Ах, женщины! Одно платье – и целая новая жизнь! [Наталья Купа] (fb2) читать онлайн

[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]

Наталья Купа Ах, женщины! Одно платье — и целая новая жизнь!

Обычное сказочное утро!

— Ах, как хочется спать, но надо вставать! Сон, уходи поскорей! — потерев кулачками еще ленивые и тяжелые веки, Адель встряхивает головой, морщит нос и отгоняет руками свой Сон. Превратившись в нежное голубое облачко, Сон взмахивает вверх и улетает в открытое окно.

Занавески дружно смеются и посылают Сну воздушный поцелуй:

— Красавчик! Ты ведь еще вернешься? — звонко кричат они ему вдогонку.

— Непременно, этим же вечером! Ждите меня, я принесу сонные травы и волшебные сновидения!

Адель вскакивает с постели и начинает бодро взбивать перину:

— Кровать-кровать, хватит спать!

Собирай постель скорей,

Полным чудес будет этот день!

Кровать уворачивается, изгибается, шумно скрипит своими старыми пружинами и толстым голосом охает:

— Ах, щекотно, ой-ёёёй! Хватит, ну же, как мне справиться с тобой!

Адель бросает на застеленную Кровать гору Подушек. Они аккуратно горочкой выстраиваются до самого потолка. По комнате летит невесомая ажурная Накидка и тихонько падает на Подушки, нежно целуя каждую. Подушечки сладко причмокивают, потрясывая плечиками, и тоненько затягивают:

— Ура! Ура! Не одни, не одни — мы любимы и мы так нужны!

Адель набрасывает на себя воздушный халатик и, пританцовывая, направляется в кухню:

— Где вы, милые мои, чашечки и блюдца?

Я готова, я вас жду, будем наполняться!

Всю энергию земли выпьем вместе с чаем,

Для хороших добрых дел булочек добавим!

Посуда со звоном и дребезжанием выскакивает из шкафов и ящиков и, покружившись в воздухе, опускается на застеленный Стол. Скатёрка с каждым здоровается, каждому шепчет свое доброе слово на ушко. Стол подбоченивается и басом заводит:

— Новый день! В сборе все!

Еда на столе, Хозяйка во главе.

Значит, всё как всегда –

И быть Чудесам!

Патефон подпрыгивает и взрывной нотой оглашает начало Нового Волшебного Дня.

Сказка о волшебнике Кануне

— Ну вот, смотри же ты, она опять проворонила Новый год! — гномы в цветастых шапках, держась за толстенькие животики и смешно запрокидывая головы назад, дружно смеялись, в очередной раз наблюдая на волшебном экране, как 31 декабря Наталия носилась по дому и ничего не успевала.

— Это ж сколько лет прошло, а она все туда же, хм… — глубокомысленно изрек старший гном и почесал бороду. Он был настоящий мужчина и никак не мог понять, как за 45 лет можно чему-то не научиться, и даже неважно чему, хоть бы и полетам на Луну, но, похоже, Наталия была исключением из правил и так и не научилась встречать новый год как положено за почти половину века.

— Ой, да эти женщины неисправимы! — безапелляционно заявил младший гном и самодовольно глянул на свое отражение в зеркале.

— Тшшш… не пристало тебе такие вердикты выносить. — погрозил ему пальчиком старший гном и кивнул в сторону двери. — Вон скоро Канун придет, он разберется.

— Да когда он еще придет! — скептически процедил младший гном и, засунув руки в карманы, вразвалочку побрел в гостиную. Там уже заканчивали накрывать стол безмолвные феи, и гном потянул носом вкуснющие запахи.

— Придет-придет, и не сомневайся! — вдогонку ему прокричал старший гном и снова погрозил пальцем.

* * *

…Прошло почти две недели. Канун явился незаметно. Он неспешно бродил по дому, поправляя мебель, вытирая пыль или протирая стекла на окнах, а потом вместе со всеми садился за стол, — в общем, вел себя так, как будто всегда тут жил и никогда никуда не отлучался. Братья-гномы не переставали удивляться и друг друга шепотом спрашивали:

— Может, ты видел, когда ОН пришел? — и друг другу же отвечали отрицательным кивком головы.

Спросить же у самого Кануна, когда он тут появился и откуда пришел, смелости ни у кого не хватало. Канун был молчалив и намеков на желание пообщаться не подавал. Да и внешний вид его, мягко говоря, к тесному знакомству не располагал: даже в доме Канун ходил всегда в плотно застегнутом огромном, до земли, тулупе, шапке-ушанке явно не по размеру, из-под которой едва угадывались брови, а глаз и вовсе не было видно, и в громадных валенках, которые чудом не сваливались с его ног.

* * *

Но все резко изменилось 13 января сразу после полудня. С утра гномы дружно расчищали от снега дорожку, ведущую к дому: ожидались гости. А когда к обеду вернулись домой, то безмолвно застыли у порога не веря своим глазам. Канун встретил их сияющей улыбкой во весь рот, который обозначил довольно крепкие жемчужной чистоты зубы, в красном кафтане и широченных серо-бурых шароварах, туфлях с загнутыми носами, расшитых восточными мотивами, и голой, в прямом смысле слова, головой.

— Пожалуйте в хату, милостивые хозяева! Стол накрыт, чарки налиты, самое время отведать и пойти поспать до вечери! — Канун глубоко поклонился, а когда выпрямился, жестом пригласил гномов в трапезную.

Ели гномы молча, быстро, недоуменно переглядываясь между собой. Совсем другое дело Канун — он смачно причмокивал, руками рвал мясо и хлеб на большие куски и отправлял себе в рот и так же смачно все это жевал, нахваливая и напевая себе под нос.

После еды гномов сморил сон. Как они ни пытались сопротивляться, ничего не вышло, и братья дружно повалили в опочивальню. А когда проснулись, картина снова изменилась. Канун уже стоял перед ними в образе седовласого старика, неимоверно высоченного, почти до потолка, в люминесцирующих одеждах, с посохом в одной руке и мешком в другой.

* * *

Волшебный экран снова был включен и на нем снова мелькала фигура Наталии. Только что это с ней? Гномы, разинув рот, замерли. Наталия опять хлопотала по хозяйству, но теперь она не суетилась, как перед новым годом, а плавно кружась, на цыпочках, летала по своему дому и, к чему бы она ни прикасалась, все становилось чистым и воздушным. Дотронулась до штор — засветились огоньками и искристыми снежинками. Наклонилась к кровати — и покрывало легло мягко, нежно, как первый снег на нетронутую землю. Открыла кастрюлю — и полился неземной аромат пряных трав и волшебного вкуса.

— Да как же это? — не выдержал младший гном. Старшие боязливо зашикали и приложили пальцы к губам. А самый старший кивнул головой в сторону Кануна. Тот, казалось, ничего не слышал и никого не видел — он внимательно следил за движениями Наталии на волшебном экране и потихоньку доставал из своего необъятного мешка… а вот что доставал, младший гном никак не мог разобрать, как ни приглядывался.

* * *

И вдруг Канун запел, низким басом, медленно, немного заунывно, словно ветер в зимнюю стужу, подкравшийся к сельским домам и заглядывающий в окна:

— Прими, Наталия, сокровенные подарки от меня! — гном наконец отчетливо увидел, как старик достает серебристый сверток из мешка и бросает его в сторону волшебного экрана. По пути сверток превращается в серебристую струйку волшебной пыли и затягивается экраном внутрь. Потом еще и еще один сверток. А старик продолжает вещать, голос его становится еще более низким и медленным, постепенно превращаясь в настоящее дыхание ветра:

— Прими заботу о муже… любовь к домашнему очагу… страсть к танцам… волшебное перо, чтобы сочинять сказки… свет от свечи, чтобы нести чистоту… огонь от костра, чтобы гореть по жизни…

Далее слова Кануна стали совсем неразборчивыми, но он еще долго продолжал доставать из мешка свои подарки и бросать их Наталии… А женщина по ту сторону экрана продолжала кружиться в танце и с каждой минутой ее лицо становилось все светлее и одухотвореннее…

* * *

Закончилось все так же внезапно, как и началось. Гномы увидели на экране, как пришел Натальин муж, и они вместе сели ужинать при свете свечей. Наталия смотрела на мужа и улыбалась, а он ел приготовленную ею еду и нахваливал. И было что-то такое теплое и волшебное в этой незатейливой семейной сцене, что гномы долго не могли оторвать глаз от экрана.

Когда же экран погас и братья огляделись по сторонам, Кануна уже нигде не было. И только последние серебристые искорки, медленно спадавшие от потолка к земле, напоминали о его недавнем присутствии.

— Всё, теперь до следующего года жди! — потер руки старший гном и почему-то ничуть не расстроился. Хорошо ждать, когда точно знаешь, что ОН придет и будут новые чудеса, новое добро и новая любовь…

Танец Ложки

— Девочки, какая же я счастливая! Иииииии! Она меня заметила! ОНА! Меня! Да я же ей в рот смотрела! Да она для меня… Нет, вы просто не представляете!

