латает бреши с близкими людьми, а этот процесс требует времени. К тому же, она страшно сильно соскучилась по своей лучшей подруге.

— Рассказывай мне все, что посчитаешь нужным, — идет она за Джинни на кухню.

Джинни ставит на плиту чайник и достает чашки. Гермиона присаживается за стол.

— Все началось с того, что я оставила свой клатч, когда мы ходили с вами в субботу на ужин…

Гермиона улыбается. На кухне пахнет сухоцветами лаванды и спокойствием. Скоро с работы должен прийти Гарри. Кажется, все начинает налаживаться.

***

Гермиона понимает, что все правда налаживается, после вечера, проведенного в кругу друзей. Редкие встречи вставляют палки в колеса их взаимоотношений, отдаляя друг от друга. Теперь она стараются наверстать упущенное.

И не зря.

Девушка почти фальцетом кричит, когда узнает новость о том, что Джинни в положении, и они с Гарри теперь официально имеют статус «будущие родители». Гермиона искренне извиняется за то, что вчера так потрепала подруге нервишки, но та только отмахивается.

Говорит, что она капитан сборной по квиддичу, и это еще цветочки.

Гарри вообще событию не нарадуется, оберегает жену теперь сильнее обычного, а всю работу по дому берет на себя. Гермиона радуется за друзей так сильно, что даже слезы от радости появляются.

Приятные новости помогают Гермионе вздохнуть полной грудью. Разобравшись с внушительным выводком насущных проблем, она принимает решение теперь сконцентрироваться на собственном доме.

Сначала ей кажется, что эта задача будет куда сложнее, чем можно себе представить, но… Ее опасения оказываются напрасны. Они с Северусом оба не вспоминают о ссоре, случившейся во вторник, в четверг после работы они оба садятся ужинать так, словно ничего слишком особенного не произошло.

Словно Северус не сказал сгоряча, что любит ее.

Просто Гермиона знает, что он не захочет говорить об этом. И она поддерживает его желание, не сказанное вслух.

Моди выносит хозяевам ужин и скрывается на кухне. Гермиона тянется к блюду и накладывает порцию сначала Северусу, а затем себе. Мужчина внимательно на нее смотрит, не отрывая взгляда, а Гермиона держится крайне расслабленно и спокойно.

— Благодарю, — кивает он, обескураженный ее поступком.

Гермиона кивает и принимается за ужин. Она замечает, как Северус, до того момента внимательно смотрящий на нее, опускает взгляд вниз, чтобы влиться в чтение Ежедневного Пророка. Гермиона пережевывает ужин, а после набирает в грудь воздуха.

— На рынке зелий распродают по сниженным ценам ингредиенты, — как бы невзначай замечает она, зная, какую статью он сейчас читает.

Северус поднимает взгляд. Он как раз читает сейчас статью об этом и уже задумывается о том, что следует сходить туда в эти выходные. Гермиона что, специально прочла Пророк, чтобы они могли поговорить?

— Да, — немного рассеянно замечает он, глядя девушке в глаза. — Проверенный рынок, я часто там закупаюсь.

Гермиона тыкает вилкой в дольку томата и кладет ее в рот.

— Думаю, нам стоит съездить туда, пока все хорошее не расхватали, — замечает она.

Северус кивает, с восхищением глядя на девушку.

— Прекрасная мысль, — старается сдержанно произнести он, хотя изнутри его просто разрывают слишком теплые, неведомые ему чувства.

Гермиона мягко улыбается и снова принимается за ужин.

Небольшой разговор кажется самым правильным и верным в свете последних событий. Северус открывает ей двери в библиотеку, потому что ценит ее увлечения. Гермиона старается затрагивать с разных сторон тему зельеварения, потому что прежнее хобби бывшего профессора все еще его интересует.

Вечером после ужина Гермиона направляется в библиотеку вместе с Моди, потому что теперь у нее есть четкое желание создать в этой комнате необходимый уют. Она просит пожилую эльфийку принести ведро с водой, тряпку и швабру, в то время как сама стоит посередине комнаты, опустив руки на пояс, и оглядывается по сторонам.

Старается понять, с чего же начать.

Она слышит слабый стук в дверь и оборачивается.

Северус стоит на пороге библиотеки, но не заходит внутрь. А еще он стучит! Он никогда обычно не стучит, появляется за спиной, точно призрак, чем доводит ее до дрожи вдоль позвоночника.

— Могу я чем-то вам помочь? — спрашивает Северус и все-таки делает небольшой шаг в комнату.

Гермиона поражается порывам их обоих. Кажется, та ночь действительно много значит не только для нее, но и для него. Девушка оглядывается по сторонам и при этом думает о том, стоит ли ей поблагодарить его за то, что он открыл ей двери в эту библиотеку.

— Я хочу навести здесь порядок и немного изменить планировку, — произносит девушка, — если вы не против, — тут же добавляет она.

Северус положительно кивает. Перестановка в его жизни случается в тот момент, когда он видит Гермиону на свадьбе Поттеров, только сам этого не понимает до последнего.

— Делайте все, что посчитаете нужным, — спокойно произносит он. — Я совершенно не против.

Гермиона потирает предплечья. Северус это замечает.

— Здесь холодно, — смотрит он на темный камин. — Я принесу дрова, Моди зажжет камин.

— Да, — тут же отвечает Гермиона.

Ее поражает, как быстро он начинает замечать ее маленькие потребности. Он действительно все лучше понимает ее, как и она его. Северус уже собирается выйти, как вдруг Гермиона делает шаг вперед.

— Северус, — зовет она.

Имя срывается с губ само, и это почти пугает, но и безумно радует в глубине души одновременно. Мужчина замирает на пороге и оборачивается. Он и сам, кажется, не верит, что слышит собственное имя.

— Спасибо, — она окидывает взглядом библиотеку. — За это.

Северус коротко кивает и тут же выходит из комнаты. Гермиона не замечает, как стоит и улыбается.

Дни уже не кажутся такими тяжелыми в стенах дома. Пятница проходит без происшествий, она снова в гармонии с Блейзом проводит рабочий день. Теперь она знает из рассказа Джинни, что между ними произошло. Ей даже немного жаль Забини, но виду она не подает.

В субботу с утра к ней приходит Джинни, и в этот раз она предупреждает об этом Северуса еще в пятницу, за что он благодарит ее. Не так сложно предоставить человеку необходимую зону комфорта, достаточно лишь слышать его.

Он говорит, что направится тогда на рынок зелий, чтобы дать им возможность побыть вместе. Гермиона сначала хочет сказать, что это вариант неудачный, потому что действительно хочет пойти на рынок с ним, но затем понимает, что это не самая удачная идея, потому что там будет смертельно скучно.

Северус наверняка погружен в свои мысли, когда занимается выбором ингредиентов, мешать ему своим присутствием Гермионе не хочется, поэтому она соглашается.

Дейзи почти фальцетом кричит от радости, когда в гости приходит Джинни. Девушку малышка страшно обожает, поэтому почти весь день от нее ни на шаг не отходит. Джинни спрашивает, можно ли ей будет на день рождения подарить метлу, потому что Дейзи очень хочет играть в квиддич, как она, на что Гермиона не без улыбки сжимает губы.

Такие вопросы следует обсудить сначала с Северусом.

Почти все воскресенье Гермиона пропадает в библиотеке, занимаясь уборкой вместе с Моди. Дейзи они позволяют посидеть у камина совсем немного, потому что комната все еще пыльная, но малышка и этому оказывается рада. Северус весь день отсутствует, потому что его вне рабочей недели сдергивают на заседание по еще одному делу.

Гермиона не заходит к Северусу после одиннадцати тридцати не потому, что не хочет, а потому, что теперь она узнает собственного мужа на ином уровне. Он также чтит ее границы. Кажется, что они изучают друг друга заново под новым углом.

За ужином они разговаривают, Моди теперь выкладывает на стол в столовой два выпуска Ежедневного Пророка, вместо одного. Разговоры сначала получаются короткими, но после становятся более продолжительными.

Гермиона решает постепенно помогать Северусу менять три тяжелые черты его характера. Если с рабством Моди и холодностью к Дейзи пока сложно, то с выражением чувств она добивается значительных успехов.

Через две недели Гермиона заканчивает с уборкой библиотеки окончательно, и теперь эта комната выглядит даже лучше, чем ее собственная спальня. Она даже обустраивает уголок для Дейзи, чтобы та могла там и порисовать, и поспать, и поиграть.

Дейзи с нетерпением ждет субботы, чтобы целый день провести с мамой.

Еще одна пятница подкрадывается незаметно. Блейз упоминает, что Гермионе следует уже через неделю сдать первую часть документов для университета, и она согласно кивает. Февраль заканчивается быстрее, чем начинается, это же самый короткий месяц в году.

Гермиона с нетерпением ждет окончания рабочего дня, чтобы поскорее вернуться домой. Ей бесконечно приятно теперь возвращаться туда. Это правда ее дом. Ее семья. Больше эта мысль не пугает ее.

Идеальных семей не бывает, только в маггловских ситкомах с закадровым смехом. Ее семья не идеальная, она далека от совершенства, но с каждым днем все сильнее к нему стремится. Северус, Гермиона и Дейзи — части одного большого целого, собранного из разбитых осколков душ каждого их них.

— Ты сегодня с верхней одеждой, — замечает Блейз, когда Гермиона достает с вешалки из шкафа белое пальто.

Отмывать его пришлось ей вместе с Моди и с помощью магии, и с помощью вспомогательных средств.

— Да, давай пройдемся, — улыбается она, — так уж и быть, согласна я окунуться в мир морозного воздуха.

Блейз открывает перед ней дверь, побуждая пройти вперед, и Гермиона с благодарностью кивает. За разговорами они проходят до лифта быстрее обычного, а еще Гермиона теперь спокойно проходит мимо своего старого отдела и даже не удостаивает его своим вниманием.

Остановившись возле лифта, они дожидаются своей очереди.

— Да, и я ему говорю, что… Ой, — внезапно обрывается мысль Блейза.

Гермиона вопросительно вскидывает брови.

— Что такое? — не понимает она.

— Да я портфель забыл в офисе, чтоб меня, — цокает он языком. — Ты подождешь меня? Я быстро, просто его не призовешь с помощью заклинания, там же блок на входе отдела.

— Конечно, — кивает Гермиона.

Блейз тут же срывается с места.

— Я быстро, — на ходу бросает он.

Гермиона мягко улыбается и отходит от лифта в сторону, пропуская других людей, которые уже успевают встать за ней. Она задумывается о том, что сегодня хочет обсудить с Северусом покупку нового стола в комнату Дейзи, потому что из детского она скоро вырастет.

— О, кого я вижу, — царапает ее слух знакомый голос.

Мысль обрывается, Гермиона переводит безразличный взгляд на внезапного собеседника. Рита совсем не меняется. Кажется, в какой-то момент она решает, что молодость вечна, и остается в одном образе по сей день. Беда в том, что возраст никуда спрятать не удается, и приличное число морщин является тому подтверждением.

Она старается выглядеть моложе, поэтому и носит одежду ярких цветов. И макияж ее броский по той же причине. Гермиона держит осанку.

— Добрый вечер, — холодно произносит она.

Рита чувствует, как что-то дрожит внутри от ее голоса. Мерлин, она сейчас так сильно напоминает ей Северуса, что это ее почти пугает. Эта девчонка что, старается быть на него похожей?

Женщина не может отрицать, что эта незрелая девка выглядит слишком хорошо. При ней есть все, что было когда-то и у самой Риты в молодости. И точеная фигура, и яркие глаза, и кудрявые волосы естественного цвета. Одета молодая жена слишком хорошо.

Журналистка оглядывает ее с головы до ног.

— А муж разрешает в таких коротких платьях из дома выходить? — саркастично выплевывает она.

Слова срываются с языка сами. Рита не переваривает эту девчонку, она забрала у нее единственного человека, который у нее был. Гермиона неотрывно смотрит ей в глаза. Она ни капли ее не боится.

— Он сам мне их покупает, — заявляет она твердым голосом.

Рита, определенно не ожидавшая ответа от нее, причем в таком тоне, хмыкает и кривит линию губ. У золотой девочки развязался язык? Откуда вдруг столько уверенности в себе? Этим она раздражает Риту еще сильнее.

Журналистка хочет задеть ее, хочет хоть как-то унизить, утвердиться за ее счет. Теперь она не может шантажировать ее выходом статей, потому что информация устарела, да и сама жертва статьи таковой больше не является.

— Ты не можешь дать ему то, что он хочет. А я, — указывает на себя женщина, — знаю, чего он хочет, и могу ему это дать, — она ненадолго замолкает. — Ты все равно его не достойна, — заявляет Рита, скрещивая на груди руки.

Гермиона делает шаг вперед, не опуская приподнятого подбородка. Делает она это, чтобы дать свой ответ журналистке как можно тише, потому что тут стоят другие сотрудники, которые периодически на них смотрят.

На каблуках Гермиона с Ритой одного роста. Она смотрит журналистке в глаза.

— Продиктуйте ваше мнение секретарю моего отдела под запись, и я обязательно его учту в будущем, когда она мне его передаст, — вкрадчиво произносит Гермиона, сверкнув глазами.

Скитер впервые, кажется, в жизни делает это. Она отводит взгляд первая. Отводит взгляд от этой малолетней гриффиндорки, который не может выдержать. Кажется, в ее заливе становится слишком тесно.

Потому что Гермиона Джин Снейп отрастила жабры.

Гермиона замечает, как вдалеке появляется Блейз. Она снова смотрит на Риту.

— Приятного вам вечера, мадам Скитер, — также тихо произносит девушка и отходит от нее.

Рита вспыхивает, теряя свою стервозную маску.

— Я мисс, — тараторит она почти мгновенно, оборачиваясь назад.

Эта девчонка бьет по самому точному месту. Гермиона не удостаивает ее ответом, заходит с Блейзом в лифт и на журналистку больше не смотрит. Рита остается на этаже совсем одна.

Нет ничего приятнее на свете, чем отпускать то, что гнетет тебя долгое время.

Гермиона возвращается домой в приподнятом настроении. Приняв ванную, она сразу направляется в детскую за Дейзи и, зацеловав ее в обе щеки, потому что страшно соскучилась, идет на кухню, чтобы вместе с Моди приготовить ужин.

Они готовят картофельную запеканку, Дейзи снова с удовольствием помогает им, когда моет овощи для салата. Гермиона сама не замечает, как часто улыбается и смеется. Моди не нарадуется, что в доме наконец витает спокойствие, которого в этих стенах не было несколько лет.

— Моди, принеси мне, пожалуйста, противень, картофель почти сварился, — помешивая ложкой в кастрюле, просит она.

— Конечно, Гермиона, сейчас принесу, — отзывается эльфийка.

Гермиона замирает на месте, распахнув в удивлении глаза и глядя перед собой. Внутри все сжимается от переполняющих эмоций. Она поверить не может, что этот день наконец наступает. Моди непроизвольно зовет ее по имени.

Девушка чувствует, как от переполняющих эмоций сжимается сердце.

Она улыбается широко и открыто, но виду не подает, чтобы не спугнуть правильного настроя эльфийки.

Северус возвращается домой в семь часов, потому что теперь его график смещается с десяти до семи. Гермиона приветствует его, Дейзи сразу летит обнимать родителя за ногу. В этот раз Северус даже не одергивает дочь за это, хотя штанина у него действительно оказывается испачкана золой и летучим порохом.

Этот маленький шаг вперед не ускользает от внимания Гермионы.

Разумеется, стоит Северусу уйти, Гермиона заботливо отряхивает платье девочки и стирает пальцем золу у нее с щеки, но делает она это как бы между делом, потому что все можно отмыть и постирать, а приятные воспоминания у ребенка от таких мелочей могут остаться до конца жизни.

Переместившись в столовую, Гермиона выносит с Моди блюда с едой, а сама смотрит, как Дейзи на кухне уплетает за обе щеки горячий ужин. Вопрос о том, чтобы девочка ужинала с ними, Гермиона еще поднимет, но позже.

Она не хочет спешить, пусть все идет своим чередом.

Разговор за ужином завязывается снова непроизвольно. Северус рассказывает про одного несносного клиента, от которого отказываются все представители его отрасли, потому что случай бестолковый. Гермиона говорит, что он единственный способен разрешить это дело в свою пользу.

Она не замечает, что Северус довольно ухмыляется, приподнимая уголок губ.

— Гермиона, я хотел спросить, есть ли у вас планы на завтрашний вечер? — отложив газету, произносит Северус.

Гермиона прожевывает и сглатывает, на мгновение глядя куда-то вверх.

— Кажется, нет, — жмет она плечами. — В воскресенье только хотела навестить Гарри с Джинни.

Северус кивает, откладывая вилку. Гермиона смотрит на него. Он хочет что-то сказать? Девушка замечает, что с этим у них теперь значительно проще. Если хочется что-то сказать, они оба об этом говорят.

— Меня пригласили на благотворительный ужин завтра в честь первого дня весны, — сообщает он. — Мне необходимо прийти… не одному, — осторожно заканчивает он.

Девушка водит вилкой по тарелке.

— Вы меня приглашаете? — зачем-то спрашивает она.

Вопрос звучит глупо, потому что именно это он и подразумевает, поэтому Гермиона поздно, но прикусывает язык. Северус кивает.

— Если вы не против сопровождать меня, — смотрит он на нее.

Гермиона смотрит на него в ответ. Ее в который раз поражает его тактичность.

— Конечно, не против, — смущенно улыбается она, опустив на мгновение веки. — С большим удовольствием.

Северус ловит ее взгляд. В нем столько теплоты и открытости, что щемит сердце. Мерлин, если бы ему полгода назад сказали, что у нее будет такой яркий взгляд, то он бы все на свете отдал, только бы достичь этого момента.

Что он, в принципе, и сделал.

На следующий день Гермиона просыпается перед обедом, потому что выматывается за рабочую неделю, и, быстро позавтракав, просит Моди помочь ей с выбором. Дейзи берет часть своих игрушек и тоже приходит в комнату мамы, расположившись на постели.

Гермиона выбирает долго, меряет почти все свои платья, подбирает туфли, экспериментирует с прической.

Дейзи очень сильно нравится платье небесно-голубого цвета с открытыми плечами и длинным подолом, струящимся вдоль тела до щиколоток.

— Мамочка, ты как принцесса! — не может усидеть она на месте, рассматривая платье со всех сторон.

— Тебе правда нравится это платье, Дейзи? — спрашивает она.

Девчушка хлопает в ладоши, а после касается атласного подола своей крохотной ладошкой, заботливо поправляя его.

— Очень нравится! — вся сияет она, поднимая голову и глядя своими искрящимися зелеными глазами ей в самую душу.

Больше платьев Гермиона не меряет. Останавливает свой выбор на этом. Она подбирает невысокие бежевые босоножки с кожаными тонкими ремнями и решает сделать прическу из крупных волн, убирая передние пряди заколкой сзади.

Моди подает ей аккуратное ожерелье, прекрасно подходящее к этому платью, сережки-капли и бежевую небольшую сумку на длинном тонком ремешке.

Закончив с макияжем, Гермиона целует Дейзи, благодарит Моди и выходит из комнаты, заранее предупредив малышку, что сегодня уложить ее не сможет. Дейзи слегка расстраивается, но знает, что мама все равно завтра проведет с ней большую часть дня.

Гермиона выходит к лестнице и смотрит вниз. Северус уже ждет ее с белым пальто в руках, глядя на входную дверь.

Когда звук каблучков девушки стихает, разбиваясь под потолком просторного холла, Северус оборачивается назад и замирает.

Он во все глаза смотрит, как она спускается вниз, медленно шагая по ступенькам. Мерлин, как она прекрасна! Как прекрасна! Так утончена, восхитительна и прелестна. Этот цвет так невозможно сильно ей подходит.

Гермиона спускается вниз, а Северус только беспомощно открывает и закрывает рот, глядя на нее. Девушка невольно хмурит аккуратные брови, разглаживая подол платья рукой. Что же он молчит? Она ошиблась с выбором?

— Мне стоило надеть что-то более закрытое или…

— Вы прекрасны, — не дает ей закончить Северус, потому что наконец сразу говорит то, что думает.

Гермиона поднимает взгляд, когда чувствует, как от его слов сердце начинает заходиться в бешеном ритме. Глаза Северуса сияют.

— Спасибо, — легкий румянец трогает ее щеки.

Он подает ей согнутую руку, и Гермиона вкладывает свою, опуская смущенный взгляд.

Сегодня они добираются на мероприятие на автомобиле, не трансгрессируют. В высших кругах принято рисоваться дорогим транспортным средством и частным водителем. К слову о нем. Гермиона узнает того самого водителя. Именно он подвозил их в день свадьбы. Девушка замечает его удивление, но не подает виду.

Благотворительный вечер проводится с целью сбора средств для волшебников и колдунов, пострадавших после пожара в северном городе Магической Британии и оставшихся без крова.

Несмотря на тяжелый повод для вечера, само мероприятие организовывают на широкую ногу.

Бальная зала выглядит просто волшебно. На северной стене Гермиона замечает балкон и понимает, что там сидит оркестр. Живая музыка радует ее сердце и душу. Здесь довольно много приглашенных гостей, и каждый из них представляет из себя значительный столп опоры в Министерстве Магии.

Гермиона знает большую часть из них в лицо, но почти никого не знает по имени. Раз здесь присутствуют шишки Министерства, Гермиона рассчитывает увидеть Блейза. Однако он в пятницу об этом вечере ей даже не упоминает. Скорее всего где-то здесь находится его отец.

Она понятия не имеет, как он выглядит.

Северус помогает ей снять пальто и сдает их верхнюю одежду в гардероб.

Гермиона непроизвольно смотрит на мужа. Он сегодня в парадной мантии. Она темно-синяя, рукава ее не такие длинные. Вместо сюртука Северус надевает рубашку с бабочкой. Выглядит он просто потрясающе. Гермиона непроизвольно задерживает на нем свой взгляд.

Северус замечает это и смотрит вниз.

— Я что-то упустил? — касается он мантии. — Бабочку забыл надеть?

Гермиона ловит его руки, побуждая успокоиться.

— Вы ничего не упустили, — мягко улыбается она и поправляет ему бабочку. — И замечательно выглядите.

Северус чувствует, как в груди разрастается жар. Ох, Мерлин, как же она прекрасна, когда улыбается. Он протягивает ей руку, и они вместе направляются в зал. Они успевают пройти всего несколько метров, когда к ним тут же подходят здороваться.

Гермиона представляется всегда второй, потому что главы отделов Министерства все мужчины, они знакомятся первыми, после чего представляют своих жен. Однако не все они находятся в браке, есть и пожилые главы отделов, которые посматривают на жен коллег, да и просто на дам в зале в принципе.

Северус протягивает Гермионе бокал в тот момент, когда замечает, как один из его коллег подбивает свои клинья к одной из официанток, которая в его общении явно не заинтересована, но все равно улыбается, потому что это ее работа, за которую ей платят.

Гермиона принимает из рук мужа бокал.

— Он, конечно, не самый приятный человек, — замечает Северус, — но дальше глупых разговоров не действует.

— Я бы даже разговаривать с таким не хотела, — откровенничает Гермиона, глядя мужу в глаза.

Он согласно кивает, останавливаясь по правую руку от нее.

— Мне необходимо переговорить с несколькими коллегами, я буду в той части зала, — указывает в сторону он. — И еще внести пожертвование.

Гермиона согласно кивает, пусть ее и не прельщает мысль оставаться без Северуса на растерзание баснословно глупых представителей мужского пола с толстым кошельком, которые кичатся этим так, словно большая сумма денег — все, что в этой жизни надо.

— Я буду недалеко, — обещает он, — вы всегда сможете увидеть меня из этой части зала.

Девушка кивает, коснувшись на мгновение шеи. Она сразу задумывается о том, чтобы присоединиться к группе жен, собравшихся в круг с бокалами не так далеко от нее, но что-то ей подсказывает, что они не лучшего мнения о ней.

Каждая женщина старше ее минимум на пятнадцать лет.

Северус чувствует ее тревожность.

— У меня есть одна идея, — вдруг произносит он.

Гермиона заинтересованно поднимает взгляд.

— Какая? — интересуется она.

— Я буду смотреть на вас время от времени, — начинает Северус, — если вы не против, конечно, — тут же добавляет он.

Гермиона улыбается и качает головой из стороны в сторону.

Не против.

— Если чье-либо общество или все мероприятие в целом начнет вызывать у вас тоску или раздражение, просто дважды постучите указательным пальцем по стенке бокала, и мы уйдем отсюда, — обещает он.

Гермиона сначала улыбается, а затем сводит на переносице брови.

— Как я могу просто захотеть уйти, это же вас пригласили, — произносит она.

— А я пригласил вас, — замечает он. — К тому же, весь этот фарс исключительно ради чеков. Несмотря на то, что я отослал посильную помощь от своего имени им еще на прошлой неделе без всяких благотворительных вечеров, я внесу свою лепту повторно.

Гермиона даже не удивляется тому, что Северус делает это. Она не в первый раз отмечает, что он замечает какие-либо вещи задолго до того, как это видит общественность. Так, в принципе, случается и с ее собственной жизнью. Он первый замечает, что ей требуется помощь.

В тот самый момент, когда на свадьбу Гарри и Джинни прибывает Рон в количестве плюс один.

— Хорошо, — соглашается она. — Дважды постучать, да? — смотрит она на него.

— Да, — кивает он.

Северус уходит в другую часть зала, позволяя себе слабую улыбку. Однажды он решится улыбнуться при ней, но он пока смущается собственных порывов. Пока сама Гермиона совсем недавно начинает улыбаться ему.

Гермиона оглядывается по сторонам и делает небольшой глоток шампанского. Она уже хочет все-таки пойти к той группе жен, которую замечает в начале, но, едва сделав шаг вперед, отказывается от этой затеи.

Она видит, какие взгляды бросают на нее эти женщины.

Пусть любуются ею издалека, она сюда не ради них пришла.

Гермиона ходит вдоль столов, заваленными всевозможными блюдами, но есть не торопится. Что-то ей подсказывает, что весь этот стол такой, потому что десятки домовых эльфов без сна трудились на кухне под жестким контролем надзирателей.

От этой мысли аппетит пропадает.

Она ходит вдоль зала, часто видит Северуса, который разговаривает в кругу вышестоящих и ведет с ними светскую беседу. Гермиона каждый раз ловит его взгляд, они кивают друг другу, помогая тем самым понять, что все в порядке.

В своем приятном одиночестве Гермиона не видит ничего плохого. Музыка здесь приятная, шампанское довольно неплохое, официанты не назойливые, а до гостей ей нет никакого дела. Она останавливается возле одной из скульптур какого-то министра — третьего или четвертого, Гермиона не помнит — и рассматривает искусную работу скульптора.

— Добрый вечер!

Гермиона чуть дергается от неожиданности, оборачиваясь к говорившему.

— Прошу прощения, не хотел вас напугать, — извиняется мужчина в летах со стаканом огневиски в руках, заполненным на треть.

Коренастый тучный мужчина ниже нее на целую голову. Кажется, это не первый его стакан. От мужчины пахнет не только алкоголем, но и сигарами. Гермиона искренне счастлива, что Северус не имеет ни первой, ни второй привычки.

Да, на таких мероприятиях он может позволить себе выпить один или два бокала шампанского, но это все.

— Добрый, — старается быть любезной Гермиона. — Вы не напугали меня, это просто было неожиданно.

Мужчина кряхтит с улыбкой. Гермиона понимает, что он так смеется.

— Франциск Бэгмен, — представляется он. — Глава отдела магических игр и спорта, — и протягивает руку.

Гермиона помнит, что раньше главой отдела был Людо Бэгмен, странный мужчина, зависимый от азартных игр. Долго на должности он не протянул. Наверное, это его брат или кузен.

Девушке не кажется, что это его сын. Мужчина в летах, они с ним просто родственники.

— Гермиона Снейп, — распрямив плечи, кивает она и протягивает свою руку.

Мужчина оставляет на тыльной стороне ее ладони мокрый поцелуй. Гермиона непроизвольно морщится и убирает руку, после чего снова заставляет себя улыбнуться. Она на мгновение смотрит на Северуса, но тот оказывается увлечен беседой.

— О, вы супруга моего коллеги, — догадывается он. — Постойте, вы сказали, что ваше имя — Гермиона?

Девушка кивает.

— Да, верно.

— Не вы ли являетесь близкой подругой героя войны, мистера Поттера? — чуть склонив голову, спрашивает он.

Гермиона снова кивает.

— Да, так и есть, — подтверждает она.

— Удивительно, что мистер Поттер не был приглашен, — размышляет он и делает еще глоток огневиски. — Думаю, его присутствие с вами украсило бы этот вечер, — осматривает он ее с головы до ног. — Пусть я и готов сказать с уверенностью, что вы — лучшее украшение этого вечера.

Щеки Гермионы мгновенно вспыхивают. Украшение?

Этот тип называет меня украшением?!

— О, благодарю, вы так любезны, — так саркастично Гермиона еще никогда не отвечает.

Она делает глоток шампанского и смотрит в сторону. Лучше бы этот болван поскорее от

нее отвязался, он действует ей на нервы. Франциск уходить, видимо, совсем не собирается, даже наоборот — решает продолжить свои бессмысленные попытки в диалог.

— У меня есть в доме джакузи, — зачем-то произносит он это таким тоном, словно у него сам Господь Бог живет в подвале.

В маггловском мире этим словом никого не увидишь. Или он решает, что она одна из представительниц волшебного мира с чистой кровью?

— Очень рада за вас, — не глядя на него, произносит Гермиона, снова бросая взгляд на Северуса и ожидая, когда он на нее посмотрит.

— Хотите, я вам ее покажу? — спрашивает он.

Гермиона на мгновение опускает взгляд на Франциска и тут же возвращает свое внимание Северусу. Мерлин, мне нужно, чтобы ты срочно посмотрел в мою сторону, Северус!

— Вынуждена отказаться, — сдержанно произносит она.

Франциск снова кряхтит, заходясь в смехе, и будто бы случайно касается висящей вдоль тела руки Гермионы, на что та реагирует молниеносно, поднимая ее и обхватывая бокал. Ну же, Северус!

— Вы не понимаете, от чего отказываетесь! — настаивает он. — Это же джакузи!

Именно в этот момент Северус смотрит на нее, и Гермиона, округлив глаза, дважды стучит по бокалу так, что даже часть шампанского проливается. Северус реагирует сразу. Он извиняется перед кругом своего общения и тут же направляется к девушке.

— Я очень рада за вас, но я все же откажусь, — делает она полшага назад.

Она просто смотрит на то, как Северус почти летит к ней, сверкая недобрым блеском в глазах, пока смотрит в спину Франциску.

— Нет же, Гермиона, послушайте, я говорю вам, что…

— Мистер Бэгмен.

Низкорослый мужчина вздрагивает даже хлеще, чем сама Гермиона, которую он застал врасплох. Девушка издает тихий истеричный смешок. Франциск оборачивается и тут же раскидывает в стороны руки.

— Мистер Снейп, друг мой! — протягивает он одну руку вперед. — Вот и ты!

Уже явно хорошо выпивший коллега, видимо, забывает о том, что Северус руки не пожимает. Особенно таким, как он. Северус окидывает его холодным взглядом. Франциск машинально выставляет согнутые руки вперед в извиняющем жесте.

— Приятного вечера! — бросает он и направляется прочь.

Северус подходит к Гермионе, которая едва сдерживается, чтобы не засмеяться вслух. Вся ситуация выглядит так глупо и комично, что хочется смеяться до колик.

— Вы в порядке? — с искренним беспокойствомспрашивает он, когда оказывается близко.

Гермиона кладет ладонь на грудь Северуса и снова старается подавить истеричный смех.

— Он звал меня посмотреть на джакузи у него дома, — наконец выдыхает она.

Желваки Северуса нервно сжимаются, когда он оборачивается через плечо.

— Я с ним поговорю, — цедит он.

Гермиона ловит его за лацкан мантии и вынуждает остановиться, а после снова разворачивает его к себе.

— Не стоит, — просит она, снова прыская смешок. — Он пьян, не вспомнит уже сейчас, что говорил со мной, — девушка пару секунд молчит. — Хочу засмеяться вслух, — сообщает она.

Северус сдержанно ухмыляется, наблюдая за ней. Ситуация не смешная, но ее реакция просто потрясающая.

— Это же истерический смех, я прав? — спрашивает Северус.

Гермиона кивает.

— Правы.

Она действительно очень смешлива. Это просто потрясающая черта ее характера.

— Понятно, — осторожно он касается ее предплечья. — Уйти хотите?

— Безумно, — с энтузиазмом сообщает она, глядя мужу в глаза.

Северус протягивает руку, когда они идут к гардеробу. Он помогает ей одеться. Когда они выходят на улицу, Гермиона сдерживает свое слово. Она смеется так сильно, искренне и звонко, что у нее начинает болеть живот, а из глаз брызжут слезы.

Через минуту она, конечно, успокаивается. Только этим все не кончается. На десерт ее организм предоставляет ей икоту. Это снова доводит ее до смеха, поэтому водитель тактично закрывает ширму, чтобы супруги могли быть наедине.

Северус протягивает ей бутылку с водой, и девушка почти залпом выпивает ее. Икота прекращается, истерический смех тоже. А вечер, оказывается, не так уж и плох. До дома они добираются, по ощущениям, быстрее, чем в день свадьбы.

Северус рассказывает ей о гостях мероприятия, с которыми разговаривал. С уважаемыми гостями, если быть точным. Гермиона понимает, что ей просто попадается не тот круг общения, на деле Министерство Магии вполне себе приличное.

Они добираются до дома уже после полуночи, Северус помогает Гермионе снять пальто, и они направляются на второй этаж. Остановившись возле спален, они замирают друг напротив друга.

Гермиона скрещивает руки в замок перед собой.

— Спасибо за прекрасный вечер, — улыбнувшись, кивает она.

— Не считая Франциска Бэгмена, — сообщает Северус.

— Не считая Франциска Бэгмена, — соглашается Гермиона.

Девушка смотрит в глаза Северусу и пытается понять, почему раньше она видела в них лишь холод и густую черноту. Они у него прелестного оттенка горького шоколада, а вокруг зрачка на радужке виднеются крапинки цвета карамельной патоки.

— Я все равно хорошо провела время, — признается она. — И спасибо, что вовремя подошли.

Северус кивает. Она такая прекрасная сегодня. Гермиона, конечно, и в любые другие дни прекрасна, но сейчас она чаще улыбается, ее глаза искрятся. О, Мерлин, и у нее такой волшебный заразительный смех!

Гермиона все еще смотрит на него, а слов больше почему-то нет. Ничего нет, только он и она стоят в коридоре спящего крыла дома, тишина которого впервые за все время не кажется ей тяжелой.

Это приятная тишина. Ее словно можно потрогать, чтобы понять, что она мягкая, как облако. Гермиона чувствует себя в безопасности, чувствует себя счастливой и, что самое главное, она, кажется, чувствует себя…

Влюбленной?

И она понимает, что хочет это сделать. Сейчас.

Сделав полшага вперед, Гермиона, даже не поднимаясь на носочки, потому что ее спасают каблуки, склоняет голову вправо, опустив ладонь на грудь своего мужа. И в этот раз все происходит иначе.

Они оба тянутся друг к другу.

Это происходит в свое время. Происходит тогда, когда нужно.

Она прикасается к его губам, беспокоясь о том, что ощущения будут такими же, какие были в день свадьбы, но ошибается. Мерлин, как она радуется, что ошибается. Она помнит губы Северуса в день свадьбы.

Они были жесткие, холодные и сухие. В прикосновении не было ни грамма эмоций. Сейчас все иначе. Гермиона прикасается к нему, и внутри все начинает дрожать. Она чувствует под подушечками пальцев, как бьется в бешеном ритме его сердце.

Он склоняет голову и опускает ладонь на ее талию, придвигая к себе ближе. Гермиона чуть прогибается в пояснице, поддаваясь касанию. Она чувствует тепло его широкой ладони на коже даже через ткань своего платья.

Гермиона понимает, что он смущается. Смущается, потому что не умеет целоваться, поэтому она берет все в свои руки. Девушка мягко целует его верхнюю губу, растворяясь в моменте. Она терпеливо ждет, знает, что у него получится.

И он мягко обхватывает ее нижнюю губу.

Гермиона прерывисто выдыхает, чувствуя, как все подрагивает внутри от бешеных волн эмоций, и целует снова, склонив голову влево. Она приподнимает руку, касаясь его лица, и хочет углубить поцелуй, потому что ее попросту разрывает от всего происходящего.

Девушка осторожно скользит языком, чем вызывает его глухой выдох. На мгновение замерев, Гермиона беспокоится о том, как он на это отреагирует, но Северус отвечает на поцелуй даже лучше, чем она может себе представить.

Буквально приподняв ее в воздухе и крепко прижав к себе, Северус делает шаг вперед, и Гермиона оказывается прижата к двери своей комнаты. Лопатки обжигает от легкой боли, но девушка ее не замечает.

Он обхватывает ее лицо ладонью и, вынуждая запрокинуть голову вверх, горячо впивается в губы. Гермиона задыхается от его напора, отвечает на поцелуй, беспорядочно комкает в пальцах его мантию на лопатках, и вся рассыпается в чувствах.

Внизу живота горячо пульсирует, жар его тела окутывает ее с головы до ног, сердце заходится в сумасшедшем ритме. Северус нахально углубляет поцелуй снова, но Гермиона совсем не против. Рассыпаясь в его ласке, девушка понимает, что ей тяжело держать себя в руках.

Северус, видимо, тоже понимает, что, если они сейчас не прекратят, так просто это все не закончится, поэтому он осторожно разрывает поцелуй и касается ее лба своим.

Гермиона понимает, что у нее к чертям сбито дыхание, глаза она открывать не хочет. Хочет только чувствовать своего мужа. Чувствовать каждой клеточкой своего тела. Северус проводит кончиком носа полосу по ее щеке.

Ее запах заполняет его легкие. В голове впервые за большое количество времени гудящая приятная пустота. Он чувствует, как ее рука скользит вниз и падает вдоль тела.

Ох, Мерлин, как же меня угораздило так искренне полюбить человека?

Северус делает полшага назад. Гермиона едва держится на ногах, колени дрожат.

— Доброй ночи, — глядя на нее, произносит он, а после исчезает за дверью своей комнаты.

— Доброй, — заторможено отвечает она.

Закрыв дверь своей комнаты, Гермиона звездой падает на постель и смотрит в потолок. Губы саднит, сердечный ритм так и не возвращается в норму. Она искренне, широко улыбается, а после закусывает нижнюю губу и закрывает лицо ладонями, сворачиваясь в позу эмбриона от переполняющих эмоций.

За окном второе марта, в Магическом Мире наступает весна.

Кажется, брак Северуса и Гермионы весна также не обходит стороной.

Комментарий к 14.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 15. ==========

Комментарий к 15.

Я очень ждала этой главы и вы, думаю, тоже. Ключевая композиция всей главы: **Comptine d’un autre été, l’après-midi - Yann Tiersen**

Гермиона делает глоток чая и ставит чашку на блюдце, чуть облизнув губы. Чай заваривается чуть сильнее, чем нужно, но приятная терпкость танина даже немного расслабляет. Девушка уже не первый раз задумывается о том, что стоит попросить Моди долить ей кипятка в чайник, но она уже второй час откладывает эту затею.

Всю вторую половину дня она пропадает в библиотеке, не выпуская из рук роман «Разум и чувство», до которого наконец доходят руки. Проснувшись утром в самом потрясающем расположении духа, у Гермионы, разумеется, изначально другие планы.

Она почти с упоением спускается вниз, чтобы позавтракать в компании Северуса, но обнаруживает на столе письмо, подписанное его размашистым почерком, в котором говорится, что большую часть дня он будет отсутствовать, поскольку его снова срывают на закрытие дела в Министерство.

Гермиона сначала расстраивается, но это довольно быстро проходит. Теплый луч солнца заманчиво проникает в вымытые окна, помогая тем самым понять, что весна готовится вступить в свою смену в полной мере.

Дейзи просыпается немногим позже Гермионы. Девушка помогает ей умыться, заплетает ей два густых колоска и приводит на кухню завтракать, не побеспокоив Моди.

— Ты уже видела, что происходит за окном, Дейзи? — спрашивает Гермиона, переворачивая последнюю порцию оладьев.

Еще сонная малышка поднимается с места и трет глаза, подходя к Гермионе. Девушка в который раз отмечает, как легка на подъем девочка в абсолютно любом вопросе.

— Не видела, мамочка, — зевает она. — Что там?

Гермиона чуть улыбается и, убрав сковороду с плиты, наклоняется вниз, чтобы взять Дейзи на руки. Кроха сразу обвивает руками ее шею, когда Гермиона поудобнее устраивает ее на своей руке и направляется к окну.

— Смотри скорее, — отодвигает она свободной рукой штору.

Солнце тут же заглядывает на кухню, от чего Дейзи на мгновение жмурится от непривычки, но после часто моргает и смотрит во двор. Глаза девочки тут же распахиваются от восторга.

— Весна пришла, — глядя на улыбающуюся дочь, ласково шепчет Гермиона. — У нас на заднем дворе уже есть проталины, — указывает она рукой в окно. — И ты посмотри, сколько ручейков.

— Много-много, — в восхищении шепчет Дейзи, глядя с упоением в окно.

Гермиона с бешеной любовью смотрит на девочку, которая умеет видеть счастье в самых различных мелочах. В солнечных лучах, пушистом снегопаде и даже в сахарной пудре, упавшей со столешницы на пол и разлетевшейся по всей кухне.

Потому что для Дейзи это не: «О, нет! Меня отругают за это!». Для Дейзи это: «Мамочка, у нас снег дома! Он сладкий!»

Многим взрослым стоит поучиться жизни у Дейзи.

— Мы с тобой позавтракаем и пойдем пускать по ручейкам бумажные кораблики, договорились? — утыкается Гермиона носом в пышную косу дочери, чуть прикрыв глаза.

От Дейзи пахнет кондиционером для белья и детским шампунем с персиком. Гермиона чуть улыбается от мысли о том, что у нее есть Дейзи. Это дар свыше, не иначе. Наверное, ее биологическая мама была бы счастлива, если бы узнала, что эта девочка в хороших руках.

— И кораблики сами сделаем? — почти подпрыгивает на руках Дейзи, прихлопнув в ладоши.

Гермиона перехватывает ее поудобнее и снова улыбается.

— Конечно, сделаем, — обещает она. — Оладьи будешь с медом или с сиропом?

Дейзи на мгновение задумывается, когда Гермиона усаживает ее за стол в столовой и подкладывает две подушки. Малышка уже знает, что, когда папы нет дома, она может кушать за столом вместе с мамой, как большая.

Дейзи как-то упоминает Гермионе о том, что ей хотелось бы, чтобы они сидели за столом все вместе. Гермиона обещает ей, что совсем скоро так и будет. Она работает над этим, но не предпринимает слишком активных действий.

Знает особенность своего мужа: он не терпит спешки в любом вопросе.

— С сиропом, — кивает девчушка, наконец принимая решение.

В это время Гермиона уже выносит в столовую порцию для девочки, захватывая и то, и другое.

— Добавляй все, что захочешь, — улыбается Гермиона.

Девушка исчезает на кухне снова, а затем возвращается с порцией для себя и тарелкой фруктов. Она уже думает о том, чтобы сходить третий раз за чайником с чашками, но тут за ней следом выбегает еще сонная Моди, завязывая на поясе фартук.

— Прошу прощения, Гермиона, — искренне извиняется эльфийка, — я не услышала свой будильник.

— Все в порядке, Моди, мы уже садимся завтракать, — успокаивает она ее. — Ни о чем не беспокойся.

Гермиона видит, что Моди места себе от волнения не находит. Последние месяцы Гермиона берет на себя большую часть работы по кухне, чтобы Моди было легче, но эльфийка все равно тяжело к этому привыкает.

— Что мне сделать? — девушка слышит, что Моди почти умоляет ее дать ей какое-либо поручение.

Просто таким образом домашние эльфы чувствуют, что они полезны. Понимают свою значимость. Гермионе хотелось бы, чтобы каждый эльф перестал воспринимать так свое существование, но это что-то из рода фантастики.

— Принеси, пожалуйста, чайник и чашки, — кивает она, — и можешь садиться завтракать. Оладьи под крышкой у плиты. Кушай, пока горячие, хорошо?

Моди в очередной раз задыхается от чистоты и искренности молодой жены хозяина дома, едва сдерживается, чтобы не поклониться, потому что знает, что Гермиона этого не одобряет, поэтому коротко выражает благодарность словами и скрывается за дверью кухни.

Гермиона присаживается за стол и кладет Дейзи на коленки салфетку, потому что сироп уже, судя по наблюдениям, блестит не только на тарелке. Девчушка кивком благодарит ее за это.