Ложка скакала по кухне, вздымая в воздух… нет, конечно, не клубы пыли! Это только фигура речи такая. Да и в хозяйстве у нашей Анечки пыли вы днем с огнем не сыщете. Аккуратистка она потому что. Была и есть. Тут уж ничего не поделаешь. Ложке с этим точно не повезло — даже ради красного словца вздымать было ну совершенно нечего!

Поэтому Ложка мысленно представила, как она вздымает… Ну по логике, что может вздымать в воздух обычная Ложка? Совсем простая. Алюминиевая, вот какая, а не железная там или, даже представить невозможно, серебряная. Та уж точно бы не скакала, а так, плечиком повела, хмыкнула, да и все на этом.

Но алюминиевая Ложка была другая. Она умела ценить. Она всегда трепетно относилась к каждой горсточке будь то крупы или муки, которую зачерпывала, чтобы бросить в кипящую водичку для будущего супа или… мммм! В будущие оладьи! Ах, какой же аромат по всей кухне скоро пойдет! А как заскворчат, зарумянятся на сковородке сладкие домашние оладушки!

Ложка была немногословна. Но внутри нее кипели эмоции. Она не доверяла их никому, кроме своего дневника. Да, Ложка вела дневник! Что вы удивляетесь? Это так несовременно? Ну, простите, а куда еще такой эмоциональной барышне, как простая Ложка, которая не может себе позволить праздные разговоры на лавочке у подъезда, да, впрочем, и по Интернету тоже не может позволить, — так куда же ей девать все свои эмоции? Вопрос риторический. И поэтому Ложка вела дневник.

И если бы вы смогли заглянуть в этот дневник — это, конечно же, неэтично и делать такое никому не разрешается, — но все-таки, если бы с помощью вашего воображения вы вдруг смогли туда заглянуть, как думаете, что бы вы там прочитали?!

«Сегодня Анечка взяла меня не правой рукой, а левой. Представляете?! Я прямо затрепетала. Это было так неожиданно, так непредсказуемо. Я вся изошлась, пока рассуждала, почему она так поступила? Что же такое могло произойти в наших отношениях, что она так резко изменила курс? И значит ли это, что так будет и дальше? А может, мне не стоит волноваться и это был всего один раз? А завтра все вернется на свои места и все будет по-старому?»

«Только что Анечка долго-долго вертела меня в руках. Ах, бедная моя голова! Она так закружилась, так закружилась… Нет, эти чувства разорвут мне сердце! Как же я понимаю всех этих поэтов. Да разве же можно без стихов перенести это сногсшибательное головокружение? Может, и мне пора? Стихи? А может, любовную прозу? Интересно, получилась ли бы у меня любовная проза. Хм… Надо взвесить. Надо составить творческий план на следующий год».

И последняя запись…

«Она выбрала меня в Игре «Загадай желание»! Я теряю разум! Это невозможно! Кого? Меня! Простую алюминиевую ложку! Которая уже достаточно стара, чтобы вынести такое счастье. Края которой уже истерлись от многомиллионного трения о миски и кастрюльки. Значит ли это, что я уже достигла совершенства? Или мне нужно остерегаться гордыни и самодовольства? Ах, невероятное искушение для моего смирения…»

Вы улыбаетесь, Читатель?! Я и сама улыбаюсь. Потому что после последней записи Ложка не выдержала. Она больше не могла уже хранить свое многолетнее молчание, и строгую чопорную походку и осанку тоже не могла больше сохранять.

Ложка пустилась в пляс. И я это видела своими собственными глазами. И это было так невероятно красиво! Завораживающе. Зажигательно. Жизнеутверждающе! И мы все сперва смеялись, а потом пустили слезу. Мы ведь девочки, и мы все такие чувствительные.

А Ложка… Она просто расцвела. Она помолодела на много-много лет. Будто и не было этих миллионов трений, стучаний по дну железной и алюминиевой посуды. Будто не было страданий. Не было мучительных минут и часов ожидания.

Она танцевала. И ее глаза становились все более лучистыми, а движения — все более воздушными и грациозными. И она во всех нас вселила веру в Любовь!

Сегодня вечером перед сном я закрою глаза и буду пересматривать этот танец Ложки. Пусть новый год начнется танцем!

Сказка о том, как Дуб влюбился

— Тсс! Тише вы, тише! Ишь, как сороки, разболтались! — Дуб погрозил молоденьким березкам указательным пальцем, которым ему служил старенький и уже без листьев сучок.

Но девчонки еще громче рассмеялись и, склонив друг к дружке головы, о чем-то таинственно зашептались.

— Нет, вы только посмотрите! Я им говорю, а они совсем меня не слушают, — обиженно тряхнул головой старик Дуб. Темно-зеленые листья-волоски на минуту всполошились, зашелестели и снова неподвижно повисли под тяжестью своих лет.

— Вот так всегда, — вздохнул Дуб. — Молодым все внимание, а мне, старому, хоть бы один случайный взгляд достался…

— О чем это он? — громко спросила самая юная березка Тося. Стоявшие рядом сестры залились смехом.

— Точно, она же новенькая и совсем ничего не знает!

— Надо ей рассказать!

— Ага, старик наш Дуб совсем того…

— В его-то возрасте! Недаром говорят: седина в бороду, бес в ребро.

— Да что ж такое-то? Объясните толком! — звонким голосом перекрикнула всех Тося.

— Да влюбился старик наш, влюбился… — ответила ей не очень молодая осина Сильва.

— И что с того? — качнула плечами Тоська. — Я бы тоже влюбилась! В какого-нибудь красавца ясеня или вообще… В кипариса!

Тося зажмурилась, закачалась из стороны в сторону и даже стала легонько тонкими пальчиками-веточками выстукивать в воздухе какую-то мелодию.

— Ой, где мы, а где кипарис? — съязвила соседка слева Рябина. Она была толстая, в веснушках и с ужасно задиристым характером.

— Так Дуб же не в сестру нашу влюбился, а в человека! — уточнила Сильва.

— В человека? — Тоська даже рот раскрыла от удивления.

— Да, в девушку во-о-он из того подъезда, — осина показала на ближайший к Дубу дом.

— Она в это время обычно выходит на работу. Вот старик и волнуется! — снова, хихикая, загомонили березки.

Просигналил домофон, и из подъезда, к которому были прикованы десятки зеленых глаз, вышла молоденькая девушка. Впрочем, слово «вышла» — это не про нее. Она… проявилась! Грациозно выплыла из материального строения и нематериально растворилась в бушующей красоте весеннего утра.

Все, к чему она прикасалась своим удивленным и восхищенным взглядом, расцветало и наполнялось живительной силой.

А когда взгляд достиг и Тосиной макушки, та вдруг почувствовала невероятную сладость и распушила, растрепала листочки, подставляя их ласковому прикосновению исходившего от девушки восхищения.

Раздался щелчок. Тося вздрогнула и с недоумением уставилась на странную черную коробку.

— Что это было?

— Да это фотоаппарат, не бойся! — буднично махнула рукой осина. — Она им все снимает. Ну, собирает в этот ящик моменты жизни.

«Она волшебница!» — восхитилась молча Тося, а вслух обратилась к сестрам:

— А про какое внимание говорил Дуб?

— Да девушка эта… как же это ее зовут? Ах, Юля-Юлия! Так вот она всегда, проходя мимо нас, голову поднимет и радостно нам всем улыбнется. А на старика вообще никогда не смотрит.

Березки в который раз дружно расхохотались.

Тося недоуменно пожала плечами и тихонько в сторону бросила:

— Глупые они какие-то! Вроде намного старше меня, а в любви совсем ничего не понимают.

Березки стали толкать друг дружку под локотки:

— Смотрите, смотрите! Ой, он сейчас в обморок от чувств упадет!

Тося развернулась и глянула на старика Дуба.

Тот замер и, почти не дыша, смотрел на Юлю, которая как раз проходила под его вековыми ветвями.

Время остановилось. Юлия медленно плыла. Старик, не мигая, провожал взглядом непослушные кудряшки и широко раскрытые, удивленные глаза. Стариковское зрение уже притупилось, но сердце Дуба было по-прежнему большим и могучим, способным на самую сильную и пламенную любовь.

Юлины глаза смотрели не на него. Они были устремлены куда-то вдаль, где расстилался широкий горизонт и бескрайние возможности необъятного мира. И он позволил себе тихонечко — она ведь, конечно, ничего не заметит! — прикоснуться шершавой ладонью к развевавшимся от свежего ветра волосам.

— Пусть бы она почувствовала! Хоть разок! — тихонько взмолилась в сторонке Тося и воздела вверх тоненькие ручки. Ее нежное березовое сердце разрывалось от сочувствия старику.

И внезапно… Юлия вдруг остановилась. Удивленно покрутила головой по сторонам. Пожала мягкими плечиками. Сняла с плеча фотоаппарат и поставила его на скамейку. И вдруг высоко подняла голову и, слегка прищурившись, стала вглядываться в гущу листвы. А потом радостно засмеялась, схватила фотоаппарат и стала кадр за кадром щелкать великолепный старый Дуб, который почему-то до сих пор не замечала.