— Папа принес домой витаминов, чтобы мы с тобой были здоровы, — придвигает она к Дейзи тарелку с фруктами.

— Папочка принес, да? — проглотив, сразу переспрашивает она.

Дейзи никогда не говорит с набитым ртом. Это проскальзывает у нее всего пару раз, но Гермиона осторожно ее поправляет, и с того момента Дейзи начинает говорить только тогда, когда прожует. Она чрезвычайно хорошо обучаема.

— Именно так, — настаивает Гермиона.

На самом деле, Северус, разумеется, ничего не покупал и не приносил. Покупками в доме занимается Моди, Гермиона только помогает составлять список. А еще она позаботилась о том, чтобы все покупки продавцы трансгрессировали прямо в дом, таким образом Моди ничего не таскает в руках и не надрывается.

Как бы то ни было, Дейзи съедает положенную ей порцию витаминов, особенно кислых, лишь в том случае, если Гермиона упоминает о том, что это принес папа. Надо было видеть, какие легенды сочиняла Гермиона, когда зимой нужно было съедать по горсти ягод брусники и клюквы каждые несколько дней.

Это в очередной раз срабатывает, и Дейзи уплетает порцию фруктов, которую девушка выкладывает ей на тарелку.

После завтрака Гермиона рассказывает Дейзи, как из листа бумаги сделать кораблик, и они вместе делают дюжину бумажных лодочек за рекордное количество времени. Последний кораблик у Дейзи получается даже лучше, чем у Гермионы, чему она не может нарадоваться. Гермиона хвалит ее, погладив по голове.

Забрав всю дюжину поделок, Гермиона помогает Дейзи одеться, и они выходят на задний двор. Осенью Гермиона здесь почти не бывает, потому что старается в то время быть дома как можно реже, зимой все заметает почти до самого пояса, а сейчас есть возможность наконец полюбоваться задним двором дома.

Они не замечают, как проводят всю первую половину дня на улице. Дейзи носится по проталинам и пускает с Гермионой кораблики по витиеватым ручейкам. Солнце приятно пригревает веки, за сухость ног девушка не беспокоится: и Дейзи, и себе в качестве надежной обуви Гермиона выбирает проверенные жизнью резиновые сапоги.

Когда все кораблики оказываются потоплены, а все сосульки сбиты, потому что «Мамочка, надо непременно помочь весне», они возвращаются домой довольные и уставшие. Гермиона переодевает Дейзи, кормит ее только приготовленным фирменным супом Моди и укладывает на дневной сон.

На свежем воздухе кроха так выбивается из сил, что засыпает почти моментально. Гермиона довольно выдыхает и направляется в библиотеку, захватив с собой с кухни чайник с чаем. Она совершенно не замечает, как теряется в чтении любимого романа до самого вечера.

За это время Дейзи уже просыпается, берет свои игрушки и также приходит в библиотеку, присаживаясь в свой уголок. Моди садится недалеко от камина, чтобы поддерживать в комнате тепло, пока сама вяжет спицами новый коврик в ванную комнату.

Северус приходит к шести часам, а не к семи, и это радует. Она первая слышит треск летучего пороха в камине, поэтому закрывает книгу и встает с места, направляясь на кухню.

— Здравствуй, — приветствует она, не зная, куда девать собственные руки, которые вскоре кладет в задние карманы штанов.

— Добрый вечер, — чуть дергает уголком губ Северус.

Гермиона замечает, как он вымотан. Его в очередной раз сдергивают в его выходной день на полную смену, и это просто варварство! Никакие деньги не стоят потраченного здоровья. Отдыхать тоже надо.

— Как прошел день? — осторожно спрашивает она.

Северус оставляет портфель на столе и чуть морщится, качнув головой. Он уже хочет сказать, что бывало и лучше, но Гермиона все понимает и сама.

— Я разогрею ужин, — кивает она, глядя на мужа.

— Благодарю, — отзывается он. — Я… скоро спущусь.

Гермиона встает лицом к столешнице, а спиной к нему. И она знает — знает, блин, — что он смотрит на нее. Ей приятно чувствовать его взгляд. Гермиона ловит себя на мысли, что ей в принципе становится приятно все то, что связывает ее с мужем.

Ей нравится говорить с ним, нравится его слушать. Нравится то, что он слушает ее и, что самое главное, слышит. Еще ей нравится целовать своего мужа. От одной только мысли о вчерашнем поцелуе губы девушки непроизвольно расплываются в улыбке, а в внизу живота пару раз жарко пульсирует.

Гермиона нервно облизывает губы и заводит за уши волосы. Она старается успокоить собственные мысли, потому что чувствует, что у нее розовеют щеки.

За ужином Гермиона даже не открывает Пророк, который оставляет им Моди. Северус тоже его не открывает. Вместо этого Гермиона интересуется, как завершилось дело, которому Северус сегодня посвящает целый выходной, и он радуется возможности выговориться, пусть и не показывает виду.

Гермиона искренне, нежно улыбается от этого.

От того, что Северус наконец понимает, что необязательно держать в себе все мысли.

После ужина Гермиона снова возвращается в библиотеку, Моди уводит Дейзи играть в детскую. Девушка обещает, что через два часа придет уложить ее спать. Гермиона с упоением берет в руки роман, снова вливаясь в чтение.

Она читала все романы Джейн Остин, но, как бы сильно общественность ни признавала «Гордость и предубеждение», выдвигая это произведение на первое место, Гермиона всегда считает победителем своего личного рейтинга именно «Разум и чувство».

Утонув в чтении, Гермиона не сразу слышит, что в библиотеку кто-то стучит. Она поднимает рассеянный взгляд, прекращая накручивать на палец прядь волос. Северус стоит в дверях, переминаясь с ноги на ногу. Кажется, он не в первый раз зовет ее.

— Да? — все еще представляя себе картинку сюжета романа, отзывается девушка.

— Вы не против, если я составлю вам компанию? — делает Северус шаг в библиотеку.

Гермиона дергает уголком губ в полуулыбке, глядя на мужа. Несмотря на то, что он устает за весь этот день, а завтра ему вновь предстоит идти на работу, он находит время на то, чтобы побыть рядом с ней. Она замечает это.

Не может не заметить.

— Конечно, — слабо улыбнувшись, кивает Гермиона и подгибает сбоку ноги, освобождая на софе место.

Северус кивает, проходит в библиотеку, целенаправленно направляется к полкам с магической литературой, касающейся его отрасли работы, и, пробежавшись пальцами по полке, выбирает книгу в твердом переплете.

Гермиона видит боковым зрением, как он присаживается рядом и кладет ноги на пуф. Она чувствует, как чуть приподнимается на месте, когда он садится, а еще слышит аромат его одеколона. Тело окутывает приятным облаком безопасности.

Девушка чуть улыбается и снова опускает взгляд в роман. Теперь на сюжете полностью сосредоточиться не удается, она то и дело бросает взгляд на Северуса, наблюдая за ним. Это, казалось бы, такая мелочь: сидеть рядом и читать свои книги, но…

Это новый шаг для них обоих, и Гермиона испытывает новые чувства от этого простого единения.

Северус собирается перелистнуть страницу, но случайно касается пальцами ступни девушки. Гермиона непроизвольно вздрагивает от прикосновения. Рука мужа оказывается теплой, чего не скажешь о ней. Северус смотрит на нее. Гермиона только сейчас замечает, что читает он в очках.

— Вы замерзли? — спрашивает он.

Гермиона жмет плечами.

— Не заметила за чтением.

— У вас холодные ноги, — просто констатирует он факт.

Северус закрывает книгу и кладет ее рядом с собой. Перегнувшись через плечо, мужчина вынимает с полки сложенный плед и заботливо укрывает ноги Гермионы, поправляя его так, чтобы холодный воздух не нашел лазейки, после чего садится так, что его бедро касается пальцев ее ног.

Обеспечивая тем самым ей еще немного тепла.

Гермиона смотрит на то, как он проявляет к ней заботу таким способом, и от переполняющих эмоций сжимается сердце. Ее поражает, как сильно меняется он сам, и как меняется она за время их брака. Они в начале своего пути и сейчас — совершенно другие люди.

— Спасибо, — наконец произносит она.

Северус кивает, вновь вливаясь в чтение.

В камине трещат поленья, за окном сгущается темнота. Гермиона понимает, что ей тяжело видеть текст книги, и только это заставляет ее оторваться от чтения, чтобы понять, что уже слишком поздно.

Гермиона почти подрывается, когда осознает, что обещала уложить Дейзи спать, но, посмотрев на время, понимает, что с этой задачей справляется Моди. Девушка чуть хмурится от собственной невнимательности, но в душе благодарит эльфийку за то, что она дает возможность хозяевам дома выделять время на свои увлечения.

Девушка потягивается и уже собирается спустить ноги вниз, как вдруг замечает, что Северус, оказывается, засыпает прямо с книгой в руках. Гермиона осторожно убирает плед и поднимается с места, разминая ноги.

Она смотрит на своего мужа. Он выглядит таким расслабленным и спокойным. Кажется, находясь в обществе своей супруги, он полностью чувствует себя комфортно. Черты его лица мягкие, брови не сведены на переносице, губы слегка приоткрыты.

Гермиона испытывает странное желание свернуться возле него котенком и уснуть прямо здесь, в библиотеке, у него на коленях. Она впервые видит Северуса спящим. Это кажется Гермионе еще одним интимным моментом, который она наконец видит.

Она чуть склоняет голову в сторону и мягко улыбается. Блеклый свет от тлеющих углей в камине падает на его светлое лицо. Гермиона впервые осознанно думает о том, что ее муж красивый.

Наклонившись вниз, девушка осторожно снимает с него очки и кладет их на столик. Туда же она кладет его книгу с магической литературой. Склонившись еще чуть ниже, Гермиона осторожно убирает темную прядь Северуса с его лица, от чего во сне он чуть хмурится и глубоко вздыхает.

Девушка поджимает губы, стараясь скрыть улыбку. Она укутывает Северуса пледом и выходит из библиотеки, погасив канделябры. Заложив руки за спину, она на мгновение прислоняется к двери и закрывает глаза. Улыбку больше скрыть не удается.

Кажется, это правда происходит. Гермиона принимает эту мысль до конца.

Она влюблена в своего мужа.

Начало рабочей недели радует, пусть это и кажется странным. Гермиона любит свою работу, ей нравится компания Блейза, пусть она и понимает, что скоро ей придется работать с его отцом. Гермиона старается не заглядывать в будущее и жить настоящим.

Это приносит куда больше радости, чем можно было бы себе представить.

Они с Блейзом приходят почти одновременно, парень сразу отмечает, как ей идет ее весеннее пальто бежевого цвета. Гермиона благодарит его за комплимент, а еще отмечает, что он был прав: комплименты должны быть частью жизни, не стоит воспринимать их как что-то невероятное.

— Как провела выходные? — сделав глоток кофе, спрашивает Блейз.

Ему безумно нравится, как вкусно и правильно Гермиона всегда варит ему с утра напиток.

— Провела его с семьей дома, — улыбается она. — Хотела встретиться в воскресенье с друзьями, но не получилось.

Блейз кивает. Знает, про каких друзей она говорит. Воспоминания о Джинни все еще свежие, но Блейз знает прекрасно, что ему придется переболеть это. Он осознает, что, в некоторой мере, построил сам себе воздушных замков с этой девушкой.

Игнорировал всю абсурдность собственных желаний. Джинни всегда знает, чего хочет. Свои позиции она всегда выражает предельно четко и не дает мнимых надежд. Следовало учиться воспринимать ее ответы по факту еще шесть лет назад, тогда было бы легче.

— Как все обстоит с документами для университета? — интересуется он. — Декан факультета написал мне, что ждет первую партию уже на этой неделе.

— Ох, — спохватывается Гермиона. — Спасибо, что напомнил.

Она тут же ретируется к своей сумке и вынимает оттуда небольшую папку формата А4, после чего сразу направляется к Блейзу.

— Здесь вся первая часть, — кивает она, протягивая документы. — Второй уже начинаю заниматься.

Забини даже немного удивленно кивает ее оперативности и, отставив чашку, берет документы в руки. Парень не удивляется, что Гермиона заполняет все формы с чинной точностью и аккуратностью. Кажется, она тратит на это даже больше времени, чем следует.

— Молодец, — хвалит ее Блейз. — Уже сообщила друзьям и, — он делает небольшую паузу, понимая, что затрагивает запретную тему, — мужу, что будешь два месяца отсутствовать?

Гермиона перебирает пальцы, глядя на мгновение куда-то в сторону.

— Я работаю над этим вопросом, — наконец отвечает она.

На деле она даже не задумывается еще над этим. С Гарри и Джинни будет просто, она об этом знает. Сказать того же о собственном муже она не может, потому что помнит его неоднозначную реакцию даже на предположение о ее возможном отъезде из Магической Британии.

Она подумает над этим, но позже. Время еще есть.

Блейз просто кивает.

Рабочий день пролетает незаметно, с интересной работой стрелки часов бегут быстрее обычного. К шести часам сама Гермиона поднимается с места и сообщает Блейзу, что пора домой. Он одобрительно кивает, отмечая, что она наконец принимает правильную позицию работы в офисе.

Гермиона едва успевает выйти из камина, потому что Дейзи уже на кухне помогает Моди с ужином и с раскрытыми руками мчит ее встречать. Девушка присаживается на колени и обнимает дочку, поднимая ее на руки и зацеловывая в обе щеки.

Дейзи смеется от щекотки и жмурится, а после оставляет звонкий поцелуй на маминой щеке. Она тут же начинает рассказывать о том, что делала днем, старается не упускать ни одной детали, захлебываясь в словах, на что Гермиона смеется и просит Дейзи чуть-чуть подождать, пока она переоденется и спустится к ней.

Дейзи умная и послушная девочка, поэтому сразу соглашается и направляется помогать Моди в ожидании мамы. Оно оказывается недолгим. Гермиона справляется за пятнадцать минут и почти сразу спускается вниз, чтобы послушать все, что не успевает ей рассказать девочка.

Они заканчивают готовить ужин как раз к семи часам, в это время приходит Северус. Он сразу здоровается и выглядит не таким разбитым от усталости, каким возвращается вчера. Кажется, сегодняшний рабочий день был куда спокойнее.

Северус снова не ругается, когда Дейзи обнимает его за ногу в качестве приветствия. В этот раз он даже слегка кивает ей, пусть и не говорит слов приветствия в ответ. Гермиона чуть улыбается. Знает, что однажды у него получится.

Видит, что он старается.

Накрыв на стол, Гермиона кладет ужин Дейзи и целует ее в лоб, оставляя на кухне. Перед тем, как выйти в столовую, Гермиона думает о том, что совсем скоро Дейзи будет ужинать за обеденным столом в столовой вместе со всеми.

Северус приходит как раз в тот момент, когда Гермиона с Моди выносят ужин. Мужчина чуть кивает Гермионе и садится на свое место, опустив на колени салфетку. Девушка уже собирается начать разговор первой, потому что она привыкает к этому, но…

— Кажется, вы просматривали в последние дни каталоги детской мебели, — произносит он, — я прав?

Гермиона даже глаза от удивления распахивает. Да, так и есть! Она уже около недели выбирает новый стол в детскую Дейзи. Видимо, она по привычке оставляет эти каталоги по всему дому. У нее и с резинками для волос та же беда, и еще с некоторыми вещами.

— Да, — кивает девушка. — Я присматриваю новый стол в комнату Дейзи. Она из своего совсем скоро вырастет, коленками уже его почти касается.

Северус какое-то время молчит, и Гермиона не совсем понимает, что означает это молчание. Это неудачная затея? Она что-то делает не так? Ей не следует уделять так много внимания девочке? Гермиона не успевает загрузить себя глупыми вопросами и додумать сама.

— Я знаю одного хорошего мастера по дереву, — наконец произносит Северус. — В Хогсмиде есть его лавка и в Косом переулке. Я как-то делал у него заказ, — замечает он. — Думаю, следует к нему обратиться. Я займусь этим на будущей неделе.

Гермиона кивает и склоняется над ужином, стараясь скрыть слишком искреннюю улыбку. У нее не получается. Северус замечает ее и сам чуть улыбается от того, что по-настоящему рад видеть такую реакцию Гермионы. Кажется, он действительно начинает ее понимать.

Они снова заговаривают о работе, Гермиона рассказывает о скором контракте с одной известной маггловской фирмой, переговоры с которыми они ведут последние два месяца. Северус искренне поздравляет ее с долгожданным результатом.

Моди забирает их тарелки после ужина и скрывается на кухне. Гермиона провожает ее взглядом. Кажется, сейчас самое время поднять еще один вопрос, который не дает Гермионе покоя. Возможно, что-то из этого выйдет. Она хотя бы попытается.

— Северус, — зовет она.

Мужчина поднимает взгляд, прерывая чтение Пророка, и смотрит на девушку. Ему все еще крайне непривычно слышать свое имя из ее уст, но его радует, что она его произносит. Он вопросительно вскидывает брови.

— Я хотела бы обсудить с вами один вопрос, — осторожно начинает она.

Северус отодвигает от себя газету и внимательно смотрит на жену, полностью отдавая ей свое внимание.

— Что угодно, — говорит от мягко, чувствуя ее тревогу.

Гермиона какое-то время молчит, подбирая слова и бегая взглядом по скатерти, а после решается и поднимает взгляд.

— Я хотела бы, чтобы Моди работала у нас, — наконец произносит она.

Северус непонимающе сводит на переносице брови.

— Она этим и занимается всю свою жизнь, — произносит он, не совсем понимая, что она имеет в виду.

Гермиона качает головой из стороны в сторону. Северус замечает, как она хмурит аккуратные брови так, что между ними снова пролегает морщинка, которую он уже довольно давно не видел. Откровенно говоря, Северус бы еще столько же этой эмоции не видел.

Она сердится.

— Нет, не так, — словно старается помочь сама себе девушка. — Я хочу, чтобы она именно работала здесь, — с особой интонацией произносит она, снова глядя на мужа.

Северус терпеливо ждет, когда она полностью выразит мысль.

— Мне бы хотелось, чтобы она получала жалование и имела возможность раз в неделю уходить на выходной, покидая пределы дома.

Сказав вслух долго вынашиваемую в подсознании мысль, Гермиона поражается собственной смелости. Она видит, как удивляется Северус, пусть он и не особо показывает виду. Гермиона замечает это в его глазах.

— У нее же тоже наверняка есть семья, — снова смотрит она на мужа, — или родственники. Друзья, которых она давно не видела.

На самом деле, Гермиона прекрасно знает, что так оно и есть. Она столько времени проводит с Моди за эти месяцы, что узнает о жизни и молодости пожилой эльфийки довольно много. Здесь, в Магической Британии, у Моди есть сестра. Она единственная осталась в живых.

Моди не видела ее почти двадцать лет, всего раз издалека видела ее на рынке много лет назад.

Снейп все еще смотрит на свою супругу, замечает ее взволнованность, некоторую тревогу. Он осознает, что она беспокоится о том, что он скажет. Северус, конечно, не совсем понимает ее горячего желания дать домовику некоторое подобие свободы, когда Моди с самого рождения была в его жизни, а после смерти отца перешла ему по наследству.

Однако в этот самый момент, глядя на нее, наконец понимает, что…

— Это важно для вас? — спрашивает он.

Гермиона осторожно положительно кивает, а после чуть вздергивает подбородок.

— Очень важно, — соглашается она. — Домашние эльфы достойны владеть собственной жизнью, как минимум, — заявляет девушка, — и имеют право на хорошее обращение к себе, — добавляет она.

Северус какое-то время молчит, взвешивая все варианты, а после встает с места, берет из ящика комода перо с чернильницей и возвращается за стол. Гермиона почти не дышит от беспокойства, сжимая от волнения окоченевшие ледяные руки на коленях.

Мужчина поворачивает Пророк боком и, обмакнув перо в чернильницу, начинает что-то бегло писать на белоснежных полях газеты. Гермиона смотрит то на сосредоточенное лицо мужа, то на мелькающий кончик пера, совершенно не представляя, чего ждать, когда перо опустится обратно в чернильницу.

Когда Северус заканчивает, он, зажав перо между пальцами, поднимает взгляд на девушку. Гермиона во все глаза смотрит на него. Она заранее готовится к худшему, принимает со всей ответственностью возможную вспышку агрессии, потому что затрагивает довольно опасную тему, но…

— Выходной разве что в субботу или воскресенье, он будет плавающий, потому что мы оба работаем, — замечает Северус. — Жалование в целом будет оцениваться в тридцать галлеонов в год, это десять сиклей в неделю плюс небольшая премия в конце года.

Гермиона широко распахивает глаза, беспомощно открывая и закрывая рот, потому что не знает, что ответить.

— Бóльшую сумму предлагать бессмысленно, — трактует молчание иначе Северус. — Ее поднимут на смех другие эльфы, которые воспринимают добровольное рабство совсем не так, как вы, Гермиона. Я делаю ей одолжение и учитываю ваше желание. Думаю, это самое правильное решение. О новых изменениях в порядке работы вы сможете сообщить Моди сами. Что вы на это скажете?

Гермиона чувствует, что сердце у нее в груди бьется, как у колибри. Она настолько обескуражена тем, что он прислушивается к ней, что видит ее желания и принимает предложения, что это вызывает искреннюю, немного сумасшедшую улыбку.

— Это прекрасно, — выдыхает она. — Это… прекрасно, — повторяет девушка.

Северус не может не отметить, что в который раз ее улыбка сражает его наповал. Как же он раньше без ее улыбки проживал свою жизнь? Как просыпался утром, как ходил на работу? Как засыпал без мысли о ней?

Мерлин, за какие же заслуги ты позволил мне стать частью ее жизни?

— Хорошо, — очень старается Северус не выдать собственной улыбки. — Я рад, что мы пришли к согласию.

Гермиона почти задыхается словами. Мерлин, а я-то как рада! Моди выносит поднос с чайником чая, двумя чашками и заполненным по горлышко холодным молочником. Девушка оказывается так преисполнена счастьем, что даже забывает подняться с места, чтобы помочь пожилой эльфийке.

Она спохватывается в последний момент и приподнимается на месте, но Моди уже ставит поднос на стол. Девушка уже собирается поблагодарить домашнего эльфа, как делает это всегда, и тянется за чайником, как вдруг…

— Благодарю, Моди.

Рука замирает, так и не коснувшись ручки. Гермиона переводит полный изумления взгляд сначала на Северуса, затем на Моди. Домашний эльф стоит на дрожащих ногах с прижатыми к груди руками и во все глаза, наполненными слезами, смотрит на хозяина дома, как на Божество, спустившееся с небес.

Сам Северус сразу вливается в прерванное чтение Ежедневного Пророка, параллельно берет в руку чайник и наливает обе чашки. И себе, и Гермионе. Девушка даже не замечает, как все еще стоит с приоткрытым ртом и зависшей в воздухе рукой.

Моди кланяется буквально в пол, складываясь почти пополам, и спиной назад уходит на кухню, закрывая большие глаза худыми ручками, чтобы скрыть град тихих слез от искренней радости, которую она так давно не испытывала.

Хозяин дома впервые выражает ей благодарность.

Гермиона садится на место и не может перестать смотреть на своего мужа. Жаль, что Северус не может заставить себя посмотреть на нее в это самое мгновение, иначе бы это испортило момент.

Он даже не представляет, с каким восхищением смотрит на него его молодая жена.

После чая Северус направляется к себе в комнату, а у Гермионы не хватает внимания и сосредоточенности, чтобы начать читать следующую книгу в библиотеке. Ее просто разрывают горячие чувства, обжигающие ее изнутри.

Она бродит по библиотеке, закусив подушечку большого пальца, все еще предпринимает попытки в чтение, но они оказываются бессмысленны. Ей не удается удержать внимание на сюжете. Мысли снова и снова возвращаются к Северусу.

Гермиона все еще не может поверить, что Северус действительно меняется ради нее. Вот и вторая черта его характера, которая так сильно досаждает Гермионе, постепенно растворяется в пространстве.

Он снова делает смелый шаг навстречу к ней, и Гермиона снова ловит себя на мысли, что хочет вновь сделать свой в ответ.

Отложив книгу, из которой она читает лишь дюжину страниц за целый час, Гермиона направляется наверх, чтобы уложить Дейзи спать, потому что она ей обещала. Малышка уже ждет ее, улыбаясь широко и открыто и похлопывая ладошками по одеялу.

Гермиона тепло улыбается дочери и присаживается к ней на постель. Дейзи всегда очень просто уложить. Она засыпает быстро, ей достаточно лишь теплого поцелуя в лоб, несколько ласковых слов и недолгого поглаживания по спине. Через пятнадцать минут девочка уже видит десятый сон.

Гермиона гасит свечи и выходит из ее комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

Девушка потирает предплечья через материал кофты с длинным рукавом, пока идет вдоль коридора, и понимает, что в свою комнату она сегодня заходить совсем не хочет. Вместо этого она останавливается у двери напротив и дважды стучит в нее.

Она считает. Раз, два, три.

— Войдите? — не то спрашивает, не то утверждает Северус.

Гермиона совсем не волнуется в этот раз. Она чувствует, что ей крайне необходимо сейчас увидеть его. Почувствовать его. Быть с ним. Она входит в комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. Приятный аромат его одеколона тут же попадает в легкие.

Северус, до того момент сидящий в кресле с книгой, откладывает ее в сторону и поднимается с места. Он не находит, куда девать собственные руки, поэтому просто опускает их вдоль тела, проводя при этом ладонями по материалу домашних штанов.

Гермиона смотрит мужу в глаза, пока медленно направляется к нему. Нервозности нет, острого волнения тоже. Только сердце бьется быстрее обычного, мысли совсем легкие, а колени слегка подрагивают от предвкушения.

Она останавливается напротив него, чуть запрокинув вверх голову. Северус смотрит на то, как она расслаблена. Как чертовски привлекательна. Замечает то, как она смотрит на него в ответ. Мерлин, он бы все на свете отдал за то, чтобы запомнить этот взгляд на всю свою оставшуюся жизнь.

Так всепоглощающе, открыто, ярко и чисто.

Подняв вверх руки, Гермиона аккуратно снимает с него очки и кладет их на тумбочку возле софы. Непроизвольно глянув в сторону, Гермиона замечает одну очень важную вещь. Стена над комодом теперь совсем голая.

Из нее торчит один только гвоздь.

Гермиона задыхается словами.

— Ты снял портрет? — девушка сама не замечает, как обращается к нему не на «вы».

Северус смотрит на нее. Каждую черту ее лица. Кажется, если он будет смотреть на нее еще пару минут, то сможет с математической точностью сказать, сколько ресниц на ее правом глазу. Северуса поражает, как много эмоций отражается на лице девушки.

Это и неуверенность в собственном вопросе, и радость, и некоторая печаль, вызванная тем, что за воспоминания связаны с этим портретом, и удивление. Ох, как же много эмоций! Она такая живая.

Она самая живая из всех ныне живущих.

— Снял, — кивает он.

До сегодняшнего дня в этой спальне их всегда было трое.

Теперь их наконецдвое.

Гермиона снова смотрит ему в глаза. Осторожно подняв руку, Северус медленно убирает прядь волос ей за ухо, мягко обхватывая лицо и склоняясь ниже. Гермиона делает полшага вперед и приподнимает голову, отвечая на ласку.

Она закрывает глаза от удовольствия и чувствует, как сразу подскакивает температура тела, когда он сам делает это. Когда берет все в свои руки и сам накрывает ее губы своими.

Поцелуй получается трепетным. Таким, словно в это самое мгновение происходит первая встреча их душ. Гермиона позволяет ему изучать этот поцелуй первому. Он сам касается ее губ, невесомо почти, мягко и осторожно.

Захватывает верхнюю губу, медленно ведет подушечкой большого пальца по ее скуле и притягивает к себе ближе. У нее такая мягкая кожа. От этого внутри все трепещет, и Гермиона, не сдержавшись, прерывисто хватает кусочек воздуха, чувствуя, как подрагивают руки.

Этот вздох становится красноречивее всяких слов.

Северус целует ее снова, теперь более напористо, вкладывая в поцелуй страсть, которой всегда стыдился в ее присутствии. Стыдился, потому что боялся не получить на нее ответа. Сейчас он понимает, что его опасения оказываются напрасны.

Гермиона чувствует, как гулко бьется о ребра сердце, как подскакивает пульс, как тело бросает в жар, желая большего. Она чуть приподнимается на носочки и, зажмурившись сильнее, пылко отвечает на поцелуй, комкая в пальцах его рубашку на груди.

Северус чувствует, как сбивается дыхание. Понимает, что он буквально с ума сходит от того, что чувствует отдачу. Поцелуй оглушает, наружу рвутся чувства, которым бесконечно необходимо как можно скорее вырваться на волю.

Девушка лихорадочными движениями пытается расстегнуть пуговицы на его рубашке, но пальцы ее не слушаются, и она наконец бросает эту затею, ведет десять дорожек пальцами вниз и поддевает полы его рубашки.

От ее прикосновения волосы на руках мужчины встают дыбом. Никогда в жизни он не испытывал таких эмоций от чьих-либо прикосновений. Он всю жизнь сторонится тактильности, но сейчас…

С ней.

Он хочет чувствовать каждое ее прикосновение.

Северус поднимает руки вверх, и Гермиона снимает с него рубашку, бросая под ноги, после чего снова находит его губы, впиваясь в них так, словно от этого зависит ее собственная жизнь.

Дыхание сбивается, но ни он, ни она не обращают ни это никакого внимания. Северус сжимает пальцами ее талию, ведет пальцами ниже, поддевает низ ее кофты и тянет ее вверх. Гермиона отрывается от его губ всего на мгновение, чтобы избавиться от одежды, и снова находит их.

Она обвивает его шею руками, совершенно не стесняясь своей наготы, и утягивает в жаркий поцелуй, когда он подхватывает ее на руки. Внизу живота ярко пульсирует, в ушах долбит от желания пульс.

Она хочет своего мужа.

Так сильно хочет, что от нетерпения даже слегка подташнивает.

Он сжимает пальцами ее бедра, и в беспорядке рук и ног несет ее на постель, укладывая на спину. Нависнув сверху, Северус сжимает пальцами резинку ее штанов и тянет их вниз вместе с бельем. Гермиона отрывается от его губ с тихим полустоном и, приоткрыв глаза, смотрит на то, как он спускается ниже.

Северус обхватывает щиколотку ее правой ноги и кладет себе на плечо, начиная плавную цепочку поцелуев. Он прикасается губами к ее голени в нескольких местах, поднимается выше, целует внутреннюю сторону ее бедра, не прерывая прикосновений.

Гермиона задыхается и откидывает голову назад, рассыпаясь на сотни осколков и распахнув губы, когда чувствует волну удовольствия, жаром пульсирующую внизу живота и расползающуюся по всему телу.

Она комкает пальцами простынь и, не сдержавшись, стонет, когда наконец понимает о каком роде удовольствия рассказывала ей не раз Джинни. Во рту скапливается густая слюна, она непроизвольно сжимает и разжимает пальцы ног, чтобы справиться с ощущениями собственного тела.

Ее всю лихорадит, потряхивает почти, кожа становится гусиной. Даже на голове появляются мурашки. Она понимает, что хочет Северуса так сильно, что больше не может себя контролировать.

— Пожалуйста, — скулит она, почти хныкая, что поражает ее саму до глубины души.

Северус поднимает голову и смотрит на нее. Раскрасневшуюся, с влажными губами, сведенными на переносице бровями и блестящими от желания глазами. Так прекрасна. Так прекрасна, Мерлин все в этом мире побери.

Он чуть кивает, оставляет влажный поцелуй на ее дрожащем животе, поднимается выше, касается кончиком языка линии ее ребра, хочет сделать так, чтобы именно она получила удовольствие, и у него отлично получается.

Северус чувствует ее маленькие желания, понимает ее простые, не сказанные вслух просьбы. Она обхватывает его лицо, тянет к себе и впивается в губы, чувствуя на них солоноватый собственный вкус, который только сильнее распаляет желание.

Мужчина упирается одной рукой в постель по правую сторону от нее, продолжает отвечать на пылкий поцелуй, а свободной рукой старается снять штаны, но получается плохо, и Гермиона ему помогает.

Он плавно входит сразу, как она обхватывает ногами его талию, и постепенно задает ритм. Северус помнит, как ей нравится. Гермиона рвано выдыхает, распахивая губы и запрокидывая голову, когда он целует ее в шею, зная, что там ее самое чувствительное место.

Она впивается короткими ногтями в его лопатки и принимает в себя, задыхаясь от желания. Толчки становятся ярче, быстрее, импульсивнее. Тела их обоих в огне, оба не слышат собственного, к чертям сбитого дыхания.

Гермиона впивается пальцами в его бедра, побуждая делать это жестче, как ей нравится. Он чувствует ее просьбу от этого касания. Опустив одну ее согнутую ногу на постель, Северус, разорвав поцелуй, закидывает вторую ногу девушки себе на плечо, меняя угол входа.

Она стонет так ярко, что кусает на мгновение нижнюю губу, чтобы быть сдержаннее. Северус сжимает пальцы на ее талии и задает пылкий, рваный ритм, от которого она плавится, закидывая вверх руки в поисках опоры.

Сжав пальцами спинку кровати, Гермиона снова, не сдержавшись, выдыхает слишком громкий стон, на который Северус, в этот раз, реагирует.

— Тшш, — склонившись, касается он подушечкой большого пальца контура ее губ, обхватив лицо.

Это распаляет так сильно, что у Гермионы срывает к чертям все предохранители. Убрав ногу с его плеча, девушка тянет его к себе, снова впиваясь в губы. Дыхания словно не существует, она чувствует себя так, будто изнутри горит.

— Я хочу, — задыхается она словами, не успевая анализировать, стоит такое говорить или нет, — быть сверху…

Дважды повторять не приходится.

Северус садится на постель спиной к стенке, сбрасывая куда-то на пол подушки, и Гермиона перекидывает ногу, обхватывая его бедра. Она смотрит ему в глаза, когда насаживается сама, распахнув губы и жарко выдохнув.

Перекинув на одну сторону волосы, Гермиона обхватывает его лицо ладонями и продолжает смотреть на него, задавая плавный ритм и периодически вырисовывая бедрами восьмерку. Она видит, какие эмоции он испытывает от происходящего.

Видит все то, что всегда было ото всех скрыто.

Гермиона видит десятки чертей в глазах мужа. Каждый этот чертенок ей знаком лично. Каждого она приручает, окружает заботой. Черти Северуса юную гриффиндорку больше всего на свете любят.

Он не сдерживается и ведет пальцами по ее бедрам от колена вверх, после чего сжимает их и меняет ритм. Гермиона только этого и ждет. Широко улыбнувшись на выдохе, она кусает от переизбытка эмоций губы, а после втягивает его в очередной поцелуй.

Гермиона может поклясться, что никогда в жизни у нее не было такого поцелуя. Влажного, страстного, опаляющего все сознание и сжигающего его дотла. Так, что искры вспыхивают под веками, а колени начинают подрагивать.

Простынь под ногами сбивается, но они не обращают оба на это никакого внимания. Есть только они. Два человека, растворяющихся друг в друге.

Он расцепляет пальцы и ведет подушечками по ее влажной коже, касается поясницы, ведет выше, едва задевает выступающие лопатки. Гермиона чувствует, как вдоль позвоночника бегут мурашки, в глотке пересыхает.

— Моя очередь, — рвано выдыхает он, разорвав на мгновение поцелуй.

— Ладно, — коротко кивает она, задыхаясь от желания.

Только она собирается лечь на постель, как Северус поднимается с нее и протягивает руку. Гермиона даже не колеблется, когда вкладывает свою. Она успевает сделать всего два неуклюжих шага на коленях по мягкой постели, после чего Северус, присев, сжимает ее в своих руках, поднимая вверх.

Обхватив его ногами, Гермиона снова находит его губы и осознает, что совершенно не дает отчета своим действиям. Кажется, словно она может плеваться огнем, если потребуется. Он сажает ее на свой рабочий стол, позабыв о работе, которой он усеян.

Гермиона чувствует под бедром щекочущий кончик пера, но этого забывается в следующее мгновение. Устроившись между ее разведенных в стороны ног, Северус сразу задает ритм, сжимая руками ее бедра.

Стол дрожит от каждого нового толчка, но он довольно крепкий. Совсем другое дело, не то, что тот хлипкий туалетный столик. Судя по звукам, где-то сзади падает со стола чернильница. Гермиона сжимает одной рукой его шею, второй в поисках опоры хватается за край стола.

Бешеный ритм вынуждает ее потерять всякий стыд и скулить полустоны от переполняющих эмоций, почти каждый из которых Северус ловит поцелуем. Гермиона принимает его в себя снова и снова, чувствуя, что совсем скоро она с ума сойдет от всех чувств, которые разрывают ее изнутри.

Ноги начинают дрожать, мышцы подводят, но она чувствует, что скоро сможет достигнуть пика, поэтому закусывает губу, запрокинув голову, и мычит, зажмурившись, пока ощущает дыхание Северуса на своей шее между горячими поцелуями.

О, Мерлин, Гермиона не может не улыбнуться от мысли, что сейчас все длится намного продолжительнее, ярче и разнообразнее. Выдохнув улыбку, девушке все же не удается подчинить собственное тело. Нога устает, приходится опустить ступню на ножку стола.

Это не ускользает от внимания Северуса.

— Сейчас, — торопливо шепчет он, когда выходит из нее, на что Гермиона разочарованно выдыхает, сжимая его бедра ногами и стараясь не упустить ощущения, потому что уже почти!

Он помогает ей спуститься со стола и, не выпуская руки, ведет к камину, где почти дотлели последние угли, но еще чувствуется тепло. Гермиона снова непроизвольно широко улыбается. У нее ноги дрожат.

Северус сбрасывает с софы на пол плед. Гермиона поражается моментально. Он замечает ее крохотный дискомфорт даже… Сейчас?.. От этой мысли горячая пульсация внизу живота усиливается. О, Мерлин!

Сделав два шага вперед, Гермиона сама тянет его на себя, горячо впиваясь в губы. Тело просит продолжения, которое не заставляет себя ждать. Он вбивается в нее рвано и горячо, Гермиона просит именно так, и теперь он себя не сдерживает.

Кажется, они оба непроизвольно находят себе идеального партнера.

Гермиона чувствует, как внизу живота сворачивается узел, и сжимает Северуса сильнее, впиваясь в его лопатки почти до боли. Она в голос стонет, запрокинув голову, и впервые за все разы их единения они заканчивают вместе, рассыпаясь в этом мгновении.

Она чувствует, как импульсы разносятся по нервным окончаниям всего тела, и обмякает в руках мужа, закрыв глаза от удовольствия. Гермиона шумно выдыхает раскаленный воздух, расслабляя ноги, но не прекращая обнимать одной рукой его за затылок.

Северус прижимается губами к ее ключице на несколько мгновений, а после осторожно выходит из нее и перекатывается на спину рядом, обессиленно бросая согнутую руку на свою грудную клетку. Они лежат рядом с закрытыми глазами и к чертям сбитым дыханием. В комнате дышать просто нечем.

Они оба мокрые, липкие, разгоряченные, тела подрагивают от разбитой усталости.

Оба понимают, что такого до сегодняшнего дня не испытывали ни разу в жизни.

И сами поражаются тому, что испытали.

Пелена желания постепенно сходит, базовые человеческие потребности берут верх. Гермиона понимает, что к ней постепенно начинает возвращаться способность мыслить. Она приходит к нему в штанах и кофте. Ей меньше всего хочется надевать сейчас все это на себя. Особенно на мокрое тело.

Слова срываются с языка непроизвольно.

— Я могу душ у тебя принять? — хрипло спрашивает она и чуть кашляет.

Ох, Мерлин, только бы голос не был сорван. Гермиона с ужасом и одновременно смехом представляет, как бы стала объясняться с Блейзом на работе, поясняя причину, из-за которой по телефону говорить не сможет.

Северус поворачивает к ней голову. Переход на «ты» получается плавным, пусть и слегка непривычным. Он боится спугнуть ее настрой, поэтому решает не заострять на этом внимание.

— Можешь, — почти вернувшимся в норму голосом произносит он. — Полотенце в комоде в ванной.

Гермиона чувствует, как и смущение к ней возвращается. Ох, очень вовремя! Она понимает, что у нее вспыхивают щеки. Внезапно своей наготы она снова начинает стесняться. Северус видит, как розовеет ее лицо, поэтому отворачивается, снова начиная смотреть вверх.

Девушка чувствует себя крайне признательно.

Быстренько поднявшись на ноги, Гермиона на резервных запасах адреналина семенит в ванную, зачем-то прикрывая руками грудь, пусть и находится спиной к своему мужу. Закрыв дверь в ванную, Гермиона прикасается к ней спиной и расширяет от всего случившегося глаза.

Ей и улыбнуться хочется, и засмеяться, и от стыда сгореть. Все вместе. Она закрывает на мгновение лицо ладонями и качает головой. Ох, Мерлин, и с чего ты вдруг мне решил дать столько храбрости!

Думать сейчас нет ни сил, ни ресурсов. Гермиона только хочет в душ и забыться сном, потому что работу с утра никто не отменял, а на часах уже красуется четверть третьего. Включив воду, девушка заходит в кабинку и подставляет лицо струям воды.

Она чувствует влажность на внутренних сторонах подрагивающих бедер, но не беспокоится об этом. Маленький мамин помощник по-прежнему является спутником ее жизни, а ее принципы пока не менялись и в ближайшем будущем не собираются.

Закончив с душем, девушка выходит из него и, протерев глаза, направляется к комоду. Открыв ящик, она сразу находит полотенце и протирает лицо. Когда глаза девушки наконец открываются, от досады ей хочется стукнуть себе по лбу. Одежда! Ее одежда! Она же по-прежнему валятся на полу спальни!

Цокнув языком, Гермиона на мгновение задумывается, а после выдвигает второй ящик комода. Там лежит домашняя одежда Северуса. Она бы и от рубашки не отказалась, но среди прочего Гермиона находит старую потрепанную футболку.

Возможно, это единственная маггловская одежда Северуса во всем доме, однако видно, что вещь носилась долго. Она часто была стирана, но при этом, ввиду хорошего качества, все еще выглядит так, словно ей сносу нет.

Не давая себе шанса подумать, Гермиона надевает ее и высовывает из-под ворота слегка влажные волосы. Глубоко вдохнув и выдохнув, девушка выходит из ванной.

Угли в камине догорают, на тумбочке горит всего одна свеча. В комнате прохладно и чувствуется свежий воздух. Кажется, Северус открывает окно, чтобы проветрить комнату. Тем лучше. Спать в такой духоте никто бы не смог.

Гермиона проходит в комнату, оглядываясь по сторонам. Северуса она нигде не видит. Замечает только свои сложенные вещи на софе. Нахмурившись, девушка проходит по периметру всего помещения, чтобы удостовериться наверняка, и понимает, что не ошибается. Северуса здесь нет.

Только она задумывается об этом, как вдруг дверь комнаты открывается, вынуждая Гермиону вздрогнуть и сжать руки в кулачки. Северус заходит в комнату, и следом за ним чувствуется аромат геля для душа.

Он уже одет, как и она.

— Я воспользовался твоей ванной, — указывает Северус себе за спину большим пальцем.

— А я взяла твою футболку, — криво улыбнувшись, отвечает она.

Северус чуть кивает, чтобы в полутьме было не так видно его собственную ухмылку.

— Носи, если хочешь, — замечает он, все еще стоя на пороге.

Гермиона кивает, одними губами поблагодарив его. Они так и стоят в двух метрах друг от друга, не зная, что сделать дальше. Девушка какое-то время перебирает пальцы рук за спиной, а после решается.

Она же сама пришла. Сама и уйдет.

— Я пойду к себе, — опустив взгляд, произносит она и делает несколько широких шагов к двери. — Доброй ночи.

Гермиона уже почти проходит мимо него, пусть ей и не хочется сейчас — видит Мерлин, действительно не хочется! — уходить из его спальни. Словно услышав ее мысли, Северус тянет руку вперед и осторожно ловит ее пальцы.

Девушка непроизвольно останавливается, подняв на Северуса взгляд.

Они смотрят друг на друга, и прямо между ними висят слова. Их только бы произнести, хотя бы одному из них произнести вслух. Эти слова даже можно поймать и сжать между пальцами, но они оба молчат.

Молчат, не отпуская руки друг друга.

У него пульс в глотке долбит от волнения, сглотнуть мешая. У нее ладони снова становятся влажными, а кровь шумит еще и в каждом ухе. Он оказывается смелее ее.

— Останься, — на выдохе шепчет Северус.

Он просит.

Внезапное откровение заставляет коленки девушки дрогнуть. Одно дело — думать о чем-то, совсем другое — услышать эту мысль в реальности. Она же думает об этом не первый и даже не второй раз.

Она больше не хочет спать одна в такой большой постели.

Гермиона кивает.