Никто не увидел, как из маленьких стариковских глаз выкатились две прозрачные слезы. Как тонкие морщинистые губы дрогнули в бесконечно счастливой улыбке. И как все стариковское тело задрожало от счастья, которого он уже давно перестал ждать.

Но Тося увидела. И пообещала себе запомнить этот миг навсегда. И приняла решение посвятить свою жизнь всем фотографам мира.

Ведь они настоящие волшебники. Они умеют останавливать время и запечатлевать Любовь.

Красотка

Уже не первый раз Пиджак подглядывал за девочками из соседней секции. Все эти строгие и цветастые жакеты, блузы, блейзеры и безрукавки будили в нем странные чувства.

— Как бы я хотел висеть вооон там, рядом с этой прекрасной розовой с рюшечками красоткой!

Пиджак сглотнул. Когда он видел розовощекую, цветущую, кровь с молоком, атласную блузку, у него всегда случалось временное помутнение разума, и он ни о чем больше не мог думать, кроме как дотронуться до ее верхней, в тон ткани розовой пуговке с золотистым ободком.

— О, смотрите, вот этот пиджак точно подойдет! Давайте-ка примерим.

Пиджак очнулся. Его так быстро взяли за плечики и понесли в примерочную, что он даже мысленно не успел попрощаться со своей красоткой.

Размер пришелся в пору. Пиджак отнесли на кассу, завернули в красивую, пахнущую дорогим парфюмом бумагу и куда-то положили. «Наверное, в сумку. Отнесут в новый дом, — обреченно вздохнул Пиджак. — Больше я ее не увижу».

Если бы он умел плакать, то сейчас наверняка бы это сделал. По телевизору, который висел как раз напротив его секции, часто показывали мелодрамы, и Пиджак мог часами, не уставая, наблюдать, как герои на экране плачут, смеются, кричат, рыдают, бьют друг друга кулаками, потом бурно мирятся и отправляются спать.

Он представлял свою розовую красотку! Миллион раз в своем воображении он брал ее под руку — и заметьте, элегантно брал! он мысленно отточил каждое свое движение до совершенства, — учтиво склонял перед ней голову:

— Позвольте, мадам! — и медленно вел к широкой лестнице, покрытой ковром.

Красотка жеманилась, делала губы бантиком, закатывала глаза. Со стороны это выглядело не ахти как презентабельно, чопорные дамы высокомерно кривились: «Фи, это пошло!» — но Пиджак летел. Парил! Ему ничего больше не было нужно. Это был предел его мечтаний, и плевал он на этот этикет и манеры.

Чувствовать ее руку в своей руке, ощущать горячую пульсирующую плоть, наслаждаться терпким запахом незнакомых, но таких желанных духов — не это ли высшее блаженство для мужчины, обреченного на одиночество?

Бумага зашелестела. «Прибыли», — снова вздохнул Пиджак.

— Вить, повесь его в гардеробной, не ровен час, помнется, а заказывать утюжку на дом нет времени!

Женский голос затихал за дверью. Над головой неприятно звякнул металл. Дверь захлопнулась. Пиджак снова погрузился в темноту.

«Зачем я живу? Неужели лишь для того, чтобы в час N вывести на сцену этого пузатого мужика, чтобы ему минуту громко похлопали в ладоши и потом снова забыли, переключившись на себя?»

Пиджак постарался уснуть. Он не знал, кто находится рядом с ним, по левую и по правую руку, и от этого было вдвойне неуютно.

Как ни странно, уснул все же быстро. За стеной тикали старинные часы, и их звон напоминал ему дом детства. Тогда еще они жили дружной семьей: мама, папа, пару братьев и сестренка Адель. Она звонко смеялась, и ее смех сливался со звоном часов. Пиджак мог бесконечно слушать, как она смеется.

«Красотка… Как ты там сейчас? Одна, без меня…»

Пиджак вдруг словил себя на мысли: так вот кого она мне напоминает! Сестру! Прекрасную Адель.

Часы пробили шесть раз.

— Утро или вечер?

Дверь гардеробной широко распахнулась. Женская рука схватила плечики с Пиджаком.

— Вить, ну давай уже иди, опоздаем.

Пиджак не отрывая глаз смотрел на хозяйку. В горле перехватило. На ней была одета та самая розовощекая блуза. Его Красотка!

Она удивленно смотрела на него.

— Вот так встреча! — с придыханием шепнул Пиджак. Сердце колотилось.

Она улыбнулась и подмигнула.

«Мечты сбываются, — невнятно зашептал он сам себе. — Но порой совсем не так, как мы того ждем».

И воображение унесло его на светский бал, где они вдвоем — он, Пиджак, и его розовощекая Красотка — танцуют невероятно красивое танго любви.

Как Цыпочка хотела летать научиться

Маленький цыпленок Цыпочка стояла у окошка и с грустью смотрела на небо, по которому пролетала стая диких птиц.

— Мамочка, а почему у меня крылышки есть, а летать я не могу? — спросила Цыпочка у своей мамы, суетившейся у печки пестрой курицы Рябухи.

— Вот еще чего выдумала! — рассмеялась хохлатка, ловко маневрируя между горшками в печи и кастрюлями на плите. — Ты ж еще совсем малютка. Одно название — крылья. А ни пера, ни силы не имеют. Вот подрастешь чуток — и полетишь! А как же, конечно полетишь! — и курица снова вернулась к своему хозяйству. Дело нешуточное, надо было накормить целых 20 ртов. Да еще и Петух скоро обещал пожаловать. А ему поди не угоди — ох, раскричится-раскукарекается, шуму наделает, всем настроение испортит.

Цыпочка замолчала и приготовилась ждать. Она ждала целую неделю, длинную-предлинную неделю! Каждый день просыпалась и бегом к зеркалу — смотреть, не изменились ли ее крылышки. И крылышки действительно менялись: с каждым днем на них появлялось все больше перышек, и через неделю Цыпочка с горделивым самодовольством рассматривала в зеркале вполне приличные, почти как у мамы, крылья.

Но очередная прогулка на свежем воздухе ее разочаровала: взлететь Цыпочке так и не удалось. С обидой она прибежала к Рябухе и гневно прокричала:

— Ты же обещала, что я взлечу, как только перья отрастут!

Мама приобняла свою разгневанную дочурку и ласково прошептала:

— Ну так для полета не только ж крылья нужны! А смотри, у тебя и спинка, и ножки голенькие. Еще подождать надо, дорогая!

Цыпочка все еще дулась, но в душе она почти уже оттаяла. Снова побрела к окошку и снова приготовилась ждать. Прошло еще две недели. Теперь в зеркале Цыпочка видела вполне взрослую оформившуюся курицу, со всеми необходимыми, по ее мнению, для полета деталями. Крепкие, покрытые жесткими перьями крылья. Спина и ноги тоже уже не светились голой кожей, а имели надежное оперение. В глазах появилось что-то серьезное и решительное, а былое лихачество полностью ушло.

«Теперь я точно готова!» — подумала про себя Цыпочка и отправилась на взлетную полосу. Так она называла задний двор, на котором можно было со всей силы разбежаться, не рискуя удариться о ведра или бочки.

Но полета не получилось и в этот раз. Ножки Цыпочки буквально на пару секунд оторвались от земли, но как ни махала крыльями молодая курица, подняться в воздух ей так и не удалось.

Горько плача, Цыпочка вернулась в дом. Мама все сразу поняла без слов. Она, как и раньше, обняла повзрослевшую дочь и долго-долго гладила ее по топорщившимся на голове перышкам.

И только когда рыдания немного утихли, мама Рябуха тихо проговорила:

— Понимаешь, Цыпочка, не все птицы могут летать… Хоть у них и есть крылья!

— Но как же ты можешь так жить, зная, что никогда не полетишь, мама! — закричала Цыпочка, вырвавшись из маминых объятий.

Мама ласково взглянула на дочку и кротко улыбнулась:

— А ведь я всё-таки летала, доченька! — глаза у Рябухи засветились и словно тысячи лучиков полились из них.

— Как это? — опешила Цыпочка.

— Да-да, не удивляйся, доча!

— Расскажи-расскажи мне подробно, как это было! — Цыпочка схватила маму за крылья и затрясла их от нетерпения.

— О, это было давно, но я до сих пор помню то мгновение! Это случилось, когда к нам во двор зашел твой будущий папа. Стоило мне только разочек его увидеть — и всё! Разом закружилась голова, весь мир закружился под ногами и… я полетела! Нет, мы вместе полетели — я и твой папа! Это называется любовь, дочка! — и мама Рябуха пустила слезу. Цыпочка тоже заплакала, и так, плача от радости и еще каких-то неведомых переполнявших их чувств, они стояли долго-долго, обнявшись и поглаживая друг друга по перышкам.

— Мам, а часто ты так… летала? — спустя какое-то время спросила Цыпочка, заглядывая в глаза Рябухе.

Мама смущенно засмеялась:

— О, милая, а вот сколько у тебя братиков и сестричек, столько и летала! И кстати… буквально неделю назад снова… И это было незабываемо!

Цыпочка подпрыгнула на месте и захлопала в ладоши, совсем как в детстве:

— Так, значит, у меня снова скоро будет братик или сестричка?!

— Похоже на то! — мама Рябуха улыбалась и прямо на глазах молодела.

— Какая же ты красивая, мамочка! — восхитилась Цыпочка. — А я тоже когда-нибудь полечу?

— Обязательно, доченька, обязательно полетишь!

Вдвоем, мама и дочка, они стали у окошка и с ожиданием устремили взгляды вдаль — туда, откуда приходит любовь и даже нелетающие куры отправляются в полет.

Волшебная кисть

— Элечка, что это ты пригорюнилась? Праздник же на дворе! 8 марта — надо радоваться!

Старая Фея подошла к внучке, которая сидела, нахмурив брови, у окошка.

— Ага, будешь тут радоваться, когда я не знаю, что женщинам подарить. Я вчера думала, позавчера думала, целую неделю думала — но так и не придумала!

Бабушка тихонько засмеялась в кулачок:

— Я знаю, как тебе помочь!

Она подошла к старому серванту, достала с полки старинную шкатулку и вынула старую, где-нигде с облупившимися боками кисть.

— Кисточка? — удивилась Элька.

— Она самая! Женщины, они ведь такие кудесницы! Им инструмент в руки дай, а они уж сами придумают, что построить!

Элька запрыгала от радости:

— А расскажи подробнее, бабуль!

— Ну слушай, внучка, — бабушка взяла в руки кисть и взмахнула ею в воздухе. — Если у женщины текут слёзы от одиночества, она возьмет кисть и смахнет их на землю. Слёзки землю напитают, и вырастет на этом месте огромное дерево с сочными плодами. Пройдет мимо мужчина статный да хозяйственный, заметит дерево и попросит хозяйку угостить, а за едой да разговорами незаметно и любовь к ним подкрадется. Скоро и свадьбу сыграют!

Элька весело рассмеялась и захлопала в ладоши.

— А если жизнь вдруг покажется женщине какой-то серой да унылой, — продолжала бабушка, — то возьмет она кисть и начнет все вокруг раскрашивать в яркие цвета. Занавесочки раскрасит ромашками да мотыльками! На стены краски разноцветной брызнет, и заиграют на них солнечные зайчики и радуги. Платьишко свое кисточкой обмахнет — и станет оно нарядное, праздничное, в самую пору в гости идти, веселье справлять.

— Ура! Нравится она мне, нравится! А что еще можно волшебной кисточкой делать?

— Да все, что угодно! Если тьма настигает, женщина кистью взмахнет и тьму развеет. Если люди вокруг стали унылыми да плаксивыми, они им улыбки нарисует и в сердца огня чуток добавит. А если у самой настроение пропало, то кистью она нарисует себе яркие глазки и румяные щечки — настроение и вернется. У женщин фантазия ох какая богатая! Уж они найдут, как им жизнь раскрасить, чтобы всеми цветами засияла.

— Вот спасибо тебе, бабуля дорогая! — Элька расцеловала старую Фею в обе щеки. — Побегу всем женщинам кисточку волшебную дарить — пусть у каждой прямо сегодня разноцветная жизнь начнется!

Сказка о любви, доверии и нежности

Они стояли напротив друг друга на книжных полках в огромной комнате, сплошь заставленной стеллажами: хрупкая фарфоровая кукла Изабель и старый деревянный солдат Михаил. Солдат часами не сводил глаз с Изабели, любуясь ее таинственной красотой, но кукла ни разу даже не повернула голову в его сторону.

Когда-то здесь была библиотека, но однажды книги перевезли в другое, более современное и технически лучше оснащенное помещение, и тогда хозяйка приспособила старые книжные полки для хранения кукол. За два года их скопилось здесь видимо-невидимо. Виной всему одно давнее объявление, которое как раз два года назад хозяйка развесила по всему городу: «Скупаю старые куклы по умеренной цене. Возраст и состояние кукол не имеют значения». И повалил народ. Что они только ни несли: и пластмассовых пупсов, и старомодных кукол в чепцах и длинных мантиях, и всевозможных солдатиков, бэтменов и супергероев. Хозяйка принимала всех, не сортируя, в предвкушении скорого открытия собственного кукольного театра.

Да, это была ее заветная мечта! Она спала и видела, как все эти куклы, ожившие в руках подмастерьев, умевших починить даже невозможное, «выходят» на сцену и начинают смешить, забавлять, волновать пришедших зрителей, а их в зале столько, что яблоку негде упасть, и после завершения спектакля на сцену выходит она, хозяйка, и под несмолкаемые аплодисменты кланяется и посылает воздушные поцелуи поклонникам…

Но мечта рухнула в одночасье. В город приехал другой театр, со странным каким-то названием, вроде «Театр современных иллюзий и метаморфоз», ну или что-то типа того, и все еще недавно интересовавшиеся куклами жители вмиг перебазировались на новую площадку, а куклы… Что ж, их хозяйке пришлось сгрузить в темную каморку почти на год с лишком, и только когда переехала библиотека, хозяйка переместила на ее старое место кукол.

Да, атмосфера на книжных полках царила, мягко говоря, не очень веселая. Но солдату Михаилу это вовсе не мешало часами любоваться на прекрасное создание, стоявшее буквально в метре от него, не забывая при этом ровно держать спину и крепко сжимать ствол ружья, на случай неожиданных военных действий.

И этот час настал. Однажды всю комнату со стеллажами потряс страшный грохот, пыль поднялась чуть не до потолка, солдат Михаил едва удержался на ногах, а многие куклы так и попадали вниз с огромной высоты.

— Боже мой, что с нами будет! — театрально воздела руки к небу тоненькая куколка рядом с солдатом. Но взгляд Михаила с тревогой устремился туда, где стояла его тайная возлюбленная. О, ужас! Она не стояла, а висела, держась одной рукой за книжную полку, готовая вот-вот упасть и разбиться насмерть. Фарфор все же очень хрупкий…

— Помогите! Кто-нибудь! — скорее шептала, нежели кричала она. Но солдат различил бы ее голос даже в самом сильном грохоте и шуме. И Михаил бросился на помощь…

Он сам не понимал, как ему удалось проделать весь этот путь: он перепрыгивал с полки на полку, совершал немыслимые кувырки и сальто прямо в воздухе, пока наконец не очутился прямо под стеллажом, где еще недавно стояла его прекрасная Изабель.

А между тем фарфоровую куклу покидали последние силы.

— Отпусти руку, не бойся, я тебя споймаю! — крикнул солдат.

— Боюсь, не могу! — всхлипнула Изабель.

Полку шатало все сильнее, и — о, ужас! — посередине прошла глубокая трещина. Она становилась все глубже и шире, пожирая на пути все, что попадалось, и фарфоровая кукла в считанные секунды могла стать ее очередной жертвой.

— Прыгай, немедленно! Это приказ! — вне себя от страха потерять любимую, прокричал солдат.

Но у Изабель страх прыгнуть вниз и довериться человеку, которого она совсем не знала, был сильнее, чем страх смерти. Она колебалась и никак не могла выбрать, что делать.

— Да я же люблю тебя, дурочка! — заливаясь слезами, прохрипел солдат. И в тот же миг Изабель отпустила руки…

Она так же нежно и грациозно, как и в обычной жизни, летела вниз, а солдат, глядя все с таким же восхищением на это неземной красоты падение, все же не потерял голову, а крепко вжавшись сапогами в землю и расставив руки в стороны, приготовился споймать свою любимую.

Удар оказался сильнее, чем он рассчитывал… Острая боль пронзила все суставы солдата. Волной его откинуло назад, но даже падая, он помнил, что держит в руках ту, чья жизнь для него дороже его собственной. Тупой удар в затылок… В глазах померкло… и наступила тишина… тьма и тишина…

Очнулся солдат от мягкого света, который щекотал ему веки, и от щебетания птиц. Изабель сидела рядом, улыбалась и поглаживала его по руке.

— Я умер? Я в раю? — тихо спросил Михаил и тоже улыбнулся.

— Нет, ты жив! Мы оба спасены! И теперь мы будем жить вечно… вместе… — Изабель покраснела и опустила глаза.

Оказывается, в самую последнюю минуту, когда смерть уже стояла со своей косой, в комнату вбежала хозяйка и успела схватить своих самых любимых кукол: деревянного солдата Михаила и фарфоровую Изабель, которые напоминали ей ее собственную историю любви. И теперь им было отведено самое лучшее место в доме хозяйки: на красивом серванте, в котором отражалось дневное солнце и откуда был виден летний сад.

Солдат, несмотря на еще некоторую слабость в ногах, вскочил и стал на колено, склонив голову:

— Сударыня, примите мое безмерное почтение и…

Изабель тоненько засмеялась и потрепала его по щеке:

— Ну бросьте глупости, Михаил, давайте уже без этих чинов и официоза! — и нежно глядя ему в глаза, прикоснулась губами к его губам…

Июльское солнце приближалось к горизонту, и последние его, красноватые лучи отразили в стекле старого серванта чарующий поцелуй двух светящихся фигур: солдата и фарфоровой куклы…

Уютные носочки

Даша с трудом открыла дверь. Руки так озябли, что она долго не могла всунуть ключ в замочную скважину.