— Хорошо, — также тихо отвечает она.

Северус едва слышно, но облегченно выдыхает, потому что и сам до чертиков беспокоится о том, что она может ответить. Они подходят к постели. Северус откидывает одеяло. Гермиона отмечает, что, пока она находится в душе, он успевает навести порядок из того бардака, что они устраивают.

Даже подушки снова на месте.

Они ложатся в постель рядом, и Гермиона укладывается на бок, спиной к нему. Делает она это лишь оттого, что сильно смущается и не хочет, чтобы он в очередной раз видел ее пунцовые щеки.

К счастью, Северус довольно хорошо теперь может понимать свою жену и чувствует ее смущение не в первый и, как он надеется, не в последний раз. Она ведь так очаровательна, когда у нее розовеют щеки.

Мужчина чуть хмыкает, его губы трогает легкая улыбка.

— Доброй ночи, — произносит он, погасив свечу.

Сегодня он впервые в жизни засыпает не один.

— Доброй, — отзывается она.

Подложив руку под подушку, девушка устраивается ровнее, обнимая рукой одеяло. Гермиона радуется, что в темноте не видно, как она улыбается.

***

Северус не помнит, в котором часу просыпается. Не понимает, поспал ли вообще. Для него это нечто совершенно новое. Спать не в одиночестве. Ее тепло обескураживает, окутывает его тело. Он дважды случайно касается ее щиколотки, от чего просыпается.

О сне Северус думать больше не может, он лишь смотрит в полутьме на то, как она спит рядом с ним. В это самое мгновение, с ее пушистыми запутанными волосами, обрамляющими нежное лицо, одетая в его старую футболку с выцветшим логотипом, с неконтролируемыми, расслабленными чертами лица, мягко сжатыми губами…

Она с ума его сводит.

Северус замечает, как она что-то едва слышно бормочет, чуть пошевелив губами. Мужчина дергает уголком губ. Она что, разговаривает во сне? Стараясь быть тише, он прислушивается внимательнее.

— Три договора, — бормочет она, — запускать кораблики… Лужи…

Мужчина чуть сжимает губы, стараясь подавить улыбку. Она крайне очаровательна в этот самый момент.

— Северус…

Улыбка непозволительно быстро сходит с его лица. Он беспокоится о том, что оказывается замеченным, и она просыпается. В полутьме мужчина вглядывается в ее лицо. Ох, Мерлин, все совсем не так. Она крепко спит.

Кажется, его имя она произносит во сне.

Мужчина сглатывает. Он понимает, что в этот самый момент, наверное, снится ей. Северусу становится любопытно, снился ли он ей до этого дня? Хотя бы раз? Если быть до конца откровенным, то любопытство становится частью жизни Северуса сразу, как эта девушка появляется в его жизни на свадьбе Поттеров.

Вопросы почти никогда не покидают сознание Северуса. Ему важно и интересно, о чем Гермиона думает каждую минуту. Когда слышит ее немного рассерженный или разочарованный вздох за ужином. Когда она, задумавшись, начинает покусывать нижнюю губу с левой стороны и накручивать на палец прядь волос.

Когда она оставляет по всему дому резинки для волос. Когда намеренно не надевает туфли на каблуке с утра, а берет их в руки. Когда опаздывает на работу. Когда нетерпеливо переминается с ноги на ногу и обхватывает себя руками, если не знает, как выразить мысль.

Северус запоминает каждое ее движение, даже когда она не замечает этого. Все это он делает для того, чтобы понять ее. Изучить ее, чтобы потом давать ей ответы на вопросы, если это потребуется.

Гермиона слабо морщится во сне и тихо мычит, когда переворачивается на бок лицом к нему. На пару мгновений ее брови оказываются чуть нахмурены, а после расслабляются. Кажется, ей снилось что-то тревожное, после чего все прекратилось.

Она так прекрасна.

Северус устраивается на боку удобнее, продолжая на нее смотреть. На расслабленные веки, темные ресницы, россыпь веснушек на крыльях носа, все еще немного пухлые от ярких поцелуев губы.

Мужчина представляет, как их уголки чуть приподнимаются. Теперь он в красках может представить ее прекрасную, лучезарную улыбку с ямочкой только на левой щеке. Ее теплый, тающий взгляд. Ее мягкие ладони в его руках. Он снова думает о том, какая нежная у нее кожа.

Нежная и… такая хрупкая.

Северусу кажется, что он может случайно сломать ее, если прикоснется сильнее, чем нужно, пусть и понимает, что это не так. Она лишь выглядит хрупкой, на деле все обстоит совсем иначе. Она — одна из самых сильных волшебниц этого времени.

Думая об этом, Северус мягко улыбается и не замечает, как засыпает сам.

Вся рабочая неделя проходит в приподнятом настроении. Голос все-таки возвращается к Гермионе, чему она оказывается несказанно рада. Но и на этом радости не заканчиваются. Северус упоминает, что через две недели у Дейзи день рождения. Ей исполняется четыре.

Гермиона искренне этому радуется и настаивает на том, чтобы отпраздновать это событие, как подобает. С тортом, свечами, гостями и подарками. Северус почти не кривит губы, когда соглашается на все, особенно на гостей.

Девушка замечает перемену его настроения и сразу упоминает о том, что под гостями подразумевает исключительно Гарри с Джинни. Такой ответ для Северуса оказывается удовлетворительным. Губы он больше не кривит.

Рабочая неделя пролетает незаметно, Гермиона все думает о том, что же подарить Дейзи. Джинни говорит, что от них с Гарри подарок уже готов, на что девушка сетует и дуется. Лучшая подруга знает, что подарить ее дочери, а она нет.

Как бы Гермиона ни старалась, выведать у Джинни, что именно они с Гарри подарят Дейзи, ей так и не удается. Гермиона предупреждает об этом Северуса. Мол, если что, ругаться и удивляться будем вместе.

Ему такая идея оказывается по душе.

Гермиона придумывает красивую идею торта, благодаря магии испечь его получится без всяких проблем, потому что на собственные силы девушка не рассчитывает. Они договариваются устроить праздник день в день, в субботу, и Гарри с Джинни присылают сову с ответом, что они прибудут вовремя.

Гермиона с Северусом наконец определяются с подарком. Северус поддается на долгие уговоры Гермионы и соглашается на покупку детской формы для квиддича. Летать ей, разумеется, еще рано, Северус неоднократно это повторяет, но искренний интерес Дейзи к этому виду спорта не остается без внимания.

Всякие куклы малышке не интересны, она растет с характером Гермионы и твердостью убеждений Северуса, это придется признать.

Накануне грядущего праздника Гермиона сидит в детской с Дейзи после ужина и помогает ей прибрать игрушки, потому что для девочки важно, чтобы у каждой было свое место в определенной ячейке ее комода.

— Зайка вот тут живет, — указывает пальчиком Дейзи на пустую полку.

Гермиона тянется туда, выставляя игрушку на место.

— А сосед у зайки есть? — спрашивает девушка.

Дейзи оглядывается по сторонам.

— Мышка, — наконец кивает она, когда находит необходимую игрушку и показывает ее Гермионе.

Девушка улыбается и уже хочет что-то сказать, как вдруг в дверь детской дважды стучат. Гермиона оглядывается через плечо, когда дверь открывается, и заторможено смотрит на него. У нее в голове происходящее не укладывается.

Северус никогда не заходит в детскую Дейзи. Он вообще ни разу за все семь месяцев сюда не заходил. А еще он снова стучит! Потрясений так много, что у Гермионы словно язык к нёбу присыхает, и сказать она ничего не может.

Дейзи снова реагирует за всех так, как нужно.

— Папочка пришел! — вскакивает она и бежит поскорее обнимать за ногу родителя. — А ты знаешь, знаешь, папочка!.. Мы с мамочкой игрушки прибираем и там… Я!..

Дейзи замолкает на полуслове, когда, запрокинув голову, замечает, как папа смотрит на нее. Обычно после такого взгляда он просит ее не быть такой шумной, и Дейзи слушается, потому что привыкает к этому. Папочка такой, всегда был таким, Дейзи об этом знает, но все равно любит его таким.

Как бы то ни было, Дейзи замолкает, воспринимая его заминку именно так. На деле Северуса поражает, как легко и непринужденно Дейзи зовет Гермиону мамой. Это звучит так… Правильно? Так… Естественно? Да, именно. Это даже не вызывает никаких вопросов или смятений.

В комнате находятся трое. Родители и их ребенок.

И в это самое мгновение Северус смотрит на Гермиону. Та, в свою очередь, чуть кивает, указывая на Дейзи, потому что просто выслушай ее, Северус, она большего от тебя никогда не просит.

Мужчина сглатывает и едва заметно кивает, после чего, приподняв полы мантии, присаживается на корточки, чтобы оказаться с дочерью одного роста. Гермиона впервые это видит. Северус впервые это делает.

Дейзи удивленно распахивает свои зеленые глаза.

— И что же ты решила сделать, — подбирает он слова, стараясь говорить плавно, — когда начала с мамой прибирать игрушки?

Девчонка сначала пребывает в праведном изумлении, а после широко, искренне улыбается и принимается рассказывать. Гермиона налюбоваться не может на то, как взахлеб Дейзи вещает обо всех, кажется, новостях, что скапливаются у нее за последний, наверное, год.

Северус кивает, смотрит на дочь, старается слушать и слышать, даже когда ее слова от переизбытка эмоций начинают сливаться в единый поток.

— Проговаривай слова, не торопись, — просит Северус, — ты прекрасно умеешь выражать мысли.

Дейзи замолкает на мгновение, вздыхает, кивает родителю, а после снова принимается за рассказ. Гермиону поражает их диалог. Они действительно понимают друг друга. Северус говорит с девочкой, как с равной, и это открытие поражает.

Малышка, в свою очередь, оказывается права. Своего папу она действительно понимает лучше, чем кто-либо. У них родственная связь иного рода. Значит, Дейзи говорит правду, когда за разговором много месяцев назад упоминает Гермионе, что она нравится папе.

Глаза Дейзи всегда открыты, в отличие от всех остальных.

Захватив со стола какие-то рисунки, девочка снова подходит к родителю и обо всем рассказывает. Когда она заканчивает и облегченно выдыхает, Северус кивает и поднимается на ноги. Гермиона не знает, сколько все это занимает времени, она просто без конца смотрит на них, совершенно не отрывая взгляда.

Северус смотрит в ее искрящиеся глаза и понимает, что делает все правильно.

— Ну, я пойду, — наконец произносит он.

Гермиона слегка заторможено моргает, чуть облизнув губы.

— Конечно, — кивает она, вдруг почувствовав, как рука, на которую она опирается, совершенно затекает.

Северус бросает взгляд на Дейзи, которая так и стоит возле него, запрокинув вверх голову, и с бесконечной теплотой смотрит на своего родителя. Он даже представить себе не может, как сильно важно для Дейзи было вот так просто рассказать ему о своих игрушках и рисунках.

Даже представить.

— Увидимся позже, — сообщает он, а затем, немного помедлив, протягивает руку и проводит ладонью по волосам дочери, проявляя заботу.

Северус решается на это.

Думает над этим долго и мучительно, но решается. Именно Гермиона помогает ему принять это решение. Сделать вывод о том, что ненависть совсем не проще, чем любовь. Над ненавистью не нужно работать, над любовью нужно трудиться в поте лица.

Северус готов трудиться.

Когда он закрывает за собой дверь, Гермиона растирает затекшую ладонь и смотрит на то, как Дейзи, улыбаясь, снова садится к ней рядом разбирать игрушки.

— Папочка улыбается, — сообщает она. — Я люблю, когда папочка улыбается.

Гермиона смотрит на девочку, и на душе становится в сотню раз легче. Кажется, она наконец чувствует ту самую любовь своего родителя, в которой так катастрофически все это время нуждается.

Да, Гермиона не может отрицать, что дарит Дейзи всю свою любовь, но это немного другое. Материнской любви она теперь не лишена, но в отцовской она нуждалась всегда куда больше. И девушке отрадно видеть, как расцветает теперь на глазах девочка.

Задний двор к концу марта полностью оттаивает от снега, Гермиона использует пару заклинаний, чтобы привести его в порядок, и праздник они решают устроить именно там. Гермиона дает Моди выходной с полудня до конца дня, потому что знает, что эльф не сможет сидеть на месте во время праздника и будет трудиться, а этого Гермионе совсем не хочется.

С утра Дейзи места себе от радости не находит, когда Гермиона первая вместе с Моди поздравляет ее с днем рождения сразу после пробуждения, и рассказывает о том, что сегодня на ее праздник придут гости.

Гермиона надевает ей новое платье, от которого Дейзи приходит в полный восторг, и на месте устоять не может, когда топчется на кухне у камина, ожидая гостей. Северус присоединяется к ним чуть позже и также поздравляет девочку с днем рождения.

Гарри и Джинни приходят точно по часам к полудню, и Дейзи вся расцветает на глазах.

— С днем рождения, моя куколка! — тут же присаживается на колени Джинни, заключая девочку в объятия.

Гарри выходит из камина следом, искренне улыбаясь. В доме бывшего профессора он впервые, и даже слегка нервничает, но Джинни уверяет его, что это бессмысленно. И что в этом доме находиться теперь значительно приятнее, чем было в первые месяцы после их брака.

— Гермиона, привет! — тут же заключает он подругу в объятия, чмокнув в щеку.

Выглядит она безумно прекрасно! Посвежевшей, яркой и такой, черт, возьми, счастливой. Выпустив подругу из объятий, он направляется к хозяину дома. Прежнего подобия страха, как в школьные годы, Гарри больше не испытывает.

Перед ним словно стоит другой человек. Гарри таким Северуса никогда раньше не видел. Отрицать бессмысленно: это заслуга Гермионы и никого больше.

— Мистер Снейп, — кивая, протягивает он вперед руку.

Гарри не знает, что Северус обычно руки не пожимает, но для всякого существует порядок исключения. Мужчина герою войны руку протянуть даже хочет. Он уже больше не мальчишка. Вырос, возмужал, женат, работает на хорошей должности, отрастил небольшую бороду.

Он даже чуть гордится тем, что на отца Гарри с возрастом почти перестает быть похож.

— Мистер Поттер, — кивнув в ответ, протягивает он руку в ответ. — Добро пожаловать в наш дом.

Гарри улыбается. От его внимания не ускользает деталь о том, что Северус говорит «наш дом». Кажется, Гермиона действительно связывает свою жизнь с достойным человеком. Джинни также здоровается с Северусом, и на данный момент топор их войны оказывается зарыт глубоко под землей на шесть футов минимум.

Гарри старается не показывать излишнее удивление, но девчонке в доме все равно поражается. Джинни его обо всем предупреждает, конечно, но одно дело — слышать, и совсем другое — видеть.

— Привет! — присаживается он на корточки перед ней. — С днем рождения тебя! Меня зовут Гарри.

— А меня — Дейзи, — кивнув, присаживается в шуточном реверансе девочка, приподняв подол пышного платья. — Спасибо!

Гарри смеется вместе с остальными. Гермиона приглашает всех пройти на задний двор. Гарри откладывает большую коробку с подарком чуть в сторону, собираясь взять ее позднее. Северус и Гермиона переглядываются. Размеры коробки внушительные.

Они понятия не имеют, что находится внутри.

На заднем дворе во всю светит солнце, кругом всё украшено ко дню рождения, висят шары и спиральки. Дейзи в восторге хлопает в ладоши, прыгая на месте. Кажется, такие впечатления от праздника у девочки впервые в жизни, потому что Рождество совсем не запоминается.

Гермиона даже не хочет его вспоминать, тогда у них еще все было не очень хорошо.

Они усаживаются за стол, и сначала Гарри немного беспокоится за атмосферу, потому что так просто с Северусом за одним столом никогда не оказывался, но Гермиона держится очень просто и сама начинает разговор.

Северус его поддерживает, затем вливается Джинни и сам Гарри. Гермиона говорит с Северусом сегодня утром и очень просит его быть мягче и приветливее только на один вечер, после чего клятвенно заверяет, что гостей в доме не будет минимум неделю.

Внутренний интроверт мужчины ликует. Северус соглашается.

Праздник проходит прекрасно. Они все, не сговариваясь, уделяют большую часть внимания Дейзи, потому что это ее праздник. Девочка окружена теплом и заботой целый день, кушает вкусности, но не очень много, потому что Гермиона это контролирует.

Ведь скоро будет…

— Кажется, нашей имениннице пора задуть свечи на торте, — загадочно обращается ко всем сразу Гермиона, на что присутствующие согласно кивают.

Дейзи округляет в удивлении глаза, когда мама взмахивает палочкой, и на стол опускается большой, двухъярусный торт из нескольких цветов. Гермиона решает, что заострять внимание на одном цвете не стоит.

Она делает торт так, чтобы в нем отражались цвета всех факультетов Хогвартса, потому что совершенно не важно, куда именно попадает Дейзи, когда поступит. Она ведь и смышленая, как Рейвенкловец, и сердечная, как Хаффлпаффец, и смелая, как Гриффиндорец, и стойкая, как Слизеринец.

Дейзи во все глаза смотрит на четыре горящие свечи.

— Теперь надо загадать желание, — наклонившись к ней, шепчет Гермиона, — и задуть свечи.

Девочка кивает и зажмуривает глаза, сжимая кулачок из рук на груди. Северус с теплой полуулыбкой наблюдает за дочерью и за тем, как сияют глаза Гермионы, когда она смотрит на Дейзи.

Девочка кивает сама себе и открывает глаза, набирая в легкие воздуха, после чего с первой попытки задувает свечи. Все собравшиеся аплодируют Дейзи, да и она сама рукоплещет, сияя счастливой улыбкой.

— Что ты загадала? — интересуется Гарри, все еще с улыбкой глядя на девочку.

Она только собирается что-то сказать, как вдруг Гермиона опускает ладони на плечи девчушки.

— Гарри, желание вслух не произносят, — замечает она, — а то не сбудется.

Дейзи хмурит аккуратные брови, а затем поднимает голову, взглядом выражая просьбу Гермионе наклониться к ней. Девушка понимает ее без слов.

— А если я тебе тихонько скажу, мамочка, — шепчет она, — то сбудется?

— Оно все равно сбудется, Дейзи, — также тихо отвечает она, поцеловав девочку в висок, — и я об этом позабочусь.

Девочка тут же расслабляется, искренне улыбаясь.

— Хорошо, — успокаивается она, — потому что я загадала, чтобы на мой следующий день рождения мы все были вместе.

Гермиона поражается, с какой чистотой и искренностью произносит это Дейзи. Она самое светлое создание во всем этом мире. Гермиона гладит ее по волосам и чуть кивает, непроизвольно давая Дейзи обещание, которое теперь обязательно должна сдержать.

— Я думаю, пришло время для подарков, — замечает Северус, чуть дернув уголком губ в полуулыбке.

— О, — тут же поднимается с места Гарри, — идея отличная, я сейчас!

— Постой, — ловит его за руку Джинни, — мы будем вторые, в любом случае. Сначала подарок родителей.

Гермиона искренне улыбается, кивая Северусу. Тот достает из-под стола большую коробку, украшенную пышной сиреневой лентой. Дейзи распахивает глаза и в нетерпении ерзает на месте, когда он кладет перед ней коробку.

— Открывай скорее, — прихлопывает в ладоши Гермиона, — давай, я помогу.

Гермиона протягивает руки к коробке, помогая Дейзи избавиться от ленты и упаковочной бумаги. Открыв коробку, Дейзи замирает от увиденного, расширяя в изумлении глаза. Она кладет крышку от коробки куда-то в сторону и опускает ладошки внутрь.

Она смотрит на Северуса и словно не верит своим глазам.

— Папочка, это…

— Ты же хотела играть в квиддич, когда подрастешь, верно? — замечает он.

Все собравшиеся вздрагивают от неожиданности, когда Дейзи почти фальцетом кричит, зажмурив глаза. Она в нетерпении вынимает из коробки форму, рассматривая ее со всех сторон.

— Тут даже имя и фирменный номер есть! — восхищается Гарри. — Просто потрясающе!

— И наколенники со шлемом! — поддерживает Джинни. — С ума сойти!

— Мамочка, я хочу ее надеть! — прыгает на месте Дейзи, прижимая к себе форму. — Можно? Пожалуйста!

— Конечно, можно! — берет ее на руки Гермиона, звонко чмокая в щеку.

Гарри озадаченно моргает, слегка покачав головой. Он непонимающе хмурится.

— Мамочка? — не верит своим ушам парень.

Джинни пихает его локтем в бок.

— Гарри, — шикает она, — я же говорила.

Парень едва сдерживается, чтобы не стукнуть себя ладонью по лбу. Конечно, Джинни ему говорила, но он все равно пребывает в некотором ступоре, когда слышит от маленькой девочки такое обращение. Гарри смотрит на то, как Гермиона уводит Дейзи переодеваться в дом и понимает, что ей…

Идет быть мамой?

Они с Джинни успевают перекинуться всего парой фраз с Северусом. Спрашивают, где они покупали с Гермионой для Дейзи форму, какой она была стоимости, и долго ли был пошив. Северус отвечает на их вопросы как раз к тому моменту, когда Дейзи выбегает из дома.

Северус оборачивается через плечо. От дочери просто веет энергией и счастьем. Она вся искрится от радости. Кажется, всю жизнь он придерживался совершенно неправильной позиции.

Ненависть совсем не проще, чем любовь.

— Посмотри, папочка, посмотри, какая красота! — кружится она на месте.

— Прекрасно, — чуть улыбается он.

И от ответной реакции зеленые глаза малышки искрятся еще сильнее.

— Что ж, пришло время для нашего подарка, — прихлопывает Джинни в ладоши, когда с протянутой рукой Гарри поднимается с места.

Гермиона подходит к ним как раз в тот момент, когда Гарри с помощью акцию призывает с кухни ту самую коробку, которая привлекает их с Северусом внимание, стоит гостям войти в дом.

— Мы долго думали, что подарить, — начинает Гарри с улыбкой.

— Брось, совсем недолго, — смеется Джинни, — а вот выбирали долго.

— Возможно, — загадочно произносит Гарри. — Подарки у нас получаются очень гармоничными, — смотрит парень на именинницу.

Северус и Гермиона переглядываются. У каждого появляется мысль о возможном подарке четы Поттеров, и оба стараются поверить в то, что это не так. Гарри срывает с коробки подарочную бумагу, и родители именинницы раскрывают синхронно рты.

— Метла! — подбегает к подарку Дейзи, не в силах поверить. — Джинни, это метла!

— Для будущей загонщицы! — с широкой улыбкой сообщает девушка и раскидывает в стороны руки.

— О, Мерлин, — выдыхает Гермиона, прикладывая ладонь к губам. — Джинни, ей же всего четыре!

Девушка заразительно улыбается.

— Не беспокойся, — заверяет она. — Это новая модель, адаптированная для младшей группы будущих спортсменов. Поступят в продажу только этой осенью, но мы с Гарри подергали за ниточки и…

Девушка, явно довольная собой, жмет плечами. Гермиона успокаивается от этой новости, даже Северус чувствует ее спокойствиеи остывает сам, не успев наломать дров. Гермиона подходит к коробке, помогая Дейзи достать метлу.

— У нее есть фиксированная высота подъема и скорости, — объясняет Гарри. — Высота всего полтора фута, скорость не больше четырех миль в час, есть ремень для фиксации и небольшое сидение. Все для маленьких волшебников, — заканчивает резюмировать он.

— Принцип работы один и тот же, — помогает Джинни, — оттолкнуться слегка от земли.

Северус, конечно, ко всем этим новым технологиям не особо благосклонен, но к Гарри он испытывает доверие, к Джинни, в принципе, тоже. И к Гермионе. Она самое главное. Девушка уже помогает Дейзи оседлать подарок, поэтому Северус подходит к ним, чтобы помочь.

Джинни отходит, позволяя им побыть вдвоем, и садится к Гарри, скрещивая с ним пальцы. Она немного устает от такого активного дня, поясницу немного тянет. Беременность девушки протекает хорошо, только к вечеру ломит ноги и устает спина. В целом, она не жалуется.

Не в ее природе.

— Ты посмотри на них, — кивает Джинни, глядя на хозяев дома.

Она наблюдает за тем, с какой всепоглощающей теплотой смотрит ее лучшая подруга на своего мужа. Как она касается его руки. Как он приобнимает ее за талию, что-то негромко рассказывая. Как они оба возятся с девочкой.

— Что тебя смущает? — хмыкает Гарри.

Джинни с улыбкой хмурит брови.

— Смущает? — переспрашивает она, обернувшись к мужу. — Ничего не смущает. Я говорю о том, что они… Влюблены.

Гарри смотрит на них, видит в незаметных прикосновениях Гермионы к Северусу что-то личное, интимное. Что-то, что принадлежит исключительно им двоим.

— Это же хорошо, — замечает он.

— Конечно, хорошо, — соглашается Джинни, — да только поражают они меня оба.

— Почему? — смеется Гарри.

Джинни жмет плечами, наблюдая за подругой. Гермиона с улыбкой смотрит на то, как Северус придерживает Дейзи, которая со счастливым визгом начинает парить над землей на метле.

— Да все у них не как у людей, — покачав головой, улыбается она. — Влюбиться через семь с лишним месяцев после замужества, — на мгновение замолкает она. — Поразительно.

— Влюбились же, — кривовато улыбается Гарри. — Года не прошло, уже хорошо.

— Твоя правда, — соглашается Джинни.

Они еще какое-то время наблюдают за ними, после чего Гарри поднимается с места. Чувствует, что Джинни хочет поговорить с Гермионой с глазу на глаз, расспросить новости, просто посидеть вдвоем. Он это по ее состоянию понимает, слышит в слегка нетерпеливом вздохе.

Он говорит, что пойдет и расскажет еще немного о метле Северусу, на что Джинни положительно кивает. Она обожает, когда Гарри буквально читает ее мысли, поэтому девушка не удивляется, когда Гарри остается в компании Северуса и Дейзи, а сама Гермиона направляется с улыбкой к ней и присаживается рядом.

— Мерлин меня подери, да ты светишься вся изнутри, Гермиона! — сразу выпаливает Джинни. — Я насмотреться на тебя не могу!

Девушка смеется, покачав головой, и смотрит на подругу.

— Правда?

— Спрашиваешь! — восклицает Джинни. — Признавайся немедленно, дело ведь не только в том, что вы наконец говорить с друг другом стали.

Гермиона чувствуют, как розовеют непроизвольно щеки. Джинни сразу это замечает и восторженно охает.

— Да ты покраснела! — не намерена оставлять это без внимания подруга. — О, Мерлин, ты наконец получаешь восторг от секса!

— Джинни, прошу тебя! — шикает Гермиона, склонившись к подруге, но не может перестать улыбаться. — Не так громко.

— О, — делает паузу Джинни, — Святой, — затем еще одну, — Годрик, — и третью, — да ты же сейчас станешь краснее глазури на торте, Гермиона! Мерлин, как я рада, что это наконец случилось! — склоняется она к подруге в ответ. — У вас теперь… есть разнообразие?

Гермиона старается не смотреть в глаза Джинни, чтобы не сгореть со стыда.

— Да, — осторожно отвечает она.

— А он делал тебе, — мягко делает паузу Джинни, — ну…

Кажется, щеки гореть сильнее не могут, но после этого вопроса, оказывается, могут. Гермиона касается их прохладными пальцами и снова кивает, после чего поднимает взгляд на Джинни. У той черти в глазах машут хвостами-кисточками.

— Я горжусь тобой, Гермиона, — заявляет Джинни, расплываясь в довольной улыбке.

Не сдержавшись, они обе заливисто и от всего сердца смеются. Они заговаривают на разные темы, делятся последними новостями, интимные темы больше не поднимают, пусть Джинни и хочется узнать обо всем чуть подробнее. Она же ее лучшая подруга.

Они заговаривают о беременности Джинни. Девушка говорит о том, что ребенок сводит ее временами с ума, когда толкается, но его активности она совсем не удивляется. На узи он совсем не хочет дать врачам узнать пол, но Джинни знает, нутром чувствует, что будет мальчик.

— С работой только не знаю, как быть, — морщится она, ерзая на месте, чтобы сесть удобнее.

— Почему? — интересуется Гермиона, сделав глоток горячего чая.

— О квиддиче почти на год забыть придется уже через несколько недель, — сетует она. — Если до родов я еще смогу на поле выходить, то вот после будет проблематично, — она недолго молчит, а после решается на откровение. — Боюсь места лишиться, я столько трудилась ради этого.

Гермиона какое-то время молчит, обдумывая слова подруги и пожевывая нижнюю губу. Внезапная идея появляется непроизвольно.

— Ты можешь пройти курсы по повышению квалификации, — произносит она.

Джинни смотрит на подругу и озадаченно хмурится.

— Что ты имеешь в виду?

— Получить степень, таким образом ты сможешь взять себе помощника на время декрета, чтобы не выпадать из графика.

Глаза Джинни загораются.

— Откуда ты знаешь, что так можно сделать? — интересуется она. — И где такие курсы можно пройти?

И тут Гермиона понимает, что ей придется рассказать то, о чем знает только она и Блейз. Приходит время вскрывать карты. Долго молчать у нее не получится, время и без того сильно поджимает, всего месяц остается, она уже вторую партию документов отправила.

— Я буду проходить двухмесячный курс в одном маггловском университете, мне это для работы очень нужно, — начинает она. — Я видела в их брошюре информацию о других курсах на этот период, думаю, тебе что-нибудь из этого подойдет.

Джинни снова хмурится и с прищуром смотрит на подругу.

— И когда ты собиралась сказать мне, что уезжаешь? — спрашивает она.

Гермиона жмет плечами. Когда? Да она вообще не собирается еще даже, просто случай удачный подворачивается. Она слишком мало внимания уделяет этому вопросу, а он его определенно стоит.

— Да я… — Гермиона вздыхает, нетерпеливо поерзав. — Слушай, ты подумай, ладно? Если что-то удачное подвернется для тебя из предложенных курсов, ты дай мне знать, и тогда вместе поедем.

Гермиона совсем не хочет сейчас думать об этом. У Дейзи день рождения, у нее самой все наконец хорошо. Мерлин, Гермиона знает, что Джинни права, но это все так не вовремя! Почему время идет так медленно и быстро одновременно?

— Хорошо, — соглашается Джинни. — Сколько курсы по времени длятся?

— Два месяца, — кивает Гермиона. — С начала мая.

— Потрясающе, — резюмирует девушка. — Успею до родов, — сразу подсчитывает по сроку она. — Я обсужу это с Гарри, а про университет подробнее поговорим позже, ладно?

Гермиона искренне благодарна Джинни за то, что она закрывает эту тему. У нее тревога заворачивается от этого сама по себе непроизвольно. Девушка старается прогнать ее и делает еще один глоток чая.

— И еще, — снова смотрит Джинни на подругу.

Гермиона поднимает взгляд.

— Тебе бы не помешало обо всем этом рассказать и ему, — кивает Джинни на стоящего неподалеку Северуса, по-прежнему разговаривающего с Гарри. — Сама же знаешь, какой он непредсказуемый.

— Да, я займусь этим вопросом, — нахмурившись, отзывается Гермиона, глядя на руки, покоящиеся на коленях. — Только позже.

Джинни отталкивается от подлокотников кресла, поднимаясь с места. У нее слегка затекают ноги, нужно размяться. Гарри сразу замечает это и, извинившись перед Северусом, направляется навстречу жене с улыбкой на губах.

— Не затягивай с этим, — напоследок бросает Джинни.

Гермиона кивает.

— Ладно.

Девушка поднимает голову и ловит взгляд Северуса, который какое-то время, видимо, за ней наблюдает. Он вопросительно вскидывает брови, словно спрашивает, все ли в порядке, на что Гермиона кивает, поднимаясь с места и с улыбкой направляясь к нему.

Она старается снова влиться в беззаботный день, но разговор с Джинни теперь не дает ей покоя.

Комментарий к 15.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 16. ==========

Комментарий к 16.

Читаем главу с: **Paralyzed Acoustic - Imminence**

Разбирая высокие полки библиотеки, Гермиона находит еще одну интересную секцию. Оказывается, Северус отдает предпочтения не только одному автору классической американской литературы. Она бесконечно радуется, когда находит одно из первых изданий романа Эмили Бронте.

Гермиона обычно всегда читает ее самый известный роман под Рождество, когда приезжает к родителям домой. Этой традиции она не соблюдает уже много лет, но в новом доме и иной жизни решается ее возродить, поэтому смело берет в руки «Грозовой перевал», зная прекрасно, какие воспоминания эта книга может у нее вызвать.

Она беспокоится, что печаль по прошлому возьмет свое, но этого не происходит. Она читает эту книгу не в одиночестве, вместе с ней в библиотеке находится Северус, и впечатления от прочтения меняются в корне. Кажется, даже сама история начинает играть новыми красками.

Только вот на сюжете полностью сосредоточиться почти не удается, пусть девушка и знает его вдоль и поперек. Ее можно и посреди ночи разбудить, она все равно расскажет сюжет «Грозового перевала» так, словно это ее автобиография.

Сосредоточиться не удается по понятной причине. Взгляд то и дело падает на Северуса, который сидит рядом и читает свою книгу, сосредоточенно глядя в текст и стараясь разобрать слова в приглушенном свете библиотеки.

Он сидит на правой стороне софы, откинувшись спиной на бортик. Гермиона сидит на левой рядом с ним, ее ноги покоятся на его коленях. Гермиона не может не замечать, как рукав его рубашки касается ее щиколоток всякий раз, как он переворачивает страницу.

Порой он проверяет, не замерзла ли она, как бы невзначай касаясь пальцев ее босых ног. Он так и не может привить девушке полезную привычку ходить по дому в носках. Гермиона всю зиму ходит босыми ступнями по прохладному полу, а Северус, как ни старается, так и не может прогреть дом должным образом, чтобы и полы были теплыми.

Слишком уж он большой.

Гермиона в очередной раз отрывает взгляд от чтения, когда он касается ее ноги теплыми пальцами, не прерывая чтения. Девушка смотрит на него, на сосредоточенные черты лица, внимательный взгляд, направленный на текст научной литературы. Она ловит себя на мысли, что хочет, чтобы он посмотрел на нее.

В этот раз их желания, видимо, совпадают. Северус часто бросает взгляд на девушку в тот момент, когда она не замечает, после чего вновь вливается в чтение, но сейчас оказывается замеченным. Он чувствует себя нашкодившим мальчишкой, пойманным с поличным, потому что не ожидает встретить теплый карий взгляд напротив.

Северус все равно продолжает касаться ее пальцев рукой, согревая прохладные ступни, в то время как Гермиона неотрывно смотрит на него в ответ. Импульсивность просыпается моментально. Ей хочется простых вещей. Например, поцеловать его в этот самый момент.

Повинуясь внезапному порыву, Гермиона закрывает книгу, откладывая ее в сторону, и притягивает ноги к себе, приподнимаясь с места. Не давая ни себе, ни ему шанса подумать, она тянется к нему и, двумя быстрыми движениями сняв с него очки и наплевав на любое стеснение, тянется к губам супруга, не встречая сопротивления.

Северус отвечает на поцелуй моментально, словно только этого и ждет. Будто каждое его прикосновение является частью большого плана, наличие которого нельзя отрицать с полной уверенностью. Запустив пальцы в ее волосы, Северус закрывает глаза и тянет ее к себе, целуя мягкие, любимые губы.

Он чувствует, как острый уголок книги больно впивается ему в живот, поэтому вытаскивает ее из-под себя и, не глядя, кладет на столик, зная, что не промахнется, после чего тянет Гермиону ближе к себе.

Дыхание сбивается, горячие вздохи обжигают легкие. Северус чувствует тепло ее тела, ее гулко бьющий по линии живота пульс. Он убирает ей за ухо волосы, обхватывает лицо и целует напористо, страстно и обжигающе.

Гермиона ставит колено между его бедрами и чувствует, как в животе начинает жарко пульсировать. Оторвавшись от его губ, девушка касается влажными губами уголка его рта, оставляет поцелуй на щеке, спускается ниже к линии челюсти, продолжая цепочку поцелуев.

Северус задыхается от ее прикосновений, закрывая глаза, чувствует волну жара по телу, стрелой пронзающую его с головы до пят, трепещет почти от ее прикосновений, задыхаясь от ощущений.

Гермиона спускается поцелуями ниже, оставляет поцелуй на ключице, не прикрытой рубашкой, и совсем не собирается останавливаться. Не в первый раз ей в голову приходит идея дать возможность своему мужу испытать удовольствие, на которое она ни с кем никогда не решалась, даже в продолжительных отношениях с Роном.

Северус чувствует, к чему все идет, поэтому стон срывается с его губ непроизвольно, когда он наблюдает за тем, как она спускается все ниже и ниже. Она смотрится так сексуально и завораживающе, когда бросает на него взгляд из-под опущенных ресниц, лукаво, но при этом крайне смущенно на него поглядывая.

— Гермиона…

— Тшш, — шепчет она.

Она поражается собственным порывам, но Северус неоднократно делает ей приятно, поэтому Гермиона не видит причин не сделать того же в ответ, пусть и понятия не имеет, что вообще следует делать. Она лишь рассчитывает на то, что инстинкты ее не подведут, а Северус, если того потребует ситуация, сможет направить ее так, чтобы он получил удовольствие от процесса.

Она уже начинает расстегивать слегка подрагивающими от предвкушения пальцами пуговицу на его брюках, закусив нижнюю губу, но в этот самых момент в дверь библиотеки три раза стучат.

Гермиона от неожиданности почти подпрыгивает, вздрагивая всем своим существом, и тут же садится на свое место, поджимая к себе ноги и прикладывая руку ко рту, чтобы скрыть слишком истеричную от всей этой ситуации улыбку.

Северус почти разочарованно выдыхает и, нервно поправив на себе рубашку, также садится ровно. Ну, насколько все это позволяет ситуация. Он кашляет, прочищая горло. Гермиона чувствует, как от смущения ее распирает почти истеричный смех.

— Войдите, — сдержанно произносит Северус, машинально коснувшись линии губ тыльной стороной ладони.

Дверь в библиотеку медленно открывается, и на пороге появляется Моди, сразу складываясь почти пополам в почтенном поклоне.

— Прощу прощения за беспокойство, хозяева, — учтиво отзывается она, поклонившись во второй раз. — Дейзи крепко спит, могу я быть свободна до завтрашнего утра?

Северус чуть ерзает на месте, после чего кивает.

— Да, Моди, можешь быть свободна.

Пожилая эльфийка снова поклоняется.

— Спасибо, хозяин, — почти с благоговением произносит она. — Доброй ночи, хозяин. Доброй ночи, Гермиона.

Северус не в первый раз слышит, как обращается к его жене пожилая эльфийка, но не удивляется, потому что Гермиона неоднократно проговаривает мужу о том, что сама ее об этом просит. Пусть он в глубине души и не одобряет такой фамильярности, осознает со временем, что это для Гермионы важно.

И отпускает ситуацию.

— Доброй, — произносит в ответ Гермиона, слегка кивая.

Моди в последний раз кланяется и спиной выходит из библиотеки, плотно закрыв за собой дверь. В тишине они оба смотрят на закрытую дверь пару секунд, а после Гермиона оборачивается к Северусу, не в силах скрыть широкой, смущенной улыбки.

— Прости, — со смешинкой в голосе зачем-то извиняется она.

Северус снова ерзает на месте, сконфуженно хмыкнув.

— Извиняться не за что, — отмечает он, — только вот… сидеть мне теперь не очень удобно.

— Почему это? — не задумываясь, задает вопрос девушка.

Она замечает его смущение, легким румянцем вспыхнувшим на щеках. Такое проявление эмоций радует Гермиону до глубины души. Северус, видимо, старается подобрать подходящий ответ, но, кажется, от возникающих в голове вариантов, смущение вспыхивает все сильнее.

Он кивком указывает вниз.

— Как тебе сказать… — все еще старается подобрать он подходящие слова.

Гермиона опускает взгляд и понимает, что теперь наступает очередь ее щекам вспыхнуть. В принципе, все к этому и шло, только вот в процессе весь стыд всегда куда-то исчезает, это прописная истина, а сейчас… Ох, Мерлин!

Девушка принимает решение смущаться позднее, потому что сейчас мысли ее занимают совершенно другие вещи. Не давая себе возможности подумать, Гермиона, схватившись рукой за спинку софы, приподнимается с места и садится на Северуса сверху, обхватывая ногами его бедра.

— Я поняла, — негромко отвечает она, после чего заводит за ухо волосы, не стараясь скрыть улыбку.

Северус на выдохе ухмыляется и тянет девушку к себе, накрывая ее губы своими, от чего она задыхается, прогибая поясницу и сполна отдаваясь ощущениям. Он скользит пальцами по хлопковому материалу ее рубашки вдоль спины от лопаток вниз, вызывая ее сдавленный вздох.

Коснувшись подушечками пальцев ее оголенной разгоряченной кожи на пояснице, Северус также плавно ведет руки вверх, параллельно стягивая с нее рубашку. Гермиона разрывает на мгновение поцелуй и поднимает вверх руки, помогая ему от нее избавиться.

Северус смотрит на то, как падает на ее оголенные острые плечи водопад пушистых волос, как ее кожа почти светится в блеклом свете огня из камина и свечей в канделябрах. Как искорки в ее глазах загораются ярче тысячи светлячков, когда она улыбается ему и наклоняется, чтобы запечатать на губах следующий поцелуй.

Северуса доводит до трепета одна только мысль, что эта великая волшебница выбирает его. Открывается ему, идет навстречу. Каждый божий день Северус старается отогнать от себя дурные мысли. Он тревожится, что Гермиона может делать все это неискренне, по-прежнему пребывая в его доме лишь из чувства благодарности и готовая сбежать при любой удобной возможности.

Эта мысль — точно опухоль. Раковая, смертельная опухоль, которую вовремя не заметили опытные врачи, вынуждая пациента беспомощно наблюдать за тем, как день смерти приближается к нему все ближе и ближе.

Северус боится того дня, когда она скажет ему, что уходит.

Боится, потому что узнает самого себя по-новому.

Он понимает, что отпустит ее, если она этого захочет. Отпустит, добровольно подписав себе приговор. Он никого никогда в жизни так не любил, как ее, и никогда уже не полюбит.

Северус гонит от себя треклятую мысль в сотый или тысячный раз, зажмуривает глаза и притягивает ее к себе чуть ближе, целуя Гермиону так, словно от этого зависит его собственная жизнь. Девушка стонет в поцелуй, закрыв глаза, когда начинает двигаться и чувствует его теплые руки на своей спине.

Этим вечером они задерживаются в библиотеке дольше обычного.

Теперь они, не договариваясь заранее, почти каждую ночь проводят вместе. Сначала лишь Гермиона остается в спальне Северуса, но однажды он наконец сам стучит в ее дверь. Девушка может поклясться, что давно так хорошо и крепко не спала, как в ту ночь.

Они не занимаются сексом в тот день, Северус просто стучит в ее дверь и спрашивает, можно ли остаться на ночь. Гермиона так оказывается обескуражена вопросом, что не сразу понимает, как говорит о том, что не против.

Язык совсем не слушается.

В середине ночи Гермиона чувствует, как он притягивает ее к себе, зарываясь носом в волосы, сжимая в объятиях и по-прежнему пребывая во сне, от чего сердце замирает на какое-то время. В его руках Гермиона чувствует себя в безопасности, его тепло окутывает ее тело так, будто Северус может защитить ее от пули, если придется.

Она накрывает его руку своей и засыпает, окутанная этим облаком спокойствия.

Апрельские дни в календаре сменяют друг друга в бешеном темпе. Гермиона порой не успевает заметить, как проходит еще один день. Самые прекрасные моменты всегда проходят слишком быстро, это стоит признать.

И безвозвратно.

Вернувшись с работы, Гермиона сразу зовет Дейзи, чтобы ее поприветствовать. Оставив сумку на столе, девушка оглядывается по сторонам. Она сегодня не задерживается, конечно, но обычно в это время Дейзи уже здесь ждет ее возвращения.

Дверь кухни открывается, но входит не ее дочка.

— Здравствуй, Моди! — улыбается Гермиона, направляясь к раковине, чтобы помыть руки. — Где Дейзи?

Пожилая эльфийка топчется на месте, опустив на мгновение взгляд. Гермиона не успевает домыть руки, тревожно глядя на нее. Девушка хмурится и выключает воду.

— Моди, где Дейзи? — тревожно спрашивает она, делая шаг навстречу.

Эльфийка теребит от волнения пальцы рук.

— Ей нездоровится, Гермиона, — наконец отвечает она.

Девушка чувствует, как от волнения желудок моментально становится каменным. Быстро вытерев руки, она тут же направляется к выходу с кухни.

— Мне следовало написать, Моди, я бы вернулась с работы немедленно, — не оборачиваясь, идет на второй этаж Гермиона, зная, что Моди семенит за ней следом. — Она в детской?

— Да, Гермиона.

Сбросив туфли у двери своей комнаты, девушка почти летит в детскую, сгорая от волнения. Открыв дверь, она сразу видит Дейзи на постели. Девчушка лежит на боку, подложив руку под голову, и открывает глаза, когда слышит посторонние звуки.

— Мама, — слабо улыбнувшись, зовет ее девочка.

— Мама здесь, Дейзи, — мчит к ее постели Гермиона и тут же присаживается на край, заботливо убирая рукой влажные волосы дочки со лба. — Мама уже дома.

Она смотрит на блестящие глаза девочки, алые щеки и прикасается к горячему лбу и холодным рукам. Гермиона сразу понимает, что у Дейзи подскочила температура. Она сиротливо оборачивается к Моди, которая стоит рядом вся бледная и напуганная.

Гермиона вмиг чувствует, как ей самой становится дурно. Она не знает, что ей делать. Гермиона совсем не знает, как лечить маленьких детей, она сама болеет крайне редко, но что следует давать Дейзи, чтобы ей стало легче, совсем не знает.

Тревога разрастается в груди в геометрической прогрессии.

— Моди, я… — мысли путаются. — Я не…

Она не знает, что ей делать. Девушка бросает на мгновение взгляд на горящую жаром дочку. Пожилая эльфийка заламывает от волнения пальцы.

— Как ее лечить? — взволнованно спрашивает Гермиона. — Она же не первый раз болеет, Моди… Как ты ее лечишь?..

— Хозяин лечит Дейзи, — блеет эльфийка. — Только хозяин знает, что делать. Моди не лечит, Моди не мешается под ногами.

Гермиона нервно заводит за уши волосы.

— Как он ее лечит? — допытывается она. — Ты же видела, наверняка видела, Моди. Скажи мне, что ей дать.

Эльфийка почти со слезами на глазах вздыхает.

— Хозяин берет настойки из подсобки, Гермиона. Моди не знает, какие микстуры для Дейзи. Моди не знает.

Гермиона хватается за спасительную соломинку. Зелья. Разумеется, Северус не доверяет здоровье своей дочери медикаментам, только проверенным настойкам, которые создает самостоятельно. Надежда вспыхивает моментально.

— Сейчас, Дейзи, — шепчет она, оставляя поцелуй на виске девочки. — Я скоро вернусь. Останься с ней, — обращается она к Моди.

Гермиона почти летит по коридору в сторону лестницы, бежит вниз через одну ступеньку и, оказавшись на кухне, открывает дверь в подсобку, зажигая свет. Она не слышит собственного дыхания из-за шумящего в ушах от тревоги пульса, собственного голоса.

Она бесконечно бормочет названия на этикетках склянок себе под нос, перебирая одну баночку за другой, но ничего, совершенно ничего не находит. Ни одного знакомого названия, а большинство пузырьков, к тому же, еще и безымянные.

— Черт, — надрывно произносит она и, бросив эту затею, возвращается наверх с пустыми руками, потому что не может оставлять Дейзи одну.

Моди с надеждой смотрит на Гермиону, но она быстро гаснет, когда девушка обессиленно всплескивает руками. Гермиона никогда еще не чувствовала себя настолько бесполезной, как в этот самый момент.

Она нервно начинает наворачивать круги по комнате, старается вспомнить, что вообще следует делать во время простуды. Лечение детей и взрослых отличается, она это понимает. Никаких медикаментов она не станет ей давать, потому что боится ошибиться по неопытности.

Вместо этого она принимает решение попроще. Ей бы только дождаться Северуса.

— Мне нужен термос с ягодами и лимоном, — произносит Гермиона, — и холодный компресс.

— Конечно, все сейчас будет, — тут же кивнув, исчезает в воздухе Моди.

Гермиона гладит Дейзи по волосам и шепчет о том, что все будет в порядке, а небольшая простуда весной — обычное дело. Она дожидается Моди и просит Дейзи выпить весь стакан кислого витаминного компота, уверяя ее, что именно папа его купил, да и сам он совсем скоро к ней поднимется.

Только это и помогает Гермионе заставить Дейзи выпить весь стакан до дна.

Северус сегодня задерживается на работе, к восьми часам его все еще нет дома. Гермиона всего на пять минут покидает Дейзи, чтобы переодеться, а после снова оказывается рядом с постелью дочки.

Она тревожно смотрит на часы, стрелки которых показывают половину девятого, когда жар Дейзи усиливается.

Девушка взволнованно дышит, убаюкивая девочку, просит Моди принести еще стакан витаминного компота, меняет Дейзи холодный компресс, а сама сидит уже буквально со слезами на глазах, потому что совсем скоро впадет в настоящую панику.

Северуса все еще нет, она не знает, что делать, Моди также помочь ей не смогла. Они находятся на отшибе Магической Британии в закрытой резиденции, вызов врача на дом — что-то из рода фантастики. Дейзи хныкает от того, что ей плохо, и Гермиона в очередной раз задыхается от тревоги.

— Где папочка? — скулит она от усталости и жара.

— Папа скоро придет, малышка, совсем скоро, — обещает она.

Моди появляется в детской с очередным хлопком, но Гермиона так к этому привыкает, что совсем не пугается. Она оборачивается.

— Хозяин дома, — сообщает эльфийка.

Гермиона резко вздыхает и поднимается с места. Она просит Моди посидеть пару минут в детской, пока сама со всех ног бежит на первый этаж, хватаясь за перила рукой. Она влетает на кухню в тот момент, когда Северус собирается из нее выйти, и они сталкиваются друг с другом, от чего девушка приглушенно вскрикивает.

— Гермиона? — ловит он ее за предплечья.

— Северус, — выдыхает она, утыкаясь на мгновение носом в его грудную клетку ниже ключиц и закрыв глаза.

Она просто наконец понимает, что теперь не одна. И что всякий вопрос можно решить, если есть помощь близкого человека. Мужчина чувствует ее тревогу, она буквально волнами от нее исходит. Он сразу испытывает смежное чувство.

— Гермиона, что случилось? — спрашивает он.

Девушка поднимает взгляд, и Северус видит в нем плещущееся море бесконечной тревоги, которая вот-вот затопит ее с головой. Гермиона убирает волосы за ухо.

— Дейзи… — начинает она. — У нее лихорадка, я… Я не знаю, что мне делать. Я не разбираюсь в зельях, в подсобке почти все склянки не подписаны. Я не знаю, как лечить детей, — тараторит она. — Я боюсь ей навредить, Северус. Я боюсь ей навредить!

Гермиона задыхается словами, чувствуя, как ее начинают душить слезы.

— Я даже, — она закрывает лицо ладонями и горько всхлипывает, потому что не может закончить мысль.

Она ощущает себя крайне беспомощной и бесполезной в этот самый момент. Северус спокойно выдыхает.

— Тише, что ты, — обхватив ее лицо ладонью, вынуждает он ее посмотреть на него.

Ее глаза блестят от тревоги и слез, темные ресницы влажные, кончик носа краснеет. Он стирает подушечкой большого пальца слезу с ее щеки.

— Она не в первый раз простужается, — спокойно замечает он. — У меня есть необходимое зелье, возвращайся к ней, я сейчас поднимусь.

Гермиона кивает, несколько раз кивает, глядя в участливые глаза Северуса, после чего поднимается наверх и снова присаживается на край постели девочки, убирая ей за ухо волосы. Она снова говорит, что папа совсем скоро придет, и в этот раз говорит правду.

Северус открывает дверь и входит в комнату двумя минутами позже. Между пальцами он сжимает три пузырька и мензурку. Дейзи сразу расцветает на глазах и старается улыбнуться, когда наконец видит родителя.

— Снова простужаемся, юная леди? — задает он вопрос, оставляя баночки на тумбочке возле постели и присаживаясь на корточки рядом.

— Прости, папочка, — чуть кашлянув, зачем-то извиняется девчонка.

Северус открывает пузырьки, начиная что-то смешивать, и бросает быстрый взгляд на дочь.

— За простуду не извиняются, — замечает он, — надо, наверное, извиниться перед мамой за то, что ты снимала куртку, когда гуляла вчера, хотя она предупреждала тебя, что ветер холодный.

Дейзи смотрит на Гермиону блестящими от слез и жара температуры глазами.

— Прости, мамочка, — искренне произносит она дрожащим голосом, — я буду всегда-всегда слушаться.

Гермиона и сама уже плакать готова от того, что Дейзи плохо, но держит себя в руках и говорит, что теперь она знает, что может случиться, если не слушать взрослых, когда они плохого не советуют.

— Не нравится болеть? — спрашивает Северус, когда заканчивает смешивать зелья.

Дейзи отрицательно качает головой из стороны в сторону.

— Хорошо, — кивает он, — тогда будем лечиться.

Девчушка приподнимается на локтях и лукаво улыбается. И Гермиона, и Северус знают, что озорству Дейзи не занимать. Убегать она в Министерстве все равно будет, и по лужам прыгать тоже не прекратит, да и слушаться она будет не всегда, потому что она ребенок.

Она обычный ребенок.

Северус сообщает, что зелье начнет действовать в течение получаса, это время Гермиона обещает провести с Дейзи, пока Северус направляется в душ. Со временем Дейзи действительно перестает быть такой бледной неестественная краснота сходит с щек, глаза перестают так болезненно блестеть, как и в целом к ней постепенно возвращаются силы.

Гермиона понимает, что и ей самой становится легче.

Северус заглядывает в комнату в тот момент, когда Дейзи уже начинает постепенно засыпать. Ей уже тяжело держать глаза открытыми, сон одолевает ее. Гермиона почти укладывает ее, заботливо поправляя одеяло. Северус садится рядом с ней в неглубокое кресло, опустив локти на разведенные в стороны колени.

— Я подписал микстуру и две настойки для лечения Дейзи, — негромко произносит он. — Они теперь на полке сразу у входа слева, чтобы ты больше ни о чем не беспокоилась.

Гермиона с благодарностью смотрит Северусу в глаза и тянется вперед, несильно сжимая теплую широкую ладонь. Мужчина кивает, пораженный до глубины души, с какой несокрушимой, искренней нежностью смотрит на него Гермиона.

Девушка облегченно вздыхает и бросает взгляд на все сильнее проваливающуюся в сон Дейзи, которая все еще продолжает пытаться быть бодрой, потому что не каждый день у нее в комнате сидят сразу оба родителя.

Гермиона и рада бы сидеть дальше, да только ей так нужно забежать на минутку в ванную, что сил терпеть уже никаких нет.

— Ты посидишь с ней минутку? — шепчет Гермиона, обернувшись к мужу.

Северус смотрит на постепенно засыпающую девочку, а затем на Гермиону.

— Я быстро, — обещает она.

Мужчина положительно кивает. Гермиона, шепнув слова благодарности в ответ, выходит из комнаты. Параллельно она захватывает с собой пустые стаканы из-под компота, забегает на кухню, чтобы там их оставить, захватывает свою сумку снизу, оставляет в своей комнате и бежит в ванную.

Крохотные дела находят ее на каждом шагу, но она старается все успеть. Отсутствует она уже явно больше минутки и даже больше десяти минут, когда возвращается обратно. Гермиона уже собирается войти, чуть толкнув дверь, как вдруг слышит плавный тембр голоса своего мужа.

— Жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливым он был, потому что его никто никогда не любил, — слышит Гермиона из детской.

Девушка в удивлении распахивает глаза, когда слегка заглядывает внутрь. Северус не просто заходит сегодня в детскую к Дейзи, он ложится к ней рядом и берет с полки ту самую книжку, которую Гермиона всегда оставляет нетронутой.

Эта сказка кажется Гермионе слишком жестокой, поэтому она не читает ее Дейзи ни разу и Моди просит о том, чтобы эту историю она игнорировала на полке. Сказка гласит о жизни ворчливого эльфа, который всю жизнь был одинок. По мере повествования жизнь эльфа налаживается, но разочарование настигает читателя под конец, потому что у этой сказки совсем не счастливый финал.

— Я бы любила его, — сонно замечает Дейзи.

Северус поправляет в руках книгу и на мгновение смотрит на девочку, удобно устроившуюся на соседней подушке и с интересом, но сонливостью, которую побороть оказывается все сложнее, смотрящую в книжку.

— Вы намерены и дальше перебивать меня, юная леди, или собираетесь дослушать историю до конца? — спрашивает он.

— Прости, папочка, — зевает она и трет глаза. — Но я бы все равно этого эльфа любила, — настаивает она на своем.

Гермиона все так и стоит возле двери, слушая сказку об одиноком и ворчливом эльфе, которую рассказывает Северус, а в комнату зайти себя заставить совсем не может, потому что попадает в плен повествования своего мужа.

На следующий день Дейзи приходит в себя и выглядит куда здоровее, чем это было прошлым вечером. Северус с утра дает ей для профилактики еще одну мензурку зелья и направляется на работу, настаивая на том, чтобы Гермиона не беспокоилась и также смело направлялась на работу.

Моди заверяет ее, что все будет в порядке, но Гермиона все равно просит ее написать ей в отдел письмо после обеда, чтобы она не волновалась лишний раз. Эльфийка обещает, что так и сделает.

Рабочий день проходит быстро, потому что работы оказывается много, как и в любой другой день, поэтому Гермиона даже не замечает, как получает то самое письмо от Моди и, убедившись, что все хорошо дома, дорабатывает день со спокойным сердцем.

Вечером вернувшись домой, она радуется еще сильнее, потому что Дейзи сразу встречает ее. Она выглядит отдохнувшей, веселой и полностью здоровой, поэтому Гермиона нарадоваться не может, что все в порядке. Пока они готовят ужин, в каминную сеть поступает запрос на появление незнакомого гостя, но Гермиона совсем не беспокоится, когда дает позволение войти.

— Добрый вечер, — кряхтит эльф с большой папкой в руках.

— Добрый, — кивает Гермиона.

— Доставка для мистера Снейпа, — тут же сообщает он, — мне нужна ваша подпись о получении.

Гермиона принимает из рук доставщика перо и оставляет свою подпись на бумаге. Эльф принимает документ обратно, щелкает пальцами, и где-то в пределах дома слышится движение. Девушка озадаченно смотрит по сторонам, но на кухне ничего не появляется.

— Доброго дня, — кивает эльф и исчезает в камине.

Гермиона хмурится, но только на мгновение, после чего снова возвращает свое внимание приготовлению ужина. Обо всем она спросит Северуса, когда он вернется домой. За разговорами они не замечают, когда этот момент наступает.

Она не вздрагивает, когда в камине появляются языки пламени, только оборачивается с теплой улыбкой и смотрит на мужа, кивая в знак приветствия. Северус с легкой улыбкой кивает в ответ и даже позволяет ее себе повторно, когда его со всех ног бежит встречать Дейзи.

— Доставка была сегодня? — спрашивает Северус, когда уже направляется в сторону выхода с кухни.

— Да, час назад эльф приходил, — отвечает она.

— Хорошо, — кивает мужчина, — это стол в комнату Дейзи, я распорядился, чтобы тебя не беспокоили, и его сразу установили в детской.

Гермиона искренне улыбается от этой новости. Стол оказывается готов всего за пару недель. Ей приятно от одной только мысли, что Северус всегда выполняет свои обещания. Потрясающая черта его характера.

— Я скоро спущусь, — сообщает он.

Гермиона снова кивает с улыбкой. Они заканчивают ужин и Моди выкладывает все по большим блюдам. Они снова выносят все в столовую. Девушка делает сервировку в тот момент, когда замечает какую-то коробку в дальней части столовой у двери.

Должно быть, это и есть стол. Наверное, Северус ошибся, и на самом деле эльф оставил его здесь, а им придется собирать его в выходной. Что ж, занятие само по себе интересное, если делать все это вместе.

Гермиона выставляет блюдо на стол и поправляет приборы в тот момент, когда Северус входит в столовую. Моди кладет два выпуска пророка и скрывается на кухне, забрав с собой Дейзи.

— Моди, — внезапно зовет ее Северус.

Эльфийка реагирует на это с тем же удивлением, что и Гермиона.

— Да, хозяин?

— Нам нужны еще приборы на одного в столовую. Будь добра, принеси их сюда, — не глядя ни на кого, подходит Северус к коробке, стоящей у двери.

Гермиона озадаченно хмурится. Сегодня будут гости? Почему же тогда Северус ее не предупреждает? И почему он сам одет так, как обычно? По-домашнему? Он мог и сказать ей, поставить в известность. Как же ей быстро привести себя в порядок?

Домашний костюм и пучок волос на голове — не тот образ, в котором следует встречать гостей.

— Конечно, хозяин, — скрывается эльфийка на кухне.

Гермиона нервно поправляет низ кофты, собираясь уже сказать свое слово по этому поводу, но слова куда-то исчезают. Девушка не верит собственным глазам. Северус открывает коробку, в которой оказывается высокий стул на длинных ножках.

Он подходит к обеденному столу, выдвигает один из стульев и уносит его к двери, придвигая к стене, затем берет новый стул, точно такого же цвета, что и обеденный стол и стулья рядом, и несет его на место рядом с Гермионой.

Девушка озадаченно хмурится, беспомощно открывая и закрывая рот. Кажется, собственным глазам ей действительно не удается поверить. Моди выходит из кухни с приборами и топчется какое-то время на месте.

— Клади туда, — указывает он на место рядом с Гермионой, после чего открывает дверь, ведущую в кухню и заглядывает внутрь.

Дейзи уже собирается приступить к своему ужину и тыкает вилкой в дольку свежего огурца, когда видит в дверях родителя. Удивлению в глазах дочери Северус не поражается. Кажется, он первый раз заходит во время ужина к ней за последние два года.

— Дейзи, подойди, — просит он, кивком подзывая ее к себе.

Малышка оставляет вилку в тарелке и поднимается с места, после чего семенит к родителю, не отрывая от него удивленного взгляда. Северус чуть касается ее волос на затылке, побуждая пройти в столовую.

Дейзи встречает застывшую Моди и Гермиону, не представляя, что на ее лице отражаются абсолютно идентичные эмоции. Северус подводит Дейзи к стулу и указывает на него рукой.

— Садись и скажи, удобно ли тебе, — просит он.

Девчушка поднимается с помощью небольшой жердочки и садится за стол, опуская ладошки на колени. Стул идеальной высоты, Дейзи сидит за столом так, словно за своим на кухне. Она искренне улыбается, поднимая вверх голову.

— Удобно, — радостно сообщает она.

— Хорошо, — кивает Северус, стараясь скрыть улыбку, потому что видит с каким изумлением смотрит на него Гермиона, которая все еще стоит возле своего места.

Северус огибает стол, направляясь на свой стул.

— Мастер по дереву сообщил, что, оказывается, делал уже предметы мебели из похожей серии, — рассказывает он, присаживаясь на место. — Он предложил скидку, если я сделаюдвойной заказ, не смог ему отказать, — как бы между делом сообщает он.

Он держится так беспечно, словно ничего важного не происходит. Будто Дейзи только что не получает возможность ужинать со своими родителями, а сама Гермиона не приобретает наконец то, к чему так долго идет.

Гермиона садится на стул, словно громом пораженная, и смотрит то на искренне улыбающуюся Дейзи, сидящую справа от нее, то на спокойного и расслабленного Северуса, находящегося по левую руку от нее.

— Я думаю, что стоит еще заказать диван в библиотеку побольше у этого же мастера, — смотрит он на Гермиону. — Что скажешь?

Девушка чувствует, как чуть вспыхивают щеки от этого вопроса. Действительно, диван там нужен побольше. У нее потом еще два дня ломило от усталости ноги, потому что места на нем было очень мало, а желания тем вечером было крайне много.

— Прекрасная идея, — смущенно улыбается она, потянувшись к блюду, чтобы наложить всей семье ужин. — Тогда и столик журнальный лишним не будет. Старый рассохся, напитал много влажности, когда библиотека была закрыта.

— Я попрошу прислать мастера его каталог, — отзывается он, открывая Ежедневный Пророк. — Выберешь то, что посчитаешь самым удачным вариантом, я не силен в этом.

— Займусь этим сразу, как увижу ассортимент, — кивает она.

Они ужинают втроем за одним столом, словно так было всегда. Северус и Гермиона обсуждают насущные вопросы, а Дейзи сегодня только в немом восхищении смотрит на родителей и уплетает за обе щеки свой ужин, болтая ногами под столом.

Моди с теплой улыбкой убирает со столика на кухне порцию Дейзи, протирает стол и придвигает его к стене, в глубине души надеясь на то, что за этим столом девочка никогда больше ужинать не будет.

За приятными моментами Гермиона снова не замечает, как неумолимо бежит время. Она даже не задумывается о самом главном, когда через два дня приходит в офис и вручает Блейзу финальный пакет документов, который наконец заканчивает оформлять.

— Ты молодец, — Забини определенно доволен ею, это видно по лисьей ухмылке ее начальника, — горжусь тобой, только не задирай подбородок слишком сильно.

Девушка улыбается.

— Хорошо, уговорил, — парирует она, покачиваясь на каблучках туфель и заложив руки за спину.

— Я правда очень рад, что ты согласилась на обучение, — продолжает он, — а еще искренне счастлив, что все твое окружение воспринимает новость об отъезде с должным пониманием.

Гермиона вмиг чувствует, как холодеют ладони.

— Я, честно говоря, беспокоился по этому поводу, — откровенничает Блейз. — Просто помню, как остро отреагировал твой, — он делает небольшую паузу, — супруг даже на возможное предположение о твоем отъезде.

Гермиона сглатывает и с силой сжимает пальцы левой руки правой. Да так сильно, что от боли хочется вскрикнуть, когда обручальное кольцо больно впивается в кожу. Ох, Мерлин! Я же ему еще совершенно ни о чем не рассказала!

— Зря волновался, — старается улыбнуться Гермиона и сделать так, чтобы голос не дрожал. — Все в порядке.

А у самой внутри все ухает вниз и тяжким грузом оседает внизу живота, вызывая приступ тошноты.

— Рад это слышать, — улыбается Забини.

Он не понимает, когда она врет. Будь на его месте Джинни, Гермионе сразу бы прилетело за вранье, причем абсолютно неумелое. Девушка кивает и проходит в свой офис, хватая дрожащими пальцами лист бумаги и перо с чернильницей.

Нацарапав письмо Джинни с просьбой встретиться после работы у нее дома, Гермиона отправляет сову с посланием и никак не может унять дрожь рук. Джинни присылает ответ двумя часами позднее, что ждет ее у себя.

О причине визита девушка не догадывается, Гермиона не упоминает об этом, так что все это смахивает на обычную дружескую встречу. До конца рабочего дня Гермиона глаз со стрелок часов вообще не сводит, а затем просит Блейза отпустить ее пораньше на пять минут, потому что ей очень срочно нужно бежать.

Забини вопросов не задает, пять минут ничего не решают, поэтому он отпускает ее и прощается до понедельника.

Гермиона появляется в камине дома подруги через несколько минут и сразу видит ее в кресле с книгой в руках. Джинни отрывает взгляд от чтения и улыбается подруге. Это первая неделя, когда Джинни запретили выходить на поле, потому что уровень стресса на тренировках слишком высокий, и она на стенку лезет от невозможности выплеснуть адреналин.

За свою карьеру она теперь больше не беспокоится, за должность капитана тоже.

Джинни узнает всю необходимую информацию об университете не без помощи «связей» Гермионы, находит для себя подходящий курс среди тонны прочих и принимает решение намного быстрее Гермионы.

Джинни собирает все документы всего за четырнадцать дней и сдает их общим файлом, теперь ее имя числится в списке учащихся в том же университете, куда поступает Гермиона. Находясь дома, Джинни занимает себя подготовкой к вступительным экзаменам, пусть и не может долго удерживать внимание на чем-то одном.

В глубине души она надеется, что ее положение обеспечит ей хотя бы парочку автоматов в зачетку и избавит от необходимости корпеть над билетами и зубрить теорию.

— Я чайник поставлю, — прожевав яблоко, откладывает Джинни книгу и, оттолкнувшись от подлокотников кресла, осторожно встает с места.

Она поглаживает округлившийся живот, расправляя на себе футболку, и идет в сторону кухни, подняв вверх руки в замок, чтобы позвонки встали на место. Включив свет, Джинни сразу ставит чайник на плиту и оборачивается, слегка вздрагивая.

Гермиона уже сидит на стуле за столом, опустив на колени сумку.

— Такая ты тихая, аж пугаешь, — положив руку на сердце, отзывается девушка. — Черный, зеленый? — открывает она дверцу шкафа, посматривая на листовой чай.

— Джинни, я все еще не рассказала ему, — выпаливает все сразу Гермиона, потому что от нервозности уже искусала себе все губы.

Джинни какое-то время стоит спиной к подруге, а после медленно оборачивается, и Гермиона видит, что Джинни всеми силами старается не вспылить. Врач строго запрещает ей любые волнения, и девушка старается это соблюдать, да только с такими друзьями сложно не нервничать.

— Серьезно? — саркастично спрашивает Джинни, старается глубоко дышать и смотрит на подругу, как на сумасшедшую.

Гермиона ерзает на месте и ставит сумку на стол, чтобы освободить руки.

— Я просто… Забегалась, — суетится она, — потеряла счет времени.

— Мы с тобой месяц назад об этом говорили на празднике Дейзи, — разносит ее Джинни. — За месяц ты не нашла ни одной свободной минутки? Не смеши меня, Мерлина ради!

Гермиона трет лицо ладонями.

— Ох, Джинни, я… — она нервно заводит за уши волосы, закрыв на мгновение глаза, — я просто чувствую себя счастливой с ним сейчас, понимаешь? — смотрит она на подругу и решается на откровение. — Я не хотела… Не хотела лишиться этого.

Джинни ставит чашки на столешницу, не отворачиваясь от подруги.

— Но ты даже не знаешь, как бы он отреагировал! — всплескивает она руками. — Такие новости сообщаются заранее, у нас поезд через неделю!

— Вот именно, Джинни! — поднимается она с места. — Я не знаю, как бы он отреагировал! Я помню, что было, когда я только заикнулась о выезде из Магической Британии, мурашки по телу были от его взгляда тогда, — чуть вздрагивает она.

Джинни цокает языком.

— Да с того дня столько месяцев прошло, Гермиона, — не отстает она. — Ты же уже сама поняла, что вам с ним разговаривать надо, а ты умалчиваешь от него такое серьезное решение. Нас же целых два месяца тут не будет!

Гермиона встает с места и начинает мерить шагами кухню. Джинни закатывает глаза, потому что возвращаются они к тем же баранам, от которых столько времени стараются убежать. Чайник вскипает, совсем как Джинни, когда Гермиона наворачивает десятый круг по кухне.

— Прекрати маячить, Мерлина ради! — сердится Джинни.

У нее сейчас состояние абсолютно непредсказуемое. Из-за гормонов она плачет, смеется, злится и грустит десятки раз на дню. Ничего удивительного, она под сердцем носит мальчишку, который, предположительно, станет июньским раком.

— Я думаю, — выдыхает Гермиона, продолжая покусывать нижнюю губу, крепко обхватив себя руками.

— Да чего тут думать-то! — всплескивает Джинни руками. — Сядьте да поговорите, не запрет же он тебя в доме!

Гермиона чуть прищуривается, когда смотрит на подругу.

— Если запрет — выломаю дверь, — парирует она, — пусть я и уверена в том, что он этого не сделает. Гермиона, вы оба стали другими людьми. У него поменялось восприятие и видимость многих вещей, у тебя тоже, не отрицай.

Девушка вздыхает, нервно постукивая ногой по полу, но затем согласно кивает. Да, действительно, прошло много времени с того разговора между Северусом и Блейзом, свидетелем которого Гермиона стала, но это не значит, что он воспримет эту информацию, как данное.

— Ты все равно зря так долго тянула, — хмурится Джинни, — через неделю мы уезжаем, а ты никому ничего до сих пор не рассказала. Тебе следовало сделать все это заранее не только ради себя самой, но и ради Дейзи.

Имя дочери гулким ударом сердца отзывается в груди. Ох, Мерлин, Дейзи на целых два месяца останется без нее! Может, головой Гермиона уже где-то на территории университета, сердцем она все еще в своем доме. Джинни снова оказывается права.

Надо было хотя бы за пару недель все сказать и обсудить.

Здоровый эгоизм оказывается вовсе не таким. В этот раз Гермиона действительно поступает эгоистично.

— Мы завтра едем с ним куда-то, — внезапно произносит Гермиона. — Сказал, что сюрприз пока. Сказать ему завтра об этом?

Джинни кивает так, словно у неуспевающего ученика наконец начинаются существенные сдвиги в изучении темы.

— Разумеется! — даже чуть прихлопывает она в ладоши. — Говорите друг с другом, прошу вас обоих, говорите, — особой интонацией выделяет она слово, снова оборачиваясь к стойке.

Джинни тяжело вздыхает и трет пальцами переносицу, наливая две чашки чая.

— Ох, Мерлин, вы меня оба доведете однажды, — цокает она языком. — Зачем мне свой ребенок, если у меня уже есть два, — ворчит себе под нос девушка.

Быстро осознав сгоряча сказанные слова, Джинни заботливо опускает ладонь на свой живот, мягко его поглаживая.

— Я не со зла, котенок, — шепчет она, — просто твоя будущая крестная мать сводит меня с ума.

Она ставит перед Гермионой чашку с горячим чаем и садится рядом на соседний стул. Гермиона выглядит довольно решительно, когда все еще продолжает смотреть в одну точку, сосредоточенно о чем-то размышляя.

— Значит, скажу ему завтра, — уверенно произносит она, чуть кивнув.

— Хорошо, — поощряет Джинни ее решительность. — Если не скажешь, я узнаю и скажу ему сама в это воскресенье. Меня он в твоем доме не запрет, — замечает Джинни, похлопав Гермиону по плечу, и открывает пачку вишневого зефира, о которой думает целый вечер.

Вернувшись домой, Гермиона не может перестать думать о том, какой разговор ей предстоит с Северусом завтра. Поэтому, наверное, когда они ложатся спать, и он обнимает ее со спины, она сжимает его ладонь сильнее, чем нужно, прикладывая к груди.

Словно чувствует, что что-то может пойти не так, и старается вложить в это прикосновение всю привязанность, которую к нему испытывает.

Утро субботы выдается солнечным, Моди заверяет хозяев дома, что они могут смело оставить на нее Дейзи и отправиться по своим делам. Гермиона целует Дейзи на прощание и, поправив на себе весеннее платье лимонного цвета и захватив легкую кожаную куртку, берет Северуса за руку, когда они выходят за пределы участка дома, чтобы трансгрессировать.

— Куда мы направляемся? — спрашивает она.

— Это пока сюрприз, — скрывая улыбку, сообщает он.

Гермиона нетерпеливо переминается с ноги на ногу.

— Хотя бы подсказку, — просит она.

Северус смотрит на нее, легкую улыбку все же скрыть не удается. Гермиона чувствует, как заходится в бешеном ритме сердце, когда чувствует волны тепла и спокойствия, исходящие от него. Она бы много отдала, чтобы видеть его улыбку чаще.

В сознание закрадывается дурная мысль ни о чем не говорить ему и никуда не ехать.

— Немного терпения, — ухмыляется он, сжимая ее ладонь.

Гермиона закрывает глаза, когда они трансгрессируют. Ей нравится, когда Северус является ведущим в перемещениях. Он всегда делает это четко и довольно быстро, ее даже не укачивает. Все их случаи трансгрессии проходят безукоризненно, не считая того раза, когда после ссоры и встречи в доме Джинни, они приземляются за пределами участка дома.

Гермиона открывает глаза, оглядываясь по сторонам. Теплый ветер тут же начинает трепать ей волосы. Она часто моргает, чтобы привыкнуть к дневному яркому свету, и смотрит по сторонам. Они на побережье, над океаном снуют чайки.

Спокойные волны лижут линию берега, мокрый песок сахарной корочкой скатывается к воде, приобретая оттенок вареной сгущенки. Пахнет морской солью. Гермиона убирает от лица волосы и смотрит на Северуса, щурясь на солнце.

— Почему мы здесь? — спрашивает она.

Северус протягивает руку и указывает налево. Гермиона переводит туда взгляд. На берегу стоит небольшой двухэтажный дом, обитый голубым сайдингом, уложенным горизонтально. Окна дома на первом этаже закрыты белыми ставнями.

— Что это? — с улыбкой спрашивает она.

— Я подумал, что в июне мы сможем остаться здесь на целый месяц, потому что и у тебя, и у меня будет отпуск, — произносит он, — если у тебя нет других предложений, конечно, — тут же замечает Северус.

Гермиона чувствует, как вдоль позвоночника бегут мурашки. Она с замиранием сердца смотрит на дом. Такой уютный, прекрасный дом, который Северус нашел для их семьи, чтобы провести там лето.

— Можно не в отпуск, — воспринимает ее заминку иначе Северус. — Можем просто приезжать на выходные, звать твоих друзей, я даже, — он на мгновение замолкает и чуть закатывает глаза. — Я даже согласен на посиделки с Поттерами, барбекю или что-то в этом духе.

Он снова смотрит на девушку.

— Дом теперь наш, — кивает он. — Я приобрел его на прошлой неделе.

Гермиона смотрит на Северуса, и на душе у нее скребутся кошки. Какая же она глупая! Какая же глупая, Мерлин! Не следовало так надолго оттягивать диалог, надо было подготавливать его постепенно, тогда они смогли бы прийти к согласию, придумать что-нибудь.

Теперь ей просто придется поставить его перед фактом.

— Я что-то сделал не так? — не понимает он ее молчания. — Что-то случилось? Тебе не понравился дом?

Северус сыплет вопросами, а Гермиона даже не знает, на какой из них отвечать сначала. Она обессиленно улыбается, выпускает его руку из своей ладони и забирает за уши волосы, обхватывая себя руками и начиная переминаться с ноги на ногу.

Мужчина знает, когда она это делает. Когда не может выразить мысль, которая очень долго вертится на языке. Северус чувствует укол тревоги. Дрянная мысль, преследующая его все эти месяцы, снова выбирается из засыпанного землей склепа.

— Гермиона, — смотрит он на девушку.

В его голосе сквозит тревога. Она сглатывает.

— Нам надо поговорить, — кивает она, сжимая губы, и сильнее обхватывает пальцами свои предплечья, поднимая на него взгляд.

Над океаном верещат чайки. Они в беспорядке летают над волнами, стараются отобрать друг у друга сносный обед и совершенно не замечают, как внизу на берегу стоят друг напротив друга два человека на расстоянии вытянутой руки, один из которых говорит, а второй молчит.

Гермиона поправляет волосы из-за ветра каждые несколько секунд, но рассказывает о том, что на следующей неделе уезжает в немагическую Британию, чтобы получить образование. Говорит о том, что поедет с Джинни, поскольку она тоже записывается на курсы.

Она не говорит о том, что Гарри в курсе, но Северус понимает и сам. А еще он понимает, что единственный остается в неведении среди ее близких знакомых.

С каждой последующей минутой его лицо становится все более серым, взгляд тускнеет, и Гермиона видит это, но совершенно не знает, как этот процесс остановить.

Когда она заканчивает, то почти не чувствует левой руки, крепко сжимающей собственное предплечье, потому что только так ей удается держаться за реальность и при этом не отрывать от Северуса взгляда.

Она не знает, к чему следует быть готовой.

Она не знает, что будет в следующую секунду.

Северус молчит какое-то время, а затем поворачивает голову и смотрит на шумные воды океана, слегка прищурившись. Гермиона терпеливо ждет любой реакции, но она отсутствует. Совершенно, абсолютно отсутствует. Она нервно облизывает губы и чуть качает головой, потому что правда не знает, как теперь быть.

— Почему ты не можешь учиться здесь? — негромко задает он вопрос, по-прежнему глядя на океан.

Гермиона даже чуть вздрагивает, когда он говорит, но быстро берет себя в руки.

— Здесь нет подходящей квалификации, — отвечает она, по-прежнему глядя на его профиль. — Такое образование доступно только в мире магглов.

Северус чуть кивает и снова замолкает, глядя на линию горизонта. Гермиону от волнения и тревоги тошнить начинает. Руки облачаются в перчатки холодного пота. Аура спокойствия и тепла растворяется в пространстве, на ее место приходит давно забытое ощущение.

Отчужденности.

— Как долго будут длиться курсы? — задает он следующий вопрос.

Его голос так непривычно холоден. Гермиона сглатывает.

— Два… — она заикается и сжимает на мгновение губы. — Два месяца.

Северус снова кивает. Кивает и не смотрит на нее. Гермиона замечает, как он сжимает и разжимает пальцы рук, которые висят у него вдоль тела. Мантия мужа развевается на ветру. Он почти не двигается. Ох, Мерлин, о чем же ты думаешь!

— И когда ты приняла решение?

Гермиона чувствует, как вдоль тела бегут мурашки. Его голос. В нем сквозит такой холод, от которого кожа становится гусиной. Она словно говорит со своим мужем после свадьбы. Ком моментально встает поперек горла, но Гермиона всеми силами старается его сглотнуть.

Ей придется сказать ему.

— Еще… — она облизывает пересохшие губы и снова нервно убирает за ухо прядь волос, — зимой…

Гермиона замечает эмоцию на его лице. Моментальную, мгновенную, точно молния. Она не успевает разобрать, что именно это было, но чувствует, что делает ему больно. На подсознательном уровне ощущает, что ему тяжело слышать то, что она говорит.

Она слышит, как с дрожью он вздыхает, когда поворачивается к ней.

— Неужели я настолько противен тебе?

Гермиона задыхается словами, когда он переводит на нее свой взгляд. Ох, Мерлин, в нем столько непомерной, безысходной тоски, что у Гермионы холодеют руки. Она мотает головой из стороны в сторону и делает шаг к нему.

Северус синхронно с ней делает полшага назад.

— Что ты? — на выдохе произносит она, покачав головой. — Пожалуйста, не говори так, — почти задыхается она. — Я просто…

Гермиона снова переминается с ноги на ногу, не контролируя это движение. Северус вновь это замечает. Девушка чувствует, как начинают дрожать ноги, только эта дрожь совсем не приятна. Она нервирует.

— Я просто хочу учиться, Северус, — смотрит она ему в глаза и старается найти там хоть что-то, кроме безмерной тоски. — Я всю жизнь училась, мне этого так не хватает…

Глядя в глаза супруга, Гермиона замечает, что в какой-то момент они становятся другого оттенка. Он словно закрывается от нее по щелчку пальцев, и девушка видит лишь темные омуты Северуса.

Он молчит несколько секунд, а после коротко кивает.

— Хорошо, — и, развернувшись, направляется в сторону домика.

Шумят волны океана, в небесах снуют чайки. Ветер треплет полы его мантии, ее светлое платье и распущенные волосы. В грудной клетке сердце бьется так нервно, редко и с болью ломит ребра, что это вызывает тошноту.

Гермиона какое-то время стоит на месте, словно пустив корни в землю и глядя на его удаляющуюся спину, и не замечает, как правую щеку слегка стягивает от стрелой упавшей слезы.

***

Вдалеке слышится гудок поезда, и несколько пассажиров оборачиваются по направлению движения, склонившись вперед. Перрон постепенно заполняется пассажирами, слышится говор уезжающих и провожающих, топот десятков ног.

— Так, ты ничего не забыла? — суетится Гарри. — Необходимые вещи, медикаменты, деньги не забыла? Я пришлю еще через неделю.

Джинни смеется, откусывая кусочек сочного персика, и тянет руки к Гарри, обвивая их вокруг его шеи. Гарри весь на нервах, переживает за эту поездку, у Джинни срок не маленький, по их подсчетам, стоит ей сойти с поезда, можно сразу ехать в больницу за первенцем.

— Милый, — улыбается она, прожевав сочный фрукт, — я не беспомощная, как-нибудь справлюсь.

Гарри обнимает жену за талию и проводит ладонями по пояснице, сцепляя пальцы.

— Я беспокоюсь, — нервно выдыхает он, — ты надолго так не уезжала еще от меня.

— Беспокоиться следует мне, — замечает она, — я же беременна.

Парень задыхается словами и смотрит в карие глаза Джинни.

— Именно, — выдыхает он, — я еще тебе собрал сумку, о которой мы говорили. И вообще, пиши мне каждые два дня, звони, если нужно, телефоном я тебе показал, как пользоваться, и вообще я…

Джинни смеется и тянется вперед, целуя Гарри с бесконечной любовью и трепетом. Поцелуй получается с привкусом персика. Сладкий и приятный. Гарри даже чуть расслабляется, когда она отрывается от его губ и смотрит в глаза.

— Полегче? — улыбается она.

— Немного, — парирует Гарри, качнув головой.

Джинни смеется и целует Гарри снова, пока он нежно водит по спине девушки пальцами. Гермиона смотрит на них какое-то время, и улыбка непроизвольно появляется у нее на губах. Стоит ей только отвести взгляд, чтобы посмотреть на собственного мужа, к горлу подкатывают слезы.

Она бы многое отдала, чтобы Северус также провожал ее в дорогу, но этого не происходит. После их разговора в субботу ситуация в их взаимоотношениях сильно ухудшается, это замечает не только сама Гермиона, но даже Дейзи. Это пугает вдвое сильнее.

Всю неделю они проживают, будто на иголках. Они отдаляются друг от друга так резко и стремительно, что Гермиону это почти до слез доводит.

— Северус, — зовет она.

У него в ногах стоят две ее дорожные сумки, на одной из сих сидит Дейзи, глядя по сторонам. Северус слегка приподнимает голову, дает ей тем самым понять, что слышит обращение. В ответ он на нее не смотрит.

— Пожалуйста, скажи что-нибудь, — негромко просит она.

Северус сглатывает. И ничего не говорит.

Между ними появляется чудовищная пропасть, миновать которую с каждым днем становится все сложнее. Сначала Северус уходит на все воскресенье из дома, поясняя, что его снова сдергивают в Министерство, затем не приходит к ней спать с воскресенья на понедельник.

На неделе они почти не видятся, из пяти рабочих дней вместе они ужинают всего один раз, но, как бы Гермиона ни старалась, на разговор выйти не получается. Северус закрывается от нее, а процесс этот остановить она совсем не может.

В среду Гермиона старается пойти на контакт, стучит в его спальню, но не получает ответа. Она стоит возле его двери и смотрит на полосу света под ней, но вскоре комната погружается во тьму.

Она чувствует, как наворачиваются слезы и, сжав губы, уходит к себе в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Гермиона ложится в большую постель и подминает под себя одеяло, сворачиваясь в позу эмбриона.

По переносице стекает слеза и, спустившись вдоль носа, падает на хлопковую наволочку. Гермиона забывается беспокойным сном и жалеет всем своим существом о принятом решении.

Джинни она говорит, что все прошло нормально.

Она бессовестным образом врет лучшей подруге, но у той, видимо, детектор лжи на фоне гормонов дает сбой, и она всплескивает руками, заявляя громогласно: «Я же говорила!» Гермиона тогда прикладывает все усилия, чтобы улыбнуться.

Эта неделя тянется бесконечно тяжело. В четверг Гермиона снова предпринимает попытку зайти к нему и поговорить, но дверь его спальни оказывается закрыта, а полоса света исчезает так же быстро, как и в среду.

Северус не заходит к ней, он не присоединяется к ней в библиотеке, не открывает свою дверь. Не открывает свое сердце. Он закрывается от нее, не говорит о том, что чувствует.

Что думает.

Гермионе приходится додумывать самой, как это было изначально, и такая идея ей совершенно не нравится, потому что каждая собственная мысль доводит ее только сильнее. Она пытается понять причину его отчужденности, но не находит ее.

Почему же он тогда так сильно не хотел отпускать ее в мир магглов? Почему отпускает ее сейчас, но закрывается от нее еще сильнее, чем в первое время после свадьбы?

Гермиона продолжает задавать вопросы. Северус не дает ей ответы.

— Это же всего на два месяца, — смотрит она на его профиль. — Пролетят, не заметишь даже, — старается улыбнуться она и тянет пальцы к его руке.

Слышится громкий гудок, заставляя отреагировать всех присутствующих на перроне, только не Гермиону, внимание которой оказывается полностью сосредоточено на Северусе. Он смотрит на рельсы.

— Поезд прибывает, — негромко замечает он отстраненным тоном и наклоняется вниз, убирая руку, чтобы взять ручку сумки.

Гермиона вздрагивает от не случившегося прикосновения, как от пощечины, сердце сдавливает досада. Ох, Мерлин, да что же происходит с ними! Девушка наклоняется сама, чтобы помочь Дейзи встать, и сжимает ее теплую ладонь в своей.

Гермиона смотрит в спину своему мужу и борется с непреодолимым желанием бросить все вещи, выпустить руку дочери из своей, подойти к нему и обнять сзади, прижав к себе так сильно, чтобы на щеке чувствовалось биение его сердца. Так, чтобы костяшки пальцев побелели от того, как сильно она сжимает его мантию.

Так, чтобы он опустил свои руки на ее собственные и сжал их в ответ.