Забежала в прихожую и сразу давай прыгать на месте, чтобы хоть немного согреться. Свет не включала, прямо в темноте сбросила сапожки и побрела в гостиную.

Камин уже погас. Только в самой глубине тлели пару уголёчков, слабо освещая небольшой кусочек комнаты.

Даша подошла к окну и, слегка отодвинув штору, уставилась на машину, стоявшую у обочины.

Тихо тикали настенные часы, а Даша все стояла у окна, не шевелясь. И сколько еще она так бы и простояла, не знает, потому что рядом вдруг раздалось едва слышное покашливание.

Даша вздрогнула, огляделась по сторонам.

— Кто здесь?

— Не пугайся, это мы, твои любимые носочки! — голос звучал мягко, убаюкивающе и очень ласково.

Даша присела на корточки и, когда глаза немного привыкли к темноте, действительно увидела свои старые шерстяные носочки. Они стояли на полу и, задрав головы вверх, с радостной улыбкой смотрели на хозяйку.

«Как собачки! — подумала Даша и усмехнулась. — Такие же радостные и преданные!»

Она несмело поднесла руку к носочкам, явно намереваясь их погладить.

— Мы подумали, тебе холодно! — снова радостно произнесли носочки. — Может, стоит разжечь камин?

— Мама не любит, когда за день камин зажигают дважды, — покачала головой Даша.

— А она ничего не узнает! — подмигнули носочки.

— Ах, проказники! Подбиваете меня на хитрость?! — Даша погрозила пальчиком. И неожиданно заливисто рассмеялась.

Она представила свою маму — такую серьезную, педантичную, в толстых роговых очках, которая не верила не только что в сказки, но даже в новости по телевизору и в научные энциклопедии. И вот заходит мама в гостиную — а тут Даша с говорящими носками.

Даша зашлась от смеха.

— Вот умора! И правда, давайте зажжем камин!

Она вдруг почувствовала прилив сил. Подскочила к выключателю, зашла верхний свет, немного повозилась с мешком с углем — и вскоре в камине уютно потрескивал огонь.

Носочки сбегали на кухню и принесли чашку ароматного чая.

— Дашенька, запрыгивай в кресло, сейчас мы тебя отогреем!

Даша пододвинула кресло поближе к камину и с ногами залезла в него. Носочки подпрыгнули вверх и, мягко обволакивая замерзшие и все еще немного покалывающие в пальчиках ноги, плотно уселись и стали делать массаж шерстью.

Даша прикрыла глаза и растворилась в моменте. Как хорошо! Ноги стали постепенно оттаивать. И так же постепенно стало оттаивать ее обиженное, обмороженное сердце.

Образ Сашки, который так сильно ранил ее сегодня, стал потихоньку растворяться в огне камина. Носочки шебуршали и что-то тихонько нашептывали. А Даша сквозь полузакрытые веки смотрела на огонь и отпускала свое прошлое.

Больше не было Сашки. Не было боли. И ноги уже согрелись. И на душе снова было тепло и уютно. Как в далеком детстве, когда родители еще жили вместе и мама каждый вечер натягивала на ноги Даше уютные носочки и рассказывала сонную сказку…

— Все будет хорошо! — уже сквозь сон прошептала Даша. Перед глазами возникли смеющиеся мама и папа. Они держались за руки и между ними искрило настоящее волшебство…

Как гномы девушке помогали

— Калачик, ну что ты там высматриваешь в этом своём зеркале уже третий час? — гном Гэльба свел брови на переносице и сердито шмыгнул носом. — Я тебя что просил? Чтоб ты мне дрова со двора принёс. А ты никак нос свой не высунешь из стекляшки.

Гном Калачик с трудом оторвался от изображения:

— Да понимаешь, девушка там одна… Ей помощь нужна…

— Ха, знаю я твою помощь! — злорадно ухмыльнулся Гэльба. — Небось новую красотку себе заприметил, а?

Калачик покраснел:

— Нет, ну она красивая конечно… Но совсем не понимает, какими дарами обладает! А я помочь хочу — глаза ей открыть. Она как прозреет, ведь совсем по-другому заживет.

Гэльба крякнул, вытер руки о передник и подошёл к братцу:

— Ну ладно, давай это… Покажи свою красотку. Счас вместе чего-нибудь придумаем.

— Ну вот же смотри, она пишет: хочу стать более сильной! Так отправь ее в спортзал или на стадион, пусть тренируется. Через пару месяцев такой сильной станет, что ого-го!

— Приземленный ты гном, Гэльба, — с укоризной проговорил Калачик и покачал головой. — Девушка ведь не о физической силе говорит.

— Не вижу разницы! — буркнул братец. — В сильном теле — сильный дух.

— Вообще-то в поговорке по-другому сказано… — сам себе пробормотал Калачик и почесал голову. — Как же ее укрепить?

Но Гэльба уже разошелся, его было не остановить:

— Вот что, напиши ей, пусть запишется в летний лагерь скаутов! Там они и по лесам непролазным лазят, и по канатам ползают, и тяжеленные рюкзаки на плечах волокут, и …

— Ну все, хватит с меня! — Калачик вскочил со стула и накинулся на братца с кулаками. — Девушка — нежное создание, а ты ее в лагерь? Ух, кровопийца!

Неизвестно, чем бы закончилась потасовка между братьями-гномами, как вдруг в комнату ворвался свежий ветер, который принес аромат лесных ягод и медового напитка.

Калачик смешно потянул носом и зажмурился. Гэльба, тоже любитель сладенького, закрыл глаза и стал громко причмокивать.

А рядом с ними вдруг прозвенел нежный голосок:

— Ах, мальчики-мальчики! Вы бы своим прямым делом занимались. Вы же — дети земли. Куда ж вы полезли? Таинственные глубины непостижимой женской души захотели постичь?

И голосок звонко рассмеялся.

— Серенада? Откуда ты взялась? — первым опомнился Гэльба.

Голос продолжал смеяться где-то вверху. Калачик с трудом задрал голову: у него была слишком маленькая шея, которой даже из стороны в сторону нелегко было поворачивать.

Прямо над ним нависало неземное создание в серебристо-ажурном платье, разбрасывающем вокруг себя брызги разноцветных искр.

Серенада сжалилась над Калачиком и опустилась чуть ниже, примерно на уровень его глаз.

— Да ты такая маленькая! — удивился Калачик. — Я же тебя живьем первый раз вижу.

Фея и в самом деле была крохотная, размером с человеческую ладошку. От этого она казалась еще более нереальной, а голосок ее звенел, как маленький серебряный колокольчик.

Гэльба, который уже поднялся с дощатого пола, тоже изумленно разглядывал Серенаду.

— Да, я такая, но сейчас разговор не обо мне, — пропела Фея. — Поговорим о девушке, братья гномы.

Серенада присела на краешек деревянного стула и начала:

— Вам, мужчинам, наверное, будет сложно в это поверить, но настоящая сила женщины заключается в ее … слабости!!! Женщине вовсе не нужно становиться сильной! Боже упаси! Она от этого только потеряет.

— Пока не понимаю… — пробормотал Гэльба, а Калачик нетерпеливо затряс руками:

— Так а что, что ей делать?

— Увидеть! — Серенада снова звонко засмеялась. — Увидеть Себя Настоящую! Разглядеть среди сотен ролей, масок, образов, навязываемых миром — и затем принять свой Истинный Образ и жить в соответствии с ним. Знаете, это придаст такую Силу ее личности, что все остальные вопросы отпадут сами собой.

— Ты же сказала, женщине нельзя быть сильной! — подмигнул Гэльба и погрозил пальчиком.

— Да, для вас это кажется противоречием! — ловко вырулила Серенада. — Но его здесь нет! Приняв свою женскую природу, с ее слабостью и беззащитностью, на самом деле девушка наконец откроется на помощь всего Мироздания. Всё и все станут ей отныне помогать! Природа, музыка, танцы, домашние дела, уход за собой, люди, которые рядом, любые обстоятельства и даже жизненные трудности — всё станет служить ей на пользу. Открытыми глазами она будет встречать каждый свой новый день, радоваться и ожидать поддержки Мироздания!

— Как-то мудрено все это, — почесал затылок Гэльба.

— Может быть, — подмигнула Серенада. — Но есть указатели! Если девушка будет внимательной, то она разглядит подсказки, которые доброе Мироздание разбрасывает на ее пути.

— Получается, от нас пользы никакой? — расстроился вдруг Калачик. — Она все сама должна сделать? Увидеть, понять, принять?

Серенада подлетела к самому лицу, похоже, уже влюбленного гнома и тихонечко, улыбаясь, прошептала:

— Почему же?! А ты делай свои, мужские, дела! Цветы подари. На ужин пригласи. Подароксделай. Дом построй! Это поможет твоей любимой быстрее найти дорогу к самой себе!