Поезд прибывает, проводники открывают двери, выпуская пассажиров. Северус проходит всего пару шагов вперед, сжимая в руках ручки обеих ее сумок, которые снова ставит в ноги. Он вынимает из кармана какой-то лист, смотрит на него, а затем переводит взгляд на номер вагона.

Все правильно.

— Скучать будешь? — слышит Гермиона ласковый говор Джинни не так далеко от себя.

— Я уже скучаю, — отвечает ей Гарри и нежно целует, склонив голову вправо.

Гермиона понимает, что она впервые осознанно завидует тому, что видит. Эта зависть, конечно, белая, но она есть. У Гермионы кошки на душе скребутся от того, что она не может вот так просто взять, подойти к своему мужу и поцеловать его у всех на виду.

Северус чуть расправляет плечи, когда видит ее, выходящую из вагона. Он ловит ее взгляд и кивком приветствует. Гермиона не сразу это замечает. Видит только в какой-то момент, что к ним целенаправленно идет какая-то женщина в аккуратной шляпке с желтым бутоном лилии сбоку.

— С прибытием, — сдержанно произносит Северус, чуть кивнув.

— Да-да, как всегда очень радушно, Северус, — расслабленно замечает женщина, чуть взмахнув рукой. — Я тоже тебе рада.

Женщина выше Гермионы почти на целую голову, она в теле и определенно старше нее. У нее глубокого цвета голубые глаза, светлые волосы, закрученные не без помощи бигудей, и темные брови, подведенные карандашом. Одета дама точно на свой возраст.

Она оглядывается по сторонам, а затем смотрит за спину Северуса и охает в изумлении, оставляя сумки на земле и прикладывая ладони к губам.

— Ох, Мерлин! — в изумлении шепчет она. — Дейзи, как ты выросла! Как выросла, девочка моя!

Полноватая женщина тянет к девочке руки, и Гермиона машинально хмурит брови, собираясь завести дочь за ногу, но тут же ловит взгляд Северуса и отказывается от этой идеи. Кажется, она знакома ему.

Даже больше. Эта женщина знает Дейзи.

— Дай-ка я на тебя посмотрю! — берет она на руки девочку, даже не спросив ее разрешения.

Дейзи устраивается на ее руке и взволнованно смотрит на папу, но тот только кивает, и девочка расслабляется, даже чуть улыбается незнакомой Гермионе женщине. Та, в свою очередь, смотрит на девочку с восхищением и качает головой.

— На мать похожа стала, — негромко замечает она. — Сильно.

Гермиона чувствует, как горло сдавливает невидимая рука.

— Ты меня не узнаешь, Дейзи? — улыбается женщина. — Это же я, тетушка Рози!

— Розамунд, ей было полтора года, когда вы виделись последний раз, — негромко замечает Северус.

Розамунд сводит на переносице брови на мгновение, но тут же расслабляется и улыбается девочке. Гермиона замечает, что у женщины одна ямочка на щеке, когда она улыбается. Совсем как у Дейзи.

— Ничего страшного, быстро наверстаем упущенное, — смеется она, после чего переводит взгляд на замершую на месте девушку. — А вы, должно быть, Гермиона?..

Она спрашивает это небрежно, словно просто так, между делом. Гермиона понимает, что теплых чувств Розамунд к ней совершенно не испытывает, даже более того, воспринимает девушку в штыки.

— Да, — кивает она.

— М, — окинув ее взглядом, реагирует женщина. — Понятно. Ну что, идем?

Розамунд уже собирается пойти к выходу, но Гермиона делает несколько коротких шагов вперед, чувствуя, как подгибаются ноги. Кто эта женщина? И почему она не дает ей попрощаться с Дейзи?

— Малышка, мне пора уезжать, — негромко произносит Гермиона, когда Дейзи поворачивается к ней прямо на руках у Розамунд.

По виду женщины становится понятно, что она не собирается отдавать ее в руки Гермионы. Дейзи смотрит своими огромными зелеными глазами ей в самую душу, а после прикасается ладошкой к ее щеке, и Гермиона закрывает на мгновение глаза, накрывая ее руку своей.

— А ты скоро вернешься, мамочка? — спрашивает она.

Гермиона поджимает губы и несколько раз кивает, не зная, что вообще произойдет за эти два месяца, что за раскол произошел между ней и Северусом, сможет ли она залатать его со временем и исполнит ли она желание, которое Дейзи загадывает на день рождения?

Сможет ли она быть с ней в этот день через год вместе с Северусом?

Гермиона тянется вперед и прикасается губами ко лбу девочки, зажмурив глаза.

— Конечно, скоро, Дейзи.

Отпустить руку дочери оказывается почти физически больно.

Гермиона понимает, что не может заставить себя обернуться. Не может позволить себе посмотреть на Дейзи еще раз, потому что ее материнское сердце просто не выдержит разлуки. Поэтому она идет рядом с Северусом, который держит ее сумки, и борется со своими чувствами.

— Кто это? — слегка надломившимся голосом спрашивает Гермиона, подняв на Северуса взгляд.

Если он даже сейчас, даже в эти последние минуты не станет говорить с ней, она просто не выдержит всего этого. Зачем же он отпускает ее, если все становится так? Почему молчит о своей печали, почему не делится ею с Гермионой?

— Это Розамунд Тодд, — глядя перед собой, отвечает Северус, пока они идут к вагону. — Младшая сестра Мелоди, матери Дейзи.

Гермиона радуется тому, что он идет на диалог, пусть суть разговора ужасна, вся ситуация пугающая, да и последняя неделя ее жизни становится давно забытой черной полосой.

Девушка отмечает, как он представляет ей Розамунд. Не как «сестру бывшей жены», не как «родственницу покойной супруги». Он называет ее «сестрой Мелоди, матери Дейзи». Мелоди Тодд… Вот какое у нее настоящее имя.

— Зачем она приехала? — смотрит на него Гермиона.

Северус продолжает смотреть вперед.

— Забрать Дейзи к себе, — отстранено отвечает он.

Гермиона чувствует, как подгибаются колени. Она непроизвольно останавливается, но сама не замечает, как вовремя, потому что они уже подходят к необходимому вагону. Гермиона не обращает внимания, как всего в каких-то десяти метрах от них Гарри затаскивает в вагон чемоданы Джинни.

— Почему? — тихо спрашивает она.

Северус ставит сумки под ноги и какое-то время молчит, взвешивая слова. Гермиона все еще смотрит на него. Он вздыхает и, заложив руки за спину, поворачивается к ней, впервые за долгое время глядя в глаза. Гермиона даже не вздрагивает от его холодности, словно только ее и ждет все это время.

— Гермиона, я осознал одну очень важную вещь, которая довольно долго не давала мне покоя, но я гнал ее прочь, потому что был… Ослеплен…

… тобой. Любовью к тебе, которая сжигала меня первое время изнутри.

Вслух он этого не говорит.

— Я много думал об этом, — продолжает он.

Я много думал о тебе. Я весь этот год только о тебе и думаю.

Гермиона все еще смотрит на него, не дышит почти, не моргает. Сжимает только сухие губы, чуть вскинув голову вверх, и немного сводит вместе аккуратные брови, чтобы не дать другим эмоциям волю.

— Магическое сообщество давно молчит о том, что случилось прошлым летом и, — он замолкает на какое-то время, — в моей защите ты больше не нуждаешься…

— Стой, — прерывает его девушка, не чувствуя собственного тела, — что ты говоришь такое?

Руки холодеют, кончики пальцев начинает покалывать. Перед глазами вспыхивает ночь в прошлую пятницу, когда Гермиона засыпает в его объятиях, прижимая к себе его руку. Она помнит его суховатые пальцы, словно чувствует сейчас, в этот самый момент.

Та ночь запоминается лучше всего. Наверное, все дело в том, что Гермиона делает себе подсознательную установку, что эта ночь может оказаться последней. Не зря говорят, что нужно следить за тем, о чем думаешь.

Мысли имеют способность становиться материальными.

Она смотрит на Северуса, стоит на перроне с ним, но мысли ее все еще в ее спальне, в его объятиях. Она не слышит топота ног пассажиров, их звонкие голоса, она чувствует ровное дыхание своего мужа в волосах, чувствует спиной биение его сердца и тепло его тела.

Остановись. Не говори больше ничего. Не надо.

— Мы попытались стать семьей, но у нас не получилось, — продолжает он, — глупо пытаться сделать то, что нам не под силу. Ты больше во мне не нуждаешься, — холодно замечает он.

Я хочу помыть свой поганый рот с мылом.

— Северус, — одними губами.

— И ты права, — продолжает смотреть на нее мужчина. — Всегда была права, зря я не слушал. Все это… Бессмысленно.

Смысл исчезнет в тот момент, когда ты уйдешь. Без тебя его не станет.

Гермиона сухо сглатывает, в ушах начинает шуметь.

— Что именно? — она задает вопрос тихо, почти беззвучно, но он слышит каждое слово.

Если бы она только знала, что он слышит даже каждый ее редкий вдох. Если бы знала, почему он так поступает. О, Мерлин.

— Притворяться и пытаться быть теми, кем мы не являемся, — отвечает он.

— Кем?

Она задает глупые вопросы. Он дает глупые ответы.

Прости меня.

— Семьей.

Машинист дает гудок, перрон постепенно пустеет. Гарри все еще прощается в вагоне с Джинни, намереваясь выбежать из него в последнюю минуту. Розамунд стоит с Дейзи на руках и что-то ей рассказывает, но девочка не слушает ее, смотрит неотрывно на маму, которая, в свою очередь…

Во все глаза смотрит на ее папу.

— Повторюсь, в моей защите ты больше не нуждаешься, — продолжает он. — У тебя свои планы на жизнь были до нашей встречи прошлым летом, у меня свои, — он недолго молчит и чуть хмурится. — Думаю, мы в планы друг друга не вписываемся.

Ненависть проще, чем любовь.

Северус снова ненадолго замолкает, глядя Гермионе в глаза. В них столько всего, столько всего, что зацепиться ни за что не удается. Мужчина думает о том, что неоднократно повторяет себе, как ему страшно сломать ее. Такую хрупкую и нежную.

На прошлой неделе она сама ломает его.

А сейчас они стоят друг напротив друга и разрушают оба то, что кропотливым трудом строят почти целый год.

— Я хочу сказать, что мы оба друг в друге больше не нуждаемся, разве нет?

Я себя ненавижу.

Гермиона заторможено моргает. Сознание не успевает воспринимать информацию, она словно получает ножевые ранения, но они не задевают ее плоти. Она чувствует, что что-то не так, совсем, совершенно не так, но не может ничего сделать, чтобы этого избежать.

Его слова постепенно начинают проникать в мысли.

Гермиона чувствует, как дрогнули колени.

— Я… — делает она паузу, сглатывая сухой комок в глотке, — не нужна… тебе?..

Северус смотрит на нее в ответ, хочет ответить, но не может найти в себе силы так бессовестно солгать ей прямо в глаза. Он никогда не лгал ей до сегодняшнего дня. Ни разу, ни единого, черт возьми, раза.

Мужчина беспомощно открывает и закрывает рот, глядя в ее искрящиеся тупой болью глаза, на гаснущие радужки, опущенные уголки губ, морщинку между бровей, которую он столько раз разглаживал указательным пальцем за последние месяцы, а теперь не может заставить себя поднять руку и сделать так снова.

Знает прекрасно, что, если прикоснется к ней, оно взорвется в нем снова, погубит его основательно. Она четко выражает свою позицию скрытым отъездом, она не раз кричала ему за этот год о том, что терпеть не может находиться в этом доме, она сбегала, она терпела этот брак.

Она принимает решение уехать из его дома еще зимой. Северусу больше не нужно подсказок, он понимает, что происходит. Гермиона выживала в этом браке, теперь он это видит. Видит, снова забывая о том, что время их обоих меняет, и следует сначала спрашивать вслух, а не додумывать самому.

Северус опускает взгляд.

Он не может ей сказать о том, что она ему не нужна.

Это была бы самая отвратительная ложь всей его жизни.

— Думаю, ты терпеливо ждала, когда я скажу об этом вслух, поэтому я говорю…

… совсем не то, что думаю.

— Я отпускаю тебя.

Внутри что-то непоправимо, безвозвратно надламывается одновременно у них обоих, когда слова повисают между ними в воздухе. Эти маркие, липкие слова. Гермиона чуть дергается от этого, как от пощечины. Она старается распахнуть губы, чтобы задать вопрос, но язык не слушается, словно прилипает намертво к нёбу.

— Я отпускаю тебя, — повторяет он так, словно хочет заколотить последний гвоздь в их в без того тяжелое положение. — Прощай, Гермиона.

— Поезд отправляется через три минуты! — гремит голос проводника. — Просьба всем пассажирам пройти в вагоны, а провожающим покинуть их!

Гудит клаксон, двигатель состава разогревается, из-под колес поезда вырываются белые клубы дыма, снуют провожающие возле окон, слуха касаются разные голоса, чей-то смех, слышится запах сигаретного дыма.

Они не видят никого, кроме друг друга.

— Гермиона, давай я занесу твои сумки, я предупрежу проводника, — появляется рядом Гарри.

Она не слышит его, он его не слышит.

Гарри берет ее сумки и снова мчит в вагон, проводница просит его поскорее выходить и пригласить пассажирку, раз она его знакомая. Гарри обещает, что так и сделает. Гермиона смотрит на Северуса еще какое-то мгновение, а после ощущает, как внутри все разом отключается.

Так, словно кто-то срывает все предохранители разом, отключая энергию.

Она кивает и распахивает сухие губы.

— Прощай, Северус, — тихо шепчет она, не доверяя собственным связкам.

Боль оглушает.

Чисто механически она делает два шага назад, сжимая перед собой в руках куртку, пока смотрит на него эти последние секунды. В грудной клетке ухающая, густая темнота, она не чувствует рук, не понимает, как шевелит ногами, заставляя себя двигаться.

Она разворачивается и следует к вагону, чувствуя его взгляд на своих лопатках.

Гудит клаксон, Гермиона чуть дергается, когда поезд трогается с места.

Телом она находится в поезде, душа ее остается на перроне.

Комментарий к 16.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 17. ==========

Комментарий к 17.

Читаем с: The Modern Age - Exitmusic

Из-под колес вагона вырываются ввысь белые клубы дыма,когда состав трогается с места. Северус видит в мутном, нуждающимся в чистке стекле двери ее прямую спину. Ее лопатки сведены вместе. Голова не опущена, она смотрит прямо перед собой.

И не оборачивается, когда состав начинает набирать скорость, и она исчезает из поля его зрения.

Северус заторможено провожает взглядом поезд, а сам не понимает даже, что дыхание задерживает в тот момент, когда она говорит ему «Прощай» в ответ. Легкие зудит, и мужчина с дрожью выдыхает, после чего нервно вздыхает снова.

Что я сделал?

В глотке песок. Ощущения такие, словно он глотает минутой ранее здоровенную сухую таблетку, но никто не предлагает ему запить ее водой. Вот она и стоит комом у него в глотке, ни туда, ни сюда. Пальцы дрожат.

Северус сжимает ими в поисках опоры полу собственной мантии, и по всем пальцам бегут импульсы электрического тока, словно рука затекает от долгого пребывания в одном положении, но он не успевает заметить неладное.

Выпустил ее из клетки.

Ногами трудно шевелить. Все тело будто оказывается парализовано. Словно вместе с собой Гермиона забирает не только две сумки, но и часть его самого. Ту живую, открытую часть его составляющей, которую она кропотливым трудом побуждала раскрыться ей навстречу весь этот год.

В воздухе стоит душный запах переработанного угля, и мужчина непроизвольно морщит нос, но ему плевать в глубине души. Северус готов стоять тут до тех пор, пока едва заметная точка хвоста вагона не скроется за горизонтом.

— Ты Дейзи заставил ее матерью называть? — врывается в его сознание знакомый голос.

Розамунд хмурит брови, когда произносит это. Она не знает, что происходило весь этот год в стенах их дома, но делиться с ней никто этим и не собирается. Если она составляет свое впечатление о Гермионе, о нем самом и Дейзи, то это ее дело.

Северус не собирается доказывать что-то Розамунд.

И не отвечает ей, лишь берет ее сумки, разворачиваясь и направляясь к выходу с вокзала.

Водитель ожидает их возле ворот. Северус передает ему багаж и сам садится на переднее сидение. Он всеми силами старается не смотреть на Дейзи, взгляд которой чувствует на себе. Девочка только сжимает губы и совсем не понимает, что происходит.

Только позволяет тете усадить себя в детское кресло и продолжает смотреть на профиль отца, сидящего спереди.

Всю дорогу Розамунд что-то рассказывает Дейзи, но Северус не слышит и половины разговора. Он только смотрит на бегущую мутную дорогу за окном и не произносит ни слова. Весь путь до поместья не запоминается, Северус только ощущает душащую, ухающую пустоту в грудной клетке.

Биение собственного сердца кажется ему чужим и незнакомым. Кажется, будто энергии на обыденное поддержание жизнедеятельности совсем не хватает. Он борется с желанием обернуться назад, чтобы посмотреть на заднее сидение.

Обычно они там сидят вдвоем с Гермионой. Сейчас ее там нет.

И в доме ее нет. И на работе нет. И она не встретит его на кухне в половину седьмого.

Северус снимает защитное заклинание с ворот, когда они подъезжают к поместью. Отсыпав водителю чаевые, мужчина отпускает его домой и берет по сумке Розамунд в каждую руку. Женщина не замолкает. Все говорит и говорит.

Навязчивое жужжание нервирует.

— Надеюсь, дома есть продукты? — спрашивает Розамунд. — Я проголодалась, да и ты, наверное, тоже. Дейзи имеет собственный рацион, ориентированный на растущий организм? Овощи и фрукты свежие?

Вопросов слишком много. Слишком много, и все они глупые, бестолковые, не имеющие никакого смысла.

— Да, — он немногословен.

Розамунд словно не замечает его отчужденности, потому что помнит их последнюю встречу. Он совершенно не изменился. Ей до сих пор непонятно, чем же он так зацепил ее сестру, но это было давно. Боль от потери миновала, с ней по жизни остается лишь светлая печаль от того, что Мелоди так рано покидает этот мир.

Их мать удара от потери дочери не переносит, уходит следом за ней через год, и так Розамунд остается совсем одна. С матерью у нее не было тесных отношений, она не была любимым ребенком в семье.

Поэтому, наверное, она с возрастом окончательно черствеет, поэтому не открывает двери в свою жизнь другим, поэтому в свои тридцать четыре выглядит старше своего возраста.

И именно поэтому соглашается взять Дейзи к себе, когда Северус на прошлой неделе присылает ей сову.

Это все от одиночества. От проклятого одиночества.

— Здесь пахнет сыростью, — оглядывается по сторонам Розамунд, сморщив нос. — Тебе следует чаще топить камины.

Северус в ее советах не нуждается, но вот в ее помощи… Поэтому он лишь сжимает челюсти и следует в сторону кухни.

— Домовик! — громко произносит Розамунд, глядя вглубь дома. — Домовик!

Моди с тихим хлопком тут же оказывается в холле дома. Она смотрит своими большими глазами на хозяина дома, и у пожилой эльфийки мурашки бегут вдоль позвоночника. Она таким убитым его даже после смерти Мелоди не видела.

Розамунд она тут же узнает. Память Моди крепкая, она помнит, как сестра покойной жены хозяина приезжала на одно Рождество. Дейзи тогда была совсем крошка. Ее приезд Моди непонятен.

Она теряется в догадках, что же произошло, когда хозяева дома уехали. Гермиона рассказывает Моди о своем отъезде и предупреждает, что это всего на пару месяцев, однако пожилая эльфийка чувствует, что что-то идет не так на вокзале.

Видит это. Невозможно не увидеть.

— Вот и ты, — небрежно произносит женщина, снимая с рук кружевные бежевые перчатки. — Ужин готов?

Моди бросает быстрый взгляд на Северуса, но тот оказывается полностью погружен в свои мысли.

— Хозяин не давал распоряжения, — склонив голову, осторожно отвечает она.

Розамунд фыркает.

— А я даю, — заявляет она. — Мне меньше масла и соли, никаких орехов и цитруса, — следует она в сторону лестниц. — И не затягивай!

Моди сглатывает, склоняя голову ниже.

— Конечно, — и исчезает из холла по щелчку пальцев.

Дейзи переминается с ноги на ногу на пороге из прихожей в холл. Она теребит пальцы рук и затравленно смотрит по сторонам. Наивно полагает, что вот-вот дверь на втором этаже откроется, и мама спустится к ней, сияя улыбкой. Или выйдет из кухни. Может, из библиотеки.

И всюду будет пахнуть ее вкусными духами.

Мама не спускается со второго этажа, не выходит из библиотеки, не появляется с кухни. И духами ее совсем нигде не пахнет. Дейзи вздергивает губу. Она уже скучает по Гермионе так сильно, что слезы появляются сами.

— Ну, что это тут у нас такое! — подлетает к ней Розамунд. — Скоро будет ужин, нечего слезы лить! Полчасика потерпишь! Идем переодеваться и мыть руки.

Дейзи трет пальцами глаза и старается поймать взгляд родителя. Северус словно совершенно отключается от реальности, смотрит куда-то перед собой, теряет интерес к собственной жизни и всему, что его окружает.

Девчонка отводит взгляд только в тот момент, когда Розамунд заходит в освещенный коридор, сетуя на то, что дом совершенно не прогрет, а половина этажа находится в заброшенном состоянии.

Розамунд спрашивает, какая из комнат принадлежит Дейзи, и та указывает на дверь рукой. Странная тетушка без конца говорит, но Дейзи не успевает понимать, о чем именно. Даже половины не слышит.

Дейзи не нравится, как Розамунд держит ее на руках. Как-то грубо, неаккуратно, не усаживает ее ровнее, будто куклу на руку сажает. Дейзи обнимать ее за шею не спешит, только держится за ее предплечье, чтобы удержать равновесие.

От тетушки веет резким запахом лилии, бутон которой приделан к ее шляпке, а еще сундуком с вещами, которые много лет лежат на чердаке, чаем с чабрецом и приторной сладостью от пудры для лица.

Ее светлые волосы собраны в тугой пучок на затылке. Они прямые, ни одной кудряшки. Дейзи не нравится тетушка Рози. Дейзи уверена, что эта женщина ее совсем не любит.

— Сейчас тебе ванну наберу, — суетится Розамунд. — Как раз к ужину успею тебя собрать.

Дейзи хочет ей сказать, что ванну она принимает только перед сном, через два часа после ужина, но она не говорит. Дейзи думает о том, что тетушка Рози не станет ее слушать. Девочка покорно следует в ванную, принимает ее не без помощи этой женщины и вскоре уже стоит в полотенце, утирая его уголком капли с лица.

— Сама одеваться умеешь? — спрашивает она, когда приносит из комнаты одежду.

Дейзи кивает.

— Радует, — резюмирует она, оставляя вещи на стуле. — Хоть чему-то эта юная особа тебя научила, — негромко добавляет она и выходит из ванной, прикрыв за собой дверь.

Дейзи смотрит на дверь какое-то время, стоя в пустой ванной. Она смотрит вверх, наблюдает за тем, как облачка пара закручиваются под потолком. Гермиона обычно всегда рядом даже в такие моменты.

Помогает просунуть голову в ворот футболки, превращает это в маленькую игру. Помогает вытереть руки и спину, сидит на корточках рядом, чтобы надеть штаны. Дейзи едва удерживает в руках тяжелое влажное полотенце, когда делает сейчас все это сама.

В комнате очень тихо. Из крана в остатки воды на дне ванной падают редкие капли. Маленькое окошко под потолком запотело, зеркало тоже. Дейзи оставляет полотенце на стуле, но оно падает вниз, и девочка терпеливо кладет его на место снова.

Убрав назад влажные темные волосы, Дейзи берет в руки футболку и старается понять, как правильно ее надеть. Она помнит, что Гермиона показывает ей маленькую хитрость. Этикетка на вороте одежды находится сзади. Дейзи находит ее и старается надеть футболку с первого раза.

Сил не хватает просунуть голову, и девочка непроизвольно хныкает, но не прекращает попыток закончить начатое. Ей кажется, что, если она сделает это сама, то, надев ее полностью, увидит в ванной маму.

Это придает сил, и она справляется. Только в ванной она по-прежнему находится одна. И мамы здесь нет.

Дейзи снова вздергивает губу и хмурит темные брови, но не позволяет себе расплакаться. Одевается до конца сама, пусть и тратит на это большое количество времени, после чего направляется к выходу из ванной.

И почти врезается в ноги Розамунд.

— Почему так долго? — чуть хмурится она. — Ты закончила?

— Да, — коротко кивает девочка.

— Тогда идем, — идет она к двери комнаты, — ужин уже готов.

Дейзи вздыхает и следует за ней, стараясь убрать назад не заплетенные влажные волосы. Она спускается вниз тоже сама, придерживаясь рукой за прутья перил, и идет на кухню, рассчитывая, что поест сегодня с Моди. Дейзи совсем не хочется сидеть за большим столом, когда мамы там нет.

Она заходит на кухню, но ее стол оказывается придвинут к стене, а на нем самом ничего нет.

— Ужинать будешь в столовой, душа моя, — заметив взволнованность девочки, реагирует Моди.

Дейзи смотрит на эльфийку и сжимает на мгновение губы.

— Но мамочка же сегодня там есть не будет, — замечает она.

Моди старается не смотреть на девочку в ответ, у нее от голоса ребенка пожилое сердце кровью обливается.

— Папа будет, — произносит она и берет в руки блюдо. — Идем.

Дейзи слушается, но только потому что это Моди. Моди она слушается также, как папу и маму.

— Приборы следует натирать внимательнее, — рассматривает Розамунд вилку, заприметив на ней разводы от воды. — Северус, у тебя страдает контроль в этом доме.

Мужчина не поднимает взгляда от Ежедневного Пророка, пусть читает он статью лишь вскользь, информацию не воспринимает совершенно. Мысли его не за этим столом. Часть из них остается на вокзале, еще часть мчит в немагическую Британию.

— Я так не думаю, — отстранено отвечает он.

— Как же! Вот, посмотри! — указывает она на вилку. — Разводов немыслимое количество!

Она цокает языком и прищуривается, рассматривая все внимательнее. Моди выносит блюда, Дейзи садится на свой высокий стул. Ей не нравится, что слева от нее сидит кто-то другой, а не мама.

— Следует натереть все приборы в доме, домовик, — кладет на салфетку вилку женщина. — Займись этим, как закончишь с ужином.

— Моди, — впервые оторвав взгляд от Пророка, жестко реагирует Северус, бросив ледяной взгляд на свою гостью. — У нее есть имя. Ее зовут Моди.

Эльфийка смотрит во все глаза на хозяина, боится моргнуть даже. Дейзи смотрит на папу, к ужину пока даже не прикасается, потому что есть совсем не хочется, а Розамунд… Смотрит на него в ответ со смежной холодностью, чуть вздернув подбородок.

— По имени называешь, — вскинув брови, рассуждает она, накладывая себе ужин из отдельной тарелки, где меньше соли. — Может, еще и благодаришь за работу, которую они обязаны делать, а, Северус?

Мужчина чувствует, как закипает. Розамунд раньше казалась ему вполне приятной личностью, а сейчас… Сейчас он видит в ней себя в первые месяцы брака с Гермионой. Ох, Мерлин, теперь-то он наконец понимает чувства Гермионы в то время.

От неприязни к самому себе в животе все сжимается, вызывая приступ тошноты. Да и от воспоминаний о Гермионе легче не становится. Северус буквально видит ее за этим столом. Розамунд здесь совсем чужая.

Хорошо, что она здесь ненадолго.

Звенящая тишина за столом страшно нервирует, гнетет и давит на плечи. Дейзи не выдерживает первая.

— А мамочка скоро вернется? — кладет она вилку обратно в тарелку, так толком и не прикоснувшись к еде.

Северус ощущает, как сжимается от этого вопроса сердце.

Розамунд с силой сглатывает, чувствуя, как краснеют от моментальной злости щеки. Ее страшно раздражает, что Дейзи называет эту малолетнюю волшебницу своей мамой. Мать у нее только одна. Пусть Мелоди и мертва, она была, есть и будет ее единственной матерью.

И она уже собирается не стесняться в выражениях и сказать об этом, но вдруг слышится внезапный звонок в дверь. Все трое сидящих за столом синхронно смотрят на дверь столовой. Северус хмурится, поднимаясь с места.

По рассеянности он забывает наложить заклинание защиты на ворота, и сейчас кто-то рвется в его дом в столь поздний час. Надежда вспыхивает моментально. Северус даже ног не чувствует, когда направляется к выходу из столовой.

— Ты почему так плохо ешь? — слышится голос Розамунд за столом. — Есть надо все, чтобы были силы.

Северус не обращает внимания на то, что она говорит, лишь следует к входной двери, чувствуя, как бешено сердце бьется о ребра. В голове много мыслей, одна заглушает другую, перекрикивает, глотку срывает буквально.

Если это она? Если она здесь? Что ему сделать? Что сказать? Увидеть бы ее только. Увидеть тепло ее карих глаз, да к себе прижать. Так сильно, так отчаянно и рьяно, чтобы душевную боль заглушить.

И шептать, шептать, шептать ей в волосы бесконечным потоком просьбы о прощении. За свою жесткость, за свою импульсивность. Что бы она ни сказала, он готов выслушать, готов услышать. Готов искоренить в себе эту черту характера: перестать додумывать самому.

Это у них семейное.

Северус открывает дверь, чувствуя, как подрагивают пальцы рук.

Она стоит на пороге, сжимая перед собой слишком маленькую сумочку, и растягивает губы в слабой, немного хищной улыбке. Северус непроизвольно морщится, злость просыпается моментально.

— Что ты здесь делаешь?

— И тебе добрый вечер, — парирует она.

Рита поправляет светлые кудряшки и снова растягивает губы в улыбке. Масляная алая помада выходит за контур и чуть сворачивается в уголках губ. Кажется, она прибывает сюда сразу после работы в Министерстве.

Северус молчит, Рита вздыхает.

— Знаешь, новости распространяются очень быстро, особенно для меня, — кладет руку на сердце Рита. — Я здесь, потому что хочу поддержать тебя, — она на мгновение замолкает, — и сказать, что была права, разумеется.

От саркастичности удержаться не получается, Риту буквально разрывает от того, что происходит. От счастья, от радости, от бешеной эйфории. Ей льстит мысль о собственной правоте.

Девчонка ведь его так и не полюбила. Сбежала, как Рита его и предупреждала.

— Ладно, брось, я здесь не за этим, — глядя на его ледяную реакцию, замечает она, махнув рукой. — Розамунд написала мне, что приезжает сегодня.

Не давая Северусу вставить даже слово, Рита огибает его и входит в дом, цокая короткими каблучками по каменному полу. Она слышит голоса из столовой и сразу направляется туда. Знает точно, кого за столом увидит. Рита толкает рукой дверь.

— Розамунд! — раскидывает она в стороны руки. — Дорогая!

Женщина отвлекается от разговора с Дейзи и прерывисто вскрикивает, приложив пальцы к губам. Поднявшись одним движением с места, Розамунд не замечает, как ножки скребут по полу.

— Ах, Рита! — театрально вздыхает она, раскрывая руки для объятий. — Сколько лет!

Розамунд Тодд в мгновение ока отбрасывает на пятнадцать лет назад в беззаботную юность. Она тогда только-только съехала от родителей, когда решила выбрать в качестве дополнительного образования курсы журналистики.

Там она и знакомится с Ритой, журналистка становится ее наставницей. Розамунд всегда тяжело было найти подруг, потому что все ее сверстницы казались ей глупыми и бестолковыми, а со своей «начальницей» общий язык оказывается найти очень просто.

Розамунд все свое свободное время ей посвящает, пока учится, но, стоит ей выйти в свободное плавание, выбравшись из-под крыла наставницы, как жестокие волны суровой реальности быстро выбрасывают ее на берег.

С карьерой журналистики не задается, вакансий подходящих не подворачивается, и Розамунд бросает эту затею, соглашаясь на первое время на подработку в Дырявом Котле. Однако это самое «время» затягивается, и вот она уже разменяла третий десяток лет с хвостом, а из Котла на другую работу так и не вышла.

Розамунд продолжает поддерживать связь с Ритой и по сей день, поэтому совершенно неудивительно, что она сразу говорит ей о том, что прибывает в Магический Мир на денек. Она хватается за любую возможность увидеть Риту снова и набраться у нее опыта в любом вопросе.

— Дорогая, как я рада! — звонко имитируют они звуки поцелуя, когда прикасаются друг к другу щеками, приобнимая за плечи.

Рита рассматривает ее с головы до ног.

— Ты прелестна! — резюмирует она. — Ах, а эта шляпка! Дивный аромат, — прищурившись, замечает журналистка.

— Совсем новая! — вся сияет Розамунд. — Ох, что же мы стоим! Садись за стол скорее!

Розамунд вмиг снимает с лица улыбку, когда оборачивается назад и сразу видит Моди, взволнованно стоящую по правую руку от Северуса.

— Ты, — указывает на нее Розамунд, — еще приборов для гостя и побыстрее.

Моди только покорно склоняется и исчезает после щелчка. Обычно эльфийка в пределах дома редко пользуется трансгрессией, но перед этими незваными гостьями ходить ей не хочется, колени все больше болят в последние годы.

Северус молча смотрит на то место, где была Моди, а после старается вернуть свое внимание Пророку. По правую руку от него садится Рита, по левую сидит Розамунд, Дейзи справа от нее. Тишина длится всего несколько секунд, Северус считает, а потом…

Потом они открывают свои рты.

Гул становится невыносимым почти моментально. Рита и Розамунд обсуждают бессчетное количество тем, большую часть которых Северус всеми силами старается игнорировать. Их болтовня не прекращается ни на секунду.

Сплетницы словно стараются в одночасье наверстать упущенное.

Северус морщится от трескотни и кривит линию губ. На статьях Пророка сосредоточиться не получается, и он бросает эту затею, закрывая газету. Взгляд сам собой поднимается на сидящую неподалеку дочь.

Дейзи словно только этого и ждет. Момента, когда папа подарит ей секунду внимания. Девочка изо всех сил держится стойко, не плачет, пусть ей очень хочется; сидит за столом, хотя горит желанием уйти; даже пытается есть, когда кусок в горло не лезет.

Северус смотрит на дочь. У нее глаза блестят, но совсем не от радости. Брови Дейзи сведены на переносице, между ними та самая складочка, которая постоянно пролегала у Гермионы, и Северус разглаживал ее кончиком пальца. Кажется, это было так давно.

Словно не в этой жизни. Будто не в этом времени.

После отправления поезда существование Северуса делится на «до» и «после».

И «после» ему совсем не нравится.

Северус старается представить Гермиону, сидящую на месте Розамунд, которая все никак не может закрыть свой рот и есть молча. И у него получается. Он почти видит ее рядом. Хрупкую, миниатюрную, с тонкими руками, прямой спиной и сведенными вместе лопатками.

С тихой улыбкой, а порой и со свирепым огнем карих глаз, если ее разозлить. Или с пунцовыми щеками, если ее смутить.

Ты заставила меня поверить в то, что меня способен кто-то полюбить.

Северус морщится от собственных мыслей, они причиняют ему почти ощутимую боль глубоко внутри. Он снова смотрит на дочь и не представляет даже, что она является отражением его самого. Дейзи скучает.

Так страшно, невыносимо скучает, что от тоски сжимается все внутри тугим узлом.

— Нет, ты представляешь вообще? — прыскает Розамунд, наворачивая пасту на вилку.

Рита склоняется к столу.

— Ты это и имеешь в виду? — театрально округляет она глаза.

— Сбежала она, разумеется, — резюмирует Розамунд, закладывая вилку с пастой в рот.

Журналистка картинно закатывает глаза и легонько шлепает ладонью по столу.

— Да ты что!

Северус сжимает челюсти. Театр абсурда, не иначе.

— Вот поэтому и приехала, — небрежно машет она рукой. — Мы с Дейзи ко мне поедем, — она смотрит на девочку. — У меня ведь столько всего интересного дома!

Рита озадаченно моргает и смотрит на маленькую девочку. Ей кажется, что всего пару мгновений назад здесь никто не сидел. Кто эта девочка такая? Розамунд, разумеется, не знает о том, что Северус стирает все воспоминания Рите не только о своей покойной жене, но и частично уничтожает воспоминания о Дейзи.

Он делает это случайно, но так он имеет некое подобие подстраховки. Рита — последний человек, которому стоит знать о таких новостях. Стоит поссориться с такой, как она, и все твои скелеты окажутся на алой площади в одну шеренгу, предоставленные для обсуждения у сотен тысяч волшебников.

Рита снова хмурится, но мысль надолго не задерживается в сознании.

— А папочка с нами поедет?

Голос девочки заставляет всех присутствующих отреагировать. Розамунд и Рита смотрят на нее с немым вопросом в глазах. Только они у них обеих разные. Северус переводит взгляд на дочь лишь на мгновение и снова опускает его на одну из статей Пророка.

Розамунд ерзает на стуле.

— Нет, Дейзи, — отвечает она. — У твоего отца другие планы. Верно, Северус? — смотрит женщина на него.

Скитер дергается от этих слов, как от огня, и, сжав на мгновение губы, смотрит на мужчину.

— Какие еще планы? — в лоб спрашивает она.

У нее целая цепочка действий уже формируется с того момента, как она приходит сюда, и никакие отъезды в ее планы совершенно не входят. Северус слегка ежится, чувствуя на себе ее цепкий взгляд.

— Я хочу покинуть этот дом, — негромко и холодно замечает он. — На неопределенный срок.

— И куда ты поедешь? — не собирается так просто все оставлять Рита.

У нее даже ладони потеть начинают от неожиданности его слов. Что это он удумал? Он не должен уезжать! Я обязана окружить его своей заботой и стать ему опорой, как и хотела! Рита ерзает на стуле от нетерпения, потому что с ответом Северус почему-то совершенно не торопится.

— Не имеет значения, Рита, — наконец произносит он.

— Имеет, разумеется, — не отступает она. — Двери моего дома для тебя всегда открыты, — небрежно взмахнув рукой, замечает она, после чего кладет в рот вилку ужина и тщательно его пережевывает быстрыми и немного нервными движениями. — Не понимаю, почему ты не обратился ко мне сразу!

Северус сжимает на мгновение челюсти. В помещении находиться просто невозможно, аура давит на плечи так сильно, что хочется ссутулиться.

— Потому что я не нуждаюсь в твоей помощи, — чеканит он.

— Конечно, нуждаешься! — опустив локти на стол, склоняется вниз Рита. — Я же вижу! — настаивает она.

Розамунд чуть кашляет, привлекая к себе внимание.

— Не могу не согласиться с Ритой, — замечает она, после чего бросает беглый взгляд на Дейзи.

Женщина хмурится, задерживая на ней свое внимание.

— Ты почему так плохо ешь, я не понимаю? — спрашивает она. — Совсем тощая, — фыркает женщина. — Дейзи, надо съедать всю порцию.

Девочка хмурит аккуратные темные брови и с недовольством копается вилкой в тарелке.

— Но я больше не хочу, — произносит она, подняв взгляд на тетушку.

Розамунд на мгновение теряется от ее взгляда. Слишком похожа на мать, даже мурашки по коже бегут. Рядом с ней будто сидит покойная сестра, так сильно Дейзи наследует ее внешность. Только не цвет волос.

Вороново крыло у нее от отца. Вкупе в искрящимися зелеными глазами и сведенными вместе бровями Дейзи кажется ей слишком взрослой, слишком смышленой для своих лет.

И, в некотором роде, опасной.

Розамунд не предполагает, что Дейзи, может, и выглядит сейчас так, как ее биологическая мать, но ведет себя также смело, как мама, которая воспитывает ее весь последний год.

— Нет такого слова, как «не хочу», — берет себя в руки Розамунд. — Есть слово «надо». Я хочу видеть дно тарелки, Дейзи.

Розамунд смотрит на девочку сверху вниз до тех пор, пока Дейзи не сдается и не опускает взгляд в тарелку, снова начиная ковыряться в ней вилкой. Женщина цокает языком и вздыхает, оборачиваясь к хозяину дома.

— Удивительно, что она перечит, Северус, — замечает она. — Спеси у девчонки просто немерено. Почему ты не пресекаешь такие вещи?

Северус с равнодушием смотрит на женщину.

Зачем заставлять ее есть, если она не хочет?

Но вслух лишь:

— Не обращал внимания.

— Плохо, — резюмирует Розамунд. — Это очень плохо, Северус. Она вырастет бунтаркой, оно тебе нужно?

— А что станет, когда ей стукнет тринадцать? — поддакивает Рита.

— Именно! — соглашается с ней Розамунд. — Переходный возраст и полное отсутствие контроля!

Дейзи слушает их перепалки, но понимает лишь то, что говорят они именно о ней. И говорят что-то плохое, Дейзи чувствует это по манере их поведения, по интонации. Девочка злится непроизвольно, ей обидно, что папе приходится это слушать.

Она уверена: тетушка Рози и эта странная женщина говорят о ней одну неправду.

Начиная злиться все сильнее, Дейзи принимает решение почти моментально.

— А когда она в Хогвартс поступит? — не унимается Розамунд. — В одиннадцать все только усугубится!

Сначала никто не замечает, как на всю столовую стоит неприятный звон вилки об тарелку. Розамунд старается перекричать этот звук, продолжая что-то доказывать Северусу, но вскоре даже она не выдерживает, резко оборачивается к Дейзи и сурово смотрит на нее сверху вниз.

— Дейзи, немедленно перестань стучать по тарелке! — требует она.

Дейзи смотрит на тетушку в ответ с ярким огнем в глазах и, оставив вилку на столе, придвигает свою тарелку поближе к ней. Розамунд непонимающе смотрит перед собой. Рита тоже старается понять, что происходит, и вытягивает шею, с целью рассмотреть получше.

— Дно тарелки, тетушка Рози, — заявляет Дейзи, вскинув подбородок. — Ты же сама сказала, что хочешь дно увидеть.

Розамунд смотрит на тарелку и видит, что Дейзи просто отодвигает весь ужин по краям, освобождая дно, от чего большая часть спагетти свисает вниз. Рита издает смешок, прикрывая пальцами губы. Уши Розамунд краснеют. Дейзи переводит взгляд на родителя, чувствует его взгляд на себе.

Северус даже не старается скрыть тот факт, что неотрывно смотрит на Дейзи. Сейчас она не похожа на Мелоди, не похожа на него. В этот самый момент, в это самое мгновение, на него смотрит не просто Дейзи. На него смотрит Дейзи с железным стержнем характера, который в ней взрастила Гермиона.

Она даже брови хмурит, как она. И кулачки сжимает также. Огонь в ее глазах совершенно такой же. Дейзи становится маленькой копией Гермионы. И происходит это за считанные месяцы пребывания юной волшебницы в стенах этого дома.

Северус подавляет в себе острое желание обессиленно улыбнуться.

Ох, Мерлин, за что ты так поступаешь со мной? Почему она теперь так на нее похожа?

Розамунд фыркает и смотрит на Риту.

— У девочки совершенно отсутствует покорность и воспитание, — сообщает она подруге.

— От рук отбилась, — замечает Рита, картинно закатив глаза.

Розамунд облокачивается на спинку стула и скрещивает на груди руки.

— Ничего удивительного, — парирует она. — Просто ее мачеха не обладала материнскими навыками, вот теперь мы и имеем то, что имеем.

Северус понимает, что, если сейчас они обе не замолчат, то он просто взорвется.

— Согласна, дорогая, — поддакивает Рита.

Женщина театрально вздыхает и расслабляется, мгновенно взяв себя в руки.

— Ничего страшного, — улыбается Розамунд, обнажая ровный ряд белых зубов, за которые она определенно отвалила в недалеком прошлом стоматологу большую сумму денег. — Я займусь твоим воспитанием, Дейзи. Станешь настоящей леди.

Розамунд заводит ей за ухо почти сухую после ванной прядь волос. Северус замечает, как дочь отпрянула от ее прикосновения.

— Поезд у нас в обед, так что с утра будем собирать вещи, договорились? — словно не замечает этого женщина.

Все сидящие за столом вздрагивают, когда на скатерть с грохочущим звуком Моди ставит поднос с чайником чая и чашками. Никто до последнего не замечает эльфийку, которая становится свидетелем всего этого разговора.

Северус чувствует клокочущую за ребрами злобу от разговоров Розамунд и Риты, а поступок Моди только подливает масла в огонь. Будь здесь Гермиона, она сумела бы обуздать пылкий нрав супруга. Она одна знает, как приручить дикого зверя, живущего у него глубоко внутри.

Этот зверь только Гермиону к себе подпускает. Вылезает осторожно из клетки, опасливо перебирая лапами с острыми когтями, тянется к ласке и тычется мокрым носом в ее ладонь.

Но ее здесь нет.

И зверь готов вырваться на волю, сорвав хлипкие замки давно проржавевшей клетки его души.

— Она никуда не поедет, — дрогнувшим голосом заявляет Моди.

Розамунд удивленно расширяет глаза, ее брови ползут вверх. Она с некоторым непониманием и даже шоком смотрит на эльфийку.

— Прости? — саркастично вопрошает она, положив руку на сердце.

В голове не укладывается то, что она слышит. Рита так вообще даже вилку до рта не доносит. Дейзи смотрит на пожилую эльфийку огромными от страха глазами. Знает прекрасно, что может последовать за непослушание. Она папу знает всю свою недолгую жизнь.

Пожилая эльфийка знает Северуса с его рождения.

И все равно говорит то, что нельзя не сказать, пусть это и является красной тряпкой для хозяина дома.

— Дейзи никуда не поедет, — дрожащим голосом повторяет она и ковыляет к стулу девочки, которая сидит вся бледная и не сводит с нее взгляда.

Она за Моди боится.

Эльфийка берет девочку за руку, побуждая спуститься вниз.

— Я не отпущу ее, — тихо добавляет она.

Моди воспитывает Северуса с пеленок, растит после этого и его дочь тоже. Дейзи для нее так же дорога, как и он сам. Моди была рядом, когда отец Северуса применял грубую силу, успокаивала его, мазала раны и убаюкивала, поглаживая по спине. Моди была для него и другом, и советником.

Со временем Северус отдаляется, и это становится для Моди страшным ударом, который она с гордо поднятой головой переживает, потому что это ее долг. Быть рядом с ним, быть в этой семье, являться ее частью.

Жизнь Северуса окутывается тьмой, но Моди зажигает фонарь и продолжает блуждать в этой темноте, не оставляя надежду на лучшее. И свет приходит в его жизнь. Дважды. Первый раз, когда рождается Дейзи.

Второй раз, когда появляется Гермиона.

Моди не понимает, почему Северус лишается второго источника света, и не знает, за что он так рьяно теперь гасит первый.

Дейзи сжимает губы, когда пытается спуститься со стула. Чувствует, как что-то страшное грядет, и одними губами произносит:

— Моди…

Ножки стула во главе стола скребут по полу, заставляя сердце дрогнуть, пропустив пару ударов. Северус поднимается с места, чувствуя, что боль горит в нем слишком сильно, мешая даже дышать.

Его задевают слова Розамунд, злят выпады Риты, доводит до края собственное бессилие во всей этой ситуации и тот факт, что его зверь вырвался из клетки, а успокоить его некому. Ее нет. Гермионы больше здесь нет.

И он винит себя за то, что поверил по наивности в такую глупость.

В то, что она способна его полюбить.

Поэтому гнев вырывается наружу, потому что ему нужен выход. Поэтому под горячую руку попадает именно она, пусть и совершенно этого не заслуживает.

— В этом доме слова тебе не давали, — холодно чеканит он каждое слово.

— Что это еще такое?! — возмущенно поддакивает Розамунд.

Северус игнорирует ее слова.

Дейзи смотрит в темные глаза родителя и впервые действительно пугается того, что видит. Папа никогда так не злился при ней. Никогда, ни разу в ее жизни. От страха девочка начинает дрожать. Совсем как Моди, которая все еще сжимает тощими костлявыми пальцами ее руку.

— Прочь из моего дома, — указывает на дверь Северус, не сводя сверлящего взгляда с едва стоящей на ногах эльфийки.

Моди вздрагивает от его слов так, словно получает настоящий удар. В больших глазах сразу закипают слезы. Эльфийка поджимает сухие губы. Дейзи смотрит то на нее, то на кипящего от злости родителя. Сердце в груди девочки бьется, как у колибри.

— Прочь из дома, — повторяет он, — и больше не возвращайся сюда. Никогда, слышишь меня? Никогда.

Моди смотрит на Северуса и молча сглатывает, чувствуя, как слезы градом начинают литься из глаз. Она часто моргает и опускает голову, направляясь на кухню. Она делает всего пару шагов, когда понимает, что Дейзи все еще держит ее руку.

Девочка часто дышит, перепуганная до смерти, но не плачет, лишь продолжает цепляться за руку эльфийки. Моди опускает пальцы другой руки на тыльную сторону ладони Дейзи, но не смотрит на нее в ответ. Побуждает раскрыть свою крохотную, но цепкую руку.

Дейзи хочет ослушаться и не отпускать руку Моди никогда в жизни.

Но она отпускает.

И Моди ковыляет на кухню, плотно закрыв за собой дверь.

Дейзи так и стоит возле своего стула, схватившись за ножку, и смотрит на дверь, ведущую на кухню. Она хочет плакать. Так сильно, так горько хочет плакать, что ломит в груди. Словно ее плач сможет все вернуть назад.

Будто ее придет успокоить мамочка, обнимет крепко и будет гладить по волосам, а Моди возвратиться, чтобы прочесть еще одну сказку.

Дверь в кухню закрыта. Мамы здесь нет.

— Все правильно, — первой нарушает молчание Рита. — Следует напоминать этому отребью, где их место…

Удар ладони по столу заставляет всех вздрогнуть, обернувшись на хозяина дома.

— Рита, закрой уже наконец свой рот и покинь пределы моего дома, — чуть склонившись к ней, цедит Северус. — Время для приема гостей давно закончено.

Воспользовавшись праведным недоумением обеих женщин, Северус не дает им вставить слово, оставив последнее за собой, после чего выходит из столовой, гулко хлопнув за собой дверью.

Боль гудит за ребрами, пытаясь протиснуться сквозь густое алое облако праведного гнева, но у нее получается плохо. Северус старается закопать ее в себе, подавить ухающую черноту, залив раствором ярости, и в этот раз это срабатывает.

Он несется на второй этаж через ступеньку, хватаясь дрожащей рукой за перила, и влетает в спальное крыло, уже намереваясь зайти в свою спальню, выпить сонного зелья и забыться забвением до самого утра, потому что он не выдержит собственных мыслей в темное время суток.

Они уничтожат его, Северус это знает.

Однако он едва касается ручки своей двери, как вдруг замирает. Замирает и поднимает голову, уставившись безучастным взглядом в древесный стык на двери. Северус медленно поворачивается и делает два несмелых шага к двери напротив.

Не давая себе подумать, он нажимает на ручку, и дверь поддается, открываясь вперед. Его волосы чуть дергаются назад, когда из комнаты ползет дуновение теплого ветра. Северус делает полшага вперед и заходит в темную спальню, которая почти целый год была занята его женой.

Какое-то время он стоит в темноте, слушая собственное дыхание и звенящую тишину, а после взмахивает палочкой, зажигая канделябры. Слабый свет заливает комнату. Ее постель заправлена, туалетный столик убран, вдали стоят в ряд несколько пузырьков и баночек. На спинке стула висит ее сорочка.

Проходит всего несколько часов с того момента, как она покидает комнату. Он чувствует здесь присутствие Гермионы, слышит ее запах.

Северус подходит к постели и проводит ладонью по пледу, сжав губы. Сколько ночей они провели здесь вместе? Он сбился со счета. Сколько раз он дышал ею, прижимая к себе во сне? Он никогда не считал.

Почему ты заставила меня поверить в то, что меня можно полюбить?

Северус касается холодной подушки ладонью и проводит по ней пальцами. Подушку не взбивали, на ней все еще есть след от ее головы. Он вспоминает, как она забавно спит, чуть сморщив нос. Как говорит во сне. Как зовет его по имени.

Как обнимает ногами одеяло. И как уголки ее губ ползут вверх, если ей снится что-то хорошее.

Почему я полюбил тебя так сильно, что не замечал очевидных вещей?

Северус убирает ладонь от ее подушки, как от огня, и сжимает с силой руку, чувствуя покалывание в кончиках пальцев. Боль хочет снова вырваться на волю. Он тремя быстрыми шагами пересекает расстояние до двери и выходит из комнаты, погасив канделябры и плотно закрыв за собой дверь.

— А что я такого сказала? — всплескивает Рита руками. — Неужели неправду? — положив руку на сердце, театрально вздыхает она.

Розамунд машет руками и поднимается с места.

— Ты все верно сказала, дорогая, — заверяет она. — Не бери на свой счет, ты же знаешь его вспыльчивость.

Рита согласно кивает.

— Тоже верно.

— Ты к нему завтра зайди, — предлагает она, — мы после обеда уезжаем, а к вечеру он уже остынет, — подмигивает женщина.

Журналистка наигранно смеется, потому что того требует ситуация. На деле она уже продумывает, как бы побыстрее вернуть все на круги своя. Она потеряла много месяцев, это стоит признать.

Как бы она ни старалась, как бы не вела себя все это время, Северус никак не поддается на ее чары. Он словно отрезает Риту от своей жизни еще в тот самый момент, когда делает свой выбор. Выбор, павший не на нее.

— Обожаю тебя, моя дорогая, — наклонившись, прикасается она щекой к Розамунд. — И я страшно была рада увидеться.

— Я тоже, — искренне отзывается женщина. — Пиши мне, хорошо?

— Конечно, — кивает Рита, захватывая свою сумку.

Розамунд прощается с Ритой еще три раза, пока они стоят в холле, а затем в прихожей дома. Они словно стараются перемыть все кости, какие только можно. Ни одна, ни вторая участница дискуссии не замечает, что Дейзи все это время находится одна.

Стоит им обеим уйти из столовой, Дейзи тут же срывается с места и бежит на кухню. Толкнув ладошками дверь, девочка тяжело дышит, оглядываясь по сторонам. В помещении никого нет.

Она снова срывается с места и бежит к подсобке, в которой находится спальня Моди столько, сколько она помнит себя. Дверь оказывается открыта, и Дейзи непроизвольно улыбается, когда подбегает к ней и хватается рукой за косяк, заглядывая внутрь.

Улыбка сходит с ее лица.

— Моди? — тихо зовет Дейзи.

В пустой комнате едва тлеет в банке фитиль свечи. Вещей Моди девочка не видит. Дейзи всхлипывает и трет руками глаза. Она не понимает, что происходит. Она не видит проблем, которые витают в мире взрослых.

Дейзи просто хочет, чтобы у нее была мама. Был папа. И была Моди.

Ее простые желания не исполняются и исчезают слишкомбыстро. Надо было слушаться маму в свой день рождения. И не рассказывать то, что она загадывает, когда задувает свечи.

Розамунд машет рукой в последний раз, провожая взглядом Риту до ворот, и закрывает дверь. Она сразу идет обратно в столовую, намереваясь забрать Дейзи, но та уже сидит на первой ступеньке лестницы, опустив замочек из рук на колени.

— Вот и ты, — чуть улыбается Розамунд. — Идем, пора спать.

Дейзи поднимает взгляд на родственницу, но та, видимо, совсем не понимает, что десятью минутами ранее девочка плакала. Дейзи умеет успокаиваться сама. Ей приходится научиться. Спать она совсем не хочет, да и есть тоже. Хочет только пойти в библиотеку, чтобы побыть там еще немного.

Потому что там пахнет мамой и книгами, а еще там все ее рисунки.

— Можно я немного порисую в библиотеке? — просит Дейзи.

Розамунд берет ее на руки и снова усаживает совсем неправильно, неаккуратно. Женщина недолго думает.

— Нет, — наконец отвечает она. — Завтра рано вставать, нужно собрать вещи. Порисуешь в поезде.

Дейзи смотрит на дверь библиотеки до тех пор, пока она не скрывается из виду.

Северус слышит голос Розамунд, когда они поднимаются на этаж, затем понимает, что закрывается дверь в детскую. Он сидит в своем кресле и полной тишине.

Книгу в руки он не берет. Плотные шторы не открывает, не расправляет постель. Он лишь смотрит на то, как пляшет язычок пламени, понимая, что через пару минут свеча догорит и погрузит его спальню во тьму.

Северус боится этого момента.

Боится, потому что знает точно: едва он окажется наедине с собой и своими мыслями, ее образ тут же вспыхнет у него под веками.

***

— Так, тут у нас все необходимое, оставлю сумку в салоне, — суетится Розамунд, — остальное в багажник.

Она бросает сумку на заднее сидение.

— Провожать нас до вокзала не надо, — заверяет она Северуса. — Мы с Ритой договорились там пересечься, она мне поможет.

Северус продолжает стоять на месте, заложив руки в замок на пояснице.

— Как скажешь, — коротко замечает он.

Если быть до конца откровенным, он сам не хочет отправляться на вокзал повторно. Вчерашнего визита оказывается предостаточно. Мужчина вздыхает, чувствуя гудящую тяжесть в голове. Он не удивляется тому, что эту ночь почти не спит.

Сон никак не идет к нему. Он без конца ворочается, ему становится то слишком жарко, то крайне холодно. Его несколько раз бьет за ночь озноб. Мысли в голове такие тяжелые и громкие, что от этого к третьему часу ночи начинает мутить.

Северус даже не знает, куда ему деваться. Он принимает решение принять душ и стоит под струями воды битый час, пока кожа на подушечках пальцев не становится гусиной от влаги. Вылезает он из кабинки нехотя, заворачивается в полотенце и выходит из ванной, выпуская в комнату белоснежные клубы пара.

Даже после этого сон не идет.

Мысли, чертовы предатели, вертятся исключительно в одном направлении.

— Все уложено, мисс, — кивает водитель и открывает перед ней пассажирскую дверь.

Розамунд вся расцветает на глазах от такой галантности, не придавая значения тому, что Северус своему водителю просто платит за работу. Она улыбается ему еще раз, а затем поворачивается к хозяину дома, опустив взгляд вниз.

Северус вздрагивает, когда Дейзи крепко обхватывает его ногу руками.

— Папочка, не отдавай меня ей, — сводит девочка на переносице брови, вздергивая губу.

Она предпринимает последнюю попытку хоть что-то сделать. Мама ушла, Моди ушла, теперь и папа уходит.

— Я обещаю, что буду слушаться, — дрожит она. — Я по лужам бегать не буду, а на работе твоей буду сидеть с мистером дядечкой и никуда не убегу. На кухне с Моди буду сидеть, как раньше, — задыхается словами девочка. — Папочка, я обещаю!

Дейзи винит себя в том, что происходит. Непроизвольно, неосознанно.

Но винит.

Северус опускает взгляд на дочку. Нос вздернут, глаза на мокром месте, но не плачет. Смотрит на него своим распахнутым изумрудным морем так, что ему требуется немало усилий, чтобы снова удержать на себе эту маску. Этот холод. Эту отчужденность.

Он борется с желанием сесть перед ней на корточки, обнять ее и прижать к себе крепко-крепко, но он понимает одну простую вещь: с ним ей сейчас будет намного хуже, чем с Розамунд. Северус сам себя не выносит с того момента, как лжет Гермионе на вокзале.

Не выносит всем своим существом собственные мысли, свою привязанность к Гермионе. Это затмевает все прочее, даже тот факт, что видит он совершенно не то, что нужно. Да и додумывает снова сам, делая поспешные выводы.

Для Дейзи он хочет лучшего настоящего.

Ей нужен человек, способный о ней позаботиться.

Сейчас Северус чувствует себя настолько уязвимо, что не уверен, способен ли он позаботиться о себе.

Розамунд не так плоха, как кажется. Да, она своенравная, болтливая и временами несносная, но… Мелоди она любила. И Дейзи она любит. По-своему немного, даже слегка неординарно, но любит. Она сможет о ней позаботиться, им стоит лишь немного узнать друг друга.

Северус ей доверяет.

Не переносит ее, но доверяет.

Потому что не хочет, чтобы Дейзи видела его сейчас таким. Не хочет, чтобы все происходящее отложилось у нее в подсознании и аукнулось в будущем. Он и без того наломал немало дров, заполнять поленницу до краев ему совсем не хочется.

Северус поднимает взгляд и смотрит на номера автомобиля, лишь бы взглядом за что-то зацепиться.

— Иди, — коротко произносит он.

Я делаю это ради тебя.

Северус чувствует, как она сильнее обхватывает его ногу. Сердце сжимается.

— Папочка, — шепчет она.

— Розамунд, вам пора, — громко произносит Северус.

Женщина старается взять ее за руку, но Дейзи вырывается, снова и снова хватаясь за ногу родителя. Северус чуть дергается, слегка теряя равновесие, а после решается на это. На прикосновение. Опустив взгляд, он берет ладонь дочери в свою, вынуждая ее прекратить метания.

Розамунд воспринимает это за акт воспитания и довольно кивает, не подозревая, что отец и дочерью общаются взглядами, не размыкая губ. Северус смотрит в ее искрящиеся зеленые глаза и коротко кивает.

И этот взгляд означает: «Это ненадолго. Я обещаю»

Дейзи кивает в ответ и позволяет Розамунд взять себя за вторую руку. Она берет девочку на руки и направляется к машине. Дейзи даже не замечает, что непроизвольно обнимает Розамунд за шею, потому что чувствует, что папа доверяет ей.

— Я тебя люблю, папочка, — одними губами шепчет она, глядя на родителя.

Зрительный контакт они прерывают лишь в тот момент, когда Розамунд усаживает ее в салон на детское сидение. Позволяя водителю закрыть дверь, Розамунд огибает автомобиль и подходит ко второй открытой двери, опустив на нее руку.

— До свидания, Северус, — чуть поджимает она губы и на мгновение смотрит в салон на Дейзи, которая безучастно смотрит в окно.

Она благодарна Северусу за возможность видеть Мелоди в глазах Дейзи.

— Пиши, если что, — произносит она.

Прощаться они не умеют. Да и кто вообще таким навыком владеет? Северус кивает. Розамунд кивает в ответ и, легонько хлопнув ладонью по верху двери, садится внутрь, после чего водитель захлопывает дверцу.

— Мистер Снейп, — взявшись за козырек фуражки, кивает он и проходит на свое место за руль.

Когда автомобиль исчезает вдалеке дороги, превратившись в крохотную точку, Северус все еще стоит на одном месте у ворот, заложив руки за спину, и не шевелится, будто пустив корни в землю.

Ветер треплет полы его мантии. Сердце щемит.

По жизни мы словно дрейфуем на волнах. Как бы мы ни старались плыть вперед, в светлое будущее, нас часто отбрасывает назад к берегу. В прошлое. Порой жалящие волны захлестывают нас с головой, не оставляя выбора и заставляя отправиться на самое дно.

Где нам всем, наверное, и место, когда не остается сил на принятие решений и способности сделать выбор. Потому что не существует абсолютной истины. Невозможно с полной уверенностью сказать, что твой выбор совершенно верен.

Он заставляет себя пошевелиться и медленно направляется в сторону пустого дома.

Дни сливаются.

Северус выходит на работу и почти живет в офисе. Берется даже за самые безнадежные дела, от которых отказываются его коллеги. В его беспрекословной статистике беспроигрышных дел, разумеется, появляется погрешность.

Первые несколько дней он все еще возвращается в поместье, но с каждым разом это решение дается ему все сложнее. В доме холодно, в нем пусто и слишком тихо. Когда он выходит из камина на кухне, плита пустует.

Его не встречает с улыбкой Гермиона, Дейзи не врезается с криками в его ногу, чтобы поздороваться, Моди не снует под ногами. В столовой на столе нет скатерти, нет приборов. Поверхность стола покрывается тонким слоем пыли.

Стул Дейзи выделяется среди интерьера, бросается в глаза. Так Северус перестает заходить в столовую, закрыв ее двери.

Камин он топит только в своей комнате один раз в два дня перед сном, остальная часть дома начинает промерзать. Несмотря на позднюю весну и теплую погоду на улице, в здании царит зима.

Иногда он ловит себя на мысли, что стены собственной спальни давят на него, поэтому приходится выйти из нее, чтобы просто отдышаться, но в других частях дома легче не становится.

Фортепиано закрыто, стульчик возле него близко придвинут к педалям. В звенящей тишине комнаты Северус непроизвольно слышит импровизированный дуэт, который они с Гермионой играют, кажется, очень и очень давно. Эта комната связана с ней. Северус и ее закрывает.

В детскую Дейзи он даже не входит, в спальню Гермионы тоже. В библиотеку оказывается зайти сложнее всего. Она вся пропитана ею. Каждая книжная полка, каждый переплет, софа, маленький рассохшийся столик, напитавшийся влагой, который он так и не заменил, потому что…

Потому что мастер прислал свои каталоги мебели, но уже после отъезда Гермионы.

Северус оставляет их в библиотеке, а после выходит из нее и также закрывает дверь на ключ. В доме не остается комнат, в которые он может войти.

Весь этот дом пропитан ею.

На кухне слышится ее смех, в столовой она листает за ужином Пророк, в библиотеке читает свой любимый роман из-под пера Джейн Остин, на заднем дворе гоняет по ручейкам с Дейзи кораблики, а в маленькой комнате играет на фортепиано.

В своей спальне выбирает образ, в котором будет блистать на работе, а в его… В его спальне она спит на правой стороне постели.

Выносить все это спустя полторы недели он больше не может. Северус оставляет связку ключей на зеркале в прихожей, собирает небольшую сумку и выполняет свое обещание. Он покидает свое поместье.

Северус снимает небольшую квартирку в нескольких кварталах от Министерства, но там ему становится не особо легче. Пахнет там сыростью, матрас на кровати не помешало бы поменять, да и половицы скрипят, но это оказывается лучшим решением в данной ситуации.

Спать он по-прежнему нормально не может. Стоит ему закрыть глаза, как он видит ее. Гермиона улыбается ему во сне, держит его руку в своей, ветер треплет ее мягкие пушистые волосы. На ее щеках ямочки, в карих ярких глазах — смешинки.

Сон всегда становится кошмаром, потому что этот свет исчезает спустя какое-то время, и на него смотрят полные опустошающей тоски глаза во время их последнего разговора на вокзале.

Северус не может понять, как все так повернулось в его жизни. Она принимает решение об отъезде еще зимой. Да, зимой у них все было еще не очень хорошо, это правда, и он это признает, но весной…

Весной что-то происходит с ними. С ними обоими. Их прикосновения, поцелуи, их интимная близость. Все меняется, оттаивает от зимней стужи и распускается молодыми бутонами подснежников и тюльпанов. Это нельзя было подделать.

Это нельзя подделать.

Однажды ночью он подрывается на постели от очередного кошмара и, убрав назад влажные волосы, вскакивает с места. Чуть не повалив на бок стул, Северус садится на него и зажигает лампу, хватая лист бумаги и перо с чернильницей.

Размашистым почерком он пишет десятки мыслей на бумаге, не обращая внимания на кляксы. Только пишет, пишет и пишет, а затем внезапно замирает, и кончик пера дрожит в его руке. Он даже не знает ее адреса.

Письмо он не выбрасывает, так и оставляет на столе, а сам снова ложиться в постель, забываясь очередным беспокойным сном.

Приближается конец весны. Дни по-прежнему не имеют никакого смысла. Он проигрывает в четырех делах из восьми. Берет в этом месяце статистику закрытых дел не качеством, а количеством, за что получает выговор от вышестоящего лица.

Слова эти проходят мимо него, Северус не считает это чем-то важным.

За это время Розамунд присылает ему три письма. Заверяет, что все хорошо, а в одном и писем упоминает, что Дейзи по нему скучает, но она старается занимать ее разными делами. В конце каждого письма Розамунд упоминает о том, что Северус может не присылать сову в ответ, если не хочет этого.

Северус отпускает сову все три раза с пустыми лапами.

Перо с противным звуком скребет по пергаменту, когда Северус заполняет заключение по очередному делу в своем офисе в Министерстве. В помещении прохладно, он кладет на мгновение перо в чернильницу и потирает ладони. Словно чувствуя дискомфорт начальника, в офисе появляется эльф с подносом в руках.

Северус переводит на него взгляд.

Этот эльф приставлен к его отделу с того момента, как он получает здесь работу. Он на мгновение задумывается, что за все эти годы даже не интересуется, как его зовут. В Министерстве эльфам выдают единую форму красного цвета и шаровидные шапки с ремешком под шею.

Даже этот внешний вид не спасает эльфа этого отдела. Он молчаливый, всегда с недовольным лицом и вечно опущенной вниз головой. Нос у него слишком большой и крючковатый, сплошь усыпанный бородавками. От неизменной хмурости черты его лица совсем не разглаживаются, пребывая в одной ипостаси.

Северус смотрит на эльфа сегодня дольше обычного. Смотрит и понимает, что чем-то он напоминает ему изображение главного героя сказки, которую однажды он читает Дейзи перед сном. Как раз в тот день, когда она простывает.

«Жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливый он был, потому что его никто никогда не любил»

Северус чувствует, как снова болит за ребрами.

Вокруг неурядиц и несчастий мы чертим оградительные линии, а сами сидим на своих островках безопасности, и ни одна беда ни в силах нас по-настоящему задеть. Беды покрыты блестящим и гладким слоем перламутра и скатываются с нас, как жемчужины, причиняя лишь временный дискомфорт, но не настоящую боль.

Выдуманные миры и книги позволяют нам очутиться в другой реальности, проникнуть в чужое сознание и взглянуть на все вокруг не своими глазами. В придуманной истории мы не умираем, вовремя успев остановиться, или умираем, но лишь за персонажа, а в действительности остаемся целыми и невредимыми, а затем просто переворачиваем страницу или закрываем книгу: и жизнь продолжается.

Однако одни жемчужины просто скатываются вниз, а некоторые из них судьба прицельно запускает в нас со всей присущей ей силы, намереваясь обеспечить безоговорочное попадание, совсем как на маггловском уроке физкультуры в младших классах.

И тебя ломает от боли, причиненной этим ударом.

Северус чувствует ее.

Потому что правда заключается в том, что жил-был одинокий и ворчливый эльф, а ворчливый он был, потому что его никто никогда не любил.

Эльф ставит поднос на стол и, молча поклонившись без особого энтузиазма, исчезает, щелкнув пальцами.

Северус наливает в чашку горячий напиток и намеренно делает большой глоток, ощущая, как пищевод слегка обжигает, и в желудок попадает необходимое организму тепло. Под конец чашки он начинает чувствовать тепло в замерзших шершавых пальцах.

Он дописывает заключение и берет сразу несколько папок с законченными делами, намереваясь отнести их в вышестоящий отдел. Под вечер в коридоре он почти никого не встречает, что радует. С ним кто-то здоровается, но он не замечает лиц, только отстраненно кивает в ответ.

Сдав начальнику все папки, он перекидывается с ним парой слов по работе и снова направляется к себе. Мысли снова слишком громкие. Их снова чрезмерно много. Поэтому, наверное, он и замечает случайного собеседника лишь в тот момент, когда он касается его плеча ладонью.

Северус оборачивается.

— Добрый вечер, мистер Снейп, — слабо улыбается парень, но руки не вынимает, помнит о последствиях.

Забини выглядит не совсем так, как следует. Обычно он дефилирует по Министерству в костюме с иголочки, при новых туфлях, запонках на манжетах рубашки и булавке на галстуке, а сейчас одет в обычные темные джинсы и светлую толстовку с каким-то странным логотипом, который Северус никогда раньше не видел.

— Забини, — чуть кивает он, окидывая его взглядом. — Давно ли ваш отдел славится повседневным стилем одежды?

Парень смотрит вниз и чуть одергивает на себе толстовку, после чего поднимает взгляд на собеседника.

— Так я больше и в начальниках там не числюсь, — криво улыбается он. — И без того засиделся дольше, чем нужно, — поясняет парень. — Отец вернулся на должность. Ждет не дождется Гермиону, самому весь объем тяжело тянуть.

Северус чувствует, как сердце пропускает удар. Он почти целый месяц не слышит ее имени, а сейчас оно звучит так внезапно, что это буквально выбивает из-под ног почву.

— Она, — сглатывает он, — продолжит работу?

Блейз непонимающе хмурится от этого вопроса.

— Разумеется, — кивает он, — она же ради этого квалификацию и получает, — Блейз недолго молчит, а после прищуривается. — Вы что, не в курсе?

Северус хмыкает и небрежно взмахивает рукой, стараясь держаться расслабленно. Получается у него крайне скверно, но Блейз не настолько хорошо знает его, чтобы такие изменения в его поведении увидеть.

— Конечно, в курсе, — ровным голосом заявляет он.

Блейз заметно расслабляется. Его радует, что муж Гермионы так спокоен в этом вопросе. После того разговора прошло много времени, и Забини может с уверенностью сказать, что бывший декан здорово изменился.

Люди видят лишь то, что им показывают.

— Да, — чувствует себя увереннее Забини, продолжая диалог, — она вернется с повышенной квалификацией и будет уверена в своих знаниях, после чего продолжит работать с моим отцом в качестве ассистента. Просто он требовательный, — чуть кривит линию губ парень, — сами знаете. Гермиона беспокоилась, что провисает во многих вопросах, вот и решилась на обучение.

Северус кивает, но от роя мыслей, взмывших ввысь в сознании, начинает закладывать уши. Ох, Мерлин!

— Как у нее там дела? — спрашивает Блейз. — Слышал, в этом году экзамены сложнее, — замечает он. — Хотя, что это я, — чуть машет он рукой. — Это же Гермиона. Лучше всех сдаст, уверен.

Дыхание становится чаще, все более поверхностным, биение сердца становится нервным, в ушах появляется звон. Северус старается держаться спокойно, но у него не выходит. Он ловит себя на мысли, что Забини ждет его ответа, а он не может заставить себя даже открыть рот.

— Ладно, — воспринимает молчание за прежнюю отчужденность Блейз, но не расстраивается.

Может, к Гермионе бывший декан и стал относиться мягче и сердечнее, другие люди не входят в число помилования. Блейз спокойно принимает его характер, не воспринимает холодность на свой счет. Просто он такой, ничего не попишешь.

— Всего доброго вам, мистер Снейп, — кивает Забини и, не дожидаясь его ответа, уходит в сторону лифтов.

Северус стоит посередине коридора, чувствуя, как бешено стучит в груди, ушах и горле собственное сердце. Он дышит ртом, переварить старается, но у него не выходит. Она собиралась вернуться? Гермиона не хотела уезжать навсегда?

Она говорила ему правду?

Северус не замечает, как приходит обратно в свой офис и присаживается на край стола, хватаясь за него руками и глядя в какую-то точку перед собой. Под коленями начинает дрожать. Ох, Мерлин! Мерлин! Значит, все было совсем не так! Совершенно, абсолютно не так, как он полагал!

В офис стучат. Видимо, делают это повторно, потому что стук настойчивый.

— Войдите, — небрежно бросает он.

Дверь открывается, и на пороге появляется последний человек, которого он сейчас хочет видеть.

Рита мягко улыбается, когда входит в его офис. Она вообще за этот месяц теряет всю свою браваду и жесткость, уступая место мягкотелости и слабохарактерности. Рита неоднократно посещает его за это время, но любые ее попытки вывести его на разговор или что-то большее оказываются безуспешными.

Он не идет ей навстречу совершенно, окатывает холодом из раза в раз, но она не отступает. Проглатывает его безразличие, его закрытость и будто напитывается всем этим до кончиком пальцев, испытывая все более глубокое чувство болезненной привязанности к нему.

Жизнь ничему ее не учит, но…

Она приходит снова. Как на прошлой неделе, позапрошлой, позавчера, вчера и сегодня. Она не понимает, что таким образом он не пытается распалить ее только сильнее. Северус лишь в очередной раз выражает свою позицию на ее счет.

Рита решает, что пора действовать активнее, иначе ничего не поменяется абсолютно.

— Северус, — мягко произносит она, когда закрывает дверь и направляется к нему.

В ее голосе театральная нежность, которую Северус на дух не переносит. Он даже не может проникнуться к ней чувством сострадания, потому что Рита — человек такой. Прилипчивый, злопамятный и страшно опасный в своей профессии.

Она останавливается напротив него с опущенными вниз руками.

— Сколько ты еще будешь себя мучить, скажи мне? — негромко произносит она.

Северус поднимает на нее взгляд. Откуда в ее голосе столько… Мужчина поражается. Что это? Это… Бессилие?

— Мы же можем попробовать, понимаешь? — решается она на открытый разговор без уверток. — Ты ведь даже не даешь мне… возможности.

Она взволнованно, с некоторой опаской поднимает руку, намереваясь обхватить его лицо ладонью. И она почти делает это, почти чувствует проблеск надежды на лучшее, но в последний момент он ловит ее руку, осторожно сжимая запястье через ткань ярко-зеленого пиджака.

— Рита, — смотрит он ей в глаза. — Я не могу тебе ее дать.

В глазах журналистки все рушится. Она заторможено моргает, сжимая губы.

Северус даже в этот момент старается смягчить ответ, пусть она и не заслуживает этого после всего, что наговорила, и всего, что сделала. Она вечно строила какие-то козни весь этот год, пыталась получить его внимание мерзкими способами.

Она ссорила их с Гермионой, она травила ее своими статьями и наслаждалась ее бессилием. Она вылавливала ее в коридорах Министерства и говорила гадости, которые она не заслужила услышать.

Не заслужила совершенно. А Северус… Северус чувствует себя идиотом.

Наивным, невероятным глупцом.

Гермиона приходит в его жизнь прошлым летом внезапно, точно молния среди ясного неба. Да, сначала им обоим было тяжело. Страшно, невозможно тяжело. Северус не понимает ее в начале, не знает, как себя вести. Как воспринимать ее слова и поступки.

Однако со временем он учится ее слушать.

Они оба учатся слушать и понимать друг друга. У них было тяжелое лето, ненастная осень и холодная зима, но они переступают эту черту весной и все меняется. Она меняет его, он ее. Они понимают, что влюбляются. Искренне, тихо и по-своему.

Северус выражает свою любовь одним способом, Гермиона, пусть и не говорит о своих чувствах вслух, также выражает свою привязанность, но своими методами.

Она помогает ему искоренить дурные черты его характера, она приносит в его дом свет, становится свидетелем его послевоенной, нелегкой жизни. Она воспитывает Дейзи, как собственную дочь.

Любит ее открыто, всепоглощающе и чисто.

Северус теперь понимает, почему она так долго тянет с разговором об учебе. А еще он понимает, что был не прав. И его опасения оказываются полнейшим бредом. Они же оба боялись разрушить все то, что так долго и кропотливо строят весь этот год.

И он понимает, что разрушает все со своей подачи, поддавшись глупым опасениям, лишенных истины.

Северус хочет взвыть от злости на самого себя. Ох, Мерлин!

Я ей такое наговорил перед отъездом! Какой же я идиот!

Он смотрит Рите в глаза и говорит наконец именно то, что думает.

— Она в каждой комнате моего дома, — начинает он. — В каждой моей мысли, в каждом слове, жесте и взгляде.

Рита вздрагивает от его слов, как от пощечины, но молчит. Не произносит ни слова, лишь сжимает губы.

— Она в моем сердце, — он словно говорит это наконец вслух самому себе, а не ей. — Тебе этого не понять.

Журналистка стоит пару мгновений, как вкопанная, а затем вынимает из персонального архива своей памяти лучшую маску и надевает на лицо улыбку. Только вот глаза. Глаза обмануть не получается. Не зря говорят, что они — зеркало души.

— Я тебя услышала, Северус, — кивает она. — Я рада за тебя.

Она чувствует тепло его руки через ткань пиджака и надеется, что он не чувствует под пальцами ее бешеный пульс. Он выдает ее также сильно, как и собственный взгляд, наполненный чудовищной душевной болью, которую она никогда в своей жизни еще не испытывала.

Кажется, только разменяв четвёртый десяток на реке времени, Рита познает это чувство. Беспомощность разбитого сердца, которое у нее, оказывается, есть.

— Но ты всегда знаешь, где можно меня найти, верно? — кривовато улыбается она, растаптывая окончательно остатки своей гордости перед ним. — Я открою тебе двери своего дома, если тебе что-то потребуется. Знай это.

Северус понимает, что задерживаться здесь больше нет никакого смысла. Рите придется самой переболеть эту искусственно взращенную в душе болезненную привязанность. Он четко обозначает ей свою позицию и в этот раз окончательно.

Лечить он ее не станет. Он не спасатель.

К тому же, спасать того, кто о помощи не просит — не в его правилах.

— Я должен идти, — отпускает он ее руку.

Рита кивает, несколько раз кивает, но не оборачивается, не провожает его взглядом. Лишь когда он закрывает за собой дверь, маска с лица журналистки срывается и падает на пол, разбиваясь на сотни черепков.

Она чувствует, как все у нее внутри разрушается, и прижимает к груди руку, которую он держал, потому что ткань пиджака все еще сохраняет его тепло.

Оставшись в полном одиночестве, Рита больше не сдерживается и впервые на своей памяти за последние двадцать пять лет начинает в голос рыдать, не замечая, как тыльной стороной ладони смазывает с губ горячо любимую ее сердцу алую губную помаду.

Северус мчит по коридорам, направляясь в сторону каминов. Его мантия развевается за спиной. Сердце громко ухает в груди. Время пришло.

Пора исправлять свои ошибки.

Комментарий к 17.

Меня можно найти в социальных сетях:

inst: dominika_storm

tik tok: dominika_storm

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== 18. ==========

Комментарий к 18.

Читаем с: Adagio in D Minor - John Murphy

Джинни глубоко вдыхает и, размяв плечи, усаживается поудобнее, закрыв глаза. Солнце мягко пригревает веки, теплый ветер помогает расслабиться, а не изнывать от майской жары. Молодая осока ненавязчиво щекочет кожу открытых лодыжек.

Перерывы между парами помогают вдохнуть полной грудью вне помещения, Джинни с улыбкой подставляет лицо теплым лучам и почти не выпускает из рук телефона. С Гарри они созваниваются каждый день не по разу.

Гермиона только улыбается и просит Джинни передать ему привет, а сама испытывает нестерпимую грусть, стоит ей повернуться спиной к подруге. Весь этот месяц она места себе не находит.

Она старается влиться в учебу, правда старается, потому что эта область ей крайне интересна, и она учится исключительно ради себя и своего будущего. Долгие пары, много материала для изучения и домашняя работа помогают Гермионе отвлечься, но хватает ее ненадолго.

Ровно до того момента, пока пары не заканчиваются, или она завершает выполнение очередного задания.

У Гермионы кошки на душе скребутся, мысли ее совсем не здесь, они далеко за пределами учебного заведения, находятся целиком и полностью в поместье, в каждой его комнате.

В светлой столовой, уютной кухне, большой отремонтированной библиотеке, комнате с фортепиано и во всем левом крыле дома. Особенно, в детской. Дейзи. Милая Дейзи.

Гермиона осознает глубокое чувство тоски еще в тот момент, когда заходит в поезд, но о своих чувствах с лучшей подругой совсем не говорит. Разговор с Северусом выбивает у нее из-под ног почву, и она еще около двух недель ходит, как в воду опущенная, пока Джинни на нее не смотрит.

Стоит подруге поднять на нее свой карий взгляд, Гермиона надевает на себя очередную маску. Маску, которая означает ох, Мерлин, я так рада снова учиться. Маску, которая означает ах, Джинни, ты посмотри, как здесь красиво.

И маску, которая означает как же я счастлива здесь оказаться.

По ночам эти маски надевать она не может. Стоит Джинни погасить свет в комнате и забыться сном, Гермиона не может сомкнуть глаз. Пока подруга видит десятый сон, Гермиона ворочается почти всю ночь, изнывает от бессонницы и отвратительного осознания.

Я все испортила.

Утром она ведет себя так, словно все в порядке. Собирает сумку, завтракает, заталкивая в себя кашу или горячую глазунью, одевается и идет на пары. Летит почти, если быть точным, только бы мысли занять. Только бы не думать о том, что произошло между ней и Северусом.

По вечерам Джинни тащит подругу гулять по городу, Гермиона всегда соглашается. Она смотрит на то, как искренне радуется Джинни жизни вне Магической Британии, и ей самой на душе от этого становится чуточку легче.

Они ходят в кафе, Джинни хочет попробовать, кажется, все вкусности мира, но знает меру в этом вопросе. Она уже считает дни, когда сможет вернуться в спорт, не прекращает упражнения на спину, но делает это с осторожностью.

Гермиона это контролирует. Хорошо, что они живут вдвоем. Да и вообще, все это слегка напоминает ей ту самую послевоенную жизнь. Довольно беззаботное время, если это можно так назвать.

Тогда Гарри и Джинни только встречались, Гермиона ждала Рона из армии, все было в некотором подобии стабильности. На их с Джинни безымянных пальцах не было обручальных колец, Молли ждала их в Норе каждое воскресенье на семейный ужин.

Гермиона чуть морщится от этих мыслей. Кажется, это было в другой жизни.

Теперь они обе изменились.

— Скоро пара начинается, — глянув на наручные часы, сонно замечает Джинни и сладко зевает. — Я еще в уборную зайти хотела.

Гермиона часто моргает, возвращаясь в реальность, и смотрит на подругу.

— Да, идем, — слабо улыбается она.

— Поможешь встать? — жмурится на солнце Джинни.

— Конечно, — протягивает она ей руку.

Джинни поднимается на ноги, опираясь на руки подруги, и разглаживает кофту на сильно округлившемся животе. Гермиона непроизвольно бросает на него взгляд и с улыбкой качает головой. Девушку поражает стойкость подруги.

Беременность — не подарок. Особенно, когда срок довольно внушительный, и когда рядом нет горячо любимого супруга. Однако Джинни никогда не жалуется на дискомфорт и не сетует на тяжесть положения.

Она с достоинством носит под сердцем своего сына, знает точно, что сына, не сомневается даже. Джинни как-то упоминает Гермионе, что в нем будут собраны их с Гарри лучшие качества, и она сама об этом позаботится.

А еще предполагает, что, стоит их первенцу оказаться в Хогвартсе, Минерва оставит свой пост директора. Гермиона искренне смеется, когда Джинни говорит об этом вслух. Понимает, что подруга права.

Она чмокает Гермиону в щеку и направляется в свой корпус, упоминая о том, что встретятся они уже вечером, почти перед сном, потому что сегодня вечерние пары. Гермиона кивает и идет в сторону своего здания.

Мыслей снова становится слишком много, стоит ей оказаться наедине с собой. Они тянутся в подсознание приторной сладостью черной лакрицы, удовольствия от вкуса которой почти никогда не чувствуешь. От этих мыслей слегка подташнивает, они вызывают тревогу и заставляют желудок становиться каменным.

Гермиона думает о Северусе слишком много. Дейзи не покидает ее мыслей и Моди. Гермионе кажется, что, покинув поместье, что-то жизненно важное обрывается у нее глубоко внутри.

И это что-то без конца кровоточит, оставляя в полости рта ужасный привкус, который отдает металлом и солью.

— Привет, Гермиона! — врывается в подсознание знакомый голос, заставляя девушку мгновенно надеть маску и с улыбкой обернуться к собеседнику.

Ник идет к ней с широкой заразительной улыбкой и сияющим взглядом. Его русые кудри откидываются назад всякий раз, как он делает шаг по направлению к ней.

Они учатся вместе, почти на всех парах сидят рядом. Своим присутствием парень Гермионе не досаждает, говорит только об учебе и красоте Британии, периодически предлагая Гермионе погулять в окрестностях учебного заведения или за его пределами, на что девушка тактично отвечает отказом.

Ник спокойно и с улыбкой воспринимает их, и Гермиону это радует. Ей нравится разговаривать с ним, проводит время бок о бок на учебе. За пределами аудиторий они почти не общаются, и такой стиль взаимодействия Гермионе кажется самым удачным.

Вне учебы ее мысли сосредоточены лишь в двух направлениях. Лучшая подруга и семья. Семья, которую она почти разрушила своим проклятым молчанием.

— Готова к семинару? — интересуется Ник, когда они усаживаются за парту. — Я подготовил ответы на все вопросы, не уверен, что ты поспеешь за мной, — с улыбкой сообщает парень.

Гермиона выкладывает на парту учебники и две тетради на пружине, после чего с ответной улыбкой оборачивается к нему.

— Ник, ты же знаешь, что это не так, — подкалывает его Гермиона. — Я подготовилась к семинару еще на прошлой неделе, а не прошлой ночью.

Ник забавно округляет глаза, изображая искреннее удивление.

— Откуда ты знаешь, что я ночью готовился? — спрашивает он, опустив локти на парту.

— Ты все делаешь в последний момент, — замечает она. — Дурная черта характера, — смеется она.

И понимает, что только что вслух говорит не про вопросы к семинару, а о себе самой. Улыбка стирается с ее лица, и Гермиона заторможено смотрит куда-то перед собой, сжимая губы. Ник что-то говорит в ответ, но она не слышит его.

— Пара начинается, — увидев преподавателя, ровным тоном произносит она. — Тихо.

Все поднимаются с места, чтобы поприветствовать профессора.

Гермиона прилагает все усилия, чтобы отключить мысли, которые не касаются учебы, и у нее, к счастью, получается. Ей нравится, что здесь, на этих курсах, собираются люди, которые искренне заинтересованы в том, что изучают.