Калачик обрадовался и сразу же бросился во двор, цветы собирать да деревья присматривать — для постройки дома)))

Гэльба вернулся к плите — надо ж было наконец обед доварить!

А Серенада улетела в одной ей ведомые края. По дороге она заглянула в гости к девушке и оставила у нее на столике одну книгу, с зеленой обложкой и маленькой феей, сидящей на листке цветка.

— Когда она проснется, то увидит ее и постарается найти. А уж когда прочитает, то … — фея не договорила и, смеясь, вспорхнула вверх…

Спор платьев

Как-то раз платья поспорили.

— Ой, что бы кто ни говорил, а моя модель — самая современная, — авторитетно заявило классическое Прямое платье. — В нем и на работу в офис можно спокойно ходить, и на ужин в ресторане заявиться.

— Категорически несогласно! — горячо возразило Греческое платье. — Ладно, еще в офис, там все на одно лицо, что мужчины, что женщины. Но в ресторан… Дудки, только в моем фасоне — и никак иначе!

— Девочки, что вы спорите! — томно закатило глазки Платье-"русалка". — Где вы и где ресторан? Женщина должна в платье… плыть! Медленно рассекая волны изумленных мужских взглядов и завистливых молний их спутниц!

Неизвестно, чем бы этот спор закончился, но как раз в эту минуту перед подружками появилось еще оно платье. Оно и плыло, и кружилось одновременно, на его подоле отражались ночные звезды и искорки ночного костра, оно едва заметно шелестело и тихонько смеялось, а рядом шел крепко сшитый, подтянутый, строгий мужской костюм.

И платья вдруг замолчали, пораскрывали рты и застыли в изумленном восхищении.

— Платье должно быть влюбленным! — каркнула сверху ворона и медленно полетела к горизонту.

Волшебная метла

— Ну вот, Наташенька, это и есть твой новый дом! — пропела Крёстная и распахнула перед девочкой двери.

— Вот это? — разочарованно протянула Наташка, оглядев внутреннее пространство. — Да тут столько грязи и всякого барахла — вовек не убраться.

— А ты хотела сразу на все готовенькое?! — подмигнула Крёстная и весело рассмеялась.

— Ничего смешного… — буркнула девочка и надула губы.

— Ну тогда слушай — открою тебе один Боооольшой Секрет! — Крёстная поманила девочку пальцем и шепнула ей на ушко. — Когда ты приходишь на всё готовое — оно красиво, конечно, но оно НЕ ТВОЁ!!!

— Как это? — пока еще не понимала Наташка, но сердечко ее уже затрепетало.

— А вот так! — Фея схватила девочку за руки и закружилась вместе с ней по комнате. Танцуя, они наступали на горы мусора, подымали вверх старинную залежалую пыль и опрокидывали ветхую мебель, а Фея высоким голосом пела песню:

Если в доме порядок и чистота —

Значит, кто-то их здесь навел,

Но если это была не твоя рука,

Значит, чужой рукой убран дом.

Но если ты хочешь,

Чтобы дом был полностью Твой,

Наберись терпения,

Возьми Волшебную Метлу —

И убери Свой Дом

Своею Собственной Рукой!

С каждым па, с каждой строчкой песни Наташка наполнялась невиданной Энергией и Радостью — и вдруг … сама запела:

Мой Дом,

Мой любимый Дом,

Как хорошо мне будет жить в Нём!

Как счастлива буду я здесь!

Принимать гостей и песни петь!

Каждое утро рассвет встречать

И Счастьем всех близких наполнять!

Она и не заметила, как в какой-то момент в ее руке оказалась Метла. Она была сделана из тонких, но очень прочных золотых прутиков, обвязанных втрое скрученной бечевкой, которые держались на крепком, хорошо обтесанном дубовом черенке.

Наташка подняла вверх свою Волшебную Метлу, полюбовалась Ею и через минуту, громко вскрикнув «Эгегей!», легко и красиво начала мести.

В открытые окошки залетели птички, а в открытые двери забежали лисички, зайчики и другие зверушки. Наташка мела, птички выносили в клювах мелкие предметы, а лисички-сестрички — предметы покрупнее.

Вдруг в оконном проеме показался один глаз медведя — вся его морда целиком не влезала:

— Подмога не нужна?

— Нужна-нужна! — смеясь, показала девочка на гору старой мебели. — Да только как ты, Потапыч, дотянешься?

Фея тихонько шепнула:

— А ты Метлой подвинь!

Наташка удивилась, но выполнила сказанное. И — о чудо! — легкий взмах Волшебной Метлы разом придвинул всё старьё к окну, откуда уже медведь лапой смог легко его достать, чтобы вынести на свалку.

Незаметно стемнело.

— Ох, устала я! — зевнула Наташка и упала на пол. На чистый пол, который только что сама же и убрала. И в ту же минуту и заснула.

Фея на цыпочках подошла к ней и тихонько накрыла нежнейшим покрывалом:

— Спи, мой дорогая! Работы предстоит много. Но потихоньку-помаленьку, день за днем, год за годом — и ты приберешь свой Дом и наполнишь его своим счастьем и радостью. И превратится твой Дом в прекрасный Замок, где найдется место каждому: и путнику усталому, и гостю долгожданному. А сейчас отдыхай, сил набирайся. Завтра новый день и новая песня! А я всегда буду рядом!

Фея поцеловала девочку в лоб и растворилась в ночной тьме. А на небе зажглись звездочки, чтобы навевать Наташке прекрасные сны.

Подарок на День рождения

Маленькая девочка Лена должна была вот-вот появиться на свет. И перед самым отбытием ее на землю, к дорогим маме и папе, к Леночке вдруг подошла удивительно красивая Фея. Девочка была так очарована ее красотой, что на секунду потеряла дар речи и не могла вымолвить ни слова.

Фея, заметив это, тихонечко, как колокольчик, засмеялась-зазвенела:

— Что, Леночка, трудно подобрать Слова?

Девочка молча кивнула, все так же восторженно глядя на необыкновенно красивую Фею.

— А хочешь, сделаю тебе необычный подарок на День твоего рождения?! — Фея поманила ее рукой и пошла вперед.

Леночка счастливо кивнула и пошла за Феей. У нее внутри всё пело. Получить подарок на свой День рождения, да еще от такой удивительной Феи — что может быть прекраснее!!!

Фея привела девочку в удивительно красивый, такой же, как она сама, Сад.

— Ну вот, выбирай! — ласково сказала она.

Леночка осмотрелась вокруг и изумленно выдохнула:

— Так это же… не цветы?! Это… Слова?!

И действительно, на каждой грядке, клумбе, на каждом кустике вместо ожидаемых цветов стояли, висели, сидели самых разных размеров и оттенков Слова. Одни приветливо махали Леночке руками, другие молча и горделиво отворачивали в сторону головы, третьи тихонечко сидели в траве и прятались в ней, как только Лена обращала на них внимание.

Фея снова зазвенела:

— Да-да, дорогая моя девочка — это Слова! Ты можешь выбрать любые и взять их с собой на землю.

Лена не могла поверить своему счастью. Она всегда мечтала уметь подбирать Слова и с восхищением слушала своих говорливых подружек, которые росли вместе с нею до отправки на землю, но ей самой это давалось не очень легко. А тут такой подарок!!!

Лена пошла по саду, внимательно вглядываясь в каждую клумбу и кустик. Может, этот? Нет, как-то не по душе. А может, вот этот? Тоже не то. Лена долго-долго ходила по Саду, но так и не найдя тех самых, своих Слов, грустная и разочарованная вернулась к Фее.

А Фея неожиданно погладила ее по голове и сказала:

— Леночка, ты такая умница! Ведь сейчас ты сделала очень важное дело — ты показала, что умеешь слушать свое сердце и не хватаешься за первое попавшееся. И за это тебя ждет настоящая награда.

Фея взяла девочку за руку и повела в самый укромный уголок Сада.

«Как же я его не заметила в первый раз?» — удивлялась про себя Леночка.

И в этом уголке росло удивительное Дерево. На его ветвях пели райские птицы, по стволу стекали хрустальные ручейки, а в нежно-розовых бутонах сидели такие красивые и волшебные Слова, от которых у Леночки закружилась голова и даже выступили слезки на глазах.

— Да, это они! — прошептала девочка, подбежала к Дереву и прижалась щекой к одной из веточек. Ветка ласково погладила девочку по волосам и брызнула на нее тонким ароматом одного из Слов.

— Эти Слова отныне твои! — пропела Фея. — Бери их с собой, взращивай в своей Душе и не забывай за ними хорошенько ухаживать. Год от года они будут расцветать и хорошеть и принесут много радости окружающим тебя людям и тебе самой!

Вот так девочка Лена получила волшебный подарок от Феи, и сегодня она радует нас всех своими волшебными словами, в которых так много тепла и любви к людям.

Осенняя гостья

В этот раз я не услышала, как Она вошла. Повернулась, чтобы взять ложечку, а Она уже рядом. Стоит тихонечко в своем осеннем одеянии, а глаза такие огромные и, как всегда, печальные.

Я чуть не поперхнулась чаем. Не могу сказать, что обрадовалась, увидев Ее. Но не прогонять же гостью!

— Привет, Дэ! Давненько тебя не было! — наигранно весело проговорила я и протянула Ей чашку с еще не остывшим чаем. Странно, но вот сегодня почему-то заварила сразу две — словно предчувствовала, что будут гости.

Медленно-медленно она присела на краешек стула и взяла ободок чашки тонкими полупрозрачными пальцами. Она все делала очень медленно. Наверное, если бы решили снимать фильм с замедленной съемкой, то кадры с Дэ искусственно не пришлось бы замедлять.

— Ну, как дела, рассказывай, — пробую выдавить из Нее хоть слово. Вот не люблю долгое молчание, и ничего с этим не поделаешь. — Кстати, хорошо выглядишь! И прическа тебе эта так к лицу.

Тут я немного слукавила: ярко-рыжая копна волос только подчеркивала мертвенную бледность Дэ, так что сразу хотелось или потереть ей щеки кулачками, или подлить в чай чего-нибудь покрепче.

— Кстати, у меня тут коньячок завалялся! Можем, махнем по маленькой? — я явно начинала нервничать. Интересно, Она это заметила или еще пока нет?

— Да, почему бы и нет, — впервые открыла рот Дэ, и вдруг налетел порыв холодного ветра.

— Как-то резко похолодало. Не находишь? — я поднялась с места. — Надо окошко закрыть.

Пока возилась с окном — а у меня там замок заедает, вечно мучаюсь — почувствовала, как озябли руки и зубы стали дробь выбивать.

— Скучно мне что-то, — раздался за спиной приглушенный голос. — Вот к тебе решила зайти.

Я села на место. Дэ смотрела на меня немигающими бледно-серыми глазами. Казалось, что в них застыли кусочки очень древнего льда.

Я наконец откупорила бутылку и подлила нам обеим янтарной жидкости.

— Ах, какой аромат! До чего же люблю коньяк! — я не смогла удержаться и задорно рассмеялась. Но на фоне печального, почти трагического выражения лица Дэ мой смех даже мне самой почудился чуть ли не издевательским.

Я быстро примолкла и, опустив взгляд в чашку, стала тупо помешивать ложкой обычно любимый напиток, который сейчас таким уже не казался.

— Ну а чем занимаешься вообще? — я все еще пыталась завязать разговор, хоть и понимала тщетность своих попыток.

— Да по большей части гуляю, — неожиданно быстро ответила Дэ. — Там, знаешь, сейчас такие листья… огромные… красные… желтые… Но мне больше всего нравятся уже пожухлые, с такой ржавой каёмочкой по краям, и чтобы они в луже плавали. Мееедленно так плыли… А я смотрю-смотрю… Часами могу смотреть.

Дэ стала водить ложечкой по янтарной поверхности напитка, и по быстро исчезающим очертаниям я поняла, что Она рисует кленовый лист. Ложкой по воде…

— А может, и вправду, давай на улицу вместе сходим! Все же тебе не одной быть, вместе веселее, — неожиданно для самой себя предложила я. И почти сразу об этом пожалела. Ну что я там с Ней на улице буду вместе делать? На листья в лужах смотреть?

Дэ оторвала взгляд от своего воображаемого рисунка и уставилась на меня.

— А ты одна сходи, так будет лучше…

Не знаю почему, но я так и сделала. Ей невозможно было не подчиниться. Я вышла на улицу и, загребая носками ботинок осенние листья, пошла вперед.

Я шла медленно-медленно и не переставала думать о Ней. О моей Гостье. Рыжеволосой мертвенно-бледной Осенней Депрессии…

Сказка про Месть

Жила-была Месть. Была она дама современная и всегда одевалась по моде.

В средние века она отправлялась на светские балы в пышных нарядах и с ядовитой булавочкой в воротнике либо с пузырьком бурлящей темной жидкости в сумочке. Пару веками позже она гарцевала на лошади в роскошном рединготе и размахивала дорогим револьвером. Ну а в наше время вы встретите ее в строгом костюме, с аккуратным маникюром неизменно-красного цвета и в черных туфлях-шпильках.

Месть считала себя самой справедливой на свете и никогда никому не делегировала свою работу. За многие столетия практики она уже настолько виртуозно овладела своим ремеслом, что могла выполнять его в любое время суток даже не глядя. Ее глаз моментально оценивал ситуацию, выбирал оптимальное орудие возмездия, и дальнейшее воплощение задумки в действие происходило четко, деловито и точно в срок.

Так бы все и продолжалось, но однажды Месть повстречала свою старинную школьную подругу. Давным-давно, еще в пору юности, они сидели за одной партой в Школе жизни и постоянно спорили о методах и формах. Месть, разумеется, доказывала необходимость кары и возмездия за совершаемые людьми преступления и подлые поступки. Надежда же, а именно так звали подругу, ратовала за «еще один шанс» и милосердие.

И вот они встретились.

— Надюха, сколько лет, сколько зим! — всплеснула руками Месть, ревниво оглядывая подругу. Прикинуться, что она ее не узнала, было невозможно: Надежда выглядела точно так же, как и в годы учебы, словно столетия, разделявшие их со дня последней встречи, чудесным образом прошли мимо нее.

Надежда вся засветилась:

— Привет, дорогая подруженька! Как же я рада тебя видеть!

И бросилась к однокласснице, чтобы обняться. Но та аккуратно отстранилась:

— Я тоже очень рада! Благо, ты ничуть не изменилась. Если не секрет, как удается тебе поддерживать такую хорошую форму?

Месть быстро достала из сумочки блокнот и ручку, приготовившись записывать:

— Адресок своего косметолога не подскажешь?! — и расплылась в деланной улыбке.

Последние годы внешность все чаще подводила ее. Под глазами вылезли предательские морщины, губы стали тонкими и сухими, от уголков шли резкие складки вниз.

Надежда улыбнулась:

— Ты знаешь, косметолога у меня нет, а вот наставница имеется. С нею я подружилась почти что в ту же пору, что и с тобой. Да с тех пор мы и не расстаемся.

Надежда черкнула пару строк в блокноте Мести:

— Вот здесь ты сможешь ее найти. Если кто и знает секреты, так только она.

Месть так разволновалась, что даже забыла поблагодарить за полученную информацию. Она сразу же остановила такси и продиктовала адрес.

Автомобиль вывез ее за пределы города. Они остановились у красивейшей изгороди, увитой плющом и цветами. Калитка была не закрыта. Месть вошла и оцепенела.

Перед ней стоял огромный деревянный дом, а вокруг него все было в цветах. Цвели деревья, цвели кустарники, цвели отдельные цветы на клумбах.

От сладкого запаха Мести стало немного дурно. Она уж было собралась выйти вон, но тут ее окликнул голос.

— Здравствуй! Не думала я, что когда-нибудь встречу тебя в своих владениях.

Увидев хозяйку, Месть почувствовала резкую боль в сердце. Ей стало больно дышать, а потом и больно смотреть.

Она согнулась и пробормотала:

— Я тебя знаю… Позволь мне уйти.

— Я не держу тебя, ты ведь сама пришла…

— Если бы я знала…

Она скрючилась еще больше.

— Может, дать воды? — озабоченно спросила хозяйка.

Месть уже даже не могла говорить. Сильная боль жгла все ее внутренности. Она помахала рукой и вдруг ощутила, как ладонь огибает что-то прохладное и приятное на ощупь. Месть пыталась сопротивляться, но долго продержаться не смогла. Рука сама поднесла ко рту кружку, и она сделала глоток.

Боль многократно усилилась. Месть закричала, но звука не получилось. Она лишь беззвучно открывала и закрывала рот.

А потом случилось удивительное. Последняя атака боли закончилась и внутри вдруг наступила тишина. А в этой тишине раздалась… трель соловья. В груди, где еще недавно горело от боли, стало тепло и хорошо. Теплота стала разливаться дальше: по рукам, ногам, по спине и животу, по лицу и глазам.

Месть рассмеялась. И сама удивилась услышанному звуку. Она не помнила, когда в последний раз вот так легко, беззаботно и радостно смеялась.

А потом закружилась на месте, танцуя одной ей ведомый танец под музыку, которая звучала только у нее внутри.

Подойдя к пруду, расположенному здесь же, на приусадебной территории, Месть заглянула в прозрачные воды. Ее лицо преобразилось. Больше не было морщинок, складок, мешков под глазами. Ее кожа была чистая и гладкая, как у юной девы.

Месть обернулась. Хозяйка стояла рядом и держала в руках букет цветов:

— Тебе, Верочка! И почаще меняй их дома. Свежие цветы — это наша молодость.

— Спасибо, Любовь! Теперь-то уж я постараюсь.

Первая любовь

Простой карандаш влюбился. Это случилось ранней весной, когда снег еще не сошел. При чем тут снег, спросите вы. А вот при чем!

Юная хозяйка, Леночка, любила рисовать на подоконнике. Бывало, разложит все свои принадлежности у окна, залезет на табуреточку, возьмет свой любимый простой карандаш и начнет набрасывать все, что увидит за окошком.