Поэтому, наверное, в ней включается азарт, как только профессор начинает задавать вопросы семинара. Ответы учащихся содержательные и четкие, каждый представитель своей профессии держится очень хорошо.

Гермиона не отстает. Даже больше, выделяется среди прочих, потому что ответы дает чаще и конкретнее. Она уже не раз ловит злые взгляды некоторых ее однокурсников, но от преподавателей всегда получает лишь одобрение.

Это заслуга Блейза, Гермиона это понимает. Оказывается, он натаскал ее в большом спектре вопросов, и сейчас процесс обучения выглядит так, словно после летних каникул ты садишься писать вводную контрольную.

Кажется, что сложно, но на деле, если весной ты хорошо учился, отличный результат не заставит себя ждать.

Пара пролетает незаметно, в табель успеваемости Гермиона снова получает высший балл, на что не может не улыбнуться. Ох, как же я люблю учиться! Ник чешет затылок, когда получает на четыре десятых балла ниже, чем Гермиона.

— Черт возьми, и как ты это делаешь, — искренне изумляется Ник. — Я ни разу не видел, чтобы ты получала оценку ниже, чем превосходно.

Гермиона улыбается, когда в конце пары они неторопливо собираются. Следующая пара у нее последняя, в другом корпусе и без Ника. Однако Гермиона не расстраивается, будет ее любимый предмет всего курса, время пролетит незаметно.

— Просто я знаю, чего хочу, — не задумываясь, отвечает она. — И делаю все, чтобы это получить.

Ник кивает, явно удовлетворенный ответом. Они тянутся в очереди на выход из аудитории в числе последних, но никто из них никуда не торопится. Ник вообще на данный момент свободен, он по предмету, на который идет Гермиона, уже получил зачет, потому что пришел сюда на очередную переквалификацию, так как его отправила его контора на плановое обучение.

И при этом он все равно знает меньше, чем Гермиона.

— Твоя позиция мне очень нравится, — замечает Ник, когда они выходят из аудитории и теперь идут рядом, отставая от остальных. — Я вообще очень уважаю девушек, которые знают, чего хотят.

Гермиона снова вежливо улыбается, воспринимая слова по факту. Ник смотрит на профиль ее лица какое-то время, а после чуть ускоряется, огибает девушку и встает напротив нее. Гермиона останавливается вместе с ним.

Ник смотрит на нее с лукавой улыбкой.

— Пойдем на свидание, — внезапно произносит он, глядя ей в самые радужки.

Гермиона широко распахивает глаза от изумления и сильнее сжимает в руках учебники с тетрадями. Да так сильно, что костяшки пальцев белеют. Ник продолжает смотреть на нее, ожидая ответа.

— Извини? — наконец выдавливает она, нахмурив брови.

— Свидание, — кивает Ник. — Ты и я, — улыбается он. — Сегодня.

Гермиона чувствует, как к глотке подкатывает злоба.

— Ник…

— Ты классная, безумно классная, — искренне улыбается он, но только сейчас что-то в его улыбке ее настораживает. — Сходим поужинать, погуляем, а потом…

Мне плевать, что будет потом. Я не хочу этого слышать.

— Ник, я замужем, — прервав его, жестко произносит она.

Улыбка все еще есть на губах Ника, но уже не такая широкая и не такая искренняя. Он чуть прищуривается, глядя на девушку.

— Брось, — тянет он, — это ты так отшить меня пытаешься?

Гермиона перехватывает книги с тетрадями в одну руку и показывает ему вторую. Обручальное кольцо с большим камнем Гермиона снимает только в том случае, когда идет в душ или ложится спать. В любые другие моменты она его с себя не снимает.

И не стала бы. Не стала бы по одной простой и понятной причине.

Ник рассматривает кольцо на ее руке, периодически переводит взгляд на Гермиону. Та из глаз молнии буквально мечет, искрится вся. Ник ни разу не видел такого проявления ее характера.

Девчонка-то с сюрпризами.

— Да ладно, — все еще не верит он. — Я думал, это безделушка, — безразлично жмет он плечами, — типа… бижутерии или что-то в этом роде.

Гермиона всеми силами старается держать себя в руках и снова обхватывает учебники.

— Нет, не безделушка, Ник, — сжимает она челюсти, когда на мгновение замолкает. — Это обручальное кольцо, я замужем.

Парень смотрит на нее с тем же лисьим прищуром. Его улыбка вызывает теперь раздражение у Гермионы. Он начинает переходить границы, это недопустимо.

— Давно? — вскидывает он брови.

— Какое это имеет значение? — шипит она, чувствуя, как закипает все сильнее. — Я сказала тебе, что замужем. Ты уже должен был прекратить такого рода вопросы. У тебя совершенно отсутствует чувство такта, — заявляет она.

Ник воспринимает всю ситуацию, видимо, в совершенно другом ключе. Видимо, здесь, в немагической Британии такого рода ответы от девушек имеют какой-то подтекст. Или парни его сами себе придумывают. Как бы то ни было, Ник все равно делает шаг к ней, запустив одну руку в карман джинс.

— Ну ладно, — жмет он плечами, расслабленно глядя на девушку. — Замужем, я понял. Муж-то, как известно, не стена, — поднимает он руку и хочет прикоснуться к волнистой пряди девушки возле левого уха, — подвинется…

Гермиона понимает, что доходит до точки кипения. Сжав губы, девушка, резко перехватив поудобнее книги,замахивается и наотмашь бьет ими Ника так смачно, что по просторному коридору вмиг бежит эхо.

Ник пошатывается, делая два неуклюжих шага назад, и шипит, хватаясь за голову и морщась. Он смотрит с праведным недоумением на девушку.

— Рехнулась? — громче, чем следует, произносит он, от чего по пустому коридору снова бежит эхо.

Гермиона с пунцовыми от злости щеками делает несколько смелых шагов по направлению к нему, от чего Ник непроизвольно шарахается назад. Черт возьми, где та милашка, которая без конца мне улыбалась весь месяц?! Кто эта девчонка вообще такая?!

— Повторяю в последний раз, Николас, — жестко цедит она, глядя ему в глаза. — Я замужем. Еще раз с такими предложениями подойдешь ко мне, я воспользуюсь не учебниками, и поверь мне, — смотрит она в почти испуганные глаза парня, — ты не захочешь узнать, что будет вместо них.

Развернувшись на сто восемьдесят, Гермиона хлещет его волосами по лицу и направляется в сторону выхода с этажа, следуя к лестницам. Злость никак не утихает. Гермиона приходит на следующую пару и искренне радуется тому, что Ника здесь нет.

Любимый предмет не помогает отвлечься. Время идет слишком медленно. Гермиона крутит на пальце обручальное кольцо и наконец опускает на него свой взгляд. Она носит его почти целый год, однако чувства, которые она испытывает в самом начале и сейчас…

Вещи абсолютно разные.

Она помнит первый вечер в поместье сразу после свадьбы. Помнит, как сидит в ванной, заполненной водой, и смотрит на это самое кольцо, мечтая только о том, чтобы пойти на дно ванной вместе с ним и выдохнуть.

Да так, чтобы инстинкт самосохранения не сработал. Так, чтобы легкие заполнились водой и наступил покой. Кольцо кажется ей неподъемной ношей. Оно тяжелое, неудобное, слишком неподходящее для нее. Ее происхождения, ее статуса… Ее самой.

Сейчас ее пугает тот факт, что она так думала тем вечером.

Она смотрит на свое кольцо и думает о том, как правильно оно смотрится на ее руке. Что оно находится на положенном ему месте. И что с синим футляром и замшевыми черными туфлями на каблуке в два дюйма оно смотрится еще лучше.

В первые месяцы она постоянно его снимала. Только в присутствии Северуса носила, потому что так было нужно. В начале весны она все чаще начинает носить его. Сейчас конец весны.

И она его почти не снимает.

Почему я не снимаю его, даже когда Северуса рядом нет?

Задумавшись об этом всего на мгновение и наконец задав самой себе этот вопрос, Гермиона прерывисто вздыхает, распахнув глаза. В грудной клетке сердце на мгновение пропускает удар, а слезы застилают глаза, мешая нормально видеть.

Джинни открывает ключом дверь и входит в комнату, бросая на тумбочку сумку. Она видит Гермиону, склонившуюся над конспектами за столом. К такому виду по вечерам Джинни уже привыкла.

— Привет, подруга, — выдыхает она. — Сегодня без прогулки, ладно? Я немного устала.

— Привет, — слегка обернувшись, отзывается девушка. — Хорошо, как скажешь. Чайник горячий.

Джинни тревожится, замечая перемену в голосе Гермионы. Она даже толком не смотрит на нее. Джинни хочется спросить, что стряслось, но у нее так сильно устали ноги, и ей так хочется в душ, что разговор приходится отложить.

Девушка с превеликим удовольствием нежится в горячем душе, неторопливо ужинает, созванивается с Гарри и уделяет этому определенно много времени, потому что, когда возвращается в комнату, свет уже оказывается выключен, а Гермиона лежит под одеялом лицом к стене.

Джинни озадачено хмурится, смотрит в спину подруги, но не решается будить ее. Хорошо, как бы то ни было, они могут поговорить с утра. Девушка ложится в постель и, обняв обеими ногами длинную подушку, которую забрала с собой из Магического Мира, забывается спокойным сном.

Длится он недолго.

Джинни просыпается от того, что слышит посторонние звуки. Поморщившись, девушка оборачивается и прислушивается. Слышатся глухие всхлипы куда-то в одеяло или подушку, и Джинни пугается спросонья, не представляя, что происходит.

— Гермиона, — сонно зовет ее Джинни и тянется к бра над кроватью, включая свет. — Гермиона, что случилось?

Джинни убирает назад волосы и, едва разлепив глаза, спускает ноги вниз с постели и не с первого раза поднимается с места. Малыш наверняка спал, и теперь сам не понимает, что за незапланированные действия в период покоя мамы.

Джинни подходит к постели подруги и касается ее плеча.

— Гермиона, — уже тревожнее зовет ее Джинни, — что случилось? У тебя что-то болит? Вызвать врача?

— Я… — всхлипывает Гермиона, — нет… — задыхается в слезах она.

Джинни захлебывается в тревоге и тянет подругу за плечо, заставляя перевернуться на спину. Глаза Гермионы заплаканные, покрасневшие, все щеки в алых пятнах, нос течет. Девушка непонимающе смотрит на нее.

— Что случилось? — строже произносит Джинни. — Говори уже!

Гермиона всхлипывает. Да так горько, так искренне, что сердце сжимается. Она утирает нос рукой и смотрит на подругу.

— Я люблю его, — наконец скулит она.

Джинни непонимающе хмурится и качает головой. Что она говорит?

— Я прошу прощения, — старается разобраться она, — кого?..

Гермиона снова шмыгает носом. По вискам подруги текут слезы, ресницы слиплись, да вся она расклеилась по всем параметрам. Гермиона смотрит на Джинни, а затем снова горько всхлипывает, зажмурив глаза.

— Северуса, — выдыхает Гермиона.

Джинни замирает от ее слов, но не от шока, а от того, что тут сейчас происходит. Гермиона снова хочет в голос прорыдаться, поэтому опускает основания ладоней на закрытые веки.

— Ты что, совсем рехнулась? — не понимает Джинни. — Ревешь-то ты чего?! — громче, чем нужно, спрашивает она.

Гермиона в дрожью вздыхает.

— От осознания, — воет она.

И начинает рыдать пуще прежнего.

— Мерлин, дай мне сил, — всплескивает Джинни руками и закатывает глаза.

Посмотрев еще какое-то время на подругу, Джинни цокает языком и направляется к тумбочке, чтобы налить стакан воды. Вернувшись обратно, она протягивает его Гермионе.

— Успокаивайся живо, — хмурится Джинни и, вручив подруге стакан, возвращается к своей постели, чтобы сесть поудобнее.

Гермиона торопливо пьет воду и все еще дрожит, глядя куда-то перед собой. Только когда она допивает его полностью и ставит стакан на тумбочку у кровати, Джинни вздыхает.

Сон откладывается на неопределенный срок.

— Ну что, так и будешь реветь? — начинает она.

Гермиона шмыгает носом, утирая его тыльной стороной ладони, после чего переводит взгляд на подругу. Джинни в этом плане выдрессировала Гермиону под себя просто безукоризненно. Диалог если начинается — наступает время включать голову.

— Нет, — еще раз вздохнув, отвечает Гермиона. — Надо поговорить с ним, — сглатывает она. — Я не хочу потерять его, неправильно мы на вокзале попрощались, снова на те же грабли, Мерлин меня подери, — тараторит она, глядя куда-то перед собой.

Джинни довольно ухмыляется, глядя на подругу. Все-таки какие же люди все странные. Странные и разные. Радует, когда ты знаешь человека настолько хорошо, что понимаешь все то, что он от тебя утаивает.

Это и происходит между лучшими подругами.

— Мы же плохо с ним расстались, когда мы уезжали, Джинни, — смотрит она на ей в глаза, — я тебе не говорила…

— Да у тебя на лице все было написано, — спокойно отвечает она, опираясь обеими руками на постель, чтобы спине полегче было. — Я просто ждала, когда сама расскажешь.

Гермиона задыхается от осознания. Ох, Мерлин, как она счастлива, что Джинни ее самая близкая подруга! Гермиона не представляет себе никого в целом мире, кто мог бы быть на ее месте.

— Ох, Мерлин, — хватается Гермиона за голову. — Я не… не хочу терять его, Джинни, ты понимаешь?.. Я просто… Мерлин, — вздыхает она, снова смаргивая накатывающие слезы. — Я люблю его, Джинни. Я его люблю.

— Это я услышала, — с улыбкой кивает Джинни. — Дошло наконец, — резюмирует она. — Делать что собираешься?

Гермиона бегает лихорадочным взглядом по комнате, а после откидывает одеяло.

— Поговорить, — отвечает она, — очень срочно, — вскакивает она на ноги и бросается к шкафу.

Открыв дверцу, Гермиона хватает оттуда одну из своих сумок. Джинни вздыхает.

— Мерлина ради, сядь, Гермиона, — жестко произносит она.

Девушка останавливается, оборачивается к подруге и сжимает в ладони ручки сумки.

— Сядь и возьми себя в руки живо, — смотрит она на девушку. — Ты что, бросишь учебу?

— Придется, — не задумываясь, отвечает она.

Джинни цокает языком, закатывая глаза.

— Бред не говори, — резюмирует она. — Зачем действовать себе во вред? Эти курсы необходимы, чтобы ты смогла и дальше блистать в лучшем отделе Магического сообщества. Сядь, — рявкает она.

Гермиона семенит к кровати и садится, не выпуская сумки из рук. Гермиона боится злую Джинни так же, как и сам Гарри. Приходится подавить в себе эмоции и начинать думать головой. Импульсивность пора в себе искоренять, в последнее время она только во вред ей действует.

— Так, ладно, — отложив сумку, глубоко вздыхает Гермиона, — мне надо увидеть его, чтобы поговорить…

— Это без вариантов, — соглашается Джинни. — А теперь думай головой.

Гермиона старается думать, но ноги так и рвутся вслед за выпрыгивающим из груди сердцем.

— Надо взять необходимые вещи и…

— Тебе надо угомониться и включить голову, — прервав ее, жестко произносит Джинни. — Мерлин, Гермиона, ты же одна из умнейших ведьм современности, но порой такие глупые вещи говоришь, я поражаюсь. Ты что, бросишь учебу и оставишь меня тут одну? — смотрит она на подругу.

Гермиона сжимает губы.

— Да, я давлю на тебя, имею право, ты мне на нервы действуешь, — заявляет Джинни.

Гермиона все быстрее успокаивается и теперь правда начинает думать. Действительно, нужно мыслить шире. Подругу она не оставит одну в немагическом мире, к тому же, будь Джинни на ее месте, она бы поступила точно также.

Итак, Джинни снова права. Учебу бросать нельзя. Эти курсы в интересах Гермионы, они необходимы ей для работы. Насколько она помнит, по возвращению в Магическую Британию, отец Блейза вернется на свой пост.

Ей необходимо быть полностью компетентной, чтобы не ударить в грязь лицом. Ей нужны эти курсы. Нужны, правда, но… И тянуть с разговором не стоит. Если быть откровенным, то хватит уже откладывать что-либо до «лучших времен». Нет никакого «лучше». Есть «здесь и сейчас», и только от нее самой зависит, какое настоящее ее окружает.

Да, она страшно скучает. Скучает по дому, потому что поместье именно дом. Она скучает по своему мужу, по своей дочери, по суетливой, никогда не сидящей на одном месте Моди.

Она скучает по своей семье.

Решить все вопросы можно, если подумать. Выход есть всегда. И теперь Гермиона его видит.

— Я могу досрочно сдать экзамены, — наконец произносит она. — Я знаю почти весь курс, меня же Блейз натаскал за последние месяцы. Очень натаскал.

— Вот, — поощряет ее настой Джинни. — Уже прогресс.

Гермиона активно размышляет, взвешивая все варианты.

— А ты сможешь сдать экзамены раньше? — смотрит она на подругу.

Она действительно не собирается оставлять Джинни здесь одну.

— Думаю, мне без вариантов придется это сделать, — сообщает Джинни и усаживается на постель, раскинув в стороны ноги, чтобы было удобнее.

Девушка заботливо разглаживает футболку на животе.

— Почему? — склонив голову, интересуется Гермиона.

Джинни даже не старется скрыть улыбку.

— Кажется, я немного ошиблась в подсчетах, — сообщает она.

Гермиона непонимающе сводит на переносице брови.

— Что ты имеешь в виду?

Джинни вздыхает.

— Думаю, твой будущий крестник на мир захочет посмотреть раньше конца июня.

— Настолько раньше? — интересуется Гермиона.

— На второй неделе июня, — улыбается Джинни.

Гермиона задыхается от осознания.

— Ох, — не может подобрать она слов, — тогда хорошо… Тогда я поговорю с деканом о досрочной сдаче и за тебя замолвлю словечко, — обещает Гермиона.

Джинни фыркает.

— Спасибо за заботу, подруга, но я о себе и сама смогу позаботиться. Ты, главное, о себе думай, будь так добра, — просит ее Джинни. — Здоровый эгоизм в тебе муж наконец взрастил, не заставляй меня думать, что его труды напрасны.

Гермиона согласно кивает. Внутри все трепещет от того, сколько всего предстоит сделать, чтобы достичь цели. Однако Гермиона не из тех, кто страшится трудностей. Как бы то ни было, любое твое действие повлечет негативную реакцию от сторонних людей.

Например, таких как Ник.

Главное, научиться держаться от таких подальше. И идти вперед, не оборачиваясь назад.

— Ладно, хорошо, — кивает она. — Тогда я прямо с утра пойду к ректору.

— Умница, — хвалит ее Джинни. — Заметный прогресс, — она недолго молчит. — Вопрос на миллион… А ты написать своему мужу не хочешь?

— Да я писала! — всплескивает руками Гермиона. — Много раз писала, но сова возвращалась со всеми письмами обратно. Видимо, он не в поместье. Если бы был там, сова бы оставляла письмо на карнизе. Или его бы забрала Моди, — Гермиона хмурится. — Дом пустует, — наконец произносит она. — И мне тревожно.

Джинни снова вздыхает, поражаясь способности своей подруги к утаиванию.

— Молчала-то ты чего? — не понимает она. — Я же могу позвонить Гарри, он проведает обстановку, заглянет в дом.

— Нет, что ты! — тут же подрывается Гермиона. — Он подумает, что…

— Хватит уже додумывать, Гермиона, — строго произносит Джинни. — Гарри просто проведает дом издалека, если ты не хочешь, чтобы Северус его ненароком увидел.

Гермиона задыхается от благодарности и ерзает на постели, не в силах совладать с эмоциями.

— Джинни, спасибо, — искренне выдыхает она, — я тебя…

— Да-да, знаю, — машет Джинни рукой, — ты меня любишь, что бы ты без меня делала, все понятно, — смотрит она на подругу. — С утра я могу ему позвонить? Мы решили вопрос? Половина третьего ночи, — бросает она взгляд на часы, — я спать хочу.

Гермиона также смотрит на часы. Она что, два часа рыдала без остановки, пока не проснулась Джинни? Мерлин, вот это называется «накопилось». Девушка смотрит снова на подругу.

— Я… Да, ладно, — соглашается она.

— Успокоилась? — спрашивает Джинни, когда поднимается с кровати, чтобы залезть под одеяло.

Гермиона с дрожью вздыхает, ощущая усталость в каждой клеточке тела.

— Ну так, — неоднозначно отвечает она.

Джинни закатывает глаза и залезает в теплую постель.

— Ты меня однажды доведешь, честное слово, — сетует она. — Пора брать деньги за услуги семейного психолога. Я клянусь бородой Мерлина, мой декрет полностью бы окупился за короткий срок.

Поворчав еще немного, Джинни выключает свет и укладывается спать. Этой ночью даже Гермионе удается уснуть, и она бесконечно радуется, когда, разгрузив за разговором все мысли и хорошенько прорыдавшись, ей совершенно ничего не снится.

С самого утра Гермиона полностью вливается в ритм плана, который они ночью продумывают с Джинни. Сразу после завтрака Гермиона направляется к ректору университета и поднимает вопрос о досрочной сдаче экзаменов.

Поскольку девушка находится на хорошем счету, да и близкая подруга Блейза Забини, одного из лучших выпускников того года, ректор идет Гермионе навстречу и, пожав руку, принимает ее пожелание.

Гермионе назначают сразу четыре экзамена на первой неделе июня, но она оказывается совсем не против. Даже наоборот, просит оставшиеся два поставить на выходные той же недели.

Администратор только округляет глаза, но заводит все в систему и отдает ей новенькую зачетку.

Джинни также договаривается о досрочной сдаче, и ей тоже идут навстречу, но, пожалуй, не по той же причине, что у Гермионы. Джинни обладает поразительной харизмой, а еще декан ее факультета — женщина, а по совместительству еще и мать троих детей.

Договориться о досрочной сдаче, учитывая ее положение, оказывается даже проще, чем Гермионе. Экзамены Джинни также назначают на первой неделе июня, а по трем из них девушка получает автомат, чему не может нарадоваться.

Гарри выполняет просьбу Джинни и на следующий день после их разговора наведывается в поместье Снейп, но осторожно, не привлекая к себе ненужного внимания.

Однако опасения его оказываются бессмысленны. На воротах даже нет защитного заклинания, поэтому Гарри без проблем попадает на участок. Он заглядывает в окна, но ощущение складывается такое, будто весь дом пустует, словно заброшен. Нигде не горит свет, никакого движения.

Гермиона переживает от каждого его следующего слова.

— Там вообще никого нет? — не верит она своим ушам, взволнованно покусывая подушечку большого пальца.

Джинни держит в руках телефон с громкой связью и внимательно слушает.

— Нет, — с помехами отвечает Гарри.

Гермиона нервно облизывает губы.

— Гарри, мне очень нужно знать, куда они переехали, — просит она. — Пожалуйста, ты можешь как-то это узнать?

Из динамика какое-то время слышится только треск.

— Я узнаю, — наконец отвечает он. — Позвоню, как будут новости.

— Спасибо, Гарри, — задыхается от благодарности Гермиона.

Они прощаются, и Гарри кладет трубку, оставляя раскладушку на столе. Он снимает очки и трет на мгновение лицо ладонями. Его бесконечно радует, что девочки возвращаются раньше конца июня, но за подругу он беспокоится.

Гарри видит Северуса за прошедший месяц всего пару раз в Министерстве. Он выглядит крайне закрытым, даже здоровается с ним всего один раз. Гарри не знал, что они поссорились перед отъездом.

В тот момент все его внимание было сосредоточено на Джинни.

Он не знает, как подойти к нему, как завести разговор. Не может же он просто зайти к нему в кабинет и сказать: «Привет! А как дела с Гермионой? Не очень, да? Бывает, что сказать. Кстати, куда вы переехали?» Это было бы глупо по многим причинам.

Северус не стал бы откровенничать с ним.

Поэтому в тот же день, когда Гарри видит Северуса, он лишь кивает ему, а поговорить на эту тему побаивается. Так он теряет целый день, а времени у них и без того остается до отъезда мало.

Девочки уже сдают экзамены, лишний раз дергать их без повода он не хочет, поэтому на следующий день решается, берет себя в руки, собирается с силами и идет к Северусу в кабинет, чтобы получить ответы на свои вопросы.

Задумавшись над тем, как ему начать разговор, Гарри смотрит под ноги и не видит, куда идет. Поэтому, наверное, он сразу задевает кого-то плечом, и хорошее воспитание побуждает его тут же на это отреагировать.

— Прошу прощения за мою неаккуратность, — машинально придерживает он за предплечья предмет столкновения, — мисс Скитер.

— Оу, — сразу расцветает на глазах женщина, — мисс, — смотрит она молодого героя войны снизу вверх, — вы всегда мне нравились, мистер Поттер.

— Благодарю вас, — вежливо кивает Гарри.

— Чего не скажешь о… — Рита тут же замолкает, сжимая губы.

Понимает, что чуть не взболтнула лишнего. Гарри вопросительно вскидывает брови. Рите и хотелось бы сказать пару слов о жене героя войны и ее близкой подруге, но она отказывается от этой идеи.

— Многих других, — растянув губы в улыбке, заканчивает мысль она.

Гарри смотрит на Риту и понять не может, что же с ней не так. Кажется, все тот же зеленый костюм. Та же брошь, те же очки и светлые кудряшки. Чего-то не хватает, но Гарри никак не может понять, чего именно.

Что-то пропало в журналистке. И во внешнем виде, и в голосе.

И во взгляде.

Гарри замечает стопку папок с документами у нее в руках, и джентльмен в нем просыпается моментально. К тому же, так он может окончательно искупить свою вину за нерасторопность.

— Могу я предложить вам помощь? — кивает Гарри.

Рита смотрит на мгновение на папки, а после согласно кивает, хмыкая в полуулыбке.

— Вот поэтому вы мне и нравитесь, — взваливает она на его руки стопку документов и отряхивает руки, поправляя на себе пиджак. — Следуйте за мной.

Гарри едва удерживает равновесие, но не роняет ни одной папки. Мерлин, а она сильная, оказывается! Рита цокает каблуками по коридору, а за ней следом идет Гарри. Идти до ее офиса приходится всего пару сотен метров.

Рита открывает свой офис и оставляет дверь открытой, направляясь к чайнику чая, который парой минут ранее принес домовик.

— Оставляйте на столе, — небрежно машет рукой Рита, возвращаясь к своему занятию. — Желаете чаю, мистер Поттер?

— Спасибо, мисс Скитер, но мне необходимо вернуться в свой офис, — замечает Гарри, когда кладет на стол папки.

— Бросьте, мистер Поттер, свежий черный чай с чабрецом. В стенах Министерства всегда холодно, даже летом, вы не находите?

Гарри уже собирается отойти от стола, как вдруг взгляд падает на два раскрытых письма, лежащих рядом. Парень задерживает на них взгляд непроизвольно ровно в тот момент, когда видит на листе написанное размашистым почерком имя.

Дейзи.

— Да, разумеется, — Гарри даже не понимает, на что отвечает.

Рита продолжает суетиться возле столика с сервизом. Гарри бегает взглядом по строчкам, но не успевает понимать и половины, выхватывает фразы из текста. «Моя дорогая Рита!», «Моя дорогая Розамунд!». Рита снова что-то говорит, Гарри опять отвечает согласием.

«Дейзи чудный ребенок». «Хорошо, что он ее выгнал».

— Ваш чай, мистер Поттер!

Гарри вздрагивает, поднимая взгляд, но Рита не замечает подвоха, лишь с улыбкой протягивает ему чашку. Поттер понимает, что ему сейчас совсем не до чая, ему нужно как можно скорее добраться до телефона и позвонить Гермионе.

— Спасибо вам, мисс Скитер, но мне правда нужно идти, — пробравшись боком в сторону двери, произносит Гарри. — Всего доброго вам!

— И вам, — кивает Рита, глядя на волшебника.

Гарри бросает взгляд на журналистку еще раз и наконец понимает, что именно не хватает женщине. Ее губная помада алого цвета. Ее больше нет. Рита Скитер ее больше не носит.

Рита остается в своем кабинете одна, стоя в центре комнаты с двумя чашками горячего чая в руках. Оставив одну из них на столике возле сервиза, Рита возвращается на свое рабочее место и ставит чашку с чаем на стол.

На ее плечо садится жучок и ласково щекочет длинными усами шею журналистки. Рита складывает разложенные на столе письма и кладет их в верхний ящик, закрывая его на ключ, после чего поворачивается на крутящемся стуле к стеклу и кладет ногу на ногу.

На коленке тут же устраивается ее жучок.

— Надеюсь, это им всем поможет, — берет она в руки чашку чая и делает большой глоток.

Разбитое сердце первое время разбивает и толстую, неприступную броню. На стенке чашки больше нет следов ее губной помады.

Гарри почти летит обратно в офис и хватает в руки телефон, набирая супругу. Три гудка кажутся вечностью, но Джинни вскоре поднимает трубку.

— Милый? — чуть хмурится Джинни. — Ты обычно вечером звонишь. Что-то случилось?

— Гермиона, — произносит он, — мне нужна Гермиона.

— Да, сейчас.

Джинни тычет пальцем подругу в плечо, вынуждая ее проснуться. У нее небольшой перерыв, Гермиона настраивается на следующий экзамен, который начнется у нее через час.

Девушка трет глаза и берет в руку телефон, подставляя его к уху.

— Гарри?

— Сразу скажу, что я сделал дурной поступок, потому что сунул свой нос в личное дело человека…

— Гарри, что ты тараторишь? — морщится она, поднимаясь на ноги, чтобы быстрее проснуться. — Постой, я не понимаю.

— Я помогал Рите Скитер донести папки до офиса и увидел у нее на столе письма. Я случайно прочел, клянусь тебе, — заверяет ее Гарри.

Гермиона понимает, что просыпается окончательно, и обнимает себя рукой.

— Кому было адресовано письмо? — спрашивает она.

Гарри какое-то время молчит.

— Какой-то, — он задумывается, — Розамари или…

— Розамунд? — тут же реагирует Гермиона.

— Да, точно! — восклицает он. — Ты ее знаешь?

В животе комом сворачивается тревога. Начинает подташнивать. Гермиона помнит, как холодно приветствует ее Розамунд на вокзале и не дает ей толком попрощаться с Дейзи.

— Гарри, что было в письме?

Гермиона переминается с ноги на ногу, тяжело дыша.

— Я только частями прочел и…

— Ну же, Гарри, не томи, — просит его девушка.

Из динамика какое-то время доносится только треск.

— Дом пустой не просто так, — начинает Гарри. — Там нет Дейзи, потому что она живет с этой Розамунд, а Моди…

Гермиона сглатывает, сжимая в ладони мобильник.

— Что с ней? — спрашивает она.

Гарри недолго молчит.

— Скитер пишет, что правильно Снейп ее выгнал, — наконец произносит он.

Гермиона смотрит перед собой, переваривает. Гарри слышит тишину на том конце провода и сжимает пальцами переносицу.

— Мне жаль, Гермиона.

Жаль, что он не оказался тем, кем ты всегда хотела его видеть.

— Он не со зла, — тут же отвечает девушка.

Гарри непонимающе хмурится, ерзая на стуле.

— Что?

— Он не со зла, — повторяет она. — Он не хотел этого делать.

— Почему ты так уверена? — не понимает он.

— Потому что я знаю своего мужа, Гарри, — уверенно произносит она. — Теперь я знаю, с чего начать. Спасибо тебе, Гарри, я все поняла.

Гермиона уже идет обратно к Джинни, чтобы собрать плед и направляться на сдачу экзамена.

— Гермиона, я не понял ничего.

— Я обещаю, что однажды мы все сядем и дружно посмеемся над всем, что произошло за последний год, но сейчас мне надо идти, — заверяет она.

Гарри тяжко вздыхает, девушка это слышит.

— Я тебе доверяю, сама знаешь, так что… Ладно.

— Спасибо, Гарри, до связи.

Закрыв телефон, Гермиона возвращает его Джинни и, улыбнувшись, помогает встать.

Неделя пролетает по щелчку пальцев. Гермиона и Джинни усиленно трудятся над конспектами и билетами, намереваясь выйти с экзаменов с высокими баллами. Джинни везет невероятно, потому что она получает еще один автомат.

Как раз по тому экзамену, к которому она не хотела готовиться.

Гермиона полностью отдает себя учебе, даже спать порой не успевает. Она сдает свой последний экзамен в субботу, и они с Джинни празднуют ее табель «превосходно» покупкой билетов обратно домой на следующий день.

Гарри заверяет, что встретит их обеих, и страшно рад столь скорому возвращению. Джинни пока Гарри не упоминает, что они максимум через неделю станут родителями.

Гермиона получает из рук декана факультета свой диплом и жмет ему руку. Мужчина очень просит ее однажды еще к ним прийти на какие-нибудь курсы, потому что она здорово поднимает планку университета своими знаниями.

Она с улыбкой обещает, что подумает.

Гермиона и Джинни собирают вещи со скоростью света, все утрамбовывают в сумки, а в последний вечер идут в любимое кафе Джинни, чтобы она напоследок съела этот превосходной круассан с какао и морковный торт.

Они покидают Британию почти с удовольствием, потому что, оказывается, обе скучают по дому. Джинни без Гарри жизни не видит. Гермиона, как оказывается, без Северуса тоже. И это открытие больше не поражает.

Просто все наконец встает на свои места.

Гарри встречает их с искренними улыбками, обнимает Гермиону, а затем от Джинни вообще почти не отходит, спрашивая о ее самочувствии, сетуя на то, что пропускает драгоценные мгновения, когда малыш толкается, и наконец отмечая, как он подрос.

Гермиона целует ребят на прощание и сообщает, что ей необходимо разобраться с одним очень важным делом, на что друзья лишь кивают, не задавая лишних вопросов. Знают Гермиону: пока не будет результата, ни о чем не рассказывает.

Поэтому она берет сумки и садится в электричку, зная, куда нужно ехать. Она бы с удовольствием воспользовалась трансгрессией, но в том месте никогда не была, только слышала рассказы.

Обратная дорога будет проще.

Гермиона идет вдоль узкой улицы и смотрит на таблички домов, запрокинув голову. С районом она не ошиблась, с улицей тоже. Остается дело за малым. Она специально идет вдоль задних дверей домов, потому что в центральные ей нет смысла идти.

Заприметив необходимый номер дома, Гермиона на мгновение останавливается и, вздохнув, следует к двери. Оставив сумки возле ног, девушка поднимает руку и три раза стучит.

Вдалеке лает какая-то собака, и Гермиона на мгновение поворачивает голову на звук, но затем снова смотрит перед собой. Сначала по ту сторону дома тишина, но вскоре ручка мягко поворачивается, и дверь открывается.

Гермиона опускает взгляд. Перед ней стоит эльфийка преклонного возраста. Одета она куда хуже, чем Моди, но на то есть свои причины. Девушка мягко кивает и старается улыбнуться.

— Здравствуйте, — вежливо произносит она. — Вы — Эванжелина?

Пожилая эльфийка задыхается от проявленной воспитанности. С ней никогда не здоровались, никто не обращался к ней на «вы», и уж тем более последние восемьдесят лет ее никто не называл полным именем.

За одним исключением.

— Да, мисс, — кланяется она.

— Моди, — продолжает Гермиона. — Она здесь?

Эванжелина медленно открывает дверь и пропускает молодую волшебницу в дом, ни капли не беспокоясь за ее порядочность. Гермиона входит внутрь и оглядывается. Мрачная маленькая кухня, видно, что владельцы дома не имеют крупных средств.

Они почти выживают.

На плите томится в грязной кастрюле булькающий капустный суп, и душный запах варева стоит под потолком. Возле старого рассохшегося стола стоит всего один стул.

Видимо, в доме живет всего один волшебник. Судя по обстановке в доме, очень и очень преклонного возраста. Гермиона уже думает о том, что предложит Эванжелине место в своем доме, когда ее служба здесь будет закончена.

Задумавшись о другом, она не сразу замечает Моди, которая стоит недалеко от печи, сжимая перед собой в замок руки. Гермиона останавливается и смотрит с бесконечным теплом на пожилую эльфийку.

Она не представляет, что именно Северус сказал Моди. Знает только, что он не хотел этого делать. И что Моди сама давно простила его, знает же взрывной характер хозяина, она с пеленок его воспитывает.

Гермиона отмечает, что Эванжелина и Моди правда друг на друга похожи. Неудивительно, они же родные сестры.

Девушка садится на колени и ободряюще улыбается.

— Моди, — тихо произносит она, не замечая, как по щекам сами начинают бежать слезы, — пора возвращаться домой.

Моди делает несколько неуклюжих шагов вперед и, раскрыв руки, обнимает молодую жену хозяина за предплечья, спрятав взгляд. Пожилая эльфийка рыдает, не скрывая своих слез, а Гермиона обнимает ее в ответ, глядя на мир через соленую дымку, и покачивается на месте.

***

Северус трансгрессирует с завидной ловкостью и твердо стоит ногами на земле. Он смотрит на небольшой двухэтажный дом, зажатый с обеих сторон другими зданиями, и глубоко вздыхает.

С момента разговора с Ритой проходит почти целая неделя, и это время ему было необходимо, чтобы все расставить по местам и начать исправлять ошибки, которые он совершил.

Он сталкивается с первой проблемой почти моментально. Когда Моди уходит, он даже не понимает, куда именно. О любых родственных связях эльфийки Северус не осведомлен, о ее друзьях тоже.

Он наведывается четыре раза на рынок, где закупается Моди продуктами для дома, но, сколько бы он ни спрашивал, везде получал один и тот же ответ. Никто понятия не имеет, где Моди. Ее никто целый месяц не видел.

Северус чувствует волну тревоги и злится сам на себя. Он отсыпает пригоршню монет почти всем торговцам с просьбой сообщить ему любую информацию, если она здесь появится.

Торговцы соглашаются с его условиями. Северус почти сразу понимает: даже если они что-то увидят, бежать ему и докладывать никто не станет. По крайней мере, Северус хотя бы пытается.

Он разбирается с делами на работе со всей присущей ему страстностью. Он просит Люцинду, своего секретаря, отсеять все безнадежные случаи, всех бедняков или виновных в своих проступках посетителей.

Северус не намерен больше терять свой статус на работе, не для того он столько трудился.

Из тридцати претендентов на его помощь остается лишь семеро. Ознакомившись с проблемой каждого из них, Северус берется за все эти дела. Его начальник говорит всего одну фразу: «С возвращением», и Северус может поклясться, что понятия не имеет, о чем именно говорит начальник.

Северус разрывает контракт с арендодателем квартирки, которую он снимает, и относит вещи в свой офис, потому что он рядом. Все остальное он перенесет в дом, когда закончит с более важными делами.

Он пишет письмо Розамунд о том, что в воскресенье с утра прибудет в гости. О причине своего визита он не упоминает, но ставит ее в известность о своем прибытии. Старые привычки у него не отнять.

Розамунд присылает ответное письмо несколькими часами позже и искренне радуется визиту. Дейзи тоже его ждет. Северус упоминает, что прибудет рано утром, и просит ее не будить Дейзи.

Знает, что она спит ровно до девяти.

Розамунд обещает, что так и сделает.

И вот сейчас он стоит возле калитки ее дома, город только-только начинает просыпаться, занимается блеклый рассвет, а на душе у него все еще неспокойно. Неспокойно, потому что он понимает, что ему предстоит сказать и сделать.

Главное, сказать.

Он поднимается на крыльцо и дважды стучит в дверь. Северус опускает руку и без надобности поправляет полы мантии, опустив на мгновение взгляд. Слышится звук открывающегося замка, после чего дверь тихонько открывается, и на пороге появляется хозяйка дома.

— Ох, Северус, — вся расцветает на глазах Розамунд, открывая дверь. — Проходи-проходи.

Северус входит в дом и останавливается на небольшом ковре рядом. Розамунд закрывает дверь и на мгновение поворачивается к нему.

— Идем, я поставлю чайник, — все еще шепчет она. — Домовика у меня нет, сам знаешь. Как я рада тебя видеть! — снова улыбается она.

Северус замечает, как преображается Розамунд за этот месяц. Глаза ее искрятся счастьем, она немного потеряла в весе, но ей очень идет. Даже с бигуди в волосах Розамунд теперь выглядит не старше своего возраста.

Кажется, она впервые за долгое время выглядит именно как младшая сестра Мелоди. Невероятно, как ребенок в доме смог повлиять на нее. И как сама она преобразилась, снова впустив в свое сердце любовь.

— Идем-идем, дорогой, — машет она рукой, направляясь на кухню, а затем вдруг останавливается, возвращаясь обратно. — А ты, кстати, почему решил приехать? Ты не сказал в письме. Просто в гости?

Розамунд сыплет вопросами, и Северусу впервые становится жаль, что все случается именно так, потому что забывает одну простую истину. Всякое действие имеет свои последствия, а одно обстоятельство всегда сменяется другим.

— Я приехал за Дейзи, — решается Северус. — Я приехал, чтобы забрать ее домой.

Розамунд замирает на месте, глядя на гостя в своем доме. Улыбка медленно сползает с ее губ, взгляд гаснет. Она непонимающе хмурится, все еще старается улыбнуться.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает она. — Что значит… забрать? Ты же, — задыхается она словами, улыбку больше не натягивает, — ты же сам сказал, что все меняешь в жизни. Что переезжаешь и…

— Я не переезжаю, — сдержанно произносит он. — Я возвращаюсь в поместье, там мой дом. И дом Дейзи.

Розамунд делает два широких шага вперед и выставляет вперед указательный палец. Ее дыхание сбивается от приступа злости, лицо краснеет. Северус был готов к такой реакции, он знает, чья она сестра.

— Она тебе что, мячик какой-то? — цедит Розамунд. — Дейзи — не игрушка, а живой человек, — смотрит она в темные глаза мужчины. — Я не отдам тебе ее, Северус.

Розамунд разворачивается в сторону кухни и делает несколько шагов, но затем вдруг останавливается, вздыхает, о чем-то активно думая, и возвращается обратно. Северус просто стоит на своем месте и не отвечает на ее выпады.

Знает, что ей надо выговориться.

— У меня никого нет, кроме нее, — выдыхает Розамунд, и Северус видит, что ее глаза начинают блестеть. — Зачем она тебе? — в сердцах выдает женщина. — Дейзи должна остаться со мной.

Она знает, что Северус — отец Дейзи. Знает, что он любит ее. По-своему, немного холодно и даже, в некоторой мере, жестко, но любит. Связь родителя и ребенка в данном случае исключительная.

Как бы Розамунд ни старалась, что бы ни делала, Дейзи вспоминает отца каждый день и свою мачеху тоже. Родную мать она почти не помнит, пусть Розамунд и показывает ей фотографии.

Мелоди больше не ее мать. Дейзи видит маму в молодой волшебнице, которая связывает свою жизнь с ее отцом.

Северус смотрит на то, как дрожит Розамунд, и в это самое мгновение она так сильно становится на нее похожа, что этому не подобрать слов. Не внешне, нет. У Мелоди ярко-зеленые глаза и пушистые каштановые волосы, Розамунд с глубокими голубыми глазами и светлыми прямыми волосами.

В этот самый момент он видит, как схожи их характеры. Понимает, что в их жилах течет одна кровь.

— Ты так на нее похожа, — сводит на переносице брови Северус и чуть сжимает губы. — Так похожа на Мелоди.

Розамунд смотрит в глаза мужчины, и у нее внутри все дрожать начинает. Она скучает по Мелоди, страшно сильно, смертельно скучает по сестре, но… Розамунд видит, что не одна таскает на сердце утрату. Она видит, что Северус скрывает глубоко внутри страшную гирю.

— У нее всегда было семь пятниц на неделе, — старается улыбнуться сквозь слезы Розамунд. — И Мелоди никогда не думала о будущем, — она недолго молчит. — Поэтому тебя, наверное, и выбрала. Любила настоящим, — женщина кивает. — За двоих.

Розамунд смотрит на него, сама уже не замечает, как слезы бегут по щекам. Она скажет ему об этом, потому что ему нужно это услышать. Прошло уже несколько лет, но ей нужно произнести это вслух.

Чтобы он смог жить дальше.

— Ты не виноват в ее смерти, Северус, — наконец произносит Розамунд, горячие слезы бегут по щекам. — Ты должен это услышать. От меня.

Северус ощущает бешеную дрожь в руках. Он сцепляет их в замок перед собой и сжимает челюсти. В глотке встает страшный ком слез, глаза щиплет.

Он кивает, несколько раз кивает, потому что знает, что не сможет сказать ничего в ответ. Он мучает себя все месяцы после ее смерти. Он приходит в ее спальню каждое утро и просит у нее прощения.

Ему нужно было это услышать.

Смерть случается. От этого не убежать. Она внезапная, к ней нельзя быть готовым. Главное, не позволять ей держать тебя в прошлом, потому что жизнь, так или иначе, следует дальше.