В тот день Леночка вздумала рисовать последний снег. Конечно, контур, как и обычно, карандашиком наметила. А потом призадумалась. Каким же цветом рисовать сам снег? Белого карандаша у нее не было. Взять краски? Нет, сегодня Леночке хотелось рисовать именно карандашами.

Лена прижала нос к оконному стеклу и стала внимательно разглядывать снег.

— Да он вовсе и не белый! — удивилась девочка. — Это же настоящая радуга. Вот же и серый, и голубой, и немножко зеленого, и даже розовый! Точно!

Леночка радостно засмеялась и схватила розовый карандаш. Подняла его высоко над головой и стала кружиться по комнате. А простой карандаш так и замер. Это была любовь с первого взгляда!

— Почему я раньше никогда ее не видел? — прошептал он и подкатился чуть ближе к альбому для рисования. Ему хотелось бы сейчас оказаться в руках хозяйки, чтобы случайно дотронуться до Розовой. Но, увы, девочка не может рисовать одновременно двумя карандашами.

С того дня все в жизни Простого изменилось. Он жил от одной встречи с Розовой до другой. Самым желанным звуком для него стал стук каблучков Леночки, которая шла рисовать. Ведь она возьмет карандаши и альбом для рисования, и он снова увидит свою любимую!

И все было хорошо до того самого дня, когда… Впрочем, расскажем по порядку.

В тот день Леночка проснулась ни свет ни заря. Прибежала к окошку и долго что-то высматривала на улице.

— Как много розового! Мне может не хватить, — задумчиво сказала она наконец.

У Простого ёкнуло в сердце. Он не на шутку испугался. «Неужели она испишет весь розовый карандаш?!» В висках у него застучало, а по деревянному тельцу пробежала дрожь.

Тут в комнату заглянула мама Леночки.

— Ма, как думаешь, хватит мне розового карандаша, или нужно идти новый покупать?

— А что же ты такое рисовать собралась, доча? — спросила мама.

— Да ты в окошко посмотри! Вишня зацвела! — радостно воскликнула Леночка.

Простой чуть не заплакал. Нарисовать цветущую вишню — да от Розовой почти ничего не останется!

Он начал быстро соображать. Думал-думал и придумал. Собрал все свои силёнки, оттолкнулся от поверхности и покатился в сторону Леночки.

— Доченька, смотри, простой карандаш!

— И что, ма?

— Так ты можешь все дерево им нарисовать, а потом розовым только легкую штриховку на лепестках. Знаешь, как красиво получится?!

— Точно! — обрадовалась Леночка. — Я такой рисунок у нашей учительницы видела.

Девочка схватила простой карандаш и быстро-быстро заработала.

Прошел час, потом второй. На листе бумаги один за другим появлялись ствол, веточки, листочки. Вот уже контуры лепестков наметились. Простой чувствовал, как тает его тельце и постепенно угасает его короткая карандашья жизнь. Но чем короче он становился, тем больше росла его любовь.

Он смотрел на свою любимую, Розовую, которая беззаботно шепталась о чем-то с подружками, Красной и Оранжевой, и улыбался.

— Скоро, очень скоро мы с тобой встретимся, дорогая! — прошептал он. — Леночка возьмет тебя в руки и начнет раскрашивать лепестки вишни. Наши линии пересекутся, и мы с тобой навсегда останемся вместе в этом прекрасном весеннем рисунке.

Спустя пару дней рисунок Леночки попал в руки учительнице рисования. Ее поразила цветовая гамма:

— Какое нежное и сильное сочетание цветов! Кто бы мог подумать! Розовый и простой карандаш.

А через месяц рисунок занял первое место на городской выставке изобразительного искусства, и его в красивой розовой рамочке повесили на почетное место. Под рисунком красовалась надпись: «Цветущая вишня: первая любовь».

Новая жизнь Таськи

Таська твердо решила начать новую жизнь. Прямо завтра. С субботы.

— Ну-ну! И кто начинает что-то новое в субботу? — прогундел у нее над ухом Подпотолковый. Это был ее персональный домовой, он жил под потолком, поэтому и имя придумал себе соответствующее, долго не заморачиваясь.

— Да у меня терпения не хватит ждать до понедельника! — подскочив со стула, жарко ответила Таська.

— Да, милочка, эмоции у тебя зашкаливают. Готов поспорить, что ничего с твоей новой жизни не выйдет!

— Выйдет, еще как выйдет! — Таська побагровела от возмущения. — И вообще, разве ты не должен в меня верить? Разве не твой моральный долг поддерживать меня во всех начинаниях и тэ пэ?

— Здрасьте! — Подпотолковый повис на люстре головой вниз и стал раскачиваться. — А ежели ты вздумаешь с дуба рухнуть или в речку сигануть? Может, я еще должен тебя ручкой подтолкнуть?

— Ты мне тут не передергивай! — погрозила Таська пальчиком. — Я сейчас благое дело замышляю.

— Замышляют, милочка, только гадкие делишки и пакости, — домовой громко засмеялся, люстра сильно завибрировала и свет погас.

— Пока что пакости только от тебя! — разозлилась Таська и пошла в прихожую чинить свет.

Со щитком она разобралась за полминуты: свет в их доме вырубался с периодичностью до нескольких раз в неделю и она уже изрядно наловчилась щелкать тумблером.

Домовой тем временем с люстры слез и занял место на шкафу.

— Ты мне вот что скажи, хозяюшка, ты совсем-совсем новую жизнь будешь начинать или кой-чего из старой все же прихватишь?

Таська разинула рот и застыла.

— Дело говоришь, старик, уважаю.

Домовой за секунду переместился прямо пред ее очи и подсунул бумажку с ручкой.

— А ты напиши, так быстрее и проще.

Таська разделила лист на две половины. Слева написала «Старое, на выкидон», справа «Старое, но беру в новое».

— Дурное слово — «старое». Не хочу даже слышать его! — она разорвала лист на мелкие кусочки. Но домовой тут же подсунул ей новый.

— Вторая попытка!

Таська повторила название левой колонки, над правой же надолго задумалась.

— Пока не буду озаглавливать. Лучше напишу содержимое.

— Ой, умняша! Ну нисколько в тебе не сомневался! — домовой пустил слезу и вытер огромным носовым платком.

— Так-так, что же я возьму с собой в свое светлое новое будущее?

Она откусила кончик карандаша и сразу же гневно записала в левую колонку:

— Грызть ногти, карандаши, ручки и любые другие неодушевленные предметы.

— А одушевленные что ли грызть не перестанешь?! — съерничал Подпотолковый.

Таська со всей силы запустила в него карандаш. Рядом тут же оказался новый.

— Эмоции! — прокричала Таська и записала их в правую колонку.

— Даже гнев? — шепнул домовой в самое ухо.

— Нет, гнев не годится, значит, придется выписывать все эмоции и сортировать, — голос Таськи потух.

— Ну хоть что-то же можешь записать в правую?

— Ладно, я возьму своих два, нет, три образования. Потом еще возьму вот эти записи из трудовой… — она полистала книжку и отметила карандашом меньше половины.

— А что ты будешь говорить своим новым начальникам про пропущенные годы? Где ты в это время была?

— Точно, дурацкая история… — Таська совсем скисла. — Подумаю об этом завтра.

— Эгегей, стой, какое завтра? Ты завтра уже в новой жизни будешь, там об этом думать будет нельзя. Я не прав?

— Прав, прав… Ладно, быстро напишу то, что я точно хочу взять с собой в новую жизнь.

И Таська стала строчить:

— мужа

— сына

— маму

— подруг Ленку, Аннушку, Наташку, Леську, Ирину и Валентину

— свой писательский талант (На этих словах домовой громко закашлялся, но Таська даже не повернулась в его сторону.)

— любовь к природе

— любовь к словесности (— Ишь ты, как сказанула, — присвистнул Подпотолковый.)

И еще 20 строчек ниже.

Закончив писать, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Домовой выхватил листок из ее рук и снова присвистнул.

— Э, мать, так тут же вся твоя жизнь! Ты что же, всю свою старую жизнь собираешься взять в новую?

Таська встрепенулась.

— Как вся старая?

Она забрала лист у домового и стала читать. И чем больше читала, тем выше ползли ее брови.

— Растакую твою налево, — выругалась Таська.

Домовой в сторону бросил:

— Ну, вот это, между прочим, можно и в старой жизни оставить…

— Так что же это такое, кто мне ответит? Неужели новой жизни не существует?

— Деточка моя дорогая, — нежно пропел домовой Таське в ухо и незаметно подтащил ее к шкафу. — А ты вот платьице новое надень — новая жизнь и начнется!

Таська открыла дверцу и застыла:

— Плаааатье! Откуда оно здесь? А красиииивое какое!

Она завизжала, схватила платье и стала его надевать. Через минуту уже крутилась у огромного зеркала и заливисто смеялась.

— Наверное, муж хотел мне сюрприз сделать! Сюрприз удался!!!

Домовой взмыл под потолок и блаженно улыбнулся:

— Ах, женщины! Одно платье — и целая новая жизнь!