И нам всем приходится поспевать за ее ритмом.

Дверь в комнату открывается, и Розамунд с Северусом реагируют на звук. Дейзи выходит из спальни, потирая глаза. Темные волосы растрепаны после сна, один носочек скатился до щиколотки, штанина пижамы задрана.

Дейзи зевает и, убрав руку от лица, тут же замирает, распахнув глаза.

— Папочка, — шепчет она, во все глаза глядя на родителя. — Папочка приехал!

И невозможная зелень смотрит на него с той же неиссякаемой, бесконечной любовью, которой Северус больше не находит в себе сил пренебрегать. Он сдается.

Сдается и отпускает.

Свое тяжелое детство, жестокого отца, несносных гриффиндорцев, свою первую любовь с зелеными глазами, смерть, боль, Темного Лорда, две магические войны, вторую смерть зеленых глаз.

Он отпускает все это, позволяя себе вздохнуть полной грудью.

Вздохнуть, упав на колени и раскрыв руки. Вздохнуть, когда маленькое тело с размаху врезается в него, обвивая руками шею. Осознать, сколь много ошибок он сделал.

Понять, что никогда не поздно исправлять их.

class="book">Сделать первый шаг.

И обнять свою дочь, крепко прижав к груди. Прикоснуться щекой к ее темным волосам, зажмурить глаза и дышать ее светом, ее теплом и детской наивностью. Держать в руках эпицентр собственной жизни, маленькую Ахиллесову пяту. Принять тот факт, что он сам не сумел бы этого понять, если бы не она.

Если бы не его жена.

— Мы домой едем, да, папочка? — смотрит Дейзи в лицо родителя и тут же перестает улыбаться. — Папочка, ты плачешь?

Северус обессиленно улыбается, не представляя себя, что действительно не может контролировать это впервые за очень долгое время. Нельзя было отключать эмоции, напрасно говорят, что человек становится уязвимым. Он просто становится живым.

Девочка ведет ладошкой по щеке родителя.

— Не плачь, пожалуйста, — просит она.

Северус ловит маленькую ладонь девочки и накрывает ее своей, закрывая глаза. Он снова не может сдержать улыбку, хотя слезы по-прежнему бегут по щекам. Северус открывает глаза и смотрит на дочь.

— Прости меня, Дейзи, — шепчет он, глядя в невозможно зеленые глаза дочери, обрамленные темными ресницами.

И Северус не может понять, кому он это говорит на самом деле. Дейзи, Мелоди, себе или всем сразу. Но он говорит, вот что самое важное. Дейзи улыбается и гладит ладошками по щекам родителя.

— Хорошо, — просто кивает она, сияя улыбкой и не представляя себе, на что отвечает и почему именно так.

Дейзи снова обвивает руками шею родителя, и Северус обнимает ее в ответ, закрыв глаза. Розамунд смотрит на них издалека и не скрывает своих слез, доставая с полки сумку для вещей девочки.

Разумеется, она отпускает Дейзи. Разумеется, девочка вернется домой в свою настоящую семью. Сумасшедшую временами, несносную порой, но семью.

Где у нее будет два родителя. Где ее будут любить с каждым днем только сильнее.

Розамунд не умеет прощаться.

Она только помогает Дейзи одеться, собирает ее сумку, кормит завтраком перед дорогой и остается на пороге, скрестив на груди руки. Дейзи целует Розамунд в щеку на прощание, и женщина всеми силами держится, чтобы не расклеиться снова.

Северус усаживает Дейзи в автомобиль и застегивает ремни безопасности, после чего оставляет сумки и возвращается к крыльцу, где все еще стоит Розамунд. Солнце давно встало, весь двор залит светом. Розамунд морщится на солнце.

— Спасибо, Розамунд, — произносит Северус, остановившись возле крыльца и глядя на женщину снизу вверх.

Я не умею прощаться.

— Иди уже, на поезд опоздаете, — фыркает она.

Северус ухмыляется и опускает на мгновение взгляд, после чего снова смотрит на Розамунд.

— Приезжай на выходные, — просит он, — только…

— Заранее писать, на какие именно, — машет она рукой. — Знаю я все, знаю.

Розамунд отворачивается, скрещивая руки на груди, и смотрит куда-то в соседний двор. Северус видит, что у нее снова блестят глаза. Мужчина кивает и возвращается к автомобилю, усаживаясь на сидение и закрывая дверь.

Он видит, как Розамунд провожает их машину взглядом, пока она не скрывается из виду.

Дорога пролетает незаметно. Дейзи занимается своими делами, рисует и показывает результаты Северусу, за что он ее хвалит, потому что получается все лучше и лучше. Дейзи засыпает прямо у него на руках, и это кажется таким новым и странным, что этому не подобрать слов.

Северус просто смотрит на то, как она спит, как трепещут ее ресницы, и размышляет. Дочь. У меня есть дочь. Маленькая девочка, которая носит мою фамилию и спит на моих руках. Дочь.

Я отец.

От вокзала до дома Северус снова просит транспорт, потому что не стал бы подвергать опасности Дейзи и втягивать ее в трансгрессию. Это может быть опасно для жизни. Уже почти подъезжая к дому, Северус задумывается о бытовых вещах.

В доме холодно, он не был там долгое время. И за продуктами следует сходить. И Моди нет. Сначала все эти бытовые неурядицы здорово его пугают, но в скором времени он берет себя в руки.

Нет ничего такого, что нельзя было бы решить. Он справится.

Северус уверен, что справится.

Добравшись до поместья, Северус платит водителю и отпускает его домой. Взяв сумки Дейзи в одну руку, а ладонь дочери в другую, Северус входит на участок. Он помнит, что не ставит защитное заклинание на ворота, поэтому спокойно проходит к дому.

Занимается закат. Дейзи устала и наверняка хочет есть, этому стоит уделить большее внимание. Северус достает ключ из кармана мантии и вставляет в скважину.

И хмурится, когда даже не успевает провернуть ключ, а дверь уже открывается.

— Встань за мной, — заводит Северус дочь за ногу и, оставив сумки на крыльце, достает волшебную палочку, осторожно открывая дверь.

Из дома на улицу идет тепло. Пахнет жареным картофелем и шарлоткой. Северус открывает дверь сильнее и замирает. Она стоит возле статуи спиной к ним и протирает ее от пыли, суетливо прикасаясь к каждой детали.

— Мамочка!

Голос Дейзи эхом разбивается под потолком просторного холла, и Гермиона оборачивается. Водопад ее пушистых волнистых волос падает за спину, и девушка лучезарно улыбается, присаживаясь на корточки и раскрывая руки, когда Дейзи мчит к ней со всех ног.

— Мамочка, ты здесь, — задыхается от счастья Дейзи, крепко обнимая ее за шею.

— Конечно, здесь, — обхватив ее лицо ладонями, звонко целует она дочь в обе щеки и гладит по волосам. — Где же мне еще быть? Я же обещала, что скоро вернусь.

Дейзи обнимает ее снова, и Гермиона, подняв взгляд, замечает на пороге застывшего супруга, который смотрит на нее во все глаза. Сердечный ритм тут же сбивается.

— Тебя еще кое-кто хочет видеть, — выпуская дочь из объятий, сообщает Гермиона.

Эльфийка появляется на пороге кухни, тепло улыбаясь.

— Моди! — вопит Дейзи, срываясь с места.

Гермиона провожает девочку взглядом, зная прекрасно, что Моди о ней позаботится, поэтому поднимается с места и, обхватив себя руками, медленно направляется к своему мужу, не отрывая от него взгляда.

Лишь когда она проходит близко к нему, направляясь к выходу из дома, им приходится оторвать друг от друга взгляд. Гермиона проходит чуть вперед и разворачивается на каблучках туфель.

Северус стоит в двух метрах от нее.

Они оба молчат, собираются с мыслями, а сказать ведь надо. Столько всего надо сказать, что даже слегка подташнивает. Их слова висят в воздухе, руку можно протянуть да сжать между пальцами, но сил нет на это ни у одной, ни у второго.

Разве что…

— Я сказал много глупостей тогда, — начинает Северус.

Разве что кто-то из них наконец начнет.

— Это все потому, что я… — Северус задыхается словами, глядя на нее.

Такую утонченную, взрывную и нежную. Импульсивную, жесткую, сердечную и живую. Он всегда лишь думал о ней. Теперь он хочет сказать ей то, о чем целый год думал.

— Я клянусь, — решается он, глядя ей в глаза, — я не любил так никогда в своей жизни.

Гермиона смотрит в глаза мужу, насмотреться не может. Моргать боится, вздохнуть лишний раз, только бы не пропустить ничего. Только бы слышать каждое его слово, только бы видеть каждую черту его лица.

— Я никогда не знал чувства ревности так сильно, как это случалось с тобой, — продолжает Северус. — Меня никогда так не тянуло к человеку.

В животе все сжимается, сердце стучит в груди так сильно, что потеют ладони, а все тело бьет дрожью. В глазах встают слезы от осознания, как долго они оба молчат о том, о чем стоит говорить.

— Я знаю, что бываю груб, — чуть хмурится Северус, — что бываю несносен и жесток, — он замолкает на мгновение, а после опускает взгляд. — Я знаю, что не достоин тебя, но, пожалуйста… Если бы ты дала мне шанс доказать тебе, что я готов сделать все, — поднимает он взгляд, — чтобы…

Ее тепло врывается в его личное пространство, а мягкие губы накрывают его собственные. Она сжимает пальцами его мантию на груди, прижимаясь к нему всем телом, а он обхватывает ее лицо ладонями, утягивая в поцелуй.

Северус целует сам. С бесконечным трепетом, с бушующей нежностью и горячим сердцем. Целует свою жену и понимает, что целовать в этом мире хочет только ее и никого больше.

Гермиона целует его в ответ, зажмурив глаза и мягко втягивая в себя его верхнюю губу. В легкие попадает запах его одеколона, от чего сердце начинает заходиться в сумасшедшем ритме. Ее разрывает от безмерного счастья.

Они прикасаются друг к другу лбами, когда прекращают поцелуй, и не открывают глаза. Гермиона медленно расцепляет дрожащие пальцы с его мантии и теперь плавно водит по материалу ладонями. Северус опускает руки вниз и мягко касается ее талии пальцами, прижимая к себе ближе.

Он чувствует пульс у нее в солнечном сплетении и по линии живота прямо через ткань одежды, когда она чуть прогибается ему навстречу.

— Прости мне мою импульсивность, — негромко произносит он, когда продолжает водить пальцами по ее спине, — мне не следовало говорить то, что я сказал на вокзале.

— А ты прости, что не сказала про учебу, — сразу отзывается она, чувствуя дыхание мужа на своей щеке. — Ты имел право знать, просто я…

И все, и нет слов.

Гермиона не знает, как объяснить ему, почему она молчала. Почему боялась все потерять. Северус не представляет, как объяснить ей, что он боялся ее неискренности и ухода сильнее всего на свете. Впервые за долгое время он понимает то, о чем она не может сказать. И она тоже.

Теперь они оба чувствуют друг друга на иной волне и понимают причины своих поступков.

И Северус кивает:

— Я понимаю.

— И прости мне мою наивность, — на мгновение зажмурившись чуть сильнее, произносит она, — я ведь почти поверила твоим словам…

Гермиона поднимает голову и открывает глаза. Весь мир становится яркий, подернутый синеватой дымкой, потому что солнце успевает пригреть ей веки. Северус смотрит на нее в ответ.

— Каким?

Смотрит в ее распахнутое карее море. И как ее зрачки жадно пульсируют навстречу ему. Он не представляет себе, даже предположить не может, что выдает себя точно таким же образом.

— Что я не нужна тебе, — шепчет она.

Они друг другу много глупостей наговорили, оба признают это. Это была глупость, была ложь. Такая неумелая, глупая ложь, что диву даешься. Сейчас они стоят рядом, смотрят друг другу в глаза и своими извинениями говорят вслух о том, что любят друг друга.

Даже Гермиона, которая эти слова всегда боялась вслух сказать.

За этот год многое случилось. А их прощание на вокзале… Что ж, они оба погорячились. Поторопились с выводами. Оступились. Это нормально. Нормально совершать ошибки. Это жизнь, мы не можем быть ко всему готовы.

Главное, научиться наступать на горло собственной гордости, когда это требуется, чтобы не ранить близкого тебе человека и пойти ему навстречу, чтобы вместе работать над совершенными ошибками.

Северус поднимает руки и снова мягко обхватывает ее лицо ладонями. Гермиона опускает пальцы на его запястья. Она скучала по биению его сердца.

— Я хочу спросить тебя, — смотрит он ей в глаза.

— Что угодно, — мягко отзывается она, рассыпаясь в его ласке.

Его дикий зверь снова высовывает морду из клетки и идет на ее ласку, тычась мокрым носом в сухую ладонь.

— Если бы я спросил…

— Если бы? — прерывает его девушка. — Снова задаешь вопросы не напрямую? Ты уже как-то задал мне вопрос, который начинался на «если бы».

…и я вышла за тебя замуж.

— Ты невозможна, — вздыхает Северус и отводит на мгновение взгляд в сторону, после чего снова смотрит на Гермиону.

— Я знаю, — улыбается она.

И я люблю тебя за это так сильно, что ты и представить себе не можешь.

— Хорошо, — сдается Северус. — Задам вопрос напрямую.

Гермиона вопросительно вскидывает брови, продолжая гладить его запястья. Северус смотрит ей в глаза, мягко касаясь подушечкой большого пальца ее скулы.

— Ты выйдешь за меня? — произносит он.

Гермиона смотрит ему в радужки, замечая, что они снова того прелестного оттенка шоколадной патоки, после чего опускает взгляд.

— Мы женаты, Северус, — чуть поворачивает она голову и прикасается губами к его участку ладони под большим пальцем. — У нас годовщина через полтора месяца.

Не зря говорят, что первый год в браке самый сложный.

— Я знаю, но, — она поднимает на него взгляд. — Я хочу спросить тебя об этом сейчас, — смотрит он на нее. — Именно сейчас спросить тебя об этом еще раз.

Когда мы оба изменились. Когда оба чувствуем себя совершенно другими людьми.

— Ты выйдешь за меня? — снова спрашивает он.

Гермиона вновь опускает взгляд и задумывается. Северуса в дрожь бросает от ее молчания и сосредоточенности. Гермиона держит бесстрастное выражение лица, чем пугает его еще сильнее, как вдруг распахивает губы.

— Ладно, — шепчет она.

А затем поднимает взгляд и улыбки сдержать не удается. И происходит то, чего Гермиона никогда в жизни не видела. Северус улыбается. Искренне, широко, ярко. Так, что смешинки путаются в уголках его глаз, а на щеках играют ямочки.

Он сокрушенно качает головой и склоняется к ней, утягивая в поцелуй.

Входная дверь поместья открыта, теплый июньский ветер врывается в дом и мчит по комнатам. Забегает в столовую, где Дейзи ест за столом, болтая ногами, мелькает на кухне, где готовится ужин.

Снует в подсобке с зельями, где стоит холодный котел, и снова мчит в холл, чтобы ворваться в следующие двери. В комнату с фортепиано, стульчик которого поставили на положенное ему место, в библиотеку, где в камине мелькают языки пламени, а на софе лежит открытая книга Джейн Остин.

Ветер мчит лентой вдоль перил, поднимаясь на второй этаж. Забегает в спальню хозяйки дома, играя со шторами, в комнату хозяина, потушив огонек свечи, и в комнату Дейзи, уронив с полки плюшевую мышку.

А затем ветер направляется в правое крыло дома, куда ковыляет Моди, придерживая рукой поясницу. Пожилая эльфийка выполняет поручение хозяина и щелкает пальцами, в результате чего густая темнота коридора растворяется и взмывает ввысь, исчезая под потолком.

Моди открывает дверь спальни в вишневых тонах, зажигает канделябры и начинает делать уборку.

Комментарий к 18.

Книга II. «Тёмная магия оставляет шрамы»: https://ficbook.net/readfic/11227212

Вся информация о работах на моем канале: https://t.me/onceuponadominikasmind

На случай, если вы захотите порадовать меня парой шекелей на стики: 4276 2900 1685 6730

========== Prequel. Mélody Todd ==========

Комментарий к Prequel. Mélody Todd

“Почему он стоял? Почему бездействовал? Это не несчастный случай. Он виноват. Он ее не спас. Как можно было просто стоять? Что значит “парализовало от страха”? Он обязан был!”

А обязан ли? Я осознала, что совершила непростительную вещь. Я не рассказала вам первоисточник всего случившегося. Не рассказала о самой Мелоди Тодд, биологической матери Дейзи. Это все было в моей голове, и я искренне поражалась, когда меня спрашивали: “А ПОЧЕМУ ТАК?”

А я ведь не рассказала. Теперь рассказываю, ведь лучше поздно, чем никогда.

Читать с: Balder - Power-Haus feat. Christian Reindl, Lucie Paradis

Можно простить ребенка, который боится темноты. Настоящая трагедия жизни — когда мужчина боится света.

Платон

Если бы хоть одной живой душе было известно истинное горе Северуса Снейпа, то никто не удивился бы, если бы он утратил свое хладнокровие и самообладание. Однако все случилось иначе: он стал неприступной крепостью, поражая окружающих своей внешней невозмутимостью.

Не был он похож на человека, который похоронил жену.

От такого колоссального различия между видимостью и правдивым положением вещей сжималось сердце. Как громкий истеричный смех иногда производит более ужасающее впечатление, чем слезы, так и неподвижность Северуса Снейпа, охваченного нестерпимой душевной болью, была красноречивее и правдоподобнее оглушающего крика.

Скрипнула рама в открытом настежь окне дальнего угла гостиной. Мéлоди Тодд даже ухом не повела. Нервно дернув головой, она постаралась выбросить шепот из черепной коробки, но ничего не вышло. Последнее время ей все тяжелее сопротивляться, но она ничего и никогда не могла с этим сделать.

Ее предупреждали. Ей давали определенное время.

Мелоди поджала озябшие босые пальцы, подогнув ноги под стул, и, снова склонившись ниже, остановила застывший, почти безумный взгляд на своем светлом запястье. Под прозрачной и тонкой кожей пульсировали голубые и фиолетовые вены. Мелоди завороженно смотрела на них и боялась лишний раз моргнуть.

Иди к нам, милая…

Мелоди вздрогнула, сиротливо и нервно оглянувшись по сторонам. Голос звучал где-то глубоко внутри нее, но порой она об этом забывала. Завыл ночной ветер, снова дернув оконную раму. Девушка с силой куснула сухую нижнюю губу.

На языке появился солоноватый привкус металла.

И взгляд снова упал на мерно пульсирующее запястье. Мелоди, иди к нам. Моя милая Мелоди. Тодд резко выдохнула и, сжав в правой руке осколок от некогда чудесного бокала из сервиза, который на прошлое Рождество подарила ей Розамунд, занесла над прозрачной кожей запястья.

Дубовая дверь с грохотом ударила по стене. Послышался звук разбитого стекла. Правую ладонь Мелоди полоснуло стрелой от резкой, но терпимой боли. Она озадаченно поднесла руку к глазам. Осколок рассек ладонь по всей длине.

Алые капельки начали наливаться шариками на сухой светлой коже, увеличиваясь в размерах прямо на глазах. Воздух наполнился запахом соли и металла. Мелоди сглотнула, когда почувствовала его присутствие рядом с собой, и медленно подняла взгляд.

Северус неприступной крепостью стоял рядом с ней, сжав в белой кисти свою волшебную палочку. Непроницаемое лицо супруга выражало лишь жгучую ненависть, на всю комнату слышался звук долбящего за ребрами презрения. Мелоди этот взгляд мужа узнает из тысячи.

Потому что он снова это сделал.

Снова не дал ей возможности закончить начатое.

Северус никогда не пытался ее понять, а она его и не просила. Мелоди любила его. Забвенно, одним днем, крепко и слепо. Любила за двоих. Она привязала его к себе, потому что этого хотели они. И она, получается, тоже.

Он имеет полное право на нее злиться. Имеет полное право вести себя с ней так, как посчитает нужным. Брак в волшебном мире заключить просто, но вот избавиться от его уз… Куда сложнее. Мелоди выбрала этот путь за двоих, потому что так было нужно. Северуса нет смысла винить в безответственности. Он был ослеплен, как и каждый из нас когда-то.

Северус считал, что Мелоди Тодд появилась в его жизни случайно.

Случайно сменила род деятельности, случайно попала в его отдел, случайно прошла собеседование в числе первых, случайно получила работу. Случайно получила его. По венам Мелоди течет кровь сирены и вейлы, ей не составило никакого труда очаровать Северуса, завлечь его. Пара вопросов, несколько внимательных взглядов, и Мелоди изменила свою внешность на ту, что была ему по нраву.

Если бы она могла сменить имя, она бы и это сделала. Только бы всецело стать частью его жизни, только бы усмирить голоса в голове, которые без конца твердят ей с самого детства, что так нужно. Найти Северуса Снейпа.

Отдать ему то, что по праву ему принадлежит.

И тогда она сможет быть свободна. Она больше не будет принадлежать ему.

Мелоди готова простить ему все сложности характера, всю несносную сущность, его холодность и жестокость, только одного она не могла стерпеть.

— Прочь, — прошептала она, — из моей… головы.

Когда он снова и снова пресекал ее попытки сделать это, без конца проникая в мысли.

— Ты не имеешь права, — холодно произнес Северус, дернув ее за руку, чтобы рассмотреть внимательнее, не успела ли она себе навредить. — У тебя есть Дейзи. Она — твоя дочь.

Мелоди дернулась вперед, холодные пальцы мужа скользнули по запястью. Она бы многое отдала, чтобы он наконец все понял. Мелоди сделала то, что они ей приказали. Она уже отдала Северусу то, что по праву ему принадлежит.

К нам, милая… Сюда, дорогая.

Мелоди вздрогнула от ужаса, схватив губами кусочек воздуха.

— Твоя, Северус.

Он замер от этих слов, уставился на белое тонкое запястье жены, проклиная себя в сотый или тысячный раз за то, что поддался ее чарам. Северус не мог заставить себя поднять взгляд и посмотреть Мелоди в глаза. Эти зеленые, восхитительные глаза.

Вестники его погибели. Треклятый крест, который он несет на себе всю жизнь.

— Замолчи.

Магический брак не расторгнешь так просто, не избавишься от него, как от приевшегося старого пальто. Это союз не пожизненный, а посмертный. Мелоди Тодд повязана с ним, а ее чары, ее безумие и ее дочь… Железными оковами лязгнули на запястьях Северуса.

Если брак нельзя расторгнуть, то от него можно лишь скрыться. Сбежать. Спрятаться подальше. Северус долго вынашивал мысль о том, чтобы оставить Мелоди наедине со своим безумием, уйти от Дейзи и дожить свой век в одиночестве и ледяном бездушии.

Проклятая вейла.

— Нет, — сверкнув глазами, шепнула Мелоди. — Они говорят, что она твоя. Они говорят, что я отдала то, что принадлежит тебе по праву.

Северус почувствовал, как ледяные мурашки пробежали вдоль позвоночника, и нашел в себе силы сделать это. Он посмотрел ей в самую душу, в эти зеленые, пленительные, опасные глаза, которые привели его к такой жизни.

— Кто «они», Мелоди?..

— Они, — растворяясь в черноте его глаз, повторила она. — Дейзи принадлежит тебе, — девушка нервно усмехнулась, покачав головой, — а я теперь нет.

Северус спрятал глубоко внутри себя весь колючий ужас, охвативший его существо тесным коконом. Мы притягиваем в свою жизнь только то, что заслуживаем. Быть может, именно поэтому в жизнь Северуса Снейпа пришла Мелоди Тодд.

Потому что он заслужил.

Северус выпустил запястье жены из слабой хватки, а затем потянулся в карман мантии и достал оттуда маленький оранжевый пузырек. Открыв крышку, Северус бросил на ладонь две белые таблетки и протянул их Мелоди.

— Я не уйду, пока не увижу, что ты их выпила.

Мелоди смотрела на Северуса снизу вверх, как на Божество, спустившееся с небес, и старалась спрятать глубоко внутри себя мысль о том, что он скорее вылез из Преисподней и отправил своих слуг к ней, чтобы те обосновались у нее в голове.

Мелоди Тодд появилась на свет с конкретной задачей, и она ее выполнила. Она полюбила Северуса еще до того, как они познакомились. Мелоди полюбила его образ с самого детства, как только он появился у нее в голове. Образ, за которым она следовала, чтобы выполнить свое предназначение. Так почему же Северус ее останавливает? Почему не дает ей вернуться к ним, если она сделала то, что от нее требовалось?

Она привела в этот мир Дейзи. Его Дейзи.

Эту девочку Мелоди не может назвать своей дочерью, у нее так и не проснулся материнский инстинкт ни во время беременности, ни после родов. Дейзи занимается одна только Моди, а Мелоди лишь старается держать крепко на лице свою маску.

Пытается доказать другим, что с ней все в порядке.

Старается заставить Северуса ей поверить.

И всеми способами пытается обмануть его, да только как скрыть правду от легилимента, который не покидает твои мысли и следит за каждым шагом после первой неудачной попытки? Мелоди сжала в тощих пальцах таблетки и бросила их в рот, запив холодной водой из почти пустого стакана.

— Покажи.

Мелоди послушно открыла рот.

Северус внимательно все проверил, а затем, бросив на жену ледяной взгляд, вышел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. Мелоди долго сидела в холодной ночной тишине, а затем вынула из-за щеки таблетки, бросила их к остальным в вазу, стоящую на комоде, и ушла из гостиной, направляясь в свои покои.

Состояние Мелоди Тодд не было таким до определенного момента. У нее, разумеется, всегда было семь пятниц на неделе, и она никогда не думала о будущем, но… После рождения Дейзи все изменилось.

Это превратилось в обыденные, цикличные фазы, вот только никто их не отслеживал. Северусу было плевать на то, что его не касалось. Он не любил лишний раз быть в доме, когда ее состояние ухудшалось, но при этом в фазу полного дна старался запирать Мелоди в спальне и следить за каждым ее движением, чтобы она себе не навредила.

В фазу подъема они даже выезжали иногда в гости к сестре Мелоди. Розамунд в такие моменты трещала без остановки, что не понимает, как сестра умудрилась выбрать себе в спутники жизни такого ворчливого брюзгу. Мелоди смеялась заливисто и звонко, просила Рози быть мягче, а сама светилась вся и сияла, как новенький галеон. Северус не мог заставить себя улыбнуться, никогда не мог.

И расслабиться себе он никогда не мог позволить.

Его поражала наивность Розамунд, но в глубине души он понимал, что никогда не сможет вынести из стен дома правду о том, что из себя представляет его супруга. Северус доверился одному пожилому целителю в отставке, и тот, соблюдая полную конфиденциальность за большие деньги, согласился курировать состояние Мелоди Тодд.

Прогноз был неутешителен. Рассудок Мелоди помутился после рождения Дейзи, и процесс этот был необратим. Его можно было замедлить, можно попробовать контролировать, но остановить его нет никакой возможности. Разум Мелоди разрушался, только выписанные целителем таблетки и тотальный контроль могли хоть как-то держать ее в узде.

Целитель не стал вводить Северуса в заблуждение. Мелоди продолжит попытки суицида. И будет продолжать до тех пор, пока не достигнет желаемого.

Северус запер себя в доме со своей ношей, со своим безумным выбором, последствия которого сияют золотом на его безымянном пальце, ограничил штат прислуги, оставив одну только Моди, и не выпускал ни одной подробности состояния своей жены и рухнувшего брака за пределы поместья.

Этого бы ничего не случилось, если бы не главное. Мелоди была другой до рождения Дейзи.

Что-то сломалось в Мелоди после появления девочки, что-то треснуло и разрушилось. И вылезло из этой зияющей темноты существо, которое требует от Мелоди повиновения. Требует возвращения.

Северус никогда не сможет понять в полной мере, что Мелоди Тодд была рождена, чтобы выполнить свое предназначение. Отдать ему Дейзи. Создать ту нерушимую связь, которая уготована Северусу Снейпу кем-то свыше.

Мы притягиваем в свою жизнь лишь то, чего достойны, забывая временами о том, что даже радуга может быть только после грозы и дождя. Жаль, о грозах нас не предупреждают заблаговременно.

Небо громыхнуло, и Северус вскочил с постели, хватая ртом воздух. Комната озарилась вспышкой молнии, вынуждая сморщиться. Это уже вторая гроза в июле, после первой весь день был душный и знойный. Северус уже собрался лечь спать дальше, вот только странная тревога кольнула его в самое сердце.

Снейп нахмурил брови, инстинктивно коснулся грудной клетки и, уставившись в одну точку, задержал дыхание. Небо громыхнуло снова. Бросив взгляд на дверь своей спальни, Северус вдруг резко вскочил на ноги, не контролируя собственные порывы, натянул ночную рубашку, схватил волшебную палочку и босиком выскочил в коридор.

Он не ринулся в спальню Мелоди, ноги сами понесли его к детской Дейзи, в которой он никогда не был.

Едва он распахнул дверь, сердце снова с болью ударило за ребрами.

Вспышка молнии озарила детскую дочери, и очертания склонившейся над кроваткой Мелоди вынудили Северуса сорваться с места. Бросив невербальное заклинание, Северус почти подбежал к кроватке Дейзи. Обездвиженная Мелоди с безумным блеском в глазах смотрела на него в упор.

Северус сам не мог понять причины своего поступка, но ему показалось, что он готов ринуться под пулю, чтобы защитить этого ребенка. Эту девчонку, которую он на руках даже не держал ни разу. Которая с рождения под опекой Мелоди и Моди находилась.

Которую он по имени называл всего пару раз.

Северус почувствовал, всего на мгновение, что сделает ради нежеланной дочери все, что угодно.

Всего на мгновение.

— Ты что творишь?..

Миг, когда он выхватил из тощей кисти Мелоди большие ножницы Моди, которыми она пользуется во время шитья. Мелоди затрясло, острые плечи задрожали, грудная клетка нервно начала вздыматься, зеленые глаза заискрились.

— Я лишь хотела ее прядь, — бегло зашевелились ее губы. — Всего прядь. Только одну, я хотела взять ее с собой, — блестели безумием ее глаза. — Я бы никогда не причинила ей зла, Северус. Я бы никогда не причинила, даже если бы они меня заставили.

Северус опустил взгляд в детскую кроватку. Темные волосы малышки разметались по подушке, дышала она ровно и спокойно. Дейзи спала крепко, даже сильная гроза оказалась не способна потревожить ее сон.

Даже безумная, совершенно потерявшая рассудок мать.

— Прочь отсюда, — взмахнув палочкой, бросил Северус. — Прочь из комнаты!

Мелоди на негнущихся ногах попятилась назад.

Северус не обращал пристального внимания на состояние Мелоди все эти месяцы, отдав ее под полное внимание целителя, даже в ее фазы упадка, потому что безумие касалось Мелоди напрямую, не задевая никого другого в доме. Впервые за все время Северус понял, что ее безумие коснулось Дейзи.

И внезапная мысль о том, чтобы оставить девочку на ее попечение, привела в ужас.

— Моди.

Хлопок аппарации послышался секундой позднее, Северус даже не дернулся, продолжая смотреть в кроватку дочери. Эльфийка во все глаза глядела на своего хозяина и боялась лишний раз шевельнуться. Мелоди топталась на пороге, а никто не подозревал даже, что все ее существо разрывалось глубоко внутри.

Они кричали на нее, они требовали, чтобы она пошла с ними.

— За Дейзи головой отвечаешь, — процедил Северус ледяным тоном.

— Как прикажете, хозяин.

— Увижу, что детская пустая — пожалеешь.

Моди вздрогнула.

— Да, хозяин, — дрожащим голосом пролепетала она.

— О любых передвижениях Мелоди сообщать мне напрямую. Немедленно.

— Да, хозяин.

Северус отвел взгляд от спящей дочери, сбросил с себя оцепенение, в два широких шага подошел к Мелоди, схватил ее за руку и увел из детской. Той ночью Северус Снейп поклялся себе, что в комнату Дейзи больше никогда не войдет.

Никогда не позволит себе такой вольности, как чувство. Никогда не позволит дочери любить его и сделает все, что в его силах, чтобы маленькая девочка его возненавидела. Как он когда-то своего отца, как он сейчас ненавидит себя.

Ненависть проще, чем любовь.

Так он сможет уйти из жизни их обеих, он сумеет оставить их в ближайшее время. Моди справится и с Дейзи, и с Мелоди. Непонятно даже, кому она будет нужнее. Нет у Северуса больше сил спорить с судьбой, она и без того здорово его наказала за грехи прошлого. Северус все для себя решил, это окончательно.

Он оставит им обеим совершенно все. Свое поместье, все свои накопленные сбережения. Он просто уйдет, взамен лишь просит у Мерлина силы, чтобы решиться и не пойти на попятную в последний момент. Этой ночью Северус увидел в Дейзи что-то такое, чему раньше никогда не придавал значения.

И теперь это что-то зачем-то заставляет его остаться.

Он готов. Идем, милая, слышишь? Тебе пора вернуться к нам.

Мелоди вздрогнула, как от удара током, и резко уселась на постели, распахнув глаза. Дверь комнаты мерцала, на нее было наложено заклинание, чтобы Мелоди не улизнула ночью, если вдруг вздумается. В глубоком кресле, в углу комнаты, сидя спал Северус. Он снова ночевал тут, он всегда так делает в ночи тяжелой фазы.

Мелоди…

Девушка дернулась, начиная озираться по сторонам.

Милая, тебе пора. Мы так ждем тебя.

Мелоди сглотнула, судорожно выдохнув, и посмотрела на спящего мужа. Даже во сне он хмурился, даже во сне держал губы плотно сжатыми. Голоса в голове начали шептать без умолку, перекрикивать друг друга, но один из них выбился вперед.

И Мелоди Тодд, глядя в одну точку перед собой, выслушала его с начала до конца.

— Просыпайся!

Северус дернулся в кресле, резко распахнув глаза, и схватил палочку, вскочив на ноги. Спать в напряжении он привык, просыпаться подобным образом тоже. Мелоди порхала по комнате, заливисто смеялась и бросала в пляжную сумку вещи.

— Что же ты все спишь? — лучисто улыбнулась она. — Такая погода за окном, нужно скорее бежать на пляж! Дейзи будет в восторге!

Северус сильнее сжал в руке волшебную палочку и стиснул зубы. Ночная фаза прошла, Мелоди снова возвращается к себе, да только легче от этого не становится. Так быстро она в себя обычно не приходит, но вот мысли Мелоди, в которые без позволения вновь врывается Северус, говорят об обратном.

Обычно он не идет у нее на поводу, но после событий сегодняшней ночи вырваться из стен дома — лучшее решение. Поэтому, наверное, Северус и согласился, даже несмотря на то, что душа у него с того страшного момента в детской Дейзи была не на месте.

Солнце нещадно пекло, даже под зонтиками легче не становилось, но малышке было все равно. Дейзи копалась в песке с превеликим удовольствием, пока волны океана лизали ей пятки. Никто в целом мире не мог в полной мере понять, как эта девочка была счастлива.

— Северус, — обернулась через плечо Мелоди. — Сходи за ней, я прошу тебя. У нее же обгорят все плечи!

Северус опустил вниз газету. В фазу подъема у Мелоди всегда обострялось желание чрезмерно опекать девочку. Если не думать о том, что этой ночью она стояла над кроваткой Дейзи с ножницами в руках, можно счесть ее вполне сносной матерью.

— В этом нет необходимости, — сухо ответил он. — На ней панама.

— Плечи открыты, — вытянула руку вперед Мелоди. — Прошу тебя, намажь их ей, а я схожу искупаться. Что-то сегодня слишком жарко…

Мелоди помахала на себя руками и приложила на мгновение ладонь ко лбу. Она старалась думать только о жаре, только о купании. Только об открытых плечах дочери, потому что знала прекрасно, что Северус сейчас сделает.

Мелоди поморщилась, когда он проник в ее мысли, и тут же стянула с глаз солнечные очки, потому что играть только по его правилам в долгожданный день не собирается. Северус задержал дыхание, когда пронзительная зелень прибила его к месту.

Кровь сирены и вейлы взбунтовалась в молодом теле в последний раз, выражая наигранно слабый протест.

— Я просто хочу поплавать, — откровенно произнесла Мелоди. — Только и всего, правда.

Северус совершил еще одну ошибку, когда сделал это. Когда ей поверил.

— Ладно, — поднялся он с места, оставив газету рядом.

— Спасибо, — расцвела она на глазах.

Северус несколько последующих лет помнил ее улыбку. Она являлась ему во снах, мучила в кошмарах, вспыхивала под веками, стоило ему закрыть глаза. Потому что в то мгновение он еще не знал, что эта улыбка будет для Мелоди последней. Она посмотрела Северусу вслед, окинула взглядом силуэт с головы до ног, еще раз запомнила.

Запомнила заново человека, ради которого пришла. И благодаря которому может уйти.

Мелоди…

Мелоди посмотрела на бушующие, неспокойные волны океана. Она встала с места и, не отрывая взгляда от горизонта, медленно направилась вперед. Ступни утопали в песке, но она не обращала на это внимания. На губах Мелоди играла счастливая улыбка, теплый ветер трепал волосы. Она наконец была счастлива. Она готова была вернуться домой.

Иди ко мне, милая.

— Я иду, — вздрогнув, нервно засмеялась она, когда ступни коснулись воды.

Мелоди шла уверенно и торопливо, вода постепенно поднималась выше, касалась щиколоток, затем голеней, коленей, бедер. Постепенно скрыла живот, грудь, коснулась предплечий и шеи. Мелоди испугалась и прерывисто вздохнула, когда перестала касаться дна, потому что никогда в жизни не заходила так далеко, но голоса снова заговорили у нее в голове.

Сюда, дорогая. Я так долго жду тебя…

— Мелоди!

Ногу свело судорогой, когда Мелоди осознала, что ее имя звучит не в подсознании. Это Северус. Северус зовет ее.

— Мелоди!

Северус в несколько широких шагов подбежал к берегу, но, едва ступни коснулись холодной воды, внезапно замер, точно парализованный. Замер, глядя на ее макушку в воде. И десятки мыслей понеслись в голове бешеным потоком.

Мелоди Тодд появилась в его жизни случайно.

Сначала очнулся страх.

Насколько сильно нужно разгневать судьбу, чтобы она во второй раз заставила тебя посмотреть на смерть зеленых глаз? Это же именно она. Это костлявая пришла, счет предоставила, платить давно пора. Счета просрочены! Северус не может отрицать, что был очарован Мелоди. Он не любил ее, он любил образ, который она специально для него создала.

Затем проснулся гнев.

Ему ничего не стоило остаться на месте. Остаться и подарить себе возможность освобождения. Магический брак — вещь посмертная, разве нет? Так почему бы не воспользоваться моментом, почему бы не поддаться течению. Оставить эту сумасшедшую, безумную женщину умирать, чтобы прекратить жить в затворничестве и избавиться от балласта.

Следом пробудилась совесть.

Балласт. О ком же была эта мысль? О безумстве Мелоди или о плоде привязанности, который стоит позади Северуса и от страха не говорит ни слова, замерев на месте? Северус — не отец, он вообще понятия не имеет, как им быть. Он хотел уйти от них обеих, оставить Дейзи вместе с Мелоди, позволить им жить в поместье, отдать в распоряжение все имущество и состояние.

Дейзи не стала бы ни в чем нуждаться, а Моди сумела бы позаботиться о них обеих. Эльфийка поставила бы на ноги девочку, справилась бы с бесами Мелоди, обязательно справилась. Это единственное, что Северус мог сделать. Смерть в его планы не входила.

Затем взбунтовалось бесстрашие.

Северус уже ринулся. Он почти ринулся в океан, чтобы плыть за ней во что бы то ни стало, как вдруг та самая тревога, впервые очнувшаяся прошлой ночью, больно кольнула в груди Северуса, не позволяя ему сделать шаг к воде. Он обернулся, повинуясь внезапному чувству, и перед глазами у него оказалась Дейзи. Испуганная, бледная, растрепанная и такая маленькая.

И бесстрашие оказалось задавлено ответственностью.

Ответственностью за эту девочку. Если бы он ринулся в океан за Мелоди, если бы не успел, если бы сгинул вместе с ней, не успев выбраться, если бы оставил Дейзи одну на берегу… Она стояла бы на месте, как ей приказал отец. Стояла бы и смотрела на шумный океан, не понимая, что осталась сиротой, а под толщей воды дрейфуют тела ее родителей.

Если бы. Если бы!..

Незримая нить, образовавшая между Северусом и Дейзи, едва девочка появилась свет, натянулась, когда пришло положенное время. Когда Мелоди наконец нашла возможность уйти. Так было задумано изначально. Это было спланировано кем-то свыше много лет назад.

Судьба Северуса была предопределена, и Дейзи крепко была в нее вплетена.

Мелоди знала свое предназначение. Знала, зачем она пришла в этот мир. Знала, почему ей надо найти именно Северуса. Знала, что жить в своем безумстве ей предстоит недолго. Северус, может, и решил не так давно оставить их, да только Мелоди его опередила. Они давно выбрали за нее время, когда положено уйти.

Только способ она выбрала свой.

Мелоди Тодд появилась в его жизни случайно не случайно.

— Мелоди!

Плыви, дорогая. Еще дальше, Мелоди…

— Прекрати это, — едва удерживаясь на поверхности, пролепетала она слезливым голосом. — Уйди из моей головы!

Ты — все, что у нас есть…

Если бы хоть одна живая душа знала, как она устала жить с ними в своей голове. Скрывать их от других. Слушаться их. Мелоди сделала то, что они от нее просили. Теперь ее очередь требовать. Она просто хотела тишины. Хотела покоя. И спокойствия. Не так много просьб от человека, который всю жизнь прожил по указке других.

От человека, который смиренно жил со своим безумием.

— Тогда забери меня, — дрейфовала она из последних сил на волнах, крепко зажмурив глаза. — Забери, если хочешь, только замолчи. Я так хочу тишины. Я так устала…

И вдруг вокруг нет ни единого звука. Ни плеска волн, ни шума ветра. Ничего. Мелоди задержала дыхание, не открывая глаз, и тихий шепот взорвался в сознании.

Выдыхай.

— Мелоди!

Мелоди послушно выполнила просьбу. Макушка скрылась под водой вдали от берега.

Голос Северуса оказался последним, что она услышала в своей жизни. Ледяная волна мурашек прокатилась по спине Северуса с лопаток до ямочек на пояснице. Он безмолвно распахнул губы, глядя на неспокойный горизонт синего океана.

Ты победила, Мелоди. Ты победила, Дьявол тебя побери.

Северус обернулся, покачиваясь от сильных порывов ветра, и посмотрел вниз. Дейзи по-прежнему стояла на своем месте. Там, где он приказал ей стоять. Стояла и молчала, глядя внимательными заплаканными глазами на неспокойные волны. Почувствовав на себе взгляд родителя, девчушка подняла голову, и яркая зелень наивных, беззлобных радужек выбила из легких Северуса воздух.

Дейзи не поняла, что сейчас произошло, так он для себя решил.

Неспокойные волны лизнули берег. Сахарная корочка влажного песка впитала в себя морскую пену. Ветер усилился, и грозовые тучи начали собираться в синем небосводе. Над океаном с криками пронеслось несколько чаек, нырнув к поверхности воды, чтобы схватить рыбу. Северус почувствовал, как внутри у него что-то щелкнуло, когда осознание тяжести сделанного выбора окончательно упало ему на плечи.

Если бы хоть одной живой душе было известно истинное горе Северуса Снейпа, то никто не удивился бы, если бы он утратил свое хладнокровие и самообладание. Однако все случилось иначе: он стал неприступной крепостью, поражая окружающих своей внешней невозмутимостью.

Не был он похож на человека, который похоронил жену.

От такого колоссального различия между видимостью и правдивым положением вещей сжималось сердце. Как истеричный смех иногда производит более ужасающее впечатление, чем слезы, так и неподвижность Северуса Снейпа, охваченного нестерпимой болью от сделанного выбора, была красноречивее и правдоподобнее оглушающего крика.

Мелоди Тодд обрекла Северуса до конца жизни винить себя за это решение.

Мы притягиваем в свою жизнь только то, что заслуживаем.

Быть может, именно поэтому в жизнь Северуса Снейпа пришла Мелоди Тодд. Поэтому на свет появилась Дейзи. Поэтому Северус сделал в этот роковой день выбор в ее пользу. Поэтому росла потом Дейзи с невозможно упрямым отцовским характером. Поэтому сбегала из архива Министерства. Поэтому привела в жизнь отца Гермиону Джин Грейнджер через пять лет после второй магической войны.

Потому что он этого заслуживает?..

Северус наклонился, взял на руки Дейзи и направился в сторону двух лежаков, ни разу не обернувшись, чтобы посмотреть на океан.